Nslavnitski

Военнопленные в России

2 сообщения в этой теме

Федоров Д.В. Использование труда военнопленных в России // № 271. 3 декабря. С. 1.

Полгода у меня работала в имении большая партия военнопленных австрийцев. Полагаю не бесполезным поделиться своими впечатлениями о положительных и отрицательных сторонах, какими характеризуется использование труда военнопленных.

Получил я пленных довольно поздно: обратился за ними в местный комитет в конце апреля, получил же их в июне, да и то лишь половину просимого числа пленных.

Преобладающим элементом были румыны и русины. Плата им была определена по 15 р. в месяц. Из этой суммы половина выдавалась каждому пленному на руки, а другая высылалась в казначейство. Рубахи, панталоны и некоторое белье для пленных сооружались за счет комитета. Сначала пищевой режим ничем не отличался от продовольствия русских рабочих, но впоследствии оказалось, что большинство австрийцев не привыкло к той пище, какою постоянно пользовались наши люди. В виду этого обычный южно-русский завтрак рабочих – пшенный «кулеш» пришлось заменить чаем и куском пшеничного хлеба с салом. С экономической точки зрения это не представляло особых затруднений, но для военнопленных такое изменение оказалось весьма желательным, сделав их более добросовестными в отношении выполняемых ими работ. Характерно, что русские рабочие не придали особого значения изменению пищевого режима военнопленных, решив, что их «нутро» не переносит нашего «кулеша».

В течение первого месяца, который почти весь прошел в уборке сена и обработке пара, пленные довольно усердно относились к своим обязанностям, не уступая ни в чем русским рабочим и даже превосходя их в некоторых отношениях, с наступлением же страдной поры энергия пленных заметно понизилась. Произошло это частью под влиянием более интенсивного труда при уборке хлеба, а частью по причине очень высоких цен, предлагавшихся русским рабочим. Дабы удержать работоспособность военнопленных на прежнем уровне, не прибегая ни к каким либо нежелательным репрессиям, я ввел у себя в некоторых случаях дополнительную плату. Так, например, лицам, сидевшим на жнейках – «лобогрейках» и сбрасывавшим целый день скашиваемый этими машинами хлеб, давалось, сверх обычной платы, по 25 коп. ежедневно; то же самое было сделано в отношении пленных, складывающих в скирды солому при молотьбе, таскавших мешки и выполнявших посев озими (так в тексте- Н.С.).

Не совсем гладко прошел у нас вопрос относительно установления продолжительности рабочего дня, так как в течение некоторого времени военнопленные не хотели вставать раньше восхода солнца и уходили с поля, как только оно склонялось к горизонту; однако живой пример русских людей и настойчивость надсмотрщиков урегулировали в конце концов дело.

Хуже пошла у нас работа с 1 октября, когда, во-первых, ухудшилась погода, а во-вторых, была уменьшена плата им до 6 руб. в месяц. А так как и в настоящем случае им на руки выдавалась лишь половина указанной суммы, то им приходилось получать ежедневно только по 10 коп. Правда, нам было вменено в обязанность и одеть военнопленных на свой счет, что потребовало ежемесячной затраты на одного человека около 6 руб., но они вовсе не желали учитывать этого обстоятельства и, за весьма редкими исключениями, стали всячески отлынивать от работы, чаще всего притворяясь больными и ссылаясь на недостаток у них теплого платья, хотя, говоря откровенно, до зимы было еще далеко. Устранив, по мере возможности, последнее препятствие, я все-таки не мог добиться от военнопленных усердного отношения к работе, часть их продолжала по-прежнему симулировать. Изощрив все свое красноречие и пообещав даже, по примеру летнего времени, дополнительную плату более усердным работникам, я, в конце концов, все-таки вынужден был отправить самых упрямых симулянтов в распоряжение соответствующего начальства. Эта мера произвела некоторое впечатление, побудив остальных пленных с большим старанием отнестись к своим работам. Еще лучшим «кнутом» оказалось в данном случае и мое намерение отправить ленивых пленных в те экономии, где обращение с ними было гораздо хуже. Самым лучшим средством повысить работоспособность военнопленных оказалось новое распоряжение министерства внутренних дел: давать им на руки ¾ заработной платы, а в казначейство отсылать только ¼ ее.

В течение шести месяцев со стороны пленных не наблюдалось ни малейшей попытки к бегству, хотя приходилось неоднократно отправлять их с хлебом на отдаленную железнодорожную станцию. Лучшими работниками из них оказались русины и словаки, худшими же – румыны, склонные, между прочим, соблюдать самые малейшие праздники, как то любят и наши рабочие.

В заключение считаю не лишним сказать, что, как ни тяжело было для меня умелое использование труда военнопленных, тем не менее, в лице их я имел серьезную рабочую силу не только в области сельско-хозяйственных операций, но и во многих других предприятиях.

Не надо только забывать, что от умения, такта и разумной настойчивости работодателя зависит и успешное использование труда военнопленных.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Любопытная заметка в октябре 1914 г.:

Обмен списками военнопленных.

При посредничестве послов Испании и Северо-Американских Соед. Штатов между правительствами России и Германии состоялось соглашение об обмене списками военнопленных. В списки войдут как фамилии лиц, задержанных в России и Германии в качестве военнопленных в момент объявления войны, так и фамилии офицерских и нижних чинов, захваченных в плен на театре военных действий. Обмен списками будет производиться при посредстве правительств Испании и Сев.-Амер. Соединенных Штатов. (Наш. корр.)

http://www.starosti.ru/

Но, насколько я знаю, дальше обмена списками дело не пошло.

Хотя инвалидов из плена освобождали (осенью 1915 г. в Россию вернулись три партии таких военнопленных).

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Анисимов Е. В. Петр II
      Автор: Saygo
      10 марта 1725 г. Санкт-Петербург хоронил Петра Великого. Это была грандиозная, невиданная ранее церемония, участники и зрители которой были подавлены мрачной красотой происходящего. Траурные звуки множества полковых оркестров, глухой рокот барабанов, слаженное пение нескольких сот певчих, плач тысяч людей, звон колоколов - все это периодически заглушалось пушечными выстрелами, следовавшими один за другим с паузой в одну минуту на протяжении нескольких часов. Это был как бы исполинский метроном, внушавший присутствующим, по словам архиепископа Феофана Прокоповича - участника и летописца похорон, - "священный ужас".
      Но разглядывая печальное шествие, траурные одежды, красочные гербы и флаги, опытный глаз французского посланника Ж.-Ж. Кампредона не мог не заметить одной важной детали: внук Петра I, единственный мужчина дома Романовых великий князь Петр Алексеевич следовал в процессии лишь на восьмом месте, после императрицы Екатерины I, ее дочерей Анны и Елизаветы, а также дочерей старшего брата покойного императора, Ивана, Екатерины и Прасковьи. И что больше всего возмутило знатоков протокольных тонкостей - это то, что 9-летний внук Петра I, прямой потомок московских царей, шел даже после двух сестер Нарышкиных и жениха старшей дочери Петра, Анны Петровны, - голштинского герцога Карла-Фридриха.
      Подобная расстановка участников траурного шествия, конечно, не была случайной, как и то, что великому князю не нашлось места среди ближайших родственников покойного во время церемонии погребения в Петропавловском соборе: юный Петр Алексеевич стоял вдали от императрицы и ее дочерей. Все это должно было демонстрировать те политические реальности, которые возникли после дворцового переворота в ночь смерти Петра, с 28 на 29 января 1725 года. Тогда в Зимнем доме, у еще не остывшего тела преобразователя России произошла острая политическая схватка. В жестоком споре столкнулись две группировки знати: родовитая аристократия ("старые бояре" донесений иностранных дипломатов) и "новая знать", выдвинувшаяся из низов благодаря своим способностям и симпатиям царя-реформатора, ценившего знатность, как известно, "по годности". Борьбу, которая, к счастью, не вылилась в кровопролитие, обостряло то обстоятельство, что Петр умер, не оставив завещания.
      "Бояре" - Долгорукие, Голицыны, П. Апраксин, Г. Головкин, А. Репнин - настаивали на кандидатуре великого князя Петра Алексеевича, сына погибшего в 1718 г. в застенке царевича Алексея. За ними была традиция передачи престола по мужской линии от деда к сыну и далее к внуку. Но за "худородной" новой знатью - А. Меншиковым, П. Ягужинским, П. Толстым, - предлагавшей возвести на престол вдову императора, Екатерину Алексеевну, - вчерашнюю "портомою" и кухарку, было нечто более весомое, чем традиция: оружие, деньги, сила окружавших дворец гвардейцев, горой стоявших за матушку- государыню, боевую подругу обожаемого императора. Их давление, угрозы расправы с несогласными повлияли, в конечном счете, на решение собравшихся во дворце сановников: императрицей была провозглашена Екатерина. "Бояре", а вместе с ними и их кандидат, великий князь Петр, были отодвинуты от престола, что и отразилось в протоколе похоронной церемонии.



      Родители Петра II Алексей Петрович и София-Шарлотта Брауншвейг-Вольфенбюттельская


