lazura

Борьба с ересью на Руси

7 сообщений в этой теме

Инквизиция и на Руси была. Говорят, при Петре Первом - в замаскированном виде, когда были эти все якобы самосожжения раскольников. Но это как версия.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Петр тут совершенно ни при чем. Православие боролось с ересью, как и любая другая религия, а светские власти были заинтересованы помогать ему в этом. Просто на бедного Петра навешано лжи больше, чем на всех прочих царей, вместе взятых. Вот статья о борьбе РПЦ с еретиками.

РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ И СОЖЖЕНИЯ

Из школьного курса истории все мы помним о средневековой инквизиции, о кострах на которых в Европе гибли еретики, иноверцы, ведьмы. Сама инквизиция никого не казнила, но передавала религиозных преступников светским властям со зловещей формулировкой: «Для наказания без пролития крови», т. е. для сожжения или повешения. Отношения церковной и светской властей соответствовали отношениям заказчика и исполнителя.

Но из школьных учебников создается впечатление, что инквизиция была только в католических странах. Между тем, древнее положение церковного права, гласящее, что светская власть должна помогать церкви наказывать религиозных преступников, едино для католичества и православия [1]. Впервые решение о смертной казни за хранение еретической литературы было принято I Вселенским Собором (325 г.), решение было подкреплено императором Константином. В Византии, уже после разделения церквей, в 1119 г. был сожжён глава богомильской ереси Василий [2]. Были ли в России сожжения религиозных преступников? Да, безусловно. Были ли они обусловлены влиянием христианства? Тоже, да.

Первое упоминание о сожжении мы находим в летописной записи за 1227 год. В Новгороде связывают и бросают в огонь четырех волхвов. Были ли палачи – христианами? Летопись не оставляет сомнений в ответе на этот вопрос – арестовавшие волхвов новгородцы первым делом доставили их на двор архиепископа [3]. Очевидно, что перед нами преданные сторонники православия.

Около того же времени в Смоленске духовенство требовало казнить монаха Авраамия, обвиняя его в ереси и чтении запретных книг – предложенные виды казни – «пригвоздить к стене и поджечь» и утопить. Житие Авраамия недвусмысленно называет тех, кто требовал его казни: «попы, игумены, и священники, если бы могли, съели бы его живьем», «бесчинно попы, а также игумены ревели на него, как волы; князья и бояре не нашли за ним никакой вины, проверивши все и убедившись, что нет никакой неправды, но все лгут на него» [4]. Обращает внимание и соответствие христианским запретам пролития крови способов казни: сожжение и утопление.

Далее, в 1284 г. в русской «Кормчей книге» (сборнике церковных и светских законов) появляется мрачный закон: «Если кто будет еретическое писание у себя держать, и волхованию его веровать, со всеми еретиками да будет проклят, а книги те на голове его сжечь [5]. В XIV в. там же появляется апокрифическое «Правило 165 св. отец Пятого собора: на обидящих святые божие церкви», карающее сожжением на костре за разграбление церковного имущества [6]. В летописи за 1438 г. упоминаются «Святые правила святых апостолов», предписывающие «огнем зжещи или живого в землю засыпати» за ересь (другой вариант: «Святые правила божественного закона святых апостолов повелевают такового церкви развратника огнем сжечь или живого в землю загрести») [7]. Согласно Густынской летописи (XVII в.), в 1438 г. митрополит Исидор, принявший католическую унию, «от священного собору осужден был на сожжение, но бежал из темницы» [8]. Очевидно, что автор XVII в. не видел ничего необычного в таком приговоре Собора. Согласно Воскресенской и Второй Софийской летописям, князь не послал за беглецом погони, именно не желая его сжигать. Ясно также, что появление на Руси вышеперечисленных законов связано с христианской церковью. Способы опять-таки без пролития крови: сожжение и закапывание в землю.

Сомнительно, чтобы Исидор был единственным, к кому решились применить перечисленные законы. Возможно, именно с ними связаны следующие казни ведьм: в 1411 г. двенадцать колдуний были сожжены жителями Пскова по подозрению в том, что наслали на город мор, а в 1444 г. можайский князь велел сжечь боярыню Марью Мамонову «за волшебство» [9]. И. Бердников упоминает о можайском княжестве, как примере влияния церкви на светскую юстицию – князь Андрей Дмитриевич Можайский вёл переписку с игуменом Кириллом Белоозёрским, написавшим ему послание с советами по наказанию преступников [1]. Сын этого князя – Иван Андреевич – и сжёг ведьму. Резонно считать, что Иван Андреевич получил самое православное воспитание, в т. ч. в области права. Безусловно, что по законам того времени «ведовство» считалось преступлением, подлежащим церковному суду [10]. Это также подтверждает то, что можайский князь действовал в союзе с церковными властями.

В 1490 г. новгородский архиепископ Геннадий велел сжечь на головах нескольких осужденных еретиков берестяные шлемы, (видимо, вспомнив закон о сожжении еретических книг на голове еретика). Двое наказанных сошли с ума и умерли [11]. Архиепископ Геннадий причислен церковью к лику святых.

В 1504 г. состоялся знаменитый церковный собор, приговоривший к сожжению неизвестное количество «жидовствующих» еретиков. Летописец перечисляет по именам восемь человек, но добавляет «и иных многих еретиков сожгоша» [12]. Одним из инициаторов сожжения был игумен Иосиф Волоцкий – также причисленный церковью к лику святых. Сожжения поддержал и наследник Великого князя Василий Иванович, через год занявший престол. Отсутствие сведений о сожжениях на Руси в его правление, возможно, связано с недостаточным количеством источников.

В правление Ивана Грозного, некий русский еретик, бежавший в Литву и прозванный там «вторым Лютером», рассказывал, что в Москве его должны были сжечь, но царь отменил смертный приговор [13]. Д. ист. н. Р. Г. Скрынников связывает это сообщение с церковным собором 1553‑54 гг., на котором была осуждена группа еретиков во главе с игуменом Артемием. Об Артемии Соборная грамота констатировала: «Царь и великий князь Артемию казнь отдал» [14], т. е. помилование было личным решением царя.

Перечень казнённых времён Ивана Грозного сохранился в его «Синодике», составленном дьяками по архивным делам. Но «Синодик» не упоминает как и за что казнены упомянутые в нём лица. Сопоставления с другими источниками позволяют уточнить, что плотники Неупокой, Данила и Михаил были сожжены весной-летом 1569 г. за употребление в пищу запрещённой церковными правилами телятины, а в августе 1575 г. сожжено 15 ведьм в Новгороде («а сказывают ведуньи») [13]. Иностранец Петрей в записках начала XVII в. писал о Грозном:

Как ни был он жесток и неистов, однако ж не преследовал и не ненавидел за веру никого, кроме жидов, которые не хотели креститься и исповедовать Христа: их он либо сжигал живых, либо вешал и бросал в воду [16].

Об утоплении иудеев известно из летописи [15], но известие Петрея о сожжениях их уникально. Нет данных о причастности церкви к сожжениям времён Грозного, но не будем забывать основной принцип инквизиции – казнь осуществляют светские власти.

К тому же сожжению ведьм:

Повесть о волховании, написанная для Ивана Грозного, доказывает необходимость строгих наказаний для чародеев, и в пример выставляет царя, который вместе с епископом (выделение Афанасьева – Е. О. Ш.) «написати книги повеле и утверди, и проклят чародеяние, и в весех заповеда таких огнём пожечи» [17].

Бесспорно, что автор «Повести» выступал с позиции христианского благочестия: его ссылка на епископа – пример союза светской и духовной власти в расправе над преступниками против религии.

В 1584 г. на престол вступил крайне благочестивый государь Фёдор Иоаннович. В 1586 г. русскую церковь возглавил некто Иов (причислен к лику святых), в одном из своих сочинений одобривший казни языческих жрецов [18]. Насколько можно судить по дошедшим источникам, во времена Иова сожжения стали обычной казнью. Английский посланник Флетчер, живший в Москве с 25.11.1588 по 6.05.1589, описывает одно из сожжений еретиков, как очевидец:

…муж и жена… были сожжены в Москве, в маленьком доме, который нарочно для того подожгли. Вина их осталась тайною, но вероятно, что они были наказаны за какую-нибудь религиозную истину, хотя священники и монахи уверили народ, что эти люди были злые и проклятые еретики [19].

Достоверность сообщения Флетчера подтверждается описанием способа казни – сожжением в срубе, часто упоминаемым в русских документах XVII в., но необычным для других стран. Если за полгода только в Москве Флетчер успел стать свидетелем сожжения двух человек, то есть основания для предположения, что таких сожжений было значительно больше. Летопись под 7099 г. (1590/91 гг.) описывает сожжение колдунов в Астрахани по приказу Федора Иоанновича: «пытав их, велел государь пережечь» [20]. Вкупе с сообщением патриарха Иова:

О великий государь, боговенчанный царь и великий князь Федор Иванович Всея Руси! Во‑истинну еси ты равен явися православному первому в благочестии просиявшему царю Константину и прародителю своему великому князю Владимиру, просветившему Русскую землю святым крещением: они же убо каждый в свое время идолы поправше и благочестие восприяша; ты же ныне великий самодержец и истинный рачитель благочестия, не единых идолов сокрушая, но и служащих им до конца истребляя [20],

это даёт нам основание полагать, что во времена Фёдора Иоанновича казни за духовные преступления не были исключениями.

Та же тенденция продолжилась при Борисе Годунове, когда главой церкви оставался Иов. В январе 1605 г. грамота московского правительства о появлении Лжедмитрия в северные города сообщила:

Люди, которые в государстве за их богомерзкие дела приговорены на сожжение, а другие к ссылке, бежали в Литовскую землю за рубеж и злые плевелы еретические сеяли [20].

То есть людей, приговоренных к сожжению за ересь, было не так мало. Под тем же 1605 г. летописи сообщают о казни вероотступника Смирного. Согласно «Пискарёвскому летописцу» (написан в 1621‑1625 гг.):

…голова Стрелецкой Смирной Маматов из Грузии побежал в Кизылбаши и там обусурманился, понял жену. И царь его велел за то казнить разными муками: «Ты де покинул веру христианскую да обусурманился!» [21].

«Новый летописец» (составлен в окружении патриарха в 20‑е гг. XVII в.) уточняет способ казни:

…бусурмана Смирного сведал, что он убусурманился, повелел ему дать разные муки, а напоследок же его окаянного велел обдать нефтью и повелел зажечь. Тут окаянный скончался [18].

Очевидно одобрение казни в окружении патриарха Филарета – «окаянный».

Что при Филарете – фактическом главе русского государства – сожжение признавалось обычной казнью за религиозные преступления – свидетельствует грамота Михаила Федоровича тобольскому архиепископу (5 февраля 1623 г.). О сожжении говорится, как о наказании, положенном за «великие духовные дела». Царь отвечал архиепископу на следующие жалобы (привожу в контексте):

…воры софийского протопопа перед боярином и воеводами и перед дьяком бесчестили. И боярин де и воеводы за то им ничего не учинили. И после де того на той же неделе перед тобою же, богомольцем нашим (архиепископом – Е. О. Ш.), и перед боярином и воеводы объявилися многие люди в великих духовных делах. И боярин де и воеводы, советовав о том с тобою, богомольцем нашим, учинили им наказание слегка и разослали во многие городы, а до конца над ними наказанья не учинили и огнем не сожгли [27]

Царь отказался вынести решение, пока архиепископ не отпишет ему «каким людям, и за какие было вины довелося наказанье до конца учинити и огнем жечь, и что их большие вины» [27]. Из грамоты ясно, что игумен был недоволен слишком милосердными приговором воевод, не учинившим наказания «до конца». Царь не возражал, но желал знать конкретные духовные преступления приговоренных (к сожалению, не удалось найти дальнейшую переписку по делу).

От 1647 года до нас дошел указ Алексея Михайловича на имя шацкого воеводы Григория Хитрово:

И ты б женке Агафьице и мужику Терешке, дав отца духовного, велел их причастить святых Божьих тайн, будет достоит, а причастя святых Божиих тайн, велел их вывесть на площадь и сказав им их вину и богомерзкое дело, велел их на площади в струбе, облокши соломою, сжечь [23].

Агафья и её учитель в колдовском деле Терешка Ивлев обвинялись в том, что с помощью заклинаний и «нити мертвого человека с приговором» уморили до смерти нескольких крестьян. Текст указа самый благочестивый.

В 1649 гг. Земской Собор в Москве принял законодательный акт «Соборное уложение». Первая же статья Уложения гласила:

Будет кто иноверцы, какие ни буди веры, или и русской человек, возложит хулу на господа Бога и спаса нашего Иисуса Христа, или на рождышую его пречистую владычицу нашу богородицу и приснодеву Марию, или на честный крест, или на святых его угодников, и про то сыскивати всякие сыски накрепко. Да будет сыщется про то допряма, и того богохульника обличив, казнити, сжечь [24].

Интересна также 24ая статья 22ой главы «Уложения»:

А будет кого бусурман какими нибудь мерами насильством или обманом русского человека к своей бусурманской вере принудит, и по своей бусурманской вере обрежет, а сыщется про то допряма, и того бусурмана по сыску казнить, сжечь огнем безо всякого милосердия. А кого он русского человека обусурманит, и того русского человека отослать к патриарху, или к иной власти, и велети ему учинити указ по правилам святых апостол и святых отец [24].

Законодатели не очень последовательны. Если исламскому миссионеру удалось «какими-нибудь мерами» обратить русского в свою веру, то, значит, это были либо насилие, либо обман. Однако, русского, «насильством» обусурманенного, тоже не оставляют без наказания.

«Уложение» было составлено по правилам апостолов и святых отцов, законам греческих царей (т. е. «Кормчей книге»), указам русских царей и приговорам бояр, т. е. в соответствии с традицией. «Уложение» было подписано всеми участниками Собора, в т. ч. Освященным собором – высшим духовенством. Среди подписавших был и архимандрит Никон, через четыре года ставший патриархом [25]. Тогдашний глава русской церкви патриарх Иосиф, в том же году написал царю послание, в котором сослался на первую статью Уложения:

«В Уложенной книге написано: кто изречёт на соборную и апостольскую Церковь какие хульные слова – да смертью умрёт. А он, Стефан (благовещенский протопоп – Е. О. Ш.), не точию на соборную и апостольскую Церковь хулу принёс и на все Божии церкви – и нас, богомольцев твоих, обесчестил. Милостивый… царь и великий князь Алексей Михайлович!.. Пожалуй нас, богомольцев своих, не вели, государь, своей государевой Уложенной книги нарушить – и вели, государь, нам, богомольцам твоим, по правилам святых апостолов и святых отцов и по заповедям прежних благочестивых царей дать на него, Стефана, собор [то есть соборный суд]. Царь государь, смилуйся!» [26].

Государь, впрочем, выдавать протопопа Стефана на расправу не стал.

Итак, сожжение по Уложению 1649 г. было одобрено православной церковью, тем самым взявшей на себя часть ответственности за последовавшие казни по этому Уложению.

В дальнейшем источники прямо говорят о том, что отношения церкви и государства развивались по схеме: заказчик – исполнитель.

Дьяк Г. К. Котошихин, живший в XVII веке и известный своим сочинением «О России в царствование Алексея Михайловича», так рассказывает о существовавшей в его время (служил в 1658‑1664 гг.) системе террора по отношению к церковным противникам:

...а кого у них (в судах патриарха и церковных властей – Е. О. Ш.) за духовные дела... осудят на смерть, кто какую казнь заслужил, и они, из дела выписав приговор свой, посылают с теми осужденными людьми в царский суд, и по тому их приговору из царского суда велят казнить без задержания, кто чего достоин [27].

В Разбойном приказе «жгут живого за богохульство... за волховство, за чернокнижие, за книжное преложение, кто учнет вновь толковать воровски против апостолов, пророков и св. отец с похулением». «Смертные казни женскому полу бывают: за богохульство… жгут живых; за чаровство… отсекают головы» [27].

Пытки обвиняемых также производились по требованию духовных властей:

«Когда нужно было кого-то пытать духовное начальство посылало обвиняемого к светскому начальству» [1].

Ещё конкретный указ, Михаил Федорович Романов писал архиепископу Тобольскому:

А которые люди в духовных делах дойдут какого наказания, и ты б их велел смиряти по правилу святых отец, чтоб от всякого беззакония вперед уняти. А будет которые люди в духовных делах учнут не быть послушны, а дойдет до большого наказанья, и ты б их отсылал к боярину нашему и воеводам [28].

Австрийский дипломат фон Мейерберг (был в России в 1661-63 гг.) сообщает о правах патриархов:

…судят всякие дела, относящиеся к духовенству, церковному послушанию и христианским нравам, и никогда не получают у царя отказа на просьбы об утверждении этих приговоров [29].

Иностранцы, побывавшие в Москве в этот период, рассказывают о сожжениях еретиков, как очевидцы:

Ересь наказывается огнем. Еретик выходит на кровлю небольшого домика и оттуда спрыгивает во внутренность; на него бросают солому с лучинами; пламя скоро задушает его. Довольно и слишком строго это наказание [30].

Тех, которые возбуждают какие-либо сомнения относительно веры, заключают в небольшие деревянные домики и сжигают живыми и выглядывающими оттуда [31].

Вернёмся к охоте на ведьм. В начале 1653 г. воеводы Тулы, Карпова, Михайлова, Мосальска, на Осколе и др. получили указы о том, чтобы люди «впредь никаких богомерзких дел не держались и те б отреченные и еретические книги, и письма, и заговоры, и гадательные книжки, и коренья, и отравы пожгли, и к ведунам и к ворожеям не ходили и никакого ведовства не держались, и костьми и иным ничем не ворожили, и людей не портили». Относительно тех же, которые «от таких злых и богомерзких дел не отстанут, таких злых людей и врагов Божиих велено в срубах сжечь безо всякой пощады и домы их велено разорить до основания, чтоб впредь такие злые люди и враги Божии и злые их дела нигде не воспомянулись» [23].

Была ли церковь причастна к указам против «врагов Божиих»? Известно, что в XVII в. наказания за ведовство считались церковным, духовным делом [22]. Накануне появления Указа, в сер. 1652 г. патриархом стал Никон, влияние которого на светскую власть первоначально было беспрецедентным в русской истории.

В 1658 г. пал Никон. Церковь пережила период безвластия. В 1664 г. на место блюстителя важнейшей московской епархии встал жёсткий администратор митрополит Павел. В 1666‑1667 г. состоялся злосчастный церковный Собор, на котором староверов, а также всех не покоряющихся церкви предали анафеме и объявили достойными «телесной» казни:

Аще ли же кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой восточной церкви и сему освященному собору, или начнет прекословить и противиться нам, и мы такового противника данной нам властью… проклятию и анафеме предаем. …мы таковых накажем духовно: аще же и духовное наказание наше начнут презирать, и мы таковым приложим и телесные озлобления [32].

С этими двумя событиями связывают пик религиозных репрессий. Уже через неделю после назначения Павла был арестован и сослан Аввакум. На лесные убежища староверов обрушились военные экспедиции [33]. С 1666 г. регулярными становятся сведения о сожжениях.

В 1666 г. в вязниковских лесах был схвачен и после допроса сожжен старообрядческий проповедник Вавила. Современник монах Серапион с одобрением писал: «богомерзкий чернец Вавилко сожжен за свою глупость» [34]. В том же 1666 г. гетман московской части Украины И. М. Брюховецкий сжёг шесть ведьм [23]. Об отношениях Брюховецкого с московским правительством известно следующее.

Сделавшись гетманом, Б. начал укреплять своё положение связями с Москвой. Он внёс в свои отношения к московскому правительству то раболепство и низкопоклонство, от которых до сих пор воздерживались украинские гетманы: в обращениях к царю он писал себя «Ивашкой», «подножкой» царя и т. д. Первый из гетманов поехал он на поклон в Москву, принял титул боярина, женился на московской боярышне Салтыковой. Но самое главное, чем он рассчитывал купить всецело благосклонность Москвы и упрочить своё положение – это предложение московскому правительству, якобы от лица управляемой им страны, усиленного вмешательства в её внутреннюю жизнь. Такое предложение было чрезвычайно приятно Москве, так как расчищало желанный путь её традиционной политике. Во все большие города Малороссии были посланы теперь московские воеводы с расширенной компетенцией и правом взимать подати. В целях податного обложения была устроена перепись населения, возбудившая общий ропот. В своём угодничестве Б. зашёл так далеко, что просил о назначении митрополита из Москвы, от чего отказалось московское правительство [35].

В свете вышеизложенного, вполне логично утверждение Новомбергского о том, что сожжение ведьм, по приказу Брюховецкого, было исполнением московского законодательства [23].

В 1670 г. была сожжена женщина, беглая монахиня Алёна. Первоисточники дают следующую информацию.

1670 г., декабря 6. Отписка полкового воеводы Ю. Долгорукова в приказ Казанского дворца о вступлении его в Темников и о показаниях пленных:

Привели к нам, холопем твоим, вора и еретика старицу, которая воровала и войско себе збирала и с ворами вместе воровала, да с нею ж принесли воровские заговорные письма и коренья... Вор старица в распросе и с пытки сказалась Аленою зовут, родиною де, государь, она города Арзамаса Выездные слободы крестьянская дочь, и была замужем тое же слободы за крестьянином; и как де муж ее умер, и она постриглась. И была во многих местах на воровстве и людей портила. А в нынешнем де, государь, во 179‑м году 1, пришед она из Арзамаса в Темников, и збирала с собою на воровство многих людей и с ними воровала, и стояла в Темникове на воевоцком дворе с атаманом с Федькою Сидоровым и его учила ведовству... Вора старицу велели за ее воровство и с нею воровские письма и коренья велели сжечь в срубе [36].

«Сообщение касательно подробностей мятежа, недавно произведенного в Московии Стенькой Разиным» (Архангельск, сентября 13/23 дня 1671 года. На корабле «Царица Эсфирь»):

Среди прочих пленных была привезена к князю Юрию Долгорукому монахиня в мужском платье, надетом поверх монашеского одеяния. Монахиня та имела под командой своей семь тысяч человек и сражалась храбро, покуда не была взята в плен. Она не дрогнула и ничем не выказала страха, когда услышала приговор: быть сожженой заживо. Бегство из монастыря считается у русских преступлением ужасным, караемым смертью. Прежде чем ей умереть, она пожелала, чтобы сыскалось поболее людей, которые поступали бы, как им пристало, и бились так же храбро, как она, тогда, наверное, поворотил бы князь Юрий вспять. Перед смертью она перекрестилась на русский лад: сперва лоб, потом грудь, спокойно взошла на костер и была сожжена в пепел [47].

