Saygo

Армения при Аббасидах. Восстание Мамиконянов

1 сообщение в этой теме

А. К. ШАГИНЯН. АРМЕНИЯ И АРМИНИЙА В СОСТАВЕ ‘АББАСИДСКОГО ХАЛИФАТА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ VIII И В НАЧАЛЕ IX ВЕКА

После многолетней гражданской войны в Арабском халифате в 750 г. победу одер­жал Абу ал-‘Аббас (750-754), который стал основателем новой династии ‘Аббасидов (750-1258). Теперь, по выражению известного немецкого ориенталиста, А. Мюллера, «государственная организация даровала исламу полный простор для решения насущной политической задачи»1.

Дело в том, что в отличие от периода правления предыдущей династии ‘Умаййадов (661-750), когда все неарабы считались покоренными народами, отныне, приняв ислам, они получали право участия в политической жизни халифата и даже право замещения высших государственных постов. В основном этим воспользовались иранцы, большая часть которых к тому времени уже приняла ислам. В связи с этим при ‘Аббасидах халифат из арабского государства превращается в мусульманскую империю.

В настоящей статье мы задались целью на основании сведений арабоязычной (мусульманской) и армяноязычной раннесредневековой историографии, а также иноязыч­ных христианских (византийских, грузинских и сирийских) первоисточников полностью воссоздать внутриполитическую ситуацию, которая сложилась в арабской провинции Арминийа в первые десятилетия правления новой династии. А самое главное — выявить те причины, которые заставили ‘Аббасидов на рубеже VIII и IX в. начать проведение активной и последовательной национальной (миграционной) и религиозной политики, направленной на арабизацию и исламизацию населения Арминийи. Эта политика в един­ственной христианской провинции Арабского халифата является темой специального обширного исследования, которое нами уже осуществлено и опубликовано отдельной статьей в официальном журнале Армянского католикосата — «Эчмиадзин»2.

Следует отметить, что провинция Арминийа со столицей в Двине была сформиро­вана в начале VIII в., когда завершилось покорение арабами Армении и соседних христи­анских стран Южного Кавказа — Картли (Восточной Грузии) и Албании3.

Вся провинция подразделялась на четыре административные единицы — Арми- нийу I (Албания) с центром в Барде, Арминийу II (Картли) с центром в Тбилиси, Арминийу III (Восточная Армения) с центром в Двине и Арминийу IV (Западная Армения) с центром в Феодосиополе. В свою очередь, Арминийа вместе с провинциями Адзарбайджан и ал-Джазира была объединена в рамках единого арабского наместничества Севера.

Второй ‘Аббасидский халиф Абу Джа‘фар (ал-Мансур, 754-775) продолжил поли­тику своего предшественника, направленную на укрепление арабской власти в Арминийи.

По свидетельству армянского вардапета (архимандрита) Гевонда (вторая половина VIII в.), будучи еще наместником Севера, он лично направился туда, облагая ее жителей податями, в том числе даже за умерших (родственников). При этом Абдалла (Абу Джа‘фар) требовал от армян выплатить неуплаченные в годы (второго) восстания налоги4.

В то же время, согласно арабоязычному историку из Египта, ал-Баладзури (ум. в 892 г.), Абу Джа‘фар оставил в Арминийи правителем Йазида ибн Усайда ас-Сулами5. Между тем, его современник из иранской области Хорасан, ал-Йакуби (ум. в 897 г.), сначала упоминает Мухаммада ибн Сула, который одержал в 133 г. х. (750/1 г.) победу над узурпатором Мусафиром ибн Кассиром, затем — Салиха ибн Субайха ал-Кинди и только потом у него следует этот Йазид ибн ‘Усайд, назначенный в 134 г. х. (751/2 г.)6.

Известный мусульманский законовед и богослов из другой иранской области — Табаристана, ат-Табари, который датирует назначение наместника Абу Джа‘фара 132 г. х. (749/50 г.), донес до нас имя еще одного правителя — назначенного в том же году ‘Абд Аллаха ибн Мухаммада. Правление же Салиха ибн Субайха он датирует с 133-134 г. х. (с 750/1-751/2 гг.), а назначение Йазида ибн Усайда — 134 г. х. (751/2 г.)7.

Следовательно, при наместнике Абу Джа‘фаре (750-754) в Арминийи поочередно правили: Мухаммад ибн Сул (750); ‘Абд Аллах ибн Мухаммад (750); Салих ибн Субайх ал-Кинди (751-752) и Йазид ибн Усайд ас-Сулами (752-754). Такая частая смена правителей указывает на очень нестабильную обстановку в самой северной провинции.

По свидетельству Гевонда, Цалех (Салих) был крайне враждебно настроен по отно­шению к армянским нахарарам (крупным феодалам-землевладельцам), в особенности к Арцрунидам, которые имели огромные наследственные владения в крупнейшей области Васпуракан. В этой связи многие из них были вынуждены эмигрировать в пределы Греции (Византии) и перейти в подданство императора8.

Авторитетный архимандрит-историк рассказывает еще, как исмаилтеане (мусуль­мане) вторглись в Васпуракан со стороны Атрпатакана (Адзарбайджана) и осадили главу дома Арцруни, Гагика, в крепости Нкан (в округе Торрнаван). После ее безуспешной осады они хитростью выманили Гагика Арцруни на переговоры, схватили его и отпра­вили к халифу9.

Эти события следует датировать 751-752 гг., а не 762 г., как предлагают некото­рые современные арменоведы — С. Мелик-Бахшян и Н. Гарсоян10. Дело в том, что они произошли в годы правления Салиха ибн Субайха, который, как мы выше выяснили, мог править в 751-752 гг.

Сложная внутриполитическая ситуация в Арминийи позволила византийскому императору Константину V (741-775) проявить активность по отношению к христианским странам региона. Она выражалась в наступлении византийской армии по линии Малатия-Феодосиополь. «Царь неверующих (т. е. император — А. Ш.), — пишет ал-Баладзури под 133 г. х. (750/1 г.), — осадил жителей Малатийи и разрушил ее стены... (Затем — А. Ш.) он отправил Кусана ал-Армани в сторону Каликалы (т. е. Феодосиополя — А. Ш.), которую тот и осадил. В городе было тогда мало жителей. и (Кусан — А. Ш.) смог захватить его. Он убил и взял в плен (многих жителей — А. Ш.), а также разрушил его стены»11.

Следует отметить, что в «Хронике», приписываемой ошибочно Антиохийскому патриарху якобитов Дионисию Теллмахрскому (ум. в 845 г.), этот Кусан назван правителем Армении (Арминийи) IV12.

Один из самых ранних представителей мусульманской историографии, иракский историк Халифа ибн Хаййат (776/7-854), датирует этот поход 134 г. х. (751/2 г.)13, что согласуется и со сведениями позднейшего Антиохийского патриарха якобитов Михаила Сирийца (1166-1199). У него стоит дата 1063 г. селевк. эры (751/2 г.)14. 134 г. х. соответствует 30 июля 751 г. — 17 июля 752 г., а 1063 г. селевк. эры — 1 октября 751 г. — 30 сентября 752 г. Получается, что поход императора имел место в период между 1 октября 751 г. и 17 июля 752 г., что соответствует 200 г. арм. эры.

Под 1066 г. селевк. эры (754/5 г.) Михаил Сириец пишет о контрнаступлении Абу Джа (‘) фара на Теодосиопол (Феодосиполь)15. У ал-Баладзури восстановление стен этого города датируется 139 г. х. (756/7 г.)16. Однако, по свидетельству Гевонда, уже «при насту­плении следующего года», т. е. 201 г. арм. эры (752/3 г.), правителю Езиду (Йазиду) удалось освободить Карин (Феодосиополь) и восстановить стены города. Более того, он заставил вместе с отступающими войсками императора уйти в пределы Греции (Византии) часть местного населения17, что подтверждает также Михаил Сириец18.

201 г. арм. эры наступил 22 мая 752 г. Так что отступление Константина имело место летом 752 г., а не в 754-756 гг., как считают некоторые известные арабисты19.

Что же касается более поздних дат, которые встречаются в некоторых источниках, то они не дают нам основания утверждать, будто бы Феодосиополь был освобожден от византийцев лишь к тому времени. Вполне можно допустить, что в эти более поздние годы продолжалось укрепление стен столицы Арминийи IV.

Поход Константина в армянские владения халифата позволяет предположить, что волнения в этих областях, которые, как мы считаем, начались еще в 744 г., к этому времени не прекратились, и император преследовал цель оказать военную помощь повстанцам в соответствии с некой имеющейся договоренностью. Отметим, что такого рода соглашения имели место и в годы первого восстания армян против арабской власти в 702-705 гг.20 Под­тверждением тому является выступление правителя Арминийи IV армянского происхожде­ния Кусана на стороне византийской армии. По всей видимости, восставшие продолжали удерживать крупнейший город Западной Армении — Феодосиополь — до прибытия сюда этого военачальника. По крайней мере, среди местных жителей встречались мятежники: ал-Баладзури объясняет взятие Кусаном ал-Армани Каликалы (Феодосиополя) наличием двух братьев-армян среди ее жителей, которые «открыли брешь в стене, вышли из города и впустили туда Кусана.. ,»21.

С ответным походом Йазида ибн Усайда в Арминийу, который, таким образом, пре­следовал цель не только отвоевать у византийцев Феодосиополь, но и усмирить местных повстанцев, следует также связать рассказ армяноязычного историка из Албании Мовсэса Каганкатваци о нашествии исмаилтеан-агарян (арабов-мусульман) в пределы Агванка (Албании) в 200 г. арм. эры (751/2 г.): «Так остервенелые исмаилтеане-агаряне завладели всем богатством страны. Это стало большим лишением для дома нашего — Агванка, ибо таджики отняли от князей агванских столицу Партав (т. е. Барда — А. Ш.)...»22. В Арми­нийи I, в частности в районе города Байлакан, волнения давно стали привычным явлением. По рассказу ал-Йа‘куби, уже известный нам правитель Мухаммад ибн Сул «заставил (мятеж­ных — А. Ш.) жителей ал-Байлакана отступить к крепости Килаб. Затем он послал Салиха ибн Сабиха ал-Кинди, который осадил их там и перебил среди них великое множество»23.

Вышеупомянутые события позволяют сделать вывод о том, что только при Йазиде ибн Усайде ас-Сулами власть ‘Аббасидов в Арминийи окрепла и восстания, охватившие всю провинцию в последние годы правления предыдущей династии ‘Умаййадов, были окончательно им подавлены. В подтверждение тому еще раз процитируем Мовсэса Каганкатваци, который под тем же 200 г. арм. эры (751/2 г.) пишет. «.Как в прежней столице... в Дамаске... так и теперь в Агванке, в Партаве, (таджики — А. Ш.) учредили (новую — А. Ш.) резиденцию. Некто из них прибыл от (халифа — А. Ш.) в Партав»24.

Этот «некто» и есть Йазид ибн Усайд, который около 752 г. перенес из Двина рези­денцию правителя Арминийи в Барду. Это могло произойти только после укрепления его власти в провинции. В свою очередь, новая столица должна была стать символом его прочной власти. После этого, как явствует из сведений армянских источников, Езид-Изит (Йазид) перед смертью Абдаллы (Абу ал-‘Аббаса), т. е. не позднее весны 754 г.25 назначил ишханом (первенствующим князем) Армении Сахака Багратуни26.

У ал-Баладзури сохранился небольшой рассказ о походе Йазида ибн Усайда в сто­рону Баб ал-Лан (Аланских ворот) и расправе с восставшими санарийцами (цанарами27), которых он обложил хараджом (поземельным налогом)28.

М. Артамонов и А. Тер-Гевондян относят эти события к первому периоду правления Йазида в Арминийи (т. е. 752-754 гг.)29. Однако в тексте египетского историка говорится о том, что произошло это тогда, «когда халифом стал ал-Мансур». Следовательно, речь идет о деятельности Йазида во время его возвращения к власти при новом халифе. А между тем, из сочинения ат-Табари мы узнаем о назначении в 137 г. х. (754/5 г.) нового правителя Арминийи — ал-Хасана ибн Кахтабы ат-Таи30.

Кампания Йазида в северных районах Арминийи, в первую очередь, была связана с активизацией Хазарского каганата. Известно, что после многолетнего перерыва на это его подстрекала Византия31. Как утверждает ал-Баладзури, «ал-Мансур написал ему (Йазиду — А. Ш.) письмо, чтобы он породнился с хазарским царем (т. е. каганом — А. Ш.)»32. Арабоязычный перс ал-Куфи (ум. в 926 г.) требование халифа объясняет тем, что «.хазары никогда не оставят вас в покое. Так как при желании они могут мобилизовать (огром­ную — А. Ш.) армию и нанести вам (сокрушительный — А. Ш.) удар». Мирные перего­воры завершились успешно: хазарский каган согласился даже выдать за Йазида свою дочь Хатун. Но этот политический брак длился всего 2 года и 4 месяца. Так как «она родила от него двух сыновей, а после этого умерла, и умерли оба ее сына»33.

Гевонд приписывает смерть хазарской царевны коварству (арабов), мотивируя этим последовавшее затем наступление хазар (на Арминийу): «Собрав сильное войско, Хакан, поручив его полководцу своему, Ражу-Тархану. отправил на страну нашу». Далее наш авторитетный историк перечисляет 11 захваченных областей Агванка (Албании) и 7 облас­тей (Восточной) Грузии. Езида (Йазида) же он называет «хвастливым подагриком» и при­писывает ему трусость и бегство из провинции34.

Согласно ал-Куфи, против якобы 200-тысячной армии хазар халиф ал-Мансур отправил 60-тысячное войско, которое было наголову разбито. Йазид же «бежал с поля боя и укрылся»35. Бегство Йазида подтверждает также ал-Йа‘куби36. Следовательно, Гевонд пишет о нем без всякого преувеличения.

Ат-Табари, а вслед за ним его позднейший компилятор Ибн ал-Асир (1160-1233), говорят о двух походах хазар, датируя первый из них — 145 г. х. (762/3 г.), второй (во главе с Растарханом, или Астарханом) — 147 г. х. (764/5 г.)37. Это подтверждается также сообще­нием византийского летописца Феофана Исповедника (752-818), у которого под 6255 г. от сотворения мира, 755 г. н. э. (+7/8=762/3 г.) читаем: «В том же году Турки вышли из-за Каспийских ворот, сделали многие опустошения в Армении и с великою добычею назад возвратились». Под следующим, 6256 г. от сотворения мира, 756 г. н.э. (763/4 г.) Феофан пишет: «В сем году Турки опять вторглись в Каспийские врата, напали на Иверию, сра­зились с Аравитянами, и много погибло с той и другой стороны»38.

О первом походе хазар знает также Михаил Сириец, который датирует его 1074 г. селевк. эры (762/3 г.)39. Но Гевонд, как мы показали, пишет только об одном походе, кото­рый, судя по контексту, следует отнести ко второму вторжению хазар40.

О втором походе хазар сохранились сведения и в раннесредневековых грузинских сочинениях, собранных в знаменитом сборнике «Картлис Цховреба». В одном из них, в «Летописи Картли» VIII-ХI вв.), читаем: «.снарядил Хакан спасалара своего Блучана, прошел он дорогу Лекетскую и вступил в Кахетии; сокрушил город Тбилиси, полонил Картли и всю эту страну. И. они отступали по дороге Дариалана»41.

Таким образом, нет сомнения в том, что в это время имели место два похода, в 145 и 147 гг. х. Учитывая тот факт, что 145 г.х. соответствует периоду между 1 апреля 762 г. и 20 марта 763 г., а 147 г. х. — 10 марта 764 г. и 26 февраля 765 г., мы можем устано­вить датировку обоих походов хазар. Первый — весна-лето 762 г., второй — весна-лето 764 г. (Такого рода походы в зимнее время просто исключались.)

Как пишет ат-Табари, халиф ал-Мансур отправил против турков (хазар), захватив­ших Тифлис (Тбилиси), Харба ибн ‘Абд Аллаха ар-Раванди, который был убит, а через год — Хумайда ибн Кахтабу, который уже не найдет там врага42.

Дело в том, что, по словам Гевонда, хазары, «набрав много добычи и пленных, воз­вратились в жилища свои»43. В таком случае халифу оставалось лишь заново укреплять пограничные города-крепости на севере Арминийи. Их перечень встречается у наших мусульманских авторов44.

Нам предстоит еще установить годы вторичного правления Йазида ибн Усайда ас-Сулами. Поскольку первый поход хазар имел место в начале 145 г. х. (весной - летом 762 г.), то брак между Йазидом и Хатуном, который длился 2 года и 4 месяца, должен был быть заключен не ранее 760 г.

