Nslavnitski

Черная сотня

22 сообщения в этой теме

Тема несколько обросла мифами - сначала черносотенное движение сплошь критиковали (за ними закрепилась репутация погромщиков и террористов), затем, наоборот, несколько героизировали. Я немного покопался в материалах, предпринял попытку разобраться в этом вопросе.
Для начала пара ссылок.
Степанов С.А. Черносотенный террор 1905-1907 гг. http://www.memo.ru/history/terror/stepanov.htm
Кожинов В. "Черносотенцы" и революция
http://www.hrono.ru/libris/kozh_chern.html
С. Кара-Мурза:
http://www.hrono.ru/statii/2003/black.html

Начну, пожалуй, с краткой справки о черносотенном движении.

Во первых строках отмечу, что в конце 1905 г. возникло несколько черносотенных организаций: Союз законности и порядка (Орел), Партия народного порядка (Курск), Царско-народное общество (Казань), Самодержавно-монархическая партия (Иваново-Вознесенск), Белое знамя (Нижний Новгород), Двуглавый орел (Киев), Союз русских православных людей (Шуя). Однако большинство из них ограничивали свою деятельность пределами одного города, уезда, редко – губернии.

А вот Союз Русского Народа, созданный в Санкт-Петербурге в ноябре 1905 г., изначально позиционировался как всероссийский, поэтому через полгода практически вся страна была покрыта сетью провинциальных отделов. Ряды черносотенцев быстро росли, и к концу 1907 – началу 1908 гг. в 2229 местных организациях числилось, согласно данным Министерства внутренних дел, более 400 тыс. человек. Правда, есть один любопытный нюанс: черносотенцы не пользовались существенной поддержкой в районах с преобладающим русским населением и там, где русское население отсутствовало или было незначительным (Финляндия, Польша, Прибалтика, Кавказ), а наиболее активно действовали в районах со смешанным национальным составом (Белоруссия, Украина).

Идеология Союза строилась на известной формуле "самодержавие, православие, народность", при этом резкой критике подвергались как капитализм (считался искусственно взращиваемой и органически чуждой для России хозяйственной системой), так и демократия с «буржуазными ценностями» и индивидуализмом. Основа программы черносотенцев — сохранение неограниченной монархии, при этом четко разделяли "самодержавие" и "абсолютизм", основанный не на православно-церковном и земско-государственном единении и общении царя с народом, а на праве сильного, а также дворянских привилегий и крестьянской общины. Еще один важный лозунг: "Россия для русских" (под этим понималось все славянское население).

Социальный состав был весьма пестрым, от представителей аристократии, до крестьян (наиболее массовый характер приобрело вступление в Союз русского народа в Волынской и Подольской губерниях, где действовала Почаевская лавра, руководимая черносотенным духовенством). Были созданы и рабочие организациями (в частности, киевский Союз русских рабочих, руководимый типографщиком К. Цитовичем). Весьма сильные позиции монархисты занимали на Путиловском заводе в Санкт-Петербурге, который в то тоже время по праву считался бастионом социал-демократов.

Союз возглавлял врач А.И. Дубровин, его ближайшими помощниками стали В.М. Пуришкевич и Н.Е. Марков, к руководящему составу относились также филолог А.И. Соболевский, хранитель Горного музея Н.П. Покровский, художник А.А. Майков (сын известного поэта), адвокаты А.И. Тришатный и П.Ф. Булацель, оптовый рыботорговец И.И. Баранов, издательница Е.А. Полубояринова (казначей союза), председатель совета Гостиного двора в Петербурге П.П. Сурин.
На выборах в I Государственную Думу монархисты потерпели сокрушительное поражение - за них проголосовало всего 9,2 % выборщиков, в результате среди депутатов Думы не оказалось ни одного представителя Союза, но в дальнейшем им удалось добиться некоторых успехов, и депутатами II Думы стали Пуришкевич и Крушеван(они стали первыми депутатами, удаленными из зала заседаний за хулиганское поведение). В III и IV Думах у правых было уже примерно 140 мандатов, однако к тому времени Союз русского народа распался. Сначала из него вышел Пуришкевич ( он возглавил Русский народный союз имени Михаила Архангела), а затем и Марков. Причины - как личное самолюбие, так и политические разногласия.

В 1911-1912 гг. Союз русского народа распался на две враждующих партии – Всероссийский дубровинский Союз русского народа и обновленческий Союз русского народа. Первая (во главе с Дубровиным) осталась на прежних позициях необходимости возвращения к дореформенному самодержавию, назначение депутатов Государственной Думы императором, выступала против реформ П.А. Столыпина (разрушение общины). "Обновленцы" во главе с Марковым полагали, что необходимо считаться с существованием выборной Думы (при этом призывали выбрать «чисто русскую»), полностью поддерживали столыпинские преобразования. Обе партии просуществовали до 1917 г.
Но дробление на этом не закончилось, постепенно стал сказываться многослойный состав черносотенных организаций и социальные противоречия в них (к примеру, сельские подотделы Союза русского народа выступали за принудительную конфискацию помещичьих земель). В конце концов местные отделы вышли из-под контроля центра, и к 1914 г. черносотенный лагерь представлял собой конгломерат разрозненных, конкурирующих между собой группировок.
Использована работа:
Политические партии России: история и современность. М., 2000.

Здесь же приведу любопытный документ.

Циркуляр союза русского народа от 30 сентября 1906 г.
К сведению отделов союза и всех русских людей. В вид большого количества запросов относительно того, могут ли служащие на государственной службе состоять членами союза русского народа, считаем необходимым сделать нижеследующее разъяснение.
Союз русского народа не представляет собой какой-либо предвыборной партии: задачи его гораздо шире, цели его неизмеримо выше и основы его несравненно глубже.
Признавая разнообразие мнений по тому или другому вопросу крайне желательным в целях наилучшего и всестороннего освещения данного вопроса, союз в то же время не может признать возможным законное существование политических партий в среде верноподданных русских граждан, каковыми должны быть все подданные русского царя.
Напротив, союз основною своею целью полагает уничтожение в стране всякой партийности, влекущей за собою взаимную вражду и ненависть, путем объединения всех честных русских людей, верных долгу и присяге, во имя веры, царя и отечества, о чем заявлялось неоднократно и устно и в печати.

Основные положения союза включены в основные законы Российской империи, а потому всякий верноподданный русский гражданин, даже помимо союза, уже по одному лишь долгу присяги, обязан их не только признавать, но и свято чтить, не за страх, а за совесть, как священную волю самодержавного царя.
Лица, состоящие на государственной службе, очевидно, не могут не быть верноподданными русскими гражданами. Значит, они обязаны или безусловно признавать основные положения союза и, по долгу службы, всеми мерами ему содействовать, или же, в случае несогласия, оставить совершенно службу тому государству, законов которого они не желают признавать.
Вывод отсюда ясен: все состоящие на государственной службе, как верноподданные русские граждане, не только могут, но и обязаны, по долгу присяги, быть по делам членами союза русского народа.
Запись в члены союза есть лишь формальное заявление о том, что вступающий в союз открыто признает основы основные законы Русского государства, которому он обязался служить верой и правдой, а потому она сущности нисколько не меняет.
Товарищ председателя главного совета союза русского народа А.И. Триштатный.

Цит по: Союз русского народа по материалам Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства / Сост. А. Чернавский. М.; Л., 1929. С. 92-93.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

В этом же сборнике собраны протоколы допросов, которые проводила Чрезвычайная Следственная комиссия Временного правительства. Выложу некоторые фрагменты, я их сгруппировал в "тематическом" порядке. Все документы - лето 1917 г.

Организация, руководство.
Протокол показаний М.Н. Зеленского.

В союз русского народа я вступил со дня основания его, скажу даже более — с того времени, когда только что возникла мысль об его образовании. Это было приблизительно в 1905-1906 гг. Идея этого союза была сплотить русскую народность на началах укрепления монархии и поднять народное благосостояние. Это была, так сказать, основная идея его. Избрание в председатели этого союза Дубровина произошло как-то само собою: собрания происходили у него в квартире, где он был радушным хозяином, ну, естественно, его и избрали председателем.
Первоначально задачи союза фактически сводились к организации отделов, которых было образовано около 3000, чуть ли не в селах.

Протокол показаний И.И. Баранова.

Я занимаюсь торговлей; у меня имеется рыбный садок на Фонтанке у Семеновского моста (у Гороховой ул.)… Из разговоров я узнал, что в Москве Полторацкий организовал общество «Народной охраны». Цель этого общества была защита бывшего царя при его проезде по Москве; они становились цепью по пути проезда государя и тем защищали его личность. Вот отсюда и зародилась мысль об организации большого союза, который встал бы на защиту православия, неограниченного самодержавия и русской народности…
Так как сам союз русского народа была организация идейная, то и средства достижения были чисто мирные; всякое насилие мы отвергали. Внешняя организация союза была такова: 1) общее собрание, 2) главный совет и 3) отделы союза…

Протокол показаний Е.А. Полубояриновой.

Мой покойный муж занимался книгоиздательством, преимущественно учебных пособий, и по смерти мужа я, как наследница, продолжила его дело. В конце 1907 г. я вступила в союз русского народа, как убежденная монархистка, в качестве члена совета. Союз наш помещался в 4 роте в доме Дубровина, который и состоял председателем союза русского народа. Сначала деятельность союза шла гладко, но с того времени как в совет стали входить члены думы, в союзе стали появляться шероховатости, закончившиеся выбором нового председателя Маркова 2-го, Дубровин же оставался по-прежнему председателем, но почетным. Начался таким образом раскол. Союз русского народа переехал в новое помещение по Баскову переулку, 3, основал свою газету «Земщина». Наш же, так сказать, союз продолжал существовать только фактически, не имея своего устава. Мы продолжали издавать газету «Русское знамя», имея свою типографию и ведя переписку с членами союза русского народа. Но все-таки своего устава мы не имели до 1912 г., когда Дубровину удалось добиться у министра внутренних дел Макарова утверждения нового, Дубровинского союза, и таким образом стал действовать Дубровинский союз русского народа, председателем которого был Дубровин, товарищем же председателя и казначеем состояла я. Совет наш состоял из 12 лиц, фамилии которых упоминаются в наших протоколах Мы перебрались в мой дом, по Воскресенской набережной 30, в каковом доме помещалась и типография газеты «Русское знамя».
Пуришкевич, когда разошелся с Дубровиным, образовал союз под именем «Народный союз имени Михаила Архангела» (Моховая улица).

Протокол показаний И.И. Комиссарова.

Я занимался по письменной части и служил в акцизном ведомстве, затем был добровольцем в русско-японскую кампанию, откуда вернулся в сентябре 1905 г. ранее я никакими партиями не увлекался, но после русско-японской войны, отчасти под влиянием общего течения, а отчасти под влиянием нужды в заработке (главным образом), я поступил в союз русского народа в качестве писца на жалованье 40 руб. в месяц. Так как получить это место можно было только члену союза русского народа, то я поступил в этот союз, где оставался до июня – июля 1907 г.
Хотя союз русского народа был органом коллегиальным, управлялся советом, но, в действительности, руководителем, можно сказать – хозяином деятельности этого союза был А.И. Дубровин. Он был, в полном смысле этого слова полновластным руководителем, который не терпел никаких возражений или препятствий в осуществлении того, что находил нужным сделать. Не погрешу, если скажу, что он все делал, что только хотел. Получая и материальную, и иную поддержку со стороны правительства, он внушал к себе страх, как человек, с которым бороться было невозможно.

Протокол показаний Г.Ф. Вебера.

Вдохновителем образования союза (и убийств деятелей левых партий) был Рачковский, к этой идее присоединились Дурново, Герасимов и др. Во главе этого союза стал доктор Дубровин, скромный врач, имевший практику исключительно среди евреев. Он даже находился в любовной связи с еврейками, от которых и прижил детей. Зная очень много фактов, я могу самым категорическим образом сказать вам, что Дубровин никогда не был идейным человеком, а преследовал исключительно корыстные интересы.
На одном из тайных совещаний союза, на котором присутствовали наиболее видные деятели его, был составлен список 43 лиц, обреченных союзом к смерти, причем в копиях против каждой фамилии такого лица был помещен портрет его. Удостоверяю категорически, что у меня самого в руках был один из таких списков, который мне удалось достать чрез одного из союзников.
1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Финансирование организаций.
Протокол показаний И.И. Баранова.

Материальные средства у нас были – членский взнос в размере от 50 коп. в год и добровольные пожертвования. Никакой субсидии, никаких денег от правительства вообще и в частности от департамента полиции союз – ни главный совет, ни отделы – никогда не получали. В экстренных случаях мы допускали самообложение. На бывший в то время, 1905-1907 годах, террор слева мы действовали исключительно словом и убеждением.