      Мария Меншикова


      Евдокия Лопухина

      Екатерина Долгорукова

      В то время Петр был лишь пешкой в политической игре, как, впрочем, и позже, когда он, а точнее, его имя, титул, родственные связи вновь привлекли всеобщее внимание. Это было весной 1727 г., в самом конце короткого царствования Екатерины I. К этому времени здоровье императрицы, не щадившей себя в бесконечных празднествах, банкетах, вечеринках и попойках, стало резко ухудшаться. За состоянием ее здоровья внимательно наблюдали политические группировки в ожидании очередного этапа борьбы за власть. Больше всего от дум о ближайшем будущем должна была болеть голова у светлейшего князя А. Д. Меншикова, фактического руководителя государства при Екатерине I. Несмотря на сопротивление и интриги своих многочисленных недругов у подножия трона - генерал-прокурора П. И. Ягужинского, зятя царицы герцога Карла-Фридриха, тайного советника графа П. А. Толстого и других, - он уверенно и спокойно вел государственный корабль: кредит доверия к нему Екатерины, которая была многим ему обязана, был беспределен. Болезнь императрицы, особенно усилившаяся весной 1727 г., вынуждала светлейшего думать о необходимых для сохранения власти и влияния превентивных мерах.
      Сведения о некоторых замыслах Меншикова стали известны во второй половине марта - начале апреля 1727 года. Тогда Петербург заговорил о намерении светлейшего выдать одну из своих дочерей (позже уточнили - старшую, Марию) за великого князя Петра Алексеевича. Для всех участников борьбы за власть и наблюдателей стало ясно, что Меншиков хотел породниться не просто с великим князем, а с наследником престола, будущим императором.
      Можно поражаться энергии, настойчивости Меншикова, проявленным им в это время. Интриги, репрессии, запугивания, уговоры, предательство - весь ареснал закулисной борьбы за власть был использован светлейшим для достижения того, что казалось ему вершиной счастья для 53-летнего мужчины: стать тестем послушного его воле юного царя, генералиссимусом и, конечно, обладателем все новых и новых богатств, земель, крепостных, звезд, орденов, золота и бриллиантов. То, что в центре своей последней придворной игры Меншиков поставил именно фигуру великого князя Петра, случайным не было. В его силах было, например, женить своего сына Александра на второй дочери Екатерины I, Елизавете, а затем добиваться ее воцарения. Но он этого не сделал, так как прекрасно чувствовал обстановку, которая явно складывалась в пользу внука Петра Великого.
      Уже в 1725 г. французский посланник, вслед за другими наблюдателями, писал, что императрица беззаботно веселится, "а между тем за кулисами множество людей тайно вздыхают и жадно ждут минуты, когда можно будет обнаружить свое недовольство и непобедимое расположение свое к великому князю. Происходят небольшие тайные сборища, где пьют за здоровье царевича"1. Конечно, непривычному к российскому застолью французскому посланнику "тайные сборища" могли показаться чуть ли не заговором. Но его, очевидно, не было. Зато имелось то, что Меншиков учитывал: у Петра, в отличие от многих возможных кандидатов на престол, было бесспорное право наследовать власть своего деда, к его фигуре приковывалось внимание всех обиженных и недовольных порядками времен петровских реформ, в надежде, что с приходом к власти сына царевича Алексея должно "полегчать". К тому же поражение сторонников великого князя в 1725 г. не было полным, и "бояре" представляли серьезную политическую силу, с которой Меншиков не мог не считаться. Уже в 1726 г. было замечено, что светлейший "ласкал" родовитую знать. Благодаря ему князь М. М. Голицын стал генерал-фельдмаршалом, а Д. М. Голицын - членом образованного в феврале 1726 г. высшего правительственного учреждения - Верховного тайного совета.
      План Меншикова был крайне недоброжелательно встречен в кругу его сподвижников по возведению на престол Екатерины. Понять их можно - Толстой, главный следователь по делу отца великого князя, понимал, что означает для него приход к власти сына казненного царевича. Не могло быть иллюзии относительно будущего и у других мелкопоместных и безродных "птенцов гнезда Петрова", которых бы оттеснили от престола родовитые и обиженные на них потомки бояр. Толстой, как и генерал-полицмейстер А. Девьер, генерал А. Бутурлин, знали, что за ветеранов январского переворота их старый товарищ Меншиков не вступится. В итоге, против светлейшего начинает сколачиваться заговор.
      Однако Меншиков опередил Толстого и его единомышленников и нанес молниеносный удар: они были арестованы, подвергнуты пытке, а затем обвинены в заговоре против императрицы и интригах с намерением помешать женитьбе великого князя на Марии Меншиковой. И в день своей смерти, 6 мая 1727 г., Екатерина, идя навстречу желанию светлейшего, подписала суровый приговор заговорщикам, а также завещание, так называемый Тестамент, который содержал два самых важных для Меншикова пункта. Первый из них гласил: "Великий князь Петр Алексеевич имеет быть сукцессором" (наследником), а согласно второму пункту, императрица давала "матернее благословение" на брак Петра с дочерью Меншикова. До 16-летия монарха государство должно было управляться регентством, в которое входили дочери Екатерины, ее зять Карл-Фридрих, сестра царя Наталья и члены Верховного тайного совета.
      Это была явная уступка со стороны светлейшего, который тем самым как бы гарантировал будущее благополучие дочерей Екатерины. Впрочем, вскоре стало ясно, что эта уступка была временной и формальной. Меншиков сразу показал, что его роль в системе управления империи отныне становится исключительной. Это было подтверждено присвоением ему высшего воинского звания генералиссимуса и высшего военно-морского звания полного адмирала. А 25 мая Феофан Прокопович обручил 12-летнего императора и 15-летнюю княжну Марию Меншикову, ставшую официально "обрученной Его императорского величества невестой-государыней".
      В этой ситуации Петр по-прежнему фигура в игре других людей. С первых дней своего царствования юный император находился под присмотром светлейшего и его родственников. Для удобства контроля Меншиков переселяет мальчика, как бы на время, до завершения строительства царской резиденции, в свой дворец на Васильевском острове. Судя по "Повседневным запискам", которые вели секретари светлейшего, в первый раз Петр ночевал у Меншикова 25 апреля, то есть еще до смерти Екатерины, а уже после воцарения в Меншиковский дворец были перевезены с Адмиралтейской стороны все царские вещи и мебель. Бросив все государственные дела, светлейший все свое время уделял царю; он разъезжал с мальчиком по городу: на верфь, в конюшню, отправлялся также за город на охоту, часто обедал с ним2.
      Большие надежды возлагал Меншиков на назначенного им обер-гофмейстером, главным воспитателем царя, вице-канцлера А. И. Остермана, которого очень высоко ценил как интеллектуала, исполнительного и послушного человека. Весной 1725 г. он говорил о нем прусскому посланнику Г. Мардефельду: "Остерман - единственно способный и верный министр, но слишком боязлив и осмотрителен"3. Как показали дальнейшие события, светлейший плохо знал Остермана.
      Вероятно, и дальше Меншиков воспитывал себе "ручного императора", если бы в середине июля его не свалила болезнь, длившаяся пять-шесть недель. Но именно их-то и хватило, чтобы прежде послушный и тихий мальчик глотнул свободы, сошелся с людьми, которые, исполняя любое его желание, сумели довольно быстро настроить его против генералиссимуса. И в этом особую роль сыграл столь "боязливый" Остерман. Он сумел тонко развить недовольство юного императора своим зависимым от воли светлейшего положением, направить это недовольство в нужное русло. А о том, что такое недовольство у мальчика было, свидетельствуют донесения иностранных дипломатов, которые видели, как Петр пренебрегает обществом своей невесты, как он тяготится опекой Меншикова.
      Развязка наступила в конце августа - начале сентября 1727 г., когда Меншиков поправился. Поначалу он не придал значения демонстративной дерзости прежде послушного царя. Даже живя вдали от Петра, находившегося в Петергофе, он был спокоен, потому что рядом с мальчиком всегда был его человек - Остерман. Письма обер-гофмейстера успокаивали, усыпляли светлейшего. 21 августа Остерман написал Меншикову притворно-веселое письмо из Стрельны в Ораниенбаум, где тот поправлялся после болезни: "Е. и. в. писанию вашей высококняжеской светлости весьма обрадовался и купно с ее императорским высочеством (сестрой Петра Наталией Алексеевной. - Е. А.) любезно кланяются.."4. Между тем наступил последний и решающий этап борьбы с Меншиковым. Сам светлейший понял, что Остерман его предал, когда было уже поздно: в начале сентября царь подписывает несколько указов, которые лишают "полудержавного властелина" власти, значения, а потом и свободы.
      Конечно, не юный император придумал указы о переезде двора с Васильевского острова, о неподчинении распоряжениям Меншикова, о его домашнем аресте, о замене верного генералиссимусу коменданта Петропавловской крепости. Ранее Меншиков, игнорируя "Тестамент", использовал именные указы царя для своих целей. Теперь этот законодательный бумеранг вернулся к светлейшему. В серии подписанных Петром II в начале сентября 1727 г. императорских указов отчетливо видна опытная рука воспитателя Петра, Андрея Ивановича Остермана, довершившего свое дело специальной запиской о судьбе Меншикова, которую 9 сентября 1727 г. в присутствии царя обсудил Совет. А на следующий день Меншиков начал свой последний путь из Петербурга...
      Было бы ошибкой думать, что время Меншикова сменилось временем Остермана. На первый план вышел новый фаворит, державшийся раньше в тени, - князь Иван Алексеевич Долгорукий. Он был на семь лет старше царя, и можно себе представить, что означала компания 19-летнего "знающего жизнь" юноши для 12-летнего "царственного отрока". Князь Иван довольно рано втянул мальчика во "взрослую" жизнь, в "истинно мужские" развлечения и весьма преуспел в этом.
      Ровесник цесаревны Анны (родился в 1708 г.), Долгорукий в отличие от многих своих сверстников с ранних лет жил за границей - в Варшаве, в доме своего деда, выдающегося петровского дипломата князя Г. Ф. Долгорукого, а затем - у дяди, князя Сергея Григорьевича, сменившего престарелого отца на посту посланника в Польше. Вернувшись в Петербург, князь Иван получал уроки у Генриха Фика, крупного деятеля петровской государственной реформы. Но, как показали последующие события, жизнь за границей, уроки знаменитого государствоведа мало что дали юноше. В 1725 г. он был назначен гоф-юнкером захудалого двора великого князя Петра Алексеевича и вряд ли мог рассчитывать на успешную придворную карьеру, если бы не превратности судьбы его повелителя.
      Значение Долгорукого для Петра без труда разгадал уже Меншиков, который постарался запутать Ивана в дело Толстого и Девьера и добиться у Екатерины I отправки его, в наказание, в полевую армию. Но во время болезни Меншикова летом 1727 г. князь Иван оказался возле Петра и немало способствовал свержению светлейшего.
      С тех пор Долгорукий не покидал своего царственного друга. Особенно усилилось влияние его после переезда двора в Москву в начале 1728 года. Клавдий Рондо, английский резидент, писал, что ближе князя Ивана у царя нет никого, он "день и ночь с царем, неизменный участник всех, очень часто разгульных, похождений императора". Испанский посланник де Лириа дополняет: "Расположение царя к князю Ивану таково, что царь не может быть без него ни минуты: когда на днях его (Ивана. - Е. А.) ушибла лошадь и он должен был слечь в постель, Е. ц. в. спал в его комнате"5. Князь Иван показал себя тщеславным, недалеким, необязательным и слабовольным человеком. Не способный на серьезные поступки, ветреный, он целиком тратил себя на гульбу и питие или как тогда говорили, на "рассеянную жизнь", участником которой он делал и императора.
      Хотя влияние князя Ивана на Петра II было весьма сильным, юный император не был заводной игрушкой в его руках. Всем предыдущим воспитанием Петр был предрасположен к той безалаберной жизни, в которую он был втянут легкомысленным фаворитом. Судьба императора была печальной. Рожденный 12 октября 1715 г. в семье царевича Алексея Петровича и кронпринцессы Шарлотты-Христины-Софии Вольфенбюттельской, он, как и его старшая сестра Наталия (родилась в 1714 г.), не был плодом любви и семейного счастья. Брак этот был следствием дипломатических переговоров Петра I, польского короля Августа II и австрийского императора Карла VI, причем каждый из них хотел получить свою выгоду из семейного союза династии Романовых и древнего германского рода герцогов Вольфенбюттельских, связанного множеством родственных нитей с правившими тогда в Европе королевскими домами. Конечно, при этом никто не интересовался чувствами жениха и невесты.
      Кронпринцесса Шарлотта, сестра которой была замужем за австрийским императором, надеялась, что брак ее с "московским варваром" не состоится. В письме деду, герцогу Антону-Ульриху, в середине 1709 г. она сообщала, что его послание ее обрадовало, так как "оно дает мне некоторую возможность думать, что московское сватовство меня еще, может быть, минет. Я всегда на это надеялась, так как я слишком убеждена в высокой вашей милости"6. Но надежды ее были напрасны: после Полтавы за Петром - победителем Карла XII - стала ухаживать вся Европа, в том числе и герцог Антон-Ульрих Вольфенбюттельский. Свадьба была сыграна в Торгау в октябре 1711 г. и поразила всех великолепием стола и знатностью гостей.
      Но счастья новобрачным она не принесла. Отношения их не сложились, холодность супруги вызывала недовольство Алексея, а его грубые ухватки и тяжелый нрав пробуждали в Шарлотте только ненависть и презрение. Вскоре после рождения сына она умерла. Алексей, занятый своими делами, а потом - острым конфликтом с отцом, не обращал внимания на детей, и когда летом 1718 г. он погиб в застенке Петропавловской крепости, Наталия и Петр остались круглыми сиротами. Разумеется, Петр I не забыл внучат, они оставались членами царской семьи, но постоянно находились где-то на задворках. Лишь в 1721 г. дети были переселены в царский дворец, им определили штат придворных и прислуги. После смерти Петра и вступления на престол Екатерины мальчик оставался без внимания. Лишь в 1726 г. 11-летнего Петра и 12-летнюю Наталью стали приглашать на торжественные приемы, что все расценили как повышение статуса великого князя при дворе.
      К тому времени, когда престол перешел к юному Петру, его характер уже достаточно устоялся и не предвещал подданным в будущем легкую жизнь, С особым вниманием за развитием Петра наблюдали австрийские дипломаты, заинтересованные в превращении юного племянника австрийского императора в полноценного правителя дружественной державы.
      Однако они не могли сообщить в Вену ничего утешительного. На них, как и на других наблюдателей, Петр не производил благоприятного впечатления.
      Жена английского резидента, леди Рондо, писала в декабре 1729 г. своей знакомой в Англию: "Он очень высокий и крупный для своего возраста: ведь ему только что исполнилось пятнадцать (ошибка - 12 декабря 1729 г. Петру исполнилось 14 лет. - Е. А). У него белая кожа, но он очень загорел на охоте (загар в те времена считался вульгарным отличием простолюдина от светского человека. - Е. А.), черты лица его хороши, но взгляд тяжел, и хотя император юн и красив, в нем нет ничего привлекательного и приятного"7. О "жестоком сердце" и весьма посредственном уме Петра, ссылаясь на слова сведущих людей, писал еще в 1725 г. Мардефельд.
      Знакомые с нравами юного царя замечали в его характере многие черты, унаследованные им от деда и отца, людей очень нелегкого для окружающих нрава. "Царь, - пишет саксонский резидент Лефорт, - похож на своего деда в том отношении, что он стоит на своем, не терпит возражений и делает, что хочет". В другой депеше он уточнял: "Петр "себя так поставил, что никто не смеет ему возражать". Почти то же сообщал в Вену и граф Вратислав - посланник цесаря: "Государь хорошо знает, что располагает полной властью и свободою и не пропускает случая воспользоваться этим по своему усмотрению". Английский резидент писал о свойственном юноше непостоянстве, а французский посланник отмечал в характере царя заметные признаки "темперамента желчного и жестокого"8. Власть, как известно, кружит головы и людям сложившимся и немолодым. А что говорить о мальчишке, которому казалось, что именно он своею властью низверг могущественного Меншикова. Льстецы не преминули подчеркнуть, что он тем самым "освободил империю свою от ига варварского".
      По мнению многих, Петр был далек от интеллектуального труда и интересов, не умел вести себя прилично в обществе, капризничал и дерзил окружающим. Современники считали, что виной тому не столько природа, сколько воспитание. Действительно, в отличие от дочерей Петра Великого, внуков его обучали и воспитывали более чем посредственно. Все у них было как бы второсортным - жизнь, учение, будущая судьба. Занимались ими то вдова трактирщика, то вдова портного, то бывший моряк, который преподавал и письмо, и чтение, и танцы. Прусский посланник даже полагал, что Петр I умышленно не заботился о правильном и полноценном воспитании внука. Однако это не так. В 1722 г. Петр пригласил в учителя к внуку хорошего специалиста, выходца из Венгрии И. Секани (Зейкина). Он учил детей в семье Нарышкиных, и Петр, отбирая его у своих родных, писал учителю, что "время приспело учить внука нашего"9. Но занятия начались лишь в конце 1723 г. или даже позже и оборвались в 1727 г., когда Меншиков, очевидно, по наущению нового воспитателя Петра, Остермана, выслал Зейкина за границу.
      Вице-канцлер Остерман, ставший главным воспитателем царя весной 1727 г., был, конечно, лучше, чем воспитатель царевича Алексея А. Д. Меншиков, бестрепетно подписавший в 1718 г. смертный приговор своему воспитаннику. Но Андрей Иванович не был для мальчика тем, кем был для цесаревича Павла Петровича Н. И. Панин: подлинным учителем и другом. Впрочем, составленная Остерманом программа образования царя была по тем временам неплохой. Она включала изучение древней и новой истории, географии, картографии, оптики, тригонометрии, немецкого и французского языков, а также музыки, танцев, начал военного дела. И хотя режим обучения был весьма щадящий - много перерывов, занятий стрельбой, охотой, бильярдом, - усвоить основы наук было вполне возможно.
      Феофан Прокопович, главный эксперт по духовному развитию, сочинил особую записку: "Каким образом и порядком надлежит багрянородного отрока наставлять в христианском законе?" На бумаге все было хорошо и гладко, в жизни же - все иначе. Наиболее емко систему воспитания Петра охарактеризовал австрийский посланник Рабутин, писавший в 1727 г.: "Дело воспитания царя идет плохо. Остерман крайне уступчив, стараясь тем самым приобресть доверие своего воспитанника, и в этом заключается сильное препятствие успеха. Развлечения берут верх, часы учения не определены точно, время проходит без пользы и государь все более и более привыкает к своенравию"10. Так это было и позже, в Москве. Остерман постоянно маневрировал, стремясь удержаться в воспитателях - должности весьма престижной при юном царе, и достигал он этого тем, что старался не раздражать воспитанника большой требовательностью в учебе.
      Вице-канцлер был активным и обремененным делами политиком. Крепко держась за кормило власти, он думал не о том, как лучше подготовить юношу к тяжкому поприщу властителя великой империи, а о своих, не всегда бескорыстных, интересах. Вот что писал он Меншикову в 1727 г.: "За его высочеством великим князем я сегодня не поехал как за болезнию, так и особливо за многодельством, и работаю как над отправлением курьера в Швецию, так и над приготовлением отпуска на завтрашней почте и, сверх того, рассуждаю, чтобы не вдруг очень на него налегать". Б. -Х. Миних вспоминал, что Остерман виделся с царем "лишь во время утреннего туалета, когда тот вставал, и по вечерам, после возвращения с охоты"11.
      Последствия педагогики, "чтоб не вдруг очень на него налегать", были печальны. Юноша подчеркнуто почтительно обращался со своим нестрогим учителем, а за его спиной, в компании Долгоруких, потешался над Андреем Ивановичем. Успехов в освоении знаний у юного императора не было. Австрийские дипломаты очень печалились, что на аудиенциях царь не говорит с ними по-немецки и только кивает головой, делая вид, что все сказанное понимает. Зато самые глубокие знания Петр получил в науке уничтожения зайцев, медведей, косуль, уток и прочей живности. "Охота, - пишет Рондо в августе 1728 г., - господствующая страсть царя (о некоторых других страстях его упоминать неудобно)". Если не большую, то значительную часть своего царствования он провел в лесу и в поле, на охотничьих бивуаках, у костра, на свежем воздухе.
      Из немногочисленных автографов, оставленных Петром II потомкам, чуть ли не самыми длинными являются резолюции типа: "Быть по тому, Петр", "Отпустить. Петр." на росписи царской охоты, которая определяла норму ежедневного питания собак (по два пуда говядины каждой!), лошадей и даже 12 верблюдов, которые тоже участвовали в царских охотах. За осеннюю охоту 1729 г. Петр и его свита сворой в 600 собак затравили 4 тыс. зайцев, 50 лисиц, 5 рысей, 3 медведей12.
      Дипломаты ждали того дня, когда наконец можно будет увидеть царя и переговорить с ним. Вот типичные сообщения о времяпрепровождении Петра в 1728 г., взятые наугад из донесения де Лириа: "24 мая. Этот монарх еще не возвратился с охоты...; 31 мая. Царь воротился с охоты дня на два и послезавтра уезжает опять...; 7 июня. Получено донесение о смерти герцогини Голштинской (Анны Петровны. - Е. А.), принцессы, красивейшей в Европе. Но это отнюдь не заставило царя отложить поездку на охоту в окрестности, хотя и без принцессы Елизаветы...; 14 июня. Царь еще не возвратился с охоты, но надеются, что воротится на этой неделе,..; 21 июня. Этот монарх еще не возвратился в город, но надеются, что возвратится на этих днях". Ничего не изменилось и через год, в 1729 г.: "11 июня. Царь вчера уехал на охоту за две мили от города...; 1 августа. Здешний государь все развлекается охотой...; 8 августа. Царь все наслаждается охотой..."13.
      В феврале 1729 г. дошло до скандала. Узнав о том, что царь намеревается отправиться на три-четыре месяца на охоту подальше от Москвы, австрийский и испанский посланники сделали представление канцлеру, в котором в решительных выражениях заявили, что "при настоящих обстоятельствах не только вредно, но и неприлично оставаться нам такое долгое время без всякого дела, без возможности с кем сноситься о делах, так как с Е. в. отправляется и большая часть его министров"14. Но Петр не угомонился. По подсчетам историка князя П. В. Долгорукова, в июле - августе 1729 г. он был на охоте непрерывно 55 дней. Это был своеобразный рекорд - обычно царь находился на охоте по 10, 12, 24, 26 дней кряду. Долгоруков сосчитал также, что за 20 месяцев 1728 - 1729 гг. Петр провел на охоте восемь месяцев15.
      Не без отчаяния де Лириа обращался в Мадрид с просьбой отозвать его из Москвы: "Кажется, что я не только здесь бесполезен, но даже противно чести нашего короля оставлять меня здесь. Монарха мы не видим никогда... Повторяю вам, что уже говорил несколько раз, - достаточно и даже больше, чем достаточно иметь здесь секретаря или по крайней мере резидента"16. Англичане так и делали, полагая, что Россия утратила свое место в мире. О том же писал в Вену граф Вратислав. Остерман и австрийские дипломаты пытались даже, используя страсть Петра к охоте, чему-нибудь его научить. Предполагалось выписать из Вены опытного егеря-профессионала с тем, чтобы он попутно давал царю самые общие представления о природе и т. д. Но этот план оказался неосуществленным, как и план строительства под Москвой потешного военного городка, где юноша мог бы, подобно своему великому деду, обучаться военному ремеслу.
