Saygo

Библия падишаха Акбара

2 сообщения в этой теме

user posted image

Династия Великих Моголов, к которой принадлежал Акбар, происходит из Средней Азии. Предком Акбара был жестокий завоеватель Тимур (Тимурленг), покоривший значительную часть Азии. Один из его потомков – султан Бабур, воин и поэт, писавший прекрасные стихи на фарси и на тюрки, вторгся со своими войсками в Северную Индию, овладел городом Дели и основал новое мусульманское государство. Его правителей называли Великими Моголами («могол» – монгол, принявший мусульманскую веру). Внук Бабура Акбар родился уже на земле Индостана.

Акбар вступил на престол в возрасте 12 лет. Уже в юности он начал вести военные походы, в ходе которых ему удалось объединить значительную часть Индии. В 1574 г. Акбар перенёс столицу из Дели в построенный им посреди пустыни «Город победителя» (Фатехпур-Сикри), представлявший собой по существу военный лагерь. Но Акбар вошёл в историю не столько как воитель, сколько как духовный реформатор, освободивший немусульман от тяжёлых поборов и создавший весьма странную «религию», ставшую приметной чертой его времени.

По возвращении из похода на Бенгалию в начале 1575 г. Акбар издал указ о строительстве Дома поклонения (Ибадат-хана), предназначенного для проведения дискуссий между представителями различных направлений и религиозно-правовых школ ислама в присутствии самого падишаха. Ибадат-хана находился недалеко от кельи покойного шейха Салима, духовного наставника Акбара. На собрания приглашались шейхи суфийских братств, сайиды – потомки пророка Мухаммеда, богословы-улемы, а также знатные приближённые Акбара, интересующиеся духовной жизнью. Дом поклонения состоял из просторного зала, вмещающего не менее двухсот человек, построенного вокруг остатков жилища отшельника – шейха Абдуллаха, ученика шейха Салима. Падишах заводил дискуссию то с одним, то с другим из авторитетов. «Заседания» начинались обычно вечером, на закате, в четверг и продолжались иногда до полудня пятницы.

Неожиданно произошли изменения в личной жизни Акбара и переворот в его психике. Начало этому положил странный инцидент, произошедший с ним в мае 1578 г., на ежегодной шахской охоте в Панджабе (камарга). Подготовка к охоте велась в течение 10 дней, как вдруг Акбар приказал отозвать ловчих. Среди придворных стали распространяться слухи, что Акбар внезапно пришел к осознанию бренности земной власти и даже собирается отречься от престола. Перемена в характере суверена, до того столь властолюбивого, объяснялась якобы некоей встречей лицом к лицу с самим Аллахом, вызвавшей в душе Акбара сильнейший суфийский экстаз.

Что же произошло с властителем? Возможно, он увидел сон; возможно, с ним случился припадок (он был склонен к эпилепсии).

Страсть Акбара к древнеиранской культуре объясняет то особое положение, которое заняли при его дворе парсы. Говорили, что он носит под своей одеждой священную рубаху и пояс зороастрийцев. Глава индийских парсов Мехерджи Рана обучал Акбара молитвам и обрядам своей веры. Во дворце был зажжён священный огонь, горение которого было поручено поддерживать придворному историку Абуль-Фазлу. В марте 1580 г. Акбар стал публично совершать церемонию поклонения (простирания ниц) пред священным огнём и восходящим солнцем, ввёл празднование 14 доисламских иранских празднеств. Акбар как бы примеривал разные религии на себя, проверял, насколько они пригодны в качестве государственного культа, в какой мере они способны заменить господствующий в империи (но не в душах людей) суннитский ислам.

В 1578 г. Акбар направил письмо к властям португальской колонии Гоа следующего содержания: «Главным служителям ордена св. Павла. Да будет им известно, что я являюсь их большим другом. Я направил прежде Абдуллаха, моего посланника, и Доменико Переса, дабы пригласить вас послать ко мне вместе с ними двух из ваших образованных людей, которые захватили бы с собой книги по Закону, и прежде всего Евангелия, ибо я искренне и серьёзно желаю постичь их преимущества; и я прошу вновь с большой настойчивостью, дабы они прибыли вместе с моим посланником и привезли свои книги, так как от их приезда я получу великое утешение».

Для португальской короны это приглашение было поистине неожиданным и желанным.

С большим караваном купцов миссионеры проделали путь от Сурата до реки Чамбал и, встреченные конным эскортом падишаха, вступили в феврале 1580 г. в Фатехпур-Сикри. Они преподнесли Акбару Королевскую Библию Плантина, напечатанную в 1569–1572 гг. для Филиппа II Испанского. Падишах проявил высочайшую почтительность к Священному Писанию и, принимая его, снял с головы тюрбан и поцеловал книгу. Он приказал своим художникам скопировать изображения Христа и Девы Марии, которые святые отцы привезли с собой.

user posted image

"Biblia Regia" или "Biblia polyglotta", изданная антверпенским печатником Плантином для короля Филиппа II

Ещё в 1579 г. Акбар отстранил от должности имам-хатиба главной мечети Фатехпур-Сикри и сам стал вместо него произносить проповеди с кафедры мечети.

