Saygo

Монах Мёэ

2 сообщения в этой теме

Н. Н. Трубникова. МОНАХ МЁЭ: ОСТАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ В ПОРУ БЕДСТВИЙ

Японские буддисты разных эпох часто говорят о своем времени как о "последнем веке", о поре, когда учение Будды приходит в забвение и мир все быстрее движется к неизбежной погибели. Особенно характерен такой настрой для авторов второй половины XII - начала XIII века, когда после четырех относительно спокойных столетий наступает время междоусобных войн, а затем устанавливается воинское правление, сёгунат. Кажется, что старому миру под властью государей и их сподвижников из чиновных знатных родов, и даже сравнительно новому порядку во главе с отрекшимися государями в самом деле приходит конец. И на кого бы ни возлагали вину за происходящее, ответственность буддийской общины несомненна для всех - ведь еще с VIII века, со времени создания сети государственных храмов, главной задачей японского служилого монашества была "защита страны". Получается, что храмы не уберегли державу: нарушали свой общинный устав, погрязали в невежестве или в схоластической учености, участвовали в смутах, и не просто интриговали, а посылали в бой своих монахов-воинов, - и в итоге стали не способны проводить обряды, как должно, допустили, что Закон Будды пришел в забвение, а с ним вместе распался и государев закон. Свидетельство тому - разрушение самых старых японских храмов в городе Нара в 1180 году.

Одни монахи, как Хонэн (1133 - 1212), ищут для людей "последнего века" единственный простой обряд, еще доступный им, подходящий и монахам, и мирянам: по Хонэну, такова молитва "слава будде Амида", яп. Наму Амида-буцу1. Другие обращаются к заморским учениям, уже доказавшим свою способность выживать при любых гонениях, войнах и мятежах: по этому пути идет Эйсай (1141 - 1215), перенесший в Японию из Китая учение Дзэн (кит. Чань)2. А третьи, как Тёгэн (1121 - 1206) по прозвищу "монах с тачкой", отправляются по стране собирать средства и людей на отстройку сожженных храмов, на починку статуй и восстановление храмовых книгохранилищ3. Позже, осмысляя свое время, Дзиэн (1155 - 1225) видит в нем закономерную смену эпох и надеется, что упадок, дойдя до нижней точки, сменится подъемом4. А Камо-но Тёмэй (1153 - 1216) плачет вместе с современниками над их горем, сам же уходит в отшельничество5.

На поддержку столичных властей монахам больше рассчитывать не приходилось. Воинское правительство щедро жертвовало на храмы - но лишь на некоторые, с большим разбором. Все более важным для любого храма становится привлечение мирских прихожан, и знатных, и простолюдинов. Отсюда - куда большее внимание к проповеди, чем в прежние века; излагать свое учение на языке, доступном для мирян, начинают в это время почти все японские буддийские школы. И отсюда же стремление увлечь и развлечь: занимательными рассказами, представлениями храмовых лицедеев и чем только можно, вплоть до скандалов вроде спора о неподобающих, "слишком китайских" одеждах монахов в первых дзэнских храмах.

Мёэбо Кобэн, он же досточтимый Мёэ из Тоганоо (1173 - 1232) принадлежал к поколению, чье детство пришлось на время междоусобной войны между родами Тайра и Минамото. В начале XIII века он стал одним из самых знаменитых японских монахов - не только среди единомышленников, но в широких храмовых и мирских кругах. Еще при жизни о нем ходили предания как о настоящем подвижнике Закона Будды и как об отшельнике-безумце. Мёэ выступал против учения Хонэна, но и сам разрабатывал простые обряды - правда, разные для разных людей. Он писал о своем времени как "последнем веке", но больше всего сожалел, что община его времени не такова, какой она должна быть, какой ее задумал Будда Шакьямуни. За истинным учением он собирался отправиться не в Китай, а в Индию, хотя так и не исполнил этого своего замысла. Историки японского буддизма относят его к движению за "возрождение уставов и заповедей" (кайрицу фукко: ), к тому же ряду, куда входят монахи Дзёкэй (1155 - 1213), Эйдзон (1201 - 1290) и Нинсё (1217 - 1303) и другие6. Из европейцев Мёэ часто сравнивают с Франциском Ассизским (1182 - 1226); общее у них - забота о самых приниженных собратьях по общине.

562px-Myou-e.jpg


Мёэ славился как проповедник и поэт, писал обрядовые руководства и трактаты. На протяжении примерно сорока лет он вел дневник, куда записывал свои сновидения7. Из всех сочинений Мёэ этот дневник привлек особенное внимание исследователей в конце XX века - как редкостный материал для изучения психологии средневекового человека. Например, Каваи Хаяо разобрал его, опираясь на методы К. -Г. Юнга8.

Биография Мёэ известна достаточно хорошо по многим источникам, хотя в них трудно отделить достоверные сведения от преданий. Его ученик по имени Гиримбо Кикай (ум. 1250) составил "Жизнеописание досточтимого Мёэ из Тоганоо" ("Тоганоо Мё:э-сё:нин дэнки"). Рассказы о Мёэ вошли в "Собрание старого и нового, известного и услышанного" ("Кокон тёмондзю:", 1254) и в другие сборники поучительных историй. Весьма интересны эпизоды с участием Мёэ в "Собрании песка и камней" ("Сясэкисю:", 1279 - 1283). А в XV веке на основе преданий была написана пьеса для театра Но "Бог-дракон святилища Касуга" ("Касуга-рю:дзин"), где Мёэ - один из главных героев.

Из исследований по Мёэ особенно важны книги Р. Моррелла Дж. Танабэ-младшего, М. Унно, Ф. Жирара9.

Мёэ родился в земле Кии в воинской семье, отец его происходил из провинциального ответвления рода Тайра, а мать - из семьи Юаса На восьмом году жизни он осиротел, и его отправили на воспитание к дяде, монаху из храма Такаосандзи недалеко от Столицы. С начала IX века этот храм был знаменит как оплот "тайного учения" (миккё: ) которое разрабатывало прикладные наставления по буддийским обрядам и теории, объясняющие смысл обряда. Кукай (774 - 835) основатель "тайной" школы Сингон, в свое время жил в Такаосандзи и давал здесь посвящения монахам и мирянам". В конце 1160-х годов храм Такаосандзи, пришедший в запустение, начал восстанавливать монах Монгаку (ум. 1203) - неистовый подвижник, учитель будущего первого сегуна Минамото-но Еритомо11.

Когда Мёэ начинал учиться в Такаосандзи, перестройка храмовых здании еще продолжалась. В "Собрании старого и нового " (2 2 64) говорится, что в пору ученичества Мёэ убегал в лес, чтобы отдохнуть от шума строительных работ, и так научился погружаться в сосредоточение. И Монгаку, и другие монахи в Такаосандзи считали правильным совмещать храмовое служение с подвижничеством в горных лесах - по несколько месяцев каждый год они проводили в странствиях. На протяжении всей жизни Мёэ часто уходил странствовать, обычно в родные места. Сохранилось его письмо, написанное по всем правилам любовных посланий, но обращенное не к человеку - а к острову близ берегов Кии, где Мёэ провел в уединении некоторое время. Не только "сердце", внутренняя основа каждого существа и каждой вещи тождественна будде, - пишет Мёэ - но и тело, внешняя оболочка есть не что иное, как тело будды, пребывающего всюду. Значит, и ты, остров, - тоже будда, а раз так, то что еще мне на свете нужно кроме тебя?12.

Впрочем, горы начинались сразу за воротами храма Такаосандзи, и в ближнем лесу Мёэ тоже находил себе места для подвижничества. Самое известное изображение Мёэ, уже взрослого, показывает его сидящим в развилке большого дерева посреди леса: эта картина называется "Досточтимый Мёэ в сидячем созерцании на дереве" ("Мё:э-сё:нин дзюдзё: дзадзэн"). Слово дзадзэн, "сидячее созерцание", здесь не случайно. Обычно этот способ сосредоточения соотносят со школами дзэн, в Японии XIII века главным его приверженцем станет Догэн (1200 - 1253). Мёэ к традиции дзэн в широком смысле тоже относится; хотя ни к одной из дзэнских школ он не принадлежал, но, по преданию, общался с Эйсаем и получил от него наставления по "созерцанию" и семена чая - чтобы вырастить кусты и готовить излюбленный горький напиток "созерцателей". Многие слова и поступки Мёэ позже берутся в школах дзэн в качестве "коанов" - примеров достигнутого озарения.

Учителем Мёэ считался сам настоятель, Монгаку, но, скорее всего, занимался с ним дядя. В Такаосандзи ученикам преподавали и "тайное учение" школы Сингон, и основы других буддийских учений. Позже Мёэ учился также в столичном храме Ниннадзи и в храмах города Нара. В 1188 году Мёэ принял монашеское посвящение в Нара в недавно восстановленном храме Тодайдзи. Кроме "таинств" он особенно подробно изучал наследие школы Кэгон, чье учение основано на "Сутре цветочного убранства" (яп. "Кэгон-кё:", кит. "Хуаянь-цзин", санскр. "Аватамсака-сутра"). Эта сутра - большой свод текстов, разнообразных по содержанию: здесь есть и учение о будде как вселенском "теле Закона", и указания для милосердного подвижничества бодхисаттв, и наставления по заповедям, и особая картина мира, выраженная сравнением с "сетью бога Индры" (дворец бога накрыт сетью из драгоценных камней, Индра видит свое отражение в каждом камешке и во всей сети; так же будда тождествен всему мирозданию в целом и каждой из его частей). Сутра была достаточно широко известна в Японии, ее изучали не только в школе Кэгон, но и в школах Сингон и Тэндай.

Semuiji_Myoue.jpg


В Китае школа Хуаянь, основанная на этой сутре, была одной из самых влиятельных. Ее приверженцы составили множество трактатов, где обсуждается соотношение сущности и явлений и другие вопросы буддийской философии. Японские монахи школы Кэгон до XIII века в основном продолжали традицию этих китайских толкований. Мёэ тоже изучает их, но разбирает и учение самой сутры, опираясь на живой опыт ее почитания в японской общине. В записях сновидений Мёэ часто появляется мальчик Дзэндзай (санскр. Судхана) из последней и самой большой главы сутры. В сутре Дзэндзай, странствуя в поисках наставника, встречается с пятьюдесятью двумя мудрыми собеседниками: среди них миряне и просветленные подвижники, люди и боги, мужчины и женщины. Этот сюжет стал в Японии популярен и в буддийском искусстве, и в назидательной словесности.

Кроме того, Мёэ с вниманием относится к другой сутре, чтимой в школе Хуаянь, - к "Сутре совершенного пробуждения" (яп. "Энкакукё:", кит. "Юаньцзюэ-цзин", вероятно, составлена в Китае). Этот текст оказался также важным для школы Тэндай13 и для традиции Дзэн. Толкование к нему, принадлежащее Гуйфэну Цзунми (780 - 841), Мёэ советует читать своим ученикам; этот китайский мыслитель причисляется одновременно к наставникам Хуаянь и Чань.

Мёэ не отвергает никого из будд, бодхисаттв, богов и других существ, к кому обращались с молитвами японцы его времени. Но больше всего он говорит о почитании Будды Шакьямуни (яп. Сякамуни), основателя учения. Еще подростком Мёэ несколько раз пытался покончить с собой, отдав свое тело на съедение диким зверям - по примеру Будды, который в одной из прежних жизней пожертвовал собой ради голодной тигрицы, чьи детеныши погибали без материнского молока. Мёэ тогда остался жив и решил, что будет следовать примеру Будды по-другому - проповедовать учение, жить по заповедям и других побуждать к этому.

Из милосердных заступников, бодхисаттв, Мёэ особенно почитает Буддхалочану (яп. Буцугэн-буцумо). Это имя означает "Просветленное Око, мать всех будд". В "тайном учении" Буддхалочана предстает как воплощение всевидящего взора вселенского будды. Она отождествляется с Майей, матерью Шакьямуни: при этом "майя", мировое наваждение, и ясное видение, свободное от иллюзий, совмещаются в одном лице. В храме Тоганоо (о нем речь пойдет ниже) сохранился свиток, где Буддхалочана показана сидящей на цветке лотоса, в белом одеянии, на голове ее венец в виде львиной головы. Мёэ в своих сочинениях обращается к ней "Слава тебе, госпожа-матушка!" (Наму хаха-годзэн) - то есть самого себя ставит на место Будды.

В 1196 году Мёэ перед образом Буддхалочаны отрезал себе ухо. По собственным его словам, он это сделал, чтобы стать "нелюдем",
хинин. После этого Мёэ подписывал свои сочинения и послания как "хинин".

Словом хинин в Японии обозначали тех "неприкасаемых", кто по установлениям синтоизма считался носителем скверны, а потому должен был жить вне "собственно человеческого" общества. Хинин селились отдельными общинами в предгорьях, на речных и морских берегах и исполняли "нечистую" работу: хоронили умерших, ухаживали за могилами, убирали тела издохших животных, занимались кожевенным ремеслом и т.д. Нищие и лицедеи, собиравшие милостыню на своих представлениях, тоже относились к хинин. Кроме того, "нелюдем" становился человек, чье тело осквернено увечьем или болезнью, особенно кожной. Хинин ухаживали за такими больными. Общинам "нелюдей" обычно покровительствовали синтоистские святилища богов ками и буддийские храмы. Для жрецов в святилищах требования чистоты были особенно строги, монахи же отвечали за погребальный обряд. Исходно монахи и сами мыслились как нечистые люди, коль скоро они молятся об умерших и принимают подаяние от мирян, а то, что монахи бреют головы, могло восприниматься как намеренное уродование тела. Но по мере сращения храмовых и святилищных обрядов в VIII-XII веках монахи государственных буддийских храмов все чаще воздерживались от скверны, передоверяя хинин всевозможные нечистые работы: роль "нелюдей" как святилищных и храмовых служителей становилась все более важной.

И приверженцы Мёэ, и позднейшие исследователи толковали его само-осквернение по-разному: как попытку поколебать общепринятые предрассудки, как выражение истовой веры или смирения, или как желание раз и навсегда порвать со служилым монашеством14. Известно, что Мёэ проповедовал для хинин и призывал монахов и мирян заботиться о самых несчастных "нелюдях" - о больных и увечных. Задачу преодолеть односторонность мысли - о чем говорят почти все буддийские наставники - Мёэ понимал практически: не на словах, а на деле подвижник не должен избегать "оскверненных" людей, выбирая себе "чистое" окружение, раз уж он понимает, что скверна и чистота предполагают друг друга.

