Войдите, чтобы подписаться
Подписчики
0
-
Похожие публикации
-
Коган А. И. Кашмир и его соседи в XII-XIII веках
Автор: Saygo
Коган А. И. Кашмир и его соседи в XII-XIII веках // Восток (Oriens). - 2014. - № 4. - С. 37-47.
В статье рассматриваются отношения средневекового Кашмира с его северными и южными соседями. В XII в. эти отношения приняли характер вооруженных конфликтов. Автор анализирует вероятные последствия этих конфликтов и их возможное влияние на демографические и этнические процессы в Кашмирской долине.
На рубеже XI и XII вв. Кашмир столкнулся с беспрецедентным по своим масштабам и остроте политическим, социальным, экономическим и экологическим кризисом. Пусковым механизмом для него явился рост населения, вызвавший усиление демографического давления на землю и падение уровня жизни в деревне1. Кризис привел к краху кашмирского централизованного государства, что имело для страны и ее народа катастрофические последствия. В течение всего раннего средневековья основой хозяйства Кашмира было заливное рисоводство. Орошение обеспечивалось крупными гидротехническими сооружениями, строительство и ремонт которых были прерогативой государства2. В подобных условиях наличие сильного политического центра было залогом экономического и социального благополучия кашмирцев. Но в XII в. кашмирские правители потеряли власть над большей частью территории страны, где основной политической силой стали крупные землевладельцы (дамары), превратившиеся в фактически независимых правителей и находившиеся в состоянии постоянной войны с царями и друг с другом.
Фактическая утрата целых областей означала утрату государством контроля над их природными ресурсами, в частности над самым главным для средневекового аграрного общества ресурсом - землей. В подобной ситуации на ставшие ничейными земельные ресурсы обыкновенно появлялись новые претенденты, например более сильные соседи. Не случайно в XII в. наблюдается резкое усиление вмешательства во внутренние дела Кашмира со стороны соседних стран и народов. Поскольку история кашмирского государства конца XII - первой половины XIII в. известна крайне фрагментарно, результаты этого вмешательства остаются во многом неясными. Тем не менее я попытаюсь предложить и проанализировать варианты вероятного развития событий. Насколько опасной для Кашмира была агрессия того или иного соседа? Насколько далеко идущими могли быть ее последствия?
Вмешательство во внутренние дела кашмирского государства в интересующий нас период шло с двух сторон - с севера и юга. Приблизительное географическое положение соседних с Кашмиром стран и народов в XII в. показано на приводимой ниже карте3.
Монета правителей Лохары
Южными соседями Кашмира были западногималайские горные княжества4. Придворная хроника Раджатарангини, составленная в XII в. кашмирским брахманом Кальханой [Kalhana’s..., 1900]5, содержит многочисленные свидетельства участия правителей этих княжеств во внутрикашмирской политике. Участие это иногда носило вполне мирный характер. Так, еще в X в. Дидда, дочь правителя княжества Лохара, вышла замуж за кашмирского царя Кшемагупту (VI.176), что привело к воцарению в стране в XI в. новой династии, тесно связанной с правящим домом Лохары (VI.355-368)6.
В XII в. в дела Кашмира часто вмешивалось княжество Раджапури7. В последней книге Раджатарангини упоминается участие раджи этого княжества Сомапалы во внутрикашмирских междоусобицах. Он неоднократно оказывал поддержку одному из претендентов на кашмирский престол, Бхикшачаре, в борьбе против его соперника Суссалы (VIII.622, 884-885, 959, 964) и однажды принял предложение мятежных дамаров занять трон самому (VIII.1490). Примечательно, что правитель Раджапури практически всегда действовал в союзе с какими-либо собственно кашмирскими политическими силами. Этот факт, возможно, объясняется военной слабостью княжества и, как следствие, его неспособностью воевать против Кашмира в одиночку. действительно, по территории и населению оно уступало кашмирскому государству во много раз и поэтому имело мало шансов на победу в войне. То же самое можно сказать и о других западногималайских княжествах (Парнотсе, Валлапуре, Каштавате, Чампе и др.). Не случайно многие из них долгое время находились в вассальной зависимости от Кашмира [Селиванова, 1985]. В XII в. в условиях фактического развала кашмирского государства их независимость, вероятнее всего, была восстановлена, однако перспективы любого из них установить долговременный политический контроль над Кашмирской долиной были крайне сомнительны8. Впрочем, даже если такой контроль в какой-то исторический момент был бы установлен, едва ли это могло повлечь сколько-нибудь существенные экономические, социальные, демографические или культурные последствия.
