Saygo

Исторические и литературные источники романов о Гарри Поттере

4 сообщения в этой теме

И.Л. ГАЛИНСКАЯ. ИСТОРИЧЕСКИЕ И ЛИТЕРАТУРНЫЕ ИСТОЧНИКИ РОМАНОВ О ГАРРИ ПОТТЕРЕ

СОДЕРЖАНИЕ

Введение
Маглы, или Люди-неволшебники в эпопее Джоан Роулинг
Магические формулы и заклинания в романах о Гарри Поттере
Волшебные книги в романах Дж.К. Роулинг
Эпопея о Гарри Поттере и роман Брэма Стокера «Граф Дракула»
Мотивы мифа и сказки в творчестве Дж.К.Роулинг
Вторичные сюжеты «поттерианы»
Некоторые литературные источники «поттерианы»
Добро и зло в романах Джоан Роулинг о Гарри Поттере. (Обзор)
«Harry Potter and the Deathly Hallows»: Добро победило зло
Избранная библиография

Александру Пиперскому


Введение

Автор романов о Гарри Поттере и волшебной школе Хогвартс, английская писательница Джоан Кетлин Роулинг (Joanne Kathleen Rowling), родилась 31 июля 1965 г. в поселке Чиппинг Содбери (Chipping Sodbury) в Юго-Западной Англии, неподалеку от окрестностей Бристоля. Когда Джоан было около двух лет, родилась ее сестра Диана (Diana, уменьшительное Di, т.е. Дай)1. Родители Джоан служили в молодости в Королевском флоте Англии, а демобилизовавшись, поселились рядом с городом Бристолем. Когда Джоан было четыре года, семья переехала в поселок Уинтерборн, также в окрестностях Бристоля, где Джо поступила в школу. Поскольку родители сестер Джо и Дай Роулинг хотели жить в деревне, то семья поселилась в Татсхиле, небольшой деревушке в Уэльсе. Джоан тогда было девять лет2.

Свой первый рассказ о кролике по прозвищу «Кролик» Джоан Роулинг написала, когда ей было шесть лет. Закончив обучение в школе, Джоан по настоянию родителей в 1983 г. поступила в Эксетерский университет на юге Англии, где изучала французский язык.

Когда писательнице было 26 лет, она отправилась в Португалию преподавать английский. Там она вышла замуж за португальского журналиста Жоржи Арантеса и в 1993 г. родила дочь Джессику.

Вскоре после рождения дочери Джоан Роулинг развелась с мужем и переехала в Шотландию, где жила ее младшая сестра Диана. Она помогала Джоан деньгами и советами, ведь Джоан еще в 1990 г. начала писать роман о мальчике Гарри Поттере, вышедший в Великобритании в 1997 г. под названием «Гарри Поттер и Философский камень» («Harry Potter and the Philosopher’s Stone»).

Писательница рассказывает на своем интернет-сайте, что идея написать роман о мальчике-волшебнике Гарри Поттере пришла ей в голову в переполненном вагоне поезда, когда она ехала из Манчестера в Лондон. Поезд опаздывал, и она на протяжении четырех часов обдумывала все детали будущего романа. В тот же вечер Роулинг начала сочинять роман. Когда он был закончен, писательница стала предлагать книгу издателям, но то и дело получала отказы. В 1996 г. английское издательство «Блумсбери» («Bloomsbury») согласилось опубликовать этот роман Дж. К. Роулинг, который в 1997 г. занял первое место в британском списке бестселлеров.

В 1998 г. выходит в свет второй роман серии – «Гарри Поттер и Тайная комната» («Harry Potter and the Chamber of Secrets»), в котором юный волшебник проявляет незаурядное мужество и отвагу, спасая Джинни Уизли из Тайной комнаты. Но все свершения Гарри, как справедливо отмечает американский философ Том Моррис, это плод коллективных усилий многих – друзей, учителей и директора школы Хогвартс Албуса Дамблдора3.

В третьей книге серии – «Гарри Поттер и узник Азкабана» («Harry Potter and the Prisoner of Azkaban»), опубликованной в Великобритании в 1999 г., Гарри спасает посредством перемещения во времени своего крёстного отца Сириуса Блэка. Английская газета «Дейли телеграф» отмечала в связи с выходом этого романа, что книгами о Гарри Поттере в равной степени восхищаются и родители, и дети4.

Когда в 2000 г. в Англии вышел четвертый роман серии – «Гарри Поттер и Кубок Огня» («Harry Potter and the Goblet of Fire»), начальный его тираж был продан в течение пятнадцати минут, причем в книжных магазинах покупатели стояли в очередях, чтобы приобрести книгу. В романе описывается Турнир Трех Волшебников и сражение Гарри на кладбище с возродившимся Лордом Вольдемортом. Газета«Гардиан» отметила выход четвертого тома «поттерианы» как подлинное доказательство способности Дж. К. Роулинг вовлечь читателя в мир Гарри Поттера и сделать этот сказочный мир вполне правдоподобным.

Когда в конце 2001 г. Джоан Роулинг вторично выходила замуж, на сей раз за врача-анестезиолога Нейла Мюррея, она постаралась скрыть этот факт от вездесущих папарацци. В 2003 г. она родила сына Дэвида Гордона, а в 2005 г. родилась ее вторая дочка Макензи Джин.

Пятый роман серии – «Гарри Поттер и Орден Феникса» («Harry Potter and the Order of the Phoenix»), вышедший в Великобритании в 2003 г., посвящен мужу писательницы Нейлу и ее детям – Джессике и Дэвиду. Роман «Гарри Поттер и Орден Феникса» известен прежде всего тем, что в Англии в среднем продавалось несколько экземпляров романа в минуту, а одновременно по всему миру было продано более «четверти миллиарда книг о Гарри Поттере на 60 языках»5. Сообщают, что газета «New York Daily News», опубликовавшая несколько страниц «Гарри Поттера и Ордена Феникса» за десяток дней до официальной даты выхода книги, «заплатила Роулинг 3 миллиона долларов в качестве компенсации»6.

В романе «Гарри Поттер и Орден Феникса» рассказывается о том, как Гарри и его друзья Рон и Гермиона создают в Хогвартсе «армию Дамблдора», чтобы противостоять злым волшебникам. Гарри и его друзья сражаются с Лордом Вольдемортом и Пожирателями смерти в Министерстве магии. Но пятый том «поттерианы», пишет профессор Московской духовной академии диакон Андрей Кураев, это уже не волшебная сказка. «Теперь это психологический роман в сказочной упаковке<…>. Теперь главный сюжет книги – это классическая подростковая проблема: проблема реального (или мнимого) одиночества подростка»7.

В 2004 г. Джоан Кетлин Роулинг пополнила клуб миллиардеров, «составив компанию королеве Великобритании Елизавете II»8. Писательница и ее семья живут в Эдинбурге (Шотландия) в собственном доме стоимостью полмиллиона фунтов стерлингов.

Шестой роман «поттерианы» «Гарри Поттер и принц-полукровка» («Harry Potter and the Half-Blood Prince») вышел в 2005 г. На суперобложке лондонского издания романа читаем: «Гарри снова провел летние каникулы в доме Дурсли. Он многое обдумал, – начиная со смерти своего любимого крестного отца Сириуса Блэка, а также ужасающего преследования в Министерстве магии со стороны Пожирателей Смерти и до жестокой дуэли между профессором Дамблдором и Лордом Вольдемортом, свидетелем которой он оказался». Теперь он нервно ждет в своей спальне в доме Дурсли визита директора школы Хогвартс, куда Гарри должен возвратиться совсем скоро к началу занятий. В романе «Гарри Поттер и принц-полукровка» герои еще более взрослеют и, как говорила сама писательница на пресс-конференции, посвященной выходу этого романа, они теряют свою детскую наивность и непосредственность9.

Заключительный роман «поттерианы» – «Гарри Поттер и дары смерти» («Harry Potter and the Deathly Hallows») вышел в свет в 2007 г. (см. об этом романе ниже, в специальной статье).

Эпопея Дж. К. Роулинг о Гарри Поттере представляет собой многотомный роман воспитания. В русской литературе романом воспитания является «Педагогическая поэма» (1933–1936) А.С. Макаренко – роман, в котором описываются будни и свершения воспитанников трудовой коммуны. Колонисты работали и учились, стремясь в будущем стать специалистами – инженерами, врачами, геологами, летчиками и т.д. Цель же учеников школы Хогвартс – стать волшебниками, причем описаны школьные будни, а учителя, воспитатели и сами ученики служат как добру, так и злу, отчего школа Хогвартс во многом похожа на обыкновенную школу.

По мнению И. Роднянской, романы Роулинг приучают ребенка к «бремени обыденной жизни, подсвечивая ее бликами необыденности, но давая понять, что эта жизнь – единственно возможная, что другой жизни, другой реальности нет и быть не может»10.

Сразу после выхода первого тома «поттерианы» читатели разделились на два лагеря – сторонников и противников Гарри Поттера. Столь же полярными оказались и мнения литературных критиков. В России первый роман эпопеи Роулинг был переведен в 2000 г. В связи с выходом на русском языке романа «Гарри Поттер и Философский камень» Владимир Александров констатировал: «Создалось впечатление, что целый ряд критиков, среди которых Г. Шульпяков и А. Монахов, А. Метелкина и Д. Ольшанский, лично уязвлены фактом существования феномена. Самое оскорбительное в деле о Поттере то, что о его приключениях читают миллионы, автору платят сумасшедшие гонорары, и Голливуд озабочен проблемой немедленной постановки блокбастера о юном герое. А общим местом нашей массовой психологии является категорическое неприятие успеха. Впрочем, и в этом мы далеко не оригинальны»11.

А ведь Роулинг – несомненный мастер остросюжетного повествования, и в ее текстах присутствуют традиции английского сатирического, фантастического и детективного романов, отмечает В. Александров. Далее он критикует перевод первого романа Роулинг «Гарри Поттер и Философский камень» на русский язык, считая, что русский текст тяжелый и труднопроизносимый, а «перевод изобилует неточностями, приблизительностями и неоправданными вольностями», искажающими текст Роулинг12.

В том же номере журнала «Новый мир», в котором опубликован положительный отзыв В. Александрова о первом романе Роулинг, находим и отрицательное мнение поэта Владимира Губайловского относительно книги «Гарри Поттер и Философский камень». Он считает, что книга Джоан Роулинг отнюдь «не тянет на литературный шедевр и вряд ли достойна внимания с этой точки зрения»13. Она состоит, по его мнению, из картинок, разговоров и хаотичных действий, а поступки героев ничем не мотивированы, причем детали у Роулинг «не говорящие, а проходные»14. В. Губайловский полагает, что Гарри Поттер у Роулинг – «это английский взрослый, который со всем своим знанием и опытом вернулся в свою закрытую частную школу, где в свое время, будучи мальчиком, немало настрадался. Но теперь, много лет спустя, когда даже самые горькие слезы высохли, эта школа полна для него очарования – это ведь его собственное детство. И возвращается он не таким, как был, – маленьким и слабым, он возвращается всемогущим волшебником»15. В. Губайловский называет Роулинг не писателем, а имитатором и считает, что ажиотаж вокруг романа «Гарри Поттер и Философский камень» создали взрослые – те, кто читают «издания в серых обложках без картинок»16.

Рецензия Г. Шульпякова «Разбирая Гарри» появилась в еженедельном приложении к «Независимой газете» – «Ex libris» – в декабре 2000 г., спустя несколько дней после выхода перевода книги «Гарри Поттер и Философский камень» на русский язык. Г. Шульпяков полагает, что Роулинг писала свои книги для взрослых, а не для детей, «избывая свои комплексы по отношению к их, взрослому, миру»17. Романы Роулинг, по мнению Г. Шульпякова, «оказались в роли альтернативной Библии, а сама писательница выступила в роли евангелиста, предлагая свою альтернативную версию священной истории»18. Г. Шульпяков также отрицательно отзывается о переводе первого романа Роулинг на русский язык.

Защитником романов о Гарри Поттере в России является диакон Андрей Кураев. На гаррипоттеровских интернет-форумах даже появилась формулировка: «Диакон, который защитил мальчика, который выжил»19.

Непримиримым противником эпопеи о Гарри Поттере выступил знаменитый американский литературовед, теоретик поэзии и философ Хэролд Блум (р. 1930), постоянная тема книг которого есть убеждение в том, что великая литература, возглавляемая творчеством Шекспира, жива и исчезнуть никогда не может. Хэролд Блум назвал романы «поттерианы» «безвкусной манной кашей». Однако почитатели «поттерианы», американские и канадские философы, проводят ежегодные полномасштабные конференции, посвященные Гарри Поттеру, начиная с 2003 г. Первая такая конференция – «Нимб 2003» – состоялась в Орландо, штат Флорида, США.

В коллективной монографии “Harry Potter and Philosophy”, которую составили американские философы Дэвид Бэггет, ассистент кафедры философии в Кингс-колледже (Пенсильвания), и Шон Клейн, приват-доцент философского факультета штата Аризона, публикуются 16 работ философов, которые считают, что хотя романы Роулинг написаны не как философские трактаты, но это отнюдь не лишает их философской значимости. «Наши авторы, горячие поклонники Поттера и философы, <…> представляют широкий спектр самых различных точек зрения», – говорится в преди-словии к сборнику20. Для петербургского издания перевода коллективной монографии написал послесловие диакон Андрей Кураев.

Нынче в мире публикуются многочисленные «справочники» и «путеводители» по «волшебным мирам Гарри Поттера». Наиболее известным справочником является работа Дэвида Колберта «Волшебные миры Гарри Поттера. Собрание мифов, легенд и удивительных фактов», которая вышла на Западе несколькими изда-ниями и переведена в Москве21.

Дэвид Колберт– ведущий автор сценариев телепрограммы «Кто хочет стать миллионером?», которая была приобретена и Первым каналом Российского телевидения. Дэвиду Колберту принадлежит также справочное издание «Магические миры “Властелина колец”», в котором комментируется сказочно-героическая эпопея Джона Роналда Р. Толкиена.

Будучи специалистом-антропологом и знатоком различных религий и всемирной мифологии, Д. Колберт публикует в своем поттеровском справочнике шесть десятков небольших статей, посвященных многочисленным аспектам эпопеи Джоан Кетлин Роулинг о приключениях Гарри Поттера, а также первоисточникам целого ряда сюжетных линий романов. В послесловии к этому справочнику Дэвид Колберт признает, что знание писательницей мифов и легенд столь же впечатляюще, сколь и ее умение преподнести их «в свежей и оригинальной форме»22.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. О произношении имени, уменьшительного от имени «Diana», см. Большой англо-русский словарь. – М., 1979. – Т. 2 – С. 824. В русскоязычных биографиях Роулинг ее сестру именуют «Ди».
2. J.K. Rowling Official site. – Mode of access: jkrowling.com/tex-tonly/en/biography.cfm
3. О романе «Гарри Поттер и Тайная комната» в Литературном приложении к газете «Таймс» писали, что книга столь же хороша, как и ее предшественница, а школа Хогвартс – это творение гения.
4. Три эти книги «поттерианы» в 1999 г. заняли в списке бестселлеров первые три строки в Нью-Йорке и в Лондоне.
5. Макарова П. Джоан Роулинг в Стране Чудес // Суперзвезды. Аргументы и факты. – М., 2005. – №19(73). – Октябрь. – С. 39.
6. Там же.
7. Кураев А. «Гарри Поттер» в церкви: Между анафемой и улыбкой // Бэггет Д., Клейн Ш.Э. Философия Гарри Поттера. – СПб., 2005. – С. 383.
8. Макарова П. Джоан Роулинг в Стране Чудес. – С. 39.
9. Mode of access: news.bbc.co.uk/cbbcnews/hi/newsid_4690000/newsid_4690800/4690885.stm.
10. Роднянская И. Гарри Поттер на мировой сцене. Заключительная реплика // Новый мир. – М., 2001. – №7. – С. 185.
11. Александров В. Кто придумал футбол, или Гарри Поттер в школе и дома // Новый мир. – М., 2001. – №7. – С. 175.
12. Там же. – С. 179.
13. Губайловский В. Чужое детство // Новый мир. – М., 2001. – №7. – С. 182.
14. Там же. – С. 183.
15. Губайловский В. Чужое детство // Новый мир. – М., 2001. – №7. – С. 184.
16. Там же. – С. 183.
17. Шульпяков Г. Разбирая Гарри // Ex Libris. – М., 2000. – 14 декабря. – С. 1.
18. Там же.
19. Кураев А. «Гарри Поттер» в церкви: Между анафемой и улыбкой // Бэггет Д., Клейн Ш.Э. Философия Гарри Поттера: Если бы Аристотель учился в Хогвартсе. – СПб., 2005. – С. 431.
20. Бэггет Д., Клейн Ш.Э. Философия Гарри Поттера: Если бы Аристотель учился в Хогвартсе. – СПб., 2005. – С. 14.
21. Колберт Д. Волшебные миры Гарри Поттера. Собрание мифов, легенд и удивительных фактов. – М., 2002. – 166 с.
22. Colbert D. The magical worlds of HarryPotter. A treasury of myths, legends and fascinating facts. – L., 2003. – P. 265

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

МАГЛЫ, ИЛИ ЛЮДИ-НЕВОЛШЕБНИКИ В ЭПОПЕЕ ДЖОАН РОУЛИНГ

«Маглами» в серии романов Роулинг о мальчике Гарри Поттере волшебники называют обычных людей, неволшебников. В первой же главе первого тома серии («Гарри Поттер и Философский камень») слово «маглы» употребляется уже около десяти раз. Интернет-сайт mugglenet.com сообщает, что происходит это наименование людей у Роулинг от английского диалектного слова «mug», означающего человека, которого легко одурачить, т.е. простака, простофилю и, наконец, дурака1. Именно это значение имеется в словаре Уэбстера2.

Однако читатель романов о Гарри Поттере сразу же увидит, что писательница употребляет слово «магл» в самых разнообразных контекстах. Маглы Вернон и Петуния Дурсли – грубые, жестокие и некультурные родственники Гарри Поттера, но маглы – это и родители Гермионы Грэйнджер, которые воспитали в ней трудолюбие, настойчивость, любовь к учебе, нравственную зрелость. Так что, на наш взгляд, название «маглы» происходит отнюдь не от английского диалектного слова «mug».

В романе «Посмертные записки Пиквикского клуба» Чарльз Диккенс (1812–1870) описывает старинную игру в крикет между клубом «Объединенный Маглтон» и клубом «Дингли Делл». Маглтон – это название города, вымышленного Диккенсом. Если мы снова обратимся к словарю Уэбстера, то обнаружим, что маглтонцами именовалась одна из английских религиозных сект, названная так по имени своего руководителя, английского портного Лодовика Маглтона (Lodowick Muggleton) (1609–1698). С 1652 по 1658 г. сектой руководил лондонский портной Джон Рив (John Reeve) (1608–1658), а после смерти Рива ведущую роль в секте занял его двоюродный брат Лодовик Маглтон.

Согласно Откровению святого Иоанна Богослова, два Божьих свидетеля «будут пророчествовать тысячу двести пятьдесят дней, будучи облечены во вретище» (Отк. 11, 3). Последователи Дж. Рива и Л. Маглтона считали их именно такими «двумя свидетелями». Дж. Рив и Л. Маглтон сочиняли памфлеты и послания, в которых излагалась доктрина секты маглтонцев и критиковалась религиозная позиция баптистов, монархия, дворянство и государственная церковь. После 1658 г. Л. Маглтон смягчил и изменил некоторые положения Дж. Рива.

Лодовик Маглтон проповедовал раннюю доктрину деизма, согласно которой Бог, сотворив мир, далее не принимает в нем какого-либо участия и не вмешивается в закономерное течение событий. Деизм противостоит как теизму, так и пантеизму и атеизму. «Естественная религия, по учениям деистов, является общей для всех людей и представляет собой норму для всех позитивных религий, в том числе и христианства»3. Эта доктрина привела членов секты маглтонцев к убеждению, что такие понятия, как молитва, поклонение, откровенные акты религиозной веры и благочестия (типа мученичества) вполне бесцельны и абсолютно не нужны Богу.

Учение маглтонцев привлекало, как правило, лишенных уверенности в себе простых людей, которым импонировали заверения в том, что душа смертна, что ад находится внутри человека, а также – отсутствие формальных религиозных обрядов. Частное сборище в местном кабачке или таверне с чтением глав из Библии и с пением божественных гимнов называлось у маглтонцев «службой».

Маглтонцы (как и лолларды до них) были выходцами из простого народа, т.е. людьми, не принадлежавшими к привилегированным сословиям. В секте отсутствовали все формы экстремизма, отчего она и дожила до середины ХХ в. Она исчезла вместе со смертью ее последнего сторонника, поскольку секте был чужд прозелитизм, т.е. стремление обратить других в свою веру. Среди маглтонцев насчитывалось много женщин, активно вступавших в секту, но в общем сектантов-маглтонцев было сравнительно немного, отчего секта и перестала существовать.

В эпопее Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере имеется более двадцати глав, посвященных людям-неволшебникам, т.е. маглам. Первые четыре главы романа «Гарри Поттер и Философский камень» повествуют о жизни мальчика в семье Петунии и Вернона Дурсли, причем Петуния является родной сестрой его погибшей матери. Таким образом, их сын Дадли Дурсли приходится Гарри Поттеру двоюродным братом, кузеном. Сам мистер Вернон Дурсли – руководитель фирмы, которая изготовляет дрели. Дурсли пытаются отрицать свою родственную связь с миром магии, т.е. с матерью Гарри, которая была волшебницей. Они грубо обращаются с Гарри, а Дадли постоянно его избивает (5).

Некоторые поттероведы считают, что имя Дадли – изобретение Роулинг. Между тем это аристократическое прозвище, которое в XIX в. превратилось в обычное английское имя (4). Правда, существует пригород Дадли в Бирмингеме, одном из самых больших городов Великобритании. Что же касается фамилии грубых и тривиально мыслящих родственников-маглов Гарри Поттера, то она, видимо, связана с названием «Дурсли», которое носит небольшой городок рядом с местом рождения Дж.К. Роулинг.

Приглашение Гарри на учебу в школу волшебства Хогвартс вызывает у семейства Дурсли не только ненависть, но и страх. В главе «Самый худший день рождения» во втором томе эпопеи («Гарри Поттер и Тайная комната») рассказывается, что дядя Вернон обращался с племянником как с некоей бомбой замедленного действия, которая может в любое мгновение взорваться, или же как с собакой, которая вывалялась в чем-то мерзком (6, с. 9).

Семейство Дурсли, как всегда, полностью игнорировало очередной день рождения Гарри. Более того, Гарри было велено сидеть в своей комнате, не производя ни малейшего шума, поскольку дядя Вернон принимал в этот день гостей – богатого строителя с женой – и надеялся получить заказ на партию дрелей.

В третьем томе эпопеи – «Гарри Поттер и узник Азкабана» – появляется сестра дяди Вернона, тетушка Мардж. Она редко бывала в доме Дурсли, но о каждом ее приезде Гарри вспоминал с ужасом. Тетушка Мардж занималась разведением бульдогов. Однажды, за год до того, как Гарри отправился в школу Хогвартс, она приехала со своим любимым псом Риппером. Гарри тогда случайно наступил псу на лапу. Риппер загнал мальчика на дерево в саду, а тетушка Мардж отказалась отозвать собаку, отчего мальчику пришлось сидеть на дереве до полуночи (7, с. 19). В последний же приезд тетушка Мардж начала всячески поносить и родителей Гарри, и самого мальчика, отчего он помимо своей воли применил заклинание, превратившее тело Мардж в раздутый шар, повисший под потолком комнаты.