В сентябре 1579 г. шейх Мубарак издал фетву о непогрешимости Акбара. Документ был подписан и другими ведущими улемами, не проявлявшими, однако, большого энтузиазма в этом деле. Практически любое указание Акбара стало считаться истиной в последней инстанции, все улемы должны были воспринимать его как непререкаемый закон. Акбар был провозглашён имамом, чей авторитет не подлежит никакому сомнению. Мысль имама превыше всех других мнений. После этого деятельность Дома поклонения потеряла всякий смысл, ибо все догматические затруднения могли быть решены теперь гением одного человека.

Акбар апеллировал к суфийским понятиям о единстве всех религий и равенстве различных способов поклонения единому Творцу. Но новая религия Акбара была в первую очередь «царской», сосредоточенной на персоне суверена и его божественных полномочиях.

Похоже, что речь шла об особом ордене, объединяющем наиболее преданных сторонников падишаха.

Действия Акбара чем-то напоминали поведение Ивана Грозного двадцатью годами ранее, в момент введения опричнины. Они были ярким проявлением деспотизма абсолютного властителя, стремящегося подчинить и духовную власть.

Разразившаяся в 1582 г. пограничная война между португальцами и Моголами вынудила иезуитов покинуть двор Акбара.

В 1595 г. к Акбару прибыла третья иезуитская миссия из Го а во главе с отцом Жеромом Ксавье, который оставался при могольском дворе в течение 23 лет.

Падишах оказал гостям необычайные знаки внимания, позволив им даже сидеть в своём присутствии во время приёмов, вплоть до того, что выделил им место на своём собственном диване (на подушках). Им было разрешено не простираться ниц перед повелителем. Однажды во время литании Акбар опустился на колени и простоял так всю службу со смиренно сложенными руками. Именно к тому времени относятся копии изображений Девы Марии с младенцем Иисусом, выполненные могольскими живописцами.

Однако действительные намерения Акбара по отношению к португальскому владычеству на берегах Индийского океана были далеко не идиллическими. Излияния чувств по отношению к иезуитам были призваны замаскировать и усыпить их внимание, не дать им разгадать его истинные замыслы. Акбар внимательно следил за происходящим в португальских колониях с помощью многочисленных шпионов. Впрочем, и сами иезуиты действовали скорее как политическая миссия, чем как духовная.

Одновременно Акбар приступил к выполнению своих планов по завоеванию Южной Индии. В письме узбекскому хану Абдулле он писал, что «предпринял бы сокрушение неверных франков, пришедших (и занявших) острова в океане».

В 1601 г. Акбар направил своё посольство в Гоа. Речь больше не шла о наставлении в христианской доктрине: посольство вело переговоры о торговле, о возможных поставках оружия и артиллерии Моголам.

Принц Салим, чьей резиденцией был Аллахабад, поднявший мятеж против своего отца, соревновался с ним в выражении почтения к христианским символам. Он носил медальоны с изображениями Младенца Христа и Девы Марии, изумруд с изображением распятия на золотой цепочке, приказал выбить на своих печатях знак креста.

При преемниках Акбара португальское влияние в Индии уступило место английскому. Правнук Акбара Дара Шукох пытался продолжить усилия своего предка по созданию синкретической религии на основе индуизма, суфизма, христианства. Как и сам Акбар (возможно, отравленный агентами своего сына Салима), Дара Шукох потерпел поражение. Он был казнён по приказу своего брата Аурангзеба, сторонника строгого правоверия.

«Божественная вера» прекратила своё существование вместе со смертью Акбара. Однако его духовные искания свидетельствуют о государственной необходимости в выработке такой идеологии, которая устраивала бы всю многонациональную империю, отражала весь спектр существующих в ней верований. Контакты с католическими миссиями и резко враждебное отношение к мусульманскому правоверию показывают, что целью Акбара было ослабление духовенства и военной аристократии, от контроля которых он мечтал избавиться.

Феномен Акбара оставил глубокий след в индийском самосознании. И в наши дни многие в Индии считают Акбара основателем современной индийской государственности, своего рода предшественником Махатмы Ганди. Ежегодно устраиваются фестивали в честь Акбара возле его гробницы в Сикандаре. Эта пятиэтажная гробница оригинальной формы (тело Акбара было погребено не в земле, как полагалось по мусульманскому обычаю, а на высоте пятого этажа) на века останется памятником причудливому гению могольского падишаха.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

В.И. Шеремет

Современник Ивана Грозного и Сулеймана Великолепного. Политический портрет Акбара Великого

user posted image

Он правил в год Тысячелетия хиджры (мусульманского летоисчисления) и был приветствуем как «махди» – спаситель и устроитель. При нем сотни тысяч мусульман с привычным восторгом восклицали «Аллах Акбар!». Спустя столетия люди забыли, что они возглашали здравицу падишаху, правителю, который, возможно, впервые после фараона-еретика, великого Эхнатона, попытался ввести новую государственную религию. В его, Акбара Великого, правление Мухаммад, Печать пророков, последний довод для сотен тысяч исламистов, штурмующих в начале 2011 г. правительственные здания в Тунисе, Египте, Йемене, Ливии, был всего лишь одним из равных столпов– устроителей миропорядка.

