Saygo

"Лифляндская хроника" Соломона Геннинга

1 сообщение в этой теме

А. И. ФИЛЮШКИН. «ЛИФЛЯНСКАЯ ХРОНИКА» СОЛОМОНА ГЕННИНГА*

В статье анализируется последняя из четырех ливонских хроник ХVI в. ― «Лифляндская хроника» Соломона Геннинга (1528–1589). Она была впервые опубликована в 1590 г. в Ростоке. Геннинг был секретарем Готарда Кеттлера, последнего магистра Ливонского ордена и первого герцога Курляндии. Его хроника является апологией, прославлением Кеттлера как христианского государя, который в своем курляндском герцогстве сохранил «кусочек» Ливонии от полного уничтожения и исторического забвения. Хроника является недооцененным историческим источником по истории Ливонской войны и мало привлекалась историками, между тем, она содержит много уникальных фактов как по истории Курляндии, так и по истории Ливонской войны.

В 1590 г. в Ростоке вышло посмертное издание «Лифляндской хроники» Соломона Геннинга (1528–1589)1. Об ее авторе известно не очень много: родился в Веймаре, учился в нескольких немецких университетах (Виттенберге, Лейпциге, Эрфурте и др.). В 1553 г. после встречи в Любеке он стал секретарем будущего последнего магистра ордена Готарда Кеттлера, принимал участие во многих политических событиях (в том числе в разработке и подписании Виленских соглашений), выполнял дипломатические миссии2, в конце жизни занимался миссионерством. Позже Геннинг написал свою хронику как апологию и оправдание деятельности первого герцога Курляндского, Готарда Кеттлера.

Дебют Геннинга на ниве прославления первого правителя Курляндии состоялся в 1589 г., когда в том же Ростоке вышла его подборка похвальных речей, сочинений о Кеттлере, документов о Курляндии (в частности, посланий польских королей), датированных 1570–1587 гг., изображающих в выгодном свете Курляндию и ее первого правителя3. Это было своего рода посмертной эпитафией Кеттлеру, скончавшемуся в 1587 г.

Gotthard_Kettler.jpg
Готхард Кеттлер


После издания в Ростоке хроника была переиздана в 1594 г. в Лейпциге, и неоднократно публиковалась в последующие годы4. Внимание ученых и историков Ливонской войны она привлекала мало. В 1874 г. небольшое исследование посвятил ей Т. Шиманн5. Его книга до недавнего времени оставалась единственной, специально посвященной данной хронике. В 1990-е гг. одновременно с переводом на английский язык коллективом под руководством В. Урбана были созданы пространные фактологические комментарии6. Несколько страниц обзору хроники уделено в новейшей монографии Д. Хормута, посвященной ливонской историографии7. Но место «Хроники» Геннинга в нарративе Ливонской войны так и остается малоизученным.

Главная ценность хроники в оптике взгляда ее автора — это взгляд ливонца, напряженно ищущего выход из сложной политической ситуации, в которой оказалась Ливония во второй половине ХVI в. Сохранить суверенитет невозможно, потому вопрос — какую модель избрать, под чье покровительство перейти.

Геннинг на страницах своего сочинения8 рассматривает несколько возможных путей выбора политической судьбы. Есть путь Кеттлера, и не пытавшегося спасти орден, но сразу выбравшего своим сюзереном польского короля и получившим взамен Герцогство Курляндское, в котором пытался, насколько это возможно, сохранить остатки ливонской культуры и социума. Есть путь Магнуса, который сначала хотел построить в Ливонии датскую колонию, а затем захотел собственное Ливонское королевство, решил построить его с помощью русских и в итоге претерпел политический крах9. Есть путь Северной Эстонии, перешедшей под власть Швеции. Есть робкие попытки найти помощь в Пруссии, Священной Римской империи.

Единственная альтернатива, полностью отрицаемая Геннингом — это московитская. Русские для хрониста — однозначно жестокие, беспощадные, кровавые враги, которые могут нести Ливонии только смерть и разрушение. Сотрудничество с ними невозможно — как с Дьяволом.

Геннинг выступает апологетом модели Кеттлера — спасти старую Ливонию было нереально, поэтому он где-то даже осуждает Фюрстенберга и других рыцарей, пытавшихся противиться неизбежному. За это Бог наказал их трудной судьбой10 — тот же Фюрстенберг умер в московском плену. А Кеттлер, который вовремя понял необходимость обменять суверенитет на защиту Короны Польской, поступил правильно, и сумел создать в Курляндии для своих подданных благополучную жизнь, максимально сохранив остатки древней Ливонии. Отсюда и апологетика Кеттлера.

Это настоящий панегирик со стороны верноподданного и соратника. Автор помещает в начале своей хроники предисловие Д. Хитрея11, в котором Кеттлер изображен олицетворением Божественного миропорядка, когда гармонию на земле обеспечивают установленные Богом власти земные (F. Ia). Их праведная власть, во-первых, славит Господа, во-вторых, сама по себе является свидетельством Божьей мудрости и благоволения. Успешность правителя — в руках Божьих.

Именно таким богобоязнным и достойным похвалы правителем был Кеттлер. Его приход к власти можно называть Божественным благословением, через которое Бог милостиво исцелял Ливонию от страшных бедствий и разрушений, причиненных войной, восстанавливал рухнувший социальный порядок, истинную мораль и справедливость. Кеттлер стал инструментом восславления Бога, а Господь его наставлял и помогал во всех делах, наделил его мудростью, щедростью, добротой, чувством справедливости и т.д. (F. IIa). Он защитил его от московского уничтожения не через меч и лук, но через особое покровительство Господа и ангелов. Символом судьбы Кеттлера может быть цитата из Псалтыри: «Милость же Господня от века и до века к боящимся Его, и правда Его на сынах сынов, хранящих завет Его и помнящих заповеди Его, чтобы исполнять их» (Пс. 102: 17–18). Его можно сравнить с Давидом, Ионафаном и другими великими библейскими правителями.

Подобной канонизации не знал даже Стефан Баторий, которого восхваляли все-таки большей частью в светском контексте. К тому же реальные дела Кеттлера, выступившего фактическим ликвидатором Ливонского ордена и инициатором передачи своей страны под власть иноземцев, далеко не во всем соответствуют такому святому облику. Но оптика хрониста-историка может быть разной, и очень разной. Для Хитрея (как и для Геннинга) было важно, что Кеттлер хоть как-то пытался сохранить культуру, социальные стандарты, образы Ливонии — пусть и в виде вассального Курляндского герцогства. За этот поступок ему прощалось все остальное…

Хронист добивается такого эффекта несколькими способами. Прежде всего, Кеттлер под его пером — христианский миссионер, который заботится о распространении веры Христовой среди аборигенов, эстов, латышей и куров, думает об открытии школ, поощряет ценными подарками внимание крестьян к церкви.

Переход под покровительство Короны Польской — шаг вынужденный и в какой-то степени знак христианского смирения, то есть этот поступок, наоборот, характеризует Кеттлера положительно12. Ведь северная Эстония была у шведов, часть страны захвачена московитами, некоторые ливонцы не желали подчиняться магистру, польский король требовал замки в обмен на предоставление защиты — что еще оставалось делать? Главное, что приверженность христианству, отстаиваемая Кеттлером, удерживала страну в рамках «христианского мира», Священной Римской империи (F. IVb, VIa, VIb).

Второе — Кеттлер идеальный правитель, потому что своим личным поведением служит примером для подданных (доблестный воин, праведный судья, добропорядочный семьянин (о семейных делах в хронике вообще говорится довольно много), истовый верующий и т.д.). Это воплощенная во плоти сама христианская добродетель (F. VIa, VIb). Это образцовый правитель, в жизнь которого, как в зеркало, стоит глядеться молодым правителям (предисловие Хитрея адресовано Вильгельму Кеттлеру, сыну Готарда, следующему курляндскому герцогу, правившему совместно с братом Фридрихом).

Свое историческое изложение Геннинг начинает с 1554 г., когда был заключен роковой для Ливонии договор о Юрьевской дани. Но главным событием года для хрониста, которое стоит в центре повествования, оказывается вовсе не этот договор (который даже не упоминается), а избрание Кеттлера комтуром Динабурга. Здесь же рассказывается о его выдающихся качествах политика и человека и искусстве дипломата, умеющего наладить отношения прежде всего с соседними Польшей и Литвой ( в отличие от других ливонских политиков) (F. 4b). Кеттлер — единственный, кто отважился противостоять московитам зимой 1558 г., когда руководство ордена было растеряно, а святые отцы Дерптского архиепископства погрязли в интригах и жадности. Кеттлер со своим отрядом героически преследовал врага и непременно догнал бы и разбил, да русские успели уйти за реку Нарову (F. 11b)13.

Кеттлер выступает спасителем страны, в июле 1558 г. фактически став правителем ордена14. Он не хотел занимать столь высокий пост, скромничал, говорил, что недостоин принять такую ношу, но он был лучший, и его избрали и заставили править. Он тут же обнаружил, что казна пуста, все деньги делись неизвестно куда. Следовательно, Ливония сама не сможет нанять солдат для обороны. Кеттлер поступил мудро, стал искать защиты у иностранных монархов (F. 14b–15a). Обращение к польскому королю состоялось в зимнее время, когда все морские пути сообщения с Европой были прерваны, а помошь из-за нового нашествия московитов была нужна срочно (тем самым его поведение вполне оправданно).

Польский монарх, Сигизмунд II Август, оказался единственным физически доступным правителем, способным оказать такую помощь, в обмен за замки, которые он обещал вернуть после войны за соответствующую финансовую компенсацию (F. 18b). Он единственный, кто не погряз в прекраснодушных разговорах, «как бы нам спасти бедную Ливонию», а ввел войска, которые стали стражаться с московитами (F. 29a). Король ненавидит и презирает русских, отказался от выдачи замуж своей сестры за Ивана IV, хотя тот обещал ему за этот брак «половину Ливонии» (F. 30a). Наконец, из слов Геннинга следует, что ливонцы рассчитывали на подконтрольность Короны Польской Священной Римской империи, что Сигизмунд II будет действовать с оглядкой на императора и во многом в его интересах (F. 29b).

Поэтому они так легко и согласилась на переход под сюзеренитет Короны. Кеттлер получил герцогский и титул и Курляндию не совсем по своей воле: его упросили остаться правителем хотя бы части бывших ливонских земель его подданные, боявшиеся быть брошенными на произвол судьбы (F. 30a–30b). Он сделал правильный выбор, не соблазнившись на горы золота, которые ему сулил Иван IV (в отличие от датского принца Магнуса — F. 51a). Победа над Московией в 1582 г. — «мир, который сотворил Господь» (F. 71b)15, и одержать ее могли только хранители истинной веры, не павшие духом и не соблазнившиеся на искушения судьбы — такие, как Кеттлер (он фигурирует в числе победителей, хотя, учитывая реальные обстоятельства конца войны, говорить о роли Курляндии в разгроме московитов странно).

Примечательны оценки Геннингом принципиальных моментов ливонской истории. Саму Ливонию он называет «яблоком Эриды» (яблоком раздора) и «золотом Тулузы» (aurum tolosanum)16. Захват этой земли всем приносил только несчастья: Немецкий орден занял эти земли и погряз в междоусобицах, внутренних войнах, конфликтах рыцарей и епископов, которые в итоге и привели к его гибели. Пруссия и Мекленбург, пытавшиеся вмешаться в ливонский вопрос, ничего не приобрели. А Пруссия незадолго до этого вообще потеряла суверенитет. Польша из-за Ливонии вступила в войну с Московией и потеряла Полоцк. Потери и разорения в Прибалтике понесла Швеция (точнее, Княжество Финляндское). Свой урон понесли датские владения в балтийских землях. И даже Россия, которая так хорошо начинала в 1558 г., закончит огромными потерями крепостей и земель в 1582 г.

Вывод Геннинга из всего этого несколько неожиданен: а вот если бы вместо раздела несчастной Ливонии все бы эти страны объединились и воевали бы с турками, то они нанесли бы им поражение и обеспечили торжество «христианского мира» (F. 37b). Турки здесь традиционно выступают мерилом истинно «христианского поведения», совершенно необходимым компонентом картины мира европейского интеллектуала, мерилом «правильности» политических решений.

Ливония же, по Геннингу, и в этом он не оригинален, виновата и понесла ответственность за свои грехи. Она изображается островком христианства на границе бушующего моря московского варварства, последним форпостом Запада. Русские постоянно нападали и причиняли страшный урон христианам. Но их усмирил в 1501 г. выдающийся полководец, магистр Плеттенберг, уничтоживший в битве 40 000 русских. И они после поражения заключили перемирие на 50 лет (F. 1a). Как мы видим, Геннинг продолжает тиражировать распространенную ошибку, исключая из истории русско-ливонских отношений все русско-ливонские договоры первой половины ХVI в. Вряд ли он мог, как высокопоставленный чиновник, о них не знать. Значит, он сознательно шел на поддержание мифа о 50-летнем мире, достигнутом благодаря грандиозной победе ливонского оружия.

Плеттенберг сдерживал русских, но после его смерти Иван IV стал активно завоевывать соседние государства, покорил «империи» Казань и Астрахань. Это было результатом его кровожданости, молодости, жажды власти. Он упивался своей тиранией, и, несмотря на это, был любим народом — перед смертью большинство русских произносит: «Боже, благослови великого князя». Геннинга, как и других европейцев, мучает вопрос, почему же московиты любят тирана, если он их жестоко угнетает, вплоть до казней и смертоубийства? Ответ прост: русские страшно напуганы и живут в вечном страхе (F. 58a). Поэтому у них в голове и нет других мыслей. Кроме службы своему деспоту, так похожему на восточных сатрапов (Геннинг приводит несколько легенд о тирании и жестокостях восточных правителей).

Итак, тиран-Московит устремил свой взор на Ливонию — ее захват давал прекрасные возможности двигаться дальше и покорять себе все новые и новые христианские страны и народы. Для этого царь должен был цивилизовать свой варварский народ, завести из Европы знания, технологии, ремесленников, артиллерию и т.д. Далее Геннинг излагает дело Шлитте и даже цитирует грамоту о его полномочиях (F. 1a–2a).

Русские использовали 50 лет мира для подготовки к войне, а Ливония погрязла в грехах, разврате, обжорстве, пьянстве, междоусобицах (как пример приводится война на Эзеле), религиозном нестроении и преступлениях отдельных должностных лиц. Неизбежно было наказание Господне за такие грехи, и Бог в качестве первого знака наслал эпидемии и голод. И хотя много людей погибло, для вразумления ливонцев этого оказалось недостаточно. Их судьба описана в 26 главе Книги Левит17(F2b–3b). Символом грядущих бедствий выступает повисшая над Ливонией комета (F. 5b). Здесь очевидны реминисценции и заимствоования из «Хроники» Рюссова, по своему идейному содержанию восходящие еще к Бреденбаху. В дальнейшем Геннинг возвращается к этой мысли, подчеркивая, что судьбы многих из участников событий, приведших Ливонию к вражескому вторжению, сложились трагически (напр., F. 10a).

