Войдите, чтобы подписаться
Подписчики
0
-
Похожие публикации
-
Византийско-венгерская война (1163—1167) г.
Автор: kusaloss
Помогите разобраться с Сирмианской битвой пожалуйста. Пытаюсь разобраться с расстановкой византийского войска.
описание Кинама
Затем, вооружив римское войско, он вывел его за лагерный ров и построил следующим образом. Впереди приказал он идти скифам и большей части персов вместе с немногими конниками, которые сражаются копьями; потом на обоих флангах следовали фаланги римлян под начальством Кокковасилия и Филокала, также Татикия и, как его зовут, Аспиета. В тылу их шли латники, перемешанные со стрелками, и тяжеловооруженная персидская фаланга; за этими с обоих флангов двигались Иосиф Вриенний и Георгий Врана, также брат последнего Димитрий и Константин Аспиет-Севаст. Далее следовал Андроник, бывший тогда хартулярием царя, по прозванию Лампарда, вместе с отборными римлянами, алеманами и персами; а позади всех – военачальник Андроник со многими другими знаменитыми мужами, которые, по обычаю, всегда находились подле царя, когда он шел на войну, и с наемными итальянцами и сербами, которые следовали за ним, вооруженные копьями и длинными щитами. В таком порядке римляне открыли поход.
Описание хониата
Тогда каждый вывел свой отряд и построил его в боевой порядок. Чело фаланги предводитель предоставил самому себе, правое крыло занял Андроник Лапарда, а левое - другие таксиархи, которых предводитель взял с собою на войну. В небольшом расстоянии от того и другого крыла он расположил в боевом порядке и другие фаланги для того, чтобы они могли во время поспеть на помощь утомленным легионам.
Если воссаздать картину обрисованную кинамом дословно, у меня получается следующее.
впереди идут турки и половцы. за ними с немного выдвинутыми флангами идет конница византийцев и в центр отставая от этих флангов составлен из турок и пехоты, вперемешку с стрелками. упоминаемых кинамом латников я счел за пехоту, войско составляла 15000 человек приблизительно и в таком значительном войске должен был быть значительный пехотный контингент, но он мог бы обозначить пехоту словом латники? С одной стороны сочетание тяжелой пехоты и лучников звучит логично но могла бы под латниками подразумеваться тяжелая конница? учитывая что он больше для обозначения конницу нигде латников не упоминает и как вообще это слово звучит в греческом оригинале? затем по флангом следует конница , на правом фланге у лампарды дополнительный резерв конницы и в центре варяжская гвардия с контингентом итальянской и сербской пехоты.
набросок на картинке.
-
Кристина Фили. Гипатия: жертва конфликта между старым и новым миром
Автор: Saygo
Кристина Фили. Гипатия: жертва конфликта между старым и новым миром // Вопросы истории естествознания и техники. - 2002. - № 2.
Гипатия, дочь Теона (ок. 370–415 гг.), всю свою жизнь провела в Александрии, где снискала уважение и почет как философ и ученый. В то время Александрия, знаменитая своим интеллектуальным аскетизмом и одновременно крайностями утонченной чувственности, находилась на перекрестке культурных традиций. Здесь задолго до того, как на горизонте появилась опасность арабской экспансии, произошла знаменательная встреча эллинского, иудейского и варварского миров, обусловившая возникновение таких культурных амальгам1, как, например, греко-иудейская философия, в которой восточные и греческие концепции причудливо сочетались с элементами иудаизма. Истоки этого философского направления восходят к учению неортодоксальной иудейской общины терапевтов, а его основным адептом является Филон Александрийский (20–30 г. до н.э. - 40 г. н.э.).
На рубеже IV–V вв. Александрия2 становится центром позднеэллинистической культуры. Афины, на которых в этот период лежит лишь отблеск былой славы3, передали культурную эстафету городу Александра Великого. Вот как описывает случившееся Синесий из Кирен4 в “Письмах”5: “В Афинах не осталось больше ничего возвышенного, кроме имен великих людей, когда-то живших в этом городе... Если раньше Афины были пристанищем мудреца, то ныне они знамениты лишь своими пчеловодами”6. Об Александрии, напротив, Синесий пишет как об оазисе интеллектуального процветания, не забывая при этом указать на роль Гипатии: “В Александрии пышным цветом расцветает образование...7; обретя мудрость Гипатии, Египет наших дней наслаждается ее плодами”8.
В эпоху позднего эллинизма на территории восточных провинций Римской империи получает распространение христианство. Это происходит во многом благодаря общности языка9 и уникальным возможностям эллинской речи для формулировки и истолкования догматов новой религии10.
С 395 г. Египет становится византийской провинцией, управляемой императорским префектом (Praefectus Augustalis). Однако наиболее влиятельное лицо здесь - александрийский епископ, который уже с 381 г. носит сан патриарха. Будучи третьим по величине городом империи, интеллектуальной и религиозной столицей Египта, Александрия одновременно и крупнейший средиземноморский порт. Благодаря славному прошлому, она остается независимой и замкнутой “вселенной”. Культурно-религиозный облик города определяется Мусейоном, со старинными, восходящими к Евклиду традициями, библиотекой с ценными папирусами, а также языческими храмами, христианскими церквами и иудейскими синагогами. В Александрии формируется среда интеллектуалов, состоящая из философов, математиков, риторов и теологов, а также разнообразные школы - философские, математические, медицинские, катехизические и раввинские.
Какова же была историческая обстановка непосредственно в годы жизни Гипатии?
Дух вольности, утвердившийся после издания Константином Великим (285–337 гг.) закона о свободе религиозных культов, был забыт; его место заняли настроения нетерпимости, обусловленные сложностью положения. Дело в том, что в этот период множество еретических течений, а также частые вторжения извне (в 378 г. готы, разграбив Фракию, Македонию и Фессалию, подошли к стенам Константинополя), угрожали существованию христианской империи11. С целью консолидации сил Феодосий I Великий (346–395 гг.) в феврале 380 г. императорским эдиктом вменил подданным своей империи в обязанность следование доктрине, сформулированной римским епископом Дамасием и александрийским епископом Петром12. В период, когда из-за отсутствия согласия империя оказалась в опасности, новая религия стала главным фактором единения. Однако в первые годы существования Византийского государства, установленное волевым порядком единство вероисповедания породило и новую напряженность. Влияние христианства сказалось на формировании законодательства. В 381 г. на Константинопольском соборе Символ Веры (Сredo) был дополнен догматом о Святом Духе. Несколькими годами позже, в 391 г., Феодосий своим указом13 (направленным в Египет14) запретил отправление всех языческих культов, тем самым сделав первый шаг по пути уничтожения языческих храмов15; 16.
В Александрии, руководствуясь законом Феодосия, кампанию против язычников начал местный патриарх Теофил17. В 391 г. или 392 г. христианами18 был разрушен культовый центр Александрии Серапеум19; 20; 21, включая храм бога Сараписа, библиотеку и величественную статую Сараписа работы скульптора Бриаксия. Разрушение22 Серапеума вызвало волну социальных выступлений. Отметим, что в этот период (392–394 гг.) язычники на Западе также пережили горечь повсеместного разрушения храмов: во времена императоров Флавия и Евгения идолопоклонству и здесь был нанесен сокрушительный удар23.
После разрушения Серапеума напряженность в Александрии усилилась. Известно, что, сохраняя нейтралитет, Гипатия не присоединилась к партии защитников Серапеума. Будучи известным и уважаемым учителем, она не участвовала в столкновениях язычников и христиан. Не поддерживала она и никаких контактов с грамматиками Аммонием и Гелладием, и философом-неоплатоником Олимпием, поклонявшимися Сарапису, которые, почувствовав нарастание враждебности к язычеству, покинули Александрию. Вероятно, Гипатия вообще не принимала участия в языческой культовой практике. Дело в том, что сформировавшееся вокруг Теона и “переданное ей по наследству” научное окружение состояло из представителей интеллектуальной элиты, сконцентрированной на изощренных философских изысканиях. Это говорит о том, что Гипатия была поборницей интеллектуального эллинского наследия. Что же касается свидетельств в пользу ее приверженности культовой практике политеизма, то таковых в нашем распоряжении нет.
Сторонники античной языческой веры сквозь строки законодательства Феодосия с тревогой прозревали крах освященных веками культурных ценностей. Так, в 394 г. Феодосий I в законодательном порядке упразднил Олимпийские игры (их возрождение произошло лишь в конце XIX столетия, в 1896 г.). Строгие византийские законы дамокловым мечом нависли над головами язычников: императорские указы предусматривали смертную казнь за участие в любых культовых действиях (жертвоприношении, поклонении идолам и т.п.). Но это еще не все. В пылу борьбы с язычеством были осуждены математика и астрономия (последнюю не отличали тогда от астрологии). Закон против математиков был издан еще в 370 г.; в Кодекс Феодосия24 он вошел в качестве статьи IX. 16. 8. Возможно, что именно этот закон и явился главной причиной гибели Гипатии.
Если правление Феодосия Великого можно назвать триумфом христианства над язычеством, то этого нельзя сказать о деятельности его сына Аркадия25, который не смог закрепить успех отца. В 408 г. Аркадий умирает, оставляя сына Феодосия II и дочь Пульхерию, которым было тогда семь и шестнадцать лет. Будучи женщиной глубоко религиозной и понимавшей, что сила империи заключена в Церкви и ее единстве, Пульхерия, как и ее дед Феодосий Великий, оказала значительное влияние на укоренение идеалов христианства в Византийской империи. С 408 г. она становится опекуном своего брата, который, провозгласив ее императрицей (Augusta), тем самым дает согласие на совместное управление империей. В течение сорока лет, что Пульхерия находилась у власти26 (Феодосий II был личностью слабой и передал бразды правления в ее руки), она целиком посвятила себя делу очищения Церкви и защите империи от внешних врагов (при этом она оставалась целомудренной, как монахиня). Напомним, что в это время еще были живы воспоминания о Юлиане Отступнике (332–363 гг.)27, заставлявшие серьезно говорить об опасности возрождения язычества.
Таким образом, годы жизни Гипатии совпали со временем правления двух сильных политических деятелей - Феодосия Великого и Пульхерии, которых исторические и политические обстоятельства заставили встать во главе борьбы со старым миром.
В античности женщины-философы или ученые были редкостью; случай Гипатии - исключительный. Ее отец Теон28 (родился ок. 300 г.) был автором многих математических сочинений, из которых до нас дошли издания c его комментариями “Начал”, “Данных” и “Оптики” Евклида29; 30. Копии этих трактатов, сделанные впоследствии византийскими книжниками, легли в основу современных изданий трудов Евклида31. Теоном написаны также комментарии к тринадцати книгам “Альмагеста”32 (Syntaxis Mathematica) и два комментария к упрощенным таблицам Птолемея: “Большой комментарий”33 в пяти книгах и “Малый комментарий” в одной книге34; 35; 36. Страстный поклонник эллинской культуры37, очарованный многими ее сторонами, Теон, стремясь сохранить греческое наследие, занимался преподаванием, а также изданием и комментированием различных трактатов, вплоть до теологических текстов орфиков38 и сочинений Гермеса Трисмегиста39.
Теон - один из последних ученых, сотрудничавших с александрийским Мусейоном40. Получив прекрасное образование41, он отдавал предпочтение занятиям математикой и астрономией42, изучал Евклида и Птолемея43. Философию же Теон не преподавал. Однако такие авторы, как Сократ Схоластик44, Гесихий45, Феофан46 и Малала47, называли его “мудрейшим из философов”, поскольку после Аристотеля математику стали считать разделом теоретической философии48.
Гипатии49, выросшей в интеллектуальной среде и получившей от отца блестящее образование, были близки научные интересы Теона. Поэтому неудивительно, что она со временем становится его ближайшим сотрудником. Говорят, что она даже превосходила своего отца, ибо, как пишет Дамаский, была по природе “талантливее и утонченнее”.
Жизнь Гипатии, совпавшая по времени с разрушением старого языческого и рождения нового христианского мира, окутана легендой. Рождению этой легенды во многом способствовала скудость исторических свидетельств о ее жизни. Наиболее важным и ценным источником о Гипатии является “Церковная история” ее современника константинопольского законоведа Сократа Схоластика (ок. 379–450 гг.)50, представляющая продолжение “Истории Церкви” Евсевия Кесарийского51. Хорошо информированный о византийских политических и церковных делах, Сократ был к тому же непосредственным свидетелем событий, описанных им затем в главах “Церковной истории”, посвященных Гипатии.
Другим ценным источником служат “Письма”52 Синесия53 из Кирен54, адресованные Гипатии55. Синесий, обучавшийся у Гипатии в Александрии с 390/393 г. по 395/396 г., до самой смерти56 (он умер раньше Гипатии) сохранял величайшее уважение к своему учителю57: став епископом Пентаполя Ливийского58, Синесий продолжал посылать ей свои работы59.
И, наконец, третьим ценным источником остается “Хроника”, написанная Иоанном, епископом Никиу60 (Нижний Египет), в VII в. Сохранившаяся в эфиопской рукописи (та, в свою очередь, восходит к арабскому источнику), она воскрешает события, связанные с преподавательской деятельностью Гипатии и ее трагическим концом.
Разумеется, существует ряд второстепенных источников, таких, как “Хронография”61 антиохийского хронографа Иоанна Малалы (491–578 гг.), “Жизнь Исидора” Дамаския62, “Суда”63 (известный византийский лексикон X в.) и краткая биография Гипатии, написанная в VI в. Гесихием и включенная им в “Ономатологос” - лексикон греческих авторов (в оригинале не сохранился)64. Все эти источники до некоторой степени компенсируют недостаток прямых свидетельств о жизни Гипатии.
Интеллектуальная деятельность Гипатии привлекала к ней множество самых разных людей, считавших ее своим учителем. К 390 г. вокруг нее образуется кружок. К сожалению, скудость источников служит существенным препятствием для определения имен ее студентов, их числа, продолжительности и содержания обучения. Лишь переписка Синесия65 проливает некоторый свет на противоречивые обстоятельства последних дней александрийского эллинизма66; 67.
Из “Писем” Синесия нам известны имена некоторых учеников Гипатии - Теотехна68, Афанасия69, Феодосия70 и Гая71. В письме72 Геркулиану73 Синесий пишет о том, что в кружок Гипатии входили высокие военные сановники (comes)74 и архонты (благородные), как, например, Пентадий и Гелиодор. Пентадий в 403–404 гг. занимал должность императорского префекта Египта. Синесий называет его “приятнейшим и образованнейшим человеком”. Дамаский указывает на то, что Пентадий посещал кружок, где Гипатия читала лекции для образованной публики. Что касается Гелиодора, которого Синесий характеризует как человека весьма образованного75, то из-за недостатка свидетельств, мы не можем с уверенностью сказать, что он был учеником Гипатии. (Гелиодор был риториком и законоведом при дворе императорского префекта в Александрии76).
Возможно, что среди учеников и слушателей Гипатии были священнослужители или те, кто готовился к принятию священнического сана77; 78. Все, в ком было желание изучать философию, стекались к ней отовсюду: христиане и язычники; те, кто относился с сочувствием к христианству или уже находился на пороге крещения79; из Кирен и Фиваиды, Сирии и Ливии, Константинополя и отдаленных областей империи приходили к Гипатии, чтобы под ее руководством приобщиться к богатству греческого наследия.
В поношенном плаще (tribon), который в те времена носили философы80, она появлялась на улицах Александрии без сопровождения81 и публично излагала82 сочинения Платона83 и Аристотеля84; 85. “Во времена поздней античности интеллектуальная монополия принадлежала божественному Платону; ... его имя считалось абсолютным авторитетом”86. Гипатия учила своих “студентов” относиться к философии87 как к своего рода религиозной тайне88 (очевидный отзвук идей седьмого “Письма” Платона), считать философию “самой непоколебимой из всех непоколебимых вещей”. По свидетельству Синесия, “она была истинным проводником по тайнам философии”89.
Возможно, что, следуя пифагорейской традиции90, Гипатия установила два уровня обучения: помимо узкого круга посвященных, она также читала лекции для широкой публики91; 92.
В своих лекциях Гипатия не ограничивалась философией93 (которая и во времена классической античности, и в период эллинизма оставалась уделом аристократии), а обучала также математике94, включая арифметику, геометрию, астрономию95 (которую, исходя из платоновского понимания этой науки, Гипатия считала вершиной знания96) и музыку97, т.е. дисциплины, которые Боэций впоследствии назвал квадривием. Но все же математические дисциплины рассматривались Гипатией лишь как ступени, ведущие к метафизическому познанию. Свою основную задачу она видела в исследовании тайны бытия98.
Мы можем предположить (на основании встречающихся в источниках ссылок на ее произведения99), что на лекциях Гипатия излагала принципы геометрии по “Началам” Евклида и “Коническим сечениям” Аполлония, арифметики по “Арифметике” Диофанта100 и астрономии по “Альмагесту” Птолемея.
К сожалению, нам неизвестны ни философские взгляды101, ни математические результаты Гипатии. Вероятно, после ее трагической гибели все написанное ею было уничтожено102. Сохранились лишь ссылки на ее математические и астрономические работы. Так, из “Суды” известно, что “она написала комментарий к Диофанту, астрономическим таблицам и “Коническим сечениям” Аполлония”103. Неутомимый исследователь греческой науки П. Таннери104 указывает на то, что Гипатия написала комментарии к “Арифметике” Диофанта и астрономическим таблицам “Альмагеста”, которые ранее комментировал ее отец.
