Snow

Война коадъюторов и Позвольские соглашения 1557 г.

2 сообщения в этой теме

В. Е. Попов, А. И. Филюшкин. «ВОЙНА КОАДЪЮТОРОВ» И ПОЗВОЛЬСКИЕ СОГЛАШЕНИЯ 1557 ГОДА

В 1556 г. в Ливонии вспыхнула так называемая «война коадъюторов»1. Она стала результатом попытки реализации планов Пруссии и Королевства Польского по аннек­сии Ливонии или, по крайней мере, подчинению ее влиянию польской Короны (по образцу Пруссии, ставшей вассалом Ягеллонов в 1525 г.). Главным организатором интриги был прусский герцог Альбрехт Гогенцоллерн, давно мечтавший покончить с ливонской ветвью Тевтонского ордена: еще в 1526 г. он советовал Сигизмунду I Ста­рому договориться с Москвой о разделе Ливонии2. В 1529 г. ему удалось при помощи короля добиться для своего младшего брата Вильгельма должности коадъютора при рижском архиепископе Томасе Шеннинге3, которому Вильгельм и наследовал десять лет спустя. Гарантировав таким образом польско-прусское влияние в Рижском диоцезе, Альбрехт готов был продолжить агрессивную ливонскую политику, но только в сен­тябре 1552 г. он получил принципиальное одобрение нового польского короля Сигизмунда II Августа, предложившего герцогу разработать конкретный план присоеди­нения Ливонии4. По всей видимости, изначально речь шла о заключении союзного договора между польской Короной и орденом, на необходимости которого в должен был настаивать Вильгельм и пропольски настроенные советники в самом ордене5. Но серьезным препятствием к тому были неурегулированные пограничные споры между Ливонией и Великим княжеством Литовским: осенью 1553 г., как раз накануне заседа­ния ливонского ландтага, на котором должен обсуждаться вопрос о союзе, троцкий воевода Николай Радзивилл устраивает крупный набег на район Бауске. И в январе 1554 г. ливонские сословия вместо альянса с польским королем решают продлить перемирие с Москвой, желательно на 30 лет6.

Cranach_the_Younger_Sigismund_II_Augustu

Сигизмунд II Август, портрет работы Кранаха

Между тем еще в октябре 1553 г. к архиепископу Вильгельму обратился с просьбой молодой мекленбургский герцог Ян Альбрехт: пристроить его брата Кристофа в орден или на должность рижского коадъютора, так как сам герцог не может содержать много­численное потомство своего отца7. Альбрехт Гогенцоллерн довольно скоро оценил пер­спективы подобного назначения и в глубокой тайне принялся за разработку так называ­емого «коадъюторского плана». В феврале 1554 г. по совету Альбрехта архиепископ Вильгельм дает свое согласие на кандидатуру Кристофа. В течение последующих полутора лет прусскому и мекленбургскому герцогам удалось заручиться поддержкой императора Карла V, римского папы, князей Священной Римской империи. Неудачей закончились только переговоры с королем Дании Кристианом III, который не высказался резко про­тив, но и не выразил полной поддержки кандидатуре Кристофа Мекленбургского8.

Таким образом, план Альбрехта, окончательно подготовленный к июню 1555 г., был прост. Назначение Кристофа, «многообещающего юноши 18 лет» (род. 1538), должно будет вызвать недовольство руководства ордена. Возможно, расчет был также и на то, что Кристоф окажется несовместим с суровым миром северных кресто­носцев в нравственном отношении. Потеряв отца в 10 лет, юноша получил «женское воспитание» при дворе его матери в обществе придворных дам. В 16 лет он впервые оказался игрушкой в руках политиков — был послан в Париж в качестве заложника от протестантских князей. В 17 лет стал обладателем титула епископа Ратцебургского. По словам Г. В. Форстена, Кристоф был изнеженный, под постоянной опекой боготворившей его матери, для своих лет слишком рано вкусивший всех мирских удовольствий в бытность свою во Франции, религиозно индифферентный, без надлежащего образования, занятый одною только мыслью, как бы веселее и беспечнее провести жизнь...9.

Такой легкомысленный коадъютор не мог не вызывать раздражения у ордена. Но главное — кандидатура Кристофа противоречила рецессу Вольмарского ландтага 1546 г., по которому представитель наследственной аристократии не мог быть назна­чен коадъютором или епископом, поскольку это грозило секуляризацией ордена10.

По мнению Альбрехта, коадъюторство Кристофа должно было спровоцировать выступление ордена против Рижского архиепископства — и тогда Сигизмунд II полу­чал законное право вмешаться в конфликт как протектор и родственник архиепископа Вильгельма. Вмешательство может иметь любые формы, вплоть до отправки войск на защиту архиепископа и его коадъютора, т. е. фактически — военного вторжения и интервенции. 1 сентября 1555 г. на встрече с Альбрехтом Сигизмунд II принял план и обещал оказать Кристофу полную поддержку11.

25 ноября 1555 г. Кристоф прибыл в Ригу. Две недели спустя, 9 декабря, Вильгельм отправил магистру Генриху фон Галену (избран главой ордена в 1551 г.12) письмо, в котором извещал о прибытии Кристофа и о своем желании назначить его своим коадъютором. Этот выбор поддержан римским королем Фердинандом, мекленбургс­ким герцогом Яном Альбрехтом, а также князьями империи. Все эти сановники не при­знают решения Вольмарского ландтага 1546 г., и с этим ордену придется считаться. Поэтому Вильгельм просит магистра или согласиться с кандидатурой Кристофа, или четко и недвусмысленно обозначить свою позицию по этому вопросу.

12 января 1556 г. на заседании конвента в Вендене выступил польский посол Кас­пар Ланский, еще в декабре прибывший ко двору архиепископа Вильгельма, где уже находились послы из Мекленбурга и Пруссии (Ян Гофман, Иоахим Кляйнов, Иоахим Краузе и Бальтазар Ганс). Ланский предъявил требование Сигизмунда II как протек­тора рижского архиепископа избрать коадъютором Кристофа. При этом, согласно донесению Бальтазара Ганса, магистр издевательски принял Ланского: не уступил ему почетного места за столом, силой заставлял его пить, а затем не пускал «по нужде», так что королевскому посланнику пришлось перепрыгивать через стол13. Конвент же по­думал два дня и 14 января пришел к выводу, что он неправомочен принимать какие-либо решения, а утвердить или отклонить кандидатуру коадъютора может только Ливонский ландтаг14. Ланский попытался настоять и получить более четкий ответ — неважно, положительный или отрицательный. Возможно, отрицательный для реали­зации планов Альбрехта-Сигизмунда II был бы даже лучше. Но руководство ордена проявило стойкость и продолжало отделываться туманными высказываниями15 .

И. Олейник считает, что именно нерешительность фон Галена подтолкнула Виль­гельма к действиям. 28 января 1556 г. рижский капитул, собравшийся в замке Лемзаль, избрал Кристофа коадъютором. Тем самым магистр просто был поставлен перед фактом16. Таким образом, реализация плана Альбрехта началась.

8 марта 1556 г. собравшийся в Вольмаре ландтаг рассмотрел вопрос о коадъюторстве Кристофа Мекленбургского17. Орден выступил против, ссылаясь на Вольмарский рецесс 1546 г. Ливонское духовенство поддержало Вильгельма и Кристофа18. Тогда было принято компромиссное решение: признать Кристофа коадъютором, но ограни­чить его полномочия особыми условиями, состоящими из 21 требования. Ему запре­щалось жениться, слагать с себя сан, секуляризировать архиепископство, занимать какие-либо другие должности, кроме коадъюторской, заключать какие-либо договоры с польской Короной, действовать во вред независимости Ливонии и т. д.19

Компромиссные решения, призванные, казалось бы, устроить обе стороны, на самом деле часто усугубляют противоречия, так как сам факт компромисса зачастую эти сто­роны и не устраивает. Орден остался недоволен тем, что ему фактически навязали кан­дидатуру Кристофа Мекленбургского. А Вильгельм с Кристофом и стоявшая за их спинами Корона сочли эти требования неприемлемыми и отказались их выполнять. Тем самым Вольмарский ландтаг марта 1556 г., вместо того чтобы разрешить назре­вавший конфликт, лишь усугубил его. Напряженности ситуации добавлял спешный отъезд в феврале в Германию дюнабургского комтура Готарда Кетлера для вербовки наемников: по официальной версии, на случай обострения отношений с Москвой; но, как справедливо опасался архиепископ, наемные войска должны были придать вес аргументам ордена в его споре с Вильгельмом. Во всяком случае, у рижских архиепис­копа и коадъютора теперь появился повод обвинить орден в «нападении» на них.

Вольмарский ландтаг принял еще одно решение, обострившее обстановку до край­ности. Генриху фон Галену также был нужен коадъютор. На этот пост претендовали аполитичный голдингенский комтур Кристоф Нойхоф, ландмаршал Каспер фон Мюн­стер, известный своими пропольскими симпатиями, и придерживавшийся противопо­ложных внешнеполитических взглядов феллинский комтур Вильгельм фон Фюрстенберг, при этом шансы последнего оценивались архиепископом еще в начале 1555 г. как наилучшие20. И несмотря на почти вековую традицию, согласно которой ландмаршал всегда наследовал магистру, коадъютором был избран именно Фюрстенберг21. Это вызвало раскол ордена на сторонников Мюнстера и союзников Фюрстенберга. К тому же между Фюрстенбергом и Вильгельмом давно сложились неприязненные отношения: еще в 1551 г., когда новоиспеченный коадъютор был дюнабургским комтуром, у него произошел серьезный конфликт с советником Вильгельма Иеронимом — Фюрстенберг обвинил его в государственной измене22. Так комтур и архиепископ стали врагами, чем, видимо, и было обусловлено избрание Фюрстенберга в 1556 г. в противовес Виль­гельму и Кристофу Мекленбургскому. Но это означало, что магистр фон Гален наме­рен противостоять рижскому архиепископу и его заграничным покровителям — пусть и чужими руками.

Разъяренный Мюнстер покинул Вольмарский ландтаг, уехал в Зегевольд, откуда сообщил о своем провале Вильгельму. Реннер свидетельствует: последний сразу же написал Сигизмунду II Августу, что планы мятежников рухнули. Король послал к ма­гистру фон Галену с Каспаром Ланским письмо с сообщением, что с тревогой услышал о затруднительной ситуации, в которой оказался маршал Мюнстер. С ним обошлись слишком дурно. Обиженный Мюнстер послал жалобу императору Священной Римс­кой империи, в которой обвинил руководство ордена в нарушении порядка кадровых назначений. Поспешные и злонамеренные решения ордена могут дать возможность Московитам завоевать всю Ливонию. У Ланского также была и секретная миссия: заверить Мюнстера, что ландмаршал должен проявить твердость, и тогда поддержка польской Короны не заставит себя ждать23.

Сигизмунд II Август лукавил. В нарушении политических традиций как раз можно было обвинять архиепископа Вильгельма и его компанию. Россия же здесь была вообще ни при чем — в 1556 г. Иван Грозный решал проблемы русско-шведской войны, и ему было не до Ливонии. Нет никаких признаков, что выборы Фюрстенберга могли спро­воцировать русское вторжение. Польский король здесь выступал откровенным поли­тическим провокатором, который спекулировал на застарелых фобиях ливонцев, благо, Россию можно было обвинять в любых, самых фантастических, злодейских планах.

Руководство ордена не было искусным в дипломатических делах. Ланский получил прямолинейный сухой ответ, что избрание коадъютора состоялось, и его результаты пересматриваться не будут. Был избран силовой вариант. Дальнейшие события нара­стали, как снежный ком. 5 мая сторонники Мюнстера предприняли неудачную попытку захватить Дюнамюнде24. 10 мая 1556 г. мятежники отправили Сигизмунду зашифро­ванное письмо с официальной просьбой о польской военной интервенции, но оно было перехвачено орденом25.

Орден начал наступление. Отряды рыцарей и наемников нападали на замки, гарни­зоны которых были готовы поддержать Мюнстера. 8 июня о неподчинении мятежному архиепископу заявила Рига, а 16 июня ее действия поддержали все епископы ордена. 16 июня Вильгельм получил официальный акт объявления войны. 18 июня орденским отрядом был атакован замок Ронненбург и взят к вечеру 21 июня. 24 июня орденские войска взяли Зербен, резиденцию секретаря Вильгельма Кристофора Штурца, и замок Пибальг (Pebalg), принадлежавший коадъютору Христофору Мекленбургскому. Сам Христофор вместе с Вильгельмом были осаждены 28 июня в Кокенгаузене.

М. Стрыйковский, чтобы предать событиям больший драматизм, писал о восьми­дневной осаде Кокенгаузена26. На самом деле, большого сражения не получилось: не успели войска занять позиции вокруг Кокенгаузена, как к их передней линии вые­хал Христофор Мекленбургский с сообщением, что Вильгельм страстно желает сдаться и требует немедленно начать переговоры о своей капитуляции. Уже 30 июня обоих высокопоставленных пленников вывезли из Кокенгаузена к местам их содержания: Вильгельма сперва в Шмильтен, а позже перевели в тюрьму г. Адзеля; а Христофора — в Трейден (он остался на свободе). Также были арестованы, но позже отпущены сто­ронники Вильгельма Кристофор Штурц и Иоганн Вагнер27.

Не ожидавший, что одряхлевший орден перейдет к столь радикальным и решитель­ным действиям, Сигизмунд II тем временем пытался продолжить переговоры с Виль­гельмом. В Ливонию вновь отправился Каспар Ланский с тайными письмами и инст­рукциями для мятежников. Однако розиттенский командор Вернер Шалль фон Белль (Schall van Bell) перехватил гонца. Ему помогли местные крестьяне. Ланский отказался остановиться и пошел на прорыв. Возникла стычка, несколько людей польского послан­ника погибли, а его самого взяли в плен и убили — один крестьянин, не слыхавший о тонкостях дипломатии и неприкосновенности послов, нанес ему удар сзади.

Хуже всего для Польши было то, что ливонцы конфисковали письма Сигизмунда. Их содержание совершенно недвусмысленно указывало на поддержку Короной ливон­ских мятежников. Закрыть глаза на это было невозможно. Орден оказался на грани войны с Королевством Польским и Великим княжеством Литовским28. Тем более, что Корона была страшно возмущена убийством посла, — по М. Стрыйковскому, ливонцы совершили это злодеяние, «забыв Божье и людское»29. Тогда же появились пугающие слухи о смерти не перенесшего оскорбления и дурного обращения архиепископа, да к тому же ливонцы конфисковали корабли и товары литовских купцов в Дюнабурге30.

В августе 1556 г. в конфликт впервые вмешались представители германских кня­жеств: послы померанских герцогов Барнима и Филиппа — Андреас Блюменталь, Матиас Бесс и Иоганн Вольф. И хотя их предложение вынести все разногласия на суд датского короля, герцогов Юлиха и Померании и города Любека было отклонено польским королем, им все же удалось добиться перемирия и тем самым законсервиро­вать конфликт31.

В ноябре 1556 г. в Ливонию прибыли датские послы. Они пытались заступиться за рижского архиепископа перед делегатами ландтага. Однако их миссия, как отме­тил К. Расмуссен, имела неожиданный эффект: орденские политики решили, что раз к ним приехали для урегулирования ситуации послы датского короля, в успокоении ливонской смуты заинтересованы Дания и Священная Римская империя. А поэтому угрозы вторжения прусско-польских войск более не существует, раз конфликт полу­чил столь высокий международный резонанс.

Датские посланники с условиями мира в Ливонии от 10 марта 1557 г. на обратном пути в Данию проводили в Вильно переговоры с Сигизмундом и Альбрехтом Прус­ским32. На этой встрече Альбрехт настаивал на необходимости создания тесного союза Польши, Литвы и Ливонии вплоть до фактической инкорпорации последней. Сигиз- мунд же высказывался в крайне воинственном тоне, обещая заступиться за «безвинно страдающего» Вильгельма. Эта позиция была во многом вызвана действиями ордена, который лишь письменно уведомил Сигизмунда о разборе на ландтаге дела рижского архиепископа, но не стал дожидаться приезда для участия в заседаниях польских дип­ломатов.

В результате миссия датских посредников оказалась провалена: в мае 1557 г. им дали понять, что Сигизмунд не подтвердит достигнутых ими договоренностей. К. Рас­муссен видит главной причиной этого осознание Ягеллоном перспективы возникнове­ния противостояния Польши и Дании по ливонскому вопросу, а поэтому было решено сразу не давать Копенгагену никаких шансов стать влиятельным игроком в разыгры­ваемой партии.

Правда, практически одновременно ко двору Сигизмунда 11 мая 1557 г. прибыли послы Священной Римской империи, которые привезли решение по делу рижского архиепископа как подданного империи, принятое германским рейхстагом 20 декабря 1556 г. Оно касалось в основном имущественных условий освобождения Вильгельма и подробно оговаривало как возмещение ущерба ордену за «войну коадьюторов» из бывших владений архиепископа, так и земли и замки, которые должны быть отданы на содержание бывшему мятежнику. 24-25 июля 1557 г. прошли вялые польско-импер­ские переговоры, которые не привели ни к какому решению33.

Еще на варшавском сейме 1557 г. было принято решение о созыве «посполитого рушения». Войска собирались в Вильно, после чего двинулись к границе. Летом 1557 г. литовская армия, под общим командованием троцкого воеводы Миколая Радзивилла34, в которой также были 4000 коронной пехоты и 2000 конников под командовани­ем коронного маршалка Яна Малецкого, прошла маршем от Вильно до Аникшты и была сосредоточена у границ ордена35. Одновременно от замка Рагнит к ливонским границам двинулись прусские отряды Альбрехта, которые планировали соединиться с силами Сигизмунда под Биржами и Салатами36.

Преувеличивая угрозу, современники писали о якобы 100 000-ном войске поляков против 7000-го орденского отряда Фюрстенберга (римский нунций в Польше Бонджиованни). М. Бельский свидетельствовал, что у магистра было 7000 рейтаров, шесть отрядов кнехтов плюс несколько тысяч ополчения из простолюдинов37. Такую же численность приводит и М. Стрыйковский, но он добавляет, что еще свои отряды при­слали гапсальский, дерптский и ревельский епископы 38.

Данные цифры, видимо, преувеличены. Если бы Фюрстенберг располагал подобной армией, то он вполне мог бы защитить Ливонию от польско-литовского вторжения. На самом деле, главной силой, которая выступила против возможного вторжения неприятеля, был небольшой отряд немецких наемников, собранный Готардом Кетле- ром и выдвинутый в район Бауска39.

К. Расмуссен считает, что реальной угрозы вторжения летом 1557 г. не было, и ссы­лается при этом на послание Сигизмунда II Альбрехту от августа 1557 г., в котором предлагалось на три-четыре месяца отсрочить все дела по Ливонии. По его мнению, Польша готовилась к военному решению вопроса, но в перспективе, а пока в 1557 г. Сигизмунд обсуждал с сеймом введение новых налогов для сбора армии против Ливо­нии. Сейм против военных налогов особенно не возражал, но шляхта высказывала мнение, что эти деньги могут скорей пригодиться для возможной войны с Московией40.

2 августа 1557 г. Сигизмунд выступил с новым предложением мира, главными усло­виями которого было возмещение Ливонией ущерба, причиненного Литве и Польше, а также реституция имущества рижского архиепископа. Принятие магистром этих тре­бований денонсировало бы решения Вольмарского ландтага 1546 г. о порядке назна­чения рижского коадъютора, т. е. означало бы уступку ордена вмешательству в его суверенные дела другой державы. Переговоры с польской стороны вел Миколай Милецкий41. В них в качестве посредников участвовали дипломаты Священной Римс­кой империи, к которой посылали за помощью епископы гапсальский, ревельский и дерптский42.

Под угрозой вторжения новое ливонское правительство (умер магистр фон Гален, и его место занял Фюрстенберг) заявило, что готово к переговорам на любых условиях. В назначенный день Фюрстенберг со свитой из 300 конников прибыл к Сигизмунду. Он передал ему пленных архиепископа Вильгельма и коадъютора Христофора Мек­ленбургского. Мартин Бельский писал, будто бы магистр на коленях просил Сигиз

мунда о прощении43, а Мацей Стрыйковский — что король приказал магистру для большего унижения явиться в обоз польско-литовской армии и пасть в ноги королю, и струсивший Фюрстенберг исполнил требуемое44. Насколько достоверны эти сооб­щения польских хронистов, неизвестно. Но известно, что переговоры Короны с орде­ном не шли гладко, 19 августа по приказу Сигизмунда даже была подготовлена грамота об официальном объявлении войны Ливонскому ордену45.

К сожалению, информация о том, как именно проходили переговоры, довольно скупа. Парадоксально, но об этом не сообщают даже их непосредственные участники — так, будущий ливонский хронист Соломон Г еннинг, лично присутствовавший в Позволе в момент переговоров46, мало того что почти ничего не пишет об их ходе, так даже путает дату заключения договоренностей (декабрь 1557 г. вместо сентября)47.

Более-менее известен лишь один аспект дебатов, почти не замеченный исследовате­лями (на что обратил внимание В. Е. Попов). Это — требования Сигизмунда II Авгу­ста, чтобы побежденная Ливония оплатила все военные издержки польской армии48. 23 августа 1557 г. Фюрстенберг извещал городской совет Ревеля о том, что после вну­шительной военной демонстрации со стороны польского короля послы Священной Римской империи и Ливонии «уладили» (abgericht) почти все противоречия относительно реституции архиепископа, пограничных споров и убийства посла К. Ланского, но поскольку его королевское величество уже приступил к вооружению и заметно в этом продвинулся, его королевское величество желают, чтобы его издержки и военные расходы были покрыты значительной суммой денег, выплаченной нами и всеми сосло­виями (перевод В. Е. Попова)49.

5 сентября Сигизмунд потребовал уплатить 60 000 талеров. Дальнейшая история похожа на детектив: 14 сентября представители ливонских сословий в Риге подтвердили готовность выплатить эти деньги50. Однако из текста Позвольского договора, подпи­санного одновременно — 14 сентября 1557 г. — упоминание о выплате репараций ис­чезло! О них сказано следующее: "А поскольку Священное Королевское Величество Польское считает, что имел спра­ведливые причины для начала и подготовки этой войны, и он выдвинулся с войском и воинским снаряжением к самым границам Ливонии, то с полным основанием полагает, что ему должно быть предоставлено возмещение военных издержек. Каковое Уважае­мый и Вельможный Господин Магистр и Сословия Ливонии хоть и не отказываются предоставить, однако его Величество, после Нашего ходатайства, которое мы сделали перед ним как можно прилежнее от имени Священного и Непобедимейшего Римского Королевского Величества, а также в своей милости, и чтобы тем угодить Сословиям Священной Римской Империи, обещал освободить их от необходимости всего этого возмещения" (перевод В. Е. Попова)51.

Что же произошло с 5 по 14 сентября, и почему Сигизмунд отказался от финансовых претензий? На самом договоре стоят две даты: 5 сентября — время, когда он был составлен в королевской ставке, и 14 сентября — день ратификации договора Фюрстенбергом. При этом предполагалось, что Фюрстенберг заранее ознакомится с тек­стом документа, который он ехал подписывать. Но десять дней между 5 и 15 сентября (когда в Риге еще не знали о прощении) — срок более чем достаточный, чтобы опове­стить ландтаг в Риге, специально обсуждавший этот вопрос.

Значит, это изменение появилось в тексте документа совершенно неожиданно для ливонских сословий и в самый последний момент, и наиболее вероятная дата здесь — 14 сентября, т. е. самый день ратификации. В пользу этой датировки свидетельствует сохранившийся в Архиве Санкт-Петербургского Института истории РАН один из пер­гаментных оригиналов этого документа (по всей вероятности, тот, что предназначался для польской стороны) со следами печатей и подписями Фюрстенберга и голдингенского комтура Генриха Штединга. Он не имеет никаких следов правки и явно написан одной и той же рукой и теми же чернилами как в основной своей части, относящейся к 5 сен­тября, так и в заключительной ратификационной от 14 сентября52. Таким образом, документ был составлен единовременно 14 сентября, скорее всего, в присутствии са­мого магистра Фюрстенберга. Дата 5 сентября была оставлена, возможно, в силу того, что изменения коснулись относительно небольшой части текста.

Итак, договор был в последний момент изменен в пользу ливонской стороны, и для польского короля с его вечно пустующей казной это была очень заметная уступка. Сам договор гласит, что сделано это было под давлением императорских посредни­ков. Но эти же посредники вели переговоры с самого начала августа, значит, был еще какой-то фактор, повлиявший в короткий срок на решение короля.

В этой связи едва ли можно считать совпадением, что только третий из позвольс- ких договоров, направленный против Москвы, не имеет предварительной даты — все тот же день 14 сентября. Более того, по своему содержанию этот договор совершенно выпадает из логики предшествующих событий — «войны коадъюторов» — и выгля­дит несколько странно на фоне предыдущих двух соглашений.

Нам представляется, что 14 сентября, скорее всего, после предварительных кон­сультаций, в королевском лагере в Позволе стороны заключили своеобразную сделку: военный союз в обмен на освобождение от уплаты денег. Выгоды Фюрстенберга были очевидны: через несколько недель истекал срок, отпущенный Россией по договору 1554 г. для сбора дани, и поэтому и деньги, и военный союз (на случай, если царь взду

мает «сам идти за данью») были весьма кстати. Для польского же короля этот договор стал в некотором роде компенсацией за его отказ от претензий на возмещение издер­жек. Подобная сделка кажется совершенно логичной: богатый союзник лучше разо­ренного недруга, который может, к тому же, в ближайшем будущем попасть под власть вечного врага — московского царя, так же выдвигающего прежде всего финансовые требования.

Тем не менее остается открытым вопрос, от кого исходила инициатива заключения военного союза. Более того, такая проблема вообще не ставилась в историографии: по умолчанию предполагалось, что этот договор был если не целью всей затеи с рижским коадъютором, то определенно результатом агрессивного давления польского короля на ливонского магистра53.

Как мы уже отмечали, на самом договоре стоит только дата 14 сентября, и в нем нет упоминания об императорских посредниках. На этом основании Э. Тиберг исключал их участие в составлении этого соглашения54. Совершенно противоположную этому утверждению картину представляет один из документов Корникской библиотеки, озаглавленный «Postulata Legatorum Romanorum Regis»55. Это поздняя (1737) копия, содержащая перечень из одиннадцати пунктов, без даты и каких-либо указаний на происхождение оригинала, что затрудняет однозначное установление как источника содержащихся в нем требований (поскольку неясно, являются ли сами послы авторами этих требований, или же они просто передавали их от одной стороны другой), так и адресата.

Но тот факт, что список отложился среди бумаг польской стороны, а также его содержание, все же склоняют к предположению, что этот документ зафиксировал позицию императорских посредников на самой последней стадии переговоров, веро­ятно, после консультаций с ливонской стороной, и адресован он польскому королю. Так, п. 1-3 касаются титулатурных вопросов, при этом в п. 2 настаивается на том, чтобы за магистром признавался titulus Reverendissimi56, а п. 3 требует для Римского короля титула «Священное и Непобедимое Римское Королевское Величество»57; пп. 4-5 относятся к арбитражу пограничных споров Гнезненским архиепископом: п. 4 выражает пожелание (si obtineri posset) заменить развернутый пассаж о его посредни­честве кратким, а п. 5 проясняет, о какой фразе договора конкретно идет речь: если п. 4 будет отвергнут, фразу «что бы он ни постановил по своему суду и решению» требуется заменить на: «что бы он ни постановил по справедливому и законному суду»58; п. 6-8 касаются пограничных споров и содержат соответственно требования предва­рительного размежевания, подтверждения границ Римским королем и выбора иного места, кроме Позволя, для приграничных совещаний59; п. 9 настаивает на смягчении фразы, относящейся к убийцам посла Ланского60; п. 10 утверждает, что ни Рижский архиепископ со своим коадъютором, ни прочие епископы и сословия Ливония не обя­заны приносить клятву в вечном мире, но только магистр61.

Наконец, наиболее интересен п. 11: магистр должен будет собственной клятвой под­твердить союз против князя Московского. Далее утверждается, что магистр желал бы обсудить этот вопрос с ливонскими сословиями, но существует опасность того, что об этом станет известно князю Московскому. К тому же нельзя поручиться за успех этого предприятия. Поэтому кажется более осмотрительным, чтобы король лично обсудил с ними этот вопрос. Магистру же надлежит приложить все усилия к тому, чтобы ула­дить это дело.

По всей вероятности, уже первый русский нажим на Ливонию в 1550 г. и в 1554 г., а затем и «война коадъюторов» обнажили беспомощность империи в отношении защиты своих дальних провинций. Поэтому совершенно естественным кажется стрем­ление переложить эту обязанность на соседей Ливонии. Еще в январе 1551 г. импера­тор отвечал на жалобы магистра фон Брюггенея на давление Москвы, что Империя не в состоянии предоставить Ливонии поддержку, но в случае необходимости магистр должен просить помощи у соседей62. В 1553 г. император Карл V дал согласие на польско-ливонский союз при условии сохранения сюзеренитета империи над Ливонией63. Весной 1557 г. ближайший сподвижник Сигизмунда II на ливонском направле­нии прусский герцог Альбрехт в беседе с датскими посредниками выразил пожелание заключить между короной и Ливонией антимосковский союз64. Появившиеся в первой половине 1557 г. слухи о ливонско-московском сближении вызвали беспокойство польского короля и также склоняли его к заключению военно-политического альянса с орденом и сословиями Ливонии.

Между тем в самом ордене по этому вопросу не было согласия. И если сам Фюрстенберг имел у современников (как, впрочем, и у потомков) недвусмысленную репу­тацию человека, настроенного враждебно к Короне, то некоторые орденские функци­онеры — как, например, мариенбургский комтур и будущий ландмаршал Филипп Шалль фон Белль — активно поддерживали идею польско-литовско-ливонского союза65.

Подавление сторонников рижского архиепископа Вильгельма и К. Мюнстера не означало гибели в ливонской элите пропольской «партии». С большей или меньшей уверенностью к ней можно причислить дюнамюндского комтура Г. Кеттлера и, воз­можно, голдингенского комтура Г. Штединга. Именно подпись последнего стоит рядом с подписью Фюрстенберга на самом договоре, и по всей видимости, именно Штединг и, возможно, Раимперт Гильсхайм вели большую часть переговоров, в то время как сам магистр ожидал их исхода в переездах между Ригой и Бауске66. Интересно также заметить, что впоследствии, в феврале 1559 г., двое из тех, кто должен был поставить свою подпись под союзным позвольским договором: Г. Штединг и К. Сиберг, а также Ф. Шалль фон Белль, подпишут документ о сложении Фюрстенбергом магистерских полномочий в пользу Г. Кеттлера, мотивируя это решение, кроме всего прочего, необ­ходимостью получить защиту у польского короля67.

Итак, 14 сентября 1557 г. Позвольский мир был заключен. Как отмечено в тексте соглашения, оно состоялось благодаря посредничеству и по инициативе римского короля Фердинанда, герцогов Штетина и Померании Барнима и Филиппа, которым Священная Римская империя поручила урегулировать споры между Ливонией и Коро­ной. В переговорах участвовали послы Фердинанда Вацлав де ново Кастро и Вален­тин Зауерман Гельше, а от герцогов Штетина и Померании — доктор права Лаврен­тий Отто и Геннинг Вальде Лозенский.

Позвольский мир заключал в себе несколько соглашений. Первое касалось отно­шений между магистром и рижским архиепископом. В нем причиной войны называ­лись разногласия (controversiae) между магистром фон Галеном и архиепископом Вильгельмом. Сигизмунд II не мог не вступиться за Вильгельма в силу родственных уз, а также в силу своего долга протектора Рижского архиепископства. О заступничестве за Вильгельма просил и герцог Альбрехт. Эти мотивы традиционны и очевидны, но примечательно, что появляется и новый: Сигизмунд II также хотел «оружием отомстить за свои обиды и несправедливости, совершенные ливонцами против всех подданных Великого княжества Литовского». В этих словах явно звучит месть за деятельность Фюрстенберга в литовско-ливонском пограничье, но несомненен и другой подтекст: достигнут исторический реванш, вот и второй немецкий орден — бывшие надменные меченосцы, веками заливавшие кровью литовские земли — преклонили колена перед польской Короной и ВКЛ.

Вильгельму и Христофору обещали восстановление в должностях, полномочиях и владениях. Христофор объявлялся официальным наследником Вильгельма на Рижс­ком архиепископстве, если на это будет воля самого Вильгельма. Главным здесь было получение Вильгельмом юрисдикции над половиной Риги. Ему возвращались символы архиепископской власти, грамоты, книги и акты личного хозяйства. Магистр давал гарантии, что если какой-то документ при конфискации был случайно утрачен, то он будет восстановлен. Полностью возмещались все материальные убытки, в том числе — военные трофеи рыцарской армии, захваченные при взятии городов, защищаемых мятежниками. В качестве компенсации захваченного провианта (который был уже съе­ден) орден выплачивал архиепископу 100 ластов пшеницы. Еще 50 ластов получали Вильгельм и Христофор в качестве погашения ущерба их личному имуществу, кото­рый трудно точно подсчитать.

Имущество не передавалось Вильгельму и Христофору сразу. Были назначены посредники — епископы Курляндский (от архиепископа) и Дерптский (от магистра), которые должны были следить за процессом реституции, пока магистр не урегулиро­вал отношения с польской Короной. Причиной этого в договоре называлось то обсто­ятельство, что Сигизмунд II выступил против ордена не только из-за заступничества за Вильгельма, но и по своим причинам. И, пока между королем и магистром не будут сняты все вопросы, процесс реституции будет в руках посредников.

Одним их сложных был вопрос о перебежчиках — за время войны коадъюторов от Вильгельма и Христофора перешло в стан врага много подданных. Было решено, что если они успели добровольно принести оммаж другому господину, то их нельзя прину­дить вернуться. Исключение делалось только для тех, с кого сторонники магистра силой брали присягу на верность. Естественно, все — и перебежчики, и раскаявшиеся «отступники» — официально получали полное прощение. Лица, потерявшие в ходе «войны коадъюторов» свое имущество, могли рассчитывать на возмещение ущерба.

Однако не получили прощения убийцы посла польского короля Каспара Ланского. Розиттенский командор Вернер Шалль фон Белль должен был явиться на королевский суд, представить доказательства случайности убийства и умолять Сигизмунда II о пощаде. Крестьяне, непосредственно виновные в смерти Ланского, были схвачены. Их выдали на суд королю, который намеревался их казнить. Это обстоятельство было особо оговорено во втором соглашении, между Фюрстенбергом и Сигизмундом II.

Единственное, что удалось сделать в пользу ордена Фюрстенбергу, — включить в соглашение ряд положений из 21 пункта требований Вольмарского ландтага от марта 1556 г. о полномочиях Христофора Мекленбургского. Христофор не мог секуляризи­ровать Рижское архиепископство и передавать его по наследству. Он должен был гарантировать невмешательство во внутренние дела ордена и отказаться от политики силы — все спорные вопросы пусть решаются в суде. Христофор должен сохранять миролюбие и доброжелательные отношения с орденом, прелатами и городами.

Второе соглашение было заключено между магистром и польским королем и содержало в себе условия мира между Ливонией, Королевством Польским и ВКЛ. Это, во-первых, восстановление в должности и реституция в отношении Вильгельма и Хри­стофора, о чем подробно говорилось в первом документе. Во-вторых, учреждение спе­циальных комиссий для разбора пограничных дел. Здесь Корона пошла по традици­онному пути: учреждались комиссары, которые должны были зафиксировать границу по ее демаркации 1473 г. (так называемая «Радзивиллова граница»)68. Демаркацию предполагалось произвести повторно. Арбитром в случае возможных «споров на меже» должен был выступить гнезненский архиепископ Николай Дзирковский. Также учреж­дался суд по пограничным конфликтам из трех литовских и трех ливонских дворян. Раздел предполагалось начать 1 августа 1558 г., и в дальнейшем его собирались под­вергать ревизии каждые пять лет. В конце 1557 г. были назначены специальные комис­сары для пересмотра границ между орденскими и литовскими землями69.

Помимо земель, предполагался возврат и движимого имущества. Ливонцы должны были вернуть торговые корабли, захваченные у ВКЛ, а литовцы — пшеницу (или деньги за нее). Провозглашался отказ от репрессалий (то есть демонстративных актов наси­лия и устрашения) в пограничной зоне.

Более всего выигрывали от соглашения купцы Польши, ВКЛ и Ливонии. Они полу­чали право свободной торговли на территории и Ливонии, и Королевства Польского, и ВКЛ. Для подданных Сигизмунда II стала доступна торговля в Риге. Отменялись многие недавно введенные пошлины.

Фюрстенберг принимал на себя обязательство компенсировать все военные рас­ходы, понесенные армией Сигизмунда во время похода к границам Ливонии. Точная сумма компенсации в соглашении не указывалась.

Орден и Корона заключали мир, брали на себя обязательство не выступать против друг друга, не участвовать в военных союзах и не оказывать никакой поддержки сто­ронам, выступающим против Ливонии, Польши и ВКЛ.

Кроме того, 14 сентября 1557 г. в присутствии все тех же имперских посредников Фюрстенберг подписал с Сигизмундом третье, отдельное союзное соглашение, направ­ленное против России. Московия объявлялась общим врагом. В случае нападения Рос­сии на ВКЛ или Польшу Ливония была обязана выступить на их стороне, и наоборот. Стороны не могли заключать сепаратное мирное соглашение с Россией без консульта­ций друг с другом и одобрения принятого решения обеими сторонами. Правда, в дого­воре был пункт, что ливонско-польский союз вступит в силу только через 12 лет. В этот 12-летний промежуток Корона могла самостоятельно воевать с Россией или продлить на какой-то срок литовско-русское перемирие без консультаций с ливонской стороной.

Таким образом, совместная война Польши, ВКЛ и Ливонии против России плани­ровалась на 1568 г. Если по тем или иным причинам перемирия будут прекращены досрочно (например, умрет магистр, польский король, или великий князь Московский, и договоры потребуется перезаключать заново), то стороны вольны продлить переми­рие или начать войну немедленно. Союзники также обещали друг другу не пропускать в свои земли перебежчиков (кто с недобрыми целями едет из России в ВКЛ через Ливо­нию и кто пытается сбежать из ВКЛ в Россию)70.

В историографии распространено мнение, будто Позвольский мир открывал пря­мую дорогу к грядущей Ливонской войне: он грубо нарушал условия русско-ливонс­кого соглашения 1554 г. Об этом говорил уже первый историограф этого военного конфликта Тильман Бреденбах (1526-1587) в своей «Истории Ливонской войны» (Historia belli Livonicl, опубликована в 1564)71, об этом писали ливонские хронисты — современники войны (например, И. Реннер)72, и это отмечалось поздними историками (В. Кирхнером, Э. Доннертом, В. Чаплинским, В. Д. Королюком, Л. А. Дербовым, В. Бобышевым и др.)73. По выражению В. Кирхнера, это соглашение «обескуражило» Ивана IV74, а Р. Фрост вообще назвал Позвольский договор «провокацией» в отношении Московии75.

Правда, ряд исследователей, склонных либо преуменьшать в балтийской политике роль Польши в пользу Дании (К. Расмуссен), либо оправдывать и смягчать позицию Королевства Польского (И. Ясновский, В. Урбан76) и ВКЛ (В. Станцелис)77, считают Позвольский мир «незначительным», компромиссным и слабо повлиявшим на разви­тие ситуации вокруг Ливонии. В доказательство К. Расмуссен ссылается на перего­воры орденского посланника Михаэля Бруннова с Михаилом Радзивиллом Черным в ноябре 1557 г., на которых литовский дипломат уклонился от ответа, окажет ли Литва Ливонии военную помощь в случае вторжения русских войск. Радзивилл ссы­лался на существующее перемирие с Россией и обещал дипломатическую поддержку78 .

Э. Тиберг полагал, что Москва просто не знала о существовании Позвольского договора, а что касается позиции Сигизмунда, то, по мнению ученого, ничто в текстах соглашений не указывает на их антирусскую направленность. Даже перспектива воен­ного союза отнесена на 12 лет79.

Вопрос о том, являлся ли Позволь для Москвы casus belli, довольно спорный. Соб­ственно говоря, заключение военного союза Ливонии и Короны против Московии, с отложенным сроком вступления в силу на 12 лет, вряд ли могло настолько разозлить Ивана Грозного, что он немедленно начал войну. Скорее Россию мог возмутить сам факт заключения договора с Короной — по итогам русско-ливонских переговоров 1554 г. Ливония брала на себя обязательство не вести переговоров с Сигизмундом II и уж тем более не подписывать с ним союзнических соглашений. Но вылилось бы это возмущение в войну?

В грамоте об объявлении войны, датируемой ноябрем 1557 г., в перечислении нару­шений клятвы, допущенных ливонцами, говорится, что они обещали: "к Жигимонту королю Полскому и Великому князю Литовскому или инои хто Государь будетъ на Полском королевстве и на Великом княжестве Литовском, и вам к нему не приставати ни в чем, никоторыми делы"80.


Но это условие названо самым последним, после обязательства платить дань, упо­минания о разорения православных церквей, препятствиях торговле в Ливонии рус­ским купцам и т. д. И о его нарушении не говорится конкретно, просто приводится общая фраза о «преступлении крестного целования». Русские дипломаты ни разу не упомянули о Позвольском соглашении в перечислении причин войны — по крайней мере, его нет в документах московского происхождения81. А это говорит о том, что, даже если о Позволе в Москве знали, — ему явно не придавали такого уж судьбонос­ного значения. Поэтому построения ученых, считающих Позволь casus belli, пока не получили аргументации, основанной на актовом материале. Они транслируют мнение немецких и ливонских хронистов (И. Реннера, Т. Бреденбаха и др.), отраженное в нар­ративных памятниках. Но ему нет доказательств в документах ХVI века.

Польской же стороной ливонско-польско-литовский конфликт августа-сентября 1557 г. официально считался, в соответствии с narratio Позвольских договоров 1557 г., восстановлением фамильной чести польского короля, наказанием ливонцев за убий­ство королевского посла, пограничные рейды в Литву82 и притеснения литовских куп­цов. Именно в таком виде — с сопутствующими конфессиональными мотивами — он и вошел в польские хроники, начинавшие отсчет истории борьбы за Прибалтику в сере­дине ХVI в. вовсе не с русского вторжения в 1558 г., а с «войны коадъюторов» 1556 г. и Позвольского мира 1557 года83. Станислав Сарницкий назвал эти события «Teutonico bello» и также связывал начало борьбы за «Инфлянтов» с действиями Вильгельма Фюрстенберга и его противостоянием с рижским архиепископом84.

Однако Позвольскому миру было не суждено остановить эскалацию конфликта. По образному выражению О. Дзярновича, «войну коадъюторов» и Позвольский мир, которые могли бы положить конец разделу Ливонии, «теперь помнят только исто­рики» — все затмила начавшаяся в 1558 г. Ливонская война85. По справедливому заме­чанию Я. Вички, она поставила крест на дальнейших планах Альбрехта и Сигизмунда II в отношении Ливонии: теперь события развивались в совершенно новом контексте86.

В приложении впервые на русском языке публикуются Позвольские соглашения. Необходимость их публикации назрела давно, так как до сих пор историки изучают их по редкому и малодоступному изданию М. Догиеля 1759 года. Перевод выполнен В. Е. Поповым по латинскому тексту, изданному М. Догиелем87. Рукописные тексты соглашений хранятся в польских архивах88 . В Архиве Санкт-Петербургского Инсти­тута истории РАН хранится один из пергаментных оригиналов этого документа (по всей вероятности, тот, что предназначался для польской стороны) со следами печатей и подписями Фюрстенберга и голдингенского комтура Генриха Штединга89. В российских архивах отложились и другие копии этого договора90 .

Примечания

1. Современники называли ее также «кокенхузенская война». (Das Buch der Aeltermänner grosser Gilde in Riga // MLA. Riga; Leipzig, 1844. Bd 4. S. 105).

2. Instructio a duce Prussiae data nuntio ad regem Poloniae misso // Acta Tomiciana. Posnaniae, 1876. T. 9. F. 313. Nr 312.

3. Botschaft des Konigs von Polen an den EB. und OM., die Wahl des Markgrafen Wilheln zum Coadjutor etc. betreffend (1529) // Urkunden und Actenstücke zur Geschichte des letzten Erzbischofs von Riga, Markgr. Wilhelm von Brandenburg, und seine Zeit // MLA. Riga; Leipzig, 1847. Bd. 5. S. 667-668. Nr. 267.