Конкретным поводом, ввергшим страну в хаос, Геннинг считал решение Вольмарского ландтага 1546 г., по которому иностранный принц мог теперь занимать в Ливонии высшие должности. Это, по его мнению, нарушило традиции, создало угрозу суверенитету и вызвало брожение среди ливонских ландсгерров. Это решение спровоцировало действия архиепископа Вильгельма, вызвавшие вмешательство Короны Польской и «войну коадъюторов» (F. 3a–3b), хотя инцииатором последней Геннинг считает магистра фон Галена (F. 5b).

Хронист также утверждает, что Иван Грозный узнал о Позвольском договоре 1557 г. и о секретном соглашении о ливонско-литовском антирусском союзе, очень рассердился, и это было одной из причин его агрессии. Именно из-за этого он выдвинул требование «юрьевской дани», чтобы принести вред Ливонии (здесь у Геннинга явно нарушена хронология событий). Далее он приводит взаимоисключающие высказывания: с одной стороны, он подтверждает версию об «ошибке переводчика», пишет, что дерптский епископ и его люди согласились только провести расследование, насколько законны требования о дани. Но через несколько строк утверждает, что ливонцы были готовы пойти на все, чтобы избежать войны, собрали дань и отвезли в Москву деньги. А следующее посольство ливонцев во главе с Крузе приехало без денег, хотя они были собраны. А царь Иван в своей злобности и несправедливости все равно напал на Ливонию. Вторжение началось 22 февраля, за 14 дней до этого он прислал объявление войны. Здесь явно спутаны разные события, посольства и т.д., и из их смешения вырисовывается сконструированная картина противостояния благородных и миролюбивых правителей Ливонии с агрессивной Московией (F. 10b–11b).

При описании «войны коадъюторов» (F. 5b–9b), которую он называет гражданской войной — «третьей язвой», которая может поразить народы — хронист сочувственно отзывается о Каспере фон Мюнстере18, указывая на то, что все его пророчества и обвинения в адрес Фюрстенберга сбылись. Фюрстенберг же ему несимпатичен, поскольку позорно и неуважительно вел себя при аресте Вильгельма Бранденбургского и вообще явился виновником многих бедствий. Из оригинальных оценок следует отметить негативные высказывания Геннинга в адрес дипломатической миссии Священной Римской империи при Позволе — послы не смогли заступиться за Ливонию и не спасли ее (F. 10b). Любопытно, что Геннинг вообще придает повышенное значение Позволю — последующие Виленские соглашения и превращение Ливонии в вассала Короны он считает логическим следствием и развитием Позвольского договора, особенно в отношении совместного военного противостояния России (F. 34a).

Пессимистические оценки в отношении Ливонии и ее правителей переносятся и на историю войн за Прибалтику. Геннинг изображает поведение ливонцев в войне с русскими бестолковым: например, их войска, выдвинувшиеся на защиту Нарвы, не могут найти дорогу и беспомощно топчутся в нескольких милях от нее, пока русские захватывают город. Процветает предательство, в том числе высокопоставленных нарвских горожан (F. 12b). Ливонцы похожи на многоголовую змею, оказавшуюся в пылающем кусте: все головы тянут в разные стороны, кричат о своем пути спасения, и в итоге змея может погибнуть (F. 50a). Ландсгерры и их чиновники бесконечно совещаются, склочничают и не могут предложить ничего путного для обороны, а тем временем московиты наступают, а ливонская армия небоеспособна и не может их удержать (F.13b). Ливонцы дошли до того, что предпочитают сдаваться русским, чем ждать помощи от ландсгерров, потому что их никто не защищает, а добровольная сдача в плен гарантирует жизнь (F. 14a).

Возникает проблема неуплаты наемникам положенного жалования, из-за чего они бросают крепости и не хотят сражаться (F. 22b, 23b–24a). Наемники пьянствуют и веселятся с девочками вместо обороны и в итоге сдают русским даже такую первоклассную крепость, как Гапсаль — русские командиры потрясены, они не представляют, что с ними сделал бы царь, если бы они не удержали столь мощную твердыню (F. 58b).

В описании зверств русской армии в Ливонии Геннинг по колориту превосходит многих предыдущих хронистов. Особенно досталось от него Шигалею, который лицемерно лил «крокодиловы слезы» над страданиями ливонцев, несущих муки и кару за их измену и неповиновение Ивану IV. А сам приказывал мучить людей: вспарывать животы беременным женщинам и убивать младенцев, насыпать порох в раны и взрывать людей, надрезать горло и заставлять людей лежать и захлебываться в собственной крови, обмазывать связанных живьем смолой и поджигать. Изнасилования, в том числе малолетних девочек, приобрели массовый характер. Наконец, татары отнимали детей от груди матери, разрубали их на части, отрывали руки и ноги, вспарывали животы, доставали внутренности, жарили и ели детское мясо. Таким образом Шигалей надеялся вразумить ливонцев и принудить их к миру (F.11b–12a).

Подробные описания зверств московитов в Ливонии, написанные, впрочем, достаточно стандартно, с перечислением разных видов убийств, издевательств и мучений, с акцентом на изнасилования и убийства детей, встречаются и в других частях хроники (F. 18a, 24a, 24b, 53а, 54b, 56b, 62a, 63a, 65a, 66а, 68а, 69b–70a).

Русские традиционно сравниваются с турками и язычниками. Они ведут себя в Ливонии, как пантера с обезьянами: притворяются добрыми и милосердными, «ждут, когда обезьяны спустяться с деревьев», а потом нападают на них и являют свою звериную сущность (F. 47b). Особенно масштабный грабеж происходил при выводе русских войск из Ливонии. Геннинг комментирует это цитатой из Эразма Роттердамского: «Солдаты всегда становятся хуже от запаха мира» (F. 76b).

Очевидна дискурсивность многих описаний ливонских трагедий у Геннинга.

Например, он рассказывает о том, как жители Вендена решили подорвать себя, чтобы не попасть в руки московитов (F. 66a, сюжет явно заимствован у Гейденштейна). И пишет: «Надо было видеть…» скорбь людей, собравшихся в круг на коленях с молитвою над пороховым погребом. Все так, только потом эти несчастные жители Вендена, согласно хронике, взорвались — откуда же тогда известны подробности их молитвы, кто же видел эту душераздирающую сцену, описанную с такими подробностями, от которой, по словам Геннинга, сердце тысячекратно могло выскочить из груди? Ведь никто не остался в живых… Факт самоубийства группы прихожан Вендена упоминается многими хронистами и весьма вероятен. Только вот подробности, похоже, Геннинг сочинил по литературному шаблону: «Как должны погибать истинные христиане перед лицом варваров и нехристей».

Жестокость русского царя распространяется и на своих подданных. Геннинг рассказывает о репрессиях 1568–1569 гг., когда группа русской знати якобы хотела сбежать в Польшу. Царь в ответ приказал убивать их, членов их семей, детей, слуг, скотину, собак, кошек и вплоть до рыбы в прудах, чтобы любая память о них была стерта с лица земли (F. 46b). Царь вообще ведет себя как школьный учитель, палками вбивающий любую провинность в головы нерадивых подданных. У тех же, кто служит московитам, «даже совесть в плену» у царя (F. 55b).

На страницах своей хроники автор хвалит Польшу и критикует позиции европейских стран в отношении Ливонии, изображает их враждебными к бедной Ливонии, корыстными и предвзятыми (Швеции — F. 19a, 25–26 a, 27b, 28a, 35a, 38b, 39b, 56a; Дании — F. 23a–23b, 25a, 36b, 76a–76b; Священной Римской империи — F. 29а, 50а) Именно Швецию он считает виновником раскола Ливонии: в 1561 г., когда страна еще считалась частью Священной Римской империи, а союз с Польшей предполагал еще только военную помощь в обмен на замки, которые после войны можно было бы выкупить, Швеция пользуется ситуацией и в ответ на обращение дипломатов из Ревеля захватывает Ревель и другие пункты в Северной Эстонии (F. 28a–28b). Несмотря на попытки ливонских политиков сохранить целостность страны, было поздно, началось ее растаскивание по владениям отдельных монархов.

После 1561 г., по Геннингу, конфликт перешел в плоскость военного противостояния России и Польши. Их вражда описывается очень пафосно. Приводится обмен грамотами (или вымышленными, или сильно искаженными при пересказе), якобы имевший место между Иваном Грозным и Сигизмундом II сразу после перехода Ливонии под сюзеренитет Короны. Русский царь негодовал, что поляки осмелились захватить Ливонию, объявлял о «вечной вражде», обещал войны, кровопролития и опустошение (F. 34b). В ответ Сигизмунд заявил, что тоже обрушится на московитов войной, обратит их в бегство и будет безжалостно преследовать, и нанесет главный удар прежде всего под Смоленском, там, где предки блистательно выиграли сражение (видимо, имеется в виду битва под Оршей в 1514 г., F. 35a).

Впрочем, высказывания Геннинга о Польше и Литве иногда настолько наивны, что граничат с презрением и уничижением в отношении этих стран. Рассказывая о взятии Иваном Грозным Полоцка в 1563 г., он приводит рассуждения ливонцев: ничего страшного, деревянные города в силу их незначительности можно терять.

Наступление русских войск на Вильно, по его мнению, не состоялось из-за того, что русским пообещали пригласить на польский престол либо самого Ивана, либо кого-то из его детей после смерти бездетного Сигизмунда II Августа (F. 38a). Литву он откровенно называет «отсталой страной» (F. 46b).

В целом хроника Геннинга заслуживает гораздо большего внимания историков, чем это было до сих пор. По информативности она немного уступает Рюссову и превосходит Реннера в силу большего хронологического охвата. По обращению к апологетике Кеттлера и преимущественному вниманию к Герцогству Курляндскому она занимает свою особую историографическую нишу. Другие хроники уделяют куда меньше внимания многим сюжетам, раскрытым Геннингом. По некоторым оценкам хронист оригинален и позволяет нам более полно высветить весь спектр дискурсов, бытовавших в ливонском обществе во второй половине ХVI в. То, что это взгляд из 1580-х гг., позволяет говорить о некоторой завершенности, конечности осмысления войны в Ливонии в конце ХVI в.

ПРИМЕЧАНИЯ

* Статья написана по проекту 5.38.62.2011 Тематического плана НИР СПбГУ, Мероприятие 2: «Россия и Балтийский мир в Средние века и Новое время».
1. Henning S. Lifflendische Churlendische Chronica: was sich vom Jahr Christi 1554 biss auff 1590, in der langwierigen Moscowiterischen und andern Kriegen an nothdrenglicher veränderunge der Obrigheit und Stände in Lieffland seider dess letzten herrn Meisters, und Ersten in Lieffland zu Churland und Semigalln Hertzogen, gedenckwirdiges zugetrage. Rostock, 1590.
2. Их перечень см.: Recke J.; Napiersky K. Allgemeines Schriftsteller- und Gelehrten-Lexicon der Provinzen Livland, Esthland und Kurland. Zweyter Band. G-K. Miitavi, 1829. S. 237–239.
3. Warhafftiger vnd bestendiger Bericht wie es bißhero vnd zu heutiger stunde in Religions sachen Im Fürstenthum Churland vnd Semigaln in Lieffland ist gehalten worden: nebenst dem leben vnd seligen sterben Weylands des letzsten Herrn Meisters vnd ersten Hertzogen zu Churland etc. so wol einer Paraenesi, Christlicher vnd trewhertziger Warnunge vnd vermanunge an die Herrn Räthe Ritter vnd Landtschafft desselben löblichen Fürstenthumbs Wie sie sich auch hinfuro
gegen Gott ... erzeigen sollen .... Rostock, 1589. Переиздано в: Scriptores Rerum Livonicarum.
Riga; Leizig, 1858. T. II. S. 291–330.
4. В 1594 и 1595 гг. вышла в Лейпциге. Другие переиздания: 1) Lifflendische churlendische Chronica : was sich vom Jahr Christi 1554 biß auff 1590 gedenckwirdiges zugetragen; mit einer Vorrede von D. Davidis Chytrael. Riga, 1848; 2) переиздание Т. Кальмейера (Theodor Kallmeyer): Henning S. Salomon Henning's lifflendische churlendische Chronica von 1554 bis 1590 und Bericht in Religionssachen… Riga, 1857; 3) опубликована в 1858 г. в: Scriptores Rerum Livonicarum. T. II. S. 195–289; 4) в 1968 г. факсимильное издание лейпцигской публикации 1594 г. вышло в Ганновере: Lifflendische Churlendische Chronica: was sich vom Jahr Christi 1554 biss auff 1590 in den langwierigen Moscowiterischen vnd andern Kriegen ... Gedenckwirdiges zugetragen. Hannover, 1968.
5. Schiemann T. Salomon Hennings Livländischkurländische Chronik. Mitau, 1874.
6. Salomon Henning's Chronicle of Courland and Livonia / Translated, with introduction and notes by J. Smith, J. Ward Jones, and W. Urban; ed. by V. Zeps. Dubuque, Iowa: Baltic Studies Center, 1992. Книга в онлайн-версии: department.monm.edu/history/urban/books/Henning.html (последнее посещение 12 декабря 2011 г.)
7 Hormuth D. Livonia est omnis devisa in partes tres. Studien zum mental mapping der livlandischen Chronistik in der Frühen Neuzeit (1558-1721). Stuttgart, 2012. S. 77–92.
8. Ссылки на текст хроники мы даем по ее лейпцигскому изданию 1594 г. в тексте в скобках.
9. Геннинг описывает прозрение Магнуса — когда он, не в силах вынести русскую агрессию, в ответном письме к Ивану Грозному называл свое герцогство «маленькая страна Бога» (Gottes Ländischen), и перед подданными выразил убежденность в том, что Господь больше не позволит угнетать его народ (F. 63b).
10. Тема наказания и Воздаяния вообще одна из центральных у Геннинга — Россия за нападение на Ливонию также была наказана нашествием татар и московским пожаром 1571 г. (F. 52a). В другом месте, рассказывая о болезни русского посла, Геннинг пишет, что русские виноваты и так им и надо, это им месть за злодейства, совершенные в Ливонии (F. 57b). Русский царь Иван IV закончил свои дни трагически и позорно, как это часто бывает с тиранами: убил своего сына (поспорив с ним о войне в Ливонии) и умер сыноубийцей, больше не зная ни одной счастливой минуты (F. 73b).
11. Девид Хитрей (David Chytraeus, 1530–1600), немецкий теолог, историк, ректор Ростокского университета, в своих сочинениях неоднократно обращался к ливонской проблематике. Он приводит краткое описание Ливонии в «Вандалии и Саксонии» (Chytraeus D. Vandaliae et Saxoniae A. Cranzii continuatio, ah anno Christi 1500, ubi ille desiit; per studiosum quendam histonarum instituta. Accessit Metropolis seu Episcoporum in viginti dioecesibus Saxoniae catalogus, usque ad praesentem annum 1585 deducta. Wittenberg, 1586. F. 22–24. Сочинение является продолжением «Вандалии» Альберта Кранца, вышедшей в 1519 г.). В его «Саксонской хронике» Ливонской войне уделено несколько страниц, в основном компилятивных (Chytraei D.Chronici Saxoniae i vicini orbis Arctoi: Par Tertia. Ab anno Christi 1550 vsq ad 1580. Lubecae, 1593. S. 99–101, 103–107, 118–126, 155–156, 160–168, 230–235, 262–309 (условия II Виленского соглашения), 322–324, 325–344, 396, 433–435, 459–469, 507–511, 527–528, 537–538, 547–549, 554–559 (бескоролевья), 567–568, 570–580 (война за Данциг Батория), 606–612,626–661; Chytraei D. Chronici Saxoniae i vicini orbis Arctoi: Par 4. Ab anno Christi 1580 vsq ad 1593. Lubecae, 1593. S. 19–23). О нем см.: Detloff K. David Chytraeus als Geschichtslehrer und Geschichtschreiber. Rostock, 1908; Keller R. Die Confessio Augustana im theologischen Wirken des Rostocker Professors David Chyträus (1530–1600). Göttingen, 1994; David Chytraeus (1530–1600). Norddeutscher Humanismus in Europa. Beiträge zum Wirken des Kraichgauer Gelehrten / Hrsg. von K.-H. Glaser. Ubstadt-Weiher, 2000.
12. Геннинг вообще большой моралист именно с позиций христианской нравственности. Описывая двойное предательство Таубе и Крузе (предали ливонцев, а потом изменили и Ивану Грозному) он осуждает их и за сотрудничество с врагом, и за то, что принеся ему клятву верности (хронист ее даже цитирует), потом цинично ее нарушили, погубив свои души (F. 52a–53 b). То есть их грех клятвопреступления затмевает то, что они его сделали во имя интересов Ливонии.
13. В других хрониках роль Кеттлера как спасителя Отечества оценивалась гораздо скромней. Ф. Ниенштедт пишет, что Кеттлер не решился выступить против русских и беспомощно топтался в трех милях перед Нарвой (Ниенштедт Ф. Ливонская хроника // Сборник материалов и статей, относящихся к истории Прибалтийского края. Рига, 1880. С. 355–400; Рига, 1883. Т. 4. С. 15).
14. Речь идет о неформальном политическом лидерстве. Кеттлер официально занял должность магистра в мае 1559 г.
15. По приказу Кеттлера, день 15 января был объявлен в Ливонии ежегодным праздничным днем в честь победы над московитами (F. 71b).
16. Согласно легенде, в 684 г. от основания Рима (около 70 г. до н. э.) на город Тулузу напали римляне во главе с консулом Сципионом. Среди трофеев было золото, возможно, из святилища. Однако на обратном пути на флот Сципиона напали враги, золото до Рима не доехало, а сам Сципион попал под суд. Все, кто имел отношение к золоту, получили несчастливые судьбы, их всю жизнь преследовали бедствия. В средние века ходила поговорка: «Habet aurum Tolosanum» («У него золото из Тулузы»). Так говорили о человеке, на котором печать несчастья, у которого ничего не выходит, хотя, казалось бы, сначала он сумел разбогатеть.
17. 26-я глава Книги Левит призывает не впадать в грех беззакония, не поклоняться лживым Богам и внимать предупреждениям Господа. Если же этого не происходит, то Бог наказывает народ нашествием иноплеменных: «Оставшимся из вас пошлю в сердца робость в земле врагов их, и шум колеблющегося листа погонит их, и побегут, как от меча, и падут, когда никто не преследует, и споткнутся друг на друга, как от меча, между тем как никто не преследует, и не будет у вас силы противостоять врагам вашим; и погибнете между народами, и пожрет вас земля врагов ваших; а оставшиеся из вас исчахнут за свои беззакония в землях врагов ваших и за беззакония отцов своих исчахнут; тогда признаются они в беззаконии своем и в беззаконии отцов своих, как они совершали преступления против Меня и шли против Меня, [за что] и Я шел против них и ввел их в землю врагов их; тогда покорится необрезанное сердце их, и тогда потерпят они за беззакония свои» (Лев. 26: 36–42)».
18. Ниже Геннинг описывает страшную смерть фон Мюнстера в Ашерадене в 1577 г., когда русские просто выкинули старика умирать за стены замка (F. 63a), и при этом замечает, что каждого человека, независимо от того, каких высот он достиг, настигает его судьба.

Петербургские славянские и балканские исследования, 2013. № 1. С. 157-168.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Ким А. А. Война между Бохаем и Китаем в 732-735 гг.
      Автор: Saygo
      В 698 г. было создано первое государство на Дальнем Востоке России, позже известное как Бохай. В своем развитии молодому государству пришлось преодалеть ряд трудностей, но самым большим испытанием для Бохая стала война с могущественной державой Евразии - Танским Китаем.
      Как правило, российские и зарубежные историки практически не уделяют внимания событиям и итогам этой войны. Это связано с тем, что в китайских и силланских хрониках очень мало материалов по этой теме. Однако, анализируя информацию, которая не имеет отношения к самим военным действиям, но совпадает с ними по времени, возможно проследить причинно-следственные связи этого конфликта.




      Стела из Бохая, Национальный музей Кореи

      Голова дракона из Бохая, Национальный музей Кореи

      Кирпич из Бохая с иероглифами shang jing 上京 - "Верхняя столица". Национальный музей Китая

      В 719 г. Да Цзожун (основатель Бохая) умер. На престол взошел его старший сын Да Уи (в корейском варианте Тэ Му Е), который унаследовал титулы и должности своего отца и получил инвеституру от империи Тан1.
      Сразу после восшествия на престол Да Уи ввел свое летоисчисление. В то время в Восточной Азии привилегией устанавливать собственный календарь пользовались только императоры - правители Тан и Японии. Этой политической акцией Да Уи продемонстрировал не только независимый характер своего государства, но и свои амбиции2.
      Его деятельность сразу создала условия для столкновения с империей Тан, так как многие мохэские племена поддерживали дипломатические отношения с Китаем и являлись его вассалами. Да Уи смог добиться того, что часть мохэских племен посылала свои посольства в Китай вместе с бохайскими представителями или должна была оповещать Бохай об отправке своих посольств в империю Тан.
      В 726 г. неожиданно, без предупреждения Бохая, хэйшуй мохэ отправили в империю Тан посольство с данью и обратились с просьбой о покровительстве. Китайский император дал мохэсцам аудиенцию3. В результате империя Тан объявила о создании своего ведомства на территории хэйшуй мохэ и отправила туда своих чиновников4.
      Да Уи рассматривал это как попытку империи Тан заключить союз с хэйшуй мохэ против Бохая. Поэтому он решил нанести превентивный удар по мохэским племенам5. При обсуждении намерения Да Уи начать поход против хэйшуй мохэ его младший брат Да Мэньи (в корейском варианте - Тэ Мун Е) выступил против б. Война с империей Тан, войска которой, по мнению Да Мэньи, в десять тысяч раз превышали по численности бохайские, неминуемо должна была привести к гибели Бохая 7.
      Конфронтация между братьями закончилась тем, что младший из них был вынужден бежать в Китай8, где его гостеприимно приняли. Тогда Да Уи отправил в Китай послов Ма Мун Квэ и Чхонъ Муль А с письмом, в котором перечислял преступления своего младшего брата и просил казнить перебежчика (по другим данным бохайский король просил выдать брата)9. Империя Тан ответила на это отказом, мотивируя свое решение тем, что "Мэньи в беде и изъявил нам покорность, его нельзя убить".
      Да Уи остался недоволен. Китайское государство, в свою очередь, увидело непочтительность к себе со стороны Бохая. Было очевидно, что Да Уи пытался давить на империю Тан.
      Однако отношения между Тан и Бохаем внешне по-прежнему оставались спокойными. Обе стороны, судя по всему, не были готовы к крупномасштабным военным действиям. Но конфликт назревал10. В 727 г. Да Уи отправил первое посольство в Японию, где Бохай был представлен как "вернувший древние земли Когурё" 11, налаживал контакты с киданями и тюрками.
      В 732 г. Бохай располагал большим флотом и сравнительно сильной армией. Но при этом бохайское государство не имело опыта столкновения с сильными противниками - тюрки находились от них далеко, а борьба с танской армией была давно - более 30 лет тому тазад. Поэтому Да Уи мог просто не иметь представления о мощи китайской империи, что и показал его спор с младшим братом. Тот факт, что Да Цзожун в свое время разгромил карательную армию танского полководца Ли Кайгу (698), мог дезориентировать второго бохайского правителя, и он явно недооценивал империю Тан. Успешные действия против Сипла и мохэ позволили Да Уи решиться на более серьезный шаг - конфликт с Китаем.
      При этом сам бохайский правитель не стремился к скорому столкновению с империей Тан. Возможно, он искал весомого повода для войны. Последующие события показали, что Бохай был готов к войне на севере и на море. Боевые действия Китая с киданями и их сторонниками си (киданьские племена были наиболее надежными союзниками Бохая против империи Тан) в начале 730-х гг. подтолкнули Да Уи к решительным действиям.
      732 г. также стал решающей вехой в отношениях между Бохаем и Сипла. Он обозначил конец доминирования Бохая на Корейском полуострове и привел к сравнительному равновесию в данном регионе.
      В 715 г. киданьские племена усилились, вышли из-под власти тюрок и наладили связи с Китаем12, но в 730 г. киданьский вождь Кэтуюй снова перешел на сторону тюрок, в результате начались боевые действия против Китая. К киданям присоединились племена си.
      В третьем месяце 20-го г. Кай-юань танского Сюань-цзуна (732) войска империи Тан разгромили армии восставших киданей и си. Первые отступили на север, вторые подчинились китайцам. Возможно, си не очень стремились к войне с Китаем, так как были привлечены к военным действиям киданями. По своей сути, киданьские племена были для Да Уи своего рода буфером между Бохаем и Китаем. Ослабление киданей создавало угрозу для Бохая, что привело к началу военного столкновения.
      В девятом месяце 20-го г. Кай-юань (732 г.) Да Уи предпринял внезапные военные действия против империи Тан. Бохайский флот под командованием генерала Чжан Вэньсю (в корейском варианте Чжань Мюн Хю) напал на Дэнчжоу. Бохайцы убили начальника этой крепости цыши (градоначальника) Вэй Цзюня (Ви Чжуна) и перебили тех, кто оказал сопротивление13. Для многих ученых до сих пор является спорным вопрос, как такое сравнительно небольшое государство, как Бохай, решилось первым напасть на империю Тан.
      Инцидент с Дэнчжоу стал первым актом войны. По мнению южнокорейских исследователей, Дэнчжоу был открытым портом, важным стратегическим пунктом империи Тан14, и нападение на него носило превентивный характер15. Эти утверждения не лишены оснований, однако, у бохайцев были и другие причины для нападения именно на этот порт. У империи Тан был сильный флот. Известно, что Китай во время восстания киданей в 696 - 697 гг. перебрасывал морем в тыл противника десант, насчитывавший десятки тысяч солдат.
      Скорее всего, Дэнчжоу был базой для имперского флота. Нападение на этот порт позволил бохайцам ликвидировать военные корабли противника и тем самым обеспечить себе безопасное море. А на суше, учитывая, что значительную часть бохайского войска составляла мохэская конница и главные союзники бохайцев - ки-даньские племена - также располагали превосходной кавалерией, Да Уи мог рассчитывать на определенные успехи.
      Как известно, против китайской армии кавалерия была более эффективной, чем пехота. Мобильные конные отряды сводили на нет численное превосходство огромных китайских армий, что было не раз доказано в войнах кочевников против Поднебесной. Быстрый разгром военных кораблей империи Тан заставил Китай отказаться от действий на море и отдать инициативу в военных действиях Бохаю.
      Тот факт, что бохайцы смогли легко узнать о месте расположения китайского флота и уничтожить его, говорит еще и о том, что они имели хорошую разведку. Для проведения разведовательной деятельности были возможны несколько вариантов - бохайские посольства, бохайские заложники при императорском дворе, которые служили в сувэй, и торговые миссии.
      Варианты посольств и заложников можно сразу отбросить - для столь успешного нападения необходимо было располагать свежей информацией о количестве кораблей и месте их расположения. К тому же необходимо было рассчитать, сколько бохайских воинов и кораблей необходимо для успешного нападения на Дэнчжоу. В результате подсчета единиц танского флота, бохайские военные обнаружили, что им не хватает своих кораблей для разгрома Дэнчжоу и прибегли к помощи морских пиратов. Такую информацию невозможно получить, находясь при императорском дворе - во-первых, он расположен слишком далеко от Дэнчжоу, во-вторых, для передачи таких сведений в Бохай ушло бы слишком много времени. Следовательно, бохайцы, служившие при императоре Китая, не могли снабжать Да Уи подобной информацией.
      Что касается посольств, то они находились в Дэнчжоу слишком мало времени, чтобы изучить положение и собрать сведения.
      Поэтому можно предположить, что разведывательные функции были возложены на торговые миссии. Они прибывали вместе с посольствами, но располагали большей свободой действий, вызывали меньше подозрений и могли собрать ценную информацию. Танская администрация не могла полностью контролировать их действия.
      В то время как бохайский флот добился важного успеха на море, сухопутная бохайская армия почти дошла до Великой Китайской стены и оккупировала ряд крепостей в округе Ючжоу. Киданьские племена оказали помощь бохайцам в военных действиях против империи Тан16. Бохайцев и их союзников киданей танской армии удалось остановить только у гор Мадушань17.
      На помощь Тан также прибыли 5 тыс. всадников хэйшуй мохэ и шивэй. Тот факт, что в летописи упоминаются конные отряды союзников, хотя 5 тыс. воинов нельзя назвать значительным контингентом по меркам китайской империи, располагавшей армиями в сотни тысяч воинов, может свидетельствовать о важности данного события. Скорее всего, в китайской армии не хватало кавалерии. Да и сама система обороны танского генерала У Чэнцы (загораживание дорог камнями) была рассчитана на ограничение действий конницы. К тому же сам факт присутствия мохэской и шивэйской кавалерии мог играть важную роль для китайской армии в моральном плане - создавалось представление, что империя Тан была не одна в борьбе с бохайскими войсками.
      В первом месяце 21-го г. Кай-юань (733 г.) империя Тан заставила бохайского перебежчика Да Мэньи прибыть в зону военных действий, собрать большую армию и прийти на помощь У Чэнцы. По-видимому, танские генералы были плохо знакомы с бохайской армией и нуждались в опытном советнике. В конце концов, китайцы вынудили войска Да Уи отступить18.
      Быстрые действия бохайских вооруженных сил показывают, что Да Уи был готов к конфликту с Китаем. Армия и флот были мобилизованы заранее. Поэтому можно предположить, что Бохай вступил бы в войну с империей Тан независимо от поражения киданей и си.
      Успешные действия бохайских войск заставили империю Тан искать выход из тяжелого положения. Бохайские послы и заложник при императорском дворе были высланы в южные районы империи19. Империя Тан объявила военную мобилизацию в Ючжоу, потом обратилась за помощью к Сипла, предлагая силланцам совместно напасть на Бохай20.
      Силланцы также вполне могли рассчитывать на расширение своей территории за счет Бохая и признательность со стороны Тан21. Вполне допустимо, что для Сипла было очень важно наладить хорошие отношения с империей Тан из-за давления со стороны Бохая, который был номинальным вассалом Китая и этим пользовался против Сипла. Для Тан союз с силланцами теперь становился выгодным, так как неприятной альтернативой этому было участие Сипла в коалиции киданей, тюрок и Бохая против Китая22.
      Связь между союзниками поддерживалась через силланского посла Ким Са Рана. В империи Тан командующим силланской армией, готовившейся выступить против Бохая, был назначен генерал Ким Юн Чжун. Однако совместная атака не получилась из-за сильного снегопада и холода23. Снег занес все горные дороги, и они стали непроходимы, больше половины силланского войска погибло. Силланцы были вынуждены вернуться назад24. Танская армия не смогла сломить сопротивление бохайских войск и также отступила25.
      Несмотря на провал военной экспедиции, это событие оказало влияние на ход войны между Бохаем и Тан. Сипла показала, что может помочь Китаю, и бохайцы теперь должны были учитывать возможность нападения на них с южной границы.
      Между тем, империи Тан все же удалось создать антибохайскую коалицию из хэйшуй мохэ, шивэй и Сипла. Китай и его союзники смогли охватить Бохай с севера, юга и запада. Положение Бохая резко ухудшилось. В 733 г. у тюрок продолжались внутренние распри, и они не могли вести крупномасштабные военные действия против Китая. В итоге основное противостояние с империей Тан ложилось на Бохай, в борьбе с Сипла Япония не оказала поддержки Бохаю 2б. Единственным, помимо Бохая, серьезным противником Китая оставались только кидани. Но после поражения от империи Тан в 732 г. они не располагали большими силами и не могли быть ядром для антикитайской коалиции. В результате бохайский правитель Да Уи взял курс на нормализацию отношений с империей Тан.
      Но главную угрозу для него представлял младший брат, который мог объединить недовольных Да Уи в Китае. К тому же империя Тан имела возможность использовать Да Мэньи против Да Уи. Поэтому бохайский правитель стремился ликвидировать своего близкого родственника.
      Для этого он направил людей в Восточную столицу Тан, которые привлекли наемных убийц. Но младший брат бохайского правителя сумел избежать смерти, а убийцы были схвачены и казнены27. После этого (в 733 г.) в Тан прибыло бохайское посольство с просьбой о прощении28. Танские войска в это время потерпели поражение от киданей, которых поддерживали тюрки. Поэтому мирные отношения были выгодны обеим сторонам. Китай все еще вел тяжелую борьбу с киданями и тюрками, конфликт 732 - 733 гг. ясно показал силу бохайской армии, хотя очевидно, что длительный военный конфликт был бы не в пользу Да Уи. К тому же бохайское население не поддержало Да Мэньи против его старшего брата, что оказало свое влияние на позицию китайских сановников.
      Существуют определенные разночтения по поводу периода войны. В России обычно указывается период 732 - 733 годы. В Корее полагают, что военные действия продолжались до 735 года. Таким образом, время войны увеличивается до 4-х лет. Это связано с тем, что российские исследователи считают, что война закончилась с прибытием бохайского посольства с извинениями в 733 году. Но в Корее отмечают, что сам факт прибытия посольства не означал конца военных действий. Несмотря на данное посольство, военные действия Сипла, мохэ и шивэй против Бохая не прекращались - империя Тан физически не могла сразу закончить войну своих союзников. Фактическим прекращением войны можно считать 735 г., когда империя Тан "даровала" силланцам земли к югу от реки Пхэ.
      Поэтому принято считаеть, что мир между империей Тан и Бохаем был восстановлен в 735 году. По своей сути, война подтвердила слова Да Мэньи, младшего брата второго бохайского правителя, о том, что Бохай в одиночку не мог бороться с империей Тан. Да Уи пошел на мир с Китаем, но продолжал вражду с Да Мэньи, несмотря на то, что его брат был прав. Возможно, что второй бохайский правитель понимал абсурдность такого положения, но для объяснения своих внезапных военных действий ему пришлось пожертвовать родственными связями.
      Эта война могла привести к гибели бохайского государства из-за просчетов Да Уи, который недооценил могущества империи Тан, как военного, так и политического. К тому же Да Уи переоценил возможности своих союзников. Но при этом допустим вариант, что у него не было выбора, так как речь шла о поддержке киданей - наиболее верных союзников, стоявших между ним и Китаем.
      Китай в 735 г. передал Сипла земли южнее реки Пхэган (совр. р. Тэдонган)29, которые формально находились под властью Китая30. Таким образом империя Тан отблагодарила силланцев за помощь в войне с Бохаем. Судя по всему, такое решение было принято не сразу, поскольку мир с Бохаем был установлен в 733 году.
      Скорее всего, Китай обдумывал свои дипломатические действия - ведь ему было необходимо ослабить бохайцев и поддержать силланцев. По мнению многих южнокорейских исследователей, эти земли были захвачены силланцами, но танский император до 735 г. официально не признавал их силланскими владениями31.
      Скорее всего, на эти земли имел также свои претензии Бохай, а для империи Тан было очень важно усиление Сипла в качестве противовеса Бохаю. Нам неизвестно, кто проживал на тех землях, но очевидно, что этим ходом Китай хотел углубить конфликт между Бохаем и Сипла, потому что вполне вероятно, что бохайцы интересовались освоением этих земель.
      Также допустим вариант, что земли к югу от Пхэ были в действительности бохайскими. Но Бохай был вынужден уступить их империи Тан, так как не мог воевать против коалиции. Однако бохайские войска боролись с силланцами за спорные территории долгое время.
      К сожалению, китайские и корейские летописи не содержат информации о награждении Китаем мохэсцев и шивэй за участие в войне против Бохая. Можно только предположить, что союзники империи Тан не были обделены своим сюзереном.
      Как правило, историки разных стран диаметрально противоположно рассматривают итоги этой войны. Корейские ученые считают, что война успешно закончилась для Бохая, заостряя внимание на рейде в Дэнчжоу и прорыве до Мадошаня32, но умалчивают о том, что Бохай попросил прощения 33. Китайские историки считают, что Бохай был просто провинцией Китая 34, и полагают, что войны не было, а был просто бунт, который закончился положительно для империи Тан. Длительное время, в силу политических причин, советские и российские историки придерживались позиции корейских коллег.
      На наш взгляд, война между Тан и Бохаем имела место, так как последний не был китайской провинцией. Как таковая война против Тан закончилась поражением Бохая - он был вынужден отдать часть своих территорий на юге, его доминирование на Корейском полуострове закончилось, и долгое время Бохай вообще не выступал против Китая и его союзников.
      Но при этом империи Тан не удалось уничтожить своего противника. С одной стороны, у Китая в тот период времени возникли проблемы с тюрками, с другой, - ликвидация Бохая не являлась важной задачей для Тан. К тому же китайские сановники, судя по всему, отдавали себе отчет в том, что в случае уничтожения Бохая больше всего выигрывала Сипла. Точно так же Сипла выиграла, когда совместно с империей Тан разгромила Когурё и Пэкче, а затем выгнала с их территорий китайскую армию. Пример полувековой давности еще не был забыт Китаем и разгром Бохая уже не входил в его планы.
      Использование китайскими сановниками Да Мэньи против его старшего брата оказалось неудачным - несмотря на его помощь в изгнании бохайской армии от Мадушаня, все дальнейшие попытки продвинуть его не имели успеха. Его не поддержало бохайское население, поэтому свержение Да Уи с сохранением бохайского государства стало невозможным.
      Победа империи Тан и ее союзников оказалась неполной. Главной причиной этого являлись не только успехи Бохая, но и недоверие союзников друг к другу.
      Примечания
      1. ВАН ЧЭНЛИ. Чжунга лунбэй-до бохай-го юй дунбэйя (Государство Бохай Северо-востока Китая и Северо-восточная Азия). Чанчунь. 2000, с. 156.
      2. Пархэса (История Бохая). Сеул. 1996, с. 116.
      3. Там же, с. 117.
      4. Там же, с. 102.
      5. Там же, с. 32.
      6. Там же.
      7. Там же, с. 117.
      8. СОНЪ КИ ХО. Пархэрыль таси понда (Еще раз о Бохае). Сеул. 1999, с. 69.
      9. История Бохая, с. 33.
      10. ИВЛИЕВ А. Л. Очерк истории Бохая. Российский Дальний Восток в древности и средневековье: открытия, проблемы, гипотезы. Владивосток. 2005, с.449 - 475.
      11. СОНЪ КИ ХО. Пархэ чжончхи ёкса ёнгу (Исследование политической истории Бохая). Сеул. 1995, с. 118.
      12. ИВЛИЕВ А. Л. Ук. соч., с. 456.
      13. САМСУГ САГИ. Исторические записки трех государств. М. 1959, с. 219.
      14. КИМ ЫН ГУК. Пархэ мёльманы вонъин: сиган-конъканчогын (Причины гибели Бохая: пространственно-временной подход. Сеул. 2005, с. 77 - 88.
      15. КИМ ЧЖОНЪ БОК. Пархэ гукхоы сонрип пэкёньква ыми (Значение и история создания государственного названия Бохая) Сеул. 2005, с. 117.
      16. Исследование политической истории Бохая, с. 216.
      17. История Бохая, с. 102.
      18. Государство Бохай..., с.156.
      19. ИВЛИЕВ А. Л. Ук. соч., с. 456.
      20. ПАК СИ ХЁН. Пархэсаёнгу вихаё (К изучению истории Бохая). Сеул. 2007, с. 7 - 68.
      21. История Бохая, с. 33.
      22. Там же, с. 123.
      23. ТИХОНОВ В. М. История Кореи. Т. 1. М. 2003, с. 213.
      24. САМГУК САГИ. Ук. соч., с. 219.
      25. История Бохая, с. 3.
      26. Там же, с. 33.
      27. Ю ТЫК КОН. Пархэ го (Исследование Бохая). Сеул. 2000, с. 74.
      28. ВАН ЧЭНЛИ. Ук. соч., с. 156.
      29. ТИХОНОВ В. М. Ук соч., с. 213 - 214.
      30. История Бохая, с. 4.
      31. Там же, с. 123.
      32. ПАК СИ ХЁН. Пархэса (История Бохая). Сеул, 1995, с. 10.
      33. ИВЛИЕВ А. Л. Ук. соч., с. 449 - 475.
      34. СУНГ ХОНГ. Мохэ, Бохай и чжурчжэни. Древняя и средневековая история Восточной Азии: к 1300-летию образования государства Бохай: материалы Международной научной конференции. Владивосток. 2001, с. 80 - 89.
    • Китайские источники о Восточной Африке
      Автор: Чжан Гэда
      Сообщение Фэй Синя о Могадишо и Брава.
      Могадишо и Брава – города на восточном побережье Африки. Один из китайских путешественников, Фэй Синь, писал об этих городах. Хотя в нашем распоряжении и нет сообщения Фэй Синя о Килве, об этом имеется упоминание в нормативной династийной истории «Мин ши».
      Фэй Синь (1388-1436?) сопровождал Чжэн Хэ во время нескольких его походов. Его сообщения являются одним из лучших источников по истории китайских путешествий в Восточную Африку. Он родился в семье военного чиновника в Куньшане, Сучжоу, одном из главных городов провинции Цзяннань в империи Мин. Его сочинение называется «Синча шэнлань», что можно перевести как «Общий отчет о плавании Звездного Плота». «Звездными плотами» называли корабли, на которых к месту назначения отправлялись посланцы китайского императора. Первое издание его книги было осуществлено в 1436 г. Несколькими годами позже Фэй Синь издал иллюстрированную версию своего сочинения.
      Английский перевод текста был опубликован У.У. Рокхиллом (W.W. Rockhill) в «Заметках о сношениях и торговле Китая с Восточным Архипелагом и береговыми областями Индийского океана в XIV в.». ("Notes on the Relations and Trade of China with the Eastern Archipelago and the coasts of the Indian Ocean During the Fourteenth Century" // T'oung pao, vol.XVI (1915), pp.419-47; vol.XVI (1917), pp.61-159; 236-71; 374-92; 435-67; 604-26).
      Источники:
      Ма Хуань «Иньяй шэнлань» (Общий отчет об океанском побережье) «The Overall Survey of the Ocean's Shores», перевод и комментарии J.V.G. Mills (Cambridge: Cambridge University Press, 1970), pp.59-64. Ван Гунъу «Фэй Синь» в «Словаре биографий выдающихся деятелей периода Мин» (L.Carrington Goodrich & Chaoying Fang «The Dictionary of Ming Biography» (New York: Columbia University Press, 1976), pp.440-441). Сообщение Фэй Синя о порте Брава (Бу-ла-ва):
      «Идя к югу от Бе-ли-ло (Беллигам) на Си-лань (Цейлон), через 21 день можно достигнуть земли. Она расположена неподалеку от владения Му-гу-ду-шу (Могадишо) и протянулась вдоль морского берега. Городские стены сложены из обломков скал, дома – из камня. На острове нет растительности – широкая солончаковая равнина. Есть соляное озеро, в котором, тем не менее, растут деревья с ветвями. Через длительный промежуток времени, когда их плоды или семена побелеют от соли, они (жители города) выдергивают их из воды. По характеру своему жители мужественны. Они не обрабатывают землю, но добывают себе пропитание рыбной ловлей. Мужчины и женщины зачесывают волосы вверх, носят короткие рубашки и обматывают их куском хлопчатобумажной ткани. Женщины носят золотые серьги в ушах и подвеску в виде бахромы. У них есть только лук и чеснок, но нет тыкв никаких видов. Произведения этой земли – животное маха (циветта?), которое подобно шэчжану (мускусному оленю), хуафулу (зебра?), подобный пегому ослу, леопард, олень цзи, носорог, мирра, ладан, амбра, слоновья кость и верблюд. Товары, используемые [китайцами] для торговли [с ними] – золото, серебро, атлас, шелка, рис, бобы и фарфор. [Их] правитель, тронутый императорской щедростью, послал дань [нашему] двору».
      Сообщение Фэй Синя о Джиумбо (Чу-бу):
      «Это место примыкает к [владению] Му-гу-ду-шу (Могадишо). Деревня довольно пустынна. Стены из обломков скал, дома сложены из камней. Нравы их также чисты. Мужчины и женщины зачесывают волосы вверх. Мужчины обертывают прическу куском хлопчатобумажной ткани. Женщины, когда они выходят [из домов в город], имеют головную накидку из хлопчатобумажной ткани. Они не показывают свои тела или лица. Почва желтовато-красноватого цвета. По многу лет не бывает дождя. Нет растительности. Они поднимают воду при помощи зубчатых колес из глубоких колодцев. Добывают пропитание рыбной ловлей. Произведения этой земли – львы, золотые монеты, леопарды, птицы с ногами верблюда (страусы?), которые в вышину достигают 6-7 футов, ладан, амбра. Товары, используемые [китайцами] для торговли [с ними] – алый атлас, легкие шелка, золото, серебро, фарфор, перец, рис. [Их] правитель, получив дары от [нашего] императора, преисполнился благодарности и послал дань [нашему двору]».
      Сообщение Фэй Синя о Могадишо (Му-гу-ду-шу):
      «Если идти от Сяо Гэлань (Кулам) при благоприятном ветре, можно достичь этого владения за 20 дней. Оно расположено на берегу моря. Стены представляют собой нагромождение камней, дома сложены из камней и имеют 4-5 этажей в высоту, готовят пищу и принимают гостей на самом верху. Мужчины заплетают волосы узелками, свисающими вокруг головы, и оборачивают вокруг талии кусок хлопчатобумажной ткани. Женщины зачесывают шиньон сзади и расцвечивают его верхушку желтой краской. С их ушей свисают связки (?), вокруг шеи они носят серебряные кольца, с которых до груди свисает бахрома. Когда они выходят [на люди], то прикрывают себя покрывалом из хлопчатобумажной ткани и закрывают свои лица вуалями из газа. На ногах они носят башмаки или кожаные сандалии. У гор страна представляет собой каменистую пустыню с коричневатой землей. Земля тощая, урожай скудный. Может не быть дождя на протяжении нескольких лет. Они (местные жители) копают очень глубокие колодцы и поднимают воду в мешках из овечьих шкур при помощи зубчатых колес. [По характеру своему] они возбудимы и упрямы. Искусство стрельбы из лука входит в обучение их воинов. Богатые дружелюбно относятся к народу. Бедные кормят себя рыбной ловлей при помощи сетей. Рыбу они сушат и едят, а также кормят ей своих верблюдов, коней, быков и овец. Произведения этой земли – ладан, золотые монеты, леопарды, амбра. Товары, используемые [китайцами] для торговли [с ними] – золото, серебро, разноцветный атлас, сандаловое дерево, рис, фарфор, цветная тафта. [Их] правитель, соответственно с обычаем, послал дань [нашему двору]».
      Источники:
      Теобальдо Филези, перевод Дэйвида Моррисона «Китай и Африка в Средние Века» (Teobaldo Filesi. David Morison trans. China and Africa in the Middle Ages. (London: Frank Cass, 1972), рp. 37-39). http://domin.dom.edu/faculty/dperry/hist270silk/calendar/zhenghe/feihsin.htm
    • Сочинение, написанное с целью выявления обстоятельств разгрома наголову императором Тайцзу минских войск у горы Сарху-Алинь
      Автор: Чжан Гэда
      СОЧИНЕНИЕ, НАПИСАННОЕ С ЦЕЛЬЮ ВЫЯВЛЕНИЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ РАЗГРОМА НАГОЛОВУ ИМПЕРАТОРОМ ТАЙЦЗУ МИНСКИХ ВОЙСК У ГОРЫ САРХУ-АЛИНЬ.
      Вот что я написал с целью выявления обстоятельств разгрома наголову минских войск у горы Сарху нашим императором Тайцзу в год желтоватой овцы.
      Как говорят, когда приближается возвышение династии, обязательно бывает доброе предзнаменование. Тот, кто жалует добрым знаком, находится на небе, тот же, кто достоин небесной награды, находится среди людей.
      Моя ничтожная особа видела полный разгром минских войск в год желтоватой овцы у горы Сарху нашим императором Тайцзу и полностью убедилась в достоверности этого события.
      В то время, когда только начали закладываться основы государства, во всем был недостаток. Количество земель не достигало нескольких тысяч, всего войска было меньше десяти тысяч. Но по причине того, что у императора и вельмож, как у отца с сыновьями, были общие намерения и единые силы, а состояние войска было здоровым, они с помощью неба сумели разгромить двухсоттысячное минское войско. Каждый раз, когда с почтением смотрю летопись династии, я, тронувшись сердцем и роняя слезы, думаю о тяжелых трудах деда хана Тайцзу и восхваляю большое усердие вельмож того времени. Почтительно в соответствии с летописью династии я описал для обнародования это событие.
      В год желтоватой овцы хан Минского государства, назначив Ян Хао, Ду Суна, Лио Тина и других и выдавая двести тысяч войска за четыреста, начал поход. На центральном направлении левого фланга Ду Сун, Ван Сиован, Чжао Мэнли, Чжан Чиовань с шестьюдесятью тысячами войска, поднимаясь по реке Хунэхэ вышли к крепости Фуси[1]. На центральном направлении правого фланга Ли Жубэ, Хо Шихянь, Ян Минтай с шестьюдесятью тысячами войска, держась зеленой дороги, вышли к крепости Яху[2]. На северном направлении левого фланга Ма Линь, Мая Янь, Пан Цзунъянь с сорока тысячами войска выступили на Кайюваньскую дорогу[3], где соединились с войсками государства Ехэ[4], и вышли к заставе Саньчара. На южном направлении правого фланга Лио Тин и Кан Инкянь, взяв сорок тысяч войска и соединившись с корейскими войсками, вышли на дорогу к Куван Тяну[5]. Все они подошли прямо к Еньдзю[6].
      Первого числа третьего месяца наши передовые патрули на западной дороге издали увидели свет огней и поскакали доложить об этом. Лишь только они прибыли, следом за ними приехали доложить караульные с южной дороги о том, что войска Минского государства подошли вплотную к нашим границам. После этого император Тайцзу издал следующий указ: «Минские войска действительно подошли. На южной дороге имеется пятьсот наших солдат, размещенных для наблюдения. Пусть они и обороняются. То, что минцы появились прежде всего на южной дороге, означает, что они думают заманить, вызвав на себя наступление наших войск. Те войска, которые подойдут на запад от крепости Фуси, это, несомненно, их главные силы. Мы нападем на них внезапно. После того как победим эти войска, легко будет победить и войска других направлений». Сразу же после этого в восьмом или девятом часу пополуночи хан выступил в поход, взяв с собой главного бэйлэ Дайшаня (впоследствии пожалованного доронго цин ваном), всех бэйлэ, амбаней и захватив войска, находившиеся в столице. Главного бэйлэ послал вперед. В это время прибыли караульные с сообщением, что минские войска уже вышли на Зеленую дорогу. Тогда главный бэйлэ сказал: «В зеленой области дороги тесные, места гористые, войско в течение короткого времени прибыть не сможет. Наши войска раньше успеют атаковать войска, находящиеся на дороге Фуси».
      Миновав крепость Чжака, он соединился с главным адъютантом (дархань хя) Хурханем (впоследствии был сделан наследственным дворянином третьей степени с правом передачи этого звания потомкам) и, остановив войска, стал ждать прибытия хана. В это время прибыл четвертый бэйлэ (это был наш светлейший император Тайцзу), задержавшийся из-за жертвоприношения. Он сказал главному бэйлэ: «На горе Чжайфянь находятся наши люди, строящие крепость. Хотя гора и утесиста, но если люди, командующие минскими войсками, постараются и не пожалеют своих войск, они могут напасть и захватить в крепости наших людей. Что мы тогда будем делать? Нашим войскам нужно быстро выступить поход, чтобы успокоить сердца строящих крепость людей». После этого все бэйлэ согласились с его справедливыми словами. Объявили приказ, заставили воинов надеть латы и выступили. К заходу солнца дошли до холма Тайрань. Главный бэйлэ и Хурхань поставили войска в укрытом месте, намереваясь дожидаться там неприятеля. Тогда четвертый бэйлэ с гневом сказал им: «Войска непременно надо построить открыто, чтобы они ясно видны. Этим мы поднимем дух нашего крепостного гарнизона и нападем на врага соединенными силами. Зачем же ставить войска в укрытом месте?» После этого батыр Эйду (впоследствии был пожаловал званием амбаня первой степени и благородного батыра-графа) ответил: «Слова бэйлэ справедливы. Наши войска должны появиться открыто и развернуться против противника». Сразу же после этого он взял войска и пошел на Чжайфянь, выстроил там войска против лагеря минских войск и стал ждать.
      Еще вначале, до того как прибыли войска всех бэйлэ, наши четыреста солдат, охранявшие тех, кто строил крепость, сделали засаду в ущелье у местности Сарху и ждали. Когда большая часть войска минских главнокомандующих Ду Суна, Ван Сиована, Чжао Минлиня прошла мимо них, они ударили им прямо в спину, рубя мечами, преследовали их вплоть до Чжайфяньского перевала. Затем соединились с людьми, строящими крепость, и укрепились в окопах на Гириньской скале.
      Ду Сун разбил лагерь на горе Сарху и, взяв своих солдат, окружил Гириньскую скалу. Когда они стали нападать на наши войска, поднимаясь по склону горы, наши четыреста солдат, взяв всех строящих крепость людей, ударили разом, тесня вниз, убили около ста минских солдат. В это время уже прибыли все наши бэйлэ и увидели, что минских войск, нападавших на Гириньскую скалу, было около двадцати тысяч и еще одно подразделение войска стояло на горе Сарху и демонстрировало свою силу.
      Четыре главных бэйлэ, посоветовавшись со всеми амбанями, решили: на Гириньской скале имеется четыре сотни солдат, охраняющих наших строящих крепость людей. Теперь срочно добавим к ним еще одну тысячу солдат. Пусть они поднимутся на гору, соединятся все вместе и атакуют, тесня неприятеля вниз. Четыре знамени правого крыла тоже пусть начнут наступление, тесня с другой стороны. На войска же, находящиеся на горе Сарху, пусть нападают четыре знамени левого крыла. По окончании военного совета сразу же послали на Гириньскую скалу тысячу солдат. Прибыл хан и стал спрашивать у четырех бэйлэ о деле разгрома врага. Тогда четыре главных бэйлэ доложили о состоявшемся у них совете. Хан издал нижеследующий указ: «С наступлением вечера поступайте соответственно вашим планам. Но только, выделив из четырех знамен правого крыла два знамени, соедините их с четырьмя знаменами левого фланга и вначале атакуйте войска, стоящие на горе Сарху. Когда разгромите эти войска, чжайфяньские войска рассыплются сами собой. Те два знамени правого крыла пусть стоят и издали наблюдают за минскими войсками, стоящими на Чжайфяни. Когда наши войска нападут, давя вниз с Гириньской скалы, атакуйте вместе с ними». Затем приказал начинать сражение.
      В это время войска, находившиеся вокруг главной столицы нашего государства, те, у кого были хорошие кони, уже прибыли. Те же, у кого кони были ленивые, мало-помалу подходили. Кроме войск из нескольких десятков земель, остальные все еще не прибыли.