В книге “История диофантова анализа от Диофанта до Ферма” И. Г. Башмакова и Е. И. Славутин105 (в главе “Кто был автором арабской версии “Арифметики””106) ставят вопрос о создателе текста, положенного в основу найденной немногим более 20 лет тому назад арабской рукописи. Известные русские историки математики полагают, что автора трактата, переведенного Костой Ибн Лукой107, следует искать в среде александрийских и византийских ученых IV–VI вв.
Исключив византийских авторов Георгия Пахимера (ок. 1242–ок. 1310 гг.)108 и Максима Плануда (ок. 1255–ок. 1305 гг.)109, комментарии которых на “Арифметику” Диофанта были написаны на 300–400 лет позднее перевода Косты ибн Луки, Башмакова и Славутин приходят к выводу, что арабская рукопись является не частью “Арифметики” Диофанта, а самостоятельным произведением на ту же тему, написанным неизвестным, но хорошо разбиравшимся в методах Диофанта комментатором. Но в период между V–IX вв. жил лишь один математик, о котором источники говорят как о комментаторе “Арифметики” Диофанта. Это - Гипатия (см. “Суду”). Кроме того, нам ничего не известно о других математиках высокого уровня, живших в этот период. “Таким образом, - заключают Башмакова и Славутин, - можно предположить, что арабский фрагмент является переводом аннотированного ею текста. Если так, то это - единственное сочинение Гипатии, сохранившееся до наших дней”110.
Математические достижения111 Гипатии получили высокую оценку современников112. Несомненно, что ее репутация была выше, чем у других александрийских ученых. Характерно высказывание Сократа из его “Historia Ecclesiastica”: “Она достигла таких высот познания, что превзошла всех философов своего времени; наследница платоновской школы, возрожденной Плотином, она читала философские лекции всем тем, в ком было желание услышать”113.
В то время главой александрийской Церкви и духовным лидером христиан был патриарх Теофил, занимавший жесткую позицию не только в отношении александрийских язычников, но и христианских монахов, поселившихся в пустыне Нитрия114 (часть из них, будучи последователями Оригена, была вынуждена покинуть Египет). Напомним, что нетерпимость Теофила сыграла роковую роль в отставке и смерти (на пути в ссылку) одного из величайших учителей греческой православной Церкви константинопольского патриарха Иоанна Златоуста115.
Теофил был выдающимся теологом; но одновременно он известен и как человек “властный, раздражительный, неразборчивый в средствах, готовый в своем стремлении к первенству использовать как чернь, так и монахов против своих противников - александрийских иудеев и язычников”116.
Тем не менее при Теофиле Гипатия и ее окружение продолжали свою деятельность, не только не подвергаясь преследованиям, но и пользуясь полной интеллектуальной свободой. Положение изменилось, когда на епископскую кафедру Св. Марка взошел Кирилл, племянник Теофила. Избрание Кирилла117 (положившее начало периоду волнений и насилия) ознаменовалось продолжавшимися в течение трех дней столкновениями118 между сторонниками Кирилла и Тимофея - другого претендента на патриархат. Тимофей был архидьяконом при Теофиле; ему оказывал содействие таинственный Абунданций, которого источники называют “предводителем военной когорты” (militaris ordinis ductor). В конечном итоге Кирилл одержал верх и 17 октября 412 г. взошел на епископскую кафедру.
Избрание Кирилла привело к усилению влияния религиозных иерархов на городские дела. Движимый необходимостью искоренения ересей, Кирилл начал кампанию по очищению Церкви. Первыми его шагами стали: изгнание из Александрии последователей Новациана, закрытие их церквей, конфискация церковной утвари и лишение их епископов прав на совершение богослужений119. Преследования последователей Новациана спровоцировали напряженность в отношениях между решительно настроенным патриархом и амбициозным императорским префектом Египта Орестом (ключевой фигурой в драматической гибели Гипатии), - напряженность, которая нарастала по мере приближения развязки120.
Орест, занимавший в 412–415 гг. должность императорского префекта Египта, несомненно, был христианином121. После прибытия в Александрию, возможно, следуя примеру местной элиты122; 123, он, привлеченный репутацией Гипатии, стал посещать ее открытые лекции, предназначенные для высокообразованной публики124 (членов местного совета, высших государственных чиновников и т.д.). Как свидетельствует Иоанн из Никиу, Орест, кроме того, “привлек к ней много христиан”125.
По-видимому, ученики и слушатели Гипатии, воспитанные в традициях греческой “paideia” - семи свободных искусств, могли удовлетворить свою страсть к познанию без ущерба для религиозного чувства. День ото дня ширился круг учеников Гипатии, росло ее влияние в городе. Свидетельством тому является фрагмент письма Синесия, в котором тот, будучи хорошо осведомлен о положении и связях Гипатии, просит ее о помощи (учитывая ее знакомство с влиятельными горожанами из числа частных лиц и чиновников): “Власть неизменно находится в твоих руках, и ты долго еще будешь обладать ею и использовать во благо. Предаю твоим заботам Никея и Филолая, двух превосходных юношей, связанных узами родства. Постарайся найти им поддержку среди твоих друзей, как частных лиц, так и чиновников, чтобы они вновь смогли войти во владение своей собственностью”126.
Сторонники Кирилла почувствовали опасность, которая заключалась в принадлежности официальных лиц города (decemprimi) - многие из которых занимали высокое положение в государственной и церковной иерархии127 - к кругу Гипатии, в их преданности учителю. Вот что писал Сократ в “Historia Ecclesiastica” об особом статусе Гипатии: “Результат полученного образования - царственная открытость, ставшая ее достоянием, позволяла ей с достоинством вести разговор с первыми лицами города, ибо все высоко ценили ее”128.
Итак, в Александрии, с одной стороны, существовал кружок Гипатии, состоявший из язычников-интеллектуалов (в основном александрийских неоплатоников) и христианской городской элиты (включая представителя христианской государственной власти Ореста). С другой стороны - ригорист Кирилл и его сторонники. Назревал конфликт. Его непосредственной причиной стали события, происходившие вокруг иудейской общины за несколько дней до празднования Пасхи.
В Александрии со времени ее основания Александром Великим существовала многочисленная иудейская община. Терпевшая притеснения со стороны нееврейского населения города129, она, несмотря на ограничения, наложенные византийским законодательством130, находилась под защитой государства131. Однако после изгнания последователей Новациана Кирилл занял жесткую позицию по отношению к александрийским евреям. Вот что произошло в Александрии по свидетельству Сократа Схоластика и Иоанна из Никиу. По субботам вместо традиционной молитвы евреи стали посещать театр, что противоречило традициям иудаизма и одновременно создавало проблемы в отношениях со зрителями-христианами. Орест вмешался, чтобы восстановить порядок, но неудачно. По прошествии некоторого времени, в один из субботних дней, он снова появился в театре с постановлением (politeia) о театральных представлениях132;133. Во время оглашения постановления иудеи подняли крик, указывая на то, что в толпе ими опознан скромный александрийский учитель Гиеракс. Евреи обвинили Гиеракса в том, что он состоял осведомителем и подстрекал к беспорядкам. (Иоанн из Никиу характеризует Гиеракса как человека “способного и образованного, имевшего обыкновение высмеивать язычников, а также полностью преданного патриарху и знакомого с христианской доктриной”134). Орест, предчувствовавший усиление власти патриарха135, приказал арестовать Гиеракса и подвергнуть его пыточному допросу136. Что произошло с Гиераксом дальше, нам неизвестно. Возможно, его сочли невиновным и отпустили на свободу.
Глубоко обиженный унижением, которому подвергся его наперсник, Кирилл, созвав лидеров иудейской общины, пригрозил им расправой, если иудеи будут продолжать противодействовать христианам. Однако эта угроза лишь спровоцировала гнев иудеев, которые с этого момента стали действовать “из засады”137. Однажды ночью кто-то из иудеев поднял тревогу, крича, что храм Cв. Александра охвачен огнем. Когда христиане бросились спасать храм, евреи напали на них и многих убили. В ответ на это в 414 г. сторонники Кирилла, не прибегая к помощи городских властей, захватили александрийские синагоги, присвоили с разрешения патриарха собственность иудеев и изгнали их из города138; 139.
Взбешенный действиями Кирилла, Орест послал протест императору. Кирилл, опасавшийся за свое положение, также направил письмо в Константинополь, в котором представил события в выгодном для себя свете (реакция императора на оба послания нам неизвестна). После этого Кирилл сделал попытку примирения, послав делегацию к императорскому префекту. Несмотря на стремление христианской части населения к примирению, Орест отверг “мирные предложения” Кирилла. Но Кирилл (на стороне которого, правда, были не все христиане) вновь пришел к Оресту. Указав префекту на Новый Завет, он попросил его подтвердить приверженность того истинам Священного Писания. Орест вновь отказался от сотрудничества с патриархом. Кирилл, почувствовав, что теряет контроль над ситуацией в городе, вынужден был вместе со своими сторонниками (в их числе были parabolani - люди, ухаживавшие за заразными больными и тем самым подвергавшие себя постоянному риску)140 приступить к осуществлению иных мер воздействия на императорского наместника. Он обратился за помощью к своим давним сторонникам, нитрийским монахам141, которые, покинув свои кельи, силой ворвались в Александрию.
В один прекрасный день толпа монахов преградила путь колеснице, на которой проезжал по городу Орест, и принялась оскорблять префекта, обвиняя его в язычестве. Поводом для слухов, что префект принял язычество, стали его симпатии к Гипатии. Защищаясь от брошенного обвинения, Орест сообщил монахам о том, что был крещен142 константинопольским патриархом Аттиком (занимавшим патриаршую кафедру в 406 г.). Поскольку Аттик был союзником Иоанна Златоуста, противника Теофила, то слова Ореста еще больше разъярили толпу. Противостояние кончилось тем, что один из монахов, Аммоний, бросил в Ореста камень, который попал префекту в голову. Аммоний был схвачен стражей и подвергнут пытке, от которой скончался. Снова два донесения были посланы императору. Кирилл, представив события как столкновение на почве религии, провозгласил Аммония мучеником; при этом он даже дал погибшему новое имя143 - Томасий (Великолепный). Это было явным перегибом, за что патриарх подвергся критике со стороны умеренных христиан. Столкнувшись с внутренней оппозицией, Кирилл вынужден был отказаться от дальнейшей кампании по канонизации Аммония-Томасия144.
Таким образом, в Александрии на четвертом году патриархата Кирилла царила атмосфера напряженности, отчасти вызванная действиями самого патриарха. Кроме того, оставались трения в отношениях между главой Церкви и главой императорской администрации, недавно прибывшим в Александрию. Отметим, когда префект стал объектом критики со стороны Кирилла и его сторонников, многие из влиятельных жителей Александрии поддержали действия Ореста, направленные на нейтрализацию активности самого патриарха.
Между тем, поскольку Гипатия была представителем той самой элиты, которая поддержала Ореста, по городу пошли разговоры, что именно она выступает против примирения патриарха и префекта145. Дело в том, что Гипатия была не только выдающимся ученым; говорили также, что “в споре она была быстра и изобретательна, а в деле - известна своим благоразумием и гражданской добродетелью”146. Кроме того, Гипатии был близок дух старой светской системы управления городом, избегавшей политического насилия. Она придерживалась мнения, что влияние патриарха должно ограничиваться сферой Церкви и не распространяться на государственные и городские дела. Гипатия выступала за гармонию в отношениях между церковной и гражданской властями.
Поначалу многознающая и мудрая Гипатия, по-видимому, стояла в стороне от политики. Но, вероятно, постепенно ее отношение к происходящему изменилось: она, как истинный философ, последователь Платона, решила принять участие в делах своего города. Ее сотрудничество с Орестом испугало сторонников Кирилла, заставив их консолидировать свои силы, что, в свою очередь, привело к дальнейшему ожесточению полемики между церковными и городскими властями. Теперь главной мишенью для нападок стала сама Гипатия, которую сторонники Кирилла, на время выпустившие инициативу из своих рук, посчитали главным препятствием на пути реализации своих планов. А борьбу против Ореста им необходимо было выиграть во что бы то ни стало.
Положение Гипатии, пользовавшейся поддержкой городских интеллектуалов, в целом было невыгодным: разные группы городского населения были настроены враждебно по отношению к ней. Прежде всего, принадлежность к элите сделала ее непопулярной среди широких слоев бедноты. Что касается язычников147, то они не считали Гипатию своей союзницей, помня о нейтралитете, занятом ею во время событий вокруг Серапеума. И, наконец, христиане видели в ней представителя той самой эллинской культуры, что была несовместима с суровой строгостью новой религии.
Последователи Кирилла развернули среди жителей города тонко продуманную кампанию. Они распространили слух о том, что Гипатия якобы практикует наиболее зловещую разновидность колдовства - черную магию. Такого рода практика предусматривала в Византийской империи строжайшее наказание148. Поводом к обвинению в магии (которое и привело Гипатию к гибели149) стали прежде всего ее математические занятия. Кампания травли, развернутая против Гипатии, нашла благодатную почву. Народ поверил, что все его беды и несчастья являются следствием магической практики знаменитого философа, математика и астронома (и, значит, автоматически астролога).
Дело в том, что во времена Гипатии границы между математикой и астрономией, с одной стороны, и магией и астрологией - с другой, были размыты. В конце III в. из-за повсеместного увлечения научной астрологией и усиления влияния астрологической практики на население, математики стали подвергаться преследованию. Заметим, что предсказание событий человеческой жизни априори несовместимо с христианским догматом о свободе воли150. С целью утихомирить страсти вокруг занятий математикой и астрономией151, которые в силу обстоятельств оказались объединенными с астрологией и магией152 под общим названием математического искусства (ars mathematica)153, Феодосий I Великий запретил изучение и преподавание математики: “Cesset mathematicorum tractatus”154. И изучение, и преподавание математики каралось смертной казнью. “Если кто-либо днем или ночью будет задержан в момент занятий (в частном порядке или в школе) этой запрещенной ложной дисциплиной, то оба [учитель и ученик] должны быть преданы смертной казни. Ибо изучение запрещенного предмета есть такое же преступление, как и его преподавание”155.
В обстановке враждебности по отношению к математикам, возникшей в связи со строгостью кодекса Феодосия и непримиримой позицией Церкви, “злоба поднялась против той женщины”156, и “святая” или “святейшая”, как называл Гипатию Синесий, тут же стала “посланницей ада”157, “всецело преданной магии, астролябиям158 и музыкальным инструментам159, которая завлекает народ своими сатанинскими хитростями”160, и прежде всего “правителя города” Ореста161, который, прекратив обычное для него посещение церкви, “стал принимать неверных в своем доме”162, а “ее осыпал неслыханными почестями”163.
Зловещие клеветнические слухи о колдовстве Гипатии достигли желаемого результата. Мартовским днем 415 г.164 “множество верующих в Господа”165 (дикие звери, как сказал о них Дамаский166) во главе с “неким Петром”167 (чтецом по профессии) подстерегли возвращавшуюся домой Гипатию. Они вытащили ее из повозки и повлекли к церкви, называемой Цезарион. Разодрав на Гипатии одежду, они убили ее черепками битой глиняной посуды (ostraka). Расчленив мертвое тело, они доставили его на место, называемое Цинарон, где предали сожжению168; 169.
Гипатия перед ее убийством в церкви. Чарлз Уильям Митчелл, 1885, Laing Art Gallery, Newcastle
Как сообщает Дамаский, те, кто совершил это преступление, остались без наказания, чем навлекли на город большую немилость170. Кирилл (имевший прямое или косвенное отношение к гибели Гипатии171) получил наконец возможность беспрепятственного исполнения своей миссии в Александрии. “[После смерти Гипатии] весь народ сплотился вокруг патриарха Кирилла, называя его новым Теофилом; ибо он разрушил последние остатки идолопоклонничества в городе”172. Орест исчез, и истории ничего не известно о его дальнейшей судьбе.
Убийство Гипатии остановило развитие не только греческой философии173; 174, но и науки (ведь Гипатия преподавала классический платонизм, придававший особое значение математике). Б. Л. ван дер Варден отмечает, что “после Гипатии наступил конец александрийской математики”175.
На рубеже IV–V вв. Гипатия пала жертвой противоборства между умирающим греческим и рождающимся христианским миром. Христианство для своего укоренения требовало нового прочного фундамента. Раздиравшие Церковь ереси и боровшееся за свое выживание язычество были главными врагами новой религии. Используя поддержку императорского законодательства, Церковь начала борьбу за вытеснение еретиков и изгнание идолопоклонства. Кроме того, Византия, новый Рим, была вынуждена защищать себя от всевозможных посягательств извне.
Гипатия176 жила в трудное время. Столкновение позднеэллинской культуры с христианством изменило характер истории, в результате чего освященные традицией ценности старого мира потеряли опору. Гипатия пыталась бороться за сохранение интеллектуальных ценностей (в первую очередь, теоретической математики) в тот момент, когда происходило разрушение греческого культурного наследия, когда овеянные славой прошлого Мусейон, библиотеки, храмы, да и вообще все античные учреждения стали жертвами драмы, связанной со становлением нового мира.
