Чжан Гэда

Онуфриев И.А. "В боях против белокитайцев. Личные воспоминания комдива"

33 сообщения в этой теме

Иван Андреевич Онуфриев (1893-1938), комдив РККА, трижды краснознаменец (1922, 1922, 1930). Участвовал в Первой Мировой войне (дослужился до поручика), Гражданской войне в России, затем командовал 2-й дивизией ОДВА (бои за Лахасусу и Фугдин осенью 1929 г.). 1.08.1937 г. арестован по обвинению в участи в "военно-фашистском заговоре" и расстрелян на полигоне "Коммунарка" (в районе пересечения Калужского шоссе и МКАД). Посмертно реабилитирован в 1957 г.

Во время конфликта на КВЖД он командовал 2-й Приамурской стрелковой дивизией, которая размещалась вдоль границы с Китаем в следующих пунктах:
Управление дивизии - Благовещенск
4-й Волочаевский ордена Красного Знамени стрелковый полк - Хабаровск
5-й Амурский стрелковый полк - Благовещенск
6-й Хабаровский стрелковый полк - Благовещенск
2-й Приамурский артиллерийский полк - Благовещенск

Эта дивизия под командованием И.А. Онуфриева приняла участие в боях 12.10.1929 у Лаха-сусу (4-й Волочаевский и 6-й Хабаровский сп) и 30.10-02.11.1929 у Фугдина (4-й Волочаевский и 5-й Амурский сп). Бой Амурской флотилии флагмана 2-ранга Якова Ивановича Озолина (1893-1938) с 1-й охранной флотилией адмирала Шэнь Хунле (沈鸿烈, 1882-1969) в китайской литературе именуется "битвой у Саньцзянкоу" (т.е. в месте слияния 3 рек - Амура, Сунгари и сунгарийской протоки Тунцзян).

Советская Амурская флотилия состояла преимущественно из речных кораблей постройки первой декады ХХ в. - очень передовых по тому времени кораблей, успешно прошедших модернизацию:

  • 4 монитора («Ленин» — бывший «Шторм», «Красный Восток» — бывший «Ураган», «Свердлов» — бывший «Вьюга», «Сунь Ят-Сен» — бывший «Шквал»)
  • 4 канонерские лодки («Бурят», «Беднота» — бывшая «Вогул», «Красное знамя» — бывшая «Сибиряк», «Пролетарий» — бывшая «Вотяк»)
  • 3 бронекатера («Копьё», «Пика», «Барс»)
  • 1 минный заградитель «Сильный» (бывший вооружённый пароход, переоборудован и переквалифицирован в минный заградитель в 1926 г.)
  • группа тральщиков
  • десантный батальон
  • авиаотряд (14 гидросамолетов МР-1 и плавбаза гидроавиации «Амур»)

Китайцы же с 1920 г. (после печально известного Николаевского инцидента) спешно развивали свои речные силы, но не преуспели в этом - на 1924 г. в Харбине были построена военно-морская школа и штаб-квартира речной группировки. При штабе была сформирована Директория Навигационной полиции (после 1928 г. ее начальником был назначен Шэнь Хунле), которая занималась реформированием Речной оборонительной флотилии Северо-Востока Китая (1-я охранная флотилия) с пунктам базирования в Фугдине и Лаха-сусу.

Корабли вели борьбу с речными хунхузами, повстанцами, контрабандистами. Корабельный состав был очень слаб - самым сильным кораблем была канлодка "Цзянхэн" японской постройки, которую в советских источниках именовали "речным крейсером". По своим ТТХ "Цзянхэн" был вчетверо слабее любого советского монитора и был примерно равен канлодкам. Советское командование оценивало силы противника в 5,5 тыс. человек, 26 пулемётов, 20 орудий и 16 бомбомётов

С лета 1929 г. китайские корабли начали перехватывать советские пароходы на Амуре. Говорят, даже выпустили плавучие мины из Сунгари в Амур. Несмотря на протесты советской стороны силовое давление на СССР продолжалось. Тогда было принято решение уничтожить флотилию, для чего следовало предпринять атаку на Лаха-сусу.

12.10.1929 после успешного налета советских гидропланов на китайские корабли был высажен десант из Приамурских стрелков. В т.ч. шли курсанты полковой школы 6-го Хабаровского полка. Взводом в этой школе командовал мой прадед Алексей Андреевич Гераськин (1901-1961).

В течение примерно 10 часов сопротивление китайцев было сломлено. Лаха-сусу был захвачен.

Но советские солдаты в тот же день ушли обратно - цель была достигнута (основные силы Шэнь Хунле уничтожены при налете).

Впоследствии пришлось повторить операцию - узнав, что у Фугдина собрались остатки 1-й охранной флотилии, Озолин и Онуфриев разработали Фугдинскую операцию. 30.11.1929 начались бои за Фугдин, в которых отряд Шэнь Хунле был добит. Повреждения советских кораблей были незначительны, однако потеряно 3 гидроплана.

Овладев большей частью Фугдина, советское командование раздало запасы продовольствия местному населению и, взяв большое количество пленных, вывело войска на территорию СССР. До весны 1930 г. у китайского берега Сунгари простоял монитор "Ленин", севший на мель в сложных навигационных условиях. Однако в течение зимы китайцы более не делали попыток напасть на советский корабль. 22.12.1929 был подписан Хабаровский протокол. Конфликт был завершен.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

В 1930 г. были опубликованы "Личные воспоминания комдива", составленные Онуфриевым по горячим следам событий. Привожу его публикацию полностью, т.к. она считается основой для всех последующих работ по Сунгарийской наступательной операции.

После публикации текста сделаем разбор его по пунктам, т.к. в тексте много неточностей и откровенной пропаганды. Это примета времени - печатное слово было оружием.

И. ОНУФРИЕВ

В БОЯХ ПРОТИВ БЕЛОКИТАЙЦЕВ

ЛИЧНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ КОМДИВА

Благовещенск при самодержавии был резиденцией генерал-губернаторов и наказных атаманов Амурского казачьего войска. При Советской власти его понизи­ли в разряде, и он превратился в окружной центр Приамурья.

Город расположен при слиянии двух красавиц рек, одна из них — Амур, вто­рая, впадающая в него, — Зея. Обе судоходные, реки часто капризничают, особенно весной. В 1927 году обе разлились, вышли из берегов, затопили город, деревни, поля и луга. Много они причинили вреда. В 1928 и 1929 годах реки, на удивление старожилам, повторили свой набег на город. Много горя и слез пришлось бы хлеб­нуть жителям, если бы не красноармейцы Приамурской дивизии, спасавшие и лю­дей и пожитки. Три наводнения подряд основательно разрушили город.

Мирной жизнью, восстанавливая свое хозяйство после наводнения, жил Бла­говещенск, когда вдруг грянула весть о захвате белокитайцами ДВЖД. Я командовал тогда дивизией...

Поздней ночью, когда город уже спал, разбудил меня телефонный звонок. Вы­зывали к прямому проводу.

Нервно и дробно, точно зубы в лихорадочном ознобе, застучал телеграфный ключ. Из аппарата ползла узкая белая лента. Телеграфист, не торопясь, собирая лен­ту в горсть, прочитал: «У аппарата комвойск Куйбышев. Пригласите к аппарату комдива».

Я подошел к аппарату. Снова заработал телеграфный ключ, снова ползет белая лента: «По полученным сведениям, на Китайско-Восточной железной дороге китайские власти захватили телеграф. Арестовано много руководящих работников управления дороги и линии. Арестованные при налете на консульство закованы в кандалы, си­дят в тюрьме. По всей дороге закрыты профсоюзы. Китайские власти предложили торгпредству и другим хозяйственным представительствам СССР прекратить работу. Они пытаются отстранить от работы управляющего дорогой т. Емшанова и его по­мощника инженера Эйсмонта. Белокитайцы, очевидно, не ограничатся одним захва­том дороги, они попытаются вторгнуться в пределы Дальневосточного края. Диви­зию привести в боевую готовность».

Я ответил: «Дивизия готова хоть сейчас к выступлению».

Рано утром экстренный выпуск газеты «Амурская правда» возвестил городу и районам о надвигающейся опасности. В клубах на предприятиях, в красных уголках, ленпалатках и на открытом воздухе — всюду летучие митинги.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ГОЛОС ПРОЛЕТАРСКОГО ВОЗМУЩЕНИЯ И ПРОТЕСТА

Размеренным шагом, в строю по четыре человека, с песнями прошел по городу первый осовский полк, сформированный исключительно из рабочих Лензатона и завода «Металлист». За ним стройно и четко проследовал второй осовский полк, составленный из учащихся учебных заведений Благовещенска. Им вручается охрана города. Бойцы и командиры любовались стройными колоннами пролетарских ба­тальонов.

13 июля по телеграфу была передана нота народного комиссара по иностран­ным делам нанкинскому и мукденскому правительствам.

Белокитайцы затягивают с ответом и вместе с тем сосредоточивают крупные войсковые соединения на главных направлениях — к станциям Пограничная и Мань­чжурия. Спешно возводят окопы.

Через несколько дней получен ответ, ни в какой степени не удовлетворяю­щий нашим требованиям. Одновременно с этим ответом белокитайцы перебросили через Амур на нашу территорию русских белогвардейцев для подрывной работы. Пограничники легко справились с диверсантами.

Чтобы обезопасить себя от всевозможных случайностей и внезапных нападе­ний, решили отобрать китайские пароходы и моторные катера, свободно гулявшие по Амуру. Эти пароходы раньше принадлежали советскому торговому флоту, а в период интервенции они были уведены в Харбин, где их перекрасили в другой цвет. В течение нескольких дней все плавучие средства белокитайцев были у нас в Лензатоне. Это мероприятие гарантировало нас от массовой переправы через Амур белобандитов, и таким образом угроза Благовещенску со стороны Сахаляна (Хэй-хэ. — Ред.) несколько сгладилась, что дало возможность Приамурскую дивизию перебросить в Приморье.

Вечером 14 июля в Благовещенск прибыл командующий войсками Сибирского военного округа Н.В. Куйбышев. Он ознакомился с состоянием частей Благовещен­ского гарнизона. В день приезда т. Куйбышева в Благовещенск городской Совет со­звал внеочередной пленум. Вечером кино городского сада было переполнено пред­ставителями советской общественности, и пленум превратился в грандиозный ми­тинг. Тов. Куйбышев сделал подробный доклад о международном и внутреннем по­ложении СССР и о положении на Дальнем Востоке:

— Мы всегда голосовали и голосуем за мирную политику. Мы не желаем войны, но когда китайское правительство издевается над интересами Советского Союза, нарушает все договоры и права, глумится над советскими гражданами, то мы вынуждены будем принять меры для ограждения законных прав и безопасно­сти советских границ, — сказал он в заключение.

Последние слова т. Куйбышева были встречены громовым «ура» и бурными аплодисментами. Пленум горсовета вынес резолюцию протеста.

По китайским данным, причиной конфликта была поддержка советскими властями китайских коммунистов. При этом наиболее эффективным средством воздействия на СССР была признана акция на КВЖД.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Следующая глава:

ПЕРЕХОД К ГРАНИЦЕ

Восемь дней прошло со дня нападения белокитайских банд на КВЖД. Советское правительство принимало самые энергичные меры для мирного улаживания кон­фликта.

Пользуясь мирной политикой Советов, белокитайцы стали перебрасывать своп силы к советской границе. Особенно были усилены их гарнизоны в районах станций Пограничная и Маньчжурия. В связи с этим наша 2-я Приамурская Красно­знаменная дивизия расположилась в одном из пограничных районов Приморья

Наши войска расположились лагерем. Жаркие августовские дни. Изнемогая от жары, мы занимались учебой. В выходные дни устраивали субботники. Бойцы и начсостав помогали колхозникам и бедноте убирать урожай.

Район, куда нас предполагали перебросить, более уязвим со стороны белокитайцев. Наших войск там было недостаточно. Пользуясь этим, белокитайские банды, при численном своем превосходстве, прекрасно зная местность, располагая поддерж­кой кулачества, частенько под покровом ночи переходили границу, совершали на­падения на колхозы и после грабежа и насилий перегоняли колхозный скот на ки­тайскую сторону.

Однажды нашему дежурному телефонисту удалось перехватить разговор о под­готовке одного из таких налетов. Удачно включившись в неприятельскую линию, он вдруг услышал, что станцию, где стоял белокитайский батальон, вызвал штаб бригады. Разговор шел между двумя белогвардейцами по-русски:

— По агентурным данным, — информировал штаб, — красные в ближайшие дни предполагают 2-ю Приамурскую дивизию без одного полка перебросить в район станицы Полтавка... Нужно напасть на Приамурскую во время ее перехода к Пол­тавке. Надо полагать, красные изберут кратчайшее направление и будут следовать вдоль границы. Разведывательные части красных генерал приказал пропускать, а затем внезапно напасть на авангард и главные силы красных. Для этой цели при­казано на высотах вдоль дороги укрыто расположить пулеметы и артиллерию. За­дача — полный разгром красных и захват артиллерии...

Получив от телефониста эти сведения, наше командование ускорило переход дивизии в новый район и выиграло во времени целые сутки.

Чтобы не попасть в ловушку, мы заранее заняли походными заставами опасные места, выбросив охранение к самой границе. Постоянная разведка и охранение дали возможность благополучно провести дивизию.

В прохладную августовскую ночь под прикрытием темноты 2-я Приамурская дивизия совершила походный марш и благополучно прибыла в район станицы Полтавка.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Следующая глава с моими минимальными правками и комментариями:

Цитата

ПЕРВАЯ СТЫЧКА

Красавица Полтавка разбросалась по небольшим пригоркам в долине рек Суйфун и Ушагоу, вдоль границы между СССР и Китаем. По ту сторону Суйфуна, на китайской стороне, на север тянутся цепи крутых гор, покрытых мелким кустар­ником. На обрывистых скалах белокитайцы выставляют на ночь сторожевые посты.

В трехстах метрах от нашей пограничной заставы по ту сторону реки Ушагоу китайский захолустный город Санчагоу с двадцатитысячным населением (правильно - Саньчакоу - прим. А.П.). В городишке храм, полицейское управление, тюрьма на двести—триста человек, винокуренный завод и электростанция. Оба предприятия стоят без дела из-за отсутствия топ­лива. Из окон третьего этажа винокуренного завода торчат в нашу сторону дула, пулеметов. В городе много магазинов и мелких лавчонок. Пограничный городишко славился своей контрабандой.

Санчагоу окаймлен неглубоким рвом и кирпичной стеной, построенной в прош­лом столетии для прикрытия от набегов хунхузских банд. В город проникнуть можно только через пять ворот. У ворот по углам сторожевые башни. В расщелинах ба­шен помещены пулеметы и торчат винтовки.

С закрытием границы город захирел. Торговля стала. Советские пограничники зорко следят, и пронести контрабанду удается только одиночкам.

В километре от западных ворот города уныло стоит старая крепость — казар­мы артиллерийской части. Дула 76-миллиметровых пушек жерлами смотрят в сторону советской границы. Вокруг крепости у самого города, к западным скатам, ки­тайское население под плетями офицеров роет окопы и строит блиндажи.

С прибытием пятого Амурского полка в Полтавку станица ожила. В прохлад­ные августовские вечера голосит гармоника, звенят песни. Станичные девчата хороводятся с красноармейцами и деревенскими парнями.

Станица вся в зелени. На пригорке в густых кустарниках, обвитый хмелем, стоит одиноко особняк бывшего станичного атамана. Здесь разместился оперативный штаб Амурского полка, временно поселился и я с несколькими штабными работни­ками.

Однажды на заре вдруг заметался набатный звон — боевая тревога. Проснув­шись, через щели ставень мы увидели толпы бегущих красноармейцев и станичных парней-комсомольцев. Кое-где в домиках из-под черепичных крыш, надвинутых шап­ками, светились огни. За прогалом улицы распахнулась большая церковная площадь. На площади уже выстраивалась дежурная рота Вольхина.

На взмыленной серой кобыле из приграничной коммуны прискакал коммунар Васька Беспалый.

— Час тому назад на нашу коммуну напала белокитайская банда. Сжатый нами хлеб банда таскает на китайскую сторону, трактора и машины портит. Банди­ты угрожают расстрелом коммунаров и поджогом коммуны, — говорил без передыш­ки Васька.

Мы подходим к площади.

— Рота приведена в боевую готовность, — рапортует комроты.

— Ликвидировать зарвавшуюся банду, отобрать разворованный хлеб, — от­дает приказ комполка Ягунов.

Отделение Труфанова посылается в разведку. Красноармейцы, с винтовками на ремень, молча быстрым шагом пошли через вспаханное поле.

Уже светает. Отряд белых, скрывшийся в гаоляне, давно поджидает красных. И отделение разведчиков попадает прямо в засаду. Разведчики окружены. Трое красноармейцев уже убиты.

Белокитайцы, злорадствуя, предлагают сдать оружие. Отделкой Труфанов так­же ранен в ногу, но он, обливаясь кровью, вместе с четырьмя оставшимися в живых красноармейцами ведет редкую стрельбу. Патроны на исходе...

— Красные живьем не сдаются, — громко крикнул Труфанов. — Подгото­вить гранаты!

Белые бутылочные гранаты образца 1914 года бойцы кладут под себя. Еще момент — и пятеро красных бойцов взорвутся.

Рота Вольхина, потеряв направление, случайно очутилась у переправы. Ус­лышав шум и перебранку белокитайцев, возвращавшихся после грабительского на­лета на приграничный колхоз, командир роты быстро принял решение и занял места переправы.

Из-за гор с восточной стороны медленно и плавно выходило солнце. При све­те его первых лучей бойцы роты увидели, как по узкой тропе, раздвигая стебли гаоляна, шел отряд белых. Впереди под усиленным конвоем вели трех пленных раненых красноармейцев.

Зашевелились, заволновались бойцы, увидев избитых в кровь товарищей.

— Стрелять нельзя, — передал по цепи комроты Вольхин. — Приготовиться к атаке.

Белые, не подозревая засады, вплотную подошли к переправе. В тот же миг неподалеку щелкнул затвор, раздался выстрел, многократно повторенный громким эхом. Это был сигнал красных для атаки.

Долго барахтались в трясине. В порыве штыковой схватки комроты Вольхин, раненный в ногу, оказался окруженным толпой белых. Еще минута — и комроты не стало бы. Красноармейцы, увидев своего командира в опасности, с криком «ура» бросились на выручку. Комроты был спасен.

Белые, не выдержав натиска красноармейцев, дрогнули и побежали. Спастись удалось немногим...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Следующая глава:

ТОВАРИЩ БУБНОВ В ГОСТЯХ У ПРИАМУРЦЕВ

Штаб Приамурской дивизии разместился в казачьем поселке Константинова, приютившемся у самого подножия гор по левому берегу реки Суйфун.

Утром, чуть свет, горнист проиграл подъем. На утренней перекличке ротные командиры объявили о предстоящем приезде члена Реввоенсовета СССР т. Бубнова. Весть о скором приезде члена правительства т. Бубнова пролетела по всему поселку и докатилась до Полтавки. Народу понаехало отовсюду. Всех волновал вопрос — бу­дет ли война?

В полдень от невыносимой жары мы с начподивом Щеголевым полезли в про­хладные воды Суйфуна. Начштаба Степан Лукьяныч отправился в штаб готовить строевую записку.

Не пробыли мы в воде и пяти минут, как услышали звук сигнального рожка, созывающего на сбор. В облаках пыли к парому подъезжали четыре легковых автомобиля, и в первом из них сидел Андрей Сергеевич Бубнов.

Стройными рядами, с песнями, бойцы двинулись на площадь к помещению театра. Дедушка Федот вприпрыжку, несмотря на старость, побежал занимать лучшее место у сцены.

За столом, покрытым красной материей, разместился президиум. Слово взял. т. Бубнов.

— От Центрального Комитета нашей славной Коммунистической партии, от пра­вительства, народного комиссара т. Ворошилова привет Приамурской дивизии и тру­дящимся Приморья!

Это приветствие было встречено громом аплодисментов.

Тов. Бубнов в своем выступлении предостерег бойцов и начсостав от поспеш­ных и неосторожных действий в ответ на вылазки и провокации белых.

— Политика нашей партии, политика Советской власти — это борьба за мир, — говорил он.

Старику Федоту понравилась речь т. Бубнова.

— Вот это генерал! Говорит просто, понятно, по-нашенски. А главное — за­просто обращается с солдатами. И нашим братом, простонародьем, не брезгует...

В представлении старика, солдата царской армии, участника русско-японской войны, высокое положение приехавших гостей никак не увязывалось с товарище­ской простотой.

— Взять для примера старый режим, — изливал свои недоумения дедушка Федот. — Вот генерал Линевич или наказной атаман. Те с нашим братом, казаком

и солдатом, не говоря о простонародье, даже и не разговаривали. Генералов боя­лись мы, как огня. Бывало, издали увидишь — шмыг в подворотню. Житье нашим ребятам в Красной Армии! Одно только непонятно мне, старику: как это такие мо­лодые, безусые генералы командуют?

— Наши, хоть и молоды, да не подкачают, — заметил кто-то дедушке Фе­доту. — А почтенным-то старым генералам японцы крепко насыпали. Удирали, смазав пятки салом.

— Это ты правильное слово сказал, — согласился дедушка. — Действитель­но, здорово нас тогда отшлепали.

— А теперь мы «отшлепаем», — задорно засмеялись слушавшие старика красноармейцы, — потому что одной плоти и крови мы — красноармейцы и коман­диры, свои трудовые интересы защищаем.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Следующая глава:

КРЕПКО ОТШЛЕПАЛИ БЕЛОБАНДИТОВ

Крупная белокитайская банда в ночь с 6 на 7 августа 1929 года под покровом темноты проникла на советскую сторону с целью нападения на наши тылы.

О появлении банды в тылу передал в штаб дивизии колхозник.

Кавалерийский эскадрон т. Богомолова и отряд из ста красноармейцев-комсо­мольцев под командой комбата Худинского ночью отправились на разгром банды. Комбат Худинский — коммунист, старый испытанный боец-командир. Во время ин­тервенции на Дальнем Востоке дрался с японцами и белыми, участвовал под нача­лом т. Блюхера в боях под Волочаевкой, краснознаменец.

Банда белых на этот раз была ликвидирована полностью. К пяти часам, когда солнце показалось из-за гор, отряд Худинского вернулся на заставу.

Весть о разгроме банды быстро облетела деревни, хутора и докатилась до Полтавки. О разгроме узнал и хутор Константиновский.

На дворе стояли сумерки, еще серый туман не рассеялся, когда в двери моей квартиры послышался стук. В дверях показался дед Федот со своим племянником Костей.

По рассказам станичников, Федот боялся белых и со дня на день готовился удирать. Небольшой его скарб, сложенный на деревянную арбу, хранился увязан­ным под крышей сарая. Косте еле удалось уговорить старика повременить с отъ­ездом.

— Поспешишь — людей насмешишь, дедушка Федот, — ехидно заявил Ко­стя. — Заметят твой отъезд станичники, начнется суматоха на хуторе. За тобой поползут и другие. О твоем отъезде непременно узнают в штабе. И пойдет про тебя нехорошая молва по хуторам и станицам. Осрамишь ты себя.

Федот, почесав в затылке, согласился с доводами Кости. Увидев старика, я сказал:

— Рад тебя видеть, Федот. Садись и будь гостем.

Вместо обычного приветствия он сразу перешел к разговору о банде, предварительно поблагодарив за ее разгром.

— Прости, товарищ Иван, немного струхнул я. Собирался было удирать в Покровку, думал: все подальше от фронта. Да вот Косте спасибо — уговорил ста­рика. Боюсь я белых. В гражданскую, когда хозяйничали в Приморье японцы, расстреляли они у меня сына Петра и брата Гаврю. Подбирались они ко мне, да спа­сибо станичникам, заступились, и, как видишь, остался я жив. Скрывать не буду на старости лет: не верил я в твои войска, мало их, да к тому же еще все они молоды и зелены.

— Ну, а сейчас как, дедушка Федот? — задал я вопрос старику. — Верю, товарищ Иван. Но, наверно, беляки сызнова полезут...

— Полезут, так их еще стукнут, — вмешался в разговор Костя.

— Бери нас к себе, — стал просить Федот. — Ты не гляди, что старик я. Я пару молодых заткну за пояс. Костя — тот мастер кашу варить. На кухне тоже люди нужны.

От услуги Федота и Кости мы отказались. Но их приход свидетельствовал о том, что беднота и середняки, запуганные раньше кулацкой агитацией о могу­ществе белокитайских банд, на живом примере убедились в крепости и стойкости Красной Армии.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Следующая глава:

БЕЛОКИТАЙЦЫ ГОТОВЯТ НОВОЕ НАПАДЕНИЕ

Из ближайшей коммуны в штаб прибыл коммунар Гавря Хрящ. Он привез донесение, что в районе коммунарской заимки по ту сторону реки Ушагоу замечено большое скопление солдат. На возвышенностях роют окопы и устанавливают орудия. По всей вероятности, на этом участке белые предполагают наступать. Коммунары требовали присылки оружия и подкрепления людьми.

Начальник штаба Лукьяныч явился ко мне с докладом в необычное время. Лукьяныч — всегда спокойный, выдержанный человек, видавший виды, побывав­ший почти на всех, фронтах гражданской войны. Дрался он с Колчаком, Деникиным, Врангелем. Дрался против войск эмира бухарского, гонялся по среднеазиатским го­рам, долинам и степям за басмаческими бандами. В боях он не терялся, всегда был спокоен. На этот раз Лукьяныч неспокоен, нервничает, его нервозность передается и мне.

- Нашлепать бы им хорошенько, чтобы не хорохорились, — говорит он. Но строг приказ т. Ворошилова — на провокации белых не поддаваться, не­обходимы спокойствие и большевистская выдержка. Понимаем это и я, и Лукьяныч. По последним разведывательным и агентурным данным, докладывал мне начштаба, белокитайцы сосредоточили в районе города Санчагоу до трех полков пехо­ты и до одного полка конницы.

Вдоль границы замечено движение пехоты и артиллерии, сосредоточение круп­ных белокитайских войск. Можно сделать вывод, что здесь надо ожидать наступле­ния.

Все эти сведения совпали с сообщением из красноармейской коммуны. Мы ре­шили поехать в коммуну и организовать коммунаров на борьбу с белобандитами. С нашим приездом в коммуне оживление. На собрание явились не только муж­чины, но даже женщины и дети. Собрание открыл председатель коммуны, средних лет коммунар с военной, командирской выправкой. Точно командуя, он отчеканил:

— У нас в повестке дня такие вопросы: о надвигающейся опасности со стороны белокитайцев и выбор начальника отряда для борьбы с белобандитами. По нашим наблюдениям, белокитайцы в нашем районе сосредоточили много войск — и пехоты и конницы. Для перехода границы участок коммуны очень удобен. Данные штаба подтверждают наши предположения. Чтобы на нас не напали врасплох, необ­ходимо коммуну поставить на военную ногу. Сто коммунаров составят хорошую роту. Это будет неплохая поддержка Красной Армии. Женщинам-коммунаркам тоже най­дется работа. Молодые будут санитарками, пожилые — кашеварами.

Когда подошли к выборам командира, председатель предложил избрать Гаврю. Гавря, похожий в своем поношенном военном костюме на сибирского партиза­на времен гражданской войны, поднялся с обрубка дерева, служившего ему си­деньем, и по требованию собрания кратко рассказал свою биографию.

— Родился я на Украине. До империалиотческой войны батрачил. Всю геpманскую войну провел в окопах. Пять раз был ранен. После Февральской революции сразу же пошел в Красную Армию. Дрался с петлюровскими гайдамаками. Под Ца­рицыном был в отряде т. Ворошилова. Был под Перекопом, где получил тяжелое ранение в живот, пуля прошла навылет. Такая вот моя краткая история жизни!

Коммунары одобрительно закачали головами, а кое-кто даже хлопнул в ла­доши. Видно, Гавря всем пришелся по душе.

Собрание единогласно избрало его командиром.

Чтобы обезопасить коммуну и ближайшие колхозы от внезапного нападения со стороны белокитайцев, Гавря разбил отряд на два взвода. Один взвод взял под охра­ну и наблюдение переправу через реку Ушагоу, а второй взвод со стороны Санчагоу расположился на высотах в районе коммуны, чтобы в любой момент оказать под­держку первому взводу, занявшему переправу. Коммунары были вооружены чем попало: у них можно было найти ружья, дробовики, винтовки трехлинейные и даже обрезы. Те, кому не хватило огнестрельного оружия, вооружались вилами, топорами и мотыгами.

