Saygo

Чон Чжу Ён и чеболь Hyundai

Автор Saygo,

2 сообщения в этой теме

Опубликовано:

М.А. МОРЕХОДОВ. ЧОН ЧЖУ ЁН И ЕГО ДИНАСТИЯ

Республика Корея - страна, в которой жил и работал главный герой этого очерка, - одна из самых динамично развивающихся экономик мира. Ныне она занимает 13-е место по объему ВВП среди государств нашей планеты. Сейчас трудно представить, но всего полвека назад это было одно из самых бедных государств на земле. Менее чем за полвека, с 1963 г. по настоящее время ВВП на душу населения вырос в сотни раз.

Говоря о южнокорейском (японском, тайваньском, китайском) «чуде», мы редко задумываемся - «Кто был творцом этих «чудес», кто, собственно, обеспечил ускоренное развитие экономик своих стран?» Между тем, эти люди, безусловно, заслуживают того, чтобы о них знали. Равно как знали и о том, как, за счет чего добились успеха возглавляемые ими компании, а вместе с ними - промышленность и сельское хозяйство страны. Знали как об их личных качествах, так и об используемых ими приемах и методах управления - о том, что мы еще сравнительно недавно называли «передовым опытом».

Чон Чжу Ён - один из таких людей. Вышедший из самых низов корейского общества - из крестьянской семьи - он стал выдающимся организатором производства, основателем могущественной мировой автомобильной и судостроительной империи «Хёндэ».

Как это ему удалось? Что лежит в основе феноменального жизненного успеха этого человека? И что нужно сделать, чтобы в наших российских условиях повторить этот успех?

Сначала о самом главном. Я убежден, что всеми поступками и практическими действиями Чона двигали не своекорыстие, не желание стать обладателем огромного капитала (а он им стал), но, прежде всего, как это ни пафосно звучит, великие идеи служения стране, народу, обществу, миру. Взамен он получил уважение и любовь современников и благодарную (уверен - долгую) память потомков.

ГЛАВНОЕ КАЧЕСТВО - ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕННОСТЬ

Чон Чжу Ён родился в государстве, которое тогда еще не называли «страной утренней свежести», а позднее - еще и страной идеальной чистоты, спокойствия и процветания.

Это была бедная, аграрная, отсталая страна, с 1905 г. находившаяся под протекторатом Японии, а затем, в 1910 г., ею аннексированная. Власть на полуострове принадлежала японскому генерал-губернатору.

25 ноября 1915 г., в деревне Тончон провинции Канвон, расположенной в северной части Корейского полуострова (сегодня это территория Северной Кореи), в крестьянской семье родился мальчик, которого назвали Чон Чжу Ён, первый ребенок, впоследствии появилось еще пятеро детей.

В юности он мечтал получить хорошее образование и стать учителем. Однако тогда корейские дети могли рассчитывать только на начальное образование. После окончания начальной школы он стал работать, помогая семье вести домашнее хозяйство. В свободное время посещал местную школу более высокой ступени, где в основном изучал конфуцианство. Большое внимание его развитию уделял дедушка, который обучил его китайскому языку и познакомил с китайской литературой.

Несмотря на юный возраст, Чон понимал, что найти хорошую работу можно только в большом городе. Тайком от родителей он ушел из дома, направившись в один из самых крупных городов Кореи - Сеул. Там устроился на работу в оптовый склад по продаже и доставке риса. Хозяин обеспечил его бесплатным жильем, выделив комнату, которая находилась здесь же, при складе. Юноша купил велосипед и доставлял на нем рис заказчикам. Работал старательно, был дисциплинирован и исполнителен.

Хозяин был доволен юным помощником. Спустя полгода владелец склада стал поручать Чону более сложные операции, в частности, вести учет купленного и проданного риса. Так молодой человек постепенно набирался опыта коммерческой деятельности.

В 1937 г. владелец склада заболел и умер, успев, однако, передать все дела 22-летнему Чону. Два года предприятие процветало, принося новому владельцу неплохой доход. Однако затем, по указу генерал-губернатора Кореи - наместника императора Японии, все учреждения, связанные с продажей продовольствия, были переведены на обслуживание населения по карточкам. Склад пришлось закрыть, и Чон вернулся в родную деревню, в родительский дом.

В соответствии с традициями того времени, Чону пришлось жениться, причем жену подобрали родители. Его женой стала 16-летняя Бён Чжун Сук. Целый год он вместе с молодой женой прожил в доме родителей, а затем вновь решил вернуться в Сеул. Там устроился на работу в автомастерскую, а позже с помощью друзей приобрел гараж, где открыл мастерскую по ремонту и обслуживанию частных и государственных автомобилей «А-До». За последующие три года предприятие выросло, число работников увеличилось с 20 до 70, доходы тоже были неплохими. Однако в 1943 г. оккупационное правительство без объяснения каких- либо причин отобрало у него мастерскую со всем оборудованием - японцы с корейцами тогда особо не церемонились. Но Чон уже успел скопить около 50 тыс. вон, с которыми он вознамерился начать когда-нибудь свое дело. На некоторое время он снова вернулся на родину, где занимался мелким бизнесом, дожидаясь своего времени1.

С ЧЕГО НАЧИНАЛАСЬ КОМПАНИЯ «ХЁНДЭ»?

Это время пришло в 1946 г., когда Чон, уже в 31-летнем возрасте, с женой и двумя братьями, вернулся в Сеул, где открыл компанию Хёндэ Ауто Сервис (Hyundai Auto Service) (слово «Хёндэ» переводится с корейского как «Современность», что впоследствии сыграло определенную «маркетинговую» роль. - М.М.). Поначалу она занималась ремонтом автомобилей армейских подразделений США.

Постепенно бизнес расширялся, у фирмы появились собственные автомобили, которые перевозили в основном строительные материалы. Затем компания дважды меняла название на Hyundai Motor Industry Co. и Hyundai Civil Industry Co.

Окончательно встать на ноги Чону помог младший брат Чон Ин Ён, который знал английский язык и работал переводчиком в американском армейском инженерном батальоне. Местные власти предложили братьям принять участие в реализации нескольких довольно масштабных проектов. Среди них был заказ на востановление и реконструкцию моста Гогрюн, строительство дамбы на реке Соян и ряд других.

В мае 1947 г. Чон-старший поменял структуру своей компании, создав крупную Hyundai Group. А затем, в январе 1950 г., объединил Hyundai Auto Service и Hyundai Civil Industries и почти сразу же вслед за этим - транспортную компанию Hyundai Commercial Transportation.

Справедливости ради, нужно сказать, что уже обретавший черты промышленной империи грандиозный комплекс «Хёндэ» создавался трудно и сложно. Успех не всегда сопутствовал Чону, были и критические моменты. Так, реконструкцию моста он провел исключительно быстро, однако с минимальным экономическим эффектом - доход компании был близок к нулевому. Большинство трудностей проистекало от нехватки высококвалифицированных инженеров и рабочих. Непростые технические проблемы также возникли в ходе строительства бетонной дамбы на реке Соян. Компанию Чона критиковали не только конкуренты, но даже правительство. Сверхвысокая интенсивность работ, а также частые вызовы на работу в выходные дни, приводили к недовольству и внутри компании. Однако ему удалось несколько притушить недовольство персонала благодаря созданию двух фондов - страхового и помощи рабочим.

«Скоростные» ремонт и реконструкция моста не прошли мимо внимания президента страны генерала Пак Чжон Хи - ему понравился ярко выраженный организаторский талант молодого руководителя быстро растущей компании. Поэтому, когда глава страны приступил к серьезной реорганизации, а точнее - к созданию новой корейской экономики и первых крупных промышленных комплексов - чэболей (чэболь - крупный конгломерат, финансово-промышленная группа. - прим. ред.). Чон оказался востребованным и был одним из первых, кому от имени государства было поручено руководить этим важным и перспективным делом. Одновременно Hyundai Construction окончательно укрепила свои позиции как ведущая строительная компания Кореи, став фактически первым чэболем в стране. Ныне, по прошествии довольно большого времени, отчетливо видно, сколь разумными были шаги правительства по созданию чэболей и их всемерной поддержке.

Это придало компании особый статус, и она получила право на частичное государственное финансирование, что привело к резкому ускорению ее развития. В январе 1964 г. она заканчивает строительство цементного завода в городе Таннян. Тогда же компании удается заключить свой первый зарубежный контракт - на строительство автомагистрали в Таиланде. К этому времени она накопила и опыт в проведении подобных работ, поскольку участвовала и играла ключевую роль в сооружении первоклассного скоростного шоссе, соединившего крупнейшие города страны - Сеул и Пусан. Впоследствии компания «Хёндэ» проложила ряд автомобильных дорог в странах Ближнего Востока2.

АВТОМОБИЛИ, СУДА И НЕ ТОЛЬКО ОНИ

В 1967 г. Чон приступает к созданию своего самого известного во всем мире предприятия - автогиганта Hyundai Motor Co.в городе Ульсан. Выпускать автомобили компания начала в январе 1976 г. Сегодня это 5-й по масштабам производства автоконцерн в мире.

В 1971 г. там же, в Ульсане, началось сооружение крупнейшего судостроительного завода Hyundai Heavy Industry (HHI). Он возводился, как мы когда-то говорили, «ударными темпами»: в 1973 г. вступила в действие первая очередь предприятия, а в 1974 г. состоялось его торжественное открытие.

Практически одновременно были сданы заказчиками два первых супертанкера - «Барон Атлантики» и «Баронесса Атлантики» (дедвейт каждого их них - 267,8 тыс. т).

Завод продолжал расширять производственные мощности, инфраструктуру и площади. В феврале 1975 г. началось производство двигателей для морских судов. Новый завод получил название Hyundai Engineering Co., а позже был переименован в Engine&Machinery Division.

Сейчас это предприятие выпускает 35% производимых в мире судовых двигателей. Кроме того, освоено производство насосов различных типов, винтов и винто-рулевых комплексов, а также двигателей разной мощности для электростанций.

В 1977 г. вместе с немецкой фирмой «Сименс» здесь же создается компания Hyundai Electrical Engineering Co.по производству судового электрооборудования.

В апреле 1975 г. компания купила судоремонтный завод MIPO, переименовав его впоследствии в Hyundai Mipo Dockyard. В 1997 г. завод был перестроен и стал полностью судостроительным предприятием.

В 1999 г. компания приобрела у одной из обанкротившихся фирм судостроительный завод HALLA (новое название - Hyundai Samho Heavy Industry (HSHI). Сегодня это одно из самых современных по оборудованию и инфраструктуре судостроительных предприятий в мире, занимающее 6-ю позицию в мировом отраслевом рейтинге. В 2011 г. здесь построено 57 грузовых судов3.

Наконец, в 2008 г. вводится в эксплуатацию еще один судостроительный завод - Hyundai-Gunsan, сооруженный в свободной экономической зоне Гунсан. В 2011 г. здесь было построено 20 крупнотоннажных сухогрузов, 6 балкеров и 14 супертанкеров (от 200 тыс. до 320 тыс. т дедвейта).

В июне 1997 г. был введен в эксплуатацию нефтеперерабатывающий завод Hyndai Oil Refinery, а в феврале 1983 г. создана компания Hyndai Electronic Industries.

В результате, компания «Хёндэ» стала крупнейшей компанией в Южной Корее и одной из крупнейших в мире4.



post-2-0-87338900-1409998545.jpg_post-2-0-90310800-1409998564.jpg

post-2-0-86183200-1409998580.jpg_post-2-0-38137400-1409998600.jpg

post-2-0-67011700-1409998619.jpg_post-2-0-65054600-1409998634.jpg

post-2-0-60209500-1409998649.jpg_post-2-0-67419800-1409998665.jpg


СЕКРЕТЫ УСПЕХА

Несомненные огромные успехи гигантского индустриального конгломерата «Хёндэ», причем в разных сферах от неизменно высоких темпов роста производства до непрерывного освоения новых отраслей и новых рынков - налицо. Но ответить на вопрос: «В чем секреты этих успехов и что отличает головные и дочерние компании от других, им подобных?» - не просто.

Прежде всего потому, что в каждой из отраслей, которые находятся «в орбите» «Хёндэ», эти успехи свои, вытекающие из специфических особенностей производства и обстановки на рынках. Ведь ныне компания занимает ведущие позиции в машиностроении, включая автомобиле- и судостроение, сталелитейном производстве, химической промышленности, производстве компьютеров и бытовой электроники, добыче полезных ископаемых.

С момента основания в 1947 г. компания ни на день не остановилась в своем развитии, неизменно отличаясь впечатляющим техническим, экономическим и инновационным ростом и непрерывным ростом своего бизнеса. Тем не менее, попытаемся все же ответить на поставленный выше вопрос (ниже мы кратко остановимся и на отдельных отраслях).

Собственно говоря, никаких особых секретов и нет: корни успехов «Хёндэ» известны сегодня каждому мало-мальски опытному и образованному предпринимателю. Это исключительно большое внимание к качеству всех без исключения выпускаемых «продуктов», четкая инновационная направленность всей производственной, проектной, научной деятельности, ориентация на насыщение как внутреннего рынка, так и «экспортной составляющей» государства. Из этих основных и других составляющих выстраивается имидж марки «Хёндэ», которая подкупает большим разнообразием товаров, их неизменно прекрасным качеством, что вызывает уважение и, что не будет преувеличением, восхищение потребителей.

Если же детализировать все «составляющие» успехов компании «Хёндэ», их можно разделить на две группы. Первая - обеспечение внутреннего порядка и высокого уровня организованности. Здесь главное - сбалансированная устойчивость в правлении и постоянное укрепление взаимосвязей между заказчиками, акционерами и работниками компании. Плюс постоянный анализ и стремление вывести на высший уровень три показателя: экономическую рентабельность производства, социальную ответственность и экологическую безопасность технологических процессов. Соблюдение этих принципов гарантирует «Хёндэ» стремление всех работников трудиться с полной отдачей, понимание ими общих задач, их лояльность, практически исключающую забастовки и какие-либо конфликты.

Вторая группа «составляющих» успеха связана с работой на внутренних и международных рынках с их растущей конкуренцией и чрезвычайно жесткими правилами игры. Здесь первостепенную роль играют:

наличие долгосрочной, причем постоянно совершенствующейся стратегии развития, гибко и быстро реагирующей на изменения рынка;

неизменная нацеленность на освоение самых передовых технологий и самых современных конструктивных решений; отступления от этого правила не допускаются - только самое лучшее и самое передовое во всем;

непрерывная оптимизация деловой структуры - решительное расформирование малоэффективных подразделений и создание новых, подлинно высокоэффективных;

исключительное внимание к научным исследованиям, приоритетное финансирование внутрифирменных НИИ и КБ, постоянное укрепление связей между наукой и производством;

системная работа по «классическим» направлениям совершенствования производственной деятельности, а это - повышение качества и конкурентоспособности продукции, рост производительности труда, создание и расширение новых мощностей и т.д.

Таковы в концентрированной форме и в кратком изложении основные принципы, на которых базируются вся деятельность «Хёндэ» и составляющие основы успехов компании. Теперь несколько конкретных примеров.

…Судостроительные заводы группы «Хёндэ» в 2008 г. первыми в мире стали разрабатывать т.н. «умные суда»: значительная часть управления механизмами, навигационными функциями и обеспечения безопасности переданы электронике. Первое такое судно сдано заказчику 29 марта 2011 г., а сейчас портфель заказов на такие суда приближается к 50.

Представляется примечательным тот факт, что ровно половину затрат на освоение нового направления в судостроении - а это десятки миллионов долларов - компании возместило государство.

…Южнокорейский автомобильный концерн Hyundai Motor и KIA Motors (примечание - единая компания, выступающая под разными брендами) больше, чем какие-либо другие компании в стране и в мире, уделяет внимание обновлению модельного ряда: ежегодно на рынок поступает 2-3 новые или модернизированные модели. Создание каждой из них занимает до трех лет, а затраты составляют до $250 млн на каждую. И эти огромные затраты, тем не менее, окупаются, а автомобили двух последних марок - «Соната» и «Аванте» - прочно удерживают репутацию самых продаваемых в мире, в т.ч. (чем корейцы особенно гордятся) в «самой автомобильной державе» мира - США.

…Трудно назвать новую область строительного производства, где «Хёндэ» также не занимала бы лидирующие позиции, либо была близка к ним. Ею, например, разработаны уникальные проекты мостов со сверхдлинными пролетами; «подземных городов», которые позволяют наилучшим образом использовать пространство городов обычных; сверхдлинных туннелей на сверхбольших глубинах и «плавающих гаваней»; искусственных островов.

Портфели строительных компаний «Хёндэ» заполнены до 2015 г., а общая стоимость контрактов превышает $50 млрд. Еще 50 лет назад считалось, что подобные проекты - «из области фантастики», а 20 лет назад - что их удастся реализовать лишь в третьем тысячелетии. «Хёнде» предлагает осуществить их в ближайшие несколько лет.

МЕЦЕНАТ, ПОЛИТИК, ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДЕЯТЕЛЬ

Чон Чжу Ён занимался не только комерческой деятельностью и делами компании. В народной памяти он предстает как меценат, крупный общественный и политический деятель. Его встречи с первыми лицами СССР, Китая, США, Японии и ряда других стран всегда проходили успешно и имели позитивный результат, его манера вести переговоры располагала к себе и вызывала доверие у собеседников и партнеров.

В июне 1988 г. в составе делегации РК он посетил КНДР и передал в подарок корейскому народу 500 породистых молочных коров. В октябре того же года привез в Северную Корею еще 501 корову. Во время второго визита его принял лично лидер КНДР, что означало высшую степень доверия и уважения.

Когда Корея выиграла конкурс на проведение ХХIV летних Олимпийских игр 1988 г., именно компания «Хёндэ» взяла на себя строительство основных спортивных объектов. В мае 1981 г. Чон был избран председателем Сеульского Олимпийского комитета, а в июле 1982 г. - назначен президентом Корейского спортивного совета. Как отмечала международная пресса, Олимпиада-1988 была проведена на высшем уровне. Корея предстала перед мировой общественностью в исключительно выгодном свете. А всех тех, кто приехал на всемирный спортивный праздник, повсюду сопровождал фирменный знак компании «Хёндэ» - генерального спонсора Олимпиады5.

Вскоре после Олимпийских игр, в январе 1989 г., Чон в составе правительственной делегации снова посетил Северную Корею. Ему удалось убедить Пхеньян в экономической и политической целесообразности создания и развития туристического комплекса «Кымган» в КНДР. В этот проект компания «Хёндэ», не слишком надеясь на успех, вложила огромные средства. Однако комплекс заработал, стал привлекательным и посещаемым.

Политическая жизнь Чона была интенсивной и разнообразной. В марте 1992 г. его избрали в парламент. В декабре того же года Чон выдвинул свою кандидатуру на пост президента страны. Предвыборная кампания и политическая борьба были очень жесткими. Кандидат в президенты Чон Чжу Ён набрал всего 18% голосов: очевидно, определенную роль сыграл возраст - Чон был уже далеко не молод. Тем не менее, поражение оказало на него сильное психологическое воздействие. Одновременно возникли проблемы с бизнесом, компания несла большие финансовые потери. В феврале 1993 г. он принял решение закончить политическую карьеру. Однако продолжал заниматься общественной деятельностью и меценатством6.

В мае 2000 г. Чон ушел в отставку с поста председателя «Хёндэ Групп» и назначил на эту должность своего пятого сына Чон Мон Хуна. Руководителем компании Hyundai Motor Co. стал его старший сын Чон Мон Гу.

В последний раз он посетил КНДР в июне того же года и вновь встретился с руководством Северной Кореи. Необходимо отметить, что на протяжении всей своей жизни он выступал за сближение двух стран и за объединение нации7.

В марте 2001 г. создатель компании «Хёндэ», выдающийся предприниматель, политический деятель и меценат умер в возрасте 86 лет в своем доме. По религиозным обычаям Кореи и в соответствии с традициями конфуцианства его тело было кремировано, а прах захоронен в фамильном склепе на кладбище Хаман (Haman), где покоились его сыновья.

Жена Чона, которая ушла из жизни в августе 2007 г., похоронена там же.

ПО СТОПАМ ОТЦА И ДЕДА

БРАТЬЯ

Как уже говорилось, у Чона было пять братьев. Семья была дружной, в ней царили взаимопомощь и взаимопонимание. Чон Чжу Ён как старший брат постарался объединить членов семьи вокруг если не общего, то, во всяком случае, более или менее взаимосвязанного бизнеса, где его опорой были бы братья.

Чон Ин Ён - первый брат в семье. После того как покинул компанию «Хёндэ», основал компанию Halla Business Group, которая объединила 5 компаний, специализировавшихся по ряду направлений: общее машиностроение, судостроение, тяжелое машиностроение, производство цемента, приборостроение (оборудование для климат-контроля).

Чон Сун Ён - второй брат в семье. Поработав некоторое время в компании старшего брата Hyundai Engineering & Construction, приобрел одно из предприятий компании Hyundai Cement и создал на ее основе новую - Sungwoo Bungwoo Group, которая сегодня включает в себя три разнопрофильных компании: Hyundai Cement, Hyundai Welding и Hyundai Autoмotive.

Чон Сим Ён - третий брат в семье, судьба которого сложилась трагически. Он был журналистом, сотрудником одной из корейских газет и, будучи в командировке в Германии, погиб в автомобильной катастрофе.

Его сын - Чон Мон Хёк - продолжает начатое своим отцом дело, возглавляет компанию Hyundai Oil Bank; ее «специальность» - нефтепереработка. В своей отрасли это третья по величине компания в Корее.

Чон Сан Ён - четвертый брат. Основал группу компаний Korea Chemical Co. Ltd., специализирующихся на производстве лакокрасочных материалов для машиностроительных и химических предприятий, судостроения и городской инфраструктуры. Она производит краски разного назначения, а также стекло различных марок и сортов и изоляционные материалы.

Чон Се Ён - пятый брат в семье. Один из основателей автомобильной компании «Hyundai Motors». Впоследствии он сменил «специализацию» и сейчас лидер строительного бизнеса в Южной Kорее8.

ДЕТИ

У Чон Чжу Ёна было восемь сыновей. Все они получили хорошее образование, прошли стажировку в различных подразделениях компании, приобрели опыт хозяйственного и финансового руководства. Их отец понимал, что для более качественного управления и более интенсивного развития гигантскую компанию целесообразно разделить на несколько более скромных по размерам. Но он был убежден, что при этом важно сохранить единую, блестяще зарекомендовавшую себя на протяжении десятилетий, марку - «Хёндэ». И еще при жизни стал реализовывать эту идею. Как же сложилась судьба его сыновей?

К сожалению, старший сын - Чон Мон Пиль - рано «выбыл из игры»: в 1988 г. он пoгиб в автокатастрофе в городе Ульсан.

Второй сын - Чон Мон Гу - возглавил компанию по выпуску автомобилей. Сейчас он - председатель правления автоконцерна Hyunday Motors Co. and KIA Motors Co.; это ведущая по своим масштабам бизнес-группа в Корее и 5-я в мире.

Чон Мон Гун - его третий сын - возглавляет торговую сеть «Хёндэ», одну из крупнейших компаний розничной торговли в Южной Корее.

Чон Мон У - четвертый сын - трагически погиб в 1990 г. в результате суицида. У него осталось три сына - три внука великого предпринимателя.

Вскоре после смерти отца покончил с собой пятый сын - Чон Мон Хун. Будучи председателем «Хёндэ Групп», по своему таланту, работоспособности и манере поведения напоминал отца. Сегодня его жена - Хён Чжун Ын - председатель правления крупнейшей строительной компании Южной Кореи - Hyundai Group. Кроме того, она видный общественный и политический деятель.

Шестой сын - Чон Мон Чжун - владелец судостроительной компании HHI, включающей в себя четыре крупнейших судостроительных завода мира, а также дочернюю компанию - Hyundai Offshore & Marine Engineering, которая специализируется на сооружении морских буровых платформ различных типов и одновременно строит коммерческие суда. Он активный общественный деятель и политик, лидер одной из крупных южнокорейских партий. И между прочим, вот уже почти двадцать лет президент Футбольной Ассоциации Южной Кореи, а с 1994 г. - заместитель президента ФИФА.

Чон Мон Юн - седьмой сын, председатель правления компании Hyundai Marine & Fire Insurance; это третья крупнейшая страховая компания Южной Кореи.

Чон Мон Иль - восьмой сын, председатель правлений банков Hyundai Merchant Bank и Kangwong Bank.

К этому стоит добавить, что многочисленные внуки, внучатые племянники и другие родственники Чон Чжу Ёна также занимают руководящие должности и успешно трудятся в самых разных подразделениях созданной им поистине великой империи.


1. Chung Ju-Yung. Biography - www.answers.com
2. Chung Ju-Yung. A Determined Empire Builders - www.referenceforbusiness.com
3. Kirk Donald. Korea Dinasty: Hyundai and Chung Ju-Yung // New Horizons. Spring 2011, p. 24-27.
4. Lee Benjamin. HHI Founder Chung // New Horizons. March-April 2005, p. 23-26.
5. Chung Ju-Yung, 19.15.2001 - referenceforbusiness.com
6. Hyundai Heir Declared Candidacy for S.Korea Presidency // The New York Times, 17.09.2002.
7. Challenges and Prospects in N.Korea - www.fortunecity.com
8. Chung Ju-Yung. Gala Encyclopedia of Biography - www.answers.com

АЗИЯ И АФРИКА СЕГОДНЯ, № 11/2012, С. 45-50.

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опубликовано:

А. Н. Ланьков. Олигарх (жизнь и дела Чон Чжу-ёна, основателя «Хёндэ»)

Экономический успех, достигнутый Кореей в последние десятилетия, неотделим от истории огромных индустриальных конгломератов, более известных как чэболь. В наши дни названия таких чэболь как «Самсунг», «Хёндэ» или LG знают во всём мире. Эти гигантские копрорации возникли в первые послевоенные годы и стали главными локомотивами «корейского экономического чуда» шестидесятых и семидесятых.

Призывы к изучению - и, как подразумевается, копированию - опыта южнокорейских чэболь в последние годы часто раздаются в постсоветской России. Между тем, в самой Южной Корее отношение к чэболь и их основателям далеко не так однозначно. Корейские правые - убеждённые поклонники свободного рынка и певцы частного предпринимательства (а также поклонники жёсткой руки) воспринимают отцов-основателей чэболь как героев корейского капитализма, как воплощение «современного корейского духа». Левые, влияние которых в южнокорейских СМИ и университетских кругах быстро растёт, относятся к основателям чэболь совсем иначе. Для них чэболь - это воплощение «неоколониальной стратегии развития» Южной Кореи, а корейские олигархи - это, само собой, злодеи-эксплуататоры, успех которых основан исключительно на махинациях и коррумпированных связях с государственной верхушкой.

Я подозреваю, что спор этот будет длиться многие десятилетия, если не столетия - не только потому, что в идеологизированном споре истина рождается достаточно редко, но и потому что обе стороны по своему правы. Для успеха в бизнесе необходимы разнообразные качества - как положительные, так и не очень...

Возможно, самым успешным из всех корейских олигархов первого поколения был Чон Чжу-ён, основатель и председатель концерна "Хёндэ". Жизнь Чон Чжу-ёна - это отражение самой истории южнокорейской экономики.

В своём большинстве биографии южнокорейских олигархов первого поколения подтверждают старую мудрость: «чтобы стать миллиардером, надо родиться в семье миллионера». С миллионерами в колониальной Корее дело обстояло не лучшим образом, так что на практике только немногие из олигархов были рождены в по-настоящему богатых семьях. Однако почти все они происходили из крупных землевладельческих родов. Чон Чжу-ён был исключением: он был выходцем из бедноты.

Будущий магнат родился в 1915 в маленькой деревне Асан, которая после раздела страны оказалась на территории Северной Кореей, в семействе небогатого крестьянина. Он был старшим из семи детей. Семья будущего олигарха была вполне типичной для колониальной Кореи. Однако родители Чон Чжу-ёна решили отправить мальчика в начальную школу - шаг, достаточно необычный по тем временам для крестьянской семьи.

Тогда Чон Чжу-ён хотел стать школьным учителем. Это была, пожалуй, самая головокружительная карьера, о которой только мог мечтать крестьянский сын в те времена. Однако семья не могла учить Чон Чжу-ёна дальше, и подросток решил взять свою судьбу в собственные руки.
Летней ночью 1931 года Чон Чжу-ён (ему было 16 лет), вместе с другом убегает из дома. Друзья устроились на строительстве железной дороги, где требовались землекопы. Приключение продолжалось два месяца. Будущий олигарх орудовал лопатой по 15 часов в день, а полученных им денег хватало только на койку в общежитие и самое скромное питание. В конечном счете Чон Чжу-ён был обнаружен отцом, который силой увёз его домой.

Однако Чон Чжу-ён не был готов смириться с судьбой. Огромное влияние на него оказал рассказ Ли Кван-су, самого известного корейского писателя тех лет. В рассказе речь шла о бедном крестьянском сыне, который, несмотря на все трудности, получил образование и в конце концов стал известным адвокатом. Чон Чжу-ён не слишком разбирался в тонкостях литературных жанров, и воспринял рассказ как документальный очерк как рассказ о реальной судьбе - и решил делать жизнь с героя Ли Кван-су. Под влиянием прочитанного он решил опять бежать из дома. На этот раз он не собирался горбатиться на стройке: его целью был Сеул. Однако, второй побег также окончился неудачей: беглец был перехвачен отцом недалеко от родного Асана.

За вторым побегом последовал третий. Для решения финансовых проблем Чон Чжу-ён «произвёл несанкционированное заимствование из семейного бюджета» - украл 70 вон, которые его отец выручил за проданную корову. По тем временам это были большая сумма, что-то вроде трёх месячных зарплат неквалифицрованного рабочего. С такими деньгами в кармане, Чон Чжу-ён мог даже позволить себе отправиться в Сеул на поезде!

Чон Чжу-ён, который мог теперь платить за обучение, поступил в Сеуле в школу бухгалтеров. Однако отец смог найти его и в столице - и опять забрать его домой. При встрече отец даже не упомянул о украденных деньгах. Родители надеялись, что Чон Чжу-ён наконец образумится и станет справным сельским хозяином - но он бежал снова, и на сей раз никто не остановил его. В 1935 г. Чон Чжу-ён пришёл в Сеул, и с тех пор бывал в родной деревне только изредка. Впрочем, как и подобало хорошему сыну, он женился на выбранной родителями девушке, которая и оставалась его женой на протяжении всей его бурной жизни.

Впрочем, ничего в его судьбе не предвещало будущего взлёта. Столица генерал-губернаторства притягивала молодых провинциалов, и крестьянский сын без особого образования был лишь одним из многих тысяч. Несколько лет он работал грузчиком в порту Инчхона, затем трудился на сторойплощадках и, наконец, нашел работу в магазине, торговавшем рисом. Будущий автомобильный король крутил педали грузового велосипеда и развозил на нём мешки с рисом.

Вскоре Чон Чжу-ён получил повышение и стал управляющим лавки, но в 1939 г. в связи с разворачивающейся войной в Китае, в стране были введены новые правила торговли рисом, и большинство частных магазинов было закрыто. В 1940 г. на занятые у друзей деньги Чон Чжу-ён открыл маленькую автомастерскую. Кстати сказать, молодой бизнесмен тогда не имел никакого автомобильного опыта: грузовой велосипед был наиболее сложным транспортным средством, с которым ему до того приходилось иметь дело.

Именно эта мастерская и получила название «Хёндэ» - так читаются по-корейски два китайских иероглифа, которые в языках Восточной Азии означают «современность». Впоследствии Чон Чжу-ён часто вспоминал начало своей автомобильной карьеры - и, кажется, не особо стеснялся, когда рассказывал о том, как продавал подержанные запчасти под видом новых. Разумеется, он всегда добавлял, что делал это исключительно из патриотических соображений, ведь клиентами его были японцы. Однако в это, пожалуй, верится с трудом...

Тем не менее, в 1945 г. Чон Чжу-ёну было далеко до настоящего успеха. В отличие от большинства своих соотечественников, он мог есть досыта - но этим его богатство и ограничивалось. Первый шаг к настоящему успеху был сделан в 1947 г., когда Чон Чжу-ён основал строительную фирму Hyundai Civil Industries (впоследствии - Hyundai Construction).

В момент создания фирма представляла собой, скорее, бригаду шабашников: весь её штат состоял из самого хозяина и 10 рабочих и инженера, в роли которого выступал преподаватель строительного техникума. Однако вскоре на помощь Чон Чжу-ёну пришёл его младший брат Чон Ин-ён, который окончил языковые курсы в Японии и неплохо говорил по-английски. Это редкое по тем временам обстоятельство оказалось решающим: новая компания не имела себе равных в получении подрядов от американских военных. Платили американцы хорошо, и в смету особо не вникали - ведь, во-первых, расплачивались они казёнными деньгами, а, во-вторых, по американским меркам любые проекты в нищей Корее всё равно стоили копейки. Заказчики были вполне готовы доплачивать за возможность поговорить с «азиатами» на человеческом языке. Чон Чжу-ён мог выставлять завышенные счета - и, разумеется, делал это. Впрочем, немалую роль в его успехе играли пунктуальность и способность строить в срок - качества, которые в те времена, как утверждают мемуаристы, были в Корее достаточно редкими.

Как многие другие богатые корейцы, у которых были основания бояться коммунистов, Чон Чжу-ён летом 1950 бежал из Сеула и провёл большую часть Корейской войны в Пусане. Семью Чон Чжу-ён оставил в оккупированной столице, но вот с братом не расстался. Секретом успеха компании оставалось сочетание языковых и дипломатических навыков Чон Ин-ёна, который умело добывал американские заказы, и бешенной энергии Чон Чжу-ёна, которые эти заказы осуществлял.

К тому времени «Хёндэ» представляла собой уже не ту бригаду шабашников, которой она являлась в 1947 г. Её поручались и довольно крупные проекты. Например, во время недолгой оккупации Пхеньяна американцами в конце 1950 г., именно Чон Чжу-ён занимался восстановительными работами в на пхеньянском аэродроме. Впрочем, контрнаступление китайской армии сорвало этот проект.

К середине пятидесятых детище Чон Чжу-ёна уже представляло из себя крупную по корейским меркам компанию. Беда была в том, что мерки эти были весьма жалкими: в те времена по уровню ВНП на душу населения (80$ в 1960 г.) Корея отставала от Нигерии и Папуа Новой Гвинеи.
Следующий шаг к успеху был сделан Чон Чжу-ёном в конце 1950-х гг. В те времена (как, впрочем, и в последующмие - вплоть до начала 1990-х гг.) решающее значение в корейском бизнесе имели связи с властями, и Чон Чжу-ён старался играть по правилам, изо всех сил налаживая контакты с чиновниками. Однако ему, выскочке и крестьянскому сыну, было далеко до, скажем, основателя Samsung Ли Бён-чхуля, дворянина из хорошего рода, на содержании которого в 1950-е годы находилась заметная часть южнокорейских министров и парламентариев. Тем не менее, Чон Чжу-ёну повезло. По-видимому, решающую роль сыграл сравнительно скромный проект - восстановление разрушенного во время войны моста Индогё в центре Сеула. Хотя проект принёс фирме убытке, сама способность провести сложные по тому времени работы в срок, а также активный пиар привлекли к фирме благоприятное внимание властей. К тому времени, когда генерал Пак Чжон-хи в 1961 г. организовал военный переворот, «Хёндэ» была крупнейшей строительной фирмой Кореи.