Спустя несколько лет после гибели Гипатии другая греческая женщина Афинаида, дочь афинского философа Леонтия, ставшая в 421 г. императрицей Византии под именем Евдокия177, берется привить греческую мысль к стволу новой имперской идеологии и политики. Осознавая благодаря отцу значение таких культурных учреждений, как платоновская Академия, она в 425 г. уговаривает своего мужа Феодосия II провести императорским указом реорганизацию и расширение, а по существу новое открытие университета, основанного Константином Великим в 330 г. (который вновь расцвел, благодаря присутствию замечательных ученых), а в 439 г. провозгласить греческий язык “Ellhnisti diatiqesqai” официальным языком Византийской империи.
Античное наследие и христианская культура стремились приспособиться друг к другу. Греческий дух обретал новые формы. Умирая, античная Греция словно преобразилась: сфера влияния классических форм расширилась, и в итоге именно в них нашла свое выражение (хотя и ценой многих человеческих жизней, тех, что с неизбежностью приносятся на алтарь победы всякой новой цивилизации) новая религия.
Литература и примечания
1. Wendland P. Die hellenistisch-romische Kultur in ihren Beziehungen zu Judentum und Christentum. Bd.I. 2, 1907.
2. Marlowe J. The Golden Age of Alexandria: From Its Foundation by Alexander the Great in 331 B.C., to Its Capture by the Arabs in 642 A.D. London, 1971.
3. Впрочем, афинянин Плутарх, сын Нестория, продолжал изложение неоплатонизма в платоновской Академии. Подробнее см. Zeller E., Nestle W. GrundriЯ der Geschichte der griechischen Philosophie. 14. Aufl. Aalen, 1971.
4. Gretzmacher G. K. Sinesius von Kyrene: Ein Charakterbild aus dem Untergang des Hellenismus. Leipzig, 1913.
5. Lapatz F. Lettres de Synйsios. Traduites pour la premiиre fois et suivies d’йtudes sur les derniers moments de l’Hellйnisme. Paris, 1870; ср. также Fitzgerald A. The Letters of Sinesius of Cyrene I. Oxford, 1926; подробнее о Синесии см. Garzya A., ed. Opera di Sinesio di Cirene. Torino, 1989.
6. Fitzgerald A. Op. cit. Ep. 136.
7. Ep. 130.
8. Ep. 136.
9. Евреи в Александрии владели греческим языком, на который в III–II вв. до н.э. и был переведен семьюдесятью мудрецами Ветхий Завет (Септуагинта).
10. Новый Завет написан по-гречески, за исключением Евангелия от Матфея (оно создано на арамейском языке). Христианство рано укоренилось в Александрии. Однако объявленное вне закона, оно в I в. имело лишь немногих приверженцев. Во II в. его значение возрастает. К IV в. христианство в качестве официальной государственной религии превращается в мощное, господствующее движение.
11. В 382 г. император Феодосий заключил с готами мирный договор.
12. “Августейшие императоры Грациан, Валентиниан и Феодосий: Эдикт народу города Константинополя. В соответствии с Нашим распоряжением, все народы, находящиеся под управлением Нашей Милости, должны придерживаться веры, переданной римлянам апостолом Петром, ибо она очищает и по сей день. Это есть та вера, которой следует понтифик Дамасий, а также епископ Александрии Петр, человек апостольской святости. Следуя апостольской святости, иначе говоря, в соответствии с учением апостолов и Евангелия, мы должны верить в единого Бога Отца, Сына и Святого Духа, придерживаясь положения о том, что они равны по величию, а также догмата о Святом Духе”. XVI. 1. 2. от 28 февраля 380 г. Pharr C. The Theodosian Code. Princeton, 1952.
13. XVI. 10. 11.
14. “Те же императоры префекту Египта Евагрию и коценту Роману. Никому не дано права совершать жертвоприношения, никто не должен совершать обход вокруг (языческих) храмов, никто не должен почитать капища. Каждый должен знать, что Наш закон запрещает вход в языческие храмы, и, если кто-либо попытается, невзирая на Наш запрет, совершить те или иные культовые действия по отношению к богам, то пусть знает, что ему не удастся избежать наказания, даже воспользовавшись особыми знаками императорского расположения. Судья (judex, т. е. судья, наместник провинции), облеченный властью на срок исполнения своих обязанностей, должен заставить нечестивого нарушителя закона, вошедшего в оскверненное место, заплатить в Нашу казну штраф в размере пятнадцати фунтов золотом; такая же сумма должна быть внесена его сослуживцами, если только они не осудят его в полной мере”. 16 июня 391 г. Pharr. Ibid.
15. “Тот же император Евтихиану, префекту претория. Если в какой-либо из областей провинции есть храмы, их следует срыть, тихо и без шума. Ибо как только они будут разрушены и срыты, исчезнет вещественное основание всех суеверий”. (399 г.) XVI. 10. 16. Pharr. Ibid.
16. О борьбе с язычниками см. Bloch H. The Pagan Revival in the West at the End of the Fourth Century. The Conflict between Paganism and Christianity in Fourth Century. Oxford, 1963.
17. Chuvin P. A Chronicle of the Last Pagans. Cambridge (Mass.), 1990; Geffken J. Der Ausgang des griechisch-romischen Hellentums, 1920.
18. Hardy E. R. Christian Egypt: Church and People. Christianity and Nationalism in the Patriarchate of Alexandria. New York and Oxford, 1952.
19. Schwartz J. La fin de Serapeum d’Alexandrie // American Studies in Papyrology. Vol. I. 1906. P. 97–111.
20. В свое время философ-неоплатоник Антоний, сын Сосипатра, предсказал падение Серапеума: “Святые великие храмы Сараписа, погрузившись в бесформенный мрак, обретут иную жизнь”. Евнапий. Жизнь софистов. VI. 9. 17.
21. На обломках Серапеума был построен христианский храм Иоанна Крестителя.
22. Огромное количество строительного материала, освобождавшегося в процессе разрушения языческих храмов, побудило высших императорских чиновников выпустить в 397 г. специальный закон, регулировавший использование этих материалов: “Мы постановили, что все материалы, остающиеся от разрушения (языческих) храмов, должны направляться на покрытие... нужд, чтобы обеспечить завершение строительства”. XV. 1. 36. Pharr. Ibid.
23. Васильев А. А. История Византийской империи. Л., 1925 (новое изд. СПб., 2000).
24. Кодекс Феодосия представляет из себя сборник законов и декретов римских императоров с 313 г. (когда Константин укрепил свою власть в Восточной империи) по 438 г. (время правления Феодосия II). Самые ранние эдикты Кодекса принадлежат Константину.
25. Cameron A., Long J. (with a contribution by Sherry L.) Barbarians and Politics at the Court of Arcadius. Berkeley, 1993. Подробнее о правлении Аркадия см. Liebeschitz J. H. W. G. Barbarians and Bishops: Army, Church and State in the Age of Arcadius and Chrysostom. Oxford, 1990.
26. Подробности см. Holum K. G. Theodosian Empress: Women and Imperial Domination in Late Antiquity. Berkeley, 1982.
27. Strauss D.F. Julian der Abtrьnnige, der Romantiker auf dem Thron der Caesaren. Gesammellte Schriften. Bd. I. 1847. S. 177–180; Mau G. Die Religionsphilosophie Kaisers Julianus in seinen Reden auf Kцnig Helios und die Gettermutter mit einer Ubersetzung der beiden Reden. 1907.
28. Suda Lexicon. “Theon” 2. 702. 9–15. Ed. A. Adler. Leipzig, 1935.
29. Ed. Woepke F. Leipzig, 1855.
30. См. Toomer G. J. Dictionnary of Scientific Biography. Vol. XII. 1976. P. 322.
31. Heiberg J. L. Geschichte der Mathematik. Munchen. 1925, S. 15, 16, 20, 44, 75, 78.
32. Византийский книжник Николай Кавасила (ок. 1322 - ок. 1380 гг.), изучавший сочинения Птолемея и Теона, попытался восстановить комментарий Теона к третьей книге “Альмагеста”. Этот комментарий был утерян, возможно, потому, что его перерабатывала Гипатия (см. ниже). Текст Теона сохранился только в рукописи Laur. gr. 28, 18.; основное издание сочинения Теона (Basel, 1548) на деле воспроизводит вариант, отредактированный Кавасилой. Ср. Fabricius. Bibl. Gr. X. 29. Theon d’Alexandrie, commentaire sur les livres 3–4 de l’Almageste (StT 106). Vatican, 1943; см. также Thion A. Le livre V retrouve du Commentaire а l’Almageste de Theon d’Alexandrie // Centaurus. Vol. 56. 1987. P. 201–218.
33. Комментарий был посвящен коллегам (hetairoi), математикам Евлалию и Оригену. См. Mogenet J., Thion A., eds. Le “Grand Commentaire” de Theon d’Alexandrie aux tables faciles de Ptolemee. Vatican, 1978 & 1985. P. 70.
34. Тем не менее мы должны отметить, что славу математика Теону принесли его издания греческих математических произведений, в том числе “Начал” Евклида. См. Euclidis opera omnia / Ed. Heiberg J. L. et al. Vol. V. Leipzig, 1895. Подробности см. Heiberg J. L. Geschichte der Mathematik. Munchen, 1925. S. 15–16; Neugebauer O. A History of Ancient Mathematical Astronomy. Vol. II. Berlin, 1975. P. 893.
35. Thion A. Le “Petit Commentaire” de Theon d’Alexandrie aux tables faciles de Ptolemee. Vatican, 1978.
36. Комментарий посвящен Епифанию, которого Теон называет своим сыном (так обычно называли учителя своих учеников в этот период).
37. Подробности см. Bowersock G. W. Hellenism in Late Antiquity. Ann Arbor, 1990. P. 23–27, 31, 36.
38. Мы можем высказать предположение, что эти теологические тексты были гимнами, поскольку они высоко ценились неоплатониками.
39. “Этот образованнейший из учителей и философов излагал и интерпретировал астрономические сочинения; он также составил комментарий к книгам Гермеса Трисмегиста и Орфея”. Ioannis Malalas. Chronographia XIII. Bonn, 1831. S. 343.
40. Wilson N.G. Scholars of Bysantium. Oxford, 1991; Antologia Graeca IX. 175.
41. О сочинениях Теона см. Thesaurus Linguae Graecae: Canon of Greek Authors and Works. 2nd ed. New York-Oxford, 1986. 311/2033.
42. В 364 г. Теон предсказал лунное и солнечное затмения, которые затем наблюдал в Александрии. См. Thion A. Le “Petit Commentaire”, P. 1. n. 3.
43. Rome A. Commentaires de Pappus et de Theon d’Alexandrie sur l’Almageste. 3 Vols. Vatican, 1931–1943. Reprint 1967. P. V–XX; Commentaire de Theon sur la composition mathematique de Ptolemee / Ed. Halma. Paris, 1821; tou QewnoV eiV to leipon ton Pappou. Fabricius. Bibliotheca Graeca / Ed. Harless. IX. P. 176.
44. Socrates. Historia Ecclesiastica VII. 15.
45. Hesychius в Suda s.v. Hypatia 4 [644.1–646.5]. I / Ed. A. I. Adler.
46. Theophanes. Chronographia I. Carolys de Boor, 1963. P. 82.
47. Joannis Malalas. Chronographia XIII. Bonn, 1831. P. 343:10.
48. О связи между математикой и философией в античности см. Wedberg A. A History of Philosophy. Vol. I: Antiquity and the Middle Ages. Oxford, 1982.
49. Roche R. Hypatia die Tochter Theons // Philologus. Bd. 15. 1860. S. 435–471.
50. The Ecclesiastical History of Socrates Scholasticus: A Select Library of Nicene and Post Nicene Fathers of the Christian Church / Ed. P. Schaff, H. Wace. Vol. II. Michigan, 1952.
51. Chesnut G.F. The First Christian Histories: Eusebius, Socrates, Sozomen, Theodoros, Evagrius. Paris, 1977.
52. См. выше.
53. О Синесии см. Druon H. Etudes sur la vie et les oeuvres de Synesios, evкque de Ptolemais. Paris, 1859.
54. Lacombrade C. Synesios de Cyrene: Hellen et chretien. Paris, 1951; Bregman J. Synesius of Cyrene, Philosopher-Bishop. Berkeley, 1982.
55. Об этой переписке см. Vogt J. Das unverletzliche Gut: Synesios an Hypatia // Festschrift fur Konstantinos J. Merentitis. Athen, 1972. S. 431–437.
56. Синесий, принявший крещение ок. 404 г., был избран епископом в 412 г. Он умер ок. 413 г. при неизвестных обстоятельствах, возможно был убит во время ливийского вторжения в Киренаику. После его смерти вся область была захвачена варварами.
57. Преданность Синесия Гипатии была исключительной. В одном из писем, адресованных Гипатии, парафразируя стихи Илиады (X. 389–390), он уверяет, что даже в Аиде не забудет своего учителя. Synesius. Op. cit. Ep. 12.
58. “Епископ Синесий до того, как стать христианским священником, был неоплатоником и служителем языческого культа. Обращение Синесия в христианство было чисто внешним: выражения изменились, а теологические взгляды остались прежними”. Spengler O. The Decline of the West. London, 1971. P. 252.
59. О двойственном характере взглядов Синесия, колебавшегося между античной традицией и христианством, см. Weider V. Neuplatonische und christliche Theologie bei Synesios von Kyrene. Gettingen, 1985.
60. The Chronicle of Ioannis Bishop of Nikiu / Translated by R. H. Charles. 1916; об этой коптской хронике см. Zotenberg M. H. La Chronique de Jean, evкque de Nikiou: notices et extraits. Paris, 1879. P. 99–103.
61. Ioannis Malalas. Chronographia XIV. Bonn, 1831.
62. Damascii Vitae Isidori Reliquiae / Ed. C. Zintzen. Hildesheim, 1967.
63. Lexicon / Ed. A. Adler. IV. Leipzig, 1935. S. 644–646.
64. Реконструкцию текста см. Hesychii Milesi Onomatologi quae supersunt cum prologomenis / Ed. J. Flach. Leipzig, 1882.
65. Подробнее см. Roques D. Etudes sur la correspondance de Synesios de Cyrene. Bruxelles, 1989.
66. Pando J.C. The Life and Times of Synesius of Cyrene as Revealed in His Works. Washington D.C., 1940.
67. Crawford W.S. Synesius the Hellen. London, 1901.
68. Информацией о Теотехне, кроме содержащейся в “Письмах” Синесия, мы не располагаем; Синесий называет его “отец Теотехн” (Ep. 16) и “блаженный отец Теотехн” (Ep. 5).
69. Возможно, что Афанасий был известным александрийским софистом.
70. Феодосий “первоклассный грамматик” (Ep. 5).
71. Помимо Ep. 5 и Ep. 16 Синесия, у нас нет информации о Гае. Судя по имени, он был римлянин.
72. Ep. 154.
73. Возможно, это был Симпликий, главнокомандующий войсками в 396–398 гг. и командующий полевыми армиями в 405 г. Нам неизвестно, посещал ли Симпликий лекции Гипатии.
74. “comes et magister utriusque militiae per Orientem” - императорский чиновник, занимавшийся в конце 390 г. реорганизацией военной службы в Ливии и Египте. Подробнее см. Roques D. Op. cit.
75. Ep. 17.
76. Ср. Prosopography of the Later Roman Empire. II. P. 531.
77. Marrou H. Synesius of Cyrene and Alexandrian Neoplatonism. Conflict between Paganism and Christianity in the Fourth Century. 1963. P. 140.
78. Исследование окружения Гипатии и ее учеников остается трудной задачей.
79. В александрийских школах дискриминация студентов по религиозным признакам не практиковалась: язычники посещали лекции для христиан, и наоборот.
80. Tribon - грубый плащ, своего рода униформа киников-проповедников и их монастырских последователей.
81. “Она не считала, что нарушает приличия, появляясь на людях; ибо все испытывали уважение и благоговели перед ней по причине ее высочайшего благоразумия (sophrosyni)”. Socrates. Historia Ecclesiastica VII. 15.
82. “Посреди города она публично излагала сочинения Платона”. Этот фрагмент Дамаския вызвал много споров о том, исполняла ли Гипатия в качестве учителя философии официальную должность. См. Rist J. M. Hypatia // Phoenix. Vol. 19. 1965. P. 220. Возможно, она читала лекции в Мусейоне. Подробнее см. Evrard E. A quel titre Hypatia enseigne-t-elle la philosophie? // Revues des etudes grecques. Vol. 90. 1977. P. 69–74.
83. О популярности Платона свидетельствуют также “Письма” Синесия, в которых Фитцджеральд (Fitzgerald) обнаружил 126 заимствований из Платона. См. The Letters of Synesius / Transl. by A. Fitzgerald. Oxford, 1926. P. 16.
84. Suda 4. 654. 2.
85. О философии в Александрии в IV в. нам известно немного. Подробнее см. Ajoulat N. Le neoplatonisme alexandrin. Leiden, 1986.
86. Fowden G. The Platonist Philosopher and His Circle in Late Antiquity // Philosophia. Vol. 7. 1977. P. 360–361.
87. Wolf S. Hypatia die Philosophin von Alexandrien. Vienna, 1879; Meyer W. A. Hypatia von Alexandrien. Ein Beitrag zur Geschichte des Neuplatonismus. Heidelberg, 1886. См. также Prochter K. Hypatia // Pauly-Wissowa. Realencyclopedie der classischen Altertumswissenschaft. Bd. IX. Stuttgart, 1914. S. 242–249.