Учитывая тот факт, что ал-Йа‘куби говорит о вторичном назначении Йазида под 141 г. х. (758/9 г.)45, датой возвращения его на этот пост, которое имело место незадолго до брака, следует считать начало 759 г. Концом же его следует считать его бегство в ходе второго похода хазар, т. е. весной - летом 764 г.

Следовательно, предшественник Йазида, ал-Хасан ибн Кахтаба ат-Таи, первый раз правил в 754-759 гг. А. Тер-Гевондян второе правление Йазида ибн Усайда продлевает до 769 г. и считает, что он был уволен по жалобе ишхана Армении Сахака Багратуни и католикоса Трдата I (741-764), адресованной халифу46.

Отправление жалобы на Йазида никакого сомнения у нас не вызывает. Упоминание о нем мы нашли у позднейшего армянского историка Асогика (рубеж XI в.)47. Однако, такая жалоба могла быть отправлена не позднее 764 г., поскольку католикос Трдат I, согласно армянской церковной традиции, в 764 г. скончался48. Кстати, это не противоречит пред­ложенной нами дате бегства правителя Йазида. Таким образом, повторно Йазид правил до 764 г. Но в таком случае получается, что Арминийа до назначения нового правителя Баккара ибн Муслима ал-‘Укайли (769 -770)49 в течение нескольких лет пребывала без главы провинции.

Что можно сказать о правителе, когда в эти тяжелые годы должность наместника Севера в течение 10 лет оставалась вакантной. А. Тер-Гевондян, не приводя никаких доводов, считает, что сын (ал-) Мансура, (ал-) Махди, был назначен наместником в 760 г.50 Однако, учитывая тот факт, что последний присягнул на верность отцу в 147 г. х. (764/5 г.)51 и то, что впервые он упоминается на монете ар-Ран, датируемой 148 г. х. (765/6 г.)52, прав­ление ал-Махди, на наш взгляд, следует отнести к 765-775 гг. По крайней мере, после бегства Йазида во время второго похода хазар в 764 г., как уверяет нас ал-Йа‘куби, халифу ал-Мансуру самому приходилось заниматься организацией борьбы против врага53. Следо­вательно, ни о каком наместнике в то время речи быть еще не может.

Между тем, при правителе Банакасе (Баккаре), согласно Феофану, римляне (визан­тийцы) в отместку за его поход в 6262 г. от сотворения мира, 762 г. н. э. (+7/8=769/70 г.) вторглись в Армению (Арминийу) IV и ограбили ее54.

При повторном правлении ал-Хасана ибн Кахтабы ат-Таи (770-775) в Арминийи вспыхивает крупное восстание, которое в основном охватывает армянские области про­винции. Вот как описывает его современник тех событий Гевонд: «Нахарары армянские, доведенные до крайности этими бедствиями, решились на отчаянное средство. Предпо­читая храбрую смерть, чем жить в постоянной опасности, они замыслили мятеж.»55.

Сигналом к началу движения стали действия одного из нахараров — Артавазда Мамиконеана, который, овладев в Двине с помощью хитрости оружием, направился к селению Кумайри в округе Ширак (центральной области Айрарат) и убил местного сборщика податей. Узнав об этом, (ал-)Хасан отправляет против повстанца отряд во главе с Махметом (Мухаммадом). К нему присоединился также спарапет (глава войска) Армении Смбат Багратуни. Преследуя Артавазда до иберийской (картлийской) области Самцхе, они заставляют его уйти в пределы (византийской провинции) Эгерия (Лазика — Западная Грузия)56.

Усиление налогового бремени со стороны ал-Хасана ибн Кахтабы в отместку мятеж­никам стало причиной новых массовых волнений. На этот раз восстал Мушег Мамиконеан. У ал-Баладзури читаем об этом: «.жители Арминийи во главе с Мушаилом ал-Армани подняли восстание в правление ал-Хасана ибн Кахтабы ат-Таи»57.

С. Мелик-Бахшян это сообщение египетского историка относит почему-то к собы­тиям, связанным с мятежом байлаканцев, который имел место в ходе второго восстания в Арминийи в 744-752 гг. А вышеупомянутый Мушаил ал-Армани (Мушег Мамиконеан) у известного арменоведа стал предводителем этого движения, охватившего соседнюю Албанию — неким армянином Михаилом58.

Между тем, Мушег, в соответствии с подробным рассказом очевидца Гевонда, также перебив сборщиков податей, закрылся в крепости Артагерс (в округе Аршаруник, область Айрарат). Отсюда он с небольшим отрядом численностью всего в 260 человек ликвидирует очередного сборщика податей по имени Абумджур (Абу Маджур?) в округе Багреванд (область Айрарат). (Ал-)Хасан отправляет из Двина против повстанца сначала небольшой, но хорошо вооруженный отряд численностью в 200 человек (арабский пра­витель, очевидно, переоценил силу восставших), а после его разгрома — 4-тысячный отряд всадников во главе с Апунджипом (Абу Наджибом). Последний в селе Багаван округа Багреванд также потерпел поражение. Мушег преследовал неприятеля (мусульман) до села Аруч, где окончательно истребил всех, в том числе и военачальника (Абу Над­жиба)59. Победы Мушега вдохновили всех нахараров и даже спарапета Смбата Багратуни, который перешел на сторону повстанцев. Однако сын ишхана Сахака, Ашот Багратуни, по выражению современника, считал, что армяне «не в состоянии сопротивляться силе многоглавого дракона»60.

Следовательно, как и в годы предыдущего восстания61, так и сейчас Багратиды отказываются в большинстве своем, в частности в лице сына ишхана, выступить против арабской власти. Нет сомнений в том, что Багратиды тоже стремились освободиться от власти халифата, однако, в отличие от Мамиконидов, реально оценивали сложившуюся ситуацию, проводя исключительно проарабскую политику. Благодаря этому они пользова­лись большими привилегиями и авторитетом при халифском дворе. Уместно отметить, что в связи с этим в средневековой армянской историографии Багратиды рассматривались как изменники, или, по крайней мере, объявлялись подозрительными и не заслуживающими доверия персонами. Однако наш авторитетный автор Гевонд считал такую политику Багратидов правильной и дальновидной. Вот как он характеризует поступок Ашота Багратуни в ходе последнего восстания: «Но Ашот Багратуни, сын ишхана Сакака, муж ума мудрого, не только не принял участие в этом опасном мероприятии, но и советовал им оставить это гибельное намерение, внушенное наущениями безумного монаха. Он (предлагал — А. Ш.) позаботиться о себе и о своих семействах»62. К идее частых восстаний подстрекали Багратидов эти Мамикониды лишь только с одной «коварной целью, — пишет архимандрит- историк, — дабы отнять власть у Ашота»63.

Тем временем 5-тысячный отряд восставших во главе с Мушегом направился к Тэодуполис-Карину (Феодосиополю) и безуспешно осаждал его всю зиму (774-775 гг.)64. По-видимому, Мушег рассчитывал занять центральный город Арминийи IV и установить контакты с Византией. В то же время (ал-)Хасан, по рассказам армянского католикоса-историка Йовханнэса V Драсханакертци (898-929) и Асогика, к концу правления католикоса Сиона I (767-775) отправил карательные отряды в близлежащие (в радиусе около 100 км) от Двина населенные пункты; в результате было убито 700 и взято в плен 1200 человек65.

Согласно ал-Баладзури, ал-Мансур «послал ему (ал-Хасану — А. Ш.) подкрепление во главе с ‘Амром ибн Исма‘илом»66. Гевонд насчитывает в этом отряде не менее «30 тыс. отборных всадников. вооруженных с ног до головы»67. (‘) Амр достиг города Хлат (на западном побережье оз. Ван), где в то время находился Ашот Багратуни. Он предпринял последнюю попытку остановить начатый мятеж. Тем временем войско восставших (из Феодосиополя) направилось к Арчешу (на северном побережье оз. Ван), где на 4-й день месяца хротиц, в субботу, оно было разбито (‘) Амром. Через десять дней после первого сражения, 14 числа того же месяца хротиц, в понедельник, во второй битве при Ардзни, в округе Багреванд, войско повстанцев было окончательно разбито. По свидетельству Гевонда, с армянской стороны из 5 тыс. в первом сражении погибли 1,5 тыс. человек, во втором — 3 тыс., были убиты также ишхан Сахак Багратуни, спарапет Смбат Багратуни и лидер восстания Мушег Мамиконеан68. Вот как об этих событиях кратко упоминает ал-Баладзури: «Ал-Хасан напал на Мушаила, убил его и рассеял его полчища, после чего (в Арминийи — А. Ш.) снова водворилось спокойствие»69.

В этой связи нам не ясно, почему А. Тер-Гевондян считает, что Сахак Багратуни был убит около 770 г. или немного позже70. В современной историографии существуют также различные точки зрения по поводу датировки этого крупнейшего в истории Армении выступления против власти халифата. Еще Ж. Лоран и В. Груссе датировали восстание 771-772 гг.71, Лео предлагал 773-775 гг., а С. Мелик-Бахшян — 774-776 гг.72 Все дело в том, что очевидец событий Гевонд, сохранивший для нас числа, месяц и даже дни недель двух крупнейших сражений, не указывает год событий. Но в то же время архимандрит-историк донес до нас очень важное сообщение, на которое следовало бы исследователям обратить особое внимание: «Сам Абдалла (ал-Мансур — А. Ш.). подвергся проклятию пророка и в тот же год умер в отчаянии»73. По определению А. Мюллера, (ал-)Мансур скончался 6 числа месяца дзул хиджджа 158 г. х. (7 октября 775 г.)74.

Таким образом, оба решающих сражения имели место в 223 г. арм. эры (16 мая 774 г. — 15 мая 775 г.). При этом, первое из них — 4 числа месяца хротиц 223 арм. эры (14 апреля 775 г.), а второе — 14 числа того же месяца хротиц 223 арм. эры (24 апреля 775 г.)75. Следовательно, восстание, как точно предлагают А. Тер-Гевондян и Н. Гарсоян, продолжалось с 774 по 775 гг.76.

Такая датировка полностью согласуется также с краткой заметкой ат-Табари о мятеже в Арминийи, которую мы обнаружили под 158 г. х. (11 ноября 774 г. — 30 октября 775 г.). В ней читаем: «Написал правитель Арминийи (ал-Хасан ибн Кахтаба — А. Ш.) ал-Мансуру о том, что войско подняло мятеж против него. Они взломали запертую казну и захватили все, что было там»77.

В мусульманской историографии сохранились рассказы о волнениях в эти годы жителей ас-Санарийи (Кахети). Так, например, ‘Амр ибн Исма‘ил, прибывший по просьбе правителя Арминийи, во главе 20-тысячного войска перебил за один день 16 тыс. санарийцев (цанаров) и двинулся на Тифлис (Тбилиси)78. У ал-Куфи, ал-Хасан ибн Кахтаба, встав во главе 30-тысячного отряда, перебил 10 тыс. санарийцев (цанаров). Затем он двинулся на мятежных жителей Джавахита (Джавахети-Джавахка) и покорил их79.

Итак, причиной последнего крупного восстания в Арминийи, охватившего террито­рию не только собственно Армении, было крайне тяжелое бремя налогов. Доказательством тому служат вышеупомянутые частые расправы со сборщиками податей и ограбление казны правителя провинции. Этого мы не наблюдали при первых двух восстаниях армян. Несмотря на свой общенародный характер, о чем свидетельствуют слова некого отшельника, приведенные в сочинении Гевонда («Вот настало, наконец, время спасения вашего... дабы через вас отомстить народу исмаилтеан»80), восстание пошло на убыль и окончательно было подавлено. Объяснить это можем тем, что, во-первых, среди армян все же были коле­блющиеся нахарары во главе с сыном ишхана, а во-вторых, следует признать тот факт, что ‘Аббасидский халифат переживал в те годы период своего наивысшего могущества.

Со смертью ал-Мансура при халифе ал-Махди (775-785) хорошо нам известный Йазид ибн Усайд ас-Сулами в третий раз вернулся к власти в Арминийи (775-780)81. При нем ишханом Армении стал Ашот — сын убитого Сахака Багратуни. Армянский иерей-историк XII в. Самуэл Анеци уверяет нас в том, что он был якобы назначен еще в 212 г. арм. эры (763/4 г.) и правил в течение 17 лет82 (получается до 229 г. арм. эры (780/1 г.)). Как говорилось, отец Ашота Багратуни, Сахак, оставался ишханом страны до своей гибели в сражении при Ардзни 24 апреля 775 г. Так что начало правления Ашота Багратуни сле­дует отнести к 775 г.

Произошли изменения и в среде представителей арабской администрации. Из сочи­нения ат-Табари явствует, что в 163 г. х. (779/80 г.) наместником Севера назначается четыр­надцатилетний сын халифа — Харун (780-786), а его секретарем (воспитателем?) — Йахйа ибн Халид ал-Бармаки83. Последнего А. Тер-Гевондян считает заместителем Харуна и даже включает его, хотя и условно, в список правителей провинции Арминийа84.

Мы же полагаем, что Йахйа — выходец из персидского рода ал-Бармаки (представи­тели которого вот уже свыше полвека играли ключевую роль при халифском дворе), был опекуном несовершеннолетнего Харуна и мог от его имени исполнять лишь обязанности наместника, а не управлять целиком одной из провинций Северного наместничества.

С правления ал-Махди начинается очередная волна арабо-византийских войн: успех попеременно сопутствовал обеим сторонам. Махмет (ал-Махди), по свидетельству Гевонда, отправил против греков огромное войско, которое возглавил Аарон (Харун). В то же время во главе имперской армии стояли три полководца, двое из которых были армянскими нахарарами — Тачат Андзеваци и Артавазд Мамиконеан. Первый из них обратился к Аарону (Харуну) с просьбой выдать ему гарантии безопасности в случае его перехода на сторону исмаилтеан (мусульман) и возвращения на родину. Аарон (Харун), по словам армянского архимандрита, не только удовлетворил эту просьбу, но даже назначил Тачата ишханом Армении85. Вероятно, эти события имеет в виду Феофан, когда пишет: «Между тем Аарон вступил в провинцию Армянскую (фема Армениак — А. Ш.), целое лето осаждал крепость Сималуос, и в сентябре месяце взял ее на честное слово»86.

Переход Тачата на сторону исмаилтеан (мусульман) Гевонд мотивирует тем, что после смерти царя (императора) Левона (Льва IV (775-780)) «.царица (Ирина — А. Ш.) с пренебрежением обходилась с ним (с Тачатом — А. Ш.), почему он и обратился к вла­стителю Исмаила»87.

В то же время, продолжает архимандрит-историк, Тачату императором была дове­рена 60-тысячная армия. Поверить в это не трудно, если учесть тот факт, что Тачат Андзеваци находился на службе у императора последние 22 года88.

Ат-Табари подтверждает наличие у Тазата (Тачата) такой огромной армии. При этом наш авторитетный ученый из Табаристана уже под 164 г. х. (780/1 г.) называет его «ал-батрик ал-Армани» — «ишхан Армении»89.

Этот 164 г. х. соответствует периоду между 6 сентября 780 г. и 25 августа 781 г. Фео­фан же сохранил название месяца сентябрь, когда вышеупомянутая крепость сдалась Аарону (Харуну) на «честное слово». Следовательно, началом правления Тачата Андзеваци следует считать сентябрь (после 6 числа) 780 г., а не 781 или 782 г., как предлагает ряд современных исследователей90.

Согласно Гевонду, правитель Армении (Арминийи) Отман (‘Усман (ибн ‘Умар ибн Хурайм)91) с самого начала враждебно отнесся к прибывшему ишхану Тачату. Он не доверял ему. Вот как выражался ‘Усман о Тачате в своем письме халифу: «...нахарары Армянской страны не хотят признать над собою власти мужа, который выступил (в свое время — А. Ш.) против твоей власти и предал царя греческого. Он вполне может еще раз изменить войску нашему»92.

Нет сомнения в том, что в своих действиях ‘Усман мог опереться на армянских нахараров, в частности на Багратидов. Ведь, последние, наверняка, не могли смириться с тем, что фактически их квазимонополия на должность ишхана страны внезапно была нарушена.
Через год, узнав о разногласиях, халиф ал-Махди и его наместник Харун заставили ‘Усмана признать власть Тачата. В отместку он отправил армянскую конницу во главе с ишханом Тачатом и спарапетом Багаратом (Багратуни) в Дарбант (Дербент) для борьбы против гуннов (хазар) с расчетом на их верную гибель. «Будучи не в состоянии перенести солнечного зноя, нахарары армянские, — как пишет современник тех событий, — умирали; так ужасно окончили свою земную жизнь и ишхан Тачат, и спарапет Багарат.»93.

Случилось это в жаркие июльские дни 785 г. Махмет (ал-Махди), узнав о коварстве Отмана (‘Усмана), как пишет далее Гевонд, перед самой смертью заменил его Рохом (Раухом (ибн Хатимом ал-Мухаллаби)). Последний управлял (Арминийей) во время недолгого пребывания у власти халифа Мусы (ал-Хади (785-786))94. А нам доподлинно известно, что ал-Махди скончался 22 числа месяца ал-мухаррам 169 г. х. (4 августа 785 г.)95.

Новый халиф Харун (ар-Рашид, 786-809) назначил правителем Арминийи Хузайму ибн Хазима ат-Тамими (786-787), который оставался в должности 1 год и 2 месяца, а затем — Йусуфа ибн Рашида ас-Сулами (787-788)96. Получается, что первый из них мог быть назначен после 15 сентября 786 г., а второй — после 15 ноября 787 г.

Гевонд сообщает, что Хазм (Хузайма) начинает «беззаконный произвол» в отноше­нии армянских нахараров и ишханов из рода Арцруни (Амазаспа, Меружана и Сахака), а также картлийского ишхана (мтавара). Он требовал от них отречения от христианства и принятия ислама97.
Очевидно, это было связано с усилением и расширением владений Арурунидов в пределах Васпуракана за счет местных древних нахарарских родов. На эту мысль нас наталкивают сведения летописца рода Арцруни — Товмы Арцруни (конец IX в.)98. Инте­ресно отметить интерпретацию этого рассказа в мусульманской средневековой историо­графии: при Хузайме ибн Хазиме «.мятеж был подавлен, страна успокоилась, и жители ее выразили покорность»99.

В 172 г. х. (788/9 г.) наместником Севера, согласно ат-Табари, был назначен ‘Убайд Аллах ибн ал-Махди (788-791)100, при котором, по свидетельству Гевонда, в Армению (Арминийу) направляются Езид, сын Мздеа (Йазид ибн Мазйад (ибн Зайд аш-Шайбани,788)), Абдалкебир (‘Абд ал-Кабир (ибн ‘Абд ал-Хамид ал-‘Адави ас-Сулами, 788)) и Сулейман (Сулайман,788-790)101.

Последний отправляет в Армению сборщика податей — некого грека по имени Ибндоке (Ибн Дукла), при котором начинается истязание местного населения. В этой ситуации армянская знать во главе с католикосом Есайи I (775-788) обращается к нему с просьбой облегчить подати. Их просьба не была услышана, и нахарары в количестве 12 тыс. во главе с Шапухом и Хамамом Аматуни, «лишившись всего имущества — голые, босые и голодные. хотя уже и поздно, тем не менее, вынуждены были уйти в страну греческую» по призыву Константина VI (780-797)102.

Точно так же, как мы показали выше, при правителе Арминийи Салихе ибн Субайхе ал-Кинди в начале 750-х гг. часть армянской знати, лишенная наследственной власти, перешла в подданство императора Константина V.

С правлением ‘Убайд Аллаха ибн ал-Махди, очевидно, следует связать пребывание в Арминийи еще одного правителя, Насра ибн ал-Джахфа, имя которого упоминается только на монете Арминийа за 174 г. х. (790/1 г.)103.

При следующих наместниках — ал-Фадла ибн Йахйи ибн Халида ал-Бармаки (792-795)104 и Мухаммада ал-Амина (796-809)105 — в Арминийи, как увидим, сменилось бесконечное число правителей.

В источниках есть скудные сведения о волнениях в Арминийи, датируемых этими годами. Так, при первом правителе ‘Умаре ибн Аййубе ал-Кинани (792-793) восстают жители столицы Бардза‘а (Барда), убив сборщика податей по имени Абу Сабах106. Ибн ал-Асир рассказывает о восставшем в ал-Джазире хариджите ал-Фадле, который в 176 г. х. (792/3 г.) разграбил некоторые города и этой провинции, и соседней Арминийи: Насибин, Дару, Амид, Арз(а)н и Хилат107.

В «Истории» ал-Йа‘куби сохранились интересные рассказы о новом восстании жителей ал-Байлакана под предводительством перса Абу Муслима аш-Шари108. Против повстанцев правитель Арминийи Халид ибн Йазид ибн Усайд ас-Сулами (794) отправил 5-тысячный отряд, который был разбит. Тогда новый правитель ал-‘Аббас ибн Джарир ибн Йазид ибн Джарир ибн ‘Абд Аллах ал-Баджали (794), назначенный халифом, отправил 6-тысячный отряд. Но Абу Муслим разбил и его и начал четырехмесячную осаду Дабила (Двина). Закономерно, что в Арминийу Харун ар-Рашид отправил нового правителя Йахйу ал-Хараши (794-795), который, в связи с тем что не смог расправиться с мятежом, вскоре был заменен Мусой ибн ‘Исой ал-Хараши (795-796). Далее, как продолжает свой подробный рассказ наш авторитетный историк, последний, несмотря на успехи, был уволен, и на его место халифом был отправлен Ахмад ибн Йазид ибн Усайд ас-Сулами (796-797). Но ему не подчинилось его же войско. Этим и объясняет хорасанский автор замену его халифом на Са‘ида ибн Салма ибн Кутайба ал-Бахили (798-799)109. При нем вспыхивает восстание эмира Дербента ан-Наджма ибн Хашима и его сына Хаййуна. Последний, по рассказу историка, «вступил в переговоры с хаканом, царем хазар, и тот пошел ему навстречу. Во главе большой армии он напал на муслимов, перебил и взял в плен великое множество их»110. Согласно ал-Куфи, армия хакана (кагана), вторгнувшаяся в пределы Арминийи, насчитывала 40 тыс. воинов, а количество увезенных пленных дос­тигало якобы 100 тыс. муслимов (мусульман)111.

Интересно отметить, что последние пять правителей, как видно из отрывков труда ал-Йа‘куби, были назначены не наместниками халифа, а самим халифом. Несмотря на то что в северные провинции был отправлен Мухаммад ал-Амин, историк из Хорасана продолжает приписывать Харуну ар-Рашиду назначение до конца VIII столетия еще трех правителей: Насра ибн Хабиба ал-Мухаллаби (799), ‘Али ибн ‘Исы ибн Махана (799) и повторно Йазида ибн Мазйада ибн Зайда аш-Шайбани (799-801)112. А после смерти последнего в 185 г. х. (801/2 г.) правителем Арминийи, согласно ат-Табари, был назначен его сын Асад113.

Как следует из рассказов ал-Йа‘куби, частые переназначения правителей Арминийи со стороны халифа продолжались и в первые годы IX столетия. На должность правителя Арминийи (в 803 г.) был возвращен Хузайма ибн Хазим, «.который обращался с батра­ками и детьми царей (т. е. князей — А. Ш.) самым скверным образом»114.

Закономерно, что жестокости правителя должны были вызвать новые волнения в провинции, в частности в Джурджане-Джурзане (Картли) и ас-Санарийи (Кахети). С мятежным населением северных областей Арминийи смог справиться только посланный правителем большой отряд. Однако, Хузайма ибн Хазим вскоре был заменен Сулайманом ибн Йазидом ибн ал-Асамом ал-‘Амири. Далее историк из Хорасана упоминает еще о двух правителях Арминийи, назначенных все тем же Харуном ар-Рашидом — ал-‘Аббаса ибн Зуфара ал-Хилали, при котором вновь восстали санарийцы (цанары), и Мухаммада ибн Зухайра ибн ал-Мусайиба ад-Дабби115.

На дошедших до нас монетах упоминаются некоторые из этих и четверо других пра­вителей Арминийи116. Из всего вышесказанного следует, что в последние годы правления халифа Харун ар-Рашида с наступлением нового столетия в Арминийи друг друга сменили еще 8 правителей, хотя в рассказах ал-Йа‘куби говорится лишь о четырех из них. Все это свидетельствует только о тяжелом положении дел в провинции Арминийа: волнения стали привычным делом, а арабские администраторы не пользовались авторитетом ни у местного населения, ни у халифского двора. Подтверждением тому служит личное вмешательство халифа в дела наместников по назначению правителей, а ведь это, как правило, входило в компетенцию последних.

Таким образом, при ‘Аббасидах во второй половине VIII и начале IX в. Армения и вся Арминийа переживали период частых смут и восстаний как местного христианского населения (в частности крупнейшее восстание 774-775 гг.), так и представителей арабской администрации. Все это позволяло самым опасным врагам Арабского халифата — Визан­тийской империи и Хазарскому каганату — активно вмешиваться в дела Арминийи. Как правило, такое вмешательство проявлялось в оказании императором военной поддержки восставшим христианам провинции, а со стороны кагана — ее мятежным арабским правителям. Более того, зачастую ситуация настолько осложнялась, что она приводила к возобновлению арабо-византийских и арабо-хазарских войн.

В заключение следует еще раз особо отметить, что эта тяжелая внутриполитическая ситуация в Арминийи, дающая повод соседним великим державам активно вмешиваться во внутренние дела Арабского халифата, заставила Харуна ар-Рашида задуматься об уси­лении и укреплении своей власти в самой северной провинции. Халиф начал проводить там активную и последовательную национальную и религиозную политику. Она заключа­лась в переселении в Арминийу за короткий период времени представителей различных арабских племен, на которые можно было опереться, и в массовой исламизации местного христианского населения. В результате в провинции начались большие миграционные процессы: эмиграция ее автохтонного армянского населения в пределы соседней Византии и иммиграция туда мусульман, в частности арабов (как из числа северных, так и южных племен). Предпосылки этих процессов наглядно можно проследить в рамках всей нашей статьи. Однако, если в национальной (миграционной) политике в Арминийи халифату все же удалось достигнуть некоторых успехов, то религиозная политика не достигла своих целей. Исключение составляют лишь восточные области Арминийи (территория Албании), где не только новый арабский элемент закрепился прочнее, но и в процессе исламизации в этом регионе халифату удалось достигнуть максимально возможных результатов.

ПРИМЕЧАНИЯ

post-2-0-63796700-1402604454_thumb.jpg
post-2-0-28548500-1402604465_thumb.jpg

post-2-0-32879900-1402604474_thumb.jpg

post-2-0-74637100-1402604494_thumb.jpg

post-2-0-20585500-1402604517_thumb.jpg

post-2-0-24301500-1402604528_thumb.jpg

Вестник СПбУ, Сер. 2. 2008. Вып. 3, С. 75-91.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Ким А. А. Война между Бохаем и Китаем в 732-735 гг.
      Автор: Saygo
      В 698 г. было создано первое государство на Дальнем Востоке России, позже известное как Бохай. В своем развитии молодому государству пришлось преодалеть ряд трудностей, но самым большим испытанием для Бохая стала война с могущественной державой Евразии - Танским Китаем.
      Как правило, российские и зарубежные историки практически не уделяют внимания событиям и итогам этой войны. Это связано с тем, что в китайских и силланских хрониках очень мало материалов по этой теме. Однако, анализируя информацию, которая не имеет отношения к самим военным действиям, но совпадает с ними по времени, возможно проследить причинно-следственные связи этого конфликта.




      Стела из Бохая, Национальный музей Кореи

      Голова дракона из Бохая, Национальный музей Кореи

      Кирпич из Бохая с иероглифами shang jing 上京 - "Верхняя столица". Национальный музей Китая