В отличие от своего предшественика Ли Сын-мана, Пак Чжон-хи взяток не брал и старался - не всегда успешно - следить за тем, чтобы из не брали и его подчинённые. Главным критерием в оценке бизнесменов для него была, во-первых, их эффективность, а во-вторых - их управляемость.

Экономическая политика Кореи была весьма далека от либертарианских идеалов. Государство вырабатывало стратегию развития, а частные фирмы послушно выполняли приказы власти. С самого начала ставка была сделана на крупные многопрофильные концерны, которые были бы тесно связаны с правительством, и которыми - уже просто в силу их малочисленности - было проще манипулировать. Строго говоря, по-настоящему крупных фирм в Корее не было, так что их пришлось создавать искусственно. Именно так появились чэболь. По сути, все они достигли гигантских размеров потому, что когда-то их основатели были назначены генералом Пак Чжон-хи на роль корейских олигархов. Однако важно, что в Корее не олигархи управляли президентом и его окружением, а, наоборот, президент управлял олигархами. Большинство фирм имели правительственные задания по увеличению объёмов экспортной продукции, за выполнение которых отвечали лично их владельцы. Все знали, что генерал шутить не будет, и что в сейфах Голубого дома лежит достаточно компромата для того, чтобы надолго отправить в тюрьму любого корейского олигарха (впрочем, при желании это можно было сделать и безо всякого компромата).

Взяв власть, Пак сразу же включил Чон Чжу-ёна в круг своих «доверенных бизнесменов», большинство из которых вскоре стало создателям чэболь. По мысли генерала, главной задачей Чон Чжу-ёна миссия должен был стать экспорт корейских строительных услуг.

В те времена на развитие строительства в Корее обращали особое внимание. Страна имела, по сути, один ресурс - дешёвую и качественную рабочую силу, и именно на неё и была сделана ставка. С середины 1960-х годов корейские компании при поддержке правительства стали заниматься строительством крупных объектов за границей. Компании посылали не только индженеров и техников, но и рабочих. Все работы велись корейским персоналом, который жил в специально построенных лагерях с полувоенной дисциплиной.

Поначалу Чон Чжу-ён работал в Индокитае. Шла Вьетнамская (точнее, «Индокитайская») война и американцам и их местным союзникам требовались многие объекты. Первым крупным проектом «Хёндэ» стало шоссе в Таиланде, проложенное в 1965-1968 гг. Проект этот принёс финансовые убытки, но позволил набраться опыта. Впрочем, строительство американских военных баз в Индокитае оказалось более прибыльным делом.

Однако главные деньги Чон Чжу-ён сделал на Ближнем Востоке. Нефтяной кризис 1973 г. привёл к резкому увеличению доходов нефтяных монархий, в которых начался строительный бум.

Крупнейшим корейским проектом сеередины семидесятых был порт Джубайл, гигантский танкерный терминал в Саудовской Аравии. Пак Чжон-хи приказал Чон Чжу-ёну получить проект любой ценой. «Хёндэ» предложила построить терминал за 930 миллионов долларов - в два раза дешевле, чем некоторые из конкурентов. Однако, 930 миллионов долларов были тогда эквивалентны половине годового бюджета Южной Кореи. Впоследствии выяснилось, что цифру эту выдумал местный представитель «Хёндэ», взяв её в буквальном смысле слова с потолка: никто в Корее 1976 г. не знал, как следует рассчитывать бюджет такого проекта.

Как и все корейские бизнесмены той эпохи, Чон Чжу-ён рисковал и экономил на всём. Например, корабли, которые доставляли на объект строительные материалы, пересекали два океана, будучи незастрахованными. Чон Чжу-ён торговался даже тогда, когда речь заходила о святом - о размерах взяток, которые следовало выплачивать разнокалиберным шейхам из саудовской администрации. Большинство из трех тысяч рабочих, участвовавших в проекте, только что закончило военную службу, а жизнь в лагерях строителей была организована так же, как и жизнь в армейских казармах. Большая часть бригадиров и младших менеджеров была набрана из армейских сержантов и старшин. Проект окончился успешно - и вплоть до середины восьмидесятых «Хёндэ» и другие южнокорейские компании активно занимались строительством объектов под ключ. Занимаются этим они и сейчас, но в куда меньших масштабах: рост зарплат в самой Корее привёл к резкому удорожанию рабочей силы и подорвал их конкурентоспособность на этом рынке.

Впрочем, продолжал Чон Чжу-ён работать и на внутреннем рынке. Крупнейшим строительным подрядом стала скоростная магистраль Сеул-Пусан, которая пересекла всю Южную Корею и стала основой её транспортной системы. В декабре 1964 г., президент Пак Чжон-хи посетил Западную Германию - и был потрясён немецкими автобанами. Вернувшись в Корею, президент Пак решил соединить главные корейские города с такими дорогами - несмотря на все протесты парламентской оппозиции, которая утверждала, что по в Корее по «скоростным дорогам будут ездить только воловьи упряжки» (действительно, автомобилей в стране почти не было). Всемирный Банк также заключил, что проект шоссе Сеул-Пусан является «экономическим и технологически невыполнимым».

Тем не менее, строительные работы начались в феврале 1968, а в июле 1970, скоростная магистраль вступила в строй. Работы велись рядом фирм, а также военными строителями, но «Хёндэ» сыграла в проекте особую роль, выполнив львиную часть всех работ. Силами фирмы было проложено примерно 200 км 450-километровой магистрали, причём «Хёндэ» вела работы на наиболее сложных горных участках.

На протяжении последующих десятилетий корейская экономика росла рекордными темпами, прирост ВНП составлял 8-10% в год. Вместе со страной росла и империя Чон Чжу-ёна. Подобно другим владельцам чэболь, он вкладывал капитал во всё новые и новые отрасли, создавал всё новые и новые дочерние фирмы. В 1973 г. начали работать верфи Hyundai, которые уже к 1984 г. сделали Корею второй кораблестроительной державой мира. Правительство помогло получить кредиты на строительство, а также предоставило финансовые гарантии, под которые верфи "Хёндэ"получили первые зарубежные заказы. В семидесятые годы "Хёндэ"стал активно строить и автомобильные заводы, продукция которых вскоре также пошла на экспорт. Усилиями бывшего автослесаря Чон Чжу-ёна к 1990 г. Корея вошла в число ведущих мировых производителей автомобилей. Начало восьмидесятых было эпохой зарождения корейской электроники, и в 1983 г. была создана дочерняя компания Hyundai electronics, со временем ставшая одним из крупнейших мировых производителей полупроводников.

К середине 1970-х гг. холдинг «Хёндэ» стал крупнейшим корейским концерном - и оставался таковым четверть века. Правда, последние годы жизни Чон Чжу-ёна были далеко не безоблачными. Олигарха подвели попытки заниматься политикой - и, в первую очередь, его желание помочь исторической родине, Северной Коре. Чон Чжу-ён был одним из немногих южан, которым удалось добиться аудиенции у Ким Ир Сена. По настоянию Чон Чжу-ёна холдинг начал ряд проектов на Севере, которые, как и следовало ожидать, оказались убыточными. В сочетании с «азиатским кризисом» 1997 г. и заметным ослаблением правительственной поддержки крупных корпораций, это привело к глубокому кризису «Хёндэ».

Чон Чжу-ён не увидел конца своего детища. Когда в марте 2001 г. отец-основатель скончался на 86-м году жизни, холдинг ещё существовал. Однако смерть основателя стала началом распада холдинга, который был поделен между сыновьями и иными родственниками Чон Чжу-ёна.

Похоже, что в самой Корее время гигантских холдингов подходит к концу. Они стали не нужными, и постепенно вымирают, лишившись былой государственной поддержки. Впрочем, бывший грузчик и автослесарь Чон Чжу-ён оставил свой - и немалый - след в истории Кореи, да и всего мира. Его воля и стремление к успеху любой ценой сделало бы его, наверное, заметной личностью в любой политической системе. Однако исторические обстоятельства привели к тому, что эта неукротимая энергия в обшем и целом была направлена на благие или, по крайней мере, конструктивные цели - на превращение нищей и отсталой страны третьего мира в индустриального гиганта. Чон Чжу-ён не похищал нефтяных месторождений - не по причине своей исключительной честности, конечно, а по причине отстуствия таковых в Корее. Он был мастером получения выгодных контрактов, но контракты эти были, по большей части, связаны с производством, и всегда выполнялись. Ситуация в Корее (и вполне конкретные люди, правившие страной) никогда бы не потерпели прямого расхищения казённых средств и неисполнения проекта.

Опубликовано в "Русском журнале" в 2003 году

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас
Перейти к списку тем История экономики

  • Похожие публикации

    • Saygo
      Иракская нефть
      Автор: Saygo
      Г. Н. ВАЛИАХМЕТОВА. ИРАКСКАЯ НЕФТЬ В МЕЖДУНАРОДНОЙ ПОЛИТИКЕ НА БЛИЖНЕМ ВОСТОКЕ (1928-1941 ГОДЫ)

      Нефтяной фактор является важным компонентом системы международных отношений. Его особая роль в мировой политике изначально была обусловлена военно-стратегическим потенциалом нефти. В начале XX в. наличие свободного доступа к нефтяным источникам стало одним из ключевых показателей национальной обороноспособности, предопределив пристальный интерес ведущих держав к вопросам самообеспечения нефтью. С этого времени нефтяное производство перестало быть делом только коммерческих компаний, но вышло на острие внутренней и внешней политики стран, лишенных собственного углеводородного сырья. В мирной экономике нефть нашла широкое применение и привела к революционным изменениям в сфере промышленности и транспорта. Контроль над нефтяными ресурсами гарантировал великим державам устойчивые военно-стратегические и экономические позиции; в рамках становления курса на нефтяную независимость они стремились поддержать экспансию своего национального капитала в нефтеносных районах мира.

      К числу причин, способствовавших формированию нефтяного аспекта международных отношений, следует отнести неравномерность в географическом размещении основных баз мирового снабжения нефтью. К началу XX в. из восьми великих держав только две - США и Россия - имели собственные нефтяные ресурсы, а все известные на тот момент источники были уже поделены. Открытие новых месторождений происходило в слаборазвитых странах, прежде всего на Ближнем Востоке и в Латинской Америке, где к тому же владельцами недр являлись правительства этих государств, а не частные собственники.

      Страны-владельцы нефтяных ресурсов в силу своей экономической отсталости объективно были вынуждены обращаться к опыту и капиталам западных монополий в деле создания национальной нефтяной промышленности. По этой причине последние, получив концессии, приобретали здесь доминирующее экономическое и подчас политическое влияние, а в случае возникновения разногласий с местными властями обращались за поддержкой к своим правительствам. Отсюда проистекала тесная связь коммерческой политики нефтяных компаний с внешнеполитическими доктринами великих держав.

      В истории есть множество примеров, когда нефтяной фактор ложился в основу национальной дипломатии. Методы нефтяного империализма включали комплекс мер по предотвращению возможности появления иностранных конкурентов в перспективных нефтеносных районах. Стремясь поддержать свои нефтяные монополии в борьбе за контроль над новыми центрами нефтедобычи, правящие круги западных стран стали прибегать к методам дипломатического маневрирования и давления. В итоге коммерческое нефтяное соперничество дополнилось острым политико-дипломатическим противостоянием, а нефтеносные территории были обречены на то, чтобы попасть под влияние одной или нескольких индустриально развитых держав.

      Нефтяная дипломатия - это сложный, многоликий феномен, порожденный реалиями технологического развития индустриальной цивилизации в целом и военной отрасли в частности. Борьба за нефть органично вплеталась в систему международных отношений и отражала ее текущее состояние. Национальные приоритеты в сфере энергетики, их влияние на определение внешне- и внутриполитического курса отдельных правительств, методы обеспечения сырьевой независимости страны - все эти аспекты играли и продолжают играть важную роль в современной мировой политике.

      Хотя содержание и методы нефтяной дипломатии многократно менялись, многие ее установки и факторы, которые берут свое начало на заре эры нефтяной индустрии, и сегодня действуют в полную силу. В условиях поиска путей устранения некоммерческих рисков с одновременным отстаиванием национальных интересов уроки прошлого приобретают особую актуальность.

      * * *
      История освоения нефтяных богатств Ирака является яркой иллюстрацией реалий международной нефтяной политики межвоенного периода, когда вопросы обеспечения контроля над топливно-энергетическими ресурсами и средствами их транспортировки стали преимущественно перемещаться в политическую плоскость. Анализ влияния иракского нефтяного фактора на трансформацию системы международных отношений на Ближнем Востоке в 1928 - 1941 гг., сопоставление в указанном контексте методов реализации политико-стратегических и экономических интересов великих держав и отдельных стран региона позволяют провести определенные параллели с современной ситуацией, сложившейся вокруг Ирака, помогают лучше понять возможные пути развития этого государства и его роль в мировой истории, а также выявить специфику энергетической стратегии главных "игроков" на ближневосточной арене.

      Нефтяной аспект международных отношений широко представлен в исторической науке. Значительное число публикаций, систематизация фактического материала, введение в научный оборот архивных документов, малоизвестных и редко используемых источников, освещение ряда спорных аспектов является свидетельством большого вклада отечественных и зарубежных историков в разработку проблем нефтяной дипломатии великих держав на Ближнем Востоке.

      Вместе с тем следует признать, что комплекс вопросов, исследование которых способствовало бы более глубокому пониманию прошлых и современных международных проблем, пока остается вне поля зрения аналитиков. К их числу относятся сюжеты, связанные с влиянием иракского нефтяного фактора на такие процессы, как принятие Лигой Наций решения о предоставлении Ираку независимости в 1928- 1932 гг., изменения в ближневосточной и национальной нефтяной политике Великобритании, США, Франции, Германии, Италии в контексте нарастания международной напряженности во второй половине 1930-х гг., разработка стратегии и тактики воюющих держав на начальном этапе Второй мировой войны, выдвижение Ирака на роль субъекта международных отношений.

      Хотя на сегодняшний день отсутствуют обобщающие работы, посвященные роли иракской нефти в международной политике на Ближнем Востоке, обширная историографическая база, созданная отечественными и зарубежными авторами, позволяет подробно изучить поставленный вопрос.

      Научная новизна исследования определяется введением в научный оборот документов из фондов Национального архива Великобритании. Британская дипломатическая и межведомственная переписка, стенограммы многочисленных межминистерских совещаний и отчеты британских нефтяных компаний о деятельности в Ираке раскрывают новые аспекты нефтяной дипломатии ведущих стран Запада на Ближнем Востоке.

      Нефтеносные территории Месопотамии привлекли внимание международного капитала в конце XIX в. Накануне Первой мировой войны в борьбу за месопотамскую нефть включились Великобритания и Германия, стремившиеся обеспечить себя нефтяной базой и избавиться от диктата американских трестов, которые тоже стали проявлять активный интерес к Ближнему Востоку.

      Первая четверть XX в. ознаменовалась серией крупных международных конфликтов, завершившихся созданием под опекой Лиги Наций (под мандатом Великобритании) государства Ирак (1921 г.), передачей под его юрисдикцию спорных территорий Мосульского района (1926 г.) и определением узкого круга стран, допущенных к его нефтяным ресурсам (1922 - 1928 гг.). При участии правительств Англии, Франции и США была сформирована первая в истории многонациональная нефтяная корпорация "Туркиш Петролеум Компани" ("ТПК"), в состав которой вошли: британская полуправительственная "Англо-персидская нефтяная компания" ("АПНК", ныне "Бритиш Петролеум"), англо-голландский трест "Ройял Датч Шелл" ("РДШ"), французская полуправительственная "Компани Франсез де Петроль" ("КФП", ныне "Тоталь"), группа ведущих американских нефтяных компаний во главе с "Мобил" и "Эксон", а также нефтяной магнат К. С. Гульбенкян, имевший британское гражданство.

      В 1925 г. под давлением Лондона, Парижа и Вашингтона иракское правительство предоставило "ТПК" эксклюзивные права на проведение исследовательских операций в провинциях Мосул и Багдад сроком на 75 лет. Поскольку Ирак являлся подмандатным государством, в вопросах привлечения внешних инвестиций он был обязан придерживаться политики "открытых дверей" во избежание установления иностранной монополии в одной из отраслей его экономики. Поэтому компания могла добывать и экспортировать нефть только с отдельных участков своей концессии, основные же районы после геологического обследования подлежали сдаче в субаренду в ходе проведения тендера.

      14 октября 1927 г. в местечке Баба-Гургур (близ Киркука), с древнейших времен известном своими "вечными огнями", ударил мощный нефтяной фонтан. Новое месторождение сразу было отнесено к крупнейшим в мире, что устранило сомнения в целесообразности крупных инвестиций в нефтяную отрасль Ирака и форсировало процесс выработки условий сотрудничества между европейским и американским капиталом в деле освоения нефтяных ресурсов Ирака.

      31 июля 1928 г. участники "ТПК" подписали так называемое "Соглашение о красной черте", которое оговаривало их совместные действия не только в Ираке, но и в пределах европейской части Турции, полуострова Малая Азия, Аравийского полуострова (кроме Кувейта), Сирии, Палестины и ряда островов Средиземного моря1. Соглашение стало важным шагом к установлению иностранной монополии в нефтяной отрасли Ирака. Оно примирило соперничавших ранее между собой владельцев "ТПК" и в значительной степени облегчало процесс приобретения ими контроля над нефтяными ресурсами Ближнего Востока, ограничив конкуренцию в регионе. Именно поэтому данное соглашение стало прототипом аналогичных нефтяных комбинаций, но уже в мировых масштабах. В то же время оно не устранило ряд важных противоречий, в связи с чем вопрос иракской нефти остался в числе сложных международных проблем. "ТПК" являлась предприятием, созданным на основе компромиссов; группы и поддерживавшие их правительства по-разному оценивали коммерческий и политико-стратегический потенциал иракской нефти, имели собственные цели и задачи, которые с трудом увязывались с планами других компаньонов.

      Участие в нефтяных предприятиях Ирака позволяло Франции, практически лишенной собственных источников нефти, занять заметное место в кругу субъектов международной нефтяной дипломатии, давало ей определенные преимущества при решении вопросов мировой и региональной политики, создавало условия для освобождения своего внутреннего рынка от нефтяной зависимости от США, Англии и СССР. Поэтому Париж настаивал на максимальном увеличении добычи нефти в Ираке и организации ее экспорта в кратчайшие сроки. Уайтхолл считал "Соглашение о красной черте" эффективным инструментом сдерживания активности американского нефтяного капитала в жизненно важном для Британской империи регионе, а также средством уклонения от соблюдения здесь принципа "открытых дверей". Совместный холдинг британских компаньонов "ТПК" обеспечивал им контрольный пакет акций. С учетом нефтяной монополии "АПНК" на северо-востоке Ирака (район Ханакина) и в Южной Персии подавляющее английское влияние в нефтяном производстве Ирака, а также всего Ближнего и Среднего Востока не вызывало сомнений. Соглашение не только разрешало проблему самообеспечения Британской империи нефтью, но и заложило основы англо-американского нефтяного сотрудничества. Американские владельцы иракской концессии получили то, к чему стремились изначально - точку опоры на Ближнем Востоке, но им пришлось согласиться на роль "младшего партнера" Англии в этом регионе. Американская группа разделяла мнение британских партнеров о том, что низкая конъюнктура мирового рынка в данный момент не способствует форсированию темпов разработки иракской нефти2.

      В итоге между британскими и американскими акционерами "ТПК" наметилось сближение на антифранцузской основе. Их объединяло стремление ограничить масштабы добычи нефти в Ираке и тем самым окончательно монополизировать нефтяной рынок Франции, вытеснив с него также советский нефтеэкспорт. Антифранцузская направленность этого альянса была закреплена в секретном Акнакаррийском соглашении (сентябрь 1928 г.), заключенном британскими и американскими владельцами иракской концессии. Международный нефтяной картель (МНК) взял курс на установление англо-американского контроля над мировой нефтяной промышленностью, в том числе в области разведки и добычи нефти, ее переработки, транспортировки и сбыта.

      Нефтяные соглашения 1928 г. послужили первым шагом к урегулированию англо-американских нефтяных противоречий, в значительной степени за счет нефтяных интересов Франции, и оформлению картельных связей между нефтяными монополиями Великобритании и США. Вместе с тем они не привели к установлению прочного нефтяного мира, не разрешили принципиальных исторических противоречий между великими державами и скорее свидетельствовали об установлении относительного, кратковременного равновесия политических сил на Ближнем Востоке. Картельные соглашения 1928 г., кроме того, наносили удар по интересам поставленных в положение аутсайдеров ряда финансово-промышленных групп США, Англии и Франции, а также оставляли за бортом растущие нефтяные потребности Германии и Италии. Поэтому авторитетные исследователи считают 1928 г. началом очередного этапа борьбы за нефть Ирака и других арабских стран3. Теперь она развернулась не только между крупнейшими нефтяными компаниями, вошедшими в "ТПК" и МНК, но также между последними и компаниями-аутсайдерами, независимыми и действовавшими при поддержке своих правительств, которые стремились проникнуть на Ближний Восток в обход "красной черты".

      Первый конкурент "ТПК" появился в Ираке летом 1928 г. В состав акционеров новой нефтяной компании "Бритиш Ойл Девелопмент" ("БОД") вошли влиятельные представители Лондонского Сити, чьи интересы были проигнорированы при создании "ТПК". "БОД" претендовала на нефтяную концессию в Мосульском районе и в случае успешного прохождения тендера обещала Багдаду внушительную финансовую помощь. "ТПК" настаивала на отсрочке аукциона, поскольку не могла с уверенностью сказать, покроет ли площадь закрепленных за ней участков все месторождение Баба-Гургур, единственное, которое она имела время тщательно исследовать. В этой связи 31 июля 1928 г., в день подписания "Соглашения о красной черте", "ТПК" обратилась к правительству Ирака с предложением сократить территорию своей концессии до границ Киркукского нефтяного района и аннулировать систему субаренды. Политика "открытых дверей", прописанная в соглашении "ТПК" 1925 г., тоже не устраивала Багдад, так как ограничивала его свободу действий при выборе концессионеров и определении условий концессий4. Поэтому иракские власти сели за стол переговоров.

      Уайтхолл одобрил инициативу "ТПК", поскольку она органично вписывалась в общие усилия британской дипломатии изъять политику "открытых дверей" из международных обязательств Ирака. Правовые положения мандатной системы позволяли использовать иракскую нефть другим государствам и допускали конкурентов в сферу жизненных интересов Британской империи. Летом 1929 г. Лондон известил Багдад о своей готовности поддержать кандидатуру Ирака в Лиге Наций в обмен на новый союзный договор, который прочно гарантировал военно-стратегические и экономические позиции Англии. Иными словами, выдвигая идею предоставления Ираку политической независимости, Великобритания фактически стремилась трансформировать форму своего контроля над страной и при этом закрепить монополию "ИПК" на разработку иракской нефти5.

      В связи с пересмотром концессии "ИПК"6 Лондон ожидал серьезных политических осложнений. Прежде всего, просчитывалась реакция правительства США. "Сейчас нет причин ожидать американских протестов в случае изъятия принципа "открытых дверей" из концессионных обязательств "ИПК", - обоснованно полагали в министерстве по делам колоний. - Для Вашингтона принцип "открытых дверей" - это всего лишь цена, которую заплатили европейские группы за отказ американцев от противодействия попыткам "ИПК" добиться эксклюзивных нефтяных прав в Ираке". Американский капитал получил равную с европейскими компаниями долю участия в "ИПК", поэтому, по мнению британских аналитиков, госдепартамент США воздержится от вмешательства в процесс модификации условий концессии, которая фактически должна расширить права компании и закрепить ее позиции в нефтяной отрасли Ирака7.

      Серьезные проблемы могло создать французское правительство. Соглашение Сан-Ремо 1920 г. гарантировало Франции 25% участия в разработке месопотамской нефти. Взамен Париж обеспечивал благоприятные условия для сооружения двух нефтепроводов через французские мандатные территории для транзита нефти из Месопотамии и Персии к портам на побережье Средиземного моря. Фактически в соглашении речь шла о создании англо-французской "нефтяной Антанты", которая закрывала бы американскому капиталу путь на Ближний Восток. К концу 1920-х годов международные реалии изменились, скорректировав британское видение региональных проблем.

      Внешняя политика подмандатного Ирака выстраивалась в соответствии с имперскими планами Великобритании, суть которых сводилась к установлению контроля над обходными путями в Индию - территориями от побережья Леванта до Персидского залива. В основу региональной политики Багдада англичане положили принцип панарабизма и, предоставляя Ираку независимость, выдвигали его на роль лидера в решении стратегических задач общеарабского масштаба. Первым шагом должно было стать восстановление правления Хашимитов в Дамаске, вторым - экономическая интеграция британских мандатных территорий на базе нефтяного сектора Ирака. Поэтому Лондон предпочитал, чтобы "ИПК" сооружала только один нефтепровод, выбрала обходное направление через Трансиорданию и Палестину в порт Хайфа, а также построила вдоль маршрута железную дорогу. Главным противником этой схемы являлась Франция, которая не собиралась уступать своих позиций в Леванте и настаивала на беспрекословном выполнении соглашения Сан-Ремо. Помимо оживления экономики Сирии и Ливана, выход иракской нефти по двум нефтепроводам в сирийском порту имел для Парижа исключительное военно-стратегическое значение. Даже благожелательный нейтралитет Англии во время войны не гарантировал Франции возможность погрузить нефть на свои танкеры в Хайфе. Но в Лондоне опасались, что французы используют контроль над средиземноморским терминалом для расширения своей сферы влияния. Кроме того, нефтеснабжение британского военно-морского флота не должно было зависеть от Парижа. Иными словами, британское правительство стремилось не допустить Францию на командные высоты на Ближнем Востоке и при этом построить стратегически важные коммуникации за счет "ИПК".

      Во избежание открытого конфликта с Парижем Лондон делал ставку на иракское правительство, интересы которого подавались как решающие при определении трассы нефтепровода. Желания Франции и Ирака в некоторой степени совпадали: обе страны хотели как можно скорее начать вывоз нефти, но в вопросе о выборе терминала их позиции кардинально расходились. Иракские власти энергично защищали маршрут на Хайфу и настаивали на том, чтобы нефтепровод сопровождался железной дорогой, которая обеспечила бы Ираку доходы от транзитной торговли. Для северного маршрута нефтепровода магистраль Багдад-Хайфа не имела столь существенного значения, так как трасса прошла бы в 100 милях от действовавших сирийских линий. С учетом французских планов соединения транспортной системы Сирии с Северной Персией через Мосул, это означало, что сирийские железные дороги перетянут на себя основной грузопоток между Средиземным морем и Персидским заливом. Багдадская железная дорога также гарантировала Ираку оказание британской военной помощи, переброску войск и техники в кратчайшие сроки, без задержки от окружного пути через Суэцкий канал, Красное море и Персидский залив. В случае нападения на Ирак одного из его соседей, Франция и Сирия, даже оставаясь нейтральными, могли отказать в использовании своих транспортных линий. Поэтому Багдад подчеркивал, что железная дорога к Средиземному морю должна проходить по территориям его союзников8.

      Таким образом, вопрос о маршруте нефтепровода оказался тесно связан с проблемами развития коммуникаций на Ближнем Востоке, повлек за собой рост напряженности во франко-иракских отношениях и продемонстрировал наличие острых англо-французских противоречий в рамках военно-стратегического соперничества двух держав в регионе. "ИПК" склонялась в пользу сирийского маршрута как самого короткого, экономичного и безопасного, а также не хотела увязывать сооружение нефтепровода с железнодорожным строительством. Компания считала, что высокие расходы на реализацию обоих проектов увеличат себестоимость иракской нефти, сделав ее неконкурентной на мировых рынках, особенно в условиях экономической депрессии9. Но "ИПК" была лишена свободы действий, а для правительств, стоявших за спиной ее владельцев, иракская концессия прежде всего имела политическое значение, поэтому практическое разрешение вопроса об условиях транзита нефти зависело от расклада сил на международной арене.

      Проблемы, связанные с предоставлением Ираку независимости и пересмотром концессии "ИПК", осложнились новыми факторами. "БОД", натолкнувшись на отказ Багдада вести переговоры, подала в Лигу Наций три петиции. Она заявляла, что в Ираке имеет место преднамеренная задержка разработки уникальных месторождений нефти, протестовала против нарушения принципа "открытых дверей" на мандатных территориях и требовала аннулирования нефтяных прав "ИПК" ввиду невыполнения последней условий концессии. "БОД" также извещала о том, что приобрела статус многонациональной компании путем расширения состава своих участников за счет итальянской полуправительственной компании "Ациенда Дженерале Италиана Петроли" ("АДЖИП") и финансово-промышленных групп Германии, Швейцарии и Франции10. "Эта перегруппировка сил произведена с прицелом на Женеву и сулит нам массу проблем, - считали в британских правительственных кругах. - Курьез ситуации заключается в том, что концессия "ТПК" 1925 г. была добыта в результате многочисленных интриг. В случае с "БОД" (комбинация британских, французских, итальянских, германских и швейцарских интересов) история повторяется, и вновь ставка делается на патриотические чувства каждого правительства"11.

      "БОД" успешно использовала слабые места национальной нефтяной политики Германии, Италии и Франции с тем, чтобы заручиться поддержкой на правительственном уровне и получить выход на рынки сбыта. Но Лондон категорически отказывался сотрудничать с "БОД", не желая открывать Берлину и Риму доступ в британскую сферу влияния. В поисках поддержки британского правительства английские владельцы "БОД" порой переходили к методам шантажа, угрожая отказаться от контрольного пакета акций в пользу французских, американских или сирийских потенциальных партнеров и приобрести преимущества по сравнению с "ИПК" в силу более широкого состава иностранных акционеров12.

      Тот факт, что "БОД" сумела заинтересовать правительства Германии и Италии, означал, что компания приобрела влиятельных союзников в Женеве в лице германских и итальянских дипломатов. Берлин и Рим с момента своего членства в Лиге Наций отличались настойчивостью в вопросах свободного доступа к источникам сырья. Грядущая ликвидация мандатного режима в Ираке позволяла возродить проблему на этот раз уже повторного "открытия дверей" на Ближний Восток.

      Из 14 территорий, включенных в состав мандатной системы, Ирак был первым претендентом на статус независимого государства. Лига Наций столкнулась со сложностями, поскольку речь шла о создании прецедента. Задача определения принципиальных (применимых в дальнейшем для других мандатных стран) и специфических (отражающих конкретный случай Ирака) условий отмены мандата была поручена Постоянной мандатной комиссии (ПМК), которая сразу связала предоставление Ираку независимости с вопросом о перспективах развития его нефтяных ресурсов.

      Нефтяная политика Англии в Ираке подвергалась острой критике на сессиях ПМК с осени 1929 г. до весны 1932 г. Представители Германии, Италии и Швейцарии акцентировали внимание на политических и международных аспектах дела, обвиняли державу-мандатария в нарушении принципа экономического равенства на мандатных территориях и указывали, что условия концессии "ИПК" позволяют компании не только не разрабатывать иракскую нефть, но и исключить возможность ее эксплуатации другими фирмами.

      Эффективным инструментом давления европейских держав, добивавшихся ликвидации британской нефтяной монополии в Ираке, стала болезненная проблема религиозных и национальных меньшинств. Ассирийцы и ряд курдских племен выступили против отмены мандата и отказывались переходить под юрисдикцию арабского правительства, поставив под сомнение его способность обеспечить их права. Протест тысяч христиан Мосульского района поддерживала Франция как традиционная защитница христианских общин на Ближнем Востоке. Французские дипломаты убеждали ПМК в том, что Ирак не готов к независимости, и такой преждевременный шаг может серьезно стеснить положение западных держав в других мандатных странах. Действия Парижа в значительной степени были нацелены на разрушение англо-американского альянса в мосульском нефтяном вопросе, вынуждали Лондон к уступкам при выборе маршрута нефтепровода, а также свидетельствовали о стремлении Франции увеличить свою долю участия в нефтяных предприятиях Ирака за счет концессии "БОД". ПМК предлагала учредить пост Постоянного представителя Лиги Наций в Ираке, направить в страну независимых экспертов и создать в Мосуле анклавы для меньшинств. Англия оказалась в весьма стесненных условиях: в своих отчетах она никогда не упоминала о неблагополучной ситуации в северных провинциях Ирака13.

      Подписание 30 июня 1930 г. англо-иракского союзного договора вызвало новый всплеск критики в адрес Великобритании, которую обвиняли в создании монопольной сферы влияния в Ираке14. Лондону вновь давали понять, что положительное решение вопроса об отмене мандата на Ирак зависит от его уступчивости в нефтяных делах. "Великобритания не могла игнорировать эти угрозы, так как в случае неудачи Ирак получил бы другого мандатария", - считает немецкий исследователь Г. Мейхер; он указывает, что нефтяной фактор был основополагающим в позиции Германии и Италии в период, когда решался вопрос об эмансипации Ирака, и отмечает, что в 1931 г. Берлин и особенно Рим перешли к открытому шантажу15. Этот тезис подтверждают материалы британских архивов. Так, например, в разговоре с британским Верховным комиссаром в Багдаде итальянский поверенный в делах сообщил, что его правительство не заинтересовано ни в отправке миссии Лиги Наций в Ирак, ни в тех вопросах, что были поставлены на сессиях ПМК, и главный мотив Италии - получить долю в разработке иракской нефти. Летом 1930 г. в Риме короля Фейсала официально известили, что пока "БОД" не получит нефтяную концессию, Италия будет препятствовать вступлению Ирака в Лигу Наций16.

      Международный ажиотаж вокруг нефтяных ресурсов страны придавал правительству Ирака уверенность при переговорах с "ИПК": южный маршрут нефтепровода и сооружение железной дороги на Хайфу были включены в перечень обязательных условий ревизии нефтяного соглашения 1925 г. Решение мотивировалось тем, что "ИПК", располагая практически неограниченными финансовыми и техническими ресурсами, способна в короткие сроки построить нефтепровод и железную дорогу, которые станут основой экономического процветания Ирака. Кроме того, новый договор обеспечивал бюджет страны крупными валютными доходами задолго до начала экспорта нефти17.

      Франция пыталась снять возражения Багдада против сирийского маршрута нефтепровода. Израильский исследователь И. Рабинович на материалах французской дипломатической переписки убедительно доказывает, что в Париже видели прямую связь между вопросом о транспортировке иракской нефти и претензиями Фейсала на сирийский трон. Идея возвращения Хашимитов в Дамаск широко использовалась арабскими националистами и являлась одной из ключевых в идеологии панарабизма.