Коммуна перешла на военное положение.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Следующая глава:

«СПЕКТАКЛЬ ПРЕРВАН НЕ ПО НАШЕЙ ВИНЕ»

В Константиновне был праздник. В гости к красноармейцам и казакам при­ехали шефы, да еще с театром. Весело вечером в Константиновне: с площади доносятся звуки оркестра, задорный смех и шутки бойцов, крестьянских парней и девушек.

В самый разгар праздника, когда на открытую сцену вышел лучший плясун Фоминок, приехавший в труппе артистов, отплясать чечетку, вдали раздался взрыв. За ним — другой, третий...

Театральный занавес быстро опустился.

— Спектакль прерван не по нашей вине, — громко объявил начклуба. — Рас­ходитесь!

Через несколько минут ночную тишину нарушил горнист: «Война! Война!»

С ответственного участка границы — из Полтавки — сообщили:

— Белокитайцы под покровом ночи крупными силами повели наступление на Полтавскую пограничную заставу, обложили ее с трех сторон и ведут оружейно-пулеметный огонь. Доложите комдиву!

Я уже лег спать, когда в двери моей квартиры раздался оглушительный стук.

Сигналист играет сбор по тревоге. Мимо моих окон пробегают красноармейцы с винтовками, противогазами и скатками через плечо.

Телефонный звонок трещит беспрерывно. Это Полтавка вызывает комдива. Комполка Ягунов напряженным голосом передает по телефону:

— Белокитайцы перешли государственную границу, блокировали Полтавскую заставу, прорвав связь с моим гарнизоном. Передовые части белокитайцев следуют по дороге на станицу Полтавку, ведут сильный огневой бой. Наша артиллерия ведет огонь по противнику. Что прикажете делать?

— Разбить передовые части противника, преследовать его, ворваться в город Санчагоу и занять его.

— Через три-четыре часа белокитайцы будут разбиты и город будет в наших руках, — уверенно говорит Ягунов.

Как полк? Собран ли по тревоге?

— Амурцы в полной боевой готовности, ждут вашего приказания.

— Наступать, — отдал я приказ. — Яков Иванович с полком и Богомолов с эскадроном сейчас выступают к вам на поддержку. Начподив выехал к вам. Через полчаса со штабом выезжаю в Полтавку я.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Следующая глава:

КРАСНОАРМЕЙСКИЙ ОТВЕТ БЕЛОБАНДИТАМ

Форсированным маршем, местами бегом, спотыкаясь в темноте, спешили крас­ноармейцы Амурского полка к Полтавке отражать нападение белобандитов.

Белокитайцы открыли по нашим колоннам пулеметный и ружейный огонь.

Амурцы расчленились в боевой порядок. Где-то на правом фланге, вдали, слышны крики «ура». Это батальон Кима опрокинул белых и преследует их. Батальон Худинского устремился следом.

Стремительный водоворот людей захватил начподива Щеголева.

Цепи поднялись и ринулись в атаку. В белых полетели сотни гранат. Под покровом порохового дыма красноармейцы вплотную подошли к белокитайцам. Те упорно держатся, стреляя по красноармейцам. Приходится действовать штыком и гранатой.

Наш штаб уже прибыл в Полтавку. Нервно и дробно застучал телеграфный ключ. Передаю донесение командующему группой:

«Белокитайцы в двадцать два часа семнадцатого августа перешли государст­венную границу, окружили пограничную Полтавскую заставу, ведут сильный ружейно-пулеметный обстрел, одновременно забрасывая пограничников ручными гранатами. Ягунову приказано разбить передовые части белокитайцев, преследовать и на их плечах ворваться в город Санчагоу. После окончательного их разгрома вер­нуться в Полтавку. Королев со своим полком выступил на поддержку амурцев. Сей­час выступает Богомолов со своим эскадроном. Белокитайцы сверх ожидания дерутся упорно, приходится вышибать их только штыком и гранатой».

Батальон Худинского уже обошел белокитайцев и открыл пулеметный огонь во фланг.

Кто-то крикнул:

— Вот они, белые!

Начали рваться гранаты... одна за другой... Белокитайцы не выдержали и по­бежали.

— Ну, теперь Санчагоу капут! — делится впечатлениями шофер Арефьев. Наш «форд» по грунтовой пыльной дороге несется к Полтавской заставе. Вот уже видны трубы. Белые поливают убийственным пулеметным и ружейным огнем. Пули то и дело цокают по верхушкам подсолнухов. Навстречу нам идут в темноте люди.

— Кто идет? — спрашиваю я.

— Я, комвзвода Должиков, со взводом связи ищу. Где штаб полка?

— Впереди, — отвечаю ему.

Огонь не ослабевает. Красноармейцы-связисты впервые в бою, принимают бое­вое крещение. Низко кланяются, когда мимо уха пуля прожужжит. Да и как не кланяться, ведь первый раз в бою. Хоть и медленно, все же продвигаются вперед. У всех одно желание — поскорее дать связь.

Огонь противника постепенно слабеет. Вот и застава. Оттуда еще ведется огонь по отступающим белобандитам.

— Связь дана, можно разговаривать со штабом, — доложил телеграфист. Наш «форд» влетел во двор заставы. Ягунов, а с ним его комиссар Оевко уже ожидали нас у ворот.

— После четырехчасового ожесточенного боя белокитайцы разбиты и отходят на свою территорию. Полк перешел через реку Ушагоу и наступает на город и кре­пость, — докладывает мне Ягунов.

— Где Щеголев?

— Начподив с батальоном Худинского наступает на город.

Роты батальона Худинского продвигаются с большой осторожностью. Против­ник засыпает их свинцовым градом. Уже появились раненые. Но нет ни жалоб, ни криков. Раненые просят поскорее перевезти их на заставу.

Худинский неутомим, он вошел в азарт.

— Ротам продвигаться вперед! — командует он.

Красноармейцы, увязая по колено в грязи, медленно продвигаются по полям, засеянным чумизой. Скоро утро.

— До рассвета надо покончить с белыми, — говорит комбат Худинский.

В небо взвилась красная ракета. Еще одна. Это наш сигнал для атаки. Киму тоже надоело лежать с батальоном в чумизе, Ким по национальности кореец. Прекрасный стрелок. Красноармейцы любили Кима за его справедливую требователь­ность, товарищескую простоту в обращении и за его отзывчивость к подчиненным.

— Бойцам подготовиться к атаке, — командует Ким. — Предварительно бро­сить по ручной гранате!

Батальон Кима ударил в штыки. Удачно брошенные гранаты взорвались в гуще белокитайских солдат. Раздались крики и стоны раненых белых. Белокитайцы не выдержали штыкового удара и начали поспешно отходить.

— Ишь ты, шпана белая, не выдержали боя, цикорий попер! — смеялись красноармейцы.

— Теперь, браток, их на коне не догонишь. В чувяках жать легко, сапог-то у них нету!

Батальон Худинского, находясь неподалеку и услыхав взрывы гранат и крики «ура», тоже ринулся в атаку и ударил во фланг белым. Белые бросили город и начали беспорядочно отходить.

Перед боем Худинский и Ким заключили между собой договор соревнования на то, кто первым войдет в город. В город вошли они одновременно, только с разных концов.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Следующая глава:

«КРАСНЫЙ СОЛДАТ — ШИБКО ХО»

С заставы донесли, что белокитайцы разбиты, город и крепость заняты нами. Сколько до этого боя белокитайцы кричали на весь мир: Красная Армия — сброд, эта армия небоеспособна, Советы боятся войны...

— Ну, а теперь они нас долго помнить будут, — говорили бойцы.

Ночь наши части провели в городе.

В городской тюрьме шум и веселье. Тюрьма — одноэтажное кирпичное здание, окруженное глинобитной стеной, — небольшая, но вместила в себя до трехсот че­ловек. Белокитайцы не успели расправиться с заключенными. Последние, видя, что их не стерегут, сбили друг с друга кандалы и, разбив двери камер и тюремные во­рота, вышли на свободу. Среди политических пленников оказался китайский мальчик. Его привели в штаб. Он рассказал, что три года назад в одном захолустном городишке его арестовали. Арестовали только за то, что он был пионером и надел красный галстук. Суд приговорил его к восьмилетнему заключению в тюрьме.

Тюремщики и полиция часто избивали мальчика до полусмерти.

Нам жаль было оставлять его в Санчагоу, так как после нашего ухода ему, несомненно, угрожала смерть. Красноармейцы взяли пионера с собой в Полтавку. Он прыгал и плясал от радости.

— Подрастешь, — говорили ему красноармейцы, — отправим тебя учиться. Окончишь школу, к этому времени будешь взрослым, овладеешь политграмотой, и выйдет из тебя хороший коммунист. И поедешь тогда в Китай Советы строить!

Жадно слушал мальчик слова бойцов.

Войска с песнями покидали город. В городе с кавалерийским эскадро­ном остался я с Ягуновым. Начподив выехал на заставу строчить донесение.

На площадь к угловому магазину из фанз стекаются обитатели города. Вна­чале шли поодиночке, вразброд, затем небольшими группами, а потом и целой гурьбой.

Вышел на середину пожилой китаец, поклонился нам. Я подал ему руку, здороваюсь с ним. Все смотрят: что за чудо — большой красный «капитан» и руку подает. Старик восхищается тем, что красноармейцы не грабят, не убивают мирных жителей.

— Наша солдата хунхуза. Придет, город грабить будет.

Приспосабливаясь к непривычной аудитории, я отвечал толпе:

— Советское правительство против войны, против захвата чужих земель. У нас своей земли хватает. Ваши «капитаны» и русские белые «капитаны» полезли на нас, мы их проучили как следует, а вам большое красноармейское спасибо за го­степриимство. Мы не хотим войны и будем жить с вами в мире и согласии.

В толпе раздаются голоса:

— Хо, шибко хо!

— Создавайте себе охрану города. Оружие, оставленное вашими солдатами, забирайте себе, — сказал я им.

Вечером, когда солнце скрылось за горами, из восточных ворот города вышли десять китайских граждан. Они шли к нашей границе. Вот они спустились к реке Ушагоу. Чтобы не замочить верхнее платье, они его поснимали, завязав в кузовки, положили на голову и ощупью, медленно начали переходить речонку.

Достигли со­ветского берега, снова оделись и направились к заставе. На полпути их остановил оклик пограничника:

— Кто идет?

— Наша китайская делегация, идем на заставу.

Делегация, по приказанию начальника, была пропущена на заставу. Ее при­няли в ленинском уголке.

Чтобы не ударить лицом в грязь, пограничники зажарили гуся, наварили гу­стого чаю, нанесли с огородов арбузов и дынь, насушили уйму тыквенных семечек.

Делегаты остались очень довольны красноармейским приемом.

— Мы принесли вам, капитан, грамоту.

В грамоте было написано:

«Благодарим Красную Армию, невиданную, диковинную в мире. Красная Армия не мучила и не грабила, за что ее очень благодарим».

Весть о разгроме белых под Санчагоу облетела дальние и ближние села и хутора. Население гордилось тем, что небольшая горсть людей сумела разбить в несколько раз численно превосходящие нас китайские части. Крестьяне, побросав полевые работы, кто на арбах, запряженных парою лошадей, набитых битком людьми, кто «на своих двоих», ринулись по пыльной дороге в Полтавку. Ехали поздравить бойцов. Многие везли с собой кур, яйца и молоко раненым бойцам.

Дедушка Федот привез целый лагун молока и мешок свежей картошки.

— Гостинцев привезли для красноармейцев, — улыбнулся дед, передавая свои подарки.

В полдень в Полтавке был траурный митинг. На безоблачном небе в честь пав­ших пролетела стая самолетов. Раздался артиллерийский салют, и тела девяти по­гибших красных бойцов были опущены в братскую могилу.

Через неделю после боя у Санчагоу была создана ОДВА и назначен ее коман­дующим т. Блюхер. Весть об этом быстро прокатилась по станицам и хуторам. Блюхера знали не только бойцы, но и все население Дальневосточного края.

— Блюхер на востоке — свой человек, — говорили казаки.

С Блюхером многие лично были знакомы, многие были под его командованием в бытность его главкомом и военным министром в ДВР. Многие знали его по Уралу, Сибири и Крыму.

В лице т. Блюхера Особая Дальневосточная армия получила боевого руково­дителя, опытного организатора побед на многочисленных фронтах гражданской войны.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Следующая глава:

НА НОВЫЕ ПОЗИЦИИ

Наступил сентябрь. Началась золотая осень в Приморье. На нашем фронте за­тишье. Белокитайцы больше не лезут на нас. Им еще памятен урок под Санчагоу. В свободные от учебы и службы по охране часы красноармейцы помогают кресть­янам в молотьбе.

Затишье тянулось до конца сентября, когда газеты стали приносить тревожные вести. То в Забайкалье белые обстреляли нашу границу, то на Амуре села сожгли, то мины пустили по Амуру. Обстановка обострялась с каждым днем. В первых чис­лах октября я и начподив Щеголев получили приказание прибыть в Хабаровск. От­правились вместе, теряясь в догадках о причинах вызова. В штабе армии узнали: белокитайцы упорно готовятся к войне, на мирное разрешение конфликта рассчи­тывать трудно.

Вернулись к частям с твердым намерением навсегда отбить у белокитайцев oxоту тревожить мирный труд Советской Республики.

К этому времени в устье Сунгари, у Лахасусу, белокитайцы сосредоточили це­лую бригаду (от шести до семи тысяч бойцов) и большую военную флотилию. Мы на этом участке имели тогда один стрелковый батальон и речную военную флоти­лию. Перевес в живой силе был на стороне белокитайцев. Благодаря превосходству своих сил белокитайцы создали прямую угрозу центру Дальневосточного края. Ис­ходя из создавшейся обстановки, командование армией приняло решение 2-ю При­амурскую дивизию перебросить в район станицы Михайло-Семеновской.

Когда наступили сумерки, амурцы тронулись в путь. Казаки — и старые и малые, казачки-девчата — все вышли провожать красноармейцев за околицу Пол­тавки.

К полудню десятого октября дивизия подошла к Михайло-Семеновской. Вдали виднелись канонерки и красные мониторы. Берег усеян, как чайками, гидропланами, стоящими на причале. Уйма народу высыпала встречать нас. Тут были и крас­нофлотцы, и красноармейцы-волочаевцы, и пограничники в зеленых фуражках, и ка­заки-станичники. Весть о нашем первом бое докатилась и сюда.

— Где же тут зимовать будем? — спрашивали красноармейцы команди­ров. — Ведь деревня-то больно мала.

— Зимовать нам придется не в деревне, а в землянках, — отвечали коман­диры. — Вон и лес уже припасли для нас. Отдохнем малость да и примемся за работу.

Ночью были получены донесения: белокитайцы готовятся к бою, их суда при­няли боевой порядок. У деревень Могонхо и Чичихэ китайцы устанавливают артиллерию, из Лахасусу в сторону Чичихэ и Могонхо движется большое количество лю­дей и повозок.

Чтобы предупредить удар белокитайцев, надо было держаться начеку и готовиться к новым боям. Весь день 11 октября целиком пошел на тренировку посадки и высадки десанта. К вечеру наловчились так, что на посадку батальона требова­лось от шести до восьми минут, а на высадку — полторы-две минуты. Тренировка сыграла для нас большую роль.

К вечеру подошел Хабаровский полк.

Удар белокитайцев в нашем направлении был совершенно очевиден. Необходимо было встречным ударом ликвидировать эту угрозу.

Батальон волочаевцев под командованием т. Ермолаева был подчинен коман­дующему флотилией т. Озолину. Его задачей было произвести высадку десанта на Чичихэ в тот момент, когда амурцы будут наступать на Могонхо. Атака укреплен­ных пунктов должна была начаться одновременно. Полковая школа Амурского пол­ка на мониторе «Красный бурят», где находился и мой штаб, была в первом эше­лоне, имея задачей произвести высадку у знака № 34. Ей поручалось захватить плацдарм, обеспечивая высадку главных сил Амурского и Хабаровского полков. По захвате плацдарма полковой школой Амурский полк должен был наступать на Мо­гонхо, а Хабаровский полк, после высадки у знака № 34, обеспечивать левый фланг амурцев, продвигаясь в направлении на Лахасусу, охватывая город с юга и отбра­сывая белокитайцев в Сунгари.

Артиллерии — первому артдивизиону — было приказано обеспечивать наступ­ление огнем с острова у протоки, плавучим батареям — поддерживать огнем высадку десанта.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Следующая глава, как всегда, с минимальной коррекцией и примечаниями по мере необходимости:

МЫ В ЛАХАСУСУ

12 октября, в 5.45, стая красных бомбовозов и гидропланов высоко пролетела над нашими головами. «Еще несколько минут, — подумал я, наблюдая за их про­летом, — и начнется такая канонада, от которой содрогнутся Амур и Сунгари».

Ждать пришлось недолго. Было без одной минуты шесть, когда неподалеку раз дался оглушительный взрыв. Белокитайцы открыли со своих судов и с берега силь­ный артиллерийский огонь по нашим судам.

Вся наша речная флотилия открыла ответный огонь по флотилии белых. На полном ходу монитор «Красный бурят» мчит десант к берегу, ведя артиллерийский огонь по укрепленным точкам противника. Двадцать четыре пулемета, установлен­ные на «Буряте», начали обстреливать белых. Береговая артиллерия и плавучие батареи навалились своим мощным огнем на Могонхо (в другой транскрипции - Мохонко, но все это по советским источникам, без учета правильного китайского написания - прим. А.П.) и Чичихэ. Снаряды белых ложатся около мониторов и канлодок, поднимая облака дыма и фонтаны воды, но не причиняя нам вреда.

«Бурят» уже у высокого берега. Вмиг поданы мостки. Полковая школа быстро высадилась на берег и стала продвигаться на Могонхо. Белокитайцы осыпали де­сант градом свинца. Огонь белых, засевших в окопах, усиливался. Школа залегла. Продвигаться до подхода полка было рискованно. Через четверть часа высадился Амурский полк.

— Ну теперь нас не задержишь, — говорят бойцы.

Через час после высадки десанта наша флотилия, потопив китайские канлодки, открыла огонь по блиндажам противника. Авиация начала бомбить белых, и сно­ва облака дыма окутали берег. Артиллерия и Хабаровский полк высадились на вра­жескую территорию.

Артиллерия белых кроет по хабаровцам. Высоко над головами рвется шрапнель. Пулеметы строчат по нашим наступающим частям.

— Ложись! — командует т. Бочин.

— Жаль шинели пачкать, — смеются бойцы.

Вдали слышны крики «ура». Это волочаевцы берут Чичихэ.

— Теперь очередь за нами — брать Могонхо, — говорят амурцы. Встали амурцы и пошли вперед...

Во время боя за Могонхо и Чичихэ разведка авиации обнаружила в тылу и на фланге Хабаровского полка, бывшего уже на полпути к Лахасусу, целый белокитайский батальон. В самый разгар боя у Могонхо и Чичихэ белокитайцы повылезли из окопов и любовались картиной боя. Я прекрасно понимал, что этот батальон может ударить нам в тыл, но, приняв предварительные меры, все же решил сначала овла­деть Лахасусу и не повернул своих частей.

К часу дня Лахасусу был окружен нами и занят. Главные силы белокитайцев были разбиты, остатки разгромленных частей бежали на Фугдин.

После этого нужно было ликвидировать оставшийся в нашем тылу батальон белых. Монитор «Красный бурят» с небольшим десантом быстро выполнил эту зада­чу, и наш тыл был обезврежен.

Адмирал Шен (Шэнь Хунле - прим. А.П.), командующий флотом, и генерал Ли, китайский комбриг, гото­вились к большой операции — походу на Хабаровск (неподтвержденные документами данные - прим. А.П.). Но, увы, и на этот раз хваст­ливым генералам и адмиралам не повезло: военная флотилия — гордость белых — была потоплена в Сунгари (флотилия была сугубо утилитарным инструментом политики китайского правительства, ее слабость понимали сами китайцы - прим. А.П.). Из воды торчали только трубы потопленных судов. Ос­тался один крейсер «Хиан-хын» (канлодка "Цзянхэн" - прим. А.П.), и тот постыдно бежал на Фугдин (реально спаслось не менее 4 кораблей - прим. А.П.).

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Судя по всему, в основу главы легло интервью Шэнь Хунле, данное представителям англоязычной прессы, в частности, корреспонденту газеты "Tribune". Минимальные комментарии и коррекции включены:

КАК ОНИ ВРУТ

Наш предупредительный удар по Лахасусу был ответом на попытки белокитайских генералов нарушить мирный труд и жизнь Советского Союза, на попытки спро­воцировать войну. Мы заняли Лахасусу не для того, чтобы приобрести какой-то но­вый кусок земли, а лишь для того, чтобы, «отшлепав» хорошенько наемных аген­тов мирового империализма, перед всем миром продемонстрировать, как опасна вся­кая попытка пробовать штыком боевую мощь Красной Армии.

Мы ушли из Лахасусу, как только миновала стратегическая надобность в нем. Мы пришли туда, как гости, а не как завоеватели, не тронули ни одного мирного жителя, оставшегося в городе под защитой наших частей, и ушли, провожаемые ки­тайцами, как друзья.

Наши части образцово несли службу по Охране города, не позволив уголовным элементам воспользоваться создавшейся обстановкой для каких бы то ни было насилий и грабежей. Пленные китайские солдаты встречали у красноармейцев забо­ту и внимание. Ни один из них не был обижен красными бойцами. Красноармейцы на вражеской территории были образцом выдержанности, дисциплинированности, вежливости. Каждый красноармеец с честью и достоинством оберегал высокое звание бойца первой в мире рабоче-крестьянской армии.

Но китайским генералам, очевидно, для того, чтобы загладить перед империа­листами позорное свое поражение, понадобились клевета и ложь. Особенно отличи­лись как лгуны и клеветники адмирал Шен Хун-лин (правильно Шэнь Хунле - прим. А.П.) и генерал Ли.

Послушаем «морского» враля — адмирала Шена, командовавшего белокитайской военной флотилией.

«Битва у Сан-Дзя-Гоу, по мнению адмирала Шена, — пишет американский корреспондент, беседовавший с адмиралом после лахасусского поражения — про­исшедшая 12—13 октября, важна с двух точек зрения:

1) как военное событие и

2) с точки зрения возможности политического влияния на дальнейшие отноше­ния между Китаем и Советской Россией.

Река Сунгари на всем своем протяжении протекает по китайской территории, впадает в Амур у города Лахасусу. Район соединения двух рек носит название Сан-Дзя-Гоу. Стратегическое значение Лахасусу и всего района Сан-Дзя-Гоу может быть понято при первом взгляде на карту этой области. При господстве китайского флота в этом районе вся навигация на Амуре между Благовещенском и Хабаров­ском может быть прервана, и китайская армия может быть высажена в любом месте советского берега. С другой стороны, — если советский военный флот будет господствовать на этом участке, то Красная Армия будет иметь доступ к богатым районам Гиринской провинции и советские канонерские лодки могут быть на­правлены вверх по Сунгари до Харбина, города, имеющего более чем полмиллиона жителей и являющегося столицей Северной Маньчжурии. Понимая все значение вышеуказанных факторов, красное командование в самом начале борьбы захватило все китайские торгово-пассажирские суда по Амуру и Уссури и поставило до 5 канлодок в устье Сунгари».

Адмирал в данном случае, мягко выражаясь, неправ. Все отобранные нами пароходы ранее принадлежали нам и только в годы интервенции были уведены белогвардейцами в Харбин и там перекрашены.

Дальше Шен совсем завирается, думая, очевидно, что свидетели не найдутся:

«Китайское командование не делало попытки предупредить вооруженным от­пором действия красных по захвату ими китайских пароходов, плавающих по Амуру и Уссури. Но был дан приказ о заминировании устья Сунгари, отправке сухо­путных сил в Лахасусу и военной флотилии в устье реки Сунгари».

И в данном случае адмирал, вежливо говоря, искажает истину. Белокитайцы вели со всех пароходов ружейный и пулеметный огонь по нас и только благодаря действиям нашей легкой артиллерии вынуждены были капитулировать. Нужно к этому добавить, что каждый пароход сопровождала военная команда в сорок — пятьдесят человек, вооруженных до зубов, во главе с офицером, а на одном из па­роходов была даже целая рота во главе со штаб-офицером, вооруженная станковым пулеметом и бомбометом. Китайское командование открыло по нашему, берегу бомбометный огонь и пулеметную стрельбу. Нам ничего не оставалось, как самим, от­крыть огонь из 76-миллиметровой пушки. Удачные попадания заставили белокитайцев сдаться. Уши вянут от беззастенчивой лжи адмирала, когда читаешь в его беседе с американским корреспондентом такое место:

«Русские силы состояли из трех тысяч пехоты и кавалерии, снабженных два­дцатью горными пушками, сорока пулеметами и сорока автоматическими ружьями. Несмотря на превосходство в технике русских сил, мы оказали храброе сопротив­ление, но в конце концов были вынуждены отступить в город Лахасусу, где оказали дальнейшее сопротивление и произвели контратаку, но были отброшены по направ­лению к Фугдину.

Красные заняли Лахасусу около 3 часов дня и сразу же зажгли все прави­тельственные здания. Они оставались в городе до 14 октября, когда мы с генералом Ли прибыли с подкреплениями. Русские вывезли из города все запасы зерна и муки. Значительное число китайских жителей было перерезано и их тела бро­шены в реку. Подобная участь постигла и раненых китайских солдат и матросов, которые были оставлены на поле битвы».

Первое утверждение адмирала — относительно трех тысяч пехоты и двадцати горных пушек с нашей стороны — не соответствует действительности. Наступало у нас до двух тысяч человек пехоты, без кавалерии, так как кавэскадрон Приамур­ской дивизии не прибыл, да и местность не позволяла действовать кавалерии из-за заболоченности и топкого грунта. Горных пушек не было, а были только 76-миллиметровые пушки.

Второе — никаких контратак в Лахасусу со стороны белокитайцев не было. Никаких хлебных запасов мы не брали, а всю муку и пше­ницу, захваченные нами как военные трофеи, передали местному населению, ко­торое вернулось в город только 13 октября. Эти «перерезанные», в воображении Шена, китайцы, как лучшие друзья, провожали нас. Что касается раненых китай­ских солдат и матросов, то мы их эвакуировали в Хабаровский военный госпиталь, где лечили наравне с нашими красноармейцами.

«Наши потери, — говорит адмирал, — около девятисот человек убитыми. Китайские силы, участвовавшие в бою, насчитывали две тысячи солдат пехоты, триста человек морской пехоты и триста человек моряков — итого две тысячи; шестьсот человек. Китайские потери во время боя следующие: солдат убитых че­тыреста — пятьсот человек, морской пехоты — до трехсот человек и матросов до шестидесяти человек. Только пять или шесть человек остались в живых из всей морской пехоты, которая занимала передовые позиции на берегу реки. Ос­тальные все были убиты или ранены».

Здесь китайский адмирал преуменьшает численность своих войск. По агентур­ным данным, а также из захваченных документов и показаний пленных видно, что в районе Лахасусу располагалась целая девятая пехотная бригада, до 7—8 тысяч человек. Если допустить, что часть располагалась вверх по Сунгари в районе Фугдина, то все же можно утверждать — численность их войск была не менее 4— 5 тысяч человек.

После разгрома белокитайской военной флотилии и разгрома его живой силы наши войска отошли обратно на свою территорию. Своей цели мы этим боем до­стигли — еще раз проучили белых и показали им мощь и крепость обороноспособ­ности нашей страны.

Войска прибыли в Михайло-Семеновскую, и вечером 14 октября Хабаровский полк под звуки боевого марша и крики «ура» своих собратьев по оружию — амурцев, волочаевцев, моряков и пограничников — отправился на Хабаровск. Мы рассчитывали на то, что белые на нас больше не полезут.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Глава составлена в чисто пропагандистском духе. Надо учитывать, что, скорее всего, никакого "пленного офицера Вана" не было, а комдив просто излагал свое видение ситуации у китайцев:

МИРНАЯ БЕСЕДА С ОФИЦЕРОМ ВАНОМ

С хабаровцами вместе и я совершал путешествие по Амуру до Хабаровска. В кают-компанию набралось народу битком. Сюда привели и пленных офицеров и солдат, взятых в бою. К пленным белокитайцам со стороны окружающих было са­мое корректное отношение.

