Snow

Дихотомия "Восток-Запад"

13 сообщений в этой теме

Глобализация в культуре, смешение Запада и Востока. Радж Капур относился к этому с веселостью и непосредственностью. Так он пел в музыкальной комедии "Господин 420".



«Нарисован, как картинка,
Я в японских ботинках,
В узких брюках я – британских,
И в носках – американских,
В русской шляпе я большой
И с индийскою душой!»

Совсем иначе на этот вопрос смотрел Киплинг:
 

The Ballad of East and West

OH, East is East and West is West, and never the twain shall meet,
Till Earth and Sky stand presently at God's great Judgement Seat;
But there is neither East nor West, Border, nor Breed, nor Birth,
When two strong men stand face to face, tho' they come from the ends of the earth!

Kamal is out with twenty men to raise the Border side,
And he has lifted the Colonel's mare that is the Colonel's pride:
He has lifted her out of the stable-door between the dawn and the day,
And turned the calkins upon her feet, and ridden her far away.
Then up and spoke the Colonel's son that led a troop of the Guides:
``Is there never a man of all my men can say where Kamal hides?''
Then up and spoke Mahommed Khan, the son of the Ressaldar,
``If ye know the track of the morning-mist, ye know where his pickets are.
At dusk he harries the Abazai---at dawn he is into Borair,
But he must go by Fort Bukloh to his own place to fare,
So if ye gallop to Fort Bukloh as fast as a bird can fly,
By the favour of God ye may cut him off ere he win to the Tonuge of Jagai,
But if he be passed the Tongue of Jagai, right swiftly turn ye then,
For the length and the breadth of that grisly plain is sown with Kamal's men.
There is rock to the left, and rock to the right, and low lean thorn between,
And ye may hear a breech-bolt snick where never a man is seen.''

The Colonel's son has taken a horse, and a raw rough dun was he,
With the mouth of a bell and the heart of Hell, and the head of a gallows-tree.
The Colonel's son to the Fort has won, they bid him stay to eat--
Who rides at the tail of a Border thief, he sits not long at his meat.
He's up and away from Fort Bukloh as fast as he can fly,
Till he was aware of his father's mare in the gut of the Tonue of Jagai,
Till he was aware of his father's mare with Kamal upon her back,
And when he could spy the white of her eye, he made the pistol crack.
He has fired once, he has fired twice, but the whistling ball went wide.
``Ye shoot like a soldier,'' Kamal said. ``Show now if ye can ride.''
It's up and over the Tongue of Jagai, as blown dust-devils go,
The dun he fled like a stag of ten, but the mare like a barren doe.
The dun he leaned against the bit and slugged his head above,
But the red mare played with the snaffle-bars, as a maiden plays with a glove.
There was rock to the left and rock to the right, and low lean thorn between,
And thrice he heard a breech-bolt snick tho' never a man was seen.
They have ridden the low moon out of the sky, their hoofs drum up the dawn,
The dun he went like a wounded bull, but the mare like a new-roused fawn.
The dun he fell at a water-course--in a woeful heap fell he,
And Kamal has turned the red mare back, and pulled the rider free.
He has knocked the pistol out of his hand--small room was there to strive,
``'Twas only by favour of mine,'' quoth he, ``ye rode so long alive:
There was not a rock for twenty mile, there was not a clump of tree,
But covered a man of my own men with his rifle cocked on his knee.
If I had raised my bridle-hand, as I have held it low,
The little jackals that flee so fast were feasting all in a row:
If I had bowed my head on my breast, as I have held it high,
The kite that whistles above us now were gorged till she could not fly.''
Lightly answered the Colonel's son:--``Do good to bird and beast,
But count who come for the broken meats before thou makest a feast.
If there should follow a thousand swords to carry my bones away,
Belike the price of a jackal's meal were more than a thief could pay.
They will feed their horse on the standing crop, their men on the garnered grain,
The thatch of the byres will serve their fires when all the cattle are slain.
But if thou thinkest the price be fair,--thy brethren wait to sup,
The hound is kin to the jackal-spawn,--howl, dog, and call them up!
And if thou thinkest the price be high, in steer and gear and stack,
Give me my father's mare again, and I'll fight my own way back!''
Kamal has gripped him by the hand and set him upon his feet.
``No talk shall be of dogs,'' said he, ``when wolf and grey wolf meet.
May I eat dirt if thou hast hurt of me in deed or breath;
What dam of lances brought thee forth to jest at the dawn with Death?''
Lightly answered the Colonel's son: ``I hold by the blood of my clan:
Take up the mare for my father's gift,--by God, she has carried a man.!''
The red mare ran to the Colonel's son, and nuzzled against his breast,
``We be two strong men,'' said Kamal then, ``but she loveth the younger best.
So she shall go with a lifter's dower, my turquoise-studded rein,
My broidered saddle and saddle-cloth, and silver stirrups twain.''

