Войдите, чтобы подписаться
Подписчики
0
-
Похожие публикации
-
Анисимов Е. В. Петр II
Автор: Saygo
10 марта 1725 г. Санкт-Петербург хоронил Петра Великого. Это была грандиозная, невиданная ранее церемония, участники и зрители которой были подавлены мрачной красотой происходящего. Траурные звуки множества полковых оркестров, глухой рокот барабанов, слаженное пение нескольких сот певчих, плач тысяч людей, звон колоколов - все это периодически заглушалось пушечными выстрелами, следовавшими один за другим с паузой в одну минуту на протяжении нескольких часов. Это был как бы исполинский метроном, внушавший присутствующим, по словам архиепископа Феофана Прокоповича - участника и летописца похорон, - "священный ужас".
Но разглядывая печальное шествие, траурные одежды, красочные гербы и флаги, опытный глаз французского посланника Ж.-Ж. Кампредона не мог не заметить одной важной детали: внук Петра I, единственный мужчина дома Романовых великий князь Петр Алексеевич следовал в процессии лишь на восьмом месте, после императрицы Екатерины I, ее дочерей Анны и Елизаветы, а также дочерей старшего брата покойного императора, Ивана, Екатерины и Прасковьи. И что больше всего возмутило знатоков протокольных тонкостей - это то, что 9-летний внук Петра I, прямой потомок московских царей, шел даже после двух сестер Нарышкиных и жениха старшей дочери Петра, Анны Петровны, - голштинского герцога Карла-Фридриха.
Подобная расстановка участников траурного шествия, конечно, не была случайной, как и то, что великому князю не нашлось места среди ближайших родственников покойного во время церемонии погребения в Петропавловском соборе: юный Петр Алексеевич стоял вдали от императрицы и ее дочерей. Все это должно было демонстрировать те политические реальности, которые возникли после дворцового переворота в ночь смерти Петра, с 28 на 29 января 1725 года. Тогда в Зимнем доме, у еще не остывшего тела преобразователя России произошла острая политическая схватка. В жестоком споре столкнулись две группировки знати: родовитая аристократия ("старые бояре" донесений иностранных дипломатов) и "новая знать", выдвинувшаяся из низов благодаря своим способностям и симпатиям царя-реформатора, ценившего знатность, как известно, "по годности". Борьбу, которая, к счастью, не вылилась в кровопролитие, обостряло то обстоятельство, что Петр умер, не оставив завещания.
"Бояре" - Долгорукие, Голицыны, П. Апраксин, Г. Головкин, А. Репнин - настаивали на кандидатуре великого князя Петра Алексеевича, сына погибшего в 1718 г. в застенке царевича Алексея. За ними была традиция передачи престола по мужской линии от деда к сыну и далее к внуку. Но за "худородной" новой знатью - А. Меншиковым, П. Ягужинским, П. Толстым, - предлагавшей возвести на престол вдову императора, Екатерину Алексеевну, - вчерашнюю "портомою" и кухарку, было нечто более весомое, чем традиция: оружие, деньги, сила окружавших дворец гвардейцев, горой стоявших за матушку- государыню, боевую подругу обожаемого императора. Их давление, угрозы расправы с несогласными повлияли, в конечном счете, на решение собравшихся во дворце сановников: императрицей была провозглашена Екатерина. "Бояре", а вместе с ними и их кандидат, великий князь Петр, были отодвинуты от престола, что и отразилось в протоколе похоронной церемонии.
Родители Петра II Алексей Петрович и София-Шарлотта Брауншвейг-Вольфенбюттельская
Мария Меншикова
Евдокия Лопухина
Екатерина Долгорукова
В то время Петр был лишь пешкой в политической игре, как, впрочем, и позже, когда он, а точнее, его имя, титул, родственные связи вновь привлекли всеобщее внимание. Это было весной 1727 г., в самом конце короткого царствования Екатерины I. К этому времени здоровье императрицы, не щадившей себя в бесконечных празднествах, банкетах, вечеринках и попойках, стало резко ухудшаться. За состоянием ее здоровья внимательно наблюдали политические группировки в ожидании очередного этапа борьбы за власть. Больше всего от дум о ближайшем будущем должна была болеть голова у светлейшего князя А. Д. Меншикова, фактического руководителя государства при Екатерине I. Несмотря на сопротивление и интриги своих многочисленных недругов у подножия трона - генерал-прокурора П. И. Ягужинского, зятя царицы герцога Карла-Фридриха, тайного советника графа П. А. Толстого и других, - он уверенно и спокойно вел государственный корабль: кредит доверия к нему Екатерины, которая была многим ему обязана, был беспределен. Болезнь императрицы, особенно усилившаяся весной 1727 г., вынуждала светлейшего думать о необходимых для сохранения власти и влияния превентивных мерах.
Сведения о некоторых замыслах Меншикова стали известны во второй половине марта - начале апреля 1727 года. Тогда Петербург заговорил о намерении светлейшего выдать одну из своих дочерей (позже уточнили - старшую, Марию) за великого князя Петра Алексеевича. Для всех участников борьбы за власть и наблюдателей стало ясно, что Меншиков хотел породниться не просто с великим князем, а с наследником престола, будущим императором.
Можно поражаться энергии, настойчивости Меншикова, проявленным им в это время. Интриги, репрессии, запугивания, уговоры, предательство - весь ареснал закулисной борьбы за власть был использован светлейшим для достижения того, что казалось ему вершиной счастья для 53-летнего мужчины: стать тестем послушного его воле юного царя, генералиссимусом и, конечно, обладателем все новых и новых богатств, земель, крепостных, звезд, орденов, золота и бриллиантов. То, что в центре своей последней придворной игры Меншиков поставил именно фигуру великого князя Петра, случайным не было. В его силах было, например, женить своего сына Александра на второй дочери Екатерины I, Елизавете, а затем добиваться ее воцарения. Но он этого не сделал, так как прекрасно чувствовал обстановку, которая явно складывалась в пользу внука Петра Великого.
Уже в 1725 г. французский посланник, вслед за другими наблюдателями, писал, что императрица беззаботно веселится, "а между тем за кулисами множество людей тайно вздыхают и жадно ждут минуты, когда можно будет обнаружить свое недовольство и непобедимое расположение свое к великому князю. Происходят небольшие тайные сборища, где пьют за здоровье царевича"1. Конечно, непривычному к российскому застолью французскому посланнику "тайные сборища" могли показаться чуть ли не заговором. Но его, очевидно, не было. Зато имелось то, что Меншиков учитывал: у Петра, в отличие от многих возможных кандидатов на престол, было бесспорное право наследовать власть своего деда, к его фигуре приковывалось внимание всех обиженных и недовольных порядками времен петровских реформ, в надежде, что с приходом к власти сына царевича Алексея должно "полегчать". К тому же поражение сторонников великого князя в 1725 г. не было полным, и "бояре" представляли серьезную политическую силу, с которой Меншиков не мог не считаться. Уже в 1726 г. было замечено, что светлейший "ласкал" родовитую знать. Благодаря ему князь М. М. Голицын стал генерал-фельдмаршалом, а Д. М. Голицын - членом образованного в феврале 1726 г. высшего правительственного учреждения - Верховного тайного совета.
План Меншикова был крайне недоброжелательно встречен в кругу его сподвижников по возведению на престол Екатерины. Понять их можно - Толстой, главный следователь по делу отца великого князя, понимал, что означает для него приход к власти сына казненного царевича. Не могло быть иллюзии относительно будущего и у других мелкопоместных и безродных "птенцов гнезда Петрова", которых бы оттеснили от престола родовитые и обиженные на них потомки бояр. Толстой, как и генерал-полицмейстер А. Девьер, генерал А. Бутурлин, знали, что за ветеранов январского переворота их старый товарищ Меншиков не вступится. В итоге, против светлейшего начинает сколачиваться заговор.
Однако Меншиков опередил Толстого и его единомышленников и нанес молниеносный удар: они были арестованы, подвергнуты пытке, а затем обвинены в заговоре против императрицы и интригах с намерением помешать женитьбе великого князя на Марии Меншиковой. И в день своей смерти, 6 мая 1727 г., Екатерина, идя навстречу желанию светлейшего, подписала суровый приговор заговорщикам, а также завещание, так называемый Тестамент, который содержал два самых важных для Меншикова пункта. Первый из них гласил: "Великий князь Петр Алексеевич имеет быть сукцессором" (наследником), а согласно второму пункту, императрица давала "матернее благословение" на брак Петра с дочерью Меншикова. До 16-летия монарха государство должно было управляться регентством, в которое входили дочери Екатерины, ее зять Карл-Фридрих, сестра царя Наталья и члены Верховного тайного совета.
Это была явная уступка со стороны светлейшего, который тем самым как бы гарантировал будущее благополучие дочерей Екатерины. Впрочем, вскоре стало ясно, что эта уступка была временной и формальной. Меншиков сразу показал, что его роль в системе управления империи отныне становится исключительной. Это было подтверждено присвоением ему высшего воинского звания генералиссимуса и высшего военно-морского звания полного адмирала. А 25 мая Феофан Прокопович обручил 12-летнего императора и 15-летнюю княжну Марию Меншикову, ставшую официально "обрученной Его императорского величества невестой-государыней".
В этой ситуации Петр по-прежнему фигура в игре других людей. С первых дней своего царствования юный император находился под присмотром светлейшего и его родственников. Для удобства контроля Меншиков переселяет мальчика, как бы на время, до завершения строительства царской резиденции, в свой дворец на Васильевском острове. Судя по "Повседневным запискам", которые вели секретари светлейшего, в первый раз Петр ночевал у Меншикова 25 апреля, то есть еще до смерти Екатерины, а уже после воцарения в Меншиковский дворец были перевезены с Адмиралтейской стороны все царские вещи и мебель. Бросив все государственные дела, светлейший все свое время уделял царю; он разъезжал с мальчиком по городу: на верфь, в конюшню, отправлялся также за город на охоту, часто обедал с ним2.
Большие надежды возлагал Меншиков на назначенного им обер-гофмейстером, главным воспитателем царя, вице-канцлера А. И. Остермана, которого очень высоко ценил как интеллектуала, исполнительного и послушного человека. Весной 1725 г. он говорил о нем прусскому посланнику Г. Мардефельду: "Остерман - единственно способный и верный министр, но слишком боязлив и осмотрителен"3. Как показали дальнейшие события, светлейший плохо знал Остермана.
Вероятно, и дальше Меншиков воспитывал себе "ручного императора", если бы в середине июля его не свалила болезнь, длившаяся пять-шесть недель. Но именно их-то и хватило, чтобы прежде послушный и тихий мальчик глотнул свободы, сошелся с людьми, которые, исполняя любое его желание, сумели довольно быстро настроить его против генералиссимуса. И в этом особую роль сыграл столь "боязливый" Остерман. Он сумел тонко развить недовольство юного императора своим зависимым от воли светлейшего положением, направить это недовольство в нужное русло. А о том, что такое недовольство у мальчика было, свидетельствуют донесения иностранных дипломатов, которые видели, как Петр пренебрегает обществом своей невесты, как он тяготится опекой Меншикова.
Развязка наступила в конце августа - начале сентября 1727 г., когда Меншиков поправился. Поначалу он не придал значения демонстративной дерзости прежде послушного царя. Даже живя вдали от Петра, находившегося в Петергофе, он был спокоен, потому что рядом с мальчиком всегда был его человек - Остерман. Письма обер-гофмейстера успокаивали, усыпляли светлейшего. 21 августа Остерман написал Меншикову притворно-веселое письмо из Стрельны в Ораниенбаум, где тот поправлялся после болезни: "Е. и. в. писанию вашей высококняжеской светлости весьма обрадовался и купно с ее императорским высочеством (сестрой Петра Наталией Алексеевной. - Е. А.) любезно кланяются.."4. Между тем наступил последний и решающий этап борьбы с Меншиковым. Сам светлейший понял, что Остерман его предал, когда было уже поздно: в начале сентября царь подписывает несколько указов, которые лишают "полудержавного властелина" власти, значения, а потом и свободы.
Конечно, не юный император придумал указы о переезде двора с Васильевского острова, о неподчинении распоряжениям Меншикова, о его домашнем аресте, о замене верного генералиссимусу коменданта Петропавловской крепости. Ранее Меншиков, игнорируя "Тестамент", использовал именные указы царя для своих целей. Теперь этот законодательный бумеранг вернулся к светлейшему. В серии подписанных Петром II в начале сентября 1727 г. императорских указов отчетливо видна опытная рука воспитателя Петра, Андрея Ивановича Остермана, довершившего свое дело специальной запиской о судьбе Меншикова, которую 9 сентября 1727 г. в присутствии царя обсудил Совет. А на следующий день Меншиков начал свой последний путь из Петербурга...
Было бы ошибкой думать, что время Меншикова сменилось временем Остермана. На первый план вышел новый фаворит, державшийся раньше в тени, - князь Иван Алексеевич Долгорукий. Он был на семь лет старше царя, и можно себе представить, что означала компания 19-летнего "знающего жизнь" юноши для 12-летнего "царственного отрока". Князь Иван довольно рано втянул мальчика во "взрослую" жизнь, в "истинно мужские" развлечения и весьма преуспел в этом.
Ровесник цесаревны Анны (родился в 1708 г.), Долгорукий в отличие от многих своих сверстников с ранних лет жил за границей - в Варшаве, в доме своего деда, выдающегося петровского дипломата князя Г. Ф. Долгорукого, а затем - у дяди, князя Сергея Григорьевича, сменившего престарелого отца на посту посланника в Польше. Вернувшись в Петербург, князь Иван получал уроки у Генриха Фика, крупного деятеля петровской государственной реформы. Но, как показали последующие события, жизнь за границей, уроки знаменитого государствоведа мало что дали юноше. В 1725 г. он был назначен гоф-юнкером захудалого двора великого князя Петра Алексеевича и вряд ли мог рассчитывать на успешную придворную карьеру, если бы не превратности судьбы его повелителя.
Значение Долгорукого для Петра без труда разгадал уже Меншиков, который постарался запутать Ивана в дело Толстого и Девьера и добиться у Екатерины I отправки его, в наказание, в полевую армию. Но во время болезни Меншикова летом 1727 г. князь Иван оказался возле Петра и немало способствовал свержению светлейшего.
С тех пор Долгорукий не покидал своего царственного друга. Особенно усилилось влияние его после переезда двора в Москву в начале 1728 года. Клавдий Рондо, английский резидент, писал, что ближе князя Ивана у царя нет никого, он "день и ночь с царем, неизменный участник всех, очень часто разгульных, похождений императора". Испанский посланник де Лириа дополняет: "Расположение царя к князю Ивану таково, что царь не может быть без него ни минуты: когда на днях его (Ивана. - Е. А.) ушибла лошадь и он должен был слечь в постель, Е. ц. в. спал в его комнате"5. Князь Иван показал себя тщеславным, недалеким, необязательным и слабовольным человеком. Не способный на серьезные поступки, ветреный, он целиком тратил себя на гульбу и питие или как тогда говорили, на "рассеянную жизнь", участником которой он делал и императора.
Хотя влияние князя Ивана на Петра II было весьма сильным, юный император не был заводной игрушкой в его руках. Всем предыдущим воспитанием Петр был предрасположен к той безалаберной жизни, в которую он был втянут легкомысленным фаворитом. Судьба императора была печальной. Рожденный 12 октября 1715 г. в семье царевича Алексея Петровича и кронпринцессы Шарлотты-Христины-Софии Вольфенбюттельской, он, как и его старшая сестра Наталия (родилась в 1714 г.), не был плодом любви и семейного счастья. Брак этот был следствием дипломатических переговоров Петра I, польского короля Августа II и австрийского императора Карла VI, причем каждый из них хотел получить свою выгоду из семейного союза династии Романовых и древнего германского рода герцогов Вольфенбюттельских, связанного множеством родственных нитей с правившими тогда в Европе королевскими домами. Конечно, при этом никто не интересовался чувствами жениха и невесты.
