Жицзи, шилу, динши и еши

[Чжан Гэда 1 994]

Хорошая топичная статья С.О. Курбанова "для разогрева" темы:

С.О. Курбанов. О достоверности изложения фактов в южнокорейской справочной и общеобразовательой исторической литературе

1. Причины, побудившие обратиться к изучению указанной темы

В последнее десятилетие в Республике Корея нередко разворачиваются кампании, направленные на исправление ошибок и неточностей, допущенных иностранными авторами в изложении истории Кореи. Примерами этого могут служить различные южнокорейские издания, должные исправить указанные ошибки.

Автор настоящей статьи является не только автором учебного пособия по истории Кореи, но и активно использует его на занятиях со студентами Восточного факультета СПбГУ, сравнивая его с другими подобными изданиями.

В результате сравнительного использования указанного учебного пособия, обнаружилось, что в нем имеется множество неточностей, обусловленных рядом причин, среди которых следует особо выделить три: 1) опечатки; 2) неполная информированность автора учебного пособия об описываемых событиях; 3) неточности, допущенные авторами корейских (нередко весьма авторитетных) изданий по истории Кореи, использованных при написании книги.

Последний момент следует выделить особо, поскольку, как оказалось на поверку, количество этих неточностей настолько велико, а в ряде случаев ошибки, допущенные самими корейскими авторами, являются настолько принципиальными, что встает вопрос о необходимости скорейшей проверки наиболее популярных корейских справочных и общих работ по истории Кореи и корееведению в целом на предмет выявления подобных ошибок. Сделать это тем более необходимо, что иностранные авторы, пишущие общие труды по Корее, как раз чаще всего используют именно справочные и обобщающие сочинения. Поэтому в целях недопущения повторных ошибок иностранными авторами, эти ошибки стоило бы прежде исправить в самих корейских работах.

Ниже будет представлены отдельные примеры неточностей в изложении исторических фактов, в описании реалий прошлого, которые автору настоящей статьи удалось обнаружить не в результате специально поставленной задачи поиска ошибок и неточностей, а параллельно основной научно-педагогической деятельности.

Однако прежде, чем перейти к знакомству с отдельными примерами таких неточностей, следует сделать одно важное замечание об особенностях фиксации исторических фактов вообще, так чтобы у читателя (слушателя) не создавалось неверного впечатления о том, что указанные ошибки были допущены исключительно по причине некоей “недостаточности знаний” кого-либо из авторов.

2. Об особенности фиксации исторических фактов

В принципе, проблема фиксации происходящего как исторических фактов может рассматриваться не только в контексте истории Кореи, но и в контексте описания истории любого государства. Дело в том, что в настоящее время проблема профессиональной фиксации происходящих исторических событий с целью достоверной передачи облика эпохи будущим поколениям не привлекает достаточного внимания общественности. Можно говорить о том, что на Дальнем Востоке в средние века и Новое время существовал институт профессиональной фиксации исторических событий (например, институты сагван 史官 и силлок 實錄). Но он исчез с приходом в эти страны так называемой “модернизации” Западного образца.

Таким образом, исторические события оказываются зафиксированными в известной степени “стихийно”, будучи отраженными в печатных средствах массовой информации, на страницах мемуаров, в фото, видео и т.п. материалах. При этом, как известно, всякий человек имеет свойство забывать и, кроме того, рассматривает всякое историческое событие со своей собственной, то есть субъективной точки зрения. Поэтому уже изначально всякое (в особенности современное) описание исторического события, не связанное с профессиональной его фиксацией, заведомо обречено на искажения.

Искажения фактов могут происходить по разным причинам. Во-первых, как уже было сказано выше, сам процесс фиксации фактов несовершенен. Во-вторых, если мы имеем дело с историей зарубежных стран и с источниками, написанными на языке этих стран (в особенности на древних языках), то искажение фактов может происходить в результате неточного понимания текста (неточного перевода). В-третьих, следует сказать об ошибках переписчиков (опечатках). Кроме того, в исторической литературе еще говорят о сознательном искажении фактов в угоду тем или иным теориям.

3. Примеры неточностей в изложении исторических фактов в южнокорейской справочной и общей исторической литературе

Неточности, обнаруженные автором настоящей статьи в южнокорейской справочной и общеисторической литературе можно разделить на несколько категорий.

К первой можно отнести неточности в цифрах. Неточности в цифрах по большей части выражаются в 1) ошибочности отдельных дат; 2) ошибочном указании на количество людей, участвовавших в событии, или же на количество предметов (количественные характеристики объекта).

В Энциклопедии корейской национальной культуры (“Хангук минчжок мунхва тэбэкква сачжон”) в разделе о “Трех заповедеях и Пяти нормах морали” (三綱五倫) говорится о том, что в трактате XV в. “Самган хэнсильдо” (三綱行實圖) – “Иллюстрации реальных поступков /следования/ Трем заповедям” было всего 110 биографий, по 35 для иллюстрации каждой из Трех заповедей. На соседней странице того же тома Энциклопедии, посвященной уже непосредственно описанию памятника “Самган хэнсильдо” сказано, что в памятнике было собрано 110 биографий почтительных к родителям детей (孝子), 112 биографий преданных сановников (忠臣) и 94 биографии преданных женщин (烈女), что в три раза превышает количество биографий, указанных в первой статье. Однако цифры, приведенные во второй статье Энциклопедии, также не являются верными до конца. На самом деле, в трактате “Самган хэнсильдо” представлено не 110, а 111 биографий почтительных детей.

Однако указанный выше пример неточностей в цифрах не столь принципиален, поскольку описывает не слишком известный за рубежом источник, который не привлекает внимания большого количества исследователей.

В южнокорейской справочной литературе можно найти неточности гораздо более “значимые”.

Например, в известной “Энциклопедии корейской истории” Ли Хончжика (새國史事典) встречается некоторое количество ошибочных указаний на годы жизни описываемых исторических личностей, причем не всегда эти неточности происходят по причине опечаток. Так, в разделе о принце Ёнчхан-тэгуне (1606 – 1614) (младшем брате государя Кванхэ-гуна) сказано, что он родился в 1601 году и погиб в возрасте 14 лет, в 1614 году. В то же время, подавляющее большинство исторической литературы указывает на то, что принц родился в 1606 году и погиб в возрасте 8 лет.

В общей работе по истории Кореи Пён Тхэсопа “Очерки истории Кореи” утверждается, что 1 марта 1919 года в Сеуле в ресторане Тхэхвагван собралось 33 “представителя корейской нации”, в то время как на самом деле в тот день в Сеул смогло приехать только 29 человек из тех 33-х, кто поставил свои подписи под Декларацией независимости.

В справочном издании “Энциклопедия Новой и новейшей истории Кореи” (한국근현대사사전) говорится о том, что Временная конституция Республики Корея была принята 11 июня 1919 года, однако на самом деле это событие произошло 11 сентября 1919 года. Здесь, очевидно, в тексте вместо цифры “9”, указывающей на сентябрь, ошибочно была напечатана цифра “6”, 6-й месяц, т.е. июнь.

В уже упоминавшейся выше “Энциклопедии корейской национальной культуры” в статье, описывающей биографию известного борца за независимость Кореи Ли Донхви (1872 – 1935) есть несколько неточностей в цифрах, относящихся к его контактам с Советской Россией. Так, в статье говорится, что Ли Донхви “будучи на посту премьер-министра, получил от Ленина в Москве 2 млн. рублей помощи, из которых 400 тыс. было использовано на финансовую поддержку организации Корейской коммунистической партии…”.

На самом деле Ли Донхви ни лично, ни через посредников не получал от Ленина 2 млн. рублей. Была лишь достигнута принципиальная договоренность о том, что в будущем правительство Советской России окажет финансовую помощь корейскому движению за независимость за рубежом в размере 2 млн. рублей. Из них 600 тыс. руб. были доставлены в Шанхай через представителя Временного правительства Республики Корея Хан Хёнгвона в два этапа: сначала было передано 400 тыс. руб., а затем – 200 тыс. Причем указанный факт известен в Республике Корея и отражен, к примеру, в научно-популярном издании “Историческая газета”.