В 1671 г. старообрядец Иван Красулин был сожжён в Печенгском монастыре [33] – красноречиво уже само место казни. Зимой 1671‑72 гг. в Москве сожжен видный старообрядец Авраамий, несколько раньше него в Москве же взошёл на костёр старообрядец Исайя [33].

В 1672 г. в Астрахани воевода Одоевский сжёг К. Семенова, у которого была найдена тетрадка с заговорами [20]. Вообще, казни начала 70‑х легко связать с восстанием Разина: Алёна и Семёнов участвовали в восстании, Авраамий и Исайя возглавляли опасную старообрядческую оппозицию в Москве. Бесспорен союз церкви и государства в борьбе с разинским движением – церковь предала Разина анафеме.

В 1673 г. патриархом стал Иоаким, бывший «испытанным специалистом по "работе" со старообрядцами» [42]. Характерна роль, сыгранная им в деле боярыни Морозовой. Подруга первой супруги Алексея Михайловича, представительница знатнейшего рода, она открыто сделала свой дом центром старообрядчества в Москве и долгое время пользовалась иммунитетом от царившей вокруг вакханалии преследований. Именно Иоаким – тогда архимандрит Чудова монастыря – покончил с оплотом старой веры. В ночь на 14 ноября 1671 г. Иоаким со своими людьми явился в дом Морозовой и распорядился заковать непокорную в кандалы. Вскоре ее вместе с сестрой и подругой перевели в монастырское заключение. Все три, несмотря на уговоры, продолжали держаться старобрядчества. Патриарх Питирим полагал разумным освободить женщин: «Женское их дело; что они много смыслят» [26]. Иоаким придерживался иных взглядов. В конце 1674 г. к упорствующим староверкам были применены радикальные способы увещания: пытка на дыбе и плети. Не добившись успеха, Морозову решили сжечь, но тут не выдержало старомосковское боярство и обратилось к царю с протестом – Морозовы были одним из 16 высших аристократических родов московского государства, имевших право на наследственное боярство [33]. В 1675 г. три знатные узницы были уморены голодом (в то время, как сидевшая вместе с ними простая инокиня Иустиния всё-таки сожжена). Сохранились трогательные подробности смерти трех женщин: они умоляли стражников: «Помилуй мя, даждь ми колачика!», в ответ же от имевших строгие приказания стражников слышали: «Боюсь» или «Не имею» [33]. Способ казни опять-таки христианский – без пролития крови.

Женка Федосья, обвиненная в порче, попала на костер в 1674 году, в северном городе Тотьме. Перед казнью она заявила, что никого не портила, поклепала на себя не стерпев пытки [37]. В 1676 году в селе Сокольском очередным царским указом было повелено сжечь Панко и Аноску Ломоносовых, колдовавших с помощью кореньев:

Сокольскому пушкарю Панке Ломоносову и жене его Аноске дать им отца духовного и сказать им их вину в торговый день при многих людях, и велеть казнить смертью, сжечь в срубе с кореньем и с травы [23].

В том же 1676 г. старообрядец инок Филипп, который наладил связи Аввакума с центрами раскола, «сожжен огнем бысть» в Москве [23]. В 1677 г. поп-старообрядец был сожжен в Черкасске, по приказанию атамана донского войска М. Самарина [20].

В 1681 году церковный Собор во главе с патриархом обратился к царю со смиренной мольбой:

Просим и молим соборно Великого князя Феодора Алексеевича, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, которые развратники и отступники, по многом церковном учении и наказании и по нашем архиерейском прошении их обращению истинного покаяния явятся противны, святой церкви непокорны, и таких противников бы указал Великий Государь Царь и Великий князь Федор Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, отсылать ко градскому же суду и по своему Государеву рассмотрению, кто чего достоин, указ чинить. И о том воеводам и приказным людям, в города и в села, которые ныне есть на воеводствах, послать грамоты, а впредь всем воеводам и приказным писать в наказы, чтобы то дело было под его Государевым страхом в твёрдости, а вотчинникам и помещикам, и их приказчикам, у кого такие противники есть и будут, потому же объявлять в городах архиереям и воеводам, а которые раскольники где объявятся и по посылкам архиерейским учинятся сильны; и им воеводам и приказным по тех раскольников посылать служилых людей (т. е. солдат – Е. О. Ш.) [38].

14 апреля 1682 года были сожжены Аввакум и три его товарища по заключению: Феодор, Епифаний и Лазарь. В литературе часто упоминается мотивация приговора: «за великие на царские дом хулы», но она взята не из официального документа, а из записок графа А. С. Матвеева, написанных уже после 1716 г. [39]. Справедливо отмечается, что казнь последовала после решений церковного Собора 1681‑82 гг., предающих старообрядцев «градскому суду» [33, 44].

В сочинениях Аввакума сохранилось много сведений о сожжении старообрядцев. Иларион, стрелец, сожжен в Киеве. Полиект, священник, сожжен в Боровске («и с ним 14 человек сожгли»). Иван Юродивый сожжен в Холмогорах [40]. «В Казани никонияне тридцать человек сожгли, в Сибири столько же, во Владимире – шестерых, в Боровске – четырнадцать человек» [14].

В сожжениях старообрядцев до 1682 г. не сомневался Костомаров (реплики, вложенные им в уста участников старообрядческого восстания 1682 г.) – Хованский: «того и в уме своём не держите, чтобы вас по‑старому стали казнить, вешать и жечь в срубах!» [40].

Cпор о вере между староверами и никонианами у Ключевского:

На все вопросы патриарх отвечал одно: «Мы носим на себе Христов образ, и не вам, мирянам, нас учить!». Раскольничий начётчик Павел Данилович, московский мещанин тихим гласом заметил на эти самоуверенные слова: «Это правда, владыка, что Христов образ носите и нам мирянам следует быть у вас в послушании, но Христос показал нам образ смирения, крепости и своими пречистыми устами сказал: «Посмотрите на меня, как я благ и смирен сердцем», а не учил людей он ни кострами, ни мечем. И властям нечего было ответить на эти уроки. [40].

Ответ патриарха:

Мы за то вас мучим и жжем, что еретиками нас называете и церкви не повинуетесь [41].

В начале 1682 г., кроме того, появился указ о создании Славяно-греческой академии, назначавший сожжения за многие виды религиозных преступлений [42]:

Из разных вер и ересей к нашей православной восточной вере приходящих и оную приемлющих, всех вписати в книги и отдати блюстителю училищ с учителями, дабы они их в хранении нашей православной веры и церковных преданий наблюдали, и кто из них како житие свое в ней препровождает, и крепко ли и цело ону и церковные предания содержит, известие имели. Аще же кто из новопросвещенных не цело храняй православную нашу веру и церковные предания явится, и такового в дальные наши грады, на Терек и в Сибирь ссылати. Аще же кто явится в держании своей прежней веры или ереси, из нее же пришел есть к православной вере, а нашей веры в хулении, и таковый да сожжется без всякого милосердия (пункт 13).

И о сем им блюстителю со учительми тщатися крепце еже бы всякого чина духовным и мирским людям, волшебных и чародейных и гадательных и всяких от церкви возбраняемых и богохульных и богоненавистных книг и писаний у себя никому весьма не держати и по оным не действовати, и иных тому не учити. А у них же таковые книги или писания ныне суть, и оным таковые книги и писания сожигати, и никаких бы волхвований и чародеяний и гаданий впредь не держати. Такожде и неученым людям свободных учений никому польских, и латинских, и немецких, и лютерских, и калвинских, и прочих еретических книг у себя в домах не держати и их, за неимением довольного рассуждения и ради в вере нашей усомнения, не читати, и нигде никому из оных еретических книг и их восточной нашей православной вере и церковным преданиям противных толкований состязаний не имети и подлогов не подлагати; зане обычай есть прелестникам, яко они, таковые подлоги подлагая, глаголют, еже они то творят не ради в вере и церковных преданиях усумнения, но чином наукотворного состязания (в порядке научного спора – Е. О. Ш.). И таковыя книги еретические сожигати или к блюстителю училищ и учителям приносити. Аще же кто сему нашему царскому повелению явится противен и отныне начнет кто от духовных и мирских всякого чина людей, волшебные и чародейные и гадательные и всякие от церкви возбраняемые и богохульные и богоненавистные книги и писания у себя коим ни буде образом держати и по оным действовати, и иных тому учити, или и без писания таковая богоненавистная дела творити, или таковыми злыми делами хвалитися, яко мощен он таковая творити, и таковый человек за достоверным свидетельством без всякого милосердия да сожжется. Аще же кто свободных учений неискусный имать польские, и латинские, и немецкие, и лютерские, и калвинские, и иные еретические книги в доме своем имети, и их читати, и из книг состязание имети, и подлоги на усумнения нашея восточныя веры и церковных преданий подлагати; и таковых предаяти казни, смотря по их вине, нещадно (пункт 14).

Аще кто от чуждоземцев и русских людей при пиршестве, или во ином каковом ни буди месте, при достодолжных свидетелях, православную нашу христианскую веру или церковные предания хулити и укорительная каковая словеса о ней глаголати имать, и таковаго на суд во оном деле отдавати блюстителю училищ со учителями. И аще кто в хулительстве нашея веры, или церковных преданий во укорительных словесах по суду явится, или во отрицании призывания святых в помощь, и святых икон поклонения и мощей святых почитания обличится, и таковый без всякого милосердия сожжен да будет (пункт 15).

Итак, указ о создании Академии обобщил все предыдущие законы о сожжениях вероотступников, держателей еретических книг, богохульников.

В начале же 1682 г. в Москве была сожжена Марфушка Яковлева, уличенная в наведении порчи на царя Федора Алексеевича [23]. Сохранность архивов не позволяет определить точное число казнённых в XVII в. Дореволюционный исследователь, изучавший историю ссылки в Сибирь этого времени, писал:

В Енисейске я предполагал было заняться осмотром старых бумаг тамошнего архива, но к сожалению узнал, что древние столбцы и прочие документы после двух пожаров все без исключения сгорели.

Так как сгоревшие древние документы помещались в Енисейском Рождественском монастыре, то я и решился осмотреть этот монастырь, с той мыслью, не узнать ли там каких-либо письменных и устных преданий. Предположение мое некоторым образом оправдалось; в монастыре я встретил презамечательную личность – это настоятельница монастыря игуменья Деворра. По словам Деворры, в острожных стенах Енисейска существовала обширная тюрьма... а в монастыре было устроено особое тюремное отделение с железными решетками для помещения преступниц женского пола... в острожской енисейской тюрьме содержалось очень много сосланных на вечное заточение за чернокнижество. Там был особый двор для казней и, между прочим, осталось в предании, что здесь сожжено было несколько человек на кострах, уличенных в знакомстве с нечистою силой [43].

22 октября 1683 г. в Клину был сожжен старообрядец Варлаам, приговор ему вынесли светские власти в Москве [44]. В 1684 г. Софья подписала указ «…о наказании рассеивающих и принимающих ереси и расколы», если «…с пыток начнут в том стоять упорно же, а покорения святой церкви не принесут…» «…по троекратному у казни вопросу, будет не покорится, сжечь» [45]. Из сожженных в 1684 г. известен старообрядческий проповедник Андроник. Приговор ему (от 8 апреля 1684 г.) гласил: «Того черньца Андроника за ево против святаго и животворящаго креста Христова и Церкви Ево святой противность казнить, зжечь» [46]. Андроник в чем‑то заслужил свою участь (проповедовал самосожжения), но казнили его именно за противность Церкви и порицание четырехконечного креста, после отказа принести покаяние [46].

«Указные статьи о раскольниках» от 7 апреля 1685 года подтверждали:

Которые расколщики святой церкви противятся, и хулу возлагают, и в церковь и к церковному пению и к отцем духовным на исповедь не ходят, и святых таин не причащаются, и в домы свои священников со святынею и с церковною потребою не пускают, и меж Христианы непристойными своими словами чинят соблазн и мятеж, и стоят в том воровстве упорно: и тех воров пытать, от кого они там научены, и сколь давно, и на кого станут говорить, и тех оговорных людей имать и роспрашивать и давать им меж себя очные ставки, а с очных ставок пытать; и которые с пыток учнут в том стоять упорно ж, а покорения святей церкви не принесут, и таких, за такую ересь, по трикратному у казни допросу, буде не покорятся, жечь в срубе и пепел развеять [47].

По свидетельству иностранцев, пасху 1685 года благочестивый патриарх Иоаким отпраздновал сожжением в срубах около девяноста раскольников [48]. Общее число пострадавших в допетровскую эпоху староверов неизвестно. В. Татищев, по свежим следам, полагал, что несколько тысяч:

Никон и его наследники над безумными раскольниками свирепость свою исполняя, многие тысячи пожгли и порубили или из государства выгнали. Которое вечно достойный памяти е. и. в. Петр не именем, но делом и сущею славою в мире великий, пресек и немалую государству пользу учинил [49].

Патриарх Иоаким ненавидел иноверцев. В своём «Завещании» он оставил много добрых советов, как с ними следует обращаться:

Иноверцам еретикам костелов римских, кирх немецких и татарам мечетей в своем царстве и владении всеконечно не давать строить нигде…

…молбищных бы по прелестям их сборищ еретических строити не давати места всеконечно, но которые здесь и есть близ или между христианских домов – и те бы разорити годно и должно яко диавольские сонмища [50].

Особенно энергичных мер Иоаким добивался против миссионеров:

…да повелевают царским указом: отнюдь бы иноверцы придя сюда в царство благочестивое вер своих не проповедовали, и в укоризну о вере не разговаривали ни с кем, и обычаев своих иностранных и по своим их ересям на прелесть христианам бы не выносили. И сие бы запретить им под казнью накрепко [50].

На практике эти добродушные принципы были применены к проповеднику-квакеру Квирину Кульману и его единомышленнику Нордерману, сожженным 4 октября 1689 года.

Сохранилось следственное дело Кульмана. Причины казни Кульмана в нём излагаются так:

Вор и богоотступник Квилинко Кульман, и, на Москве будучи, чинил многие ереси и свою братию иноземцев прельщал, и вызъяты у него многие еретические и богомерзкие и хульные книги и писма, по которым богомерзким и еретическим книгам прельщал многих людей иноземцев и учил той ереси; и в роспросе и с пытки во всех еретических делах винился, и по нашему великих государей указу, за то воровство он, Квилинко, с книгами и с письмами богомерзкими сожжён [51].

Вина Нордермана, судя по следственному делу, заключалась в том, что он «того Квиринка и теперь за пророка, и за проповедника, и за великого человека имеет, что он человек учёный и во всех государствах бывалый» [51].

В письме матери Кульмана сохранились о последних минутах их следующие подробности, сообщённые ей из Москвы: «3 сентября вечером им (Кульману и Нордерману) сказали, чтобы они приготовились: завтра утром они будут освобождены. Но на следующий день в одинадцать часов утра их, как ложных пророков, привели из заключения на обширную городскую площадь, где уже приготовлен был из смоляных бочек и соломы небольшой домик [То‑есть сруб, обставленный снопами соломы и смоляными бочками]. И когда этих невинных людей повели на смерть, и не было около них никого, кто подал бы им утешение и не хотели дать им отсрочки, – они оба остановились и стали молиться, обративши глаза к небу. Когда же подошли они к домику и уже не видели себе спасения, тогда сын мой поднял руки и воскликнул громким голосом: "Ты справедлив, великий Боже! И праведны судьбы твои: ты ведаешь, что мы умираем ныне без вины". И оба, утешенные, вошли в домик и тотчас же преданы были огню; но больше не слышно было никакого голоса». По другому известию, Кульмана и Нордермана спустили в сруб сверху, так что затем нельзя было их ни видеть, не слышать (Arnold: Kirchen-und-Ketzer-Historie. – S. 512). Живописец Генин (ещё один единомышленник Кульмана – Е. О. Ш.) не стал дожидаться подобной участи и отравил себя в тюрьме [52].

Был ли патриарх Иоаким причастен к делу Кульмана? Мнения историков разнятся.

По распоряжению Софии и патриарха Иоакима, Кульман с Нордерманном были схвачены [53].

Горячо Иоаким боролся с иноверной пропагандой – католической и протестантской. Так он запретил продавать и покупать иконы, написанные на бумажных листах, особенно «немецкие еретические», не без его участия в 1689‑1690 гг. был осужден Квирин Кульман [54].

Другие авторы [55] считают, что раз следствие вела светская власть, следовательно патриарх и церковь не имели к нему никакого отношения. Думается, что правы первые – напомним, что, по церковному праву, расправу и должна была вершить светская власть. Донос на Кульмана первоначально был подан патриарху [56], следовательно именно он дал ход делу. Далее, за время дела Кульмана светская власть в России поменялась. Была свергнута Софья и её фаворит князь Голицын был сослан. Именно Голицын вёл следствие над Кульманом. Тем не менее, на участь Кульмана смена светских правителей никак не повлияла, он был сожжён уже после ссылки Голицына. Именно в то время, когда от лица молодых царей Кульману был вынесен смертный приговор, патриарх Иоаким пользовался особенным влиянием на светскую власть, т. к. он поддержал Петра против Софьи. Наконец, «Духовное завещание» Иоакима, призывающее запретить деятельность иностранных проповедников «под казнью накрепко», появилось именно в это время. 8 января 1690 г., по боярскому приговору, в срубе были сожжены два колдуна [57]. После этого сожжения, до того случавшиеся регулярно, надолго прекратились. Нельзя считать случайным совпадением, что именно в начале 1690 г. (17 марта) скончался патриарх Иоаким.

Сожжения XVIII века – любопытный пример российской отсталости от западной Европы, где в это время сожжения практически сошли на нет (за исключением Испании). 29 ноября 1714 г. в Москве на Красной площади в срубе сожжён еретик Фёдор Иванов, изрубивший икону. Приговор опять-таки подписан представителями светской власти (члены московской Сенатской канцелярии Я. Ф. Долгоруков и Салтыков). Но подстрекательскую роль сыграл Освященный церковный собор во главе с местоблюстителем патритаршего престола Стефаном Яворским. Именно церковный Собор 24 октября 1714 г. отлучил еретика от церкви, предал проклятию и выдал для казни градскому суду [58]. Итак, очередной пример инквизиции.

В 1721 г. сожжён дьячок-богохульник Василий Ефимов. Ефимов устроил поддельное чудо, чтобы «были к поданию на устроение церковное преклонны». Затем признался на исповеди, но духовник не наложил на него никакой епитимьи. Тогда дьячок сам на себя донёс архиепископу. К Ефимову была применена первая статья Уложения 1649 г.: «вместо славы нанёс хулу имени Божью». Приговорён к сожжению, 19 декабря по императорскому указу сожжён. Синод зачем‑то настоял, чтобы сожгли и его уцелевшие после первой казни кости [59]. Снова взаимодействие духовной и светской власти. Кроме того, было применено Уложение 1649 г., принятое, в своё время, при активном участии церкви.

В 1721 году был казнен посадский Иван Орешников за то, что он хулил бога и царя. Первоначально богохульника предполагалось сжечь (на основании Уложения 1649 г.), но Петр заменил сожжение на отсечение головы [60].

В дневнике немецкого камер-юнкера Берхгольца передан следующий рассказ о казни:

2 октября 1722 года… О невообразимой жестокости русского народа посланник Штамке рассказывал мне еще одну историю, которой за несколько лет в Петербурге сам был свидетелем. Там сожгли заживо одного человека, который во время богослужения палкой вышиб у епископа из рук образ какого‑то святого и сказал, что по совести убежден, что почитание икон есть идолопоклонство, которое не следует терпеть. Император, говорят, сам несколько раз ходил к нему во время содержания под стражей и после произнесения приговора и уверял его, что если он только скажет перед судом, что заблуждался, ему будет дарована жизнь, даже не раз отсрочивал исполнение казни; но человек этот остался при том, что совесть не позволяет ему поступить так. Тогда его поставили на костер, сложенный из разных горючих веществ, и железными цепями привязали к устроенному на нем столбу с поперечной на правой стороне планкой, к которой прикрепили толстой железной проволокой и потом плотно обвили насмоленным холстом руку вместе с палкой, служившей орудием преступления. Сперва зажгли эту правую руку и дали ей одной гореть до тех пор, пока огонь не стал захватывать и далее и князь-кесарь вместе с прочими вельможами, присутствовавшими при казни, не приказали поджечь костра. При таком страшном мучении преступник не испустил ни одного крика и оставался с совершенно спокойным лицом, хотя рука его горела одна минут семь или восемь, пока наконец не зажгли всего возвышения. Он неустрашимо всё это время смотрел на пылавшую свою руку и только тогда отвернулся в другую сторону, когда дым уж очень стал есть ему глаза и у него начали гореть волосы. Меня уверяли, что за несколько лет перед тем брат этого человека был сожжен почти таким же образом и за подобный проступок [61].

Достоверность сообщений Берхгольца у российских историков сомнения не вызывает – с первой публикации они отмечали его беспристрастность, добросовестность, бесхитростность, точность описаний (Н. Устрялов, Н. Павлов-Сильванский, В. Наумов). Следует иметь в виду, что дневник писался для себя и был опубликован уже после смерти автора [61]. С другой стороны, информация из вторых рук. Трудно, однако, допустить, чтобы Штамке стал, неизвестно зачем, обманывать соотечественника. Современная исследовательница д. ист. н. Е. Б. Смилянская не сомневается в точности описания казни [62].

Были и сожжения колдунов: 1702 г. – монаха Саввино-Сторожевского монастыря Дионисия за колдовство и богоотступничество, 1720 г. – Минку Буслаева «со товарищи» за порчу [63]. Видимо, в 1720 г. сожгли не менее трёх человек.

Подробности дела Дионисия даже можно было бы признать забавными, если бы не страшный финал:

В следственных материалах по делу Дионисия Грека читаем: «По тем письмам Отца и Сына и Святаго Духа отрицался и крест под пятою носил и призывал в помощь Сатану и бесов, да те письма над питьем чол и для блудного дела девкам пить давал и сам пил». Всему этому безобразию Дионисия Грека научил Дионисий Кобыла. Чтобы убедиться в действенности колдовства, они пошли к бобылю Семену Черному с намереньем склонить к блуду двух его дочерей, напоив их наговоренным вином. Девки со старцами «блудно дело творить не пожелали». Раздосадованный Дионисий Грек даже «бранил матерны» Дионисия Кобылу, «что он по тем письмам имя Божие хулит и Диавола призывает, но по тому его призыву ничего не делаетца». А Дионисий Кобыла оправдывался и приводил примеры, когда заговор сработал и девки на блуд согласились [64].