Кронпринцесса Шарлотта, сестра которой была замужем за австрийским императором, надеялась, что брак ее с "московским варваром" не состоится. В письме деду, герцогу Антону-Ульриху, в середине 1709 г. она сообщала, что его послание ее обрадовало, так как "оно дает мне некоторую возможность думать, что московское сватовство меня еще, может быть, минет. Я всегда на это надеялась, так как я слишком убеждена в высокой вашей милости"6. Но надежды ее были напрасны: после Полтавы за Петром - победителем Карла XII - стала ухаживать вся Европа, в том числе и герцог Антон-Ульрих Вольфенбюттельский. Свадьба была сыграна в Торгау в октябре 1711 г. и поразила всех великолепием стола и знатностью гостей.
Но счастья новобрачным она не принесла. Отношения их не сложились, холодность супруги вызывала недовольство Алексея, а его грубые ухватки и тяжелый нрав пробуждали в Шарлотте только ненависть и презрение. Вскоре после рождения сына она умерла. Алексей, занятый своими делами, а потом - острым конфликтом с отцом, не обращал внимания на детей, и когда летом 1718 г. он погиб в застенке Петропавловской крепости, Наталия и Петр остались круглыми сиротами. Разумеется, Петр I не забыл внучат, они оставались членами царской семьи, но постоянно находились где-то на задворках. Лишь в 1721 г. дети были переселены в царский дворец, им определили штат придворных и прислуги. После смерти Петра и вступления на престол Екатерины мальчик оставался без внимания. Лишь в 1726 г. 11-летнего Петра и 12-летнюю Наталью стали приглашать на торжественные приемы, что все расценили как повышение статуса великого князя при дворе.
К тому времени, когда престол перешел к юному Петру, его характер уже достаточно устоялся и не предвещал подданным в будущем легкую жизнь, С особым вниманием за развитием Петра наблюдали австрийские дипломаты, заинтересованные в превращении юного племянника австрийского императора в полноценного правителя дружественной державы.
Однако они не могли сообщить в Вену ничего утешительного. На них, как и на других наблюдателей, Петр не производил благоприятного впечатления.
Жена английского резидента, леди Рондо, писала в декабре 1729 г. своей знакомой в Англию: "Он очень высокий и крупный для своего возраста: ведь ему только что исполнилось пятнадцать (ошибка - 12 декабря 1729 г. Петру исполнилось 14 лет. - Е. А). У него белая кожа, но он очень загорел на охоте (загар в те времена считался вульгарным отличием простолюдина от светского человека. - Е. А.), черты лица его хороши, но взгляд тяжел, и хотя император юн и красив, в нем нет ничего привлекательного и приятного"7. О "жестоком сердце" и весьма посредственном уме Петра, ссылаясь на слова сведущих людей, писал еще в 1725 г. Мардефельд.
Знакомые с нравами юного царя замечали в его характере многие черты, унаследованные им от деда и отца, людей очень нелегкого для окружающих нрава. "Царь, - пишет саксонский резидент Лефорт, - похож на своего деда в том отношении, что он стоит на своем, не терпит возражений и делает, что хочет". В другой депеше он уточнял: "Петр "себя так поставил, что никто не смеет ему возражать". Почти то же сообщал в Вену и граф Вратислав - посланник цесаря: "Государь хорошо знает, что располагает полной властью и свободою и не пропускает случая воспользоваться этим по своему усмотрению". Английский резидент писал о свойственном юноше непостоянстве, а французский посланник отмечал в характере царя заметные признаки "темперамента желчного и жестокого"8. Власть, как известно, кружит головы и людям сложившимся и немолодым. А что говорить о мальчишке, которому казалось, что именно он своею властью низверг могущественного Меншикова. Льстецы не преминули подчеркнуть, что он тем самым "освободил империю свою от ига варварского".
По мнению многих, Петр был далек от интеллектуального труда и интересов, не умел вести себя прилично в обществе, капризничал и дерзил окружающим. Современники считали, что виной тому не столько природа, сколько воспитание. Действительно, в отличие от дочерей Петра Великого, внуков его обучали и воспитывали более чем посредственно. Все у них было как бы второсортным - жизнь, учение, будущая судьба. Занимались ими то вдова трактирщика, то вдова портного, то бывший моряк, который преподавал и письмо, и чтение, и танцы. Прусский посланник даже полагал, что Петр I умышленно не заботился о правильном и полноценном воспитании внука. Однако это не так. В 1722 г. Петр пригласил в учителя к внуку хорошего специалиста, выходца из Венгрии И. Секани (Зейкина). Он учил детей в семье Нарышкиных, и Петр, отбирая его у своих родных, писал учителю, что "время приспело учить внука нашего"9. Но занятия начались лишь в конце 1723 г. или даже позже и оборвались в 1727 г., когда Меншиков, очевидно, по наущению нового воспитателя Петра, Остермана, выслал Зейкина за границу.
Вице-канцлер Остерман, ставший главным воспитателем царя весной 1727 г., был, конечно, лучше, чем воспитатель царевича Алексея А. Д. Меншиков, бестрепетно подписавший в 1718 г. смертный приговор своему воспитаннику. Но Андрей Иванович не был для мальчика тем, кем был для цесаревича Павла Петровича Н. И. Панин: подлинным учителем и другом. Впрочем, составленная Остерманом программа образования царя была по тем временам неплохой. Она включала изучение древней и новой истории, географии, картографии, оптики, тригонометрии, немецкого и французского языков, а также музыки, танцев, начал военного дела. И хотя режим обучения был весьма щадящий - много перерывов, занятий стрельбой, охотой, бильярдом, - усвоить основы наук было вполне возможно.
Феофан Прокопович, главный эксперт по духовному развитию, сочинил особую записку: "Каким образом и порядком надлежит багрянородного отрока наставлять в христианском законе?" На бумаге все было хорошо и гладко, в жизни же - все иначе. Наиболее емко систему воспитания Петра охарактеризовал австрийский посланник Рабутин, писавший в 1727 г.: "Дело воспитания царя идет плохо. Остерман крайне уступчив, стараясь тем самым приобресть доверие своего воспитанника, и в этом заключается сильное препятствие успеха. Развлечения берут верх, часы учения не определены точно, время проходит без пользы и государь все более и более привыкает к своенравию"10. Так это было и позже, в Москве. Остерман постоянно маневрировал, стремясь удержаться в воспитателях - должности весьма престижной при юном царе, и достигал он этого тем, что старался не раздражать воспитанника большой требовательностью в учебе.
Вице-канцлер был активным и обремененным делами политиком. Крепко держась за кормило власти, он думал не о том, как лучше подготовить юношу к тяжкому поприщу властителя великой империи, а о своих, не всегда бескорыстных, интересах. Вот что писал он Меншикову в 1727 г.: "За его высочеством великим князем я сегодня не поехал как за болезнию, так и особливо за многодельством, и работаю как над отправлением курьера в Швецию, так и над приготовлением отпуска на завтрашней почте и, сверх того, рассуждаю, чтобы не вдруг очень на него налегать". Б. -Х. Миних вспоминал, что Остерман виделся с царем "лишь во время утреннего туалета, когда тот вставал, и по вечерам, после возвращения с охоты"11.
Последствия педагогики, "чтоб не вдруг очень на него налегать", были печальны. Юноша подчеркнуто почтительно обращался со своим нестрогим учителем, а за его спиной, в компании Долгоруких, потешался над Андреем Ивановичем. Успехов в освоении знаний у юного императора не было. Австрийские дипломаты очень печалились, что на аудиенциях царь не говорит с ними по-немецки и только кивает головой, делая вид, что все сказанное понимает. Зато самые глубокие знания Петр получил в науке уничтожения зайцев, медведей, косуль, уток и прочей живности. "Охота, - пишет Рондо в августе 1728 г., - господствующая страсть царя (о некоторых других страстях его упоминать неудобно)". Если не большую, то значительную часть своего царствования он провел в лесу и в поле, на охотничьих бивуаках, у костра, на свежем воздухе.
Из немногочисленных автографов, оставленных Петром II потомкам, чуть ли не самыми длинными являются резолюции типа: "Быть по тому, Петр", "Отпустить. Петр." на росписи царской охоты, которая определяла норму ежедневного питания собак (по два пуда говядины каждой!), лошадей и даже 12 верблюдов, которые тоже участвовали в царских охотах. За осеннюю охоту 1729 г. Петр и его свита сворой в 600 собак затравили 4 тыс. зайцев, 50 лисиц, 5 рысей, 3 медведей12.
Дипломаты ждали того дня, когда наконец можно будет увидеть царя и переговорить с ним. Вот типичные сообщения о времяпрепровождении Петра в 1728 г., взятые наугад из донесения де Лириа: "24 мая. Этот монарх еще не возвратился с охоты...; 31 мая. Царь воротился с охоты дня на два и послезавтра уезжает опять...; 7 июня. Получено донесение о смерти герцогини Голштинской (Анны Петровны. - Е. А.), принцессы, красивейшей в Европе. Но это отнюдь не заставило царя отложить поездку на охоту в окрестности, хотя и без принцессы Елизаветы...; 14 июня. Царь еще не возвратился с охоты, но надеются, что воротится на этой неделе,..; 21 июня. Этот монарх еще не возвратился в город, но надеются, что возвратится на этих днях". Ничего не изменилось и через год, в 1729 г.: "11 июня. Царь вчера уехал на охоту за две мили от города...; 1 августа. Здешний государь все развлекается охотой...; 8 августа. Царь все наслаждается охотой..."13.
В феврале 1729 г. дошло до скандала. Узнав о том, что царь намеревается отправиться на три-четыре месяца на охоту подальше от Москвы, австрийский и испанский посланники сделали представление канцлеру, в котором в решительных выражениях заявили, что "при настоящих обстоятельствах не только вредно, но и неприлично оставаться нам такое долгое время без всякого дела, без возможности с кем сноситься о делах, так как с Е. в. отправляется и большая часть его министров"14. Но Петр не угомонился. По подсчетам историка князя П. В. Долгорукова, в июле - августе 1729 г. он был на охоте непрерывно 55 дней. Это был своеобразный рекорд - обычно царь находился на охоте по 10, 12, 24, 26 дней кряду. Долгоруков сосчитал также, что за 20 месяцев 1728 - 1729 гг. Петр провел на охоте восемь месяцев15.
Не без отчаяния де Лириа обращался в Мадрид с просьбой отозвать его из Москвы: "Кажется, что я не только здесь бесполезен, но даже противно чести нашего короля оставлять меня здесь. Монарха мы не видим никогда... Повторяю вам, что уже говорил несколько раз, - достаточно и даже больше, чем достаточно иметь здесь секретаря или по крайней мере резидента"16. Англичане так и делали, полагая, что Россия утратила свое место в мире. О том же писал в Вену граф Вратислав. Остерман и австрийские дипломаты пытались даже, используя страсть Петра к охоте, чему-нибудь его научить. Предполагалось выписать из Вены опытного егеря-профессионала с тем, чтобы он попутно давал царю самые общие представления о природе и т. д. Но этот план оказался неосуществленным, как и план строительства под Москвой потешного военного городка, где юноша мог бы, подобно своему великому деду, обучаться военному ремеслу.
В приведенном выше представлении посланников Австрии и Испании канцлеру допущена неточность - с Е. в. отправлялась на охоту не большая, а меньшая часть министров. Остальные же сановники просто отдыхали. Де Лириа писал 27 сентября 1728 г.: "Царь уехал недель на шесть на охоту. Этим воспользовались все министры и даже члены Верховного совета, и барон Остерман тоже уехал на неделю или дней на десять (а уж прилежный Остерман слыл чрезвычайно трудолюбивым чиновником, работавшим и в праздники, и по ночам. - Е. А.). Поэтому мы здесь весьма бедны новостями"17.
При ознакомлении с журналами Верховного тайного совета, Сената или коллегий времен царствования Петра II возникает ощущение резкого замедления оборотов запущенной Петром Великим государственной машины. Заседания в высших учреждениях проводятся все реже, кворума на них часто нет, обсуждаемые вопросы второстепенны и даже ничтожны. Члены Совета уже ленятся ездить в присутствие и подписывают подготовленные секретарем протоколы дома. Долгих и частых, как при Петре, сидений или жарких обсуждений "мнений", как при светлейшем, нет и в помине.
Уже в годы правления Екатерины I проведение петровских реформ было приостановлено. Под влиянием объективных трудностей, возникших вследствие длительной Северной войны и тяжелых преобразований, а также спекулятивных соображений, правительство императрицы разработало программу сокращения государственных расходов на армию и аппарат управления, взялось за пересмотр налоговой, торгово-промышленной политики, некоторых важнейших аспектов внешнеполитической доктрины. К январю 1727 г. программа контрреформ была окончательно выработана и затем утверждена Екатериной I. Какое-то время после ее смерти, уже при Петре II, планы переустройства государственного хозяйства довольно активно осуществлялись, но после свержения Меншикова осенью 1727 г. наступило полное затишье. Сначала его объясняли трудностями переезда в Москву, а затем многие дела были попросту заброшены.
Флот, как сообщали в Верховный тайный совет из Адмиралтейства, "жестоко гнил", и если к кампании 1728 г. было подготовлено 24 корабля, то в 1729 г. в море вышло всего пять кораблей. Флот, как и недостроенная на берегу Невы столица, уже не был нужен новым правителям. Многочисленные уговоры, петиции иностранных дипломатов о возвращении двора в Петербург встречались в правительстве с неудовольствием, как будто закрепление России на балтийском побережье больше всего нужно было Австрии, Голландии или Испании. Исчерпав все возможные средства убедить царя вернуться в Петербург, де Лириа писал весной 1729 г.: "О Петербурге здесь совершенно забыли и мало-помалу начинают забывать и о всем хорошем, что сделал великий Петр Первый; каждый думает о своем собственном интересе и никто об интересе своего государя"18.
Весь краткий период "тиранства" Меншикова (май - сентябрь 1727 г.) продемонстрировал, что "Тестамент" Екатерины I в части коллективного регентства оказался листком бумаги. Только указ 12 мая 1727 г. о присвоении Меншикову высшего звания генералиссимуса был подписан, кроме царя, всем составом регентства, начиная с Анны Петровны и кончая членами Совета. Все остальные официальные документы свидетельствуют, что коллективное регентство бездействовало, и Петр II почти сразу же стал ни в чем не ограниченным правителем, оставаясь, впрочем, инструментом, которым пользовался Меншиков. Именно ему было выгодно самодержавие мальчика- царя. Именем Петра светлейший давал распоряжения всем учреждениям, в том числе и Совету. После свержения Меншикова было решено как-то восстановить регентскую систему правления. Указом от 8 сентября 1727 г. предписывалось, что из Совета "все указы отправлены быть имеют за подписанием собственной Е. в. руки и Верховного тайного совета"19.
Но порядок этот не мог продержаться долго - царь месяцами находился на охоте, и возникла опасность остановки государственных дел. Поэтому произошло как бы новое перераспределение власти: с одной стороны, Совет от имени царя выносил решения по текущим делам, а с другой - царь мог, ни с кем не советуясь, издавать указы, предписывать свою волю Совету, бывшему, согласно букве "Тестамента", его коллективным регентом. Такое положение было удобно тем, кто сверг светлейшего, и они уже сами, вместо Меншикова, нашептывали юному царю, о чем и как нужно распорядиться.