Дважды, в 1203 и 1205 годах, Мёэ собирался отправиться в Индию. Он верил, что там община сохранилась такой, какой была при Будде, и что там можно будет просто жить, не мучаясь сомнениями: как надо блюсти заповеди, какое созерцание правильно, какая мудрость истинна. По преданию, Мёэ отказался от паломничества в Индию лишь потому, что ему запретило уезжать божество Касуга из родового святилища Фудзивара - того знатного рода, к чьей младшей ветви принадлежали Юаса. Не будучи близким родичем Фудзивара, Мёэ в преданиях оказывается крепко связан со святилищем Касуга. Божество этого святилища будто бы особенно благосклонно было к двоим монахам: Мёэ и его старшему другу Дзёкэю из рода Фудзивара. Оно называло их ласково: "Мои Таро и Дзиро" (старший сын и второй сынок), - так говорится, например, в "Собрании песка и камней" (1, 5).

Дзёкэй и Мёэ, при разнице в возрасте в восемнадцать лет, в самом деле могли бы быть братьями. Оба эти монаха по происхождению и по обучению могли бы принадлежать к служилому монашеству, но выбрали для себя жизнь "отшельников" (тонсэй), хотя иногда и участвовали в государственных обрядах. Мёэ, как и Дзёкэй, много времени уделял разработке обрядовых руководств (ко:сики) для разных общин монахов и мирян: по празднованию дня рождения Будды и дня его ухода в нирвану, по величанию шестнадцати архатов (ближайших учеников Будды) и другие.

У Дзёкэя и Мёэ общее еще и то, что оба они выступали против Хонэна с его проповедью исключительного почитания будды Амитабхи (яп. Амида). Дзёкэй в 1205 году, еще при жизни Хонэна, составил прошение ко двору отрекшегося государя, где обвинял Хонэна в непочтении к Будде Шакьямуни и к богам ками, в пренебрежении всеми буддийскими учениями кроме одного и в отвержении всех способов почитания Амитабхи кроме изустной молитвы. Когда после смерти Хонэна в 1212 году был обнародовал его большой труд, "Собрание выдержек об Изначальном обете и памятовании о будде" ("Сэнтяку Хонган нэмбуцу-сю:", составлен в 1198 году), Мёэ написал критический ответ на него - трактат под заглавием "Колесо опровержения ложных взглядов" ("Дзайдзярин"). Мёэ сожалеет, что приходится критиковать собрата по общине, но есть в учении Хонэна то, с чем согласиться нельзя: тот предлагает одно на всех учение и отвергает "уловки" Будды, разные изложения одного и того же Закона для разных людей. Кроме того, Хонэн не признает "просветленного сердца" (яп. бодайсин, санскр. бодхичитта) - той природы человека, которая в любой век и при любых внешних условиях способна двигаться к освобождению15.

Из всех наставлений Мёэ по обрядам особенно важно его учение о "мантре лучистого света" (ко:мё:-сингон). Эта мантра по-японски читается: Он Абокя Биросяно: макабодара мани хандома дзимбара хара-баритая ун; примерный перевод: "Слава великой мудре, непустой, солнечной! Обрати ко мне сокровище, лотос, лучистый свет!" Мантра была известна в Японии, как считается, со времен Кукая, но до Мёэ применялась нечасто. Ее чтение сочеталось с обрядом "принятия дара через землю и песок" (дося-кадзи): песком, очищенным с помощью священного "истинного слова", мантры, посыпали тело больного, его ложе или могилу умершего. Тем самым человек "принимал дар" от будды. Применение песка не случайно, ведь в буддийских текстах заблуждения, помрачающие ум человека, часто зовутся "пылинками", "песчинками". Установка на единство ложного и истинного, чистого и грязного работает и здесь.

В 1206 году по повелению отрекшегося государя Готоба-ин Мёэ восстановил небольшую горную обитель неподалеку от Такаосандзи в местности под названием Тоганоо, дал храму новое название - Кодзандзи - и стал его настоятелем.

Среди учеников Мёэ были монахи храма Кодзандзи - один из них, художник Энитибо Дзёнин (работал в 1210 - 1240 годах) считается автором той картины, где Мёэ сидит в созерцании на дереве16. Другой ученик, Косин (ок. 1193 - 1263) уже после смерти учителя по записям и воспоминаниям собратьев по учебе составил текст под заглавием "Последний наказ досточтимого Мёэ из Тоганоо" (Тоганоо Мё:э-сё:нин икун). Перевод этого памятника публикуется ниже.

Трудно сказать, насколько досточтимый Мёэ из "Последнего наказа" похож на исторического Мёэ - а насколько это обобщенный образ буддийского подвижника. Но и сам Мёэ, как и заглавный персонаж этого текста, учил о "том, чему следует быть" (яп. арубэки ё:-ва) - о том, что должны и могут делать приверженцы Будды, даже если наступили последние времена. В кругу учеников Мёэ эти слова стали столь же важной формулой, как Наму Амида-буцу для приверженцев Хонэна. В храме Кодзандзи сохранилось расписание обрядов и других занятий для монахов, составленное самим основателем; оно озаглавлено "То, чему следует быть".

1024px-Kozanji_Kyoto_Kyoto13s5s4592.jpg
Храм Кодзандзи


Это "должное и возможное" - свое у каждого человека, единого для всех образа действий нет и не может быть. Учение Будды, по Мёэ, предназначено не для будущей жизни в Чистой земле, а для здешней, в мире людей. При этом он много говорит о счастье родиться человеком, да еще и услышать наставления Будды - и о том, как важно не растерять впустую этот дар, не утратить человеческого облика при жизни, не натворить таких "мелких и глупых" ("обезьяньих", асамасики) дел, после которых человеком уже не возродишься, а попадешь в ад, в мир животных или в другие дурные миры. Глуп и смешон тот монах, кто воображает себя учителем, притворяется знающим и мудрым. А еще смешнее тот, кто весь отдается лицедейству, ставит спектакли для мирян, будто бы не способных усвоить поучение без развлечения. Это притворство второго порядка - мнимый наставник под личиной актера - то, что больше всего печалит Мёэ в современной ему буддийской общине. Вести же себя по-человечески для Мёэ - значит жить так, как если бы Будда был рядом: живой, а не просто изваянный из дерева или нарисованный на бумаге.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Трубникова Н. Н., Бачурин А. С. История религий Японии. IX-XII вв. М., 2009.
2. Там же. С. 407 - 416.
3. Там же. С. 402 - 404.
4. Федянина В. А. Концепция "гневных духов" в исторической теории монаха Дзиэн // Вопросы философии. 2011. N 7.
5. Камо-но Тёмэй. Записки из кельи. Перевод со старояпонского Н. И. Конрада / Классическая японская проза XI-XIV вв. М., 1988. С. 297 - 312.
6. Трубникова Н. Н. Начало обновления японского буддизма в XII-XIII вв. и движение за возрождение уставов и заповедей // Религиоведение. 2011. N 3. С. 46 - 54.
7. Мё:э-сё:нин дэнки (Дневник досточтимого Мё:э.). Пер. Хираидзуми Акира. Токио, 1980.
8. Kawai Hayao. The Buddhist Priest Мубе: A Life in Dreams. Venice, CA, 1992.
9. Morrell R.E. Early Kamakura Buddhism: A Minority Report. With a Foreword by Minoru Kiyota. Fremont, 1987; Tanabe G.J. Jr. Myoe the dreamkeeper. Fantasy and knowledge in early Kamakura Buddhism. Harvard, 1992; Unno M. Shingon Refractions: Myoe and the Mantra of Light. Somerville, 2004; Girard F. Un moine de la secte Kegon a I'epoque de Kamakura, Myoe (1173 - 1232) et le Journal des ses reves. Paris, 1990.
10. Трубникова Н. Н., Бачурин А. С. История религий Японии. IX-XII вв. М., 2009. С. 66 - 75.
11. Там же. С. 397 - 399.
12. Myoe. Letter to the Island. Transl. by G.J. Tanabe jr. / Dharma rain: sources of Buddhist environmental-ism. St. Kaza.K. Kraft (eds.). Boston, MA, 2000.
13. Трубникова Н. Н. Традиция "исконной просветленности" в японской философской мысли. М., 2010.
14. Abe Ryuichi. Mantra, Hinin, and the Feminine: On the Salvational Strategies of Myoe and Eizon // Cahiers d'Extreme-Asie. Vol. 13(2002). P. 101 - 125.
15. Камакура кю: буккё: (Старый буддизм в эпоху Камакура). Под ред. Камата Сигэо и Танака Хисао / Нихон сисо:-тайкэй (Памятники японской философской мысли). Т. 15. Токио, 1971.
16 Brock K. E'nichibo Jonin, the Saint's Companion / The artist as professional in Japan. Takeuchi M. (ed.). Sanford, 2004.

Человек, № 2, 2012, C. 91-98

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ПОСЛЕДНИЙ НАКАЗ ДОСТОЧТИМОГО МЁЭ ИЗ ТОГАНОО

1. "То, чему следует быть" [1]. За эти семь слогов можно и нужно держаться. У монаха - то, чему следует быть для монаха, у мирянина - то, чему следует быть для мирянина. И так далее: у царя-государя - то, чему следует быть для царя и государя, у служилого и подданного - то, чему следует быть для служилого и подданного. Мы отворачиваемся от того, чему следует быть, и от этого - всё дурное.

2. Я не из тех, кто говорит, как нам помочь нашему будущему веку [2]. Я - тот, кто для начала старается лишь делать то, чему следует быть в нынешнем веке.

3. Подвижничать по Закону Будды нельзя с нечистым сердцем. А воины, например, ведут нечистую жизнь: и как же им жить? Не нужно думать: лучше я брошу Закон Будды, последую за людьми, за их всегдашним обычаем - и хватит с меня. Даже когда что-то непостижимо, как мудрость Будды, - нужно стараться понять, достать до дна [3]. Пусть я многого не знаю - да ведь меня так и зовут невеждой, и никакой беды в том нет. Но бросить всё, жить с нечистым сердцем - не годится. Трудно так жить, даже если обрил голову: трудно не потерять человеческий облик [4]. Чем тогда будешь отличаться от наставников полевых плясок, от тех, кого зовут мискантовыми монахами, и прочих? [5]

4. В древности сердца людей, приверженных к Закону Будды и довольных им, были в точности такими же, как у нынешних людей, тянущихся к славе и выгоде. Я это понял много лет назад, и точно так, ничуть не иначе, записано в "Сутрах агамы" [6]. Посмотрите как-нибудь потом.

5. Если про меня говорят: он, мол, следует за другими людьми, - я теперь от этого не страдаю. В сердце вовсе нет тяги ни к славе, ни к выгоде. И ни за кем я не хожу, уговаривая: пожертвуйте на свиток сутры, на статую будды... Если не получается все свое сострадательное сердце обратить к миру живых существ [7] - то чего-то другого уже не нужно. Всем сердцем стыжусь, что обо мне будут думать: неужто он пренебрегает нищими и прокаженными? [8]

6. Счастье - принимать подношения, когда внутри имеешь достоинства, соразмерные вере и щедрости людей. Можно не сомневаться, верно: когда монах-бхикшу [9] нарушает заповеди, то в будущем веке он не получит благого воздаяния. Одежда на нём станет огненной сетью и сожжет ему тело, еда обратится в раскаленные колеса и спалит ему нутро [10].

7. Пусть люди ради нашего обряда не читают ни одного свитка сутр, ни одного заклинания-дхарани [11], совсем не возжигают благовонных курений и не славят будд - но если их сердца и тела выправлены, если они действуют сообразно тому, чему следует быть, то все небожители и добрые божества милостиво защищают их. Пожелания исполняются сами собой, стремления осуществляются легко. Чем усложнять все и мучиться - лучше просто, ничего особенного не делая, жить правильно. Если сердце по привычке привязано к вещам, одержимо страстями, и желания его глубоки, если тело по своей повадке неустроенно, жадно до вещей, позволяет себе не то, что следует, - то человеку причитается такое же наказание, как тому, кто читает сутру нечистыми устами, даже если бы он с почтением прочел сотни и десятки тысяч свитков сутр, изготовил тысячи и сотни миллионов изваяний будд, следуя правилам монахов-архатов, обретших свидетельство о плоде [12]. Кто творит обряды с нечистым сердцем, тот все быстрее движется в дурную сторону, а достичь желаемого не может. Глупец, не понимая этого, не выправив своего сердца, как попало, ходит кругами, следуя за желаниями своего сердца; когда совершает обряды, помыслы его спутаны: как-нибудь да сбудется, что хочу! Страсти в сердце у этого глупца глубоки, он созывает наставников Закона, мучает свое божество-сердце, надрывает кости и нутро, а обряд не удается, и за такие деяния ему воздается в подземных темницах [13]. Поистине, печально видеть это!

8. Люди всегда говорят: "Когда хорошо знаешь какой-то предмет, начинаешь чваниться". Это не так. Если хорошо знаешь, чваниться не начнешь, чванство появляется как раз от незнания.

9. Человек, допустим, "увидел природу будды" - как будто пагоду Восточного храма углядел от поворота на Первую улицу. И надо ему еще дойти до Девятой улицы [14]. В самом деле, трудно!

10. Людьми, живущими по Закону Будды, называют тех, кто, для начала, избавил свое сердце от всего, чем оно напитано, к чему привязано. Кто, сверх того, знает какой-то предмет, того зовут "ученым"; кто прошел испытания [15], того называют "испытанным чудотворцем", "наставником в истинных словах" [16]. А кто этого не может, кто не испытан, может быть просто монахом без ремесла [17]. Но если кто понапрасну держится за здешнее свое бытие, то к нему вообще не подходят слова "человек Закона Будды".

11. Государь Прасенаджит [18] сказал Будде: "Моя мать недавно скончалась. Если кто-нибудь вернет ее к жизни, я вознагражу его - брошу страну, дворец, жену и детей, отдам свое тело и долю". У людей нынешнего века немного скорби бывает, но чтоб настолько горевать - такого не случается. Все уже усвоили сердцем: есть огромная разница между древностью и последним веком, между великими державами и окраинными дикарями [19]... Жалко!

12. Обычай последнего века - умножать свою славу и выгоду кое-как изученным Законом, а главный смысл Закона не брать. Поэтому отбрасывают путеводные основы двух видов пустоты [20], они же - печати Закона [21], не раскрывают глаз. Если бы то, что говорят ученые люди наших дней, было истинным Законом Будды, - да разве не был бы такой Закон Будды худшим из всех путей? И что пользы звать человека другом [22], когда он ничего не захотел усвоить сердцем? В самом деле, есть о чем скорбеть!

13. Как я учился Пути: все будды и бодхисаттвы, думал я, милосердно подвижничали на каком-то Пути Будды, и если я тоже стану защищать его и следовать ему, то пусть бы даже по меркам нынешних ученых это было бесполезно, - всё равно, разве не отведаю я, чего хочу, милости Будды? Когда действуешь таким порядком на Пути Будды, сердце как раз изнутри и проясняется, без всяких помех.

14. Я издавна, с детства, смотрю на святое учение и хочу лишь понять вкус Закона - чтобы был он тот самый, какого отведал Будда; а без этого - что мне за радость, если меня станут хвалить как человека, достигшего учёности?