Северными соседями Кашмира были горцы Каракорума и Гиндукуша, известные в индийских (в том числе кашмирских) источниках как дарада, а в европейской литературе как дарды9. Их отношения с кашмирским государством складывались по-разному. Распространена точка зрения, согласно которой они сводились исключительно к войнам и набегам, однако летописные сведения заставляют признать такой взгляд упрощенным. В Раджатарангини встречаются сообщения о вполне мирных и даже дружеских контактах между Кашмиром и дардами10. По-видимому, конфликты между кашмирским государством и его соседями на севере не были частым явлением вплоть до XII в., а до XI в. о них не сообщается вовсе. В тех случаях, когда такие конфликты имели место, речь, как и в случае с раджами западногималайских княжеств, как правило, шла об участии дардских правителей в борьбе за кашмирский трон11. Известны, впрочем, и примеры агрессивной политики по отношению к дардам со стороны Кашмира. Так, кашмирский царь Джаясимха (1128-1155) вмешался во внутридардские дела, воспользовавшись политической нестабильностью, которая началась со смертью дружественного Кашмиру правителя Яшодхары. Два бывших министра этого правителя - Парьюка и Виддасиха - вступили в борьбу за власть в стране. джаясимха начал военную кампанию с целью оказания помощи Виддасихе. Кампания закончилась для кашмирцев поражением (VIII.2454-2468).
Подобно западногималайским раджам, дардские правители всегда действовали в союзе с различными силами, враждебными кашмирским царям. Чаще всего это были мятежные элементы в самом Кашмире, иногда правители соседних дардских областей, о чем речь пойдет ниже. Как и в случае с княжеством Раджапури, такое положение вещей может объясняться военной слабостью дардов. В моей недавней работе [Коган 2012(1)] специально исследовался вопрос о географическом положении той области, которая называлась в Раджатарангини “страной дардов” (санскр. daraddeśa или darad-): она локализовалась скорее всего непосредственно к северу от озера Вулар12 и впадающей в него небольшой речки Мадмати (древняя Мадхумати). Там до сих пор находится селение дардапур, располагающееся, вероятно, на месте даратпури - главного города дардов, неоднократно упоминавшегося в хронике. Если учесть, что в горных районах Гиндукуша и Каракорума каждая долина обычно представляла собой автономное (хотя и не всегда полностью независимое) политическое образование, а хребты, как правило, служили границами между такими образованиями, то вероятно, что “страна дардов” раджатарангини занимала территорию между озером Вулар и хребтом, ограничивающим лежащую на севере долину Гурез. Территория эта весьма невелика, и, принимая во внимание ее суровый климат и существенно меньшую (в сравнении с кашмирской) продуктивность сельского хозяйства, следует признать, что население ее было несравнимо меньше населения Кашмира. Поэтому дарды скорее всего попросту не обладали достаточными людскими ресурсами для самостоятельного ведения войн с кашмирскими царями.
При этом, однако, северные соседи Кашмира обладали одним существенным преимуществом перед южными: в отличие от западногималайских горцев жители дардских княжеств были способны к слаженным действиям против кашмирских правителей. В Раджатарангини имеются сообщения о том, что в военных походах дардов иногда участвовали правители не только собственно “страны дардов”, но и нескольких соседних областей. Первое упоминание об этом относится к XI в., к периоду правления царя Ананты (1028-1063), когда родственник мятежного дамары Трибхуваны привел в Кашмир войско царя дардов Ачаламангалы и 7 царей млеччхов. Войско было разбито, а Ачаламангала убит (VII.166-176). Данное сообщение представляет, на мой взгляд, немалый культурно-исторический интерес. Уже более столетия назад А. Стейн отметил, что союзниками Ачаламангалы могли быть мусульманские правители каких- то долин к северу от Кашмира [Kalhana’s..., Vol. I, 1900, p. 281]. Понимание термина млеччха13 в данном контексте как “мусульманин” представляется вполне обоснованным. Во всяком случае, в тексте хроники, начиная с книги IV (т.е. с описания событий VIII в.), нет ни одного несомненного примера использования этого термина для обозначения каких-либо других соседей Кашмира14. Обращает на себя внимание многочисленность “царей млеччхов”. Она может свидетельствовать о достаточно широком (во всяком случае, в географическом смысле) распространении ислама в Дардистане в XI в.15.
В интересующий нас период вторжение в Кашмир коалиции правителей горных областей произошло во время царствования Джаясимхи (1128-1155). Как уже говорилось, этот царь безуспешно пытался оказать военную помощь одной из сторон в политической борьбе, развернувшейся в “стране дардов”. Неудача начатой им кампании настроила его бывшего союзника Виддасиху против Кашмира. В течение нескольких лет Виддасиха поддерживал претендентов на кашмирский престол. Одному из них, Бходже, он предоставил убежище и, вручив ему царский зонт, признал законным правителем кашмирского государства (VIII.2707-2716). Вскоре был организован поход на Кашмир, к которому присоединились вожди млеччхов из северных районов. Их войска вместе с войсками Виддасихи продвинулись в глубь Кашмирской долины, но, в конце концов, потерпели поражение (VIII.2761-2784; 2842-2856).