В возрасте 13 лет Акбар взошел на престол страны с населением около 20 млн человек. После полусотни лет правления он оставил мировую державу с населением в 150 млн человек. «Абу-л Фатх Джалал-уд дин Мохаммед Акбар, падишах Гази (Победоносный), – да хранит Бог вечно его царство! – самый праведный, умный и познавший Бога», – таков был официальный титул этого правителя. Далее мы будем называть его именем, под которым он вошел в историю мировых цивилизаций, – Акбар, или Акбар Великий.

Дед нашего героя Захиреддин Бабур-хан (1483–1530), внук неистового Тамерлана, правитель Кабула, блестящий поэт и воин с переменчивой судьбой, в 1525–1527 гг. сумел захватить Северную Индию (Делийский султанат) и основать там свою, новую династию Великих Моголов (в европейском произношении – от «монголов»). Новая держава получила то же название – Могольская империя, что соответствовало больше традиционной для Востока преемственности (не всегда реальной, но такой убедительной для податной массы населения) власти от действительно великого правителя. В нашем случае – весьма отдаленными потомками по боковой линии Чингисхана были Тамерлан (эмир Тимур) и Бабур-шах.

Старший сын Бабура по имени Хумаюн-хан (1508–1556), «больше мечтатель, чем правитель», по выражению современника, провел свою жизнь в военных походах, отстаивая завоевания отца. Маленький Акбар, первенец Хумаюна, вырос в люльке, притороченной к спине боевого верблюда. Кинжал отца был его любимой игрушкой. Как сообщает почтенный хронист Джоухар, в юности бывший мальчиком на побегушках при Хумаюне, отметить рождение первенца хану оказалось нечем. Тогда Хумаюн раздал приближенным бочонок драгоценного мускуса – единственную ценность, которая у него была. Драгоценности, перекочевавшие много позже в короны британских королей, собирали уже другие Великие Моголы.

15-летняя Хамида Бегум, мать маленького Акбара, дочь одного из вождей Синда, что в низовьях Инда, поклялась, что, если она и малыш выживут, она воспитает своего сына так, что голову ему будет кружить не запах крови, а только аромат благовоний. Она сдержала слово [10, p. 43–45].

Предания империи Великих Моголов, впоследствии тщательно собранные английскими завоевателями Индии, содержат массу рассказов о необычайных дарованиях Акбара. О том, например, что заговорил он еще в младенчестве, утешая свою расстроенную кормилицу; что в три года легко перебросил через плечо пятилетнего товарища по играм. В 12 лет он уже уверенно управлял боевым слоном. Став старше, исцелял болезни и укрощал хищников… Как дед и отец, сочинял музыку, слагал стихи…

Согласно преданию, в 1556 г., в переломный момент сражения на Панипатской равнине, когда индус, т.е. «из местных» по рождению, блестящий военачальник Хему стал во главе армии, готовой свергнуть малолетнего правителя-чужеземца Акбара, и уже пять тысяч боевых слонов ревели от возбуждения, Акбар проявил свои особые дарования. Он встал во весь рост на платформе «своего» слона (с ним вместе он взрослел), с которого следил за сражением, звонким голосом призвал все стрелы, все луки битвы поразить его, Акбара ничтожного(!), либо одну стрелу направить в мятежника Хему. Случайная стрела вскоре ослепила Хему. Мятежники дрогнули и бежали…

Достоверно другое. Подобно своему великому предку Тамерлану, он так и остался неграмотным. Сохранилось лишь одно слово, коряво написанное детской рукой, – дата на книге, подаренной ему на 10-летие. Впрочем, любознательность, феноменальная память и неуемная жажда общения с учеными людьми были столь велики, что в его неграмотность никто не верил. Из 24 тысяч рукописей его личной библиотеки Акбар, по отзывам миссионеров-иезуитов, знал все или почти все и непрестанно расширял свои познания о мире, выслушивая путешественников, послов далеких стран, чтецов и сказителей [8, p. 18].

Хумаюн, отчасти по политическим мотивам, чтобы обуздать сподвижников деда и отца – своих не в меру экспрессивных узбекских и афганских воинов-суннитов, отчасти под влиянием своей юной, прекрасной и очень терпимой к иноверцам Хамиды Бегум (а иначе быть не могло – ее родной Синд лежал на перепутье военных дорог и различных религий), усердно посещал священные места шиитов в Иране – в Мешхеде и Ардебиле, писал стихи в честь шиитского святого имама Али и читал их смышленому сыну [7, p. 161–164]. Стоит ли удивляться тому, что Акбар впитал и суровую бескомпромиссность суннитских преданий о Пророке Мухаммеде и праведных халифах, и шиитский, сравнительно более широкий взгляд на устройство мира. Да и на роль Правителя, духовного главы правоверных, которого общество должно не бояться и терпеть, а уважать и ценить.