88. “Я далек от того, чтобы разделять взгляды необразованной толпы на этот предмет ... Что может быть общего между человеком с улицы и философом? Божественная истина должна оставаться сокрытой”. Sinesius. Op. cit. Ep. 105.
89. Idem. Ep. 137.
90. Ср. деление пифагорейского братства на математиков (mathematici) и акусматиков (acousmatici). Iamblichus. De Vita Pythagorica. Leipzig, 1937. S. 81–88. По свидетельству Синесия, ученики Гипатии составляли “общину, где каждый любил другого, как в семье”. Ep. 93.
91. Ср. “Письма” Синесия: “Что касается меня, то я проявляю большую осторожность по отношению к изложению тайн философии, что и тебе советую”. Ep. 143.
92. Вероятно, причиной эзотеричности кружка Гипатии была не только элитарность, но и глубина духовного опыта его участников. Возможно, что именно во время мистических собраний, проходивших в доме Гипатии, Синесия посетило вдохновение, подвинувшее его на написание христианских гимнов.
93. “Она затрагивала и другие области философии”. Suda 4. 664. 3.
94. Гипатия преподавала платонизм, делая специальный упор на математику. Такой стиль преподавания приветствовали в Александрии.
95. Гипатия приобщала своих учеников к приложениям математической астрономии, основанным на теории конических сечений Аполлония и элементах (сферической) тригонометрии. Синесий, например, смог сконструировать астролябию для определения положения звезд и планет. Он назвал ее “инструментом” (organon) и собирался послать в дар своему другу Пеонию, высокопоставленному константинопольскому чиновнику. LogoV uper dwrou astrolabiou. Ad Paeonium de dono / Ed. N. Terzaghi // Synesii Cyrensis opuscula Vol. II/I. Rome, 1944. P. 132–142. Таннери, однако, считает, что этот инструмент не был астролябией. См. Tannery P. Memoires scientifiques. T. IV. Paris, 1920. P. 243.
96. В сочинении “Ad Paeonum de dono” Синесий разделяет точку зрения своего учителя, что “астрономия является божественной формой познания”.
97. Следуя пифагорейской традиции, Гипатия считала музыку в сочетании с математикой средством, приводящим душу к гармонии.
98. Синесий утверждает, что изучение астрономии “открывает путь к нетленной теологии”. (Ad Paeonum de dono, 4). Так, “священные обряды философии становятся доступны тем, кто изучает начала математики, геометрии и астрономии... Она (астрономия) ясно и отчетливо излагает свои положения, используя в качестве вспомогательных дисциплин арифметику и геометрию, которые можно назвать точной мерой истины” (Ibidem).
99. См. выше.
100. Ссылки на пифагорейскую мистику чисел, содержащиеся в “Письмах” Синесия, позволяют высказать предположение о том, что Гипатия была знакома с сочинениями Никомаха из Геразы (ок. 100 г.). См. его “Введение в арифметику, гармонию и исследование божественной природы числа”.
101. Нам даже неизвестны названия философских сочинений Гипатии.
102. Hunger H. Die hochsprachliche profane Literatur der Byzantiner. Bd. II. Munchen, 1978. S. 225.
103. Montucla J. F. Histoire des mathematiques. Vol. I. Paris, 1799. P. 33; Cantor M. Vorlesungen ьber Geschichte der Mathematik. 2. Aufl. Bd. I. Leipzig, 1894. S. 495–496.
104. Tannery P. L’article de Sudas sur Hypatia // Annales de la Faculte des lettres de Bordeaux. T. II. 1880. P. 197–200.
105. Башмакова И. Г., Славутин Е. И. История диофантова анализа от Диофанта до Ферма. М., 1984.
106. Ibidem. C. 123–128.
107. Sesiano J. Books IV to VII of Diophantos’ Arithmetica in the Arabic Translation of Qusta ibn Luqa. New York, 1982.
108. Quadrivium de Georges Pachymere / Ed. posthume de P. Tannery, ed. Stephanou. StT 94. Vatican, 1940. Introd. par Laurent V. P. VII–XXXIII.
109. Diophanti Alexandrini opera / Ed. P. Tannery. Vol. II. Leipzig, 1895. S. 125–255; см. также Planudes. Epist. lg P. 66, 10–17; Leone. Epist. xz P. 99, 24–25; 101, 21–31. Wendel C. Planudea // Bizantinische Zeitschrift. Vol. 40. 1940. S. 405–445.
110. Башмакова И. Г., Славутин Е. И. Указ. соч. C. 128.
111. “Недавние текстологические исследования греческих, арабских и средневековых латинских рукописей приводят к выводу, что Гипатия участвовала в создании многих математических работ. Среди них - фрагменты комментария ее отца Теона к “Альмагесту” Птолемея, издание “Об измерении круга” Архимеда,.. сочинение о площадях и объемах, представляющее собой переработку материалов Архимеда, и трактат об изопериметрических фигурах, связанный с книгой V Паппа”. Katz V. A History of Mathematics. New York, 1993. P. 176–177. Подробнее см. Knorr W. Textual Studies in Ancient and Medieval Geometry. Boston, 1989.
112. Damascius. Epitoma Photiana 164 // Damascii Vitae Isidori Reliquae / Ed. C. Zintzen. Hildesheim, 1967. P. 218.
113. Historia Ecclesiastica. Ch. VII. 14.
114. Scott-Moncrieff P. D. Paganism and Christianity in Egypt. Cambridge, 1913. P. 198–219.
115. Criggs C. W. Early Egyptian Christianity: From Its Origins to 451. Leiden, etc., 1990.
116. Frend W. H. The Rise of the Monophysite Movement. Chapters in the History of the Church in the Fifth and Sixth Centuries. Cambridge, 1972. P. 16.
117. Монсеньор Дюшен пришел к выводу, что Константинополь был против кандидатуры Кирилла. Кирилла боялись и хотели, чтобы епископом был избран человек, преданный Константинополю. См. Dushesne L. Histoire ancienne de l’Eglise. T. II. Paris, 1910. P. 299.
118. Rouge J. La politique de Cyrille d’Alexandrie et le meurtre d’Hypatie // Christianesimo nelle storia. T. II. 1990. P. 485–504.
119. Socrates. Historia Ecclesiastica. VII. 15.
120. Rouge J. Op. cit. P. 489.
121. В соответствии с законом (Кодекс Феодосия XVI. 5. 42) язычники не могли занимать официальные должности.
122. По свидетельству Синесия, Пентадий - императорский префект Египта в 403–404 гг. - был среди учеников Гипатии. Ep. 30:127.
123. Возможно, Орест прослышал о славе Гипатии от своего предшественника Аврелиана или одного из друзей Синесия еще до прибытия в Александрию.
124. Документальных свидетельств, что Орест был учеником Гипатии, недостаточно.
125. Иоанн из Никиу. Chronographia 84. 88.
126. Ep. 81.
127. Например, Кир, брат Геркулана - политик; Эноптий, брат Синесия - епископ Птолемаиды; Гесихий - управлявший Ливией; Олимпий - бывший крупный сирийский землевладелец, и т.д.
128. Historia Ecclesiastica. Ch. VII. 15.
129. Smallwood M. B. The Jews under Roman Rule from Pompey to Diocletian. Leyde, 1976. P. 235–250.
130. Vogler Ch. Les Juifs dans le code Theodocien // Le point theologique. Vol. 33. Paris, 1979. P. 24–74.
131. Кодекс Феодосия 16. 8 “de judaeis, caelicolis et samaritanis”, т.е. “об иудеях, почитателях неба и самаритянах” (почитатели неба - антихристианская секта).
132. Эти свидетельства различаются в некоторых ключевых пунктах.
133. Иоанн из Никиу считает Ореста другом иудеев, что противоречит свидетельству Сократа.
134. Иоанн из Никиу. Op. cit. 84.
135. Иоанн из Никиу утверждает, что действия Ореста были продиктованы ненавистью к Святой Церкви.
136. Пыточный допрос был наказанием для низшего класса (humiliores). См. Rouge J. Op. cit. P. 491.
137. “Полагаясь на защиту городских властей”, - как отмечал Иоанн из Никиу. См. Rouge J. Op. cit. P. 491.
138. Возможно, изгнание евреев нанесло ущерб экономике Александрии.
139. Подробнее о взаимоотношениях иудейской и христианской общин в Александрии см. Wilken R. J. Judaism and the Early Christian Mind: A Study of Cyril of Alexandria’s Exegesis and Theology. New Haven, 1971.
140. Rouge J. Les debuts de l’episcopat de Cyrille d’Alexandrie et le Code Theodosien // Alexandrina. Paris, 1987. P. 341–349.
141. Прежде чем стать александрийским патриархом, Кирилл провел вместе с ними несколько лет.
142. В те времена можно было считаться христианином, даже не будучи крещенным. В этом отношении показателен случай Св. Григория Назианзина - великого отца Церкви.
143. Имя Аммоний было широко распространено среди египетских и восточных христиан; его носили некоторые монахи и епископы. Rouge J. La politique de Cyrille d’Alexandrie et le meurtre d’Hypatie // Cristianesimo nella storia. T. II. 1990. P. 494.
144. Socrates. Historia Ecclesiastica. VII. 14.
145. Op. cit. VII. 15.
146. “Как будто она была из тех, кто препятствовал установлению дружеских отношений Ореста с епископом”. Damascius. Fragm. 102 (Zintzen, P. 72).
147. Мы должны проводить различие между интеллектуальным язычеством и общедоступным язычеством храмов.
148. Cramer F. H. Astrology in Roman Law and Politics. Philadelphia, 1954.
149. Ligier H. De Hypatia philosopha et eclectismi Alexandrini fine. 1879. P. 78.
150. Постановлением Лаодикейского собора (343–381 гг.) священникам запрещалось заниматься математикой; запрету подвергались также гадание и предсказание будущего. Мы должны подчеркнуть, что в первые годы Византийской империи консультация у астролога влекла за собой смертную казнь: “Император Константин Август Народу. Никто не должен вопрошать предсказателя (haruspex), математика (mathematicus) или гадателя (harioulus). Мерзкие учения авгуров и прорицателей (vates) должны умолкнуть. Халдеи и чародеи (magi), и все прочие, кого толпа по низости их преступлений зовет колдунами (malefici, творцы зла), должны прекратить свою деятельность. Людское любопытство относительно предсказаний должно быть навеки искоренено. Тот, кто откажется подчиниться этому распоряжению, должен быть предан смертной казни, и пусть упадет на его голову карающий меч” (25 января 357 г.). X. 16. 4. Pharr C. The Theodosian Code.
151. Например, Иоанн из Никиу считал астрономию сатанинской наукой.
152. См. эдикт IX. 16. 5 от 25 января 357 г. Кодекса Феодосия. Pharr C. Op. cit.
153. Уже в 294 г. искусство математики (ars mathematica) было проклято и запрещено: “ars autem mathematica damnabilis interdicta est”. Кодекс Юстиниана IX. 18. 2.
154. “Да прекратятся занятия математикой”. Слово tractatus в латинском языке означает обучение, обсуждение или практика.
155. IX. 16. 8. Pharr C. Op. cit.
156. Socrates. Historia Ecclesiastica VII. 14.
157. Иоанн из Никиу. Op. cit. 86.
158. Научная деятельность Теона, отца Гипатии, усугубляла ее вину.
159. Иоанн из Никиу. Op. cit. 87.
160. Ibidem.
161. Ibidem.
162. Ibidem.
163. Иоанн из Никиу. Op. cit. 84. 87–88.
164. В десятый консульский срок Гонория и шестой Феодосия II, во время Великого поста.
165. Иоанн из Никиу. Op. cit. 88.
166. Damascius. Op. cit. Fragm. 102.
167. Иоанн из Никиу говорит о нем, как о “совершенном во всех отношениях верующем в Иисуса Христа”. Ibidem.
168. Socrates. Historia Ecclesiastica VII. 15.
169. Иначе описана смерть Гипатии в книге Gibbon E. The Decline and Fall of the Roman Empire. Ch. 47. London, 1898. P. 109–110.
170. Damasius. Fragm. 102.
171. Кирилл умер в 444 г. и был канонизирован как святой. Подробнее см. Kopallik J. Cyrillus von Alexandrien: Eine Biographie nach den Quellen gearbeitet. Mainz, 1881; Kerrigan. St. Cyril of Alexandria: Interpreter of the Old Testament. Rome, 1952.
172. Иоанн из Никиу. Op. cit. 78.
173. “После этого события Александрию больше не тревожили философы”. Russell B. History of Western Philosophy. London, 1946. P. 387.
174. После смерти Гипатии в Александрии преподавал философию Иерокл. Хорошо известный своим комментарием на Carmen Aureum (Золотая Песнь) - опубликован Mullach’ом. Fragm. Philos. Graec. I. P. 416–486 - он не был столь разносторонним ученым, как Гипатия.
175. Van der Waerden B. L. Science Awakening. New York, 1963. P. 290.
176. Первая работа о Гипатии была опубликована в Германии - Schmidt D. J. A. De Hipparcho, duobus Theonibus doctaque Hypatia. Jena, 1689. См. также Wernsdorff J. C. De Hypatia philosopha Alexandrina // Dissertationes IV. De Cyrillo in causa tumultus alexandrini caedisque Hypatiae ... Wittenberg, 1747–1748.
Жизнь Гипатии с XVIII в. и до наших дней служила неисчерпаемым источником вдохновения для европейской литературы. В 1720 г. Джон Толанд (John Toland) опубликовал в Лондоне историческое эссе “Hypatia, or the History of a most beautiful, most virtuous, most learned and in every way accomplished Lady, who was torn to pieces by the clergy of Alexandria, to gratify the pride, emulation and cruelty of the Archbishop commonly but undeservedly titled St. Cyril”. Годом позже Томас Льюис (Thomas Lewis) ответил памфлетом “The History of Hypatia, a Most Impudent School Mistress of Alexandria; in Defense of Saint Cyril and the Alexandrian Clergy from the Asperity of Mr. Toland”. Вольтер, известный своим антирелигиозным настроем, заинтересовавшись трагическим концом Гипатии, написал в 1736 г. “Examen important de Milord Boligbroke ou le tombeau du fanatisme”; в дальнейшем он еще дважды возвращался к Гипатии, сначала в сочинении “De la paix perpetuelle” (1769), а затем в “Dictionnaire philosophique”. (Paris, 1835). Легенда о Гипатии продолжала вдохновлять писателей и поэтов XIX в. Так, Шарль Леконт де Лиль (Charles Leconte de Lisle) соответственно в 1847 г. и 1874 г. написал две поэмы под одним и тем же названием “Hypatia”. Основатель Парнасской школы поэзии, страстный поклонник классической античности, он также опубликовал короткую драму “Hypatie et Cyrille”. Жерар де Нерваль (Gerard de Nerval) в своих “Nouvelles. Les filles du feu angelique I” (1854) упомянул о Гипатии; Баррес (Barrиs) по просьбе своего учителя Леконта де Лиля написал короткую историю жизни Гипатии “Sous l’oeil des barbares”. В Англии Чарльз Кинслей (Charles Kingsley), вдохновленный легендой о Гипатии, публикует книгу “Hypation or the Few Foes with an Old Face” (1853), впоследствии переведенную на другие европейские языки. В 1827 г. история Гипатии появляется в итальянской литературе в двухтомной поэме Диодаты Роэро ди Салюццо (Diodata Roero di Saluzzo) “Ipazia ovvero delle filosofie”. Вслед за книгой итальянской графини выходит сочинение Карло Паскаля (Carlo Pascal) “Ipazia e le ultime lotte pagane”, вошедшее в его книгу “Figure e caracteri: Lucrezio, l’Ecclesiaste, Seneca, Ipazia, Giosne, Carducci, Garibaldi” (Milano, 1908).
Легенда, окружавшая жизнь Гипатии, жива и в наши дни; так в 1978 г. Марио Луци (Mario Luzi) поставил две пьесы “A libro di Ipazia” и “Il messagero” (о Синесии). В 1976 г. на сцене афинского театра Lycabetos появилась пьеса греческого поэта и эссеиста Теофилоса Фрагопулоса (Theophilos Fragopoulos) “Гипатия” (опубликована в 1968 г.). Недавно в Германии большой успех выпал на долю исторического романа Арнульфа Цительмана (Arnulf Zitelman) “Hypatia” (1989). Вышли также два романа на французском языке Андре Ферретти (Andre Ferretti) “Renaissance en Paganie” (Montreal, 1987) и Жана Марселя (Jean Marcel) “Hypatie ou la fin des dieux” (1989). В Италии вышла книга Дж. Беретты (G. Beretta) “Ipatia d’Alessandria” (Roma, 1993). В прошлом году был издан роман Марии Дзельской (Maria Dzielska) “Hypatia of Alexandria” (Harvard University Press, 1995, transl. by F. Lyra). И, наконец, укажем на два феминистcких журнала (продолжающиеся издания), в названиях которых присутствует имя Гипатии: “Hypatia Feminist Studies” (Athens, ed. V. Lambropoulou, с 1984 г.) и “Hypatia: A Journal of Feminist Philosophy” (Indiana University, с 1986 г.).
177. Подробнее об Афинаиде–Евдокии см. Grefin Hahn–Hahn I. Eudokia, die Kaiserin. Bd. I–II. Mainz, 1866; Gregorius F. Athenaide: Storia di una imperatrice bizantina. Dal tedesco Mariano R. Roma, 1982; Tsatsou I. Athenais: Aelia Eudokia Augusta. Athens, 1970 (на греч. языке).