15. Мне нужен учитель, а ученики - нет. Обычно всегда хочется поскорее стать учителем - это будто бы лучше, чем следовать за другими людьми и всю жизнь ходить в учениках. Но чем наставлять учеников, я лучше буду наставлять собственное сердце, чтобы достичь плода Будды. Ведь и Будда почтительно внимал всем достойным людям, и потому он пребывает выше всех живых существ - как Учитель Богов и Людей [23].

16. Человек пришел повидаться со мной в мою хижину и попросил наставлений о Законе. Я сказал: в наши дни даже те, кто достиг учености, запомнил и понял столько-то строк, столько-то записей, совсем не видят истинной правды сердца. А гость мой ничего не отвечал. Сразу сил лишился, так что все нутро застыло от гнева.
В "Сутре о нирване" говорится: "Вот что я вам сейчас скажу. Кто не видит истинной правды сердца, тот из-за этого долго кружится в водовороте рождений и смертей, в мире страдания" [24]. Эта истинная правда сердца такова, как есть, знаешь ее или не знаешь, видишь ее или не видишь; и когда вычерпаешь до дна, изучишь и прояснишь ее, все равно поистине не видишь, знаешь ли ее или нет. Я это сказал, а у человека нутро застыло. Застыло нутро - и тут же проявилось то, чего он не знает.
Всему свету известный вор украл горшок, надел на голову и начисто забыл о нем. Когда хозяин спохватился - горшок пропал! - и пустился на розыски, вор раскрыл обе руки: вот, не брал я горшка! И правда, в руках он его не держал. И устами - не держал! Слова-то его были искренней правдой. А что горшок надет на голову и со стороны отлично виден, - этого он не знал. И тут - точно такое же оправдание: не брал я горшка! Грустно.

17. "В старину мы свидетельствовали об основе истинного свойства [25] и ученикам вручали эту основу. В последнем веке нет мудрости, основы для свидетельства, и мы украшаем поверхность здешнего мира, наша первая задача - приблизиться к мирским пределам, распространять Закон Будды возле храмов." Так говорят - и отдают все свое сердце, тратят всю свою жизнь на наряды для полевых плясок и обезьяньих игрищ [26]. "Я руковожу полевыми плясками при храме!" - говорит ученый монах, хлопочет, чтобы люди узнали об этом, и добивается своего: молва о нем расходится. Сказать же "я вступил на Путь Будды" - совсем другое дело. Когда человека обсуждают как подвижника на Пути Будды, он тем самым лишь отдаляется от Закона Будды.

18. Люди всегда должны помнить, что днём и ночью все их поступки отражает зеркало Дзё:хари [27]. Не надо думать: это дело тайное - о чем я тайно помышляю в сердце, того люди не узнают. Не скрытое облаками, все отражается в том зеркале: стыдно!

19. Старательно творят добрые дела ради умерших [28] - но часто при этом сердцем тянутся к славе и выгоде, ко всяким мирским целям, совершают подношения без веры - и не получают никаких заслуг, стараются без толку. Наставники Закона тоже: нарушают заповеди, не соблюдают, как должно, трёх деяний [29], и при этом считают себя достойными вкушать благие дары, принимать подношения. В сердцах у них нет истинной веры, а они читают сутры, произносят заклинания-дхарани - и никакой пользы умершему не приносят. Каждый из них, принимая искренние подношения, облекается в одежду греха и должен будет опуститься на один из дурных путей [30]. Таковы дела Закона в последнем веке - бесполезные, мелкие и глупые. И монахам, и мирянам надо остерегаться, как бы поистине не навредить себе и другим.
Мы, с одной стороны, можем жалеть о плоде воздаяния, но с другой стороны, можем и радоваться. Жалеть - о том, что тело живет после ухода Будды, а радоваться - что сердце завязало связь с Законом Будды [31].

20. Если Закон вручают без разбора направо и налево, он не задерживается ни в телах, ни в словах. Раз не задерживается в телах и в словах - он превращается в яд. Закон не имеет собственных свойств [32], и потому люди сплошь да рядом говорят: ну и ладно, будем лежать-полеживать и ничего не делать.

21. "У достойных монахов чудесные дела непостижимы и неописуемы - мы их и оставим". Понимаю и завидую: о, сколь великолепны те люди, кто не имеет вовсе ни особенной решимости, ни чудесных дарований, но бросает свою долю, не щадит жизни, отправляется в Индию и там всячески подвижничает по Закону Будды!

22. В древности глупцам шло на пользу житье возле мудрецов. Теперь же глупцы из окружения вроде бы мудрых людей, наоборот, ради "премудрости ученых" впадают в заблуждения и постепенно отворачиваются от основ Закона.

23. Нынче нет ни особенно способных людей, ни особенно бездарных. Все будто бы одинаковые, не различишь на вид хорошего и дурного. Ибо таков последний век. Проходят годы, минуют дни, и дальше, в самом конце, не останется, должно быть, и того немногого, что есть сейчас.

24. Мелкие, глупые делишки последнего века: подвижничать так, как учил Будда, первейшим делом не считают. Дотошно разобрав одни письменные знаки, читают затем письмена, только читают и повторяют, не применяют к вещам, не имеют того сердца, что на деле применяло бы это учение. Сердца тянутся к пустопорожним спорам и помраченным мыслям, верные тому, что им кажется истинным. Это все можно обратить и к собственному моему сердцу, не достигшему Будды.

25. Нужно выбирать учителя, хорошенько все взвесив, рассудив и снова рассудив. Не следует тут ни подчиняться воле родичей, ни тянуться за друзьями, ни полагаться на случаи. В "Сутре совершенного пробуждения" говорится: пусть твоим учителем будет тот, кто может излечить от четырех недугов: "действия, попустительства, приостановления и уничтожения" [33]. Подробно это разобрано в четвёртом свитке "Толкования к сутре совершенного пробуждения" [34].

26. "Мой обычай не таков, как надо по Закону. Да к тому же я нераскаянный нарушитель заповедей - но люди весьма меня уважают и доверяют мне." Бывают такие почтенные наставники. Не нужно думать, будто это честно - так вести себя. В "Сутре о накоплении сокровищ" Будда говорит: "При Конце Закона я дам волю демонской силе: этому следует быть. Но люди с правильным взглядом будут видеть, что я рядом" [35].

27. Телу не долго жить в этом веке, и для него все преходяще: впустую сердце привязывается к людской молве. Если бы ему предстояло прожить, допустим, тысячу или десять тысяч лет - все равно лучше было бы любить только доброе. А в теле, недолговечном, как вспышка молнии, как утренняя роса, даже однажды совершить дурное - выйдет мелко и по-дурацки.
До чего глупо!

28. Когда преображаешься в будду, проповедуешь Закон и принимаешь подношения, - мелко и глупо брать дары за то, что говоришь чепуху. Проповедники Закона знают, как принимать подарки, но забывают мысль Будды. Укор таким наставникам есть в "Сутре о накоплении сокровищ" [36]. В разделе о проповеди Закона там один наставник говорит: быть возле учителя, который по-настоящему истинно проповедует Закон, - то же самое, что жить в век, когда Будда пребывает в здешнем мире.

29. Нынешние люди: что же им делать? Всегдашний уклад в мире - понимать учение Будды так, будто в нем говорится лишь про выход из круговорота рождений и смертей. Это похоже на привязанность к нирване у приверженцев двух колесниц [37]. А если скажешь, что о сути дела такие люди говорят дурно, - похоже будет, что чванишься. Плачевно, что Закон Будды исчезает! Но то, что "Закон исчезает", не значит, что нам не хватает Закона Будды или что он у нас пропал. Вот когда такие дела, как наши, разрастаются, это и называют "исчезновением". Значение этого подробно разобрано в "Записи вопросов о выходе и проявлении" [38]. Можно посмотреть выдержки оттуда.

30. Глупцы не понимают, что у них "есть природа". Таких на путь Будды вводят через отрицание: "природы нет". Люди вроде нас крепко держатся за "себя" - да разве же такие войдут? Но, ища ответа, понимаешь: таких, неспособных, по учению Будды, не бывает [39].

31. Кто говорит о грехах других людей, сам не имеет заслуг. "Иметь заслуги" значит быть человеком, предпочитающим заслуги. А если тянешься только к грехам других людей - это как раз и есть грех, заслуги в таких местах не обитают [40].

32. Будь сейчас тот век, когда Будда пребывал в здешнем мире, - я бы не был даже меньшим послушником-шраманерой [41]. Глупо и мелко - корчить из себя учителя.

33. Я всегда говорю людям, полным решимости: "Что нужно, чтобы стать буддой? Что нужно, чтобы пройти Путь? Выбросить из своего сердца все стремления к чему-то, снова стать никчемным, ни с какой стороны не заботиться о себе, просто есть, когда приходит голод, одеваться, когда приходит холод; если так провести всю жизнь, то хоть бы великая земля развалилась, Путь не сможет развалиться". Человек со стороны услышал это и решил: да, пожалуй, неплохо стать никчёмным.
И мне, - думает, - так бы хотелось. И стал есть досыта, спать досыта, либо проводить время в путаных мыслях, либо тратить дни на путаные разговоры, не принося никакой пользы другим, ничем не помогая храму. Так и коротал время от рассвета до заката и думал: вот, я ничего не делаю - стал как есть никчемным человеком! Да, он снова стал никчемным - скотом. Если так жить, непременно и точно попадешь в подземные темницы. Где уж тут обрести плод Будды!
Те никчемные, про кого я говорю, сначала телом и сердцем вступают на Путь, не спят в помрачениях, не предаются путаным мыслям, как придётся, не приходят в смятение, когда сидят в сосредоточении, - потому что следуют собственной свободе. Днем и ночью пребывая в такой решимости, они не тянутся к действам [42], не стремятся к искусствам, и нет у них такой мысли: хочу стать буддой; нет такого желания: хочу достичь Пути. Отбросить желание выдвинуться среди людей, без всякого стремления в сердце, превратиться в никчемного и так проводить всю жизнь - это значит дать великий обет.
Думать "стану-ка я буддой", вступить на путь обучения, выводящего из дому, и всё думать: "а вдруг я не стану буддой", - это, нечего и сомневаться, страшно. Живя так, никогда не достигнешь Пути. Я не веду людей по дурной дороге, к мыслям про то, как человеку стать буддой. Если меня слушаются и верят мне - надо верить и в этот способ. Если в жизни вот так снова стать никчемным - разве это будет никчемное дело?

34. Дела между учителем и учеником по закону Будды очень важны. Даже если дожил до ста лет и не знаешь Закона, - слушай Закон, следуя за монахом-бхикшу, пусть ему всего лишь десять лет.

35. Брось ты служение Будде, чтение сутр, все приемы Большой и Малой колесниц [43] - просто говори с учителем, понемногу, то об одном, то о другом.

36. Нынче думают: раз уже нет того Закона Будды, каким он должен быть, то его и нарушить невозможно [44]. Живут в общине, как волки с подрезанными хвостами.

37. Когда нет учителя, надо слушаться старшего там, где живешь. Все пусть так подчиняются один другому. Если так не делать, жить в общине без мудрого согласия - то чем мы будем отличаться от тигров, волков и ядовитых змей?

38. Известно, что младшая сестра почитаемого Ананды, госпожа-монахиня, разозлилась на почитаемого Кашьяпу [45] - и провалилась в подземные темницы. Если применим это к нашим делам, то и в нынешнем веке сердиться на монахов - тоже дело, наказуемое в аду. Мелко и глупо допускать себя и других людей до этого, не думая, что такими делами создаются грехи.

39. Что называется "просветлением", бодхи: это когда вначале лишь внутри сердца есть слабое стремление понять основу Пути. Если даже оно еще никак не исполняется, но внутри ты сам стремишься постичь два вида пустоты - "человек пуст и дхармы пусты" [46] - уже не станешь думать, будто превосходишь других людей. Кто так живёт, уже в нынешней жизни да получит помощь и защиту от будд! Помощью и защитой да будут стремление к той самой основе, сила веры, отвага сердца!

40. Входя на Место пути [47], нужно научиться всякий раз думать: Будда в живом своем теле восседает здесь. Нужно помнить о том, чтобы правильно держать себя - как перед Тем, Кто Пришел Своим Путем, в его живом теле. Если думать, что он, вырезанный из дерева, нарисованный на бумаге, - живой, тогда он и в самом деле будет живым перед тобой.

41. Стремиться к покою и чистоте, пребывать в пустом одиночестве, продвигаться к цели ревностно, во что бы то ни стало, - высшее дело, если брать подвижников, вошедших во врата "отсечения", дхуты [48]. Обыкновенным приверженцам Пути лучше жить вместе с братией: оберегать друг друга от грехов и побуждать к подвижничеству. Будда ведь тоже запрещает жить в меньшем числе, чем по четверо. Одиноко сидя в своем углу, склоняешься сердцем к лености, а притворяешься, будто охотно следуешь по Пути, - и так твоё сердце пребывает в обмане. Живешь во сне, тело покоишь, сообразуешься с веком. Или строишь маленькую келью, или поселяешься в отдельном закутке, дни и ночи проводишь во сне, точь-в-точь как будто, еще живя, соорудил себе гроб и спрятался в нем. Разве так можно стать буддой - в каком угодно веке? Плачевно!
Получить ценнейшее человеческое тело, по счастью одеться в плащ-кашаю [49], принять имя приверженца Закона Будды, подвижника на Пути, - и ничего не добиться, понапрасну вернуться на три дурные дороги! [50] Скорбя об этом, глава монахов из храма Кэнниндзи [51] сказал: я построил в ряд кельи, чтобы в них можно было, отбросив людской мир, жить сообща с людьми, всецело устремленными к Пути, чтобы стали мы друзьями Закона; чтобы могли мы, отбросив десять тысяч дел, подвижничать на Пути. Вот, поистине, самое настоящее пристанище! Ибо у монаха, признающего свои грехи, и заслуги глубоки; когда он живёт вместе с братией, все друг друга постепенно обтачивают. Разве Будда велел прятаться по углам, когда милосердно даровал нам учение? Если развернуть все восемьдесят тысяч святых книг - разве там есть такое? Я вижу так, как сказал.

42. Давно, когда еще я был среди начинающих наставников, я последовательно постигал тайные законы Светлого государя Напитанного Страстью [52], Пяти тайных почитаемых [53] и прочие. Не желал я преданно следовать за хорошими учениками. А думал лишь о том, как бы мне следовать за Шакьямуни, Пришедшим Своим Путем [54], - его я с почтением нарисовал на бумаге. Если бы я жил тогда, когда Шакьямуни пребывал в здешнем мире, я был бы худшим из его приверженцев. Теперь я руковожу братией и не подражаю достоинствам прежних достойных, а еще пытаюсь сойти за наставника - это несносно для сердца! Так быть не должно!
Сидя лицом к Будде, я думал: если ничуть не имею я достоинств, то как могу в жизни что-то сделать? Решил бы я стать воином, раз уж обрел рождение в воинском роду, - должен был бы я знать, что в этом ничтожном мире однажды в какой-нибудь постыдный миг я как раз и умру. А пойдя под Закон Будды, я избавлюсь от грязи в сердце. Внутри Закона Будды, быть может, и я стану великим победителем? - так я думал...