The Colonel's son a pistol drew and held it muzzle-end,
``Ye have taken the one from a foe,'' said he; ``will ye take the mate from a friend?''
``A gift for a gift,'' said Kamal straight, ``a limb for the risk of limb.
Thy father has sent his son to me, I'll send my son to him!''
With that he whistled his only son, that dropped from a mountain-crest--
He trod the ling like a buck in spring, and he looked like a lance at rest.
``Now here is thy master,'' Kamal said, ``who leads a troop of the Guides,
And thou must ride at his left side as shield on the shoulder rides.
Till Death or I cut loose the tie, at camp and board and bed,
Thy life is his--thy fate it is to guard him with thy head.
So thou must eat the White Queen's meat, and all her foes are thine,
And thou must harry thy father's hold for the peace of the Border-line,
And thou must make a trooper tough and hack thy way to power--
Belike they will raise thee to Ressaldar when I am hanged in Peshawur.''

They have looked each other between the eyes, and there they found not fault,
They have taken the Oath of the Brother-in-Blood on leavened bread and salt:
They have taken the Oath of the Brother-in-Blood on fire and fresh-cut sod,
On the hilt and the haft of the Khyber knife, and the Wondrous Names of God.
The Colonel's son he rides the mare and Kamal's boy the dun,
And two have come back to Fort Bukloh where there went forth but one.
And when they drew to the Quarter-Guard, full twenty swords flew clear--
There was not a man but carried his feud with the blood of the mountaineer.
``Ha' done! ha' done!'' said the Colonel's son. ``Put up the steel at your sides!
Last night ye had struck at a Border thief--to-night 'tis a man of the Guides!''

Oh, East is East and West is West, and never the twain shall meet,
Till Earth and Sky stand presently at God's great Judgement Seat;
But there is neither East nor West, Border, nor Breed, nor Birth,
When two strong men stand face to face, tho' they come from the ends of the earth!