"Перед полуднем, - записано в журнале Совета от 9 января 1728 г., - изволил Е. и. в. придти и с ним... Остерман. Е. в. на место свое садиться не изволил, а изволил стоять и объявил, что Е. в., по имеющей своей любви и почтении к Ея в. государыне бабушке желает, чтоб Ея в. по своему высокому достоинству во всяком удовольстве содержана была, того б ради учинили о том определение и Е. в. донести. И, объявя сие, изволил выйти, а вице-канцлер господин барон Остерман остался, объявил, что Е. в. желает, чтоб то определение ныне же сделано было. И по общему согласию (в Совете в тот день число членов прибавилось: к Г. И. Головкину, А. И. Остерману и Д. М. Голицыну присоединились назначенные накануне именным императорским указом князья В. Л. и А. Г. Долгорукие. - Е. А.) ныне же определение о том учинено". Остерман взял протокол, ушел к императору, который "апробовал" решение Совета, а затем объявил, "что Е. и. в. изволил о князе Меншикове разговаривать, чтоб его куда послать, а пожитки его взять"20. Иначе говоря, Остерман, передавая некий "разговор" царя, сообщал Совету высшую волю, которую тотчас и реализовали. Так строилась вся система высшего управления.
Кажется, что самым главным делом правительства Петра II в 1727- 1728 гг. было решение вопроса о судьбе светлейшего и причастных к нему людей. Допросы, ссылки, а самое основное - перераспределение конфискованных земельных богатств Меншикова - вот чем долго занимался Совет. Через 2 - 3 месяца после ссылки светлейшего в Совет стало поступать немало челобитных от чиновников, гвардейцев, высших должностных лиц с просьбой выделить им какую-то долю из меншиковских богатств. Среди просителей были и те, кто ранее считался приятелем светлейшего.
Собственник в России не был уверен в том, что его собственность сохранится за ним. Умирая, он писал духовную и знал, что ее будет утверждать государь, который вправе изменить завещание собственника, да просто - "отписать" на себя часть его имущества. О провинившихся в чем-либо перед властью и говорить не приходится - собственность твоя, пока так считает государь, а иначе... И вот сразу после такого "отписания" на имущество опального сановника накидываются его вчерашние друзья, товарищи, коллеги, прося государя в своих челобитных пожаловать их "деревенишками и людишками" из отписного. Некоторые владения не раз переходили от одного попавшего в немилость сановника к другому. В 1723 г. московский дом опального вице-канцлера барона П. П. Шафирова получил граф П. А. Толстой. Весной 1727 г., когда он был сослан на Соловки, этот дом получил ближайший прихлебатель светлейшего, генерал А. Волков. После свержения Меншикова Волков лишился и своего генеральства и нового дома. В ноябре 1727 г. его хозяином стал новый челобитчик, подписавшийся так, как это обычно делалось в России титулованными холопами: "нижайший раб князь Григорий княж Дмитриев сын Юсупов княжево"21.
Своеобразным финалом дела Меншикова стало переименование в середине 1728 г. "Меншикова бастиона" Петропавловской крепости в бастион "Его императорского величества Петра Второго".
К середине 1728 г. двор, дипломатический корпус, государственные учреждения уже перебрались в старую столицу, и с переездом в Москву как бы завершился один цикл российской истории и начался другой. "Здесь везде царит глубокая тишина, - пишет саксонский посланник Лефорт, - все живут здесь в такой беспечности, что человеческий разум не может постигнуть, как такая огромная машина держится без всякой подмоги, каждый старается избавиться от забот, никто не хочет взять что-либо на себя и молчит". И продолжал: "Стараясь понять состояние этого государства, найдем, что его положение с каждым днем делается непонятнее. Можно было бы сравнить его с плывущим кораблем: буря готова разразиться, а кормчий и все матросы опьянели или заснули... огромное судно, брошенное на произвол судьбы, несется, и никто не думает о будущем"22. Довольно точный образ: петровский корабль, потеряв своего царственного шкипера, несся по воле ветра, никем не управляемый.
После ссылки Меншикова борьба за кормило власти практически не прекращалась. Это было время интриг, подсиживаний. Царствование Петра II весьма походило на другие, подобные ему царствования, но поскольку оно было коротким, изучающий его постоянно натыкается на окаменелые остатки взаимного недоброжелательства, интриг, ненависти, подлости и злобы. Пожалуй, самой примечательной чертой обстановки при дворе, в высших кругах знати, была неуверенность, тревога за завтрашний день.
Свержение Меншикова стало крупнейшим событием первых послепетровских лет. В политическое небытие ушел наиболее значительный деятель петровской "команды", опытный администратор и военачальник. Осенью 1727 г. многие радовались крушению российского Голиафа, прославляя освобождение от "варвара". Но все же были люди - опытные, дальновидные, - понимавшие, что со сцены ушел подлинный "хозяин" страны, нравы, привычки, чудачества которого были, тем не менее, хорошо известны, а поступки понятны, предупреждаемы, если, конечно, вести себя разумно. Опыт этих людей говорил, что новый господин может оказаться хуже старого.
Время показало, что возник наихудший вариант, когда явного хозяина в стране не было. Юный император почти полностью устранился от управления государством и даже нечасто посещал свою столицу. Иван Долгорукий, конечно, пользовался огромным влиянием, но многим казалось, что он не особенно дорожит им. Самое же главное состояло в том, что князь Иван был равнодушен к государственным делам, некомпетентен, ленив, не желал ради какого-нибудь дела занимать внимание царя, на чем-то настаивать. Его закадычный приятель де Лириа, вошедший в полное доверие к временщику, неоднократно просил, требовал, умолял, чтобы князь Иван передал в руки царя записку австрийских и испанских дипломатов о настоятельной необходимости возвращения правительства в Петербург. Но князь Иван затянул дело так, что записка, в конце концов, затерялась, а сам он каждый раз находил какой-нибудь благовидный предлог, чтобы не передавать ее царю.
Реальную власть имел, конечно, вице-канцлер Остерман. Без его участия и одобрения не принималось ни одного важного решения Совета, который подчас даже не заседал без Андрея Ивановича. Как писал, немного утрируя, Рондо, без Остермана верховники "посидят немного, выпьют по стаканчику и вынуждены разойтись"23. Однако Остерман, дергая тайные нити политики, роль хозяина играть явно не хотел. Он держался в тени, не любил принимать самостоятельных решений, был скромен. Кроме того, его положение не было незыблемым, и вице-канцлеру приходилось постоянно маневрировать между царем, Долгорукими, Голицыными, другими деятелями петровского царствования. Остермана спасало от неприятностей то, что заменить его, знающего и опытного политика и дипломата, было некем.
В итоге, политический горизонт был затянут туманом, и, как писал осенью 1727 г. советник Военной канцелярии Е. Пашков своим московским приятелям, "ежели взять нынешнее обхождение, каким мучением суетным преходят люди с людьми: ныне слышишь так, а завтра иначе; есть много таких, которые ногами ходят, а глазами не видят, а которые и видят, те не слышат, новые временщики привели великую конфузию так, что мы с опасением бываем при дворе, всякий всякого боится, а крепкой надежды нет нигде". В другом письме Пашков советовал своей приятельнице, княгине А. Волконской, высланной Меншиковым в Москву, но не получившей, несмотря на "отлучение варвара", прощения: "Надлежит вам чаще ездить в Девичий монастырь искать способу себе какова". В письме другому опальному приятелю, Черкасову, он также советует: "Лучше вам быть до зимы в Москве и чаще ездить молиться в Девичь монастырь чудотворному образу Пресвятой богородицы"24.
Не чудотворная икона привлекала в Новодевичьем монастыре царедворцев, а жившая там после Шлиссельбургского заточения старица Елена - в миру бывшая царица Евдокия Федоровна, первая жена Петра Великого. Многие ожидали, что значение Евдокии, бабушки царя, после падения Меншикова и переезда двора в Москву должно было сильно возрасти. "Ныне у нас в Питербурхе, - продолжал Пашков, - многие... безмерно трусят и боятся гневу государыни царицы Евдокии Федоровны"25. Опасения были, по-видимому, основательны: старый лис Остерман сразу же после свержения Меншикова написал в Новодевичий более чем ласковое письмо, в котором подобострастно извещал старушку, что "дерзновение восприял ваше величество о всеподданнейшей моей верности обнадежить, о которой как Е. и. в., так и, впрочем, все те, которые к В. в. принадлежат, сами выше засвидетельствовать могут"26.
Бабушка-инокиня, особа весьма экспансивная и темпераментная, бомбардировала письмами Петра II и его воспитателя, выказывая крайнее нетерпение и требуя немедленной встречи с внучатами. Но внук почему-то не проявлял ответных чувств и, даже приехав в Москву, не спешил повидаться с бабушкой. Когда же эта встреча состоялась, то император пришел на нее с цесаревной Елизаветой, что Евдокии понравиться не могло. И хотя в начале 1728 г. она получила статус вдовой царицы с титулом "Ее величества", значение ее оказалось ничтожным - царь уклонился от влияния бабушки, как и всего семейства отца - Лопухиных, которые после расправ 1718 г., связанных с делом царевича Алексея, были реабилитированы Петром II.
Некоторые царедворцы полагали, что большую роль при Петре будет играть его старшая сестра Наталия Алексеевна. Иностранцы писали о ней как об особе доброжелательной, разумной, имевшей влияние на неуправляемого царя. Однако осенью 1728 г. Наталия умерла. Не меньшее, а даже большее внимание придворных искателей счастья привлекла цесаревна Елизавета, которой осенью 1728 г. исполнилось 18 лет. Этой деликатной темы не решился касаться, опасаясь перлюстрации своих писем, даже английский резидент Рондо. Дело в том, что все наблюдатели поражались стремительному взрослению Петра II. Весной 1728 г. прусский посланник писал о 12-летнем мальчике: "Почти невероятно как быстро, из месяца в месяц, растет император, он достиг уже среднего роста взрослого человека и притом такого сильного телосложения, что, наверное, достигнет роста своего покойного деда"27.
Подлинный учитель жизни князь Иван преподавал царю начала той науки, которую люди осваивают в более зрелом возрасте. Недаром он заслужил довольно скверную славу у мужей московских красавиц. Князь М. М. Щербатов, ссылаясь на мнение очевидцев, писал: "Князь Иван Алексеевич Долгоруков был молод, любил распутную жизнь и всякими страстями, к каковым подвержены младые люди, не имеющие причины обуздывать их, был обладаем. Пьянство, роскошь, любодеяние и насилие место прежде бывшаго порядку заступили. В пример тому, к стыду того века, скажу, что слюбился он или лучше сказать - взял на блудодеяние себе между прочими жену К. Н. Е. Т., рожденную Головкину (речь идет о Настасье Гавриловне Трубецкой, дочери канцлера. - Е. А. ), и не токмо без всякой закрытости с нею жил, но и при частых съездах к К. Т. (князю Н. Ю. Трубецкому. - Е. А.) с другими младыми сообщниками пивал до крайности, бивал и ругивал мужа... Но... согласие женщины на любодеяние уже часть его удовольствия отнимало и он иногда приезжающих женщин из почтения к матери его (то есть посещавших мать князя Ивана - Е. А.) затаскивал к себе и насиловал... И можно сказать, что честь женская не менее была в безопасности тогда в России, как от турков во взятом граде"28. Как о ночном госте, "досадном и страшном", писал о князе Иване Феофан Прокопович.
Естественно, что нравы "золотой молодежи" полностью разделял и царь, тянувшийся за старшими товарищами. Именно поэтому подлинный переполох в высшем свете вызвали слухи о неожиданно вспыхнувшей нежной семейной дружбе тетушки и племянника. Елизавета, веселая, милая красавица с пепельными волосами и ярко-синими глазами, многим кружила головы и при этом не была ханжой и пуританкой. Она, как и император, любила танцы, охоту. В донесениях посланников говорится, что "принцесса Елизавета сопровождает царя в его охоте, оставивши здесь всех своих иностранных слуг и взявши с собой только одну русскую даму и двух русских служанок". Как бы то ни было, казавшиеся химерическими проекты графа С. В. Кинского, австрийского посланника начала 1720-х годов, предлагавшего Петру Великому решить сложную династическую проблему путем заключения брака великого князя Петра и цесаревны Елизаветы, вдруг стали вполне реальными.
Долгорукие всполошились, начались интриги, усилились разговоры о том, чтобы выдать легкомысленную дочь Петра I за какого-нибудь заграничного короля, инфанта или герцога. Но тревога была напрасной, Елизавета не рвалась под венец с племянником, не стремилась она тогда и к власти - пути царя и веселой цесаревны довольно быстро разошлись, и по полям Подмосковья они скакали уже с другими спутниками. На этот счет есть примечательная цитата из донесения де Лириа: "Любящие отечество приходят в отчаяние, видя, что государь каждое утро, едва одевшись, садится в сани и отправляется в подмосковную (имеется в виду усадьба Долгоруких Горенки - Е. А) с князем Алексеем Долгоруким, отцом фаворита, и с дежурным камергером и остается там целый день, забавляясь как ребенок и не занимаясь ничем, что нужно знать великому государю"29.
Все понимали, что князь Алексей начал активно вести собственную игру. С одной стороны, он хотел отвлечь царя от Елизаветы, а с другой - стал оттеснять от трона своего сына, с которым был в сложных отношениях и соперничал при дворе. Князь Алексей Григорьевич Долгорукий - бывший смоленский губернатор, президент Главного магистрата при Петре I, ничем примечательным себя не проявил, оставаясь где-то во втором-третьем ряду петровских сподвижников. Как и его сын Иван, он долго жил в Варшаве, в доме своего отца, но ни знание латыни, ни годы жизни в Польше и в Италии ничего не дали князю Алексею, человеку, по словам Щербатова, "посредственного ума".
К весне 1729 г. стало ясно, что соперничество с сыном - не самоцель князя Алексея. Иностранные дипломаты стали примечать, что он "таскает своих дочерей во все экскурсии с царем". Среди трех дочерей князя выделялась 17- летняя Екатерина, "хорошенькая девушка, роста выше среднего, стройная, большие глаза ее смотрели томно"30, как описывает будущую невесту царя генерал Х. Манштейн. Позже выяснилось, что Екатерина показала себя неуживчивой, капризной, склочной. Но это понять тоже можно: ведь она оказалась в ссылке в далеком сибирском Березове.
Вся веселая компания часто останавливалась в Горенках, проводя время в танцах, карточной игре, пирах и, естественно, на охоте. Кончилось это тем, чего и добивался князь Алексей: 19 ноября 1729 г. Петр II, вернувшись с очередной охоты, собрал Совет и объявил, что женится на Екатерине Долгорукой. Таким образом, был начат, по меткому слову де Лириа, "второй том глупости Меншикова". Исполненный важности, князь Алексей на правах не просто члена Совета, но и будущего тестя, стал ходить к императору на доклады. В апреле 1730 г. в особом указе о "винах" клана Долгоруких, императрица Анна Ивановна записала, что Долгорукие "всячески приводили Е. в., яко суще младого монарха, под образом забав и увеселения отъезжать от Москвы в дальние и разные места, отлучая Е. в. от доброго и честнаго обхождения... И как прежде Меншиков, еще будучи в своей великой силе, ненасытным своим честолюбием и властолюбием, Е. в. ...племянника нашего, взяв в собственные руки, на дочери своей в супружество зговорил, так и он, князь Алексей с сыном своим и с братьями родными Е. и. в. в таких младых летех, которые еще к супружеству не приспели, Богу противным образом... противно предков наших обыкновению, привели на зговор супружества к дочери ево князь Алексеевой княжны Катерины"31.
30 ноября 1729 г. в Лефортовском дворце торжественно прошло обручение царя и "принцессы-невесты". Долгорукие деятельно начали готовиться к свадьбе, которая намечалась на январь 1730 года. Предстоящий брак очень много "весил" в придворной борьбе. Он обеспечивал закрепление влияния клана Долгоруких на длительное время, означал победу их в давней борьбе с другим влиятельным кланом князей Голицыных. Перевес Долгоруких наметился давно - с тех пор, как князь Иван вошел "в случай", стал обер-камергером, майором гвардии и андреевским кавалером, и как в феврале 1728 г. двое из Долгоруких, отец фаворита и В. Л. Долгорукий вошли в состав Совета.
Если фельдмаршала М. М. Голицына явно "придерживали" на Украине, где он командовал южной группой войск до января 1730 г., то его соперник из клана Долгоруких, генерал В. В. Долгорукий, довольно быстро ("по болезни") выбрался из гнилого и опасного Прикаспия и получил чин генерал- фельдмаршала. Стоило только сыну князя Д. М. Голицына Сергею, камергеру двора, чем-то понравиться царю, как его тотчас отправили посланником в Берлин.
Параллельно с царской свадьбой готовилась и свадьба князя Ивана, который внезапно воспылал любовью к богатейшей невесте России графине Наталии Борисовне Шереметевой, 15-летней дочери покойного петровского фельдмаршала. Две грандиозные свадьбы должны были украсить триумф Долгоруких, но судьба рассудила иначе...
Присутствуя вместе с невестой на льду Москва-реки на традиционном празднике водосвятия 6 января 1730 г., Петр II сильно простудился. На следующий день он занемог, а через три дня у него обнаружились признаки оспы. Нормальное течение этой тогда уже излечимой болезни 17 января вдруг приняло опасный оборот, положение больного сделалось сначала крайне тяжелым, а потом - безнадежным, и в ночь с 18 на 19 января 14-летний император умер, произнеся, по словам Лефорта, последнюю фразу: "Запрягайте сани, хочу ехать к сестре". Мужская линия династии Романовых пресеклась.
Трудно сказать, что ждало Россию, если бы Петр II поправился и правил бы страной много лет. Зная некоторые факты из жизни юного императора, неприглядные черты его характера, вряд ли можно питать иллюзии относительно благополучного будущего России при Петре II.
Примечания
1. Сб. Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 64. СПб. 1888, с. 105.
2. См. ПАВЛЕНКО Н. И. Полудержавный властелин. М. 1988, с. 255.
3. Сб. РИО. Т. 15. СПб. 1875, с. 274.
4. СОЛОВЬЕВ С. М. История России с древнейших времен. Кн. X, т. 19. М. 1963, с. 113.
5. Осмнадцатый век (далее - ОВ). Кн. 2. М. 1869, с. 62.
6. ГЕРЬЕ В. Кронпринцесса Шарлотта, невестка Петра Великого. - Вестник Европы, 1872, т. 3, с. 29.
7. Безвременье и временщики. Л. 1991, с. 197.
8. Сб. РИО. Т. 15, с. 273; т. 5. СПб. 1870, с. 307; т. 58. СПб. 1887, с. 67 и др.
9. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 92.
10. Там же, с. 94; Безвременье и временщики, с. 46.
11. Сб. РИО. Т. 66. СПб. 1889, с. 4.
12. Сб. РИО. Т. 5, с. 331.
13. ОВ. Кн. 2, с. 108 - 110.
14. Там же, с. 80 - 83, 156.
15. ДОЛГОРУКОВ П. В. Время императора Петра II и императрицы Анны Иоанновны. М. 1909 с. 37 - 38.
16. ОВ. Кн. 2, с. 108 - 110.
17. Там же, с. 111.
18. Там же.
19. Сб. РИО. Т. 69. СПб. 1889, с. 357.
20. Сб. РИО. Т. 79. СПб. 1891, с. 179 - 180.
21. Сб. РИО. Т. 69, с. 761.
22. Сб. РИО. Т. 5, с. 316.
23. Сб. РИО. Т. 66, с. 18.
24. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 130.
25. Там же, с. 131.
26. Там же, с. 125.
27. Сб. РИО. Т. 15, с. 396.
28. Безвременье и временщики, с. 279; ЩЕРБАТОВ М. М. О повреждении нравов в России. М. 1984, с. 39 - 40.
29. ОВ. Кн. 2, с. 157.
30. МАНШТЕЙН Х. Г. Записки о России. СПб. 1875, с. 16.
31. С.-Петербургские ведомости, N 34, 27.IV.1730.
-
Ким А. А. Война между Бохаем и Китаем в 732-735 гг.
Автор: Saygo
В 698 г. было создано первое государство на Дальнем Востоке России, позже известное как Бохай. В своем развитии молодому государству пришлось преодалеть ряд трудностей, но самым большим испытанием для Бохая стала война с могущественной державой Евразии - Танским Китаем.
Как правило, российские и зарубежные историки практически не уделяют внимания событиям и итогам этой войны. Это связано с тем, что в китайских и силланских хрониках очень мало материалов по этой теме. Однако, анализируя информацию, которая не имеет отношения к самим военным действиям, но совпадает с ними по времени, возможно проследить причинно-следственные связи этого конфликта.
Стела из Бохая, Национальный музей Кореи
Голова дракона из Бохая, Национальный музей Кореи
Кирпич из Бохая с иероглифами shang jing 上京 - "Верхняя столица". Национальный музей Китая
В 719 г. Да Цзожун (основатель Бохая) умер. На престол взошел его старший сын Да Уи (в корейском варианте Тэ Му Е), который унаследовал титулы и должности своего отца и получил инвеституру от империи Тан1.
Сразу после восшествия на престол Да Уи ввел свое летоисчисление. В то время в Восточной Азии привилегией устанавливать собственный календарь пользовались только императоры - правители Тан и Японии. Этой политической акцией Да Уи продемонстрировал не только независимый характер своего государства, но и свои амбиции2.
Его деятельность сразу создала условия для столкновения с империей Тан, так как многие мохэские племена поддерживали дипломатические отношения с Китаем и являлись его вассалами. Да Уи смог добиться того, что часть мохэских племен посылала свои посольства в Китай вместе с бохайскими представителями или должна была оповещать Бохай об отправке своих посольств в империю Тан.
В 726 г. неожиданно, без предупреждения Бохая, хэйшуй мохэ отправили в империю Тан посольство с данью и обратились с просьбой о покровительстве. Китайский император дал мохэсцам аудиенцию3. В результате империя Тан объявила о создании своего ведомства на территории хэйшуй мохэ и отправила туда своих чиновников4.
Да Уи рассматривал это как попытку империи Тан заключить союз с хэйшуй мохэ против Бохая. Поэтому он решил нанести превентивный удар по мохэским племенам5. При обсуждении намерения Да Уи начать поход против хэйшуй мохэ его младший брат Да Мэньи (в корейском варианте - Тэ Мун Е) выступил против б. Война с империей Тан, войска которой, по мнению Да Мэньи, в десять тысяч раз превышали по численности бохайские, неминуемо должна была привести к гибели Бохая 7.
Конфронтация между братьями закончилась тем, что младший из них был вынужден бежать в Китай8, где его гостеприимно приняли. Тогда Да Уи отправил в Китай послов Ма Мун Квэ и Чхонъ Муль А с письмом, в котором перечислял преступления своего младшего брата и просил казнить перебежчика (по другим данным бохайский король просил выдать брата)9. Империя Тан ответила на это отказом, мотивируя свое решение тем, что "Мэньи в беде и изъявил нам покорность, его нельзя убить".
Да Уи остался недоволен. Китайское государство, в свою очередь, увидело непочтительность к себе со стороны Бохая. Было очевидно, что Да Уи пытался давить на империю Тан.
Однако отношения между Тан и Бохаем внешне по-прежнему оставались спокойными. Обе стороны, судя по всему, не были готовы к крупномасштабным военным действиям. Но конфликт назревал10. В 727 г. Да Уи отправил первое посольство в Японию, где Бохай был представлен как "вернувший древние земли Когурё" 11, налаживал контакты с киданями и тюрками.
В 732 г. Бохай располагал большим флотом и сравнительно сильной армией. Но при этом бохайское государство не имело опыта столкновения с сильными противниками - тюрки находились от них далеко, а борьба с танской армией была давно - более 30 лет тому тазад. Поэтому Да Уи мог просто не иметь представления о мощи китайской империи, что и показал его спор с младшим братом. Тот факт, что Да Цзожун в свое время разгромил карательную армию танского полководца Ли Кайгу (698), мог дезориентировать второго бохайского правителя, и он явно недооценивал империю Тан. Успешные действия против Сипла и мохэ позволили Да Уи решиться на более серьезный шаг - конфликт с Китаем.
При этом сам бохайский правитель не стремился к скорому столкновению с империей Тан. Возможно, он искал весомого повода для войны. Последующие события показали, что Бохай был готов к войне на севере и на море. Боевые действия Китая с киданями и их сторонниками си (киданьские племена были наиболее надежными союзниками Бохая против империи Тан) в начале 730-х гг. подтолкнули Да Уи к решительным действиям.
732 г. также стал решающей вехой в отношениях между Бохаем и Сипла. Он обозначил конец доминирования Бохая на Корейском полуострове и привел к сравнительному равновесию в данном регионе.
В 715 г. киданьские племена усилились, вышли из-под власти тюрок и наладили связи с Китаем12, но в 730 г. киданьский вождь Кэтуюй снова перешел на сторону тюрок, в результате начались боевые действия против Китая. К киданям присоединились племена си.
В третьем месяце 20-го г. Кай-юань танского Сюань-цзуна (732) войска империи Тан разгромили армии восставших киданей и си. Первые отступили на север, вторые подчинились китайцам. Возможно, си не очень стремились к войне с Китаем, так как были привлечены к военным действиям киданями. По своей сути, киданьские племена были для Да Уи своего рода буфером между Бохаем и Китаем. Ослабление киданей создавало угрозу для Бохая, что привело к началу военного столкновения.
В девятом месяце 20-го г. Кай-юань (732 г.) Да Уи предпринял внезапные военные действия против империи Тан. Бохайский флот под командованием генерала Чжан Вэньсю (в корейском варианте Чжань Мюн Хю) напал на Дэнчжоу. Бохайцы убили начальника этой крепости цыши (градоначальника) Вэй Цзюня (Ви Чжуна) и перебили тех, кто оказал сопротивление13. Для многих ученых до сих пор является спорным вопрос, как такое сравнительно небольшое государство, как Бохай, решилось первым напасть на империю Тан.
Инцидент с Дэнчжоу стал первым актом войны. По мнению южнокорейских исследователей, Дэнчжоу был открытым портом, важным стратегическим пунктом империи Тан14, и нападение на него носило превентивный характер15. Эти утверждения не лишены оснований, однако, у бохайцев были и другие причины для нападения именно на этот порт. У империи Тан был сильный флот. Известно, что Китай во время восстания киданей в 696 - 697 гг. перебрасывал морем в тыл противника десант, насчитывавший десятки тысяч солдат.
Скорее всего, Дэнчжоу был базой для имперского флота. Нападение на этот порт позволил бохайцам ликвидировать военные корабли противника и тем самым обеспечить себе безопасное море. А на суше, учитывая, что значительную часть бохайского войска составляла мохэская конница и главные союзники бохайцев - ки-даньские племена - также располагали превосходной кавалерией, Да Уи мог рассчитывать на определенные успехи.
Как известно, против китайской армии кавалерия была более эффективной, чем пехота. Мобильные конные отряды сводили на нет численное превосходство огромных китайских армий, что было не раз доказано в войнах кочевников против Поднебесной. Быстрый разгром военных кораблей империи Тан заставил Китай отказаться от действий на море и отдать инициативу в военных действиях Бохаю.
Тот факт, что бохайцы смогли легко узнать о месте расположения китайского флота и уничтожить его, говорит еще и о том, что они имели хорошую разведку. Для проведения разведовательной деятельности были возможны несколько вариантов - бохайские посольства, бохайские заложники при императорском дворе, которые служили в сувэй, и торговые миссии.
Варианты посольств и заложников можно сразу отбросить - для столь успешного нападения необходимо было располагать свежей информацией о количестве кораблей и месте их расположения. К тому же необходимо было рассчитать, сколько бохайских воинов и кораблей необходимо для успешного нападения на Дэнчжоу. В результате подсчета единиц танского флота, бохайские военные обнаружили, что им не хватает своих кораблей для разгрома Дэнчжоу и прибегли к помощи морских пиратов. Такую информацию невозможно получить, находясь при императорском дворе - во-первых, он расположен слишком далеко от Дэнчжоу, во-вторых, для передачи таких сведений в Бохай ушло бы слишком много времени. Следовательно, бохайцы, служившие при императоре Китая, не могли снабжать Да Уи подобной информацией.
Что касается посольств, то они находились в Дэнчжоу слишком мало времени, чтобы изучить положение и собрать сведения.
Поэтому можно предположить, что разведывательные функции были возложены на торговые миссии. Они прибывали вместе с посольствами, но располагали большей свободой действий, вызывали меньше подозрений и могли собрать ценную информацию. Танская администрация не могла полностью контролировать их действия.
В то время как бохайский флот добился важного успеха на море, сухопутная бохайская армия почти дошла до Великой Китайской стены и оккупировала ряд крепостей в округе Ючжоу. Киданьские племена оказали помощь бохайцам в военных действиях против империи Тан16. Бохайцев и их союзников киданей танской армии удалось остановить только у гор Мадушань17.
На помощь Тан также прибыли 5 тыс. всадников хэйшуй мохэ и шивэй. Тот факт, что в летописи упоминаются конные отряды союзников, хотя 5 тыс. воинов нельзя назвать значительным контингентом по меркам китайской империи, располагавшей армиями в сотни тысяч воинов, может свидетельствовать о важности данного события. Скорее всего, в китайской армии не хватало кавалерии. Да и сама система обороны танского генерала У Чэнцы (загораживание дорог камнями) была рассчитана на ограничение действий конницы. К тому же сам факт присутствия мохэской и шивэйской кавалерии мог играть важную роль для китайской армии в моральном плане - создавалось представление, что империя Тан была не одна в борьбе с бохайскими войсками.
В первом месяце 21-го г. Кай-юань (733 г.) империя Тан заставила бохайского перебежчика Да Мэньи прибыть в зону военных действий, собрать большую армию и прийти на помощь У Чэнцы. По-видимому, танские генералы были плохо знакомы с бохайской армией и нуждались в опытном советнике. В конце концов, китайцы вынудили войска Да Уи отступить18.
Быстрые действия бохайских вооруженных сил показывают, что Да Уи был готов к конфликту с Китаем. Армия и флот были мобилизованы заранее. Поэтому можно предположить, что Бохай вступил бы в войну с империей Тан независимо от поражения киданей и си.
Успешные действия бохайских войск заставили империю Тан искать выход из тяжелого положения. Бохайские послы и заложник при императорском дворе были высланы в южные районы империи19. Империя Тан объявила военную мобилизацию в Ючжоу, потом обратилась за помощью к Сипла, предлагая силланцам совместно напасть на Бохай20.
Силланцы также вполне могли рассчитывать на расширение своей территории за счет Бохая и признательность со стороны Тан21. Вполне допустимо, что для Сипла было очень важно наладить хорошие отношения с империей Тан из-за давления со стороны Бохая, который был номинальным вассалом Китая и этим пользовался против Сипла. Для Тан союз с силланцами теперь становился выгодным, так как неприятной альтернативой этому было участие Сипла в коалиции киданей, тюрок и Бохая против Китая22.
Связь между союзниками поддерживалась через силланского посла Ким Са Рана. В империи Тан командующим силланской армией, готовившейся выступить против Бохая, был назначен генерал Ким Юн Чжун. Однако совместная атака не получилась из-за сильного снегопада и холода23. Снег занес все горные дороги, и они стали непроходимы, больше половины силланского войска погибло. Силланцы были вынуждены вернуться назад24. Танская армия не смогла сломить сопротивление бохайских войск и также отступила25.
Несмотря на провал военной экспедиции, это событие оказало влияние на ход войны между Бохаем и Тан. Сипла показала, что может помочь Китаю, и бохайцы теперь должны были учитывать возможность нападения на них с южной границы.
Между тем, империи Тан все же удалось создать антибохайскую коалицию из хэйшуй мохэ, шивэй и Сипла. Китай и его союзники смогли охватить Бохай с севера, юга и запада. Положение Бохая резко ухудшилось. В 733 г. у тюрок продолжались внутренние распри, и они не могли вести крупномасштабные военные действия против Китая. В итоге основное противостояние с империей Тан ложилось на Бохай, в борьбе с Сипла Япония не оказала поддержки Бохаю 2б. Единственным, помимо Бохая, серьезным противником Китая оставались только кидани. Но после поражения от империи Тан в 732 г. они не располагали большими силами и не могли быть ядром для антикитайской коалиции. В результате бохайский правитель Да Уи взял курс на нормализацию отношений с империей Тан.
Но главную угрозу для него представлял младший брат, который мог объединить недовольных Да Уи в Китае. К тому же империя Тан имела возможность использовать Да Мэньи против Да Уи. Поэтому бохайский правитель стремился ликвидировать своего близкого родственника.
Для этого он направил людей в Восточную столицу Тан, которые привлекли наемных убийц. Но младший брат бохайского правителя сумел избежать смерти, а убийцы были схвачены и казнены27. После этого (в 733 г.) в Тан прибыло бохайское посольство с просьбой о прощении28. Танские войска в это время потерпели поражение от киданей, которых поддерживали тюрки. Поэтому мирные отношения были выгодны обеим сторонам. Китай все еще вел тяжелую борьбу с киданями и тюрками, конфликт 732 - 733 гг. ясно показал силу бохайской армии, хотя очевидно, что длительный военный конфликт был бы не в пользу Да Уи. К тому же бохайское население не поддержало Да Мэньи против его старшего брата, что оказало свое влияние на позицию китайских сановников.
Существуют определенные разночтения по поводу периода войны. В России обычно указывается период 732 - 733 годы. В Корее полагают, что военные действия продолжались до 735 года. Таким образом, время войны увеличивается до 4-х лет. Это связано с тем, что российские исследователи считают, что война закончилась с прибытием бохайского посольства с извинениями в 733 году. Но в Корее отмечают, что сам факт прибытия посольства не означал конца военных действий. Несмотря на данное посольство, военные действия Сипла, мохэ и шивэй против Бохая не прекращались - империя Тан физически не могла сразу закончить войну своих союзников. Фактическим прекращением войны можно считать 735 г., когда империя Тан "даровала" силланцам земли к югу от реки Пхэ.
Поэтому принято считаеть, что мир между империей Тан и Бохаем был восстановлен в 735 году. По своей сути, война подтвердила слова Да Мэньи, младшего брата второго бохайского правителя, о том, что Бохай в одиночку не мог бороться с империей Тан. Да Уи пошел на мир с Китаем, но продолжал вражду с Да Мэньи, несмотря на то, что его брат был прав. Возможно, что второй бохайский правитель понимал абсурдность такого положения, но для объяснения своих внезапных военных действий ему пришлось пожертвовать родственными связями.
Эта война могла привести к гибели бохайского государства из-за просчетов Да Уи, который недооценил могущества империи Тан, как военного, так и политического. К тому же Да Уи переоценил возможности своих союзников. Но при этом допустим вариант, что у него не было выбора, так как речь шла о поддержке киданей - наиболее верных союзников, стоявших между ним и Китаем.
Китай в 735 г. передал Сипла земли южнее реки Пхэган (совр. р. Тэдонган)29, которые формально находились под властью Китая30. Таким образом империя Тан отблагодарила силланцев за помощь в войне с Бохаем. Судя по всему, такое решение было принято не сразу, поскольку мир с Бохаем был установлен в 733 году.
Скорее всего, Китай обдумывал свои дипломатические действия - ведь ему было необходимо ослабить бохайцев и поддержать силланцев. По мнению многих южнокорейских исследователей, эти земли были захвачены силланцами, но танский император до 735 г. официально не признавал их силланскими владениями31.
Скорее всего, на эти земли имел также свои претензии Бохай, а для империи Тан было очень важно усиление Сипла в качестве противовеса Бохаю. Нам неизвестно, кто проживал на тех землях, но очевидно, что этим ходом Китай хотел углубить конфликт между Бохаем и Сипла, потому что вполне вероятно, что бохайцы интересовались освоением этих земель.
Также допустим вариант, что земли к югу от Пхэ были в действительности бохайскими. Но Бохай был вынужден уступить их империи Тан, так как не мог воевать против коалиции. Однако бохайские войска боролись с силланцами за спорные территории долгое время.
К сожалению, китайские и корейские летописи не содержат информации о награждении Китаем мохэсцев и шивэй за участие в войне против Бохая. Можно только предположить, что союзники империи Тан не были обделены своим сюзереном.
Как правило, историки разных стран диаметрально противоположно рассматривают итоги этой войны. Корейские ученые считают, что война успешно закончилась для Бохая, заостряя внимание на рейде в Дэнчжоу и прорыве до Мадошаня32, но умалчивают о том, что Бохай попросил прощения 33. Китайские историки считают, что Бохай был просто провинцией Китая 34, и полагают, что войны не было, а был просто бунт, который закончился положительно для империи Тан. Длительное время, в силу политических причин, советские и российские историки придерживались позиции корейских коллег.
На наш взгляд, война между Тан и Бохаем имела место, так как последний не был китайской провинцией. Как таковая война против Тан закончилась поражением Бохая - он был вынужден отдать часть своих территорий на юге, его доминирование на Корейском полуострове закончилось, и долгое время Бохай вообще не выступал против Китая и его союзников.
Но при этом империи Тан не удалось уничтожить своего противника. С одной стороны, у Китая в тот период времени возникли проблемы с тюрками, с другой, - ликвидация Бохая не являлась важной задачей для Тан. К тому же китайские сановники, судя по всему, отдавали себе отчет в том, что в случае уничтожения Бохая больше всего выигрывала Сипла. Точно так же Сипла выиграла, когда совместно с империей Тан разгромила Когурё и Пэкче, а затем выгнала с их территорий китайскую армию. Пример полувековой давности еще не был забыт Китаем и разгром Бохая уже не входил в его планы.
Использование китайскими сановниками Да Мэньи против его старшего брата оказалось неудачным - несмотря на его помощь в изгнании бохайской армии от Мадушаня, все дальнейшие попытки продвинуть его не имели успеха. Его не поддержало бохайское население, поэтому свержение Да Уи с сохранением бохайского государства стало невозможным.
Победа империи Тан и ее союзников оказалась неполной. Главной причиной этого являлись не только успехи Бохая, но и недоверие союзников друг к другу.
Примечания
1. ВАН ЧЭНЛИ. Чжунга лунбэй-до бохай-го юй дунбэйя (Государство Бохай Северо-востока Китая и Северо-восточная Азия). Чанчунь. 2000, с. 156.
2. Пархэса (История Бохая). Сеул. 1996, с. 116.
3. Там же, с. 117.
4. Там же, с. 102.
5. Там же, с. 32.
6. Там же.
7. Там же, с. 117.
8. СОНЪ КИ ХО. Пархэрыль таси понда (Еще раз о Бохае). Сеул. 1999, с. 69.
9. История Бохая, с. 33.
10. ИВЛИЕВ А. Л. Очерк истории Бохая. Российский Дальний Восток в древности и средневековье: открытия, проблемы, гипотезы. Владивосток. 2005, с.449 - 475.
11. СОНЪ КИ ХО. Пархэ чжончхи ёкса ёнгу (Исследование политической истории Бохая). Сеул. 1995, с. 118.
12. ИВЛИЕВ А. Л. Ук. соч., с. 456.
13. САМСУГ САГИ. Исторические записки трех государств. М. 1959, с. 219.
14. КИМ ЫН ГУК. Пархэ мёльманы вонъин: сиган-конъканчогын (Причины гибели Бохая: пространственно-временной подход. Сеул. 2005, с. 77 - 88.
15. КИМ ЧЖОНЪ БОК. Пархэ гукхоы сонрип пэкёньква ыми (Значение и история создания государственного названия Бохая) Сеул. 2005, с. 117.
16. Исследование политической истории Бохая, с. 216.
17. История Бохая, с. 102.
18. Государство Бохай..., с.156.
19. ИВЛИЕВ А. Л. Ук. соч., с. 456.
20. ПАК СИ ХЁН. Пархэсаёнгу вихаё (К изучению истории Бохая). Сеул. 2007, с. 7 - 68.
21. История Бохая, с. 33.
22. Там же, с. 123.
23. ТИХОНОВ В. М. История Кореи. Т. 1. М. 2003, с. 213.
24. САМГУК САГИ. Ук. соч., с. 219.
25. История Бохая, с. 3.
26. Там же, с. 33.
27. Ю ТЫК КОН. Пархэ го (Исследование Бохая). Сеул. 2000, с. 74.
28. ВАН ЧЭНЛИ. Ук. соч., с. 156.
29. ТИХОНОВ В. М. Ук соч., с. 213 - 214.
30. История Бохая, с. 4.
31. Там же, с. 123.
32. ПАК СИ ХЁН. Пархэса (История Бохая). Сеул, 1995, с. 10.
33. ИВЛИЕВ А. Л. Ук. соч., с. 449 - 475.
34. СУНГ ХОНГ. Мохэ, Бохай и чжурчжэни. Древняя и средневековая история Восточной Азии: к 1300-летию образования государства Бохай: материалы Международной научной конференции. Владивосток. 2001, с. 80 - 89.
-
Наси
Автор: Saygo
Грачёва Ю. А. Прошлое и настоящее народа наси
Наси – тибето-бирманский народ, большая часть которого проживает в провинции Юньнань (Лицзян-Насийский автономный уезд, уезды Вэйси, Чжундянь, Нинлан, Дэцин, Юншэн, Хэцин, Цзяньчуань и Ланьпин), а также в провинции Сычуань (уезды Яньюань, Яньбянь и Мули) и в Тибетском автономном районе в уезде Манкан. По переписи 2010 г. население наси составляет 326 295 человек. Язык наси принадлежит к лоло-бирманской группе тибето-бирманских языков. Основная религия – тибетский буддизм, но также широко распространены сохранившиеся традиционные верования дунба.
Регион, который населяют наси, довольно разнообразен по природным условиям – это и речные долины, и равнинные места, окружённые цепью высоких гор. Проживающие в низинах наси выращивают преимущественно рис, а те, что живут на высокогорье, больше занимаются скотоводством. Многие современные наси живут в городах, они занимаются торговлей, кузнечеством, выделкой кож, содержанием лошадей, производством алкоголя. Однако что касается Лицзяна, то тут основные виды деятельности населения связаны со сферой туризма.
Наси – древний народ, история которого насчитывает около 2000 лет. Вопрос происхождения наси до сих пор остаётся довольно запутанным, на эту тему существует крайне мало исследований. Самым полным описанием истории этого народа по сей день является труд американского исследователя австрийского происхождения Джозефа Рока (1884–1962) «Древнее государство наси на Юго-Западе Китая», которое было издано в 1948 г. на английском языке (Rock Joseph F. The Ancient Nakhi Kingdom of Southwest China) и только в 1999 г. переведено на китайский язык [14].
Наси считаются потомками кочевых цянов – этнической группы, населявшей область Цинхай-Тибетского нагорья с древнейших времён. Как полагают китайские исследователи, наси образовались в результате миграции этого народа около 2000 лет назад на территорию современного Лицзяна. Джозеф Рок, ссылаясь на трактат Дянь го ши 滇国史, пишет, что в начале нашей эры на территории современного Лицзян-Насийского автономного уезда проживало огромное количество разнообразных племён, которые позднее были поглощены западными цянами (西羌) [14, с.39].
Предки наси начали вести оседлый образ жизни на территории современного Лицзяна около III в. С этого момента и до VII в. они распространились на территории современного Ляншань-Ийского автономного округа в провинции Сычуань до реки Ялун и Улян на западе. Впервые предки наси упоминаются приблизительно с IV в. в Шан шу 尚书, Чжоу шу 周书 и Хуа ян го чжи 华阳国志, под именем мао-ню-и 旄牛夷. Существует много гипотез по поводу происхождения этого названия. Например, одна из них заключается в том, что мао 旄 происходит от иероглифа 牦, который тоже читается как мао и обозначает яка. Одно из племён цянов носило имя мао-ню 牦牛, и вполне вероятно, что вариант мао-ню-и 旄牛夷 является переделанным по фонетическому принципу названием мао-ню 牦牛 [16, с. 9, 10]. Согласно другой версии, произношение иероглифа 旄 в древности было похожим на то, как на языке наси звучит слово «як» –мо. Таким образом, название народа могло быть дано в соответствии с его образом жизни, а также являться калькой с языка наси на древний китайский язык [9, с. 256]. После эпохи Цзинь (225–420) народ наси встречается под именами мосо-и 摩梭夷, мо-се 磨些, мэ-се 麽些, мэ-со 么梭. Ученые предполагают, что мэ 么, берёт своё начало от мао 牦, а се 些 происходит от соу 叟 – автохтонного народа соу, населявшего территорию современного городского округа Лицзян [10, с. 8, 9].
Точно сказать, когда название наси 纳西 начинает встречаться в китайских хрониках, довольно сложно. В настоящее время существует несколько групп народов, входящих в состав наси – акэ 阿可, мали-маса 玛丽玛萨, лулу 露鲁, баньси 班西, мосо 摩梭 и другие. До середины ХХ в. это были самостоятельные близкородственные народы, среди которых современные наси являются самыми многочисленными. Наиболее известной из этих групп является народ мосо, численность которого составляет около 40 000 человек, населяющий район озера Лугу уезда Юннина провинции Юньнань. Отличительной чертой этого народа является высокая роль женщины в обществе, которое является матрилокальным и матрилинейным. У мосо до сих пор сохранилась традиция «приходящего брака» (ачжу). На сегодняшний день существует проблема определения мосо как самостоятельного народа, не входящего в состав наси, хотя она и не признаётся современными китайскими исследователями.
Где же берёт начало государственная история наси? Первое упоминание Лицзяна в китайских источниках относится ещё к эпохе Цинь (221–206 гг. до н.э.), когда этот народ проживал в провинции Сычуань. В эпоху Хань (206 г. до н.э. – 220 г. н.э.) эти земли входили в состав государственного образования Юэсуй 越嶲, располагавшегося большей частью на территории современной провинции Сычуань, возникшего из племенного образования суй 巂, которое упоминается в «Исторических записках» Сыма Цяня. Юэсуй возникло в результате распада государства Цюнду 邛都国, на которое в 111 г. до н.э. осуществлял экспансию ханьский император У-ди (141–87 гг. до н.э.). В составе нового государства земли Лицзяна принадлежали уезду Чжуцзю 逐久县, который после распада Хань оказался в составе Юньнани [10, с. 28]. Джозеф Рок начинает вести становление государственной истории наси как раз с момента появления Юэсуй, где происходит смешение предков наси с племенными объединениями суй 巂, куньмин 昆明, си 析, цзоду 笮都, которые также вели кочевой образ жизни [14, c. 58].
С III по VII вв. на территории современной провинции Юньнань политическая и этнографическая ситуация довольно запутана. Известно, что в эпоху Цзинь (265–420) на её территории существовали три «великих клана» (видимо, также являвшиеся племенными объединениями) – Цуань, Мэн и Хо, а к VI в. из них остался только цуань [1, с. 245].
Что представляли собой эти племена, до конца ещё не известно. Общее мнение таково, что Цуань являлись потомками государства Дянь, которое было захвачено императором У-ди ещё в 109 г. до н.э. Цуань, в свою очередь, разделялись на две группы – восточную и западную. Первая из них носила имя умань 烏蠻 или «чёрные мань», а вторая – баймань 白蠻 или «белые мань» [1, с. 245]. В настоящее время умань считаются предками лолойских народов, а также наси и мосо.
К VII в. умань образовали несколько крупных этнических подразделений, так называемых «племенных союзов» (чжао), число которых изначально было восемь, но затем, из-за поглощения одних чжао другими, их осталось шесть – Мэнси 蒙嶲, Юэси 越析, Ланцюн 浪穹, Тэнтань 邆赕, Шилан 施浪 и Мэншэ 蒙舍. Чжао Юэси был основан предками наси – мосе, и управлял этнической группой, жившей на территории современного Лицзяна, о чём говорится в труде Ю Чжуна «История народов Юньнани». В этой работе также указывается на то, что «после эпохи Северных и Южных династий (420–589), часть мосе продолжала самостоятельное развитие севернее, мигрировав в Бинчуань» (современный уезд Бинчуань, в Дали-Байском АО, в провинции Юньнань), где и начало своё развитие Юэси [19, с. 159]. Однако Джозеф Рок полагает, что мосе были вынуждены мигрировать севернее в эпоху ранней Тан, что было связано с поглощением территорий Лицзяна племенным объединением Мэншэ [14, с. 38].
Несмотря на близкое географическое расположение, Юэси, основанное предками наси, отличалось от остальных пяти этнических подразделений умань. Китайский исследователь Ю Чжун пишет, что несмотря на близкие родственные связи с умань и многие схожие черты, всё же юэси не являются с ними одной народностью. Юэси следует рассматривать как племенной союз, состоявший по большей части из мосе – предков наси, о чём свидетельствует второе название Юэси – Мо-се чжао 麽些诏 [19, с. 159; 10, с. 5, 6].
Джозеф Рок делает очень интересное предположение, которое не встречается в других исследованиях. Он пишет, что принадлежащие к умань мосе сами себя называли наси («чёрные люди»). Возможно, что это название уходит корнями в ещё более древнее прошлое, когда предки наси вели кочевой образ жизни. Джозеф Рок полагает, что, вероятно, они жили в чёрных юртах, а соседние с ними народы – в белых, и между ними происходили столкновения [14, с. 39]. Отголоски древних событий мы встречаем в сказаниях наси, написанных пиктограммами дунба, и в настоящее время собранных в 100 томах Дунба цзин («Трактата Дунба»). Среди этих сказаний существует одно, которое называется Хэй бай чжи чжань («Война чёрных и белых»). В этом сказании речь идёт о противостоянии двух племён, которые так и назывались – чёрные и белые. Народ из племени чёрных выступает как во всех смыслах положительный, ему приходится вести борьбу с племенем белых, которые постоянно стремятся к их угнетению. Сказание заканчивается тем, что народ чёрных под предводительством жены погибшего правителя, ставшей их вождём, одерживает победу в войне над белыми [17, с. 1–15].
Интересно, что пиктограмма дунба, имеющая значение наси, изображает человека с чёрным лицом, тогда как пиктограммы, обозначающие другие народы или просто людей, не обладают такой чертой.
С середины VII в. на исторической арене появляется государство Наньчжао, расцвет которого пришёлся на VIII–IX вв. и был связан с именем правителя Пилогэ (умер в 748 г.), при котором произошло полное объединение остальных чжао. О положении чжаоЮэси и народа мосе в «Истории народов Юньнани» сказано, что во время становления государства Наньчжао племена мосе «были вынуждены снова переселиться на север, пересечь реку Цзиньша и Ялун, продвинуться вплоть до современного уезда Яньбянь провинции Сычуань, и поселиться в месте слияния двух этих рек» [19, с. 252]. В 794 г. Наньчжао совершает военные нападения на Лицзян и Куньмин, и все племена мосе подчиняются ему. Однако, несмотря на все эти события, период государства Наньчжао, а после и Дали (937–1253) стал ключевым в истории наси, поскольку именно на это время приходится пик складывания и развития культуры и общества этого народа, очагом которого являлось чжао Юэси.
По мнению большинства китайских исследователей, оттеснение Юэси с политической арены и передвижение остатков племён мосе на север, только способствовало более сложному развитию общества древних наси, поскольку всё случившееся могло послужить толчком для консолидации людей и усложнения связей внутри их общества [10, с. 36, 37; 19, с. 254].
В этот период происходит множество важных процессов, таких как, во-первых, трансформация общественного устройства – оно усложняется, переходит на более высокую ступень развития, наблюдается расслоение общества, выделяется верхушка, формируется власть; во-вторых, активно осваивается земледелие, что является важной чертой усложняющегося общества; в третьих, с III по VIII вв. закладывается фундамент культуры наси, формируется собственная самобытная религия, а на IX–XIII вв. приходится её расцвет.
В этот период мосе занимались сельским хозяйством, которое уже имело хороший уровень развития, а немалая часть зерновых расходовалась на изготовление алкогольных напитков. Половину сельского хозяйства составляло огородничество, особенно много выращивали репу. Мосе разводили в основном яков, лошадей и овец. В «Истории народов Юньнани» приводится отрывок из Маньшу, где даются небольшие сведения о жизни мосе того периода: «У них много крупного рогатого скота, каждая семья имеет стадо овец. И мужчины и женщины носят овечьи шкуры. Этот народ любит много петь и танцевать» [19, с. 251–255].
Во времена существования Дали выделяются три района проживания мосе: первый, это район их традиционного проживания – современные уезды Яньбянь и Яньюань; второй регион – Лицзян, который именно в это время становится крупным центром мосе, и что примечательно, политическая власть правителя Дали была здесь весьма ограничена; третий регион – ближе к Тибету, очень сложный с этнографической точки зрения район, представляющий стратегическую важность для государства Дали [10, с. 34].
Наиболее важным событием в истории наси этого периода является освобождение мосе в 902 г. от рода Мэн, который тогда имел над ними контроль. Приобретя независимость, мосе стали довольно быстро развиваться, кроме того, в их обществе начала усиливаться социальная дифференциация, что способствовало появлению более чётко выраженной власти представителей клана Му 木 [14, с. 39].
История клана Му записана в трактате Му ши хуань пу («Хроники клана Му») XVI в., который также входит в состав текстов дунба. Этот трактат уникален, поскольку содержащиеся в нём записи не имеют аналогии в каких-либо китайских текстах, так как хранился он у самого правителя наси – главы клана Му. Правитель наси Му Гун 木工 (1494–1553) сам лично составил этот трактат, согласно которому, история предков клана Му уходит в ещё мифическое прошлое, а сам Му Гун принадлежит к 24-му поколению. Как отметил Джозеф Рок, из этих записей мы можем видеть, сменялись ли в Китае династии, шли ли войны с соседними народами, происходили ли столкновения между Тибетом и Китаем – власть клана Му оставалась неизменной и непоколебимой, передавалась из поколения в поколение от отца к сыну [14, с. 40].
Обязательно следует отметить, что на этом важнейшем этапе формирования общества и культуры наси огромное влияние оказывает соседство с Тибетом. Здесь можно говорить о возникновении второго слоя культуры наси, если в качестве первого принимать влияние культуры и религии их предков – древнего народа цян. Прежде всего, Тибет оказал влияние на духовную, религиозную культуру наси. Древняя религия бон и тибетский буддизм оказали сильное воздействие на формирование религии дунба. Основатель религии дунба – Дунба-Шило, рассматривается исследователями как аналог создателя религии бон – Шенраба. В текстах дунба также есть указания о том, что основатель религии дунба был человек, пришедший с Тибета и знающий тибетскую религию. Поклонение многочисленным природным духам, приношение в жертву животных и многие другие обряды возникли под влиянием бон. Профессор Хэ Баолин, среди признаков происхождения религии дунба от бон также выделяет наличие божеств-хранителей, представленных в виде священной птицы, дракона и льва, которые характерны для обеих религий [15, с. 193].
В 1206 г. в Китае устанавливается династия Юань (1206–1368), и в 1253 г. монгольские войска под предводительством Хубилая (1215–1294) завоёвывают государство Дали, присоединяя Юньнань к новой китайской империи. В 1278 г. китайские власти создают округ Лицзян, где теперь был представлен императорский двор.
После того, как войска Хубилая подчинили земли наси, он стал раздавать местной знати (членам клана Му) чиновничьи титулы, установив систему тусы, которая продолжала функционировать на протяжении последующих династий Мин (1368–1644) и Цин (1644–1911). Потомственные правители клана Му осуществляли контроль над наси и другими этническими группами, которые находились на их территории. Они отвечали за сбор налогов для императорского двора в виде серебра и зерна. В конечном итоге, при династии Мин на вождей клана Му была возложена задача осуществления контроля над различными этническими группами в северо-западной части Юньнани.
Значительных событий в период Юань и Мин в истории народа наси не происходит. Это время характеризуется стабильностью территорий, а общество достигает большого равновесия. Религия дунба становится важной платформой сплочения народа, а также основной моделью духовной жизни. Именно в этот период Лицзян становится настоящим политическим, экономическим и культурным центром северо-западных территорий современной провинции Юньнань, превращается в символ консолидации и усиления народа наси. Этому во многом способствует усиление развития торговли. Лицзян находится в месте пересечения торговых путей, и с древнейших времён это место является важнейшим пунктом торгового обмена между Китаем и Тибетом.
В эпоху Юань земледелие начинает преобладать над скотоводством в хозяйственной сфере жизни наси и достигает довольно высокого уровня. Это было связанно с другим параллельным процессом – окончательным переходом наси от кочевого к оседлому образу жизни. Итогом этих процессов стало ускорение развития общества и экономики в данном регионе.
С XIV в. происходит усиление связей между императорским Китаем и Лицзяном, что сказывается на изменениях в управлении. В 1382 г. управляющий Лицзяном клан Му получает свою фамилию в подарок от императора. Само слово «му» означает с языка наси «простой, скромный». В тот же год была основана должность начальника области Лицзян. Минский Китай очень сильно беспокоился по поводу угрозы со стороны Тибета и поэтому оказывал всяческую поддержку начальнику этой области. Войска клана Му часто выступали под знамёнами Китая в качестве атакующей пехоты. Власть клана Му постепенно росла и вскоре в его подчинении оказалась часть современного юго-востока Тибета, юго-запада Сычуани, а также лежащие к западу от Лицзяна территории народа мяо-яо [10, с. 69–72].
Клан Му предпринимал всевозможные меры по укреплению своих политических и экономических позиций, всячески оказывая поддержку развитию местного хозяйства. Поддерживалось строительство ремесленных мастерских, школ, укреплялись отношения с соседними районами путём заключения браков. Особенно были распространены браки между мужчинами клана Му и девушками народа ицзу [10, с. 69].
В то же самое время клан Му становится важнейшим проводником китайской культуры в общество наси. Члены клана Му стали приглашать китайских преподавателей для домашнего обучения своих детей. Му Тай 木泰 (1455–1502) – первый среди наси человек, освоивший китайскую письменность. Он известен тем, что посвящал своей жене стихи, которые сохранились до настоящего времени [23, с. 99, 100].
Таким образом, конфуцианская культура стала постепенно распространяться в верхних слоях общества наси, а наибольшего расцвета в Лицзяне она достигает в эпоху Цин. Однако простой народ продолжал придерживаться своих традиционных воззрений и образа жизни повсеместно практически до середины XX столетия.
В эпоху Цин в обществе наси происходили существенные изменения, связанные с проникновением конфуцианства и переходом от системы тусы к системе люгуань – прямому правлению из центра в районах национальных меньшинств. С 1723 г. местные главы стали постепенно замещаться китайскими чиновниками, под контролем клана Му остались лишь местные поселения наси. С этого момента стали рушиться сложившиеся экономические отношения в деревнях: местные и ханьские землевладельцы начали усиливать эксплуатацию крестьян и арендаторов. Лицзян вошёл в общегосударственную бюрократическую систему, а вокруг города была сооружена защитная стена.
В целом китайские исследователи пишут, что переход к новой системе люгуаньотразился положительным образом на жизни национальных меньшинств, в том числе и наси [10, с. 69, 70]. Однако известно, что переход был довольно болезненным, и как указывает О.Е. Непомнин «с этого времени началось планомерное наступление на доходы, земли и независимость местных народностей, вылившееся в своего рода второе маньчжурское завоевание этих территорий» [2, с. 113].
В XVIII в. ведётся повсеместное строительство конфуцианских школ. Большинство китайских исследователей считают, что ханьское влияние того периода стало причиной, послужившей увеличению роста образованности среди наси и так называемого «культурного развития». Ещё до 1723 г. стало увеличиваться число наси, которые получали образование в общественных или частных конфуцианских школах. Однако в народную среду конфуцианство проникало довольно медленно – традиционные верования были давно сформированы и устойчивы. Ещё одним барьером, сдерживающим проникновение ханьской культуры, был язык. Даже в XIX в. ещё очень мало наси могли говорить на китайском языке, либо владели им по минимуму. В конце эпохи Цин в Лицзяне было только 80 человек, которые смогли пройти экзамен на должность [8, с. 77].
Однако популярность образованности росла – образование становилось неким символом престижа, и люди стали стремиться к тому, чтобы получить его. В то же самое время новые тенденции в обществе стали сильно отражаться на положении женщины – в то время как многие мужчины стали целиком посвящать себя образованию, всё больше бремени по поддержанию семьи и хозяйства ложилось на плечи женщин.
На протяжении эпохи Цин не ослабевает и влияние Тибета. Вместе с экспансией Китая в этот регион крепнут и торговые контакты, важную роль в которых по-прежнему играл Лицзян. Тибетский буддизм также продолжает проникновение в этот регион, где были представлены школы кагью («красная вера») и кармапа («чёрные шапки»). В этот период на территории Лицзяна существовало семь тибетских буддийских храмов [10, с. 82].
После падения династии Цин в 1911 г. развитие общества наси вписывается в контекст истории Республиканского Китая. Первая четверть XX в. знаменуется проникновением западных стран в Юньнань. В 1896–1910 гг. французы строят железнодорожную ветку Ханой–Куньмин. В этот период происходит активное развитие частного хозяйства и торговли, создаются кооперативы. На 1920–30-е гг. приходится пик научных исследований в Юньнани, проводившихся западными учёными, среди которых наиболее известные это Джозеф Рок и русский мигрант Питер Гулларт (1896–1963), который во время войны работал в Ассоциации промышленного сотрудничества. В это время множество западных миссионеров также вели духовную деятельность и внесли свой вклад не только в исследование Лицзяна, но и его развитие. В начале ХХ в. в одной из деревень поблизости от Лицзяна было построено 4 католических церкви. Первая районная поликлиника в Лицзяне была построена американскими миссионерами [10, с. 91].
В первой четверти XX столетия в Лицзяне идёт активное строительство образовательных учреждений современного типа. В 1905 г. в Лицзяне были построены старшая и средняя школы, где преподавали китайский язык, английский язык, математику, биологию, химию, тригонометрию, геометрию, музыку, изобразительное искусство [10, с. 76]. В 1907 и 1915 гг. открываются начальная и старшая школы для девочек [10, с. 95]
Как отмечает П. Гулларт, несмотря на развитие современного образования, многие наси по-прежнему не могли говорить, а тем более читать китайские иероглифы, что служило одной из причин недоверия местных жителей к китайской бумажной валюте. Торговцы предпочитали иметь дело с серебряными монетами, которые чеканились в Куньмине специально для этого региона [3].
До начала китайско-японской войны (1937–1945) жизнь в Лицзяне кипела, а история народа наси сливается с общегосударственной. В 1929 г. скончался последний представитель клана Му – Му Сун 木松. Последние десятилетия в клане преобладали сильные депрессивные настроения, Му потеряли свою былую власть и не нашли себя в современной жизни. Питеру Гулларту довелось лично встретиться с Му Суном, которого он описывает как одного из самых образованных людей в Лицзяне – он был экспертом в области китайской истории, однако, он также был заядлым курильщиком опиума. «Опиум был смыслом его жизни, и чтобы получить, он был готов идти на всё… его жена часто жаловалась, что она и её дети голодают», – писал Питер Гулларт [3].
В это время наси переживали ту же историю, что и весь Китай. С 1936 г. многие мужчины и женщины этого народа стали входить в отряды Красной Армии и вели активную деятельность по освобождению страны от японских захватчиков. 1 июля 1949 г. произошло освобождение Лицзяна, после чего была установлена «народная власть».
В 1950 г. Юньнань входит в состав КНР, а в апреле 1961 г. был образован Лицзян-Насиский автономный уезд. В 1954 г. мосо, мали-маша, лулу, баньси и акэ были включены в состав народа наси.
Положение наси в период с 1949 по 1978 гг. освещено в китайских исследованиях очень слабо, основные сведения можно найти в работах западных авторов. В это время жизнь наси не могла не быть затронута политикой «большого скачка» (1957–1960) и «культурной революции» (1966–1976). Больше всего политика КПК оказала влияние на семейный уклад и духовную культуру наси. Традиционная большая семья наси постепенно трансформируется в современную семью нуклеарного типа, что было во многом обусловлено вымыванием культурных и духовных традиций из жизни этого народа. Уже после 1949 г. начинается преследование религии дунба, в результате чего был утерян большой пласт культуры народа наси – ведь дунба не является организованным институтом, не имеет специальных школ, а передаётся только посредством изучения священных манускриптов, написанных пиктограммами, и передачи знания от священника дунба к сыну [4, c. 28].
В 1955 г. юньнаньский Комитет по культуре и образованию издал указ, согласно которому необходимо в срочном порядке усилить «патриотическое» образование в этой провинции. В нём подчёркивалось, что данная задача во многом обусловлена тем, что большинство детей нацменьшинств имеют очень развитое «чувство родины», но при этом даже не знают о том, что они принадлежат КНР. Особенно активно китайское правительство проводило интегрирование наси через язык. Начиная с 1950-х гг., в качестве учителей активно выступали кадровые работники, а в 1962 г. в школах Лицзяна было запрещено проведение уроков на местном языке, которое трактовалось как пропаганда «местного национализма» [4, c. 52–54]. Во время «культурной революции» гонения на местные религиозные верования усиливались, многие национальные праздники наси, проведения обрядов и церемоний были запрещены, монахов преследовали как людей, занимавшихся распространением «феодальных суеверных пережитков». С 1966 г. в Лицзяне начались массовые разрушения храмов, сжигались манускрипты дунба, со стен зданий стирались традиционные росписи, уничтожались даже национальные музыкальные инструменты. Самое тяжёлое для многих наси старшего поколения было то, что в этом движении активно участвовали представители своего же народа. Как сказала одна женщина наси: «Среди молодёжи, которые приходили ко мне в дом выламывать деревянную резьбу, было очень много наси. Это куда легче было бы терпеть, если бы они все были ханьцами пришедшими не из Лицзяна» [4, c. 58].
С окончанием «культурной революции» политика в отношении нацменьшинств стала меняться, начиная с 1980-х гг. стали возникать новые тенденции в сфере преобразования административного округа Лицзяна, восстановления и сохранения традиционной культуры наси, которые продолжаются и в настоящее время.
В 1980-е гг. образовательная политика начинает постепенно меняться. В общеобразовательных школах стали появляться кружки культуры наси, куда охотно входила молодёжь из самых отдалённых деревень Юньнани, которая всё ещё помнила и уважала традиционную культуру дунба. И хотя в местных школах не преподавалась история и культура народа, прибывавшие в города молодые люди из далёких поселений вызывали к себе большое любопытство, что способствовало распространению интереса к почти забытой культуре дунба. Эта молодёжь сыграла роль «хранителей» уникальных традиций своего народа, что в значительной мере помогло восстановлению культуры дунба.
В послереволюционный период правительство начинает вести активную борьбу с неграмотностью, для чего принимает шаги по популяризации письменности языков нацменьшинств. В период с 1984 по 1989 гг. в Лицзян-Насийском автономном уезде было привлечено к работе 1221 преподавателей для ликвидации неграмотности среди нацменьшинств, говорящих на языке наси, мяо-яо и ицзу. В 1998 г. среди населения этого региона в возрасте от 15 до 50 лет (190 800 человек), неграмотные составили около 2900 человек [20, с. 207].
В 1981 г. начала действовать первая Национальная средняя школа в уезде Лицзян. В начале 1990-х гг. наси составляли около 60% студентов этой школы, 20 из 23 преподавателей тоже были наси. С 1985 по 1991 гг. мальчики составляли 74,5% всех студентов, что является отражением политики «одна семья – один ребёнок» [4, c. 64, 65].
С 1999 г. Лицзян-Насийский автономный уезд начал принимать участие в экспериментальной программе по популяризации в школах культур нацменьшинств провинции Юньнань. В этот проект вовлечены в основном школы начальной ступени. Учителя и студенты занимаются сбором народных сказаний, изучением манускриптов дунба, разучивают национальную музыку и танцы наси. Таким образом, проект ставит перед собою цель передачи и сохранения культурного наследия, стараясь вызвать интерес к традициям своего народа у подрастающего поколения [18].
В целом, несмотря на преобладание учителей и студентов народа наси в школах Лицзяна, преподавание основных предметов в школах ведётся на китайском языке, за исключением специальных уроков языка и культуры наси. Однако интерес к традициям дунба постоянно растёт, появляется всё больше молодых людей, которые стремятся заново открыть для себя родную культуру. В 2002 г. в Юньнаньском Университете Национальностей состоялся первый набор студентов на спецкурс языка наси, который ежегодно спонсируется правительством городского округа Лицзяна. Всего с 2002 по 2005 гг. было выпущено 35 специалистов, 18 из которых являются этническими наси [8].
С середины 1980-х гг. увеличивается исследовательский интерес к народу наси и его культуре. В это время появляются первые научные работы, переводятся и издаются традиционные сказания наси, в том числе и «Трактат дунба». В 1984 г. в Лицзяне было основано поэтическое общество Юй цюань («Яшмовый родник»), которое занималось изданием народных песен, поэм и рассказов народа наси. В этом обществе вели свою деятельность такие известные современные исследователи наси как Гэ Агань 戈阿干, Ян Шигуан 杨世光, Ван Пичжэн 王丕震 [20, с. 216, 217].
Очень важным шагом в строну сохранения и популяризации традиционной культуры наси явилось открытие в 2004 г. Исследовательского института культуры дунба в Лицзяне. Корни этой организации берут начало ещё в 1981 г., когда был учреждено отделение исследований культуры дунба в Академии общественных наук провинции Юньнань. В течение более чем 20 лет было проделано много работы по сохранению культурного наследия дунба: было переведено более 1300 манускриптов, собрана и издана большая часть фольклора наси. В период с 2000 по 2003 гг., благодаря работе этого института, 897 документов, написанных пиктограммами дунба, были внесены ЮНЕСКО в «Список объектов Всемирного наследия». Исследовательский институт культуры дунба в Лицзяне поддерживает проведение религиозных церемоний дунба, здесь проходят встречи шаманов дунба, которые в свою очередь оказывают помощь в исследовании религиозных традиций.
Другая важная организация, занимающаяся сохранением культурного наследия дунба, это Музей культуры дунба в Лицзяне, открытый в 1984 г. Здесь находятся 42 особо ценных объекта культурного наследия, 2500 предметов культуры дунба – самая большая коллекция в мире.
Особое внимание Лицзян и культура народа наси привлекли к себе после сильного землетрясения в 1996 г., в результате которого была разрушена большая часть древнего города. Однако, это трагическое событие привело к тому, что не только правительство КНР, но и международное сообщество обратило внимание на Лицзян. В 1997 г. Старый город Лицзян был включён ЮНЕСКО в Список всемирного культурного и природного наследия. Тот Старый город, который мы видим сегодня, в основном представляет собой заново восстановленные улицы, однако это не мешает общему восприятию исторического духа Лицзяна.
Изменения в отношении к народу наси и его культуре произошли и в сфере правового поля. В рамках новой политики в отношении нацменьшинств правительством КНР были приняты постановления, касающиеся положения автономного уезда Лицзяна. Содержание этих положений имеют своей целью расширить права нацменьшинств и закрепить их на законодательном уровне.
В 1990 г. было принято «Положение об автономии Лицзян-Насийского автономного уезда». В разработке данного положения были учтены особенности политики, экономики и культуры данного района, о чём прямо говорится в п. 1, ст. 1 положения. В данном положении прописано, что число членов собрания народных представителей автономного уезда, представляющих народ наси, должно составлять более половины от общего числа представителей. Председатель или заместитель председателя автономного уезда также должен быть представителем народа наси (п. 16, ст. 2). Во время работы департамент автономного уезда может использовать как китайский язык, так и язык наси или других нацменьшинств, однако все официальные документы должны издаваться на китайском языке (там же). В ст. 6 данного положения содержатся 60 пунктов об охране, исследовании и оказании помощи в продвижении развития и популяризации культуры наси. Например, п. 56 гласит, что «департамент автономии должен уделять пристальное внимание изучению и переводам ценного наследия культуры дунба, принадлежащего древней культуре наси». В п. 59 говорится о необходимости бережного отношения к традиционной медицине наси, а также важности развития исследований в этой области. В п. 63, ст. 7 прописаны проведение ежегодного традиционного праздника наси «Саньдо» и необходимость уважения народных традиций [12].
В 1993 г. было принято «Положение об управлении Юйлун сюэ-шань Лицзян-Насийского автономного уезда». Снежная гора Юйлун является неотъемлемой частью культуры народа наси – с ней связано множество сказаний дунба, в том числе о сотворении мира и о появлении предка наси. Эта гора имеет большое значение в религиозной жизни наси, являясь одной из семи священных гор, которые необходимо преодолеть стремящейся на запад душе, чтобы попасть в рай. Это то место, куда уходили совершать жертвенный обряд самоубийства сюньцин молодые влюблённые пары. Наконец, Саньдо – это дух горы Юйлун, оберегающей Лицзян и народ наси. Поэтому, принятие данного документа было очевидно мудрым шагом в рамках новой политики в отношении нацменьшинств. Согласно этому положению Снежная гора Юйлун является особо охраняемой природной территорией. В п. 4, ст. 1 прописывается учреждение комитета по управлению Снежной горы Юйлун Лицзян-Насийского автономного уезда, в обязанности которого входит контроль за охраной и бережным использованием ресурсов данной территории, а также развитие высокотехнологичного и экологичного туризма [11].
В 1994 г. было принято «Положение об управлении охраны истории и культуры известного города Лицзяна». Данное положение касается охраны Старого города Лицзяна, его исторических памятников архитектуры, а также народного искусства и древнего культурного наследия наси. В этом документе перечислены все памятники Старого города Лицзяна, начиная от храмов и дворца клана Му и заканчивая водными каналами, которые пересекают весь город. В каждой статье документа указывается, что все меры, направленные на охрану, сбережение, развитие и реконструкцию памятников, должны проводиться с учётом экологии. Данный район признан ценным природным памятником. Охрана и развитие Старого города и окружающей его среды должны способствовать развитию туризма в данном районе. В этом документе, как и во всех предыдущих, указывается важность сохранения и развития культуры дунба [21].
Несмотря на то, что особое положение культуры дунба, охрана её памятников и поддержка исследований традиционной культуры наси довольно подробно описаны в вышеупомянутых документах, в 2001 г. был принят ещё один правовой акт, посвящённый специально охране культуры дунба. Документ носит название «Положение об охране культуры дунба Лицзян-Насийского автономного уезда провинции Юньнань». В данном положении перечислены объекты культуры дунба: 1) письменность дунба, древние манускрипты дунба, музыка, изобразительное искусство, танцы, скульптура, одежда, памятники архитектуры и др.; 2) люди, передающие культуру дунба, а также знания и умения; 3) народные обычаи культуры дунба. В положении перечислены музеи и академические организации, занимающиеся сохранением и научным исследованием культуры дунба, способы развития и защиты её духовной и материальной сфер [22].
С целью повышения эффективности управления охраны и развития традиционной культуры наси, 1 июля 2003 г. в рамках Лицзян-Насийского автономного уезда произошло разделение на Юйлун-Насийский автономный уезд и район Старого города. В 2004 г. всё население Юйлун-Насийского автономного уезда составляло 210 506 человек, представляющих всего 10 народов, из которых наси составили 118 928 человек, т.е. 57% от общего числа населения [20, с. 13, 14]. Однако совершенно другая ситуация складывается в городском округе Лицзян. Здесь, по данным переписи населения за 2010 г. такие показатели: хань – 537 893 человека (43,21%); национальные меньшинства – 706 876 человек (56,79%), среди которых ицзу – 243 283 человека (19,54%); наси – 240 580 человек (19,33%); лису – 115 730 человек (9,3%). Общая численность народа наси в 2010 году составила 326 295 человек. Прочие народы в докладе не упоминаются [7]. Обратим внимание, что если в 2010 г. городском округе Лицзян проживает 240 580 наси, то это означает, что в остальных регионах проживает менее 86 000 представителей этого народа, что гораздо меньше, по сравнению с показателями 2004 г. К сожалению, последних официальных данных по населению наси в Юйлун-Насийском автономном уезде за 2010 г. в открытых источниках нет, поэтому можно лишь предполагать, связано ли сильное снижение показателей с изменениями в административном делении Лицзян-Насийского автономного уезда, или с процессами миграции населения из деревни в город. Кстати, если говорить об уровне урбанизации в Лицзян-Насийском автономном уезде, то по показателям за 2003 г., она довольно низкая – 92,9% населения проживают в сельской местности.
Когда мы сегодня гуляем по улицам Старого города Лицзяна, то можем видеть довольно много наси, одетых в традиционные одежды. Эти люди, как правило, пожилые женщины наси, среди которых даже мало кто может говорить на путунхуа. Основная масса жителей Лицзяна, задействованных в торговле и туризме, это местные и приезжие хань, из бесед с которыми выясняется, что настоящих наси в самом городе практически не осталось. Они говорят, что тому, кто хочет увидеть настоящих наси, услышать их настоящий язык, необходимо уезжать из Лицзяна на север и северо-запад в более отдалённые горные районы.
Действительно, жители более далёких от городских центров деревень на сегодняшний день являются уникальными хранителями исконной культуры народа наси. Конечно, роль тех мер, которые принимаются правительством КНР для охраны и развития традиций дунба, огромна, но нельзя забывать, что с развитием новых технологий, туризма, усиливающих процессы интеграции и глобализации, появляются не только новые позитивные, но и отрицательные моменты.
Позитивный момент заключается в ускорении коммуникационного обмена между представителями титульной нации и нацменьшинств, что способствует распространению интереса к традиционной жизни наси, культуре дунба, а значит, влияет на сохранение самобытности этого народа. В то же самое время, в этих процессах кроется и отрицательный момент, связанный с тем, что те же самые средства и механизмы глобальной коммуникации способствуют процессам «космополитической» модернизации пространства в самом широком смысле этого слова. Так что с этой точки зрения, данные процессы несут разрушительные действия для традиционной культуры наси.
В 2009 г. сотрудниками Пекинского университета почты и телекоммуникаций, а также Школы гуманитарных наук, права и экономики был проведён небольшой соцопрос среди молодёжи наси. Результаты опроса показали, что хотя все опрашиваемые владеют устным родным языком, однако пользуются им только внутри своей семьи, и меньше чем 1/3 говорят на языке наси в учебных заведениях или на работе. В ходе этого соцопроса также был задан вопрос, по каким критериям можно ассоциировать культурную идентичность наси. Большинство молодых людей наси выбрали традиционную одежду в качестве критерия идентификации народа – 30 человек, второе место делят образ жизни и религия дунба – по 25 человек, далее следуют язык – 23, традиционные праздники – 19, музыка и живопись – 18 человек [15, c. 7–9].
Как объясняют исследователи, результат данного опроса связан, вероятно, с отношением в Китае к национальному костюму: одежда – это наиболее типичный способ, используя который национальные меньшинства могут показать свою культуру внешнему миру, в том числе и ханьцам.
На сегодняшний день проблема культурной идентичности наси и ассимиляции их ханьской культурой остаётся открытой и требует проведения множества исследований. На эту тему пишет американская исследовательница С. Уайт, которая указывает, что наси среди вышеперечисленных критериев идентичности также называют традиционную пищу, медицину и проблему женского труда в обществе. Любопытно, что по критерию «пища» сами наси идентифицируют китайцев как «поедателей собачьего мяса», а свою кухню связывают с традиционным жареным хлебом – баба, и традиционным чаем, заправляемым молоком и маслом яка. На вопрос, насколько сильно они отличаются от ханьцев, некоторые наси отвечали, что они практически такие же, как китайцы. По словам многих из них, изначально они были китайцами, которые мигрировали в Лицзян при династии Мин или Цин, и постепенно ассимилировались там, став «наси». Существует мнение, что именно этот процесс во многом повлиял на установление патриархальной неолокальной формы семьи в этом районе Лицзяна, который сильно отличается от организации семейной жизни у тех же мосо [6, c. 310, 311].
Что же касается влияния Тибета, то на сегодняшний день оно остаётся в религиозной сфере жизни наси, которые в своём большинстве являются последователями тибетского буддизма. В Лицзяне наиболее распространённой является школа кагью(«красная вера»), а в уездах Юньнин, Яньюань, Мули и некоторых других – гэлуг(«жёлтая вера») [13, с. 73]. Наиболее сильное влияние тибетского буддизма наблюдается в тех районах, которые граничат с провинцией Сычуань и Тибетом. Весьма специфическим является уезд Юньнин, где распространена практика «визитных браков» (ачжу) – несмотря на то, что в этом районе около 1/3 всех мальчиков отдают в монастыри, местные мужчины, даже будучи монахами, также практикуют ачжу, тем самым способствуя поддержанию этой традиции [13, с. 75].
На протяжении многих веков народ наси сохранял свою уникальную культуру, сложившуюся в результате взаимодействия древнейших культур народа цян, тибетцев, местных народов Юньнани и, конечно, хань. В прошлом столетии традициям наси был нанесён сильнейший урон, последствия которого, к счастью, были осознаны, и теперь правительство КНР предпринимает меры по охране, поддержке и развитию культуры наси. Однако стоит помнить, что новое время несёт не только новые возможности сбережения и распространения знаний о традициях малых народов, но и угрозу разрушения ценного наследия, смывания древнейших традиций под влиянием постоянных интеграционных процессов в глобальном масштабе. Это касается и современного положения народа наси, традиционная культура которого по-прежнему нуждается в более глубоком научном исследовании, сохранении и передаче будущим поколениям.
Литература
1. Итс Р.Ф. Этническая история юга Восточной Азии. Л.,1972.
2. Непомнин О.Е. История Китая: Эпоха Цин. XVII – начало XX века. М., 2005.
3. Goullart P. Forgotten Kingdom. London, 1957 (17.03.2014).
4. Halskov Hansen M. Lessons in being Chinese. Minority education and Ethnic Identity in Southwest China. Hong Kong, 1999.
5. Naxi and the Net: “Modernization” and Digital Culture in Minority Frame // Chinese Internet Research Conference. University of Pennsylvania, Philadelphia, PA. May 27–28, 2009. Pp. 7–9.
6. White S.D. Fame and Sacrifice the Gendered Construction of Naxi Identities // Modern China, Vol. 23, # 3, 1997. Pp. 298–327.
7. 2010 нянь Лицзянши ди лю цы цюаньго жэнькоу пуча чжуяо шуцзюй гунбао. 2010年丽江市第六次全国人口普查主要数据公报 (Статистический бюллетень Всекитайской шестой переписи населения 2010 г. по городу Лицзян. 2010) (17.03.2014).
8. Ван Фа. Наси юй чжуанье цзинь гаосяо 纳西语专业进高校 (Специальность язык наси входит в ВУЗы. 2006) (17.03.2014).
9. Гу ханьюй чан юн цзы цзыдянь 古汉语常用字字典 (Словарь часто употребляемых иероглифов древнего китайского языка). Пекин, 2010.
10. Лицзян наси цзу вэньхуа дэ фачжань бяньцянь 丽江纳西族文化的发展变迁 (Эволюция развития культуры наси в Лицзяне). Пекин, 2007.
11. Лицзян насицзу цзычжисянь Юйлун сюэшань гуаньли тяоли 丽江纳西族自治县玉龙雪山管理条例 (Положение об управлении Юйлун сюэшань Лицзян-Насийского автономного уезда. 1993) (17.03.2014).
12. Лицзян насицзу цзычжисянь цзычжи тяоли 丽江纳西族自治县自治条例 (Положение об автономии Лицзян-Насийского автономного уезда. 1990) (17.03.2014).
13. Наси цзу 纳西族 (Народ наси). Урумчи, 2009.
14. Рок Дж. Чжунго синань гу насицзу ванго 中国西南古纳西族王国 (Древнее государство наси в Юго-Западном Китае). Куньмин, 1999.
15. Хэ Баолин. Юаньгу люлай дэ шэнцюань – дунба вэньхуа юй насицзу 远古流来的圣泉 — 东巴文化与纳西族 (Святыни древности: культура дунба и народ наси). Куньмин, 2004.
16. Хэ Шихуа. Насицзу дэ цяньси юй жунхэ 纳西族的迁徙与融合 (Миграция и соединение народа наси). Куньмин, 2007.
17. Хэй бай чжи чжань 黑白之战 (Война чёрных и белых). Куньмин, 1999.
18. Чжань Минган. Насицзу чуаньтун вэньхуа дэ сюэсяо цзяоюй чуаньчэн 纳西族传统文化的学校教育传承 (Передача будущим поколениям традиционной культуры наси в школьном образовании. 2008) (17.03.2014).
19. Ю Чжун. Юньнань миньцзу ши 云南民族史 (История народов Юньнани). Куньмин, 2009.
20. Юйлун насицзу цзычжисянь гайкуан 玉龙纳西族自治县概况 (Общие сведения о Юйлун-Насийском автономном уезде). Пекин, 2008.
21. Юньнаньшэн Лицзян лиши вэньхуа минчэн баоху гуаньли тяоли. 云南省丽江历史文化名城保护管理条例 (Положение об управлении охраны истории и культуры известного города Лицзяна. 1994) (17.03.2014).
22. Юньнаньшэн насицзу дунба вэньхуа баоху тяоли 云南省纳西族东巴文化保护条例(Положение об охране культуры дунба Лицзян-Насийского автономного уезда провинции Юньнань. 2001) (17.03.2014).
23. Ян Шигуан. Лицзян ши хуа 丽江史话 (Историческое описание Ли-цзяна). Куньмин, 2010.
Общество и государство в Китае. Т. XLIV, ч. 2 / Редколл.: А.И. Кобзев и др. – М.: Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт востоковедения Российской академии наук (ИВ РАН), 2014. – 900 стр. (Ученые записки ИВ РАН. Отдела Китая. Вып. 15 / Редколл.: А.И.Кобзев и др.). С. 146-164.
Источник
-
Китайские источники о Восточной Африке
Автор: Чжан Гэда
Сообщение Фэй Синя о Могадишо и Брава.
Могадишо и Брава – города на восточном побережье Африки. Один из китайских путешественников, Фэй Синь, писал об этих городах. Хотя в нашем распоряжении и нет сообщения Фэй Синя о Килве, об этом имеется упоминание в нормативной династийной истории «Мин ши».
Фэй Синь (1388-1436?) сопровождал Чжэн Хэ во время нескольких его походов. Его сообщения являются одним из лучших источников по истории китайских путешествий в Восточную Африку. Он родился в семье военного чиновника в Куньшане, Сучжоу, одном из главных городов провинции Цзяннань в империи Мин. Его сочинение называется «Синча шэнлань», что можно перевести как «Общий отчет о плавании Звездного Плота». «Звездными плотами» называли корабли, на которых к месту назначения отправлялись посланцы китайского императора. Первое издание его книги было осуществлено в 1436 г. Несколькими годами позже Фэй Синь издал иллюстрированную версию своего сочинения.
Английский перевод текста был опубликован У.У. Рокхиллом (W.W. Rockhill) в «Заметках о сношениях и торговле Китая с Восточным Архипелагом и береговыми областями Индийского океана в XIV в.». ("Notes on the Relations and Trade of China with the Eastern Archipelago and the coasts of the Indian Ocean During the Fourteenth Century" // T'oung pao, vol.XVI (1915), pp.419-47; vol.XVI (1917), pp.61-159; 236-71; 374-92; 435-67; 604-26).
Источники:
Ма Хуань «Иньяй шэнлань» (Общий отчет об океанском побережье) «The Overall Survey of the Ocean's Shores», перевод и комментарии J.V.G. Mills (Cambridge: Cambridge University Press, 1970), pp.59-64. Ван Гунъу «Фэй Синь» в «Словаре биографий выдающихся деятелей периода Мин» (L.Carrington Goodrich & Chaoying Fang «The Dictionary of Ming Biography» (New York: Columbia University Press, 1976), pp.440-441). Сообщение Фэй Синя о порте Брава (Бу-ла-ва):
«Идя к югу от Бе-ли-ло (Беллигам) на Си-лань (Цейлон), через 21 день можно достигнуть земли. Она расположена неподалеку от владения Му-гу-ду-шу (Могадишо) и протянулась вдоль морского берега. Городские стены сложены из обломков скал, дома – из камня. На острове нет растительности – широкая солончаковая равнина. Есть соляное озеро, в котором, тем не менее, растут деревья с ветвями. Через длительный промежуток времени, когда их плоды или семена побелеют от соли, они (жители города) выдергивают их из воды. По характеру своему жители мужественны. Они не обрабатывают землю, но добывают себе пропитание рыбной ловлей. Мужчины и женщины зачесывают волосы вверх, носят короткие рубашки и обматывают их куском хлопчатобумажной ткани. Женщины носят золотые серьги в ушах и подвеску в виде бахромы. У них есть только лук и чеснок, но нет тыкв никаких видов. Произведения этой земли – животное маха (циветта?), которое подобно шэчжану (мускусному оленю), хуафулу (зебра?), подобный пегому ослу, леопард, олень цзи, носорог, мирра, ладан, амбра, слоновья кость и верблюд. Товары, используемые [китайцами] для торговли [с ними] – золото, серебро, атлас, шелка, рис, бобы и фарфор. [Их] правитель, тронутый императорской щедростью, послал дань [нашему] двору».
Сообщение Фэй Синя о Джиумбо (Чу-бу):
«Это место примыкает к [владению] Му-гу-ду-шу (Могадишо). Деревня довольно пустынна. Стены из обломков скал, дома сложены из камней. Нравы их также чисты. Мужчины и женщины зачесывают волосы вверх. Мужчины обертывают прическу куском хлопчатобумажной ткани. Женщины, когда они выходят [из домов в город], имеют головную накидку из хлопчатобумажной ткани. Они не показывают свои тела или лица. Почва желтовато-красноватого цвета. По многу лет не бывает дождя. Нет растительности. Они поднимают воду при помощи зубчатых колес из глубоких колодцев. Добывают пропитание рыбной ловлей. Произведения этой земли – львы, золотые монеты, леопарды, птицы с ногами верблюда (страусы?), которые в вышину достигают 6-7 футов, ладан, амбра. Товары, используемые [китайцами] для торговли [с ними] – алый атлас, легкие шелка, золото, серебро, фарфор, перец, рис. [Их] правитель, получив дары от [нашего] императора, преисполнился благодарности и послал дань [нашему двору]».
Сообщение Фэй Синя о Могадишо (Му-гу-ду-шу):
«Если идти от Сяо Гэлань (Кулам) при благоприятном ветре, можно достичь этого владения за 20 дней. Оно расположено на берегу моря. Стены представляют собой нагромождение камней, дома сложены из камней и имеют 4-5 этажей в высоту, готовят пищу и принимают гостей на самом верху. Мужчины заплетают волосы узелками, свисающими вокруг головы, и оборачивают вокруг талии кусок хлопчатобумажной ткани. Женщины зачесывают шиньон сзади и расцвечивают его верхушку желтой краской. С их ушей свисают связки (?), вокруг шеи они носят серебряные кольца, с которых до груди свисает бахрома. Когда они выходят [на люди], то прикрывают себя покрывалом из хлопчатобумажной ткани и закрывают свои лица вуалями из газа. На ногах они носят башмаки или кожаные сандалии. У гор страна представляет собой каменистую пустыню с коричневатой землей. Земля тощая, урожай скудный. Может не быть дождя на протяжении нескольких лет. Они (местные жители) копают очень глубокие колодцы и поднимают воду в мешках из овечьих шкур при помощи зубчатых колес. [По характеру своему] они возбудимы и упрямы. Искусство стрельбы из лука входит в обучение их воинов. Богатые дружелюбно относятся к народу. Бедные кормят себя рыбной ловлей при помощи сетей. Рыбу они сушат и едят, а также кормят ей своих верблюдов, коней, быков и овец. Произведения этой земли – ладан, золотые монеты, леопарды, амбра. Товары, используемые [китайцами] для торговли [с ними] – золото, серебро, разноцветный атлас, сандаловое дерево, рис, фарфор, цветная тафта. [Их] правитель, соответственно с обычаем, послал дань [нашему двору]».
Источники:
Теобальдо Филези, перевод Дэйвида Моррисона «Китай и Африка в Средние Века» (Teobaldo Filesi. David Morison trans. China and Africa in the Middle Ages. (London: Frank Cass, 1972), рp. 37-39). http://domin.dom.edu/faculty/dperry/hist270silk/calendar/zhenghe/feihsin.htm
-
Бенинские бронзы
Автор: Чжан Гэда
После английской карательной экспедиции 1897 г., возглавленной адмиралом Гарри Роусоном, столица древнего государства Бенин была сожжена. При этом погиб и роскошный королевский дворец, о котором европейцы писали с восхищением. Например, голландец Олферт Даппер (Olfert Dapper) писал в своем "Описании Африки" (1668):
Хотя Олферт Даппер и не видел этот дворец своими глазами, он, несомненно, пользовался рассказами побывавших там путешественников.
Вот одна из гравюр XVII века, изображающая город Бенин - столицу одноименного королевства. Это иллюстрация к 2-му изданию "Описания Африки" О. Даппера (1686). На гравюре даны пояснения к изображенному пейзажу:
(A) дворец королев (задний план);
(B) королевский двор с несколькими дворцами (слева)
(D) шпили дворцовых построек
(E) оба (король) на лошади (центр)
(F) королевская свита верхами (справа)
(H) карлики-шуты
(I) королевские музыканты и ручные тигры (слева)
Реалистичность изображения под сомнением, однако... Существование высокой культуры Бенина в Средние Века и Новое Время не подлежит никакому сомнению.
-