Кристина Фили - профессор истории математики, Национальный технический университет, Афины, Греция.
Перевод с английского Е. А. Зайцева.
-
Даниил Галицкий и его "прозападная" политика
Автор: Saygo
Майоров А. В. Первая уния Руси с Римом // Вопросы истории. - 2012. - № 4. - C. 33-52.
-
Майоров А. В. Первая уния Руси с Римом
Автор: Saygo
Майоров А. В. Первая уния Руси с Римом // Вопросы истории. - 2012. - № 4. - C. 33-52.
В Галицко-Волынской летописи, сообщавшей о коронации Даниила Галицкого и заключении церковной унии с Римом, есть упоминание о матери князя, которая, по словам летописца, смогла убедить сына, прежде неоднократно отвергавшего предложения о коронации и союзе церквей, согласиться на предложения папы: "Оному же одинако не хотящу, и убеди его мати его, и Болеслав, и Семовит, и бояре Лядьскые..."1. Влияние матери на решение Даниила было столь велико, что летописец ставит его выше влияния польских союзников, обещавших военную помощь против татар в случае унии.
Чем объяснить эту решающую роль княгини-матери в истории отношений Даниила с Римом? Что побудило "великую княгиню Романовую", тихо доживавшую свой век в монастыре, выйти на политическую сцену после многих лет полного безмолвия?
Важная роль галицко-волынской княгини хотя и была неоднократно отмечена историками, до сих пор остается неизученной, а причины, побудившие ее высказаться в пользу унии и коронации сына, - нераскрытыми. Впрочем, отдельные попытки определить мотивы княгини все же были сделаны. Однако они привели к совершенно противоположным и даже взаимоисключающим результатам.
Так, по мнению М. С. Грушевского, мать Даниила выступала за союз с Римом, так как ей "как католической принцессе, не могла не быть приятной перспектива королевского титула"2. И. Граля считал, что вдовствующая галицкая княгиня, оставаясь приверженницей православия, ратовала за коронацию, так как это было в интересах ее греческих родственников - влиятельного клана Каматиров, поддерживашего политическую линию никейского императора на союз с папой3.
Что же заставило Даниила прислушаться к голосу матери и согласиться с ее доводами? Этот вопрос также остается пока без ответа. Исследователи ограничиваются лишь общими соображениями насчет необыкновенного личного авторитета княгини и высокого уважения к ней, испытываемого всеми Романовичами.
В литературе прочно утвердилось представление о том, что главными целями князя были получение помощи запада против монголо-татар, а также повышение своего международного статуса как "короля Руси"4. С точки зрения решения этих задач, причастность к коронации княгини-матери выглядит как лишняя подробность. Между тем, из рассказа летописца со всей очевидностью следует, что именно уговоры матери стали для Даниила важнейшим аргументом в пользу принятия нелегкого решения.
Чтобы понять роль "великой княгини Романовой", нужно рассматривать сближение галицко-волынского князя с папой в более широком историческом контексте. В этом, несомненно, сказалось влияние не только католического Запада, но и православного Востока.
Роль последнего, несмотря на несколько столетий доминирующего византийского влияния на Руси, к сожалению, недооценивается новейшими авторами. Эта роль либо полностью игнорируется, либо признается номинальной, не имевшей реального значения. Все сводится лишь к общим рассуждениям о том, как после потери Константинополя в 1204 г. правители Византийской (Никейской) империи сами искали поддержки Запада, соглашаясь ради этого на объединение церквей и верховенство папы над христианским миром. "В этих условиях, - пишет, к примеру, Н. Ф. Котляр, - коронация Даниила не могла вызвать особенных отрицательных эмоций в Никее"5.
Можно сказать, что никейское влияние вообще не рассматривается как фактор внешней политики Даниила Галицкого. Единственной специальной работой о значении коронации Даниила для русско-византийских отношений остается небольшая статья М. М. Войнара, опубликованная в 1955 году. По мнению историка, коронация означала полную независимость Галицко-Волынского княжества от Византии. Даниил не мог не отдавать себе отчета в том, что получение короны от папы исключало его из византийской мировой иерархии и переносило в систему западноевропейской церковно-политической структуры, "в орбиту западной концепции царства", со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями. Уния, на которую согласился князь, предполагала разрыв церковных связей с Византией6.
Идеи Войнара развивает И. В. Паславский. По его мнению, Даниил Романович, решившись принять корону от папы, тем самым оказал противодействие политике Никейской империи, направленной на подчинение русских княжеств Орде. Галицко-волынский князь искал союзников на Западе, в первую очередь, в лице римского понтифика. Коронация, по словам историка, была для Даниила "бегством от Византии на Запад"7.
Следует, однако, учитывать, что переговоры о коронации Даниила и унии с Римом разворачивались на фоне церковно-политических процессов, сопровождавшихся постоянными контактами между Никеей и папским престолом во второй половине 1240-х - середине 1250-х годов. На данное обстоятельство в свое время справедливо обращал внимание В. Т. Пашуто8. Недавно этот вопрос был вновь поднят Б. Н. Флорей9.
Вместе с тем, в большинстве работ по истории отношений Западной и Восточной церквей участие галицко-волынского, как и других русских князей, в экуменических процессах середины XIII в. остается незамеченным10, а иногда и вовсе отрицается: "Переговоры об унии Иннокентия IV с русскими князьями Александром Новгородским (1248 г.) и Даниилом Галицким (1247 г. и далее), продолжавшиеся затем при Александре IV до 1257 г., не имеют никакого отношения к истории византийской унии", - пишет В. Норден11.
Прежде всего, не подлежит сомнению, что в Галицко-Волынской Руси хорошо знали о контактах между Никеей и Римом по поводу возможного объединения церквей. Более того, из сообщения летописи следует, что эти контакты явились условием переговоров Даниила о принятии папской короны и заключении церковной унии. В летописном рассказе о коронации князя упоминается признание папой Иннокентием IV "греческой веры" и обещание созвать Вселенский собор для объединения церквей: "Некентии (Иннокентий IV. - A. M.) бо кльняше тех, хулящим веру Грецкую правоверную, и хотящу ему сбор творити о правои вере о воединеньи црькви"12.
По мнению Флори, сведения о готовящемся объединении церквей поступили в Галицко-Волынскую Русь через Венгрию. Жена венгерского короля Белы IV была дочерью никейского императора Феодора I Ласкаря. В середине 1240-х гг. она играла заметную роль в налаживании контактов папы с болгарским царем Коломаном I Асенем (1241 - 1246)13. Вероятно, как считает Флоря, при ее посредничестве в 1245 г. в Болгарию было доставлено послание папы, в котором он выражал готовность созвать Вселенский собор с участием греческого и болгарского духовенства для решения всех спорных вопросов14.
Галицко-волынские князья могли поддерживать непосредственные контакты с никейскими правителями. Основанием для них могли служить родственные связи "великой княгини Романовой", дочери византийского императора Исаака II. Евфросиния Галицкая состояла в близком родстве с правящей в Никее династией Ласкарей и, очевидно, не могла оставаться в стороне от проводимой ими внешней политики, главной целью которой было возвращение Константинополя.
Никейский император Иоанн III Ватац (1222 - 1254) в отношениях с латинянами перешел к активным наступательным действиям. Важное значение имела его победа при Пиманионе в 1224 г., в результате которой Латинская империя лишилась всех своих владений в Азии. Затем Иоанном в короткое время были завоеваны острова Лесбос, Родос, Хиос, Самос и Кос, что существенно ослабило влияние Венеции в Эгейском море15.
Для продолжения наступательных действий Никейская империя нуждалась в военных союзниках. В 1230-х гг. таким союзником для нее на некоторое время стал болгарский царь Иван II Асень (1218 - 1241), при поддержке которого Ватацу удалось в 1234 г. захватить плацдарм во Фракии для последующего отвоевания византийских владений на Балканах.
В конце 1230-х гг. новым союзником Ватаца стал германский император Фридрих II (1220 - 1250). Путь к союзу между ними открыла смерть латинского императора Иоанна де Бриенна (1229 - 1237), тестя Фридриха II, с которым последний поддерживал мирные отношения16. В 1244 г. Ватац женился на дочери Фридриха Констанции, принявшей в Никее имя Анна17.
Фридрих II унаследовал представление об императорской власти как неограниченной, дарованной богом власти римских императоров18. В силу этого его отношение к созданной под эгидой папы Латинской империи было враждебным. Германский император стремился ликвидировать это государство как незаконное орудие папского влияния на Востоке19.
Опираясь на союз с германским императором и пользуясь ослаблением Болгарии после смерти Ивана II Асеня, Ватац продолжил завоевания на Балканах и к 1246 г. присоединил к своей державе территории в Северной Фракии и Македонии с городами Адрианополь и Фессалоники, а также часть Эпирского царства. Эти успехи привели к прекращению существования Фессалоникийской империи, правители которой не желали подчиняться власти Никеи20.
Альянс Фридриха с Ватацем представлял серьезную угрозу для Апостольского престола. Объявляя о низложении императора на заседании Лионского собора 17 июля 1245 г., Иннокентий IV (1243 - 1254) указывал на многочисленные злодеяния Фридриха, уже дважды перед тем отлученного от церкви. Среди них наряду с оскорблениями иерархов церкви, нерадением к церковному строительству и делам милосердия, личным аморальным поведением и организацией убийства ассасинами герцога Людвига Баварского значился "нечестивый союз" с мусульманами и "греческими раскольниками". Последнее обвинение подразумевало брак дочери Фридриха с Ватацем21.
Понимая всю опасность союза германского и никейского императоров, папа приложил немало стараний, чтобы посеять вражду между ними. С этой целью понтифик попытался склонить Ватаца к переговорам об унии с Римом в обмен на обещание вернуть грекам Константинополь22.
Осенью 1247 г. в Никею прибыл посол папы монах-минорит (францисканец) Лаврентий, назначенный легатом в Греции, Армении, Иконии и Турции. Насколько можно судить по привезенной им папской булле "Censuram ecclesiasticam debitum" от 3 августа 1247 г., адресованной "патриархам, архиепископам и епископам Востока", а также двум письмам папы к самому Лаврентию, датированным 7 августа того же года, главной задачей легата было встретиться с патриархом Мануилом II (1244 - 1254) и сообщить ему о желании Иннокентия IV совершить объединение церквей на выгодных для греков условиях23.
Брат Лаврентий входил в ближайшее окружение понтифика. Под 1251 г. его как своего друга упоминает Салимбене де Адам - монах-минорит из Пармы, автор обширной хроники, повествующей о политике папского престола и истории Италии середины XIII века. Через некоторое время по возвращении из Никеи Иннокентий IV сделал Лаврентия архиепископом Антивари24. Примечательно, что Лаврентий сменил на этом посту другого минорита Джованни дель Плано Карпини, занимавшего антиварийскую кафедру на рубеже 1240-х-1250-х годов25.
Власти Никеи охотно приняли предложение папы. После отвоевания в 1246 г. Фессалоники Ватац опасался ответных действий со стороны латинян. По свидетельству Матвея Парижского, в описываемое время латинский император Балдуин II (1228 - 1261) ездил во Францию и Англию, собирая крестоносцев для защиты Константинополя и возвращения отнятых Ватацем земель26.
Из Хроники Салимбене де Адам также известно, что в марте 1249 г. в Лион к папе прибыл никейский посол монах Салимбен (тезка хрониста), владевший как греческим, так и латинским языками. Он привез письма от Ватаца и патриарха Мануила с просьбой прислать в Никею для дальнейших переговоров генерального министра Ордена миноритов Иоанна Пармского, пользовавшегося непререкаемым моральным авторитетом как на Западе, так и на Востоке27. 28 мая 1249 г. датируются письма Иннокентия IV к Иоанну III Ватацу и патриарху Мануилу, которые папа отправил в Никею вместе с посольством Иоанна Пармского28.
Вскоре после прибытия в Никею делегации Иоанна Пармского, в конце 1249 г. в Нимфее состоялся церковный собор, на котором император Иоанн III Ватац предложил признать папское plenitude potestatis в обмен на отказ папы посылать помощь латинянам в Константинополе. Однако в ходе возникших дискуссий значительные трудности вызвало обсуждение вопроса о filioque - добавлении Римской церкви в никео-цареградский Символ веры об исхождении Святого Духа не только от Бога-Отца, но и от Бога-Сына. С осуждением позиции латинян выступил один из крупнейших византийских теологов XIII в., наставник будущего императора Феодора II Никифор Влемид29. Противоречия в вопросе о filioque между обеими церквями так и остались неурегулированными.
В начале 1250 г. было составлено послание патриарха Мануила II к папе Иннокентию IV с предложением созвать экуменический собор для решения всех спорных вопросов. Отправляемая на собор никейская делегация наделялась неограниченными полномочиями, и патриарх обязывался признать все решения этого собора30. Однако греки упорно отказывались принять добавление о филиокве к исповеданию веры до тех пор, пока его необходимость не будет доказана на основе Священного Писания или с помощью какого-либо divinum oraculum. Папа со своей стороны лишь выражал надежду, что греки когда-нибудь смогут признать правоту римлян и готов был ради этого согласиться со вселенским статусом греческого патриархата31.
После успешно проведенных переговоров в мае 1250 г. делегация Иоанна Пармского вернулась в Рим в сопровождении ответного посольства, везшего письма от Ватаца и Мануила32. Однако проследовать далее в Лион послы не смогли, так как были задержаны императором Фридрихом II, недовольным контактами Ватаца с папой. Никейское посольство достигло Лиона только в начале весны 1251 года33.
Ведение переговоров с папой для Ватаца отнюдь не подразумевало разрыва отношений с Фридрихом. Напротив, никейский император продолжал поддерживать своего тестя в его противостоянии с Иннокентием IV. В 1248 г. Ватац послал Фридриху большую сумму денег, а весной 1250 г. предоставил значительные военные силы34.
Смерть Фридриха II 13 декабря 1250 г. привела к коренному изменению расстановки политических сил в Европе. Преемник Фридриха, германский и сицилийский король Конрад IV (1250 - 1254) был враждебно настроен к никейскому императору. Разрыв между ними произошел после того, как Конрад изгнал из Италии семейство Ланчиа, родственников по материнской линии императрицы Анны, супруги Иоанна III Ватаца, бежавших в Никею35.
В подобных условиях латинский император Балдуин II при поддержке папы вновь стал собирать силы для борьбы с Ватацем, отправившись на Запад вербовать крестоносцев. Одновременно Иннокентий IV разослал своих проповедников с призывом к походу против Никеи36.
В итоге Ватац должен был пойти на возобновление переговоров об объединении церквей. Во второй половине 1253 г. никейский император направил в Рим новое посольство в составе двух митрополитов, Георгия Кизикского и Андроника Сардского, а также игумена монастыря Аксейя Арсения Авториана, будущего константинопольского патриарха, предоставив послам самые широкие полномочия при обсуждении условий унии. Об этом посольстве упоминает Феодор Скутариот в своих примечаниях к Истории Георгия Акрополита37.
Из писем патриарха Мануила к папе Иннокентию IV и папы Александра IV к епископу Константину Орвието можно судить об условиях унии, выдвинутых никейскими представителями: возвращение Константинополя, восстановление вселенского патриархата, отъезд из Константинополя латинского духовенства. Взамен никейская сторона признавала главенство папы в церковных делах, его право созывать Вселенские соборы и председательствовать на них, принимать присягу от православного духовенства; император брал на себя обязательство выполнять все указы папы, если они не противоречили священным канонам38.
Никейское посольство было задержано Конрадом IV и только в начале лета 1254 г. достигло Рима39. Однако продолжение переговоров вскоре оказалось невозможным из-за смерти их главных участников: 3 ноября 1254 г. скончался император Иоанн III Ватац, а спустя месяц (7 декабря) - папа Иннокентий IV.
Новый никейский император Феодор II Ласкарь (1254 - 1258) был воспитан в духе идей Аристотеля и видел назначение правителя прежде всего в служении своему народу (греческой нации), ради которого он должен идти на любые жертвы40. Феодор подчеркивал приоритет эллинской культуры и греческой веры над латинской, поощрял греческих философов и богословов, проводил при дворе религиозные диспуты, присуждая победу в них своим соотечественникам41. Подобно Фридриху II, Феодор II ставил власть императора выше власти понтифика. Он предлагал новому папе Александру IV (1254 - 1261) возобновить переговоры об унии на основе принципов равенства церквей и главенства в них императора42.
Начало переговоров галицко-волынских князей с Апостольским престолом о церковной унии и коронации Даниила совпало с возобновлением переговоров об объединении Западной и Восточной церквей, проходивших по инициативе папы с властями Никеи и Болгарии, наиболее активная стадия которых пришлась на конец 1240-х - начало 1250-х годов.
Вопрос об унии с Римом обсуждался практически одновременно в Никее и в Галицко-Волынской Руси на переговорах, которые вели два близких к Иннокентию IV минорита Лаврентий и Иоанн (Джованни дель Плано Карпини). Осенью 1245 г. последний по пути в Монголию проследовал через земли Юго-Западной Руси, встретился с князем Василько Романовичем, епископами и боярами и зачитал им грамоту папы о "единстве святой матери церкви". Продолжив путешествие, Карпини весной следующего года где-то в придонских степях повстречался и с самим Даниилом, возвращавшимся из Орды. На обратном пути из Монголии в Лион в июне 1247 г. папский посланник еще раз посетил Галицко-Волынскую Русь, вновь встретился с Даниилом и Васильком, а также епископами и "достойными уважения людьми", которые подтвердили, что "желают иметь владыку папу своим отцом и господином, а святую Римскую церковь владычицей и учительницей"43.