Интересную особенность взаимодействия культур Востока и Запада, мы находим в философии Н. Бердяева. Он считал проблему «Восток-Запад» наиважнейшей в мировой истории, отправной точкой для тех, кто хочет понять мировую борьбу, рассматривая ее сквозь призму философии истории. «Проблема Востока и Запада, - писал Бердяев, - в сущности, всегда была основной темой всемирной истории, ее осью». Мировую войну в этом контексте он понимал как один из актов всемирно-исторической драмы Востока и Запада. Именно мировая война, по мнению философа, привела Восток и Запад к невиданному доселе соприкосновению. То, чего не смог сделать «мир», смог сделать «раздор» - он вывел западного человека за границы европейской культуры, цивилизации и истории. Но это не говорит о том, что до сих пор Запад был равнодушен к Востоку, не стремился его познать.
Рассуждения Бердяева на тему взаимодействия Востока и Запада можно разделить на два вида: первые носят социологический и психологический характер (известно, что Бердяев многими исследователями философии относится к направлению экзистен­циализма, и именно потому, что его философия глубоко психологична); вторые можно назвать «политическими», «геополитическими», так как касаются они империализма и его роли в проблеме «Восток-Запад». Характерной чертой высказываний Бердяева о том, что влекло европейца, человека Запада на протяжении всей мировой истории на Восток, носят скорее психологический, иногда и мистический оттенок.
Н. Бердяев, пытаясь найти истоки начавшегося движения Востока и Запада друг другу, указывает на то, что равновесие западной культуры всегда было условным. Европа была замкнутым миром на протяжении веков, но за ее пределами была «мировая ширь, уходящая далеко на Восток». Государственную и культурную жизнь Европы всегда «беспокоили» мировые пространства, неизведанность, таинственность Востока и его культуры. Даже империалистические стремления западных держав к экономическому господству, Бердяев во многом объясняет стремлением преодолеть замкнутость европейской цивилизации. Здесь империализм – понятие не столько политическое и экономическое, сколько социокультурное. «Неведомая ширь земного шара притягивает к себе. Взоры обращаются к Азии и Африке, к древним колыбелям культуры. Обратное движение с Запада на Восток, по-видимому, является внутренне неизбежной диалектикой европейской культуры» - пишет Бердяев.
Н. Бердяев, анализируя причины первой мировой войны, подчеркивал, что проб­лема «Восток-Запад» сыграла в этом процессе немаловажную роль. Пожар войны начался с Балкан. Оттуда, по его мнению, всегда шла угроза западному миру. Балканы – путь с Запада на Восток. Константинополь – те ворота, через которые культуры Западной Европы могут пойти на Восток, в Азию и Африку. Образование Османской империи было шествием Востока на Запад. Разрушение Турции будет обратным движением Запада на Восток. Бердяев считает, что народы Запада всегда боялись этого движения, чувствуя себя неготовыми для него.
Признавая то, что проблема взаимодействия Востока и Запада существовала всегда, и не была рождена, как империализм и национализм, в конце XIX века, Бердяев говорит о том, что средневековая Европа в своей политике по отношению к Востоку резко отличалась от Европы начала ХХ столетия. Запад в средние века был смелее в своем стремлении на Восток. Европа не боялась Востока так, как сейчас. Она откликнулась на идею крестовых походов. В дальнейшем замкнутость западного мира усиливается и возникает уникальное по своей сути явление – Турецкая империя,– которая самим фактом своего существования олицетворяет духовную незрелость западных народов, их страх перед движением навстречу Востоку, которое, тем не менее, неизбежно, так как предписано диалектикой исторического развития.
Мировая война, считал Бердяев, не просто сделает возможным огромный скачок Запада навстречу Востоку. Ее результатом будет расширение европейской культуры не только на восток, но и на запад – в Америку. Усиление Америки после войны неизбежно. Западная цивилизация, борясь, даже против своей воли, против воли ее народов, со своей замкнутостью, «провинциальностью», сделает это усиление крайнего Запада возможным и неизбежным. Будет преодолен страх не только перед Востоком, Россией, но и перед расширением границ Запада.
Русская философия, полярность которой известна, часто в форме учений своих представителей давала полностью противоположные оценки западной (европейской) цивилизации. Одной из основных черт философских рассуждений Бердяева было отторжение им полярности, созданной славянофилами и западниками русской философии. Именно за это часто Бердяева осуждали в непостоянстве его убеждений. Но отрицание полярности, отказ от крайних мнений и оценок, привел Бердяева к своеобразному компромиссу в оценке западной цивилизации. Он считал, что европейская культура несовершенна, Европа – не есть идеал культуры вообще. Он пишет: «Только темная, еще азиатская душа, не ощутившая в своей крови и в своем духе прививок старой европейской культуры, может обоготворять дух европейской культуры как совершенный, единый и единственный. И она же не чувствует культур Востока» .
Главный недостаток западноевропейской культуры Бердяев видит в ее провинциальности, замкнутости, а, касаясь философии, в материализме. Мировая катастрофа войны должна перевернуть мир и избавить Запад от провинциализма, и, в тоже время, обогатить его религиозным углублением Востока. Это должно привести к отходу западного общества от социологического ощущения к ощущению космическому. Реальное же выражение этот процесс найдет в политике, в политических последствиях. Наступит новый период в истории человечества, в котором Восток и Запад обогатят друг друга посредством своих национальных культур.
Н. Бердяев не идеализирует Восток, так же как и Запад. Он пишет: «Не следует смешивать дикого, темного, азиатского Востока с древней культурой азиатского Востока, представляющего самобытный тип, привлекающий внимание самых культурных европейцев. На Востоке – колыбель всех великих религий и культур. И на вершинах европейской культуры подлинно культурный европейский человек не может чувствовать презрения к своим древним истокам. Это презрение свойственно лишь варвару, человеку некультурному. Старинная культурная европейская душа не может идолопоклонствовать перед европейской культурой и не может презирать культуру Востока». Про­ти­воположность Темного Востока – глубина восточной культуры, ее основное дос­тижение (столь важное для Запада, замкнутого и требующего обновления) – древние религиозные истоки. Объединение достижений Запада и Востока сделает их равноцен­ными по-новому, приведет к созданию нового миропорядка, откроет миру новые горизонты.
Если Данилевский отвергает борьбу Востока и Запада, отвергает объективность существования их вечного противодействия в историческом процессе, то Н. Бердяев признает, что долгие десятилетия, в особенности XVIII -начала XX столетий, Запад вел колониальную политику по отношению к Востоку. Результатом рассуждений Н. Бердяева о судьбах Востока и Запада становится его убеждение в том, что ситуация, когда Европа интересовалась Азией только с точки зрения ее колонизации, захвата ее территории вскоре изменится, и у западной цивилизации появятся новые стремления и интересы, касающиеся Востока, его культуры и особенностей миросозерцания.
Из статьи Байдарова "Проблемы дихотомии «Запад-Восток», «Восток-Запад» в глобалистике".