Поскольку Дадли Дурсли необходимо похудеть, тетя Петуния заодно не кормит и Гарри (8, с. 30). Дадли – предводитель банды мальчиков маглов, которые терроризируют детей в парке, бросают камни в проезжающие машины, постоянно избивают Гарри. Члены банды – Пирс, Денис, Малкольм и Гордон – были толстыми и глупыми подростками, но поскольку Дадли был из них самый толстый и самый глупый, то он и стал предводителем банды (9, с. 8, 15).

В шестом томе поттеровской эпопеи («Гарри Поттер и принц-полукровка») директор школы Хогвартс Албус Дамблдор в разговоре с родственниками Гарри, тетей Петунией и дядей Верноном, подводит итог тому, как они обращались с мальчиком: «Вы никогда не воспринимали Гарри как сына. Он не встречал ничего у вас, кроме пренебрежения и зачастую жестокости. Лучшее, что можно сказать о вас, это то, что он, по крайней мере, избежал того устрашающего вреда, который вы сами нанесли собственному сыну<…> что же касается Гарри, то как бы он ни был несчастен у вас, как бы плохо вы с ним ни обращались, все же вы разрешили ему жить в вашем доме, а это дало ему мощную защиту от злых сил, как я и запрограммировал. Но эта защита окончится, как только ему исполнится семнадцать лет» (10, с. 57).

Впрочем, хотя некоторые авторы пишут, что в эпопее Дж. Роулинг о Гарри Поттере нет среди маглов ни одного положительного персонажа, они, тем не менее, ошибаются. Выше было уже сказано о родителях-маглах Гермионы Грэйнджер, которые были весьма добропорядочными врачами-дантистами.

В первом томе эпопеи («Гарри Поттер и Философский камень») показано, как мальчик радуется, обнаружив, что большинство учеников школы Хогвартс имеют родителей-маглов, или хотя бы одного из родителей(5, с. 100). Так, Симус Финнеган, как и Гарри, наполовину магл, у него мать тоже была волшебницей, но, выходя замуж за магла, она скрыла свою сущность (5, с. 93).

Троюродный брат Рона Уизли – также магл, работающий бухгалтером (5, с. 75). Родители Джастина Финч-Флетчли опять-таки маглы. Они готовили сына для поступления в Итон и были очень огорчены, когда он оказался в Хогвартсе, но Джастин объяснил матери, что «очень полезно иметь в доме настоящего волшебника» (6, с. 73).

Отец Колина Криви – продавец молока. Колин рассказывает Гарри, что он посылает домой множество фотографий из Хогвартса и умоляет Гарри подписать свою фотографию, чтобы он мог послать ее домой (6, с. 75). Родители-маглы отдали в школу Хогвартс и младшего брата Колина.

Когда семейство Уизли, Гермиона Грэйнджер и Гарри Поттер прибыли на место проведения Кубка мира по квиддичу, им велели обратиться к менеджеру мистеру Робертсу. А едва они подошли к сельскому домику, у дверей которого стоял мистер Робертс, Гарри мгновенно понял, что он магл. У него был список волшебников, приколотый к двери коттеджа, и он принимал магловские деньги за места на стадионе и за ночлег. Правда, тут же появился волшебник, который объяснил вновь прибывшим, что ему приходится десять раз за день произносить заклинание, помогающее мистеру Робертсу не помнить о том, что он делает (8, с. 71–72). Садовник Фрэнк Брайс, которого Темный Лорд убивает в первой главе романа «Гарри Поттер и Кубок Огня», был также вполне добропорядочным маглом (8, с. 18–19). В романе «Гарри Поттер и Тайная комната» Рон Уизли говорит, что большинство волшебников – полукровки. «Если бы мы не женились и не выходили замуж за маглов, мы бы все вымерли», – заключает он (6, с. 89).

В поттеровской эпопее, кроме маглов и волшебников, есть еще весьма своеобразные персонажи – сквибы. Английское слово «squib» имеет много разных значений. Дж. К. Роулинг выбрала значение, которое в словаре Уэбстера стоит четвертым: «Некто жалкий, ничтожный, незначительный»4. Сквиб, объясняет Рон Уизли Гарри Поттеру, это отпрыск семьи волшебников, который не обладает никакими магическими силами. Сквиб есть нечто противоположное волшебникам, которые родились в семьях маглов, – таким, как Гермиона Грэйнджер.

Сквибы встречаются очень редко, продолжает Рон. В школе Хогвартс сквибом является сторож Аргус Филч, который ненавидит студентов, и за малейшую провинность, за малейшее отступление от правил применяет к ним жестокие меры воздействия, наказания. Правда, он бы хотел пороть провинившихся, но избиение учеников в Хогвартсе категорически запрещено. Имя Аргусу Филчу писательница дала «говорящее». «Аргус» в греческой мифологии – это вечно бдительный великан с сотней глаз, а одно из значений английского слова «filch» – «бить, ударять». Рон понял, что Филч действительно сквиб, когда выяснилось, что он пытается овладеть искусством магии по учебнику (6, с. 110–111).

Сквибом является и соседка родственников Гарри (т.е. семейства Дурсли) миссис Арабелла Фигг. Правда, никто из соседей-маглов подробностей ее биографии не знает. Дядя и тетя Гарри оставляли мальчика на ее попечении, когда куда-нибудь уезжали. Гарри неожиданно для себя узнает о том, что миссис Фигг не сказала ему раньше, что она сквиб. Оказывается, по приказу директора Хогвартса она должна была наблюдать за мальчиком. В пятом томе эпопеи миссис Фигг просит прощения у Гарри за то, что она тоже плохо с ним обращалась, но поясняет, что Дурсли никогда бы его не пустили к ней, если бы думали, что ему нравится бывать в ее доме.

Фамилия соседки Дурсли Фигг также «говорящая»: слово «figment» в английском языке означает «мнимость, фикция».

Диакон Андрей Кураев пишет в статье «“Гарри Поттер” в церкви: между анафемой и улыбкой», что в романах Роулинг резко противопоставлен мир волшебников миру маглов, но при этом Кураев уверен, что ни интеллектуально, ни нравственно волшебники ни в чем не превосходят маглов, людей-неволшебников5.


1. Mode of access: mugglenet.com/books/name_origins.shtml.
2. Webster’s new international dictionary of the English language. – Springfield (Mass.), 1946. – Vol. I, p. 1607.
3. Философский энциклопедический словарь. – М., 1983. – С. 140.
4. Webster’s new international dictionary of the English language. – Springfield (Mass). 1946. – Vol. II, p. 2448.
5. См. в кн.: Бэггет Д., Клейн Ш.Э. Философия Гарри Поттера. – СПб., 2005. – С. 393.

Список литературы

1. Диккенс Ч. Посмертные записки Пиквикского клуба // Диккенс Ч. Собр. соч.: В 30 томах. – М., 1957–1963. – Т. 2, 3. – С. 519; с. 503.
2. Muggletonians. Summary. – Mode of access: exlibris.org/nonconform/engdis/muggleton.html.
3. Muggletonian bibliography. – Ibid.
4. Name Origins. – Mode of access: mugglenet.com/books/name_origins.shtml.
5. Rowling J.K. Harry Potter and the Philosopher’s Stone. – L., 1997. – 223 p.
6. Rowling J.K. Harry Potter and the Chamber of Secrets. – L., 1998. – 251 p.
7. Rowling J.K. Harry Potter and the Prisoner of Azkaban. – L., 1999. – 317 p.
8. Rowling J.K. Harry Potter and the Goblet of Fire. – L., 2000. – 636 p.
9. Rowling J.K. Harry Potter and the Order of Phoenix. – L., 2003. – 766 p.
10. Rowling J.K. Harry Potter and the Half-Blood Prince. – L., 2005. – 607 p.
11. Rowling J.K. Harry Potter and the Deathly Hallows. – L., 2007. – 607 p.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

МАГИЧЕСКИЕ ФОРМУЛЫ И ЗАКЛИНАНИЯ В РОМАНАХ О ГАРРИ ПОТТЕРЕ

Александр Блок в статье «Поэзия заговоров и заклинаний» (1906) отметил, что заговоры, а с ними вся область народной магии и обрядности, являются той рудой, «где блещет золото неподдельной поэзии» (1, с. 49). Заговоры тщательно собираются и исследуются, поскольку они приобрели психологический, исторический и эстетический интерес. Древнейшая форма религиозного сознания – это заклинание, причем «сравнение текстов открывает поразительное сходство заклинаний, чародейских приемов, психологии магов у всех народов», – заключает А.Блок (1, с. 73).

В романах о Гарри Поттере писательница Джоан Кетлин Роулинг часто использует магические формулы и заклинания. Ведь многие из проблем, с которыми сталкиваются персонажи книг о Гарри Поттере, связаны именно с присутствием магических сил. В мире романов Роулинг магия «столь же распространена и столь же эффективна, как и использование прикладных наук в нашем мире», – пишут американские философы Бен Липскомб и Крис Стюарт в сборнике статей «Философия Гарри Поттера»1. Еще более подкрепляет аналогию между магией в книгах о Гарри Поттере и современной наукой тот факт, что «неразборчивое использование магии в мире Гарри создает проблемы, аналогичные проблемам, создаваемым злоупотреблением прикладными науками в нашем мире»2.

На своем официальном сайте в Интернете Джоан Роулинг отвечает читателям ее романов на вопрос о разнице между «заклинанием» («spell»), «чарами» («charm») и «проклятием» («hex»), т.е. терминами, которыми изобилует «поттериана» (6). Заклинание, или чародейство – это общий термин для магической формулы; чары не намного отличаются от заклинания, но имеют дополнительные качества. Так, превращение чашки в крысу – это заклинание, а заставить чашку танцевать можно только при помощи чар, считает Роулинг (6). Проклятия относятся к вреднейшим видам черной магии, причем кроме слова «hex» в романах Роулинг используется и слово «curse», применяющееся ею в магических формулах, при помощи которых наносится непоправимый вред оппоненту или совершается его убийство. В этих формулах, как правило, используется латынь, но и встречаются производные от греческих и других иноязычных слов (6).

Вполне безвредных заклинаний в романах Роулинг есть довольно много, и они часто повторяются. К ним относятся, например, формулы «Lumos» и «Nox». Они произведены от латинских существительных «lumen» («свет») и «nox» («ночь, темнота») и употребляются в «поттериане» в случаях, когда требуется зажечь или погасить освещение.

«Alohomora» – заклинание, которое открывает замки, а «Colloportus» их закрывает. Первое произведено от гавайского слова «Aloha» («до свидания, прощай») и от латинского существительного «mora», означающего «препятствие», т.е. «прощай, препятствие». Заклинание «Colloportus» состоит из французского глагола «coller» («склеивать, прижимать») и латинского существительного «portus» – «убежище», «защита».

Еще два заклинания – «Sonorous» и «Quietus» – сочиняются Роулинг, когда ей нужно, чтобы персонаж громко кричал (например, комментатор на матче по квиддичу) или же замолкал. «Sonorous» образовано ею от латинского прилагательного «sonorus» («звучный, громкий»), а «quietus» – латинское прилагательное «тихий, спокойный».

Латинское слово «evanesco» становится у Роулинг заклинанием «Evanesco», ибо и по-латыни, и в «поттериане» оно означает «исчезаю»3. Полностью заимствовано из латыни также заклинание «Diffindo», что значит «раскалываю, расщепляю». Эту волшебную формулу юный маг применяет, например, в романе «Гарри Поттер и принц-полукровка», когда ему нужно, чтобы с учебника слетела обложка4.

Заклинание «Anapneo» очищает заложенные дыхательные пути: греческое слово «anapneō» означает «дышу». Магическая формула «Aparecium» у Роулинг позволяет прочесть текст, написанный невидимыми чернилами. Латинское слово «appareo» означает «являюсь, показываюсь». Заклинание «Arresto Momentum» останавливает падение предмета и произведено от английского глагола «to arrest» – «останавливать» и латинского существительного «momentum» – «движение». Наконец, формула «Finite Incantatem» прекращает действие всех других заклинаний.

Роулинг сочиняет заклинания в «поттериане» в полном соответствии с их практическим смыслом. Они зачастую направлены на пользу, а не во вред, и требуют различных действий: «открою», «закрою», «кричу», «замолчу» и т.д. Заклинания, чародейские приемы сходны у всех народов, пишет А. Блок, объясняя это не только «общностью суеверной психологии, но и заимствованием» (1, с. 73) Искусство действенных заклинаний, считал А. Блок, есть всем нужное, всенародное искусство, которое является первобытным и «сущность которого составляет ритм» (1, с. 63). В заклинательной формуле «весь интерес сосредоточен на выражении желания (по-немецки Wunsch значит и желание, и заклятие)» (1, с. 56). В русской поэзии находим аналогичное значение: «Она отвергла заклинания, мольбы, тоску души моей» (А.Пушкин).

Слово «чары» Дж. К. Роулинг понимает в соответствии с толкованием его в словаре Уэбстера как использование магического искусства или оккультных сил («to charm»). Во втором романе эпопеи – «Гарри Поттер и Тайная комната» – преподаватель Джилдерой Локхарт хочет с помощью «Memory Charm» (волшебной формулы, воздействующей на память) стереть воспоминания о Тайной комнате у Гарри и Рона, но формула не сработала и обратилась на самого преподавателя, так что он забыл, кто он такой и где находится и кто такие Гарри и Рон. (Здесь следует сказать, что в русских переводах «поттерианы» Джилдерой Локхарт именуется то Сверкаролем Чаруальдом, то Златопустом Локонсом.)

Начиная со второго романа эпопеи, «Гарри Поттер и Тайная комната», используется «Обезоруживающее колдовство» – «Expelliarmus». Формула состоит из двух латинских слов: «expello», означающего «вышибаю», и «arma» – «оружие». Колдовская формула «Accio» употребляется в «поттериане» многократно и применяется, когда нужно призвать к себе какой-то предмет. Слово «accio» означает «призываю». В романе «Гарри Поттер и Кубок Огня» так призывают книгу, карту, оружие, чашу на Турнире Трех Волшебников и проч.

В романах Роулинг неоднократно повторяются безвредные заклинания и безвредные магические формулы, но больше всего внимания уделяется так называемым «Непростительным проклятиям» («Unforgivable Curses»). В романе «Гарри Поттер и Кубок Огня» этой теме посвящена целая глава, в которой идет речь о недопустимых в мире волшебников проклятиях, за использование которых их строго наказывает Министерство магии. Это такие проклятия, как«Imperius Curse» и«Cruciatus Curse». Первое отдает вол-шебника во власть тому, кто произносит проклятие, поскольку «imperium» по-латыни «владычество, власть». Слово «cruciatus» по-латыни означает «мучение, пытка, мучительная казнь». Самое ужасное проклятие, убивающие волшебника, – «Avada Kedavra».

«Avada Kedavra» – проклятие, образованное писательницей от популярного выражения «abracadabra». В древнем арамейском языке выражение «Abhadda kedhabra» означало «исчезай, как это слово». Древние врачи пользовались таким заклятием для излечения болезней, а вовсе не для убийства. Так, римский врач Квинтус Серенус Саммоникус в 200 г. до н.э. применял магическое слово «abracadabra» для излечения лихорадки (5, с. 31–32).

Всего в «поттериане» насчитывается несколько сотен случаев употребления магических формул, заклинаний и проклятий. Многие из них повторяются неоднократно, но проклятие «Avada Kedavra» недаром напоминает английское слово «cadaver» – «труп». Оно появляется в «поттериане» в самые трагические моменты повествования.

Магическая формула «Petrificus Totalus» повторяется в эпопее множество раз. Она означает «Окаменей весь», и впервые читатель встречается с ней в первом же томе эпопеи. Используя английский глагол «to petrify» («окаменеть») и прилагательное «total» («весь, целый»), писательница создает вполне понятную для юного читателя (которому предназначался первый том эпопеи) колдовскую формулу. В романе «Гарри Поттер и Философский камень» ее произносит Гермиона, когда Невилл Лонгботтом пытается помешать своим друзьям выйти вечером из помещения школы, что правилами не разрешалось.

В романе «Гарри Поттер и Орден Феникса» заклинание «Petrificus Totalus» употребляется в главе «За занавеской», когда в борьбе злых и добрых сил погибает крёстный отец Гарри – Сириус Блэк. Несколько раз встречается это заклинание и в шестом романе серии «Гарри Поттер и принц-полукровка», опять-таки в ходе противостояния злым силам.

Защитная формула «Expecto Patronum» составлена из латинских слов «expecto» («ожидаю») и «patronus» («защитник, заступник»). В романах она используется в случаях, когда нужно защититься от нападения Дементоров, чей «поцелуй в душу» приводит жертву в ужасное, опустошенное состояние, которое «много хуже смерти», по словам Роулинг.

Многократно в «поттериане» встречается английский глагол «to stupefy», означающий «поражать ум или чувства». Роулинг делает из этого глагола заклятие «Stupefy», отчего существо, на которое оно направлено, теряет способность двигаться. Именно так в романе «Гарри Поттер и Кубок Огня» волшебники, сторожившие четырех ужасных драконов, вначале успокоили их, когда те очень уж разбушевались, а затем сковали цепями. Впрочем, заклятие «Stupefy» в романах Роулинг применяется часто и в борьбе со злыми волшебниками.

Количество магических формул и заклинаний в эпопее о Гарри Поттере увеличивается от тома к тому. Так, если в первом романе эпопеи («Гарри Поттер и Философский камень») чародейские заклинания упоминаются не более пяти раз, да и то, как правило, во время уроков, когда учителя-волшебники учат начинающих магов пользоваться этими формулировками, то в шестом и седьмом томах заклинаний насчитывается множество, причем некоторые неоднократно повторяются.

Заклинание «Levicorpus», которое заставляет индивида оказаться в висячем положении в воздухе, составлено Роулинг из двух латинских слов – «levatio» («поднятие») и «corpus» («тело»). Гарри Поттер применил это заклятие рано утром в спальне к своему храпящему во сне другу Рону; тот с криком завис вниз головой в воздухе и только мысленно произнесенное Гарри слово «Liberacorpus» (от латинского существительного «liberatio» – «освобождение») позволило Рону благополучно упасть на свою кровать. Этот эпизод происходит в двенадцатой главе романа «Гарри Поттер и принц-полукровка» (всего в этом романе тридцать глав), а затем в главе восемнадцатой эпизод повторяется. Но это, можно сказать, невинная забава по сравнению с разнообразными проклятиями и заклинаниями, заполняющими шестой и седьмой романы эпопеи.

Американские философы Бен Липскомб и Крис Стюарт специально исследуют этику магии у Роулинг, выводя из «сути злой магии» соответствующую ей «суть доброй магии»5. Лучший пример того, что значит «злая магия», – это упомянутые выше три «непростительных заклинания», которые подчиняют тех, кто к этому восприимчив, причем подчиняют их полностью.

Темный Лорд Вольдеморт и его прислужники адресуют эти проклятия людям, но имеется возможность, согласно «поттериане», применять «непростительные заклятия» и к другим существам, ко всему живому. Однако при этом необходимо желать власти, соответствующей каждому из проклятий, иначе они не исполнятся. Так что использовать их может лишь порочный человек. «Чтобы стать мастером Темных искусств, человек должен определенным образом исказить свой характер – он должен полностью отдаться желанию властвовать», – пишут Б.Липскомб и К.Стюарт6.

Кроме действий, дающих полную власть над другими, в романах Роулинг имеется и иной тип предосудительных действий, т.е. таких, которые могут раскрыть магическое общество внешнему миру. «Декрет о Надлежащим Ограничении колдовства среди несовершеннолетних» в романах о Гарри Поттере напрямую связан с фундаментальным различием между доброй и злой магией. Речь идет о запрете совершать колдовские действия, которые считаются в целом вредными для общего блага. Таким образом, этика Роулинг предполагает важность ограничения в использовании определенного рода возможностей, направленных против других, заключают Бен Липскомб и Крис Стюарт.

В связи с этим авторы статьи об этике Роулинг напоминают о диалоге Платона «Горгий», где Сократ противопоставляет «жизнь, посвященную избежанию страданий и смерти, жизни, посвященной избежанию неправедных поступков, и доказывает, что первый путь разрушителен, вредит душе человека и отсекает его от дружбы, так же как и от свободы»7.

Этика магии, предложенная Роулинг, зиждется на изучении писательницей элементов германо-скандинавской, шотландской, кельтской, древнегреческой и римской мифологий, в заговорных традициях которых наряду со «злой магией» имеется множество примеров «доброй магии». Взять хотя бы известнейшие «Мерзебургские заговоры», о которых лингвистами и культурологами опубликованы десятки статей.

«Мерзебургские заговоры» были записаны в IX–Х вв. в одной богословской рукописи, а найдены в 1841 г. в Мерзебурге. Оба заговора написаны древнегерманским аллитерационным стихом и отражают мифологические представления дохристианской эпохи. «Первый Мерзебургский заговор» сложен на освобождение из плена, а «Второй Мерзебургский заговор» направлен на излечение от вывиха (в данном случае вывихнул ногу жеребёнок). Завершающая «Второй Мерзебургский заговор» формула «Кость с костью, кровь с кровью, сустав с суставом, да будет спаяно» параллельна соответствующему месту в эпосе древнеиндийской мифологии «Атхарва-веде»: «Да соединится твой (костный) мозг с мозгом, твой сустав с суставом; да срастется то, что отпало от твоей плоти, да срастается кость!» (4, с. 13; 3, с. 110–113, 213). Вот и в русской заговорной традиции заговор понимается как «магические слова, обладающие колдовской или целебной силой» (2, с. 205). Так что этика «доброй магии» существовала в мире постоянно.

Заклинания, как правило, всегда имели утилитарный характер. «Огромное число их вошло в область народной медицины; потому самое богатое собрание примет, оберегов, причитаний, заговоров и отреченных молитв находится в лечебниках и травниках», – писал А. Блок в статье «Поэзия заговоров и заклинаний» (1, с. 52–53). И далее продолжал: «Современная наука располагает многими текстами заговоров. Их делят обыкновенно по цели, которую они преследуют, на заговоры, касающиеся любви и брака, болезней и здоровья, частного быта и общественных отношений, отношений к природе и к сверхъестественным существам» (1, с. 61).

Известный русский и украинский языковед, литературовед, фольклорист и этнограф А.А. Потебня (1835–1891) писал в книге «Малорусская народная песня по списку XVI века», что «в заговорах может вовсе не заключаться представление о божестве» (цит. по: 1, с. 57). Именно этот принцип лежит у Дж.К. Роулинг в основе ее многочисленных заговоров и заклинаний. Эпопея Роулинг – современная, но это не значит, что она «постмодернистская», отмечает диакон Андрей Кураев в статье «”Гарри Поттер” в церкви: между анафемой и улыбкой». В книге Роулинг нет «постмодернистских» игр, экспериментов с размыванием добра и зла. «Общечеловеческие принципы нравственности в ней прописаны безупречно»8.