В 1246 - 1248 гг. велась интенсивная переписка Иннокентия IV с русскими князьями, свидетельствующая о постоянных взаимных контактах44. Вскоре после возвращения из Орды Даниил Романович отправил в Лион своего посланника игумена Григория, чье имя упоминается в письме папы к майнцскому архиепископу и эрцканцлеру Священной Римской империи Зигфриду III фон Эппштайну от 13 сентября 1247 года45. В. Абрахам устанавил, что этим Григорием был игумен монастыря св. Даниила под Угровском46. В июне 1247 г. галицко-волынские князья возможно направили в Лион еще одно посольство, прибывшее туда вместе с делегацией Плано Карпини.
Переговоры папы с правителями Никеи и Галицко-Волынской Руси развивались синхронно и достигли своей кульминации практически одновременно. Посланник папы аббат Опизо из Мезано встретил Даниила в Кракове в конце июля 1253 г.47, однако добиться от князя согласия на коронацию и унию церквей ему удалось не сразу. Колебания Даниила продолжались несколько месяцев. Осенью посольство папы прибыло на Русь48.
Точная дата самой коронаций неизвестна. Наиболее вероятным временем ее совершения Абрахам называл декабрь 1253 года. Грушевский относил коронацию Даниила к последним месяцам 1253 года. М. Чубатый считал, что это событие состоялась уже после нового 1254 г., этим же годом (ок. 1254 г.) датировал коронацию и Пашуто49.
Таким образом, почти полгода папское посольство, возглавляемое легатом Опизо, провело в ожидании, пока Даниил Романович не решится, наконец, принять пожалованные ему римским понтификом королевские инсигнии и даст согласие на совершение унии церквей.
Именно во второй половине 1253 г., когда шли переговоры об условиях коронации и церковной унии в Кракове, а затем в Холме, из Никеи в Рим, как мы видели, было отправлено посольство, уполномоченное заключить унию на условиях, предварительно согласованных обеими сторонами.
По-видимому, задержка церемонии коронации Даниила и терпеливое ее ожидание папскими послами, доставившими корону, но в течение целого полугодия не имевшими возможности исполнить свою миссию, были связаны с ожиданием холмским двором известий из Никеи, подтверждавших окончательное согласование условий союза с Римом и отправку полномочных представителей для заключения договора с папой.
Думать так позволяет участие в коронации русского православного духовенства. По словам Галицко-Волынской летописи, Даниил принял корону "от отца своего папы Некентия (Иннокентия IV. - A. M.) и от всих епископов своих"50. Русское духовенство с самого начала участвовало в переговорах с Римом. По свидетельству Плано Карпини, привезенные им предложения папы князья Даниил и Василько обсуждали со своими епископами51.
Необходимостью прямых контактов с никейскими властями в столь важный для мировой политики и судьбы Восточной церкви момент объясняется, на наш взгляд, поездка в Никею ближайшего сподвижника Даниила Романовича Кирилла, выдвинутого галицко-волынским князем в качестве кандидата на киевскую митрополичью кафедру. В 1246 г. на пути в Никею он достиг Венгрии, где исполнил еще одно поручение Даниила, став посредником на переговорах о заключении брака между его сыном Львом и дочерью короля Белы IV Констанцией. За содействие в заключении этого брака Бела обещал Кириллу проводить его "у Грькы с великою честью"52.
Кирилл, судя по всему, успешно исполнил свою миссию в Никее, подтвердив готовность князя Даниила Галицкого строго следовать целям проводимой никейским двором внешней политики. Наградой за это стало утверждение Кирилла новым киевским митрополитом, произведенное патриархом. Вернувшись на Русь уже в сане митрополита Кирилл через некоторое время прибыл на Суздальскую землю53.
Наряду с дипломатическими усилиями папской курии значительную роль в продвижении переговоров о церковно-политическом союзе Востока и Запада играла никейская дипломатия, важнейшим инструментом которой оставались династические связи.
Свой вклад в налаживании контактов Иоанна III Ватаца с папой Иннокентием IV внесла жена венгерского короля Белы IV Мария Ласкарина, сестра первой супруги Ватаца Ирины. О посреднических усилиях венгерской королевы можно судить по сведениям, содержащимся в адресованной ей булле Иннокентия IV, датированной 30 января 1247 года54. Папа благодарит Марию за ее "искреннее желание" способствовать воссоединению церквей. В письме сообщается о прибытии в Рим двух братьев-миноритов, посланных королевой, которые "с радостью и восторгом" рассказали о ее "настойчивых стараниях вернуть Ватаца и его народ в лоно матери церкви". В ответ понтифик предложил незамедлительно отправить в Никею послов, избрав для этого "мужей предусмотрительных и мудрых", чтобы те смогли окончательно убедить Ватаца согласиться на заключение унии55.
Возможно, таким послом стал приближенный папы монах-минорит Лаврентий, прибывший в Никею в том же 1247 году. Посредническая миссия византийской царевны Марии, супруги венгерского короля, привела таким образом к возобновлению прямых контактов никейского императора с римским папой и к началу переговоров об объединении церквей.
В свете приведенных данных возникает возможность дать объяснение неожиданному, на первый взгляд, появлению в летописном рассказе о коронации Даниила в качестве одного из главных действующих лиц его матери, византийской царевны Евфросинии-Анны, чьи доводы убедили князя принять корону от папы. Галицко-волынская княгиня, несомненно, должна была поддерживать отношения со своей родственницей в Венгрии (Мария Венгерская приходилась Евфросинии Галицкой двоюродной племянницей) и быть в курсе ее посреднических усилий в переговорах Никеи с Леоном и Римом.
Вмешательство княгини-матери в дела Даниила в столь ответственный момент едва ли могло быть обусловлено какими-то проримскими настроениями или желанием способствовать приобретению ее сыном королевского титула. Это вмешательство, на наш взгляд, определялось прежде всего политическими интересами Никеи, главной задачей которой оставалось возвращение Константинополя и восстановление Византийской империи в ее прежних границах на Балканах. Для достижения этой цели использовались все средства и могли быть оправданы любые жертвы. Евфросиния Галицкая, очевидно, не оставалась безучастной к чаяниям своих соотечественников и поэтому употребила все свое влияние, чтобы удержать Даниила в фарватере никейской политики.
Следование в фарватере внешней политики Никеи проявилось также во взаимоотношениях галицко-волынского князя с германским императором Фридрихом II, на помощь которого в борьбе за Константинополь долгое время делал ставку Иоанн III Ватац. Энергичное вмешательство Даниила Романовича в австрийские дела, начавшееся во второй половине 1230-х гг., вслед за Пашуто можно с полным основанием связывать с наметившимся в это же время союзом Никеи с императором Фридрихом56.
Возникновение никейско-германского союза можно отнести к 1237 году. Создание альянса, хотя и не нашло прямого отражения в источниках, post factum подтверждается многочисленными свидетельствами. С его осуждением в марте 1238 г. выступил папа Григорий IX (1227 - 1241), крайне обеспокоенный намерениями Фридриха вернуть Константинополь Ватацу57. Весной того же 1238 г. никейские войска уже сражались в Италии на стороне императора58. Фридрих II был посредником в отношениях Никеи с Латинской империей, а также покровителем греческой церкви на юге Италии. В 1238 г. император запретил войскам крестоносцев во главе с Балдуином II, выступившим против Ватаца, следовать через свои владения, закрыв для них порты в Южной Италии59.
В рифмованной хронике Филиппа Муске, епископа Турне, сохранились сведения о том, что контакты германского императора с правителем Никеи начались еще в 1237 г., когда Ватац предложил Фридриху признать себя его ленником в обмен на обязательство освободить Константинополь и выпроводить латинского императора Балдуина II во Францию60.
Заключение военно-стратегического союза Ватаца с Фридрихом совпало с началом австрийской эпопеи Романовичей, в ходе которой галицко-волынские князья поддерживали регулярные контакты с германским императором. Первый из них произошел в начале того же 1237 года. В период пребывания в Вене Фридриха II (январь - первая половина апреля 1237 г.) состоялась его встреча с неким "королем Руси", которому император распорядился выплатить через послов пятьсот марок серебром, о чем сохранились сведения в мандате от 15 января 1240 года61. Упомянутым в документе королем Руси мог быть только Даниил Романович, находившийся тогда в Австрии. Еще одна встреча Даниила с послами Фридриха, описанная в Галицко-Волынской летописи, состоялась в Прессбурге (Братислава) летом 1248 или 1249 года62.
Принятие королевской короны для Даниила Романовича было трудным решением. Оно означало, в том числе, подчинение Риму в вопросах внешней политики, во всяком случае, признание за папой роли верховного арбитра в спорах христианских правителей по поводу их. владельческих прав.
Для Романовичей это неминуемо влекло за собой отказ от причитавшихся им по линии матери прав на "австрийское наследство" и прекращение дальнейшей борьбы за престол Бабенбергов, который, по замыслу папы, должен был достаться другим претендентам. Не случайно коронация Даниила совпала по времени с отъездом из Австрии его сына Романа Данииловича и разрывом брака последнего с Гертрудой Бабенберг.
Компенсацией за эти уступки папе для галицко-волынского князя должна была стать военная помощь лояльных Апостольскому престолу католических государей в борьбе с татарами, в которых Рим усматривал угрозу для всех христиан.
За несколько месяцев до своей коронации Даниил Галицкий, получивший известие о подготовке татарами нового нападения на земли Южной Руси, обратился к Иннокентию IV с несколькими посланиями с призывом о помощи. Тексты этих посланий не сохранились, но судить о них можно по содержанию папской буллы "Cum ad aliorum", датированной 14 мая 1253 г.63, в которой написано: "недавно из посланий любезнейшего во Христе сына нашего, сиятельного короля Руссии, которому по причине соседства с ними (татарами. - A. M.) стали известны многие их секреты, мы узнали, что упомянутые татары готовятся к уничтожению всех тех, кому во многих местах по благодати Божией удалось спастись бегством, и что, доколе не остановит их Бог, они будут яростно попирать соседние с ними христианские земли"64.
Тогда же папа обратился "ко всем христианам в пределах королевства Богемии, Моравии, Сербии и Померании", а также "ко всем христианам в пределах Польши" с призывом к новому крестовому походу против татар и для его организации отправил своего легата - аббата Опизо из Мезано. В Регестах Иннокентия IV Секретного архива Ватикана сохранилась копия текстов посланий, адресованных в Чехию и Польшу и датированных 14 мая 1253 г. (Reg. orig. T. II. Ер. 931. Fol. 308). Судя по имеющейся приписке, булла такого же содержания была отправлена и на Русь65. А. Г. Великий со ссылкой на другой том Регестов (Reg. Vat. T. XXII. N0 25. Fol. 308v-309) публикует тот же текст в виде буллы, адресованной "архиепископам, епископам и всем христианам в Русции", а также его сокращенный вариант в виде буллы, адресованной "ко всем христианам в Польше", датированной 21 мая 1253 года66.
"Да понесет каждый христианин крест свой, - писал папа, поднимая христиан Центральной и Восточной Европы на священную войну с татарами, - и последует во всеоружии за знамением славы Всевышнего Царя ... А чтобы ничто не помешало столь спасительному делу, всем, кто, вдохновившись этим призывом, возьмет крест, мы щедро воздадим отпущением грехов и наделим их теми же привилегиями, что и идущих на помощь Святой земле"67.
9 марта 1254 г. датируется еще одна булла Иннокентия IV ("Cum te olim"), в которой он поручает архиепископу Альберту Суербееру исполнять обязанности папского легата в Пруссии, Эстонии и на Руси и продолжить дело, начатое легатом Опизо68, а в булле "Attentione vigili debent" от 19 мая 1254 г. папа призывает архиепископа, епископов и капитулы Прусской провинции вслед за христианами Чехии и Польши также объявить крестовый поход против татар69.
Возможно, за этими усилиями стояло искреннее желание Иннокентия IV оказать поддержку Даниилу и с его помощью создать защитный барьер против татар на Востоке Европы. Однако никаких реальных следов военной помощи галицко-волынскому князю со стороны Запада мы не видим. В 1254-1255 гг. Романовичам фактически в одиночку пришлось вести борьбу с ханом Куремсой70.
Из приведенной выше буллы папы Иннокентия IV от 14 мая 1253 г. явствует, что Даниил Галицкий заблаговременно предупреждал Рим о готовящемся нападении татар. Источники не сохранили известий об обращении за помощью к папе галицко-волынского князя в период борьбы с Куремсой. Однако о том, что такие обращения наверняка имели место, а также о характере содержавшихся в них требований можно судить по сохранившемуся письму союзника Даниила венгерского короля Белы IV к папе, датированному серединой ноября 1254 года. Перед лицом реальной угрозы нападения татар на свое королевство Бела горько сетовал на полное отсутствие обещанной Римом помощи: вместо этого жители Германии, писал король, сами нападают на его земли, а из Франции он не получил ничего, кроме слов. Бела открыто пригрозил Иннокентию IV, что он пойдет на разрыв союза с ним и готов подчиниться германскому императору - врагу папы, если таким путем удастся получить необходимую поддержку71.
Исследователи в один голос утверждают, что именно нежелание или неспособность папы оказать галицко-волынскому князю реальную военную поддержку в отражении агрессии татар стало основной причиной разрыва отношений Даниила Романовича с Римом72.
В новейшей литературе распространено также мнение, что этот разрыв наступил сразу после кончины благосклонного к Даниилу папы Иннокентия IV и избрания новым понтификом Александра IV, сделавшего ставку на литовского короля Миндовга. В качестве доказательства приводится булла папы Александра "Catholice fidei cultum" от 6 марта 1255 г., в которой папа закрепляет за Миндовгом и его наследниками захваченные Литвой земли "Русского королевства"73.
Именно это послание папы считает свидетельством разрыва Даниила с курией В. И. Матузова, поскольку "папа позволил литовскому князю Миндовгу воевать с русскими землями и русским народом как с неверными"74. По мнению И. В. Паславского, в посланной в марте 1255 г. к литовскому королю булле Александр IV "одобряет его (короля Миндовга. - A. M.) борьбу с Даниилом и закрепляет за Литвой захваченные Миндовгом русские земли"75. "Новый папа Александр IV, - читаем у А. Б. Головко, - под предлогом неуступчивости Даниила в религиозных вопросах отказался от обещаний своих предшественников иметь Русь под защитой "престола святого Петра" и начал подговаривать литовского короля Миндовга напасть на владения Даниила"76. Дальше всех пошел Н. Ф. Котляр: "В письме от 6 марта 1255 г. папа позволил Миндовгу захватывать и грабить русские земли... Дабы хоть как-то "реабилитировать" папу, Чубатый допускает, что Александр IV имел в виду русские земли не Романовичей, а других князей. Но каких? Папский престол даже пытался объявить крестовый поход против Галицко-Волынского княжества..."77.
В нашем понимании булла "Catholice fidei cultum" по своему содержанию не соответствует подобным трактовкам и свидетельствует, скорее, об обратном: уния Юго-Западной Руси с Римом по-прежнему была в силе, и земли Галичины и Волыни продолжали оставаться под покровительством и защитой Апостольского престола.
Обращаясь к Миндовгу, Александр IV писал: "Как с твоей стороны представлено перед нами, ты против Русского королевства и его жителей, утвердившихся на кривой дороге нечестия, с неутомимым усердием ведущий решительный бой, некоторые земли этого королевства подчинил своей власти. Как мы слышим, упомянутые земли [располагаются] вблизи языческих и неверных областей, которые ты [также] легко смог подчинить своему господству и присоединить к христианскому исповеданию. Радушно изъявляя [наше] согласие твоим просьбам, вышеупомянутые земли, но ни при каких обстоятельствах не католические, за тобой и твоими наследниками властью апостольской [утверждаем] и настоящим письмом [наше] покровительство закрепляем"78.
Таким образом, папа своей властью закреплял за Миндовгом и его наследниками отнюдь не все захваченные Литвой земли "Русского королевства", а только те из них, чьи жители пошли по "кривой дороге нечестия" (то есть отступили от Римской церкви и католического вероучения). При этом папа прямо предупреждает литовского короля о том, что за ним закрепляются только земли схизматиков, "но ни при каких обстоятельствах не католические". "Католическими" землями "Русского королевства" в начале 1255 г. папа мог именовать только земли Галицко-Волынской Руси, правитель которых Даниил Романович заключил церковную унию с Римом и принял королевскую корону из рук папы.
Подтверждением этого может служить тот факт, что и два года спустя Александр IV все еще относил Даниила Галицкого к числу "католических" правителей Руси. Из опубликованной А. Г. Великим копии буллы "Inter alia que" от 13 февраля 1257 г., найденной в Архиве Святой конгрегации пропаганды веры (APF. Miscellanea. Vol. 16. Fol. 107 - 108), следует, что, обращаясь к галицко-волынскому князю, понтифик желал ему "твердо держаться католической веры, в которую он недавно был обращен"; в этом же послании папа причислял Даниила к "правоверным государям", "придерживающимся католической веры"79.