4. Olewnik J. Polsko-Prnski plan inkorporacji Inflant do monarchii Jagiellonskiej z lat 1552-1555 i jego pierwsze stadium realizacji // Komunikaty mazursko-warminskie. Kwartalnik. 1979. Nr 4 (146). S. 396-397.

5. 1552, December, o. O. Erzbischof Wilhelm an Heinrich von Galen, Meister des Deutschen Ordens in Livland // VAPK. Bd. 57. S. 61-62. Nr. 1570.

6. Wolmarscher Landtagabschied vom 17 Januar 1554 // MLA. Bd 5. S. 506-508. № 183.

7. 1553 October 18, Kokenhusen. Erzbischof Wilhelm an Herzog Albrecht // VAPK. Bd 57. S. 76-77. Nr 1590.

8. Olewnik J. Op. cit. S. 402; Rasmussen K. Die livlandische Krise 1554-1561. Kebenhavn, 1973. S. 30-32.

9. Форстен Г. В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544—1648). СПб., 1893. Т. I. С. 73. — Ср.: Sbhirrmacher F.W Johann Albrecht I. Herzog von Mecklenburg. Bd I. Wismar, 1885. S. 284-285.

10. Thomae Hiarn’s Ehst-, Liv- und Lettlaendische Geschichte / Hrsg. C. Napierski // MLA. Riga; Dorpat; Leipzig, 1835. Bd 1. S. 201.

11. Rasmussen K. Op. cit. S. 29, 31, 33; Olewnik J. Op. cit. S. 400-401, 403.

12. Christoph Sturtz, Kanzler Erzbischof Wilhelms, an Herzog Albrecht. 1551, August 11. Wilna // VAPK. Bd 57. S. 2. Nr 1527.

13. 1556 Januar 18, Ronneburg. Balthasar Gans an Herzog Albrecht // VAPK. Bd 57. S. 227. Nr 1755.

14. Politische Korrespondenz vor Ausbruch des livl. Krieges. 1552, 1554, 1556, 1557 // Ajalooarhiivi (Эстонский исторический архив). F. 230. B. P. 6. S. 7-10.

15. Rasmussen K. Op. cit. S. 34; Olewnik J. Op. cit. S. 405.

16. Olewnik J. Op. cit. S. 403-404.

17. OM Heinrich von Galen ubersendet dem Rathe zu Reval die Artikel in Bezug auf die Einsetzung des Cadjuters, Herzogs Christoph zu Meklenburg, und auf die Zerhaltnisse mit Russland, uber welche Sonntage Reminiscere (8. Marz) zu Wolmar auf dem Landtage verhandelt warden sole und uber die er sich mit dem Erzbischof verlichen habe. D. D. Wenden, den 30. Januar 1556 // MLA. Bd 5. S. 667-668. № 267.

18. Выписка из инструкции рижского арх. Вильгельма депутатам Вольмарского ландтага. 21 февр. 1556 г. // НИОР РГБ. Ф. 256. Оп. 1. Т. 3 (зарубежная часть). № 599. Л. 22-26 об.

19. Rasmussen K. Op. cit. S. 34, 50; Olewnik J. Op. cit. S. 405.

20. Postscript zu 1555 Januar 19, o. O. Erzbischof Wilhelm an Herzog Albrecht // VAPK. Bd 57. S. 135. Nr 1660/1.

21. Renner J. Livlandische Historien 1556-1561 / Zum ersten Mal nach der Urschrift hrsg. von Peter Karstedt (Veroffentlichungen der Stadtbibliothek Lubeck N. R. Bd. 2). Lubeck, 1953. S. 8. — О том, какое внимание в ливон­ском обществе в это время привлекала фигура Фюрстенберга, свидетельствует сочинение: Munster Jaspar. Wunderbarliche Handlung ds jetzigen Meysters auss Leyffland und seines Stellbruders oder Coadjutorn W. Furstenberg und irem Anhang. 1556 // LVVA. F. 4038. Apr. 2. Nr 326.

22. Собственно, измена заключалась в коммерческих махинациях и спекуляциях зерном, что подрывало поставки для ордена. (Erzbischof Wilhelm an Herzog Albrecht. 1551, August 14, Ronneburg // VAPK. Bd 57. S. 2-3. Nr 1528).

23. Renner Johannes. Op. cit. S. 9. — Документы миссии Ланского: Instrnctio... Regiae Poloniae... loanni a Donaniow nominato Episcopo Samogitiae ad Magistrum Henreu de Gallen, Liuoniae Magistru. 28.IV.1556 // AGAD. Inwentarz Metryki Koronnej. LL (Libri Legationum) 14. Ksiega prowadzowa za podkanclerstwa Jana Ocieskiego, zawierajeca wpisy spraw zagranicznych. 26.11.1547-10.04.1557. S. 344-346; Instructio... Nicolao Lanczki nuncio Regio...ad Archiepiscopu Rigen. 28 aprilis 1556 // Ibid. S. 346-349.

24. Olewnik J. Op. cit. S. 405.

25. Grefenthal B. Lifflendische Chronica // MLA. Bd 5. S. 126.

26. Stryjkowski M. Kronika Polska, Litewska, Zmodzka i wszystkiej Rusi. Warszawa, 1846. T. II. S. 410.

27. Renner Johannes Op. cit. S. 12.

28. Ibid. S. 13.

29. Stryjkowski M. Op. cit. S. 410.

30. Instructio Nomine Sacrae Regiae Maiestatis ad Henricum de Galen Livoniae Magistrum Generoso Samostrzelski data // [Dogiel M.] Codex diplomaticus Regni Poloniae et Magni Ducatus Lithuaniae. Vilnae, 1759. T. V. P. 205. Nr CXXII. — Впрочем, как уверяли сами ливонцы, эти меры были приняты в порядке репрессалий в ответ на задержку полоцким воеводой уже оплаченного ливонцами зерна. (Mandata Legatis Statuum Livoniae, Vilnam die Dominico post Decollationis S. Joannis [2 сентября] 1556. a Magistro Ordinis transmissa, coram Sacra Regia Maiestate Poloniae exponenda // Ibid. P. 208. Nr CXXIV).

31. Henning S. Livländische Churländische Chronica // Scriptores rerum Livonicarum. Riga; Leipzig, 1848. Bd II. S. 219; Formula Induciarum Livoniensum. Dat. in Venden die Dominico post Decollationis S. Joannis [2 сентября]. Anno 1556 // [Dogiel M.] Codex. T. V. P. 204. Nr CXXI; Schreiben des Revalschen Gesandten auf dem Landtage zu Wenden an den Revalschen Rath, mit Nachrichten Uber die Verhandlungen und politischen Neugkeiten. 16 Nov. 1556 // Urkunden und Actenstücke zur Geschichte des letzten Erzbischofs von Riga, Markgr. Wilhelm von Brandenburg, und seine Zeit // MLA. Bd 5. S. 684-685. Nr 281.

32. Материалы посольства отложились в деле: AGAD. Inwentarz Metryki Koronnej. Libri Legationum. LL 24. Ksiêga prowadzowa za kanclerstwa Jana Ocieskiego, zawierajaca wpisy spraw zagranicznych. K. 27-29.

33. Rasmussen K. Op. cit. S.67, 69-70.

34. Stryjkowski M. Op. cit. S. 410.

35. Дзярновiч А. «...in nostra Livonia»: Дакументальныя крынiцы па гiсторыi палтычных адносiнау памiж Вялiкiм Княствам Лiтоускiм i Лiвонiяй у канцы XV - першай палове XVI стст.: Остэматызацыя i актавы аналiз. Мшск, 2003. Т. 1. С. 43-44; Karwowski S. Wcielenie Inflant do Liwy i Polski: 1558-1561. roku. Poznan, 1873. S. 29.

36. Рюссов Б. Ливонская хроника // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Рига, 1879. Т. 2. С. 348, 351-353; Арбузов Л. А. Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии / Пер. с нем. В. Бука. СПб., 1912. С. 150-151; Lowmianski H. Polityka Jagiellonow. Poznan, 1999. S. 562-566; Olewnik J. Op. cit. S. 401-406; Rasmussen K. Op. cit. S. 60. — О роли прусской дипломатии в конфликте подробнее см.: Wijaczka J. Prusy ksiazêce a Polska, Litwa i Inflanty w polowie XVI w. Dzialalnosc dyplomatyczna Arsenusa von Brandta w 1544-1558. Kielce, 1992. S. 95-103.

37. Bielskij M. Kronika / Wyd. K. J. Turowski. Sanok, 1856. T. II. S. 1132.

38. Stryjkowski M. Op. cit. S. 410.

39. В 1557 г. орден отправил несколько посольств в Германию, а также обращался в Данию и Швецию с просьбой о найме солдат (Rasmussen K. Op. cit. S. 36).

40. Ibid. S. 63-64.

41. Bielskij M. Op. cit. S. 1132.

42. Ibid. S. 1132-1133.

43. Ibid. S. 1133.

44. Stryjkowski M. Op. cit. S. 410.

45. Bello contra Liuonienses ex Sentencia Consiliariorum Regni et Magni Ducatus Lituaniae, apud Oppidum Kupiski decreto Literae infrascriptae bellum Magistro denunciantes nomine Regiae Maestatis fuerant missae // Acta Livonica 1556-1557 // Biblioteka PAN w Korniku. Rps. 263. F. 236-238.

46. Schiemann T. Russland, Polen und Livland bis ins 17. Jahrhundert. Berlin, 1887. Bd II. S. 290; Форстен Г. В. Указ. соч. С. 78

47. Henning S Op. cit. S. 222.

48. Только польский историк И. Ясновский обратил внимание на то, что результаты, достигнутые Сигизмундом I, не соответствовали его расходам. (Jasnowski J. Mikolaj Czarny Radziwill // Travaux historiques de la Societe des Sciences et des Lettres de Varsovie. Warschau, 1939. Vol. 22. S. 187).

49. Derselbe giebt demselben Nachricht von dem RUstungen des Konigs von Polen, von den Geldforderungen desselben für die Kriegskosten, von dem Tage zu Ekow an der Grenze, den er mit den Feinden und den kaiserl. Gesandten halten wolle und zu dem die Revalschen ihre Gesandten mit der Post “im Angesichte des Briefes” senden sollen, nebst einem Fahnlein Knechte. D. D. zur Newmulen, 23 Auf. 1557 // MLA. Bd 5. S. 702-703. Nr 292.

50. Die livl. Stande bewilligen die an den Konig von Polen zu zahlenden Kriegskosten mit einer Summe von 60, 000 Thalern. D. D. Riga, den 14. Sept. 1557 // MLA. Bd 5. S. 703-705. Nr 293.

51. Conditiones Pacis inter Sacram Regiam Maiestatem Poloniae, & Magistrum Livoniae, de restitutione in integrum Archiepiscopi Rigensis initae... // [Dogiel M.] Codex. T. V. P. 217. Nr CXXVII.

52. Архив СПбИИ РАН. Ф. 32. Л. 74. — Еще 3 октября секретарь польского короля Адам Конарский писал Фюрстенбергу о недостающих печатях (1557. Oct. 3. Kokenhusen. Adam Conarski, ko M. zu Polen Secr. u. Gesandter in Livland an den OM. Wilh. Furstenberg // Verzeichniss livlandischer Geschichts-Quellen in schwedischen Archiven und Bibliotheken / Hrsg. von C. Schirren. Dorpat, 1861-1868. S. 43. Nr 560).

53. Kirchner W Op. cit. P. 205-206; Rasmussen K. Op. cit. S. 85-89.

54. Tlberg E. Zur Vorgeschichte des Livlandischen Krieges: Die Beziehungen zwischen Moskau und Litauen 1549­1562. Uppsala, 1984 [Acta Universitatis Upsaleinsis. Studia Historica Upsaliensia. Bd.134]. S. 91. — Заметим здесь же, что один из последних пунктов договора предусматривал его утверждение императором. А корникский документ вообще сообщает о том, что послы императора восседали подле польского короля. (Acta Livonica seu epistolae legatiorum, tum responsa Sigismundi Augusti... 1555-1737 // Biblioteka PAN w Korniku. Rps. 264. F. 427).

55. Ibid. F. 402-403.

56. Этот пункт был отклонен польской стороной: во всех договорах магистр довольствуется титулом Reverendus («Почтенный»), в отличие от своего недавнего виз-а-ви, Рижского архиепископа, за которым признается titulus Reverendissimi («Достопочтенный»).

57. Этот пункт соблюдается только в тех частях договора, которые составлены непосредственно импера­торскими посредниками.

58. Судя по всему, п. 4 был одобрен: в договоре фраза укорочена до: «что бы он ни постановил».

59. П. 6 и 8 были приняты, п. 7 - нет.

60. Это условие было отклонено, и фраза осталась без изменений.
61. Насколько известно, клятву действительно приносил только магистр. Текст ее сохранился (Acta Livonica... // Biblioteka PAN w Korniku. Rps. 264. F. 436).

62. Exhibitum Statibus Imperii anno MDLI. XX Januarii // Русско-ливонские акты, собранные К. Е. Напьерским. СПб., 1868. С. 379. Nr. 382.

63. Kampf W. Preussen, Polen und das Reich im 16. Jahrhundert // Altpreussische Forschungen. 1942. Bd 19. S. 219.

64. Rasmussen K. Op. cit. S. 59.

65. Rathsclag des Comthurs zu Marienburg uber eine Alliance mit Polen gegen RuBland (vor dem Sept.). 1557 // Quellen zur Geschichte des Untergangs livlandischer Selbstandigkeit. Aus dem schwedischer Reichsarchive zu Stockholm / Hrsg. C. Schirren. Reval, 1861. Bd I. (Archiv fur die Geschichte Liv-, Esth- und Curlands. Neue Folge. Bd I). S. 1-2. Nr 1. — К. Ширрен датировал этот документ временем до сентября 1557 г. Между тем из упоминания в тексте венденского рецесса, находящегося на рассмотрении польского короля, следует, что документ мог быть составлен между 10 марта, т. е. датой утверждения рецесса (MLA. Bd. 5. S. 698. Nr. 288) и 25 мая 1557 г., когда немецкие послы уведомили ливонские сословия о своем посредничестве (MLA. Bd 5. S. 700-701. Nr 290), что означало окончательное отклонение польским королем венденского рецесса. Должность мариенбургского комтура исполнял тогда будущий ландмаршал Филипп Шалль фон Белль (Ritterbruder im livlandischen Zweig des Deutschen Ordens / Hrsg. von Lutz Fenske und Klaus Militzer. Koln, 1993. S. 565-566. Nr 761). Возможно, этот документ появился в результате переписки Филиппа Шалля фон Белля с Кристианом Шредером: судя по письмам последнего, они обсуждали в первой половине мая этот круг вопросов (Verzeichniss livlandischer Geschichts-Quellen in schwedischen Archiven und Bibliotheken / von C. Schirren. Dorpat, 1861-1868. S. 41. Nr 534, 538, 539).

66. 1557. Sept. 5. Poswol. Des O. Gesandte in Litauen (Rembert Gilsheim etc.) an den OM. Wilhelm Furstenberg // Verzeichniss livlandischer Geschichts-Quellen in schwedischen Archiven und Bibliotheken / von C. Schirren. Dorpat, 1861-1868. S. 42. № 556; Toll R. Chronologie der Ordensmeister uber Livland, der Erzbischofe von Riga und der Bischofe von Leal, Oesel-Wiek, Reval und Dorpat. Riga; Moskau; Odessa, 1879. S. 117.

67. Consensus ordinis in cessionem Firstenbergi. 1559 22 Febr. // Архив СПбИИ РАН. Ф. 34. Л. 79.

68. Так называемая «Радзивиллова граница» была установлена актом демаркации 1473 г., и с тех пор, естественно, постоянно нарушалась. В составе Литовской метрики сохранились более поздние книги демар­кации литовско-ливонской границы в 1541-1542 гг., которые издал О. Дзярнович: Метрыка Вялiкага княства Лiтоускага. Кнiга № 560 (1542 год) / Падр. А. I. Дзярновiч. Мiнск, 2007.

69. Распоряжение об этом см.: Acta Livonica: Сборник документов, относящихся к Рижскому архиепископ­ству и Ливонии. 1263-1561 гг. // РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Д. 525. Л. 261 об.-264 об.

70. Politische Korrespondenz vor Ausbruch des livl. Krieges. 1552, 1554, 1556, 1557 // Ajalooarhiivi (Эстонский исторический архив). F. 230. B. P. 6. S. 60-62.
71. Kappeler A. Ivan Grozny im Spiegel der auslandischen Druckschriften seiner Zeit. Ein Beitrag zur Geschichte des westlichen Russlandbildes. Frankfurt/M., 1972. S. 111.

72. Renner J. Op. cit. S. 15.

73. Donnert E. Der Livandische Ordenstritterstaat und Russland. Der Livandische Krieg und die baltische Frage in der europaischen Politik 1558-1583. Berlin, 1963. S. 43-44; Czaplinski W. Nowa praca o kwestii baltyskiej w potowie XVI w. // Zapiski historyczne. Torun, 1965. T. 30. S. 541; Короток В. Д. Ливонская война. Из истории внешней политики русского централизованного государства во второй половине XVI века. М., 1954. С. 27; Дербов Л. А. К истории падения Ливонского ордена // Ученые записки Саратовского государственного университета. Сара­тов, 1947. Т. 17. С. 162; Бобышев В. Международное положение и внешняя политика Великого княжества Литов­ского накануне и в начале Ливонской войны // Староню псторьп i культуры Беларусь Мiнск, 1997. С. 51.

74. Kirchner W The rise of the Baltic question / Second edition. Westport, 1970. P. 38.

75. Подробнее см.: Арбузов Л. А. Указ. соч. С. 151-152; Frost R. The Northern Wars: War, State and Northeastern Europe: 1558-1721. Edinburg, 2000. Р. 4.

76. Jasnowski J. Op. cit. S. 186-187; Urban W The Livonian Crusade. Washington, 1981. Р. 484.

77. Stancelis V. The annexation of Livonia to the Grand Duchy of Lithuania: Historiographical controversies // Lithuanian Historical Studies. 2000. Nr 5. P. 22.

78. Rasmussen K Op. cit S. 87, 101, 103-104.

79. Tiberg E. Op. cit. S. 92, 95, 97, 213.

80. Грамота царя Ивана Васильевича магистру Ливонского ордена Вильгельму, архиепископу Рижскому, епископам и всем людям Ливонской земли с перечислением их неправд и объявлением войны. 1557 г., ноябрь // Архив СПбИИ РАН. Колл. 124 (Собрание С. В. Соловьева). Оп. 1. № 128. Стб. Л. 1.

81. Если только не считать таковыми косвенные указания позднего происхождения. См., например: 1558, Juni 5. Moskau. Antwort des Grossfursten auf die Werbung der Gesandten des OM. und des B. von Dorpat // Briefe und Urkunden zur Geschichte Livlands in den Jahhren 1558-1562 / Hrsg. von Friedr. Bienemann. Bd 1. Riga, 1865. S. 223, 226. Nr 125; 1560, апреля - октября 1. — Посылка от царя Ивана Васильевича к королю Сигизмунду Августу Никиту Семеновича Сущева с грамотою в ответ на грамоту, присланную с Мартыном Володковичем // Сб. РИО. СПб., 1887. Т. 59. С.610-611. № 41.

82. О пограничных спорах и их значении для польско-литовского государства см.: Kodzinski A. Stosunki Polski i Litwy z Inflantami przed zatargiem 1556-1557 r. // Kwartalnik Historyczny. Lwnw, 1908. T. 22. S. 344—351.

83. Bielski M. Op. cit. S. 1131-1133; Stryjkowski M. Op. cit. S. 409; Филюшкин А. И. Мацей Стрыйковский о Ливонской войне // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2005. № 3 (21). С. 112-113.

84. Sarnicki St. Annales Polonorum, quibus augmenta et decrementa Regni: Mutationes item et progressions gentis explicantur. Cracovia, 1587. D. 400.

85. Дзярновiч А. Указ. соч. С. 45.

86. Wijaczka J. Prusy ksiazêce a Polska, Litwa i Inflanty w polowie XVI w. Dzialalnosc dyplomatyczna Arsenusa von Brandta w 1544-1558. Kielce, 1992. S. 105.

87. [Dogiel M.] Codex. T. V. Nr CXXVI-CXXVIII. P. 210-221.

88. Przywrocenie Wilhelma Margrabiego Brandenburskiego na Arcybiskupstwo Ryskie. 5. IX. 1557 // AGAD. Archiwum Radziwfflow. Dzial I. Nr 7731. K. 1. — Текст Позвольского договора см.: Tractatus Pacis inter Regiam Mtem Poloniae et Magistru Liuoniae de restitutione. ac Rendissimi dni Archiepiscopi Rigensis // AGAD. Inwentarz Metryki Koronnej. Libri Legationum. LL 24. Ksiêga prowadzowa za kanclerstwa Jana Ocieskiego, zawierajaca wpisy spraw zagranicznych. K. 48-53.

89. Архив СПбИИ РАН. Ф. 32. Л. 74.

90. Например: проект текста договора «о восстановлении в правах рижского епископа», датированный сентябрем 1557 г. (РГАДА. Ф. 389. Оп. 1. Д. 525. Л. 245-248. См. также: Сборник документов о Ливонской войне из Мекленбург-Шверинского архива. Копии 1821 г. // НИОР РГБ. Ф. 256. Оп. 1. Т. 3. № 657. Л. 1-45).

Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2009. № 1/2 (5/6)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Приложение

№ 1

Соглашение между Священным королевским Величеством Польским и магистром, а также сословиями Ливонии. Все имущество, движимое и недвижимое, которое принадлежало архиепископу Рижскому, прежде чем было захвачено магистром и сословиями Ливонии, возвращается ему, а тем временем передается посреднику, выб­ранному с общего согласия, пока не утихнет война между королем Польским, защит­ником Рижского архиепископства, и магистром Ливонии. Христофор Герцог Меклен­бургский, в случае смерти или цессии архиепископа, будет возведен в сан архиепископа и признан законным архиепископом, и проч. Дан в Позволе из королевского лагеря 5 сент. 1557 г. Утвержден Вильгельмом Фюрстембергом магистром Ливонии. Там же в королевском лагере 14 сент. Из архива Великого княжества Литовского.

Во Имя Господа Аминь.

На вечную память.

Мы, Вильгельм Фюрстенберг, Магистр Тевтонского ордена в Ливонии. Извещаем настоящим нашим актом всех и каждого, перед кем это когда-либо предстанет. Поскольку между достопочтенным и ясновельможным господином Вильгельмом риж­ским архиепископом, маркграфом Бранденбургским, герцогом Штетинским, Поме­ранским, Кашубским и Вендским, бургграфом Нюрнбергским и князем Ругенским и проч., и между почтенным и вельможным господином Генрихом фон Галеном, некогда магистром Тевтонского ордена в Ливонии, а затем нами и сословиями Ливонии воз­никли некоторые разногласия, и ясновельможный государь и господин, господин Сигизмунд Август Божьей милостью король Польский, великий князь Литовский и проч., в силу братских уз, которые связывали его Священное Величество с достопоч­тенным и ясновельможным родителем его, и по долгу покровительства, оказываемого им архиепископству и Рижской церкви, встал на сторону архиепископа и начал войну против почтенного и вельможного господина Генриха фон Галена, некогда магистра Тевтонского ордена в Ливонии, и сословий Ливонии, которая продолжилась и в наше время: светлейший и превосходнейший государь и господин, господин Фердинанд Божьей милостью Король Римский, Венгерский, Богемский и проч., а также ясновель­можные государи, господа Барнин и Филипп, герцоги Штетинские и Померанские и проч., назначенные сословиями Священной Римской Империи уполномоченными по этому вопросу, ходатайствовали через своих послов перед нами и сословиями Ливо­нии, чтобы мы позволили уладить это дело путем соглашений и не доводить до войны. Затем и светлейшее королевское Величество Польское объявил свое стремление к со­хранению мира в христианстве, и мы, а также сословия Ливонии желаем установить вечный мир с его Священным Величеством и не хотим со своей стороны дать ему какой-либо повод для обиды. При содействии же послов Священного и превосходней­шего Римского королевского Величества и их сиятельств по поводу достопочтенного и ясновельможного господина рижского архиепископа было условлено и решено на тех условиях, которые записаны в грамоте тех самых послов, содержание которой дос­ловно таково.

Мы, Вацлав Вржешович де ново Кастро, камерарий светлейшего господина Фердинанда, эрцгерцога Австрийского, и Валентин Зауерман Гельтше со стороны светлейшего и непобедимейшего государя и господина, господина Фердинанда Божьей милостью Короля Римского, Венгерского, Богемского и проч., и Лаврентий Отто, доктор обоих прав, а также Геннинг Вальде Лозенский со стороны ясновельможных государей и господ, господина Барнина и господина Филиппа герцогов Штетинских и Померанских и проч., послы уполномоченных сословиями Священной Римской импе­рии уладить эти ливонские смуты, делегаты к Священному королевскому Величеству Польскому. Настоящим извещаем всех заинтересованных. Поскольку между ясновель­можным и достопочтенным господином Вильгельмом, архиепископом Рижским, маркграфом Бранденбургским, герцогом Штетинским, Померанским, Кашубским и Вендским, бургграфом Нюрнбергским и князем Ругенским, и почтенным и вельмож­ным господином Генрихом фон Галеном, некогда магистром Тевтонского ордена в Ливонии, и сословиями Ливонии по некоторым вопросам появились разногласия, и они пошли на ясновельможного и достопочтенного господина архиепископа войной и пленили его. Священное королевское Величество Польское, в силу кровных уз, свя­зывающих его с его сиятельством, а также по долгу покровительства, которому вверены архиепископство и Рижская церковь, начал готовить против них войну, дабы вернуть архиепископу прежнее положение и оружием отомстить за свои обиды и несправедли­вости своим подданным в Великом княжестве Литовском, совершенные ливонцами. И поскольку также ясновельможный господин Альбрехт, сеньор маркграф Бранден­бургский, герцог в Пруссии, Штетинский, Померанский, Кашубский и Вендский, бургграф Нюрнбергский и князь Ругенский побуждал отомстить братские обиды, ясно­вельможный и непобедимейший государь, господин Король Римский, а также сословия Священной Римской империи тщательно обговорили через нас с его Священным Величеством, чтобы он, отложив мысли о войне, позволил уладить дело мирными соглашениями. На что его Священное Величество охотно объявил свое стремление и склонность к сохранению христианского мира и одновременно удостоверил, какое влияние на него имеет требование ясновельможного и непобедимейшего государя, гос­подина, господина Римского Короля, а также сословий Священной Римской империи: ибо он согласился, чтобы мы приняли меры к примирению, обещая подчиниться, если с нашей помощью будет условлено о полном восстановлении в правах достопочтенного и ясновельможного господина архиепископа; и чтобы ливонские сословия отправили послов, которые обговорят возмещение за его обиды и несправедливости его поддан­ным. Итак, когда мы вернулись из Ливонии, и с нами прибыли ливонские послы, и изложили его Священному Величеству то, что было оговорено нами о реституции ясновельможного и достопочтенного господина архиепископа, и хотя мы не пренеб­регли старанием и усердием, каковое могло быть приложено нами к этому делу, все же его Священное Величество отказался утвердить постановленное, поскольку условия реституции не могли во всем совпасть с формулой, переданной нам его Священным королевским Величеством; поэтому, в силу наложенной на нас ясновельможным и непобедимейшим государем господином Римским Королем и сословиями Священной Римской империи обязанности, мы опять провели переговоры с ливонскими послами, чтобы ради установления мира прийти к новому соглашению относительно тех пунк­тов, которые расходились с формулой его Величества: вследствие чего с уполномочен­ными советниками его Величества и с вышеназванными ливонскими послами, имею­щими на то полные мандаты, которые мы признаем здесь включенными, о реституции достопочтенного и ясновельможного господина рижского архиепископа было со­гласовано и решено таким образом.

Прежде всего. Восстанавливается в изначальном положении так, чтобы сохраня­лось им (архиепископом. — В. П.) неотъемлемо, как его достоинство, так и юрисдик­ция, верховенство, суверенитет, власть, собственность, прерогативы в его владениях и диоцезе, и возвращаются ему города, крепости, замки, деревни, земли и все доходы, которые складываются из их рент и выгод, чтобы вносились обычные ежегодные по­дати и выплаты, налоги, пошлины, сборы и как бы то ни называлось, для чего должно вернуть так, чтобы у него были все полные права, касающиеся как личности и досто­инства и полномочий, так и его собственности, поскольку он обладал всем этим, пока не был пленен почтенным и вельможным господином магистром и сословиями Ливонии. Особо также предусмотрено, что ему возвращается его часть юрисдикции над горо­дом Ригой, поскольку он пользовался ею, пока не был пленен почтенным и вельмож­ным господином магистром, и орден не должен препятствовать ему в этом. Если же когда-либо возникнут какие-нибудь разногласия по поводу этой юрисдикции, когда ею будет обладать достопочтенный и ясновельможный господин архиепископ, они должны быть решены по закону и надлежащим судом, но никак не вооруженным поку­шением друг на друга. Также возвращается ему все, что относится к его движимому имуществу. В этом отношении, прежде всего, то, что принадлежало по праву самому архиепископу и Рижской церкви, как следует, все церковные и епископские украше­ния, предназначенные для каких-либо целей, и какое бы то ни было имущество, а именно митра и посох архиепископа, привилегии, грамоты, книги личного хозяйства и офици­альных актов, и если что-либо из этого оказалось утраченным, то предусмотрено, чтобы было восстановлено и возобновлено. Также должно быть возвращено то, что было похищено из укреплений замков, все виды орудий и вооружения, большие и малые бомбарды, ядра, порох, копья, железные орудия, панцири и все военное снаря­жение. Также сто ластов пшеницы провианта. И, наконец, возвращаются и все вещи, которые были личной собственностью достопочтенного и ясновельможного господи­ на архиепископа и которые были похищены, все согласно инвентарю, так, как подо­бает между сторонами. Если же что было похищено из недвижимого имущества его прелатов и подданных, возвращается со всеми доходами и выгодами. Также, что было оставлено кем-либо у архиепископа на хранение и затем захвачено, то, если было зас­видетельствовано, полностью возвращается. Что касается доходов, полученных после пленения достопочтенного и ясновельможного господина архиепископа, до того момента, как имущество архиепископства будет секвестрировано, решено так: поскольку утвер­ждалось, что немалая часть их была предоставлена сиятельному господину Христофору, герцогу Мекленбургскому, на содержание его самого и его семьи и также немалая часть потрачена на достопочтенного и ясновельможного господина архиепископа, а также на его замки и семью, то, если что из них осталось и ввиду неопределенности подсчет для реституции будет труден, должно дать им пятьдесят ластов пшеницы. О доходах в остальное время, а именно как только имущество архиепископства будет секвестри­ровано, предусмотрено, чтобы все было возвращено, за исключением того, что предо­ставлено достопочтенному и ясновельможному господину архиепископу и сиятельному господину, Христофору, герцогу Мекленбургскому, и их семьям на их содержание.

Но поскольку королевское Величество Польское и сиятельный господин Альбрехт, маркграф Бранденбургский и герцог в Пруссии, начали войну не только из-за досто­почтенного и ясновельможного господина архиепископа, но также по собственным причинам, и почтенный и вельможный господин магистр, и прелаты, а также ливонские сословия не считают для себя возможным восстановить в правах достопочтенного и ясновельможного господина архиепископа, пока не будут устранены все эти причины и им будет гарантирован мир, и тогда только вернут все достопочтенному и ясновель­можному господину архиепископу. Посему решено, чтобы с общего согласия сторон были выбраны секвесторы, которым передавалось бы архиепископство и которые бы охраняли его, пока не будет достигнут компромисс относительно этих причин и по поводу смут между ясновельможным королевским Величеством Польским и почтен­ным и вельможным господином магистром, прелатами и сословиями Ливонии, им же передаются все доходы, пользы и то, что касается реституции, дабы они все сохранили в целости.

Этих секвесторов же обе стороны, и достопочтенный и ясновельможный господин архиепископ, и почтенный и вельможный господин магистр себе выбрали достопоч­тенных господ епископов Курляндского и Дерптского. Достопочтенный и ясновель­можный господин архиепископ со своей стороны — епископа Курляндского, почтен­ный и вельможный господин магистр со своей — Дерптского, и поскольку они с начала мирных переговоров будут владеть имуществом архиепископства, пусть им будут известны все его доходы. Итак, теперь их выбрали и утвердили. Они же теперь сохра­нят замки, поместья, дома архиепископства, которые они беспрепятственно займут до установления мира, кроме тех замков, которые отданы сиятельному господину Хри­стофору, герцогу Мекленбургскому и достопочтенному и ясновельможному госпо­дину архиепископу, из доходов которых они будут себя содержать. Эти же господа секвесторы сохранят все остальные ценности, которые касаются реституции и которые поименно обозначены.

Также от этих секвесторов мы, как организаторы, именем ясновельможного и непобедимейшего государя господина, господина Римского Короля и обоих государей требуем и повелеваем им, чтобы в силу повиновения, которым они обязаны Священ­ному и непобедимейшему Римскому королевскому Величеству, и ради сохранения мира, общего спокойствия, они приняли эту обязанность, и честно исполняли, чтобы ни выгоды архиепископства, ни семейные узы не имели перевеса. Также префекты входя­щих в архиепископство замков должны подчиняться одним только секвесторам, а не магистру, не прелатам и не сословиям Ливонии. Когда же будет достигнуто согласие относительно причин раздоров, которые произошли между Священным королевским Величеством Польским и почтенным и вельможным господином магистром, прелатами и ливонскими сословиями, а также когда Священное королевское Величество Польское и сиятельный господин Альбрехт, Маркграф Бранденбургский, герцог в Пруссии и проч., заключат с ними твердый и нерушимый мир и утвердят этот договор: немедленно восстановят в прежнем достоинстве Достопочтенного и ясновельможного господина архиепископа, и замки, поместья, дома, а также все, что включено в этот договор. Все, что названные господа секвесторы потратят в пользу архиепископства и свою сверх его доходов на необходимые нужды, то, если надлежащим образом засвидетельствуют, а также предъявят счета, будет им возмещено из его доходов. Также подданных досто­почтенного и ясновельможного господина архиепископа, которых во время этих смут почтенный и вельможный господин магистр, а также сословия Ливонии с общего согласия и постановления привели к присяге себе, сделают свободными и вольными, а также подтвердят отпускными письмами, что они передались им по принуждению. Также и расторжение присяги, которую некогда приносили достопочтенному и ясно­вельможному господину архиепископу его подданные устно или письменно, будет недействительным, и они останутся связанными прежней ему присягой. Однако они не должны быть принуждаемы к новому оммажу, если отложились от достопочтен­ного и ясновельможного господина архиепископа и предались власти почтенного и вельможного господина магистра и остальных сословий Ливонии не по своей воле, но вынужденно.

И хотя среди них есть некоторые, которые, несмотря на то что достопочтенный и ясновельможный господин архиепископ все еще сохранял звание и свое положение, добровольно перешли к почтенному и вельможному господину магистру и сословиям и которых достопочтенный и ясновельможный господин архиепископ считает нуж­ным сурово покарать, однако из любезности к ясновельможному и непобедимейшему господину Римскому Королю, а также Священному королевскому Величеству Польскому, для установления прочнейшего мира, прощает вместе с прочими своими подданными, капитулом, нобилитетом, горожанами, которые были принуждены это сделать, и обещает за себя и своих наследников, что ни он, не его наследники не будут упоминать впредь об этом деле.

Со своей стороны, почтенный и вельможный господин магистр и сословия Ливо­нии должны будут искренне отпустить все обиды тем, кто присоединился к достопоч­тенному и ясновельможному господину архиепископу или каким-либо образом содей­ствовал ему. И если кто из подданных рижских горожан и подчиненных господина архиепископа в течение этих волнений был изгнан, все недвижимое имущество должно быть им возвращено. Движимое также, если сохранится, будет возвращено. Остальное же может быть потребовано назад у захватчиков или удерживающих его за собой через законный суд. Если же они заключены в тюрьму или связаны залогом, порукой и другими гарантиями, то им предоставят свободу, безопасность и неприкосновенность, а также, по возвращении прежних почестей и достоинства, позволят им свободно решить, захотят ли остаться в Ливонии, покинуть ли ее, и они не обязаны предоста­вить иной гарантии невиновности, если от них потребуют, кроме поручительства.

Также сиятельного господина Христофора, герцога Мекленбургского, с одобре­ния ясновельможного и непобедимейшего государя господина Римского Короля, а также Священного королевского Величества Польского, выборщиков, государей и сословий империи, а также за его заслуги должно признать коадъютором архиепис­копства. А после того, как последует цессия или смерть достопочтенного и ясновель­можного господина архиепископа, признать его новым законным архиепископом, и не препятствовать в этом деле под какими-либо вымышленными предлогами.

Когда же достопочтенный и ясновельможный господин архиепископ состарится, он будет волен, если захочет, передать тому сиятельному господину Христофору, гер­цогу Мекленбургскому, должность, а также управление архиепископством, с которым же с общего усмотрения договорится о доходах и выгодах.

Если же принято, что подданные Рижского архиепископства одновременно с выбо­ром коадъютора приводятся к присяге ему, должны будут принести ее также сиятель­ному господину Христофору, герцогу Мекленбургскому, когда только это будет угодно достопочтенному и ясновельможному господину архиепископу. Если же такого обычая нет, но это принято только тогда, когда избранный коадъютором унаследует полное достоинство архиепископа, то не обязаны этого делать, пока вследствие либо цессии достопочтенного и ясновельможного господина архиепископа, либо его смерти он наследует полностью достоинство архиепископа.

Также сиятельный господин Христофор, герцог Мекленбургский, должен дать достаточные гарантии сословиям Ливонии, что полностью сохранит их права, статуты и привилегии, подтвержденные католическим, императорским и Священным, а также непобедимейшим Римским королевским Величеством, кроме постановлений Вольмарского рецесса, и те их части, которые нарушают право архиепископа, а также Рижской церкви, может объявить недействительными и пересмотреть в ходе судебного разби­рательства. Также он должен им гарантировать, что не обратит архиепископство в светское и наследственное владение, и не нанесет поэтому какого-либо ущерба Священной Римской империи, и так же, как он будет по-доброму относиться к почтен­ному и вельможному господину магистру, прелатам, а также сословиям Ливонии, так и они, со своей стороны, — к нему, чтобы сохранялся обоюдный мир и вечное согласие. Но поскольку сиятельный господин Христофор, герцог Мекленбургский, не достиг еще совершеннолетия, то, чтобы кто-нибудь не чинил препятствия правам и привиле­гиям подданных, если достопочтенный господин архиепископ решит уступить ему до­стоинство архиепископа, сам достопочтенный господин архиепископ должен выбрать двух из духовного сословия и двух — из нобилитета этого архиепископства, которые бы управляли архиепископством, пока тот не достигнет положенного возраста, не дольше. Точно так это обещали и сиятельный господин Христофор, герцог Меклен­бургский, и его именем также достопочтенный господин архиепископ, а также он согласился, чтобы это было внесено в настоящий рецесс. Если Рижская городская община что похитила у капитула и Рижской церкви, она должна это вернуть, и если у них возникнут какие споры, то пусть будут решены надлежащим судом. Также и почтенный и вельможный господин магистр, и ясновельможный и достопочтенный господин архиепископ, и прелаты, сословия, дворянство, города Ливонии, какая бы неприязнь или вражда между ними ни привела к этой войне, должны друг друга простить и навсегда забыть, чтобы между ними установился верный, прочный и вечный мир.

Это соглашение о реституции достопочтенного господина архиепископа королевс­кое Величество Польское, а также сиятельный господин Альбрехт, маркграф Бранден­бургский, герцог в Пруссии должны своими подписями одобрить и утвердить, что также должен сделать сам достопочтенный господин архиепископ. В верность и подтверждение их собственноручно поставили настоящие подписи и привесили наши печати. Дано в Позволе из королевского лагеря, дня пятого месяца сентября, в год тысяча пятьсот пятьдесят седьмой. Вацлав Вржешович, Валентин Зауерман, Лаврен­тий Отто, Геннинг Вальде собственноручно.

Итак, этот акт соглашения и примирения мы вместе с сословиями Ливонии, утвер­ждая, этой нашей подписью навечно одобряем так, как одобрили их же нашей клят­вой; обещая за нас и наследников наших то, что в них содержится, соблюдать на веч­ные времена свято и нерушимо. В верность и подтверждение этого дела своей рукой подписали и привесили Печати наши и комтуров. Дано в Позволе из королевского лагеря, дня четырнадцатого сентября. В год тысяча пятьсот пятьдесят седьмой. В присут­ствии почтенных, славных и благородных Христофора де Лева именуемого иначе де Нова Вилла, провинциала маршала Ливонии, Генриха Штединга, коммендатора Голдингского, Христофора Сиберия Кандамского, Николая фон Штридгоффа Грубенского, префекта, Гвальтера Плеттенберга, Раимперта Кульдесхайма доктора права, Михаила Брунау, советников. И многих других здесь находящихся.

№ 2

Условия мирного договора между Священным королевским Величеством Польским и магистром Ливонии о восстановлении во всех правах Рижского архиепископа. Все города, замки, крепости, ренты и доходы возвращаются названному архиепископу вместе со всеми его юрисдикцией, суверенитетом и властью. Избираются присяжные уполномоченные, которые установят границы между Литвой и Ливонией и уладят споры между сторонами, и если не будет между ними согласия, то Гнезненский архи­епископ будет иметь полное право вынесения окончательного решения. Прочее. Дано в Позволе из королевского лагеря дня 5 сент. 1557 года. С утверждением Вильгельма Фюрстенберга, магистра Тевтонского ордена в Ливонии. Дан там же дня 14 Сент. из Архива Королевства. Кн. посл. Лит. Y. л. 52.

Во Имя Господа Аминь.

На вечную память.

Мы, Вильгельм Фюрстенберг, магистр Тевтонского ордена в Ливонии, прелаты и сословия Ливонии извещаем настоящим нашим актом всех и каждого, перед кем это когда-либо предстанет. Поскольку светлейший государь и господин, господин Сигизмунд Август Божьей милостью Король Польский, Великий князь Литовский и проч. по известным причинам начал войну сперва против почтенного и вельможного госпо­дина Генриха фон Галена, нашего предшественника, затем против нас, а также сословий Ливонии, светлейший и превосходнейший государь, господин, господин Фердинанд Божьей милостью Король Римский, Венгерский, Богемский и проч., а также ясновель­можные государи господа, Барним и Филипп, герцоги Штеттинские и Померанские и проч., назначенные сословиями Священной Римской империи уполномоченными по этому вопросу, побуждали нас и сословия Ливонии, чтобы мы позволили путем соглашений договориться и устранить все те причины, которые привели к войне. Посему, поскольку и его Священное Величество заявил об искренней склонности к сохранению христианского мира, и мы, а также Сословия Ливонии прежде всего стре­мимся к миру с его Священным Величеством, и желаем во всем, что служит его сохра­нению, проявить, насколько можно, все наше рвение и усердие, при содействии этих же послов светлейшего и превосходнейшего Римского королевского Величества и ясно­вельможных господ герцогов Померанских стороны договорились на тех условиях, которые изложены в грамоте этих послов. Содержание которой таково. Мы, Вацлав Вржешович де Ново Кастро, камерарий светлейшего господина Фердинанда эрцгер­цога Австрийского, и Валентин Зауерман Гельтше со стороны светлейшего и непобедимейшего государя и господина, господина Фердинанда Божьей милостью Короля Римского, Венгерского, Богемского и проч., и Лаврентий Отто, доктор обоих прав, а также Геннинг Вальде Лозенский, со стороны ясновельможных государей и господ, господина Барнина и господина Филиппа, герцогов Штеттинских и Померанских и проч., послы уполномоченных сословиями Священной Римской империи уладить эти ливонские смуты, делегаты к Священному королевскому Величеству Польскому. Настоящим извещаем всех заинтересованных. Поскольку светлейший государь и гос­подин, господин Сигизмунд Август Божьей милостью Король Польский и проч. при­готовлялся к войне против почтенного и вельможного господина Генриха фон Галена, некогда магистра Тевтонского ордена в Ливонии, а также его наследника господина Вильгельма Фюрстенберга и прочих его прелатов и сословий Ливонии из-за пленения ими достопочтенного и ясновельможного господина Вильгельма Рижского архиепис­копа, с которым он сам и через своих предков связан братскими узами, и который доверился вместе со своей Рижской церковью его протекции, и захвата ими всех владе­ний архиепископства, затем вследствие собственных обид и несправедливостей своим подданным, из-за убийства ими его посла, нарушения границ, частых набегов, ущерба, причиненного его подданным, и конфискации их товаров, — и побуждаемый именно этими причинами, его Величество решил начать с ними войну, и светлейший и непобе- димейший государь и господин, господин Фердинанд Божьей милостью Король Рим­ский, Венгерский, Богемский и проч., советуясь с ясновельможными господами выбор­щиками, государями и сословиями Римской империи и с их послами, отправил нас к его Священному Величеству и по-отечески просил его позволения договориться мир­ным путем о достопочтенном и ясновельможном господине архиепископе и по поводу его собственных обид, и чтобы он не стал прибегать бы к войне, которая принесет кровопролитие. Посему его Священное Величество из сыновней преданности и почте­ния к Священному и непобедимейшему Римскому королевскому Величеству и по долгу христианского государя заявил нам о склонности к сохранению христианского мира и обещал воздержаться от войны, если сперва достопочтенный и ясновельможный гос­подин Рижский архиепископ будет восстановлен в прежнем достоинстве и положении. Затем почтенным и вельможным господином магистром и сословиями Ливонии были бы приняты условия возмещения обид ему и его подданным.