В общем три точки зрения.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Про загнивание Западной цивилизации и ее обреченности Бердяев хорошо здесь писал.

http://krotov.info/library/02_b/berdyaev/1923_059.htm

ОСВАЛЬД ШПЕНГЛЕР И ЗАКАТ ЕВРОПЫ

Николай Бердяев

Предсмертные мысли Фауста.

Впрочем, как и большинство русских мыслителей он видел будущее мира в России- в России как русском Востоке.

Хотя в статье интересная мысль о боязни Западом Востока в начале XX в (хотя в средневековье этой боязни не было).

Вполне возможно что все анти- мусульманские акции проведенные западными странами (типа Буря в пустыне) это попытка преодолеть эту боязнь.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Панарин предлагает двухполушарную систему.

Впрочем, как и большинство русских мыслителей он видел будущее мира в России- в России как русском Востоке.
Думается эту мысль уже погребли и отпели. russian.gif
Хотя в статье интересная мысль о боязни Западом Востока в начале XX в (хотя в средневековье этой боязни не было).

Это просто потому, что до возникновения феномена западного индустриального общества Восток определенно был богаче и сам побаивался "западных варваров". Богатые всегда испытывают страх перед бедными, возможно Прудон все-таки прав, "La propriété, c'est le vol !"

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Думается эту мысль уже погребли и отпели.

Да нет. Есть последователи.... Та же Н. Нарочницкая...да С. Перевезенцев (это так на вскидку). wink.gif

Ну а если более подробно, то с миром Востока кажется понятно- это прежде всего Ближний Восток, Китай (тут же Япония и Корея) и Индия. Запад тоже ясно.
Другое дело- Россия.
Ведь с точки зрения мира Востока это - Запад, а с точки зрения Запада- это Восток.(в Штатах Россия это Восточная страна wink.gif)

Есть точка зрения Н. Бердяева на Россию как на расколотую цивилизацию из-за постоянного влияния то Запада, то Востока. Современный историк А.С. Ахиезер так же считает цивилизацию России "расколотой следствии промежуточного положения между Западом и Востоком.

Семенникова пишет о России как о конгломерате различных цивилизаций.и считает что в России дважды происходил распад цивилизации в 1917 и в 1991гг.