Разрешение папы на захват русских земель, данное литовскому королю в булле "Catholice fidei cultum", несомненно, подразумевало земли в другой части "Русского королевства" и было направлено против другого правителя Руси - новгородского и владимирского великого князя Александра Невского, отказавшегося принять унию с Римом. Булла от 6 марта 1255 г. стоит в ряду других подобных документов, свидетельствующих об открытой конфронтации Рима и Новгорода в борьбе за земли Восточной Прибалтики. Важнейшими из них можно считать серию булл "Qui iustis causis" от 11 марта 1256 г.80, в которых папа Александр IV призывал католическое духовенство Швеции, Норвегии, Дании, Готланда, Восточной Германии и Польши начать проповедь нового крестового похода против язычников Водской, Ижорской и Карельской земель, то есть владений Новгорода. Ответом стали решительные военные действия Александра Невского, предпринятые в том же 1256 году.
Мы не находим никаких следов участия в конфронтации с католическим Западом середины 1250-х гг. галицко-волынского князя. Этот факт, очевидно, может быть истолкован в пользу сохранения унии Юго-Западной Руси с Римом, не утратившей силу в 1255 - 1256 годах.
Что же в таком случае могло стать причиной последовавшего затем разрыва? На наш взгляд, эту причину следует искать не столько на Западе, сколько на Востоке. Уния Галицко-Волынской Руси с Римом была частью экуменического процесса, основное развитие которого осуществлялось по линии отношений Никеи с Римом. При этом русские князья в значительно большей степени ориентировались на позицию никейского императора, нежели папы.
В 1256 г. после некоторого перерыва возобновились никейско-римские переговоры по поводу объединения церквей. Инициатива исходила из Никеи. Феодор II направил в Рим двух своих представителей, которые обратились к Александру IV с просьбой прислать полномочного легата. Основой для новых переговоров должны были стать условия, согласованные ранее Иоанном III Ватацем с Иннокентием IV. Папский посланник, епископ Чивитавеккья Константин Орвието был готов к отбытию в Никею уже через десять дней. Легат получил от папы самые широкие полномочия, в том числе право созыва церковного собора и председательства на нем в качестве папского викария, а также право изменять решения собора по своему усмотрению.
Посольство Константина Орвието в сентябре 1256 г. прибыло в Фессалоники, где тогда находился никейский император. Однако к моменту прибытия папских представителей позиция Феодора II в вопросе унии с Римом претерпела кардинальные изменения. Император в это время вел успешные боевые действия в Болгарии и, видимо, под влиянием этих успехов пришел к окончательному выводу, что больше не нуждается в поддержке папы в достижении своей главной политической цели - отвоевании Константинополя81.
Свою новую позицию в отношении союза с Римом Феодор II изложил в письме, отправленном вскоре папе и кардиналам: император отказывался от подчинения греческой церкви Риму, выступая лишь за устранение противоречий между Западной и Восточной церквями и поиск компромиссов исключительно в вопросах христианского вероучения; грекам и латинянам, подчеркивалось в письме, следует приступить к совместным, глубоким и непредвзятым поискам истины82.
Изменению прежнего курса Никеи на сближение с Римом, несомненно, способствовало усиление ее позиций на Балканах. В разгар переговоров, в сентябре 1256 г., в Фессалониках состоялась пышная свадьба дочери Феодора II Марии с Никифором Дукой, сыном Михаила II Эпирского, о которой патриарх Арсений Авториан специально извещал папу83. Этот брак закладывал основы для военно-политического союза Никейской империи и Эпирского царства - двух сильнейших греческих государств, возникших после падения Константинополя в 1204 г., правители которых долгое время конкурировали между собой.
В итоге папский легат так и не удостоился аудиенции у императора. По сообщению Георгия Акрополита, после отбытия Феодора II на восток в конце октября 1256 г. посольство папы отправилось в Веррию, где пробыло до конца декабря и затем по приказу императора должно было возвращаться в Рим84. Папский легат был принят только патриархом Арсением. Патриарх направил к папе своих послов с письмом, в котором, как и в послании императора, говорилось лишь о необходимости преодоления догматических расхождений между церквями85. Все это фактически означало прекращение переговоров об унии.
Отказ от унии с Римом никейского императора в самое короткое время вызвал соответствующую реакцию со стороны галицко-волынских князей. Об этом можно заключить из буллы "Inter alia que" папы Александра IV, датированной 13 февраля 1257 года86.
Не скрывая своего раздражения, понтифик, напомнив о недавнем обращении Даниила Романовича в католичество, горько упрекал его в нарушении клятвы верности Римской церкви, совершенном, несмотря на полученные от нее благодеяния: "Итак, ты, стремясь выйти из темноты безверия, которая застилала глаза твоей души даже после того, как ты возродился в купели крещения, не без Божьего вдохновения обратился в свое время к свету католической веры, без которой никто не будет спасен, и к покорности Римской церкви, обещав под присягой подчиняться ей, как верный сын, и придерживаться католической веры, также как и другие правоверные государи. Потому эта церковь, желая укрепить тебя в вере своей благосклонностью и поощрить достойными благодеяниями, возвела твою особу до вершины королевского титула. Мы позаботились, чтобы ты был помазан елеем королевского помазания, и на голову твою возложили корону. Но ты, как дошло до нашего слуха, вызвав нашу сердечную озабоченность, забыв как про духовные, так и про светские благодеяния этой церкви, проявил неуважение к благодати, пренебрег религией, нарушив данную тобою клятву, не сдержал того, что обещал в отношении покорности этой церкви и упомянутого соблюдения веры с опасностью для своей души, ущербом для веры, небрежением для названной церкви и отступничеством от Иисуса Христа"87.
Столь суровые упреки, очевидно, должны были последовать за отказом галицко-волынского князя от обязательств, принятых в отношении Апостольского престола. Этот отказ, хотя и выраженный достаточно определенно, был доведен до сведения Александра IV не самим Даниилом, а через посредство третьих лиц ("как дошло до нашего слуха", - писал папа). Поэтому понтифик счел необходимым лично обратиться к князю с увещеваниями и предостережениями насчет возможных последствий его отступничества.
Из буллы "Inter alia que" следует, что папа обвинял Даниила не только в нарушении присяги, данной на верность Риму, но также в "несоблюдении" католической веры, "неуважении к благодати", "пренебрежении религией", что в итоге было расценено понтификом как "отступничество от Иисуса Христа".
Характер этих обвинений заставляет думать, Что в качестве предлога для разрыва с Римом Даниил взял догматические расхождения между Восточной и Западной церквями, которые так и не удалось урегулировать в ходе никейско-римских переговоров об унии, прежде всего, римский догмат о филиокве, признать который отказались греческий император и патриарх. Отказ от признания филиокве, как нам представляется, и породил обвинение в отступничестве от Иисуса Христа.
О том, что вопрос о филиокве действительно имел принципиальное значение в отношениях Александра IV с Даниилом Галицким, можно заключить из обращенных к русскому князю слов папы, раскрывающих главную миссионерскую задачу Апостольского престола: "Господь не принимает покорности, если она не идет от веры, и не возымеют успеха никакие дела, если они ради укрепления веры не будут связаны с ее распространением и укреплением в душах всех людей, а особенно в душах царей и князей. Поэтому изо всех сил мы должны заботиться, чтобы вместе с распространением христианской веры по миру шире почитался Сын Предвечного Бога-Отца многочисленными слугами Божьими"88. В этих словах явственно слышится отзвук недавней полемики римских и греческих богословов по поводу непризнанного греками добавления в Никео-Цареградский Символ веры (в догмате о Троице), произведенного Западной церковью, об исхождении Святого Духа не только от Бога-Отца, но "и от Сына".
Свое письмо к Даниилу Александр IV заканчивает требованием вернуться в лоно католической церкви и для осуществления этого направляет к нему двух своих полномочных представителей. "Кроме того, своим письмом мы возлагаем обязательство на наших досточтимых братьев епископов оломоуцкого и вроцлавского, чтобы они тебя к этому принудили церковным наказанием, отклонив апелляцию, а также призвали себе на помощь против тебя светскую власть. Суть этого не противоречит никаким апостольским грамотам какого угодно содержания, которые могли бы помешать действию этого послания или расходились с ним, а также постановлению двух заседаний генерального собора"89.
Как видим, Александр IV фактически аннулировал действие прежних обязательств Рима ("апостольских грамот") в отношении галицко-волынского князя, лишив его права апелляции к ним, и пригрозил, что в случае отказа следовать присяге на верность папе, против Даниила выступят верные Апостольскому престолу светские правители. Ссылка папы на постановление "генерального собора", очевидно, имеет в виду решение Первого Лионского собора (1245 г.) о низложении германского императора Фридриха II и, таким образом, содержит прямое указание на право церкви лишать власти неугодных ей светских правителей.
13 февраля 1257 г. датируются еще две буллы Александра IV с тем же названием, адресованные оломоуцкому и вроцлавскому епископам. Краткое изложение этих посланий сохранилось в папских регестах. Повторив все свои претензии к Даниилу понтифик поручает епископам применить к нему меры принуждения: "Потому поручаем вам этим апостольским посланием, если упомянутый князь не исполнит своего обещания, принудить его к этому церковным судом, отклонив апелляцию, и воспользоваться против упомянутого князя помощью светской власти"90.
Кто именно из светских правителей подразумевался здесь папой, можно заключить из приводимого А. Поттхастом текста записи о булле "Inter alia que" в папских регестах, в одном из вариантов которой Даниил Романович назван "вассалом венгерского короля" ("ut Danielem regem Russiae (rubrae ac regni Hungariae vasallum) ad promissa servanda censuris ecclesiasticis cogant")91.
Однако свою главную ставку в противостоянии с Даниилом Галицким Александр IV делал на другого европейского правителя. На это указывает подбор послов, которым было поручено предъявить папский ультиматум князю-отступнику. Ими стали олмоуцкий епископ Бруно и вроцлавский епископ Томас92.
Бруно фон Шауенбург, занимавший епископскую кафедру в Олмоуце в 1245 - 1281 гг., был одним из главных проводников папского влияния в Чехии, много сделавшим для повышения авторитета и укрепления благосостояния римской церкви. Епископ Бруно стал ближайшим сподвижником и главным советником чешского короля Пржемысла II Оттокара (1253 - 1278). Отличаясь необыкновенно воинственным духом, он также был умелым военачальником, неоднократно лично возглавлявшим королевские войска. В 1254 - 1255 и 1267 - 1268 гг. Бруно сопровождал Оттокара в крестовых походах в Пруссию.
Другой посол папы - вроцлавский епископ Томас I Козловарога, занимавший кафедру в 1232 - 1268 гг., - также принадлежал к числу наиболее верных Риму прелатов. Получив образование и докторскую степень в Италии, он постоянно поддерживал самые тесные контакты с папской курией. Епископ Томас стал одним из виднейших церковных деятелей Польши середины XIII века. Он активно отстаивал интересы католической церкви в отношениях с князьями, был инициатором проведения во Вроцлаве общепольских церквоных синодов (1248, 1253, 1264 и 1267 гг.), инициатором и участником канонизации краковского епископа Станислава (1253 - 1254), ставшего наиболее почитаемым среди польских святых.
Бруно фон Шауенбурга с Даниилом Галицким связывали какие-то личные отношения, что, несомненно, также повлияло на выбор папы. В 1253 г. во время похода Даниила и союзных ему польских князей в Моравию, подробно описанного в Галицко-Волынской летописи, русскому князю сдался некий Герборт ("Герьборть же присла Данилови мечь и покорение свое"), предотвратив тем самым дальнейшее наступление русско-польских войск "к Особолозе"93. Речь здесь идет, вероятно, о правителе замка Фулштейн, расположенного на подступах к городу Особлаге (в округе Брунтал Моравско-Силезского края Чехии)94. Этого Герборта из Фулштейна как своего управляющего оломоуцкий епископ Бруно 7 ноября 1255 г. наградил несколькими деревнями "в возмещение ущерба от Владислава, герцога Опольского", союзника Даниила Галицкого в компании 1253 года95.
В начале 1250-х гг. Даниил Галицкий и его сын Роман, вступив в борьбу за наследство австрийских герцогов Бабенбергов, должны были начать войну со своим главным соперником - чешским королем Пржемыслом II Оттокаром. О тяжелых последствиях вторжения русско-польских войск в Моравию Пржемысл сообщал краковскому епископу Прандоте в письме от 20 июля 1255 г., говоря об огромном ущербе, причиненном окрестостям Опавы, где действовали вражеские войска, а также о многочисленных пленных, захваченных венграми, куманами и русинами96. Очевидно, подобные претензии были у Пржемысла Оттокара и к Даниилу Галицкому. Об этих претензиях и должен был напомнить русскому князю епископ Бруно.
Оломоуцкий епископ, направленный папой Александром IV к Даниилу Романовичу в феврале 1257 г., лишь недавно вернулся из победоносного похода в Восточную Пруссию, в котором сопровождал своего короля97. Бруно был одним из главных организаторов этого похода и фактически руководил его подготовкой: в 1253 - 1254 гг. вармийский епископ Ансельм, а вслед за ним и великий магистр Тевтонского ордена Поппо фон Остерна (1252 - 1256) специально приезжали в Чехию, где вели переговоры с королем и олмоуцким епископом98. Вместе с Оттокаром в начале 1255 г. епископ Бруно участвовал в основании крепости Кралевец (Кёнигсберг), заложенной на месте гибели чешского подвижника св. Войтеха (Адальберта)99.
В организации крестового похода в Пруссию принимал участие и вроцлавский епископ Томас. Через Вроцлав к границам Восточной Пруссии лежал путь армии Оттокара, и этот город был выбран в качестве пункта сбора главных сил крестоносцев. "Придя во Вроцлав, - читаем в Оттокаровых анналах, - он (Пржемысл II Оттокар. - A. M.) отметил Рождество Господне и с великим почетом достойно был принят польскими князьями и знатью, а также епископом вроцлавским, и в течение нескольких дней со всем войском достойнейшим образом содержался. Пока он находился во Вроцлаве, к нему присоединился со своим войском маркграф Бранденбургский, и оба выступили в Пруссию, ведя с собою многочисленное войско"100.
В крестовом походе в Пруссию середины 1250-х гг. принимали участие и галицко-волынские князья, что, несомненно, явилось результатом унии с Римом. В 1253 - 1255 гг. войска Даниила Романовича и его сыновей в союзе с краковским князем Болеславом Стыдливым и мазовецким князем Земовитом подчинили своей власти прусское племя ятвягов, захватив их главный город, именуемый в Галицко-Волынской летописи Раем101.
По замыслу папы, оломоуцкий и вроцлавский епископы должны были предупредить Даниила, что неповиновение Риму повлечет за собой исключение его из числа участников крестового похода в Пруссию и неминуемую потерю проистекающих из этого выгод. И действительно, после 1257 г. в источниках нет сведений о каком-либо участии Даниила в прусских делах102.
Мы не знаем, состоялась ли личная встреча оломоуцкого епископа Бруно с Даниилом Галицким в 1257 году. Во всяком случае, эта встреча должна была быть отложена или пройти без участия вроцлавского епископа Томаса, который еще в 1256 г. вступил в острый конфликт с силезским князем Болеславом II Рогаткой из-за раздела епархиальных доходов. Наложив на князя церковное проклятье, епископ бежал из Вроцлава, но был схвачен и на несколько месяцев заключен в замке Влень. Благодаря заступничеству других князей, епископ Томас получил свободу в апреле 1257 года103.
Так или иначе, ясно, что попытка Александра IV принудить галицко-волынского князя к исполнению условий унии, закончилась безрезультатно. Никаких свидетельств о дальнейших контактах Даниила с Римом нет. Точно так же нет свидетельств о каких-либо новых контактах с папой и со стороны Никеи вплоть до отвоевания греками Константинополя в 1261 году104.
Александр IV очевидно заранее предвидел подобный исход. За два дня до предъявления Даниилу своего ультиматума папа направил буллу, датированную 11 февраля 1257 г., к любуцкому епископу. В ней понтифик подтверждал церковную юрисдикцию любуцкого иерарха в отношении русских земель105. Ранее папа не решался пойти на такой шаг, хотя епископ и просил его об этом.
Значение принятого Александром IV решения разъяснил М. Чубатый. До начала 1257 г. на землях Галицко-Волынской Руси действовала иерархия церкви греческого обряда, признававшей верховную власть папы, и поэтому, согласно решению Четвертого Латеранского собора, латинская иерархия здесь была излишней. Возобновление латинской церковной юрисдикции означало фактическое прекращение унии106.
К 1257 г. относится еще одна булла Александра IV, краткое изложение которой сохранилось в папских регестах без указания точной даты. В этом послании говорится о том, что понтифик "предоставляет крестоносцам, которые воюют против татар и русинов, отпущение грехов так же, как и тем, что идут походом в Пруссию и Ливонию"107.
Разрыв отношений с папой в 1257 г. означал для галицко-волынских князей отказ от ограничительных обязательств в области внешней политики и, прежде всего, в отношении Австрии. При первом же удобном случае Даниил возобновил свои притязания на "австрийское наследство", и его союзником вновь стал венгерский король Бела IV, в свое время признанный папой в качестве правителя Штирии108.
В 1260 г. штирийское рыцарство выступило против венгерского правления и призвало на помощь чешского короля Пржемысла II Оттокара. Между двумя королями начался вооруженный конфликт. В решающей битве 12 июля 1260 г. у селения Крессенбрунн (на границе Австрии с Венгрией) Оттокар одержал полную победу над войсками Белы109.