Описание этого похода, приведенное в Раджатарангини, содержит некоторые интересные сведения. говорится, например, что жители захваченных областей испугались того, что эти области окончательно попали под власть завоевателей, а вся страна покорена млеччхами (VIII.2843)16. Из этого сообщения, вероятно, следует, что целью вторжения дардов в Кашмир были уже не только грабеж и возведение удобной фигуры на престол, но и захват территорий. Хотя поход, как уже говорилось, закончился неудачей, судьба занятых дардами областей остается неясной. Во всяком случае, нигде не сообщается, что все они были возвращены под кашмирский контроль.
Характер дардско-кашмирских отношений в последующие годы остается неясным. Кашмирский автор XV в. джонараджа в своем продолжении Раджатарангини сообщает, что царь джаясимха в последние годы жизни успешно воевал с мусульманами [Medieval Kashmir, 1993]. Как было показано в моей работе [Коган, 2012(1)], это были жители каких-то долин Дардистана. При этом показательно, что название daraddesa (“страна дардов”) в хронике Джонараджи не встречается. Это может означать, что “страна дардов” уже в середине XII в. перестала существовать как независимое политическое образование, оказавшись под контролем ближайших соседей - дардов-мусульман.
Тот факт, что политика северных мусульманских соседей Кашмира в середине XII в. приняла экспансионистский характер, несомненно, требует объяснения. Глубинной причиной территориальной экспансии часто является потребность в ресурсах. Насколько острой была необходимость в приобретении новых территорий именно у дардов? Ответить на этот вопрос, на мой взгляд, можно, только имея представление о хозяйстве и некоторых аспектах истории народов Восточного Гиндукуша и Каракорума, в частности об истории взаимодействия человека и природы.
Хозяйство долин Каракорума, Гиндукуша, а также Памира17 издавна включало две основные отрасли: пашенное земледелие и отгонно-пастбищное скотоводство. Климат и почвы этого горного региона таковы, что земледелие там без удобрений и без искусственного орошения часто невозможно. Вплоть до конца XX в. единственным доступным удобрением был навоз. Потребность в навозе обусловила важную роль скотоводства. Содержание скота в зимнее время было невозможным при отсутствии запаса кормов, что, в свою очередь, означало необходимость возделывания кормовых культур. Под последние отводилась значительная часть посевных площадей. Таким образом, земледелие и скотоводство образовывали систему, в которой оба элемента были в очень большой степени взаимозависимы и не могли существовать один без другого18. Функционирование этой системы зависело от климатических условий - температуры и увлажнения, причем как в долинах, так и на горных склонах, в частности в зоне альпийских лугов. Продуктивность последних во многом определяла не только состояние скота, но и урожаи, так как значительная часть использовавшегося для удобрения полей навоза собиралась именно на летних пастбищах, расположенных в альпийской зоне. При этом, поскольку навоз вносился и на поля, засеянные кормовыми культурами, продуктивность пастбищ летом оказывалась фактором, определявшим и состояние скота зимой.
История климата Памиро-Гиндукушского региона долгое время оставалась неизученной, однако в последние годы положение существенно изменилось благодаря исследованиям, проведенным в горах Каракорума на севере Пакистана немецкими и швейцарскими климатологами. Опираясь на дендроклиматологические данные, они смогли реконструировать историю температурных изменений в западной части Центральной Азии на протяжении более чем 1300 лет [Esper et al., 2002]. Согласно этой реконструкции, VII век и первая половина VIII в. были временем относительно холодной погоды, затем в середине VIII в. наступило кратковременное потепление, вновь сменившееся холодным периодом. Этот период был относительно непродолжительным и охватывал конец VIII и первую половину IX в. Эпохой наиболее благоприятных для региона климатических условий было время с середины IX по XI в. Начиная с XI в., в районе Каракорума (а также Тянь-Шаня) происходило похолодание. Оно не было резким, и в течение длительного времени температуры оставались относительно высокими. Однако в следующем, XII в. климат стал холодать значительно более быстрыми темпами. В первой половине этого столетия (согласно дендрохронологическим данным, в 1139 г.) ширина древесных колец опускается ниже многолетней средней величины. В дальнейшем в данную реконструкцию были внесены некоторые уточнения. В частности, высказывалось предположение, что масштабы потепления IX-XI вв. были несколько преувеличены [Esper et al., 2007]. Однако само наличие теплой эпохи как будто сомнению не подвергается. Кроме того, следует отметить, что, как показал В.В. Клименко, результаты дендроклиматологических исследований в Северном Пакистане в некоторых случаях хорошо согласуются с летописными свидетельствами, прямо или косвенно указывающими на климатические условия в рассматриваемом регионе и близлежащих областях Центральной и Западной Азии [Клименко, 2009].