1. Бэггет Д., Клейн Ш.Э. Философия Гарри Поттера. – СПб., 2005. – С. 133. (Английский текст сборника имеет несколько иное название – «Harry Potter and Philosophy»).
2. Там же. – С. 136.
3. Вероятно, более уместным в данном контексте было бы повелительное наклонение («исчезай»), но Роулинг всегда использует латинские глаголы в их словарной форме, т.е. в 1 лице единственного числа настоящего времени.
4. Rowling J.K. Harry Potter and the Half-Blood Prince. – L., 2005. – P. 208.
5. Липскомб Б.Дж.Б., Стюарт У.К. Магия, наука и этика технологии // Бэггет Д., Клейн Ш.Э. Философия Гарри Поттера. – СПб., 2005. – С. 129–152.
6. Там же. – С. 143.
7. Липскомб Б.Дж.Б., Стюарт У.К. Магия, наука и этика технологии // Бэггет Д., Клейн Ш.Э. Философия Гарри Поттера. – СПб., 2005. – С. 144.
8. Бэггет Д., Клейн Ш.Э. Философия Гарри Поттера. – С. 405.

Список литературы

1. Блок А.А. Поэзия заговоров и заклинаний // Блок А.А. О литературе. – М., 1989. – С. 48–75.
2. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – М., 1992. – 955 с.
3. Познанский Н.Ф. Заговоры: Опыт исследования и развития заговорных формул. – Пг., 1917. – 290 с.
4. Топоров В.Н. К реконструкции индоевропейского ритуала и ритуально-поэтических формул: (На материале заговоров) // Труды по знаковым системам. – Тарту, 1969. – С. 9–43.
5. Colbert D. The magical worlds of Harry Potter: A treasury of myths, legends and fascinating facts. – N.Y., 2003. – 287 p.
6. J.K.Rowling official site. Extra stuff // Mode of access: jkrowling.com/textonly/en/biography.cfm.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ВОЛШЕБНЫЕ КНИГИ В РОМАНАХ ДЖ.К. РОУЛИНГ

Аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес (1899–1986) в статье «О культуре книг» напомнил рассуждение французского символиста Стефана Малларме (1842–1898) из эссе «Книга, инструмент духа», входящего в цикл «По поводу книги» (1895). Стефан Малларме считал, что «мир существует, чтобы войти в книгу» (цит. по: 1, с. 219).

Волшебный мир романов Джоан Кетлин Роулинг о школе Хогвартс, о ее учениках, юных магах, о добрых и злых волшебниках-учителях и о таинственном Министерстве магии непременно должен был «войти в книгу». Именно поэтому в романах о Гарри Поттере упоминается более сотни волшебных книг, причем только в некоторых случаях называются их авторы-волшебники, а две книги – «Фантастические животные, и где их найти» Ньюта Скамандра (10) и «Квиддич сквозь века» Кеннилуорти Уиспа (11) – сочинила сама Роулинг.

«Авторам» этих, написанных ею в 2001 г., книг Джоан Роулинг дала говорящие имена. Скамандр (греч. Skamandros) в греческой мифологии бог одноименной реки, протекающей по долине Троады, где находилась Троя(Илион), связанный с царским родом. В Троянской войне Скамандр сочувствует своим потомкам-троянцам (4). Имя Ньют также говорящее. «Newt» – это название тритона, одного из видов саламандры, хвостатого земноводного, обитающего по берегам водоемов(6; 9). Уисп (англ. wisp) – пучок. Имеется диалектное написание данного слова – «whisp», и эту фамилию дала Роулинг автору своей книги «Квиддич сквозь века». Имя Кеннилуорти тоже говорящее, хотя и несколько измененное. «Kenningwort» – вид маковой травки (13, т. I, с. 1357). Похоже это имя и на название известнейшего четырехтомного романа Вальтера Скотта «Кенилворт» («Kenilworth», 1821). Роман В.Скотта был настолько знаменит, что еще в 1823 г. его перевели на русский язык.

Когда одиннадцатилетний Гарри Поттер получает список вещей и книг, которые будут необходимы ему во время обучения в Хогвартской школе чародейства и волшебства, он и сопровождающий его Рубеус Хагрид отправляются в волшебную аллею и покупают там в волшебном книжном магазине восемь книг, перечисленных в списке. Это «Стандартная книга заклинаний (для первого класса)» Миранды Госхок, «История магии» Батильды Бэгшот, «Волшебная теория» Адальберта Уоффлинга, «Начальный учебник по трансфигурации» Эмерика Свитча, «Тысяча волшебных трав и мхов» Филлиды Спор, «Волшебные лекарства и зелья» Арсениуса Джиггера, «Фантастические животные, и где их найти» Ньюта Скамандра, а также «Темные силы: Учебник по самозащите» Квентина Тримбла.

Фамилии авторов учебников опять-таки говорящие. Слово «goshawk» – это «ястреб, тетеревятник»; «to bag» – «брать без спроса, присваивать»; «waffle» – «треп», «болтовня», «чепуха на постном масле»; «switch» – «прут» или «хлыст»; «spore» – «растительная спора»; жаргонное слово «jig» – «хитрость», «обман» (выражение «not worth a jigger» означает «ни гроша не стоит»); слово «scam» вошло в английское написание фамилии Скамандр (Scamander), оно жаргонное и означает «обман»; фамилия Тримбл восходит к жаргонному слову «trim», т.е. «обман, хитрость»; слово «arsenic» значит «мышьяк». Так что для англоязычного читателя в данном случае ирония Роулинг очевидна.

В «поттериане» упоминаются еще несколько авторских учебников. Рассказ об учебнике Либатиуса Бориджа «Курс по составлению снадобий» является постоянной темой в шестом романе эпопеи – «Гарри Поттер и принц-полукровка». Фамилия автора учебника – Боридж – также говорящая, ибо «borage» – это трава бурачник лекарственный, или огуречник, т.е. трава, которая в Европе считается лекарственной, хотя употребляется и при приготовлении салатов. Гарри получает этот сильно потрепанный учебник из рук профессора Слагхорна, который вынул его из старого шкафа, стоявшего в углу классной комнаты. На полях учебника оказалось множество рукописных рецептов приготовления снадобий, которые в самом учебнике отсутствовали. На протяжении всего шестого тома эпопеи Гарри постоянно пользуется этими рецептами, отчего становится умельцем по приготовлению снадобий, и лишь в конце книги выясняется, что много лет тому назад учебник принадлежал тогдашнему ученику Хогвартса, а ныне преподавателю Северусу Снейпу.

Говорящая фамилия и у автора неоднократно упоминающегося в романе «Гарри Поттер и Орден Феникса» учебника Уилберта Слинкхарда «Защитная магическая теория». Когда Гарри начинает читать этот учебник, текст оказывается неимоверно скучным, причем, как заметила Гермиона Грэйнджер, в учебнике ни слова не говорится о защитных заклинаниях, так что бессмысленно его изучать. Видимо, недаром писательница дает автору этого учебника фамилию Слинкхард. Ведь английское слово «slink» переводится как «заморыш», «жертва аборта» или «животное-недоносок».

Упоминающаяся несколько раз в «поттериане» книга Кассандры Ваблатски «Раскрывая будущее» («Unfogging the future») есть не что иное, как ироничная отсылка Джоан Роулинг к религиозно-мистическому учению русской писательницы Елены Петровны Блаватской (1831–1891), чье теософское сочинение «Тайная Доктрина» (1888) было направлено на объединение различных вероисповеданий «через раскрытие тождественности сокровенного смысла всех религиозных символов и создание универсальной религии»1. Теософское общество было основано в Нью-Йорке в 1875 г. Е.П. Блаватской и американским полковником Г. Олкотом.

Одна из двух продающихся и написанных Джоан Роулинг книг, якобы находящихся в библиотеке Хогвартской школы чародейства и волшебства, имеет пометку «Собственность Гарри Поттера» и испещрена рукописными замечаниями юного мага и его друзей. Эта книга – «Фантастические животные, и где их найти», в которой представлено 75 различных видов магических и чудовищных созданий в алфавитном порядке – от Акромантулы, громаднейшего восьмиглазого паука, способного говорить на языке людей, и до отвратительного Снежного человека йети, который якобы обитает в Тибетском нагорье.

Список фантастических животных предваряют сведения об «авторе», чье полное имя Ньютон Артемис Фидо Скамандр, а также «предисловие» директора Хогвартса Албуса Дамблдора. О Ньюте Скамандре говорится, что он работал в Министерстве магии, а теперь на пенсии и живет в Дорсете с женой Порпентиной и тремя волшебными кошками. Дамблдор восхваляет «книгу Скамандра» как необходимое учебное пособие для студентов Хогвартса. Но при этом он успокаивает людей-маглов, которые купят книгу, что все описанное в ней не более чем художественное воображение, а животные, о которых идет речь, никому не могут навредить.

«Вы держите в руках дубликат собственного экземпляра “Фантастических животных…”, принадлежащего Гарри Поттеру, в котором сохранены примечания Гарри и его друзей, сделанные на полях», – пишет Албус Дамблдор (10, с. VIII). Двадцать процентов дохода, полученного при продаже книги «Фантастические животные, и где их найти» переводятся в Фонд имени Гарри Поттера для помощи нуждающимся детям в беднейших странах мира. И этот фонд отнюдь не сказка, а истинная правда.

От имени «автора» книги «Фантастические животные, и где их найти» Ньюта Скамандра во введении сообщается, что она представляет собой авторитетный компендиум магических существ и что читатель держит в руках якобы пятьдесят второе ее издание (10, с. IX).

В справке «Что такое животное?» в книге рассказывается, что в мир волшебства, кроме собственно волшебников, входят фантастические животные, волшебные существа и нетленные духи. Так, волшебными существами считаются ведьмы и вампиры. Что касается термина «животное», то тут мнения авторов волшебных книг расходятся, но с тем, что имеются три типа магических творений – животные, существа и духи, согласны все.

В еще одной краткой справке о том, как мир маглов, т.е. людей-неволшебников, относился на протяжении истории к магическим и чудовищным творениям, сообщается, что в Средние века верили, будто дракон, грифон, единорог, феникс и кентавр реально существуют. А сведения о том, что маглы, т.е. люди-неволшебники, неоднократно встречали Снежного человека йети, были так многочисленны, что Министерству магии пришлось установить постоянное наблюдение над йети в горах. Столь же постоянны, сказано в справке, и разговоры людей-маглов о шотландском чудовище озера Лох-Несс. Вообще же, сообщество волшебников и Министерство магии заботятся о том, чтобы неволшебники никогда не видели фантастических зверей, существ и духов. Для этого, говорится в «книге Ньюта Скамандра», производится целый ряд заклинаний – от разрушающих иллюзии (Disillusionment Charms) до заставляющих забыть увиденное (Memory Charms) (10, c. XIX–XX). Министерство магии также разделило все волшебные творения на пять категорий в зависимости от опасности, которую они представляют.

В приводимом Джоан Роулинг (естественно, под именем Ньюта Скамандра) бестиарии фантастических животных прежде всего следует отметить названия всем известных сказочных существ, входящие во все словари мира: василиск, дракон, гном, единорог, кентавр (или центавр), саламандра, сфинкс, тролль, феникс, химера, русалка, волколак (оборотень) и др. (5).

Василиск (греч. basilikos) согласно Мифологическому словарю (4, с. 116) – это сказочное животное в виде змея. Джоан Роулинг называет его «королем змей» и утверждает, что первый василиск, выведенный в Греции, прожил девятьсот лет (10, с. 4), а родился он из куриного яйца, высиженного лягушкой (10, с. 3).

Дракон (греч. drakōn), читаем в Мифологическом словаре, это сказочное чудовище в виде крылатого огнедышащего змея (4, с. 196). Роулинг, в свою очередь, описывает в книге «Фантастические животные, и где их найти» десять видов различных драконов – новозеландского, восточного, валлийского, дракона Гибридских островов, венгерского, норвежского, перуанского, румынского, шведского и даже украинского. Шкура, кровь, сердце, печень и рог дракона, сказано в ее бестиарии, имеют чрезвычайные магические свойства (10, с. 10). Вот и в скандинавском эпосе Старшая Эдда рассказывается, что кровь дракона, попавшая в рот героя Сигурда, позволила ему начать понимать птичий язык.

Слово «гном» (латин. gnomus) изобретено ученым эпохи Возрождения Парацельсом. В западноевропейской мифологии – это безобразный карлик, охраняющий подземные сокровища. Описание гнома в бестиарии Роулинг повторяет сюжет из «поттерианы», когда семья Уизли изгоняла гномов из своего сада, раскручивая их и выбрасывая за забор.

Единорог в Мифологическом словаре описывается как фантастическое животное, изображаемое на гербах в форме лошади с одним рогом на лбу (4, с. 205). Для бестиария Роулинг волшебный зверь единорог – это красивейшее животное, живущее во всех лесах Северной Европы, чьи рога, кровь и шерсть имеют чудодейственные магические свойства (10, с. 41).

Кентавр (или центавр) (греч. kentauros) определяется в Мифологическом словаре как мифическое существо у древних греков, получеловек, полулошадь (4, с. 284). В бестиарии Роулинг магический кентавр описывается как существо интеллигентное, способное разговаривать, которое, строго говоря, даже нельзя назвать животным. Ведь кентавры, согласно «поттериане», сведущи в волшебной медицине, астрономии, прорицании и стрельбе из лука(10, с. 6).

Саламандра (греч. salamandra) в средневековых поверьях и магии – это дух и стихия огня. Данное поверье основано на еще более древней вере в то, что саламандра будто не сгорает в огне. В «поттериане» саламандра изображена в виде маленькой живущей в огне и питающейся огнем ящерицы. Саламандра может жить вне огня только шесть часов, да и то, если ее в это время кормить перцем, читаем в книге «Фантастические животные, и где их найти» (10, с. 38).

Сфинкс (греч. sphinx) у древних греков – мифическое крылатое существо с туловищем льва или собаки, с головой и грудью женщины; в древнем Египте – это каменное изваяние лежащего льва с человеческой головой. В бестиарии Роулинг, однако же, упоминается только египетский сфинкс (10, с. 39).

Тролль (шведск. troll) в скандинавской мифологии сверхъестественное существо: великан, карлик, волшебник, ведьма. В «поттериане» сообщается, что тролли живут во всех странах Северной Европы и бывают они трех видов – горные, лесные и речные, а также что некоторые из них понимают человеческую речь и даже умеют говорить (10, с. 40–41).

Феникс (греч. phoinix) в древнегреческой мифологии – это птица, обладающая способностью сжигать себя и вновь возрождаться из пепла. Термин употребляется как символ вечного возрождения и обновления. Д.Н. Ушаков приводит строку из стихотворения К.Ф. Рылеева: «Как феникс молодой, воскреснет Греция из праха» (Толковый словарь русского языка. – М., 1935. – Т. 4, с. 1068). В книге Роулинг о фантастических животных говорится в соответствии с «поттерианой», что слезы феникса имеют громадную лечебную силу (10, с 32).

Химера (от греч. собств. имени Chimaira) в древнегреческой мифологии описывается как огнедышащее чудовище с львиной пастью, змеиным хвостом и козьим туловищем. В бестиарии Джоан Роулинг, в свою очередь, сказано, что известен всего один случай успешного убийства химеры волшебником (10, с. 7).

Русалка. В древних народных поверьях русалка – живущее в воде сказочное существо в образе обнаженной женщины с длинными распущенными волосами и рыбьим хвостом. В «поттериане» «русалочий народ» (Merpeople) действует в эпизодах Турнира Трех Волшебников романа «Гарри Поттер и Кубок Огня» и относится к категории «существ», а не «животных» (10, с. 28–29).

Волкодлак, или волколак (werewolf), т.е. оборотень, человек, превращающийся в волка. Способность человека превращаться в волка есть древнейшее поверье, распространенное в фольклоре и литературе многих стран. Форма «вурдалак» появилась в русской художественной литературе в 20–30-е годы XIX в. и обязана своим происхождением А.С. Пушкину: «На могиле кости гложет красногубый вурдалак». Форма «вурдалак» представляет собой искаженную передачу форм типа «волколак» и «вурколак»2. В «поттериане» оборотнем является один из главных персонажей эпопеи профессор Ремус Люпин, который превращался в волка при полнолунии. В бестиарии «Фантастические животные, и где их найти» говорится, что волкодлаки (werewolves) уникальные животные, ибо активно ищут человека, чтобы насытиться его телом (10, с. 41–42).

Грифон, или гриф, согласно бестиарию Хорхе Луиса Борхеса, имеет орлиный перед туловища, а зад львиный, причем «туловище грифа больше восьми львов, вместе взятых, и он сильнее сотни орлов» (2, с. 335). Как и сфинксов, сказано в книге «Фантастические животные, и где их найти», грифонов используют в волшебном мире, чтобы стеречь сокровища. Грифоны питаются сырым мясом (10, с. 20).

Гиппогриф имеет голову гигантского орла и тело коня, сообщается в бестиарии Роулинг (10, с. 21). Хорхе Луис Борхес рассказывает, что в начале XVI в. Лудовико Ариосто вспомнил латинскую поговорку «Скрещивать грифа с лошадьми» и придумал гиппогрифа. В «Неистовом Роланде» Ариосто дал подробное описание гиппогрифа, «словно бы предназначенное для некой фантастической зоологии», – пишет Борхес (2, с. 337).

Гиппокамп (hippocampus) есть не что иное, как морской конь, говорится в Толковом словаре Уэбстера (13). В греко-римской мифологии – это морское чудовище с головой и лопатками конскими, с рыбьим или дельфиньим хвостом, которое возит колесницы Нептуна и Тритона. Впрочем, термин «гиппокамп» вполне современный, ибо в анатомии так называется извилина полушария головного мозга в основании височной доли, которая участвует в эмоциональных реакциях и механизмах памяти. В зоологии так именуется рыба морской конек.

Целый ряд названий фантастических животных в бестиарии Роулинг одновременно являются жаргонными словечками. Слово «имп» (в бестиарии «мелкий злобный дух») на жаргоне значит «чертенок, бесенок» и употребляется в выражении «imp of Satan» (13, t. 1, с. 1246). Слово «mooncalf» в жаргонной речи означает «простак, идиот, дурачок», а у Роулинг «лунный теленок» – это робкое существо, которое вылезает из норы только при полной луне и танцует на задних ногах (10, с. 29–30). Слово «moke» в народной речи попросту «осел», а у автора книги «Фантастические животные, и где их найти» «moke» – это серебристо-зеленая небольшая ящерица, из кожи которой волшебники делают себе кошельки и бумажники (10, с29).

Бестиарий Роулинг весьма обширен. Как уже было упомянуто выше, он насчитывает 75 единиц, причем названия волшебных животных и существ и их характеристики восходят к древнейшим мифам и сказаниям различных народов мира, а также к указателю фольклорных мотивов финского фольклориста А. Аарне и американского литературоведа С. Томпсона (7).

В работе Х.Л. Борхеса «El libro de los seres imaginarios» (Buenos Aires, 1967) (т.е. «Книга о вымышленных существах») (8), носящей компилятивный характер, было использовано множество известнейших трудов древних: «Теогония» Гесиода, «Метаморфозы» Овидия, «Фарсалия» Лукана и др. Роулинг, как правило, следует здесь примеру Борхеса. Помимо этого, как и в работе Борхеса, в книге «Фантастические животные, и где их найти» использован знаменитый анонимный труд «Физиолог», древнегреческий бестиарий, появившийся на Ближнем Востоке около II–III вв. н.э., в котором на основании античных басен о животных дано их описание с отсылкой на аллегорическое толкование в христианских учениях. «Физиолог» постоянно расширялся и переводился на многие языки3. В англоязычной культуре перевод бестиария «Физиолог» появился в конце XIII в. и был включен в «Эксетерскую книгу» («Exeter Book»), сборник текстов англосаксонской поэзии XI в., который неоднократно переводился на современный английский язык.

Как и Х.Л. Борхес, Джоан Кетлин Роулинг могла пользоваться такими источниками, как франкоязычный трехтомный энциклопедический труд итальянского писателя Брунетто Латини (1220–1294) «Книга сокровищ» (ок. 1265), трехтомник английского испаниста Уильяма Хиклинга Прескотта «История завоевания Перу и предварительные выводы о цивилизации инков» (1847), труд Адольфа Эрмана «Религия египтян (1909), учебник Г.Э. Джайлза «История китайской литературы» (1967), исследование «Фолькор» С. Томпсона(12) и др. Что же касается бестиария Х.Л. Борхеса, то множество перечисленных в нем волшебных тварей находим и в бестиарии Роулинг. Следует сказать, что бестиарий, как жанр средневековой дидактической литературы, т.е. каталог реальных и вымышленных животных, был популярен в Европе до XVII в. Традиции бестиария, как видим, продолжают жить и в наше время.

Книга «Квиддич сквозь века» по воле Роулинг якобы написана Кеннилуорти Уиспом, автором целого ряда работ об этой игре (11, с. V). В романе Роулинг «Гарри Поттер и Философский камень» книга «Квиддич сквозь века» упоминается несколько раз, и она могла бы войти в этот роман, если бы была написана в конце 90-х годов прошлого века, но Роулинг написала и издала ее (вместе с книгой «Фантастические животные, и где их найти») только в 2001 г. В предисловии от имени Албуса Дамблдора содержится просьба к людям (маглам), которые будут читать эту книгу, ни в коем случае не пытаться летать на метле дома. Это предупреждение, видимо, связано со случаем, который произошел в США, когда девочка, прочитав роман «поттерианы», попробовала полетать на метле. Малышка «села на нее верхом и прыгнула со стола. Травмы оказались серьезными»4.

Рассказывая об эволюции летающей метлы, Роулинг замечает, что волшебники и волшебницы начали летать на метлах еще в 962 г., но тогда, дескать, метлы были очень неудобными и плохо летали (11, с. 2). Игра квиддич, которую Роулинг постоянно описывает в «поттериане», по мнению поэта Владимира Губайловского, есть не что иное, как «гибрид баскетбола, бейсбола и мотто… нет, метлобола» (3, с.184).

Согласно Роулинг, начало квиддичу было положено в XI в., когда играли кожаным шаром, получившим впоследствии наименование Квоффл. В «поттериане» Квоффл имеет красный цвет. Два идентичных черных шара, слегка похожих на биту в английской лапте, появились, по Роулинг, тогда же, но вначале они представляли собой два камня, которые впоследствии стали шарообразными Бладжерами. Наконец, самый главный шар в игре квиддич – Золотой Снитч, т.е. маленький позолоченный мячик с двумя серебряными крылышками (в русском переводе «поттерианы» его назвали «Пронырой»).

В каждой команде по семь игроков – один Голкипер, два Защитника, три Охотника и один Искатель (Keeper, Beaters, Chasers, Seeker). Игра заканчивается в зависимости от числа забитых шаров или от того, кто из искателей первым поймает летающий золотой шарик. Далее рассказывается о командах, играющих в квиддич в Ирландии и Англии, командах других стран и континентов и описываются различные приемы игры.

В ответ на вопрос, каким образом Роулинг нашла название для игры на метлах, писательница сообщила, что название полностью придумано ею. Она исписала пять страниц словами, начинающимися с буквы «Q», пока не выбрала подходящее название5. Между тем английское слово «quiddity» означает «сущность».

Двадцать процентов дохода от продажи книги «Квиддич сквозь века» также переводятся в Фонд имени Гарри Поттера для помощи нуждающимся детям в беднейших странах мира.