Из послания чешского короля к папе Александру IV, дошедшего в составе так называемых Оттокаровых анналов (часть Пражских анналов XIII в.) и являющегося основным источником сведений об этой битве, узнаем, что на стороне венгров в сражении участвовали русские князья. Так, Оттокар сообщает, что он сражался против Стефана (сына Белы IV. - A.M.) и Даниэля, короля Руси, и его сыновей, и других русских и татар, которые пришли ему на помощь, и князя Болеслава Краковского, и молодого Лешка Ленчицкого, и бесчисленного множества бесчеловечных людей - команов, и венгров, и различных славян, сикулов и валахов, бесерменов и исмаилитов, а также схизматиков, а именно болгарских, русских и боснийских еретиков110.
Участие Даниила Романовича в новой австрийской кампании подтверждается сведениями Галицко-Волынской летописи и других источников о том, что вследствие нашествия на Юго-Западную Русь и Малую Польшу войск Бурундая (1259 - 1260) Даниил бежал в Венгрию и в 1260 г. действительно находился при дворе Белы IV вместе с краковским князем Болеславом Стыдливым, также бежавшим от татар.
Таким образом, нет оснований оценивать коронацию Даниила Галицкого как свидетельство прекращения политических и конфессиональных отношений с Византией (Никеей), "бегство" от Византии на Запад. Наоборот, можно с уверенностью полагать, что история коронации и унии с Римом галицко-волынского князя продемонстрировала неразрывную связь его внешней политики с политическим курсом Византии, не только не ослабевшую после событий 1204 г., но, судя по всему, даже укрепившуюся в период решающих действий никейских правителей по отвоеванию Константинополя у латинян.
Примечания
1. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. II. М. 1998, стб. 827.
2. ГРУШЕВСЬКИЙ М. С. Історія України-Руси. Т. III. Київ. 1993, с. 72.
3. GRALA H. Drugie mai'ecstwo Romana Moecisiawicza. Warszawa. 1982, r. XXXI, n0 3 - 4, s. 115 - 127.
4. КОТЛЯР Н. Ф. Даниил, князь Галицкий. СПб. 2008, с. 290.
5. Там же, с. 290 - 291.
6. ВОЙНАР М. М. Корона Данила в правно-політичні структурі Сходу (Візантії). Корона Данила Романовича. 1253 - 1953 рр. Доповіди Римської сесії II наук. конф-цфї. Наукового товариства ім. Шевченка (Рим, 18 грудня 1953 р.). Рим-Париж-Мюнхен. 1955 (Записки Наукового товариства імені Шевченка. Т. CLXIV), с. 116 - 117.
7. ПАСЛАВСЬКИЙ I. Коронація Данила Галицького в контексті політичних і церковних відносин XIII століття. Львів. 2003, с. 71 - 72.
8. ПАШУТО В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М. 1950, с. 261 - 263.
9. ФЛОРЯ Б. Н. У истоков религиозного раскола славянского мира (XIII век). СПб. 2004, с. 161.
10. См.: VRIES W. DE. Innozenz IV. (1243 - 1254) und der christliche Osten. Ostkirchliche Studien. Wurzburg. 1963, Bd. 12, S. 113 - 131; GILL J. Byzantium and the Papacy. 1198 - 1400. New Brunswick. 1979, p. 88 - 95; FRANCHI A. La svolta politico-ecclesiastica tra Roma e Bisanzio (1249 - 1254). Rome. 1981; Latins and Greeks in the Eastern Mediterranean after 1204. London. 1989; ANGOLD M. Church and society in Byzantium under the Comneni, 1081 - 1261. Cambridge. 1995, p. 505 - 529.
11. NORDEN W. Das Papsttum und Byzanz. Die Trennung der beiden Machte und das Problem ihrer Wiedervereinigung bis zum Untergange des byzantinischen Reiches. Berlin. 1903, S. 362.
12. ПСРЛ, т. II, стб. 827.
13. ФЛОРЯ Б. Н. Ук. соч., с. 162.
14. Латински извори за българската история. Т. IV. София. 1981, с. 91.
15. ANGOLD M. A Byzantine government in exile: Government and society under the Laskarids of Nicaea. 1204 - 1261. Oxford. 1975, p. 197 sq.
16. ЖАВОРОНКОВ П. И. Никейская империя и Запад (взаимоотношения с государствами Апеннинского полуострова и папством). Византийский временник. Т. 36. М. 1974, с. 111.
17. Historia diplomatica Friderici Secundi: Sive constitutiones, privilegia, mandata, instrumenta quae supersunt istius imperatoris et filiorum ejus; accedunt epistolae paparum et documenta varia. T. VI. Paris. 1861, pars I, p. 147; Matthaei Parisiensis, monachi Sancti Albani, Chronica majora. T. IV. London. 1877, p. 299.
18. ВАСИЛЬЕВ А. А. История Византийской империи. От начала Крестовых походов до падения Константинополя. СПб. 1998, с. 198.
19. ЖАВОРОНКОВ П. И. Ук. соч., с. 112.
20. BREDENKAMP FR. The Byzantine Empire of Thessalonike (1224 - 1242). Thessalonike. 1995.
21. Monumenta Germaniae Historica. Legum sectio IV: Constitutiones et acta publica imperatorum et regum. T. II. Hannoverae. 1897, p. 508 - 512.
22. HALLER J. Das Papsttum: Idee und Wirklichkeit. Stuttgart. 1953, Bd. IV, S. 262.
23. Regesta Pontificum Romanorum inde ab anno post Christum natum 1198 ad anno 1304. Berolini. 1875, t. II, p. 1065, n0 12630, 12636, 12637.
24. Chronica fratris Salimbene de Adam. Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. T. XXXII. Hannoverae. 1913, p. 419. Русский перевод см.: Сшшмбене де Адам. Хроника. М. 2004, с. 484.
25. ШАСТИНА Н. П. Путешествия на Восток Плано Карпини и Гильома Рубрука. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М. 1957, с. 8.
26. MATTHAEI PARISIENSIS. Historia Anglorum, sive, ut vulgo dicitur, Historia Minor. 1067- 1253. T. III. London. 1869, p. 24 - 25.
27. Chronica fratris Salimbene de Adam, p. 304 - 305, 321.
28. Regesta Pontificum Romanorum..., t. II, p. 1122 - 1123, n0 13385, 13386.
29. NICEPHORUS BLEMMYDES. Autobiographia sive curriculum vitae. Louvain. 1984 (Corpus Christianorum, Series Graeca. T. 13), p. 67 - 73.
30. FRANCHI A. Op. cit., p. 167 - 179.
31. Ibid., p. 193 - 215.
32. Chronica fratris Salimbene de Adam, p. 662.
33. NORDEN W. Op. cit., S. 325.
34. ЖАВОРОНКОВ П. И. Ук. соч., с. 114.
35. DIEHL SH. Figures byzantines. Т. II. Paris. 1908, p. 219 - 220.
36. ЖАВОРОНКОВ П. И. Ук. соч., с. 114.
37. АКРОПОЛИТ ГЕОРГИЙ. История. М. 2005, с. 326.
38. HOFMANN G. Patriarch von Nikaia Manuel II an Papst Innozenz IV. Orientalia Christiana Periodica. T. XIX. Roma. 1953, p. 67 - 70.
39. NORDEN W. Op. cit., S. 367.
40. ANGELOV D. Imperial ideology and political thought in Byzantium (1204 - 1330). Cambridge. 2007, p. 204 sq.
41. ANGOLD M. Op. cit., p. 527 - 528.
42. ЖАВОРОНКОВ П. И. Ук. соч., с. 116.
43. ДЖИОВАННИ ДБЛЬ ПЛАНО КАРПИНИ. История Монгалов. Путешествия в восточные страны..., с. 67, 75, 82.
44. Regesta Pontificum Romanorum..., t. II, p. 1025, n0 12093 - 12098; p. 1067, n0 12668 - 12669; p. 1069, n0 12688; p. 1076, n0 12775; p. 1078, n0 12814.
45. Ibid., t. II, p. 1069, n0 12689.
46. ABRAHAM W. Powstanie organizacyi kosciola lacinskiego na Rusi. T. I. Lwow. 1904, s. 122.
47. WLODARSKI B. Polska i Rus (1194 - 1340). Warszawa. 1966, s. 145.
48. ГРУШЕВСЬКИЙ М. С. Хронольогія подій Галицько-Волинської літописи. Записки Наукового товариства ім. Шевченка. Т. 41. Львів. 1901, с. 36 - 37.
49. ABRAHAM W. Op. cit., t. 1, s. 134; ГРУШЕВСЬКИЙ М. С. Ук. соч., с. 36 - 37; ЧУБАТИЙ М. Західна Україна і Рим у XIII ст. у своїх змаганнях до церковної унії. Записки Наукового товариства ім. Шевченка. Т. 123 - 124. Львів. 1917, с. 60; ПАШУТО В. Т. Ук. соч., с. 259; Н. Ф. Котляр датирует коронацию октябрем-ноябрем 1253 г. КОТЛЯР Н. Ф. Комментарий. Галицко-Волынская летопись: Текст. Комментарий. Исследование. СПб. 2005, с. 294.
50. ПСРЛ, т. II, стб. 827.
51. ДЖИОВАННИ ДЕЛЬ ПЛАНО КАРПИНИ. Ук. соч., с. 81.
52. ПСРЛ, т. II, стб. 809.
53. ПСРЛ. Т. I. M. 1997, стб. 472.
54. Regesta Pontificum Romanorum..., t. II, p. 1049. n0 12406.
55. Vetera Monumenta Historica Hungariam sacram illustrantia maximam partem nondum. T. I. Romae. 1859, n0 377, p. 203.
56. ПАШУТО В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М. 1968, с. 257.
57. NORDEN W. Op. cit., S. 325.
58. Annales Placentini Gibellini a. 1154 - 1284, p. 479.
59. Historia diplomatica Friderici Secundi, t. V, p. 181 - 183.
60. Chronique rimee de Philippe Mouskes. T. II. Bruxelles. 1838, verl. 29855 - 29860.
61. Regesta Imperii. T. V. Innsbruck. 1881, abt. 1.1, s. 442.
62. ПСРЛ, т. II, стб. 814.
63. Regesta Pontificum Romanorum..., t. II, p. 1232 - 1233, n0 14972.
64. Цит. по: МАТУЗОВА В. И., НАЗАРОВА Е. Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII в. - 1270 г.: Тексты, перевод, комментарий. М. 2002, с. 363.
65. Полный текст документа см.: .Historia Russiae Monumenta, t. I, p. 78 - 79, n0 88.
66. Documenta Pontificum Romanorum historiam Ucrainae illustrantia (1075 - 1953). Collegit, introductione et adnotationibus auxit A. G. Welykyj. T. 1. Romae. 1953, p. 43 - 45, n0 32.
67. Цит. по: МАТУЗОВА В. И., НАЗАРОВА Е. Л. Ук. соч., с. 364. .
68. Regesta Pontificum Romanorum..., t. II, p. 1256 - 1257, n0 15270.
69. Ibid., t. II, p. 1265, n0 15373.
70. ПСРЛ, т. II, стб. 838 - 842.
71. Codex diplomaticus Hungariae ecclesiasticus ac civilis. Studio et opera G. Fejer. T. IV. Budae. 1829, vol. l, p. 218 - 224; Vetera Monumenta Historica Hungariam, t. I, n0 440, p. 227 - 231. Это письмо Белы датировано "Idus nouembris An. Chr. 1254", однако исследователи иногда относят его к 1250 г. или датируют в более широком временном промежутке между 1250 и 1254 гг. См.: KOVACS A. Der "Mongolenbrief" Betas IV. an Papst Innozent IV. Uber einem zu erwartenden zweiten Einbruch der Mongolen im 1250. Uberlieferung und Auftrag. Wiesbaden. 1972, S. 495 ff.
72. См.: ЧУБАТИЙ М. Ук. соч., с. 63; ПАШУТО В. Т. Очерки по истории..., с. 259 - 260; КОТЛЯР Н. Ф. Ук. соч., с. 291 - 292; ПАСЛАВСЬКИЙ I. Ук. соч., с. 78 - 79; ФЛОРЯ Б. Н. Ук. соч., с. 177 - 178; ГОЛОВКО О. Б. Ук. соч., с. 349.
73. Regesta Pontificum Romanorum..., t. II, p. 1296, n0 15721.
74. МАТУЗОВА В. И., НАЗАРОВА Е. Л. Ук. соч., с. 361.
75. ПАСЛАВСЬКИЙ I. Ук. соч., с. 82.
76. ГОЛОВКО О. Б. Ук. соч., с. 349.
77. КОТЛЯР Н. Ф. Комментарий. Галицко-Волынская летопись, с. 295.
78. Historia Russiae Monumenta, t. I, n0 93, p. 83.
79. Documenta Pontificum Romanorum historiam Ucrainae, t. 1, p. 50, n0 34.
80. Regesta Pontificum Romanorum..., t. II, p. 1337, n0 16289.
81. LAURENT V. Le pape Alexandre IV (1254 - 1261) et l'empire de Nicee (histoire des pourparlers sur l'Union de l'Eglise sous le pontificat d'Alexandre IV avec les empereurs Jean III Batatzes et Theodore II Lascaris). T. 34. Paris. 1935, p. 43 - 44.
82. Theodori Ducae Lascaris Epistulae CCXVII. Florence. 1898, p. 202 - 204.
83. Les Regestes des Actes du Patriarcat de Constantinople. T. I. F. 4. Paris. 1971, n0 1332.
84. АКРОПОЛИТ ГЕОРГИЙ. Ук. соч., с. 115, 272, прим. 856.
85. Les Regestes des Actes du Patriarcat de Constantinople, t. I, f. 4, n0 1332.
86. Regesta Pontificum Romanorum..., t. II, p. 1370, n0 16731.
87. Historia Russiae Monumenta, t. I, p. 84, n0 95.
88. Ibid., t. I, p. 84.
89. Ibid., t. I, p. 85.
90. Ibid., t. I, p. 51, n0 35.
91. Regesta Pontificum Romanorum..., t. II, p. 1370, n0 16732.
92. Ibid.
93. ПСРЛ, т. II, стб. 825 - 826.
94. ПАШУТО В. Т. Очерки по истории..., с. 257 - 258.
95. Codex diplomaticus et Epistolaris Moraviae. Studio et opera A. Boczek. Olomucii. T. III. 1841, p. 198 - 199, n0 222; EMLER J. Regesta Diplomatica nec non Epistolaria Bohemiae et Moraviae. T. II. Prahae. 1882, p. 29, n0 74.
96. DUDIK B. Archive im Konigreiche Galizien und Lodomerien. Archiv fur osterreichische Geschichte. Wien. 1868, Bd. 39, S. 186 - 187.
97. PETER DE DUSBURG. Cronica terre Prussie. Scriptores Rerum Prussicarum. T. I. Leipzig. 1861, S. 90.
98. Codex diplomaticus et Epistolaris Moraviae, t. III, n0 202.
99. Свое название Кёнигсберг (Kunigsbergk) вероятнее всего получил в честь короля Пржемысла II Оттокара или в память об одноименном замке Тевтонского ордена в Святой Земле. PRUTZ H. Kulturgeschichte der Kreuzzuge. Berlin. 1883, S. 260; BECKHERRN С Geschichte Befestingungen von Konigsberg. Altpreussische Monatsschrift. Konigsberg. 1890, Bd. 27, S. 390.
100. Annates Otacariani a. 1254 - 1278. Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. Hannoverae. T. IX. 1851, p. 181 - 182.
101. ПСРЛ, т. II, стб. 831 - 835.
102. ШАВЕЛЕВА Н. И. Прусский вопрос в политике Даниила Галицкого. Древнейшие государства Восточной Европы. Материалы и исследования. 1991 год. М. 1994, с. 256 - 258.
103. Jana Dlugosza Roczniki czyli Kroniki slawnego Krolestwa Polskiego. Warszawa. 1974, ks. 7 - 8, s. 134.
104. ЖАВОРОНКОВ П. И. Ук. соч., с. 118.
105. Regesta Pontificum Romanorum..., t. II, p. 1369, n0 16726.
106. ЧУБАТИЙ М. Ук. соч., с. 65.
107. Preussische Regesten bis zum Ausgang des 13. Jahrhunderts. Konigsberg. 1876, n0 571; Preussisches Urkundenbuch. Politische Abtheilung. Bd. 1. Die Bildung des Ordensstaates (1140 - 1309). Hft. 2 (1257 - 1309). Konigsberg. 1909, n0 38.
108. Codex diplomaticus et epistolaris regni Bohemiae. T. V. Fasc. 1 (1253 - 1264). Praha. 1974, n0 21, p. 59 - 60.
109. Об этом событии сообщается почти во всех австрийских хроники XIII в., см., например: Continuatio Sancrucensis II. а. 1234 - 1266. Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. Hannoverae. 1851, t. IX, p. 644.
110. Kosmova letopisu ceskeho pokra6ovatele (Letopisy Ceske od roku 1196 do roku 1278). Fontes rerum Bohemicarum. Prameny dejin 6eskych vydavane z nadani F. Palackego. Praha. 1874, t. II, p. 291; Kronika Jana z Marignoly. Ibid. T. III. Praha. 1882, p. 315 - 316.
-
-