Помимо температурных изменений швейцарскими и немецкими учеными были реконструированы изменения осадков в том же регионе Каракорума [Treydte et al., 2006]. Реконструкция осуществлена на основании данных об изотопном составе кислорода в древесных кольцах и охватывает период с середины X по конец XX в. Согласно ей, XI век характеризовался некоторым ростом увлажнения, хотя количество осадков в это время было заметно ниже, чем в конце XIX-XX вв. В первой половине XII в. климат стал суше, после чего снова наступил более влажный период второй половины XII - первой половины XIII в.
Таким образом, описанным выше событиям XII в. непосредственно предшествовал относительно благоприятный период, характеризовавшийся теплой погодой и некоторым ростом осадков. Как отразились подобные климатические условия на горных экосистемах?
Как показали недавние исследования [Walther et al., 2005], потепление климата приводит к передвижению вверх границы леса и верхней границы растительности. Происходит это передвижение с некоторым запозданием (временным лагом) по отношению к климатическим изменениям. Еще одним последствием является рост богатства видов19, который с течением времени прекращается, после чего начинается рост численности популяций растений. Данные выводы были сделаны на основании результатов наблюдений, проводившихся на протяжении примерно ста лет (иногда более) в горных системах Европы, прежде всего в Альпах. От Каракорума и Гиндукуша эти горы отличаются значительно более влажным климатом, что заметно прежде всего на низких высотах. На больших высотах (в частности, в зоне альпийских лугов) увлажнение в горных системах Центральной Азии весьма значительно. Так, на склонах Каракорума в апреле выпадает около 200 мм осадков, а на северных и северо-западных склонах Гиндукуша этот показатель еще выше [Bohner, 2006]20. Не случайно главным фактором ограничения роста для растений альпийской зоны является не увлажнение, а температура. Поэтому представляется вполне вероятным, что в Памиро-Гиндукушском регионе реакция альпийских экосистем на потепление климата была во многом аналогичной таковой в Европе. Во всяком случае, нет оснований сомневаться в том, что в средневековую теплую эпоху там имел место значительный рост надземной фитомассы. Это, естественно, означает и увеличение кормовой базы для скота.
Более благоприятными должны были стать и условия для земледелия в долинах. Это верно, по крайней мере, для XI в., для которого, как уже говорилось, установлено не только потепление, но и некоторый рост осадков. О более ранних веках можно говорить с гораздо меньшей определенностью, поскольку реконструкция осадков для времени ранее середины X в. отсутствует. Вторая половина X в. характеризовалась пониженным увлажнением, но, как долго продолжался этот сухой период, неясно. В любом случае в тех долинах Гиндукуша и Каракорума, где практиковалось орошаемое земледелие21, потепление само по себе должно было благотворно сказаться на урожаях, поскольку основным источником воды для ирригационных каналов служили ледники, а при более высоких температурах их таяние становилось более интенсивным.
Повышение урожаев и увеличение поголовья скота не могли не привести к росту уровня жизни людей. Изменение уровня жизни всегда влияло на демографические процессы. В древних и средневековых аграрных обществах (в отличие от современных) улучшение жизненных условий влекло переход от простого демографического воспроизводства к расширенному, т.е. стимулировало рост численности населения. Длительный благоприятный для демографического роста период неизбежно завершался аграрным перенаселением. В рассматриваемом ареале эта проблема приобретает особую остроту ввиду крайней нехватки земельных ресурсов, характерной для всех горных областей.
У народов Памиро-Гиндукушского региона с давних пор имеются традиционные механизмы регулирования рождаемости. Существуют, например, ограничения, касающиеся времени и частоты деторождений [Jettmar, 2001]22, однако их возможности не следует переоценивать. Сами по себе они не способны решить проблему земельного дефицита, а могут в лучшем случае лишь отсрочить время ее крайнего обострения. Данное утверждение представляется самоочевидным, однако его справедливость можно продемонстрировать некоторыми известными фактами из более поздней истории рассматриваемого ареала, в частности одной из его областей - Хунзы.