      В 719 г. Да Цзожун (основатель Бохая) умер. На престол взошел его старший сын Да Уи (в корейском варианте Тэ Му Е), который унаследовал титулы и должности своего отца и получил инвеституру от империи Тан1.
      Сразу после восшествия на престол Да Уи ввел свое летоисчисление. В то время в Восточной Азии привилегией устанавливать собственный календарь пользовались только императоры - правители Тан и Японии. Этой политической акцией Да Уи продемонстрировал не только независимый характер своего государства, но и свои амбиции2.
      Его деятельность сразу создала условия для столкновения с империей Тан, так как многие мохэские племена поддерживали дипломатические отношения с Китаем и являлись его вассалами. Да Уи смог добиться того, что часть мохэских племен посылала свои посольства в Китай вместе с бохайскими представителями или должна была оповещать Бохай об отправке своих посольств в империю Тан.
      В 726 г. неожиданно, без предупреждения Бохая, хэйшуй мохэ отправили в империю Тан посольство с данью и обратились с просьбой о покровительстве. Китайский император дал мохэсцам аудиенцию3. В результате империя Тан объявила о создании своего ведомства на территории хэйшуй мохэ и отправила туда своих чиновников4.
      Да Уи рассматривал это как попытку империи Тан заключить союз с хэйшуй мохэ против Бохая. Поэтому он решил нанести превентивный удар по мохэским племенам5. При обсуждении намерения Да Уи начать поход против хэйшуй мохэ его младший брат Да Мэньи (в корейском варианте - Тэ Мун Е) выступил против б. Война с империей Тан, войска которой, по мнению Да Мэньи, в десять тысяч раз превышали по численности бохайские, неминуемо должна была привести к гибели Бохая 7.
      Конфронтация между братьями закончилась тем, что младший из них был вынужден бежать в Китай8, где его гостеприимно приняли. Тогда Да Уи отправил в Китай послов Ма Мун Квэ и Чхонъ Муль А с письмом, в котором перечислял преступления своего младшего брата и просил казнить перебежчика (по другим данным бохайский король просил выдать брата)9. Империя Тан ответила на это отказом, мотивируя свое решение тем, что "Мэньи в беде и изъявил нам покорность, его нельзя убить".
      Да Уи остался недоволен. Китайское государство, в свою очередь, увидело непочтительность к себе со стороны Бохая. Было очевидно, что Да Уи пытался давить на империю Тан.
      Однако отношения между Тан и Бохаем внешне по-прежнему оставались спокойными. Обе стороны, судя по всему, не были готовы к крупномасштабным военным действиям. Но конфликт назревал10. В 727 г. Да Уи отправил первое посольство в Японию, где Бохай был представлен как "вернувший древние земли Когурё" 11, налаживал контакты с киданями и тюрками.
      В 732 г. Бохай располагал большим флотом и сравнительно сильной армией. Но при этом бохайское государство не имело опыта столкновения с сильными противниками - тюрки находились от них далеко, а борьба с танской армией была давно - более 30 лет тому тазад. Поэтому Да Уи мог просто не иметь представления о мощи китайской империи, что и показал его спор с младшим братом. Тот факт, что Да Цзожун в свое время разгромил карательную армию танского полководца Ли Кайгу (698), мог дезориентировать второго бохайского правителя, и он явно недооценивал империю Тан. Успешные действия против Сипла и мохэ позволили Да Уи решиться на более серьезный шаг - конфликт с Китаем.
      При этом сам бохайский правитель не стремился к скорому столкновению с империей Тан. Возможно, он искал весомого повода для войны. Последующие события показали, что Бохай был готов к войне на севере и на море. Боевые действия Китая с киданями и их сторонниками си (киданьские племена были наиболее надежными союзниками Бохая против империи Тан) в начале 730-х гг. подтолкнули Да Уи к решительным действиям.
      732 г. также стал решающей вехой в отношениях между Бохаем и Сипла. Он обозначил конец доминирования Бохая на Корейском полуострове и привел к сравнительному равновесию в данном регионе.
      В 715 г. киданьские племена усилились, вышли из-под власти тюрок и наладили связи с Китаем12, но в 730 г. киданьский вождь Кэтуюй снова перешел на сторону тюрок, в результате начались боевые действия против Китая. К киданям присоединились племена си.
      В третьем месяце 20-го г. Кай-юань танского Сюань-цзуна (732) войска империи Тан разгромили армии восставших киданей и си. Первые отступили на север, вторые подчинились китайцам. Возможно, си не очень стремились к войне с Китаем, так как были привлечены к военным действиям киданями. По своей сути, киданьские племена были для Да Уи своего рода буфером между Бохаем и Китаем. Ослабление киданей создавало угрозу для Бохая, что привело к началу военного столкновения.
      В девятом месяце 20-го г. Кай-юань (732 г.) Да Уи предпринял внезапные военные действия против империи Тан. Бохайский флот под командованием генерала Чжан Вэньсю (в корейском варианте Чжань Мюн Хю) напал на Дэнчжоу. Бохайцы убили начальника этой крепости цыши (градоначальника) Вэй Цзюня (Ви Чжуна) и перебили тех, кто оказал сопротивление13. Для многих ученых до сих пор является спорным вопрос, как такое сравнительно небольшое государство, как Бохай, решилось первым напасть на империю Тан.
      Инцидент с Дэнчжоу стал первым актом войны. По мнению южнокорейских исследователей, Дэнчжоу был открытым портом, важным стратегическим пунктом империи Тан14, и нападение на него носило превентивный характер15. Эти утверждения не лишены оснований, однако, у бохайцев были и другие причины для нападения именно на этот порт. У империи Тан был сильный флот. Известно, что Китай во время восстания киданей в 696 - 697 гг. перебрасывал морем в тыл противника десант, насчитывавший десятки тысяч солдат.
      Скорее всего, Дэнчжоу был базой для имперского флота. Нападение на этот порт позволил бохайцам ликвидировать военные корабли противника и тем самым обеспечить себе безопасное море. А на суше, учитывая, что значительную часть бохайского войска составляла мохэская конница и главные союзники бохайцев - ки-даньские племена - также располагали превосходной кавалерией, Да Уи мог рассчитывать на определенные успехи.
      Как известно, против китайской армии кавалерия была более эффективной, чем пехота. Мобильные конные отряды сводили на нет численное превосходство огромных китайских армий, что было не раз доказано в войнах кочевников против Поднебесной. Быстрый разгром военных кораблей империи Тан заставил Китай отказаться от действий на море и отдать инициативу в военных действиях Бохаю.
      Тот факт, что бохайцы смогли легко узнать о месте расположения китайского флота и уничтожить его, говорит еще и о том, что они имели хорошую разведку. Для проведения разведовательной деятельности были возможны несколько вариантов - бохайские посольства, бохайские заложники при императорском дворе, которые служили в сувэй, и торговые миссии.
      Варианты посольств и заложников можно сразу отбросить - для столь успешного нападения необходимо было располагать свежей информацией о количестве кораблей и месте их расположения. К тому же необходимо было рассчитать, сколько бохайских воинов и кораблей необходимо для успешного нападения на Дэнчжоу. В результате подсчета единиц танского флота, бохайские военные обнаружили, что им не хватает своих кораблей для разгрома Дэнчжоу и прибегли к помощи морских пиратов. Такую информацию невозможно получить, находясь при императорском дворе - во-первых, он расположен слишком далеко от Дэнчжоу, во-вторых, для передачи таких сведений в Бохай ушло бы слишком много времени. Следовательно, бохайцы, служившие при императоре Китая, не могли снабжать Да Уи подобной информацией.
      Что касается посольств, то они находились в Дэнчжоу слишком мало времени, чтобы изучить положение и собрать сведения.
      Поэтому можно предположить, что разведывательные функции были возложены на торговые миссии. Они прибывали вместе с посольствами, но располагали большей свободой действий, вызывали меньше подозрений и могли собрать ценную информацию. Танская администрация не могла полностью контролировать их действия.
      В то время как бохайский флот добился важного успеха на море, сухопутная бохайская армия почти дошла до Великой Китайской стены и оккупировала ряд крепостей в округе Ючжоу. Киданьские племена оказали помощь бохайцам в военных действиях против империи Тан16. Бохайцев и их союзников киданей танской армии удалось остановить только у гор Мадушань17.
      На помощь Тан также прибыли 5 тыс. всадников хэйшуй мохэ и шивэй. Тот факт, что в летописи упоминаются конные отряды союзников, хотя 5 тыс. воинов нельзя назвать значительным контингентом по меркам китайской империи, располагавшей армиями в сотни тысяч воинов, может свидетельствовать о важности данного события. Скорее всего, в китайской армии не хватало кавалерии. Да и сама система обороны танского генерала У Чэнцы (загораживание дорог камнями) была рассчитана на ограничение действий конницы. К тому же сам факт присутствия мохэской и шивэйской кавалерии мог играть важную роль для китайской армии в моральном плане - создавалось представление, что империя Тан была не одна в борьбе с бохайскими войсками.
      В первом месяце 21-го г. Кай-юань (733 г.) империя Тан заставила бохайского перебежчика Да Мэньи прибыть в зону военных действий, собрать большую армию и прийти на помощь У Чэнцы. По-видимому, танские генералы были плохо знакомы с бохайской армией и нуждались в опытном советнике. В конце концов, китайцы вынудили войска Да Уи отступить18.
      Быстрые действия бохайских вооруженных сил показывают, что Да Уи был готов к конфликту с Китаем. Армия и флот были мобилизованы заранее. Поэтому можно предположить, что Бохай вступил бы в войну с империей Тан независимо от поражения киданей и си.
      Успешные действия бохайских войск заставили империю Тан искать выход из тяжелого положения. Бохайские послы и заложник при императорском дворе были высланы в южные районы империи19. Империя Тан объявила военную мобилизацию в Ючжоу, потом обратилась за помощью к Сипла, предлагая силланцам совместно напасть на Бохай20.
      Силланцы также вполне могли рассчитывать на расширение своей территории за счет Бохая и признательность со стороны Тан21. Вполне допустимо, что для Сипла было очень важно наладить хорошие отношения с империей Тан из-за давления со стороны Бохая, который был номинальным вассалом Китая и этим пользовался против Сипла. Для Тан союз с силланцами теперь становился выгодным, так как неприятной альтернативой этому было участие Сипла в коалиции киданей, тюрок и Бохая против Китая22.
      Связь между союзниками поддерживалась через силланского посла Ким Са Рана. В империи Тан командующим силланской армией, готовившейся выступить против Бохая, был назначен генерал Ким Юн Чжун. Однако совместная атака не получилась из-за сильного снегопада и холода23. Снег занес все горные дороги, и они стали непроходимы, больше половины силланского войска погибло. Силланцы были вынуждены вернуться назад24. Танская армия не смогла сломить сопротивление бохайских войск и также отступила25.
      Несмотря на провал военной экспедиции, это событие оказало влияние на ход войны между Бохаем и Тан. Сипла показала, что может помочь Китаю, и бохайцы теперь должны были учитывать возможность нападения на них с южной границы.
      Между тем, империи Тан все же удалось создать антибохайскую коалицию из хэйшуй мохэ, шивэй и Сипла. Китай и его союзники смогли охватить Бохай с севера, юга и запада. Положение Бохая резко ухудшилось. В 733 г. у тюрок продолжались внутренние распри, и они не могли вести крупномасштабные военные действия против Китая. В итоге основное противостояние с империей Тан ложилось на Бохай, в борьбе с Сипла Япония не оказала поддержки Бохаю 2б. Единственным, помимо Бохая, серьезным противником Китая оставались только кидани. Но после поражения от империи Тан в 732 г. они не располагали большими силами и не могли быть ядром для антикитайской коалиции. В результате бохайский правитель Да Уи взял курс на нормализацию отношений с империей Тан.
      Но главную угрозу для него представлял младший брат, который мог объединить недовольных Да Уи в Китае. К тому же империя Тан имела возможность использовать Да Мэньи против Да Уи. Поэтому бохайский правитель стремился ликвидировать своего близкого родственника.
      Для этого он направил людей в Восточную столицу Тан, которые привлекли наемных убийц. Но младший брат бохайского правителя сумел избежать смерти, а убийцы были схвачены и казнены27. После этого (в 733 г.) в Тан прибыло бохайское посольство с просьбой о прощении28. Танские войска в это время потерпели поражение от киданей, которых поддерживали тюрки. Поэтому мирные отношения были выгодны обеим сторонам. Китай все еще вел тяжелую борьбу с киданями и тюрками, конфликт 732 - 733 гг. ясно показал силу бохайской армии, хотя очевидно, что длительный военный конфликт был бы не в пользу Да Уи. К тому же бохайское население не поддержало Да Мэньи против его старшего брата, что оказало свое влияние на позицию китайских сановников.
      Существуют определенные разночтения по поводу периода войны. В России обычно указывается период 732 - 733 годы. В Корее полагают, что военные действия продолжались до 735 года. Таким образом, время войны увеличивается до 4-х лет. Это связано с тем, что российские исследователи считают, что война закончилась с прибытием бохайского посольства с извинениями в 733 году. Но в Корее отмечают, что сам факт прибытия посольства не означал конца военных действий. Несмотря на данное посольство, военные действия Сипла, мохэ и шивэй против Бохая не прекращались - империя Тан физически не могла сразу закончить войну своих союзников. Фактическим прекращением войны можно считать 735 г., когда империя Тан "даровала" силланцам земли к югу от реки Пхэ.
      Поэтому принято считаеть, что мир между империей Тан и Бохаем был восстановлен в 735 году. По своей сути, война подтвердила слова Да Мэньи, младшего брата второго бохайского правителя, о том, что Бохай в одиночку не мог бороться с империей Тан. Да Уи пошел на мир с Китаем, но продолжал вражду с Да Мэньи, несмотря на то, что его брат был прав. Возможно, что второй бохайский правитель понимал абсурдность такого положения, но для объяснения своих внезапных военных действий ему пришлось пожертвовать родственными связями.
      Эта война могла привести к гибели бохайского государства из-за просчетов Да Уи, который недооценил могущества империи Тан, как военного, так и политического. К тому же Да Уи переоценил возможности своих союзников. Но при этом допустим вариант, что у него не было выбора, так как речь шла о поддержке киданей - наиболее верных союзников, стоявших между ним и Китаем.
      Китай в 735 г. передал Сипла земли южнее реки Пхэган (совр. р. Тэдонган)29, которые формально находились под властью Китая30. Таким образом империя Тан отблагодарила силланцев за помощь в войне с Бохаем. Судя по всему, такое решение было принято не сразу, поскольку мир с Бохаем был установлен в 733 году.
      Скорее всего, Китай обдумывал свои дипломатические действия - ведь ему было необходимо ослабить бохайцев и поддержать силланцев. По мнению многих южнокорейских исследователей, эти земли были захвачены силланцами, но танский император до 735 г. официально не признавал их силланскими владениями31.
      Скорее всего, на эти земли имел также свои претензии Бохай, а для империи Тан было очень важно усиление Сипла в качестве противовеса Бохаю. Нам неизвестно, кто проживал на тех землях, но очевидно, что этим ходом Китай хотел углубить конфликт между Бохаем и Сипла, потому что вполне вероятно, что бохайцы интересовались освоением этих земель.
      Также допустим вариант, что земли к югу от Пхэ были в действительности бохайскими. Но Бохай был вынужден уступить их империи Тан, так как не мог воевать против коалиции. Однако бохайские войска боролись с силланцами за спорные территории долгое время.
      К сожалению, китайские и корейские летописи не содержат информации о награждении Китаем мохэсцев и шивэй за участие в войне против Бохая. Можно только предположить, что союзники империи Тан не были обделены своим сюзереном.
      Как правило, историки разных стран диаметрально противоположно рассматривают итоги этой войны. Корейские ученые считают, что война успешно закончилась для Бохая, заостряя внимание на рейде в Дэнчжоу и прорыве до Мадошаня32, но умалчивают о том, что Бохай попросил прощения 33. Китайские историки считают, что Бохай был просто провинцией Китая 34, и полагают, что войны не было, а был просто бунт, который закончился положительно для империи Тан. Длительное время, в силу политических причин, советские и российские историки придерживались позиции корейских коллег.
      На наш взгляд, война между Тан и Бохаем имела место, так как последний не был китайской провинцией. Как таковая война против Тан закончилась поражением Бохая - он был вынужден отдать часть своих территорий на юге, его доминирование на Корейском полуострове закончилось, и долгое время Бохай вообще не выступал против Китая и его союзников.
      Но при этом империи Тан не удалось уничтожить своего противника. С одной стороны, у Китая в тот период времени возникли проблемы с тюрками, с другой, - ликвидация Бохая не являлась важной задачей для Тан. К тому же китайские сановники, судя по всему, отдавали себе отчет в том, что в случае уничтожения Бохая больше всего выигрывала Сипла. Точно так же Сипла выиграла, когда совместно с империей Тан разгромила Когурё и Пэкче, а затем выгнала с их территорий китайскую армию. Пример полувековой давности еще не был забыт Китаем и разгром Бохая уже не входил в его планы.
      Использование китайскими сановниками Да Мэньи против его старшего брата оказалось неудачным - несмотря на его помощь в изгнании бохайской армии от Мадушаня, все дальнейшие попытки продвинуть его не имели успеха. Его не поддержало бохайское население, поэтому свержение Да Уи с сохранением бохайского государства стало невозможным.
      Победа империи Тан и ее союзников оказалась неполной. Главной причиной этого являлись не только успехи Бохая, но и недоверие союзников друг к другу.
      Примечания
      1. ВАН ЧЭНЛИ. Чжунга лунбэй-до бохай-го юй дунбэйя (Государство Бохай Северо-востока Китая и Северо-восточная Азия). Чанчунь. 2000, с. 156.
      2. Пархэса (История Бохая). Сеул. 1996, с. 116.
      3. Там же, с. 117.
      4. Там же, с. 102.
      5. Там же, с. 32.
      6. Там же.
      7. Там же, с. 117.
      8. СОНЪ КИ ХО. Пархэрыль таси понда (Еще раз о Бохае). Сеул. 1999, с. 69.
      9. История Бохая, с. 33.
      10. ИВЛИЕВ А. Л. Очерк истории Бохая. Российский Дальний Восток в древности и средневековье: открытия, проблемы, гипотезы. Владивосток. 2005, с.449 - 475.
      11. СОНЪ КИ ХО. Пархэ чжончхи ёкса ёнгу (Исследование политической истории Бохая). Сеул. 1995, с. 118.
      12. ИВЛИЕВ А. Л. Ук. соч., с. 456.
      13. САМСУГ САГИ. Исторические записки трех государств. М. 1959, с. 219.
      14. КИМ ЫН ГУК. Пархэ мёльманы вонъин: сиган-конъканчогын (Причины гибели Бохая: пространственно-временной подход. Сеул. 2005, с. 77 - 88.
      15. КИМ ЧЖОНЪ БОК. Пархэ гукхоы сонрип пэкёньква ыми (Значение и история создания государственного названия Бохая) Сеул. 2005, с. 117.
      16. Исследование политической истории Бохая, с. 216.
      17. История Бохая, с. 102.
      18. Государство Бохай..., с.156.
      19. ИВЛИЕВ А. Л. Ук. соч., с. 456.
      20. ПАК СИ ХЁН. Пархэсаёнгу вихаё (К изучению истории Бохая). Сеул. 2007, с. 7 - 68.
      21. История Бохая, с. 33.
      22. Там же, с. 123.
      23. ТИХОНОВ В. М. История Кореи. Т. 1. М. 2003, с. 213.
      24. САМГУК САГИ. Ук. соч., с. 219.
      25. История Бохая, с. 3.
      26. Там же, с. 33.
      27. Ю ТЫК КОН. Пархэ го (Исследование Бохая). Сеул. 2000, с. 74.
      28. ВАН ЧЭНЛИ. Ук. соч., с. 156.
      29. ТИХОНОВ В. М. Ук соч., с. 213 - 214.
      30. История Бохая, с. 4.
      31. Там же, с. 123.
      32. ПАК СИ ХЁН. Пархэса (История Бохая). Сеул, 1995, с. 10.
      33. ИВЛИЕВ А. Л. Ук. соч., с. 449 - 475.
      34. СУНГ ХОНГ. Мохэ, Бохай и чжурчжэни. Древняя и средневековая история Восточной Азии: к 1300-летию образования государства Бохай: материалы Международной научной конференции. Владивосток. 2001, с. 80 - 89.
    • Китайские источники о Восточной Африке
      Автор: Чжан Гэда
      Сообщение Фэй Синя о Могадишо и Брава.
      Могадишо и Брава – города на восточном побережье Африки. Один из китайских путешественников, Фэй Синь, писал об этих городах. Хотя в нашем распоряжении и нет сообщения Фэй Синя о Килве, об этом имеется упоминание в нормативной династийной истории «Мин ши».
      Фэй Синь (1388-1436?) сопровождал Чжэн Хэ во время нескольких его походов. Его сообщения являются одним из лучших источников по истории китайских путешествий в Восточную Африку. Он родился в семье военного чиновника в Куньшане, Сучжоу, одном из главных городов провинции Цзяннань в империи Мин. Его сочинение называется «Синча шэнлань», что можно перевести как «Общий отчет о плавании Звездного Плота». «Звездными плотами» называли корабли, на которых к месту назначения отправлялись посланцы китайского императора. Первое издание его книги было осуществлено в 1436 г. Несколькими годами позже Фэй Синь издал иллюстрированную версию своего сочинения.
      Английский перевод текста был опубликован У.У. Рокхиллом (W.W. Rockhill) в «Заметках о сношениях и торговле Китая с Восточным Архипелагом и береговыми областями Индийского океана в XIV в.». ("Notes on the Relations and Trade of China with the Eastern Archipelago and the coasts of the Indian Ocean During the Fourteenth Century" // T'oung pao, vol.XVI (1915), pp.419-47; vol.XVI (1917), pp.61-159; 236-71; 374-92; 435-67; 604-26).
      Источники:
      Ма Хуань «Иньяй шэнлань» (Общий отчет об океанском побережье) «The Overall Survey of the Ocean's Shores», перевод и комментарии J.V.G. Mills (Cambridge: Cambridge University Press, 1970), pp.59-64. Ван Гунъу «Фэй Синь» в «Словаре биографий выдающихся деятелей периода Мин» (L.Carrington Goodrich & Chaoying Fang «The Dictionary of Ming Biography» (New York: Columbia University Press, 1976), pp.440-441). Сообщение Фэй Синя о порте Брава (Бу-ла-ва):
      «Идя к югу от Бе-ли-ло (Беллигам) на Си-лань (Цейлон), через 21 день можно достигнуть земли. Она расположена неподалеку от владения Му-гу-ду-шу (Могадишо) и протянулась вдоль морского берега. Городские стены сложены из обломков скал, дома – из камня. На острове нет растительности – широкая солончаковая равнина. Есть соляное озеро, в котором, тем не менее, растут деревья с ветвями. Через длительный промежуток времени, когда их плоды или семена побелеют от соли, они (жители города) выдергивают их из воды. По характеру своему жители мужественны. Они не обрабатывают землю, но добывают себе пропитание рыбной ловлей. Мужчины и женщины зачесывают волосы вверх, носят короткие рубашки и обматывают их куском хлопчатобумажной ткани. Женщины носят золотые серьги в ушах и подвеску в виде бахромы. У них есть только лук и чеснок, но нет тыкв никаких видов. Произведения этой земли – животное маха (циветта?), которое подобно шэчжану (мускусному оленю), хуафулу (зебра?), подобный пегому ослу, леопард, олень цзи, носорог, мирра, ладан, амбра, слоновья кость и верблюд. Товары, используемые [китайцами] для торговли [с ними] – золото, серебро, атлас, шелка, рис, бобы и фарфор. [Их] правитель, тронутый императорской щедростью, послал дань [нашему] двору».
      Сообщение Фэй Синя о Джиумбо (Чу-бу):
      «Это место примыкает к [владению] Му-гу-ду-шу (Могадишо). Деревня довольно пустынна. Стены из обломков скал, дома сложены из камней. Нравы их также чисты. Мужчины и женщины зачесывают волосы вверх. Мужчины обертывают прическу куском хлопчатобумажной ткани. Женщины, когда они выходят [из домов в город], имеют головную накидку из хлопчатобумажной ткани. Они не показывают свои тела или лица. Почва желтовато-красноватого цвета. По многу лет не бывает дождя. Нет растительности. Они поднимают воду при помощи зубчатых колес из глубоких колодцев. Добывают пропитание рыбной ловлей. Произведения этой земли – львы, золотые монеты, леопарды, птицы с ногами верблюда (страусы?), которые в вышину достигают 6-7 футов, ладан, амбра. Товары, используемые [китайцами] для торговли [с ними] – алый атлас, легкие шелка, золото, серебро, фарфор, перец, рис. [Их] правитель, получив дары от [нашего] императора, преисполнился благодарности и послал дань [нашему двору]».
      Сообщение Фэй Синя о Могадишо (Му-гу-ду-шу):
      «Если идти от Сяо Гэлань (Кулам) при благоприятном ветре, можно достичь этого владения за 20 дней. Оно расположено на берегу моря. Стены представляют собой нагромождение камней, дома сложены из камней и имеют 4-5 этажей в высоту, готовят пищу и принимают гостей на самом верху. Мужчины заплетают волосы узелками, свисающими вокруг головы, и оборачивают вокруг талии кусок хлопчатобумажной ткани. Женщины зачесывают шиньон сзади и расцвечивают его верхушку желтой краской. С их ушей свисают связки (?), вокруг шеи они носят серебряные кольца, с которых до груди свисает бахрома. Когда они выходят [на люди], то прикрывают себя покрывалом из хлопчатобумажной ткани и закрывают свои лица вуалями из газа. На ногах они носят башмаки или кожаные сандалии. У гор страна представляет собой каменистую пустыню с коричневатой землей. Земля тощая, урожай скудный. Может не быть дождя на протяжении нескольких лет. Они (местные жители) копают очень глубокие колодцы и поднимают воду в мешках из овечьих шкур при помощи зубчатых колес. [По характеру своему] они возбудимы и упрямы. Искусство стрельбы из лука входит в обучение их воинов. Богатые дружелюбно относятся к народу. Бедные кормят себя рыбной ловлей при помощи сетей. Рыбу они сушат и едят, а также кормят ей своих верблюдов, коней, быков и овец. Произведения этой земли – ладан, золотые монеты, леопарды, амбра. Товары, используемые [китайцами] для торговли [с ними] – золото, серебро, разноцветный атлас, сандаловое дерево, рис, фарфор, цветная тафта. [Их] правитель, соответственно с обычаем, послал дань [нашему двору]».
      Источники:
      Теобальдо Филези, перевод Дэйвида Моррисона «Китай и Африка в Средние Века» (Teobaldo Filesi. David Morison trans. China and Africa in the Middle Ages. (London: Frank Cass, 1972), рp. 37-39). http://domin.dom.edu/faculty/dperry/hist270silk/calendar/zhenghe/feihsin.htm
    • Кунта-Хаджи
      Автор: Saygo
      З. Х. ИБРАГИМОВА. КУНТА-ХАДЖИ

      В историю Чечни Шейх Кунта-Хаджи1 вошел как религиозный деятель, призывавший к миру в то время, когда еще не закончилась Кавказская война. В условиях имамата Шамиля нужно было обладать немалым мужеством и чувством подлинной гражданственности, чтобы выступить против официального курса на священную войну против неверных. В этом, наверное, и заключается главное в деятельности шейха Кунта-Хаджи - в крае, где все известные люди говорили о войне как о главной обязанности мусульманина, он первый в полный голос заговорил о мире для всех.

      Трагичность судьбы Кунта-Хаджи не только в ее внешних обстоятельствах (арест, ссылка), но и в том, что его учение не предотвратило новых кровопролитий, а религиозное братство, созданное им для утверждения мира, оказалось идеальным прикрытием для тех, кто мечтал о продолжении вооруженной борьбы. Тем не менее его влияние на историческую судьбу чеченцев и ингушей трудно переоценить. Чеченская традиция считает его первым и старшим среди устазов, единственным, кто имел право ходатайствовать перед всевышним за своих последователей2.


      Шейх отрицал насилие, войны, гнев, тщеславие. Народ, тяжело переживший многолетнюю войну, прислушивался к его голосу, тем более что Кунта-Хаджи учил помогать бедным и несчастным, осуждал роскошь и высокомерие, призывал впавших в пессимизм утешиться мистическим познанием бога, бурными ритуальными радениями и нравственным совершенствованием в ожидании торжества справедливости. Важной частью учений Кунта-Хаджи был зикр (царские чиновники в своих донесениях именовали его учение "зикризмом"). Зикр - ритуальное повторение имени Аллаха, молитва. Шейх проповедовал братство мусульман, осуждал неуважение к людям, злословие. К 1864 г. число приверженцев Кунта-Хаджи достигло почти шести тысяч человек3.

      Несмотря на то, что конечные результаты проповеднической деятельности шейха Кунта-Хаджи оказались столь впечатляющими, осталось сравнительно немного достоверных сведений о его жизни и деятельности.

      Местом рождения Кунта-Хаджи Кишиева считается селение Мелчи-Хи (Исти-Су). Отца его звали Киши, а мать - Хеди. Родители Кунта-Хаджи переселились в селение Иласхан-Юрт, когда ему исполнилось примерно семь лет. Традиция утверждает, что уже в детском возрасте Кунта-Хаджи удивлял взрослых умом, способностью угадывать мысли других и предсказывать события. В десятилетнем возрасте он в первый раз исполнил зикр, совершенно до этого не известный в Чечне. Вероятно, при сельской мечети Кунта-Хаджи обучался арабской грамоте и изучал Коран, тем более что он рос в религиозной семье. Он хорошо владел арабским языком и письменностью; известно, что он писал письма на родину, находясь в хадже (приблизительно 1859 - 1861 гг.), а также из ссылки.

      Выступая против всякой войны и насилия, против кровной мести, Кунта-Хаджи призывал к нравственному совершенствованию, единству, братству, к полной покорности властям и к терпению, запрещал курение и употребление хмельных напитков. Он утверждал, что мир и равенство на земле нельзя установить путем войн и кровопролитий, их может дать лишь всемогущий Аллах, а потому следует во всем положиться на Всевышнего. "Не слушайте самозванных шейхов и имамов, призывающих вас к войне, - говорил он, - не проливайте людской крови. Не поднимайте оружие против русского царя: он действует по воле Аллаха. Если вам велят носить крест - носите его. Ведь это лишь металл. Если вам прикажут посещать церковь - идите. Это же просто дом. Лишь бы в сердцах вы сохранили веру в Аллаха и пророка, а все остальное вам простится"4.

      В его проповедях постоянно проводилась мысль, что истинный раб божий только тот, кто очищает свое сердце от гнева, прощает обиды и молится за тех, кто злословит. В Коране сказано: "Да прекратится всякая вражда", ибо "Бог ненавидит нападающих". "Мюрид должен иметь при себе четки, а не оружие", - говорил Кунта-Хаджи. "Если в сердце мюрида есть лишь покорность и смирение, свободное от недовольства в отношении предводительствующих (власть держащих), то этот мюрид крепко связан с Аллахом, пророком и своим устазом", - провозглашал чеченский шейх5.

      Он призывал к терпению: "Нельзя воевать, не дождавшись ответа от Бога - я ожидаю ответа от Бога, и он явит мне его; я молюсь Богу Высочайшему и он услышит. Терпите, я из самых терпеливых. Сказал Бог Высочайший "малая толпа победит большую толпу" и "Бог с терпеливыми"... Нельзя восстать, не дождавшись ответа от Бога, - я ожидаю ответ от Бога и он явит мне его"6.

      В послевоенной обстановке горцам импонировало содержавшееся в новом учении положение о том, что война против неизмеримо превосходящего по силе противника недопустима. Это было, по-видимому, своеобразной попыткой осмыслить поражение горцев, "принять" его, освоить трагическую ситуацию7. Кунта-Хаджи убеждал народ в необходимости молитвы, труда, взаимной помощи и даже советовал перестать носить оружие8.

      Он утверждал, что нельзя следовать заповедям пророка Мухаммеда и искать земных благ одновременно. Поэтому тот, кто желает достичь блаженства в будущей жизни, должен был отказаться от него в жизни настоящей. Из этого вытекали стремление к аскетизму и отказ от богатства. Некоторые современные исследователи ислама (как, например, С. -У. Г. Яхиев) на основе анализа соотношения суфизма и аскетизма в суждениях Джавада Нурбахши и шейха Кунта-Хаджи приходят к выводу, что аскетизм в целом не был свойствен суфиям на Северном Кавказе9. Однако факты говорят иное. Кунта-Хаджи учил, что, имея кусок золота, не следует радоваться больше, чем имея такой же ком сухой земли. Потеряв же золото, не следует огорчаться больше, чем при потере аналогичного куска земли. В этом учение шейха полностью согласуется с идеями всех суфийских теоретиков. Сам Кунта-Хаджи строго следовал указанному правилу и всегда отказывался от приношений со стороны верующих. В тех же случаях, когда в силу разных обстоятельств он не мог отклонить подношения, он передавал их в пользу бедных и сирот. Также Кунта-Хаджи не допускал, чтобы мюриды работали на него, подчеркивая, что мусульманин не имеет права присваивать себе результат чужого труда10.

      Согласно преданию, Шейх обладал даром творить чудеса, исцелять больных, мог переноситься из одного места в другое и ежедневно во время намазов невидимо присутствовать в мечети в Мекке11 . Сам Кунта-Хаджи, даже в тесном кругу приближенных, никогда не выдавал себя за имама, то есть отказывался от звания, соединившего к этому времени светскую и духовную власть над общиной12. По его словам, он был простой посланник имама, который явится, когда настанет для этого время; сам же он, по грехам и слабости своей, не достоин даже временно носить великое имя устаза (наставника, учителя)13.

      Противостояние зикризма и официального духовенства зафиксировано Н. С. Иваненковым: "Кунта-Хаджи говорил, что только ему дана воля от Бога через ангелов учить народ, а не муллам. Он учил делать добрые и хорошие дела; так, например: не убивать, не воровать, помогать друг другу и бедным, не жить с чужой женщиной, любить свое учение, за сделанное зло не отвечать злом. Муллы возмутились будто бы против Кунта-Хаджи, говоря, что он сбивает с толку народ"14.

      Шейх проповедовал зикризм еще при власти Шамиля, но Шамиль запретил его проповедь, так как некоторые ее положения, по его мнению, противоречили шариату15. Зато эти проповеди находили живой отклик среди чеченцев, измученных длительной войной. Можно даже сказать, что это учение должно было возникнуть, чтобы спасти народ от истребления16. Неожиданный успех нового учения В. Х. Акаев объясняет следующим образом: "Дело в том, что, придерживаясь принципов суфийской мистики, Кунта-Хаджи в своих проповедях стал придавать большое значение духовно-нравственному совершенствованию человека, осуждению зла, насилия, призывал к миролюбию. Его призывы о необходимости социальной справедливости, братского единения горцев, призывы к непротивлению злу находили отклик у уставших от войны и кровопролития чеченцев, отражали их настроение и известное желание приобрести покой и мир"17.

      С середины XII в. складывались суфийские братства, внешне напоминавшие христианские монашеские ордена, но не имевшие строгой организации и централизованного управления. Одним из первых таких суфийских братств, возникших в Багдаде, было братство кадырийа (кадырийский тарикат). Основателем этого тариката18 был суфийский шейх Абд ал-Кадир ал-Гилани. В основу тариката кадырийа был положен громкий зикр джахрия. Помимо громкого зикра джахрия существует еще тихий зикр - хуфия. Тихий (или тайный) зикр хуфия стал основным положением накшбандийского тариката. Большинство исследователей сходятся на том, что Кунта-Хаджи познакомился с кадырийским тарикатом на территории Турции или в самой Мекке во время паломничества19. Вернувшись в начале 1860-х годов на родину, Кунта-Хаджи активизировал свою религиозную деятельность20.

      Поражение горцев в войне привело к формированию в начале 1860-х годов дочерних образований накшбандийского и кадырийского тарикатов - вирдовых братств. Эти братства превращались в замкнутые группы. Они скрыто от властей, под руководством наставников (шейхов, мюридов, устазов) проповедовали свое учение и выполняли религиозные обряды. Каждый вирд носил имя своего основателя - у стаза21.

      Накшбандийское (накшбанд - в переводе означает "чеканщик") - одно из 12 материнских братств, строго суннитское, - восходит, с одной стороны, к Абу Бакру, с другой - к Аби Талибу. Братство соединено с пророком как духовно (Абу Бакр), так и физически. Накшбандийцы отрицали аскетизм. Накшбандий - единственное братство, которое считало не только допустимым, но и обязательным вступать в контакт с властями, чтобы "завоевать их души", влиять на их политику в отношении народных масс22. Накшбандийский тарикат получил широкое распространение на Северном Кавказе.

      Первоначально кадырийское учение появилось в 1861 г. в Ичкерийском округе, в аулах Гуни и Элистанжи. Помощник командующего войсками в Терской области запретил Кунте Кишиеву (по некоторым правительственным источникам - Кисиеву) въезд в Ичкерию, вследствие чего это религиозное движение почти не заявляло о себе до зимы 1862 - 1863 годов23.

      Однако вскоре последователи Кунты появились в Назрани, Аргунском и Нагорном округах. Бывший начальник Чеченского округа М. А. Кундухов, в ответе на запрос командовавшего тогда войсками князя Д. И. Святополк-Мирского о новом учении, не придавал ему никакой важности. О Кунте Кишиеве отзывался как о человеке смирном, преданном правительству и занимавшемся земледелием, хозяйством. В связи с этим Кунта-Хаджи смог свободно перемещаться по области и распространять свое учение, переезжая со своими последователями из аула в аул и публично исполняя зикр24.

      В августе 1862 г. во время исполнения зикра кадырийцы стали заряжать огнестрельное оружие, прицеливаться, упражняться с холодным оружием при учащенном повторении духовной молитвы, чем вызывали серьезные опасения у властей Терской области25. Число сторонников Кунта-Хаджи заметно возросло и доходило до 5588 человек26. К концу 1863 г. Кунта-Хаджи создал, параллельно царской, свою довольно стройную организацию управления по образцу шамилевской системы. Главой Чечни был провозглашен имам, Чечня была разделена на восемь наибств, а последние делились на старшинства27.

      Многие чеченцы, недовольные исходом Кавказской войны и действиями установившейся власти, хотели возмездия для врагов и использовали миролюбивое учение с политической целью завоевания независимости. Хотя Кунта-Хаджи никогда не выдавал себя за имама и тем более за святого, его окружение считало, что для национально-освободительной борьбы нужен лидер, облеченный высшей властью, а не "равный среди равных" устаз. Для успеха борьбы необходима была строгая организация и сплочение всего народа 28.

      С распространением религиозного учения край оказался охвачен сплошной цепью крепко связанных между собой единомышленников, готовых по указу верховного устаза встать как один во имя указанной им цели29. Обеспокоенная администрация края установила над Кунтой-Хаджи и его семьей бдительный надзор30.

      14 июня 1863 г. исполняющий обязанности начальника Среднего военного отдела генерал-майор князь А. Г. Туманов докладывал в Петербург: "Зикра, служа поводом к народным сборищам, дает возможность людям неблагонадежным волновать умы"31. Начальник Терской области М. Т. Лорис-Меликов придерживался того же мнения. Вот как он описывал положение в области: "Учение Зикр, направлением своим во многом подходящее к газавату, служит теперь лучшим средством народного соединения, ожидающего только благоприятного времени, для фанатического пробуждения отдохнувших сил. Кроме того, известия о польском восстании и настоящих отношениях наших с западными державами известны чеченцам, хотя и в совершенно извращенном виде. Сотни туземных офицеров и переводчиков, находясь в ежедневных сношениях с поляками, служащими в области, жадно выслушивают рассказы последних и переносят их в народ"32.

      Начальство Кавказского наместничества, обеспокоенное положением дел в регионе, высказывалось за арест Кунта-Хаджи, однако последовали возражения со стороны местных властей. Лорис-Меликов в ответ на предписание командования писал: "Что касается до арестования Кунты и его векилей, то я не могу ручаться - принесет ли мера эта пользу... Зикра есть уже факт совершившийся и не воинственный. Кунта вреднее того, как был до сих пор, быть уже не может. Между тем удаление его, без сомнения, произведет волнения в народе"33.

      Другие местные чины также считали, что действовать открытой силой против этого религиозного движения невозможно, тем более что вероучитель требует от своих последователей много хорошего: обязывает их трудиться, запрещает пьянство и воровство 34.

      У власти фактически были "связаны руки", потому что со стороны зикристов не допускалось таких нарушений, которые бы подлежали законному преследованию. Действовать против такого религиозного движения административными мерами было невозможно - это раздуло бы огонь вместо его погашения35.

      Для военного разгрома зикристов необходим был весомый повод, а пока приходилось тактически выжидать. Тем временем ситуация в Чечне все больше накалялась. Подавляющее большинство чеченских наибов и представителей духовенства, утвержденных официальными властями, были всерьез обеспокоены "конкуренцией" со стороны кунта-хаджинцев, перехвативших реальную власть на местах. Не меньшее беспокойство испытывало начальство Терской области и кавказский наместник, перед которыми вставал грозный призрак газавата. Трудно было поверить, что за всем этим стоял далекий от мирской суеты проповедник, учивший смирению и братской любви36.

      Представители официального духовенства по директиве царской администрации созывали аульные сходы и устраивали богословские диспуты с Кунта и его векилями, пытаясь победить их на идейно, однако все подобные попытки оказались тщетными37. Российские власти выжидали, опасаясь, что положение ухудшится, если на смену Кунта-Хаджи придет не менее влиятельный и более воинственный и враждебный по отношению к России деятель.

      Однако к зиме 1863 - 1864 гг. кавказский наместник великий князь Михаил Николаевич принял окончательное решение арестовать Кунта-Хаджи и всех его наиболее опасных, с точки зрения, власти, последователей. "Я нашел вынужденным, - писал он, - разрешить командующему войсками Терской области арестовать Кунту и его главнейших помощников и выслать их из края. Распоряжение выполнено. В начале нынешнего месяца Кунта, брат его Мавсур и пять главных векилей отправлены под караулом в Ставрополь для ссылки в Россию"38.

      Арест Кунта-Хаджи был произведен 3 января 1864 года. Чеченская традиция считает, что схвачен он был в селении Сержень-Юрт, где жил в доме одного из своих родственников. Доставленных первоначально в крепость Грозную Кунта-Хаджи и его арестованных последователей, пребывание которых в Чечне считалось наиболее опасным, спешно переправили затем во Владикавказ. Торопясь вывезти шейха и его ближайших сподвижников подальше от Чечни, власти направили их через Ставрополь в Новочеркасск. Но еще до отправки по этому маршруту Кунта-Хаджи из тюрьмы отправил письмо своим последователям и всем другим влиятельным в Чечне лицам с просьбой не возбуждать беспокойство в народе по поводу его ареста. Кунта-Хаджи предсказывал свой арест и ссылку. Очевидно, он считал распространение среди горцев тариката кадырийа делом гораздо более важным, чем его собственная судьба, и поэтому предоставил событиям развиваться именно так. Предание гласит, что Кунта-Хаджи, предсказав свое будущее, добавил, что он не имеет права изменить что-либо в своей судьбе. Не предприняв никаких попыток избегнуть ареста, он тем самым отнимал у власти повод к продолжению репрессий39.

      6 января Кунта-Хаджи было объявлено, что он высылается в Россию, но срок пребывания и содержания его будет зависеть от последующего поведения чеченцев40.

      Известие об аресте Кунты взволновало его последователей, и они начали собираться сначала в Герменчуке, а затем в Шали с намерением принудить начальство освободить шейха41. Герменчук был избран местом сбора зикристов, видимо, по одной только причине - из-за близости его к Шалинской крепости, где, как они полагали, находился Кунта-Хаджи. Не предпринимая никаких действий, собравшиеся кунта-хаджинцы настойчиво выдвигали только одно требование - немедленно освободить всех арестованных. Российское командование всерьез опасалось, что невыполнение этого требования может побудить последователей Кунта-Хаджи к активным наступательным действиям. Не дожидаясь прибытия Лорис-Меликова, генерал-майор Туманов, получив сведения, что последователи Кунта-Хаджи не ограничиваются теперь простым требованием освободить арестованных ранее, но и готовятся воспрепятствовать намеченным новым арестам, предпринял демонстративное движение к Герменчуку, направив туда три батальона при двух орудиях. Приближение войск, однако, не заставило кунта-хаджинцев разойтись по домам и даже не приостановило притока к ним новых добровольцев, как на то рассчитывало командование. Единственным следствием этого маневра было то, что зикристы отошли от Герменчука к аулу Шали42.

      17 января наибы, старшины и почетные жители Малой Чечни прибыли в лагерь правительственных войск и просили начальника отряда не приступать к решительным действиям, а разрешить им отправиться в аул Шали. Однако надежды старшин не оправдались, последователи Кунта-Хаджи не прислушались к их совету - всем разойтись и не вступать в конфликт с властями.

      18 января в Шали было спровоцировано столкновение собравшихся там чеченцев (до 4 тыс. человек) с царскими войсками. Кунта-хаджинцы двинулись по направлению к российским войскам, совершая зикр и без огнестрельного оружия. Накануне среди них разнесся слух, что во время зикра им придет на помощь сам устаз и оружие не сможет стрелять. Только после того, как был открыт огонь, они, прервав зикр, пошли в рукопашную. Именно поэтому этот бой вошел в чеченскую народную традицию под названием "кинжального боя" 43 . Было убито более 150 чеченцев, в числе заколотых штыками оказалось пять женщин. Войска также понесли потери - восемь нижних чинов убитыми, ранено три обер-офицера и 30 солдат. В течение всех этих событий дороги охранялись горской милицией. Кордонная служба была исправна, никто не оставил своего поста44.

      За ликвидацию движения кунта-хаджинцев царское правительство наградило многих военных деятелей, а также местных чиновников и лиц мусульманского духовенства. Например, старшина Старо-Сунженского аула поручик милиции Махмуд Мустапаев получил орден Станислава 3-й степени с мечами и бантом; капитан милиции Чеченского округа Давлетмирза Мустафин был удостоен этого же ордена и жалованья в год 224 рубля 25 копеек, плюс 500 рублей по должности; переводчик арабского языка чеченского окружного суда полковник Касим Курумов за отличие в борьбе против горцев получил орден Анны 2-й степени, орден Станислава 3-й степени45.

      Поражение, нанесенное приверженцам Кунта-Хаджи, заставило их разойтись небольшими партиями по Чечне. Князь Туманов передвинул войска и расположился между Герменчуком и Шали46.

      Командующий войсками Терской области приказал всем наибам и почетным жителям Чечни явиться в Грозную. На общем собрании 26 января им было объявлено, что они, как стоящие во главе народа, должны первые способствовать восстановлению порядка, нарушенного зикристами47. Лорис-Меликов запретил исполнение зикра по всей Чечне и сообщил старшинам, что, если к 1 февраля разыскиваемые лица или их семьи с родственниками не будут доставлены, "преступники будут взяты силой" или вместо них будут взяты заложники48.

      По возвращении в свои села наибы и старшины приступили к арестам. Из числа векилей и последователей Кунта-Хаджи восемь были арестованы, трое - Садам, мулла Мачик и Гамзат-хан - скрылись. Однако их семьи были задержаны и отправлены в крепость Грозную. Для скорейшего розыска трех главных векилей их семьи, в числе 15 человек, были высланы в Екатеринодар49.
      Начальник Терской области объявил, что в случае укрывания зикристов чеченские земли будут заняты казачьими поселениями. Салам был арестован, а Гамзат-хан, Мачик-мулла и абрек Вара какое-то время скрывались.

      К концу февраля все жители Чечни были связаны круговой порукой, были составлены списки старших в фамилиях и ответчиков перед правительством в случае нарушения спокойствия в области.

      В конце 1866 г. в Зандаке мулла Абдурахман Ибрагимов за короткий срок склонил к зикризму значительное количество населения Нагорного округа. Власти были обеспокоены этим, и в декабре 1866 г. Ибрагимов был арестован50.

      Главной причиной быстрого разгрома движения Кунта-Хаджи (об этом прямо говорили российские власти) было то, что они не сумели заручиться поддержкой большинства чеченских селений.

      Сам Кунта-Хаджи вместе с арестованными одновременно с ним сподвижниками был отправлен в Новочеркасск, к донскому наказному атаману, где и провел полгода в заключении, ожидая окончательного приговора. 20 марта 1864 г. Министерство внутренних дел уведомило начальника Терской области, что сделано распоряжение о поселении сосланного с Кавказа жителя Чеченского округа Ших Кунты под надзором полиции в Новгородской губернии, без срока51.

      По дороге в Выборг брат Кунта-Хаджи, Мовсар сумел бежать и добрался до Турции. Вскоре к нему присоединились его семья, а также жена Кунта-Хаджи с детьми и семьи их ближайших родственников. Прожив некоторое время в Турции, Мовсар перебрался в Сирию, где и умер.

      В ссылку в город Устюжну (Новгородская губ.) Кунта-Хаджи направлялся через Тамбов, где провел два месяца. Вот как он сам описывал этот этап: "На 63-й день по выходе из Черкесска я прибыл в Тамбовскую губернию, где прожил два месяца. За исключением трех копеек, в Тамбовской губернии, извещаю Вас, братья, мне ничего не дали. Теперь я на пути уже в Новгородскую губернию, в которой, не знаю сам наверное, но как говорят, проживу два года. Остался я один, - продолжал шейх, - трудно одному мне стало: я не знаю языка русских, русские не знают языка моего, я не знаю цены съестным продуктам и не могу сделать для себя необходимой одежды. Обратитесь, друзья, к князю Туманову, попросите его быть моим благодетелем, попросите его, ради моей немощи, оставить при мне хоть одного человека до окончания срока моей ссылки"52.

      Письмо это было адресовано всем почетным людям и правителям Чечни. Другое письмо, написанное Кунта-Хаджи по-ногайски, было обращено к жене Седе. В этом письме шейх сообщал, что он жив и здоров и просил выслать ему денег. Письма, посланные им к родным с просьбами о помощи, были перехвачены охраной, да и некому уже было их получать - вся семья находилась в Турции53.

      Положение семьи и родственников, оставшихся на родине, беспокоило Кунта-Хаджи. В частности, он часто спрашивал о сыне Мовле, опасаясь за его судьбу. Также он интересовался состоянием братства, оставленного им.

      Письма Кунта-Хаджи писал на арабском и ногайском языках. В прошлом для кавказцев, особенно на северо-востоке, было обычным делом знание какого-либо тюркского языка (обычно кумыкского, как общего языка торговли и межгрупповых связей). В качестве второго языка был распространен арабский язык, которому обычно обучали в школах при мечетях. Большинство местных языков, на которых существовала письменность, использовали именно арабский алфавит. Грамотные люди, помимо кумыкского и арабского, владели также еще ногайским и другими языками54.

      Известно, что генерал Туманов, которому писал Кунта-Хаджи о своем бедственном положении в ссылке, обратился к командующему Кавказской армией, наместнику великому князю Михаилу Николаевичу с просьбой улучшить положение ссыльного. С такой же просьбой 23 марта 1864 г. обращался Лорис-Меликов к начальнику Главного штаба. "Имея в виду, что подлежащий бессрочному поселению под надзором полиции Ших Кунта не имеет средств к содержанию себя в ссылке за свой счет, - писал Лорис-Меликов, - и признавая необходимым обеспечить по возможности положение его в ссылке в материальном отношении, прошу ходатайства вашего превосходительства о производстве ему во все время нахождения его под надзором полиции того довольствия, которое определено для лиц привилегированного сословия"55. Однако, по-видимому, эти просьбы не возымели действия.

      Сведения о том, как жил в ссылке Кунта-Хаджи, практически отсутствуют. В Устюжне с ним встречался историк И. Попов, на которого чеченский устаз произвел большое впечатление: "Беседуя с ним, я был поражен его тактом держать себя, его умением держать беседу, улыбкою, жестами, его величественной осанкой. Одним словом, человек этот был создан из массы симпатий и благородства".

      Ссылка Кунта-Хаджи длилась недолго. 19 мая 1867 г. он скончался, предположительно - от голода56.

      Еще до его смерти Лорис-Меликов поднял вопрос перед Главным штабом Кавказской армии о прекращении ссылки всем зикристам, арестованным после Шалинского столкновения. Он предлагал выслать их в Турцию. "Предложение вашего превосходительства, - ответил ему генерал Карцов, - об отправлении из мест ссылки, через Одессу в Трапезунд, сосланных в Россию зикристов, не исключая и самого Кунты, я вполне одобряю в том случае, если бы состоялось предложение ваше об удалении из Терской области всех еще оставшихся там зикристов"57. Главное управление иррегулярных войск и Кавказское горское управление начали собирать сведения о поведении ссыльных зикристов, готовясь выслать их в Турцию. Отзывы о зик-ристах были в основном положительные. Но пока длилась вся эта бюрократическая волокита, Кунта-Хаджи скончался58. Последователи шейха при жизни не всегда находили понимание у своих современников. Но Кунта-Хаджи заслужил благодарную память потомков.

      Примечания

      1. Хаджи (араб.) - почетное звание мусульманина, совершившего паломничество в Мекку.
      2. СИГАУРИ И. М. Очерки истории и государственного устройства чеченцев с древнейших времен. М. 1997, с. 303.
      3. ЛАНДА Р. Г. Ислам в истории России. М. 1995, с. 117.
      4. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 304 - 309.
      5. КОСТОЕВА Л. С. Идеологические течения в общественно-политической мысли Чечни и Ингушетии во второй половине XIX века. Ростов-н/Д. 1971, с. 63.
      6. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 14719, оп. 3, д. 756, л. 12.
      7. ЯНДАРОВ А. Д. Суфизм и идеология национально-освободительного движения. Алма-Ата. 1975, с. 142.
      8. Последние события в Чечне. - Современный листок политических, общественных и литературных известий, N 7, 15.11.1864, с.5.
      9. ЯХИЕВ С. -У. Г. Суфизм на Северном Кавказе. М. 1996, с. 10.
      10. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 318.
      11. Ислам на территории бывшей Российской империи. Вып. 1. М. 1998, с. 61.
      12. ЯНДАРОВ А. Д. Ук. соч., с. 140.
      13. Отдел рукописных фондов Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований Владикавказского научного центра РАН и правительства Республики Северной Осетии-Алании (ОРФ СОИГСИ), ф. 33, оп. 1, д. 202, л. 26.
      14. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 305.
      15. ОРФ СОИГСИ, ф. 17, оп. 1, д. 6, л. 231.
      16. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 305.
      17. АКАЕВ В. Х. Шейх Кунта-Хаджи: жизнь и учение. Грозный. 1994, с. 33.
      18. Тарикат (араб.) - мистическое учение о познании пути к Истине (Богу).
      19. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 307.
      20. АКАЕВ В. Х. Суфизм и ваххабизм на Северном Кавказе. М. 1999, с. 5.
      21. ДОБАЕВ И. П. Традиционный ислам и салафийя в этнополитических процессах Чечни. В кн.: Современное положение Чечни. Ростов-н/Д. 2001, с. 19.
      22. Ислам на территории бывшей Российской империи, с. 79.
      23. РГВИА, ф. 14719, оп. 3. д. 756, л. 2.
      24. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 866, оп. 1, д. 120, л. 2.
      25. РГВИА, ф. 14719, оп. 3. д. 756, л. 2.
      26. АКАЕВ В. Х. Ук. соч., с. 5.
      27. ИВАНОВ А. И. Национально-освободительное движение в Чечне и Дагестане в 60 - 70-х гг. XIX в. - Исторические записки, 1941, N 12, с. 180.
      28. Центральный государственный архив Республики Северная Осетия - Алания (ЦГА РСО-А), ф. 12, оп. 6, д. 1248, л. 2.
      29. РГИА, ф. 932, оп. 1, д. 303, л. 9.
      30. Там же, ф. 866, оп. 1, д. 120, л. 2.
      31. РГВИА, ф. 14719, оп. 3, д. 756, л. 4об.
      32. ЯКОВЛЕВ Н. Ф. Ук. соч., с. 36.
      33. ОРФ СОИГСИ, ф. 17, оп. 1, д. 6, л. 233.
      34. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки, ф. 169, к. 69, д. 9.
      35. ОРФ СОИГСИ, ф. 2, оп. 1, д. 16, л. 27.
      36. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 322.
      37. Ислам на территории бывшей Российской империи, с. 61.
      38. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 323.
      39. Там же, с. 322.
      40. ЦГА РСО-А, ф. 12, оп. 6, д. 1246, л. 3.
      41. Последние события в Чечне, с. 5.
      42. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 324.
      43. Там же, с. 325.
      44. Известия из Терской области. - Современный листок политических, общественных и литературных известий, N 14, 4.1V.1864, с. 5.
      45. ШАМИЛЕВ А. И. Религиозные верования чеченцев и ингушей и пути их преодоления. Грозный. 1963, с. 12.
      46. РГВИА, ф. 14719, оп. 3, д. 756, л. 18об.
      47. Известия из Терской области, с. 5.
      48. РГВИА, ф. ВУА, д. 6694, л. 1.
      49. Там же, ф. 14719, оп. 3, д. 756, л. 23.
      50. ЦГА РСО-А, ф. 12, оп. 6, д. 294, л. 5.
      51. ОРФ СОИГСИ, ф. 37, оп. 1, д. 77, л. 6, 9.
      52. Там же, л. 68.
      53. ОРФ СОИГСИ, ф. 37, оп. I, д. 6, л. 234.
      54. КРАГ X., ХАНСЕН Л. Ф. Северный Кавказ. СПб. 1996, с. 40.
      55. ОРФ СОИГСИ, ф. 37, оп. 1, д. 77, л. 36.
      56. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 331.
      57. ОРФ СОИГСИ, ф. 17, оп. 1, д. 6, л. 268.
      58. Там же, ф. 37, оп. 1, д. 77, л. 57.

      Вопросы истории. - 2005. - № 12. - С. 127-134.
    • Сочинение, написанное с целью выявления обстоятельств разгрома наголову императором Тайцзу минских войск у горы Сарху-Алинь
      Автор: Чжан Гэда
      СОЧИНЕНИЕ, НАПИСАННОЕ С ЦЕЛЬЮ ВЫЯВЛЕНИЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ РАЗГРОМА НАГОЛОВУ ИМПЕРАТОРОМ ТАЙЦЗУ МИНСКИХ ВОЙСК У ГОРЫ САРХУ-АЛИНЬ.
      Вот что я написал с целью выявления обстоятельств разгрома наголову минских войск у горы Сарху нашим императором Тайцзу в год желтоватой овцы.
      Как говорят, когда приближается возвышение династии, обязательно бывает доброе предзнаменование. Тот, кто жалует добрым знаком, находится на небе, тот же, кто достоин небесной награды, находится среди людей.
      Моя ничтожная особа видела полный разгром минских войск в год желтоватой овцы у горы Сарху нашим императором Тайцзу и полностью убедилась в достоверности этого события.
      В то время, когда только начали закладываться основы государства, во всем был недостаток. Количество земель не достигало нескольких тысяч, всего войска было меньше десяти тысяч. Но по причине того, что у императора и вельмож, как у отца с сыновьями, были общие намерения и единые силы, а состояние войска было здоровым, они с помощью неба сумели разгромить двухсоттысячное минское войско. Каждый раз, когда с почтением смотрю летопись династии, я, тронувшись сердцем и роняя слезы, думаю о тяжелых трудах деда хана Тайцзу и восхваляю большое усердие вельмож того времени. Почтительно в соответствии с летописью династии я описал для обнародования это событие.
      В год желтоватой овцы хан Минского государства, назначив Ян Хао, Ду Суна, Лио Тина и других и выдавая двести тысяч войска за четыреста, начал поход. На центральном направлении левого фланга Ду Сун, Ван Сиован, Чжао Мэнли, Чжан Чиовань с шестьюдесятью тысячами войска, поднимаясь по реке Хунэхэ вышли к крепости Фуси[1]. На центральном направлении правого фланга Ли Жубэ, Хо Шихянь, Ян Минтай с шестьюдесятью тысячами войска, держась зеленой дороги, вышли к крепости Яху[2]. На северном направлении левого фланга Ма Линь, Мая Янь, Пан Цзунъянь с сорока тысячами войска выступили на Кайюваньскую дорогу[3], где соединились с войсками государства Ехэ[4], и вышли к заставе Саньчара. На южном направлении правого фланга Лио Тин и Кан Инкянь, взяв сорок тысяч войска и соединившись с корейскими войсками, вышли на дорогу к Куван Тяну[5]. Все они подошли прямо к Еньдзю[6].
      Первого числа третьего месяца наши передовые патрули на западной дороге издали увидели свет огней и поскакали доложить об этом. Лишь только они прибыли, следом за ними приехали доложить караульные с южной дороги о том, что войска Минского государства подошли вплотную к нашим границам. После этого император Тайцзу издал следующий указ: «Минские войска действительно подошли. На южной дороге имеется пятьсот наших солдат, размещенных для наблюдения. Пусть они и обороняются. То, что минцы появились прежде всего на южной дороге, означает, что они думают заманить, вызвав на себя наступление наших войск. Те войска, которые подойдут на запад от крепости Фуси, это, несомненно, их главные силы. Мы нападем на них внезапно. После того как победим эти войска, легко будет победить и войска других направлений». Сразу же после этого в восьмом или девятом часу пополуночи хан выступил в поход, взяв с собой главного бэйлэ Дайшаня (впоследствии пожалованного доронго цин ваном), всех бэйлэ, амбаней и захватив войска, находившиеся в столице. Главного бэйлэ послал вперед. В это время прибыли караульные с сообщением, что минские войска уже вышли на Зеленую дорогу. Тогда главный бэйлэ сказал: «В зеленой области дороги тесные, места гористые, войско в течение короткого времени прибыть не сможет. Наши войска раньше успеют атаковать войска, находящиеся на дороге Фуси».
      Миновав крепость Чжака, он соединился с главным адъютантом (дархань хя) Хурханем (впоследствии был сделан наследственным дворянином третьей степени с правом передачи этого звания потомкам) и, остановив войска, стал ждать прибытия хана. В это время прибыл четвертый бэйлэ (это был наш светлейший император Тайцзу), задержавшийся из-за жертвоприношения. Он сказал главному бэйлэ: «На горе Чжайфянь находятся наши люди, строящие крепость. Хотя гора и утесиста, но если люди, командующие минскими войсками, постараются и не пожалеют своих войск, они могут напасть и захватить в крепости наших людей. Что мы тогда будем делать? Нашим войскам нужно быстро выступить поход, чтобы успокоить сердца строящих крепость людей». После этого все бэйлэ согласились с его справедливыми словами. Объявили приказ, заставили воинов надеть латы и выступили. К заходу солнца дошли до холма Тайрань. Главный бэйлэ и Хурхань поставили войска в укрытом месте, намереваясь дожидаться там неприятеля. Тогда четвертый бэйлэ с гневом сказал им: «Войска непременно надо построить открыто, чтобы они ясно видны. Этим мы поднимем дух нашего крепостного гарнизона и нападем на врага соединенными силами. Зачем же ставить войска в укрытом месте?» После этого батыр Эйду (впоследствии был пожаловал званием амбаня первой степени и благородного батыра-графа) ответил: «Слова бэйлэ справедливы. Наши войска должны появиться открыто и развернуться против противника». Сразу же после этого он взял войска и пошел на Чжайфянь, выстроил там войска против лагеря минских войск и стал ждать.
      Еще вначале, до того как прибыли войска всех бэйлэ, наши четыреста солдат, охранявшие тех, кто строил крепость, сделали засаду в ущелье у местности Сарху и ждали. Когда большая часть войска минских главнокомандующих Ду Суна, Ван Сиована, Чжао Минлиня прошла мимо них, они ударили им прямо в спину, рубя мечами, преследовали их вплоть до Чжайфяньского перевала. Затем соединились с людьми, строящими крепость, и укрепились в окопах на Гириньской скале.
      Ду Сун разбил лагерь на горе Сарху и, взяв своих солдат, окружил Гириньскую скалу. Когда они стали нападать на наши войска, поднимаясь по склону горы, наши четыреста солдат, взяв всех строящих крепость людей, ударили разом, тесня вниз, убили около ста минских солдат. В это время уже прибыли все наши бэйлэ и увидели, что минских войск, нападавших на Гириньскую скалу, было около двадцати тысяч и еще одно подразделение войска стояло на горе Сарху и демонстрировало свою силу.
      Четыре главных бэйлэ, посоветовавшись со всеми амбанями, решили: на Гириньской скале имеется четыре сотни солдат, охраняющих наших строящих крепость людей. Теперь срочно добавим к ним еще одну тысячу солдат. Пусть они поднимутся на гору, соединятся все вместе и атакуют, тесня неприятеля вниз. Четыре знамени правого крыла тоже пусть начнут наступление, тесня с другой стороны. На войска же, находящиеся на горе Сарху, пусть нападают четыре знамени левого крыла. По окончании военного совета сразу же послали на Гириньскую скалу тысячу солдат. Прибыл хан и стал спрашивать у четырех бэйлэ о деле разгрома врага. Тогда четыре главных бэйлэ доложили о состоявшемся у них совете. Хан издал нижеследующий указ: «С наступлением вечера поступайте соответственно вашим планам. Но только, выделив из четырех знамен правого крыла два знамени, соедините их с четырьмя знаменами левого фланга и вначале атакуйте войска, стоящие на горе Сарху. Когда разгромите эти войска, чжайфяньские войска рассыплются сами собой. Те два знамени правого крыла пусть стоят и издали наблюдают за минскими войсками, стоящими на Чжайфяни. Когда наши войска нападут, давя вниз с Гириньской скалы, атакуйте вместе с ними». Затем приказал начинать сражение.
      В это время войска, находившиеся вокруг главной столицы нашего государства, те, у кого были хорошие кони, уже прибыли. Те же, у кого кони были ленивые, мало-помалу подходили. Кроме войск из нескольких десятков земель, остальные все еще не прибыли.
      До того как шесть наших знамен соединились и пошли приступом на Сарху-Алинь, минские поиска укрепили лагерь, построили войска и стали стрелять из ружей и пушек. Наши же войска, обстреливая вершину горы, с яростью, напролом врезались в ряды противника и сразу же разгромили его лагерь. Они убивали противника, давя и сваливая людей в кучу. Те войска, что были посланы в помощь на Гириньскую скалу, вступили в сражение, тесня противника вниз по горе. Тут же два знамени правого фланга переправились через реку и смело вступили в бой. После этого минские войска на горе Чжайфянь оказались теснимыми с двух сторон. Когда войска, рубя мечами, перемешались в схватке, наши воины носились вдоль и поперек. Усилившись всего на одну (тысячу?), они сразу наголову разгромили неприятеля. Минские главнокомандующие Ду Сун, Ван Сиован и Чжао Минлинь и другие военачальники были убиты во время сражения. Трупы врагов устилали и гору и степь. Текущая кровь образовала ручьи. Войсковые знамена и значки, оружие, трупы погибших солдат плыли по реке Хунэхэ подобно трущимся друг о друга льдинам. Преследуя отступавшего неприятеля, мы гнали его двадцать с лишним ли. Тех, кто бежал к скале Шокинь, но был настигнут до наступления вечера нашими солдатами и убит, было бесчисленное множество.
      В эту ночь войска минского главнокомандующего Ма Линя остановились лагерем в местности, называемой Белая скала. Вырыли рвы, поставили ночную стражу, которая несла свою службу, ударяя в барабаны и медные литавры. Наши воины их обнаружили и в полночь пришли сообщить об этом главному бэйлэ. На рассвете главный бэйлэ взял с собой триста с лишним конников и поскакал туда. Войска Ма Линя только что свернули лагерь и собирались уходить, когда увидели приближение войска главного бэйлэ. Тогда они повернули обратно, построились в четырех направлениях, вырыли вокруг лагеря в три ряда рвы, расставили пушки и ружья, стреляющих из них солдат расположили за рвами, а за ними выстроили конницу и стали ждать.
      Тут главный бэйлэ заметил, что одно из подразделений войска Пан Цзунъяна стоит в трех ли на запад от этого лагеря на горе Фефунь, Он послал человека к хану, чтобы доложить ему об этом.
      В то время стали мало-помалу прибывать наши войска из отдаленных земель и соединяться с войсками главного бэйлэ.
      Минские полковники, командовавшие северными полками на центральном направлении левого фланга, Гун Няньсуй и Ли Хими, с десятью тысячами пеших и конных воинов поставили в ряд большие телеги и щиты и образовали укрепленный лагерь в местности с названием озеро Вахунь. Вокруг лагеря вырыли рвы, за рвами выставили пушки и людей с ружьями. Хан, узнав об этом, напал на них сам вместе с четвертым бэйлэ, взял с собой меньше тысячи всадников. Во время атаки он приказал половине воинов спешиться. Четвертый бэйлэ, взяв конницу, смело напал на минские войска, стрелявшие в них из пушек и ружей. В то же время наши пешие поиска разрушали преграды, кроша мечами их щиты и телеги. И здесь минские войска опять потерпели крупное поражение. Гун Няньсуй и Ли Хими — оба были убиты в сражении.
      В то время прибыл человек, посланный главным бэйлэ, от которого хан узнал, что минские войска стали лагерем на Белой сколе. Не дожидаясь войск четвертого бэйлэ, он взял для сопровождения четыре или пять человек, спешно направился туда и прибыл около полудня. Хан увидел сорок тысяч выстроенных минских войск. Он приказал своим войскам захватить вершину горы Хаса и оттуда теснить противника вниз. Все войска сразу же двинулись вверх по горе. В это время войска из лагеря Ма Линя соединились с войсками, построенными за рвами.
      Хан издал указ: «Эти войска теперь двинутся на нас. Пусть наши войска прекратят подъем и, сойдя с коней, нападают пешим строем».
      Главный бэйлэ направился к войскам, чтобы разъяснять им приказ хана. Не успели сорок пять человек из двух знамен левого фланга спешиться, как минские войска уже напали на них с западной стороны. Главный бэйлэ Дайшань доложил хану, что минские войска уже здесь. Сразу же после этого, пришпорив коней, бросились в контратаку и врезались в ряды китайских войск. Второй бэйлэ Аминь, третий бэйлэ Мангултай и все дворяне одни за другим храбро атаковали, вклинившись в ряды неприятеля и тесня его с двух сторон. В результате разгромили войска минцев, больше половины их убили и взяли в плен.
      Воины наших шести знамен, узнав об этом сражении, не дожидаясь приказа, группами прибывали и вступали в бой. При этом передние не ждали задних. Настегивая коней, скакали, как на крыльях, и сразу же бросались на главный лагерь минских войск. Давили, стреляли из луков, рубили обороняющихся и отстреливающихся из пушек и ружей минских воинов. Минские воины не успевали даже целиться в противника и поэтому не выдерживали натиска, снова потерпели крупное поражение и отступили. Наши победоносные войска преследовали их, убивали и брали в плен. Минский полковник Ма Янь, многие другие высшие и низшие офицеры и солдаты погибли в этом сражении. Сам главнокомандующий Ма Линь едва спасся бегством. Еще долго, истребляя, круша и преследуя, шли мы за врагом. Воды у реки Белой скалы стали красными от крови людей.
      Когда хан снова собрал людей и повел наступление на гору Фефунь, вступили в сражение войска царского стряпчего из Кайюваня Пан Цзунъяня. Половина наших войск спешилась и атаковала, поднимаясь по склону. Десять тысяч войск Пан Цзунъяня, загородившись щитами, непрестанно стреляли в наших нападающих солдат из пушек и ружей. Наши войска, вклинившись в их расположение, рубя и сваливая щиты, быстро разрушили лагерь, а Пан Цзунъяня и все его войско истребили.
      В это время ехэские бэйлэ Гинтайши и Буянгу двигались на помощь войскам минцев, намереваясь, как было условлено, соединиться с Пан Цзунъянем. Когда они подошли к крепости Чжунгучэн, подчиненной Кайюваню, и услышали об истреблении минских войск, то сильно испугались и возвратились обратно.
      После того как наши войска уже разгромили минцев на двух дорогах, хан, собрав вместе все головное войско, остановился лагерем в местности Гулбунь. А в это время минские главнокомандующие Лио Тин, Ли Жубэ и другие командиры вышли на южную дорогу и подступили вплотную к крепости Еньдэнь. Хану сообщили об этом прискакавшие оттуда разведчики. Хан, придав Хурханю тысячу солдат, приказал ему образовать передний ряд обороны. Затем рано утром придал второму бэйлэ Аминю две тысячи войска и отправил его следом. Сам же хан, взяв всех бэйлэ и амбаней, повернул войско и прибыл в местность Чжайфянь. По обычаю возвращения войск с победой были заколоты восемь быков, совершено моление небу и поклонение главному войсковому знамени[7].
      Во время жертвоприношения главный бэйлэ Дайшань сказал хану: «Я хочу взять с собой двадцать всадников и собрать разведывательные сведения. Когда вы закончите жертвоприношения, я потихоньку выйду». Хан сказал ему: «Отправляйся!» Третий бэйлэ Мангултай тоже отправился вслед за ним. Четвертый бэйлэ подъехал к хану на лошади и сказал: «Я тоже хочу поехать с ними». Тогда хан приказал: «Твои старшие братья отправились на разведку, а ты будешь сопровождать меня». Четвертый бэйлэ сказал: «После того как ты послал одного старшего брата, у меня в мыслях не укладывается, что я могу остаться здесь». Сказал это и тоже уехал.
      С наступлением вечера главный бэйлэ доехал до крепости Еньдэнь. Когда вошел во дворец, то императрица и придворные, узнав о прибытии главного бэйлэ, стали спрашивать, как был разбит противник. Главный бэйлэ сказал: «Вражеские войска, прибывшие по двум дорогам на Фуси и Кайювань, побеждены и все перебиты. Наши войска выступили навстречу войскам, наступающим по южной дороге. Я дождусь здесь хана отца и, получив его приказания, тоже отправлюсь навстречу врагу и одержу победу». После этого главный бэйлэ выехал из крепости и встретил хана в степи у большого селения. После отъезда из Чжайфяня хан прибыл в Еньдэнь. С рассветом, вручив войска главному, третьему и четвертому бэйлэ, он приказал им отправляться навстречу войскам Лио Тина. Четыре тысячи солдат оставил в столице ожидать войска Ли Жубэ, Хо Шихяня и других.
      Прежде всего войска Лио Тина показались в местности Куван Тянь, и, когда они двинулись по дороге на Донго[8], все строящие крепость укрылись в лесах и горах. Лио Тин все покинутые селения и дома предал огню. Оставшихся стариков и детей во время наступления истребил.
      Командиры рот Добу, Эрна, Эхэй и другие, взяв пятьсот размещенных для караульной службы солдат, выступили навстречу им и вступили в бой. Войска Лио Тина окружили их в несколько рядов, захватили Эрну и Эхэя и убили около пятидесяти солдат. Добу с остальными солдатами вышел из окружения, соединился с войсками Хурханя, и они устроили засаду в узком горном проходе. Во время Змеи (т.е. 10-11 ч. пополуночи) главный бэйлэ, третий и четвертый бэйлэ, взяв войска, подошли к лесу в местности Варкаси и увидели, что десять тысяч отборных солдат из двадцатитысячного войска Лио Тина направляются на гору Абдари, чтобы расположиться для атаки. Главный бэйлэ взял войска и собирался ранее их занять высоту и нападать, давя их сверху вниз. Когда он собирался уже выступить, четвертый бэйлэ сказал ему: «Брат, ты оставайся здесь, командуй главными силами и вступай в сражение смотря по обстоятельствам. А я возьму войска, поднимусь на вершину холма теснить противника вниз». Главный бэйлэ сказал: «Добро! Я возьму войска левого фланга и выступлю западной стороны, ты же возьмешь войска правого фланга, поднимешься на гору и будешь теснить противника вниз. Ты, стоя сзади, наблюдай и командуй. Ни в коем случае не вступай опрометчиво в сражение вопреки моим указаниям». Затем отправил. Четвертый бэйлэ тут же взял войска правого фланга и выступил в поход. Сначала взял лучших воинов и, оторвавшись от всего войска, храбро начал теснить неприятеля вниз, пуская стрелы и рубя мечами, все время вклиниваясь в гущу неприятеля. Оставшиеся сзади войска непрерывно подходили и подходили к сражающимся и вместе с ними вторгались в ряды неприятеля, а главный бэйлэ с войсками левого фланга напал на гору с западной стороны, и минским войскам, теснимым с двух сторон, пришлось отступить. Когда четвертый бэйлэ с победившими войсками шел, преследуя и убивая отступающих, он неожиданно натолкнулся на два резервных лагеря Лио Тина. Не успели войска Лио Тина в замешательстве построиться, как четвертый бэйлэ быстро двинул на них свои войска и, храбро напав, перебил все десять тысяч солдат этих двух лагерей. Лио Тин погиб в сражении.
      В то время пешие войска хайкайского ханского стряпчего Кан Инкяна, соединившись с корейскими войсками, расположились лагерем в степи Фуча. Войска Кан Инкяна имели длинные вилообразные бамбуковые копья, были одеты в деревянные и воловьи панцири. Корейские войска, одетые в короткие куртки из коры и шлемы, плетенные из тальниковых прутьев, с пушками и ружьями были построены рядами.
      Четвертый бэйлэ, разгромив Лио Тина, остановил свою армию. Когда подошли войска всех бэйлэ, он сразу же вторично повел бойцов, и они неожиданно, как порыв сильного ветра, катясь, как камни, летя, как песок, как белая пыль, все тесня и валя с ног, врезались в ряды корейских войск, стреляющих из пушек и ружей. Стало невозможно ничего разобрать. Пользуясь этим случаем, наши бойцы пускали стрелы, как дождь. Опять наголову разбили врага и истребили двадцать тысяч войска. Кан Инкян спасся бегством. Еще до этого второй бэйлэ Аминь и Хурхань шли на юг и натолкнулись на войска минского полковника Кяо Ики. Напали на них и разгромили. Кяо Ики захватив оставшиеся войска, отступил и влился в войска корейского главнокомандующего Кян Гунлея. В это время Кян Гунлей стоял лагерем на скале Гулаху.
      Все бэйлэ снова выровняли строй своих войск и с целью преследования войск Кяо Ики выступили против корейской армии. В это время Кян Гунлей, узнав, что войска минцев разбиты, очень испугался, свернул знамена, вручил одному переводчику значок парламентера и послал к маньчжурам с такими словами: «Наши войска пришли не по своей воле. Прежде Японское государство завоевало нашу Корею, завладело горами, разбило земли. В это время к ним пришли минские войска и заставили японцев отступить. Теперь минцы заставили нас отплатить за благодеяние. Если вы обещаете нас кормить, то мы сдадимся. Наши войска, которые были с войсками минского государства, вы все перебили. В этом нашем лагере только корейские войска. Из минских войск спаслись бегством только те, которые присоединились к нашему лагерю. Это один полковник и войска, которыми он командует. Мы передадим их вам».
      Четыре бэйлэ посоветовались и решили сказать парламентеру: «Если вы хотите сдаваться, то пусть прежде всего явится ваш главнокомандующий. Если он не явится, то мы непременно нападем на вас». После этого посланца отправили обратно. Кян Гунлей вторично командировал человека со словами: «Если я перейду этой ночью, то как бы не взбунтовались и не разбежались солдаты. Для доказательства верности я сначала пошлю своего помощника, и пусть он расположится в вашем лагере. Утром же я возьму все войска и сдамся».
      Захватив все минские войска, он заставил их спуститься вниз с горы и стал передавать их маньчжурам, при этом минский полковник Кяо Ики повесился. После этого помощник минского главнокомандующего взял тысячу войск и, спустившись с горы, сдался. Все бэйлэ по этому поводу устроили пир, а затем отправили Гян Гулея (иногда написано Кян Гулея. – В.Б.), подчиненные ему войска и офицеров в главную столицу маньчжуров. После того как хан поднялся на трон, корейский главнокомандующий Гян Гулей, помощник главнокомандующего и другие чины встретили его земным поклоном. Хан по закону гостеприимства несколько раз устраивал для них пиршества, показывая свое доброе отношение к ним. Все солдаты были размещены и накормлены.
      После того как четыре главных бэйлэ истребили сорок тысяч солдат на южном направлении, наши войска устроили трехдневную стоянку, собрали рабов, лошадей, вьюки, латы и шлемы, военное оружие и затем возвратились.
      На этот раз Минское государство собрало все войска, которые только у него были в Ляояне и Шэньяне, соединились вместе с войсками корейцев и ехэсцев и вторглись в Маньчжурию по восьми дорогам. Все они были уничтожены в течение пяти дней. Трупы их лучших генералов и богатырей устилали степь, было убито сто с лишним тысяч солдат. С божьей помощью наши немногочисленные войска победили огромное войско, преодолев все преграды, проявляя настойчивость, в очень короткий срок смогли свершить великие подвиги. Когда провели подсчет людей, принимавших участие в военных действиях, то оказалось, что из маньчжуров было взято в плен только около двухсот человек. С древности до нашего времени среди крупнейших побед над неприятелем другой такой удивительной победы еще не было.
      В то время минский полномочный устроитель государственной границы Ян Хао находился в столице Шэньян. Услышав о полном поражении войск на трех направлениях, очень испугался и послал человека с приказом главнокомандующему Ли Жубэ и помощнику главнокомандующего Хо Шихяню, чтобы они срочно возвращались. Войска Ли Жубэ и другие из местности Хулун, отступая, повернули назад. Их увидели двадцать наших караульных. Они приготовились на вершине горы, затрубили в большие раковины, привязали шапки к лукам, чтобы создать видимость большого войска, и, громко, крича, бросились в атаку вниз с горы. В результате этого они убили сорок человек и получили пятьдесят лошадей. Во время беспорядочного отступления минского войска погибло еще около тысячи с лишним человек из-за того, что солдаты в сутолоке передавили друг друга. В день белого тигра возвращающиеся маньчжурские войска дошли до главной столицы. Хан издал нижеследующий указ ко всем бэйлэ и амбаням: «Хан Минского государства, выдавая свои двести тысяч войск за четыреста семьдесят тысяч, разделил их на четыре дороги и все свои силы двинул на нас. Мы в очень короткий срок наголову их разбили. Зная о таком нападении на нас, всякий подумает, что армия наша многочисленна. Видя, как мы при сражении успевали перемещаться и туда и сюда, всякий скажет, что наша армия могущественна. Слух об этом распространится повсюду, и не будет того, кто но боялся бы могущества наших войск».
      В результате этой победы положение в Минском государстве еще более ухудшилось, а могущество наших войск еще более возросло. После того как овладели областью Ляодун и захватили область Шэньян, наступил период возвышения нашего государства и утвердился закон хана (государственности). Разве легко это было сделать? Ради этого наш император Тайцзу, прося у неба справедливости, приняв на себя месть за предков, вместе со старшими и младшими братьями и детьми, взяв вельмож (подобных рукам и ногам) преданных и искренних, сам бросался стрелой и камнем на ряды врагов, поучая всякого рода военным хитростям. Одновременно мудрые бэйлэ и военачальники все вместе действительно старались изо всех сил и благодаря всему этому смогли совершить великие подвиги. С этого времени действительно и утвердилась на вечные времена власть нашего дайцинского государства.
      Каждый раз, когда я с почтительностью читаю летопись истории наших государей, всегда наполняюсь благоговением, любовью, печалью и скорбью, что сам не смог в то время ни сопутствовать, ни действовать с ними вместе, отдавая свои силы и следуя верхом на коне за отрядом, чтобы выполнять приказания.
      В Поднебесной, полученной тяжкими трудами моего деда Тайцзу, могут ли наши потомки, мои дети и внуки, зная об обстоятельствах этой победы, подчиняясь навечно воле неба, трудясь ради продления на вечные времена закона хана, с величайшим трепетом управляя государством, водворяя мир среди народов, блюдя в своих рассуждениях только мир и любовь, по-прежнему не брать пример с государств Хя и Ень. Я, обдумав обстоятельства победы у горы Сарху, описал их, выявляя самую суть. Это истинно. Чтобы сохранить величие истории династии, чтобы люди, получив легко, не смотрели свысока, специально для этого я описал это событие, имея целью на многие годы дайцинской династии всем сыновьям, внукам, вельможам и чиновникам разъяснить, чтобы они не забывали тяжких трудов своих предков при основании династии и сами дружно трудились, беря с них пример.
      Примечания.

      [1] Крепость Фуси или Фушунь, принадлежала Китаю, в 1618 г. взята маньчжурами.
      [2] Крепость Яху, вероятно, она же – Яха, находилась в 310 ли на запад от Гирина.
      [3] Кайювань-сянь (Кайюань-сянь) – город, лежавший по пути из Китая в Монголию и Среднюю Азию. Кайюваньская дорога в средневековье, очевидно, имела важное стратегическое значение.
      [4] Ехэ – одно из крупнейших маньчжурских племен, враждовавших с Нурхаци.
      [5] Куван Тян – г. Куаньдянь.
      [6] Еньдзю (Еньдэнь) – название маньчжурской столицы, основанной Нурхаци в 1616 г. Она же – Хэтуала, по-китайски – Синцзин.
      [7] «После одержанной победы главнокомандующий с офицерами при парадном строе делают поклонение главному знамени и тут же под знаменем приказывают казнить взятых живыми пленников и их главных предводителей» (Захаров И.И. Полный маньчжуро-русский словарь. – СПб., 1875, с. 763).
      [8] Маньчжурский род, живущий к югу от Еньдэня.
      Лебедева Е.П., Болдырев Б.В. Описание победы у горы Сарху-Алинь // Восточная Азия и соседние территории в Средние века. Новосибирск, 1986. С. 86-94.
      Приносим свою благодарность Д. Бузденкову за предоставление текста.
    • Тыл и фронт - как увязать оба направления в политике для победы?
      Автор: Чжан Гэда
      Тема, которой хотелось бы коснуться - это соотношение гражданского и военного строительства в ГВ.
      Сегодня услышал мнение (применительно к ЛДНР), что во время войны преступно заниматься гражданским строительством. В качестве примера была приведена ГВ 1918-1922 гг.
      Однако такая точка зрения лично мне кажется неверной - ИМХО, большевики начали гражданское строительство одновременно с военным, и именно перспектива ближайшего будущего дала силы для победы.
      Ведь, несмотря на войну, на фронтовые "качели", на сложную ситуацию с экономикой и продовольствием, в городах функционировали учебные заведения, выпускались специалисты, что-то производилось на заводах и фабриках, читались лекции и ставились спектакли (даже в трагически уничтоженном Николаевске-на-Амуре).
      Функционирующая промышленность позволила поддержать и армию, и тыл (заняв работников на производстве и позволив обеспечить им минимальный паек), принципиально выдержанная политика на продразверстку (провозглашенная еще при царе, но продвигавшаяся со скрипом ввиду импотенции исполнительной власти на местах) обеспечила победу в самый сложный период войны - 1918-1921, своевременный переход к НЭПу - победу окончательную.
      Дальнейшие этапы рассматривать, ИМХО, в этой теме не стоит, т.к. это уже совсем другая история.