43. Пойдя - по драгоценной удаче - под Закон Будды, я даже того Закона, что изучал, хотел достичь не затем, чтобы усвоить Путь к выходу-отдалению [55], а ради мелких и глупых дел, понапрасну, чтобы получить монашеский чин; и вот, не добился своего, заболел, и, ничего не достигнув, умираю. Увы! Что же мне делать - какие законы действенны в последнем веке, в отдаленном краю? Увы, я становлюсь пустомелей, мне нечего сказать полезного!

44. То, что зовется чванством, подобно мыши. Оно прокрадывается через окошки учений всех школ в пору, когда совершаешь обряды у жертвенника йоги [56]. Я всегда говорю, что чванство действует двояко. Если сам чего-то не знаешь, но чванишься перед другими, знающими, не расспрашиваешь их и не учишься у них, - это тяжкий грех. А если теми, кто, как кажется, уступает тебе, ты высокомерно пренебрегаешь, - то какая с того польза? Совершенно никакой пользы ни в том, ни в другом. При том как мало все мы можем, чуть только установилось соподчинение - сразу у всех появляется чванство.

45. В то время [57] выпивки не принимали. Когда не были прояснены свойства строгих запретов на убийство, воровство, прелюбодеяние и другие, стало быть, не было и мерки для того, как они соблюдаются; но при этом еще не было и поведения, соразмерного проповеди святого учения. Кто привык следовать усвоенному образцу, тому нужно стараться обрести еще не обретенное, оттачивать то, что он, допустим, уже обрел. Сделав плотничий шнур из святого учения, надо себя равнять по нему, исправлять свои ошибки. Это подробно разобрано в "Толкованиях к мандалам" [58]. Нужно как-нибудь рассмотреть это отдельно.

46. Если на людей смотреть из древности, то видно: никого не любящие сердцем, бесстыдные, двуличные - едва ли становятся людьми Закона Будды. Смысл этого и Будда разъясняет в сутрах-заветах [59], и в трактатах то же можно найти. Ничем не отличается.
Хоть я и не заглядывал в те записи, что ведут знатоки гадания по чертам лица, я толкую облик человека, выводя суждения из того, что говорили почитаемые будды и патриархи [60]; из десяти раз восемь или девять раз я не ошибаюсь. Среди людей с утонченным сердцем выдающиеся люди Закона Будды и в старину, и ныне - редки. Сочинять гатхи и стихи [61], слагать песни и песенные цепочки [62] не обязательно для Закона Будды, однако те, чьи чувства утончены этими занятиями, к Закону Будды обращаются легко, обладают мудростью и разумением, отважно преобразуют сердце. А те, чье сердце стало совсем мирским, если приложат силы к "подражанию древним", то и обретут, что написано у древних, но у таких людей все привязано к получению какой-то выгоды, и на вид они слабы. Тех же, кто с детства легко обретает утонченность и укрепляется сердцем в истине, можно и нужно пытаться научить Закону Будды.

47. В последнем веке идут месяцы, проходят годы, поистине, нарастает неправда, и раз так, то мало кому удается укрепиться сердцем в решимости. Поэтому, что бы мы ни делали, достичь чего-то трудно.

48. С самого начала, как я поселился в нашем храме [63], я во все глаза смотрел, как собираются монахи, совершают обряд, и только слезы утирал - не понимая! Все двенадцать страж в день проходили понапрасну в хлопотах, но если бы кто из нас тогда по счастью очутился перед Буддой, ни одного часа не смог бы совершать обряд: не было у нас истинной веры.
В том, как смотрели, как держали лица, как держали руки, как сидели, как ходили - даже приблизительно не соблюдали мы Закона. При таком поведении нет никакой пользы ни от чтения сутр, ни от заклинаний-дхарани - один лишь обман, всё только напоказ перед другими людьми, а Поднебесная не получает никакой защиты. И на искренние подношения прихожан нечем ответить. Может, у кого-то было сомнение - а не возродимся ли мы в ослиной утробе, в лошадином чреве? У людей Закона Будды, кто знает стыд, мало времени на то, чтобы вот так понапрасну проводить все двенадцать страж в сутки. Как угодно, но не так!
Когда только мы по случаю появлялись перед людьми, у нас не было никакого стыда перед людскими глазами. Совершая обряды, не заботились об их сердцевине, а такой бессмысленный обряд древние называли "обрядом толчения в ступе вверх-вниз". Только когда доходишь до сердцевины, до той ступени сердца, когда ты словно сидишь перед Буддой, живым сейчас, и говоришь: "Слава Великому Господину, Даровавшему Учение, Пришедшему Своим Путём, Будде Шакьямуни!" - только если так совершаешь обряд, все будды, пришедшие своим путём, станут для тебя господами учения, милостиво отзовутся тебе. Тот, кто творит обряд, и тот, к кому обряд обращён, встретятся друг с другом, и заслуги обретёшь, и грешные дела прекратишь.
Я понял: даже в мирских домах нет таких великих воров, таких злостных обманщиков, как эти наставники Закона, проходящие мимо собственной жизни, не имеющие истинной веры. Глупо пройти мимо самого себя, расхищая тот Закон, что милостиво оставили нам будды, чередою приходившие в мир: Закон, по которому все живые существа станут буддами.
Миряне, начиная с единственного высшего [64] и вплоть до десятков тысяч низших, облачаются каждый в свой наряд смотря по положению, получают в дар - каждый по своему наследству в роду - тело и долю. Наставники Закона, с тех пор как они выходят из дома, - отказываются от такого дара. Раз так, то даже если они получают от отца и матери и от родных еду и одежду, - это то же самое, что искренние подношения от любых мирян. Так ни сердце, опора всех вещей [65], не раскрывается, ни заповеди не соблюдаются в чистоте; живя без веры, небрежно, монахи не просто питают свои тела: для семьи и друзей помогать им, брать их под крыло означает всерьез отвернуться от основы.
Всерьез отворачиваются от основы - и поэтому не могут избежать грешных деяний. Не избегают грешных деяний - и потому, нечего сомневаться, попадают в подземные темницы. Расхищают Закон Будды: присваивая храмовое имущество, говорят, что якобы творят обряды ради Поднебесной; принимают подношения, обещая, что сотворят обряд ради прихожанина; не очистив трех деяний [66], совершают дела Закона, ведут себя как нераскаянные нарушители заповедей - и так проводят дни и ночи. И наконец, принимая подношения, нарушают завещанные Буддой пять заповедей и десять трудных предписаний [67] - хотя сейчас и последний век, но это жалко!
Чьи заблуждения особенно глубоки, те не знают о своих заблуждениях. И точно так же те, кто дошёл до особенно неподобающего поведения, доходит и до того, что не думает о подобной трате времени как о большом грехе. Раз они так всерьез отвернулись от основы, они непременно должны будут провалиться в подземные темницы. Уж если считаешь, что стал наставником Закона, даже если не можешь постичь Закон - хотя бы веди себя так, чтобы не утратить человеческого тела!

49. Как бы то ни было, нам нужно пробудиться сердцем к вере в Три Сокровища [68]. Допустим, мы бы услышали, что верить в Три Сокровища - грешно. Если бы мы в них уже верили - разве это бы на нас подействовало? Пусть мы и слышим, что такие-то деяния дурны и грешны, но когда уж нам хочется что-то сделать, мы именно это и делаем. А разве не верим мы, что в прежнем нашем веке мы все слушали Правильный Закон, а значит, любой человек имеет заслуги - то есть может уверовать!

50. Перекинуть через неширокий поток тонкую жердочку - вот что значит делом помочь другим людям, облегчить их страдания. Хотя и неширок поток, но на милосердие люди отвечают милосердием, и вскоре мы достигаем всяческих благ вплоть до наивысшего просветления-бодхи. Думаю, никто не возразит, все согласятся, что это так. Вот что называют четырьмя деяниями бодхисаттвы для поддержания Закона: давать милостыню, говорить мягко, приносить пользу другим, равнять себя с ними. Эти дела охватывают все уровни подвижничества, проходят насквозь через все уровни - от начального до конечного.

51. Сосредоточиться сердцем лишь на одной цели, всецело устремиться к ней, не тратя времени впустую, упорно идти по Пути Будды, - вне этого нет дел для наставника Закона. Если это трудно, то у такого наставника Закона великие грехи, должно быть, весьма глубоки: лучше бы он поскорее снял монашескую одежду и стал мирянином. Обычно, чтобы подвижничать на Пути Будды, не требуется какого-то особенного совершенства. Просыпаться от ветра в соснах, подружиться с ясной луной, наблюдать, что приходит, наблюдать, что уходит, - кроме этого ничего и нет. А когда в одиночку очищаешь сердце на месте подвижничества, то какого ещё тебе надо друга? Допустим, это было бы грехом и ты от этого провалился бы в подземные темницы: так и в подземных темницах есть бодхисаттва, чтобы вызволить тебя! [69] Исконно в подземных темницах есть бодхисаттвы, и нет такого греха, какого надо было бы бояться, - доведя это знание до предела, ты не допускаешь и самого малого проступка и можешь собрать свой урожай.