Эта область, расположенная на стыке Восточного Гиндукуша и Западного Каракорума23, с давних пор образовывала отдельное княжество, формально просуществовавшее до 1970-х гг.24. В XIX в. княжество Хунза переживало быстрый подъем сельского хозяйства, причиной которого было интенсивное строительство оросительных каналов, начатое при правителе Мир Силим Хане (1790-1824) и продолженное при его преемниках25. Быстрое расширение ирригационной сети сопровождалось освоением новых территорий, появлением новых поселений и ростом численности населения. Едва ли этот рост не сдерживался традиционными ограничениями рождаемости26, однако уже на рубеже XIX и XX столетий в княжестве со всей остротой встала проблема перенаселения. В 1900 г. правитель Хунзы Назим Хан (1892-1938) обратился к представителям британской колониальной администрации в Гилгите с просьбой предоставить избыточному населению его государства пустующие земли в Гилгитском агентстве [Kreutzmann, 1994]. В дальнейшем властям Гилгита пришлось осуществить целый ряд ирригационных проектов с целью обеспечить многочисленных мигрантов из Хунзы пригодной для обработки землей.
Пример Хунзы наглядно показывает, что даже при наличии характерных для Памиро-Гиндукушского региона механизмов торможения демографического роста одного столетия условий, способствующих такому росту, вполне достаточно для возникновения дефицита сельскохозяйственных угодий. Как уже говорилось, именно такие условия следует предполагать для XI в., а возможно, и для X в. и второй половины IX в. И хотя возникли они в результате действия природных, а не антропогенных факторов, результаты вызванных ими процессов должны были быть аналогичными описанным выше для Хунзы. Иными словами, к началу XII в. долины Гиндукуша и Каракорума, вероятнее всего, были перенаселены, и их жители лицом к лицу столкнулись с проблемой земельного голода.
Ускорение темпов похолодания климата в первой половине XII столетия не могло не оказать пагубное воздействие на хозяйство. Понижение температур ведет к сокращению вегетационного периода растений, что означает падение урожаев в долинах и продуктивности пастбищ, а следовательно, уменьшение кормовой базы скота. Поскольку похолодание сопровождалось аридизацией, проблема недостатка воды для нужд сельского хозяйства должна была максимально обостриться вследствие как снижения количества осадков, так и замедления таяния ледников, питавших оросительные каналы. Уровень жизни в подобных условиях должен был падать, однако увеличение численности населения, вероятнее всего, продолжалось: демографические процессы обладают инерцией, и прежняя тенденция не могла немедленно смениться противоположной. Рост населения должен был усиливать демографическое давление на землю и таким образом вызывать дальнейшее ухудшение условий жизни.
В подобной ситуации наиболее простым решением острейших проблем, вставших перед обществом, была территориальная экспансия. Поэтому неудивительно, что как раз в первой половине XII в. вторжения дардов в Кашмир приобрели характер завоевательных походов. Эти походы имели немало шансов на успех, чему способствовал, например, такой фактор, как упоминавшаяся выше способность дардских правителей к слаженным действиям. Не исключено, что она объяснялась наличием определенных традиций. Весьма частой формой политической организации у народов Гиндукуша и Каракорума до недавнего времени являлись конфедерации, охватывавшие несколько горных долин, каждая из которых представляла собой автономное образование с собственным правителем27. Удержание этих почти полностью независимых княжеств в рамках единого надгосударственного образования было возможным благодаря наличию некоторых традиционных институтов.
Наиболее изучен из них институт молочного родства28. Вплоть до конца XIX в. во всех правящих домах в регионе существовал обычай отдавать новорожденных детей в другие семьи, где их содержали и воспитывали вплоть до достижения ими шести- или семилетнего возраста. Принимавшая ребенка семья оказывалась связанной с правящей династией определенными отношениями, которые на практике оказывались более прочными, нежели кровное родство. Как правило, молочные родственники были наиболее верными союзниками в борьбе за престол. В тех случаях, когда семья, связанная отношением молочного родства, проживала в другой долине, это отношение не могло не играть роль своеобразной скрепы, объединявшей автономные образования в рамках одного политического целого.
Поскольку история дардистана в XII в. практически не известна, нет оснований утверждать, что в эту эпоху институт молочного родства существовал у дардских народов в том виде, в каком он ныне известен этнографам. Тем не менее исключить возможность его наличия в какой бы то ни было форме уже во время дардских вторжений в Кашмир нельзя. Не исключено и существование других механизмов, обеспечивавших функционирование конфедерации. В случае, если такие механизмы действительно работали, дарды должны были быть весьма опасными соседями для раздробленного и раздираемого внутренними распрями Кашмира.
В кашмирском государстве в XII в. социально-экологический кризис достиг своего пика. В результате непрекращающихся междоусобных войн и голода население страны значительно сократилось, а некоторые районы обезлюдели (подробнее см.: [Коган, 2011(2)]). В подобной ситуации завоевание дардами кашмирских территорий могло иметь далеко идущие последствия, как этнодемографические (существенное изменение этнического состава населения), так и экономические и культурные. Последние обусловливались тем фактом, что северные соседи Кашмира исповедовали ислам и в силу этого должны были постепенно втягиваться в орбиту мусульманской культуры.