Протокол показаний Е.А. Полубояриновой.

Средства к существованию союза русского народа. Мне известно, что в 1905 ил 1906 году Столыпиным была дана субсидия что-то тысяч полтораста; это было, насколько я слышала, вскоре после покушения на взрыв дачи Столыпина. В дальнейшем могу удостоверить, что официально наш союз субсидий не получал, я это знаю как казначей, - это я имею в виду Дубровинский союз русского народа. Что же касается чисто союза русского народа (марковского), то я слышала, что там получалась правительственная субсидия, но от кого именно и в каком именно размере – не знаю...
Я ежегодно по мере надобности вкладывала свои личные денежные средства в союз русского народа, поддерживая главным образом издание газеты «Русское знамя». Какую именно сумму я давала, сказать затрудняюсь и на этот вопрос прямо скажу «не помню», а на вопрос определить хотя бы приблизительно – могу сказать, что ежегодно около ста тысяч. Мои средства это позволяли. Давала я в виде пожертвования. Таким образом я затратила на союз за все время не менее 500 000 руб. Издание одной газеты обходилось мне около 60 000 ежегодно, так как она имела не особенно много подписчиков.
По прочтении мною показания прошу внести маленькое добавление: как я слышала, из полученной от Столыпина Дубровиным субсидии в 150 000 руб. большая часть пошла на предвыборную кампанию в Государственную думу и меньшая часть на издание «Русского знамени». Я могу даже пояснить более конкретно: как мне передавали, большая часть субсидии пошла на проведение Пуришкевича в члены Государственной думы по Кишиневу – это было желание самого Столыпина.

Протокол показаний Е. К. Климовича.

Что касается средств, какими снабжались союз русского народа и вообще правые организации, то источником таковых было министерство внутренних дел. Относительно выдачи этим организациям в период моего пребывания в Москве – мне абсолютно ничего не было известно. Будучи в Москве градоначальником в 1915 г. я получил для выдачи председателю монархического союза статскому советнику Кельцеву, незначительную сумму денег, в общем около 800 руб., которые были мне присланы, кажется, главным управлением по делам печати. Когда я был уже директором, то, относясь отрицательно к вопросу о денежной субсидии монархическим организациям, я стремился окончательно ликвидировать все предрешенные до моего вступления денежные выдачи, причем докладывал министру Штюрмеру (кажется) только об удовлетворении Василия Орлова, московского монархиста, железнодорожника, в пределах назначенного до меня по смете. из секретного фонда. Эта выдача была сразу на несколько месяцев и выражалась в нескольких сотнях рублей.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Боевые дружины.

Протокол показаний П. Соколова.

Когда на данном заводе или мастерской число записавшихся достигало нескольких десятков, их собирали вместе и старались образовать организованную ячейку. Необходимость организации понимали и сами рабочие, ибо иначе они чувствовали себя бессильными бороться с левыми, которые всячески преследовали, ставили на плиту, вывозили на тачке и даже не останавливались перед открытым убийством из ружья, револьвера, ножом и даже бомбой, не говоря уже о целом ряде «несчастных случаев» столь возможных при столь крупном машинном производстве. Так возникали так называемые боевые дружины.
Что касается самой организации таких боевых дружин, то она была такова: рабочие, члены союза, выбирали «десятских», «сотников» и даже тысячников из своей среды. Отдельные дружины группировались по районам, и во главе таких районных дружин стояли выборные более или менее интеллигентные лица, как-то инженеры, техники и др.

Протокол показаний М.Н. Зеленского.

Состоя секретарем совета, я тогда же обратил внимание на то, что союз русского народа в лице особого отдела совершено конспиративного характера образовал особую организацию, поставившею своею задачею оказывать вооруженное противодействие левым партиям. Для осуществления такой задачи были образованы боевые дружины, которые снабжались оружием. В нашей канцелярии стали появляться подозрительные типы, вооруженные револьверами.
Во главе этого отела находились: Дубровин, Майков, Соколов Виктор Павлович (горбатый), Юскевич-Красковский, граф Коновницын. Видимо, это было сорганизованное сообщество, так как у них был некий Степан Яковлев, служивший в охранном отделении и игравший тут роль «наводчика»... Были боевые дружины, в которых состояли Половнев, Ларичкин и др. Они наводили даже страх. Они заняли даже в нижнем этаже помещение.

Протокол показаний Е.А. Полубояриновой.

Я лично понятия о боевых организациях союза русского народа не имею, сама лично никакого отношения не имела к ним, и могу лишь сказать, что такие организации, насколько слышала от некоторых союзников, существовали в начале революции, но продолжали ли они существовать и позже – мне не известно.

Протокол показаний И.И. Комиссарова.

Идея об образовании боевых дружин союза русского народа была Дубровина, но как человек хитрый, он старался придать этой организации тайный, конспиративный характер. Деятельность таких боевых организаций поэтому не может быть отнесена к ответственности всего союза русского народа, так как работа таких боевых организаций являлась делом рук не всех членов союза.
Боевые дружины существовали как в Петрограде, так и в других наиболее крупных городах России, как-то: в Москве, Одессе, кажется, в Нижнем Новгороде и других городах, которых сейчас за давностью лет не помню. Возникли такие дружины на почве самообороны от активной работы революционеров, но затем они отклонились от этой своей прямой цели и стали совершать уже преступления. Нельзя сказать, чтобы такому роду деятельности дружин сочувствовали все дружинники. Главным, основным ядром боевых дружин были: Дубровин, как лицо подавшее идею и сочувствующее, но фактическим руководителем и начальником дружины был Николай Максимович Юскевич-Красковский. В Петрограде были, кроме общегородской дружины, еще и другие, районные дружины – нарвская, московская, путиловская и за Невской заставой. В каждой такой дружине был свой начальник. На Путиловском был начальником Половнев, за Московской – не помню кто, за Невской – Снесарев, прочих не помню, но во главе всех этих районных отделов стоял Юскевич-Красковский с помощниками (сотрудниками) Степаном Яковлевым, служившим в охранном отделении, горбатым студентом Виктором Соколовым; этих лиц чаще других посещал Майков.

Общегородская дружина была мало сорганизована, так как лица, состоявшие в ней, были разбросаны в разных частях города, тогда как районные, были более сорганизованы и сплочены, так как состояли из рабочих определенного завода или района. Кроме начальников дружин, у них были десятники. Вооружение состояло из револьверов разных систем, как-то: Лефоше, браунинг, парабеллюм и др. Доставлял вооружение Юскевич-Красковский, получавший таковое от петроградского градоначальника фон дер Лауница, с которым он состоял личной дружбе. Для хранения оружия была отведена маленькая комната в первом этаже в том же помещении-квартире, где находилась канцелярия союза в доме Дубровина… Мне известно, что Юскевич ездил в Финляндию за револьверами хороших систем, браунингами, и оттуда привозил, но у кого именно он там приобретал, мне неизвестно.
Дружина собирала фотографические карточки и изображения разных политических деятелей, но кого именно – не знаю. Видимо, с тою целью, чтобы ознакомиться с личностями намеченных жертв… При помощи такой дружины был убит Мухин (убил его Ларичкин), Герценштейн и в Москве – Иоллос. Вот те дела, которые, как мне известно, были выполнены при участии дружин.
Когда Пуришкевич, в виду происшедших недоразумений, отделился от союза русского народа, то боевые дружины остались при Дубровинском союзе.

Протокол показаний М.С. Комиссарова.

Что касается боевых дружин союза русского народа, то мне известно очень немногое: в организации таких дружин принимал участие градоначальник фон дер Лауниц, у которого был близким человеком некто Аркадий Болдырев, богатый помещик Тамбовской губернии: он заведовал и охраною самого Лауница и принимал участие, насколько припоминаю, и в организациях указанных дружин. Насколько припоминаю, граф Буксгевен был в близких отношениях с Болдыревым и, если не ошибаюсь, то Болдырев вместе с графом были у Герасимова, но точно последнего обстоятельства за давностью времени установить в памяти не могу.

Протокол показаний А.И. Пруссакова.

Созданием боевых дружин преследовали цели различные: во-первых, борьба с политическими противниками, во-вторых, сведение счетов с личными врагами и, наконец, иногда работа таких дружин сводилась к учинению разбоев, грабежей и убийств. В некоторых и даже многих городах, где имелось богатое население евреев, такие дружины служили страхом и часто требовали деньги от богатых евреев путем учинения погромов.
Дубровин не только не препятствовал явно преступной деятельности дружин, но даже поощрял их, так как такая преступная работа дружин служила иногда способом получения средств. Это и были деньги которые в виде откупов брались с евреев; правда, не все деньги, что получала дружина, попадали в союз, так как часть денег попадала в руки дружинников.
Инициатором создания боевых дружин был сам Дубровин; фактическим организатором и распорядителем дружин был отставной губернский секретарь Николай Максимович Юскевич-Красковский, который был руководителем не только боевых дружин в Петрограде, но и в провинции.
В Петрограде было несколько отделов дружин: так, был отдел за Невской заставой, под главенством ныне покойного Михаила Павловича Зубкова, по кличке «Душегуб», за Нарвской заставой – там был главным деятелем Юскевич-Красковский, помощником коего был Александр Половнев по кличке «Сашка косой». Там же деятельное участие принимал некий Степан Яковлев, он же закупщик и поставщик оружия; там же принимал участие ныне покойный граф Эммануил Иванович Коновницын. Эти два отделам не известны, и, насколько мне известно, других отделов не было. Путиловская дружина – это то же самое, что Нарвский отдел. Состав дружин был из подонков – людей, которые совершенно не разбирали средств. Они и грабили и совершали набеги, и все это сходило им с рук: зато, когда нужно было использовать эту боевую силу, союз мог направлять ее по своему усмотрению, и боевики выполняли даваемые указания союзом.
Члены таких дружин были вооружены оружием и взрывчатыми снарядами, которые привозили из Финляндии Юскевич-Красковский и Степан Яковлев; была даже особая «приемная комиссия», в состав которой, кроме Дубровина и Булацеля, входили еще Майков Ап. Аполлонович (вольный художник) и студент Виктор Павлович Соколов. Такая комиссия существовала на предмет расценки оружия, подсчетов расходов, затрачиваемых на оружие, определение пригодности взрывчатых снарядов и, наконец, рассылки через надежных людей о многие провинциальные отделы. Для обеспечения конспиративности оружие раздавалось из рук в руки. Мне лично известно, как очевидцу, что в ящики с литературой, рассылаемой в провинцию, секретно между книжками укладывались револьверы, преимущественно браунинги. Таким образом я могу положительно удостоверить факт снабжения боевых дружин оружием, причем таковым снабжались не только отделы петроградской боевой дружины, но и провинциальные отделы.

В состав боевых дружин входили карьеристы-чиновники, а также чиновники, опороченные по суду, опустившиеся рабочие, люди дна и содержатели домов терпимости. Все эти лица стояли на весьма низком уровне нравственности и, пользуясь званием членов русского народа, обделывали разные нечистые дела, как например, исходатайствования помилований и предоставления евреям, под видом ремесленников, права жительства в Петрограде.
За то, что боевые дружины служили союзу русскому народа, когда последнему нужно было свести счеты или «снять» влиятельного противника левой партии, как я уже упомянул, таким дружинам обеспечивалась преступная работа по совершению грабежей, шантажей, вымогательств. Должен отметить, что Пуришкевич к услугам боевых дружин не прибегал и, если что и делал, то пользовался лишь как угрозою для застращивания при агитации выборов.
Снабжал средствами такие дружины Дубровин, получавший деньги для союза из министерства внутренних дел, департамента полиции и от двора, получал и из охранного отделения.
Кроме того, у Дубровина был большой талант собирать частные пожертвования, которым не велось учета. При таком положении Дубровин имел полную возможность из сумм, собираемых на союз русского народа, снабжать боевые дружины деньгами.

Протокол показаний И.А. Лаврова (возглавлял одну из десяток Невского района).