Примечания

[1] А-ру-бэ-ки-ё-у-ва. Арубэки - это и "должное", и "возможное", и то, что человеку следует делать, и то, что ему причитается по его делам.
[2] "Будущий век", госэ, здесь - посмертие, будущая жизнь.
[3] Отсылка к сравнению учеников со зверями на переправе через реку. Одни, как зайцы, плывут у самой поверхности, другие, как лошади, погружаются наполовину, а третьи, как слоны, шагают по дну ("Сутра о заповедях для мирян", яп. "Убасоку кай-кё:", ТСД 24, N 1488, 1038b). ТСД - Тайсё: синсю: дайдзо:кё: (Большое собрание сутр, заново составленное в годы Тайсё: )Т. 1 - 100, Токио, 1960 - 77.
[4] "Обрить голову", здесь - стать монахом. "Потерять человеческий облик" - переродиться после смерти животным, голодным духом или узником ада.
[5] "Полевые пляски", дэнгаку, поначалу - народные плясовые игры, связанные с обрядом посадки риса. К XII веку представления дэнгаку уже устраивались просто как зрелища - иногда сюжетные, с плясунами в масках и причудливых нарядах. Исполнители, обученные лицедеи, брили головы, подобно монахам, их называли "наставниками Закона", хохи. Как и сказители с лютнями бива и мастера некоторых других искусств, эти "наставники" могли пользоваться покровительством храма и отдавать в храм часть сборов со своих выступлений. При этом дэнгаку-хо:си не принадлежали ни к податному люду, ни к настоящим монахам, а причислялись к хинин, отверженным, и жили в особых общинах. См.: Анарина Н. Г. История японского театра. Древность и средневековье: сквозь века в XXI столетие. М., 2008. С. 121 - 125. Мискант, яп. сусуки, - высокая трава с белыми метелками. "Мискантовыми" называли исполнителей одного из видов полевых плясок.
[6] Мёэ здесь говорит о том, что тяга к Закону Будды и тяга к мирским благам ничем не различаются. "Сутры агамы", "Агон-кё:", от санскр. агама, "предание" - ранние буддийские тексты, вошедшие в китайский канон. О двух видах желаний говорится в "Смешанной сутре агамы", "Дзо: агон-кё:", ТСД 2, N 99, 383а и др. места.
[7] Обычно в буддийских текстах различаются три области мира: ближайшая для человека - его собственный опыт; следующая - другие живые существа; дальняя область - "земля-страна" (горы и реки, травы и деревья).
[8] "Прокажённые", райбё: - больные кожными заразными болезнями (не обязательно именно проказой). Считались самыми нечистыми людьми.
[9] Бику, санскр. бхикшу - буддийский монах.
[10] Отсылка к "Сутре размышлений о правильном Законе" ("Сё:бо: нэндзёкё:", ТСД 17, N721). Речь идет об одежде и еде, полученных в дар от мирян.
[11] Яп. дарани, санскр. дхарани - особые сочетания священных слов, мантр, применяемые в буддийских обрядах.
[12] То есть достигших просветления. Величание ракан, санскр. архат, "почтенный", в Японии обычно относят к ближайшим ученикам Будды. Архатов, ищущих освобождения для себя, противопоставляют бодхисаттвам, которые подвижничают ради других.
[13] Дзигоку, санскр. Нарака, буддийский "ад".
[14] Здесь Мёэ отсылает к топографии Столицы, города Хэйан (соврем. Киото). Если идти по Столице с севера на юг, по главной улице, то пагода Восточного храма (То:дзи) видна с самого начала, от угла Первой улицы. Но надо пройти ещё восемь больших кварталов (мимо Второй, Третьей улиц и т.д.), и наконец, на Девятую улицу выходит сам храм. "Увидеть природу", кэнсё: (свою, тождественную природе будды) - главная цель подвижника по учению о "созерцании", дзэн. По Мёэ, такое внезапное видение - только начало пути.
[15] Гэн. Под таким "испытанием" обычно понимается подвижничество в суровых условиях, закаляющее волю и дающее чудесные силы. Например, Монгаку, учитель Мё:э, испытывал себя, стоя зимой под водопадом. "Испытаниям" придавали особое значение мастера "тайных" обрядов и горные странники сюгэндзя (приверженцы "пути упражнений и испытаний", они же "спящие в горах", ямабуси).
[16] "Истинные слова", яп. сингон, здесь - мантры. "Наставники в истинных словах" - исполнители обрядов, которым приписывалась чудотворная сила. Во времена Мёэ это не только приверженцы школы Сингон, но и посвящённые знатоки "таинств" (прикладных учений об обряде) из других школ.
[17] Муи-но со:, тж. "бездеятельным", избравшим "недеяние".
[18] Государь Прасенаджит, яп. Хасиноку-о:, современник Будды, правитель страны Кошалы. Рассказ о нём и его матери приводится в "Смешанной сутре агамы".
[19] Окраинные дикари - хэнъи, отсылка к противопоставлению культурного срединного Китая диким окраинам. Для Мёэ средина мира, правда, находится не в Китае, а в Индии, на родине Будды.
[20] Два раздела буддийского учения: первый показывает, что привычное наше "я" относительно, "пусто", что поистине оно не существует как нечто устойчивое, а есть лишь изменчивый опыт, поток дхарм - носителей единичных признаков, сменяющих друг друга. Второй раздел раскрывает "пустоту", относительность самих дхарм.
[21] "Печати Закона", хо:ин, - главные наставления буддийского учения.
[22] "Другом" принято величать того человека, от кого узнал о Законе Будды.
[23] Учитель Богов и Людей, Тэннинси, - одно из величаний Будды. Схожая слава в Китае была у Конфуция: он всякий раз расспрашивал людей о том, в чём они разбираются, потому и был настоящим мудрецом.
[24] "Сутра о нирване", яп. "Нэхан-гё:", ТСД 12, N 374, 451с.
[25] "Истинное свойство", тж. "истинный знак", дзиссо:, - свойство всех вещей быть изначально чистыми, тождественными будде.
[26] "Обезьяньими игрищами", саругаку, называется еще один вид лицедейских представлений в Японии во времена Мёэ. Их исполнители - плясуны, акробаты, мимы - как и мастера "полевых плясок" дэнгаку, жили под покровительством храмов или святилищ. См.: Анарина Н. Г. Цит. соч. С. 112 - 120.
[27] Дзё:хари (букв. "чистый хрусталь") - зеркало государя Ямы (яп. Эмма), вершащего посмертный суд над людьми. Подходя к этому зеркалу, умерший видит в нём все свои дурные дела.
[28] Совершают подношения и заказывают обряды в храмах ради благой посмертной участи умерших родичей и друзей.
[29] Телесных, словесных и мысленных.
[30] На пути "подземных темниц", "голодных духов" или животных.
[31] "Завязанная связь", кэтиэн, - связь между людьми, буддами, божествами и др., возникшая как следствие общих деяний и длящаяся в будущем рождении.
[32] Определенных отличительных признаков кроме "истинного свойства" (ср. выше) - общего свойства будды и тех существ, кого он спасает.
[33] "Сутра совершенного пробуждения" - яп. "Энкаку-кё:", ТСД 17, N 842, 920 с. В переводе К. Ю. Солонина: "Благие мужи! Прекрасная Дхарма, объясненная благомудрыми друзьями, должна избавлять от четырех болезней. Что это за четыре болезни? Первая - болезнь действия. Допустим, некто говорит так: "Я, основываясь на изначальном уме, исполняю множество практик и стремлюсь достигнуть Совершенного Пробуждения". Природа Совершенного Пробуждения не достигается посредством действия. Поэтому и говорят о болезни "действия". Вторая - болезнь попустительства. Предположим, некто говорит: "Мы не будем ныне прерывать рождения и смерти, не будем стремиться к нирване. Нирвана, и рождения, и смерть не подразумевают возникновения и гибели. Нужно бросить все, следовать природе вещей и стремиться к Совершенному Пробуждению". Природа пробуждения не достигается через попустительство. Поэтому и говорят о болезни "попустительства". Третье - болезнь приостановления. Допустим, некто говорит следующее: "Ныне я навечно остановлю возникновение мыслей в своем уме и обрету равностную и умиротворенную природу всех [вещей]. [Таким образом я] устремлюсь к Совершенному Пробуждению". Природа Совершенного Пробуждения не достигается через приостановление. Поэтому и говорят о болезни "приостановления". Четвертое - болезнь уничтожения. Бывает, что рассуждают следующим образом: "Ныне я навечно уничтожу все аффекты, тело и ум [обретут] совершенную пустоту и [им более ничего принадлежать не будет, в том числе и органы чувств, пыль и ложный внешний мир. Когда все будет умиротворено, я устремлюсь к Совершенному Пробуждению". Но природа Совершенного Пробуждения не есть свойство уничтожения, поэтому и говорят о болезни "уничтожения". Преодолевший четыре болезни познает чистоту. Такое созерцание называется истинным созерцанием. Все иные созерцания есть ложные" (ИСКЕ - Избранные сутры китайского буддизма. СПб., 1999. С. 434.)
[34] Кит. "Чжу Юаньцзюэ-цзин", яп. "Тю: Энкаку-кё:", ТСД 39, N 1795, 568с-571а. Сочинение Гуйфэна Цзунми (780 - 841), наставника школы Хуаянь.
[35] Яп. "Хохяку-кё:", ТСД 11, N 310. В тексте сутры в [ТСД] процитированного отрывка нет; возможно, Мёэ читал какой-то другой вариант ее текста.
[36] Возможно, имеется в виду вот это место: "В пору, когда Правильный Закон исчерпается, будет много нарушителей. Они не будут подвижничать, исполняя чистый, белый Закон" (ТСД 11, 267b).
[37] Речь идет о двух направлениях раннего буддизма: "слушателях голоса Будды" и "подвижниках-одиночках". И те, и другие порой впадают в ложную привязанность к нирване (как цели их усилий), что не лучше привязанности к мирским вещам. Для Мёэ Закон Будды говорит прежде всего о том, как жить сейчас, а не о будущей нирване.
[38] Яп. "Сюцугэн монки", неизвестно, о каком тексте идет речь.
[39] Здесь речь идет о том, что обычный человек не может сразу осмыслить свою природу как тождественную природе будды. Поэтому для начала ему говорят, что природы у него нет - всего того, что он привык считать "собой", на самом деле не существует. Избавиться от установки на то, что "я" есть, трудно - но возможно, в этом смысле, по Мёэ, неспособных людей нет.
[40] Весь этот отрывок можно прочесть и несколько иначе: речь может идти не о грехах и заслугах, а о пороках и достоинствах.
[41] Сями, санскр. шраманера - ученик, готовящийся принять монашество.
[42] Но: - общее название для представлений дэнгаку и саругаку, ср. выше.
[43] "Большая и малая колесницы" (санскр. махаяна и хинаяна) - два главных направления буддизма. У японских авторов разница между ними выглядит обычно так: первое, более позднее, нацелено на подвижничество ради других, второе, более раннее - на освобождение самого подвижника.
[44] Эта точка зрения доказывается в "Записях при свете светильника о конце Закона" ("Маппо: то:мё:-ки", конец XII в.).
[45] Ананда (яп. Анан) и Кашьяпа (яп. Касё: )- ближайшие ученики Будды. Вероятно, имеется в виду эпизод из "Смешанной сутры агамы" (ТСД N 99, 302b).
[46] Ср. выше, прим. 20.
[47] "Место пути", до:дзё: - место буддийской проповеди.
[48] Санскр. дхута, яп. дзуда - строгая монашеская жизнь, нацеленная на отсечение мирских привязанностей. Правила дхуты требуют носить самую простую одежду, жить в лесу под деревьями, питаться подаянием, есть лишь один раз в день и т.д.
[49] Санскр. кашая, яп. кэса, - монашеский плащ, носится перекинутым через левое плечо.
[50] Возродиться на путях ада ("подземных темниц"), голодных духов или животных.
[51] Мёамбо Эйсай, первый настоятель храма Кэнниндзи, один из основателей традиции дзэн в Японии.
[52] Светлый государь Напитанный Страстью, яп. Айдзэн-мё:о:, санскр. Рагараджа, - один из "светлых государей", они же "государи знания" (яп.
мё:о:, санскр. видьяраджа), покровители буддийского обряда. Айдзэн почитается как помощник в выявлении истинной природы плотских желаний, могущих не помрачать человеческий ум, а наоборот, вести к просветлению. Айдзэн изображается с красным лицом (или несколькими лицами), в венце, украшенном львиной головой, с луком и стрелами в руках (такие изображения известны в Японии с IX в.). Мёэ говорит о том, что изучал "тайные" обряды, обращённые к Айдзэну. Вероятно, эти наставления опирались на "Сутру о йогинах всех йог в башне на Алмазной горе" (яп. "Конго.бу рожаку иссай юга юги-кё:", ТСД 18, N 876, она же "Сутра о йогинах") - один из важнейших текстов для японского "тайного учения".
[53] Пять тайных почитаемых - пять бодхисаттв, чтимых в "таинствах" согласно "Сутре о йогинах" и "Руководству к пяти таинствам" ("Гохимицу-гики", ТСД 20, N 1125). Их изображают на мандалах: Ваджрасаттва (яп. Конгохацу, Алмазное Существо) в центре, а вокруг него - бодхисаттвы желания (восток), привязанности (юг), любовной страсти (запад) и гордости (север). Их роль похожа на роль Айдзэна - направлять людские страсти с недолжных предметов на должные: чтобы любовь понималась как решимость помочь всем живым существам и т.д.
[54] Пришедший Своим Путём, тж. Так Пришедший, яп. Нёрай, санскр. Татхагата - величание Будды Шакьямуни и других будд.
[55] Из круговорота рождений и смертей.
[56] Место совершения "тайных" обрядов.
[57] Когда жил Будда.
[58] Яп. "Мандара-сяку", не сохранилось.
[59] Кайкё:, они же собственно сутры - записи проповедей, где Будда отвечает на какие-то вопросы слушателей (в отличие от наставлений, которые он даёт по собственному почину).
[60] Буцусо:, "патриархи" здесь - прежние наставники. Так их обычно называют в традиции дзэн.
[61] Дзюси. "Гатхи" (санскр.) - стихотворения по образцу стихотворных отрывков из сутр. Под "стихами" здесь имеются в виду стихотворения на китайском языке (их писали многие японские поэты).
[62] Ка-рэнга. Речь идет о стихотворениях на японском языке - одиночных (ка, во времена Мёэ это чаще всего пятистишия танка) или сцепленных в цепочки (рэнга).
[63] Или - "в головном храме". Речь идёт о храме Кодзандзи в местности Тоганоо - или же о храме Дзингодзи на горе Такао.
[64] Государя.
[65] "Сердце как опора всех вещей", синдзи, - сознание, порождающее все явления мнимо-внешнего мира; изначально оно чисто, свободно, не подвержено заблуждениям и страданиям, и подвижнику нужно раскрыть эту его природу.
[66] Деяния тела, речи и мысли.
[67] Пять заповедей - не убивать, не воровать, не распутничать, не лгать и не употреблять опьяняющие вещества. Десять трудных предписаний, они же десять заповедей бодхисаттвы, требуют не только избегать дурных деяний, но и не поощрять к ним других и делать всё, чтобы удержать других от этих поступков. Здесь запрещаются убийство, воровство, распутство, ложь, сбыт опьяняющих веществ, порицание чужих недостатков, самовозвеличивание и принижение других, алчность, гнев и клевета на Закон Будды.
[68] Будду, его учение и общину.
[69] Бодхисаттва Чрево Земли, яп. Дзидзо:, санскр. Кшитигарбха, заступник тех, кто попадает в ад.

Перевод со старояпонского и примечания Н. Н. ТРУБНИКОВОЙ. Перевод выполнен по изданию [Кана хо:го:сю 1964].

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо).
      Автор: hoplit
      Просмотреть файл Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо).
      Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо). Раздел "Официальные бумаги". Сс. 279. М.: Восточная литература. 2017.
      Автор hoplit Добавлен 30.04.2020 Категория Корея
    • Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо).
      Автор: hoplit
      Полное собрание документов Ли Сунсина (Ли Чхунму гон чонсо). Раздел "Официальные бумаги". Сс. 279. М.: Восточная литература. 2017.
    • Фестский диск: попытка анализа
      Автор: Неметон
      Фестский диск                                                                                                                                          Место обнаружения  диска во дворце Феста
      1.     обе стороны диска покрыты оттиснутыми при помощи штемпелей печатями, что, возможно, связано с необходимостью его тиражирования. В контексте предположения о том, что возникновение дворцовых ансамблей было результатом реализации широкой строительной программы, направляемой из одного центра — Кносса, можно предположить, что содержание диска из Феста можно ретранслировать на Кносс, как возможный первоисточник зафиксированной на диске информации.

      2.     Установлено, что знаки наносились справа налево печатником левой рукой. Практика использования печатей на Крите подтверждена археологически (например, мастерская по производству печатей в Малии). Уникальность диска и его существование в единственном числе (что не исключает обнаружение подобных дисков в будущем) может указывать на специфичность содержания, которое имеет большое религиозное значение. Это подтверждает обнаружение диска в главной ячейке тайника, замаскированного в полу комнаты под слоем штукатурки, наряду с пеплом, черноземом и большим количеством обгоревших бычьих костей, что также указывает на то, что диск имеет религиозное значение и представлял несомненную ценность для тех, кто поместил его в тайник.

      3.     Тот факт, что рисунки на диске не имеют сколь-нибудь четкого соответствия в других письменностях и очень мало напоминают знаки критского рисуночного письма, а также, что количество знаков диска (45) слишком велико для буквенного письма и слишком мало для иероглифического, может указывать на то, что знаки диска не являются образчиком какой-либо письменности и являются фиксацией некой последовательности, на что указывает повторение групп знаков на сторонах А и Б.

      Фестский диск: стороны А и Б

      4.     На обеих сторонах идентичное количество делений (ячеек); сторона А – 31, сторона Б – 30.

      5.     спиральное расположение знаков указывает на солярную символику, которая, в свою очередь, позволяет связать содержание диска с мифом о Минотавре, культом лабриса и почитанием Великой богини, имевшей обширную географию (Реи, Астарты, Кибелы, Деметры, Исиды, Артемиды).

      Можно предположить, что каждый знак обозначает разные типы объектов, совокупность которых, с учетом функциональных различий, позволяет предположить фиксацию элементов некой церемонии.  Использование священных растений, музыкальных инструментов, ритуальных предметов и принесение жертв позволяет предположить, что перед нами символическое изображение религиозной церемонии. Антропоморфные знаки и сельскохозяйственные инструменты указывают на направленность церемонии – культ плодородия или Великой Богини. Отсутствие знаков с изображением плодов и т.п результатов сельскохозяйственной деятельности может рассматриваться как церемония в честь богини плодородия, предшествующая посевным работам.  Повторение знаков на стороне А и Б свидетельствует о последовательности церемонии и участии в ней на разных этапах одних и тех же объектов, т.е четкой структуре, что также можно рассматривать как доказательство сакральности события.


      Знаки фестского диска
       
      Сторона А: 3, 5, 10, 11, 17, 19, 21, 28, 31, 41, 44

      Остановимся на некоторых уникальных знаках стороны А – 3 («верховный жрец»), 5 («раб»), 10 («систр»), 21 («гребень»), 11 («плеть»), 17 («ритуальный нож»), 31 («сокол»).

      «Возвращение богини» непосредственно связано с представлениями о ее «священном браке» с божеством и зачатии дитя, знаменуя весеннее обновление. Такие священные браки богинь природы были важнейшим моментом весенних праздничных обрядов в Вавилоне (Инанна и Таммузи), брак Великой матери хеттов и Деметры и Зевса в Элевсине. Исиды и Осириса в Египте. Учитывая, что поклонение Великой Богине было распространено широко в древнем мире и, соответственно, имели схожие ритуалы поклонения. (На стороне А диска знак «плеть» расположен на условном «входе» и больше нигде не встречается). Знак «раб, пленный» целесообразно рассмотреть сквозь призму мифа о Тесее и Минотавре, т.е как участие в церемонии определенного количества подданных Крита из других регионов (не исключается ритуальный бой с быком). Знак «гребень», возможно символизирует символическое расчесывание волос Великой Богини перед тем, как она (ее изображение) покинет храм (Лабиринт). По аналогии с культами хеттов, которые носили оргиастический характер, на Крите, возможно, практиковалось самооскопление (знак «ритуальный нож») и ритуальные пляски (знак «систр»). Участие верховного жреца (без царской короны), самобичевание и самооскопление жрецов, вкупе с проведением ритуала у статуи божества в сопровождении музыки, возможно, свидетельствует о том, что церемонии, зафиксированные на стороне А, носили внутренний характер и были закрыты для непосвященных. Знак «сокол», который, как известно, в Египте символизировал Гора, сына Исиды и Осириса, который воскресил отца, убитого Сэтом. Важно также понимать, что фараона воспринимали как живое воплощение Гора. Культ Великой Богини Крита (Реи), согласно мифологии, имеет египетские корни в культе Исиды и Осириса и пришел на остров из Финикии (Библ и Тир), испытав, позднее, влияние азиатских (фригийско-колхидских) культов (Кибелы (Гекаты или Артемиды), что отразилось в предании о связи Пасифаи, колхидской принцессы, с быком Посейдона. В Вавилоне весной церемонии посвящали Мардуку в храме Эсагилы. Верховный жрец встречал царя у дверей, но не давал ему войти. Корона, скипетр и прочие царские знаки клали на специальную циновку, а самого коленопреклоненного перед святилищем царя плетью (либо самобичевание) стегал верховный жрец.