— Я плохо говорю по-русски, но все же поймете, а кто не поймет, тот мо­жет спросить, — начал китайский офицер Ван, когда мы его попросили рассказать о структуре и составе китайской армии. — Начну с организации. Высшим органом управления нашей армии является «совещание трех восточных провинций» под председательством самого маршала Чжан Сюэ-ляна. Ему подчиняется штаб глав­кома, объединяющий функции военного министра и генерального штаба. Штабу главкома подчиняются управление авиации, арсенал, военно-морской и речной флот и военно-учебные заведения. Провинциями управляют дубани.

— Это что-то вроде бывших царских губернаторов? — спросил капитан па­рохода.

— Да, что-то в этом роде... В уездах — начальники уездов, вроде бывших ваших воинских начальников. Войска объединяются в бригады, частично в дивизии. Бригады бывают смешанные, то есть состоящие из всех родов войск. Организация низ­ших соединений — по образцу и подобию японской армии и западноевропейских армий. Бригада состоит из трех пехотных полков. Полк — из трех батальонов, пу­леметной и бомбометной команд и обоза. Технические части нашей армии: аэропла­ны, бронепоезда, бронемашины, танки, зенитная артиллерия, ручное автоматическое оружие — частично изготовляются своей промышленностью, большая часть закупает­ся за границей. В данном конфликте нашу армию снабжали Франция и Англия. Винтовками армия вооружена различных систем — и русские трехлинейные, которыми в большом количестве снабдили нас русские белые, бежавшие после их раз­грома на Дальнем Востоке. Часть винтовок — японские, американские и немец­кие — «маузер»...

(Оружие, захваченное нами под Лахасусу было в запущенном виде. Отсюда можно сделать вывод, что китайский солдатский и офицерский состав мало уделял внимания уходу за оружием и его сбережению. — И. О.).

— Сейчас перейду к укомплектованию армии. Мукденские войска — наем­ные. Попытка покойного маршала Чжан Цзо-лина комплектовать армию по западноевропейскому образцу успеха не имела. В мирное время вербовка добровольцев, а в военное — принудительная. Вербовку предоставлено производить каждому коман­диру части в мирное время. Во время же войны вербовку, производят командиры батальонов и рот. Возрастной состав — от 18 до 35 лет в мирное время, а в воен­ное набираются и подростки и старики.

— Что из себя представляет облик китайского солдата? — спрашиваю я.

— Я вам отвечу, капитан. Китайские солдаты — это в своем большинстве безземельные, обнищавшие крестьяне, безработные, разорившиеся мелкие торгов­цы, кустари, хунхузы и деклассированный элемент. Были у нас также и добро­вольцы. Культурный уровень нашего солдата очень низок, исключая моряков Сунгарийской военной флотилии, которых вы взяли в плен. Здесь в большинстве были грамотные и многие владели русским языком, так как на подбор в специальные части обращалось большое внимание. Жалованье нашего солдата? Новобранец по­лучает семь—десять китайских долларов, старый солдат — десять—двенадцать долларов.

(Пленные солдаты жаловались на несвоевременную выдачу жалованья, были случаи невыплаты жалованья от двух до трех месяцев и больше. — И. О.).

— Как обстоит с обмундированием, обувью? — спрашиваем мы.

— Обмундированы наши солдаты сносно, но можно было бы желать лучше­го. Обувь хорошо подогнана и приспособлена к условиям ведения горной войны, — говорит Ван.

— Как с питанием у вас?

— Питание с котла. Мясо, рыба, пампушки и зелень.

— Пленные жаловались на питание, — говорю я, — они рассказывали, что на завтрак давалась каша без масла, на обед иногда давались пампушки, а на ужин — чумиза (вроде нашего пшена). Сидя на такой пище, солдаты заявляли: «Много не навоюем».

— Так как с заготовкой продуктов дело обстояло неважно и зачастую при­ходилось пользоваться за счет местных средств, китайские крестьяне руга­лись. Жаловались иногда и на грабеж со стороны наших солдат, — рассказы­вает Ван.

Хочу несколько дополнить рассказ Вана о санитарном состоянии и медицин­ской помощи. Где нам приходилось побывать и видеть (Санчагоу, Лахасусу, Фугдин), состояние казарм — крайне антисанитарное, солдаты спали на нарах впо­валку, вместо матрацев — циновки, сплетенные из камыша. Из-за скученности, грязи и неряшливости среди солдат широко была распространена чесотка и осо­бенно венерические болезни. Лечение больных и раненых поставлено из рук вон плохо.

— Правда, Ван, что у вас в армии процветает палочная дисциплина? - спрашиваем мы.

— Да... Мордобитие солдата офицерами — нередкий случай. Наш солдат без­ропотно переносит побои. Наш солдат любит палку, — говорит Ван.

Несмотря на палочную дисциплину, вернее, благодаря этой «дисциплине», в частях маньчжурской армии огромное количество аморальных проступков: воровство, опиекурение, драки, грабежи мирного населения и дезертирство. Побои, трудности и лишения китайский солдат переносит обычно безропотно.

— Что из себя представляет офицерский и унтер-офицерский состав, мис­тер Baн?

— Кадры офицерского состава состоят из окончивших старые военные шко­лы, окончивших школы в годы гражданкой войны, офицеров, удостоенных производства из унтер-офицеров и солдат за боевые подвиги, офицеров по протекции — обычно из иностранцев. В данном конфликте принимало участие большое количество русских белых офицеров-эмигрантов. За последние годы перед конфликтом наше командование усиленно готовило командные кадры через всевозможные курсы и школы.

t

Унтер-офицерский состав — костяк армии — преимущественно комплектует­ся из грамотных и более подготовленных солдат и из солдат, прошедших специальные курсы, вроде учебных команд бывшей вашей царской армии. Унтер-офице­ры — прекрасные службисты, они во многом родственны унтерам дореволюционной России, кроме того, они преданы своему офицеру.

Материальное положение высшего офицерского состава можно признать хо­рошим.

Командир бригады получает 500 долларов, командир дивизии — 800.

Дубань и выше — 1000 долларов.

Большая разница в окладах между средним и старшим комсоставом. Наш младший офицер получает от 40 до 70 долларов, коман­дир роты — 120, комбат — 200 и комполка — 300.

- Наш младший офицер живет плохо, — говорит Ван. — Что касается унтер-офицерского состава, то последний получает от 15 до 20 долларов. Младший комсостав обойден и живет за счет желудка солдата.

— Как обмундирован офицерский состав и унтера?

— Обмундирован комсостав хорошо: суконные шаровары, суконный френч и суконная шинель на вате. Офицерский состав вооружен револьверами системы «маузер» с достаточным к нему количеством патронов.

По рассказам пленных солдат, среди офицерства, а особенно среди ротных командиров распространено хищение казенных средств. Что касается уровня культурного и политического развития среди этой категории лиц комсостава — его на­до признать весьма невысоким.

Настроение офицерского состава во время конфликта было национально-шови­нистическим. Многие считали себя гоминдановцами, хотя в партии гоминдан не со­стояли. Мы заинтересовались этим и спросили Вана:

— Скажите, пожалуйста, какая политработа велась у вас в бригаде?

— Партийные организации гоминдана и офицерский состав, — рассказывает он, — вели большую воспитательную работу среди солдат. Мы вели пропаганду, на­правленную против вас, рассказывали населению и солдатам о том, что красные будут отрубать головы, отрезать носы, уши, на города накладывать контрибуции, а женщин поголовно насиловать.

Пленные рассказывали нам, как офицеры обучали солдат «искусству» стре­ляться из собственной винтовки и пропагандировали девиз: «Лучше погибнуть от своей пули, нежели от руки красных».

Я никогда не забуду жуткую картину, а ее видели многие красноармейцы, когда входили в Фугдин. Доска. На доске прикреплена отрубленная голова, а под ней «в назидание потомству» приказ, в котором указывается, что солдат казнен за измену государству.

Помимо устной пропаганды организации гоминдана широко использовали пе­чать, радио, плакаты, лозунги и воззвания. В китайской армии, помимо палочной дисциплины, существует большая политическая обработка солдата. Вот небольшой пример: после разгрома белокитайских войск под Лахасусу офицеры разъясняли сол­датам: «Наша армия столкнулась не с армией Упейфу, Фына или армией Юга, а с советской Красной Армией, вооруженной сильной боевой техникой. Эта армия сильна не только духом и техникой, но она также опасна своей большевистской заразой».

Что верно, то верно. Массовый переход китайских солдат в наш плен наглядно убеждает в большой агитационной роли нашей армии.

Если в начале конфликта белокитайское командование наплевательски отно­силось к боеспособности Красной Армии, то после первой же встряски китайские генералы быстро изменили свой взгляд.

В одном из приказов белокитайского командования мы находим следующее: «Гг. офицеры, вы должны знать, что теперешняя война является не гражданской войной в Китае, а войной между китайцами и русскими-красными. Поэтому мы тем более должны быть готовыми к самопожертвованию для отечества. В войне с крас­ными наши командиры должны по-братски (!) относиться к подчиненным и вовремя (самопризнание!) выдавать жалованье солдатам».

В последнем абзаце все знаки и слова в скобках принадлежат перу Онуфриева.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Скорее всего, советское командование пыталось "прогнать" через бои с китайцами как можно больше солдат, чтобы иметь обстрелянный личный состав. С минимальными коррекциями и комментариями воспроизвожу следующую главу (большой разбор будет в конце публикации):

НА ФУГДИН!

Город Фугдин расположен на реке Сунгари, примерно в 450 милях северо-восточнее Харбина. Город насчитывает около ста сорока тысяч жителей и расположен в 20 милях по прямой линии от советско-китайской границы. Это очень важный центр хлебного экспорта на Нижней Сунгари. Вот почему, имея наступательные цели против Красной Армии, сосредоточив здесь крупные военные силы, белокитайское командование приняло все меры для укрепления обороны этого района.

Эти мероприятия диктовались также лахасусским уроком, который показал,, что Красная Армия не придерживается методов пассивной обороны, а умеет пра­вильно расценивать обстановку и наносить предупредительные удары по наиболее угрожающим направлениям. Именно данным направлением после Лахасусу оказался Фугдин.

Предупредительный удар по Лахасусу вызвал тревогу среди китайских гене­ралов, ибо последующий удар на Фугдин создал бы непосредственно угрозу Харбину. «Захват советскими войсками Харбина разрезал бы коммуникацию и создавал угрозу как Пограничной, так и Маньчжурии, где была сосредоточена главная масса войск»,— пишет адмирал Шен.

Несмотря на разгром белокитайцев под Лахасусу и ликвидацию их военной флотилии 12—13 октября, белокитайцы продолжали затеянную ими по указке им­периалистов авантюру. Они сосредоточили крупные силы в районе станций Погра­ничная и Маньчжурия и снова грозили переходом в наступление. Провокация белых в районе Трехречья вынудила красное командование принять более решительные меры.

Командование армии решило ликвидировать угрозу нападения белокитайцев со стороны Фугдина и заставить их оттянуть часть своих сил с главнейших направлений, нарушив тем самым план вторжения в пределы Советского Союза.

К исходу дня 29 октября военная флотилия с десантом была готова к выс­туплению.

На рассвете 30 октября советские части, погруженные на пароходы и баржи, выступили в поход.

Днем сотни жителей Лахасусу встречали наше появление красными флагами.

У всех наших бойцов и командиров было бодрое настроение и уверенность в победе.

Впереди мониторов и канонерских лодок, разрезая пенистые волны Сунгари, шли быстроходные катера «Пика» и «Барс», возглавляемые молодым, энергичным моряком, командиром т. Гудковым.

— Гудкову везет. Под Лахасусу, накануне боя, проскочив вперед через мин­ные поля, ему удалось порвать телеграфно-телефонную связь белых и этим облег­чить задачу по разгрому белых, — говорят краснофлотцы.

Разведывая сегодня китайский берег у Нербо, Гудков с восемью краснофлот­цами наткнулся на роту белокитайцев.

— Стой, ни с места! — кричат моряки.

Рота белых, напуганная недавними боями, махнула в горы.

— Путь на Фугдин свободен, — доносит Гудков.

Продвигаясь вперед, «Барс» и «Пика» наткнулись на переодетых китайских солдат, тащивших в камыши шаланду.

— Стой! Пропуск? — крикнули краснофлотцы.

— Наша рыба ловил, — отвечали китайцы.

Краснофлотцы не поверили, подошли вплотную и осмотрели шаланду. На дне ее они обнаружили разобранное орудие и разное военное имущество, а хозяева ша­ланды оказались переодетыми белокитайскими солдатами во главе с офицером. Пойманные с поличным, белокитайские солдаты были посажены на пароход «Чичерин».

— Гудкову следует гордиться экипажем катеров, — говорил командующий флотилией Яков Иванович Озолин.

Пи ветер, дующий с севера, ни обледенелые брызги разбушевавшейся Сунга­ри — ничто не страшит краснофлотцев. У всех на уме одна задача: как бы лучше и в срок выполнить приказ командарма.

К вечеру 30-го достигли деревни Фанзатунь. На темно-голубом горизонте вид­неются всадники. Вдали по обе стороны реки пылают костры, красным заревом освещая наш путь.

— Что за оказия — жечь костры? — недоумевают краснофлотцы.

— Это, брат, не «оказия». Кострами белокитайцы дают сигнал своим о на­двигающейся опасности со стороны красной флотилии. Это их древний способ свя­зи, — рассказывает капитан парохода.

Летчики, кружась над флотилией, сбросили два вымпела. В донесении летчики пишут: «К Фанзатуню двигается колонна белокитайцев — до батальона пехоты и до ста всадников. Вторая колонна — до батальона пехоты — следует по правому бе­регу Сунгари в направлении на Фугдин».

В 23 часа от командира дивизиона бронекатеров Гудкова получено донесение: «Продвигаясь к Фугдину, у знака № 347 наткнулся на изгородь затопленных ферм, пароходов и барж с балластом, преграждающих наш путь на Фугдин».

В час ночи 1 ноября радиограмма из штаба: «На Фугдин со стороны Саньсина следуют два кавалерийских полка белокитайцев».

В три часа утром 1 ноября новое донесение с базы военной флотилии: «По Амуру идет шуга».

— Ну и положение, черт возьми! — выругался командир канлодки «Красное знамя» т. Фоменко.

— Да, положение не из завидных. Первый раз в жизни в таком переплете, — говорит комполка Ягунов.

На совещании у командующего флотилией принято решение: во что бы то ни стало ворваться на рейд у Фугдина, потопить крейсер, разбить живую силу и за­нять город, после чего отойти обратно. Другого решения и быть не могло.

Ночью десант, выброшенный на берег у Фанзатуня, столкнулся с кавалерией: белых и после небольшой перестрелки рассеял кавалерийские части, а пехота про­тивника, по всей вероятности, не решилась нас атаковать ночью. Единственный путь к наступлению на Фугдин — по Сунгари.

К утру ветер покрепчал. На горизонте видны городские стены и двухэтажные городские здания, крытые черепицей. По рассказам интернированных, город счи­тался крупнейшим торговым центром в Гиринской провинции. Одних магазинов торговых фирм, как иностранных, так и китайских, — до четырехсот. Город окай­млен глинобитной стеной и глубоким валом (Sic!, но по смыслу - рвом - прим. А.П.). Большинство помещичьих усадеб и фанз приспособлено для обороны. Белокитайских войск в городе и его предместье Хотон-Гирин (скорее всего, инверсия - по смыслу следует читать Гирин-хотон (Гиринский поселок) - прим. А.П.) — до пяти тысяч бойцов, не считая купеческой охраны.

Рано утром дивизион бронекатеров и тральщики пытались проникнуть через зону заграждения, но под огнем судовой артиллерии (Sic!, но по смыслу - береговой или полевой - прим. А.П.) и крейсера, стоящего у Фугди­на, вынуждены были отойти.

Из-за туч показалось солнце. Ветер продолжал бушевать. На этот раз «Пике» и «Барсу» повезло: сильным течением два затонувших парохода повернулись носа­ми, и в фарватере образовались ворота, в которые и прошмыгнули два наши катера, а за ними проскочили и тральщики.

Китайский крейсер вновь открыл огонь. Ему в ответ из длинных орудий крас­ных мониторов и канонерских лодок полетели снаряды. На помощь красным мони­торам подоспели гидросамолеты. Раздались три оглушительных взрыва. Три бомбы точно угодили в неприятельский крейсер, и он постепенно, на глазах у всех, пошел ко дну.

Пароход, баржа и мониторы, нагруженные пехотой, кавалерией и артиллерией, пошли к китайскому берегу, к деревушке Хотон-Гирин. Но не успели еще прича­лить к берегу, как из хорошо замаскированных и укрытых от глаз окопов на нас посыпался град неприятельского свинца. Пули зашлепали о железо красных мони­торов. Откуда-то неподалеку открыла огонь батарея белых. Снаряды ложатся вбли­зи монитора «Красный восток», не причиняя ему вреда.

— По батарее противника — огонь! — командует командир монитора Яунзем. Через 10 минут батарея белых замолкла.

Не успел еще монитор пришвартоваться к берегу, а уже волочаевцы выска­кивали на берег.

— Ну, теперь мы на земле, держи хвост трубой, беляки! — смеялись бойцы. Мониторы, соревнуясь с канонерскими лодками, слали снаряды по укрепленным пунктам противника.

Под прикрытием артиллерийского огня с мониторов и канлодок вслед за волочаевцами высадились и остальные части десанта, имея боевую задачу наступать на Фугдин и охватить город с юга.

После трехчасового боя белокитайцы в беспорядке начали отходить к Фугдину. Наши части, преследуя белых, к вечеру достигли крепостных стен и вала, окружа­ющего город. Перед командованием десантных войск стал вопрос: брать ли город сейчас, ведя ночной уличный бой, или оставить до утра?

Через южные ворота проникла в город наша разведка во главе с помкомвзвода Передрягой. Ей удалось без выстрела захватить белоэмигрантский полевой караул.

На скорую руку производился допрос.

— Сколько белых в городе? — спрашивает Передряга.

Наших войск отступило в город около двух полков, — говорит унтер.

— Что же ваши думают делать?

— Ожидают завтра к вечеру до двух полков конницы. С приходом подкрепле­ния должны перейти в контрнаступление и отбросить красных в Сунгари.

— Много ли в городе русских белых?

— Человек сто, остальные китайцы.

— Здесь штаб бригады и штаб морских сил?

— Штабы оба сегодня вечером смотались в направлении к городу Сяньсинь, боясь быть захваченными красными.

— Были ли сегодня в городе адмирал Шен, командующий флотом, и генерал Ли — ваш комбриг?

— После потопления крейсера адмирал, убитый горем, вместе с комбри­гом на автомашине выехали со штабом. Тот и другой обещали вернуться с подкреп­лением.

— Было ли для вас неожиданностью наше появление у Фугдина?

— Нет. Мы ожидали, что красные будут наступать тотчас же после захвата Лахасусу, и на всякий случай наше командование приняло ряд мер, чтобы не до­пустить высадку десанта у Фугдина. Все железные фермы, изъятые в городе, были погружены на баржи и затоплены, для этой же цели были затоплены и пароходы, находящиеся на фарватере. По берегу и в глубине от берега возведены окопы с про­волочными заграждениями.

— Как дорога от Лахасусу на Фугдин?

— Дорога была приведена в негодность, мосты уничтожены, пади заболочены. Дорога нами считалась непроходимой. Артиллерия, кавалерия и обозы пройти не смогут.

— Когда ваши узнали о нашем появлении в устье Сунгари?

— Когда красная флотилия прошла Лахасусу и когда посты зажгли костры, этим сигналом давали знать о надвигающейся опасности. Но мы никак не ожидали, что вам удастся прорваться через полосу заграждения.

Передряга незамедлительно послал донесение командиру роты, а сам остался на окраине города.

Мое решение было таково: ночного уличного боя не вести, а наступление по занятию города оставить до утра. Для того чтобы кавалерия белых нас внезапно не атаковала, в район Фугдина был послан конный отряд с заданием удержать бе­лых часа на четыре-пять, дабы дать возможность нашим главным силам овладеть городом.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Последняя часть "Личных воспоминаний комдива":

В ФУГДИНЕ

На окраину города со своим оперативным штабом перебросился и я, располо­жившись в одной из брошенных фанз. Ординарец привез в вещевом мешке две бан­ки консервов, десять кукурузных кочанов и три подсолнуха величиной с мою фу­ражку. Этот скромный завтрак мы быстро уничтожили и почувствовали прилив бодрости.

В фанзу, где я помещался, красноармейцы привели китайца в форме чи­новника. Он оказался местным начальником телефонной станции.

— В чем дело?

— Этот господин разговаривал по телефону, прячась в подполье, с Саньсином, — отвечал красноармеец.

— С кем вы вели разговор и кому передавали сведения по телефону? — спра­шиваем чиновника.

— С генералом Ли, — ответил чиновник. — Он приказал его информировать обо всем...

— Телефон с Саньсином еще работает?

— Телефон и провод в исправности, можно вести переговоры.

— Передряга, пригласите переводчика, — приказал я помкомвзводу.

Через полчаса переводчик-китаец в сопровождении красноармейца пришел на телефонную станцию. Туда же пришли и мы со стариком-чиновником.

— Вы, старина, будете передавать то, что мы вам продиктуем, а переводчик будет вас контролировать. За обман и неправильную передачу отвечаете вы.

Через несколько минут по телефону был вызван Саньсин — штаб бригады. С захватом нами Фугдина белокитайцы потеряли всякую надежду на получение информации. И вдруг звонок, тот же старческий знакомый голос. Чиновник доложил под нашу диктовку:

— В городе почти без перемен, половина города занята красными, были крас­ные и на телефонной станции, но ушли, обрезав часть проводок. Около двух часов по направлению к городу двигались новые силы — много кавалерии, артиллерии и танковые части. Пожар в городе прекращен при участии самих красных. Наши солдаты разграбили ряд магазинов.

Доклад чиновника был прерван разрывом тяжелого снаряда неподалеку от те­лефонной станции и стрельбой белокитайцев по нашей разведке, пытавшейся про­никнуть в центр города. Попытка переводчика завести разговор со штабом генерала Ли успеха не имела: по всей вероятности, в штабе догадались, что говорит с ними не чиновник телефонной станции, а лицо постороннее.

Рано утром, с восходом солнца, наши войска без боя заняли центр города. В рабочем квартале, вблизи электростанции и мукомольных мельниц мы видели, как китайские рабочие у своих фанз разговаривают с красноармейцами и командирами, угощают их чаем с пампушками.

Наш штаб разместился в бывшем штабе генерала Ли. Не прошло и часа, как в дверь постучали. Оказалось, что пришла китайская делегация и ищет «большого капитана».

— Я командир дивизии, — отвечаю.

— Нет. Твоя хоть и похож на большой капитана, но твоя погона нет, твоя знаков нет, — говорят китайцы.

Действительно, я и мои товарищи были одеты в полушубки, знаков различия на них не было. Чтобы убедить делегацию, что мы действительно «большие капита­ны», пришлось снять полушубки. Увидев знаки различия и ордена Красного Зна­мени, делегаты заговорили о своем деле.

— Наша купеза муку скупила и бережет до весны. Весною шибко дорого бу­дет торговать. Наша рабочий кушать хочет. Ваша капитана ходила Лахасусу, муку давала нашим гражданам...

— Откуда вы знаете, что красные давали муку в Лахасусу? — спросили мы китайцев.

— Наша все знай, наша ходила Лахасусу.

— Разве мука в Фугдине есть?

— Здесь во дворе муки шибко много.

— Мука ваша, забирайте ее. Вы хозяева этой муки, — сказали мы делегации.

Рабочие были удивлены таким быстрым решением вопроса. Один из них вы­шел во двор. Дом, где разместился штаб, был окружен тысячной толпой.

Рабочий-делегат влез на бочку и закричал, жестикулируя руками.

Наше появление с переводчиком на балконе было встречено восторженными криками. Переводчик сказал, что население приветствует Красную Армию — един­ственную в мире армию, которая не грабит мирных жителей и помогает бедноте, что население благодарит красных «больших капитанов» за доброту и отзывчивость.

День клонился к вечеру. Наша разведка в районе Футингана встретилась с разведкой белых. Завязалась перестрелка, однако она длилась недолго. Видимо, белокитайцы на сей раз решили оставить нас в покое. Наша флотилия стала на рейд у Фугдина. На случай внезапного появления белых мониторы и канлодки были го­товы в любой момент поддержать пехоту своим мощным огнем.

Вскоре дежурный доложил:

— По телефону с флотилии приказано снимать охранение и патрули в городе, к семнадцати часам десанту быть на судах, готовых к отплытию...

Монитор «Сунь Ят-сен» дал сигнал на посадку. Красные части стройными ря­дами с оркестром прошли через город. Тысячи людей провожали нас до пристани. Когда флотилия отходила от берега, городские жители долго махали платками и что-то кричали вслед, провожая нас.

Встречали нас как врагов, провожали друзьями. В этом — великая несокруши­мая сила Красной Армии.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Некоторые сведения о городе Лаха-сусу (современное название - Тунцзян), в котором шел бой 12.10.1929.

Второй компонент названия - сусу - тунгусо-маньчжурского происхождения. Оно обозначает "покинутое в результате войны или болезни селение". Первое слово - скорее всего, тоже тунгусо-маньчжурского происхождения. Скорее всего, в XVII-XIX вв. тут было селение, покинутое в результате войн с казаками или же во время эпидемии (преимущественно оспы).

Согласно договорам с Китаем, русские военные корабли не имели права ходить по Сунгари, хотя коммерческое пароходство процветало. Лаха-сусу развивался как важный таможенный пункт - в дельте Сунгари постоянно действовали контрабандисты, деятельность которых не вызывала симпатий по обе стороны границы.

В 1904 г. на территории современного г. Тунцзян были выстроены склады и начата легальная торговля с русскими.

В 1906 г. гиринский цзянцзюнь (генерал-губернатор) Цзоучунь учредил в Лаха-сусу "Линьцзянчжоу" (окружной пункт по надзору за рекой). Так, фактически, была начата пограничная охрана этого пункта.

В 1909 г. обороты торговли в Лаха-сусу были признаны важными для северо-восточных провинций Китая. Следовало усилить охрану этих мест и упорядочить сбор налогов с торговцев.

В 1910 г. в исполнение данного плана в Лаха-сусу был открыт отдел морской таможни. Однако в том же году в Маньчжурии началась сильная эпидемия чумы. Торговые обороты сократились до минимума. В нарушение прежних договоренностей русские канонерки вошли в Сунгари для контроля за перемещениями населения, чтобы предотвратить массовый занос заразы на русский берег Амура. Отряд речников был направлен в Харбин для усиления оцепления района Фуцзядянь, где находился эпицентр чумной эпидемии в Харбине. Эпидемия пошла на убыль только весной 1911 г., унеся жизни не менее, чем 50 тысяч человек в т.ч. несколько десятков русских.

После того, как власть Маньчжурской династии была свергнута, таможенный отдел в Лаха-сусу был подчинен Харбинскому управлению морской таможни и назван "Тунцзянским таможенным пунктом".

В годы Гражданской войны в России на Сунгари процветала контрабанда - поток товара хлынул из Китая в разоренные войной области России. Вместе с товаром перемещались и банды хунхузов, и наркотики, спиртное, процветала белая проституция.

Русская Амурская флотилия была фактически уничтожена. Часть кораблей японцы угнали на Сахалин и вернули только в 1925 г. Устье Сунгари было открыто для бандитов и контрабандистов. Тогда китайцы решили сформировать охранную флотилию, для чего из Шанхая перебросили канонерку "Цзянхэн", а также "Лисуй" и "Лицзе" - бывшие германские речные канонерки с Янцзы "Оттер" и "Фатерлянд", в сопровождении буксира "Личуань" (наличие буксира очень важно для речников, т.к. фарватер вечно перемывается и сесть на мель очень легко). После того, как в 1917 г. Китай объявил войну Германии, канонерки были захвачены китайцами. Правда, немцы успели утопить вооружение и китайцам пришлось перевооружить корабли тем, что имелось под рукой, что не усилило боевых качеств обоих кораблей.

В 1919 г. корабли вошли в Амур и двинулись к Сунгари, что вызвало протесты колчаковского правительства и артобстрел отряда казачьей батареей атамана Калмыкова. установленной на мосту через Амур. Китайцы не стали вступать в бессмысленный конфликт и отошли в Николаевск, где стояли до лета 1920 г., невольно приняв участие в печально известном "Николаевском инциденте".

