Дагомея

[Snow 59]

Относительно подробную историю Дагомеи можно проследить начиная с XVI века. Мы знаем, что примерно в это время на территорию нынешних государств Бенин и Того с территории йоруба (в Нигерии) проникает группа племен, которые образуют две большие группы: фон и эве. Собственно говоря, именно фон и можно считать дагомейцами. Формирование чёткой государственной структуры завершается к середине XVIII века. Фон создают три небольших государства. В начале XVII века они основывают государство Аллада, а затем – Абомей и Аджаче (переименованное португальцами в Порто-Ново).

Государство Абомей было основано около 1625 года. Абомей сумел одержать верх над йорубами, хотя на протяжении всей истории Абомея йорубы то и дело брали реванш. В абомейском фольклоре йорубы представали в образе исконных врагов абомейцев-дагомейцев. Этими «кровожадными злодеями» пугали маленьких детей… Хотя сами дагомейцы отнюдь не отличались человеколюбием, если не считать, конечно, пристрастия к ритуальному каннибализму в особо торжественных случаях.

В начале XVIII века Абомей «поглощает» Алладу, Уиду и получает новое официальное название «Дагомея». Эта страна управлялась двумя «королями» - один правил днём, другой ночью. Дагомея поглощала всё больше своих слабых соседей на протяжении всего XVIII и XIX века. Впрочем, границы Дагомеи лишь слегка заходили за границы нынешнего Бенина. Поэтому не стоит считать Дагомею какой-то сверхдержавой вроде Империи Мали. Северные рубежи Дагомеи вообще не были четко обозначены. Своим последующим расцветом она обязана работорговле. Португальцы основались на Гвинейском побережье еще в начале XVII века и стали деловыми партнерами причудливой дагомейской монархии, опиравшейся на отряды женщин-амазонок, и отправлявшей мрачные ритуалы, оставлявшие после себя груды человеческих черепов во дворе королевского дворца в Абомее.

Пришедшие на смену португальцам французы заключили серию торговых и политических договоров в 1841, 1858, 1868 и 1878 годах, покуда король Беханзин не осознал наконец, что «исчислил Господь царствие» его. Сопротивление Беханзина было сломлено в 1890 году военной экспедицией Терильона. Ровно на 70 лет Дагомея стала французской колонией.

* * * * * *

Дата основания Дагомеи – 1625 год – достаточно спорна. Некоторые историки считают, что возникновение дагомейской государственности следует относить к периоду между 1650 и 1680 годами, во время правления князя Уагбаджи. Именно при нем в обиходе входит название Дан-хоме – Дагомея. Откуда взялось оно? По одной версии, название страны переводится как «Чрево Даха (Дана)» или чрево змеи. По другой, один из военачальников при осаде города Канны дал обет принести в жертву своего короля по имени Дах, что он и сделал, обмакнув в его распоротое брюхо закладной камень города Абомея. Честно говоря, версия со змеей кажется более убедительной, учитывая культ священных питонов в Уиде. Но есть еще один вариант: «дан» - это жизненная энергия в мифологии фон и эве. Скорее всего, именно она имелась в виду. Правда, географ Лев Африканский (1491-1540 гг.) упоминает какое-то государство Даума в этих краях, но нет никаких доказательств того, что он подразумевал Дагомею.

В XVII веке главным городом региона была Аллада. В 1724 году дагомейцы его разрушили и убили всех жителей, что не помешало впоследствии объявить это место священным. Отныне главным городом становится Абомей. В 1725 году дагомейцы предпринимают успешный поход в сторону побережья и подчиняют королевство Айюду со столицей Сави (португальское «Ксавье») главным портом Фидой (Уидой). Название Айюда – португальское. Дагомейцы звали этот город Глеуэ. Уида стала символом скорби: отсюда в Америку ежегодно отправлялись десятки тысяч людей в трюмах кораблей. После обретения Бенином независимости на песчаном берегу, в самом конце «дороги рабов» был поставлен памятник – «Ворота невозвращения». Уида стала некоронованной столицей Невольничьего Берега, а Дагомея – его самым процветающим государством, затмив королевство Ашанти на западе и Эгбу на востоке, на земле йорубов.

Поскольку рабы были основой экспорта Дагомеи, постепенная отмена рабства стала причиной её ослабления уже начиная с начала XIX века. От Дагомеи отделились области Анло и Крепи, причем не без участия французов и немцев, чьи торговые фактории начинали преобразовываться в нечто большее. Порто-Ново стал французским протекторатом, хоть и управлялся формально одним из дагомейских «принцев». На севере область Махис со столицей в Савалу отвоевала полную независимость от Дагомеи. Из нигерийского Лагоса мутили воду англичане…

Что же представляла из себя Дагомея накануне своего падения?

В основе религии народа фон лежал культ предков. Этот культ был по сути государственной религией. Во дворе королевского дворца периодически отправлялся ритуал, целью которого было пополнение «обслуживающего персонала» умерших королей Дагомеи – людей умерщвляли с тем, чтобы они служили высокочтимым предкам в загробном мире в качестве слуг, причем вместе с «челядью» на тот свет отправлялся кто-то из знатного рода, чтобы служить «официальным послом умершего короля». Помимо этих повседневных обрядов проводилось массовое заклание жертв в дни похорон королей, которых хоронили тут же, на территории дворца. Жертвы должны были нести в руках связки ракушек каури и калебасы с брагой «тафией» в качестве «платы за переезд» в другой, лучший мир. «Простых людей» было положено хоронить под тем ложем, на котором они скончались. При этом хорошим тоном считалось перерезать горло ребенку и положить эту жертву вместе с усопшим. Впрочем, тела совсем простых и никому не нужных дагомейцев просто выбрасывались в степь или в лес на съедение диким зверям.

На побережье отправлялся другой культ, культ Змея, который персонифицировался в «священного питона». Храм «священного питона» и поныне существует в Уиде, как раз напротив католической церкви. Он не требовал человеческих жертвоприношений. Повседневно и повсеместно дагомейцы приносили менее драматичные жертвы; фетишизм по сию пору процветает в городах и селениях Бенина, и трудно пройти по их улочках, не наткнувшись ненароком на «священное дерево» или глиняный бугорок с глазками из ракушек каури – родовой фетиш живущей в соседнем доме семьи.

Впоследствии сонм дагомейских духов, божков и божеств оформился в культ Вуду (или водун), который более всего популярен и известен в американской обработке, произошедшей на землях Гаити и Бразилии. Вуду и Бенин стали почти синонимами. Действительно, «фестивали» Вуду проводятся каждые две недели в Уиде: собираются жрецы, режут кур, впадают в транс, воскрешают мертвецов (иногда). Культ Вуду практикуется также в Того и в Гане, но Бенин по праву считается его «прародиной».

Главой законодательной, исполнительной и вообще всей власти в Дагомее был «король». Ниже стояли «минган» (премьер-министр), два «мео» (вице-премьеры), а также их заместители. В Уиде короля представляли «наместники» из числа его самых преданных рабов – «йевогхан» и «агор». Подобно римским цезарям, король Дагомеи считался живым божеством, «Абомейским львом», «Братом леопарда» и т.д. Никто не мог лицезреть, как король принимает пищу, а донесения своих подданных он выслушивал как пастор в исповедальне – за отдельным пологом, недоступный взорам простых смертных. Удивительно, как ни у кого не возникало соблазна взять и подменить короля! Тем более, что считалось, будто бы вместе с королем царствует его «астральный двойник», король-дух, который и отдает основные распоряжения.

Несмотря на то, что в Дагомее была одна королева, помимо этой официальной жены король мог содержать сколько угодно жен в своем гареме. При этом принцами крови становились только сыновья «официальной» королевы, а сыновьям неосновных жен доставались роли пажей или мелких дворянчиков, которые при этом должны были тщательно скрывать, кто их отец. В гареме было также своеобразное «разделение труда». Одна из жен поддерживала огонь в очагах, другая была хранительницей и «носительницей» королевской плевательницы. Но в основном жены короля занимались кухней, поэтому не стоит думать, что они целый день проводили в неге.

Но женщин в Дагомее использовали не только в качестве посудомоек, хранительниц плевательниц и наложниц. Подобно женскому батальону, охранявшему Зимний в тот злополучный вечер, дворец королей Дагомеи охраняли несколько сотен элегантно одетых девственниц-амазонок, готовых сложить головы за своего правителя. Эти дагомейские весталки, впрочем, не давали обета оставаться в девстве пожизненно и рубить головы мужикам. Они могли уйти со службы и завести семью. Они были даже завидными невестами, хотя вряд ли видавший виды гренадер в юбке мог бы стать хорошей и доброй женой; малейшая ссора с ней могла бы закончиться однозначно в её пользу.

В XIX веке личная гвардия короля, помимо «женского батальона», состояла примерно из двух тысяч стрелков, вооруженных кремневыми ружьями. В случае войны войско можно было быстро увеличить в шесть-семь раз. Для подчинения маленьких племенных союзов и микро-государств этого было достаточно, но недостаточно для противостояния с европейскими державами.

Для того, чтобы предотвратить их фатальное проникновение в Дагомею, была избрана оригинальная тактика – в стране не прокладывались дороги и не строились каналы, хотя для этого были все предпосылки. Да, европейцы дружили с Дагомеей. Сначала им нужны были рабы, затем – пальмовое масло, и если раньше военные экспедиции дагомейцев снаряжались в основном за «экспортными» рабами, то теперь – за рабами на плантации масличной пальмы. Интересно отметить, что побережье Дагомеи номинально находилось под протекторатом Португалии аж до 1886 года. В 1877 году англичане подтолкнули несколько дагомейских уездов к отделению и «добровольному» присоединению к Лагосу. Но настоящими хозяевами в стране становились французы. Французы появились в Дагомее еще в XVII веке и известно, что еще в 1670 году правитель Аллады отправил посла к Людовику XIV. Однако в следующем веке отношения с Францией пришли в упадок, и только в 1844 году в Уиде был открыт французский торговый дом фирмы «Режи & Фабр» с разрешения короля Гезо, деда последнего дагомейского короля Беханзина. В 1863 году племянник Гезо – принц Дасси – стал королем Порто-Ново под именем Тоффы. Он первым заключил договор с французами о протекторате. В 1868 и 1878 годах король Гле-Гле заключил договора с Францией уже от имени Дагомеи. Французы утвердились в Котону, Годоме и Абомее-Калаве, несмотря на тщетные протесты со стороны Португалии.

На французов точили зуб не только португальцы. Немцы, обосновавшиеся в 1884 году в Того с дипломатической помощью выдающегося немецкого путешественника и специалиста по Африке Густава Нахтигаля, мечтали вытеснить французов из Дагомеи. Когда в 1889 году Гле-Гле решил обложить иностранных коммерсантов в Котону и Уиде дополнительными налогами, Франция возмутилась, но Гле-Гле нашел неожиданных союзников в лице немцев и англичан. Для того, чтобы исправить ситуацию, Париж направил в Абомей своего посланника – лейтенанта Жана Байоля, губернатора Гвинеи (со столицей в Конакри). Прибыв в Котону, лейтенант отправил королю Гле-Гле свой жезл. По всей видимости, Гле-Гле намеревался увидеть не жезл, а шпагу в качестве смиренного подношения. Прием, который был оказан Байолю в Абомее, был не очень любезен. Лейтенанта продержали под стражей 36 дней, заставили подписать договор об отмене французского протектората над Котону (по сути, о возвращении Котону Дагомее), а под конец, для того, видимо, чтобы доставить незадачливому дипломату больше моральных страданий, вынудили присутствовать в качестве «почетного гостя» на церемонии человеческих жертвоприношений. Особенно усердствовал в глумлении над французским послом принц Кондо. Когда же наконец лейтенант Байоль выбрался из Абомея, он узнал, что спустя два дня по его отъезду Глее-Гле скончался. Королем стал принц Кондо под именем Беханзин…

Байоль поведал о своих мучениях своему руководству, и в 1890 году в Дагомею отправились две роты сенегальских стрелков и полурота габонских стрелков под началом Терильона. В общей сложности, «экспедиционный корпус» французов состоял из 320 человек. 20 февраля 1890 года они взяли Котону и провозгласили его французской территорией. 23 февраля, в день Советской Армии и Флота, дагомейская армия понесла еще одно поражение от французов. Однако уже 1 марта атака дагомейских амазонок-мужеистребительниц отбросила французов обратно к Котону. Французские торговцы в Уиде были частью убиты, частью закованы в кандалы и отправлены вглубь страны. Терильон потерял сорок человек убитыми и ранеными, а армия Беханзина насчитывала как минимум две тысячи стрелков. Пусть ружья у них были большей частью кремневые, но пуля – дура, сами понимаете, нас Суворов этому учил. Однако Беханзин повел себя странно. Он объявил, что не намерен отвоевывать Котону, а хочет захватить Порто-Ново и посчитаться со своим братом Тоффой. Французская канонерка «Изумруд» 28 марта пришла на помощь Тоффе. Она прошла вверх по реке Веме и расстреляла несколько дагомейских деревень. Уже в апреле французская эскадра у берегов Дагомеи насчитывает шесть кораблей, а сухопутный контингент – 895 человек. Решающая битва разворачивается у деревни Атиупа 18 апреля. Убиты 1500 дагомейцев и 8 французов. Армия дагомейцев рассредоточивается, собираясь с силами для последующей борьбы, но наступает сезон дождей и лихорадок. Не до войны. Новый командующий французским корпусом полковник Клипфель предлагает снова послать эскадру вверх по Веме и в одну кампанию захватить Абомей. Однако осуществление этого плана решено отложить.

Начинаются переговоры. Король Беханзин пытается задобрить французов. Он отпускает пленников из Абомея, и подобно Александру Ярославичу Невскому посылает с ними «звуковое письмо»: «На вас, бусурман французских, зла не держим. Дворян наших дагомейских из полону отпустите, города наши Котону и Порто-Ново верните, супостата Тоффу отдайте нам на суд». К Беханзину отправляют переговорщиков, но он уже занят войной с йорубами, и явно дает понять, что ему пока не до них. Только третий посланник, священник отец Доржер, добивается успеха, и 3 октября 1890 года в Уиде подписывается договор, по которому Беханзин обязывается уважать права французов на Порто-Ново и Котону. Более того, Франция обязала Беханзина прекратить человеческие жертвоприношения.

Дагомея недолго оставалась свободной. В 28 мая 1893 года во главе французских войск становится полковник Доддс. Именно этому человеку суждено было поставить точку в истории Дагомеи. 19 сентября он бьет дагомейцев у Догбы, 4 октября – у Погессы, 6 октября – у Адегона. 6 ноября взята Канна, и, наконец, 17 ноября – Абомей, столица Дагомеи. Однако, как говаривал Де Голль, «проиграна битва, но не проиграна война». Правда, сказал он это много позже, когда немцы уже маршировали по Парижу в очередной раз… Эта аналогия вполне к месту: Беханзин помогали продолжать сопротивление немецкие добровольцы из соседнего Того. В Абомее им даже поставлен памятник. Однако, всё это уже не имело смысла. В январе 1894 года Доддс берет Беханзина в плен.

… Границы новой колонии Франции были определены франко-германской конвенцией 23 июля 1893 года и англо-французской конвенцией 12 февраля 1898 года. В 1919 году к Французской Дагомее была присоединена восточная часть бывшего Германского Того.

Беханзин вместе с несколькими женами был отправлен в ссылку сначала на Мартинику, потом в Алжир, где и скончался в 1906 году. В Абомее Беханзину поставлен памятник как национальному герою. Такой же памятник поставлен Тоффе в Порто-Ново. Оставляя за скобками вопрос об исторической справедливости нужно отметить, что Мартиника – не самое плохое место для почетной ссылки.

Король Беханзин с женами в изгнании.

Дагомейские амазонки.

Торговки в Порто-Ново

Дагомейские фетишисты

Король Порто-Ново в окружении придворных.

Пляски фетишистов

Полковник Доддс входит в побежденный Абомей

[Snow 59]

Кочакова. Очерк политической истории Бенина

Центральную часть побережья Бенинского залива занимали государства йоруба. Ро­дина йоруба — Иле Йоруба (иле по-йорубски «дом») — по большей части плодородная страна, орошаемая множеством рек и простирающаяся от океанского побережья до р. Нигер на се­вере. В Иорубе несколько природно-климатических зон: боло­та и лагуны побережья сменяются к северу и северо-востоку зоной дождевого леса, переходящей далее к северу в лесистую саванну.

Древний культурно-исторический центр, Иле-Ифе, рас­положен в зоне на границе леса с лесистой саванной, а центр крупнейшего государства, «империи» Ойо, — на крайнем севе­ре Иорубы, в саванне. Когда в первой половине XIX в. держа­ва Ойо была .разрушена, новая столица была создана южнее, на границе саванной и лесной зон. (На современных картах Древняя столица обозначается «Олд Ойо», т. е. «Старый Ойо», а та, которая была построена в XIX в., — просто как «Ойо». В данной книге, напротив, «Ойо» — это древнейшая столица, а город, существующий с XIX в., именуется в соответствии со сложившейся исторической традицией «Новый Ойо».)

Государства бассейна нижнего Нигера в XIX в.

В настоящее время этноним «йоруба» применяется к этно­лингвистической группе, насчитывающей, по оценочным данным середины 70-х годов, более 15 млн. человек, населяющих об­ширную территорию штатов Квара, Ойо, Огун, Ондо и Лагос Федеративной Республики Нигерия и часть территории Народ­ной Республики Бенин и Республики Того. Помимо общего языка йоруба объединяет общность основных черт культуры и признание происхождения из единого центра — Ифе.

В прошлом, когда ни колониальные, ни тем более современ­ные государственные границы не разделяли йоруба, они также не составляли единого политического целого. Колониальный раздел Африки, отделивший тоголезских и бенинских (в коло­ниальный период—дагомейских) йоруба от основной террито­рии их расселения, застал эту этническую общность на стадии ее формирования в народность. В политическом отношении йо­руба были разделены почти на два десятка больших и малых независимых государств, большая часть которых в XVIII— XIX вв. была объединена под властью йорубского же государст­ва Ойо. Их население отличалось друг от друга культурными и диалектными особенностями. В этническом отношении эти го­сударства более всего подходили под определение «номовые общности», введенное в научный оборот для обозначения этни­ческих общностей, переходных от доклассового типа к классо­вому, когда начинают преобладать не кровные, а территориаль­ные связи [37, с. 45].

По-видимому, до XIX в. йоруба не имели общего самона­звания. Данный этноним сначала применялся только к жите­лям Ойо. Считается, что это название распространили на всю лингвистическую группу европейские миссионеры и что оно впервые было употреблено в этом значении в 1832 г. в словаре И. Рабаха [269, с. 1].

Основная этническая территория йоруба, единый язык (с диалектами), самоназвание и единая в главных чертах куль­тура сложились в XIX в. Региональные особенности сохрани­лись вплоть до наших дней. Во всяком случае, еще в середи­не 60-х годов XX в. в нигерийской печати раздавались, реши­тельные протесты против отождествления всей йорубской куль­туры с культурными традициями Ойо; такой подход по отно­шению к южным государствам, например Иджебу, квалифици­ровался как упрощенческий [239, с. 176].

Экономической базой возникновения и развития йорубских государств послужили мотыжное — подсечно-огневое и пере­ложное — земледелие и ремесла (кузнечное дело, ткачество на вертикальных и горизонтальных ткацких станках, гончарство без гончарного круга и т. п.), не выделившиеся окончательно в особую отрасль производства. Существовала развитая торговля.

Общими чертами политической организации были: институт царской власти; наследование трона в пределах царского ро­да, претендовавшего на происхождение от мифического первопредка йоруба Одудувы; принадлежность к тому или иному линиджу в качестве главного критерия назначения на государст­венную должность; по преимуществу гражданская природа правления и структурные особенности аппарата власти, ограни­чивающие деспотические и автократические поползновения ца­рей (см. гл. 9 данной работы); однотипное административно-территориальное деление: наличие признанного политического центра в столичном городе — резиденции главного правителя, имевшего право на ношение короны, и ряда подчиненных горо­дов и селений.

В социальном отношении йорубские государства характери­зовались сочетанием во всех сферах жизни доклассовых и классовых отношений; подавляющую массу населения составля­ли лично-свободные общинники, владевшие основными средст­вами производства в качестве членов патрилинейных кровно­родственных коллективов, или линиджей, идиле. Общинная ор­ганизация (иерархия общин) составляла основу социальной структуры. Господствующий слой образовывал иерархию носи­телей титулов, куда наряду с родовой по происхождению знатью входили привилегированные рабы. Существовало ка­бальное должничество и рабство иноплеменников, используе­мых главным образом в земледелии, торговле и военном деле. Первичной ячейкой эксплуатации была болынесемейная общи­на. Отчуждение прибавочного продукта в пользу иерархии но­сителей должностных титулов осуществлялось в форме добро­вольно-обязательных регулярных подношений, уплаты торго­вых и судебных пошлин, участия в общественных работах (включая отработки на так называемых титульных, или цар­ских, землях) и войнах [52, с. 65—185].

Процесс государствообразования, по-видимому, начался в X—XII вв., но, по некоторым данным, первые очаги государст­венности могли возникнуть и ранее. Система больших и малых государств, связанных отношениями данничества или торгово-культурными контактами, сложилась в XVII—XVIII вв. Отдель­ные части системы находились на разных уровнях социально-политического развития. Однако глубоко прав П. Ллойд, заме­чая, что на современном уровне знаний невозможно выстроить йорубские государства в ряд в соответствии с уровнем их раз­вития, устанавливая единую линию эволюции, т. е. считать наи­менее сложные социально-политические структуры более моло­дыми, и наоборот [269, с. 229].

Об истории большинства государств сохранились лишь от­рывочные сведения. Сердце Иорубы — город Ифе с сетью под­властных ему городов и деревень находился в центре региона. Однако пока не представляется возможным осветить роль Ифе в системе государств побережья Бенинского залива, почти нет данных о политической истории Ифе в доколониальный период. На фотографиях начала XX в., сделанных экспедицией Л. Фробениуса, ничего не напоминает о его былом величии, на них город выглядит запущенным и умирающим.

Государства йоруба в XVIII в.

К юго-востоку от Ифе, на плодородных землях в зоне дож­девого леса, находилось одно из самых крупных йорубских го­сударств — Иджебу со столицей того же названия. На юге оно простиралось до морского побережья, с востока обширные, почти необитаемые леса отделяли это государство от Бенинско­го царства. Дата основания г. Иджебу неизвестна. Местная устная традиция, собранная в XX в. Р. Смитом, говорит о трех волнах миграций в девственные леса Иджебу в период образо­вания государства. Самой мощной волной была третья, из Ифе. По преданию, ее возглавил один из сыновей Одудувы, Огбороган, впоследствии прозванный Обантой. Обанта считается ос­нователем Иджебу и его первым авуджале (местный титул ко­ронованного правителя).

Согласно устной традиции Бенина, его правитель, оба Озолуа (конец XV в.), завоевал Иджебу. Все же скорее всего поли­тическое влияние Бенина распространялось лишь на его южные прибрежные районы, через которые осуществлялась связь Бени­на с его вассалом — городом-государством Лагос. Со своей сто­роны, устная традиция Ойо говорит о том, что его правитель Аджагбо (предположительно XVII в.) вторгался со своим вой­ском в столицу Иджебу, с тем чтобы поддержать наиболее выгодную для Ойо кандидатуру его правителя. На рубеже XVII—XVIII вв. войско алафина Ойо Оджиги прошло через территорию Иджебу в знак подтверждения своего политическо­го господства над ним. Однако нет надежных данных в пользу версии о сколько-нибудь длительном политическом и военном контроле Ойо над этим государством.

Бенин в XVII веке

Самые ранние упоминания европейских источников (порту­гальца Пашеку Перейры) о «большом городе Джебу, окружен­ном очень большим рвом», относятся к первым годам XVI в. [248, с. 124]. К этому времени между Иджебу и европейскими купцами сложились устойчивые торговые связи: в обмен на ла­тунные браслеты жители Иджебу поставляли европейцам ра­бов и слоновую кость. По данным европейских нарративных источников XVIII—XIX вв., это было богатое процветающее государство, его население славилось как искусные земледель­цы, ремесленники и торговцы. Ткани, производимые в Иджебу, закупались в большом количестве европейскими купцами для перепродажи на Золотой Берег и в Бразилию [127, с. 25, 27; 130, с. 233]. Большой доход местным жителям приносила по­средническая торговля, так как они не допускали иноземцев к торговым путям от морского побережья, ведшим во внутрен­ние районы Йорубы и в Нупе. В портах Иджебу — Эджинрине, Эпу, Икороду — находились крупные невольничьи рынки. С се­редины XIX в. рынок в Икороду стал главным поставщиком огнестрельного оружия для внутренних областей Йорубы. В этот период Иджебу наряду с городами района Эгбы был главным препятствием на пути захвата английскими колониза­торами йорубских земель. Ослабление Иджебу в ходе междо­усобных йорубских войн конца XIX в. было одним из решаю­щих факторов, облегчивших колониальное порабощение народов центральной части побережья Бенинского залива.

К востоку от Иджебу простиралась обширная лесистая тер­ритория государства Ондо со столицей того же названия. Его южные прибрежные районы были населены нейорубскими на­родами иджо и махин. Время основания Ондо неизвестно. Су­ществуют три легендарные версии происхождения его правя­щей династии: от царского рода Бенина периода правления обы Озолуа (вторая половина XV в.); от жены третьего прави­теля Ойо — Аджаки (т. е. не позднее XIV—XV вв.); от одной из жен мифического первопредка йоруба Одудувы (т. е. из Ифе).

В органах управления Ондо большую роль играли женщины. Наряду с советом вождей-мужчин при правителе ошеваме существовал совет титулованных жриц. Одной из прерогатив, его главы, лиса лагун, было возведение ошеваме на престол. Ондо испытывал сильное политическое влияние со стороны Бе­нина. Правители Ондо признавали верховную власть бенинского обы при разрешении земельных и династических споров. В XIX в. через территорию этого государства проходил стра­тегический и торговый путь, связывавший внутренние области Йорубы с европейскими торговцами огнестрельным оружием на побережье Бенинского залива. В 1892—1893 гг. Ондо потерял политическую независимость, став частью британского протек­тората, а позднее — частью колонии Нигерия.

На самой юго-восточной окраине Йорубы выходцы из Ифе основали государство Ово. На севере оно граничило с Нупе, на юго-востоке — с окраинами Бенинского царства, неоднократно пытавшегося завоевать его. Бенинская традиция засвидетель­ствовала нападение войска Бенина на Ово в период правле­ния бенинских царей Эвуаре Великого и Озолуы (XV в.). Ово был обложен данью. Южная часть государства, видимо, по­стоянно находилась под контролем Бенина для обеспечения по­следнему торгового пути к морскому побережью в юго-запад­ном направлении. Столица Ово — один из древнейших куль­турных центров региона.

Среди йорубских государств к западу от Ифе наиболее зна­чительным был Кету, основанный переселенцами из Ифе пред­положительно в XII в. (ныне он находится на территории На­родной Республики Бенин). Подобно другим ранним государст­вам побережья Бенинского залива, у Кету не было четких гра­ниц. Помимо столицы, имевшей мощные оборонительные укреп­ления, в его состав входил ряд небольших городов. На западе рубежом Кету, видимо, служила р. Веме; на севере р. Окпара отделяла его от йорубского государства Шабе; а к югу прости­рались топи и болота, населенные йорубаязычными племенами ахори. С началом экспансии державы Ойо в юго-западном направлении в XVII в. Кету, занимавший стратегически важ­ные позиции к западу от караванных дорог, соединявших сто­лицу Ойо с побережьем Бенинского залива, подвергся полити­ческому давлению со стороны Ойо и, по-видимому, в течение ста или более лет откупался от него данью. В XIX в. Кету был завоеван правителями Дагомеи.

В крайней северо-западной части Йорубы находился глав­ный политический центр крупнейшего йорубского государства, державы Ойо, — город Ойо (9° с, ш. и 4° в. д.). Будучи на за­ре своей истории дальней периферией по отношению к ядру йорубской государственности и культуры — Иле-Ифе и сети больших и малых йорубских городов вокруг него, Ойо разви­вался в иных природных условиях и несколько ином культур­ном окружении. Удаленность от Иле-Ифе компенсировалась близостью к южным ответвлениям транссахарских торговых путей и к северным соседям — государствам Боргу и Нупе, ко­торые служили посредниками в передаче элементов культуры Северной Африки и Ближнего Востока. Однако соседство Бор­гу и Нупе в период становления Ойо было и опасным, так как на первых порах оба они были сильнее Ойо, игравшего роль северного форпоста йорубских земель, удаленного на большое расстояние от своей прародины. Река Моши служила прегра­дой от нападений народа бариба (Боргу) с севера только в дождливый сезон. На северо-востоке, за р. Нигером, жили нупе. От переправы через Нигер и от о-ва Джебба, находившего­ся под контролем Нупе, до г. Ойо было не более 60 км.

Ойо находился в лучших экологических условиях, чем боль­шинство йорубских государств, расположенных в тропических лесах, тяжелых для обживания их человеком и к тому же за­раженных мухой цеце, что препятствовало разведению скота и использованию животных в качестве тягловой рабочей силы. Напротив, лесистая саванна, окружавшая Ойо, была благо­приятной средой для комплексного развития земледелия и ско­товодства.

Дата основания г. Ойо неизвестна. Самое раннее из посе­лений, обнаруженных на его территории, относится к позднему каменному веку. Микролиты, найденные на этой стоянке, ана­логичны каменным орудиям Роппа (плато Джое), датируемым V или IV тысячелетием до н. э. [277, с. 63]. В целом же мес­то, где позднее возник Ойо, обследовано археологами очень слабо, гораздо меньше, чем Иле-Ифе, и пока о его далеком прошлом известно очень мало достоверного. В 70-х годах на территории города в слоях, более древних, чем те, которые сохранили остатки системы городских укреплений, были обна­ружены следы большого поселения XII—XIII вв. Нельзя, одна­ко, с уверенностью сказать, что это поселение уже было горо­дом [161, с. 20]. Выявлено, что оно было связано с торговым путем, идущим к югу от верховьев Нигера в районе Старой Буссы (в Боргу).

Примерная дата основания Ойо вычисляется на основе сопо­ставления данных устной традиции (прежде всего династийного списка правителей Ойо) с несколькими немногими датами истории йоруба, которые удалось установить точно. Таким пу­тем было вычислено (и долгое время считалось правильным), что Ойо был основан примерно в XIV в. Однако после исследо­ваний йорубского историка И. Акинджогбина предположитель­ная дата основания города-государства Ойо была отодвинута к X —началу XI в. [204, с. 311; 151, с. 19; 265, с. 74—75, сн. 52]. Не исключено, однако, что и она будет пересмотрена.

По преданию, Ойо был основан Ораньяном — внуком Одудувы, творца мира и первого царя Иле-Ифе. Легенды рисуют Ораньяна человеком большой физической силы, великим охот­ником, а впоследствии — великим завоевателем. Унаследовав трон Ифе, Ораньян, по преданию, отправился с группой своих людей на север, покуда не достиг берегов р. Нигер недалеко от страны Тапа (Нупе), чей правитель преградил ему дальнейший путь. Отношения с другим северным соседом — Ибариба, или Бариба (Боргу), сложились более дружественно: его царь с помощью колдовских чар подсказал Ораньяну место, где он должен был основать город. По преданию, царь предложил Ораньяну идти по следам большого удава и строить столицу там, где змей остановится и будет лежать семь дней. По холму Аджака, у которого лег змей, столица (будущий город Ойо) получила название «Ойо Аджака» [212, с. 11].

Другие легенды связывают происхождение династии Ойо с Нуте. По одной из них, Ораньян женился на дочери правителя Нупе. От этого брака родился Шанго, ставший четвертым по счету правителем Ойо и обожествленный впоследствии как бог молнии и грома. Культ Шанго в Ойо гораздо больше связан с царской властью (см. гл. 6), чем поклонение Ораньяну. Кроме того, согласно одной из легенд, не Оранъян, а Шанго основал город Ойо [212, с. 150]. Как бы то ни было, обряды коронации правителей Ойо подтверждают устную традицию об основании правящей династии выходцами из Иле-Ифе, а данные археологии (сопоставление древней керамики Ифе и Ойо) отрицают факт значительной миграции из Ифе в Ойо в древности .[277, с. 76—77].

Ранняя история Ойо известна исключительно по устной традиции, что дало повод английскому историку Р. Ло назвать ее «бессвязной и невразумительной» [216, с. 27]. Это не совсем так, ибо целый ряд источниковедческих исследований уже доказал, что устная традиция обладает достаточно высокой степенью точности, хотя она мифологична, не знает дат и, кроме того, ограничивается по преимуществу (как, впрочем, и письменные средневековые хроники) жизнеописанием царей.

Период становления и укрепления Ойо в качестве города-государства длился примерно до начала XVII в. Первоначально ему пришлось отстаивать свое право на существование в жестокой борьбе с Нупе, Боргу и рядом йорубских городов. Возможно, что Ойо был сначала слабее даже незначительных йорубских городов-государств. По преданию, Ораньян, уже будучи царем, не имел короны; лишь некоторое время спустя он отнял ее у правителя г. Огборо, лежащего к юго-западу от Ойо. По другой легенде, Ойо был одно время данником йорубского города Ову и только четвертый алафин (титул царя в Ойо), Шанго, освободил государство от дани. Пятый и шестой цари также вели войны с правителями окрестных йорубских городов и деревень, постепенно подчиняя их власти Ойо. В период «собирания» северных йорубских земель государство Ойо даже не имело постоянной столицы. Так, Оранъян, основав г. Ойо, или Ойо Аджака, вынужден был через некоторое время покинуть его и переселиться в местность под названием Око, где он правил много лет и где, по преданию, умер. (По другой версии, Ораньян умер в Иле-Ифе, точнее, въехал на коне в моги­лу и обратился в каменную глыбу [208, с. 12—13].) Шанго сно­ва перенес столицу из Око в Ойо [212, с. 150].

Высказывалось предположение, объясняющее переносы цар­ской ставки феодальным обычаем полюдья. В случае Ойо это не так. Постоянная угроза внешнего нападения — вот что в первую очередь заставляло «кочевать» первых правителей Ойо. Способствовала этому и традиционная система земледелия — необходимость периодически оставлять под пар на 10—15 лет обработанные участки земли для восстановления их плодоро­дия. Это приводило к тому, что земледельцы, постоянно осваи­вая новые участки, со временем все более удалялись от город­ских стен в глубь лесистой саванны, окружавшей Ойо. А это означало, что в случае нападения врагов или диких зверей они были совсем беззащитными. Характерно, что легенды о проис­хождении других йорубских городов также содержат упомина­ния о переносе их столиц в период становления государствен­ности. Позднее, когда Ойо окрепнет, когда вокруг городского ядра сложится система постоянных и временных деревень, ког­да охотники в какой-то степени обезопасят дороги и тропы от нападений диких зверей, экономические причины переноса по­селения исчезнут. Но еще долго алафины будут вынуждены перемещать свой двор, находясь под постоянной угрозой со стороны врагов.

При девятом царе войска Нуле захватили царскую ставку, алафин Онигбоги спасся бегством в Боргу, где и умер в изгна­нии. Независимость Ойо была восстановлена сыном Онигбоги, десятым царем Офинраном. При нем царская ставка располага­лась сначала в г. Киши, затем в г. Куши. Его преемник Эгу­гуноджу перебрался в г. Шаки (в 19 км к юго-западу от Ку­ши). Свою первую резиденцию в северо-восточной части Шаки Эгугуноджу назвал Айекале, что означает примерно «здесь жизнь течет без беспокойства», надеясь на естественную защи­ту из скалистых холмов, одндко вскоре он должен был пере­браться в другое место, которое до сих пор называется афин, т. е. «царский дворец» [265, с. 65]. Однако и здесь он не удер­жался, так как вызвал своим правлением недовольство насе­ления. Эгугуноджу пришлось основать на месте охотничьей стоянки новый город — Игбохо, который был столицей государ­ства Ойо не менее 50 лет.

Город был хорошо защищен от нападений врагов притоками р. Огун и с северной стороны скалами. Кроме того, вокруг не­го были возведены три оборонительных вала, мощь которых в XIX в. отмечали английские путешественники X. Клаппертон и братья Лэндеры. Население Игбохо, видимо, пополнялось за счет жителей сельской округи, искавшей защиты у царской власти.

Игбохо (или Ойо-Игбохо) был резиденцией четырех царей: Эгугуноджу, Оромпото, Аджибойеде и Абипы (т. е. с одиннадцатого по четырнадцатое правление). Р. Смит высчитал, что период между бегством Онигбоги и смертью Абипы длился око­ло 75 лет (между 1535 и 1610 гг.). Ориентировочно в начале XVII в. Абипа смог восстановить столицу на старом месте, в г. Ойо, который оставался стольным городом вплоть до сере­дины 30-х годов XIX в.

Возвращение столицы на прежнее место знаменовало собой окончание периода становления и укрепления города-государ­ства.

Войны с северянами и годы пребывания йорубских царей в Боргу обогатили жителей Ойо новыми методами ведения вой­ны: двенадцатый алафин, Оромпото, посадил свое войско на коней. Это было поистине важнейшее событие, ибо жители тро­пических лесов лошадей не разводили и не формировали кон­ного войска. Создание конницы, которая в течение последующих двух с лишним столетий была грозой южных соседей Ойо, ос­новой его военного могущества, означало, что в правление Оромпото Ойо уже достаточно окреп экономически, ибо лоша­ди, которых покупали на севере (а, может быть, отчасти отби­вали силой), всегда стоили очень дорого. Оромпото же, по пре­данию, имел арьергард, состоявший из 1 тыс. пеших и 1 тыс. конных воинов, которым было приказано во время переходов привязывать к хвостам лошадей большие листья, чтобы заме­тать следы войска.

Традиция сохранила в людской памяти много деталей, по которым можно судить о всестороннем процессе укрепления молодой государственности. Предшественник Абипы алафин Аджибойеде перешел от обороны к наступлению и завоевал часть Нупе. Впервые в истории Ойо Аджибойеде устроил цар­ский праздник бебе, которым с тех пор йорубские цари отмеча­ли долгие и благополучные правления. Главными особенностя­ми праздника бебе были прекращение на последующий трех­летний срок всех войн и отмена всех видов податей и повинно­стей. Ясно, что лишь достаточно сильное государство могло обеспечить такие условия в течение трех лет. Положение Ойо стабилизировалось.

С преемника Абипы, пятнадцатого царя, Обалокуна (т. е. примерно со второй половины XVII в.), начался второй этап истории Ойо — период экспансии в южном направлении и соз­дания державы, или «империи», Ойо. Правда, попытки Ойо за­воевать юго-восточные йорубские земли не увенчались успе­хом. Войско Обалокуна вторглось в пределы Игбомины и до­шло до р. Ошун, однако когда оно попыталось захватить г. Илешу — столицу йорубского государства Иджеша, ее жите­ли устроили завалы из деревьев на дорогах и конница была вынуждена отступить. Иджеша отстояла независимость, но вре­мя от времени была вынуждена платить Ойо дань. Впоследст­вии все усилия Ойо подчинить себе Восточную Иорубу (Экити, Ондо и Иданре) также оказывались безрезультатными, поскольку конное войско теряло преимущества в лесу, а восточ­ным йоруба помогал Бенин.

Юго-западное направление экспансии — через саванный Да-гомейский проход по землям эгба и эгбадо к побережью Гви­нейского залива, по-видимому, наметилось уже при Абипе, а с правлением Обалокуна оно связано совершенно определенно: мать Обалокуна (жена Абипы) происходила из Эгба. Тради­ция приписывает Обалокуну дружеские отношения с королем Франции и непосредственные контакты с последним (что, впро­чем, весьма маловероятно). Экспансионистская политика Ойо в районе Эгбадо была продолжена преемником Обалокуна, шест­надцатым алафином Аджагбо (примерно вторая половина XVII в.), захватившим г. Веме. Захват Веме на территории Эг­бадо обеспечил установление контроля Ойо над коммуникация­ми и над прибрежными районами Бенинского залива, где к началу XVII в. уже сложилась система работорговли, в кото­рой африканскими партнерами европейских работорговцев были Аллада, Вида, Дагомея. С конца XVII в. эти, а также более мелкие государства аджа превратились в данников Ойо и его посредников в торговле с европейскими купцами. Для защиты караванных путей из Ойо к побережью Бенинского залива и для сбора торговых пошлин в пользу правителей Ойо в конце XVII — начале XVIII в. в Эгбадо были созданы буферные посе­ления, вскоре превратившиеся в города. Впоследствии значи­тельно восточнее первой группы буферных поселений были за­ложены г. Иларо и г. Иджана; правителем последнего всегда назначался привилегированный раб царя Ойо, сменяемый че­рез каждые три года.

В первой половине XVIII в. агрессивная политика Дагомеи стала мешать стабилизации этой системы государств, непо­средственно затронув политические и экономические интересы Ойо. Ойо-дагомейские войны 1726—1730 гг. и 40-х годов, о которых подробнее будет говориться ниже, завершились уста­новлением политического и экономического господства Ойо над Дагомеей. Ко второй половине XVIII в. — в пору наивысшего могущества Ойо — под властью его правителей находились все йорубские государства к западу от Иджебу и среднего течения р. Ошун. На севере границами Ойо были реки Нигер и Моши; на западе и юге Дагомея и большинство городов-государств побережья от границ Дагомеи до города-государства Лагос вхо­дили в состав Ойо в качестве вассальных образований. По не­которым данным, Нупе и Боргу также платили Ойо дань.

В области внутренней политики этот второй, «имперский», период истории Ойо характеризуется усилением борьбы за власть внутри правящей верхушки (прежде всего между цар­ским двором и государственным советом родовой знати — ойо-меси), дальнейшим усложнением обрядов по возвеличиванию-особы царя, развитием аппарата насилия, связанного с надзо­ром над покоренными территориями, обложением и сбором дани, взиманием торговых пошлин, с обеспечением привилегий царя во внешней торговле, укреплением воинской организации. Второй этап завершился внутриполитическим кризисом: захва­том на 20 лет власти главой государственного совета ойо меси башоруном Гахой (около 1754 г.), ростом народного недоволь­ства поборами и войнами и возвращением к традиционной фор­ме правления в результате широкого заговора против башоруна, возглавленного алафином Абиодуном (около 1774 г., тридцатое царствование).

Третий этап — с тридцатого по тридцать шестое царствова­ние, т. е. с конца XVIII в. по 30-е годы XIX в., — был временем распада «империи» Ойо. Аппарат насилия раннего государства не был в состоянии длительное время эффективно контролиро­вать огромную даже по современным масштабам территорию «империи». Губительное влияние на судьбы Ойо оказало так­же изменение политической обстановки в регионе в целом: рост сепаратистских тенденций и политической нестабильности в прибрежных районах под влиянием трансатлантической ра­боторговли. Все это способствовало ослаблению великой йоруб-ской державы.

В 80-х годах XVIII в., после восстания во главе с Лишаби, от Ойо отпала Эгба — его юго-западная окраина. В конце XVIII в. прекратила уплату дани Дагомея, в начале XIX в. (по другим данным, в 90-х годах XVIII в.) — подвластные Ойо час­ти государств Нупе и Боргу. Вслед за тем начался распад центральных областей. Около 1817 г. в результате мятежа каканфо (главнокомандующего) Афонджи от Ойо отпала его самая богатая провинция — Илорин. В этот период централь­ная власть в Ойо оказалась неспособной к организации реши­тельных действий по спасению целостности государства. По­пытки заставить Дагомею возобновить уплату дани в 1818 г. при восшествии на дагомейский трон Гезо окончились кра­хом — чиновники алафина были убиты.

О том, насколько алафин был реально осведомлен относи­тельно внешнеполитической ситуации накануне краха его «им­перии», можно до некоторой степени судить по содержанию его беседы с X. Клаппертоном в пересказе последнего. Царь связывал с появлением белого человека в его столице смутные надежды на военную помощь и по дипломатическим соображе­ниям утаил от Клаппертона недавний отказ дагомейцев пла­тить ему традиционную дань. Напротив, царь начал с утверж­дения, что Бадагри, Аллада, Дагомея — все эти земли принад­лежат ему, алафину, и платят ему пошлины с каждого евро­пейского торгового корабля. Далее он сказал, что ни он сам, ни его предки до сих пор никогда не видели белых людей, что его разоряют взбунтовавшиеся рабы хауса, которых поддержи­вают фулъбе, что он просит у белых людей помощи против бун­товщиков и что он послал к своему другу, царю Бенина, прось­бу о помощи [166, с. 45].

Новые государства йоруба в 30—50-х годах XIX в.

Джихад, объявленный Османом дан Фодио в начале XIX в., и объединение городов-государств хауса и других северных со­седей Ойо в мощное и агрессивное государство — халифат Сокото имели самые сокрушительные последствия для державы Ойо. Мятеж в Илорине, прекращение даннических обязательств Нупе и Боргу были только началом. Около 1836 г. (точная да­та неизвестна) войска фульбе захватили и разграбили г. Ойо. Ими были разрушены многие города Северной Йорубы, ядра державы Ойо, в том числе такие некогда значительные как Икойи, Огбин, Оджо, Эрубу, Имери, Игбон, Иреша, Гбогун [240, с. 225]. «Империя» Ойо пала. Грабеж, бандитизм, мародерство, охватившие север Йорубы, сделали жизнь тех, кто остался в живых и не был уведен в рабство, настолько невыно­симой, что началось массовое движение населения на юг, из зо­ны саванны в зону тропического леса.

Благодаря энергичным действиям алафина Атибы (тридцать седьмое царствование) почти сразу же после падения г. Оно в 130 км южнее него стала строиться новая столица — г. Новый Ойо.

Так, после 1836—1837 гг. начался четвертый этап истории Ойо — попытка воссоздания «империи» на новом месте с уче­том изменившейся внешнеполитической ситуации.

Два важных поста в государстве (главнокомандующего про­винциальным войском и главы совета ойо меси) Атиба отдал могущественным военным вождям — правителям городов-госу­дарств Иджайе и Ибадана. Эти города-государства с прилега­ющей округой получили статус провинций Ойо и должны бы­ли охранять его от внешних врагов. Угроза поглощения хали­фатом Сокото заставила йорубские государства сплотиться пе­ред лицом общего врага. Между 1838 и 1841 гг. (точная дата неизвестна) под стенами г. Ошогбо (на территории государст­ва Иджеша) произошло решающее сражение между йоруба и фульбе. Объединенные силы Ибадана и Ошогбо, используя опыт борьбы против конницы в условиях тропического леса, на­голову разбили конные отряды фульбе, наступавшие на Йорубу из г. Илорина. Победа в битве при Ошогбо остановила рас­пространение джихада на центральную и южную Иорубу.

В результате массовых миграций йоруба в период джихада необычно разрослись города, принявшие многотысячные волны переселенцев, — Огбомошо, Ошогбо, Икирун, Аго Оджа (Новый Ойо) и др. Образовались также новые многотысячные города-государства, такие, как уже упоминавшиеся Ибадан, Абеокута, Иджайе.

Если старые города, включая бывшую столицу «империи» г. Ойо, образовались на базе разросшихся линиджей, постепен­ного поглощения городской общиной окрестных деревень и рост их был естественным и постепенным, а система управления разрабатывалась и усложнялась на протяжении столетий, то в новообразованных агломерациях дело обстояло несколько иным образом.

Что касается городов, которые разрослись за счет переселен­цев, то они оказались, может быть, в наибольшей опасности. Мигранты принесли с собой свои специфические традиции и обычаи, к тому же переселенцев было слишком много, чтобы они могли раствориться как чужаки в линиджах города-реципи­ента. Ни органы управления, ни экономика не справлялись с такой массой пришельцев. Так именно произошло в Ифе: бе-женцев было так много, что они образовали обширное город­ское предместье Модакеке. Конфликты, связанные с проблема­ми землепользования и: социальным статусом переселенцев, вылились в итоге в столкновения между Ифе и Модакеке, в ре­зультате чего Ифе был сильно разрушен, обезлюдел и запу­стел; были утеряны многие его культурные традиции.

Заново организованные агломерации (такие, как Ибадан и Иджайе) были первоначально военными лагерями. Они были созданы вооруженными группами из многих городов во главе с военными предводителями, выдвинутыми их войсками за ор­ганизаторские и воинские доблести. Когда через некоторое время военные лагеря стали обретать традиционные формы йорубских городов, во главе их управления стал совет военных вождей. Ибадан и Иджайе стали первыми в истории йоруба городами-государствами без священного царя, со всеми вытека­ющими отсюда последствиями с точки зрения особенностей по­литической структуры. Однако оба города считались вассала­ми «империи» Новый Ойо.

Предотвратив окончательный распад государства, Атиба все же не смог возродить могущество прежней «империи». Из круп­ной державы Ойо превратился в рядовое государство, которое на протяжении XIX в. все более уступало Ибадану роль глав­ной политической силы в Иорубе. В 1893 г. Ойо был вынуж­ден подписать, по принуждению англичан, договор об установ­лении над ним британского протектората.

К началу XX в. все йорубские государства (за исключени­ем Эгба, сохранившей до 1916 г. статус «республики») потеря­ли независимость.

К юго-западу от района древней йорубской государствен­ности расположены территории, населенные народами аджа. Они родственны йоруба в языковом, этническом и культурном отношениях. Наряду с йоруба аджа входят в языковую группу ква (точнее — в подгруппу ква гвинейской группы) и объеди­няют народы «собственно аджа» (в долине р. Моно вдоль гра­ницы современных Того и Бенина), эве (на юге Ганы и Того), фон и гун (на юге Республики Бенин на Абомейском плато). На территории современной Нигерии аджа (фон и гун) скон­центрированы преимущественно в штате Лагос (в дистрикте Бадагри) и в штате Огун (в дистриктах Адо-Игбесса и Ипокиа). Северные и северо-восточные соседи аджа — небольшие по численности народы махи, дасса-зуме и некоторые другие — входят в ареал культурного влияния аджа — йоруба и считают себя их ближайшими родственниками [133, с. 15—16].

Современная нигерийская историография подчеркивает, что культурная общность народов Республики Бенин (аджа) и Западной Нигерии (йоруба) имеет глубокие исторические кор­ни [133; 134; 135]. Согласно гипотезе известного йорубского историка И. Акинджогоина, основанной на сопоставлении уст­ной традиции этих народов, формирование первых государств аджа (Аллады, Виды и некоторых других) происходило под влиянием миграций из Иле-Ифе. По этой версии, было две крупные волны миграций из Иле-Ифе. В результате первой внук Одудувы Ораньян основал г. Ойо — предположительно в X или XI в. К этому же периоду И. Акинджогбин относит вре­мя основания Ову, Кету, Илеши, Илы, Око и некоторых дру­гих древнейших городов-государств йоруба, отодвигая, таким образом, дату основания большинства йорубских государств на 3—4 века в глубь истории. Вторая, более поздняя, так сказать, «вторичная» волна миграций шла из Кету. Она-то и послужи­ла стимулом для образования первых поселений, из которых впоследствии образовались государства аджа, ибо согласно устной традиции, бытующей среди фон и эве, основатели го­родов и селений аджа якобы мигрировали некогда из Кету в Нуатжа или Ватчи (в современном Того) и оттуда позднее расселились на территории современной Народной Республики Бенин [204, с. 308—311]. Эта гипотеза о генезисе государствен­ности у народов аджа нуждается, конечно, в более веском обосновании.

Пока нет ответа на вопрос о времени зарождения государ­ства у народов аджа. Археологическое обследование этой час­ти побережья — дело будущего, и поэтому при датировке собы­тий историк пока может опираться лишь на свидетельства ев­ропейских путешественников и работорговцев, которые появи­лись здесь во второй половине XV в. Одно из самых крупных государств аджа, Аллада, или Ардра, возникло, по-видимому, в последней четверти XVI в. [134, с. 11].

Впервые в письменных источниках Ардра упоминается на карте Африки Арнольда де Лангю, опубликованной в 1596 г. Более или менее подробные описания жизни и быта ее населе­ния появляются с XVII в. Основным занятием населения Ардры было подсечно-огневое и переложное мотыжное земледелие, со­четавшееся с домашним ремеслом: хлопкопрядением, ткачест­вом, изготовлением калебас, кузнечным делом, пивоварением. Рельеф морского побережья (обилие лагун) способствовал раз­витию торговли на каноэ на большие расстояния. В социаль­ном отношении общество характеризовалось незавершенностью классообразования, нераспавшимися общинно-родственными связями, неполным обособлением управленческой верхушки от рядовой массы общинников, развитием домашнего рабства и кабального должничества. С конца XVI в. Аллада стала круп­ным африканским партнером европейских работорговцев в трансатлантической работорговле. В начале XVII в. в Алладе и в другом государстве аджа, Виде, а позднее также и в Гран-Попо были основаны фактории португальских, французских, английских и других европейских работорговцев, соперничав­ших друг с другом за торговое влияние в этом районе.

Вида располагалась в нескольких километрах от моря. Это был город-государство с небольшой сельской округой, город-порт. В XVII в. его территория не превышала шестнадцати лиг, т. е. примерно 77 км в окружности (одна португальская лига составляет около 4,83 км), простираясь вдоль морского побережья более чем на 40 км и вдаваясь в глубь страны дву­мя узкими анклавами [147, с. 327]. Основными занятиями жи­телей были земледелие и домашние ремесла (хлопкопрядение, ткачество, изготовление калебас, кузнечное дело и т. п.), а также торговля, включая работорговлю.

Аллада, столица которой, Аксим (на современных картах это г. Аллада), была удалена от побережья, вела посредниче­скую торговлю через приморский город Гран-Попо (последний по мере расширения работорговли завоевал независимость от Аллады [147, с. 323]), через Виду и через порт Джакин, рас­положенный на территории Аллады в непосредственной бли­зости от Виды. Когда в гавани этих городов входили европей­ские суда, разгоралось жестокое соперничество между прави­телями Аллады и Виды, ибо оба государства были работоргов­цами-посредниками между европейскими купцами и поставщи­ками живого товара из внутренних областей, расположенных в «200—300 лигах» от побережья [147, с. 327, 339], т. е., по всей видимости, из Ойо и Боргу.

Около 1625 г. севернее Ардры и Виды образовалось Даго-мейское царство, этническую основу которого составили также племена группы аджа (фон). К 80-м годам XVII в. оно стало самой значительной военно-политической силой западной час­ти стран побережья Бенинского залива. Его возвышению суще­ственно способствовало то обстоятельство, что Дагомея нахо­дилась на торговом пути, связывавшем морское побережье с крупными поставщиками рабов с севера, прежде всего с дер­жавой Ойо.

В начале XVII в. отношения между Ойо и городами-госу­дарствами, игравшими роль торговых посредников, видимо, еще строились на основе взаимной выгоды, что, однако, не поме­шало Ойо между 1680 и 1682 гг. организовать карательную экспедицию против Аллады, пытавшейся ущемить интересы ра­боторговцев Ойо. Мощное йорубское государство обеспечивало безопасность торговых путей, служило стабилизирующим фак­тором обширного региона. Поэтому, когда окрепнувшая к кон­цу XVII в. Дагомея стала, в свою очередь, претендовать на роль лидирующей работорговой державы, это вызвало враж­дебную реакцию и у государств-посредников, и у Ойо.

Устная традиция связывает происхождение Дагомеи с миг­рациями и процессами государствообразования, начавшимися в районе обитания аджа и йоруба не позднее XII—XIV вв. По преданию, в начале XVII в. часть аджа во главе с Догбагри Гену мигрировала из Аллады в район Игеде (плато Абомей) и смешалась с местным йорубским населением. На развитие Дагомеи большое влияние оказали трансатлантическая рабо­торговля, борьба за господство над торговыми путями из внут­ренних областей Западной Африки к побережью Бенинского залива и над работорговыми портами. Местная традиция на­зывает первым царем Дагомеи сына Догбари Гену, Вегбаджу (умер около 1680 г.), который якобы подчинил своей власти 18 городов и деревень, образовавших ядро дагомейского госу­дарства. Преемники Вегбаджи продолжали завоевания на юг и юго-восток от столицы — г. Абомея, преграждая Алладе, Ви­де и другим южным государствам аджа свободный доступ к районам, откуда они получали пленников для перепродажи ев­ропейским работорговцам.

В связи с формированием системы плантационного рабства в европейских колониях Нового Света со второй половины XVII в. объем трансатлантической работорговли сильно возрос, и это оказало определенное воздействие на прибрежные госу­дарства посредники в работорговле. Главным содержанием их политической истории в 80—90-х годах XVII в. были смуты и междоусобные войны, подогревавшиеся интригами европейских работорговцев. В 1698 г., когда в Алладе была смута, поводом к которой послужила династическая распря, партия сторонни­ков тесных связей с Ойо отправила посольство к его царю с просьбой о вмешательстве. В это время Ойо не мог оказать военную помощь своим сторонникам, ибо страна сама пережи­вала внутриполитический кризис. Послы Ойо, попытавшиеся урегулировать династические распри в Алладе дипломатиче­ским путем, были убиты ее правителем. В ответ из Ойо была послана карательная экспедиция. Аллада была подчинена и в последующие годы фактически превратилась в провинцию Ойо [204, с. 321].

Ослабление Аллады способствовало временному возвыше­нию Виды. К началу XVIII в. она стала главным работорговым портом Западной Африки.

В это время в Дагомейском царстве насчитывалось около 40 городов и деревень [204, с. 323] и ее правитель Агаджа [1708—1732 (или 1740)] почувствовал себя достаточно силь­ным для того, чтобы захватить в 1724 г. (по другим данным — в 1725 г.) Алладу после трехдневной битвы, в которой Аллада потеряла около 50 тыс. воинов [238, с. 75]. В 1727 г. была за­хвачена Вида. Агрессия Дагомеи, затронувшая непосредствен­но политические и экономические интересы державы Ойо, поло­жила начало войнам, длившимся с перерывами более, ста лет.

В 1726—1730 гг. Ойо четыре раза отправлял конные кара­тельные экспедиции против Дагомеи, а с 1729 г. приступил к созданию на территории Дагомеи поселений йорубских пере­селенцев [134, с. 86].

[Snow 59]

В 1728 и 1730 гг. правители Ойо организовали линию снаб­жения своих войск продовольствием в случае похода на Дагомею, подчинив себе находившуюся на северной периферии Дагомейского царства конфедерацию племен махи; последние бы­ли для Дагомеи одним иэ главных источников получения рабов для перепродажи европейским купцам и сами активно торгова­ли невольниками.

Перед угрозой полного разорения и порабощения Дагомея была вынуждена просить о мире, который был заключен в 1730 г. при посредстве европейских работорговцев, заинтере­сованных в стабилизации политической обстановки. По услови­ям мирного договора Дагомея стала данником Ойо. Экспансии Дагомеи в восточном направлении был положен предел уста­новлением твердой восточной границы по лагуне Нокуэ, рекам Зу и Веме. За Дагомеей сохранялись захваченная ею Вида и значительная часть территории Аллады; однако правящая ди­настия Аллады и часть ее населения были переселены за во­сточные пределы Дагомеи, образовав ядро нового государст­ва — Аджасе Ипо, данника Ойо. В европейских источниках оно обычно называлось Большая Ардра [134, с. 214—215]. Резиден­ция царя Дагомеи была перенесена из г. Абомея в г. Алладу, а один из царских сыновей был отправлен в Ойо заложником.

Дагомея неоднократно нарушала условия договора, вследст­вие чего начиная с 1739 г. Ойо возобновил ежегодные кара­тельные экспедиции, завершившиеся в 1747 или в 1748 гг. за­ключением нового договора, добавившего к прежнему соглаше­нию утяжеление даннических обязательств Дагомеи и изъятие из-под контроля дагомейского царя работорговых портов восточнее г. Джакин. Помимо тяжелого экономического бремени договор 1748 г. принес усиление политического господства Ойо над Дагомеей вплоть до распоряжения правителями Ойо даго-мейскими вооруженными силами. Одной из главных целей,по­литического подчинения Дагомеи, длившегося вплоть до первых десятилетий XIX в., было ее превращение в посредника Ойо для работорговли с европейскими купцами.

Условия мирного договора 1748 г., тесно связавшего Даго­мею с Ойо, были подкреплены воцарением на дагомейский трон Тегбесу (в европейских источниках «Трудо»), который в течение многих лет жил заложником в Ойо и со временем проникся сознанием могущества этой державы и целесообраз­ности этого неравноправного союзничества. Большая часть правления Тегбесу (1740—1774) ознаменовалась миром в ойо-дагомейских отношениях, а в области внутренней политики — перестройкой государственного управления по образцу Ойои значительным укреплением административного аппарата Даго­меи. В 1743 г. Тегбесу добился переноса столицы Дагомеи из Аллады вновь в Абомей.

В области внутренней политики вторая половина XVIII в. ха­рактеризуется укреплением царской власти, усилением роли в управлении привилегированных рабов, применением репрессий и террора в качестве главных средств достижения политической стабильности. Тегбесу попытался ввести монополию царя на работорговлю с европейцами и подчинил интересам рабо­торговли экономику страны, что предопределило ее неустойчи­вость и зависимость от внешних факторов. Растущая активность Ойо на побережье восточнее Дагомеи, возвышение работорго­вых портов Бадагри, Порто-Ново (его другое название в XVIII в. — «Малая Ардра») и других привели к сокращению работорговых операций Дагомеи и ее общему экономическому упадку. Оживление трансатлантической работорговли после окончания войны за независимость в североамериканских вла­дениях Великобритании и постепенный упадок Ойо в конце XVIII в. помогли возрождению ориентированной на работоргов­лю экономики Дагомеи. В правление Кпенглы (1774—1789) и Агонгло (1789—1797) усиление Дагомеи как агрессивного и преимущественно работоргового государства продолжалось за счет упадка сельского хозяйства и традиционных ремесел. В 1797 г. намерение Агонгло ввести в Дагомее католическую веру в обмен на помощь португальцев в развитии работорговли вызвало взрыв возмущения, вылившийся в дворцовый перево­рот и убийство царя. Новый правитель Адандозан (Аданзан), возведенный на трон еще ребенком, не мог приостановить го­лод и разруху и был низложен знатью в 1818 г.

В правление Гезо (1818—1858) были проведены реформы по укреплению царской власти и экономики страны. Этому спо­собствовали внедрение новых сельскохозяйственных культур, а также внешнеполитические успехи — освобождение Дагомеи от гнета Ойо и начало дагомейского наступления на йорубские земли. Преемник Гезо — Глеле (1858—1889) пытался следовать Гезо во внутренней и внешней политике, ведя, в частности, успешные войны с западным форпостом йорубских земель — городом-государством Кету и предприняв несколько попыток завоевания Абеокуты. Вторая половина его царствования совпа­ла с усилением экспансии европейских держав в Африке. Конф­ликт Франции с Дагомеей назревал с начала 80-х годов XIX в. [104, с. 51]. Франко-дагомейские войны 1890—1894 гг., в которых дагомейцы показали себя отчаянно смелым противником пере­довой европейской державы, в конечном счете завершились по­ражением африканцев, низложением преемника Глеле, Беханзина (1889—1893) и превращением Дагомеи в колониальное вла­дение Франции [104, с. 51—56].

В лесной зоне, к востоку от йорубских городов-государств и к западу от нижнего течения р. Нигер, развивался второй по значению после Ойо центр государствообразования в странах побережья Бенинского залива — Бенинское царство.

Бенин был создан народом эдо (бини). Самое раннее архео­логическое свидетельство о поселении на территории столицы: царства, г. Бенина, относится к XIII в. Правда, есть основания полагать, что это не самый древний слой и что дату основания города можно отодвинуть по крайней мере еще на два века вглубь 069, с. 249]. По представлениям бенинцев, Бенин су­ществовал всегда.

По-видимому, это государство образовалось в результате слияния многих сравнительно небольших общин, живших близ друг друга на расчищенных участках леса. Существуют преда­ния, что в древности помимо Бенина на роль объединителя зе­мель эдо претендовал Удо (в XX в. это была большая деревня), который потерял свое влияние в результате длительной борьбы и соперничества с Бенином.

Археологические раскопки, производившиеся на территории г. Бенина в 60-х годах, предоставили данные о жизни города не ранее XIII в. Они свидетельствуют о существовании разви­той городской культуры эпохи металла, основные элементы ко­торой известны по более поздним европейским письменным источникам об этом государстве. Находки 49 браслетов, искус­но выкованных из латуни и стилистически не схожих с ифскими бронзовыми и латунными изделиями [169, с. 250], дают ос­нование полагать, что в XIV в. в Бенине, вопреки данным уст­ной традиции, могла существовать самостоятельная школа ма­стеров.

В слоях, лежащих под территорией бывшего царского двор­ца и также датируемых XIII в., обнаружены керамические мо­стовые из множества воткнутых в землю краями, аккуратно от­точенных глиняных черепков наподобие ифских. Археолог Г. Крнна полагает тем не менее, что, несмотря на сходство с ифскими, вымостки Бенина необязательно были заимствованы из Ифе; скорее всего и ифские и бенинские мостовые происхо­дят из общего источника в суданской зоне [169, с. 33]. Основу экономики Бенина составляло подсечно-огневое переложное земледелие (культуры ямса и масличной пальмы, дополняемые просом, земляными орехами, перцем, бобами, орехами кола). Переход к земледелию в этом районе был осуществлен на базе каменной индустрии. Г. Конна, обследовав 42 каменных поли­рованных топора, сохраняемых в современном г. Бенине в ка­честве предметов культа или музейных экспонатов, выделил че­тыре их типа по форме и назначению: первый — для рубки не­которых деревьев и кустарников; второй и четвертый — для возделывания почвы; третий — для обработки дерева [169, с. 112].

Бенин XIV в., возможно, был уже развитым ремесленным центром. Это может служить косвенным доказательством суще­ствования там общества, производящего значительный приба­вочный продукт, а следовательно, и общества, способного со­держать непроизводительные группы населения. В слоях XIII в. были найдены куски ткани, вероятнее всего, местного происхождения. Их обследование специалистами обнаружило высокую культуру производства, осуществлявшегося «квалифи­цированными ремесленниками, принадлежавшими к весьма развитой цивилизации» [169, с. 251]. Массовые человеческие за­хоронения (41 человек, из них 40 — здоровые женщины в воз­расте между 15 и 35 годами, как показало обследование остан­ков их скелетов), обнаруженные в тех же слоях, могут свиде­тельствовать о развитии культа священного царя, похороны которого здесь (как и повсюду в мире) сопровождались чело­веческими жертвоприношениями.

Устная традиция Бенина связывает происхождение бенинской государственности с Иле-Ифе и называет первым бенинским царем Эвеку, родившегося от брака Оранмияна — сына правителя Ифе, с представительницей бенинской знати [177, с. 8—12].

Устные исторические традиции Бенинского царства припи­сывают Эвеке создание органа «выборщиков царя» — узама ни­хинрон из шести носителей наследственных титулов. Они были, по-видимому, главами местных влиятельных родов. По преда­нию, первые цари вели с ними борьбу за политическое господ­ство. Четвертый оба, Эведо, был вынужден перенести в другое место дворец из западной части города, называемой Узама из-за расположенных здесь родовых владений членов узама нихинрон. Раскопки 60-х годов в Узаме подтвердили сведения устной традиции о том, что царская резиденция находилась здесь сравнительно недолго [255, с. 243]. Перенос дворца по­дальше от родовых гнезд узама облегчил Эведо проведение ре­формы, направленной на укрепление царской власти: царь лишил узама нихинрон и других вождей права раздавать титу­лы, сделав это своей монополией. Эведо запретил также чле­нам совета сидеть в его присутствии и носить ритуальные ме­чи ада.

Ему же приписывается учреждение иерархии придворных, обслуживавших двор, и переименование столицы в Убини (Бе­нин). Согласно традиции, в царствование Эведо в Бенине впер­вые появились лошади, вошли в обиход новые типы луков и мечей.

При преемнике Эведо, Огуоле, из Иле-Ифе был приглашен мастер, который научил бенинцев искусству бронзового литья и основал в Бенине цех царских литейщиков [177, с. 18]. До этого бронзовые изделия, связанные с культом царских предков, поступали, по преданию, в Бенин из Ифе. Эта легенда широко распространена и среди йоруба, и в Бенине. В настоящее вре­мя историки, искусствоведы, археологи трактуют ее по-разно­му. Например, Ф. Уиллет верит ей и обосновывает версию о внедрении бронзового литья из Ифе ссылками на радиоугле­родную датировку, полученную в результате раскопок в Орун Оба Адо (в окрестностях Ифе), куда, согласно недавней тра­диции, привозили хоронить головы бенинских правителей: На­против, Райдер вообще ставит под сомнение происхождение бе­нинской династии из Ифе и наличие контактов между Ифе и Бенином до прихода европейцев на Верхнегвинейское побережье. Уильяме отрицает возможность передачи технологии бронзового литья из Ифе, исходя из соображений технологиче­ского характера [260, с. 202]. Как бы то ни было, невозможно отрицать художественную самобытность бенинской школы литья из медных сплавов.

Оба эти факта — переименование столицы и создание соб­ственной школы бронзового литья — были свидетельствами укрепления бенинской династии. Через полтора-два века в по­исках сырья для царских мастерских бенинские цари будут расплачиваться с купцами из Европы рабами за медные и ла­тунные браслеты (по цене от 12 до 15 браслетов за раба) [234, с. 126].

Устная традиция приписывает Огуоле такжесоздание го­родских оборонительныхсооружений — земляногонасыпного вала и рва. В действительности же, видимо, часть валов сто­лицы возводилась в другое время. Обследование остатков зем­ляных укреплений в Бенине в 1961—1964 гг. показало, что лишь одно из них было городским оборонительным валом. Для того чтобы сделать оборонительную насыпь неприступной, ей позволяли густо зарасти деревьями и кустарником. В местах археологических раскопок высота насыпи достигала 16 м от поверхности земли и свыше 17 м, считая от дна оборонительно­го рва [169, с. 103—105]. По подсчетам Г. Конны, такое соору­жение можно было возвести за один сухой сезон силами 5 тыс. человек, работавших постоянно по 10 часов в день [169, с. 105]. Остатки нескольких других валов, обнаруженных на территории г. Бенина, не составляли единой системы оборони­тельных сооружений (в отличие, например, от нескольких за­щитных поясов в средневековой Москве). Большинство из них, видимо, возводилось вокруг сравнительно небольших общинных поселений, выраставших на расчищенных участках леса и по­степенно слившихся в город.

Первое упоминание о бенинских оборонительных сооружени­ях в письменных источниках встречается у П. Перейры, т. е. относится к концу XV — началу XVI в. По данным археологи­ческих раскопок, обследованная часть городских укреплений датируется не позднее середины XV в. [169, с. 88, 249]. Однако, по хронологии Эгхаревбы, Огуола правил почти на 200 лет раньше — около 1280 г. [177, с. 18].

Следующие несколько царствований отмечены ожесточенной борьбой за власть между царями и советом узама нихинрон. Со времени воцарения обы Эвуаре, прозванного впоследствии «Великим» (примерно в середине XV в.), чаша весов оконча­тельно склонилась в пользу царя.

Личность Эвуаре в бенинской исторической традиции не­сколько напоминает Шанго — четвертого алафина Ойо, отож­дествляемого в йорубской мифологии с богом грома и молнии. Эвуаре был «великим волшебником, исцелителем, путешествен­ником и воином. Он был также могучим, храбрым и прозорливым» [177, с. 21]. Его деятельность ознаменовалась укреплени­ем аппарата власти, расширением территории государства и усилением его мощи и богатства.

Эвуаре создал из городских вождей (т. е. глав наиболее влиятельных родов) государственный совет эгхаэвбо по подо­бию ифской дворцовой иерархии вождей [177, с. 26]. Таким об­разом, он предоставил место в аппарате управления представи­телям той части родовой знати, которая раньше постоянно ока­зывала сопротивление царю и его двору. Титулы членов эгха­эвбо были не наследственными, они даровались царем, что давало ему в руки дополнительное оружие в борьбе с верхуш­кой городской общины.

Традиция связывает с именем Эвуаре внедрение известных регалий бенинских царей — коралловых бус и резных слоно­вых бивней, которые водружались на алтари царских предков. Царъ попытался также утвердить принцип первородства при наследовании царской влдсти путем официального признания старшего сына наследником престола при жизни царя. Эдайкен (титул наследного принца) был введен в состав узама нихин­рон седьмым членом и получил в кормление деревню на окраи­не г. Бенина.

Эвуаре снова переименовал столицу (с Убини на Эдо) и способствовал ее благоустройству, проложив хорошие дороги и расширив границы города. Традиция приписывает ему завоева­ние и обложение данью 201 города и деревень в Экити, Эка и Икаре (землях восточных йоруба, к северу от Бенина), в «цар­стве Кукуруку» (к северо-западу от Бенина) и в землях за­падных игбо (т. е. в восточном направлении) [177, с. 21]. Имея в виду данные о более поздних завоевательных походах бе­нинских царей, можно предположить, что традиция приписы­вает Эвуаре Великому часть достижений его потомков или же что завоевания бенинских царей были непрочными и их регу­лярно приходилось подтверждать новыми военными походами. Тем не менее очевидно, что со времени правления Эвуаре мож­но говорить о начале широкой экспансии Бенина на соседние территории и о первых шагах по созданию Бенинской «импе­рии».

Наследник Эвуаре оба Озолуа (конец XV в.), прозванный «завоевателем», принял титул оба никхуа, или огив акполокполо, что равнозначно титулу «император» [177, с. 33]. При нем и его преемниках велись войны с Иджебу; были завоеваны земли народа ишан; основаны Онича (к востоку от Бенина, в землях игбо) и на юго-востоке царство Итсекири во главе с выходцами из бенинского царского рода; были обложены данью мелкие государственные образования к западу от. р. Бе­нин, завоеван Махин. Многих из своих сыновей Озолуа назна­чил правителями завоеванных областей [255, с. 13].

Далеко на западе при преемниках Озолуы бенинцы основа­ли военный лагерь на о-ве Эко, положивший начало росту Лагоса, который в течение последующих трехсот лет платил Бенину дань.

Правда, согласно устной традиции Лагоса, его первопосе­ленцами была небольшая группа йоруба-авори во главе с охот­ником Огунфунминире. Ядро города было первоначально за­ложено на материке, в местечке Ишери на берегу р. Огун. Позднее поселенцы расширили освоенную ими территорию до местности Эбуте Метта, откуда из соображений безопасности перебрались на острова Иддо и Эко. (Со временем название Эко было вытеснено португальским «Лагос».) Йорубский пра­витель поселения на о-ве Лагос носил титул олофин. Первона­чальные миграции бенинцев в район Лагоса имели мирный характер. Позднее оба Бенина Оргхоба (конец XVI в.) лично возглавил экспедицию на военных каноэ в район Лагоса. В конце XVI или в начале XVII в. во главе управления по­следним был поставлен бенинский ставленник Ашипа с титу­лом ологун (т. е. «военный вождь»), положивший начало новой лагосской династии.

Лагосская традиция связывает происхождение Ашипы с Ифе, а бенинские предания называют Ашипу внуком бенинского царя. Последняя версия находит подтверждение в обря­де отсылки останков лагосских правителей для захоронения в г. Бенин. Церемония назначения правителей Лагоса включала в качестве обязательного элемента одобрение кандидата царем Бенина. По мере экономического развития Лагоса его данни­ческие обязательства Бенину возрастали, будучи одним из важных источников дохода бенинских царей. Последний раз Лагос посылал дань в Бенин в 1830 г. Связи между Лагосом и Бенином осуществлялись либо через южные части государ­ства Иджебу, либо морем.

Однако пора вернуться к истории этой державы периода ее возвышения в конце XV—XVI вв.

Война, грабительские набеги стали в тот период важным, если не главным источником получения прибавочного продук­та. Традиция связывает с именем обы Озолуы появление обы­чая организовывать дважды в год военные походы для грабе­жа и обложения данью соседних народов. Очевидно, уже тог­да одной из целей походов был захват пленников. Во всяком случае, португалец Пашеку Перейра сообщает об упорядочен­ной торговле невольниками в Бенине в самом конце XV в., что говорит о достаточной зрелости рабства и работорговли в Бе­нине до начала трансатлантической работорговли.

Во времена Перейры Бенин был, несомненно, самым мощ­ным государством прибрежной части исследуемого региона, по­стоянно находившимся в состоянии войны с соседями [248, с. 126]. По описаниям Перейры, ни Иджебу-Оде, ни тем более Лагос не могли идти ни в какое сравнение с Бенинским цар­ством, размеры которого он, видимо, все же преувеличил («около 80 лиг в длину и 40 в ширину») [248, с. 126].

Если верна относительная хронология, которой только и располагает современная африканистика в отношении начала государствообразования в данном регионе, то приходится при­знать в этом случае более быстрое развитие Бенина по срав­нению с йорубскими городами-государствами в ранний пери­од их истории. К XV в,. Бенин уже был сильным государством, во второй половине XV в. (т. е. до начала трансатлантической работорговли) он уже расширялся за счет соседей, а появле­ние европейских работорговцев у берегов Бенинского залива дало толчок к «имперским» устремлениям Бенина. В тот же период Ойо еще вел борьбу за выживание, его экспансия на­чалась на 50—100 лет позднее. Но в XVI—XVII вв. встречные завоевательные походы Бенина — на северо-запад — в страну Экити и Ойо, на юго-восток — в лесную зону — привели к пря­мым столкновениям двух держав. И если скудные истериче­ские данные до XVI в. свидетельствуют об образовании очагов государственности, то на рубеже XVI—XVII вв. можно говорить о политическом освоении ранними государствами всей террито­рии Юго-Западной Нигерии (к западу от нижнего течения Ни­гера) и о начале борьбы за сферы влияния между Бенином и Ойо. Первые упоминания о военных столкновениях между йо­рубскими государствами и Бенином устная традиция последне­го относит ко времени правления обы Эхенгбуды, который вел войны с городами Акуре, Илеша и Ово. Возможно, что г. Ово даже платил Бенину дань. О зависимости Ово от Бенина го­ворит обычай присылать в Бенин юношей царского рода на должности носителей ритуальных мечей ада при дворе бенинского царя. Ово также заимствовал из Бенина титулы и двор­цовые ритуалы [136, с. 539—553]. Войска Ойо приостановили экспансию Бенина в Акоко и Экити (восточная йоруба). В правление Эхенгбуды (начало XVII в.) ийашере (главно­командующий) Бенина «повел войска бини против Ойо, после многих битв был заключен мир и определена граница между Бенином и Ойо у Отун в стране Экити» [177, с. 32].

К концу этого периода культурное и политическое влияние Бенина распространилось на все народы Нижнего Нигера и западных игбо. Дж. Эгхаревба называет в числе подвластных Беиину территорий земли злоязычных народов эка, ишан, ку-куруку, восточных йоруба (экити, ово, ондо), народов Дель­ты — джектри (итсекири), сопо (урхобо), иджо, а также игбо по обеим сторонам Нигера. Главными центрами подчиненных территорий были Агбор в стране эка, Асаба на западе земель игбо, Арочуку — на востоке их, Ирруа в стране ишан, Агбеде в Кукуруку, Акуре в Экити, Ондо Иреле в Икале, Варри в итсекири, Абарака (Квале) в стране Собо и Эко (Лагос) [177, с. 82]. Выбор местных правителей этих территорий утверждал­ся в г. Бенине царем и царским советом. Иными словами, Дж. Эгхаревба включает восточных йоруба (исключая Идже­бу) в сферу влияния Бенина, но это, видимо, преувеличение.

Со своим северным соседом, Нуле, Бенин не имел в тот период общих границ. Между Нупе и Бенином лежали земли, населенные «безгосударственными народами», служившие для обоих государств источником рабов.

Таким образом, к XVII в. Бенин достиг естественных гра­ниц на востоке (р. Нигер) и на юге (морское побережье). На северо-западе предел его экспансии был положен сильным со­перником — державой Ойо и, возможно, на севере — Нупе. По размерам территории Бенин; был значительно меньше Ойо, яв­ляясь в то же время главной политической силой к западу от нижнего течения Нигера. Бенинская «империя» была сравни­тельно непрочным военно-политическим объединением, вклю­чавшим в себя кроме народов, говорящих на эдо, юго-восточ­ных йоруба на западе, западных игбо — на востоке и некото­рых других. Только ее центральная часть — территория рассе­ления собственно народа эдо — находилась под непосредствен­ным контролем обы. Дальше его власть осуществлялась путем создания на завоеванных землях военных поселений; в каче­стве правителей покоренных городов и деревень назначались резиденты, иногда члены царского рода. Эти поселения были связаны со столицей отношениями данничества. Власть обы над ними приходилось время от времени подтверждать кара­тельными экспедициями.

Политическая история Бенинского царства известна мало, в сущности, мы знаем о ней еще меньше, чем об истории Ойо. Судя по европейским источникам, конец XVI и XVII столетие были временем наивысшего подъема Бенина, расцвета его ис­кусства. Во всяком случае, именно к этому периоду относятся восторженные сообщения европейцев о размерах, планировке, укреплениях бенинской столицы, пышности царского двора, о богатствах знати, обилии рабов (аноним Д. Р., начало XVII в., видный голландский купец), о монополии царской власти на работорговлю и о разветвленной системе торговли в этом цар­стве (Дж. Барбот, конец XVII в.). Во второй половине XVII в. О. Даппер первым из европейских наблюдателей назвал Бенин «Великим». Он же писал, что бенинский царь имел неограни­ченную власть и называл всех своих подданных рабами.

Внутриполитическая эволюция Бенинского царства периода расцвета напоминает историю державы Ойо с той разницей, что в Ойо сходные процессы произошли примерно на столетие позднее. Так же как и в Ойо, превращение Бенина в «импе­рию» и расширение его территории сопровождались развитием «имперских» институтов и обострением борьбы между царским двором и родовой по происхождению знатью. После обы Эхенг-буды цари не принимали непосредственного участия в битвах. Вместо обы войско вел в поход ийасу — глава так называемых городских вождей. Передача ийасу военного руководства при­вела к временному ослаблению царской власти и к укреплению позиций верхушки городской общины.

Мощным катализатором экспансии Бенинской «империи» послужила трансатлантическая работорговля. Торговля с евро­пейцами осуществлялась через порт Гвато (Угхотон). В то же время перенапряжение сил государства, связанное с расшире­нием его участия в трансатлантической работорговле, приве­ло к обострению внутриполитической обстановки, вылившемуся в многолетнюю гражданскую войну первой половины XVIII в., которая привела к запустению столицы.

В конце XVIII в. Бенину пришлось подавлять восстания на окраинах «империи»: в стране ишан и в Агборе. В XIX в. Бе­нин испытывал серьезные внешнеполитические трудности, вы­званные изменением в расстановке политических сил на его границах: активизация Нупе и образование халифата Сокото привели к разрушению торговых связей Бенина с северными соседями, распад «империи» Ойо — к дестабилизации отноше­ний с восточными йоруба. В результате Бенин лишился важ­ных источников приобретения африканскихтоваров для тор­говли с европейцами. На побережье Бенинскогозалива ив Дельте работорговые посреднические города-государства пере­хватили контроль над низовьем р. Бенин, которое имело важ­ное значение для торговли с европейскимикупцами. В сфере социальных отношений история Бенина XIX в. характеризова­лась дальнейшим углублением социальной и имущественной дифференциации и развитием культа священного царя, одним из выражений которого были массовые человеческие жертво­приношения. К концу XIX в. центральная власть не могла кон­тролировать ситуацию даже в областях, непосредственно при­легавших к столице. Правление последнего независимого царя Бенина, обы Овонрамвена, вступившего на трон в 1888 г., со­провождалось бунтами и восстаниями собственно эдо и под­властных Бенину народов. В этой обстановке в 1896 г. под на­жимом бенинской знати царь закрыл границы страны и запре­тил торговлю с европейскими купцами. Английские колониза­торы организовали в январе 1897 г. карательную экспедицию в Бенин. Ее целью было обеспечитьанглийскимкомпаниям полную свободу торговли на территории Бенина и превратить его правителя в английскую марионетку. Несмотря на отчаян­ное сопротивление бенинцев, Бенин был1 покорен, столица сож­жена и разграблена, царь в августе 1897 г. взят в плен и ни­зложен, после чего военные действия против англичан возглавил Ологбошере, заместитель главнокомандующего эзомо. Послед­ние очаги сопротивления были уничтожены в мае 1899 г., Оло­гбошере был схвачен и повешен. Бенин прекратил существова­ние как независимое государство. До образования в 1914 г. колонии Нигерия бывшее государство Бенин находилось под прямым управлением английских колониальных властей. Пос­ле 1914 г. оно было включено в систему косвенного управле­ния, введенную в африканских колониях Великобритании.

Приложение. Список правителей Бенина (титул — оба).

Оранмийан или Ораньян

Эвека I

Увакхуахен

Эхенмихен

Эведо (Эфабо)

Огуола ок. 1280

Эдони

Удагбедо

Охен

Эгбека Оробиру

Увайфиокун (убит во время коронации)

Эвуаре (Огун) Великий сер. XV в.

Эзоти(Мдней)

Эделейо (женщина, коронация отменена)

Олуа

Озолуа (Окпаме) Завоеватель (принял титул оба никхуа или огие акполополо, что равнозначно титулу «император») кон. XV в.

Междуцарствие три года.

Эсигие (Осаве)

Орхогбуа

Эхенгбуда

Охуан (Одогбо)

Ахензае

Акензае

Акенгбои

Ахенкпайе

Акенгбедо

Ореогхене

Эвуакпе (Идова)

Озуэре

Акензуа I

Эресойен

Акенгбуда

Обаноса (Осифо)

Огбебо (повесился, потерпев поражение в борьбе за трон)

Осемведе (Эредиа-ува)

Адоло (Один-Овба)

Овонрамвен (Идугбова)

В 1897 году англичане заняли и разгромили столицу Бенина и низложили царя.

Междуцарствие 1897—1914

Эвека II (поставлен англичанами) 1914-1933

Акензуа II 1933

(Использованы материалы кн.: Сычев Н.В. Книга династий. М., 2008. с. 825-826.)

[Snow 59]

В Британском музее хранятся последние образцы погибшей культуры африканского государства Бенин. Это знаменитая на весь мир "Бенинская бронза".

Бенинская бронза — коллекция из более чем 3000 латунных пластинок с изображениями из королевского дворца королевства Бенин. Название дважды обманчиво — не только из-за материала, но и потому, что границы средневекового королевства не совпадали с границами современных государств, и дворец находился на территории современной Нигерии, а не соседнего Бенина.

Пластинки были захвачены британскими войсками во время Бенинской карательной экспедиции 1897 года и переданы в Форин-Офис. Около 200 предметов были позднее переданы в Британский музей, остальные разошлись по частным коллекциям.

«Бронзовые» (то есть латунные) изделия изображают ряд сцен, в том числе изображения животных, рыб, людей и сцены придворной жизни. Изображения отлиты попарно, хотя каждое изделие изготавливалось индивидуально. Предполагается, что изначально эти латунные украшения были приделаны к стенам и столбам дворца, при этом некоторые из них служили как наставления по придворному протоколу для прибывших ко двору.

[Snow 59]

Терракотовые и бронзовые скульптуры Ифе.

Последняя вообще удивительно напоминает японские хатиффнаты, то есть ханива.

Маска правительницы из слоновой кости

Педивикия о Бенинском царстве ( Эдо )

[Snow 59]

Портрет оба (правителя), XVIII век

Портрет королевы, XVI век

Головы, использовавшиеся в маскараде Ododua

[Snow 59]

Для путешественника есть интереснейшая страна, о которой вспомнили благодаря новейшим исследованиям, — Дагомея. Выдающийся военно-морской врач, доктор Репен, посетил ее в 1853 году, но и тридцать пять лет спустя там все осталось по-прежнему: стародавние обычаи, рабство, женщины-воины, фетиши, ужасающие человеческие жертвы, наконец — цари, вечно пьяные от крови и совершенно не приемлющие идей нашей современной цивилизации.

Доктор Репен отправился в Дагомею к царю Гезо с богатыми дарами от французского правительства, чтобы уладить несколько торговых дел. Он сошел на берег в Вида, где было тогда и французское поселение. Это второй по значению город царства; площадь его — не менее семи квадратных лье, население около миллиона человек.

Прежде всего путешественника поразил змеиный храм. В Дагомее змеи — весьма почитаемый фетиш. Круглое здание имеет десять — двенадцать метров в диаметре и семь — восемь в высоту, внутри украшено древесными ветвями. Через две двери в круглой стене свободно проползают туда и обратно местные божества... Змеи, длиною от метра до трех, от природы безобидны. Нередко можно видеть, как они ползут по улице. Тогда туземцы почтительно подходят к ним, с невероятными предосторожностями берут в руки и относят назад в храм. Горе чужеземцу, который по неведению или неосторожности убьет или как-нибудь обидит змею — он поплатится жизнью.

Охрана змей-фетишей поручена неграм, которые живут близ храма в огромном доме и питаются от обильных приношений верующих. По дороге из Вида в Абомей (столицу Дагомеи) стоит еще один змеиный храм, но охраняемый женщинами — они считаются змеиными женами. Наконец, неподалеку от столицы вы проезжаете Кану — священный город, обитель великих жрецов. Там находится храм, где приносят в жертву людей, — небольшой квадратный глинобитный домик, расписанный изображениями фантастических животных...

Абомей — значительный город, имеющий в окружности двенадцать — пятнадцать миль и насчитывающий тридцать тысяч жителей. Его защищает глинобитная стена семиметровой высоты и ров десятиметровой ширины и глубины. Проходят в город по легким деревянным мостикам через ров — такие мостики ничего не стоит убрать или разрушить. Улицы в основном широки и чисты, но малолюдны, поскольку каждый дом стоит посреди отдельного двора, обнесенного глиняной стеной.

Путешественника со спутниками у входа в город встретил некий придворный сановник с пышной свитой и отвел на большую площадь под сенью прекрасных деревьев, где гостей усадили и подали прохладительное. Вскоре явилось множество военачальников с воинами. Они прошли перед путешественниками парадом, причем вожди, при знаках различия, по очереди изображали перед французской миссией бешеную пляску.

«Когда странный парад закончился, — пишет доктор Репен, — отворились ворота дворца, прозвучал артиллерийский салют и громкие вопли, все пали ниц в пыли — я в глубине обширного двора, словно вымощенного человеческими спинами, появился царь Гезо, окруженный женами и гвардейцами-амазонками. Он восседал под большими опахалами на чем-то вроде трона. Сняв шляпы, мы направились к нему. Государь встал, ступил несколько шагов к нам навстречу и, пожав по-европейски руки, знаком пригласил нас усаживаться в расставленные перед троном кресла. По другому знаку руки вождя прежде лежавшие ниц в пыли подняли головы и обступили нас, но с колен, однако, так и не встали».

Царю было лет семьдесят. Роста он был выше среднего, станом еще прям и тверд, одет весьма просто: шелковая повязка, завязанная на поясе, окутывала его плечи. Голову правителя венчала черная широкополая шляпа с золотым шнурком, ноги обуты в шитые золотом и серебром сандалии. Украшений почти не было, лишь большое золотое ожерелье недурной работы, на котором висело что-то вроде ажурной шкатулочки с какими-то ценными талисманами.

По правую руку от государя совершенно неподвижно сидели по-турецки на коврах шестьсот женщин гвардии, зажав между ног ружья, а за ними — охотницы на слонов с закопченными карабинами, одетые в коричневые ткани. По левую находились жены из сераля, всего около двухсот — одни еще совсем девочки, другие в полном расцвете и блеске негритянской красоты; были и пожилые, сиявшие богатыми шелками и украшениями из серебра и золота. Наконец, позади трона стояло несколько фавориток и начальница женской гвардии. Перед повелителем преклонили колени его старший сын Бахаду — загодя назначенный наследник престола — и министры. Путешественники представились царю и после нескольких речей, встреченных кликами толпы, удалились. На другой день состоялась приватная деловая беседа. Затем государь, чтобы дать представление о могуществе, повелел устроить большой военный парад.

Монарх уселся на роскошно украшенный помост, окруженный женами и частью женской гвардии; важнейшие сановники стояли перед ним на коленях. Перед помостом было выставлено двадцать пять — тридцать нацеленных на площадь пушек всевозможных калибров и форм на массивных лафетах; артиллеристки-амазонки держали зажженные фитили. Когда все собрались, по площади прошагала колонна из пяти — шести тысяч человек. Впереди шли музыканты — десятка три. Одни из них дудели в слоновьи бивни, продырявленные на кончиках, издавая хриплые звуки, подобные пастушьему рожку; другие били в барабаны из антилопьей кожи, натянутой на деревянные колоды, выдолбленные, как ступка. Иные сотрясали странным инструментом: пустой высушенной калебасой, обтянутой редкой сеткой, в каждую ячейку которой был вделан овечий позвонок; звук такой калебасы подобен звуку надутого пузыря с сушеным горохом. Еще иные звонили железными палочками в грубые колокольцы; кто-то еще, наконец, свистел в бамбуковые флейты, звук которых терялся и шуме всех оркестров. После парада воины салютовали несколькими ружейными залпами, а затем показали обычные приемы. Они с поразительной скоростью выбегали из строя с ружьем наперевес и с ножом в руке, словно врасплох кидаясь на противника. Отбежав на некоторое расстояние, все они, как один человек, встали и с устрашающим воплем разрядили ружья. Одни воины делали вид, что сносят тесаком голову невидимому неприятелю, и торжествующе несли ее в руках, другие бежали, увлекал за собой противника, чтобы он оказался в окружении всей армии...

Внезапно войско сломало строй и все воины, потрясая оружием, с воплем бросились в бешеную атаку, преследуя разбитого врага. Погоня продолжалась до конца площади, потом дагомейское войско довольно стройно запело победную песнь и застыло перед лицом государя.

Едва они смолкли, как воздух вновь потрясли звуки канонады. Артиллеристки-амазонки заряжали и стреляли, забивая старые пушечки порохом по самое жерло, так что те подпрыгивали, плохо закрепленные на лафетах. Путешественники, сидевшие прямо напротив многошумной батареи, начали побаиваться, как бы в них не угодил какой-нибудь банник, забытый в стволе артиллеристом в юбке... И тут в клубах пыли на площади явилась женская армия — около четырех тысяч амазонок, лучше вооруженных и единообразней одетых, чем мужчины. Их войско состояло из четырех полков. Первый был одет в синие рубахи, перехваченные на талии синим или красным поясом, и белые с синими полосками штанишки до колен. Знаком полка были белые шапочки с изображением крокодила, вышитым синими нитками. Вооружение состояло из мушкетов и коротких, почти прямых сабель в кожаных ножнах с медной инкрустацией (на саблях отсутствовали гарды); рукояти отделаны акульей кожей. Сабли висели на узких кожаных перевязях через плечо, разнообразно вырезанных по краям и украшенных каури либо разрисованных красной краской. Порох в гильзах из высушенных банановых листьев держался на поясе в патронташах из нескольких отделении- На шее висело множество разнообразных амулетов.

Второй полк, числом около четырех сотен женщин, составляли охотницы на слонов. Высокий рост, обмундирование, покроем подобное вышеописанному, но все коричневое, длинные и тяжелые закопченные карабины, с которыми они управлялись весьма легко, придавали отважным воительницам чрезвычайно внушительный вид. На поясе у них висели чрезвычайно прочные кривые кинжалы, а вместо головного убора — причудливое украшение: антилопьи рога на железном обруче вокруг головы, наподобие диадемы.

В третьем полку насчитывалось всего две сотни амазонок, вооруженных короткими мушкетонами и одетых в туники из двух полотнищ синего и красного цветов, похожие на средневековые одеяния. Это были артиллеристки, для которых, по-видимому, не хватило орудий.

Все полки промаршировали в недурном порядке. Потом генеральша, которую можно было опознать по конским хвостам на поясе, дала команду, и начались учения, совершенно подобные тем, что описаны выше, — только все, насколько возможно, делалось еще яростней и самозабвенней.

Трудно описать, прибавляет доктор Репен, что представляла собой эта сцена: раскаленные небеса, вихри пыли и дыма, блеск мушкетов, грохот пушек — и четыре тысячи женщин, упоенные шумом и порохом, скакавшие и корчившиеся с дикими криками, как одержимые...

Наконец, когда порох и силы подошли к концу, понемногу восстановились порядок и тишина. Амазонки встали в строй и заняли места прямо перед повелителем. Настала очередь охотниц на слонов, не принимавших участия в предыдущей сцене. Они встали в круг и поползли на корточках, не выпуская карабинов, к тому месту, где якобы находилось стадо слонов. Когда охотницы добрались до воображаемых толстокожих, они по приказу командирши разом вскочили и выстрелили в воздух, затем бросились на животных с ножами, чтобы прикончить их и отрубить в знак победы трофеи — хвосты. Потом охотницы с песней вернулись на место.

«Но это было еще не все, — пишет доктор Репен, — Праздник был не завершен, пока не пролилась кровь. Дело в том, что у жителей Дагомеи в обычае по случаю любого общественного торжества приносить человеческие жертвы. Царь извинился перед нами, что в настоящий момент он может казнить всего лишь дюжину заключенных, — для таких гостей, сказал он, это слишком ничтожная честь. Но мы сказали, что уйдем, а не будем присутствовать при подобном зрелище.

Так что в этот раз роковой медный чан, стоявший перед повелителем (путешественники давно гадали, каково его предназначение), был обагрен не человеческой кровью. На площадь принесли связанную гиену с заткнутой кляпом пастью. Главные вожди собрались вместе и сделали вид, что совещаются так, если бы в жертву приносилась не гиена, а человек. Гиену приговорили к смерти. Как она ни рычала, как ни пыталась в отчаянье сопротивляться, министр юстиции, соединяющий высокую должность со знанием верховного палача, одним взмахом огромной сабли, на которую всегда опирается при ходьбе, отрубил животному голову».

Царь Гезо был не лучше и не хуже предшественников — все в их роду предавались кровавому упоению. Он умер года через два после визита доктора Репена. Достойные доверия миссионеры сообщают ужасные подробности похорон — их здесь стоит привести как картину дагомейских нравов.

Тело монарха положили в гроб из глины, замешанной на крови сотни пленных с последней войны, которых принесли в жертву, чтобы они охраняли монарха в ином мире. Голова покойного почивала на черепах побежденных владык, а землю вокруг гроба в память о царском достоинстве усопшего усеяли обломками скелетов. После этого открыли ворота пещеры и ввели туда восемь придворных танцовщиц с пятьюдесятью солдатами. Всем им дали немного еды; они также должны были сопровождать государя в царство теней.

По обычаю, наследный принц Бахаду восемнадцать месяцев правил как регент от имени покойного отца. Когда срок истек, он созвал в абомейском дворце большое собрание. Из дворца проследовали в погребальную пещеру. Открыли гроб, достали череп покойного государя. Регент взял череп в левую руку, топорик — в правую и громогласно объявил якобы неизвестную народу новость, а именно: царь умер, он же, регент, прежде правил именем усопшего. Услышав мнимую новость, все пали ниц и в знак великой скорби посыпали себя прахом. Но траур был недолог: регент положил череп и топорик, достал из ножен меч и объявил себя царем. Народ, вмиг перейдя от величайшей скорби к буйной радости, начал петь и плясать под оглушительную музыку...

Тогда начались настоящие похороны. В царском склепе замуровали шестьдесят человек, пятьдесят баранов, пятьдесят коз, сорок петухов* и множество монет. Затем солдаты обоего пола начали палить из ружей, а новый властелин совершил пеший обход дворца. Когда он вновь подошел к воротам склепа, под очередной залп зарубили еще пятьдесят рабов. Так повторялось в течение трех, недель — но это был лишь первый акт драмы.

Бахаду велел бить в барабан, чтобы возвестить празднование Дня великой дани. Подобная церемония совершается ежегодно, когда посланцы государя и вожди племен приносят повелителю дань, которой он и живет. Утром первого дня праздника на главной площади было предано казни сто мужчин, а в дворцовых покоях — сто женщин. Под мушкетный салют вышел царь, которому знатные люди поклонились и каждый подарил рабов, чтобы принести их в жертву.

Затем Бахаду поднялся на помост, где стояли большие корзины. В каждой сидел живой человек, так, что наружу торчала только голова. Корзины выстроили в ряд перед царем. Тот горячо помолился государственным фетишам. Несчастным, сидевшим в корзинах, развязали правую руку и дали выпить по стакану рома за здоровье повелителя, обрекавшего их на смерть... После этого корзины одну за другой столкнули с помоста на площадь – и толпа с воем, песнями и плясками бросилась на добычу, как в иных странах дети бросаются на праздничное угощение. Всякий обыватель, имевший счастье отхватить голову жертве, мог немедленно пойти обменять её на кое-какую сумму денег.

Когда часть страшного церемониала наконец завершилась, торжественно пронесли оружие и одежды покойного царя Гезо, прошли парадом войска – и всё успокоилось. Убивать в Африке пока больше было некого…

*Петух у дагомейцев, так же как у их соседей ашанти, считается вещей птицей. По конвульсиям, сотрясающим тело петуха сразу после отсечения головы, жрецы делают предсказания, получающие силу непререкаемого закона. Порядок церемонии остается неизменным. Помощник держит птицу за лапы, тогда как жрец хватает голову и отсекает одним ударом. Потом птицу роняют на землю. Если она в конвульсиях приблизится к человеку, вопрошавшему оракула, то это считается благоприятным знаком.

Луи Буссенар "Доктор Репен в Дагомее"

[Чжан Гэда 1,990]

Интересная подборка по искусству Дагомеи.