Исключительная выносливость и приверженность к физическим упражнениям, природный ум и умение разбираться в людях, граничившее с мистическим проникновением в души собеседников, были неотъемлемыми чертами Акбара. То, что в лидерах Востока XXI в. тщетно ищут повстанцы на площадях Каира, Багдада, Кабула…

Для Акбара оказалась исключительно сложной, воистину требовавшей особых дарований ситуация в стране, во главе которой он оказался подростком после смерти отца (1556 г.). Полный сил и энергии Хумаюн упал и разбился насмерть на мраморной лестнице своего дворца после того, как в присутствии посторонних сделал суровый выговор сыну – Акбару. Таково предание. За века, прошедшие до наших дней, никто не бросил упрек Акбару, что он или его окружение готовили переворот, столь обычный для тех мест и эпохи.

Его дед и отец были мусульманами, «пришлыми завоевателями» в землях, населенных многими народами с разными религиями. Об Индии доакбаровской эпохи наш замечательный соотечественник – путешественник Афанасий Никитин – писал: «А всех вер в Индеи 84 веры, а все веруют в Бута [т.е. идола. – Авт.]: а вера с верою ни пьет, ни ест, ни женятся межи собой» [4, с. 41]. Бесчисленные схватки с воинственными иранскими, афганскими и тюркскими соседями за мелкие и разобщенные местные княжества привели богатые и плодородные земли Северной Индии в упадок и разорение. Лучше Афанасия Никитина не сказал никто: «А земля людна велми, а сельские люди бедны велми, а бояре [правители. – Авт.] силны добре и пышны велми» [Там же, с. 16].

Одаренный от природы, Акбар все-таки не мог, конечно, в 13 лет править государством. Но, оказавшись на троне, он деятельно учился. Военному делу – у регента-правителя, туркмена по происхождению и мусуль-манина-шиита по вероисповеданию, храброго военачальника Байрам-хана. Искусству управления и, что гораздо сложнее, науке выживания в клоаке дворцовых интриг – у ловких царедворцев и финансовых воротил из семьи своей кормилицы, среди которых были и мусульмане, и индуисты.

Взрослея и наблюдая роскошь, своеволие и жестокость вельмож по отношению друг к другу и к подданным индийцам-немусульманам, Акбар пришел к определенным выводам. Верить, сидя на троне, можно только себе и… звездам. Богов слишком много; кто услышит тебя, кто поймет – неизвестно. Так, во всяком случае, много лет спустя Акбар воспитывал своего сына-преемника. Действительно, индуистский пантеон необъятен.

К 19 годам Акбар избавился и от опеки регента, и от опасных склок в своем окружении. Причем сделал это так, как будет поступать следующие полсотни лет, – исподтишка и чужими руками.

Регента Байрам-хана по пути в Мекку зарезал какой-то случайный афганец – «по личным мотивам». Один смутьян из свиты утонул, переправляясь через тихую речушку; другой (кстати, его молочный брат – сын любимой кормилицы) упал с балкона. Или был сброшен, но тот, кто говорил такое, жил недолго…

С 1562 г. Акбар стал единоличным правителем с четким осознанием своей исключительности и судьбы «преобразователя мира». Соответствующим образом он формировал свое окружение, двор, военные и административные органы. Все было подчинено идеям преобразований. Столь же очевидно сказывалось и влияние традиций многомиллионной Индии. Причем двоякого рода: привнесенных – тюрко-монгольско-иранских (вместе с войсками сил вторжения Бабура и Хумаюна) и местных – домонгольских, раннесредневековых и даже древнеиндийских. К числу ревнителей привнесенных обычаев и традиций, например, относилось соперничество ортодоксального суннитского ислама выходцев из Средней Азии и относительно веротерпимого ислама шиитского толка ирано-язычных сподвижников его деда и отца.

Защитниками и поборниками местных традиций были, среди прочих, влиятельные своей воинственностью и древними богатствами владетельные индуисты раджи (буквально – «царь», «царек») области на северо-западе Индии – Раджпутаны (совр. Раджастхан), а также масса менее компактных этнических и религиозных группировок. Незыблемой оставалась многовековая кастовая система доисламской эпохи. Заметим, что эта система пережила и Моголов, и Британскую Индию…

Из исламских кругов вышла подавляющая часть акбаровских военачальников и, конечно, все исламские священнослужители. Служилая военная исламская знать – джагирдары – кормились за счет наделов – джагиров, не передаваемых ни в собственность, ни в наследство, ни даже в длительное держание. Военачальник-джагирдар содержал со своего надела лично ему(!), а не падишаху Акбару (и в этом отличие Могольской империи, скажем, от османского государства Сулеймана Великолепного, еще одного, помимо Ивана Грозного, современника Акбара) подчиненные войска. Однако падишах мог отобрать надел у джагирдара, передать другому, дать лучший (или худший) надел и т.д.

Временность власти джагирдара на держание надела порождала психологию: «бери с крестьянина все, кроме его костей, которые принадлежат потомкам», – и лютые междоусобицы. Военная знать владела землей в деревне, контролировала внешнюю торговлю (ткани, пряности, драгоценный краситель – индиго) и основные нити жизни древних городов Индии.

Империя Акбара, как иногда называют государство Великих Моголов, для Востока с его «культом меча» как мерила и символа власти отличалась предельной военизированностью органов управления. Даже дворцовые поварята, к удивлению английского путешественника У. Хокинса, имели воинские звания – «десятник» и т.д. Матери своего первенца, любимого сына Джихангира, Акбар присвоил одно из высших воинских званий – «командир 12-тысячного войска», чем эта тихая и чувствительная женщина невероятно гордилась [8, р. 29]. По преданию, ножом и боевым веером она владела бесподобно…

Феодалы-джагирдары и мусульманская религиозная верхушка – муллы и шейхи – были опорой Акбара, но и его кандалами. При дворе практически не было ни богатых купцов, ни ростовщиков-финансисов, – фигур, обычных для дворов исламских султанов и иранских шахов Востока. Зато много больше было поэтов, художников, историографов-летописцев, зодчих и других представителей изящных искусств. Причем в их числе, в отличие от «управленцев», было много немусульман, приезжавших со всех уголков Индии и из многих стран Востока и пользовавшихся полной защитой Акбара, вне зависимости от религии. Относительный баланс воинов-раджпутов в своей армии Акбар поддерживал за счет предоставления некоторым индусским князьям джагиров – «наделов в виде премии» за верность, за участие в походах. Иногда за удачную мысль или благозвучное стихотворение во славу Акбара тоже даровался надел.

Относительно удачной оказалась брачная политика Акбара. До пяти тысяч дочерей и сестер правителей из знатных родов Индии стали официальными женами Акбара. Поскольку Коран не допускает более четырех жен, суннит Акбар (которого политика интересовала куда больше, нежели власть над гаремом) сочетался с ними по известному в Иране шиитскому обряду «мут’а» – «временным, на срок» браком. Почти никого из этих жен Акбар не видел и, кажется, не особенно к этому стремился. Зато князья и раджи оказывались в выгодном, защищавшем их положении – родства с зятем-падишахом, а богословская и военная шиитская верхушка была особенно довольна: древние иранские обычаи соблюдаются. Сунниты ворчали, но мирились с происходившим, принимая подправленные Акбаром исламские каноны.

Впрочем, равновесие в стране было предельно хрупким. Удержать его можно было только какими-то серьезными реформами, но на реформы требуются большие деньги. Выход один – военные походы. Среди первых завоевательных походов Акбара было окончательное подчинение раджпутанских князей, которых победить только силой вторжения было невозможно. Акбар расколол их ряды подчеркнутым вниманием к своим женам – княжнам из раджпутов и… устройством кольца фортов и пограничных укреплений, изолировавших наиболее строптивых князей.

Независимые персоязычные источники гласят, что неизгладимое впечатление на Акбара произвел подвиг раджпутов города Читтора. Осознав неизбежность поражения, гарнизон раджпутов совершил «джаухар» – воины собственноручно сожгли всех своих жен и дочерей, чтобы те не стали добычей мусульман, надели шафрановые накидки и вышли на последний бой. Их было 30 тысяч, ни один не пережил своих женщин… Больше Акбар «джаухаров» не допускал, шел на любые переговоры.

user posted image

Следующий поход – в княжество Гондвана – поразил даже привычные ко всему мусульманские войска. Мудрая и храбрая правительница княжества по имени Рани Дургавати возглавила отчаянное сопротивление вторжению, вооружив и мужчин, и женщин, а, потерпев поражение, публично покончила с собой. Вместе с ней «ушли» и все ее близкие, на глазах... Увезти все сокровища древнего княжества Гондвана захватчики даже не смогли – не хватило слонов. К тому же при дележе золота, рубинов и изумрудов перессорились командиры войска Акбара, – поговаривали, что сказалось проклятие Рани.

Решения падишаха были, как всегда, стремительны и неординарны. Ненасытные мирзы были казнены. Раджпутская принцесса (не из семьи Рани) стала любимой женой Акбара, а ее духовники-брахманы получили доступ к вечерним беседам с ним. Конница героев-раджпутов заняла подобающее место в армии завоевателя. Индус Тодар Мал на долгие годы стал доверенным военачальником – правой рукой Акбара, другой индус Ман Синг возглавил налоговое и финансовое ведомство.

Сочетая начало реформ с политикой захватов, в княжестве Гуджарат Акбар лично встал во главе войск и сломил сопротивление эфиопских воинов, состоявших на службе у местных правителей, причем, как гласят источники, неким ментальным зовом нейтрализовал эфиопских (африканских) слонов-убийц. Однако изгнать засевших в приморских гуджаратских крепостях Диу и Даман португальских торговцев-пиратов, грабивших всех на морских путях в Аравию и Восточную Африку, Акбар не сумел. Не помогли даже первоклассные пушки Сулеймана Великолепного, доставленные в Индию после триумфальных побед османов в Восточной Европе.

Акбар с большим вниманием относился к военным свершениям и реформам турецкого современника своего отца и деда – Сулеймана Законодателя, или Сулеймана Великолепного (1520–1566). Бабур-хана же в свое время преследовал призрак замученного в 1402 г. кровавым Тамерланом османского султана Баязида I. Бабур усердно учился у турецких мастеров литью пушек и взаимодействию пехоты и артиллерии. И при этом, стремясь умиротворить дух Тамерлана, всячески возвеличивал племя барлас – родное племя Тимура и, следовательно, Бабура – Хумаюна – Акбара [11, р. 339–430].

Были и другие походы… К 1574–1575 гг. была покорена находившаяся под властью афганцев Бенгалия. В решающем бою при с. Тукарои мусульманские вожди из акбаровского окружения трусливо бежали. Устоял во главе десятка телохранителей только «несгибаемый клинок падишаха» индус Тодар Мал, он перегруппировал отступавших и после битвы вручил Акбару ключи от древней столицы Бенгалии. «В назидание трусам и в поощрение героям» Акбар сделал наместником огромной Бенгалии индуса – своего «финансиста» Ман Синга.

Угрозами, подкупом и внезапными, но хорошо подготовленными вторжениями войск местных феодалов, привычных к климату и рельефу местности, в течение 1586–1589 гг. были присоединены Кашмир и Синд. Их правители были с почетом приняты на падишахскую службу, массовых репрессий против мирного населения в доступных нам источниках не зафиксировано.

Затяжные войны ждали Акбара в Центральной Индии. Княжество Ахмеднагар пало только после того, как Акбар за фантастические суммы в драгоценных камнях «уговорил» португальцев, засевших в приморских крепостях, выделить ему советников и артиллерию. Правительница Ахмеднагара, прекрасная Чанд Биби, столь успешно руководила обороной, что потребовался очередной «несчастный случай»: легендарная воительница погибла, когда делала обход крепостных укреплений. Европейское военное искусство португальцев – первых колонизаторов Востока – и изощренное коварство Акбар-шаха победили. Однако дальше углубляться в абсолютно чужеродные области Декканского нагорья Акбар не решился. Если верить легенде, ему стал являться во сне образ матери, заклинавшей сына не воевать с женщинами – правительницами древней земли женского владычества. Вспомним, что Тимура Кровавого остановила под Ельцом Матерь Божья – Святая покровительница Земли русской. Акбар об этом, вероятно, знал [5, с. 200–207, 256–267].

Далеко на северо-западе оставалась страна предков – Средняя Азия, с которой попеременно то вяло воевали, то вели переговоры, а в обширной империи, включавшей Индостан и часть Деккана, уже шли реформы, требовавшие мира и собственного надзора ока падишаха.

Завоевания Акбара привели к определенной централизации на большей части Индостана. «Воины ислама» из Средней Азии, из персидских и афганских земель получали все больше джагиров. Огромные древние богатства оседали в сокровищницах новых владельцев, которые связывали себя семейно-брачными, служебными, хозяйственными узами именно с Индией, а не с далеким Кабулом, Гератом или Мавераннахром. Потомство от смешанных браков новых правителей роднилось с потомками традиционных раджей, создавались новые слои общества. Весьма разнообразные по национальному, религиозному, хозяйственному признаку земли от Пенджаба до Ориссы связывались едиными и законодательной, и судебной системами Акбара. Сколь бы несовершенны они ни были, но единство все же обеспечивали.

Вторжения Акбара не носили истребительного «тамерлановского» характера. Падишаху были нужны постоянные налоги, а таковые платят, как известно, только живые. Правда, соблюдая традиции деда, выходцев из племени барлас падишах окружал особым почетом.

Армии Акбара действовали чаще всего вдоль древних караванных путей «Китай – Иран – Левант» или «Китай – Иран – Прикаспий». Они стремились установить контроль над морскими портами Индостана. Постепенно возрождался мировой цивилизационно значимый Великий Шелковый путь. Новые землевладельцы все чаще вкладывали средства в мировую торговлю Востока, казалось, утраченную с варварскими вторжениями португальских купцов-корсаров в теплых морях и с расширением связей Европы с Новым Светом. Богатели и крепли в основном джагирдары-военачальники и верхнее звено местной индусской знати.

Правитель умный и дальновидный, Акбар строил государство не на костях и черепах, а на поте и мозолях своих разноплеменных подданных.

Первоначально Акбар наметил вообще уничтожить практику условных держаний – джагиров, а армию и чиновников посадить на денежное содержание. Одновременно была введена система откупов налогов, которые отныне собирали сами джагирдары. Однако откупщики налогов, что само по себе редкость для Востока, и мусульмане, и индусы, учинили такие притеснения и жуткий произвол, что, по словам одной хроники, в тюрьмах налогового ведомства людей погибать стало больше, нежели в далеких походах. Реформа провалилась, но некоторое облегчение налогового гнета все же наступило. Главное – власти провели перепись населения и примерный кадастр (реестр) земельных площадей, налоги (предпочтительно в денежном, но также и в натуральном виде) стали соответствовать реальной плодородности земли и размерам участков.

«Революцией» стало введение на 19-м году правления Акбара мерного шеста из бамбука, причем строго фиксированного размера, вместо обычной мерной веревки, которую то размачивали для удлинения, то сушили, чтобы укоротилась. Это меняло, разумеется, размер участка и сумму, оседавшую в кошельке чиновника.

В военном ведомстве Акбар пошел на постепенное сокращение числа военачальников высшего и среднего звена «из народа пришлого» (тюрки, персы, афганцы) и на увеличение прослойки местного воинства, лучше подготовленного к походам, например, в Бенгалию или Деккан. Из 212 эмиров, что служили Акбару в 1582 г., 83 человека были «пришлыми», а 129 – местными: мусульманами (85 человек) и индусами (44 человека).

Перейти к армии, целиком набираемой и оплачиваемой государством, Акбар не смог, однако ряду злоупотреблений в высшем звене был положен конец. Так, каждый эмир был теперь обязан иметь личное тавро для клеймения лошадей своей армии. Деньги на содержание наемного войска в походе выдавались эмиру не по числу всадников (оно менялось), но по числу лошадей «под седлом», в боевом строю. Окончательно искоренить воровство в армии не удалось еще ни одному правителю в мире, но шаг в этом направлении Акбар все же сделал.

Опираясь на рекомендации своих советников-индийцев и на опыт почитаемого им Чингисхана, Акбар провел жесткую административную реформу. Государство было разделено на 15 областей, в ряде случаев не совпадавших с доакбаровским делением на земли и княжества. Была централизована и унифицирована система управления. Для чиновников впервые вводилась система, делившая управленцев по чинам и рангам, в целом совпадавшая с армейскими чинами и званиями. Переход с гражданской службы на военную был предельно облегчен, но производство в чине зависело от воли падишаха и его ближайшего окружения.

Удачным и крупным шагом Акбара было введение единой меры длины, обмера земли по периметру и по площади. Торговцы вздохнули с облегчением, получив единую меру веса и денежную единицу – рупию с фиксированным содержанием благородных металлов. Устранить хождение разнообразных монет из различных эпох, вплоть до сохранившихся и очень ценившихся в XVI в. монет Александра Македонского, Акбар не смог. Ему приписывают фразу: «Не важно, сколько монет будет в хождении, но пусть монета с моим именем будет самой чистой [т.е. полновесной. – Авт.]».

user posted image

Основным и объединяющим звеном реформ Акбара стала его попытка создать объединяющую интегрированную модель религии для молодой и разноплеменной державы. Первоначально Акбар искал «подходящую доктрину» в рамках сектантских исламских орденов. Он даже построил «Ибадат ханэ» («Молитвенный дом»), где дискутировали исламские богословы, которым Акбар торжественно повелел «установить правду, найти и открыть принципы истинной религии и проследить ее до божественного источника» [6, p. 204, 273]. Вскоре, однако, выяснилось, что Акбара мучает, главным образом, вопрос о законности его политических браков с индусскими княжнами; муллы и шейхи стали толковать о возвышенном и требовать себе все больше власти в управлении и новых пожертвований (хотя Акбар был щедр к улемам, как никакой другой султан). Однако они встретили резкий отпор со стороны Акбара.

В качестве следующего шага он приблизил к себе радикальных сектантов мусульман-махдистов, веривших в приход некоего мессии, и к 1579 г. пришел к мысли объединить в своих руках всю полноту духовной и светской власти. Султаном-халифом, тенью Всевышнего на земле, были до него только правители в Арабском халифате и в Османской империи. В месяце раджабе 987 г. хиджры, т.е. на рубеже августа–сентября 1579 г., Акбар провозгласил себя «муджтахидом [высшим

духовным лицом. – Авт.] своего века» и сверх того – «самым праведным, умным и познавшим Бога». Так было сказано в хронике XVI в. [6, p. 271–272].

Подобие имамата – государства шиитского образца, когда духовный лидер осуществлял функции высшего руководства обществом, – Акбара не устраивало. В «Молитвенном доме» проводились открытые диспуты на богословские темы в присутствии самого Акбара, в которых участвовали мусульманские, индуистские и другие индийские религиозные деятели. Туда прибывали христианские португальские миссионеры, зороастрийцы, иудеи, суфии едва ли не со всех стран Востока. Эти поразительные по терпимости и широте тем обсуждения «конференции», не существовавшие ни до, ни после Акбара, сближали различные ветви мировых цивилизаций, переплетавшиеся на земле Индии, открывали людям новый мир общения, тем более что в новую столицу Акбара вблизи от Дели стекались сотни ученых, поэтов, людей искусства. Все они находили там понимание и поддержку.