Здесь такой кратенький обзор взглядов историков- культурологов на место России в дихотомии Восток-Запад.
http://www.hrono.ru/statii/2003/lub_civil.php
Лубский А.В.
Россия как цивилизация

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Полюса смещаются, эклиптика кренится, весьма возможно в недалеком будущем пойдет речь о дихотомии "Север-Юг" если уже не идет. triniti.gif

Перспективы славян тут не самые радужные, потому что славяне вечно между собой грызутся. comando.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Полюса смещаются, эклиптика кренится, весьма возможно в недалеком будущем пойдет речь о дихотомии "Север-Юг" если уже не идет.

Дихотомия Север - Юг была разработана еще в 1970 гг. в частности известным американским социологом И. Валлерстайном.

Рекомендую почитать его статью
http://www.inesnet.ru/magazine/mag_archive...vallerstain.htm
Иммануил Валлерстайн
Геополитические размежевания в ХХI столетии
"Экономические стратегии", №05-06-2006, стр. 14-20
http://www.inesnet.ru/magazine/mag_archive...vallerstain.htm
Иммануил Валлерстайн
Геополитические размежевания в ХХI столетии
"Экономические стратегии", №07-2006, стр. 12-17
Разлом по линии Север - Юг

Перспективы славян тут не самые радужные, потому что славяне вечно между собой грызутся.
Так надо любить друг друга pig_ball.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Хотя на мой взгляд размежевание по линии Восток-Запад носит более культуро- цивилизационный аспект. А вот линия Север- Юг это уже разлом по линии - экономики и политики (да и военной сферы).

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

проблема дихотомии Запад - Восток - это выдуманная салонная проблема, которая существует лишь в головах философов, которые боятся заниматься реальными проблемами. в действительности же никакой такой проблемы нет, потому что нет никакого Востока и Запада, а есть множество разных конкретных культур, так, например, и в рамках "Запада" есть, например, Северо-Западная Европа и Европа Юго-Восточная, между ними непонимания куда больше зачастую, чем между "Востоком" и "Западом", затем, например, и Саудовская Аравия и Япония относятся к "Востоку" - но между ними пропасть, трудно придумать более противоположные миры.

и я бы настоятельно рекомендовала не тиражировать стереотипные взгляды, имеющие достаточно косвенное отношение к реальности, не заниматься антропологией аэропорта, а в каждом конкретном дискурсе описывать какие-то определенные культуры, описывать конкретные механизмы конкретных культур, а не просто "сферический восток в вакууме".

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Не согласен, проблема эта есть. Но она немножко не в плоскости материальной, она внутри нас, трасцендентном. Каждый человек внутри является представителем двух миров. Расщепленный мир западного человека и цельный мир восточного человека. Что выбрать - непонятно, вот и существует этот спор. Если бы все сразу выбирали, не было бы предмета для разговора.

Кстати лично к тебе, Tresi, как спецу в области лингвистики, вопрос - существует ли дихотомия в письменности, то есть между алфавитной и иероглифической? Кобзев уже немолод и лыс, и он считает, что это серьезная пропасть, которая существенно отражается на восприятии мира.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Поддерживаю Сайго. Проблема есть, но носит она не географический характер, а именно- культурно-смысловой. При этом надо учитывать, что границы Востока-Запада весьма подвижны. Это действительно внутренне ощущение человека...часть какого мира он.

Кстати, на нашем форуме много поклонников Востока rolleyes.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Гхм... Tresi скорее поклонник западных идей, насколько я понимаю, и это хорошо, не всем же молиться на Восток.
Есть у Торчинова такая заметка - "Хайдеггер и Восток: предыстория и постановка проблемы". Учитывая увлечение Хайдеггером вообще и с точки зрения банальной эрудиции в частности небезынтересно ознакомиться.