После открытия навигации в 1920 г. корабли прибыли в Лаха-сусу и встали в устье Сунгари. Началась патрульная служба.

В 1924 г. Чжан Цзолинь запретил русское судоходство на Сунгари. Следовало или поднять китайский флаг (с учетом перерегистрации корабля в китайских учетных органах и т.д.), или продать их по установленной правительством цене (естественно, существенно заниженной). Так с Сунгари исчезли корабли под русским флагом. Служебные пароходы КВЖД были частично использованы в качестве вспомогательных канонерок - они были колесными, с малой осадкой. Вооруженные малокалиберными орудиями, минометами и пулеметами, они могли действовать там, где более крупные "Лисуй" и "Лицзе" пройти не могли, не говоря уж о "Цзянхэне".

С эскалацией конфликта на КВЖД флотилия была приведена в боевую готовность, но минирование было неудачным, а в артиллерийском бою флотилия переведенного в 1928 г. из Циндао Шэнь Хунле была наголову разгромлена советскими кораблями - только "Цзянхэн" имел орудие, сравнимое с ГК советских мониторов - 105 мм. Но оно у него было одно, а на 3 советских мониторах - по 4 х 120 мм. орудия, а на одном - 4 х 152 мм. Шансов у 1-й охранной флотилии не было изначально, поэтому слова Онуфриева о том, что китайцы с такими силами хотели идти на Хабаровск, не отражают истины.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Как и обещал - разбор текста Онуфриева.

Для меня это дело почти личное, т.к. я долго искал этот текст, пытаясь найти более подробную информацию о том, что в автобиографии моего прадеда отразилось скупым ответом на стандартный вопрос: "Были ли вы за границей?" - "Да, 1 день в китайской крепости Лаха-сусу".

Но когда я нашел этот текст, я понял, что ничего нового в нем нет. Просто то, что тиражируется в популярных статьях, здесь рассказано от первого лица и "партизаны тут еще не такие толстые" (с). Толстеют они по мере пересказов - аксиома существования информации, не подтвержденной документально. Что следует учитывать.

Китайских материалов тоже нет. Они там такое несут по данному поводу, что порой узнаешь сомнительные подробности о штурме Лаха-сусу 40 советскими танками! Напоминаю, плавающих танков тогда еще не было. Их разработка относится в СССР к 1930-м годам.

Соответственно, попробую быть объективным и указать, где комдив говорил не совсем верно, а где - просто вел пропаганду. И не забудем - печатное слово тогда считалось оружием - недаром Маяковский говорил, что "к штыку приравняли перо"!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Много горя и слез пришлось бы хлеб­нуть жителям, если бы не красноармейцы Приамурской дивизии, спасавшие и лю­дей и пожитки.

В этих событиях большую помощь населению оказали речники-амурцы. Корабли Амурской флотилии вывезли много народа и скота из затопляемых районов.

Не очень существенно по ходу повествования в целом, но считаю нужным напомнить про это.

Хотя и приамурцы тоже молодцы.

Мирной жизнью, восстанавливая свое хозяйство после наводнения, жил Бла­говещенск, когда вдруг грянула весть о захвате белокитайцами ДВЖД.

Конфликт назревал примерно с 1924 г. Обострился он тогда, когда Чан Кайши объединил весь Китай, а СССР не отказался от поддержки китайских коммунистов. И, естественно, ж/д называлась КВЖД.

Не знаю, опечатка ли это, или плохое распознавание текста.

Поздней ночью, когда город уже спал, разбудил меня телефонный звонок. Вы­зывали к прямому проводу.

Это лето 1929 г. До боев на Сунгари еще очень далеко.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Размеренным шагом, в строю по четыре человека, с песнями прошел по городу первый осовский полк, сформированный исключительно из рабочих Лензатона и завода «Металлист». За ним стройно и четко проследовал второй осовский полк, составленный из учащихся учебных заведений Благовещенска. Им вручается охрана города. Бойцы и командиры любовались стройными колоннами пролетарских ба­тальонов.

ОСовские полки - формирования ОСОАВИАХИМ? Одно время он именовался Авиахим-ОСО, а с 1931 г. Онуфриев уйдет туда на руководящую работу.

Надо уточнять.

13 июля по телеграфу была передана нота народного комиссара по иностран­ным делам нанкинскому и мукденскому правительствам.

В Нанкине было центральное правительство Китая с Чан Кайши во главе, а в Мукдене сидел местный "маршаленок" Чжан Сюэлян. Правда, акция была согласована между Нанкином и Мукденом - сам "маршаленок" на такой шаг не пошел бы.

Белокитайцы затягивают с ответом и вместе с тем сосредоточивают крупные войсковые соединения на главных направлениях — к станциям Пограничная и Мань­чжурия. Спешно возводят окопы.

Пограничная (Суйфэньхэ) и Маньчжурия (Маньчжоули) - станции КВЖД на границе с СССР (Приморье и Забайкалье соответственно). Там китайцы, под руководством немецких инструкторов, построили полевые укрепления, которые РККА успешно преодолела.

Через несколько дней получен ответ, ни в какой степени не удовлетворяю­щий нашим требованиям. Одновременно с этим ответом белокитайцы перебросили через Амур на нашу территорию русских белогвардейцев для подрывной работы. Пограничники легко справились с диверсантами.

Белые на территории Китая активно участвовали в таких акциях - они считали это логическим продолжением Гражданской войны в России. Последние их акции были уже в 1945 г., под крылом у японцев. Осенью 1945 г. их ликвидировали окончательно после разгрома Японии.

Правда, не всегда получалось быстро и легко ликвидировать диверсионные группы.

Чтобы обезопасить себя от всевозможных случайностей и внезапных нападе­ний, решили отобрать китайские пароходы и моторные катера, свободно гулявшие по Амуру. Эти пароходы раньше принадлежали советскому торговому флоту, а в период интервенции они были уведены в Харбин, где их перекрасили в другой цвет. В течение нескольких дней все плавучие средства белокитайцев были у нас в Лензатоне.

Онуфриев несколько упрощает ситуацию - да значительную часть китайских кораблей составляли конфискованные русские (но не советские, скорее всего) пароходы. Однако с 1920 г. на Амуре работало и китайское пароходство "Утун", ликвидированное незадолго до конфликта. Его суда были переданы правительственной пароходной компании.

Т.ч. в Лензатон явно попали и китайские корабли.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

О китайском судоходстве на Амуре и Сунгари:

戊通轮船公司 (Утун луньчуань гунсы / пароходная компания Утун) - образована 21.07.1918 в Харбине с целью перевозки грузов. Основатели-акционеры - Лян Шии (梁士怡), Чэнь Таое (陈陶冶),Мэн Чжаочан (孟昭常) и Ван Цюаньши (王荃士). В целях изыскания средств акционерами был сделан заем в Банке Транспорта и Связи. Было приобретено 29 кораблей и 20 буксиров. Акционерами компании также выступило правительство провинции Хэйлунцзян в лице правительственной "Транспортной компании". Первое собрание акционеров было проведено весной (видимо, до официального учреждения компании), рассматривались вопросы навигации на 1918 г., компания получила свое название - "Утун луньчуань гунсы". На флаге фирмы был изображен почерком чжуань иероглиф "У" (午). Помимо провинции Хэйлунцзян пароходы компании работали еще на 16 маршрутах в северных провинциях, в основном по р. Сунгари.

Еще до начала официального открытия компании пароход "Цзиньшань" (金山号) был направлен в первое плавание по Амуру, начав прямое сообщение с городом Хэйхэ. Это был пробный рейс, положивший начало китайскому судоходству по Амуру.

Весной 1920 г. все линии компании начали работать в одинаковых условиях (видимо, были введены идентичные тарифы и условия работы для экипажа), корабли ходили до Сицзыкоу (西子口?) и Боли (伯力 - Хабаровск), и даже ниже - до района Мяоцзе (庙街 - Николаевск) и пролива Даэр (达尔海峡 - Татарский пролив), вплоть до устья Амура. По Уссури поднимались до уезда Хулинь (虎林县), по Нэньцзян (嫩江 - Нонни-ула) линия доходила до уезда Далай (大赉). В связи с тем, что компания плохо управляла своей деятельностью, она несла серьезные убытки.

22.03.1925 было проведено очередное собрание акционеров, на котором было объявлено о банкротстве. Возникла проблема государственного судоходства на Амуре, генеральный директор Ван Вэйшэн (王渭生) опубликовал коммюнике, в котором были изложены предлагаемые меры по исправлению ситуации:
1. переход под управление Китайского Коммерческого Пароходного Общества (招商局),
2. переход под контроль государства,
3. переход под контроль правительства провинции。

1.09.1925 правительство Дунбэя (Чжан Цзолинь сотоварищи) и Банк Транспорта и Связи (交通银行) за 1,6 млн. юаней выкупили все имущество (движимое и недвижимое) обанкротившейся компании и создали на основе полученных активов Дунбэйское пароходство (东北航务局).

Т.е. Онуфриев не учитывает этих фактов, когда пишет о том, что все китайские корабли на Амуре были захваченными ранее советскими кораблями.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Красавица Полтавка разбросалась по небольшим пригоркам в долине рек Суйфун и Ушагоу, вдоль границы между СССР и Китаем. По ту сторону Суйфуна, на китайской стороне, на север тянутся цепи крутых гор, покрытых мелким кустар­ником. На обрывистых скалах белокитайцы выставляют на ночь сторожевые посты.

Полтавка выросла из казачьей станицы. Первыми поселенцами в этих местах были казаки, переселившиеся с Уссури в 1879 году. На месте нынешнего села Полтавка был казачий Караул Полтавский, на котором несли службу уссурийские казаки (переселенные, в свою очередь, с Амура, а туда - с Забайкалья). Впоследствии подселения казаков и распашки земель этот Караул был реорганизован в окружную станицу Полтавскую, в которую входили следующие казачьи поселения: Алексей-Никольский, Константиновский (исключён из списка в 1933 году), Корфовский, Монакинский, Николо-Львовский, Фаддеевский (исключён из списка в 1954 году).

На картах ищется плохо, но на "той стороне" на любой карте всегда хорошо виден городок Саньчакоу (三岔口, букв. "стык трех дорог / перекресток"). Добавить к нижеследующему описанию Саньчакоу у Онуфриева мне нечего:

В трехстах метрах от нашей пограничной заставы по ту сторону реки Ушагоу китайский захолустный город Санчагоу с двадцатитысячным населением. В горо­дишке храм, полицейское управление, тюрьма на двести—триста человек, винокуренный завод и электростанция. Оба предприятия стоят без дела из-за отсутствия топ­лива. Из окон третьего этажа винокуренного завода торчат в нашу сторону дула, пулеметов. В городе много магазинов и мелких лавчонок. Пограничный городишко славился своей контрабандой.

Санчагоу окаймлен неглубоким рвом и кирпичной стеной, построенной в прош­лом столетии для прикрытия от набегов хунхузских банд. В город проникнуть мож­но только через пять ворот. У ворот по углам сторожевые башни. В расщелинах ба­шен помещены пулеметы и торчат винтовки.

С закрытием границы город захирел. Торговля стала. Советские пограничники зорко следят, и пронести контрабанду удается только одиночкам.

В километре от западных ворот города уныло стоит старая крепость — казар­мы артиллерийской части. Дула 76-миллиметровых пушек жерлами смотрят в сто­рону советской границы. Вокруг крепости у самого города, к западным скатам, ки­тайское население под плетями офицеров роет окопы и строит блиндажи.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Штаб Приамурской дивизии разместился в казачьем поселке Константинова, приютившемся у самого подножия гор по левому берегу реки Суйфун.

Утром, чуть свет, горнист проиграл подъем. На утренней перекличке ротные командиры объявили о предстоящем приезде члена Реввоенсовета СССР т. Бубнова. Весть о скором приезде члена правительства т. Бубнова пролетела по всему поселку и докатилась до Полтавки. Народу понаехало отовсюду. Всех волновал вопрос — бу­дет ли война?

Андрей Сергеевич Бубнов (1882-1938) - с 1924 по 1929 год начальник Политуправления РККА, затем - нарком просвещения РСФСР. Обвинен в участии в "военно-фашистском заговоре" и расстрелян в 1938 г. Реабилитирован в 1956 г.

Поселок, как писал выше, не Константинов, а Константиновский, но в быту, возможно, говорили и "Константинов", "Константиновка".

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

По последним разведывательным и агентурным данным, докладывал мне начштаба, белокитайцы сосредоточили в районе города Санчагоу до трех полков пехо­ты и до одного полка конницы.

Как показал опыт Гражданской войны, а также конфликтов с китайцами в 1920-е годы, эти данные часто были неверными. В данных, которые сообщают белые о войне в Приморье и Приамурье, количество их сил никогда не совпадает с количеством сил белых, указываемых красными. То же самое касается и данных белогвардейцев. Разведка была поставлена плохо с обеих сторон.

В отношении китайцев разведка была затруднена языковым барьером, расовыми различиями (помню сверхзадачу в Шанхае - выйдя на улицу, "слиться с толпой" :) ), неразберихой в организации китайских войск того времени и т.д.

В целом, пехотный полк тогда (если брать результаты деятельности Блюхера в Китае) - это 3 батальона по 3 роты из 3 взводов в каждом. Но если с вспомогательными и техническими частями, то 1 полк - это 15 рот, всего около 1550 человек.

Насчет артиллерии - сложно сказать, но в целом, она была у китайцев очень плоха. Пушки преимущественно старые, ушатанные, без надлежащего ремонта и без запчастей. В РККА в 1924 г. наблюдалось то же самое, но к 1929 г. в целом многие проблемы преодолели.

Хотя, если честно, то артиллерия наших мониторов на Амуре при воссоздании флотилии была собрана с большим трудом - это были преимущественно уже сильно пожившие пушки.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Гулыга А.В. Роль США в подготовке вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г. // Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
      Автор: Военкомуезд
      А.В. ГУЛЫГА
      РОЛЬ США В ПОДГОТОВКЕ ВТОРЖЕНИЯ НА СОВЕТСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В НАЧАЛЕ 1918 г.

      Крушение капиталистического строя в России привело в смятение весь капиталистический мир, в частности, империалистов США. Захват пролетариатом власти на одной шестой части земного шара создавал непосредственную угрозу всей системе наемного рабства. Начиная борьбу против первого в мире социалистического государства, империалисты США ставили своей целью восстановление в России власти помещиков и капиталистов, расчленение России и превращение ее в свою колонию. В последние годы царского режима, и особенно в период Временного правительства, американские монополии осуществляли широкое экономическое и политическое проникновенне в Россию. Магнаты Уоллстрита уже видели себя в недалеком будущем полновластными владыками русских богатств. Однако непреодолимым препятствием на их пути к закабалению России встала Великая Октябрьская социалистическая революция. Социалистический переворот спас нашу родину от участи колониальной или зависимой страны.

      Правительство США начало борьбу против Советской России сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти», [1] — писал в начале декабря 1917 г. государственный секретарь США Лансинг президенту Вильсону, предлагая активизировать антисоветские действия Соединенных Штатов.

      Правительство США знало, однако, что в своих антисоветских действиях оно не может надеяться на поддержку американского народа, который приветствовал рождение Советского государства. На многочисленных рабочих митингах в разных городах Соединенных Штатов принимались резолюции, выражавшие солидарность с русскими рабочими и крестьянами. [2] Правительство США вело борьбу против Советской республики, используя коварные, провокационные методы, прикрывая /33/

      1. Papers relating to the foreign relations of the United States. The Lansing papers, v. II, Washington, 1940, p. 344. (В дальнейшем цит.: The Lansing papers).
      2. Вот одна из таких резолюций, принятая на рабочем митинге в г. Ситтле и доставленная в Советскую Россию американскими моряками: «Приветствуем восторженно русский пролетариат, который первый одержал победу над капиталом, первый осуществил диктатуру пролетариата, первый ввел и осуществил контроль пролетариата в промышленности. Надеемся твердо, что русский пролетариат осуществит социализацию всего производства, что он закрепит и расширит свои победы над капиталом. Уверяем русских борцов за свободу, что мы им горячо сочувствуем, готовы им помочь и просим верить нам, что недалеко время, когда мы сумеем на деле доказать нашу пролетарскую солидарность» («Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 января (7 февраля) 1918 г.).

      свое вмешательство во внутренние дела России лицемерными фразами, а иногда даже дезориентирующими действиями. Одним из наиболее ярких примеров провокационной тактики американской дипломатии в борьбе против Советской России является развязывание правительством Соединенных Штатов японского вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г.

      Вся история интервенции США в Советскую Россию на протяжении многих лет умышленно искажалась буржуазными американскими историками. Фальсифицируя смысл документов, они пытались доказать, что американское правительство в течение первых месяцев 1918 г. якобы «возражало» против иностранного вторжения на Дальний Восток и впоследствии дало на нею свое согласие лишь «под давлением» Англии, Франции и Японии. [3] На помощь этим историкам пришел государственный департамент, опубликовавший в 1931—1932 гг. три тома дипломатической переписки за 1918 г. по поводу России. [4] В этой публикации отсутствовали все наиболее разоблачающие документы, которые могли бы в полной мере показать антисоветскую политику Соединенных Штатов. Тем же стремлением фальсифицировать историю, преуменьшить роль США в организации антисоветской интервенции руководствовался и составитель «Архива полковника Хауза» Чарлз Сеймур. Документы в этом «архиве» подтасованы таким образом, что у читателя создается впечатление, будто Вильсон в начале 1918 г. действительно выступал против японской интервенции.

      Только в 1940 г. государственный департамент опубликовал (и то лишь частично) секретные документы, проливающие свет на истинные действия американскою правительства по развязыванию иностранного вторжения на Дальний Восток. Эти материалы увидели свет во втором томе так называемых «документов Лансинга».

      Важная задача советских историков — разоблачение двуличной дипломатии США, выявление ее организующей роли в развязывании иностранной интервенции на Дальнем Востоке, к сожалению, до сих пор не получила достаточного разрешения в исторических исследованиях, посвященных этой интервенции.

      *     *     *

      В своем обращении к народу 2 сентября 1945 г. товарищ Сталин говорил: «В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединённых Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток». [5] Это указание товарища Сталина о том, что Япония совершила нападение на Советскую Россию в 1918 г., опираясь на Англию, Францию и США, и служит путеводной нитью для историка, изучающего интервенцию на Дальнем Востоке. /34/

      5. Т. Millard. Democracy and the eastern question, N. Y., 1919; F. Schuman. American policy towards Russia since 1917, N. Y., 1928; W. Griawold. The far Eastern policy of the United States, N. Y., 1938.
      4. Papers relating to the foreign relations of the United States, 1918, Russia, v.v. I—III, Washington. 1931—1932. (В дальнейшем цит.: FR.)
      5. И. B. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1949, стр. 205.

      Ленин еще в январе 1918 г. считался с возможностью совместного японо-американского выступления против нашей страны. «Говорят, — указывал он, — что, заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладевают Владивостоком. Но, пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить нашу социалистическую республику». [6] Готовясь к выступлению на VII съезде партии, 8 марта 1918 г. Ленин писал: «Новая ситуация: Япония наступать хочет: «ситуация» архи-сложная... отступать здесь с д[огово]ром, там без дог[ово]ра». [7]

      В дальнейшем, объясняя задержку японского выступления, Ленин, как на одну из причин, указывал на противоречия между США и Японией. Однако Ленин всегда подчеркивал возможность сделки между империалистами этих стран для совместной борьбы против Советской России: «Американская буржуазия может стакнуться с японской...» [8] В докладе Ленина о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. содержится глубокий анализ американо-японских империалистических противоречий. Этот анализ заканчивается предупреждением, что возможность сговора между американской и японской буржуазией представляет реальную угрозу для страны Советов. «Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно. Это противоречие, временно прикрытое теперь союзом Японии и Америки против Германии, задерживает наступление японского империализма против России. Поход, начатый против Советской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну. Конечно, вполне возможно, и мы не должны забывать того, что группировки между империалистскими державами, как бы прочны они ни казались, могут быть в несколько дней опрокинуты, если того требуют интересы священной частной собственности, священные права на концессии и т. п. И, может быть, достаточно малейшей искры, чтобы взорвать существующую группировку держав, и тогда указанные противоречия не могут уже служить мам защитой». [9]

      Такой искрой явилось возобновление военных действий на восточном фронте и германское наступление против Советской республики в конце февраля 1918 г.

      Как известно, правительство США возлагало большие надежды на возможность обострения отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией. В конце 1917 г. и в первые месяцы 1918 г. все усилия государственных деятелей США (от интриг посла в России Френсиса до широковещательных выступлений президента Вильсона) были направлены к тому, чтобы обещаниями американской помощи предотвратить выход Советской России из империалистической войны. /35/

      6. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 201.
      7. Ленинский сборник, т. XI, стр. 65.
      8. В. И. Ленин. Соч., т. XXX, стр. 385.
      9. В. И. Ленин. Соч., т. XXIII, стр. 5. История новейшего времени содержит поучительные примеры того, что антагонизм между империалистическими державами не является помехой для развертывания антисоветской агрессин. Так было в годы гражданской войны, так было и в дни Мюнхена.

      Послание Вильсона к конгрессу 8 января 1918 г. и пресловутые «четырнадцать пунктов» имели в качестве одной из своих задач «выражением сочувствия и обещанием более существенной помощи» вовлечь Советскую республику в войну против Германии. [10] Хауз называл «пункты» Вильсона «великолепным оружием пропаганды». [11] Такого же мнения были и руководящие работники государственного департамента, положившие немало усилий на массовое распространение в России «четырнадцати пунктов» всеми пропагандистскими средствами.

      Ленин разгадал и разоблачил планы сокрушения Советской власти при помощи немецких штыков. В статье «О революционной фразе» он писал: «Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии. Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ, сапоги, картошку, снаряды, паровозы (в кредит... это не «кабала», не бойтесь! это «только» кредит!). Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией.

      Понятно, почему она должна хотеть этого: потому, что, во-первых, мы оттянули бы часть германских сил. Потому, во-вторых, что Советская власть могла бы крахнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом». [12]

      В приведенной цитате речь идет об англичанах и французах. Однако с полным правом ленинскую характеристику империалистической политики в отношении выхода Советской России из войны можно отнести и к Соединенным Штатам. Правомерность этого становится еще более очевидной, если сравнить «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», написанные Лениным 7 января 1918 г., с подготовительными набросками к этим тезисам. Параграф 10 тезисов опровергает довод против подписания мира, заключающийся в том, что, подписывая мир, большевики якобы становятся агентами германского империализма: «...этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма...» [13] В подготовительных заметках этот тбзис сформулирован: «объект[ивно] = агент Вильсона...» [14] И Вильсон являлся олицетворением американского империализма. .

      Попытка американских империалистов столкнуть Советскую Россию с кайзеровской Германией потерпела крах. Однако были дни, когда государственным деятелям Соединенных Штатов казалось, что их планы близки к осуществлению.

      10 февраля 1918 г. брестские переговоры были прерваны. Троцкий, предательски нарушив данные ему директивы, не подписал мирного договора с Германией. Одновременно он сообщил немцам, что Советская республика продолжает демобилизацию армии. Это открывало немецким войскам дорогу на Петроград. 18 февраля германское командование начало наступление по всему фронту.

      В эти тревожные для русского народа дни враги Советской России разработали коварный план удушения социалистического государства. Маршал Фош в интервью с представителем газеты «Нью-Йорк Таймс» /36/

      10. Архив полковника Хауза, т. III, стр. 232.
      11. Там же, т. IV, стр. 118.
      12. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 268.
      13. Там же, стр. 195.
      14. Ленинский сборник, т. XI, стр. 37.

      сформулировал его следующим образом: Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны немедленно выступить и встретить немцев в Сибири. [15]

      Этот план был предан гласности французским маршалом. Однако авторы его и главные исполнители находились в Соединенных Штатах. Перспектива сокрушения Советской власти комбинированным ударом с запада и востока была столь заманчивой, что Вильсон начал развязывать японскую интервенцию, торжественно заверяя в то же время о «дружеских чувствах» к русскому народу.

      В 1921 г. Лансинг составил записку, излагающую историю американско-японских переговоров об интервенции. Он писал для себя, поэтому не облекал мысли в витиеватые и двусмысленные дипломатические формулы: многое в этой записке названо своими именами. Относительно позиции США в конце февраля 1918 г. там сказано: «То, что Япония пошлет войска во Владивосток и Харбин, казалось одобренным (accepted) фактом». [16] В Вашингтоне в эти дни немецкого наступления на Петроград считали, что власти большевиков приходит конец. Поэтому решено было устранить возможные недоразумения и информировать союзные державы о согласии США на японское вооруженное выступление против Советской России.

      18 февраля, в тот день, когда германские полчища ринулись на Петроград, в Верховном совете Антанты был поднят вопрос о посылке иностранных войск на Дальний Восток. Инициатива постановки этого вопроса принадлежала американскому представителю генералу Блиссу. Было решено предоставить Японии свободу действий против Советской России. Союзники согласились, — говорилось в этом принятом документе — так называемой совместной ноте №16, — в том, что «1) оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба конечных пункта, дает военные выгоды, которые перевешивают возможный политический ущерб, 2) рекомендованная оккупация должна осуществляться японскими силами после получении соответствующих гарантий под контролем союзной миссии». [17]

      Действия Блисса, подписавшего этот документ в качестве официального представителя Соединенных Штатов, получили полное одобрение американского правительства.

      В Вашингтоне стало известно, что Япония закончила последние приготовления и ее войска готовы к вторжению на Дальний Восток. [18] Государственные деятели США начинают форсировать события. 27 февраля Лансинг беседовал в Вашингтоне с французским послом. Последний сообщил, что японское правительство намеревается, начав интервенцию, расширить военные операции вплоть до Уральского хребта. Лансинг ответил, что правительство США не примет участия в интервенции, однако против японской экспедиции возражать не будет.

      В тот же день Лансинг письмом доложил об этом Вильсону. Обращая особое внимание на обещание японцев наступать до Урала, он писал: «поскольку это затрагивает наше правительство, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии». [19] /37/

      15. «Information», 1 марта 1918 г.
      16. The Lansing papers, v. II, p. 394.
      17. Там же, стр. 272.
      18. FR, v. II, p. 56.
      19. The Lansing papers, v. II, p. 355.

      Для того, чтобы создать эту «практическую уверенность», Вильсон решил отправить в Японию меморандум об отношении США к интервенции. В меморандуме черным по белому было написано, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на высадку японских войск на Дальнем Востоке. На языке Вильсона это звучало следующим образом: «правительство США не считает разумным объединиться с правительством Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Оно не имеет возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и оно готово уверить японское правительство, что оно вполне доверяет ему в том отношении, что, вводя вооруженные силы в Сибирь, Япония действует в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжения армий Германии и от германских интриг, и с полным желанием предоставить разрешение всех вопросов, которые могут воздействовать на неизменные судьбы Сибири, мирной конференции». [20] Последняя оговорка, а именно тот факт, что дальнейшее решение судьбы Сибири Вильсон намеревался предоставить международной конференции, свидетельствовала о том, что США собирались использовать Японию на Дальнем Востоке лишь в качестве жандарма, который должен будет уйти, исполнив свое дело. Япония, как известно, рассматривала свою роль в Азии несколько иначе.

      Совместные действия против Советской республики отнюдь не устраняли японо-американского соперничества. Наоборот, борьба за новые «сферы влияния» (именно так рисовалась американцам будущая Россия) должна была усилить это соперничество. Перспектива захвата Сибири сильной японской армией вызывала у военных руководителей США невольный вопрос: каким образом удастся впоследствии выдворить эту армию из областей, на которые претендовали американские капиталисты. «Я часто думаю, — писал генерал Блисс начальнику американского генерального штаба Марчу, — что эта война, вместо того чтобы быть последней, явится причиной еще одной. Японская интервенция открывает путь, по которому придет новая война». [21] Это писалось как раз в те дни, когда США начали провоцировать Японию на военное выступление против Советской России. Вопрос о японской интервенции ставил, таким образом, перед американскими политиками проблему будущей войны с Японией. Интересы «священной частной собственности», ненависть к Советскому государству объединили на время усилия двух империалистических хищников. Более осторожный толкал на опасную авантюру своего ослепленного жадностью собрата, не забывая, однако, о неизбежности их будущего столкновения, а быть может, даже в расчете на это столкновение.