       


                                                          Богиня лабиринта (Греция)                                                                Богиня со змеями (Крит)                                                                     Кибела  
      Сторона Б: 5, 15, 16, 20, 22, 30, 36, 42, 43

      Знаки 30 («голова барана»), 20 («кувшин»), 36 («лоза»), 22 («двойная флейта»), 15 («лабрис»), 5 («ребенок») говорят о ключевых моментах, зафиксированных на стороне Б, которые заключались в выносе символов власти (лабрис) и головы барана - символа Хнума, египетского бога плодородия, который при рождении младенца в семье фараона наделял его Ка (жизненной силой). Возможно, эти два знака связаны и имеют отношение к культу младенца-Зевса (знак «ребенок») и участию в церемонии детей? Кроме того, по древнеегипетским представлениям Хнум сотворил человека на гончарном круге (солярный мотив). В Мемфисе поклонялись Ка Аписа, священного быка. Возможно, аналогичное почитание пришло на Крит? Знаки лоза, кувшина и двойной флейты могут свидетельствовать о почитании Диониса, о тесной связи которого с культом Кибелы, вплоть до полного отождествления с обрядами Великой Матери, свидетельствует Еврипид в "Вакханках". Т.о, существует достаточно обоснованное предположение о том, что Дионис соприкасается с культами Великой Матери и Артемиды Эфесской. Элевтера, особое имя, под которым эта Артемида почиталась среди ликиян, может означать Ариадну, которую Овидий называет Либерой.  Оно принадлежит ей как ставшей супругой Диониса на Крите. Дионис присутствует в легендах в качестве одного из врагов амазонок (наряду с Тесеем), преследовавшего их до Эфеса. Быть может представление о враждебности с его стороны можно объяснить обрядами, справлявшимися в его честь в Алее на ежегодном празднике Скирея. Церемонии включали бичевание женщин на алтаре этого бога. В таком обычае можно видеть отголоски оплакивания Осириса в Египте, которое сопровождалось нанесением себе увечий, а Осирис предполагает Аттиса, жреца Азиатской Матери.


      Жрецы и модель ритуальной лодки
      Наличие на обеих сторонах диска упомянутых одинаковое количество раз универсальных знаков 6 (божество), 13 (кипарис), 18 (мотыга), 37 (папирус), 40 (барабаны) и знаков, которые значительно превосходят аналогичное количество на других сторонах – 2 (курет) (14 на стороне А и 5 - на стороне Б), 12 (щит) (15-2), 7 (сосуд в виде женской груди) (3-15) может указывать на ключевые действия или этапы церемонии, в т.ч на то, что значительное преобладание системообразующих знаков 2 и 12  на стороне А указывает на шествие служителей культа Великой Богини во внутренних, закрытых для непосвященных дворах, в то время как знак 7 указывает на совершение массовых возлияний в честь Великой Богини во внешнем дворе, где участвовали рядовые общинники. К наиболее распространенным знакам (встречается более 10 раз) можно отнести знаки 2 (курет – 19 раз), 7 (сосуд – 18), 12 (щит – 17), 18 (мотыга – 10), 23 (колонна – 11), 27 (шкура – 14), 29 (козленок – 11), 35 (платан – 18). Рассмотрим указанные знаки более детально:

      Сочетание знаков 2 и 12 является наиболее распространенным и, не являясь самостоятельным, всегда находится в конце (при «чтении» слева направо) ячейки, т.о возглавляя группу знаков. Можно предположить, что данное сочетание обозначает т.н «куретов», служителей Великой Матери, наличие которых широко засвидетельствовано в древнем мире под разными именами (корибанты, дактили, кабиры, тельхины). Известно, что куреты охраняли новорожденного Зевса от Кроноса, производя шум и потрясая щитами. На стороне А данное сочетание наиболее распространено (9 раз) и его можно рассматривать, как участие служителей культа во внутренней церемонии для «посвященных». Знак 12 (щит) является сакральным предметом, о чем свидетельствуют 7 окружностей по периметру и центру круга. (аналогия с жертвенником из Маллии).  Число 7 в контексте рассматриваемой темы имеет множество аналогий: Гудеа в Месопотамии справлял посвящение своих статуй божеству торжественными церемониями, во время которых на семь дней были прекращаемы занятия, рабы и господа участвовали вместе в празднестве; помимо жертвоприношений, процессий и различных мистических церемоний, в Месопотамии служба сопровождалась музыкой и пением. Употреблялись кимвалы, флейты, 11-ти струнные арфы. Певцов и музыкантов обыкновенно было семь при вавилонском храме; перед посвящением в мистерии Великой Богини необходимо было семь раз осуществить омовение; число афинских юношей и девушек, отправившихся на Крит с Тесеем, составляло также по семь от каждого пола; в древнем Вавилоне семи планетам соответствовали главные божества месопотамского пантеона: Нинурта (Сатурн), Мардук (Юпитер), Нергал (Марс), Шамаш (Солнце), Иштар (Венера), Наб (Меркурий), Син (Луна). (Из таблички библиотека Ассура известно, что в праздник Загмук изображались страсти Бела-Мардука и его конечное торжество. Согласно тексту, Белу задерживают у судилища горы, т.е подземного царства. После пыток и допросов его вводят в гору, где он томится, охраняемый стражами. Вместе с ним уводился и убивался преступник. Жена Бела-Мардука спускается за ним в подземное царство и ищет его. Затем Бел выводится из горы для новой жизни. Этот текст показывает, что миф о Беле-Мардуке соответствует мифу о Таммузе и праздник нового года имел характер мистерий).

      Универсальные знаки 6 (божество), 13 (кипарис), 14 (корзины на коромысле), 18 (с/х орудие), 37 (папирус) и 40 (барабаны) встречаются на обеих сторонах равное количество раз. Их можно соотнести со статуями божества, священными растениями Астарты и Осириса, подношениями даров божеству в сопровождении боя ритуальных барабанов. Знаки 23 (колонна), 24 (паланкин) и 25 (судно) можно объяснить легендой о поисках Исидой гроба Осириса и использованием царем Библа ствола дерева, в котором был заключен саркофаг Осириса для подпорки крыши. Общее количество знаков «колонны» на диске – 11 (5 – на стороне А, 6 – на стороне Б), что, возможно, может служить обозначением переходов внутри дворца, либо количестве зал, где расположены священные колонны. Использование паланкинов для переноса жриц и жрецов, а также ритуальных светильников в форме кораблей (по Апулею) или священных судов для переноса изваяний божеств (Египет) известно с глубокой древности. Можно вспомнить шумерский ритуал молитвы жрецов на особом судне в море и обнаружение глиняных моделей лодок в захоронениях шумеров и египтян.

      В связи с этим представляется не случайным наличие храмовых бассейнов, служивших для омовения в храмах Месопотамии и купален в Кноссе и Фесте.

      Погребальная ладья (Египет)
      Знаки 27 (шкура вола), 29 (голова козленка), 33 (рыба), 45 (ткани) обозначают приношения. Слитки в виде шкуры известны на Крите археологически.

      Металлический слиток в виде шкуры вола (Крит)
      Приношение козленка и рыбы изображено на саркофаге из Агиа Триады. Наличие сакральных подарков в виде тканей может быть обусловлено культом Великой Богини. В этом же контексте можно рассмотреть знаки 7 (сосуд в форме женской груди), символическое изображение голубя (знак 32) (история о пропавших жрицах Исиды, упомянутая Геродотом), 34 (пчела) и 8 (рука справедливости) как символы Исиды-Маат, которые несли участники шествия.

      Наиболее распространенными сочетаниями знаков на обеих сторонах диска являются 40,24 (барабаны и паланкин), 1,13 (бегущий жрец и кипарис), 7,45 (сосуд в форме груди и ткани), 18,23 (мотыга и колонна), 25,27 (судно и шкура вола). Подобное сочетание указывает на шествие во внутреннем и внешнем дворе с использованием барабанов при выносе из дворца паланкина со статуей божества (знак 24 на стороне А встречается один раз и 4 – на стороне Б, что указывает на его участие в открытой, уличной церемонии), приношений молока из сосудов в форме женской груди и тканей божеству наряду с выносом светильников в форме ритуального судна и подношения медных слитков в форме шкуры бока. Наличие знака 23 (колонна) и с/х инструмента (знак 18 – мотыга) позволяют предположить наличие критской вариации культа Исиды и соответствующее ритуальное построение в процессе церемонии. Подкреплением служат знаки 37,35 (папирус/лоза), священные растения Осириса и символы священного брака вернувшейся богини плодородия. На это же указывает сочетание знаков 18,6 (мотыга и божество), встречающихся только на стороне А. На почитание культа быка указывает сочетание знаков 1,28 (бегущий жрец/нога быка) и 26,31 (рог/сокол), где символика Гора (сокол) также выступает в качестве части культа Исиды. Логическим продолжением выглядит сочетание знаков 36 и 6 (платан/божество), символизирующее дерево, под которым Зевс возлег с похищенной им Европой, положив начало династии Миносов. Сочетание знаков 25, 23 и 34 (судно/колонна/пчела) символизируют ритуальные светильники, колонну, внутри которой был заключен гроб Осириса и пчелу, как напоминание о том, что Зевс был вскормлен медом пчел в Диктейской пещере и молоком козы Амалфеи (соседство этих знаков на диске в ячейке А4 стороны А также может свидетельствовать в пользу этой версии).

      «Растительные» знаки 37, 13, 39, 35, 36 и 38, которые встречаются в различных сочетаниях на обеих сторонах диска, можно трактовать как изображения священных растений, присущих различным божествам:

      37 – папирус: Осирис (на голове божества корона из папируса, украшенная страусиными перьями, подобно короне на голове минойского царя из Кносса).

      13 – кипарис: Астарта, Мелькарт, Адонис (по преданию, Астарта родилась под сенью кипариса; ее сын Мелькарт, божество Тира, имел булаву из этого дерева; на Кипре на весенних празднествах в честь Адониса, бога весны финикийцев,возлюбленного Афродиты, проносили ветви кипариса)

      39 – шафран: известно, что торговля шафраном (крокусом) достигла своего пика на Крите во II тыс. до н.э. Шафрановые одежды носил Ясон во время экспедиции в Колхиду. Такжеи известно, что, согласно Гомеру, крокус вырос на месте, где Зевс возлег с Герой, т.е цветки крокуса можно рассматривать как символ «священного брака», что делает его незаменимым участником церемонии.

      35 – платан: согласно мифологии, под платаном Зевс возлег с Европой, матерью Миноса и дочерью Агенора, владыки Тира.

      36 – лоза: символ возвращения женского божества плодородия и последующего священного брака. Ярким примером могут служить празднества в честь брака Тефнут (Хатхор) и Шу и ее возвращения из Нубии. В нем участвовало все население, особенно женщины. В честь богини плясали и пели песни, в изобилии лилось вино и пиво. Существеннейшим моментом праздника было, по-видимому, торжественное шествие, во время которого изображалась встреча богини, после чего шествие возвращалось обратно в храм данного города. В процессии участвовали жрецы и жрицы, несшие культовые статуи и различные предметы ритуала. Другие жрецы несли дары - газелей, украшенных лотосами, сосуды с вином, обвитые виноградными гроздьями, сосуды с пивом, огромные букеты цветов, украшения, диадемы, ткани. Процессию сопровождали хоры жриц, певших хвалебные песни и потрясавших в такт систрами, и жрецов, игравших на флейтах и арфах. В свите Тефнут мы встречаем людей, которые изображали ударявших в бубны веселых божков Бэсов и обезьян, игравших на лирах и призывавших богиню песнями.

      38 – анемон: согласно мифам, возник из слез Афродиты по умершему Адонису, или сам Адонис был превращен в цветок по возвращении из подземного царства.

      Выводы:
      1.                 Обнаружение диска в замаскированном тайнике дворца в Фесте и наличие в ячейках тайника пепла, чернозема и большого количества обгоревших бычьих костей свидетельствует о существовании ритуала, по всей видимости, связанного с культом плодородия.
      2.                 Отсутствие сколь-нибудь четкого соответствия рисунков на диске в других письменностях и весьма незначительная аналогия со знаками критского рисуночного письма, а также несоответствие количества знаков принятым для буквенного и иероглифического письма позволяет предположить, что знаки на диске не являются письменными.
      3.                 Обнаружение в критских дворцах значительного количества печатей и их оттисков на глиняных пробках, запечатывавших сосуды, а также помещения мастерской по производству печатей в Маллии с заготовками печатей из стеатита, слоновой кости и горного хрусталя позволяет предположить критское происхождение диска.
      4.                 На критское происхождение указывает спиральное расположение знаков и солярная форма артефакта как воплощение идеи Лабиринта, типичное для минойской культуры.

                                                                                 Керамический кувшин из Феста                                                                                        Пифос из Старого дворца в Фесте
       
      5.                 Исходя из возможной классификации знаков можно предположить, что каждый знак обозначает разные типы объектов, совокупность которых, с учетом функциональных различий, позволяет предположить фиксацию элементов некой церемонии.  Использование знаков, обозначающих священные растения, музыкальные инструменты, ритуальные предметы и предметы жертвоприношения позволяет предположить, что перед нами символическое изображение религиозной церемонии. Антропоморфные знаки и сельскохозяйственные инструменты указывают на направленность церемонии – культ плодородия или Великой Богини. Отсутствие знаков с изображением плодов и т.п результатов сельскохозяйственной деятельности позволяет определить период ее проведения, как предшествующий посевным работам.  Повторение знаков на стороне А и Б свидетельствует о последовательности церемонии и ее четкой структуре, что также можно рассматривать как доказательство сакральности события.
      6.     Учитывая анализ уникальных знаков диска, можно предположить, что сторона А фестского диска является описанием закрытых ритуальных собраний, происходившей во внутренних центральных дворах, к участию в которых допускались только обитатели дворца. Знаки стороны Б показывают последовательность церемонии, происходившей во дворах, непосредственно связанных с городскими кварталами и открытых для доступа рядовых общинников в дни проведения празднеств при ведущей организационной роли «людей дворца». На центральном дворе разыгрывались самые сложные и загадочные ритуалы минойского культа с участием танцоров, изображавших божественного быка Минотавра, что нашло свое отражение в мифах о Тесее. Символическим отображением участия данников из подвластных Криту земель является знак 4 (пленник). Тесей вошел в состав группы из афинских юношей и девушек, отправившихся на Крит для участия в играх, составной части ритуальной церемонии, посвященной Великой Богине, которая проходила в Лабиринте – храме божества и резиденции критского царя-жреца.