Обращаясь к Востоку, европейская мысль как бы смотрелась в некое инокультурное зеркало, видя в нем отражение своих собственных проблем и интересов. В течение столетий Европа не столько стремилась понять Восток в его своеобразии и принять его в его таковости, сколько желала обнаружить в нем подтверждение своим собственных открытий, дерзаний и устремлений. В 17 веке европейский рационализм, зачарованный перспективой математизации метафизики и превращения её в точное знание, обратил внимание на китайскую нумерологию и комбинаторику. Так, Лейбниц не только нашел в китайском «Каноне Перемен» (И цзин) истоки своего дифференциального исчисления с его двоичной системой, но и истоки истинной естественной теологии, которой, как он считал, китайцы имеют такое же право обучать европейцев, как последние — обучать первых христианской богооткровенной теологии.
Несколько позднее французские просветители, прежде всего, Вольтер, познакомились с трудами миссионеров иезуитов и увидели в китайской империи образец просвещенной монархии, в которой господствует принцип выдвижения людей по их талантам согласно мудрой системе экзаменов, деистическая естественная религия с культом Высшего Разумного Существа — Неба.
В первой половине 19 века А. Шопенгауэр обратился к религиозно-философской мысли Индии, увидев в веданте и буддизме не только один из источников своей философии, но и некое наиболее совершенное выражение вечной мудрости. Свой онтологический пессимизм и учение об освобождении как резиньяции воли Шопенгауэр подкреплял наряду с кантовским априоризмом четырьмя благородными истинами буддизма, ведантической майявадой и общеиндийскими доктринами сансары и кармы.
Шопенгауэровское обращение к Востоку сыграло огромную роль в начале процесса (не завершившегося, впрочем, до сих пор) преодоления философского и историко-философского европоцентризма. Именно после него восточная, прежде всего, индийская, мысль перестает рассматриваться исключительно как некая «недофилософия» или «предфилософия» и начинается признание ее не только историко-философская, но и собственно философская, в том числе, и эвристическая ценность. С другой стороны, шопенгауровские экскурсы в область восточной мысли стимулировало и само востоковедение, постепенно переходившего от чисто филологической проблематики, к культурологической и историко-философской. Так, именно увлечение Шопенгауэром подвигло П. Дейссена не только создать Шопенгауэровского Общества, но и стать индологом, одним из ведущих санскритологов мира, посвятившим всю свою жизнь изучению «культовых» текстов своего философского кумира — Упанишад и других работ школы веданта. При этом, философские взгляды Дейссена непосредственно отражались и в его научных работах — достаточно вспомнить его небольшую книгу «Платон и веданта в свете кантовской философии» [1]. Интересно также, что Дейссен был школьным товарищем Ф. Ницше, и дружба с будущим санскритологом, возможно, повлияла на воззрения Ницше, в том числе и на его достаточно положительное отношение не только к восточной мысли, но и культуре Востока вообще. С другой же стороны, как известно, Ницше как мыслитель формировался под мощным воздействием философии Шопенгауэра, из которой он исходил и от которой он отталкивался, оставаясь, тем не менее, в рамках ее экзистенциальной парадигмы.
Философский стиль Ницше сыграл очень важную роль в характере восприятия восточной мысли в 20 веке. Если Шопенгауэр во многом еще оставался связанным с традициями классической новоевропейской философии и стремился интерпретировать индийскую мысль в духе кантовского априоризма и трансцендентального идеализма, то Ницше со своей антиметафизической метафизикой принципиально отбрасывает подобный подход, что в принципе открывало возможность к более адекватному истолкованию восточного философского текста вне попыток искусственного вмещения его в прокрустово ложе парадигм европейской метафизической традиции. Короче говоря, если Шопенгауэр метафизичен и гносеологичен в классическом новоевропейском смысле (хотя вся эта теоретическая «кантианская» сторона учения Шопенгауэра явно подчинена экзистенциальным задачам его философии жизни), то Ницше уже принципиально и однозначно экзистенциален; весь кантианский декор шопенгауэровской «науки освобождения» отброшен. Для Ницше переживание реальности и действование-в-реальности уже вполне самоценно, не нуждаясь ни в какой санкции чистого разума в кантовском смысле. И в этом отношении Ницше — безусловный предшественник не только хайдеггеровского Dasein, но хайдеггеровского восприятия Востока. Выражаясь языком позднего Шеллинга, Восток из Das Was оптического подхода немецкого классического идеализма превращается в Das Das экзистенциально-онтологического переживания. Здесь же рождается и возможность не просто однозначных и линейных инокультурных заимствований, но и разнонаправленного полифонического диалога, равно как и многоуровневой калейдоскопической в своем многообразии переклички между различными интеллектуальными традициями Востока и Запада, а также, в конечном итоге, к снятию принципиальной оппозиции Восток-Запад вообще, примером чему могут служить и некоторые тексты постмодерна.