      Составитель «Архива Хауза» постарался создать впечатление, будто февральский меморандум был написан Вильсоном «под непрерывным давлением со стороны французов и англичан» и являлся в биографии президента чем-то вроде досадного недоразумения, проявлением слабости и т. п. Изучение «документов Лансинга» дает возможность сделать иное заключение: это был один из немногих случаев, когда Вильсон в стремлении форсировать события выразился более или менее откровенно.

      1 марта 1918 г. заместитель Лансинга Полк пригласил в государственный департамент послов Англии и Франции и ознакомил их с /38/

      20. The Lansing papers, v. II, p. 355 См. также «Архив полковника Хауза» т. III, стр. 294.
      21. С. March. Nation at war, N. Y., 1932, p. 115.

      текстом меморандума. Английскому послу было даже разрешено снять копию. Это означала, в силу существовавшего тогда англо-японского союза, что текст меморандума станет немедленно известен в Токио. Так, без официального дипломатического акта вручения ноты, правительство СЛИЛ допело до сведения японского правительства свою точку зрения. Теперь с отправкой меморандума можно было не спешить, тем более что из России поступали сведения о возможности подписания мира с немцами.

      5 марта Вильсон вызвал к себе Полка (Лансинг был в это время в отпуске) и вручил ему для немедленной отправки в Токио измененный вариант меморандума. Полк прочитал его и изумился: вместо согласия на японскую интервенцию в ноте содержались возражения против нее. Однако, поговорив с президентом, Полк успокоился. Свое впечатление, вынесенное из разговора с Вильсоном, Полк изложил в письме к Лансингу. «Это — изменение нашей позиции,— писал Полк,— однако, я не думаю, что это существенно повлияет на ситуацию. Я слегка возражал ему (Вильсону. — А. Г.), но он сказал, что продумал это и чувствует, что второе заявление абсолютно необходимо... Я не думаю, что японцы будут вполне довольны, однако это (т. е. нота.— Л. Г.) не является протестом. Таким образом, они могут воспринять ее просто как совет выступить и делать все, что им угодно». [22]

      Таким же образом оценил впоследствии этот документ и Лансинг. В его записке 1921 г. по этому поводу говорится: «Президент решил, что бессмысленно выступать против японской интервенции, и сообщил союзным правительствам, что Соединенные Штаты не возражают против их просьбы, обращенной к Японии, выступить в Сибири, но Соединенные Штаты, в силу определенных обстоятельств, не могут присоединиться к этой просьбе. Это было 1 марта. Четыре дня спустя Токио было оповещено о точке зрения правительства Соединенных Штатов, согласно которой Япония должна была заявить, что если она начнет интервенцию в Сибирь, она сделает это только как союзник России». [23]

      Для характеристики второго варианта меморандума Лансинг отнюдь не употребляет слово «протест», ибо по сути дела вильсоновский документ ни в какой мере не являлся протестом. Лансинг в своей записке не только не говорит об изменении позиции правительства США, но даже не противопоставляет второго варианта меморандума первому, а рассматривает их как последовательные этапы выражения одобрения действиям японского правительства по подготовке вторжения.

      Относительно мотивов, определивших замену нот, не приходится гадать. Не столько вмешательство Хауза (как это можно понять из чтения его «архива») повлияло на Вильсона, сколько телеграмма о подписании Брестского мира, полученная в Вашингтоне вечером 4 марта. Заключение мира между Германией и Советской Россией смешало все карты Вильсона. Немцы остановились; останавливать японцев Вильсон не собирался, однако для него было очень важно скрыть свою роль в развязывании японской интервенции, поскольку предстояло опять разыгрывать из себя «друга» русского народа и снова добиваться вовлечения России в войну с Германией. [24] Японцы знали от англичан /39/

      22. The Lansing papers, v. II, p. 356. (Подчеркнуто мной. — Л. Г.).
      23. Там же, стр. 394.

      истинную позицию США. Поэтому, полагал Вильсон, они не сделают неверных выводов, даже получив ноту, содержащую утверждения, противоположные тому, что им было известно. В случае же проникновения сведений в печать позиция Соединенных Штатов будет выглядеть как «вполне демократическая». Вильсон решился на дипломатический подлог. «При чтении, — писал Полк Лансингу, — вы, вероятно, увидите, что повлияло на него, а именно соображения относительно того, как будет выглядеть позиция нашего правительства в глазах демократических народов мира». [25]

      Как и следовало ожидать, японцы поняли Вильсона. Зная текст первою варианта меморандума, они могли безошибочно читать между строк второго. Министр иностранных дел Японии Мотоко, ознакомившись с нотой США, заявил не без иронии американскому послу Моррису, что он «высоко оценивает искренность и дружеский дух меморандума». [26] Японский поверенный в делах, посетивший Полка, выразил ему «полное удовлетворение тем путем, который избрал государственный департамент». [27] Наконец, 19 марта Моррису был вручен официальный ответ японского правительства на меморандум США. По казуистике и лицемерию ответ не уступал вильсоновским документам. Министерство иностранных дел Японии выражало полное удовлетворение по поводу американского заявления и снова ехидно благодарило за «абсолютную искренность, с которой американское правительство изложило свои взгляды». С невинным видом японцы заявляли, что идея интервенции родилась не у них, а была предложена им правительствами стран Антанты. Что касается существа вопроса, то, с одной стороны, японское правительство намеревалось, в случае обострения положения /40/

      24. Не прошло и недели, как Вильсон обратился с «приветственной» телеграммой к IV съезду Советов с намерением воспрепятствовать ратификации Брестского мира. Это было 11 марта 1918 г. В тот же день государственный департамент направил Френсису для ознакомления Советского правительства (неофициальным путем, через Робинса) копию меморандума, врученного 5 марта японскому правительству, а также представителям Англии, Франции и Италии. Интересно, что на копии, посланной в Россию, в качестве даты написания документа было поставлено «3 марта 1918 г.». В американской правительственной публикации (FR, v. II, р. 67) утверждается, что это было сделано «ошибочно». Зная методы государственного департамента, можно утверждать, что эта «ошибка» была сделана умышленно, с провокационной целью. Для такого предположения имеются достаточные основания. Государственный департамент направил копию меморандума в Россию для того, чтобы ввести в заблуждение советское правительство, показать США «противником» японской интервенции. Замена даты 5 марта на 3 марта могла сделать документ более «убедительным»: 1 марта в Вашингтоне еще не знали о подписании Брестского мира, следовательно меморандум, составленный в этот день, не мог являться следствием выхода Советской России из империалистической войны, а отражал «демократическую позицию» Соединенных Штатов.
      Несмотря на все ухищрения Вильсона, планы американских империалистов не осуществились — Брестский мир был ратифицирован. Советская Россия вышла из империалистической войны.
      23. Махинации Вильсона ввели в заблуждение современное ему общественное мнение Америки. В свое время ни текст двух вариантов меморандума, ни даже сам факт его вручения не были преданы гласности. В газетах о позиции США в отношении японской интервенции появлялись противоречивые сообщения. Только через два года журналист Линкольн Колькорд опубликовал текст «секретного» американского меморандума, отправленного 5 марта 1918 г. в Японию (журнал «Nation» от 21 февраля 1920 г.). Вопрос казался выясненным окончательно. Лишь много лет спустя было опубликовано «второе дно» меморандума — его первый вариант.
      26. FR, v II, р. 78.
      27. Там же, стр. 69.

      на Дальнем Востоке, выступить в целях «самозащиты», а с другой стороны, в японской ноте содержалось обещание, что ни один шаг не будет предпринт без согласия США.

      Лансингу тон ответа, вероятно, показался недостаточно решительнным. Он решил подтолкнуть японцев на более активные действия против Советской России. Через несколько часов после получения японской ноты он уже телеграфировал в Токио Моррису: «Воспользуйтесь, пожалуйста, первой подходящей возможностью и скажите к о н ф и д е н ц и а л ь н о министру иностранных дел, что наше правительство надеется самым серьезным образом на понимание японским правительством того обстоятельства, что н а ш а позиция в от н о ш е н и и п о с ы л к и Японией экспедиционных сил в Сибирь н и к о и м образом не основывается на подозрении п о п о в о д у мотивов, которые заставят японское правительство совершить эту акцию, когда она окажется уместной. Наоборот, у нас есть внутренняя вера в лойяльность Японии по отношению к общему делу и в ее искреннее стремление бескорыстно принимать участие в настоящей войне.

      Позиция нашего правительства определяется следующими фактами: 1) информация, поступившая к нам из различных источников, дает нам возможность сделать вывод, что эта акция вызовет отрицательную моральную реакцию русского народа и несомненно послужил на пользу Германии; 2) сведения, которыми мы располагаем, недостаточны, чтобы показать, что военный успех такой акции будет достаточно велик, чтобы покрыть моральный ущерб, который она повлечет за собой». [29]

      В этом документе в обычной для американской дипломатии казуистической форме выражена следующая мысль: США не будут возлежать против интервенции, если они получат заверение японцев в том, что последние нанесут Советской России тщательно подготовленный удар, достаточно сильный, чтобы сокрушить власть большевиков. Государственный департамент активно развязывал японскую интервенцию. Лансинг спешил предупредить Токио, что США не только поддерживают план японского вторжения на Дальний Восток, но даже настаивают на том, чтобы оно носило характер смертельного удара для Советской республики. Это была установка на ведение войны чужими руками, на втягивание в военный конфликт своего соперника. Возможно, что здесь имел место также расчет и на будущее — в случае провала антисоветской интервенции добиться по крайней мере ослабления и компрометации Японии; однако пока что государственный Департамент и японская военщина выступали в трогательном единении.

      Лансинг даже старательно подбирал предлог для оправдывания антисоветского выступления Японии. Давать согласие на вооруженное вторжение, не прикрыв его никакой лицемерной фразой, было не в правилах США. Ощущалась острая необходимость в какой-либо фальшивке, призванной отвлечь внимание от агрессивных замыслов Японии и США. Тогда в недрах государственного департамента родился миф о германской угрозе Дальнему Востоку. Лансингу этот миф казался весьма подходящим. «Экспедиция против немцев, — писал он Вильсону, — /41/

      28. Там же, стр. 81.
      29. Там же, стр. 82. (Подчеркнуто иной. — А. Г.)

      совсем иная вещь, чем оккупация сибирской железной дороги с целью поддержания порядка, нарушенного борьбой русских партий. Первое выглядит как законная операция против общего врага» [80].

      Руководители государственного департамента толкали своих представителей в России и Китае на путь лжи и дезинформации, настойчиво требуя от них фабрикации фальшивок о «германской опасности».

      Еще 13 февраля Лансинг предлагает американскому посланнику в Китае Рейншу доложить о деятельности немецких и австрийских военнопленных. [31] Ответ Рейнша, однако, был весьма неопределенным и не удовлетворил государственный департамент. [32] Вашингтон снова предложил посольству в Пекине «проверить или дополнить слухи о вооруженных немецких пленных». [33] Из Пекина опять поступил неопределенный ответ о том, что «военнопленные вооружены и организованы». [34] Тогда заместитель Лансинга Полк, не полагаясь уже на фантазию своих дипломатов, направляет в Пекин следующий вопросник: «Сколько пленных выпущено на свободу? Сколько пленных имеют оружие? Где они получили оружие? Каково соотношение между немцами и австрийцами? Кто руководит ими? Пришлите нам также и другие сведения, как только их добудете, и продолжайте, пожалуйста, присылать аналогичную информацию». [35] Но и на этот раз информация из Пекина оказалась бледной и невыразительной. [36]

      Гораздо большие способности в искусстве клеветы проявил американский консул Мак-Говен. В cвоей телеграмме из Иркутска 4 марта он нарисовал живописную картину немецкого проникновения в Сибирь»: «12-го проследовал в восточном направлении поезд с военнопленными и двенадцатью пулеметами; две тысячи останавливались здесь... Надежный осведомитель сообщает, что прибыли германские генералы, другие офицеры... (пропуск), свыше тридцати саперов, генеральный штаб ожидает из Петрограда указаний о разрушении мостов, тоннелей и об осуществлении плана обороны. Немецкие, турецкие, австрийские офицеры заполняют станцию и улицы, причем признаки их воинского звания видны из-под русских шинелей. Каждый военнопленный, независимо от того, находится ли он на свободе или в лагере; имеет винтовку» [37].

      Из дипломатических донесений подобные фальшивки переходили в американскую печать, которая уже давно вела злобную интервенционистскую кампанию.

      Тем временем во Владивостоке происходили события, не менее ярко свидетельствовавшие об истинном отношении США к подготовке японского десанта. /42/

      30. The Lansing papers, v. II; p. 358.
      31. FR, v. II, p. 45.
      32. Там же, стр. 52.
      33. Там же, стр. 63.
      34. Там же, стр. 64.
      36. Там же, стр. 66.
      36. Там же, стр. 69.
      37. Russiafn-American Relations, p. 164. Американские представители в России находились, как известно, в тесной связи с эсерами. 12 марта из Иркутска член Сибирской областной думы эсер Неупокоев отправил «правительству автономной Сибири» письмо, одно место, в котором удивительно напоминает телеграмму Мак-Говена: «Сегодня прибыло 2.000 человек австрийцев, турок, славян, одетых в русскую форму, вооружены винтовками и пулеметами и проследовали дальше на восток». («Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 95.) Вполне возможно, что именно эсер Неупокоев был «надежным осведомителем» Мак-Говена.

      12 января во Владивостокском порту стал на якорь японский крейсер «Ивами». Во Владивостокский порт раньше заходили военные суда Антанты (в том числе и американский крейсер «Бруклин»). [38] В данном случае, вторжение «Ивами» являлось явной и прямой подготовкой к агрессивным действиям.

      Пытаясь сгладить впечатление от этого незаконного акта, японский консул выступил с заявлением, что его правительство послало военный корабль «исключительно с целью защиты своих подданных».

      Владивостокский Совет заявил решительный протест против вторжения японского военного корабля в русский порт. Относительно того, что крейсер «Ивами» якобы послан для защиты японских подданных, Совет заявил следующее: «Защита всех жителей, проживающих на территории Российской республики, является прямой обязанностью российских властей, и мы должны засвидетельствовать, что за 10 месяцев революции порядок в городе Владивостоке не был нарушен». [39]

      Адвокатами японской агрессии выступили американский и английский консулы. 16 января они направили в земскую управу письмо, в котором по поводу протеста местных властей заявлялось: «Утверждение, содержащееся в заявлении относительно того, что общественный порядок во Владивостоке до сих пор не был нарушен, мы признаем правильным. Но, с другой стороны, мы считаем, что как в отношении чувства неуверенности у стран, имеющих здесь значительные материальные интересы, так и в отношении того направления, в кагором могут развиваться события в этом районе, политическая ситуация в настоящий момент дает право правительствам союзных стран, включая Японию, принять предохранительные меры, которые они сочтут необходимыми для защиты своих интересов, если последним будет грозить явная опасность». [40]

      Таким образом, американский и английский консулы встали на защиту захватнических действий японской военщины. За месяц до того, как Вильсон составил свой первый меморандум об отношении к интервенции, американский представитель во Владивостоке принял активное участие в подготовке японской провокации.

      Задача консулов заключалась теперь в том, чтобы создать картину «нарушения общественного порядка» во Владивостоке, «слабости местных властей» и «необходимости интервенции». Для этого по всякому поводу, даже самому незначительному, иностранные консулы обращались в земскую управу с протестами. Они придирались даже к мелким уголовным правонарушениям, столь обычным в большом портовом городе, изображая их в виде событий величайшей важности, требующих иностранного вмешательства.

      В начале февраля во Владивостоке состоялось совещание представителей иностранной буржуазии совместно с консулами. На совещании обсуждался вопрос о борьбе с «анархией». Затем последовали протесты консульского корпуса против ликвидации буржуазного самоуправления в городе, против рабочего контроля за деятельностью порта и таможни, /43/

      38. «Бруклин» появился во Владивостокском порту 24 ноября 1917 г.— накануне выборов в Учредительное собрание. Американские пушки, направленные на город, должны были предрешить исход выборов в пользу буржуазных партий. Однако этот агрессивный демарш не дал желаемых результатов: по количеству поданных голосов большевики оказались сильнейшей политической партией во Владивостоке.
      39. «Известия Владивостокского совета рабочих и солдатских депутатов», 4 (17) января 1918 г.
      40. Japanese agression in the Russian Far East Extracts from the Congressional Record. March 2, 1922. In the Senate of the United States, Washington, 1922, p. 7.

      против действий Красной гвардии и т. д. Американский консул открыто выступал против мероприятий советских властей и грозил применением вооруженной силы. [41] К этому времени во Владивостокском порту находилось уже четыре иностранных военных корабля: американский, английский и два японских.

      Трудящиеся массы Владивостока с возмущением следили за провокационными действиями иностранных консулов и были полны решимости с оружием в руках защищать Советскую власть. На заседании Владивостокского совета было решенo заявить о готовности оказать вооруженное сопротивление иностранной агрессии. Дальневосточный краевой комитет Советов отверг протесты консулов как совершенно необоснованные, знаменующие явное вмешательство во внутренние дела края.

      В марте во Владивостоке стало известно о контрреволюционных интригах белогвардейской организации, именовавшей себя «Временным правительством автономной Сибири». Эта шпионская группа, возглавленная веерами Дербером, Уструговым и др., добивалась превращения Дальнего Востока и Сибири в колонию Соединенных Штатов и готовила себя к роли марионеточного правительства этой американской вотчины.

      Правительство США впоследствии утверждало, будто оно узнало о существовании «сибирского правительства» лишь в конце апреля 1918 г. [49] На самом деле, уже в марте американский адмирал Найт находился в тесном контакте с представителями этой подпольной контрреволюционной организации. [41]

      29 марта Владивостокская городская дума опубликовала провокационное воззвание. В этом воззвании, полном клеветнических нападок на Совет депутатов, дума заявляла о своем бессилии поддерживать порядок в городе. [41] Это был документ, специально рассчитанный на создание повода для высадки иностранного десанта. Атмосфера в городе накалилась: «Владивосток буквально на вулкане», — сообщал за границу одни из агентов «сибирского правительства». [45]

      Японские войска высадились во Владивостоке 5 апреля 1918 г. В этот же день был высажен английский десант. Одновременно с высадкой иностранных войск начал в Манчжурии свое новое наступление на Читу бандит Семенов. Все свидетельствовало о предварительном сговоре, о согласованности действий всех контрреволюционных сил на Дальнем Востоке.

      Поводом для выступления японцев послужило, как известно, убийство японских подданных во Владивостоке. Несмотря на то, что это была явная провокация, руководители американской внешней политики ухватились за нее, чтобы «оправдать» действия японцев и уменьшить «отрицательную моральную реакцию» в России. Лживая японская версия была усилена в Вашингтоне и немедленно передана в Вологду послу Френсису.

      Американский консул во Владивостоке передал по телеграфу в государственный департамент: «Пять вооруженных русских вошли в японскую контору в центре города, потребовали денег. Получив отказ, стреляли в трех японцев, одного убили и других серьез-/44/

      41. FR, v. II, р. 71.
      42. Russian-American Relations, p. 197.
      43. «Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 97.
      44. «Известия» от 7 апреля 1918 г.
      45. «Красный архив», 1928, т. 4 (29). стр. 111.

      но ранили». [46] Лансинг внес в это сообщение свои коррективы, после чего оно выглядело следующим образом: «Пять русских солдат вошли в японскую контору во Владивостоке и потребовали денег. Ввиду отказа убили трех японцев». [47] В редакции Лансинга ответственность за инцидент ложилась на русскую армию. При всей своей незначительности эта деталь очень характерна: она показывает отношение Лансинга к японскому десанту и разоблачает провокационные методы государственного департамента.

      Правительство США не сочло нужным заявить даже формальный протест против японского выступления. Вильсон, выступая на следующий день в Балтиморе, в речи, посвященной внешнеполитическим вопросам, ни единым словом не обмолвился о десанте во Владивостоке. [48]

      Добившись выступления Японии, США пытались продолжать игру в «иную позицию». Военный «корабль США «Бруклин», стоявший во Владивостокском порту, не спустил на берег ни одного вооруженного американского солдата даже после высадки английского отряда. В русской печати американское посольство поспешило опубликовать заявление о том, что Соединенные Штаты непричастны к высадке японского десанта. [49]

      Американские дипломаты прилагали все усилия, чтобы изобразить японское вторжение в советский город как незначительный эпизод, которому не следует придавать серьезного значения. Именно так пытался представить дело американский консул представителям Владивостокского Совета. [50] Посол Френсис устроил специальную пресс-конференцию, на которой старался убедить журналистов в том, что советское правительство и советская пресса придают слишком большое значение этой высадке моряков, которая в действительности лишена всякого политического значения и является простой полицейской предосторожностью. [51]

      Однако американским дипломатам не удалось ввести в заблуждение Советскую власть. 7 апреля В. И. Ленин и И. В. Сталин отправили во Владивосток телеграмму с анализом обстановки и практическими указаниями городскому совету. «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать, — говорилось в телеграмме. — Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники». [52] Последующие события оправдали прогноз Ленина и Сталина.

      Советская печать правильно оценила роль Соединенных Штатов в развязывании японского выступления. В статье под заголовком: «Наконец разоблачились» «Известия» вскрывали причастность США к японскому вторжению. [53] В обзоре печати, посвященном событиям на Дальнем Востоке, «Известия» приводили откровенное высказывание представителя американского дипломатического корпуса. «Нас, американцев, — заявил он, — сибирские общественные круги обвиняют в том, что мы будто бы связываем руки /45/

      46. FR, v. II, p. 99. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      47. Там же, стр. 100. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      48. Russian-American Relations, p. 190.
      49. «Известия» от 11 апреля 1918 г.
      50. «Известия» от 12 апреля 1918 г.
      51. «Известия» от 13 апреля 1918 г.
      52. «Документы по истории гражданской войны в СССР», т. 1940, стр. 186.
      53. «Известия» от 10 апреля 1918 г.

      большевизма. Дело обстоит, конечно, не так». [54]

      Во Владивостоке при обыске у одного из членов «сибирского правительства» были найдены документы, разоблачавшие контрреволюционный заговор на Дальнем Востоке. В этом заговоре были замешаны иностранные консулы и американский адмирал Найт. [55]

      Советское правительство направило эти компрометирующие документы правительству Соединенных Штатов и предложило немедленно отозвать американского консула во Владивостоке, назначить расследование о причастности американских дипломатических представителей к контрреволюционному заговору, а также выяснить отношение правительства США к советскому правительству и ко всем попыткам официальных американских представителей вмешиваться во внутреннюю жизнь России. [56] В этой ноте нашла выражение твердая решимость советского правительства пресечь все попытки вмешательства во внутреннюю жизнь страны, а также последовательное стремление к мирному урегулированию отношений с иностранными державами. В последнем, однако, американское правительство не было заинтересовано. Соединенные Штаты развязывали военный конфликт. /46/

      54 «Известия» от 27 апреля 1913 г. (Подчеркнуто мной.— А. Г.)
      55. «Известия» от 25 апреля 1918 г.
      56. Russiain-American Relations, p. 197.

      Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Асташов А.Б. Борьба за людские ресурсы в Первой мировой войне: мобилизация преступников в Русскую армию // Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
      Автор: Военкомуезд
      Александр Борисович
      АСТАШОВ
      д-р ист. наук, профессор
      Российского государственного
      гуманитарного университета
      БОРЬБА ЗА ЛЮДСКИЕ РЕСУРСЫ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ: МОБИЛИЗАЦИЯ ПРЕСТУПНИКОВ В РУССКУЮ АРМИЮ
      Аннотация. Автор рассматривает проблему расширения людских ресурсов в Первой мировой войне — первой тотальной войне XX в. В статье исследуется политика по привлечению в русскую армию бывших осужденных преступников: основные этапы, объемы и различные категории привлеченного контингента, ключевые аргументы о необходимости применяемых приемов и мер, общий успех и причины неудач. Работа основана на впервые привлеченных архивных материалах. Автор приходит к выводу о невысокой эффективности предпринятых усилий по задействованию такого специфического контингента, как уголовники царских тюрем. Причины кроются в сложности условий мировой войны, специфике социально-политической ситуации в России, вынужденном характере решения проблемы массовой мобилизации в период назревания и прохождения революционного кризиса, совпавшего с гибелью русской армии.
      Ключевые слова: тотальная война, людские ресурсы в войне, русская армия, преступники, морально-политическое состояние армии, армейская и трудовая дисциплина на войне, борьба с деструктивными элементами в армии. /217/
      Использование человеческих ресурсов — один из важнейших вопросов истории мировых войн. Первая мировая, являющаяся первым тотальным военным конфликтом, сделала актуальным привлечение к делу обороны всех групп населения, включая те, которые в мирной ситуации считаются «вредными» для общества и изолируются. В условиях всеобщего призыва происходит переосмысление понятий тягот и лишений: добропорядочные граждане рискуют жизнью на фронте, переносят все перипетии фронтового быта, в то время как преступники оказываются избавленными от них. Такая ситуация воспринималась в обществе как несправедливая. Кроме решения проблемы равного объема трудностей для всех групп населения власти столкнулись, с одной стороны, с вопросом эффективного использования «преступного элемента» для дела обороны, с другой стороны — с проблемой нейтрализации негативного его влияния на армию.
      Тема использования бывших осужденных в русской армии мало представлена в отечественной историографии, исключая отдельные эпизоды на региональном материале [1]. В настоящей работе ставится вопрос использования в деле обороны различных видов преступников. В центре внимания — их разряды и характеристики; способы нейтрализации вредного влияния на рядовой состав; проблемы в обществе,
      1. Коняев Р. В. Использование людских ресурсов Омского военного округа в годы Первой мировой войны // Манускрипт. Тамбов, 2018. № 12. Ч. 2. С. 232. Никулин Д. О. Подготовка пополнения для действующей армии периода Первой мировой войны 1914-1918 гг. в запасных частях Омского военного округа. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Новосибирск, 2019. С. 228-229. /219/
      возникавшие в процессе решения этого вопроса; а также эффективность предпринятых мер как в годы войны, так и во время революции 1917 г. Работа написана на архивных материалах фонда Ставки главковерха, военного министерства и Главного штаба, а также на основе анализа информации, содержащейся в переписке различных инстанций, вовлеченных в эту деятельность. Все материалы хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА).
      Проблема пополнения людских ресурсов решалась в зависимости от наличия и правового статуса имевшихся контингентов преступников. В России было несколько групп населения, которые по существовавшим законам не принимали участия в военных действиях. Это военнослужащие, отбывающие наказание по воинским преступлениям; лица, находившиеся под полицейским надзором по месту жительства, причем как административно высланные гражданскими властями в рамках Положения о государственной охране, так и высланные военными властями с театра военных действий согласно Правилам о военном положении; многочисленная группа подследственных или отбывающих наказание за мелкие преступления, не связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. права на военную службу; значительная группа подследственных, а также отбывающих или отбывших наказание за серьезные преступления, связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. и права на военную службу. /220/
      Впервые вопрос о привлечении уголовных элементов к несению службы в русской армии встал еще в годы русско-японской войны, когда на Сахалине пытались создать дружины из ссыльных каторжан. Опыт оказался неудачным. Среди каторжан было много людей старых, слабосильных, с физическими недостатками. Но главное — все они поступали в дружины не по убеждениям, не по желанию сразиться с врагом, а потому, что льготы, данные за службу, быстро сокращали обязательные сроки пребывания на острове, обеспечивали казенный паек и некоторые другие преимущества. В конечном счете пользы такие отряды в военном отношении не принесли и были расформированы, как только исчезла опасность высадки врага [1].
      В годы Первой мировой войны власти привлекали правонарушителей на военную службу в зависимости от исчерпания людских ресурсов и их пользы для дела обороны. В самом начале войны встал вопрос о судьбе находящихся в военно-тюремных учреждениях (военных тюрьмах и дисциплинарных батальонах) лиц, совершивших воинские преступления на военной службе еще до войны [2]. В Главном военно-судебном управлении (ГВСУ) считали, что обитатели военно-тюремных заведений совершили преступление большей частью по легкомыслию, недостаточному усвоению требований воинской дисциплины и порядка, под влиянием опьянения и т. п., и в массе своей не являлись закоренелыми преступниками и глубоко испорченными людьми. В связи с этим предполагалось применить к ним ст. 1429 Военно-судебного устава, согласно которой в районе театра военных действий при исполнении приговоров над военнослужащими применялись правила, позволявшие принимать их на службу, а после войны переводить в разряд штрафованных. Немедленное же приведение нака-
      1. Русско-Японская война. Т. IX. Ч. 2. Военные действия на острове Сахалине и западном побережье Татарского пролива. Работа военно-исторической комиссии по описанию Русско-Японской войны. СПб., 1910. С. 94; Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 2000. On. 1. Д. 1248. Л. 31-32 об. Доклад по мобилизационному отделению Главного управления генерального штаба (ГУГШ), 3 октября 1917 г.
      2. См. п. 1 таблицы категорий преступников. /221/
      зания в исполнение зависело от начальников частей, если они посчитают, что в силу испорченности такие осужденные лица могут оказывать вредное влияние на товарищей. С другой стороны, то же войсковое начальство могло сделать представление вышестоящему начальству о даровании смягчения наказания и даже совершенного помилования «в случае примерной храбрости в сражении, отличного подвига, усердия и примерного исполнения служебных обязанностей во время войны» военнослужащих, в отношении которых исполнение приговора отложено [1].
      23 июля 1914 г. император Николай II утвердил соответствующий доклад Военного министра —теперь заключенные военно-тюремных учреждений (кроме разряда «худших») направлялись в строй [2]. Такой же процедуре подлежали и лица, находящиеся под судом за преступления, совершенные на военной службе [3]. Из военно-тюремных учреждений уже в первые месяцы войны были высланы на фронт фактически все (свыше 4 тыс.) заключенные и подследственные (при списочном составе в 5 125 человек), а сам штат тюремной стражи подлежал расформированию и также направлению
      на военную службу [4]. Формально считалось, что царь просто приостановил дальнейшее исполнение судебных приговоров. Военное начальство с удовлетворением констатировало, что не прошло и месяца, как стали приходить письма, что такие-то бывшие заключенные отличились и награждены георгиевскими крестами [5].
      Летом 1915 г. в связи с большими потерями появилась идея послать в армию осужденных или состоящих под судом из состава гражданских лиц, не лишенных по закону права
      1. РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 326. Л. 1-2. Доклад ГВСУ, 22 июля 1914 г.
      2. РГВИА. Ф. 2126. Оп. 2. Д. 232. Л. 1 об. Правила о порядке постановления и исполнения приговоров над военнослужащими в районе театра военных действий. Прил. 10 к ст. 1429 Военно-судебного устава.
      3. Там же. ГВСУ — штаб войск Петроградского военного округа. См. 2-ю категорию преступников таблицы.
      4. Там же. Л. 3-4 об., 6 об., 10-11, 14-29. Переписка начальства военно-тюремных заведений с ГВСУ, 1914 г.
      5. РГВИА. Ф. 801. Оп. 30. Д. 14. Л. 42, 45 об. Данные ГВСУ по военно-тюремным заведениям, 1914 г. /222/
      защищать родину [1]. Еще ранее о такой возможности ходатайствовали сами уголовники, но эти просьбы были оставлены без ответа. В августе 1915 г. теперь уже Военное министерство и Главный штаб подняли этот вопрос перед начальником штаба Верховного Главнокомандующего (ВГК) генералом М. В. Алексеевым. Военное ведомство предлагало отправить в армию тех, кто пребывал под следствием или под судом, а также осужденных, находившихся уже в тюрьме и ссылке. Алексеев соглашался на такие меры, если будут хорошие отзывы тюремного начальства о лицах, желавших пойти на военную службу, и с условием распределения таких лиц по войсковым частям равномерно, «во избежание скопления в некоторых частях порочных людей» [2].
      Но оставались опасения фронтового командования по поводу претворения в жизнь планируемой меры в связи с понижением морального духа армии после отступления 1915 г. Прежде всего решением призвать «порочных людей» в ряды армии уничтожалось важнейшее условие принципа, по которому защита родины могла быть возложена лишь на достойных, а звание солдата являлось высоким и почетным. Военные опасались прилива в армию порочного элемента, могущего оказать разлагающее влияние на окружение нижних чинов, зачастую не обладающих достаточно устойчивыми воззрениями и нравственным развитием для противостояния вредному влиянию представителей преступного мира [3]. Это представлялось важным, «когда воспитательные меры неосуществимы, а надзор за каждым отдельным бойцом затруднителен». «Допущение в ряды войск лиц, не заслуживающих доверия по своим нравственным качествам и своим дурным примером могущих оказать растлевающее влияние, является вопросом, решение коего требует вообще особой осторожности и в особенности ввиду того, что среди офицеров состава армий имеется достаточный процент малоопыт-
      1. См. п. 5 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 230, 240-242а. Переписка дежурного генерала, начальника штаба ВГК, военного министерства и Главного штаба, 27-30 августа 1915 г., 8, 4 сентября 1915 г.
      3. Там же. Д. 805. Л. 17-18. /223/
      ных прапорщиков», — подчеркивало командование Юго-Западного фронта. Большое количество заявлений от бывших уголовников с просьбой принять их на военную службу не убеждало в своей искренности. Наоборот, такая отправка на фронт рассматривалась просто как шанс выйти на свободу. В армии вообще сомневались, что «питомцы тюрьмы или исправительных арестантских отделений в массе были бы проникнуты чувствами патриотизма», в то время как в такой войне дисциплинированность и стойкость являются основным залогом успешных боевых действий. Вред от таких порочных людей мог быть гораздо большим, нежели ожидаемая польза. По мнению начальника штаба Киевского военного округа, нижние чины из состава бывших заключенных будут пытаться уйти из армии через совершение нового преступления. Если их высылать в запасной батальон с тем, чтобы там держать все время войны, то, в сущности, такая высылка явится им своего рода наградой, т. к. их будут кормить, одевать и не пошлют на войну. Вместе с тем призыв уголовников засорит запасной батальон, и без того уже переполненный [1]. Другие представители фронтового командования настаивали в отказе прихода на фронт грабителей, особенно рецидивистов, профессиональных преступников, двукратно наказанных за кражу, мошенничество или присвоение вверенного имущества. Из этой группы исключались убийцы по неосторожности, а также лица по особому ходатайству тюремных властей.
      В целом фронтовое командование признало практическую потребность такой меры, которая заставляла «поступиться теоретическими соображениями», и в конечном счете согласилось на допущение в армию по особым ходатайствам порочных лиц, за исключением лишенных всех прав состояния [2]. Инициатива военного ведомства получила поддержку в Главном штабе с уточнением, чтобы из допущенных в войска были исключены осужденные за разбой, грабеж, вымогательство, присвоение и растрату чужого имущества, кражу
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 16.
      2. Там же. Л. 2-3. Начальники штаба Юго-Западного и Северного фронтов — дежурному генералу при ВТК, 19, 21 сентября 1915 г. /224/
      и мошенничество, ибо такого рода элемент «развращающе будет действовать на среду нижних чинов и, несомненно, будет способствовать развитию в армии мародерства» [1]. Вопрос этот вскоре был представлен на обсуждение в министерство юстиции и, наконец, императору в январе 1916 г. [2] Подписанное 3 февраля 1916 г. (в порядке статьи 87) положение Совета министров позволяло привлекать на военную службу лиц, состоящих под судом или следствием, а также отбывающих наказание по суду, за исключением тех, кто привлечен к суду за преступные деяния, влекущие за собою лишение всех прав состояния, либо всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, т. е. за наиболее тяжкие преступления [3]. Реально речь шла о предоставлении отсрочки наказания для таких лиц до конца войны. Но это не распространялось на нижние чины, относительно которых последовало бы требование их начальников о немедленном приведении приговоров над ними в исполнение [4]. После указа от 3 февраля 1916 г. увеличилось количество осужденных, просивших перевода на воинскую службу. Обычно такие ходатайства сопровождались типовым желанием «искупить свой проступок своею кровью за Государя и родину». Однако прошения осужденных по более тяжким статьям оставлялись без ответа [5].
      Одновременно подобный вопрос встал и относительно осужденных за воинские преступления на военной службе [6]. Предполагалось их принять на военные окопные, обозные работы, т. к. на них как раз допускались лица, лишенные воинского звания [7].
      Но здесь мнения командующих армиями разделились по вопросу правильного их использования для дела обороны. Одни командармы вообще были против использования таких
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 242-242а; Д. 805. Л. 1.
      2. Там же. Д. 805. Л. 239, 249 об.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 1-2, 16-16 об.
      4. Там же. Л. 2 об.
      5. РГВИА. Ф. 1343. Оп. 2. Д. 247. Л. 189, 191.
      6. См. п. 2 таблицы категорий преступников.
      7. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 490. Выписка и заявления, поданные присяжными заседателями Екатеринбургского окружного суда на январской сессии 1916 г. /225/
      лиц в тылу армии, опасаясь, что военные преступники, особенно осужденные за побеги, членовредительство, мародерство и другие проступки, могли войти в контакт с нижними чинами инженерных организаций, дружин, запасных батальонов, работавших в тылу, оказывая на них не менее вредное влияние, чем если бы это было в войсковом районе. Главнокомандующий армиями Западного фронта также выступал против привлечения на военную службу осужденных приговорами судов к лишению воинского звания в тылу армии, мотивируя это тем же аргументом о «моральном влиянии» [1].
      Были и голоса за привлечение на работы для нужд армии лиц, лишенных по суду воинского звания, мотивированные мнением, что в любом случае они тем самым потратят время на то, чтобы заслужить себе прощение и сделаться выдающимися воинами [2]. В некоторых штабах полагали даже возможным использовать такой труд на самом фронте в тюремных мастерских или в качестве артелей подневольных чернорабочих при погрузке и разгрузке интендантских и других грузов в складах, на железных дорогах и пристанях, а также на полевых, дорожных и окопных работах. В конечном счете было признано необходимым привлечение бывших осужденных на разного рода казенные работы для нужд армии во внутренних губерниях империи, но с определенными оговорками. Так, для полевых работ считали возможным использовать только крупные партии таких бывших осужденных в имениях крупных землевладельцев, поскольку в мелких имениях это могло привести к грабежу крестьянских хозяйств и побегам [3].
      В начале 1916 г. министерство внутренних дел возбудило вопрос о принятии на действительную службу лиц, как состоящих под гласным надзором полиции в порядке положения
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 478-478 об. Дежурный генерал штаба армий Западного фронта, 17.4.1916 — дежурному генералу штаба ВГК.
      2. Там же. Л. 475. Начальник штаба Кавказской армии, 30 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК.
      3. Там же. Л. 474-474 об. Начальник штаба Западного фронта, 29 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК. /226/
      о Государственной охране, так и высланных с театра войны по распоряжению военных властей [1]. Проблема заключалась в том, что и те, и другие не призывались на военную службу до истечения срока надзора. Всего таких лиц насчитывалось 1,8 тыс. человек. Они были водворены в Сибири, в отдаленных губерниях Европейской России или состояли под надзором полиции в Европейской России в избранных ими местах жительства. В МВД считали, что среди поднадзорных, высланных в порядке Государственной охраны, много таких, которые не представляют никакой опасности для стойкости войск. Их можно было принять в армию, за исключением тех поднадзорных, пребывание которых в действующей армии по характеру их виновности могло бы представлять опасность для охранения интересов армии или жизни начальствующих лиц. К категории последних причисляли высланных за шпионаж, тайный перевод нарушителей границы (что близко соприкасалось со шпионажем), ярко проявленное германофильство, а также за принадлежность к военно-революционным, террористическим, анархическим и другим революционным организациям.
      Точное число лиц, высланных под надзор полиции военными властями с театра военных действий, согласно Правилам военного положения, не было известно. Но, по имевшимся сведениям, в Сибирь и отдаленные губернии Европейской России выслали свыше 5 тыс. человек. Эти лица признавались военными властями вредными для нахождения даже в тылу армии, и считалось, что допущение их на фронт зависит главным образом от Ставки. Но в тот момент в армии полагали, что они были высланы с театра войны, когда не состояли еще на военной службе. Призыв их в строй позволил бы обеспечить непосредственное наблюдение военного начальства, что стало бы полезным для их вхождения в военную среду и безвредно для дела, поскольку с принятием на действительную службу их социальное положение резко менялось. К тому же опасность привлечения вредных лиц из числа поднадзорных нейтрализовалась бы предварительным согласованием меж-
      1. См. п. 3 и 4 таблицы категорий преступников. /227/
      ду военными властями и губернаторами при рассмотрении дел конкретных поднадзорных перед их отправкой на фронт [1].
      Пытаясь решить проблему пребывания поднадзорных в армии, власти одновременно хотели, с одной стороны, привлечь в армию желавших искренне воевать, а с другой — устранить опасность намеренного поведения со стороны некоторых лиц в стремлении попасть под такой надзор с целью избежать военной службы. Была еще проблема в техническом принятии решения. При принудительном призыве необходим был закон, что могло замедлить дело. Оставался открытым вопрос, куда их призывать: в отдельные части внутри России или в окопные команды. К тому же, не желая давать запрет на просьбы искренних патриотов, власти все же опасались революционной пропаганды со стороны поднадзорных. По этой причине было решено проводить постепенное снятие надзора с тех категорий поднадзорных, которые могли быть допущены в войска, исключая высланных за шпионаж, участие в военно-революционных организациях и т. п. После снятия такого надзора к ним применялся бы принудительный призыв в армию [2]. В связи с этим министерство внутренних дел дало указание губернаторам и градоначальникам о пересмотре постановлений об отдаче под надзор молодых людей призывного возраста, а также ратников и запасных, чтобы снять надзор с тех, состояние которых на военной службе не может вызывать опасений в их неблагонадежности. Главной целью было не допускать в армию «порочных» лиц [3]. В отношении же подчиненных надзору полиции в порядке Правил военного положения ожидались особые распоряжения со стороны военных властей [4].
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373-374. Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.; РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 4 об. МВД — военному министру, 10 января 1916 г.
      2. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. 1221. Л. 2 об. Министр внутренних дел — военному министру, 10 января 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 226. И. д. начальника мобилизационного отдела ГУГШ — дежурному генералу штаба ВГК, 25 января 1916г.; РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373.Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.
      4. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 22 об., 46-47, 50 об., 370. Переписка МВД, Военного министерства, ГУГШ, март 1916 г. /228/
      Существовала еще одна категория осужденных — без лишения прав, но в то же время освобожденных от призыва (как правило, по состоянию здоровья) [1]. Эти лица также стремились выйти из тюрьмы и требовали направления их на военные работы. В этом случае им давалось право взамен заключения бесплатно исполнять военно-инженерные работы на фронтах с учетом срока службы за время тюремного заключения. Такое разрешение было дано в соизволении императора на доклад от 20 января 1916 г. министра юстиции [2]. Несмотря на небольшое количество таких просьб (сначала около 200 прошений), власти были озабочены как характером работ, на которые предполагалось их посылать, так и возможными последствиями самого нахождения бывших преступников с гражданскими рабочими на этих производствах. Для решения вопроса была организована особая межведомственная комиссия при Главном тюремном управлении в составе представителей военного, морского, внутренних дел и юстиции министерств, которая должна была рассмотреть в принципе вопрос о допущении бывших осужденных на работы в тылу [3]. В комиссии высказывались различные мнения за допущение к военно-инженерным работам лиц, привлеченных к ответственности в административном порядке, даже по обвинению в преступных деяниях политического характера, и вообще за возможно широкое допущение на работы без различия категорий и независимо от прежней судимости. Но в конечном счете возобладали голоса за то, чтобы настороженно относиться к самой личности преступников, желавших поступить на военно-инженерные работы. Предписывалось собирать сведения о прежней судимости таких лиц, принимая во внимание характер их преступлений, поведение во время заключения и в целом их «нравственный облик». В конечном итоге на военно-инженерные работы не допускались следующие категории заключенных: отбывающие наказание за некоторые особенно опасные в государственном смысле преступные деяния и во-
      1. См. п. 6 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 239. Министр юстиции — военному министру, 25 января 1916 г.
      3. Там же. Л. 518. /229/
      обще приговоренные к наказаниям, соединенным с лишением права; отличающиеся дурным поведением во время содержания под стражей, при отбывании наказания; могущие явиться вредным или опасным элементом при производстве работ; рецидивисты; отбывающие наказание за возбуждение вражды между отдельными частями или классами населения, между сословиями или за один из видов преступной пропаганды [1]. Допущенных на фронт бывших заключенных предполагалось переводить сначала в фильтрационные пункты в Петрограде, Киеве и Тифлисе и уже оттуда направлять на
      военно-инженерные работы [2]. Практика выдержки бывших подследственных и подсудимых в отдельных частях перед их направлением на военно-инженерные работы существовала и в морском ведомстве с той разницей, что таких лиц изолировали в одном штрафном экипаже (Гомель), через который в январе 1916 г. прошли 1,8 тыс. матросов [3].
      Поднимался и вопрос характера работ, на которые допускались бывшие преступники. Предполагалось организовать отдельные партии из заключенных, не допуская их смешения с гражданскими специалистами, добавив к уже существующим партиям рабочих арестантов на положении особых команд. Представитель военного ведомства в комиссии настаивал, чтобы поступление рабочих следовало непосредственно и по возможности без всяких проволочек за требованием при общем положении предоставить как можно больше рабочих и как можно скорее. В конечном счете было решено, что бывшие арестанты переходят в ведение структур, ведущих военно-инженерные работы, которые должны сами решить вопросы организации рабочих в команды и оплаты их труда [4].
      Оставалась, правда, проблема, где именно использовать труд бывших осужденных — на фронте или в тылу. На фронте это казалось неудобным из-за необходимости создания штата конвоя (личного состава и так не хватало), возможного
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 519-520.
      2. Там же. Л. 516 об. — 517 об. Министр юстиции — начальнику штаба ВТК, 29 мая 1916 г.
      3. Там же. Л. 522 об.
      4. Там же. Л. 520-522. /230/
      общения «нравственно испорченного элемента» с военнопленными (на работах), а также угрозы упадка дисциплины и низкого успеха работ. К концу же 1916 г. приводились и другие аргументы: на театре военных действий существовали трудности при присоединении такого контингента к занятым на оборонительных работах группам военнопленных, инженерно-строительным дружинам, инородческим партиям, мобилизованным среди местного населения рабочим. Появление бывших арестантов могло подорвать уже сложившийся ритм работ и вообще было невозможно в условиях дробления и разбросанности рабочих партий [1].
      Во всяком случае, в Ставке продолжали настаивать на необходимости привлечения бывших заключенных как бесплатных рабочих, чтобы освободить тем самым от работ солдат. Вредное влияние заключенных хотели нейтрализовать тем, что при приеме на работу учитывался бы характер прежней их судимости, самого преступления и поведения под стражей, что устраняло опасность деморализации армии [2].
      После принципиального решения о приеме в армию бывших осужденных, не лишенных прав, а также поднадзорных и воинских преступников, в конце 1916 г. встал вопрос о привлечении к делу обороны и уголовников, настоящих и уже отбывших наказание, лишенных гражданских прав вследствие совершения тяжких преступлений [3]. В Главном штабе насчитывали в 23 возрастах 360 тыс. человек, способных носить оружие [4]. Однако эти проекты не содержали предложения использования таких резервов на самом фронте, только лишь на тыловых работах. Вновь встал вопрос о месте работы. В октябре 1916 г. военный министр Д. С. Шуваев высказал предложение об использовании таких уголовников в военно-рабочих командах на особо тяжелых работах: по испытанию и
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 556. Переписка штабов Западного фронта и ВГК, 30 августа — 12 декабря 1916 г.
      2. Там же. Л. 556 об. — 556а об. Дежурный генерал ВГК — Главному начальнику снабжений Западного фронта, 19 декабря 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1221. Л. 146. См. п. 7 таблицы категорий преступников.
      4. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 14. Сведения Министерства юстиции. /231/
      применению удушливых газов, в химических командах, по постройке и усовершенствованию передовых окопов и искусственных препятствий под огнем противника, а также на некоторых тяжелых работах на заводах. Однако товарищ министра внутренних дел С. А. Куколь-Яснопольский считал эту меру малоосуществимой. В качестве аргументов он приводил тезисы о том, что для содержания команд из «порочных лиц» потребовалось бы большое количество конвойных — как для поддержания дисциплины и порядка, так и (в особенности) для недопущения побегов. С другой стороны, нахождение подобных команд в сфере огня противника могло сказаться на духе войск в «самом нежелательном направлении». Наконец, представлялось невозможным посылать бывших уголовников на заводы, поскольку потребовались бы чрезвычайные меры охраны [1].
      В конце 1916 — начале 1917 г. в связи с общественно-политическим кризисом в стране обострился вопрос об отправке в армию бывших преступников. Так, в Главном штабе опасались разлагающего влияния лиц, находившихся под жандармским надзором, на войска, а с другой стороны, указывали на их незначительное количество [2]. При этом армию беспокоили и допущенные в нее уголовники, и проникновение политических неблагонадежных, часто являвшихся «авторитетами» для первых. Когда с сентября 1916 г. в запасные полки Омского военного округа стали поступать «целыми сотнями» лица, допущенные в армию по закону от 3 февраля 1916г., среди них оказалось много осужденных, о которых были весьма неблагоприятные отзывы жандармской полиции. По данным командующего Омским военным округом, а также енисейского губернатора, бывшие ссыльные из Нарымского края и других районов Сибири, в т.ч. и видные революционные работники РСДРП и ПСР, вели пропаганду против войны, отстаивали интересы рабочих и крестьян, убеждали сослуживцев не исполнять приказаний начальства в случае привлечения к подавлению беспорядков и т. п. Во-
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 5 об., 14.
      2. Там же. Д. 136. Л. 30. /232/
      енные категорически высказывались против их отправки на фронт, поскольку они «нравственно испортят самую лучшую маршевую роту», и убедительно просили избавить войска от преступного элемента [1]. Но бывшие уголовники, как гражданские, так и военные, все равно продолжали поступать в войска, включая передовую линию. Так, в состав Одоевского пехотного полка за период с 4 ноября по 24 декабря 1916 г. было влито из маршевых рот 884 человека беглых, задержанных на разных этапах, а также 19 находившихся под судом матросов. Люди эти даже среди товарищей получили прозвище «каторжников», что сыграло важную роль в волнениях в этом полку в январе 1917 г. [2]
      В запасные батальоны также часто принимались лица с судимостью или отбытием срока наказания, но без лишения гражданских прав. Их было много, до 5-10 %, среди лиц, поступивших в команды для направления в запасные полки гвардии (в Петрограде). Они были судимы за хулиганство, дурное поведение, кражу хлеба, муки, леса, грабеж и попытки грабежа (в т. ч. в составе шаек), буйство, склонность к буйству и пьянству, оскорбление девушек, нападение на помещиков и приставов, участие в аграрном движении, отпадение от православия, агитационную деятельность, а также за стрельбу в портрет царя. Многие из них, уже будучи зачисленными в запасные батальоны, подлежали пересмотру своего статуса и отсылке из гвардии, что стало выясняться только к концу 1916г., после нахождения в гвардии в течение нескольких месяцев [3].
      Февральская революция привнесла новый опыт в вопросе привлечения бывших уголовников к делу обороны. В дни переворота по указу Временного правительства об амнистии от
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 136. Л. 204 об., 213-213 об., 215 об.; Ф. 2000. Оп. 10. Д. 9. Л. 37, 53-54.
      2. РГВИА. Ф. 801. Оп. 28. Д. 28. Л. 41 об., 43 об.
      3. РГВИА. Ф. 16071. On. 1. Д. 107. Л. 20, 23, 31 об., 32-33 об, 56-58 об., 75 об., 77, 79-79 об., 81 об., 82 об., 100, 103 об., 105 об., 106, 165, 232, 239, 336, 339, 349, 372, 385, 389, 390, 392, 393, 400-401, 404, 406, 423 об., 427, 426, 428, 512, 541-545, 561, 562, 578-579, 578-579, 581, 602-611, 612, 621. Сообщения уездных воинских начальников в управление
      запасных гвардейских частей в Петрограде, август — декабрь 1916 г. /233/
      6 марта 1917 г. были освобождены из тюрем почти все уголовники [1]. Но вскоре, согласно статье 10 Указа Временного правительства от 17 марта 1917 г., все лица, совершившие уголовные преступления, или состоящие под следствием или судом, или отбывающие по суду наказания, включая лишенных прав состояния, получали право условного освобождения и зачисления в ряды армии. Теперь условно амнистированные, как стали называть бывших осужденных, имели право пойти на военную службу добровольно на положении охотников, добровольцев с правом заслужить прощение и избавиться вовсе от наказания. Правда, такое зачисление происходило лишь при условии согласия на это принимающих войсковых частей, а не попавшие в части зачислялись в запасные батальоны [2].
      Амнистия и восстановление в правах всех категорий бывших заключенных породили, однако, ряд проблем. В некоторых тюрьмах начались беспорядки с требованием допуска арестантов в армию. С другой стороны, возникло множество недоразумений о порядке призыва. Одни амнистированные воспользовались указанным в законе требованием явиться на призывной пункт, другие, наоборот, стали уклоняться от явки. В этом случае для них был определен срок явки до 15 мая 1917 г., после чего они вновь представали перед законом. Третьи, особенно из ссыльных в Сибири, требовали перед посылкой в армию двухмесячного отпуска для свидания с родственниками, бесплатного проезда и кормовых. Как бы там ни было, фактически бывшие уголовники отнюдь не стремились в армию, затягивая прохождение службы на фронте [3].
      В самой армии бывшие уголовники продолжали совершать преступления, прикрываясь революционными целями, что сходило им с рук. Этим они возбуждали ропот в солдатской среде, ухудшая мотивацию нахождения на фронте.
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 72 об. ГУГШ — военному министру, 4 июля 1917 г.
      2. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 77-78 об. Разъяснение статьи 10 постановления Временного правительства от 17 марта 1917 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 28-29, 41. Переписка ГУГШ с дежурным генералом ВГК, апрель — июль 1917 г. /234/
      «Особенных прав» требовали для себя бывшие «политические», которые требовали вовсе освобождения от воинской службы. В некоторых частях бывшие амнистированные по политическим делам (а за ними по делам о грабежах, убийствах, подделке документов и пр.), апеллируя к своему добровольному приходу в армию, ходатайствовали о восстановлении их в звании унтер-офицеров и поступлении в школы прапорщиков [1].
      Крайне обеспокоенное наплывом бывших уголовников в армию начальство, согласно приказу по военному ведомству № 433 от 10 июля 1917 г., получило право избавить армию от этих лиц [2]. 12 июля Главковерх генерал А. А. Брусилов обратился с письмом к министру-председателю А. Ф. Керенскому, выступая против «загрязнения армии сомнительным сбродом». По его данным, с самого момента посадки на железной дороге для отправления в армию они «буйствуют и разбойничают, пуская в ход ножи и оружие. В войсках они ведут самую вредную пропаганду большевистского толка». По мнению Главковерха, такие лица могли бы быть назначены на наиболее тяжелые работы по обороне, где показали бы стремление к раскаянию [3]. В приказе по военному ведомству № 465 от 14 июля разъяснялось, что такие лица могут быть приняты в войска лишь в качестве охотников и с согласия на это самих войсковых частей [4].
      В августе 1917 г. этот вопрос был поднят Б. В. Савинковым перед новым Главковерхом Л. Г. Корниловым. Наконец, уже в октябре 1917 г. Главное управление Генштаба подготовило документы с предписанием задержать наводнение армии преступниками, немедленно возвращать из войсковых частей в распоряжение прокурорского надзора лиц, оказавшихся в армии без надлежащих документов, а также установить срок, за который необходимо получить свидетельство
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 25-26; 28-29, 41-42, 75, 136, 142-143.
      2. Там же. Д. 1248. Л. 26, 28.
      3. Там же. Л. 29-29 об.
      4. Там же. Л. 25-25 об.; Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1245. Л. 145. /235/
      «о добром поведении», допускающее право дальнейшего пребывания в армии [1].
      По данным министерства юстиции, на август 1917 г. из 130 тыс. (до постановления от 17 марта) освободилось 100 тыс. заключенных [2]. При этом только некоторые из них сразу явились в армию, однако не всех из них приняли, поэтому эта группа находилась в запасных частях внутренних округов. Наконец, третья группа амнистированных, самая многочисленная, воспользовавшись амнистией, никуда не явилась и находилась вне армии. Эта группа занимала, однако, активную общественную позицию. Так, бывшие каторжане из Смоленска предлагали создать самостоятельные боевые единицы партизанского характера (на турецком фронте), что «правильно и благородно разрешит тюремный вопрос» и будет выгодно для дела войны [3]. Были и другие попытки организовать движение бывших уголовных для дела обороны в стране в целом. Образец такой деятельности представлен в Постановлении Петроградской группы бывших уголовных, поступившем в Главный штаб в сентябре 1917 г. Группа протестовала против обвинений в адрес уголовников в развале армии. Уголовники, «озабоченные судьбами свободы и революции», предлагали выделить всех бывших заключенных в особые отряды. Постановление предусматривало также организацию санитарных отрядов из женщин-уголовниц в качестве сестер милосердия. В постановлении заверялось, что «отряды уголовных не только добросовестно, но и геройски будут исполнять возложенные на них обязанности, так как этому будет способствовать кроме преданности уголовных делу свободы и революции, кроме естественного в них чувства любви к их родине и присущее им чувство гордости и личного самолюбия». Одновременно с обращением в Главный штаб группа обратилась с подобным ходатайством в Военный отдел ЦИК Петроградского Совета. Несмотря на всю эксцентричность данного заявления, 30 сентября 1917 г. для его обсуждения было созвано межведомственное совещание
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 26, 29-29 об., 47-47 об.
      2. Там же. Л. 31.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 18 об. /236/
      с участием представителей от министерств внутренних дел, юстиции, политического и главного военно-судебного управлений военного министерства, в присутствии криминалистов и психиатров. Возможно, причиной внимания к этому вопросу были продолжавшие развиваться в руководстве страны идеи о сформировании безоружных рабочих команд из бывших уголовников. Однако совещание даже не поставило вопроса о создании таковых. Требование же образования собственных вооруженных частей из состава бывших уголовников было категорически отвергнуто, «поскольку такие отряды могли лишь увеличить анархию на местах, не принеся ровно никакой пользы военному делу». Совещание соглашалось только на «вкрапление» условно амнистированных в «здоровые воинские части». Создание частей из бывших уголовников допускалось исключительно при формировании их не на фронте, а во внутренних округах, и только тем, кто получит от своих комитетов свидетельства о «добропорядочном поведении». Что же касалось самой «петроградской группы бывших уголовных», то предлагалось сначала подвергнуть ее членов наказанию за неявку на призывные пункты. Впрочем, до этого дело не дошло, т. к. по адресу петроградской артели уголовных помещалось похоронное бюро [1].
      Опыт по привлечению уголовных элементов в армию в годы Первой мировой войны был чрезвычайно многообразен. В русскую армию последовательно направлялось все большее и большее их количество по мере истощения людских ресурсов. Однако массовости такого контингента не удалось обеспечить. Причина была в нарастании множества препятствий: от необходимости оптимальной организации труда в тылу армии на военно-инженерных работах до нейтрализации «вредного» влияния бывших уголовников на различные группы на театре военных действий — военнослужащих, военнопленных, реквизированных рабочих, гражданского населения. Особенно остро вопрос принятия в армию бывших заключенных встал в конце 1916 — начале 1917 г. в связи с нарастанием революционных настроений в армии. Крими-
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 40; Д. 1247. Л. 69. /237/
      нальные группы могли сыграть в этом роль детонирующего фактора. В революционном 1917 г. военное руководство предприняло попытку создания «армии свободной России», используя в т. ч. и призыв к бывшим уголовникам вступать на военную службу. И здесь не удалось обеспечить массового прихода солдат «новой России» из числа бывших преступников. Являясь, в сущности, актом декриминализации военных и гражданских преступлений, эта попытка натолкнулась на противодействие не только уголовного элемента, но и всей остальной армии, в которой широко распространялись антивоенные и революционные настроения. В целом армия и руководство страны не сумели обеспечить равенства тягот для всего населения в годы войны. /238/
      Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва: Издательский дом «Российское военно-историческое общество» ; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
    • Базанов С.Н. Большевизация 5-й армии Северного фронта накануне Великого Октября // Исторические записки. №109. 1983. С. 262-280.
      Автор: Военкомуезд
      БОЛЬШЕВИЗАЦИЯ 5-Й АРМИИ СЕВЕРНОГО ФРОНТА НАКАНУНЕ ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ

      С. Н. Базанов

      Революционное движение в действующей армии в 1917 г. является одной из важнейших проблем истории Великого Октября Однако далеко не все аспекты этой проблемы получили надлежащее освещение в советской историографии. Так, если Северному фронту в целом и его 12-й армии посвящено значительное количество работ [1], то другие армии фронта (1-я и 5-я) в известной степени оставались в тени. Недостаточное внимание к 1-й армии вполне объяснимо (небольшая численность, переброска на Юго-Западный фронт в связи с подготовкой наступления). Иное дело 5-я армия. Ее солдаты, включенные в состав карательного отряда генерала Н. И. Иванова, отказались сражаться с революционными рабочими и солдатами Петрограда и тем самым внесли свой вклад в победу Февральской буржуазно-демократической революции. В период подготовки наступления на фронте, в котором 5-я армия должна была сыграть активную роль, в ней развернулось массовое антивоенное выступление солдат, охватившее значительную часть армии. Накануне Октября большевики 5-й армии, незадолго до того оформившиеся в самостоятельную организацию, сумели повести за собой значительную часть делегатов армейского съезда, и образованный на нем комитет был единственным в действующей армии, где преобладали большевики, а председателем был их представитель Э. М. Склянский. Большевики 5-й армии сыграли важную роль в разгроме мятежа Керенского — Краснова, воспрепятствовав продвижению контрреволюционных частей на помощь мятежникам. Все это убедительно свидетельствует о том, что процесс большевизации 5-й армии Северного фронта заслуживает специального исследования.

      5-я армия занимала левое крыло Северного фронта, в состав которого она вошла после летней кампании 1915 г. В начале 1917 г. линия фронта 5-й армии проходила южнее Якобштадта, от разграничительной линии с 1-й армией и вдоль Западной Двины до разграничительной линии с Западным фронтом у местечка Видзы. В июле — сентябре правый фланг 5-й армии удлинился в связи с переброской 1-й армии на Юго-Западный фронт. Протяженность линии фронта 5-й армии при этом составила 208 км [2]. Штаб ее был в 15 км от передовых позиций, в Двинске. /262/

      В состав 5-й армии в марте — июне входили 13, 14, 19, 28-й армейские и 1-й кавалерийский корпуса; в июле — сентябре — 1, 19 27, 37-й армейские и 1-й кавалерийский корпуса; в октябре- ноябре — 14, 19, 27, 37, 45-й армейские корпуса [3]. Как видим, только 14-й и 19-й армейские корпуса были «коренными», т.е. постоянно находились в составе 5-й армии за весь исследуемый период. Это обстоятельство создает известные трудности в учении процесса большевизации 5-й армии. Фронт и тыл армии находились в Латгалии, входившей в состав Витебской губернии (ныне часть территории Латвийской ССР). Крупнейшим голодом Латгалии был Двинск, находившийся на правом берегу Западной Двины на пересечении Риго-Орловской и Петроградско-Варшавской железных дорог. Накануне первой мировой войны на-селение его составляло 130 тыс. человек. С приближением к Двинску линии фронта многие промышленные предприятия эвакуировались. Сильно уменьшилось и население. Так, в 1915 г. было эвакуировано до 60 предприятий с 5069 рабочими и их семьями [4]. В городе осталось лишь одно крупное предприятие — вагоноремонтные мастерские Риго-Орловской железной дороги (около 800 рабочих). Кроме того, действовало несколько мелких мастерских и кустарных заведений. К кануну Февральской революции население Двинска состояло преимущественно из полупролетарских и мелкобуржуазных элементов. Вот в этом городе с 1915 г. размещался штаб 5-й армии.

      В тыловом ее районе находился второй по значению город Латгалии — Режица. По составу населения он мало отличался от Двинска. Наиболее организованными и сознательными отрядами пролетариата здесь были железнодорожники. Более мелкими городами являлись Люцин, Краславль и др.

      Что касается сельского населения Латгалии, то оно состояло в основном из беднейших крестьян и батраков при сравнительно небольшой прослойке кулачества и середняков. Большинство земель и лесных угодий находилось в руках помещиков (большей частью немецкого и польского происхождения). В целом крестьянская масса Латгалии была значительно более отсталой, чем в других районах Латвии [5]. Все перечисленные причины обусловили относительно невысокую политическую активность пролетарских и крестьянских масс рассматриваемого района. Солдатские массы 5-й армии явились здесь основной политической силой.

      До войны в Двинске действовала большевистская организация, но в годы войны она была разгромлена полицией. К февралю 1917 г. здесь уцелела только партийная группа в мастерских Риго-Орловской железной дороги [6]. В целом же на Северном Фронте до Февральской революции существовало несколько подпольных большевистских групп, которые вели агитационно-пропагандистскую работу в воинских частях [7]. Их деятельность беспокоила командование. На совещании главнокомандующих фрон-/263/-тами, состоявшемся в Ставке 17—18 декабря 1916 г., главнокомандующий армиями Северного фронта генерал Н. В. Рузский отмечал, что «Рига и Двинск несчастье Северного фронта... Это два распропагандированных гнезда» [8].

      Победа Февральской революции привела к легализации существовавших подполью большевистских групп и появлению новых. В создании партийной организации 5-й армии большую роль сыграла 38 пехотная дивизия, входившая в состав 19-го армейского корпуса. Организатором большевиков дивизии был врач Э. М. Склянский, член партии с 1913 г., служивший в 149-м пехотном Черноморском полку. Большую помощь ему оказывал штабс-капитан А. И. Седякин из 151-го пехотного Пятигорского полка, вскоре вступивший в партию большевиков. В марте 1917 г. Склянский и Седякин стали председателями полковых комитетов. На проходившем 20—22 апреля совещании Совета солдатских депутатов 38-й пехотной дивизии Склянский был избран председателем дивизионного Совета, а Седякин — секретарем [9]. Это сразу же сказалось на работе Совета: по предложению Склянского Советом солдатских депутатов 38-й пехотной дивизии была принята резолюция об отношении к войне, посланная Временному правительству, в которой содержался отказ от поддержки его империалистической политики [10]. Позднее, на состоявшемся 9—12 мая в Двинске II съезде 5-й армии, Склянский образовал большевистскую партийную группу [11].

      В апреле — мае 1917 г. в частях армии, стоявших в Двинске, развернули работу такие большевистские организаторы, как поручик 17-й пехотной дивизии С. Н. Крылов, рядовой железнодорожного батальона Т. В. Матузков. В этот же период активную работу вели большевики и во фронтовых частях. Например, в 143-м пехотном Дорогобужском полку активно работали члены большевистской партии А. Козин, И. Карпухин, Г. Шипов, A. Инюшев, Ф. Буланов, И. Винокуров, Ф. Рыбаков [12]. Большевики выступали на митингах перед солдатами 67-го Тарутинского и 68-го Бородинского пехотных полков и других частей Двинского гарнизона [13].

      Нередко агитационно-массовая работа большевиков принимала форму бесед с группами солдат. Например, 6 мая в Двинске солдатом 731-го пехотного Комаровского полка большевиком И. Лежаниным была проведена беседа о текущих событиях с группой солдат из 17-й пехотной дивизии. Лежанин разъяснял солдатам, что назначение А. Ф. Керенского военным министром вместо А. И. Гучкова не изменит положения в стране и на фронте, что для окончания войны и завоевания настоящей свободы народу нужно свергнуть власть капиталистов, что путь к миру и свободе могут указать только большевики и их вождь — B. И. Ленин [14]. /264/

      Армейские большевики поддерживали связи с военной организацией при Петроградском комитете РСДРП(б), а также побывали в Риге, Ревеле, Гельсингфорсе и Кронштадте. Возвращаясь из этих поездок, они привозили агитационную литературу и рассказывали солдатам о революционных событиях в стране [15]. В солдатские организации в период их возникновения и начальной деятельности в марте — апреле попало много меньшевиков и эсеров. В своих выступлениях большевики разоблачали лживый характер обещаний соглашателей, раскрывали сущность их политики. Все это оказывало несомненное влияние па солдатские массы.

      Росту большевистских сил в армии способствовали маршевые роты, прибывавшие почти еженедельно. Они направлялись в 5-ю армию в основном из трех военных округов — Московского, Петроградского и Казанского. Пункты квартирования запасных полков, где формировались маршевые роты, находились в крупных промышленных центрах — Петрограде, Москве, Казани, Ярославле, Нижнем Новгороде, Орле, Екатеринбурге и др. [16] В некоторых запасных полках имелись большевистские организации, которые оказывали немалое влияние на отправлявшиеся в действующую армию маршевые роты.

      При посредстве военного бюро МК РСДРП (б) весной 1917 г. была создана военная организация большевиков Московского гарнизона. С ее помощью были образованы партийные группы в 55, 56, 184, 193-м и 251-м запасных пехотных полках [17]. В 5-ю армию часто присылались маршевые роты, сформированные в 56-м полку [18]. Прибывавшие пополнения приносили с собой агитационную литературу, оказывали революционизирующее влияние на фронтовиков. Об этом красноречиво говорят многочисленные сводки командования: «Влияние прибывающих пополнений отрицательное...», «...прибывающие пополнения, зараженные в тылу духом большевизма, также являются важным слагаемым в сумме причин, влияющих на резкое понижение боеспособности и духа армии» [19] и т. д.

      И действительно, маршевые роты, сформированные в промышленных центрах страны, являлись важным фактором в большевизации 5-й армии, поскольку отражали классовый состав районов расквартирования запасных полков. При этом следует отметить, что по социальному составу 5-я армия отличалась от некоторых других армий. Здесь было много рабочих из Петрограда, Москвы и даже с Урала [20]. Все это создавало благоприятные условия для возникновения большевистской армейской организации. Тем более что за май — июнь, как показано в исследовании академика И. И. Минца, число большевистских групп и членов партии на Северном фронте возросло более чем в 2 раза [21].

      Тем не менее большевистская организация в 5-й армии в этот период не сложилась. По мнению В. И. Миллера, это можно /265/ объяснить рядом причин. С одной стороны, в Двинске не было как отмечалось, большевистской организации, которая могла бы возглавить процесс объединения большевистских групп в воинских частях; не было достаточного числа опытных большевиков и в армии. С другой стороны, постоянные связи, существовавшие у отдельных большевистских групп с Петроградом, создавали условия, при которых образование армейской партийной организации могло показаться излишним [22]. В марте в Двинске была создана объединенная организация РСДРП, куда большевики вошли вместе с меньшевиками [23]. Хотя большевики поддерживали связь с ЦК РСДРП(б), участие в объединенной организации сковывало их борьбу за солдатские массы, мешало проводить собственную линию в солдатских комитетах.

      Итоги первого этапа партийного строительства в армии подвела Всероссийская конференция фронтовых и тыловых организаций партии большевиков, проходившая в Петрограде с 16 по 23 июня. В ее работе приняли участие и делегаты от 5-й армии На заседании 16 июня с докладом о партийной работе в 5-й армии выступил делегат Серов [24]. Конференция внесла серьезный вклад в разработку военной политики партии и сыграла выдающуюся роль в завоевании партией солдатских масс. В результате ее работы упрочились связи местных военных организаций с ЦК партии. Решения конференции вооружили армейских большевиков общей боевой программой действий. В этих решениях были даны ответы на важнейшие вопросы, волновавшие солдатские массы. После конференции деятельность армейских большевиков еще более активизировалась, выросли авторитет и влияние большевистской партии среди солдат.

      Характеризуя политическую обстановку в армии накануне наступления, можно отметить, что к атому времени крайне обострилась борьба между силами реакции и революции за солдат-фронтовиков. Пробным камнем для определения истинной позиции партий и выборных организаций, как известно, явилось их отношение к вопросам войны и мира вообще, братания и наступления в особенности. В результате размежевания по одну сторону встали оборонческий армиском, придаток контрреволюционного командования, и часть соглашательских комитетов, особенно высших, по другую — в основном низовые комитеты, поддерживавшиеся широкими солдатскими массами.

      Борьба солдатских масс 5-й армии под руководством большевиков против наступления на фронте вылилась в крупные антивоенные выступления. Они начались 18 июня в связи с объявлением приказа о наступлении армий Юго-Западного фронта и достигли наивысшей точки 25 июня, когда в отношении многих воинских частей 5-й армии было произведено «вооруженное воздействие» [25]. Эти массовые репрессивные меры продолжались до 8 июля, т. в. до начала наступления на фронте 5-й армии. Сводки /266/ Ставки и донесения командования за вторую половину июня — начало июля постоянно содержали сообщения об антивоенных выступлениях солдат 5-й армии. В составленном командованием армии «Перечне воинских частей, где производились дознания по делам о неисполнении боевых приказов» названо 55 воинских частей [26]. Однако этот список далеко не полный. В хранящихся в Центральном музее Революции СССР тетрадях со списками солдат- «двинцев» [27], помимо указанных в «Перечне» 55 частей, перечислено еще 40 других [28]. В общей сложности в 5-й армии репрессии обрушились на 95 воинских частей, 64 из которых являлись пехотными, особыми пехотными и стрелковыми полками. Таким образом, больше всего арестов было среди «окопных жителей», которым и предстояло принять непосредственное участие в готовящемся наступлении.

      Если учесть, что в конце июня — начале июля по боевому расписанию в 5-й армии находилось 72 пехотных, особых пехотных и стрелковых полка [29], то получается, что антивоенное движение охватило до 90% этих частей. Особенно значительным репрессиям подверглись те части, где было наиболее сильное влияние большевиков и во главе полковых комитетов стояли большевики или им сочувствующие. Общее число арестованных солдат доходило до 20 тыс. [30], а Чрезвычайной следственной комиссией к суду было привлечено 12 725 солдат и 37 офицеров [31].

      После «наведения порядка» командование 5-й армии 8 июля отдало приказ о наступлении, которое уже через два дня провалилось. Потери составили 12 587 солдат и офицеров [32]. Ответственность за эту кровавую авантюру ложилась не только на контрреволюционное командование, но и на соглашателей, таких, как особоуполномоченный военного министра для 5-й армии меньшевик Ю. П. Мазуренко, комиссар армии меньшевик А. Е. Ходоров, председатель армискома народный социалист А. А. Виленкин. 11 июля собралось экстренное заседание армискома, посвященное обсуждению причин неудачи наступления [33]. 15 июля командующий 5-й армией генерал Ю. Н. Данилов в приказе по войскам объявил, что эти причины заключаются «в отсутствии порыва пехоты как результате злостной пропаганды большевиков и общего длительного разложения армии» [34]. Однако генерал не указал главного: солдаты не желали воевать за чуждые им интересы русской и англо-французской буржуазии.

      Эти события помогли солдатам разобраться в антинародном характере политики Временного правительства и в предательстве меньшевиков и эсеров. Солдаты освобождались от «оборончества», вступали в решительную борьбу с буржуазией под лозунгами большевистской партии, оказывали активную помощь армейским большевикам. Например, при содействии солдат большевики 12-й армии не допустили разгрома своих газет, значительное количество которых доставлялось в 5-ю армию. /267/

      Вот что сообщала Ставка в сводке о настроении войск Северного фронта с 23 по 31 июля: «Большевистские лозунги распространяются проникающей в части в громадном количестве газетой «Окопный набат», заменившей закрытую «Окопную правду»» [35].

      Несмотря на начавшийся в июле разгул реакции, армейские большевики и сочувствующие им солдаты старались осуществлять связь с главным революционным центром страны — Петроградом. Так, в своих воспоминаниях И. М. Гронский, бывший в то время заместителем председателя комитета 70-й пехотной дивизии [36], пишет, что в середине июля по поручению полковых комитетов своей дивизии он и солдат 280-го пехотного Сурского полка Иванов ездили в двухнедельную командировку в Петроград. Там они посетили заводы — Путиловский и Новый Лесснер, где беседовали с рабочими, а также «встретились с Н. И. Подвойским и еще одним товарищем из Бюро военной организации большевиков». Подвойского интересовали, вспоминает И. М. Гронский, прежде всего наши связи с солдатскими массами. Еще он особенно настаивал на организации в армии отпора генеральско-кадетской реакции. Далее И. М. Гронский заключает, что «встреча и беседа с Н. И. Подвойским была на редкость плодотворной. Мы получили не только исчерпывающую информацию, но и весьма ценные советы, как нам надлежит вести себя на фронте, что делать для отражения наступления контрреволюции» [37].

      Работа армейских большевиков в этот период осложнилась тем, что из-за арестов сильно уменьшилось число членов партии, силы их были распылены. Вот тогда, в июле — августе 1917 г., постепенно и начала осуществляться в 5-й армии тактика «левого блока». Некоторые эсеры, например, упомянутый выше Гронский, начали сознавать, что Временное правительство идет по пути реакции и сближается с контрреволюционной генеральской верхушкой. Осознав это, они стали склоняться на сторону большевиков. Большевики охотно контактировали с ними, шли навстречу тем, кто борется против Временного правительства. Большевики понимали, что это поможет им завоевать солдатские массы, значительная часть которых была из крестьян и еще шла за эсерами.

      Складывание «левого блока» прослеживается по многим фактам. Он рождался снизу. Так, Гронский в своих воспоминаниях пишет, что солдаты стихийно тянулись к большевикам, а организовывать их было почти некому. В некоторых полковых комитетах не осталось ни одного члена большевистской партии. «Поэтому я, — пишет далее Гронский, — попросил Петрашкевича и Николюка (офицеры 279-го пехотного Лохвицкого полка, сочувствующие большевикам. — С. Б.) помочь большевикам, солдатам 279-го Лохвицкого полка и других частей в организации партийных групп и снабжении их большевистской литературой. С подобного рода /268/ просьбами я не раз обращался к сочувствующим нам офицерам я других частей (в 277-м пехотном Переяславском полку — к поручику Шлезингеру, в 278-м пехотном Кромском полку — к поручику Рогову и другим). И они, надо сказать, оказали нам существенную помощь. В сентябре и особенно в октябре во всех частях и крупных командах дивизии (70-й пехотной дивизии. — С. Б.) мы уже имели оформившиеся большевистские организаций» [38].

      Агитационно-пропагандистская работа большевиков среди солдатских масс в этот период проводилась путем сочетания легальной и нелегальной деятельности. Так, наряду с нелегальным распространением большевистской литературы в полках 70-й и 120-й пехотных дивизий большевики широко использовали публичные читки газет не только соглашательских, но и правого направления. В них большевики отыскивали и зачитывали солдатам откровенно реакционные по своему характеру высказывания, которые как нельзя лучше разоблачали соглашателей и контрреволюционеров всех мастей. Самое же главное, к этому средству пропаганды нельзя было придраться контрреволюционному командованию [39].

      О скрытой работе большевиков догадывалось командование. Но выявить большевистских агитаторов ему не удавалось, так как солдатская масса не выдавала их. Основная ее часть уже поддерживала политику большевиков. В начале августа в донесении в Ставку комиссар 5-й армии А. Е. Ходоров отмечал: «Запрещение митингов и собраний не дает возможности выявляться массовым эксцессам, но по единичным случаям, имеющим место, чувствуется какая-то агитация, но уловить содержание, планомерность и форму пока не удалось» [40]. В сводке сведений о настроении на Северном фронте за время с 10 по 19 августа сообщалось, что «и в 5-й и в 12-й армиях по-прежнему отмечается деятельность большевиков, которая, однако, стала носить характер скрытой подпольной работы» [41]. А в своем отчете в Ставку за период с 16 по 20 августа тот же Ходоров отмечал заметную активизацию солдатской массы и дальнейшее обострение классовой борьбы в армии [42]. Активизация солдатских масс выражалась в требованиях отмены смертной казни на фронте, демократизации армии, освобождения из-под ареста солдат, прекращения преследования выборных солдатских организаций. 16 августа состоялся митинг солдат 3-го батальона 479-го пехотного Кадниковского полка, на котором была принята резолюция с требованием освободить арестованных командованием руководителей полковой организации большевиков. Участники митинга высказались против Временного правительства. Аналогичную резолюцию вынесло объединенное заседание ротных комитетов 3-го батальона 719-го пехотного Лысогорского полка, состоявшееся 24 августа [43]. /269/

      Полевение комитетов сильно встревожило соглашательский армиском 5-й армии. На состоявшихся 17 августа корпусных и дивизионных совещаниях отмечалось, что «сильной помехой в деле закрепления положения комитетов является неустойчивость некоторых из них — преимущественно низших (ротных и полковых), подрывающая частой сменой состава самую возможность плодотворной работы» [44].

      В целом же, характеризуя период июля — августа, можно сказать, что, несмотря на репрессивные меры, большевики 5-й армии не прекратили своей деятельности. Они неустанно мобилизовывали и сплачивали массы на борьбу за победу пролетарской революции. Таково было положение в 5-й армии к моменту начала корниловского мятежа.

      Весть о генеральской авантюре всколыхнула солдатские массы. Соглашательский армиском 5-й армии выпустил обращение к солдатам с призывом сохранять спокойствие, особо подчеркнул, что он не выделяет части для подавления корниловщины, так как «этим должно заниматься Временное правительство, а фронт должен отражать наступление немцев» [45]. Отпор мятежу могли дать только солдатские массы под руководством большевиков. Ими было сформировано несколько сводных отрядов, установивших контроль над железнодорожными станциями, а также создан военно-революционный комитет. Как сообщалось в донесении комиссара Ходорова Временному правительству, в связи с выступлением генерала Корнилова за период со 2 по 4 сентября солдаты арестовали 18 офицеров, зарекомендовавших себя отъявленными контрреволюционерами. Аресты имели место в 17-й и и 38-й артиллерийских бригадах, в частях 19-го армейского корпуса, в 717-м пехотном Сандомирском полку, 47-м отдельном тяжелом дивизионе и других частях [46]. Солдатские комитеты действовали и другими методами. В сводках сведений о настроении в армии, переданных в Ставку с 28 августа по 12 сентября, зарегистрировано 20 случаев вынесения низовыми солдатскими комитетами резолюций о смещении, недоверии и контроле над деятельностью командиров [47]. Комиссар 5-й армии Ходоров сообщал Временному правительству: «Корниловская авантюра уже как свое последствие создала повышенное настроение солдатских масс, и в первую очередь это сказалось в подозрительном отношении к командному составу» [48].

      Таким образом, в корниловские дни солдатские массы 5-й армии доказали свою преданность революции, единодушно выступили против мятежников, добились в большинстве случаев их изоляции, смещения с командных постов и ареста. Разгром корниловщины в значительной мере способствовал изживанию последних соглашательских иллюзий. Наступил новый этап большевизации солдатских масс. /270/

      После разгрома генеральского заговора значительная часть низовых солдатских комитетов выступила с резолюциями, в которых настаивала на разгоне контрреволюционного Союза офицеров, чистке командного состава, отмене смертной казни, разрешений политической борьбы в армии [49]. Однако требования солдатских масс шли гораздо дальше этой достаточно умеренной программы. Солдаты требовали заключения мира, безвозмездной передачи земли крестьянам и национализации ее, а наиболее сознательные — передачи всей власти Советам [50]. На такую позицию эсеро-меньшевистское руководство комитетов стать не могло. Это приводило к тому, что солдаты переизбирали комитеты, заменяя соглашателей большевиками и представителями «левого блока».

      После корниловщины (в сентябре — октябре) революционное движение солдатских масс поднялось на новую, более высокую ступень. Солдаты начали выходить из повиновения командованию: не исполнять приказы, переизбирать командиров, вести активную борьбу за мир, брататься с противником. Партии меньшевиков и эсеров быстро утрачивали свое влияние.

      Авторитет же большевиков после корниловских дней резко возрос. Об этом красноречиво свидетельствуют сводки комиссаров и командования о настроении в частях 5-й армии. В сводке помощника комиссара 5-й армии В. С. Долгополова от 15 сентября сообщалось, что «большевистские течения крепнут» [51]. В недельной сводке командования от 17 сентября сообщалось, что «в 187-й дивизии 5-й армии отмечалось значительное влияние большевистской пропаганды» [52]. В сводке командования от 20 сентября говорилось, что «большевистская пропаганда наблюдается в 5-й армии, особенно в частях 120 дивизии» [53]. 21 сентября Долгополов писал, что большевистская агитация усиливается [54]. То же самое сообщалось и в сводках командования от 25 и 29 сентября [55]. 2 октября командующий 5-й армией В. Г. Болдырев докладывал военному министру: «Во всей армии чрезвычайно возросло влияние большевизма» [56].