Окончательные результаты кашмирских походов дардов, как уже говорилось, неясны ввиду недостатка летописных сведений. известно, однако, что в следующем, XIII в. и Кашмир, и соседние с ним горные районы были подчинены монголами. Завоевание Кашмирской долины произошло в правление хана Угэдэя, вероятнее всего, в 1235 г. Позднее, в 40-е гг. того же столетия, кашмирскому правителю Санграмадеве удалось восстановить независимость. длилась она недолго: в 1252 или 1253 г. кашмирское государство было снова завоевано, после чего многие десятилетия оставалось под монгольским контролем [Jahn, 1956; Коган, 2012(2)]. Последствия вторжений монголов были неодинаковыми для разных районов Кашмира. Та часть страны, которая до завоевания управлялась царской династией29, была оставлена под ее властью при условии признания монгольского сюзеренитета и выплаты дани. районы, которые ранее контролировались независимыми от царей дамарами, были (во всяком случае, в значительной своей части) уже после похода 1235 г. присоединены к монгольским владениям на Среднем Востоке [Коган, 2012(2)].
Сведений о монгольском завоевании горных областей Гиндукуша и Каракорума в распоряжении ученых мало, но, по крайней мере для некоторых районов, можно утверждать, что такое завоевание, несомненно, имело место. Так, в историческом фольклоре Хунзы память о вторжении монголов сохранялась еще в XIX в. [Biddulph, 1880]. В середине XIII в. под монгольским управлением находилась долина р. Сват30 в южных отрогах Гиндукуша, чему есть свидетельства современников31. Этой области предстояло сыграть важную роль в судьбе Кашмира: она была родиной основателя первой династии мусульманских кашмирских правителей. Поэтому представляется небезынтересным остановиться на ней несколько подробнее. до прихода монголов долина Свата находилась под властью Хорезма, на что указывают данные археологии, в частности обилие найденных в этом районе монет хорезмшаха Мухаммеда [Giunta, 2006]. Установление монгольской власти в Свате, по всей видимости, состоялось после разгрома хорезмийского государства Чингисханом. Согласно персидскому историку XIII в. Джузджани, во время войны c последним хорезмшахом Джелаль-ад-Дином Чингисхан овладел крепостью Гибари и провел в ее окрестностях три месяца. Крепость Гибари, вероятнее всего, находилась неподалеку от долины Свата [Tabakat-i-Nasiri].
Во время вторжений в Кашмир монгольские войска двигались с северо-запада на юго-восток, и населенные дардскими народами районы, включая долину Свата, не могли не использоваться ими в качестве плацдарма. известно, что в завоевательных походах монголов всегда принимали участие представители покоренных ими народов. Поэтому весьма вероятно, что в составе монгольского войска, вторгшегося в Кашмир, было немало дардов. использование их в качестве как проводников, так и воинов, несомненно, было выгодно монголам, не накопившим большого опыта ведения войны в условиях высокогорного рельефа.
Однако вне зависимости от того, насколько многочисленны были дарды, пришедшие в Кашмирскую долину во время монгольского завоевания, несомненно, что оно создало предпосылки для иммиграции с севера и северо-запада. Непосредственным следствием прихода монголов было изменение государственных границ, в результате которого частично обезлюдевшие северные районы Кашмира и страдавшие от перенаселения долины Гиндукуша и Каракорума оказались политически объединены. разумеется, в таких условиях миграции были не просто возможны, но и весьма вероятны, если не неизбежны. Таким образом, хотя после монгольских походов дардские народы скорее всего перестали быть для кашмирцев источником военной опасности, они, как и прежде, оставались источником опасности демографической. В новой геополитической обстановке, сложившейся в XIII в., соседство с ними должно было иметь для Кашмира важные последствия. По всей видимости, оно обусловило далеко идущие процессы этнических и культурных изменений в Кашмирской долине, превративших в конечном итоге этот район в дардский по языку и преимущественно мусульманский по религии. Данная проблема выходит за хронологические рамки этой статьи. Хотелось бы, однако, надеяться, что в будущем она не останется без внимания исследователей.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Детальный анализ кризиса, его причин, этапов и последствий дается в работе: [Коган, 2011(2)].
2. Подробнее см.: [Коган, 2011(1-2)].
3. Карта подготовлена С.К. Костовской (Институт географии РАН), которой автор выражает глубокую признательность.
4. Они располагались в пределах нынешнего индийского штата Химачал-Прадеш и округа Джамму штата Джамму и Кашмир.
5. В дальнейшем используется традиционная система ссылок на этот источник. Римской цифрой в ссылке будет обозначаться номер книги, арабской - номер стиха.
6. Основателем династии был племянник Дидды - Санграмараджа.