Деятельность боевых дружин выражалась в исполнении всего того, что поручал Дубровин, как глава союза, через Юскевича-Красковского. В числе других обязанностей, на такую дружину возлагалось иногда обязанность убить неугодное для союза лицо. Так однажды Юскевич-Красковский поручил мне совершить убийство директора Невского судостроительного завода Гиппиуса, но я не хотел исполнить поручения; было тогда возложено это поручение на другого рабочего, ныне покойного Зорина. но и он не спешил, наконец, возложили на Якова Крикса, но выполнить убийство так и не удалось. Гиппиус – человек хороший, его, по-видимому, и рабочие любили, и поэтому убийство его как-то расстроилось.
Однако я стал замечать, что завод знает тех рабочих, которые состоят союзниками русского народа, и нас стали преследовать и убивать. Так был убит мой брат, и на меня стали покушаться, почему я, опасаясь, решил оставить союз. Я явился к Дубровину и указал на это обстоятельство, но на это не было обращено внимания, и я оставил союз.

Протокол показаний Л. Н. Андриянова.

В 1905 г. я работал на Невском судостроительном механическом заводе, за Невскою заставою. В нашем районе была организована боевая дружина, вооруженная револьверами и чинившая разные беззакония. Она присвоила себе власть всех лиц, казавшихся им подозрительными, обыскивать и арестовывать, причем она совершала разные имущественного характера преступления, как-то кражи и грабежи… В 1906 г. 18 февраля состоявший членом такой боевой дружины Илья Лавров пытался задержать моего товарища-нелегального, я заступился и стрелял в Лаврова, который со своей стороны стрелял в меня. Я был задержан и отправлен в Шлиссельбургский участок, на Московской улице. Там я провел несколько дней, меня затем судил окружной суд, и я был оправдан за покушение на убийство Лаврова. Тогда опрашивали Илью Лаврова, который на вопросы, откуда достают они револьверы, совершенно не стесняясь, говорил, что их снабжает оружием полиция.

Он также отмечал, что во время суда Лавров упоминал о приказании Дубровина убить Гиппиуса.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Вооружение дружин.

Протокол показаний П. Соколова.

Что касается вооружения дружин, то таковое было, если можно назвать оружием старые заржавленные револьверы системы Лефоше с игольчатыми патронами (патроны имели ударники), причем были в незначительном количестве: на каждые примерно 20-30 человек приходилось 2-3 револьвера. Тогда говорили мне, что они были доставлены по приказанию градоначальника фон дер Лауница, но так ли это, я не знаю, ибо в партии был слишком мелкой сошкой, чтобы меня посвящали в подобные вещи.
Рабочие были непрочь купить хорошие револьверы, но тут они встретили затруднение в департаменте полиции, нужны были разрешения на право покупки и ношения, но таковые выдавались очень скупо и выдавались через 2-3 месяца после подачи прошения. Порядок получения оружия, насколько припоминаю, был таков: союзник подавал прошение, адресуя его в департамент полиции, и подавал его в союз русского народа, а союз препровождал это прошение в департамент полиции. Разрешение приходило в союз, который и выдавал. Просьбы не все удовлетворялись, почему союз стал добиваться получить право самому выдавать такие разрешения, но в этом ему было отказано.

Протокол показаний И.А. Лаврова.

Участники боевой дружины были вооружены револьверами, которые получали от Юскевича-Красковского. Что касается самого порядка выдачи оружия членам боевой дружины, то порядок был такой. Как револьверы, так и свидетельство на хранение мы получали от Юскевича-Красковского, причем удостоверения были подписаны градоначальником фон дер Лауницем. На таких свидетельствах были оттиски печати петроградского союза русского народа. Мог удостоверить положительно, что я никакого прошения не подавал, с ходатайством о выдаче револьвера не обращался и получил как револьвер, так и свидетельство от Юскевича-Красковского. Из этого я заключил, что снабжает оружием нас сам союз, который уже непосредственно имеет дело с градоначальником. Я потому так хорошо могу удостоверить, что я, состоя десятником, имел револьвер офицерский, артиллерийского образца, и свидетельство, которое имел у себя на руках и, следовательно, видел и рассматривал свидетельство. На нем был штемпель клейма союза русского народа с изображением Георгия победоносца (после выхода из союза полиция конфисковала оружие, сам Степанов был арестован за хранение).

Протокол показаний Е. К. Климовича (начальник охранного отделения в Москве)

Относительно снабжения оружием монархических организаций я утверждаю, что такового не было в Москве за мою бытность там. Оружие выдавалось монархистам в общем порядке, причем я допускаю, что по ходатайствам отдельных лиц за союзников, пользовавшихся в моих глазах доверием, могли быть сделаны какие-либо облегчения в получении разрешения на оружие.
Хочу пояснить, что для союзников, как таковых только, я не делал облегчения в деле получения ими разрешений на оружие. В виду развития грабежей я не отказывал в выдаче разрешения на оружие вообще благонадежному элементу Москвы, просившему разрешение на оружие для самообороны, причем, если о выдаче разрешения на оружие кому-либо просили должностные или лично известные мне лица, то по таким ходатайствам ускорялась выдача разрешения, совершенно независимо от того, принадлежало ли данное лицо к правым организациям или нет. Ускорение это заключалось в том, что полицейские справки, наводимые на месте через околоточных надзирателей, заменялись ручательствами лично мне известных лиц.

Чуть-чуть о погромах (но подробнее о них позже напишу):

Протокол показаний А.И. Пруссакова.


По провинции рассылалась литература, прокламации, в которых население призывалось к избиению представителей левых партий, преимущественно евреев, причем истребление последних рекомендовалось вне зависимости от принадлежности их к каким-либо партиям. Конечно, такие призывы имели результатом погромы, которые и происходили, например, в Белостоке, в Гомеле, в Одессе, Кишиневе и др. Об этом производились даже расследования.
В Одессе члены местной боевой дружины, по указанию Дубровина и присяжного поверенного Булацеля и при участии председателя одесского отдела союза русского народа А.И. Коновницына, привязывали к ошейникам собак значки русского народа с изображением креста и Георгия-победоносца и выпускали собак на улицу около церквей, когда кончалось богослужение и народ выходил из храма, причем кричали, что это устраивают евреи. Это вызывало большое возмущение среди выходивших из церкви богомольцев, тем более, что по заранее намеченной программе союзники кричали, что это дело рук евреев. Это и вело к кровавой расправе с еврейским населением.
Кроме того, в «Русском знамени» велась систематическая травля, систематический призыв к возбуждению населения к погромам.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Взаимоотношения с властями.

Протокол показаний И.И. Баранова.

Бывший государь ни членом, ни покровителем союза русского народа не был, но он всегда сочувственно относился к деятельности союза. Это видно из того, что, когда мы 23 декабря 1905 г. были у него в числе депутации, он принял от нас наш знак союза и благодарил за это. Из высших правительственных чинов у нас членами никто не состоял, но с некоторыми из них наши члены были знакомы. Например, Дубровин и Пуришкевич бывали у бывшего председателя совета министров Столыпина.

Протокол показаний И.И. Комиссарова.

Что касается правительственных властей, то они относились благосклонно к этим союзам, попустительствуя работе их. Так, например, исхлопатывали помилования: по делу Герценштейна были помилованы Юскевич-Красковский, Половнев, и такое помилование ничем не вызывалось. Дубровин привлекался к допросу по делу Герценштейна, и власти не разрешили его вытребовать в Финляндию. Министром юстиции был тогда Щегловитов. Могу удостоверить, что всякий раз, как только раскрывалось какое-либо дело, компрометировавшее союз русского народа, делалось все, чтобы замять дело…

Протокол показаний А.В. Половнева.

Целью боевой дружины была борьба с революцией и анархией всеми средствами – вооруженною силою. Для осуществления такой цели боевая дружина снабжалась оружием и денежными средствами. Оружие дружина получала через градоначальника, снабжавшего револьверами. Что касается денежных средств, то таковые давали и правительственные власти. Почему я это знаю? А вот почему. Союз посещал бывший градоначальник охранного отделения Герасимов. Приезжал в дворцовой карете Фредерикс, также дворцовый комендант, и после их посещения Юскевич-Красковский, стоявший во главе боевой дружины, сам говорил: «Ну, теперь деньги нам даны».
Я удостоверяю, что деятельность союза русского народа в отношении вооруженной борьбы вплоть до убийства лиц левых партий была известна, и встречала содействие и покровительство со стороны высших правительственных властей. Они снабжал боевую дружину деньгами, оружием, были осведомлены о партийных убийствах и скрывали виновных. Вот, например, Дубровина, организовавшего убийство Герценштейна, не отдали под суд, а отыгрались с нами, потому что если бы Дубровина осудили, то признали бы виновность союза, признали бы, что союз занимается убийствами…

Протокол показаний И.А. Лаврова.

Полиция была отлично осведомлена о наших боевых дружинах и о нашем вооружении и, как мне было хорошо известно, полиция, то есть местные участки, были оповещены, чтобы вооруженных лиц задерживать, а нас, союзников русского народа, не задерживать.

Протокол показаний Е. К. Климовича.

В бытность мою начальником охранного отделения в Москве монархические организации находились под особым покровительством высших представителей местной власти, как генерал-губернатора Гершельмана, а вначале и градоначальника Рейнбота. который однако вскоре охладел к ним. Представители монархических организаций… часто посещали вышеупомянутых представителей власти, причем обыкновенно при этих посещениях ими сообщались всевозможные тревожные слухи о грядущих преступлениях революционеров.
Такие сведения направлялись на проверку обыкновенно мне, причем иногда с этими сведениями сообщавшие лица направлялись непосредственно ко мне. Особенно часто посещения этого рода были делаемы Николаем Ниловичем Ознобишиным – дворянином, состоявшим председателем союза русского народа. Значительная же часть поступавших к генерал-губернатору сведений передавалась мне сим последним при посредстве чиновника для особых поручений названного генерал-губернатора Александра Анатольевича Буксгевена, который часто посещал охранное отделение, кроме того, и по вопросам охраны личности генерал-губернатора при его выездах.
По-видимому, граф Буксгевен, посещая охранное отделение, далеко не всегда заходил ко мне, ибо бывали случаи, что о том или другом сведении, переданном графом Буксгевеном, я узнавал из доклада моего помощника, ротмистра, а ныне генерал-майора Михаила Фридриховича фон Коттен.
Н.Н. Ознобишин, посещая меня, обыкновенно сообщал весьма тревожные, но совершенно не соответствовавшие истине сведения о политическом положении вообще и о деятельности революционеров в частности. При этом он являлся сторонником поддержания возникших в Москве в период вооруженного восстания боевых дружин союза русского народа. Сие последнее обстоятельство было единственным, вызывавшим мое внимание фактом, и я употреблял все свое влияние и убеждение, чтобы доказать Ознобишину не только ненужность, но и абсолютный вред подобных организаций. Думаю, что в этом я имел успех, так как за всю мою бытность в Москве никаких выступлений таких организаций не было, если не считать убийства Иоллоса.
Переходя к графу Буксгевену. я должен сказать, что и теперь не отдаю себе ясного отчета, к какой именно из пяти-шести монархических организаций, существовавших в то время в Москве, он принадлежал…

Протокол показаний Г.Ф. Вебера.

Вдохновителем образования союза (и убийств деятелей левых партий) был Рачковский, к этой идее присоединились Дурново, Герасимов и др. Во главе этого союза стал доктор Дубровин, скромный врач, имевший практику исключительно среди евреев. Он даже находился в любовной связи с еврейками, от которых и прижил детей. Зная очень много фактов, я могу самым категорическим образом сказать вам, что Дубровин никогда не был идейным человеком, а преследовал исключительно корыстные интересы.
На одном из тайных совещаний союза, на котором присутствовали наиболее видные деятели его, был составлен список 43 ли, обреченных союзом к смерти, причем в копиях против каждой фамилии такого лица был помещен портрет его. Удостоверяю категорически, что у меня самого в руках был один из таких списков, который мне удалось достать чрез одного из союзников.
Связь с охранным отделением заключалась в том, что приближенные к Дубровину лица в то же самое время состояли агентам и охранного отделения.
Я возился с союзниками русского народа около 3 лет, беседовал откровенно со многими из них, и потому мне так хорошо известно про «работу» союза русского народа. Союз совершал преступные деяния в виде убийств лиц левых партий. Из рассказов самих же союзников я знаю, что в задачу деятельности его входило устройство погромов.
Что касается отношения правительственной власти, то ее отношение к союзу было совершенно определенное: они давали денежные средства союзу. Так мне известно, что средствами снабжали: охранное отделение в лице Герасимова, министерство внутренних дел – в лице товарища министра Лыкошина, министра внутренних дел Дурново, дворцовый комендант Дедюлин, градоначальник фон дел Лауниц.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Протокол показаний С.П. Белецкого. Его размещаю отдельно - во-первых, более поздний период, во-вторых, сразу несколько интересных вопросов затрагивает.

Все сношения при Столыпине с правыми организациями вел бывший в ту пору товарищем министра внутренних дел генерал Курлов, который в своих поездках по устройству высочайших проездов, как например, в Полтаву, всегда прибегал к посредничеству и содействию правых организаций. Так, например, в Полтаве, чтобы поразить государя, во время его посещения народного гуляния, вся полиция была снята, роль ее заменяли монархические дружины, и таким образом являлась для государя видимость проявления чувств широкой народной преданности.
После убийства Столыпина, по назначении Макарова министром внутренних дел, я состоял в должности директора департамента… Система охраны государя во время высочайших путешествий была несколько видоизменена, и центром руководительных действий на местах являлись местные градоначальники и губернаторы, которые тоже прибегали к содействию монархических организаций для обслуживания пути проезда высочайших особ…

Затем, когда я был товарищем министра при Алексее Николаевиче Хвостове, то все руководительные сношения с правыми организациями взял он на себя, и я ему помогал при осуществлении тех или других его предначертаний. Так, например, познакомившись уже к этому времени с Дубровиным, я, по поручению Хвостова, примирил Дубровина с Марковым 2-м, привлек Дубровина к деятельному участию в монархическом съезде, как в петроградском, так и в нижегородском, выдавал ему 10 000 рублей на поддержание его агентуры и затем, по поручению А.Н. Хвостова, исполняя просьбу Дубровина, ездил к министру юстиции и два раза его просил приостановить находившийся в исполнении приговор суда о заключении в тюрьму Дубровина за диффамацию. Кроме того, было обещано Дубровину исходатайствование пожалования его членом действительного статского советника, чего он усиленно добивался.
Затем, при Протопопове, в первые дни его назначения, я просил Дубровина, по просьбе Протопопова поддержать рядом статей Протопопова, что в шести номерах и было сделано. Кроме того, Протопопов, зная из моих слов о желании Дубровина быть действительным статским советником, просил меня передать ему, что он с особенным удовольствием возьмет на себя исходатайствование ему, Дубровину, этой награды.

На устройство двух монархических съездов, первого, разрешенного Щербатовым в Петрограде, и второго, разрешенного Хвостовым в Нижнем Новгороде, деньги были мною даны Маркову 2-му, насколько помню в размере 20 000 руб.
С Марковым и Замысловским мне приходилось видеться при их ежемесячных посещениях меня за получением дополнительной субсидии на «Земщину» и содержимый ими при этой газете лазарет 15 000 руб. Мне приходилось узнавать те или другие отражения их неудовольствия политикой правительства.

Что касается боевых организаций в составе союза русского народа, то переписок прошлого, ярко подтверждавших наличность их в составе партий, в департаменте, в бытность свою в нем директором, я не нашел, так как большинство интересных переписок, обрисовывавших борьбу с революцией в 1905 г., не оказалось. Но следы я видел, временно исполняя должность директора, в переписке по поводу подготовления террористического акта Федорова против Витте… Затем, со слов старожилов департамента и из частных разговоров с генералом М.С. Комиссаровым, состоявшим при Плеве и Дурново в петроградском охранном отделении и в особом отделе департамента, пользовавшимся особым доверием этих двух министров, в разгар борьбы Дурново с революционным движением, по словам этих лиц, союзы русского народа принимали самое энергичное и активное участие в содействии чинам общей и жандармской полиции путем учреждения боевых дружин, имевших задачею как активное выступление против революционеров, так и пропагандистскую деятельность… причем они снабжались оружием.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Некоторые выводы.

Черная сотня являлась массовой политический организацией, большинство членов состояло в ней по причине своей приверженности к монархизму, и их деятельность ограничивалась уплатой членских взносов, участием в собраниях и т.д. При этом в партии имелись боевые дружины, занимавшиеся террором и убийствами. Большинство членов партии к этим дружинам никакого отношения не имели, многое даже не знали об их существовании. Собственно, информация зачастую противоречивая, связано это с разной степенью информированности.
Очень может быть, что имелось два типа дружин - «дружины самообороны», возникавшие зачастую стихийно (на первых порах, затем они уже создавались организованно), и дружины боевиков, которые занимались террором. Скорее всего, первые по мере спада революционного движения прекращали свое существование, и с 1907 г. сохранились только вторые (возможно, и даже наверняка туда перешла часть людей из «дружин самообороны» - те, кто проявил в годы революции наибольшую «активность», и в дальнейшем они пополнялись за счет тех, всякого «сброда»

«карьеристы-чиновники, а также чиновники, опороченные по суду, опустившиеся рабочие, люди дна и содержатели домов терпимости. Все эти лица стояли на весьма низком уровне нравственности».

И уголовный элемент туда, судя по всему, тоже вербовали.
Действовали они полулегально - руководство союза (в первую очередь, Дубровин) поддерживало и направляло их деятельность, кто-то из членов союза знал или слышал об их существовании, но не вникал в детали. А представители власти закрывали глаза на эту сторону деятельности. Таким дружинам разрешали заниматься обычной преступной деятельностью (как для зарабатывания денег, так и для поддержания формы), а по мере необходимости им давали определенные задания.
С оружием, предполагаю, дело обстояло так. На первых порах «дружины самообороны» снабжались оружием при помощи полиции, а вот позже черносотенцы стали уже закупать оружие сами (в частности, упоминались «артиллерийские револьверы» - это явно самостоятельная закупка). При этом многие рядовые члены продолжали считать, что оружием снабжает полиция (в такой обстановке и при такой поддержке приятно работать).
Но вообще, по судя по показаниям Андриянова, оружие в период 1905-1907 гг. проблемой не являлось. Вроде бы, необходимо было разрешение на хранение оружия, но наказывали за отсутствие разрешения не всегда.

С фактами еврейских погромов не густо. При этом, скорее всего, в погромах в них принимали участие будущие члены этой организации. Вообще антиеврейские настроения в партии были довольно сильные. Немного отклонюсь в сторону от протоколов - брошюр такого характера было немало (мне несколько попадалось)причем к евреям они относили и кадетов. К слову, именно черносотенные авторы и выдвинули версию о "жидомассонском антироссийском заговоре", жертвой которой как бы стал император Николай II.

Финансирование, судя по всему, осуществлялось из разных источников, в том числе и из средств министерства внутренних дел. Министерство, скорее всего, выделяло деньги на развитие партии в целом, и, в первую очередь, на издательскую деятельность (помимо газет, черносотенцы еще и брошюры выпускали в довольно большом количестве) Возможно, Дубровин часть этих средств самостоятельно пускал на содержание дружин. Та же ситуация и с пожертвованиями. Но думаю, что дружины как раз находились на «самообеспечении», при этом сдавали часть денег Дубровину.

Собственно отношение властей к союзу было в целом положительным, и при этом зависело от личных качеств и взглядов того или иного руководителя среднего звена — градоначальников, руководителей охранных отделений. Кто хотел, тот мог ограничивать деятельность дружин, кто-то (как Лауниц), наоборот поддерживал это и оказывал максимальное содействие. И, похоже, что в Петербурге они развернулись именно за счет поддержки градоначальника, после его смерти деятельность дружин была уже ограничена. В то же время с черной сотней активно сотрудничали отдельные сотрудники охранки (в частности Яковлев) — либо по идейным соображениям, либо ради дополнительного приработка, таких деталей уже не установить.
К тому же сказывалось и отношение императора - к "партии" в целом он относительно весьма одобрительно, и не скрывал этого, насчет деятельности дружин - сказать трудно, возможно, "не хотел вникать" в такие детали. Как бы то ни было, положительно отношение сказывалось, и на основании этого многие считали, что государственная власть положительно и одобрительно относится к такой деятельности.

И еще один момент, уже по другим материалам. В в петроградских газетах 1917-1918 гг. обратил внимание на один любопытный нюанс: летом 1917 г. газеты записали черную сотню в союзники большевиков, а вот в начале 1918 г. они уже считались соратниками эсеров и кадетов. Что бы ни писали плохого о тех политических силах (сначала об одной, потом о другой), черная сотня обязательно присутствовала в рядах врагов властей (причем именно черносотенцев объявляли основной движущей силой в тех ситуациях)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Черносотенцы и революционеры в Вологде в 1905 г.

В тот период в Вологде по согласованию с губернатором существовала боевая дружина, состоявшая из политических ссыльных (в 1905 г. в ней преобладали эсеры, в 1906 г. - социал-демократы), а также учащейся и рабочей молодежи. Списки этой организации представлялись губернатору.
Занимались они патрулированием по районам города - вооруженными группами (но оружие старались прятать под одеждой). В 1905 г. дружиной было подготовлено и легально расклеено по городу следующее объявление:

Городской союз охраны г. Вологда.
От городского союза по охранению лиц и жилищ в г. Вологде.
В виду все повторяющихся нападений "черной сотни" на отдельных лиц и их имущество, мы просим всех граждан г. Вологды сообщать известные им случаи проявления разбоев и подстрекательств к ним, чтобы передать виновных в руки правосудия.
Все сведения просим сообщать ежедневно в консультацию присяжных поверенных при Вологодском окружном суде (Здание Окружного суда, 2-й этаж) от 12 до 1 часу дня.
Комитет Городского союза лиц и жилищ в г. Вологде.

 

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Два вопроса:

 

Из показаний И.И. Комиссарова:

Я занимался по письменной части и служил в акцизном ведомстве, затем был добровольцем в русско-японскую кампанию, откуда вернулся в сентябре 1905 г. ранее я никакими партиями не увлекался, но после русско-японской войны, отчасти под влиянием общего течения, а отчасти под влиянием нужды в заработке (главным образом), я поступил в союз русского народа в качестве писца на жалованье 40 руб. в месяц.

 

 

Насколько массово это было и насколько характерно добровольчество в РЯВ в сочетании с участием в черносотенных организациях потом?

 

Нет ли аналогий с черными и красными ардити в Италии после ПМВ? С "Рот Фронт" и нацистами в Германии?

 

В тот период в Вологде по согласованию с губернатором существовала боевая дружина, состоявшая из политических ссыльных (в 1905 г. в ней преобладали эсеры, в 1906 г. - социал-демократы), а также учащейся и рабочей молодежи. Списки этой организации представлялись губернатору. Занимались они патрулированием по районам города - вооруженными группами (но оружие старались прятать под одеждой).

 

Фактически, губернатор оказался на стороне революции и не поддержал мэйнстрим со стороны правительственных органов в вопросе поддержки черносотенцев?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Насколько массово это было и насколько характерно добровольчество в РЯВ в сочетании с участием в черносотенных организациях потом?

Думаю, что единичные случаи. По крайней мере, других аналогичных мне не известно.

 

Фактически, губернатор оказался на стороне революции и не поддержал мэйнстрим со стороны правительственных органов в вопросе поддержки черносотенцев?

Да, совершенно верно. Он тоже был либеральным (хотя, по сообщениям полиции, более правильно относился к ссыльным и вольнодумцам, нежели его предшественник). :D

С другой стороны, ему и деваться некуда было. Проблема Вологды (и вообще северных губерний) в данном случае заключалась в том, что там евреев не было. А черносотенцы - имелись. И евреев им пришлось придумывать, вот они и накинулись на студентов, в первую очередь. А для губернатора главное - спокойствие в своем городе (губернии).

Поэтому как только образовались группы самообороны и стали обеспечивать порядок в городе, губернатор их сразу поддержал. В данном случае революционеры, по сути дела, стали властью, а черносотенцы - анархистами.

 

В Вологде все усугублялось еще одним фактором. Департамент полиции начальнику Вологодского губернского жандармского управления.
19 августа 1905 г.

 

В Министерстве внутренних дел получены сведения, что вологодский полицмейстер ведет нетрезвую жизнь, городовые не находятся на постах, вследствие чего в Вологде умножаются грабежи, кражи и убийства; что недавно в городе происходило избиение толпою воров, при чем полицмейстера не могли разыскать, и что поднадзорные открыто собираются на сходки и ведут себя дерзко. Вследствие чего Департамент полиции, по приказанию господина товарища министра внутренних дел, заведующего полицией, просит ваше высокоблагородие выяснить негласным путем, насколько приведенные сведения представляются достоверными, и о последующем сообщить Департаменту для доклада свиты его величества генерал-майору Трепову.

 

Начальник вологодского управления подтвердил то, что воров побили, как и то, что "поднадзорные ведут себя дерзко" (сходки устраивают), о чем он регулярно говорит полицмейстеру и губернатору, но те никаких мер не предпринимают, а ему предлагают все донесения в письменном виде оформлять.

 

Но тут интересна и общая обстановка в городе - полиция не могла справиться с обычной преступностью, поэтому такие дружины были необходимостью. А черносотенцы на это оказались неспособными, наоборот, сами увлеклись погромами.

 

Но вообще правительственная поддержка черносотенцев была отнюдь не везде. Похоже, в этом вопросе все зависело от личностей, то есть от взглядов и настроений должностных лиц - кто-то поддерживал, кто-то - не очень.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Похоже, в этом вопросе все зависело от личностей, то есть от взглядов и настроений должностных лиц - кто-то поддерживал, кто-то - не очень.

 

Пресловутая неоднородность власти?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Пресловутая неоднородность власти?

Да, разброс мнений в той части общества. Плюс (в случае с губернаторами) - общественное мнение в губернских  уездных городах. Оно все-таки некоторое влияние на губернаторов имело.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

А в Нижнем Новгороде получилось так:

 

9 июля 1905 г., в полугодовалый день памяти кровавого 9 января, черная сотня, с ведома и одобрения, если не сказать, при содействии губернатора, неожиданно устроила погром интеллигенции и, в сущности, мирных обывателей. В этот вечер в Народном доме была лекция, и при выходе с нее безоружные посетители – приехавшие на каникулы студенты, местные гимназисты и гимназистки и просто обывательская публика – были встречены черносотенцами, вооруженными дубинами. Такое же побоище произошло на Нижнем базаре у Блиновского садика. В таком маленьком городе, как Нижний, где лекции были редкостью, куда шли все, не оказалось ни одной семьи, которая не насчитывала близких или знакомых среди пострадавших лиц.

Негодование против губернатора было страшное, а тут еще его бестактная супруга сболтнула кому-то из местных дм, что Павлу Федоровичу так было приказано. Общество решительно отвернулось от губернатора, к его жене перестали ездить с визитами и избегали встреч с нею. Положение их стало так невыносимо, что свыше вняли его просьбам о переводе… Управлять губернией остался вице-губернатор, барон Фредерикс, пользовавшийся незавидной репутацией. Страстный и незадачливый картежник, живший выше средств, он всегда был кругом в долгу у всех знакомых, местных ростовщиков-евреев и даже у извозчиков…

Между тем события шли своим чередом. Началась историческая всеобщая забастовка, настал день 17 октября… Первые дни прошли в общем ликовании и повышенном настроении…
Вначале Нижний Новгород избежал черносотенных погромов, прокатившейся кровавой волной по всем большим городам России. Фредерикс, близко знавший кадетов – председателя губернской управы Савельева и члена ее Килевейна, обратился к ним за советом, как ему быть с черной сотней? «Спрячьте полицию, и не выпускайте из казарм казаков, и никаких столкновений не будет» - был мудрый совет. Местные погромщики, трактирщик Журавлев и извозопромышленник N, явились было к нему с заявлением, что души патриотов не могут долее терпеть революционных демонстраций красных и что нужно их проучить. Фредерикс решительно объявил, что при первом погроме повесит обоих явившихся, даже если они лично не будут в нем участвовать. Кроме того, он призвал приставов и полицмейстера и предупредил, что немедленно уволит того из них, в чьем участке начнется погром. С евреями, которым он так много был должен, ему неудобно было ссориться. А когда в первое же воскресенье в город прибыли сормовские рабочие и стройными колоннами продефилировали по улицам, то черная сотня и вовсе присмирела. И погромов не было.

Популярность барона сразу скакнула на 11 градусов вверх. Но де факто он оставался все лишь скромным вице, и когда заговорили о назначении нового губернатора, да вдобавок хорошо известного черносотенца – Нейдгардта, то нижегородцы послали просьбу о назначении на этот пост Фредерикса. Просьба была уважена, но новоиспеченный губернатор получил из Питера недвусмысленное предложение водворить порядок. Сколько барон не доносил о благополучии во вверенном ему крае, предложение снова подтверждалось, и ему пришлось понять, что от него требуют хотя бы запоздалого погрома. Он подчинился, и тогда произошло известное сормовское избиение рабочих.

 

Буланова-Трубникова О.К. Три поколения. М.; Л., 1928.

2 пользователям понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Общество решительно отвернулось от губернатора, к его жене перестали ездить с визитами и избегали встреч с нею. Положение их стало так невыносимо, что свыше вняли его просьбам о переводе…

 

Жаль, что сейчас это утрачено!

 

Но де факто он оставался все лишь скромным вице, и когда заговорили о назначении нового губернатора, да вдобавок хорошо известного черносотенца – Нейдгардта, то нижегородцы послали просьбу о назначении на этот пост Фредерикса. Просьба была уважена, но новоиспеченный губернатор получил из Питера недвусмысленное предложение водворить порядок.

 

Да, вот оно - истЕнное лицо "гоцудаля-импелатола скотины" (с)! С одной стороны - уважил просьбу населения, с другой - настоял на проведении погромов!

 

Святой, одним словом :-! 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Святой, одним словом :-!

И праведный - за православных был.

 

Жаль, что сейчас это утрачено!

Все-таки "высший круг" даже в губернских городах в то время был небольшим (и, можно сказать, узким), поэтому общество вполне могло и влиять на оного.  Опять же - у кого-то из таких могли быть связи в столице, что губернатор должен был учитывать.

Сейчас такое и вправду невозможно.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

В Риге получилось так:

 

Как только мы получили от наших ячеек Московского форштадта известие, что в трактирах идет черносотенная пропаганда погромов, так прежде всего выкинули на Московский форштадт боевую студенческую дружину с Деннемарком во главе, вооружили все наши конспиративные квартиры, созвали все комитеты многочисленных рижских партий и организовали Федеративный Рижский комитет, а от его имени (все это было сделано в один день), в 12 часов ночи, послали ультимативную делегацию к губернатору (вошли туда я, Осип, инженер Мямлин и доктор Элнасберг) с заявлением, что если он не разгонит сейчас же свою полицейско-шпионскую сволочь, то мы ее расстреляем. Звегинцев пытался вертеться, у него мы встретились лицом к лицу с делегацией "старообрядцев" Московского форштадта, от имени которых должна была начаться утром манифестация с иконами, портретами царя, хоругвями и проч.
Частично подействовал наш ультиматум, частично мы расстреляли ночью ряд черносотенцев-городовых, известных нам своей облавой на "Орлиное гнездо" Марка, главную же массу манифестантов встретили огнем у синагоги, где они начали избивать прохожих евреев. Манифестация разбежалась.

 

 

Кобозев П. Мои воспоминания о 1905 годе в гор. Риге // Красная летопись. 1922. № 5. С. 298.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Черносотенцы в Архангельске:

 

Говоря о черносотенных организациях в Архангельской губернии, нельзя обойти молчанием одного деятеля из этого лагеря в самом Архангельске, дворянина Фотина Клюева явившегося боле черносотенным, чем союз русского народа. В 1906 г. он, вместе с находившимся под его влиянием крестьянином Андеем Матвеевичем Корельским, задумал организовать в Архангельске особую политическую партию под названием "Громада верных сынов России" и представил выработанный им проект устава этого общества, состоявшего всего из двух учредителей. Присутствие по делам об обществах и союзах отказало в регистрации этого общества. Это однако не помешало Клюеву от имени союза русского народа посылать поздравительные телеграммы царю и получать благодарственные ответы. Чтобы, так или иначе, сократить вредную даже с точки зрения администрации деятельность этого "патриота", было придумано оригинальное средство: от имени губернатора обратиться за содействием к председателю союза русского народа Дубровину. В спроектированной для сего, но не посланной по назначению бумаге говорилось, что Клюев испросив разрешение на устройство предварительных собраний для организации предположенной им громады, сразу же стал своими речами возбуждать одну часть населения против другой, угрожая тем самым общественному спокойствию и безопасности, вообще своею деятельностью он вызвал к себе самое недоброжелательное отношение к нему со стороны самых умеренных людей и способствовал в значительной степени тому, что членами в государствнную думу третьего созыва от Архангельской губернии прошли лица, принадлежащие к левым партиям. В заключение сообщалось, что в регистрации Архангельского отдела союза русского народа под председательством Клюева будет отказано.

 

 

Из истории революционного рабочего движения 1905-1908 гг. в Архангельской губернии (составлен по делам канцеляри Архангельского губернатора и фабричного инспектора) // 1905 год. Революционное движение в Архангельской губернии. Очерки и воспоминания. Архангельск, 1925. С. 13.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Это к черной сотне не относится, но решил сюда - еврейские погромы на территории Грузии.

 

20 октября 1895 г. на ярмарке в мест. Самтреди Кутаисского уезда толпа местных крестьян, возмущенная распространившимся слухом об убийстве евреями в гор. Кутаисе христианина Коставы и находясь под влиянием известия о происшедшем в названном городе по этому поводу погроме евреев, напала на расположившихся на базарной площади евреев, в числе 42 лиц, и, нанеся им побои, истребила, а частью похитила находившееся там имущество и товары, в общей сложности на сумму свыше 4000 руб.

 

Порадовало изящество стиля судебных органов:

5 ноября 1896 г. крестьяне Кутаисской губернии и уезда селения Кулаши... за участие в публичном скопище, учинившем соединенными силами участников, вследствие побуждений, проистекавших из племенной и религиозной вражды к евреям и экономических к ним отношений, вторжение в их лавки, сопровождавшееся насилием над их личностью и уничтожением принадлежавшего потерпевшим имущества, присуждены были…

 

(8-10 месяцев тюремного заключения)
РГИА, фонд министерства юстиции.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Немного о судьбе погромщиков версии октября 1905 года в Черниговской губернии (таких документов в деле имеется несколько десятков - именно по поводу приговоров в Черниговской губернии, также несколько приговоров в Киевской:

 

IMG_20170207_144837.jpg

IMG_20170207_144843.jpg

IMG_20170207_144849.jpg

IMG_20170207_144854.jpg

IMG_20170207_144900.jpg

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
В 23.06.2015в23:16, Nslavnitski сказал:

Это к черной сотне не относится, но решил сюда - еврейские погромы на территории Грузии.

Там все евреи были местными.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Из книги Коновалов И.А. Очерки современной деревни. Дневник агитатора. СПб., 1913.

 

Сотня_01.jpg

Союз_02.jpg

Союз_03.jpg

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Анисимов Е. В. Петр II
      Автор: Saygo
      10 марта 1725 г. Санкт-Петербург хоронил Петра Великого. Это была грандиозная, невиданная ранее церемония, участники и зрители которой были подавлены мрачной красотой происходящего. Траурные звуки множества полковых оркестров, глухой рокот барабанов, слаженное пение нескольких сот певчих, плач тысяч людей, звон колоколов - все это периодически заглушалось пушечными выстрелами, следовавшими один за другим с паузой в одну минуту на протяжении нескольких часов. Это был как бы исполинский метроном, внушавший присутствующим, по словам архиепископа Феофана Прокоповича - участника и летописца похорон, - "священный ужас".
      Но разглядывая печальное шествие, траурные одежды, красочные гербы и флаги, опытный глаз французского посланника Ж.-Ж. Кампредона не мог не заметить одной важной детали: внук Петра I, единственный мужчина дома Романовых великий князь Петр Алексеевич следовал в процессии лишь на восьмом месте, после императрицы Екатерины I, ее дочерей Анны и Елизаветы, а также дочерей старшего брата покойного императора, Ивана, Екатерины и Прасковьи. И что больше всего возмутило знатоков протокольных тонкостей - это то, что 9-летний внук Петра I, прямой потомок московских царей, шел даже после двух сестер Нарышкиных и жениха старшей дочери Петра, Анны Петровны, - голштинского герцога Карла-Фридриха.
      Подобная расстановка участников траурного шествия, конечно, не была случайной, как и то, что великому князю не нашлось места среди ближайших родственников покойного во время церемонии погребения в Петропавловском соборе: юный Петр Алексеевич стоял вдали от императрицы и ее дочерей. Все это должно было демонстрировать те политические реальности, которые возникли после дворцового переворота в ночь смерти Петра, с 28 на 29 января 1725 года. Тогда в Зимнем доме, у еще не остывшего тела преобразователя России произошла острая политическая схватка. В жестоком споре столкнулись две группировки знати: родовитая аристократия ("старые бояре" донесений иностранных дипломатов) и "новая знать", выдвинувшаяся из низов благодаря своим способностям и симпатиям царя-реформатора, ценившего знатность, как известно, "по годности". Борьбу, которая, к счастью, не вылилась в кровопролитие, обостряло то обстоятельство, что Петр умер, не оставив завещания.
      "Бояре" - Долгорукие, Голицыны, П. Апраксин, Г. Головкин, А. Репнин - настаивали на кандидатуре великого князя Петра Алексеевича, сына погибшего в 1718 г. в застенке царевича Алексея. За ними была традиция передачи престола по мужской линии от деда к сыну и далее к внуку. Но за "худородной" новой знатью - А. Меншиковым, П. Ягужинским, П. Толстым, - предлагавшей возвести на престол вдову императора, Екатерину Алексеевну, - вчерашнюю "портомою" и кухарку, было нечто более весомое, чем традиция: оружие, деньги, сила окружавших дворец гвардейцев, горой стоявших за матушку- государыню, боевую подругу обожаемого императора. Их давление, угрозы расправы с несогласными повлияли, в конечном счете, на решение собравшихся во дворце сановников: императрицей была провозглашена Екатерина. "Бояре", а вместе с ними и их кандидат, великий князь Петр, были отодвинуты от престола, что и отразилось в протоколе похоронной церемонии.



      Родители Петра II Алексей Петрович и София-Шарлотта Брауншвейг-Вольфенбюттельская


      Мария Меншикова


      Евдокия Лопухина

      Екатерина Долгорукова

      В то время Петр был лишь пешкой в политической игре, как, впрочем, и позже, когда он, а точнее, его имя, титул, родственные связи вновь привлекли всеобщее внимание. Это было весной 1727 г., в самом конце короткого царствования Екатерины I. К этому времени здоровье императрицы, не щадившей себя в бесконечных празднествах, банкетах, вечеринках и попойках, стало резко ухудшаться. За состоянием ее здоровья внимательно наблюдали политические группировки в ожидании очередного этапа борьбы за власть. Больше всего от дум о ближайшем будущем должна была болеть голова у светлейшего князя А. Д. Меншикова, фактического руководителя государства при Екатерине I. Несмотря на сопротивление и интриги своих многочисленных недругов у подножия трона - генерал-прокурора П. И. Ягужинского, зятя царицы герцога Карла-Фридриха, тайного советника графа П. А. Толстого и других, - он уверенно и спокойно вел государственный корабль: кредит доверия к нему Екатерины, которая была многим ему обязана, был беспределен. Болезнь императрицы, особенно усилившаяся весной 1727 г., вынуждала светлейшего думать о необходимых для сохранения власти и влияния превентивных мерах.
      Сведения о некоторых замыслах Меншикова стали известны во второй половине марта - начале апреля 1727 года. Тогда Петербург заговорил о намерении светлейшего выдать одну из своих дочерей (позже уточнили - старшую, Марию) за великого князя Петра Алексеевича. Для всех участников борьбы за власть и наблюдателей стало ясно, что Меншиков хотел породниться не просто с великим князем, а с наследником престола, будущим императором.
      Можно поражаться энергии, настойчивости Меншикова, проявленным им в это время. Интриги, репрессии, запугивания, уговоры, предательство - весь ареснал закулисной борьбы за власть был использован светлейшим для достижения того, что казалось ему вершиной счастья для 53-летнего мужчины: стать тестем послушного его воле юного царя, генералиссимусом и, конечно, обладателем все новых и новых богатств, земель, крепостных, звезд, орденов, золота и бриллиантов. То, что в центре своей последней придворной игры Меншиков поставил именно фигуру великого князя Петра, случайным не было. В его силах было, например, женить своего сына Александра на второй дочери Екатерины I, Елизавете, а затем добиваться ее воцарения. Но он этого не сделал, так как прекрасно чувствовал обстановку, которая явно складывалась в пользу внука Петра Великого.
      Уже в 1725 г. французский посланник, вслед за другими наблюдателями, писал, что императрица беззаботно веселится, "а между тем за кулисами множество людей тайно вздыхают и жадно ждут минуты, когда можно будет обнаружить свое недовольство и непобедимое расположение свое к великому князю. Происходят небольшие тайные сборища, где пьют за здоровье царевича"1. Конечно, непривычному к российскому застолью французскому посланнику "тайные сборища" могли показаться чуть ли не заговором. Но его, очевидно, не было. Зато имелось то, что Меншиков учитывал: у Петра, в отличие от многих возможных кандидатов на престол, было бесспорное право наследовать власть своего деда, к его фигуре приковывалось внимание всех обиженных и недовольных порядками времен петровских реформ, в надежде, что с приходом к власти сына царевича Алексея должно "полегчать". К тому же поражение сторонников великого князя в 1725 г. не было полным, и "бояре" представляли серьезную политическую силу, с которой Меншиков не мог не считаться. Уже в 1726 г. было замечено, что светлейший "ласкал" родовитую знать. Благодаря ему князь М. М. Голицын стал генерал-фельдмаршалом, а Д. М. Голицын - членом образованного в феврале 1726 г. высшего правительственного учреждения - Верховного тайного совета.
      План Меншикова был крайне недоброжелательно встречен в кругу его сподвижников по возведению на престол Екатерины. Понять их можно - Толстой, главный следователь по делу отца великого князя, понимал, что означает для него приход к власти сына казненного царевича. Не могло быть иллюзии относительно будущего и у других мелкопоместных и безродных "птенцов гнезда Петрова", которых бы оттеснили от престола родовитые и обиженные на них потомки бояр. Толстой, как и генерал-полицмейстер А. Девьер, генерал А. Бутурлин, знали, что за ветеранов январского переворота их старый товарищ Меншиков не вступится. В итоге, против светлейшего начинает сколачиваться заговор.
      Однако Меншиков опередил Толстого и его единомышленников и нанес молниеносный удар: они были арестованы, подвергнуты пытке, а затем обвинены в заговоре против императрицы и интригах с намерением помешать женитьбе великого князя на Марии Меншиковой. И в день своей смерти, 6 мая 1727 г., Екатерина, идя навстречу желанию светлейшего, подписала суровый приговор заговорщикам, а также завещание, так называемый Тестамент, который содержал два самых важных для Меншикова пункта. Первый из них гласил: "Великий князь Петр Алексеевич имеет быть сукцессором" (наследником), а согласно второму пункту, императрица давала "матернее благословение" на брак Петра с дочерью Меншикова. До 16-летия монарха государство должно было управляться регентством, в которое входили дочери Екатерины, ее зять Карл-Фридрих, сестра царя Наталья и члены Верховного тайного совета.
      Это была явная уступка со стороны светлейшего, который тем самым как бы гарантировал будущее благополучие дочерей Екатерины. Впрочем, вскоре стало ясно, что эта уступка была временной и формальной. Меншиков сразу показал, что его роль в системе управления империи отныне становится исключительной. Это было подтверждено присвоением ему высшего воинского звания генералиссимуса и высшего военно-морского звания полного адмирала. А 25 мая Феофан Прокопович обручил 12-летнего императора и 15-летнюю княжну Марию Меншикову, ставшую официально "обрученной Его императорского величества невестой-государыней".
      В этой ситуации Петр по-прежнему фигура в игре других людей. С первых дней своего царствования юный император находился под присмотром светлейшего и его родственников. Для удобства контроля Меншиков переселяет мальчика, как бы на время, до завершения строительства царской резиденции, в свой дворец на Васильевском острове. Судя по "Повседневным запискам", которые вели секретари светлейшего, в первый раз Петр ночевал у Меншикова 25 апреля, то есть еще до смерти Екатерины, а уже после воцарения в Меншиковский дворец были перевезены с Адмиралтейской стороны все царские вещи и мебель. Бросив все государственные дела, светлейший все свое время уделял царю; он разъезжал с мальчиком по городу: на верфь, в конюшню, отправлялся также за город на охоту, часто обедал с ним2.
      Большие надежды возлагал Меншиков на назначенного им обер-гофмейстером, главным воспитателем царя, вице-канцлера А. И. Остермана, которого очень высоко ценил как интеллектуала, исполнительного и послушного человека. Весной 1725 г. он говорил о нем прусскому посланнику Г. Мардефельду: "Остерман - единственно способный и верный министр, но слишком боязлив и осмотрителен"3. Как показали дальнейшие события, светлейший плохо знал Остермана.
      Вероятно, и дальше Меншиков воспитывал себе "ручного императора", если бы в середине июля его не свалила болезнь, длившаяся пять-шесть недель. Но именно их-то и хватило, чтобы прежде послушный и тихий мальчик глотнул свободы, сошелся с людьми, которые, исполняя любое его желание, сумели довольно быстро настроить его против генералиссимуса. И в этом особую роль сыграл столь "боязливый" Остерман. Он сумел тонко развить недовольство юного императора своим зависимым от воли светлейшего положением, направить это недовольство в нужное русло. А о том, что такое недовольство у мальчика было, свидетельствуют донесения иностранных дипломатов, которые видели, как Петр пренебрегает обществом своей невесты, как он тяготится опекой Меншикова.
      Развязка наступила в конце августа - начале сентября 1727 г., когда Меншиков поправился. Поначалу он не придал значения демонстративной дерзости прежде послушного царя. Даже живя вдали от Петра, находившегося в Петергофе, он был спокоен, потому что рядом с мальчиком всегда был его человек - Остерман. Письма обер-гофмейстера успокаивали, усыпляли светлейшего. 21 августа Остерман написал Меншикову притворно-веселое письмо из Стрельны в Ораниенбаум, где тот поправлялся после болезни: "Е. и. в. писанию вашей высококняжеской светлости весьма обрадовался и купно с ее императорским высочеством (сестрой Петра Наталией Алексеевной. - Е. А.) любезно кланяются.."4. Между тем наступил последний и решающий этап борьбы с Меншиковым. Сам светлейший понял, что Остерман его предал, когда было уже поздно: в начале сентября царь подписывает несколько указов, которые лишают "полудержавного властелина" власти, значения, а потом и свободы.
      Конечно, не юный император придумал указы о переезде двора с Васильевского острова, о неподчинении распоряжениям Меншикова, о его домашнем аресте, о замене верного генералиссимусу коменданта Петропавловской крепости. Ранее Меншиков, игнорируя "Тестамент", использовал именные указы царя для своих целей. Теперь этот законодательный бумеранг вернулся к светлейшему. В серии подписанных Петром II в начале сентября 1727 г. императорских указов отчетливо видна опытная рука воспитателя Петра, Андрея Ивановича Остермана, довершившего свое дело специальной запиской о судьбе Меншикова, которую 9 сентября 1727 г. в присутствии царя обсудил Совет. А на следующий день Меншиков начал свой последний путь из Петербурга...
      Было бы ошибкой думать, что время Меншикова сменилось временем Остермана. На первый план вышел новый фаворит, державшийся раньше в тени, - князь Иван Алексеевич Долгорукий. Он был на семь лет старше царя, и можно себе представить, что означала компания 19-летнего "знающего жизнь" юноши для 12-летнего "царственного отрока". Князь Иван довольно рано втянул мальчика во "взрослую" жизнь, в "истинно мужские" развлечения и весьма преуспел в этом.
      Ровесник цесаревны Анны (родился в 1708 г.), Долгорукий в отличие от многих своих сверстников с ранних лет жил за границей - в Варшаве, в доме своего деда, выдающегося петровского дипломата князя Г. Ф. Долгорукого, а затем - у дяди, князя Сергея Григорьевича, сменившего престарелого отца на посту посланника в Польше. Вернувшись в Петербург, князь Иван получал уроки у Генриха Фика, крупного деятеля петровской государственной реформы. Но, как показали последующие события, жизнь за границей, уроки знаменитого государствоведа мало что дали юноше. В 1725 г. он был назначен гоф-юнкером захудалого двора великого князя Петра Алексеевича и вряд ли мог рассчитывать на успешную придворную карьеру, если бы не превратности судьбы его повелителя.
      Значение Долгорукого для Петра без труда разгадал уже Меншиков, который постарался запутать Ивана в дело Толстого и Девьера и добиться у Екатерины I отправки его, в наказание, в полевую армию. Но во время болезни Меншикова летом 1727 г. князь Иван оказался возле Петра и немало способствовал свержению светлейшего.
      С тех пор Долгорукий не покидал своего царственного друга. Особенно усилилось влияние его после переезда двора в Москву в начале 1728 года. Клавдий Рондо, английский резидент, писал, что ближе князя Ивана у царя нет никого, он "день и ночь с царем, неизменный участник всех, очень часто разгульных, похождений императора". Испанский посланник де Лириа дополняет: "Расположение царя к князю Ивану таково, что царь не может быть без него ни минуты: когда на днях его (Ивана. - Е. А.) ушибла лошадь и он должен был слечь в постель, Е. ц. в. спал в его комнате"5. Князь Иван показал себя тщеславным, недалеким, необязательным и слабовольным человеком. Не способный на серьезные поступки, ветреный, он целиком тратил себя на гульбу и питие или как тогда говорили, на "рассеянную жизнь", участником которой он делал и императора.
      Хотя влияние князя Ивана на Петра II было весьма сильным, юный император не был заводной игрушкой в его руках. Всем предыдущим воспитанием Петр был предрасположен к той безалаберной жизни, в которую он был втянут легкомысленным фаворитом. Судьба императора была печальной. Рожденный 12 октября 1715 г. в семье царевича Алексея Петровича и кронпринцессы Шарлотты-Христины-Софии Вольфенбюттельской, он, как и его старшая сестра Наталия (родилась в 1714 г.), не был плодом любви и семейного счастья. Брак этот был следствием дипломатических переговоров Петра I, польского короля Августа II и австрийского императора Карла VI, причем каждый из них хотел получить свою выгоду из семейного союза династии Романовых и древнего германского рода герцогов Вольфенбюттельских, связанного множеством родственных нитей с правившими тогда в Европе королевскими домами. Конечно, при этом никто не интересовался чувствами жениха и невесты.
      Кронпринцесса Шарлотта, сестра которой была замужем за австрийским императором, надеялась, что брак ее с "московским варваром" не состоится. В письме деду, герцогу Антону-Ульриху, в середине 1709 г. она сообщала, что его послание ее обрадовало, так как "оно дает мне некоторую возможность думать, что московское сватовство меня еще, может быть, минет. Я всегда на это надеялась, так как я слишком убеждена в высокой вашей милости"6. Но надежды ее были напрасны: после Полтавы за Петром - победителем Карла XII - стала ухаживать вся Европа, в том числе и герцог Антон-Ульрих Вольфенбюттельский. Свадьба была сыграна в Торгау в октябре 1711 г. и поразила всех великолепием стола и знатностью гостей.
      Но счастья новобрачным она не принесла. Отношения их не сложились, холодность супруги вызывала недовольство Алексея, а его грубые ухватки и тяжелый нрав пробуждали в Шарлотте только ненависть и презрение. Вскоре после рождения сына она умерла. Алексей, занятый своими делами, а потом - острым конфликтом с отцом, не обращал внимания на детей, и когда летом 1718 г. он погиб в застенке Петропавловской крепости, Наталия и Петр остались круглыми сиротами. Разумеется, Петр I не забыл внучат, они оставались членами царской семьи, но постоянно находились где-то на задворках. Лишь в 1721 г. дети были переселены в царский дворец, им определили штат придворных и прислуги. После смерти Петра и вступления на престол Екатерины мальчик оставался без внимания. Лишь в 1726 г. 11-летнего Петра и 12-летнюю Наталью стали приглашать на торжественные приемы, что все расценили как повышение статуса великого князя при дворе.
      К тому времени, когда престол перешел к юному Петру, его характер уже достаточно устоялся и не предвещал подданным в будущем легкую жизнь, С особым вниманием за развитием Петра наблюдали австрийские дипломаты, заинтересованные в превращении юного племянника австрийского императора в полноценного правителя дружественной державы.
      Однако они не могли сообщить в Вену ничего утешительного. На них, как и на других наблюдателей, Петр не производил благоприятного впечатления.
      Жена английского резидента, леди Рондо, писала в декабре 1729 г. своей знакомой в Англию: "Он очень высокий и крупный для своего возраста: ведь ему только что исполнилось пятнадцать (ошибка - 12 декабря 1729 г. Петру исполнилось 14 лет. - Е. А). У него белая кожа, но он очень загорел на охоте (загар в те времена считался вульгарным отличием простолюдина от светского человека. - Е. А.), черты лица его хороши, но взгляд тяжел, и хотя император юн и красив, в нем нет ничего привлекательного и приятного"7. О "жестоком сердце" и весьма посредственном уме Петра, ссылаясь на слова сведущих людей, писал еще в 1725 г. Мардефельд.
      Знакомые с нравами юного царя замечали в его характере многие черты, унаследованные им от деда и отца, людей очень нелегкого для окружающих нрава. "Царь, - пишет саксонский резидент Лефорт, - похож на своего деда в том отношении, что он стоит на своем, не терпит возражений и делает, что хочет". В другой депеше он уточнял: "Петр "себя так поставил, что никто не смеет ему возражать". Почти то же сообщал в Вену и граф Вратислав - посланник цесаря: "Государь хорошо знает, что располагает полной властью и свободою и не пропускает случая воспользоваться этим по своему усмотрению". Английский резидент писал о свойственном юноше непостоянстве, а французский посланник отмечал в характере царя заметные признаки "темперамента желчного и жестокого"8. Власть, как известно, кружит головы и людям сложившимся и немолодым. А что говорить о мальчишке, которому казалось, что именно он своею властью низверг могущественного Меншикова. Льстецы не преминули подчеркнуть, что он тем самым "освободил империю свою от ига варварского".
      По мнению многих, Петр был далек от интеллектуального труда и интересов, не умел вести себя прилично в обществе, капризничал и дерзил окружающим. Современники считали, что виной тому не столько природа, сколько воспитание. Действительно, в отличие от дочерей Петра Великого, внуков его обучали и воспитывали более чем посредственно. Все у них было как бы второсортным - жизнь, учение, будущая судьба. Занимались ими то вдова трактирщика, то вдова портного, то бывший моряк, который преподавал и письмо, и чтение, и танцы. Прусский посланник даже полагал, что Петр I умышленно не заботился о правильном и полноценном воспитании внука. Однако это не так. В 1722 г. Петр пригласил в учителя к внуку хорошего специалиста, выходца из Венгрии И. Секани (Зейкина). Он учил детей в семье Нарышкиных, и Петр, отбирая его у своих родных, писал учителю, что "время приспело учить внука нашего"9. Но занятия начались лишь в конце 1723 г. или даже позже и оборвались в 1727 г., когда Меншиков, очевидно, по наущению нового воспитателя Петра, Остермана, выслал Зейкина за границу.
      Вице-канцлер Остерман, ставший главным воспитателем царя весной 1727 г., был, конечно, лучше, чем воспитатель царевича Алексея А. Д. Меншиков, бестрепетно подписавший в 1718 г. смертный приговор своему воспитаннику. Но Андрей Иванович не был для мальчика тем, кем был для цесаревича Павла Петровича Н. И. Панин: подлинным учителем и другом. Впрочем, составленная Остерманом программа образования царя была по тем временам неплохой. Она включала изучение древней и новой истории, географии, картографии, оптики, тригонометрии, немецкого и французского языков, а также музыки, танцев, начал военного дела. И хотя режим обучения был весьма щадящий - много перерывов, занятий стрельбой, охотой, бильярдом, - усвоить основы наук было вполне возможно.
      Феофан Прокопович, главный эксперт по духовному развитию, сочинил особую записку: "Каким образом и порядком надлежит багрянородного отрока наставлять в христианском законе?" На бумаге все было хорошо и гладко, в жизни же - все иначе. Наиболее емко систему воспитания Петра охарактеризовал австрийский посланник Рабутин, писавший в 1727 г.: "Дело воспитания царя идет плохо. Остерман крайне уступчив, стараясь тем самым приобресть доверие своего воспитанника, и в этом заключается сильное препятствие успеха. Развлечения берут верх, часы учения не определены точно, время проходит без пользы и государь все более и более привыкает к своенравию"10. Так это было и позже, в Москве. Остерман постоянно маневрировал, стремясь удержаться в воспитателях - должности весьма престижной при юном царе, и достигал он этого тем, что старался не раздражать воспитанника большой требовательностью в учебе.
      Вице-канцлер был активным и обремененным делами политиком. Крепко держась за кормило власти, он думал не о том, как лучше подготовить юношу к тяжкому поприщу властителя великой империи, а о своих, не всегда бескорыстных, интересах. Вот что писал он Меншикову в 1727 г.: "За его высочеством великим князем я сегодня не поехал как за болезнию, так и особливо за многодельством, и работаю как над отправлением курьера в Швецию, так и над приготовлением отпуска на завтрашней почте и, сверх того, рассуждаю, чтобы не вдруг очень на него налегать". Б. -Х. Миних вспоминал, что Остерман виделся с царем "лишь во время утреннего туалета, когда тот вставал, и по вечерам, после возвращения с охоты"11.
      Последствия педагогики, "чтоб не вдруг очень на него налегать", были печальны. Юноша подчеркнуто почтительно обращался со своим нестрогим учителем, а за его спиной, в компании Долгоруких, потешался над Андреем Ивановичем. Успехов в освоении знаний у юного императора не было. Австрийские дипломаты очень печалились, что на аудиенциях царь не говорит с ними по-немецки и только кивает головой, делая вид, что все сказанное понимает. Зато самые глубокие знания Петр получил в науке уничтожения зайцев, медведей, косуль, уток и прочей живности. "Охота, - пишет Рондо в августе 1728 г., - господствующая страсть царя (о некоторых других страстях его упоминать неудобно)". Если не большую, то значительную часть своего царствования он провел в лесу и в поле, на охотничьих бивуаках, у костра, на свежем воздухе.
      Из немногочисленных автографов, оставленных Петром II потомкам, чуть ли не самыми длинными являются резолюции типа: "Быть по тому, Петр", "Отпустить. Петр." на росписи царской охоты, которая определяла норму ежедневного питания собак (по два пуда говядины каждой!), лошадей и даже 12 верблюдов, которые тоже участвовали в царских охотах. За осеннюю охоту 1729 г. Петр и его свита сворой в 600 собак затравили 4 тыс. зайцев, 50 лисиц, 5 рысей, 3 медведей12.
      Дипломаты ждали того дня, когда наконец можно будет увидеть царя и переговорить с ним. Вот типичные сообщения о времяпрепровождении Петра в 1728 г., взятые наугад из донесения де Лириа: "24 мая. Этот монарх еще не возвратился с охоты...; 31 мая. Царь воротился с охоты дня на два и послезавтра уезжает опять...; 7 июня. Получено донесение о смерти герцогини Голштинской (Анны Петровны. - Е. А.), принцессы, красивейшей в Европе. Но это отнюдь не заставило царя отложить поездку на охоту в окрестности, хотя и без принцессы Елизаветы...; 14 июня. Царь еще не возвратился с охоты, но надеются, что воротится на этой неделе,..; 21 июня. Этот монарх еще не возвратился в город, но надеются, что возвратится на этих днях". Ничего не изменилось и через год, в 1729 г.: "11 июня. Царь вчера уехал на охоту за две мили от города...; 1 августа. Здешний государь все развлекается охотой...; 8 августа. Царь все наслаждается охотой..."13.
      В феврале 1729 г. дошло до скандала. Узнав о том, что царь намеревается отправиться на три-четыре месяца на охоту подальше от Москвы, австрийский и испанский посланники сделали представление канцлеру, в котором в решительных выражениях заявили, что "при настоящих обстоятельствах не только вредно, но и неприлично оставаться нам такое долгое время без всякого дела, без возможности с кем сноситься о делах, так как с Е. в. отправляется и большая часть его министров"14. Но Петр не угомонился. По подсчетам историка князя П. В. Долгорукова, в июле - августе 1729 г. он был на охоте непрерывно 55 дней. Это был своеобразный рекорд - обычно царь находился на охоте по 10, 12, 24, 26 дней кряду. Долгоруков сосчитал также, что за 20 месяцев 1728 - 1729 гг. Петр провел на охоте восемь месяцев15.
      Не без отчаяния де Лириа обращался в Мадрид с просьбой отозвать его из Москвы: "Кажется, что я не только здесь бесполезен, но даже противно чести нашего короля оставлять меня здесь. Монарха мы не видим никогда... Повторяю вам, что уже говорил несколько раз, - достаточно и даже больше, чем достаточно иметь здесь секретаря или по крайней мере резидента"16. Англичане так и делали, полагая, что Россия утратила свое место в мире. О том же писал в Вену граф Вратислав. Остерман и австрийские дипломаты пытались даже, используя страсть Петра к охоте, чему-нибудь его научить. Предполагалось выписать из Вены опытного егеря-профессионала с тем, чтобы он попутно давал царю самые общие представления о природе и т. д. Но этот план оказался неосуществленным, как и план строительства под Москвой потешного военного городка, где юноша мог бы, подобно своему великому деду, обучаться военному ремеслу.
      В приведенном выше представлении посланников Австрии и Испании канцлеру допущена неточность - с Е. в. отправлялась на охоту не большая, а меньшая часть министров. Остальные же сановники просто отдыхали. Де Лириа писал 27 сентября 1728 г.: "Царь уехал недель на шесть на охоту. Этим воспользовались все министры и даже члены Верховного совета, и барон Остерман тоже уехал на неделю или дней на десять (а уж прилежный Остерман слыл чрезвычайно трудолюбивым чиновником, работавшим и в праздники, и по ночам. - Е. А.). Поэтому мы здесь весьма бедны новостями"17.