Интересно, что аналогичные процессы протекают и зарождающемся историко-философском востоковедении, причем они оказываются напрямую связанными с преодолением тонких форм европоцентризма. И здесь весьма показателен пример классической российской буддологии (петербургская/ленинградская школа). Так, Ф.И. Щербатской и его ученики последовательно использовали неокантианскую парадигму для описания буддийской философии (прежде всего, поздней йогачары) [2]. Такой подход при всей его понятности (доминирование именно данной парадигмы в русской академической философии начала 20 века) и определенной обоснованности (ярко выраженный эпистемологизм поздней йогачары) тем не менее, не только способствовал сохранению и воспроизведению тонкого европоцентризма (ибо он имплицитно предполагал веру как в универсальность именно европейского философского языка, так и в способность последнего адекватно описывать феномены инокультурной мысли), но и приводил подчас к откровенным недоразумениям: так перевод Щербатским термина свалакшана (дословно — свое-признак; собственный признак, собственное свойство) как «вещь в себе» скорее мешает, нежели помогает пониманию этого технического термина йогачаринского умозрения [3].
Постепенно востоковедение отходит от такой однозначной привязки философского истолкования восточного текста к определенной западной философской парадигме, чему правда предшествовали опыты по использованию различных парадигм, в том числе и феноменологической (труды Г. Гюнтера), однако, в конечном итоге современная историко-философская герменевтика, на формирование принципов и процедур которой поздний Хайдеггер оказал несомненное и мощное влияние, стала скорее поощрять определенную вольность философского языка, обращающегося сразу к нескольким, порой диахронным, философским парадигмам, равно как и свободное конструирование неологизмов, внутренняя форма которых в большей степени способствует передаче специфики терминологии инокультурного текста, нежели устоявшийся однозначный (принципиально чуждый полисемии) термин классической новоевропейской философской традиции. Этому процессу способствует и окончательное утверждение в западной культуре конца 20 века признание принципа плюрализма культур в их несводимости и уникальности, принципа, исключающего любой (в том числе, и герменевтический межкультурный редукционизм).
И именно в контексте очерченных выше проблем здесь будет предпринята попытка рассмотреть сложнейшую проблему философской встречи восточной и современной западной мысли на примере философии Хайдеггера и даосской школы сюань-сюэ («учение о Сокровенном», мистология).
К проблеме «Хайдеггер и Восток» возможны различные проблемы. Можно обратиться непосредственно к биографии и философскому творчеству крупнейшего германского философа 20 века для выяснения уровня и характера его знакомства с восточной философией и культурой. В отличие от того же Шопенгауэра, тексты Хайдеггера отнюдь не изобилуют ссылками на восточных мыслителей. И, тем не менее, отрицать его интерес к Востоку, разумеется, не приходится. Так, мы знаем, что еще на рубеже 20-х — 30-х годов философ читал Дао-Дэ цзин и Чжуан-цзы, и идеи этих классических даосских текстов вызвали его живейший интерес [4]. Позднее Хайдеггер, уже признанный мэтр и Alten Herr, ссылался на работы Дайсэцу Тэйтаро Судзуки, посвященные буддизму школы Дзэн, утверждая, что в своих текстах он хотел выразить то же самое, о чем говорит «этот японец».
Но возможен и иной подход, заключающийся в поиске некоей внутренней переклички между мыслью Хайдеггера и идеями философов Востока вне вопроса о том, был ли знаком с этими идеями сам Хайдеггер или же нет. Такой подход обладает несомненной ценностью, поскольку он позволяет рассматривать оба направления мысли в их открытости и вневременной онтологической диалогичности. При удачном применении такого герменевтического подхода, восточная мысль и тексты Хайдеггера становятся как бы взаимоистолковывающими, взаимообогащаясь и открывая новые горизонты метафизического вопрошания сущего о сущем.
Любому человеку, мало-мальски знакомому с текстами Хайдеггера и с его пониманием Dasein («здесь-и-теперь-бытие»), а также с культурами Востока, сразу же приходят на ум и буддийская кшаникавада (доктрина мгновенности) и японское моно-но аварэ, «печальное очарование сущего», умонастроение, возросшее на почве буддийского «все непостоянно» (сарва анитьям), пропущенного через призму китайского зрения о всеобщности перемен (и), образующих великий поток сущего, которым правит имманентное Дао, Великий Путь. Моно-но аварэ — это некое мироощущение, погружение в блаженное, и вместе с тем, окрашенное ностальгической грустью, созерцание постоянного изменения сущего, реально присутствующего в своей неповторимой и открытой подлинности, «таковости» (санскр. татхата; кит. жу, японск. нё) лишь в данном неделимом и единственно реальном мгновении, том самом миге между фиктивным прошлым и фиктивным будущем, которое и есть жизнь:
Лишь сущее, которое по сути своей в своем бытии настает так, что, свободное для своей смерти, о нее разбиваясь, оно может тать отбросить себя назад к своему фактичному вот, т.е. лишь сущее, которое как настоящее есть равноисходно бывшее, способно, передавая само себе наследуемую возможность, принять свою брошенность и быть мгновенно-очным для «своего времени». Лишь собственная временность, которая вместе с тем конечна, делает возможным нечто подобное судьбе, т.е. собственную историчность [5].
Моно-но аварэ есть лишь один изолированный пример созвучия хайдеггеровской мысли и восточного умозрения, достаточно яркий и вместе с тем достаточно изолированный. Гораздо интереснее сопоставление хайдеггеровского вопрошания о сущим с некоторым целым восточной мысли.