      До того как шесть наших знамен соединились и пошли приступом на Сарху-Алинь, минские поиска укрепили лагерь, построили войска и стали стрелять из ружей и пушек. Наши же войска, обстреливая вершину горы, с яростью, напролом врезались в ряды противника и сразу же разгромили его лагерь. Они убивали противника, давя и сваливая людей в кучу. Те войска, что были посланы в помощь на Гириньскую скалу, вступили в сражение, тесня противника вниз по горе. Тут же два знамени правого фланга переправились через реку и смело вступили в бой. После этого минские войска на горе Чжайфянь оказались теснимыми с двух сторон. Когда войска, рубя мечами, перемешались в схватке, наши воины носились вдоль и поперек. Усилившись всего на одну (тысячу?), они сразу наголову разгромили неприятеля. Минские главнокомандующие Ду Сун, Ван Сиован и Чжао Минлинь и другие военачальники были убиты во время сражения. Трупы врагов устилали и гору и степь. Текущая кровь образовала ручьи. Войсковые знамена и значки, оружие, трупы погибших солдат плыли по реке Хунэхэ подобно трущимся друг о друга льдинам. Преследуя отступавшего неприятеля, мы гнали его двадцать с лишним ли. Тех, кто бежал к скале Шокинь, но был настигнут до наступления вечера нашими солдатами и убит, было бесчисленное множество.
      В эту ночь войска минского главнокомандующего Ма Линя остановились лагерем в местности, называемой Белая скала. Вырыли рвы, поставили ночную стражу, которая несла свою службу, ударяя в барабаны и медные литавры. Наши воины их обнаружили и в полночь пришли сообщить об этом главному бэйлэ. На рассвете главный бэйлэ взял с собой триста с лишним конников и поскакал туда. Войска Ма Линя только что свернули лагерь и собирались уходить, когда увидели приближение войска главного бэйлэ. Тогда они повернули обратно, построились в четырех направлениях, вырыли вокруг лагеря в три ряда рвы, расставили пушки и ружья, стреляющих из них солдат расположили за рвами, а за ними выстроили конницу и стали ждать.
      Тут главный бэйлэ заметил, что одно из подразделений войска Пан Цзунъяна стоит в трех ли на запад от этого лагеря на горе Фефунь, Он послал человека к хану, чтобы доложить ему об этом.
      В то время стали мало-помалу прибывать наши войска из отдаленных земель и соединяться с войсками главного бэйлэ.
      Минские полковники, командовавшие северными полками на центральном направлении левого фланга, Гун Няньсуй и Ли Хими, с десятью тысячами пеших и конных воинов поставили в ряд большие телеги и щиты и образовали укрепленный лагерь в местности с названием озеро Вахунь. Вокруг лагеря вырыли рвы, за рвами выставили пушки и людей с ружьями. Хан, узнав об этом, напал на них сам вместе с четвертым бэйлэ, взял с собой меньше тысячи всадников. Во время атаки он приказал половине воинов спешиться. Четвертый бэйлэ, взяв конницу, смело напал на минские войска, стрелявшие в них из пушек и ружей. В то же время наши пешие поиска разрушали преграды, кроша мечами их щиты и телеги. И здесь минские войска опять потерпели крупное поражение. Гун Няньсуй и Ли Хими — оба были убиты в сражении.
      В то время прибыл человек, посланный главным бэйлэ, от которого хан узнал, что минские войска стали лагерем на Белой сколе. Не дожидаясь войск четвертого бэйлэ, он взял для сопровождения четыре или пять человек, спешно направился туда и прибыл около полудня. Хан увидел сорок тысяч выстроенных минских войск. Он приказал своим войскам захватить вершину горы Хаса и оттуда теснить противника вниз. Все войска сразу же двинулись вверх по горе. В это время войска из лагеря Ма Линя соединились с войсками, построенными за рвами.
      Хан издал указ: «Эти войска теперь двинутся на нас. Пусть наши войска прекратят подъем и, сойдя с коней, нападают пешим строем».
      Главный бэйлэ направился к войскам, чтобы разъяснять им приказ хана. Не успели сорок пять человек из двух знамен левого фланга спешиться, как минские войска уже напали на них с западной стороны. Главный бэйлэ Дайшань доложил хану, что минские войска уже здесь. Сразу же после этого, пришпорив коней, бросились в контратаку и врезались в ряды китайских войск. Второй бэйлэ Аминь, третий бэйлэ Мангултай и все дворяне одни за другим храбро атаковали, вклинившись в ряды неприятеля и тесня его с двух сторон. В результате разгромили войска минцев, больше половины их убили и взяли в плен.
      Воины наших шести знамен, узнав об этом сражении, не дожидаясь приказа, группами прибывали и вступали в бой. При этом передние не ждали задних. Настегивая коней, скакали, как на крыльях, и сразу же бросались на главный лагерь минских войск. Давили, стреляли из луков, рубили обороняющихся и отстреливающихся из пушек и ружей минских воинов. Минские воины не успевали даже целиться в противника и поэтому не выдерживали натиска, снова потерпели крупное поражение и отступили. Наши победоносные войска преследовали их, убивали и брали в плен. Минский полковник Ма Янь, многие другие высшие и низшие офицеры и солдаты погибли в этом сражении. Сам главнокомандующий Ма Линь едва спасся бегством. Еще долго, истребляя, круша и преследуя, шли мы за врагом. Воды у реки Белой скалы стали красными от крови людей.
      Когда хан снова собрал людей и повел наступление на гору Фефунь, вступили в сражение войска царского стряпчего из Кайюваня Пан Цзунъяня. Половина наших войск спешилась и атаковала, поднимаясь по склону. Десять тысяч войск Пан Цзунъяня, загородившись щитами, непрестанно стреляли в наших нападающих солдат из пушек и ружей. Наши войска, вклинившись в их расположение, рубя и сваливая щиты, быстро разрушили лагерь, а Пан Цзунъяня и все его войско истребили.
      В это время ехэские бэйлэ Гинтайши и Буянгу двигались на помощь войскам минцев, намереваясь, как было условлено, соединиться с Пан Цзунъянем. Когда они подошли к крепости Чжунгучэн, подчиненной Кайюваню, и услышали об истреблении минских войск, то сильно испугались и возвратились обратно.
      После того как наши войска уже разгромили минцев на двух дорогах, хан, собрав вместе все головное войско, остановился лагерем в местности Гулбунь. А в это время минские главнокомандующие Лио Тин, Ли Жубэ и другие командиры вышли на южную дорогу и подступили вплотную к крепости Еньдэнь. Хану сообщили об этом прискакавшие оттуда разведчики. Хан, придав Хурханю тысячу солдат, приказал ему образовать передний ряд обороны. Затем рано утром придал второму бэйлэ Аминю две тысячи войска и отправил его следом. Сам же хан, взяв всех бэйлэ и амбаней, повернул войско и прибыл в местность Чжайфянь. По обычаю возвращения войск с победой были заколоты восемь быков, совершено моление небу и поклонение главному войсковому знамени[7].
      Во время жертвоприношения главный бэйлэ Дайшань сказал хану: «Я хочу взять с собой двадцать всадников и собрать разведывательные сведения. Когда вы закончите жертвоприношения, я потихоньку выйду». Хан сказал ему: «Отправляйся!» Третий бэйлэ Мангултай тоже отправился вслед за ним. Четвертый бэйлэ подъехал к хану на лошади и сказал: «Я тоже хочу поехать с ними». Тогда хан приказал: «Твои старшие братья отправились на разведку, а ты будешь сопровождать меня». Четвертый бэйлэ сказал: «После того как ты послал одного старшего брата, у меня в мыслях не укладывается, что я могу остаться здесь». Сказал это и тоже уехал.
      С наступлением вечера главный бэйлэ доехал до крепости Еньдэнь. Когда вошел во дворец, то императрица и придворные, узнав о прибытии главного бэйлэ, стали спрашивать, как был разбит противник. Главный бэйлэ сказал: «Вражеские войска, прибывшие по двум дорогам на Фуси и Кайювань, побеждены и все перебиты. Наши войска выступили навстречу войскам, наступающим по южной дороге. Я дождусь здесь хана отца и, получив его приказания, тоже отправлюсь навстречу врагу и одержу победу». После этого главный бэйлэ выехал из крепости и встретил хана в степи у большого селения. После отъезда из Чжайфяня хан прибыл в Еньдэнь. С рассветом, вручив войска главному, третьему и четвертому бэйлэ, он приказал им отправляться навстречу войскам Лио Тина. Четыре тысячи солдат оставил в столице ожидать войска Ли Жубэ, Хо Шихяня и других.
      Прежде всего войска Лио Тина показались в местности Куван Тянь, и, когда они двинулись по дороге на Донго[8], все строящие крепость укрылись в лесах и горах. Лио Тин все покинутые селения и дома предал огню. Оставшихся стариков и детей во время наступления истребил.
      Командиры рот Добу, Эрна, Эхэй и другие, взяв пятьсот размещенных для караульной службы солдат, выступили навстречу им и вступили в бой. Войска Лио Тина окружили их в несколько рядов, захватили Эрну и Эхэя и убили около пятидесяти солдат. Добу с остальными солдатами вышел из окружения, соединился с войсками Хурханя, и они устроили засаду в узком горном проходе. Во время Змеи (т.е. 10-11 ч. пополуночи) главный бэйлэ, третий и четвертый бэйлэ, взяв войска, подошли к лесу в местности Варкаси и увидели, что десять тысяч отборных солдат из двадцатитысячного войска Лио Тина направляются на гору Абдари, чтобы расположиться для атаки. Главный бэйлэ взял войска и собирался ранее их занять высоту и нападать, давя их сверху вниз. Когда он собирался уже выступить, четвертый бэйлэ сказал ему: «Брат, ты оставайся здесь, командуй главными силами и вступай в сражение смотря по обстоятельствам. А я возьму войска, поднимусь на вершину холма теснить противника вниз». Главный бэйлэ сказал: «Добро! Я возьму войска левого фланга и выступлю западной стороны, ты же возьмешь войска правого фланга, поднимешься на гору и будешь теснить противника вниз. Ты, стоя сзади, наблюдай и командуй. Ни в коем случае не вступай опрометчиво в сражение вопреки моим указаниям». Затем отправил. Четвертый бэйлэ тут же взял войска правого фланга и выступил в поход. Сначала взял лучших воинов и, оторвавшись от всего войска, храбро начал теснить неприятеля вниз, пуская стрелы и рубя мечами, все время вклиниваясь в гущу неприятеля. Оставшиеся сзади войска непрерывно подходили и подходили к сражающимся и вместе с ними вторгались в ряды неприятеля, а главный бэйлэ с войсками левого фланга напал на гору с западной стороны, и минским войскам, теснимым с двух сторон, пришлось отступить. Когда четвертый бэйлэ с победившими войсками шел, преследуя и убивая отступающих, он неожиданно натолкнулся на два резервных лагеря Лио Тина. Не успели войска Лио Тина в замешательстве построиться, как четвертый бэйлэ быстро двинул на них свои войска и, храбро напав, перебил все десять тысяч солдат этих двух лагерей. Лио Тин погиб в сражении.
      В то время пешие войска хайкайского ханского стряпчего Кан Инкяна, соединившись с корейскими войсками, расположились лагерем в степи Фуча. Войска Кан Инкяна имели длинные вилообразные бамбуковые копья, были одеты в деревянные и воловьи панцири. Корейские войска, одетые в короткие куртки из коры и шлемы, плетенные из тальниковых прутьев, с пушками и ружьями были построены рядами.
      Четвертый бэйлэ, разгромив Лио Тина, остановил свою армию. Когда подошли войска всех бэйлэ, он сразу же вторично повел бойцов, и они неожиданно, как порыв сильного ветра, катясь, как камни, летя, как песок, как белая пыль, все тесня и валя с ног, врезались в ряды корейских войск, стреляющих из пушек и ружей. Стало невозможно ничего разобрать. Пользуясь этим случаем, наши бойцы пускали стрелы, как дождь. Опять наголову разбили врага и истребили двадцать тысяч войска. Кан Инкян спасся бегством. Еще до этого второй бэйлэ Аминь и Хурхань шли на юг и натолкнулись на войска минского полковника Кяо Ики. Напали на них и разгромили. Кяо Ики захватив оставшиеся войска, отступил и влился в войска корейского главнокомандующего Кян Гунлея. В это время Кян Гунлей стоял лагерем на скале Гулаху.
      Все бэйлэ снова выровняли строй своих войск и с целью преследования войск Кяо Ики выступили против корейской армии. В это время Кян Гунлей, узнав, что войска минцев разбиты, очень испугался, свернул знамена, вручил одному переводчику значок парламентера и послал к маньчжурам с такими словами: «Наши войска пришли не по своей воле. Прежде Японское государство завоевало нашу Корею, завладело горами, разбило земли. В это время к ним пришли минские войска и заставили японцев отступить. Теперь минцы заставили нас отплатить за благодеяние. Если вы обещаете нас кормить, то мы сдадимся. Наши войска, которые были с войсками минского государства, вы все перебили. В этом нашем лагере только корейские войска. Из минских войск спаслись бегством только те, которые присоединились к нашему лагерю. Это один полковник и войска, которыми он командует. Мы передадим их вам».
      Четыре бэйлэ посоветовались и решили сказать парламентеру: «Если вы хотите сдаваться, то пусть прежде всего явится ваш главнокомандующий. Если он не явится, то мы непременно нападем на вас». После этого посланца отправили обратно. Кян Гунлей вторично командировал человека со словами: «Если я перейду этой ночью, то как бы не взбунтовались и не разбежались солдаты. Для доказательства верности я сначала пошлю своего помощника, и пусть он расположится в вашем лагере. Утром же я возьму все войска и сдамся».
      Захватив все минские войска, он заставил их спуститься вниз с горы и стал передавать их маньчжурам, при этом минский полковник Кяо Ики повесился. После этого помощник минского главнокомандующего взял тысячу войск и, спустившись с горы, сдался. Все бэйлэ по этому поводу устроили пир, а затем отправили Гян Гулея (иногда написано Кян Гулея. – В.Б.), подчиненные ему войска и офицеров в главную столицу маньчжуров. После того как хан поднялся на трон, корейский главнокомандующий Гян Гулей, помощник главнокомандующего и другие чины встретили его земным поклоном. Хан по закону гостеприимства несколько раз устраивал для них пиршества, показывая свое доброе отношение к ним. Все солдаты были размещены и накормлены.
      После того как четыре главных бэйлэ истребили сорок тысяч солдат на южном направлении, наши войска устроили трехдневную стоянку, собрали рабов, лошадей, вьюки, латы и шлемы, военное оружие и затем возвратились.
      На этот раз Минское государство собрало все войска, которые только у него были в Ляояне и Шэньяне, соединились вместе с войсками корейцев и ехэсцев и вторглись в Маньчжурию по восьми дорогам. Все они были уничтожены в течение пяти дней. Трупы их лучших генералов и богатырей устилали степь, было убито сто с лишним тысяч солдат. С божьей помощью наши немногочисленные войска победили огромное войско, преодолев все преграды, проявляя настойчивость, в очень короткий срок смогли свершить великие подвиги. Когда провели подсчет людей, принимавших участие в военных действиях, то оказалось, что из маньчжуров было взято в плен только около двухсот человек. С древности до нашего времени среди крупнейших побед над неприятелем другой такой удивительной победы еще не было.
      В то время минский полномочный устроитель государственной границы Ян Хао находился в столице Шэньян. Услышав о полном поражении войск на трех направлениях, очень испугался и послал человека с приказом главнокомандующему Ли Жубэ и помощнику главнокомандующего Хо Шихяню, чтобы они срочно возвращались. Войска Ли Жубэ и другие из местности Хулун, отступая, повернули назад. Их увидели двадцать наших караульных. Они приготовились на вершине горы, затрубили в большие раковины, привязали шапки к лукам, чтобы создать видимость большого войска, и, громко, крича, бросились в атаку вниз с горы. В результате этого они убили сорок человек и получили пятьдесят лошадей. Во время беспорядочного отступления минского войска погибло еще около тысячи с лишним человек из-за того, что солдаты в сутолоке передавили друг друга. В день белого тигра возвращающиеся маньчжурские войска дошли до главной столицы. Хан издал нижеследующий указ ко всем бэйлэ и амбаням: «Хан Минского государства, выдавая свои двести тысяч войск за четыреста семьдесят тысяч, разделил их на четыре дороги и все свои силы двинул на нас. Мы в очень короткий срок наголову их разбили. Зная о таком нападении на нас, всякий подумает, что армия наша многочисленна. Видя, как мы при сражении успевали перемещаться и туда и сюда, всякий скажет, что наша армия могущественна. Слух об этом распространится повсюду, и не будет того, кто но боялся бы могущества наших войск».
      В результате этой победы положение в Минском государстве еще более ухудшилось, а могущество наших войск еще более возросло. После того как овладели областью Ляодун и захватили область Шэньян, наступил период возвышения нашего государства и утвердился закон хана (государственности). Разве легко это было сделать? Ради этого наш император Тайцзу, прося у неба справедливости, приняв на себя месть за предков, вместе со старшими и младшими братьями и детьми, взяв вельмож (подобных рукам и ногам) преданных и искренних, сам бросался стрелой и камнем на ряды врагов, поучая всякого рода военным хитростям. Одновременно мудрые бэйлэ и военачальники все вместе действительно старались изо всех сил и благодаря всему этому смогли совершить великие подвиги. С этого времени действительно и утвердилась на вечные времена власть нашего дайцинского государства.
      Каждый раз, когда я с почтительностью читаю летопись истории наших государей, всегда наполняюсь благоговением, любовью, печалью и скорбью, что сам не смог в то время ни сопутствовать, ни действовать с ними вместе, отдавая свои силы и следуя верхом на коне за отрядом, чтобы выполнять приказания.
      В Поднебесной, полученной тяжкими трудами моего деда Тайцзу, могут ли наши потомки, мои дети и внуки, зная об обстоятельствах этой победы, подчиняясь навечно воле неба, трудясь ради продления на вечные времена закона хана, с величайшим трепетом управляя государством, водворяя мир среди народов, блюдя в своих рассуждениях только мир и любовь, по-прежнему не брать пример с государств Хя и Ень. Я, обдумав обстоятельства победы у горы Сарху, описал их, выявляя самую суть. Это истинно. Чтобы сохранить величие истории династии, чтобы люди, получив легко, не смотрели свысока, специально для этого я описал это событие, имея целью на многие годы дайцинской династии всем сыновьям, внукам, вельможам и чиновникам разъяснить, чтобы они не забывали тяжких трудов своих предков при основании династии и сами дружно трудились, беря с них пример.
      Примечания.

      [1] Крепость Фуси или Фушунь, принадлежала Китаю, в 1618 г. взята маньчжурами.
      [2] Крепость Яху, вероятно, она же – Яха, находилась в 310 ли на запад от Гирина.
      [3] Кайювань-сянь (Кайюань-сянь) – город, лежавший по пути из Китая в Монголию и Среднюю Азию. Кайюваньская дорога в средневековье, очевидно, имела важное стратегическое значение.
      [4] Ехэ – одно из крупнейших маньчжурских племен, враждовавших с Нурхаци.
      [5] Куван Тян – г. Куаньдянь.
      [6] Еньдзю (Еньдэнь) – название маньчжурской столицы, основанной Нурхаци в 1616 г. Она же – Хэтуала, по-китайски – Синцзин.
      [7] «После одержанной победы главнокомандующий с офицерами при парадном строе делают поклонение главному знамени и тут же под знаменем приказывают казнить взятых живыми пленников и их главных предводителей» (Захаров И.И. Полный маньчжуро-русский словарь. – СПб., 1875, с. 763).
      [8] Маньчжурский род, живущий к югу от Еньдэня.
      Лебедева Е.П., Болдырев Б.В. Описание победы у горы Сарху-Алинь // Восточная Азия и соседние территории в Средние века. Новосибирск, 1986. С. 86-94.
      Приносим свою благодарность Д. Бузденкову за предоставление текста.
    • Тыл и фронт - как увязать оба направления в политике для победы?
      Автор: Чжан Гэда
      Тема, которой хотелось бы коснуться - это соотношение гражданского и военного строительства в ГВ.
      Сегодня услышал мнение (применительно к ЛДНР), что во время войны преступно заниматься гражданским строительством. В качестве примера была приведена ГВ 1918-1922 гг.
      Однако такая точка зрения лично мне кажется неверной - ИМХО, большевики начали гражданское строительство одновременно с военным, и именно перспектива ближайшего будущего дала силы для победы.
      Ведь, несмотря на войну, на фронтовые "качели", на сложную ситуацию с экономикой и продовольствием, в городах функционировали учебные заведения, выпускались специалисты, что-то производилось на заводах и фабриках, читались лекции и ставились спектакли (даже в трагически уничтоженном Николаевске-на-Амуре).
      Функционирующая промышленность позволила поддержать и армию, и тыл (заняв работников на производстве и позволив обеспечить им минимальный паек), принципиально выдержанная политика на продразверстку (провозглашенная еще при царе, но продвигавшаяся со скрипом ввиду импотенции исполнительной власти на местах) обеспечила победу в самый сложный период войны - 1918-1921, своевременный переход к НЭПу - победу окончательную.
      Дальнейшие этапы рассматривать, ИМХО, в этой теме не стоит, т.к. это уже совсем другая история.
    • Литургический текст
      Автор: Saygo
      И. В. Поздеева. Литургический текст как исторический источник

      Важность данной темы объясняется прежде всего тем, что от ранних периодов русской истории непосредственно сохранились именно литургические памятники, которые для XI-XII вв. составляют 90% всех дошедших до нашего времени рукописей, для XIII-XIV вв. - не менее грех четвертых и даже для XV в., более половины всех имеющихся в распоряжении историков подлинных текстов. Они давно являются предметом изучения лингвистов, исследователей истории церковного устава на Руси, археографов, книговедов, но фактически никогда не исследовались как ценнейший, а для ряда проблем и незаменимый исторический источник.

      Первостепенной обязанностью церкви и православного государства, как они понимались обществом, было обеспечение возможности ежедневного литургического уставного общественного богослужения в храмах, а также богослужения частного - треб, совершаемых по всем сколько- нибудь важным поводам жизни человека, семьи, общества. Литургический текст сопровождал любого члена Русской православной церкви в течение всей жизни - от рождения (и даже до него) до смерти (и после нее). Специальные и обязательные литургические чины освящали все основные этапы жизни фактически любого индивидуума и любого коллективного субъекта, которые признавались государством только после совершения обязательного специального богослужения. Это положение справедливо, идет ли речь о русской армии, деятельности приказов, государственной администрации всех уровней, жизни крестьянского, дворянского, царского двора. Закладка дома и города, сельскохозяйственная деятельность, начало издания любой книги на Печатном дворе - все начиналось или сопровождалось молитвой. Существовали специальные молитвы: "В начало и конец всякому делу", "В начало научению книжному", о спасении от пожара и мора, на прекращение дождя и на "бездожие", на "рытье кладезя" и "аки что в кладезь впадает поганое". Можно таким образом перечислить большинство событий в жизни личности и коллектива, по случаю которых полагалось обращаться с просительной или благодарственной молитвой к высшим силам, следуя нормам литургического текста.

      Словосочетание "литургический источник" не представляется вполне корректным, так как, во-первых, под этим термином можно понимать и все тексты, используемые во время богослужения, и тексты, входящие в собственно литургии - важнейшие суточные неизменяемые богослужения, совершение одного из трех типов которых зависит от периода лунного года, дня солнечного года и дня седмицы (недели), на который оно приходится. Во-вторых, согласно Уставу православного богослужения, его конкретное календарное осуществление, даже если возьмем только службу одних суток, представляет собой сложную систему, сформированную по незыблемым правилам из текстов разного "жанра", возникших в разные периоды истории, находящихся в различных типах книг. И сочетание этих текстов для конкретного богослужения также зависит от сочетания лунного годичного цикла, дня солнечного года и дня седмицы, на который он приходится. Круг необходимых для совершения уставного общественного богослужения книг в позднем русском средневековье исчислялся 10-20 типами: Евангелие, Апостол, Псалтырь, Минеи (12 или 2), триоди Постная и Цветная, Служебник, Октоих, Шестоднев, Пролог, Устав, Часовник (Часослов). Сюда примыкают книги певческие, а также представляющие собой или части других, выбранных для удобства использования, или, наоборот, соединение нескольких книг в одной, или их адекватная замена. Например, в Канонник входят каноны - основные изменяемые тексты служб солнечного и лунного церковного года, а также каноны внекалендарные. В Псалтыри следованной (или Псалтыри с восследованием) собраны тексты собственно Псалтыри, богослужебных к ней добавлений, Часослова, Канонника и даже необходимых разделов церковного устава. Пример случая с заменой - замещение 12 миней служебных двумя книгами - Минеей общей и Минеей Праздничной.

      Вновь создаваемые службы, то есть службы именно русским святым, написанные, как правило, русскими авторами, довольно долго в традиционные типы литургических книг не входили, а переписывались отдельно. В печатные богослужебные .книги они также до 30-х годов XVII в. почти не включались. Впервые значительная часть служб праздникам и Святым русского и славянского происхождения была издана в составе богослужебного сборника - Трефологиона (Цветослова), пять книг которого были напечатаны на Московском Печатном дворе в 1637-1638 годах1.

      В состав, фактически, каждой службы суток, седмицы (современная неделя), праздников входили тексты Писания, как Нового, так и Ветхого завета. А вся Псалтырь, в зависимости от века и места богослужения (монастырская или приходская церковь), прочитывалась (и прочитывается) в течение одних суток или одной седмицы. Тексты, в том числе и одни и те же, могут распеваться (целиком или частично) и в этом случае неразрывны с их мелодией (которая также может быть разной). Более того, одни и те же тексты, аналогично литургическому пространству и литургическому времени, могут иметь в контексте конкретной службы различное значение, проявлять, акцентировать различные пласты своего, как правило, многозначного содержания.

      Даже эти краткие замечания показывают, как размыто и неопределенно было бы понятие литургического источника. Поэтому анализу должен подвергаться литургический текст, то есть специально написанный текст, созданный и использовавшийся прежде всего для целей богослужения. Конкретный экземпляр такого текста и, как правило, его прототип, можно датировать, нередко локализовать, а изредка даже персонифицировать, то есть установить его автора. При таком понимании объекта исследования вошедшие в текст данной службы или в данный чин богослужения фрагменты разных книг Писания могут быть рассмотрены под углом зрения задач и содержания именно этой службы, ее "героя" и ее эпохи. В таком контексте они становятся важнейшей смысловой частью богослужения и, как правило, четко раскрывают его основную идею.

      Литургические тексты, новые русские службы, создавались талантливейшими деятелями своего времени и оберегались всем авторитетом церкви и государства более внимательно, чем даже правовые или политические ритуалы.

      Как правило, богослужения "на потребу" совершались далеко не только по "формальной", как считалось, общественной необходимости, а по воспитанной веками действительной внутренней потребности, которая становилась и оставалась существенной частью менталитета любого индивидуального и коллективного субъекта средневековой России, сопровождая человека в будни и праздники, в дни величайших общественных и личных событий, во время раздумий, печали и радости.

      Таким образом, первой характерной чертой литургических текстов как исторических источников является всеобщность их функции как относительно самого процесса жизнедеятельности общества, так и относительно любых социальных субъектов, это общество составляющих.

      Эта очевидная "асоциальность" литургических текстов в определенном смысле является чисто внешней, так как многие из них по самой своей направленности по-разному воспринимались представителями разных социальных слоев. Конечно, речь идет далеко не о всем объеме литургики, а об определенных чинах, посвященных проведению социально-политического учения, например, о чинах присяги, исповеди и т. п. Эта проблема - одна из основных при изучении социальной и исторической психологии той эпохи, общее и различное в которых во многом формулировалось именно в зависимости от литургического текста - важнейшего источника по проблемам государственной идеологии и политики2.

      Особенно яркой с этой точки зрения является Служба на положение Ризы Господней. Служба была написана в 1625 г. митрополитом Киприаном по случаю дара шаха Аббаса, пославшего в Москву часть одеяния, которое считалось хитоном Иисуса Христа, и тогда же была издана на Московском Печатном дворе для ежегодного богослужения в честь нового праздника, означавшего символически окончательный переход центра православного мира в Москву.

      Фактически, хитон стал в этом тексте только поводом для прославления Москвы как града "Богом избранного", "Богом почтенного и превознесенного... паче града Иерусалима", града, под ноги которого уже "преклонились" и будут повержены все народы мира; и прославления ее правителя, легитимно наследовавшего "отеческий" престол, также "избранного", "поставленного" и "названного" самим Божеством, как единственного в мире главы православия3. И хотя в тексте этого богослужения нет самой формулы "Москва - Третий Рим, а четвертому не бывать", но вся служба от начала до конца - раскрытие, прославление и конкретизация этой идеи, заново взятой на вооружение и очень важной, как во внутренней, так и во внешней политике первых Романовых.

      Очевидно, что не наличие конкретно-исторической информации важнейшая черта литургического текста как источника. Его уникальная временная и социальная "всеобщность", наивысший, наравне с Писанием (которое как уже сказано, составляло значительную часть литургического текста) авторитет, личное участие в богослужении (в идеале, каждого), персональная и коллективная заинтересованность - определяют влияние литургического текста на историческую психологию и на характер национального менталитета русского народа.

      Знанием и умением понимать литургический текст значительно облегчается осмысление сложных вопросов прошлого. Анализ литургических текстов общественного богослужения помогает понять возникновение, роль и прочность складывания и поддержания так называемой "царистской идеи" - народной веры в доброго "царя-батюшку". Важнейший тезис христианской догматики: "Нет власти не от Бога" - определял обязательность развитой и постоянной молитвы за власть предержащую. Ежедневные неизменяемые богослужения включали многократные (5-6 раз и более в службах даже будничного дня) "просительные" молитвы, "ектений", во время которых присутствовавшие в храме молились прежде всего за царя (имя рек) и членов его семьи и за остальные духовные и светские власти, а те должны были обеспечить возможность праведной и счастливой жизни каждого молящегося. Церковная и светская власти следили за правильным во время богослужения "возношением царского имени", то есть за точностью формулы именования верховного правителя, которая менялась по мере укрепления русского самодержавия, но всегда четко выражала самую сущность государственной идеологии. Нарушение формулы во время богослужения рассматривалось как преступление и приводило к самым тяжелым последствиям: не только снятию церковного сана, но и осуждению на каторжные работы. Тем более преследовался отказ от молитвы за царя, приравниваемый к прямому бунту против верховной власти. Вся ранняя история русского старообрядчества- пример борьбы с царем-антихристом, именно и прежде всего в форме отказа от произнесения обязательной молитвы за него.

      Вместе с укреплением единодержавия изменялся и календарь годичного церковного богослужения. В XVIII в. уже почти треть дней года была предназначена для обязательного богослужения в честь представителей правящей династии - дни ангела, восшествия на престол и поминовения членов царского рода. Эти службы должен был, под страхом наказания, со всей торжественностью совершать сам протоиерей или иерарх, если таковой в церкви был. Богослужения посвящались как прославлению господствующей власти, так и проклятию ее противников. Ежегодно в первое воскресение Великого поста исполняли Чин анафематствования4, во время которого проклинались враги православной церкви и православного государства, начиная с Ария и кончая новыми российскими бунтовщиками. Возникли хорошо известные чины богослужений, в которых не только призывались громы небесные на головы врагов православного государства (молебны о победе над агарянами и т. п.), но и формулировались цели внешней политики. Согласно этим текстам, необходимость расширения границ государства объяснялась тем, что миссия русского царя и его обязанность перед Господом - победить инаковерных и освободить покоренных ими православных.

      Специальные чины и тексты богослужений систематически создавались в зависимости от потребностей церковной и государственной жизни. Таковы созданные и напечатанные в связи с борьбой против церковных реформ патриарха Никона чины "О умирении и соединении православныя веры и освобождении от бед, надлежащих православным от сопротивных сопостатов"5, в которых проклинались "еретики и раскольники", противники Русской православной церкви и православного царя. Литургические тексты русского происхождения отнюдь не были, как сегодня считают многие, малопонятными, далекими от интересов каждого, лишенными напряжения, равнодушно воспринимаемыми молящимися. "Звери лютые", "отступники звероподобные", "пасти кровавые" - вот как описывает противников реформ патриарха Никона вышеназванный молебен, тем не менее названный "О умирении..." Из литературных памятников XVII-XVIII вв. эти тексты своей страстностью больше всего напоминают слова Радищева: "звери лютые, пиявицы ненасытные..." В том же молебне говорится об учении "раскольников" как о "безбожном", "хульном, безглавном и юродобесящемся", которое Бог должен "разрушить, искоренить, ни во что же обратить" и обязательно "под нози верному христианскому царю покорить". В текстах русских служб наряду с вошедшими в фольклор образами встречаются и народные поговорки и эпитеты. В то же время текст богослужения не мог быть написан обыденным языком, от которого язык литургики должен был обязательно отличаться. (Слово в литургике - тема, заслуживающая специального рассмотрения.) Цели, для которых предназначался литургический текст, достигались только при условии не просто понятности, но обязательной доходчивости и эмоционального воздействия. И действительно, если литургический текст несравним ни с одним типом средневековых текстов по своей всеобщности, то так же уникален он и по силе своего влияния, обеспечиваемого частой повторяемостью, но также и личной заинтересованностью каждого, и сопровождающим слово богослужения воздействием литургической музыки, церковной архитектуры и живописи, особого света и даже запаха.