      Париж считал Фейсала и его семью инструментом антифранцузской политики Англии на Ближнем Востоке и, стремясь получить тактические преимущества, время от времени соглашался обсуждать возможности установления монархии в Сирии18.

      10 января 1931 г. французское правительство известило Багдад о своей готовности "просить Али, брата Фейсала, взойти на трон в Сирии". Король скептически воспринял эту инициативу, посчитав, что "она замешана на нефтяных делах" и "нацелена на установление французского контроля над выходом иракской нефти к Средиземному морю". Фейсал предполагал, что пока не решится вопрос о транзите, французы будут делать заманчивые для Али предложения, которые они не собираются выполнять19.

      "ИПК", со своей стороны, выдвинула компромиссное предложение о строительстве нефтепровода с двумя ветками на Триполи и Хайфу. Это увеличивало объем инвестиций на 2 млн. ф.ст., но финансовые аспекты дела уже не принимались в расчет. Идея компромисса принадлежала американцам, что свидетельствовало об изменении соотношения сил в "ИПК". Когда Международный нефтяной картель начал на практике осуществлять принципы Акнакаррийского соглашения, в частности принцип прикрепления рынков сбыта к географически тяготеющим к ним нефтедобывающим центрам, стало очевидно, что для Европы и стран Средиземноморья иракская нефть может дать бесспорную экономию на фрахте. Помимо коммерческих преимуществ, она имела стратегическое значение. Поставки американской, румынской, советской, персидской, ост-индской нефти в средиземноморский регион осуществлялись через узкие каналы (Суэц, Дарданеллы, Гибралтар) и оказывались под угрозой закрытия во время войны. Американские владельцы "ИПК" теперь видели в Ираке не только точку опоры на Ближнем Востоке, но и производственную базу для усиления своих позиций на европейских и ближневосточных рынках, а также основу для дальнейшей экспансии в восточном полушарии. Поэтому в начале 1930-х годов в своей борьбе за увеличение темпов разработки иракской нефти Франция получила союзника в лице влиятельных американских нефтяных трестов.

      В конце января 1931 г. в Лондоне признали, что сложившееся в Женеве и Багдаде положение является критическим, и Англии следует пойти на уступки. Британское правительство приняло два решения, кардинально менявших стратегию отмены мандата на Ирак: во-первых, любой ценой сохранить фундаментальный альянс с Францией на Ближнем Востоке; во-вторых, допустить к иракской нефти Германию и Италию. Верховному комиссару в Ираке были даны указания использовать все имеющиеся средства давления с тем, чтобы добиться согласия иракского правительства на строительство нефтепровода с двумя ветками равной мощности и форсировать выдачу концессии "БОД". Лондон обещал компенсировать Ираку политические издержки такого компромисса финансовой помощью в строительстве Багдадской железной дороги20.

      Новое соглашение с "ИПК" было подписано 24 марта 1931 г. Компания получила нефтяные права в провинциях Мосул и Багдад на восточном берегу Тигра и освободилась от всех обязательств, связанных с политикой "открытых дверей" и сооружением железной дороги на Хайфу. Права на эксплуатацию территорий к западу от р. Тигр были переданы "БОД" 20 апреля 1932 г. Выдача нефтяных концессий двум многонациональным компаниям давала Ираку сильные аргументы в пользу отмены мандата. Согласие Лондона пойти на компромисс и допустить к иракским нефтяным ресурсам аутсайдеров обеспечило благоприятную атмосферу в Женеве. 3 октября 1932 г. Ассамблея Лиги Наций единогласно решила предоставить Ираку независимость. При этом вопрос о гарантиях прав национальных и религиозных меньшинств остался открытым. Лидеры ассирийских племен стали договариваться с Парижем о переселении своего народа в Сирию под защиту французского мандата, предоставляя тем самым французам дополнительный аргумент в пользу сохранения мандатных режимов в полиэтничном Леванте. Попытка перехода беженцев через ирако-сирийскую границу привела к кровавой развязке. В кампании массового истребления ассирийцев принимали участие иракские правительственные войска, курды и арабские кочевые племена Сирийской пустыни21. Англия была вынуждена оказать военную помощь Багдаду в подавлении ассирийских выступлений22. Германия, Италия и Франция одобрили действия Лондона. В частности, германские дипломаты в Женеве и Багдаде получили указания не вмешиваться в ассирийский вопрос и способствовать примирению между Англией и Ираком. В ходе беседы главы германской дипломатической миссии в Багдаде Ф. Гроббы с Ф. Хэмфри стороны согласились в том, что восстановление стабильности и порядка является непременным условием успешного продвижения германских экономических интересов в Ираке, и в этом деле Лондону и Берлину следует действовать сообща23.

      Ассирийская резня серьезно подорвала авторитет Ирака в глазах мирового сообщества, продемонстрировала политическую незрелость молодого арабского государства, получившего чрезмерно большие права. Это играло на руку британским имперским интересам: теперь с повестки дня на долгое время снимался вопрос о пересмотре неравноправных отношений между Ираком и Англией. Великобританию не вполне устраивала цена, которую ей пришлось заплатить за смену формы своего контроля в Ираке: политика "открытых дверей" вместо полной ликвидации была заменена режимом наибольшего благоприятствования для стран-членов Лиги Наций, к разработке иракской нефти был допущен аутсайдер - "БОД", за спиной которой стояли интересы правительств Италии и Германии.

      Кроме того, усугубились проблемы меньшинств, что привело к политической дестабилизации на севере Ирака, в нефтеносных провинциях страны, где разворачивала свою деятельность "ИПК". В этой связи Лондон пытался убедить мировую общественность в том, что Ирак не готов к независимости, и бывший мандатарий снимает с себя ответственность за все последствия недальновидных решений Лиги Наций.

      Нефтепровод к Средиземному морю был построен в рекордно короткие сроки. Осенью 1934 г. иракская нефть вышла на мировые рынки. Когда западный мир начал постепенно оправляться от экономического кризиса 1929 - 1933 гг., добыча нефти в Ираке стала быстро расти и в 1935 г. достигла 3,67 млн. т. Ирак занял восьмое место среди главных стран-производителей (1,6% мировой добычи). Однако мощность нефтепровода (4 млн. т в год) ограничивала экспортные возможности Ирака, что позволило "ИПК" установить контроль над уровнем нефтедобычи и приостановить ее дальнейший рост. Иракская нефть поступила на мировой рынок в период глубокой депрессии, перепроизводства, низких цен и больших запасов на складах.

      Мировая общественность удивлялась той поспешности, с какой был проложен нефтепровод. Главная причина скрывалась в военно-политических мотивах Англии и Франции. Нефтепровод в целом был приспособлен для военных нужд. Насосные станции, оборудованные новейшими образцами радиотелеграфной и телефонной связи, взлетно-посадочными полосами, мастерскими, жилыми и складскими помещениями, стали базами для военно-воздушных и сухопутных сил. Локализация станций также свидетельствовала о превалировании стратегических аспектов при проектировании маршрута. Посадочные площадки вдоль линий позволяли производить сосредоточение авиации, применять ее против повстанцев и предотвращать набеги местных племен.

      Новым звеном в деле обеспечения возможных военных операций на Ближнем Востоке стало строительство современных портов в Хайфе и Триполи, которые в случае необходимости могли быть использованы в качестве военно-морских баз и мест высадки сухопутных войск. Территории, по которым прокладывался нефтепровод, со всеми прилегавшими районами от Персидского залива до Средиземного моря являлись не только подступом к Индии, но фактически превращались в плацдарм для ведения военных действий против СССР, Турции и Персии. В этом деле также особая роль отводилась железнодорожному строительству. Англия пыталась предотвратить распространение советского влияния в восточной части британской сферы интересов и создать угрозу нефтепромыслам Баку и Батуму - конечному пункту бакинского нефтепровода. Установление контроля над нефтяными ресурсами Персии и Ирака объективно порождало конфликт Великобритании с Советским Союзом, ставшим благодаря бакинской нефти важным фактором мировой нефтяной политики24.

      Таким образом, сооружение иракского нефтепровода стало составной частью широкомасштабных мероприятий Англии и Франции по укреплению своих стратегических позиций на Ближнем Востоке. Это свидетельствовало о нарастании противоречий между двумя державами и, в то же время, о наличии совместных военных планов в отношении СССР. Вместе с тем англо-французское соперничество в арабских странах не приняло острой формы также и в силу того, что Францию в большей степени беспокоила активизация Италии в Средиземном море. Англию же занимали вопросы, связанные с подавлением курдского восстания под руководством М. Барзани, налаживанием отношений с Ибн Саудом и стабилизацией ситуации в Персии. Кроме того, Уайтхолл при содействии "ИПК" взял курс на вытеснение из Ирака германского и итальянского нефтяного капитала. Финансово-политическая подстраховка, оказанная "БОД" правительством Веймарской республики, а затем приход нацистов к власти указывали на возрождение интереса Германии к Ближнему Востоку и его тесную связь с нефтяной политикой. Новые тенденции во внешнеполитическом курсе Ирака, Ирана, Египта, Сирии и Турции укрепляли опасения Лондона в возможности сближения Германии с националистическими лидерами региона. Это был мощный стимул к тому, чтобы британское правительство мобилизовало весь свой защитный механизм. Нефтяная дипломатия на Ближнем Востоке вступила в новую фазу.

      Англия избрала путь финансового прессинга: банки лондонского Сити стали сворачивать свои дела с "БОД". Тактика действий против опасного конкурента также предусматривала использование и усугубление франко-итальянских противоречий в Средиземноморье и итало-германского соперничества в вопросах получения промышленных и военных заказов в Ираке. Кроме того, Англия выдвинула идею сотрудничества в Средиземном море и предприняла шаги к сближению с Италией. Муссолини понимал, что Лондон намерен использовать итальянцев против германского нефтяного капитала в Ираке, но перспектива британской поддержки в условиях разгорающегося конфликта в Абиссинии оказалась более привлекательной. В марте 1935 г. в ходе очередной эмиссии уставного капитала "БОД" усилиями правительств Италии и Англии итальянская группа получила контрольный пакет акций25. Для Лондона и Рима мощным стимулом к этим действиям стало введение в Германии всеобщей воинской повинности и официальное заявление Берлина о форсированном наращивании вооруженных сил. Это предполагало колоссальный рост нефтяных потребностей. Со временем Германия была бы вынуждена решать вопрос об установлении контроля над крупными источниками нефти, расположенными вне ее границ.

      С приходом Гитлера к власти нефтяная политика стала приобретать преимущественные позиции в рамках военно-стратегической программы нацистского правительства, но до осени 1936 г. она находилась в стадии формирования. Рейх делал выбор между синтетическим и природным топливом, апробируя различные методы самообеспечения нефтепродуктами. Первоначально германским владельцам "БОД" было отказано в валютных кредитах на разработку концессии в Ираке, строительство нефтепровода Гайяра - Александретта и скупку британских и французских акций.

      Чем был вызван отказ германского руководства и лично Гитлера в укреплении немецких позиций в "БОД" в 1933 - 1935 гг.? Завоеванию "мирового господства арийской расы" должны были предшествовать создание германской континентальной империи, захват европейской части СССР. Это сводило фокус германских интересов к установлению "великой экономической сферы" в Юго-Восточной Европе, которая обеспечила бы военно-экономические нужды рейха. Первый этап экспансии, по возможности, должен был осуществляться в союзе с Великобританией и Италией. Создание такого альянса предполагало взаимное признание сфер влияния: Германия могла получить "свободу рук" в континентальной Европе, Италия - шанс на создание своей Средиземноморской империи. Поэтому обеим державам следовало сдерживать свои амбиции в сфере британских интересов. Восточные страны, граничащие с СССР (Турция, Иран, Афганистан), занимали особое место в плане гитлеровской экспансии на восток. Германское руководство стремилось избежать преждевременного конфликта с Англией и не инвестировать валютные резервы в предприятия на враждебной британской территории. Эта стратегическая установка ограничивала возможности активизации экономических связей Германии с Ираком и арабскими странами26.

      Колониальная война в Восточной Африке выявила просчеты в нефтяной политике Италии, которая не могла обеспечить гарантированных поставок топлива. Ситуацию усугубили попытки Лиги Наций ввести нефтяные санкции против агрессора. Германия, казалось, непричастная к итало-абиссинскому конфликту, была вынуждена покупать нефтепродукты по ценам военного времени. Нефтяные проблемы Италии, да и самой Германии, возникшие во время войны в Италии в Абиссинии, стали для Берлина уроком. Произошла дальнейшая трансформация германской нефтяной политики: отношение германских правящих кругов к "БОД" изменилось. Мосульская нефть, хотя и не давала Германии желаемой нефтяной независимости, все же могла внести весомый вклад в обеспечение рейха стратегическим сырьем27.

      Важный политический аспект концессии "БОД" заключался в возможности использовать ее в борьбе с мировыми нефтяными трестами, потеснить их позиции не только в Ираке, но и в нефтедобывающих странах Центральной и Южной Америки. Нефтедобывающие страны приобретали для Германии особую значимость в условиях нараставшего конфликта между великими державами. Осенью 1935 г. Берлин одобрил меры, нацеленные на укрепление германских позиций в "БОД" за счет скупки итальянского холдинга при поддержке британских держателей. В этой связи германские акционеры начали переговоры с англо-американской нефтяной группой Баргесс-Дэвис, владевшей сетью нефтеперерабатывающих заводов в Европе. Взаимный интерес Дэвиса и немецкого промышленного капитала основывался на стремлении проводить совместную политику противодействия "ИПК". Американский магнат Дэвис, действуя через немцев, стремился к слиянию мексиканской и иракской нефтяных концессий и хотел получить доступ к арабской нефти и право на снабжение нефтяного рынка Германии, который рос в связи с подготовкой к войне. Дэвис планировал сначала скупить итальянский пакет акций, затем объединиться с германскими владельцами "БОД" и создать новую нефтяную компанию, которая поставляла бы сырую нефть из Ирака и Мексики в Европу на перерабатывающие заводы, независимые от мировых нефтяных трестов28.

      В 1935 г. интерес к экспорту нефти "БОД" стали также проявлять Каир и Анкара. Египет был самой старой нефтедобывающей страной Арабского Востока и задумывался о самостоятельной нефтяной политике. В ноябре 1935 г. египетское правительство приступило к разработке проекта государственной нефтяной монополии, который предусматривал строительство национального нефтеперегонного завода и снабжение страны собственными нефтепродуктами. Доступ египетского капитала к нефтяным источникам Мосула путем приобретения пакета акций "БОД" в значительной степени облегчал решение этой задачи. Речь шла об атаке на монопольные позиции английской группы "Шелл" на нефтяном рынке Египта. Кроме того, успех Каира мог вдохновить Ирак, который строил аналогичные схемы освобождения от монополии "ИПК". Анкара, в свою очередь, выступила с идеей создания независимого регионального нефтяного рынка недорогих нефтепродуктов местного производства. Кроме Турции в этот рынок вошли бы Египет и Ирак. Лондон констатировал, что с учетом наметившегося ирако-турецкого сотрудничества не только в нефтедобыче, но и в сфере железнодорожного строительства, в регионе складывался антибританский Восточный блок. Образование этого блока могло бы привести к краху "Соглашения о красной черте", что представляло прямую угрозу стратегическим позициям Англии на Ближнем Востоке. В сложившихся условиях Лондон в своей политике, направленной против "БОД", должен был учитывать регионально-политические риски и проявлять еще большую осторожность29.

      Лондон позволил "ИПК" захватить "БОД": установление связей между американским нефтяным капиталом и германскими промышленниками не оставляло Британии иного выбора. Весной 1936 г. усилиями правительств Англии и Италии итальянский холдинг в "БОД" был увеличен до 75%, а затем скуплен через филиал "АИНК"30, которая действовала как акционер "ИПК". Решающую роль в этой трансакции сыграла итало-абиссинская война. Италия получала нефтепродукты из районов, находившихся под британским контролем, взамен на отказ от нефтяной концессии в Ираке. Перспектива приобретения итальянской доли участия в "БОД" стала одной из главных причин сдержанной позиции Лондона в отношении нефтяных санкций Лиги Наций против агрессора. Летом 1936 г. в ходе судебного разбирательства "ИПК" убрала из состава "БОД" немецкую группу и нейтрализовала ее американских партнеров. Британские независимые акционеры и франко-швейцарский капитал ушли из иракской концессии, получив денежную компенсацию31.

      Крах "БОД" как многонациональной нефтяной компании по времени совпал с провозглашением Гитлером четырехлетнего плана подготовки Германии к войне за расширение своего "жизненного пространства". Ключевой проблемой военной экономики рейха было ее обеспечение сырьем. В качестве главного объекта агрессии рассматривался богатый сырьевыми ресурсами СССР. По мнению германских исследователей, неудачная попытка нацистского рейха получить доступ к иракской нефти через "БОД" стала одной из предпосылок кавказского похода 1941 - 1942 гг.32

      В связи со сменой, владельцев "БОД" стали оправдываться худшие опасения иракского правительства. "ИПК" сразу же приостановила выплату нефтяных отчислений с обеих концессий, ссылаясь на многочисленные разрушения хайфской линии нефтепровода. Это был эффективный метод давления Англии на Багдад, который в 1936 г. поддерживал восставших арабов Палестины33. В 1938 г. "ИПК" добилась от иракских властей предоставления ей нефтяной концессии на юге страны. Таким образом, к концу 1930-х годов "ИПК" и ее филиалы установили монополию в нефтяном деле Ирака, закрыв аутсайдерам доступ к нефтяным ресурсам страны.

      Однако Вторая мировая война придала новый вектор развитию нефтяной дипломатии на Ближнем Востоке. Нефтяной фактор являлся одним из ключевых в стратегии и тактике воюющих держав. Правительство Франции, продолжая придерживаться курса на нефтяную независимость, потребовало включить Ирак в число главных поставщиков сырой нефти для союзников и в этой связи предлагало провести реконструкцию нефтепровода и удвоить объемы иракского нефтяного экспорта. Хотя нефть Ирака являлась главным источником снабжения британского военно-морского флота в Восточном Средиземноморье, Англия все же отдавала приоритет более крупным и развитым нефтепромыслам соседнего Ирана, которые поставляли для британской армии и авиации высококачественное горючее. Поэтому Лондон блокировал инициативу Франции34.

      10 июня 1940 г. Италия вступила в войну на стороне Германии и закрыла Центральное Средиземноморье для кораблей союзников. На следующий день "ИПК", действуя по инструкции Лондона и с согласия Парижа, перекрыла северную ветку нефтепровода, поскольку транспортировка нефти из Триполи в Европу теперь была исключена. Компания также сократила выход иракской нефти в Хайфу до 792 тыс. т в год, до уровня нефтяных потребностей британского флота, базировавшегося в восточной части Средиземного моря. В результате принятых мер уровень нефтяного производства в Ираке снизился на 16,45%; в 1940 г. это был самый высокий в мире показатель падения добычи нефти. Ввиду ограничения нефтяного экспорта, отчисления "ИПК" и ее филиалов в иракскую казну сократились на треть. Это вызвало волну негодования в политических и военных кругах Ирака, которые были возмущены тем, что решение о сокращении экспорта нефти было принято без согласования с Багдадом и без компенсации за потерянные доходы. Ситуацию накалили события, связанные с капитуляцией Франции: Лондон секвестрировал французскую долю участия в "ИПК" и передал ее под британскую опеку. Вывоз иракской нефти оказался под полным британским контролем35.

      Действия Англии и "ИПК" в июне 1940 г. укрепили радикально настроенные националистические круги Ирака в их стремлении к переориентации внешнеполитического курса Багдада на сотрудничество с державами "оси". В результате нарастания в Ираке антибританских и прогерманских настроений, прихода к власти националистической оппозиции во главе с Р. А. Гайлани и военных неудач Англии весной и летом 1940 г., англо-иракские отношения вошли в полосу затяжного кризиса.

      Германская угроза и рост национализма в Ираке способствовали трансформации британской нефтяной политики. Для сохранения своего влияния в регионе Англия нуждалась в сильных союзниках. Выбор ограничивался двумя великими державами - СССР и США, с интересами которых Англии также необходимо было считаться. Политико-стратегические цели США на Ближнем Востоке были закамуфлированы экономическими интересами, а СССР воспринимался как опасный политический соперник. Поэтому Лондон сделал ставку на сотрудничество с США, выразив готовность пойти на уступки в вопросах продвижения американских нефтяных интересов в арабских странах.

      Осенью 1940 г. британские директора "ИПК" инициировали в Нью-Йорке переговоры о передаче американским партнерам французской доли участия в иракских нефтяных концессиях. Однако госдепартамент США отклонил британское предложение, считая, что этот шаг крайне негативно повлияет на расстановку политических сил во Франции. Продукция Ирака покрывала 35% французских потребностей в нефти. "ИПК" также имела множество концессий за пределами Ирака, что в перспективе допускало Францию к нефтяным предприятиям арабских стран36. В случае утраты французского пакета акций в "ИПК" правительство Виши не упустило бы возможности обвинить Ш. де Голля в том, что он торгует национальными интересами Франции ради установления англосаксонского мира. Напротив, возврат французских прав в "ИПК" после войны мог весьма серьезно укрепить авторитет гол-листов, сотрудничавших с Англией и США. На переговорах в Нью-Йорке, которые продолжались больше года, также обсуждался вопрос о передаче Италии французской доли участия в иракской нефти. Однако Лондон и Вашингтон в конечном итоге отвергли и эту идею, поскольку за такую цену вряд ли можно было купить выход Италии из "оси"37.

      Курс на захват экономически важных территорий не вызывал разногласий в руководстве "третьего рейха"; противоречия возникали лишь по поводу очередности этапов агрессии. В июле 1940 г. Гитлер принял принципиальное решение о нападении на СССР. Но некоторые представители военных и политических кругов Германии считали правильным нанесение первоначального удара на Ближнем Востоке. По их мнению, рейху прежде всего следовало бы захватить иракскую нефть, чтобы обеспечить последующие операции вермахта. Иракский плацдарм также мог быть использован против британской Индии и СССР. Обстоятельством, облегчавшим оккупацию Ирака и соседних стран, был подъем антибританских настроений на арабском Востоке. Однако Германии было не под силу решение главных задач континентальной стратегии в Европе одновременно с развертыванием активных действий в Средиземноморье и на Ближнем Востоке. Поход на СССР и захват Северной и Восточной Африки могли открыть державам "оси" дорогу к Индийскому океану. Пока же эти планы были туманны и противоречивы. В то же время, Германия могла бы получить ряд стратегических преимуществ в случае открытия в Ираке второго фронта против Англии. Поэтому осенью 1940 г. Берлин взял курс на установление тесных контактов с иракскими националистами, но это было лишь политической тактикой в общей стратегии борьбы Германии с Англией38.

      Лондон, со своей стороны, стал разрабатывать широкий спектр мер экономического, политического и военного характера, чтобы не допустить расширения театра военных действий в зону персидского залива39. Наряду с германской угрозой, британская дипломатия также была встревожена активизацией советской внешней политики в зоне Персидского залива, связывая это с визитом Молотова в Германию 12 - 13 ноября 1940 г. Однако проект соглашения о разграничении сфер влияния между участниками Тройственного пакта и СССР, предложенный Риббентропом, не был реализован. Тем не менее, следует признать тот факт, что тактика германской стороны, стремившейся выяснить долгосрочные политические цели советского руководства, строилась на том, что тогда Сталин считал именно Англию потенциальным противником СССР. Германской делегации не удалось втянуть советских дипломатов в обсуждение проблем, связанных с разделом Британской империи, но определенные выводы Берлин сделал. Молотов не стал комментировать предположение Риббентропа о том, что "центр территориальных аспираций СССР лежит в направлении на Юг, к Индийскому океану". Однако через две недели уже в Москве он фактически повторил этот тезис, заявив, что советская сфера влияния должна простираться южнее Баку и Батума в сторону Персидского залива40.

      Косвенная ссылка Молотова на нефтяные районы СССР объясняет причину особого внимания советского правительства к территориям, расположенным к югу от советских границ. СССР не имел проблем с минеральными ресурсами, но советское руководство было весьма заинтересовано в том, чтобы в смежных с нефтеносным Кавказом районах было спокойно. Иными словами, интерес СССР к Персидскому заливу был обусловлен скорее стратегическими и политическими мотивами, нежели желанием получить доступ к его нефтяным источникам. В этой связи иракский специалист по нефтяной экономике Ф. Дж. Чалаби41 отмечал, что советской дипломатии приходилось наверстывать упущенное в предыдущие десятилетия время, что объективно ограничивало масштабы ее деятельности. В силу указанных причин СССР не мог стать активным игроком в борьбе за иракскую нефть накануне и в годы Второй мировой войны. Но, при любом раскладе, державам, заинтересованным в Ближнем Востоке, теперь следовало принимать в расчет советский фактор.

      Англия и Германия стремились использовать советские внешнеполитические интересы, чтобы привлечь на свою сторону правительства стран Ближнего и Среднего Востока42. 1 апреля 1941 г. в Ираке произошел военный переворот. Армейские лидеры поручили Гайлани сформировать новый кабинет. Это был открытый вызов Англии на фоне военных успехов Германии в Северной Африке, Греции и Западной Европе. Лондон не сомневался, что за Гайлани стоят Берлин и Рим. Версия о том, что державы "оси" срежиссировали антибританское восстание в Ираке, была широко представлена в литературе. Вместе с тем, авторитетные исследователи считают, что переворот был обусловлен кризисом в англо-иракских отношениях, доминированием националистических групп в политической и армейской элите Ирака, а также угрозой расширения мировой войны в зону Персидского залива43. Германия в силу своих стратегических и экономических, в том числе нефтяных интересов внимательно следила за развитием событий в Ираке. Переворот в Багдаде не был неожиданностью для нее. Однако, поддерживая иракских националистов как потенциального союзника в деле сокрушения британского господства на Ближнем Востоке, германское руководство было не готово к масштабному вмешательству в арабские дела, особенно в свете последних приготовлений к нападению на СССР44.

      Нефтяной фактор был одним из ключевых в военной стратегии Германии. Недостаток сырья, в частности нефти, являлся слабым звеном в военной экономике стран "оси". Могла ли нефть Ирака разрешить нефтяные проблемы Германии и Италии в случае, если бы последние предприняли успешную военную кампанию на Ближнем Востоке? Для ответа на этот вопрос по указанию руководства третьего рейха эксперты подготовили ряд статистических обзоров и аналитических записок. В них подчеркивалось исключительное значение иракской нефти для ведения наступательных операций на Ближнем Востоке, в Восточном Средиземноморье и Красном море. Вместе с тем, было очевидно, что в случае германской угрозы британские войска попытаются уничтожить имеющиеся в арабских странах нефтяные объекты. Если бы Германии и удалось захватить действующие нефтепромыслы Ирака, вставал бы вопрос доставки иракской нефти на германские и итальянские базы в условиях, когда транспортные пути находились под контролем Англии, Турции и СССР. Кроме того, с учетом географического расположения Ирака в зону военных действий непременно были бы втянуты страны Леванта и Персидского залива. Иными словами, Германии следовало разработать концепцию широкомасштабной войны на Ближнем Востоке45. Поэтому единственным шансом пополнить германские запасы горючего являлся захват советской нефти46.

      В связи с военным переворотом в Багдаде британское правительство приняло решение о вводе войск в Ирак, но желание сместить кабинет Гайлани не являлось главным побудительным мотивом. Анализ материалов британской межведомственной переписки приводит к выводу о том, что в первую очередь Англия руководствовалась принципами своей военной стратегии, в рамках которой стремилась укрепить безопасность военно-воздушной базы и порта в Басре, а также защитить нефтепромыслы Северного Ирака и Южного Ирана. Оккупация Ирака позволяла приступить к масштабным мероприятиям по демонтажу его нефтяных объектов. Это вынудило бы Германию на время отказаться от продвижения на Ближний Восток и направить удар на другой нефтеносный район - советский Кавказ. Разрушение иракской нефтяной промышленности могло способствовать втягиванию Германии в войну против СССР. При этом с военно-воздушных баз в Ираке планировалось нанести бомбовые удары по нефтепромыслам Баку в случае их захвата Германией. Для Англии это был важный фактор в ее стратегическом раскладе, поскольку агрессора следовало лишить доступа к нефтяным ресурсам47.

      После установления британского военного контроля над Ираком на нефтепромыслах страны развернулись масштабные работы по консервации продуктивных скважин, демонтажу и эвакуации движимого оборудования и материалов, которые проводились без согласия и уведомления иракских властей48. С учетом принятых мер, очевидно, что Англия была готова разрушить весь нефтяной сектор Ирака, если бы британским войскам пришлось покидать страну. В то же время Англия надеялась удержать Ирак, поэтому старалась не нанести серьезный ущерб его экономике и не придерживалась тактики "выжженной земли". Но следует учитывать, что союзники должны были предотвратить захват иракской нефти державами "оси". Однако все, что было сделано в этом отношении оккупационными властями и "ИПК", расценивалось как проявление антииракской политики и объективно вело к росту напряженности в отношениях между Ираком и Англией.

      * * *
      Таким образом, в силу своего стратегического положения и нефтяного потенциала Ирак в 1928 - 1941 гг. фактически стал заложником конфликтов между западными державами, каждая из которых пыталась использовать Багдад в качестве разменной монеты в своих сложных, многоходовых дипломатических комбинациях и отводила иракской нефти особую роль в борьбе за сферы влияния на Ближнем Востоке.

      Зигзаги международной и региональной политики объективно не позволяли Ираку окончательно решить проблему транспортировки своей нефти к рынкам сбыта. Нет оснований утверждать, что если бы на рубеже 1920-x - l930-х годов выбор был сделан в пользу единственного сирийского маршрута нефтепровода, у Ирака появились бы новые исторические альтернативы.

      Хотя Багдад санкционировал выдачу нескольких нефтяных концессий, охвативших в конечном итоге всю территорию Ирака, следует особо отметить, что этот процесс завершился до того, как страна приобрела независимость и вступила в Лигу Наций49. Этот фактор стал одним из ключевых в развитии нефтяного сектора иракской экономики, он предопределял специфику политической и экономической истории страны, а также оказывал влияние на изменения в региональном балансе сил, как в рассматриваемый период, так и в последующие десятилетия.
      В поисках путей создания национальной нефтяной промышленности как основы экономического возрождения иракское правительство столкнулось с проблемой выбора между монополией и соперничеством иностранных нефтяных компаний. В 1920-е - 1930-е годы в мире существовало всего несколько крупных корпораций, способных осваивать новые нефтеносные районы Ближнего Востока. У Багдада не было оснований ожидать, что эти фирмы будут соперничать между собой, а не предпочтут действовать сообща. Кроме того, разработка новых месторождений максимально быстрыми темпами в тех условиях привела бы к падению мировых цен на нефть и сокращению нефтяных доходов правительств стран-производителей.

      С учетом низкого образовательного уровня населения Ирака в целом, отсутствия профессиональных кадров и управленческого опыта, а также политической нестабильности в стране, нет причин полагать, что быстрый рост доходов от продажи нефти на мировом рынке привел бы Ирак к ускорению темпов экономического развития.

      Следует признать, что в определенной степени иностранные нефтяные монополии действовали в интересах Ирака, обеспечивая его высокими доходами от продажи небольших партий нефти, тем самым, сохраняя национальные минеральные ресурсы и закладывая базу для долгосрочного экономического развития страны. Однако данный результат был скорее побочной производной общей коммерческой стратегии "ИПК", при разработке которой национальные интересы нефтедобывающей страны не относились к числу приоритетных. Багдад рассчитывал, что нефтяные доходы станут главным и самым крупным источником пополнения золотовалютного запаса государства, поэтому разработка и реализация программ экономической модернизации в первую очередь связывалась с форсированным развитием нефтяного сектора и подготовкой к проведению самостоятельной нефтяной политики. Но вопросы определения объемов нефтяного экспорта, цен на нефть или выбора покупателя оставались вне компетенции иракского правительства; оно не могло влиять на процесс принятия решений в этой области. Ключевую роль играл тот факт, что в распоряжении нефтяных компаний находились финансовые и технические ресурсы, квалифицированный персонал, информация, выход на мировые рынки. Стремясь ускорить развитие национального нефтяного сектора, иракские власти стали использовать те же методы, что правительства и нефтяные компании стран Запада - политический прессинг и угрозы, лоббирование и подкуп, блеф и двойные стандарты.

      Специфика нефтяной дипломатии также была непосредственно связана со структурой "ИПК". Компания состояла из четырех национальных групп, каждая из которых стремилась проводить собственную коммерческую политику и при этом должна была оставаться в рамках внешнеполитического курса своей страны. Это создавало специфические проблемы для иракских властей и объективно ставило Ирак в более неблагоприятные условия по сравнению с другими странами региона, где монополию приобретал гомогенный иностранный капитал. Вместе с тем, хотя "ИПК" являлась многонациональной компанией, фактически это была британская фирма. Все ключевые посты в правлении "ИПК" и ее филиалов занимали англичане; большая часть материалов и оборудования для нефтепромыслов производилась на британских заводах. Тесные контакты, координация действий и обмен информацией между "ИПК" и официальным Лондоном происходили на регулярной основе как до, так и после получения Ираком независимости. Высшие британские чиновники всегда подчеркивали, что "ИПК" никоим образом не связана с британским правительством, однако документы британских ведомственных архивов опровергают этот тезис. Англосаксонские компаньоны в обмен на дипломатическую помощь в иракских делах всегда поддерживали британское правительство в реализации его политико-стратегических интересов в Ираке и во всем регионе.

      Иракцы были недовольны засильем иностранного капитала в нефтяной отрасли и британским вмешательством во внутренние дела страны. Националистические круги Ирака акцентировали свое внимание на британском характере "ИПК" и ее доминировании в нефтяной промышленности. В итоге "ИПК" стала одним из символов ограничения независимости Ирака. Вместе с тем, следует признать, что проблема ликвидации британского контроля привлекала иракских националистов больше, чем нарастание сепаратистских тенденций в стране, соперничество гражданских и военных лидеров, активное вмешательство армии в политическую жизнь. Все эти факторы в большей степени, чем непрямое британское влияние, уводили страну на неблагоприятный путь развития. Популизм политиков фактически дезориентировал иракскую общественность.

      Вряд ли можно согласиться с мнением о том, что если бы в Ираке оперировали несколько нефтяных компаний из различных стран, воздействие нефтяного фактора на политическую жизнь страны было бы меньше. Также нельзя утверждать, что все проблемы современного иракского общества восходят к временам мандата Лиги Наций, являются результатом "поспешной" эмансипации страны или связаны исключительно с ее богатыми нефтяными ресурсами. С 1932 г. круг претендентов на иракскую нефть постоянно расширялся, порождая массу рецептов решения иракской проблемы, вплоть до прямого военного вмешательства. Именно реалии международной и региональной политики, а также комплекс причин внутреннего порядка не позволили Ираку успешно реализовать свой экономический потенциал.