Пять сожжений за 25 лет – это немного (сравните с вышеприведенными данными за 1666‑1690 гг. – одних раскольников сотни, плюс регулярные казни за колдовство). Поэтому было бы глубоко ошибочным думать, что казнь через сожжение – следствие воздействия на Петра западных стран (в ставшей для него образцом Голландии сожжений не было вовсе). Сожжение Ефимова – исполнение российского законодательства XVII века. Сожжение Орешникова Петр заменил на отсечение головы. Сожжения, описанного Берхгольцем, царь всеми силами стремился избежать. Осуждения Ф. Иванова добился Освященный Собор.

Следующая вспышка религиозного террора пришлась на правление Анны Иоанновны. Жесткость правительства Анны Иоанновны в отношении религиозных преступников наглядно демонстрирует указ о наказаниях за волшебство от 25 мая 1731 года:

Ежели впредь кто, гнева Божьего не боясь и сего Ея Императорского Величества указу не страшась, станут волшебников к себе призывать, или к ним в домы для каких волшебных способов приходить, или на путях о волшебствах разговоры с ними иметь, и учению их последовать, или какие волшебники учнут собою на вред, или мняще, якобы на пользу кому волшебства чинить; и за то оные обманщики казнены будут смертию, сожжены; а тем, которые для мнимой себе душевредной пользы, станут их требовать, учинено будет жестокое наказание, биты кнутом, а иные, по важности вин, и смертью казнены будут [65].

Указ, видимо, не очень строго соблюдался. Но есть немало известий о смертных казнях за другие религиозные преступления.

1730 г. – приговорены к сожжению за богохульство 19‑летний солдат Филипп Сизимин и дворовый Иван Столяр [62].

1732-34 гг. – дело секты христоверов – «хлыстов» (искаженное противниками «Христы»; по учению секты Божий сын Христос воплощается не один раз, а постоянно – Христами называли себя главы секты). По доносу некоего разбойника Караулова в Москве были арестованы больше сотни сектантов. Четыре человека – в т. ч. почитаемая христоверами как богородица, монахиня Анастасия (Агафья) Карпова – были казнены, 116 обвиняемых биты кнутом и сосланы [54].

1732-36 гг. – дело об одном из русских «Фаустов». В 1732 г. жена симбирского посадского знахаря Якова Ярова донесла на своего мужа, что видела, как он «по книгам своим еретическим чинил еретичество и молился на запад левою рукою ниц»; а когда она была беременна, якобы, говорил: «Ежели родит, чтобы того младенца отдать крестить отцу ево Сатанаилу». Сам Яров на допросе в Симбирской ратуше винился, что, найдя «приворотную к блуду» книжку в 1723 г. отрекся от Христа, призвал Сатану, неких еретиков Дионисия и Варлаамия и назвал себя их рабом. Хотя дальнейшие показания были противоречивы, Ярова, так и не принесшего церковного покаяния, сожгли 18 марта 1736 года [66].

1738 г. – две женщины были сожжены в срубе за то, что во время литургии выплюнули святые тайны – суд сослался на Соборное Уложение 1649 г. [62].

1738 г. – протопоп Иван Федосьев был казнен за то, что в пьяном виде заявил:

Что мне Богородица, я с ней трижды сквернодеяние учиню (и выговорил прямо народным речением) [62].

1738-40 гг. – дела о переходе в иную веру стоили жизни четверым преступникам, трое из которых были сожжены. Об этом подробнее.

В 1738 году еврей Борух Лейбов ухитрился обратить в иудаизм флотского капитан-поручика Александра Возницына. Возницын даже совершил обрезание и был изобличен в вероотступничестве собственной супругой. Та подала донос и, по высочайше утвержденной резолюции сената, Лейбов и Возницын были сожжены:

…обоих казнить смертью, сжечь, чтобы другие смотря на то невежды и богопротивники, от христианского закона отступить не могли (как Возницын) и таковые прелестники, как и оный жид Борох, из христианского закона прельщать и в свои законы превращать не дерзали [67].

Благочестивая вдова, кроме законной части из имения мужа, получила еще сто душ с землями «в вознаграждение за правый донос» [68].

Тойгильда Жуляков – в 1738 г. был сожжен за то, что он «крестясь в веру греческого вероисповедания, принял снова магометанский закон и тем не только в богомерзкое преступление впал, но яко пес на свои блевотины возвратился и клятвенное свое обещание, данное при крещении презрел, чем Богу и закону его праведному учинил великое противление и ругательство». Казнь была совершена «при собрании всех крещеных татар», «на страх другим таковым, кои из магометанства приведены в христианскую веру» [69].

Каковы же были причины такого благочестия? Вероятны два объяснения. Стремление, 20 лет прожившей в Курляндии императрицы и её немецкого окружения, подчеркнуть свою приверженность русским обычаям. Продолжение политики Петра I, для которого преступления против веры были, прежде всего, государственными преступлениями.

А как же реагировала церковь? По оценке Н. Костомарова:

Как ни сурово относилось правительство Анны Ивановны к расколу и к религиозным заблуждениям, но оно все-таки было мягче и снисходительнее, чем того желали некоторые ревностные духовные сановники. Так, например, в 1737 году рязанский архиерей доносил синоду, что ему, при его старости, трудно разглагольствовать с раскольниками, и находил, что лучше бы смирять их постом и плетьми. На это он получил такой ответ: «Надобно раскольников наставлять по‑пастырски, словом учительским, и за трудность оного не почитать, ибо всякое дело труду есть подлежательно, а кольми паче надлежит приложить труд свой о человеке, гиблющем душою, к чему его преосвященство призван и таковым характером почтен» [70].

Д. ист. н, профессор Е. В. Анисимов также отмечает, что жесткость государственной религиозной политики отставала от требований духовенства:

Церковники консервативного толка усматривали основное зло бироновщины как раз в усилении веротерпимости. В первых проповедях после переворота 25 ноября 1741 г. (приведшего к власти Елизавету – Е. О. Ш.) мотив борьбы с ересью, наводнившей Россию, стал одним из важнейших [71].

О каких-либо возражениях церкви против религиозных репрессий неизвестно. Принимали активное участие духовные отцы и в светском терроре. Именным указом Анна Иоанновна укорила духовенство за частые безосновательные доносы, пригрозив ложным доносчикам лишением сана и ссылкой [72]. Но одобрения именно сожжений мы со стороны деятелей церковных не встречаем. Более того, женщин, сожженных в 1738 г. светским судом, Синод, перед этим, приговорил только к покаянию. Правда, местные светские власти, приговорившие женщин к сожжению, исполняли всё то же Уложение 1649 г., ответственность за принятие которого лежит на церкви. Кроме того, женщины были арестованы по донесению сибирского архиепископа [73].

В 1743 г. сенат приговорил к сожжению вероотступника Несмеянко-Кривого. Последний не только отрекся от православной веры и снял с себя крест, но и расколол икону. Ссылка на приговор сената в истории С. Соловьева под 1743 годом. В 1744 г. императрица Елизавета распорядилась представлять ей на подпись все смертные приговоры и ни одного из них не утвердила [74].

О том, что их заменило даёт понятие один приговор того же года. В 1744 г., по указу Синода, в Соловецкую монастырскую тюрьму заключили матроса Никифора Куницына, дабы «за богоотступное своеручное его письмо, каково писал на князя тьмы, содержать его в вечных монастырских до смерти его никуда неисходных трудах и что за такое его тяжкое пред Богом согрешение во всю свою жизнь приносить Господу Богу покаяние, приходя с работы в церковь ко всякому славословию по вся дни» [75].

Во времена Елизаветы М. В. Ломоносов написал сатирический «Гимн бороде», в котором насмешливо отозвался о таком богословском аргументе, как сожжение в срубе [76].

Последнее известное сожжение произошло в 70-е гг. XVIII в. на Камчатке, где в деревянном срубе сожгли колдунью-камчадалку. Руководил казнью капитан Тенгинской крепости Шмалев и, к сожалению, «сей достойный варварских времен поступок, совершенный в царствование премудрой и человеколюбивой императрицы (Екатерины II – Е. О. Ш.), сошел Шмалеву с рук даром» [77].

Уже в 1792 г. были приговорены к сожжению несколько духоборов, но помилованы ссылкою в Сибирь [78].

*1. Сокращенное указание на 6179 год «от сотворения Мира», соответствует 1670 году «от РХ» – Прим. Е. О. Ш.

**2. Сожжения производились светской властью в союзе с церковной, как и у католической инквизиции.

Литература

1. Бердников И. С. Краткий курс церковного права. Т. 2. – Казань, 1913. – С. 973, 981; там же ссылки на конкретные документы – РИБ. Т. 12, № 233

2. Тальберг Н. История христианской церкви. – М., 1991. – С. 140, 306

3. ПСРЛ. Т. 10. – С. 94

4. Памятники литературы древней Руси: XIII век. – М.: Художественная литература, 1981. – С. 83

5. Православное Обозрение. – 1876. – Кн. 3. – С. 88‑89

6. Памятники древнерусского канонического права. – СПб., 1880. Ч. I. Памятники XI‑XV вв. – С. 145‑146

7. ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. – С. 91; ПСРЛ. Т. 8. – С. 109

8. ПСРЛ. Т. 40. – С. 134

9. ПСРЛ. Т. 5. Вып. 2. – С. 36; ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. – С. 103, 306

10. Древнерусские княжеские уставы: XI‑XV вв. – М.: Наука, 1979. – С. 15

11. Сказание о новой ереси новгородских еретиков: Алексея протопопа, Дениса попа, Федора Курицына и других, то же исповедующих // Иосиф Волоцкий. Просветитель

12. ПСРЛ. Т 28. – С. 337

13. Скрынников Р. Великий государь Иоанн Васильевич Грозный: Т. 2. – Смоленск: Русич, 1996. – C. 56, 224, 313, 418, 428

14. А. Богданов. Перо и крест: Русские писатели под церковным судом. – М., 1990. – С. 55

15. ПСРЛ. Т. 6. Ч. 2. – С. 244

16. Петрей П.. История о великом княжестве Московском // О начале войн и смут в Московии. – М.: Рита-Принт, 1997. – С. 269

17. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 3. – М., 1869. – С. 611

18. ПСРЛ. Т. 14. – С. 9, 39, 58

19. Флетчер Д.. О государстве Российском // Накануне смуты. – М., 1990. – С. 586

20. Соловьёв С. История. Т. 8, гл. 2; История. Т. 11; История. Т. 13

21. ПСРЛ. Т. 34. – С. 204

22. История Сибири. Первоисточники. IV вып. – Новосибирск, 1994. – С. 204, 255‑256

23. Новомбергский Н. «О волхвах впервые упоминается» // Русские заговоры. – М.: Пресса, 1993. – С. 299, 302, 303, 377

24. Соборное уложение 1649 года // Хрестоматия по истории государства и права России. – М.: Проспект, 2000. – С. 52, 143

25. Буганов В. Мир истории: Россия в XVII столетии. – М., 1989. – С. 112‑113

26. Богданов А. Русские патриархи. Т. 1. – М.: Терра, 1999. – С. 417‑418; Т. 2. – М., 2001. – С. 36

27. Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича // Подгот. публикации проф. Г. А. Леонтьевой. – М., 2000. – С. 140, 141, 146‑147

28. История Сибири. Первоисточники. IV вып. – Новосибирск, 1994. – С. 197

29. Мейерберг А. Путешествие в Московию России // Утверждение династии. – М., 1997. – С. 75

30. Коллинс С. Нынешнее состояние России // Утверждение династии. – М., 1997. – С. 196; автор жил в России в 1659‑1666 гг.

31. Рейтенфельс Я. Сказания о Московии // Утверждение династии. – М., 1997. – С. 327, 370; автор жил в России в 1671‑1673 гг.

32. Замалеев А., Овчинникова Е. Еретики и ортодоксы: Очерки древнерусской духовности. – Л., 1991. – С. 207

33. Зеньковский С. Русское старообрядчество. – М.: Церковь, 1995. – С. 279, 328, 330, 332, 335, 399, 403

34. Извет старца Серапиона царю Алексею Михайловичу на вязниковских пустынников // Сборник документов по истории СССР. Ч. 4. – М.: Высшая школа, 1973. – С. 35

35. Брюховецкий Иван Мартынович // Энциклопедический словарь: Брокгауз-Ефрон. Т. 2. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1992. – С. 611

36. Материалы по истории СССР. Вып. 3. Народные движения XVII в. – М.: Высшая школа, 1989. – С. 291‑292; 317

37. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 3. – М., 1869. – С. 627

38. Акты исторические: Собранные и изданные Археографической комиссиею. Т. 5. 1676‑1700. – Спб., 1842. – № 75

39. Описание возмущения московских стрельцов // Рождение империи. – М., 1997. – С. 391

40. Ключевский В. О. Лекции по русской истории, читанные на Высших женских курсах в Москве 1872‑1875. – М.: ВЛАДОС, 1997. – С. 601; Костомаров Н. Царевна Софья // Исторические монографии и исследования: в 2 кн. – М., Книга, 1988; Повесть о страдавших в России за древлецерковные благочестивые предания // Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения. – М.: Терра, 2001. – С. 287

41. Мельников Ф. Е.. Краткая история Древлеправославной (старообрядческой) Церкви

42. Привилегия Московской академии // Антология педагогической мысли Древней Руси и Русского государства XIV-XVII вв. – М., 1985. – С. 239‑240

43. Сельский С. Ссылка в Восточную Сибирь замечательных лиц // Русское слово. – 1861. – № 8. – С. 4

44. Хьюз Л. Царевна Софья. – СПб.: Гранд, 2001. – С. 161, 162

45. Викторовский С. История смертной казни в России и современное ее состояние. – М., 1912. – С. 202; ПСЗ. Т. 2. – Спб., 1830. – С. 647‑650

46. Михайлова Н. О старообрядчестве // Сайт журнала «Москва»

47. ААЭ. Т. 4. – СПб., 1836. – С. 420‑421

48. Лилеев М. И. Из истории раскола на Вятке и в Стародубье XVII-XVIII вв. – Казань, 1895. – С. 8

49. Татищев В. Разговор двух приятелей о пользе науки и училищах // Жажда познания. – М.: Молодая гвардия, 1986. – С. 356‑357. – (написано в 1733 г.)

50. Иоаким. Духовное завещание // А. Богданов. Российские патриархи. Т. 2. – М., 1999. – С. 309, 313

51. Цветаев. Дело Кульмана // ЧОИДР. – 1883. – Кн. 3. – С. 144, 149

52. Тихонравов Н. С. Квирин Кульман // Русский вестник. – 1867. – № 12. – С. 592‑593

53. Гаврилов А. Проповедники немецкой веры в Москве и отношение к ним патриарха Иоакима // Странник. 1873. Т. 1. – С. 140

54. Доброклонский А. П. Руководство по истории русской церкви. – М., 2001. – С. 348, 674. (автор – профессор церковной истории, его труд написан в конце XIX в.)

55. Тихонравов А. Квирин Кульман // Русский вестник. – 1867. – № 11. – С. 183; Богданов А. Российские патриархи. Т. 2. – М., 1999. – С. 230

56. Богданов А. Российские патриархи. Т. 2. – М., 1999. – С. 227; ЧОИДР. – 1871. – кн. 3. – С. 187

57. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 3. – М., 1869. – С. 652; Желябужский И. Дневные записки. – М., 1997. – С. 269

58. Буганов В., Богданов А,. Бунтари и правдоискатели в Русской православной церкви. – М., 1991. – С. 454, 455

59. Дело о дьячке Василии Ефимове, казнённом в Новгороде сожжением за ложное чудо в 1721 // Русский архив. – 1867. – № 12. – С. 1708‑1720

60. Семевский М. Слово и дело: 1700‑1725. – М., 1991. – С. 86

61. Берхгольц Ф. Дневник камер-юнкера // Неистовый реформатор. – М.: Фонд Сергея Дубова, 2000. – С. 457‑458; 509‑511

62. Смилянская Е. Б. Волшебники. Богохульники. Еретики: Народная религиозность и «духовные преступления» в России XVIII в. – М.: Индрик, 2003. – С. 207, 218, 221

63. Смилянская Е. Б. Колдун и ведьма в контексте русской культуры XVIII в. ВОПРОСЫ И КОММЕНТАРИИ // Сайт «Kennan Alumni»

64. Богомяков В. Запрещенное и отреченное чтение для крысоватых женщин и хомяковатых мужчин среднего возраста // Сайт «Топос: Литературно-философский журнал». – (автор -доктор философских наук, профессор. Зав. кафедрой Политологии в Тюм.ГУ).

65. ПСЗ. Т. 8. № 5761. – С. 446

66. Дело Якова Ярова хранится в архивном фонде Синода РГИА – ф. 796, Оп. 21, Д. 328, 1740 г.

67. Цит. по Викторовский С. История смертной казни в России и современное ее состояние. – М., 1912. – С. 204

68. Пыляев М. Старый Петербург. – СПб., 1889. – С. 155

69. Русская старина. – 1878. – Т. 23. – С. 309

70. Костомаров Н. Анна Иоанновна

71. В борьбе за власть: Страницы политической истории России XVIII века. – М.: Мысль, 1988. – С. 81; в качестве примеров Е. Анисимов ссылается на проповеди архимандритов Дмитрия Сеченова и Кирилла Флоринского

72. Павленко Н.. Анна Иоанновна. – М., 2002. – С. 225

73. Дело хранится в архивном фонде Синода РГИА – ф. 796, Оп. 19, Д. 323, 1738 г.

74. Гернет Н. Смертная казнь. – М., 1913. – С. 1

75. Колчин М. Ссыльные и заточенные в острог Соловецкого монастыря в XVI‑XIX вв.: Исторический очерк // С пред. А. С. Пругавина. – М., 1908. – С. 77

76. Ломоносов М.. Гимн о бороде // Жажда познания. – М.: Молодая гвардия, 1986. – С. 406

77. Записки Штейнгеля В. И. // Общественные движения в России в первую половину XIX века. Т. 1. – Спб., 1905

78. Русский архив. – 1865. – С. 818

Евг. Олег. Шацкий - аспирант Московского ГУ культуры и искусств

Текст от 6 июн. 2004 г., размещен на сайте "Разум или вера".

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Вот Русь-матушка-то. И даже в области сожжения ведьм и еретиков мы впереди планеты всей!

Куда там инквизиции...

И как неоинквизиция - сталинская эпоха. Почитать хотя бы Климова. "Имя мое легион".

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(lazura @ Сегодня, 02:10)
И даже в области сожжения ведьм и еретиков мы впереди планеты всей!

С чего бы?

(lazura @ Сегодня, 02:10)
И как неоинквизиция - сталинская эпоха. Почитать хотя бы Климова. "Имя мое легион".

Мда, тут форум исторический - принято слова обосновывать.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Snow @ Мар 25 2013, 09:17)
Сожжения XVIII века – любопытный пример российской отсталости от западной Европы, где в это время сожжения практически сошли на нет (за исключением Испании). 29 ноября 1714 г.

Вообще, в Англии до 1780-х жгли, а в Испании - до вторжения Наполеона. Причем в Англии жгли за светские вины - фальшивомонетчиков, мужеубийц и т.п.

Т.ч. ложь.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Snow @ Мар 25 2013, 09:17)
Однако, русского, «насильством» обусурманенного, тоже не оставляют без наказания.

Это наказание церковное. Без сожжения. Карали даже за нарушение привычного питания - скажем, за то, что по нужде ел конину или падаль. И за несоблюдение сроков постов, если был лишен календаря, и за еду с иноверцами...

Статья, прямо скажем, тенденциозная и с серьезными ошибками.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Двенадцать статей царевны Софьи

В прошлом во 193 году [7193 году от сотворения мира], апреля, в 7 день, Великие Государи Цари и Великие Князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич всея Великия и Малыя и Белыя Pocии самодержцы, и сестра их Великая Государыня благоверная Царевна София Алексеевна, слушав сих статей, указали и бояря приговорили: расколщикам впредь свой великих государей указ чинить по прежнему указу отца своего великих государей, блаженныя памяти Великого Государя Царя и Великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя России самодержца, и по сему своему великих государей указу и по статьям, каковы писаны ниже сего:

1. Которые расколщики святой церкви противятся, и хулу возлагают, и в церковь и к церковному пению и к отцам духовным на исповедь не ходят, и святых таин не причащаются, и в дома свои священников со святынею и с церковной потребой не пускают, и меж христианы непристойными своими словами чинят соблазн и мятеж, и стоят в том своем воровстве упорно: и тех воров пытать, от кого они тому научены, и сколь давно, и на кого станут говорить и тех оговорных людей имать и расспрашивать и давать им меж себя очные ставки, а с очных ставок пытать; и которые с пыток учнут в том стоять упорно ж, а покорения святой церкви не принесут, и таких, за такую ересь, по трикратному у казни допросу, буде не покорятся, жечь в срубе и пепел развеять.

2. А буде кто у казни обратятся и принесут к святой церкви повиновение, и обещаются с чистым намерением так не делать: и таких посылать в большие монастыри и держать их в тех монастырях под началы, в великом бережении и за крепким караулом, и давать им хлеба и воды по мере, и приставливать к ним добрых и искусных старцев, и велеть их приводить в церковь Божию ко всякой церковной службе, также и к келейному правилу, и смотреть за ними со всяким прилежанием, каково тех противников к покаянию обращение, и совершенно ли они церкви Божией повиновение приносят, и нет ли в них какого лукавства, чтоб они лукавством своим и лестным обращением от заточения не отбывали, и потому что многие притворством своим и лукавым обращением выманивались и уходя из монастырей в иные места чинили противности горше первого; и буде которые совершенно от той злобы отстанут и святой церкви приобщатся истинным намерением и чистой совестью, и таких, по подлинному свидетельству, из-под началов свобожать; а буде которые из них похотят постричься, и их постригать в тех же монастырях; а буде которые постричься не похотят, а жен и детей у них нет, и тем быть в тех же монастырях до кончины живота своего неисходно, чтоб они, вышед из тех монастырей, с прелестники в сообщении не учинились и на прежнюю злобу не обратились; а у которых есть жены и дети, и тех давать на поруки, чтоб им впредь такой прелести не держаться, и с расколщики не знаться, и учения их не слушать, и в дома к ним не входить, и к себе не пущать, да над ними того ж всего велеть надсматривать отцам их духовным; а буде они были в тех монастырях, или вышед из монастырей из-под начала, объявятся в прежней своей злобе, a покорение у казни приносили лестно, и таких казнить смертью, как писано выше сего в 1 статье.

3. Которые прелестью своей простолюдинов и их жен и детей приводили к тому, чтоб они сами себя жгли: и таких воров, по розыску, за то их воровство, что от их прелести люди жглись, жечь самих.