1. Философский энциклопедический словарь. – М., 1983. – С. 680–681.
2. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. – М., 1986. – Т. 1. – С. 338–339.
3. Словарь античности. – М., 1992. – С. 606.
4. Кураев А.В., диакон, «Гарри Поттер» в церкви: Между анафемой и улыбкой // Бэггет Д., Клейн Ш.Э. Философия Гарри Поттера. – СПб., 2005. – С. 417.
5. Mode of access: mugglenet. com/books/name_origins.shtml

Список литературы

1. Борхес Х.Л. О культе книг // Борхес Х.Л. Проза разных лет. – М., 1984. – С. 219–222.
2. Борхес Х.Л. Бестиарий // Борхес Х.Л. Письмена Бога. – М., 1992. – С. 317–358.
3. Губайловский В. Чужое детство// Новый мир. – М., 2001. – №7. – С. 182–184.
4. Мифологический словарь. – М., 1991. – 736 с.
5. Ковтун Е. Поэтика необычайного: Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа. – М., 1999. – 307 с.
6. Колберт Д. Волшебные миры Гарри Поттера: Собрание мифов, легенд и удивительных фактов. – М., 2002. – 166 с.
7. Aarne A., Thompson S. The types of the folktale. A classification and bibliography Anti Aarne’s «Verzeichnis der Märchentypen» / Translated and enlarged by Stith Thompson. – Helsinki, 1964. – 588 p.
8. Borges J.L. El libro de los seres imaginarios. – Buenos Aires, 1967. – 159 p.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Гость
Эта тема закрыта для публикации сообщений.

  • Похожие публикации

    • Козлов А. И. Харлампий Васильевич Ермаков
      Автор: Saygo
      Козлов А. И. Харлампий Васильевич Ермаков // Вопросы истории. - 2001. - № 4. - С. 84-97.
      Харлампий Васильевич Ермаков - казак из хутора Базки станицы Вешенской Ростовской области. В годы первой мировой войны он стал известен по Верхней Донщине как доблестный воин. А в ходе гражданской войны его имя вознеслось еще выше, на гребень Вешенского восстания 1919 г., о котором теперь уже написано немало. А в 1937 г. М. А. Шолохов, отвечая на вопросы читателей, сообщил, что именно Ермаков послужил прототипом Григория Мелехова в "Тихом Доне": "Для Григория Мелехова, - сказал он, - прототипом действительно послужило реальное лицо. Жил на Дону один такой казак, базковский хорунжий Харлампий Ермаков, у которого взята только его военная биография: служивский период, война германская, война гражданская"1. После этого имя Ермакова было надолго забыто. На Верхнем Дону, где поползли слухи о нем как о "враге народа", произносить вслух его имя стало небезопасно. По сути, отрекся от своих слов и Шолохов. В июле 1951 г., выступая в Софии перед болгарскими писателями и читателями и опасаясь, видимо, как бы среди последних не оказались если не сами бывшие сослуживцы Ермакова из первой казачьей эмигрантской волны 1920г., то их сыновья и дочери, на вопрос, имеют ли герои его произведений живых прототипов, он дал ответ расплывчатый, уклончивый, даже откровенно лукавый, - впрочем, в духе того времени2.
      Первый прорыв к следственным делам, касающимся Ермакова, совершила ростовская журналистка О. Л. Никитина, опубликовавшая фрагменты из них в 1990 г. в газетах "Комсомолец" (Ростов-на-Дону) и "Советская культура"3. Эти материалы, хотя и пунктирно, прочертили извилистую линию последних лет жизни Ермакова, трагически оборванную в расцвете сил. Однако этим еще не был воссоздан весь жизненный путь этого человека, слава о котором передавалась современниками из уст в уста, обрастая легендами и преданиями.
      Главный источник сведений о Ермакове составляют три тома в черном переплете, хранящиеся в архиве Управления Федеральной службы безопасности по Ростовской области (далее ссылки на эти дела архива УФСБ РО даются в тексте). Два из них содержат материалы первого судебного дела, заведенного на Ермакова и его товарищей 23 апреля 1923 г. и закрытого 29 мая 1925 года (N П-27966, т. 1, 2). Третий том - это судебное дело, открытое персонально на него 20 января 1927 г. (N П-388504. В этих томах объемом около 600 листов и заключены многочисленные сведения биографического порядка. Они содержатся в собственноручно написанных Ермаковым автобиографических справках, заключениях следователей и судебных инстанций, в анкетах заключенного, послужном списке, свидетельских показаниях.
      Все они создавались в экстремальной ситуации, в которой одни боролись за жизнь, а другие - за ее уничтожение. Каждый из авторов документа руководствовался соображениями субъективного порядка, стремился представить и обосновать свою позицию. Исследователь не может не обнаружить в документах очевидные натяжки и противоречия. Тем не менее, при надлежащей обработке, материалы из судебных дел позволяют воспроизвести более или менее достоверный исторический портрет Ермакова.
      Харлампий Ермаков прожил всего 36 с небольшим лет - с 7 февраля 1891 по 17 июня 1927 года. Из них 10 лет забрала военная служба - с января 1913 г. по 5 февраля 1923 г., в том числе пять лет русская армия, три с половиной года Красная, полтора года - Белая. Восемь с половиной лет он не слезал с коня и не выпускал из рук шашку, пику и винтовку, находясь на фронтах первой мировой и гражданской войн. Восемь раз (по другим сведениям - 14) был ранен. Едва подлечившись, снова окунался в пучину кровавых схваток. И где и кому бы ни служил - всегда верой и правдой, мужественно и храбро. За доблесть был удостоен четырех Георгиевских медалей и четырех Георгиевских крестов, многих ценных подарков, личного оружия. Не только виртуозно колол, рубил, стрелял, но и проявлял незаурядные командирские способности. Был произведен в офицеры и последовательно, пройдя все ступеньки, поднялся от подхорунжего до есаула, от командира взвода до командира сводного отряда и полка.
      А кроме того, два с половиной года просидел в советских тюрьмах.
      Установление необходимых для биографа деталей - дело нередко весьма трудное. Не совсем ясно, например, где родился Харлампий. Сам он на допросах указывал разные места: то хутор Базки (П-27996, т. 1, л. 39), то хутор Антиповский (П-38850, л. 13) Вешенской станицы. По какой причине, остается неизвестным, но он воспитывался в семье Солдатовых и всегда называл своим отцом Архипа Герасимовича, а матерью - Екатерину Ивановну Солдатовых. До самого последнего своего дня считал их членами своей семьи (там же, л. 20).
      Что касается национальности, то при заполнении соответствующей графы он в анкетах писал: "русский", а через точку уточнял: "донской казак". Так было в 1923 г. (П-27966, т. 1, л. 70); через четыре года называл себя просто "русским" (П-38850, л. 20).
      Образование Харлампия, как и у всех рядовых казаков того времени, было начальным. Он окончил четыре отделения Вешенской двухклассной приходской школы. Но, по-видимому, был любознательным мальчиком, много читал; повзрослев, занимался самообразованием. Во всяком случае, написанное им собственноручно позволяет судить о нем как о довольно грамотном человеке, вполне знакомом с грамматикой и синтаксисом, что среди его сверстников встречалось крайне редко. Сказалось, очевидно, и то, что в 1914 г. в Новочеркасске он проходил курсы учебной команды и общеобразовательные, а в 1917 г. - краткосрочное обучение в Новочеркасском военном училище. В 1921 г. закончил Красные курсы в Таганроге. В послужном списке, составленном, наверное, с его слов (приобщен к делу 1927 г.), значится, что Ермаков имеет общее среднее образование (П-38850, л. 44). Все говорит за то, что он очень хотел служить в армии и в начале 1920-х годов намеревался, подобно сослуживцам его ранга, продолжить образование в одной из академий Красной армии. По всем признакам, он не только не уступал, но и превосходил многих из тех, кто стал позднее советскими генералами и маршалами.
      Да и социальное происхождение, что в советские годы играло предопределяющую роль, предрасполагало его к успешной карьере. Он вырос и получил воспитание в трудовой и здоровой казачьей семье. С ранних лет приобщился к работе. Хозяйство Солдатовых строилось в основном на одном казачьем земельном пае. Другой пай, полагавшийся Харлампию, был получен уже перед его уходом в армию, а в дальнейшем это обстоятельство теряло значение, ибо скоро грянувшая война оторвала рабочую силу от производства, в станицах образовалось много пустующей земли.
      Размер одного казачьего пая земли в условиях Верхнего Дона в начале XX в. в среднем достигал 14 дес. (со всеми неугодиями). Согласно сельскохозяйственной переписи 1917 г., казачьи хозяйства крестьянского типа подразделялись по количеству посевных земель на семь категорий. Хозяйство Солдатовых, вероятнее всего, относилось к третьей из них - с посевом от 5,1 до 10 дес. земли. Такого типа хозяйства станицы Вешенской в 1917 г. собрали в среднем по 225 пудов зерна, из них товарная доля достигала 92 пудов. Их они могли либо продать, либо использовать на производство дополнительного поголовья скота или птицы в своем подворье. В среднем в таких хозяйствах было занято 2-4 работника, имелось по 21,7 голов скота. В таком подворье трудились все от зари до зари.
      Рассказы дочери Харлампия, позднее учительницы Базковской школы, об отце записывались литературоведами. Они не лишены интереса. Она помнила отца по весьма редким встречам с 1917 года. По ее словам, отец родился на хуторе Антиповском Вешенской станицы. Дед Василий, потеряв кисть правой руки и частично утратив трудоспособность, отдал своего сына Харлампия в семью Солдатовых. Точных сведений нет, но по расчетам, приблизительно в 1910 г., в возрасте 19 лет, Харлампий женился; в 1911 г. у него родилась дочь, которую нарекли Пелагеей, а когда он уже ушел в армию, появился на свет сын, названный Иосифом. Жена, Прасковья Ильинична, из-за его непутевости пролила много слез. Был он худощав, горбонос, вспыльчив и горяч. Придет, бывало, домой за полночь, рассказывала она, мать начнет ему выговаривать, нас, детей, разбудят, а он дверью хлопнет - и бывал таков. Много наград имел, 14 ранений, контузию. А когда восстали казаки, где-то под станицей Каргинской стал командиром. По слухам, воевал жестоко, пил, гулял, мать не раз жаловалась на свою судьбу, а старики чтили его, называли героем. Когда Пелагее шел девятый год, умерла мать, отец приехал после ее похорон, пожил недели две и опять ускакал, дети остались у Солдатовых. Вернулся домой отец с польского фронта, его арестовали, но вскоре выпустили. В 1926 г. видела она его в последний раз, ушел в гости и не вернулся. Кто-то видел, как его вели в Миллерово под конвоем. В Вешках была у него казачка-красавица. Казаки рассказывали, что Ермаков умел левой рукой рубить шашкой, как и правой, чем пользовался в бою, внезапно заходя противнику с левой стороны, перебрасывал шашку и заставал его врасплох. Потом и дочь повторяла это. Как стало теперь очевидным, были и небылицы, заимствованные целиком из романа, перепутались в этих рассказах воедино. И по мере того, как личность Ермакова привлекала все большее внимание, она приобретала все большее сходство с Григорием Мелеховым.
      В армию Ермакова призвали в январе 1913 г. (в анкете, составленной им в апреле 1923 г. в тюрьме, указан 1912 г., но, по всей видимости, это сделано по ошибке). Служба его свыше трех лет протекала в 12-м Донском казачьем полку, в составе которого в июле 1914 г. он и попал на русско-германский фронт (П-38850, л. 20).
      Однако с этого момента в изложении боевого пути Ермакова наблюдаются существенные расхождения. Один его вариант создал сотрудник УКГБ А. М. Лапиков, составитель справки о Ермакове по запросу Г. Я. Сивоволова, который эту непроверенную информацию через свои книги ввел в научный оборот. Второй вариант принадлежит самому Ермакову, но изложен он им предельно кратко.
      Согласно версии Лапикова, 21 сентября 1915 г. (по Сивоволову, 1914 г., как и у Григория Мелехова) Харлампий получил серьезное ранение, после чего находился в госпитале, а затем возвратился на фронт и 20 ноября 1916 г. снова был серьезно ранен в левую руку и направлен на излечение в Ростов. Выйдя из госпиталя, он получил трехмесячный отпуск для поправки здоровья. Так через четыре года после ухода на службу Харлампий посетил хутор Базки (с тех пор Пелагея Харлампиевна, по ее словам, и запомнила своего отца). 25 апреля 1917 г. военно-медицинская комиссия Верхне-Донского округа признала его годным к службе, и 2 мая он получил направление во 2-й Донской запасной полк, где его назначили командиром взвода. В октябре 1917 г. Ермаков - в составе революционных войск. (По Сивоволову, после Октябрьского переворота прибыл, в точности как и Григорий Мелехов, вместе со своим полком, на Дон, в станицу Каменскую)5. Источники, из которых почерпнута такого рода информация, не указывают ни составитель справки, ни исследователь. Бросается лишь в глаза, что биографию Ермакова подгоняют к биографии Григория Мелехова.
      На допросе 2 февраля 1927 г. Ермаков изложил этот период своей жизни по-другому. До 1916 г. служил он в 12-м Донском казачьем полку. Получил звание подхорунжего, был взводным урядником. Находился на австро-германском фронте. Окончил учебную команду. Награжден четырьмя Георгиевскими крестами и столькими же Георгиевскими медалями. 20 ноября 1916 г., получив ранение, попал в Ростовский госпиталь, затем отправлен домой. 3 июня 1917 г. мобилизован во 2-й Донской казачий запасной полк, находившийся в станице Каменской. Согласно Георгиевскому статуту, произведен в хорунжие. Служил в этом полку до прихода в Каменскую (в декабре) красных войск (П-38850, л. 13-13об.).
      В начале 1918 г. в жизни Ермакова начинается самый сложный и противоречивый период, продолжавшийся по март 1920 года. В литературе о "Тихом Доне" - это пора метаний Григория между противоборствовавшими силами, в результате которых он прибился к народу, вставшему под знамена идей мировой революции. Этим предопределялся курс всей поисковой, краеведческой работы: по возможности совместить жизненный путь литературного героя и его прототипа. Последней такой попыткой стали изыскания Сивоволова, порой интересные, но, к сожалению, не лишенные упрощений, потому наиболее прямолинейные. Наглядный тому пример - составленная им синхронная таблица, фиксирующая повороты Григория и Харлампия.
      Согласно таблице, оба они 20 января 1918 г. встретились с Ф. Г. Подтелковым под станицей Глубокой и на следующий день в боях с отрядом калединца В. М. Чернецова получили ранения (Григорий у Глубокой, Харлампий - у Лихой), 29 января приехали домой. Далее, по Сивоволову, пути Ермакова и Мелехова несколько разнятся. В феврале Ермакова избирают атаманом станицы Вешенской, потом председателем исполкома той же станицы. 14 мая там же он избирается помощником станичного атамана. А Мелехов тем временем служит, по мобилизации, в армии донского атамана П. Н. Краснова, 28 апреля в хуторе Пономарева встречается с Подтелковым перед самой его казнью, затем его отправляют на антибольшевистский Северный фронт, где он служит в 26-м Донском казачьем полку. 19 декабря, вместе с другими казаками, бросает фронт и возвращается домой.
      В графе Ермакова, по книге Сивоволова, с 14 мая 1918 г. по 12 марта 1919 г. значится пробел, говорящий о том, что исследователю ничего не известно о том, чем тогда занимался реальный герой. В деятельности Мелехова и Ермакова с 12 марта 1919 г. Сивоволов усматривает полную синхронность. 12 марта вспыхивает Вешенское восстание. Мелехова назначают командиром полка, Ермакова - командиром сотни; полк Мелехова развертывается в дивизию, а он становится ее начальником, Ермакова в это время назначают командиром полка, затем командующим отрядами Каргинского района боевых действий, сведенными в дивизию под его командованием. По окончании Вешенского восстания Мелехов в чине сотника командует полком, а Ермаков назначается офицером для поручений при штабе группы генерала Сальникова, получает ранение, по выздоровлении ему поручают командование 20-м казачьим полком и производят его в сотники, а в декабре - в подъесаулы, в феврале 1920 г.- в есаулы, и в том же полку он переводится на должность помощника командира полка по строевой части. В станице Георгие-Афипской на Кубани Ермаков был пленен красными, а Григорий 25 марта 1920 г. прибыл в Новороссийск6.
      На допросах в 1923-1925 и 1927 гг. Ермакову приходилось неоднократно давать показания о своей деятельности в тот период. С его слов, она выглядит во многом иначе. Разумеется, необходимо принимать во внимание, что в обстановке леденящей атмосферы, когда неотступно стоял вопрос о жизни и смерти, рассказчику было не до особых откровений, тем не менее, он излагал свою историю вполне правдоподобно, во всяком случае, его никто не уличил во лжи, больше того, суд 1925 г. признал ее достоверной. Показательно также, что Ермаков не прилагал каких-то особых усилий, чтобы к собственной выгоде "революционизировать" свои действия, придать им предельно "красную" видимость, хотя в некоторых случаях, касаясь самых критических моментов и острых углов в своей биографии, ему приходилось прибегать - и это заметно - и к таким приемам. Наиболее обстоятельными источниками, содержащими разнообразную информацию о боевом пути Ермакова, являются его показания от 24 мая 1923 и 2 февраля 1927 года. В основном эти показания совпадают, но вместе с тем и содержат уточняющие детали. Согласно им, дальнейший боевой путь Ермакова предстает в следующем виде.
      В январе 1918 г. Ермаков, будучи уже подхорунжим, добровольно вступил в отряд Ф. Г. Подтелкова и М. В. Кривошлыкова, участвовал под Глубокой, Каменской и Лихой в боях с калединскими отрядами Чернецова, П. X. Попова и других предводителей. В 1923 г. он утверждал, что в отряде Подтелкова пробыл до 20 марта 1918 г., то есть до тех пор, пока отряд попал к белым (это, как известно, произошло 10 мая 1918 г.), а ему удалось бежать, но он был ранен, после чего два месяца лечился в Воронежском госпитале, а затем возвратился в Вешенскую, где был избран председателем станичного исполкома Совета и пробыл на этой должности четыре месяца, до октября, когда Вешенскую заняли белые. В 1927 г. Ермаков эти события освещал по-другому: ранен он был 12 января, а по возвращении из Воронежского госпиталя станичники избрали его председателем Вешенского исполкома, обязанности которого он исполнял до 15 июня (П-27966, т. 1, л. 109; П-38850, л. 14), до прибытия в Вешенскую войск Краснова, за месяц до того избранного атаманом Всевеликого войска Донского7.
      Но противоречивость заключается не только в этих явных несоответствиях. Обнаруженный Сивоволовым приговор Вешенского станичного сбора от 14 мая 1918 г. вообще дезавуирует, переворачивает показания Ермакова. Оказывается, именно в тот день станичный сбор, проходивший под председательством своего атамана подхорунжего X. В. Ермакова, переизбрал атамана, его помощников и других должностных лиц станичного правления. По результатам голосования, атаманом был избран подхорунжий Н. А. Варламов, а его вторым помощником - X. В. Ермаков8. Трудно сказать почему, но Ермаков обошел этот факт, вряд ли забыл. Скорее всего, он скрыл его, как чрезвычайно компрометирующий в глазах ОГПУ.
      Далее Ермаков показал вообще труднообъяснимое. Непонятно за что, но возвратившийся в Вешенскую отряд окружного атамана есаула Алферова будто бы арестовал его, а военно-полевой суд приговорил в июле к расстрелу. Спасло его только ходатайство - по версии 1923 г. - его отца и видных чинов Белой армии, а по версии 1927 г.- брата его, сотника Е. В. Ермакова. Высшая мера наказания была заменена отправкой на фронт с предупреждением, что если он перейдет к красным или поведет враждебную агитацию, семейство его будет расстреляно, а имущество конфисковано (П-27966, т. 1, л. 109-109об.; П-38850, л. 14об.- 15).
      Потом все пошло как бы своим чередом. Ермаков служил с присущим ему рвением, и начальство не замедлило отметить его заслуги. Числа 20 июля, сразу же по отправке на фронт, его назначили взводным урядником, хотя никто не лишал его звания подхорунжего, дававшее ему право на занятие должности командира взвода. Сражался он на Царицынском и Балашовском направлениях, где летом и осенью 1918 г. бои между красноармейцами и казаками были жаркими. В конце ноября Ермаков - вахмистр сотни. В декабре все казачьи части, распропагандированные большевиками и понесшие большие потери, бросили фронт и прибыли в Вешенскую. Ермаков пробыл дома месяца два. В конце концов поняв, что меж двух огней отсидеться не удастся, он обратился в штаб наиболее просоветски настроенного 28-го Донского казачьего полка с просьбой принять его на службу и до 3 марта 1919 г. служил заведующим транспортом Инзенской дивизии (П-38850, л. 109об.).
      В это время вторгшиеся на Верхний Дон советские части, получив циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 января 1919 г. за подписью Я. М. Свердлова, приступили к широкомасштабной операции по "расказачиванию", в ряде мест вылившемуся в откровенный геноцид, в частности, в районе Вешенской. Как офицер, в соответствии с указанием, Ермаков подлежал безоговорочному уничтожению. Поэтому, вопреки тому, в чем он пытался уверить своих злопамятных гонителей, вовсе не случайно оказался в рядах бойцов Вешенского восстания, поднявшихся на защиту своей жизни. Впрочем, на первом допросе 26 апреля 1923 г., когда Ермаков еще не знал, к чему все клонится, он был откровеннее и прямее. На вопрос о причинах восстания, он указал: расстрелы, поджоги, насилия со стороны, по его осторожному замечанию, отдельных личностей Красной гвардии. Восстание длилось три месяца. И все это время Ермаков находился в первом эшелоне его руководителей. Сначала - под командой есаула Алферова, который посылал его во главе небольших отрядов на разведку по хуторам. Насмотревшись на хуторян, не желавших восставать, Ермаков, деморализованный их примером, возвратился в Базки, но там 5 марта 1919 г. старики, уважавшие его и доверявшие ему, избрали его командиром сотни. Через день-два опять выступили семь сотен есаула Алферова, во главе одной из которых был Ермаков. Под станицей Каргинской повстанцы, выиграв крупный бой, захватили 150 пехотинцев, шесть-семь орудий и семь пулеметов. Некоторых красноармейцев, преимущественно из числа местных, власти приговорили к расстрелу (Ивана Климова, Киреева из Базков, Сырникова с хутора Лученского). Ермаков, проявив к ним сочувствие, поставил дело так, что они остались живыми.
      Командующий Вешенским восстанием П. Н. Кудинов вскоре отозвал есаула Алферова в свой штаб, а командиром вместо него оставил Ермакова. Затем, по показаниям Ермакова 1923 г., предписанием Вешенского военного отдела он был назначен командиром бывшего алферовского отряда. Ермаков назвал и своих ближайших помощников (но только, показательно, из числа тех, "кого уж нет, а те далече": заместителей - умершего от ран подъесаула М. Г. Копылова, который в другом месте назван начальником штаба, и уже осужденного советским судом Рябчикова, адъютантов - находящегося за границей Ф. Бондаренко и умершего от тифа Т. И. Бокова). Своим отрядом Ермаков командовал до прибытия в район Вешенской в мае-июне группы генерала Секретева, в которую и был влит отряд. Сам Ермаков получил назначение офицером для поручений при штабе группы Семилетова. Примерно в августе под станицей Филоновской получил ранение в левую руку и уехал на лечение в Урюпинский госпиталь (П-27966, т. 1, л. 29об.; П-38850, л. 14об.-16).
      В октябре 1919 г., после госпиталя, Ермаков был назначен помощником командира полка по хозяйственной части. Приехавший на фронт атаман Войска Донского генерал А. П. Богаевский, сменивший в начале 1919 г. на этом посту Краснова, поздравил всех раненых офицеров со следующим чином. Ермаков был произведен в сотники, а перед Рождеством - в подъесаулы, еще через месяц, в начале февраля 1920 г., - в есаулы. Тогда же он стал помощником командира полка по строевой части. К концу февраля часть Ермакова отступила на Кубань. В начале марта под станицей Георгие-Афипской большую группу казаков, включая Ермакова, захватили в плен красно-зеленые.
      Попав в отряд Дьяченко, Ермаков 3 марта стал его адъютантом. В составе Красной армии участвовал во взятии Новороссийска. В ходе боев Дьяченко назначил его начальником штаба своего отряда. А вскоре Ермаков получил поручение сформировать бригаду из числа казаков, оставшихся в горах. Ермаков поехал к ним. Его популярность вызывала к нему доверие, и казаки добровольно перешли на сторону красных.
      В большинстве своем они попали в корпус Г. Д. Гая, а остальные - в группу Пилюка, настороженно встретившего приход красных. Из добровольцев, вступивших в Красную армию, была сформирована отдельная бригада, в составе которой Ермаков получил под свое командование 3-й отдельный кавалерийский полк. Бригада сначала влилась в 11-ю дивизию, в составе которой Ермаков участвовал в боях на Польском фронте (П-38850, л. 16об.).
      Но у красных к бывшему известному белому офицеру сохранялось недоверие. Его то снимали с должностей, то снова назначали, повышая в должности: командир эскадрона, помощник командира полка, командир полка. Другие его сотоварищи сдавались в плен, переходили на сторону противника. Ермаков упорно держался избранной им новой линии жизни, дрался в составе 1-й Конной армии, участвовал в боях за Львов. В августе-сентябре 1920 г. - ранение в ногу. Один из бывших офицеров взрывает мост через реку Днепр около г. Береславля. Ермакова подвергают процедуре фильтрации в Особых отделах 14-й дивизии 1-й Конной и Юго-Западного фронта. Но ничего компрометирующего не находят, снова допускают к командованию полком, но перебрасывают с Польского на Врангелевский фронт. Там он водил в бой 82-й полк. По завершении войны в Крыму красного офицера перебрасывают на Дон, где ему поручается командование 84-м полком. На него возложена борьба с "бандами" Махно, Попова и Андрианова.
      Авторитет Ермакова снова набирает высоту. Все выше поднимается он по служебной вертикали. В середине 1921 г. ему был поручен ответственнейший участок по подготовке младших красных командиров - его назначили начальником школы "краскомов" 14-й кавалерийской дивизии в Майкопе (там же, л. 17-17об.).
      Но большевистские лидеры, утверждаясь у власти, становились все нетерпимее и подозрительнее. Командующий Северо-Кавказским военным округом (СКВО) К. Е. Ворошилов, известный еще в 1918 и 1919 гг. как верный подручный И. В. Сталина по истреблению военспецов на Царицынском фронте и в организации "военной оппозиции" на VIII съезде РКП(б), развернул беспощадную борьбу с бывшими офицерами, рассматривая каждого из них как троцкиста Особенно преследовались те из них, кто хоть сколько-нибудь прослужил у белых. Ермаков понял, что в армии для него закрылись все пути-дороги, и подал рапорт об увольнении. 5 февраля 1923 г. (не 1924 г., как считал Сивоволов) был подписан приказ - Харлампий Ермаков, не взирая на заслуги перед Красной армией, изгонялся из нее как бывший белый офицер.
      В середине февраля 1923 г. он добрался до родного хутора с вещмешком за плечами, в котором умещались все его пожитки за 10 лет долгой службы. Весь Дон тогда гудел как разворошенный пчелиный улей. Вереницы сборщиков дани, официально именовавшейся продналогом, согласно декларации Х съезда РКП(б), под гребенку вычищали закрома крестьянско-казачьих хозяйств. В местах, подвергшихся наибольшему разграблению, воцарился невиданный дотоле голодомор, отмечались случаи каннибализма. В лесах, в поросших громадным бурьяном глубоких балках и буераках прятались вооруженные отряды сопротивления. Большевики, а вслед за ними советская историография и литература "социалистического реализма", окрестили их "бандами", а их участников - "бандитами", хотя в действительности они представляли собой сопротивление народа массовому произволу, чинившемуся большевиками под флагом "диктатуры пролетариата".
      Глазам Ермакова предстали во дворе отца покосившиеся постройки с прогнившими крышами, пара отощавших волов да две коровы - все, что осталось от некогда хотя и небольшого, но довольно крепкого хозяйства, середняцкого, согласно советской классификации. Документальных подтверждений нет, как Ермаков воспринял это разорение родного очага. Но доподлинно известно, что, информированный о не прекращающихся в округе арестах и по личному опыту знающий о подозрительности и беспощадности властей к колеблющимся, он, сразу же по прибытии на хутор, поспешил предстать перед очами местного начальства. Знаменитый земляк, в серой шинели с четырьмя нашивками (старшего комсостава), в сапогах со шпорами, в шапке с буйно выбивавшимся из-под нее чубом, слегка подернутым преждевременной сединой, высокий, подтянутый, в расцвете сил, произвел благоприятное впечатление. Ермакова тотчас пригласили на работу в Базковский совет, испытывавший нехватку в дельных работниках. Он активно включился в деятельность совета, всячески являя лояльность и рвение.
      Однако прибытие Ермакова на Верхний Дон, в край Вешенского восстания, где сложилась напряженная политическая атмосфера, грозившая открытым взрывом, вызвало в местном ГПУ большое беспокойство, а вместе с тем - желание состряпать громкое дело, чтобы отличиться высокой бдительностью и блеснуть классовой непримиримостью. Судя по материалам следствия по делу Ермакова, руководство ГПУ Донского округа горячо одобрило это рвение подчиненной инстанции. И сразу же закипело дело. Уже к 20-м числам апреля поднаторевшие в таких фальсификациях гепеушники состряпали нужный компромат на Ермакова. Судя по документам, первым заложил его основу советский активист, член исполкома Каргинского волостного совета И. Шевцов. Основываясь на его показаниях, следствие вышло на Д. Я. Каргина. Тот не подписал протокола допроса, видимо, заранее подготовленного следователем. Тем не менее он был приобщен к делу: Ермаков впервые назван в нем руководителем Вешенского восстания 1919 года. 25 апреля были допрошены сразу семь человек. С перепугу ли, под давлением или добровольно, сказать трудно, но так или иначе, преимущественно косвенным образом, все они подтвердили этот факт. Главное же, они вывели следствие на А. С. Струкова, в момент восстания - председателя военного отдела станицы Каргинской и заведующего снабжением повстанцев фуражом. Это была удача. Оставалось только добыть от него подтверждение. И это было сделано 26 апреля. Струков прямо назвал Ермакова руководителем восстания. В довершение ко всему П. К. Каргин, председатель Лиховидовского сельсовета, знавший Ермакова понаслышке, подал заявление в ГПУ. Путая его отчество - Васильевича на Петровича, он сообщил, что Ермаков подвергал советских работников аресту (П-27966, т. 1, л. 6-8об., 14-15, 19-20об., 35, 36, 43).
      В связи со всем этим начальник 14-го райотдела милиции распорядился произвести у Ермакова обыск, допросить и арестовать его. Несмотря на внезапность случившегося, Ермаков сохранил присутствие духа и дал четкие ответы. Он не отрицал участия в Вешенском восстании, но указал, что в ходе него руководил лишь отрядом, а организаторами всего восстания были Суяров и Медведев из станицы Казанской, Кудинов из Вешенской, а командовали повстанцами есаул Алферов из Еланской и Булгаков из Казанской (там же, л. 29-31, 34, 46)9.
      Апрельские аресты всколыхнули весь Донецкий округ. В пользу Ермакова развернулся сбор подписей среди казаков. Собрания станичников выносили приговоры о его невиновности. Бывшие красноармейцы из Базков Д. П. Калинин, В. В. Кондратьев, а также А. Т. Попова, не побоявшись, заявили, что Ермаков во время восстания ограждал их семьи от репрессий, оказывал им материальную помощь.
      Однако руководители ОГПУ, игнорируя такие свидетельства, пришли к заключению, то собранного материала уже вполне достаточно, чтобы обвиняемых в организации Вешенского восстания "шлепнуть" без всякого дальнейшего следствия и суда. 2 мая 1923 г. зам. уполномоченного ОГПУ по Донецкому округу А. С. Анненков составил в этом духе заключение, текст которого свидетельствует о тенденциозности, лживости, полнейшей безграмотности и некомпетентности его автора. Вместе с Ермаковым в камеры предварительного заключения Ростовской тюрьмы было брошено около 25 человек (П-27966, т. 1, л. 41, 41об., 48-50, 60, 60об., 66, 66об., 67, 74-106). 3атянувшееся следствие изнуряло. Старший следователь Волчков, руководивший им, никак не мог свести концы с концами, чтобы изготовить сценарий по заданному рецепту. Ермаков и его товарищи, проявляя стойкость, пытались опровергнуть ложные обвинения. 10 июля Ермаков потребовал окончания следствия, согласно закону, в противном случае угрожая голодовкой. У начальства ДО ПГУ это вызвало нервозность. Об этом свидетельствуют резолюции, в тот же день наложенные на заявлении: "Юрисконсульту т. Морозову на рассмотрение" (подпись неразборчива); "Н-ку 3 отд. Сегодня же доложите дело..." (подпись неразборчива). Видимо, все это побудило Волчкова 12 июля обратиться к областному прокурору с ходатайством о продлении срока следствия (установленный законом уже истекал) и содержания обвиняемых под арестом еще на месяц.