В уже упоминавшейся “Энциклопедии Новой и новейшей истории Кореи” сказано, что реальный показатель экономического роста Республики Корея в период реализации Первого пятилетнего плана экономического развития (1962 – 1966 гг.) составил 8,5% в год, в то время как в весьма авторитетной работе Ким Сонсу “Понимание корейской экономики” утверждается, что рост экономики Южной Кореи в период Первой пятилетки составил всего 7,8 % в год.

В указанном случае автору настоящей статьи трудно судить, какая из двух цифр верная. Однако само по себе наличие разночтений не позволяет исследователю (или просто читателю) составить адекватное представление об описываемом предмете.

Ко второй категории неточностей в изложении исторических событий можно отнести ошибочное описание отдельных моментов рассматриваемых событий.

Иногда неточность может происходить из-за грамматической двусмысленности корейской фразы. Возьмем для примера описание скандально известных экспедиций Эрнста Опперта в Корею 1866 и 1868 гг. Во время последней экспедиции имела место попытка вскрытия гробницы приемного отца тэвонгуна – Намъён-гуна. Иногда в исторической литературе, в том числе и в отечественной, пишется о том, что Опперт раскопал гробницу, что не соответствует истине. Действительно, корейское высказывание “мудом-ыль тогуль-хан саккон” (무덤을 더굴한 사건), использованное Ли Гибэком в его известном сочинении “История Кореи. Новая трактовка”, позволяет двоякое толкование текста оригинала. Гробницу могли лишь попытаться копать, а могли и раскопать. И раскопали ли – это из корейского текста не очень понятно.

Одной из наиболее частых (и, вероятно, непринципиальных для южнокорейских историков) неточностей является название Советской России до 1922 г. “Советским Союзом”.

В уже упоминавшейся южнокорейской “Энциклопедии корейской национальной культуры” (한국문화대백과사전) сказано, что известный лидер движения за независимость Кореи Ё Унхён (1886 – 1947) в 1920 году вступил в “советскую коммунистическую партию”, а в 1921 году принимал участие в “Съезде трудящихся народов Дальнего Востока”. Однако в 1920 году еще не было Советского Союза. Ко всему прочему, вряд ли иностранный гражданин мог стать полноценным членом коммунистической партии Советской России.

В 1920 г. Ё Унхён действительно был в России и принимал участие в работе съезда корейских коммунистических организаций России. Однако “Съезд представителей народов Дальнего Востока”, в работе которого участвовал Ё Унхён, проходил не в 1921, как указано в Энциклопедии, а в 1922 году. Об этом хорошо знает дочь Ё Унхёна – Ё Ёнгу, написавшая книгу о своем отце.

Кроме указанного, в южнокорейских общих работах, описывающих жизнь Ё Унхёна встречаются указания на два года его рождения – 1885 и 1886. (Разночтения в годах жизни тех или иных исторических деятелей Кореи являются типичными и достаточно частотными для всей южнокорейской справочной и общеисторической литературы).

4. Заключение

В предлагаемой статье автор не рассматривал случаи сознательного искажения исторических фактов. Отчасти это обусловлено тем, что сознательное искажение легче определить, легче вычленить из текста, поскольку, как правило, работы, грешащие сознательным искажением фактов, имеют яркую идейную (идеологическую) окраску.

Куда сложнее найти неточности в текстах работ, создававшихся как “нейтральные”, например, в различных справочных и энциклопедических изданиях.

Можно предположить, что всякое энциклопедическое издание, принадлежащее перу одного или небольшого количества авторов, будет иметь искажения или неточности, поскольку один автор (или небольшой авторский коллектив) не может быть одинаково компетентным во всех описываемых вопросах.

Поэтому всякая общеисторическая работа, в лучшем случае – во время подготовки к печати, в худшем – после выхода в свет, должна быть проверена большой группой специалистов на предмет ошибок и неточностей.

Учитывая то особое внимание, которое ученые и общественность Республики Корея уделяет вопросу распространения информации о Корее во всем мире, вопрос проверки на наличие ошибок и неточностей в наиболее популярных корейских общеисторических (общекорееведческих работах) является особенно актуальным в настоящее время.

1. См., например, такие работы как «Анализ российской исследовательской литературы по корейской тематике». Сеул, Корейский институт по развитию образования, 1997; “Misconceptions about Korean History. Errors that have appeared in the history textbooks of various countries”. Seoul, Samsung Co Ltd., 1991.

2. С.О. Курбанов. Курс лекций по истории Кореи с древности до конца ХХ века. СПб, Издательство Санкт-Петербургского университета, 2002.

3. 한국민족몬화대백과사전. 서울, 한국정신문화연구원, 1991. 권 11, 276 쪽.

4. 삼강행실도. 권 1 – 3. 서울, 세종대왕기념사업회, 1982.

5. 이홍직. 새國史事典. 서울, 敎學社, 1992, 824 쪽.

6. 邊太燮. 韓國史通論. 서울, 三英社, 1996, 445 쪽.

7. 김진봉. 3-1 운동. 서울, 세종댈왕기념사업회, 1989,70쪽.

8. 한국근현대사사전 (1860 – 1990). 서울, 가람기획, 1990, 164 쪽.

9. См., напр. 김구. 백범일지. 이만열 옮김. 서울, 역민사, 1997, 395 쪽 и др.

10. “국무총리직에 있는 동안 모스크바의 레닌으로부터 200만루블의 원조를 받았으며 그중 40만 루블을 고려공산당 조직기금으로 유용한 것이…

11. История Кореи (Новое прочтение). М., 2003, С. 293.

12. 역사신문. 서울, 사계절, 1997. 제 6권, 41쪽.

13. 한국근현대사사전 (1860 – 1990). 서울, 가람기획, 1990, 397 쪽.

14. 金 聖壽. 韓國經濟의 理解. 서울, 學文社, 1993, 157 쪽.

15. 이기백. 한국사 신론. 서울, 一潮閣, 1996, 344 쪽.

16. 려 영구. 김일성주석과 려운형. 펴양, 2000, 20 쪽.

Опубликовано в сборнике статей “Корея в поисках мира и процветания”. М., 2004. СС. 28-33.

[Чжан Гэда 1 994]

Главным историографическим жанром феодального Китая являлся жанр т.н. "нормативной династийной истории" динши 定史.

Ее составление, издание и использование подчинялось определенным правилам:

1) составление динши за правление конкретной династии осуществлялось только после низложения этой династии

2) составлению динши обязательно предшествовал императорский указ царствующего монарха о начале работы над динши династии-предшественницы

3) для составления динши обязательно создавался отдельный комитет, члены которого утверждались императором

4) основой для составления динши были т.н. шилу 實錄, т.е. хроники, готовившиеся во время правления каждого отдельного императора предшествующей династии, историю которой следовало составить

5) шилу не являлись сборниками документов - в шилу они уже попадали до некоторой степени отредактированными в соответствии с законами жанра шилу, однако авторского текста в шилу не было - только цитаты из документов, либо полные документы

6) завершенная динши подавалась на рассмотрение и утверждение царствующим императором

7) публикация динши могла производиться исключительно после утверждения царствующим императором

8) текст динши печатался в нескольких экземплярах (обычно в 5), распределявшихся по разным ведомствам при дворе, в т.ч. один экземпляр специально готовился для повседневного использования императором

9) пользование экземпляром динши, депонировавшимся в императорской библиотеке, разрешалось только с ведома и одобрения императора особо доверенным лицам, которым использование текста динши диктовалось служебными обязанностями

[Чжан Гэда 1 994]

Для того, чтобы составить динши, готовили шилу.

А чтобы составить шилу, готовили жицзи 日記, т.е. "дневники" о том, что происходило при дворе в тот или иной день - чтения докладов, резолюции императора и т.п.

Но это не буквальное занесение в анналы всех перепитий при дворе - специальные секретари получали от императорского окружения определенный набор документов, подвергавшихся рассмотрению при дворе, с указанием, что занести в жицзи, что опустить.

Авторский текст в жицзи не допускался.

Однако регулярное ведение жицзи было затруднительным. Полных комплектов жицзи хотя бы за год нет. Однако именно жицзи составляли основу для шилу.

Все, что не попадало в жицзи, автоматически не шло в шилу, и могло появиться в динши только при написании специальных разделов (например, дили 地理 - географические описания административных единиц империи, или бяо 表 - таблиц).

Все это вело к специфике распределения материала в динши, а также влияло на методику отбора материала.

Работа с первичными документами, если и имела место, то редко. Как правило, все материалы уже проходили определенный отбор и редактуру еще на стадии подготовки их и депонирования для грядущих поколений.

Это, а также малая доступность официальных исторических материалов обычным людям + широкое распространение грамотности и определенный культ литературы в Китае породил к жизни жанр еши 野史 - "неофициальной" истории, создававшейся образованными людьми самостоятельно, на принципиально ином наборе источников (к шилу и жицзи такие авторы доступа, как правило, не имели), имевшие хождение в виде списков или малотиражных ксилографических изданий. Жанр в целом мало поощрялся властями, но существовал. Гонениям авторы подвергались лишь в случае, если в их сочинении содержались выпады или намеки на выпады против правящей династии.

[Saygo 582]

Спасибо за интереснейшую тему. То, насколько трепетно относились китайцы к своей литературе, видно из следующего предания.

Есть такая «Книга песен» - «Шицзин», памятник древней китайской народной поэзии, входящий в состав конфуцианских канонов. Когда Цинь Шихуан-ди предпринял гонение на конфуцианство и сжег конфуцианские книги, «Шицзин» также погиб. Но вскоре Циньская династия пала, на смену ей пришла Ханьская династия, при которой конфуцианство вновь было восстановлено в правах. Как говорит предание, «Шицзин» сохранился в памяти глубокого старика Мао Чжана, и с его слов был вновь записан, и потому получил также наименование «Стихов Мао».

"Если VII—XII вв. в развитии прозы были временем становления новеллы на вэньяне, а затем народной, городской повести, то XIV—XVI вв. можно определить как время создания крупных жанровых форм: героической эпопеи и романа. В Китае почти все первые романы выросли из народных книг, в которых сюжет уже был представлен в определенной последовательности эпизодов. Сами народные книги сложились на базе популярного в X—XII вв. устного сказа, но не были прямой записью устного повествования. Они нередко иллюстрировались гравюрами, занимавшими верхнюю треть каждой страницы. Такое соотношение текста и изображения, возможно, восходит к буддийским сказам, которые нередко велись по картинам, нарисованным на стенах пещерных храмов (в Тибете рассказчики еще недавно носили за плечами свернутые в рулон картины для того, чтобы вести по ним повествование). Издание сразу пяти народных книг в виде единой серии в начале 1320-х годов на языке, местами далеком от литературного, а также форма написания ряда иероглифов свидетельствуют, что книги предназначались для простонародного читателя. Не все сохранившиеся народные книги идентичны по художественной манере, но имеют нечто общее в своей структуре.

Китайская повествовательная литература к XIII—XIV вв. создала и значительное количество произведений малых форм. Если не считать летописи «Цзочжуань» Цзоцю Мина (IV в. до н. э.), то большой формы связанного повествования не знала и китайская историческая проза вплоть до конца XI в., когда появилось «Зерцало всеобщее, в управлении помогающее» («Цзы чжи тун цзянь») Сыма Гуана — летопись истории Китая с древнейших времен до X в. н. э.

Летописная манера изложения отразилась и на народной книге, и на самом сказе (источники сообщают нам о рассказчиках, использовавших «Зерцало...» как основу для повествования). Названия народных книг также говорят о связи с историографической традицией: «Сказ-пинхуа по «Истории Трех царств»» («Сань-го чжи» пинхуа») и т. д. Строятся народные книги не по принципу династийных историй, а по принципу летописи. Автор еще не умеет органически соединять сюжет в художественную конструкцию, и повествование состоит из эпизодов (как во многих случаях, например, и в немецкой народной книге), скрепленных последовательным обозначением дат и наличием единого героя. Чем меньше интервал между временными отметками, тем обычно скупее запись, вот пример из «Забытых деяний годов Сюань-хэ» («Сюань-хэ и ши»): «В пятом месяце прибыл посол от чжурчжэней, ответили в соответствии с прежним решением. В шестом месяце вдруг появилось какое-то существо, похожее не то на человека, не то на собаку, цветом черное, бровей и глаз у него не различишь... Во втором месяце [следующего года] Тун Гуань стал наставником государя, а Тань Чжэн был пожалован в генерал-губернаторы...». Если рамка раздвигается, интервал между временными отметками становится больше и заполняется более развернутым повествованием с «ожившими» героями, взятыми из другой художественной стихии — из фольклора. Так произошло в тексте данной народной книги, например, с той историей разбойничьей вольницы, которая легла впоследствии в основу эпопеи Ши Най-аня «Речные заводи». После записи о передвижении войск чжурчжэней происходит временной сдвиг, действие переносится назад, и читатель узнает историю лихого ограбления каравана с подарками, посланными в столицу могущественному придворному Цай Цзиню. Этот эпизод, разработанный впоследствии в «Речных заводях», изложен в народной книге в манере устного рассказа. Повествование расцвечено описательными деталями, в нем встречаются риторические вопросы, как бы обращенные сказителем к слушателям. С окончанием вставного рассказа народная книга вновь возвращается к хронологическому изложению, и перед читателем проходят краткие записи об удивительных или просто значительных делах.

По такому же принципу, имитирующему летопись, построены и некоторые другие народные книги, например «Вновь составленный сказ-пинхуа по «Истории Пяти династий»» («Синь-бянь «Удай ши» пинхуа»), «Сказ-пинхуа по «Истории Трех царств»» и т. п.

Кроме элементарного способа связи событий путем хронологической последовательности дат, народная книга использует еще один, столь же простой путь соединения эпизодов — перемещение героев в пространстве. Так построена народная книга «Сказ со стихами о том, как во времена Великой династии Тан монах по прозвищу Трипитака принес буддийские книги» («Да Тан Сань-цзан цюй цзин шихуа»), отпечатанная в Ханчжоу в XIII в. Повествование развивается с передвижением героев, а временную рамку заменяет отметка о прибытии в новые места. При этом описание строится не на основе реальных записей путешествия монаха Сюань-цзана (596—664), которые были широко известны, а в обобщенной форме, напоминающей, скорее, описание в поэзии: «Путешественники шли еще три дня и увидели городские ворота, наверху было написано: «Индия». Вошли и увидели: на улицах несколько башен, повсюду-повсюду благостный дух; толпы людей, лошадей, паланкинов, туда и обратно снующих; видно только, как дым ароматный стелется-стелется, как плоды и бутоны тяжелы-тяжелы, а все вещи и твари там необычны». Иногда рамка сужается и событие передается в одной фразе. Характерен прием передачи образа через зрительное восприятие персонажей, восходящий к буддийским повествованиям эпохи Тан. Однообразию вводов соответствует стилистическое однообразие описаний, следующих за глаголом «видеть».

Профессиональное сказительское искусство в Китае развивалось из буддийской проповеди для мирян, поэтому буддийские идеи отразились и в народных книгах. В «Сказе-пинхуа по «Истории Трех царств»», например, все основные герои являются новым воплощением персонажей, живших за несколько веков до них. Все предопределено небом и бесконечной цепью перерождений, говорится в зачине народной книги.

Постепенно от народной книги литература переходит к развитому роману-эпопее. Об авторе первой исторической эпопеи — «Троецарствия» — Ло Гуань-чжуне известно мало. Он жил в конце монгольского владычества и начале правления отечественной династии Мин, т. е. между 1330 и 1400 гг. Как большинство литераторов XIV в., Ло Гуань-чжун был патриотом и обращался к событиям истории, чтобы напомнить о былой славе. Он написал пьесу об основателе сунской династии Чжао Куан-ине (X в.), создал эпопеи: «Популярное повествование по «Истории Трех царств»» (««Саньго чжи» тунсу яньи»), сокращенно — «Троецарствие»; «Повествование по «Истории падения Тан и Пяти династий»» («Цан Тан У дай ши яньи») и др. Известность принесла ему эпопея «Троецарствие»". ("История всемирной литературы в 8 томах")

Любопытно, "Сань-го чжи" Чэня Шоу, это ведь очень ценный источник, как к нему получил доступ Ло Гуаньджун, когда работал над "Троецарствием"?

[Чжан Гэда 1 994]

Любопытно, "Сань-го чжи" Чэня Шоу, это ведь очень ценный источник, как к нему получил доступ Ло Гуаньджун, когда работал над "Троецарствием"?

Я сильно сомневаюсь, что он работал с "Саньго чжи" - созданию авторского романа предшествовала длинная череда сказаний, возможно, были и пинхуа (評話 особый жанр сказаний на историческую тему) по периоду Троецарствия. Пинхуа уже имеют следы профессионального литературного вмешательства.

Ло Гуаньчжун, как видится, обработал и свел воедино все бытовавшие до него сказания. Насчет исторической точности его романа - она близка к пинхуа, но не соответствует "Саньго чжи".

К тому же за определенные деньги можно было получить некоторые книги из императорской библиотеки - например, в период Мин за большую взятку можно было заказать копию с шилу. Правда, их качество было низким - много ошибок, описок, пропусков. Такие дефектные шилу были товаром на черном рынке литературы и могли попадать к историкам, работающим в жанре еши.

А в период Юань хранение официальной исторической литературы могло чем-то и отличаться от периодов Мин и Цин. АФАИК, в досунскую эпоху доступ к сочинениям был довольно свободным - круг людей, имевший право чтения такой литературы по долгу службы, был шире, были возможности для переписывания.

[Чжан Гэда 1 994]

Есть такая «Книга песен» - «Шицзин», памятник древней китайской народной поэзии, входящий в состав конфуцианских канонов. Когда Цинь Шихуан-ди предпринял гонение на конфуцианство и сжег конфуцианские книги, «Шицзин» также погиб. Но вскоре Циньская династия пала, на смену ей пришла Ханьская династия, при которой конфуцианство вновь было восстановлено в правах. Как говорит предание, «Шицзин» сохранился в памяти глубокого старика Мао Чжана, и с его слов был вновь записан, и потому получил также наименование «Стихов Мао».

Это рассказывают о т.н. "Мао ши" 毛詩, т.е. "Ши цзин" 詩經 варианта Мао.

Вообще, глубоким старцем ему быть и не надо было - с 221 по 209 гг. до н.э. всего 12 лет прошло, притом, что сожжение книг - это 213 г. до н.э.

И всех конфуцианцев Цинь Шихуан истребить физически не смог бы.

А вообще, "Мао ши" считается "неортодоксальной" версией. Есть еще варианты "Лу ши" 魯詩, "Ци ши" 齊詩 и "Хань ши" 韓詩, кодифицированные при ханьском Сяо У-ди (156-87 гг. до н.э.). Найдены и доциньские сборники "Шицзин", которые совпадают с версиями, имевшими хождение в пост-циньские времена.

А фигура легендарного старца Мао Хэна (毛亨) считается сакральной, т.к. он возводится по апокрифическим родословиям ("ценность" их ясна) к потомкам первых учеников Конфуция, хотя "Мао ши" были признаны поздно - только при ханьском Пин-ди (1-6 гг. н.э.).

[Saygo 582]

Об основополагающем своде китайского историописания:

Попова Г.С. Введение в системное описание Шуцзина («Канона [исторических] документов») как исторического источника.[1]

1. Введение

В данной статье мы продолжаем разработку подходов к изучению Шуцзина как исторического источника (см. [15; 16; 24]). Шуцзин, как правило, переводится как «Книга истории», «Книга документов», «Книга исторических документов», «Канон документов», «Летописный канон», другое его название – Шаншу («Древняя книга», «Высшая книга»).

В китайской традиционной культуре этот сборник текстов (кит. шу – букв. «писаний», далее – «документов») использовался правителями и чиновниками как своего рода учебное пособие по управлению государством. Одновременно он являлся значимым элементом китайской политической культуры, поскольку заключал в себе обоснование теории «небесного повеления» (тянь мин), по сути оправдывающей возможность насильственной смены династии в результате утраты ею «добродетели» (дэ).

Многие специалисты считают, что Шуцзин содержит различные, в том числе и достаточно древние, письменные тексты. Например, предполагается, что значительная часть текстов его четвёртого раздела Чжоу шу («Документы Чжоу») могла быть создана в период Западного Чжоу [1; 2]. Однако проблема передачи «документов» (устной или письменной) достаточно сложна и требует отдельного исследования[2].

Кратко об историографии. В отечественной историографии существуют переводы (не всегда полные) отдельных «документов» (шу) памятника (см. приложение, табл. 1*). Как видим, больше всего было переведено «документов» из четвёртого раздела, причём первый – три раза. На английский язык памятник был переведён дважды: Дж. Леггом (полностью) в XIX в. и Б. Карлгреном (только «документы» цзиньвэнь) в ХХ в.

В целом историография памятника богата. В западной и российской науке Шуцзин чаще изучался с точки зрения истории идеологии, философии и ритуала [1]; значительно реже с текстологической точки зрения и в качестве исторического источника [8][3]. Ниже мы ограничимся рядом работ, в которых затронута тема, существенная с точки зрения его изучения как исторического источника, – датирование памятника и его отдельных частей.

Варианты датирования отдельных «документов» встречаются в работах Крюкова М.В., Крюкова В.М., Васильева К.В., Васильева Л.С. Например, М.В. Крюков пишет, что надпись на сосуде Юй дин сходна с текстом Да гао, а надпись на сосуде Мао гун дин обнаруживает сходство с «документом» Вэнь хоу чжи мин [10, с. 46]. В.М. Крюков (со ссылкой на Чжан Ситана) датирует «документы» Да гао, Кан гао, Цзю гао, Цзы цай, Чжао гао, Ло гао, До ши, До фан, Ли чжэн начальным периодом Чжоу, т.е. Х в. до н.э. [9, с. 297]. К.В. Васильев полагает, что «документы» Да гао, Кан гао, Цзю гао, Ло гао, До ши, Цзюнь ши и До фан созданы в X–VIII вв. до н.э. [5, с. 127]. А.М. Карапетьянц говорит о том, что Шуцзин содержит «тексты, записанные ранее XII в. до н.э.; самый же поздний его текст был написан около 624 г. до н.э.» [8, с. 226]. Васильев Л.С. считает, что «документы», относящиеся к У-вану и Чэн-вану (по его словам, 11–13 «документов» версии цзиньвэнь) дошли до нас в том виде, в котором существовали при Западном Чжоу, поскольку «ни элементов фальсификации, ни даже руки редактора более поздней эпохи в них не чувствуется… конфуцианская этика присутствует лишь в том виде и настолько, в каком и настолько она существовала до Конфуция» [6, с. 19]. К наиболее поздним (IV–III вв. до н.э.) «документам» памятника он относит Хун фань и Люй син [6, с. 20]. В целом, основываясь на содержательном и текстологическом сходстве с надписями на бронзе, отечественные авторы, как правило, не приводят более развёрнутых аргументов в пользу именно этих датировок.