Если отец Акбара, мечтатель и суфий Хумаюн-хан, частенько принимал решения, гадая по «темным сурам» Корана, то мистик в душе и прагматик на деле Акбар любил повторять почитаемого всей Индией философа-вольнодумца и поэта Кабира (1380–1418). Как писал Кабир, «Всеобщее имя Бога – это внутреннее, чье бы имя ни призывали в молитвах: Али у шиитов или Рамы у индусов… Город индусского Бога на Востоке [Бенарес. – Авт.], а город мусульман на Западе [Мекка и Медина. – Авт.], но ищите Его у себя в сердце, ибо там Бог и мусульман, и индусов… Пураны [священные гимны. – Авт.] и Коран – это только слова, хотя и святые»{1} [12, p. 18–19].

Преодолевая, нередко вооруженной рукой, сопротивление ортодоксальных мусульманских богословов и части упрямых джагирдаров, Акбар сделал следующий шаг. В 1582 г. он провозгласил новую религию – «дин-и илах», «божественную веру». В ней причудливо сочетались элементы всех основных религий Индии во имя того, чтобы «слава была обеспечена Богу, мир – населению, а безопасность – государству». Сам Акбар становился как бы всеиндийским гуру – духовным наставником многомиллионной державы. Ключевая роль в новой религии отводилась человеческому разуму как единственному критерию правильности любых духовных исканий.

user posted image

Абу-л Фазл преподносит падишаху Акбару книгу «Акбарнаме».

Равенство всех людей перед Всевышним не отрицало ни ислам, ни кастовую систему (которая для Акбара была неприкосновенна, как Коран), ни сложившихся за многие века бытовых норм индийцев. Как свод нравственных правил«божественная вера» возвеличивала Акбара-правителя и была нацелена на объединение вокруг него и его преемников на могольском троне низов Индии – крестьян, ремесленников, торговцев при сохранении «ближайшего круга и опоры» – правящей исламско-военной верхушки [2, c. 155–163].

Из феодальной среды безоговорочную поддержку новой вере оказали военачальники среднего и низшего звена, придворные поэты, художники. Горожане, люди из народа ринулись в новую веру, как заметил автор одной хроники, «рыдающими от счастья толпами». Крестьяне взирали на суету безучастно. Высшее звено власти – мусульмане и раджпуты – откровенно не желало даже знакомиться с новыми идеями.

Тем временем, к радости «толпы» и озлоблению «верхов», был отменен личный налог на индуистов, запрещены насильственные браки индусов-детей по расчету родителей (по сути – продажа девочек) и обряд «сати» – самосожжение индусских вдов. Были введены некоторые ограничения на безмерный рост вакуфов – имущества мусульманских мечетей и т.д.

Главное, чего достиг Акбар, – это веротерпимость (пусть на время) как основа государства. Для денежной торгово-ростовщической верхушки городов, массы мелкого управленческого и военно-служилого люда государственная система, созданная Акбаром, приобрела значительную привлекательность.

Эклектичная новая религия ненасильственно угасла со смертью в 1605 г. своего создателя [3, с. 287–332].

Государство, укрепленное Акбаром Великим, сумели разрушить только английские колонизаторы, применив все достижения другой эпохи, – эры промышленного капитализма.

Он умер достойно и тихо, оплакиваемый всеми без различия подданными Могольской державы.

Внук Акбара Шах Джахан, поддерживавший, по примеру предков-бабуридов, культуру и искусство, создал один из величайших памятников исламской Индии–мемориал умершей любви, мавзолей Тадж Махал.

user posted image

Мавзолей Акбара в Сикандре (Агра).

1. Заметим, что несколькими столетиями раньше эти идеи воспевал и развивал современник Александра Невского – один из величайших суфиев мира Джелаледдин Руми [3, с. 13–16].

Библиографический список

1. Джан Ш. Мевляна Джелаледдин Руми / Пер. Л.В. Зелениной; Коммент. В.И. Шеремета. М., 2008.

2. Восток на рубеже средневековья и нового времени. XVI–XVIII вв. // Исто-рия Востока. Т. III. М., 1999.

3. Комаров Э.Н. Реформаторские вероучения в Индии XV–XVII вв. // Alaica. М., 2008.

4. Никитин А. Хождение за три моря. М.–Л., 1948.

5. Шеремет В.И. Акбар; Тамерлан // Великие правители: Современная энциклопедия. М., 2005.

6. Badaoni. Muntakhab al-tawarikh / Translated by Lowe W.H. Calcutta, 1884. Vol. II.

7. Banerji S.K. Humayun’s Religion // Journal of Indian History. 1938. Vol. XXII. August. – P. 2.

8. Danvers A. The Portuguese in India. L., 1984. Vol. 1.

9. Hawkins W. Purchas, his pilgrimes. Glasgow., 1905 (1 st ed. 1625). Vol. 3.

10. Jouher. Tezkereh al-vakait, or Private Memoirs of Moghul Emperor Humayun / Translated by Ch. Stewart. L., 1832.

11. Memoires of Babur. Baburnuma / Ed. by Leiden R. and Ersine J. L., 1926.

12. One Hundred Songs of Kabir. [Rabindra Nath Tagore.]. L., 1914.

This post has been promoted to an article

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас