Saygo

Сестры Чынг и другие героини Вьетнама

2 сообщения в этой теме

Статья в целом слабенькая, но в качестве вводной сойдет. Просто пока ничего существеннее под руками не оказалось.

Сучкова Е.В. Образ вьетнамской женщины в мифах и истории Вьетнама

При изучении древней истории Вьетнама мы часто сталкиваемся с проблемой дефицита литературы по этому периоду и подчас нам довольно сложно определить: что есть достоверный факт истории, а что – народное сказание или вымысел. Можно задаться вопросом: что такое миф? Он близок к преданию. Но для предания обязательна историческая основа. Миф, хотя и не исключает её, не имеет перед собой задачи воспроизведения конкретного исторического факта, события, – он постигает в принципе движение жизни как таковой.

По причине недостатка исторических материалов (архивных документов, хроник, мемуаров и т. д.) нам приходится искать иной способ исследования: работать со сборниками легенд, преданий, культурными традициями, способными заполнить пробелы в истории. К счастью, у нас есть возможность рассмотреть данную тему в подобном аспекте, так как вьетнамская литература изобилует мифами, преданиями, пословицами, песнями (ca dao), которые являются важным источником для изучения проблемы. Как и все восточные народы, вьетнамцы всегда скрупулезно наблюдают за окружающим миром и отражают свои впечатления в коротких, но наполненных глубоким смыслом произведениях, таких как: миф, легенда, песня и т. д.

На наш взгляд, первоначальным свидетельством значимости женщины в становлении вьетнамской нации в целом и во вьетнамском обществе в частности, является известная легенда о двух божествах – прародителях вьетнамского народа, драконе Лак Лонг Куанг и прекрасной фее Ау Ко. Согласно легенде, вьетнамский народ произошел от супружеского союза двух божественных существ: дракона и феи. После брака молодожёны произвели на свет 100 яиц, которые затем превратились в 100 сыновей. Но, несмотря на такое количество детей, супругам пришлось расстаться по причине несовместимости характеров: дракон был духом воды, прекрасная фея – огня. Перед тем как попрощаться, Лак Лонг и Ау Ко поделили детей: 50 сыновей спустились с отцом в море, остальные 50 пошли за матерью в горы. Сравнивая эту легенду с подобной легендой мыонгов, северного народа, известный вьетнамский ученый Нгуен Ты Тчи увидел в этом расставании символ разделения двух народов: вьетнамцев и мыонгов. В своих исследованиях он утверждает, «что вьетнамцы происходят из тех 50-ти сыновей, которые последовали за матерью в горы, потому что вьетнамцы не любят странствовать по морю, а предпочитают жить на суше» [4, p. 17]. Возникает вопрос: как же 50 сыновей могли иметь детей и продолжать свой род? Легенда об этом умалчивает. Остается лишь предполагать, что браки заключались с девушками из соседних деревень.

Эта легенда, возможно, демонстрирует нам первоначальную форму равноправия в первом союзе женского и мужского начал. Ау Ко и Лак Лонг смогли найти компромисс и разделили детей поровну. Каждый остался при своих интересах. Каждому супругу досталась своя «часть имущества»: горы – Ау Ко, море – Лак Лонгу. Вьетнамцы очень гордятся своим происхождением от дракона и феи. Они говорят о себе, что «мы дети дракона, внуки феи» [4, p. 18].

Однако в этом случае, мы можем заметить, что вьетнамцы называют себя именно внуками, а не сыновьями Ау Ко. Опираясь на особое значение культа предков во Вьетнаме, мы можем предположить, что, увеличивая «временное расстояние» между собой и прародительницей, они, тем самым ещё больше обожествляют её по принципу: чем старше, тем священнее.

«Дракон» пришёл во Вьетнам из Китая вначале нашей эры. «Лонг» – слово китайского происхождения, означающее «дракон». Скульптурные и живописные изображения драконов не только служили непременным атрибутом храмовых и дворцовых сооружений, но и обильно украшали интерьеры построек типа динь (общинный дом). Это, по-видимому, объясняется тем, что дракон во Вьетнаме – реальный прототип крокодила, которому поклонялись как тотему древние вьетнамцы. С течением времени под влиянием образа дракона, сложившегося в феодальном Китае, дракон во Вьетнаме стал восприниматься как символ королевской власти. Однако между образом дракона во вьетнамском искусстве эпохи Ли и образом того же дракона в Китае есть много различий. Если китайскому дракону, олицетворяющему могущество самодержавия, придан величественный и устрашающий вид: ноздри раздуты, глаза выпучены, пасть раскрыта, когти оттопырены, то вьетнамский дракон изображается похожим на обыкновенную змею, с маленькой головой и грациозно изгибающимся телом. В вышеизложенной легенде также упоминается полное имя первопредка: «Лак Лонг Куан». «Куан», в переводе с китайского языка означает: «король». Итак, перед нами титулованный «дракон» китайского происхождения.

Ау Ко в легенде – госпожа (прародительница) не имеет китайского имени. Из этого следует, что мужчины находятся под властью китайского влияния, в то время как женщины рода Ау Ко, даже в своём имени подчеркивают чисто вьетнамскую принадлежность и на личном примере воспитывают патриотические чувства своих потомков.

Сестры Чынг были первыми историческими героинями, сумевшими завоевать независимость страны. Упорное народное сопротивление
против китайского господства, которое длилось веками, время от времени вспыхивало в форме вооруженных восстаний. Самым ярким и запоминающимся событием того времени было восстание двух легендарных сестер, Чынг Чак и Чынг Ньи – дочерей лак тыонга (военачальника) в уезде Мелинь (на северо-западе от Ханоя). Чынг Чак отличалась выдающимся умом и мужеством. Она была замужем за Тхи Шатем, сыном лак тыонга из уезда Тюзиен (провинция Намха), человеком смелым и патриотически настроенным.

Dongho_haibatrung.jpg


Исторические памятники и легенды, бытующие в Шонтэе, свидетельствуют о том, что мать сестёр Чынг – Ма Тхиен – также принадлежала к роду Хунг-выонгов. Она рано овдовела. Сама воспитывала обеих дочерей в воинственно-патриотическом духе. Мать оказала значительную помощь дочерям и зятю в организации повстанческих сил, сумев привлечь в их ряды многих племенных вождей (куан, лангов, фу, дао) и воинов из окрестных районов. В деревне Намнгуен уезда Бави до сих пор сохранилась её могила, которую в народе называют «гробницей За» (на древневьетнамском языке «за» означало «уважаемая престарелая женщина»).

В тот момент, когда обе семьи лак тыонгов задумали план восстания и готовились его осуществить при поддержке населения, Тхи Шать был убит правителем Су Дином. Но злодейское убийство не только не обескуражило Чынг Чак, а, наоборот, укрепило её решимость поднять восстание и свергнуть власть поработителей, восстановить независимость, «отплатить за страну, отомстить за свой дом» [2, с. 26].

Свой долг перед родиной Чынг Чак сумела поставить выше мести за смерть мужа. Как гласит легенда, она в бою всегда снимала траурный убор, чтобы не снижать боевой дух повстанцев. Принимая присягу перед войском, Чынг Чак выделила четыре главные цели восстания. В «Сборнике изречений Небесного юга» («Тхиен нам нгы люк»), составленном в конце XVII в, её слова звучат следующим образом: «Первое – отомстить врагу за поруганную родину, второе – отвоевать всё, что принадлежало Хунг-выонгам, третье – отомстить за смерть супруга, четвертое – до конца выполнить свой долг» [1, с. 26].

В марте 40 г. Чынг Чак вместе со своей младшей сестрой Чынг Ньи подняла восстание в районе низовья реки Хат. Со всех сторон стекались патриотически-настроенные защитники родины в Мелинь, центр восстания. Отсюда повстанцы устремились на равнинные районы страны. Они атаковали крепость Луилау (провинция Хабак), резиденцию ханьских властей в округе Жаоти. В период выступления сестер Чынг происходили многочисленные восстания во всех четырех округах: Жаоти, Кыутяне, Нятнаме, Хэфу.

По свидетельству китайской «Истории поздней династии Хань», люди мань и ли (так китайцы называли все южные народы) четырех округов: Жаоти, Кыутян, Нятнам, Хэфу – одновременно откликнулись на восстание сестер Чынг.

Под руководством сестер Чынг локальные восстания слились в мощное массовое повстанческое движение, охватившее всю страну (как равнинные, так и горные районы), вовлекшее не только вьетов, но и другие народности, проживавшие на территории бывшего государства Аулак. Характерно, что среди руководителей восстания было много женщин.

Исследования, проведенные в ряде районов, свидетельствуют о том, что десятки руководителей восстания сестер Чынг до сих пор почитаются как святые во многих деревнях Северного Вьетнама. В селе Тхыонгтхань (провинция Хатэй) сохранилось предание о том, как некий Кай снарядил отряд из 300 повстанцев-мужчин, которые принимали участие в восстании сестер Чынг, переодетые в женское платье. У народностей тан и нунг во Вьетбаке, у тунов (тьоанг) в Лунчжоу (провинция Гуанси) также сохранились воспоминания и легенды об участии их предков в восстании сестер Чынг.

Под напором восставших масс господство иноземцев прекратило свое существование. Перепуганные ханьские чиновники, бросив все имущество, документы и официальные печати бежали в Китай. Су Дин покинул свою резиденцию, оставил служебную печать, остриг волосы и скрылся в Намхае (провинция Гуандун).

За короткий срок под знаменами сестер Чынг были уже 65 уездных укреплений, или, другими словами вся территория Вьетнама на тот момент. Независимость была восстановлена. Чынг Чак – провозглашена государыней (Чынг-выонг). Главной резиденцией стала крепость Мелинь. На два года все население страны было освобождено от налогов.

Для защиты наиболее важных районов Чынг-выонг направила войска на север в Хэфу во главе с Тхань Тхиеном и на юг в Кыутян во главе с До Зыонгом. Как гласит народная легенда, Ле Тян, одной из соратниц Чынг Чак, было поручено «управление всеми внутренними оборонными делами» [4, p. 148]. Ее штаб, по преданию, находился в Жаоти.

По мнению вьетнамских ученых, «победоносное восстание сестер Чынг открыло блестящую страницу в истории вьетнамского народа в начале нашей эры» [1, с. 25]. «Восстание сестер Чынг потрясло до основания весь юг Ханьской империи. Оно стало всенародным повстанческим движением с центром в Хатмоне, где было начато сестрами Чынг, и охватило всю территорию бывшего государства Аулак. Повстанцы одержали блестящую победу благодаря тому, что восстание носило массовый характер, а не было разрозненными стихийными выступлениями каких-либо отдельных вождей или племен» [1, с. 10]. Оно стало ярким выражением сплоченности всех слоев населения, без различия пола и возраста, вставших под знамена восстания, выступивших за изгнание захватчиков и обретение самостоятельности.

Победа народа, провозглашение Чынг Чак правительницей страны и установление независимого правления бросало вызов авторитету Поднебесной. Сестры Чынг вместе со всем народом в течение трех лет отстаивали независимость и суверенитет страны. Это была ожесточенная борьба за национальное самоутверждение народа, издревле имевшего свою культуру, свое отечество. Во главе восстания оказались женщины. «Это делает честь женщинам Вьетнама, чьи замечательные подвиги воспеты в легендах о потомках феи и дракона» [4, p. 148].

Страна обрела независимость, но соотношение сил по-прежнему было далеко не равным.

Узнав о победе Чынг Чак и её восшествии на престол, ханьский император Гуан У послал 20-тысячную армию с 2 тыс. джонок и колесниц на покорение вьетов, поставив во главе этого войска одного из старейших и опытнейших военачальников – Ма Юаня, не раз подавлявшего восстания различных народов. Армия и флот Ма Юаня сосредоточились в Хэфу (провинция Гуандун), а затем двинулись в район Лангбак (провинция Хабак).

Как гласит одна из легенд, уже при подходе армии Ма Юаня к Хэфу отряды Тхань Тхиен неожиданно атаковали ее из засады. Ма Юань вынужден был отступить. Сначала он повернул свои войска на захват Цану (провинция Гуанси), а затем в обход, через перевал Тиланг, направился в район Люкдау и с другой стороны атаковал Лангбак.

Чынг-выонг направила войска под руководством своих военачальников из Мелиня в Лангбак для разгрома противника. Там и произошло сражение с захватчиками. Армия Чынг-выонг сражалась героически, но, будучи слабее, потерпела поражение и была вынуждена отступить к Камхе (провинция Виньфу). Войска Ма Юаня преследовали её по пятам. В конце концов, после целого года сопротивления армия вьетов, уступавшая по мощи противнику, была рассеяна. Сестры Чынг укрылись в Хатмоне и в мае 43-го г. покончили с собой, бросившись в реку Хатзянг.

800px-Hai_B%C3%A0_Tr%C6%B0ng_Temple%2C_H
Храм сестёр Чынг в Ханое

1024px-HaiBaTrung.JPG?uselang=ru
Процессия со слонами в день сестёр Чынг в Сайгоне, 1957


К этому времени сопротивление вьетов в основном закончилось, только в отдельных районах местное население и повстанцы продолжали давать отпор врагу. В Кыутяне по-прежнему действовали отряды под руководством До Зыонга.

Как говорится в легендах, Тхань Тхиен организовывала сопротивление врагу в горных районах Вьетбака. Бат Нан со своими войсками перекрывала горные и лесные дороги, а Ле Нян устраивала засады на водных путях, где ее отряды топили вражеские суда. Но сил у них было недостаточно. Позднее все они по примеру сестер Чынг покончили с собой.

В ноябре 43 г. Ма Юань провёл свои войска через Таккхау (провинция Ниньбинь) в Кыутян для подавления оставшихся очагов восстания. Местные вожди вместе с населением Кыутяна продолжали героическую борьбу. Тысячи и тысячи повстанцев и их руководители были уничтожены войсками Ма Юаня. Более 300 предводителей повстанческих отрядов были схвачены и сосланы в Линлин (провинция Хунань). Свобода оказалась недолгой. После трех лет борьбы вьеты были порабощены китайскими феодалами, и страна вьетов вновь утратила свою независимость.

Несмотря на поражение, «дух борьбы и жажда свободы навсегда завладели душами вьетнамского народа» [4, p. 148]. История убеждает нас прийти к единому мнению, что в борьбе за свободу своей страны, вьетнамские герои и героини никогда не сдавались, будто передавая «эстафету» борьбы за независимость последующим поколениям.

В 248 г. вспыхнуло другое крупное восстание под руководством Ба Чьеу, которое явилось высшей точкой движения народного сопротивления во II – III вв. Оно проходило в тот момент, когда завоеватели, обладая огромным военным потенциалом и стремясь укрепить свое господство, значительно активизировали ассимиляторскую политику.

У Ба Чьеу (ее полное имя – Чьеу Тхи Чинь) был старший брат Чьеу Куок Дат, который являлся одним из влиятельных вождей в уезде Куанан округа Кыутян (провинция Тханьхоа). Сама Чьеу была девушкой большой силы воли и ума. Ей было всего 19 лет, когда она вместе со своим братом начала собирать силы повстанцев, готовить оружие и все необходимое для восстания. Население близлежащих районов горячо поддержало освободительный поход Чьеу. В народе до сих пор сохранилась колыбельная, прославляющая подвиги Ба Чьеу:

Спи спокойно, сынок,
Дай уйти на часок.
Дай взглянуть, как, воссев на слоне боевом,
Бьется геройски Ба Чьеу с врагом [1, c. 55].

Друзья советовали Ба Чьеу выйти замуж вместо того, чтобы поднимать восстание. Им она отвечала: «Я готова оседлать ураган, усмирить злые волны, отсечь голову морскому чудовищу, изгнать вояк династии У, освободить родную землю от ярма рабства, но не намерена гнуть спину в служанках или наложницах!» [2, p. 95].

В 248 г. повстанцы под руководством Ба Чьеу выступили против иноземных захватчиков. Сама Чьеу проявила выдающиеся способности и редкое мужество в борьбе с врагом. «Обычно одетая в кольчугу с золотыми застежками, сидя на боевом слоне, она смело врывалась в гущу битвы, наводя ужас на китайских солдат» [4, p. 112].

Армия Ба Чьеу выиграла много сражений, был убит сам наместник Жаоти и Кыутян. Летописец династии У признавал, что в 248 г. «все районы в Жаоти были потрясены восстанием», а китайские правители – серьезно напуганы. В Жаоти был направлен новый наместник – военачальник Лю Инь и вместе с ним 8 тысяч солдат для подавления восстания. Лю Инь применял жесточайшие репрессии против народа и одновременно подкупал некоторых местных вождей. Оказавшись в кольце окружения, Чьеу Тхи Чинь приняла смерть на холме Тунг (провинция Тханьхоа), там и по сей день сохранились усыпальница Ба Чьеу и построенная в ее честь пагода. После разгрома восстания Ба Чьеу оккупанты еще больше усилили гнет и эксплуатацию Вьетнама, но подавить непримиримый дух сопротивления вьетнамского народа им так и не удалось.

В память о национальной героине Ба Чьеу Ли Нам-дэ издал указ о причислении ее к лику святых.

Den-tho-ba-trieu.jpg
Святыня в честь Чьеу Тхи Чинь


Ли Те Суен собрал предания о некоторых легендарных личностях и национальных героях в книгу «Собрание чудес и таинств земли Вьет». Много других народных преданий и легенд было изучено учеными эпохи Чан, что послужило основой для книги «Дивные повествования земли Линьнам», написанной Кьеу Фу и Ву Куинием (эпоха Ле). В связи с этим, мы можем приводить в пример ещё немало подвигов женщин, описанных в этих старинных памятниках Вьетнама.

Например, во время первой войны сопротивления против монгольских захватчиков в 1258 г. Линь Ты Кук Мау – жена Чан Тху До взяла на себя работу «по организации эвакуации королевской семьи и родственников военачальников из столицы, а затем организовала сбор и поставку оружия для армии. Торговка с пристани Жынг (Батьданг) сообщила Чан Куок Туану, великому полководцу того времени, о режиме приливов и отливов на реке Батьданг, что помогло правильно устроить засаду вражескому флоту» [1, с. 144].

В народе до сих пор сохранилось немало преданий о героической войне сопротивления против Минов и о подвигах женщин. Так известна некая торговка напитками из семьи Лыонг в г. Колонг (провинция Намха), истребившая множество вражеских солдат, которые останавливались в её лавке. За свои подвиги она получила от Ле Лоя титул «защитницы государства». В память о бесстрашной женщине была воздвигнута часовня в её родной деревне. Поэт XV века Ле Тунг так воспевал эту героиню:

О, великая, мужественная женщина!
Твоя воля крепка как скала.
В истории нашей страны
Твои подвиги сравнимы лишь с делами сестер Чынг.
В честь твою стоят пагоды и храмы,
Твоя слава будет жить в веках [2, c. 165].

Певица из Тьелы (провинция Хайхынг) по имени Хюе искусно завлекала в ловушку вражеских солдат, когда они прибывали на постой в её родное село. В память о подвигах, совершённых этой актрисой из народа, односельчане назвали деревню, в которой жила девушка А-дао («Певица»), и впоследствии построили часовню в её честь.

Вязальщица сетей на реке Дай, не страшась опасностей, перевозила через реку повстанцев, отправляющихся на борьбу с врагом. Жители деревни Нянхюе (провинция Хатэй) тоже стали поклоняться памяти этой патриотки из крестьянской семьи как фее – хранительнице села.

Супруги Буй Тхи Суан и Чан Куанг Зиеу были выдающимися полководцами армии национального героя Куанг Чунга (династия Тэйшонов, 1788 – 1802). Буй Тхи Суан родилась в районе Биньдинь (ныне уезд Тэйшон, провинции Нгиабинь). Она отлично владела приемами стратегии национальной борьбы. В 1771 году, когда в общине Тэйшон вспыхнуло крестьянское восстание, Буй Тхи Суан и её муж Чан Куанг Зиеу присоединились к повстанцам. Под руководством Нгуен Хюэ, они боролись против феодального строя, мечтая о создании свободной, независимой и развитой страны. Супруги-полководцы вместе участвовали в битвах и совершили немало подвигов, заслужив полное доверие Нгуен Хюэ. В то время как полководец Чан Куанг Зиеу правил освобожденной провинцией Нгеан в 1791 году, Буй Тхи Суан громила врагов на западе этой провинции.

Quangtrung.gif
Куанг Чунг (Нгуен Хюэ, Quang Trung Nguyễn Huệ)(1752-1792)

Gia_long.png
Нгуен Ань (Зя Лонг, Nguyễn Phúc Ánh, Gia Long)(1762 – 1820)


Супруги-полководцы внесли большой вклад в победу Нгуен Хюэ. Возглавляя войска, отражали агрессию иностранных захватчиков (1789 г.). Много они сделали и для укрепления страны. Буй Тхи Суан стала близкой подругой королевы Нгок Хан – жены Куанг Чунга, а Чан Куанг Зиеу был удостоен должности заместителя главнокомандующего и являлся одним из четырех самых влиятельных вельмож вьетнамского императорского двора.

После смерти Куанг Чунга (1792 г.) потомок бывших владетелей края Нгуен Ань примкнул к реакционным группировкам на юге и предпринял попытку свергнуть с престола Куанг Тоана (наследника Куанг Чунга). Нгуен Ань захватил крепость Кюинен (1799 г.), а затем и крепость Фусуан (1801 г.), прикрывавшую столицу. Полководцы Чан Куанг Зиеу и Ву Ван Зунг возглавили тэйшонскую армию и вскоре освободили Кюинен. А король Куанг Тоан вместе со своим братом Куанг Тхюи и полководцем Буй Тхи Суан вынужден был уехать в Тханглонг (нынешний Ханой). Там он собрал ещё 300 тысяч солдат для борьбы против Нгуен Аня, и в конце 1801 г. был развернут широкий фронт южнее реки Зянь, а с помощью морских сил и пехоты король начал контрнаступление на войска Нгуен Аня. Королевские войска осадили крепости Чаннинь и Даумау. Их защитники использовали камни и пушки, отчего погибло много тэйшонов. Чтобы поддержать воинский дух солдат, уверенно сидевшая верхом на боевом слоне Буй Тхи Суан, сама вела в битву войска. Но на этот раз удача была на стороне заговорщиков. Вскоре морской флот тэйшонов был разгромлен, за ним последовало и поражение пехоты. Король Куанг вновь уехал в Тханглонг, а Буй Тхи Суан продолжала оказывать сопротивление в Тханьхоа. Чан Куанг Зиеу и Ву Ван Зунг спешили к ней на помощь и вели свои войска из Кюинена на север. Наконец армии супругов соединились. Однако враги придумали новый хитроумный план. Под видом простых крестьян, доставлявших продовольствие, им удалось проникнуть в лагерь полководцев. Захватив Буй Тхи Суан, Чан Куанг Зиеу и их двоих детей в плен, они зверски истребили всю семью героев. В знак глубокого уважения к полководцам народ сочинил историческую поэму, в которой воспеваются их подвиги.

Имена супругов-полководцев Буй Тхи Суан и Чан Куанг Зиеу навсегда вписаны в историю страны. Легенды об их подвигах из поколения в поколение передает народная память.

Восстания под руководством женщин или непосредственное участие последних во всех боевых действиях, о чем свидетельствуют исторические факты, «посеяли добрые семена, укрепили волю народа к борьбе за справедливое дело, к бесстрашному сопротивлению врагу, даже если он силен и могуч» [4, p. 186].

Героические традиции были унаследованы новыми поколениями, продолжавшими совершенствовать искусство ведения войны с иноземными завоевателями. Отличительной чертой этих патриотических традиций стало умение побеждать сильного и многочисленного противника малым количеством, с помощью хитроумных методов. Это привнесло характерный оттенок в процесс возмужания вьетнамского народа и имело огромное значение для всех последующих этапов освободительной борьбы. При любых обстоятельствах вьетнамский народ был полон решимости сражаться за свою независимость до полной победы.

В формате небольшой статьи практически невозможно рассмотреть образ вьетнамской женщины во всей его сложности и многогранности. Но в охватываемый данной работой исторический период образ женщины-воительницы был наиболее актуален.

Литература

1. Нгуен Кхак Вьен. Очерки истории Вьетнама. Ханой: Тхезьой, 1998. 612 с.
2. Мхитарян С. А. История Вьетнама. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1983. 301 с.
3. Văn hóa học đại cương và cơ sở văn hóa Việt Nam. (Общие вопросы культурологии и основы вьетнамской культуры). NXB.: Khoa học xã hội Hà Nội, 1996. 627 t.
4. Việt Nam học. (Вьетнамоведение). Tập IV Hà Nội. NXB.: Thế giới, 2001. 473 t.

Ойкумена. 2010. № 1, С. 33-40.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Доблестные воительницы сecтры Чынг

"В исторических записках о сестрах Чынг сказано: старшую звали Чак, младшую — Ни. Происходили они из рода Лак и были дочерьми лак тыонга из Зяотяу уроженца уезда Милинь, что в Фонгтяу. Старшая сестра вышла замуж за господина Тхи Сатя из уезда Тюзиен отличавшегося недюжинной силой и мужеством. В то время наша страна находилась под владычеством династии Хань. Су Дин, правитель округа Зяотяу, опасался, что Тхи Сать строит какие-то козни, поэтому нашел способ причинить ему вред. Разгневанная госпожа Чак вместе с сестрой подняла войска, прогнала Су Дина и заняла Зяотяу. Их поддержали в округах Нятнам, Хопфо и Кыутян. Вскоре сестры занимали свыше шестидесяти укрепленных пунктов. Они провозгласили себя Вьет выонгами — владычицами Вьета, разместились в Тюзиене и изменили родовую фамилию Лак на Чынг.

Су Дин бежал в Наньхай, узнав об этом, император китайской династии Хань Гуану сильно разгневался и сослал его в Даньэр. Он повелел генералам Ма Юаню и Лю Луну возглавить крупный отряд войск и усмирить владычиц Вьета. Когда ханьцы подошли к озеру Лангбак, сестры сразились с ними. Однако дать отпор врагам не хватило войск, они отступили и заняли Камкхе. Отряды их постепенно редели, сестры проиграли следующую битву и вместе погибли.

Люди очень жалели сестер, воздвигли в их честь в уезде Анхат храм, прославившийся своей чудодейственной силой.

Во времена императора Ли Ань Тонга случилась сильная засуха. Государь послал в храм буддийского монаха Тинь Зоя совершить моление о дожде, и, конечно, начался сильный ливень, в воздухе повеяло свежестью.

Довольный император прилег отдохнуть и во сне увидел двух девушек. Лица их походили на цветы, брови напоминали ивовые листочки. Они были одеты в зеленые платья, красные шаровары, головы закрывали шляпы. Девушки ехали верхом на лошадях. В изумлении государь спросил:

— Кто вы такие? Девушки отвечали:

— Мы сестры Чынг, повинуясь приказу Верховного владыки, мы устроили дождь.

Проснувшись, император тотчас повелел местным властям отремонтировать храм и послал чиновника совершить церемонию жертвоприношения. Затем государь направил торжественную процессию в северную часть запретного города". Там воздвигли храм Буши — хозяек дождя. Впоследствии госпожи еще раз являлись в сновидении, прося соорудить храм на их родине Император так и сделал и даровал им титул Целомудренные, чудотворные госпожи."

Из книги “Мифы и предания Вьетнама”, пер. С вьетнамского и ханваня Е.Ю. Кнорозовой. - Спб.: “Петербургское Востоковедение”, 2000.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Поход во Вьетнам (1788-1789)
      Автор: Чжан Гэда
      Начал ревизию отечественной и иностранной историографии по вторжению цинских войск во Вьетнам в конце 1788 г. и их изгнанию в начале 1789 г.
      Удручающая картина с советской и российской стороны:
      1) И. Огнетов - 2 статьи настолько низкого научного уровня, что их серьезно рассматривать не приходится. На сайте они есть, каждый может ознакомиться.
      2) Г. Ф. Мурашева "Вьетнамо-китайские отношения XVII - XIX вв.", М.: "Наука", 1973 г. - целая глава, посвященная такому незаурядному событию + 3 статьи, которые предшествовали этой книге, где в разной степени затрагивается тема.
      3) Е. Д. Степанов - обзорная статья, уровень примерно как у Огнетова в целом, и очень мало по вторжению.
      Современных работ не вижу. И, возможно, не увижу - кто будет делать?
      Зарубежные работы представлены массой обзорных или слабо специализированных работ на французском языке. Причем старых. Особо сильно никаких работ тоже не заметно. Иногда в качестве "лирического отступления" это включается в работы абстрактного содержания типа "Формирование нового Китая 1750-1850" и т.п.
      Работа Мурашевой отличается от всего, что есть на русском, в выгодную сторону, но тоже есть минусы - оглядка на статьи Огнетова, попытка найти некие "моральные основы" в политике (их отрицание для Китая и утверждение для Вьетнама), неумение анализировать сведения с двух сторон (отдается предпочтение вьетнамским источникам даже в отношении того, что касается Китая).
      Но все же плюс!
      Остальное - на разработку.
    • Порох во Вьетнаме.
      Автор: hoplit
      - Sun Laichen. Chinese Military Technology and Dai Viet c. 1390–1497. 2003.
      - Sun Laichen. Military Technology Transfers from Ming China and the Emergence of Northern Mainland Southeast Asia (c. 1390-1527). 2003.
      - Sun Laichen. Chinese-style Firearms in Dai Viet (Vietnam). The Archaeological Evidence. 2008.
      - Sun Laichen. Chinese-style gunpowder weapons in Southeast Asia. Focusing on archeological evidence. 2011
      - George Dutton. Flaming Tiger, Burning Dragon: Elements of Early Modern Vietnamese Military Technology. 2003.
      -  Frédéric Mantienne. The Transfer of Western Military Technology to Vietnam in the Late Eighteenth and Early Nineteenth Centuries: The Case of the NguyễN. 2003.
      - John K. Whitmore. The two great campaigns of the Hong-duc era (1470–97) in Dai Viet. 2004.
      - Victor Lieberman. Some Comparative Thoughts on Premodern Southeast Asian Warfare. 2003.
       
       
      -  Michael W Charney. Southeast Asian Warfare, 1300-1900. 2004.
      - Warring Societies of Pre-Colonial Southeast Asia: Local Cultures of Conflict within a Regional Context. 2017
    • Yingcong Dai. A Disguised Defeat: The Myanmar Campaign of the Qing Dynasty
      Автор: hoplit
      Просмотреть файл Yingcong Dai. A Disguised Defeat: The Myanmar Campaign of the Qing Dynasty
       
      Yingcong Dai. A Disguised Defeat: The Myanmar Campaign of the Qing Dynasty // Modern Asian Studies. Volume 38. Issue 01. February 2004, pp 145 - 189.
      Автор hoplit Добавлен 09.01.2020 Категория Китай
    • Yingcong Dai. A Disguised Defeat: The Myanmar Campaign of the Qing Dynasty
      Автор: hoplit
      Yingcong Dai. A Disguised Defeat: The Myanmar Campaign of the Qing Dynasty // Modern Asian Studies. Volume 38. Issue 01. February 2004, pp 145 - 189.
    • Гребенщикова Г. А. Андрей Яковлевич Италинский
      Автор: Saygo
      Гребенщикова Г. А. Андрей Яковлевич Италинский // Вопросы истории. - 2018. - № 3. - С. 20-34.
      Публикация, основанная на архивных документах, посвящена российскому дипломату конца XVIII — первой трети XIX в. А. Я. Италинскому, его напряженному труду на благо Отечества и вкладу отстаивание интересов России в Европе и Турции. Он находился на ответственных постах в сложные предвоенные и послевоенные годы, когда продолжалось военно-политическое противостояние двух великих держав — Российской и Османской империй. Часть донесений А. Я. Италинского своему руководству, хранящаяся в Архиве внешней политики Российской империи Историко-документального Департамента МИД РФ, впервые вводится в научный оборот.
      Вторая половина XVIII в. ознаменовалась нахождением на российском государственном поприще блестящей когорты дипломатов — чрезвычайных посланников и полномочных министров. Высокообразованные, эрудированные, в совершенстве владевшие несколькими иностранными языками, они неустанно отстаивали интересы и достоинство своей державы, много и напряженно трудились на благо Отечества. При Екатерине II замечательную плеяду дипломатов, представлявших Россию при монархических Дворах Европы, пополнили С. Р. Воронцов, Н. В. Репнин, Д. М. Голицын, И. М. Симолин, Я. И. Булгаков. Но, пожалуй, более значимым и ответственным как в царствование Екатерины II, так и ее наследников — императоров Павла и Александра I — являлся пост на Востоке. В столице Турции Константинополе пересекались военно-стратегические и геополитические интересы ведущих морских держав, туда вели нити их большой политики. Константинополь представлял собой важный коммуникационный узел и ключевое связующее звено между Востоком и Западом, где дипломаты состязались в искусстве влиять на султана и его окружение с целью получения политических выгод для своих держав. От грамотных, продуманных и правильно рассчитанных действий российских представителей зависели многие факторы, но, прежде всего, — сохранение дружественных отношений с государством, в котором они служили, и предотвращение войны.
      Одним из талантливых представителей русской школы дипломатии являлся Андрей Яковлевич Италинский — фигура до сих пор малоизвестная среди историков. Между тем, этот человек достоин более подробного знакомства с ним, так как за годы службы в посольстве в Константинополе (Стамбуле) он стяжал себе уважение и признательность в равной степени и императора Александра I, и турецкого султана Селима III. Высокую оценку А. Я. Италинскому дал сын переводчика российской миссии в Константинополе П. Фонтона — Ф. П. Фонтон. «Италинский, — вспоминал он, — человек обширного образования, полиглот, геолог, химик, антикварий, историолог. С этими познаниями он соединял тонкий политический взгляд и истинную бескорыстную любовь к России и непоколебимую стойкость в своих убеждениях». А в целом, подытожил он, «уже сами факты доказывали искусство и ловкость наших посланников» в столице Османской империи1.Только человек такого редкого ума, трудолюбия и способностей как Италинский, мог оставить о себе столь лестное воспоминание, а проявленные им дипломатическое искусство и ловкость свидетельствовали о его высоком профессиональном уровне. Биографические сведения об Италинском довольно скудны, но в одном из архивных делопроизводств Историко-документального Департамента МИД РФ обнаружены важные дополнительные факты из жизни дипломата и его служебная переписка.
      Андрей Яковлевич Италинский, выходец «из малороссийского дворянства Черниговской губернии», родился в 1743 году. В юном возрасте, не будучи связан семейной традицией, он, тем не менее, осознанно избрал духовную стезю и пожелал учиться в Киевской духовной академии. После ее успешного окончания 18-летний Андрей также самостоятельно, без чьей-либо подсказки, принял неординарное решение — отказаться от духовного поприща и посвятить жизнь медицине, изучать которую он стремился глубоко и основательно, чувствуя к этой науке свое истинное призвание. Как указано в его послужном списке, «в службу вступил медицинскую с 1761 года и проходя обыкновенными в сей должности чинами, был, наконец, лекарем в Морской Санкт Петербургской гошпитали и в Пермском Нахабинском полку»2. Опыт, полученный в названных местах, безусловно, пригодился Италинскому, но ему, пытливому и талантливому лекарю, остро не хватало теоретических знаний, причем не отрывочных, из различных областей естественных наук, а системных и глубоких. Он рвался за границу, чтобы продолжить обучение, но осенью 1768 г. разразилась Русско-турецкая война, и из столичного Санкт-Петербургского морского госпиталя Италинский выехал в действующую армию. «С 1768 по 1770 год он пребывал в турецких походах в должности полкового лекаря»3.
      Именно тогда, в царствование Екатерины II, Италинский впервые стал свидетелем важных событий российской военной истории, когда одновременно с командующим 1-й армией графом Петром Александровичем Румянцевым находился на театре военных действий во время крупных сражений россиян с турками. Так, в решающем 1770 г. для операций на Дунае Турция выставила против Рос­сии почти 200-тысячную армию: великий визирь Халил-паша намеревался вернуть потерянные города и развернуть наступление на Дунайские княжества Молдавию и Валахию. Однако блестящие успехи армии П. А. Румянцева сорвали планы превосходящего в силах противника. В сражении 7 июля 1770 г. при реке Ларге малочисленные российские войска наголову разбили турецкие, россияне заняли весь турецкий лагерь с трофеями и ставки трех пашей. Остатки турецкой армии отступили к реке Кагул, где с помощью татар великий визирь увеличил свою армию до 100 тыс. человек В честь победы при Ларге Екатерина II назначила торжественное богослужение и благодарственный молебен в церкви Рождества Богородицы на Невском проспекте. В той церкви хранилась особо чтимая на Руси икона Казанской Божьей Матери, к которой припадали и которой молились о даровании победы над врагами. После завершения богослужения при большом стечении народа был произведен пушечный салют.
      21 июля того же 1770 г. на реке Кагул произошло генеральное сражение, завершившееся полным разгромом противника. Во время панического бегства с поля боя турки оставили все свои позиции и укрепления, побросали артиллерию и обозы. Напрасно великий визирь Халил-паша с саблей в руках метался среди бегущих янычар и пытался их остановить. Как потом рассказывали спасшиеся турки, «второй паша рубил отступавшим носы и уши», однако и это не помогало.
      Победителям достались богатые трофеи: весь турецкий лагерь, обозы, палатки, верблюды, множество ценной утвари, дорогие ковры и посуда. Потери турок в живой силе составили до 20 тыс. чел.; россияне потеряли убитыми 353 чел., ранеными — 550. Румянцев не скрывал перед императрицей своей гордости, когда докладывал ей об итогах битвы при Кагуле: «Ни столь жестокой, ни так в малых силах не вела еще армия Вашего Императорского Величества битвы с турками, какова в сей день происходила. Действием своей артиллерии и ружейным огнем, а наипаче дружным приемом храбрых наших солдат в штыки ударяли мы во всю мочь на меч и огонь турецкий, и одержали над оным верх»4.
      Сухопутные победы России сыграли важную роль в коренном переломе в войне, и полковой лекарь Андрей Италинский, оказывавший помощь больным и раненым в подвижных лазаретах и в полковых госпитальных палатках, был непосредственным очевидцем и участником того героического прошлого.
      После крупных успехов армии Румянцева Италинский подал прошение об увольнении от службы, чтобы выехать за границу и продолжить обучение. Получив разрешение, он отправился изучать медицину в Голландию, в Лейденский университет, по окончании которого в 1774 г. получил диплом доктора медицины. Достигнутые успехи, однако, не стали для Италинского окончательными: далее его путь лежал в Лондон, где он надеялся получить практику и одновременно продолжить освоение медицины. В Лондоне Андрей Яковлевич познакомился с главой российского посольства Иваном Матвеевичем Симолиным, и эта встреча стала для Италинского судьбоносной, вновь изменившей его жизнь.
      И. М. Симолин, много трудившейся на ниве дипломатии, увидел в солидном и целеустремленном докторе вовсе не будущее медицинское светило, а умного, перспективного дипломата, способного отстаивать державное достоинство России при монархических дворах Европы. Тогда, после завершения Русско-турецкой войны 1768—1774 гг. и подписания Кючук-Кайнарджийского мира, империя Екатерины II вступала в новый этап исторического развития, и сфера ее геополитических и стратегических интересов значительно расширилась. Внешняя политика Петербурга с каждым годом становилась более активной и целенаправленной5, и Екатерина II крайне нуждалась в талантливых, эрудированных сотрудниках, обладавших аналитическим складом ума, которых она без тени сомнения могла бы направлять своими представителями за границу. При встречах и беседах с Италинским Симолин лишний раз убеждался в том, что этот врач как нельзя лучше подходит для дипломатической службы, но Симолин понимал и другое — Италинского надо морально подготовить для столь резкой перемены сферы его деятельности и дать ему время, чтобы завершить в Лондоне выполнение намеченных им целей.
      Андрей Яковлевич прожил в Лондоне девять лет и, судя по столь приличному сроку, дела его как практикующего врача шли неплохо, но, тем не менее, под большим влиянием главы российской миссии он окончательно сделал выбор в пользу карьеры дипломата. После получения на это согласия посольский курьер повез в Петербург ходатайство и рекомендацию Симолина, и в 1783 г. в Лондон пришел ответ: именным указом императрицы Екатерины II Андрей Италинский был «пожалован в коллежские асессоры и определен к службе» при дворе короля Неаполя и Обеих Сицилий. В справке Коллегии иностранных дел (МИД) об Италинском записано: «После тринадцатилетнего увольнения от службы (медицинской. — Г. Г.) и пробытия во все оное время в иностранных государствах на собственном его иждивении для приобретения знаний в разных науках и между прочим, в таких, которые настоящему его званию приличны», Италинский получил назначение в Италию. А 20 февраля 1785 г. он был «пожалован в советники посольства»6.
      Так в судьбе Италинского трижды совершились кардинальные перемены: от духовной карьеры — к медицинской, затем — к дипломатической. Избрав последний вид деятельности, он оставался верен ему до конца своей жизни и с честью служил России свыше сорока пяти лет.
      Спустя четыре года после того, как Италинский приступил к исполнению своих обязанностей в Неаполе, в русско-турецких отношениях вновь возникли серьезные осложнения, вызванные присоединением к Российской державе Крыма и укреплением Россией своих южных границ. Приобретение стратегически важных крепостей Керчи, Еникале и Кинбурна, а затем Ахтиара (будущего Севастополя) позволило кабинету Екатерины II обустраивать на Чёрном море порты базирования и развернуть строительство флота. Однако Турция не смирилась с потерями названных пунктов и крепостей, равно как и с вхождением Крыма в состав России и лишением верховенства над крымскими татарами, и приступила к наращиванию военного потенциала, чтобы взять реванш.
      Наступил 1787 год. В январе Екатерина II предприняла поездку в Крым, чтобы посмотреть на «дорогое сердцу заведение» — молодой Черноморский флот. Выезжала она открыто и в сопровождении иностранных дипломатов, перед которыми не скрывала цели столь важной поездки, считая это своим правом как главы государства. В намерении посетить Крым императрица не видела ничего предосудительного — во всяком случае, того, что могло бы дать повод державам объявить ее «крымский вояж» неким вызовом Оттоманской Порте и выставить Россию инициатором войны. Однако именно так и произошло.
      Турция, подогреваемая западными миссиями в Константинопо­ле, расценила поездку русской государыни на юг как прямую подготовку к нападению, и приняла меры. Английский, французский и прусский дипломаты наставляли Диван (турецкое правительство): «Порта должна оказаться твердою, дабы заставить себя почитать». Для этого нужно было укрепить крепости первостепенного значения — Очаков и Измаил — и собрать на Дунае не менее 100-тысячной армии. Главную задачу по организации обороны столицы и Проливов султан Абдул-Гамид сформулировал коротко и по-военному четко: «Запереть Чёрное море, умножить гарнизоны в Бендерах и Очакове, вооружить 22 корабля». Французский посол Шуазель-Гуфье рекомендовал туркам «не оказывать слабости и лишней податливости на учреждение требований российских»7.
      В поездке по Крыму, с остановками в городах и портах Херсоне, Бахчисарае, Севастополе Екатерину II в числе прочих государственных и военных деятелей сопровождал посланник в Неаполе Павел Мартынович Скавронский. Соответственно, на время его отсутствия всеми делами миссии заведовал советник посольства Андрей Яковлевич Италинский, и именно в тот важный для России период началась его самостоятельная работа как дипломата: он выполнял обязанности посланника и курировал всю работу миссии, включая составление донесений руководству. Италинский со всей ответственностью подо­шел к выполнению посольских обязанностей, а его депеши вице-канцлеру России Ивану Андреевичу Остерману были чрезвычайно информативны, насыщены аналитическими выкладками и прогнозами относительно европейских дел. Сообщал Италинский об увеличении масштабов антитурецкого восстания албанцев, о приходе в Адриатику турецкой эскадры для блокирования побережья, о подготовке Турцией сухопутных войск для высадки в албанских провинциях и отправления их для подавления мятежа8. Донесения Италинского кабинет Екатерины II учитывал при разработках стратегических планов в отношении своего потенциального противника и намеревался воспользоваться нестабильной обстановкой в Османских владениях.
      Пока продолжался «крымский вояж» императрицы, заседания турецкого руководства следовали почти непрерывно с неизменной повесткой дня — остановить Россию на Чёрном море, вернуть Крым, а в случае отказа русских от добровольного возвращения полуострова объявить им войну. Осенью 1787 г. война стала неизбежной, а на начальном ее этапе сотрудники Екатерины II делали ставку на Вторую экспедицию Балтийского флота в Средиземное и Эгейское моря. После прихода флота в Греческий Архипелаг предполагалось поднять мятеж среди христианских подданных султана и с их помощью сокрушать Османскую империю изнутри. Со стороны Дарданелл балтийские эскадры будут отвлекать силы турок от Чёрного моря, где будет действовать Черноморский флот. Но Вторая экспедиция в Греческий Архипелаг не состоялась: шведский король Густав III (двоюродный брат Екатерины II) без объявления войны совершил нападение на Россию.
      В тот период военно-политические цели короля совпали с замыслами турецкого султана: Густав III стремился вернуть потерянные со времен Петра Великого земли в Прибалтике и захватить Петербург, а Абдул Гамид — сорвать поход Балтийского флота в недра Османских владений, для чего воспользоваться воинственными устремлениями шведского короля. Получив из Константинополя крупную финансовую поддержку, Густав III в июне 1788 г. начал кампанию. В честь этого события в загородной резиденции турецкого султана Пере состоялся прием шведского посла, который прибыл во дворец при полном параде и в сопровождении пышной свиты. Абдул Гамид встречал дорогого гостя вместе с высшими сановниками, улемами и пашами и в церемониальном зале произнес торжественную речь, в которой поблагодарил Густава III «за объявление войны Российской империи и за усердие Швеции в пользу империи Оттоманской». Затем султан вручил королевскому послу роскошную табакерку с бриллиантами стоимостью 12 тысяч пиастров9.Таким образом, Густав III вынудил Екатерину II вести войну одновременно на двух театрах — на северо-западе и на юге.
      Италинский регулярно информировал руководство о поведении шведов в Италии. В одной из шифрованных депеш он доложил, что в середине июля 1788 г. из Неаполя выехал швед по фамилии Фриденсгейм, который тайно, под видом путешественника прожил там около месяца. Как точно выяснил Италинский, швед «проник ко двору» неаполитанского короля Фердинанда с целью «прельстить его и склонить к поступкам, противным состоящим ныне дружбе» между Неаполем и Россией. Но «проникнуть» к самому королю предприимчивому шведу не удалось — фактически, всеми делами при дворе заведовал военный министр генерал Джон Актон, который лично контролировал посетителей и назначал время приема.
      Д. Актон поинтересовался целью визита, и Фриденсгейм, без лишних предисловий, принялся уговаривать его не оказывать помощи русской каперской флотилии, которая будет вести в Эгейском море боевые действия против Турции. Также Фриденсгейм призывал Актона заключить дружественный союз со Швецией, который, по его словам, имел довольно заманчивые перспективы. Если король Фердинанд согласится подписать договор, говорил Фриденсгейм, то шведы будут поставлять в Неаполь и на Сицилию железо отличных сортов, качественную артиллерию, ядра, стратегическое сырье и многое другое — то, что издавна привозили стокгольмские купцы и продавали по баснословным ценам. Но после заключения союза, уверял швед, Густав III распорядится привозить все перечисленные товары и предметы в Неаполь напрямую, минуя посредников-купцов, и за меньшие деньги10.
      Внимательно выслушав шведа, генерал Актон сказал: «Разговор столь странного содержания не может быть принят в уважение их Неаполитанскими Величествами», а что касается поставок из Швеции железа и прочего, то «Двор сей» вполне «доволен чинимою поставкою купцами». Однако самое главное то, что, король и королева не хотят огорчать Данию, с которой уже ведутся переговоры по заключению торгового договора11.
      В конце июля 1788 г. Италинский доложил вице-канцлеру И. А. Остерману о прибытии в Неаполь контр-адмирала российской службы (ранга генерал-майора) С. С. Гиббса, которого Екатерина II назначила председателем Призовой Комиссии в Сиракузах. Гиббс передал Италинскому письма и высочайшие распоряжения касательно флотилии и объяснил, что образование Комиссии вызвано необходимостью контролировать российских арматоров (каперов) и «воздерживать их от угнетения нейтральных подданных», направляя действия капитанов судов в законное и цивилизованное русло. По поручению главы посольства П. М. Скавронского Италинский передал контр-адмиралу Гиббсу желание короля Неаполя сохранять дружественные отношения с Екатериной II и не допускать со стороны российских арматоров грабежей неаполитанских купцов12. В течение всей Русско-турецкой войны 1787—1791 гг. Италинский координировал взаимодействие и обмен информацией между Неаполем, Сиракузами, островами Зант, Цериго, Цефалония, городами Триест, Ливорно и Петербургом, поскольку сам посланник Скавронский в те годы часто болел и не мог выполнять служебные обязанности.
      В 1802 г., уже при Александре I, последовало назначение Андрея Яковлевича на новый и ответственный пост — чрезвычайным посланником и полномочным министром России в Турции. Однако судьба распорядилась так, что до начала очередной войны с Турцией Италинский пробыл в Константинополе (Стамбуле) недолго — всего четыре года. В декабре 1791 г. в Яссах российская и турецкая стороны скрепили подписями мирный договор, по которому Российская империя получила новые земли и окончательно закрепила за собой Крым. Однако не смирившись с условиями Ясского договора, султан Селим III помышлял о реванше и занялся военными приготовлениями. Во все провинции Османской империи курьеры везли его строжайшие фирманы (указы): доставлять в столицу продовольствие, зерно, строевой лес, железо, порох, селитру и другие «жизненные припасы и материалы». Султан приказал укреплять и оснащать крепости на западном побережье Чёрного моря с главными портами базирования своего флота — Варну и Сизополь, а на восточном побережье — Анапу. В Константинопольском Адмиралтействе и на верфях Синопа на благо Османской империи усердно трудились французские корабельные мастера, пополняя турецкий флот добротными кораблями.
      При поддержке Франции Турция активно готовилась к войне и наращивала военную мощь, о чем Италинский регулярно докладывал руководству, предупреждая «о худом расположении Порты и ее недоброжелательстве» к России. Положение усугубляла нестабильная обстановка в бывших польских землях. По третьему разделу Польши к России отошли польские территории, где проживало преимущественно татарское население. Татары постоянно жаловались туркам на то, что Россия будто бы «чинит им притеснения в исполнении Магометанского закона», и по этому поводу турецкий министр иностранных дел (Рейс-Эфенди) требовал от Италинского разъяснений. Андрей Яковлевич твердо заверял Порту в абсурдности и несправедливости подобных обвинений: «Магометанам, как и другим народам в России обитающим, предоставлена совершенная и полная свобода в последовании догматам веры их»13.
      В 1804 г. в Константинополе с новой силой разгорелась борьба между Россией и бонапартистской Францией за влияние на Турцию. Профранцузская партия, пытаясь расширить подконтрольные области в Османских владениях с целью создания там будущего плацдарма против России, усиленно добивалась от султана разрешения на учреждение должности французского комиссара в Варне, но благодаря стараниям Италинского Селим III отказал Первому консулу в его настойчивой просьбе, и назначения не состоялось. Император Александр I одобрил действия своего представителя в Турции, а канцлер Воронцов в письме Андрею Яковлевичу прямо обвинил французов в нечистоплотности: Франция, «республика сия, всех агентов своих в Турецких областях содержит в едином намерении, чтоб развращать нравы жителей, удалять их от повиновения законной власти и обращать в свои интересы», направленные во вред России.
      Воронцов высказал дипломату похвалу за предпринятые им «предосторожности, дабы поставить преграды покушениям Франции на Турецкие области, да и Порта час от часу более удостоверяется о хищных против ея намерениях Франции». В Петербурге надеялись, что Турция ясно осознает важность «тесной связи Двора нашего с нею к ограждению ея безопасности», поскольку завоевательные планы Бонапарта не иссякли, а в конце письма Воронцов выразил полное согласие с намерением Италинского вручить подарки Рейс-Эфенди «и другим знаменитейшим турецким чиновникам», и просил «не оставить стараний своих употребить к снисканию дружбы нового капитана паши». Воронцов добавил: «Прошу уведомлять о качествах чиновника сего, о доверии, каким он пользуется у султана, о влиянии его в дела, о связях его с чиновниками Порты и о сношениях его с находящимися в Царе Граде министрами чужестранных держав, особливо с французским послом»14.
      В январе 1804 г., докладывая о ситуации в Египте, Италинский подчеркивал: «Французы беспрерывно упражнены старанием о расположении беев в пользу Франции, прельщают албанцов всеми возможными средствами, дабы сделать из них орудие, полезное видам Франции на Египет», устраивают политические провокации в крупном турецком городе и порте Синопе. В частности, находившийся в Синопе представитель Французской Республики (комиссар) Фуркад распространил заведомо ложный слух о том, что русские якобы хотят захватить Синоп, который «в скорости будет принадлежать России», а потому он, Фуркад, «будет иметь удовольствие быть комиссаром в России»15. Российский консул в Синопе сообщал: «Здешний начальник Киозу Бусок Оглу, узнав сие и видя, что собралось здесь зимовать 6 судов под российским флагом и полагая, что они собрались нарочито для взятия Синопа», приказал всем местным священникам во время службы в церквах призывать прихожан не вступать с россиянами ни в какие отношения, вплоть до частных разговоров. Турецкие власти подвигли местных жителей прийти к дому российского консула и выкрикивать протесты, капитанам российских торговых судов запретили стрелять из пушек, а греческим пригрозили, что повесят их за малейшее ослушание османским властям16.
      Предвоенные годы стали для Италинского временем тяжелых испытаний. На нем как на главе посольства лежала огромная ответственность за предотвращение войны, за проведение многочисленных встреч и переговоров с турецким министерством. В апреле 1804 г. он докладывал главе МИД князю Адаму Чарторыйскому: «Клеветы, беспрестанно чинимые Порте на Россию от французского здесь посла, и ныне от самого Первого Консула слагаемые и доставляемые, могут иногда возбуждать в ней некоторое ощущение беспокойства и поколебать доверенность» к нам. Чтобы нарушить дружественные отношения между Россией и Турцией, Бонапарт пустил в ход все возможные способы — подкуп, «хитрость и обман, внушения и ласки», и сотрудникам российской миссии в Константинополе выпала сложная задача противодействовать таким методам17. В течение нескольких месяцев им удавалось сохранять доверие турецкого руководства, а Рейс-Эфенди даже передал Италинскому копию письма Бонапарта к султану на турецком языке. После перевода текста выяснилось, что «Первый Консул изъясняется к Султану словами высокомерного наставника и учителя, яко повелитель, имеющий право учреждать в пользу свою действия Его Султанского Величества, и имеющий власть и силу наказать за ослушание». Из письма было видно намерение французов расторгнуть существовавшие дружественные русско-турецкий и русско-английский союзы и «довести Порту до нещастия коварными внушениями против России». По словам Италинского, «пуская в ход ласкательство, Первый Консул продолжает клеветать на Россию, приводит деятельных, усердных нам членов Министерства здешнего в подозрение у Султана», в результате чего «Порта находится в замешательстве» и растерянности, и Селим III теперь не знает, какой ответ отсылать в Париж18.
      Противодействовать «коварным внушениям французов» в Стамбуле становилось все труднее, но Италинский не терял надежды и прибегал к давнему способу воздействия на турок — одаривал их подарками и подношениями. Письмом от 1 (13) декабря 1804 г. он благодарил А. А. Чарторыйского за «всемилостивейшее Его Императорского Величества назначение подарков Юсуфу Аге и Рейс Эфендию», и за присланный вексель на сумму 15 тыс. турецких пиастров19. На протяжении 1804 и первой половины 1805 г. усилиями дипломата удавалось сохранять дружественные отношения с Высокой Портой, а султан без лишних проволочек выдавал фирманы на беспрепятственный пропуск российских войск, военных и купеческих судов через Босфор и Дарданеллы, поскольку оставалось присутствие российского флота и войск в Ионическом море, с базированием на острове Корфу.
      Судя по всему, Андрей Яковлевич действительно надеялся на мирное развитие событий, поскольку в феврале 1805 г. он начал активно ходатайствовать об учреждении при посольстве в Константинополе (Стамбуле) студенческого училища на 10 мест. При поддержке и одобрении князя Чарторыйского Италинский приступил к делу, подготовил годовую смету расходов в размере 30 тыс. пиастров и занялся поисками преподавателей. Отчитываясь перед главой МИД, Италинский писал: «Из христиан и турков можно приискать людей, которые в состоянии учить арапскому, персидскому, турецкому и греческому языкам. Но учителей, имеющих просвещение для приведения учеников в некоторые познания словесных наук и для подаяния им начальных политических сведений, не обретается ни в Пере, ни в Константинополе», а это, как полагал Италинский, очень важная составляющая воспитательного процесса. Поэтому он решил пока ограничиться четырьмя студентами, которых собирался вызвать из Киевской духовной семинарии и из Астраханской (или Казанской, причем из этих семинарий обязательно татарской национальности), «возрастом не менее 20 лет, и таких, которые уже находились в философическом классе. «Жалования для них довольно по 1000 пиастров в год — столько получают венские и английские студенты, и сверх того по 50 пиастров в год на покупку книг и пишущих материалов». Кроме основного курса и осваивания иностранных языков студенты должны были изучать грамматику и лексику и заниматься со священниками, а столь высокое жалование обучающимся обусловливалось дороговизной жилья в Константинополе, которое ученики будут снимать20.
      И все же, пагубное влияние французов в турецкой столице возобладало. Посол в Константинополе Себастиани исправно выполнял поручения своего патрона Наполеона, возложившего на себя титул императора. Себастиани внушал Порте мысль о том, что только под покровительством такого непревзойденного гения военного искусства как Наполеон, турки могут находиться в безопасности, а никакая Россия их уже не защитит. Франция посылала своих эмиссаров в турецкие провинции и не жалела золота, чтобы настроить легко поддающееся внушению население против русских. А когда Себастиани пообещал туркам помочь вернуть Крым, то этот прием сильно склонил чашу турецких весов в пользу Франции. После катастрофы под Аустерлицем и сокрушительного поражения русско-австрийских войск, для Селима III стал окончательно ясен военный феномен Наполеона, и султан принял решение в пользу Франции. Для самого же императора главной целью являлось подвигнуть турок на войну с Россией, чтобы ослабить ее и отвлечь армию от европейских театров военных действий.
      Из донесений Италинского следовало, что в турецкой столице кроме профранцузской партии во вред интересам России действовали некие «доктор Тиболд и банкир Папаригопуло», которые имели прямой доступ к руководству Турции и внушали министрам султана недоброжелательные мысли. Дипломат сообщал, что «старается о изобретении наилучших мер для приведения сих интриганов в невозможность действовать по недоброхотству своему к России», разъяснял турецкому министерству «дружественно усердные Его Императорского Величества расположения к Султану», но отношения с Турцией резко ухудшились21.В 1806 г. положение дел коренным образом изменилось, и кабинет Александра I уже не сомневался в подготовке турками войны с Россией. В мае Италинский отправил в Петербург важные новости: по настоянию французского посла Селим III аннулировал русско-турецкий договор от 1798 г., оперативно закрыл Проливы и запретил пропуск русских военных судов в Средиземное море и обратно — в Чёрное. Это сразу затруднило снабжение эскадры вице-адмирала Д. Н. Сенявина, базировавшейся на Корфу, из Севастополя и Херсона и отрезало ее от черноморских портов. Дипломат доложил и о сосредоточении на рейде Константинополя в полной готовности десяти военных судов, а всего боеспособных кораблей и фрегатов в турецком флоте вместе с бомбардирскими и мелкими судами насчитывалось 60 единиц, что во много крат превосходило морские силы России на Чёрном море22.
      15 октября 1806 г. Турция объявила российского посланника и полномочного министра Италинского персоной non grata, а 18 (30) декабря последовало объявление войны России. Из посольского особняка российский дипломат с семьей и сотрудниками посольства успел перебраться на английский фрегат «Асйуе», который доставил всех на Мальту. Там Италинский активно сотрудничал с англичанами как с представителями дружественной державы. В то время король Англии Георг III оказал императору Александру I важную услугу — поддержал его, когда правитель Туниса, солидаризируясь с турецким султаном, объявил России войну. В это время тунисский бей приказал арестовать четыре российских купеческих судна, а экипажи сослал на каторжные работы. Италинский, будучи на Мальте, первым узнал эту новость. Успокаивая его, англичане напомнили, что для того и существует флот, чтобы оперативно решить этот вопрос: «Зная Тунис, можно достоверно сказать, что отделение двух кораблей и нескольких фрегатов для блокады Туниса достаточно будет, чтоб заставить Бея отпустить суда и освободить экипаж»23. В апреле 1807 г. тунисский бей освободил российский экипаж и вернул суда, правда, разграбленные до последней такелажной веревки.
      В 1808 г. началась война России с Англией, поэтому Италинский вынужденно покинув Мальту, выехал в действующую Молдавскую армию, где пригодился его прошлый врачебный опыт и где он начал оказывать помощь больным и раненым. На театре военных действий
      Италинский находился до окончания войны с Турцией, а 6 мая 1812 г. в Бухаресте он скрепил своей подписью мирный договор с Турцией. Тогда император Александр I, желая предоставить политические выгоды многострадальной Сербии и сербскому народу, пожертвовал завоеванными крепостями Анапой и Поти и вернул их Турции, но Италинский добился для России приобретения плодородных земель в Бессарабии, бывших турецких крепостей Измаила, Хотина и Бендер, а также левого берега Дуная от Ренни до Килии. Это дало возможность развернуть на Дунае флотилию как вспомогательную Черноморскому флоту. В целом, дипломат Италинский внес весомый вклад в подписание мира в Бухаресте.
      Из Бухареста Андрей Яковлевич по указу Александра I выехал прямо в Стамбул — вновь в ранге чрезвычайного посланника и полномочного министра. В его деятельности начался напряженный период, связанный с тем, что турки периодически нарушали статьи договоров с Россией, особенно касавшиеся пропуска торговых судов через Проливы. Российскому посольству часто приходилось регулировать такого рода дела, вплоть до подачи нот протестов Высокой Порте. Наиболее характерной стала нота от 24 ноября (6 декабря) 1812 г., поданная Италинским по поводу задержания турецкими властями в Дарданеллах четырех русских судов с зерном. Турция требовала от русского купечества продавать зерно по рыночным ценам в самом Константинополе, а не везти его в порты Средиземного моря. В ноте Италинский прямо указал на то, что турецкие власти в Дарданеллах нарушают статьи ранее заключенных двусторонних торговых договоров, нанося тем самым ущерб экономике России. А русские купцы и судовладельцы имеют юридическое право провозить свои товары и зерно в любой средиземноморский порт, заплатив Порте пошлины в установленном размере24.
      В реляции императору от 1 (13) февраля 1813 г. Андрей Яковлевич упомянул о трудностях, с которым ему пришлось столкнуться в турецкой столице и которые требовали от него «все более тонкого поведения и определенной податливости», но при неизменном соблюдении достоинства державы. «Мне удалось использовать кое-какие тайные связи, установленные мною как для получения различных сведений, так и для того, чтобы быть в состоянии сорвать интриги наших неприятелей против только что заключенного мира», — подытожил он25.
      В апреле 1813 г. Италинский вплотную занялся сербскими делами. По Бухарестскому трактату, турки пошли на ряд уступок Сербии, и в переговорах с Рейс-Эфенди Италинский добивался выполнения следующих пунктов:
      1. Пребывание в крепости в Белграде турецкого гарнизона численностью не более 50 человек.
      2. Приграничные укрепления должны остаться в ведении сербов.
      3. Оставить сербам территории, приобретенные в ходе военных действий.
      4. Предоставить сербам право избирать собственного князя по примеру Молдавии и Валахии.
      5. Предоставить сербам право держать вооруженные отряды для защиты своей территории.
      Однако длительные и напряженные переговоры по Сербии не давали желаемого результата: турки проявляли упрямство и не соглашались идти на компромиссы, а 16 (28) мая 1813 г. Рейс-Эфенди официально уведомил главу российского посольства о том, что «Порта намерена силою оружия покорить Сербию». Это заявление было подкреплено выдвижением армии к Адрианополю, сосредоточением значительных сил в Софии и усилением турецких гарнизонов в крепостях, расположенных на территории Сербии26. Но путем сложных переговоров российскому дипломату удавалось удерживать султана от развязывания большой войны против сербского народа, от «пускания в ход силы оружия».
      16 (28) апреля 1813 г. министр иностранных дел России граф Н. П. Румянцев направил в Стамбул Италинскому письмо такого содержания: «Я полагаю, что Оттоманское министерство уже получило от своих собственных представителей уведомление о передаче им крепостей Поти и Ахалкалак». Возвращение таких важных крепостей, подчеркивал Румянцев, «это, скорее, подарок, великодушие нашего государя. Но нашим врагам, вовлекающим Порту в свои интриги, возможно, удастся заставить ее потребовать у вас возвращения крепости Сухум-Кале, которая является резиденцией абхазского шаха. Передача этой крепости имела бы следствием подчинения Порте этого князя и его владений. Вам надлежит решительно отвергнуть подобное предложение. Допустить такую передачу и счесть, что она вытекает из наших обязательств и подразумевается в договоре, значило бы признать за Портой право вновь потребовать от нас Грузию, Мингрелию, Имеретию и Гурию. Владетель Абхазии, как и владетели перечисленных княжеств, добровольно перешел под скипетр его величества. Он, также как и эти князья, исповедует общую с нами религию, он отправил в Петербург для обучения своего сына, наследника его княжества»27.
      Таким образом, в дополнение к сербским делам геополитические интересы России и Турции непосредственно столкнулись на восточном побережье Чёрного моря, у берегов Кавказа, где в борьбе с русскими турки рассчитывали на горские народы и на их лидеров. Италинский неоднократно предупреждал руководство об оказываемой Турцией военной помощи кавказским вождям, «о производимых Портою Оттоманскою военных всякого рода приготовлениях против России, и в особенности против Мингрелии, по поводу притязаний на наши побережные владения со стороны Чёрного моря»28. Большой отдачи турки ожидали от паши крепости Анапа, который начал «неприязненные предприятия против российской границы, занимаемой Войском Черноморским по реке Кубани».
      Италинский вступил в переписку с командованием Черноморского флота и, сообщая эти сведения, просил отправить военные суда флота «с морским десантом для крейсирования у берегов Абхазии, Мингрелии и Гурии» с целью не допустить турок со стороны моря совершить нападение на российские форпосты и погранзаставы. Главнокомандующему войсками на Кавказской линии и в Грузии генерал-лейтенанту Н. Ф. Ртищеву Италинский настоятельно рекомендовал усилить гарнизон крепости Святого Николая артиллерией и личным составом и на случай нападения турок и горцев доставить в крепость шесть орудий большого калибра, поскольку имевшихся там «нескольких азиатских фальконетов» не хватало для целей обороны.
      На основании донесений Италинского генерал от инфантерии военный губернатор города Херсона граф А. Ф. Ланжерон, генерал-лейтенант Н. Ф. Ртищев и Севастопольский флотский начальник вице-адмирал Р. Р. Галл приняли зависевшие от каждого из них меры. Войсковому атаману Черноморского войска генерал-майору Бурсаку ушло предписание «о недремленном и бдительнейшем наблюдении за черкесами», а вице-адмирал Р. Р. Галл без промедления вооружил в Севастополе «для крейсирования у берегов Абхазии, Мингрелии и Гурии» военные фрегаты и бриги. На двух фрегатах в форт Св. Николая от­правили шесть крепостных орудий: четыре 24-фунтовые пушки и две 18-фунтовые «при офицере тамошнего гарнизона, с положенным числом нижних чинов и двойным количеством зарядов против Штатного положения»29.
      Секретным письмом от 17 (29) апреля 1816 г. Италинский уведомил Ланжерона об отправлении турками лезгинским вождям большой партии (несколько десятков тысяч) ружей для нападения на пограничные с Россией территории, которое планировалось совершить со стороны Анапы. Из данных агентурной разведки и из показаний пленных кизлярских татар, взятых на Кавказской линии, российское командование узнало, что в Анапу приходило турецкое судно, на котором привезли порох, свинец, свыше 50 орудий и до 60 янычар. В Анапе, говорили пленные, «укрепляют входы батареями» на случай подхода российских войск, и идут военные приготовления. Анапский паша Назыр «возбудил ногайские и другие закубанские народы к завоеванию Таманского полуострова, сим народам секретно отправляет пушки, ружья и вооружает их, отправил с бумагами в Царь Град военное судно. Скоро будет произведено нападение водою и сухим путем»30.
      Италинский неоднократно заявлял турецкому министерству про­тесты по поводу действий паши крепости Анапа. Более того, дипломат напомнил Порте о великодушном поступке императора Александра I, приказавшего (по личной просьбе султана) в январе 1816 г. вернуть туркам в Анапу 61 орудие, вывезенное в годы войны из крепости. Уважив просьбу султана, Александр I надеялся на добрые отношения с ним, хотя понимал, что таким подарком он способствовал усилению крепости. Например, военный губернатор Херсона граф Ланжерон прямо высказался по этому вопросу: «Турецкий паша, находящийся в Анапе, делает большой вред для нас. Он из числа тех чиновников, которые перевели за Кубань 27 тысяч ногайцев, передерживает наших дезертиров и поощряет черкес к нападению на нашу границу. Да и сама Порта на основании трактата не выполняет требований посланника нашего в Константинополе. Возвращением орудий мы Анапскую крепость вооружили собственно против себя». Орудия доставили в Анапу из крымских крепостей, «но от Порты Оттоманской и Анапского паши кроме неблагонамеренных и дерзких предприятий ничего соответствовавшего Монаршему ожиданию не видно», — считал Ланжерон. В заключение он пришел к выводу: «На случай, если Анапский паша будет оправдываться своим бессилием против черкесе, кои против его воли продолжают делать набеги, то таковое оправдание его служит предлогом, а он сам как хитрый человек подстрекает их к сему. Для восстановления по границе должного порядка и обеспечение жителей необходимо... сменить помянутого пашу»31.
      Совместными усилиями черноморских начальников и дипломатии в лице главы российского посольства в Стамбуле тайного советника Италинского удалось предотвратить враждебные России акции и нападение на форт Св. Николая. В том же 1816 г. дипломат получил новое назначение в Рим, где он возглавлял посольство до конца своей жизни. Умер Андрей Яковлевич в 1827 г. в возрасте 84 лет. Хорошо знакомые с Италинским люди считали его не только выдающимся дипломатом, но и блестящим знатоком Италии, ее достопримечательностей, архитектуры, живописи, истории и археологии. Он оказывал помощь и покровительство своим соотечественникам, приезжавшим в Италию учиться живописи, архитектуре и ваянию, и сам являлся почетным членом Российской Академии наук и Российской Академии художеств. Его труд отмечен несколькими орденами, в том числе орденом Св. Владимира и орденом Св. Александра Невского, с алмазными знаками.
      Примечания
      1. ФОНТОН Ф.П. Воспоминания. Т. 1. Лейпциг. 1862, с. 17, 19—20.
      2. Архив внешней политики Российской империи (АВП РИ). Историко-документальный департамент МИД РФ, ф. 70, оп. 70/5, д. 206, л. боб.
      3. Там же, л. 6об.—7.
      4. ПЕТРОВ А.Н. Первая русско-турецкая война в царствование Екатерины II. ЕГО ЖЕ. Влияние турецких войн с половины прошлого столетия на развитие русского военного искусства. Т. 1. СПб. 1893.
      5. Подробнее об этом см.: Россия в системе международных отношений во второй половине XVIII в. В кн.: От царства к империи. М.-СПб. 2015, с. 209—259.
      6. АВП РИ, ф. 70, оп. 70/5, д. 206, л. 6 об.-7.
      7. Там же, ф. 89, оп. 89/8, д. 686, л. 72—73.
      8. Там же, ф. 70, оп. 70/2, д. 188, л. 33, 37—37об.
      9. Там же, д. 201, л. 77об.; ф. 89, оп.89/8, д. 2036, л. 95об.
      10. Там же, ф. 70, оп. 70/2, д. 201, л. 1 — 1 об.
      11. Там же, л. 2—3.
      12. Там же, л. 11об.—12.
      13. Там же, ф. 180, оп. 517/1, д. 40, л. 1 —1об. От 17 февраля 1803 г.
      14. Там же, л. 6—9об., 22—24об.
      15. Там же, д. 35, л. 13— 1 Зоб., 54—60. Документы от 12 декабря 1803 г. и от 4 (16) января 1804 г.
      16. Там же, л. 54—60.
      17. Там же, д. 36, л. 96. От 17 (29) апреля 1804 г.
      18. Там же, л. 119-120. От 2 (14) мая 1804 г.
      19. Там же, д. 38, л. 167.
      20. Там же, д. 41, л. 96—99.
      21. Там же, л. 22.
      22. Там же, д. 3214, л. 73об.; д. 46, л. 6—7.
      23. Там же, л. 83—84, 101.
      24. Внешняя политика России XIX и начала XX века. Т. 7. М. 1970, с. 51—52.
      25. Там же, с. 52.
      26. Там же.
      27. Там же, с. 181-183,219.
      28. АВПРИ,ф. 180, оп. 517/1, д. 2907, л. 8.
      29. Там же, л. 9—11.
      30. Там же, л. 12—14.
      31. Там же, л. 15—17.