7. Современная область Раджаури в округе Джамму.
8. Кроме того, есть все основания полагать, что основной причиной вмешательства Сомапалы во внутренние дела Кашмира была не столько борьба за ресурсы, сколько личные амбиции.
9. В настоящее время термин дарды употребляется главным образом в лингвистической литературе для обозначения носителей языков определенной группы (дардской группы арийских языков индоевропейской семьи). Однако у древнеиндийских и античных авторов он был прежде всего географическим понятием и, вероятнее всего, относился ко всем жителям горной страны к северу от Кашмира вне зависимости от языка. Для самой этой страны до сих пор нередко употребляется название Дардистан.
10. Ср., например, сообщения о визите правителя дардов Манидхары к кашмирскому царю Суссале (VIII.614), о дружбе царя Кашмира Джаясимхи и дардского правителя Яшодхары (VIII.2455). Подробнее этот вопрос разбирается в работе: [Коган, 2012(1)].
11. Примеры см.: [Коган, 2012(1)].
12. Озеро на севере Кашмирской долины в индийском штате Джамму и Кашмир. Лежит на р. Джелам. Считается крупнейшим пресноводным озером Индии.
13. Буквально “варвар, иноземец”.
14. При этом неясно, к кому еще в принципе могло применяться это название в Кашмире VIII-XII вв.
15. В области, управлявшейся Ачаламангалой, равно как и другими дардскими правителями, упомянутыми в хронике, основной религией, по-видимому, был буддизм. На это указывают как санскритские имена этих правителей, так и несомненные следы распространения буддизма в горных районах к северу от Кашмирской долины.
16. Примечательно, что в этом стихе Раджатарангини вторгшиеся с севера завоеватели называются не только млеччха, но и турушка. Последний термин, исторически восходящий к самоназванию тюрок, использовался в санскритских текстах XI-XII вв. (а также и в более поздних) исключительно в значении “мусульманин”.
17. В современной литературе нередко говорят о Памиро-Гиндукушском этнокультурном регионе. Этот термин является более широким, нежели употребительное с XIX в. название Дардистан: последнее не охватывает Памир - область в хозяйственном и культурном отношении весьма близкую к горным районам, лежащим к югу.
18. Подробнее о хозяйстве народов Памиро-Гиндукушского региона см., например: [Jettmar, 2001; Ehlers, Kreuzmann, 2000; Snoy, 1993].
19. Этот рост иногда бывает весьма значительным. Так, в одной из областей швейцарских Альп на 9 горных вершинах высотой в среднем 3000 м над уровнем моря за примерно сто лет наблюдений число видов сосудистых растений увеличилось с 57 до 102 [Walther et al., 2005].
20. В долинах и котловинах Гиндукуша количество осадков за тот же период составляет около 20 мм [Bohner, 2006].
21. В долинах Каракорума орошаемое земледелие практикуется почти повсеместно.
22. В настоящее время в Северном Пакистане эти ограничения упраздняются как “неисламские предрассудки”, что уже привело к резкому обострению проблемы демографического давления на землю.
23. Ныне в подконтрольной Пакистану части бывшего княжества Джамму и Кашмир.
24. Княжество Хунза было упразднено в 1974 г. До этого в течение 82 лет оно находилось в вассальной зависимости сначала от махараджей Джамму и Кашмира, а затем от пакистанских властей.
25. Подробнее об ирригационных работах в Хунзе в этот период и их экономических, социальных и политических последствиях см.: [Sidky, 1997].
26. Следует отметить, что в Хунзе эти ограничения не должны были встречать противодействия со стороны официальной религии, поскольку господствовавшая там форма ислама - исмаилизм - отличается большой терпимостью к немусульманским обычаям.
27. Подобные конфедерации часто встречаются у многих горных народов в разных уголках Земли. Широкое распространение данной формы политической организации во многом объясняется тем обстоятельством, что горный рельеф представляет собой существенное препятствие для образования централизованных государств [Коротаев, 1995]. В рассматриваемом регионе особняком стояли некоторые труднодоступные долины, где существовала республиканская форма правления [Йеттмар, 1986; Jettmar, 1983; Jettmar, 2001].
28. Подробнее о нем см., например: [Biddulph, 1880; Parkes, 2001].
29. Прежде всего это пойма р. Джелам, включая и район столицы страны - Сринагара.
30. Один из левых притоков р. Кабул. Протекает на северо-западе нынешнего Пакистана.
31. Эти свидетельства принадлежат посетившим область Свата тибетским паломникам. Комментированный английский перевод дневника одного из них, Ургьенпы, опубликован итальянским тибетологом Дж. Туччи [Tucci, 1940]. О значении данного источника для истории как Свата, так и Кашмира см.: [Коган, 2012(2)].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Йеттмар К. Религии Гиндукуша. М., 1986.