4. Которые люди ходили по деревням и людей, которые в совершенных летах, также и детей их, которые в совершенных и в малых летах, перекрещивали и прежнее святое крещение нарицали неправым, а пере-[С. 420] крещиванье вменяли в истину: и тех воров, которые перекрещивали, хотя они церкви Божией и покорение приносят и отца духовного принять и святых тайн причаститися желать будут истинно, и их, исповедав и причастя, казнить смертью без всякого милосердия.

5. А которые люди ходили к расколщикам и сами у них перекрещивались, и носили детей своих крещеных, которые в малых летах и в возрасту, перекрещивать, а прежнее святое крещение вменяли в неправое крещение: и тем, которые перекрещивались, буде они в том учнут виниться без всякиe противности, чинить наказание, бить кнутом и отсылать ко арxиереям, кто чьей епархии, и им о исправлении их чинить по правилам святых апостол и святых отец; а которые покорения в том приносить не учнут и станут в той своей прелести стоять упорно и вменять то в истину, а прежнее святое крещение нарицать неправым, и тех казнить смертью.

6. Которые люди в церковной противности учинились внедавне и в расспросе учнут церкви Божии приносить покорение, что они чинили то от неведения или от какого принуждения, а известить не смели, а иных никого тому не учили, и в том вины свои объявят совершенно и обещаются с клятвою впредь того не делать: и таким за то чинить наказание, смотря по вине, и посылать для исправления на патриарш двор, а после исправления отдавать их под паству отцам их духовным за поруками, а отцам их духовным над ними смотреть накрепко, чтоб они впредь к церкви Божии приходили, и церковного расколу у себя не имели, и с расколщики не знались, и в дома к ним не ходили, и к себе их не пущали, и учения тех плевосеятелей и хулников на святую церковь отнюдь не слушали; а на поруки их давать в том же.

7. А буде которые в расколах будут оговорены, а они в расспросе учнут сказывать, что за ними церковной противности нет, и в церковь Божию они ходят, и отцы духовные у них есть: и про таких свидетельствовать отцами их духовными, и буде их в том отцы духовные очистят, и тех, по свидетельству отцов духовных, отдавать им же на поруки и велеть им над ними надсматривать накрепко, чтоб от них церковной противности отнюдь не было; а буде такие объявятся в расколе и будут в том обличены, что они той прелести держались тайно, а в расспросе в том запирались лукавством, и тем, будет от тех противности не будет, чинить наказание, бить кнутом и ссылать в дальние города.

8. Которые люди расколщиков у себя держали и чинили им поноровку, ведая про них, и для их прелестного учения, а не извещали, и видя не поймали и не привели, или от того с сих имали какие взятки: и таким за то чинить жестокое наказание, бить кнутом и ссылать в дальние города; а буде которые ведая, таких же церковных противников у себя в доме держали, творя к ним милость, или которые учнут приходить про них проведывать или приносить питие или яствы, или принесут от кого какие письма подсылкою, а сами хотя того прелестного их учения и не держались и по свидетельству в том очистятся, и тем, за утайку тех воров, чинить наказание, бить кнутом, а иных, смотря по делу, и ссылать; а которые что приносили собою спроста, и в том очистятся, и тем чинить наказание, бить батоги.

9. У которых людей будут выняты расколщики, а жили у них с порукою, а они про раскол их не выдали, а те записи будут не записаны: и на таких имать пени по пяти рублев на человеке, а у которых жили без поруки, и на тех имать, против татиной и разбойной статей, по пятидесят рублей на человеке; а у которых жили хотя и с порукою, [С. 421] а они про раскол их ведали, а не известили, и тем чинить наказание, бить кнутом и ссылать, а на порутчиках имать пени по 50 рублев на человеке; а на которых людях пенных денег взять будет нечего, для того что они люди бедные, и тех, буде они ручались по тех расколщиках в житье, не ведая про раскол их, вместо денежные пени ссылать в украинные города, куда доведется, а которые ручались ведая, и тех ссылать же в дальние города с жестоким наказанием.

10. Которые люди за раскол будут сосланы в города, и в тех городах воеводам и приказным людям приказывать над ними в тех слободах, где они жить станут, старостам и пятидесяцким, и десяцким, и околним соседям надсматривать, чтоб от них церковной противности и расколу не было; а буде они объявятся или втай учнут держаться расколу, или с расколщики учнут знаться, о том писать им к себе [т.е. к нам - ред.] Великим Государем, а их держать за крепкими караулы; а по тем их отпискам тем ворам чинить указ, по сим же указным статьям, смотря по делам их, кто чего доведется.

11. На которых людей станут говорить в расколе языки, а те люди в то время от сыску ухоронятся или будут где в отъезде, а ворам и расколщикам будет указ учинен, а те люди объявятся собою или сысканы будут после, и в том учнут запираться, а очных ставок дать будет не с кем: и таких, по раскольничьим речам, расспрашивать и разыскивать про них околними соседы и отцами духовными, и буде по розыску очистятся, и их, освидетельствовав отцами духовными подлинно, свобожать на поруки; а буде в чем будут обличены, и их пытать, и по пыточным речам указ чинить, по вышеписанным статьям, до чего доведется.

12. У расколщиков, у кого объявятся дворы, и поместья, и вотчины, и лавки, и иные промыслы и заводы, также и по расколщиках у порутчиков, которые ручались ведая и сосланы будут в ссылки: и те их поместья, и вотчины, и дворы, и лавки, и промыслы, и заводы отписывать на себя Великих Государей и продавать по оценке с большою наддачею, для того что по таким сыскным делам на прогоны и посыльным людям в жалованье их государские денежные казны исходит немалое число; а которые люди по расколщиках ручались, не ведаючи за ними расколу, а сосланы будут только за пенные деньги, что им тех денег заплатить нечем, и тем ссыльным дворы свои продавать самим по вольной ценой, кому похотят.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Крестьянский самосуд в России
      Автор: Saygo
      В. Б. БЕЗГИН. КРЕСТЬЯНСКИЙ САМОСУД И СЕМЕЙНАЯ РАСПРАВА (КОНЕЦ XIX - НАЧАЛО XX ВВ.)

      Согласно нормам обычного права самыми тяжкими преступлениями в деревне являлись поджог, конокрадство и воровство. В крестьянском представлении кража считалась более опасным преступлением, чем преступления против веры, личности, семейного союза и чистоты нравов. Потерпевший рассматривал кражу его зерна или коня как покушение на него самого вопреки официальной трактовке такого рода преступлений уголовным кодексом. Из всех имущественных преступлений самым тяжким в селе считалось конокрадство, так как потеря лошади вела к разорению крестьянского хозяйства. Мужик полагал, раз преступление направленно против него лично, то и наказание должно быть прямым и непосредственным. Кроме того, он не был уверен в том, что преступника накажут - конокрады умело скрывались1.

      Факты самосуда над конокрадами были отмечены большинством исследователей русской деревни2. Священник села Петрушково Карачевского уезда Орловской губернии Птицын в сообщении 25 мая 1897 г. так описывал местный самосуд: "С ворами и конокрадами крестьяне расправляются по-своему и могут убить совсем, если вовремя пойман, а увечья часто бывают таким людям"3. К конокрадам, застигнутым на месте преступления, крестьяне были безжалостны. Сельский обычай требовал немедленной и самочинной расправы над похитителями лошадей. Вот некоторые примеры таких самосудов. В деревне Танеевка Обоянского уезда Курской губернии "крестьяне как-то гнались за вором, укравшим лошадь и, поймав его в лесу убили". Житель села Казинки Орловского уезда той же губернии В. Булгаков 30 июня 1898 г. сообщал в этнографическое бюро: "Крестьяне с конокрадами поступают очень жестко, если поймают с лошадьми. Доносят начальству они редко, а большей частью расправляются самосудом, т. е. бьют его до тех пор, пока он упадет полумертвым"4. Этнограф Е. Т. Соловьев в своей статье о преступлениях в крестьянской среде приводит примеры, когда пойманным конокрадам вбивали в голову гвозди и загоняли деревянные шпильки под ногти5. Единственное, что могло спасти конокрада или поджигателя от смерти это самооговор в убийстве. По юридическим обычаям, крестьяне считали себя не в праве судить за грех (убийство) и передавали задержанного в руки властей.

      Решение о самосуде принималось, как правило, на сходе домохозяевами 35 - 40 лет во главе со старостой. Приговор выносился втайне от местных властей, чтобы они своим вмешательством не препятствовали расправе. Практически всегда уличенного вора ждала смерть. Так, крестьяне деревни Григорьевской Самарской губернии 3 декабря 1872 г. собрались на сходку и порешили поймать Василия Андронова, обвиняемого в конокрадстве и поджоге, и разобраться с ним. Под предводительством старосты он был найден и убит. В Казанской губернии крупный вор по общему согласию крестьян был убит на берегу реки сельским старостой железным ломом и зарыт в песок. В Саратовской губернии шестерых конокрадов повесили и бросили в снег. Застигнутого с поличным конокрада застрелили из ружья в Вятской губернии. Крестьяне Самарской губернии делали на "каштанов" (конокрадов) облавы, а при их поимке бросали жребий, кому приводить приговор мирского схода в исполнение6. Даже если вора не убивали сразу, его ожидала суровая кара. Например, Ельшанский сельский сход Актырского уезда решил сам судить всех воров, уличенных в краже лошадей. В качестве наказания им назначали до 200 ударов розгами, это притом, что сход редко приговаривал виновных более, чем к 20 ударам. Часто такие экзекуции заканчивались смертью.

      Не менее жестоко в деревне расправлялись и с поджигателями. Пожар для деревянных строений села был поистине страшным бедствием. Последствием огненной стихии являлось полное разорение крестьянского хозяйства.

      Поэтому жители села не церемонились с теми, кто пускал "красного петуха". Если поджигателя задерживали на месте преступления, то его жестоко избивали так, что он умирал7. По сообщению корреспондента "Тамбовских губернских ведомостей" в селе Коровине Тамбовского уезда крестьянина, заподозренного в поджоге, привязали к хвосту лошади, которую затем несколько часов гоняли по полю8. Традиция крестьянского самосуда отличалась особой устойчивостью. Сами использовавшие разрушительную силу огненной стихии в борьбе с ненавистным помещиком, крестьяне были непримиримы к тем, кто поджигал их избы и имущество. В 1911 г., по сообщению в департамент полиции, в селе Ростоши Борисоглебского уезда Тамбовской губернии был избит и брошен в огонь крестьянин Пастухов, задержанный местными жителями за поджог риги9. В корреспонденции из деревни Муравьево Краснохолмского уезда Тверской губернии за 1920 г. дано описание сельского самосуда. Очевидец произошедшего события рассказал о расправе местных жителей над Клавдией Морозовой, обвиненной в пожаре, который уничтожил половину деревни. "Раздался крик: "Бей ее!" и вся озверевшая толпа с проклятиями иступленными воплями набросилась на Морозову. Милиционер ничего не мог поделать, и дикий самосуд свершился, в нем приняли участие и дети. Били ее каблуками, поленьями, вырывали волосы, рвали одежду, особенно зверствовали женщины, с матерей брали пример и дети. Морозову убили. Но убить толпе было мало, на тело плевали, ругали, потом потащили топить в пруду"10.

      Решительно крестьяне расправлялись и с ворами, застигнутыми на месте преступления. Автор обзора об обычаях крестьян Орловской губернии в конце XIX в. писал, что "преступникам мстят, только захвативши на месте преступления, бьют, иногда и убивают до смерти. Бьют все как хозяин, так и соседи". В декабре 1911 г. в департамент полиции поступила информация о том, что "в с. Никольском Богучарского уезда Воронежской губернии совершен самосуд над тремя крестьянами за кражу с взломом из амбара. Один преступник убит, другой искалечен, третьему удалось бежать. За самосуд арестовано 6 крестьян". Самосуд был не только результатом эмоционального всплеска, проявлением коллективной агрессии, то есть непосредственной реакцией на произошедшее преступление, но и действием, отсроченным во времени, не спонтанным, а обдуманным. В селе Троицком Новохоперского уезда Воронежской губернии 13 апреля 1911 г. были задержаны крестьяне Митасов и Попов, укравшие на мельнице рожь и муку. При конвоировании задержанных толпа крестьян пыталась отбить их у стражников для учинения самосуда над ворами11. Вмешательство со стороны власти воспринималось крестьянами как досадное препятствие, могущее помешать справедливому возмездию.

      Самосуд являлся не просто личной расправой потерпевшего, в наказании участвовали и другие члены общины. В жестокой самочинной расправе соединялись воедино чувства мести, злобы и страха. Именно страх превращал деревню в коллективного убийцу. Объясняя этот феномен, Н. М. Астырев в "Записках волостного писаря" утверждал, что крестьяне, воспитанные на страхе, сами прибегали к этому методу воздействия. "Отсюда и сцены дикого самоуправства, - писал автор, - когда при отсутствии улик за какое - либо деяние, наводящее страх (колдовство, поджог, конокрадство) доходят своими средствами, бьют, калечат, убивают и жгут"12. Чувство коллективного страха перед преступником, который разгуливал на свободе, а, следовательно, мог и впредь учинить подобное, и толкало сельский мир на скорую расправу. В народе говорили: "Ни чем вора не уймешь, коль до смерти не убьешь"13. Другой причиной было то, что крестьяне не верили в заслуженное возмездие. Так, в селе Низовом Тамбовского уезда в 1884 г. участились случаи самоуправства с ворами. Местные жители говорили: "Поди, там, таскайся по судам, с каким-нибудь негодяем, вором, а лучше всего топором в голову, да и в прорубь"14. Народные расправы в конце XIX в. заканчивались ежегодными убийствами. В 1899 г. уездный исправник проводил расследование в селе Щучье Бобровского уезда Воронежской губернии по делу об убийстве трех крестьян. Выяснилось, что "крестьяне убиты всем обществом, по мнению которого они постоянно занимались кражами, сбытом краденых вещей и вообще были людьми небезопасными для окружающего населения"15.

      Крестьяне были убеждены в своем праве вершить самосуд, и при таких расправах они не считали убийство грехом. Убитого самосудом общество тайком хоронило, зачисляя его в список без вести пропавших. Судебные власти пытались расследовать факты самосудов, ставшие им известными. Все усилия полиции выяснить обстоятельства произошедшего, найти преступника, как правило, были безрезультатны. Определить виновного было сложно, так как на все вопросы следователя крестьяне неизменно отвечали, что "били всем миром", или говорили: "Да мы легонько его, только поучить хотели. Это он больше с испугу умер"16. Те немногие дела, которые доходили до суда, заканчивались оправдательным приговором, который выносили присяжные из крестьян17. Традиция самочинных расправ отличалась устойчивостью, что подтверждалось фактами крестьянских самосудов, отмеченных в советской деревне в 20-е гг. XX века18.

      Самосуду в деревне подвергали неверных жен и распутных девок. По народным понятиям разврат являлся грехом, так как он задевал честь семьи (отца, матери, мужа). Гулящим девкам отрезали косу, мазали ворота дегтем, завязывали рубаху на голове и по пояс голыми гнали по селу. Еще строже наказывали замужних женщин, уличенных в прелюбодеянии. Их жестоко избивали, затем нагими запрягали в оглоблю или привязывали к телеге, водили по улице, щелкая по спине кнутом.

      Особой категорией сельских самосудов следует признать самочинные расправы, учиненные на почве суеверия. Во время деревенских бедствий, будь то мор или эпидемия, на сельских колдунов и ворожеек указывали как на причину постигших несчастий. И они становились жертвой крестьянской мести. Как свидетельствуют документы, самосудов над колдунами, завершавшихся убийствами, было немало. Крестьяне хорошо понимали, что в этом вопросе они не могут надеяться на официальный закон, который не рассматривал колдовство как преступление. Неудовлетворенные таким положением вещей селяне брали инициативу в свои руки. В народных представлениях убить колдуна не считалось грехом19. Информатор из Орловского уезда А. Михеева сообщала: "Убить колдуна или сжечь его, мужики даже за грех не считают. Например, жила одна старуха, которую все считали за колдунью. Случился в деревне пожар, мужики приперли ее дверь колом, избу обложили хворостом и подожгли"20.

      Другими служителями сатаны, как считали в деревне, были ведьмы. Жители села были убеждены, что ведьмы портили людей, изводили скотину. Порча производилась посредством собранных в ночь Ивана Купалы трав наговорами на еду и питье. Человек, на которого навели порчу, начинал чахнуть или делался "припадочным", или начинал "кликушествовать". Только сглазом можно было объяснить, почему вдруг корова перестала доиться или молодая девушка "таяла" на глазах21. Повсеместно ведьм считали виновницами летних засух и неурожаев. В селе Истобном Нижнедевицкого уезда Воронежской губернии в начале XX в. крестьяне чуть не убили одну девушку, которую подозревали в ворожбе. Девка эта якобы ходила голая по селу и снятой рубахой разгоняла тучи. Вмешательство местного священника спасло несчастную от расправы22.

      За менее тяжкие преступления, такие как кража одежды, обуви, продуктов, воров в селе подвергали "посрамлению". Обычное право предусматривало наказания вовсе неизвестные официальному законодательству. Одно из таких - обычай срамить преступника, то есть подвергать его публичной экзекуции, унижающей его честь и достоинство. Крестьяне объясняли существование этого обычая тем, что "сраму и огласки более всего боятся"23. Такая форма самосуда носила, прежде всего, демонстрационный характер. Ритуалом "вождения" вора община показывала свою власть и предупреждала жителей деревни, что в случае воровства кары не избежит никто. По приговору сельского схода уличенного вора, порой нагишом, с украденной вещью или соломенным хомутом водили по селу, стуча в ведра и кастрюли. Во время такого шествия по селу каждый желающий мог ударить преступника24. Били по шее и в спину, чтобы истязаемый не мог определить, кто наносит удары. После такого публичного наказания вора сажали в "холодную", а затем передавали в руки властей. С этой же целью, "для сраму", применялись общественные работы. Женщин заставляли мыть полы в волостном правлении или мести улицы на базаре. В селе Новая слобода Острогожского уезда Воронежской губернии мать и дочь за дурное поведение очищали слободскую площадь от навоза. Мужики, в качестве наказания, исправляли дороги, чинили мосты, копали канавы25.

      Коллективные расправы над преступником в ходе самосуда служили действенным средством поддержания сельской солидарности. Община решительно пресекала споры, проявление вражды между односельчанами, то есть все то, что могло разрушить социальные связи и общность людей. Участие селян в самосудах служило и возможностью выхода энергии агрессии, затаенной вражды. Мирской приговор, предшествующий самосуду, придавал ему в глазах крестьян законную силу и делал месть со стороны жертвы маловероятной.

      Не менее жестоким был семейный самосуд. Вот пример такой домашней расправы. Свекровь застала невестку с холостым братом мужа. На семейном совете порешили наказать "гулену". Муж, свекровь и старший брат попеременно избивали ее плетью. В результате истязания несчастная более месяца лежала при смерти26. В другом случае для расправы оказалось достаточным одного подозрения в супружеской неверности. Мать и сын в течение нескольких дней били беременную невестку. После очередного избиения она "выкинула" ребенка и сошла с ума27.

      Безотчетная власть мужа над женой отражена в народных поговорках: "Бью не чужую, а свою"; "хоть веревки из нее вью"; "жалей как шубу, а бей, как душу" 28. Этот варварский обычай, шокировавший просвещенную публику, в деревне являлся делом обыденным. С точки зрения норм обычного права битье жены не считалось преступлением в отличие от официального права. Рукоприкладство в деревне было чуть ли не нормой семейных отношений. "Бить их надо - бабу да не бить, да это и жить будет нельзя". Мужик бил свою жену беспощадно, с большей жестокостью, чем собаку или лошадь. Били обычно в пьяном виде за то, что жена скажет поперек или из-за ревности. Били палкой и рогачем, сапогами, ведром и чем попало29. Порой такие расправы заканчивались трагически. В местных газетах того времени периодически появлялись сообщения о скорбном финале семейных расправ. Приведем одно из них. "Тамбовские губернские ведомости" в номере 22 за 1884 г. писали, что в деревне Александровке Моршанского уезда 21 февраля крестьянка, 30 лет от роду, умерла от побоев, нанесенных ей мужем.

      Русский мужик старался следовать традиции, соответствовать образу "грозного мужа". "Крестьянин сознает, что он глава жены, что жена должна бояться своего мужа, вот он и выражает свое превосходство перед нею, внушает ей боязнь, уважение к себе кулаком, да вожжами" - делился своими впечатлениями о деревенских нравах священник из Курской губернии. Корреспондент В. Перьков из Волховского уезда Орловской губернии сообщал: "Власть мужа состояла в том, что он мог от нее требовать работы и полнейшего повиновения во всем. Он мог ее бить, и соседи относятся к этому хладнокровно. "Сама себе раба, коль не чисто жнет" - говорят они". Общественное мнение села в таких ситуациях всегда было на стороне мужа. Соседи, не говоря уже о посторонних людях, в семейные ссоры не вмешивались. "Свои собаки дерутся, чужая не приставай" - говорили в селе. Иногда крестьяне колотили своих жен до полусмерти, особенно в пьяном виде, но жаловались бабы посторонним очень редко. "Муж больно бьет, за то потом медом отольется"30. Сама женщина относилась к побоям как к чему-то неизбежному, обыденному, своеобразному проявлению мужниной любви. Не отсюда ли пословица "Бьет - значит любит!"

      Поводов для семейного рукоприкладства всегда было более чем достаточно. "Горе той бабе, которая не очень ловко прядет, не успела мужу изготовить портянки. Да и ловкую бабу бьют, надо же ее учить"31. Такая "учеба" в селе воспринималась не только как право, но и как обязанность мужа. Крестьяне говорили, что "бабу не учить - толку не видать". О живучести таких взглядов в сельской среде свидетельствуют данные по Больше - Верейской волости Воронежской губернии, собранные краеведом Ф. Железновым. В своем исследовании за 1926 г. он приводил результаты ответа крестьян на вопрос "Надо ли бить жену?" Около 60% опрошенных ответили утвердительно, считая это "учебой". И только 40% сельских мужиков считали, что делать этого не следует32.

      Главной причиной семейного самосуда являлся факт супружеской измены. Прелюбодеяние не признавалось основанием для расторжения брака. От обманутого мужа ожидали вразумления неверной жены, а не развода. Жен, уличенных в измене, жестоко избивали. На такие расправы в селе смотрели как на полезное дело, по понятиям крестьян с женой всегда нужно обращаться строго - чтобы она не забаловалась.

      Вот описания нескольких эпизодов расправ мужей с неверными женами в селах Орловского уезда в конце XIX века. "Жену, захваченную на месте преступления, муж, крестьянин села Мешкова привязал вожжами к воротам, а косами за кольцо в воротах и начал бить. Он бил ее до посинения и иссечения тела. Затем несчастная три раза поклонилась, при всей родне, мужу в ноги и просила прощения. После этого ее принудили пойти по селу, и, заходя в каждый дом, заказывать женщинам, не делать этого". "В деревне Кривцовой мужья наказывали своих жен за прелюбодеяние, связав им назад руки, а сами брали жен за косы и секли ременным кнутом (женщины при этом были в одних рубахах) объясняя, за что они их бьют". "В деревне Суворовке муж на жене-прелюбодейке пачкал дегтем рубаху и запрягал в телегу без дуги, а хомут надевал на голову. Волосы обязательно были распущены. Муж садился на телегу, брал в руки кнут и при огромном стечении народа ехал вдоль деревни, что не есть силы, подгоняя ее кнутом, приговаривая: "Ну, черная, не ленись, вези своего законного мужа". В соседнем селе Людском обманутый муж сначала, совсем не по-людски, бил жену ремнем, затем привязывал к столбу на улице, распустив волосы и обсыпав пухом. После этого он бил ее по щекам ладонями и плевал в лицо: "Больно и стыдно тебе от моего наказания, а мне еще было больнее и стыднее, когда я узнал, что ты развратничала"33. Публичность наказания и его назидательный характер являлись непременными атрибутами семейного самосуда.

      Насилие порождало насилие, создавало примеры для подражания. И то, что шокировало стороннего наблюдателя, воспринималось в деревне как обыденное явление. Интересное суждение о сельских нравах приводил в своих мемуарах А. Новиков, прослуживший семь лет в должности участкового земского начальника Козловского уезда Тамбовской губернии. Он писал: "В крестьянской семье, чем где-либо проявляется победа грубой физической силы; уже молодой муж начинает бить свою жену; подрастают дети, отец и мать берутся их пороть; старится мужик, вырастает сын и он начинает бить старика. Впрочем, бить на крестьянском языке называется учить: муж учит жену, родители учат детей, да и сын учит старика - отца, потому что тот выжил из ума. Нигде вы не увидите такого царства насилия, как в крестьянской семье"34.

      Русская баба, являясь объектом насилия, репродуцировала его. Сама, терпя побои, воспринимая их как должное, она культивировала эту "традицию" у подрастающего поколения. Приведу описание сцены семейной расправы, произошедшей в селе Александровке. Этот документ обнаружен мной в архиве редакции "Красный пахарь" и датирован 1920 годом. "На расправу сбежалась вся деревня и любовалась избиением как бесплатным зрелищем. Кто-то послал за милиционером, тот не спешил, говоря: "Ничего, бабы живучи!" "Марья Трифовна, - обратилась одна из баб к свекрови. - За что вы человека убиваете?". Та ответила: "За дело. Нас еще не так били". Другая баба, глядя на это избиение, сказала своему сыну: "Сашка, ты что ж не поучишь жену?" И Сашка, совсем парнишка дает тычок своей жене, на что мать замечет: "Разве так бьют?". По ее мнению так бить нельзя - надо бить сильнее, чтобы искалечить женщину. Неудивительно, что маленькие дети, привыкнув к таким расправам, кричат избиваемой отцом матери: "Дура, ты, дура, мало еще тебе!"35.

      Крестьянство России на рубеже веков сохраняло обычаи, выработанные веками. Об официальных законах деревня имела смутное представление и продолжала регулировать свои семейные и общественные отношения нормами обычного права. Стремление крестьян подчиняться суду своих односельчан, часто ничего общего не имеющего с судом формальным, следует объяснить тем, что он вполне удовлетворял нормам народной морали. Сохранение самосуда в крестьянской среде отражало приверженность жителей села традициям общинного уклада. Карательный характер народных расправ был направлен против преступлений, последствия которых грозили существованию крестьянского хозяйства. Жестокость наказания была обусловлена как желанием отомстить, так стремлением предотвратить рецидив подобных преступлений. Убийство преступника в ходе самосуда не считалось грехом и воспринималось как заслуженная кара.

      Примечания

      1. ФРЕНК С. Народная юстиция, община и культура крестьянства. 1870 - 1900. История ментальностей и историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М. 1996, с. 236.
      2. ПОЛИКАРПОВ Ф. Нижнедевицкий уезд. Этнографические характеристики. СПб. 1912, с. 142; ТЕНИШЕВ В. Правосудие в русском крестьянском быту. Брянск. 1907, с. 33, 47; СЕМЕНОВ С. П. Из истории одной деревни (записки волоколамского крестьянина). Кн. 7. 1902, с. 23; ПАХМАН С. В. Очерк народных юридических обычаев Смоленской губернии. Сборник народных юридических обычаев. Т. I. СПб. 1878, с. 17.
      3. Государственный архив Российской федерации (ГАРФ), ф. 586, оп. 1, д. 114, л. 6.
      4. Архив Российского этнографического музея (АРЭМ), ф. 7, оп. 2, д. 685, л. 6; д. 1215, л. 13.
      5. Сборник народных юридических обычаев. Т. 2. СПб. 1900, с. 281.
      6. МАТВЕЕВ П. А. Очерки народного юридического быта Самарской губернии. Сборник народных юридических обычаев. Т. 1. СПб. 1878, с. 30; СОЛОВЬЕВ Е. Т. Преступление и наказание по понятиям крестьян Поволжья. Т. 2. СПб. 1900, с. 281, 282; ЯКУШКИН Е. И. Обычное право. Материалы для библиографии обычного права. М. 1910, с. 19.
      7. СЕМЕНОВА-ТЯНЬ-ШАНСКАЯ О. П. Жизнь "Ивана". Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний. СПб. 1914, с. 101.
      8. Тамбовские губернские ведомости. 1884, N 27.
      9. ГАРФ, ф. 102, д. 4. 1911, д. 449, л. 101об.
      10. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 5, д. 254, л. 106.
      11. ГАРФ, ф. 586, оп. 1, д. 120а, л. 6; ф. 102 д. -4. 1911, д. 449, л. 104об., 52об.
      12. АСТЫРЕВ Н. М. В волостных писарях. Очерки крестьянского самоуправления. М. 1898, с. 263.
      13. ВСЕВОЛОЖСКАЯ Е. Очерки крестьянского быта. Этнографическое обозрение. 1895, N 1, с. 31.
      14. Тамбовские губернские ведомости, 1884, N 27.
      15. ГАРФ, ф. 102. ДП. 2-е д-во, д. 158, ч. 15, л. 9об.
      16. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 685, л. 6.
      17. ВСЕВОЛОЖСКАЯ Е. Ук.. соч., с. 31.
      18. РГАСПИ, ф. 17, оп. 5, д. 254, л. 105, 106.
      19. ГАРФ, ф. 586, оп. 1, д. 114, л. 6.
      20. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 1316, л. 15.
      21. ЛЕВИН М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи. Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1997. М. 1997, с. 104.
      22. ДЫНИН В. И. Когда расцветает папоротник ... Народные верования и обряды южно-русского крестьянства XIX-XX веков. Воронеж. 1999, с. 94.
      23. ОРШАНСКИЙ И. Г. Исследование по русскому праву обычному и брачному. СПб. 1879, с. 140.
      24. ГАРФ, ф. 586, оп. 1,д. 114, л. 6.
      25. ЗАРУДНЫЙ М. И. Законы и жизнь. Итоги исследования крестьянских судов. СПб. 1874, с. 180; СОЛОВЬЕВ Е. Т. Самосуды у крестьян Чистопольского уезда Казанской губернии. Сборник народных юридических обычаев. Т. 1. СПб. 1878, с. 15 - 16; ЯКУШКИН Е. И. Ук. соч., с. 28.
      26. ТЕНИШЕВ В. Ук. соч., с. 64.
      27. Сборник народных юридических обычаев. Т. 2, с. 293.
      28. БУНАКОВ Н. Сельская школа и народная жизнь. СПб. 1907, с. 50, 51; ИВАНИЦКИЙ Н. А. Материалы по этнографии Вологодской области. Сборник для изучения быта крестьянского населения России. М. 1890, с. 54.
      29. СЕМЕНОВА-ТЯНЬ-ШАНСКАЯ О. П. Ук. соч., с. 5.
      30. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 686, л. 23; д. 1011, л. 2, 3; д. 1215, л. 3.
      31. НОВИКОВ А. Записки земского начальника. СПб. 1899, с. 16.
      32. ЖЕЛЕЗНОВ Ф. Воронежская деревня. Больше-Верейская волость. Воронеж. 1926, с. 28.
      33. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 1245, л. 8, 9.
      34. НОВИКОВ А. Ук. соч., с. 9 - 10.
      35. РГАСПИ, ф. 17, оп. 5, д. 254, л. 113.

      Вопросы истории. - 2005. - № 3. - С. 152-157.
    • Право справедливости в Англии
      Автор: Saygo
      Т. Г. МИНЕЕВА. СУДЫ СПРАВЕДЛИВОСТИ В АНГЛИИ XIV-XVI ВЕКОВ

      В жизни английского общества суд и его аксессуары всегда занимали очень важное место. Классик английской историографии XIX в. Ф. Мэтланд утверждал, что именно судебная система сделала Англию великой державой. Как всякий социально актуальный институт, английский суд адекватно и относительно быстро реагировал на изменения в английском обществе. Системный кризис 70 - 80-х годов XIV в., проявления которого хорошо известны (восстание Уота Тайлера, возникновение лоллардизма, усиление парламентской оппозиции правящей аристократической верхушке), вызвал среди других новых явлений и перестройку судебной системы. Главным в этой перестройке стало расширение судебных полномочий канцлерства1 и возникновение так называемых "судов справедливости"2. Эта система судебных органов получила свое название от разработанного еще римскими юристами (Павел, Ульпиан и др.) принципа неформального ("по уму" судящего) судопроизводства, применение которого ограничивалось особыми правовыми казусами по гражданским делам. Одним из постулатов такого судопроизводства являлось равенство сторон вне зависимости от их социального, этнического и конфессионального положения.

      Когда речь идет о канцлерском суде справедливости, следует иметь в виду, что в Англии он не являлся чем-то уникальным. П. Таккер подробно описал подобные случаи в лондонских городских судах. Им установлено, что здесь уже в конце XIII в. принципы "разумной справедливости" применяло судебное присутствие при столичном мэре и этим отличалось от суда шерифов, работавшего на базе процедур и принципов общего права. Подобная практика суда лондонского мэра была связана с двумя обстоятельствами. Первое из них аналогично тому, которое позднее имело место в канцлерстве (часто - при участии олдерменов). Мэр судил городских служащих, разбирал дела между городскими службами и теми жителями английской столицы, которые могли быть представлены как физические (частные) и юридические (корпорации разного рода) лица. Вокруг этих дел сложились определенные юридические кадры, которые были не прочь расширить сферу своей деятельности. Второе обстоятельство - это споры отечественных и иностранных купцов, требовавшие быстрого решения и с учетом других, не британских правовых традиций (т.е. они находились за пределами общеправовой юрисдикции). Увеличение количества таких дел в XIV в. (или несколько ранее) и особенно в XV в. вызвало приток купеческих петиций именно мэру, в обход казуистики обычных правовых процедур суда шерифов. Нередко требовалось быстрое судебное решение - "час в час и день в день". Кроме того, увеличилось - и имело тенденцию к дальнейшему увеличению - количество тяжб (споров) и, следовательно, дел для судопроизводства по мере роста товарооборота как внешнего (что было особенно характерно для Лондона), так и внутреннего. Наверняка увеличение объема юридической работы наблюдалось не только в английской столице, но и в центральных, общегосударственных судебных офисах. Лишь этим можно объяснить то, что на путь сокращения судебной казуистики оказались вынужденными встать наряду с канцлерством Суд королевской скамьи3 и Суд казначейства. Как справедливо заметил Таккер, вначале упрощенного судопроизводства по принципу справедливости добились те, кто относился к высокопоставленным лицам, или люди, имевшие покровителей в той или иной судебной палате4.

      Процедура "эквити" (равенства) в английских судах, в первую очередь в канцлерском суде, долгое время оставалась "эластичной", т.е. простой и доступной для тяжущихся. Презумпция "здравого смысла", свойственная английской нации и развившаяся в новое время до основного принципа национального поведения, во многом помогла английскому обществу преодолеть кризис и с конца XV столетия начать быстрое движение к передовым рубежам европейской цивилизации.

      Классическим примером тяжбы людей различного социального статуса является юридический спор, произошедший в 1422 г. между двумя физическими лицами (Уолтер против Реджинальда), на котором тяжущиеся стороны просили короля урегулировать их взаимоотношения в канцлерстве на основании принципов "разума" и "совести", иначе - через канцлерский суд совести. Такое обращение становится логичным только в случае недоверия судящихся к судам общего права.

      Другой классический для канцлерства "казус" случился на полвека позже по жалобе вдовы копигольдера Пуа на сэра (рыцаря) и ее лорда, т.е. собственника той земли, которой пользовалась жалобщица, по имени Оксенбригг (Оксенбридж). Лорд отнял у вдовы усадьбу, пять виргат5 земли и водяную мельницу в качестве штрафа за нарушение его мельничного баналитета: она молола зерно соседей на своей мельнице к ущербу мельницы господской. Местный суд общего права постановил отнять имущество вдовы. Канцлерский суд признал наказание соответствующим манориальным правовым обычаям, но, исходя из христианского милосердия и учитывая бедность и старость ответчицы, незначительность ущерба, нанесенного богатому рыцарю, принял решение вернуть ей все достояние, с одним ограничением - не брать на помол чужой хлеб.

      Эти примеры взяты из работы отечественного историка-аграрника А. Н. Савина "Английская деревня в эпоху Тюдоров". На ее страницах можно найти и другие типичные ситуации обращения в канцлерский суд крестьян-копигольдеров6. Следует отметить, что "копигольдерская" составляющая в деятельности канцлерского суда справедливости обсуждается до сих пор в английской историографии и специалистами США7, причем высказанная когда-то Савиным мысль о юридической защите канцлерским "справедливым" судом прав получивших личную свободу крестьян-копигольдеров находит все новые подтверждения.

      Яркий пример из практики канцлерского суда приводит Уильям Роупер, муж дочери великого Т. Мора. Будучи канцлером в конце 20-х - начале 30-х годов XVI в., Мор принимал петиционеров каждый день после полудня в своем доме в Лондоне (район Челси), причем принимал всех, без каких-либо ограничений. Часто здесь же, выслушав просителя, т.е. без письменного заявления, он немедленно выносил решения. Таким образом, Мор демонстрировал населению преимущества естественно-правовой справедливости перед процедурной формалистикой средневековых английских судов. Судебная практика канцлера Мора имела прямую связь с его теоретико-юридическими размышлениями и поисками новаторских решений в сфере правовой политики. В то время, когда Мор был канцлером, развернулась дискуссия между Кристофером Сен-Жерменом, доктором права, и анонимным Стражем (хранителем, защитником) законов Англии. Первый стоял за расширение сферы деятельности судов справедливости и прерогатив канцлерского суда. Второй, повторяя идеи петиционеров палаты общин конца XIV - начала XV в., обвинял канцлерский суд в разрушении всей правовой системы государства, основанной на общем праве, что грозило социальной нестабильностью8. Думается, эта дискуссия была некоей попыткой прозондировать общественное мнение на предмет смягчения суровых законов Англии. Исследователи, занимавшиеся изучением текстов Сен-Жермена и Стража, предполагают, что оба они написаны одной рукой. Поэтому вполне допустимо предположение, что возникший спор был инспирирован самим канцлером Мором, который неоднократно ставил перед королем вопрос о праве канцлерских судей контролировать действия и особенно приговоры других судов Англии.

      Мор пытался смягчить бесчеловечный характер тюдоровских судов с их жестокими законами о бродягах, нищих, рабочих путем расширения юридически туманной "справедливости". Он мечтал о том, чтобы в репрессивных органах английского абсолютизма восторжествовали "совесть" и "разумная мягкость".

      Но судебная реформа Мора не состоялась, а он сам вскоре был отправлен судьями Генриха VIII на эшафот. В канцлерском суде справедливости стала преобладать обычная юридическая рутина, едва ли совместимая со справедливостью или совестью. Канцлерское судопроизводство сблизилось до неразличимости, во всяком случае для рядового человека, с судами общего права. В XVIII-XX вв. казуистике судебных палат канцлерства мог бы позавидовать любой другой судебный орган Великобритании9.

      Вернемся, однако, к судебной практике Англии XIV-XV вв. Анализ архивных материалов10, проведенный Таккером, показал, что канцлерские служащие вмешивались в различные судебные разбирательства других судов, особенно имущественного характера. Подчеркнем, что в данном случае речь идет не об инициативе тяжущихся, а о вмешательстве самого канцлерства, для чего этим департаментом использовались специальные юридические инструменты, важнейшим из которых был вызов обвинявшегося (подозреваемого) "sub poena"11, т.е. под угрозой наказания - штрафа. Однако, прежде чем жестко пригрозить ответчику, канцлерство посылало более толерантное приглашение на судебное разбирательство. Данные, сохранившихся в делопроизводстве палаты общин, показывают, что эти "привлечения" к канцлерскому суду стали практиковаться "тираном" Ричардом II с помощью верного ему Джона Уолсема (Волема), занимавшего в канцлерстве важные посты держателя (хранителя) протоколов канцлерства и мастера канцлерства. Члены палаты общин писали в одном из своих писем, что канцлерское вмешательство в дела и механизм этого вмешательства были придуманы Уолсемом "своей хитростью". Такая "хитрость", как писали общины Генриху V в 1415 г., служила "тираническим целям" Ричарда II12. Это был не первый билль коммонеров по поводу "sub poena". Вскоре после ухода клеврета короля-деспота из канцлерства в 1392 г. аналогичный билль был принят в 1393 - 1394 гг. и получил согласие Ричарда II13.

      Палата общин и при тиране Ричарде II и при "мягких" королях ланкастерской династии защищала судопроизводство на основе общего права, которое к тому времени получило большую самостоятельность от королевской администрации благодаря парламентским статутам, принятым в годы правления Эдуарда III. Речь идет о "шести статутах Эдуарда III" - так обозначают группу подготовленных общинами законодательных актов, которые король, остро нуждавшийся из-за войны с Францией в поддержке населения Англии, точнее его средних слоев, оказался вынужденным утвердить. Ричард II, наследовавший Эдуарду III, расценил эти шесть статутов как ущемление своих властных прав и прибегнул к канцлерскому суду как средству активного вмешательства в судебное пространство. Известную роль сыграла и корысть близких Ричарду II правительственных чинов. Дела по неуплаченным долгам и невыполненным обязательствам сопровождались "залогами", "поручительствами", разного рода штрафами (например, за просрочку залоговых обязательств), что давало определенный доход (доход, не подконтрольный со стороны представительных учреждений) королевскому кошельку. Интервенция канцлерства была отмечена Таккером и для начала правления Генриха VI и его "молодых друзей" (1435 - 1450 гг.). В этот период действия короны и ее слуг определяла уже не борьба за максимум политических прерогатив, а острая нужда в деньгах. Они стремились приложить руку к средствам, находившимся на рынке частно-имущественных (и, вероятно, частно-денежных) отношений, которые стали активно оформляться королевскими служащими того времени в специфической форме передачи в дар какой-то части имущества, иногда всего личного движимого имущества на особых договорных условиях. Факт "сделки-дарения" фиксировался "закрытыми бумагами" одной из канцлерских протокольных служб, и этим соблюдение договора гарантировалось властью короля. Такая форма была введена в практику в 1428 - 1429 гг. и стала широко применяться. Нарушение условия "дарительного" контракта влекло за собой вмешательство канцлерской судебной службы посредством очень сурового юридического действия. Вызов (повестка) начинался грозным латинским "attachias!"("Tbi арестован!"). На практике это означало, что в случае задержки с появлением в канцлерском суде привлекаемый к ответственности мог быть арестован и приведен насильно14.

      Вместе с тем в эти кризисные годы защита имущества канцлерством оставалась единственной надежной гарантией соблюдения правовых отношений, связанных с разными формами передачи собственности от одного частного лица к другому - через продажу, завещание и т.п.

      Следующая "вспышка" активности канцлерства приходится на кризисные и посткризисные годы. Особенности судопроизводства в канцлерстве в конце 60-х - начале 70-х годов XV в. изучал М. Бейлби15. Именно он первым обратил внимание на то, что до середины XV в. слово "conscience" в юридической практике не использовалось, зато стало интенсивно применяться с конца 60-х годов, что дало основание юристам XVI в., комментировавшим судебные действия своих предшественников, говорить о возникновении в канцлерских судебных присутствиях новой (или, точнее, модернизированной) формы юриспруденции - "a consence-based equity"16. Возможный, хотя не безусловно точный перевод - "справедливостью обусловленное равенство", или "совестью обусловленная справедливость". Последний вариант перевода точнее, поскольку переводить "equity" как "равенство" с учетом сословно-феодальных реалий жизни английского общества того времени, едва ли безукоризненно верно. Новый подход к делам по форме "эквити" связан с расширением кадрового состава канцлерского департамента в его юридической части. Здесь появилось немало людей, обладавших знанием римского цивильного права в его позднесредневековых интерпретациях, принятых правоведами в континентальных странах (в основном в Италии, но и во Франции), а также юристов, имевших за плечами практику в церковных судах Англии, которые с XIV в. тоже находились под влиянием знаменитых итальянских постглоссаторов (комментаторов), прежде всего Бартоло и Бальдо.

      Исследователи нашего времени (Проней, Бейлби, Таккер) отмечают усложнение самой процедуры канцлерской юрисдикции при Эдуарде IV. Росло количество дел как по форме subpoena, так и attachias. Применялись и другие способы привлечения к судебной ответственности, порой противоречившие многовековой практике судов общего права17.

      Канцлерский суд справедливости XIV-XV вв. подготовил судебную реформу Генриха VII Тюдора. Его процессуальные формы и стандарты судебных оценок стали образцом для этих новых судебных учреждений победившей абсолютной монархии.

      В 80-е годы XV в. Генрих VII сформировал две судебные палаты - Звездную палату, точнее суд Звездной палаты, и Суд прошений, действовавший под эгидой Звездной палаты, но автономно от нее. Он заседал в отдельном помещении, чаще всего в Белой палате. Суд прошений, или, как принято его называть в отечественной историографии, Палата прошений, был по существу судом бедных людей. Он решал споры по гражданским делам, и оценка предмета спора была там, естественно, небольшой.