      ПРИМЕЧАНИЯ

      1. The Middle East and the North Africa in World Politics. A Documentary Records, v. 2. London, 1979, p. 401 - 411.
      2. National Archives of the Great Britain, Public Record Office (далее - NAGB PRO), Foreign Office (далее - FO) 371/1783 l, E4540/487/25; FO 371/18925, E7269/9269/65; Venn F. Oil Diplomacy in the Twentieth Century. London, 1986, p. 18.
      3. Penrose E. The Large International Firms in Developing Countries. London, 1968, p. 57 - 58; Stocking G.W. Middle East Oil. A Study in Political and Economic Controversy. Nasville, 1970, p. 126 - 128; Blair J. The Control of Oil. New York, 1976, p. 141; Kokxhoorn N. Oil and Politics: The Domestic Roots of US Expansion in the Middle East. Bern, 1977, p. 46 - 49, 51 - 53; Miller A.D. Search for Security: Saudi Arabian Oil and American Foreign Policy, 1939 - 1949. Chapel Hill, 1980, p. 12, 220.
      4. NAGB PRO, FO 371/16042, Е697/250/93; Colonial Office (далее - СО) 730/147/1, f. 68354A; СО 730/158/8, f. 78354B, р. 1.
      5. Silverfarb D. Britain's Informal Empire in the Middle East. Oxford, 1986, p. 11 - 22; Tripp Ch. A History of Iraq. Cambridge, 2002, p. 61 - 65; Fieldhouse D. Western Imperialism in the Middle East 1914 - 1948. Oxford, 2006, p. 94 - 97.
      6. 8 июня 1929 г. "ТПК" сменила свое название на "Ирак Петролеум Компани, Лтд" - "ИПК".
      7. NAGB PRO, СО 730/147/1, f. 68354A.
      8. NAGB PRO, СО 730/146, f. 68354B, р. 1; СО 730/158/6, f. 78354, р. 3; СО 730/158/9, f. 78354В, р. 2; СО 730/158/10, f. 78354В, р. 3; FO 371/16042, Е697/250/93.
      9. Dobbs H. Mosul Oil and the Pipe-Line. - Nineteenth Century and After. September 1930, p. 281 - 282, 285, 289; Gulbenkian N. Pantaraxia. London, 1965, p. 160, 162.
      10. Minutes of the 18th Session of the Permanent Mandates Commission. Geneva, 1930,p. 177 - 180; Minutes of the 19th Session of the Permanent Mandates Commission. Geneva, 1930, p. 177 - 178.
      11. NAGB PRO, CO 730/158/7, f. 78354A.
      12. Ibidem.
      13. Ibid., СО 730/154/2, f. 78124; СО 730/160/2, f. 88001B; Minutes of the 18th Session..., p. 80 - 81, 157, 182 - 184; Minutes of the 19th Session..., p. 70 - 71, 78 - 90, 90 - 96, 102 - 103, 122 - 124, 150 - 156, 177 - 184, 207 - 208; Minutes of the 20th Session of Permanent Mandates Commission. Geneva, 1931, p. 118, 223 - 228.
      14. The League from Year to Year (October 1, 1929 - September 30, 1930). Geneva, 1931, p. 154 - 156.
      15. Meicher H. Die Politik und das Ol im Nahen Osten, Bd. 1. Stuttgart, 1980, S. 38 - 39, 147 - 149.
      16. NAGB PRO, FO 371/15308, E3993/5/93; CO 730/158/9, f. 78354B, p. 2.
      17. Ibid., CO 730/158/8, f. 78354B, p. 1.
      18. Rabinovich I. Oil and Local Politics: The French-Iraqi Negotiations of Early 1930s. - The Great Powers in the Middle East, 1919 - 1939. New York - London, 1988, p. 173 - 181.
      19. NAGB PRO, CO 730/160/6, f. 88001, p. 1. Опасения Фейсала оправдались быстро. Помимо Али, Париж также предложил сирийский трон шерифу Али Хайдару, члену конкурировавшей ветви Хашимитской фамилии, и одному из сыновей Ибн Сауда. Затем последовала серия интриг: каждый из претендентов пытался сделать Франции выгодные предложения.
      20. Ibid., СО 730/160/2, f. 88001B; СО 730/160/3, f. 88001C.
      21. The Near East and India, 14 September 1933, p. 754; Economist, 26 August 1933, p. 405 - 406.
      22. Иракские националисты видели в разгроме ассирийцев символ ослабления Великобритании, и это подогревало их желание продолжать борьбу против бывшего мандатария. -Silverfarb. Op. cit., p. 44 - 46; Grobba F. Die Manner und Machte im Orient. Oottingen, 1967, S. 81 - 82; The Near East and India, 27 September 1934, p. 754.
      23. Grobba F. Op. cit., S. 84.
      24. NAGB PRO, СО 732/54/9, f. 98075; СО 732/59/7, f. 18175; СО 732/59/8, f. 18175/1; СО 730/62/2, f. 18269; Air Ministry (далее - AIR) 2/1239.
      25. Grobba F. Op. cit., s. 93.
      26. Hillgruber A. The Third Reich and the Near and Middle East, 1933 - 1939. - The Great Powers in the Middle East, 1919 - 1939. New York, London, 1988, p. 274 - 275.
      27. Grobba F. Op. cit., S. 94.
      28. NAGB PRO, FO 371/20007, Е956/Е1627/479/93, Е2591/Е2866/479/93.
      29. Ibid., FO 371/20002, Е7016/Е7245/132/93; FO 371/20007, E2317/3321/479/93.
      30. В 1935 г. "АПНК" была переименована в "Англо-иранскую нефтяную компанию" - "АИНК".
      31. NAGB PRO, FO 371/20007, Е2866/Е3030/479/93, Е4067/Е4441/479/93.
      32. Meicher H. Op. cit., S. 106 - 107; Geschichte und Gesellschaft, Bd. 2. Gottingen, 1976, S. 35 - 65, 66 - 88.
      33. NAGB PRO, FO 371/20012, Е7037/1393/93; FO 371/20800, Е1449/65/93.
      34. Ibid., FO 371/24557, Е1093/Е1125/225/93, Е1218/Е1259/225/93, Е1322/Е1435/225/93.
      35. Ibid., FO 371/24547, E2129/213/65; FO 371/24556, E2198/203/93; FO 371/24557, E2647/225/93; FO 371/24561, E2349/1452/93.
      36. Филиалы "ИПК" вели разведку в Западной, Юго-Восточной и Восточной Аравии, Катаре, Палестине, Сирии, Ливане, Трансиордании и на острове Кипр.
      37. Meicher H. Op. cit, Bd. 2, S. 61 - 62.
      38. Schroder B. Deutschland und der Mittlere Osten im Zweiten Weltkrieg. Gottingen, 1975, S. 31.
      39. NAGB PRO, FO 371/24549, E3093/2107/65.
      40. Документы внешней политики, т. 23, кн. 2. М., 1998, с. 72, 136.
      41. Интервью д-ра Ф. Дж. Чалаби автору статьи от 4 апреля 2008 г. Чалаби занимал руководящие посты в нефтяных и финансовых департаментах правительства Ирака (1968 - 1976), в секретариате ОАПЕК и ОПЕК (1976 - 1983), исполнял обязанности Генерального секретаря ОПЕК (1983 - 1988); с 1989 г. - исполнительный директор Центра глобальных энергетических исследований в Лондоне.
      42. NAGB PRO, FO 371/24562, Е2910/2910/93.
      43. Мирский Г. Ирак в смутное время. М., 1961, с. 161 - 162; Warner G. Iraq and Syria 1941. London, 1974, p. 88, 94; Shikara A. Iraqi Politics 1921 - 1941. London, 1987, p. 175; Penrose E. Op. cit, p. 100 - 101; Tripp Ch. Op. cit., p. 103 - 105.
      44. Schroder B. Op. cit., S. 31, 66, 143; Hirszowicz L. The Third Reich and the Arab East. London, 1966, p. 40 - 41, 86 - 94.
      45. Die Bedeutung des Irak-Ols fur die Kriegsfuhrung im Vorderen Orient. Berlin, 5.03.1941. - Meicher H. Op. cit., Bd. 2. Stuttgart, 1990, S. 57 - 59; Erdol in Europa und im Nahen Orient. Berlin, 1940; Die Erdolfelder des Iraq. Berlin, 1941.
      46. Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма, т. 2. М., 1973, с. 146; Yergin D. The Prize. The Epic Quest for Oil, Money and Power. New York, 1991, p. 334 - 336.
      47. NAGB PRO, FO 371/24559, E2004/495/93; FO 371/27064, E1456/1/93; FO 371/27066, E1609/1/93, E1623/1/93; FO 371/27073, E2737/1/93; FO 371/27104, E3973/1627/93; War Office (далее - WO) 201/1325; AIR 23/5853; AIR 8/497.
      48. NAGB PRO, FO 371/27093, E1715/E1942/166/93; FO 371/27096, E363/E3374/227/93; WO 201/1431; WO 201/1519; AIR 8/497.
      49. Исключение составляла концессия "ИПК" в Бассорском вилайете, но ее условия были аналогичны концессии "БОД", полученной еще до отмены британского мандата на Ирак.

      Новая и новейшая история, № 6, 2009, C. 32-50.
    • Saygo
      Карл Иосифович Ярошинский
      Автор: Saygo
      А. А. ФУРСЕНКО. РУССКИЙ ВАНДЕРБИЛЬТ

      Одной из виднейших фигур финансовой олигархии предреволюционной России был К. И. Ярошинский. Изучение деятельности его концерна позволяет глубже понять взаимоотношения российских и западных финансистов в 1917 г., некоторые аспекты финансовой подоплеки контрреволюции и антисоветской военной интервенции. Деятельность концерна Ярошинского уже привлекала внимание советских историков1. Однако подробные обстоятельства его функционирования в 1917 - 1918 гг. стали известны только после публикации книги британского журналиста М. Кеттла, написанной с привлечением материалов английского Военного кабинета, министерства иностранных дел и разведки. Представляя эту книгу читателям, издательство отмечало, что автор исследовал "попытки союзников предупредить, а затем и повернуть вспять большевистскую революцию"2. Данные Кеттла подтверждаются документами ЦГИА СССР, ранее не полностью введенными в научный оборот или вообще не использовавшимися.



      Карл Иосифович Ярошинский был выходцем из семьи польских помещиков, владевших крупными имениями в районе Винницы. В 1834 г. Ярошинских возвели в дворянское звание. В 1911 г. при посещении Киева Николаем II брат Карла Франц был произведен в камер-юнкеры, что приблизило Ярошинских к придворным кругам3. Используя новые связи, они активно занялись предпринимательской деятельностью и в годы предвоенного промышленного подъема, а затем первой мировой войны значительно увеличили свое состояние. На март 1916 г. состояние К. Ярошинского оценивалось им самим в 26,1 млн. рублей. В апреле 1916 г. при содействии крупнейшего столичного банка, Русско-Азиатского, он купил одно из ведущих финансовых учреждений - Русский Торгово-промышленный коммерческий банк.

      Когда в 1916 г. возникло объединение провинциальных банков в форме Союзного банка, вице-председателем его правления стал Ярошинский4. К тому времени он переехал в Петроград и поселился в одном из дворцовых особняков на Морской улице (дом Половцова). Знавший Ярошинского шведский финансист У. Ашберг писал, что тот "через Распутина завязал мощные связи среди русских аристократов, и поговаривали, что он должен жениться на одной из царских дочерей"5. О близости Ярошинского к распутинскому кружку и его контактах с царской семьей писал также в своих мемуарах П. М. Быков, который как председатель Екатеринбургского Совета рабочих и солдатских депутатов был хорошо осведомлен о последних месяцах жизни Романовых (царская семья провела их в Екатеринбурге)6. По словам Ашберга, Ярошинский участвовал в спекуляциях акциями на фондовой бирже, надеясь установить контроль и над другими банками. Жонглируя средствами банков, он в конечном итоге оказался в состоянии проводить крупные финансово-экономические операции и стал одним из самых мощных в России финансовых магнатов.

      После свержения самодержавия Ярошинский, лишившись поддержки царского двора, не умерил свой пыл по части спекулятивно-предпринимательских действий и сумел провести ряд крупных сделок. Наиболее важной из них было приобретение столичного Русского для внешней торговли банка, который владел двумя сахарными компаниями, страховой фирмой и финансировал хлебное дело в Поволжье. Эту операцию Ярошинский осуществил вместе с петроградским Международным коммерческим банком, контролировавшим хлебную торговлю на Юге, крупнейшие угольные шахты и металлургические предприятия страны. "В связи с последствиями военных действий и изменившимся положением в стране (Февральской революцией. - А. Ф. ), необходимостью объединения и взаимной помощи в дальнейшей деятельности Русского торгово-промышленного банка, петроградского Международного" коммерческого банка и Русского для внешней торговли банка, - гласил составленный по этому поводу меморандум, - Русский торгово-промышленный банк образовал консорциум для покупки и последующей реализации акций Русского для внешней торговли банка"7. Под контролем Ярошинского оказалось несколько десятков металлургических, механических, текстильных, пароходных, железнодорожных, сахарных и других предприятий страны.

      Следивший за деятельностью Ярошинского британский консул в Одессе восхищался его способностями, отмечая, однако, что тот "часто испытывал нужду в средствах из-за нехватки наличных денег"8. Хотя Ярошинский продолжал пользоваться кредитом у Русско-Азиатского банка и получал у него многомиллионные ссуды, он брал деньги взаймы и за границей, в частности подписал соглашение с лондонским "Бритиш бэнк оф форин трейд" и установил тесный контакт с "Лондон Сити энд Мидленд бэнк", который стал впоследствии его главным британским контрагентом. В июне 1916 г. Ярошинский при содействии Ашберга попытался заключить соглашение о крупном займе с американскими капиталистами, которые предоставили бы группе русских промышленников, возглавленной Ярошинским, "капиталы в размере до 100 млн. руб. на нужды русской промышленности и торговли" сроком на пять-лет9. "Он пригласил меня к себе во дворец, - вспоминал Ашберг, - и рассказал о своих обширных планах эксплуатации природных богатств России. Он сказал: "Для этого мне нужен займ из-за границы"10.

      Согласно проекту соглашения, американские капиталисты должны были бы выдавать необходимые суммы полностью или частями при предоставлении им соответствующего обеспечения, в качестве которого Ярошинский предлагал паи сахарных предприятий, входивших в его сферу влияния, что в общей сложности составляло около 50% всей русской сахарной промышленности, а также "акции разных русских коммерческих и промышленных предприятий, закладные на уже существующие и приобретаемые земли, фабрики и другую недвижимость, а в случае надобности и первоклассный вексельный портфель". Этот проект, однако, оказалось невозможным реализовать (видимо, потому, что Ашберга из-за его германских связей выслали из России)11.

      Финансовые трудности не помешали дальнейшему обогащению Ярошинского. Преграду на его пути поставила лишь Октябрьская революция. Неудивительно, что он оказался в числе самых ярых врагов Советской власти. 30 ноября 1917 г. состоялась встреча Ярошинского с лидером Частного совещания членов Государственной думы М. В. Родзянко, во время которой зашла речь о финансовой помощи белому движению, после чего Ярошинский стал регулярно посещать конспиративную явку на квартире дельца и авантюриста, участвовавшего в охоте за концессиями на Дальнем Востоке, В. М. Вонлярлярского. Здесь Ярошинский встречался не только с деятелями российской контрреволюции, но и с английскими представителями, которые стремились изыскать "каналы финансирования белых армий на Юге", а в долгосрочной перспективе - обеспечить английскому капиталу "господствующее положение в экономике России"12.

      Одним из главных партнеров Ярошинского стал английский комиссионер Х. Э. Ф. Лич. Он приехал в Россию в 1912 г., после обучения бухгалтерскому делу в Манчестере и инженерному в Гамбурге, женился на уроженке Ростова-на-Дону и занялся нефтяным делом, в котором быстро преуспел. В условиях предвоенного промышленного подъема он неплохо заработал, сначала в нефтяной компании, а затем на посреднических операциях. "Лишь немногие знали, что в течение многих лет он был британским секретным агентом"13. Вместе с другим английским подданным Лич основал посредническую фирму "Лич и Файербрэйс", а после Октябрьской революции возглавил британское пропагандистское бюро "Космос", финансировавшее контрреволюционную пропаганду в Москве и Петрограде и размещавшееся в здании Британского посольства.

      Хотя Вонлярлярский утверждал, что Ярошинский впервые познакомился с Личем у него на квартире, по-видимому, они знали друг друга раньше. О встречах с Ярошинским и выработке совместного плана скупки акций и облигаций русских банков в связи с "сильным падением цен на все акции и процентные бумаги" Лич доложил британскому послу Дж. Бьюкенену14. Тот поручил поближе познакомиться с Ярошинским офицеру военной миссии полковнику Т. Кизу, который был сотрудником Интеллидженс сервис, но более высокого ранга, имея за плечами опыт работы в Индии, затем в районе Персидского залива в качестве резидента английской разведки, наконец с 1916 г. в России15.

      Киз попросил Лича устроить ему встречу с Ярошинским. Она состоялась опять-таки на квартире Вонлярлярского, и Ярошинский заявил Кизу, что если Лондон выделит 200 млн. руб., то получит полный контроль над Русским для внешней торговли банком, петроградским Международным коммерческим, Русским торгово-промышленным коммерческим, Волжско-Камским коммерческим и Сибирским торговым банками; это позволит основать затем на Юге Казачий банк, который займется финансированием А. М. Каледина и М. В. Алексеева. Кизу проект понравился, и он сообщил о нем Бьюкенену. До того как определить окончательное отношение к делу, посол захотел выслушать мнение бывших царских министров, "которым он безусловно доверял". Вонлярлярский писал, что этими лицами были министр финансов, затем министр иностранных дел Н. Н. Покровский и председатель Совета министров А. Ф. Трепов, а по данным Кеттла, ими были Н. Н. Покровский и министр земледелия А. В. Кривошеин. Оба лица, к которым обратился Бьюкенен, ответили, что "считают проект Ярошинского заслуживающим серьезного внимания"16. Как уже отмечали советские исследователи, "свои расходы английские капиталисты рассчитывали возместить сторицей путем разного рода связанных с Россией финансовых махинаций"17.

      В начале декабря 1917 г. в Лондон было отправлено подробное изложение проекта Ярошинского, имя которого в целях конспирации не упоминалось. Ожидалось, что санкция последует немедленно, но ответа не поступало. Проявляя нетерпение, Ярошинский встретился с Личем и попросил передать Кизу, что ему срочно нужны 6 млн. для завершения операции по покупке Русского для внешней торговли банка. Лич постарался напугать шефов: если сумма выделена не будет, банк могут купить немцы. Не успев по болезни довести дело до конца, Лич перепоручил его своему партнеру Файербрэйсу. Последний обратился к советнику британского посольства по экономическим вопросам Ф. Линдлею. Тот отказал в содействии. Тогда Файербрэйс поехал к управляющему Русско-английским банком Г. О. Бененсону и договорился о краткосрочной ссуде. Когда Файербрэйс сообщил об этом Линдлею, тот рассвирепел, т. к. питал неприязнь к Бененсону, и на этот раз дал гарантию уплаты требуемой суммы британским посольством. "С тех пор, - отмечает Кеттл, - вопрос о финансировании Ярошинского в целях основания Казачьего банка оказался неразрывно связан с попытками Англии использовать его в качестве агента для по
      лучения контроля британского правительства над всеми основными банками? России"18.

      14 (27) декабря 1917 г. Советское правительство издало декрет о национализации частных банков, их объединении с Государственным банком и создании единого Народного банка Российской Республики19. Выступая в тот день на заседании, ВЦИК, В. И. Ленин говорил: "Мы хотели идти по пути соглашения с банками,., но они затеяли саботаж небывалого размера, и практика привела нас к тому, чтобы провести контроль иными мерами"; возвращаясь к этому вопросу на III Всероссийском съезде Советов, Ленин отмечал: "Мы поступили попросту... Мы сказали: у нас есть вооруженные рабочие и крестьяне. Они должны сегодня утром занять все частные банки... И после того, как они это сделают, когда уже власть будет в наших руках, лишь после этого мы обсудим, какие нам принять меры"; утром банки были заняты, а "вечером ЦИК вынес постановление: "Банки объявляются национальной собственностью", - произошло огосударствление, обобществление банкового дела, передача его в руки Советской власти"20. 23 января (5 февраля)" 1918 г. последовал "Декрет о конфискации акционерных капиталов бывших частных банков", согласно которому собственные капиталы частных банков переходила в руки Народного банка "на основе полной конфискации", причем "все банковские акции аннулируются и всякая выплата дивидендов по ним безусловно прекращается"21.

      Советское правительство поставило вне закона махинации банкиров и их связи с иностранными посольствами, однако спекулятивные сделки продолжали тайно заключаться22. 15 января из Лондона поступила телеграмма с распоряжением любыми средствами немедленно перевести белогвардейской Добровольческой армии на Юге 15 млн. рублей. В ответ на обращение Киза к Ярошинскому по этому поводу последний выразил готовность помочь, но напомнил, что выработанный ими совместно проект до сих пор не санкционирован английским правительством (хотя обещанные ему Линдлеем в декабре 6 млн. руб. уже были получены чеками на 181800 ф. ст.). 17 января Киз телеграфировал в Лондон, что настаивает на положительном решении вопроса о предоставлении Ярошинскому эквивалентного" 200 млн. руб. займа в фунтах стерлингов для покупки пяти главных русских банков с последующим открытием Казачьего банка, который и ассигновал бы силам контрреволюции на Юге 15 млн. рублей23.

      Этот вопрос был поставлен на обсуждение лондонского кабинета 21 января в присутствии прибывших из Петрограда Бьюкенена и военного атташе генерала А. Нокса. Сама идея не вызвала возражений, однако министр финансов Б. Лоу заявил, что "испытывает некоторое затруднение" в выдаче аванса незнакомому лицу. На это Нокс заметил: "Возможно, под незнакомым капиталистом имеется в виду Поляков". Кеттл высказывает предположение, что догадка Нокса умышленно была использована присутствовавшим на заседании кабинета пресс-секретарем премьер-министра У. Сазерлендом24, покровительствовавшим сотруднику британской военной миссии генерала Пуля А. Е. Лессингу, близко сошедшемуся с Владимиром Поляковым, внуком крупного банкира-предпринимателя Л. С. Полякова. Ранее В. Поляков был инженером-путейцем, потом стал членом правления Сибирского банка, а с октября 1917 г. - финансовым советником британского посольства в Петрограде25.

      22 января британский министр иностранных дел А. Дж. Бальфур поручил отправить в Петроград телеграмму на имя Линдлея для передачи Кизу в ответ на его запрос от 17 января: "Правительство так озабочено предоставлением немедленной финансовой помощи нашим друзьям, что если аванс может быть использован в целях оказания немедленного содействия им, при условии, что неназванный финансист - это П., правительство санкционирует предложение. Как видите, мы готовы действовать целиком в соответствии с вашим советом"26. Киз и Линдлей пришли в замешательство. Они не могли понять, откуда взялся некто П. Ведь не П., а Ярошинский, не дожидаясь санкции Лондона, продвигал задуманный проект имеющимися у него собственными средствами.

      Ярошинский встретил сообщение из Лондона взрывом негодования, а В. Поляков, когда ему показали проект соглашения о предоставлении Ярошинскому займа на 200 млн. руб. из 3,5% годовых, сказал, что больше одной десятой этой суммы Ярошинскому давать не следует, причем не из 3,5%, а из 5,25% годовых. Пуль и Киз уговорили Ярошинского принять урезанный вариант. Давая согласие, тот предупредил, что англичанам придется довольствоваться тремя банками, над которыми практически уже установлен его контроль: Русским торгово-промышленным коммерческим, петроградским Международным коммерческим и Русским для внешней торговли. В качестве залога под заем Ярошинский дал согласие выдать промышленные акции на 35 млн. руб. (40 тыс. в акциях фирмы "Русская нефть", 12 тыс. - нефтяной компании "Тер-Акопов" и 30 тыс. - Ачинско-Минусинской железной дороги)27.

      Пока шла эта возня, Лич изыскивал способ срочно передать 15 млн. руб. Добровольческой армии. Положение белогвардейцев на Юге к тому времени ухудшилось28. Искали контрагента, чтобы поручить ему осуществление банковских операций и ведение отчетности. Сначала решили обратиться к услугам нефтяной компании Детердинга в Баку, затем остановились на небольшой нефтяной фирме "Премиер Ойл энд Пайплайн К°", с которой был связан Лич, представлявший ее интересы в качестве юрисконсульта. Ярошинский выдал Личу чек на 15 млн. руб., предназначенный для управляющего "Премиер Ойл энд Пайплайн К°" Дж. Перкинса, который находился в Киеве. Лич отправил тому секретное предписание передать деньги Алексееву через прибывшего из Румынии английского военного эмиссара генерала де Кандолла. Одновременно Ярошинский распорядился, чтобы контролируемый им Киевский частный коммерческий банк открыл счет на 15 млн. руб. проектируемому в Екатеринодаре Казачьему банку29.

      Вскоре в Лондон стали поступать сообщения о реализации сделки с Ярошинским. В. Поляков уговорил управляющего Сибирским банком Н. Х. Денисова продать находившийся в его руках контрольный пакет акций Кизу за 15 млн. руб. при условии, что эта сумма будет выплачена в фунтах стерлингов; затем Поляков посетил председателя совета правления Сибирского банка В. В. Тарновского и потребовал, чтобы тот покинул свой пост, сообщив, что весь пакет принадлежавших Денисову акций продан англичанам и что это влечет за собой назначение председателем данного совета британского представителя30. В середине февраля контракт о покупке Сибирского банка был заключен. По-видимому, Киз осуществил покупку без полномочий из Лондона и без ведома миссии Пуля. Скорее всего, это была "операция Интеллидженс сервис, проведенная в величайшей спешке"31. Вообще, согласно Кизу, переговоры велись в строжайшей тайне, поскольку оказалось "невозможным встречаться с кем-либо по финансовым вопросам, кроме как по ночам"; "обычно выбирались квартиры с двумя выходами на разные улицы"; Киз "всякий раз" менял внешность, надевая "разные пальто и шапки"32.

      Дальнейший ход событий, однако, резко изменил планы Ярошинского и его за рубежных контрагентов. В результате подписания Советской Россией Брестского мира с Германией 3 марта 1918 г. надежды британских представителей на установление контроля "над большей частью экономики России" померкли. А вскоре Красная Армия освободила от белогвардейцев Дон33. Хотя Ярошинский продолжал конспиративные встречи с Личем, остававшимся в Петрограде, основное внимание он теперь переключил на прибывшее в Москву в конце марта германское посольство В. Мирбаха, которого попытался прельстить теми же обещаниями, что и англичан. "Кто бы ни овладел положением, союзники или немцы, - писал по этому поводу Вонлярлярский, - Ярошинский, а следовательно и я, сохранили бы круппое финансовое положение в России, так как в то время масса промышленных предприятий была сосредоточена в банках, большинством акций которых владел Ярошинский"34.

      "Ярошинский развил прямо-таки титаническую программу", - сообщал в Берлин Мирбах: он обещал передать немцам контроль не только над находившимся в его распоряжении "полностью американизированным банковским аппаратом", но и обеспечить им "всю власть над российским правительством", "держать министров в подчинении, обезвредить противников, финансировать партии" и предоставить газетные тресты; эти обещания "кажутся фантастическими", но, "принимая во внимание многочисленные сведения" о влиянии Ярошинского, его предложения "не следует отклонять". Кроме того, "Карл Иосифович фон Ярошинский" (так его назвал Мирбах) заявил, что "больше всего он желает - и лучше раньше, чем позже, - вступления германских войск и монарха, к стопам которого вновь покорно припадет святая Русь"35.

      В белоэмигрантской литературе Ярошинского называли одним из "трех всадников Апокалипсиса"; он же сам в 1917 - 1918 гг. именовал себя "русским Вандербильтом"36. Однако проектам самозваного распорядителя народной собственности не суждено было осуществиться. В июле 1918 г. Ярошинский бежал за границу. Почти одновременно бежал и Лич. Обосновался Ярошинский во Франции. В печати промелькнуло сообщение, что он появлялся в кулуарах Парижской мирной конференции. Последние известные нам данные о его деятельности содержатся в документах французского банка "Сосьете женераль" за 1919 г., когда Ярошинский участвовал в проведенной на Парижской бирже операции по увеличению на 10 млн. руб. капитала Русско-Азиатского банка, который был практически реорганизован во французское предприятие, а его отделения в Китае, Индии, Франции и Англии были переданы Франко-Азиатскому банку. Ярошинский совместно с "Сосьете женераль" и Парижско-Нидерландским банком выступил в качестве акционера-учредителя, причем всю операцию назвали "делом группы Ярошинского". Он положил тогда на стол как вступительный взнос скупленные в свое время контрольные пакеты акций Русского Торгово-промышленного коммерческого, петроградского Международного коммерческого, Русского для внешней торговли и Киевского частного коммерческого банков37.

      В 1925 г. парижские отделения Русско-Азиатского и петроградского Международного коммерческого банков были слиты в "Европейский банк", который в соответствии с актом о национализации 1917 - 1918 гг. был подчинен Госбанку СССР38 . Дальнейшие следы Ярошинского затерялись. Российская карьера "русского Вандербильта" навсегда закончилась.

      ПРИМЕЧАНИЯ

      1. Шемякин И. Н. О некоторых экономических предпосылках Великой Октябрьской социалистической революции (Из истории финансового капитала в России). В кн.: Социалистические преобразования в СССР и их экономические предпосылки. М. 1959; Китанина Т. М. Военно-инфляционные концерны в России, 1914 - 1917. Л. 1967; Ганелиы Р. Ш. Советско-американские отношения в конце 1917 - начале 1918 г. Л. 1975; Иоффе Г. З. Крах российской монархической контрреволюции. М. 1977; Думова Н. Г., Трухановский В. Г. Уинстон Черчилль и империалистическая интервенция в Советскую Россию. В кн.: Исторический опыт Великого Октября. М. 1986.
      2. Kettle M. The Allies and the Russian Collapse. Lnd. 1981.
      3. ЦГИА СССР, ф. 1343, оп. 37, д. 29277, л. 3; ф. 472, оп. 45, д. 10.
      4. Шемякин И. Н. Ук. соч., с. 61 - 64, 66 - 69.
      5. Ashberg O. En vandrande jude fran Glasbruksgaten. Stockholm. 1946, s. 352- 353.
      6. Быков П. М. Последние дни Романовых. М. - Л. 1930, с. 62.
      7. ЦГИА СССР, ф. 634, оп. 1, д. 257, л. 1; Китанина Т. М. Ук. соч., с. 146.
      8. Kettle M. Op. cit., p. 135.
      9. ЦГИА СССР, ф. 630, оп. 2, д. 776, лл. 26, 54, 61, 62; д. 782, лл. 3 - 5, 26; д. 783,. л. 1; ф. 1102, оп. 3, д. 1350, лл. 1 - 2.
      10. Aschberg O. Op. cit., s. 354.
      11. ЦГИА СССР, ф. 630, оп. 2, д. 783, лл. 1 - 2; Ганелин Р. Ш. Россия и США. М. -Л. 1969, с. 69, 111 - 112.
      12. Kettle M. Op. cit., p. 202.
      13. Ibid., p. 136.
      14. Вонлярлярский В. М. Мои воспоминания 1852 - 1939 гг. Берлин. 1939, с. 227 - 228.
      15. Kettle M. Op. cit., p. 137.
      16. Вонлярлярский В. М. Ук. соч., с. 228 - 229.
      17. Думова Н. Г., Трухановский В. Г. Ук. соч., с. 177.
      18. Kettle M. Op. cit, p. 144.
      19. Декреты Советской власти. Т. I. М. 1957, с. 225, 230; Ирошников М. П. Председатель Совета Народных Комиссаров Вл. Ульянов (Ленин). Л. 1974, с. 127.
      20. Ленин В. И. ПСС. Т. 35, с. 173, 273 - 274.
      21. Декреты Советской власти. Т. I, с. 390; Шепелев Л. Е. Декрет о национализации банков. В кн.: Вспомогательные исторические дисциплины. Т. IX. Л. 1978, с. 283 - 294.
      22. Гиндин А. М. Как большевики национализировали частные банки. М. 1962, с. 102, 127 - 128.
      23. Kettle M. Op. cit., p. 202.
      24. Ibid., p. 205.
      25. Тарновский В. В. История Сибирского торгового банка (1872 - 1917 гг.) - Материалы по истории России в период капитализма. Труды ГИМ, 1976, вып. 46, с. 168.
      26. Kettle M. Op. cit., p. 205.
      27. Ibid., pp. 206 - 207.
      28. Минц И. И. История Великого Октября. Т. 3. М. 1979, с. 458 - 461.
      29. Kettle M. Op. cit., p. 207.
      30. Тарновский В. В. Ук. соч., с. 168.
      31. Kettle M. Op. cit., p. 244.
      32. Ibid., pp. 244 - 245.
      33. Минц И. И. Ук. соч. Т. 3, с. 460 - 461.
      34. Вонлярлярский В. М. Ук. соч., с. 231.
      35. Документы германского посла в Москве Мирбаха. - Вопросы истории, 1971, N 9, с. 127.
      36. Там же.
      37. Эти сведения нам любезно предоставил В. И. Бовыкин, работавший в архиве "Сосьете женераль".
      38. Шепелев Л. Е. Ук. соч., с. 292.

      Вопросы истории. - 1987. - № 10. - С. 183-188.
    • Saygo
      Савва Иванович Мамонтов
      Автор: Saygo
      А. Н. БОХАНОВ. САВВА МАМОНТОВ

      История России богата людьми-созидателями, к числу которых по праву относится и один из крупнейших отечественных предпринимателей конца XIX в. Савва Иванович Мамонтов. Его имя неразрывно связано с реализацией выдающегося для своего времени инженерного проекта - строительством железнодорожной магистрали Ярославль - Архангельск. Однако главная его заслуга перед потомками состоит в другом. Человек щедрой души, яркой самобытности, удивительного эстетического вкуса, высоких нравственных побуждений, он обессмертил свое имя искренним и бескорыстным служением русской культуре. Творческая судьба В. М. Васнецова, М. А. Врубеля, М. М. Ипполитова-Иванова, И. И. Левитана, С. В. Рахманинова, И. Е. Репина, Н. А. Римского-Корсакова, В. А. Серова, К. С. Станиславского, Ф. И. Шаляпина и ряда других великих национальных талантов в той или иной степени переплетена с деятельностью этого купца.


      Портрет железнодорожного магната и мецената искусств Саввы Ивановича Мамонтова. Илья Репин, 1880

      Мамонтову-меценату посвящены специальные исследования1, но о многих сторонах его биографии известно до сих пор сравнительно мало. Жизнь и судьба Саввы Ивановича интересны не только сами по себе, его личность как бы персонифицировала полузабытый ныне феномен российской благотворительности. Длительное время он оставался вне поля зрения советских историков, поэтому и жизнеописания "великолепного Саввы" часто лишены исторического фона, важных временных реалий, придававших делам его особый колорит и значение.

      Мамонтов прожил большую и сложную жизнь. Родился он 2 октября 1841 г. в купеческой семье. Отец, Иван Федорович Мамонтов, с конца 30-х годов XIX в. занимался винным откупным промыслом на Сибирском тракте, в городке Ялуторовске Тобольской губернии. Здесь у него, женатого на купеческой дочери Марии Тихоновне Лахтиной, и появился четвертый ребенок - сын Савва, о чем свидетельствует запись в метрической книге местной Воскресенской церкви2. Кроме него, в семье было еще семь детей: Александра, Федор, Анатолий, Николай, Ольга, Мария, Софья (две последние умерли в детстве).

      В 1849 г. купец первой гильдии (с 1843 г.) И. Ф. Мамонтов переехал в Москву, чтобы возглавить обширное откупное хозяйство Московской губернии, и держал его в своих руках более 10 лет, вплоть до ликвидации откупной системы в 1863 году. Деятельность в Сибири была успешной, и средства позволили жить в первопрестольной на широкую ногу: был арендован роскошный особняк на Первой Мещанской, устраивались званые вечера и балы. Уклад жизни семьи Ивана Федоровича и его брата, тоже купца, Николая Федоровича, переселившегося в Москву из Смоленской губернии и в начале 50-х годов XIX в. основавшего фабрику сургуча и лаков3, существенно отличался от общепринятого в то время в предпринимательской среде. Литература, музыка, театр занимали важное место в жизни многочисленной мамонтовской родни. Даже внешний облик Ивана Федоровича был необычен для лица купеческого звания. Этого предпринимателя "по фотографиям, - заметила его внучатая племянница, дочь П. М. Третьякова, - можно было принять за английского премьера: цилиндр, бритое лицо, изящный костюм"4.

      В то время Мамонтовы еще не имели прочных связей в среде московского купечества. Торговцы и промышленники завидовали богатым откупщикам, не любили их, да и сами они не стремились завоевать расположение местного купеческого общества и даже не причислялись к нему. Николай Федорович значился "мосальским купцом", а Иван Федорович прожил первые годы в Москве в звании "чистопольского первой гильдии купца" и в качестве такового был в 1853 г. возведен в потомственное почетное гражданство5 . В дальнейшем род Мамонтовых занял видное место в московском купеческом мире, а его представители породнились (что являлось одной из форм общественного признания) со многими старинными и влиятельнейшими фамилиями. Уже в начале 60-х годов XIX в. Иван Федорович играл значительную роль в купеческом обществе, в городском управлении6.

      В Москве изменился и характер воспитания детей. У старших сыновей (Федора, Анатолия, Саввы) появился гувернер, выпускник Дерптского университета Ф. Б. Шпехт, который обучал их европейским манерам и иностранным языкам. Но, как и в других купеческих семьях, новое соседствовало со старым: за непослушание и нерадивость "клали на кровать и секли"7.

      В конце 1852 г. умерла Мария Тихоновна. В семье надолго воцарился траур. Иван Федорович с детьми переехал в обширный, но более простой дом на Новой Басманной. Он был серьезно озабочен их будущим и стремился дать им систематическое образование. Анатолий и Савва были помещены во Вторую московскую гимназию на Елоховской улице. Ни особого старания, ни прилежания Савва в гимназии не проявил, и через год отец решил определить его в петербургский Институт Корпуса гражданских инженеров (Горный корпус). В этом выборе сказалась прозорливость Ивана Федоровича, осознавшего на заре железнодорожного строительства и индустриализации важность инженерной профессии.

      Савва и его двоюродные братья Анатолий и Валерьян (младшие сыновья Николая Федоровича) выдержали экзамен и в августе 1854 г. были зачислены в корпус. Питомцы этого учебного заведения получали не только общие и специальные знания, но и военную подготовку; выпускникам присваивался военный чин. Вспоминая об этом периоде своей жизни, Савва Иванович писал: "Странно и чудно мне было попасть в строгий режим военной жизни: маршировки, ружейные приемы и вообще строгое обращение офицеров с детьми"8. Из общеобразовательных предметов преподавали русский, французский и немецкий языки, рисование, географию, древнюю историю, арифметику, алгебру, геометрию, чистописание и закон божий. Савва проучился здесь до января 1856 г. и, как явствует из свидетельства, "был поведения хорошего"9. Сложнее было с прилежанием. Чрезвычайно увлекающийся человек, Савва целиком уходил в те области и дела, которые его начинали интересовать, но часто забывал и игнорировал многое другое, что казалось ему несущественным. Так, очень быстро он выучил немецкий язык и всегда имел по этому предмету только высшие баллы, но по латыни получал лишь двойки и тройки.

      Трудно сказать, как повлияло почти двухлетнее пребывание Саввы в Петербурге на формирование его личности. О том, с кем он дружил, что читал, чем интересовался, как открывал для себя разные стороны жизни северной Пальмиры, сведений не сохранилось. Известно только, что успехами в учебе он не отличался. В апреле 1855 г. Иван Федорович обратился к 14-летнему сыну с письмом-наставлением, в котором высказал свое недовольство и в конце заметил: "Я благословляю тебя, прошу и приказываю бросить лень, учиться хорошо и баллами в успехах показать мне, что ты послушный и заботливый к исполнению отцовских приказаний сын"10.

      Обучение в Горном корпусе оборвалось внезапно: во время эпидемии от скарлатины скоропостижно умер кузен Валерьян, и Иван Федорович забрал сына в Москву, где определил его в четвертый класс Второй гимназии, в которой он учился ранее. Савва и здесь успехами в учебе не отличался11 . В седьмом, выпускном, классе весной 1860 г. взрослый, почти 19-летний, он не выдержал экзамена по латинскому языку, не получил свидетельства и был зачислен во второгодники. И отец, и сын тяжело переживали случившееся. Однако нашлись догадливые люди, порекомендовавшие "удачную комбинацию". Савва поступил в Петербургский университет (свидетельство об окончании гимназии здесь не требовалось, латынь же за него сдал другой юноша), а затем перевелся на юридический факультет Московского университета. Осенью он приступил к занятиям и, как позднее вспоминал, "посещал лекции с большим интересом и с большим вольнодумством"12.

      8 то время Мамонтов уже серьезно увлекся сценическим искусством. Интерес к удивительному миру "чувств, образов и звуков" он проявлял и раньше. Дневник его за 1858 г. содержит множество записей о посещении театральных спектаклей. Гимназист-театрал не только перечислял постановки и ведущих актеров, но и высказывал собственные мнения о качестве пьес и уровне исполнительского мастерства13. Много в дневниковых записях наивных, юношески-максималистских суждений, но они показывают, что театр стал важной и обязательной частью жизни молодого человека. Он бывал на спектаклях охотно и регулярно. Интересовали его разные жанры: опера, балет, водевиль, драма. В доме Мамонтовых не было принято прибегать к запретительным мерам (за редчайшим исключением). Пытаясь добиться нужных результатов и "отвратить от опасных соблазнов", глава семьи действовал убеждением.

      Большую роль в формировании личности Саввы играли его близкие, духовная атмосфера "образованных кругов" общества, к которым принадлежали Мамонтовы. Дневниковые заметки позволяют судить о духовных запросах и времяпрепровождении гимназиста. Подробно описаны им вечера в кругу многочисленной родни в своем доме и у дядюшки Николая Федоровича, на Пресне: дружеские разговоры, музицирование, пение, обсуждение спектаклей и книг. Много в дневнике и других примечательных штрихов жизни молодого Мамонтова. 31 января 1858 г. он записал: "Сегодня утром ходил к Александру (двоюродный брат, Александр Николаевич. - А. Б.) на фабрику, у него был Булахов, он пробовал мой голос, говорит, что у меня баритон и может образоваться хороший голос, если мне им заниматься"14.

      В конце 50-х годов XIX в. Мамонтовы переехали в новый дом на Воронцовом поле (улица Обуха). Было приобретено имение Киреево около Химок, под Москвой, ставшее "родовым гнездом" Мамонтовых на многие годы. В семье царила открытая, доброжелательная атмосфера, не лишенная и общественных интересов. Бурные события российской действительности 50-х - начала 60-х годов XIX в. - Крымская война, смерть Николая I и воцарение Александра II, подготовка "великих реформ" и отмена в 1861 г. крепостного права - способствовали оживлению общественной жизни, вызывали живейший интерес в различных слоях общества. В 1856 г. получили амнистию декабристы, и некоторые из них по прибытии в Москву останавливались в доме Ивана Федоровича15.

      Менялись в России и экономические условия. Раскрепощалась частная инициатива, наиболее дальновидные и предприимчивые представители купечества брались за большие начинания, за осуществление смелых проектов. В число таких людей входил и И. Ф. Мамонтов, который имел близкие деловые отношения с крупнейшим предпринимателем середины XIX в. В. А. Кокоревым, сначала занимавшимся винным откупом в Сибири, а затем возглавившим откупное дело в Петербургской губернии. Еще в конце 40-х годов XIX в. Кокорев начал торговые операции с Персией, был одним из пионеров промышленного освоения Закавказья. Два крупнейших откупщика, В. А. Кокорев и И. Ф. Мамонтов, основали в 1857 г. в Москве Закаспийское торговое товарищество, специализировавшееся первоначально на экспортно- импортных операциях, главным образом с шелком.

      Однако деловые интересы Ивана Федоровича этим не ограничивались. Накопив значительный капитал на откупах, он помещал средства в городскую недвижимость и железнодорожное строительство. При его деятельном личном и финансовом участии построена одна из первых в России Троицкая железная дорога протяженностью 66, верст, связавшая Москву с древним Сергиевым посадом. Концессия была получена в конце 1859 г., а летом 1863 г. на линии началось регулярное движение. Уже в 1865 г. перевезено было 456 тыс. пассажиров, 9,5 млн. пудов различных грузов, а прибыль составила 476 тыс. рублей16. Старший Мамонтов вложил в это предприятие 460 тыс. рублей и был избран членом правления17. Он справедливо считал, что у железнодорожного строительства в России большое будущее.

      У сыновей была своя жизнь. Савва все больше увлекался тем, что не имело никакого отношения к предпринимательским занятиям, - театром. В студенческое двухлетие он был не только усердным зрителем, но и приобщился к "театральному любительству". В то время частные труппы еще не были разрешены, но существовали различные театральные кружки, самым известным из которых был Секретаревский драматический (по имени владельца дома, где устраивались спектакли). Возглавляли его А. Н. Островский и А. Ф. Писемский. "Почтенные литераторы, - вспоминал Савва Иванович, - очень нас любили, да и было за что, ибо мы из сил рвались и играли очень забавно". Он с головой ушел в эти занятия и в начале августа 1862 г. дебютировал в пьесе "Гроза" в роли Кудряша, Дикого же играл сам Островский. На спектакль пришел Иван Федорович, и Савва видел, как "он вытирал слезу в последнем акте"18.

      Эта слеза не могла, однако, поколебать деловую натуру Ивана Федоровича, который был серьезно обеспокоен будущим не только Саввы, но и всего семейного дела. Старшие сыновья, Федор и Анатолий, склонности к предпринимательству не проявляли. Что же касается Саввы, то Иван Федорович, конечно, не мог даже вообразить, что любовь к театру и участие в спектаклях станут судьбой сына. Не препятствуя его увлечениям, отец с тревогой отмечал, что "несерьезные" интересы и, как ему казалось, праздное времяпрепровождение все больше и больше увлекали сына. Улетучивались надежды на успешное завершение университета. Иван Федорович решил прибегнуть к радикальным мерам и приобщить Савву к предпринимательским занятиям. Вскоре после указанного спектакля он отправляет его по делам Закаспийского товарищества в Баку, куда тот прибыл 4 сентября 1862 г. Главная цель - отвратить сына от "непозволительных столичных удовольствий".

      Осенью 1863 г. руководители Закаспийского товарищества доверили Савве Ивановичу заведовать центральным, Московским, отделением фирмы. В начале 1864 г. молодой негоциант прибыл в Италию, чтобы поправить здоровье и одновременно познакомиться с торговлей шелком. Северная область Италии - Ломбардия - издавна была известнейшим в Европе районом шелководства и шелкоткачества, а столица области Милан - крупнейшим центром шелковой торговли, но не только. Город этот был и столицей оперного искусства, а театр "Ла Скала" - общепризнанной "первой сценой" мировой оперы.

      Несколько месяцев пребывания в Милане оказались для Мамонтова весьма примечательными. Подробностей того, как он вел коммерческие дела, не сохранилось, однако известно, что именно в тот период он "серьезно заболел" оперным искусством. Савва Иванович знакомился с лучшими оперными постановками, слушал ведущих вокалистов и начал брать уроки пения. Не без юмора он писал позднее, что во время его занятий с маэстро извозчики, стоянка которых располагалась под окнами снимаемой им комнаты, "не выдерживали и уезжали"19.

      Эта первая поездка в Италию (он побывал там много раз) примечательна еще одним событием в жизни молодого дельца-меломана. Мамонтов познакомился с дочерью известного московского купца, крупного шелкоторговца Григория Григорьевича Сапожникова - Елизаветой (1847 - 1908 гг.), ставшей его женой. Молодая девушка не блистала красотой, но покорила сердце Саввы Ивановича умом, образованностью и душевной открытостью. Ее мать, Вера Владимировна Алексеева, была сестрой Сергея Владимировича Алексеева - отца К. С. Станиславского, а другой брат матери, Александр, - отцом Н. А. Алексеева, избранного впоследствии Московским городским головой. В иерархии московского купечества Сапожниковы - Алексеевы уже в 60-е годы XIX в. занимали высокое положение, и их согласие на брак служило признанием авторитета Мамонтовых.

      Решение сына Иван Федорович сразу и безоговорочно одобрил. "Выбор твой указанной невесты, Лизы Сапожниковой, - писал он в ноябре 1864 г., - есть выбор правильный и достойный"20. Избранница имела всего около 17 лет от роду, но была девушка начитанная, музыкально образованная. Позднее она писала: "Я очень любила стихи, много занималась музыкою и страстно любила немецких классиков, особенно Бетховена и Шумана"21. Свадьба состоялась в апреле 1865 г. в Кирееве. Там они прожили несколько недель, а затем уехали в свадебное путешествие в Италию22.

      Вернувшись осенью в Москву, молодая чета поселилась в доме на Садовой- Спасской, который купил для них Иван Федорович. Этот особняк постепенно превратился в один из интереснейших центров художественной жизни не только Москвы, но, пожалуй, и всей России. Первоначально небольшой, двухэтажный (каменный низ, деревянный верх), неоднократно перестраиваясь и расширяясь, он к концу XIX в. имел 15 комнат на первом этаже, 11 - на втором, 4 - в мезонине и обширный зимний сад23.

      Отец приобщал Савву Ивановича к железнодорожному предпринимательству. В 60-е годы XIX в. строилась дорога на Ярославль, и И. Ф. Мамонтов был крупным акционером и директором общества Московско-Ярославской железной дороги. Возглавлял эту компанию Ф. В. Чижов (1811 - 1877 гг.). Бывший профессор математики Петербургского университета, широко образованный человек, близкий знакомый Н. В. Гоголя, И. С. Аксакова, Н. М. Языкова, А. А. Иванова, В. Д. Поленова и других писателей и художников, он играл заметную роль в кругах славянофилов, был одержим идеей экономического развития северных областей России. Чижов проникся большой симпатией к молодому, энергичному и умному С. И. Мамонтову и на многие годы остался его покровителем и наставником, причем не только в железнодорожных делах24.

      Конец 60-х - 70-е годы XIX в. - важный период в жизни Саввы Ивановича. В августе 1869 г. умер Иван Федорович, и сын стал заниматься предпринимательством самостоятельно. Не без влияния Чижова Савва Иванович не покинул деловой мир, а постепенно все больше и больше втягивался в эти занятия, набирался коммерческого опыта и знаний. В течение нескольких лет он фигурировал в качестве кандидата в члены правления, затем члена правления, а в 1872 г., по рекомендации Чижова, занял ответственный пост директора Общества Московско-Ярославской железной дороги. Линия была открыта для движения в 1870 году25. Одновременно С. И. Мамонтов состоял владельцем торговой конторы, специализировавшейся на поставках строительных материалов (операции с шелком были прекращены еще в 60-е годы XIX века).

      В начале 70-х годов он начал играть заметную роль и в общественных организациях: избирается гласным Городской думы и действительным членом Общества любителей коммерческих знаний26. Еще раньше Мамонтов был причислен к московскому купечеству. В справочной книге купеческого общества на 1873 г. говорится: "Мамонтов Савва Иванович, 31 год, купец 1 гильдии, потомственный почетный гражданин, в купечестве с 1866 года. Жительствует в Сретенской части, в приходе церкви Святого Панкратия у Сухаревой башни, на Садовой улице в собственном доме. Торгует лесом. Состоит выборным от московского купечества с 1869 года"27.

      Киреево унаследовал старший брат Федор, а Савва Иванович и Елизавета Григорьевна решили приобрести собственный дом в сельской местности. Такое желание диктовалось искренней тягой к природе и убеждением, что дети должны расти в простой, здоровой среде. Мамонтовы узнали, что по Ярославской дороге, в нескольких верстах от станции Хотьково, продается усадьба писателя С. Т. Аксакова. В марте 1870 г. супруги Мамонтовы поехали осматривать Абрамцево. Елизавета Григорьевна писала: "Въехав в просеку монастырского леса и увидев на противоположной горе уютный, серенький с красной крышей дом, мы стали восхищаться его местоположением... В доме оставалась кое-какая аксаковская мебель, портреты и рисунки. Дом был настолько плох, что нечего было и думать поселиться в нем, не переделавши его основательно"28. Живописная местность и очарование самого дома определили решение - покупать.

      Была быстро оформлена на имя Елизаветы Григорьевны купчая, и Мамонтовы за 15 тыс. руб. стали обладателями запущенного, но довольно обширного имения (285 дес.)29. Дом был капитально отремонтирован к осени. В дальнейшем неутомимый Савва Иванович, который всю жизнь постоянно что-то сооружал и перестраивал, превратил Абрамцево в благоустроенную в хозяйственном и бытовом отношениях усадьбу. Здесь были построены больница, школа, мост, плотина на реке Воре, улучшена дорога, сооружены мастерские для художников, церковь и много более мелких зданий в самой усадьбе и около нее, создана оранжерея, разбит прекрасный сад. Хозяин дома всей душой полюбил это место. "Не будь Абрамцева, жизни с природой, безотрадно было бы", - писал он жене30.

      Интерес к искусству и к людям, его олицетворявшим, отличал Савву Ивановича и в пору зрелости, и в старости. И деятели искусства платили ему взаимной симпатией. Своеобразный душевный и интеллектуальный магнетизм Мамонтова способствовал возникновению "мамонтовского кружка", объединившего общностью духовных и эстетических интересов хозяев Абрамцева и многих блестящих представителей художественной культуры России конца XIX века.

      Художники появились в доме на Садовой еще в конце 60-х годов XIX века. Одним из первых близким знакомым семьи стал художник и архитектор В. А. Гартман. В 1872 г. в Италии, куда почти ежегодно ездил Савва Иванович с женой, познакомились со скульптором М. М. Антокольским, художником В. Д. Поленовым и искусствоведом А. В. Праховым, которые стали друзьями дома на многие годы. В начале 70-х годов XIX в. изобразительное искусство становится "потребностью души" и Елизаветы Григорьевны. В 1872 г. во время пребывания в Риме с большим интересом и удовольствием она посещала мастерские русских художников, а несколько тысяч франков, подаренных ей матерью, израсходовала на приобретение картины Ф. А. Бронникова "Мученик" и мраморной головы Натана Мудрого работы Антокольского31.

      Пребывание в Италии "выбивало из колеи" Савву Ивановича. Возвращение в Россию и переход от возвышенных духовных интересов к будничным, зачастую рутинным обязанностям в правлении Московско-Ярославской дороги первые годы угнетали его. Летом 1874 г. он писал жене: "У меня за последнее время римской жизни приходит желание не очень запрягаться во всякие дела. Да и зачем, в самом деле, голова кругом идет, покоя знать не будешь, очерствеешь и из-за чего? Благо не было бы, что кусать, а то, слава Богу, на наш век хватит. Нет, я, право, пресерьезно думаю обставить себя так, чтобы все-таки до известной степени принадлежать себе"32.

      В 70-е годы XIX в. - период становления Мамонтова как знатока, ценителя и покровителя искусств - молодой предприниматель еще только приобретал популярность в деловом мире. Человек он был инициативный и увлекающийся, даже азартный, не лишенный к тому же и определенных амбиций. Его часто тяготило отсутствие настоящего большого дела, где можно было проявить себя в полной мере. Роль "отставного купца" была не для него. "Не знаю, что будет дальше, - писал Мамонтов жене вскоре после избрания его директором Общества Московско-Ярославской дороги, - но сейчас мне вообразить даже немыслимо, чтоб я бросил это дело, уж больно полюбилось, и удача заманчива"33. Железнодорожная компания действовала успешно и приносила хорошую прибыль34.

      Общероссийскую известность как предприниматель Савва Иванович получил с постройкой Донецкой каменоугольной железной дороги, связавшей Донбасс с Мариупольским портом. Строительство существенно ускорило индустриальное развитие этого чрезвычайно перспективного в экономическом отношении района. В 1876 г. правительство назначило для потенциальных концессионеров торги. Каждый из претендентов должен был представить свой проект и смету строительства будущих железнодорожных линий, общая протяженность которых составляла примерно 500 верст. Одним из соискателей был Мамонтов. Он вышел победителем и несколько лет занимался новым и большим делом. Донецкая дорога была в основном проложена за 1878 - 1879 гг., а завершилось строительство в 1882 году. Савва Иванович мог констатировать: "Дорога построена прекрасно"35. В начале 90-х годов XIX в. она была выкуплена государством36.

      Предпринимательская деятельность Мамонтова не заслоняла его душевной привязанности к искусству. Он поразительно умел сочетать одно дело с другим. С искренним удивлением Станиславский вспоминал, что Мамонтов в одно и то же время руководил постановкой домашнего спектакля, писал пьесу, "шутил с молодежью, диктовал деловые бумаги и телеграммы по своим сложным железнодорожным делам, которых он был инициатор и руководитель"37. Тратя много времени и сил на деловые обязанности, решая каждодневно множество организационных и финансовых вопросов, он не представлял себе жизни без того, что согревало душу.

      Мамонтовы любили русскую литературу, постоянно знакомились с новыми произведениями (в 1869 г. Елизавета Григорьевна, например, записывает в "Дневнике", что они с мужем всю весну "с увлечением читали "Войну и мир"38). Постепенно сложилась домашняя традиция регулярно устраивать литературные чтения.

      По мере того как в семье "обживались" художники (Поленов, Васнецов, Репин, затем Серов, Коровин, Врубель и др.), постоянно и неизбежно возникали беседы об изобразительном искусстве, его роли и значении в прошлом и настоящем, обсуждались выставки. Савва Иванович обязательно посещал экспозиции Товарищества передвижных художественных выставок, хорошо знал собрание П. М. Третьякова (они состояли в родстве). Не проходили для Мамонтова незамеченными и другие события в изобразительном искусстве. Постепенно "беседы у самовара" переросли в рисовальные вечера, где каждый желающий мог проявить себя. В них принимали участие А. М. Васнецов, И. И. Левитан, В. И. Суриков, Н. В. Неврев, В. А. - Серов, К. А. Коровин, сам С. И. Мамонтов и другие. Это была форма творческого общения людей, объединенных близостью духовных интересов.

      Встречи с художниками не ограничивались только чаепитием и беседами. Многим Савва Иванович оказывал существенную моральную и материальную поддержку, а некоторые из них (Васнецов, Серов, Коровин, Врубель) подолгу жили у него и в Москве, и в Абрамцеве, где им были созданы необходимые для творчества условия. Умение распознать талант было отличительной чертой Мамонтова. Он делал все, чтобы дарование не погибло в нищете и заброшенности. В отчаянно нуждавшемся Врубеле, который не был еще широко известен, Савва Иванович сразу увидел неординарность творческой натуры и после первой же встречи (в дом на Садовую в 1889 г. Врубеля привел сын Мамонтова Андрей, тоже художник) заявил, что "надо обязательно приручить нового знакомого"39. Еще раньше, в конце 70-х годов XIX в., в семье "приручили" бедствовавшего Васнецова, затем - Серова и Коровина.

      В Абрамцеве и в доме на Садовой художниками были созданы произведения, составившие частицу "золотого фонда" русской национальной культуры: "Проводы новобранца" и портреты Мамонтовых Репина; "Богатыри", "Битва русских со скифами", "Ковер-самолет", "Три царевны подземного царства" Васнецова; "Сидящий демон" Врубеля; бесчисленное количество рисунков Серова, его знаменитый портрет старшей дочери Саввы Ивановича - Веры ("Девочка с персиками", 1887 г.); рисунки и эскизы декораций Поленова, Коровина и многое, многое другое. Члены семьи Саввы Ивановича и некоторые близкие родственники служили "натурой" для Репина, Серова, Неврева, Врубеля.

      Мамонтов не принадлежал к числу выдающихся коллекционеров. Но везде, где бы он ни жил, его обязательно окружали произведения искусства. Художники дарили ему свои работы, что-то приобреталось им самим или его женой. Для Саввы Ивановича процесс творчества часто был важнее его результата, целенаправленной собирательской деятельностью он не занимался. Тем не менее постепенно сложилось мамонтовское собрание, включавшее значительное число первоклассных произведений.

      В архивном фонде Московского Окружного суда сохранилась составленная в сентябре 1899 г. подробная опись всего "движимого имущества" в доме Мамонтовых на Садовой-Спасской. Из этого реестра следует, что мамонтовское собрание имело большую художественную ценность. Назовем лишь некоторые принадлежавшие ему работы. В большом зале висели картины: "Барышни" Н. А. Ярошенко, "Поздравление" В. Е. Маковского, "Испанки", "Корабли" К. А. Коровина, "Вид Севастополя" И. С. Остроухова; в Малом кабинете - "Портрет А. Мазини" и "Портрет Ф. Таманьо" В. А. Серова, "Мальчик" В. Г. Перова, в Большом кабинете - "Вид Днепра" А. М. Васнецова, "Портрет Э. А. Сайгина" И. Е. Репина; на лестнице - "Вид с балкона в Париже" и "Натурщица в мастерской художника" К. А. Коровина, "Битва русских со скифами" и "Витязь на распутье" В. М. Васнецова. Кроме того, в доме имелось много этюдов и рисунков Врубеля, Коровина, Серова, а также мраморная скульптура "Христос перед Пилатом" (Большой кабинет), бронзовые бюст "Мефистофель" и голова "Иоанн Креститель" Антокольского (Малый кабинет)40.

      Савва Иванович целенаправленно поддерживал многие крупные начинания в области культуры. Он способствовал пропаганде искусства передвижников, например, издал за свой счет в 1880 г. альбом "Рисунки русских художников", который получил высокую оценку Репина и критики41. В 70 - 80-е годы XIX в. помогал организации художественных выставок в Москве, финансировал (совместно с княгиней М. К. Тенишевой) издание журнала "Мир искусства", выходившего с 1898 г. в Петербурге. Внес несколько десятков тысяч рублей в фонд Музея изящных искусств и был избран членом-учредителем Комитета по устройству музея42. Очень многое сделал Мамонтов для общественного признания отдельных художников. В 1896 г. на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде, после того как по решению комиссии Академии художеств с экспозиции были сняты два панно Врубеля "Микула Селянинович" и "Принцесса Греза", Савва Иванович построил для них специальный павильон, где выставил эти произведения.

      Столь разнообразная деятельность Мамонтова была результатом глубокого осознания им общественного предназначения искусства. В 1899 г. меценат писал: "Искусство во все времена имело неотразимое влияние на человека, а в наше время, как я думаю, в силу шаткости других областей человеческого духа, оно заблестит еще ярче. Кто знает, может быть, театру суждено заменить проповедь"43.

      Неизменной оставалась в мамонтовском доме любовь к музыке. Иногда заранее, чаще экспромтом, составлялась программа вечера, и звучала музыка Бетховена, Шумана, Моцарта, Мусоргского, Глинки, Даргомыжского и других русских и зарубежных композиторов, исполнялись оперные арии. Часто солировал хозяин дома, которому аккомпанировали члены семьи, гости из числа студентов и преподавателей Московской консерватории или друзья.

      Чтение, музицирование, рисование, беседы об искусстве дополнялись домашними спектаклями. Все началось с живых картин. Первый театральный вечер, в котором принял участие 17-летний К. С. Алексеев (Станиславский), состоялся в доме на Садовой 31 декабря 1878 года. С 1879 г. (летом в Абрамцеве, зимой в Москве) несколько раз в год устраивались спектакли. Первой была поставлена драма поэта А. Н. Майкова "Два мира". Оформлением спектаклей занимались художники "мамонтовского кружка", они же вместе с членами многочисленной родни Саввы Ивановича играли в них.

      Мамонтову не давала покоя мысль о довольно пренебрежительном отношении "просвещенной публики" к национальному оперному искусству. В начале 80-х годов XIX в. у Саввы Ивановича возникает мысль заняться большими оперными постановками. В 1884 г. он совместно с композитором и дирижером Н. С. Кротковым приступает к формированию труппы. Любовь к искусству и высокий эстетический вкус мецената, осознание им задач развития важного направления национальной художественной культуры лежали в основе этого предприятия. Он не только финансировал его, но был душой дела и художественным руководителем.

      Савва Иванович стал первым, кто после законодательного разрешения в 1882 г. частных театральных трупп в столичных городах "покусился" на монополию императорских театров. Это был смелый и рискованный шаг. Мамонтов хотел не просто учредить оперный театр, а создать нечто качественно новое. Эстетическая концепция мецената была по тому времени новаторской. В казенных театрах оперные постановки сводились к шаблонным сценическим и вокальным приемам, а спектакли походили на дивертисмент сольных партий, слабо связанных общим сценическим действием. Главным было "выпевание нот".

      Мамонтов хотел организовать все иначе. Он задумал соединить на сцене воедино певца, актера, художника, музыкальное и хоровое сопровождение и добиться, чтобы спектакль воспринимался как цельное художественное произведение, где все имело бы равноценное значение. Такая задача была тогда трудноразрешима. Отсутствовали навыки, не существовало традиций подобных постановок, почти все приходилось начинать с нуля.

      При формировании труппы Московской частной русской оперы было решено, что она должна состоять из молодых певцов, которые не прошли "школу казенной сцены". Капельмейстером стал И. А. Труффи, руководителем труппы числился Н. С. Кротков. Официально С. И. Мамонтов никаких постов здесь не занимал, но, по воспоминаниям Очевидца, руководил всеми репетициями и "старался внести в исполнение молодых артистов драматический элемент и осмысленность в произнесении текста"44. "Нужно петь играя", - постоянно наставлял он исполнителей, ибо считал, что опера не есть "концерт в костюмах на фоне декораций"45.

      Для первых постановок было намечено три оперы: "Русалка" А. С. Даргомыжского, "Фауст" Ш. Гуно и "Виндзорские проказницы" О. Николаи. Днем рождения частной оперы стало 9 января 1885 г., когда в помещении Лианозовского театра шла "Русалка". Рисунки для декораций и костюмов делал В. М. Васнецов, декорации писали молодые К. А. Коровин, И. И. Левитан, Н. П. Чехов. Они же оформляли "Фауста" и "Виндзорских проказниц" по эскизам В. Д. Поленова. Важно то, что Мамонтов привел в театр настоящих больших художников, и именно с частной оперы идет само понятие "художник театра". Ранее талантливые мастера такой деятельностью не занимались. В казенных театрах были декораторы, которые худо-бедно оформляли спектакли, но их занятия считались чем-то второстепенным. Главным для них было "похоже" изобразить на заднике итальянский пейзаж, античные руины, средневековый замок и т. п. "типические картины", на фоне которых и выступали певцы. Как правило, тут не было ни настоящего мастерства, ни творческой фантазии, ни вкуса.

      В театре Мамонтова значение и роль художника были иными. Талант братьев Васнецовых, Врубеля, Коровина, Левитана, Малютина, Поленова, Серова и некоторых других не только проявился в полной мере в театральных постановках, но и придал им невиданную доселе яркость и выразительность. Мелочей в оформлении спектаклей, в подборе реквизита и костюмов в частной опере не было. Каждая сценическая деталь, мизансцена, элемент костюма подробно обсуждались в кругу художников, знатоков искусства и истории.

      Казалось бы, при такой серьезности подготовки каждого спектакля успех его у публики был обеспечен. Задолго до открытия театра в Москве циркулировали слухи. Театралы-завсегдатаи, любители светских развлечений, критики гадали, что ждет их в театре "железнодорожного короля". Любопытных было много, и на "Русалку" все билеты были раскуплены. Однако успеха не было, и последующие спектакли шли часто при почти пустом зале. В прессе появились заметки с однозначно критическими оценками46.

      Конечно, у первых мамонтовских оперных постановок имелись недостатки, неизбежные при осуществлении столь большого и необычного начинания, прежде всего - невысокий уровень вокального и актерского мастерства ведущих певцов, не умевших "петь играя". Однако цели Мамонтова были грандиозней и значительней качества отдельных спектаклей. Заметили же и оценили их на первом этапе лишь немногие. Художник Коровин писал: "Все его осуждали: "Большой человек - не делом занимается, театром". Всем как-то это было неприятно: и родственникам, и директорам железной дороги, и инженерам заводов"47.

      Много сил, времени потратил и средств вложил Савва Иванович в свое начинание, множество неудач, разочарований выпало на его долю, но он не отступил, искал новых исполнителей и свежие выразительные приемы, совершенствовался как режиссер и добился успеха. Возобновление спектаклей Московской частной оперы в 1896 г. на сцене Солодовниковского театра ознаменовалось триумфом его дела. Опера стала важным фактором культурной жизни России. После успешных гастролей мамонтовской оперы в Петербурге В. В. Стасов в 1898 г. опубликовал восторженную статью (появление таких статей уже стало нормой). Отдавая должное меценату, маститый критик писал, что заслуга Мамонтова перед национальной культурой состоит в том, "что он создал в Москве, на свои собственные средства, русскую оперу, нашел оркестр, нашел хоры, нашел солистов, между которыми несколько сильно замечательных, с Шаляпиным во главе"48. В этой антрепризе "взошла звезда" Шаляпина, расцвел талант дирижера и композитора Рахманинова, дирижера Ипполитова-Иванова, засверкала во всей красоте и силе музыка Мусоргского, Римского-Корсакова, раскрылся удивительный талант Коровина и многих других. Как заметил Рахманинов, "Мамонтов был большой человек и оказал большое влияние на русское оперное искусство. В некотором отношении влияние Мамонтова на оперу было подобно влиянию Станиславского на драму"49.

      Создание частной оперы и "поддержание ее на плаву" (только в самом конце 90- х годов XIX в. постановки стали окупаться сборами) требовало крупных и постоянных затрат. Эта сторона истории мамонтовского театра никогда не затрагивалась. Данных об этом нет ни в литературе, ни в материалах архивного фонда мецената, хотя ясно, что театральная деятельность требовала значительных средств, которые выделял Мамонтов. Ссылаясь на слухи, А. П. Чехов писал о 3 млн. руб., которые были ассигнованы на оперный театр в первый год его существования50. Эта огромная цифра выглядит невероятной. Однако если учесть, что деятельность на благо культуры, которую многие называли "купеческой блажью", длилась долгие годы, то можно предположить, что в общей сложности расходы исчислялись сотнями тысяч, если не миллионами рублей. За всю историю России людей, которые выделили бы на культурные цели такие баснословные суммы, можно пересчитать по пальцам. Эти "вложения" не приносили Мамонтову материальных выгод, и руководствовался он в этом деле соображениями, не имевшими корыстной подоплеки.

      Постепенно художественный вкус и знания Саввы Ивановича стали в творческой среде общепризнанными. Перед открытием Художест
      венного театра, в октябре 1898 г., Станиславский, приглашая Мамонтова на генеральную репетицию, писал: "Вас же, как театрального человека, понимающего разницу между репетицией и спектаклем, как знатока русской старины и большого художника - мы бы были очень рады видеть на репетиции: помогите нам исправить те ошибки, которые неизбежно вкрались в столь сложную постановку, какой является "Царь Федор"51 . Через 10 лет великий актер и режиссер назовет Савву Ивановича своим учителем эстетики52. А. Н. Бенуа писал о Мамонтове, что он "промышленник по профессии, но художник в душе"53.

      В своем служении общественным интересам купец-меценат не ограничивался сферами искусства. Длительное время он был председателем Дельвиговского железнодорожного училища в Москве. Как один из душеприказчиков Чижова деятельно занимался учреждением учебных заведений в северных губерниях, в том числе Костромского промышленного училища им. Ф. В. Чижова, где был избран пожизненным почетным попечителем.

      Была и еще одна общественная акция, связанная с именем Мамонтова: организация в Петербурге на исходе XIX в. газеты либерального толка "Россия". Хозяин "Нового времени" А. С. Суворин внимательно следил за новоявленным конкурентом. "Вчера слышал, - записывает он 26 марта 1899 г., - что Мамонтов и Морозов затевают газету с капиталом 250 тысяч на первый год. Сотрудникам платят вперед за 9 месяцев. Хотят сыграть на неудовольствии против "Нового времени" и спешат"54. Газета начала выходить в апреле 1899 г., быстро стала завоевывать популярность и, преодолевая большие административные препятствия, просуществовала несколько лет. В феврале 1902 г. она была закрыта за фельетон А. В. Амфитеатрова "Господа Обмановы", в котором высмеивались члены царской фамилии.

      Все начинания Мамонтова в культурной и общественной жизни требовали крупных расходов. Средства можно было получить лишь в результате предпринимательской деятельности, которая продолжала развиваться. В начале 90-х годов XIX в. правление Московско-Ярославской дороги приняло решение продлить железнодорожную линию до Архангельска. Коммерческие соображения при этом не были определяющими, так как особых финансовых выгод новая магистраль в обозримом будущем не сулила. Савва Иванович руководствовался убеждением, что надежное, круглогодичное транспортное сообщение будет способствовать хозяйственному развитию исконно русских областей и районов.

      Осуществление этого большого и чрезвычайно трудоемкого проекта требовало увеличения длины железнодорожного полотна почти вдвое. Общая длина дороги возросла в конечном итоге до 1826 верст, что сделало ее одной из самых протяженных в России. Общество Ярославской дороги было преобразовано в Общество Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги, правление которого возглавил С. И. Мамонтов, а одним из двух директоров стал его младший брат Николай. После решения организационных вопросов, связанных со строительством, Савва Иванович привлекает к железнодорожной деятельности и своего сына Всеволода ("Воку"), которому писал 10 июня 1894 г.: "Дело по строительству дороги кончено и нами подписано. Теперь, благословясь, будем приступать к делу... Тебе поручается вести канцелярию и все производство по строительному отделу, т. е. все бумаги должны проходить через твои руки и ты должен быть больше всех в курсе"55. Спустя два года Всеволод вошел в члены правления, членом правления стал и его брат Сергей.

      Строительство дороги было завершено в 1897 г., а в следующем году началось по ней регулярное движение. Осуществление этого большого проекта было одобрено всеми, кто искренне сочувствовал экономическому прогрессу России. Вот что писал С. И. Мамонтову профессор И. В. Цветаев: "Спешу приветствовать Вас с завершением важного исторического дела, с которым отныне будет навсегда связано Ваше имя. Вся грядущая счастливая судьба нашего Европейского Севера будет напоминать о той гигантской смелости и энергии, которую Вы, с истинной отвагой русского человека, положили на этом деле"56.

      Мамонтов не искал ни чинов, ни званий, ни наград; подобная амбициозная возня многих других предпринимателей ему была чужда. Он делал дело: учреждал, строил, благотворительствовал. Однако некоторые знаки "монаршей милости" он все-таки имел. В 1896 г., например, получил престижное звание мануфактур-советника. Инициатива награждения исходила от министра финансов С. Ю. Витте, который в представлении "на высочайшее имя" писал, что С. И. Мамонтов на посту председателя правления Московско-Ярославской железной дороги "своею энергией и выдающимися знаниями способствовал упрочению хозяйства этой дороги"57. Год спустя министр финансов добьется для него ордена Владимира четвертой степени58.

      Характеристика Витте вполне обоснованна. Общество процветало: только за 1898 г. чистый доход его составил баснословную сумму - 5,2 млн. рублей59 . Казалось бы, при таких прибылях, часть которых "оседала" в мамонтовской семье, можно было благоденствовать, ничем не рискуя. Но Савва Иванович оставался человеком неуемной энергии, одержимым новыми идеями и планами, которые стремился претворить в жизнь.

      В начале 90-х годов XIX в. он выходит за рамки знакомых железнодорожных дел и начинает осуществлять грандиозную экономическую комбинацию, неудача которой в конечном итоге привела предпринимателя к краху. Суть ее состояла в создании конгломерата связанных между собой промышленных и транспортных предприятий. В 1890 г. у казны был арендован запущенный Невский судостроительный и механический завод в Петербурге. На его базе возникло "Московское товарищество Невского механического завода" с основным капиталом в 1,5 млн. руб., устав которого был утвержден в январе 1891 года60. Предприятие предназначалось для обеспечения железных дорог подвижным составом, а для снабжения производства сырьем Мамонтов приобрел Николаевский металлургический завод в Нижнеудинском округе Иркутской губернии, преобразованный в общество Восточно-Сибирских железоделательных и механических заводов. В этих двух компаниях он стал председателем правления. Дело было невиданное. Успешное осуществление проекта привело бы к созданию крупного концерна.

      Чтобы превратить заводы в современные предприятия, требовалась их полная модернизация, для которой были необходимы огромные финансовые вложения. По всей вероятности, Савва Иванович до конца не осознавал всей сложности поставленной задачи. Первые годы он вкладывал в новые предприятия свои личные средства, но для подъема разоренных заводов этого оказалось мало. Сам он не мог уследить за всем разветвленным хозяйством, компетентных и честных сотрудников не хватало, и огромные средства, как позже выяснилось, часто просто разбазаривались. Но не в характере Мамонтова было останавливаться на полпути. Он с удивительной настойчивостью продолжал безнадежное дело, начал финансировать промышленные предприятия из кассы Московско-Ярославско-Архангельской дороги, изыскивал денежные средства на стороне. Интуиция Савве Ивановичу явно изменила, он не рассчитал своих возможностей.

      Изъян намеченной комбинации состоял в том, что у Мамонтова не было надежного источника кредитования. С банками тесных отношений у него не существовало; петербургские же финансовые заправилы внимательно следили за его деятельностью, видя в нем серьезного соперника. После того как были исчерпаны все возможности в изыскании необходимых средств, Савва Иванович, по совету Витте, обращается к ним.

      В 1898 г. на горизонте мамонтовского дела появляется фигура директора Петербургского международного коммерческого банка А. Ю. Ротштейна. Этот делец, ставший в 90-е годы XIX в. руководителем крупнейшего частного банка России, был доверенным лицом министра финансов и имел многочисленные связи в европейских финансовых центрах. Безвыходное положение заставило Мамонтова пойти на рискованный шаг. В августе 1898 г. он продал 1650 акций Московско-Ярославско-Архангельской дороги Международному банку и одновременно получил специальную ссуду под залог акций и обязательств (векселей), принадлежавших ему и его родственникам61. По сути дела, на карту было поставлено все, и Савва Иванович проиграл.

      Обращаясь к Международному банку, он хотел получить передышку, а затем, добившись концессии на постройку большой железнодорожной магистрали Петербург-Вятка, за счет казенных субсидий рассчитаться с кредиторами. В то время у него возник и другой грандиозный план - проложить железную дорогу в Среднюю Азию. Инженер-путеец и писатель Н. Г. Гарин-Михайловский, проводивший по заданию Мамонтова изыскательские работы, писал ему 23 июля 1898 г.: "Я докладывал министру (очевидно, Витте. - А. Б.) о Ташкент-Томской дороге после его возвращения. Он весь за эту дорогу и собирался делать Государю доклад. Я передал ему наши записки. Слыхал, что и военный министр за эту дорогу"62. В конечном итоге концессия на строительство дороги Петербург-Вятка была получена, но Савву Ивановича это уже не спасло.

      Крах Мамонтова вызвал сильный общественный резонанс. В течение многих месяцев тема "мамонтовской Панамы" не сходила со страниц газет. Дотошные, но часто малосведущие в экономических вопросах журналисты будоражили общественность сообщениями о колоссальных суммах хищений и трат. Постепенно, по мере выяснения истинного положения дел, тон печати стал меняться, и о Мамонтове уже стали говорить как о жертве. Влиятельная петербургская газета "Биржевые ведомости" 14 февраля 1902 г. писала: "Итак, делу Мамонтова наступил конец - факт, которому ввиду существенного влияния, оказанного этим делом на нашу торгово-промышленную жизнь, нельзя не порадоваться. Вместе с тем, однако, не наводит ли известие из Москвы на грустные мысли, не бросается ли в глаза странное несоответствие спокойного, основанного на взаимных уступках финала "мамонтовской эпопеи" с той шумихой, которая была поднята при ее возникновении?".

      Как могло случиться, что известный и опытный предприниматель потерпел крушение? Был ли он виноват или пал жертвой рокового стечения обстоятельств? Суждения высказывались самые различные. Некоторые считали, что мамонтовское дело - результат интриг в высших эшелонах власти, где шла борьба за влияние между министром юстиции Н. В. Муравьевым и поддерживавшим предпринимателя министром финансов С. Ю. Витте63 . Другие утверждали, что чиновники и дельцы не могли простить Мамонтову популярности, подвижничества на ниве культуры; что "он был разорен и опозорен главным образом за свое отступничество от традиций московского купечества" и, если бы не его увлечение искусством, "его, конечно, поддержали бы и не допустили бы до скандального погрома"64. Похожей была и точка зрения А. М. Горького, который писал А. П. Чехову осенью 1900 г.: "Видел я Мамонтова - оригинальная фигура! Мне совсем не кажется, что он жулик по существу своему, а просто он слишком любит красивое и в любви своей - увлекся". В. Я. Брюсов записал в дневнике 28 сентября 1899 г.: "Мамонтова все жалеют, говорят, что его недочеты - это взятки, которые он дал в высоких сферах"65. Встречались и иные мнения.

      "Дело Мамонтова" до сих пор обстоятельно не изучено, хотя речь идет о драматической истории, которой не только завершилось предпринимательство Мамонтова, но и прекратилась его широкая филантропическая деятельность66.

      Слухи о неблагополучии в делах С. И. Мамонтова стали циркулировать в июне 1899 г., после того, как ему не удалось вовремя погасить долги Международному банку и некоторым другим кредиторам. Министерство финансов назначило ревизию, вскрывшую нарушения в учете и расходовании средств Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги. Выяснилось, что из кассы Общества в 1890 - 1898 гг. деньги переводились на счета Товарищества Невского завода и Восточно-Сибирского общества - предприятий, которые юридически не были друг с другом связаны. Такие финансовые операции были запрещены законом. Это было одним из главных пунктов обвинения, другим - перерасход по смете строительства линии Вологда - Архангельск. Требовали удовлетворения и кредиторы. В конце июля 1899 г. правление Московско-Ярославско-Архангельской дороги во главе с С. И. Мамонтовым ушло в отставку, были избраны новые люди, которые обратились с исками к бывшим руководителям Общества. Делами стали заправлять люди Ротштейна и Государственный банк.

      Савва Иванович был чрезвычайно угнетен сложившейся ситуацией, но в течение многих месяцев еще надеялся, что ему окажут поддержку и до суда дело не дойдет. Циничную позицию занял Витте, сыгравший в этой истории неблаговидную роль. Много лет деятельно поддерживая начинания предпринимателя, будучи в курсе всех его дел, добиваясь для него различных привилегий, в критический момент Витте способствовал крушению мамонтовского дела. Занимавший в 1899 г. должность прокурора Московского окружного суда А. А. Лопухин заметил позднее: "То самое министерство финансов, которое в лице его главы, С. Ю. Витте, только что выступило в качестве инициатора в вопросе о предоставлении названному обществу выгодной концессии (Петербург-Вятка. - А. Б.), выступило в лице того же С. Ю. Витте с требованием об отобрании у него этой самой концессии и о принятии мер, которые были сознательно направлены к финансовой гибели и железнодорожного общества, и крупных его акционеров"67.

      Очевидно, причины подобного поведения главы финансового ведомства объяснялись, с одной стороны, закулисной борьбой в правящих сферах, с другой - желанием казны при посредничестве Международного банка прибрать к рукам важную транспортную магистраль. Историограф московского купечества и предприниматель П. А. Бурышкин считал, что "мамонтовская Панама" была "одним из эпизодов борьбы казенного и частного железнодорожного хозяйства". Еще более откровенно высказался Лопухин: крах Мамонтова прибавил "лишнее темное пятно" к репутации Витте68.

      Между тем положение Саввы Ивановича не было безнадежным. Согласно балансу личной собственности, составленному им самим, общая стоимость движимых и недвижимых имуществ (в числе последних были два дома в Москве, имение во Владимирской губернии, земельный участок на Черноморском побережье) составляла 2660 тыс. руб., а претензии кредиторов - 2230 тыс. (из них на долю Международного банка приходилось 1400 тыс. рублей)69. Но иски были предъявлены в суд, и 11 сентября 1899 г. С. И. Мамонтов был арестован в своем доме на Садовой и помещен в Таганскую тюрьму. Он был доставлен туда пешком под конвоем. Одновременно на все его имущество был наложен арест.

      Рухнула деловая репутация, которую Мамонтовы завоевывали полвека. Но еще более страшным было то, что деятельный, жизнелюбивый и далеко не молодой человек на несколько месяцев оказался в одиночном тюремном заключении. Следователь по особо важным делам, ведший дело Мамонтова, определил залог (763 тыс. руб.), внесение которого могло бы изменить меру пресечения. В первые дни заключения Савва Иванович не терял надежды и 15 сентября обратился к следователю с просьбой - заменить пребывание в тюрьме домашним арестом: "Я надеюсь, что близкие мне люди в течение нескольких дней найдут эту сумму... Но пока слово суда не произнесено, а условия пребывания в тюрьме почти верный шаг к могиле, не будет [ли] бесцельно мое одиночное заключение [?]". Неделю спустя следователь удостоил его ответом: откровенно игнорируя просьбу человека, ответственность которого еще предстояло установить, он цинично заявлял, что если подследственный желает лечиться, то "может быть переведен в тюремную больницу"70.

      Надежды на скорое освобождение не оправдались. Богатые родственники (Сапожниковы) и близкий знакомый С. Т. Морозов готовы были внести требуемый первоначальный залог, но размер его совершенно неожиданно был увеличен до 5 млн. рублей71. Собрать такую астрономическую сумму, тем более в короткий срок, было невозможно. Газетная шумиха, поток сенсационных бездоказательных "разоблачений" привели к тому, что некоторые знакомые отвернулись от арестованного. Но были люди, не изменившие своего отношения к Савве Ивановичу. Вот что писал ему в тюрьму Станиславский: "Есть множество людей, которые думают о Вас ежедневно, любуются Вашей духовной бодростью... Верьте в самые лучшие и искренние чувства к Вам"72. 13 художников - членов "мамонтовского кружка" обратились к Мамонтову со словами утешения, надежды: "Все мы в эти тяжелые дни твоей невзгоды хотим хоть чем-нибудь выразить тебе наше участие... Молим Бога, чтобы он помог тебе перенести дни скорби и испытаний и возвратиться скорей к новой жизни, к новой деятельности добра и блага". Примечательно, что рабочие и служащие Северной дороги собирали деньги для "выкупа" предпринимателя73.

      Друзья старались помочь. В. А. Серов так описывает разговор с царем в феврале 1900 г., во время работы над его портретом: "Я решил все-таки сказать государю, что мой долг заявить ему, как все мы, художники - Васнецов, Репин, Поленов и т. д., - сожалеем об участи С[аввы] Ивановича] Мамонтова, т. к. он был другом художников и поддерживал [их], как, например, Васнецова, в то время когда над ним хохотали, и т. д. На это государь быстро ответил и с удовольствием, что распоряжение им сделано уже. Итак, Савва Иванович, значит, освобожден до суда от тюрьмы"74 . Однако в следственном деле нет никаких следов вмешательства царя в судьбу Мамонтова. Более пяти месяцев провел он в одиночной камере, и только после заключения врачебной комиссии, что Мамонтов "страдает болезнями легких и сердца", следователь вынужден был 17 февраля 1900 г. согласиться на замену тюремной камеры домашним арестом75. Поселился Мамонтов под надзором полиции в своем небольшом доме в Петропавловском переулке на Новой Басманной.

      В доме на Садовой - "приюте муз и граций" - властями был учинен погром. Несколько раз сюда являлись полицейские и судебные чины, описавшие все имущество и изъявшие переписку и деловые бумаги. Некоторые произведения искусства из коллекции Саввы Ивановича были перечислены выше. Что же еще находилось в этом примечательном здании? Помимо работ Репина, Васнецовых, Врубеля, Антокольского, Коровина, Серова и других, здесь имелось большое количество скульптурных произведений самого Мамонтова, иконы в окладах, предметы декоративно-прикладного искусства, мебель, дорогие безделушки, коллекция оружия, собрание русских и иностранных монет и т. д.
      Судебными чиновниками была описана и библиотека, свидетельствующая, что у хозяина особняка были разнообразные интересы. Сочинения Гёте, Шекспира, Шиллера, Фета, Грибоедова, Сухово-Кобылина и других соседствовали с многочисленными альбомами художественных репродукций, журналами "Мир искусства", трудами историка С. М. Соловьева, описаниями Русского Севера, Монголии, Китая, справочными и специальными изданиями, среди которых "Назначение, устройство и очерк деятельности Государственного банка", "Свод законов Российской империи" и т. д.

      Однако в доме на Садовой оказались теперь не любители изящного и не потенциальные биографы хозяина, а люди, для которых он был лишь подследственным, а все предметы - "имуществом", которое надо описать и оценить. Каков же был итог? Наиболее высоко были оценены картины Васнецова "Ковер-самолет", "Витязь на распутье" и скульптура Антокольского "Христос перед Пилатом" - по 10 тыс. рублей. В то же время стоимость картины Коровина "Испанки" была определена в 25 руб., его же "Корабли" - в 50; портреты итальянских певцов Мазини и Таманьо работы Серова - в 300 и 200; один, как сказано в описании, "этюд Врубеля (без рамы)" - в 25; картина Перова "Мальчик" - в 25 руб., и т. д.76.

      Дом на Садовой с книгами, картинами, скульптурами, мебелью и другим имуществом простоял опечатанным более двух с половиной лет. Весной 1902 г. начались распродажи. Собрание С. И. Мамонтова разошлось по музеям, досталось частным коллекционерам, а некоторые вещи - случайным людям.

      Особый интерес судебные чиновники проявили к деловым документам и переписке Мамонтова. Они были изъяты и скрупулезно изучены. В них искали документального подтверждения "махинаций", но убедительных данных об этом не нашли. Удалось обнаружить несколько писем директора Департамента железнодорожных дел В. В. Максимова, в одном из которых он выражал Савве Ивановичу благодарность за присланную семгу. Эта деталь стала темой особого разбирательства. Очевидно, главу юридического ведомства Муравьева действительно интересовали сведения, которые можно было использовать против министра финансов.

      Документально доказать корыстный умысел в действиях самого Мамонтова следствию не удалось. На первом допросе, 18 сентября 1899 г., он сразу же признал, что, являясь председателем правления Московско-Ярославско-Архангельской дороги, в течение нескольких лет "неправильно расходовал денежные суммы указанной дороги" на нужды Невского завода и содействовал "переводу долгов названного завода на двух директоров: на меня и Н. И. Мамонтова", которым был открыт "многомиллионный кредит, обеспеченный паями "Товарищества Невского завода, не имеющими достаточной стоимости"77. Предумышленного обмана и хищений здесь не было. Ведь и железная дорога до конца 1898 г. (до продажи большого числа акций Международному банку), и Невский завод находились почти целиком в собственности мамонтовской семьи. Предприятия были лишь юридически независимыми, а фактически существовала известная общность средств. Лишь тогда, когда в управление Северной дорогой "внедрились" новые люди, дело стало приобретать криминальный оттенок. В этом суть всей "мамонтовской эпопеи".

      Следствие закончилось в мае 1900 г., и дело было передано в суд. Савва Иванович, находясь под домашним арестом, пытался как-то привести в порядок дела, с разрешения властей ездил в Петербург для переговоров с кредиторами. Дело же шло по накатанной колее, и 23 июня в Московском окружном суде началось судебное разбирательство. На скамье подсудимых оказался не только С. И. Мамонтов, но и его сыновья Сергей и Всеволод, брат Николай, а также два других члена правления: директор К. Д. Арцыбушев и начальник коммерческого отдела М. Ф. Кривошеий. Обвинителем был прокурор Московской судебной палаты П. Г. Курлов, а защитником С. И. Мамонтова - известный "златоуст русской адвокатуры" Ф. Н. Плевако. На суде было сказано много лестных слов в адрес Саввы Ивановича. Причем никто (а по делу прошли десятки свидетелей) не сказал о нем ничего плохого, а Н. Г. Гарин-Михайловский даже сравнил подсудимого "с Фаустом во второй половине гётевской трагедии, где он создает жизнь на необитаемом острове"78.

      Содержание выступлений защиты и многих свидетелей сводилось к тому, что выявленные нарушения не были результатом злого умысла. Обращаясь к заседателям с последним словом, Мамонтов сказал: "Вы, господа присяжные заседатели, знаете теперь всю правду, так все здесь было открыто. Вы знаете наши ошибки и наши несчастья, Вы знаете все, что мы делали и дурного и хорошего - подведите итоги по чистой Вашей совести, в которую я крепко верю"79. Процесс длился несколько дней, и 30 июня присяжные вынесли свой вердикт: не виновен80. После вынесения приговора, писал позднее Станиславский, "зал дрогнул от рукоплесканий. Не могли остановить оваций и толпы, которая бросилась со слезами обнимать своего любимца"81.

      Хотя коллегия присяжных не нашла в действиях Саввы Ивановича состава преступления и оправдала его, дело не было закончено. Требовали удовлетворения иски, Московский окружной суд 7 июля 1900 г. признал его несостоятельным должником, потребовал от него подписку "о несокрытии своего имущества и о невыезде из Москвы". Было решено также опубликовать об этом объявление в газетах, "прибить к дверям суда и вывесить на бирже"82. Имущество мецената пошло с молотка. Для реализации собственности потребовалось несколько лет. Все претензии были удовлетворены. Пострадавшим оказался лишь С. И. Мамонтов. Как заметил Станиславский, "материального довольства он не вернул, но любовь и уважение к себе удесятерил"83.

      В конце 1900 г. Савва Иванович покинул свой дом на Басманной и поселился "в доме Иванова 2-го участка Сущевской части за Бутырской заставой, по Бутырскому проезду"84. Сюда еще в 1896 г. была переведена из Абрамцева его гончарная мастерская, организованная в 1889 году. В ней, совместно с Врубелем и мастером-керамистом П. К. Ваулиным, изготовлялась художественная керамика, покрытая глазурью - майолика. На Всемирной выставке 1900 г. в Париже изделия мамонтовской мастерской были удостоены золотой медали85. Владелицей мастерских художественных изделий "Абрамцево" в Москве была дочь Саввы Ивановича - Александра.

      В небольшом деревянном домике у Бутырской заставы прожил Мамонтов последние годы. Сравнительно редко появлялся он на людях, жил замкнуто, общался с узким кругом родных и друзей. Потеряв многое, он сохранил до конца дней любовь к искусству, к людям этого мира. Старые и новые друзья его не забывали. Приходили В. А. Серов, В. М. Васнецов, К. А. Коровин, В. Д. Поленов, В. И. Суриков, И. Э. Грабарь, С. П. Дягилев, Ф. И. Шаляпин и др. Савва Иванович пережил многих своих друзей и близких. Скончался он 24 марта (6 апреля) 1918 г. и был похоронен в Абрамцеве.

      ПРИМЕЧАНИЯ

      1. См.: Коган Д. Мамонтовский кружок. М. 1970; Копшицер М. И. Савва Мамонтов. М. 1972; Россихина В. П. Оперный театр С. Мамонтова. М. 1985.
      2. Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ), ф. 799, оп. 1, д. 1, л. 1.
      3. См. Промышленное и торговое товарищество Бр. А. и Н. Мамонтовых в Москве. 1854 - 1909. М. 1909.
      4. Зилоти В. П. В доме Третьякова. Нью-Йорк. 1954, с. 66.
      5. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, д. 329, л. 1.
      6. Найденов Н. А. Воспоминания о виденном, слышанном и испытанном. Ч. 2. М. 1905, с. 18.
      7. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 2, д. 2, л. 8.
      8. Там же, л. 10.
      9. Там же, оп. 1, д. 2, л. 1.
      10. Там же, д. 333а, л. 4об.
      11. Там же, д. 3, л. 2.
      12. Там же, оп. 2, д. 2, л. 15.
      13. Там же, оп. 1, д. 11, лл. 6 - 6об.
      14. Там же, л. 10об.
      15. Копшицер М. И. Ук. соч., с. 10.
      16. Архангельское железнодорожное общество. СПб. 1898, с. 12.
      17. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, д. 333а, л. 27.
      18. Там же, оп. 2, д. 2, л. 16.
      19. Там же, л. 30.
      20. Там же, л. 44.
      21. Там же, д. 312, лл. 48 - 49.
      22. У Саввы Ивановича и Елизаветы Григорьевны было пятеро детей: Сергей (1867 - 1915), Андрей (1869 - 1891), Всеволод (1870 г.), Вера (1875 - 1907), Александра (1878 г.). Даты смерти Всеволода и Александры неизвестны.
      23. Центральный государственный исторический архив (ЦГИА) г. Москвы, ф. 142, оп. 4, д. 265, л. 225. Дом этот сохранился лишь частично (Садовая-Спасская, 6).
      24. После него осталось капиталов на 6 млн. руб., завещанных им на устройство промышленных училищ (см. Дельвиг А. И. Полвека русской жизни. Т. 2. М. - Л. 1932, с. 93).
      25. Соловьева А. М. Железнодорожный транспорт во второй половине XIX века. М. 1975, с. 77.
      26. Адрес-календарь Москвы 1873 года. М. 1873, с. 63, 125.
      27. Справочная книга о лицах, получивших на 1873 г. купеческие свидетельства по 1 и 2 гильдиям в Москве. М. 1873 с. 33.
      28. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, д. 312, лл. 9об. -10.
      29. Там же, д. 14, л. 1об.
      30. Там же, д. 320, л. 1об.
      31. Там же, д. 312, л. 34.
      32. Там же, лл. 69 - 69об.
      33. Там же, д. 320, л. 2.
      34. См. Финансовое положение русских обществ железных дорог к 1 января 1880 года. Ч. 1. СПб. 1881, прил. 25.
      35. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, д. 320, л. 11об.
      36. Соловьева А. М. Выкуп частных железных дорог в России в конце XIX в. - Исторические записки. Т. 82, с. 103.
      37. Станиславский К. С. Моя жизнь в искусстве. М. 1948, с. 111.
      38. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, д. 312, л. 6.
      39. Мамонтов В. С. Воспоминания о русских художниках. М. 1951, с. 75.
      40. ЦГИА г. Москвы, ф. 142, оп. 4, д. 265, лл. 83, 87об, 88об., 90, 91об.
      41. Русские ведомости, 19.V.1880.
      42. ЦГИА г. Москвы, ф. 179, оп. 21, д. 1460, л. 107об.
      43. Виноградская И. Н. Летопись жизни и творчества К. С. Станиславского. Т. 1. М. 1971, с. 270.
      44. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 3, д. 15, л. 3.
      45. Шкафер В. П. Сорок лет на сцене русской оперы. М. 1951, с. 154.
      46. См., напр., Театр и жизнь, 11.I.1885 (передовая статья).
      47. Коровин К. Жизнь и творчество. М. 1963, с. 241.
      48. Стасов В. В. Собр. соч. Т. 3. М. 1952, с. 251.
      49. Рахманинов С. Литературное наследие. Т. 1. М. 1978, с. 57.
      50. Чехов А. П. Полн. собр. соч. Т. 16. М. 1987, с. 177.
      51. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, д. 236, л. 2.
      52. Там же, л. 7.
      53. Бенуа А. Н. Мои воспоминания. Т. 2. М. 1980, с. 194.
      54. Суворин А. С. Дневник. М. - Пг. 1923, с. 188.
      55. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, д. 164, лл. 1 - 1об.
      56. Там же, д. 263, л. 1.
      57. Центральный государственный исторический архив (ЦГИА) СССР, ф. 40, оп. 1, д. 48, л. 76.
      58. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, д. 12, л. 8.
      59. Соловьева А. М. Железнодорожный транспорт во второй половине XIX века, с. 115.
      60. Невский судостроительный и механический завод. СПб. 1910, с. 8.
      61. ЦГИА СССР, ф. 626, он. 1, д. 764, лл. 1 - 6.
      62. ЦГИА г. Москвы, ф. 142, оп. 19, д. 99, л. 206.
      63. Такая оценка дана в статье безымянного автора с правкой Саввы Ивановича "За кулисами краха Мамонтова" (ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, д. 9, лл. 8 - 13). Эту точку зрения разделяют и некоторые исследователи (см. Копшицер М. И. Ук. соч., с. 217).
      64. Далматов В. П. Залог. - Театр и искусство, 1905, N 27, с. 434.
      65. М. Горький и А. Чехов. М. 1951, с. 81; Брюсов В. Дневники. 1891 - 1910. М. 1927, с. 76.
      66. В фонде Московского окружного суда сохранилось 13 томов следственного дела, позволяющего проследить все стадии разбирательства и характер предъявленных С. И. Мамонтову обвинений (ЦГИА г. Москвы, ф. 142, оп. 4, дд. 250 - 259, 265; оп. 19, дд. 99, 100).
      67. Лопухин А. А. Отрывки из воспоминаний. М. - Пг. 1923, с. 62.
      68. Бурышкин П. А. Москва купеческая. Нью-Йорк. 1954, с. 172; Лопухин А. А. Ук. соч., с. 65.
      69. ЦГИА г. Москвы, ф. 142, оп. 4, д. 265, лл. 80об. -81.
      70. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, д. 42, л. 1; д. 204, л. 1об.
      71. ЦГИА г. Москвы, ф. 142, оп. 4, д. 257, л. 50об.; Валентин Серов в переписке, интервью и документах. Т. 1. Л. 1985, с. 280.
      72. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 1, д. 236, лл. 5 - 6.
      73. Художественное наследство. Т. 2. М. - Л. 1948, с. 56; ЦГИА г. Москвы, ф. 149, оп. 4, д. 250, л. 122.
      74. Валентин Серов в переписке, интервью и документах. Т. 1, с. 279.
      75. ЦГИА г. Москвы, ф. 142, оп. 4, д. 257, лл. 50 - 50об.
      76. Там же, д. 265, лл. 83 - 105.
      77. Там же, д. 251, л. 101 об.
      78. Процесс Саввы Мамонтова и др. М. 1901, с. 79.
      79. ЦГАЛИ, ф. 799, оп. 3, д. 15, л. 22.
      80. Биржевые ведомости, 1.VII.1900.
      81. Станиславский К. С. Собр. соч. Т. 6. М. 1959, с. 102.
      82. ЦГИА г. Москвы, ф. 142, оп. 4, д. 265, лл. 32 - 34об.
      83. Станиславский К. С. Собр. соч. Т. 6, с. 102.
      84. ЦГИА г. Москвы, ф. 142, оп. 4, д. 265, л. 151.
      85. Грабарь И. Э. Письма. 1891 - 1917. М. 1974, с. 354.

      Вопросы истории. - 1990. - № 11. - С. 48-67.
    • Saygo
      Савва Тимофеевич Морозов
      Автор: Saygo
      А. Н. БОХАНОВ. САВВА МОРОЗОВ

      Крупный, инициативный капиталист, выдающийся филантроп, пользовавшийся уважением в передовых кругах русского общества и - "одинокая душа", изгой в своей собственной среде, он весь был соткан из противоречий. А. М. Горький, поддерживавший дружеские отношения с С. Т. Морозовым, назвал его "социальным парадоксом"1. Имя его встречается в мемуарах и исследованиях, однако существует лишь одна его биография - документальная повесть советского писателя - его внука2.

      Семья Морозовых владела фабриками по производству хлопчатобумажных тканей. Основателем нескольких морозовских династий был С. В. Морозов - "Савва Первый" (1770 - 1862 гг.). В книге "Развитие капитализма в России" В. И. Ленин назвал его типичным фабрикантом из числа "крупных и крупнейших", которые первоначально "были мелкими из мелких промышленников и прошли через все ступени от "народного производства" до "капитализма"3.

      "Савва сын Васильев" родился крепостным. Уже в конце XVIII в. этот предприимчивый крестьянин открыл первую мастерскую в селе Зуеве, Богородского уезда (Владимирская губ.), выпускавшую шелковые кружева и ленты. Работал сам на единственном станке и сам же пешком ходил в Москву (около 100 верст) продавать товар4. Позднее стал производить суконные и хлопчатобумажные изделия. Последствия войны 1812 г. и разорения Москвы способствовали расширению морозовского дела, так как повсеместно ощущался "громадный спрос на льняные и бумажные изделия: требования на миткаль и ситец были просто изумительны, фабрики росли день и ночь и капиталы фабрик росли"5. Увеличивались и доходы. В 1820 г. С. В. Морозов за огромные по тем временам деньги (17 тыс. руб.) получил "вольную" от дворян Рюминых и был зачислен в купцы первой гильдии6 . В 1842 г. Морозовы получили потомственное почетное гражданство7. В то время родоначальник клана уже владел домом в Москве, в Николоямском переулке (у Рогожской заставы), стоимостью в 12 тыс. рублей серебром8.

      Как и многие другие семьи текстильных фабрикантов, Морозовы были старообрядцы, т. е. раскольники, не признавшие церковных реформ XVII в. и находившиеся в оппозиции к православной церкви, тесно сросшейся с государственной системой самодержавия. В таких семьях по традиции критически относились к существовавшим порядкам. Пятеро сыновей С. В. Морозова - Елисей, Захар, Абрам, Иван и Тимофей - стали крупными предпринимателями и родоначальниками отдельных ветвей морозовского рода: "елисеевичей" (или "викуловичей"), "Захаровичей" и т. д. Во второй половине XIX в. предприятия Морозовых в Московской, Владимирской и Тверской губерниях сгруппировались в четыре самостоятельные фирмы: Товарищество Никольской мануфактуры "Саввы Морозова сын и Ко", Товарищество мануфактур "Викула Морозов с сыновьями", Компания Богородско-Глуховской мануфактуры и Товарищество Тверской мануфактуры. В 1890 г. на морозовских фабриках 39 тыс. рабочих производили изделий на 35 млн. рублей. В начале XX в. совокупный капитал этих предприятий приближался к 140 млн. руб., на них работало около 60 тыс. рабочих9.

      Крупнейшей и "коренной" морозовской фирмой была Никольская мануфактура в Покровском уезде (Владимирская губ.), ныне - Хлопчатобумажный комбинат им. К. И. Николаевой в г. Орехово-Зуеве (Московская обл.). Делами здесь до середины 40-х годов XIX в. заправлял сам "Савва Первый", а затем его младший сын Тимофей (1823 - 1889 гг.), при котором фабрика была целиком переоснащена оборудованием, ввезенным из Англии. Порядки в селе напоминали удельное княжество. "Никольское состоит исключительно из построек, принадлежащих фабрикантам Морозовым,.. - писали "Владимирские губернские ведомости" 18 ноября 1888 г. - Минимальная цифра народонаселения в местечке простирается до 15000 человек и состоит из людей, пришлых сюда ради куска насущного хлеба".

      Мануфактур-советник Тимофей Саввич и полицию в селе содержал за свой счет. В предпринимательской среде он пользовался авторитетом, о чем говорит избрание его сначала гласным Московской городской думы, а в 1868 г. и председателем Московского биржевого комитета; Тимофей Морозов входил в кружок крупных предпринимателей, регулярно собиравшихся, чтобы обсудить текущие проблемы экономической жизни; считалось, что он пользуется расположением всесильного министра финансов М. Х. Рейтерна10.

      Хотя Т. С. Морозов не получил систематического образования (учился дома), он был грамотный человек и прекрасно понимал значение образования, часто жертвовал различные, иногда довольно крупные, суммы на Московский университет и другие учебные заведения. Его взносы были столь существенными, что в начале 1889 г. попечитель Московского учебного округа возбудил вопрос о присвоении фабриканту чина действительного статского советника. Однако кандидат, отошедший к этому времени от дел, от такого пожалования уклонился, довольно своеобразно ответив на запрос полиции об уже имеющихся у него наградах: "За отсутствием свободного времени и неимением под руками необходимых бумаг я не могу дать точные сведения о том, какие, когда и за что получены мною знаки отличия. Если буду располагать свободным временем после праздника Пасхи и отыщу необходимые бумаги, то не замедлю дать вышеозначенные сведения"11. Нельзя сказать, что Морозов принципиально противился получению наград - орден Анны, пожалованный ему "за особые труды по Всероссийской промышленно-художественной выставке в Москве в 1882 г.", он принял.

      Именно на Никольской мануфактуре произошла известная "Морозовская стачка" (январь 1885 г., около 8 тыс. бастующих) - первое в России организованное и сплоченное выступление пролетариата. Судебный процесс над "зачинщиками" вылился, по сути дела, в суд над порядками, установленными хозяином. Его сын Савва позднее признал, что "настоящим-то подсудимым оказался отец. Вызвали его давать показания. Зала полнешенька народу. В бинокли на него смотрят, как в цирке... Кричат: "Изверг!", "Кровосос!". Растерялся родитель. Пошел на свидетельское место, засуетился, запнулся на гладком паркете - и затылком об пол. И, как нарочно, перед самой скамьей подсудимых! Такой в зале поднялся шум, что председателю пришлось прервать заседание"12. После всех переживаний капиталист тяжело заболел и все дела на фабрике передал родственникам. Умер он в октябре 1889 года, отказав по завещанию несколько сотен тысяч рублей на благотворительные цели, в том числе 100 тыс. руб. для призрения душевнобольных в Москве.

      Никольская мануфактура с 1873 г. действовала как паевое предприятие (основной капитал 5 млн. руб.), но вплоть до ее национализации в 1918 г. оставалась в руках морозовской семьи. Высшим органом предприятия считалось собрание пайщиков, где решения принимались большинством голосов, при этом хозяин, а затем его жена - Мария Федоровна, владея более чем 90% паев13, сохраняли полный контроль над ходом дел. По сумме годового производства уже в середине 80-х годов XIX в. фирма занимала третье место в России; в 1892 г. на Никольской мануфактуре числилось более 17 тыс. рабочих14. Используя новейшее оборудование, высококачественный привозной американский хлопок, эффективные иностранные красители, хозяевам удалось добиться того, что продукция Никольской мануфактуры отвечала самым высоким стандартам. Это была одна из самых прибыльных российских компаний, получавшая миллионы рублей дохода15. Среди заинтересованных в делах Никольской мануфактуры капиталистов было еще несколько крупных предпринимателей: барон А. Л. Кноп, К. Т. Солдатенков, один из руководителей Московского купеческого банка Г. А. Крестовников (зять Т. С. Морозова).

      По мнению экспертов Министерства финансов, в начале XX в. процветание товарищества "облегчалось в немаловажной степени семейным характером последнего, состоящего из ограниченного круга лиц, связанных между собой общностью не только экономических, но и родственных интересов; между тем... с течением времени, по естественному ходу событий, паи товарищества должны распределяться среди большого числа участников, которые, по мере удаления от основателей и первых руководителей предприятий, будут терять непосредственную связь с ним"16. Действительно, в дальнейшем состав владельцев изменялся, среди пайщиков появлялись лица, не связанные с Т. С. Морозовым первыми степенями родства, однако этот процесс не привел к потере Морозовыми контроля над фирмой, как это произошло, например, с основанной З. С. Морозовым Богородско-Глуховской мануфактурой, откуда его наследников вытеснили в XX в. другие дельцы.

      В 1848 г. Тимофей Саввич женился на Марии Федоровне Симоновой (1830 - 1911 гг.), дочери богатого московского купца, фабриканта Ф. И. Симонова, происходившего из казанских татар, принявших православие (отсюда и "отпечаток Азии" на облике представителей этой ветви морозовского рода). У Тимофея Саввича было четыре дочери и четверо сыновей; Савва, родившийся 3 февраля 1862 г., и стал наиболее известным представителем клана Морозовых". Морозовы жили в своем особняке в Большом Трехсвятительском переулке (ныне Большой Вузовский, 1; в июле 1918 г. в этом здании находился штаб левоэсеровского мятежа.), перекупленном у известного откупщика В. А. Кокорева. Здесь прошли детские и юношеские годы Саввы. Двухэтажный дом с мезонином, окруженный обширным садом с беседками и цветниками, насчитывал 20 комнат; были здесь своя молельная и зимняя оранжерея.

      Рядом, через переулок, размещалось трехэтажное здание правления Никольской мануфактуры. Очевидец так описывал этот "оплот" крупного капитала: "Церковная тишина в комнатах, по которым я проходил, давала понять о том, что здесь знают, что такое дисциплина. Никто не курил. Паркетный пол блестел, как лакированный, Широкие зеркальные окна закрыты снизу зелеными занавесками, чтобы служащие не глазели на улицу. За дубовым барьером - шведские столы, как в заграничных банках. Странно только, что за такими столами сидело много людей с допетровскими бородами, одетых в поддевки и кафтаны. Тут я вспомнил, что фирма Морозовых старообрядческая"18. Хозяева мануфактуры твердо придерживались семейной традиции.

      У старообрядцев детей воспитывали по древнему уставу благочиния - в строгости, беспрекословном послушании, в духе религиозного аскетизма. Однако и новое неумолимо вторгалось в жизнь. В морозовской семье уже были гувернантки и гувернеры, детей обучали светским манерам, музыке, иностранным языкам. Вместе с тем применялись веками испытанные "формы воспитания" и, как вспоминал Савва, "за плохие успехи в английском языке драли"19. В 14 лет старшего сына определяют в 4-ю гимназию, которая находилась в известном москвичам "доме-комоде" у Покровских ворот - бывшем дворце графов Апраксиных (в настоящее время - ул. Чернышевского, 22). Имена Саввы и его младшего брата Сергея Морозовых значатся среди выпускников 1881 года20. Одновременно с ними некоторое время здесь учился К. С. Станиславский, который курса тут не кончил, но оставил описание строгих порядков в этой гимназии. Однако еще в гимназии, вспоминал Савва, "я научился курить и не веровать в бога"21. Из такого признания следует, что у этого потомственного купца неприятие семейных и корпоративных традиций проявилось довольно рано.

      По соседству с "дворцом Апраксиных" существовало одно из старейших и крупнейших учебных учреждений, созданное на средства "именитого московского купечества" в начале XIX в., - Практическая академия коммерческих наук (Покровский бульвар, 11), выпускники которой проходили курс среднего учебного заведения, и этих знаний было вполне достаточно для ведения "семейного дела". Многие годы Тимофей Морозов входил в число действительных членов Общества любителей коммерческих знаний при Практической академии, однако, сына своего туда не определил. Учитывая его склонности к естественным наукам, было решено дать ему университетское образование. В 1881 г. Савва поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета. В студенческие годы его интересы не ограничиваются естественными науками; увлеченно изучал он политэкономию и философию, посещал лекции В. О. Ключевского. В 1885 г. Савва был выпущен из университета со званием "действительного студента", которое присваивалось тем, кто кончил курс, сдал все экзамены, но не защитил диплома, не собираясь делать служебную карьеру; в таком случае имели значение сами знания, а не формальные данные.

      После окончания университета Савва уехал в Англию. Он изучает химию в Кембридже, собирается защищать диссертацию. Одновременно знакомится с организацией текстильного дела на английских фабриках. Но необходимость возглавить семейное дело заставила его вернуться в Россию. Трудно определить точное время возвращения, но уже в марте 1887 г. он фигурирует в числе тех, кто представил ценные бумаги собранию пайщиков. С. Т. Морозов становится руководителем Никольской мануфактуры - правда, лишь номинально: большинство паев, а следовательно, и голосов на собраниях совладельцев принадлежало отцу и матери; после смерти Т. С. Морозова главным и основным пайщиком товарищества осталась его вдова. Таким образом, в своей деятельности Савва Тимофеевич всецело зависел от воли матери, которая оставалась и формально директором-распорядителем, то есть совмещала должности председателя правления и директора. Ее старший сын, по сути дела, стал совладельцем-управляющим, но не полноправным хозяином. Максимальное количество паев, принадлежавших Савве Тимофеевичу, не превышало 985 (его мать представила собранию пайщиков в марте 1890 г. - 3165, в марте 1904 г. - 3580 дивидендных бумаг фирмы).




      Семья Морозова в Рубцово, лето 1898 г.

      В 80-е годы XIX в. в жизни Саввы Тимофеевича произошло и другое событие, оставившее глубокий след. Он влюбился в жену своего двоюродного племянника С. В. Морозова - Зинаиду (Зиновию) Григорьевну (1867 - 1947 гг.). Ходили слухи, что Сергей Викулович взял ее из ткачих на одной из морозовских фабрик22. Документов об этом нет. Более надежным выглядит свидетельство ее внука, прекрасно осведомленного в вопросах семейной генеалогии, а он убежден, что бабка происходила из купеческого рода Зиминых: ее отец, богородский купец второй гильдии Г. Е. Зимин, был родом из Зуева, а с середины 70-х годов XIX в. вел мануфактурную торговлю в Москве, в Зеркальном ряду23.

      В России развод не одобрялся ни светской, ни церковной властью. Бракоразводный процесс был скандалом, как и женитьба на разведенной. Отец невесты якобы даже заявил, что ему было бы легче видеть дочь в гробу, "чем такой позор терпеть"24. Почти вся родня жениха тоже была настроена против новой родственницы. Не сразу родители смирились с браком старшего сына. От этого брака у Саввы Тимофеевича было четверо детей: Тимофей (1888 г.), Мария (1890 г.), Елена (дату рождения установить не удалось), Савва (1903 г.)25.

      В обществе циркулировали слухи о баснословных доходах "Саввы Второго", однако размеры их никогда не документировались. Со слов самого Саввы Горький писал, что его годовой доход "не достигал ста тысяч"26. Поступления С. Т. Морозова состояли из директорского жалованья (10 - 12 тыс. руб.), наградных (отчисления из чистой прибыли) и дивиденда (процент дохода с каждого пая). За 10 лет, с 1895 по 1904 г., он получил 112 тыс. руб. в качестве директорского содержания, примерно 1 млн. руб. наградных и не менее 1,3 млн. руб. дивиденда, всего около 2,5 млн. рублей27. Учитывая, что ему принадлежала еще и городская недвижимость, сдававшаяся в аренду, и земельные владения вне черты города (имения), что он занимал должности в других фирмах (много лет был директором высокодоходного Трехгорного пивоваренного товарищества в Москве), не будет преувеличением определить его личные доходы в тот период в среднем в размере 250 тыс. руб. в год. В условиях тогдашней России это было очень много.

      Горький считал его человеком "исключительным по уму, социальной прозорливости и резко революционному настроению"28; он и послужил писателю прообразом ряда персонажей (например, Егора Булычева). Наблюдая жизнь купца-миллионера, Горький писал: "Личные его потребности были весьма скромны, можно даже сказать, что по отношению к себе он был скуп, дома ходил в стоптанных туфлях, на улице я его видел в заплатанных ботинках"29. Он был лишен амбиций, которые заставляли многих предпринимателей вкладывать большие средства в произведения искусства и козырять перед другими своими собраниями. К числу коллекционеров он не принадлежал и, хотя приобретал значительные живописные работы (в их числе "Голова старушки" Н. А. Касаткина и "Венеция" И. И. Левитана), сколько-нибудь заметной коллекции не составил30. Его непритязательность в быту отмечалась многими. За этим, насколько можно судить, стояла не жадность русского Гобсека; его увлекали другие цели и интересы. Большие материальные возможности не сделали его счастливым человеком. "Легко в России богатеть, а жить трудно", - с горечью заметил он однажды31.

      Однако Зинаида Григорьевна придерживалась противоположных взглядов, и Савва часто потворствовал ей. Умная, но чрезвычайно претенциозная женщина старалась удовлетворить свое честолюбие путем, наиболее понятным купеческому миру: немыслимые туалеты, модные и самые дорогие курорты, собственный выезд, ложа в театре... Не будет ошибкой предположить, что и построенное в центре Москвы необыкновенное морозовское "палаццо" отразило ее устремления.

      По возвращении из Англии Морозов приобрел довольно скромный дом на Большой Никитской (ул. Герцена), однако такой уклад жизни вряд ли мог устроить его супругу. В начале 90-х годов XIX в. он покупает на тихой аристократической Спиридоновке (ул. Ал. Толстого) барский особняк с садом. Купчая была оформлена на имя жены (ранее усадьба принадлежала Н. Т. Аксакову, брату писателя С. Т. Аксакова). В 1893 г. ветхий дом был сломан и на его месте началось строительство. Это была первая крупная самостоятельная работа молодого архитектора Ф. О. Шехтеля, только начинавшего входить в моду. Постройка была завершена в 1896 году. Особняк необычного стиля (сочетание готических и мавританских архитектурных элементов, спаянных воедино пластикой модерна) сразу же стал одной из московских достопримечательностей. Таких вычурных, бросающих вызов "родовых замков" купечество себе еще не позволяло.

      Открытие этого московского "чуда" было обставлено помпезно. "На этот вечер собралось все именитое купечество, - вспоминал князь С. А. Щербатов. - Хозяйка, Зинаида Григорьевна Морозова,., женщина большого ума, ловкая, с вкрадчивым выражением черных умных глаз на некрасивом, но значительном лице, вся увешанная дивными жемчугами, принимала гостей с поистине королевским величием. Тут я увидел и услышал впервые Шаляпина и Врубеля, исполнившего в готическом холле отличную скульптуру из темного дуба и большое витро, изображавшее Фауста с Маргаритой в саду"32. Горькому тот же дом напоминал "скучный и огромный мавзолей, зачем-то построенный не на кладбище, а в улице. Дверь отворял большой усатый человек в костюме черкеса, с кинжалом у пояса; он казался совершенно лишним или случайным среди тяжелой московской роскоши и обширного вестибюля"33.

      Об архитектурных достоинствах морозовского особняка, конечно, можно судить по-разному. Бесспорно другое. Хозяйка дома всячески старалась превратить его в светский салон: здесь устраивались вечера, балы, приемы. Зинаида Григорьевна стремилась к тому, чтобы в ее доме непременно присутствовала "аристократическая элита". В 1902 г. О. Л. Книппер писала А. П. Чехову, что на одном из таких балов ей представляли графа Шереметева, графа Олсуфьева, графа Орлова-Давыдова (по ее словам, "все скучные и неинтересные"). Чехов в ответ заметил: "Зачем, зачем Морозов Савва пускает к себе аристократов? Ведь они наедятся, а потом, выйдя от него, хохочут над ним"34.

      Игра в светскость продолжалась довольно долго и требовала не только усилий, но и больших расходов. Приобретается обширное имение Покровское-Рубцово (около Нового Иерусалима), строится дача во Владимирской губернии. Люди, мало знакомые с хозяином, не понимали такой "пляски миллионов". Профессор И. В. Цветаев писал в 1899 г. архитектору Р. И. Клейну: "Пусть будет Саввам Морозовым стыдно: пропивают и проедают чудовищные деньги, а на цель просветительскую жаль и пятиалтынного. Оделись в бархат, настроили палат, засели в них - а внутри грубы, как носороги"35. Вряд ли эти слова вполне справедливы, хотя обида его понятна: Морозов ни копейки не дал на создаваемый по инициативе и при деятельном участии Цветаева Музей изящных искусств имени императора Александра III (ныне Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина). Однако дело тут было не в жадности и не в непонимании значения искусства, а скорее в том, что новый музей и по его названию, и но причине "высочайшего покровительства" воспринимался многими как памятник романовской династии, а таких начинаний С. Т. Морозов никогда не поддерживал. Истинные цели, задачи и назначение музея стали для всех очевидны позднее.

      Чем дальше, тем больше Морозову претили светские устремления жены. Начавшееся взаимное охлаждение со временем переходит в отчуждение. "Мадам Морозова" сверкала в обществе, на благотворительных базарах, в театрах, на вернисажах; принимала у себя родовую знать, светскую молодежь, офицеров. У нее "запросто" бывала сестра царицы, жена московского генерал- губернатора великая княгиня Елизавета Федоровна. Красочное описание личных апартаментов хозяйки дома оставил Горький, которого поразило "устрашающее количество севрского фарфора: фарфором украшена широкая кровать, из фарфора рамы зеркал, фарфоровые вазы и фигурки на туалетном столе и по стенам, на кронштейнах. Это немножко напоминало магазин посуды". Иначе выглядела обстановка комнат, занимаемых хозяином: "В кабинете Саввы - все скромно и просто, только на книжном шкафе стояла бронзовая голова Ивана Грозного, работы Антокольского. За кабинетом - спальня; обе комнаты своей неуютностью вызывали впечатление жилища холостяка"36.

      Нельзя не упомянуть и о том, что особым вниманием хозяйки пользовался все чаще бывавший в доме блестящий офицер Генерального штаба А. А. Рейнбот, быстро сделавший карьеру во время борьбы с революцией: в 1905 г. он исполнял обязанности казанского губернатора, в 1906 - 1907 гг. стал московским градоначальником (возглавлял полицию в "первопрестольной"). После смерти С. Т. Морозова, в августе 1907 г., он обвенчался с его вдовой, и З. Г. Морозова стала женой свитского генерала и потомственной дворянкой, "госпожой Рейнбот"37.

      Как представитель одной из крупнейших отечественных фирм С. Т. Морозов пользовался влиянием в предпринимательских кругах, ряд лет возглавлял Ярмарочный комитет на крупнейшем российском "торжище" - в Нижнем Новгороде. Именно его в 1896 г. выдвинуло купечество для приветствия и поднесения хлеба-соли на Всероссийской промышленной выставке государю- императору. Получал он и знаки "монаршей милости": ему было присвоено звание мануфактур-советника, он состоял членом "высочайше утверждаемого" Московского отделения Совета торговли и мануфактур. Брался Морозов и за новые дела: основал, например, крупное химическое акционерное общество "С. Т. Морозов, Крель и Оттман", зарегистрированное в Германии, но владевшее предприятием в России и специализировавшееся на производстве красителей ("Я ведь специалист по краскам", - говорил он38).

      В начале XX в. Морозов приобрел известность и в среде лидеров либерального движения, а в его особняке происходили полулегальные заседания земцев- конституционалистов39. Однако особых симпатий к этим деятелям он, насколько известно, не питал. Его интересовали другие люди. "Не знаю, - писал Горький, - были ли у Морозова друзья из людей его круга, - я его встречал только в компании студентов, серьезно занимающихся наукой или вопросами революционного движения. Но раза два, три, наблюдая его среди купечества, я видел, что он относится к людям неприязненно, иронически, говорит с ними командующим тоном, а они, видимо, тоже не очень любили его и как будто немножко побаивались. Но слушали - внимательно"40. Друзей в этом кругу у Морозова действительно не было, а купечество он презрительно называл "волчьей стаей"41.

      Конечно, Морозов не был революционером, т. е. человеком, ставящим себе целью радикальное изменение жизни общества, ведущим борьбу против существовавшей системы. Однако он ощущал потребность в изменении общественных порядков и помогал революционному движению деньгами: при его поддержке издавалась ленинская "Искра", на его средства были учреждены первые легальные большевистские газеты "Новая жизнь" в Петербурге и "Борьба" в Москве. Председатель Совета министров С. Ю. Витте однажды с негодованием заметил, что такие, как Морозов, "питали революцию своими миллионами"42. Конечно, царский сановник сгустил краски, но эта финансовая поддержка революции, во всяком случае, исчислялась десятками тысяч рублей. "Материальная помощь, оказываемая Морозовым революционному движению, была существенна и своевременна", - констатирует современный исследователь43.

      Задолго до революции Морозов почувствовал ее приближение. "Вы считаете революцию неизбежной?" - спросил у него Горький. "Конечно, - последовал ответ. - Только этим путем и достижима европеизация России, пробуждение ее сил. Необходимо всей стране перешагнуть из будничных драм к трагедии. Это нас сделает другими людьми". Он отдавал себе отчет в том, что революция могла смести ему подобных, но не был равнодушен к судьбе страны. Большевикам Морозов помогал вполне осознанно и деньгами и даже личным участием: нелегально провозил типографские шрифты, прятал от полиции Н. Э. Баумана, доставлял запрещенную литературу на свою фабрику. Читал с интересом работы Ленина и, высоко оценивая перспективы большевизма, полагал, что это течение в русском освободительном движении сыграет "огромную роль"44.

      Кем же он был? Человеком, потерявшим свои социальные ориентиры - или увидевшим то, что другим было не дано увидеть? Очевидно, и то и другое. Вступая в безысходный разлад с окружением, он пытался найти себе моральную опору в иной среде, но тоже без успеха. По словам Горького, "он упорно искал людей, которые стремились так или иначе осмыслить жизнь, но, встречаясь и беседуя с ними, Савва не находил слов, чтобы понятно рассказать себя, и люди уходили от него, унося впечатление темной спутанности". Пожалуй, только Горький, которого Морозов любил (познакомились они в конце 1900 г.), отвечал ему взаимной симпатией и называл своим близким другом45. Отношения же с А. П. Чеховым не сложились. Писатель много раз встречался с ним, бывал в гостях в Покровском46, в доме на Спиридоновке, ездил с ним летом 1902 г. в пермское имение Морозовых Всеволодово-Вильву, где Савва построил школу имени Чехова. Однако душевной близости между ними не возникло, наоборот, однажды писатель язвительно заметил: "Дай им волю, они купят всю интеллигенцию поштучно"47.

      С восторженным преклонением относился Морозов к актрисе М. Ф. Андреевой, с которой он был близко знаком последние годы своей жизни. Деликатнейший Станиславский в феврале 1902 г. писал ей: "Отношение Саввы Тимофеевича к Вам - исключительное. Это те отношения, ради которых ломают жизнь, приносят себя в жертву, и Вы это знаете и относитесь к ним бережно, почтительно"48. Через много лет сама Андреева свидетельствовала: "Мы любили друг друга крепко, хорошей любовью долголетних друзей, и я горжусь такими отношениями с одним из благороднейших людей, встретившихся мне в жизни, считаю незаслуженным с моей стороны счастьем"49.

      В разговоре с Горьким Морозов однажды сказал, что есть люди, "очень заинтересованные в том, чтоб я ушел или издох"50. Такая резкая оценка не была лишена оснований. Чем больше он отрывался от своего круга, чем дальше отходил от обычных купеческих "чудачеств", чем сильнее связывал себя с людьми и делами, враждебными существовавшим порядкам, тем ощутимее было недоброжелательное отношение к нему и со стороны властей, и со стороны родственников.

      С родней он сколько-нибудь тесных отношений не поддерживал. Клан "Тимофеевичей" имел к началу XX в. весьма разнообразные родственные связи, некоторые из родственников Саввы были довольно заметными фигурами и в деловой среде, и вне ее. Сестра Юлия была замужем за председателем Московского биржевого комитета, членом Государственного совета Г. А. Крестовниковым. В 1910 г. Крестовниковы получили потомственное дворянство51. Сестра Анна вышла замуж за историка Г. Ф. Карпова, читавшего курсы лекций в Харьковском и Московском университетах, друга В. О. Ключевского. После смерти Карпова (1891 г.) в Московском университете была учреждена на морозовские деньги премия его имени, присуждавшаяся за лучшие исторические работы; его вдова была избрана почетным членом Общества истории и древностей российских52. Эта ветвь морозовского рода тоже получила дворянство. Их старший сын А. Г. Карпов стал крупным дельцом, "сподвижником" П. П. Рябушинского, входил в совет Московского банка, был директором Товарищества Окуловских писчебумажных фабрик и, естественно, пайщиком Морозовской мануфактуры. Его брат, Ф. Г. Карпов, занимал директорский пост в Никольской мануфактуре.

      Брат Саввы Сергей Тимофеевич, окончивший юридический факультет Московского университета, "кандидат прав", активного участия в деловой жизни не принимал, больше интересовался музыкой и изобразительным искусством. Он оказывал, например, поддержку И. И. Левитану, мастерская которого одно время находилась в морозовском доме, давал деньги на журнал "Мир искусства". Много времени проводил за границей и в своем имении Успенское под Звенигородом, где у него жил и работал Левитан, гостил Чехов. Старший брат назвал его ипохондриком, а Чехов - "скучнейшим из джентльменов"53. Однако этот "ипохондрик", женатый на сестре министра А. В. Кривошеина54, основал в Москве музей кустарных промыслов, выстроил для него специальное здание в Леонтьевском переулке (ул. Станиславского) и передал городу Москве (здание сохранилось, часть его занимает сейчас Музей народного искусства). В сентябре 1905 г. Сергей Тимофеевич был избран (а по сути дела, назначен матерью) директором- распорядителем Никольской мануфактуры.

      К началу XX в. признанной главой морозовского рода была Мария Федоровна Морозова, которая умерла в 1911 г. в возрасте 80 лет, скопив 30 млн. рублей55. Чрезвычайно набожная, она была окружена многочисленными приживалками, не пользовалась электрическим освещением, не читала газет и журналов, не интересовалась литературой, театром, музыкой, даже не решалась "из боязни простуды мыться горячей водой с мылом, предпочитая всевозможные одеколоны"56. Ей, представителю "темного царства", конечно, были чужды и окружение старшего сына и его духовный мир. Однако довольно долго она мирилась с этим: во-первых, Савву практически некем было заменить (его деловые качества были вне конкуренции), во-вторых, отстранить его от управления нельзя было без нежелательной публичной огласки. Учитывая косвенные свидетельства, можно заключить, что не раз она, должно быть, пыталась наставить своего сына на путь истинный. Общение с "неблагонадежными" и вообще интерес Саввы к политическим и социальным вопросам были особенно неприятны набожной старухе. В конце концов между ними произошел полный разрыв.

      9 января 1905 г. Морозов вместе с Горьким был очевидцем "кровавого воскресенья" в Петербурге и не мог оставаться безучастным. Он посетил председателя Комитета министров, который так описал этот визит: "Я его принял, и он мне начал говорить самые крайние речи о необходимости покончить с самодержавием, об установке парламентарной системы со всеобщими прямыми и проч. выборами, о том, что так жить нельзя далее, и т. д."57. Эти речи, разумеется, не слишком взволновали Витте.

      Вернувшись в Москву, Морозов на несколько дней уединился в своем особняке, составляя программу неотложных социальных и политических реформ. Этот документ заслуживает того, чтобы на нем остановиться подробнее. "В числе событий, переживаемых Россией за последнее время, - говорится в нем, - наибольшее внимание общества привлекли к себе возникшие в январе повсеместные забастовки рабочих, сопровождающиеся серьезными народными волнениями... Обращаясь к исследованию причин последних забастовок, мы наталкиваемся на то в высшей степени характерное явление, что рабочие, приостановив работу под предлогом различных недовольств экономического свойства, объединяются затем в группы вне пределов фабрик и предъявляют целый ряд других, но уже политических требований". Продолжая анализ, Морозов пишет: "Действительно - отсутствие в стране прочного закона, опека бюрократии, распространенная на все области русской жизни, выработка законов в мертвых канцеляриях, далеких от всего того, что происходит в жизни,., невежество народа, усиленно охраняемого теми препятствиями, коими обставлено открытие школ, библиотек, читален, словом всего, что могло бы поднять культурное развитие народа, худшее положение, в котором находится народ сравнительно с другими перед судом и властью, - все это задерживает развитие хозяйственной жизни в стране и порождает в народе глухой протест против того, что его гнетет и давит"58.

      Далее выдвигались конкретные предложения: свобода слова, печати и союзов; отмена карательных мер за забастовки; всеобщее равноправие; неприкосновенность личности и жилища; обязательное школьное обучение; привлечение к разработке любых законопроектов представителей всех классов; общественный контроль за бюджетом59. По сути дела, речь шла о введении в России конституционной формы правления. Отдавая себе отчет в том, что выдвижение подобной программы могло бы иметь вес лишь как коллективная акция, Морозов обратился к другим капиталистам, но поддержки не получил: записку приняли (да и то с оговорками) лишь некоторые оппозиционно настроенные деятели в либерально-буржуазной среде60. Документ был обсужден и на заседании правления Никольской мануфактуры: в протоколе зафиксировано, что директора от подписи отказались, предоставив Морозову право, "если он найдет нужным, подписать записку за его личную ответственность"61.

      В феврале 1905 г. забастовочная волна докатилась и до Никольской мануфактуры. За 20 лет после "Морозовской стачки" 1885 г., когда к управлению пришел С. Т. Морозов, положение рабочих изменилось: были отменены штрафы, повышены расценки, построены новые спальни для рабочих, учреждены стипендии для учащихся и т. д. Однако коренного улучшения условий труда и быта произойти не могло, потому что любые нововведения, финансовые расходы надо было утверждать на правлении, где требовалось большинство голосов. У многих рабочих Савва Морозов, в отличие от своего отца и матери, пользовался доверием. Забастовав, рабочие потребовали 8-часового рабочего дня и повышения зарплаты, но он им отказал, так как не мог принимать подобные решения: реальным хозяином предприятия была М. Ф. Морозова, а она категорически воспротивилась желанию сына пойти навстречу рабочим. Савва потребовал, чтобы мать полностью передала распоряжение делами на фабриках в его руки, но в ответ на это в начале марта сам был отстранен от управления. При этом мать пригрозила ему учреждением опеки62.

      Положение усугублялось личным одиночеством, отсутствием взаимопонимания с женой. Морозов начинает избегать людей, много времени проводит в полном уединении, не желая никого видеть. Изоляции способствовала и Зинаида Григорьевна, бдительно следившая за тем, чтобы к нему никто не приходил, и изымавшая поступавшую на его имя корреспонденцию. Пополз слух о сумасшествии. Такая версия всем "заинтересованным лицам", включая родственников, была удобна, позволяла объяснить неожиданный отход его от общественной деятельности. Сохранилось коротенькое деловое письмо Морозова, датируемое 26 марта, то есть периодом полного уединения, и адресованное в Петербург инженеру А. Н. Тихонову, работавшему у него: "Я решил прекратить разведки (речь идет о геологических изысканиях на Урале. - Л. Б.) ввиду соображений, которые сообщу Вам впоследствии. Когда будете проезжать Москву, заезжайте ко мне. Мне хотелось бы пристроить Вас куда-нибудь на место"63. Нет нужды доказывать, что письмо написано вполне здравомыслящим человеком, ощущающим нравственную ответственность за судьбу тел, кто был с ним связан.

      По настоянию жены и матери был созван консилиум (известный невропатолог Г. И. Россолимо и врачи Ф. А. Гриневский и Н. Н. Селивановский), констатировавший 15 апреля 1905 г., что у мануфактур-советника Морозова наблюдалось "тяжелое общее нервное расстройство, выражавшееся то в чрезмерном возбуждении, беспокойстве, бессоннице, то в подавленном состоянии, приступах тоски и прочее". Рекомендовалось направить его для лечения за границу64. Через несколько дней, в сопровождении жены и Селивановского Савва Тимофеевич выехал сначала в Берлин, а затем на юг Франции, в Канн. Здесь, на берегу Средиземного моря, в номере "Ройяль - отеля", 13(26) мая 1905 г. он застрелился.

      Многие обстоятельства этого шага до сих пор не ясны. Власти утверждали, что виновниками его гибели были революционеры, которых поддерживал Морозов и которые якобы начали его шантажировать. Такую версию изложил в донесении в Департамент полиции московский градоначальник. Подобное объяснение получило распространение и попало в мемуары Витте. По его словам, "чтобы не делать скандала, полицейская власть предложила ему выехать за границу. Там он окончательно попал в сети революционеров и кончил самоубийством"65. Внук Саввы Тимофеевича, основательно изучивший многие перипетии судьбы деда, задает в своей книге вполне уместный вопрос: зачем вообще революционерам надо было угрожать Морозову? В подтверждение официальной версии никогда не было приведено никаких доказательств.

      Истинные причины трагического решения еще сравнительно молодого человека, отца четверых детей, были иными, лежали значительно глубже, и их верно уловили хорошо знавшие Морозова люди. "Когда я прочитал телеграмму о его смерти, - писал Горький, - и пережил час острой боли, я невольно подумал, что из угла, в который условия затискали этого человека, был только один выход - в смерть. Он был недостаточно силен для того, чтобы уйти в дело революции, но он шел путем, опасным для людей его семьи и круга"66. В. И. Немирович-Данченко заметил: "Купец не смеет увлекаться. Он должен быть верен своей стихии выдержки и расчета. Измена неминуемо поведет к трагическому конфликту"67.

      Смерть примирила родственников с Саввой. Согласно христианским канонам, самоубийцу нельзя хоронить по церковным обрядам. Морозовский клан объединился и, используя и связи и деньги, начал добиваться разрешения на похороны. Властям были представлены путаные и довольно разноречивые свидетельства врачей о том, что смерть была результатом "внезапно наступившего аффекта" (следовательно, нельзя ее рассматривать как обычное самоубийство), но в то же время покойного нельзя считать и душевнобольным (признание его таковым было нежелательным для престижа семьи). Личный врач Гриневский дал следующее заключение: "Главной и вероятней всего единственной причиной нервного расстройства было переутомление, вызванное как общественными, так и специально фабричными делами и связанным с ними рабочим вопросом. К началу марта, после продолжительных забастовок рабочих на фабрике, наступил резкий упадок физических и нравственных сил". "Знал я Морозова, - продолжает врач, - более двадцати лет и состоял последние десять лет его личным врачом; я могу засвидетельствовать, что предотвратить этот печальный исход не было никакой возможности. С одной стороны, он не был психически болен какой-либо определенной психической болезнью, которая давала бы право ограничивать его право и самостоятельность; с другой - при врожденной непреклонности и упорстве в достижении ранее намеченной цели - он не поддавался никаким убеждениям и доводам. Признавая свои поступки в рабочем вопросе во многом ошибочными и ошибки эти непоправимыми - он видел один выход в самоубийстве"68.

      Получив морозовские деньги, Гриневский писал то, что требовалось. Причиной оказалось "ошибочное" отношение к рабочим... 28 мая исполняющий обязанности московского генерал-губернатора секретно донес в Петербург: "Усматривая, из свидетельств врачей Селивановского и Гриневского, что мануфактур-советник Савва Тимофеевич Морозов лишил себя жизни в припадке психического расстройства, предложил градоначальнику сделать распоряжение о выдаче удостоверения о неимении препятствий к преданию тела Морозова земле по христианскому обряду"69. На Рогожском кладбище 29 мая были организованы пышные похороны, а затем - поминальный обед на 900 персон.

      Незадолго до смерти Морозов застраховал свою жизнь на 100 тыс. рублей. Страховой полис "на предъявителя" вручил своему другу, актрисе и революционерке Андреевой, которая передала значительную часть средств в фонд большевистской партии70. Этот факт говорит о том, что его уход из жизни был продуманным шагом. Сохранилась предсмертная записка, пересланная из Франции по каналам Министерства иностранных дел московскому губернатору. На клочке простой бумаги всего несколько слов: "В моей смерти прошу никого не винить"71.

      Савва Морозов оставил духовное завещание, утвержденное к исполнению Московским окружным судом 21 июля 1905 года72. Этот документ обнаружить не удалось, но есть основания считать, что основную часть наследства получила вдова. К ней перешли и недвижимость и ценные бумаги, однако основную часть дивидендных бумаг Никольской мануфактуры она продала, и к 1914 г. в распоряжении З. Г. Рейнбот остается лишь 120 паев фирмы73.

      Прожив недолгую жизнь, Морозов оставил по себе память как щедрый филантроп. Он помогал и отдельным лицам, и различным учреждениям, организациям. Пожертвования иногда были весьма значительными: несколько десятков тысяч рублей - на строительство родильного приюта при Староекатерининской больнице (ныне Московский областной научно-исследовательский клинический институт им. М. Ф. Владимирова), 10 тыс. рублей - "на дело призрения душевнобольных в Москве"74.

      Заслуги Морозова перед потомками измеряются не только этим. Велики они и в области национальной культуры. Он оказал неоценимую поддержку Московскому художественному театру в самый тяжелый период его становления и развития. Много добрых слов о щедром меценате содержится в воспоминаниях Станиславского, который счел своим долгом почтить память Морозова на торжественном заседании, посвященном 30-летию МХАТ, в октябре 1928 г., в присутствии членов Советского правительства75. Нет нужды подробно говорить об этом крупном начинании в культурной и духовной жизни России - история театра широко известна. Обратимся лишь к тем эпизодам его становления, которые неразрывно связаны с именем Морозова.

      Для создания нового театра, цели и задачи которого значительно отличались от существовавших в то время, требовались крупные средства, которых у инициаторов не было. Начался поиск меценатов. Городская дума на просьбу о субсидии не откликнулась. Немирович-Данченко, который вел административно-финансовую часть нового театра, решил обратиться за помощью к предпринимателям, состоявшим директорами-попечителями Филармонического общества. В их числе были крупные капиталисты: директор Егорьевской бумагопрядильной фабрики, Норской мануфактуры и Северного страхового общества Д. Р. Востряков, владелец фабрики металлических пуговиц и фирмы по изготовлению музыкальных инструментов К. А. Гутхейль, московский миллионер-виноторговец К. К. Ушков и другие. Сравнительно небольшие денежные взносы позволяли этим дельцам на концертах "занимать места в первых рядах" и "перед всей Москвой щеголять своим меценатством"76. Ушков обещал четыре тысячи, остальные - и того меньше; требовалась более солидная поддержка, ведь театр мыслился как "общедоступный", с очень умеренными ценами на билеты. Лишь в конце 1897 г. или начале 1898 г., когда Станиславский и Немирович-Данченко обратились к Морозову, он сразу же внес 10 тыс. руб., поставив лишь одно, но примечательное условие: театр не должен иметь никакого "высочайшего покровительства"77.

      Театр он любил страстно, постоянно посещал спектакли в Москве, Петербурге и Нижнем-Новгороде, куда летом, на время ярмарки, съезжались театральные труппы со всей России. Сохранились свидетельства, что Савва Тимофеевич оказывал и раньше поддержку театральным начинаниям. Еще в начале 90-х годов XIX в. он предоставил средства Московскому частному театру (недолговечная антреприза В. В. Чарского). Актер В. П. Далматов вспоминал, что в тот раз, передавая деньги, Морозов настоятельно просил сохранить это в тайне: "Понимаете, коммерция руководствуется собственным катехизисом. И потому я буду просить Вас и Ваших товарищей ничего обо мне не говорить"78.

      В марте 1898 г. возникает "Товарищество для учреждения в Москве Общедоступного театра", в состав которого вошли Савва Тимофеевич и Сергей Тимофеевич Морозовы. После первых спектаклей, из которых лишь "Царь Федор Иоаннович" имел сдержанный успех, выяснилось, что денег катастрофически не хватает, дефицит составил 46 тыс. рублей. На помощь опять пришел С. Т. Морозов, преданный и бескорыстный друг театра. В сентябре 1899 г. О. Л. Книппер сообщила Чехову: "Савва Морозов повадился к нам в театр, ходит на все репетиции, сидит до ночи, волнуется страшно... Я думаю, что он скоро будет дебютировать, только не знаю в чем"79.

      В феврале 1900 г. Станиславский писал Немировичу-Данченко: "Не сомневаюсь в том, что такого помощника и деятеля баловница судьба посылает раз в жизни... такого именно человека я жду с самого начала моей театральной деятельности (как ждал и Вас)". И подчеркивал далее, что в порядочность Морозова, в отличие от других меценатов, "слепо верит"80. Для ликвидации дефицита и финансового оздоровления театра Савва Тимофеевич предложил "долг погасить и паевой взнос дублировать", что и было сделано81. В первый год существования Художественного театра Морозов потратил на него около 60 тыс. руб.; постепенно его пожертвования стали для театра важнейшим источником средств. Однако в то время он старался сохранить коллективную форму финансирования, убеждал других предпринимателей вносить деньги, хотя их сравнительно небольшие взносы существенной роли не играли.

      Увлечение театром говорит о высоких культурных запросах Морозова. Осенью 1900 г. Горький писал Чехову: "Когда я вижу Морозова за кулисами театра, в пыли и трепете за успех пьесы - я ему готов простить все его фабрики, - в чем он впрочем не нуждается, - я его люблю, ибо он бескорыстно любит искусство, что я почти осязаю в его мужицкой, купеческой, стяжательной душе". Имея в виду Художественный театр, Морозов сознавал, что "этот театр сыграет решающую роль в развитии сценического искусства"82. Постепенно Художественный театр завоевал признание, встал на собственные ноги, и тогда Морозов разрабатывает план создания паевого товарищества, с участием ведущих актеров, руководителей театра и некоторых других близких театру лиц; большинству привлеченных, включая и Станиславского, он открывал кредит. Его взнос составил в итоге около 15 тыс. рублей83.

      Большое значение инициатор организации товарищества придавал привлечению Чехова, которому 28 января 1902 г. послал письмо и проект устава. Он писал: "Переговорив с Владимиром Ивановичем и Ольгой Леонардовной, я решил обратиться к Вам, не войдете ли Вы [в] состав товарищества, которое будет держать театр"84. Предложение было принято, и писатель решил внести 10 тыс. рублей. Как свидетельствует Книппер, узнав об этом, "Савва так и прыгал от восторга"85. Показательно, что в число пайщиков он не ввел ни одного "любителя искусств" из предпринимателей86. Основные принципы деятельности Художественного театра, сформулированные С. Т. Морозовым, зафиксированы в уставе товарищества. Театр должен обязательно сохранить характер общедоступного и цены на билеты более низкие, чем в большинстве других драматических театров; "репертуар театра должен придерживаться пьес, имеющих общественный интерес"87. Не погоня за коммерческим доходом любой ценой, а именно общественная значимость спектаклей ставилась во главу угла.

      Товарищество создавалось на три года, в течение которых Морозов брал на себя все финансовые заботы, освобождая руководителей труппы от изматывающих хлопот, позволяя им сосредоточиться на творческом процессе. Летом 1902 г., обращаясь к труппе, Немирович-Данченко констатировал: "Самая трудная сторона дела - материальная - устроена как только можно хорошо заботами человека, искренне привязавшегося к нашему делу"88. Однако с такими усилиями достигнутый театром успех и та роль, которую играл здесь Морозов, не находили понимания в литературно-театральных кругах. "Король фельетонистов", известный и как театральный критик, редактор газеты "Русское слово" В. М. Дорошевич напечатал статью "Искусство на содержании" в осуждение и театра, и "ситцевого фабриканта"89.

      Между тем Савва Морозов затеял перестройку здания. Шехтель согласился бесплатно подготовить проект и руководить строительными работами90. Реконструкция началась в апреле 1902 года. 25 октября в новом здании с залом на 1300 мест состоялся первый спектакль. Морозов наблюдал за стройкой, лично вникал во все детали, часто даже ночевал в маленькой комнатке рядом с конторой, хотя его "палаццо" находилось совсем недалеко. Характерную сценку описал Горький: "Стоя на сцене с рулеткой в руках, в сюртуке, выпачканном известью, Морозов, пиная ногой какую-то раму, досадно говорил столярам: Разве это работа?"91. Он и сам "пилил, забивал, красил", даже разработал особую технику световых сценических эффектов.

      За границей были заказаны многие новейшие технические приспособления для сцены и усовершенствованное электрическое оборудование. Строительство обошлось С. Т. Морозову в 300 тыс. рублей92, общие же его расходы на Художественный театр в 1898 - 1903 гг. приближались к пол миллиону. Весной 1904 г. он сложил с себя звание председателя правления товарищества и отошел от прямого участия в делах Художественного театра, но свой паевой взнос оставил. С признательностью Станиславский писал в 1910 г., что Морозов не только поддержал театр материально, но и "встал в ряды его деятелей, не боясь самой трудной, неблагодарной и черной работы"93.

      Савва Тимофеевич Морозов принадлежит к числу необычных, удивительных людей, достойных памяти народа. Его деятельность протекала в бурное время: рушились старые авторитеты, архаичные представления, взгляды; новое неумолимо врывалось в повседневную жизнь. Родившийся и выросший в консервативной купеческой среде, он во многом преодолел религиозные и корпоративные предрассудки, смог понять или почувствовать насущные задачи общественного развития. Многими своими поступками, жизненными идеалами он высоко поднялся над породившей его средой.

      ПРИМЕЧАНИЯ

      1. См. Серебров А. (А. Н. Тихонов). Время и люди. Воспоминания. 1898 - 1905 гг. М. 1960, с. 207.
      2. Морозов С. Дед умер молодым. М. 1984.
      3. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3, с. 542.
      4. Подвиг революционный, подвиг трудовой. История Ореховского хлопчатобумажного комбината им. К. И. Николаевой. М. 1986, с. 11.
      5. Вестник Владимирского губернского земства, 1890, N 19, с. 20.
      6. Лаверычев В. Я., Соловьева А. М. Боевой почин российского пролетариата. М. 1985, с. 13 - 14.
      7. Центральный государственный исторический архив (ЦГИА) СССР, ф. 1343, оп. 39, д. 3193, лл. 2 - 3.
      8. Нистрем К. Московский адрес-календарь для жителей Москвы. М. 1842, с. 138.
      9. Акционерно-паевые предприятия России. М. 1914, с. 43, 259, 428.
      10. Из истории буржуазии в России. Томск. 1982, с. 45; Найденов Н. А. Воспоминания о виденном, слышанном и испытанном. Ч. 2. М. 1905, с. 119.
      11. Центральный государственный исторический архив (ЦГЙА) г. Москвы, ф. 16, оп. 188, д. 181, лл. 6, 7.
      12. Серебров А. (А. Н. Тихонов). Ук. соч., с. 179.
      13. ЦГИА г. Москвы, ф. 342, оп. 1, д. 87, л. 1.
      14. Орлов П. А. Указатель фабрик и заводов Европейской России и Царства Польского. СПб. 1887, с. 8; Товарищество Никольской мануфактуры "Саввы Морозова сын и Ко " ко всемирной выставке в Чикаго 1893 года. М. 1893, с. 6, 8, 14.
      15. Указатель действующих в империи акционерных предприятий. СПб. 1903, с. 1343.
      16. ЦГИА г. Москвы, ф. 342, оп. 1, д. 497, л. 13.
      17. Там же, ф. 357, оп. 1, д. И, лл. 35об., 37. Два сына Т. С. Морозова - Иван и Арсений - умерли в детстве.
      18. Серебров А. (А. Н. Тихонов). Ук. соч., с. 186.
      19. Там же, с. 191.
      20. Соколов Д. Пятидесятилетие Московской 4-й гимназии (1849 - 1899 гг.). М. 1899, с. 257 - 258.
      21. Серебров А. (А. Н. Тихонов). Ук. соч., с. 191.
      22. Бурышкин П. А. Москва купеческая. Нью-Йорк. 1954, с. 114- Горький А. М. Полн. собр. соч. В 25-ти тт. Т. 16. М. 1973, с. 505.
      23. Справочная книга о лицах, получивших на 1883 г. купеческие свидетельства по 1 и 2 гильдиям в Москве. М. 1883, с. 131.
      24. Морозов С. Ук. соч., с. 17.
      25. Тимофей умер в 1919 г., Савва - в 1964 г., Мария - в начале 30-х годов. Елена, вышедшая замуж за сына крупного финансового дельца Ч. Стукена, эмигрировала после Октябрьской революции и умерла за границей. Эти сведения любезно сообщены автору внуком С. Т. Морозова.
      26. Горький А. М. Ук. соч. Т. 16, с. 506.
      27. ЦГИА г. Москвы, ф. 342, оп. 1, д. 251, лл. 10 - 23.
      28. Горький А. М. Ук. соч. Т. 20. М. 1974, с. 53.
      29. Там же. Т. 16, с. 505.
      30. Товарищество передвижных художественных выставок. Письма, документы. М. 1988, с. 446, 515.
      31. Горький А. М. Ук. соч. Т. 16, с. 504.
      32. Современные записки, Париж, 1938, N 67, с. 162.
      33. Горький А. М. Ук. соч. Т. 16, с. 505.
      34. Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем. Письма. Т. 10. М. 1981, с. 194.
      35. Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. История создания музея в переписке профессора И. В. Цветаева с архитектором Р. И. Клейном и других документах (1896 - 1912). Т. 2. М. 1977, с. 40.
      36. Горький А. М. Ук. соч. Т. 16, с. 505.
      37. Савву Морозова в литературе иногда ошибочно называют владельцем имения Горки (ныне - Горки - Ленинские). В действительности имение Горки было куплено З. Г. Морозовой-Рейнбот на свое имя в 1909 г. (см. Вергунов А. П., Горохов В. А. Русские сады и парки. М. 1988, с. 213 - 217).
      38. Серебров А. (А. Н. Тихонов). Ук. соч., с. 191.
      39. Шацилло К. Ф. Русский либерализм накануне революции 1905 - 1907 гг. М. 1985, с. 283.
      40. Горький А. М. Ук. соч. Т. 16, с. 507.
      41. Серебров А. (А. Н. Тихонов). Ук. соч., с. 212.
      42. Витте С. Ю. Воспоминания. Т. 2. М. 1960, с. 487.
      43. Пак П. И. Савва Тимофеевич Морозов. - История СССР, 1980, N 6, с. 132.
      44. Горький А. М. Ук. соч. Т. 16, с. 503, 509.
      45. Там же, с. 512 - 513, 625.
      46. Об этом посещении сохранились воспоминания З. Г. Морозовой (Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ) СССР, ф. 549, оп. 1, д. 342, лл. 1 - 3).
      47. Серебров А. (А. Н. Тихонов). Ук. соч., с. 190.
      48. Станиславский К. С. Собр. соч. в 8-ми тт. М. 1955 - 1961. Т. 7, с. 227.
      49. М. Ф. Андреева. Сборник. М. 1968, с. 676.
      50. Горький А. М. Ук. соч. Т. 16, с. 514.
      51. ЦГИА СССР, ф. 1343, оп. 36, д. 12784, л. 1.
      52. ЦГИА г. Москвы, ф. 357, оп. 1, д. 1, лл. 4 - 15; Богословский М. М. Историография, мемуаристика, эпистолярия. М. 1987, с. 154.
      53. Чехов А. П. Полн. собр. соч. Т. 17, с. 357.
      54. А. В. Кривошеий в 1892 г. женился на племяннице Саввы Морозова - Елене Геннадиевне Карповой (см. Кривошеий К. А. А. В. Кривошеий (1857 - 1921). Его значение в истории России начала XX века. Париж. 1973, с. 12).
      55. ЦГИА г. Москвы, ф. 357, оп. 1, д. 156, л. 1.
      56. Морозове. Ук. соч., с. 79.
      57. Витте С. Ю. Ук. соч. Т. 3. М. 1960, с. 167.
      58. ЦГИА г. Москвы, ф. 342, оп. 1, д. 82, лл. 187 - 187об.
      59. Там же, лл. 189об., 190, 190об.
      60. Лаверычев В. Я. По ту сторону баррикад. М. 1967, с. 30 - 31.
      61. ЦГИА г. Москвы, ф. 342, оп. 1, д. 82, л. 186.
      62. Подвиг революционный, подвиг трудовой, с. 57.
      63. ЦГАЛИ, ф. 2163, оп. 1, д. 67, л. 1.
      64. ЦГИА г. Москвы, ф. 16, оп. 95, д. 42, л. 6.
      65. Витте С. Ю. Ук. соч. Т. 3, с. 167.
      66. Горький А. М. Ук. соч. Т. 16, с. 526.
      67. Немирович-Данченко В. И. Из прошлого. М. 1938, с. 108.
      68. ЦГИА г. Москвы, ф. 16, оп. 95, д. 42, лл. 7, 7об.
      69. Там же, л. 1.
      70. Позднее она писала: "Я распорядилась: 60 000 р. отдать в ЦК нашей фракции большевиков, а 40000 распределить между многочисленными стипендиатами С. Т., оставшимися сразу без всякой помощи, так как вдова Морозова сразу прекратила выдачу каких-либо стипендий" (М. Ф. Андреева, с. 420).
      71. ЦГИА г. Москвы, ф. 54, оп. 77, д. 5, л. 2об.
      72. Там же, ф. 342, оп. 1, д. 540, л. 97.
      73. Там же, д. 87, л. 190.
      74. Там же, ф. 179, оп. 59, д. 293, л. 200; оп. 21, д. 1060, л. 1.
      75. Станиславский К. С. Ук. соч. Т. 6, с. 251.
      76. Немирович-Данченко В. И. Ук. соч., с. 105.
      77. Там же, с. 110.
      78. Далматов В. П. Залог. - Театр и искусство, 1905, N 28, с. 451.
      79. Переписка А. П. Чехова и О. Л. Книппер. Т. 1. М. 1934, с. 74.
      80. Станиславский К. С. Ук. соч. Т. 7, с. 167.
      81. Немирович-Данченко В. И. Ук. соч., с. 161.
      82. М. Горький и А. Чехов. Сб. м-лов. М. 1951, с. 81; Горький А. М. Ук. соч. Т. 16, с. 507.
      83. Московский Художественный театр в иллюстрациях и документах. 1898 - 1938 гг. М. 1938, с. 705; Станиславский К. С. Ук. соч. Т. 5, с. 585.
      84. Чехов А. П. Ук. соч. Т. 10, с. 458, 184.
      85. Переписка А. П. Чехова и О. Л. Книппер. Т. 2. М. 1936, с. 299.
      86. Товарищество было учреждено в начале февраля. Обязанности распределились следующим образом: главный режиссер - К. С. Станиславский, заведующий труппой и текущим репертуаром - В. В. Лужский, председатель правления - С. Т. Морозов, художественный директор и председатель репертуарного совета - В. И. Немирович-Данченко (Немирович-Данченко В. И. Избранные письма в 2-х тт. М. 1979. Т. 1, с. 245; Новости дня, 17.II.1902).
      87. Московский Художественный театр в иллюстрациях и документах, с. 708.
      88. Немирович-Данченко В. И. Избранные письма. Т. 1, с. 302.
      89. Русское слово, 17.II.1902.
      90. Кириченко К. Ф. О. Шехтель. М. 1973, с. 79.
      91. Горький А. М. Ук. соч. Т. 16, с. 499.
      92. Станиславский К. С. Ук. соч. Т. 5, с. 584.
      93. Там же. Т. 7, с. 494; см. также: Немирович-Данченко В. И. Театральное наследие. Т. 1. М. 1952, с. 135.

      Вопросы истории, 1989, № 4, С. 69-84.
    • Saygo
      Кредитный кризис 1294 года
      Автор: Saygo
      Эдриан Р. Белл, Крис Брукс, Тони Мур. Кредитный кризис 1294 года: причины, последствия и результаты

      Считается, что нынешнее кредитное сжатие, ставшее причиной банкротства многих банков, — явление абсолютно современное. Однако в рамках действующего трехлетнего проекта, целью которого стало изучение кредитных отношений между рядом английских монархов и некоторыми итальянскими купеческими союзами, был исследован один средневековый кредитный кризис, при знакомстве с которым возникают очевидные параллели с кризисом нынешним.

      1. Риккарди и Эдуард I

      Английские монархи и до 1272 года время от времени вели дела с итальянскими купеческими гильдиями, что главным образом сводилось к приобретению предметов роскоши для двора и к организации платежей за рубежом. Однако в правление короля Эдуарда I (1272—1307) финансовые отношения двора с одним из таких союзов — гильдией Риккарди из города Лукки1 — стали гораздо более тесными. Начиная с 1275 года Риккарди занимались сбором нововведенных таможенных пошлин на экспорт шерсти, шкур и овчины ежегодной стоимостью около 10 тыс. фунтов стерлингов и пополняли королевскую казну из других источников. Взамен они предоставляли королю значительные ссуды наличными деньгами, а также рассчитывались по приказу короля с третьим лицами от его имени. В общей сложности между 1272 и 1294 годом при участии Риккарди в год собиралось и выплачивалось около 20 тыс. фунтов стерлингов, что составляло примерно половину среднего годового дохода короля. Это, пожалуй, похоже на текущий счет в современном банке, где предусмотрена возможность превышения кредитного лимита (интересно, что Эдуард, как правило, превышал кредит на 10—20 тыс. фунтов стерлингов).


      Эдуард I Длинноногий

      Для обеих сторон такое сотрудничество было весьма выгодным. Оно позволяло королю рассчитывать поступления в казну и таким образом компенсировать сезонные колебания доходов. Для Эдуарда был также крайне важен постоянный доступ к кредитным средствам, позволяющий ему быть во всеоружии в случае непредвиденных обстоятельств и воплощать дорогостоящие проекты без необходимости поддерживать крупные запасы наличности.

      Взамен Риккарди получали некоторую прибыль, о которой, однако, источники обычно умалчивают ввиду существовавших тогда религиозных запретов на ростовщичество. По нашим подсчетам, до 1294 года годовая процентная ставка королевских кредитов могла составлять около 15%2. Кроме того, для Риккарди выгода заключалась и в благосклонности монарха во всем, что касалось их деловых связей.

      Как случилось, что Риккарди и подобные им купеческие гильдии могли позволить себе такие ссуды и вложения? Как правило, источником начальных средств были партнеры по гильдии, которые объединяли свои капиталы и получали пропорциональную долю от любой прибыли. Такого рода объединения могли быть довольно рискованными, ведь партнеры могли понести личную ответственность за долги всей гильдии. Гильдии также принимали вклады, в основном от зажиточных граждан итальянских городов-государств3.

      Кроме того, итальянские купцы получали прибыль и от собираемых в Англии папских налогов, и мы полагаем, что это играло важнейшую роль в формировании их капитала. В 1274 году, чтобы организовать новый крестовый поход, папа обложил налогом все европейское духовенство, в результате чего в одной только Англии было собрано около 150 тысяч фунтов стерлингов. Риккарди были одной из нескольких итальянских гильдий, выступавших в качестве папских банкиров, и отвечали за хранение части сумм (эквивалентной около 10 тысяч фунтов стерлингов), полученных в Англии4. Этого должно было быть достаточно для покрытия превышенного королем кредита.

      Практически в любой момент большая часть этого объединенного капитала находилась в обороте, в том числе в виде ссуд правительствам и частным лицам, а также вложений в товары для торговли. Такая стратегия, как правило, себя оправдывала, вложенные деньги приносили приличную прибыль, но при этом у купцов «на руках» оставался лишь небольшой резерв ликвидного капитала.

      В нормальных условиях это не было связано с риском, поскольку большая часть платежей могла осуществляться в виде кредитов, взаимозачетов или перевода баланса. В случае нехватки именно наличных денег их можно было получить у других купцов в виде ссуды или выручки от продажи активов. Так, Риккарди зачастую выступали в роли брокеров, получая для короля кредиты у картеля, состоявшего из подобных им гильдий5. А это уже можно рассматривать как прообраз модели Northern Rock, ведь Риккарди при финансировании своих займов королю опирались на оптовую торговлю и межбанковское кредитование.

      2. Кризис

      Катализатором начавшегося в 2007 году мирового финансового кризиса считается ипотечный кризис в США — последовавшая за ним неопределенность свидетельствовала о нежелании банков предоставлять друг другу кредиты, что и вызвало падение ликвидности рынка. Подобный кризис ликвидности наблюдался и в начале 1290-х годов, когда был постепенно введен вышеупомянутый папский налог и французский король взыскал крупные суммы с торговавших на его землях итальянских купцов, создав дефицит капитала среди купеческих гильдий.

      Поначалу казалось, что эта буря обойдет Риккарди стороной. В 1290 году, по результатам переговоров с Папой, Эдуарду предстояло возглавить новый крестовый поход, взамен чего он получал доступ к доходам от налога на духовенство в Англии. В результате гильдии, хранившие собранные налоги в виде вкладов, получили предписание выплатить Риккарди, представлявшим интересы Эдуарда, первый взнос в размере 100 тысяч марок (66 667 фунтов стерлингов)6. Физическая передача денег, однако, вряд ли имела место, поскольку более логичным для купцов шагом была элементарная передача своих обязательств от Папы к Риккарди. Последние получали дополнительные деньги только на бумаге, однако такой вариант был чреват серьезными проблемами — надумай Эдуард воспользоваться этими средствами по первому требованию.

      К несчастью, именно так и случилось в 1294 году, когда между Англией и Францией разгорелась война. Как и прежде, за средствами на финансирование своей армии Эдуард обратился к Риккарди. Теоретически на тот момент Риккарди должны были располагать достаточным количеством средств, но на деле, похоже, большая часть их ресурсов была так или иначе вложена; ситуация усугублялась тем, что на фоне низкого уровня ликвидности найти деньги на межбанковском рынке было невозможно. Эти проблемы осложнялись и англо-французской войной, фактически прервавшей сообще-ние между Англией и Италией и лишившей купеческие гильдии информации о состоянии счетов их многочисленных филиалов по всей Европе.

      Как и современные банки, в свою защиту Риккарди могли бы утверждать, что все затруднения были вызваны краткосрочным дефицитом ликвидности и что в целом обязательства союза соответствовали его активам. На практике же Риккарди оказались не в состоянии обеспечить королю столь необходимую ему финансовую поддержку. В ответ Эдуард лишил Риккарди полномочий сборщиков пошлин на шерсть и приказал заморозить активы Риккарди и других гильдий (речь идет главным образом о шерсти, но также и о ссудах частным лицам). Такой удар оказался для финансов Риккарди смертельным, и на этом их долгим отношениям с английской короной пришел конец.

      3. Последствия

      Сперва Риккарди пытались поправить положение за счет серии «кредитных обменов» и взаимных погашений между своими должниками и кредиторами7. Они потребовали составления новой отчетности по делам с Эдуардом, полагая, что его «овердрафт», в сочетании с доходом от конфискованных шерсти и долгов, покроет большую часть неуплаченного папского налога8.

      Вторым крупнейшим кредитором Риккарди был Папа, и купцы уговаривали его засчитать долги своих французских и итальянских должников, ведь Папе эти долги на указанных территориях собирать было бы гораздо удобнее. Проводя еще одну параллель с недавними событиями, это можно сравнить с правительственным вмешательством, когда облигации Министерства финансов9 обменивались на более ликвидные активы банков.

      Однако Риккарди повезло меньше — они не сумели убедить правительство протянуть им руку помощи.

      Если говорить о краткосрочной перспективе, то в результате решительных действий Эдуарду удалось взыскать у Риккарди около 50 тысяч фунтов стерлингов. Однако крах Риккарди обернулся серьезными убытками в среднесрочный период, ведь Эдуарду нужно было изыскивать огромные суммы денег на свои войска, которые теперь воевали в Гаскони, Шотландии и Уэльсе, а также на субсидии, которые он обещал своим союзникам в Нижних странах и Германии. В результате Эдуард был вынужден прибегать к услугам ростовщиков, которые, во-первых, не располагали ресурсами Риккарди, а во-вторых, назначали невероятно высокие процентные ставки (в некоторых случаях мы сталкивались с 40 и 150% годовых)10.

      Если применить этот опыт к нынешнему кризису, становится ясно, что в современных условиях высокой зависимости от кредитования репрессивные меры в отношении банков могут обернуться куда более серьезными экономическими последствиями. Эдуард, похоже, и сам пришел к такому выводу. К 1299 году он наладил долгосрочное финансовое партнерство с купцами Фрескобальди из Флоренции. Когда Фрескобальди пожаловались королю, что новости о связях с английским двором вызвали массовые изъятия вкладов, Эдуард пообещал союзу в качестве компенсации 10 тысяч фунтов стерлингов11. По отношению к среднему годовому доходу английской короны, который составлял тогда около 40 тысяч фунтов стерлингов, эта цифра даже больше, чем 50 млрд фунтов, предложенных британским правительством для рекапитализации банков в 2008 году.

      Кроме того, лишившись доступа к кредитам, Эдуард был вынужден повышать налоги и, воспользовавшись своей королевской прерогативой, прибегать к реквизиции и принудительному отчуждению товаров. В поиске средств на жалование и провиант король стал злоупотреблять придворными долговыми расписками (по сути правительственными обязательствами). Все эти меры вызвали в Англии политическое сопротивление и стали одной из причин крупного конституционного кризиса 1297 года12. В отличие от Эдуарда его французский оппонент, Филипп Красивый, пытался добыть средства за счет обесценивания французской валюты, уменьшив содержание серебра в монетах на целых две трети. Доход (сеньораж), получаемый в результате подобной перечеканки, позволял Филиппу не прибегать к прямому налогообложению в той мере, в какой это практиковал Эдуард, и не делать таких долгов13. Тем не менее долгосрочные последствия расширяющегося денежного запаса оказались для французской экономики более разрушительными, чем среднесрочное бремя высоких налогов и долгов в Англии.

      Нам кажется, что эта ситуация абсолютно актуальна и для современного мира, когда правительства ломают голову над тем, как расплачиваться за те обязательства, которые они берут на себя сегодня.

      ПРИМЕЧАНИЯ

      1. Kaeuper R. W. Bankers to the Crown: Edward I and the Ricciardi of Lucca. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1973.
      2. Bell A. R., Brooks C., Moore T. K. Interest in Medieval Accounts: Examples from England, 1272—1340, History. [forthcoming, Oct 2009].
      3. Hunt M. A History of Business in Medieval Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.
      4. Lunt W. E. financial relations of the papacy with England to 1327. Cambridge, Mass: Medieval Academy of America, 1939. P. 311—346.
      5. Kaeuper R. W. Op. cit.
      6. Kaeuper R. W. Op. cit,а также Lunt W. E. Op. cit.
      7. Kaeuper R. W. Op. cit.
      8. Об этом свидетельствуют письма Риккарди, сохранившиеся в Национальном архиве и недавно объединенные в издание: Lettere dei Ricciardi di Lucca ai loro compagni in Inghilterra, 1295—1303 / A. Castellani, I. del Punta (eds.). Rome, 2005.
      9. Речь идет о Великобритании. — Прим. пер.
      10. Bell A. R., Brooks C., Moore T. K. Op. cit.
      11. Оригинал этого письма хранится в Национальном архиве, его английский перевод был приведен в книге: Whitwell J.Italian bankers and the English Crown // Transactions of the Royal Historical Society. New Series. 1903. Vol. 17. P. 19—199.
      12. Prestwich M. Edward I. L.: Methuen, 19.
      13. Favier J. Philippe le Bel. P.: fayard, 197.

      Экономическая политика, № 3, 2009, С. 94-97.