Примечания

[1] Дейссен П. Платон и веданта в свете кантовской философии. СПб., 1911
Назад
[2] Эта неокантианская парадигма, правда, начинает под воздействием новых философских веяний размываться в поздних работах Ф.И. Щербатского. См. Stcherbatsky Th. The Buddhist Logic. Vol. 1-2. Leningrad, 1930-1932, в интерпретирующем языке которой отчетливо заметно влияние философии А. Бергсона
Назад
[3] Подробно см.: Шохин В.К. Ф.И. Щербатской и его компаративистская философия. М, 1998. Данное исследование содержит также весьма полезный очерк развития историко-философской компаративистики как таковой (С. 14-64).
Назад
[4] Poggeler О. West-East Dialogue: Heidegger and Lao-tzu // Heidegger and Asian Thought. Ed. By Graham Parkes. Honolulu, 1987. P. 47-78.
Назад
[5] Хайдеггер M. Бытие и время. Пер. В.В. Бибихина. М., 1997. С.. 385.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

За всю историю человечества при отсутствии деструктивных внешних воздействий Китай всегда экономически и социально лидировал, и возможно даже, что его невиданный расцвет в эпоху Сун (X-XIII вв.) дал первотолчок Ренессансу и формированию современного западного мира.

Кобзев А.И. Синьхайский перелом в китайской культуре

Вот такая интересная версия.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
«...нет начала и конца ‑ вот что такое восточный образ мышления. Западный ум считает, что должно быть начало, что Бог должен был сотворить мир, что в начале было "Слово". Нашему, восточному уму все представляется совсем иначе: нет Бога‑творца, нет начала вещей, нет ни "Слова", ни Логоса, ни чего‑либо, ни ничего. Запад воскликнет тогда: "Все это чепуха! Это совершенно немыслимо!" Восток ответит: "Вы правы. Покуда существует "мышление", вы не можете избежать дилеммы или бездонной пропасти абсурдов".»

Судзуки Дайсэцу

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас