Войдите, чтобы подписаться
Подписчики
0
-
Похожие публикации
-
Виндзоры. Британские монархи XX века
Автор: Saygo
ОСТАПЕНКО Г.С. БРИТАНСКАЯ МОНАРХИЯ ОТ ЭДУАРДА VIII ДО ЕЛИЗАВЕТЫ II
Конституционные рамки британской монархии окончательно определились при Эдуарде VII и Георге V. Но история XX столетия приготовила для этого Института новые сюрпризы, связанные с развитием демократии и освобождением королевской семьи от традиционных условностей. Как и прежде, мы видим свою задачу в том, чтобы охарактеризовать личность каждого суверена, его роль в государственной политике и в период правительственных кризисов.
ЭДУАРД VIII. ТРАГИЧЕСКАЯ СТРАНИЦА В ИСТОРИИ МОНАРХИИ
В мемуарах, названных "Сердце имеет свои законы", Уиллис Симпсон, ставшая герцогиней Виндзорской, признавалась, что ее чувства к супругу составляли смысл ее существования. Что же касалось герцога Виндзорского, бывшего короля Эдуарда VIII, то его любовь к ней сочеталась с неудовлетворенностью жизнью. По наблюдениям герцогини, особенностью натуры бывшего короля была его вера в непредсказуемое будущее и изменение обстоятельств, при которых он смог бы обрести свое "я". Оценивая сложность их взаимоотношений, герцогиня писала: "В течение всех прожитых лет я ощущала, как будто что-то загадочное и неуловимое разделяет нас. Я думаю, что именно королевское достоинство, унаследованное им от романтических Ганноверских предков и скрываемое в глубине души, ...мешало ему быть счастливым"1. Были ли это сожаление об утраченной короне или боль оскорбленного самолюбия? И что ждал опальный герцог от своего будущего? Ответы не могут быть однозначными. Мы же попытаемся проанализировать путь Эдуарда VIII к отречению.
Преемник Георга V Эдуард VIII был первым британским монархом, не испытавшим непосредственного влияния своей прабабушки королевы Виктории на формирование его личности и взглядов.
20 января 1936 г., когда миллионы людей в Великобритании с печалью провожали в последний путь Георга V, находились и те, которые надеялись, что его сын вдохнет новую жизнь в институт монархии. И в самом деле, по сравнению с консервативным отцом новый король отличался кипучей энергией, раскрепощенностью в общении с людьми и проявлял интерес к техническим новшествам. Помимо этого природа наделила его статностью, красотой и обаянием. Эдуарда так и называли "шарман принц". Все это, на первый взгляд, выгодно отличало его от следующего по старшинству брата Альберта, воспринявшего многие черты от Георга V. Вот, что сам Эдуард писал о себе в мемуарах: "Я был первым королем XX столетия, который не провел, по крайней мере, половину жизни под жесткой властью королевы Виктории. Мой отец прожил половину отпущенного ему срока, когда умерла бабушка. И многое в своем характере он перенял от нее, а не от своего отца (т.е. Эдуарда VII - Г.О.)... Его двор до конца сохранял дух викторианства, а сам он выражал взгляды поколения шестидесятилетних"2. Эдуард был уверен, что ему предстоит долгое правление, и он будет хорошим монархом. В 1957 г., оглядываясь назад, на свое короткое царствование, он категорически отрицал, что не хотел быть королем: "Это ложь. Я твердо заявляю, что всю мою жизнь я готовился к этой работе, и в 24 года как принц Уэльский я преданно служил моей стране и Содружеству. Вступив на трон, в течение года, я работал напряженно и самозабвенно. Я хотел быть королем. Более того, я хотел остаться королем". Его супруга Уиллис Симпсон в мемуарах подтверждала: "Он был одержим мыслью выполнить миссию по модернизации монархии, сохранив ее традиционную славу и влияние"3.
Отношения между наследником и Георгом V в последние годы его царствования нельзя было назвать теплыми. Фрейлина и близкая подруга королевы Марии графиня Эйрли утверждала, что незадолго до смерти король молил бога, чтобы его старший сын никогда не женился и не имел детей, что позволило бы Альберту, носившему тогда титул герцога Йоркского, и его уже появившейся на свет дочери Елизавете стать непосредственными преемниками трона4.
Причина же возникшей размолвки между королем и его наследником была тривиальной. В 1934 г. сын познакомил родителей с 38-летней американкой Уиллис Симпсон, вторым браком вышедшей замуж за англичанина Эрнеста Симпсона, а до этого успевшей побывать женой младшего морского офицера Соединенных Штатов. Почти одновременно Георг V узнал, что его 39-летний сын состоит в долговременной интимной связи с представленной ему дамой. Будущее престола сразу же обрисовалось королю в самых мрачных красках, и тяжелые мысли не оставляли его в последний год жизни. Предвидение Георга V оправдалось.
Лишенный материнской заботы и ласки в малолетнем возрасте принц Уэльский искал эти качества в приглянувшихся ему юных аристократках. Ими же обладают зрелые замужние женщины. С некоторыми перерывами долгие годы продолжался роман Эдуарда с состоявшей в браке красавицей Дадли Уард. Но ее чары поблекли, когда на пути принца встретилась не отличавшаяся знатным происхождением и красотой, но известная предприимчивостью и искусством обольщения представителей мужского пола Уиллис Симпсон. Самый младший из четырех сыновей почившего короля герцог Георг Кентский считал ее колдуньей в любовных утехах. Так или иначе, но Уиллис не оказалась золушкой, плененной прекрасным принцем, а сразу же стала ведущей в их любовном дуэте5.
Заняв трон, Эдуард VIII без промедления попытался сблизить Симпсон со своей семьей. Но его попытки оказались тщетными. Вдовствующая королева Мария и его братья не приняли Уиллис. Они единодушно восприняли ее как невоспитанную иностранку и не допускали даже мысли, что эта особа может стать королевой.
На фоне благополучных браков всех остальных сыновей Георга V связь Эдуарда VIII с Уиллис можно было сравнить со штормом, надвигавшимся на дом Виндзоров. Если бы Эдуард остался холостяком, это рассматривалось бы как нарушение традиций, но его порабощение разведенной американкой выглядело страшной бедой.
Шокировали, как тогда считалось, буржуазные манеры Симпсон. Уиллис не стеснялась при посторонних отчитывать прислугу за мелкую провинность или учить ее, как делать сэндвичи для гостей. Но еще более возмущали собственнические замашки возлюбленной короля. Так, во время официальных приемов в резиденциях монарха она чувствовала себя почти хозяйкой, и, что было уже совсем невыносимо, могла вытащить сигарету изо рта короля, когда его курение казалось ей неуместным.
Между тем сам Эдуард VIII восхищался домовитостью Уиллис и ее решительным характером. Если его дед Эдуард VII повелевал возлюбленными, то он был создан, чтобы им покоряться. В их дуэте все казалось гармоничным. Некоторый ущерб наносился лишь государственным обязанностям суверена.
В августе 1936 г. влюбленная пара с узким кругом друзей, укрывшись на яхте, совершила круиз по Средиземному морю. Британские газеты, благодаря договоренности между двумя королями прессы Бивербруком и Ротермиром, хранили на этот счет молчание. Но американская пресса, уже привыкшая выдавать тайны английского двора, поместила фотографии Эдуарда и Уиллис в купальных костюмах. Такое никоим образом не сочеталось с представлениями британцев о моральном облике короля.
Осень 1936 г. ознаменовалась монархическим кризисом. Король известил премьер-министра Стэнли Болдуина о том, что Уиллис начала развод со своим вторым мужем. Развод и оформление нового брака должны были состояться до коронации Эдуарда V, намеченной на 12 мая 1937 г. Новый король собирался вступить на ступени Вестминстерского аббатства, чтобы быть коронованным, вместе со своей подругой. Но такая перспектива была неприемлема для королевского дома, премьер-министра, правительства, Церкви Англии и видных фигур британского истеблишмента.
Деликатные переговоры, касавшиеся женитьбы монарха, С. Болдуин поручил вести своему личному секретарю А. Хардингу. Последний 13 ноября 1936 г. обратился к Эдуарду VIII с письмом. В нем короля предупреждали, что молчание британской прессы о его взаимоотношениях с госпожой Симпсон не может далее продолжаться и что правительство намерено незамедлительно обсудить сложившуюся ситуацию. Если же оно примет решение уйти в отставку, то весьма сомнительно, сможет ли король найти кого-либо, способного сформировать правительство, пользующееся поддержкой палаты общин. Единственной альтернативой в таких обстоятельствах могли быть роспуск парламента и объявление новых выборов, на которых личное дело суверена явится главной темой обсуждений. Неизбежным в этом случае будет ущерб, нанесенный короне как краеугольному камню государственной структуры, на которой держится Британская империя. Чтобы избежать грядущей опасности. Его Величеству в вежливой форме давался настоятельный совет - без промедления отправить госпожу Симпсон за границу.
Король был потрясен и разгневан. 16 ноября он пригласил Болдуина в Букингемский дворец. Аудиенция была не из приятных. Эдуард заявил премьер-министру, что он намерен жениться на Уиллис Симпсон как король, если же это окажется невозможным, то он готов отречься от престола. Болдуин поставил в известность о состоявшейся беседе кабинет, не сдержав при этом эмоций. "Я услышал такое от короля, которое никогда не думал услышать", - восклицал он.
Кризис достиг кульминации. Очевидную обеспокоенность наряду с правительством проявлял и епископат англиканской церкви. Вечером 16 ноября в то же самый день, когда король заявил о своем судьбоносном решении премьер-министру, он встретился с королевой Марией, а на следующее утро с тремя братьями - герцогами Йоркским, Глостером и Кентским. Все они отказались одобрить какую-либо возможность отречения Эдуарда6. Но настоящий шок испытал непосредственный преемник короля герцог Йоркский. Подобно своему отцу Альберт, как звали его от рождения, не жаждал власти, был счастлив в семейном кругу и понимал, какая ответственность ляжет на него при обретении короны. Вскоре он пришел в себя и 25 ноября сказал своему личному секретарю Г. Томасу, что, если худшее произойдет, он примет ношу и постарается выполнять свои обязанности наилучшим образом.
Следующий по старшинству герцог Гарри Глостер служил в кавалерийском полку и слыл среди офицеров шутом и глупцом. Но главное - он, как и Альберт, был доволен своим положением и не думал о троне.
Судьба самого младшего из четырех сыновей Георга V и королевы Марии герцога Кентского складывалась непросто. Подобно старшему брату, Эдуарду VIII, он был высок, строен, обладал привлекательной внешностью. Но карьера морского офицера, предназначенная для него отцом и начавшаяся с учебы в Дортмутском военно-морском колледже, оказалась принцу не по плечу. Георг страдал от морской болезни и тосковал по дому.
Переход на гражданскую службу первоначально в министерство иностранных, а затем внутренних дел коренным образом изменили жизнь молодого человека. Увлеченность живописью и коллекционированием картин известных художников не мешали его ночным кутежам в компании старшего брата, тогда еще принца Уэльского. Чувство юмора, почти профессиональные знания в области искусства в дополнение к природной красоте и королевскому происхождению вскоре сделали Георга центром притяжения лондонской богемы.
По слухам он был дружен с эстетами-гомосексуалистами, но одновременно пользовался успехом у девушек из высшего света и артистического мира. Имеются сведения, что одна из возлюбленных Георга в 20-х годах приобщила его к наркотикам. К счастью, лечение в санатории избавило принца от этого пристрастия.
Брак с греческой принцессой Мариной в ноябре 1934 г. положил конец разгульному образу жизни Георга и оказался счастливым. К моменту возникновения критической ситуации герцог Кентский, единственный из братьев, имел наследника сына. К этому несомненному преимуществу добавлялось и то, что среди британской элиты Георг считался самым способным и образованным из трех младших братьев короля.
3 декабря на первых полосах британских газет впервые появилось сообщение о решении короля связать свою судьбу с Уиллис Симпсон. В этот же день возлюбленная монарха покинула берега Англии. В то же самое время в британском обществе начались разговоры о формировании "партии короля" и возможности его морганатического брака. У. Черчилль выступил на стороне Эдуарда VIII и призвал политиков проявить выдержку. Правда, его сочувствие королю объяснялось не столько симпатией к опальному суверену, сколько его собственными далеко идущими планами. Дело в том, что находящийся не у дел известный и предприимчивый государственный деятель собирался использовать предоставленный шанс для устранения от руководства консерваторами своего соперника - С. Болдуина7.
В критической ситуации на стороне монарха оказалась и часть прессы. Складывалось впечатление, что события могут принять неожиданный оборот. В русло этих домыслов укладывался и курьезный перерыв в общении Эдуардом VIII с герцогом Йоркским между 3 и 7 декабря. По свидетельству герцога, виновником этого был Эдуард. Реальность же заключалась в том, что решительный разговор между братьями, а, следовательно, и само отречение затягивалось. Объяснений подобному положению вещей может быть несколько.
Прежде всего, можно допустить, что Эдуард находился в стрессовом состоянии, и ему требовалось время, чтобы взять себя в руки. У. Черчилль, посещавший его 4 и 5 декабря, вспоминал, что во время их беседы хозяин постоянно отвлекался на звонки из Франции, где находилась Симпсон, и их разговоры были тяжелыми и тревожными8.
Кроме того, некоторые представители британского истеблишмента сомневались, будет ли герцог Йоркский достойным королем. По сравнению с представительным и общительным братом он был невзрачен и отличался болезненной застенчивостью. Смущал и его давний физический недостаток - заикание. Возникало опасение, что монарх не сумеет сохранить величие, и будет выглядеть жалким во время своих публичных речей9.
Учитывая эти моменты, некоторые исследователи допускают, что правительство рассматривало возможность передачи короны через голову Альберта и считавшегося посредственностью Гарри их младшему брату Георгу. Чтобы располагать большим временем для размышлений, Болдуин, вероятно, и просил Эдуарда VIII отложить встречу с герцогом Йоркским.
7 декабря колебания всех сторон, если они были, закончились. Эдуард и Альберт встретились для решительного разговора, а 10 декабря состоялся исторический момент. Эдуард VIII подписал акт отречения и обращение к британскому парламенту и парламентам всех доминионов. По воспоминаниям лорда Маунтбеттена, он выглядел как беззаботный школьник перед очередными каникулами, а его спальное ложе в несколько слоев было покрыто телеграммами от губернаторов, премьер-министров, членов кабинета, мэров городов и простых людей со всех частей Содружества. Их содержание сводилось к следующему: "Ради бога не отрекайтесь, не бросайте на произвол судьбы Содружество!" Корона оставалась вершиной и символом империи, и колониальная администрация опасалась за прочность трона.
Отречение подорвало престиж королевского дома как образцовой семьи нации. Были поставлены под вопрос и традиционные отношения монарха с Церковью Англии. Английский епископат, обеспокоенный моральным обликом главы церкви, с тревогой следил за развитием событий. Но решающую роль в отречении Эдуарда VIII несомненно сыграло правительство.
При всем этом возникает вопрос. Была ли предполагаемая женитьба на Уиллис единственной причиной для смещения Эдуарда VIII с трона? Британские историки делают в связи с этим ряд предположений.
В начале царствования Эдуарда все шло хорошо. Монарх с энтузиазмом читал направлявшиеся ему бумаги и делал заметки на их полях. Но через несколько месяцев его усердие было исчерпано, и конфиденциальные документы возвращались в кабинет непрочитанными. В своем отношении к рутинной работе монарха Эдуард VIII в чем-то повторял своего деда Эдуарда VII.
Интерес короля был направлен главным образом на внешнюю политику. В частности, он питал очевидную симпатию к фашистским диктаторам Германии и Италии. Отчасти это объяснялось тем, что в начале 30-х годов, а затем в ноябре 1936 г. Эдуард посещал депрессивные районы Южного Уэльса и наблюдал безработицу и ужасающую бедность. Не видя решения этих проблем в собственной стране, он предполагал, что изучение опыта Германии и Италии с их централизованной системой поможет справиться с бедами населения Великобритании. Испытывая страх перед большевизмом, как и другие представители правящего класса, Эдуард VIII начал флирт с фашизмом. Вскоре же после его вступления на трон, 21 января 1936 г. германский посол в Лондоне фон Херш докладывал своему руководству в Берлине: "Вы осведомлены из моих отчетов, что король Эдуард совершенно определенно испытывает симпатию к Германии. Я убедился после откровенных и продолжительных разговоров с ним, что его симпатии являются глубокими и достаточно серьезными, чтобы противостоять противоположным влияниям, о которых вы нередко слышите"10.
В марте 1936 г., когда германские войска оккупировали Рейнскую область во Франции, и не было исключено вмешательство Великобритании, король сообщил германскому послу, что он будет против британского вмешательства. Подобную же позицию Эдуард занял и тогда, когда Италия захватила Абиссинию. По некоторым свидетельствам, он полагал, что ради мира на континенте Германия и Италия как великие нации должны быть удовлетворены в своих территориальных претензиях в Европе и колониальном мире.
В целом к декабрю 1936 г., по утверждению лорда Маунтбеттена, для правительства было совершенно ясно, что король, а также его подруга Уиллис Симпсон придерживаются пронацистских взглядов. По крайней мере, министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп, по воспоминаниям руководителя зарубежной разведки нацистской Германии В. Шелленберга, считал его "искренним и настоящим другом Германии"11 и по поручению Гитлера поставил перед Шелленбергом летом 1940 г. задачу похитить отрешенного от трона герцога Виндзорского, проживавшего тогда в Испании, с тем чтобы использовать его в далеко идущих политических целях Германии. При этом Эдуард не был одинок в своих профашистских симпатиях. В конце 30-х годов так называемая "политика умиротворения" Германии и Италии находила поддержку среди многих членов консервативной партии. Но мог ли король действительно поддерживать Германию и Италию?
В ответ на этот вопрос можно утверждать, что Гитлер и Муссолини переоценили роль короля в политической системе Великобритании. Вместе с тем диктаторы могли рассчитывать на получение некоторой конфиденциальной информации от своего доброжелателя, сидящего на троне.
Учитывая ситуацию и нарушая конституционное право короля быть информированным, Болдуин ограничил поступление к Эдуарду VIII некоторых секретных материалов. Но он не мог препятствовать спонтанным и свободным беседам суверена с иностранными послами, в ходе которых монарх мог превысить свои конституционные обязанности.
Все это приводило к тому, что Эдуард VIII становился неудобным королем, и к декабрю 1936 г. у правительства имелись уже два аргумента, настраивающих министров против дальнейшего царствования суверена: пронацистские взгляды монарха и его решение сделать королевой дважды разведенную американку. Этого было достаточно, чтобы инициировать кампанию отречения.
Эдуард VIII мало что успел сделать для страны. Монархии он нанес огромный ущерб своим отречением, а его связи с фашистской Германией не раз еще самым негативным образом сказывались на престиже его преемников.
Первым актом нового суверена бывший король получил титул Его Королевского Величества герцога Виндзорского. 3 июня 1937 г. состоялось долгожданное бракосочетание Эдуарда и Уиллис. Герцог очень хотел, чтобы его братья, сестра и особенно мать прибыли на их свадьбу, но все они проигнорировали присланные приглашения, ограничившись поздравительными телеграммами. Для бывшего короля это означало начало своеобразной ссылки.
После оформления брака Уиллис стала величаться герцогиней Виндзорской без титула Ее Королевское Величество, что молодожены восприняли как новый оскорбительный жест в их адрес. Виндзоры считали себя также обделенными в вопросах выделения им собственности.
По свидетельству Уолтера Монктона, доверенного лица и советника герцога Виндзорского, бывший король часто звонил своему брату, пытаясь помочь ему освоиться с новой ролью. Причем его рекомендации часто шли вразрез с тем, что предлагали министры Его Королевского Величества. Но что было особенно неприятно Георгу VI, в телефонных беседах неизбежно затрагивались вопросы, касающиеся раздела наследства и отношения королевской семьи к Уиллис. В конце концов, переговоры были прерваны по инициативе Букингемского дворца, что, естественно, было новой травмой для герцога Виндзорского.
Королева Мария не смогла простить старшему сыну его отречения и союза с женщиной, которая по всем канонам не подходила королевскому дому. Молодая королева Елизавета проявила не меньшую твердость, настояв на том, чтобы герцогам Виндзорским не было места в Соединенном Королевстве. Георг VI тяжело переживал вынужденную ссылку своего брата, но последовал советам самых близких ему женщин.
Возникшая отчужденность между братьями никогда уже не была преодолена. Напротив, вскоре у нее появились новые основания. Дело в том, что летом 1937 г. молодожены нанесли визит в нацистскую Германию, что подтвердило их интерес к фашистскому режиму. Встречи герцога Виндзорского с ведущими нацистскими деятелями, включая Геринга, Гиммлера, Гесса, Геббельса и, наконец, самого фюрера широко освещались в европейских газетах и с неодобрением встречались в Англии. К тому же германская пресса, не без умысла и с преувеличением, отмечала восторг герцога и герцогини по поводу благоустроенных домов для рабочих, хорошо оборудованных фабрик, больниц и летних молодежных лагерей. Виндзоров встречали с почетом. В ряде случаев в их честь производился салют12. Что ожидал Гитлер от опального короля? Были ли у него иллюзии о возвращении его на престол дипломатическим или военным путем? Обоснованных ответов на эти вопросы пока нет.
В годы второй мировой войны экс-король обратился к британскому правительству с просьбой предоставить ему возможность помочь родине. Военный кабинет при консультации с Георгом VI назначил герцога Виндзорского на малопрестижный пост губернатора небольшой британской колонии Багамские острова. Губернаторство продолжалось с 1940 до 1945 гг., и, по сведениям американской печати, Виндзоры не оставили о себе добрую память. Герцога обвиняли в расовых предрассудках, проявившихся в отношении темнокожего населения островов, а его супругу - в непозволительных в годы войны тратах средств на собственные наряды и украшения13.
Впрочем, в своих воспоминаниях Уиллис вопреки этим утверждениям подчеркивала плодотворность деятельности губернатора в улучшении системы здравоохранения колонии и обеспечении ее жителей продовольствием. Одновременно она описывала и свой вклад в работу местного отделения Красного Креста14.
После второй мировой войны братья так и не встретились. В 1952 г. герцог Виндзорский приехал в Лондон на похороны Георга VI в одиночестве, а через год также без супруги он хоронил свою мать королеву Марию. В роли миротворца между родственниками выступила королева Елизавета II. Первоначально она проявила внимание к дяде, поздравив его в 1964 г. с 70-летием. Затем в 1966 г. официально пригласила супругов Виндзоров в Лондон на открытие мемориальной доски в память королевы Марии. В мае 1972 г. Елизавета II, герцог Эдинбургский Филипп и наследник престола принц Чарлз в ходе государственного визита во Францию навестили умирающего герцога в его поместье в Болонье. А через несколько дней гроб с телом экс-короля был доставлен в Англию, и после кремации прах герцога был помещен в семейную усыпальницу в часовне Виндзорского замка.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. The Heart Has Its Reasons. The Memoirs of the Duchess of Windsor. New York, 1956, p. 356-357.
2. Цит по: Judd D. King George VI. London, 1982, p. 124.
3. Ibidem; The Heart Has Its Reasons. The Memoirs of the Duchees of Windsor, p. 215.
4. Брэдфорд С. Елизавета II. Биография Ее Величества королевы. Пер. с англ. М., 1998, с. 65.
5. Judd D. King Georg VI, p. 125-126.
6. Hastings A. A History of English Christianity 1920-1985. London, 1986, p. 248; Judd D. Op. сit., p. 130-132.
7. Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. Политическая биография. М., 1977, с. 258-259.
8. Middlemas К., Barnes J. Baldwin. London, 1969, p. 1009-1010.
9. Judd D. OD. cit., p. 135.
10. Ibid., р. 137.
11. Шеллен берг В. Мемуары. Пер. с нем. М., 1991, с. 96-105.
12. Judd D. Op. cit., p. 140-149; The Heart Has Its Reasons. The Memoirs of the Duchess of Windsor, p. 298-299; Ziegler Ph. King Edward VIII. The Official Biography. London, 1990, p. 386, 391, 397.
13. JuddD. Op. cit., p. 147-149.
14. The Heart Has Its Reasons..., p. 336-350.
-
"Известия о нынешних бедах России" Генри Бреретона
Автор: Saygo
Г. М. КОВАЛЕНКО. СМУТА В РОССИИ ГЛАЗАМИ АНГЛИЙСКОГО КОНДОТЬЕРА
В XVI в. авторами сочинений о России были по преимуществу путешественники, купцы и дипломаты. Смута начала XVII в. привела в Россию наемные армии, в составе которых были представители почти всех европейских народов. Заключив соглашение со шведским королем Карлом IX, правительство В. Шуйского получило союзническую наемную армию со всеми ее достоинствами и недостатками. Обладая хорошими боевыми качествами, армия Я.-П. Делагарди отличалась чрезвычайной неустойчивостью в моральном отношении.
Профессией кондотьеров была война, из которой они стремились извлечь максимальную выгоду. Попав в Россию, наиболее просвещенные из них стремились осмыслить те события, в которых они принимали участие, показать современникам и потомкам, за что и на чьей стороне они сражались.
Сочинение английского кондотьера Г. Бреретона "Известия о невзгодах в России" почти не известно исследователям. Ф. Аделунг в своем обозрении иностранных сочинений о России упоминает лишь его название. Из русских историков только Н. И. Костомаров использовал его в своей работе о Смутном времени при описании не известного по другим источникам сражения за Ржев. Его привлекал также шведский историк X. Альмквист при описании военной экспедиции Э. Горна в марте - июне 1610 года1.
О самом Бреретоне не известно практически ничего. Самый подробный английский биографический словарь сообщает о нем лишь то, что он является автором сочинения "Известия о нынешних бедствиях России"2. По всей вероятности, он принадлежал к низшим или средним слоям английского дворянства, которые в поисках средств к существованию поступали на военную службу к иностранным государям. Очевидно, он получил неплохое образование. Об этом можно судить уже по тому, что его сочинение насыщено упоминаниями о персонажах античной литературы и истории, с которыми он сравнивает действующих лиц своего повествования. Среди них - Гекуба и Поликсена, Эней и Приам, Иоакаста и Латона, Улисс и Ахтиофель, Марк Антоний и Клеопатра, Гней Помпеи и Лукреция. Он ссылается на Плутарха и цитирует латинские стихотворения и пословицы.
По всей вероятности, Бреретон появился в России со вторым потоком вспомогательного войска, посланного Карлом IX для оказания помощи В. Шуйскому в борьбе с польско-литовскими отрядами и русскими сторонниками самозванца. В мае 1609 г. в Швецию прибыли наемники, завербованные эмиссарами Карла IX в Англии, Франции и Нидерландах. В начале сентября они отправились морем в Россию, но ветром были занесены в Финляндию и высадились в Або. Оттуда они совершили пеший переход в Выборг, где командование над ними принял Горн. Закончив трехдневный переход по льду Финского залива, 12 февраля Горн вышел к Копорью, откуда двинулся на Старицу, где должен был соединиться с Делагарди. В Швеции и Финляндии непривычные к суровому климату наемники страдали и даже гибли от голода и холода. С этими же проблемами они столкнулись и на русской территории. Местные жители покидали свои дома и прятались в лесах. Как заметил Бреретон, "у них были основания не доверять никому: ни тем, кто пришел защищать их, ни тем, кто пришел их убивать"3.
Наемники без боя заняли Старую Руссу и сняли осаду Осташкова, выбили поляков из Ржева. 24 апреля Горн взял Зубцов и послал Делавиля на помощь Г. Валуеву, осадившему поляков и остатки тушинцев в Иосифовом монастыре. 21 мая они были изгнаны из монастыря, и Горн с Я. Барятинским осадил крепость Белую, занятую А. Гонсевским, но взять ее не смог и, узнав о приближении польского полководца С. Жолкевского, отступил к Зубцову. Здесь наемники, недовольные задержками с выплатой жалования, были готовы поднять мятеж и перейти на сторону поляков, которые уговаривали их отступиться от Шуйского и перейти на службу к Сигизмунду III. Агитацию среди английских наемников развернул командовавший ими Колвил, в результате чего только в одну ночь дезертировали 60 человек. Сам Горн чуть было не подвергся нападению и вынужден был решительными мерами наводить порядок. Колвил был отстранен от командования и заменен Коброном, несколько солдат было повешено4.
21 июня Горн соединился с Делагарди в 25 верстах от Можайска. Оттуда они пошли на помощь Валуеву, осажденному поляками в Цареве Займище. 23 июня они соединились с войском Д. Шуйского около Клушина. На рассвете 24 июня Жолкевский, получивший сведения о противнике от перебежчиков, напал на клушинский лагерь. После трехчасовой битвы поляки вступили в переговоры с наемниками, которые стали переходить на их сторону. Узнав об этом, Шуйский решил спасаться бегством. Его примеру последовало все войско. Наемники, по словам Бреретона, "разделились: одни вернулись к царю, другие - к королю Швеции, большинство - к полякам, многие - домой в свои страны"5. Очевидно, в числе последних был и Бреретон. Делагарди и Горн с небольшим отрядом финнов и шведов ушли к Погорелому Городищу, где был Делавиль, затем - на Торжок, а оттуда - к Новгороду.
Во второй половине XVI в. работы, посвященные России, носят односторонний характер и представляют собой, как правило, либо наполненные практическими сведениями описания торговых путей, товаров и цен на них, либо отчеты послов об отношении московского правительства к английской торговле.
Сочинение Бреретона было написано для занимательного чтения высших аристократов, в частности для фаворита Якова I государственного секретаря Р. Карра. Его большая часть представляет собой описание русской Смуты, как ее себе представлял автор до прибытия в Россию, а меньшая часть - описание тех событий, в которых он принимал непосредственное участие.
Его сочинение - не только рассказ о поездке в экзотическую страну, где происходили самые невероятные происшествия, но и своего рода роман. Его отличительная черта - образность. Бреретон выводит на историческую сцену людей с их сложными характерами и судьбами (как правило, вымышленными), вкладывает в их уста длинные речи и монологи, составленные по правилам античного ораторского искусства. У него бойкое перо, он склонен к риторике и театрализации описываемых событий. Смуту в России он сравнивает с превращением всей страны в "горестную сцену", на которой актеры играют под аплодисменты "свои кровавые роли"7.
В России Бреретон попал в особый мир. Поэтому его интересовала не только современная Россия, но и ее история. Поскольку он имел самые смутные представления о русской истории, многие его персонажи условны. Главной реальной фигурой ближайшего прошлого для него, как и для большинства иностранцев, был Иван Грозный. Его основная характеристика - тиран, но тиран великий, поскольку до Смуты страна "процветала в богатстве, государственных делах и мирной торговле с иностранцами". Такой унаследовал ее его сын Дмитрий, но вместе с тем он унаследовал и ненависть подданных, "которую они испытывали по отношению к его отцу и которая была настолько сильна, что, не умерев с его смертью, продолжала жить вместе с его потомками и вскоре повергла его в смятение".
Дмитрий у Бреретона - собирательный образ. Его биография составлена из биографий Федора Ивановича, Лжедмитрия I, Лжедмитрия II. Это некий символ, за которым последовательно шли сторонники всех самозванцев8. Он наделяет его природными добродетелями и способностями, а также молодостью и красотой. По его словам, Дмитрий был "наиболее совершенным князем с благородной душой и царской внешностью". Его антиподом выступает ближайший советник царя, "великий Конюший" некто Vansusce (Knesevansusce). В нем угадываются черты и Б. Годунова, и В. Шуйского. Бреретон характеризует его как властолюбивого, лицемерного и жестокого человека, который во всех своих делах "руководствовался больше собственными амбициями, чем заботой о государстве". Сознавая исходящую от него опасность, Дмитрий решил укрепить свое положение брачным союзом и стал искать себе невесту при дворе польского короля. С этой целью в Польшу было отправлено посольство во главе с родственником царя неким Трагусом, в котором довольно трудно узнать кого-либо из реальных лиц. Избранницей Дмитрия стала изумительной красоты полячка из княжеского рода, которую Бреретон нигде не называет по имени, поскольку, очевидно, просто не знает его.
Главная ошибка Дмитрия, по мнению Бреретона, состояла в том, что он не заменил польскую гвардию своими соотечественниками и тем самым попустительствовал бесчинствам поляков. Антипольскими настроениями в столице воспользовался В. Шуйский, который, сплотив вокруг себя около 12 тыс. москвичей, напал на царский дворец и уничтожил всех поляков. При этом Дмитрию удалось бежать вместе с женой в Калугу. Этим, по словам Бреретона, заканчивается последнее действие его комедии и начинается первое действие его трагедии.
Ее основную сюжетную линию составляет борьба между Лжедмитрием II, который у Бреретона по-прежнему выступает как сын Ивана IV Дмитрий, и В. Шуйским (Vansusce). Объявив Дмитрия убитым и устроив его фальшивые похороны, Шуйский решил устранить его родственника Трагуса, "который в глазах народа был также великим" и поэтому являлся для него "огромным камнем преткновения". При помощи своего брата Дмитрия и некоего "подлого изменника" Glasco, который "был орудием исполнения его планов и намерений", он заманил его в Москву. Там его пытали, судили и, приговорив к смерти, бросили в тюрьму, где он покончил с собой, а его жена, которую Бреретон сравнивает с героинями античной истории, умерла от горя, явив "замечательный пример любви и постоянства". За этой античной трагедией, разыгранной Бреретоном на русской сцене, стоят реальные факты расправы В. Шуйского со своими политическими противниками9.
Трагедия, описываемая Бреретоном, происходила на фоне реальных событий русской истории, которые он представлял лишь в общих чертах. Бреретон пишет о том, что из Калуги Дмитрий бежал в Польшу и, собрав там 40-тысячную армию, осадил Москву, но встретил сильное сопротивление. Поляки же, по словам Бреретона, как и в 1605 г., вели себя не самым лучшим образом: они "грабили и убивали... проявляли всевозможные акты жестокости", а Дмитрий был не в состоянии обуздать их. Для того чтобы защитить своих подданных от поляков, Шуйский обратился за помощью к шведскому королю Карлу, которого "он знал как смертельного врага польского короля Сигизмунда". При этом он из двух зол выбрал меньшее: предпочел терпимых иностранцев (шведов) нетерпимым (полякам)10. В свою очередь Карл IX, понимая, что поляки в России представляют для него не меньшую опасность, чем в Швеции, направил на помощь Шуйскому 12-тысячную армию под командованием Делагарди, который, как считает Бреретон, "пользовался больше славой, чем своими достоинствами".
Бреретон довольно объективно оценивает шведское военное присутствие в России. Он не видит особой разницы между поляками и армией Делагарди и пишет, что с приходом столь пестрой по национальному составу наемной армии бедствия России увеличились. Несмотря на то, что они пришли на помощь как друзья, "однако, кто может остановить армию от разорения страны и насилия"?! Тем не менее, приход наемников изменил соотношение сил. Соединившись с ними, русские разбили армию Дмитрия, и поляки из его ближайшего окружения начали роптать и склоняться к переговорам с подступившим к Москве Делагарди. Видя, что его авторитет падает, приказания не выполняются, и опасаясь быть убитым или отравленным, он вновь спасается бегством в Калугу.
Узнав об этом, Сигизмунд "навсегда отказался от своей дружбы и союзничества и объявил, что впредь никогда не будет помогать ему ни людьми, ни деньгами". Теперь, чтобы возместить потери, он решил лично вмешаться в события в России и, собрав 100-тысячную армию, состоявшую из людей со всех стран мира, привлеченных лишь жаждой убивать и грабить, вступил в Россию и осадил Смоленск. Тогда Шуйский обратился к Карлу IX за дополнительной помощью, и тот прислал в Россию новый экспедиционный корпус, в составе которого был Бреретон. Вот так он представлял развитие событий в России от смерти Ивана Грозного до начала открытой польской интервенции. Дальнейшие события, в которых он принимал непосредственное участие, Бреретон описывает в 11-й и 12-й главах своего сочинения.
В последней главе он дает краткий обзор событий от Клушинской битвы до взятия поляками Смоленска, среди которых он называет свержение Шуйского, вступление польских войск в Москву и антипольское восстание в столице, а также смерть Дмитрия.
К концу повествования главные герои из действующих лиц трагедии постепенно превращаются в более реальные исторические персонажи. Мы уже не видим большой разницы между Шуйским, у которого "не осталось ни поддержки, ни надежды", и Дмитрием - "несчастным князем, который, перебегая с места на место и нигде не находя безопасности, пал мучительной смертью от руки татарина". С большим сочувствием Бреретон пишет о "несчастных московитах", для которых жизнь стала земным адом и которым борьба между двумя политическими соперниками и поддерживавшими их иностранными государями не принесла ничего, кроме бед и страданий.
Наиболее сложным является вопрос об источниках сочинения Бреретона. Ими могли быть сочинения Р. Ченслера, А. Дженкинсона, Т. Рандольфа и Д. Боуса, опубликованные в 1589 г. Р. Гаклюйтом. Но хронологические рамки их сочинений (1553 - 1584гг.) находятся за пределами хронологических рамок сочинения Бреретона.
Он мог использовать также изданное в 1589 г. сочинение Д. Горсея "Торжественная... коронация Федора Ивановича", но это событие вообще не получило отражения в сочинении Бреретона, из чего можно сделать вывод, что Горсея он не читал. По всей вероятности, ему было не известно и сочинение Д. Флетчера "О государстве Русском". Оно было опубликовано в 1591 г., но почти весь тираж его был уничтожен, вновь оно стало издаваться только с 1625 года11.
Сочинение неизвестного автора о путешествии в Россию представителя Московской компанией Т. Смита было издано в Лондоне в 1605 г., незадолго до отъезда Бреретона в Россию. По всей вероятности, оно также не было известно Бреретону. Если бы он читал его, то в своем сочинении он написал бы и о Годунове, на личности которого было сосредоточено внимание автора, и об Угличском деле, которому посвящена последняя глава сочинения его предшественника. Единственное, что объединяет Бреретона со Смитом, - это уверенность в том, что на русском престоле был не самозванец, а подлинный Рюрикович - Дмитрий, сын Ивана IV.
Таким образом, по всей вероятности, основным источником сочинения Бреретона была устная информация, полученная им как в Англии (возможно, также в Швеции и Финляндии, где он перед отправкой в Россию провел почти семь месяцев), так и непосредственно в России. Косвенно это подтверждается его словами "как я слышал", "узнал понаслышке", "не смог выяснить", а также тем, что почти все русские имена искажены им до неузнаваемости, в то время как имена иностранцев, вместе с которыми он воевал, переданы практически без искажений. Если бы он пользовался сочинениями своих соотечественников, то русские имена и фамилии были бы переданы им более точно.
Английские нарративные источники о Смуте сравнительно немногочисленны. В целом нам очень мало известно о реакции "туманного Альбиона" на события в России и о том, что вообще англичане знали об этих событиях. В литературе подробное освещение получил лишь один эпизод русско-английских отношений этого периода, связанный с планами несостоявшейся английской интервенции в Россию12. В этой связи сочинение Генри Бреретона, отражающее взгляд просвещенного англичанина на события в России, представляет как источниковедческий, так и культурологический интерес.
Примечания
1. BRERETON H. Newes of the present Miseries of Rushia, Occasioned by the late Warre in that Countrey. Commenced betweene Sigismond now King of Poland, Charles late King of Swethland, Demetrius, the last of that Name, Emperour of Rushia. Together with the Memorable occurrences of our owne Nationall Forces, English and Scottes under the Pay of the now King of Swethland. Lnd. 1614; АДЕЛУНГ Ф. Критико-литературное обозрение путешественников по России до 1700 г. Ч. 2. М. 1864, с. 178; КОСТОМАРОВ Н. И. Исторические монографии и исследования. T.V. СПб. 1868.
2. ALMQUIST H. Sverige och Ryssland 1595 - 1611. Uppsala. 1907; ALLIBONE S. A. A critical Dictionary of English Literature & British & American Authors. Vol. 1. Lnd. 1859, p. 241.
3. BRERETON H. Op. cit., p. 44.
4. ALMQUIST H. Op. cit., p. 181 - 184.
5. BRERETON H. Op. cit., p. 52.
6. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. М. 1991, с. 11; ЛИМОНОВ Ю. А. Культурные связи России с европейскими странами в XV - XVII вв. Л. 1978, с. 231 - 232.
7. BRERETON H. Op. cit., p. 2.
8. В поэтической форме такое восприятие искателей русского престола современниками выразил М. Волошин в стихотворении "Dmetrius-imperator" (1591 - 1613). В кн.: ВОЛОШИН М. Избранные стихотворения. М. 1988, с. 156 - 158.
9. См. АБРАМОВИЧ Г. В. Князья Шуйские и российский трон. Л. 1991, с. 137.
10. BRERETON H. Op. cit., p. 32 - 33. Такая оценка шведской военной помощи перекликается с мнением другого современника событий И. Тимофеева, который расценивает ее как намерение защитить стадо от одной стаи волков при помощи другой стаи (см. Временник Ивана Тимофеева. М. -Л. 1951, с. 131).
11. ГОРСЕЙ Д. Записки о России XVI - нач. XVII в. М. 1990, с. 31 (другие его сочинения были изданы в 1626г.); АЛПАТОВ М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII - XVII вв. М. 1973, с. 299.
12. THOMAS SMITH. Voiage and Entertainment in Russia. Lnd. 1605 (Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России. СПб. 1893); The Report of a bloudie and Terrible Massacre in the City of Mosco with the femefull and tragicall end of Demetrius the last Duke, before him reigning at this present. Lnd. 1607; Московская резня 1606г. Сочинение неизвестного автора. В кн.: Русский заграничный сборник. Ч. III, тетр. IV. Берлин - Париж - Лондон. 1859; Английское донесение 1607 г. Состояние Русского государства. В кн.: Старина и новизна. XIV. 1911; Исторические записки. Т. 13. 1942; СМИРНОВ И. И. Восстание Болотникова. М. 1951; Восстание Болотникова. Док. и м-лы. М. 1959, с. 180 - 182; Донесение одного англичанина из Москвы 1608 г. В кн.: Riksarkivet. Extranea. 156.I.26; ЛЮБИМЕНКО И. И. Английский проект 1612 года о подчинении русского Севера протекторату короля Иакова I. - Научный исторический журнал, II, вып. 5. СПб. 1914; его же. Планы английской интервенции в России в начале XVII столетия. - Советская наука, 1941, N 2; ВИРИГИНСКИЙ В. Проекты превращения Северовосточной России в английскую колонию в XVII веке. - Исторический журнал, 1940, N 11; DAUNING Ch.S.L. A Letter to James I Concerning the English Plan for Military intervention in Russia. - Slavonic and East European Review, 1989, Vol. 67, p. 94 - 108; KONOVALOV S. Thomas Chamberlayne?s description of Russia 1613. - Oxford Slavonic Papers, 1954, V.
Вопросы истории. - 1999. - № 1. - 149-153.
-
Томас Пейн
Автор: Saygo
К. С. РУКШИНА. ТОМАС ПЕЙН
22 сентября 1845 г. в Лондоне состоялся многолюдный чартистский митинг в честь годовщины установления в 1792 г. Французской республики. В подготовке его приняли участие К. Маркс и Ф. Энгельс. Главным оратором выступил активный деятель английского рабочего движения, представитель левого крыла чартизма Дж. Дж. Гарни. На этом собрании фактически родилась международная организация рабочего класса "Братские демократы". В известном смысле она была одной из предшественниц первой международной коммунистической организации - "Союза Коммунистов".
В статье "Празднество наций в Лондоне", посвященной этому митингу, Энгельс подчеркнул, что термин "демократия" приобрел в эпоху чартизма новое значение - "демократия в наши дни - это коммунизм". Он писал: "Собрание более чем тысячи демократов почти всех европейских наций ... приветствовало с единодушным энтузиазмом коммунистические принципы и самое слово коммунизм. Чартистский митинг явился коммунистическим праздником"1. По свидетельству Энгельса, на сентябрьском митинге 1845 г. присутствующие "почтили память Томаса Пейна и павших демократов всех стран"2.
Томас Пейн родился в 1737 г. в небольшом городке Тетфорде, неподалеку от Лондона. В Англии он провел первую половину своей жизни. Сын бедного ремесленника, Томас в 13 лет был вынужден оставить школу, перепробовал разные профессии, но все свободное время продолжал отдавать учению. На рубеже 1760 - 1770-х годов Пейн стал участником, а затем лидером движения служащих акцизного (налогового) ведомства за повышение заработной платы и улучшение условий труда. От имени акцизных чиновников он написал петицию в парламент, несколько раз приезжал в Лондон, пытаясь добиться ее обсуждения. В парламенте Пейна выслушать не пожелали, а из акцизного ведомства уволили как "смутьяна" (в 1773 г. петиция была опубликована).
Встреча с известным американским просветителем, дипломатом и ученым Б. Франклином, который в это время представлял североамериканские колонии в Лондоне, изменила судьбу Пейна. 30 ноября 1774 г. с рекомендательным письмом Франклина, он прибыл в Америку.
В начале 1775 г. Пейн стал редактором "Пенсильванского журнала", издававшегося в Филадельфии. Его статьи поражают смелостью и новизной идей, общественным пафосом защиты униженных. Пейн выступал за немедленное освобождение рабов, социальное равенство, отмену титулов, гражданское равноправие женщин. Он первым на страницах печати в сентябре - октябре 1775 г. высказался за отделение североамериканских колоний от Англии. 10 января 1776 г. увидел свет его памфлет "Здравый смысл", который стал манифестом начального этапа Американской революции.
Даже Дж. Адамс, президент США в 1797 - 1801 гг., "которому чаще было свойственно преувеличивать свои заслуги перед отечеством и преуменьшать заслуги других", отмечал, что "истории предстоит отнести Американскую революцию на счет Томаса Пейна"3. По выражению одного из современников мыслителя, "Америка своей победой обязана перу Пейна в той же мере, что и мечу Вашингтона"4.
Успех "Здравого смысла" был действительно огромен. В стране с населением около 3 млн. человек, из которых 600 тыс. составляли не знавшие грамоты рабы (да и многие свободные не умели читать), памфлет разошелся в первые три месяца в количестве 120 тыс. экземпляров. До конца года только в североамериканских колониях понадобилось еще около двух десятков изданий, чтобы удовлетворить спрос. Американский историк Ф. Фонер, издатель и комментатор полного собрания трудов Пейна, вышедшего в Нью-Йорке в 1945 г., полагает, что в наши дни такой тираж равнялся бы "по меньшей мере 10 млн. экземпляров"5. В том же 1776 г. книга выдержала около полутора десятков изданий в метрополии (Лондон, Эдинбург), была переведена на французский и испанский языки. Новые издания памфлета появились уже в период Французской буржуазной революции.
В этом сочинении Пейн выступает сыном эпохи Просвещения: безоглядная вера в возможности человеческого разума, бесстрашная критика с позиций "здравого смысла" существующих общественных институтов, идеи "естественного права" и "общественного договора", последовательный деизм. Однако просветители, как известно, готовя умы к грядущей революции, не ставили ее в повестку дня. Для просветительской философии была характерна вера в просвещенного государя, критика монарха-тирана. Правда, Ш. Л. Монтескье, Ж. Ж. Руссо, Г. Б. Мабли предпочитали республиканскую форму правления, но полагали, что она пригодна лишь для малых стран. Такого рода убеждения были столь живучи, что даже вожди якобинцев расстались с ними лишь в середине 1792 г., т. е. почти накануне народного восстания 10 августа, в результате которого во Франции была низложена монархия и страна объявлена республикой.
Пейн в "Здравом смысле" сделал достоянием масс новые в системе просветительской мысли идеи - насильственного захвата государственной власти, свержения монархии, образования республики. Он выступил против самого принципа монархического правления и объявил злом всякую монархию. Первые два теоретических раздела памфлета - "О происхождении и назначении правительственной власти" и "О монархии и престолонаследии" посвящены именно этой проблеме. Последний завершается словами: "Один честный человек дороже для общества,.. чем все коронованные негодяи, когда-либо жившие на Земле"6. Интересно, что именно эти слова Пейна привел Ф. Кастро в своей речи перед судом в Сантьяго-де-Куба в 1953 году7.
Монархии Пейн противопоставляет демократическую республику на основе всеобщего (для мужчин) избирательного права. Республика должна обеспечить блага для терпящего нужду большинства. В ней должен царствовать Закон, и именно ему следует воздавать королевские почести (с. 46). В точном соответствии с этим предложением первый законодательный акт рождавшегося государства - "Декларацию независимости" читали народу под пушечные салюты и звон колоколов. Выдвинутая Пейном идея демократической республики имела огромную историческую значимость. "Буржуазная республика, парламент, всеобщее избирательное право, - писал В. И. Ленин, - все это с точки зрения всемирного развития общества представляет громадный прогресс. Человечество шло к капитализму, и только капитализм, благодаря городской культуре, дал возможность угнетенному классу пролетариев осознать себя... Без парламентаризма, без выборности это развитие рабочего класса было бы невозможно"8. Произведения Пейна, как полагают американские историки Дж. Уилсон и У. Рикетсон, дают возможность "лучше понять происхождение республиканской формы правления в западном мире"9.
Апелляция к экономическим интересам угнетенных слоев общества, с тем чтобы побудить их к действию, восстанию, революции, - еще одна новая в системе просветительской мысли особенность сочинений Пейна, отчетливо проявившаяся в "Здравом смысле". Американский историк В. Л. Паррингтон определил ее значение так: "Поразительное влияние "Здравого смысла" на общественное мнение, долгое время опутанное юридическими софизмами, объясняется его прямым и умелым обращением к материальным интересам. Впервые за время утомительных и бесплодных споров было открыто заявлено, что в основе политики государства лежат экономические интересы, что вопрос о независимости Америки - это только вопрос целесообразности, и он должен решаться с учетом экономической выгоды"10. Важнейшую роль как в сопротивлении британскому владычеству, так и в завоевании английскими колониями независимости сыграли "колониальные рабочие - мастеровые, ремесленники, подмастерья, поденщики и матросы", которые называли себя "прозелитами" памфлета Пейна, воспринятого ими "с благоговением"11, отмечает Фонер.
Через полгода после выхода памфлета в свет, 4 июля 1776 г. на 2-м Континентальном конгрессе была принята "Декларация независимости", ознаменовавшая рождение Американской республики. Декларацию представил Т. Джефферсон. Она была проникнута антифеодальными и в какой-то мере антимонархическими идеями "Здравого смысла". Известно, что в период работы Джефферсопа над "Декларацией" его часто навещал Пейн. Младший современник Пейна, видный деятель английского демократического движения У. Коббет имел основания заявить: "Кто бы ни писал Декларацию, Пейн ее автор"12.
Вместе с Франклином Пейн составляет конституцию Пенсильвании, наиболее демократическую из всех конституций американских колоний. Она была принята в конце 1776 года13. Пейн пишет серию статей, в которых отстаивает положения этого документа и выступает против его консервативных критиков. Он является также автором преамбулы к Закону о постепенном освобождении негров, принятому конгрессом штата Пенсильвания 1 марта 1780 года. Перу Пейна принадлежит цикл статей-прокламаций "Американские кризисы" (1776 - 1783 гг.), которые внесли немалый вклад в победу Американской революции. Даже название молодой республике - Соединенные Штаты Америки - придумал Пейн (с. 66). В 1777 - 1778 гг. он занимал ответственный пост секретаря Комитета конгресса по иностранным делам, но с приходом к власти национальной буржуазии и плантаторов его все более стали оттеснять от государственной и общественной деятельности. Со временем на человека, который по праву должен был занять место в первом ряду национальных героев страны, обрушилась волна политической и религиозной ненависти, не имевшая, по словам В. Л. Паррингтона, "себе равной в нашей истории"14.
В 1787 г. Пейн возвратился в Европу. Несмотря на тот факт, что памфлет "Здравый смысл" вышел почти 500-тысячным тиражом и был прочитан многими образованными людьми, имени Пейна не знали в Европе. Да и в Америке оно было известно лишь узкому кругу людей. Это случилось потому, что все издания "Здравого смысла" и еще примерно четырех десятков работ, написанных Пейном в период революции в Америке, выходили либо анонимно, либо под псевдонимами. Лишь три публикации по т. н. делу Сайласа Дина (о незаконном присвоении этим лицом средств конгресса) появились с именем автора. В первой из них он представляет себя и раскрывает один из своих псевдонимов: "Томас Пейн, секретарь по иностранным делам и автор всех сочинений за подписью "Здравый смысл"15. Пейну было чуждо стремление к личной славе, а доходы от своих сочинений он отдавал на нужды революционного движения колонистов. Даже широкие круги американцев не знали имени того, чьи статьи-прокламации по приказу генерала Дж. Вашингтона регулярно читали вслух солдатам революционной армии и перепечатывали газеты, отстаивавшие право английских колоний на независимость. Общественное мнение приписывало "Здравый смысл" Франклину.
По прибытии в Европу Пейн сблизился с демократическими кругами в Лондоне, часто наезжал в Париж, где поддерживал дружеские отношения с французскими общественными деятелями той поры - М. Ж. Лафайетом, Ларошфуко и другими. Франклин как-то сказал: "Мое отечество там, где есть свобода". Пейн парировал: "Мое отечество там, где свободы нет"16. Уже в декабре 1789 г. Пейн в восставшем Париже. Лафайет в торжественной обстановке вручает ему ключи от Бастилии для передачи их Вашингтону. В этом акте была особая символика, знаменовавшая связь между принципами Американской и Французской революций, а также признание личного вклада Пейна в революционное дело, о чем Лафайет - отважный участник войны за независимость английских колоний в Америке - был хорошо осведомлен.
В 1791 г. в Лондоне выходит первая часть труда Пейна "Права человека. Ответ на памфлет мистера Берка, направленный против Французской революции". В ней он развивает идеи "Здравого смысла", указывает на определенную преемственность между Американской и Французской революциями и утверждает, что их принципы должны быть распространены повсеместно. По сути - это призыв к низложению монархии в Англии и других европейских странах, по форме - спор с английским парламентарием Э. Берком. Берк, неофициальный лидер вигов, был одним из популярных ораторов и публицистов Англии в 70-80-е годы XVIII столетия. Он выступал как защитник американских колонистов в их борьбе за независимость, как обличитель английской политики в Индии, а также сторонник прогрессивных реформ, ратовавший за отмену торговли рабами.
Пейн видел в Берке единомышленника, был гостеприимно встречен в его доме, где они вели долгие беседы. Но в феврале 1790 г. Берк выступил в парламенте с речью, которая прозвучала словно гром с ясного неба даже для его ближайших друзей. Берк объявил о своем безусловном осуждении революции во Франции, о том, что "до последнего дыхания он будет противостоять и оказывать сопротивление всем нововведениям в конституции нашей счастливой страны, в какой бы форме и кем бы они ни выдвигались, и он будет стремиться передать ее потомству столь же чистой и прекрасной, какой он ее нашел"17. 30 ноября 1790 г. вышли в свет "Размышления о Французской революции" Берка, которые вместе с последующими его работами предвосхитили критику Просвещения и Французской революции со стороны реакционных романтиков. По замечанию Р. К). Виппера, Берк "уже приготовил все основные возражения против просветительского века"18.
Среди многочисленных памфлетов - отповедей Берку, увидевших свет в период Французской революции, книге Пейна "Права человека" была уготована роль особой значимости. В западном мире полемика между Пейном и Берком воспринимается как "нечто большее, чем спор между авторами. Она отражает конфликт двух крупнейших исторических течений и двух типов мышления". "Спор Берка и Пейна о Французской революции является теперь обязательным экзерсисом для начинающих в области политики и истории"19. В 1961 г. книги Пейна и Берка вышли в Нью-Йорке под одной обложкой. Суть их полемики определил американский историк М. Фримен: приверженность Берка "заветам предков - это выражение антипейнизма"20, т. е. противостояние идее революционного действия. Значительное число работ, в которых сопоставляются взгляды этих авторов, отражает накал идеологической борьбы и в современном мире.
В споре с Берком Пейн рассматривает революционные события во Франции именно сквозь призму идеологии революционного действия. Среди "обстоятельств", способствовавших возникновению революции, он отводит важное место французским философам - Монтескье, Вольтеру, Руссо, Г. Рейналю, Ф. Кенэ, А. Р. Тюрго и их единомышленникам, которые "в разной манере... трактовали вопрос правительственной власти", и благодаря им "по всей стране стал распространяться дух политического исследования" (с. 229). Основной недостаток французских философов Пейн видел в том, что они не дают конкретных рекомендаций, как осуществить на практике высказываемые ими идеи. Вызвав "высокое чувство свободолюбия", эти авторы, по мнению Пейна, "не управляют его действиями", не показывают "способов к овладению" желанной целью или же стремятся "реформировать и сделать более экономичной скорее административную деятельность правительственной власти, нежели самую власть" (с. 228 - 229).
Американскую революцию, в которой приняли участие французские солдаты и офицеры, Пейн назвал "школой Свободы", где "они наизусть заучили ее действие и принципы" (с. 229). С возвращением этих французов на родину "дело свободы во Франции получило могучее подкрепление...Теорию дополнили практические знания, и недоставало лишь благоприятного случая, чтобы претворить ее в жизнь. Собственно говоря, человек не может творить обстоятельства применительно к своей цели, но всегда в его власти воспользоваться ими, коль скоро они возникают. Это и случилось во Франции" (с. 230). Далее Пейн излагает обстоятельства, которые привели к созыву Генеральных Штатов, и последующие события в стране вплоть до падения Бастилии.
Свою эпоху Пейн называет "веком Революций" и обосновывает их закономерность, высказывая при этом догадку о причинах смены "форм и принципов государственной власти". В противоположность Берку он утверждает, что "чем они древнее, тем менее соответствуют современному порядку вещей... Сельское хозяйство, торговля, мануфактуры и ремесла, которые в наибольшей мере способствуют благосостоянию наций, требуют иной системы управления и иных видов знаний для своего успешного функционирования, чем те, которые могли требоваться на более ранних стадиях развития"21.
Пронизанная полемикой с Берком, первая часть "Прав человека" не вызвала нареканий властей, ибо была понятна лишь достаточно грамотным слоям населения. Вторая часть книги (1792 г.) ознаменовала новый этап в развитии идеологии революционного действия, "сочетающей принцип и практику". "Я не думаю, - писал Пейн, - что Монархия и Аристократия сохранятся в течение ближайших семи лет в любой из просвещенных стран Европы" (р. 147). Автору видится, что "вся Европа может стать одной великой Республикой, а человек - быть везде свободен" (р. 211). По его мнению, "железо раскаляется по всей Европе. Оскорбленный немец и порабощенный испанец, русский и поляк начинают задумываться. Нынешний век в будущем справедливо будут называть Веком Разума, а нынешнее поколение предстанет перед будущим, словно Адам нового мира" (р. 278).
В годы создания "Здравого смысла" установление республики на основе всеобщего (для мужчин) избирательного права и представительной системы казалось Пейну панацеей от всех социальных бед. В начале 1790-х годов опыт нового американского государства, его консервативная, антидемократическая конституция 1787 г. дали мыслителю серьезные основания для скептической оценки подобных взглядов. Во второй части "Прав человека" излагалась система государственного перераспределения собственности в пользу беднейшей части населения: в стране должен быть создан общественный фонд за счет резкого сокращения расходов на управление и военные нужды, введения подоходного налога с целью ликвидации наследственных майоратов и "порочного влияния аристократической системы" (р. 267). Полученные в результате этих и некоторых других мер средства следует передать нуждающимся беднякам "не из благотворительности, а по праву" (р. 250).
Пейн предлагает меры по обеспечению пособиями детей бедняков, получению ими образования; выплате "ренты" разорившимся ремесленникам и торговцам в возрасте от 50 и старше, единовременных пособий новорожденным и вступающим в брак, по предоставлению работы в любое время в городах Лондон и Вестминстер для тех, кто неожиданно оказался в нужде и в течение какого-то времени не имеет постоянной работы (с этой целью предусматривалось в городах строительство зданий, где люди могли бы получить занятие, пищу и теплое жилье, пока не подыщут себе постоянную работу), по назначению пособий отслужившим солдатам, матросам и офицерам и увеличению жалованья солдатам в войсках. Пейн выступает также за введение подоходного налога (pp. 266 - 267).
Приведенные Пейном расчеты были понятны рабочим, ремесленникам, крестьянам, солдатам и матросам. Предлагаемая им система экономических мер была конкретна и касалась каждого из них, а также и тех, кто мог бы из-за неблагоприятных жизненных обстоятельств оказаться на нижних ступенях общественной лестницы. Не милость или одолжение, а право - таков многократно повторяемый нравственный лейтмотив проекта ликвидации бедности в Англии, который представил Пейн. Этот проект был разработан применительно к будущей республиканской Англии. Смена государственной власти являлась, по мысли Пейна, необходимой предпосылкой для его осуществления. Так политические лозунги в "век Революций" сомкнулись с конкретными социально-экономическими требованиями, отразившими нужды самых обездоленных слоев населения.
Вот почему вторая часть "Прав человека" навлекла на Пейна гнев властей. В декабре 1792 г. на заочном судебном процессе (еще в сентябре Пейн уехал во Францию) автор "Прав человека" был объявлен вне закона. Книгу надлежало сжечь. Однако, несмотря на правительственный запрет, на суды над издателями и распространителями "Прав человека", книга расходилась в виде дешевых брошюр, а часто распространялась и вовсе бесплатно, т. к. Пейн не брал за нее гонорара или отдавал его на нужды радикально-демократического движения в стране, как делал это и в Америке.
Через 10 лет после первого издания Пейн писал о тираже своего сочинения: "Права человека" пользовались самым большим спросом из всех книг, когда- либо выходивших на английском языке. Число экземпляров, распространенных в Англии, Шотландии и Ирландии, кроме переводов на иностранные языки, составило цифру между 400 и 500 тысяч"22 (население страны насчитывало тогда 7 - 7,5 млн. человек). "Права человека" были переведены на немецкий, французский, валлийский и гэльский языки. Если учесть издания на иностранных языках, а также брошюры, листовки и прокламации с выдержками из "Прав человека", то за несколько лет "Права человека" вышли тиражом около миллиона экземпляров23. Английские историки А. Л. Мортон и Дж. Тэйт констатируют: "Хотя эта книга была немедленно запрещена, она стала универсальным учебником для всех участников рабочего движения"24.
В соответствии с революционными рекомендациями Пейна был сформулирован основной принцип Лондонского корреспондентского общества, одного из первых политических объединений рабочих и ремесленников. В конце 1791 и 1792 г. корреспондентские общества возникали в Англии повсеместно: "Если парламент не выражает больше воли народа, то наш долг - не философствовать, а действовать". Лондонское корреспондентское общество отпечатало в виде брошюры и стало раздавать бесплатно вторую часть "Прав человека". Оно всячески способствовало распространению книги Пейна. В 1792 г., когда Лондон и промышленные районы Англии, Шотландии и Ирландия были охвачены волнениями, официальные власти заявили, что массовые народные выступления возникли под "губительным" влиянием идей Пейна. Судебный процесс над автором в декабре 1792 г. лишь усилил интерес к нему и его сочинениям. В конце 1793 г. такой обычно бесстрастный журнал, как "Annual Register", писал: "Средние и низшие классы населения,.. особенно в больших городах Англии и Шотландии, с невероятной жадностью читают "Права человека"25. Вплоть до конца XVIII в. для участников революционных выступлений в Англии книга Пейна была руководством к действию.
Широкое распространение имели сочинения Пейна в 1790-е годы и за пределами его родины. В протоколе заседания Лондонского корреспондентского общества от 30 апреля 1798 г. сообщалось: "Издания нашего общества проникли в самые тайные казематы России". Об источнике этих сведений говорится в сноске, сделанной видным деятелем английских "якобинцев" У. Ходжсоном: "Знаменитый Костюшко в беседе с несколькими членами нашего общества утверждал этот факт"26. Польский революционер был участником войны за независимость в Северной Америке, познакомился там с Пейном и имел с ним дружеские отношения. После подавления восстания 1794 г. раненый Костюшко был взят в плен царскими войсками и заключен в Петропавловскую крепость. Здесь, вероятно, и довелось ему читать Пейна. Немецкий исследователь В. Граб пришел к выводу, что в 1792 - 1793 гг. "немецкие якобинцы" черпали свои аргументы "из труда Томаса Пейна "Права человека"27. Его книга получила распространение и на американском континенте. В США она способствовала росту сети демократических республиканских обществ, которые, в свою очередь, повсюду распространяли это сочинение. В Латинской Америке "Здравый смысл" был переиздан на испанском языке и оказал влияние на национально- освободительные движения в Венесуэле, Мексике и Эквадоре. На испанский язык были переведены и "Права человека". На Кубе книга распространялась нелегально. Трактовка в памфлете демократической республики как антитезы феодально-монархическому деспотизму оказала там воздействие на наиболее просвещенную прослойку креолов28.
Пейну принадлежит реальный вклад в поступательное развитие Французской революции - становление республики во Франции и дальнейшую демократизацию ее конституции. Как известно, Франция оставалась конституционной монархией вплоть до народного восстания 10 августа 1792 года. До июля этого года вожди якобинцев Ж. П. Марат, М. Робеспьер и Ж. Ж. Дантон были убежденными сторонниками монархии, потому что республика представлялась им аристократичной. Робеспьер воспринимал республиканскую форму правления как "хлыст аристократического сената и диктатора". Примерно так же понимали ее Марат и Дантон. Заметим, что последний одно время был в числе друзей Пейна, а Робеспьер видел в нем одного "из самых красноречивых защитников прав человечества"29.
Именно Пейн обратился "с публичным воззванием... установить республику во Франции, прежде чем кто-либо даже обмолвился об этом"30. Вместе с М. Ж. Кондорсе он основал Республиканское общество, в которое вошли вначале пять членов. 1 июля 1791 г. Пейн и А. Дюшатле, один из участников этой организации, вывесили для публичного обозрения манифест с призывом уничтожить монархию и учредить республику. В начале июля того же года Пейн и Кондорсе начали издавать газету "Le Republicain", орган Республиканского общества.
В 1791 г. был целиком опубликован трактат Пейна "Здравый смысл" (до этого он выходил во Франции без двух первых, антимонархических глав), с именем автора (в отличие от предшествующих анонимных публикаций) и сразу двумя изданиями. Республиканские идеи памфлета были восприняты общественностью в тесной связи с событиями во Франции, и "Пейн стал популярен по всей стране". Через год, в марте и апреле, двумя изданиями в разных переводах вышли "Права человека". Французская газета "Moniteur" назвала Пейна в связи с этими публикациями "самым решительным защитником республиканских принципов"31.
23 августа 1792 г. Законодательное собрание приняло декрет о предоставлении французского гражданства революционерам-иностранцам, среди которых был и Пейн. 9 сентября его избрали в Конвент сразу от четырех департаментов, что свидетельствовало о популярности Пейна во Франции. Поскольку в Конвенте Пейн мог представлять только один департамент, он предпочел ближайший к его родине Па-де-Кале. После того как в декабре 1792 г. в Англии Пейн был объявлен вне закона, новым отечеством его стала революционная Франция. С жаром приступил он к своим обязанностям члена Конвента. На первом его заседании 21 сентября Франция была провозглашена республикой, и Пейн восторженно приветствовал это решение. И октября 1792 г. была образована Комиссия по выработке новой конституции страны. В комиссию вошли девять человек, а Пейн был избран в нее вторым после Э. Ж. Сьейеса по числу поданных за него голосов.
В январе 1793 г. Пейн, вероятно, в сотрудничестве с Кондорсе, завершил проект новой Декларации прав человека и гражданина. В отличие от Декларации 1789 г. в проекте были предусмотрены "суверенитет народа" (ст. 25, 26, 27) и его право на "сопротивление угнетению" (ст. 1, 13, 31). Вводилось всеобщее избирательное право, которое предполагало также право каждого гражданина быть избранным на любую общественную должность (ст. 9). Общество должно было сделать образование в равной мере доступным для всех граждан (ст. 23). Забота о нуждающихся и нетрудоспособных была объявлена "священным долгом общества" (ст. 24)32. Эти идеи были сохранены и в проекте Декларации, который предложил Робеспьер на рассмотрение Конвента 24 апреля 1793 года. Якобинцы значительно углубили революционный характер Декларации. Проект республиканской конституции был разработан в основном Пейном и Кондорсе, который и представил этот текст на рассмотрение Конвенту в феврале 1793 года. Доработанный якобинцами проект был принят Конвентом и утвержден 24 июня 1793 г. вместе с Декларацией.
Таким образом, наиболее демократические из конституционных документов революционной Франции были созданы при непосредственном участии Пейна. Они несли отпечаток его идей и опыта Американской революции, однако не были проведены в жизнь. Убежденный сторонник идеи, что в обществе должен "царствовать Закон", Пейн не принял якобинской диктатуры. 28 декабря 1793 г. он был арестован, десять месяцев провел в тюрьме и лишь благодаря случайности избежал гильотины: когда тюремщик рисовал мелом крест на двери камеры, узники которой на следующее утро должны были идти на казнь, дверь камеры Пейна оказалась распахнутой, и меловой крест пришелся на ее внутреннюю поверхность. А дверь на ночь, как обычно, заперли. Так смерть обошла Пейна и его соседей по камере.
После переворота 9 термидора (27/28 июля 1794 г.) Пейн вышел на свободу, ему назначили пенсию и предложили снова занять место в Конвенте. От пенсии он отказался, а на заседание Конвента явился только один раз. 7 июля 1795 г. Пейн выступил здесь с речью, в которой гневно обрушился на антидемократическую конституцию 1795 г., охарактеризовал ее как "противную разуму и несовместимую с истинными принципами свободы": она "дает свободу одной части общества лишать свободы другую его часть"33. Эта речь была издана в Париже только на английском языке.
В 1797 г. Пейн написал политический трактат "Аграрная справедливость", который был адресован республиканской Франции в годы, когда к власти в стране пришла крупная буржуазия. Автор настойчиво требовал дальнейшего углубления революционного процесса. "Революция в самом состоянии цивилизации является неотъемлемым спутником революции в системе правления" (с. 393), - утверждал он. Атмосфера ликования и надежд на скорое переустройство мира, в которой создавались "Права человека", сменилась трезвым пониманием того, что "порок в самой системе" и исправить его можно лишь "усилиями нескольких поколений" (с. 385).
Мысль автора о ликвидации бедности через обобществление частной собственности как конечной цели революции была подхвачена и широко распространилась среди деятелей левого крыла английского рабочего движения, особенно в период чартизма.
В 1802 г. Пейн выехал во второй раз в Соединенные Штаты и остался там до конца своих дней. Однако американского гражданства он не получил и в 1806 г. не был допущен к голосованию. Умер он в 1809 г. в бедности и забвении. Церковники не простили ему "Века разума" (1794 - 1795 гг.), исполненного религиозного свободомыслия, и отказались предать его прах земле на кладбище. Он был похоронен на своей небольшой ферме.
Какова же судьба наследия Пейна в английском рабочем движении первой половины XIX века? В 10 - 20-е годы XIX в. вожди рабочих и ремесленников - У. Коббет и Р. Карлайль - были страстными почитателями Пейна, считали себя его последователями, стремились увековечить его имя, утвердить его взгляды. О степени преклонения Коббета перед памятью Пейна свидетельствует такой эпизод. Мысль о возможном надругательстве над останками Пейна, которым не нашлось места в кладбищенской ограде, была для Коббета столь мучительна, что он задумал перевезти его прах в Англию и поместить в мавзолей, чтобы "таким образом воздать должное великим заслугам автора "Прав человека" перед человечеством и особенно перед его отчизной"34.
В 1819 г., через 10 лет после смерти Пейна, Коббет привез его останки в Англию. Но в момент ожесточенных классовых схваток - кровавой манчестерской бойни ("Питерлоо") и чрезвычайных правительственных "актов для затыкания рта" попытка собрать деньги на мавзолей человеку, который ранее был объявлен вне закона, не удалась. До последнего дня жизни Коббета его дом служил усыпальницей Пейна. Сын Коббота вскоре после смерти отца был объявлен банкротом, и останки Пейна вместе с имуществом владельца были проданы с аукциона. След их затерялся...
Поистине героическую борьбу за право публиковать сочинения Пейна предпринял Карлайль. В 1818 г. он выпустил "Права человека" и "Век разума", поплатившись за это свободой: шесть лет он провел в тюрьме. Власти закрывали издательство Карлайля, но оно каждый раз возобновляло свою работу в другом месте и вновь издавало труды Пейна. Еженедельник Карлайля "The Republican" систематически публиковал присылаемые из различных городов стихи о Пейне. Более 150 человек (печатники, владельцы книжных лавок и другие лица, причастные к изданию и распространению трудов Пейна) один за другим подвергались аресту. Однако под натиском общественного мнения правительство вынуждено было отступить. Оно перестало прибегать к санкциям за издания сочинений Пейна, и Карлайль мог издавать их впредь беспрепятственно. Отношение его к Пейну отличалось глубиной и искренностью чувства: "Я преклоняюсь перед именем Томаса Пейна. Его благородное лицо, весь он постоянно предо мной"35.
Популярность Пейна в эпоху чартизма была исключительно велика. В 1791 г. почитатели Пейна сложили в его честь песню: "Он идет, Великий Реформатор идет... Радостные вести разносятся вокруг. Они повергают в трепет монархов; Свобода, права человека и Пейн сливаются в победном звучании". Эта песня стала гимном чартистов36. В1839 г. анонимно вышла книга "Жизнь Пейна". Она принадлежала перу видного чартистского деятеля, талантливого гравера и поэта В. Линтона (в будущем друга А. И. Герцена), автора знаменитой гравюры с изображением силуэтов пяти казненных декабристов - эмблемы "Полярной звезды". Национальная чартистская ассоциация выпускала труды Пейна. Одно издание особенно примечательно, ибо наглядно отразило роль Пейна в становлении идеологии чартизма. В 1842 г. в одном томе были собраны все три политических труда Пейна ("Права человека", "Здравый смысл", "Аграрная справедливость") и чартистская хартия. В предисловии сказано, что могущество магического пера Пейна сотрясло троны. В "Письмах из Лондона" (май - июнь 1843 г.) Энгельс свидетельствовал: "В руках рабочих имеются дешевые издания сочинений Томаса Пейна и Шелли"37.
Известно, что чартистский Конвент 1848 г. принял резолюцию о вооружении народа, были созданы отряды рабочей гвардии. Может быть, с этим и связан факт, о котором рассказал прогрессивный английский историк Ч. Бранел. В процессе судебного разбирательства о заговоре "Апельсиновое дерево" (сентябрь 1848 г.) были представлены мандаты двух чартистов, удостоверяющие, что их владельцы "должным образом избраны как представители Бригады Томаса Пейна на собрание [в таверне] "Апельсиновое дерево"38. Пропаганда идей "великого философа и избавителя человечества бессмертного Томаса Пейна" являлась одной из целей радикальной организации в чартистском движении конца 30-х годов - "Демократической ассоциации".
Основоположники научного коммунизма знали труды Пейна. "Здравый смысл" и "Права человека" имелись в кёльнской библиотеке Маркса. Обличительно- сатирически звучат его слова о "свободной и благословенной стране", где "были публично сожжены" "Права человека". Энгельс в 1845 г. призывал прославить революционера Г. Фостера - немецкого Пейна, "который, в отличие от всех своих соотечественников, до самого конца поддерживал французскую революцию в Париже" и сражался "за нечто реальное, а не за иллюзии"39. В определенных, исторически ограниченных формах Пейн пытался по-своему решить задачу, впоследствии классически сформулированную Марксом: "Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его"40. Сочинения Пейна, появившиеся в период, когда пролетариат еще не осознал себя как класс, воспринимались в середине XIX в. Марксом и Энгельсом как теоретически устаревшие. Однако вожди международного пролетариата, придавая громадное значение революционной практической деятельности, изучали их как опыт борьбы рабочего класса, особенно в Англии.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 2, с. 589, 599.
2. Там же, с, 598 - 599.
3. Согрин В. В. Основатели США. Исторические портреты. М. 1983, с. 41.
4. Conway M. D. The Life of Thomas Paine. Lnd. 1909, p. 26. Возможно, эти слова принадлежат Дж. Барлоу, другу и сподвижнику Пейна.
5. Фонер Ф. Рабочий класс и Американская революция. М. 1980, с. 205.
6. Пейн Т. Избранные сочинения. М. 1959, с. 33 (далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страниц).
7. Williamson A. Thomas Paine. Lnd. 1973, p. 284.
8. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39, с. 82.
9. Wilson J. D., Ricketson W. F. Thomas Paine. Preface. Boston. 1978.
10. Паррингтон В. Л. Основные течения американской мысли. Т. 1. М. 1962, с. 407.
11. Фонер Ф. Ук. соч., с. 206, 207.
12. Conway M. D. Op. cit., p. 34; см. также: Lewis J. Thomas Paine, Author of the Declaration of Independence. N. Y. 1947.
13. Ее оценку дал Радищев в "Путешествии из Петербурга в Москву": "Пенсильванская область в основательном своем законоположении" (Радищев А. Н. Полн. собр. соч. Т. 1. М. - Л. 1938, с. 346). Отметим, что он цитирует преамбулу и отдельные параграфы этой конституции, привлекая ее гораздо шире, чем конституции других американских штатов.
14. Паррингтон В. Л. Ук. соч., с. 406.
15. Paine Th. The Complete Writings. Vol. II. N. Y. 1945, p. 110.
16. Aldridge A. O. Man of Reason. Philadelphia - N. Y. 1959, p. 169.
17. Цит. по: The Gentleman's Magazine and Historical Chronicle for the Year 1790, vol. 60, March, p. 227.
18. Виппер Р. 10. Общественные учения и исторические теории XVIII- XIX вв. Теория прогресса. Иваново-Вознесенск. 1925, с. 115.
19. Elton О. A Survey of English Literature, 1780 - 1830. Vol. 1. Lnd. 1948, p. 266; Williams R. Culture and Society, 1780 - 1950. Lnd. 1961, p. 24.
20. Freeman M. Edmund Burke and the Critique of Political Radicalism. Chicago. 1980, p. 97.
21. Paine Th. Rights of Man. Lnd. -N. Y. 1906, pp. 137 - 138 (далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием страниц).
22. Paine Th. The Complete Writings. Vol. II, p. 910.
23. Всемирная история. Т. VI. M. 1959, с. 71.
24. Мортон А. Л., Тейд Дж. История английского рабочего движения. М. 1959, с. 37.
25. Бер М. История социализма в Англии. Ч. I. М. - Пг., 1923, с. 76.
26. Selections from the Papers of the London Corresponding Society 1792 - 1799 Chicago. 1983, p. 434.
27. Grab W. Die Revolutionspropaganda der deutschen Jakobiner, 1792 - 1793. In: Jakobiner in Mitteleuropa. Innsbruck. 1977, S. 97.
28. Foncr Ph. A History of Cuba and Its Relations with the United States. Vol. 1 N. Y. 1962, pp. 56 - 58.
29. Манфред А. З. Три портрета эпохи Великой французской революции. М. 1979, с. 318; Робеспьер М. Избранные произведения. Т. 1, М. 1965, с. 294.
30. Aldridge A. O. Op. cit, p. 145.
31. Ibid., p. 169.
32. Paine Th. The Complete Writings. Vol. II, pp. 558 - 560.
33. Ibid., pp. 589, 591.
34. Cole G. D. H. The Life of William Cobbett. Lnd. 1947, p. 235.
35. Alfred G. Richard Carlile, Agitator. Lnd. 1923, p. 70.
36. Williamson A. Op. cit., p. 278.
37. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 1, с. 520.
38. Brunei Gh. The Man with a Magic Pen. -Freethinker. 1966, N 3, p. 23
39. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 10, с. 365; т. 2, с. 572.
40. Там же. Т. 3, с. 4.
Вопросы истории. - 1988. - № 7. - С. 79-89.
-
Иракская нефть
Автор: Saygo
Г. Н. ВАЛИАХМЕТОВА. ИРАКСКАЯ НЕФТЬ В МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКЕ НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ (1928-1941 ГОДЫ)
Нефтяной фактор является важным компонентом системы международных отношений. Его особая роль в мировой политике изначально была обусловлена военно-стратегическим потенциалом нефти. В начале XX в. наличие свободного доступа к нефтяным источникам стало одним из ключевых показателей национальной обороноспособности, предопределив пристальный интерес ведущих держав к вопросам самообеспечения нефтью. С этого времени нефтяное производство перестало быть делом только коммерческих компаний, но вышло на острие внутренней и внешней политики стран, лишенных собственного углеводородного сырья. В мирной экономике нефть нашла широкое применение и привела к революционным изменениям в сфере промышленности и транспорта. Контроль над нефтяными ресурсами гарантировал великим державам устойчивые военно-стратегические и экономические позиции; в рамках становления курса на нефтяную независимость они стремились поддержать экспансию своего национального капитала в нефтеносных районах мира.
К числу причин, способствовавших формированию нефтяного аспекта международных отношений, следует отнести неравномерность в географическом размещении основных баз мирового снабжения нефтью. К началу XX в. из восьми великих держав только две - США и Россия - имели собственные нефтяные ресурсы, а все известные на тот момент источники были уже поделены. Открытие новых месторождений происходило в слаборазвитых странах, прежде всего на Ближнем Востоке и в Латинской Америке, где к тому же владельцами недр являлись правительства этих государств, а не частные собственники.
Страны-владельцы нефтяных ресурсов в силу своей экономической отсталости объективно были вынуждены обращаться к опыту и капиталам западных монополий в деле создания национальной нефтяной промышленности. По этой причине последние, получив концессии, приобретали здесь доминирующее экономическое и подчас политическое влияние, а в случае возникновения разногласий с местными властями обращались за поддержкой к своим правительствам. Отсюда проистекала тесная связь коммерческой политики нефтяных компаний с внешнеполитическими доктринами великих держав.
В истории есть множество примеров, когда нефтяной фактор ложился в основу национальной дипломатии. Методы нефтяного империализма включали комплекс мер по предотвращению возможности появления иностранных конкурентов в перспективных нефтеносных районах. Стремясь поддержать свои нефтяные монополии в борьбе за контроль над новыми центрами нефтедобычи, правящие круги западных стран стали прибегать к методам дипломатического маневрирования и давления. В итоге коммерческое нефтяное соперничество дополнилось острым политико-дипломатическим противостоянием, а нефтеносные территории были обречены на то, чтобы попасть под влияние одной или нескольких индустриально развитых держав.
Нефтяная дипломатия - это сложный, многоликий феномен, порожденный реалиями технологического развития индустриальной цивилизации в целом и военной отрасли в частности. Борьба за нефть органично вплеталась в систему международных отношений и отражала ее текущее состояние. Национальные приоритеты в сфере энергетики, их влияние на определение внешне- и внутриполитического курса отдельных правительств, методы обеспечения сырьевой независимости страны - все эти аспекты играли и продолжают играть важную роль в современной мировой политике.
Хотя содержание и методы нефтяной дипломатии многократно менялись, многие ее установки и факторы, которые берут свое начало на заре эры нефтяной индустрии, и сегодня действуют в полную силу. В условиях поиска путей устранения некоммерческих рисков с одновременным отстаиванием национальных интересов уроки прошлого приобретают особую актуальность.
* * *
История освоения нефтяных богатств Ирака является яркой иллюстрацией реалий международной нефтяной политики межвоенного периода, когда вопросы обеспечения контроля над топливно-энергетическими ресурсами и средствами их транспортировки стали преимущественно перемещаться в политическую плоскость. Анализ влияния иракского нефтяного фактора на трансформацию системы международных отношений на Ближнем Востоке в 1928 - 1941 гг., сопоставление в указанном контексте методов реализации политико-стратегических и экономических интересов великих держав и отдельных стран региона позволяют провести определенные параллели с современной ситуацией, сложившейся вокруг Ирака, помогают лучше понять возможные пути развития этого государства и его роль в мировой истории, а также выявить специфику энергетической стратегии главных "игроков" на ближневосточной арене.
Нефтяной аспект международных отношений широко представлен в исторической науке. Значительное число публикаций, систематизация фактического материала, введение в научный оборот архивных документов, малоизвестных и редко используемых источников, освещение ряда спорных аспектов является свидетельством большого вклада отечественных и зарубежных историков в разработку проблем нефтяной дипломатии великих держав на Ближнем Востоке.
Вместе с тем следует признать, что комплекс вопросов, исследование которых способствовало бы более глубокому пониманию прошлых и современных международных проблем, пока остается вне поля зрения аналитиков. К их числу относятся сюжеты, связанные с влиянием иракского нефтяного фактора на такие процессы, как принятие Лигой Наций решения о предоставлении Ираку независимости в 1928- 1932 гг., изменения в ближневосточной и национальной нефтяной политике Великобритании, США, Франции, Германии, Италии в контексте нарастания международной напряженности во второй половине 1930-х гг., разработка стратегии и тактики воюющих держав на начальном этапе Второй мировой войны, выдвижение Ирака на роль субъекта международных отношений.
Хотя на сегодняшний день отсутствуют обобщающие работы, посвященные роли иракской нефти в международной политике на Ближнем Востоке, обширная историографическая база, созданная отечественными и зарубежными авторами, позволяет подробно изучить поставленный вопрос.
Научная новизна исследования определяется введением в научный оборот документов из фондов Национального архива Великобритании. Британская дипломатическая и межведомственная переписка, стенограммы многочисленных межминистерских совещаний и отчеты британских нефтяных компаний о деятельности в Ираке раскрывают новые аспекты нефтяной дипломатии ведущих стран Запада на Ближнем Востоке.
Нефтеносные территории Месопотамии привлекли внимание международного капитала в конце XIX в. Накануне Первой мировой войны в борьбу за месопотамскую нефть включились Великобритания и Германия, стремившиеся обеспечить себя нефтяной базой и избавиться от диктата американских трестов, которые тоже стали проявлять активный интерес к Ближнему Востоку.
Первая четверть XX в. ознаменовалась серией крупных международных конфликтов, завершившихся созданием под опекой Лиги Наций (под мандатом Великобритании) государства Ирак (1921 г.), передачей под его юрисдикцию спорных территорий Мосульского района (1926 г.) и определением узкого круга стран, допущенных к его нефтяным ресурсам (1922 - 1928 гг.). При участии правительств Англии, Франции и США была сформирована первая в истории многонациональная нефтяная корпорация "Туркиш Петролеум Компани" ("ТПК"), в состав которой вошли: британская полуправительственная "Англо-персидская нефтяная компания" ("АПНК", ныне "Бритиш Петролеум"), англо-голландский трест "Ройял Датч Шелл" ("РДШ"), французская полуправительственная "Компани Франсез де Петроль" ("КФП", ныне "Тоталь"), группа ведущих американских нефтяных компаний во главе с "Мобил" и "Эксон", а также нефтяной магнат К. С. Гульбенкян, имевший британское гражданство.
В 1925 г. под давлением Лондона, Парижа и Вашингтона иракское правительство предоставило "ТПК" эксклюзивные права на проведение исследовательских операций в провинциях Мосул и Багдад сроком на 75 лет. Поскольку Ирак являлся подмандатным государством, в вопросах привлечения внешних инвестиций он был обязан придерживаться политики "открытых дверей" во избежание установления иностранной монополии в одной из отраслей его экономики. Поэтому компания могла добывать и экспортировать нефть только с отдельных участков своей концессии, основные же районы после геологического обследования подлежали сдаче в субаренду в ходе проведения тендера.
14 октября 1927 г. в местечке Баба-Гургур (близ Киркука), с древнейших времен известном своими "вечными огнями", ударил мощный нефтяной фонтан. Новое месторождение сразу было отнесено к крупнейшим в мире, что устранило сомнения в целесообразности крупных инвестиций в нефтяную отрасль Ирака и форсировало процесс выработки условий сотрудничества между европейским и американским капиталом в деле освоения нефтяных ресурсов Ирака.
31 июля 1928 г. участники "ТПК" подписали так называемое "Соглашение о красной черте", которое оговаривало их совместные действия не только в Ираке, но и в пределах европейской части Турции, полуострова Малая Азия, Аравийского полуострова (кроме Кувейта), Сирии, Палестины и ряда островов Средиземного моря1. Соглашение стало важным шагом к установлению иностранной монополии в нефтяной отрасли Ирака. Оно примирило соперничавших ранее между собой владельцев "ТПК" и в значительной степени облегчало процесс приобретения ими контроля над нефтяными ресурсами Ближнего Востока, ограничив конкуренцию в регионе. Именно поэтому данное соглашение стало прототипом аналогичных нефтяных комбинаций, но уже в мировых масштабах. В то же время оно не устранило ряд важных противоречий, в связи с чем вопрос иракской нефти остался в числе сложных международных проблем. "ТПК" являлась предприятием, созданным на основе компромиссов; группы и поддерживавшие их правительства по-разному оценивали коммерческий и политико-стратегический потенциал иракской нефти, имели собственные цели и задачи, которые с трудом увязывались с планами других компаньонов.
Участие в нефтяных предприятиях Ирака позволяло Франции, практически лишенной собственных источников нефти, занять заметное место в кругу субъектов международной нефтяной дипломатии, давало ей определенные преимущества при решении вопросов мировой и региональной политики, создавало условия для освобождения своего внутреннего рынка от нефтяной зависимости от США, Англии и СССР. Поэтому Париж настаивал на максимальном увеличении добычи нефти в Ираке и организации ее экспорта в кратчайшие сроки. Уайтхолл считал "Соглашение о красной черте" эффективным инструментом сдерживания активности американского нефтяного капитала в жизненно важном для Британской империи регионе, а также средством уклонения от соблюдения здесь принципа "открытых дверей". Совместный холдинг британских компаньонов "ТПК" обеспечивал им контрольный пакет акций. С учетом нефтяной монополии "АПНК" на северо-востоке Ирака (район Ханакина) и в Южной Персии подавляющее английское влияние в нефтяном производстве Ирака, а также всего Ближнего и Среднего Востока не вызывало сомнений. Соглашение не только разрешало проблему самообеспечения Британской империи нефтью, но и заложило основы англо-американского нефтяного сотрудничества. Американские владельцы иракской концессии получили то, к чему стремились изначально - точку опоры на Ближнем Востоке, но им пришлось согласиться на роль "младшего партнера" Англии в этом регионе. Американская группа разделяла мнение британских партнеров о том, что низкая конъюнктура мирового рынка в данный момент не способствует форсированию темпов разработки иракской нефти2.
В итоге между британскими и американскими акционерами "ТПК" наметилось сближение на антифранцузской основе. Их объединяло стремление ограничить масштабы добычи нефти в Ираке и тем самым окончательно монополизировать нефтяной рынок Франции, вытеснив с него также советский нефтеэкспорт. Антифранцузская направленность этого альянса была закреплена в секретном Акнакаррийском соглашении (сентябрь 1928 г.), заключенном британскими и американскими владельцами иракской концессии. Международный нефтяной картель (МНК) взял курс на установление англо-американского контроля над мировой нефтяной промышленностью, в том числе в области разведки и добычи нефти, ее переработки, транспортировки и сбыта.
Нефтяные соглашения 1928 г. послужили первым шагом к урегулированию англо-американских нефтяных противоречий, в значительной степени за счет нефтяных интересов Франции, и оформлению картельных связей между нефтяными монополиями Великобритании и США. Вместе с тем они не привели к установлению прочного нефтяного мира, не разрешили принципиальных исторических противоречий между великими державами и скорее свидетельствовали об установлении относительного, кратковременного равновесия политических сил на Ближнем Востоке. Картельные соглашения 1928 г., кроме того, наносили удар по интересам поставленных в положение аутсайдеров ряда финансово-промышленных групп США, Англии и Франции, а также оставляли за бортом растущие нефтяные потребности Германии и Италии. Поэтому авторитетные исследователи считают 1928 г. началом очередного этапа борьбы за нефть Ирака и других арабских стран3. Теперь она развернулась не только между крупнейшими нефтяными компаниями, вошедшими в "ТПК" и МНК, но также между последними и компаниями-аутсайдерами, независимыми и действовавшими при поддержке своих правительств, которые стремились проникнуть на Ближний Восток в обход "красной черты".
Первый конкурент "ТПК" появился в Ираке летом 1928 г. В состав акционеров новой нефтяной компании "Бритиш Ойл Девелопмент" ("БОД") вошли влиятельные представители Лондонского Сити, чьи интересы были проигнорированы при создании "ТПК". "БОД" претендовала на нефтяную концессию в Мосульском районе и в случае успешного прохождения тендера обещала Багдаду внушительную финансовую помощь. "ТПК" настаивала на отсрочке аукциона, поскольку не могла с уверенностью сказать, покроет ли площадь закрепленных за ней участков все месторождение Баба-Гургур, единственное, которое она имела время тщательно исследовать. В этой связи 31 июля 1928 г., в день подписания "Соглашения о красной черте", "ТПК" обратилась к правительству Ирака с предложением сократить территорию своей концессии до границ Киркукского нефтяного района и аннулировать систему субаренды. Политика "открытых дверей", прописанная в соглашении "ТПК" 1925 г., тоже не устраивала Багдад, так как ограничивала его свободу действий при выборе концессионеров и определении условий концессий4. Поэтому иракские власти сели за стол переговоров.
Уайтхолл одобрил инициативу "ТПК", поскольку она органично вписывалась в общие усилия британской дипломатии изъять политику "открытых дверей" из международных обязательств Ирака. Правовые положения мандатной системы позволяли использовать иракскую нефть другим государствам и допускали конкурентов в сферу жизненных интересов Британской империи. Летом 1929 г. Лондон известил Багдад о своей готовности поддержать кандидатуру Ирака в Лиге Наций в обмен на новый союзный договор, который прочно гарантировал военно-стратегические и экономические позиции Англии. Иными словами, выдвигая идею предоставления Ираку политической независимости, Великобритания фактически стремилась трансформировать форму своего контроля над страной и при этом закрепить монополию "ИПК" на разработку иракской нефти5.
В связи с пересмотром концессии "ИПК"6 Лондон ожидал серьезных политических осложнений. Прежде всего, просчитывалась реакция правительства США. "Сейчас нет причин ожидать американских протестов в случае изъятия принципа "открытых дверей" из концессионных обязательств "ИПК", - обоснованно полагали в министерстве по делам колоний. - Для Вашингтона принцип "открытых дверей" - это всего лишь цена, которую заплатили европейские группы за отказ американцев от противодействия попыткам "ИПК" добиться эксклюзивных нефтяных прав в Ираке". Американский капитал получил равную с европейскими компаниями долю участия в "ИПК", поэтому, по мнению британских аналитиков, госдепартамент США воздержится от вмешательства в процесс модификации условий концессии, которая фактически должна расширить права компании и закрепить ее позиции в нефтяной отрасли Ирака7.
Серьезные проблемы могло создать французское правительство. Соглашение Сан-Ремо 1920 г. гарантировало Франции 25% участия в разработке месопотамской нефти. Взамен Париж обеспечивал благоприятные условия для сооружения двух нефтепроводов через французские мандатные территории для транзита нефти из Месопотамии и Персии к портам на побережье Средиземного моря. Фактически в соглашении речь шла о создании англо-французской "нефтяной Антанты", которая закрывала бы американскому капиталу путь на Ближний Восток. К концу 1920-х годов международные реалии изменились, скорректировав британское видение региональных проблем.
Внешняя политика подмандатного Ирака выстраивалась в соответствии с имперскими планами Великобритании, суть которых сводилась к установлению контроля над обходными путями в Индию - территориями от побережья Леванта до Персидского залива. В основу региональной политики Багдада англичане положили принцип панарабизма и, предоставляя Ираку независимость, выдвигали его на роль лидера в решении стратегических задач общеарабского масштаба. Первым шагом должно было стать восстановление правления Хашимитов в Дамаске, вторым - экономическая интеграция британских мандатных территорий на базе нефтяного сектора Ирака. Поэтому Лондон предпочитал, чтобы "ИПК" сооружала только один нефтепровод, выбрала обходное направление через Трансиорданию и Палестину в порт Хайфа, а также построила вдоль маршрута железную дорогу. Главным противником этой схемы являлась Франция, которая не собиралась уступать своих позиций в Леванте и настаивала на беспрекословном выполнении соглашения Сан-Ремо. Помимо оживления экономики Сирии и Ливана, выход иракской нефти по двум нефтепроводам в сирийском порту имел для Парижа исключительное военно-стратегическое значение. Даже благожелательный нейтралитет Англии во время войны не гарантировал Франции возможность погрузить нефть на свои танкеры в Хайфе. Но в Лондоне опасались, что французы используют контроль над средиземноморским терминалом для расширения своей сферы влияния. Кроме того, нефтеснабжение британского военно-морского флота не должно было зависеть от Парижа. Иными словами, британское правительство стремилось не допустить Францию на командные высоты на Ближнем Востоке и при этом построить стратегически важные коммуникации за счет "ИПК".
Во избежание открытого конфликта с Парижем Лондон делал ставку на иракское правительство, интересы которого подавались как решающие при определении трассы нефтепровода. Желания Франции и Ирака в некоторой степени совпадали: обе страны хотели как можно скорее начать вывоз нефти, но в вопросе о выборе терминала их позиции кардинально расходились. Иракские власти энергично защищали маршрут на Хайфу и настаивали на том, чтобы нефтепровод сопровождался железной дорогой, которая обеспечила бы Ираку доходы от транзитной торговли. Для северного маршрута нефтепровода магистраль Багдад-Хайфа не имела столь существенного значения, так как трасса прошла бы в 100 милях от действовавших сирийских линий. С учетом французских планов соединения транспортной системы Сирии с Северной Персией через Мосул, это означало, что сирийские железные дороги перетянут на себя основной грузопоток между Средиземным морем и Персидским заливом. Багдадская железная дорога также гарантировала Ираку оказание британской военной помощи, переброску войск и техники в кратчайшие сроки, без задержки от окружного пути через Суэцкий канал, Красное море и Персидский залив. В случае нападения на Ирак одного из его соседей, Франция и Сирия, даже оставаясь нейтральными, могли отказать в использовании своих транспортных линий. Поэтому Багдад подчеркивал, что железная дорога к Средиземному морю должна проходить по территориям его союзников8.
Таким образом, вопрос о маршруте нефтепровода оказался тесно связан с проблемами развития коммуникаций на Ближнем Востоке, повлек за собой рост напряженности во франко-иракских отношениях и продемонстрировал наличие острых англо-французских противоречий в рамках военно-стратегического соперничества двух держав в регионе. "ИПК" склонялась в пользу сирийского маршрута как самого короткого, экономичного и безопасного, а также не хотела увязывать сооружение нефтепровода с железнодорожным строительством. Компания считала, что высокие расходы на реализацию обоих проектов увеличат себестоимость иракской нефти, сделав ее неконкурентной на мировых рынках, особенно в условиях экономической депрессии9. Но "ИПК" была лишена свободы действий, а для правительств, стоявших за спиной ее владельцев, иракская концессия прежде всего имела политическое значение, поэтому практическое разрешение вопроса об условиях транзита нефти зависело от расклада сил на международной арене.
Проблемы, связанные с предоставлением Ираку независимости и пересмотром концессии "ИПК", осложнились новыми факторами. "БОД", натолкнувшись на отказ Багдада вести переговоры, подала в Лигу Наций три петиции. Она заявляла, что в Ираке имеет место преднамеренная задержка разработки уникальных месторождений нефти, протестовала против нарушения принципа "открытых дверей" на мандатных территориях и требовала аннулирования нефтяных прав "ИПК" ввиду невыполнения последней условий концессии. "БОД" также извещала о том, что приобрела статус многонациональной компании путем расширения состава своих участников за счет итальянской полуправительственной компании "Ациенда Дженерале Италиана Петроли" ("АДЖИП") и финансово-промышленных групп Германии, Швейцарии и Франции10. "Эта перегруппировка сил произведена с прицелом на Женеву и сулит нам массу проблем, - считали в британских правительственных кругах. - Курьез ситуации заключается в том, что концессия "ТПК" 1925 г. была добыта в результате многочисленных интриг. В случае с "БОД" (комбинация британских, французских, итальянских, германских и швейцарских интересов) история повторяется, и вновь ставка делается на патриотические чувства каждого правительства"11.
"БОД" успешно использовала слабые места национальной нефтяной политики Германии, Италии и Франции с тем, чтобы заручиться поддержкой на правительственном уровне и получить выход на рынки сбыта. Но Лондон категорически отказывался сотрудничать с "БОД", не желая открывать Берлину и Риму доступ в британскую сферу влияния. В поисках поддержки британского правительства английские владельцы "БОД" порой переходили к методам шантажа, угрожая отказаться от контрольного пакета акций в пользу французских, американских или сирийских потенциальных партнеров и приобрести преимущества по сравнению с "ИПК" в силу более широкого состава иностранных акционеров12.
Тот факт, что "БОД" сумела заинтересовать правительства Германии и Италии, означал, что компания приобрела влиятельных союзников в Женеве в лице германских и итальянских дипломатов. Берлин и Рим с момента своего членства в Лиге Наций отличались настойчивостью в вопросах свободного доступа к источникам сырья. Грядущая ликвидация мандатного режима в Ираке позволяла возродить проблему на этот раз уже повторного "открытия дверей" на Ближний Восток.
Из 14 территорий, включенных в состав мандатной системы, Ирак был первым претендентом на статус независимого государства. Лига Наций столкнулась со сложностями, поскольку речь шла о создании прецедента. Задача определения принципиальных (применимых в дальнейшем для других мандатных стран) и специфических (отражающих конкретный случай Ирака) условий отмены мандата была поручена Постоянной мандатной комиссии (ПМК), которая сразу связала предоставление Ираку независимости с вопросом о перспективах развития его нефтяных ресурсов.
Нефтяная политика Англии в Ираке подвергалась острой критике на сессиях ПМК с осени 1929 г. до весны 1932 г. Представители Германии, Италии и Швейцарии акцентировали внимание на политических и международных аспектах дела, обвиняли державу-мандатария в нарушении принципа экономического равенства на мандатных территориях и указывали, что условия концессии "ИПК" позволяют компании не только не разрабатывать иракскую нефть, но и исключить возможность ее эксплуатации другими фирмами.
Эффективным инструментом давления европейских держав, добивавшихся ликвидации британской нефтяной монополии в Ираке, стала болезненная проблема религиозных и национальных меньшинств. Ассирийцы и ряд курдских племен выступили против отмены мандата и отказывались переходить под юрисдикцию арабского правительства, поставив под сомнение его способность обеспечить их права. Протест тысяч христиан Мосульского района поддерживала Франция как традиционная защитница христианских общин на Ближнем Востоке. Французские дипломаты убеждали ПМК в том, что Ирак не готов к независимости, и такой преждевременный шаг может серьезно стеснить положение западных держав в других мандатных странах. Действия Парижа в значительной степени были нацелены на разрушение англо-американского альянса в мосульском нефтяном вопросе, вынуждали Лондон к уступкам при выборе маршрута нефтепровода, а также свидетельствовали о стремлении Франции увеличить свою долю участия в нефтяных предприятиях Ирака за счет концессии "БОД". ПМК предлагала учредить пост Постоянного представителя Лиги Наций в Ираке, направить в страну независимых экспертов и создать в Мосуле анклавы для меньшинств. Англия оказалась в весьма стесненных условиях: в своих отчетах она никогда не упоминала о неблагополучной ситуации в северных провинциях Ирака13.
Подписание 30 июня 1930 г. англо-иракского союзного договора вызвало новый всплеск критики в адрес Великобритании, которую обвиняли в создании монопольной сферы влияния в Ираке14. Лондону вновь давали понять, что положительное решение вопроса об отмене мандата на Ирак зависит от его уступчивости в нефтяных делах. "Великобритания не могла игнорировать эти угрозы, так как в случае неудачи Ирак получил бы другого мандатария", - считает немецкий исследователь Г. Мейхер; он указывает, что нефтяной фактор был основополагающим в позиции Германии и Италии в период, когда решался вопрос об эмансипации Ирака, и отмечает, что в 1931 г. Берлин и особенно Рим перешли к открытому шантажу15. Этот тезис подтверждают материалы британских архивов. Так, например, в разговоре с британским Верховным комиссаром в Багдаде итальянский поверенный в делах сообщил, что его правительство не заинтересовано ни в отправке миссии Лиги Наций в Ирак, ни в тех вопросах, что были поставлены на сессиях ПМК, и главный мотив Италии - получить долю в разработке иракской нефти. Летом 1930 г. в Риме короля Фейсала официально известили, что пока "БОД" не получит нефтяную концессию, Италия будет препятствовать вступлению Ирака в Лигу Наций16.
Международный ажиотаж вокруг нефтяных ресурсов страны придавал правительству Ирака уверенность при переговорах с "ИПК": южный маршрут нефтепровода и сооружение железной дороги на Хайфу были включены в перечень обязательных условий ревизии нефтяного соглашения 1925 г. Решение мотивировалось тем, что "ИПК", располагая практически неограниченными финансовыми и техническими ресурсами, способна в короткие сроки построить нефтепровод и железную дорогу, которые станут основой экономического процветания Ирака. Кроме того, новый договор обеспечивал бюджет страны крупными валютными доходами задолго до начала экспорта нефти17.
Франция пыталась снять возражения Багдада против сирийского маршрута нефтепровода. Израильский исследователь И. Рабинович на материалах французской дипломатической переписки убедительно доказывает, что в Париже видели прямую связь между вопросом о транспортировке иракской нефти и претензиями Фейсала на сирийский трон. Идея возвращения Хашимитов в Дамаск широко использовалась арабскими националистами и являлась одной из ключевых в идеологии панарабизма.
Париж считал Фейсала и его семью инструментом антифранцузской политики Англии на Ближнем Востоке и, стремясь получить тактические преимущества, время от времени соглашался обсуждать возможности установления монархии в Сирии18.
10 января 1931 г. французское правительство известило Багдад о своей готовности "просить Али, брата Фейсала, взойти на трон в Сирии". Король скептически воспринял эту инициативу, посчитав, что "она замешана на нефтяных делах" и "нацелена на установление французского контроля над выходом иракской нефти к Средиземному морю". Фейсал предполагал, что пока не решится вопрос о транзите, французы будут делать заманчивые для Али предложения, которые они не собираются выполнять19.
"ИПК", со своей стороны, выдвинула компромиссное предложение о строительстве нефтепровода с двумя ветками на Триполи и Хайфу. Это увеличивало объем инвестиций на 2 млн. ф.ст., но финансовые аспекты дела уже не принимались в расчет. Идея компромисса принадлежала американцам, что свидетельствовало об изменении соотношения сил в "ИПК". Когда Международный нефтяной картель начал на практике осуществлять принципы Акнакаррийского соглашения, в частности принцип прикрепления рынков сбыта к географически тяготеющим к ним нефтедобывающим центрам, стало очевидно, что для Европы и стран Средиземноморья иракская нефть может дать бесспорную экономию на фрахте. Помимо коммерческих преимуществ, она имела стратегическое значение. Поставки американской, румынской, советской, персидской, ост-индской нефти в средиземноморский регион осуществлялись через узкие каналы (Суэц, Дарданеллы, Гибралтар) и оказывались под угрозой закрытия во время войны. Американские владельцы "ИПК" теперь видели в Ираке не только точку опоры на Ближнем Востоке, но и производственную базу для усиления своих позиций на европейских и ближневосточных рынках, а также основу для дальнейшей экспансии в восточном полушарии. Поэтому в начале 1930-х годов в своей борьбе за увеличение темпов разработки иракской нефти Франция получила союзника в лице влиятельных американских нефтяных трестов.
В конце января 1931 г. в Лондоне признали, что сложившееся в Женеве и Багдаде положение является критическим, и Англии следует пойти на уступки. Британское правительство приняло два решения, кардинально менявших стратегию отмены мандата на Ирак: во-первых, любой ценой сохранить фундаментальный альянс с Францией на Ближнем Востоке; во-вторых, допустить к иракской нефти Германию и Италию. Верховному комиссару в Ираке были даны указания использовать все имеющиеся средства давления с тем, чтобы добиться согласия иракского правительства на строительство нефтепровода с двумя ветками равной мощности и форсировать выдачу концессии "БОД". Лондон обещал компенсировать Ираку политические издержки такого компромисса финансовой помощью в строительстве Багдадской железной дороги20.
Новое соглашение с "ИПК" было подписано 24 марта 1931 г. Компания получила нефтяные права в провинциях Мосул и Багдад на восточном берегу Тигра и освободилась от всех обязательств, связанных с политикой "открытых дверей" и сооружением железной дороги на Хайфу. Права на эксплуатацию территорий к западу от р. Тигр были переданы "БОД" 20 апреля 1932 г. Выдача нефтяных концессий двум многонациональным компаниям давала Ираку сильные аргументы в пользу отмены мандата. Согласие Лондона пойти на компромисс и допустить к иракским нефтяным ресурсам аутсайдеров обеспечило благоприятную атмосферу в Женеве. 3 октября 1932 г. Ассамблея Лиги Наций единогласно решила предоставить Ираку независимость. При этом вопрос о гарантиях прав национальных и религиозных меньшинств остался открытым. Лидеры ассирийских племен стали договариваться с Парижем о переселении своего народа в Сирию под защиту французского мандата, предоставляя тем самым французам дополнительный аргумент в пользу сохранения мандатных режимов в полиэтничном Леванте. Попытка перехода беженцев через ирако-сирийскую границу привела к кровавой развязке. В кампании массового истребления ассирийцев принимали участие иракские правительственные войска, курды и арабские кочевые племена Сирийской пустыни21. Англия была вынуждена оказать военную помощь Багдаду в подавлении ассирийских выступлений22. Германия, Италия и Франция одобрили действия Лондона. В частности, германские дипломаты в Женеве и Багдаде получили указания не вмешиваться в ассирийский вопрос и способствовать примирению между Англией и Ираком. В ходе беседы главы германской дипломатической миссии в Багдаде Ф. Гроббы с Ф. Хэмфри стороны согласились в том, что восстановление стабильности и порядка является непременным условием успешного продвижения германских экономических интересов в Ираке, и в этом деле Лондону и Берлину следует действовать сообща23.
Ассирийская резня серьезно подорвала авторитет Ирака в глазах мирового сообщества, продемонстрировала политическую незрелость молодого арабского государства, получившего чрезмерно большие права. Это играло на руку британским имперским интересам: теперь с повестки дня на долгое время снимался вопрос о пересмотре неравноправных отношений между Ираком и Англией. Великобританию не вполне устраивала цена, которую ей пришлось заплатить за смену формы своего контроля в Ираке: политика "открытых дверей" вместо полной ликвидации была заменена режимом наибольшего благоприятствования для стран-членов Лиги Наций, к разработке иракской нефти был допущен аутсайдер - "БОД", за спиной которой стояли интересы правительств Италии и Германии.
Кроме того, усугубились проблемы меньшинств, что привело к политической дестабилизации на севере Ирака, в нефтеносных провинциях страны, где разворачивала свою деятельность "ИПК". В этой связи Лондон пытался убедить мировую общественность в том, что Ирак не готов к независимости, и бывший мандатарий снимает с себя ответственность за все последствия недальновидных решений Лиги Наций.
Нефтепровод к Средиземному морю был построен в рекордно короткие сроки. Осенью 1934 г. иракская нефть вышла на мировые рынки. Когда западный мир начал постепенно оправляться от экономического кризиса 1929 - 1933 гг., добыча нефти в Ираке стала быстро расти и в 1935 г. достигла 3,67 млн. т. Ирак занял восьмое место среди главных стран-производителей (1,6% мировой добычи). Однако мощность нефтепровода (4 млн. т в год) ограничивала экспортные возможности Ирака, что позволило "ИПК" установить контроль над уровнем нефтедобычи и приостановить ее дальнейший рост. Иракская нефть поступила на мировой рынок в период глубокой депрессии, перепроизводства, низких цен и больших запасов на складах.
Мировая общественность удивлялась той поспешности, с какой был проложен нефтепровод. Главная причина скрывалась в военно-политических мотивах Англии и Франции. Нефтепровод в целом был приспособлен для военных нужд. Насосные станции, оборудованные новейшими образцами радиотелеграфной и телефонной связи, взлетно-посадочными полосами, мастерскими, жилыми и складскими помещениями, стали базами для военно-воздушных и сухопутных сил. Локализация станций также свидетельствовала о превалировании стратегических аспектов при проектировании маршрута. Посадочные площадки вдоль линий позволяли производить сосредоточение авиации, применять ее против повстанцев и предотвращать набеги местных племен.
Новым звеном в деле обеспечения возможных военных операций на Ближнем Востоке стало строительство современных портов в Хайфе и Триполи, которые в случае необходимости могли быть использованы в качестве военно-морских баз и мест высадки сухопутных войск. Территории, по которым прокладывался нефтепровод, со всеми прилегавшими районами от Персидского залива до Средиземного моря являлись не только подступом к Индии, но фактически превращались в плацдарм для ведения военных действий против СССР, Турции и Персии. В этом деле также особая роль отводилась железнодорожному строительству. Англия пыталась предотвратить распространение советского влияния в восточной части британской сферы интересов и создать угрозу нефтепромыслам Баку и Батуму - конечному пункту бакинского нефтепровода. Установление контроля над нефтяными ресурсами Персии и Ирака объективно порождало конфликт Великобритании с Советским Союзом, ставшим благодаря бакинской нефти важным фактором мировой нефтяной политики24.
Таким образом, сооружение иракского нефтепровода стало составной частью широкомасштабных мероприятий Англии и Франции по укреплению своих стратегических позиций на Ближнем Востоке. Это свидетельствовало о нарастании противоречий между двумя державами и, в то же время, о наличии совместных военных планов в отношении СССР. Вместе с тем англо-французское соперничество в арабских странах не приняло острой формы также и в силу того, что Францию в большей степени беспокоила активизация Италии в Средиземном море. Англию же занимали вопросы, связанные с подавлением курдского восстания под руководством М. Барзани, налаживанием отношений с Ибн Саудом и стабилизацией ситуации в Персии. Кроме того, Уайтхолл при содействии "ИПК" взял курс на вытеснение из Ирака германского и итальянского нефтяного капитала. Финансово-политическая подстраховка, оказанная "БОД" правительством Веймарской республики, а затем приход нацистов к власти указывали на возрождение интереса Германии к Ближнему Востоку и его тесную связь с нефтяной политикой. Новые тенденции во внешнеполитическом курсе Ирака, Ирана, Египта, Сирии и Турции укрепляли опасения Лондона в возможности сближения Германии с националистическими лидерами региона. Это был мощный стимул к тому, чтобы британское правительство мобилизовало весь свой защитный механизм. Нефтяная дипломатия на Ближнем Востоке вступила в новую фазу.
Англия избрала путь финансового прессинга: банки лондонского Сити стали сворачивать свои дела с "БОД". Тактика действий против опасного конкурента также предусматривала использование и усугубление франко-итальянских противоречий в Средиземноморье и итало-германского соперничества в вопросах получения промышленных и военных заказов в Ираке. Кроме того, Англия выдвинула идею сотрудничества в Средиземном море и предприняла шаги к сближению с Италией. Муссолини понимал, что Лондон намерен использовать итальянцев против германского нефтяного капитала в Ираке, но перспектива британской поддержки в условиях разгорающегося конфликта в Абиссинии оказалась более привлекательной. В марте 1935 г. в ходе очередной эмиссии уставного капитала "БОД" усилиями правительств Италии и Англии итальянская группа получила контрольный пакет акций25. Для Лондона и Рима мощным стимулом к этим действиям стало введение в Германии всеобщей воинской повинности и официальное заявление Берлина о форсированном наращивании вооруженных сил. Это предполагало колоссальный рост нефтяных потребностей. Со временем Германия была бы вынуждена решать вопрос об установлении контроля над крупными источниками нефти, расположенными вне ее границ.
С приходом Гитлера к власти нефтяная политика стала приобретать преимущественные позиции в рамках военно-стратегической программы нацистского правительства, но до осени 1936 г. она находилась в стадии формирования. Рейх делал выбор между синтетическим и природным топливом, апробируя различные методы самообеспечения нефтепродуктами. Первоначально германским владельцам "БОД" было отказано в валютных кредитах на разработку концессии в Ираке, строительство нефтепровода Гайяра - Александретта и скупку британских и французских акций.
Чем был вызван отказ германского руководства и лично Гитлера в укреплении немецких позиций в "БОД" в 1933 - 1935 гг.? Завоеванию "мирового господства арийской расы" должны были предшествовать создание германской континентальной империи, захват европейской части СССР. Это сводило фокус германских интересов к установлению "великой экономической сферы" в Юго-Восточной Европе, которая обеспечила бы военно-экономические нужды рейха. Первый этап экспансии, по возможности, должен был осуществляться в союзе с Великобританией и Италией. Создание такого альянса предполагало взаимное признание сфер влияния: Германия могла получить "свободу рук" в континентальной Европе, Италия - шанс на создание своей Средиземноморской империи. Поэтому обеим державам следовало сдерживать свои амбиции в сфере британских интересов. Восточные страны, граничащие с СССР (Турция, Иран, Афганистан), занимали особое место в плане гитлеровской экспансии на восток. Германское руководство стремилось избежать преждевременного конфликта с Англией и не инвестировать валютные резервы в предприятия на враждебной британской территории. Эта стратегическая установка ограничивала возможности активизации экономических связей Германии с Ираком и арабскими странами26.
Колониальная война в Восточной Африке выявила просчеты в нефтяной политике Италии, которая не могла обеспечить гарантированных поставок топлива. Ситуацию усугубили попытки Лиги Наций ввести нефтяные санкции против агрессора. Германия, казалось, непричастная к итало-абиссинскому конфликту, была вынуждена покупать нефтепродукты по ценам военного времени. Нефтяные проблемы Италии, да и самой Германии, возникшие во время войны в Италии в Абиссинии, стали для Берлина уроком. Произошла дальнейшая трансформация германской нефтяной политики: отношение германских правящих кругов к "БОД" изменилось. Мосульская нефть, хотя и не давала Германии желаемой нефтяной независимости, все же могла внести весомый вклад в обеспечение рейха стратегическим сырьем27.
Важный политический аспект концессии "БОД" заключался в возможности использовать ее в борьбе с мировыми нефтяными трестами, потеснить их позиции не только в Ираке, но и в нефтедобывающих странах Центральной и Южной Америки. Нефтедобывающие страны приобретали для Германии особую значимость в условиях нараставшего конфликта между великими державами. Осенью 1935 г. Берлин одобрил меры, нацеленные на укрепление германских позиций в "БОД" за счет скупки итальянского холдинга при поддержке британских держателей. В этой связи германские акционеры начали переговоры с англо-американской нефтяной группой Баргесс-Дэвис, владевшей сетью нефтеперерабатывающих заводов в Европе. Взаимный интерес Дэвиса и немецкого промышленного капитала основывался на стремлении проводить совместную политику противодействия "ИПК". Американский магнат Дэвис, действуя через немцев, стремился к слиянию мексиканской и иракской нефтяных концессий и хотел получить доступ к арабской нефти и право на снабжение нефтяного рынка Германии, который рос в связи с подготовкой к войне. Дэвис планировал сначала скупить итальянский пакет акций, затем объединиться с германскими владельцами "БОД" и создать новую нефтяную компанию, которая поставляла бы сырую нефть из Ирака и Мексики в Европу на перерабатывающие заводы, независимые от мировых нефтяных трестов28.
В 1935 г. интерес к экспорту нефти "БОД" стали также проявлять Каир и Анкара. Египет был самой старой нефтедобывающей страной Арабского Востока и задумывался о самостоятельной нефтяной политике. В ноябре 1935 г. египетское правительство приступило к разработке проекта государственной нефтяной монополии, который предусматривал строительство национального нефтеперегонного завода и снабжение страны собственными нефтепродуктами. Доступ египетского капитала к нефтяным источникам Мосула путем приобретения пакета акций "БОД" в значительной степени облегчал решение этой задачи. Речь шла об атаке на монопольные позиции английской группы "Шелл" на нефтяном рынке Египта. Кроме того, успех Каира мог вдохновить Ирак, который строил аналогичные схемы освобождения от монополии "ИПК". Анкара, в свою очередь, выступила с идеей создания независимого регионального нефтяного рынка недорогих нефтепродуктов местного производства. Кроме Турции в этот рынок вошли бы Египет и Ирак. Лондон констатировал, что с учетом наметившегося ирако-турецкого сотрудничества не только в нефтедобыче, но и в сфере железнодорожного строительства, в регионе складывался антибританский Восточный блок. Образование этого блока могло бы привести к краху "Соглашения о красной черте", что представляло прямую угрозу стратегическим позициям Англии на Ближнем Востоке. В сложившихся условиях Лондон в своей политике, направленной против "БОД", должен был учитывать регионально-политические риски и проявлять еще большую осторожность29.
Лондон позволил "ИПК" захватить "БОД": установление связей между американским нефтяным капиталом и германскими промышленниками не оставляло Британии иного выбора. Весной 1936 г. усилиями правительств Англии и Италии итальянский холдинг в "БОД" был увеличен до 75%, а затем скуплен через филиал "АИНК"30, которая действовала как акционер "ИПК". Решающую роль в этой трансакции сыграла итало-абиссинская война. Италия получала нефтепродукты из районов, находившихся под британским контролем, взамен на отказ от нефтяной концессии в Ираке. Перспектива приобретения итальянской доли участия в "БОД" стала одной из главных причин сдержанной позиции Лондона в отношении нефтяных санкций Лиги Наций против агрессора. Летом 1936 г. в ходе судебного разбирательства "ИПК" убрала из состава "БОД" немецкую группу и нейтрализовала ее американских партнеров. Британские независимые акционеры и франко-швейцарский капитал ушли из иракской концессии, получив денежную компенсацию31.
Крах "БОД" как многонациональной нефтяной компании по времени совпал с провозглашением Гитлером четырехлетнего плана подготовки Германии к войне за расширение своего "жизненного пространства". Ключевой проблемой военной экономики рейха было ее обеспечение сырьем. В качестве главного объекта агрессии рассматривался богатый сырьевыми ресурсами СССР. По мнению германских исследователей, неудачная попытка нацистского рейха получить доступ к иракской нефти через "БОД" стала одной из предпосылок кавказского похода 1941 - 1942 гг.32
В связи со сменой, владельцев "БОД" стали оправдываться худшие опасения иракского правительства. "ИПК" сразу же приостановила выплату нефтяных отчислений с обеих концессий, ссылаясь на многочисленные разрушения хайфской линии нефтепровода. Это был эффективный метод давления Англии на Багдад, который в 1936 г. поддерживал восставших арабов Палестины33. В 1938 г. "ИПК" добилась от иракских властей предоставления ей нефтяной концессии на юге страны. Таким образом, к концу 1930-х годов "ИПК" и ее филиалы установили монополию в нефтяном деле Ирака, закрыв аутсайдерам доступ к нефтяным ресурсам страны.
Однако Вторая мировая война придала новый вектор развитию нефтяной дипломатии на Ближнем Востоке. Нефтяной фактор являлся одним из ключевых в стратегии и тактике воюющих держав. Правительство Франции, продолжая придерживаться курса на нефтяную независимость, потребовало включить Ирак в число главных поставщиков сырой нефти для союзников и в этой связи предлагало провести реконструкцию нефтепровода и удвоить объемы иракского нефтяного экспорта. Хотя нефть Ирака являлась главным источником снабжения британского военно-морского флота в Восточном Средиземноморье, Англия все же отдавала приоритет более крупным и развитым нефтепромыслам соседнего Ирана, которые поставляли для британской армии и авиации высококачественное горючее. Поэтому Лондон блокировал инициативу Франции34.
10 июня 1940 г. Италия вступила в войну на стороне Германии и закрыла Центральное Средиземноморье для кораблей союзников. На следующий день "ИПК", действуя по инструкции Лондона и с согласия Парижа, перекрыла северную ветку нефтепровода, поскольку транспортировка нефти из Триполи в Европу теперь была исключена. Компания также сократила выход иракской нефти в Хайфу до 792 тыс. т в год, до уровня нефтяных потребностей британского флота, базировавшегося в восточной части Средиземного моря. В результате принятых мер уровень нефтяного производства в Ираке снизился на 16,45%; в 1940 г. это был самый высокий в мире показатель падения добычи нефти. Ввиду ограничения нефтяного экспорта, отчисления "ИПК" и ее филиалов в иракскую казну сократились на треть. Это вызвало волну негодования в политических и военных кругах Ирака, которые были возмущены тем, что решение о сокращении экспорта нефти было принято без согласования с Багдадом и без компенсации за потерянные доходы. Ситуацию накалили события, связанные с капитуляцией Франции: Лондон секвестрировал французскую долю участия в "ИПК" и передал ее под британскую опеку. Вывоз иракской нефти оказался под полным британским контролем35.
Действия Англии и "ИПК" в июне 1940 г. укрепили радикально настроенные националистические круги Ирака в их стремлении к переориентации внешнеполитического курса Багдада на сотрудничество с державами "оси". В результате нарастания в Ираке антибританских и прогерманских настроений, прихода к власти националистической оппозиции во главе с Р. А. Гайлани и военных неудач Англии весной и летом 1940 г., англо-иракские отношения вошли в полосу затяжного кризиса.
Германская угроза и рост национализма в Ираке способствовали трансформации британской нефтяной политики. Для сохранения своего влияния в регионе Англия нуждалась в сильных союзниках. Выбор ограничивался двумя великими державами - СССР и США, с интересами которых Англии также необходимо было считаться. Политико-стратегические цели США на Ближнем Востоке были закамуфлированы экономическими интересами, а СССР воспринимался как опасный политический соперник. Поэтому Лондон сделал ставку на сотрудничество с США, выразив готовность пойти на уступки в вопросах продвижения американских нефтяных интересов в арабских странах.
Осенью 1940 г. британские директора "ИПК" инициировали в Нью-Йорке переговоры о передаче американским партнерам французской доли участия в иракских нефтяных концессиях. Однако госдепартамент США отклонил британское предложение, считая, что этот шаг крайне негативно повлияет на расстановку политических сил во Франции. Продукция Ирака покрывала 35% французских потребностей в нефти. "ИПК" также имела множество концессий за пределами Ирака, что в перспективе допускало Францию к нефтяным предприятиям арабских стран36. В случае утраты французского пакета акций в "ИПК" правительство Виши не упустило бы возможности обвинить Ш. де Голля в том, что он торгует национальными интересами Франции ради установления англосаксонского мира. Напротив, возврат французских прав в "ИПК" после войны мог весьма серьезно укрепить авторитет гол-листов, сотрудничавших с Англией и США. На переговорах в Нью-Йорке, которые продолжались больше года, также обсуждался вопрос о передаче Италии французской доли участия в иракской нефти. Однако Лондон и Вашингтон в конечном итоге отвергли и эту идею, поскольку за такую цену вряд ли можно было купить выход Италии из "оси"37.
Курс на захват экономически важных территорий не вызывал разногласий в руководстве "третьего рейха"; противоречия возникали лишь по поводу очередности этапов агрессии. В июле 1940 г. Гитлер принял принципиальное решение о нападении на СССР. Но некоторые представители военных и политических кругов Германии считали правильным нанесение первоначального удара на Ближнем Востоке. По их мнению, рейху прежде всего следовало бы захватить иракскую нефть, чтобы обеспечить последующие операции вермахта. Иракский плацдарм также мог быть использован против британской Индии и СССР. Обстоятельством, облегчавшим оккупацию Ирака и соседних стран, был подъем антибританских настроений на арабском Востоке. Однако Германии было не под силу решение главных задач континентальной стратегии в Европе одновременно с развертыванием активных действий в Средиземноморье и на Ближнем Востоке. Поход на СССР и захват Северной и Восточной Африки могли открыть державам "оси" дорогу к Индийскому океану. Пока же эти планы были туманны и противоречивы. В то же время, Германия могла бы получить ряд стратегических преимуществ в случае открытия в Ираке второго фронта против Англии. Поэтому осенью 1940 г. Берлин взял курс на установление тесных контактов с иракскими националистами, но это было лишь политической тактикой в общей стратегии борьбы Германии с Англией38.
Лондон, со своей стороны, стал разрабатывать широкий спектр мер экономического, политического и военного характера, чтобы не допустить расширения театра военных действий в зону персидского залива39. Наряду с германской угрозой, британская дипломатия также была встревожена активизацией советской внешней политики в зоне Персидского залива, связывая это с визитом Молотова в Германию 12 - 13 ноября 1940 г. Однако проект соглашения о разграничении сфер влияния между участниками Тройственного пакта и СССР, предложенный Риббентропом, не был реализован. Тем не менее, следует признать тот факт, что тактика германской стороны, стремившейся выяснить долгосрочные политические цели советского руководства, строилась на том, что тогда Сталин считал именно Англию потенциальным противником СССР. Германской делегации не удалось втянуть советских дипломатов в обсуждение проблем, связанных с разделом Британской империи, но определенные выводы Берлин сделал. Молотов не стал комментировать предположение Риббентропа о том, что "центр территориальных аспираций СССР лежит в направлении на Юг, к Индийскому океану". Однако через две недели уже в Москве он фактически повторил этот тезис, заявив, что советская сфера влияния должна простираться южнее Баку и Батума в сторону Персидского залива40.
Косвенная ссылка Молотова на нефтяные районы СССР объясняет причину особого внимания советского правительства к территориям, расположенным к югу от советских границ. СССР не имел проблем с минеральными ресурсами, но советское руководство было весьма заинтересовано в том, чтобы в смежных с нефтеносным Кавказом районах было спокойно. Иными словами, интерес СССР к Персидскому заливу был обусловлен скорее стратегическими и политическими мотивами, нежели желанием получить доступ к его нефтяным источникам. В этой связи иракский специалист по нефтяной экономике Ф. Дж. Чалаби41 отмечал, что советской дипломатии приходилось наверстывать упущенное в предыдущие десятилетия время, что объективно ограничивало масштабы ее деятельности. В силу указанных причин СССР не мог стать активным игроком в борьбе за иракскую нефть накануне и в годы Второй мировой войны. Но, при любом раскладе, державам, заинтересованным в Ближнем Востоке, теперь следовало принимать в расчет советский фактор.
Англия и Германия стремились использовать советские внешнеполитические интересы, чтобы привлечь на свою сторону правительства стран Ближнего и Среднего Востока42. 1 апреля 1941 г. в Ираке произошел военный переворот. Армейские лидеры поручили Гайлани сформировать новый кабинет. Это был открытый вызов Англии на фоне военных успехов Германии в Северной Африке, Греции и Западной Европе. Лондон не сомневался, что за Гайлани стоят Берлин и Рим. Версия о том, что державы "оси" срежиссировали антибританское восстание в Ираке, была широко представлена в литературе. Вместе с тем, авторитетные исследователи считают, что переворот был обусловлен кризисом в англо-иракских отношениях, доминированием националистических групп в политической и армейской элите Ирака, а также угрозой расширения мировой войны в зону Персидского залива43. Германия в силу своих стратегических и экономических, в том числе нефтяных интересов внимательно следила за развитием событий в Ираке. Переворот в Багдаде не был неожиданностью для нее. Однако, поддерживая иракских националистов как потенциального союзника в деле сокрушения британского господства на Ближнем Востоке, германское руководство было не готово к масштабному вмешательству в арабские дела, особенно в свете последних приготовлений к нападению на СССР44.
Нефтяной фактор был одним из ключевых в военной стратегии Германии. Недостаток сырья, в частности нефти, являлся слабым звеном в военной экономике стран "оси". Могла ли нефть Ирака разрешить нефтяные проблемы Германии и Италии в случае, если бы последние предприняли успешную военную кампанию на Ближнем Востоке? Для ответа на этот вопрос по указанию руководства третьего рейха эксперты подготовили ряд статистических обзоров и аналитических записок. В них подчеркивалось исключительное значение иракской нефти для ведения наступательных операций на Ближнем Востоке, в Восточном Средиземноморье и Красном море. Вместе с тем, было очевидно, что в случае германской угрозы британские войска попытаются уничтожить имеющиеся в арабских странах нефтяные объекты. Если бы Германии и удалось захватить действующие нефтепромыслы Ирака, вставал бы вопрос доставки иракской нефти на германские и итальянские базы в условиях, когда транспортные пути находились под контролем Англии, Турции и СССР. Кроме того, с учетом географического расположения Ирака в зону военных действий непременно были бы втянуты страны Леванта и Персидского залива. Иными словами, Германии следовало разработать концепцию широкомасштабной войны на Ближнем Востоке45. Поэтому единственным шансом пополнить германские запасы горючего являлся захват советской нефти46.
В связи с военным переворотом в Багдаде британское правительство приняло решение о вводе войск в Ирак, но желание сместить кабинет Гайлани не являлось главным побудительным мотивом. Анализ материалов британской межведомственной переписки приводит к выводу о том, что в первую очередь Англия руководствовалась принципами своей военной стратегии, в рамках которой стремилась укрепить безопасность военно-воздушной базы и порта в Басре, а также защитить нефтепромыслы Северного Ирака и Южного Ирана. Оккупация Ирака позволяла приступить к масштабным мероприятиям по демонтажу его нефтяных объектов. Это вынудило бы Германию на время отказаться от продвижения на Ближний Восток и направить удар на другой нефтеносный район - советский Кавказ. Разрушение иракской нефтяной промышленности могло способствовать втягиванию Германии в войну против СССР. При этом с военно-воздушных баз в Ираке планировалось нанести бомбовые удары по нефтепромыслам Баку в случае их захвата Германией. Для Англии это был важный фактор в ее стратегическом раскладе, поскольку агрессора следовало лишить доступа к нефтяным ресурсам47.
После установления британского военного контроля над Ираком на нефтепромыслах страны развернулись масштабные работы по консервации продуктивных скважин, демонтажу и эвакуации движимого оборудования и материалов, которые проводились без согласия и уведомления иракских властей48. С учетом принятых мер, очевидно, что Англия была готова разрушить весь нефтяной сектор Ирака, если бы британским войскам пришлось покидать страну. В то же время Англия надеялась удержать Ирак, поэтому старалась не нанести серьезный ущерб его экономике и не придерживалась тактики "выжженной земли". Но следует учитывать, что союзники должны были предотвратить захват иракской нефти державами "оси". Однако все, что было сделано в этом отношении оккупационными властями и "ИПК", расценивалось как проявление антииракской политики и объективно вело к росту напряженности в отношениях между Ираком и Англией.
* * *
Таким образом, в силу своего стратегического положения и нефтяного потенциала Ирак в 1928 - 1941 гг. фактически стал заложником конфликтов между западными державами, каждая из которых пыталась использовать Багдад в качестве разменной монеты в своих сложных, многоходовых дипломатических комбинациях и отводила иракской нефти особую роль в борьбе за сферы влияния на Ближнем Востоке.
Зигзаги международной и региональной политики объективно не позволяли Ираку окончательно решить проблему транспортировки своей нефти к рынкам сбыта. Нет оснований утверждать, что если бы на рубеже 1920-x - l930-х годов выбор был сделан в пользу единственного сирийского маршрута нефтепровода, у Ирака появились бы новые исторические альтернативы.
Хотя Багдад санкционировал выдачу нескольких нефтяных концессий, охвативших в конечном итоге всю территорию Ирака, следует особо отметить, что этот процесс завершился до того, как страна приобрела независимость и вступила в Лигу Наций49. Этот фактор стал одним из ключевых в развитии нефтяного сектора иракской экономики, он предопределял специфику политической и экономической истории страны, а также оказывал влияние на изменения в региональном балансе сил, как в рассматриваемый период, так и в последующие десятилетия.
В поисках путей создания национальной нефтяной промышленности как основы экономического возрождения иракское правительство столкнулось с проблемой выбора между монополией и соперничеством иностранных нефтяных компаний. В 1920-е - 1930-е годы в мире существовало всего несколько крупных корпораций, способных осваивать новые нефтеносные районы Ближнего Востока. У Багдада не было оснований ожидать, что эти фирмы будут соперничать между собой, а не предпочтут действовать сообща. Кроме того, разработка новых месторождений максимально быстрыми темпами в тех условиях привела бы к падению мировых цен на нефть и сокращению нефтяных доходов правительств стран-производителей.
С учетом низкого образовательного уровня населения Ирака в целом, отсутствия профессиональных кадров и управленческого опыта, а также политической нестабильности в стране, нет причин полагать, что быстрый рост доходов от продажи нефти на мировом рынке привел бы Ирак к ускорению темпов экономического развития.
Следует признать, что в определенной степени иностранные нефтяные монополии действовали в интересах Ирака, обеспечивая его высокими доходами от продажи небольших партий нефти, тем самым, сохраняя национальные минеральные ресурсы и закладывая базу для долгосрочного экономического развития страны. Однако данный результат был скорее побочной производной общей коммерческой стратегии "ИПК", при разработке которой национальные интересы нефтедобывающей страны не относились к числу приоритетных. Багдад рассчитывал, что нефтяные доходы станут главным и самым крупным источником пополнения золотовалютного запаса государства, поэтому разработка и реализация программ экономической модернизации в первую очередь связывалась с форсированным развитием нефтяного сектора и подготовкой к проведению самостоятельной нефтяной политики. Но вопросы определения объемов нефтяного экспорта, цен на нефть или выбора покупателя оставались вне компетенции иракского правительства; оно не могло влиять на процесс принятия решений в этой области. Ключевую роль играл тот факт, что в распоряжении нефтяных компаний находились финансовые и технические ресурсы, квалифицированный персонал, информация, выход на мировые рынки. Стремясь ускорить развитие национального нефтяного сектора, иракские власти стали использовать те же методы, что правительства и нефтяные компании стран Запада - политический прессинг и угрозы, лоббирование и подкуп, блеф и двойные стандарты.
Специфика нефтяной дипломатии также была непосредственно связана со структурой "ИПК". Компания состояла из четырех национальных групп, каждая из которых стремилась проводить собственную коммерческую политику и при этом должна была оставаться в рамках внешнеполитического курса своей страны. Это создавало специфические проблемы для иракских властей и объективно ставило Ирак в более неблагоприятные условия по сравнению с другими странами региона, где монополию приобретал гомогенный иностранный капитал. Вместе с тем, хотя "ИПК" являлась многонациональной компанией, фактически это была британская фирма. Все ключевые посты в правлении "ИПК" и ее филиалов занимали англичане; большая часть материалов и оборудования для нефтепромыслов производилась на британских заводах. Тесные контакты, координация действий и обмен информацией между "ИПК" и официальным Лондоном происходили на регулярной основе как до, так и после получения Ираком независимости. Высшие британские чиновники всегда подчеркивали, что "ИПК" никоим образом не связана с британским правительством, однако документы британских ведомственных архивов опровергают этот тезис. Англосаксонские компаньоны в обмен на дипломатическую помощь в иракских делах всегда поддерживали британское правительство в реализации его политико-стратегических интересов в Ираке и во всем регионе.
Иракцы были недовольны засильем иностранного капитала в нефтяной отрасли и британским вмешательством во внутренние дела страны. Националистические круги Ирака акцентировали свое внимание на британском характере "ИПК" и ее доминировании в нефтяной промышленности. В итоге "ИПК" стала одним из символов ограничения независимости Ирака. Вместе с тем, следует признать, что проблема ликвидации британского контроля привлекала иракских националистов больше, чем нарастание сепаратистских тенденций в стране, соперничество гражданских и военных лидеров, активное вмешательство армии в политическую жизнь. Все эти факторы в большей степени, чем непрямое британское влияние, уводили страну на неблагоприятный путь развития. Популизм политиков фактически дезориентировал иракскую общественность.
Вряд ли можно согласиться с мнением о том, что если бы в Ираке оперировали несколько нефтяных компаний из различных стран, воздействие нефтяного фактора на политическую жизнь страны было бы меньше. Также нельзя утверждать, что все проблемы современного иракского общества восходят к временам мандата Лиги Наций, являются результатом "поспешной" эмансипации страны или связаны исключительно с ее богатыми нефтяными ресурсами. С 1932 г. круг претендентов на иракскую нефть постоянно расширялся, порождая массу рецептов решения иракской проблемы, вплоть до прямого военного вмешательства. Именно реалии международной и региональной политики, а также комплекс причин внутреннего порядка не позволили Ираку успешно реализовать свой экономический потенциал.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. The Middle East and the North Africa in World Politics. A Documentary Records, v. 2. London, 1979, p. 401 - 411.
2. National Archives of the Great Britain, Public Record Office (далее - NAGB PRO), Foreign Office (далее - FO) 371/1783 l, E4540/487/25; FO 371/18925, E7269/9269/65; Venn F. Oil Diplomacy in the Twentieth Century. London, 1986, p. 18.
3. Penrose E. The Large International Firms in Developing Countries. London, 1968, p. 57 - 58; Stocking G.W. Middle East Oil. A Study in Political and Economic Controversy. Nasville, 1970, p. 126 - 128; Blair J. The Control of Oil. New York, 1976, p. 141; Kokxhoorn N. Oil and Politics: The Domestic Roots of US Expansion in the Middle East. Bern, 1977, p. 46 - 49, 51 - 53; Miller A.D. Search for Security: Saudi Arabian Oil and American Foreign Policy, 1939 - 1949. Chapel Hill, 1980, p. 12, 220.
4. NAGB PRO, FO 371/16042, Е697/250/93; Colonial Office (далее - СО) 730/147/1, f. 68354A; СО 730/158/8, f. 78354B, р. 1.
5. Silverfarb D. Britain's Informal Empire in the Middle East. Oxford, 1986, p. 11 - 22; Tripp Ch. A History of Iraq. Cambridge, 2002, p. 61 - 65; Fieldhouse D. Western Imperialism in the Middle East 1914 - 1948. Oxford, 2006, p. 94 - 97.
6. 8 июня 1929 г. "ТПК" сменила свое название на "Ирак Петролеум Компани, Лтд" - "ИПК".
7. NAGB PRO, СО 730/147/1, f. 68354A.
8. NAGB PRO, СО 730/146, f. 68354B, р. 1; СО 730/158/6, f. 78354, р. 3; СО 730/158/9, f. 78354В, р. 2; СО 730/158/10, f. 78354В, р. 3; FO 371/16042, Е697/250/93.
9. Dobbs H. Mosul Oil and the Pipe-Line. - Nineteenth Century and After. September 1930, p. 281 - 282, 285, 289; Gulbenkian N. Pantaraxia. London, 1965, p. 160, 162.
10. Minutes of the 18th Session of the Permanent Mandates Commission. Geneva, 1930,p. 177 - 180; Minutes of the 19th Session of the Permanent Mandates Commission. Geneva, 1930, p. 177 - 178.
11. NAGB PRO, CO 730/158/7, f. 78354A.
12. Ibidem.
13. Ibid., СО 730/154/2, f. 78124; СО 730/160/2, f. 88001B; Minutes of the 18th Session..., p. 80 - 81, 157, 182 - 184; Minutes of the 19th Session..., p. 70 - 71, 78 - 90, 90 - 96, 102 - 103, 122 - 124, 150 - 156, 177 - 184, 207 - 208; Minutes of the 20th Session of Permanent Mandates Commission. Geneva, 1931, p. 118, 223 - 228.
14. The League from Year to Year (October 1, 1929 - September 30, 1930). Geneva, 1931, p. 154 - 156.
15. Meicher H. Die Politik und das Ol im Nahen Osten, Bd. 1. Stuttgart, 1980, S. 38 - 39, 147 - 149.
16. NAGB PRO, FO 371/15308, E3993/5/93; CO 730/158/9, f. 78354B, p. 2.
17. Ibid., CO 730/158/8, f. 78354B, p. 1.
18. Rabinovich I. Oil and Local Politics: The French-Iraqi Negotiations of Early 1930s. - The Great Powers in the Middle East, 1919 - 1939. New York - London, 1988, p. 173 - 181.
19. NAGB PRO, CO 730/160/6, f. 88001, p. 1. Опасения Фейсала оправдались быстро. Помимо Али, Париж также предложил сирийский трон шерифу Али Хайдару, члену конкурировавшей ветви Хашимитской фамилии, и одному из сыновей Ибн Сауда. Затем последовала серия интриг: каждый из претендентов пытался сделать Франции выгодные предложения.
20. Ibid., СО 730/160/2, f. 88001B; СО 730/160/3, f. 88001C.
21. The Near East and India, 14 September 1933, p. 754; Economist, 26 August 1933, p. 405 - 406.
22. Иракские националисты видели в разгроме ассирийцев символ ослабления Великобритании, и это подогревало их желание продолжать борьбу против бывшего мандатария. -Silverfarb. Op. cit., p. 44 - 46; Grobba F. Die Manner und Machte im Orient. Oottingen, 1967, S. 81 - 82; The Near East and India, 27 September 1934, p. 754.
23. Grobba F. Op. cit., S. 84.
24. NAGB PRO, СО 732/54/9, f. 98075; СО 732/59/7, f. 18175; СО 732/59/8, f. 18175/1; СО 730/62/2, f. 18269; Air Ministry (далее - AIR) 2/1239.
25. Grobba F. Op. cit., s. 93.
26. Hillgruber A. The Third Reich and the Near and Middle East, 1933 - 1939. - The Great Powers in the Middle East, 1919 - 1939. New York, London, 1988, p. 274 - 275.
27. Grobba F. Op. cit., S. 94.
28. NAGB PRO, FO 371/20007, Е956/Е1627/479/93, Е2591/Е2866/479/93.
29. Ibid., FO 371/20002, Е7016/Е7245/132/93; FO 371/20007, E2317/3321/479/93.
30. В 1935 г. "АПНК" была переименована в "Англо-иранскую нефтяную компанию" - "АИНК".
31. NAGB PRO, FO 371/20007, Е2866/Е3030/479/93, Е4067/Е4441/479/93.
32. Meicher H. Op. cit., S. 106 - 107; Geschichte und Gesellschaft, Bd. 2. Gottingen, 1976, S. 35 - 65, 66 - 88.
33. NAGB PRO, FO 371/20012, Е7037/1393/93; FO 371/20800, Е1449/65/93.
34. Ibid., FO 371/24557, Е1093/Е1125/225/93, Е1218/Е1259/225/93, Е1322/Е1435/225/93.
35. Ibid., FO 371/24547, E2129/213/65; FO 371/24556, E2198/203/93; FO 371/24557, E2647/225/93; FO 371/24561, E2349/1452/93.
36. Филиалы "ИПК" вели разведку в Западной, Юго-Восточной и Восточной Аравии, Катаре, Палестине, Сирии, Ливане, Трансиордании и на острове Кипр.
37. Meicher H. Op. cit, Bd. 2, S. 61 - 62.
38. Schroder B. Deutschland und der Mittlere Osten im Zweiten Weltkrieg. Gottingen, 1975, S. 31.
39. NAGB PRO, FO 371/24549, E3093/2107/65.
40. Документы внешней политики, т. 23, кн. 2. М., 1998, с. 72, 136.
41. Интервью д-ра Ф. Дж. Чалаби автору статьи от 4 апреля 2008 г. Чалаби занимал руководящие посты в нефтяных и финансовых департаментах правительства Ирака (1968 - 1976), в секретариате ОАПЕК и ОПЕК (1976 - 1983), исполнял обязанности Генерального секретаря ОПЕК (1983 - 1988); с 1989 г. - исполнительный директор Центра глобальных энергетических исследований в Лондоне.
42. NAGB PRO, FO 371/24562, Е2910/2910/93.
43. Мирский Г. Ирак в смутное время. М., 1961, с. 161 - 162; Warner G. Iraq and Syria 1941. London, 1974, p. 88, 94; Shikara A. Iraqi Politics 1921 - 1941. London, 1987, p. 175; Penrose E. Op. cit, p. 100 - 101; Tripp Ch. Op. cit., p. 103 - 105.
44. Schroder B. Op. cit., S. 31, 66, 143; Hirszowicz L. The Third Reich and the Arab East. London, 1966, p. 40 - 41, 86 - 94.
45. Die Bedeutung des Irak-Ols fur die Kriegsfuhrung im Vorderen Orient. Berlin, 5.03.1941. - Meicher H. Op. cit., Bd. 2. Stuttgart, 1990, S. 57 - 59; Erdol in Europa und im Nahen Orient. Berlin, 1940; Die Erdolfelder des Iraq. Berlin, 1941.
46. Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма, т. 2. М., 1973, с. 146; Yergin D. The Prize. The Epic Quest for Oil, Money and Power. New York, 1991, p. 334 - 336.
47. NAGB PRO, FO 371/24559, E2004/495/93; FO 371/27064, E1456/1/93; FO 371/27066, E1609/1/93, E1623/1/93; FO 371/27073, E2737/1/93; FO 371/27104, E3973/1627/93; War Office (далее - WO) 201/1325; AIR 23/5853; AIR 8/497.
48. NAGB PRO, FO 371/27093, E1715/E1942/166/93; FO 371/27096, E363/E3374/227/93; WO 201/1431; WO 201/1519; AIR 8/497.
49. Исключение составляла концессия "ИПК" в Бассорском вилайете, но ее условия были аналогичны концессии "БОД", полученной еще до отмены британского мандата на Ирак.
Новая и новейшая история, № 6, 2009, C. 32-50.
-
Право справедливости в Англии
Автор: Saygo
Т. Г. МИНЕЕВА. СУДЫ СПРАВЕДЛИВОСТИ В АНГЛИИ XIV-XVI ВЕКОВ
В жизни английского общества суд и его аксессуары всегда занимали очень важное место. Классик английской историографии XIX в. Ф. Мэтланд утверждал, что именно судебная система сделала Англию великой державой. Как всякий социально актуальный институт, английский суд адекватно и относительно быстро реагировал на изменения в английском обществе. Системный кризис 70 - 80-х годов XIV в., проявления которого хорошо известны (восстание Уота Тайлера, возникновение лоллардизма, усиление парламентской оппозиции правящей аристократической верхушке), вызвал среди других новых явлений и перестройку судебной системы. Главным в этой перестройке стало расширение судебных полномочий канцлерства1 и возникновение так называемых "судов справедливости"2. Эта система судебных органов получила свое название от разработанного еще римскими юристами (Павел, Ульпиан и др.) принципа неформального ("по уму" судящего) судопроизводства, применение которого ограничивалось особыми правовыми казусами по гражданским делам. Одним из постулатов такого судопроизводства являлось равенство сторон вне зависимости от их социального, этнического и конфессионального положения.
Когда речь идет о канцлерском суде справедливости, следует иметь в виду, что в Англии он не являлся чем-то уникальным. П. Таккер подробно описал подобные случаи в лондонских городских судах. Им установлено, что здесь уже в конце XIII в. принципы "разумной справедливости" применяло судебное присутствие при столичном мэре и этим отличалось от суда шерифов, работавшего на базе процедур и принципов общего права. Подобная практика суда лондонского мэра была связана с двумя обстоятельствами. Первое из них аналогично тому, которое позднее имело место в канцлерстве (часто - при участии олдерменов). Мэр судил городских служащих, разбирал дела между городскими службами и теми жителями английской столицы, которые могли быть представлены как физические (частные) и юридические (корпорации разного рода) лица. Вокруг этих дел сложились определенные юридические кадры, которые были не прочь расширить сферу своей деятельности. Второе обстоятельство - это споры отечественных и иностранных купцов, требовавшие быстрого решения и с учетом других, не британских правовых традиций (т.е. они находились за пределами общеправовой юрисдикции). Увеличение количества таких дел в XIV в. (или несколько ранее) и особенно в XV в. вызвало приток купеческих петиций именно мэру, в обход казуистики обычных правовых процедур суда шерифов. Нередко требовалось быстрое судебное решение - "час в час и день в день". Кроме того, увеличилось - и имело тенденцию к дальнейшему увеличению - количество тяжб (споров) и, следовательно, дел для судопроизводства по мере роста товарооборота как внешнего (что было особенно характерно для Лондона), так и внутреннего. Наверняка увеличение объема юридической работы наблюдалось не только в английской столице, но и в центральных, общегосударственных судебных офисах. Лишь этим можно объяснить то, что на путь сокращения судебной казуистики оказались вынужденными встать наряду с канцлерством Суд королевской скамьи3 и Суд казначейства. Как справедливо заметил Таккер, вначале упрощенного судопроизводства по принципу справедливости добились те, кто относился к высокопоставленным лицам, или люди, имевшие покровителей в той или иной судебной палате4.
Процедура "эквити" (равенства) в английских судах, в первую очередь в канцлерском суде, долгое время оставалась "эластичной", т.е. простой и доступной для тяжущихся. Презумпция "здравого смысла", свойственная английской нации и развившаяся в новое время до основного принципа национального поведения, во многом помогла английскому обществу преодолеть кризис и с конца XV столетия начать быстрое движение к передовым рубежам европейской цивилизации.
Классическим примером тяжбы людей различного социального статуса является юридический спор, произошедший в 1422 г. между двумя физическими лицами (Уолтер против Реджинальда), на котором тяжущиеся стороны просили короля урегулировать их взаимоотношения в канцлерстве на основании принципов "разума" и "совести", иначе - через канцлерский суд совести. Такое обращение становится логичным только в случае недоверия судящихся к судам общего права.
Другой классический для канцлерства "казус" случился на полвека позже по жалобе вдовы копигольдера Пуа на сэра (рыцаря) и ее лорда, т.е. собственника той земли, которой пользовалась жалобщица, по имени Оксенбригг (Оксенбридж). Лорд отнял у вдовы усадьбу, пять виргат5 земли и водяную мельницу в качестве штрафа за нарушение его мельничного баналитета: она молола зерно соседей на своей мельнице к ущербу мельницы господской. Местный суд общего права постановил отнять имущество вдовы. Канцлерский суд признал наказание соответствующим манориальным правовым обычаям, но, исходя из христианского милосердия и учитывая бедность и старость ответчицы, незначительность ущерба, нанесенного богатому рыцарю, принял решение вернуть ей все достояние, с одним ограничением - не брать на помол чужой хлеб.
Эти примеры взяты из работы отечественного историка-аграрника А. Н. Савина "Английская деревня в эпоху Тюдоров". На ее страницах можно найти и другие типичные ситуации обращения в канцлерский суд крестьян-копигольдеров6. Следует отметить, что "копигольдерская" составляющая в деятельности канцлерского суда справедливости обсуждается до сих пор в английской историографии и специалистами США7, причем высказанная когда-то Савиным мысль о юридической защите канцлерским "справедливым" судом прав получивших личную свободу крестьян-копигольдеров находит все новые подтверждения.
Яркий пример из практики канцлерского суда приводит Уильям Роупер, муж дочери великого Т. Мора. Будучи канцлером в конце 20-х - начале 30-х годов XVI в., Мор принимал петиционеров каждый день после полудня в своем доме в Лондоне (район Челси), причем принимал всех, без каких-либо ограничений. Часто здесь же, выслушав просителя, т.е. без письменного заявления, он немедленно выносил решения. Таким образом, Мор демонстрировал населению преимущества естественно-правовой справедливости перед процедурной формалистикой средневековых английских судов. Судебная практика канцлера Мора имела прямую связь с его теоретико-юридическими размышлениями и поисками новаторских решений в сфере правовой политики. В то время, когда Мор был канцлером, развернулась дискуссия между Кристофером Сен-Жерменом, доктором права, и анонимным Стражем (хранителем, защитником) законов Англии. Первый стоял за расширение сферы деятельности судов справедливости и прерогатив канцлерского суда. Второй, повторяя идеи петиционеров палаты общин конца XIV - начала XV в., обвинял канцлерский суд в разрушении всей правовой системы государства, основанной на общем праве, что грозило социальной нестабильностью8. Думается, эта дискуссия была некоей попыткой прозондировать общественное мнение на предмет смягчения суровых законов Англии. Исследователи, занимавшиеся изучением текстов Сен-Жермена и Стража, предполагают, что оба они написаны одной рукой. Поэтому вполне допустимо предположение, что возникший спор был инспирирован самим канцлером Мором, который неоднократно ставил перед королем вопрос о праве канцлерских судей контролировать действия и особенно приговоры других судов Англии.
Мор пытался смягчить бесчеловечный характер тюдоровских судов с их жестокими законами о бродягах, нищих, рабочих путем расширения юридически туманной "справедливости". Он мечтал о том, чтобы в репрессивных органах английского абсолютизма восторжествовали "совесть" и "разумная мягкость".
Но судебная реформа Мора не состоялась, а он сам вскоре был отправлен судьями Генриха VIII на эшафот. В канцлерском суде справедливости стала преобладать обычная юридическая рутина, едва ли совместимая со справедливостью или совестью. Канцлерское судопроизводство сблизилось до неразличимости, во всяком случае для рядового человека, с судами общего права. В XVIII-XX вв. казуистике судебных палат канцлерства мог бы позавидовать любой другой судебный орган Великобритании9.
Вернемся, однако, к судебной практике Англии XIV-XV вв. Анализ архивных материалов10, проведенный Таккером, показал, что канцлерские служащие вмешивались в различные судебные разбирательства других судов, особенно имущественного характера. Подчеркнем, что в данном случае речь идет не об инициативе тяжущихся, а о вмешательстве самого канцлерства, для чего этим департаментом использовались специальные юридические инструменты, важнейшим из которых был вызов обвинявшегося (подозреваемого) "sub poena"11, т.е. под угрозой наказания - штрафа. Однако, прежде чем жестко пригрозить ответчику, канцлерство посылало более толерантное приглашение на судебное разбирательство. Данные, сохранившихся в делопроизводстве палаты общин, показывают, что эти "привлечения" к канцлерскому суду стали практиковаться "тираном" Ричардом II с помощью верного ему Джона Уолсема (Волема), занимавшего в канцлерстве важные посты держателя (хранителя) протоколов канцлерства и мастера канцлерства. Члены палаты общин писали в одном из своих писем, что канцлерское вмешательство в дела и механизм этого вмешательства были придуманы Уолсемом "своей хитростью". Такая "хитрость", как писали общины Генриху V в 1415 г., служила "тираническим целям" Ричарда II12. Это был не первый билль коммонеров по поводу "sub poena". Вскоре после ухода клеврета короля-деспота из канцлерства в 1392 г. аналогичный билль был принят в 1393 - 1394 гг. и получил согласие Ричарда II13.
Палата общин и при тиране Ричарде II и при "мягких" королях ланкастерской династии защищала судопроизводство на основе общего права, которое к тому времени получило большую самостоятельность от королевской администрации благодаря парламентским статутам, принятым в годы правления Эдуарда III. Речь идет о "шести статутах Эдуарда III" - так обозначают группу подготовленных общинами законодательных актов, которые король, остро нуждавшийся из-за войны с Францией в поддержке населения Англии, точнее его средних слоев, оказался вынужденным утвердить. Ричард II, наследовавший Эдуарду III, расценил эти шесть статутов как ущемление своих властных прав и прибегнул к канцлерскому суду как средству активного вмешательства в судебное пространство. Известную роль сыграла и корысть близких Ричарду II правительственных чинов. Дела по неуплаченным долгам и невыполненным обязательствам сопровождались "залогами", "поручительствами", разного рода штрафами (например, за просрочку залоговых обязательств), что давало определенный доход (доход, не подконтрольный со стороны представительных учреждений) королевскому кошельку. Интервенция канцлерства была отмечена Таккером и для начала правления Генриха VI и его "молодых друзей" (1435 - 1450 гг.). В этот период действия короны и ее слуг определяла уже не борьба за максимум политических прерогатив, а острая нужда в деньгах. Они стремились приложить руку к средствам, находившимся на рынке частно-имущественных (и, вероятно, частно-денежных) отношений, которые стали активно оформляться королевскими служащими того времени в специфической форме передачи в дар какой-то части имущества, иногда всего личного движимого имущества на особых договорных условиях. Факт "сделки-дарения" фиксировался "закрытыми бумагами" одной из канцлерских протокольных служб, и этим соблюдение договора гарантировалось властью короля. Такая форма была введена в практику в 1428 - 1429 гг. и стала широко применяться. Нарушение условия "дарительного" контракта влекло за собой вмешательство канцлерской судебной службы посредством очень сурового юридического действия. Вызов (повестка) начинался грозным латинским "attachias!"("Tbi арестован!"). На практике это означало, что в случае задержки с появлением в канцлерском суде привлекаемый к ответственности мог быть арестован и приведен насильно14.
Вместе с тем в эти кризисные годы защита имущества канцлерством оставалась единственной надежной гарантией соблюдения правовых отношений, связанных с разными формами передачи собственности от одного частного лица к другому - через продажу, завещание и т.п.
Следующая "вспышка" активности канцлерства приходится на кризисные и посткризисные годы. Особенности судопроизводства в канцлерстве в конце 60-х - начале 70-х годов XV в. изучал М. Бейлби15. Именно он первым обратил внимание на то, что до середины XV в. слово "conscience" в юридической практике не использовалось, зато стало интенсивно применяться с конца 60-х годов, что дало основание юристам XVI в., комментировавшим судебные действия своих предшественников, говорить о возникновении в канцлерских судебных присутствиях новой (или, точнее, модернизированной) формы юриспруденции - "a consence-based equity"16. Возможный, хотя не безусловно точный перевод - "справедливостью обусловленное равенство", или "совестью обусловленная справедливость". Последний вариант перевода точнее, поскольку переводить "equity" как "равенство" с учетом сословно-феодальных реалий жизни английского общества того времени, едва ли безукоризненно верно. Новый подход к делам по форме "эквити" связан с расширением кадрового состава канцлерского департамента в его юридической части. Здесь появилось немало людей, обладавших знанием римского цивильного права в его позднесредневековых интерпретациях, принятых правоведами в континентальных странах (в основном в Италии, но и во Франции), а также юристов, имевших за плечами практику в церковных судах Англии, которые с XIV в. тоже находились под влиянием знаменитых итальянских постглоссаторов (комментаторов), прежде всего Бартоло и Бальдо.
Исследователи нашего времени (Проней, Бейлби, Таккер) отмечают усложнение самой процедуры канцлерской юрисдикции при Эдуарде IV. Росло количество дел как по форме subpoena, так и attachias. Применялись и другие способы привлечения к судебной ответственности, порой противоречившие многовековой практике судов общего права17.
Канцлерский суд справедливости XIV-XV вв. подготовил судебную реформу Генриха VII Тюдора. Его процессуальные формы и стандарты судебных оценок стали образцом для этих новых судебных учреждений победившей абсолютной монархии.
В 80-е годы XV в. Генрих VII сформировал две судебные палаты - Звездную палату, точнее суд Звездной палаты, и Суд прошений, действовавший под эгидой Звездной палаты, но автономно от нее. Он заседал в отдельном помещении, чаще всего в Белой палате. Суд прошений, или, как принято его называть в отечественной историографии, Палата прошений, был по существу судом бедных людей. Он решал споры по гражданским делам, и оценка предмета спора была там, естественно, небольшой.
Наиболее значимые не только материально, но и политически дела бедных людей, которые слушались в Белой палате и тем более в Звездной палате, были сохранены и выборочно изданы. Данные архивные материалы позволяют утверждать, что Звездная палата являлась комитетом по чрезвычайным делам Тайного совета. Его заседания проводились закрытым порядком и далеко не всегда в этом зале18. Из упомянутого статута 1487 г. мы узнаем, что в состав этого комитета входили лорд-канцлер, лорд-казначей, лорд-хранитель Малой государственной печати. Они должны были созывать на заседания епископов, светских лордов, судей "королевской скамьи" и "общего права"19. Эти лица не были равны в правах первым трем и являлись лишь их консультантами - ассесорами, т.е. они обладали совещательным, а не решающим голосом. Вся же судебная власть сосредоточивалась в руках названных трех или двух высших государственных чиновников. Обычно асессорами являлись два главных судьи, один епископ и один светский лорд Совета, естественно, из числа лиц, пользующихся наибольшим доверием короля. Впрочем, состав работающего трибунала, как показал в своем обстоятельном исследовании Дж. Лидем, не всегда точно соответствовал установленному статутом составу. Например, на слушании дела аббата монастыря в Шрусбери против городского совета Шрусбери из "большой тройки" трибунала присутствовал лишь один канцлер Уильям Уорхем, архиепископ Кентербери, а асессорами были один светский пэр, главный барон казначейства, главный судья Суда общего права, двое судей этого же судебного органа, а также главный судья Суда королевской скамьи со своими двумя помощниками. Однако это сужение состава не отражалось ни на широте полномочий этого органа, ни на ответственности и авторитете его решений20.
Лидем опубликовал только 39 судебных случаев, разбиравшихся трибуналом Звездной палаты, что конечно же составляет лишь малую часть действительного количества дел, рассмотренных за время правления Генриха VII, но, основываясь даже на этих 39 делах, можно сделать вывод, что сфера юрисдикции трибунала была поистине безграничной. Кроме дел о нападениях, мятежах, ливреях, разного рода поземельных и других имущественных тяжб, здесь слушались споры между различными группами городского населения (три тяжбы между членами цеха портных и городским советом Экзетера), между городами (городской совет Экзетера против городского совета Лондона) и даже между ремесленниками внутри одного цеха (лондонского цеха литейщиков), а также разбирались жалобы купцов на незаконные ярмарочные или таможенные пошлины (Уайт против городского совета Глостера). Дела о незаконно проведенных выборах, о принуждении женщин к вступлению в брак, об оскорблении словом и действием, о пренебрежении к вызову в суд или судебному решению (например, архиепископского суда), о злоупотреблениях властью, о неверных весах были подсудны Звездной палате, равно как и конфликты между городами и феодальными собственниками, держателями и их сеньерами. Горожане Глостера и Вустера хлопотали перед Звездной палатой если не об отмене, то по крайней мере о смягчении статута парламента 1504 г., запрещавшего им собирать пошлины с провозимых по реке Северн товаров, а держатель земель Молмсберийского монастыря Роберт Портер пытался добиться подтверждения своего свободного состояния.
Большинство этих дел были подсудны судам общего права, так как статут 1487 г. не давал Звездной палате полномочий на их слушание. На это указывают многие из ответчиков, стремившиеся перенести тяжбу в привычные органы судов общего права с их рутиной, бесконечными проволочками и продажностью (например, аббат Кентерберийского монастыря или рыцарь Кемп). Широта, неопределенность сферы юрисдикции составляли важнейшую характерную черту суда Звездной палаты, и в этом крылась ее сила. Трибунал палаты решительно вторгался в сферу деятельности остальных судебных органов, изымал у них дела для разбора на своих заседаниях, через своих асессоров и путем прямых указаний регулировал их действия. В Звездную палату поступали жалобы со всех концов страны.
Привлеченные к ответственности вызывались в Лондон, для опроса же свидетелей на места выезжали или создавались из местных жителей специальные комиссии21. 17 свидетелей допросила выездная комиссия Звездной палаты в 1505 г., когда решался вопрос о праве городского совета Вустера на сбор пошлин с судов, проходивших по текущей у городских стен реке Северну22. Выездные комиссии являлись своего рода щупальцами лондонского суда. Они позволяли ему вести досмотр и следствие в самых глухих уголках страны.
Среди статутов парламента 1495 г. исключительный интерес представляет акт, разрешавший беднякам возбуждать судебное дело по форме для бедных. Законодатели декларировали, что отныне по воле короля бедняки будут пользоваться защитой правосудия наравне с богатыми людьми. Поэтому им разрешалось возбуждать дело и вести его без уплаты обычных судебных издержек. Канцлер должен был назначить для этого специальных клерков и адвоката23. Данный акт положил начало новому органу развивавшегося английского абсолютизма, так называемой Палате прошений. Впрочем, название "Палата прошений" закрепилось за ним лишь с 1529 г. До этого он назывался Суд бедных людей24.
Необходимо оговориться, что первого клерка для приема бесплатных прошений от бедных людей назначил еще Ричард III, но в те годы эта мера не привилась, и вопрос о правосудии для бедных вновь был поставлен на парламенте 1495 г., через 11 лет после мероприятия Ричарда III. В 1497 г. Генрих VII назначил двух клерков для принятия прошений и тем завершил дело, начатое два года назад.
Палата прошений заседала в Белом зале Вестминстерского дворца, но лишь тогда, когда король находился в Лондоне. Во время его поездок по стране она перемещалась вместе с ним. Председателем суда являлся лорд-хранитель Малой государственной печати. Иногда вместо него заседание вел другой член Тайного совета (например, в 1502 г. Георг Грей, лорд Обергавенни). В суде участвовали и другие пэры и судьи. По сфере юрисдикции Палата прошений значительно отличалась от Звездной палаты. На ее заседаниях слушались лишь гражданские тяжбы. По своему характеру она, подобно Звездной палате, была судом справедливости или совести, как их понимали во времена Генриха VII, хотя в процессуальных формах больше, чем Звездная палата, следовала традиционным формам старых судов общего права.
Лидем опубликовал 30 судебных дел Палаты прошений за время с 1497 по 1569 г. К наиболее типичным относится процесс Сэквелл против Лейси, в основе которого - одна из мелких феодальных усобиц, не полностью изжитых даже в начале XVII столетия. Томас Лейси, сквайр, с отрядом в 50 человек напал на манор рыцаря Джона Сэквелла в Йоркшире, сломал изгородь вокруг загона и угнал 50 голов скота. В случае Гайд против Кэтсби истец-слуга предъявил иск к своему бывшему господину за невыплату жалования. Одно дело касалось незаконных ростовщических операций. Другое - Тэккер против Холла - представляло жалобу на ремесленника, осмелившегося без разрешения городских властей Лондона заниматься окраской кож. Ремесленник был заключен шерифами в тюрьму, а его инструменты и имущество конфискованы.
Еще один судебный случай связан с острыми конфликтами между отдельными партиями горожан Экзетера (три дела между ними разбирались в те же годы в Звездной палате). Иск возник в связи с правонарушениями при выборе старшин местного рынка25. Не изменился характер дел в Палате прошений и в более позднее время. Как новые, не встречающиеся в делах эпохи Генриха VII, назовем иски о крепостных, дела о правах копигольдеров, об угнетении держателей, о нарушении условий торговой сделки.
Рассмотренные выше случаи указывают на некоторый параллелизм и неразграниченность в юридической работе Звездной палаты и Палаты прошений. Споры между горожанами Экзетера, совершенно однохарактерные с делом о старшине стэпля26, разбирались в Звездной палате. Однотипные с тяжбой между Тэккером и Холлом процессы также имели место в ней, а случай Сэквелл против Лейси больше подходил для рассмотрения в последней, а не в Палате прошений. Во всяком случае, аналогичные дела слушались там. Кроме того, Лидем указывает на передачу отдельных дел из Палаты прошений в Звездную палату (например, Смит против Брука)27.
Издавший дела Палаты прошений Лидем подчеркивает ее демократический характер и рассматривает эту Палату как благодеяние со стороны Генриха VII по отношению к бедному люду Англии. А. Н. Савин отрицал этот демократизм и считал Палату прошений простым филиалом Звездной палаты. Действительно, отнюдь не любовь к английским беднякам толкнула Генриха VII на создание этого суда. Скорее, наоборот, основать суд для бедняков Генриха VII побудила необходимость усилить борьбу с народными движениями, попытаться посредством судов для бедных ввести многочисленные конфликты между помещиками-огораживателями и держательской массой в законные рамки, расколоть ряды недовольных, поселить в них иллюзии относительно намерений королевской власти. Это был интересный и не лишенный ловкости маневр правящей верхушки, оказавшейся перед лицом обострения социальной борьбы.
Палата прошений, подобно Звездной, посылала на места свои судебные комиссии для разбора дел. Вскоре не только в центре, но и на местах в ее руках оказалась значительная часть дел. Палата прошений и Звездная палата заменили собой старые суды общего права.
Звездная палата, как и ее автономный суд бедных, в XVI в. претерпели заметную эволюцию в сторону все большего подчинения воле королей. Политический элемент стал в этих судах превалирующим, что приводило к судебному произволу, к нарушению "справедливости" и других принципов естественно-правовой организации социальной сферы.
К началу XVII столетия был достигнут результат прямо противоположный декларациям королевской власти конца XV в. Вместо ожидаемой поддержки правосудие Звездной палаты вызывало лишь ненависть разных слоев английского общества. Поэтому в первые же годы Английской буржуазной революции Звездная палата и ее "филиал" - Палата прошений были ликвидированы. Решительно возобладала судебная система, основанная на общем праве, и канцлерский суд справедливости был вынужден согласовывать свои правовые действия с укоренившимся правопорядком.
Попытки создать "справедливый" суд на основе естественно-правовых представлений для лучшего обеспечения прав личности продолжались. Правда, уже не в Англии. В частности, в середине 70-х годов XVIII в. российская императрица Екатерина II, проводя реформу местных органов власти, ввела совестные суды. Принцип "равной справедливости" был заложен и в основу института мировых судей, появившегося в результате реформ Александра II.
На рубеже XX-XXI вв. старые "справедливый" и "мировой" суды переживают как бы третье рождение в российском обществе. Хочется думать, что мировые суды в будущем займут более достойное положение, чем их предшественники.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Канцлерство - ведомство, возглавляемое лордом-канцлером, главой королевской администрации. Многочисленный штат канцлерства судился специальным, внутренним, канцлерским судом. Аналогичные суды по поддержанию внутренней дисциплины существовали в казначействе, в действующей армии и на флоте.
2. На русском юридическом языке слово "справедливость" часто замещалось понятием "совесть".
3. Blatcher M. The Court of King's Bench, 1450 - 1550. - Blatcher M. Study in Self-Help. London,1978 (заключительная часть).
4. Tucker P. The Early History of the Court of Chansery. - English Historical Review, September 2000, p. 795.
5. Виргата - мера площади пахотной земли, употреблявшаяся в Англии XIII-XVII вв. Величина виргаты не была постоянной, однако, согласно исследованиям Е. А. Косминского, можно определить среднюю виргату в 30 акров, т.е. 12 гектар.
6. Савин А. Н. Английская деревня в эпоху Тюдоров. М., 1903., с. 27, 121, 176; о деле Пуа - с. 229.
7. См: Gray C.M. Copyhold Equity and the Common Law. Cambridge (Mass.), 1963, p. 33 ff. У. Дж. Джонс опубликовал на эту же тему статью в "American Journal of Legal History" (1966, v. X, p. 297 - 318).
8. Plucknett T.F.T., Barton J.L. Cristopher St. German's Doctor and Student. London, 1974; Cristopher St German on Chancery and Statute. Ed. by J.A. Guy. London, 1985.
9. Обычно специалисты в качестве примера рутинного состояния канцлерского суда приводят художественные зарисовки Ч. Диккенса в его романе "Холодный дом". Отзыв Таккера о романе Диккенса см. Tucker P. Op. cit., p. 805.
10. Значительный фонд материалов о судебной деятельности канцлерского суда в конце XIV-XV в. содержит Public Record Office (фонды государственных архивов Англии). См. Tucker P. Op. cit., p. 801, notes 1,2.
11. Poena - латинская лексема, обозначает штраф, наказание.
12. Rotuli Parliamentorum. Ed. by J. Strachey, v. IV. London, 1767, p. 84.
13. Подсчеты Таккера в этом отношении весьма красноречивы: в 1384 - 1385 гг. было пять канцлерских "sub poena", в 1385 - 1386 гг. - 23, а в 1392 - 49, после чего годовые записи канцлерских судебных дел дают 10 и меньше таких дел в год. - Tucker P. Op. cit., p. 802.
14. Tucker P. Op. cit., p. 798, 802. См. также: Kleineke H. The Commission De Mutuo Faciendo in the Reign of Henry VI. - English Historical Review, 2001, N 1, p. 16.
15. Beilby M. The Profits of Expertise: The Rise of the Civil Lawyers and Chancery Equity. Gloster, 1990, p. 78 ff.
16. Ibid., p.78, 83 etc.
17. О нарушении прав судов общего права по искам "attachias" см. Tucker P. Op. cit., p. 802.
18. Mackie J.D. The Earlier Tudors. 1485 - 1553. Oxford, 1952, p. 207.
19. Statutes of the Realm, v. II. London, 1809, p. 509 - 510.
20. The Select Cases before the King's Council of the Star Chamber (1487 - 1509). Ed. by J.S. Leadem. London, 1903, v. 16.
21. Ibid., p. 129.
22. Ibid., p. 213 - 215.
23. Ibid., p. 578.
24. The Select Cases of the Court of Request (1497 - 1569). Ed. J.S. Leadem. London, 1898, v. 12.
25. Ibid., p. 1 - 3, 13, 16 etc.
26. Степль - склад для экспортной английской шерсти на территории г. Кале. Место это обладало особой юрисдикцией, поэтому купеческий старшина избирался с определенными процедурами.
27. The Select Cases before the King's Council of the Star Chamber (1487 - 1509), p. 140 ff.
Новая и новейшая история. - 2005. - № 4. - С. 190-197.
-