В западной историографии выделим две работы. Прежде всего, обзорную статью Э. Шонесси в известном труде: «Early Chinese Texts: a Bibliographical Guide», в которой приведена основная информация о памятнике. Статья не является исследованием, а носит информационный характер и посвящена истории передачи текста и изложению существующих в науке (в основном – китайской) мнений относительно датировки «документов», фрагментарному описанию текстов цзиньвэнь, а также перечислению наиболее известных комментариев. Сведения о процессе передачи памятника подробны, однако несколько противоречивы; в частности, из приведённого количества глав следует, что существует 28 «документов» версии цзиньвэнь и 50 «документов» версии гувэнь, в которую входят тексты цзиньвэнь. В самом начале описания проблем датировки «документов» Шуцзина автор, не приводя аргументов, утверждает, что тексты версии гувэнь были «сфабрикованы в первой половине IV в. н.э.»[4], вследствие чего при изучении Шуцзина с его точки зрения целесообразно рассматривать только «документы» версии цзиньвэнь. Главы Яо дянь, Гао яо мо, Юй шу, Юй гун и Гань ши были отнесены автором к «последним векам династии Чжоу» [2, с. 378], при этом Юй гун – к рубежу Цинь. Пань гэн назван наиболее ранним из «документов» шанской части. Главы Гао цзун син жи, Сибо кань Ли, Вэй цзы, по его мнению, были созданы в период Чжаньго на основе летописей. Большинство чжоуских «документов» признаются аутентичными, записи считаются современными излагаемым событиям. Главы Му ши, Хун фань и Цзинь тэн считаются более поздними по отношению к основной массе, но более ранними, чем Тай ши.

В статье М. Керна «Надписи на бронзовых сосудах, Шицзин и Шаншу» [1, с. 143–200] «документы» Чжоу рассматриваются с точки зрения ритуальной практики Западного Чжоу, 12 речей сравниваются с текстами Шицзина и западночжоуской эпиграфикой. М. Керн относит следующие главы: Да гао, Кан гао, Цзю гао, Цзы цай, Шао гао, Ло гао, До ши, У и, Цзюнь ши, До фан, Ли чжэн, Гу мин к середине или концу Западного Чжоу [1, с. 182–183]. Автор считает церемониальные речи правителей частью чжоуской ритуальной культуры и основой древнекитайской историографии. Эти речи ещё не оформлены в стихотворную форму, в отличие от песен Шицзина, но в них уже используются ритмические конструкции, повторения имён ванов, междометия типа «увы!», использование формул «я, ничтожный», характерных для бронзовых инскрипций [1, с. 185]. В качестве примера ритмически организованного текста автор приводит главу До ши, в которой несомненно видна ритмическая организация, основанная на использовании личных местоимений, повторов и 3-4-5-знаковых конструкций, созвучных с основным тетрасиллабическим размером песен Шицзина [1, с. 186–187].

В целом, в отечественной и западной синологии основное внимание уделялось отдельным главам Шуцзина, что было обусловлено разработкой смежных тем, а информация, содержащаяся в памятнике, привлекалась в качестве одного из параллельных источников, обзорные же статьи были написаны не на основе исследований памятника. Поэтому в данный момент важнейшей задачей является полноценное изучение его содержания, структуры, времени создания и процесса передачи, а также содержащейся в нём информации о культуре, философии, политике и законодательстве древнего Китая.

Особенности исследования. Каковы могут быть подходы к исследованию Шуцзина как письменного памятника и исторического источника? На наш взгляд, необходимо учитывать тот факт, что памятник создавался постепенно: первоначально, в периоды Западное Чжоу и Чуньцю, это был набор «документов» шу, причём его состав нам неизвестен, как неизвестно и время компоновки отдельных глав в единый сборник.

Необходим тщательный текстологический анализ памятника на предмет датирования отдельных частей текста или, точнее, их соотнесения с каким-либо периодом. Это невозможно без тщательной «критики текста». Ведь некоторые из «документов» западночжоуского периода могут быть «сборными», т.е. созданными путём компоновки разновременных отрывков текста. Да и в периоды Чуньцю–Чжаньго «документы» в ходе устной и письменной передачи подвергались естественным изменениям. Соответственно, тексты в пределах одного раздела могли быть созданы в разное время и при записи подвергнуты унификации. Утверждать с уверенностью, что «документы» Чжоу шу могут иметь в своей основе западночжоуские прототипы, можно только после тщательного сравнения их с западночжоуской эпиграфикой.

По нашему убеждению, исследуя памятник, его необходимо воспринимать как целостное произведение, в том виде, в котором он дошёл до нашего времени, поскольку, хотя его части и были созданы в разное время, все они объединены несколькими основными «идеями» (см. ниже), под которые они и подбирались на протяжении периодов Чуньцю и Чжаньго, а, возможно, и позднее.

При установлении времени их возникновения на помощь может прийти исследование содержания «документов» на уровне используемой лексики, грамматики, терминов, названий, имён собственных и др. – сложно поверить в то, что даже после тщательной редактуры не уцелели характерные особенности исходного текста. При этом необходимо учитывать сведения из других источников: эпиграфики, доханьских сочинений, включающих в себя цитаты из Шуцзина, например, Шицзи, Мэн-цзыи др., а также памятников, не цитирующих Шуцзин, но содержащих другие версии описываемых в нём событий.

Ниже мы охарактеризуем структуру памятника (обратив внимание, к каким историческим эпохам относятся персоналии и события, упомянутые в отдельных разделах), затем на основании его цитирования в Мэн-цзы и Шицзи попытаемся составить общее представление о его бытовании в периоды Чжаньго и Западная Хань, а в заключении охарактеризуем содержание отдельных «документов» раздела Чжоу шу и попытаемся выделить основные «идеи» каждого из них. Таковы могут быть шаги к анализу памятника как исторического источника.

2. Структура памятника[5]

Опишем содержание памятника, обращая внимание, к каким историческим эпохам относятся персоналии и события, упомянутые в отдельных «документах». Особое внимание обратим на раздел Чжоу шу, который может считаться наиболее «историчным» (см. табл. 2).

Памятник включает в себя 50 «документов» (шу) и подразделяется на 4 части[6]: Юй шу («Документы Юя») – 5 «документов», Ся шу («Документы Ся») – 4 «документа», Шан шу («Документы Шан») – 11 «документов», Чжоу шу (Документы Чжоу») – 30 «документов».

Юй шу[7]: описание деяний божеств, мифических правителей – Яо, Шуня и Юя[8].

Ся шу[9]: три «документа», относящиеся к «правлению» южного (вьетского) божества Юя; четвёртый «документ» касается карательного похода, относящегося ко времени четвёртого правителя легендарной династии Ся.

Шан шу[10]: речи, вложенные в уста основателя династии Шан (ок. 1300–1027 гг. до н.э.) – Чэн-тана (XVI в. до н.э.); речи И Иня, соправителя Тай-цзя – пятого вождя Шан; «документы», содержащие предание о переселении шанского народа во главе с Пань-гэном (ок. 1300 г. до н.э.) в район Иньсюя (совр. г. Аньян); «документы», относящиеся к правлению вана У-дина (1238–1179 до н.э.); два последних «документа» содержат информацию о возможности завоевания Шан чжоуским У-ваном (кон. XI в. до н.э.).

Чжоу шу[11]: основная часть «документов» охватывает время с 1027 г. до н.э. по конец X в. до н.э. и включает тексты, относящиеся последовательно к У-вану (1027–1025 гг. до н.э.; 21% от Чжоу шу), его сыну Чэн-вану (1024–1005 гг. до н.э.) – здесь большая часть «документов» посвящена Чжоу-гуну, регенту при малолетнем Чэн-ване (60%), Кан-вану (1004–967 гг. до н.э.; 4,7%), Чжао-вану (966–948 гг. до н.э.; 1,1%), Му-вану (947–928 гг. до н.э.; 7,8%). Затем следует большой временной разрыв, и последние три «документа» относятся ко времени с конца VIII по конец VII в. до н.э., т.е. периода Чуньцю (770–403 гг. до н.э.). Это свидетельствует об отборе глав и явном предпочтении сообщений о ранних правителях (идеализируемых), нежели поздних, чьи правления были далеко не идеальными и завершились утратой реальной власти в 771 г. до н.э.

Таким образом, составителям Шуцзина было важно сделать акцент на событиях начала и конца существования династий: такими мы видим разделы Шан и Чжоу. Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что именно этот акцент был приоритетным при создании памятника. Что касается мифологического раздела, то структура некоторых его «документов» (в частности, Яо дянь и Шунь дянь) подобна, а содержание направлено на разъяснение принципов управления уже сложившимся государством на примере мифических правителей древности (отсюда их образ как божеств оказывается «затёрт»). При этом, если допустить, что мифическая часть была включена в сборник позднее, основным направлением памятника является как раз обоснование теории «небесного повеления» (тянь мин). Об этом подробнее скажем ниже. Здесь выходит на первый план проблема того, в какой момент из многочисленных «документов» (шу), существовавших как набор записей речей правителей, был с этой целью сформирован сборник определённых текстов.

За отсутствием какой-либо достоверной информации можно только предполагать, как выглядели самые ранние отдельные «документы» и когда их начали объединять в сборники. Будем исходить из того, что на протяжении довольно длительного времени шу бытовали разрозненно и в большем количестве, чем сохранилось в настоящее время; Возможно, это были своего рода «литургические тексты», включавшие в себя речи правителей, которые могли использоваться при исполнении придворных или храмовых церемоний.

Когда часть текстов была отобрана и оформлена в сборник – судить сложно. Традиция приписывает отбор «документов» Конфуцию (551–479 гг. до н.э.). Тем не менее, неизвестно, в каком составе существовал сборник текстов при Конфуции, и какова была его судьба в дальнейшем. В сочинениях периода Чжаньго уже встречается название Шу, вероятнее всего в качестве имени сборника, нежели отдельных «документов»: например, в Мэн-цзы (IV–III вв. до н.э.) [13, с. 31, 45, 112, 155, 147, 154, 282]; Шан цзюнь шу (IV в. до н.э.) [27, с. 158, 228]. Под своим современным названием памятник начинает фигурировать в Шицзи Сыма Цяня (I в. до н.э.) [19, с. 148].

Возможно, первоначально (в начале западночжоуского периода) в него входили записи речей, а также рассуждения о недобродетельности свергнутого чжоусцами последнего шанского правителя Ди-синя (Гао-цзун син жи, Сибо кань Ли и Вэй цзы). Позднее памятник дополнялся новыми текстами, а имевшиеся могли подвергаться редактуре, унификации и со временем – в школах Чуньцю–Чжаньго – конфуцианизации. Самыми поздними, вероятнее всего, были добавлены «документы» о мифологических правителях.

3. О разделении «документов» Шуцзина на две версии

В китайской традиционной историографии «документы» памятника подразделяются на две версии: цзиньвэнь («современные письмена») и гувэнь («древние письмена») (см. табл. 3). Начало этого разделения было положено в эпоху Западной Хань (202 г. до н.э. – 8 г. н.э.) в период восстановления Шуцзина после его предполагаемого уничтожения при Цинь Шихуане (в 213 г. до н.э.). История восстановления Шуцзина описана в историографии весьма противоречиво. «Документы» версии цзиньвэнь (64% текста памятника) китайская историография связывает с именем Фу Шэна, который в 178 г. до н.э. либо нашёл, либо записал 29 «документов» памятника [7, с. 359–360]. Тексты версии гувэнь (36% текста памятника) были либо обнаружены Гун-ваном, правителем удела Лу, в стене дома, принадлежавшего Конфуцию, во II в. до н.э. [7, с. 410], либо записаны в 97 г. до н.э. Кун Аньго. После этого в начале I тыс. н.э. текст якобы снова был утрачен, а затем в 320 г. восстановлен учёным по имени Мэй Цзе, выдававшим его за текст Кун Аньго. Впоследствии Чжу Си (1130–1200 гг.) также высказывал сомнения в аутентичности текстов версии гувэнь [7, т. 1, с. 100].

В тексте же Шицзи по поводу восстановления «документов» Шуцзина приведена противоречивая информация: 1) памятник сохранился, поскольку многие хранили его дома (гл. 15)[12], 2) Фу Шэн спрятал единственный экземпляр в стене своего дома и затем извлёк его, когда опасность миновала (гл. 121). По мнению Е.П. Синицына, версия с участием Фу Шэна явно более позднего происхождения и является интерполяцией, внесённой в текст Шицзи при Ван Мане (9–23 гг. н.э.) [18, с. 48]. Это, как и многое другое, заставляет усомниться в самом факте уничтожения книг при Цинь Шихуане. Подобный приказ могли приписать ему позднее, как в связи с необходимостью опорочить представителя предыдущей династии, так и на основании нелестных высказываний о Шицзине и Шуцзине со стороны сторонников легизма [27, с. 158, 171].

Вероятнее всего, разделение «документов» на две версии сначала имело и политический подтекст (вызванный борьбой Ван Мана за высшую власть), а затем отражало противоречия между различными каноноведческими традициями, и, соответственно, непринципиально для исследования памятника в целом[13]. По внешним признакам (речевые обороты, объём текстов) и по своему месту в структуре памятника «документы» обеих версий не обладают никакими заметными отличиями.

4. Цитирование Шуцзина в древнекитайских сочинениях[14]

Некоторые данные о степени сохранности «документов» можно получить при изучении цитирования Шуцзина в доханьских текстах (см. табл. 4 и 5). Учитывая противоречивость информации относительно «восстановления» памятника при Западной Хань, более целесообразным представляется изучение самого памятника в том виде, в котором он дошёл до нас, а процесса его передачи – по цитированию «документов» в древнекитайских сочинениях (Мэн-цзы, Шицзи, Мо-цзы, Цзочжуань и др.). Собрав и проанализировав все сохранившиеся цитаты из Шуцзина в до- и послециньский период, можно будет провести анализ степени сохранности дошедшего до нас варианта памятника.

4.1. Цитирование в Мэн-цзы[15]

В Мэн-цзы Шуцзин упоминается как шу, в нём также приводятся названия отдельных «документов»: Яо дянь, И сюнь, Тан ши, Тай ши, У чэн, Кан гао. В тексте имеются отрывки из следующих глав: Шунь дянь, Тан ши, И сюнь, Тай цзя, Тай ши, Кан гао, Ло гао, Цзюнь я. Некоторые цитаты из Шуцзина, также вводимые оборотом «Шу юэ…» («В „Документах“ сказано…»), отсутствуют в современной версии памятника.

Процитированные отрывки относятся к 1, 3 и 4 частям памятника, т.е. ни в цитатах, ни в упомянутых названиях «документов» мы не находим элементов 2-й части, относящихся к династии Ся. Поэтому нельзя с уверенностью сказать, что структура памятника во времена создания Мэн-цзы была сходна с современной. Тем не менее, сам факт цитирования одной из глав мифологического раздела, предположительно созданного позже всех, позволяет отнести составление мифологического раздела памятника ко времени до IV в. до н.э.

Среди приведённых цитат особый интерес может вызвать цитирование отрывка из Шунь дянь, поскольку в тексте Мэн-цзы цитата вводится фразой «Яо дянь юэ…» – «В „Яо дянь“ сказано…». Весьма вероятно, что текст современного «документа» Шунь дянь входил в состав древнего Яо дянь, поэтому не исключено, что тексты могли быть скомпонованы несколько иначе. С другой стороны, текст процитирован практически буквально (совпали 20 из 23 знаков), поэтому также не исключено, что эта ошибка в названии допущена переписчиком Мэн-цзы.

Как видно из табл. 3, в Мэн-цзы процитированы отрывки из «документов» обеих версий (гувэнь – 5, цзиньвэнь – 3). Это ещё раз подтверждает отсутствие необходимости при исследовании памятника как источника разделять «документы» на две версии.

4.2. Цитирование в Шицзи («Исторических записках»)

В отличие от весьма фрагментарного цитирования Шуцзина в Мэн-цзы, здесь мы имеем куда более обширный материал. Обратимся к табл. 4.

Во-первых, процитированные отрывки гораздо объёмнее, во-вторых, упомянуты названия 6 из 11[16] «документов» Шан, а также названия утраченных 12-ти[17] «документов» этой части; 23[18] из 30 имеющихся в настоящее время текстов Чжоу шу.

В Шицзи сравнительно много цитат из двух первых разделов. Шанский раздел Шуцзина практически не цитируется, однако имеются многочисленные упоминания названий «документов», причём число утраченных почти равно числу сохранившихся – т.е. не сохранилась по меньшей мере половина раздела.

В тексте Шицзи упоминаются названия двух разделов Шуцзина: Юй шу и Чжоу шу. Это позволяет сделать предположение о том, что во времена Сыма Цяня уже существовали сборники шу по периодам.

В содержании процитированных фрагментов Шуцзина Сыма Цянем достаточно заметна разница в приведённых отрывках «документа» Вэнь хоу чжи мин. В Шуцзине он содержит просьбу о военной помощи, высказанную Пин-ваном (770–720 гг. до н.э.) к одному из своих родственников. В Шицзи речь идёт о том же времени и людях, однако текст содержит благодарность Пин-вана своему дяде И-хэ за помощь в подавлении того самого бунта, в отношении которого он просит военной помощи в Шуцзине. То есть, имеет место наличие двух «документов», отражающих начало и конец одного и того же события, однако под одним и тем же названием. Это может быть связано либо с существованием нескольких вариантов текста Вэнь хоу чжи мин, либо с последующим после составления Шицзи повреждением и восстановлением «документа». Само по себе расхождение содержания текстов интересно – текст главы мог быть более объёмным, часть его могла быть утрачена, в Шуцзине сохранилось начало, а в Шицзи – финальная часть. В любом случае Шуцзин содержит дополнительную историческую информацию.

Упомянутые Сыма Цянем названия ныне отсутствующих «документов» (неизвестно, имел ли автор на руках тексты или это была просто информация о названиях) свидетельствуют о существовании более полного варианта памятника.

5. Краткая характеристика текстов Шуцзина

Поскольку подробное исследование текстов всего памятника в настоящей статье провести невозможно, ограничимся кратким описанием содержания глав, излагаемых в них идей, а также распределением текстов книги по историческому периоду и указанием (где это возможно) даты описываемых событий (см. табл. 2 и 6).

Все «документы» памятника по их содержанию можно разделить на следующие виды[19]:

1) изложение принципов управления государством (51,8% текста);

2) обоснование теории тянь мин (38,9%);

3) прочее (9,3%).

Таким образом, становится очевидным, что памятник посвящён теории управления государством, а также обоснованию идеи тянь мин. Текстов, не окрашенных присутствием этих двух идей, в памятнике очень мало. Степень подробности изложения теории управления позволила бы провести отдельное исследование этого аспекта политической культуры древнего Китая.

По структуре, памятник можно условно разделить на две части: мифологический раздел и «документы» Шан и Чжоу. Мифологический раздел посвящён в основном управлению, борьба за власть в нём представлена весьма фрагментарно. Разделы Шан и Чжоу подобны по своей структуре: в них присутствуют тексты, повествующие в основном о начале и конце династии. Например, в «Документах Чжоу» отсутствуют тексты, связанные с правлением восьми ванов, хотя вряд ли покажется естественным предположение, что сведения о них не имелись в руках составителей книги[20]. В списке утраченных «документов» информация о них также отсутствует. Возможно, потому что перед составителями Шуцзина стояла не задача описания исторического процесса посредством подбора «документов», а необходимость обосновать теорию «небесного повеления» и оправдать насильственное смещение с престола Ди-синя. Для этого вполне подходили «документы» начала становления нового государства с описанием того, насколько по сравнению с правителем предыдущей династии был добродетелен У-ван, а также его брат Чжоу-гун и наследник Чэн-ван. То же относится к последнему правителю легендарной Ся – Цзе и первому правителю Шан – Чэн-тану, но уже в качестве более древнего исторического прецедента. Остальные тексты могут присутствовать только для обрамления этой информации.

Что касается определения времени создания отдельных документов памятника, то подобное исследование слишком масштабно и не укладывается в рамки данной статьи. Кратко об этом можно сказать только, что ранее всего был создан основной массив чжоуских глав, далее – шанских, затем следуют описания деяний Юя, и уже на рубеже Чуньцю–Чжаньго – «документы» о Яо и Шуне.

Из всех текстов Шуцзина наибольший интерес в качестве возможного исторического источника вызывают именно «документы» чжоуского раздела. Сходством (наличие датировки, устойчивых оборотов речи, сюжетов) с аутентичными источниками (западночжоуской эпиграфикой) обладают, прежде всего, «документы» У чэн, Да гао, Вэнь хоу чжи мин, остальные по времени возникновения относятся, вероятно, к несколько более позднему времени. Тем не менее, это позволяет рассматривать «Документы Чжоу» как источник по истории Западного Чжоу, однако использоваться в качестве такового для практических целей он может только после дополнительного исследования.

Литература

1. Kern M. «Bronze Inscriptions, the Shijing and the Shangshu: The Evolution of the Ancestral Sacrifice during the Western Zhou» // John Lagerwey and Marc Kalinowski (eds.), Early Chinese Religion, Part One: Shang through Han (1250 BC–220 AD). Vol. 1. Leiden: Brill, 2009, pp. 143–200.

2. Shaughnessy Е. Shangshu // Early Chinese Texts: a Bibliographical Guide. University of California, Berkeley, 1993. Pp. 376–389.

3. Большой китайско-русский словарь. Под ред. проф. Ошанина И.М. В 4-х т. М., 1984.

4. Васильев К.В. Древнекитайская историография и её методы («Чжаньго цэ и историческая литература эпохи Чжоу»). Тезисы докладов 1-й годичной научной сессии ЛО ИНА, март 1965 г. // Письменные памятники и проблемы культуры народов Востока. Л., 1965.

5. Васильев К.В. Ранняя история древнекитайских письменных памятников // Рукописная книга в культуре народов Востока. М., 1988.

6. Васильев Л.С. Древний Китай. Т. 1. М., 1995.

7. Древнекитайская философия. М., 1972, т. 1, с. 100–113.

8. Карапетьянц А.М. Формирование системы канонов в Китае // У истоков китайской словесности. М., 2010.

9. Крюков В.М. Текст и ритуал. М., 2000.

10. Крюков М.В. Формы социальной организации древних китайцев. М., 1967.

11. Лю Циюй 劉起釪. Шаншу юаньлю цзи чжуань бэнькао 尚书源流及传本考 (Исследование источников и передачи Шаншу). Пекин, 1997.

12. Лю Циюй 劉起釪. Шаншу сюэ ши 尚书学史 (История изучения Шуцзина). Пекин, 1989.

13. Мэн-цзы и чжу (Комментарии к трактату Мэн-цзы). Пекин, 1984.

14. Мэн-цзы. Пер. с кит. Колоколова В.С. Спб., 1999.

15. Попова Г.С. «Шуцзин» («Книга документов») как исторический источник: анализ датировок Чжоушу («Документы [периода] Чжоу») // История Китая. Материалы китаеведческой конференции ИСАА при МГУ (май 2004 г.). М., 2005. С. 83–91.

16. Попова Г.С. Значение обнаружения клада, включающего сосуд Ли гуй для изучения истории Западного Чжоу // История Китая. Материалы китаеведческой конференции ИСАА при МГУ (май 2005, май 2006). М., 2007. С. 35–38.

17. Рифтин Б.Л. От мифа к роману. М., 1979.

18. Синицын Е.П. О некоторых вопросах аутентичности источников по истории эпохи Цинь // Конфуцианство в Китае: проблемы теории и практики. М., 1982.

19. Сыма Цянь. Шицзи (Исторические записки). Пер. с кит., комм. Р.В. Вяткина и В.С.Таскина. Т.1. М., 2001.

20. Сыма Цянь. Шицзи (Исторические записки). Пер. с кит., комм. Р.В. Вяткина и В.С. Таскина. Т. 4. М., 1986.

21. Сыма Цянь. Шицзи (Исторические записки). Пер. с кит., комм. Р.В. Вяткина и В.С. Таскина. Т. 5. М., 1987.

22. Сыма Цянь. Шицзи (Исторические записки). Пер. с кит., комм. Р.В. Вяткина и В.С. Таскина. Т. 6. М., 1992.

23. Сыма Цянь. Шицзи сюаньчжу. (Исторические записки с комментариями). Пекин, 1957, т. 1, т. 5, т. 6.

24. Трофимова Г.С. Сравнительный анализ содержания «Шуцзина» и «Шицзи» // Материалы международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых учёных «Ломоносов-2003». М., 2003. С. 29–34.

25. Хрестоматия по истории древнего Востока. Под. ред. акад. В.В. Струве и Д.Г. Редера. М., 1963. С. 436–439.

26. Цзинь гувэнь Шаншу цюань и (Полный перевод версий цзиньвэнь и гувэнь Шаншу). Гуйчжоу, 1990.

27. Шан цзюнь шу (Книга правителя области Шан). Пер. с кит. Переломова Л.С. М., 1993.

28. Шаншу цзинь гувэнь чжушу. Пекин, 1986.

Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XLII научная конференция: Часть. 1 / Ин-т востоковедения РАН. - М.: Учреждение Российской академии наук Институт востоковедения (ИВ РАН), 2012. - 395 стр. - Ученые записки Отдела Китая ИВ РАН. Вып. 6. С. 240-257.

1. Автор благодарит своего научного руководителя Ульянова М.Ю. за помощь при написании этой статьи. Я признательна Д.В. Деопику, с которым не раз обсуждались её основные идеи, а также К.М. Тертицкому, который ещё в 2002 г. привлёк мое внимание к этому памятнику.

2. Принято думать, что после якобы имевшего место уничтожения памятника в 213 г. до н.э. текст был восстановлен в два этапа: 28 документов версии цзиньвэнь (т.е. записанных «новыми письменами») связывают с именем Фу Шэна, который представил свой вариант в 178 г. до н.э. и 22 документа версии гувэнь (записанных «старыми письменами»), восстановление которых приписывают Кун Аньго в 97 г. до н.э. Версия гувэнь традиционно считается «неаутентичной», с чем сложно согласиться (см. [24]).

3. Особое место занимает статья А.М. Карапетьянца «Формирование системы канонов в Китае». В ней был проведён текстологический анализ памятника, сравнение его с надписями на бронзовых сосудах, была рассмотрена проблема передачи текста и разделение его на версии гувэнь и цзиньвэнь, а также составлена таблица цитирования Шуцзина версии цзиньвэнь в доханьских сочинениях (Мо-цзы, Цзо-чжуань, Гоюй, Мэн-цзы, Сюнь-цзы, Люйши чуньцю, Лицзи). Пожалуй, это одна из самых значительных работ по памятнику на русском языке.

4. Подобное утверждение не соответствует цитированию документов версии гувэнь Сыма Цянем в I в. до н.э.

5. При переводе и исследовании памятника использован [26].

6. Разбивка на части в мифологическом разделе достаточно условна и неодинакова в разных изданиях: в переводе Легга мифологический раздел включает в себя части Тан шу и Юй шу; в Цзинь гувэнь шаншу цюаньи мифология объединена с разделом Ся под общим названием Юй Ся шу. Вследствие этого представляется наиболее целесообразным выделить мифологию в один раздел, не включающий документы Ся под именем Юй шу, упоминавшимся Сыма Цянем.

7. Часть названа так по имени Шуня, которого звали юйский Шунь.

8. Персонаж мифологически стадиально более ранний, чем Яо и Шунь. Юй по своим деяниям и качествам стоит в одном ряду с такими персонажами мифологий южных районов Китая, как Гунь, Нюйва и Шэнь-нун (=Янь-ди), проводившими «культурные» преобразования земли, а Яо и Шунь – это символы идеального правления в уже упорядоченном человеческом обществе [17].

9. Легендарная династия, основателем которой считается Юй, усмиритель потопа.

10. Государство Шан существовало ок. 1300–1027 гг. до н.э. История рода правителей Шан на основе преданий прослеживается примерно от XVI в. до н.э., начиная с Чэн-тана.

11. Государство Чжоу существовало в XI–III вв. до н.э.

12. Существует мнение, что потери, связанные с уничтожением конфуцианских канонов, были не столь велики, как о том говорит конфуцианская традиция. Многие сочинения сохранились или были восстановлены уже в начале Хань [19, с. 360].

13. Рассуждения относительно неаутентичности текстов версии гувэнь можно считать и вовсе некорректными, поскольку повреждениям подверглись в процессе передачи документы обеих версий.

14. Статистика цитирования «Шуцзина» в доханьских сочинениях приводится в содержательной статье Карапетьянца А.М. [8].

15. Мэн Кэ (372–289 гг. до н.э.) – один из наиболее ярких представителей конфуцианства после Конфуция.

16. 2. Чжун хуй чжи гао, 3. Тан гао, 4. И сюнь, 6. Сянь ю и дэ, 7. Пань-гэн, 9. Гао цзун син жи.

17. Ди гао, Тан чжэн, Дянь бао, Ся шэ, Мин цзюй, Сы мин, Цу хоу, Сянь ай, Тай-у, Юань мин, Сюнь, Цзи Цзы цзао.

18. 1. Тай ши, 2. Му ши, 3. У чэн, 7. Да гао, 8. Вэй цзы чжи мин, 9. Кан гао, 10. Цзю гао, 11. Цзы цай, 12. Шао гао, 13. Ло гао, 14. До ши, 15. У и, 16. Цзюнь ши, 18. До фан, 19. Ли чжэн, 20. Чжоу гуань, 22. Гу мин, 23. Кан ван чжи гао, 24. Би мин, 26. Цзюн мин, 28. Вэнь хоу чжи мин.

19. Подсчёт процентного соотношения произведён приблизительно, поскольку считалось не количество знаков, посвящённых в тексте конкретной идее, а количество знаков всей главы. Там, где в тексте присутствовали обе идеи, количество знаков главы делилось пополам.

20. Напротив, упоминание в Чжоу шу имён шанских ванов может быть признаком наличия в руках составителей более или менее развёрнутых записей об истории Шан.

21. Названия документов приводятся здесь так, как они были переведены авторами.

22. Устанавливалась также по другим источникам.

23. Ваны по отношению к документам указаны по комментаторской традиции [26].

24. См. подробнее [26, с. 315].

25. В тексте статьи намеренно не будут даны переводы названий документов памятника, поскольку их наличие никак не влияет на его анализ на данном этапе.

26. Сначала указано название раздела (раздел 1), затем «документа» (документ 2).

27. Расхождение в числе иероглифов вызвано тем, что вместо знака ди, используемого в Шуцзине, использованы знаки Фан сюнь имени Шуня. В остальном отрывки совпадают.

28. 4-й правитель легендарной Ся.

29. Не исключено, что это предание является отражением некой борьбы за власть и попыткой идеализировать личность Чжоу-гуна.

30. Имеется в виду удел Сун [26, с. 270], владение потомков царского дома Инь в эпоху Чжоу на территории нынешней пров. Хэнань [3, т. 3, с. 721].

31. Имеется в виду царство Вэй [26, с. 287].

* Таблицы находятся здесь, внизу страницы

[Saygo 582]

Пинхуа уже имеют следы профессионального литературного вмешательства.

Кстати в файловом хранилище желающие могут скачать "Заново составленное пинхуа по истории Пяти династий".

 

В целом я пришел к мысли, что для китайских династийных и не только историков важны не столько события, сколько принимаемые по ходу дела решения. Это видимо отвечает китайскому менталитету. События сами по себе, как бы плывут мимо, дела и решения сами по себе, словно они вершатся в параллельной вселенной.

[Чжан Гэда 1 994]

Частично верно.

 

Потому что большая часть всех фанлюэ и шилу, например - документы, обсуждавшиеся у императора. Но, как правило, они содержат изложение проблемы, по которой принято решение (первичный доклад).

 

Поэтому есть и то, и другое, хотя первичное изложение не всегда четко видно. Правда, бывает не всегда четко видно и решение по вопросу.