Клименко В.В. Климат: непрочитанная глава истории. М., 2009.
Коган А.И. Трансформация культуры и технология основного хозяйственного процесса в Кашмирской долине в VIII-XIX вв. // История и современность. 2011(1). № 1.
Коган А.И. Социально-экологический кризис в Кашмире в XI-XII вв. // Природа и общество: общее и особенное. Сб. материалов XXI международной конференции “Человек и природа. Проблемы социоестественной истории”. М., 2011(2).
Коган А.И. Дарды и страна дардов в “Раджатарангини” Кальханы // Индия—Тибет: текст и феномены культуры. Рериховские чтения 2006-2010 в ИВ РАН. М., 2012(1).
Коган А.И. Еще раз о монгольских завоеваниях и монгольском владычестве в Кашмире // История и современность. 2012(2). № 1.
Коротаев А.В. Горы и демократия: к постановке проблемы // Восток (Oriens). 1995. № 3.
Селиванова Т.П. Социально-экономический строй средневекового Кашмира (по данным “Раджатарангини” Калханы, XII в.). Дисс. ... канд. ист. наук. Л., 1985.
Biddulph J. Tribes of the Hindoo Koosh. Calcutta, 1880.
Bohner J. General Climatic Controls and Topoclimatic Variations in Central and High Asia // Boreas. Vol. 35. 2006.
Ehlers E., Kreutzmann H. High Mountain Ecology and Economy: Potential and Constraints // High Mountain Pastoralism in Northern Pakistan. Stuttgart, 2000.
Esper J., Schweingruber F.H., Winiger M. 1300 Years of Climatic History for Western Central Asia Inferred from Tree-rings // The Holocene. 12/3. 2002.
Esper J., Frank D.C., Wilson R.J.S., Bungten U., Treydte K. Uniform Growth Trends Among Central Asian Low- and High-Elevation Juniper Tree Sites // Trees. 2007. 21.
Giunta R. A Selection of Islamic Coins from the Excavations of Udegram, Swat // East and West. Vol. 56. No. 1/3. September 2006.
Jahn K. Kashmir and the Mongols // Central Asiatic Journal II(3). 1956.
Jettmar K. Indus-Kohistan. Entwurf einer historischen Ethnographie // Anthropos. Bd. 78. H. 3/4. 1983.
Jettmar K. Northern Areas of Pakistan - an Ethnographic Sketch // Dani A.H. History of Northern Areas of Pakistan (up to 2000 A.D.). Lahore, 2001.
Kalhana’s Rajatarangini or Chronicle of the Kings of Kashmir. Vols. I-II / Transl. by M.A. Stein. Westminster, 1900.
Kreutzmann H. Habitat Conditions and Settlement Processes in the Hindukush-Karakorum // Petermanns Geographische Mitteilungen. 138. 1994/6.
Medieval Kashmir: Being a Reprint of the Rajataranginis of Jonaraja, Shrivara and Shuka, as Translated into English by J.C. Dutt and Published in 1898 A.D. under the Title "Kings of Kashmira”. Vol. III. / Ed., with Notes etc., by S.L. Sadhu. New Delhi, 1993.
Parkes P. Alternative Social Structures and Foster Relations in the Hindu Kush: Milk Kinship Allegiance in Former Mountain Kingdoms of Northern Pakistan // Comparative Studies in Society and History. Vol. 43, No. 1. January 2001.
Sidky H. Irrigation and the Rise of the State in Hunza: a Case for the Hydraulic Hypothesis // Modern Asian Studies. Vol. 31, No. 4. October 1997.
Snoy P Alpwirtschaft im Hindukusch und Karakorum // Neue Forschungen im Himalaya. Stuttgart, 1993.
Tabakat-i-Nasiri. A General History of the Muhammadan Dynasties of Asia Including Hindustan;fromA.H. 194 (810 A.D.) to A.H. 658 (1260 A.D.) and the Irruption of the Infidel Mughals into Islam by Maulana, Minhaj-ud-Din, Abu-’Umar-i-’Usman / Transl. from Original Persian Manuscripts by Major H.G. Raverty. L., 1881.
Treydte K.S., Schleser G.H., Helle G., Frank D.C., Winiger M., Haug G.H., Esper J. The Twentieth Century Was the Wettest Period in Northern Pakistan Over the Past Millennium // Nature. Vol. 440. 27 April 2006.
Tucci G. Travels of Tibetan Pilgrims in the Swat Valley. Calcutta, 1940.
Walther G.-R., Beissner S., Pott R. Climate Change and High Mountain Vegetation Shifts // Mountain Ecosystems. Studies in Treeline Ecology. Berlin-Heidelberg-New York, 2005.
-