      Театральная площадь Кносса
      7.     Четко зафиксированное количество участников церемонии (7 юношей и 7 девушек), посвящение Тесеем на Делосе статуи Афродиты (Великой Богини) и также исполнение танца, воспроизводящего геометрический узор в виде лабиринта свидетельствует о том, что в Кноссе проходила церемония с четко определенным ритуалом, который был распространенным в древнем мире. В этом контексте следует рассматривать и обнаружение в северо-западном углу кносского дворца орхестры для танцев с нанесенными на ней линиями для танцоров.

      Старый дворец в Фесте. Зрелищная лестница.
      8.                 Знаки с изображением растений, использующихся в культовых целях свидетельствует о проводимой религиозной церемонии в честь возвращения богини плодородия и имеет устойчивые связи в отраженных мифологически культах ритуалах священного брака (Тефнут и Шу, Осирис и Исида). Наличие растений, в проводимой минойцами церемонии, отраженной на диске, имеющих ближневосточные корни в культовых церемониях Финикии (кипарис, платан, анемон) и Древнего Египта (папирус, лоза) может свидетельствовать о большом влиянии религиозных традиций Ближнего Востока на формирование культа поклонения Великой Матери Крита.
      9.                 Представляется возможным связать в единое целое предание о похищении Европы из Тира быком-Зевсом, битве Тесея с Минотавром, строительстве Лабиринта Дедалом, странствиях Ио в образе коровы и почитание Баалат-Гебал в Библе. Культ Великой Богини Крита (Реи), согласно мифологии, имеет египетские корни в культе Исиды и Осириса и пришел на остров из Финикии (Библ и Тир), испытав, позднее, влияние азиатских (фригийско-колхидских) культов (Кибелы (Гекаты или Артемиды), что отразилось в предании о связи Пасифаи, колхидской принцессы, с быком Посейдона. Последовало смешение церемониала, результатом чего явилось появление критских куретов, идентичных фригийским корибантам и самофракийским кабирам, как служителям культа Великой Богини. Дмитрий Скепсийский указывал, что почитание Реи на Крите не туземного происхождения и не распространено достаточно, но что таково оно только в Фригии и Троаде. Существование лабиринта на Лемносе можно косвенно подтвердить реконструкцией возможного пути Ариадны и Дедала при бегстве с Крита на Лемнос, где существовали женские мистерии. Об этом говорит упоминание о том, что Ясон, направляясь в Колхиду, посетил Лемнос и нашел там только женщин, которые вышли ему навстречу в военных доспехах и с оружием, которое, как можно предположить, использовалось для военных танцев. Т.о, аргонавты (или Ясон в качестве предводителя) перед посещением Колхиды должны были пройти посвящение в мистерии Великой богини

                                                       Певцы. Сосуд из Агиа Триады                                                                                                                                           Финикийский орнамент 
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       




    • Тхамна (Чеджудо)
      Автор: Чжан Гэда
      Ю.В. Ванин указывал, что остров Тхамна (Чеджудо) вошел в состав Корё в 1105 г. На этом острове все очень специфическое и не совсем корейское по происхождению. Но после подавления лисынмановцами восстания на Чеджудо в 1948-1950 гг. остров был в значительной степени "нивелирован" с остальной Кореей - в частности, увеличилась доля переселенцев с материка, что сказалось на языке, обычаях и т.д.
      Вот что пишет об этом острове Сун Лянь в "Юань ши", цз. 208:
      耽羅,高麗與國也。
      Даньло (кор. Тхамна) - дружественная Корё страна.
      世祖既臣服高麗,以耽羅為南宋、日本衝要,亦注意焉。
      Шицзу (Хубилай) уже покорил Корё (Корё покорилось в 1259 г. - хронологическая неточность, Хубилай стал править с 1260 г.), и обратил внимание на Даньло, поскольку [оно было] важно в отношении Южной Сун и Японии.
      至元六年七月,遣明威將軍都統領脫脫兒、武德將軍統領王國昌、武略將軍副統領劉傑往視耽羅等處道路,詔高麗國王王禃選官導送。
      7-й месяц 6-го года Чжиюань (июль-август 1269 г.). Послали Минвэй-цзянцзюня дутунлина Тотоэра, Удэ-цзянцзюня тунлина Ван Гочана, Улюэ-цзянцзюня фу тунлина Лю Цзе отправиться на Тхамна и в прочие дороги (зд. эквив. слову "провинция") с инспекцией, повелев правителю владения Корё Ван Сику (государь Вонджон, 1219/1259-1274) отобрать чиновников для их сопровождения.
      時高麗叛賊林衍者,有餘黨金通精遁入耽羅。
      В это время в Корё остатки сторонников изменника Им Ёна (1215-1270) во главе с Ким Тхунджоном (? - 1273) бежали в Даньло. 
      九年,中書省臣及樞密院臣議曰:
      В 9-м году (1272) сановники Чжуншушэн (имперская канцелярия) и сановники Шумиюань (Тайный совет) посовещались и доложили:
      「若先有事日本,未見其逆順之情。
      "Если сначала иметь дело с Японией, [то мы] не замечали, чтобы у этого мятежника было желание подчиниться.
      恐有後辭,可先平耽羅,然後觀日本從否,徐議其事。
      Боимся, что это может иметь последствия.  Можно сначала усмирить Даньло, а уж после этого обратим внимание на Японию, без спешки, спокойно обсудим это дело.
      且耽羅國王嘗來朝覲,今叛賊逐其主,據其城以亂,舉兵討之,義所先也。」
      Кроме того, правитель владения Даньло некогда уже являлся на аудиенцию ко двору, а сейчас мятежники изгнали этого правителя и, заняв его город, бунтуют, собираем войско, чтобы покарать его/ Cделать это в первую очередь будет справедливым" 
      十年正月,命經略使忻都、史樞及洪茶丘等率兵船大小百有八艘,討耽羅賊黨。
      Начальный месяц 1273 г. Велели цзинлюэши Синьду и Ши Шу (1221-1287), а также Хон Дагу с прочими повести войска на 108 больших и малых кораблях покарать мятежников в Даньло.
      六月,平之,於其地立耽羅國招討司,屯鎮邊軍千七百人。
      В 6-м месяце усмирили [их], учредив в их землях Даньло чжаотаосы (Управление по усмирению Даньло), и разместили гарнизонами пограничные войска (бяньцзюнь) - 1700 человек.
      其貢賦歲進毛施布百匹。
      [Установили] им ежегодную дань в 100 штук холста [сорта] маоши.
      招討司後改為軍民都達魯花赤緫管府,又改為軍民安撫司。
      Впоследствии чжаотаосы было реорганизовано в Цзюньминь ду далухуачи цзунгуаньфу (Главная ставка управляющего войсками и народом даругачи), и [затем] превращено в [управление] Цзюньминь аньфусы (Управление по успокоению войска и народа).
      三十一年,高麗王上言,耽羅之地,自祖宗以來臣屬其國;
      В 31-м году (1294) правитель Корё подал доклад, [говоря], что земли Даньло со времен [его] предков подчинялись его владению. 
      林衍逆黨既平之後,尹邦寶充招討副使,以計求徑隸朝廷,乞仍舊。
      После того, как Им Ён с кучкой изменников был покаран, [этим] уделом управлял помощник чжаотаоши Баочун, [и поэтому правитель Корё] намеревается просить двор сделать все по-старому".
      帝曰:
      Государь молвил:
      「此小事,可使還屬高麗。」
      "Это дело малое, можно вернуть [эти земли] Корё".
      自是遂復隸高麗。
      И немедленно после этого [Даньло] снова возвратили Корё.
    • Потопы: споры богов
      Автор: Неметон
      Огигов потоп, произошедший за за 260 лет до Девкалионова потопа (1533г до н.э) мифологически можно соотнести с правлением Инаха, легендарного основателя Аргоса и его сына Форонея. Инах являлся судьей в споре между Герой и Посейдоном за право владения страной, в результате которого Посейдон, по одной из версий, залил наводнением большую часть страны.  Это был период борьбы в Аттике, в которой эпоним потопа Огиг, будучи царем Элевсина, принял сторону титанов в борьбе с Зевсом и олимпийскими богами. Сын Инаха Фороней вытеснил из Арголиды тельхинов, мифических воспитателей Посейдона, владевших, кроме всего прочего, искусством изготовления статуй божеств (Известно, что Пирант, сын Аргоса, внук Форонея, унес статую Геры из грушевого дерева из Аргоса в Тиринф).

      Согласно Диодору Сицилийскому, тельхины, в преддверии потопа, покинули Крит (где именовались куретами) и расселились, частью, на Кипре, Родосе (где ими, по легенде, был воспитан Посейдон) и Ликии, а частью прибыли в Беотию, где, под именем тельхонов, основали храм Афины Тельхинии. На Самофракии известно существование особых жрецов-кабиров, участвоваших в ночных мистериях, которые Геродот относил к пеласгическому культу. По версии Страбона, общее количество куретов равнялось девяти, и они охраняли новорожденного Зевса на Крите. Кроме того, их отождествляли с фригийскими корибантами, предшественниками жрецов Кибелы (Реи), прибывшими из Бактрии или Колхиды. Обращает на себя внимание, что Медея, известная по мифу об аргонавтов, являлась жрицей Гекаты, богини колдовства (возможно фракийского происхождения) и ее дочерью. По одной из версий, Геката являлась дочерью Аристея, царя о. Кеос, отце Актеона (от дочери Кадма Автонои, одной из вакханок, растерзавших царя Фив Пенфея на склонах Киферона), разорванного своими 50 собаками также у Киферона (собаки – священное животное Гекаты) за то, что подглядывал за купающейся Артемидой (Гекатой). Возможно, здесь мы встречаем отголоски таинств, связанных с водой и наличием 50 жрицов и жриц божества, характерных для культа Матери богов. Упоминаемые в мифологии 50 юношей и девушек, отправившимися из Фригии с основателем Трои Илом, 50 сыновей и дочерей Даная и Египта, чей священный брак стал причиной массовой резни в Аргосе, 50 сыновей и дочерей Приама, потомка Ила, 50 сыновей и дочерей Ликаона в Аркадии – звенья одной цепи в повсеместном распространении древнего культа Матери богов.

      Жена Дардана Хриса принесла Дардану в качестве приданого священные изваяния божеств, а Дардан ввел их культ в Самофракии, но держал их истинные имена в тайне, основав сообщество жриц. Его сын Идей священные изваяния с Самофракии принес в Троаду и ввел поклонение Матери богов и ее мистерии. Учитывая, что согласно мифологии, Дардан выходец из Аркадии, то, вероятно, культ Матери богов на Самофракии действительно имел изначально пеласгическое происхождение.

      По совету царя Фригии Ил пошел за коровой и у холма Ата основал город Илион (аналогия с мифом о Кадме и создании Фив), но строить городские укрепления не стал. Когда был обозначен круг, который должен был стать границей города, Ил обратился с молитвой к Зевсу, чтобы тот явил знамение, и на следующее утро увидел перед своим шатром закопанный деревянный предмет, поросший травой – палладий. Ил воздвиг в цитадели храм, куда поместил изваяние, либо палладий упал в храм через отверстие в недостроенной крыше как раз в то место, которое для него готовили, или что после смерти Дардана его перенесли из Дардании в Илион   т.е опять на лицо традиция строительства города вокруг храма со статуей божества-хранителя (это также типично при основании колоний, в частности, финикийцами).
      Согласно мифологии, в период после Огигова потопа наблюдается миграция из района Аргоса в Египет. В первую очередь это касается истории Ио, дочери Иаса, сына Триопа, странствовавшей в образе коровы (спасаясь от преследования Геры) (аналогия с основанием Фив Кадмом и Трои Илом) и зачавшей от Зевса сына Эпафа, основателя Мемфиса. Известно также, что Апис, сына Форонея, отправился в Египет, где он стал Сераписом, т.е объединил в себе черты Аписа (быка) и Исиды, с которой иногда отождествляют Ио. Из Ливии Аргос, сын Форонея, привез ростки пшеницы в Аргос и основал храм Деметры. Т.о, Арголиду из-за потопа покинули не только тельхины, но и представители населения Аргоса. Возможно, Аттика также опустела, т.к согласно мифам, Колен вывел жителей Аттики в Мессению. Данный процесс происходил в течение 260 лет, разделявших Огигов и Девкалионов потоп.
      К моменту начала Девкалионова потопа в Аркадии, царствовал Ликаон, сын Пеласга (автохтонга Аркадии), который оскорбил богов подачей на пиру человеческого мяса, и был наказан Зевсом, наславшим второй потоп, известный, как Девкалионов. Интересна аналогия с Танталом, который подал богам мясо сына Пелопа, и Атрея, сына Пелопа, который подал брату Фиесту мясо его детей. Возможно, этот обычай был широко распространен от Фригии, откуда ведут свой род Пелопиды).
      Современниками происходящих событий стали четыре поколения аргосских царей, среди которых цари Аргоса Форбант, Триоп, Агенор, Кротоп и цари Аттики – Актей, Кекроп, Кранай. Согласно Диодору, Триоп колонизировал Родос, а его сын Агенор явился родоначальником коневодства в Арголиде Дочь его сына Кротопа Псамафа родила от Аполлона сына, который был разорван собаками (как и Актеон), за что Аполлон наслал на Аргос чуму. Современником Форбанта был Актей, тесть Кекропса, современника Триопа. Известно, что он был автохтоном, изображался в облике змея и приносил жертвы богам водой до того, как в обиход вошло вино, т.е до прихода Диониса. Ему приписывают строительство афинского Акрополя. Был судьей спора Посейдона и Афины за обладание Аттикой и первым, кто воздал почести Афине (возможная причина потопа). Кекроп, спасая населения Аттики от карийцев и беотийцев, основал 12-ти градие и первый воздал почести Зевсу как верховному богу, принося в качестве жертвы ячменные лепешки. Ему наследовал Кранай, на дочери которого был женат царь Фермопил Амфиктион, сын Девкалиона.
      После окончания Девкалионова потопа в Арголиду из Египта на 50-ти весельном судне, по пути посетив Родос, ранее колонизированный Триопом, возвращается Данай (правнук Ио). Затем, после прибытия в Арголиду 50 сыновей Эгипта и последовавшей за этим свадебной бойни, мигранты утверждаются на троне Аргоса посредством новой династии. (Существует версия, что Данай и Египт не правнуки Ио, а ее сыновья. В таком случае, это было возвращение вынужденных переселенцев домой, где их земли уже были захвачены пеласгами).

      Геланор (Пеласг), внук Кротопа, передает ему власть в Аргосе. В Аттике Амфитрион сверг Краная и захватил власть. Позднее был изгнан Эрихтонием, воспитанником дочерей Кекропа и Афины. Правнуки Даная (от Абанта (сына его дочери Гипермнестры и Линкея, выжившего сына Египта) и внучки Ликаона) Акрисий и Прет враждовали между собой, но в итоге Прет покинул Арголиду и отплыл в Ликию, откуда вернулся с войском и вынудил Акрисия разделить царство, получив Герейон (храм Геры), Тиринф и Мидею. В этот момент вокруг Тиринфа киклопы (которых привел из Ликии Прет) воздвигли стены. Внук Акрисия Персей, после убийства Медузы-Горгоны, осадил Аргос и когда Прет вышел на крепостную стену, показал ему ее голову. Прет окаменел. Персей становится царем Аргоса.
      Этот период совпадает с правлением Пандиона, сына Эрехтония, в чье царствование в Элевсин прибыла Деметра, а в Фивы – Дионис. Афинский царь Пандион ведет борьбу с царем Фив Лабдаком и его союзниками фракийцами. В материковую Грецию из Азии начинается проникновение культа Диониса, повлекшее за собой противостояние в Орхомене минийском (расправа над дочерями Миния), в Тиринфе (безумие дочерей Прета). Афамант, сын Эола, воспитатель Диониса в Беотии, был изгнан за убийство сына в припадке безумия (насланного Герой) и сын Миния Андрей выделил ему земли у Орхомена (Афамантия). Его дети Фрикс и Гела бежали в Колхиду (видимо из-за внутренних междоусобиц между наследниками). Этот также можно расценить, как сопротивление местных, культов проникновению новых, малоазийских. Стоит отметить, что Дионис, по возвращении из Индии, преследовал амазонок вплоть до Эфеса (часть их бежала на Самос), покровительница которых Артемида часто отождествляется с Гекатой. Во Фригии Рея (Кибела) посвятила его в свои таинства, и он вторгся во Фракию, где царь эдонов Ликург, оказав ему сопротивление, был лишен рассудка Реей и умерщвлен своими соплеменниками. В Орхомене и Тиринфе наблюдались массовые безумства (дочери Миния и Прета) и гибель людей (Пенфей) от рук вакханок. Из Беотии Дионис отплыл на Икарию и затем Наксос, где, будучи захвачен тирренскими пиратами, он встретил Ариадну (дочь царя Крита Миноса), оставленную Тесеем и женился на ней. В Аргосе Персей вначале также воспротивился Дионису, но, в итоге (видимо, опасаясь безумств), поставил храм.

      Персей отправился за головой Медузы Горгоны в период прибытия в Пису Пелопа (участвовал в споре за руку дочери царя Писы Эномая) и царствования в Аргосе своего деда Акрисия. Возвращаясь на о. Серифос (Сериф), где его мать Даная находилась в руках правнука Фрикса Полидекта, в районе Яффы (Средиземное море) он спасает Андромеду от морского чудовища. Возможно, отражает набег народов моря, как и Геракл впоследствии спасет в Трое Гесиону. После смерти Акрисия Персей становится царем Тиринфа, укрепляет Мидею и основывает Микены. Его сыновья Алкей и Сфенел были женаты на дочерях Пелопа.
      Т.о, Геракл вел происхождение от Амфитриона, сына Алкея и Астидамии, дочери Пелопа, с одной стороны, и, с другой, от Алкмены, дочери брата Алкея Электриона и Анаксо, дочери Алкея, т.е являлся потомком Пелопидов и Персеидов. Его родословную можно возвести к фригийскому Танталу и аргосскому Данаю, а через него к Ио. После смерти Персея и Пелопа Сфенел выделил землю Атрею (Мидею), либо Еврисфей оставил Микены для правления, отправляясь в поход в Аттику, где был убит Гиллом, сыном Геракла.
      В правление отца Лабдака (противника царя Афин Пандеона) Полидора, сына основателя Фив Кадма, брата матери Диониса Семелы, с неба упал деревянный чурбак, который он отделал медью и назвал Дионисом Кадмом.  Возможно, что изгнание Полидора было итогом создания культовой статуи Диониса, т.к Пенфей не признавал Диониса богом. Сын Лабдака Лай, изгнанный из Фив узурпаторами Зетом и Амфионом (укрепили Фивы стенами и вратами, названными в честь семи дочерей Амфиона), находит прибежище у Пелопа в Писатиде, куда он переселился из Малой Азии, вытесненный Илом, основателем Трои (при осаде Трои его кости были доставлены из Писы). После смерти Амфиона воцарился в Фивах и позднее был убит Эдипом. Эдип, разгадав загадку Сфинкса, освободил Фивы и стал царем, но потом, за убийство отца, в Фивах разразилась чума, и Эдип покинул город.
      Гераклиды смешались с дорийцами Гестиеотиды (усыновление Гилла царем Эгимием). Несмотря на предупреждение дельфийского оракула не возвращаться в Пелопоннес в течение трех поколений, Гилл вторгся в Пелопоннес и у Истма был убит в бою с царем Аркадии и Тегеи Эхемом, после чего Гераклиды обещали не возвращаться в течение ста лет. (По другой версии, сразу после победы над Еврисфеем Гераклиды встретили войско Атрея. У Истма противники стали станом, и состоялся поединок Гилла и Эхема на границе Мегариды и Коринфики). Эхем -  в списке аргонавтов, т.е смерть Гилла состоялась за два поколения до Троянской войны, в момент похода Ясона в Колхиду за золотым руном и борьбе за власть между Атреем и Фиестом в Микенах (также золотой барашек). Амфитрион был изгнан Сфенелом из Тиринфа за убийство Электриона, отца Алкмены, чьи сыновья погибли в битве с телебоями. Они вели происхождение от Гиппотои, дочери Местора, сына Персея, и Лисидики, дочери Пелопса. От этого союза родился Тафий, чей сын Птерелай (золотой волос на голове) потребовал вернуть Микены и в битве с Электрионом был убит Амфитрионом. Угнанных из Микен коров тафийцы отдали (продали?) в Элиде царю Поликсену (участник Троянской войны), которых Амфитрион потом выкупил. Т.о, смерть Амфитриона наступила в битве с минийцами и после битвы с телебоями (до начала Троянской войны).
      Сыновья царя Фив Эдипа Полиник и Этеокл начали борьбу за власть и Полиник был изгнан. Его тесть Адраст, царь Аргоса, организует поход с целью вернуть ему власть, известный, как «Семеро против Фив». В результате поход заканчивается неудачей и через десять лет организуется так называемый поход «Эпигонов», в результате которого сын Полиника Ферсандр стал царем, а сын Этеокла Лаодамант удалился в Иллирию (как и его предки Кадм и Гармония). Сын Полиника Ферсандр после взятия Фив эпигонами через 10 лет после Похода семерых погиб в начале Троянской войны в Мисии. Его внук Автесион, сын Тесамена, переселился к дорийцам, и его правнучка Аргия родила царю Спарты Аристодаму (гераклиду) близнецов, а правнук Фера основал минийско-спартанскую колонию на Фере.
      Т.о, можно подвести некоторые итоги:
      1. Согласно мифологии, после Огигова потопа наблюдалась миграция из Арголиды в Ливию и Аттики в Мессению. Легенда о странствии Ио в образе коровы отражает предание о распространении культа Исиды в его греческом варианте. Согласно мифу, из Аргоса Ио, преследуемая оводом, насланном Герой, отправилась в Додону (где находилось эпирское святилище Зевса), затем, минуя устье Дуная, через Кавказ и Колхиду, вновь в район фракийского Боспора, откуда на юго-восток, к Тарсу, и далее, на Ближний Восток, в Мидию, Бактрию и, далее, в Индию. Из Индии, минуя юго-запад Аравии, через Баб-эль-Мандебский пролив в Эфиопию и на север, к дельте Нила, в район Мемфиса, где она родила Эпафа (Аписа) и учредила поклонение Деметре (Исиде). Данная греческая версия отражает представление о распространении культа Матери богов, имевшего схожие черты в культе Кибелы (Фригия), Астарта (Финикия), Иштар (Месопотамия), Исида (Египет), Кали (Индия).

      2. С этой версией распространения культа Исиды можно соотнести миф о похищении жриц финикийцами («голубок», по Геродоту) и их последующую локализацию в Додоне (Эпир) и Ливии, где они стали жрицами-прорицательницами Амона (Зевса). (Аргос, сын Форонея, внук Инаха, брат Ио, привез из Ливии ростки пшеницы и построил первый храм Деметры Ливийской). Кроме того, согласно одной из версий мифа, Ио была похищена (либо добровольно взошла на борт судна) финикийцами в Аргосе.
      3. Распространение культа Матери богов сопряжено с преданием об изгнании из Арголиды тельхинов Форонеем в момент утверждения культа критской богини Геры. Сами тельхины славились как мастера по созданию изображений божеств (Пирант, сын Аргоса, внук Форонея, унес статую Геры из грушевого дерева из Аргоса в Тиринф). Ведут свою родословную с Родоса, где, по преданию, они воспитали Посейдона (как куреты - Зевса на Крите). Перед угрозой потопа, о которой их предупредила Артемида (Геката), они расселились в Беотии, Ликии, Сикионе и Орхомене, где в образе собак растерзали Актеона (уже в качестве служителей Артемиды-Гекаты).
      4. Количество собак (тельхинов, т.е мужчин-жрецов), растерзавших, Актеона (50), по-видимому, имеет отношение к количеству служителей культа противоположного пола Матери богов и часто упоминается в мифах. Данай, потомок Ио, прибыл из Египта с 50 дочерьми (позже в Аргос прибыли 50 сыновей Египта). Приам, царь Трои периода Троянской войны имел, согласно преданию, 50 сыновей и дочерей; Ил, выиграл на состязании во Фригии 50 юношей и девушек и затем основал Илион, ставший с Дарданией частью Трои; царь Аркадии Ликаон также имел 50 сыновей и дочерей. Т.о, культ Матери богов (Деметры-Исиды) можно локализовать в Арголиде, Аркадии и Троаде. В Малой Азии, по-видимому, культ Матери богов смешался с культом фригийской Кибелы, схожей с культом Гекаты (греч. Артемиды, возможно, имевшей фракийское происхождение), вероятно, восточного происхождения (Колхида, Бактрия) и породил фригийских корибантов, выполнявших схожие с родосскими тельхинами, критскими куретами и самофракийскими кабирами функции.
      5. Самофракийские мистерии кабиров, которые Геродот относил к пеласгическим, имеют аркадийские корни (переселение Дардана из Аркадии после Девкалионова потопа и перенос священных изваяний Идеем в Трою). Существенным отличием самофракийских мистерий является наличие на острове служительниц культа исключительно женского пола (установлено Дарданом). Мужчины могли пройти только инициацию мистерий (Орфей), но после этого покидали остров (возможно, аналогия с высадкой на Лемносе аргонавтов, где проживали только женщины). Можно предположить наличие целой сети святилищ на островах Эгейского моря.
      6. Путешествие Ио в образе коровы и основание Фив Кадмом и Трои Илом, которые также шли в след за коровой (Фтия, Мисия), свидетельствует, на наш взгляд, о распространении культа Матери Богов в Беотии и Троаде, а также наличии аналогий в организации храма (падение палладия в Трое во времена Ила и деревянного чурбака в Фивах, позднее преобразованного сыном Кадма Полидором в Диониса Кадма).
      7. Упоминание подношения в Микенах Атреем Фиесту мяса его сыновей позволяет провести аналогию с подношением мяса убитого Пелопа его отцом Танталом на пиру богов, как и Ликаоном в Аркадии. Возможно, обычай ритуального убийства царского ребенка имел место и в среде пеласгов (Аркадия) и Фригии (Пелопиды). Борьба за золотого баРФа в Микенах между Пелопидами и путешествие из Иолка Ясона за золотым руном в Колхиду можно трактовать, как борьбу за символ власти в форме (возможно, скипетра с навершием в виде головы барана, т.е связанного с культом плодородия домашнего скота и символизировал сакральную силу вождя, «превращал его власть-силу во власть-авторитет». (Возможно, что значение бараньеголового скипетра имеет отношение к культу Пта (верховного бога Мемфиса) или связано с богом хеттов Телепином, перед которым воздвигнута ель со свешивающейся шкурой овцы (аналогия с золотым руном и рощей, где оно находилось).
      8. Мифы свидетельствуют о сопротивлении автохтонного населения Аттики (Кекроп) проникновению племен из Беотии (Амфитрион) после Девкалионова потопа и дальнейшем их изгнании (Эрехтоний). В Арголиде и Микенах в результате междоусобной борьбы власть переходит к Персеидам, тесно связанными родственными браками с прибывшими из Малой Азии Пелопидами, вытесненными Илом и изначально осевшими в Элиде. После утверждения власти Атридов в Микенах и Спарте, Агамемнон попытался вернуть себе земли своих предков в Троаде либо просто разрушить ее экономическое могущество, которое не смогло подорвать даже нашествие «народов моря» и последующее разрушение Трои экспедицией Геракла (похищение Гесионы, троянской Астарты).
      9. Проникновение в материковую Грецию культа Диониса, сросшегося во Фригии с культом Кибелы (Реи), сопровождалось активным сопротивлением в Орхомене (изгнание Афаманта), Тиринфе (безумие дочерей Прета), Аргосе (сопротивление Персея) и Фивах, где оно приняло особо жесткие формы (гибель Пинфея и изгнание сына Кадма Полидора, за то, что оковал медью деревянный чурбак, упавший с небес, назвав его Дионисом Кадмом).
      10. Эпизод с разгадкой Эдипом загадки сфинкса в Фивах можно трактовать, как борьбу с малоазийскими захватчиками, возможно карийцами. (Сфинкс – известный малоазиатский мотив, типичный для хеттского искусства). Последовавшие после смерти Эдипа междоусобица его сыновей Этеокла и Полиника вовлекла в противостояние царя Аргоса Адраста, закончившееся неудачным походом «семерых против Фив» и последующим походом эпигонов. Терсандр, сын Полиника, став царем Фив, гибнет в Мисии в самом начале Троянской войны. Известно, что Фивы поразила чума, которая трактуется мифологически, как наказание за инцест Эдипа и его матери Иокасты. Продвижение Гераклидов в Пелопоннес также остановила чума, и они были вынуждены вернуться в Фессалию, откуда Гилл отправился в свой последний поход. Убивший Гилла Эхем, бывший частью войска Атрея (после гибели Еврисфея), значится в списке аргонавтов. Т.о смерть Гилла наступила до похода аргонавтов в период утверждения в Микенах власти Атрея и по времени совпадает со смертью Эдипа и началом борьбы за власть в Фивах.