      ЦК РСДРП(б) уделял большое внимание партийной работе в действующей армии, заслушивал на своих заседаниях сообщения о положении на отдельных фронтах. С такими сообщениями, в частности, трижды (10, 16 и 21 октября) выступал Я. М. Свердлов, докладывавший об обстановке на Северном и Западном фронтах [57]. ЦК оказывал постоянную помощь большевистским организациям в действующей армии, число которых на Северном фронте к этому времени значительно возросло. К концу октября 1917 г. ЦК РСДРП (б) был непосредственно связан, по подсчетам П. А. Голуба, с большевистскими организациями и группами более 80 воинских частей действующей армии [58]. В адресной книге ЦК РСДРП (б) значатся 11 воинских частей 5-й армии, имевших с ним переписку, среди которых отмечен и 149-й пехотный Чер-/271/-номорский полк. От его большевистской группы переписку вел Э. М. Склянский [59].

      Солдаты 5-й армии ноодпокритно посылали свои депутации в Петроградский и Московский Советы. Так, 27 сентября комитетом 479-го пехотного Кадниковского полка был делегирован в Моссовет член комитета В. Фролов. Ему поручили передать благодарность Моссовету за горячее участие в дело освобождения из Бутырской тюрьмы двинцев, особенно однополчан — большевиков П. Ф. Федотова, М. Е. Летунова, Политова и др. [60] 17 октября Московский Совет посетила делегация комитета 37-го армейского корпуса [61]. Посылка солдатских делегаций в революционные центры способствовала росту и укреплению большевистских организаций в армии.

      Руководители армейских большевиков посылали членов партии в ЦК для получения инструкций и агитационной литературы. С таким поручением от большевиков 14-го армейского корпуса 17 октября отправился в Петроград член корпусного комитета Г. М. Чертов [62]. ЦК партии, в свою очередь, посылал к армейским большевикам видных партийных деятелей для инструктирования и укрепления связей с центром. В середине сентября большевиков 5-й армии посетил В. Н. Залежский [63], а в середине октября — делегация петроградских партийных работников, возглавляемая Б. П. Позерном [64].

      О тактике большевистской работы в армии пишет в своих воспоминаниях служивший в то время вольноопределяющимся в одной из частей 5-й армии большевик Г. Я. Мерэн: «Основные силы наличных в армии большевиков были направлены на низовые солдатские массы. Отдельные большевики в войсковых частях создали группы большевистски настроенных солдат, распространяли свое влияние на низовые войсковые комитеты, устанавливали связь между собой, а также с ЦК и в первую очередь с военной организацией» [65]. Этим в значительной мере и объясняется тот факт, что большевизация комитетов начиналась снизу.

      Этот процесс отражен в ряде воспоминаний участников революционных событий в 5-й армии. И. М. Гронский пишет, что «во всех частях и командах дивизии (70-й пехотной.— С. Б.) эсеры и особенно меньшевики потерпели поражение. Количество избранных в комитеты сторонников этих двух партий сократилось. Перевыборы принесли победу большевикам» [66]. Н. А. Брыкин сообщает, что во второй половине сентября солдаты 16-го Особого пехотного полка под руководством выпущенных по их настоянию из двинской тюрьмы большевиков «взялись за перевыборы полкового комитета, комиссара, ротных судов и всякого рода комиссий. Ушков (большевик. — С. Б.) был избран комиссаром полка, Студии (большевик.— С. Б.) — председателем полкового комитета, меня избрали председателем полковой организации большевиков» [67]. /272/

      Процесс большевизации отчетливо прослеживается и по сводкам сведений, отправлявшихся из армии в штаб фронта. В сводке за период от 30 сентября по 6 октября отмечалось: «От полковых и высших комитетов все чаще и чаще поступают заявления, что они утрачивают доверие масс и бессильны что-либо сделать...». А за 5—12 октября сообщалось, что «в настоящее время происходят перевыборы комитетов; результаты еще неизвестны, но процентное отношение большевиков растет». Следующая сводка (за 20—27 октября) подтвердила это предположение: «Перевыборы комитетов дали перевес большевикам» [68].

      Одновременно с завоеванием солдатских организаций большевики развернули работу по созданию своей организации в масштабе всей армии. Существовавшая в Двинске организация РСДРП была, как уже отмечалось, объединенной. В имевшуюся при ней военную секцию входило, по данным на август 1917 г., 275 человек [69]. На состоявшемся 22 сентября в Двинске собрании этой организации произошло размежевание большевиков и меньшевиков 5-й армии [70].

      Вслед за тем был избран Двинский комитет РСДРП (б). Порвав с меньшевиками и создав свою организацию, большевики Двинска подготовили благоприятные условия для создания большевистской организации 5-й армии. Пока же при городском комитете РСДРП (б) образовался армейский большевистский центр. Разрозненные до этого отдельные организации и группы обрели наконец единство. Руководство партийной работой возглавили энергичные вожаки армейских большевиков: Э. М. Склянский, А. И. Седякин, И. М. Кригер, Н. Д. Собакин и др. [71]

      Созданию армейской организации большевиков способствовало также то, что вскоре оформился ряд самостоятельных большевистских организаций в тыловых частях 5-й армии, расположенных в крупных населенных пунктах, в частности в Дагде, Режице, Краславле [72]. Двинский комитет РСДРП(б) совместно с временным армейским большевистским центром стал готовиться к армейской партийной конференции.

      Перед этим состоялись конференции соглашательских партий (22—24 сентября у эсеров и 3—4 октября у меньшевиков), все еще пытавшихся повести за собой солдат. Однако важнейший вопрос — о мире — на этих конференциях либо вовсе игнорировался (у эсеров) [73], либо решался отрицательно (у меньшевиков) [74]. Это усиливало тяготение солдат в сторону большевиков.

      Новым шагом в укреплении позиций большевиков 5-й армии накануне Великого Октября явилось их оформление в единую организацию. Инициаторами созыва I конференции большевистских организаций 5-й армии (Двинск, 8—9 октября) были Э. М. Склянский, А. И. Седякин, И. М. Кригер [75]. На конференцию прибыли 34 делегата с правом решающего голоса и 25— с правом совещательного, представлявшие около 2 тыс. членов /273/ партии от трех корпусов армии. (Военные организации остальные двух корпусов не прислали своих представителей, так как до них не дошли телеграфные сообщения о конференции [76]) Прибыли представители от большевистских организаций гарнизонов Витебска, Двинска, Дагды, Краславля, Люцина и др. [77].

      Сообщения делегатов конференции показали, что подавляющее большинство солдат доверяет партии большевиков, требует перехода власти в руки Советов и заключения демократического мира. В резолюции, принятой после докладов с мест, конференция призвала армейских большевиков «с еще большей энергией основывать организации в частях и развивать существующие», а в резолюции о текущем моменте провозглашалось, что «спасение революции, спасение республики только в переходе власти к Советам рабочих, солдатских, крестьянских и батрацких депутатов» [78].

      Конференция избрала Бюро военной организации большевиков 5-й армии из 11 человек (во главе с Э. М. Склянским) и выдвинула 9 кандидатов в Учредительное собрание. Четверо из них были непосредственно из 5-й армии (Склянский, Седякин, Собакин, Андреев), а остальные из списков ЦК РСДРП (б) [79]. Бюро военной организации большевиков 5-й армии, послав в секретариат ЦК партии отчет о конференции, просило прислать литературу, посвященную выборам в Учредительное собрание, на что был получен положительный ответ [80].

      Бюро начало свою работу в тесном контакте с Двинским комитетом РСДРП(б), установило связь с военной организацией большевиков 12-й армии, а также с организациями большевиков Режицы и Витебска.

      После исторического решения ЦК РСДРП (б) от 10 октября о вооруженном восстании большевики Северного фронта мобилизовали все свои силы на выполнение ленинского плана взятия власти пролетариатом. 15—16 октября в Вендене состоялась учредительная конференция военных большевистских организаций всего Северного фронта. На нее собрались представители от организаций Балтийского флота, дислоцировавшегося в Финляндии, 42-го отдельного армейского корпуса, 1, 5, 12-й армий [81]. Конференция заслушала доклады с мест, обсудила текущий момент, вопрос о выборах в Учредительное собрание. Она прошла под знаком единства и сплочения большевиков Северного фронта вокруг ЦК партии, полностью поддержала его курс на вооруженное восстание.

      Объединение работающих на фронте большевиков в армейские и фронтовые организации позволяло ЦК РСДРП(б) усилить руководство большевистскими организациями действующей армии, направить их деятельность на решение общепартийных задач, связанных с подготовкой и проведением социалистической революции. Важнейшей задачей большевиков 5-й армии на дан-/274/-ном этапе были перевыборы соглашательского армискома. Многие части армии выдвигали подобные требования на своих собраниях, что видно из сводок командовании и периодической печати того времени [82]. И октябре оказались переизбранными большинство ротных и полковых комитетом и часть комитетом высшего звена. К октябрю большевики повели за собой значительную долю полковых, дивизионных и даже корпусных комитетов 5-й армии.

      Все это требовало созыва армейского съезда, где предстояло переизбрать армиском. Военная организация большевиков 5-й армии мобилизовала партийные силы на местах, развернула борьбу за избрание на съезд своих представителей.

      III съезд начал свою работу 16 октября в Двинске. 5-ю армию представляли 392 делегата [83]. Первым выступил командующий 5-й армией генерал В. Г. Болдырев. Он говорил о «невозможности немедленного мира» и «преступности братанья» [84]. Затем съезд избрал президиум, включавший по три представителя от больших и по одному от малых фракций: Э. М. Склянский, А. И. Седикин, К. С. Рожкевич (большевики), В. Л. Колеров, И. Ф. Модницей, Качарский (эсеры) [85], Харитонов (меньшевик-интернационалист), Ю. П. Мазуренко (меньшевик-оборонец) и А. А. Виленкин (народный социалист). Председателем съезда делегаты избрали руководителя большевистской организации 5-й армии Э. М. Склянского. Но меньшевистско-эсеровская часть съезда потребовала переголосования путем выхода в разные двери: в левую — те, кто голосует за Склянского, в правую — за эсера Колерова. Однако переголосование все равно дало перевес кандидатуре Склянского. За него голосовали 199 делегатов, а за Колерова — 193 делегата [86].

      На съезде большевики разоблачали соглашателей, подробно излагали линию партии но вопросам земли и мира. Используя колебании меньшевиков-интернационалистов, левых эсеров, максималистов, большевики успешно проводили свою линию, что отразилось в принятых съездом резолюциях. Так, в первый день работы но предложению большевиков съезд принял резолюцию о работе армискома. Прежнее руководство было охарактеризовано как недемократичное и оторванное от масс [87]. 17 октября съезд принял резолюцию о передаче всей земли, вод, лесов и сельскохозяйственного инвентаря в полное распоряжение земельных комитетов [88]. Съезд указал (19 октября) на сложность политического и экономического положения в стране и подчеркнул, что выход из него — созыв II Всероссийского съезда Советов [89]. Правые эсеры и меньшевики-оборонцы пытались снять вопрос о передаче власти в руки Советов. Против этих попыток решительно выступили большевики, которых поддержала часть левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов. Склянский в своей речи дал ответ соглашателям: «Мы не должны ждать Учредительного собрания, которое уже откладывалось не без согласия оборонцев, ко-/275/-торые возражают и против съезда Советов. Главнейшая задача нашего съезда — это избрать делегатов на съезд Советов, который созывается не для срыва Учредительного собрания, а для обеспечении его созыва, и от съезда Советов мы обязаны потребовать проведении тех мер, которые семь месяцев ждет вся революционная армии» [90].

      Таким образом, по аграрному вопросу и текущему моменту были приняты в основном большевистские резолюции. Остальные разрабатывались также в большевистском духе (о мире, об отношении к командному составу и др.). Этому способствовало практическое осуществление большевиками 5-й армии, с июля — августа 1917 г., тактики «левого блока». Они сумели привлечь на свою сторону левых эсеров и меньшевиков-интернационалистов, что сказалось на работе съезда.

      Немаловажную роль в поднятии авторитета большевиков на съезде сыграло присутствие на нем группы видных петроградских партийных работников во главе с Б. П. По зерном [91], посланной ЦК РСДРП (б) на Северный фронт с целью инструктирования, агитации и связи [92]. Петроградские большевики информировали своих товарищей из 5-й армии о решениях ЦК партии, о задачах, которые должны выполнить армейские большевики в общем плане восстания. Посланцы столицы выступили на съезде с приветствием от Петроградского Совета [93].

      Завершая свою работу (20 октября), съезд избрал новый состав армискома во главе с Э. М. Склянским, его заместителем стал А. И. Седякин. В армиском вошло 28 большевиков, в том числе Н. Д. Собакин, И. М. Кригер, С. В. Шапурин, Г. Я. Мерэн, Ашмарин, а также 7 меньшевиков-интернационалистов, 23 эсера и 2 меньшевика-оборонца [94]. Это был первый во фронтовых частях армейский комитет с такой многочисленной фракцией большевиков.

      Победа большевиков на III армейском съезде ускорила переход на большевистские позиции крупных выборных организаций 5-й армии и ее тылового района. 20—22 октября в Двинске состоялось собрание солдат-латышей 5-й армии, избравшее свое бюро в составе 6 большевиков и 1 меньшевика-интернационалиста [95]. 22 октября на заседании Режицкого Совета был избран новый состав Исполнительного комитета. В него вошли 10 большевиков и 5 представителей партий эсеров и меньшевиков. Председателем Совета был избран солдат 3-го железнодорожного батальона большевик П. Н. Солонко [96]. Незначительное преимущество у соглашателей оставалось пока в Двинском и Люцинском Советах [97].

      Большевики 5-й армии смогли добиться крупных успехов благодаря тому, что создали в частях и соединениях разветвленную сеть партийных групп, организовали их в масштабе армии, провели огромную агитационно-пропагандистскую работу среди /276/ солдат. Свою роль сыграли печать, маршевые роты, рабочие делегации на фронт, а также делегации, посылаемые солдатами в Петроград, Москву, Ригу и другие революционные центры.

      Рост большевистского влияния на фронте способствовал усилению большевизации солдатских комитетов, которая выразилась в изгнании из них соглашателей, выдвижении требований заключения мира, разрешения аграрного вопроса, полной демократизации армии и передачи власти Советам. Переизбранные комитеты становились фактической властью в пределах своей части, и ни одно распоряжение командного состава не выполнялось без их санкции. С каждым днем Временное правительство и командование все больше теряли возможность не только политического, но и оперативного управления войсками.

      В. И. Ленин писал, что к октябрю — ноябрю 1917 г. армия была наполовину большевистской. «Следовательно, в армии большевики тоже имели уже к ноябрю 1917 года политический «ударный кулак», который обеспечивал им подавляющий перевес сил в решающем пункте в решающий момент. Ни о каком сопротивлении со стороны армии против Октябрьской революции пролетариата, против завоевания политической власти пролетариатом, не могло быть и речи...» [98].

      Успех большевиков на III армейском съезде подготовил переход большинства солдат 5-й армии Северного фронта на сторону революции. В последний день работы съезда (20 октября) начальник штаба фронта генерал С. Г. Лукирский доложил по прямому проводу в Ставку генералу Н. Н. Духонину: «1-я и 5-я армии заявили, что они пойдут не за Временным правительством, а за Петроградским Советом» [99]. Такова была политическая обстановка в 5-й армии накануне Великого Октября.

      На основании вышеизложенного большевизацию солдатских масс 5-й армии Северного фронта можно условно разделить на три основных периода: 1) образование в армии большевистских групп, сплочение вокруг них наиболее сознательных солдат (март — июнь); 2) полевение солдатских масс после июльских событий и начало складывания «левого блока» в 5-й армии (июль — август); 3) новая ступень полевения солдатских масс после корниловщины, образование самостоятельной большевистской организации, практическое осуществление политики «левого блока», в частности в ходе III армейского съезда, переход большинства солдат на сторону революции (сентябрь — октябрь). Процесс большевизации солдатских масс 5-й армии окончательно завершился вскоре после победы Великого Октября в ходе установления власти Советов.

      1. Капустин М. И. Солдаты Северного фронта в борьбе за власть Советов. М., 1957; Шурыгин Ф. А. Революционное движение солдатских масс Северного фронта в 1917 году. М., 1958; Рипа Е. И. Военно-революционные комитеты района XII армии в 1917 г. на не-/237/-оккупированной территории Латвии. Рига, 1969; Смольников А. С. Большевизация XII армии Северного фронта в 1917 году. М., 1979.
      2. ЦГВИА, ф. 2031 (Штаб главнокомандующего армиями Северного фронта), оп. 1, д. 539.
      3. Там же, д. 212, л. 631—631 об.; д. 214, л. 316—322; ф. 2122 (Штаб 5-й армии), оп. 1, д. 561, л. 211—213, 271—276; д. 652, л. 102—105 об.
      4. Очерки экономической истории Латвии (1900—1917). Рига, 1968, с. 290.
      5. Яковенко А. М. V армия в период мирного развития революции (март — июнь 1917 г.).— Изв. АН ЛатвССР, 1978, № 2, с. 104—105.
      6. Денисенко В. С. Солдаты пятой.— В кн.: Октябрь на фронте: Воспоминания. М., 1967, с. 93; Миллер В. И. Солдатские комитеты русской армии в 1917 г.: (Возникновение и начальный период деятельности). М., 1974, с. 192.
      7. Шелюбский А. П. Большевистская пропаганда и революционное движение на Северном фронте накануне 1917 г.— Вопр. ист., 1947, № 2, с. 73.
      8. Разложение армии в 1917 г.: Сб. док. М.; Л., 1925, с. 7.
      9. Миллер В. И. Указ. соч., с. 194—195.
      10. Революционное движение в России в апреле 1917 г. Апрельский кризис: Документы и материалы. М., 1958, с. 785—786.
      11. Денисенко В. С. Указ. соч., с. 96— 97.
      12. Там же, с. 95.
      13. Якупов Н. М. Партия большевиков в борьбе за армию в период двоевластия. Киев, 1972, с. 116.
      14. Громова 3. М. Борьба большевиков за солдатские массы на Северном фронте в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции. Рига, 1955, с. 129.
      15. Якупов Н. М. Указ. соч., с. 116.
      16. ЦГВИА, ф. 2003 (Ставка / Штаб верховного главнокомандующего /), оп. 2, д. 468, 498, 510; ф. 2015 (Управление военного комиссара Временного правительства при верховном главнокомандующем), оп. 1, д. 54; ф. 2031, оп. 1, д. 1550; оп. 2, д. 295, 306.
      17. Андреев А. М. Солдатские массы гарнизонов русской армии в Октябрьской революции. М., 1975 с. 59—60; Вооруженные силы Безликого Октября. М., 1977, с. 127-128.
      18. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 2, д. 295 л. 98—98 об., 112, 151—151 об.
      19. Там же, оп. 1, д. 1550, л. 24 об. 63.
      20. Якупов Н. М. Указ. соч., с. 45.
      21. Минц И. И. История Великого Октября: В 3-х т. 2-е изд. М., 1978 т. 2, с. 400.
      22. Миллер В. И. Указ. соч., с. 195—196.
      23. К маю 1917 г. объединенная организация РСДРП в Двинске насчитывала 315 членов. Возглавлял ее меньшевик М. И. Кром. См.: Всероссийская конференция меньшевистских и объединенных организаций РСДРП 6—12 мая 1917 г. в Петрограде. Пг., 1917, с. 30.
      24. Борьба партии большевиков за армию в социалистической революции: Сб. док. М., 1977, с. 179.
      25. Более подробно об этом см.: Громова 3. М. Провал июньского наступления и июльские дни на Северном фронте. — Изв. АН ЛатвССР, 1955, № 4; Журавлев Г. И. Борьба солдатских масс против летнего наступления на фронте (июнь —июль 1917 г.). — Исторические записки, М., 1957, т. 61.
      26. ЦГВИА, ф. 366 (Военный кабинет министра-председателя и политическое управление Военного министерства), оп. 2, д. 17, л. 217. Этот «Перечень» с неточностями и пропусками опубликован в кн.: Двинцы: Сборник воспоминаний участников Октябрьских боев в Москве и документы. М., 1957, с. 158—159.
      27. «Двинцы» — революционные солдаты 5-й армии, арестованные за антивоенные выступления в июне — июле 1917 г. Содержались в двинской тюрьме, а затем в количестве 869 человек — в Бутырской, в Москве. 22 сентября по требованию МК РСДРП (б) и Моссовета освобождены. Из них был создан отряд, принявший участие в Октябрьском вооруженном восстании в Москве. /278/
      28. Центральный музей Революции СССР. ГИК, Вс. 5047/15 аб., Д 112-2 р.
      29. ЦГВПА, ф. 2031, оп. 1, д. 212, л. 631—631 об.
      30. Такую цифру называет П. Ф. Федотов, бывший в то время одним из руководителей большевиков 479-го пехотного Кадниковского полка. См.: Двинцы, с. 19.
      31. Революционное движение в русской армии. 27 февраля — 24 октября 1917 г.: Сб. док. М., 1968, с. 376—377.
      32. ЦГВИА, ф. 2122, оп. 1, д. 680, л. 282.
      33. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии (Двинск), 1917, 15 июля.
      34. ЦГВИА, ф. 2122, оп. 2, д. 13, ч. II, л. 313—313 об.
      35. Революционное движение в России в июле 1917 г. Июльский кризис: Документы и материалы. М., 1959, с. 436—437.
      36. И. М. Гронский в то время был эсером-максималистом, но в июльские дни поддерживал партию большевиков, а впоследствии вступил в нее. По его воспоминаниям можно проследить, как в 5-й армии складывался «левый блок».
      37. Гронский И. М. 1917 год. Записки солдата.— Новый мир, 1977, № 10, С. 193—195. О подобных же поездках в Петроград, Кронштадт, Гельсингфорс, Ревель и другие пролетарские центры сообщает в своих воспоминаниях бывший тогда председателем комитета 143-го пехотного Дорогобужского полка (36-я пехотная дивизия) В. С. Денисенко (Указ. соч., с. 94—95). Однако следует отметить, что такие поездки осуществлялись с большим трудом и не носили регулярного характера (см.: Гронский И. М. Указ. соч., с. 199).
      38. Гронский И. М. Указ. соч., с. 199.
      39. Об этом пишет И. М. Гронский (Указ. соч., с. 196—197), а также доносит комиссар 5-й армии А. Е. Ходоров в Управление военного комиссара Временного правительства при верховном главнокомандующем. См.: ЦГВИА, ф. 2015, оп. 1, д. 54, л. 124.
      40. ЦГВИА, ф. 366, оп. 1, д. 227, л. 59.
      41. ЦГВИА, ф. 2015, оп. 1, д. 57, л. 91.
      42. ЦГВИА, ф. 366, оп. 1, д. 227, л. 63—64.
      43. Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий: В 4-х т. М., 1960, т. 3. 26 июля — 11 сентября 1917 г., с. 211; Революционное движение в России в августе 1917 г. Разгром корниловского мятежа: Документы и материалы. М., 1959, с. 283—284.
      44. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 23 авг.
      45. Там же, 1917, 31 авг.
      46. Минц И. И. Указ. соч., т. 2, с. 650.
      47. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 41—46 об. (Подсчет автора).
      48. ЦГАОР СССР, ф. 1235 (ВЦИК), оп. 36, д. 180, л. 107.
      49. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 61—61 об.
      50. Рабочий путь, 1917, 30 сент.
      51. О положении армии накануне Октября (Донесения комиссаров Временного правительства и командиров воинских частей действующей армии).— Исторический архив, 1957, № 6, с. 37.
      52. Великая Октябрьская социалистическая революция: Хроника событий: В 4-х т. М., 1961, т. 4. 12 сент.— 25 окт. 1917 г. с. 78.
      53. ЦГВИА, ф. 2003, оп. 4, д. 31, л. 24 об.
      54. Армия в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции.— Красный архив, 1937, т. 84, с. 168—169.
      55. Исторический архив, 1957, № 6, с. 37, 44.
      56. Муратов X. И. Революционное движение в русской армии в 1917 году. М., 1958, с. 103.
      57. Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). Авг. 1917 — февр. 1918. М., 1958, с. 84, 94, 117.
      58. Голуб П. А. Большевики и армия в трех революциях. М., 1977, с. 145.
      59. Аникеев В. В. Деятельность ЦК РСДРП (б) в 1917 году: Хроника событий. М., 1969, с. 447—473.
      60. ЦГВИА, ф. 2433 (120-я пехотная дивизия), оп. 1, д. 7, л. 63 об., 64.
      61. Солдат, 1917, 20 окт. /279/
      62. Чертов Г. М. У истоков Октября: (Воспоминания о первой мировой войне и 1917 г. на фронте. Петроград накануне Октябрьского вооруженного восстания) / Рукопись. Государственный музей Великой Октябрьской социалистической революции (Ленинград), Отдел фондов, ф. 6 (Воспоминания активных участников Великой Октябрьской социалистической революции), с. 36—37.
      63. Аникеев В. В. Указ. соч., т. 285, 290.
      64. Рабочий и солдат, 1917, 22 окт.
      65. Мерэн Г. Я. Октябрь в V армии Северного фронта.— Знамя, 1933, № 11, с. 140.
      66. Гронский И. М. Записки солдата.— Новый мир, 1977, № 11, с. 206.
      67. Брыкин Н. А. Начало жизни.— Звезда, 1937, № 11, с. 242—243.
      68. ЦГВИА, ф. 2031, оп. 1, д. 1550, л. 71—72, 77 об.— 78, 93—93 об.
      69. Миллер В. И. Военные организации меньшевиков в 1917 г.: (К постановке проблемы).— В кн.: Банкротство мелкобуржуазных партий России, 1917—1922 гг. М., 1977, ч. 2, с. 210.
      70. Рабочий путь, 1917, 28 сент.
      71. Шапурин С. В. На переднем крае.— В кн.: Октябрь на фронте: Воспоминания, с. 104.
      72. Дризул А. А. Великий Октябрь в Латвии: Канун, история, значение. Рига, 1977, с. 268.
      73. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 27 сент.
      74. Там же, 1917, 10, 12 окт.
      75. Вооруженные силы Великого Октября, с. 144.
      76. Рабочий путь, 1917, 26 окт.
      77. Андреев А. М. Указ. соч., с. 299.
      78. Солдат, 1917, 22 окт.
      79. Революционное движение в России накануне Октябрьского вооруженного восстания (1—24 октября 4917 г.): Документы и материалы. М., 1962, с. 379.
      80. Переписка секретариата ЦК РСДРП (б) с местными партийными организациями. (Март — октябрь 1917): Сб. док. М., 1957, с. 96.
      81. Окопный набат, 1917, 17 окт.
      82. Рабочий путь, 1917, 7 окт.; ИГапъ. СССР, ф. 1235, оп. 78, д. 98, л. 44-49; ЦГВИА, ф. 2003, оп. 4, д. 44, л. 45 об.; ф. 2433, оп. 1, д. 3, л. 17 об.
      83. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 22 окт.
      84. Из дневника ген. Болдырева.— Красный архив, 1927, т. 23, с. 271—272.
      85. Самостоятельная фракция левых эсеров не была представлена на съезде, поскольку входила в единую эсеровскую организацию.— Новый мир, 1977, № 10, с. 206.
      86. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 22 окт.
      87. Там же, 1917, 24 окт.
      88. Окопный набат, 1917, 20 окт.
      89. Рабочий путь, 1917, 21 окт.
      90. Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 24 окт.
      91. По предложению Склянского Позерн 17 октября был избран почетным членом президиума съезда.— Изв. армейского исполнительного комитета 5-й армии, 1917, 24 окт.
      93. Рабочий и солдат, 1917, 22 окт.
      93. Рабочий путь, 1917, 18 окт.
      94. Мерэн Г. Я. Указ. соч., с. 141; III ап урин С. В. Указ. соч., с. 104—105.
      95. Кайминь Я. Латышские стрелки в борьбе за победу Октябрьской революции, 1917—1918. Рига, 1961, с. 347.
      96. Изв. Режицкого Совета солдатских. рабочих и крестьянских депутатов, 1917, 25 окт.; Солонко П. // Врагам нет пути к Петрограду! — Красная звезда, 1966, 4 нояб.
      97. Смирнов А. М. Трудящиеся Латгалии и солдаты V армии Северного фронта в борьбе за Советскую власть в 1917 году.— Изв. АН ЛатвССР, 1963, № 11, с. 13.
      98. Ленин В. И. Полн: собр. соч., т. 40, с. 10.
      99. Великая Октябрьская социалистическая революция, т. 4, с. 515.

      Исторические записки. №109. 1983. С. 262-280.