Войдите, чтобы подписаться
Подписчики
0
-
Похожие публикации
-
Война за независимость испанских колоний в Америке
Автор: Saygo
А. А. ЩЕЛЧКОВ. ВОССТАНИЯ В ВЕРХНЕМ ПЕРУ В 1809 ГОДУ. К 200-ЛЕТИЮ НАЧАЛА ВОЙНЫ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ В ИСПАНСКОЙ АМЕРИКЕ
Классик боливийской историографии Г. Р. Морено писал: "Вершина славы Чаркас состоит в призыве к свободе 25 мая 1809 г., когда вся Америка еще глубоко спала в своем рабстве; на этот призыв откликнулся Ла-Пас, начавший войну и счет мучеников освобождения всего континента"1. Независимость Латинской Америки открыла новую эпоху в истории ее народов и всего западного мира, став важнейшим этапом разрушения "старого режима", абсолютизма, со времени Великой французской революцией. Начало этой борьбы было положено в Верхнем Перу (Чаркас), ныне Боливии, где первыми в 1809 г. против испанского владычества восстали жители городов Чукисака (столица Аудиенсии, также именовавшаяся тогда Ла-Платой) и Ла-Пас.
С XIX до середины XX в. среди историков преобладала точка зрения, объяснявшая Войну за независимость: во-первых, движением за национальное освобождение от деспотизма и угнетения метрополии; во-вторых, войной в Испании; в-третьих, неизбежностью создания национальных государств в виду их готовности к самостоятельному существованию2. Среди всех течений историографии был достигнут определенный консенсус в отношении интерпретации Войны за независимость, она рассматривалась как подвиг, из которого родились новые нации.
С середины XX в. большое влияние приобретает течение "зависимого капитализма" (М. Карманьяни, С. и Б. Стейны, К. Велис, Ф. Э. Кардозу, и др.)3, предложившее иную интерпретацию истории. Эта теория, близкая также марксистскому направлению, делала упор на последствия, а не на причины Войны за независимость. Ее представители подчеркивали стремление креолов сохранить свои привилегии и власть, что помешало полностью демонтировать колониальную систему. Ими делался вывод: Война за независимость - "незавершенная" революция освобождения. Отсюда и последующие рассуждения о постколониальных пережитках в странах континента в XIX и даже в XX в.4
В 80 - 90-е годы XX в. появились новые тенденции в интерпретации этих событий, связанные с именами Х. Родригеса и Ф.-Х. Герра5. Они во многом опирались на работы Т. Альперина6 и К. Стуцера7, а также течение "исторического ревизионизма". Для них события в Америке были явлением внутреннего гражданского конфликта в борьбе за равенство американцев и испанцев в рамках единой испанской нации. Герра утверждал, что испанская революция как в Испании, так и в Америке имела общие черты с Великой французской революцией, отстаивала принципы нового буржуазного строя, политического равенства, свободы личности, отрицания сословного устройства общества и феодальных привилегий, но первая не была простой производной второй. Герра писал: "История революции во Франции и в испанской монархии неразделимо связана с борьбой с абсолютизмом, с режимом, характеризуемым как деспотический, тиранический и самодержавный"8.
Огромное внимание эти историки уделили изучению "традиционной мысли", проникновению новых идей из Европы и США и сделали радикальный вывод: влияние западных революций и теорий был минимальным, идеологическая основа Войны за независимость в первую очередь имеет испанские корни. Историки этого направления уклоняются говорить о неизбежности и предрешенности независимости испанских колоний в Америке, а больше внимания уделяют проектам реформаторов эпохи "кадисского либерализма", которые в Америке стремились разрушить абсолютизм и колониализм Бурбонов, не помышляя при этом о разрыве с Испанией. Исходя из этих положений, они отрицали факт борьбы за независимость во время восстаний в Чукисаке и Ла-Пасе. Последние многочисленные публикации на эту тему, связанные с 200-летним юбилеем начала Войны за независимость, следуют в русле этой концепции (прежде всего испанские историки - М. Чуст, М. Ируроски, И. Фраскет)9.
Под влиянием этого направления один из ведущих теоретиков "зависимого капитализма" М. Карманьяни скорректировал свою точку зрения, приняв аргументацию этих историков. Он стал утверждать, что на первом этапе Войны за независимость, с 1808 по 1814 г., речь шла об автономии и трансформации единого испано-американского государства в конституционную монархию и самым ярким примером этого являются хунты Ла-Паса и Чукисаки10.
Отчасти с этой трактовкой сопрягается идея "атлантической революции", в основе которой лежит концепция "эры революций" Э. Хобсбаума. Многие доводы сторонников данной точки зрения вполне обоснованы. Вместе с тем, как отмечал в своей критике этой концепции именитый английский специалист Дж. Линч, идея единой "атлантической революции" не отражает всей сложности процессов в начале XIX в. В этой концепции не остается места Латинской Америке с ее самобытностью и непохожестью на другие части "атлантического мира"11. Истина скорее всего посередине. Не отрицая обоснованности аргументов "атлантистов", следует подчеркнуть включенность событий в Чаркас и в Америке в целом в процесс ибероамериканской антиабсолютистской революции. Тем более это справедливо на первом этапе освободительной революции в Америке.
В отечественной историографии этим событиям практически не уделялось внимания, а общие работы о Войне за независимость ограничивались лишь кратким упоминанием об этих восстаниях, характеризуемых лишь как предвестники освободительной революции12. Между тем необходимость изучения этих двух восстаний вполне очевидна, ибо оно не только дополняет картину Войны за независимость, но и позволяет яснее увидеть связь американских и европейских революционных событий, наиболее отчетливо отметить характерные и для других регионов Америки особенности первоначального этапа движения за независимость. В 200-летнюю годовщину начала Войны за независимость нам представляется необходимым восполнить этот пробел, обратившись к анализу событий 1809 г. в Верхнем Перу.
В работе над данной статьей автор пользовался многочисленными опубликованными документами той эпохи. Большинство материалов давно известно историкам, часто ими цитируется и являются почти хрестоматийными. Это прежде всего "Исторические воспоминания о политической революции 16 июля 1809 г. в городе Ла-Пас", приписываемые Т. Котере, опубликованные впервые в 1840 г. и затем много раз переиздававшиеся. Кроме того, большой объем документов о восстании в Чукисаке сравнительно недавно, в 1994 г., опубликовал исследователь Э. Хуст13. Впервые в научный оборот автором вводится неопубликованный материал, относящийся к восстанию в Ла-Пасе, из рукописного фонда Национальной библиотеки Испании14. Эти документы и составили источниковедческую базу данной статьи.
* * *
События в Испании, предшествовавшие началу Войны за независимость в Америке, подробно описаны во многих работах. Вкратце они развивались следующим образом. После отречения Бурбонов в марте 1808 г. испанская монархия переживала глубочайший кризис. Регентом страны Наполеон назначил Мюрата, корона переходила брату Наполеона Жозефу (Хосе I). В Байоне была созвана Хунта, на которой была принята конституция новой "офранцуженной" монархии. В этой Хунте приняли участие и американские креолы, волей случая находившиеся в Европе и призванные Наполеоном к представительству заморских владений империи. Американцы в Байоне настаивали на равенстве в торговле для испанских и американских владений, просили гарантировать представительство американцев в Сенате, уравняв в политических правах жителей метрополии и колоний. Конституция "офранцуженной" монархии в 88 статье провозглашала: "Испанские королевства и провинции в Америке и в Азии пользуются теми же правами, что и метрополия"15.
Как смена династии, так и конституционные новшества были негативно восприняты как в Испании, так и в Америке, куда Наполеон отправил своих эмиссаров. Испания после майского 1808 г. восстания в Мадриде поднялась на вооруженное сопротивление французской агрессии. Повсеместно возникали "патриотические хунты", принимавшие на себя всю полноту власти на местах. В сентябре 1808 г. в Аранхуэсе была создана Центральная хунта, претендовавшая на верховную власть в стране. Под натиском французских войск хунта переехала в Севилью, но затем и она прекратила свое существование, уступив место Регентскому совету.
События в Испании внесли замешательство в среду колониальных чиновников. В августе 1808 г. вице-король Ла-Платы С. Линье информировал местные власти, в частности президента Аудиенсии Чаркас, об аресте Бурбонов и прибытии французских эмиссаров. Тогда же в августе 1808 г. появился новый фактор в борьбе за испанскую корону, еще более запутавший ситуацию и смутивший колониальные власти. Сестра Фердинанда VII инфанта Карлота Хоакина, бывшая замужем за принцем-регентом Португалии, бежавшим вместе с лиссабонским двором в Бразилию, 9 августа 1808 г. выпустила "Манифест к вассалам Его Величества Короля Испании и Индий". Карлота Хоакина была самой близкой находившейся на свободе родственницей смещенной королевской семьи и теоретически16 могла претендовать на кастильский престол. В манифесте она заявила, что приняла на себя представительство королевской семьи Испании. Она отказывалась признавать отречение своего отца в пользу Фердинанда, претендуя на регентство в период, пока не выяснится судьба династии.
19 августа 1808 г. в Монтевидео из Испании прибыл посланник Центральной хунты Х. М. Гойенече. Его миссия заключалась в признании колониями верховной власти хунты. По дороге эмиссар побывал в Рио-де-Жанейро, где встречался с Карлотой Хоакиной и получил от нее письма к вице-королю, президенту Аудиенсии, архиепископу Ла-Платы (Чукисаки), колониальным властям, в которых она призывала их признать ее временную верховную власть в Индиях (Америке). Гойенече принял это поручение ввиду неясности и смятения среди испанских властей, хотя в иные времена и при других обстоятельствах это было бы квалифицировано как государственная измена. Гойенече посетил Буэнос-Айрес, а затем отправился в Чукисаку и Ла-Пас, прежде чем прибыть к месту своего назначения - Перу, где должен был занять пост интенданта Куско.
ЧАРКАС - ЦЕНТР ИДЕЙНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ АМЕРИКИ
Верхнее Перу, территория современной Боливии, составляло Аудиенсию Чаркас, с 1776 г. входившую в состав вице-королевства Рио-де-Ла-Платы. Аудиенсия, преимущественно судебный высший орган власти, располагалась в городе Чукисаке или Ла-Плате (ныне город Сукре). Главой региона был президент Аудиенсии. Этот город был также местопребыванием архиепископа. Чукисака славилась одним из самых старых (1624 г.) на континенте университетом. В 1776 г. в Чукисаке была основана "Карлова Академия" (Academia Carolina), являвшаяся высшим юридическим авторитетом во всей Испанской Америке. За годы своего существования до 1809 г. академия выпустила 362 адвоката, составивших элиту испаноамериканского общества17.
Чукисака в начале XIX в. была очагом просвещения и центром интеллектуальной жизни всего региона. Здесь накануне грозных событий второго десятилетия века развернулась интенсивная идейная борьба. В начале XIX в. университет переживал период обновления и реформ, которые начали ректор М. Салинас, поддержанный знаменитым прокурором-реформатором Аудиенсии В. де Вильява и архиепископом М. Б. Мохо. Последний, хотя и вошел в историю как ярый роялист и контрреволюционер, до начала войны за независимость был поборником новых идей, поклонником французских энциклопедистов. Секретарь архиепископа М. Террасас собрал богатую библиотеку, в которой было много запрещенных инквизицией книг. Этой библиотекой пользовались многие студенты, о чем впоследствии вспоминал М. Морено18.
Для изучения в университете были допущены работы Декарта и Бэкона. Студенты читали Монтескье, Руссо, Вольтера, Дидро, Рейналя. Их идеи быстро завоевали умы молодого поколения, будущих руководителей Войны за независимость М. Морено, Б. Монтеагудо, Х. Х. Кастельи, М. А. Альвареса, М. Бельграно, героев восстания в Ла-Пасе в 1809 г. Х. А. Медины, П. Д. Мурильо, М. Леона де Ла-Барры, М. Мичела19. 15 из 36 депутатов конгресса 1816 г., провозгласившего независимость Аргентины, были выпускниками Чукисакского университета. Североамериканская революция вызывала восторг, ее изучали, ее героям подражали. Кто-то из студентов перевел памфлет "Здравый смысл" выдающегося борца за независимость английских колоний в Америке Т. Пейна. В нем оправдывалось восстание против метрополии и всякой тирании. Идея, что Америка может принадлежать только самой себе, завоевывала все больше сторонников среди испаноамериканцев20. Сподвижник лидера Майской революции М. Морено первый боливийский историк индеец В. Пасос Канки писал в воспоминаниях: "Молодежь была в объятиях соблазна свободы, которая уже жила среди таких, как я, кто питался доктриной Общественного договора. Мое воображение было захвачено чтением Руссо, Вольтера, Мирабо, и других философов. В результате я сразу же оказался в рядах врагов Испании"21.
Новые идеи сочетались с традиционализмом и католическим неотомизмом, также давших идеологическое оружие борцам за независимость. Именно традиция, идеи испанского схоласта XVI в. Ф. Суареса составляли основу идеологического фундамента деятелей независимости Америки. Хотя работы Суареса были запрещены, но их свободно читали, а его теории, не упоминая имени автора, преподавались в университете.
Суарес выдвинул принцип "первоначального пакта" между народом и королем, согласно которому первый передавал второму свой суверенитет. В ответ король был обязан править и опекать по-отечески свой народ, обеспечивая счастье на земле и спасение на небе. Если же король не соответствовал своему долгу перед Богом и народом, то народ имел право лишить его власти. Суарес писал: "Если законный король правит тиранически, то народу ничего не остается как свергнуть монарха... лишить короля власти по естественному праву, оно провозглашает преступным отвечать насилием на насилие, но предполагает прекращение первоначального пакта, по которому власть была передана королю"22. Чукисакские радикалы делали заключение, что суверенитет принадлежит обществу, народу, а правление должно подчиняться справедливым законам. Идеи Общественного договора и "первоначального пакта" слились в едином понимании народных корней суверенитета23. Традиционализм и схоластика Суареса, интерпретированная в духе просвещения и рационализма, стали основой антиабсолютистских настроений радикалов, подготовивших почву для революции освобождения Испанской Америки.
Состояние империи и идейное брожение побудило крупных чиновников и государственных мужей Ла-Платы вступить в дискуссию о необходимости реформ. Речь идет о парагвайце П. В. Каньете и испанце, уроженце Арагона, В. де Вильяве. В своих политических работах Каньете яростно защищал абсолютизм и права короны, критикуя всякие попытки реформ. Его лозунгом было "никаких новшеств в нашей системе"24. Ему противостоял королевский прокурор Чаркас Вильява. В 1797 г. он написал книгу "Заметки о реформе Испании без изменения монархического правления и религии", ставшей ответом на ультраконсервативные тезисы Каньете. Эта работа была опубликована в Буэнос-Айресе только в 1822 г., 20 лет спустя после смерти автора. В рукописном же виде она была хорошо известна образованным людям, и особенно молодежи, Чаркас.
Работами Вильявы зачитывались студенты и преподаватели университета. Про него говорили, что он пересказывает испанских просветителей-физиократов Ховельянеса и Кампоманеса. Опираясь на идеи просветителей, особенно Монтескье, Вильява утверждал, что если монархия будет опираться лишь на насилие и насаждать неравенство, то революция в Испанской Америке неизбежна25. Многие оидоры (заседатели Аудиенсии) находились под его влиянием и разделяли его взгляд на необходимость реформы колониального управления с тем, чтобы предоставить больше свободы на местах и уравнять креолов и испанцев. Аргентинский историк Р. Левене считал его "предшественником американской независимости"26. Позиция Вильявы отражала революционное брожение и широкое распространение просветительных, либеральных взглядов в Верхнем Перу. Спор Каньете и Вильявы свидетельствовал о климате революционного кризиса в Чаркас.
Идейное брожение в Чукисаке сопрягалось с нарастающим институционным конфликтом между оидорами и главой колониальной власти президентом Р. Г. Писарро. Одним из таких конфликтов было дело Каньете, являвшегося советником Писарро. Оидоры добились его высылки их Чукисаки в Потоси. Аудиенсия занимала особое место в системе колониального управления. Нечеткое разграничение функций управления между Аудиенсией, президентом, губернаторами и вице-королем делали ее единственным в свое роде органом, который объединял судебную практику, законодательную, политическую и административную власть27. Аудиенсия действовала от имени и короля, и креолов, и индейцев, представляя, таким образом, и корону, и все население колоний.
С 1687 г. корона разрешила продажу должностей, в том числе оидоров, чем воспользовались креолы. Со временем у местной бюрократии, связанной с экономическими элитами, сложилось убеждение, что территории в подчинении Аудиенсии и есть их родина, а следовательно, они по праву занимали эти должности. Во времена Габсбургов корона искала консенсус с местными элитами, но после реформ Бурбонов в середине XVIII в. центральные власти стремились установить абсолютистский контроль над бюрократическим аппаратом, добиться большей рационализации управления, игнорируя интересы местных высших классов, ущемляя их участие в политической жизни28.
Бурбоны проводили стратегическую политику назначения на ключевые посты в Америке выходцев из Испании, объясняя это желанием сделать власть независимой от местных интересов и влияний региональных элит. Креолы восприняли реформы Мадрида как наступление на их права. Центром их недовольства были Аудиенсия, кабильдо (городской совет) и университет, где преобладали креолы. Как утверждал Линч, испанская колониальная империя при Габсбургах была гармонией, а при Бурбонах она превратилась в зону конфликта, ибо Мадрид закрыл двери для компромисса с креолами29.
Аудиенсия Чаркас постоянно оказывала сопротивление центральной власти, проводившей политику систематического наступления на ее полномочия, усиления централизации управления. Новости из Испании о пленении королевской семьи и португальская интрига дала выход этому недовольству. Оидоры считали, что настало время восстановления суверенитета и статуса Чаркас30.
После первых известий об учреждении Центральной хунты и о прибытии ее эмиссара в Буэнос-Айрес Аудиенсия отказалась высказаться определенно по этому поводу, бросая вызов вице-королю и президенту Писарро, без колебаний признавших хунту. На своем заседании в сентябре 1808 г. Аудиенсия в виду отсутствия письменного указа короля (чего и не могло быть из-за его пленения) и Совета Индий решила ничего не предпринимать и выжидать. Для Писарро такое поведение было равнозначно неверности и предательству. Однако он не имел полномочий для репрессий против оидоров.
Ситуация резко изменилась с приездом Гойенече в Чукисаку 11 ноября 1808 г. Он представлял хунту в Севилье. Однако дело было не в этом, а в самом принципе законности власти Испании в Америке. Гойенече был торжественно и с большой помпой принят президентом Писарро и архиепископом Мохо. На 12 ноября было назначено заседание Аудиенсии, но оидоры отказывались прийти на него. Писарро строго приказал всем явиться, а также созвал туда же представителей кабильдо.
Гойенече привез письма от Карлоты Хоакины. Писарро и Мохо не решились вскрыть их, опасаясь обвинений в предательстве и переговорах с иностранным монархом. На заседании 12 ноября председательствующий Боето, рассмотрев бумаги Гойенече, заявил, что в них нет ни подписи короля, ни Совета Индий, а значит они юридически ничтожны. Это заявление Боето обозначило главный тезис оидоров Чаркас: ни один орган власти Испании не может автоматически заменить короля, ибо Чаркас принадлежит короне, а не Испании. Наличие специальных Законов Индий свидетельствовало, что Америка не являлась провинцией Испании, а Совет Индий не подчинялся Кастильскому совету, т. е. не была колонией, а отдельным королевством. Следовательно, утверждала Аудиенсия, ни Центральная хунта, ни какая-либо другая хунта в Испании не имели право представлять Америку31, которая должна создать свои хунты. Гойенече же настаивал на признании Центральной хунты, так как это уже сделал вице-король.
После решительного протеста и угроз со стороны Гойенече, поддержанного президентом и архиепископом, оидоры отступили и признали Центральную хунту. Ситуация была очень напряженная ввиду того, что на площади собралось много народа и, как писал Мохо, могли вспыхнуть беспорядки, чего никто не желал32. Однако на этом драма не закончилась. Перед самым закрытием заседания Гойенече при всех передал письма Карлоты Хоакины в руки Писарро и Мохо. Те сразу же вскрыли их и прочитали. Тут-то оидоры и узнали о португальских претензиях на престол. Кроме того, инфанта передавала в письме личный привет архиепископу Мохо, с которым была ранее знакома. Среди всеобщей растерянности совещание Аудиенсии было закрыто.
Писарро и Мохо решили ответить на письмо инфанты. И хотя они решительно отказались признать притязания Карлоты Хоакины, сам факт получения письма был расценен Аудиенсией как предательство33. 12 января 1809 г. после совместного заседания Аудиенсии и Университетского совета появился документ, известный как "Акт докторов". Его авторами были "адвокат бедняков" Х. Суданьес и его брат, синдик университета М. Суданьес. Этим актом притязания на корону со стороны португальской принцессы объявлялись несостоятельными, а "королевская персона" подверглась грубым оскорблениям. Узнав об "Акте", вице-король Линье, опасаясь последствий в случае победы португальской интриги, решил перестраховаться и приказал уничтожить записи об этом заседании в книгах Аудиенсии и университета, что и было исполнено Писарро 20 мая 1809 г.34 Такие действия властей окончательно убедили оидоров в причастности Писарро, вице-короля, Мохо и Гойенече к заговору в пользу Карлоты Хоакины.
Эти события воодушевили молодых радикалов, считавших, что исчезновение законного монарха, а большинство было убеждено, что французы не выпустят короля живым, должно вернуть народу суверенитет.
Среди радикалов выделялся священник Х. А. Медина, который открыто называл королевскую власть "безобразным деспотизмом", за что был выслан из Чукисаки35. Самым известным радикалом был Б. Монтеагудо, автор скандально знаменитого памфлета "Диалог Атауальпы и Фердинанда VII в полях Элизиума". Этот документ был обнаружен Гойенече после подавления восстания в Ла-Пасе, куда он был доставлен из
Чукисаки. Памфлет стал доказательством подрывной деятельности в Чаркас, целью которой была независимость от Испании.
В памфлете Монтеагудо дал безжалостную характеристику испанского господства, обвинив Испанию в варварском обращении с индейцами только из-за страсти к наживе и в ограблении богатств Америки. Он писал: "Среди всех наций вы не найдете столь жестокой и тиранической, как испанцы"36. Его герой инка Атауальпа восклицал: "Согласитесь, что ваш трон и весь порядок в Америке покоился лишь на несправедливости и неравенстве!"37. Беспорядки в метрополии, наконец, побудили американцев подумать над тем, чтобы жить независимыми. "Сбросьте оковы рабства, - призвал Атауальпа, - вкусите сладость независимой жизни!". В конце разговора Фердинад VII признавал: "Если бы я был жив38, то сам бы призвал американцев к свободе и независимости!"39. Этот памфлет Монтеагудо был первым ясным призывом к отделению от Испании.
Помимо этого памфлета многочисленные рукописные листовки наводнили города Чаркас. В них утверждался тезис: если корона правит в ущерб креолам, то они имеют право не подчиняться и восстать против властей. Радикалы хотели отделения от метрополии, но их было меньшинство. Однако смятение и растерянность от событий в метрополии вскрыли старые противоречия внутри правящих элит, что лишь расшатывало и без того разваливающийся механизм испанского господства. На первые роли выходили новые люди, молодые радикалы, стремившиеся воспользоваться поражением испанской монархии в Европе, чтобы нанести смертельный удар колониальному господству.
ВОССТАНИЕ 25 МАЯ 1809 г. В ЧУКИСАКЕ (ЛА-ПЛАТЕ)
После отъезда Гойенече из Чукисаки по городу стали циркулировать устойчивые слухи, что испанские власти во главе с Писарро и Мохо хотят передать страну португальской короне. Радикалы воспользовались старым конфликтом Писарро и Аудиенсии, чтобы привлечь на свою сторону бюрократию, прежде всего оидоров. Радикалы поддержали легализм оидоров, отказывавшихся признать законность Центральной хунты, что означало де-факто независимость Чаркас до возвращения Фердинанда VII на престол или появления законного наследника, а это было очень туманной перспективой. В этой группе революционеров были такие видные фигуры местного общества, как Х. Суданьес, М. Суданьес, Х. Лемоин, Б. Монтеагудо. Как утверждал Г. Р. Морено, Суданьесы если не кричали "независимость и свобода", то только из страха, но все, в том числе и власти, догадывались об их истинных намерениях40. В виду того, что Х. Суданьес и Б. Монтеагудо были адвокатами по делам бедняков, эта группа имела большое влияние на народ, на городские низы.
12 января Писарро запросил вотум доверия у Университетского совета. Собравшиеся 48 докторов, многие из которых входили в радикальные кружки, отказали ему в доверии, обвинив в потворстве португальским интригам. Это было оскорбительно для президента. Через неделю он собрал уже всех членов совета, 92 доктора университета, но и они поддержали предыдущее решение. После этого морального поражения власть утекала из рук Писарро. Писарро в докладе от 26 апреля 1809 г. жаловался вице-королю на Суданьеса, на оидоров, прокуроров, на своих врагов и просил полномочий для санкций против них.
20 мая Писарро получил указание вице-короля арестовать оппозиционных ему оидоров. Писарро собрал на совет своих сторонников, некоторых юристов Аудиенсии. Но даже они отметили нарушение Законов Индий со стороны вице-короля, ибо оидоров можно было арестовывать лишь по именному указу короля41. Писарро растерялся, и совет отложил выполнение приказа до 24 мая. Однако оидоров предупредили, и почти все они приняли меры предосторожности или скрылись.
23 мая Писарро обратился за помощью к инденданту Потоси Ф. П. Сансу, в распоряжении которого были регулярные войска. Он ожидал восстания и готовился к нему. Оидоры также решили действовать. Вечером 24 мая они, часть Университетского совета и кабильдо, собрались в доме регента университета и в полном соответствии с Законами Индий потребовали от Писарро уйти с поста президента. Оидоры могли сместить его уже на следующий день через принятие "королевского уговора" (real acuerdo), имевшего силу закону.
Утром 25 мая Писарро был проинформирован о ночном заседании. Он отказался подчиниться решению оидоров, так как они собрались не в зале Аудиенсии, а в частном доме. Писарро решил действовать немедленно и приказал арестовать оидоров. Вновь отправил гонцов к Сансу в Потоси с просьбой о срочной помощи. Все это стало известно в городе. Все оидоры бежали и арестовать удалось лишь очень популярного в народе Х. Суданьеса.
Доклад командира местного ополчения Х. А. Альвареса Ареналеса о восстании 25 мая, опубликованный Э. Хустом, дает подробное изложение событий того дня. Когда задержанного Суданьеса вели по улице, он стал кричать, что его хотят казнить, чтобы он не обличал власти в предательстве. Сторонники Суданьеса ударили в набат, и народ собрался в центре города. Говорили, что арестовали всех оидоров, что было немыслимым беззаконием. С криками "Да здравствует Фердинанд VII, смерть плохим правителям!" народ обступил дворец Писарро и требовал освободить оидоров. Страсти накалялись и Писарро распорядился освободить Суданьеса, которого с балкона архиепископ показал народу.
Писарро понимал бесполезность сопротивления и был готов уступить. Он согласился разоружиться и передал Альваресу Ареналесу артиллерию. Народ же не успокаивался и продолжал осаждать дворец. Видимо нервы солдат не выдержали, и они открыли стрельбу по толпе - многих ранили, а одного убили. Учиненная расправа вынудила восставших применить против дворца артиллерию: выстрелом из пушки выбили ворота и ворвались во дворец42. Писарро был арестован и под охраной отправлен в университет.
Тем временем оидоры собрались на заседание и лишили президента его поста. Когда оидоры вручили Писарро бумагу о его отстранении и переходе всей полноты военной и политической власти Аудиенсии, он произнес известную фразу: "С одним Писарро43 началось испанское господство, а с другим началось его падение"44.
В первый момент восстания Аудиенсия должна была заняться военными вопросами в виду приближавшихся войск Санса. Командиром гарнизона и ополчения был назначен Альварес Ареналес. Он, хотя и был урожденным испанцем, считал, что независимость Америки неизбежна и сразу же в 1809 г. встал на сторону инсургентов. Затем он 16 лет воевал в различных армиях за независимость. Ареналес сразу приступил к усилению местного ополчения, в которое помимо благородных граждан, креолов, стали принимать метисов, чоло, т. е. городские низы.
Тем временем Сане с отрядом в 500 воинов прибыл к Чукисаке. Он остановился в Йолате в удалении от городских стен. Сане был потрясен решимостью народа бороться за дело Аудиенсии. "Когда я прибыл в Йолату, - писал он позже, - то нашел там только 22 женщины и 24 старика, да священника, так как все жители ушли в Чукисаку, боясь репрессий с нашей стороны. Вся округа поднялась на защиту города"45. Санс вступил в переговоры с представителями Аудиенсии, в результате которых согласился удалиться в Потоси и ожидать распоряжений вице-короля.
С объяснениями и документами о взятии полномочий Аудиенсией в разные города были отправлены эмиссары: Б. Монтеагудо в Потоси и Тупису, Х. Лемойне в Санта-Крус, М. Арсе в Оруро, в Ла-Пас друг и сподвижник Монтеагудо М. Мичел. Они представляли крайнее крыло в группе радикалов, считали возможным открыто заявить о стремлении к независимости и не прикрываться маской верности Фердинанду VII. Однако именно благодаря декларации преданности королю и короне в Чукисаке в мае 1809 г. фактически была достигнута независимость. С другой стороны, власть осталась в руках испанской колониальной бюрократии. Свидетель тех событий и один из первых боливийских историков М. Санчес де Веласко писал: "Наступило 26 мая, без каких-либо новшеств... Оидоры заседали и управляли... Шла переписка с губернаторами Потоси, Кочабамбы и Ла-Паса, все оставалось в порядке вещей и без желания изменить что-либо"46.
Единственное, в чем преуспела новая власть - это в создании новой армии. Благодаря усилиям Альвареса Ареналеса были сформированы несколько рот ополчения, в частности и из цветных, негров и метисов, которая называлась "рота террора". Команду над последней принял М. Суданьес47. Около города были возведены каменные укрепления (два форта на возвышенности и один на равнине) для возможной обороны города со стороны Потоси.
После восстания в Ла-Пасе посланник хунты М. В. Ланса прибыл в Чукисаку. Он откровенно говорил о независимости Чаркас. Оидоры слушали его, принимали, но не поддерживали и не осуждали. В городе появились листовки, утверждавшие, что Фердинанд VII умер в плену и нужно защищать независимость Чаркас и свободу родины. Эти обстоятельства крайне обеспокоили испанцев и креолов, сторонников старого режима. Они стали покидать город. Их было так много, что 22 сентября 1809 г. Аудиенсия приказала запретить выезд из города без специального разрешения.
Состояние политического пата, бездействие и неспособность революционеров не только проводить какие-либо реформы, но и управлять, привели к полной деградации этой квазинезависимой власти Аудиенсии, которая предпочитала ничего не предпринимать и выжидать. Как справедливо писал боливийский историк М. Сантос де Таборга, после победы восстания Аудиенсия из органа революции сразу же превратилась в главное препятствие на ее пути48.
Вице-король Линье, узнав о событиях в Чукисаке, дал указания Сансу не вмешиваться в них. В середине июля в Буэнос-Айрес прибыл новый вице-король П. Сиснерос, который распоряжением от 17 июля позволил Аудиенсии временно осуществлять власть. В Чукисаке это письмо торжественно читали перед толпой и рассматривали как одобрение своих действий.
После восстания в Ла-Пасе вице-король изменил свою политику, увидев в этом движении угрозу всему испанскому господству в Верхнем Перу. В августе Сиснерос приказал немедленно освободить всех арестованных, прежде всего Писарро. Аудиенсия под давлением народа отказалась сделать это и продолжила вооруженные приготовления.
18 октября вице-король вновь потребовал выполнения августовских приказов. Хаос и разочарование в городе, страх перед репрессиями и силой королевских войск, шедших из Перу под предводительством Гойенече на подавление восставшего Ла-Паса, заставили оидоров сдаться. Вскоре город получил послание нового президента маршала В. Ньето, который потребовал ухода со своих постов всех революционеров - оидоров и прокуроров, замешанных в событиях 25 мая. Он требовал осудить "четырех мятежников", а остальным обещал прощение49. Письмо президента привело к полному развалу власти Аудиенсии, которая 17 ноября объявила о своем подчинении вице-королю и новому президенту.
Ньето вошел в город в сопровождении войск Санса. Из Потоси из запасов монетного двора привезли много денег, их разбрасывали при въезде президента в город. Ньето не стал никого казнить, хотя и арестовал М. Суданьеса, Альвареса Ареналеса и других видных деятелей восстания. Х. Суданьес и Б. Монтеагудо бежали из города. Ополчение было разоружено и распущено. К удивлению многих в руках восставших оказалось много оружия, например 15 пушек.
Восстание в Чукисаке закончилось восстановлением статус-кво. Силы и влияние революционеров, стремящихся к независимости, оказались недостаточными, чтобы добиться своих целей. Бюрократия и креольская элита, отрицая законность хунты в Испании, не противопоставляли себя испанской монархии, не стремились к конфликту с метрополией. Однако, также как и хунты в Испании, события в Чукисаке привели к развалу старой системы власти, подрывали сами основы монархии. Хотя не было создано альтернативной колониальной системы власти, отказ признать права Испании на решение судьбы американских владений закладывали основы не только автономии и федерализации империи, но и самостоятельности, будущей независимости. Восстание в Чаркас привело в движение народные массы, вовлекаемые креольской элитой в борьбу за независимость, которая перестала быть абстрактной идеей. Главным результатом восстания в Чаркас в 1809 г. были разрушение стабильности и основ "старого режима", осознание обществом возможности достижения независимости.
-
Рафаэль дель Риего-и-Нуньес
Автор: Saygo
И. И. ПОТАПОВ. РАФАЭЛЬ ДЕЛЬ РИЭГО
Знаменитый испанский революционер Рафаэль дель Риего-и-Нуньес родился 7 апреля 1784 г. в небольшом городе Тунья на севере Испании, в области Астурия. В приходской книге сохранилась запись: "В день девятого апреля, года 1784 [...] был крещен мальчик, нареченный Рафаэль Хосе-Мария Мануэль Антонио, законный сын дона Эухенио дель Риего-и-Нуньес Флорес Вальдес и доньи Тересы Флорес Вальдес 1. Дворянская семья Риэго не отличалась ни достатком, ни привилегиями. Рафаэль был младшим ребенком из пяти, однако до совершеннолетия кроме него дожили его старший брат Мигель и сестра Хосефа. Мигель на долгие годы стал близким другом Рафаэля, именно с ним он делился своими мыслями и мечтами. Об их матери нам известно мало. Скорее всего, как и большинство испанских женщин того времени, она была лишь хранительницей домашнего очага. Дон Эухенио дель Риэго-и-Нуньес провел юность на Канарских островах и в родной город вернулся незадолго до женитьбы. Однако в Тунье ему прочно осесть не удалось: вскоре после рождения Рафаэля пришло назначение на пост начальника почты в Овьедо, древней столице Астурии. Возглавлять провинциальное отделение связи - не самое почетное и прибыльное занятие. Однако дон Эухенио и не претендовал на большее, ибо рутинная служба оставляла много свободного времени для его увлечений. Он был человеком энциклопедического склада ума. В круг его интересов входили ботаника и геология; он увлекался поэзией, отдавая должное традициям испанского классицизма; был завсегдатаем местных научных и литературных собраний. Кроме того, дон Эухенио придерживался довольно смелых для своего времени взглядов: либерал по натуре, он симпатизировал Французской революции и являлся сторонником конституционных идей. Возможно, что именно у своего отца Рафаэль перенял те принципы, которых позднее придерживался в своей политической деятельности.
С младшим сыном у дона Эухенио были наиболее доверительные отношения. Сохранился даже цикл стихов, посвященных "другу Рафаэлю", в которых юноша предостерегался от фальши, неискренности и эгоизма. Вероятнее всего, начальное образование своим детям дал сам дон Эухенио. Он внимательно следил за обучением сыновей и позаботился об их поступлении в местный университет. Мигель посвятил себя карьере богослова. После обучения в Овьедо он поступил в Мадридский университет для прохождения курса теологии. Вместе с ним в испанскую столицу приехал Рафаэль, чтобы вступить в ряды самого престижного полка - королевскую гвардию, куда принимали только дворян и где даже рядовые носили офицерские звания.
Зачисление в полк не вызвало сложностей у Риэго. Основным и в то же время единственным критерием отбора было наличие у кандидата родословной, в которой отсутствовали бы лица с малейшей примесью еврейской или мавританской крови, еретики и преступники, осужденные инквизицией. Именно древность рода и чистота крови были зачастую единственным достоянием астурийской аристократии. Ее представители традиционно не отличались богатством и посвящали себя служению короне. Предки Рафаэля, большинство которых были офицерами или чиновниками не очень высокого ранга, не являлись исключением и соответствовали всем предъявленным требованиям. 23 мая 1807 г. Рафаэль стал королевским гвардейцем.
Из писем молодого Риэго родственникам можно заключить, что повседневная жизнь королевских гвардейцев в Мадриде вполне соответствовала расхожим романтическим представлениям о том времени: необременительная караульная служба перемежалась кутежами и азартными играми. В первые же полгода службы Риэго "отличился", попав под арест за невыполнение приказа (охраняя гарнизонную тюрьму, Рафаэль пропустил на свидание к одному из заключенных его жену). Окунувшемуся в самостоятельную жизнь своенравному юноше армейская дисциплина не пришлась по вкусу. Неторопливое продвижение по службе и пенсия по выслуге лет казались недостаточными для его самолюбия. И как раз в это время в его судьбу вмешалась большая политика, изменив все мыслимые планы.
Осенью 1807 г. Испания и Франция подписали в Фонтенбло тайный договор о захвате и разделе Португалии, причем Испания обязалась пропустить наполеоновские войска через свою территорию. Однако даже после взятия Лиссабона на Пиренейский полуостров непрерывно продолжали прибывать французские подкрепления, численность которых к марту 1808 г. достигла уже 100 тысяч. Пользуясь тем, что в стране возникла ситуация двоевластия (на трон претендовали одновременно Карл IV и его сын Фердинанд VII), Наполеон выманил обоих претендентов на испанский трон во Францию и заставил их отречься от престола.
1 марта 1808 г., когда представители французского императора попытались вывезти из Мадрида остальных членов испанской королевской семьи, в городе вспыхнуло восстание. Жестоко подавленное, оно послужило сигналом к началу организованного антифранцузского сопротивления в стране. Первые действия были предприняты на родине Рафаэля, в Астурии. Там уже в мае власть перешла к местной хунте - органу самоуправления, в состав которого вошли наиболее активные патриоты из числа влиятельных жителей Овьедо. Среди них был и дон Эухенио. Хунта низложила прежние власти и приступила к формированию добровольческой армии. Буквально через месяц по всей стране были созданы сотни подобных организаций, а 6 июня хунта Севильи опубликовала документ, в котором говорилось: "Именем короля нашего Фердинанда VII и всего испанского народа объявляем войну на суше и на море императору Наполеону I и Франции, пока она будет под его тиранским игом, и повелеваем всем испанцам действовать против них неприятельски и причинять им всевозможный вред" 2.
Призыв к сопротивлению не оставил безучастным Рафаэля. Королевская гвардия после Мадридского восстания была распущена французскими властями. Хотя бывшие гвардейцы находились практически под арестом в своих казармах, Рафаэлю удалось бежать, и он направился в Сеговию, где жили его дальние родственники, чтобы потом пробираться далее на север, по территории, занятой французами. Узнав о его намерении, хозяева предложили ему роль пастуха при их овечьем стаде. По-видимому, пастух из дворянина получился не вполне убедительный, и в окрестностях городка Вильяпандо Риэго был арестован местными патриотами как французский шпион. В атмосфере царившей тогда повсеместно ненависти к оккупантам пленника ожидала незавидная участь. Его спасло вмешательство случайно оказавшегося в тех краях монаха-францисканца, раньше жившего в Астурии и знавшего семью Риэго. Недоразумение разъяснилось, и Рафаэль продолжил свой путь.
Приехав в Овьедо, он провел несколько дней в кругу семьи, а затем явился в распоряжение местной хунты. 8 августа он был произведен в пехотные капитаны и назначен личным адъютантом генерала Асеведо, командующего одним из полков в дивизии астурийских волонтеров. Такое повышение в звании не было в те дни чем-то экстраординарным. В условиях вражеской оккупации основными критериями для продвижения по ступеням армейской иерархии стали желание и способность сражаться за родину. Знатность, богатство или выслуга лет часто не принимались во внимание. В итоге в касте испанских профессиональных военных сложились две большие, обособленные друг от друга группировки, которые в испанской исторической литературе принято называть "старые" и "новые офицеры" 3. Первые не мыслили себя вне сложившейся военной системы. Вторые (в большинстве молодые люди, получившие чин либо непосредственно перед войной, либо в ходе нее) с готовностью возглавляли отряды партизан и ополченцев. "Старые офицеры" защищали монархическую Испанию. "Новые офицеры" сражались за испанский народ. В беспощадной войне с оккупантами они усвоили, что для блага родины хороши любые средства. После войны именно выходцы из среды "новых офицеров" стали основными участниками военных переворотов и открытых выступлений против центральной власти: явление, ранее неизвестное в испанской истории и получившее широкое распространение в XIX - XX веках.
К осени 1808 г. сопротивление в Испании приняло столь широкий размах, что потребовалось личное вмешательство французского императора. 5 ноября Наполеон во главе большой армии, пополненной ветеранами Аустерлица и Иены, перешел Пиренеи. Испанские войска, численность которых за счет добровольцев к этому времени возросла до 100 тыс., не шли ни в какое сравнение с противником ни по вооружению, ни по выучке. Первое крупное сражение произошло 10 ноября 1808 г. при г. Эспиноса де лос Монтерос. Основной удар наполеоновских войск пришелся на левый фланг, где находились астурийские добровольцы. Не выдержав натиска, испанцы стали беспорядочно отступать. В руки преследователей попал обоз, в котором находился раненый генерал Асеведо. Престарелый военачальник был убит французскими солдатами, а его адъютант оказался в плену.
Вместе со многими собратьями по несчастью Риэго был доставлен во Францию. Там, в небольших городках на востоке страны, ему предстояло провести пять лет. Будучи в плену, Рафаэль не терял связи с домом и вел оживленную переписку с отцом и братом. Не тратя времени даром, он занялся изучением французского и английского языков, а также серьезно штудировал труды по военной истории и работы французских просветителей.
Пока Риэго находился во Франции, на его родине произошли серьезные политические перемены. В 1810г. на свободной от оккупантов территории, в южноиспанском городе Кадисе, собрались выбранные от местных хунт депутаты нового законодательного собрания - Учредительных кортесов. После двух лет работы кортесы приняли первую в истории Испании конституцию. Она признавала принцип национального суверенитета, декларировала равенство граждан перед законом, упраздняла некоторые привилегии дворянства, и заметно ограничивала власть короля. В ст. 1 конституции говорилось: "Испанская нация, свободная и независимая, не является и не может стать наследием какого-либо семейства или лица" 4.
После поражения французов в России стало ясно, что распад наполеоновской империи - вопрос времени. Группа испанских офицеров, в которую входил и Риэго, начала готовиться к побегу. В январе 1814г. беглецы пересекли швейцарскую границу. Далее их путь пролегал через Роттердам и Плимут. Оттуда уже было налажено регулярное морское сообщение с Испанией. По прибытии на родину, Рафаэль почти сразу же предстал перед командованием, был восстановлен в чине капитана и принес присягу на конституции. В феврале 1815 г., как и прочие офицеры, побывавшие во французском плену, он был награжден золотой медалью "За заслуги перед Отечеством".
Получив двухмесячный отпуск, Рафаэль провел его в кругу семьи. Пока он находился в плену, скончалась его мать, а дон Эухенио превратился в домоседа, окруженного заботами многочисленных родственников. Рафаэль был приятно поражен красотой своей племянницы Тересы. Она исполняла обязанности секретаря дона Эухенио, вела его переписку, следила за бумагами. Тереса и молодой офицер полюбили друг друга.
Отпуск пролетел незаметно, и офицер отправился на новое место службы, в захолустный гарнизон г. Логроньо. Там, в атмосфере уныния и скуки, он провел два года. В конце 1816 г. в Овьедо скончался дон Эухенио, а 2 февраля 1817г. Риэго был произведен в бригадные майоры и приписан к штабу экспедиционного корпуса, расположенного в Андалусии, на крайнем юге Испании.
В 1814 г., почти в одно время с Риэго, границы Испании пересек король Фердинанд VII. Он не собирался мириться с ограничениями своей власти, установленными за время его отсутствия. 4 мая 1814 г., еще не доехав до столицы, Фердинанд опубликовал в Валенсии указ, в котором объявлял конституцию и все декреты кортесов незаконными и несуществующими. Так говорил человек, который лишь за несколько недель перед этим, будучи во Франции, в послании на имя регентства заявлял свое одобрение "восстановлению кортесов и всему тому, что свершилось в мое отсутствие на пользу государству" 5. Кортесы были распущены, провинциальные собрания и городские муниципалитеты ликвидированы. Воскресла инквизиция, возобновили свою деятельность иезуиты, вернулась к жизни старая машина управления. Жесточайшим репрессиям подверглась печать, а против своих политических оппонентов король открыл настоящую травлю: тысячи либералов были сосланы в Африку, заключены в тюрьмы и монастыри, принуждены к эмиграции.
Политика Фердинанда вызвала большое недовольство в стране. С 1814 г. по 1819 г. в Испании произошли десятки открытых антироялистских выступлений, среди которых особенно выделялись три крупных восстания под предводительством знаменитых героев войны за независимость - генералов Мины, Порлье и Ласи. Хотя все они были жестоко подавлены, революционные настроения усиливались. Особой проблемой для короля стала армия. Он сознавал, что в ее рядах находится много сторонников конституции. Чтобы ослабить грозящую с этой стороны опасность, была произведена чистка офицерского корпуса, численность армии была сокращена почти наполовину, военные посажены на голодный паек, солдаты спали на голой земле, питались впроголодь и ходили в лохмотьях, даже офицеры месяцами не получали жалования. Все это только озлобляло войска и ускоряло приближение неизбежного взрыва.
Ситуация в армии обострялась в результате непродуманной политики Фердинанда по отношению к колониям. За то время, что Испания была оккупирована наполеоновскими войсками, южноамериканские колонии Испании провозгласили свою независимость от метрополии. Однако если кадисские кортесы пытались урегулировать проблему путем дипломатии и законодательных уступок, то Фердинанд решил обратиться к военной силе, жестоко подавляя отступников. К тому же предоставлялась возможность отправить за океан часть неблагонадежных солдат и офицеров. И в 1815г. из Кадиса в Южную Америку отплыла первая экспедиционная армия, а год спустя началась подготовка к отправке туда новых войск. Никто из солдат и офицеров не горел желанием подвергать себя опасностям и погибать, сражаясь против южно-американских повстанцев. Тогдашний министр внутренних дел Гарай, предвидя опасность мятежа, советовал военному ведомству ускорить отправку экспедиции, а до тех пор разделить войска на изолированные подразделения.
Однако обстоятельства препятствовали и тому, и другому. Армия больше чем наполовину состояла из новобранцев, которым требовалось обучение. К тому же после войны с Францией у Испании почти не осталось военного флота. После долгих переговоров семь фрегатов были закуплены у России. Но когда в середине 1818 г. корабли прибыли в Кадис, выяснилось, что кто-то из русских чиновников сбыл с рук негодные суда: ветхие, с прогнившим такелажем, они не в состоянии были достичь Америки и требовали длительного ремонта. А год спустя отправку снова пришлось отложить: в Кадисе и его окрестностях вспыхнула эпидемия желтой лихорадки, которая нанесла экспедиционным частям значительный урон. С целью карантина отдельные батальоны были размещены в небольших селениях по всей провинции, на максимальном удалении друг от друга.
Так, в течение почти трех лет войска, расквартированные в Кадисе, со страхом ожидали приказа к отплытию за океан. Большинство офицеров экспедиционного корпуса принадлежали по своим политическим убеждениям к либералам и не одобряло политику короля. Многие из них не желали покорно ждать своей участи. Их переполняли идеи и жажда действий. Однако у них не было организации, способной объединить их единомышленников. И тут в игру вступила новая сила - масонство.
Во время войны за независимость масонское движение возродилось во многих крупных городах, ас 1814 г. масонские ложи постепенно становятся центром либеральной оппозиции, предоставив в ее распоряжение разветвленную и законспирированную организацию. В конце 1817 г. в Кадисе была образована масонская ложа, названная "Высший капитул". Поначалу ее члены проводили свое время в характерных для масонов церемониях, пышных и проникнутых мистикой, но абсолютно безвредных в политическом отношении. Однако уже через год наиболее активные выделяются в дочернюю ложу "Высокая мастерская". В ее состав входили несколько влиятельных дворян и некоторые офицеры экспедиционного корпуса, каждый из которых возглавлял масонов своего полка. В узком кругу они обсуждали планы политической революции, начало которой должно было положить восстание частей, находящихся в Кадисе.
Наконец, определился круг заговорщиков и их обязанности: А. Галиано, профессиональный дипломат, связанный со многими либералами, и X. Истурис, дворянин и предводитель кадисского масонства отвечали за идеологическую часть восстания; X. А. Мендисабаль, торговый агент одного из крупнейших купеческих домов, взял на себя финансовые расходы; военными приготовлениями занялись офицеры А. Кирога, Р. Риэго, Арко-Агуэро, О'Дэйли, М. Лопес-Баньос, братья Эваристо, X. Сан-Мигель. Участники тех событий, оставившие после себя мемуары, не скрывают истинной причины восстания: нежелание по прихоти короля умирать вдали от родины 6. Чтобы избежать этой перспективы, они были готовы на все, вплоть до вооруженного сопротивления.
Разногласия в среде заговорщиков возникали по любому поводу - начиная от лозунга, под которым следует выступить, и кончая конкретным планом действий. Но в одном все были единодушны: предводителем восстания должен быть офицер достаточно высокого ранга. Только тогда можно будет добиться безоговорочного подчинения солдат. Поэтому участники заговора долго пытались привлечь на свою сторону кого-либо из генералов и в конечном итоге поставили под угрозу все свое предприятие.
Летом 1819 г. в Кадис прибыл генерал Сарсфилд. Делегаты "Высокой мастерской" попытались втянуть его в заговор, но потерпели неудачу - Сарсфилд обратился с донесением к командующему армией генералу О'Доннелу, графу Ла Бисбалю. 7 июля, во время общего построения, Ла Бисбаль объявил об аресте по обвинению в подрывной деятельности нескольких офицеров. Ограничившись арестом тех, кто участвовал в разговоре с Сарсфилдом, он фактически затормозил дальнейшее расследование. На свободе остались почти все гражданские участники заговора и ряд военных, в том числе Риэго (к тому времени подполковник) и Баньос. Арестованные заговорщики содержались в собственных частях и обладали известной свободой передвижений. Эти действия командующего вызвали подозрения у королевской администрации, и Ла Бисбаля перевели на другой пост, предварительно наградив за бдительность. Новым командующим был назначен престарелый генерал Кальеха, герцог Кальдерой.
Гражданские власти почти не продвигались в расследовании происшествия, и заговорщики решили продолжить свою деятельность. К этому времени из-за эпидемии лихорадки все батальоны, входившие в состав корпуса, уже были рассредоточены по разным селениям, и подготовку восстания следовало осуществлять на местах. В октябре, под предлогом ослабления здоровья, Риэго подал рапорт о переводе из штаба в строевую часть. 8 ноября 1819 г. он был направлен командовать батальоном Астуриас, который располагался в селении Лас Кабесас де Сан Хуан.
Сохранились дневниковые записи капитана X. Рабадана, служившего в той же части: "Риэго въехал в город на белом коне. В этот момент я инструктировал новобранцев перед упражнениями с оружием. Я отдал честь и попросил разрешения продолжить занятия. Риэго обратился к новобранцам: "Солдаты, вы еще неопытны, я вижу, вы готовитесь к упражнениям с оружием. Хочу дать вам совет: любите и уважайте своих командиров, а мы приведем вас к славе". Все закричали: "Мы сделаем это! Да здравствует наш командир!" 7. Приняв командование батальоном, Риэго постарался установить доверительные отношения с офицерами, регулярно приглашал их разделить с ним трапезу и сделал многое для облегчения жизни солдат, в частности нашел средства на новое обмундирование (многие новобранцы оставались в той же одежде, в которой их забрали в армию три года назад).
27 декабря к Риэго для разработки плана восстания приехали Галиано и Мендисабаль. В мемуарах Галиано подробно описан окончательный вариант плана 8. Предполагалось организовать три колонны. Первая, под управлением Риэго, должна была захватить резиденцию командующего армией в городе Аркос де ла Фронтера, а затем двигаться на соединение с остальными восставшими. Одновременно Кирога и его батальон, соединившись еще с несколькими подразделениями, должны были занять полуостров Леон с Кадисом и ожидать подхода остальных восставших. Третью колонну составляли артиллерийские части под командованием Баньоса. Они располагались дальше всего от Кадиса, и должны были подоспеть к моменту, когда город уже окажется в руках восставших. Руководителем восстания после долгих споров решено было выбрать Киро-гу: он находился в чине полковника, а для большего авторитета они сами присвоили ему звание генерала.
Позже Галиано называл заговор молодых офицеров "детской игрой" 9. Действительно, революция 1820 г. смогла победить лишь благодаря уникальному стечению обстоятельств. Создается впечатление, что имела место совокупность ошибок, допущенных противостоящими сторонами. Со стороны правительственных чиновников халатность и безалаберность достигала такого размаха, что историки задаются вопросом, не мог ли способствовать успеху восстания осознанный саботаж группы либерально настроенных генералов, входивших в число высшего военного руководства? Одна из загадок: почему именно в армии, формировавшейся в Кадисе, в качестве командиров полков собрались, как на подбор, молодые, честолюбивые, либерально настроенные офицеры, многие из которых прошли французский плен и состояли к тому времени в масонских ложах. Однако и восставшие постоянно допускали серьезные просчеты. Любое непредвиденное обстоятельство серьезно меняло планы восставших и могло поставить под удар мероприятие в целом. Примерами могут служить следующие факты.
С самого начала восстания офицеры столкнулись с неорганизованностью солдат. Когда те узнавали о том, что у них появился шанс избежать отправки за океан, они немедленно ломали строй и начинали шумно ликовать по этому поводу. Часто требовались несколько часов, а то и сутки, чтобы восстановить дисциплину. Накануне дня восстания несколько дней подряд шел дождь, грунтовые дороги размыло, поэтому многие мятежные отряды не смогли вовремя прибыть на место сбора. Среди офицеров почти не было местных уроженцев, и отряды плутали на местности. Это приводило к курьезным ситуациям. Когда рота одного из батальонов получила приказ захватить ключевой в стратегическом отношении пункт, мост через р. Суасо, ее командир не смог опознать цель своего рейда и, с ходу пройдя мост, не останавливаясь, вел подразделения еще несколько километров, пока его же солдаты не указали ему на промах.
Отярд Кироги упустил шанс захватить без единого выстрела Кадис. Помешало отсутствие должной целеустремленности: дойдя до г. Сан-Фернандо, на полпути к Кадису, восставшие расположились на отдых. Однако они упустили из виду наличие на полуострове башенного телеграфа и не захватили его. В результате новость о восстании в течение нескольких часов долетела до городского гарнизона. Его командующий немедленно организовал оборону и встретил мятежников пушечными залпами. Кирога был вынужден ожидать остальные восставшие батальоны.
На фоне провала штурма Кадиса деятельность Риэго выглядит продуманной и целесообразной. Утром 1 января, когда офицеры зашли к своему командиру за распоряжениями, он посвятил их в планы восстания, упирая на то, что все действия заговорщиков направлены лишь на восстановление конституции, а следовательно законны. "С этого момента, - говорил Риэго, - испанская нация начинает возвращать себе священные права, которые с четырнадцатого года попираются неблагодарным абсолютизмом. Нация снова будет представлена в кортесах" 10.
Встретив одобрение подчиненных, Риэго приказал им построить солдат на центральной площади, а сам направился в здание муниципалитета. Здесь он официально заявил старшинам города о начале восстания и предложил присягнуть на верность конституции 1812 года. Затем, вместе с новоявленными конституционными алькальдами, подписал подготовленное заранее воззвание к населению, велев распространить его среди жителей. Заручившись согласием городских властей, он составил приказ, запрещающий кому бы то ни было покидать пределы Лас Кабесас в течение ближайших суток.
Вышедшие из церкви, где закончилась воскресная служба, обыватели подходили к стоящим на площади солдатам. Ровно в 9 ч. утра, облаченный в парадный мундир, перед строем появился Риэго. В сопровождении офицеров он въехал на площадь, выхватил саблю, и отсалютовал солдатам. Затем им была произнесена речь, начинавшаяся словами: "Солдаты, моя любовь к вам велика". Риэго говорил о том, что как хороший командир, он не может допустить отправки своих подчиненных ради ведения бесполезной войны. Первой обязанностью солдат он назвал защиту прав и жизней их соотечественников, освобождение их от "цепей, в которые они закованы с четырнадцатого года". "Испания существует во власти абсолютизма, управляющего ею без малейшего почтения к основным законам нации. Король, который обязан своим троном тем, кто сражался за него в годы войны за независимость, не признает конституции. Конституция - это соглашение, заключаемое между народом и монархом. Испанская конституция, справедливая и либеральная, была принята в Кадисе, среди крови и страданий. Для спасения Испании необходимо, чтобы король признал и уважал конституцию 1812 г., в которой законным образом описаны права и обязанности всех испанцев, начиная от самого монарха, и кончая последним крестьянином" 11. Затем Риэго торжественно зачитал составленное вождями заговорщиков воззвание.
Солдаты, сломав строй, вместе с жителями городка окружили Риэго. Вдохновленные его речью, они выражали радость и восторг. Уверившись в собственном успехе, Рафаэль приказал одной из рот оцепить город, а остальным предоставил несколько часов на подготовку к маршу. Сам же созвал офицеров на военный совет, где объявил им о своей ближайшей цели - захвате штаба армии.
Около 2 ч. дня солдаты батальона Астуриас вышли из Лас Кабесас. Несмторя на то, что сумерки застигли их в дороге, Риэго приказал продолжать движение. После стремительного марша на рассвете они вышли к г. Аркос де ла Фронтера. Еще до восхода солнца был отдан приказ о штурме. Захваченные врасплох офицеры расквартированного при штабе батальона Гиас не смогли организовать сопротивление, а их солдаты, разобравшись в чем дело, присоединились к восставшим. Весь штаб во главе с генералом Кальдероном попал в плен.
Через некоторое время в Аркос подошел батальон Севильи, а на следующий день Риэго совершил рейд в соседнее селение, чтобы привлечь к восстанию стоящий там батальон Арагона. Так в подчинении у Риэго оказались четыре батальона. В тот же день пришло известие о неудачной попытке Кироги захватить Кадис и силы, подчиненные Риэго, выступили ему на помощь. К 6 января восставшие собрались в г. Сан-Фернандо. Оказалось, что из 20 тыс. солдат, составлявших экспедиционный корпус, к восстанию присоединилось примерно пять тыс. человек. В войсках мятежников было больше задора и энтузиазма, чем согласия и дисциплины. Авторитет главнокомандующего был ничтожен среди многих его подчиненных. Сложилась ситуация, когда все командовали и никто не подчинялся. Единственное, что удалось осуществить восставшим за три недели, стал захват расположенного неподалеку от Сан-Фернандо армейского арсенала. А к началу февраля восставшие оказались блокированы между гарнизоном Кадиса и правительственными войсками, подошедшими с севера. Впрочем, командующий королевской армией, генерал М. Фрейр не проявлял особого стремления к столкновению с восставшими и до конца января даже не приближался к Сан-Фернандо, а позже, блокировав подступы к городу, ограничивался разведкой.
Это обстоятельство лишь усилило разногласия в руководстве восстания. Риэго выступал против бездеятельности Кироги, а тот был раздражен амбициями оппонента и его растущей популярностью. Незадолго до того, как роялистские части перекрыли все подходы к полуострову, среди восставших произошел открыта раскол. Риэго самовольно организовал отряд в 1,5 тыс. человек, и покинул Сан-Фернандо. В этой колонне были в основном солдаты из батальонов Астуриас и Севильи, к которым присоединился небольшой отряд кавалеристов. Сторону Риэго приняли также некоторые вожди заговорщиков: братья Сан-Мигель и Мендисабаль. Целью похода было поднять население Андалусии, а затем и всей Испании. Для этого Риэго планировал пройти как можно дальше в глубь Пиренейского полуострова, убеждая местных патриотов и небольшие гарнизоны присоединяться к восстанию. Первоначально маршрут задумывался как последовательное движение колонны от одного крупного города к другому. Однако в результате сложного переплетения политических, топографических и военных условий отряду Риэго пришлось петлять по Андалусии, иногда возвращаясь в те места, где они уже побывали.
Колонна покинула Сан-Фернандо 27 января. Первым крупным городом, которого достиг Риэго был Альхесирас. Местные жители оказали колонне восторженный прием, и было решено задержаться тут подольше. Уверившись в успехе предприятия, идеологи отряда, Э. Сан-Мигель и Мендисабаль усилили пропагандистскую деятельность. Они десятками составляли и распространяли прокламации и воззвания, в которых описывались преимущества конституционного строя. Существует версия, что именно Сан-Мигель в те дни сочинил слова знаменитого "Гимна Риэго" - несколько простых, легких для запоминания куплетов, положенных на музыку кем-то из военных музыкантов, шедших вместе с колонной. Вот подстрочный перевод отдельных строф этого гимна, проникнутых энтузиазмом: "Солдаты! Родина // зовет нас на бой! // Поклянемся ей // победить или умереть // ...Звук наших голосов // взволнует весь мир! // И мир признает нас // потомками Сида! // ...Солдаты! // За Родину! // Заряжайте пушки! // Смерть тому, кто ненавидит // конституцию!" 12.
За первые десять дней колонна не слишком отдалилась от Кадиса, стараясь отвлечь на себя хотя бы часть правительственных войск, стоявших неподалеку от Сан-Фернандо. Наконец, против отряда Риэго выдвинулась дивизия роялистов, под командованием генерала X. О'Доннела. Завлекая противника, колонна двинулась по направлению к Малаге, в окрестностях которой 16 февраля состоялось первое серьезное столкновение. Неподалеку от селения Марбелья отряд был атакован авангардом роялистов. Риэго, уверенный в том, что на него надвигается вся дивизия, дал приказ отступать к Малаге. Противников разделила ночная темнота, но О'Доннел, зная, что восставшие солдаты находились на марше весь день и должны остановиться на ночлег, выслал на их поиски несколько батальонов. В 3 ч. утра лагерь мятежников был обнаружен и атакован. В результате около полусотни солдат Риэго попали в плен, а многие дезертировали.
К 18 февраля колонна вошла в Малагу, но преследовавшая ее по пятам дивизия расположилась под городом. Через парламентера Риэго предложил противнику не подвергать опасности мирных жителей и померяться силами на одном из близлежащих полей. В состоявшемся сражении ни одна из сторон не смогла добиться сколько-нибудь заметного преимущества, и еще через день солдаты Риэго покинули город. К этому моменту пехотинцы, составлявшие основную часть колонны напоминали сборище оборванцев: многие солдаты были без обуви, почти все - в рваных и грязных рубахах. К колонне не присоединился ни один из местных жителей, на что рассчитывал Риэго. В одних городах колонну встречали угрюмым молчанием, в других - восторженными криками и цветами, однако ни один патриот не пожелал вступить в отряд Риэго. Самое большее, что смогли получить восставшие, - помощь провизией и одеждой. Кроме того, по пятам колонны шли превосходящие силы противника, и среди солдат, осознавших опасность похода, началось повальное дезертирство.
В Малаге 20 февраля в составе колонны было 900 человек, через неделю, в Грасалене - 700, еще через 10 дней в Кордове - 300, а через три дня возле Фуэнте-Овехуна - 100. 11 марта в г. Бьенбенида Риэго наконец решился объективно оценить ситуацию. У него оставалось лишь 40 человек. Он распустил подчиненных, предоставив каждого своей судьбе, а сам вместе с несколькими офицерами продолжил путь к г. Кумбрес, где их мог приютить некий дворянин- либерал. Удрученный крушением замыслов и предполагая поражение всего восстания, Риэго еще не знал, что поход его колонны на самом деле привел к задуманному и послужил катализатором революции. Дело в том, что этот поход приковал к себе всеобщее внимание. Провинции были полны ожидания и жадно следили за каждым его движением. Умы, пораженные смелостью Риэго, приписывали ему воображаемые триумфы, прибытие подкреплений и присоединение к нему масс народа, чего в действительности не было. Вести о предприятии Риэго, доходя до дальних углов страны, достигали преувеличенных размеров. И даже ложных вестей оказалось достаточно, чтобы вызвать революцию.
Для борьбы с колонной Риэго правительство переместило на юг много войск, отозвав их из других провинций. В результате либералы на севере и в центре Испании получили возможность активных действий. 21 февраля вспыхнуло восстание в Галисии. Там была образована местная конституционная хунта, и сразу несколько крупных городов почти без боя подчинились ее власти. Одновременно в Наварре поднял восстание вернувшийся из эмиграции генерал Мина. Затем поднялись Сарагоса и Барселона. Запаниковав, Фердинанд поручил командование правительственными войсками опальному Лабисбалю. Однако на следующий же день после своего назначения этот генерал перешел на сторону приверженцев конституции.
Волнениями был охвачен Мадрид. Королевская гвардия отказалась стрелять в демонстрантов. 9 марта, в окруженном толпами горожан дворце Фердинанд отдал распоряжение о созыве конституционного муниципалитета, разогнанного в 1814г., присягнул перед ним на конституции и объявил политическую амнистию. Вскоре было назначено новое правительство, в состав которого вошло несколько известных лидеров либерального движения, а также было объявлено о выборах в кортесы, первое заседание которых должно было состояться в начале июня.
Однако в среде победивших сторонников конституционного строя не было единства. С первых же дней революции среди либералов оформились две группировки. Правое крыло получило название "умеренных", его возглавляли "либералы 1812г." - те, кто долгое время находился в тюрьмах и ссылках, и теперь вернулся к политической деятельности. Левое крыло, "восторженные", были представлены новым поколением либералов - "людьми 1820 года". "Восторженные" опирались на систему народных клубов, стихийно возникшую в первые же дни революции в городах. Все, что обсуждалось в этих клубах, располагавшихся обычно в помещениях популярных кафе, немедленно становилось достоянием широкой общественности. Зачастую решения народных клубов оказывали серьезное влияние на политику правительства.
Именно по инициативе "восторженных" на основе тех частей, что участвовали в андалузском восстании 1 января, была сформирована Армия наблюдения, призванная стать вооруженной рукой революции. Одну дивизию этой армии под командованием Кироги было решено расположить в Кадисе, другую, под командованием Риэго, - в Севилье. Оба командира получили звания маршалов, приказ о чем был подписан королем. Примечательна формулировка причин этого шага: "В признание за заслуги... частные и выдающиеся, за действия, направленные на благо Нации" 13.
Впрочем, подпись под документом тоже примечательна: Дон Фердинанд VII, милостью Господа и Конституции.
Узнав о победе революции и о своем новом назначении, еще не вполне оправившись от простуды, Риэго направился в Севилью, где его ждал триумф: местный муниципалитет организовал ему торжественную встречу. Сохранилась запись о том дне, сделанная неким чиновником: "Нас посетил герой Лас Кабесас, это красивый мужчина, молодой и обаятельный, он с искренней благодарностью отнесся к изъявлениям любви, переполнявшим горожан" 14. Гарнизон города был построен в почетном карауле, оркестр, не переставая, играл "Гимн Риэго", народ высыпал на улицы, желая лицезреть легендарную личность.
Именно в Севилье впервые стали видны масштабы популярности, которую обретал Риэго. Этому в немалой степени способствовало то, что в те дни он принимал выражения признательности не только от рядовых испанцев, но и от первых лиц государства. Сохранилась обширная переписка Риэго и военного министра, маркиза Амарильяса, выступавшего от имени короля. Письма полны стремлением Фердинанда войти в доверие к революционному генералу. Амарильяс цитирует лестные для Риэго высказывания, произнесенные (или якобы произнесенные) королем. Некоторые моменты сегодня могут даже показаться забавными: например, Фердинанд предложил пожаловать Риэго и Кироге особый знак отличия - белый плюмаж на шляпу.
Однако не стоило заблуждаться насчет истинных намерений короля. "Конституционный монарх" не смирился с победой политических противников. Он почти сразу начал готовить реставрацию прежних порядков. В первую очередь следовало любой ценой распустить Армию наблюдения, в которой собрались наиболее революционно настроенные офицеры. С началом лета 1820г., когда открылась первая сессия вновь созванных кортесов, большинство руководителей кадисского восстания перебрались в Мадрид. Кто-то из них принимал активное участие в работе парламента, как Кирога и Мендисабаль, избранные депутатами, а кто-то просто желал быть поближе к центру политических событий. В армии остался лишь Риэго - самый горячий и последовательный сторонник создания конституционных войск. В интересах роялистов было отстранить его от командования.
В июле вопрос о расформировании Армии наблюдения был поднят на заседаниях кортесов. 2 августа 1820 г. королевским указом Риэго был назначен на пост капитан-генерала (военного губернатора) Галисии. В письме Амарильяса, содержавшем известие о назначении, особо подчеркивалось желание короля увидеть Риэго в Мадриде, "дабы Его Величество мог лично познакомиться с этим человеком, так много сделавшим для нации". Понимая, что с его отъездом войска остаются без руководства, Риэго попытался отказаться от столь высокой чести, но король был непреклонен. Тогда Риэго отправился в столицу, надеясь, что его личное присутствие сможет оказать влияние на судьбу Армии наблюдения.
30 августа он прибыл в Мадрид. Несмотря на то, что в город он въехал ночью, надеясь избежать шумной встречи, всем уже было известно о приезде национального героя. Это стало главным столичным событием. Судя по свидетельствам очевидцев, визит генерала сопровождался проявлениями массовой истерии: толпы восторженных патриотов осаждали площадь перед гостиницей, где остановился Риэго, и осыпали его цветами, стоило ему выйти на улицу.
1 сентября Риэго отправился с визитом к королю. Эта встреча ни к чему не привела - Фердинанд был весьма любезен, угощал Рафаэля своими сигарами и вел светскую беседу, однако не изменил своего решения. В ответ Риэго добился права выступить перед членами правительства с докладом о необходимости сохранения кадисской армии. Однако здесь его (не в первый и не в последний раз) подвело отсутствие политического опыта; революционер захотел общаться на равных с министрами его величества, за что получил резкую отповедь. Оставался только один вариант - обратиться в парламент. Слушания в кортесах по вопросу Армии наблюдения были назначены на 4 сентября.
Вечером того же дня Риэго присутствовал на банкете в его честь, устроенном в кафе "Золотой фонтан", штаб-квартире одного из влиятельных народных клубов. Там он был приглашен директором центрального мадридского театра на вечерний спектакль. Риэго принял приглашение, еще не догадываясь, какие последствия будет это иметь. Первый акт прошел без происшествий, однако в антракте глава мадридского муниципалитета пригласил почетного гостя в свою ложу. Когда публика увидела Риэго, она устроила шумную овацию. Многие зрители принялись распевать куплеты. Крики, аплодисменты и пение не умолкали, а призывы к порядку не действовали. В итоге представление оказалось сорванным.
Происшествие в театре вызвало бурю откликов, большинство из которых были нелицеприятны для Риэго, тем более, что его непомерная популярность начала раздражать не только роялистов, но и сторонников конституции. Кое-кто заподозрил даже его в диктаторских наклонностях. В ответ Риэго совершил поступок, равно говорящий и о его понятиях чести, и о политической неопытности: он подал в отставку с поста командира дивизии, объясняя это нежеланием "быть мишенью для гнусных обвинений, низменной зависти и несправедливых порицаний" 15. Прошение об отставке было подписано "гражданин Рафаэль дель Риэго".
Дебаты о расформировании кадисской армии были продолжительными. Большинство депутатов предпочли подойти к вопросу с формальной стороны, расценив поведение Риэго как неповиновение приказам военного министерства и, следовательно, неуважение к конституционному правительству. Дело усугубил демарш Кироги, который заявил, что частная точка зрения Риэго еще не отражает мнение всей армии. Фердинанд делал вид, будто сохраняет нейтралитет. Однако 20 сентября, после того как парламентские дебаты закончились не в пользу популярного военачальника, он издал два указа. В одном назначались крупные пенсии командующим распущенной армии и разовые денежные вознаграждения солдатам. Другим указом Риэго был отправлен в ссылку в Астурию. В качестве причины ссылки называлось "подстрекательство к массовым беспорядкам" во время театрального представления.
Поведение Риэго может вызвать недоумение: выступая против роспуска подчиненной ему армии он добровольно подал в отставку, облегчая тем самым действия оппонентам. Когда же решение о расформировании армии было принято, он смирился с этим и уже не протестовал, безропотно отправился в ссылку, подчинившись приказу того самого короля, против которого менее года назад выступал с оружием в руках. Причины кроются в личных взглядах Риэго, в его восприятии окружающей действительности. То, что нам кажется странным, естественно укладывалось в присущую ему систему ценностей.
Если попытаться найти термин, определяющий убеждения Риэго, придется остановиться на слове "конституционный". Первое, что бросается в глаза при рассмотрении текстов речей и воззваний, автором которых был Риэго, - его твердая и вдохновенная убежденность в абсолютной истинности конституции. Этот документ для него - священный символ прав и свобод нации, основной и единственный закон. Может даже показаться, что почитание конституции у Риэго выходит за рамки политической платформы, превращаясь в нечто схожее с беспрекословным религиозным поклонением. Чтобы понять причины этого, стоит проследить эволюцию взглядов Риэго.
Исследователи полагают, что поворотным моментом в складывании взглядов Риэго послужило его знакомство во время войны за независимость с А. Ф. Эстрадой. Этот либерал был автором нашумевшей книги "Политическая конституция с военной точки зрения", в которой развивались идеи о политическом и социальном значении армии в жизни любого государства 16. Под влиянием книги Эстрады Риэго начал понимать, каким образом избранная им профессия военного может соответствовать тем конституционным идеям, которые прививал сыновьям дон Эухенио. Позднее, в плену и во время службы в отдаленных гарнизонах, его политические воззрения лишь упрочились, тем более, что все это время он находился в кругу единомышленников, таких же молодых офицеров.
В первый же день восстания 1820 г. Риэго окончательно определил свою идеологию, провозгласив конституцию. Согласно мемуарам А. Галиано, такой радикальный шаг первоначально не предусматривался заговорщиками. Официальный глава восстания Кирога провозгласил конституцию только спустя неделю после начала восстания, признавая уже свершившийся факт. Риэго, пойдя на конфронтацию с некоторыми своими соратниками, коренным образом изменил цель заговора, поставив на первое место интересы страны. Именно этот поступок возвел его в ранг народных героев.
Поступая так, он не думал о своей выгоде и не стремился поднять свою популярность, так как любой, кто обещал солдатам избавить их от похода за океан, мог рассчитывать на поддержку. Если для остальных заговорщиков провозглашение конституции выглядело импровизацией со стороны Риэго, то для него это было естественным и закономерным. Вспомним, что, вернувшись на родину из плена, Риэго, как и многие его сверстники, принес присягу конституции 1812 года. В данном случае политические принципы Риэго сочетались с его понятиями о долге и дворянской чести. А его целью было дать нации возможность выражать свою волю. Он сознавал, что задача армии - защищать установленный режим, а не руководить им. Риэго можно отнести к числу тех чистых помыслами бунтарей, кто никогда не добивается власти ради самой власти.
В ходе борьбы за измененный строй Риэго вряд ли задумывался о своем месте в нем. У него был один ориентир - система прав и свобод, установленная конституцией. Любое действие властей, военных или гражданских, должно находиться в рамках конституции. Все, от короля до крестьянина, обязаны подчиняться ей, ибо все перед ней равны. Органичной частью этого общества равных должна быть и армия. Гражданские права обязаны превалировать над обязанностями военнослужащего. Риэго на своем опыте знал, что в армии испокон веку старались сделать из солдат бездушных марионеток, слепо выполняющих приказания командиров. Командуя армией, призванной охранять конституционный строй, Риэго стремился, чтобы солдаты стали полноценными гражданами, обладающими всеми правами, и осознающими это.
Однажды определив для себя эти принципы, Риэго руководствовался ими в своей политической деятельности и полагал, что все остальные тоже должны, как и он, играть по тем же правилам. В этом кроется причина того, почему Риэго был чувствителен к малейшим обвинениям в попытке нарушить конституционный порядок и с гневом реагировал на утверждения, что он стремится к месту диктатора или что он деспотически пользуется предоставленной ему властью. Этим и объясняется поведение Риэго в сентябре 1820 года. В его поступках нет противоречий. После принятия королем конституции он подчинялся Фердинанду как конституционному монарху и верховному главнокомандующему, хотя еще в январе поднял против этого "деспота и тирана" восстание. В соответствии с убеждениями Риэго любой приказ короля в той ситуации просто не может не соответствовать конституции и, значит, обязателен к исполнению. Характерно, что вскоре после отставки, подписанной королем, выступая перед земляками в Овьедо, Риэго провозглашал здравицы в честь конституции и в честь короля. Стремясь поступать как гражданин, он ждал того же от своего главного политического оппонента.
Нескольких недель, проведенных в Мадриде, хватило Риэго, чтобы понять: хотя в глазах простых испанцев он стал национальным героем, это еще не означает популярности в высших сферах. В качестве реальной политической фигуры он не нужен был никому, ни сторонникам конституции, ни ее противникам. Впрочем, отправленный в отставку в результате сложных интриг, Риэго таким же окольным путем смог вернуться к государственной деятельности.
В ноябре 1820 г., Фердинанд, пойдя на уступки, назначил в правительство нескольких министров- либералов. Один из них, К. Вальдес родом из Астурии, хорошо знал Риэго и его отца. Вскоре по протекции этого деятеля Риэго был назначен на пост капитан-генерала Арагона. Его ждала работа по организации борьбы с пропагандой роялистов, активно подстрекавших местное население к волнениям. Он с рвением взялся за дело, проводя почти все время за пределами резиденции, совмещая агитацию в небольших селениях и боевые вылазки в поисках контрреволюционеров.
Перемены в судьбе героя Лас-Кабесас нашли свое отражение и в деятельности парламента. 25 июня 1821 г. кортесы назначили Риэго и Кироге пенсию в 80 000 реалов. Известие об этом Риэго получил 14 августа и уже через пять дней отправил письмо председателю кортесов, в котором отказывался от причитающейся ему награды: "Ни мои принципы, ни характер, ни просто сердце честного человека не позволяют мне принять эти деньги. Я готов свидетельствовать перед всей нацией, что моей целью никогда не было личное обогащение, а лишь процветание Родины. Не все люди смотрят на вещи одинаково, и враги конституции расценят эту пенсию как плату наемнику за проделанную работу... Логичнее и полезнее для конституционного строя было бы признать законность и правомочность январского восстания, что пристыдило бы врагов революции и лучшим образом вознаградило бы участников тех событий... Я не богат, но я должен существовать на жалованье, которое я получаю находясь на службе своей Родины. Мои сыновья, если они будут у меня, точно так же должны служить Испании, и если они не вырастут бесполезными нахлебниками, то себе на жизнь они всегда сумеют заработать. Менее всего я хотел бы, чтобы мои дети жили под сенью чужих заслуг"17.
Отказавшись от пенсии, Риэго спустя неделю лишился и своего поста. 23 августа Фердинанд подписал приказ о временном отстранении Риэго от командования администрацией Арагона, направляя его в один из провинциальных гарнизонов "впредь до особых распоряжений", что означало очередную отставку неугодного генерала. Положение Риэго осложнялось тем, что военным министром стал Э. Санчес Сальвадор, входивший в свое время в состав штаба экспедиционной армии, захваченного восставшими в г. Аркос де ла Фронтера. Решив отомстить за плен, новый министр направли в Сарагосу отряд солдат, чтобы воспрепятствовать въезду опального генерала в столицу провинции. В итоге Риэго, получивший известие об отставке во время одной из своих поездок, не смог даже добраться до собственной квартиры.
Однако его популярность в народе продолжала расти. Когда в столицу пришли новости об отставке Риэго, члены клуба "Золотой фонтан" решили организовать демонстрацию в поддержку героя. Предполагалось устроить шествие и пронести по центральным улицам Мадрида портрет, на котором генерал изображался с конституцией в руках, попирающий врагов революции. Власти были встревожены. Управляющий внутренними делами провинции запретил манифестацию, а на заседании столичного муниципалитета постановили в случае волнений применить против демонстрантов войска. Тем не менее 18 сентября шествие состоялось. На площади Платериас колонну манифестантов встретил и разогнал батальон национальной милиции. Либеральная пресса язвительно назвала это событие "битвой при Платериас". Подобные же эпизоды в сентябре 1821 г. происходили во многих крупных городах Испании. 24 октября, в день св. Рафаэля, в Мадриде вновь прошли демонстрации, посвященные Риэго.
Сам же герой спокойно воспринял новую отставку и безропотно подчинился монаршему приказу. В течение осени он направил в королевскую канцелярию и военное министерство несколько писем с требованием объяснить ему причины его отстранения, но делал это без особого энтузиазма. Быть может, это объясняется тем, что перерыв в своей политической деятельности Риэго решил использовать для устройства личных дел. Обретя наконец свободное время, он стал готовиться к свадьбе с Тересой. В г. Мирафлорес, недалеко от Мадрида, Риэго купил старинный особняк. 15 октября 1821 г., после того как новая квартира была обставлена и приведена в порядок, состоялась свадьба. Однако в жизнь молодоженов вновь, как уже не раз случалось за шесть лет после помолвки, вмешалась политика. 8 декабря пришло известие, что избиратели провинции Астурия выбрали Риэго депутатом в кортесы. Новые обязанности потребовали его присутствия в Мадриде. Требовала этого и восторженная общественность, жаждавшая видеть героя. В ходе подготовительных заседаний парламента нового созыва Риэго почти единогласно был избран почетным председателем палаты. Во время торжественного открытия парламентской сессии, Фердинанд тепло приветствовал того, кто еще недавно без видимых причин был им притесняем 18.
Очередное возвышение Риэго породило ряд мероприятий, подчеркивавших его популярность. В марте 1822г. на заседании кортесов решили поставить памятник герою в городке Лас Кабесас де Сан-Хуан, на той самой площади, где когда-то он провозгласил конституцию. На основе батальона Астуриас был сформирован Отдельный Конституционный полк, почетным командиром которого объявили Риэго. 7 апреля постановлением парламента "Гимн Риэго" провозглашался национальным военным маршем. 9 апреля кортесами был аннулирован отказ Риэго от пенсии, назначенной ему предыдущим составом палаты.
Неизвестно, насколько искренне вели себя организаторы чествований. Однако прямым следствием шумихи вокруг имени Риэго стали беспорядки, начавшиеся в июне. Роялисты давно готовили мятеж в Мадриде, но удобный повод был найден лишь теперь. 2 июня, когда после церемонии торжественного роспуска депутатов на парламентские каникулы Фердинанд выходил из здания кортесов, королевская гвардия закричала "Да здравствует наш король!". Толпа, собравшаяся на площади, ответила возгласами "Да здравствует Риэго!". С обеих сторон посыпались угрозы и оскорбления, затем началась свалка, в которой были ранены несколько десятков человек. Когда командир гвардейцев полковник Ладабуро попытался навести порядок, он был убит собственными солдатами.
Постоянная комиссия кортесов и муниципалитет Мадрида объединили усилия для подавления беспорядков, вооружив национальную милицию и введя патрулирование улиц. Но на следующий день взбунтовался батальон гвардии, солдаты которого отказались маршировать под "Гимн Риэго". Вскоре все части, расквартированные в Мадриде, разделились на два противостоящих лагеря - роялистов и сторонников конституции. В этой ситуации вновь проявился организационный талант Риэго. Верные конституции части по его инициативе были объединены в Священный батальон во главе с Э. Сан-Мигелем, давним другом и соратником Риэго. Был организован штаб, в который вошли наиболее решительно настроенные военачальники. Штаб перехватил управление мадридским гарнизоном у капитан-генерала П. Морильо, который демонстративно бездействовал, отказываясь подчиняться "каким-то депутатам".
7 июля мятежники перешли к активным действиям. Четыре батальона гвардии вышли из Пардо (пригород Мадрида, где в одной из королевских резиденций окопались роялисты) и направились к столице. Один из патрулей Священного батальона заметил их и поднял тревогу. В ходе вспыхнувших уличных боев хорошо организованные сторонники конституции вынудили роялистов отступить. Дворец в Пардо оказался окружен. Фердинанд отправил к противникам парламентера, прося о переговорах. В ответ восставшим гвардейцам было предложено сложить оружие. Те отказались, и сражение возобновилось. Вскоре сопротивление роялистов было подавлено, причем со сравнительно малой кровью, хотя в бою участвовали несколько тысяч человек, погибло всего около 20.
Король постарался сделать вид, будто случившееся произошло без его ведома и участия. На следующий день по предложению монарха епископ Мадридский провел благодарственную службу за счастливое избавление Испании от тирании. Кроме того, после провала мятежа король по собственному почину назначил новое правительство, целиком состоявшее из представителей "восторженных". Премьер-министром стал Э. Сан-Мигель, а военным министром - М. Лопес-Баньос, ветераны кадисского восстания.
Либералы предпочли закрыть глаза на деятельность короля, увлекшись празднованием победы. Председатель кортесов Риэго получил от Мадридского муниципалитета золотую медаль и благодарность. Во время церемонии награждения в ответной речи перед построенными частями национальной милиции Риэго резко выступил против неумеренных восхвалений в свой адрес. Он говорил о необходимости вести себя скромнее, дабы враги конституции не имели даже формальных поводов для претензий, а также об опасности уподобления революционеров диктаторам. Теперь в сознании как сторонников, так и противников конституционного строя прочно закрепилось мнение, что Риэго тот человек, от которого зависит защита конституционного порядка.
7 октября 1822 г. открылась очередная сессия кортесов. Казалось, что Риэго занял подобающее место в управлении страной. Его авторитет был непререкаем, к его мнению прислушивались. Беда заключалась в том, что у него часто отсутствовало четкое мнение по поводу политических вопросов. Навыков профессионального военного не хватало для парламентской работы. Менее всего Риэго походил на опытного и осторожного государственного деятеля, а ведь именно такая фигура более всего была необходима на посту председателя кортесов. Риэго быстро понял это и часто пропускал заседания палаты, проводя дни с женой в своем новом доме.
К тому времени над Испанией нависла реальная внешняя угроза. Еще в мае 1820 г., после первых же известий об испанских событиях, русский царь Александр I поставил вопрос об интервенции на Пиренейский полуостров. Представители других влиятельных европейских держав отказались от такой меры, опасаясь, что это может привести к усилению России. Вскоре, однако, "революционная зараза" перекинулась на другие страны. Летом того же года конституцию 1812 г. провозгласили в Неаполитанском королевстве, Португалии и Пьемонте. Следствием стал конгресс Священного союза в Троппау, на котором монархи России, Австрии и Пруссии подписали протокол, предоставлявший им право вмешиваться во внутренние дела любой страны, вставшей на путь революции. Месяц спустя австрийские войска усмирили Италию, оккупировав Неаполь и Пьемонт. Во Франции пришло к власти роялистское правительство, которое не скрывало своих симпатий по отношению к испанскому королю и, по-прежнему возражая против открытого вмешательства в дела соседней страны, начало оказывать активную помощь контрреволюционному движению в Испании. При поддержке австрийского канцлера К. Меттерниха, к активным действиям все сильнее призывал Александр I, в собственном государстве которого испанские события находили пугающий его отклик 19.
20 октября 1822 г. представители России, Пруссии, Австрии и Франции подписали соглашение, направленное против Испании. В то же время в Барселоне распространилась эпидемия лихорадки, и французское правительство воспользовалось этим, чтобы установить на испанской границе санитарный кордон, сосредоточив там крупные армейские отряды. 6 января 1823 г. послы союзных держав отправили испанскому премьер-министру официальные ноты, фактически объявлявшие войну. 7 апреля около 70 тыс. французских солдат под командованием герцога Ангулемского перешли испанскую границу.
Сразу стало ясно, что у революции нет той самой "вооруженной руки", о которой три года назад говорил Риэго. Войска оказались неспособными оказать достойное сопротивление интервентам. Испанская армия, как и прежде была плохо вооружена и обучена, а среди ее командиров не было политического единства. Вражеские войска почти беспрепятственно продвигались в глубь страны. 8-тысячный корпус генерала Мины, оттесненный в Каталонию, с трудом отбивался от 20-тысячной французской армии. Генерал Бальестерос отступил, открыв горные проходы, а граф Лабисбаль вместе со своими офицерами перешел на сторону французов.
Вскоре интервенты приблизились к столице. Конституционное правительство предложило переместить центральные учреждения государства на юг, сначала в Севилью.
В Севилье король отказался покинуть город. В Мадриде уже утвердилась поддерживаемая французами власть роялистского Регентского совета, и Фердинанд рассчитывал сдаться его представителям. В ответ в кортесах выступил Галиано со знаменательной речью: "Так как Его Величество не желает спасаться, так как на первый взгляд даже может показаться, что он хочет попасть в руки врагов отечества, то нельзя допустить, чтобы Его Величество находилось в ненормальном душевном состоянии 20. В соответствии с положением конституции о ситуациях, в которых монарх неспособен к управлению страной "по какой-либо физической или нравственной причине", парламентским большинством был принят указ о создании регентства, а Фердинанд под охраной был препровожден в Кадис.
Риэго с самого начала военных действий засыпал парламент обращениями с просьбой освободить его от политической деятельности и назначить командующим в одну из действующих армий. Но его усилия пропадали впустую: отставка не принималась, и он вынужден был вместе с кортесами отправиться на юг, взяв с собой родственников. Всерьез обеспокоившись их безопасностью, Риэго отправил брата Мигеля вместе с Тересой в Гиблартар, где они получили английские паспорта для путешествия в Лондон. Сохранилось последнее письмо Риэго жене, отправленное 3 сентября 1823 г. из Малаги: "Моя любимая Тересита, после вашего отъезда из Гибралтара я ничего не знаю о вашем путешествии и здоровье. Мне передали, что вы благополучно достигли Лондона и были там хорошо встречены. Готов отпраздновать это. Мне пора идти. Мне не хватает времени, чтобы поприветствовать тебя более сердечным образом. Податель сего письма передаст тебе на словах мою нежность. Прощай, твой сердцем Рафаэль" 21.
В начале августа, потерпев поражение под Гранадой, капитулировал Бальестерос. Войска герцога Ангулемского получили возможность беспрепятственно блокировать Кадис с суши и моря. Только теперь, когда положение стало безнадежным, Риэго разрешили принять командование над трехтысячным корпусом волонтеров. К этому времени он уже осознавал бессмысленность попыток сопротивления превосходящим силам противника. Повторялась история трехлетней давности: Риэго стоял во главе окруженных войск, отстаивая конституционный порядок. Показателен отрывок из его выступления перед солдатами в Малаге. Кажется, что Риэго повторяет слова, сказанные некогда в Лас-Кабесас: "Друзья, для нас не существует середины: или мы победим наших врагов, или, подчинившись их власти, закончим свои дни в оковах и безвестности. Что касается меня, то я никогда не перестану быть испанцем, таким же, как вы. Я всегда буду вашим товарищем и командиром, разделяя с вами страдания и славу"22.
Риэго понимал, что в открытом столкновении с французами невозможно победить, и он решил воспользоваться тактикой мобильной колонны. Он хотел направиться к Гранаде, соединиться с войсками капитулировавшего Бальестероса, а затем пробиваться на помощь генералу Мине, продолжавшему борьбу на севере. Однако этим расчетам не суждено было сбыться. Зажигательные речи не произвели впечатления ни на Бальестероса, ни на его деморализованных солдат. Дезертиры нашлись и в отряде Риэго. Во главе поредевшей колонны генерал начал рейд по городам Андалуссии, стараясь избежать встречи с наступающим противником. Французские военачальники проявили большое рвение, стремясь навязать Риэго открытый бой. Решающее сражение произошло у г. Херес. После ожесточенного 10-часового сражения испанские войска в беспорядке отступили. Вскоре остатки частей Риэго снова были атакованы французами. Те, кто не смог спастись бегством, попали в плен. Как и во времена кадисского восстания, Риэго остался без армии и был вынужден скрываться от преследования. В сопровождении нескольких офицеров он продвигался к Гибралтару.
В окрестных деревнях уже знали о поражении испанских войск. Знали и о том, что Риэго разыскивают французы, обещая за его голову большую награду. В селении Торре Педрохиль беглецы обратились к местным жителям с просьбой указать им дорогу, но те отказались. Тогда под угрозой оружия их заставили выступить в роли проводников. Крестьянин Л. Лара привел беглецов в соседнее селение, к своему брату. Пока офицеры ночевали, кто-то из членов семьи тайно выбрался на улицу и доложил о происходящем местному алькальду. Тот собрал односельчан, и наутро, когда Риэго со спутниками готовился приступить к завтраку, их дом внезапно окружили вооруженные люди. Видя бессмысленность сопротивления, Риэго сдался и в тот же день был передан французам 23.
Кольцо вокруг Кадиса тем временем сужалось. 29 сентября кортесы решили подчиниться требованиям осаждающих, выдать им Фердинанда, а самим - прекратить сопротивление. Получивший безраздельную власть король своими действиями заставил вспомнить 1814 год. Первым же указом он отменил все законы и постановления предыдущих трех лет, а вторым объявил об аресте с конфискацией имущества всех членов правительства и парламента. Это возмутило даже французских генералов, бравших город, и они предоставили своим пленникам возможность безопасного выезда за границу. Однако это не относилось к Риэго. Его приказано было доставить в Мадрид. Как и в 1820 г., Риэго въехал в столицу ночью. Однако если тогда он скрывался, чтобы избежать ненужных восторгов, то теперь конвоиры везли его под покровом темноты, опасаясь массовых волнений среди горожан, еще помнивших своего национального героя. По дороге с ним не особенно церемонились. Иногда он ехал в открытой повозке, а чаще шел пешком по грязным дорогам, раскисшим от осенних дождей. В результате он простудился, и тюремная камера в какой-то мере облегчила его страдания.
В тюрьме ему предстояло провести не очень много времени. Фердинанд стремился устроить показательный процесс над одним из своих врагов. И хотя Риэго вовсе не играл основной роли в политических событиях, для испанцев его имя ассоциировалось с самим понятием революции. В понимании Фердинанда судилище над Риэго, должен был стать судом над революцией. Прямые свидетельства этому содержатся в тексте приговора, оглашенном 3 ноября: "Риэго должен быть наказан как один из наиболее виновных революционеров, которые, посягнув на законную власть испанских королей, причинили столько бедствий благородной испанской нации... Забыв о своих обязанностях, он провозгласил конституцию, которую Его Величество король упразднил как основу анархического режима, ниспровергающего законы монархии, наши обычаи и нашу святую религию... Встав во главе разнузданной солдатни, он наносил ущерб испанским землям, заставляя жителей под страхом оружия участвовать в разбоях и грабежах... С тех пор Риэго не переставал быть источником скандалов на полуострове: он появлялся в публичных местах и всюду придывал к мятежу и победе злосчастного конституционного строя... Упомянутый Риэго является виновником всех наших бед"24.
Суд приговорил Риэго к высшей мере наказания и конфискации имущества. Казнь была назначена на 7 ноября. Процесс над Риэго приобрел международное значение. Активную деятельность в Англии развернули Тереса и Мигель. Они обивали пороги британских государственных деятелей, умоляя их оказать влияние на испанское правительство. Одновременно французские дипломаты от имени Людовика XVIII призывали Фердинанда к благоразумию, отговаривая его от столь одиозного шага - публичной казни политического противника. Когда же стало ясно, что испанский король не уступит, командование французских войск, так много сделавшее для ареста Риэго, постаралось отстраниться от этого инцидента, а герцог Ангулемский демонстративно покинул Мадрид.
Казнь Риэго была обставлена в лучших традициях инквизиции. Ведь готовились повесить не заурядного преступника, а "врага испанской нации и святой веры". Утром мрачная процессия вышла из стен дворцовой тюрьмы. В центре, одетый в белую рубаху, с деревянным распятием в руках, ехал осужденный. Вдоль дороги было выставлено армейское оцепление. Солдаты с трудом сдерживали бурлящую толпу, из которой доносились выкрики "Да здравствует Риэго!", а также и оскорбления в адрес поверженного кумира. Шествие достигло площади Себада. В окружении нескольких священников, которые должны были дать ему последнее утешение, нераскаявшийся преступник поднялся на помост. Небольшая площадь, в обычные дни служившая местом торговли ячменем, была полна людьми. Королевский глашатай торжественно зачитал приговор. Затем, на глазах притихшей толпы, палач выбил подпорку из-под ног Риэго.
Процедура казни имела важное идеологическое значение. Расправляясь со своим противником, роялисты стремились показать, что этот легендарный защитник свободы на самом деле хуже любого другого преступника. Первоначально прокурор требовал четвертовать осужденного (это наказание применялось со времен средневековья исключительно к разбойникам, хозяйничавшим на дорогах). Тем не менее, судьи приговорили Риэго к повешению. Однако в Испании на виселице издавна казнили только простолюдинов, а для дворян предусматривалось удушение с помощью гарроты (на площади Себада, где происходили казни, для дворян даже было отведено особое место). Даже в том, как Риэго доставили к месту казни, подчеркивалось его унижение: он ехал верхом на осле, в то время как протокол предусматривал для дворян право ехать на лошади. Риэго был одет в белую рубаху - одежду кающегося грешника, в то время как осужденные дворяне должны были одеваться, как подобало их сословию, в черное 25.
После казни Риэго и конфискации его имущества большинство его родственников были вынуждены, как и Мигель с Тересой, перебраться в Англию. Там они составили клан, неофициальной главой и опорой которого стал Мигель, который после прибытия в Лондон открыл типографию и книжный магазин. Вскоре все родные уже шутливо звали его "дядюшка Книжник". Этот скромный священник обладал незаурядной эрудицией в области гуманитарных наук и на равных вел переписку со многими государственными деятелями и литераторами Европы.
Тереса не прожила и года после казни мужа. Она скончалась в Лондоне в ноябре 1824 года. Незадолго до смерти она составила официальное завещание, в котором речь шла не только об имуществе (его у вынужденных эмигрантов было мало): "Как если бы я находилась перед Господом, на чей суд я должна скоро предстать, я говорю и утверждаю: все помыслы и устремления моего мужа, все его заботы были направлены к свободе и счастью его Родины и всегда находились в согласии и гармонии с его общественной деятельностью, его благородную душу всегда наполняло желание видеть Родину политические независимой, свободной, в мире и довольстве для ее граждан, и не было в том никаких личных амбиций, а лишь желание пожертвовать ради нее своей жизнью и служить ей" 26.
Фердинанд VII скончался в 1833 году. В соответствии с завещанием монарха, его наследницей объявили малолетнюю дочь Изабеллу, а регентшей - ее мать Марию-Кристину. В ходе вспыхнувших династических усобиц вдова короля была вынуждена искать поддержки в либеральных кругах. В 1835г. правительство возглавил Мендисабаль, к тому времени ставший лидером партии прогрессистов. По его инициативе снова начали осуществляться те реформы, попытка проведения которых провалилась в начале 20-х годов. Новое правительство постаралось отдать должное героям прошлых лет, и прежде всего Риэго. 31 октября 1835 г. Мария-Кристина от имени Изабеллы издала указ, в котором предписывалось возвратить Риэго его доброе имя, славу и память, назначить пенсию его семье и взять ее под королевскую защиту. А еще через два года имя Риэго было золотыми буквами написано на стене зала заседаний испанских кортесов.
Это официальное признание заслуг Риэго выглядело лишь бледным отражением того почитания, которое возникло вокруг его имени. Феномен культа Риэго с его смертью лишь усилился. Имя Риэго стало символом испанской революции. Его образ прославляли художники и увековечивали поэты. Его имя присваивали городским улицам. Свою дань герою отдали театр и литература. В 1824 г. испанский эмигрант Ф. Мехиа представил в Филадельфии на суд публики трагедию в пяти актах под названием: "Не бывать соглашению с тиранами, пусть умрут те, кто к этому стремятся, или Смерть Риэго и Испания в оковах". В том же году в Аугсбурге была издана биография Риэго. В 1825 г. в Лондоне, в королевском Кобурском театре, была поставлена пьеса X. М. Мильнера "Испанские мученики, или смерть Риэго".
Эти произведения положили начало определенной традиции в жизнеописании Риэго. Культ Риэго нашел достойное отражение в литературе, часто заставляя писателей по мере сил приукрашивать биографию легендарного революционера. Постепенно Риэго стал изображаться в качестве главного и единственного символа испанской свободы. Ему даже стали приписывать действия, которых он не совершал. Например утверждали, что в годы войны за независимость Риэго возглавлял крупный партизанский отряд. Легенда о Риэго обрела самостоятельную жизнь, независимую от исторической правды. Точнее всего этот феномен определил испанский литератор М. де Унамуно: "Риэго... быстро стал мифом, а если не мифом, то по меньшей мере неким образом, историческим персонажем, потерявшим реальные очертания в умах многих испанцев. Риэго стал гимном Риэго" 27. Живой человек превратился в гимн.
Примечания
1. ROMAN OJEDA F. D. Riego "Heroe de Las Cabesas". San Juan, 1988, p. 5.
2. МАЙСКИЙ И. М. Испания. 1808 - 1917 гг. М. 1957, с. 59.
3. Ejercito, pueblo у constitution. Madrid. 1987, p. 3.
4. Из истории европейского парламентаризма: Испания и Португалия. М. 1996, с. 55.
5. МАЙСКИЙ И. М. УК. соч., с. 93.
6. COMELLAS J. Los primeros pronunciamientos en Espana. Madrid. 1958, p. 309.
7. ROMAN OJEDA F. D. Op. cit., p. 55.
8. COMELLAS J. Op. cit., p. 323.
9. Ibid., p. 309.
10. CARMEN DE BURGOS. Rafael del Riego. Madrid. 1958, p. 64.
11. Ibid., p. 65.
12. ROMAN OJEDA F. D. Op. cit., p. 55.
13. CARMEN DE BURGOS. Op. cit., p. 93.
14. ROMAN OJEDA F. D. Op. cit., p. 94.
15. МАЙСКИЙ И. М. УК. соч., с. 134.
16. CASADO BURBANO P. El pensamiento politico-militar de Riego In: Ejercito, pueblo у constitucion, p. 189.
17. CARMEN DE BURGOS. Op. cit., p. 151.
18. Ibid. Op. cit., p. 177.
19. Известно, что будущие декабристы пристально следили за событиями в Испании. Успех январского вооруженного восстания, приведшего почти без кровопролития к победе конституции, указал российским революционерам один из подходящих путей борьбы с абсолютизмом. Имя Риэго в России почти сразу стало олицетворением легендарного героя.
20. МАЙСКИЙ И. М. УК. соч., с. 162.
21. CARMEN DE BURGOS. Op. cit., p. 217.
22. Ibid., p. 214.
23. В августе 1824 г. у королевской администрации дошли руки до награждения участников ареста Риэго. Указом Фердинанда братья Лара получили в собственность особняк, по 1.200 акров земли и по шесть тыс. реалов каждому. Такая же награда ожидала алькальда В. Герреро.
24. CARMEN DE BURGOS. Op. cit., p. 228 - 229.
25. DEMERGUE LUCIENNE. Don Rafael del Riego ahorcado. In: Ejercito, pueblo у constitucion, p. 115 - 128.
26. GONI GALARRAGA J. M. Un legajo documental desconocido sobre la figura у la familia del Riego. In: Ejercito, pueblo у constitucion, p. 238.
27. COMELLAS J. Op. cit., p. 324.
Вопросы истории. - 1999. - № 7. - С. 72-91.
-
Восстание Бабека Хоррамдина
Автор: Saygo
А. С. ЮНУСОВ. ВОССТАНИЕ БАБЕКА
Одним ид крупных социальных движений прошлого является освободительная война на территории современных Азербайджана и Западного Ирана под руководством Бабека против арабского ига в первой половине IX в., вошедшая в историю также под названием восстания хуррамитов (хуррамдинов). Движение и личность его предводителя привлекли к себе внимание современников, а впоследствии и исследователей. Уже через несколько десятилетий была написана не дошедшая до нас "История Бабека" Вакида ибн'Амра ат-Тамими. С тех пор данная тема стала одной из популярных в средневековой арабской литературе. Исследователи по-разному оценивают это движение, деятельность и личность Бабека. С одной стороны, его именуют "бандитом и нигилистом", "разбойником", "надменным и высокомерным человеком", а с другой, Бабек (Папак) - "великий еретик", человек необычайного военного и политического таланта, выдающийся стратег, равный Ганнибалу1.
Страница из "Истории пророков и царей"
Памятник Бабеку в Худате
Немало противоречивых оценок существует и по другим аспектам движения хуррамитов. Нет единства в отношении происхождения самого термина "хуррам" и целей, которые ставили перед собой восставшие. После опубликования монографии З. М. Буниятова, в которой впервые достаточно объективно освещено движение хуррамитов, в отечественной и западной историографии новых работ на эту тему практически нет, однако заметно возрос интерес к ней со стороны современных восточных исследователей. Следует в первую очередь отметить книгу иракского историка Х. К. ал-Азиза, который широко использовал источники и работы советских специалистов. Слабее исследования современных иранских историков, носящие описательный характер. За последнее время в восточной историографии получила также распространение точка зрения, что хуррамизм - это не антимусульманское, а, напротив, мусульманское (шиитское) течение, движение же Бабека было направлено против режима халифа ал-Мамуна, но никак не против устоев арабского Халифата2.
Движение хуррамитов в Азербайджане имело ту особенность, что оно не возникло как-то неожиданно, причем трудно датировать его начало. Серьезное беспокойство Халифату хуррамиты здесь впервые при чинили еще в 778/9 г, но халиф Махди (775 - 785 гг.) разгромил их3. Однако, чтобы верно установить момент начала движения, необходимо раскрыть значение термина "хуррам". О его происхождении источники сохранили три версии, каждая из которых имеет своих сторонников и в историографии. Наиболее ранняя восходит к IX-X вв. и связана с населенным пунктом Хуррам близ г. Ардабиль (соврем. Южный Азербайджан). Согласно другой версии, словом "хуррам" называли того, кто предавался наслаждениям и разгульной жизни; соответственно это слово понималось как "веселый", "радостный". Третья версия связывала хуррам с именем жены Маздака, вождя народного движения в Сасанидском государстве на рубеже V-VI веков. Еще современники, по замечанию ад-Динавари (ум. ок. 895 г.), "разошлись во мнениях" о происхождении учения Бабека. Большинство мусульманских авторов, писавших об этом движении, творило значительно позже, когда заметно изменилась ситуация в регионе и хуррамитами именовали многочисленные группировки и секты, представлявшие крайнее течение в шиитском исламе4.
Нам представляется более верным мнение, что "хуррам" связан с понятием "огонь" и восходит к среднеперсидскому "хур" - солнце, огонь. Источники, в том числе автор "Истории Бабека", не раз сообщали, что хуррамиты были огнепоклонниками (зороастрийцами)5. Сам Бабек с презрением относился к мусульманам и, поставив перед собой задачу изгнать арабов, стремился восстановить доисламские порядки. Примечательно, что вначале он носил мусульманское имя Хасан, а затем принял имя Бабек - одно из самых почитаемых в зороастрийской традиции. Вместе с тем в Южном Азербайджане находился храм огня Адургушнасп - одна из особо почитаемых святынь зороастризма, просуществовавшая до XIII века. С этой территорией традиция связывает и начальную проповедь основателя религии Зороастра6.
Тем не менее было бы ошибочным рассматривать движение Бабека как восстание именно огнепоклонников. В VII в. сильный удар по зороастризму нанесло арабское нашествие, в ходе которого победно пришел ислам. До VIII в. исламизация покоренных народов протекала медленно и зависела от многих факторов. К тому же древняя Албания оказалась в ту пору северной окраиной мусульманского мира, и арабы, сознавая стратегическую значимость этой страны как плацдарма в их борьбе против хазар, опасного врага в Закавказье, вначале терпимо относились к местным верованиям. Жестче была политика в отношении зороастрийцев, в первую очередь многобожников. В силу социально-экономических и иных причин значительная часть местных феодалов и горожан приняла новую религию.
Медленнее шла исламизация в сельских районах, поскольку арабы, используя в своих интересах существовавшую там систему эксплуатации, учитывали, что принятие новой религии обычно сопровождалось антихалифатскими восстаниями. В горных районах, труднодоступных для арабских войск, население продолжало исповедовать христианство и зороастризм в ортодоксальной либо сектантской формах. Там долее всего сохранялась сельская община, свободная от феодальной зависимости или же стремившаяся к былой свободе. По мере усиления феодальной эксплуатации росло недовольство крестьянства. А к концу VIII в. наметились первые признаки распада Халифата, усилились междоусобицы, так что Бабек "вырос в эпоху непрерывных смут и затруднений"7. Все это создавало благоприятную почву для антиарабского, антифеодального и антимусульманского выступления под оболочкой возврата к прежним порядкам.
Воззрения хуррамитов были тесно связаны с учением Зороастра, но не настолько, чтобы говорить об идеологической преемственности. Ортодоксальная зороастрийская община к концу VIII в. нормализовала отношения с арабской администрацией, что привело даже к кратковременному возрождению зороастризма. В годы, когда развернулось движение Бабека, при багдадском дворе ал-Мамуна (813 - 833 гг.) шли религиозные диспуты мусульманских богословов с зороастрийскими жрецами8. Следовательно, нельзя сводить взгляды бабекитов только к зороастризму.
Воззрения хуррамитов в большей степени связаны с еретическими течениями зороастризма - манихейством и особенно маздакизмом. Основателем первого был Мани, проповедовавший в 240 - 270-х годах и казненный по настоянию зороастрийского верховного жреца. Мани считал, что зороастризм, христианство и буддизм - это искаженная людьми одна и та же по происхождению и правильности вера. Развивая древнеиранские представления об извечной борьбе Света - добра и Тьмы - зла, манихейство впитало в себя элементы христианства и буддизма. Это была попытка создания новой, эклектической религии. Согласно Мани, мир - хаотическая смесь темных и светлых элементов, причем первые преобладают. Истинный манихей, чтобы очиститься от зла, должен отказаться от всякого материального начала, вести тихую, аскетическую жизнь и окончить ее в целомудрии9.
Вскоре внутри манихейства возникла крайняя секта - зардуштакан, проповедовавшая, наоборот, победу сил добра над злом. Еще радикальнее учение Маздака, в прошлом миссионера зардуштаканцев. Общим у маздакитов с маиихеями было признание дуализма Света и Тьмы. В остальном они различались. У маздакитов деятельность царства Света справедлива, целенаправленна и разумна, а действия царства Тьмы несправедливы, хаотичны и неразумны. Признавая за Светом свободу выбора, маздакиты лишали Тьму такой возможности. Отсюда - идея освобождения посредством Света от сил Тьмы, чтобы добиться победы доброго начала над злым, спасти угнетенных и униженных, создать справедливое и разумно организованное общество на Земле10. Для этого предусматривалось уничтожение сословных барьеров и имущественного неравенства, что нашло в Сасанидском государстве горячую поддержку широких слоев населения. В 488 г. возникло народное движение с массовой экспроприацией у знатных и богатых "жилища, жен и имущества"11. В 529 г. оно было разгромлено, Маздак и тысячи его сторонников убиты. Уцелевшие от расправы бежали в труднодоступные районы Сасанидской державы и за ее пределы.
В первые века ислама источники вновь заговорили о маздакитах. Их воззрения оказали влияние на оппозиционные ортодоксальному исламу учения, особенно на хуррамитов. Последние были известны на Среднем Востоке с середины VIII в. и распадались на ряд сект, имевших близкие идеологию и социальную программу. Связь между хуррамитами и маздакитами столь очевидна, что мусульманские авторы часто именовали одни и те же секты то хуррамитами, то маздакитами. Поэтому некоторые современные исследователи называют хуррамитов неомаздакитами12. Действительно, хуррамиты многое усвоили в маздакизме, в первую очередь концепцию двух противоборствующих субстанций и веру в победу добра над злом.
Но имелись и отличия, диктуемые конкретными историческими условиями, особенно заметными в Албании, где хуррамиты, прозванные по имени своего вождя бабекитами, обладали сильными позициями. Ибн ан-Надим (ум. в 995 г.), автор одного из достоверных источников, отличает маздакитов от бабекитов: первые широко практиковали "добрые дела" и "безграничное гостеприимство", предпочитая не убивать никакого живого существа и не причинять никому зла; Бабек же "впал в ошибку", заявив, что он есть бог, и введя "в веру хуррамитов убийства, грабежи., войны и наказания, чего хуррамиты ранее не знали"13.
Информация о социально-этическом учении бабекитов скудна, хотя ясно, что оно впитало в себя элементы маздакизма. В то же время хуррамиты заимствовали и идеи крайних шиитов: учение о возвращении на Землю былых пророков и имамов, слившееся с представлениями о переселении их душ, их обожествление, идею "благоразумного скрывания" своей веры. Последнее делалось для маскировки, во избежание преследований. Автор X в., говоря о родине Бабека, указывал: "Люди тамошних мест держатся веры хуррамитов, а это явное безверие. Они читают в мечетях Коран, но только для видимости"14. Община хуррамитов управлялась, вероятно, имамами, разрешавшими правовые вопросы, и посланниками, которые ходили от одной общины к другой, ведя пропаганду и обучая их членов.
Скажем и о так называемой общности жен у хуррамитов, вызвавшей массу споров в историографии. Почти все восточные авторы, говоря о бабекитах, подчеркивают наличие у них общности жен и распущенность нравов. В зарубежной историографии в связи с этим делается вывод о первобытном коммунизме в бабекитской среде, а советскими учеными - о "классовой клевете" феодальных и буржуазных авторов. Первая точка зрения откровенно ненаучна, вторая же основана на ошибочной ретроспекции современных моральных представлений. Между тем в основе идеи общности жен лежат пережитки архаических форм брака и гетеризм гостеприимства15, сама же идея общности жен, как и общности имущества, через учение Маздака восходит к социальным утопиям древности. В раннее средневековье она была направлена в Сасанидском государстве против гаремов как привилегии знати. Тогда это означало личное освобождение женщины.
Но в эпоху ислама "общность жен" у маздакитов практически никогда не осуществлялась, так что сведения восточных авторов отражают лишь историческую традицию. У бабекитов она сохранилась в виде обряда, когда раз в году мужчины и женщины устраивали праздничную ночь: при свете свечей и костров пили вино, играли на свирелях, затем гасили огонь, и каждый мужчина шел к одной из женщин, доставшейся ему по жребию16.
Теперь о Бабеке. Он родился около 795 - 798 годов. Его отец, по-видимому, был новообращенным мусульманином из Сава да (Нижняя Месопотамия), переселившимся в район г. Ардабиль и занимавшимся торговлей растительным маслом. Вскоре он умер. Его жена Баруманд, бывшая прислугой у местного правителя Ибн Раввада, переселилась с двумя малолетними сыновьями в г. Сараб (соврем. Южный Азербайджан). Старший сын Бабек (тогда он носил еще имя Хасан), родившийся в Билалабаде, стал в юности пастухом, затем погонщиком верблюдов и с караванами исходил многие места Аррана, как ранее именовался Азербайджан17. Он многое познал в ту пору, расширил свой кругозор, повидал нищету и угнетение народных масс, роскошную жизнь феодалов.
В 807/8 г. вновь вспыхнуло движение хуррамитов в Азербайджане, и халиф Харун ар-Рашид (786 - 809 гг.) послал "против них Абдаллаха ибн Малика во главе 10 тыс. всадников", который потопил восстание в крови18. Подросток был свидетелем этих сцен. 16-ти лет он отправился в Табриз, где стал служить у правителя города Мухаммада ибн ар-Раввада ал-Азди, а через два года возвратился к матери. Между тем хуррамиты, разбитые арабами, были оттеснены в горы и сосредоточились вокруг своей крепости Базз. Единства среди них не было, а во главе стояли два враждовавших между собой предводителя - Джавидан и Абу Имран. Судьба свела Бабека с первым.
Бабек перебрался в Базз и стал управлять поместьями Джавидана. Вскоре в одной из стычек Джавидан, убив Абу Имрана, сам получил смертельную рану и умер. Бабек женился на его вдове, которая заявила хуррамитам, что Джавидан назначил Бабека наследником своего дела, что дух покойного вождя перешел в него и теперь победа над арабами будет возможна лишь через Бабека19. Это произошло в 816 году.
Возглавив хуррамитов, Бабек поставил задачу "изгнать из страны арабов вместе с их религией". Он роздал своим сторонникам оружие, приказал возвратиться в их села и дома, чтобы ждать его сигнала. В назначенный день хуррамиты внезапно напали на арабов и их сторонников. Бабек послал отряды и в отдаленные от Базза районы, где также были совершены нападения на мусульман. В распоряжении Бабека было незначительное войско. Но, как только он начал военную борьбу, положение изменилось. Со всех концов Аррана к нему стали стекаться недовольные, и вскоре "число его полчищ возросло настолько, что одних всадников у него набралось 20 тысяч, не считая пехоты". По сообщению автора XI в., вначале хуррамитов было 10 тыс., затем "они увеличились до 25 тысяч"20.
Момент для выступления был выбран удачный. Бабек пользовался поддержкой народных масс, ибо провозгласил, что он "уничтожит тиранов" и с его помощью возвысятся униженные. В результате восстание вскоре охватило и Азербайджан, и соседние области. Его движущей силой было крестьянство, к которому примкнули ремесленники и городская беднота. К хуррамитам по политическим соображениям присоединилась временно также часть феодалов. В переписку с Бабеком вступили отложившиеся от Халифата правители Табаристана и Армении, курдские эмиры. Халифат тогда был охвачен неурядицами, и халиф ал-Ма'мун лишь в 819 г. сумел послать против хуррамитов войско под командованием Иахьи ибн Му'аза ибн Муслима. Ни одна из сторон не одержала решающей победы, а в целом наступление арабов было отбито21.
В 820 г. халиф сместил ибн Му'аза, назначив на пост командующего Ису ибн Мухаммада ибн Абу Халида и направив его с новым войском против Бабека. Тот атаковал арабов в одном из ущелий и обратил их в бегство. "И бежал Иса беспрерывно, не обращая ни на что внимания", пока один солдат "не крикнул ему: "Куда это ты, о Абу Муса?" Он ответил: "Нет нам удачи в войне с этими людьми, мы можем устрашать [только] мусульман!"22 . Тогда халиф направил против хуррамитов войско под командованием Зурайка ибн'Али ибн Садака ал-Азди, а в помощь ему послал отряд Ахмада ибн ал-Джунайда ал- Аксафи. Но победу вновь одержал Бабек, захвативший даже ал-Аксафи в плен.
Успешные действия Бабека объяснялись и тем, что он изменил военную организацию хуррамитов, создав боеспособное и дисциплинированное войско, в основу которого положил десятеричную систему отрядор, господствовавшую на Ближнем и Среднем Востоке. Об этом свидетельствуют упоминания о старших и младших командирах23. Конница состояла из подразделений численностью от 200 до 500 человек. Каждый отряд имел свой стяг, главное знамя находилось при Бабеке. Все они были красного цвета, как и одежда повстанцев; поэтому источники часто называют бабекитов "одетые в красное", либо "краснознаменные". По нашему мнению, хуррамиты первыми в истории использовали красный цвет как символ освободительной борьбы24.
Для управления отрядами в сражениях и на марше применялись боевые трубы, литавры и барабаны. Бабек наладил и разведку. Его лазутчики проникали даже в отдаленные гарнизоны арабов, доставляя нужные сведения, так что свои решения Вабек принимал после изучения добытой информации. При приближении противника он направлял для захвата "языка" конный отряд, а для внезапных ночных атак или неожиданных конных рейдов использовал специальные группы всадников25. Хотя хуррамиты имели конницу, основным их войском являлась пехота, поскольку главной силой движения были крестьяне. Основным же родом войск Халифата была конница. Потому Бабек, чувствуя себя увереннее в горах, предпочитал заманивать туда врага, где окружал и уничтожал его.
В 827 г. халиф ка.правил против хуррамитов войско Мухаммада пбн Хумайды ат-Туси. Бабек, отступая, наносил неожиданные удары. Ат-Туси отбивал их. Летом 829 г. арабы подошли к горе Хащтадсар, от которой до Базза оставался лишь один переход. Именно здесь хуррамиты вступили в решающую битву. Бабек решил дать оборонительный бой, используя рельеф местности, и разделил свои силы на три части: два отряда скрыл в засаде, на склонах прилегающих с флангов гор, а сам с третьим расположился в центре, на вершине Хаштадсара. Этим он лишил противника возможности использовать численное превосходство и заставил его вести фронтальную атаку при отсутствии условий для обхода. Ат-Туси видел перед собой лишь один отряд и решился на атаку. Арабское войско построилось в две линии, основные силы сосредоточив в первой, разделенной на центр и фланги. Ат-Туси расположился с резервом во второй линии. Перейдя в атаку, арабы стали подниматься в гору, их боевые порядки расстроились, воины устали. Тут Бабек, атакуя противника сверху, опрокинул его, а внезапные удары из засады с флангов довершили разгром. Арабский полководец бросил в бой резерв, но остановить хуррамитов не сумел. Сам Ат-Туси, попав в окружение, погиб.
Это сражение, которое произвело на халифа сильнейшее впечатление, а также новая победа Бабека в 830 г. над очередным арабским войском вызвали замешательство в Халифате26. Хуррамиты же воодушевились. Ранее Бабек вел себя осторожно, изредка посылая отряды в различные области. Теперь восстанием были охвачены не только весь албанский Арран, но и области Исфахан, Фарс и Кухистаи. Бабек изменил тактику: хуррамиты развернули решительные действия на значительном расстоянии от Базза (соврем, пров. Гилян), совершая поход на юг и к оз. Армия, где один из местных правителей предоставил в распоряжение хуррамитов свои крепости Табриз и Шахи27.
Несколько специфичными были действия восставших в прежнем Арране, где проживало немало христиан. Местные владетели, притесняемые халифскими наместниками, перешли на сторону Бабека. А осевшие там мелкие арабские феодалы, воспользовавшись междоусобицей в Халифате и успехами хуррамитов, стали проявлять сепаратизм, игнорировали распоряжения центральной власти и сами нападали на местные христианские княжества. Вот почему по просьбе владетеля области Сюник Васака Бабек еще в 821/2 г. нанес удар арабскому эмиру Савьду ибн Абд ал-Халиду ал-Джаххафи. Когда же Васак умер, Бабек женился вторым браком на его дочери, и Сюник стал хуррамитским. Продолжая наступление, Бабек захватил области Байлакан, Арцах и Ути.
Источники сообщают о подавлении Бабеком восстания жителей Байлакана в 826 и 830 гг., об осаде им крепости Гороз в 831 году28. Ситуация изменилась: уже не Халифат, а Бабек становился опасным для феодалов Северного Азербайджана. Наметился разрыв между главой хуррамитов и местными владетелями, временными попутчиками народного движения: добившись своих целей, они отошли от Бабека, действия которого стали угрожать их интересам. Изменилась ситуация и в Южном Азербайджане. Победы Бабека вскрыли несовершенство военной системы Халифата, когда в поход поочередно направлялись наспех собранные племенные ополчения с приданными им добровольцами или вспомогательными отрядами. Появилась нужда в профессиональных наемных воинах, вывезенных из немусульманских стран, свободных от местных связей и преданных своему предводителю.
С 833 г. новый халиф, ал-Му'тасим (833 - 842 гг.), стал в больших количествах покупать на невольничьих рынках таких воинов, в основном тюркского происхождения, ибо, как отмечал современник событий ал-Джахиз (ум. в 869 г.), если персы превосходили все народы в искусстве управлять государством, китайцы - в ремеслах, греки - в науке, то тюрки - в военном деле29. Именно тюркские отряды, хорошо экипированные и прошедшие специальную военную подготовку, были двинуты против хуррамитов. Особенно сильной была тюркская конница на равнине, где она могла проявить свои высокие боевые качества.
Воспользовавшись спокойствием на арабо-византийской границе, халиф ал- Му'тасим мобилизовал все ресурсы своего государства для борьбы с Бабеком. Первый удар был нанесен по сторонникам хуррамитов в Ираке и Западном Иране. В конце 833 г. в районе г. Хамадан халифское войско Исхака ибн Ибрахима ибн Мус'абы, внезапно обрушившись на них, одержало победу. Погибло около пяти тыс. бабекитов, оставшиеся в живых под предводительством Насра бежали в Византию, где перешли в христианство. Впоследствии они (14 тыс. человек) были разделены на отряды и приняли активное участие в операциях против арабских войск30.
Далее халиф направил к Ардабилю, южнее Ленкорани (там находились его силы, задействованные непосредственно против Бабека) эмира Абу Са'ида Мухаммада ибн ал-Йусуфа с приказом "восстановить разрушенные Бабеком укрепленные пункты между Занджаном и Ардабилем" (речь шла о провинции, находящейся посредине между Рештом и Табризом) и поместить в них "гарнизоны, чтобы никто не угрожал снабжению Ардабиля". Для связи между Ардабилем и столицей Халифата Самаррой через каждые 6 тыс. м были расположены готовые в дорогу всадники с лошадьми из конюшен халифа. На холмах установили частые посты, и караульные голосом передавали сообщения о передвижении всадников с донесениями. Теперь известия из Ардабиля до Самарры доходили за четыре или даже меньше дней31.
Летом 835 г. халиф назначил главнокомандующим войсками, ведшими боевые действия против хуррамитов, Афшина Хайдара ибн Кавуса, одного из своих наиболее удачливых полководцев. Были проанализированы предыдущие неудачи и будущий театр боевых действий. Помимо тюркской конницы, особое внимание уделили пехоте, собрав для похода различные рода войск Халифата: щитоносцев, легковооруженных стрелков, нефтеметателей, бомбометателей, инженерно-горные отряды, охранные части. Средств не жалели. Афшин получал ежедневно по 10 тыс. дирхемов, если вступал в сражение с хуррамитами, и пять тыс., если военных действий не было32. Прибыв в Ардабиль, он потребовал ускорить восстановление разрушенных хуррамитами крепостей и соорудить в опасных местах защитные валы. Затем он перенес свою ставку в Барзанд, от которого до Базза было два перехода. Арабы восстановили и улучшили крепости на линии Ардабиль - Барзанд, их караваны с оружием и продовольствием сопровождали охранные отряды33.
Теперь Бабек был вынужден вернуться к прежней тактике ведения боевых действий. Он "хотел, чтобы дело ал-Афшина затянулось, и не вступал с ним в сражения до тех пор, пока снег не покрыл эти горы, чтобы ал-Афшин стал колебаться и, страшась сильных морозов, ушел". Хуррамиты взяли под контроль близлежащие дороги и, не ввязываясь в крупные сражения, стали применять партизанскую тактику, нападая на фуражиров и небольшие отряды, заманивая их в горы и там уничтожая. Но это не всегда удавалось; так, бабекиты во главе с Муавией, совершившие успешный рейд, на обратном пути были настигнуты и разбиты. Захваченных в плен арабы казнили, а их головы отправили халифу. То было первое настоящее поражение бабекитов, после которого их положение сразу ухудшилось34.
От Бабека быстро отходили его недавние союзники из числа местных феодалов. Они уже сами теперь обратили оружие против хуррамитов. Особенно ощутимый удар последние получили от владетеля крепостей в Табризе и в Шахи Мухаммада ибн ал-Ба'иса, который обманным путем захватил в плен одного из полководцев Бабека, Исму ал-Курди, и услал его к халифу. Халиф "расспросил Исму о стране Бабека", и тот под пытками "рассказал ему о ее дорогах и возможных путях войны в этих местах"35. Это была важная информация, облегчившая арабам ведение боевых действий.
В том же 835 г. близ с. Аршак произошло крупное сражение. Бабек решил напасть на большой караван с деньгами, шедший в Ардабиль. Но среди хуррамитов оказался предатель, известивший. Афшина о нападении. Арабский полководец устроил засаду. Застигнутые врасплох, хуррамиты потерпели поражение, потеряв более 1 тыс. человек, Бабек едва спасся. Однако через несколько дней хуррамиты перехватили два каравана с продовольствием, перебив охрану. Лишь третий караван с провизией прорвался и "выручил [арабское] войско"36. После этого с 836 г. Афшин методично строил или восстанавливал укрепленные пункты на подступах к Баззу. Одновременно с переменным успехом происходили стычки разведывательных отрядов. Бабек по-прежнему старался заманить врага в горы, поэтому Афшин запретил, преследуя хуррамитов, отдаляться от главных сил. Лишь однажды его приказ был нарушен, и Бабек тотчас этим воспользовался: он уничтожил тысячный отряд фуражиров, затем заманил арабское войско Буги ал-Кабира к Хаштад- сару, где разгромил его и захватил его лагерь37.
Постепенно положение хуррамитов усложнялось. Афшин ужесточил дисциплину в своем войске и неуклонно приближался к Баззу. Зимой 836 г. восставшие понесли чувствительную утрату: погиб Тархан, один из главных военачальников Бабека, доставлявший много неприятностей арабам, Афшин давно следил за его передвижениями и, когда от своих шпионов узнал, что Тархан с незначительным отрядом "отправился в свое селение близ Хйштадсара, где собирался провести зиму", послал туда большой отряд, который, напав внезапно, уничтожил Тархана и его воинов38. Тогда Бабек перешел к частым внезапным атакам на Афшина, нанося ему людские потери, чем вынудил последнего уделять повышенное внимание сторожевому охранению. Одновременно строительные части арабов возводили укрепления и прокладывали дороги на подступах к цитадели хуррамитов.
Сначала активная оборона позволяла Бабеку добиваться успехов. На преодоление последнего перехода к Баззу арабам потребовался год. Лишь летом 837 г. Афшин подошел к главному оплоту хуррамитов. Развернулись ожесточенные бои за крепость. Главные силы Бабека (до трех тыс. человек под командованием Адина) расположились в отдалении от крепости, на господствовавшей над местностью горе, что позволяло им контролировать дорогу к Баззу. В крепости же вместе с Бабеком осталось около 600 бойцов и 3,5 тыс. женщин, детей и стариков. Поскольку Адин должен был принять на себя главный удар, Бабек провел подготовительные мероприятия. Часть отрада расположилась у подножия горы в засаде, а выше хуррамиты отрыли глубокие ямы, чтобы преградить путь коннице; непосредственно перед отрядом расставили повозки с камнями.
Узнав о засаде, Афшин решил вначале уничтожить отряд Адина и только потом атаковать Базз. В ночь перед сражением он послал около тысячи пеших стрелков, чтобы скрытно занять гору в тылу отряда, и направил тюркскую конницу Башира в долину, к. подножию горы, чтобы уточнить место засады. Утром главные силы арабов выступили из лагеря. Отряд Башира выполнил задание, так как хуррамиты, находившиеся в засаде, раньше времени обнаружили себя. Арабы окружили отряд Адина, но атака не удалась, поскольку всадники попадали в глубокие ямы. Зарыв ямы, арабы вновь начали наступление. Тогда хуррамиты пустили вниз повозки с камнями. Нападавшие расступились, и повозки без толку скатились вниз. Афшин отдал приказ об общей атаке, а с тыла на Адина обрушились стрелки. Бабек попытался спасти положение, начав переговоры с Афшином, но было уже поздно39.
Уничтожив отряд Адина, арабы двинулись на штурм Базза и ворвались в крепость. Хуррамиты дрались отчаянно: это было "сражение, подобного которому никто не видел, сражались в домах и в садах". Афшин вводил в бой свежие силы, включая нефтеметателей. 26 августа 837 г. Базз пал. В руки арабов попали свыше 3300 хуррамитов, в основном женщины, дети и старики, в том числе 17 сыновей от разных жен, 23 дочери и невестки Бабека. Одновременно были высвобождены находившиеся в крепости 7600 пленных мусульман. Бабек, его брат, главная жена, один из сыновей и несколько хуррамитов бежали в горы. Известие об этом вызвало у Афшина опасения, что Бабек "закрепится в какой- либо крепости на какой-нибудь из неприступных гор", после чего присоединятся "живущие в той стороне", а также "остатки его войска", он возвратится на старое место и снова начнет свое дело. Поэтому полководец перекрыл пути на север и, сообщив феодалам Азербайджана и Армении о бегстве Бабека, "приказал наблюдать за дорогами в своих областях, никого не пропускать и задерживать для опознания"40.
Бабек стремился добраться до границ Византии, с императором которой у него была ранее переписка, причем последнее послание с просьбой о скорейшей помощи он отправил накануне падения Базза. Император Феофил действительно послал на восток большое войско, но опоздал. В разгар поисков Бабека из столицы Халифата прибыл гонец с посланием от халифа, который даровал главе хуррамитов пощаду. Афшин был обескуражен этим обстоятельством и послал в горы к Бабеку двух пленных хуррамитов, которые могли знать о местопребывании вождя. Они вместе с посланием халифа взяли с собой письмо сына Бабека. Тот сообщал отцу "о новой обстановке, прося его возвратиться за пощадой, ибо это безопаснее и лучший выход".
Ознакомившись с письмом, Бабек в гневе убил одного из посланцев и, не распечатав послания халифа, вручил другому посланцу письменный ответ сыну: "Если бы ты последовал за мной, ты был бы наследником династии, ибо преемственность перешла бы к тебе... Но ты из такой породы, из которой не выходил ни один приличный [человек], и я объявляю, что ты не мой сын, ибо гораздо лучше прожить один день вождем, чем сорок лет [цифра 40 имела на Востоке символическое значение. Но не исключено, что Бабек имел в виду и себя, ибо ему тогда действительно было около 40 лет. - А. Ю .] подобно жалкому рабу"41.
Бабек скрывался в ущелье до тех пор, пока не кончились съестные припасы. Стоило ему покинуть убежище, как показались арабы. Бабек с братом и теперь спасся, однако через некоторое время был выдан своим бывшим союзником, приютившим его, местным правителем Сахлем ибн Сумбатом. За предательство этот феодал получил от халифа золотой пояс, почетное платье и пост правителя области. В сентябре 837 г. Бабека с братом доставили к Афпишу в Барзанд, а в январе 838 г. привезли в Самарру. Там после пыток и краткого допроса Бабек был четвертован. По сообщениям источников, он поразил всех своей исключительной выносливостью и мужеством: когда ему отрубили правую руку, Бабек "измазал свое лицо кровью и рассмеялся, чтобы показать людям, что отсечение руки не причинило ему боли и дух его ничего не почувствовал". Ни единого стона не издал под пытками и его брат Абдаллах42. Так окончил свою жизнь "герой своего времени и храбрец, которого страшились в Халифате".
Победа над Бабеком "явилась величайшей победой ислама, и день его плзнения стал днем праздника у мусульман". По данным средневековых авторов, за 20 с лишним лет восстания бабекиты перебили от 225 до 500 тыс. арабских воинов, количество же последователей Бабека лишь в Азербайджане доходило до 300 тыс. человек43. Цифры, конечно, преувеличены, но они отражают масштабность освободительной борьбы хуррамитов. Несмотря на разгром хуррамитов и гибель Бабека, их идеи по-прежнему были популярны, особенно среди крестьян. Вооруженная борьба против Халифата длилась, то затухая, то разгораясь, с перерывами до начала X века.
В движении Бабека можно выделить три этапа. Первый, с 816 по 829 г., - начальный, когда в ходе оборонительных сражений с силами Халифата была существенно изменена военная организация хуррамитов и создано боеспособное войско. После победы над арабами в 829 г. начался второй этап. Действия хуррамитов приобрели наступательный характер на значительном удалении от Базза. 833 г. открыл заключительный этап движения. Хотя народно-освободительная война Бабека, "как и все массовые движения средних веков", велась "под религиозной оболочкой", за нею "скрывались весьма осязательные мирские интересы"44. Она расшатала устои Халифата, ускорив его распад в дальнейшем, и таким образом способствовала освобождению ряда народов Востока от арабского ига.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См. Ибн ан-Надим. Перечень. Бейрут. 1964, с. 343 (на араб, яз.); Абд ад-Мухсин'Атыф Салям. Восстание бабекитов и его отражение в арабской литературе. Каир. 1969 (на араб, яз.); Буниятов З. М. Азербайджан в VII-IX вв. Баку. 1965, с. 31 - 33, 223 - 337; Азилов Э. З. Отражение движения хуррамитов в арабской поэзии IX в. Автореф. канд. дисс. Баку. 1974.
2. Ал - Азиз Х. К. Бабекиты, или восстание азербайджанского народа против Аббасидского халифата. Бейрут. 1974 (на араб, яз.); Пармун М. Великий муж, великая доблесть. Бабек хуррамит. Тегеран. 1976 (на фарси); Rekaya M. Hurram-did et les mouvement hurramites sous les Abbasides. - Studia Islamica, 1984, N 60.
3. Ат-Табари. История пророков и царей. Т. 8. Каир. 1966, с. 143 (на араб, яз.); Сиасет-намэ. М. - Л. 1949, с. 224.
4. Буниятов З. М. О термине "хуррам". - Известия АН АзССР, Серия общественных наук, 1959, N 3, с. 45 сл.; Ад-Динавари. Книга связных рассказов. Каир. 1960, с. 402 (на араб, яз.); Ае-Наубахти ал-Хасан ибн Муса. Шиитские секты. М. 1973, с. 93 - 99, 147; Мухаммад ибн'Абд ал-Каримаш-Шахрастани. Книга о религиях и сектах. (Китаб ал-милах ван-ихал). Ч. 1. М. 1984 с. 135- 137, 153 - 154, 223, 232.
5. Мутаххар Ал-Макдиси. Книга творения и истории. Т. I. Париж. 1899, с. 143 (на араб, яз); Ибн ан-Надим. Ук. соч., с. 342, 343; ал-Багдади. Различие между сектами. Каир. 1910, с. 251 (на араб, яз.); Ибн ал-Асир. Полный свод по истории. Т. 5. Бейрут. 1980, с. 184 (на араб. яз.).
6. Ат - Табари. Ук. соч. Т. 9. Каир. 1968, с. 29, 50; Буниятов З. М. Азербайджан в VII-IX вв., с. 239, 245; Al-Magoudi. Les prairies d'or. Т. 7. P. 1873, p. 130; Касу мова С. Ю. Южный Азербайджан в III-VII вв. (проблемы этнокультурной и социально-экономической истории). Баку. 1983, с 101 - 115; Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. М. 1987, с. 149 - 152.
7. Буниятов З. М. Азербайджан в VII-IX вв., с. 87 - 91, 239; Петрушевский И. П. К истории маздакитов в эпоху господства ислама. - Народы Азии и Африки, 1970, N 5, с. 74; Ад-Динавари. Ук. соч., с. 402.
8. Фрай Р. Наследие Ирана. М. 1972, с. 335 - 338; Бойс М. Ук. соч., с. 185 - 186.
9. Бойс М. Ук. соч., с. 136 - 137; История Ирана. М. 1977, с. 110 - 111.
10. Колесников А. И. Идеология маздакизма и народные движения VIII- IX вв. в Иране. - Общественные движения и их идеология в добуржуазних обществах Азии. М. 1988, с. 94 - 96; Петрушевский И. П. Ук. соч., с. 77.
11. Ат - Табари. Ук. соч. Т. 2. Каир. 1961, с. 92 - 93.
12. Нафиси С. Герой Азербайджана Бабек Хуррамдин. Баку. 1960, с. 14 (на азерб. яз.); Грюнебаум Г. Э. фон. Классический ислам. Очерк истории (600 - 1258). М. 1986, с. 84.
13. Ибн ан-Надим. Ук. соч., с. 343.
14. Ал - Истахри. Книга путей государств. Тегеран. 1961, с. 167 (на фарси); Ал-Багдади. Ук. соч., с. 252; Сиасет-намэ, с. 188.
15. Петрушевский И. П. Ук. соч., с. 79.
16. Толстов С. П. Древний Хорезм. М. 1948, с. 337; Ал-Багдади. Ук. соч., с. 2 - 52; Абу-л-Музаффар ал-Исфара'ипи. Разъяснения в религии. Каир. 1940, с. 62 (на араб. яз.).
17. Ибн ан-Надим. Ук. соч., с. 343; ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 54; Мутаххар ал-Макдиси. Ук. соч. Т. 6. Париж. 1919, с. 114 - 115.
18. Ат-Табари. Ук. соч. Т. 8, с. 339; Ибн ал-Асир. Ук. соч., с. 128; Сиасет- намэ, с. 224.
19. Мутаххар ал-Макдиси. Ук. соч. Т. 6, с. 115 - 116; Ибн ан-Надим. Ук. соч., с. 343; Ат-Табари. Ук. соч. Т. 8, с. 556; Ибн ал-Асир. Ук. соч., с. 184.
20. Мутаххар ал-Макдиси. Ук. соч. Т. 6, с. 116; Сиасет-намэ, с. 225.
21. Ибн ар-Надим. Ук. соч., с. 343; Буниятов З. М. Азербайджан в VII-IX вв., с. 246 - 247; Ад-Дивавари. Ук. соч., с. 402; Ал-Йа'куби. История Т. 2. Бейрут. 1960, с. 462 (на араб, яз.); ат-Табари. Ук. соч. Т. 8, с. 576; Ибн ал - Асир. Ук. соч., с. 196.
22. Ал-Йа'куби. Ук. соч., с. 462 - 463; см. также: ат -Табари. Ук. соч. Т. 8, с. 580; Ибн ал - Асир. Ук. соч., с. 204.
23. Ал -Йа 'куби. Ук. соч., с. 463; ат-Табари. Ук. соч. Т. 8, с. 601; т. 9, с. 12, 28, 29 сл.; Йбн ал-Асир. Ук. соч., с. 208; Гардизи. Украшение известий. Тегеран. 1969, с. 78 (на фарси).
24. Ат-Табари. Ук. соч. Т. 8, с. 143; т. 9, с. 30, 31, 33, 34 сл.; Ибн ал-Асир. Ук. соч., с 241; Ибн ан-Надим. Ук. соч., с. 342; Сиасет-намэ, е. 224; Вторая записка Абу Дулафа. М. 1960, е. 37; Буниятов З. М. Азербайджан в VII-IX вв., с. 238.
25. Ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с 12, 14, 25, 26, 36; Ибн ал - Асир. Ук. соч. с 234, 235.
26. Ал-Йа'куби. Ук. соч., с. 463; ат-Табари. Ук. соч. Т. 8, с. 619, 622; Сиасет-намэ, с. 225; Ибн ал-Асир. Ук. соч., с. 217 - 218; Мовсес Каланкатуаци. История страны Алуанк. Ереван. 1984, с. 164; Буниятов З. М. Азербайджан в VII-IX вв., с. 248; Ад-Динавари. Ук. соч., с. 402.
27. Ал-Балазури. Книга завоевания стран. Каир. 1957, с. 405 (на араб, яз.); ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 12; ал - Йа'куби. Ук. соч., с. 473.
28. См. подробнее: Буниятов З. М. Азербайджан в VII-IX вв., с. 250 - 252.
29. Ат-Табари. Ук. соч. Т. 8, с. 667 - 668; Абу Мухаммад Ахмад ибн А'сам ал-Куфи. Книга завоеваний. Баку. 1981, с. 70; Сиасет-яамэ, с. 225 - 226; Ибн ал-Асир. Ук. соч., с. 231; Гусейнов Р. А. Сирийские источники XII- XIII вв. об Азербайджане. Баку. 1960, с. 44 - 45; Буниятов З. М. Бабек и Византия. - Доклады АН АзССР, т. XV, 1959, N 7, с. 613 - 616.
30. Ebu Osmaa'Amr b. Bahr el-Cahiz. Hilafet ordusunun menkibleri ver turkler'm faziletleri. Ankara. 1967, с 80, 82.
31. Ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 11, 52; Ибн ал-Асир. Ук. соч., с. 234; ал- Балазури. Ук. соч., с. 404.
32. Ал-Куфи. Ук. соч., с. 77; ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 54; Мутаххар ал- Макдиси. Ук. соч. Т. 6, с. 117.
33. Ал-Куфи. Ук. соч., с. 71; ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 11; Ибн ал-Асир. Ук., соч., с. 234; Ибн Хордадбех. Книга путей и стран. Баку. 1986 с. 107.
34. Ал - Куфи. Ук. соч., с. 72; ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 11 - 12; Ибн ал- Асйр. Ук. соч., с. 234.
35. Ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 12; ал-Йа'куби. Ук. соч., с. 473; Ибн ал - Асир. Ук. соч., с. 234.
36. Ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 14 - 15; Ибн ал-Асир. Ук. соч., с. 235.
37. Ат - Табари. Ук. соч. Т. 9, с, 23 - 27; Ибн ал-Асйр. Ук. соч., с. 237 - 238.
38. Ат - Табари. Ук. соч. Т. 9, с- 28; Ибн ал-Асир. Ук. соч., с. 239.
39. Ат - Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 42 - 44, 54; ад - Динавари. Ук. соч. с. 403 - 404; Ибн ал - Асир. Ук. соч., с. 242 - 243; Ал - Куфи. Ук. соч., с. 73.
40. Ад-Динавари. Ук. соч., с. 404; Ат-Табарж Ук. соч. Т. 9, с. 44 - 45, 55; ал-Куфи. Ук. соч., с. 73 - 74; Ибн ал-Асир. Ук. соч., с. 243, 247; ал-Йа'куби. У к. соч., с. 474; Al-Macoudi. Op. cit., pp. 124 - 125.
41. Буниятов З. М. Бабек и Византия, с. 615 - 616; ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 45 - 46; Ибн ал-Асир. Ук. соч., с. 244; ал - Куфи. Ук. соч., с. 74.
42. Ал-Куфи. Ук. соч., с. 75 - 76; ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 47 - 50, 53; Ибн ал-Асир. Ук. соч., с. 244 - 245, 247; Мутаххар ал-Макдиси. Ук. соч. Т. 6, с. 118; Абу Али аль-Мухассин ат-Танухи. Занимательные истории и примечательные события из рассказов собеседников. М. 1985, с. 61 - 62; Сиасет- намэ, с. 227.
43. Ибн Тагри-Бирди. События эпохи на протяжении дней и месяцев. Т. 1. Беркли. 1930, с. 657 - 658 (на араб, яз.); Мутаххар ал-Макдиси. Ук. соч. Т. 6, с. 117 - 118; ат-Табари. Ук. соч. Т. 9, с. 55; ал - Багдади. Ук. соч., с. 268; ал- Мас'уди. Книга наставления и пересмотра. Лейден. 1967, с. 353 (на араб. яз).
44. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 22, с. 468.
Вопросы истории. - 1989. - № 12. - С. 134-144.
-
Харальд Прекрасноволосый
Автор: Сергий
Цитируется по книге:
Гвин Джонс "История викингов"(Часть II. Глава 2)
К концу V в., когда завершилась эпоха переселения, к югу от Халогаланда существовало множество отдельных сообществ: их членов объединяли общие интересы, совместное судопроизводство, и отправление религиозных обрядов, и верховная власть некоторого правителя, каким бы титулом он ни назывался. Городищи, разбросанные по всей территории Норвегии и Швеции и датируемые 400-600 гг., – наглядное подтверждение того, что людям приходилось защищать себя и свои земли силой оружия, а это неизбежно вело к усилению власти военных вождей. Прибыль от торговли и богатые залежи железа, которое можно было превратить в ремесленные или сельскохозяйственные приспособления или оружие, доставалась самым сильным, решительным и алчным. Повсюду находились люди или целые семейства, выделявшиеся среди других богатством, обширными владениями, воинским искусством, разбойной удачей или просто всепобеждающим стяжательством. Добром или силой они добивались от своих соседей покорности и поддержки, предоставляя им взамен покровительство и защиту. Их властью совершались обряды и исполнялся закон. Иногда эти местные властители – конунги или ярлы – договаривались о некотором обязательном кодексе поведения, служившем на благо всего сообщества. Для начала из нескольких соседских семейств возникали простейшие административно-территориальные объединения byg? (дат. by) – поселения. Чтобы как-то регулировать отношения внутри byg? требовался специальный орган. Эту роль исполнял тинг, следивший за соблюдением законов и защищавший права свободных людей. На тинге разбирались распри, назначалась вира или выносилось решение о признании виновного вне закона. Несколько byg?ir нередко объединялись для обороны и судопроизводства; эти более крупные территориально-политические образования (hera? fior?ungr, fylki и т. п.), в свою очередь, составляли «королевства», в названиях которых часто присутствуют элементы – rike, – land, – mark, указывающие на их происхождение. В эпоху викингов правителям Вестфольда удалось собрать из этих разрозненных мелких королевств некое подобие единой Норвегии.
Процесс объединения шел долго и стоил немалой крови: смешно ожидать, чтобы местные вожди, ярлы и конунги поступились своей властью ради какой-то неведомой цели, – да и будучи понятой, едва ли она вызывала у них одобрение. Они дрались за добычу и землю, за торговые прибыли, за славу, в исполнение мести и потому, что так делали их отцы и деды. Королевства рождались или исчезали. Мимолетные тени этих правителей мелькают в «Саге об Инглингах» – симпатичные или зловещие их смутные образы возникают перед нашим взором, чтобы снова кануть в небытие. Их мир – скорее мир легенд и сказок, нежели реальной истории, и ко всему, что сообщается о них в письменных памятниках XII-XIII вв., следует относиться с большим подозрением. Олав Лесоруб расчистил и выжег лес вокруг озера Венир, назвал этот край Вермланд и правил там, пока его подданные не принесли его в жертву Одину за урожай. Хальвдан Белая Кость создал могущественное королевство, куда входили Раумарике, Хадоланд, большая часть Хейдмёрка, Вестфольд и шведский Вермланд; он умер в глубокой старости и погребен в кургане в Скирингссале. Эйстейн, его сын, правил в Вестфольде, пока по вине некоего колдуна рея проплывавшего мимо корабля не сбросила его за борт во время морского похода. Эйстейна похоронили в Борро; там же погребен его сын Хальвдан Щедрый на Золото и Скупой на Еду. Все эти персонажи смутно маячат в утренних сумерках мира, на заре истории. Фигура Гудрёда, Конунга Охотника, вырисовывается яснее у границ исторического прошлого, поскольку он был отцом Хальвдана Черного и дедом Харальда Прекрасноволосого, но и он остается все же по ту ее сторону. О Гудрёде рассказывается, что этот властный человек после смерти своей первой жены захотел взять в жены Асу, дочь конунга Агдира. Получив отказ, он напал на Агдир, убил отца Асы и ее брата, захватил большую добычу, а саму Асу увез с собой. У них родился сын, которого назвали Хальвдан. Когда мальчику исполнился год, Гудрёд умер: некий человек ударил его, пьяного, в темноте копьем. Убийцей был слуга Асы, и та не стала скрывать, что это она его подослала. Все эти события происходили (если вообще происходили) в 840 г. Ни Олав, Альв Гейрстадира, сын Гудрёда от первого брака, ни Хальвдан Черный, сын Гудрёда и Асы, не стали ей мстить. Считается (впрочем, все здесь только предположения), что именно эта сильная и властная женщина похоронена в корабле в княжеском кургане Усеберга; там находились также сани и повозка, рабыня, четыре собаки, пятнадцать лошадей, гребень, булавки, нож для еды, кадки для яблок и воды, веретено, ножницы, лопаты, навозные вилы – словом, все, что подобало взять с собой в иной мир жене конунга в IX в. Олав, сын Гудрёда, наследовал отцовское королевство, но, как говорит сага, ему не было удачи и в конце концов под его властью остался только Вестфольд. У Олава был сын, конунг Рёгнвальд, носивший прозвище Достославный; скальд Тьодольв сложил в его честь «Перечень Инглингов» , но, как ни странно, Рёгнвальд – единственный из Инглингов, о ком Тьодольв не сообщает практически ничего: ни как он заслужил свое почетное прозвище, ни как он умер, ни где он погребен. Снорри, обычно столь изобретательный, молчит, как и его источники, и нам остается только заключить, что будущее Норвегии было предопределено и связано с конкретным человеком – сыном Асы, Хальвданом Черным.
Говоря о нем, мы по-прежнему остаемся в области легенд и вынуждены выискивать по крупицам подлинные факты. Как многие легендарные герои, он воспитывался в чужой земле: Аса, безопасности ради, отвезла его в королевство своего отца, в Агдир. В восемнадцать лет он стал конунгом Агдира, а позднее получил восточную часть Вестфольда от брата Олава. Если признавать Хальвдана Черного историческим персонажем, нельзя не отдать должное его честолюбию и решительности, ибо он немедленно пошел войной на соседних конунгов, правивших в Вингульмарке, Раумарике, Хейдмёрке, Гудбрансдале, Тотне и Хадоланде. Второй его женой была Рагнхильд, дочь Сигурда Оленя, конунга Хрингерике, и со временем, видимо, история этого брака обросла массой фантастических подробностей. В «Круге Земном» рассказывается, что Рагнхильд похитил берсерк Хаки, убивший перед этим ее отца. Хаки собирался жениться на ней, но благородный Сигурд, до того как пал в схватке, успел убить двенадцать людей Хаки, а самому ему нанес три серьезные раны и отсек руку. Хаки пролежал в доме целую зиму, ожидая, пока заживут его раны, и предвкушая свадьбу. Но в одно прекрасное утро Хальвдан Черный, который узнал обо всем, что случилось, призвал к себе своего слугу – Харека Волка – и велел ему отправиться к Хаки. «Привези мне Рагнхильд, дочь Сигурда Оленя» , – сказал он. Харек снарядился в поход, окружил усадьбу Хаки, потом ворвался в его покои, освободил Рагнхильд и ее брата Гутхорма, захватил немало добра, а усадьбу поджег. Хаки уцелел и пустился в погоню. Спасенных брата с сестрой посадили в роскошную повозку с шатром, и она понеслась через замерзшее озеро. Хаки же, оказавшись на берегу и поняв, что потерял все: славу, деву, руку и надежду отомстить, – воткнул рукоять меча в лед, навалился на острие и умер. Хальвдан увидел издалека повозку под шатром и повелел готовить пир, на который созвал всех людей из округи. И на этом пиру, по доброй сказочной традиции, он взял в жены спасенную дочь конунга. От этого брака родился Харальд, прославивший Норвегию. Согласно «Саге о Хальвдане Черном» «Круга Земного» , Рагнхильд была племянницей Тюры Спасительницы Дании, жены Горма Старого, но хронологические выкладки говорят против этого. Хальвдан – первый из конунгов, удостоившихся отдельной саги в «Круге Земном» и «Красивой коже» . Сага эта короткая, а если пытаться выкопать в ней исторические факты, материала оказывается и того меньше, поскольку во второй части Снорри основывался исключительно на легендах и собственных фантазиях. Тем не менее мы вполне можем признать, что Хальвдан был воинственным, жадным до богатства и славы, умным и сильным правителем Вестфольда. Превосходил ли он могуществом всех своих псевдоисторических предшественников – вопрос спорный: Снорри, наш главный свидетель по этому вопросу, постоянно обращает свои взоры на Харальда Прекрасноволосого, и слава сына бросает отблеск на отца. Как сообщает сага, Хальвдану было сорок лет, когда он умер, случайно утонув в озере.
Харальду тогда исполнилось десять. Его биография также щедро приукрашена легендами; однако он настолько важная фигура в истории Норвегии, что мы постараемся все же разглядеть подлинное содержание за красивыми пассажами «Круга Земного» и отделить в них правду от маловероятных подробностей. Начало достаточно обычное. Матери Харальда открылось в сновидении (32), что ее род будет подобен могучему древу с красными корнями, зеленым стволом и белыми ветвями, чьи ветви раскинулись над всей Норвегией и даже иными землями. Однако в первые годы королевству и самому Харальду, вероятно, грозили немалые опасности. Главными противниками юного конунга, а точнее, брата его матери Гутхорма, исполнявшего роль регента, стали бывшие враги Хальвдана Черного, увидевшие в сложившейся ситуации возможность вернуть себе независимость и свои прежние владения. Кипели битвы, конунги гибли, королевства отходили под власть победителя – и в конце концов Харальд оказался правителем весьма расширившегося Вестфольда, включавшего Хрингерике, Хейдмёрк, Гудбрансдаль, Хадоланд, Тотн, Раумарике и северный Вингульмарк.
Каковы бы ни были его желания прежде, теперь в сердце Харальда горело одно честолюбивое стремление. Норвегия, несмотря ни на что, была единой страной. Дания, имевшая тесные и далеко не всегда безобидные связи с Виком, с ее опытом создания единого королевства, являла собой заманчивый пример для такого гордого и решительного человека, как Харальд. Сами норвежцы, в том числе родичи Харальда, скажем, Олав-Амлайв, успешно отвоевывали себе королевства за западным морем, на Британских островах; а дома примером ему мог служить его отец и – дальше на севере – ярлы Трандхейма. В отличие от Вестфольда их родной Малангенфьорд (совр. Тромсё), лежащий на 69° северной широты, – не самое подходящее место для удовлетворения собственных амбиций, но они рассчитали верно. Европе нужны были меха, шкуры, корабельные канаты, китовый ус и птичий пух, а у них все это имелось в избытке; единственное, что требовалось, – это обеспечить безопасную доставку груза на долгом пути из Бьярмаланда и Халогаланда в Скирингссаль, Хедебю и дальше на юг. Деятельное и дальновидное семейство, стремившееся обезопасить морские пути, стало с этой целью распространять свое влияние на побережья, и в IX в. обосновалось в устье Трандхеймфьорда. Интересы местных жителей вполне совпадали с их собственными, и выходцы из Малангенфьорд а без особых усилий стали властителями этой области. Возможно, они рассчитывали получить в свое распоряжение весь Трёндалёг, с тем чтобы, получая необходимые ресурсы для защиты южных торговых путей от охоты на морских млекопитающих и пушных зверей на севере, одновременно заручиться поддержкой трендов. Имел ли Хакон сын Грьотгарда шансы выйти победителем в неизбежном столкновении с морскими конунгами Вестланда, сказать трудно. Но сложилось так, что два могущественных норвежских правителя договорились между собой: Хакон упрочил свои позиции в Трёндалёге и был поставлен ярлом Хладира и в обмен на это признал главенство Харальда (что, впрочем, не влекло за собой никаких особых обязательств). Вскоре Харальд взял в жены дочь Хакона, немало обогатив и без того не бедное семейство своего тестя, после чего свободно мог пойти войной на западные викингские королевства. Забегая вперед, нельзя не отметить, что Харальд таким образом поддержал и возвысил основных соперников династии Инглингов, которые стали главной преградой объединению Норвегии под властью его наследников, и подтвердил особый статус трендов, долго еще остававшихся самыми мятежными и несговорчивыми обитателями королевства.
Долгую и трудную военную кампанию против Вестланда Харальд вел в несколько этапов. Он кое-как объединил под своей властью Вик и успокоил Трёндалёг, но теперь ему предстояло встретиться лицом к лицу с воинственными вождями и потомственными мореходами, чьи отцы и деды также бороздили бурные воды и собирали дань с чужеземцев и своих соплеменников. Они готовы были драться не на жизнь, а на смерть. Харальду пришлось выдержать несколько жесточайших схваток, прежде чем он добрался к месту главного сражения в Хаврсфьорде. Эта морская битва – одна из самых значимых в истории средневековой Скандинавии. Объединенное войско конунгов и ярлов юго-запада встретилось с поджидавшим его флотом Харальда в маленьком фьорде к западу от Ставангра. Не в первый раз Харальд опередил своих врагов. Бой был долгим, жестоким и принес большие потери обеим сторонам, но Харальд вышел из него неоспоримым победителем. «Круг Земной» , «Сага об Эгиле» (возможно, написанная тем же автором), «Песнь о Харальде» , которую иногда еще называют «Речи Ворона» , сообщают много подробностей этого сражения: как был убит Торир Длиннолицый и все люди на его корабле; как Кьотви Богатый бежал на островок, где можно было защищаться, а его дружина, закинув щиты на спины, беспорядочно отступала в Ядар. Неоднократно делались попытки установить точную дату битвы. Традиционные датировки называют годом рождения Харальда 850 г., сражение в Хаврсфьорде соотносят с 872 г., а смерть Харальда – с 932 г. Они опираются на сведения «Книги об исландцах» Ари Мудрого: этими сведениями пользовался Снорри Стурлусон в начале XIII в., и на них же опирался, строя свою хронологию, такой авторитетный исследователь, как Гудбранд Вигфуссон. Современные историки полагают эти даты слишком ранними. Кут дает 865-870 гг. в качестве даты рождения Харальда, 900 г. для Хаврсфьорда и 945 г. как начало правления Хакона Воспитанника Адальстейна (Хакона Доброго), изгнавшего избранного Харальдом наследника – Эйрика Кровавая Секира. Однако большинство исследователей сходятся на том, что битва в Хаврсфьорде произошла до 900 г., но не ранее 885 г., то есть во второй половине правления английского короля Альфреда Великого (33).
Но хотя после Хаврсфьорда самые опасные враги Харальда если и остались в живых, то бежали, ему еще рано было подстригать и расчесывать свои волосы и почивать на лаврах. К тому времени викинги уже по крайней мере полвека хозяйничали в землях Западной Европы; в частности, основали поселения на Британских островах; однако, согласно северной традиции, именно после разгрома в Хаврсфьорде многие норвежцы бежали от притеснений конунга Харальда на Шетландские, Оркнейские и Гебридские острова и стали практиковать «викингство наоборот» . Те, кто раньше проводил зимы дома, в Норвегии, а летом совершал набеги в Британию и на острова Атлантики, теперь переселились в более западные земли и оттуда плавали за добычей к берегам своей бывшей родины. Какое-то время Харальд пытался бороться с этой новой напастью, патрулируя острова и шхеры Вестланда, но против быстроходных кораблей, отнюдь не стремившихся вступать в битву, подобные меры оказались безрезультатными. Тогда в полном соответствии со своим характером и жизненными принципами он решил уничтожить сам источник зла и отправился с флотом на атлантические острова, где обосновались его враги, учинив там кровавую резню. Говорится, что Харальд разорил Шотландию, а затем отправился на юг на остров Мэн, но северные источники в описании этого похода сильно расходятся, а кельтские едва ли заслуживают доверия (34). Истребив своих врагов на Шетландских и Оркнейских островах, Харальд объявил себя властителем этих земель, а затем передал их семье ярла Рёгнвальда из Мера. Первым ярлом Оркнейских островов стал брат Рёгнвальда, Сигурд, прославившийся в набегах на Шотландию, вторым – Эйнар, незаконнорожденный сын Рёгнвальда. Этот безжалостный, умный, одноглазый, архитипический резатель торфа, к тому же посредственный поэт, якобы пользовался в своем одале (35) не меньшими правами, чем Харальд в Норвегии.
В источниках Харальд Прекрасноволосый с этого момента именуется «конунгом Норвегии» , но этот титул не должен вводить нас в заблуждение. На севере мало интересовались тем, кто и как правит в дальних южных краях, и для жителей внутренних восточных областей все атрибуты Харальдовой власти мало что значили. Но несомненно он был конунгом в Норвегии, прежде не знавшей правителей такого масштаба, и единовластным повелителем в прибрежных районах. Уже тот факт, что он оставался у власти более полувека, свидетельствует об исключительных качествах Харальда как властителя и его заслуженно высокой репутации. О его методах правления известно довольно мало, и большинство сведений требуют тщательного осмысления. Снорри сообщает, что повсюду в завоеванных землях Харальд присваивал себе наследственные владения, и все бонды должны были платить ему подать. В каждом фюльке он сажал ярла, в обязанности которого входило поддерживать закон и порядок и собирать взыски и подати, одну треть от которых он брал на свое содержание. У каждого ярла было четыре или более херсира; и если ярл поставлял конунгу шестьдесят воинов, херсир поставлял двадцать. Кроме того, Харальд настолько увеличил дани и подати, что его ярлы жили богаче, чем прежние конунги, и многие знатные люди пришли к нему и стали его людьми.
Однако едва ли можно поверить, что Харальд создал подобную систему управления. Снорри исходя из знакомых ему реалий XIII в. и интерпретирует куда более запутанную ситуацию 900 г. совершенно неправильно. Нет сомнений, конунгу Харальду требовались ресурсы и он не слишком церемонился, добывая их. Определенно, он не стеснялся использовать всех и всё к своей выгоде, но едва ли стоит верить исполненным неприязни пассажам поздней исландской «Саги об Эгиле» : «Все бонды должны были стать зависимыми от него держателями земли, лесорубы и солевары, рыбаки и охотники – все они также были обязаны повиноваться ему» . Скорее всего, речь шла о штрафах, а не об обязательной плате за владение землей. И в другом месте в том же духе: «Конунг Харальд присвоил в каждом фюльке наследственные владения и всю землю, заселенную и незаселенную, а также море и воды» (36). Нет ничего неожиданного в том, что Харальд отбирал земли у своих врагов, а с тех, кто хотел остаться при своем, требовал большую виру. Также неудивительно, если он постоянными поборами подрезал крылышки возможным противникам, а военные победы позволяли ему делать все это с невиданным размахом. Однако кажется совершенно невероятным, чтобы могущественные землевладельцы IX в. согласились поступиться хоть в какой-то мере своими правами на одаль. Харальд был человеком сильным и деятельным, жадным до богатства, но ему ведомы были сострадание и чувство справедливости. Намеренно обобрав поначалу тех, кого он хотел наказать, в дальнейшем конунг пользовался другими источниками дохода. Богатые торговцы мехами с севера и все, кто вез товар из Исландии, платили ему дань; его наследственные владения были весьма обширны, а в вестландских усадьбах, где он жил на старости лет, он получил в свое распоряжение не только земли и сидевших на них людей, но и сокровища, добытые несколькими поколениями викингов у себя дома и за морем.
Но и помимо этого, у Харальда были причины переселиться из Вестфольда в прославленные викингские земли на юго-западе: он разумно хотел, чтобы тамошние обитатели чувствовали над собой твердую руку. Конунг жил большую часть времени в Эгвальдснесе на острове Кёрмт, но нередко отправлялся сушей или морем в прочие свои владения. За ним следовали его люди – мастерство скальдов и воинов Харальда, равно как и та роскошная жизнь, которую он вел, быстро стали легендой. В других фюльках правили его друзья, родичи или местные вожди, которые по тем или другим соображениям признавали его своим повелителем. Некоторые из этих связей оказались непрочными и оборвались с его смертью. Самыми знаменитыми из ярлов Харальда были Хакон, сын Грьотгарда, державший Трёндалёг, и Рёгнвальд, ярл Мера, который сначала выступил против Харальда, но затем принял его сторону. Трое из сыновей Рёгнвальда оставили след в норвежской истории: Торир, ставший после отца ярлом в Мере, Эйнар – ярл Оркнейских островов и, согласно исландской традиции, могучий Хрольв Пешеход, первый герцог Нормандии.
Простые обитатели этих более-менее самостоятельных провинций продолжали заниматься своими делами: землепашцы сеяли хлеб, скотоводы пасли скот, торговые люди торговали, кузнецы ковали орудия для мирного труда и оружие, женщины пряли и ткали. Распорядок жизни определялся местными обычаями и законами, провозглашавшимися на тингах, значение которых еще более возросло. Судя по всему, в Норвегии к тому времени было три главных тинга: во всех землях вокруг озера Мьёса в восточном норвежском Упплёнде признавали законы Эйдсиватинга; жители Трёндалёга собирались каждый июнь на тинг в Эйраре в устье реки Нид; и, наконец, самый известный из трех – хотя бы потому, что его законы послужили прообразом для исландских, провозглашенных в 930 г., – Гулатинг в окрестностях Согнфьорда, куда съезжались обитатели Согна, Хердаланда и Фьордов. По крайней мере два из них существовали и до Харальда, а возможно, и все три; но Гулатинг занял свое особое место в норвежской истории во многом благодаря тому, что конунг широко использовал его в своих попытках обуздать Вестланд. «Законом строятся королевства, беззаконием рушатся» . «Нарушив закон, нарушаешь мир» . Харальд всячески заботился о повышении авторитета областных тингов, поскольку был заинтересован в стабильности, которую они приносили в повседневную жизнь. Право тинга провозглашать правителя, выражая публичное одобрение, Инглинги использовали на благо себе вплоть до конца эпохи викингов.
Во времена Харальда получила распространение еще некая практика, ставшая основой для соответствующих норм в более поздних кодексах. Ее принципы постепенно разрабатывались и уточнялись, пока наследник Харальда Хакон Добрый не внес их в «Законы Гулатинга» и «Законы Фростатинга» . Речь идет о защите побережий. Еще с незапамятных времен местный властитель имел право при нападении врагов созывать людей на битву. В каждой отдельной области проделать это не составляло труда. Когда приходили вести о приближении врага, давался сигнал; мужчины брали оружие и запас еды и спешили к месту сбора. Однако перед Харальдом стояла более сложная задача. Он хотел иметь возможность созвать ополчение на большой территории и при необходимости сделать это заранее; мало того – конунгу требовался флот, который собирался бы незамедлительно по его команде и подчинялся ему лично. Одних его людей было недостаточно. По политическим и военным соображениям и для утверждения собственной власти Харальд желал, чтобы в любой момент, когда он сочтет нужным, в его распоряжение поступало как можно больше людей, припасов и оружия, и притом на как можно более долгий срок. Но мирные землепашцы и скотоводы вовсе не стремились делиться запасами или проводить время на военной службе. Судя по всему, именно во времена Харальда все земли, признающие власть конунга, были разделены на «корабельные округа» , каждый из которых был обязан выставить для защиты берегов корабль с командой. Другое дело – какой корабль? Из скольких человек состоит команда? Как их выбирать? Кому они подчиняются? (37) Словом, как восклицали все рекруты всех времен и народов: почему я? О том, как выглядела данная процедура в правление Харальда, мы практически ничего не знаем, но в позднейших «Законах Гулатинга» сказано, что каждые три семьи свободных должны выделить одного человека и снабдить его едой на два месяца. После окончания срока службы «демобилизованному» выдавался запас пищи еще на две недели, чтобы он мог добраться домой. Здесь можно только заметить, что легкие на подъем вестландцы, с их многолетним опытом морских странствий и викингских походов, наверняка отнеслись к идее корабельной службы куда более благосклонно, чем обитатели других местностей, сидевшие на земле.
За свою долгую жизнь (а он дожил до восьмидесяти лет) Харальд произвел на свет множество сыновей от нескольких жен и наложниц: в некоторых источниках сообщается, что сыновей у него было двадцать; «История Норвегии» говорит о шестнадцати, а Эйвинд Погубитель Скальдов в своей хвалебной драпе в честь Хакона Доброго называет его одним из девяти – и это, видимо, ближе всего к истине. Некоторые из Харальдовых сыновей стали, подлинным бедствием для Норвегии, но наиболее заметный след в ее истории оставили двое – Эйрик, получивший прозвище Кровавая Секира, и поздний ребенок – Хакон, прозванный Добрым, воспитанник английского короля Этельстана. Говорится, что к тому моменту, когда Харальду исполнилось сорок лет, многие его сыновья стали проявлять непокорство и требовать себе земель и титулов. Впрочем, для сына конунга подобное поведение считалось совершенно естественным. Матерью Эйрика была Рагнхильд, дочь ютландского конунга Эйрика. Сам Эйрик женился на Гуннхильд, дочери датского конунга Горма Старого, и если принять во внимание эти династические связи, утверждения источников, что Харальд возлагал на этого своего сына наибольшие надежды, выглядят вполне правдоподобными. В качестве меры, призванной обезопасить наследственные земли Инглингов в Вике, подобный брак кажется достаточно разумным. Во что трудно поверить, так это в то, что Харальд, который в возрасте восьмидесяти лет решил сложить с себя обязанности конунга, возвел Эйрика на престол в Вестфольде и передал ему власть над всем королевством. Описанная в саге ситуация выглядит очевидным анахронизмом, и в любом случае поступок Харальда был совершенно бессмысленен. Остальные сыновья конунга имели полное право наследовать власть в собственных небольших королевствах, а если бы даже они им не воспользовались, наверняка отыскались бы другие претенденты.
Величайший из норвежских конунгов похоронен в кургане на Кёрмте либо возле Хаугасунна в Рогаланде, где он долгое время жил. После смерти Харальда единое королевство, державшееся только силой его личного авторитета, распалось: местные правители отказывались признать власть Инглингов, предпочитая действовать в собственных интересах. При отсутствии организованной системы правления победить должен был сильнейший. И как всегда, победителем оказался тот, кто главенствовал в море.
Примечания:
32. Подобные сны посещали и матерей других героев – от персидского царя Кира Великого до Сигурда Крестоносца. К конунгу Хальвдану, до того вообще не видевшему снов, тоже пришло сновидение, когда он заснул в свином хлеву. Ему привиделось, что волосы у него длиннее, чем у любого другого человека на свете, и они ниспадают прядями – какие до земли, какие до колен, а некоторые просто торчат на голове как рожки. Пряди были разного цвета, но одна – особенно красивая, блестящая и длинная. Торлейв Умный, который и посоветовал конунгу поспать в хлеву, истолковал сон так, что у Хальвдана будет большое потомство, которое станет править с великой славой, но не с одинаковой, и тот произойдет из его рода, кто окажется всех славнее. Позднее считалось, что самая красивая прядь символизировала Олава Святого.
33. Первое фундаментальное исследование Вигфуссона, посвященное хронологии саг, «Um Timatal i Islendinga Sogum» увидело свет в Копенгагене в 1855 г., и хотя ряд высказанных в нем предположений в настоящее время отвергнут или представляется сомнительным, оно не утратило своего значения. Почти тридцать лет спустя сам Вигфуссон в «Corpus Poeticum Boreale» , подверг критике собственные выводы, но авторитет первой его работы был настолько велик, что эта корректировка осталась незамеченной. Даты, относящиеся к жизни Харальда, Эйрика и Хакона, существенны для хронологии «Саги об Эгиде» , тщательно изученной Пером Висельгреном (Forfatterskapct til Eigla, Stockholm, 1927) и Сигурдом Нордалем (Egils Saga Skaila-Grimssonar, Reykjavik, 1933). Оба исследователя называют 885 г. для Хаврсфьорда и 947 г. для изгнания Эйрика Кровавая Секира и признания Хакона. В книге G.Turville-Petre. The heroic age of Scandinavia, 1951 также разъясняется, почему датировки исландских источников расходятся с подлинными почти на десятилетие: исландская традиция утверждает, что остров был заселен норвежцами, бежавшими от тирании Харальда Прекрасноволосого; первый и самый знаменитый из переселенцев – Ингольф Арнарсон – ступил на землю Исландии в 870 г.; его преследовали в Норвегии; после битвы в Хаврсфьорде многим пришлось бежать из родных земель, значит, битва произошла в 870 г. или чуть раньше. Подробное обсуждение хронологии можно найти в издании «Круга Земного» Бьярни Адальбьярнарсона (Heimscringla, I, Formali).
34. Все, что сообщается о Харальде Прекрасноволосом в валлийской «Hanes Gruffydd ар Cynan» XIII в., включая сведения о его семье и двух его походах в Ирландию, представляется крайне неправдоподобным.
35. Одаль – норвежское название наследственных владений.
36. Цит. по: Сага об Эгиле / Пер. С.С.Масловой-Лошанской и В.В.Кошкина. // Исландские саги. – Л., 1956.
37. Эти и другие вопросы подробно обсуждаются в Holmsen A. Norges Historic. Oslo-Bergen, 1961, pp. 146-148.
-
Испанская Западная Сахара
Автор: Saygo
АБДЕРРАХМАН СЕНУССИ. БОРЬБА НАРОДА ЗАПАДНОЙ САХАРЫ ПРОТИВ ИСПАНСКОГО КОЛОНИАЛИЗМА
Западная Сахара - государство, расположенное на северо-западе Атлантического побережья Африки. В античных и арабских источниках она фигурировала как Сегиет эль-Хамра и Рио-де Оро, т.е. Красный Ручей и Золотая Долина [Оаыйю, 1969, р. 227]. Что касается численности населения, то данные источников сильно разнятся. Испанские источники 1974 г., на которые обычно ссылается ООН, говорят о том, что численность населения Западной Сахары составляла 73 497 человек. Фронт ПОЛИСАРИО утверждает, что число граждан, проживающих в пределах страны, равняется приблизительно 500 тыс. человек. Что касается коренных жителей, речь идет в первую очередь о племенах берберов, которые смешивались с представителями чернокожего населения Африки и с арабами, пришедшими сюда из Йемена [Ан-Насири, 1959, с. 82; Ал-Якуби, 1995, с. 191-194; СНаззву, 1979, р. 24]. Этот регион входил в Магриб, являясь частью сначала Омейядского, а затем Аббасидского халифатов. В последующем в Магрибе сменяли друг друга исламские государства, а данный регион всегда был частью этих государств. Можно сказать, что историческая значимость этой области стала проявляться более зримо после создания государств Альморавидов и Альмохадов (1066-1225), которые охватывали Магриб, Мали и северный Сенегал [Буазиз, 1975, с. 63]. Арабский язык в настоящее время является основным языком Западной Сахары. Ее жители говорят, как и население Мавритании, на особом диалекте - хассанийя.
После крушения империи Альмохадов в XIII в. весь Арабский Магриб переживал упадок. Одно из проявлений этого - большое количество центров власти, враждовавших друг с другом. В то же самое время шел процесс объединения католических государств Иберийского полуострова с целью изгнания арабов из Испании, а затем - дальнейшего продвижения с целью оккупации и окончательного захвата прибрежных районов Северной Африки.
Несмотря на то что Испания была в значительной степени занята с конца XV в. завоеванием и колонизацией Центральной и Южной Америки, она смогла еще в середине того же века установить свое господство над Канарскими островами, населенными берберами, а также в нескольких небольших районах северо-западной части Африки - Сеута, Мелилья, Тарфая, Красный Ручей и Золотая Долина. 26 декабря 1884 г. Испания объявила свой протекторат над территорией Западной Сахары. Центром ее испанцы сделали город Ад-Дахлия, переименованный в Вилья-Сиснерос (в честь кардинала Сиснероса - главного вдохновителя испанской экспансии на север Африки). Отсюда они стали совершать походы в другие районы Африки [Бельхамиси, 1976, с. 58; Судук, 1983, с. 35].
Экспансия Франции в Магрибе спровоцировала ее противостояние с Испанией, которое потеряло остроту лишь после заключения ряда соглашений о демаркации границ между их колониями. Первое соглашение было подписано 27.06.1900 в Париже. В соответствии с ним были определены восточные и южные границы Золотой Долины. По второму соглашению, подписанному также в Париже 3 октября 1904 г., границы Золотой Долины были изменены. Испания обязывалась уступить часть захваченных территорий, передав их в подчинение Франции, при этом сотрудничая с последней в некоторых коммерческих проектах. Третье соглашение было подписано в Мадриде 27 ноября 1912 г. В соответствии с ним границы Красного Ручья и Золотой Долины были зафиксированы окончательно. В то же время Испания установила свое господство над районом Западной Сахары, заявив, что там отсутствует какая-либо реальная власть. Испания считала, что этот регион не имеет своего хозяина (“Territoire sans Maitre”) [Яхья, 1981, с. 515; Судук, 1983, с. 36]. Тем не менее Испания именно в этот период подписала несколько соглашений об установлении своего протектората над некоторыми племенами, предполагая использовать сговор с их вождями как средство для утверждения здесь своего господства. Но Испания тогда еще не добилась прочного господства в регионе в связи с ростом сопротивления местного населения, особенно после того, как последнее убедилось в коварстве испанцев и использовало разногласия и острое противоборство между Францией и Испанией в борьбе за сферы влияния [Chassey, 1979, p. 24].
Так закончился первый период в истории колониальной политики Испании в Западной Сахаре. Одна из важных его особенностей заключалась в том, что испанские колонизаторы постоянно предпринимали попытки закрепить свое господство в регионе и осуществить некоторые колониальные проекты. Однако сильное сопротивление местных племен явилось помехой на пути осуществления этих целей. После относительного затишья в конце 20-х гг. XX в. начался второй период, продолжавшийся с 1934 г. вплоть до 60-х гг. прошлого столетия. В регионе были найдены месторождения полезных ископаемых, главным образом фосфатов. Но Испания была слабым государством и могла установить свою власть над Западной Сахарой только с помощью Франции. Это неизбежно должно было привести к сближению обеих держав в вопросе о колониях, особенно - в условиях роста сопротивления народов этих колоний и подъема национально-освободительного движения, пользовавшегося значительной народной поддержкой [Яхья, 1966, с. 97-98; Аль-Фаси, 1948, с. 96-105].
С 60-х гг. XX в. начался третий этап испанской колонизации данного региона, продолжавшийся до 1975 г. Он отличался до некоторой степени от предыдущих тем, что после открытия месторождений фосфатов, железной руды, свинца и цинка испанские компании расширили свое присутствие; были осуществлены некоторые преобразования в социальной сфере в соответствии с программой экономического и социального развития, о которой заявило правительство Испании в 1966 г. Эта программа предполагала создание основ инфраструктуры для того, чтобы облегчить эксплуатацию природных богатств региона. Было открыто некоторое количество школ, число учеников в которых к 1972 г. составило около 2600 человек, построены причалы для рыболовецких судов. С 1961 г. на территории Западной Сахары начала действовать испанская конституция. Большое количество испанских граждан стали прибывать в Западную Сахару, явно подготавливая вытеснение коренных жителей. С той же целью испанские власти одновременно поощряли эмиграцию, предоставляя эмигрантам всяческие льготы [Судук, 1983, с. 40].
В это время Испания стремилась обосновать юридически свои колониальные притязания. Испанские власти заставили 800 граждан коренной национальности подписать документ, утверждавший испанский протекторат и подтверждавший неразрывную связь Западной Сахары с “метрополией”. Испания юридически оформила этот документ для представления его в ООН [Assidon, 1978, p. 37]. 19 декабря 1967 г. испанское правительство сформировало местный меджлис из 32 депутатов, чтобы придать своей власти в Западной Сахаре имидж легитимности. Однако полномочия меджлиса были крайне ограниченны, и шаг этот носил исключительно формальный характер [barbier, 1982, p. 37]. Испанцы предприняли и другие шаги с целью окончательного включения региона в “метрополию”, в частности, выделили три места в кортесах - парламенте Испании - для депутатов от Западной Сахары. В соответствии с законом о создании “области Сахара”, принятым в январе 1958 г., управление областью брал на себя губернатор, подчинявшийся кабинету министров Испании. Несмотря на резолюции ООН, принятые в 60-е гг. XX в., Испания продолжала цепляться за Западную Сахару и отказывалась проводить в жизнь эти резолюции [Судук, 1983, с. 41]. Она ушла из Западной Сахары лишь в результате мощного давления, после чего состоялось подписание Мадридского соглашения от 14 ноября 1975 г. между Испанией и двумя другими сторонами, которые имели притязания на Западную Сахару, - Марокко и Мавританией. Дабы покончить с этим конфликтом, Испания пошла на подписание соглашения в том виде, какой устраивал Марокко и Мавританию.
* * *
Сопротивление народа Западной Сахары испанской оккупации не было непрерывным. Оно порой вспыхивало, иногда затихало, но возрождалось и активизировалось всякий раз, когда на то были причины и позволяли возможности.
Сопротивление прошло три этапа, соответствовавшие этапам испанской колонизации. На первом из них сопротивление по большей части находилось под руководством шейхов племен, а также ученых богословов-суфиев. Одним из самых известных на рубеже XIX-XX вв. в Сахаре было движение шейха Ма аль-Айнейн Бен-Мохаммад аль-Фадля, выходца из санхаджийского (берберского) племени хамис. Источники указывают на то, что семья шейха Ма аль-Айнейна своими корнями восходила к верхушке религиозного ордена идриситов; образование этот шейх получил от своего отца, шейха Мохаммада аль-Фадля, основателя суфийского течения, которое известно под названием фаделийского. Он учился и у других ученых. В результате шейх стал знатоком мусульманского права и выдающимся религиозным реформатором. Ма аль-Айнейн превратил свой религиозный центр (завия) в оплот объединения и сплочения народа, оттуда выходили активисты сопротивления иноземным колонизаторам. Постепенно он стал руководителем движения против испанского колониализма. Его борьба не ограничивалась сопротивлением испанскому присутствию. Он также вел упорные бои против французских войск, в ходе которых шейх и его сторонники организовали наступление на город Марракеш [Ма аль-Айнейн, 1995, с. 42; Аш-Шами, 1980, с. 137].
Столкнувшись с сопротивлением, французские власти стали оказывать давление на султана Марокко (страна которого находилась под французским протекторатом), чтобы заставить его не оказывать поддержку движению шейха Ма аль-Айнейна. Вскоре марокканский султан приостановил ту незначительную помощь, которую он оказывал шейху Ма аль-Айнейну [Яхья, 1981, с. 147; Судук, 1983, с. 45]. После смерти шейха Ма аль-Айнейна в октябре 1910 г. его дело продолжил сын аль-Гыба - до своей смерти 23 мая 1919 г. Эмиру аль-Гыбе удалось установить свою власть над всей Западной Сахарой, а после его смерти движение возглавил родной брат Мохаммад аль-Ахдаб. Но после смерти последнего в 1935 г. движение стало постепенно ослабевать и вскоре сошло на нет [Аш-Шами, 1980, с. 137; Gaudio, 1969, p. 70].
В 1935-1957 гг. сопротивление было малозаметным. Причина этого заключалась прежде всего в том, что испанские колонизаторы подавили это движение. К тому же им удалось заключить соглашения с некоторыми влиятельными представителями аристократии Западной Сахары [Амер, 1983, с. 162; Судук, 1983, с. 45]. Другой фактор, который способствовал ослаблению национально-освободительного движения, заключался в установившемся тесном взаимодействии и координации усилий Франции и Испании на северо-западе Африканского континента. В подобных условиях любое движение сопротивления было заведомо обречено на неуспех, так как Западная Сахара со всех сторон была окружена странами, находившимися под контролем колонизаторов. Единственной формой сопротивления стала резкая критика колониализма и его осуждение, исходившие от религиозных деятелей, ученых-теологов и сторонников суфизма.
Третий этап борьбы народа Западной Сахары длился между 1957 и 1975 гг. В это время вновь возродились политическая активность и антиколониальное сопротивление. Уже в 1957 г. имел место целый ряд военных операций против опорных пунктов Испании, расположенных в таких районах, как Красный Ручей, долина Дра’а, Земмур. Большую часть этих операций проводили представители племенирукайбат под руководством своих вождей [Бадиа, 1976, с. 103]. В ответ Испания при содействии Франции также провела ряд операций. Первая из них (“Екувион”) состоялась 10 февраля 1958 г. Ее начали 5 тыс. французских солдат, поддержанные 70 самолетами из района Тиндуфа в Алжире (вблизи от границы Западной Сахары), а также со стороны Мавритании, расположенной к югу от Западной Сахары. Испанцы же окружили и блокировали силы сопротивления со стороны Западного побережья. Самой известной операцией стал “Ураган”. В ней приняли участие 9 тыс. испанских солдат. В результате боев западносахарские патриоты понесли большие потери [Assidon, 1978, p. 12].
После этого силы сопротивления, осознавшие, что одними военными средствами невозможно победить более сильного противника, стали уделять больше внимания политическим аспектам, пропаганде, агитации и воспитательной работе. В результате появилось несколько политических группировок, возглавивших сопротивление. Возник Авангард за освобождение Западной Сахары (МОЛИЗАРИО). Эту организацию создал западносахарский баасист (и сторонник Насера) Мохаммад Сейед Ибрагим аль-Бусейри. В 1967 г. он стал издавать журнал “Аш-Шихаб”, в котором призывал к полному освобождению Западной Сахары от испанской оккупации и созданию независимого государства [Аш-Шами, 1980, с. 138; Судук, 1983, с. 47-48]. Под влиянием пропаганды население Западной Сахары стало организовывать демонстрации в городах, выдвигая лозунги: “Нет - присоединению!”, “Требуем ухода Испании!”, “Нет - испанским школам! Даешь арабские школы!” и т.д. Реакция Испании была резкой и жесткой: в ходе карательных операций было много убитых и раненых. Многие национальные деятели оказались в тюрьме. Среди них был и аль-Бусейри, который был ранен, затем арестован и пропал без вести. После появления МОЛИЗАРИО Испания и Марокко стали создавать политические движения и партии, действовавшие под их эгидой и называвшие себя “сахарскими”. Их целью было присоединить Западную Сахару соответственно к Испании или Марокко [barbier, 1982, p. 68].
В течение всего периода испанской оккупации Западной Сахары, начавшейся в начале века и закончившейся в 1976 г., в этом регионе все эти годы продолжалась политическая деятельность в разных формах, в том числе и повстанческая борьба. В Западной Сахаре численность населения по отношению к обширной территории сравнительно невелика, к тому же в большинстве своем оно состоит из бедуинов- кочевников, которым сложно объединиться в рамках единого движения. В национальном движении участвовали коренные племена и мелкие общины Западной Сахары численностью около 1700, во главе которых стояло племя рукайбат - одно из самых многочисленных и сильных в регионе. Самым значительным было восстание 1934 г., в котором участвовали все племена, а также революционное движение 1957 г. 70-е годы XX в. стали свидетелями нового значительного подъема национально-освободительного движения в Западной Сахаре. Здесь в это время произошли два важных события.
После восстания 1970 г. в городе Аль-Аюн, во главе которого стоял бывший журналист Аль-Басыр Валяд Сиди Ибрагим, начало формироваться общенациональное движение нового типа, которое от отдельных, спорадических выступлений перешло к более организованной борьбе. В 1970 г. было объявлено о создании новой организации в Западной Сахаре, выступавшей против власти испанского наместника. Эта организация называлась МАРИХОБ (“Голубые Люди”) [Судук, 1983, с. 48].
МАРИХОБ была первой политической организацией левого толка в Западной Сахаре. Она была создана при прямой поддержке Алжира и получила политическую поддержку от Компартии Испании. Она также установила сотрудничество с Движением за независимость Канарских островов, центр которого, как и штаб-квартира МАРИХОБ, находился в Алжире. В основе программы МАРИХОБ стояли следующие положения: полная независимость и отказ от какого бы то ни было сотрудничества с Испанией; отказ от какого-либо сближения и сотрудничества с Марокко и Мавританией; создание и построение независимого государства в Западной Сахаре, где будет сформирована демократическая и прогрессивная народная власть.
Кроме МАРИХОБ в Западной Сахаре существовали и другие политические организации:
Совет сорока, созданный в 1960 г., состоял из шейхов племен. Он выступал за вооруженную борьбу с испанцами, назначал судей из числа ученых-богословов и знатоков мусульманского права;
Авангардная организация освобождения Западной Сахары, появившаяся в 1966 г., требовала создания местной администрации в Западной Сахаре и определения сроков вывода испанских войск, добивалась равных прав для испанцев и коренного населения Сахары. Организация настаивала на роспуске созданной властями Испании марионеточной Ассамблеи Западной Сахары, проведении свободных выборов, прекращении иммиграции испанцев;
Исламская партия, появившаяся в 1965 г., выступала за ведение вооруженной борьбы и присоединение к Королевству Марокко при сохранении политического полноправия местного населения;
Движение сопротивления во имя освобождения районов, находящихся под властью Испании. Эта организация появилась в Марокко в 1961 г. и ставила своей целью объединение Западной Сахары с Марокко. Штаб-квартира ее затем переместилась в Алжир, после - в Бельгию и наконец в 1975 г. - в Марокко. Произошло несколько столкновений активистов этого движения с испанскими вооруженными силами. Впоследствии от этого движения отделилась группировка сахарцев марокканского происхождения;
Сахарская группа. С 1958 г. испанские власти пытались установить контакты с западносахарцами. Опубликовав в 1961 г. документ, по которому Красный Ручей и Золотая Долина считались территориями, принадлежащими Испании, они создали Сахарскую группу, в которую вошли вожди коренных западносахарских племен, населявших Красный Ручей, Золотую Долину, города Аль-Аюн и Ад-Дахлия, а также вожди племени аль-батун и других. В общей сложности число членов этой группы составило 102 человека. В ее задачу входило представлять местное население в отношениях с испанской администрацией, а также осуществлять контроль над межплеменными отношениями. Одной из основных причин ее создания была необходимость обеспечить юридическое прикрытие для сохранения испанского присутствия и влияния в Западной Сахаре;
Национальный союз Сахары был сформирован в октябре 1974 г. под эгидой испанского правительства. С помощью этой партии испанская администрация надеялась сохранить свои экономические интересы после вывода войск. В эту партию влились члены Сахарской группы, а после роспуска партии большинство ее руководства примкнуло к Фронту ПОЛИСАРИО [barbier, 1982, p. 68].
Борьба между заинтересованными соседями - Алжиром, Марокко и Мавританией, с одной стороны, и развитие национально-освободительного движения в Западной Сахаре - с другой, способствовали появлению нового фактора, изменившего баланс сил в Западной Сахаре к маю 1973 г. Все перечисленныые движения и партии постепенно перестали существовать и исчезли после появления в феврале 1973 г. Народного фронта освобождения Красного Ручья и Золотой Долины - ПОЛИСАРИО.
Это движение с самого начала избрало в качестве основного метода своей деятельности вооруженную борьбу. Фронт сформировал Генеральный секретариат, в задачу которого входила координация деятельности местных комитетов, созданных для подготовки учредительного съезда [Судук, 1983, с. 50]. 10 мая 1973 г. состоялся первый учредительный съезд Фронта на границе между Мавританией и Западной Сахарой, прошедший под лозунгом “С помощью винтовки мы завоюем свободу!”. На съезде было официально объявлено о создании Фронта ПОЛИСАРИО, который включил в свои ряды всех борцов Западной Сахары и все политические организации, действовавшие на ее территории. В качестве главной задачи он выдвигал полное освобождение Западной Сахары и дистанцирование от Испании, Марокко и Мавритании. Политические цели вооруженной борьбы были определены следующим образом [Судук, 1983, с. 50]: “...осуществить арабизацию Западной Сахары, вернув ее в лоно арабского мира, давая отпор испанскому колониализму, который стремится аннексировать территорию Западной Сахары, присоединив ее к Испании; преодолеть пренебрежение и равнодушие к освобождению Западной Сахары соседних стран Северной Африки и других арабских стран”.
День 20 мая 1973 г. стал началом вооруженной борьбы Фронта ПОЛИСАРИО, создавшего Народную армию освобождения Западной Сахары. Фронт сконцентрировал свое внимание на координации деятельности различных организаций. Несмотря на все усилия, предпринятые Фронтом, его военные возможности на первых порах были невелики. Так, число членов Армии народного освобождения на начальном этапе составляло всего 45 человек. Кроме того, не хватало оружия. Правительство Мавритании, способствовавшее созданию Фронта, перестало оказывать ему помощь. Что касается марокканского правительства, то оно пошло еще дальше и стало оказывать давление на тех сахарцев, которые бежали в Марокко. Целью властей Марокко было создать политический механизм с помощью беженцев из Западной Сахары, который служил бы интересам Марокко. ПОЛИСАРИО неоднократно заявлял, что участились случаи вмешательства марокканской армии в дела сахарского народа на стороне испанцев. Сразу после того, как Фронт заявил о своих целях и своей политической программе, испанские колонизаторы начали борьбу с Фронтом и преследование его членов на территории Марокко и Мавритании. В ответ Фронт расширил операции по всему периметру сахарских территорий, заручившись помощью и политической поддержкой правительства Алжира. Эта помощь дала возможность Фронту вести непрерывные военные действия и усилить сопротивление. После того как сопротивление усилилось, правительство Испании было вынуждено объявить о намерении провести референдум в Западной Сахаре в течение 1975 г. под эгидой ООН [ОаиШо, 1975, р. 267]. В действительности испанская администрация приступила к проведению переписи населения.
Хотя Фронт ПОЛИСАРИО считал, что нет необходимости в проведении референдума, он согласился с этой идеей. Однако 14 ноября 1975 г. в Мадриде было подписано трехстороннее соглашение между Испанией, Марокко и Мавританией. Фронт ПОЛИСАРИО объявил о том, что выступает против этого соглашения. Ответ запад- носахарцев на это соглашение был дан на конференции в городе Кальта, состоявшейся 28 ноября 1975 г. На ней присутствовали 68 членов независимой Всеобщей Сахарской ассоциации и три представителя сахарцев в кортесах Испании. В результате был издан следующий документ [Судук, 1983, с. 147]:
1. Единственный путь выяснить мнение сахарского народа - это дать ему возможность самому решить свою судьбу и обрести независимость без какого бы то ни было иностранного вмешательства в этот процесс. Поскольку Ассоциация не была избрана сахарским народом демократическим путем, она не вправе решать его судьбу.
2. Всеобщая Сахарская ассоциация единогласно принимает решение о самороспуске для того, чтобы Испания не могла использовать эту структуру для реализации своих интересов и целей.
3. Единственной законной властью сахарского народа является Народный фронт освобождения Красного Ручья и Золотой Долины, получивший признание от ООН.
4. На основе национального единства и без какого бы то ни было иностранного вмешательства создается Временный сахарский национальный совет (ВСНС).
5. Мы, подписавшие Документ г. Кальта, вновь подтверждаем нашу безоговорочную поддержку Народному Фронту освобождения Красного Ручья и Золотой Долины, который является единственным законным представителем сахарского народа.
6. Мы вновь подчеркиваем, что продолжаем настаивать на продолжении борьбы за освобождение нашей родины, исходя из принципа полной ее независимости и сохранения ее территориальной целостности.
Таким образом, Фронт ПОЛИСАРИО появился, опираясь на определенную политическую платформу, которую разделяли самые разные круги западносахарцев. Он черпал из нее свои идеи и учился на опыте и уроках ограниченного успеха этой платформы и ее значительных ошибок. В первые годы своего становления Фронт стремился сконцентрировать свое внимание на выработке “политической программы, имеющей четкие очертания”, а также на определении своих стратегических целей и методов реализации этих целей, которые могли быть политическими, военными или и теми и другими одновременно, как это характерно и для других национально-освободительных движений.
Фронт ПОЛИСАРИО возник, как видим, в особых условиях как местного, регионального, так и международного характера. Эти условия в значительной степени способствовали приданию этому движению мощного стимула. Они также способствовали повышению престижа сахарцев и выдвинули их в ряды борцов за свободу, связав их движение с мировым национально-освободительным и антиколониальным движением. Трудности становления Фронта ПОЛИСАРИО определялись во многом необходимостью сплотить вокруг единой цели - независимости - самые широкие слои западносахарского народа: кочевников, рудокопов, торговцев и др. Кроме того, нужно было учесть интересы всех племен, а не только племени рукайбат, возглавлявшего борьбу примерно 1700 мелких племен и общин.
Фронт ПОЛИСАРИО возник в тот момент, когда Алжир находился на пике своей политической активности, при этом не только на Африканском континенте, но и в “третьем мире”, в Движении неприсоединения и в мире вообще. Именно в это время Алжир выступил с важными политическими инициативами, которые озвучил на специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН в апреле 1974 г. лидер Алжира, президент Хуари Бумедьен [Discours..., 1975, p. 193-210]. Руководство Фронта ПОЛИСАРИО нашло теплый прием в Алжире, который предоставил ему временное убежище в пустыне Тиндуф [Судук, 1983, с. 98]. Алжир оказывал Фронту ПОЛИСАРИО значительную политическую, финансовую и военную помощь, исходя из двух соображений: ориентации на оказание помощи национально-освободительным движениям и предоставление народам колоний права на самоопределение; желания помешать присоединению Западной Сахары к Марокко, которое получило бы таким образом новые стратегические территории и природные богатства.
Одним из тех, кто поддерживал Фронт ПОЛИСАРИО с момента его создания, был также лидер ливийской революции Муаммар Каддафи, считавший своим долгом поддерживать, особенно после смерти президента Насера в 1970 г., все революционные антиколониальные движения в арабском мире. Именно из Ливии Фронт получил первое оружие и материальную помощь [Сергеев, 2001, с. 264].
Фронт ПОЛИСАРИО проводил многочисленные операции против испанских сил в течение трех лет, до тех пор, пока Испания не покинула Западную Сахару окончательно. Обстоятельством, способствовавшим успехам Фронта, была деятельность ООН, которая оказывала сильное давление на Испанию в рамках курса на ликвидацию колониализма на Африканском континенте. Благодаря объединенным усилиям ООН и успехам, достигнутым ПОЛИСАРИО, оккупационные войска Испании окончательно ушли из Западной Сахары 26 февраля 1976 г. Однако, к сожалению, вслед за этим не была провозглашена независимость Западной Сахары. Начались испытания уже на новом этапе, после того, как Испания дала возможность Марокко и Мавритании вершить судьбу Западной Сахары. Оба названные государства претендовали на то, что район Западной Сахары является неотъемлемой частью их территории. Особенно это относится к Марокко, организовавшему в ноябре 1975 г. “Зеленый марш” - массовый поход в Западную Сахару 350 тыс. невооруженных марокканцев [Сергеев, 2001, с. 262]. Во многом поэтому борьба между народом Западной Сахары и властями Марокко продолжается до сих пор. Что касается Мавритании, то она в конце 70-х гг. XX в. признала, что этот регион является независимой территорией.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Алляль аль-Фаси. Освободительные движения в Арабском Магрибе. Тетуан, 1948 (на араб. яз.).
Амер Салах эд-Дин. Народное вооруженное сопротивление в свете международного права. Каир, 1983 (на араб. яз.).
Бадиа Лейла Халиль. Эхо борьбы из “Золотой Долины?' и “Красного Ручья”. Бейрут, 1976 (на араб. яз.).
Бельхамиси Мауляй. Испанская оккупация “Красного Ручья” и “Золотой Долины” // Аль-Асаля. Апрель 1976 (на араб. яз.).
Буазиз Яхья. Истинные требования исторического Магриба в отношении “Красного Ручья” и “Золотой Долины” // Аль-Асаля. Декабрь 1975 (на араб. яз.).
Гали Бутрос и др. Война Сахары в Арабском Магрибе. Документальное досье журнала “Международная политика”. Апрель 1976 (на араб. яз.).
[Ма аль-Айнейн]. Уподобимся Ма аль-Айнейну. Ма аль-Айнейн и его научная и национальная борьба. Публикация Марокканского общества исламской солидарности. 1995 (на араб. яз.).
Ан-Насири Халид Бин Ахмед. Исследование событий в Дальнем Магрибе. Т. 1. Марракеш, 1959 (на араб. яз.).
Сергеев М.С. История Марокко. XX век. М., 2001.
Судук Омар. Проблема Западной Сахары в свете международного права и международным отношений. Алжир, 1983 (на араб. яз.).
Аш-Шами Али. Западная Сахара: Узел раскола в Арабском Магрибе. Бейрут, 1980 (на араб. яз.).
Аль-Якуби Ахмед. История Ал-Якуби. Т. 1. Бейрут, 1995 (на араб. яз.).
Яхья Джаляль и др. Вопросмароккано-алжирских границ и сахарская проблема. Каир, 1981 (на араб. яз.).
Яхья Джаляль. Арабский Магриб и колониализм. Каир, 1966 (на араб. яз.).
Assidon E. Sahara Occidental: Un enjeu pour le Nord-ouest Africain. P., 1978.
Barbier M. Le Conflit du Sahara Occidental. P., 1982.
Chassey F. de. Données historique et sociologiques sur la formation de peuple SAHRAOUI. P., 1979.
Discours du president Boumediène 2 juillet 1973 - 3 décembre 1974. Constantine (Algerie), 1975.
Gaudio A. Le dossier du Sahara Occidental. P., 1969.
Gaudio A. Sahara Espagnol. Fin d’un mythe colonial. Rabat, 1975.
Third Congres of the POLISARIO FRONT (26-31 August 1976). Document du Ministere d’information de la R.A.S.D.
Trout F. Morocco’s Sahara frontiers. Genève, 1969.
Восток (ORIENS). - 2008. - № 6. - С. 65-72.
-