      Наиболее значимые не только материально, но и политически дела бедных людей, которые слушались в Белой палате и тем более в Звездной палате, были сохранены и выборочно изданы. Данные архивные материалы позволяют утверждать, что Звездная палата являлась комитетом по чрезвычайным делам Тайного совета. Его заседания проводились закрытым порядком и далеко не всегда в этом зале18. Из упомянутого статута 1487 г. мы узнаем, что в состав этого комитета входили лорд-канцлер, лорд-казначей, лорд-хранитель Малой государственной печати. Они должны были созывать на заседания епископов, светских лордов, судей "королевской скамьи" и "общего права"19. Эти лица не были равны в правах первым трем и являлись лишь их консультантами - ассесорами, т.е. они обладали совещательным, а не решающим голосом. Вся же судебная власть сосредоточивалась в руках названных трех или двух высших государственных чиновников. Обычно асессорами являлись два главных судьи, один епископ и один светский лорд Совета, естественно, из числа лиц, пользующихся наибольшим доверием короля. Впрочем, состав работающего трибунала, как показал в своем обстоятельном исследовании Дж. Лидем, не всегда точно соответствовал установленному статутом составу. Например, на слушании дела аббата монастыря в Шрусбери против городского совета Шрусбери из "большой тройки" трибунала присутствовал лишь один канцлер Уильям Уорхем, архиепископ Кентербери, а асессорами были один светский пэр, главный барон казначейства, главный судья Суда общего права, двое судей этого же судебного органа, а также главный судья Суда королевской скамьи со своими двумя помощниками. Однако это сужение состава не отражалось ни на широте полномочий этого органа, ни на ответственности и авторитете его решений20.

      Лидем опубликовал только 39 судебных случаев, разбиравшихся трибуналом Звездной палаты, что конечно же составляет лишь малую часть действительного количества дел, рассмотренных за время правления Генриха VII, но, основываясь даже на этих 39 делах, можно сделать вывод, что сфера юрисдикции трибунала была поистине безграничной. Кроме дел о нападениях, мятежах, ливреях, разного рода поземельных и других имущественных тяжб, здесь слушались споры между различными группами городского населения (три тяжбы между членами цеха портных и городским советом Экзетера), между городами (городской совет Экзетера против городского совета Лондона) и даже между ремесленниками внутри одного цеха (лондонского цеха литейщиков), а также разбирались жалобы купцов на незаконные ярмарочные или таможенные пошлины (Уайт против городского совета Глостера). Дела о незаконно проведенных выборах, о принуждении женщин к вступлению в брак, об оскорблении словом и действием, о пренебрежении к вызову в суд или судебному решению (например, архиепископского суда), о злоупотреблениях властью, о неверных весах были подсудны Звездной палате, равно как и конфликты между городами и феодальными собственниками, держателями и их сеньерами. Горожане Глостера и Вустера хлопотали перед Звездной палатой если не об отмене, то по крайней мере о смягчении статута парламента 1504 г., запрещавшего им собирать пошлины с провозимых по реке Северн товаров, а держатель земель Молмсберийского монастыря Роберт Портер пытался добиться подтверждения своего свободного состояния.

      Большинство этих дел были подсудны судам общего права, так как статут 1487 г. не давал Звездной палате полномочий на их слушание. На это указывают многие из ответчиков, стремившиеся перенести тяжбу в привычные органы судов общего права с их рутиной, бесконечными проволочками и продажностью (например, аббат Кентерберийского монастыря или рыцарь Кемп). Широта, неопределенность сферы юрисдикции составляли важнейшую характерную черту суда Звездной палаты, и в этом крылась ее сила. Трибунал палаты решительно вторгался в сферу деятельности остальных судебных органов, изымал у них дела для разбора на своих заседаниях, через своих асессоров и путем прямых указаний регулировал их действия. В Звездную палату поступали жалобы со всех концов страны.

      Привлеченные к ответственности вызывались в Лондон, для опроса же свидетелей на места выезжали или создавались из местных жителей специальные комиссии21. 17 свидетелей допросила выездная комиссия Звездной палаты в 1505 г., когда решался вопрос о праве городского совета Вустера на сбор пошлин с судов, проходивших по текущей у городских стен реке Северну22. Выездные комиссии являлись своего рода щупальцами лондонского суда. Они позволяли ему вести досмотр и следствие в самых глухих уголках страны.

      Среди статутов парламента 1495 г. исключительный интерес представляет акт, разрешавший беднякам возбуждать судебное дело по форме для бедных. Законодатели декларировали, что отныне по воле короля бедняки будут пользоваться защитой правосудия наравне с богатыми людьми. Поэтому им разрешалось возбуждать дело и вести его без уплаты обычных судебных издержек. Канцлер должен был назначить для этого специальных клерков и адвоката23. Данный акт положил начало новому органу развивавшегося английского абсолютизма, так называемой Палате прошений. Впрочем, название "Палата прошений" закрепилось за ним лишь с 1529 г. До этого он назывался Суд бедных людей24.

      Необходимо оговориться, что первого клерка для приема бесплатных прошений от бедных людей назначил еще Ричард III, но в те годы эта мера не привилась, и вопрос о правосудии для бедных вновь был поставлен на парламенте 1495 г., через 11 лет после мероприятия Ричарда III. В 1497 г. Генрих VII назначил двух клерков для принятия прошений и тем завершил дело, начатое два года назад.

      Палата прошений заседала в Белом зале Вестминстерского дворца, но лишь тогда, когда король находился в Лондоне. Во время его поездок по стране она перемещалась вместе с ним. Председателем суда являлся лорд-хранитель Малой государственной печати. Иногда вместо него заседание вел другой член Тайного совета (например, в 1502 г. Георг Грей, лорд Обергавенни). В суде участвовали и другие пэры и судьи. По сфере юрисдикции Палата прошений значительно отличалась от Звездной палаты. На ее заседаниях слушались лишь гражданские тяжбы. По своему характеру она, подобно Звездной палате, была судом справедливости или совести, как их понимали во времена Генриха VII, хотя в процессуальных формах больше, чем Звездная палата, следовала традиционным формам старых судов общего права.

      Лидем опубликовал 30 судебных дел Палаты прошений за время с 1497 по 1569 г. К наиболее типичным относится процесс Сэквелл против Лейси, в основе которого - одна из мелких феодальных усобиц, не полностью изжитых даже в начале XVII столетия. Томас Лейси, сквайр, с отрядом в 50 человек напал на манор рыцаря Джона Сэквелла в Йоркшире, сломал изгородь вокруг загона и угнал 50 голов скота. В случае Гайд против Кэтсби истец-слуга предъявил иск к своему бывшему господину за невыплату жалования. Одно дело касалось незаконных ростовщических операций. Другое - Тэккер против Холла - представляло жалобу на ремесленника, осмелившегося без разрешения городских властей Лондона заниматься окраской кож. Ремесленник был заключен шерифами в тюрьму, а его инструменты и имущество конфискованы.

      Еще один судебный случай связан с острыми конфликтами между отдельными партиями горожан Экзетера (три дела между ними разбирались в те же годы в Звездной палате). Иск возник в связи с правонарушениями при выборе старшин местного рынка25. Не изменился характер дел в Палате прошений и в более позднее время. Как новые, не встречающиеся в делах эпохи Генриха VII, назовем иски о крепостных, дела о правах копигольдеров, об угнетении держателей, о нарушении условий торговой сделки.

      Рассмотренные выше случаи указывают на некоторый параллелизм и неразграниченность в юридической работе Звездной палаты и Палаты прошений. Споры между горожанами Экзетера, совершенно однохарактерные с делом о старшине стэпля26, разбирались в Звездной палате. Однотипные с тяжбой между Тэккером и Холлом процессы также имели место в ней, а случай Сэквелл против Лейси больше подходил для рассмотрения в последней, а не в Палате прошений. Во всяком случае, аналогичные дела слушались там. Кроме того, Лидем указывает на передачу отдельных дел из Палаты прошений в Звездную палату (например, Смит против Брука)27.

      Издавший дела Палаты прошений Лидем подчеркивает ее демократический характер и рассматривает эту Палату как благодеяние со стороны Генриха VII по отношению к бедному люду Англии. А. Н. Савин отрицал этот демократизм и считал Палату прошений простым филиалом Звездной палаты. Действительно, отнюдь не любовь к английским беднякам толкнула Генриха VII на создание этого суда. Скорее, наоборот, основать суд для бедняков Генриха VII побудила необходимость усилить борьбу с народными движениями, попытаться посредством судов для бедных ввести многочисленные конфликты между помещиками-огораживателями и держательской массой в законные рамки, расколоть ряды недовольных, поселить в них иллюзии относительно намерений королевской власти. Это был интересный и не лишенный ловкости маневр правящей верхушки, оказавшейся перед лицом обострения социальной борьбы.

      Палата прошений, подобно Звездной, посылала на места свои судебные комиссии для разбора дел. Вскоре не только в центре, но и на местах в ее руках оказалась значительная часть дел. Палата прошений и Звездная палата заменили собой старые суды общего права.

      Звездная палата, как и ее автономный суд бедных, в XVI в. претерпели заметную эволюцию в сторону все большего подчинения воле королей. Политический элемент стал в этих судах превалирующим, что приводило к судебному произволу, к нарушению "справедливости" и других принципов естественно-правовой организации социальной сферы.

      К началу XVII столетия был достигнут результат прямо противоположный декларациям королевской власти конца XV в. Вместо ожидаемой поддержки правосудие Звездной палаты вызывало лишь ненависть разных слоев английского общества. Поэтому в первые же годы Английской буржуазной революции Звездная палата и ее "филиал" - Палата прошений были ликвидированы. Решительно возобладала судебная система, основанная на общем праве, и канцлерский суд справедливости был вынужден согласовывать свои правовые действия с укоренившимся правопорядком.

      Попытки создать "справедливый" суд на основе естественно-правовых представлений для лучшего обеспечения прав личности продолжались. Правда, уже не в Англии. В частности, в середине 70-х годов XVIII в. российская императрица Екатерина II, проводя реформу местных органов власти, ввела совестные суды. Принцип "равной справедливости" был заложен и в основу института мировых судей, появившегося в результате реформ Александра II.

      На рубеже XX-XXI вв. старые "справедливый" и "мировой" суды переживают как бы третье рождение в российском обществе. Хочется думать, что мировые суды в будущем займут более достойное положение, чем их предшественники.

      ПРИМЕЧАНИЯ

      1. Канцлерство - ведомство, возглавляемое лордом-канцлером, главой королевской администрации. Многочисленный штат канцлерства судился специальным, внутренним, канцлерским судом. Аналогичные суды по поддержанию внутренней дисциплины существовали в казначействе, в действующей армии и на флоте.
      2. На русском юридическом языке слово "справедливость" часто замещалось понятием "совесть".
      3. Blatcher M. The Court of King's Bench, 1450 - 1550. - Blatcher M. Study in Self-Help. London,1978 (заключительная часть).
      4. Tucker P. The Early History of the Court of Chansery. - English Historical Review, September 2000, p. 795.
      5. Виргата - мера площади пахотной земли, употреблявшаяся в Англии XIII-XVII вв. Величина виргаты не была постоянной, однако, согласно исследованиям Е. А. Косминского, можно определить среднюю виргату в 30 акров, т.е. 12 гектар.
      6. Савин А. Н. Английская деревня в эпоху Тюдоров. М., 1903., с. 27, 121, 176; о деле Пуа - с. 229.
      7. См: Gray C.M. Copyhold Equity and the Common Law. Cambridge (Mass.), 1963, p. 33 ff. У. Дж. Джонс опубликовал на эту же тему статью в "American Journal of Legal History" (1966, v. X, p. 297 - 318).
      8. Plucknett T.F.T., Barton J.L. Cristopher St. German's Doctor and Student. London, 1974; Cristopher St German on Chancery and Statute. Ed. by J.A. Guy. London, 1985.
      9. Обычно специалисты в качестве примера рутинного состояния канцлерского суда приводят художественные зарисовки Ч. Диккенса в его романе "Холодный дом". Отзыв Таккера о романе Диккенса см. Tucker P. Op. cit., p. 805.
      10. Значительный фонд материалов о судебной деятельности канцлерского суда в конце XIV-XV в. содержит Public Record Office (фонды государственных архивов Англии). См. Tucker P. Op. cit., p. 801, notes 1,2.
      11. Poena - латинская лексема, обозначает штраф, наказание.
      12. Rotuli Parliamentorum. Ed. by J. Strachey, v. IV. London, 1767, p. 84.
      13. Подсчеты Таккера в этом отношении весьма красноречивы: в 1384 - 1385 гг. было пять канцлерских "sub poena", в 1385 - 1386 гг. - 23, а в 1392 - 49, после чего годовые записи канцлерских судебных дел дают 10 и меньше таких дел в год. - Tucker P. Op. cit., p. 802.
      14. Tucker P. Op. cit., p. 798, 802. См. также: Kleineke H. The Commission De Mutuo Faciendo in the Reign of Henry VI. - English Historical Review, 2001, N 1, p. 16.
      15. Beilby M. The Profits of Expertise: The Rise of the Civil Lawyers and Chancery Equity. Gloster, 1990, p. 78 ff.
      16. Ibid., p.78, 83 etc.
      17. О нарушении прав судов общего права по искам "attachias" см. Tucker P. Op. cit., p. 802.
      18. Mackie J.D. The Earlier Tudors. 1485 - 1553. Oxford, 1952, p. 207.
      19. Statutes of the Realm, v. II. London, 1809, p. 509 - 510.
      20. The Select Cases before the King's Council of the Star Chamber (1487 - 1509). Ed. by J.S. Leadem. London, 1903, v. 16.
      21. Ibid., p. 129.
      22. Ibid., p. 213 - 215.
      23. Ibid., p. 578.
      24. The Select Cases of the Court of Request (1497 - 1569). Ed. J.S. Leadem. London, 1898, v. 12.
      25. Ibid., p. 1 - 3, 13, 16 etc.
      26. Степль - склад для экспортной английской шерсти на территории г. Кале. Место это обладало особой юрисдикцией, поэтому купеческий старшина избирался с определенными процедурами.
      27. The Select Cases before the King's Council of the Star Chamber (1487 - 1509), p. 140 ff.

      Новая и новейшая история. - 2005. - № 4. - С. 190-197.
    • Судебная реформа 1864 года в России
      Автор: Saygo
      М. Г. КОРОТКИХ. СУДЕБНАЯ РЕФОРМА 1864 Г. В РОССИИ

      Среди буржуазных реформ 60 - 70-х годов XIX в., объективно открывших России путь капиталистического развития, одно из центральных мест занимает судебная. В дореволюционной историографии имеются крупные работы1, трактующие ее главным образом с либеральных позиций; в них идеализируется политический курс Александра II, якобы решившего своей инициативой судьбу реформы. Авторы этих работ изучали проекты судебных преобразований, этапы подготовки реформы, ее основные принципы и судебные уставы. Рассматривая законодательство в "саморазвитии", они не ставили цели показать судебную реформу в связи с социально-экономическими переменами.

      В советской историографии судебная реформа представлена работами Б. В. Виленского2, которые не исчерпывают столь сложную и многогранную тему. В них дана история изучения вопроса, изложено судоустройство и судопроизводство дореформенной России, проекты судебных преобразований первой половины XIX в., кризис крепостного строя и революционная борьба как предпосылка судебной реформы, очерчена ее подготовка во II отделении и Государственной канцелярии в 1857 - 1861 гг., охарактеризованы основные институты судебных уставов 1864 года. Подробно освещены автором взгляды революционеров-демократов на подготовку судебной реформы. Однако он опустил (так же, как и его предшественники) важный период подготовки и принятия "Основных положений преобразования судебной части в России". Обойден им также вопрос о борьбе групп и направлений за содержание и облик судебной реформы; остался невыясненным механизм взаимосвязи и взаимовлияния крестьянской и судебной реформ. Без решения этих ключевых проблем нельзя объяснить феномен рождения судебной реформы в необычных для самодержавной России демократических формах, природу судебно-процессуальных институтов, место реформы суда среди буржуазных преобразований и ее влияние на общественно-политическую историю страны. В последнее время исследование истории судебной реформы активизировалось и на Западе. В появившихся там работах развиваются концепции, выдвинутые еще русскими дореволюционными авторами3. В данной статье внимание сосредоточено на подготовке и принятии "Основных положений" судебной реформы, сопровождавшихся острой борьбой в правительственных кругах.

      Российское судопроизводство пронизывали т. н. инквизиционные принципы: тайное, письменное судопроизводство, формальная оценка доказательств, неравенство сторон, происходящее от сословности, зависимость суда от администрации. Характеру судопроизводства соответствовала судебная система с множеством инстанций, вопиющим произволом. Законность не существовала даже для представителей господствующего класса4. О неудовлетворительном состоянии юстиции много говорилось и при Николае I. Правительство стремилось улучшить правосудие, принимая решения о сокращении переписки в судах, повышении жалованья чиновникам и т. п., что, однако, не привело к ощутимым результатам. Требовалась коренная реформа, но провести ее до отмены крепостного права, являвшегося фундаментом абсолютистской государственности России, оказалось невозможно. Законодательная деятельность в этой области, проводившаяся во II отделении с 40-х годов XIX в., так и не завершилась принятием конкретных актов.

      Без изменения основ судоустройства и судопроизводства не могла состояться на деле отмена крепостного права. В то же время крепостничество являлось непреодолимой преградой для развития судебно-процессуального законодательства. Во взглядах на судебную реформу обозначились три направления. Первое олицетворял министр юстиции граф В. Н. Панин. Реакционер-крепостник, он считал невозможными какие-либо изменения5. Наиболее влиятельным представителем другого был глава II отделения граф Д. Н. Блудов. Он хотел улучшить судопроизводство и судоустройство без существенных изменений, исправляя его одиозные недостатки путем синтеза "исторических начал"6 российского законодательства и элементов западноевропейского. Взгляды Блудова отражали настроения большинства русского общества первой половины XIX в., считавшего неприемлемыми для российского законодательства, развивающегося самобытно, "теоретические начала", положенные в основу права стран Запада. В 1850 г. сенатор К. Н. Лебедев писал, что в свое время побороли М. М. Сперанского, "который был истый родоначальник теоретического и отвлеченного взгляда на законодательную работу. В Москве это направление встречает постоянное и открытое порицание, нередко поспешное и неосновательное. Оно выражается всеми высшими и низшими, начальством и подчиненными, в кабинетах, клубах и особенно в гостиных"7. Выразителем третьего направления стал директор Комиссариатского департамента Морского министерства князь Д. А. Оболенский. Он считал необходимым полностью отказаться от наследия прошлого в отечественном законодательстве, взяв за эталон институты, широко применяемые в странах Запада (ввести гласность, устное ведение дел, состязательность, адвокатуру, упразднить формальную теорию доказательств и т. д.).

      Реакционная позиция Панина не нашла поддержки. Борьба развернулась между направлениями, представляемыми Блудовым и Оболенским. Первым документом, полно отразившим доктрину главы II отделения, был проект устава гражданского судопроизводства, по поводу которого разгорелась дискуссия в правительственных сферах и общественных кругах. Поскольку гражданско-процессуальное законодательство неразрывно связано с уголовным судоустройством и судопроизводством, то, естественно, изменяя одно, нельзя было оставить в неприкосновенности другое, так что обсуждение проекта гражданского судопроизводства положило начало обсуждению принципов реформы суда в России.

      В объяснительной записке к этому проекту от 8 июня 1857 г. Блудов писал: "Предполагаемые перемены должны быть заключены в указанных заранее пределах, которые переступить было бы, может быть, преждевременно". Поэтому реформа требует "крайней осторожности"8. Предлагая отстранить полицию от участия в гражданском судопроизводстве, сократить переписку, число судебных инстанций для рассмотрения дел и т. п., он не решался, однако, ввести в законодательство известные теории и практике западноевропейских стран принципы устного судопроизводства, гласности, равенства сторон, учредить независимую адвокатуру. По сути, его нововведения являлись лишь первыми шагами9 в направлении названных принципов.

      Александру II Блудов представил дополнительные объяснения. В записке, поданной царю 7 (возвращена 8-го) ноября 1857 г., приводились дополнительные аргументы против институтов гласности, присяжных, адвокатуры, в пользу введения которых раздавались голоса и в высших сферах10. По мнению Блудова, эти институты являлись нежизнеспособными в условиях России11. Здесь он солидаризировался с реакционерами, видевшими в "адвокатстве, присяжных, открытом уголовном судопроизводстве" предвестие революции12. Соглашаясь с Блудовым, Александр II написал на записке: "Совершенно разделяю ваше мнение, что мы еще недостаточно жили для введения у нас гласности и адвокатуры; вот почему не желаю, чтобы вопрос был возбужден в Государственном совете"13.

      На проект устава гражданского судопроизводства по поручению великого князя Константина Николаевича было дано заключение Д. А. Оболенским лично для главы Морского министерства14. Интерес великого князя к законопроекту Блудова не был отвлеченным. В то время делались попытки модернизировать флот, перестроить деятельность Морского министерства по западноевропейским образцам. Соответственно требовалось изменить и морское правосудие, пронизанное, как и общегражданское, инквизиционными принципами. Для этого в июне 1857 г. был учрежден особый комитет для преобразования судоустройства и судопроизводства, который встретил "затруднения в определении оснований, долженствующих служить руководством при составлении проекта нового судебного устава"15 на флоте. Склоняясь к полной замене обветшалой системы правосудия известными западноевропейскому законодательству основами судоустройства и судопроизводства, либерально настроенные бюрократы Морского министерства учитывали, что морское судебное законодательство не может быть эффективным в случае принципиального его отличия и обособленности от общегражданского.

      В записке Оболенского "Замечания на проект нового порядка судопроизводства в России" (январь 1858 г.) выражалось мнение либеральной бюрократии, понимавшей необходимость реформы суда в связи с предстоящей отменой крепостного права и реформами государственного аппарата, объективно ставившими Россию на путь капиталистического развития. Подчеркнув значение судебной реформы, без которой невозможна отмена крепостного права, Оболенский критиковал несостоятельность проекта. Он полагал, что для создания "непреложных начал" законодательства о правосудии можно идти двумя путями: либо взять целиком начала процесса французского, или прусского, или английского, или других держав, либо теоретически дойти до создания новых, неведомых еще начал и, основываясь на них, учредить новый, самобытный и оригинальный порядок судопроизводства. Блудов же, по оценке Оболенского, избрал третий путь: "Составив свод неудобств и злоупотреблений, замеченных в существующем порядке судопроизводства", он старался "изыскать средство отвратить злоупотребления, не касаясь самого источника злоупотреблений"16.

      Записка Оболенского получила сильнейший общественный резонанс. Ее "читали нарасхват, копии посылались по всей России"17. 27 января 1858 г. вел. кн. Константин Николаевич направил записку Оболенского Блудову с просьбой ответить на критику18. Глава II отделения "в защиту своего проекта написал оправдание сам и заставил написать подробный ответ помощника статс-секретаря Государственного совета С. И. Зарудного"19, принимавшего активное участие в подготовке проекта гражданского судопроизводства. Его записка "Несколько мыслей по поводу возражений неизвестного автора на новый устав гражданского судопроизводства" от 5 февраля 1858 г. представляет интерес для выяснения позиции части бюрократии, взгляды которой эволюционировали в связи с подготовкой отмены крепостного права, реформ государственного механизма. В ней утверждалось, что при судебной реформе нельзя отказаться от "исторических оснований нашего судопроизводства и судоустройства, в коих кроется зародыш существующего и ныне порядка... Взять целиком начала какого бы то ни было иностранного законодательства, значит отречься от народной самобытности, от нравов, степени образованности, ежедневных условий жизни и подчинить себя другому народу в деле суда... Создать путем теории новые, неведомые начала, значит отрицать безусловно историческое развитие народа и опыта столетий, заменив мечтаниями философа, отрицающего самобытное развитие нашего законодательства"20.

      Основываясь на "народной самобытности", Зарудный отрицал возможность введения в России институтов публичности, адвокатуры. Оболенский опроверг мнение Зарудного, настаивая на своей позиции21, "Князь Оболенский написал замечания на замечания, - свидетельствовал Лебедев весной 1858 г., - и теперь эта полемика обещает расплодиться и ищет места в печати22.

      Записка Оболенского породила широкую дискуссию о принципах судебной реформы. "По общему отзыву, - констатировал ее автор, - записка моя осталась не без пользы. Проект Блудова, ежели не отвергнут, то почти отложен в сторону, и многие существенные вопросы по этой части подняты... Лучшим доказательством того, что записка моя затронула многих за живое, служит то, что по возвращении моем в Россию я еще раз сам видал, что многие начали серьезно заниматься этими вопросами"23. В связи с подготовкой реформ в стране оживилась пресса. На ее страницах стали обсуждаться перспективы судебных преобразований, отражалась борьба направлений, начавшаяся в правительственных сферах.

      Рассмотрение проекта устава гражданского судопроизводства в Государственном совете продолжалось почти два года - с ноября 1857 до 23 сентября 1859 года. О его результатах председатель Государственного совета князь А. Ф. Орлов доложил Александру II 17 октября 1859 года. По его словам, Блудов к проекту гражданского судопроизводства добавил Положение о производстве дел гражданских порядком сокращенным, постановления о присяжных стряпчих24, правила о порядке исполнения судебных решений по гражданским делам. Предлагалось приступить "немедленно, и не ожидая окончательного утверждения устава судопроизводства, к предначертанию проекта судоустройства", поскольку "новый устав судопроизводства не может быть приведен в действие без; изменений в устройстве самих судов". Его подготовкой должно ведать. II отделение. Здесь же впервые говорилось о нетрадиционном для России методе подготовки законопроекта о судоустройстве, состоящем в предварительном определении "начал", пригодных для того, чтобы служить стержнем будущего закона. Проект судоустройства следовало представить на обсуждение соединенных департаментов Государственного совета, затем к 1 января 1860 г. собрать замечания членов Государственного совета25, из этих замечаний составить свод, который внести на окончательное обсуждение Общего собрания Государственного совета.

      Проект судоустройства предполагалось разрабатывать, "применяясь к основаниям, принятым соединенными департаментами"26. Таковыми "основаниями", как следует из "Записок", специально составленных для вел. кн. Константина Николаевича по поводу этого проекта, являлись: введение состязательного процесса вместо следственного; отделение судебной части от исполнительной; введение гласности и уничтожение канцелярской тайны; установление двух судебных инстанций и кассационного суда; сокращенное словесное судопроизводство для дел простых и маловажных; учреждение при судах постоянных присяжных поверенных. Эти начала принимались постепенно в процессе двухгодичного рассмотрения проекта. Это свидетельствовало о том, что в соединенных департаментах было устранено "всякое сомнение относительно необходимости и возможности коренных изменений в существующем порядке нашего гражданского судопроизводства", хотя "еще не так давно весьма многие сомневались в возможности и пользе применения" начал, свойственных западноевропейскому законодательству27.

      Понимание необходимости таких изменений обусловливалось не столько теоретическим осмыслением, сколько практической потребностью. Подготовка крестьянской реформы вызвала незамедлительную реорганизацию полиции. "Из всех предстоящих преобразований в государственном устройстве, - писал Д. А. Милютин, - ближайшую связь с отменой крепостного права имело устройство местного управления вообще, в особенности же полиции"28. Это объяснялось тем, что функции по поддержанию порядка среди бывших крепостных должны были перейти от помещика к полиции. Прерогативой дореформенной полиции являлось и ведение следствия, вынесение решений по маловажным делам. Старый полицейский аппарат оказался не в состоянии разрешать все эти задачи в новых условиях.

      О реформе полиции говорилось в "высочайшем повелении" от 25 марта 1859 г., которым, согласно теории и практике буржуазного государственного строительства, "власть судебную" отделяли от "власти исполнительной". Последнюю решили "ограничить исключительно полицейскими обязанностями"29. Для расследования преступлений учреждались судебные следователи, находящиеся в ведомстве Министерства юстиции. Разрешение маловажных дел передавалось учрежденным по примеру западноевропейской юстиции мировым судам, рассматривавшим дела для оперативности сокращенным порядком и публично. Без мировых судов не могло быть и "правильного разделения власти судебной и правительственной"30. Они мыслились "краеугольным камнем" жизнеспособной судебной организации, ее первой инстанцией.

      Изменив низшее звено судебной системы, следовало реформировать и остальные. После решения отделить "власть судебную" от исполнительной, говорилось в замечаниях на законопроект "О порядке производства гражданских дел в мировом суде", "обнаружилось, что ни одна почти из частей старого, ныне существующего порядка не может уцелеть, что весьма немногое из существующего годится на материал для будущей перестройки, что отделение следственной части от полиции ведет необходимо за собою пересмотр и всего судоустройства и всей системы доказательств и всех сфер судоустройства, что преобразование следует начать с корней и заложить прежде всего широкий и крепкий фундамент для будущего нового и гражданского и уголовного процесса. Таковым фундаментом являлись мировые суды"31.

      Ответом на эту практическую потребность стали подготовленные Блудовым законопроекты о присяжных стряпчих, судоустройстве, о порядке рассмотрения дел по преступлениям и проступкам. В них очевиден сдвиг в позиции главы II отделения, вынужденного признать необходимость гласности, устного судопроизводства, состязательности сторон. Однако Блудов уступал до определенных пределов, не меняя своей принципиальной позиции. Создаваемые под его началом законопроекты не соответствовали принципам буржуазного правосудия. В них налицо привилегии дворянства, зависимость суда от администрации, адвокатуры - от органов суда и т. п. О нежелании изменить платформу глава II отделения заявил еще раз, подводя итог своей деятельности по подготовке судебной реформы. В докладе от 12 декабря 1861 г. Александру II он писал, что при законодательных работах считал основной задачей ввести "в отдельных постановлениях" "такие улучшения, посредством коих можно было бы достигнуть если не всех, то по крайней мере главнейших из тех выгод, которые доставляет обвинительный порядок судопроизводства, и таким образом поставить наше отечество, так сказать, в переходное к сему положение"32.

      Но "переходное положение" в судебных преобразованиях не соответствовало замыслам правительства, связанным с политикой реформ, и прежде всего крестьянской. После 19 февраля 1861 г. приходилось ускорять ход разработки законов о суде. Между тем непрекращающаяся борьба направлений, отсутствие единой концепции судебной реформы неизбежно вели к несогласованности одних принимаемых законопроектов с другими. Не могло не сказаться отрицательно и то, что утвержденная в октябре 1859 г. программа подготовки судебной реформы, содержавшаяся в докладе Орлова, была неполной. В ней ничего не говорилось об изменении уголовно-процессуального права, неразрывно связанного с судоустройством и гражданским судопроизводством.

      О кризисе в подготовке судебной реформы свидетельствовал доклад, представленный Блудовым Александру II 19 октября 1861 года. Как писал граф, в июне 1861 г. соединенные департаменты, рассмотрев проект о судоустройстве, признали необходимым "не приступая к подробным рассуждениям о каждом из предложений" проекта, сформулировать свое "предварительное общее заключение об основных началах всей системы судоустройства", что влекло за собой изменение программы дальнейших работ по подготовке судебной реформы33. Соединенным департаментам теперь предстояло внести в общее собрание Государственного совета записку обо всем, что могло быть сочтено за "главные основные начала", включая судоустройство, судопроизводство гражданское, судопроизводство уголовное и, наконец, "нужные временные меры для перехода от порядка ныне существующего к предполагаемому новому". Составление записки возлагалось на комиссию из чиновников Государственной канцелярии и Министерства юстиции. Разработанные "Основные положения" следовало по обсуждении в Государственном совете представить на утверждение царя и преподать для руководства составителям уставов судоустройства и судопроизводства. 23 октября Александр II одобрил доклад34.

      Переход дела судебной реформы из II отделения в Государственную канцелярию явился переломным моментом в ее подготовке и свидетельствовал о том, что курс Блудова терял влияние. В состав комиссии вошли крупнейшие юристы С. И. Зарудный, Н. А. Буцковский, Н. И. Стояновский, Д. А. Ровипский, К. П. Победоносцев, П. М. Даневский, С. П. Шубин, А. П. Виленбахов. Они были единомышленники. Возглавил комиссию В. П. Бутков - опытный канцелярист, но без устойчивых "принципов. По свидетельству А. В. Головина, он всегда действовал "согласно желанию самого сильного,.. т. е. чье мнение разделяет государь, дабы действовать в пользу оного"35. Комиссия пыталась найти основные начала судоустройства и судопроизводства гражданского и уголовного в проектах, составленных II отделением и уже рассмотренных или еще не рассмотренных соединенными департаментами. Эта попытка не увенчалась (да и не могла увенчаться) успехом, поскольку блудовские проекты создавались, как докладывал вел. кн. Константин Николаевич Александру II, "в разное время без общего плана и без общей системы"36. Попытка найти Основные начала в предшествующих законопроектах объяснялась тактическими соображениями, прежде всего желанием комиссии наглядно продемонстрировать несостоятельность работ II отделения.

      К январю 1862 г. была составлена "Историческая записка", обобщавшая блудовские законопроекты судебной реформы37. В то же время в комиссию поступали замечания от юристов-практиков на проекты судоустройства и судопроизводства, разработанные II отделением. Они содержали критику законопроектов, мнения о необходимости ввести в России судебные институты по образу и подобию стран Запада. Замечания отражали общественные настроения, преобладание течения, ставившего целью радикальную реформу правосудия с отказом от всех "исторических начал". Председатель департамента законов князь П. П. Гагарин, назначенный на эту должность в канун 1862 г., на аудиенции 6 января 1862 г. получил согласие Александра II на то, чтобы при разработке законодательства о судебной реформе Государственная канцелярия и прикомандированные к ней юристы со вниманием отнеслись к тем главным началам, "несомненное достоинство которых признано в настоящее время наукою и опытом европейских государств" и "по коим должна быть преобразована судебная часть в империи"38.

      Комиссия, созданная для подготовки "Основных начал" судебной реформы, приступила, согласно докладу великого князя от 9 апреля 1862,г., "к сему новому и обширному труду" в начале февраля 1862 г. и к 20 марта 1862 г.39 представила "Соображения Государственной канцелярии об основных началах гражданского судопроизводства по проекту II отделения с. е. и. в. канцелярии, подготовленному и рассмотренному соединенными департаментами законов и гражданских дел Государственного совета, и по замечаниям, составленным на этот проект"40. Аналогичные "Соображения" были составлены по уголовному судопроизводству и судоустройству. "В каждой записке излагается сначала вкратце существо проектов, поступивших на рассмотрение Государственного совета, и всех замечаний на проекты, потом соображения, возникающие из сих замечаний, и, наконец, в виде особых параграфов или статей - основные или главные положения будущего преобразования"41. Так характеризовалась композиция проектов в докладе вел. кн. Константина Николаевича от 9 апреля. Предшествующие работы Блудова 1857 - 1861 гг. по подготовке законопроектов судебной реформы получили ход в той части, которая соответствовала представлениям комиссии о необходимом для России правосудии.

      Члены комиссии впервые смотрели на законодательство о правосудии как на стройную систему с внутренними закономерностями и взаимообусловленными нормами, институтами, построенную так, что если убрать или существенно изменить один из элементов, то и вся она теряет устойчивость. Это убеждение они вынесли из теории и практики западноевропейской юстиции42. В разработанных комиссией "Основных положениях преобразования судебной части в России" предлагалось отделение судебной власти от исполнительной и законодательной, гласность судопроизводства, несменяемость судей, рассмотрение маловажных дел мировыми судьями, прокурорский надзор с властью обвинительной, учреждение адвокатуры (присяжных поверенных) и их советов, введение института присяжных заседателей, отмена теории формальных доказательств, учреждение кассационного суда, нотариата43.

      Опасаясь оппозиции в Государственном совете со стороны приверженцев "исторических начал", комиссия стремилась доказать, что единственно возможный вариант судебной реформы для России сформулирован в "Основных положениях" и ему нет альтернативы. Для этого приводились разнообразные ссылки на новейшую теорию, на авторитеты ученых И. Бентама, К. Миттермайера и других, западноевропейское законодательство, историю России. Первостепенное внимание уделялось историческому методу в доказательстве спорных предложений. Так, для обоснования необходимости суда присяжных, независимой адвокатуры выискивались прототипы в прошлом страны, хотя преемственность порой выглядела натяжкой. Например, в безгласных сословных депутатских дореформенных судах видели зародыш института присяжных заседателей.

      Соображения комиссии Буткова, представленные Александру II в апреле 1862 г., были по его повелению переданы на рассмотрение соединенных департаментов законов и гражданских дел Государственного совета, после чего напечатаны и 19 апреля разосланы членам Государственного совета44. Проектируемые институты встретили противодействие. Для; того, чтобы сгладить (если не устранить) противоречия в оценке "Основных начал" при обсуждении их в Государственном совете, вел. кн. Константин Николаевич решил провести "генеральную репетицию" - неофициальное обсуждение проекта, чтобы разобрать вопросы о возможности введения суда присяжных, о предпочтительности системы постоянных или съездных судов45, о порядке введения новых уставов и т. д. За два дня до этого, 20 апреля, Д. А. Оболенский известил Д. А. Ровинского: "Великий князь желает, чтобы мы собрались у него для диспута по разным спорным вопросам по проектам судопроизводства и судоустройства... Мне нужно доложить великому князю, что мы готовы явиться по его требованию, а для этого мне нужно знать, будешь ли ты"46. Этот факт свидетельствует об острых разногласиях в понимании сущности судебной реформы накануне утверждения "Основных начал".

      Поддерживая подготовленный комиссией проект, вел. кн. Константин Николаевич как председатель Государственного совета встретился с Гагариным, назначенным председательствующим при обсуждении "Основ" в соединенных департаментах. От него, считал великий князь, зависел; "весь успех рассмотрения этого важного дела". Поэтому он склонял Гагарина, как следует из доклада от 9 апреля 1862 г., "употреблять все зависящие от него старания к скорому окончанию дела в соединенных департаментах"47, т. е. принять основные положения проекта без существенных изменений48. Желая скорейшего утверждения "Основных начал", великий князь добился от Александра II письменного распоряжения, чтобы заседания соединенных департаментов "проходили два раза в неделю с четким обозначением повестки дня работы заседаний"49. Это должно было предотвратить волокиту в рассмотрении законопроекта (проекты II отделения обсуждались четыре года, в 1857 - 1861 гг.).

      "Основные положения", подготовленные комиссией, рассматривались в соединенных департаментах Государственного совета, а затем в его расширенном заседании 28 апреля - 30 июля и 2 - 4 сентября 1862 года. На первом же заседании обнаружились разногласия50. М. А. Корф попытался сорвать обсуждение проектов. Для этого он инспирировал написание чиновником II отделения К. Бунге записки51 с критикой работы Государственной канцелярии52. 26 апреля Корф получил разрешение Александра II рассмотреть этот документ на заседаниях. В тот день Победоносцев записал: "Вечером собрание у Дмитрия Оболенского... Зарудный приносит записку Бунге с возражениями против начал Граж[данского] суд[опроизводства]. - Ее выпустил бар[он] Корф, который явно хочет опорочить наше дело и перевести его в свои руки"53. Честолюбивыми соображениями, желанием сосредоточить подготовку судебной реформы во II отделении, во главе которого он стал вместо Блудова в начале 1862 г., объясняется выпад Корфа. О принципиальных возражениях речи не было. Корф заявил Гагарину, что проекты Государственной канцелярии он "готов подписать двумя руками"54.

      Идейным противником преобразований выступил В. Н. Панин. Он добивался сохранения привилегий дворянства в правосудии, отрицая равенство перед судом, гласность, выступал за преобладание административной власти, сохранение дореформенных институтов. "Панин, работая с нами, с первого шага хотел парализовать все, что было сделано", - писал Гагарин55. Противодействуя, Панин открыто не отрицал "Основных положений", а стремился видоизменить их. Он не мог не понимать, что непоследовательность и половинчатость взаимосвязанных и взаимообусловленных между собой институтов создаст губительный "перекос" в новом здании правосудия.

      При обсуждений принципов судебной реформы в Государственном совете ни один из проектируемых институтов не был поставлен под сомнение, а дебаты велись о том, как и в какой форме воплотить их законодательство. Это объяснялось предварительным одобрением проекта "Основных положений" вел. кн. Константином Николаевичем56, за которым стоял Александр II57. Многие, являясь противниками проекта, не решались высказаться официально. Так, в связи с принятием института присяжных заседателей, традиционно считавшегося среди реакционеров учреждением политическим, Победоносцев писал: "Никто не возражал о присяжных, хотя многие и, знаю, против: еще третьего дня граф Строганов с негодованием говорил о невозможности присяжных в России. Что же - неужели все они грешат"58.

      На предрешенность институтов судебной реформы при обсуждении ее принципов намекали и члены Государственного совета59. О том, что сами они были в конечном счете царедворцами, неспособными противоречить60 монарху и его влиятельнейшему брату, свидетельствует и такой факт. Барон М. А. Корф, Ф. П. Литке, Н. И. Бахтин выступили в заседании за введение суда присяжных при рассмотрении дел о государственных преступлениях. Но, узнав мнение Александра II, немедленно отказались61. Характерна фраза, сказанная при этом Бахтиным: "Кажется, мы страдали тем, что наговорили своих мнений. Поэтому три проекта уже брошены (имеется в виду отсрочка законодательных работ соединенных департаментов до октября 1861 г. - М. К .)... И этот бросят"62.

      Остро дебатировалась возможность опубликования "Основных положений" в печати с перспективой их широкого обсуждения. Сама постановка вопроса о гласности законодательной подготовки судебной реформы являлась новшеством и противоречила сложившейся в России бюрократической практике. Против опубликования "Основных положений" возражал Корф. "Его тайная цель... была спровоцировать пересмотр работы с литературной точки зрения"63. Но негласная подготовка судебной реформы противоречила взглядам либеральной фракции заседания, рассматривавшей обнародование "Основных положений" как важнейшее средство гарантировать их стабильность и неизменность. По поводу предложения не публиковать принятый документ Гагарин писал: "Поскольку основы по крайней мере четыре раза переделывались, для меня представляется невозможным принять это предложение, равносильное предложению взять эту работу и бросить в огонь"64. Принятое благодаря настойчивости Гагарина решение обнародовать "Основные положения" означало, что, во-первых, правительство обязуется подготовить судебную реформу на определенных принципах; во-вторых, судебные преобразования осуществятся гласно.

      Однако борьба из-за характера судебной реформы не была на этом закончена. При рассмотрении Александром II материалов заседаний Государственного совета Панин убедил его оставить в неприкосновенности Сенат, вопреки решению Государственного совета реорганизовать этот орган, изъяв из его компетенции рассмотрение дел по существу и наделив его функциями кассационной инстанции. Министр юстиции добивался неприкосновенности старого Сената с тайной процедурой обсуждения дел, т. е. сохранения важного органа судебного управления России, полномочного воспрепятствовать реформе. В старом Сенате Панин являлся властелином65.

      Оставленный в неприкосновенности Сенат сводил на нет усилия по созданию жизнеспособной судебной организации. "Император поддержал Сенат, - писал Гагарин, - и это делает остальное невозможным... Вся работа, переделанная в несколько месяцев, впитавшая все новые улучшения европейских кодексов, будет потеряна, если монарх не изменит своего мнения"66. Напряженность момента подтвердил Победоносцев. 12 сентября он свидетельствовал: "Сегодня у Зарудного собираются все - судить, нельзя ли еще поправить решение о Сенате, подкрепив мнение кн. Гагарина. А Бутков заявил, что вследствие этих резолюций надо подвергнуть все дело новому обсуждению Соед[иненных] деп[артаментов]". Спустя три дня, 15 сентября, комиссия собралась в Государственном совете. "Толковали часа два о том, как быть с решением государевым о Сенате", - писал Победоносцев. Гагарину удалось "остановить решение", ходатайствуя об аудиенции у Александра II, на которой он обязался дать объяснения67. 19 сентября Гагарин представил царю специально написанную Победоносцевым записку68 с обоснованием необходимости изменить структуру и функции Сената.

      20 сентября 1862 г. "Основные положения преобразования судебной части в России", ставшие программой судебной реформы, были утверждены Александром II и опубликованы. Ими вводился состязательный процесс с устным судопроизводством, гласностью, непосредственностью, равенством сторон в суде, вынесением решений (приговоров) на основе внутреннего убеждения судей, с привлечением присяжных заседателей. Соответственно изменялось судоустройство. Мировой суд, рассматривавший маловажные споры и правонарушения, был призван умиротворять конфликтующие стороны. Мировые судьи избирались. В окружные суды, судебные палаты, кассационный Сенат назначались несменяемые судьи. Всякое дело рассматривалось не более, чем в двух инстанциях. Вводились институты присяжных поверенных, организованных в независимые корпорации, прокуроров, надзиравших за законностью, судебных следователей. Венчал судебную систему Сенат, получивший право отменять судебные решения и руководить судебной практикой69. Уже по этим институтам можно заключить, что судебная реформа имела в целом последовательно буржуазный характер. В ней реализовались взгляды либерального дворянства, объективно выражавшие чаяния русской буржуазии.

      Возникает вопрос, почему самодержавие решило осуществить судебную реформу на принципах буржуазного правосудия, уступив либеральному течению. В дореволюционной русской70 и современной буржуазной историографии все лавры отдавались "могучей кучке юристов" - членов комиссии, ставших "отцами" судебной реформы. Но не следует забывать, что они являлись лишь исполнителями (пусть, талантливо подсказывавшими правительству) политических решений, принимаемых в высших сферах. К тому же взгляды деятелей судебной реформы (да и самого Александра II)71 существенно эволюционировали в процессе подготовки судебных преобразований.

      Причины либерального характера судебной реформы кроются в тогдашней обстановке. Акт 19 февраля 1861 г. об отмене крепостного права был направлен на формирование, как писал А. В. Головин, "крестьян собственников, т. е. того сословия, которое правительство желало создать"72. Это можно было сделать, гарантируя неприкосновенность собственности, личности и частнопредпринимательской деятельности. Обеспечить такие условия без аппарата юстиции было нельзя.

      Невозможность реализации программы отмены крепостного права без судебной реформы видело и дворянство73. В адресе Владимирского дворянства Александру II говорилось о необходимости законности "для успешного хода" крестьянской реформы, потому что "освобожденные крестьяне, лишенные защиты помещика, при отсутствии правосудия и ответственности должностных лиц, подвергнутся еще большей и невыносимой зависимости от произвола чиновников". Для "мирного74 и благополучного исхода" крестьянской реформы предлагалось незамедлительно реформировать правосудие на основе гласности, равенства всех перед судом, введения присяжных, вынесения судьями приговоров по внутреннему убеждению75.

      Остро стоял вопрос о собственности на землю. В ноябре 1858 г. состоялось решение наделить крестьян землей, выкупаемой бывшими крепостными у помещиков. Гарантировать возникающим многочисленным новым собственникам беспрепятственно эксплуатацию и неприкосновенность их земель могла только преобразованная юстиция. Среди дворянства слышался ропот недовольства, что "насильственный выкуп усадеб, нечто вроде бессмысленного порядка, есть действительно акт самовластия, нарушающий право собственности"76. "Начало неполной дворянской собственности" реакционеры выдавали за "социализм"77. Исключить притязания помещиков - бывших владельцев земли, переданной крестьянам за выкуп, а следовательно, и опасность срыва проведения крестьянской реформы - значило обеспечить защиту прав собственности. На новый аппарат юстиции можно было опереться и в случае отказа крестьян исполнять Положение 19 февраля.

      При строительстве новой юстиции необходим был образец. Русское дореформенное правосудие, порицаемое всеми, не имело достойных внимания традиций. Экспериментировать же, создавая "свои" модели правосудия, основанные на "исторических началах", значило противоречить потребностям момента. Правительство небезосновательно опасалось за исход крестьянской реформы, встретившей сильную оппозицию большинства дворянства78. Самодержавие спешно нуждалось в хорошо отлаженной юстиции, на которую можно было опереться в реализации Положений 19 февраля 1861 года. Для судебной реформы требовалась модель, доказавшая состоятельность на практике. Таковой оказалась система правосудия, существовавшая в Западной Европе, построенная на принципах буржуазного судоустройства и судопроизводства и всесторонне обоснованная в правовой теории. Отойти от этих единственных известных практике судебного строительства принципов, "работающих" в строгой системе взаимосвязи и взаимообусловленности институтов, без риска ослабить правосудие и законность, а следовательно, поставить под сомнение успех крестьянской реформы, было невозможно.

      Оценивая характер судебной реформы, необходимо учесть и влияние готовившихся преобразований армии и военно-морского флота, в модернизации которых самодержавие видело средство укрепить свой авторитет и влияние внутри страны и на международной арене, поколебленные в Крымской войне. Перестройка вооруженных сил по западноевропейским образцам диктовала и соответствующие реформы военной юстиции. Подготовленный проект реформы военно-морского суда79 не мог быть введен обособленно от общегражданского80. Вел. кн. Константин Николаевич впоследствии писал Александру II о значении проекта реформы морского суда: "Труд этот, появившийся двумя годами ранее Основных положений преобразования судебной части вообще в России, был первым официальным проектом, построенным на упомянутых новых началах уголовного процесса. Будучи сообщен представителям высшей администрации, различным юристам и лицам, близко стоящим к делу суда в России, этот проект много содействовал к устранению мысли об ограничении изменений судопроизводства в империи отдельными улучшениями в частях и к принятию решения подвергнуть наше судоустройство и судопроизводство коренному преобразованию"81. Готовящаяся военная реформа должна была также преобразовать военную юстицию. Модернизировать ее предполагалось на тех же принципах, что и морскую. Об этом Д. А. Милютин доложил 15 января 1862 г. царю82.

      В реформе суда усматривалось и вспомогательное средство политической консолидации в Польше. 28 ноября (9 декабря) 1862 г. вел. кн. Константин Николаевич писал Александру II, что "скорейшее приведение в исполнение" основных начал судебного переустройства (а также земских учреждений) будет "лучшим способом удовлетворения тех нужд и потребностей развития жизни в провинциях, которое везде так сильно ощущается. Тогда, я убежден, сами собой прекратятся те глупые попытки, как Каменец-Подольская и Минская, - прекратятся потому, что эти реформы коснутся и западных губерний. И эти губернии воспользуются этими благодеяниями не потому, что они составляют Литву и Украину и во время оно были в соединении с Польшею, а, напротив того, потому, что они суть русские губернии, как Тульская, Рязанская и всякая другая, и равно с ними будут пользоваться теми благодеяниями.., как они уже воспользовались равно с ними освобождением крестьян"83.

      Характеризуя реформу как последовательно буржуазную, нельзя не отметить правовых атавизмов, носивших феодальные черты. Провозглашенный принцип равенства перед судом имел многочисленные изъятия. Чиновники, совершившие преступления по службе, могли привлекаться к судебной ответственности только с разрешения своего начальства, и это ограничение объяснялось силой административной власти в России, уступать которой приходилось из-за опасения того, что конфронтация с ее стороны способна свести судебную реформу на нет84. В делах по государственным преступлениям суд присяжных являлся судом сословных представителей из дворян. Усеченной оказалась юрисдикция новых судов. В них судили в основном дворян и мещан. Большинство же крестьян были подведомственны своим сословным судам.

      Тем не менее, юстиция, возникшая в результате судебной реформы, объективно соответствовала прогрессивному развитию страны. Однако эта реформа все же являлась детищем не имевшего массовой социальной базы российского либерализма, родившимся в результате сочетания особых условий момента. Как только стало очевидно, что крестьянская реформа проводится в жизнь, а военно-морские силы набирают мощь, самодержавие изменило отношение к судебным преобразованиям. Этому способствовала наметившаяся уже после принятия судебных уставов 1864 г. реакция. Она усилила тенденцию административного влияния в общественной и государственной жизни России (не исключая суда), что было свойственно абсолютизму как выражению высшей централизации власти. Это обусловило принятие законодательных актов, деформирующих принципы судебной реформы, ограничение гласности судебной деятельности, устранение независимости суда, смешение законодательной и исполнительной деятельности.

      ПРИМЕЧАНИЯ

      1. Филиппов М. А. Судебная реформа в России. Тт. 1 - 2. СПб. 1871 - 1875; Джаншиев Г. Основы судебной реформы. М. 1891; его же. Эпоха великих реформ. СПб. 1907; Гессен М. В. Судебная реформа. М. 1907; Судебные уставы 20 ноября 1864 г. за 50 лет. Тт. 1 - 2. Пг. 1914; Судебная реформа. Тт. 1 - 2. М. 1915.
      2. Виленский Б. В. Подготовка судебной реформы 20 ноября 1864 года в России. Саратов. 1963; его же. Судебная реформа и контрреформа в России. Саратов. 1969.
      3. Wortman R. The Development of Russian Legal Consciousness. Chicago - Lnd. 1976; Kaiser F. B. Das russische Justizreform von 1864. Leiden. 1972.
      4. См. напр., адрес дворянства Харьковской, Тульской, Воронежской губерний от 26 сентября 1858 г. на имя Александра II, в котором обращалось внимание на "стесненное... положение дворян, происходящее от медленности и недостаточности судопроизводства". В нем говорилось о многих "бедах", проистекающих от дурного правосудия (ЦГИА СССР, ф. 1405, оп. 517, д. 1903).
      5. См. Из воспоминаний С. И. Зарудного. В кн.: Сборник правоведения и общественных знаний. СПб. 1894, с. 5.
      6. Охранительная по сути доктрина русских "исторических начал" в области права была сформулирована в начале XIX в. Н. М. Карамзиным, утверждавшим наличие якобы особого исторического пути России, основанного на принципах: самодержавие, базирующееся на крепостничестве, православие, самобытность (народность) (см. Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. - Русский архив, 1879, N 12, стб. 2325 - 2326 и др.). Всякое существенное изменение в правовой системе угрожало этим принципам. Отсюда стремление сторонников "исторических начал" сохранить институты инквизиционного судопроизводства с соответствующим судоустройством "как наше родовое достояние", заложенное "в нашем древнем общинном быте" (В. П. Повальный обыск и очная ставка. - Отечественные записки, 1860, N 4, с. 427).
      7. Лебедев К. Н. Записки. - Русский архив, 1888, N 3, с. 484.
      8. См. Объяснительная записка к проекту устава гражданского судопроизводства. В кн.: Материалы по судебной реформе в России 1864 г. Т. 2. СПб. 1864, с. 3.
      9. По свидетельству военного министра Д. А. Милютина, Блудов сознавал необходимость реформ, даже "сочувствовал" им, но по своей натуре везде видел "опасности" и потому большей частью тормозил движение (ОР ГБЛ, ф. 169, карт. 9, д. 15, л. 41).
      10. См. напр., записку князя П. Д. Долгорукова "О внутреннем состоянии России", ноябрь 1857 г. (ЦГАОР СССР, ф. 728, оп. 1, д. 2517, лл. 21 - 24).
      11. ОР ГПБ, ф. 208, оп. 1, д. 292, лл. 1 - 2об.
      12. На заре крестьянской свободы. Материалы для характеристики общества. - Русская старина, 1894, N 3, с. 489.
      13. ОР ГПБ, ф. 208, оп. 1, д. 292, л. 1.
      14. Лебедев К. Н. Записки. - Русский архив, 1893, N 14, с. 376. О том, что заключение составлялось "собственно для великого князя", писал сам Оболенский (Оболенский Д. А. Записки. Т. 2. 1856 - 1861. - ОР ГПБ, ф. 1000, оп. 2, д. 972., с. 106).
      15. Секретный всеподданнейший отчет в. к. Константина Николаевича по Морскому ведомству за первое 25-летие царствования Александра II. 1855 - 1880. СПб. 1880 (ОР ГБЛ, ф. 200, оп. 1, д. 1, с. 154).
      16. ОР ГПБ, ф. 120, оп. 1, д. 120, лл. 2, 5 - 5об.
      17. Оболенский Д. А. Записки. Т. 2, с. 187. Лебедев писал, что "записка наделала много шума" (Русский архив, 1895, N 4, с. 376).
      18. См. ЦГАОР СССР, ф. 722, оп. 1, д. 460, л. 1.
      19. Оболенский Д. А. Записки. Т. 2, с. 106.
      20. ЦГИА СССР, ф. 151, оп. 1, д. 362, л. 2.
      21. См. ОР ГПБ, ф. 208, оп. 1, д. 294, лл. 1 - 6.
      22. Русский архив, 1893, N 4, с. 377.
      23. Оболенский Д. А. Записки. Т. 2, с. 107.
      24. В процессе обсуждения проекта гражданского судопроизводства становилось очевидным, что преобразование судебного механизма предполагает замену и сопредельных судебно-процессуальных институтов. 12 мая 1858 г. Блудов, отвечая на предложение Н. И. Тургенева ввести адвокатуру в России, категорически отверг эту возможность, и Александр II поддержал Блудова, разделяя его взгляды. Спустя же четыре месяца, 4 сентября, глава II отделения сам подал царю записку "Об установлении присяжных стряпчих". Ссылаясь на существование во всех западных государствах адвокатуры, он писал: "Без образования такого сословия... едва ли есть возможность привести в надлежащее исполнение постановления о судопроизводстве гражданском" (ЦГИА СССР, ф. 1261, оп. 4, д. 15, лл. 96об., 309). Александр II согласился с его аргументами.
      25. Привлечение широкого круга бюрократии к делу законодательства являлось первым практическим проявлением гласности судебной реформы. Источником несовершенства законов, писал 3 марта 1856 г. Д. А. Милютин в замечаниях на записку юрисконсульта Морского министерства В. Е. Врангеля "Разные соображения в руководство при вступлении в управление ведомства", являлось то, что их составлял чиновник в канцелярии, взиравший "на весь внешний мир, на всю жизнь целого народа сквозь призму своей бюрократической рутины" (Пушкинский Дом (ПД), ф. 265, оп. 2, д. 3574, лл. 58 - 58об).
      26. ЦГИА СССР, ф. 1162, оп. 1, 1857 г., д. 27, лл. 5, 13 - 15. 27 октября 1859 г. Александр II утвердил доклад Орлова.
      27. ЦГАОР СССР, ф. 722, оп. 1, д. 460, л. 16.
      28. ОР ГБЛ, ф. 169, карт. 9, д. 29, л. 289об.
      29. ЦГАОР СССР, ф. 728, оп. 1, ч. 2, д. 2614, л. 200об.
      30. Зарудный С. И. Охранительные законы частного гражданского права. В кн.: Материалы по судебной реформе. Т. 15, с. 145.
      31. Общие замечания на проект производства дел по маловажным преступлениям и проступкам, принадлежащим ведомству судов мировых. - Там же. Т. 13, с. 62 - 63.
      32. ЦГИА СССР, ф. 1275, оп. 1, д. 21, л. 18.
      33. ЦГА г. Москвы, ф. 1650, оп. 1, д. 57, лл. 4об. - 5.
      34. Там же, лл. 9 - 9об. Весьма симптоматична возросшая активность Государственного секретаря, не принимавшего ранее заметного участия в подготовке судебной реформы, а теперь возглавлявшего работу КОМИССИИ.
      35. ОР ГПБ. ф. 208, оп. 1, д. 22, л. 75об.
      36. ЦГИА СССР, ф. 1162, оп. 1, д. 15, л. 34 (Доклад председательствующего в Государственном совете, 9 апреля 1862 г.).
      37. Историческая записка с изложением прежних соображений и предложений соединенных департаментов законов и гражданских дел Государственного совета и II отделения с. о. и. в. канцелярии. В кн.: Материалы по судебной реформе. Т. 18, ч. 1.
      38. ЦГИА СССР, ф. 1162. оп. 1, д. 15, л. 35об.; ОР ГПБ, ф. 170, с. 12 (Дневник князя П. П. Гагарина. 1861 - 1870. Ч. 3, на фр. яз.); Материалы по судебной реформе, Т. 19, с. 10.
      39. ЦГИЛ СССР, ф. 11(32, оп. 1, д. 15, л. 37; ф. 1574, оп. 1, л. 8об. (Дневник К. П. Победоносцева).
      40. Материалы по судебной реформе. Т. 18, ч. 1, с. 5.
      41. ЦГИА СССР, ф. 1162, оп. 1, д. 15, л. 37.
      42. См. ОР ГБЛ, ф. 230, карт. 4394, д. 3, л. 2.
      43. См. Саранчев Д. А. Судебные уставы (1862 - 1864). Корректура статьи с поправками Зарудного (ПД, ф. 265, оп. 1, д. 23, с. 16).
      44. ЦГИА СССР, ф. 1162, оп. 1, д. 7, л. 37об.
      45. Существовало мнение, что второй инстанцией для апелляций по маловажным делам, разрешаемым в мировых судах, должны стать не уездные суды (как предполагалось проектом), а периодически собирающиеся на съезды мировые судьи.
      46. ЦГА г. Москвы, ф. 1650, оп. 1, д. 104, лл. 7об. - 8; д. 109, лл. 1 - 1об.
      47. ЦГИА СССР, ф. 1162, оп. 1, д. 15, л. 42.
      48. Современники воспринимали назначение "всемогущего" вел. кн. Константин" Николаевича в марте 1862 г. председателем Государственного совета как "важное событие" (Лебедев К. Н. Записки. - Русский архив, 1911, кн. 1, с. 396). "Он по убеждению, возрасту и духу времени, - писал в это время приближенный ко двору В. А. Муханов, - должен быть либералом (может быть, неумеренно); но, занимаясь важными делами, он необходимо войдет в пределы либерализма, поставляемые благоразумием и опытностью жизни, подчиненной не мечтательности воображения, а практическим требованиям и условиям государственной действительности" (Муханов В. А. Из дневных записок. - Там же, 1877, N 1 - 4, с. 65).
      49. Дневник П. П. Гагарина. Ч. 3, л. 38.
      50. Членами соединенных департаментов законов и гражданских дел являлись: П. П. Гагарин, Ф. П. Литке, И. М. Толстой, А. В. Кочубей, А. С. Норов, А. Л. Гофман, М. А. Корф, П. А. Муханов. По особому повелению присутствовали В. Н. Панин, Н. И. Бахтин (ЦГИА СССР, ф. 1162, оп. 1, д. 15, лл. 42 - 42об).
      51. См. Бунге. Возражения против соображений Государственной канцелярии об основных началах гражданского судопроизводства. В кн.: Материалы по судебной реформе. Т. 17.
      52. Одоевский В. Ф. Дневник 1859 - 1867. - Литературное наследство, 1934. N 22/24, с. 148.
      53. Дневник К. П. Победоносцева, л. 11.
      54. Дневник П. П. Гагарина. Ч. 3, л. 38.
      55. Там же.
      56. Знавшие великого князя характеризовали его как "всегда императивного при выражении своих мнений" (Семенов-Тян-Шанский П. П. Мемуары. Т. 4. Пг. 1916, с. 292).
      57. На отчетном докладе П. П. Гагарина Александру II от 4 сентября 1862 г. об итогах обсуждения "Основных положений" царь написал: "Искренне благодарю вас, что вы повели это важное дело так, как я желал" (ЦГИА СССР, ф. 1162, оп. 1, д. 15, л. 81).
      58. Дневник К. П. Победоносцева, л. 22.
      59. Дневник Д. А. Ровинского (ЦГА г. Москвы, ф. 1650, оп. 1, д. 54, лл, 25об. - 26).
      60. Граф М. Н. Муравьев писал: "Князь Гагарин человек двусмысленный и неверный в своем направлении, изменяющий его соображаясь с более или менее выгодными для него политическими обстоятельствами... Панин также человек колеблющийся в мнениях своих... ищет только быть в милости у государя, не дорожа никакими мнениями своими" (Муравьев М. Н. Записки о мятеже в Северо-Западной России в 1863 - 1865 гг. - Русская старина, 1883, N 1, с. 151).
      61. Дневник К. П. Победоносцева, л. 20об.
      62. Дневник Д. А. Ровинского, л. 8.
      63. Дневник П. П. Гагарина. Ч. 3, с. 66. Как писал Семенов-Тян-Шанский, Корф "считался лучшим редактором русских законов" (Семенов-Тян-Шанский П. П. Мемуары. Т. 4, с. 432). Вероятно, ему хотелось стать причастным к судебной реформе, в которой он не принимал участия.
      64. Дневник П. П. Гагарина. Ч. 3, с. 66.
      65. Победоносцев К. П. Граф В. Н. Панин - министр юстиции. В кн.: Голоса из России. Кн. 7. М. 1974, с. 110.
      66. Дневник П. П. Гагарина. Ч. 3, с. 68 - 69.
      67. Дневник К. П. Победоносцева, лл. 22 - 22об.
      68. ЦГИА СССР, ф. 1162, оп. 1, д. 15, лл. 85 - 92.
      69. Основные положения преобразования судебной части в России. - ЖМЮ, 1862, N 10.
      70. См. Джаншиев Г. Эпоха великих реформ, с. 610 - 615 и др.
      71. Неубедительно утверждение, что при судебной реформе в высших сферах не представляли себе "подлинного смысла ее принципов" (Шавров А. В. Надзор и дисциплинарная ответственность в судебном ведомстве пореформенной России (1864 - 1917 гг.). - Советское государство и право, 1985, N 12, с. 100).
      72. ЦГИА СССР, ф. 851, оп. 1, д. И, л. 58 (Запись 22.XI.1864).
      73. См. Отзывы членов губернских комитетов. Т. 1. СПб. 1860, с. 722, 874; т. 2, с. 99, 673 и др.
      74. 30 марта 1862 г. Головнин писал вел. кн. Константину Николаевичу: "Нам нечего себя обманывать. Вся наша роль состоит в борьбе с приближающейся революцией. Только слепые не видят ее шествие. Но мы можем системою мер, которым должно следовать несколько лет, придать ей более мягкий характер. К нам идет туча. Мы громоотводы, которые разряжают электричество. Желательно, чтобы действие их было настолько успешно, чтобы туча разразилась не громом и молнией, а вылилась благодатным дождем и оживила бы растительность" (ОР ГПБ, ф. 208, д. 44, лл. 1 - 1об.).
      75. Материалы для упразднения крепостного состояния помещичьих крестьян в России в царствование императора Александра II. Вып. 3. Берлин. 1861, с. 313, 174.
      76. Лебедев К. Н. Записки. - Русский архив, 1893, N 4, с. 374.
      77. Материалы для упразднения крепостного состояния, с. 383 - 384.
      78. Показательно, что даже Н. А. Милютин "смотрел вообще очень пессимистически на исполнение крестьянской реформы" (Семенов-Тян-Шанский П. П. Мемуары. Т. 4, с. 19).
      79. См. Глебов. Введение, или Объяснительная записка, к проекту Устава Морского судоустройства и судопроизводства. - Морской сборник, 1860, N 5.
      80. Свод замечаний на проект устава о военно-морском суде. Ч. 1. СПб. 1861, с. 22 - 23, 229, 355 и др.
      81. Секретный всеподданнейший отчет по Морскому ведомству за первое 25-летие, с. 155.
      82. См. ЦГВИА СССР, ф. 1, оп. 1, д. 25841. Показательно, что решение Александра II о подготовке судебной реформы на принципах буржуазного правосудия было принято в то же время.
      83. ЦГАВМФ СССР, ф. 224, оп. 1, д. 310, л. 84.
      84. Чиновник Министерства внутренних дел Д. Н. Толстой, считавший начала судебной реформы ошибочными, убеждал П. А. Валуева, что члены комиссии, готовившие судебную реформу, "все проникнуты недоброжелательством к административной власти и под видом свободы суда стремятся связать ей руки" (Записки графа Д. Н. Толстого. - Русский архив, 1885, N 5, с. 65).

      Вопросы истории. - 1987. - № 12. - С. 20-34.
    • Инквизиция, ордалия, исповедь
      Автор: Saygo
      Ольга Тогоева. Средневековые ведовские процессы

      Ольга Тогоева. Суд инквизиции