      Известие об этом вызвало негодование арестованных. Ермаков тотчас составил новое заявление. Написанное простым карандашом на плохой серой бумаге, оно едва читается. Но понять его общий смысл можно. Протестуя против дальнейшего затягивания следствия, заявитель объявлял голодовку, подчеркивая, что будет ее продолжать либо до получения определенного ответа, либо до перевода его в тюрьму. На заявлении значатся три заметки от 12 июля: "Нач. III отд. Мною Ермакову было объявлено, что по делу ведется следствие, но он все-таки объявил голодовку, а поэтому прошу перевести его в отдельную камеру"; "Коменданту. Необходимо Ермакова изолировать от остальных арестованных в одиночку" (подписи неразборчивы). На обороте заявления расписка: "Объявленную голодовку снимаю вследствие объяснения следователя. К сему арест. Ермаков" (там же, л. 143-144).
      Ходатайство Волчкова было удовлетворено только 31 июля. К делу Ермакова подключили еще одного работника ГПУ, Антоновича, а потом дело передали прокурору, который поручил его своему помощнику Башенкову. Последний принял 7 сентября следующее примечательное постановление. Рассмотрев уголовное дело, присланное ДО ГПУ в порядке ст. 211 УПК по обвинению X. В. Ермакова и др. по ст. ст. 58, 64 УПК, нашел, что "обвинительное заключение написано не в соответствии с материалом предварительного следствия, а потому на основании 229-й ст. УПК, ч. 2-й - постановил: обвинительное заключение, составленное уполномоченным 3-го Отделения ДО ГПУ тов. Волчковым, из дела изъять, составить новое" (там же, л. 147-154, 160, 162, 211).
      В изнурительной неравной схватке с ГПУ Ермаков одержал победу ради жизни - не только собственной, но и своих товарищей. Но свободы арестанты не обрели. Луч света едва-едва пробивался через грязное окно, зарешеченное железными прутьями. Да и чиновники областной прокуратуры, в чьих руках теперь оказалась группа Ермакова, не особенно отличались от своих коллег в ГПУ, а в их обращении с заключенными разницы вообще не ощущалось - тот же мат, баланда вместо супа, грязная посуда, густая терпкая вонь, скученность завшивевших тел.
      В тот же день, 7 сентября появилось новое обвинительное заключение по делу. В нем не было неряшливостей, отличавших произведение Волчкова, но и оно представляет собой прямо-таки образец фальсификации. Общую часть обвинительного заключения составивший его Башенков, как и его предшественник, что называется высосал из пальца, построив ее на подтасованных фактах, почерпнутых из лжесвидетельств. Вопреки истине, утверждая, что "все означенные преступления... подтверждаются частью... личными показаниями (обвиняемых. - А. К.) и частью устанавливаются свидетельствами", он предавал суду по ст. ст. 58 и 64 УПК М. С. Попова, С. 3. Волоцкова, В. С. Попова, И. Н. Кострыкина, В. Голубева; по ст. 58 УПК - X. В. Ермакова и А. С. Стрюкова; по ст. 60 УПК - Д. П. Фомина, М. Г. Каргина, С. В. Каргина, Г. Я. Каргина (там же, л. 168-169).
      Волокита длилась почти четыре месяца. Наконец суд открылся 27 декабря 1923 года. Но неожиданно для его организаторов первое же его заседание, ставшее и последним, перечеркнуло весь заранее составленный ими сценарий. Обвинение и защита, словно сговорившись, заявили о невозможности его продолжения из-за неприбытия свидетелей, на явке которых настаивают обвиняемые и которые могут дать показания в их пользу, а в деле представлены только обвинительные материалы. Более того, по их мнению, дело вообще находится еще на стадии дознания, предварительного следствия не проходило, требуется доследование. После короткого совещания суд согласился с ходатайством обвинения и защиты и объявил о закрытии судебного заседания, направив дело "в следственную часть Доноблсуда для доследования" (там же, л. 208-209).
      Дальнейшее ведение следствия прокурор Донской области поручил старшему следователю Доноблсуда Стэклеру. Последний тотчас разделил обвиняемых на две подгруппы: в одну, связанную с расправой над Подтелковым и Кривошлыковым, включил Попова, Голубева, Кострыкина, в другую - участников Вешенского восстания во главе с Ермаковым, Фомина, Каргиных (там же, л. 217-218). Проведя дополнительные допросы обвиняемых и свидетелей, Стэклер составил новое обвинение. Ермакову по-прежнему вменялась в вину организация контрреволюционного восстания в целях захвата власти в северных округах Донской обл. весной 1919 г., остальным - оказание ему помощи и террор против сторонников советской власти. 4 февраля 1924 г. прокурор Донской обл., согласившись с обвинением, направил дело в суд.
      Суд состоялся только 2 мая 1924 года. И снова представители защиты - Лезгинцев, Симонович - показали полнейшую несостоятельность теперь обвинения, предъявленного Башенковым. И опять суд определил направить дело на доследование, но обвиняемых тем не менее оставить по-прежнему под стражей. На этот раз дело передавалось Антюшину, помощнику донского областного прокурора (там же, т. 2, д. 12, 18, 45-47).
      Подсудимые боролись за изменение меры пресечения. В прошении от 3 мая на имя прокурора Доноблсуда Ермаков писал: "Я почти уверен, что я буду оправдан судом и что вообще нахожусь я в заключении исключительно потому, что следственная власть недостаточно внимательна была к моему делу". 14 мая Антюшин ходатайствовал "о назначении к слушанию вне очереди дела по обвинению Ермакова X. В." 21 мая дело Ермакова попало к прокурору Доноблсуда; в связи с этим состоялась серия дополнительных допросов (там же, т. 2, л. 49, 58, 59, 117-124, 168).
      В это время состоялось постановление ЦИК СССР от 12 мая 1924 г., в соответствии с которым 31 мая была создана комиссия по изменению меры пресечения содержащимся под стражей в Ростисправдоме свыше шести месяцев. Ермакову ею в этом было отказано. Но 2 июня по жалобе адвоката Лезгинцева из существовавшего дела были выделены в самостоятельные производства дела о Вешенском восстании и по убийству Подтелкова и др. В связи с этим Ермаков начал кампанию за получение помилования (там же, т. 2, л. 70, 89-93, 131-135, 160-162, 165). Но с 1 июля оба дела перешли к старшему следователю Максимовскому, который немедленно дал указание провести допрос ряда свидетелей, не допрошенных несмотря на требования обвиняемых. Тогда же Ермаков попросил вызвать 13 свидетелей, которые "знают, что я не был организатором восстания, что приписывает мне обвинение". 10 июля, пространно изложив всю свою биографию в заявлении на имя Максимовского, он просил изменить ему меру пресечения.
      Изучив совокупность обстоятельств, Максимовский сделал решительный вывод о возможности освобождении его под поручительство, с чем 12 июля согласился председатель Доноблсуда. 16 июля студент Ростовского университета Г. А. Стуль и агент для поручений при Ростисправдоме Е. М. Агеев подали заявления о готовности дать Ермакову личное поручительство (там же, т. 2, л. 76, 81, 94, 99, 102, 104, 106-107об.).
      19 июля с мешком за плечами Ермаков покинул тюрьму. Это была его победа, которая досталась ему, однако, тяжелее, чем любая из одержанных им на поле брани. Но его освобождение означало также победу и правосудия, остаточные формы которого, уже пожираемые диктатурой пролетариата, еще теплились благодаря немногим оставшимся добросовестным работникам. Прокурор Доноблсуда отстранил Максимовского от дальнейшего ведения дел и возложил эти обязанности на другого старшего следователя - Бьерквиста.
      Но Бьерквист тоже оказался честным человеком. По его заданию народные следователи 8-го и 9-го участков милиции Донецкого округа, в соответствии с данной им программой, провели в короткий срок допросы многих свидетелей. Иван Орлеанский специально собирал материал по Ермакову. А. Н. Лапченков из хутора Базки, заведующий школой, показал: "Знаю X. В. Ермакова как односельчанина, во время господства белых спас красноармейцев... сторонников большевиков". К. 3. Большинсков из хутора Громки, казак: "Белые насильственно назначили Ермакова командиром взвода... [он] старался выручать попавших в плен красноармейцев, командуя отрядом, он поручил мне вести переговоры с красными с целью перехода к ним". Аналогичные показания дали К. Д. Крамсков, Д. П. Калинин, И. К. Климов, А. М. Солдатов и др. (там же, т. 2, л. 138, 173-175).
      Такой поворот дела вызвал беспокойство организаторов судилища. 9 сентября 1924 г. Бьерквисту было приказано передать дела Ермакова и других Вопиякову, старшему следователю Юго-Восточного краевого суда (ЮВКС). Однако новый следователь, как явствует из составленных им материалов, быстро установил, что порученные ему дела носят дутый, тенденциозный характер, а содержащиеся в них факты и строящиеся на их основе обвинения, находятся в вопиющем несоответствии; что предшествующее следствие преследовало политические цели, было субъективным. Он подверг полной перепроверке имеющиеся материалы, допросил многочисленных свидетелей, в том числе есаула А. С. Сенина, непосредственного руководителя казнью Подтелкова и Кривошлыкова и расстрела членов их отряда, в Новочеркасской тюрьме (там же, т. 2, л. 208, 223, 226, 228, 233).
      Наконец, 14-15 мая 1925 г. в г. Миллерово состоялась выездная сессия теперь уже Северо-Кавказского краевого суда (в связи происшедшим к тому времени новым административно-территориальным преобразованием). Выездная сессия усмотрела, "что обвиняемые были не активными добровольными участниками восстания, а призваны по мобилизации окружным атаманством, что избиение и убийство граждан происходило не на почве террористических актов, как над приверженцами соввласти, а как над лицами, принимавшими участие в расхищении имущества, носило форму самосудов". Исходя из всего этого и учитывая, "что с момента совершения преступления прошло более 7 лет, обвиняемые за означенное время находились на свободе, занимались личным трудом, не будучи ни в чем замечены, большинство из них служили в рядах Красной армии и имеют несколько ранений", суд определил: "На основании ст. 4а УПК настоящее дело производством прекратить по [соображениям] целесообразности" (т. 2, л. 233).
      Пресловутая "целесообразность", выполнявшая в руках большевистской Фемиды роль фигового листка, служила средством беззакония, миллионам проложила дорогу в ад. Она позволяла одного и того же человека одновременно и оправдать и уничтожить. В конце 1924 - начале 1925 г. "целесообразность" потребовала демонстрации гуманности восходящего вождя. Крепким мужикам тогда разрешили обогащаться, а казакам-эмигрантам - возвращаться на Родину (к концу 1924 г. прибыло 30 тыс. человек бывших врагов советской власти). РКП(б) демагогически провозгласила, что она "повернулась лицом к деревне и к казачеству". 26 января 1925 г. объявили амнистию казакам. В апреле пленум ЦК РКП(б) рассмотрел вопрос о казачестве. Первый секретарь Северо-Кавказского крайкома партии на нем, в кругу своих, откровенно пояснил: "Мы оккупировали казачий район Северного Кавказа и все эти годы до последних месяцев управляли, как завоеватели в покоренной стране. Теперь мы уже переходим к самоуправлению через местные силы крестьянства"10. На данном этапе "целесообразность" требовала не расстрелов, а демонстративного помилования. Ермаков и его сотоварищи получили освобождение. Но к концу 1926 г. в верхах заговорили о неизбежности обострения классовой борьбы при строительстве социализма. Теперь "целесообразность" требовала натянуть вожжи, подпустить страха, в первую очередь в неспокойных местах, особенно в казачьих, где политика расказачивания никогда не снималась с повестки дня, изменяясь лишь по форме11.
      Новый поворот в большевистской политике продиктовал "целесообразность" нового репрессирования Ермакова, пользовавшегося у казаков большим авторитетом и потому опасного для власти. Не ведая об этом, он тем временем в своих Базках добросовестно служил в совете и кооперации, занимался повседневными делами, встречался с молодым писателем Шолоховым, по его просьбе детализируя события Вешенского восстания. В 1927 г. при аресте Ермакова у него было изъято весьма любопытное письмо: "Москва 6/IV-26 г. Уважаемый тов. Ермаков! - писал Шолохов. - Мне необходимо получить от Вас некоторые дополнительные сведения относительно эпохи 1919 года. Надеюсь, что Вы не откажете мне в любезности сообщить эти сведения с приездом моим из Москвы. Полагаю быть у Вас в мае-июне с. г. Сведения эти касаются мелочей восстания В. Донского. Сообщите письменно по адресу - Каргинская, в какое время удобнее будет приехать к Вам? Не намечаются ли в этих м-цах у Вас длительные отлучки? С прив. М. Шолохов (подпись)".
      А тем временем в областном отделе ГПУ (ДОО) завели на Ермакова новое дело. Отдельные документы из него сообщены Никитиной и Сидоровым в вышеуказанных публикациях. В целом же объемистый том научному анализу не подвергался. Прежде всего показательно в нем сообщение Катеринича, уполномоченного контрразведывательного отделения (КРО) Донецкого окружного отдела (ДОС) полномочного представительства (ПП) ОГПУ Северо-Кавказского края: из него следует, что к 20-м числам января 1927 г. на Ермакова уже был собран компромат агентурным путем (П-38850, л. 1). А 20 января помощник уполномоченного областного КРО В. А. Бахтиаров приступил к его разработке. Первым для допроса он наметил председателя исполкома Вешенского райсовета А. Д. Александрова. 29-летний чиновник из Базков с низшим образованием, из крестьян- бедняков, служивший в Красной армии, должен был понимать, как надлежит оправдывать доверие "органов", и подтвердил все, что требовалось. В скрепленном его подписью протоколе значилось даже больше того, что ОГПУ не смогло "пришить" Ермакову в 1923-1925 годах.
      В протоколе показаний Александрова говорится: 8 марта 1919 г., командуя сотней повстанцев, Ермаков захватил в степи делегацию красных во главе с комиссаром, направлявшуюся на переговоры с руководством Вешенского восстания, доставил в штаб, где их и уничтожили. За этот подвиг его назначили командующим на правой стороне Дона и произвели в есаулы, стали именовать своей красой и гордостью. Беспощадный, он утопил в Дону 500 красноармейцев. Сейчас держится умело, но самый опасный. В заключение Александров назвал лиц, которые подтвердят сказанное им и еще добавят от себя (там же, л. 4-5об.).
      Тотчас после допроса другой сотрудник ГПУ, Б. Н. Борисов, по заранее заготовленному ордеру произвел обыск в доме Ермакова и арестовал его. 24 января были допрошены еще шесть свидетелей. Пятеро из них, в том числе и те, кто во время восстания служили в Красной армии, подтвердили показания Александрова. И. К. Климов, кроме того, добавил, что Ермаков в 1919 г. командовал всеми повстанцами. Дала показания и А. И. Полякова, согласно протоколу, бывшая жена Ермакова: по прибытии из тюрьмы в 1924 г. Ермаков получил письмо от друга-офицера, который призывал его не бросать погон, ибо все равно мы будем у власти. На слова жены "брось ты этим заниматься" Ермаков будто бы ответил: "Никогда не брошу". Лишь Г. М. Топилин высказался в защиту Ермакова. По его словам, с началом восстания всех казаков мобилизовали, командование ими собрание Базковского общества поручило Ермакову. Служа в канцелярии, Топилин ни разу не слышал о расстрелах, но знал, что Ермаков часто, допросив, отпускал пленных (там же, л. 3, 6-7об., 9-12об., 20об.).
      Ермакова препроводили из Вешенской в Миллерово, где 2 февраля Катеринич постановил принять дело к производству по признакам преступлений, предусмотренных ст.ст. 57-11 и 58-18 Уголовного кодекса. В тот же день он допросил обвиняемого. Ермаков снова подробно изложил свою биографию, особенно те страницы, которые, как он знал, сознательно извращались в 1923-1925 годах. В заключение подчеркнул: "По ст. 58 ч. 1 УПК я привлекался к ответственности за службу в Белой армии и за восстание в 1919 г. Крайсуд постановил: за недоказанностью преступления освободить. И в данное время не признаю себя виновным по данной статье".
      Но те, кто фабриковал дело, смотрели на это иначе. Из второй части анкеты Ермакова, заполненной контрразведчиком, явствует, что постановление об его аресте, произведенном 20 января, было принято задним числом в Ростове лишь 2 февраля. 16 февраля Катеринич, докладывая начальнику окружной контрразведки, подчеркнул, что Ермаков "в достаточной степени изобличается в том, что во время восстания в ст. Вешенской... расстреливал красноармейцев и занимался антисоветской агитацией" (там же, л. 14-18, 20об., 22).
      Скоро Катеринич получил еще один важнейший материал. На допросе 1 марта А. Н. Лапченков, счетовод Вешенского общества потребителей (со средним образованием, зажиточный казак, 30 лет, в Красной армии не служил), в 1923- 1924 гг. подписывавший практически все приговоры базковских хуторян в пользу Ермакова, теперь, попав в стены контрразведки, не устоял: ОГПУ получило лжесвидетельство о том, что во время восстания Ермаков командовал дивизией. Попытка обвиняемого ходатайствовать о допросе свидетелей с его стороны не дала результата. 21 марта уполномоченный КРО ПП ОГПУ СКК Бабич объявил: следствие по его делу закончено и представляется в прокуратуру (там же, л. 21об., 23).
      В обвинительном заключении, составленном в конце марта, говорилось, что Ермаков сам принял на себя командование восставшими казаками, был начальником дивизии, участвовал в расстрелах красноармейцев, зарубил 18 матросов, общается с кулачеством, мечтает снова надеть погоны. В подтверждение делались ссылки на лжесвидетелей. Показания Топилина не упоминались. "В деле, - гласило заключение, - имеется в достаточной мере материала - свидетельских показаний, уличающих... Ермакова в преступлениях, совершенных им во время восстания". Дело передавалось в особое совещание Коллегии. Полномочный представитель ОГПУ по Северо-Кавказскому краю поддержал решение КРО, указав лишь, скорее для формы: "в отношении же уголовного материала по ст. 58 п. 11 УК - не согласиться" (там же, л. 27, 28, 34).
      Такое решение исключало вмешательство в дело судебной инстанции, испортившей ОГПУ всю обедню в 1923-1925 годах. В конце апреля дело Ермакова было направлено в Особое совещание при коллегии ОГПУ СССР; 20 мая Особое совещание запросило Президиум ЦИК СССР о предоставлении коллегии ОГПУ права вынесения Ермакову внесудебного приговора, что уже 26 мая и было санкционировано. 6 июня судебная коллегия ОГПУ СССР, рассмотрев 80-й пункт своей повестки дня за несколько минут, отметила в протоколе: "Дело рассматривалось во внесудебном порядке, согласно статье Президиума ЦИК от 26/V-27 года. Постановили: Ермакова Харлампия Васильевича расстрелять. Дело сдать в архив. Секретарь коллегии ОГПУ. Подпись" (там же, л. 30, 31, 35, 39, 41).
      11 июня из Москвы в Ростов поступила весьма срочная, сверхсекретная телеграмма лично полномочному представителю ОГПУ Северо-Кавказского края: "ОГПУ при сем препровождает выписку из протокола заседания Коллегии ОГПУ от 6/VI-27 г. по делу 4559 Ермакова Харлампия Васильевича - на исполнение. Исполнение донести. Приложение: упомянутое (выписка из протокола заседания коллегии ОГПУ от 6/VI-27 г. - А. К.). Зам. председателя ОГПУ Ягода. Начальник ОЦР Шанин".
      17 июня палач сделал свое черное дело. Документ, констатирующий смерть Ермакова, гласит: "Акт. 1927 года июня 17 дня составлен настоящий акт в том, что сего числа, согласно распоряжения ПП ОГПУ СКК от 15 июня сего года за N 0311/47, приведен в исполнение приговор Коллегии ОГПУ о расстреле гражданина Ермакова Харлампия Васильевича". При расстреле присутствовали представители Доноблотдела ОГПУ, прокуратуры и начальник Миллеровского исправтруддома, скрепившие акт своими подписями, но так, что они не поддаются прочтению. 28 июня из Ростова в Москву начальник информационно-разведывательного отдела Дейч и помощник начальника разведывательно-секретного отдела Голованов рапортовали об очередной "победе бдительных донских чекистов".
      Так советская система раздавила Харлампия Васильевича Ермакова, славного сына Отечества, воина-казака, героя первой мировой войны, поднятого на гребень гигантской волны в смуте начала XX века. Прожив короткую, яркую жизнь, он успел проложить на земле глубокую незарастающую борозду. Его образ напоминает потомкам, предупреждает, предостерегает, учит.
      В 1988 г. Пелагея Харлампиевна Шевченко обратилась в Управление КГБ по Ростовской области с просьбой сообщить о судьбе ее отца и ходатайствовала о его реабилитации. Подготовка ответа длилась почти год. Наконец, 16 июня 1989 г. начальник Шолоховского райотделения УКГБ по РО майор А. Ф. Компаниец получил секретное предписание "встретиться с заявительницей и в устной форме сообщить" ей, что Ермаков был осужден к расстрелу за активное участие в Вешенском восстании и антисоветскую агитацию и что "сведений о месте смерти и захоронении" его "в уголовном деле не имеется и установить в настоящее время не представляется возможным".
      Исполнить предписание в точности Компаниец не смог: оказалось, что заявительница за это время перенесла инсульт и состояние ее здоровья вызывает у родственников озабоченность; по их просьбе, докладывал начальству Компаниец, встреча с ней не проводилась, но результат сообщен ее дочери Валентине Андреевне Дударовой. 1 августа прокурор Ростовской обл. В. Н. Паничев подписал протест по приговору, установив, что арест Ермакова 20 января 1927 г. по обвинению в Вешенском восстании противоречил решению суда СКК от 29 мая 1925 г., прекратившего это дело, что обвинение его на основании показаний свидетелей Еланкина, Поляковой и Лапченко безосновательно, поскольку они не содержат доказательств, на что указывал в своих объяснениях Ермаков. Прокурор ходатайствовал о реабилитации. 18 августа 1989 г. президиум Ростовского областного суда отменил расстрельное постановление коллегии ОГПУ и прекратил дело "за отсутствием состава преступления"12.
      Примечания
      1. Известия, 31.XII.1937.
      2. См. КОТОВСКОВ В. Встречи с "дочерью" Григория Мелехова. - Молот, 2.IX.1965.
      3. См. также: СИДОРОВ В. С. Крестная ноша. Трагедия казачества. Ростов-на-Дону. 1994, с. 504-509.
      4. Автор признателен всем, кто помог ему сориентироваться в материалах, еще не подготовленных к научной работе, в особенности сотрудникам УФСБ РО Б. И. Полиевицу, В. Н. Назарову, В. К. Матюгину, М. В. Долговой, Н. П. Кокориной.
      5. СИВОВОЛОВ Г. Я. "Тихий Дон": рассказы о прототипах. Ростов-на-Дону. 1991, с. 68-69.
      6. Там же, с. 69-72.
      7. ХМЕЛЕВСКИЙ К. А., ХМЕЛЕВСКИЙ С. К. Буря над Тихим Доном. Ростов-на-Дону. 1984, с. 48.
      8. СИВОВОЛОВ Г. Я. Ук. соч., с. 85, 86.
      9. Частично этот протокол допроса опубликован Никитиной и Сидоровым.
      10. КИСЛИЦЫН С. А. Государство и расказачивание. 1917-1945 гг. Ростов-на-Дону. 1996, с. 54, 56, 57, 59.
      11. Это не всегда учитывается, когда события рассматриваются через призму большевистских резолюций агитационно-пропагандистского характера; такую ошибку допускает, в частности, Я. А. Перехов, написавший в целом интересную книгу о казачестве (ПЕРЕХОВ Я. А. Власть и казачество. Ростов-на-Дону. 1997).
      12. Архив Управления ФСБ по Ростовской области. Контрольно-наблюдательное дело N 48928 по обвинению X. В. Ермакова, л. 28, 30-31, 45-50.
    • Артамошин С. В. Немецкий консервативный мыслитель Эрнст Юнгер
      Автор: Saygo
      Артамошин С. В. Немецкий консервативный мыслитель Эрнст Юнгер // Вопросы истории. - 2015. - № 8. - С. 139-147.
      Фигура немецкого консервативного мыслителя, писателя, ветерана мировых войн Эрнста Юнгера (1895—1998) представляет собой слепок целой эпохи. Достаточно упомянуть, что его жизненный путь составил 102 года и пришелся на катастрофический XX век. Юнгер был решительным и бесстрашным воином, ярким консервативным политическим публицистом Веймарской республики, тонким романистом и эссеистом, мастером дневникового жанра. Мы постараемся сфокусировать внимание на основных этапах творческой и политической деятельности этого человека с тем, чтобы проследить динамику эпохи сквозь личность ее представителя.
      29 марта 1895 г. в Гейдельберге в семье аптекаря Эрнста Георга Юнгера и Каролины Лампл родился первенец, названный Эрнстом. Отец мальчика изучал химию и защитил диссертацию под руководством профессора Виктора Майера, но в силу обстоятельств, связанных с необходимостью обеспечивать семью, выбрал путь аптекаря. Следует отметить, что в жизни сына отец сыграл немаловажную роль. Кроме интеллектуального влияния он своим вмешательством и дельным советом несколько раз менял судьбу Эрнста в определенном направлении.
      Как и многие дети, Эрнст Юнгер не стремился погружаться в мир гимназической учебы. Его больше привлекали приключения и таинственный, чарующий мир Африки. Видимо не случайно, одно из своих эссе он назвал «Сердце искателя приключений». Юноша жил в романтическом мире подвигов и опасностей. Среди его любимых книг были сочинения Д. Дефо и А. Дюма, Д. Сервантеса и братьев Гримм, М. Твена и Ж. Верна, Ф. Купера и К. Мая. Но вместе с тем, его увлекали сочинения античных авторов: Геродота, Платона, Плутарха, Овидия и Тацита. Уже в юные годы он полюбил европейскую литературу, читая Байрона, Гюго, Сю, Стендаля, Достоевского1.
      Не окончив гимназии, в октябре 1913 г. Юнгер убежал из дома с желанием уехать в Африку, в которой, как ему представлялось, вся жизнь будет сплошным приключением. В Вердене 3 ноября 1913 г. он завербовался на пять лет в ряды французского Иностранного легиона и отправился в Алжир. Здесь он впервые приблизился к границе, разделяющей гражданский мир и войну, но не переступил ее, так как вмешался отец, который забрал сына домой. Вернувшись в гимназию в Ганновер, Эрнст закончил учебу летом 1914 года.
      Первым рубежом в жизни Эрнста Юнгера стала Великая война 1914—1918 гг., которая выковала его личность, и память о которой он пронес через всю свою жизнь, ни разу ее не осудив. Он был представителем немецкого поколения, которое сменило гимназический костюм на солдатскую шинель, прыгнув в окопы первой мировой. 4 августа 1914 г. Юнгер записался добровольцем в 73-й пехотный принца Альберта Прусского полк2. После прохождения трехмесячной подготовки он оказался на Западном фронте. В начале 1915 г. при Лезэпарже в Шампани в своем первом бою он получил и первое ранение. За всю войну в общей сложности Юнгер был ранен 14 раз. По совету отца он поступил в школу младших офицеров и по его же рекомендации начал писать дневники, 14 книжек из которых сохранились.
      Военная биография будущего писателя вызывает уважение. Он прошел путь от добровольца до командира штурмовой роты. Лейтенантом Юнгер принимал участие в битве на Сомме (24 июня — 26 ноября 1916 г.). Правда, накануне сражения он был легко ранен и отправлен в лазарет. Из его взвода, принявшего участие в боях, не выжил никто. После третьего ранения летом 1916 г. Эрнст был награжден Железным крестом первой степени. За героизм в битве при Камбре ему вручили Рыцарский крест придворного ордена Гогенцоллернов, а после тяжелого ранения в 1918 г. он получил Золотой знак за ранения и стал кавалером высшего прусского военного ордена Pour le Mérite, учрежденного еще Фридрихом Великим. Эта награда была большой редкостью для младших офицеров пехоты. Уведомляя Юнгера о награждении, генерал фон Буссе в телеграмме писал: «Его Величество кайзер присуждает Вам Орден За Мужество. Поздравляю Вас от имени всей дивизии»3. На этом для доблестного военного война закончилась.
      В 1920 г. Юнгер издал за собственные средства военные дневники, которые он вел на фронте, под названием «В стальных грозах». Следует указать, что эта работа стала бестселлером и ставилась современниками на один уровень с романом Т. Манна «Будденброки». С 1920 по 1943 гг. было продано около 230 тыс. экземпляров4.
      Участие в войне воспринималось Юнгером как причастность к великим событиям, свидетелем которых ему довелось быть. В этом чувствовалось ожидание чего-то нового, неизвестного. «Нас, выросших в век надежности, охватила жажда большой опасности. Война, как дурман, опьяняла нас. Мы выезжали под дождем цветов, в хмельных мечтах о крови и розах... Ах, только бы не остаться дома, только бы быть сопричастным всему этому!»5
      Героический образ войны имел для него и изнанку, соседствуя со смертью: «...на пустынной деревенской улице появились закопченные фигуры, тащившие на брезенте или на перекрещенных руках темные свертки. С угнетающим ощущением нереальности я уставился на залитого кровью человека с перебитой, как-то странно болтающейся на теле ногой, беспрерывно издававшего хриплое “Помогите!”, как будто внезапная смерть еще держала его за горло!»6 Раненый, вырванный из пламени боя, демонстрировал новобранцам иной лик. Красивая форма, чистота и спокойствие прифронтовой полосы вдруг резко сменялись ощущением войны: запыленные, измученные лица, кровь, боль, куски человечесих тел говорили о том, что смерть подстерегала каждого бойца всюду, где только возможно. Чувство опасности давало понять, что теперь солдат вступил в иной мир — мир войны, в котором героическое всегда соседствовало со смертью. «Война выпустила когти и сбросила маску уюта. Это было так загадочно, так безлично»7. «... огромная фигура с красной от крови бородой неподвижно глядела в небо, вцепившись ногтями в рыхлую землю», «молодой паренек, его остекленевшие глаза и стиснутые ладони застыли в положении прицела. Странно было глядеть в эти мертвые, вопрошающие глаза, ужас перед этим зрелищем я испытывал на протяжении всей войны»8, — писал Юнгер.
      Переживания окопной войны сохранили в себе остроту динамики боя и внутренние переживания, а также восприятие противника, к которому автор относился с чувством уважения и без ненависти: «... моей задачей было преследовать врага в бою, чтобы убить, и от него я не ожидал ничего иного. Но никогда я не думал о нем с презрением»9. Здесь прослеживается мысль Юнгера о том, что героизм и мужество солдата на поле боя достойны уважения вне зависимости от того, к чьей армии он принадлежит. И не случайно, что он писал о фигуре безымянного солдата, чей подвиг незаметен за его военной обыденностью.
      Первая мировая война в представлении Юнгера была войной техники, что было связано с применением новейших видов вооружений и массированным использованием автоматического оружия. В ней пулемет выступал в качестве символа эпохи. В пулеметной войне индивидуальность исчезает, и война становится войной техники, а не индивидуальных бойцов. Это подтверждается анализом немецких санитарных потерь. С 1914 по 1917 гг. из 2 млн раненых 43% составляли артиллерийские ранения, а 51% — пистолетно-пулеметные. Но начиная с 1917 г., характер поражений стал меняться: ранения, причиненные артиллерией, включая гранаты, составляли 76%, пистолетно-пулеметные — 18%10. Новый тип солдата впитал в себя характерные черты эпохи техники. Это не только применение им средств войны, но и заменяемость солдата другим, как замена неисправного механизма. Великая война создала военное поколение, объединенное единым переживанием и историческим опытом. Юнгер называл это поколение «новой расой», которая заражена «воплощенной энергией и высшей силой. Гибкое, худощавое, жилистое тело, характерное лицо, окаменевшие под каской глаза с тысячей страхов. Он ликвидатор, стальная натура, настроенная на борьбу в своей ужасающей форме... Жонглер смерти, мастер взрывчатки и пламени, великолепный хищник, быстро перебегающий в траншеях»11.
      Размышляя о характере войны, Юнгер пришел к выводу, что «эта война была чем-то большим, чем просто великой авантюрой»12.

      Поражение Германии было воспринято как нечто трагическое. Война породила людей, прошедших фронт и жертвовавших собой ради победы, но их усилий и крепости духа оказалось недостаточно. Они вынесли с собой фронтовое братство, сплоченное кровью, иную оценку смысла жизни, которая формировалась в момент опасности. Это были уже не романтические добровольцы 1914 г., а ветераны войны, вышедшие живыми из боев. В их руках был послевоенный мир.
      В 1919 г. Юнгер продолжил военную службу под началом капитана Оскара фон Гинденбурга, сына знаменитого «героя Танненберга» Пауля фон Гинденбурга, будущего второго и последнего президента Веймарской республики. Он вращался в различных милитаристских кружках, где поддерживался дух солдатской добродетели и фронтового братства. Откомандированный в Берлин, Эрнст был включен в состав комиссии по разработке армейского устава, где работал над пехотным уставом, который должен бьш вобрать в себя опыт мировой войны. Однако уже в это время он осознал, что военная карьера не для него. В начале сентября 1923 г. Юнгер покинул службу в рейхсвере и поступил на биологический факультет Лейпцигского университета, однако в 1925 г. он был вынужден прекратить занятия.
      С 1925 г. бывший военный — свободный писатель, к тому времени уже имевший определенную репутацию как автор сочинений «В стальных грозах» и «Война как внутреннее переживание». К резким переменам в жизни его подтолкнули два обстоятельства: женитьба на Грете фон Йенсен и рождение первого сына Эрнстеля. Его писательская карьера гармонично сочеталась с активной публицистической деятельностью. Начался второй этап его жизни, который характеризовался активным противостоянием Веймарской республике и стремлением к ее изменению. Юнгер воспринял Ноябрьскую революцию 1918 г. как «брюквенную революцию»13, которая продемонстрировала немецкую безыдейность и, сама того не ведая, работала на будущую националистическую систему. Активная деятельность Юнгера как публициста была связана со стремлением сформулировать политические задачи военного поколения, на которое он возлагал надежду в националистическом возрождении Германии.
      В этой связи консервативная публицистическая деятельность Юнгера гармонично вписывалась в интеллектуальное течение «консервативной революции», ярким представителем которого он стал во второй половине 1920-х годов. С сентября 1925 г. по март 1926 г. он опубликовал 22 статьи в издании «Die Standarte». С апреля 1926 г. он начал, совместно с Хельмутом Франке, Францом Шаувекером и Фрицем Кляйнау, выпускать свое собственное издание в Магдебурге «Standarte. Wochenschrift des Neuen Nationalismus», в котором опубликовал 11 статей до его закрытия в августе 1926 года. С этого времени он стал издавать «Arminius. Die neue Standarte», в котором опубликовал 27 статей. Одновременно Юнгер бьш секретарем Общества Фихте.
      В 1927 г. Юнгер переехал в Берлин, где совместно с Вернером Лассом и Хартмутом Плаасом стал издавать ежемесячник «Der Vormarsch. Blatter der nationalistischen Jugend», а также активно сотрудничать с национал-большевистским журналом «Widerstand. Zeitschrift für nationalrevolutionare Politik», который издавал Эрнст Никиш. В последнем издании Юнгер опубликовал 28 статей. С января 1929 г. он сотрудничал с органом праворадикального молодежного союза «Die Kommenden», в котором появились 10 его статей, но в 1931 г. вышел из его редакции. В последние годы Веймарской республики его статьи публиковались в «Das Reich», «Der Tag», «Deutsches Volkstum».
      Националистическая публицистика Юнгера веймарского периода носила воинственный характер и была направлена на разрушение существовавшего государственного устройства. Тональность его статей отличалась от работ других сторонников «консервативной революции» призывами к реальным действиям, имевшими отголосок путчистской тактики немецких правых в первой половине 1920-х годов. Юнгер подчеркивал, что «протест должен осуществляться не в виде докладов о смысле немецкой миссии или книг, анатомирующих труп марксизма, а размеренно и трезво с помощью гранат и пулеметов на уличной мостовой»14. Националистический подход Юнгера был средством объединения антиреспубликански настроенных ветеранов войны, а также отражал тенденцию развития эпохи. «Новый национализм — это центральное движение нашего времени, к которому должна примкнуть любая организация, если она хочет действительно примкнуть к жизненным силам эпохи»15, — утверждал он.
      Идея жертвенности на войне в современных условиях, по мысли Юнгера, означала борьбу за националистическое обновление Германии. Новая Германия должна была основываться на авторитарной модели политической системы, которая включает в себя национализм, социализм, обороноспособность и авторитарное управление. В данных принципах прослеживается не только наследие первой мировой войны и модель управления государством, которое было создано в 1915 г., но и отражение тотального духа, стремящегося использовать ресурсы и человека для достижения единой цели. Тотальный характер мира делал авторитаризм солдатского социализма удачной альтернативой веймарской демократической системе.
      В 1932 г. Юнгер опубликовал одну из центральных своих философских работ «Рабочий. Господство и гештальт», в которой рассматривал современность как наступившую эпоху техники. Буржуазный мир, по мнению Юнгера, обладает своими законами и нравственными нормами. Его представителем является бюргер, которого автор считал носителем статичных сил. Главной особенностью бюргеского сознания является стремление к стабильности и покою, гарантии защиты индивидуальных интересов. Бюргер ограничивает свой мир исключительно образом общества, в своем собственном понимании его как совокупности сословных элементов и взаимоотношений между ними. «Общество — это совокупное население земного шара, являющееся пониманию как идеальный образ человечества, расщепление которого на государства, нации или расы зиждется, в сущности, не на чем ином как на мыслительной ошибке. Однако с течением времени эта ошибка корректируется заключением договоров, просвещением, смягчением нравов или просто прогрессом в средствах сообщения». Поэтому, по мнению Юнгера, общество не предстает как «некая форма сама по себе», а является лишь отражением одной из основных форм бюргерского представления. Общество подчиняет себе государство, подгоняя его под свои мерки. Это определяется, прежде всего, «бюргерским пониманием свободы, нацеленным на превращение всех связующих отношений ответственности в договорные отношения, которые можно расторгнуть». Любая социальная активность осуществляется в границах общества и не выходит за его рамки. Фактически любые трансформации изменяют только общественные элементы, принципиально не меняя само общество. Юнгер подчеркивал, что в буржуазной системе «пробуждающаяся власть должна осознать себя как сословие, равно как и то, что захват власти должен характеризоваться как изменение общественного договора»16.
      Противоположностью бюргера выступает рабочий, который относится к стихийным силам, и является слепком эпохи индустриального мира. Это единственный тип, способный господствовать, так как соответствует тотальной мобилизации общества. В нем выражается единство человека и его средств как выражение единства высшего рода17. Тотальная мобилизация, берущая свое начало с эпохи мировой войны, обеспечивает стирание различия между фронтом и тылом, подчиняя абсолютно все достижению единой цели18. Рабочий противопоставляется эпохе техники, так как в нем сохраняются героические персонифицированные черты, в то время как стремление к унифицированию жизни превращает человека в жертву техники. Юнгер считал, что тип рабочего обладает претензией на планетарное техническое господство, что выводит его за пределы национального государства.
      Следует подчеркнуть, что в «Рабочем» автор отдаляется от националистического боевого дискурса и стремится к размышлениям о модерне и веке технике. Во многом это было вызвано разочарованностью в возможности революционных изменений в силу отхода немецких правых от путчистской тактики и ориентации на парламентскую деятельность.
      Берлинская жизнь сблизила Юнгера с Э. Никишем и К. Шмиттом, дружба с которыми была испытана временем. Контакты с Никишем относятся к началу 1927 г., когда Юнгер стал сотрудничать как публицист с журналом «Widerstand. Zeitschrift für nationalrevolutionare Politik». Идеологической основой издания были антизападная направленность и национализм. Никиш видел перспективу германского будущего в ориентации на восток, на СССР. Рапалльская политика заложила твердую основу для дальнейшего сотрудничества двух стран, однако говоря «да» Рапалло, Никиш говорил «нет» московскому диктату во взаимоотношениях. Национал-большевики считали себя учениками Мёллера ван ден Брука в вопросе ориентации Германии на Россию (СССР), а его книга «Третий рейх» выступала для них в качестве основополагающей19. Уже в годы нацистского господства Юнгер поддерживал супругу Никиша, когда тот был арестован и посажен в тюрьму.
      В 1930-х гг. началась длительная дружба Юнгера со Шмиттом. 14 октября 1930 г. Юнгер отправил Шмитту письмо с благодарностью за присланную книгу «Понятие политического». Казалось бы, это были два разных человека, которых разделял не только возраст (Шмитт был старше Юнгера на семь лет), но и образ деятельности: один — штатский ученый, другой — бывший военный офицер, прошедший фронт, и националистический публицист. Однако они одинаково обостренно чувствовали духовно-политический кризис Веймарской Германии, слабость и недееспособность политических институтов демократии и парламентаризма. Чувство нестабильности и незащищенности вызывало необходимость поиска выхода из кризиса. И для одного, и для другого этот выход не был связан с демократией. Действительно, «они кристаллизировали в себе консервативный “дух времени”»20, требовавший диктаторско-авторитарного пути преодоления политической нестабильности. Отношения между Шмиттом и Юнгером были искренними и по-настоящему дружескими. После рождения у Юнгера второго сына Александра в 1934 г. Шмитт стал его крестным отцом, и их личная дружба переросла в дружбу семьями.
      Третий этап жизни Юнгера связан с временем национал-социалистической диктатуры. Его отношения с нацизмом имели скачкообразный характер. Первое знакомство произошло весной 1923 г. во время посещения Юнгером в Мюнхене Э. Людендорфа и присутствия на политическом выступлении А Гитлера в цирке «Кроне». С сентября 1923 г. он печатал ряд статей в «Völkischer Beobachter». В мае 1926 г. Юнгер и Гитлер обменялись книгами. Юнгер подарил книгу «Огонь и кровь» с говорящей дарственной надписью: «Национальному вождю Адольфу Гитлеру — Эрнст Юнгер!», а Гитлер ему — первый том «Моей борьбы» с дарственной надписью21. Юнгер считал Гитлера вождем нового типа. «В фелькишеском движении..., из недр которого возникает фигура ефрейтора Гитлера, образ, который подобно Муссолини, несомненно, воплощает собой новый тип вождя, и под его знамена встают рабочие и офицеры плечом к плечу. Тогда у этого духа не было ни форм, ни средств; дух национализма, для которого не важна личность, а важна задача, соединился с фронтовыми солдатами»22.
      10 мая 1927 г. Й. Геббельс отправил Юнгеру письмо с пожеланием познакомиться и восторженными отзывами о его военных произведениях. Однако тот отнесся к этому прохладно. Оказавшись в 1927 г. в Берлине, Юнгер получил предложение стать депутатом рейхстага от НСДАП, которое также отклонил. Нацисты всячески старались привлечь писателя в свои ряды. Летом 1929 г. он был даже приглашен в Нюрнберг в качестве почетного гостя на партийный съезд НСДАП, который должен был проходить с 1 по 4 августа. Но эта поездка так и не состоялась23.
      Окончательный разрыв произошел в сентябре 1929 г. и был вызван реакцией Гитлера на серию террористических актов гольштейнского движения ландфолька, когда 1 сентября 1929 г. в здании рейхстага была взорвана бомба. Гитлер дистанцировался от поддержки и одобрения этих действий, что позволило Юнгеру заявить, что нацистское движение превратилось в буржуазное, которому важнее места в рейхстаге, чем решительные действия. «По меньшей мере, странно, когда коммунисты призывают стражей порядка. Парадокс состоит в том, что там оказалось меньше националистов, чем я ожидал. Господин Гитлер вообще заявил о вознаграждении за поимку террористов. Таким образом, лишний раз подтвердилось, что все они имеют одно основание. Словом, все вы бюргеры и как бы вы ни старались, как бы вы ни полировали старые, никому не нужные медали, вы все на одно лицо, и мне больше не хочется вам льстить»24.
      С установлением нацистской диктатуры Юнгер старался дистанцироваться от активной политической деятельности и почетных должностей. В 1933 г. Гитлер вновь предложил ему стать депутатом рейхстага от нацистской партии, которое он отклонил. Летом 1933 г. последовало избрание Юнгера в Немецкую академию поэзии, несмотря на протесты многих ее членов. Самое интересное состояло в том, что писатель отправил письмо в Академию с просьбой не избирать его и принять его отказ как жертву во имя будущего Германии. На самом деле, как справедливо отмечал П. Ноак, Юнгер не собирался политически сотрудничать с нацистским режимом и занял позицию внутренней эмиграции25.
      Обыск гестапо в квартире Юнгера в конце 1933 г. заставил его уничтожить не только опасные книги и газеты, но и часть переписки с деятелями левых взглядов. В декабре 1933 г. он навсегда покинул Берлин, переехав в провинциальный Гослар. Здесь он работал над редактурой нового издания «В стальных грозах», и в 1937 г. издал в новом виде «Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо», которая дописывалась в новом доме в Юберлингене на Боденском озере. В 1939 г. он написал роман «На мраморных утесах», где использовал форму магического реализма, впервые опробованную в «Фигурах и каприччо».
      Жизнь Юнгера изменила вторая мировая война. 25 апреля 1939 г. он получил по почте военный билет, что было признаком ожидаемой мобилизации. В августе 1939 г. его призвали в вермахт с присвоением звания гауптманна. Он служил на «линии Зигфрида» на Западном фронте на Верхнем Рейне под Грефферном. Период «странной войны» не создавал никакой опасности до тех пор, пока нацистское правительство не приступило к реализации плана «Гельб». 23 мая 1940 г. Юнгер в качестве командира роты 73-го ганноверского пехотного полка действовал в составе группы армий «А» и 26 мая пересек «линию Мажино». Однако принять участие в боевых действиях против французов Юнгеру не пришлось. Стремительное наступление немцев сломило Францию в течение полутора месяцев. Свои переживания от проходившей кампании писатель изложил в книге «Сады и дороги»26. Это была единственная книга, опубликованная им за годы второй мировой войны. Именно она открывала цикл военных дневников под названием «Излучения».
      После французской кампании Юнгер остался для прохождения службы в Париже, откуда 23 октября 1942 г. отправился в командировку на Восточный фронт, на южный участок. В феврале 1943 г. он вернулся и продолжил службу в штабе германских войск в Париже. Несмотря на то, что он не участвовал в боевых действиях, война настигла и его. Его сын Эрнстель, призванный на службу в морскую часть, был осужден военным трибуналом за антинацистскую деятельность и отправлен для прохождения «фронтового испытания» в Северную Италию, в Каррарские горы, где 29 ноября 1944 г. был убит при столкновении с дозорным отрядом27. Эта смерть потрясла Юнгера и заставила его пересмотреть многие свои взгляды.
      Юнгер дистанцировался от участия в Движении 20 июля, хотя находился в доверительных отношениях с генералом пехоты Генрихом фон Штюльпнагелем и генерал-лейтенантом Гансом фон Шпейделем. После провала заговора и упразднения в августе 1944 г. штаба военного командования в Париже, он покинул столицу Франции. 6 октябре последовала отставка Юнгера со службы.
      После окончания войны начался четвертый этап жизни Юнгера, который характеризуется активной писательской деятельностью и путешествиями, впечатления от которых нашли отражение на страницах многотомного дневника «70 лет минуло». Среди знаковых художественных произведений этого периода следует выделить антиутопический роман «Гелиополь» и философскую притчу «Эвмесвиль». Писательские заслуги Юнгера перед немецкой литературой были отмечены в 1982 г. премией Гёте. Его роль как хранителя памяти Великой войны была оценена в 1984 г. на праздновании 70-летия начала первой мировой войны, когда на пути к Дуамонту стояли президент Франции Ф. Миттеран, федеральный канцлер Г. Коль и немецкий писатель Юнгер.
      Жизненный путь Эрнста Юнгера завершился 17 февраля 1998 г. в Вильфлингене. Его жизнь была отражением драматического пути XX в. и размышлений о том, по каким дорогам следовало бы идти.
      Примечания
      Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ 15-01-00399.
      1. KIESEL Н. Ernst Jünger. Die Biographie. München. 2009, S. 43.
      2. Ibid.,S. 111.
      3. ЮНГЕР Э. В стальных грозах. СПб. 2000, с. 329.
      4. HIETALA М. Der neue Nationalismus: In der Publizistik Emst Jüngers und des Kreises um ihn.1920—1933. Helsinki. 1975, S. 34.
      5. ЮНГЕР Э. Ук. соч., с. 35.
      6. Там же, с. 36—37.
      7. Там же, с. 37.
      8. Там же, с. 54, 56.
      9. Там же, с. 90.
      10. ZIEMANN В. Gewalt im ersten Weltkrieg. Töten-Überleben-Verweigem. Essen. 2013, S. 28.
      11. JÜNGER E. Der Kampf als inneres Erlebnis. Berlin. 1922, S. 33.
      12. ЮНГЕР Э. Ук. соч., с. 64.
      13. JÜNGER Е. Vorwort. In: JÜNGER F.G. Aufinarsch der Nationalismus. Berlin. 192, S. XIII.
      14. EJUSD. Schliesst euch zusammen! Schlusswort. In: JÜNGER E. Politische Publizistik 1919 bis 1933. Stuttgart. 2001, S. 224.
      15. EJUSD. Der neue Nationalismus. Ibid., S. 285.
      16. ЮНГЕР Э. Рабочий. Господство и гештальт. В кн.: ЮНГЕР Э. Рабочий. Господство и гештальт; Тотальная мобилизация; О боли. СПб. 2000, с. 72—74.
      17. Там же, с. 103.
      18. ЮНГЕР Э.Тотальная мобилизация. В кн.: ЮНГЕР Э. Рабочий. Господство и гештальт ..., с. 447—449.
      19. DUPEUX L. «Nationalbolschewismus» in Deutschland 1919—1933. München. 1985, S. 71.
      20. NOACK P. Carl Schmitt: Eine Biographie. Berlin. 1993, S. 107.
      21. HIETALA M. Op. cit., S. 123.
      22. JÜNGER E. Abgrezung und Verbindung. In: JÜNGER E. Politische Publizistik..., S. 77.
      23. KIESEL H. Op. cit., S. 339-341.
      24. JÜNGER E. «Nationalismus» und Nationalismus. In: JÜNGER E. Politische Publizistik..., S. 509.
      25. NOACK P. Emst Jünger: eine Biographie. Berlin, 1998, S. 121—123.
      26. KIESEL H. Op. cit., S. 492.
      27. ЮНГЕР Э. Излучения. Февраль 1941 — апрель 1945 гг. СПб. 2002, с. 690.
    • Sean Davies. War and Society in Medieval Wales 633-1283: Welsh Military Institutions
      Автор: hoplit
      Sean Davies. War and Society in Medieval Wales 633-1283: Welsh Military Institutions. University of Wales Press. 2004
      CONTENTS
      EDITORS ’ FOREWORD
      ACKNOWLEDGEMENTS
      ABBREVIATIONS
      MAP OF MEDIEVAL WALES
      INTRODUCTION
      I THE TEULU
      II THE LLU
      III CAMPAIGN STRATEGY AND TACTICS
      IV EQUIPMENT AND TACTICAL DISPOSITIONS
      V FORTIFICATIONS
      VI CONDUCT IN WARFARE
      CONCLUSION
      BIBLIOGRAPHY
      INDEX
    • Sean Davies. War and Society in Medieval Wales 633-1283: Welsh Military Institutions
      Автор: hoplit
      Просмотреть файл Sean Davies. War and Society in Medieval Wales 633-1283: Welsh Military Institutions
      Sean Davies. War and Society in Medieval Wales 633-1283: Welsh Military Institutions. University of Wales Press. 2004
      CONTENTS
      EDITORS ’ FOREWORD
      ACKNOWLEDGEMENTS
      ABBREVIATIONS
      MAP OF MEDIEVAL WALES
      INTRODUCTION
      I THE TEULU
      II THE LLU
      III CAMPAIGN STRATEGY AND TACTICS
      IV EQUIPMENT AND TACTICAL DISPOSITIONS
      V FORTIFICATIONS
      VI CONDUCT IN WARFARE
      CONCLUSION
      BIBLIOGRAPHY
      INDEX
      Автор hoplit Добавлен 18.07.2019 Категория Западная Европа
    • Шевеленко А. Я. Реальный д'Артаньян
      Автор: Saygo
      Шевеленко А. Я. Реальный д'Артаньян // Вопросы истории. - 1977. - № 11. - С. 212-219.
      Сравнительно немногие герои литературных произведений могли бы похвастаться такой известностью, как д'Артаньян - персонаж романов А. Дюма-отца "Три мушкетера", "Двадцать лет спустя" и "Виконт де Бражелон". У этого персонажа имелся исторический прообраз - реальный д'Артаньян, живший и действовавший в XVII веке. Похождения первого давно уже составили яркую страницу мировой литературы, а приключения второго были достаточно примечательными эпизодами истории той эпохи, когда во Франции утвердилась абсолютная монархия. Реальный д'Артаньян, истинный сын своего времени, прошедший путь от малоизвестного потомка обедневшего провинциального дворянского рода до генерала, верой и правдой служил этой монархии. Если вспомнить, что то было время становления французской буржуазии как класса и попыток неограниченно правивших королей утвердить свое господство, балансируя между двумя социальными силами - феодалами и буржуа1; что Франция вела продолжительные и кровопролитные войны; что в самой стране развернулась острейшая классовая и политическая борьба, - будет понятно, почему такая фигура, как д'Артаньян, может представлять вполне определенный интерес.
      Однако проследить его деяния не так-то просто. Их отчасти заслонили собой творческие конструкции ряда мастеров пера, который открывается писателем конца XVII - начала XVIII в. Г. Куртилем. В середине этого ряда стоит Дюма-отец, а завершают его авторы многочисленных историографических и литературоведческих эссе прошлого и настоящего столетий. Их создатели, разобравшись в некоторых основных фактах, одновременно противоречат друг Другу в существенных деталях, осложняя и без того запутанный вопрос. Прежде всего отметим нередкое смешение в одном прообразе литературного героя минимум трех фактически существовавших военно-политических деятелей, так что реальный д'Артаньян (до XVIII в. эта фамилия писалась несколько иначе, а читалась Артэньян) буквально един в трех лицах.
      Расчленим же эту "троицу". Все д'Артаньяны имели отношение к одноименному феодальному поместью в нынешнем департаменте Верхние Пиренеи (округ Тарб, кантон Викан-Бигорр). К концу прошлого столетия в селении Артаньян, давно пришедшем в упадок, проживало немногим более 600 человек. Но в средние века местный замок был цитаделью графства в Беарне, этой южной части Гаскони2. Гаски (гасконцы) - северное, офранцузившееся крыло пиренейских басков, смешавшихся с галлами и вестготами, еще сохраняли к XVII в. языковые и культурно-этнические отличия особой народности, быстро втягивавшейся тем не менее в общефранцузскую жизнь. Когда король Наварры и частично владетель Гаскони стал французским королем Генрихом IV, вслед за ним потянулись на север и иные обитатели южного края. Они покровительствовали друг другу, тащили товарищей "наверх", сообща подставляли конкурентам ножку и образовали в Париже настоящее землячество. Поскольку Генрих IV и его сын Людовик XIII больше доверяли землякам, то подразделение королевских конных мушкетеров (официально получили звание королевских в 1622 г.), несшее придворную службу, состояло почти исключительно из гасконцев, а они использовали уникальный шанс и, подражая коронованным соотечественникам, делали парижскую карьеру. Немало гасконцев было также среди королевских гвардейцев. В данных ротах, позднее - полках, служили и все интересующие нас д'Артаньяны.
      Этот фамильный графский титул достался им по женской линии, от семейства Монтескью-Фезансак. Городишко Монтескью, имевший в начале XX в. менее 1 тыс. жителей, находится в департаменте Жер3. Он был древней столицей баронства Арманьяк, откуда в XIV и XV столетиях "арманьяки" - дворянские отряды титулованных бандитов - уходили на большую дорогу. Самый известный из графов д'Артаньян той эпохи, Пьер де Монтескью (1645- 1725 гг.), как раз и являлся уроженцем Арманьяка. Сначала королевский паж, а потом мушкетер, он воевал за интересы Французской монархии на полях Фландрии, Бургундии и Голландии, сражался в 1667 г. при Дуэ, Турнэ и Лилле, в 1668 г. - при Безансоне, а на рубеже XVIII в. за участие в ряде боевых кампаний был введен в избранное число военных правителей провинций. Как генерал-майор4, затем генерал-лейтенант, полномочное лицо короля, он практически неограниченно повелевал в Артуа и Брабанте5. Став в 1709 г. маршалом Франции (именно тогда он официально сменил имя д'Артаньян на Монтескью), он поднялся еще выше и распоряжался в Бретани, Лангедоке и Провансе, а в 1720 г. вошел при малолетнем Людовике XV в регентский совет6. Различные эпизоды бурной жизни этого гасконца были впоследствии по мелочам использованы при лепке образа литературного героя. Но в целом перед нами - "другой" д'Артаньян, хотя и сыгравший в истории Франции более важную роль, чем персонаж известных романов.
      Еще один д'Артаньян той эпохи также являлся современником своих нечаянных соперников по будущей славе и тоже внес самим фактом своего существования долю путаницы в вопрос о прототипе литературного героя. Носивший от рождения имя Жозеф де Монтескью, этот граф д'Артаньян (1651 -1728 гг.) стал 17-ти лет мушкетером, служил в армейских частях, в гвардии и вновь мушкетером, причем достиг, как и его однофамильцы, не только генеральских званий, но даже офицерских в войсках королевской свиты (должность среднего офицера мушкетеров считалась выше полевой генеральской). Так, он получил чин гвардии капитана в 1682 г., корнета (то есть всего лишь прапорщика) мушкетерской кавалерии в 1685 г., бригадного генерала в 1691 г., младшего лейтенанта мушкетеров в 1694 г., генерал-майора в 1696 г., капитан-лейтенанта 1-й роты мушкетеров в 1716 году7. Любопытно, что и Пьер, и Жозеф воевали под начальством третьего, "основного" д'Артаньяна, причем Жозеф был его двоюродным братом со стороны матери, а после его смерти перенял титул д'Артаньян.
      Прежде чем перейти к этому третьему (но далеко не последнему) обладателю столь известной фамилии, чье место в исследовании особенно существенно, целесообразно сказать о том, каким же образом он попал в литературу. Заслуга эта принадлежит Гасьяну Куртиль де Сандра (1644 - 1712 гг.), современнику всех трех исходных д'Артаньянов. К 1678 г. он достиг чина полкового капитана, но пренебрег военной карьерой ради публицистики. Имея знакомых среди лиц высшей знати, Куртиль долгие годы тщательно собирал слухи и сплетни, записывал чужие рассказы и хронику дня, интересовался семейными архивами, приобретал редкие издания и в результате накопил массу любопытных сведений. Он написал десятки романов, очерков, памфлетов и фельетонов на исторические, политические, военные и амурные темы, предав огласке множество тайн, интриг и интимных вещей из жизни французского двора, Парижа и сотен разнообразных людей. После его кончины осталось 40 томов рукописей, в которых хватило бы колоритного материала еще не одному писателю. Во Франции при Людовике XIV напечатать все это было абсолютно невозможно. И Куртиль в 1683 г. уехал в Голландию, где и начал серию публикаций, иногда под своим именем, иногда под псевдонимом Монфор, а иногда анонимно, причем значительная часть его сочинений, увидевших свет в Амстердаме и Лейдене, имеет выходные данные вымышленного издателя Пьера Марто в Кёльне. Как только Куртиль возвратился на родину, его арестовали, чтобы припугнуть. Выйдя на свободу, он снова уехал в Голландию и до 1702 г. не выпускал пера из рук. Вторично вернувшись в Париж, угодил на девять лет в Бастилию, вскоре после чего умер8.
      Среди его сочинений имелось и такое: "Воспоминания г-на д'Артаньяна, капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетеров, содержащие множество частных и секретных вещей, которые произошли в правление Людовика Великого"9. Первый том охватывает время до 1649 г., второй - до 1655 г., третий - до 1673 года. Автором, как видим, назван офицер мушкетеров, живший практически незадолго до того, как книга увидела свет. К тому же начальников самого почетного рода войск знали тогда во Франции все. Эти обстоятельства позволяли современникам проверить реальность приводимых в сочинении фактов и считать Куртиля публикатором или редактором-составителем, придавшим каким-то запискам распространенную форму мемуаров. Не случайно данные воспоминания неоднократно цитируются затем в работах различных писателей и историков начала XVIII в, как бесспорные. Написанные простым и ясным языком, содержащие ряд ярких эпизодов, хотя взаимно и не связанных, но объединенных вокруг увлекательной биографии, воспоминания любопытны сами по себе в качестве памятника эпохи. И даже если бы потом не появился писатель Дюма, то рано или поздно они все равно привлекли бы к себе внимание специалистов, после чего неизбежно встал бы вплотную вопрос о личности мемуариста. Среди не менее полудюжины д'Артаньянов, чьи биографии в той или иной мере отразились в этих воспоминаниях, лишь один был в описываемое время главным начальником мушкетеров. К тому же его жизненный путь более, чем у других, приближается официальной канвой событий к узловым пунктам повествования, изданного якобы в Кёльне. Так мы подошли к третьему, основному прототипу человека, прославленного Александром Дюма.
      Но в воспоминаниях 1700 г. никаких генеалогических сведений о герое не содержится. Их выявили по крохам в малодоступных источниках за последние 100 лет. Его матерью была Франсуаза де Монтескью, род которой владел замком Артаньян. Отцом являлся Бертран II, барон де Бац (точнее - Баатц), граф де Кастельмор, чьи предки приобрели все эти титулы, купив их у казны. Они были тесно связаны соседством, хозяйственными и политическими интересами с представителями будущей династии Бурбонов, а дед "нашего" д'Артаньяна барон Мано III10 провел детство в компании короля Генриха IV и считался его близким товарищем. Родившегося между 1611 и 1623 гг. внука последнего звали Шарль. Любопытно, что ни Куртиль, ни позднее Дюма, который заставил гасконца родиться в 1607 г., не приводят этого имени. Куртиль, избегавший порою точности, мог сообразовывать свои действия с тем, что многие иные представители графской семьи д'Артаньян были еще живы и занимали видные должности, а Дюма просто не знал, как зовут его героя...
      Покинув Гасконь ради столицы, Шарль де Бац воспользовался протекцией своего дядюшки при дворе, оперся на опыт уже служивших мушкетерами старших братьев и поступил в гвардию кадетом. В XVIII столетии это понятие не вполне совпадало с его нынешним значением. Кадетами (то есть буквально "малышами") называли тогда находившихся на военной службе юношей, проходивших предофицерскую практику. На деле же это означало, числясь в должности, довольно беспутно проводить время среди себе подобных. Знаменитый военный деятель Людовика XIV, фортификатор и академик С. Вобан так отзывался о кадетах: "Все это люди по большей части безродные, без заслуг, ничего не дающие службе, они ничего не замечают, ни о чем не думают и ничего не знают, кроме фехтованья, танцев и ссор, да к тому же еще весьма дурно образованы"11. Именно в Париже, куда Шарль попал на много лет позже, чем того захотелось Дюма, он окончательно переменил имя со стороны отца - граф де Кастельмор - на имя по линии матери - граф д'Артаньян, так как материнская родня была знатнее. Он участвовал в осаде Арраса в 1640 г., где прошел школу молодечества в одной компании с такими забияками, как С. Сирано де Бержерак12; стал мушкетером в 1644 г.; с 1646 г. находился в свите кардинала Мазарини и выполнял в разных местах его тайные поручения; получил в 1649 г. чин лейтенанта гвардии, в 1650 г. - гвардейского капитана, а в 1658 г. удостоился звания младшего лейтенанта королевских мушкетеров и мог теперь отдавать приказания гарнизонным бригадным генералам. После того как Людовик XIV добавил к первой, серой роте мушкетеров вторую, черную, с пелериной иного цвета, д'Артаньян навсегда оставил гвардию и исполнял должность командира "серых", заменяя самого герцога Неверского. Под 1667 г. источники упоминают о нем как о капитан-лейтенанте мушкетеров (капитаном же числился сам король!) и бригадном генерале армейской кавалерии. При дворе он занимал посты начальника королевских птиц и королевских собак, а погиб в 1673 г. при осаде Маастрихта, руководя действиями двух других д'Артаньянов, но годом раньше (а не несколькими мгновениями, как у Дюма) успел стать "полевым маршалом", то есть генерал-майором. Что касается его личной жизни, то хотя Дюма предпочел нарисовать его бездетным холостяком, гасконец женился незадолго до смерти на зажиточной дворянке Анне-Шарлотте де Шанлеси и имел детей, причем наследный принц и герцогиня де Монпансье участвовали в крещении одного из них13.
      Псевдокёльнские воспоминания выхватили из его биографии отдельные события, касавшиеся не столько карьеры (что тут особенного?), сколько пикантных подробностей личной жизни и придворных междоусобиц. Неизвестно, знавал ли Куртиль персонально кого-то из д'Артаньянов и откуда он добыл факты для своего труда. Приходится верить сочинителю на слово. Все читавшие Дюма могут найти у Куртиля, правда, в обрамлении иных деталей, уже знакомые им события и фигуры: путешествие молодого человека из Гаскони в Париж, столкновение с неким Ронэ (у Дюма - Рошфор14) и потеря письма к командиру мушкетеров де Тревилю, дуэль возле Пре-о-Клерк, вражда с кардинальской стражей, служба в роте королевских гвардейцев дез Эссара, объятия безыменной кабатчицы (Дюма нарек ее Бонасьё), ужасная миледи. В роман "Двадцать лет спустя" попали служба у кардинала Мазарини, поездка через Ла Манш в связи с событиями Английской революции; в роман "Виконт де Бражелон" - арест суперинтенданта финансов Н. Фуке. В то же время Куртиль ничего не пишет об истории с алмазными подвесками, которые Анна Австрийская подарила герцогу Бекингэму. Отсюда видно, что Дюма черпал материал не из одних "Воспоминаний г-на д'Артаньяна", ибо алмазные подвески фигурируют в сочинении П. Л. Рёдрера "Политические и любовные интриги французского двора", а ряд других фактов и эпизодов заимствован из произведений "Трагикомические новеллы" П. Скаррона, "Занимательные истории" Г. Тальмана де Рео и т. д.; еще обильнее заимствования во втором и третьем романах трилогии15.
      Препарируя Куртиля, Дюма щедро использовал право писателя на художественный вымысел. Достаточно упомянуть, что его литературный персонаж попадает в Париж в 1625 г., в то время как Шарлю это удалось лишь в 30-е годы XVII в., а Пьеру и Жозефу - в 60-е. Но мы, конечно, имеем в виду только судьбу действующих лиц, ибо говорить об отсутствии в мушкетерских романах более важных явлений социального плана означает требовать от романтика-волюнтариста того, о чем тот даже не подозревал. В самом деле, тщетно стали бы мы искать в сочинениях Дюма хотя бы намека на исторические законы. На их месте царит господин Случай. Само собой разумеется, нелепо отрицать роль случайностей вообще, ибо они наполняют жизнь. Но тот факт, что сквозь сцепление случайностей пробивает себе дорогу подчиняющая их закономерность, Дюма никогда не сумел постичь даже отдаленно. На страницах его книг в качестве движущей силы истории превалирует то, что лежит на поверхности, - деньги и эмоции, преимущественно любовь. А когда любовь еще оседлает интригу, то она у него способна творить чудеса. Так что при всех блестящих достоинствах Дюма как писателя его исторические романы не столько "исторические", сколько "романы".
      В это суждение следует тем не менее внести одну поправку. Дюма мог все поставить с ног на голову, когда речь шла о масштабных классовых поединках, о "большой политике". Но он удивительно точен, описывая цвет мушкетерской накидки или форму шпажного эфеса. Правда, причина того объясняется не только его эрудицией. У Дюма имелось множество сотрудников, иногда известных, а порою безыменных, помогавших ему собирать материал и придавать собранному первоначальные контуры16. Почти все из своих 250 или более топ" литературных произведений Дюма-отец написал в содружестве, хотя главная их часть носит лишь его имя. Соавторы часто ссорились, особенно из-за финансовой стороны дела, но кооперацию прерывали не сразу. Как раз при работе над "Тремя мушкетерами" роль гида по старинным сочинениям, этим шкатулкам, набитым увлекательными эпизодами, взял на себя Огюст Маке.
      Маке был историографом национального быта, преподавателем лицея Карла Великого. Его статьи, разбросанные по различным периодическим изданиям и посвященные деталям повседневной жизни в прошлом, известны лишь узкому кругу специалистов. Они напоминают по содержанию сочинения русского ученого И. Е. Забелина17, а по стилю - А. К. Толстого с тою разницей, что калибр французского автора значительно мельче. Популярнее были пьесы и романы последнего. Не обладавший пылкой фантазией и сочным языком Дюма, Маке зато очень аккуратен и достоверен при описании старинной мебели, одежды, зданий, оружия, пищи и т. п. Дюма мог как угодно пререкаться с Маке, но абсолютно доверял ему, когда тот создавал материальный фон сочиненной автором интриги18. Кроме того, помогали Дюма подбирать материал еще и писатель Поль Мёрис и драматург Жюль Лакруа, консультировавшийся у своего брата, знаменитого библиографа-медиевиста Поля Лакруа. Вот почему литературный д'Артаньян одевался, ел, скакал и сражался точь-в-точь, как его реальный прототип. Так что здесь историкам не в чем упрекнуть Дюма.
      "Три мушкетера" были впервые опубликованы в 1844 г., "Двадцать лет спустя" - в 1845 г., "Виконт де Бражелон" - между 1848 и 1850 годами. Во вступлении к роману писатель рассказывает, что, найдя в библиотеке "Воспоминания г-на д'Артаньяна", он с интересом прочитал их и обратил внимание на загадочные псевдонимы трех мушкетеров - Атос, Портос, Арамис. Долго искал он разгадку, пока не наткнулся с помощью ученого мужа Полена Пари19 на рукопись "Памятная записка г-на графа де Ла Фер о некоторых событиях, случившихся во Франции в конце правления короля Людовика XIII и начале правления короля Людовика XIV". Этот граф расшифровывает три псевдонима, причем рукопись его столь интересна, что Дюма решил представить ее на общий суд20. Таким образом, хотя писатель и упомянул о труде Куртиля, но тут же отвлекающим маневром переключил внимание читателей на иной источник. Конечно, он придумал бы другой маскирующий ход, если бы знал, что подлинный Атос, олицетворявший у него графа де Ла Фер21, никак не мог написать что-либо о правлении Людовика XIV, ибо скончался после дуэли в том же 1643 г., когда умер Людовик XIII и когда "наш" д'Артаньян еще не стал даже мушкетером.
      Роман произвел фурор. Имя д'Артаньяна было у всех на устах. В кратчайший срок мещанский ажиотаж сделал четвертого мушкетера национальным героем и возвел его на пьедестал едва ли не рядом с Орлеанскою девой. Публике хотелось знать, где и когда фактически действовал ее кумир. И трилогия еще не подошла к концу, как любители исторической правды уже полезли в старинные хроники. Такой серьезный человек, как хранитель отдела печатных изданий Королевской библиотеки Эжен д'Орьяк, публикует двухтомную книгу22, с которой, собственно, и началось "артаньяноведение". Не обнаружив истоков компетентности Дюма, он тем не менее установил реальность бытия д'Артаньяна и переиздал записки Куртиля. Тут читатели стали забрасывать вопросами самого Дюма. Последний отмалчивался. Правда, в 1868 г. он в издававшемся им эфемерном журнале-мотыльке "Le D'Artagnan" поместил несколько попутных высказываний насчет происхождения своих героев, но не столько прояснил вопрос, сколько затемнил его.
      За дело взялись местные патриоты, особенно гасконские краеведы. Статья следовала за статьей. Постепенно они добились установки мушкетерам памятников и открытия мемориальных досок. Кроме того, был накоплен немалый фактический материал. В начале XX в. увидели свет исследования, в которых проблема ставилась достаточно широко. Подверглись изучению на базе разнообразных источников все персонажи трилогии, вместе и порознь. На этом пути специалисты добились ощутимых успехов. Так, Жан де Жоргэн проследил родословную и карьеру де Тревиля (фактически - Труавиль), а также установил, кого именовали Атосом, Портосом и Арамисом. Оказалось, что это вовсе не псевдонимы, как полагал Дюма, а подлинные имена трех человек, таких же гасконцев, как д'Артаньян. Атос - двоюродный племянник де Тревиля Арман де Силлег д'Атос д'Отвьель, потомок богатого буржуа, приобретшего дворянский титул за деньги. Портос - сын военного чиновника-протестанта Исаак де Порто. Арамис - сын квартирмейстера мушкетерской роты и двоюродный брат (или племянник) де Тревиля Анри д'Арамиц23.
      Фундаментальной была работа крупного архивиста и источниковеда Шарля Самарана24. Обобщив и подытожив уже накопленное наукой, он произвел, помимо того, самостоятельные изыскания, включая обследование сотен малоизвестных изданий за два века, и обстоятельно рассказал о месте рождения д'Артаньяна и его родственниках, его жизни в Париже, службе в гвардии и мушкетерах, домашнем быте, роли в борьбе между двумя министрами финансов - Кольбером и Фуке, взлете его военной звезды, деятельности на посту правителя г. Лилля и гибели во время второй голландской кампании французской армии. С тел пор ни один исследователь не сумел добавить к результатам, полученным Самара-ном, ничего сколько-нибудь ощутимого. Не сделала этого даже английская "Дюма-ассоциация", 2 - 4 раза в год выпускавшая особый журнал25.
      Советский читатель, не знакомый со специальной французской литературой, мог встретить в 1928 г. первое четкое, но беглое упоминание об эксплуатации Дюма-отцом записок Куртиля - в великолепном этюде А. А. Смирнова, касавшемся литературной техники Дюма26. Однако в ту пору у нас никто не сопоставлял детально романа и его текстового предшественника27. Так, еще и в 1941 г. Т. В. Вановская ошибочно полагала, что Дюма как фактограф - не более чем плагиатор, который "целиком" почерпнул материал из Куртиля, включая даже "самые мелкие детали"28. За последнее время в различных периодических изданиях начали появляться небольшие статьи, авторы которых достаточно вольно и обычно в сенсационном духе излагают вышеописанные сведения о Шарле д'Артаньяне, взятые к тому же преимущественно из вторых или даже третьих рук29. Советские историки почти не занимались этим сюжетом. Исключением является книга Е. Б. Черняка30, где вопрос освещен хотя и не очень подробно, но весьма квалифицированно. Немалый интерес вызывает в ней описание тайных заданий, которые Шарль получал от Мазарини.
      Что касается семейства де Бац - д'Артаньян в целом, то с XVI столетия и до XIX почти все его представители отличались едва ли не фанатической приверженностью к династии Бурбонов. Особенно "прославился" на этом поприще Жан де Бац, который в годы Французской буржуазной революции конца XVIII в. неоднократно учинял контрреволюционные заговоры с целью спасти от народного суда взятых под стражу Людовика XVI, Марию-Антуанетту и их приближенных, потом бежал в эмиграцию, вернулся при Консульстве, а после Реставрации был возведен за заслуги перед династией, как и многие его предки, в генеральское звание31.
      В заключение - еще два слова о Шарле. Стало уже тривиальностью, что когда заходит речь о самом известном герое романов Дюма, то литературоведы, как правило, употребляют эпитет "верная шпага". Действительно, Шарль д'Артаньян был в определенном смысле слова "верной шпагой", яростно защищая интересы феодального класса и его государства.
      Примечания
      1. См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 21, стр. 172.
      2. M. Bois, C. Durier. Les Hautes-Pyrenees, etude historique et geographique du departement. Tarbes. 1884.
      3. H. Polge. Auch et la Gascogne, le Gers en quatre jours. Toulouse. 1958.
      4. Генерал-майор назывался в ту пору "полевой маршал" (le marechal des camps), выше которого стоял генерал-лейтенант. Еще выше - маршал Франции, иначе маршал короля (R. -P. Daniel. Histoire de la milice francaise. Vol. II. P. 1721). Между прочим, герой Дюма, ставший лишь "полевым маршалом", то есть вторым снизу генералом (младшим считался бригадный), отнюдь не являлся маршалом в нашем понимании слова. Так что все подобные истолкования, встречающиеся и у Дюма, и у переводчиков его на русский язык, и v неспециалистов, ошибочны.
      5. P. Anselme. Histoire genealogique et chronologique de la maison royale de France. T. VII. P. 1733, p. 684.
      6. H. Leclercq. Histoire de la Regence pendant la minorite de Louis XV. Vol. 2. P. 1921.
      7. G. Sigaux. Preface au C de Sandras. Memoires de Monsieur d'Artagnan. Mayenne. 1965, p. 18.
      8. J.-M. Querard. La France litteraire. T. XI: A-Razy. P. 1854; В. М. Woodbridge. Gatien de Courtilz, sieur du Verger. P. 1925.
      9. "Memoires de M. d'Artagnan, capitaine-lieutenant de la premiere compagnie des mousquetaires du rois, contenant quantite de choses particulieres et secretes qui se sont passees sous le regne de Louis le Grand". Cologne. 1700.
      10. F.-A. Aubert de la Chesnays des Bois. Dictionnaire de la noblesse. Vol. II. P. 1785.
      11. Цит. по: G. Mongredien. La Vie quotidienne sous Louis XIV. P. 1948, p. 153.
      12. P. Brun. Savinien de Cyrano Bergerac. Gentilhomme parisien. L'Histoire et la legende. De Lebret a M. Rostand. P. 1909, p. 13. Знакомство д'Артаньяна и де Бержерака, в свою очередь, обросло легендами. Их использовали Поль Феваль-сын и Максимьян Лассэ, написавшие роман "Д'Артаньян против Сирано де Бержерака" (P. Feval-fils, M. Lassez. D'Artagnan contre Cyrano de Bergerac. P. 1925).
      13. A. Jal. Dictionnaire critique de biographie et d'histoire. P. 1872, pp. 70 - 73; Gerrard-Gailly. introduction a "Memoires de Charles de Batz-Castelmore Cornte d'Artagnan". P. 1928, passim. Or. Жаль приводит в своем словаре автограф д'Артаньяна, а Жерар-Гайи - его письма. Из них вытекает, что бравый мушкетер был не ахти каким грамотеем: царапал, как кура лапой, орфографию же считал, вероятно, предрассудком.
      14. Ничего не ведая о Ронэ, писатель решил заменить его, использовав еще один любопытный труд Куртиля - "Воспоминания г-на графа де Рошфора" (в оригинале имя и титул последнего даны под инициалами: "Memoires de M.l.C.d.R.". Cologne. 1687). Между прочим, они гораздо известнее "Воспоминаний г-на д'Артаньяна" и только за первые полвека своего существования выдержали 11 изданий. Знатоки западноевропейской литературы XVII в. вообще считают их лучшим творением Куртиля (W. Fuger. Die Entstehung des historischen Romans aus der fiktiven Biographie in Frankreich und England. Munchen. 1963, S. 26).
      15. См.: А. А. Смирнов. Александр Дюма и его исторические романы. Вступительная статья к кн: А. Дюма. Три мушкетера. Л. 1928, стр. XIX; А. Моруа. Три Дюма. М. 1962, стр. 204 - 206.
      16. Е. de Mirecourt. Fabrique de romans: Maison Alexandre Dumas et compagnie. P. 1845.
      17. В частности, его двухтомные труды "Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст." (М. 1862 - 1869) и "История русской жизни с древнейших времен" (М. 1876 - 1879).
      18. G. Simon. Histoire d'une collaboration: Alexandre Dumas et Auguste Maquet. Documents inedits. P. 1919.
      19. Алексис-Полен Пари - член Академии надписей, преподаватель средневековой литературы в Коллеж де Франс (G. Paris. Notice sur Paulin Paris. Extrait de Г "Histoire litterairet; de France", t. XXIX. P. 1885).
      20. A. Dumas. Les trois mousquetaires. Vol. 1 R. 1844, pp. I-II, VII-IX.
      21. Ла Фер - кантональная столица в Ланском округе департамента Эн. Замок и дворец в ней были построены феодальными сеньорами Куси, потом переходили из рук в руки, а в период гугенотских войн ими завладели лигёры. После взятия селения в 1596 г. войсками Генриха IV дворец и замок принадлежали государству. Никаких графов де Ла Фер в роду Атоса никогда не существовало (см.: "La Grande Encyclopedie". T. 17. P. 1886, pp. 269 - 270).
      22. Е. d'Auriac. D'Artagnan, capitaine-lieutenant des mousquetaires. Vol. 1 - 2. P. 1847 (мы пользовались вторым, однотомным изданием: Р. 1888).
      23. J. de Jaurgain. Troisvilles, d'Artagnan et les Trois Mousquetaires, etude bio-graphique et heraldique. Nouv. ed. P. 1910, pp. 230 - 250.
      24. Ch. Samaran. D'Artagnan, capitaine des mousquetaires du rois. Histoire veridique d'un heros de roman. P. 1912 (мы пользовались аутентичным изданием: Р, 1939),
      25. Нам известны первые 11 его выпусков, пришедшиеся на 1955 - 1959 годы: "The Dumasian". Keyghley (Yorks).
      26. А. А. Смирнов. Указ. соч., стр. XIX.
      27. См., например, Ю. Данилин. Торговый дом А. Дюма и К°. "Новый мир", 1930, N 2, стр. 243.
      28. Т. В. Вановская. Исторические романы Александра Дюма. "Ученые записки" Ленинградского университета, серия филологических наук, 1941, вып. 8, стр. 136. Позднее это мнение постепенно стало меняться (см., например, послесловие М. Трескунова к книге: А. Дюма. Три мушкетера. М. 1959; Б. Бродский, Л. Лазебникова. Подлинная история серого мушкетера Шарля д'Артаньяна. "Наука и жизнь", 1964, N 10).
      29. Ср. анонимную заметку "Три мушкетера и д'Артаньян - кто они?". "Юность", 1960, N 1, стр. 100 - 101; В. Квитко. Памяти д'Артаньяна. "Неделя", 1976, N 27, стр. 7.
      30. Е. Б. Черняк. Приговор веков. М. 1971, стр. 171 -173. Пользуемся случаем, чтобы выразить автору искреннюю благодарность за полученную от него полезную информацию. Некоторые хронологические и иные расхождения между его очерком к нашей заметкой объясняются, по-видимому, тем, что мы пользовались разными источниками, и каждый считает свои более надежными. Такие несовпадения пока неизбежны, поскольку в биографии д'Артаньяна еще много темных мест.
      31. См. о нем: L. G. Lenotre. Un conspirateur royaliste pendant la Terreur: le baron de Batz (1792 - 95) d'apres des documents inedits. P. 1896.