      Природу литургического текста как исторического источника во многом определяет его синкретичность, характерная вообще для средневековой культуры и литературы. Для литургического текста, а значит и для характера изложенной в нем информации синкретичность и сопровождающая ее обобщенность принципиальны. Однако всеобщность в богослужении, когда речь идет о земных делах, исходя из самой учительной функции литургического текста, раскрывается в конкретном. Например, во время чтения Всеобщего синодика6 в тысячах русских церквей XVII в. люди молились за всех православных христиан, ранее почивших, но не просто "за всех умерших", как стали произносить позднее, а конкретно - за умерших определенным типом смерти; при этом могли перечислять 25(!) типов смертей. В одном из текстов Синодика XVII в. вначале перечислялись пять типов смерти во время военных действий, а затем поминали людей "от немец, вогулич, самоеди погибших", что позволяет локализовать список Синодика северными землями Руси, скорее всего их Северо-Востоком, так как в том же списке Синодика есть детали, характерные для Урала: упоминаются души людей "с высоты гор спадших", "в пещерах ископанных и в расщелинах каменных измерших, в пропастех земных ужную смерть приимших" и "по повелению цареву златую руду копавших и персию засыпанных". Последнее же, 25-е прошение заставляет нас воочию увидеть быт XVII века. Оно посвящено памяти "кусом подавившихся и крохой поперхнувшихся". Трудно рекомендовать более полную по содержанию, более краткую по объему и совершенно точную, согласно самой своей функции, характеристику жизни российского общества раннего XVII в., чем этот литургический текст.

      Хотя к этому типу источников едва ли нужно подходить только с точки зрения наличия в них информации о конкретных фактах истории и ее репрезентативности, такая информация тоже встречается; как ее происхождение, так и функция обеспечивают максимальную ее достоверность; Однако в разветвленном, детализированном и функциональном мире литургики, как и во всей структуре рожденных функционированием сложного общества источников, необходимо знать, где искать ту или иную прямую информацию. Например, в текстах синодиков епархиальных соборов нередко приведены имена людей, погибших в битвах за Отечество, которых нет ни в летописях, ни в каких-либо иных источниках7. В Синодике Успенского кремлевского собора перечисляются люди, погибшие во многих битвах на протяжении веков.

      Эти имена, по самой сущности и целям текста, должны были полностью соответствовать исторической реальности. Нередко в этих чинах мы находим неожиданные для столь "высокого" документа факты, однако вполне понятные с точки зрения той эпохи: например, много говорит историку проклятие корчемникам, продающим "зелье" в розлив (рюмками). Уточнить датировку издания на Московском печатном дворе так называемых Листов о поклонах, в которых изложено решение Русской православной церкви по одному из спорных вопросов богослужения, послужившее непосредственным поводом начала раскола, увидеть напряжение и силу борьбы против этого решения, так же неожиданно позволяет Чин анафематствования кремлевского Успенского собора (1684 г.). В его тексте содержится "анафема" неизвестному еретику, замазавшему дегтем текст печатного "листа о поклонах", вывешенного в Чудовом монастыре.

      О службах русским святым сами церковные историки8 писали как о "слишком житейских". Однако до настоящего времени нет какого-либо обобщающего их характер, особенности и историческую информацию исследования, подобного известному труду В. О. Ключевского. В отечественной литературе нет исследования (пожалуй, кроме уже давней книги Ф. Спасского), обобщающего материал служб русского происхождения на том археографическом и источниковедческом уровне, который сегодня достигнут применительно к другим типам памятников. Тексты служб ранним русским святым, созданные, как правило, через десятилетия и века после смерти реальных персонажей, изучались редко. Но именно они сыграли неоценимую и неоцененную еще роль в становлении русского национального менталитета, например, в вопросах "терпения" - так много объясняющей черты национального характера, воспитанного на идеале русского святого. Достаточно напомнить характерный для России культ блаженных, ставших даже официальными покровителями высшей светской власти.

      Специального изучения требуют и богослужебные чины, созданные в целях обслуживания самых разных и неожиданных для современного человека сторон государственной жизни. Например, важнейший политический текст "помазания на царство" или чины на закладку нового города, на победу над "супостатами", во время междоусобия и т. д.

      Неисчерпаемый материал о жизни человека русского средневековья мы находим в текстах богослужения "на потребу", то есть на все те случаи жизни индивидуального и коллективного субъектов, когда им необходимо было освящение, признание, помощь и защита. Поскольку церковь должна не только учить принципам богоугодной жизни, но и контролировать их исполнение, следя, чтобы грехи "искупались" и прощались, ряд литургических текстов посвящен именно этой задаче. Уникальную информацию содержат чины исповеди, составленные специально для разных категорий исповедующихся: иерархов, представителей власти, мужей и жен, юношей и девиц. Исповедь - покаяние в грехах и их прощение - и с точки зрения Русской православной церкви, и с точки зрения государства- важнейшее событие. Без исповеди невозможно причастие, а без причастия невозможно не только спасение души, но поступление на государственную службу или венчание - то есть создание признаваемой государством семьи, обладавшей правом наследия. Приведем только два говорящих сами за себя примера. В тексте исповеди начала XVII в. из 37 вопросов о грехах иерархов Русской православной церкви - 12 вопросов (типа: не ставил ли попов за мзду) посвящены различным формам симонии, то есть использованию высокого церковного положения для достижения личной выгоды. В вопросах исповедующимся мирянам перечислены все запрещенные игры (в том числе шахматы) и зрелища. Насколько информация исповедей уникальна для времени русского средневековья, показывает исповедь женатых мужчин, которым задаются многочисленные вполне конкретно сформулированные вопросы о формах интимных супружеских отношений, которые все были греховны, кроме необходимых "для чадородия".

      В средневековом русском обществе не было не только принципиальных атеистов, но даже и неверующих. Встречается много недовольных приходским священником или епархиальным архиереем, состоянием церковной жизни; неправильным, на взгляд сомневающихся, пониманием вероучения или отправлением богослужения. Однако и проявляющие сомнения люди всегда обращались с верой к высшему Судье и готовы были ради веры идти на смерть.

      Обязательное для всех общественное богослужение в идеале, по Уставу, должно было совершаться в храмах согласно календарю. В основе его лежали неизменяемые тексты, предназначенные для суточного богослужения, совершаемого в определенные часы. Именно эти тексты, повторяемые изо дня в день и содержащие самые общие положения христианской веры и христианской истории, составляли основу обучения вере и грамоте. До конца XVII в. первой учебной книгой и для царевича и для крестьянского сына, после Азбуки или Букваря, где первые тексты для чтения - также молитвы, был Часовник, содержащий богослужение вечерни, павечерницы, полуношницы, утрени и часов. Завершала образование для большинства грамотных людей, по крайней мере до конца XVII в., Псалтырь, ве псалмы которой в XVII в. полностью прочитывались во время богослужения за седмицу. Таким образом достигалось не только недоступное современному миру (если забыть роль выступлений Сталина, цитатников Мао Цзедуна и т. п. почти литургических для своего времени текстов) единство воспитания и образования, но и максимально широкое знание богослужения и его максимально глубокое воздействие.

      Воспитанный в советское, да и в перестроенное время человек с трудом понимает цели и сущность общественного богослужения, но историк не может не считаться с существовавшей и существующей для десятков поколений людей в течение многих веков "литургической реальностью", в которой для верующего создается возможность непосредственного молитвенного общения с силами небесными. Вспомним возглас, утверждающий в наиболее таинственной части литургии верных, что "ныне силы небесные с нами служат". Персонализм христианства, особенно разработанный и действенный в православии, предполагает возможность и необходимость прямого молитвенного общения конкретной личности человека, живущего в исторически определенном времени и пространстве, - с вневременной, внепространственной, а значит бесконечной и вечной личностью трехипостасного Бога (тем не менее не перестающего быть личностью). В литургической реальности преодолевается эта несопоставимость и несоотносимость. Для этого необходимы, по учению церкви, люди, получившие силой Духа Святого право совершать таинства (иереи, архиереи), Слово (чин, последование, чинопоследование...) богослужения, предписанное Уставом; а также специальное место (храм, алтарь), освященный архиереем антиминс и другие условия, необходимые для вхождения личности верующего в литургическую реальность. Все построение суточного, седмичного и годичного кругов богослужения готовит прихожанина к восприятию литургического времени и литургического пространства. Время в богослужении то бесконечно ускоряется (в службах суток символически повторяется вся церковная история от сотворения мира до воскресения Христова), когда "миг равен вечности", то раздвигается - в службах года, то приближается к себе самому, например, в богослужениях Страстной седмицы. То же происходит и с литургическим пространством, когда храм становится вселенной, в которой пребывают Господь и Силы небесные, а алтарь - то яслями младенца Христа, то гробом, то троном божества.

      Представить колоссальное влияние литургической реальности на народное сознание и менталитет прошлых столетий помогают примеры и из нашего времени, связанные с особенностями средневекового народного сознания, сохраненного русским старообрядчеством, четвертый век исповедующим принципиальный традиционализм как основу своего исторического мироощущения. Говоря со многими наследственными сторонниками старой веры, мы, пройдя через ряд недоразумений и ошибок, вынуждены были понять, что большинство из них воспринимает события последних столетий не как собственно историю человечества, а время, прошедшее со времени раскола, - не как историческое время. Христианское понимание процесса истории- это история раскрытия в мир идеи Бога, возрастания ее в мире и людях. Поэтому высшая точка человеческой истории в этой системе координат - пребывание на земле воплощенной Второй божественной Ипостаси. С приходом же и победой в последней православной стране в середине XVII в. Антихриста, по учению всех направлений старообрядческого движения (выраженному реже сознательно, чаще бессознательно), история останавливается, прекращается, а точнее, продолжается только в пределах старообрядческих общин, для сохранивших "истинную" веру. Поэтому задаваемые неопытными исследователями вопросы об истории старой веры вызвали всегда у информанта желание рассказать об апостолах, о святых Ольге и Владимире... Время собственной жизни тем более не воспринималось как время историческое, а только как время личного опыта, которым можно и должно поделиться с молодыми.

      В 1976 г. летом, когда американцы подлетали к Луне, мы работали в беспоповских старообрядческих общинах нижегородской земли (Горьковская область). И тогда видели затруднение, испытанное старым знакомым, поспорившим "на бороду", что "Господь не допустит людей коснуться Луны", так как это уже не земное, а "небесное" пространство, земным тварям недоступное. Каясь в своем греховном споре и боясь потерять незаменимый символ истинности и мужественности, наш знакомый пытался найти с нашей "ученой" помощью выход из создавшегося положения. Но прежде, чем нога космонавта коснулась первого из небесных тел, коллективный традиционный разум общины нашел приемлемое разрешение противоречия. Было признано, что не люди нарушают заветы Писания, а Господь, в руках которого время и просторы Вселенной, расширил земное пространство, включив в него и ближайшее к Земле небесное тело.

      Учитывая тысячелетнее влияние литургических текстов и литургической реальности на народное сознание, гораздо легче понять особенность народного менталитета: идеи и положения, рожденные текстами богослужения, закрепляются в нем как конкретизация и жизненное воплощение основных постулатов Писания. В этом контексте вполне определяется и конкретно-историческая проблема сочетания в народном сознании христианства и язычества, продолжающего и ныне жить в так называемом народном православии, которое пользуется языческими по своей сущности, хотя вполне христианскими по форме, заговорами-молитвами. Недаром книги, в которые входили эти тексты в их народном варианте, - так называемые дурные требники, как правило, официальной церковью уничтожались. Эта проблема, столь актуальная и всесторонняя для средневековой русской Церкви, в более позднее время по вполне очевидным причинам также перешла в сферу литургики.

      Можно было бы назвать еще многие снова и снова возникающие в историческом массовом сознании проблемы, в большей или меньшей степени, прямо или косвенно объясняемые требованиями и содержанием православного богослужения. Таковы вопросы истинной и ложной власти и ее легитимности, истинной и ложной церкви, человеческого долга и т. п. Очевидно, что каждая новая эпоха дает свои ответы на эти вопросы, ссылаясь на одни и те же слова Писания и богослужения; возможность многозначной интерпретации их заложена в особенностях литургического текста.

      Остается пока еще не решенной проблема типологии литургических текстов как исторических источников. Поскольку им всем свойственна фактически единая общественная функция, наиболее четкая классификация этих текстов возможна исходя из внутренних принципов организации самого богослужения. Такой подход позволяет выявить тексты неизменяемых суточных служб, формулирующие наиболее общие положения христианства и православия, конкретизирующие основные моменты христианской истории; изменяемые части служб двунадесятых и великих праздников лунного и солнечного церковного года; изменяемые части богослужения "местных" (русских) праздников и памятей русским святым. Среди литургических текстов, не обязательных для всего общества, то есть "на потребу", необходимо выделить тексты, обслуживавшие функционирование государства, населенного пункта, семьи и личности. Однако, эта актуальная задача - предмет уже иного исследования.

      Примечания

      1. Трефологион, первая четверть (сентябрь - ноябрь). Часть основная. Москва. Печатный , двор, 1. VI. 1637; Трефологион, вторая четверть (декабрь-февраль). Москва. Печатный двор, 7. 1. 1638; Трефологион, третья четверть (март- май). Москва. Печатный двор, 21. V. 1638; Трефологион, четвертая четверть (июнь- август). Москва. Печатный двор, 21.V.1638; Трефологион, первая четверть (сентябрь- ноябрь) часть дополнительная. Москва. Печатный двор, 1. VI. 1637. ЗЕРНОВА А. С. Книги кириллической печати, изданные в Москве в XVI-XVII веках. Сводный каталог. М. 1958.
      2. См., напр.: СОБОЛЕВА Л. С. Паремийные чтения Борису и Глебу. В кн.: Вопросы истории книжной культуры. Вып. 19. Новосибирск. 1975; Исследования по истории общественного сознания эпохи феодализма в России. Новосибирск. 1984, с. 24-38.
      3. Служба на Положение ризы Господней. М. Печатный двор. Ок. 1625 года. См. 6-ю песнь канона (л. 15-15об.).
      4. НИКОЛЬСКИЙ К. Анафематствование, совершаемое в первую неделю великого поста. СПб. 1879.
      5. Канон- молебен о соединении веры православные и о умирении церкви. М. [не ранее 1652г. и не позднее 1663г.]; Молебное пение, певаемое в нужи церковной, о умирении и соединении веры... М. [тогда же]; Модебное пение о умирении... и освобождении от бед, належащих православным от сопротивных... и канон... о соединении веры. М. (тогда же).
      6. УСПЕНСКИЙ Ф. Синодик в неделю православия. - Журнал Министерства народного просвещения, 1891, ч. 2.
      7. РОМОДАНОВСКАЯ Е. К. Синодик ермаковым казакам. - Известия Сибирского отделения АН СССР, 1970, N 9. Серия общественных наук, вып. 3.
      8. СПАССКИЙ Ф. Г. Русское литургическое творчество. Париж. (19.51), с. 6, 7, 47.

      Вопросы истории. - 2000. - № 6. - С. 112-120.