      В приведенном выше представлении посланников Австрии и Испании канцлеру допущена неточность - с Е. в. отправлялась на охоту не большая, а меньшая часть министров. Остальные же сановники просто отдыхали. Де Лириа писал 27 сентября 1728 г.: "Царь уехал недель на шесть на охоту. Этим воспользовались все министры и даже члены Верховного совета, и барон Остерман тоже уехал на неделю или дней на десять (а уж прилежный Остерман слыл чрезвычайно трудолюбивым чиновником, работавшим и в праздники, и по ночам. - Е. А.). Поэтому мы здесь весьма бедны новостями"17.
      При ознакомлении с журналами Верховного тайного совета, Сената или коллегий времен царствования Петра II возникает ощущение резкого замедления оборотов запущенной Петром Великим государственной машины. Заседания в высших учреждениях проводятся все реже, кворума на них часто нет, обсуждаемые вопросы второстепенны и даже ничтожны. Члены Совета уже ленятся ездить в присутствие и подписывают подготовленные секретарем протоколы дома. Долгих и частых, как при Петре, сидений или жарких обсуждений "мнений", как при светлейшем, нет и в помине.
      Уже в годы правления Екатерины I проведение петровских реформ было приостановлено. Под влиянием объективных трудностей, возникших вследствие длительной Северной войны и тяжелых преобразований, а также спекулятивных соображений, правительство императрицы разработало программу сокращения государственных расходов на армию и аппарат управления, взялось за пересмотр налоговой, торгово-промышленной политики, некоторых важнейших аспектов внешнеполитической доктрины. К январю 1727 г. программа контрреформ была окончательно выработана и затем утверждена Екатериной I. Какое-то время после ее смерти, уже при Петре II, планы переустройства государственного хозяйства довольно активно осуществлялись, но после свержения Меншикова осенью 1727 г. наступило полное затишье. Сначала его объясняли трудностями переезда в Москву, а затем многие дела были попросту заброшены.
      Флот, как сообщали в Верховный тайный совет из Адмиралтейства, "жестоко гнил", и если к кампании 1728 г. было подготовлено 24 корабля, то в 1729 г. в море вышло всего пять кораблей. Флот, как и недостроенная на берегу Невы столица, уже не был нужен новым правителям. Многочисленные уговоры, петиции иностранных дипломатов о возвращении двора в Петербург встречались в правительстве с неудовольствием, как будто закрепление России на балтийском побережье больше всего нужно было Австрии, Голландии или Испании. Исчерпав все возможные средства убедить царя вернуться в Петербург, де Лириа писал весной 1729 г.: "О Петербурге здесь совершенно забыли и мало-помалу начинают забывать и о всем хорошем, что сделал великий Петр Первый; каждый думает о своем собственном интересе и никто об интересе своего государя"18.
      Весь краткий период "тиранства" Меншикова (май - сентябрь 1727 г.) продемонстрировал, что "Тестамент" Екатерины I в части коллективного регентства оказался листком бумаги. Только указ 12 мая 1727 г. о присвоении Меншикову высшего звания генералиссимуса был подписан, кроме царя, всем составом регентства, начиная с Анны Петровны и кончая членами Совета. Все остальные официальные документы свидетельствуют, что коллективное регентство бездействовало, и Петр II почти сразу же стал ни в чем не ограниченным правителем, оставаясь, впрочем, инструментом, которым пользовался Меншиков. Именно ему было выгодно самодержавие мальчика- царя. Именем Петра светлейший давал распоряжения всем учреждениям, в том числе и Совету. После свержения Меншикова было решено как-то восстановить регентскую систему правления. Указом от 8 сентября 1727 г. предписывалось, что из Совета "все указы отправлены быть имеют за подписанием собственной Е. в. руки и Верховного тайного совета"19.
      Но порядок этот не мог продержаться долго - царь месяцами находился на охоте, и возникла опасность остановки государственных дел. Поэтому произошло как бы новое перераспределение власти: с одной стороны, Совет от имени царя выносил решения по текущим делам, а с другой - царь мог, ни с кем не советуясь, издавать указы, предписывать свою волю Совету, бывшему, согласно букве "Тестамента", его коллективным регентом. Такое положение было удобно тем, кто сверг светлейшего, и они уже сами, вместо Меншикова, нашептывали юному царю, о чем и как нужно распорядиться.
      "Перед полуднем, - записано в журнале Совета от 9 января 1728 г., - изволил Е. и. в. придти и с ним... Остерман. Е. в. на место свое садиться не изволил, а изволил стоять и объявил, что Е. в., по имеющей своей любви и почтении к Ея в. государыне бабушке желает, чтоб Ея в. по своему высокому достоинству во всяком удовольстве содержана была, того б ради учинили о том определение и Е. в. донести. И, объявя сие, изволил выйти, а вице-канцлер господин барон Остерман остался, объявил, что Е. в. желает, чтоб то определение ныне же сделано было. И по общему согласию (в Совете в тот день число членов прибавилось: к Г. И. Головкину, А. И. Остерману и Д. М. Голицыну присоединились назначенные накануне именным императорским указом князья В. Л. и А. Г. Долгорукие. - Е. А.) ныне же определение о том учинено". Остерман взял протокол, ушел к императору, который "апробовал" решение Совета, а затем объявил, "что Е. и. в. изволил о князе Меншикове разговаривать, чтоб его куда послать, а пожитки его взять"20. Иначе говоря, Остерман, передавая некий "разговор" царя, сообщал Совету высшую волю, которую тотчас и реализовали. Так строилась вся система высшего управления.
      Кажется, что самым главным делом правительства Петра II в 1727- 1728 гг. было решение вопроса о судьбе светлейшего и причастных к нему людей. Допросы, ссылки, а самое основное - перераспределение конфискованных земельных богатств Меншикова - вот чем долго занимался Совет. Через 2 - 3 месяца после ссылки светлейшего в Совет стало поступать немало челобитных от чиновников, гвардейцев, высших должностных лиц с просьбой выделить им какую-то долю из меншиковских богатств. Среди просителей были и те, кто ранее считался приятелем светлейшего.
      Собственник в России не был уверен в том, что его собственность сохранится за ним. Умирая, он писал духовную и знал, что ее будет утверждать государь, который вправе изменить завещание собственника, да просто - "отписать" на себя часть его имущества. О провинившихся в чем-либо перед властью и говорить не приходится - собственность твоя, пока так считает государь, а иначе... И вот сразу после такого "отписания" на имущество опального сановника накидываются его вчерашние друзья, товарищи, коллеги, прося государя в своих челобитных пожаловать их "деревенишками и людишками" из отписного. Некоторые владения не раз переходили от одного попавшего в немилость сановника к другому. В 1723 г. московский дом опального вице-канцлера барона П. П. Шафирова получил граф П. А. Толстой. Весной 1727 г., когда он был сослан на Соловки, этот дом получил ближайший прихлебатель светлейшего, генерал А. Волков. После свержения Меншикова Волков лишился и своего генеральства и нового дома. В ноябре 1727 г. его хозяином стал новый челобитчик, подписавшийся так, как это обычно делалось в России титулованными холопами: "нижайший раб князь Григорий княж Дмитриев сын Юсупов княжево"21.
      Своеобразным финалом дела Меншикова стало переименование в середине 1728 г. "Меншикова бастиона" Петропавловской крепости в бастион "Его императорского величества Петра Второго".
      К середине 1728 г. двор, дипломатический корпус, государственные учреждения уже перебрались в старую столицу, и с переездом в Москву как бы завершился один цикл российской истории и начался другой. "Здесь везде царит глубокая тишина, - пишет саксонский посланник Лефорт, - все живут здесь в такой беспечности, что человеческий разум не может постигнуть, как такая огромная машина держится без всякой подмоги, каждый старается избавиться от забот, никто не хочет взять что-либо на себя и молчит". И продолжал: "Стараясь понять состояние этого государства, найдем, что его положение с каждым днем делается непонятнее. Можно было бы сравнить его с плывущим кораблем: буря готова разразиться, а кормчий и все матросы опьянели или заснули... огромное судно, брошенное на произвол судьбы, несется, и никто не думает о будущем"22. Довольно точный образ: петровский корабль, потеряв своего царственного шкипера, несся по воле ветра, никем не управляемый.
      После ссылки Меншикова борьба за кормило власти практически не прекращалась. Это было время интриг, подсиживаний. Царствование Петра II весьма походило на другие, подобные ему царствования, но поскольку оно было коротким, изучающий его постоянно натыкается на окаменелые остатки взаимного недоброжелательства, интриг, ненависти, подлости и злобы. Пожалуй, самой примечательной чертой обстановки при дворе, в высших кругах знати, была неуверенность, тревога за завтрашний день.
      Свержение Меншикова стало крупнейшим событием первых послепетровских лет. В политическое небытие ушел наиболее значительный деятель петровской "команды", опытный администратор и военачальник. Осенью 1727 г. многие радовались крушению российского Голиафа, прославляя освобождение от "варвара". Но все же были люди - опытные, дальновидные, - понимавшие, что со сцены ушел подлинный "хозяин" страны, нравы, привычки, чудачества которого были, тем не менее, хорошо известны, а поступки понятны, предупреждаемы, если, конечно, вести себя разумно. Опыт этих людей говорил, что новый господин может оказаться хуже старого.
      Время показало, что возник наихудший вариант, когда явного хозяина в стране не было. Юный император почти полностью устранился от управления государством и даже нечасто посещал свою столицу. Иван Долгорукий, конечно, пользовался огромным влиянием, но многим казалось, что он не особенно дорожит им. Самое же главное состояло в том, что князь Иван был равнодушен к государственным делам, некомпетентен, ленив, не желал ради какого-нибудь дела занимать внимание царя, на чем-то настаивать. Его закадычный приятель де Лириа, вошедший в полное доверие к временщику, неоднократно просил, требовал, умолял, чтобы князь Иван передал в руки царя записку австрийских и испанских дипломатов о настоятельной необходимости возвращения правительства в Петербург. Но князь Иван затянул дело так, что записка, в конце концов, затерялась, а сам он каждый раз находил какой-нибудь благовидный предлог, чтобы не передавать ее царю.
      Реальную власть имел, конечно, вице-канцлер Остерман. Без его участия и одобрения не принималось ни одного важного решения Совета, который подчас даже не заседал без Андрея Ивановича. Как писал, немного утрируя, Рондо, без Остермана верховники "посидят немного, выпьют по стаканчику и вынуждены разойтись"23. Однако Остерман, дергая тайные нити политики, роль хозяина играть явно не хотел. Он держался в тени, не любил принимать самостоятельных решений, был скромен. Кроме того, его положение не было незыблемым, и вице-канцлеру приходилось постоянно маневрировать между царем, Долгорукими, Голицыными, другими деятелями петровского царствования. Остермана спасало от неприятностей то, что заменить его, знающего и опытного политика и дипломата, было некем.
      В итоге, политический горизонт был затянут туманом, и, как писал осенью 1727 г. советник Военной канцелярии Е. Пашков своим московским приятелям, "ежели взять нынешнее обхождение, каким мучением суетным преходят люди с людьми: ныне слышишь так, а завтра иначе; есть много таких, которые ногами ходят, а глазами не видят, а которые и видят, те не слышат, новые временщики привели великую конфузию так, что мы с опасением бываем при дворе, всякий всякого боится, а крепкой надежды нет нигде". В другом письме Пашков советовал своей приятельнице, княгине А. Волконской, высланной Меншиковым в Москву, но не получившей, несмотря на "отлучение варвара", прощения: "Надлежит вам чаще ездить в Девичий монастырь искать способу себе какова". В письме другому опальному приятелю, Черкасову, он также советует: "Лучше вам быть до зимы в Москве и чаще ездить молиться в Девичь монастырь чудотворному образу Пресвятой богородицы"24.
      Не чудотворная икона привлекала в Новодевичьем монастыре царедворцев, а жившая там после Шлиссельбургского заточения старица Елена - в миру бывшая царица Евдокия Федоровна, первая жена Петра Великого. Многие ожидали, что значение Евдокии, бабушки царя, после падения Меншикова и переезда двора в Москву должно было сильно возрасти. "Ныне у нас в Питербурхе, - продолжал Пашков, - многие... безмерно трусят и боятся гневу государыни царицы Евдокии Федоровны"25. Опасения были, по-видимому, основательны: старый лис Остерман сразу же после свержения Меншикова написал в Новодевичий более чем ласковое письмо, в котором подобострастно извещал старушку, что "дерзновение восприял ваше величество о всеподданнейшей моей верности обнадежить, о которой как Е. и. в., так и, впрочем, все те, которые к В. в. принадлежат, сами выше засвидетельствовать могут"26.
      Бабушка-инокиня, особа весьма экспансивная и темпераментная, бомбардировала письмами Петра II и его воспитателя, выказывая крайнее нетерпение и требуя немедленной встречи с внучатами. Но внук почему-то не проявлял ответных чувств и, даже приехав в Москву, не спешил повидаться с бабушкой. Когда же эта встреча состоялась, то император пришел на нее с цесаревной Елизаветой, что Евдокии понравиться не могло. И хотя в начале 1728 г. она получила статус вдовой царицы с титулом "Ее величества", значение ее оказалось ничтожным - царь уклонился от влияния бабушки, как и всего семейства отца - Лопухиных, которые после расправ 1718 г., связанных с делом царевича Алексея, были реабилитированы Петром II.
      Некоторые царедворцы полагали, что большую роль при Петре будет играть его старшая сестра Наталия Алексеевна. Иностранцы писали о ней как об особе доброжелательной, разумной, имевшей влияние на неуправляемого царя. Однако осенью 1728 г. Наталия умерла. Не меньшее, а даже большее внимание придворных искателей счастья привлекла цесаревна Елизавета, которой осенью 1728 г. исполнилось 18 лет. Этой деликатной темы не решился касаться, опасаясь перлюстрации своих писем, даже английский резидент Рондо. Дело в том, что все наблюдатели поражались стремительному взрослению Петра II. Весной 1728 г. прусский посланник писал о 12-летнем мальчике: "Почти невероятно как быстро, из месяца в месяц, растет император, он достиг уже среднего роста взрослого человека и притом такого сильного телосложения, что, наверное, достигнет роста своего покойного деда"27.
      Подлинный учитель жизни князь Иван преподавал царю начала той науки, которую люди осваивают в более зрелом возрасте. Недаром он заслужил довольно скверную славу у мужей московских красавиц. Князь М. М. Щербатов, ссылаясь на мнение очевидцев, писал: "Князь Иван Алексеевич Долгоруков был молод, любил распутную жизнь и всякими страстями, к каковым подвержены младые люди, не имеющие причины обуздывать их, был обладаем. Пьянство, роскошь, любодеяние и насилие место прежде бывшаго порядку заступили. В пример тому, к стыду того века, скажу, что слюбился он или лучше сказать - взял на блудодеяние себе между прочими жену К. Н. Е. Т., рожденную Головкину (речь идет о Настасье Гавриловне Трубецкой, дочери канцлера. - Е. А. ), и не токмо без всякой закрытости с нею жил, но и при частых съездах к К. Т. (князю Н. Ю. Трубецкому. - Е. А.) с другими младыми сообщниками пивал до крайности, бивал и ругивал мужа... Но... согласие женщины на любодеяние уже часть его удовольствия отнимало и он иногда приезжающих женщин из почтения к матери его (то есть посещавших мать князя Ивана - Е. А.) затаскивал к себе и насиловал... И можно сказать, что честь женская не менее была в безопасности тогда в России, как от турков во взятом граде"28. Как о ночном госте, "досадном и страшном", писал о князе Иване Феофан Прокопович.
      Естественно, что нравы "золотой молодежи" полностью разделял и царь, тянувшийся за старшими товарищами. Именно поэтому подлинный переполох в высшем свете вызвали слухи о неожиданно вспыхнувшей нежной семейной дружбе тетушки и племянника. Елизавета, веселая, милая красавица с пепельными волосами и ярко-синими глазами, многим кружила головы и при этом не была ханжой и пуританкой. Она, как и император, любила танцы, охоту. В донесениях посланников говорится, что "принцесса Елизавета сопровождает царя в его охоте, оставивши здесь всех своих иностранных слуг и взявши с собой только одну русскую даму и двух русских служанок". Как бы то ни было, казавшиеся химерическими проекты графа С. В. Кинского, австрийского посланника начала 1720-х годов, предлагавшего Петру Великому решить сложную династическую проблему путем заключения брака великого князя Петра и цесаревны Елизаветы, вдруг стали вполне реальными.
      Долгорукие всполошились, начались интриги, усилились разговоры о том, чтобы выдать легкомысленную дочь Петра I за какого-нибудь заграничного короля, инфанта или герцога. Но тревога была напрасной, Елизавета не рвалась под венец с племянником, не стремилась она тогда и к власти - пути царя и веселой цесаревны довольно быстро разошлись, и по полям Подмосковья они скакали уже с другими спутниками. На этот счет есть примечательная цитата из донесения де Лириа: "Любящие отечество приходят в отчаяние, видя, что государь каждое утро, едва одевшись, садится в сани и отправляется в подмосковную (имеется в виду усадьба Долгоруких Горенки - Е. А) с князем Алексеем Долгоруким, отцом фаворита, и с дежурным камергером и остается там целый день, забавляясь как ребенок и не занимаясь ничем, что нужно знать великому государю"29.
      Все понимали, что князь Алексей начал активно вести собственную игру. С одной стороны, он хотел отвлечь царя от Елизаветы, а с другой - стал оттеснять от трона своего сына, с которым был в сложных отношениях и соперничал при дворе. Князь Алексей Григорьевич Долгорукий - бывший смоленский губернатор, президент Главного магистрата при Петре I, ничем примечательным себя не проявил, оставаясь где-то во втором-третьем ряду петровских сподвижников. Как и его сын Иван, он долго жил в Варшаве, в доме своего отца, но ни знание латыни, ни годы жизни в Польше и в Италии ничего не дали князю Алексею, человеку, по словам Щербатова, "посредственного ума".
      К весне 1729 г. стало ясно, что соперничество с сыном - не самоцель князя Алексея. Иностранные дипломаты стали примечать, что он "таскает своих дочерей во все экскурсии с царем". Среди трех дочерей князя выделялась 17- летняя Екатерина, "хорошенькая девушка, роста выше среднего, стройная, большие глаза ее смотрели томно"30, как описывает будущую невесту царя генерал Х. Манштейн. Позже выяснилось, что Екатерина показала себя неуживчивой, капризной, склочной. Но это понять тоже можно: ведь она оказалась в ссылке в далеком сибирском Березове.
      Вся веселая компания часто останавливалась в Горенках, проводя время в танцах, карточной игре, пирах и, естественно, на охоте. Кончилось это тем, чего и добивался князь Алексей: 19 ноября 1729 г. Петр II, вернувшись с очередной охоты, собрал Совет и объявил, что женится на Екатерине Долгорукой. Таким образом, был начат, по меткому слову де Лириа, "второй том глупости Меншикова". Исполненный важности, князь Алексей на правах не просто члена Совета, но и будущего тестя, стал ходить к императору на доклады. В апреле 1730 г. в особом указе о "винах" клана Долгоруких, императрица Анна Ивановна записала, что Долгорукие "всячески приводили Е. в., яко суще младого монарха, под образом забав и увеселения отъезжать от Москвы в дальние и разные места, отлучая Е. в. от доброго и честнаго обхождения... И как прежде Меншиков, еще будучи в своей великой силе, ненасытным своим честолюбием и властолюбием, Е. в. ...племянника нашего, взяв в собственные руки, на дочери своей в супружество зговорил, так и он, князь Алексей с сыном своим и с братьями родными Е. и. в. в таких младых летех, которые еще к супружеству не приспели, Богу противным образом... противно предков наших обыкновению, привели на зговор супружества к дочери ево князь Алексеевой княжны Катерины"31.
      30 ноября 1729 г. в Лефортовском дворце торжественно прошло обручение царя и "принцессы-невесты". Долгорукие деятельно начали готовиться к свадьбе, которая намечалась на январь 1730 года. Предстоящий брак очень много "весил" в придворной борьбе. Он обеспечивал закрепление влияния клана Долгоруких на длительное время, означал победу их в давней борьбе с другим влиятельным кланом князей Голицыных. Перевес Долгоруких наметился давно - с тех пор, как князь Иван вошел "в случай", стал обер-камергером, майором гвардии и андреевским кавалером, и как в феврале 1728 г. двое из Долгоруких, отец фаворита и В. Л. Долгорукий вошли в состав Совета.
      Если фельдмаршала М. М. Голицына явно "придерживали" на Украине, где он командовал южной группой войск до января 1730 г., то его соперник из клана Долгоруких, генерал В. В. Долгорукий, довольно быстро ("по болезни") выбрался из гнилого и опасного Прикаспия и получил чин генерал- фельдмаршала. Стоило только сыну князя Д. М. Голицына Сергею, камергеру двора, чем-то понравиться царю, как его тотчас отправили посланником в Берлин.
      Параллельно с царской свадьбой готовилась и свадьба князя Ивана, который внезапно воспылал любовью к богатейшей невесте России графине Наталии Борисовне Шереметевой, 15-летней дочери покойного петровского фельдмаршала. Две грандиозные свадьбы должны были украсить триумф Долгоруких, но судьба рассудила иначе...
      Присутствуя вместе с невестой на льду Москва-реки на традиционном празднике водосвятия 6 января 1730 г., Петр II сильно простудился. На следующий день он занемог, а через три дня у него обнаружились признаки оспы. Нормальное течение этой тогда уже излечимой болезни 17 января вдруг приняло опасный оборот, положение больного сделалось сначала крайне тяжелым, а потом - безнадежным, и в ночь с 18 на 19 января 14-летний император умер, произнеся, по словам Лефорта, последнюю фразу: "Запрягайте сани, хочу ехать к сестре". Мужская линия династии Романовых пресеклась.
      Трудно сказать, что ждало Россию, если бы Петр II поправился и правил бы страной много лет. Зная некоторые факты из жизни юного императора, неприглядные черты его характера, вряд ли можно питать иллюзии относительно благополучного будущего России при Петре II.
      Примечания
      1. Сб. Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 64. СПб. 1888, с. 105.
      2. См. ПАВЛЕНКО Н. И. Полудержавный властелин. М. 1988, с. 255.
      3. Сб. РИО. Т. 15. СПб. 1875, с. 274.
      4. СОЛОВЬЕВ С. М. История России с древнейших времен. Кн. X, т. 19. М. 1963, с. 113.
      5. Осмнадцатый век (далее - ОВ). Кн. 2. М. 1869, с. 62.
      6. ГЕРЬЕ В. Кронпринцесса Шарлотта, невестка Петра Великого. - Вестник Европы, 1872, т. 3, с. 29.
      7. Безвременье и временщики. Л. 1991, с. 197.
      8. Сб. РИО. Т. 15, с. 273; т. 5. СПб. 1870, с. 307; т. 58. СПб. 1887, с. 67 и др.
      9. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 92.
      10. Там же, с. 94; Безвременье и временщики, с. 46.
      11. Сб. РИО. Т. 66. СПб. 1889, с. 4.
      12. Сб. РИО. Т. 5, с. 331.
      13. ОВ. Кн. 2, с. 108 - 110.
      14. Там же, с. 80 - 83, 156.
      15. ДОЛГОРУКОВ П. В. Время императора Петра II и императрицы Анны Иоанновны. М. 1909 с. 37 - 38.
      16. ОВ. Кн. 2, с. 108 - 110.
      17. Там же, с. 111.
      18. Там же.
      19. Сб. РИО. Т. 69. СПб. 1889, с. 357.
      20. Сб. РИО. Т. 79. СПб. 1891, с. 179 - 180.
      21. Сб. РИО. Т. 69, с. 761.
      22. Сб. РИО. Т. 5, с. 316.
      23. Сб. РИО. Т. 66, с. 18.
      24. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 130.
      25. Там же, с. 131.
      26. Там же, с. 125.
      27. Сб. РИО. Т. 15, с. 396.
      28. Безвременье и временщики, с. 279; ЩЕРБАТОВ М. М. О повреждении нравов в России. М. 1984, с. 39 - 40.
      29. ОВ. Кн. 2, с. 157.
      30. МАНШТЕЙН Х. Г. Записки о России. СПб. 1875, с. 16.
      31. С.-Петербургские ведомости, N 34, 27.IV.1730.
    • Контрабанда оружия в начале XX века
      Автор: Nslavnitski
      Невский С.А. Противодействие незаконному ввозу оружия и боеприпасов в Россию в начале XX в.
      http://justicemaker.ru/view-article.php?id=21&art=1297
    • Аншлюс Австрии в 1938 году
      Автор: Saygo
      А. О. НАУМОВ. АНШЛЮС АВСТРИИ В 1938 ГОДУ КАК КРИЗИС ВЕРСАЛЬСКОЙ СИСТЕМЫ

      1 сентября 1939 г. началась вторая мировая война, уничтожившая довоенный европоцентричный миропорядок. Вместе со старой Европой, просуществовав всего 20 лет, рухнула и Версальская система международных отношений.

      В 1939 г. Версальская система уже находилась в глубоком кризисе. Кризисные моменты были изначально заложены в послевоенной модели международных отношений. Появление же в 1933 г. на авансцене европейской политики нацистской Германии, безусловно, стимулировало весь комплекс межгосударственных противоречий, что повлекло за собой снижение стабильности Версальской системы. Однако фаза кризиса европейского порядка началась, на наш взгляд, лишь с середины 1930-х годов, когда Германия и Италия открыто взяли курс на ликвидацию мирных договоров 1919 г. Традиционно за начало этого процесса берут введение всеобщей воинской повинности в Германии или вторжение итальянской армии в Эфиопию в 1935 году1. Действительно, эти события сыграли значительную роль в нарастании кризисных тенденций Версальской системы. И все же за исходную точку отсчета кризиса следует, на наш взгляд, принять ремилитаризацию Рейнской области 7 марта 1936 года2. Фактически Германия впервые после окончания первой мировой войны откровенно нарушила границы, закрепленные в Версале, что явилось серьезным ударом по существовавшему статус-кво на континенте.

      На протяжении последующих двух лет на европейском континенте шла ожесточенная борьба между силами, стремившимися уничтожить европейский порядок, и теми государствами, которые надеялись сохранить или, по крайней мере, модернизировать Версальскую систему. В течение 1936 - 1938 гг. в Европе произошло четыре серьезных кризиса, полностью изменивших баланс сил на континенте: ремилитаризация Рейнской области, интернационализация гражданской войны в Испании, аншлюс (объединение с Германией) Австрии и, наконец, Мюнхенское соглашение.

      Роль гражданской войны в Испании3 и мюнхенского соглашения4 в кризисе Версальской системы и начале второй мировой войны хорошо изучена. События, связанные с аншлюсом Австрии, также становились предметом исследования в отечественной и зарубежной науке5. Тем не менее, ни отечественная школа международных отношений, ни англо-американская историография не ставили целью рассмотреть аншлюс Австрии как часть кризиса Версальской системы. Аншлюс представлялся как германское "насилие над Австрией"6, отечественные и зарубежные исследователи делали акцент на отношениях третьего рейха и Австрийской республики, не проводя системного анализа международной обстановки, в которой аншлюс стал возможен. Вместе с тем значение австрийского кризиса в процессе, приведшем Версальскую систему и Европу к коллапсу, чрезвычайно велико и требует тщательного анализа.

      Сделать это можно, лишь опираясь на солидную источниковую базу. При анализе роли аншлюса в кризисе Версальской системы следует обратиться к дипломатическим документам ведущих европейских держав. В первую очередь речь идет об архивных материалах. В архивах Великобритании7 и США8 хранятся как трофейные документы министерства иностранных дел германского рейха, так и материалы британского и американского внешнеполитических ведомств, а также обзор прессы европейских государств по животрепещущим вопросам международной политики. В опубликованных официальных документах министерств иностранных дел Великобритании9, Франции10, Германии11, Италии12, СССР13 и США14 тоже содержится много ценной информации.

      Важные группы источников образуют парламентские документы15, мемуарная литература16, материалы прессы17, документы Нюрнбергского трибунала18, австрийские документы (переведенные на другие европейские языки)19.

      Опираясь на названные источники (некоторые из них, например, дипломатические документы из архивов Великобритании и США ранее не вводились в научный оборот), автор впервые в отечественной историографии ставит целью проанализировать на основе системного подхода роль австрийского кризиса в общем кризисе Версальской системы, показать, как австрийские события повлияли на дальнейшее развитие международных отношений в напряженной обстановке конца 1930-х годов.

      Хотя кризисные моменты были заложены в Версальской системе изначально, первые признаки кризиса европейского порядка обозначились лишь в начале 1930-х годов. Мировой экономический кризис, начавшийся в конце 1929 г., открыл новую фазу в развитии Версальской системы. Он заставил ведущие страны Европы сконцентрировать свое внимание, прежде всего, на решении внутренних проблем, а сохранение стабильности межвоенной системы на время отошло на второй план. С середины 1930-х годов конфликтный потенциал европейского порядка стал стремительно возрастать. Версальская модель международных отношений вступила в фазу системного кризиса. Способность и готовность её членов решать спорные проблемы путем переговоров быстро уменьшалась и, наоборот, росло желание добиваться своих целей силовым путем. В Европе стали формироваться очаги повышенной напряженности, грозившие развалить действие системного механизма.

      С входом войск вермахта в демилитаризованную Рейнскую область 7 марта 1936 г. и началом гражданской войны в Испании в июле того же года кризисные тенденции проявились с особой силой и остротой. На протяжении 1936 - 1937 гг. испанский конфликт оставался в центре внимания дипломатии великих держав. Но с середины 1937 г. центр международной политики постепенно перемещался с Пиренейского полуострова в Центральную Европу, где завязался новый узел международных противоречий - претензии германского третьего рейха на Австрийскую республику.

      К середине 1937 г. западные державы продолжали проводить политику невмешательства в испанские события, которая на практике означала блокаду республиканской Испании. Лондон и Париж как бы не замечали все усиливавшегося итало-германского вмешательства на стороне генерала Ф. Франко. Постепенно политика невмешательства в гражданскую войну в Испании трансформировалась в политику умиротворения фашистских диктаторов на европейском континенте. Речь шла уже не о восстановлении исторической справедливости или локализации внутреннего конфликта, а об удовлетворении агрессивных требований Италии и, особенно, Германии в отношении слабых стран Европы, что не могло произойти без нарушения основных статей мирных договоров 1919 г. Англия и Франция были словно загипнотизированы растущей мощью фашистских держав. Не последнюю роль в этом сыграло их сближение, формирование "оси" Берлин-Рим. В то же время система коллективной безопасности, способная остановить диктаторов, трещала по швам, а в англо-французском лагере не наблюдалось должного единства, необходимого для сохранения своих позиций на континенте.

      В этих условиях наилучшим способом отвести угрозу от собственной безопасности была признана политика умиротворения, целью которой являлось предотвращение большой войны посредством модернизации Версальской системы. Жертвами такой политики неизбежно становились слабые страны Европы. Даже глава британского Форин Оффис Э. Иден, которого нельзя назвать ревностным приверженцем умиротворения диктаторов, говорил в отношении Испании, что готов пойти на любые действия ради достижения европейского мира20. В Лондоне надеялись, что после подписания в начале 1937 г. "джентльменского" соглашения с Италией, призванного улучшить англо-итальянские отношения, появился неплохой шанс урегулировать отношения и с Германией. В Англии рассчитывали убедить Германию решить спорные вопросы, не прибегая к силовым акциям.

      В то же время, верно оценивая ситуацию, фашистские державы решили перейти в наступление. На повестку дня встал вопрос о германской агрессии в отношении Австрии. Надо заметить, что проблема аншлюса появилась фазу после окончания первой мировой войны. Однако статья 80 Версальского мирного договора обязывала Германию признать независимость Австрии. Это условие мира, так же как и многие другие, было принято далеко не всеми в Германии. В 1924 г. вождь германских нацистов А. Гитлер, австриец по происхождению, в книге "Майн кампф" заявил, что объединение Австрии с Германией является его жизненной задачей, которую надо осуществить любыми возможными средствами.

      Проблема заключалась в том, что, начиная с 1933 г., присоединение к Германии для австрийцев означало присоединение именно к нацистской Германии. В октябре 1933 г. социал-демократы сняли пункт об аншлюсе из своей программы. Правые партии, поддерживавшие федерального канцлера Э. Дольфуса, также не горели желанием попасть в объятия германского фюрера. С весны 1933 г. отношения между Берлином и Веной становились все более напряженными. Германия пыталась активно влиять на внутриполитическую жизнь Австрии, внедряя свою агентуру во все государственные структуры этой страны. В ответ австрийское правительство Дольфуса 19 июня 1933 г. запретило деятельность национал-социалистов как политической партии. Однако Берлин не отказался от своей линии в отношении Австрии, что в итоге выразилось в нацистском путче против австрийского правительства, в результате которого был убит канцлер Дольфус.




      Германские реваншисты, наиболее радикальным представителем которых был Гитлер, стремились сбросить "оковы Версаля" в четыре этапа. Первый вопрос - репарационный - был решен еще до прихода нацистов к власти. Гитлер стремился сконцентрировать усилия на остальных трех направлениях - военном, территориальном и колониальном. В то же время он понимал, что решение таких вопросов невозможно осуществить в одночасье. Поэтому вначале основной упор был сделан именно на возрождении военной мощи Германии. При этом большую роль нацистское руководство уделяло укреплению экономической мощи германского государства.

      В марте 1935 г. в нарушение статей Версальского договора было объявлено о создании военно-воздушного флота Германии, о введении в стране всеобщей воинской повинности и об увеличении германской армии мирного времени до 300 тыс. чел. Эти шаги Гитлера касались внутренней политики Германии и не представляли серьезной угрозы для существования Версальской системы. Но лишь до тех пор, пока истинные цели Гитлера на посту германского канцлера не стали окончательно ясны. Заложив основы военной мощи третьего рейха, Гитлер перешел к решению территориального вопроса. Вскоре Германия путем плебисцита присоединила Саар.
      7 марта 1936 г. германские войска вошли в демилитаризованную Рейнскую зону. Разразился острейший международный кризис, стратегические и политико-дипломатические последствия которого были очень серьезными. Версальская система вступила в фазу кризиса. Германия впервые после окончания первой мировой войны откровенно нарушила границы, закрепленные в Версале. Ремилитаризация Рейнской области обозначила отход Великобритании от жестких рамок Версальского договора, ослабление позиций Франции в Центральной Европе и существенное улучшение отношений между Италией и Германией. Все это не могло не вызывать тревогу в Вене. Основной гарант австрийской независимости - треугольник Лондон-Париж-Рим - был значительно ослаблен.

      11 июля 1936 г. было подписано "Дружественное соглашение" между Германией и Австрией. В соглашении подтверждалось, что "вопрос об австрийском национал-социализме" есть внутреннее дело Австрии, и Германия не окажет на него влияние ни прямо, ни косвенно. В обмен на это заявление австрийское правительство обязалось, что оно "в своей общей политике, и особенно в отношении Германской империи, будет придерживаться той принципиальной линии, которая соответствует факту, что Австрия признает себя немецким государством"21.

      Реакция в стане западных демократий на австро-германское соглашение была различной. Большинство британской общественности с удовлетворением приняло известие об этом соглашении, полагая, что австро-германское сближение "стабилизирует процессы в Центральной Европе" и послужит укреплению позиций западных демократий в Европе22. Во Франции многие рассматривали австро-германское соглашение как еще один шаг Гитлера на пути к аншлюсу Австрии, "всего лишь смену методов для получения одной единственной цели. Думается, что Гитлер устал трясти дерево, и согласен подождать, когда яблоко само упадет в его корзину"23.

      14 апреля 1937 г. австрийское министерство иностранных дел сообщало послу в Лондоне, что "признание Великобританией и Францией только в принципе независимости Австрии не дает ей возможности согласовывать свою внешнюю политику с Лондоном и Парижем". Австрийская республика хотела бы рассмотреть вопрос о более тесной политике с этими странами, "если бы они могли дать эффективные гарантии политической и территориальной целостности Австрии". Однако этот демарш не получил ответа24. В Лондоне все больше одерживали верх сторонники уступок европейским диктаторам.

      Ключевым рубежом в развитии политики умиротворения следует считать назначение премьер-министром Великобритании Н. Чемберлена 28 мая 1937 г. Чемберлен являлся убежденным сторонником умиротворения фашистских держав. Кроме того, новый премьер не считал центрально-европейские проблемы непосредственной угрозой британской безопасности. Еще в апреле 1937 г. послом в Берлин был назначен Н. Гендерсон, известный своими прогерманскими настроениями. И Гендерсон, и Чемберлен были уверены, что Провидение выбрало именно их для спасения мира в Европе. Такое стремление к миру любой ценой отодвинуло на второй план британские национальные интересы почти во всей Европе.

      5 ноября 1937 г. состоялось совещание в имперской канцелярии в Берлине, известное в истории как "хосбахское совещание", на котором Гитлер объявил о своем стремлении аннексировать Австрию и Чехословакию25.

      Вскоре ближайший сподвижник Чемберлена лорд Галифакс получил приглашение одного из влиятельнейших лиц третьего рейха Г. Геринга посетить Международную охотничью выставку в Германии. По словам очевидца тех событий, Чемберлен не мог упустить такую возможность, несмотря на отсутствие подобного энтузиазма в стенах Форин Оффис26.

      19 ноября 1937 г. в немецком Оберзальцберге состоялась встреча между представителем английского правительства лордом Галифаксом и Гитлером. Галифакс заявил, что англо-германские переговоры могли бы подготовить почву для создания пакта четырех западных держав, на основе которого мог быть построен европейский мир. Он также отметил, что Германия расценивается исключительно как великая и суверенная страна. Кроме того, английская сторона не думает, что статус-кво должен оставаться в силе при всех условиях. В ходе беседы Галифакс пояснил, о каких изменениях статус-кво идет речь: "К этим вопросам относятся Данциг, Австрия и Чехословакия. Англия заинтересована лишь в том, чтобы эти изменения были произведены путем мирной эволюции и чтобы можно было избежать методов, которые могут причинить дальнейшие потрясения, которых не желали бы ни фюрер, ни другие страны". На это Гитлер ответил, что урегулирование чехословацкого и австрийского вопросов должно проходить на разумной основе. Касаясь Австрии, Гитлер заявил, что выполнение соглашения от 11 июля 1936 г. должно снять все спорные вопросы между двумя странами27.

      29 ноября 1937 г. в Лондоне состоялась конференция руководителей английского и французского правительств, рассматривавшая важнейшие международные проблемы в свете итогов визита Галифакса в Берлин и наметившая программу действий на будущее.

      Чемберлен в очередной раз заявил, что проблемы Центральной и Восточной Европы не могут стать препятствием на пути заключения "пакта четырех". Идеи заявил французам: "Вопрос об Австрии имеет больший интерес для Италии, чем для Англии. Более того, в Англии понимают, что в определенное время должна установиться более тесная связь между Германией и Австрией. Хотят, однако, чтобы решение силой было предотвращено"28.

      В британском парламенте считали, что любые действия Германии в Центральной Европе не должны ни в коей мере стать поводом для войны (casus belli) между Германией и Великобританией. Выступая в палате лордов, один из деятелей консервативной партии лорд Арнольд заявлял, что население Германии составляет 70 млн. чел., и если немцы в Австрии и Чехословакии объединятся с Германией, население последней будет 80 млн. Далее лорд вопрошал: "Стоит ли Британии воевать во имя предотвращения этого, даже если подобное и возможно?" Другой член палаты лордов отмечал, что постоянный мир в Европе невозможен без более близкого взаимопонимания Берлина и Лондона, даже если ради этого потребуется пожертвовать чем-либо в Центральной Европе29.

      Точка зрения руководителей Франции, которая уже находилась в фарватере британской внешней политики, совпадала с позицией Англии, несмотря на то, что нарушение независимости Австрии противоречило интересам Франции в Европе более глубоко, чем интересам Великобритании. Осенью 1937 г. германский посол в Вене Ф. Папен посетил Париж. В беседе с французским вице-премьером Л. Блюмом он поставил условием достижения франко-германского "согласия" предоставление "свободы рук в Австрии"30.
      Конец 1937 г. ознаменовал существенный крен в политике западных демократий в сторону умиротворения агрессоров. В декабре 1937 г. член американской дипломатической миссии в Вене У. Карр докладывал госсекретарю К. Хэллу о своей встрече с директором европейского отдела "Таймс" Ф. Берчалом. В отношении австрийского вопроса, последний сообщил своему собеседнику, что, насколько ему известно из информированных источников, Германия собирается захватить Австрию в марте 1938 г.31

      Действительно, в то время как западные державы шли на уступки фашистским странам, последние набирали мощь и готовились перехватить инициативу в международной политике. В 1938 г. Германия перешла к более активным действиям в австрийском вопросе. В январе 1938 г. Геринг сообщил австрийскому статс-секретарю Шмидту, что аншлюс неизбежен. Когда же последний предложил урегулировать австро-германские от ношения на разумной основе, Геринг заявил, что если австрийцам не нравится слово "аннексия", они могут называть это партнерством32.

      Тем временем в Вене полицией были арестованы нацистские заговорщики. Стражи порядка изъяли документы, которые получили название "бумаги Тафса". В них содержались инструкции заместителя Гитлера по партии Р. Гесса лидерам австрийских нацистов Леопольду и Тафсу: "Общая ситуация в Германии показывает, что пришло время для действий в Австрии. Англия занята конфликтом на Ближнем Востоке; более того, она до сих пор втянута в абиссинский кризис и испанский конфликт, который создает угрозу Гибралтару. Франция неспособна к решительным действиям ввиду внутренних социальных проблем, тяжелого экономического положения и неясностью испанской ситуации. Чехословакия находится в тяжелом положении из-за резкого роста активности генлейновской партии, словацкого и венгерского меньшинств, а также ослабления положения Франции в Европе. Югославия опасается восстановления Габсбургской монархии, которое возродит старый конфликт между сербами, хорватами и словенцами; она приветствует любое действие, которое раз и навсегда снимет вопрос о реставрации Габсбургов в Австрии. Наконец, позиции Италии оказались ослаблены в результате войны в Эфиопии и испанского конфликта до такой степени, что она теперь зависит от германской дружбы и не станет активно противодействовать любым акциям, которые не затрагивают ее непосредственных жизненных интересов. Предполагается, что новые гарантии в отношении границы по Бреннеру обеспечат нейтралитет Муссолини"33.

      В конце января, в надежде урегулировать австро-германские отношения, австрийский канцлер К. фон Шушниг, сменивший убитого нацистами в 1934 г. Дольфуса, проинформировал Папена о своем намерении встретиться с Гитлером. Шушниг был согласен на встречу при соблюдении ряда условий: "1. Он должен быть приглашен Гитлером; 2. Он должен быть заранее проинформирован о вопросах, вынесенных на обсуждение, и получить подтверждение, что соглашение от 11 июля 1936 года останется в силе; 3. Гитлер должен скоординировать со мной (Шушнигом - А. Н.) коммюнике по итогам встречи, в котором будет подтверждено соглашение от 11 июля"34. Папен одобрил инициативу Шушнига, но, прибыв в Берлин в разгар перестановок в нацистских верхах, он не нашел у Гитлера поддержку своему начинанию35.

      Вскоре Папен был освобожден от своей должности посла в Вене, но внезапно Гитлер передумал и поручил ему организовать встречу с Шушнигом. Папен передал Шушнигу слова Гитлера: "Гитлер приглашает Вас на встречу в Берхтесгаден обсудить все разногласия, проявившиеся в результате соглашения от 11 июля 1936 года между двумя нациями... Данное соглашение между Австрией и Германией будет сохранено и подтверждено... Гитлер согласен принять ваши предложения и выступить с совместным коммюнике, в которое будет включено соглашение от 11 июля 1936 года"36. Шушниг проинформировал австрийский кабинет министров о своем решении отправиться в Германию. Кроме того, о его планах были извещены Муссолини, британский и французский послы, а также папский нунций37.

      12 февраля 1938 г. Папен, Шушниг и статс-секретарь министерства иностранных дел Австрии Шмидт прибыли в виллу Гитлера Бергхоф, вблизи Берхтесгадена. Уже первая беседа Гитлера с Шушнигом имела характер ультиматума. В течение двух часов Гитлер говорил австрийскому канцлеру о его неправильной - ненемецкой - политике и в заключении сообщил, что он принял решение так или иначе разрешить австрийский вопрос, даже если для этого понадобится применение военной силы. Он заверял Шушнига, что Австрия не может рассчитывать на поддержку какой-либо державы. "Не верьте тому, что кто-нибудь в мире может этому воспрепятствовать! Италия? О Муссолини я не беспокоюсь; с Италией меня связывает тесная дружба. Англия? Она не двинет пальцем ради Австрии... Франция? Два года назад мы вошли в Рейнскую зону горстью солдат, тогда я рисковал всем. Но теперь время Франции прошло. До сих пор я достигал всего, чего хотел!"38 Через несколько часов австрийская делегация во главе с Шушнигом была принята министром иностранных дел рейха И. фон Риббентропом. В присутствии Папена ей был вручен проект соглашения - "предел уступок, сделанных фюрером", как заявил Риббентроп. Проект содержал следующие требования: 1. Назначить лидера австрийских нацистов А. Зейсс-Инкварта министром общественной безопасности с правами полного и неограниченного контроля над полицейскими силами Австрии; 2. Другого национал-социалиста Г. Фишбека - членом правительства по вопросам австро-германских экономических отношений и смежных с ними областей; 3. Освободить всех находящихся в заключении нацистов, прекратить судебные дела против них, в том числе и против участников убийства Дольфуса; 4. Восстановить их в должностях и правах; 5. Принять в австрийскую армию для несения службы 100 германских офицеров и послать столько же австрийских офицеров в германскую армию; 6. Предоставить нацистам свободу пропаганды, принять их в Отечественный фронт на равных с другими его составными частями; 7. За все это германское правительство готово подтвердить соглашение от 11 июля 1936 года - "снова заявить о признании независимости Австрии и невмешательства в ее внутренние дела".

      В ходе переговоров Шушниг добился только согласия на то, чтобы Фишбек был назначен не членом правительства, а федеральным комиссаром; количество офицеров, подлежащих обмену для несения службы в армиях обоих государств, должно составлять хотя и 100, но направляться в две очереди, по 50 человек. После этого Шушниг был снова доставлен к Гитлеру, и последний заявил, что документ больше обсуждать нечего, он должен быть принят без изменений, иначе он, Гитлер, в течение ночи решит, что делать. Когда Шушниг ответил, что амнистию может дать только президент В. Миклас и срок в три дня не может быть выдержан, Гитлер вспылил и покинул комнату. Через полчаса Гитлер снова принял австрийцев и сообщил им, что первый раз в своей жизни он изменил свое мнение. Шушнигу было предложено подписать документ и доложить его президенту. Гитлер дал на выполнение всех требований еще три дня, заявив: "В противном случае дела пойдут своим естественным путем". В тот же день, 12 февраля 1938 г. Шушниг подписал соглашение без дальнейшей дискуссии39.

      Вернувшись со встречи, австрийский канцлер сказал: "Десять часов боролся с сумасшедшим"40. Шушниг называет остальные четыре недели после встречи в Берхтесгадене временем агонии Австрии41. Соглашение от 12 февраля 1938 г., навязанное Гитлером Австрии и означавшее начало конца ее независимости, не встретило протеста со стороны западных демократий, хотя европейские дипломаты были прекрасно осведомлены о характере и итогах "беседы" Гитлера с Шушнигом. Так, французский посол в Берлине после беседы с Риббентропом доносил главе министерства иностранных дел Франции И. Дельбосу, что встреча двух канцлеров в Берхтесгадене является "лишь этапом на пути поглощения Германией Австрии"42. Гитлер же продолжал убеждать Париж, что решение австрийского вопроса послужит толчком к улучшению франко-германских отношений. Посол Франции в Германии А. Франсуа-Понсэ подчеркивал в ответ большую заинтересованность Франции в данном вопросе. Он говорил Гитлеру, что "французское правительство будет радо всему тому, что укрепит существующий мир, всему, что будет содействовать обеспечению независимости и целостности Австрии"43.

      Австрийское правительство само информировало дружественные державы, что соглашение от 12 февраля 1938 г. не меняет сути соглашения 11 июля 1936 г. Опираясь на все это, Дельбос заявил, что нет никакого основания, чтобы Франция опротестовала Берхтесгаденское соглашение44. Посол рейха во Франции И. фон Вельчек писал в Берлин, что похоже в Париже нет четкого плана действий в отношении австрийских событий. "Во Франции, - писал посол, - не видят моральной основы для активного противодействия германским планам. Австрийская независимость была гарантирована фронтом Отрезы и Лигой наций - оба института сейчас практически мертвы. Париж вряд ли решится на какие-либо действия, не имеющие под собой юридического базиса. Многие во Франции уже говорят "Fini Austriae" (конец Австрии - А. Н.)"45.

      18 февраля в Париж пришла новая телеграмма из посольства в Берлине. Франсуа-Понсэ сообщил, что Риббентроп снова заявил ему, что австрийская проблема касается только Германии и Австрии, и что Берлин будет рассматривать "как недопустимое вмешательство всякую инициативу третьей стороны"46. 18 февраля в Париж пришло и сообщение из США, в котором временный поверенный в делах отметил, что правительство США не вмешается в германо-австрийский конфликт на стороне Австрии47.

      Во Франции росла озабоченность в связи с угрозой независимости Австрии. Под давлением этих настроений 18 февраля французское правительство предложило Чемберлену выступить с совместным демаршем в Берлине. В нем должна была быть подчеркнута важность суверенитета Австрии для мира и равновесия сил в Европе и заявлено, что всякие попытки со стороны Германии силой изменить статус-кво в Центральной Европе встретят решительное сопротивление западных держав. Дельбос предлагал британскому правительству совместно с французским кабинетом до 20 февраля выступить в Берлине со специальным заявлением48.

      Тем временем 20 февраля 1938 года Гитлер выступил в рейхстаге с речью, в которой, выразив удовлетворение по поводу подписания соглашения 12 февраля с Австрией и поблагодарив Шушнига за солидарность в вопросах политики обеих стран, снова угрожающе напомнил: "Только два прилегающих к нашим границам государства охватывают массу в десять миллионов немцев... Мировая держава, исполненная собственного достоинства, не может долго мириться с тем, что стоящие на ее стороне немцы подвергаются тяжелым страданиям из-за их симпатий или за их тесную приверженность к своему народу"49.

      Французская "Тан" так отреагировала на речь Гитлера: "Фюрер говорил о "духе взаимопонимания". Шуншиг заявил, что в Берхтесгадене все было сделано "ради мира". Но какой же мир может быть основан на безжалостно навязанном диктате?"50 Британская "Таймс" критиковала собственное правительство за то, что оно отказывается от интересов в Центральной и Восточной Европе51.

      23 февраля в беседе с главой МИД Германии К. фон Нейратом Фрасуа-Понсэ предупредил германского министра, что Франция не может согласиться с аннексией Австрии рейхом, чья независимость гарантирована международными договорами. В ответ Ней-рат заявил, что не видит возможным вмешательство Франции в то, что он считает внутренним делом Германии. В ответ на замечание французского посла, что 80-ти миллионный рейх в центре Европы будет угрожать безопасности Франции и всему балансу сил в Европе, Нейрат заметил, что то же самое можно сказать и о мобилизации негров из французских колоний для создания военного превосходства в Европе. Когда же Франсуа-Понсэ заявил, что для восстановления баланса сил Франции придется снова сблизиться с Советским Союзом, Нейрат лишь пожелал ему удачи в этом начинании"52.

      Тем временем Шушниг решил дать ответ на речь Гитлера. 24 февраля он выступил по радио с обращением к австрийскому народу. Анализируя соглашения 11 июля 1936 г. и 12 февраля 1938 г., он заявил, что никаких больше уступок быть не может53.

      Правящие круги европейских государств поняли речь Шушнига как волю к сопротивлению, а речь Гитлера как угрозу не остановиться ни перед чем, даже перед войной с Австрией. Итальянский диктатор Б. Муссолини, получивший копию текста выступления австрийского канцлера еще до самого выступления, оценил ее положительно54. Французский политический деятель Э. Эррио признавался, что речь Шушнига заставила его рыдать.

      25 февраля в Форин Оффис послу Франции Ш. Корбену вручили меморандум, содержавший ответ британского правительства на французский запрос. В нем французское правительство упрекали в том, что его предложения по австрийскому вопросу обличены лишь в словесные формулы, "не подкрепленные указаниями на конкретные действия". Британский кабинет со своей стороны указывал, что после достигнутого 12 февраля "соглашения" между Гитлером и Шушнигом события в Австрии могут принять характер "нормальной эволюции". Германский посол в Париже Вельчек писал Нейрату, что британский министр иностранных дел Иден высказывался за принятие решительных мер в отношении ситуации в Центральной Европе, однако встретил жесткую оппозицию со стороны Чемберлена, для которого этот регион и Австрия были лишь частью англо-итальянских взаимоотношений55.

      Между Иденом и Чемберленом существовали серьезные разногласия по вопросам внешней политики. В итоге 21 февраля 1938 г. глава Форин Оффис был вынужден покинуть свой пост. Уход Идена вселил еще больше уверенности в Гитлера. В Берлине сочли, что раз Чемберлен готов пожертвовать собственным министром иностранных дел ради умиротворения диктаторов, то им не следует опасаться решительных действий со стороны Великобритании. После беседы с английским послом в Вене Папен докладывал Гитлеру, что "отставка Идена состоялась не столько из-за его позиции в отношении Италии, сколько из-за его готовности солидаризоваться с Францией по австрийскому вопросу"56.

      Отставка Идена сняла последнее препятствие на пути британской политики умиротворения. Новый министр иностранных дел лорд Галифакс не видел смысла в совместном англо-французском демарше в поддержку австрийской независимости. Британское правительство отказывалось даже на словах сделать какое-либо предупреждение Гитлеру и упорно стремилось "разрешить" австрийскую проблему на основе тех положений, которые Галифакс высказал Гитлеру 19 ноября 1937 г57. Уровень стабильности Версальской системы стремительно понижался.

      2 марта Дельбос направил Корбену ноту в ответ на британский меморандум от 25 февраля, в которой выражалось сожаление по поводу отказа английского правительства выступить с совместным предупреждением Берлину по австрийскому вопросу. В ней указывалось, что "уклонение западных держав от совместных действий вдохновило правительство рейха на новые мероприятия на пути реализации германского плана в отношении Австрии"58.

      Как раз в тот день, когда Корбэн вручил ноту Галифаксу, 3 марта британский посол Гендерсон попытался выяснить намерения Гитлера. Гитлер заявил, что "в урегулирование своих отношений с родственными странами или со странами с большим количеством немецкого населения Германия не позволит вмешиваться третьим державам... Если Англия в дальнейшем будет противодействовать германским попыткам произвести здесь справедливое и разумное урегулирование, то тогда наступит момент, когда придется воевать... Если когда-либо в Австрии или Чехословакии будут стрелять в немцев, Германская империя немедленно вступится... Если в Австрии или Чехословакии произойдут взрывы изнутри, Германия не останется нейтральной, а будет действовать молниеносно"59.

      6 марта в британской прессе прямо был поставлен вопрос о целесообразности британской поддержки Австрии. Автор статьи спрашивал, является ли Австрия гармоничным государством. "Это вызывает большие сомнения. Значительная часть населения активно требует более тесного союза с рейхом. Конфликт будет означать войну. Это семейное дело германской расы. Нам там делать нечего"60, - отмечало одно из влиятельнейших британских периодических изданий.
    • Черная сотня
      Автор: Nslavnitski
      Тема несколько обросла мифами - сначала черносотенное движение сплошь критиковали (за ними закрепилась репутация погромщиков и террористов), затем, наоборот, несколько героизировали. Я немного покопался в материалах, предпринял попытку разобраться в этом вопросе.
      Для начала пара ссылок.
      Степанов С.А. Черносотенный террор 1905-1907 гг. http://www.memo.ru/history/terror/stepanov.htm
      Кожинов В. "Черносотенцы" и революция
      http://www.hrono.ru/libris/kozh_chern.html
      С. Кара-Мурза:
      http://www.hrono.ru/statii/2003/black.html

      Начну, пожалуй, с краткой справки о черносотенном движении.

      Во первых строках отмечу, что в конце 1905 г. возникло несколько черносотенных организаций: Союз законности и порядка (Орел), Партия народного порядка (Курск), Царско-народное общество (Казань), Самодержавно-монархическая партия (Иваново-Вознесенск), Белое знамя (Нижний Новгород), Двуглавый орел (Киев), Союз русских православных людей (Шуя). Однако большинство из них ограничивали свою деятельность пределами одного города, уезда, редко – губернии.

      А вот Союз Русского Народа, созданный в Санкт-Петербурге в ноябре 1905 г., изначально позиционировался как всероссийский, поэтому через полгода практически вся страна была покрыта сетью провинциальных отделов. Ряды черносотенцев быстро росли, и к концу 1907 – началу 1908 гг. в 2229 местных организациях числилось, согласно данным Министерства внутренних дел, более 400 тыс. человек. Правда, есть один любопытный нюанс: черносотенцы не пользовались существенной поддержкой в районах с преобладающим русским населением и там, где русское население отсутствовало или было незначительным (Финляндия, Польша, Прибалтика, Кавказ), а наиболее активно действовали в районах со смешанным национальным составом (Белоруссия, Украина).

      Идеология Союза строилась на известной формуле "самодержавие, православие, народность", при этом резкой критике подвергались как капитализм (считался искусственно взращиваемой и органически чуждой для России хозяйственной системой), так и демократия с «буржуазными ценностями» и индивидуализмом. Основа программы черносотенцев — сохранение неограниченной монархии, при этом четко разделяли "самодержавие" и "абсолютизм", основанный не на православно-церковном и земско-государственном единении и общении царя с народом, а на праве сильного, а также дворянских привилегий и крестьянской общины. Еще один важный лозунг: "Россия для русских" (под этим понималось все славянское население).

      Социальный состав был весьма пестрым, от представителей аристократии, до крестьян (наиболее массовый характер приобрело вступление в Союз русского народа в Волынской и Подольской губерниях, где действовала Почаевская лавра, руководимая черносотенным духовенством). Были созданы и рабочие организациями (в частности, киевский Союз русских рабочих, руководимый типографщиком К. Цитовичем). Весьма сильные позиции монархисты занимали на Путиловском заводе в Санкт-Петербурге, который в то тоже время по праву считался бастионом социал-демократов.

      Союз возглавлял врач А.И. Дубровин, его ближайшими помощниками стали В.М. Пуришкевич и Н.Е. Марков, к руководящему составу относились также филолог А.И. Соболевский, хранитель Горного музея Н.П. Покровский, художник А.А. Майков (сын известного поэта), адвокаты А.И. Тришатный и П.Ф. Булацель, оптовый рыботорговец И.И. Баранов, издательница Е.А. Полубояринова (казначей союза), председатель совета Гостиного двора в Петербурге П.П. Сурин.
      На выборах в I Государственную Думу монархисты потерпели сокрушительное поражение - за них проголосовало всего 9,2 % выборщиков, в результате среди депутатов Думы не оказалось ни одного представителя Союза, но в дальнейшем им удалось добиться некоторых успехов, и депутатами II Думы стали Пуришкевич и Крушеван(они стали первыми депутатами, удаленными из зала заседаний за хулиганское поведение). В III и IV Думах у правых было уже примерно 140 мандатов, однако к тому времени Союз русского народа распался. Сначала из него вышел Пуришкевич ( он возглавил Русский народный союз имени Михаила Архангела), а затем и Марков. Причины - как личное самолюбие, так и политические разногласия.

      В 1911-1912 гг. Союз русского народа распался на две враждующих партии – Всероссийский дубровинский Союз русского народа и обновленческий Союз русского народа. Первая (во главе с Дубровиным) осталась на прежних позициях необходимости возвращения к дореформенному самодержавию, назначение депутатов Государственной Думы императором, выступала против реформ П.А. Столыпина (разрушение общины). "Обновленцы" во главе с Марковым полагали, что необходимо считаться с существованием выборной Думы (при этом призывали выбрать «чисто русскую»), полностью поддерживали столыпинские преобразования. Обе партии просуществовали до 1917 г.
      Но дробление на этом не закончилось, постепенно стал сказываться многослойный состав черносотенных организаций и социальные противоречия в них (к примеру, сельские подотделы Союза русского народа выступали за принудительную конфискацию помещичьих земель). В конце концов местные отделы вышли из-под контроля центра, и к 1914 г. черносотенный лагерь представлял собой конгломерат разрозненных, конкурирующих между собой группировок.
      Использована работа:
      Политические партии России: история и современность. М., 2000.

      Здесь же приведу любопытный документ.

      Цит по: Союз русского народа по материалам Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства / Сост. А. Чернавский. М.; Л., 1929. С. 92-93.
    • Крестьянский самосуд в России
      Автор: Saygo
      В. Б. БЕЗГИН. КРЕСТЬЯНСКИЙ САМОСУД И СЕМЕЙНАЯ РАСПРАВА (КОНЕЦ XIX - НАЧАЛО XX ВВ.)

      Согласно нормам обычного права самыми тяжкими преступлениями в деревне являлись поджог, конокрадство и воровство. В крестьянском представлении кража считалась более опасным преступлением, чем преступления против веры, личности, семейного союза и чистоты нравов. Потерпевший рассматривал кражу его зерна или коня как покушение на него самого вопреки официальной трактовке такого рода преступлений уголовным кодексом. Из всех имущественных преступлений самым тяжким в селе считалось конокрадство, так как потеря лошади вела к разорению крестьянского хозяйства. Мужик полагал, раз преступление направленно против него лично, то и наказание должно быть прямым и непосредственным. Кроме того, он не был уверен в том, что преступника накажут - конокрады умело скрывались1.

      Факты самосуда над конокрадами были отмечены большинством исследователей русской деревни2. Священник села Петрушково Карачевского уезда Орловской губернии Птицын в сообщении 25 мая 1897 г. так описывал местный самосуд: "С ворами и конокрадами крестьяне расправляются по-своему и могут убить совсем, если вовремя пойман, а увечья часто бывают таким людям"3. К конокрадам, застигнутым на месте преступления, крестьяне были безжалостны. Сельский обычай требовал немедленной и самочинной расправы над похитителями лошадей. Вот некоторые примеры таких самосудов. В деревне Танеевка Обоянского уезда Курской губернии "крестьяне как-то гнались за вором, укравшим лошадь и, поймав его в лесу убили". Житель села Казинки Орловского уезда той же губернии В. Булгаков 30 июня 1898 г. сообщал в этнографическое бюро: "Крестьяне с конокрадами поступают очень жестко, если поймают с лошадьми. Доносят начальству они редко, а большей частью расправляются самосудом, т. е. бьют его до тех пор, пока он упадет полумертвым"4. Этнограф Е. Т. Соловьев в своей статье о преступлениях в крестьянской среде приводит примеры, когда пойманным конокрадам вбивали в голову гвозди и загоняли деревянные шпильки под ногти5. Единственное, что могло спасти конокрада или поджигателя от смерти это самооговор в убийстве. По юридическим обычаям, крестьяне считали себя не в праве судить за грех (убийство) и передавали задержанного в руки властей.

      Решение о самосуде принималось, как правило, на сходе домохозяевами 35 - 40 лет во главе со старостой. Приговор выносился втайне от местных властей, чтобы они своим вмешательством не препятствовали расправе. Практически всегда уличенного вора ждала смерть. Так, крестьяне деревни Григорьевской Самарской губернии 3 декабря 1872 г. собрались на сходку и порешили поймать Василия Андронова, обвиняемого в конокрадстве и поджоге, и разобраться с ним. Под предводительством старосты он был найден и убит. В Казанской губернии крупный вор по общему согласию крестьян был убит на берегу реки сельским старостой железным ломом и зарыт в песок. В Саратовской губернии шестерых конокрадов повесили и бросили в снег. Застигнутого с поличным конокрада застрелили из ружья в Вятской губернии. Крестьяне Самарской губернии делали на "каштанов" (конокрадов) облавы, а при их поимке бросали жребий, кому приводить приговор мирского схода в исполнение6. Даже если вора не убивали сразу, его ожидала суровая кара. Например, Ельшанский сельский сход Актырского уезда решил сам судить всех воров, уличенных в краже лошадей. В качестве наказания им назначали до 200 ударов розгами, это притом, что сход редко приговаривал виновных более, чем к 20 ударам. Часто такие экзекуции заканчивались смертью.

      Не менее жестоко в деревне расправлялись и с поджигателями. Пожар для деревянных строений села был поистине страшным бедствием. Последствием огненной стихии являлось полное разорение крестьянского хозяйства.

      Поэтому жители села не церемонились с теми, кто пускал "красного петуха". Если поджигателя задерживали на месте преступления, то его жестоко избивали так, что он умирал7. По сообщению корреспондента "Тамбовских губернских ведомостей" в селе Коровине Тамбовского уезда крестьянина, заподозренного в поджоге, привязали к хвосту лошади, которую затем несколько часов гоняли по полю8. Традиция крестьянского самосуда отличалась особой устойчивостью. Сами использовавшие разрушительную силу огненной стихии в борьбе с ненавистным помещиком, крестьяне были непримиримы к тем, кто поджигал их избы и имущество. В 1911 г., по сообщению в департамент полиции, в селе Ростоши Борисоглебского уезда Тамбовской губернии был избит и брошен в огонь крестьянин Пастухов, задержанный местными жителями за поджог риги9. В корреспонденции из деревни Муравьево Краснохолмского уезда Тверской губернии за 1920 г. дано описание сельского самосуда. Очевидец произошедшего события рассказал о расправе местных жителей над Клавдией Морозовой, обвиненной в пожаре, который уничтожил половину деревни. "Раздался крик: "Бей ее!" и вся озверевшая толпа с проклятиями иступленными воплями набросилась на Морозову. Милиционер ничего не мог поделать, и дикий самосуд свершился, в нем приняли участие и дети. Били ее каблуками, поленьями, вырывали волосы, рвали одежду, особенно зверствовали женщины, с матерей брали пример и дети. Морозову убили. Но убить толпе было мало, на тело плевали, ругали, потом потащили топить в пруду"10.

      Решительно крестьяне расправлялись и с ворами, застигнутыми на месте преступления. Автор обзора об обычаях крестьян Орловской губернии в конце XIX в. писал, что "преступникам мстят, только захвативши на месте преступления, бьют, иногда и убивают до смерти. Бьют все как хозяин, так и соседи". В декабре 1911 г. в департамент полиции поступила информация о том, что "в с. Никольском Богучарского уезда Воронежской губернии совершен самосуд над тремя крестьянами за кражу с взломом из амбара. Один преступник убит, другой искалечен, третьему удалось бежать. За самосуд арестовано 6 крестьян". Самосуд был не только результатом эмоционального всплеска, проявлением коллективной агрессии, то есть непосредственной реакцией на произошедшее преступление, но и действием, отсроченным во времени, не спонтанным, а обдуманным. В селе Троицком Новохоперского уезда Воронежской губернии 13 апреля 1911 г. были задержаны крестьяне Митасов и Попов, укравшие на мельнице рожь и муку. При конвоировании задержанных толпа крестьян пыталась отбить их у стражников для учинения самосуда над ворами11. Вмешательство со стороны власти воспринималось крестьянами как досадное препятствие, могущее помешать справедливому возмездию.

      Самосуд являлся не просто личной расправой потерпевшего, в наказании участвовали и другие члены общины. В жестокой самочинной расправе соединялись воедино чувства мести, злобы и страха. Именно страх превращал деревню в коллективного убийцу. Объясняя этот феномен, Н. М. Астырев в "Записках волостного писаря" утверждал, что крестьяне, воспитанные на страхе, сами прибегали к этому методу воздействия. "Отсюда и сцены дикого самоуправства, - писал автор, - когда при отсутствии улик за какое - либо деяние, наводящее страх (колдовство, поджог, конокрадство) доходят своими средствами, бьют, калечат, убивают и жгут"12. Чувство коллективного страха перед преступником, который разгуливал на свободе, а, следовательно, мог и впредь учинить подобное, и толкало сельский мир на скорую расправу. В народе говорили: "Ни чем вора не уймешь, коль до смерти не убьешь"13. Другой причиной было то, что крестьяне не верили в заслуженное возмездие. Так, в селе Низовом Тамбовского уезда в 1884 г. участились случаи самоуправства с ворами. Местные жители говорили: "Поди, там, таскайся по судам, с каким-нибудь негодяем, вором, а лучше всего топором в голову, да и в прорубь"14. Народные расправы в конце XIX в. заканчивались ежегодными убийствами. В 1899 г. уездный исправник проводил расследование в селе Щучье Бобровского уезда Воронежской губернии по делу об убийстве трех крестьян. Выяснилось, что "крестьяне убиты всем обществом, по мнению которого они постоянно занимались кражами, сбытом краденых вещей и вообще были людьми небезопасными для окружающего населения"15.

      Крестьяне были убеждены в своем праве вершить самосуд, и при таких расправах они не считали убийство грехом. Убитого самосудом общество тайком хоронило, зачисляя его в список без вести пропавших. Судебные власти пытались расследовать факты самосудов, ставшие им известными. Все усилия полиции выяснить обстоятельства произошедшего, найти преступника, как правило, были безрезультатны. Определить виновного было сложно, так как на все вопросы следователя крестьяне неизменно отвечали, что "били всем миром", или говорили: "Да мы легонько его, только поучить хотели. Это он больше с испугу умер"16. Те немногие дела, которые доходили до суда, заканчивались оправдательным приговором, который выносили присяжные из крестьян17. Традиция самочинных расправ отличалась устойчивостью, что подтверждалось фактами крестьянских самосудов, отмеченных в советской деревне в 20-е гг. XX века18.

      Самосуду в деревне подвергали неверных жен и распутных девок. По народным понятиям разврат являлся грехом, так как он задевал честь семьи (отца, матери, мужа). Гулящим девкам отрезали косу, мазали ворота дегтем, завязывали рубаху на голове и по пояс голыми гнали по селу. Еще строже наказывали замужних женщин, уличенных в прелюбодеянии. Их жестоко избивали, затем нагими запрягали в оглоблю или привязывали к телеге, водили по улице, щелкая по спине кнутом.

      Особой категорией сельских самосудов следует признать самочинные расправы, учиненные на почве суеверия. Во время деревенских бедствий, будь то мор или эпидемия, на сельских колдунов и ворожеек указывали как на причину постигших несчастий. И они становились жертвой крестьянской мести. Как свидетельствуют документы, самосудов над колдунами, завершавшихся убийствами, было немало. Крестьяне хорошо понимали, что в этом вопросе они не могут надеяться на официальный закон, который не рассматривал колдовство как преступление. Неудовлетворенные таким положением вещей селяне брали инициативу в свои руки. В народных представлениях убить колдуна не считалось грехом19. Информатор из Орловского уезда А. Михеева сообщала: "Убить колдуна или сжечь его, мужики даже за грех не считают. Например, жила одна старуха, которую все считали за колдунью. Случился в деревне пожар, мужики приперли ее дверь колом, избу обложили хворостом и подожгли"20.

      Другими служителями сатаны, как считали в деревне, были ведьмы. Жители села были убеждены, что ведьмы портили людей, изводили скотину. Порча производилась посредством собранных в ночь Ивана Купалы трав наговорами на еду и питье. Человек, на которого навели порчу, начинал чахнуть или делался "припадочным", или начинал "кликушествовать". Только сглазом можно было объяснить, почему вдруг корова перестала доиться или молодая девушка "таяла" на глазах21. Повсеместно ведьм считали виновницами летних засух и неурожаев. В селе Истобном Нижнедевицкого уезда Воронежской губернии в начале XX в. крестьяне чуть не убили одну девушку, которую подозревали в ворожбе. Девка эта якобы ходила голая по селу и снятой рубахой разгоняла тучи. Вмешательство местного священника спасло несчастную от расправы22.

      За менее тяжкие преступления, такие как кража одежды, обуви, продуктов, воров в селе подвергали "посрамлению". Обычное право предусматривало наказания вовсе неизвестные официальному законодательству. Одно из таких - обычай срамить преступника, то есть подвергать его публичной экзекуции, унижающей его честь и достоинство. Крестьяне объясняли существование этого обычая тем, что "сраму и огласки более всего боятся"23. Такая форма самосуда носила, прежде всего, демонстрационный характер. Ритуалом "вождения" вора община показывала свою власть и предупреждала жителей деревни, что в случае воровства кары не избежит никто. По приговору сельского схода уличенного вора, порой нагишом, с украденной вещью или соломенным хомутом водили по селу, стуча в ведра и кастрюли. Во время такого шествия по селу каждый желающий мог ударить преступника24. Били по шее и в спину, чтобы истязаемый не мог определить, кто наносит удары. После такого публичного наказания вора сажали в "холодную", а затем передавали в руки властей. С этой же целью, "для сраму", применялись общественные работы. Женщин заставляли мыть полы в волостном правлении или мести улицы на базаре. В селе Новая слобода Острогожского уезда Воронежской губернии мать и дочь за дурное поведение очищали слободскую площадь от навоза. Мужики, в качестве наказания, исправляли дороги, чинили мосты, копали канавы25.

      Коллективные расправы над преступником в ходе самосуда служили действенным средством поддержания сельской солидарности. Община решительно пресекала споры, проявление вражды между односельчанами, то есть все то, что могло разрушить социальные связи и общность людей. Участие селян в самосудах служило и возможностью выхода энергии агрессии, затаенной вражды. Мирской приговор, предшествующий самосуду, придавал ему в глазах крестьян законную силу и делал месть со стороны жертвы маловероятной.

      Не менее жестоким был семейный самосуд. Вот пример такой домашней расправы. Свекровь застала невестку с холостым братом мужа. На семейном совете порешили наказать "гулену". Муж, свекровь и старший брат попеременно избивали ее плетью. В результате истязания несчастная более месяца лежала при смерти26. В другом случае для расправы оказалось достаточным одного подозрения в супружеской неверности. Мать и сын в течение нескольких дней били беременную невестку. После очередного избиения она "выкинула" ребенка и сошла с ума27.

      Безотчетная власть мужа над женой отражена в народных поговорках: "Бью не чужую, а свою"; "хоть веревки из нее вью"; "жалей как шубу, а бей, как душу" 28. Этот варварский обычай, шокировавший просвещенную публику, в деревне являлся делом обыденным. С точки зрения норм обычного права битье жены не считалось преступлением в отличие от официального права. Рукоприкладство в деревне было чуть ли не нормой семейных отношений. "Бить их надо - бабу да не бить, да это и жить будет нельзя". Мужик бил свою жену беспощадно, с большей жестокостью, чем собаку или лошадь. Били обычно в пьяном виде за то, что жена скажет поперек или из-за ревности. Били палкой и рогачем, сапогами, ведром и чем попало29. Порой такие расправы заканчивались трагически. В местных газетах того времени периодически появлялись сообщения о скорбном финале семейных расправ. Приведем одно из них. "Тамбовские губернские ведомости" в номере 22 за 1884 г. писали, что в деревне Александровке Моршанского уезда 21 февраля крестьянка, 30 лет от роду, умерла от побоев, нанесенных ей мужем.

      Русский мужик старался следовать традиции, соответствовать образу "грозного мужа". "Крестьянин сознает, что он глава жены, что жена должна бояться своего мужа, вот он и выражает свое превосходство перед нею, внушает ей боязнь, уважение к себе кулаком, да вожжами" - делился своими впечатлениями о деревенских нравах священник из Курской губернии. Корреспондент В. Перьков из Волховского уезда Орловской губернии сообщал: "Власть мужа состояла в том, что он мог от нее требовать работы и полнейшего повиновения во всем. Он мог ее бить, и соседи относятся к этому хладнокровно. "Сама себе раба, коль не чисто жнет" - говорят они". Общественное мнение села в таких ситуациях всегда было на стороне мужа. Соседи, не говоря уже о посторонних людях, в семейные ссоры не вмешивались. "Свои собаки дерутся, чужая не приставай" - говорили в селе. Иногда крестьяне колотили своих жен до полусмерти, особенно в пьяном виде, но жаловались бабы посторонним очень редко. "Муж больно бьет, за то потом медом отольется"30. Сама женщина относилась к побоям как к чему-то неизбежному, обыденному, своеобразному проявлению мужниной любви. Не отсюда ли пословица "Бьет - значит любит!"

      Поводов для семейного рукоприкладства всегда было более чем достаточно. "Горе той бабе, которая не очень ловко прядет, не успела мужу изготовить портянки. Да и ловкую бабу бьют, надо же ее учить"31. Такая "учеба" в селе воспринималась не только как право, но и как обязанность мужа. Крестьяне говорили, что "бабу не учить - толку не видать". О живучести таких взглядов в сельской среде свидетельствуют данные по Больше - Верейской волости Воронежской губернии, собранные краеведом Ф. Железновым. В своем исследовании за 1926 г. он приводил результаты ответа крестьян на вопрос "Надо ли бить жену?" Около 60% опрошенных ответили утвердительно, считая это "учебой". И только 40% сельских мужиков считали, что делать этого не следует32.

      Главной причиной семейного самосуда являлся факт супружеской измены. Прелюбодеяние не признавалось основанием для расторжения брака. От обманутого мужа ожидали вразумления неверной жены, а не развода. Жен, уличенных в измене, жестоко избивали. На такие расправы в селе смотрели как на полезное дело, по понятиям крестьян с женой всегда нужно обращаться строго - чтобы она не забаловалась.

      Вот описания нескольких эпизодов расправ мужей с неверными женами в селах Орловского уезда в конце XIX века. "Жену, захваченную на месте преступления, муж, крестьянин села Мешкова привязал вожжами к воротам, а косами за кольцо в воротах и начал бить. Он бил ее до посинения и иссечения тела. Затем несчастная три раза поклонилась, при всей родне, мужу в ноги и просила прощения. После этого ее принудили пойти по селу, и, заходя в каждый дом, заказывать женщинам, не делать этого". "В деревне Кривцовой мужья наказывали своих жен за прелюбодеяние, связав им назад руки, а сами брали жен за косы и секли ременным кнутом (женщины при этом были в одних рубахах) объясняя, за что они их бьют". "В деревне Суворовке муж на жене-прелюбодейке пачкал дегтем рубаху и запрягал в телегу без дуги, а хомут надевал на голову. Волосы обязательно были распущены. Муж садился на телегу, брал в руки кнут и при огромном стечении народа ехал вдоль деревни, что не есть силы, подгоняя ее кнутом, приговаривая: "Ну, черная, не ленись, вези своего законного мужа". В соседнем селе Людском обманутый муж сначала, совсем не по-людски, бил жену ремнем, затем привязывал к столбу на улице, распустив волосы и обсыпав пухом. После этого он бил ее по щекам ладонями и плевал в лицо: "Больно и стыдно тебе от моего наказания, а мне еще было больнее и стыднее, когда я узнал, что ты развратничала"33. Публичность наказания и его назидательный характер являлись непременными атрибутами семейного самосуда.

      Насилие порождало насилие, создавало примеры для подражания. И то, что шокировало стороннего наблюдателя, воспринималось в деревне как обыденное явление. Интересное суждение о сельских нравах приводил в своих мемуарах А. Новиков, прослуживший семь лет в должности участкового земского начальника Козловского уезда Тамбовской губернии. Он писал: "В крестьянской семье, чем где-либо проявляется победа грубой физической силы; уже молодой муж начинает бить свою жену; подрастают дети, отец и мать берутся их пороть; старится мужик, вырастает сын и он начинает бить старика. Впрочем, бить на крестьянском языке называется учить: муж учит жену, родители учат детей, да и сын учит старика - отца, потому что тот выжил из ума. Нигде вы не увидите такого царства насилия, как в крестьянской семье"34.

      Русская баба, являясь объектом насилия, репродуцировала его. Сама, терпя побои, воспринимая их как должное, она культивировала эту "традицию" у подрастающего поколения. Приведу описание сцены семейной расправы, произошедшей в селе Александровке. Этот документ обнаружен мной в архиве редакции "Красный пахарь" и датирован 1920 годом. "На расправу сбежалась вся деревня и любовалась избиением как бесплатным зрелищем. Кто-то послал за милиционером, тот не спешил, говоря: "Ничего, бабы живучи!" "Марья Трифовна, - обратилась одна из баб к свекрови. - За что вы человека убиваете?". Та ответила: "За дело. Нас еще не так били". Другая баба, глядя на это избиение, сказала своему сыну: "Сашка, ты что ж не поучишь жену?" И Сашка, совсем парнишка дает тычок своей жене, на что мать замечет: "Разве так бьют?". По ее мнению так бить нельзя - надо бить сильнее, чтобы искалечить женщину. Неудивительно, что маленькие дети, привыкнув к таким расправам, кричат избиваемой отцом матери: "Дура, ты, дура, мало еще тебе!"35.

      Крестьянство России на рубеже веков сохраняло обычаи, выработанные веками. Об официальных законах деревня имела смутное представление и продолжала регулировать свои семейные и общественные отношения нормами обычного права. Стремление крестьян подчиняться суду своих односельчан, часто ничего общего не имеющего с судом формальным, следует объяснить тем, что он вполне удовлетворял нормам народной морали. Сохранение самосуда в крестьянской среде отражало приверженность жителей села традициям общинного уклада. Карательный характер народных расправ был направлен против преступлений, последствия которых грозили существованию крестьянского хозяйства. Жестокость наказания была обусловлена как желанием отомстить, так стремлением предотвратить рецидив подобных преступлений. Убийство преступника в ходе самосуда не считалось грехом и воспринималось как заслуженная кара.

      Примечания

      1. ФРЕНК С. Народная юстиция, община и культура крестьянства. 1870 - 1900. История ментальностей и историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М. 1996, с. 236.
      2. ПОЛИКАРПОВ Ф. Нижнедевицкий уезд. Этнографические характеристики. СПб. 1912, с. 142; ТЕНИШЕВ В. Правосудие в русском крестьянском быту. Брянск. 1907, с. 33, 47; СЕМЕНОВ С. П. Из истории одной деревни (записки волоколамского крестьянина). Кн. 7. 1902, с. 23; ПАХМАН С. В. Очерк народных юридических обычаев Смоленской губернии. Сборник народных юридических обычаев. Т. I. СПб. 1878, с. 17.
      3. Государственный архив Российской федерации (ГАРФ), ф. 586, оп. 1, д. 114, л. 6.
      4. Архив Российского этнографического музея (АРЭМ), ф. 7, оп. 2, д. 685, л. 6; д. 1215, л. 13.
      5. Сборник народных юридических обычаев. Т. 2. СПб. 1900, с. 281.
      6. МАТВЕЕВ П. А. Очерки народного юридического быта Самарской губернии. Сборник народных юридических обычаев. Т. 1. СПб. 1878, с. 30; СОЛОВЬЕВ Е. Т. Преступление и наказание по понятиям крестьян Поволжья. Т. 2. СПб. 1900, с. 281, 282; ЯКУШКИН Е. И. Обычное право. Материалы для библиографии обычного права. М. 1910, с. 19.
      7. СЕМЕНОВА-ТЯНЬ-ШАНСКАЯ О. П. Жизнь "Ивана". Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний. СПб. 1914, с. 101.
      8. Тамбовские губернские ведомости. 1884, N 27.
      9. ГАРФ, ф. 102, д. 4. 1911, д. 449, л. 101об.
      10. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 5, д. 254, л. 106.
      11. ГАРФ, ф. 586, оп. 1, д. 120а, л. 6; ф. 102 д. -4. 1911, д. 449, л. 104об., 52об.
      12. АСТЫРЕВ Н. М. В волостных писарях. Очерки крестьянского самоуправления. М. 1898, с. 263.
      13. ВСЕВОЛОЖСКАЯ Е. Очерки крестьянского быта. Этнографическое обозрение. 1895, N 1, с. 31.
      14. Тамбовские губернские ведомости, 1884, N 27.
      15. ГАРФ, ф. 102. ДП. 2-е д-во, д. 158, ч. 15, л. 9об.
      16. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 685, л. 6.
      17. ВСЕВОЛОЖСКАЯ Е. Ук.. соч., с. 31.
      18. РГАСПИ, ф. 17, оп. 5, д. 254, л. 105, 106.
      19. ГАРФ, ф. 586, оп. 1, д. 114, л. 6.
      20. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 1316, л. 15.
      21. ЛЕВИН М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи. Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1997. М. 1997, с. 104.
      22. ДЫНИН В. И. Когда расцветает папоротник ... Народные верования и обряды южно-русского крестьянства XIX-XX веков. Воронеж. 1999, с. 94.
      23. ОРШАНСКИЙ И. Г. Исследование по русскому праву обычному и брачному. СПб. 1879, с. 140.
      24. ГАРФ, ф. 586, оп. 1,д. 114, л. 6.
      25. ЗАРУДНЫЙ М. И. Законы и жизнь. Итоги исследования крестьянских судов. СПб. 1874, с. 180; СОЛОВЬЕВ Е. Т. Самосуды у крестьян Чистопольского уезда Казанской губернии. Сборник народных юридических обычаев. Т. 1. СПб. 1878, с. 15 - 16; ЯКУШКИН Е. И. Ук. соч., с. 28.
      26. ТЕНИШЕВ В. Ук. соч., с. 64.
      27. Сборник народных юридических обычаев. Т. 2, с. 293.
      28. БУНАКОВ Н. Сельская школа и народная жизнь. СПб. 1907, с. 50, 51; ИВАНИЦКИЙ Н. А. Материалы по этнографии Вологодской области. Сборник для изучения быта крестьянского населения России. М. 1890, с. 54.
      29. СЕМЕНОВА-ТЯНЬ-ШАНСКАЯ О. П. Ук. соч., с. 5.
      30. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 686, л. 23; д. 1011, л. 2, 3; д. 1215, л. 3.
      31. НОВИКОВ А. Записки земского начальника. СПб. 1899, с. 16.
      32. ЖЕЛЕЗНОВ Ф. Воронежская деревня. Больше-Верейская волость. Воронеж. 1926, с. 28.
      33. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 1245, л. 8, 9.
      34. НОВИКОВ А. Ук. соч., с. 9 - 10.
      35. РГАСПИ, ф. 17, оп. 5, д. 254, л. 113.

      Вопросы истории. - 2005. - № 3. - С. 152-157.