Итак, после того как мы обсудили эти вопросы в Ливонии и снова — с его Священ­ным Величеством, вместе с послами почтенного и вельможного господина магистра, прелатов и сословий Ливонии, отправленными вместе с нами к его Священному Вели­честву из Ливонии, после долгих и продолжительных проволочек было решено на таких условиях. Прежде всего о реституции достопочтенного и ясновельможного господина архиепископа Вильгельма было постановлено согласно формуле соглашения о рести­туции, выработанной при нашем посредничестве и одобренной его Священным Вели­чеством как покровителем самого достопочтенного и ясновельможного господина архиепископа и Рижской церкви, и по поводу которой составлен другой документ. А поскольку уже давно источником и рассадником всех распрей являются спорные и неопределенные границы между Великим княжеством Литовским и Ливонией, вслед­ствие чего не раз случалось, что подданные обеих сторон совершали отсюда частые набеги, решено, что в силе остаются постановления, называемые обычно Радзивил- ловы, а также немедленно избираются уполномоченные, которые установят границы, следуя описанию мест этими самыми постановлениями, и все они присягнут в том, что будут справедливо и честно по совести судить, следующим образом.

Я, N. N., клянусь в этих разногласиях, которые касаются вопроса и спора о границах между Великим княжеством Литовским и этой провинцией Ливонией, несомненно, дабы границы! согласно линии Радзивилла, по которой они проходят посередине между двумя крайними пограничными пунктами Шедеборы и Висквилли, были бы исследованы! тщательным и честным изысканием и установлены! и обозначены! ясными и вечными знаками, что ничего из этой клятвы, которой я обязался светлейшему государю и моему милос­тивейшему господину и подвластной ему страны, я не исполню с оглядкой на или ради кого-нибудь, из благосклонности или ненависти, но после тщательного исследования указанных выше пограничных пунктов я честно отмечу границы посередине заметными и вечными знаками. Но если вследствие неясности и неопределенности этих погранич­ных пунктов середина, предложеннаяупомянутыт декретом Радзивилла, не может быть точно определена, я буду судить обеим сторонам по справедливости и совести и буду решать все так, как посчитаю справедливым и честным по моему убеждению. И да не помешает мне ничто исполнить этот долг, разве только недуг или сама смерть. Да поможет мне Бог.

Однако, чтобы вышеназванные уполномоченные легче могли бы достичь согласия по всем делам, с общего одобрения Священного королевского Величества Польского, а также почтенного и вельможного господина магистра и послов сословий Ливонии, имеющих на то полный мандат, достопочтенный Отец во Христе, господин Николай Дзирзковский архиепископ Гнезненский, назначенный легат и примас Польской Цер­кви, или кто другой, являющийся временно господином архиепископом Гнезненским, избирается арбитром, и ему предоставляется полное право судить о тех делах, в кото­рых, возможно, между уполномоченными не будет согласия. И они добросовестно, в священном месте клятвенно обяжутся, что бы он ни объявил, постановил и решил, то будет свято и нерушимо соблюдаться, и они подчинятся его решению и постановле­нию, и обещали притом, ясно отказавшись от общих и частных протестов, возраже­ний, апелляций, пересмотров и других каких бы то ни было правовых — как граждан­ских, так и канонических — льгот и привилегий, а также от судебного освобождения и восстановления в изначальном положении, что, если кто из них под каким-либо предлогом или неким другим надуманным образом или способом захочет противо­действовать упомянутому арбитражу или постановлению и не захочет безоговорочно подчиниться, он тем самым должен уступить всю власть и права, которыми, по его мнению, он обладал в пограничных областях, и противной стороне будет позволено в соответствии с названным решением и постановлением занять их и присвоить. Однако, поскольку при такого рода арбитраже требуется, чтобы он не был связан ни с одной из сторон, Священное королевское Величество Польское полностью (насколько относится к настоящему делу) освободил его от присяги, которой тот был обязан ему, Королевству и его землям, дабы не руководствовался в этом деле ничем — ни данной ему клятвой, ни долгом повиновения — но только справедливостью и правосудием, а также чтобы он принес бы клятвенную присягу обеим сторонам в вопросе о грани­цах, как подтверждено отпускной грамотой Священного королевского Величества Польского. Утверждена же следующая формула его клятвы:

Я, архиепископ Гнезненский, клянусь в этих разногласиях, которые касаются воп­роса и спора о границах между Великим княжеством Литовским и провинцией Ливо­нии, что ничего из этой клятвы, которой я обязался светлейшему государю и моему милостивейшему господину и подвластной ему страны, я не исполню ради или для кого-нибудь, из благосклонности или ненависти, но обо всем, в чем не смогут достичь согласия присяжные уполномоченные, выбранные обеими сторонами для очерчива­ния Радзивилловой границы, которая проходит посередине между пределами Вейск- вилли и Шедебор, после тщательного рассмотрения дела и изучения обстоятельств буду решать и судить так, как посчитаю справедливым по моему убеждению. Но поскольку вследствие неясности и неопределенности пограничных пунктов эта середина, предло­женная упомянутым декретом Радзивилла, не может быть точно определена, я буду судить обеим сторонам по справедливости и совести. Да поможет мне Бог.

Уполномоченные же, а также избранный с общего согласия достопочтенный госпо­дин архиепископ Гнезненский должны собраться на границе первого августа следую­щего тысяча пятьсот пятьдесят восьмого года и начать проводить межу от реки Лунида, вплоть до которой границы не являются спорными. Если же Священному королевскому Величеству Польскому это время по каким-либо причинам покажется неудобным, то остается на усмотрение его Священного Величества назначить другое и известить почтенного и вельможного господина магистра, который к тому времени должен отправить своих уполномоченных. При этом настоящий компромисс останется в силе во всех отношениях и всех своих пунктах так, что, согласно нему, и достопочтенный господин архиепископ, назначенный арбитром, и уполномоченные будут иметь те же полномочия, которые им полагаются, как если бы они собрались к тому времени, которое было установлено изначально, то есть к первому августа тысяча пятьсот пять­десят восьмого года. Также прежде чем уполномоченные и достопочтенный господин архиепископ Гнезненский прибудут на границу, с обеих сторон должны быть назначены люстраторы, честность и бескорыстие которых проверены, и которые, насколько воз­можно, хорошо знают местность. А между тем и Священное королевское Величество Польское, и почтенный и вельможный господин магистр и сословия Ливонии должны позаботиться, чтобы их подданные поступали согласно долгу поддержания общего мира и чтобы не посягали каким-либо образом на собственность друг друга. Поскольку же этот компромисс касается также границ между отрогом Комодра и замком Бауске, решено с тем, чтобы таким образом эти соглашения в хоть какой-то своей части начали исполняться, чтобы уже сейчас были посланы уполномоченные, которые согласно вышеуказанному Радзивиллову постановлению определили бы границы, и эти границы будут для обеих сторон прочными, твердыми, вечными. Что же сверх того занято ливонцами из литовских земель, или, наоборот, литовцами из ливонских земель, то должно быть немедленно возвращено и очищено. А также, чтобы из-за ветхости эти границы не были бы разрушены и уничтожены и вопрос вновь не стал бы запутанным, постановлено, что каждые пять лет префекты пограничных областей будут собираться на месте и, если потребуется, обновят знаки так, что не будет когда-либо нужды в них сомневаться. А чтобы их установка была более удобной, следует созвать с обеих сто­рон небольшое число крестьян, которые покажут нужные пути, ведущие к границам, в труднодоступных лесистых местах, как в Великом княжестве Литовском, так и в Ливо­нии, и соорудят мосты и подготовят необходимые условия для ведения этого дела.

Поскольку же почти все споры и несправедливости происходили по причине гра­ниц, после их установления Священное королевское Величество Польское должен назначить трех уполномоченных, и таких же трех — почтенный и вельможный госпо­дин магистр Ливонии, которые будут иметь полномочия расследовать и судить все несправедливости. При этом в первый день ливонские уполномоченные будут судить подданных Священного королевского Величества с ливонцами. Затем на следующий день — литовские уполномоченные судят их людей, и так по очереди через день будут судить взаимные несправедливости, дабы обе стороны в равной степени обладали пра­вом суда, или, если возможно будет подсчитать, причиненный обеим сторонам ущерб будет справедливо возмещен. Если же в будущем случится одной из сторон какая-ни­будь новая несправедливость, местные префекты, когда им доложат, должны незамед­лительно объявить суд и позаботиться, чтобы по причине затягивания не был бы дан повод для частного насилия, которое может поколебать всеобщее спокойствие, и поста­раются, чтобы в течение одного месяца — если не появится какого законного препят­ствия — с такого рода поводами было бы покончено. Если же кто окажется неради­вым в своей службе, то, после передачи дела вышестоящему, должен быть наказан. Корабли, а также товары подданных Священного королевского Величества Польского, захваченные ливонцами под видом репрессалий во время этих смут, будут возвращены полностью со всеми вещами до дня Святого Луки настоящего года. И наоборот, пше­ница, купленная ливонцами в землях его Священного Величества, или деньги, кото­рые они заплатили, должны быть им возвращены. Впредь же ни одна сторона не будет употреблять репрессалии, если только государь или в его отсутствие тот, кто займет его место, не потребует этого в суде. Также часто возбуждает большие раздоры то, что люди как Светлейшего королевского Величества Польского, так и почтенного и вель­можного господина магистра Ливонии, считающие кого-либо из противной области чем-либо себе обязанным, обычно не судятся о своих правах по закону на месте, но взаимно угоняют крестьян и обыкновенно жестоко с ними обходятся. И поскольку это происходит взаимно, давая серьезные поводы для нарушения соседских прав, то для их устранения следует, чтобы тот, кто посчитает себя потерпевшим какую-нибудь несправедливость от кого-либо, не отвечал бы таким же насилием, но обратился в законный суд, так, что если кто действительно захочет судиться с крестьянином, обра­тился бы к его господину. И если господин окажется нерадивым или сам как-нибудь участвовал в какой-либо несправедливости, потерпевший должен обратиться к мест­ным префектам, и это должно соблюдаться подданными равно как Священного коро­левского Величества Польского, так и вельможного господина магистра Ливонии. И чтобы разрешение всех споров, которые могут возникнуть между подданными с обеих сторон, было легким и удобным, следует, чтобы, как постановлено предыдущим дого­вором о проведении каждые три года пограничных встреч, то же повторялось и здесь, а также чтобы заседали советы в Обелие и Курчмах, которые должны вершить суд и выносить приговоры по всем делам и несправедливостям. И дабы все, что служит делу добрососедства, устроилось как можно лучше, то, что предусмотрено прежними дого­ворами о праве свободного проезда подданных Священного королевского Величества Польского через Ливонию, решено здесь повторить и подтвердить, так же, как и их освобождение от уплаты любых сборов и пошлин, которые были вновь установлены после прежних договоров, но согласно с прежними договорами им предоставлено право и полная свобода и возможность вести торговлю как в городе Риге, так и в дру­гих местах, так же, как и ливонцам в землях Священного королевского Величества. Поскольку же его Священное Величество давно уже считает тяжелейшей обидой убий­ство своего секретаря, благородного Гаспара Ланского, которого он отправил послом в Ливонию для восстановления мира между достопочтенным и ясновельможным гос­подином архиепископом и почтенным и вельможным господином магистром и сосло­виями Ливонии, а послы вельможного господина магистра и сословий Ливонии объяс­нили его убийство никак не государственным заговором, но случайностью, то по этому делу решено, что командор Розиттенский, который обвиняется в этом, предстанет перед очами королевского Величества и либо опровергнет доказательствами свою вину и обвинение в убийстве посла, либо оправдается клятвой, и объявит себя невиновным, и будет умолять снять с него подозрение, и искать милости Священного королевского Величества. Остальные же виновники убийства, которые были схвачены, будут приго­ворены к законной казни или будут оставлены на усмотрение его Священного Величе­ства, что бы он ни решил на их счет.

А поскольку Священное королевское Величество Польское считает, что имел спра­ведливые причины для начала и подготовки этой войны, и он выдвинулся с Войском и воинским снаряжением к самым границам Ливонии, то с полным основанием полагает, что ему должно быть предоставлено возмещение военных издержек. Почтенный и вель­можный господин магистр и сословия Ливонии не отказываются его предоставить, однако его Величество, после нашего ходатайства, которое мы сделали перед ним как можно прилежнее от имени Священного и непобедимейшего Римского королевского Величества, а также в своей милости и чтобы тем угодить сословиям Священной Рим­ской империи, обещал освободить их от необходимости всего этого возмещения.

Поскольку же между Светлейшим королем Польским, великим князем Литовским, и королевством и его владениями и между почтенным и вельможным господином ма­гистром и сословиями Ливонии существуют старые договора, и они по обычаю под­тверждены клятвой как светлейших господ королей польских и великих князей литов­ских, так и вельможного господина магистра и сословиями Ливонии, постановлено, чтобы ничто из этих разногласий и этих новых соглашений не считалось в будущем ограничивающим их, но, при том что первые остаются незыблемыми и действитель­ными, эти вторые установлены отчасти для их прояснения, отчасти для обновления и расширения. И чтобы между светлейшим государем и господином, господином Коро­лем Польским и его наследниками, как королями Польскими, так и великими кня­зьями литовскими и всеми их владениями, а также между почтенным и вельможным господином магистром и сословиями Ливонии и их владениями сохранялся твердый, прочный и вечный мир, пусть один на другого не пойдет войной, и не окажет услуг врагам другого ни при каких обстоятельствах, и не предоставит им со своей стороны совета или чего бы то ни было; также не заключит союза один против другого, и во всех делах сохранят свято и нерушимо вечные мир и союз, и не станут противиться им прямо или косвенно, или еще как-нибудь. Эти договора, все и каждые, для их неруши­мости, прочности и долговечности, должны быть подтверждены клятвой Священного королевского Величества Польского и советников литовских в присутствии послов вельможного господина магистра, сословий Ливонии вместе с возобновлением дав­них соглашений. Это же должны сделать сами послы, а также сам почтенный и вель­можный господин магистр Ливонии с комтурами прибудет 14 сентября сюда, в лагерь, к Священному королевскому Величеству для их одобрения и утверждения и принесения клятвы и утвердит эти соглашения в присутствии Священного королевского Величе­ства клятвой и собственноручной подписью и привесит печати. То же должен сделать своей подписью Священное королевское Величество Польское с литовскими советни­ками. В случае, если какие-либо советники литовские, или равно комтуры Ливонии в это время не смогут присутствовать, они должны будут на ближайших конвентах своих земель принести такую же клятву для подтверждения этих соглашений, если таковая требуется с их стороны. Также советники Великого княжества Литовского, как и сословия Ливонии, должны будут обязаться по формуле старых договоров, чтобы если либо великий князь литовский, либо вельможный господин магистр Ливо­нии, или кто-либо другой захочет отступить от этого союза, то не предоставляли бы ему ни помощи, ни совета, ни оставались бы в покорности ему. В верность и под­тверждение этого собственноручно настоящие подписи поставили и привесили наши печати. Дано в Позволе из королевского лагеря, дня пятого месяца сентября, в год тысяча пятьсот пятьдесят седьмой.

Итак, эти акты, соглашения и примирения мы вместе с комтурами и сословиями Ливонии будем считать незыблемыми и прочными, и этими нашими подписями навечно подтверждаем и одобряем клятвой нашей и комтуров Ливонии; обещая за нас и наслед­ников наших то, что в них содержится, на вечные времена свято и нерушимо соблю­дать. В верность и подтверждение этого дела своей рукой подписали и привесили печати наши и комтуров. Дано в Позволе из королевского лагеря, дня четырнадца­того сентября. В год тысяча пятьсот пятьдесят седьмой. В присутствии почтенных, сиятельных, славных и благородных Христофора де Лева именуемого иначе де Нова Вилла, провинциала, маршала Ливонии, Генриха Штединга, коммендатора Голдингенского, Христофора Сиберия Кандамского, Николая фон Штридгоффа Грубенского, префекта, Гвальтера Плеттенберга, Раимперта Кульдесхайма, доктора права, Михаила Брунау, советников. И многих других при этом присутствующих.

Союз между Вильгельмом Фюрстенбергом, магистром Тевтонского ордена в Ливо­нии, и Сигизмундом Августом, королем Польши, против князя Московского.

Дан в Позволе из Королевского Лагеря 14 сентября 1557 года.

Во Имя Господа Аминь.

На вечную память.

Мы, Вильгельм Фюрстенберг, магистр Тевтонского ордена в Ливонии, извещаем настоящим нашим актом всех и каждого, перед кем это когда-либо предстанет. Поскольку между светлейшим государем и господином, господином королем Польским, великим князем Литовским и его владениями и между почтенным и вельможным господином магистром и сословиями Ливонии и их владениями издавна существовали старые договора, которые до сих пор свято и нерушимо соблюдались, но возникшие с недавних пор некоторые раздоры между светлейшим государем и господином, господином Сигиз- мундом Августом Божьей милостью королем Польским, великим князем Литовским и проч. и почтенным и вельможным господином Генрихом фон Галеном, магистром Тевтонского ордена, нашим предшественником, и сословиями Ливонии, которые про­должились и в наше время, подорвали и разрушили эти договора, после вмешатель­ства послов светлейшего и высочайшего государя господина, господина Фердинанда Божьей милостью короля Римского, Венгерского, Богемского и проч., а также ясно­вельможных государей и господ Барнима и Филиппа, герцогов Штетинского и Поме­ранского и проч., уполномоченных сословиями Священной Римской империи по этому вопросу, они были возобновлены, а также подтверждены на вечные времена так, как это предписано на вечную память в других грамотах. К ним для большей уверенности и прочности единодушного согласия мы полагаем нужным добавить, чтобы, поскольку как Великому княжеству Литовскому и владениям Его Величества, так и нашим про­винциям и ливонским сословиям угрожает общий московский враг, обе стороны были бы соединены и объединены вечным союзом против него таким образом, что если когда-либо светлейший государь и господин, господин король Польский от своего имени, то есть великого князя Литовского, решит начать против него войну либо будет вынужден защищаться от него, то мы, а также сословия Ливонии обязаны либо со своей стороны пойти войной, либо послать его Священному Величеству помощь конную и пешую. В свою очередь, если мы, а также сословия Ливонии начнем против него войну или должны будем защищаться, то его Священное королевское Величество от имени великого князя Литовского обязан сделать так же, чтобы либо пошел войной на князя Московского, либо поддержал нас равной конной и пешей помощью. Если когда-либо Священное королевское Величество Польское, великий князь Литовский и его наследники, или мы и наши наследники, и сословия Ливонии заключат союз с кня­зем Московским, то он должен быть заключен Священным королевским Величеством Польским, великим князем Литовским и его наследниками с ведома и одобрения нашего и наших наследников, и сословий Ливонии, и, в свою очередь, нами и нашими наслед­никами, и сословиями Ливонии — с ведома и одобрения Священного королевского Величества Польского, великого князя Литовского и его наследников. Священное королевское Величество Польское, великий князь Литовский и его наследники будут навечно связаны этим союзом с нами и нашими наследниками и сословиями Ливонии, и, в свою очередь, мы и наши наследники, а также сословия Ливонии будем связаны с ним и его наследниками. Однако тому, чтобы настоящий союзный договор уже мог вступить в силу и начал исполняться, мешает то, что Священным королевским Величе­ством Польским заключено пятилетнее перемирие с князем Московским, и, в свою очередь, нами, а также сословиями Ливонии — на двенадцать лет, в течение которого времени ни Священному королевскому Величеству Польскому, ни нам и сословиям Ливонии не позволено предпринимать что-либо враждебное против него, подобает, чтобы пока этот заключенный нами союз был бы отсрочен таким образом, что он хотя и остается в силе, действительным и священным, однако исполнение его откладывается до того времени, пока не истечет вышеупомянутое перемирие, заключенное нами и сословиями Ливонии на двенадцать лет, в течение которого времени, если Священное королевское Величество Польское начнет войну против князя Московского, нам, а также сословиям Ливонии нет необходимости посылать ему помощь, и если он решит продлить с ним перемирие, ему не требуется для этого наше одобрение. Однако в случае такого продления его Священному Величеству должно назначить такой срок, который по продолжительности совпадал бы с остатком тех двенадцати лет, на которые у нас и сословий Ливонии существует перемирие с князем Московским, чтобы по его исте­чении Священное королевское Величество Польское, великий князь Литовский и его наследники, а также мы и наши наследники и сословия Ливонии либо начали бы общими силами войну против князя Московского, либо в соответствии с условиями настоящего договора из соображений обоюдной выгоды заключили бы с ним переми­рие, и таким образом впоследствии навеки для Священного королевского Величества Польского, великого князя Литовского и его наследников, и для нас и наших наслед­ников и сословий Ливонии и мир, и война против князя Московского были бы совме­стным и общим делом. В случае если в течение этих двенадцати лет, на которые у нас и сословий Ливонии существует с ним перемирие, с нами случится нечто обычное для человека, тот, кто станет нашим наследником, прежде чем возобновить то перемирие, обязан известить об этом Священное королевское Величество Польское, которое сво­бодно в решении, если пожелает, начать совместно войну, но если мы будем живы и пятилетнее перемирие его Священного Величества истечет, тому должно позаботиться, чтобы заключить другое на такой срок, который совпадал бы с оставшимся временем нашего перемирия, а если в течение этих двенадцати лет он решит начать войну против князя Московского, мы или сословия Ливонии не обязаны предоставить ему никакой помощи. Если в случае смерти князя Московского мы оба освободимся от договора с ним, тогда этот наш союзный договор вступает в действие и силу, и либо мы соеди­ненными силами начнем против него войну, либо вместе возобновим договор. Между тем и мы, и наши наследники в тех делах, которые могут быть у Священного коро­левского Величества Польского с московитами, будем предоставлять первому свои услуги и участие, а именно препятствовать проезду через наши владения тем, кто хочет проехать через них для грабежа земель его Священного Величества, а также ловить и отправлять обратно к его Священному Величеству тех, кто пытается из его владений бежать в Московию; наконец, уведомлять его Священное Величество о пла­нах князя Московского. Равно в тех же делах Священное королевское Величество Польское и его наследники будут предоставлять свои услуги нам и нашим наследни­кам. Этот союзный договор должен быть скреплен на вечные времена присягой, под­писями и печатями как Священного королевского Величества Польского, великого князя Литовского и советников литовских, так и нашей и Ливонского ордена. Наслед­ники Священного королевского Величества Польского, великого князя Литовского, а также наши в течение шести месяцев с момента своего избрания должны будут подтвердить этот союз личными клятвами. Чтобы этот союз был более прочным, незыблемым и долговечным, подобает, чтобы мы просили утвердить его католическое императорское Величество, или Священное и высочайшее Римское королевское Вели­чество, которое занимает сейчас место католического императорского Величества. Эти соглашения, все и каждые, дабы были незыблемыми, долговечными и прочными, будут скреплены клятвой Священного королевского Величества Польского и советников литовских в присутствии послов наших и сословий Ливонии вместе с возобновлением прежних договоров, и так же мы поклянемся в присутствии Священного королевского Величества в его лагере в Позволе. То же должны сделать ясновельможный и досто­почтенный господин архиепископ Рижский, а также сиятельный господин Христофор, герцог Мекленбургский, коадъютор ясновельможного и достопочтенного господина архиепископа, затем комтуры достопочтенного господина архиепископа, а также через своих посланников сословия и главные города Ливонии, и этот союзный договор будет скреплен нашими собственноручными подписями и печатями на этой грамоте. То же в свою очередь со своей грамотой сделает Священное королевское Величество Польское, великий князь Литовский с литовскими советниками. В случае если кто-либо из литов­ских советников, или же комтуров архиепископа и сословий Ливонии в этот момент не смогут быть в лагере у Священного королевского Величества Польского, они должны будут на ближайших конвентах своих земель принести такую же клятву для подтверждения этих соглашений, если таковая требуется с их стороны. Также со­ветники Великого княжества Литовского, равно достопочтенного господина архиепис­копа, комтуры и сословия Ливонии должны будут обязать себя по формуле старых договоров, чтобы, если либо Священное королевское Величество Польское, великий князь Литовский и его наследники, либо мы и наши наследники, или кто-либо другой захочет отступить от этого союза, то не предоставляли бы ему ни помощи, ни совета, ни оставались бы в покорности ему. В верность и подтверждение этого, перед присут­ствующими, собственноручно подписали и привесили печати наши и комтуров. Дано в Позволе из лагеря короля дня четырнадцатого месяца сентября, год от Р. Х. тысяча пятьсот пятьдесят седьмой. В присутствии почтенных, славных и благородных Хрис­тофора де Лева именуемого иначе де Нова Вилла, провинциала, маршала Ливонии, Генриха Штединга, коммендатора Голдингенского, Христофора Сиберия Кандамского, Николая фон Штридгоффа Грубенского, префекта, Гвальтера Плеттенберга, Раимперта Кульдесхайма, доктора права, Михаила Брунау, советников. И многих дру­гих при этом присутствующих и проч.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Бьеняш Д. "Ледяной марш" 5-й Сибирской дивизии и обстоятельства возвращения ее солдат в Польшу на корабле "Ярослав" // Zesłaniec. №52. 2012. С. 37-36.
      Автор: Военкомуезд
      ДАМИАН БЬЕНЯШ
      «ЛЕДЯНОЙ МАРШ» 5-Й СИБИРСКОЙ ДИВИЗИИ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВОЗВРАЩЕНИЯ ЕЕ СОЛДАТ В ПОЛЬШУ НА КОРАБЛЕ «ЯРОСЛАВ»
      В середине сентября 1919 года в Иркутске состоялась конференция союзников, на которой глава французской военной миссии генерал Пьер Жанен сообщил представителям войск, участвовавших в интервенции в Россию, что он назначен командующим операцией по эвакуации на Дальний Восток. Польская военная миссия была проинформирована об этом через месяц, т.е. в середине октября. Точная дата начала эвакуации не называлась, но уже тогда был определен порядок вывода войск. В первую очередь выводился Чехословацкий корпус, потом югославский полк, румынский легион, сербский полк и латышский батальоны, а в качестве арьергарда была назначена 1-я польская дивизия [1].
      Падение власти адмирала Колчака было результатом не только успехов Красной Армии, но и общего падения авторитета его диктатуры, превратившейся в царский деспотизм, а также продажного и самоуправного аппарата его администрации, занимавшейся откровенным бандитизмом. Тотализм военной силы привел к массовой эвакуации, а затем бегству колчаковцев и союзных войск [2]. Еще в первых числах ноября (!), когда адмирал Колчак уже бежал на восток, был организован парад польских войск и банкет польского командования. Трудно было найти более русофильской демонстрации холопства польских командиров по отношению к колчаковцам [4]. /37/
      1. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сибирской дивизии в свете исторической правды, «Сибиряк», № 13(1) 1937, стр. 3-4.
      2. В. Шольце-Сроковский, 5-я польская стрелковая дивизия в Сибири, [в:] А. Кучиньский, Сибирь. Четыреста лет польской диаспоры. Историко-культурная антология, Вроцлав-Варшава-Краков 1993, стр. 353; А. Остоя-Овсяны, Пути к независимости, Варшава, 1989, стр. 102-103; см. Донесение начальника польской военной миссии в Сибири майора Ярослава Окулича-Козарина в Министерство военных дел об угрозе разгрома армии адмирала Александра Колчака после ухода контрреволюционных чехословацких и польских воинских частей на восток — 4 ноября 1919, Омск. Документы и материалы по истории польско-советских отношений, изд. W. Gostyńska и др., т. II, Варшава, 1961, стр. 423-424.
      3. А. Колчак выехал из Омска только 13 ноября 1919 г., т. е. относительно поздно, см. Б. Хлусевич, В защиту чести воинов 5-й Сибирской дивизии, «Сибиряк», № 13 (1) 1937 г., стр. 13.
      4. Смолик П. Через земли и океаны. Приключения пленника в Азии во время Великой войны. Шесть лет на Дальнем Востоке, Варшава — Краков [1921], стр. 110.
      Неудачи армии Колчака создали очень волнительную ситуацию. Внутренние и внешние потрясения оставили свой след. Почувствовалось, что это печальное начало конца и предвестник гибели [5].
      Некоторые из поляков, особенно связанные с Сибирью, покидали под покровом ночи свои эшелоны, чтобы спастись от возможной катастрофы. Это была своего рода «подготовка» [6]. Для эвакуация поляки уже начали карательные экспедиции, в которых собиралось главным образом продовольствие и, прежде всего, подводы.
      Благодаря изобретательности и находчивости подчиненных, [Командование Войска Польского — Д.Б.] смогло к моменту эвакуации заполучить три броненосца [т.е. бронепоезда – Д.Б.], два санитарных поезда, несколько десятков локомотивов, несколько сотен грузовых вагонов, приспособленных к морозу и длительной транспортировке [7].
      Большую роль в этом сыграл полковник Казимеж Румша, который захватил 60 эшелонов и заранее приказал переоборудовать 3 эшелона в броненосцы «Познань», «Краков» и «Варшава» [8].
      Командование уже подготовило подробные планы эвакуации, которые включали последовательность движения транспортов, создание пунктов движения и расчет подачи вагонов, но этот проект не был принят генералом Пьером Жаненом [9]. В Польшу должны были вернуться не только солдаты, но и их семьи, сибирские ссыльные и бывшие польские повстанцы [10]. Однако по общему впечатлению, которое производила Войско Польское в конце лета 1919 г., никто в ней не был готов к эвакуации, и она сама не была подготовлена. Наоборот — казалось, солдатам жизнь в Новониколаевске очень нравилась [11].
      Начатая эвакуация союзных войск не привела к эвакуации польско-литовских войск. Два батальона 1-го полка и Литовский батальон, входящий в состав V-й стрелковой дивизии под командованием капитана В. Юзефа Веробея, отправили на станцию Черепаново, где они должны были прикрывать Новониколаевск с юга [12]. /38/
      5. П. П. Тышка, Из трагического опыта в 5-й Сибирской дивизии и в плену (1918-1921), «Сибиряк», № 12 (4), 1935, стр. 18-19.
      6. Подготовка к эвакуации велась дивизией самостоятельно вопреки приказу генерала Жанена; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 14-15.
      7. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358. Полковник Ян Скоробогатый-Якубовский утверждал, что осенью 1919 г. дивизия не была готова к эвакуации из-за отсутствия подвижного состава, находившегося в руках чехов и колчаков, см. Я. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 4. Чехи забрали около 20 000 (!) вагонов и локомотивы, см. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 103.
      8. Х. Багиньски, Войско Польское на Востоке 1914-1920 гг., Варшава, 1990 г., стр. 575; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 108. Полковник Хлусевич утверждал, что у поляков было 57 поездов, см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      9. Х. Багинский, указ. соч. соч., стр. 573; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 106.
      10. Й. Биркенмайер, Польская дивизия в сибирской тайге, Львов, 1934, стр. 31.
      11. П. Смолик, указ. соч., стр. 107.
      12. Ю. П. Вишневский, Отдельный литовский батальон им. Витольда Великого в 5-й польской стрелковой дивизии, [в:] У Балтийского моря. В кругу политики, экономики, национальных и социальных проблем XIX и XX веков: юбилейная книга, посвященная профессору Мечиславу Войцеховскому: сборник исследований под редакцией З. Карпуся, Ю. Клачкова, М. Волоса, Торунь, 2005 г., стр. 984-985.
      Тяжелое положение солдат и отсутствие сведений об эвакуации привели к обвинениям в адрес польского командования в том, что они бросили литовцев на произвол судьбы, что подогревалось советскими агитаторами [13]. Беспорядки на станции Черепаново привели к мятежу, в ходе которого часть литовских солдат-коммунистов [14] арестовала офицеров, забрала на санях продовольствие и оружие и бежала со всем пассивным к событиям составом батальона к большевистским партизанам. Там батальон и закончил свою жизнь. Солдат разоружили, некоторых зарубили шашками без суда и следствия, а по прибытии регулярных войск призвали в Красную Армию. Кого-то демобилизовали, потому что им было за 35 лет, а кого-то (в основном повстанцев из Черепанова) отправили на угольные шахты в качестве «рабочих отрядов». Большинство литовцев, сражавшихся в батальоне, вернулись в страну либо по суше через европейскую часть России, либо по морю через Маньчжурию и Владивосток, благодаря помощи литовской и польской военных миссий [15], а затем служили в польской армии. Печальный конец польско-литовского сотрудничества в Сибири трагической иронией завершился в Красноярске, где литовцы, служившие тогда в большевистском 412-м [16] батальоне внутренней службы, караулили в лагере военнопленных своих бывших сослуживцев и благотворителей поляков [17] из 5-й дивизии [18]. Поляки, напротив, великодушно прозывали их «героическим» термином «утекайтисы» [19].
      Кратко резюмируя историю Литовского батальона при 5-м пехотном полку, следует подчеркнуть, какое большое политическое, моральное и военное значение имело для литовцев создание собственной части, и как нуждались в этом поляки, желавшие укрепить свой авторитет среди союзных литовских сил. Их участие в обороне Транссибирской магистрали оказалось очень полезным. Жаль только, что все так печально закончилось. К причинам объединения поляков и литовцев, безусловно, следует добавить национально-исторические чувства. Доказательством этого было обращение с литовцами как с поляками во время призыва на военных пунктах. Ведь мы существовали несколько веков /39/
      13. Эти обвинения были ложными, см. Ю. П. Вишневский, указ. соч. там же, стр. 981.
      14. Тот факт, что повстанцы были коммунистами, также упоминается генералом Жаненом, см. А. Домашевский, Генерал Жанен о Сибирской дивизии, «Сибиряк», № 11 (3) 1936 г., стр. 38.
      15. Дела о литовской военной миссии во Владивостоке, а также о польской помощи литовцам: CAW, Войско Польское в Сибири, I.122.91.73; см. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 985.
      16. Р. Дыбоски утверждает, что это был 212-й батальон, см. Р. Дыбоски, Семь лет в России и Сибири 1915-1921, Варшава, 2007, стр. 141.
      17. Слово «благодетели» ни в коем случае не преувеличение — кроме поляков, никакая другая союзная армия: ни чехословацкая, ни французская, ни латышская, не была заинтересована в сотрудничестве с литовцами, и если бы не полковник Румша, их полк не был бы так хорошо оснащен. Литовцы многим были обязаны полякам; см. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 973, 981, 986.
      18. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 984-985; Й. Нея, Характеристики окружения 5-й польской стрелковой дивизии в Сибири, [в:] Сибирь в истории и культуре польского народа, под редакцией А. Кучинского, Вроцлав 1998, стр. 283.
      19. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 141.
      одна общая республика, и Литва считались неотъемлемой частью нового польского государства, восставшего из пепла, как феникс [20].
      Польская дивизия начала эвакуацию только 26 ноября и «следовала» в качестве арьергарда колчаковских и союзных войск [21]. В это время 3-й полк застрял в 400 километрах от Новониколаевска на станции Татарская, где был блокирован русскими эшелонами [22]. Та же задача прикрытия была возложена и на чехов, но они не выполнили соглашение, поэтому генерал Жанен возложил все бремя прикрытия отступления на поляков [23].
      К сожалению, мы знаем из истории многочисленные случаи, когда союзники ставили польское войско именно таким образом, а поляки по разным причинам не могли противостоять подобным требованиям [24].
      Когда поляки начали эвакуацию, союзные войска уже находились в Восточной Сибири, а национальные формирования (чешские, румынские, сербско-хорватские и латышские) направлялись туда же [25]. Первая организационная ошибка командования дивизии заключалась в том, что оно не отправило вперед солдатские семьи, чтобы они могли быстрее добраться до Дальнего Востока, а вторая – в том, что последние эшелоны не были заполнены кавалерией, которая в случае стычек или необходимой эвакуации, могла сесть на лошадей и быстро уйти. Отправление польских поездов осуществлялось в порядке очереди. Взаимные похищения вагонов были обычным явлением. То, что в вагонах ехали солдаты с семьями, снижало их боеспособность, а армейские обозы превращались в «вагоны беженцев», как их называли большевики [26]. Добывать все приходилось каждому самостоятельно, начиная с обычных досок и заканчивая различным необходимым оборудованием [27]. Выслать вперед вооружение, обмундирование и продовольственные склады не представлялось возможным, ввиду противодействия со стороны русского командования. Единственным эшелоном, отправленным впереди остальных, был санитарный поезд № 9 с ранеными и больными [28]. Тому, что семьи солдат не были отправлены вперед, дивизия обязана полковнику Валериану Чуме, который согласился на просьбу женщин не разлучать их с мужьями [29].
      Здесь следует кратко охарактеризовать положение женщин в 5-й Сибирской дивизии. Кроме настоящих супруг, в вагонах жили разные женщины, солдатские «жены». У каждой из них был «свой мужчина» и один не имел права «подбирать» «жену» другого, а если хотел ее обменять, то мог пойти на вокзал, где «был большой выбор». Среди прочего, такие жены занимались стиркой, штопкой, мытьем котелков и посуды. Одних больше любили за заботу о всех обитателях вагона и трудолюбие, других меньше за лень. Бывало, что за лень или измену быстро выбрасывали на мороз. Ведь на /40/
      20. См. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 977, 986.
      21. Комментарий генерала Жанена к решению см. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 152; Я. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 4.
      22. Там же, стр. 5.
      23. П. П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      24. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 106.
      25. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 357.
      26. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 152.
      27. П. Смолик, указ. соч., стр. 111.
      28. Но и у него были большие проблемы с проездом по Транссибирской магистрали, см. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358; см. Х. Багински, указ. соч., стр. 574; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского…, указ. соч., стр. 5.
      29. С. Богданович, Охотник, Варшава, 2006 г., стр. 64.
      станции всегда можно было сразу выбрать другую. Каждая женщина должна была хранить верность своему «мужу», оплачивая пребывание в обозе и солдатское питание дарами своей природы, которыми солдаты пользовались всякий раз, когда у них выдавалась свободная минута [30].
      Аналогично вели себя и жены русских офицеров, с той разницей, что они достались чешским офицерам. Отдельной категорией женщин были так называемые «мешочницы». Они пользовались тем, что в одних городах был избыток определенного товара, а в других его недостаток, что приводило к большой разнице в цене. Такие женщины зарабатывали деньги, перевозя их в воинских эшелонах, особенно в тех, которые были в свободном доступе для солдат [31].
      Говоря о женах и «женах», можно привести анекдот про некую жену штурмовика, т.е. члена штурмового батальона, периода эвакуации. Она была одной из немногих женщин, которым разрешалось ездить верхом вместе с мужем. Судьба сделала ее единственной дамой в купе, поэтому она вызывала большой интерес у окружающих. Все они могли шпионить за ней, пока она переодевалась, но это не было для нее проблемой.
      Был только один бой. Ее муж как-то ночью дежурил у локомотива, о чем она не знала, потому что спала. Когда он вернулся утром, она очень удивилась, что его не было всю ночь. Последний поднял шумиху, желая узнать, какой негодяй заменил его. Он чуть не подрался с ближайшими соседями, но ничего не выяснил, и дело заглохло [32].
      Польская дивизия со всем своим снаряжением, сопровождающими гражданскими лицами и их имуществом в итоге заняла 70 эшелонов и следовала за огромным числом составов из 250 эшелонов, большей частью принадлежавших чехословакам [33]. Чтобы перевезти такое большое количество техники и людей (а также лошадей, которых было около 400 00 [34]), уже в августе польское министерство иностранных дел через дипломатическое представительство в Париже хотело начать переговоры с союзниками — Японией и США, чтобы получить корабли соответствующего водоизмещения для перевозки V-й дивизии [35]. В связи с трудностями, вызванными дороговизной транспорта, подчинением польских войск французской миссии, сосредоточившей все военные вопросы у генерала Жанена, деятельностью Коалиционного совета, принимавшего решение о тоннаже кораблей, даже в октябре 1919 г. переговоры ни с одной из этих стран не были инициированы [36]. /41/
      30. Там же, стр. 11-14.
      31. Там же, стр. 17-18.
      32. Там же, стр. 71-72.
      33. Ж. Серочински, Войско польское во Франции. История войск генерала Галлера в изгнании, Варшава, 1929 г., стр. 237. Б. Хлусевич утверждает, что 57 польских эшелонов были перемешаны примерно с 200 колчаковскими между Новониколаевском и станцией Тайга. Позже это число увеличилось примерно до 300 между обеими станциями; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      34. А. Домашевский, соч. соч., стр. 40.
      35. Письмо заместителя министра иностранных дел Вл. Скшинского в польскую миссию в Париже по поводу эвакуации контрреволюционных польских войск, воевавших против Советской власти, из Сибири — 14 июля 1919, Варшава. См.: Документы и материалы…, изд. В. Гостыньска и др., т. 2, стр. 329-330.
      36. Письмо польской миссии в Париже в Министерство иностранных дел о положении контрреволюционных польских войск в Сибири — 8 октября 1919 г., Париж. См.: Документы и материалы…, изд. В. Гостыньска и др., т. 2, стр. 394-396.
      Боевой порядок Войска Польского был сформирован так: впереди шел бронепоезд «Варшава», затем несколько вооруженных эшелонов, хозяйственных и интендантских поездов, где-то посередине бронепоезд «Краков», а в конце эшелоны с 1-м и 3-м боевыми батальонами 1-го полка, штурмовым батальоном, артиллерийской батареей и бронепоездом «Познань». Всем арьергардом командовал капитан Веробай [37].
      С самого начала передвигаться по Транссибирской магистрали было очень сложно. Путь был переполнен невообразимым количеством поездов. Положение в Сибири было взрывоопасно. Частые «технические проблемы» чехов задерживали дорогу. На станциях было так много вагонов и паровозов, что маневрировать было невозможно. Перед семафорами образовались пробки в несколько десятков километров. Локомотивы замерзали, их топили дровами из-за отсутствия угля, что подрывало их техническое состояние. Не было воды, которую приходилось добывать из растаявшего снега. Переключатели часто «ломались», что считалось явно не случайным. Не было технической и железнодорожной службы, которые приходилось заменять инженерной бригаде, но ее было недостаточно. Кроме того, были разногласия между польскими и российскими или чешскими властями, как, например, стрельба на станции Мариинска [38].
      Чехи отдали железнодорожную ветку полякам со средней скоростью 20 км/сутки, тогда как Красная Армия вместе с партизанскими частями и дезертировавшими колчаковскими соединениями продвигалась со скоростью до 40 км/сутки. Результатом этого должны были рано или поздно стать столкновение с подошедшими большевистскими войсками [39].
      Мы ужасно растянулись. На путях, насколько хватало глаз, была выстроена шеренга наших эшелонов, все как один ожидавших свободной дороги. Вид был довольно живописен: заснеженные вагоны, а на крышах, тормозах и где только можно — были набиты дрова. Развешанное женское и детское белье показывало, в каких вагонах находятся семьи [40].
      На каждой станции воровали провизию, оружие и все, что можно было украсть. Ничто не презиралось. Никто не спрашивал, где его товарищи это взяли, просто все вместе использовали добычу. Говорили, что чем больше гранат будет доставлено в Польшу, тем лучше будет вооружена польская армия. Поляки объясняли друг другу, что лучше украсть то и это, чем если это достанется большевикам. На каждой станции целые группы солдат отправлялись на грабежи [41].
      Насколько медленно шла новониколаевская эвакуация, хорошо иллюстрирует тот факт, что последние поезда еще не вышли из города, а первые эшелоны Войска Польского уже достигли узловой станции Тайга! Поляки часто захватывали железнодорожные станции силой, против воли русских командиров. Ими управляли бойцы инженерно-саперного батальона, в первую очередь железнодорожной роты [42]. Согласно указаниям генерала Жанена, V-я стрелковая дивизия должна была защищать /42/
      37. Х. Багинский, указ. соч., стр. 577.
      38. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358; Р. Дыбоски, соч. соч., стр. 152-153; П.П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      39. Х. Багинский, указ. соч., стр. 576; описание эвакуации дивизии и ее технических проблем, см. Дж. Биркенмайер, указ. соч., стр. 33.
      40. С. Богданович, указ. соч., стр. 71.
      41. Там же, стр. 74-75.
      42. Х. Багинский, указ. соч., стр. 577.
      железную дорогу между станциями Новониколаевск и Тайга, а также обеспечивать работу Анжерской и Судженской шахт [43].
      Последние польские эшелоны вышли из Новониколаевска лишь 9 декабря 1919 года, предварительно подавив пробольшевистское восстание колчаковских полков [44].
      Вся Польша — из трех частей — в нищете, но вместе. […] Легионы в Сибири — 5-я Сибирская дивизия. Старая Польша — как до раздела, три части слились в одну. Судьба-злодейка разлучила Польшу, сожгла ее в горниле страдания, [...] но судьба же воссоздала ее [...] в хаосе, в снегах, снова в нищете, голоде [...]. Серые шинели легионеров 5-й дивизии возвращаются [...] по белым дорогам мучений [45].
      Замерзали целые поезда, а их экипажи не только от страха попасть в руках красных, но и перед призраком смерти от голода и мороза, отчаявшись в своем положении, утрачивали человеческие чувства. Руководствуясь лишь инстинктом самосохранения, они легко шли на жестокость ради спасения собственной жизни. Нормальным явлением были целые кровавые бои за паровозы и место в вагонах [46].
      Все без сомнений обвиняли во всем этом в первую очередь чехов с их эгоизмом и произволом [47].
      Не будет преувеличением сказать, что пропитаны русской кровью были каждый фунт кофе, каждый кусок хлеба и каждый товар, вывезенный из Сибири в Чехию [48].
      Положение становилось все более и более тяжелым. На плечи дивизии легло двойное бремя: оборона от большевиков и спасение паровозов от замерзания. Холод парализовывал движение. Не намазав лицо, уши и руки соленым салом, нельзя было выйти из вагона. Это никого не смущало. За топливо для локомотивов боролись все, не смотря на сон, еду, отдых и безопасность [49].
      Когда поезд двигался по свободному месту под гору, он сталкивался с предыдущим поездом и разбивал ему 3 или 4 вагона. Если там давили людей, то их бросали в снег. Все более слабый локомотив требовал сокращать состав поезд. Так, с насыпи около 30 крестьян уронили подводу, и она перевернулась, кувыркаясь под причитания женщин, бросивших свои пожитки. Поскольку эта армия ехала с семьями и имуществом, она не могла сопротивляться. День и ночь мимо поездов скользили сани беженцев, но, как и конница, они доходили только до Иркутска, если только не умирали от тифа [50].
      Принимая активное участие в сборе «топлива», нужно было следить за тем, чтобы не ушел собственный эшелон. Один из таких опасных случаев описал офицер-интендант Павел Тышка: /43/
      43. А. Домашевский, соч. соч., стр. 40.
      44. Й. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 5.
      45. В. Гжмелевска, Вильнюс на сибирской тропе, «Сибиряк», № 7 (3) 1935, стр. 27-28.
      46. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 14.
      47. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 107-108.
      48. Ю.В. Войстомский, О польском Сибирском легионе — статьи, Варшава 1937 г., стр. 63 [из:] А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 108.
      49. П.П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      50. А. Масиеса, покойный проф. Михал Станиславский, инженер, «Сибиряк», № 14 (1-2) 1938, стр. 67.
      По необходимости наш поезд встал на мост, предназначенный исключительно для проезда одиночного поезда, без ограждений, как и почти все сибирские мосты. Он был настолько узок, что было трудно перебраться на другую сторону и приходилось держаться за выступающие части вагонов. Мне, как дежурному эшелона, [...] пришлось искать топливо. Пришлось перейти мост. Находясь уже посреди моста [...], я услышал паровозный гудок. […] Поезд тронулся. Меня охватил испуг. Я отпустил железную дверь и во всеоружии, с парой ручных гранат за поясом, инстинктивно схватился за единственную свободную обледенелую доску. Подо мной зияла пропасть […]. Я проверил свою совесть, мысленно попрощался с семьей и помолился, чтобы поезд остановился. Но скорость только нарастала. Я видел, как приближалась американская лора. Мои глаза затуманились, я почувствовал сильный удар в бок и холод снега, в который я упал. Я был уже на другой стороне моста [51].
      Как оказалось, поезду Павла Тышки было приказано уступить место эшелону командира дивизии — полковника К. Румши.
      Среди многих мирных жителей, эвакуировавшихся вместе с дивизией, стоит упомянуть Адольфа Экеша, которого на короткое время завербовал в Войско Польское Владислав Овоц в Елабуге [52]. Он переехал в Новониколаевск, где снял квартиру. Дни он проводил в дивизии, а ночи дома. Там он пробыл недолго, так как его бывший партнер по заводу «Молния», которым он владел, инженер Каплан убедил польское командование, что Экеш будет более полезен как производитель важных для армии гальванических элементов, чем как рядовой солдат. Экеша направили в Томск, где был основан завод «Электрод», на котором работало 200 человек [53].
      В декабре 1919 года, когда большевистские войска стали подходить к Томску, завод был эвакуирован, а за ним последовали эшелоны 5-й дивизии. Одна машина предназначалась для оборудования, другая для сотрудников. К сожалению, завод постигла та же участь, что и дивизию под Клюквенной. Семья Экешов попала в плен. Она вернулась в Томск, где ей предложили перезапустить «Электроду». Предложение действовало недолго, потому что большевики не любили находчивого капиталиста. Осенью 1920 года Экеши начали возвращаться домой. С помощью транспорта в Финляндию, затем на корабле в Щецин, поездом в Ченстохову и далее в свой родной город Львов, они вернулись как раз к Рождеству [54].
      12 декабря 1919 года из Новониколаевска вышли последние арьергардные эшелоны с полковником Румшей, который приказал разрушить мост через р. Обь, как только ее перейдут польские части. Этот приказ не был выполнен из-за протеста русских, желавших сохранить свои войска в тылу врага [55].
      Когда в декабре 1919 года полковник Румша прибыл в Тайгу, он приказал польским солдатам взять станцию под контроль, несмотря на угрозы Колчаковского генерала Пепеляева, эвакуировавшего в это время свою армию из Томска. После этого через город шли только польские поезда, пока арьергард не прошел дальше. Однако это мало помогло, так как почти одни пути остались забиты /44/
      51. П. П. Тышка, указ. соч., стр. 19-20.
      52. З. Лех, Сибирь пахнет Польшей, Варшава 2002, стр. 275-277. О том же самом писал автор цитируемой книги, в статье, опубликованной в «Жизнь Варшавы» (№ 10, 1988 г.), под названием «Неизвестная судьба поляков. Сибирский странник».
      53. Там же, стр. 278.
      54. Там же, стр. 278-280.
      55. А. Домашевский, указ. соч., стр. 40-41.
      ожидавшими отправления русскими эшелонами, а чехи, еще не покинувшие станцию, заблокировали остальные. В результате произошли стычки между подразделениями капитана Веробея на более ранних станциях: Тутальской 19 декабря (где арьергард был атакован регулярной советской 5-й армией) и Литвиново 20 декабря, а также на мосту через Обь, который продержался более трех суток. Атаки большевиков отражались ручными гранатами и огнем из «Познани» [56].
      В непрерывных боях днем и ночью отступали польские части арьергарда. Убежденность в том, что они прикрывали грудью своих братьев и тысячи польских семей в передовых эшелонах, придавала им стойкости, несмотря на декабрьские морозные сибирские ночи [57].
      Еще до того, как арьергард достиг Тайги, он был ослаблен из-за разрушения бронепоезда большевистской артиллерией, которая также повреждила его орудия. В результате дивизия потеряла несколько поездов, следующих за «Познанью». Итоги оказались плачевными, так как солдатам, которые постоянно сражались, негде было отдохнуть, а бои происходили на сорокаградусном морозе [58].
      Обстоятельства гибели бронепоезда были довольно интересными. Когда поезд остановился на станции Тутальская, солдаты Залевский и Томашевский использовали телефон, подключив его к кабелю, свисающему над путями. Неожиданно они включились в сеть Советов и, выдав себя за партизан-большевиков, узнали об окружении противника и готовящемся нападении на станцию Тайга. Сигналом к нападению должны были стать горящие вагоны. Следующей ночью бронепоезд был неожиданно обстрелян и атакован. Хотя трое поляков, в том числе Томашевский, потерявший в бою глаз, сумел подобраться к башне и отразить атаку на орудие гранатами, но воспользоваться им не удалось. Сделав всего один выстрел, она так и не заработала снова из-за повреждения ее большевистским огнем. Штурм был окончательно отбит уже с помощью пулеметов и подоспевшего взвода пехоты [59].
      На следующий день командир «Познани» лейтенант Чарнецкий приказал покинуть поезд и отправиться к находившемуся неподалеку брошенному бронепоезду колчаковцев. Томашевский был отправлен в Тайгу, чтобы сообщить майору Вернеру о планируемом нападении на станцию. На нем в то время находился еще один польский бронепоезд «Варшава». К сожалению, когда он приехал, вагоны уже горели, а штурм начат. В ходе боя Томашевскому удалось вынести тяжело раненного в ногу лейтенанта Чарнецкого с поля боя и отойти от станции на одном из поездов [60].
      Тем временем войска капитана Веробея и капитана Дояна, при постоянных боях, вошли пешком на станцию, где под командованием майора Вернера уже шел бой против большевиков. Запруженная военными транспортами и лишенная воды из-за разрушения водонапорной башни сбежавшими железнодорожниками, станция была не подходящим местом для остановки или обороны [61]. /45/
      56. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578; Я. Скоробогатый-Якубовский, соч. соч., стр. 5; Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      57. Ю. Роговский, История Войска Польского в Сибири, Познань, 1927 г., стр. 42.
      58. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578-579.
      59. В. Томашевский, На линкоре «Познань», «Сибиряк», № 8 (4) 1935 г., стр. 55-56.
      60. Там же, стр. 56-57.
      61. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578-579; Дж. Роговский, соч. соч., стр. 42; Ю. Скоробогатый Якубовский, Тени товарищей по оружию под Тайгой, «Сибиряк», № 8 (4) 1935, стр. 53-54; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 15-16.
      Битва при Тайге 23 декабря 1919 года стала самым крупным и кровопролитным сражением 5-й дивизии в Сибири. Массовые атаки большевиков долгое время отражались пулеметным огнем. Ситуация была безнадежной, пока не была развернута батарея и захвачен бронепоезд «Забияка», названный «Познань II» в честь дезертировавших колчаковцев, на котором они и продвигались. Огонь из всех орудий был направлен на наступающие части Красной Армии, а после отхода за станцию развернут боевой порядок. Именно тогда были нанесены наибольшие потери противнику, который надолго перестал беспокоить поляков. Позднее арьергард пешком отступил на станцию Андженка в 30 верстах от Тайги. С этого момента большевики занимали последующие станции только тогда, когда поляки уходили с них [62]. «Еще бы одна такая Тайга, — говорили они, — и мы пошли бы обратно за Иртыш» [63]! Польские потери составили более 100 убитых и несколько сотен раненых [64].
      Битва за Тайгу стала последним боевым эпизодом 5-й Сибирской дивизии и после кровопролитного боя ее бойцы в последний раз собрались в свои боевые «эшелоны» за Рождественским ужином [65].
      Однако не все из них были спокойны. Отдельные эшелоны отбивали атаки противника, несмотря на окончание боя. «Никто не вспомнил про Сочельник» [66]. Кадровый батальон встретил Рождество иначе. Пока арьергард проливал кровь под Тайгой, его бойцы оставались спокойными и невредимыми в своем недогретом эшелоне на станции Итат. Укомплектованный и охраняемый боевыми постами, он оказался счастливой гаванью, минуткой передышки во время святок. К сожалению, немногие поляки смогли провести следующее Рождество на родине. Большинство из них затем пострадало в советских тюрьмах [67].
      Между тем положение польских эшелонов не улучшалось. Остановки на каждой станции, вызванные эвакуацией чехов, нехватка угля для локомотивов, мороз и истощение людей, как солдат, так и гражданских — женщин и детей, постоянная работа по рубке мерзлых дров и тасканию ведер снега, свидетельствовали о надвигающейся катастрофе [68].
      В конце декабря 1919 г. польские транспорты прибыли в Красноярск. В это время в нем уже было у власти новое эсеровское правительство. 24 декабря полковник Чума издал им воззвание, в котором пояснял, что Войско Польское нейтрально по отношению к внутренним делам России, стремится только к эвакуации на Дальний Восток и сражается с большевиками только для самообороны. Багинский утверждает, что: /46/
      62. Х. Багинский, op. соч., стр. 579; Дж. Биркенмайер, указ. соч., стр. 33-34; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 41-43; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Тени сопровождают..., стр. 54; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 110.
      63. Й. Биркенмайер, указ. соч., стр. 34.
      64. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сиберийской…, стр. 6. Полковник Хлусевич приводит гораздо большие потери: 200 чел., а по советским 2000; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 16.
      65. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Тени сопровождают…, стр. 55.
      66. В «Сибиряке» от 1936 г. имеется рассказ под заголовком «Он умер при восходе Вифлеемской звезды» о мемуарах, опубликованных в журнале «Нация и армия» (Варшава, № 36-37 от 27 декабря 1936 г.). В этой информации цитируется фрагмент этих «воспоминаний», в которых Алексей Коваленко говорит и рассказывает о погибшем солдате. Он автор слов «Никто не вспомнил про Сочельник», но я не знаю, кто автор воспоминаний или автор этой информации, так как это не указано.
      67. А. Конопка, Солдатская звезда в Сибири, «Сибиряк», № 3 (3) 1989 г., стр. 8-9.
      68. Х. Багинский, op. соч., стр. 580; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 16-17.
      [...] солдаты, уставшие от постоянных боев [...], успокаивающе действовали на других, считая, что бой окончен, и большевики [...] позволят им беспрепятственно двигаться дальше [69].
      Эшелоны 5-й дивизии ждали под Красноярском 3 дня, прежде чем войти в город[70]. Коммунистическая агитация в дивизии усилилась после получения известия о том, что польско-большевистская война «закончена». Все чаще повторялось, что благодаря миру поляки быстрее вернутся через Запад, т.е. через Европейскую Россию, чем через Восток, т.е. через Владивосток [71].
      Польский солдат […] окончательно усомнился в необходимости и благополучном исходе своих боев и лишений. Перед ним были огромные, многотысячные версты пространства, через которые вела единственная искупительная тропа — занятая беспощадным и сильным врагом — чехом. Сзади и вокруг был враг-большевик, [...] была вся огромная Советская Россия. Так что выбора не было [...] Если бы [...] с ним не было жены, [...] матери, [...], старого отца и т. д., он мог бы даже не подумать об этом, он бы вышел из теплого фургона и направился со штыком в руке на восток и на родину... Но он был прикован к фургону своей семьей, а также офицером, который не смог призвать смело вперед за собой солдата, потому что сам трепетал за судьбу своей матери или жены... [72].
      Таково было положение польской дивизии. При подходе к городу регулярной советской армии эсеровские войска разобрали пути перед станциями Мимино и Бугач, находившимися перед городом, и потребовали разоружения заблокированных таким образом 8 поездов, в которых располагался арьергард 5-я дивизии. После ожесточенного, но непродолжительного боя часть бойцов и членов их семей сдались в плен, а остальные, прорвав окружение и Красноярск, уведомили командование о потере эшелонов. Полковник Румша хотел в отместку разбомбить Красноярск и мост на Енисее, но от этого намерения отказались, чтобы спасти оставшиеся поезда [73].
      В окончательном изнеможении дивизия остановилась 7 января 1920 года перед станцией Клюквенная, где чехословаки заморозили 2 латышских эшелона, а на станции стояло еще 19 эшелонов поляков и сербов, так что поляки не могли прорваться [74].
      Создается впечатление, что чехи предопределили истребление польских войск, чтобы спасти себя и свое имущество, и что главной причиной поражения поляков была чешская неискренность [75]. /47/
      69. Х. Багинский, указ. соч., стр. 580-581.
      70. См.: Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского..., стр. 6.
      71. Х. Багинский, указ. соч., стр. 581.
      72. Смолик П., op. соч., стр. 115.
      73. Х. Багинский, указ. соч., стр. 581-582; Дж. Роговский, соч. соч., стр. 44; Ю. Скоробогатый Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского..., стр. 6; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 17.
      74. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 240. Вероломное разоружение 5-й дивизии упоминается Симоноловичем, см. К. Симонолович, Маньчжурский мираж, Варшава, 1932 г., стр. 196. Об издании без сантиментов и замороженных эшелонов см.: Р. Дыбоски, указ соч., стр. 136, 154. Багинский пишет о 19 чешских и латвийских поездах, ср. Х. Багинский, указ. соч., стр. 582. Роговский пишет один раз о 17 поездах, один раз о 19 чешских и сербских поездах, см. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 44, 84; аналогичная информация предоставлена Хлусевич, см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 17-18.
      75. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 43.
      Ввиду вышеизложенного командование решило послать телеграммы генералу Янину и генералу Сырови, чешскому командующему. Они предложили чехам пропустить не менее пяти эшелонов с семьями, больными и ранеными, потому что только в этом случае 5-я дивизия могла продолжать выполнять свой долг арьергарда [76]. Чехословацкая реакция была почти немедленной, но трагичной. Генерал Сырови отказался пропускать эшелоны, заявив, что положение дивизии не опасно. Полковник Румша отозвался о телеграмме отрицательно, хотя ее поддержали представители союзных стран, ехавшие с командованием 5-й дивизии, — французский полковник Любиньяк, английский капитан Мюрэй и консул США мистер Рэй [77].
      Полковник Чума решил отправиться на восток. Солдаты должны были идти пешком, а женщины, дети, боеприпасы и припасы — в санях. 10 января — в день отъезда — все были готовы, в том числе штурмовой батальон, 1-й полк, кавалерийские эскадроны и батареи. Однако реакция генерала Сырового и волнение некоторых солдат и офицеров, не решавшихся идти в поход и опасавшихся за жизнь своих семей, заставили командование направить делегацию в Красную Армию. Предстояло обсудить условия капитуляции [78]. Учитывая критическое положение дивизии, солдаты спокойно приняли возможность советского плена, обескураженные трудностями эвакуации через Восток и подстрекаемые большевистскими агитаторами к скорейшему возвращению в страну [79]. 10 января полковник Чума отдал приказ о капитуляции:
      не имея возможности продвинуться дальше на восток, я начал переговоры с военными представителями и комиссаром Советской России, чтобы обеспечить наилучшие условия жизни для нашей армии и отдельных ее членов. [условия капитуляции - Д.Б.] 1. Вооруженные Силы Польши, сложив оружие, теми же транспортами отправляются обратно в Красноярск; 2. гарантируется личная неприкосновенность членов Войска Польского; 3. продовольствия в эшелонах оставляется на 15 дней; 4. обеспечивается неприкосновенность частной собственности; 5. Более подробные условия будут сообщены после согласования с Красноярским главкомом. [80]
      Советы, конечно, не выполнили эти условия. Солдат и офицеров либо сажали в лагеря, либо отправляли на каторгу, а женщин и детей просто выбрасывали на красноярские мостовые.
      Полковник Чума решил остаться со своими солдатами в советском плену, несмотря на то, что его уговорили бежать и была такая возможность [81]. Генерал Янин считал, что Войско Польское перешло на сторону большевиков «при обстоятельствах [...] необъяснимых», утверждая, что это было результатом медленной организации эвакуации командованием Войска Польского, «убеждая, что, поговорив с большевиками, можно будет попасть на запад» и что польская часть состояла из непроверенных людей с разными политическими /48/
      76. Х. Багинский, указ. соч., стр. 582-584.
      77. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 239.
      78. Х. Багинский, указ. соч., стр. 584-585; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сибирской..., стр. 7; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 18.
      79. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 141-142, 154-155.
      80. Х. Багинский, op. соч., стр. 585-586; П. Смолик, соч. соч., стр. 117-118.
      81. А. Стемпора, Чума Валериан, [в:] Энциклопедия белых пятен, под редакцией А. Винярчика, т. IV, Радом, 2000 г., стр. 205.
      взглядами. Кроме того, он упоминает о недостатке угля и паровозов, а также о большом количестве эшелонов по отношению к численности войск [82].
      Полковник Хлусевич категорически отвергает обвинения в адрес польских командиров. Он утверждает, что Верховное командование прекрасно знало о плохом состоянии войск русского фронта и подготовило план эвакуации, представленный генералу Жанену уже в июне 1919 г. [!], но из-за дороговизны содержания армии в Маньчжурии, где в валюте были только доллары, иены и царские рубли, он был отвергнут. Кроме того, «много времени было потеряно на переговоры с генералом Яниным, который в итоге не утвердил план», а вместо этого отдал приказ подавить большевистские восстания в городах Камень и Урман, а также Кулундских степях [83].
      Сожаление о понесенных потерях, невозможность использовать преимущества польских солдат, невыполнение миссии и отчаяние после невыполнения обещания вернуться в страну с оружием в руках, а также общее убеждение в том, что сроки соглашения не будет выполнены (так и произошло) привели к тому, что многие поляки покончили с собой [84]. Символичной была ситуация, когда после сдачи один из солдат не выдержал и попытался покончить жизнь самоубийством. Его друг, который был разведчиком, взял у него из рук револьвер и сказал, чтобы он не беспокоился, потому что ничего не произошло, что это всего лишь одна неудача, которая не исключает того факта, что Польша уже возродилась [85]. Следует помнить, что под Клюквенной также был захвачен Советами «цвет польской молодежи — разведчики», как писала годы спустя Зофия Лех [86].
      После капитуляции сформировался ряд мелких частей из добровольцев, в основном солдат 1-го полка, артиллеристов и кавалеристов. Среди них были больные полковник Румша, майор Диндорф-Анкович и капитан Веробай. Эти отряды прорвались на восток в Иркутск, затем в Харбин и Владивосток. Всего они составляли около 1800 человек [87]. Часть солдат спряталась в сибирских лесах, чтобы продолжить борьбу с большевиками, или прорваться в Польшу, или (просто) выжить. Среди них были, например, Влодзимеж Шольц-Сроковский [88] и Казимеж Фальковский [89]. Майор Вернер и капитан Дояны, притворяясь большевиками, пробрались через Россию на запад и достигли Польши, где присоединились к Войску Польскому [90].
      Вторым путем, которым шли поляки, была Монголия. Это направление выбрали Валериан Куликовский из инженерного батальона [91], Казимеж Гинтовт-Дзевалтовский, вице-президент Польского военного комитета, оставшийся после капитуляции в Сибири заниматься общественной деятельностью среди соотечественников, а когда /49/
      82. Письмо Верховного Главнокомандования Войска Польского генерал-адъютанту Главнокомандующего и Президиума Канцелярии Министерства военных дел, с изложением телеграммы генерала Янина о судьбе 5-й Польской дивизии в Сибирь — 29 февраля 1920 г., Варшава, [в:] Документы и материалы..., изд. В. Гостыньска и др., т. II, стр. 616-617.
      83. Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 14.
      84. Тышка П.П., op. соч., стр. 20.
      85. Дж. Нея, op. соч., стр. 282.
      86. З. Лех, op. соч., стр. 272.
      87. Х. Багинский, op. соч., стр. 586.
      88. А. Кучиньский, [Биографический очерк Влодзимежа Шольце-Сроковского], [в:] А. Кучиньский, Сибирь.., стр. 351-352.
      89. С. Лубодзецкий, С. П. Казимеж Фальковский, «Сибиряк», № 10 (2) 1936, стр. 70-71.
      90. Ю. Скоробогатый-Якубовский, майор Эмиль Вернер, «Сибиряк», № 9 (1) 1936, стр. 20-21.
      91. К. Гижицкий, Через Урянхай и Монголию, Ломянки б.р.в., стр. 47, 119.
      его обнаружила ЧК, он отправился на родину через Монголию [92]. Камиль Гижицкий тоже воевал в Урянхае в составе инженерного батальона. Многие поляки присоединились к антибольшевистским партизанам. Гижицкий объясняет это так: «это позволяло мне беспокоить тыл противника, сражавшегося одновременно на берегах реки Вислы» [93].
      Те, кто остался в поездах, занялись меновой торговлей с сельским населением. Когда крестьяне узнали, что в эшелонах есть поляки, они тут же побежали выторговывать что-нибудь у богатой армии. Таким образом, резервы военного комиссариата быстро истощались. Однако следует подчеркнуть, что большая часть этих припасов была разворована красноармейцами. Другие материалы поляки обменивали на продукты питания. Позже солдат пешком согнали в Красноярск, на т.н. «гауптвахту» [94].
      Следует суммировать все прямые и косвенные причины катастрофы 5-й дивизии: внутренние разногласия в армии, главным образом из-за т. н. пограничного района, споры между различными польскими общинами в Сибири, атмосфера политической неопределенности из-за смены власти в Сибири, отсутствие польского представительства в Межсоюзническом совете во Владивостоке, затягивание ухода Войска Польского из Сибири генералом Жаненом и адмиралом Колчаком, беспощадность генерала Янина, оставившего 5-ю дивизию в арьергарде, военные ошибки польского командования при эвакуации, деятельность агитаторов-коммунистов, беспощадность чехословаков в остановке польских эшелонов, упадок морального и боевого духа и общие сомнения в успехе эвакуации. Все это заставило поляков капитулировать [95].
      Стоит задаться вопросом, была бы судьба дивизии иной, если бы организационные и мобилизационные возможности в Сибири были должным образом использованы. Ведь предполагалось, что будут созданы две дивизии, которые будут самой значительной военной силой у союзников сразу после чехословаков. Чехи, сформировавшие антибольшевистский фронт на Урале, фактически диктовали условия. На них держалась власть белых в Сибири. Когда они ушли с фронта, он рухнул. Шольце-Сроковский считал, что «результат действий этих 3-х дивизий — Чешское государство в сегодняшних границах» (т.е. с 1918-1938 гг.), но не хотел фантазировать, какое влияние на польско-большевистскую войну и Уральский фронт оказало бы появление двух польских дивизий на Урале в 1918 году [96]. Ссылаясь на это рассуждение, он ясно указал свои причины, когда написал:
      главная причина заключалась в том, что некоторые группы [поляков] недооценивали необходимость формирования национальной армии в любой возможный момент, независимо от теоретических невозможностей и политических условий. Это было связано не с отсутствием патриотических чувств у этих масс, а с неоправданным страхом перед тем, что эта армия может быть использована в качестве орудия чужих интересов. Только когда стало ясно, что горстка легионов способна восстать против всей мощи Центральных держав, была оценена ценность обладания пусть даже самой малой, но собственной военной силой [97]. /50/
      92. М. Поз, поздн. Казимеж Гинтовт-Дзевалтовский, «Сибиряк», № 12 (4) 1936, стр. 76.
      93. К. Гижицкий, указ. соч., стр. 34. Поляков тогда называли «маленькими Лаврентиями», см. В. Михаловский, Завещание барона, Варшава, 1972 г., стр. 104.
      94. П. П. Тышка, op. соч., стр. 21.
      95. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 87.
      96. В. Шольце-Сроковский, Генезис Войска Польского в Сибири, «Сибиряк», № 9 (1) 1936 г., стр. 9.
      97. Там же, стр. 10.
      Капитан Мурри [Мюрэй], которого цитирует полковник Хлусевич в статье, озаглавленной В защиту чести воинов 5-й Сибирской дивизии, дает такую моральную оценку дивизии: «Красноярск и Клюквенная — черные пятна, свидетельствующие против всех, но не против поляков» [98]. Ян Роговский, с другой стороны, подчеркивает, что «Клюквенная была не позором, а несчастьем». Это важное утверждение, потому что в Сибири, которая была «краем мук и страданий», краем несчастливым для польского солдата, они могли сказать о себе, что «шли по старому следу наших отцов, шли по крови наших отцов на свободу». Многие из них не дошли до нее [99].
      В Харбине полковник Румша организовал польский комиссариат сборный пункт. Из числа уцелевших воинов он начал формировать новые отряды. Майор Хлусевич принял на себя командование штабом, 1-й батальон 1-го полка возглавил капитан Веробей, артиллерией командовал майор Юркевич, кавалерией — майор Езерский, а офицерским легионом — майор Диндорф-Анкович. Полковник Румша также отправился в Шанхай, куда прибыла направленная для польской армии в Сибири польская военная миссия в лице генерала Барановского и г-на Тарговского. Румша передал командование в руки генерала Барановского, который немедленно начал формировать штаб, начальником которого назначил подполковника Скоробогатого. В Красноярский лагерь также были отправлены эмиссары для информирования заключенных о прибытии миссии и планах эвакуации [100].
      С помощью французской миссии остатки 5-й дивизии получили из Англии старый корабль «Ярослав», использовавшийся для перевозки грузов или китайских рабочих. Раньше он принадлежал русскому «Добровольческому флоту», отсюда и его русское название. Он мог вместить не более 500 человек, но в него было загружено 1500 поляков. Корабль вошел в Дайрен и ушел с польскими солдатами 15 апреля 1920 г. в составе конвоя английских и японских военных кораблей. Поляков (в том числе гражданских) перевезли из Харбина в Дайрен на 4 эшелонах. В Харбине остался единственный сборный пункт для беженцев из Клюквенной и Красноярского лагеря [101]. По приглашению японских генералов 60 польских офицеров вместе с японскими офицерами посетили крепость Порт-Артур и Военный музей, а также участвовали в торжественном ужине с ее командиром генералом Хацибаном [102].
      Корабль был тесным, слишком маленьким для такого количества людей на нижней палубе. Духота, вызванная отсутствием вентиляции и плохими санитарными условиями, сопровождала поляков на протяжении всего пути. Каюты вообще не были обставлены. Вместо кроватей или нары были деревянные ящики, т.н. «гробы». Были последовательно посещены порты: Нагасаки, где предпринимались попытки наладить «вентиляцию», если это можно так назвать, но безуспешно; Гонконг, где китайские /51/
      98. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 19.
      99. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 92.
      100. Х. Багинский, указ. соч., стр. 587-588; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 47-48.
      101. Х. Багинский, указ. соч., стр. 588-589; П. Смолик, указ. соч., стр. 129, 134. К. Чапло, Исторический очерк истории V-й Сибирской, ее воссоздание в возрожденной Польше как Сибирской бригады и обстоятельства военной деятельности майора Яна Чапло и его смерти на 14 августа 1920 г., «Сибиряк», № 6(1) 1991 г., стр. 37. На этом корабле было развернуто польское знамя. Вероятно, это был первый польский «флаг», развевавшийся над волнами далекого океана. — см. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 48.
      102. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 241; см. Х. Багинский, указ. соч., стр. 589.
      рабочие произвели необходимые доработки; затем двухдневная остановка в Сингапуре и 24-часовая остановка в Коломбо, Цейлон [103].
      3 мая в Гонконге отметили День Конституции. В храме прошла торжественная служба. Офицерский хор пел песни. Проповедь читал о. Тартыло, тот самый, который организовал комитет в Уфе и все это время служил военным капелланом. Праздник Богоматери Ченстоховской также отмечался очень торжественно, но уже на корабле, который был украшен фонарями белого и пурпурного цветов и, в том числе, польским флагом на мачте [104]. Во время поездки было получено телеграфное сообщение о захвате Киева польской армией, что также стало поводом для большого торжества [105].
      На […] корабле этой плавучей маленькой Польши происходило в основном то, что обычно бывает в Польше… Много ссор, много зависти, еще более нелепой гордыни, эгоизма и желания пользоваться только своей силой и якобы превосходством, которое, к тому же, явилось результатом […] совпадения, дающего силу определенным индивидам и власть над этим небольшим бродячим сообществом. Это сообщество сразу же разделилось [...] на четыре мира, совершенно чуждых и [...] даже враждебных друг другу, живущих каждый отдельной жизнью [...]. Этими четырьмя мирами были: штаб, серая толпа польских офицеров, «гражданская шайка» (!) с семьями и солдатский мир. Не было никого, кто мог бы примирить эти миры и создать «модус вивенди» [106].
      По словам П. Смолика, на корабле, на котором плыли поляки, было два мира — английские хозяева, т. е. корабельные офицеры, и солдаты 5-й дивизии, возвращавшиеся на родину. Здесь следует привести пример поведения англичан по отношению к полякам, неискушенным в морских путешествиях и жарких странах. При приближении к Адену пассажиров стал мучить высокий зной, и однажды англичане пропустили выдачу воды полякам. Из-за неосторожности польских командиров, не позаботившихся о снабжении водой или другими напитками, люди были вынуждены пользоваться английским буфетом, где корабельная администрация зарабатывала большие деньги на холодном пиве или виски с содовой, устанавливая очень высокие цены. Поляки, напротив, всегда стояли толпами в очереди, часто расплачиваясь последними деньгами за минутку освежения. В худшем положении оказались те пассажиры, которые не могли позволить себе такую «роскошь» [107].
      Генерал Барановский считался худшим злоумышленником из этого польского «мира», то есть, из штабных офицеров. Такие офицеры считали себя выше других благодаря своему званию, не имея никакого понимания других пассажиров корабля. Сами они занимали самые комфортабельные каюты на палубе корабля, а другим приходилось ютиться под палубой. Многие из них были холостяками и свободно пользовались для своих утех первым классом. Известна позорная история, когда польские офицеры пытались заставить женщин подписать заявления о том, что они удовлетворены условиями на борту, угрожая выбросить их в ближайшем порту в случае отказа [108].
      103. Смолик П., указ. соч., стр. 135-148.
      104. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 49-50.
      105. Х. Багинский, указ. соч., стр. 590.
      106. Смолик П., указ. соч., стр. 149.
      107. Там же, стр. 156-157.
      108. Там же, стр. 150.
      И в отношении кают, и питания на корабле существовала какая-то средневековая жестокая кастовая система, которая разделяла эту маленькую польскую общину на враждебные лагеря [109].
      Первый класс занимал уже описанный персонал, к которому относились на равных с хозяевами корабля — английскими офицерами. Второй класс занимала группа старших офицеров с семьями, а также несколько врачей, тоже с семьями. Третьим классом (если так можно назвать эти скудные условия) была офицерская коллегия для низших офицеров и членов их семей. Четвертый класс (!) составляли бывшие солдаты и женщины с детьми, не имевшие права ни на один из высших классов. Пятый класс (!!!) составляла так называемым «гражданская шайка», почти голодающая на протяжении всего пути [110].
      На корабле была организована школа для детей. Ею руководил профессора Здек, Голуб, Мазур и доктор Орловский. К сожалению, из-за плохих санитарных условий и плохого питания многие дети заболели. Многие из них погибли, особенно самые молодые. Наиболее опасной была корь, перешедшая в эпидемию, но все же положение удалось удержать под контролем. Была организована «медицинская служба» под руководством доктора Орловского. Во многом благодаря ему состояние здоровья пассажиров «Ярослава» после прибытия на родину было на удивление хорошим [111].
      Так же, как и в Сибири, на корабле поляков поддерживал мистер Конвис с YMCA:
      чрезвычайно услужливый и активный опекун и друг польского солдата. Этот человек умел выполнять свою гуманитарную миссию удивительно мягко и просто, при этом всегда оставаясь в тени […]. Только благодаря его услужливости почти тысяча польских солдат на корабле имели отличные сигареты, табак, консервированную сгущенку, шоколад, бумагу и карандаши за бесценок на протяжении всего тяжелого пути [...]. Он также служил […] переводчиком и посредником в переговорах […] [112].
      Находясь в Порт-Саиде, поляки узнали, что польско-большевистский фронт рушится под напором Советов, и офицеры немедленно пошли добровольцами на действительную службу в Войско Польское, чтобы иметь возможность сражаться за свою родину [113]. С этого момента путешествие по Средиземному морю, Гибралтару и Атлантике пошло быстрее. 23 июня «Ярослав» находился в порту Шернес в устье Темзы, откуда вышел через Датские проливы в Балтийское море [114].
      1 июля 1920 г. [115] в Гданьск прибыли 120 офицеров, 800 рядовых и горстка гражданских [116]. Вскоре из них был сформирован кадровый батальон
      109. Там же, стр. 151.
      110. Там же, стр. 151.
      111. Там же, стр. 157.
      112. Там же, стр. 158.
      113. Х. Багинский, op. соч., стр. 591.
      114. П. Смолик, op. соч., стр. 160.
      115. П. Смолик называет неправильную дату прибытия «Ярослава» в Гданьск — 11 июля 1920 г., см. П. Смолик, соч. соч., стр. 160.
      116. Норман Дэвис говорит про 10 000 солдат, вернувшихся под командованием полковника Румши, но из других источников видно, что это число не соответствует действительности, см. N. Davies, Белый Орел, Красная Звезда. Польско-советская война 1919-1920 гг., Краков 2000 г., стр. 38. Реальное число – это упомянутые 920 солдат. См.
      под командованием майора Яна Чапло и Офицерский легион майора Францишека Диндорф-Анковича [117]. За полгода до того в Польшу прибыл отряд из Мурманска, формально принадлежавший 5-й стрелковой дивизии, в составе 400 солдат и медведя Башки [118]. Сибиряков сильно разочаровал вид немецкого Данцига, с немецким языком и немецким флагом. Лишь известие о разрешении полковнику Румше сформировать Сибирскую бригаду на польской земле вызвало радость на лицах солдат [119].
      Новички были сгруппированы в Группу (она же Офицерская Легия) в Хелмно (батальон капитана Веробеи) в Померании, а мирных жителей отправили в Варшаву. Батальон вскоре отправился в районы проведения плебисцита в Вармии и Мазуре для защиты тамошнего населения. 12 июня в Группу прибыл полковник Румша, чтобы отдать приказ о создании бригады, основу которой должны были составить сибиряки. 1-й полк должен был быть сформирован в Торуни, 2-й полк — в Грудзёндзе, где также был организован штаб бригады с подполковником Скоробогатым-Якубовским, капитаном Прухницким, капитаном В. Кухаржевским и лейтенантом Рыбоцким [120].
      В конце июля к бригаде присоединились 500 добровольцев, «в основном студенты средних учебных заведений и различных организаций и объединений, таких как […] гребное общество из Калиша» [121]. Также присоединились поляки — американские граждане из армии генерала Галлера. Их тренировали без оружия и обмундирования, потому что бригада их не получила. Только после перевода в Скерневице 3 августа 1920 года ей выдали минимальное обмундирование и вооружение. 8 августа бригаду снова перебросили, на этот раз в Зегже, где она была включена в состав 5-й армии генерала Сикорского [122].
      Сибирская бригада, отправлявшаяся на фронт, была очень плохо вооружена. Она представляла собой трагическое зрелище, больше похожее на собрание случайных людей, и задачи, которые перед ней ставились, были непростыми. Совместно с 5-й армией она должна была нанести контрудар из Модлина на Новый Място и Насельск. Свой первый бой она провела 14 августа под Боркувом и Завадами. Плохо обученные добровольцы отступили под атаками большевиков, но после нескольких контратак поляки заставили советскую армию отступить. К сожалению, они заплатили за это потерей нескольких сотен бойцов! В конечном итоге бригада выполнила свою задачу, прорвав фронт на линии Варшава — Модлин [123].
      Сибиряки в Борковской битве дали первый бой на своей родине, они прошли многие тысячи километров через тайгу Сибири, Маньчжурию и океаны до
      М. Вжосек, Польские военные действия во время Первой мировой войны 1914-1918 гг., Варшава, 1990 г., стр. 457.
      117. К. Чапло, указ. соч., стр. 37.
      118. Э. Козловски, М. Вжосек, История польского оружия 1794-1939 гг., Варшава, 1984 г., стр. 498.
      119. Х. Багинский, указ. соч., стр. 591-592; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 51.
      120. Х. Багинский, указ. соч., стр. 592-593; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 53; Ю. Кулак, биография Уланского, «Сибиряк», № 5 (2) 1990 г., стр. 30.
      121. Х. Багинский, указ. соч., стр. 593.
      122. Х. Багинский, указ. соч., стр. 593-594; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 53-54; К. Чапло, указ. соч., стр. 37.
      123. Х. Багинский, указ. соч., стр. 594-595; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 54-55; Б. Скарадзинский, Польские годы 1919-1920, т. 2. Суд Божий 1920, Варшава 1995, стр. 234.
      отдайте дань кровью в защиту любимой и такой далекой родины. Добровольцы, призванные в полк за несколько дней до боя, даже стрелять не могли. Показывая пример, старый солдат бригады шел вперед, принимая всю тяжесть борьбы на себя, сражался и погиб. Волонтер с энтузиазмом, отвагой и самоотверженностью соревновался со старым сибирским солдатом [124].
      Следуя за противником, сибиряки использовали старый метод быстрого марша и частого беспокойства противника атаками. Следующие бои бригада вела под Прусяновцами, Щекоцинами и Чарноставом. В этих боях среди прочих погибли сибирские ветераны майор Вернер, майор Чапло, младший лейтенант Милковский. 19 августа 1-й полк достиг Макова. Бригаде приказано атаковать в направлении Пшасныша и Чорзеля, которые она захватила после боя 22 августа. Окруженная польской армией, 4-я советская армия атаковала укрепленные позиции бригады. После долгих боев советские войска разбили бригаду, но остатки 4-й армии были либо интернированы в Восточной Пруссии, либо разбиты 14-й и 15-й польскими дивизиями [125].
      Тех, кто погиб на поле боя, родственники увезли для захоронения по месту жительства, остальных похоронили в братской могиле на кладбище в Чекшине [126]. Бригада с потерями, достигающими 50% личного состава, была отведена в Зегже, куда прибыла 4 сентября. Многие солдаты получили кресты «Виртути Милитари» и «Крест Доблести» за большевистскую кампанию. После пополнения из демобилизованной прусской армии бригада снова отправилась на фронт в Граево, где присоединилась к армии, наступавшей на Гродно. Позже бригада была в резерве армии в районе Августовского канала, а позже в Гродно. После заключения мира она была выведена в Поморье, преобразована в дивизию и получила название «Сибирь» [127]. Боевые действия Сибирской бригады в битве под Варшавой были своеобразным катарсисом. «Блестящая победа 1920 года означала, что Сибирь навсегда перестала быть для нас страной ссылки — местом нищеты, нищеты, жестоких преследований» [128].
      Кроме «Ярослава» в Польшу прибыл второй корабль с выжившими бойцами 5-й дивизии и польскими беженцами из Сибири и Дальнего Востока — «Воронеж». Среди прочих, на нем был и Кароль Залески, соучредитель польского скаутского движения в Сибири. После капитуляции он пробрался через Никольск-Уссурийский во Владивосток, где из солдат, как и он, избежавших советского плена, был сформирован Владивостокский батальон 5-й дивизии. 19 июня 1920 г. он отплыл на японском пароходе «Нейсе Мару» в порт Цуруга, где был перегружен на старое русское судно «Воронеж», реквизированное англичанами у царского флота. 3 июля 1920 г. около полутысячи польских солдат с семьями и тысяча латышских солдат с семьями, также находившихся на «Воронеже», отправились в круиз домой. Он продолжался три месяца, и 29 сентября 1920 г. судно пришвартовалось в Гданьске [129].
      Здесь стоит привести слова Кароля Залески, которыми он прощался с латышами в Гданьске, и которые прекрасно выражают суть и подчеркивают ценность этого похода:
      124. К. Чапло, указ. соч., стр. 40.
      125. Х. Багинский, указ. соч., стр. 595-597.
      126. К. Чапло, указ. соч., стр. 41.
      127. Х. Багинский, указ. соч., стр. 597-598.
      128. А. Ануш, Роль сибиряка в польском обществе, «Сибиряк», № 1 (1) 1934 г., стр. 26.
      129. З. Лех, указ. соч., стр. 272.
      Латвийские братья! Пришло время нам попрощаться. Промысел Божий распорядился, чтобы мы вместе совершили этот долгий путь — этот путь, который был вожделенной мечтой для каждого из нас. Завершился путь, которого мы ждали годами, часто разбредаясь и скитаясь по огромной Российской империи. Наш поход от берегов Тихого океана к цели нашего путешествия к нашему Балтийскому морю навсегда останется самым дорогим воспоминанием для каждого из нас. Наши души сегодня горят радостью и энтузиазмом. Наши земли вышли из-под длительного ига рабства и дышат своей, независимой государственной жизнью [130].
      130. К. Залески, указ. соч., с. 272, 274.
      Zesłaniec. №52. 2012. С. 37-36: http://zeslaniec.pl/51/Bienias.pdf
    • Бьеняш Д. "Ледяной марш" 5-й Сибирской дивизии и обстоятельства возвращения ее солдат в Польшу на корабле "Ярослав" // Zesłaniec. №52. 2012. С. 37-36.
      Автор: Военкомуезд
      ДАМИАН БЬЕНЯШ
      «ЛЕДЯНОЙ МАРШ» 5-Й СИБИРСКОЙ ДИВИЗИИ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВОЗВРАЩЕНИЯ ЕЕ СОЛДАТ В ПОЛЬШУ НА КОРАБЛЕ «ЯРОСЛАВ»
      В середине сентября 1919 года в Иркутске состоялась конференция союзников, на которой глава французской военной миссии генерал Пьер Жанен сообщил представителям войск, участвовавших в интервенции в Россию, что он назначен командующим операцией по эвакуации на Дальний Восток. Польская военная миссия была проинформирована об этом через месяц, т.е. в середине октября. Точная дата начала эвакуации не называлась, но уже тогда был определен порядок вывода войск. В первую очередь выводился Чехословацкий корпус, потом югославский полк, румынский легион, сербский полк и латышский батальоны, а в качестве арьергарда была назначена 1-я польская дивизия [1].
      Падение власти адмирала Колчака было результатом не только успехов Красной Армии, но и общего падения авторитета его диктатуры, превратившейся в царский деспотизм, а также продажного и самоуправного аппарата его администрации, занимавшейся откровенным бандитизмом. Тотализм военной силы привел к массовой эвакуации, а затем бегству колчаковцев и союзных войск [2]. Еще в первых числах ноября (!), когда адмирал Колчак уже бежал на восток, был организован парад польских войск и банкет польского командования. Трудно было найти более русофильской демонстрации холопства польских командиров по отношению к колчаковцам [4]. /37/
      1. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сибирской дивизии в свете исторической правды, «Сибиряк», № 13(1) 1937, стр. 3-4.
      2. В. Шольце-Сроковский, 5-я польская стрелковая дивизия в Сибири, [в:] А. Кучиньский, Сибирь. Четыреста лет польской диаспоры. Историко-культурная антология, Вроцлав-Варшава-Краков 1993, стр. 353; А. Остоя-Овсяны, Пути к независимости, Варшава, 1989, стр. 102-103; см. Донесение начальника польской военной миссии в Сибири майора Ярослава Окулича-Козарина в Министерство военных дел об угрозе разгрома армии адмирала Александра Колчака после ухода контрреволюционных чехословацких и польских воинских частей на восток — 4 ноября 1919, Омск. Документы и материалы по истории польско-советских отношений, изд. W. Gostyńska и др., т. II, Варшава, 1961, стр. 423-424.
      3. А. Колчак выехал из Омска только 13 ноября 1919 г., т. е. относительно поздно, см. Б. Хлусевич, В защиту чести воинов 5-й Сибирской дивизии, «Сибиряк», № 13 (1) 1937 г., стр. 13.
      4. Смолик П. Через земли и океаны. Приключения пленника в Азии во время Великой войны. Шесть лет на Дальнем Востоке, Варшава — Краков [1921], стр. 110.
      Неудачи армии Колчака создали очень волнительную ситуацию. Внутренние и внешние потрясения оставили свой след. Почувствовалось, что это печальное начало конца и предвестник гибели [5].
      Некоторые из поляков, особенно связанные с Сибирью, покидали под покровом ночи свои эшелоны, чтобы спастись от возможной катастрофы. Это была своего рода «подготовка» [6]. Для эвакуация поляки уже начали карательные экспедиции, в которых собиралось главным образом продовольствие и, прежде всего, подводы.
      Благодаря изобретательности и находчивости подчиненных, [Командование Войска Польского — Д.Б.] смогло к моменту эвакуации заполучить три броненосца [т.е. бронепоезда – Д.Б.], два санитарных поезда, несколько десятков локомотивов, несколько сотен грузовых вагонов, приспособленных к морозу и длительной транспортировке [7].
      Большую роль в этом сыграл полковник Казимеж Румша, который захватил 60 эшелонов и заранее приказал переоборудовать 3 эшелона в броненосцы «Познань», «Краков» и «Варшава» [8].
      Командование уже подготовило подробные планы эвакуации, которые включали последовательность движения транспортов, создание пунктов движения и расчет подачи вагонов, но этот проект не был принят генералом Пьером Жаненом [9]. В Польшу должны были вернуться не только солдаты, но и их семьи, сибирские ссыльные и бывшие польские повстанцы [10]. Однако по общему впечатлению, которое производила Войско Польское в конце лета 1919 г., никто в ней не был готов к эвакуации, и она сама не была подготовлена. Наоборот — казалось, солдатам жизнь в Новониколаевске очень нравилась [11].
      Начатая эвакуация союзных войск не привела к эвакуации польско-литовских войск. Два батальона 1-го полка и Литовский батальон, входящий в состав V-й стрелковой дивизии под командованием капитана В. Юзефа Веробея, отправили на станцию Черепаново, где они должны были прикрывать Новониколаевск с юга [12]. /38/
      5. П. П. Тышка, Из трагического опыта в 5-й Сибирской дивизии и в плену (1918-1921), «Сибиряк», № 12 (4), 1935, стр. 18-19.
      6. Подготовка к эвакуации велась дивизией самостоятельно вопреки приказу генерала Жанена; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 14-15.
      7. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358. Полковник Ян Скоробогатый-Якубовский утверждал, что осенью 1919 г. дивизия не была готова к эвакуации из-за отсутствия подвижного состава, находившегося в руках чехов и колчаков, см. Я. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 4. Чехи забрали около 20 000 (!) вагонов и локомотивы, см. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 103.
      8. Х. Багиньски, Войско Польское на Востоке 1914-1920 гг., Варшава, 1990 г., стр. 575; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 108. Полковник Хлусевич утверждал, что у поляков было 57 поездов, см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      9. Х. Багинский, указ. соч. соч., стр. 573; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 106.
      10. Й. Биркенмайер, Польская дивизия в сибирской тайге, Львов, 1934, стр. 31.
      11. П. Смолик, указ. соч., стр. 107.
      12. Ю. П. Вишневский, Отдельный литовский батальон им. Витольда Великого в 5-й польской стрелковой дивизии, [в:] У Балтийского моря. В кругу политики, экономики, национальных и социальных проблем XIX и XX веков: юбилейная книга, посвященная профессору Мечиславу Войцеховскому: сборник исследований под редакцией З. Карпуся, Ю. Клачкова, М. Волоса, Торунь, 2005 г., стр. 984-985.
      Тяжелое положение солдат и отсутствие сведений об эвакуации привели к обвинениям в адрес польского командования в том, что они бросили литовцев на произвол судьбы, что подогревалось советскими агитаторами [13]. Беспорядки на станции Черепаново привели к мятежу, в ходе которого часть литовских солдат-коммунистов [14] арестовала офицеров, забрала на санях продовольствие и оружие и бежала со всем пассивным к событиям составом батальона к большевистским партизанам. Там батальон и закончил свою жизнь. Солдат разоружили, некоторых зарубили шашками без суда и следствия, а по прибытии регулярных войск призвали в Красную Армию. Кого-то демобилизовали, потому что им было за 35 лет, а кого-то (в основном повстанцев из Черепанова) отправили на угольные шахты в качестве «рабочих отрядов». Большинство литовцев, сражавшихся в батальоне, вернулись в страну либо по суше через европейскую часть России, либо по морю через Маньчжурию и Владивосток, благодаря помощи литовской и польской военных миссий [15], а затем служили в польской армии. Печальный конец польско-литовского сотрудничества в Сибири трагической иронией завершился в Красноярске, где литовцы, служившие тогда в большевистском 412-м [16] батальоне внутренней службы, караулили в лагере военнопленных своих бывших сослуживцев и благотворителей поляков [17] из 5-й дивизии [18]. Поляки, напротив, великодушно прозывали их «героическим» термином «утекайтисы» [19].
      Кратко резюмируя историю Литовского батальона при 5-м пехотном полку, следует подчеркнуть, какое большое политическое, моральное и военное значение имело для литовцев создание собственной части, и как нуждались в этом поляки, желавшие укрепить свой авторитет среди союзных литовских сил. Их участие в обороне Транссибирской магистрали оказалось очень полезным. Жаль только, что все так печально закончилось. К причинам объединения поляков и литовцев, безусловно, следует добавить национально-исторические чувства. Доказательством этого было обращение с литовцами как с поляками во время призыва на военных пунктах. Ведь мы существовали несколько веков /39/
      13. Эти обвинения были ложными, см. Ю. П. Вишневский, указ. соч. там же, стр. 981.
      14. Тот факт, что повстанцы были коммунистами, также упоминается генералом Жаненом, см. А. Домашевский, Генерал Жанен о Сибирской дивизии, «Сибиряк», № 11 (3) 1936 г., стр. 38.
      15. Дела о литовской военной миссии во Владивостоке, а также о польской помощи литовцам: CAW, Войско Польское в Сибири, I.122.91.73; см. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 985.
      16. Р. Дыбоски утверждает, что это был 212-й батальон, см. Р. Дыбоски, Семь лет в России и Сибири 1915-1921, Варшава, 2007, стр. 141.
      17. Слово «благодетели» ни в коем случае не преувеличение — кроме поляков, никакая другая союзная армия: ни чехословацкая, ни французская, ни латышская, не была заинтересована в сотрудничестве с литовцами, и если бы не полковник Румша, их полк не был бы так хорошо оснащен. Литовцы многим были обязаны полякам; см. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 973, 981, 986.
      18. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 984-985; Й. Нея, Характеристики окружения 5-й польской стрелковой дивизии в Сибири, [в:] Сибирь в истории и культуре польского народа, под редакцией А. Кучинского, Вроцлав 1998, стр. 283.
      19. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 141.
      одна общая республика, и Литва считались неотъемлемой частью нового польского государства, восставшего из пепла, как феникс [20].
      Польская дивизия начала эвакуацию только 26 ноября и «следовала» в качестве арьергарда колчаковских и союзных войск [21]. В это время 3-й полк застрял в 400 километрах от Новониколаевска на станции Татарская, где был блокирован русскими эшелонами [22]. Та же задача прикрытия была возложена и на чехов, но они не выполнили соглашение, поэтому генерал Жанен возложил все бремя прикрытия отступления на поляков [23].
      К сожалению, мы знаем из истории многочисленные случаи, когда союзники ставили польское войско именно таким образом, а поляки по разным причинам не могли противостоять подобным требованиям [24].
      Когда поляки начали эвакуацию, союзные войска уже находились в Восточной Сибири, а национальные формирования (чешские, румынские, сербско-хорватские и латышские) направлялись туда же [25]. Первая организационная ошибка командования дивизии заключалась в том, что оно не отправило вперед солдатские семьи, чтобы они могли быстрее добраться до Дальнего Востока, а вторая – в том, что последние эшелоны не были заполнены кавалерией, которая в случае стычек или необходимой эвакуации, могла сесть на лошадей и быстро уйти. Отправление польских поездов осуществлялось в порядке очереди. Взаимные похищения вагонов были обычным явлением. То, что в вагонах ехали солдаты с семьями, снижало их боеспособность, а армейские обозы превращались в «вагоны беженцев», как их называли большевики [26]. Добывать все приходилось каждому самостоятельно, начиная с обычных досок и заканчивая различным необходимым оборудованием [27]. Выслать вперед вооружение, обмундирование и продовольственные склады не представлялось возможным, ввиду противодействия со стороны русского командования. Единственным эшелоном, отправленным впереди остальных, был санитарный поезд № 9 с ранеными и больными [28]. Тем, что семьи солдат не были отправлены вперед, дивизии обязан полковнику Валериану Чуме, согласившемуся на просьбу женщин не разлучать их с мужьями [29].
      Здесь следует кратко охарактеризовать положение женщин в 5-й Сибирской дивизии. Кроме настоящих супруг, в вагонах жили разные женщины, солдатские «жены». У каждой из них был «свой мужчина» и один не имел права «подбирать» «жену» другого, а если хотел ее обменять, то мог пойти на вокзал, где «был большой выбор». Среди прочего, такие жены занимались стиркой, штопкой, мытьем котелков и посуды. Одних больше любили за заботу о всех обитателях вагона и трудолюбие, других меньше за лень. Бывало, что за лень или измену быстро выбрасывали на мороз. Ведь на /40/
      20. См. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 977, 986.
      21. Комментарий генерала Жанена к решению см. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 152; Я. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 4.
      22. Там же, стр. 5.
      23. П. П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      24. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 106.
      25. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 357.
      26. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 152.
      27. П. Смолик, указ. соч., стр. 111.
      28. Но и у него были большие проблемы с проездом по Транссибирской магистрали, см. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358; см. Х. Багински, указ. соч., стр. 574; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского…, указ. соч., стр. 5.
      29. С. Богданович, Охотник, Варшава, 2006 г., стр. 64.
      станции всегда можно было сразу выбрать другую. Каждая женщина должна была хранить верность своему «мужу», оплачивая пребывание в обозе и солдатское питание дарами своей природы, которыми солдаты пользовались всякий раз, когда у них выдавалась свободная минута [30].
      Аналогично вели себя и жены русских офицеров, с той разницей, что они достались чешским офицерам. Отдельной категорией женщин были так называемые «мешочницы». Они пользовались тем, что в одних городах был избыток определенного товара, а в других его недостаток, что приводило к большой разнице в цене. Такие женщины зарабатывали деньги, перевозя их в воинских эшелонах, особенно в тех, которые были в свободном доступе для солдат [31].
      Говоря о женах и «женах», можно привести анекдот про некую жену штурмовика, т.е. члена штурмового батальона, периода эвакуации. Она была одной из немногих женщин, которым разрешалось ездить верхом вместе с мужем. Судьба сделала ее единственной дамой в купе, поэтому она вызывала большой интерес у окружающих. Все они могли шпионить за ней, пока она переодевалась, но это не было для нее проблемой.
      Был только один бой. Ее муж как-то ночью дежурил у локомотива, о чем она не знала, потому что спала. Когда он вернулся утром, она очень удивилась, что его не было всю ночь. Последний поднял шумиху, желая узнать, какой негодяй заменил его. Он чуть не подрался с ближайшими соседями, но ничего не выяснил, и дело заглохло [32].
      Польская дивизия со всем своим снаряжением, сопровождающими гражданскими лицами и их имуществом в итоге заняла 70 эшелонов и следовала за огромным числом составов из 250 эшелонов, большей частью принадлежавших чехословакам [33]. Чтобы перевезти такое большое количество техники и людей (а также лошадей, которых было около 400 00 [34]), уже в августе польское министерство иностранных дел через дипломатическое представительство в Париже хотело начать переговоры с союзниками — Японией и США, чтобы получить корабли соответствующего водоизмещения для перевозки V-й дивизии [35]. В связи с трудностями, вызванными дороговизной транспорта, подчинением польских войск французской миссии, сосредоточившей все военные вопросы у генерала Жанена, деятельностью Коалиционного совета, принимавшего решение о тоннаже кораблей, даже в октябре 1919 г. переговоры ни с одной из этих стран не были инициированы [36]. /41/
      30. Там же, стр. 11-14.
      31. Там же, стр. 17-18.
      32. Там же, стр. 71-72.
      33. Ж. Серочински, Войско польское во Франции. История войск генерала Галлера в изгнании, Варшава, 1929 г., стр. 237. Б. Хлусевич утверждает, что 57 польских эшелонов были перемешаны примерно с 200 колчаковскими между Новониколаевском и станцией Тайга. Позже это число увеличилось примерно до 300 между обеими станциями; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      34. А. Домашевский, соч. соч., стр. 40.
      35. Письмо заместителя министра иностранных дел Вл. Скшинского в польскую миссию в Париже по поводу эвакуации контрреволюционных польских войск, воевавших против Советской власти, из Сибири — 14 июля 1919, Варшава. См.: Документы и материалы…, изд. В. Гостыньска и др., т. 2, стр. 329-330.
      36. Письмо польской миссии в Париже в Министерство иностранных дел о положении контрреволюционных польских войск в Сибири — 8 октября 1919 г., Париж. См.: Документы и материалы…, изд. В. Гостыньска и др., т. 2, стр. 394-396.
      Боевой порядок Войска Польского был сформирован так: впереди шел бронепоезд «Варшава», затем несколько вооруженных эшелонов, хозяйственных и интендантских поездов, где-то посередине бронепоезд «Краков», а в конце эшелоны с 1-м и 3-м боевыми батальонами 1-го полка, штурмовым батальоном, артиллерийской батареей и бронепоездом «Познань». Всем арьергардом командовал капитан Веробай [37].
      С самого начала передвигаться по Транссибирской магистрали было очень сложно. Путь был переполнен невообразимым количеством поездов. Положение в Сибири было взрывоопасно. Частые «технические проблемы» чехов задерживали дорогу. На станциях было так много вагонов и паровозов, что маневрировать было невозможно. Перед семафорами образовались пробки в несколько десятков километров. Локомотивы замерзали, их топили дровами из-за отсутствия угля, что подрывало их техническое состояние. Не было воды, которую приходилось добывать из растаявшего снега. Переключатели часто «ломались», что считалось явно не случайным. Не было технической и железнодорожной службы, которые приходилось заменять инженерной бригаде, но ее было недостаточно. Кроме того, были разногласия между польскими и российскими или чешскими властями, как, например, стрельба на станции Мариинска [38].
      Чехи отдали железнодорожную ветку полякам со средней скоростью 20 км/сутки, тогда как Красная Армия вместе с партизанскими частями и дезертировавшими колчаковскими соединениями продвигалась со скоростью до 40 км/сутки. Результатом этого должны были рано или поздно стать столкновение с подошедшими большевистскими войсками [39].
      Мы ужасно растянулись. На путях, нсколько хватало глаз, была выстроена шеренга наших эшелонов, все как один ожидавших свободной дороги. Вид был довольно живописен: заснеженные вагоны, а на крышах, тормозах и где только можно — были набиты дрова. Развешанное женское и детское белье показывало, в каких вагонах находятся семьи [40].
      На каждой станции воровали провизию, оружие и все, что можно было украсть. Ничто не презиралось. Никто не спрашивал, где его товарищи это взяли, просто все вместе использовали добычу. Говорили, что чем больше гранат будет доставлено в Польшу, тем лучше будет вооружена польская армия. Поляки объясняли друг другу, что лучше украсть то и это, чем если это достанется большевикам. На каждой станции целые группы солдат отправлялись на грабежи [41].
      Насколько медленно шла новониколаевская эвакуация, хорошо иллюстрирует тот факт, что последние поезда еще не вышли из города, а первые эшелоны Войска Польского уже достигли узловой станции Тайга! Поляки часто захватывали железнодорожные станции силой, против воли русских командиров. Ими управляли бойцы инженерно-саперного батальона, в первую очередь железнодорожной роты [42]. Согласно указаниям генерала Жанена, V-я стрелковая дивизия должна была защищать /42/
      37. Х. Багинский, указ. соч., стр. 577.
      38. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358; Р. Дыбоски, соч. соч., стр. 152-153; П.П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      39. Х. Багинский, указ. соч., стр. 576; описание эвакуации дивизии и ее технических проблем, см. Дж. Биркенмайер, указ. соч., стр. 33.
      40. С. Богданович, указ. соч., стр. 71.
      41. Там же, стр. 74-75.
      42. Х. Багинский, указ. соч., стр. 577.
      железную дорогу между станциями Новониколаевск и Тайга, а также обеспечивать работу Анжерской и Судженской шахт [43].
      Последние польские эшелоны вышли из Новониколаевска лишь 9 декабря 1919 года, предварительно подавив пробольшевистское восстание колчаковских полков [44].
      Вся Польша — из трех частей — в нищете, но вместе. […] Легионы в Сибири — 5-я Сибирская дивизия. Старая Польша — как до раздела, три части слились в одну. Судьба-злодейка разлучила Польшу, сожгла ее в горниле страдания, [...] но судьба же воссоздала ее [...] в хаосе, в снегах, снова в нищете, голоде [...]. Серые шинели легионеров 5-й дивизии возвращаются [...] по белым дорогам мучений [45].
      Замерзали целые поезда, а их экипажи не только от страха попасть в руках красных, но и перед призраком смерти от голода и мороза, отчаявшихся из-за своего положения, утрачивали человеческие чувства. Руководствуясь лишь инстинктом самосохранения, они были легко способны на жестокость ради спасения собственную жизнь. Нормальным явлением были целые кровавые бои за паровозы и место в вагонах [46].
      Все без сомнения обвиняли во всем этом в первую очередь чехом с их эгоизмом и произволом [47].
      Не будет преувеличением сказать, что пропитаны русской кровью были каждый фунт кофе, каждый кусок хлеба и каждый товар, вывезенный из Сибири в Чехию [48].
      Положение становилось все более и более тяжелым. На плечи дивизии легло двойное бремя: оборона от большевиков и спасение паровозов от замерзания. Холод парализовывал движение. Не намазав лицо, уши и руки соленым салом, нельзя было выйти из вагона. Это никого не смущало. За топливо для локомотивов боролись все, не смотря на сон, еду, отдых и безопасность [49].
      Когда поезд двигался по свободному месту под гору, он сталкивался с предыдущим поездом и разбивал ему 3 или 4 вагона. Если там давили людей, то их бросали в снег. Все более слабый локомотив требовал сокращать состав поезд. Так, с насыпи около 30 крестьян уронили подводу, и она перевернулась, кувыркаясь под причитания женщин, бросивших свои пожитки. Поскольку эта армия ехала с семьями и имуществом, она не могла сопротивляться. День и ночь мимо поездов скользили сани беженцев, но, как и конница, они доходили только до Иркутска, если только не умирали от тифа [50].
      Принимая активное участие в сборе «топлива», нужно было следить за тем, чтобы не ушел собственный эшелон. Один из таких опасных случаев описал офицер-интендант Павел Тышка: /43/
      43. А. Домашевский, соч. соч., стр. 40.
      44. Й. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 5.
      45. В. Гжмелевска, Вильнюс на сибирской тропе, «Сибиряк», № 7 (3) 1935, стр. 27-28.
      46. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 14.
      47. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 107-108.
      48. Ю.В. Войстомский, О польском Сибирском легионе — статьи, Варшава 1937 г., стр. 63 [из:] А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 108.
      49. П.П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      50. А. Масиеса, покойный проф. Михал Станиславский, инженер, «Сибиряк», № 14 (1-2) 1938, стр. 67.
      По необходимости наш поезд встал на мост, предназначенный исключительно для проезда одиночного поезда, без ограждений, как и почти все сибирские мосты. Он был настолько узок, что было трудно перебраться на другую сторону и приходилось держаться за выступающие части вагонов. Мне, как дежурному эшелона, [...] пришлось искать топливо. Пришлось перейти мост. Находясь уже посреди моста [...], я услышал паровозный гудок. […] Поезд тронулся. Меня охватил испуг. Я отпустил железную дверь и во всеоружии, с парой ручных гранат за поясом, инстинктивно схватился за единственную свободную обледенелую доску. Подо мной зияла пропасть […]. Я проверил свою совесть, мысленно попрощался с семьей и помолился, чтобы поезд остановился. Но скорость только нарастала. Я видел, как приближалась американская лора. Мои глаза затуманились, я почувствовал сильный удар в бок и холод снега, в который я упал. Я был уже на другой стороне моста [51].
      Как оказалось, поезду Павла Тышки было приказано уступить место эшелону командира дивизии — полковника К. Румши.
      Среди многих мирных жителей, эвакуировавшихся вместе с дивизией, стоит упомянуть Адольфа Экеша, которого на короткое время завербовал в Войско Польское Владислав Овоц в Елабуге [52]. Он переехал в Новониколаевск, где снял квартиру. Дни он проводил в дивизии, а ночи дома. Там он пробыл недолго, так как его бывший партнер по заводу «Молния», которым он владел, инженер Каплан убедил польское командование, что Экеш будет более полезен как производитель важных для армии гальванических элементов, чем как рядовой солдат. Экеша направили в Томск, где был основан завод «Электрод», на котором работало 200 человек [53].
      В декабре 1919 года, когда большевистские войска стали подходить к Томску, завод был эвакуирован, а за ним последовали эшелоны 5-й дивизии. Одна машина предназначалась для оборудования, другая для сотрудников. К сожалению, завод постигла та же участь, что и дивизию под Клюквенной. Семья Экешов попала в плен. Она вернулась в Томск, где ей предложили перезапустить «Электроду». Предложение действовало недолго, потому что большевики не любили находчивого капиталиста. Осенью 1920 года Экеши начали возвращаться домой. С помощью транспорта в Финляндию, затем на корабле в Щецин, поездом в Ченстохову и далее в свой родной город Львов, они вернулись как раз к Рождеству [54].
      12 декабря 1919 года из Новониколаевска вышли последние арьергардные эшелоны с полковником Румшей, который приказал разрушить мост через р. Обь, как только ее перейдут польские части. Этот приказ не был выполнен из-за протеста русских, желавших сохранить свои войска в тылу врага [55].
      Когда в декабре 1919 года полковник Румша прибыл в Тайгу, он приказал польским солдатам взять станцию под контроль, несмотря на угрозы Колчаковского генерала Пепеляева, эвакуировавшего в это время свою армию из Томска. После этого через город шли только польские поезда, пока арьергард не прошел дальше. Однако это мало помогло, так как почти одни пути остались забиты /44/
      51. П. П. Тышка, указ. соч., стр. 19-20.
      52. З. Лех, Сибирь пахнет Польшей, Варшава 2002, стр. 275-277. О том же самом писал автор цитируемой книги, в статье, опубликованной в «Жизнь Варшавы» (№ 10, 1988 г.), под названием «Неизвестная судьба поляков. Сибирский странник».
      53. Там же, стр. 278.
      54. Там же, стр. 278-280.
      55. А. Домашевский, указ. соч., стр. 40-41.
      ожидавшими отправления русскими эшелонами, а чехи, еще не покинувшие станцию, заблокировали остальные. В результате произошли стычки между подразделениями капитана Веробея на более ранних станциях: Тутальской 19 декабря (где арьергард был атакован регулярной советской 5-й армией) и Литвиново 20 декабря, а также на мосту через Обь, который продержался более трех суток. Атаки большевиков отражались ручными гранатами и огнем из «Познани» [56].
      В непрерывных боях днем и ночью отступали польские части арьергарда. Убежденность в том, что они прикрывали грудью своих братьев и тысячи польских семей в передовых эшелонах, придавала им стойкости, несмотря на декабрьские морозные сибирские ночи [57].
      Еще до того, как арьергард достиг Тайги, он был ослаблен из-за разрушения бронепоезда большевистской артиллерией, которая также повреждила его орудия. В результате дивизия потеряла несколько поездов, следующих за «Познанью». Итоги оказались плачевными, так как солдатам, которые постоянно сражались, негде было отдохнуть, а бои происходили на сорокаградусном морозе [58].
      Обстоятельства гибели бронепоезда были довольно интересными. Когда поезд остановился на станции Тутальская, солдаты Залевский и Томашевский использовали телефон, подключив его к кабелю, свисающему над путями. Неожиданно они включились в сеть Советов и, выдав себя за партизан-большевиков, узнали об окружении противника и готовящемся нападении на станцию Тайга. Сигналом к нападению должны были стать горящие вагоны. Следующей ночью бронепоезд был неожиданно обстрелян и атакован. Хотя трое поляков, в том числе Томашевский, потерявший в бою глаз, сумел подобраться к башне и отразить атаку на орудие гранатами, но воспользоваться им не удалось. Сделав всего один выстрел, она так и не заработала снова из-за повреждения ее большевистским огнем. Штурм был окончательно отбит уже с помощью пулеметов и подоспевшего взвода пехоты [59].
      На следующий день командир «Познани» лейтенант Чарнецкий приказал покинуть поезд и отправиться к находившемуся неподалеку брошенному бронепоезду колчаковцев. Томашевский был отправлен в Тайгу, чтобы сообщить майору Вернеру о планируемом нападении на станцию. На нем в то время находился еще один польский бронепоезд «Варшава». К сожалению, когда он приехал, вагоны уже горели, а штурм начат. В ходе боя Томашевскому удалось вынести тяжело раненного в ногу лейтенанта Чарнецкого с поля боя и отойти от станции на одном из поездов [60].
      Тем временем войска капитана Веробея и капитана Дояна, при постоянных боях, вошли пешком на станцию, где под командованием майора Вернера уже шел бой против большевиков. Запруженная военными транспортами и лишенная воды из-за разрушения водонапорной башни сбежавшими железнодорожниками, станция была не подходящим местом для остановки или обороны [61]. /45/
      56. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578; Я. Скоробогатый-Якубовский, соч. соч., стр. 5; Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      57. Ю. Роговский, История Войска Польского в Сибири, Познань, 1927 г., стр. 42.
      58. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578-579.
      59. В. Томашевский, На линкоре «Познань», «Сибиряк», № 8 (4) 1935 г., стр. 55-56.
      60. Там же, стр. 56-57.
      61. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578-579; Дж. Роговский, соч. соч., стр. 42; Ю. Скоробогатый Якубовский, Тени товарищей по оружию под Тайгой, «Сибиряк», № 8 (4) 1935, стр. 53-54; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 15-16.
      Битва при Тайге 23 декабря 1919 года стала самым крупным и кровопролитным сражением 5-й дивизии в Сибири. Массовые атаки большевиков долгое время отражались пулеметным огнем. Ситуация была безнадежной, пока не была развернута батарея и не был захвачен бронепоезд «Забияка», названный «Познань II» в честь дезертировавших колчаковцев, на котором они и пробирались. Огонь из всех орудий был направлен на наступающие части Красной Армии, а после отхода за станцию развернут боевой порядок. Именно тогда были нанесены наибольшие потери противнику, который надолго перестал беспокоить поляков. Позднее арьергард пешком отступил на станцию Андженка в 30 верстах от Тайги. С этого момента большевики занимали последующие станции только тогда, когда поляки уходили с них [62]. «Еще бы одна такая Тайга, — говорили они, — и мы пошли бы обратно за Иртыш» [63]! Польские потери составили более 100 убитых и несколько сотен раненых [64].
      Битва за Тайгу стала последним боевым эпизодом 5-й Сибирской дивизии и после кровопролитного боя ее бойцы в последний раз собрались в свои боевые «эшелоны» за Рождественским ужином [65].
      Однако не все из них были спокойны. Отдельные эшелоны отбивали атаки противника, несмотря на окончание боя. «Никто не вспомнил про Сочельник» [66]. Кадровый батальон встретил Рождество иначе. Пока арьергард проливал кровь под Тайгой, его бойцы оставались спокойными и невредимыми в своем недогретом эшелоне на станции Итат. Укомплектованный и охраняемый боевыми постами, он оказался счастливой гаванью, минуткой передышки во время святок. К сожалению, немногие поляки смогли провести следующее Рождество на родине. Большинство из них затем пострадало в советских тюрьмах [67].
      Между тем положение польских эшелонов не улучшалось. Остановки на каждой станции, вызванные эвакуацией чехов, нехватка угля для локомотивов, мороз и истощение людей, как солдат, так и гражданских — женщин и детей, постоянная работа по рубке мерзлых дров и тасканию ведер снега, свидетельствовали о надвигающейся катастрофе [68].
      В конце декабря 1919 г. польские транспорты прибыли в Красноярск. В это время в нем уже было у власти новое эсеровское правительство. 24 декабря полковник Чума издал им воззвание, в котором пояснял, что Войско Польское нейтрально по отношению к внутренним делам России, стремится только к эвакуации на Дальний Восток и сражается с большевиками только для самообороны. Багинский утверждает, что: /46/
      62. Х. Багинский, op. соч., стр. 579; Дж. Биркенмайер, указ. соч., стр. 33-34; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 41-43; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Тени сопровождают..., стр. 54; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 110.
      63. Й. Биркенмайер, указ. соч., стр. 34.
      64. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сиберийской…, стр. 6. Полковник Хлусевич приводит гораздо большие потери: 200 чел., а по советским 2000; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 16.
      65. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Тени сопровождают…, стр. 55.
      66. В «Сибиряке» от 1936 г. имеется рассказ под заголовком «Он умер при восходе Вифлеемской звезды» о мемуарах, опубликованных в журнале «Нация и армия» (Варшава, № 36-37 от 27 декабря 1936 г.). В этой информации цитируется фрагмент этих «воспоминаний», в которых Алексей Коваленко говорит и рассказывает о погибшем солдате. Он автор слов «Никто не вспомнил про Сочельник», но я не знаю, кто автор воспоминаний или автор этой информации, так как это не указано.
      67. А. Конопка, Солдатская звезда в Сибири, «Сибиряк», № 3 (3) 1989 г., стр. 8-9.
      68. Х. Багинский, op. соч., стр. 580; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 16-17.
      [...] солдаты, уставшие от постоянных боев [...], успокаивающе действовали на солдат, считая, что бой окончен, что большевики [...] позволят им беспрепятственно двигаться дальше [69].
      Эшелоны 5-й дивизии ждали под Красноярском 3 дня, прежде чем войти в город[70]. Коммунистическая агитация в дивизии усилилась после получения известия о том, что польско-большевистская война «закончена». Все чаще повторялось, что благодаря миру поляки быстрее вернутся через Запад, т.е. через Европейскую Россию, чем через Восток, т.е. через Владивосток [71].
      Польский солдат […] окончательно усомнился в необходимости и благополучном исходе своих боев и лишений. Перед ним были огромные, многотысячные версты пространства, через которые вела единственная искупительная тропа — занятая беспощадным и сильным врагом — чехом. Сзади и вокруг был враг-большевик, [...] была вся огромная Советская Россия. Так что выбора не было [...] Если бы [...] с ним не было жены, [...] матери, [...], старого отца и т. д., он мог бы даже не подумать об этом, он бы вышел из теплого фургона и направился со штыком в руке на восток и на родину... Но он был прикован к фургону своей семьей, а также офицером, который не смог призвать смело вперед за собой солдата, потому что сам трепетал за судьбу своей матери или жены... [72].
      Таково было положение польской дивизии. При подходе к городу регулярной советской армии эсеровские войска разобрали пути перед станциями Мимино и Бугач, находившимися перед городом, и потребовали разоружения заблокированных таким образом 8 поездов, в которых располагался арьергард 5-я дивизии. После ожесточенного, но непродолжительного боя часть бойцов и членов их семей сдались в плен, а остальные, прорвав окружение и Красноярск, уведомили командование о потере эшелонов. Полковник Румша хотел в отместку разбомбить Красноярск и мост на Енисее, но от этого намерения отказались, чтобы спасти оставшиеся поезда [73].
      В окончательном изнеможении дивизия остановилась 7 января 1920 года перед станцией Клюквенная, где чехословаки заморозили 2 латышских эшелона, а на станции стояло еще 19 эшелонов поляков и сербов, так что поляки не могли прорваться [74].
      Создается впечатление, что чехи предопределили истребление польских войск, чтобы спасти себя и свое имущество, и что главной причиной поражения поляков была чешская неискренность [75]. /47/
      69. Х. Багинский, указ. соч., стр. 580-581.
      70. См.: Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского..., стр. 6.
      71. Х. Багинский, указ. соч., стр. 581.
      72. Смолик П., op. соч., стр. 115.
      73. Х. Багинский, указ. соч., стр. 581-582; Дж. Роговский, соч. соч., стр. 44; Ю. Скоробогатый Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского..., стр. 6; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 17.
      74. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 240. Вероломное разоружение 5-й дивизии упоминается Симоноловичем, см. К. Симонолович, Маньчжурский мираж, Варшава, 1932 г., стр. 196. Об издании без сантиментов и замороженных эшелонов см.: Р. Дыбоски, указ соч., стр. 136, 154. Багинский пишет о 19 чешских и латвийских поездах, ср. Х. Багинский, указ. соч., стр. 582. Роговский пишет один раз о 17 поездах, один раз о 19 чешских и сербских поездах, см. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 44, 84; аналогичная информация предоставлена Хлусевич, см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 17-18.
      75. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 43.
      Ввиду вышеизложенного командование решило послать телеграммы генералу Янину и генералу Сырови, чешскому командующему. Они предложили чехам пропустить не менее пяти эшелонов с семьями, больными и ранеными, потому что только в этом случае 5-я дивизия могла продолжать выполнять свой долг арьергарда [76]. Чехословацкая реакция была почти немедленной, но трагичной. Генерал Сырови отказался пропускать эшелоны, заявив, что положение дивизии не опасно. Полковник Румша отозвался о телеграмме отрицательно, хотя ее поддержали представители союзных стран, ехавшие с командованием 5-й дивизии, — французский полковник Любиньяк, английский капитан Мюрэй и консул США мистер Рэй [77].
      Полковник Чума решил отправиться на восток. Солдаты должны были идти пешком, а женщины, дети, боеприпасы и припасы — в санях. 10 января — в день отъезда — все были готовы, в том числе штурмовой батальон, 1-й полк, кавалерийские эскадроны и батареи. Однако реакция генерала Сырового и волнение некоторых солдат и офицеров, не решавшихся идти в поход и опасавшихся за жизнь своих семей, заставили командование направить делегацию в Красную Армию. Предстояло обсудить условия капитуляции [78]. Учитывая критическое положение дивизии, солдаты спокойно приняли возможность советского плена, обескураженные трудностями эвакуации через Восток и подстрекаемые большевистскими агитаторами к скорейшему возвращению в страну [79]. 10 января полковник Чума отдал приказ о капитуляции:
      не имея возможности продвинуться дальше на восток, я начал переговоры с военными представителями и комиссаром Советской России, чтобы обеспечить наилучшие условия жизни для нашей армии и отдельных ее членов. [условия капитуляции - Д.Б.] 1. Вооруженные Силы Польши, сложив оружие, теми же транспортами отправляются обратно в Красноярск; 2. гарантируется личная неприкосновенность членов Войска Польского; 3. продовольствия в эшелонах оставляется на 15 дней; 4. обеспечивается неприкосновенность частной собственности; 5. Более подробные условия будут сообщены после согласования с Красноярским главкомом. [80]
      Советы, конечно, не выполнили эти условия. Солдат и офицеров либо сажали в лагеря, либо отправляли на каторгу, а женщин и детей просто выбрасывали на красноярские мостовые.
      Полковник Чума решил остаться со своими солдатами в советском плену, несмотря на то, что его уговорили бежать и была такая возможность [81]. Генерал Янин считал, что Войско Польское перешло на сторону большевиков «при обстоятельствах [...] необъяснимых», утверждая, что это было результатом медленной организации эвакуации командованием Войска Польского, «убеждая, что, поговорив с большевиками, можно будет попасть на запад» и что польская часть состояла из непроверенных людей с разными политическими /48/
      76. Х. Багинский, указ. соч., стр. 582-584.
      77. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 239.
      78. Х. Багинский, указ. соч., стр. 584-585; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сибирской..., стр. 7; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 18.
      79. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 141-142, 154-155.
      80. Х. Багинский, op. соч., стр. 585-586; П. Смолик, соч. соч., стр. 117-118.
      81. А. Стемпора, Чума Валериан, [в:] Энциклопедия белых пятен, под редакцией А. Винярчика, т. IV, Радом, 2000 г., стр. 205.
      взглядами. Кроме того, он упоминает о недостатке угля и паровозов, а также о большом количестве эшелонов по отношению к численности войск [82].
      Полковник Хлусевич категорически отвергает обвинения в адрес польских командиров. Он утверждает, что Верховное командование прекрасно знало о плохом состоянии войск русского фронта и подготовило план эвакуации, представленный генералу Жанену уже в июне 1919 г. [!], но из-за дороговизны содержания армии в Маньчжурии, где в валюте были только доллары, иены и царские рубли, он был отвергнут. Кроме того, «много времени было потеряно на переговоры с генералом Яниным, который в итоге не утвердил план», а вместо этого отдал приказ подавить большевистские восстания в городах Камень и Урман, а также Кулундских степях [83].
      Сожаление о понесенных потерях, невозможность использовать преимущества польских солдат, невыполнение миссии и отчаяние после невыполнения обещания вернуться в страну с оружием в руках, а также общее убеждение в том, что сроки соглашения не будет выполнены (так и произошло) привели к тому, что многие поляки покончили с собой [84]. Символичной была ситуация, когда после сдачи один из солдат не выдержал и попытался покончить жизнь самоубийством. Его друг, который был разведчиком, взял у него из рук револьвер и сказал, чтобы он не беспокоился, потому что ничего не произошло, что это всего лишь одна неудача, которая не исключает того факта, что Польша уже возродилась [85]. Следует помнить, что под Клюквенной также был захвачен Советами «цвет польской молодежи — разведчики», как писала годы спустя Зофия Лех [86].
      После капитуляции был сформирован ряд мелких частей из добровольцев, в основном солдаты 1-го полка, артиллеристы и кавалеристы. Среди них были больные полковник Румша, майор Диндорф-Анкович и капитан Веробай. Эти отряды прорвались на восток в Иркутск, затем в Харбин и Владивосток. Всего они составляли около 1800 человек [87]. Часть солдат спряталась в сибирских лесах, чтобы продолжить борьбу с большевиками, или прорваться в Польшу, или (просто) выжить. Среди них были, например, Влодзимеж Шольц-Сроковский [88] и Казимеж Фальковский [89]. Майор Вернер и капитан Дояны, притворяясь большевиками, пробрались через Россию на запад и достигли Польши, где присоединились к Войску Польскому [90].
      Вторым путем, которым шли поляки, была Монголия. Это направление выбрали Валериан Куликовский из инженерного батальона [91], Казимеж Гинтовт-Дзевалтовский, вице-президент Польского военного комитета, оставшийся после капитуляции в Сибири заниматься общественной деятельностью среди соотечественников, а когда /49/
      82. Письмо Верховного Главнокомандования Войска Польского генерал-адъютанту Главнокомандующего и Президиума Канцелярии Министерства военных дел, с изложением телеграммы генерала Янина о судьбе 5-й Польской дивизии в Сибирь — 29 февраля 1920 г., Варшава, [в:] Документы и материалы..., изд. В. Гостыньска и др., т. II, стр. 616-617.
      83. Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 14.
      84. Тышка П.П., op. соч., стр. 20.
      85. Дж. Нея, op. соч., стр. 282.
      86. З. Лех, op. соч., стр. 272.
      87. Х. Багинский, op. соч., стр. 586.
      88. А. Кучиньский, [Биографический очерк Влодзимежа Шольце-Сроковского], [в:] А. Кучиньский, Сибирь.., стр. 351-352.
      89. С. Лубодзецкий, С. П. Казимеж Фальковский, «Сибиряк», № 10 (2) 1936, стр. 70-71.
      90. Ю. Скоробогатый-Якубовский, майор Эмиль Вернер, «Сибиряк», № 9 (1) 1936, стр. 20-21.
      91. К. Гижицкий, Через Урянхай и Монголию, Ломянки б.р.в., стр. 47, 119.
      его обнаружила ЧК, он отправился на родину через Монголию [92]. Камиль Гижицкий тоже воевал в Урянхае в составе инженерного батальона. Многие поляки присоединились к антибольшевистским партизанам. Гижицкий объясняет это так: «это позволяло мне беспокоить тыл противника, сражавшегося одновременно на берегах реки Вислы» [93].
      Те, кто остался в поездах, занялись меновой торговлей с сельским населением. Когда крестьяне узнали, что в эшелонах есть поляки, они тут же побежали выторговывать что-нибудь у богатой армии. Таким образом, резервы военного комиссариата быстро истощались. Однако следует подчеркнуть, что большая часть этих припасов была разворована красноармейцами. Другие материалы поляки обменивали на продукты питания. Позже солдат пешком согнали в Красноярск, на т.н. «гауптвахту» [94].
      Следует суммировать все прямые и косвенные причины катастрофы 5-й дивизии: внутренние разногласия в армии, главным образом т. н. пограничный район, споры между различными польскими общинами в Сибири, атмосфера политической неопределенности из-за смены власти в Сибири, отсутствие польского представительства в Межсоюзническом совете во Владивостоке, затягивание ухода Войска Польского из Сибири генералом Жаненом и адмиралом Колчаком, беспощадность генерала Янина, оставившего 5-ю дивизию в арьергарде, военные ошибки польского командования при эвакуации, деятельность агитаторов-коммунистов, беспощадность чехословаков в остановке польских эшелонов, упадок морального и боевого духа и общие сомнения в успехе эвакуации. Все это заставило поляков капитулировать [95].
      Стоит задаться вопросом, была бы судьба дивизии иной, если бы организационные и мобилизационные возможности в Сибири были должным образом использованы. Ведь предполагалось, что будут созданы две дивизии, которые будут самой значительной военной силой у союзников сразу после чехословаков. Чехи, сформировавшие антибольшевистский фронт на Урале, фактически диктовали условия. На них держалась власть белых в Сибири. Когда они ушли с фронта, он рухнул. Шольце-Сроковский считал, что «результат действий этих 3-х дивизий — Чешское государство в сегодняшних границах» (т.е. с 1918-1938 гг.), но не хотел фантазировать, какое влияние на польско-большевистскую войну и Уральский фронт оказало бы появление двух польских дивизий на Урале в 1918 году [96]. Ссылаясь на это рассуждение, он ясно указал свои причины, когда написал:
      главная причина заключалась в том, что некоторые группы [поляков] недооценивали необходимость формирования национальной армии в любой возможный момент, независимо от теоретических невозможностей и политических условий. Это было связано не с отсутствием патриотических чувств у этих масс, а с неоправданным страхом перед тем, что эта армия может быть использована в качестве орудия чужих интересов. Только когда стало ясно, что горстка легионов способна восстать против всей мощи Центральных держав, была оценена ценность обладания пусть даже самой малой, но собственной военной силой [97]. /50/
      92. М. Поз, поздн. Казимеж Гинтовт-Дзевалтовский, «Сибиряк», № 12 (4) 1936, стр. 76.
      93. К. Гижицкий, указ. соч., стр. 34. Поляков тогда называли «маленькими Лаврентиями», см. В. Михаловский, Завещание барона, Варшава, 1972 г., стр. 104.
      94. П. П. Тышка, op. соч., стр. 21.
      95. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 87.
      96. В. Шольце-Сроковский, Генезис Войска Польского в Сибири, «Сибиряк», № 9 (1) 1936 г., стр. 9.
      97. Там же, стр. 10.
      Капитан Мурри [Мюрэй], которого цитирует полковник Хлусевич в статье, озаглавленной В защиту чести воинов 5-й Сибирской дивизии, дает такую моральную оценку дивизии: «Красноярск и Клюквенная — черные пятна, свидетельствующие против всех, но не против поляков» [98]. Ян Роговский, с другой стороны, подчеркивает, что «Клюквенная была не позором, а несчастьем». Это важное утверждение, потому что в Сибири, которая была «краем мук и страданий», краем несчастливым для польского солдата, они могли сказать о себе, что «шли по старому следу наших отцов, шли по крови наших отцов на свободу». Многие из них не дошли до нее [99].
      В Харбине полковник Румша организовал польский комиссариат сборный пункт. Из числа уцелевших воинов он начал формировать новые отряды. Майор Хлусевич принял на себя командование штабом, 1-й батальон 1-го полка возглавил капитан Веробей, артиллерией командовал майор Юркевич, кавалерией — майор Езерский, а офицерским легионом — майор Диндорф-Анкович. Полковник Румша также отправился в Шанхай, куда прибыла направленная для польской армии в Сибири польская военная миссия в лице генерала Барановского и г-на Тарговского. Румша передал командование в руки генерала Барановского, который немедленно начал формировать штаб, начальником которого назначил подполковника Скоробогатого. В Красноярский лагерь также были отправлены эмиссары для информирования заключенных о прибытии миссии и планах эвакуации [100].
      С помощью французской миссии остатки 5-й дивизии получили из Англии старый корабль «Ярослав», использовавшийся для перевозки грузов или китайских рабочих. Раньше он принадлежал русскому «Добровольческому флоту», отсюда и его русское название. Он мог вместить не более 500 человек, но в него было загружено 1500 поляков. Корабль вошел в Дайрен и ушел с польскими солдатами 15 апреля 1920 г. в составе конвоя английских и японских военных кораблей. Поляков (в том числе гражданских) перевезли из Харбина в Дайрен на 4 эшелонах. В Харбине остался единственный сборный пункт для беженцев из Клюквенной и Красноярского лагеря [101]. По приглашению японских генералов 60 польских офицеров вместе с японскими офицерами посетили крепость Порт-Артур и Военный музей, а также участвовали в торжественном ужине с ее командиром генералом Хацибаном [102].
      Корабль был тесным, слишком маленьким для такого количества людей на нижней палубе. Духота, вызванная отсутствием вентиляции и плохими санитарными условиями, сопровождала поляков на протяжении всего пути. Каюты вообще не были обставлены. Вместо кроватей или нары были деревянные ящики, т.н. «гробы». Были посещены последовательно порты: Нагасаки, где предпринимались попытки наладить «вентиляцию», если это можно так назвать, но безуспешно; Гонконг, где китайские /51/
      98. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 19.
      99. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 92.
      100. Х. Багинский, указ. соч., стр. 587-588; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 47-48.
      101. Х. Багинский, указ. соч., стр. 588-589; П. Смолик, указ. соч., стр. 129, 134. К. Чапло, Исторический очерк истории V-й Сибирской, ее воссоздание в возрожденной Польше как Сибирской бригады и обстоятельства военной деятельности майора Яна Чапло и его смерти на 14 августа 1920 г., «Сибиряк», № 6(1) 1991 г., стр. 37. На этом корабле было развернуто польское знамя. Вероятно, это был первый польский «флаг», развевавшийся над волнами далекого океана. — см. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 48.
      102. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 241; см. Х. Багинский, указ. соч., стр. 589.
      рабочие произвели необходимые доработки; затем двухдневная остановка в Сингапуре и 24-часовая остановка в Коломбо, Цейлон [103].
      3 мая в Гонконге отметили День Конституции. В храме прошла торжественная служба. Офицерский хор пел песни. Проповедь читал о. Тартыло, тот самый, который организовал комитет в Уфе и все это время служил военным капелланом. Праздник Богоматери Ченстоховской также отмечался очень торжественно, но уже на корабле, который был украшен фонарями белого и пурпурного цветов и, в том числе, польским флагом на мачте [104]. Во время поездки было получено телеграфное сообщение о захвате Киева польской армией, что также стало поводом для большого торжества [105].
      На […] корабле этой плавучей маленькой Польши происходило в основном то, что обычно бывает в Польше… Много ссор, много зависти, еще более нелепой гордыни, эгоизма и желания пользоваться только своей силой и якобы превосходством, которое, к тому же, явилось результатом […] совпадения, дающего силу определенным индивидам и власть над этим небольшим бродячим сообществом. Это сообщество сразу же разделилось [...] на четыре мира, совершенно чуждых и [...] даже враждебных друг другу, живущих каждый отдельной жизнью [...]. Этими четырьмя мирами были: штаб, серая толпа польских офицеров, «гражданская шайка» (!) с семьями и солдатский мир. Не было никого, кто мог бы примирить эти миры и создать «модус вивенди» [106].
      По словам П. Смолика, на корабле, на котором плыли поляки, было два мира — английские хозяева, т. е. корабельные офицеры, и солдаты 5-й дивизии, возвращавшиеся на родину. Здесь следует привести пример поведения англичан по отношению к полякам, неискушенным в морских путешествиях и жарких странах. При приближении к Адену пассажиров стал мучить высокий зной, и однажды англичане пропустили выдачу воды полякам. Из-за неосторожности польских командиров, не позаботившихся о снабжении водой или другими напитками, люди были вынуждены пользоваться английским буфетом, где корабельная администрация зарабатывала большие деньги на холодном пиве или виски с содовой, устанавливая очень высокие цены. Поляки, напротив, всегда стояли толпами в очереди, часто расплачиваясь последними деньгами за минутку освежения. В худшем положении оказались те пассажиры, которые не могли позволить себе такую «роскошь» [107].
      Генерал Барановский считался худшим злоумышленником из этого польского «мира», то есть, из штабных офицеров. Такие офицеры считали себя выше других благодаря своему званию, не имея никакого понимания других пассажиров корабля. Сами они занимали самые комфортабельные каюты на палубе корабля, а другим приходилось ютиться под палубой. Многие из них были холостяками и свободно пользовались для своих утех первым классом. Известна позорная история, когда польские офицеры пытались заставить женщин подписать заявления о том, что они удовлетворены условиями на борту, угрожая выбросить их в ближайшем порту в случае отказа [108].
      103. Смолик П., указ. соч., стр. 135-148.
      104. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 49-50.
      105. Х. Багинский, указ. соч., стр. 590.
      106. Смолик П., указ. соч., стр. 149.
      107. Там же, стр. 156-157.
      108. Там же, стр. 150.
      И в отношении кают, и питания на корабле существовала какая-то средневековая жестокая кастовая система, которая разделяла эту маленькую польскую общину на враждебные лагеря [109].
      Первый класс занимал уже описанный персонал, к которому относились на равных с хозяевами корабля — английскими офицерами. Второй класс занимала группа старших офицеров с семьями, а также несколько врачей, тоже с семьями. Третьим классом (если так можно назвать эти скудные условия) была офицерская коллегия для низших офицеров и членов их семей. Четвертый класс (!) составляли бывшие солдаты и женщины с детьми, не имевшие права ни на один из высших классов. Пятый класс (!!!) составляла так называемым «гражданская шайка», почти голодающая на протяжении всего пути [110].
      На корабле была организована школа для детей. Ею руководил профессора Здек, Голуб, Мазур и доктор Орловский. К сожалению, из-за плохих санитарных условий и плохого питания многие дети заболели. Многие из них погибли, особенно самые молодые. Наиболее опасной была корь, перешедшая в эпидемию, но все же положение удалось удержать под контролем. Была организована «медицинская служба» под руководством доктора Орловского. Во многом благодаря ему состояние здоровья пассажиров «Ярослава» после прибытия на родину было на удивление хорошим [111].
      Так же, как и в Сибири, на корабле поляков поддерживал мистер Конвис с YMCA:
      чрезвычайно услужливый и активный опекун и друг польского солдата. Этот человек умел выполнять свою гуманитарную миссию удивительно мягко и просто, при этом всегда оставаясь в тени […]. Только благодаря его услужливости почти тысяча польских солдат на корабле имели отличные сигареты, табак, консервированную сгущенку, шоколад, бумагу и карандаши за бесценок на протяжении всего тяжелого пути [...]. Он также служил […] переводчиком и посредником в переговорах […] [112].
      Находясь в Порт-Саиде, поляки узнали, что польско-большевистский фронт рушится под напором Советов, и офицеры немедленно пошли добровольцами на действительную службу в Войско Польское, чтобы иметь возможность сражаться за свою родину [113]. С этого момента путешествие по Средиземному морю, Гибралтару и Атлантике пошло быстрее. 23 июня «Ярослав» находился в порту Шернес в устье Темзы, откуда вышел через Датские проливы в Балтийское море [114].
      1 июля 1920 г. [115] в Гданьск прибыли 120 офицеров, 800 рядовых и горстка гражданских [116]. Вскоре из них был сформирован кадровый батальон
      109. Там же, стр. 151.
      110. Там же, стр. 151.
      111. Там же, стр. 157.
      112. Там же, стр. 158.
      113. Х. Багинский, op. соч., стр. 591.
      114. П. Смолик, op. соч., стр. 160.
      115. П. Смолик называет неправильную дату прибытия «Ярослава» в Гданьск — 11 июля 1920 г., см. П. Смолик, соч. соч., стр. 160.
      116. Норман Дэвис говорит про 10 000 солдат, вернувшихся под командованием полковника Румши, но из других источников видно, что это число не соответствует действительности, см. N. Davies, Белый Орел, Красная Звезда. Польско-советская война 1919-1920 гг., Краков 2000 г., стр. 38. Реальное число – это упомянутые 920 солдат. См.
      под командованием майора Яна Чапло и Офицерский легион майора Францишека Диндорф-Анковича [117]. За полгода до того в Польшу прибыл отряд из Мурманска, формально принадлежавший 5-й стрелковой дивизии, в составе 400 солдат и медведя Башки [118]. Сибиряков сильно разочаровал вид немецкого Данцига, с немецким языком и немецким флагом. Лишь известие о разрешении полковнику Румше сформировать Сибирскую бригаду на польской земле вызвало радость на лицах солдат [119].
      Новички были сгруппированы в Группу (она же Офицерская Легия) в Хелмно (батальон капитана Веробеи) в Померании, а мирных жителей отправили в Варшаву. Батальон вскоре отправился в районы проведения плебисцита в Вармии и Мазуре для защиты тамошнего населения. 12 июня в Группу прибыл полковник Румша, чтобы отдать приказ о создании бригады, основу которой должны были составить сибиряки. 1-й полк должен был быть сформирован в Торуни, 2-й полк — в Грудзёндзе, где также был организован штаб бригады с подполковником Скоробогатым-Якубовским, капитаном Прухницким, капитаном В. Кухаржевским и лейтенантом Рыбоцким [120].
      В конце июля к бригаде присоединились 500 добровольцев, «в основном студенты средних учебных заведений и различных организаций и объединений, таких как […] гребное общество из Калиша» [121]. Также присоединились поляки — американские граждане из армии генерала Галлера. Их тренировали без оружия и обмундирования, потому что бригада их не получила. Только после перевода в Скерневице 3 августа 1920 года ей выдали минимальное обмундирование и вооружение. 8 августа бригаду снова перебросили, на этот раз в Зегже, где она была включена в состав 5-й армии генерала Сикорского [122].
      Сибирская бригада, отправлявшаяся на фронт, была очень плохо вооружена. Она представляла собой трагическое зрелище, больше похожее на собрание случайных людей, и задачи, которые перед ней ставились, были непростыми. Совместно с 5-й армией она должна была нанести контрудар из Модлина на Новый Място и Насельск. Свой первый бой она провела 14 августа под Боркувом и Завадами. Плохо обученные добровольцы отступили под атаками большевиков, но после нескольких контратак поляки заставили советскую армию отступить. К сожалению, они заплатили за это потерей нескольких сотен бойцов! В конечном итоге бригада выполнила свою задачу, прорвав фронт на линии Варшава — Модлин [123].
      Сибиряки в Борковской битве дали первый бой на своей родине, они прошли многие тысячи километров через тайгу Сибири, Маньчжурию и океаны до
      М. Вжосек, Польские военные действия во время Первой мировой войны 1914-1918 гг., Варшава, 1990 г., стр. 457.
      117. К. Чапло, указ. соч., стр. 37.
      118. Э. Козловски, М. Вжосек, История польского оружия 1794-1939 гг., Варшава, 1984 г., стр. 498.
      119. Х. Багинский, указ. соч., стр. 591-592; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 51.
      120. Х. Багинский, указ. соч., стр. 592-593; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 53; Ю. Кулак, биография Уланского, «Сибиряк», № 5 (2) 1990 г., стр. 30.
      121. Х. Багинский, указ. соч., стр. 593.
      122. Х. Багинский, указ. соч., стр. 593-594; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 53-54; К. Чапло, указ. соч., стр. 37.
      123. Х. Багинский, указ. соч., стр. 594-595; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 54-55; Б. Скарадзинский, Польские годы 1919-1920, т. 2. Суд Божий 1920, Варшава 1995, стр. 234.
      отдайте дань кровью в защиту любимой и такой далекой родины. Добровольцы, призванные в полк за несколько дней до боя, даже стрелять не могли. Показывая пример, старый солдат бригады шел вперед, принимая всю тяжесть борьбы на себя, сражался и погиб. Волонтер с энтузиазмом, отвагой и самоотверженностью соревновался со старым сибирским солдатом [124].
      Следуя за противником, сибиряки использовали старый метод быстрого марша и частого беспокойства противника атаками. Следующие бои бригада вела под Прусяновцами, Щекоцинами и Чарноставом. В этих боях среди прочих погибли сибирские ветераны майор Вернер, майор Чапло, младший лейтенант Милковский. 19 августа 1-й полк достиг Макова. Бригаде приказано атаковать в направлении Пшасныша и Чорзеля, которые она захватила после боя 22 августа. Окруженная польской армией, 4-я советская армия атаковала укрепленные позиции бригады. После долгих боев советские войска разбили бригаду, но остатки 4-й армии были либо интернированы в Восточной Пруссии, либо разбиты 14-й и 15-й польскими дивизиями [125].
      Тех, кто погиб на поле боя, родственники увезли для захоронения по месту жительства, остальных похоронили в братской могиле на кладбище в Чекшине [126]. Бригада с потерями, достигающими 50% личного состава, была отведена в Зегже, куда прибыла 4 сентября. Многие солдаты получили кресты «Виртути Милитари» и «Крест Доблести» за большевистскую кампанию. После пополнения из демобилизованной прусской армии бригада снова отправилась на фронт в Граево, где присоединилась к армии, наступавшей на Гродно. Позже бригада была в резерве армии в районе Августовского канала, а позже в Гродно. После заключения мира она была выведена в Поморье, преобразована в дивизию и получила название «Сибирь» [127]. Боевые действия Сибирской бригады в битве под Варшавой были своеобразным катарсисом. «Блестящая победа 1920 года означала, что Сибирь навсегда перестала быть для нас страной ссылки — местом нищеты, нищеты, жестоких преследований» [128].
      Кроме «Ярослава» в Польшу прибыл второй корабль с выжившими бойцами 5-й дивизии и польскими беженцами из Сибири и Дальнего Востока — «Воронеж». Среди прочих, на нем был и Кароль Залески, соучредитель польского скаутского движения в Сибири. После капитуляции он пробрался через Никольск-Уссурийский во Владивосток, где из солдат, как и он, избежавших советского плена, был сформирован Владивостокский батальон 5-й дивизии. 19 июня 1920 г. он отплыл на японском пароходе «Нейсе Мару» в порт Цуруга, где был перегружен на старое русское судно «Воронеж», реквизированное англичанами у царского флота. 3 июля 1920 г. около полутысячи польских солдат с семьями и тысяча латышских солдат с семьями, также находившихся на «Воронеже», отправились в круиз домой. Он продолжался три месяца, и 29 сентября 1920 г. судно пришвартовалось в Гданьске [129].
      Здесь стоит привести слова Кароля Залески, которыми он прощался с латышами в Гданьске, и которые прекрасно выражают суть и подчеркивают ценность этого похода:
      124. К. Чапло, указ. соч., стр. 40.
      125. Х. Багинский, указ. соч., стр. 595-597.
      126. К. Чапло, указ. соч., стр. 41.
      127. Х. Багинский, указ. соч., стр. 597-598.
      128. А. Ануш, Роль сибиряка в польском обществе, «Сибиряк», № 1 (1) 1934 г., стр. 26.
      129. З. Лех, указ. соч., стр. 272.
      Латвийские братья! Пришло время нам попрощаться. Промысел Божий распорядился, чтобы мы вместе совершили этот долгий путь — этот путь, который был вожделенной мечтой для каждого из нас. Завершился путь, которого мы ждали годами, часто разбредаясь и скитаясь по огромной Российской империи. Наш поход от берегов Тихого океана к цели нашего путешествия к нашему Балтийскому морю навсегда останется самым дорогим воспоминанием для каждого из нас. Наши души сегодня горят радостью и энтузиазмом. Наши земли вышли из-под длительного ига рабства и дышат своей, независимой государственной жизнью [130].
      130. К. Залески, указ. соч., с. 272, 274.
      Zesłaniec. №52. 2012. С. 37-36: http://zeslaniec.pl/51/Bienias.pdf
    • Кодин Е.В., Родионов И.И. Польские военнопленные в лагерях Центральной России, 1919—1921 гг. // Вопросы истории. №12 (4). 2022. С. 162-180.
      Автор: Военкомуезд
      Е.В. Кодин, И.И. Родионов
      Польские военнопленные в лагерях Центральной России, 1919—1921 гг.
      Аннотация. В статье представлены основные аспекты условий пребывания польских военнопленных (польско-советская война) в лагерях Центральной России в 1919—1921 гг. Материально-бытовые условия, медицинское обслуживание, питание в концлагерях и в специально создаваемых лагерях военнопленных соответствовали международным стандартам и соглашениям. Польских военнопленных, как и пленных красноармейцев в Польше, использовали на принудительных работах. Труд польских пленных оплачивался по тем же нормам, что и для местного населения. Репатриация польских военнопленных была осуществлена в кратчайшие сроки после подписания соответствующего межгосударственного соглашения: в течение марта-октября 1921 г.
      Ключевые слова: польско-советская война, польские военнопленные, концентрационные лагеря, лагеря военнопленных, репатриация.
      Кодин Евгений Владимирович — доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России Смоленского государственного университета; Родионов Иван Игоревич — аспирант кафедры истории России факультета истории и права Смоленского государственного университета.
      Проблема военнопленных польско-советской войны остается одним из самых дискуссионных вопросов в современной российско-польской историографии. За последнее десятилетие по данной теме издано немало работ как в Польше, так и в России [1]. Особое место /162/ занимают совместные публикации историков двух стран [2]. При этом основное внимание в указанных и других исследованиях уделяется трагическим судьбам красноармейцев в польском плену [3]. Однако не менее важным в рамках означенной проблематики является, с нашей точки зрения, и исследование положения польских военнопленных в лагерях советской России.
      Первым среди российских специалистов проблемой польских военнопленных в советском плену стал заниматься И. И. Костюшко [4]. Затем в исследовательское поле попала тема польских военнопленных в Сибири [5], а также механизмы взаимодействия различных советских ведомств по вопросам польских военнопленных [6] и деятельность отдельных концентрационных лагерей для польских военнопленных [7]. История советских концентрационных лагерей, в которых находились польские военнопленные, затрагивается в трудах некоторых российских исследователей. Так в сфере научных интересов А.Ф. Гавриленкова — история Рославльского концентрационного лагеря Смоленской области [8]. М. Д. Хейсин и Н.В. Нестеров рассматривают смоленские губернские концлагеря в рамках советской пенитенциарной системы [9]. Региональные исследователи (например: В.В. Крашенинников — Брянск; Ю.Ф. Смирнов — Тула) рассматривают тему польских военнопленных в контексте истории функционирования концентрационных лагерей в отдельных губерниях советской России [10]. Непосредственно проблематика положения польских военнопленных в лагерях Центральной России разрабатывается в рамках отдельного исследовательского проекта «Польские военнопленные в лагерях Центральной России, 1919—1922 гг.» [11]
      Документы по теме исследования с разной степенью информативности имеются как в региональных, так и в федеральных архивах. В Государственном архиве Смоленской области материалы по теме сосредоточены в основном в фонде Р-136 «Смоленский концентрационный лагерь»; в Государственном архиве новейшей истории Смоленской области — в фонде Р-3 «Смоленский губернский комитет (Губком) ВКП(б)», а также в архивном отделе Рославльского района Смоленской области в фонде 338 «Рославльский концентрационный лагерь». Характер документов — материалы о создании и закрытии лагерей, списки польских военнопленных, приказы по лагерям, циркуляры и инструкции, книги учета, наряды на работу, переписка с головными и местными учреждениями, отчеты, документы по репатриации и другие.
      В целом в такой же структурной наполняемости представлены материалы о лагерях с польскими военнопленными в других региональных архивах: в фонде Р-2376 «Брянский губернский концентрационный лагерь» Государственного архива Брянской области по Брянскому концентрационному лагерю и Бежицкому лагерю; в фондах Р-1716 «Орловский концентрационный лагерь», Р-1162 «Отдел Управления исполкома Орловского губернского совета» и Р-1196 «Мценский лагерь военнопленных» Государственного архива Орловской области, в фондах Р-967 «Концентрационный лагерь Калужского губернского Управления местами заключения» и Р-1962 «Концлагерь принудительных работ Тулгорсовета» Государственного архива Тульской области. /163/ В Государственном архиве Российской Федерации наряду с общероссийского уровня установочными документами по функционированию лагерей с польскими военнопленными выявлены материалы по отдельным московским лагерям, особенно в фонде № 393, опись 89 «Главное управление принудительных работ», где содержатся материалы об организации лагерей в Москве: Ново-Песковского, Ново-Спасского, Покровского, Андроньевского, Кожуховского, Владыкинского.
      Основной объем документов центрального уровня по теме польских военнопленных хранится в двух федеральных архивах: Государственном архиве Российской Федерации (фонд № 393, опись 89 «Главное управление принудительных работ» (особый интерес представляет переписка с губернскими ведомствами); фонд № 3333 «Центральное управление по эвакуации населения (Центроэвак)», в котором содержится переписка с другими ведомствами, статистические данные о количестве перевозимых польских военнопленных и др. и в Российском государственном архиве социально-политической истории (фонд № 63 «Польское бюро ЦК РКП(б)», в первую очередь, отчеты политинструкторов с информацией о лагерях и их место нахождении).
      В Российском государственном военном архиве в фонде 104 «Управление армий Западного фронта» в значительном объеме представлены сводки по количеству пленных польской армии в 1919—1920 гг.
      Структурно архивные материалы по всем выявленным на данном этапе работы лагерям центральных губерний России (Смоленская, Брянская, Орловская, Калужская, Тульская, Московская) в целом совпадают: это решения о создании и закрытии лагерей по завершении репатриации, движение контингента, характеристика материальной базы, обеспечение военнопленных питанием, обмундированием, постельными принадлежностями, санитарное и медицинское обслуживание, трудовое использование, агитационно-пропагандистская работа, репатриация. Даже с учетом разной степени информативной наполняемости фондов архивов это позволяет в достаточно полной мере описать положение польских военнопленных в лагерях центральной России.
      Пленение. Этапирование в лагеря. 12 декабря 1918 г. войска советской Западной армии получили приказ о занятии территорий до линии Поневеж — Вильно — Лида — Барановичи — Пинск, которые покидали немецкие войска и на которые претендовала Польша. 13 февраля 1919 г. в окрестностях Барановичей произошло столкновение польских и советских войск, что расценивается многими историками как начало польско-советской войны. Первым знаковым моментом стало занятие польскими войсками 19 апреля 1919 г. Вильно. В августе 1919 г. польская армия заняла Минск и вышла на линию Березины [12].
      Первые документы, относящиеся к попавшим в плен польским солдатам, датируются весной 1919 г., когда боевые действия между польской и Красной армиями в Белоруссии и в районе Вильно приняли постоянный характер. Сводки Западного фронта (оперативного управления штаба, полевого штаба) показывают, что в начале 1919 г. приток военнопленных был незначительный, но к ноябрю он увели-/164/-чился в десять раз, а в конце года снова пошел на спад. Всего на Западном фронте за период с февраля по декабрь 1919 г. в плен попали 1431 военнослужащих польской армии. По данным И. И. Костюшко, всего за 1919 г. было пленено около 1,5—2,0 тыс. польских солдат и офицеров [13]. С 1 января до середины октября 1920 г. на Западном фронте было захвачено в плен, по разным сведениям, от 12,4 до почти 20 тыс. чел., войсками Юго-Западного фронта «на польском фронте» еще более — 12 тыс. человек [14]. В документах также отмечалось, что число военнопленным польских легионеров увеличивалось в связи с частыми добровольными перебежками [15].
      Содержание на фронте все возраставшего количества польских пленных становилось обременительным для Красной армии. В связи с этим приказом Реввоенсовета республики и Народного комиссариата внутренних дел от 17 февраля 1920 г. № 278 при Реввоенсоветах армии для приема и направления военнопленных и перебежчиков организовывалась особая комиссия из представителей Центроэвака и отдела принудительных работ НКВД [16].
      23 июля 1920 г. на совместном совещании по польским пленным представителями военного ведомства, особого отдела ВЧК, НКВД, Главного управления принудительных работ (ГУПР), Польского бюро ЦК РКП(б) было предложено направлять польских военнопленных в лагеря Центральной России с сосредоточением их в отдельных лагерях численностью не свыше 300 чел. в каждом [17]. 7 сентября 1920 г. на заседании межведомственной комиссии (присутствовали представители Польского бюро ЦК РКП(б), ГУПР, Центроэвака, Польского отдела Политического управления Реввоенсовета (ПУР), Еврейской секции ЦК РКП(б), особого отдела ВЧК) было решено не размещать военнопленных поляков в местностях, где не было каких-либо предприятий или фабрик. Там же было поручено Польбюро ЦК РКП(б) делегировать своих представителей в Центроэвак и ГУПР для помощи в работе и наблюдения за передвижением и снабжением военнопленных поляков. Отдельно ставился вопрос о ведении учета и централизации при ГУПР статистики по движению и положении? польских пленных [18]. В докладе Политического управления Реввоенсовета (ПУР) от 11 сентября 1920 г. требовалось максимально сократить сроки пребывания пленных в прифронтовой полосе, производить регистрацию пленных особым отделом незамедлительно и сразу направлять в отведенные для них лагеря, где, в соответствии с письмом секретаря Польского бюро ЦК РКП(б) от 18 сентября 1920 г. в особый отдел Западного фронта, и должна была решаться их дальнейшая судьба [19].
      Сеть лагерей для польских военнопленных. Первые партии пленных поляков размещались в уже существовавших к тому времени концентрационных лагерях, а затем также и в специально создаваемых лагерях для военнопленных. Первые концентрационные лагеря были созданы в Москве и Петрограде на основе постановления президиума Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) от 15 апреля 1919 г. об организации лагерей принудительных работ (концлагерей) [20]. В губерниях это будет сделано несколько позже. Для Управления лагерями при НКВД по соглашению с ВЧК в середине /165/ 1919 г. было образовано Центральное управление лагерями (ЦУЛ), которое в 1920 г. было переименовано в Главное управление принудительных работ (ГУПP). Оно ведало созданием и обеспечением работы лагерей и распределительных пунктов. В мае 1919 г. был подготовлен проект инструкции о лагерях. Центральное управление лагерей в августе 1919 г. приступило к разработке единой нормативной базы деятельности лагерей.
      В губерниях созданием концлагерей должны были заниматься губернские чрезвычайные комиссии с последующей передачей их в подчинение отделам управления губернских исполнительных комитетов. В циркулярной записке от 30 мая 1919 г. местным губчека и отделам управления предписывалось на основании постановления ВЦИК от 15 апреля 1919 г. немедленно приступить к устройству лагерей и открыть их не позже 20 мая с возможностью размещения не менее чем 300 человек. Лагеря предлагалось, по возможности, устраивать в черте города. Средства на оборудование лагерей должны были выделяться по линии Центрального управления лагерей [21].
      В реальности эти жесткие сроки нигде не выдерживались. Так, например, концентрационные лагеря в Смоленской, Калужской, Тамбовской, Ярославской, Костромской, Рязанской, Тверской, Тульской губерниях создавались губернскими чрезвычайными комиссиями в период с мая по декабрь 1919 года. В Брянской и Орловской губерниях концентрационные лагеря формировались вплоть до середины 1920 года.
      Увеличение числа польских военнопленных привело к тому, что в конце 1920 г. — начале 1921 г. стали создаваться специализированные лагеря, которые предназначались только для польских военнопленных. В целом их можно условно разделить на три типа: лагеря и рабочие группы, в которых содержались исключительно военнопленные поляки; лагеря со смешанным составом, в которых были и заключенные, но преобладали польские военнопленные; лагеря, в которых военнопленные польской армии составляли меньшую часть общего контингента.
      Большинство концентрационных лагерей Центральной России в 1919 — начале 1920 г. являлись лагерями смешанного типа — одновременно и лагерем для военнопленных, и лагерем принудительных работ, и концентрационным лагерем. Лагеря же военнопленных в большинстве своем предназначались только для пленных. Так, в Смоленской губернии действовало три учреждения: два концентрационных лагеря: один — в губернском центре, второй — в уездном городе Рославле, и один лагерь военнопленных — в Смоленске. В Брянской губернии было два лагеря: Брянский концлагерь и Бежицкий лагерь военнопленных. В Орловской губернии также было два: концлагерь и лагерь военнопленных. В Калуге действовал один концлагерь, в котором и содержали пленных польской армии. В Тульской губернии действовало четыре лагеря, в двух из которых содержались польские военнопленные: в лагерях № 2 и 4. В Москве находилось девять лагерей — разных по типу и по составу контингента. Из исследованных 15 лагерей чуть более половины ведут свою историю с 1919 г., при-/166/-чем большая часть из них находилась в Москве, а 46% были открыты в 1920 году.
      Первое время (апрель-июль 1920 г.) польские военнопленные содержались при концентрационных лагерях. Затем для их размещения стали подбираться отдельные помещения, на базе которых формировались самостоятельные лагеря военнопленных. Так, например, военнопленные поляки поступили в Брянский концлагерь 21 июля 1920 г. с Западного и Юго-Западного фронтов в количестве 490 чел. (21 офицер и 469 рядовых) [22]. В докладе от 19 октября 1920 г. указывалось, что помещения Брянского концлагеря были заполнены, и подотдел принудительных работ принял меры для поиска подходящего помещения для организации отдельного лагеря. С этой целью в Брянске была организована комиссия, которая выбрала под лагерь помещения в Бежице вместимостью 350 человек [23]. Согласно приказу местного подотдела принудительных работ от 20 декабря 1920 г., Бежицкий лагерь военнопленных стал функционировать независимо от Брянского концлагеря.
      В Орловской губернии военнопленные поляки находились в двух лагерях из пяти имевшихся: в Орловском концлагере (лагерь № 1) и в лагере военнопленных (лагерь № 2). Первый был организован в феврале 1920 г. в центральном рабочем доме и управлялся самостоятельно. В нем имелось три кирпичных двухэтажных здания, из которых два использовались для содержания заключенных и пленных и одно было отведено под больницу [24].
      В Смоленске концлагерь был образован 1 августа 1919 г. и размещался в зданиях бывшего Авраамиевского мужского монастыря. Польские военнопленные располагались в отдельных корпусах концлагеря. Смоленский лагерь военнопленных размещался в Гусаровских казармах. В 1919 г. эти здания находились в подчинении Смоленского губпленбежа [25], а отвечали за военнопленных в лагере местный военный комиссар и особый отдел Западного фронта [26]. В начале февраля 1920г. казармы перешли в ведение 16-й армии Западного фронта [27], а 19 ноября 1920 г. лагерь был передан в ведение Смоленского подотдела принудительных работ [28]:
      Калужский концентрационный лагерь начал функционировать с 24 июля 1919 года [29]. В Тульской губернии концлагерь № 1 был фактически открыт 23 сентября 1919 году. Под него было отведено 11 бараков губернской военно-инженерной дистанции [30]. 14 марта 1920 г. в помещениях Воронежских казарм был открыт новый лагерь (№ 2) на 800 человек [31]. 27 мая 1920 г. из Тулы сообщали в ЦУЛ, что в связи с прибывшими военнопленными в середине мая был открыт третий концлагерь, и шли приготовления для открытия лагеря № 4 [32], который фактически начнет функционировать с 15 июня 1920 года [33]. В отчете тульского подотдела принудительных работ за декабрь 1920 г. сообщалось о том, что польские военнопленные-солдаты содержались с русским военнопленными-офицерами в лагере № 4, а польские военнопленные-офицеры содержались с русскими пленными в лагере 2 [34].
      По состоянию на 25 июня 1919 г., в пределах Москвы действовало четыре лагеря: Ново-Песковский распределитель — на 450 чел., По-/167/-кровский — на 700, Андроньевский — на 750, Кожуховский распределительный пункт № 13 — на 2500 человек [35].
      Ново-Песковский концлагерь был организован 5 мая 1919 года [36]. Покровский концлагерь, один из самых больших московских концлагерей, начал свою деятельность 12 апреля 1919 г. [37] и снимал бывший особняк Морозовых (дома 1—3 и строение 3 по Большому Трехсвятительскому переулку). Андрониковский (Андроньевский) концлагерь располагался на территории Андроникова монастыря, он был открыт 15 июня 1919 года [38]. Владыкинский концлагерь был открыт 18—19 октября 1919 г. рядом со станцией Владыкино окружной железной дороги. Лагерь расположился в районе бывшей суконной фабрики Моргунова. Кожуховский концлагерь был открыт в июне 1919 года г. [39] Он был выстроен еще в годы Первой мировой войны для содержания военнопленных, и представлял из себя сборно-распределительный и эвакуационный пункт военнопленных, концлагерь и питательный пункт в одном учреждении.
      Помещения лагерей, в которых размещались польские пленные, не были типизированы: использовались здания бывшего земства (Рославль, Смоленская губерния), особняки (Покровский концлагерь, Москва), отдельные дома (Ордынский концлагерь, Москва), рабочие дома (Брянск, Орёл), помещения бывшего дворянского пансиона (Орёл, лагерь № 2), казармы (Смоленск, лагерь военнопленных), бараки (Тула, Кострома, Брянск), монастырские и тюремные помещения (Ярославль, Смоленск, концлагерь, Рождественский концлагерь в Москве). В целом почти треть лагерей (31%) использовали для размещения военнопленных имевшиеся в регионах гражданские помещения, 29% — здания бывших монастырей, 16% — фабричные помещения, в 8% случаев под лагеря использовали бывшие тюремные помещения, военные казармы и бараки.
      В большей части концлагерей инфраструктура представляла из себя следующее: несколько корпусов для контингентов, помещения для врача и караула, хозяйственные постройки (сараи, амбары, бани и прачечные и т.д.), в отдельных зданиях организовывались мастерские.
      Так, например, Смоленский концлагерь к весне 1920 г. занимал три двухэтажных корпуса для размещения заключенных и военнопленных, один флигель под приемный покой на 25 кроватей с квартирой для фельдшера, флигель для караульной команды и вновь прибывающих заключенных и военнопленных [40]. В источниках отмечается наличие столярной мастерской, бани и прачечной, сараев, амбаров и других хозяйственных построек, в лагере было проведено электричество и исправно работал водопровод. Польские военнопленные располагались в отдельных корпусах концлагеря [41].
      В Калуге под концлагерь вначале было занято недостроенное помещение — дом бывшего союза учителей, расположенное на окраине города, в котором имелось 11 комнат, из них три комнаты использовались под канцелярию лагеря, околодок и караульное помещение, а остальные комнаты — под камеры. Лагерь был оборудован на 120— 150 человек [42]. Однако по причине отсутствия водопровода, канали-/168/-зации, отопления, бани, хлебопекарни 7 мая 1920 г. решением губис-полкома лагерь был переведен в помещение бывшего Лаврентьевского монастыря, который располагался в двух верстах от Калуги. В нем в гораздо более обустроенных помещениях можно было разместить до 200—300 человек [43].
      Владыкинский концлагерь Москвы расположился в районе бывшей суконной фабрики Моргунова. На территории лагеря находились главный фабричный корпус и служебные постройки, среди которых электрическая станция, мельница, водопроводная станция, огород, прачечная и баня. Имелась библиотека с фондом в 1500 книг, работали театр и школа грамоты. В лагере также действовало несколько мастерских сапожная, портновская, столярная, кузнечная, слесарная, ремонтная для земледельческих машин и орудий. Покровский концлагерь занимал бывший особняк Морозовых. Рождественский концлагерь представлял из себя четыре кирпичных корпуса на территории Богородице-Рождественского монастыря.
      Лагеря военнопленных обычно также занимали несколько зданий. Так, в Смоленске лагерь военнопленных состоял из одного двухэтажного кирпичного корпуса и одного двухэтажного деревянного здания [44]. В Брянске Бежицкий лагерь представлял собой четырехугольник, который был окружен деревянным забором с колючей проволокой. Во дворе лагеря находились четыре барака, три из которых были заняты военнопленными поляками. Бараки делились на четыре казармы каждый, в которых также размещались канцелярия, клуб и кухня. В каждой казарме находилось от 20 до 40 человек [45]. В Туле подотдел принудительных работ и лагерь военнопленных были расположены на окраине города в барачном городке [46].
      Ликвидация лагерей военнопленных началась в середине 1921 г. Это было связано с процессом репатриации. Военнопленных польской армии стали концентрировать в крупных губернских концлагерях, мелкие лагеря закрывались. В Рославле лагерь закрыли 20 января 1921 г. [47] В Орловской губернии лагерь был ликвидирован 1 мая 1921 г. [48] Лагерь военнопленных в Смоленске функционировал до 5 июня 1921. [49] Бежицкий лагерь просуществовал также до лета 1921 г. [50] Смоленский концентрационный лагерь был закрыт 23 октября 1922 г. Приказом по Тульскому подотделу принудительных работ от 12 февраля 1922 г. концлагеря № 1 и 3 были слиты в один [51], затем 21 апреля 1922 г. лагеря № 1 и 2 были также слиты в один. Приказом по Тульскому концлагерю от 17 января 1923 г. лагерь был переименован в Тульское губернское место заключения № 2 [52]. Брянский концлагерь был ликвидирован в начале 1923 г. [53] В Москве большая часть концлагерей (Андрониковский (Андроньевский), Кожуховский) Функционировала до лета-осени 1922 г., остальные прекратили свою Деятельность весной 1923 г.
      Численность военнопленных польской армии. Сведения о численности польских военнопленных стали собирать с августа 1920 г. Сбором этой информации сначала занимались объездные политинструкторы Польской секции ПУР [54], затем — лагерные политические инструкторы. Учетом занималось и Главное управление принудитель-/169/-ных работ. 7 сентября 1920 г. решением уже упоминавшийся межве-домственной комиссии поручалось организовать при ГУПР статистический отдел, а также готовить еженедельные сводки по лагерям о движении пленных и об их положении [55].
      В докладе ПУР от 11 сентября 1920 г. указывалось, что в 23 лагерях находилось около 30 тыс. человек. При этом отмечалось, что точная цифра не могла быть указана, поскольку ни Центроэвак, ни Главное управление принудительных работ не могли дать полного списка лагерей и места их расположения [56]. В протоколе совещания представителей Польской секции (отдела) ПУР, ГУПР, Московского управления лагерями, управления Красных коммунаров от 1 декабря 1920 г. ГУПР поручалось циркулярно распорядиться по всем лагерям о составлении в срок до 15 декабря именных алфавитных списков военнопленных поляков. Процесс составления списков должны были контролировать политические инструкторы под руководством Польского отдела [57].
      Численность польских военнопленных в лагерях Смоленской и Брянской губерний была небольшой (100—200 человек). В Смоленскую губернию первые военнопленные прибыли 20 ноябре 1919 г. на станцию Гнездово эшелоном [58]. В списке было 29 человек, из которых 17 — польские легионеры (1 бежал). Самым крупным лагерем в губернии был Смоленский лагерь военнопленных, и именно через него осуществлялась отправка польских военнопленных с прифронтовой территории в другие губернии страны. В декабре 1919 г. в лагере было 160 польских военнопленных [59].
      Полная динамика изменения численности военнопленных по Смоленскому лагерю военнопленных за 1920—1921 гг. представлена в таблице (см. таблицу № 1). С июня 1921 г. данные о численности пленных отсутствуют по причине ликвидации лагеря.
      Таблица № 1 Численность военнопленных в Смоленском лагере военнопленных [60] 1920 Январь Февраль Март Май Июль Август Октябрь Декабрь – 424 345 654 271 489 217 29 1921 Январь Февраль Март Апрель Май Июнь Июль Август 257 286 475 177 208 – – –
      В Смоленском концентрационном лагере в 1921 г. количество пленных варьировалось в пределах 120—150 человек (см. таблицу №2).
      В Рославльском концентрационном лагере на 24 ноября 1920 г. находился 71 польский военнопленный [62].
      В Брянском концентрационном лагере на 21 июля 1920 г. находилось свыше 469 рядовых и 21 офицер польской армии [63]. С открытием Бежицкого лагеря половину польских пленных перевели туда, общее число польских военнопленных варьировалось в пределах 240—250 /170/ человек [64]. В ряде лагерей Москвы (Покровском, Ново-Песковском, Андроневском) [65] в 1919 г. пленных поляков не было совсем. Их направляли в Кожуховский лагерь. Так, на 20 ноября 1919 г. в Кожуховском лагере находились 164 польских военнопленных [66]. В остальные московские концлагеря пленные поляки стали поступать в 1920 году. К 1 января 1921 г. через Владыкинский лагерь прошло около 800 военнопленных поляков [67]. В 1920 г. в Ново-Песковском лагере содержалось 195 пленных, в Покровском — 50 [68].
      Таблица 2. Численность военнопленных в Смоленском концлагере за 1921 г. (чел.)
      29 января 23 мая 15 июня 21 июня 1-я пол. августа Сентябрь 27 октября 118 47 83 111 162 63 6
      Движение контингента в Калужских лагерях наглядно иллюстрирует «перевалочную» функцию губернских заведений для последующей отправки военнопленных в Москву. Первая партия польских военнопленных в количестве 63 чел. прибыла в Калужскую губернию 25 октября 1919 года [69]. После 16-дневного пребывания в концлагере группа польских военнопленных была отправлена 10 ноября в Кожуховский лагерь Москвы [70]. 31 октября 1919 г. особый отдел Западного фронта направил в Калужский концлагерь следующую группу польских военнопленных в количестве 86 человек [71]. Она прибыла в Калугу 5 ноября 1919 г., а 10 ноября их также отправили в Кожуховский лагерь. На 14 сентября 1920 г. в Калужском концлагере находилось 58 польских военнопленных-солдат [72]. К ноябрю 1920 г. их число увеличилось до 136 чел., но 82 из них были отправлены 26 ноября 1920 г. в Кожуховский лагерь [73]. Через Тульский концлагерь № 1 с конца 1919 по начало 1920 г. прошел 71 военнопленный, а именно: в октябре 1919 г. — 55 чел., в ноябре — 6 чел., в декабре — 10 человек [74]. На 16 сентября 1920 г. в Тульском лагере № 2 было 220 польских военнопленных (всего в нем содержалось 323 человека) [75].
      Социальный состав военнопленных. В ходе работы с архивными материалами с целью формирования общего социального портрета польских военнопленных были обработаны списки Смоленского лагеря военнопленных [76], Смоленского концентрационного лагеря [77], Рославльского [78], Брянского [79] и Калужского [80] концлагерей.
      В базе данных по указанным лагерям за 1920—1921 гг. содержался 1191 чел.: Смоленский лагерь военнопленных — 487 чел. (на 10 марта 1921 года), Рославльский концентрационный лагерь — 71 чел. (на 24 ноября 1920 года), Смоленский концентрационный лагерь — 633 чел. (вторая половина — конец 1921 года), Брянский концентрационный лагерь — 94 чел. (в списках только четыре поля: ФИО, возраст, звание, место пленения), Калужский концентрационный лагерь — 131 чел. (конец 1919 года). Максимальная информация имеется по 492 военнопленным. По всем позициям в анкетных данных имеются незаполненные поля. В целом же они дают следующую картину. /171/
      Большая часть военнопленных причисляла себя по национальному признаку: к полякам — 80%, евреям — 10%, русским — 8%. До польско-советской войны 78% военнопленных проживали в Польше, 5% — в Белоруссии, 4% — в Украине, 3% — в Литве (у 10% пленных место проживания не указано). В списках четко не обозначалось название территории, на которой до войны проживали военнопленные. Упоминались губерния, уезд, волость, деревня или город. По этим данным делалась территориальная привязка.
      В лагерях Центральной России среди польских военнопленных преобладали рядовые — 83%. Пленные офицеры составляли 12% контингента. Существенно преобладала группа военнопленных в возрасте 20—30 лет (89%). «Крайние» возрастные группы составляли меньшинство: 18—19-лет — 8%, 31—55 лет — 2%. Польские военнопленные были в основном крестьянского сословия — 77%, мещане составляли 19% общей численности, дворяне — 3%. Среди польских военнопленных семейных было лишь 4%. Количество не обремененных семейными заботами на момент пленения составляло 89%.
      Подавляющее большинство польских военнопленных не связывали себя ни с какой из политических партий. Беспартийными были 90% военнослужащих. Партийные же представляли весь спектр основных политических партий на территории Польши: коммунисты составляли 4% пленных, представители Бунда — 3%, ППС (Польская партия социалистов) — 2%, Поалей Цион — 1%. Архивные материалы свидетельствуют о достаточно высоком уровне грамотности польского населения. Даже с учетом того, что более 70% военнопленных составляли крестьяне, 60% из них были грамотными людьми, хотя почти каждый пятый получил домашнее образование. Очевидно, что прошедшие после первой всероссийской переписи населения 20 лет, и интенсивное промышленное развитие дали свои положительные результату в вопросе общего образования в землях Российской империи. В целом полученные данные по военнопленным полякам из лагерей центральной России вполне соотносятся с социальной стратификацией польского общества начала XX в.
      Трудовое использование военнопленных. Массовые мобилизации взрослого населения в ходе любой войны всегда вызывают нехватку рабочих рук, в первую очередь в сельском хозяйстве и в промышленности. Одним из способов «компенсации» такой нехватки становилось использование труда военнопленных. Польско-советская война начала XX в. не стала в этом отношении каким-либо исключением. Труд военнопленных использовался как в Польше, так и в России. В советской России польских военнопленных было в целом существенно меньше, тем не менее, для разрушенной гражданской войной и иностранной интервенцией экономики страны, а также для разных организаций, учреждений и ведомств они представляли собой значительную дополнительную рабочую силу, которую можно было использовать для решения различных хозяйственных задач.
      В соответствии с циркуляром НКВД и Главного управления принудительных работ № 46 «О нормах оплаты труда и о порядке учинения расчета с военнопленными и заключенными» [81], для польских /172/ военнопленных устанавливался 8-часовой рабочий день. Вознаграждение за труд каждого военнопленного должно было производиться по ставкам профессиональных союзов соответственных местностей. Учреждения и организации, желавшие получить военнопленных на определенный срок, должны были вносить в депозит лагеря аванс в размере 50% заработной платы требуемого количества рабочих. При направлении военнопленных на работы вне места нахождения лагеря на иждивение работодателя порядок расчета изменялся: из заработной платы вычиталась стоимость довольствия, содержания администрации лагеря и караула. Это составляло до 60% заработка, остальные 40% записывались на личный счет пленного.
      На Смоленщине первые запросы на рабочую силу из числа военнопленных стали поступать в Смоленский концлагерь в конце 1919 г. Например, Реввоенсовет 16-й армии в телеграмме от 20 ноября 1919 г. просил руководство лагеря предоставить в распоряжение отдела снабжения армии 21 рабочего из числа военнопленных [82]. Отдельно в распоряжение комиссии снабжения тыловых частей на станции Стодолище той же 16-й армии Смоленским лагерем было предоставлено 8 польских военнопленных [83]. В Брянске большинство польских военнопленных работали при Брянском заводе [84]. В Твери пленные польской армии в количестве 282 чел. были распределены на постоянные работы на огородах, в советских коммунах, на кирпичном заводе, на торфяных болотах [85]. В Туле пленные работали на электростанции, мельницах, занимались погрузкой угля и древесины, убирали улицы [86]. В Рязанской губернии военнопленные поляки работали на угольных шахтах Побединского горного района [87]. На январь 1920 г. в Москве на внешние работы польских военнопленных отправляли только из лагерей особого назначения, в остальных пленных задействовали только на внутренних работах [88].
      В Москве «рабочий ресурс» из числа польских военнопленных определялся в документах как «единственное средство» поддержания правильного снабжения расходных складов и сохранения работы Москово-Казанской железной дороги [89]. В ноябре 1920 г. управление работ по переустройству Москворецкой системы прислало в Польбюро сведения о работавших у них 360 военнопленных (платформа Перерва Московско-Курской железной дороги (в 12 верстах от Москвы) — 200 чел.; станция Томилино Московско-Казанской железной дороги (в 30 верстах) — 100 чел.; станция Фаустово Московско-Казанской железной дороги (в 10 верстах) — 60 человек [90].
      В Москве и в тех губерниях, где была высокая концентрация военнопленных польской армии, формировались и так называемые трудовые дружины. Так при Московском управлении принудительных работ на 23 февраля 1921 г. было сформировано четыре трудовые дружины [91]. Первая насчитывала 463 чел. (418 — военнопленных и 45 командного состава) и располагалась в Рождественском лагере [92]. Она занималась очисткой железнодорожных путей (в частности, Московского узла) и другими работами в городе. Вторая и третья дружины были сведены в первый отдельный трудовой батальон в составе 1717 чел. (1569 чел. — пленных, 145 чел. — командный состав) и размеща-/173/-лись на станции Владыкино (тоже занимались очисткой путей от снега на железных дорогах Московского узла). Четвертая (416 пленных и 52 комсостава) была на станции Перерва Московско-Курской железной дороги. Пленные этой трудовой дружины работали при станциях Московской, Курской, Казанской железных дорог и на Коломенском заводе [93].
      В Смоленской губернии военнопленные работали в мастерских лагеря, как вольнонаемные [94], при железнодорожных станциях [95], по специальности вне лагеря (слесари, парикмахеры токари) [96], на предприятиях губернии (государственный маслобойный завод, при губернском комитете кожевенной промышленности (Губкоже), на Ярцевской фабрике, на первом государственном овчинном заводе, при губернском комитете по торфу (губторф) [97], при советских учреждениях (штаб армии, губернский отдел по эвакуации населения, военноконтрольный пункт особого отдела Западного фронта, Смоленская губернская чрезвычайная комиссия, губернский продовольственный комитет, курсы армии Западного фронта и др.), в бане, в больницах и т.д. [98]
      Военнопленными поляками выполнялись поденные работы: разгрузка вагонов [99], погрузка муки, ржи, соли [100], распилка дров [101], строительные работы [102], прессовка и погрузка сена [103], рытье ям и установка столбов [104], очистка города [105] и другие работы. Учреждение или организация, в которой работали военнопленные поляки, составляли платежные листы и расписки, в которых отражалась информация о периоде работы, количестве отработанных дней и заработанных суммах. Например, расписка от 2 ноября 1919 г. свидетельствует о том, что 1—2 ноября на пристани на разгрузке картофеля работали 25 военнопленных Смоленского лагеря [106]. По непосредственно отработанным дням составлялись специальные табели [107]. 13 декабря 1919 г. управление коменданта Смоленского лагеря в связи с переходом всех военнопленных в распоряжение Губпленбежа потребовало от всех учреждений и организаций города немедленно расплатиться по табелю за проведенные военнопленными работы [108]. При необходимости в решение вопросов оплаты труда «вмешивалось» и Польское бюро ЦК партии. Например, 3 сентября 1921 г. Польбюро писало в Заднепровский райком г. Смоленска, что подотдел принудительных работ требовал от райкома уплатить заработанную военнопленными сумму в кассу подотдела за проделанную работу в качестве курьеров в первой половине июля 1921 года [109].
      С началом репатриации польских военнопленных стали снимать с работ. 3 марта 1921 г. Главное управление принудительных работ приказывало комендантам лагерей приступить к «группированию» всех польских военнопленных в губернских центрах, оставляя пленных временно на работах, если предприятия были размещены в непосредственной близости от лагерей. Также предписывалось немедленно произвести выплату заработка всем военнопленным. Перед репатриацией военнопленные подавали заявления в подотделы принудительных работ для выдачи им заработанных средств, которые они должны были получить в день отправления на родину. /174/
      Репатриация. Обсуждение вопросов обмена пленными велось воюющими сторонами уже в конце 1919 г. Окончательный текст соглашения о репатриации между РСФСР, УССР и Польшей будет подписано только 24 февраля 1921 года. На его основе 26 февраля того же года будут изданы два совместных приказа Реввоенсовета республики, Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) и Народного комиссариата здравоохранения (Наркомздрав) за № 473—68/589 и № 473—68/590. Первый приказ утверждал «Правила о порядке обслуживания при обмене пленными и беженцами с Польшей» [110], второй определял порядок снабжения пленных на пути в Польшу [111].
      Согласование репатриационных мероприятий началось в марте 1921 года. В это время в российских лагерях уже шла активная подготовительная работа для эшелонной отправки польских военнопленных. Эшелоны из центральных губерний в основном следовали через Смоленск до Минска, оттуда — до пограничных с Польшей станций. Реконструировать процесс и механизм репатриации в достаточно полном объеме позволяют архивные материалы Смоленских, Брянских и Орловских лагерей военнопленных, эшелоны для отправки которых формировались по цепочке: Орел — Брянск — Смоленск и далее к польской границе.
      В самой западной из российских территорий, Смоленской губернии, через которую будет идти основной поток польских пленных из РСФСР, репатриация началась в марте 1921 г. Первый эшелон планировался к отправке 15 марта. Полученная в Смоленске 6 марта телеграмма от председателя Центроэвака и заместителя председателя ГУПР предписывала Наркомату путей сообщения предоставить вагоны для отправки первого эшелона военнопленных поляков: 9 марта на станции Смоленск должно было быть двадцать вагонов и одна санитарная теплушка для погрузки всех пленных солдат (в лагере военнопленных на тот момент размещалось 475 пленных поляков) и 60 офицеров; 13 марта — еще двадцать вагонов для погрузки 300 военнопленных; 15 марта — 4 вагона для 100 поляков. В вопросах отправки польских военнопленных губэвакам надлежало согласовывать свои действия с местными отделами принудительных работ [112].
      В Орле первая погрузка репатриируемых началась с утра 29 марта 1921 г., эшелон был отправлен в брянском направлении около 3 час. ночи 30 марта [113]. Эшелон из 18 вагонов-теплушек, включая комендантский и санитарный вагоны, имел свой номер — № 5. В поезд было погружено 502 человека [114]. Перед отправкой военнопленным выдали двухдневный сухой паек, предоставили горячую пищу. Военнопленным было полностью выплачено жалованье по день эвакуации из сумм, заработанных ими на принудительных работах.
      В Брянске к орловскому эшелону присоединили еще 14 теплушек с 384 «брянскими» поляками (15 — офицеров и 369 — рядовых) [115]. Брянским военнопленным также была предоставлена горячая пища, и они были обеспечены довольствием на весь период следования. Из Брянска эшелон № 5 отбыл уже в составе 34 теплушек с 887 военнопленными по направлению к станции Смоленск, куда прибыл 31 марта. В Смоленске эшелон был передан от Рига-Орловской железной до-/175/-роги в ведение Александровской железной дороги и выбыл в сторону Орши 1 апреля.
      В середине августа 1921 г. в Смоленске для отправки в Польшу была подготовлена последняя пятая партия военнопленных в количестве 210 чел., для чего был выписан наряд на 10 вагонов [116]. К этому времени Рославльский концентрационный лагерь и Смоленский лагерь военнопленных были уже закрыты. В Смоленском концлагере в основном оставались только заключенные.
      Как свидетельствуют материалы смешанной комиссии по репатриации, до 1 июня 1921 г. в Польшу было отправлено 12322 военнопленных и приблизительно еще столько же подлежало отправке. Через станцию Негорелое выбыли 10445 человек [117]. Всего пунктов, через которые передавались польские военнопленные, было три: на станциях Негорелое, Барановичи, Ровно.
      К июлю 1921 г. через станцию Негорелое прошло 14 711 чел., через Барановичи (в период с марта по июль 1921 г.) — 9 677 чел., через Ровно (в тот же промежуток) — 2 645 человек [118]. В предварительном отчете руководителя отдела военнопленных польской делегации Котвич-Добжаньского от 11 июля 1921 г. отмечалось, что репатриация польских пленных из советской России на европейской территории приближалась к окончанию [119]. На август 1921 г. оставались для отправки два эшелона из Москвы, один из Петрограда и пленные из 5-й Сибирской дивизии в общем количестве около 10 тыс. человек. Также говорилось о том, что в различных местностях советской России (в госпиталях и тюрьмах, на принудительных работах) все еще находилось несколько сотен пленных, «разбросанных по одиночке или группками по несколько человек [120]. Последние партии польских военнопленных из Москвы и Питера были отправлены в сентябре 1921 года. В большинстве губерний Центральной России репатриация польских военнопленных завершилась до ноября 1921 года. В дальнейшем в работе смешанной российско-украинско-польской комиссии по репатриации речь на заседаниях будет идти о возвращении в Польшу лишь отдельных лиц. Этот процесс завершится осенью 1922 года.
      Примечания
      Статья подготовлена при поддержке РФФИ, проект № 19—09—00091/19 «Польские военнопленные в лагерях Центральной России, 1919—1922 гг.»
      1. СИМОНОВА Т.М. «Поле белых крестов»: русские военнопленные в польском плену. — Родина. 2001. №4, с. 53; ЕЕ ЖЕ. Русские пленные в польских лагерях. 1919—1922 гг. — Военно-исторический журнал. 2008. № 2, с. 60—63; ЕЕ ЖЕ. Советская Россия (СССР) и Польша. Военнопленные красной армии в польских лагерях (1919—1924 гг.). Монография. М. 2008; МАТВЕЕВ Г.Ф. О численности красноармейцев во время польско-советской войны 1919—1920 годов. — Вопросы истории. 2001. № 9, с. 120—126; ЕГО ЖЕ. Еще раз о численности красноармейцев в польском плену в 1919—1920 годах. — Новая и новейшая история. 2006. № 3, с. 47—56; МАТВЕЕВ Г.Ф., МАТВЕЕВА B.C. Польский плен. Военнослужащие Красной армии в плену у поляков в 1919—1921 годах. М. 2011; ИХ ЖЕ. «Комиссаров живыми наши не брали вообще». Красноармейцы в польском плену. — Родина. 2011. № 2, с. 113—119; ТРОШИНА Т. И. Советско-польская война и судьба красноармейцев, ин-/176/-тернированных в Германии в 1920—1921 годах. — Новая и новейшая история. 2014. № 1, с. 76—91; KARPUS Z. Jericy i intemowani rosyjscy i ukrairiscy naterenie Polski w latach 1918—1924. Torun. 1997; KARPUSZ. Stosunki polsko -ukrainskic w okresie ksztaltowania sie polsko ukrainskiej granicy wschodnej w latach 1918— 1921, «Torunskie Studia Miedzynarodowe», 2009, nr; OLSZEWSKI W. Jency i intemowani zmarli w obozie Strzalkowo w latah 1915—1921. Warszawa. 2012; TUCHOLA. Oboz jencow 1 intemowanych 1914—1923. Torun. 1997.
      2. Красноармейцы в польском плену в 1919—1922 гг. Сб. документов и материалов. М.-СПб. 2004; Польские военнопленные в РСФС Р, БССР и УССР (1919—1922 годы): Документы и материалы. М. 2004; Polscy jency wojenni w niewoli sowieckiej w latach 1919—1922: Materialy archiwalne. Warszawa. 2009; Советские военнопленные в Польше 1920—1921. Сборник сообщений Секции военнопленных и интернированных Штаба Министерства военных дел. Торунь. 2013.
      3. КОРНИЛОВА О. В. Красноармейцы в польском плену (1919—1922): основные направления современной российской и польской историографии. — Известия Смоленского государственного университета. 2019. № 4 (48), с. 355—373.
      4. КОСТЮШКО И.И. К вопросу о польских пленных 1920 г. — Славяноведение. 2000. № 3. с. 42—63. URL: http://inslav.ru/page/slavyanovedenie-podshivka-nomerov-1992—2012-gody; ЕГО ЖЕ. Польское национальное меньшинство в СССР (1920-е годы). / Отв. ред. А.Ф. Носкова; Рос. акад. наук. Ин-т славяноведения. М. 2001.
      5. ОСТРОВСКИЙ Л. К. Польские военнопленные в Сибири (1917—1921 гг.) — Труды НГАСУ. Т. 5. № 4 (19). Новосибирск. 2002. с. 19—23; ЕГО ЖЕ. Дивизия 5-я Сибирская польских стрелков. Энциклопедия Новосибирск. 2003, с. 265—266; ЕГО ЖЕ. Советская власть и польское население Западной Сибири (первая половина 1920-х гг.) — Гуманитарные науки в Сибири. 2011. №4, с. 56—59. Http://www.sibran.ru; ОПЛАКАНСКАЯ Р. В. Пленные 5-й польской стрелковой дивизии в Минусинском уезде в начале 1920-х гг. — Гуманитарные науки в Сибири. 2013. № 3, с. 18—21; ЕЕ ЖЕ. Положение польских военнопленных в Сибири в начале 1920-х гг. — Вестник Томского государственного университета. 2014, с. 116—119. URL: https:// cyberleninka.ru; ЕЕ ЖЕ. Пленные польские легионеры — участники гражданской войны — в Хакасско-минусинском крае в начале 1920-х гг. В сборнике: Полонийные чтения. 2013: история, современность, перспективы развития полонийного движения. Международная научная конференция, посвященная 150-летию польского восстания 1863—1864 гг. и 20-летию МОО «Национально-культурная автономия поляков г. Улан-Удэ «Наджея». 20 сентября 2013 г. Министерство иностранных дел Республики Польша, МОО «Национально-культурная автономия поляков г. Улан-Удэ «Наджея», ФГБОУ ВПО «Восточно-Сибирская государственная академия культуры и искусств». 2013, с. 82—90;
      6. КОСТЮШКО И. И. Польское бюро ЦК РКП(б). 1920—1921 гг. / Отв. ред. А. Л. Шемякин. М. 2005; ОПЛАКАНСКАЯ Р. В. Деятельность представительства Смешанной комиссии в Сибири по репатриации польских военнопленных в 1921 году. — Томский журнал ЛИНГ и АНТР. Tomsk Journal LING & ANTHRO. 2015. № 3 (9), с. 120— 127. URL: http://ling.tspu.edu.ru.
      7. БЕЛОВА И. Б. Концентрационные лагеря принудительных работ в Советской России: 1919—1923 гг. 2013. URL: www.gramota.net/materials/3/2013/12—1/5. html; ВОЛОДИН С.Ф. Тульские концентрационные лагеря принудительных работ в период военного коммунизма. 2013. URL: https://cyberleninka.ru; ГРИГОРОВ А.А., ГРИГОРОВ А. И. Заключенные Рязанского губернского концлагеря РСФСР 1919—1923 гг. URL: http://genrogge. ru/riazanskiy_konclager_1919—1923/riazanskiy_ konclager_1919—1923_predislovie.htm; КАМАРДИН И. И. Лагеря принудительных работ в Поволжье в годы военного коммунизма. — Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов. 2013. № 7 (33). Ч. I, с. 95—98; ЛЫШКОВСКАЯ И. Смоленский концентрационный лагерь. — Край Смоленский. 2006. № 8, с. 48—53. ГАВРИЛЕНКОВ А.Ф. Рославльский концентрационный лагерь принудительных работ (1920—1921). — Край Смоленский. 2000. № 5—6, с. 64—69; ЕГО ЖЕ. Рославльский концентрационный лагерь принудительных работ (1920—1921). — Вопро-/177/-сы истории, 2001. №8, с. 170—172; ЕГО ЖЕ. Страницы истории Рославля первых лет Советской власти. 1918-1922 гг. Смоленск. 2005; ЕГО ЖЕ. Рославльский концентрационный лагерь принудительных работ (1920—1921 гг.): история создания И структура. Край Смоленский, 2015. Mi 10, с. 46—50; ЕГО ЖЕ. Система концентрационных лагерей в Смоленской губернии в период советско-польской войны 1920-1921 гг. В кн.: Studia intcrnationalia: Материалы IV международной научной конференции «Западный регион России в международных отношениях. X—XX вв.» (1-3 июля 2015 г.). Брянск. 2015, с. 191 — 195.
      9. ХЕЙСИН М.Д., НЕСТЕРОВ Н.В. Привкус горечи: смоленские тюрьмы (1917—1929). Смоленск, 2016, с. 274—295.
      10. КРАШЕНИННИКОВ В.В. Брянский концентрационный лагерь в 1920—1922 гг. В кн.: Страницы истории города Брянска: материалы историко-краеведческой конференции. Брянск. 1997. с. 113—120; СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Тульские концентрационные лагеря принудительных работ в 1919—1923 гг.: организация, эффективность, повседневность: монография. Калуга. 2013.
      11. Данный научный проект реализуется при поддержке РФФИ (М 19—09—00091/19) исследовательским коллективом Смоленского государственного университета под руководством профессора Е.В. Кодина (канд. ист. наук О. В. Корнилова, аспирант И.И. Родионов).
      12. Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях: научное издание. / Под общ. ред. А. В. Торкунова, А. Д. Ротфельда. Отв. ред. А.В. Мальгин, М.М. Наринский. М. 2017, с. 31, 33.
      13. Польские военнопленные в РСФСР, БССР и УССР (1919—1922 годы): Документы и материалы. М. 2004, с. 4.
      14. Там же.
      15. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 63, on. 1, д. 107, л. 44.
      16. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), ф. 393, оп. 10, д. 32, л. 71; Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 4, оп. 3, д. 58, л. 149; Польские военнопленные, с. 22.
      17. Польские военнопленные, JSfe 24, с. 35—36.
      18. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 7, л. 18—18об.
      19. Польские военнопленные, № 63, с. 74.
      20. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 156, л. 27—27об.
      21. Там же, л. 4.
      22. Государственный архив Брянской области (ГА БО), ф. Р-2376, оп. 1, д. 109, л. 89.
      23. ГА БО, ф. Р-2376, on. 1, д. 66, л. 9—9об.
      24. Государственный архив Орловской области (ГА ОО), ф. Р-1716, оп. 1, д. 35, л. 51.
      25. Государственный архив Смоленской области (ГА СО), ф. Р-183, оп. 1, д. 47.
      26. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 71, л. 3.
      27. Польские военнопленные, с. 15.
      28. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 59, л. 100—101об.
      29. Государственный архив Калужской области (ГА КО), ф. Р-967, оп. 2, д. 173, л. 40.
      30. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 24; Государственный архив Тульской области (ГА ТО), ф. Р-1962, оп. 3, д. 7, л. 1.
      31. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 29; ГА ТО, ф.Р-717, оп. 2, д. 170, л. 39.
      32. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 33.
      33. ГА ТО, ф. Р-95, оп. 1, д. 87, л. 4.
      34. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 97; ГА ТО, ф. Р-95, оп. 1, л. 87, л. 4.
      35. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 156, л. 8—9.
      36. Там же, л. 20—20об.
      37. Там же, л. 19—19об.
      38. Там же, л. 21—21 об.
      39. Там же, л. 24—24об.
      40. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 59, л. 100—101об
      41. ХЕЙСИН М.Д., НЕСТЕРОВ Н.В. Ук. соч. с 278
      42. ГА КО, ф. Р-967, оп. 1, д. 3, л. 20. /178/
      43. Там же, оп. 2, д. 173, л. 439.
      44. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 59, л. 100—101 об.
      45. ГАБО, ф. Р-2376, оп. 1,д.2, л. 1 — 1 об.
      46. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 59, л. 6.
      47. Архивный отдел «Рославльского района», ф. 2873/388, оп. 1, Д. 1. Приказы по лагерю. Приказ № 3 от 20 января 1921 г.
      48. ГА ОО, ф. Р-1716, оп. 1, д. 13, л. 21.
      49. Государственный архив новейшей истории Смоленской области (ГАНИ СО), ф. Р-3, оп. 1, д. 1167, л. 5.
      50. КРАШЕНИННИКОВ В. В. Ук. соч., с. 115.
      51. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 45; ГА ТО, ф. Р-1962, оп. 3, д. 335, л. 106.
      52. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 46.
      53. КРАШЕНИННИКОВ В. В. Ук. соч., с. 115.
      54. РГАСПИ, ф. 63, оп. 1, д. 200, л. 23—27, 28—32.
      55. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 7, л. 18об.
      56. Польские военнопленные, № 66, с. 77.
      57. Там же, № 123, с. 163.
      58. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 1, л. 59.
      59. Там же, ф. Р-183, оп. 1, д. 47, Л. 14—15об.
      60. ГА СО, ф. Р-183, оп. 1, д.658, л. 1, 6, 12; д.659, л. 3, 10; д. 117, л. 43—43об., 109, 197—197об., 363—363об., 402.
      61. Там же, ф. Р-136, oh. 1, д. 112, л. 183—184; д.336, л. 51—52, 66, 70—71, 72, 77— 78об., 137—138об.; д. 326, л. 158—158об.; д. 319, л. 454—455.
      62. Архивный отдел «Рославльского района», ф. 2873/388, оп. 1, д. 2. Список военнопленных польской армии (приложение к отношению № 302 от 24/XI-20).
      63. КРАШЕНИННИКОВ В.В. Ук. соч., с. 116.
      64. ГА БО, ф. Р-2376, оп. 1, д. 8, л. 62—63.
      65. ГА РФ, ф, 393, оп. 89, д. 156, л. 19—19об., 20—20об.
      66. Там же, д. 16, л. 25.
      67. Там же, ф. Р-4042, оп. 1а, д. 26, л. 183.
      68. Там же, ф. 393, оп. 89, д. 13, л. 42.
      69. ГА КО, ф. Р-967, оп. 2, д. 7, л. 1.
      70. Там же, д. 7.
      71. Там же, д. 8, л. 1.
      72. Там же, д. 172, л. 133-133об.
      73. Там же, д. 173, л. 585—585об.
      74.СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 25; ГА ТО, ф. Р-1962, оп. 3, д.7, л. 85.
      75. ГА ТО, ф. Р-1962, оп. 3, д. 36, л. 53.
      76. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 112, л. 249—264об.; ф. Р-183, оп: 1, д. 656, л. 1—62.
      77. Там же, ф. Р-136, оп. 1, д. 111, 135, 169,319, 337.
      78. Архивный отдел «Рославльского района», ф. 2873/388, оп. 1, д. 2, Список военнопленных польской армии (приложение к отношению № 302 от 24/XI-20).
      79. ГА БО, ф. Р-2376, оп. 1, д. 27.
      80. ГА КО, ф. Р-967, оп. 1, д. 1, л. 24об.р-30об.; оп. 2, д. 7, л; 3—60; д. 8, л. 6—37.
      81. Документ был создан во второй половине 1919 г., поступил в Смоленский концлагерь 15 ноября 1920 г., имеется в деле «Декреты, постановления, циркуляры, инструкции ЦИК, В ЦИК и НКВД РСФСР о лагерях принудительных работ» за 1919—1920 гг.; ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 83, л. 80—80об.
      82. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 1, л. 48.
      83. Там же, л. 55.
      84. ГА БО, ф. Р-2376, оп. 1, д. 8, л. 28.
      85. Польские военнопленные, № 244, с. 322.
      86. КОСТЮШКО И.И. К вопросу о польских пленных 1920 г., с. 47.
      87. Польские военнопленные, № 72, с. 89.
      88. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 16, л. 31 об.
      89. Там же, д. 156, л. 1. /43/
      90. РГАСПИ, ф. 63, оп. 1, д. 187, л. 31.
      91. Польские военнопленные, № 211, с. 282.
      92. КОСТЮШКО И.И. К вопросу о польских пленных 1920 г., с. 53.
      93. Польские военнопленные, № 211, с. 283.
      94. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 19, л. 1.
      95. Там же, д. 1, л. 56.
      96. Там же, д. 1, л. 37; д. 30, л. 39, 42.
      97. Там же, д. 30, л. 55, 93, 128; д. 319, л. 91—91об.
      98. Там же, л. 31, 89, 111, 142, 144; д.319, л. 104, 136—136об., 149, 223.
      99. Там же, д. 1, л. 64; д. 16, л. 41; д. 30, л. 101.
      100. Там же, д. 1,л. 101, 103, 144, 148; д. 30, л. 76об.
      101. Там же, д. 1, л. 72, 78.
      102. Там же, л. 110.
      103.Там же, л. 119.
      104. Там же, д. 30, л. 38.
      105.Там же, л. 239.
      106. Там же, д. 16, л. 1, 41.
      107. Там же, л. 153—154.
      108. Там же, д. 45, 46, 54.
      109.ГАНИ СО, ф. Р-3, д. 1172, л. 55.
      110. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 169, л. 22—23.
      111. Там же, д. 103, л. 208об.-209об.
      112. Там же, д. 59, л. 53.
      113. Польские военнопленные, с. 311.
      114. ГА ОО, ф. Р-1716. оп. 1, д. 20, л. 15.
      115. ГА БО, ф. Р-2376, оп. 1, д. 109, л. 89.
      116. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д, 135, л. 58.
      117. ГА РФ, ф. 3333, оп. 2, д. 223, л. 22; РГАСПИ, ф. 63, оп. 1, д. 199, л. 9.
      118. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 151, л. 206; ф. Р-3333, оп. 4, д. 85, л. 107.
      119. Польские военнопленные, с. 342—344.
      120. Там же, с. 342. /44/
      Вопросы истории. №12 (4). 2022. С. 162-180.
    • Судьба литовского полона 16-17 веков
      Автор: Stas
      Судьба литовского полона в 16-17 веках или Российские укреплённые линии, освоение Сибири и становление Южной границы Российской империи.
      Заинтересовался этой темой довольно случайно, стало интересно - как сложилась судьба "литовского полона" 16-17 веков на территории России?
      Вот, что получилось понять о судьбе выходцев из Великого княжества литовского (ВКЛ) в Московском государстве, попавших туда не по своей воле, а если выразится точнее о судьбе "литовского полона" или "полоняников" в 16-17 веках. 
      Война 1654—1667 годов между Русским царством и Речью Посполитой.
      Население ВКЛ сократилось более, чем на половину! Помимо военных потерь, потерь от голода и эпидемий, беженцев - по итогам этой войны военный полон включавший в себя и принудительный вывод огромного количества гражданского населения не был возвращен.
      Принудительные массовые миграции населения на территорию Московского царства только сейчас начинают изучать. 
      Когда со всем этим начинаешь знакомится, то волей-неволей возникают вопросы - 
      Кто такие сибиряки и каково их происхождение? 
      При этом, какую роль сыграли сибиряки в битве под Москвой во время ВОВ? 
      Кто такие однодворцы и линейное казачество? и т.д. 
      Причина этих принудительных массовых миграций следующая - 
      Реформы Ивана III и Ивана IV: османское влияние 
      Нефедов С. А. 
      http://hist1.narod.r...ussia/Osman.htm
      "В первый период правления Ивана III главной целью великого князя было присоединение Новгорода. Решающий шаг был сделан в 1478 году, когда Новгород признал Ивана III своим государем; после мятежа в 1479 году великий князь казнил несколько «великих бояр» из числа заговорщиков и конфисковал их земли. В 1485 году Иван III овладел Тверью и «велел всех граждан к целованию привести»; летопись не упоминает о казнях и конфискациях. Великий князь милостиво относится к своим новым новгородским и тверским подданным – как и принято было до сих пор на Руси. Но зимой 1487-88 года произошло нечто неожиданное: в ответ на некий (по-видимому, мнимый) «заговор» Иван III выселил всех зажиточных новгородцев и отправил в Москву 7 тысяч “житьих людей”. Это событие летопись назвала «выводом» новгородцев. Практически все земли Новгорода – кроме немногочисленных крестьянских земель - были конфискованы; затем была проведена перепись и осуществлено первое массовое наделение воинов поместьями. 
      Эта небывалая до тех пор на Руси акция в точности соответствовала османским обычаям: из завоеванного города выселяется вся знать, ее земли конфискуются, составляется дефтер и конфискованные земли раздаются в тимары. Русское название этой процедуры, «вывод» - это не что иное как перевод ее турецкого названия, «сургун». Характерно, что, как и в Турции, поместья даются подчас людям низкого происхождения, «боевым холопам» (в Турции их называли гулямами). 
      ...Война с Литвой требовала увеличения армии, и московское правительство производило новые поместные раздачи. При присоединении Пскова, Смоленска, Рязани Василий III следовал методу, опробованному при овладении Новгородом – «вывод» знати и конфискации земель, а затем испомещение московских дворян..." 
      http://hist1.narod.r...ussia/Osman.htm
      Вот, что пишут о подобных событиях - 
      "Переселение белорусов из белорусских княжеств в Москву в середине века трудно отследить. Переселялись они сюда по политическим, экономическим и религиозным причинам. Немало жителей этнических белорусских земель, входивших в Великое княжество Литовское, а во второй половине XVI в. в Речь Посполитую, попадало в Московское государство во время войн. Массовый вызов белорусов в Московское государство и непосредственно в Москву в качестве пленных начался в период русско-польской войны 1654-1667гг., когда территория Беларуси была временно занята русскими войсками. Так в эти годы только из г. Шклова Могилёвской губернии в Москву было в Москву было переселено 170 семей ремесленников. В 1655 г. патриарх Никон сообщал, что царь Алексей Михайлович хочет переселить в Россию из Беларуси 300 тыс. человек, особенно в Москву и в те деревни, которые обезлюдели после эпидемий.... 
      ...В 1667 г. на высший церковный пост после осуждения на церковном соборе и отстранения от должности патриарха Никона был избран Иосаф II – игумен Оршанского монастыря. Избранию его патриархом Московским и всея Руси способствовала поддержка царя Алексея Михайловича и Симеона Полоцкого. Иосаф II покровительствовал просветительской деятельности в Москве выходцев из Греции, Беларуси и Украины, поощрял миссионерскую деятельность в Сибири. О необыкновенной судьбе этого человека рассказывает книга белоруса-москвича, доктора юридических наук М. М. Рассолова «Белорус на Московском патриаршем престоле»
      http://www.belmos.ru...p?act=txt&id=14
      А это, говорят сами источники - 
      Здесь "литовским полоном" называют мужчин участвовавших в вооруженном сопротивлении, а "животами" любое мирное население. 
      "...А из посаду и з острогу литовского полону взяли, и писали их у государева стану 12 060 человек, а по иным полком и числа нету, а животов безчисленно поймали..." 
      Разрядная повесть о Полоцком походе 1563 года. 
      http://www.vostlit.i...3/frametext.htm
      Заселение Сибири.
      16 век
      В исторических исследованиях, опирающихся на анализ летописных источников, существует несколько гипотез, о том, что в составе отряда Ермака были выходцы с белорусских земель, именовавшиеся "литвой".
      Очерки истории белорусов в Сибири в XIX-ХХ вв. - Новосибирск: Наука-Центр, 2002. – С.8. 
      17-18 века
      Миграция белорусов на территорию Сибири была долговременной и может быть разделена на два основных этапа в соответствии с масштабами, причинами, результатами движения и составом переселенцев. Первый этап - конец XVI - XVIII века, второй этап - ХIХ - начало ХХ века. 
      На первом этапе переселенческого движения с территории современной Белоруссии миграция была итогом продолжительных войн между Московским государством и Речью Посполитой на территории Великого княжества Литовского во второй половине XVI – XVII веках, большую часть населения которого составляли белорусы. Ключевой проблемой этого периода является вопрос о месте и значении «литвы» в истории Сибири. Нередко плененных литвинов отправляли в качестве служилых людей в Зауралье, где они вместе с русскими первопроходцами принимали активное участие в хозяйственно-культурном освоении региона, в частности, строительстве первых городов-острогов, выполнении важных государственных поручений. В течение XVIII века служилое сословие Сибири продолжало пополняться за счет плененной «литвы». 
      В историографии оценка места и значения служилой «литвы» неоднозначна и достаточно фрагментарна. Наличие «литвы» среди служилых людей Сибири впервые отметил Г.Ф. Миллер, не давая, однако, конкретного определения этого термина. Позднее П.А. Словцов, говоря о «литве» в Сибири, оценил ее влияние достаточно негативно, в частности, обвинил литвинов в распространении игры в кости и карты. Вслед за Словцовым В.К. Андриевич в своей работе назвал сибирских литву и черкесов «разным сбродом». Оценивая отправку в сибирские города бывших военнопленных, исследователи П.Н. Буцинский и Н.Н. Оглоблин рассматривали ее не как политическую ссылку, а как способ колонизации территорий, споря в этом вопросе с И.В. Щегловым, отождествившим ссылку XVII века с политической ссылкой XIX- начала ХХ века. 
      В работах советского периода историки вновь возвратились к проблеме «литвы» в Сибири. Так, З.Я. Бояршинова, анализируя состав населения Томского уезда в XVII веке, отвергала какое-либо влияние «литвы» в жизни региона. Дальнейшее изучение темы связано с именем белорусского историка Г.Ф. Лещенко, который впервые осветил причины и предпосылки переселений, деятельность переселенцев по изучению и освоению региона. Среди причин исследователь выделил такие, как частые войны, католическая реакция, неурожаи и голод. При этом автор отождествлял литву с белорусами. 
      В современной российской и белорусской историографии вновь анализировался вопрос об определении понятия «литва». Так, Н.И. Никитин подчеркнул, что термин «литва» нельзя автоматически отождествлять только с белорусами. Кроме того, историк отметил, что выходцы из западных окраин в силу своей малочисленности не могли оказать значительного воздействия на развитие и население Сибири. Белорусский исследователь В.П. Грицкевич, напротив, отметил вклад в развитие Сибири литвинов-белорусов. 
      Таким образом, проблема места и значения «литвы» в истории Сибири в конце XVI – XVIII веках до сих пор остается недостаточно изученной. 
      БЕЛОРУССКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В СИБИРЬ В ДОРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПЕРИОД: ЭТАПЫ И ОСОБЕННОСТИ 
      Кухта С.В., 
      научный руководитель канд. ист. наук Лущаева Г.М. 
      Сибирский федеральный университет 
      Однодворцы и Российские укреплённые линии.
      Это версия о том, кто такие однодворцы в России и о том, какую роль они сыграли в создании границ Российской империи и соответственно в создании системы укрепленных линий, а точнее в создании всей южной границы Российской империи от Кавказа до Дальнего Востока - сначала однодворцами, а потом линейными казаками, в которых выходцы из однодворцев составляли подавляющее большинство.
      "Из того, как жгло степи московское правительство в 1571 году, можно заключить, что южная половина Тульской губернии, почти вся Орловская, вся Курская, Воронежская и юг Тамбовской губернии оставались тогда еще совершенно незаселенными. Едва ли не первыми сколько-нибудь значительными поселениями в этой пустыне были укрепленные стоянки московских войск. В шестидесятых годах XVI в. укрепляются, таким образом, Орел, Новосиль и Данков. В восьмидесятых и девяностых годах возникают, тоже на местах воеводских стоянок, Ливны и Воронеж, Елец, Кромы и, наконец, передовой пост южной К., Белгород. Естественно, что большая часть населения, появляющегося во всех этих местах, состоит на первых порах или из служилых людей или из лиц, которых правительство спешит привлечь к военной службе; вместе со службой, правительство требует от поселенцев занятий земледелием, как на их собственной, так и на казенной пашне; в противном случае, ему пришлось бы посылать военным колонистам "хлебное жалованье" из Москвы. При этих условиях возникает на южной окраине тип "однодворца", соединяющего черты служилого человека и пахотного крестьянина. Участки, отведенные однодворцам в надел, долго остаются без всякой другой рабочей силы, кроме самих хозяев. Только мало-помалу, и конечно, чем южнее, тем позже, начинает селиться на однодворческих землях крестьянское население."
      "Однодворцы являются потомками служилых людей, нёсших дозорную и сторожевую службу на южных границах в XVI-XVII вв., не успевших приобрести права российского дворянства. Класс однодворцев сформировался из русских детей боярских украинных городов (особый разряд детей боярских), стрельцов, солдат, рейтаров, драгун, копейщиков, пушкарей и обедневших дворян, городовых, рязанских и донских казаков, Касимовского и Кадомского служилого люда, а также части татарской аристократии. Со временем, вследствие смещения границы государства к югу, служилые люди, поселённые между Тульской и Белгородской оборонительными линиями, оказались внутри страны. Поэтому данная категория была распространена на бывших приграничных землях, в центральночернозёмных губерниях России — Воронежской, Курской, Орловской, Тульской, Тамбовской, Пензенской и Рязанской." 
      Видимо, пленные Панцирные бояре и мелкопоместная шляхта становились источником пополнения этого российского сословия. 
      Прямой аналог российским однодворцам в ВКЛ - 
      "Околичная шляхта (другое название застенковая шляхта) — мелкопоместная шляхта, представители которой владели приусадебными хозяйствами, но не имели крестьян и поэтому сами трудились на своей земле. Представители этой шляхты образовывали целые шляхетские поселения — так называемые застенки или «околицы», обособленные от остального мира. Околицы представляли собой некое собрание сёл, составлявших одну общину. 
      "Панцирные бояре - категория населения в Великом княжестве Литовском XVII—XVIII веков. 
      Происходили из «панцирных слуг», которые должны были нести службу на коне в тяжёлом «панцирном» вооружении. Освобождались от повинностей. Позже их стали привлекать к службе в мирное время в качестве полицейских, курьеров и т. д. 
      Панцирные бояре занимали промежуточное положение между крепостными крестьянами и шляхтой. В шляхетское сословие не входили. Жили преимущественно на территории Полоцкого и Витебского воеводств. 
      Согласно великокняжеским привилеям панцирные бояре имели земельные наделы с правом наследования, за это несли военную службу. Некоторые владели крестьянами, но большинство из них обрабатывали землю сами; им разрешалось жить в городах и заниматься ремеслами и торговлей." 
      Часть "полона", а именно - "людей" ("люди" так называлось в средневековье - служивое сословие) селили между Тульской и Белгородской оборонительными линиями, а часть отправляли служить в Сибирь и на Волгу. 
      Орловский И.И. 
      Смоленский поход Царя Алексея Михайловича в 1654 году. 
      - " Царь спешил придти к Смоленску и захватить его, так как услышал, что людей в Смоленске и около Смоленска нет никого" 
      http://annales.info/...ll/smlpohod.htm
      Не спроста в образовании однодворческого говора - участвовали московский, западнополесский, орловско-калужский и восточнорязанский говоры, хранившие старые "степные" особенности, литовские говоры через выходцев из-за западного рубежа. 
      Поэтому, данная категория и была распространена на бывших приграничных землях, в центрально чернозёмных губерниях России — Воронежской, Курской, Орловской, Тульской, Тамбовской, Пензенской и Рязанской. 
      Еще удивительно то, что карта распространения южновеликорусского говора, практически повторяет путь однодворцев создававших Российские оборонительные линии. 
      Поэтому, вполне можно допустить, что южновеликорусский говор сформировался в среде однодворцев. 
      Диалектологическая карта русского языка 1914 года. 
      Обратите внимание и на то, как на карте стыкуются белорусские и южновеликорусские говоры, как будто одни говоры являются продолжением других. 
      Видимо, в результате войн или "вывода" населения, возникло сословие "однодворцев", которые состояли из всевозможных пленников испомещенных на южных границах Московского государства. 
      Этих "служилых людей", так как они умели воевать, правительство направляло на охрану южных границ от кочевников. 
      Практически всегда, однодворцы следовали за постоянно меняющимися южными рубежами России, как своего рода военные колонисты, но при этом, они несли дозорную и сторожевую службу, а так же строили оборонительные укрепления. 
      Они обязаны были воевать, а чтобы прокормится, должны были обрабатывать землю, а это значит, что им приходилось осваивать эти новые территории.
      Данная версия, в значительной степени может объяснить выводы генетических исследований белорусов, а именно вывод о том - почему белорусы очень схожи с русскими "юго-западных областей (Белгородской, Воронежской, Курской, Орловской областей)". 
      "ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 
      Полученные нами новые данные о белорусских популяциях позволили заполнить «белое пятно» на генетической карте Восточной Европы. Благодаря этому, было выявлено существование генетической общности, занимающей обширную территорию. 
      По маркерам Y хромосомы при сравнении белорусских популяций с популяциями Восточной, Западной, Северной и Южной Европы, выявлена генетическая общность, охватывающая территорию от Польши до запада Центральной России, включая Белоруссию. На юге граница общности проходит между ареалом белорусов и украинцев (возможно, область колебаний границы леса и лесостепи в исторический период), на северо-востоке – между белорусами и северо-западной областью русского ареала. Общность образует единый плотный кластер, включающий белорусов, поляков, русских юго-западных областей (Белгородской, Воронежской, Курской, Орловской областей), а также русских Тверской области. " 
      ГЕНОФОНД БЕЛОРУСОВ 
      Балановский О.П.1, Тегако О.В. 2 
      1Государственное учреждение Медико-генетический научный центр РАМН, Москва (Россия) 
      2Институт искусствоведения, этнографии и фольклора НАН Беларуси, Минск (Беларусь) 
      http://antroposystem..._belorusov.html
      Ко всему этому следует добавить, что в будущем царское правительство трансформировало однодворцев в линейное казачество, которые первыми осваивали, обустраивали и соответственно охраняли южные и юговосточные границы Российской империи вплоть до Дальнего Востока. 
      Соответственно, линейные казаки выполняли роль первопроходцев - осваивали новые земли, да еще обустраивали границу - строили оборонительные линии со всей инфраструктурой (станицами, крепостями и т.д.) 
      При этом правительство "убило нескольких зайцев" одновременно - помимо охраны границ и освоения новых территорий, оно в лице линейного казачества, как служивого сословия, создало мощный противовес родовому казачеству (Донскому и Кубанскому, которое до этого было Запорожским), так как в прошлом Донские и Запорожские казаки являлись источником постоянных бунтов и восстаний и соответственно не считали себя сословием, впрочем так же, как и сейчас себя таковым не считают), ещё следует отметить, что Донские и Запорожские казаки землю в прошлом не обрабатывали, поэтому и функцию освоения новых земель полноценно выполнять не могли. 
      "К середине XIX столетия однодворцы составят основной костяк формирующегося линейного казачества, намного опередив в численном отношении другие категории населения – донских казаков, украинских и русских крестьян, солдат регулярной армии и др."
      То есть, технически все выглядело так - сначала приходили линейные казаки и осваивали занятую территорию, в том числе обустраивали границу, а уже потом туда приходили крестьяне, регулярная армия и т.д.
      Относительно вывода в 16-17 вв. гражданского населения (особенно это касалось крестьян) применялась процедура "похолопливания", то есть эти люди по своему правовому статусу 
      принудительно становились холопами, причем этот статус они сохраняли вплоть до смерти их хозяина, по сути, именно такое правовое состояние человека и этот слой населения в дальнейшем легли в основу классического крепостного права!
       

    • Терентьев В.О. 2-я стрелковая дивизия РККА при штурме Бреста 1-2 августа 1920 г. // Военная история России XIX–XX веков. Материалы XIII Международной военно-исторической конференции. СПб.: СПбГУ ПТД , 2020. С. 485-501.
      Автор: Военкомуезд
      Вячеслав Олегович ТЕРЕНТЬЕВ
      кандидат исторических наук, доцент кафедры ОИ ПС, Государственный университет морского и речного флота им. адмирала С. О . Макарова (Санкт-Петербург, Россия)

      2‑Я СТРЕЛКОВАЯ ДИВИЗИЯ РККА ПРИ ШТУРМЕ БРЕСТА 1–2 АВГУСТА 1920 г.

      Штурм Бреста Красной армией 1 августа 1920 г. — одно из ключевых событий советско-польской войны, незаслуженно забытых в настоящее время. Ю. Пилсудский рассматривал Брест-Литовск как опорный пункт будущего контрудара против армий Тухачевского. Взятие Бреста и разгром польской Полесской группы, практически равной по численности силам Красной Армии, позволили советским войскам Западного фронта сорвать планы польского командования, форсировать Буг и развивать наступление на Варшаву. Успех под Брестом вскоре затмило стратегическое поражение Красной армии и ее отход до Минска и Киева. Польское командование возлагало на Брестскую крепость большие надежды. Тем не менее, уверенные и грамотные действия советского командования, а также упорство и доблесть красноармейцев привели к быстрому овладению сильнейшей крепостью. В представленной статье впервые в отечественной историографии приводится комплексный анализ этих событий, имеющих важное военно-историческое значение и представляющих интересный образец военного искусства РККА, на основании массива как российских, так и польских источников.

      Ключевые слова: советско-польская война, 1920, Брест, 2‑я стрелковая дивизия, РККА , Советская Россия, Польша, Брестская крепость, фортификация, штурм, Судаков.

      Штурм Бреста Красной армией 1 августа 1920 г. — одно из ключевых событий советско-польской войны, незаслуженно забытых в настоящее время. Польское командование рассматривало Брест-Литовск как опорный пункт будущего контрудара против армий Западного фронта Советской России. Ведущую роль во взятии крупнейшей польской крепости сыграла 2‑я стрелковая дивизия, костяком которой являлся Петроградский пролетариат.

      2‑я стрелковая дивизия (СД) — одно из сложившихся в ходе Гражданской войны кадровых соединений Красной Армии, закаленная в боях с Юденичем и эстонскими войсками [1]. К лету 1920 г. 2‑я СД численно-/485/-

      1. Терентьев В. О., Терентьева Е. А. 2‑й Петроградский стрелковый полк Особого назначения в боях за Гатчину в октябре 1919 г. // Вестник гуманитарного факультета СПБГУТ им. проф. М.А. Бонч-Бруевича. 2018 г. № 10. СПб.: СПбГУТ, 2018. С. 320–326; Терентьев В. О. 17‑й стрелковый полк в Ямбургской и Нарвских операциях 1919 г. //

      -стью 3780 штыков, была переброшена на Западный фронт М. Тухачевского [2]. Дивизия была достаточно высоко политизирована — в ее составе было 2816 коммунистов, большинство из которых — рабочие Петрограда, бойцы ЧОН [3]. Дивизия была направлена в 16‑ю армию в район Бобруйска, где получила пополнение из белорусов. К началу июльского наступления РККА 2‑я СД насчитывала уже 5,5 тыс. штыков и 36 ору-/486/

      Россия и мир в новое и новейшее время — из прошлого в будущее. В 4‑х т. Т . 2. СПб.: СПбГУ ПТД , 2019. С. 244–249.
      2. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. Пр. 12. Гл. IV.
      3. Терентьев В. О. 1‑й Василеостровский рабочий резервный полк и формирование 2‑го Петроградского полка особого назначения в 1918–1919 гг. // Военная история России XIX–XX веков. СПб.: СПбГУ ПТД, 2018. С. 455–465; Суслов П. В. Политическое обеспечение Советско-польской кампании 1920 года. М.‑Л .: Госиздательство, 1930. С. 77–78.

      дий. Общая численность соединения возросла с 9 до 15,5 тыс. едоков. С 1 июля 1920 г. 2‑я СД под командованием будущего чекиста и организатора Польской Красной армии Р. В. Лонгва участвовала в освобождении Белоруссии от польских войск. На протяжении Июльской операции противником 2‑й СД выступала 14‑я Великопольская пехотная дивизия (ПД) генерала Д. Конажевского силами в 5,8 тыс. штыков, 600 сабель, 52 орудия [4]. Поляки значительно превышали советские войска и по количеству пулеметов. С 1 июля 2‑я СД вела боевые действия на Бобруйском направлении. 10 июля освободила Бобруйск, 12 — Осиповичи, 15 — Слуцк, а 23 июля после прорыва линии бывших германских укреплений под Барановичами — Слоним она была выведена в резерв 16‑й армии.



      Ил. 1. Карта-схема боев в северном секторе Брестской крепости

      Сражение за Брест началось на дальних подступах за несколько дней до непосредственного штурма крепости. Ю. Пилсудский, под влиянием главы французской военной миссии в Польше генерала Анри после июльского поражения, рассматривал Брест-Литовск как опорный пункт будущего контрудара против армий Тухачевского [5]. Он принял решение задержать здесь наступление советских войск и дать решающее сражение. Его план предусматривал усиление Полесской группы (командир генерал В. Сикорский) в районе Бреста за счёт войск из Галиции, и нанесение этими силами удара на север, в левое крыло стремящихся к Висле войск советского Западного фронта. Полесская группа, несмотря на отход от Мозыря, расценивалась Пилсудским как значительная по количеству войск, сохранившая боеспособность и способная удержать РККА под Брестом [6]. Новый начальник польского генштаба Розвадовский приказал войскам Полесской группы занять оборону по линии Каменец-Литовский — Кобрин.

      Оценка сил и средств противников на Брестском направлении до сих пор в историографии отсутствуют. Нередко историки просто сопоставляют количество соединений или опираются на оценки Тухачевского и Пилсудского. Однако сравнение количества польских и советских дивизий в оценке польско-советской войны 1920 г. некорректно, т. к. после проведенной реформы польские дивизии были более компактными, маневренными и лучше вооруженными, чем советские, продолжавшие традиции РИА. По своему составу польские дивизии насчитывали две пехотные и одну артиллерийскую бригады (четыре пехотных, кавале-/487/

      4. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. Пр. 1. Гл. VIII.
      5. Операции на Висле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р. Будкевича. М.: ГВИ, 1931. С. 44, 90, 111–113.
      6. Пилсудский Ю. 1920 год // Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991. С. 180.

      рийский, запасной, один-два артиллерийских полка, саперный батальон и части связи), а советские — три бригады по три полка с четырьмя артдивизионами и множеством вспомогательных частей. При этом по штату советская дивизия должна была насчитывать до 58 тыс. едоков [7]. Однако необходимо учитывать и реальное состояние войск. Польские части, отошедшие с боями в Брест, получили здесь пополнение из резервных и запасных частей, а также значительное число добровольцев [8]. Советские войска были перегружены отставшими небоевыми подразделениями и обескровлены в предыдущих боях. Так во 2‑й СД на 4,5 тыс. штыков было 12 тыс. едоков [9]. Командующий Западным фронтом М. Тухачевский оценивает советские силы 16‑й армии и Мозырской группы (6 дивизий и сводный отряд) в 15 тыс. штыков и сабель, а противостоящие польские (5 дивизий, 3 бригады, 5 батальонов и 1 отряд) — в 17,8 тыс. [10] В свою очередь польский главком Ю. Пилсудский пытается эти данные опровергнуть, говоря о превышении сил РККА [11]. В целом для соотношения сил 16‑й советской и польской Полесской группы это, скорее всего, верно [12].

      Однако красноармейская разведка, на данные которой опирались Тухачевский и Какурин, не учитывает значительное количество запасных и резервных частей на польской территории. Тем не менее, сам Пилсудский и полковые истории, основанные на документах и написанные по горячим следам, говорят о получении польскими боевыми частями значительного пополнения в Бресте. С учетом указанных фактов и на основе общего сопоставления сил с определенной уверенностью можно говорить, что к началу боев за Брест советские бригады (3 полка) по своей боевой мощи соответствовали польским полкам, усиленным артиллерией, а советские полки — польским батальонам. Под Брестом с учетом подошедших позже сил Мозырской группы в советской штурмовой группе, не объединенной общим командованием, в составе 2‑й, 10‑й, 57‑й СД было 9 бригад численностью 12 тыс. штыков и сабель, 83 орудия, а в польской Полесской группе — 10 пехотных полков (32‑й, 63‑й, 64‑й, 66‑й, 22‑й, 15‑й пехотные, /488/

      7. Калюжный Р. Г. Красная армия 1918–1934: структура и организация. М.: Фонд «Русские витязи», 2019. С. 381–383.
      8. Пилсудский Ю. 1920 год // Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991. С. 182.
      9. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. Пр. 19. Гл. VIII.
      10. Тухачевский М. Поход за Вислу // Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991. С. 54.
      11. Пилсудский Ю. 1920 год // Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991. С. 90.
      12. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. Пр. 19. Гл. VIII.

      1‑й, 2‑й, 3‑й, 4‑й горнострелковые (Подгальских стрелков)), 4 уланских полка (2‑й, 4‑й, 15‑й, 19‑й), подразделения 1‑го, 9‑го, 11‑го артполков, 5 этапных батальонов, 3 бронепоезда, общей численностью 15 тыс. штыков и сабель, 130 орудий, что не только подтверждает равенство сил, но и говорит о превышении численности польских войск [13].

      Польская Полесская группа расположилась от оз. Ореховое (юго-западнее Малориты) до Воробьина (22 км. северо-западнее Бреста). Для своего размещения войска использовали старые русские укрепления и немецкие траншеи времён Первой мировой войны. В целом линия обороны протянулась на 75 км [14]. Оборона была подготовлена заблаговременно и тщательно продумана. Непосредственно крепость с фортами и полевыми позициями занимала группа подполковника Я. Слупского, основой которой был усиленный артиллерией и бронепоездами 32‑й пехотный полк (1,5 тыс. чел., 20 ор.)15. Ему была придана 4‑я этапная (маршевая) бригада (2,5 тыс. чел., 20 ор.), три батальона которой разместились в фортах, а два — в цитадели. К северу от крепости 2‑й советской СД (три бригады) противостояла 16‑я польская ПД (три полка — 3,5 тыс. чел., 32 ор.). 10‑й советской СД (три бригады) — бригада Горской дивизии (два полка — 2,0 тыс. чел., 20 ор.). Еще один (1 тыс. чел., 4 ор.) был выделен в резерв Полесской группы и размещен в форте «Граф Берг». Запоздавшей к штурму 57‑й советской СД (две бригады) противостояла 17‑я пехотная бригада 9‑й ПД в составе трех полков (3 тыс. чел., 28 ор.) [16].

      24 июля войска левого крыла 16‑й армии вышли на подступы к Пружанам и Березе, но были задержаны упорными трехдневными боями с отошедшей сюда от Бобруйска 14‑й Великопольской дивизией полковника Д. Конажевского [17]. В подробном исследовании А. Грицкевича под редакцией А. Тараса она неверно именуется 1‑й Великопольской, хотя переименование прошло еще 10 декабря 1919 г. Также ошибоч-/489/

      13. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. Пр. 1. Гл. X; Пр. 19. Гл. VIII; С. 441. Encyklopedia wojskowa. T. I. Warszawa: Wydawnictwo Towarzystwa Wiedzy Wojskowej i Wojskowego Instytutu NaukowoWydawniczego, 1931. S. 454–455.
      14. Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 268.
      15 Horasymow S. Zarys historii wojennej 32‑go Pułku Piechoty. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1928. S. 20.
      16. Odziemkowski J. Leksykon wojny polsko-rosyjskiej 1919–1920. Warszawa: «Rytm», 2004. S. 62–63; Encyklopedia wojskowa. T. I. Warszawa: Wydawnictwo Towarzystwa Wiedzy Wojskowej i Wojskowego Instytutu Naukowo-Wydawniczego, 1931. S. 454–455.
      17. Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002. С. 455–456.

      но упоминается 21‑я горнострелковая дивизия. В период отступления и боев под Брестом она именовалась Горской дивизией, а не 21‑й, какой она стала лишь 10 августа [18]. На протяжении трех дней 8‑я и 10‑я СД РККА безуспешно пытались прорвать оборону противника на участке Пружаны — Береза. Объединив под своим командованием отступающие и выходящие из окружений войска, в т. ч. 37‑й пехотный и 4‑й уланский полки, Конажевский подготовил по реке Ясельда крепкий рубеж. В это время под Свислочью группа генерала В. Юнга была разбита и отступала под натиском правого крыла 16‑й армии. Между группами Юнга и Конажевского, к северу от Пружан, образовался разрыв, куда были введены 2‑я и 17‑я СД РККА [19]. 27 июля совместными усилиями 8‑й СД с фронта и 2‑й СД с тыла Пружаны были освобождены. Одновременно 10‑я СД овладела Березой. Группа Конажевского попала в окружение. Вечером 27 июля польское главное командование прислало генералу Сикорскому в Кобрин приказ об отходе его группы в район Бреста и удержании там большого плацдарма на восточном берегу Западного Буга как основы для будущей наступательной операции [20]. С утра 28 июля левое крыло 16‑й армии в составе 8‑й и 10‑й СД, преследуя разбитые части 14‑й ПД, стало быстро продвигаться к Кобрину. Навстречу советским войскам поляки бросили 31‑ю пехотную бригаду из Полесской группы. 32‑я бригада срочно была снята из‑под Дрогичина и направлена в Кобрин, а 32‑й пехотный полк — в Брест, где приступил к организации обороны. Горская дивизия Полесской группы также направилась к Кобрину, но на марше развернута в Брест. 28–29 июля разбитые 14‑я и 16‑я ПД поляков прикрываясь сильными арьергардами и двумя бронепоездами отступали к Бресту. Попытка удержаться под Кобриным полякам не удалась. Утром 29 июля к Бресту двинулись главные силы Полесской группы. Попавшая в полуокружение 14‑я польская ПД прорвала у с. Лышицы слабый заслон в виде 24‑й бригады 8‑й СД, попытавшейся преградить ей дорогу, и через Брест вышла к северу от крепости и заняла позиции по левому берегу Буга. За ней отходила и 16‑я ПД. 29 июля в связи с успешным продвижением 16‑й армии к Б угу, 2‑я СД РККА после зачистки Пружанского уезда, была выведена в армейский резерв севернее Бреста, в район Видомль — Богдюки.

      Генерал Сикорский со штабом Полесской группы прибыл в Брестскую крепость в ночь с 28 на 29 июля. К полудню 30 июля войска По-/490/

      18. Грицкевич А . П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Б елоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 267.
      19. Odziemkowski J. Leksykon wojny polsko-rosyjskiej 1919–1920. Warszawa: «Rytm», 2004. S. 61.
      20. Odziemkowski: Leksykon bitew polskich 1914–1920. Pruszków: «Ajaks», 1998. S. 30.

      лесской группы достигли указанных им позиций [21]. 16‑я ПД задержалась для организации обороны на р. Лесна, но 31 июля была еще раз разбита и отошла за Буг. Бригада 9‑й ПД сражалась с Мозырской группой РККА юго-восточнее Бреста. Несколько малочисленных кавалерийских полков являлись мобильным резервом польских соединений. Горская дивизия и группа Слупского заняли боевые позиции в крепости. 30 июля Пилсудский запросил командующего Полесской группой генерала Сикорского — сколько времени может держаться Брест. Последний гарантировал ему 10‑дневный срок [22].

      По первоначальному замыслу Варшавской операции 16‑й армии предписывалось форсировать Буг севернее Бреста и наступать на Варшаву, а Мозырской группе взять Брест. Ввиду запоздания Мозырской группы, избегая оставлять сильный укрепленный район, насыщенный войсками противника в тылу, командующий Западным фронтом приказал 16‑й армии овладеть крепостью [23]. Выполнение задачи было возложено на левофланговую дивизию 16‑й армии (10‑я СД) и дивизию армейского резерва (2‑я СД). 30 июля к расположению польских войск приблизились две советские дивизии: с востока — 10‑я, с северо-востока — 2‑я. Ещё севернее, на Немиров, наступала 8‑я СД, получившая задачу переправиться через Западный Буг и захватить район Бяла-Подляска. Чуть позже с юго-востока подошла дивизия Мозырской группы — 57‑я.

      Численный состав 2‑й дивизии РККА на 1 августа составлял — 12 тыс. человек списочного состава, 4500 штыков, 99 пулеметов, 32 орудия. Ей предстояло одновременно с достижением крепостных укреплений, выйти на реку Западный Буг севернее крепости [24].

      К концу дня 30 июля соединения 16‑й армии достигли реки на участке от Немирова до Брест-Литовска. К 1.00 передовая 6‑я бригада 2‑й СД под командованием комбрига А. Г. Кимундуриса с боем заняла деревни Демянчицы и Коростичи (25 км. севернее Бреста) и начала переправу на западный берег реки Лесна. Ночным маршем бригада преодолела 12 верст и утром 31 июля атаковала Большие и Малые Мотыкалы, где держал оборону 58‑й польский пехотный полк. Ему помогал 64‑й поль-/491/

      21. Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 267–268.
      22. Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002. С. 455–456; Пилсудский Ю. 1920 год // Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991. С. 182.
      23. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. С. 310; Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002. С. 455–456.
      24. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. С. 310, Пр. 19. Гл. VIII.

      ский полк при поддержке бронепоезда «Danuta». К полудню 31 июля красноармейцы выбили поляков из Мотыкал25. Без передышки части 6‑й бригады наступали на Б рест. 30–31 июля артиллерия 16‑й армии вела мощный обстрел крепости. К исходу дня 31 июля 2‑я СД в ожесточенном бою отбросила 16‑ю ПД поляков на западный берег Буга северо-западнее Бреста и очистила левобережье от панских войск [26].

      В штурме Бреста выдающуюся роль сыграл 18‑й стрелковый полк красного командира Федора Судакова27. Еще 31 июля, после боя у Мотыкал, он первый в ожесточенном бою форсировал реку Лесна, разбил 64‑й и идущий к нему на помощь 66‑й польские полки и овладел деревней Клейники. Вслед за ним, у Шумаков, сумел переправиться 17‑й полк, но был контратакован подразделениями 14‑й польской дивизии из Колодно и отошел на северный берег, оставив красноармейцев Судакова сражаться в окружении превосходящих сил врага у Клейников. В ходе боя был ранен командир 17‑го полка РККА. Разведчики 5‑й бригады наткнулись на разъезды 4‑го уланского полка под Пратулином и Колодно. В 23.30 во время дождя 17‑й полк под командованием М. И. Докуки атаковал Шумаки и овладел деревней, захватив много пленных [28]. Поляки вновь контратаковали 17‑й полк. В ночь на 1 августа, после введения в бой 16‑го стрелкового полка, 6‑я бригада РККА пошла на штурм польских позиций в деревне Шумаки. Опорный пункт, пять раз переходил из рук в руки, но, несмотря на поддержку двух польских бронепоездов, к утру 1 августа остался за К расной армией. 66‑й полк, понесший большие потери, отошел за Б уг у с. Непле [29]. В 8.30 17‑й полк выбил поляков из д. Костичи [30]. Поляки по позициям 6‑й бригады в Шумаках и Клейниках открыли мощный артиллерийский огонь из фортов Козловичи (№ 1) и Дубровка (№ 8). Опираясь на 63‑й полк, заблаговременно занявший оборону, /492/

      25. Российская Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Памятка 3‑х летнего существования 17‑го Стрелкового полка 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. 8 сентября 1918 года — 8 сентября 1921 года. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921. С. 21–22; Rogaczewski K. Zarys historii wojennej 64‑go Grudziądskiego Pułku Piechoty. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929.
      26. Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 269.
      27. Терентьев В. О. Генерал Ф. П. Судаков: от студента до командира полка Красной армии (1914–1920 годы) // «Гражданская война. Многовекторный поиск гражданского мира». Новосибирск: НГ ПУ, 2018. С. 182–186.
      28. ЦГАИ ПД СПб. Ф. Р-4000. Оп. 5 (2). Д. 2833.
      29. Jankiewicz W. Zarys historii wojennej 66‑go Kaszubskiego Pułku Piechoty. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. С. 18–19.
      30. Российская Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Памятка 3‑х летнего существования 17‑го Стрелкового полка 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. 8 сентября 1918 года — 8 сентября 1921 года. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921. С. 21–22.

      64‑й и 66‑й польские полки отошли на левый берег Буга. Вскоре на этом направлении в бой вступила 5‑я бригада 2‑й СД.

      По плану штурма 10‑я СД должна была атаковать группу Слупского «в лоб» — с востока на участке Тушеница — р. Мухавец). Задачей подходившей 57‑й СД было удержание польских сил к югу от Мухавца. Основная задача ложилась на резервную 2‑ю СД. Одной передовой бригадой она должна была взять штурмом северный узел крепости, а другой — форсировать Буг северо-западнее и обойти Брест с запада. Еще одна бригада предназначалась для усиления результатов на том или
      другом направлении. Брестскую цитадель окружали два пояса фортов, которые требовалось прорвать для овладения городом. Лишь северный, наиболее сильный, узел, связывал воедино оба пояса. После овладения 1‑м и 8‑м фортами на пути к цитадели лежал только устаревший «Граф Берг» [31]. На них и был направлен основной удар 6‑й бригады 2‑й СД.

      В 12.00 1 августа после артподготовки части 10‑й СД при поддержке броневиков атаковали правобережные форты северо-восточного участка вдоль железнодорожной линии [32]. Основные силы группы Слупского сконцентрировались для отражения удара. В фортах северного узла остался один этапный батальон и артиллерийские подразделения. Первый штурм был отбит.

      В 14.00 с севера от Клейников решительно атаковал 18‑й стрелковый полк 2‑й СД. Красноармейцы Ф. Судакова заставили подразделения 66‑го польского полка отступить. Преследуя противника, они атаковали форт № 1 (Козловичи, по польскому обозначению — «Ржещица»). За ними, на Козловичи выступили 17‑й и 16‑й полки [33]. Брест-Литовский форт № 1 представлял собой серьезное современное укрепление. Он был построен в 1878–1880 гг., усовершенствован в 1909 г., состоял из 10 казематов, 23 орудий, множества дополнительных укреплений (в их числе две батареи, оборонительная казарма, пороховой погреб). Рядом находился подорванный при отступлении русской армии в 1915 г., но сохранивший высокую боеспособность, форт «А» (построен в 1912–1915 гг.). Форт № 1 оборонялся 2‑м Познанским этапным (маршевым) батальоном [34]. 18‑й стрелковый полк под руководством Федора Судакова /493/

      31. Форт V и другие форты Брестской крепости. Брест: Полиграфика, 2009.
      32. Migdał L. Zarys historii wojennej 2‑go pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: «Polska Zjednoczona», 1929. С. 21–22.
      33. Историческая памятка боевых действий 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921; Кимундрис А. Т. И з боевой жизни 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии РККА // Сборник воспоминаний к 4‑й годовщине РККА . М.: ВВР С, 1922. С. 66–68.
      34. Бешанов В. В. Брестская крепость. Правда о «бессмертном гарнизоне». М.: Яуза: Эксмо, 2012. С. 121.

      стремительной атакой, невзирая на ураганный огонь противника, ворвался и захватил форт № 1, отбросив поляков к цитадели [35]. Успех 6‑й бригады был развит 4‑й бригадой. Она была введена в бой в направлении форта Дубровка (№ 8). Однако здесь оборонялся усиленный батальон 32‑го пехотного полка при поддержке артбатареи и бронепоезда [36]. 4‑я бригада натолкнулась на упорное сопротивление, попала под огонь двух фортов, и завязла в перестрелке на ближних подступах к укреплению.



      Ил. 2. Фотография начдива 2‑й СД Р. Лонгва

      Как только этапный батальон бежал к цитадели, на 1‑й и 8‑й форты, из форта «Граф Берг» были брошены в контратаку батальоны Подгальских стрелков Горской дивизии при поддержке артполка [37]. Два батальона безуспешно пытались выбить красноармейцев из форта № 1. Но 4‑я советская бригада к вечеру 1 августа оставила форт и под натиском превосходящих сил противника отошла к реке Лесна. 17‑й и 18‑й полки 6‑й бригады вновь оказались в окружении. Они занял круговую оборону в форте № 1, и отбили несколько атак 1‑го полка Подгальских стрелков. К месту боя прибыл начдив Р. Лонгва (за что позже был награжден орденом Красного Знамени). Поляки сконцентрировали у Козловичей значительные силы из горских, пехотных и маршевых подразделений, подтянули бронепоезд и несколько батарей прямой наводки. Они перерезали связь полков с дивизией и атаковали форт. Под руководством начдива Лонгвы и комполка Судакова героический 18‑й полк отбил три атаки, понеся при этом потери более 200 человек [38]. Федор Павлович сам был ранен, но не покинул позиции. В 15.00 части 10‑й СД вновь атаковали город с востока. Они вели ожесточенные бои с 32‑м пехотным и 2‑м полком Подгальских стрелков за форт № 10. Сначала благодаря успехам 2‑й СД советские войска вы-/494/

      35. Encyklopedia wojskowa. T. I. Warszawa: Wydawnictwo Towarzystwa Wiedzy Wojskowej i Wojskowego Instytutu Naukowo-Wydawniczego, 1931. S. 454–455.
      36. Horasymow S. Zarys historii wojennej 32‑go Pułku Piechoty. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1928. S. 20.
      37. Bober R. Zarys historii wojennej 1‑go Pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. S. 22.
      38. Историческая памятка боевых действий 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921; Кимундрис А . Т . И з боевой жизни 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии РККА // Сборник воспоминаний к 4‑й годовщине РККА . М.: ВВР С, 1922. С. 66–68.

      били поляков из форта, но в ходе ожесточенной контратаки Подгальские стрелки вновь вернули укрепление [39]. Завязались бои за форты № 3 и № 9. Во второй половине дня части 2‑й и 10‑й СД прорвали полевые укрепления 32‑го польского полка, обошли форт № 2 и ворвались в город [40]. 32‑й польский полк не выдержал огня советских войск, оставил укрепления и бежал в цитадель. В районе Граевских предместий завязались тяжелые бои. К 19.00 Подгальские стрелки отбили Граевские казармы и форт № 2 [41]. С наступлением сумерек 4‑я советская бригада вновь пошла на штурм форта № 8. 12‑й красноармейский полк окружил сам форт, а 13‑й полк обошел его от Лысой горы, выйдя к аэродрому. Перебросив часть сил 1‑го полка Подгальских стрелков от Козловичей в район Адамкова хутора, поляки контратаковали и окружили 13‑й полк. На него же переключился и вражеский бронепоезд. Однако оказать действенную помощь 8‑му форту поляки уже не могли, поскольку сами оказались под огнем 6‑й красноармейской бригады с форта № 1. Около 22.00 12‑й стрелковый полк занял оставленный поляками 8‑й форт. В 22.00 командующий Полесской группы генерал Сикорский отдал приказ об отходе польских войск на левый берег Буга. Таким образом в течение 1 августа 2‑я и 10‑я СД совместными усилиями в тяжелых боях овладели правобережными фортами крепости. Бытующие в ряде популярных изданий сведения, о занятии фортов Брестской крепости советскими войсками без боя не соответствует действительности [42]. Так же победные реляции об успехах двух польских батальонов, которым удалось выбить красноармейцев не только из захваченных фортов, но и из города не находят отражения в источниках и не соответствуют последующим событиям, поскольку здесь же указывается, что Подгальские стрелки пробивались в цитадель /495/

      39. Migdał L. Zarys historii wojennej 2‑go pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. С. 21–22.
      40. Szlakiem oręża polskiego; vademecum miejsc walk i budowli obronnych. T. 2. Poza granicami współczesnej Polski. Warszawa: «Gamb», 2005. S. 68.
      41. Bober R. Zarys historii wojennej 1‑go Pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. S. 23.
      42. Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 269.

      через город, занятый «красными» [43]. К исходу дня оба форта, и № 1, и № 8, крепко удерживались частями 2‑й СД [44]. Причиной паники и отхода поляков, а также приказа Сикорского, послужили успешные действия Красной армии и крах северного участка обороны крепости. Отступающие польские солдаты этапных батальонов и 32‑го полка, а также появившиеся
      в центре города красноармейцы, вызвали панику среди тыловых служб и обозников, которые устремились к мостам на Западном Буге [45].



      Ил. 3. Фотография командующего Полесской группой генерала Сикорского

      Польские историки, а по их стопам и ряд современных популяризаторов заявляют, что стрелкам Горской дивизии пришлось штыками пробиваться через город, уже занятый советскими войсками [46]. Это несколько преувеличенное утверждение, поскольку к моменту приказа на отход, советские войска еще не вышли к мостам, а Подгальские полки вели бой в окрестностях цитадели. С усилиями пробиваться к мостам им пришлось через толпы своих обозов, паникеров и тыловиков, а в боевом прорыве через город участвовал лишь один батальон из 2‑го Подгальского полка.

      Многие исследователи считают, что крепость была покинута поляками в ночь с 1 на 2 августа [47]. В действительности не менее жаркие бои РККА с Полесской группой продолжались 2 августа не только в цитадели, но и в ближайших окрестностях. Пилсудский считал необходимым нанести контрудар по Бресту силами 17‑й бригады и 4‑го Подгальского полка. Для этого предполагалась оборона цитадели до 4 августа. Оборона цитадели рассматривалась как важнейшее событие сражения на Буге. В отчаянии командующий Юго-восточным польским фронтом генерал Рыдз-Смиглы требовал удержания цитадели «не считаясь с потерями, хотя бы в конце-концов весь ее гарнизон был потерян» [48]. /496/

      43. Migdał L. Zarys historii wojennej 2‑go pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: «Polska Zjednoczona», 1929. С. 21–22; Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 8,269.
      44. Историческая памятка боевых действий 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921; Кимундрис А. Т. Из боевой жизни 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии РККА // Сборник воспоминаний к 4‑й годовщине РККА. М.: ВВРС, 1922. С. 66–68.
      45. Migdał L. Zarys historii wojennej 2‑go pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: «Polska Zjednoczona», 1929. С. 21–22.
      46. Odziemkowski J. Leksykon wojny polsko-rosyjskiej 1919–1920. Warszawa: «Rytm», 2004. S. 63; Грицкевич А . П. З ападный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 269.
      47. Odziemkowski J. Leksykon wojny polsko-rosyjskiej 1919–1920. Warszawa: «Rytm», 2004. S. 63; Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 269.
      48. Операции на Висле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р . Будкевича. М.: ГВИ, 1931. С. 94–95, 118–120.

      Не давая передышки полякам, в ночь на 2 августа 2‑я и 10‑я СД приступили к подготовке и штурму цитадели. 17‑й стрелковый полк 2‑й СД ночью атаковал автомобильный мост и к утру 2 августа занял оборону по восточному берегу Буга [49]. Рано утром 2 августа 18‑й стрелковый полк РККА пошел на штурм форта «Граф Берг», занятый гарнизоном Подгальских стрелков. Форт «Граф Берг» был построен в 1869–1872 гг., перестроен в 1911–1914 гг., состоял из складов и казарм. Он находился в непосредственной близости от Северного укрепления Брестской крепости и защищал северные подходы к железнодорожной линии. В ходе боя поляки не удержали центральный форт Бреста и бежали в цитадель. За ними устремилась вся 6‑я советская бригада. Полк Ф. Судакова первый ворвался на плечах отступающих поляков в Северное укрепление Брестской крепости. К полудню цитадель была захвачена советскими войсками [50]. План польского командования по удержанию цитадели, как опорного пункта для контрнаступления, окончательно провалился.

      В это время другие дивизии 16‑й армии приступили к форсированию Буга у Немирова и северо-западнее Бреста. В 9.00 2 августа 17‑й полк 2‑й СД вел ожесточенный бой у железнодорожного моста с подразделениями 64‑го полка (на западном берегу) и прорывающимися из крепости частями при поддержке бронепоезда «Geneгał Listowski». К 11 часам рота красноармейцев захватила предмостное укрепление на восточном берегу Буга и заняла плацдарм на западном. До 14 часов шел ожесточенный бой за железнодорожный мост. Советской артиллерией был подбит паровоз польского бронепоезда. Экипаж бежал, подбитый бронепоезд был захвачен Красной Армией [51]. Одновременно 4‑я бригада завершала бой за железнодорожный узел. Здесь держал оборону смешанный польский отряд из артиллеристов и пехотинцев. После короткого боя красноармейцы заняли вокзал, станцию и вышли к цитадели. К 22.00 последние польские войска оставили цитадель и стали отходить на запад. Навстречу им ударили 64‑й пехотный полк и бригада Горской дивизии при поддержке бронепоезда «Danuta» [52]. 17‑й стрелковый полк /497/

      49. Российская Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Памятка 3‑х летнего существования 17‑го Стрелкового полка 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. 8 сентября 1918 года — 8 сентября 1921 года. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921. С. 23.
      50. Операции на В исле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р. Будкевича. М.: ГВИ, 1931. С. 95.
      51. ЦГАИ ПД СПб. Ф. Р -4000. Оп. 5 (2). Д. 2833; Российская Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Памятка 3‑х летнего существования 17‑го Стрелкового полка 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. 8 сентября 1918 года — 8 сентября 1921 года. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921. С. 23.
      52. Rogaczewski K. Zarys historii wojennej 64‑go Grudziądskiego Pułku Piechoty. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. С. 23–24.

      РККА вел тяжелый бой за железнодорожную переправу с Подгальской бригадой. К полуночи он был вынужден отойти на восточный берег, но упорные попытки поляков прорваться через железнодорожный мост были отбиты [53]. 2 августа части 2‑й и 10‑й дивизий полностью очистили Брест-Литовск от поляков и заняли позиции по правому берегу реки Западный Буг. Отходящим с южного участка обороны крепости 3‑му и 4‑му Подгальским полкам пришлось форсировать Буг южнее
      крепости [54]. В ходе боев 2‑я СД захватила многочисленные трофеи, в т. ч. польский бронепоезд № 21 «Generał Listowski» [55]. Комбриг Кимундурис был награжден орденом Красного Знамени.

      В это же время соединения 16‑й армии вели упорную борьбу с противником на рубеже Зап. Буга. К 1 августа за Буг отошли сильно потрепанные и поредевшие части отступивших польских дивизий, которые здесь оперлись на новые формирования из добровольцев и запасных частей. Первые попытки переправы через Буг окончились неудачей. Советские войска успешно захватили плацдармы, но, вскоре, под натиском восстановленных сил противника вынуждены были их оставить. 2‑я СД после взятия Бреста вновь была выведена в армейский резерв. /498/



      Ил. 4. Захваченный Красной армией польский бронепоезд № 21

      53. Bober R. Zarys historii wojennej 1‑go Pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. S. 23.
      54. Dąbrowski O. Zarys historii wojennej 3‑go Pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. С. 14–15.
      55. Бешанов В. В. Брестская крепость. Правда о «бессмертном гарнизоне». М.: Яуза: Эксмо, 2012. С. 121.

      Однако, после того как 3 августа противник отбросил на правый берег Буга части 17‑й дивизии РККА 2‑я СД была направлена к плацдарму 8‑й СД. Но последняя плацдарм также не удержала. 2‑я СД успешно содействовала ей в переправе обратно на правый берег [56]. Одновременно 6‑я бригада 2‑й СД вела бои за удержание переправ через Буг в районе Бреста. 4 августа, когда соединения 16‑й армии с боями отходили с плацдармов, части 2‑й и 10‑й СД отбросили польские войска Подгальской бригады, 64‑го пехотного полка и 19‑го уланского полка на западный берег Буга и овладели Тираспольскими укреплениями Брестской крепости [57]. В ожесточенных боях дальнейшее продвижение советских частей было остановлено поляками [58]. В этих боях краском Федор Судаков был вторично ранен и направлен в Брестский госпиталь. Он показал себя бесстрашным бойцом и решительным командиром. Впоследствии, став генералом РККА , ему вновь пришлось сражаться на белорусской земле, защищая ее от гитлеровских захватчиков [59]. Одновременно был ранен и начдив, позже переведенный командовать создаваемой Польской Красной Армией. 5–6 августа, в связи с угрозой прорыва поляков, 6‑я бригада РККА заняла оборону в крепости и готовилась к отражению штурма. Отдельными частями и даже подразделениями 2‑я СД оказывала помощь соседним соединениям РККА . До 7 августа шла Битва над Бугом. Вскоре, собравшись с силами советские войска отбросили польские войска за Буг, и продолжили наступление на Варшаву [60].

      Красная Армия, применив сосредоточение сил на узловом участке обороны с отвлечением значительных сил врага на второстепенных направлениях, смогла разгромить превосходящие силы Полесской группы врага, взять опорную крепость, и, в итоге, форсировать Буг. Падение /499/

      56. Какурин Н. Е. Случайность в боях Гражданской войны. // Гражданская война 1918–1921 гг. В 3‑х т. Т. 1. Боевая жизнь. М.: Военный вестник, 1928. С. 302–311.
      57. Операции на Висле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р. Будкевича. М.: ГВИ , 1931. С. 97.
      58. Bober R. Zarys historii wojennej 1‑go Pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. S. 24.
      59. Терентьев В. О. Боевые действия 66‑го стрелкового корпуса РККА под командованием генерал-майора Ф. П. Судакова на Речицком направлении летом 1941 г. // Рэчыцкi край: да 150‑годдзя з дня нараджэння Мiтрафана Доунара-Запольскага. / Нац. акад. навук Беларусi, Iн-т гiсторыi, Гомел. дзярж. ун-т iм. Ф. Скарыны. Минск: Беларуская навука, 2019. С. 358–369. Терентьев В. О. Тыл Центрального фронта под руководством генерал-майора Ф. П. Судакова (август 1941 г.) // Актуальные проблемы гуманитарных и социально-экономических наук. Ч. 1. Актуальные проблемы новейшей истории и историографии. М.: «Перо»; Вольск: ВВИ МО, 2019. С. 122–127.
      60. Операции на Висле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р. Будкевича. М.: ГВИ , 1931. С. 145; Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002. С. 460–461.

      Бреста имело серьезные последствия: срыв план контрманевра Пилсудского и дальнейший отход польских войск на У краине за Буг [61]. Утрата Бреста вызвала шок в штабе 3‑й польской армии в Ковеле, где в это время находился сам Пилсудский. Попытка удержания цитадели и последующие контрудары на Брест свежими силами были парированы 2‑й СД. Красная Армия, преследуя разбитые польские войска, дошла до Варшавы, но в ходе нового мощного контрнаступления группы армий Пилсудского Польша смогла остановить наступление советских войск, нанести им поражение и достигнуть перелома в ходе войны. Контрнаступление, начавшееся через две недели после взятия Бреста советскими войсками, в общих чертах повторяло июльский план Пилсудского, который в свою очередь опирался на успешное германо-австрийское наступление 1915 г. Но главком Каменев и комфронта Тухачевский тогда не до конца оценили угрозу и допустили катастрофу Западного фронта в августе. К поражению РККА привели общая усталость войск, растянутость фронта и коммуникаций, перегруз небоевым составом, громоздкость структуры, отсутствие пополнения, снижение эффективности и качества снабжения, в совокупности с преждевременной эйфорией командования и неоправдавшейся надеждой на поддержку польского пролетариата и крестьянства. Среди причин поражения РККА были и высокие потери, понесенные в ходе штурма Бреста. Так боевые силы, РККА штурмовавшие Брест уменьшились на 25–30 %, а польские, несмотря на большие потери, увеличились за счет великопольских и малопольских добровольцев до 23,5 тыс. штыков и сабель [62]. Большую роль сыграл также переход Красной Армии с комплементарный белорусской этнической территории на антироссийскую польскую. Тактический успех под Брестом вскоре затмило стратегическое поражение Красной армии и ее отход до Минска и К иева. По результатам войны к Польше отошли обширные территории западной Белоруссии и Украины, что на 20 лет разделило белорусский и украинский народы на две части — польскую и советскую. /500/

      Список литературы
      Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010.
      Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002.
      Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. /500/

      61. Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002. С. 455–456.
      62. Какурин Н. Е. Г ражданская война в Р оссии: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. С. 313.

      Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991.
      Операции на Висле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р. Будкевича. М.: ГВИ , 1931.

      Военная история России XIX–XX веков. Материалы XIII Международной военно-исторической конференции / Под. ред. Д. Ю. Алексеева, А. В. Арановича. Санкт-Петербург, 4 декабря 2020 г.: Сб. научных статей. СПб.: СПбГУ ПТД , 2020. С. 485-501.