      При ознакомлении с журналами Верховного тайного совета, Сената или коллегий времен царствования Петра II возникает ощущение резкого замедления оборотов запущенной Петром Великим государственной машины. Заседания в высших учреждениях проводятся все реже, кворума на них часто нет, обсуждаемые вопросы второстепенны и даже ничтожны. Члены Совета уже ленятся ездить в присутствие и подписывают подготовленные секретарем протоколы дома. Долгих и частых, как при Петре, сидений или жарких обсуждений "мнений", как при светлейшем, нет и в помине.
      Уже в годы правления Екатерины I проведение петровских реформ было приостановлено. Под влиянием объективных трудностей, возникших вследствие длительной Северной войны и тяжелых преобразований, а также спекулятивных соображений, правительство императрицы разработало программу сокращения государственных расходов на армию и аппарат управления, взялось за пересмотр налоговой, торгово-промышленной политики, некоторых важнейших аспектов внешнеполитической доктрины. К январю 1727 г. программа контрреформ была окончательно выработана и затем утверждена Екатериной I. Какое-то время после ее смерти, уже при Петре II, планы переустройства государственного хозяйства довольно активно осуществлялись, но после свержения Меншикова осенью 1727 г. наступило полное затишье. Сначала его объясняли трудностями переезда в Москву, а затем многие дела были попросту заброшены.
      Флот, как сообщали в Верховный тайный совет из Адмиралтейства, "жестоко гнил", и если к кампании 1728 г. было подготовлено 24 корабля, то в 1729 г. в море вышло всего пять кораблей. Флот, как и недостроенная на берегу Невы столица, уже не был нужен новым правителям. Многочисленные уговоры, петиции иностранных дипломатов о возвращении двора в Петербург встречались в правительстве с неудовольствием, как будто закрепление России на балтийском побережье больше всего нужно было Австрии, Голландии или Испании. Исчерпав все возможные средства убедить царя вернуться в Петербург, де Лириа писал весной 1729 г.: "О Петербурге здесь совершенно забыли и мало-помалу начинают забывать и о всем хорошем, что сделал великий Петр Первый; каждый думает о своем собственном интересе и никто об интересе своего государя"18.
      Весь краткий период "тиранства" Меншикова (май - сентябрь 1727 г.) продемонстрировал, что "Тестамент" Екатерины I в части коллективного регентства оказался листком бумаги. Только указ 12 мая 1727 г. о присвоении Меншикову высшего звания генералиссимуса был подписан, кроме царя, всем составом регентства, начиная с Анны Петровны и кончая членами Совета. Все остальные официальные документы свидетельствуют, что коллективное регентство бездействовало, и Петр II почти сразу же стал ни в чем не ограниченным правителем, оставаясь, впрочем, инструментом, которым пользовался Меншиков. Именно ему было выгодно самодержавие мальчика- царя. Именем Петра светлейший давал распоряжения всем учреждениям, в том числе и Совету. После свержения Меншикова было решено как-то восстановить регентскую систему правления. Указом от 8 сентября 1727 г. предписывалось, что из Совета "все указы отправлены быть имеют за подписанием собственной Е. в. руки и Верховного тайного совета"19.
      Но порядок этот не мог продержаться долго - царь месяцами находился на охоте, и возникла опасность остановки государственных дел. Поэтому произошло как бы новое перераспределение власти: с одной стороны, Совет от имени царя выносил решения по текущим делам, а с другой - царь мог, ни с кем не советуясь, издавать указы, предписывать свою волю Совету, бывшему, согласно букве "Тестамента", его коллективным регентом. Такое положение было удобно тем, кто сверг светлейшего, и они уже сами, вместо Меншикова, нашептывали юному царю, о чем и как нужно распорядиться.
      "Перед полуднем, - записано в журнале Совета от 9 января 1728 г., - изволил Е. и. в. придти и с ним... Остерман. Е. в. на место свое садиться не изволил, а изволил стоять и объявил, что Е. в., по имеющей своей любви и почтении к Ея в. государыне бабушке желает, чтоб Ея в. по своему высокому достоинству во всяком удовольстве содержана была, того б ради учинили о том определение и Е. в. донести. И, объявя сие, изволил выйти, а вице-канцлер господин барон Остерман остался, объявил, что Е. в. желает, чтоб то определение ныне же сделано было. И по общему согласию (в Совете в тот день число членов прибавилось: к Г. И. Головкину, А. И. Остерману и Д. М. Голицыну присоединились назначенные накануне именным императорским указом князья В. Л. и А. Г. Долгорукие. - Е. А.) ныне же определение о том учинено". Остерман взял протокол, ушел к императору, который "апробовал" решение Совета, а затем объявил, "что Е. и. в. изволил о князе Меншикове разговаривать, чтоб его куда послать, а пожитки его взять"20. Иначе говоря, Остерман, передавая некий "разговор" царя, сообщал Совету высшую волю, которую тотчас и реализовали. Так строилась вся система высшего управления.
      Кажется, что самым главным делом правительства Петра II в 1727- 1728 гг. было решение вопроса о судьбе светлейшего и причастных к нему людей. Допросы, ссылки, а самое основное - перераспределение конфискованных земельных богатств Меншикова - вот чем долго занимался Совет. Через 2 - 3 месяца после ссылки светлейшего в Совет стало поступать немало челобитных от чиновников, гвардейцев, высших должностных лиц с просьбой выделить им какую-то долю из меншиковских богатств. Среди просителей были и те, кто ранее считался приятелем светлейшего.
      Собственник в России не был уверен в том, что его собственность сохранится за ним. Умирая, он писал духовную и знал, что ее будет утверждать государь, который вправе изменить завещание собственника, да просто - "отписать" на себя часть его имущества. О провинившихся в чем-либо перед властью и говорить не приходится - собственность твоя, пока так считает государь, а иначе... И вот сразу после такого "отписания" на имущество опального сановника накидываются его вчерашние друзья, товарищи, коллеги, прося государя в своих челобитных пожаловать их "деревенишками и людишками" из отписного. Некоторые владения не раз переходили от одного попавшего в немилость сановника к другому. В 1723 г. московский дом опального вице-канцлера барона П. П. Шафирова получил граф П. А. Толстой. Весной 1727 г., когда он был сослан на Соловки, этот дом получил ближайший прихлебатель светлейшего, генерал А. Волков. После свержения Меншикова Волков лишился и своего генеральства и нового дома. В ноябре 1727 г. его хозяином стал новый челобитчик, подписавшийся так, как это обычно делалось в России титулованными холопами: "нижайший раб князь Григорий княж Дмитриев сын Юсупов княжево"21.
      Своеобразным финалом дела Меншикова стало переименование в середине 1728 г. "Меншикова бастиона" Петропавловской крепости в бастион "Его императорского величества Петра Второго".
      К середине 1728 г. двор, дипломатический корпус, государственные учреждения уже перебрались в старую столицу, и с переездом в Москву как бы завершился один цикл российской истории и начался другой. "Здесь везде царит глубокая тишина, - пишет саксонский посланник Лефорт, - все живут здесь в такой беспечности, что человеческий разум не может постигнуть, как такая огромная машина держится без всякой подмоги, каждый старается избавиться от забот, никто не хочет взять что-либо на себя и молчит". И продолжал: "Стараясь понять состояние этого государства, найдем, что его положение с каждым днем делается непонятнее. Можно было бы сравнить его с плывущим кораблем: буря готова разразиться, а кормчий и все матросы опьянели или заснули... огромное судно, брошенное на произвол судьбы, несется, и никто не думает о будущем"22. Довольно точный образ: петровский корабль, потеряв своего царственного шкипера, несся по воле ветра, никем не управляемый.
      После ссылки Меншикова борьба за кормило власти практически не прекращалась. Это было время интриг, подсиживаний. Царствование Петра II весьма походило на другие, подобные ему царствования, но поскольку оно было коротким, изучающий его постоянно натыкается на окаменелые остатки взаимного недоброжелательства, интриг, ненависти, подлости и злобы. Пожалуй, самой примечательной чертой обстановки при дворе, в высших кругах знати, была неуверенность, тревога за завтрашний день.
      Свержение Меншикова стало крупнейшим событием первых послепетровских лет. В политическое небытие ушел наиболее значительный деятель петровской "команды", опытный администратор и военачальник. Осенью 1727 г. многие радовались крушению российского Голиафа, прославляя освобождение от "варвара". Но все же были люди - опытные, дальновидные, - понимавшие, что со сцены ушел подлинный "хозяин" страны, нравы, привычки, чудачества которого были, тем не менее, хорошо известны, а поступки понятны, предупреждаемы, если, конечно, вести себя разумно. Опыт этих людей говорил, что новый господин может оказаться хуже старого.
      Время показало, что возник наихудший вариант, когда явного хозяина в стране не было. Юный император почти полностью устранился от управления государством и даже нечасто посещал свою столицу. Иван Долгорукий, конечно, пользовался огромным влиянием, но многим казалось, что он не особенно дорожит им. Самое же главное состояло в том, что князь Иван был равнодушен к государственным делам, некомпетентен, ленив, не желал ради какого-нибудь дела занимать внимание царя, на чем-то настаивать. Его закадычный приятель де Лириа, вошедший в полное доверие к временщику, неоднократно просил, требовал, умолял, чтобы князь Иван передал в руки царя записку австрийских и испанских дипломатов о настоятельной необходимости возвращения правительства в Петербург. Но князь Иван затянул дело так, что записка, в конце концов, затерялась, а сам он каждый раз находил какой-нибудь благовидный предлог, чтобы не передавать ее царю.
      Реальную власть имел, конечно, вице-канцлер Остерман. Без его участия и одобрения не принималось ни одного важного решения Совета, который подчас даже не заседал без Андрея Ивановича. Как писал, немного утрируя, Рондо, без Остермана верховники "посидят немного, выпьют по стаканчику и вынуждены разойтись"23. Однако Остерман, дергая тайные нити политики, роль хозяина играть явно не хотел. Он держался в тени, не любил принимать самостоятельных решений, был скромен. Кроме того, его положение не было незыблемым, и вице-канцлеру приходилось постоянно маневрировать между царем, Долгорукими, Голицыными, другими деятелями петровского царствования. Остермана спасало от неприятностей то, что заменить его, знающего и опытного политика и дипломата, было некем.
      В итоге, политический горизонт был затянут туманом, и, как писал осенью 1727 г. советник Военной канцелярии Е. Пашков своим московским приятелям, "ежели взять нынешнее обхождение, каким мучением суетным преходят люди с людьми: ныне слышишь так, а завтра иначе; есть много таких, которые ногами ходят, а глазами не видят, а которые и видят, те не слышат, новые временщики привели великую конфузию так, что мы с опасением бываем при дворе, всякий всякого боится, а крепкой надежды нет нигде". В другом письме Пашков советовал своей приятельнице, княгине А. Волконской, высланной Меншиковым в Москву, но не получившей, несмотря на "отлучение варвара", прощения: "Надлежит вам чаще ездить в Девичий монастырь искать способу себе какова". В письме другому опальному приятелю, Черкасову, он также советует: "Лучше вам быть до зимы в Москве и чаще ездить молиться в Девичь монастырь чудотворному образу Пресвятой богородицы"24.
      Не чудотворная икона привлекала в Новодевичьем монастыре царедворцев, а жившая там после Шлиссельбургского заточения старица Елена - в миру бывшая царица Евдокия Федоровна, первая жена Петра Великого. Многие ожидали, что значение Евдокии, бабушки царя, после падения Меншикова и переезда двора в Москву должно было сильно возрасти. "Ныне у нас в Питербурхе, - продолжал Пашков, - многие... безмерно трусят и боятся гневу государыни царицы Евдокии Федоровны"25. Опасения были, по-видимому, основательны: старый лис Остерман сразу же после свержения Меншикова написал в Новодевичий более чем ласковое письмо, в котором подобострастно извещал старушку, что "дерзновение восприял ваше величество о всеподданнейшей моей верности обнадежить, о которой как Е. и. в., так и, впрочем, все те, которые к В. в. принадлежат, сами выше засвидетельствовать могут"26.
      Бабушка-инокиня, особа весьма экспансивная и темпераментная, бомбардировала письмами Петра II и его воспитателя, выказывая крайнее нетерпение и требуя немедленной встречи с внучатами. Но внук почему-то не проявлял ответных чувств и, даже приехав в Москву, не спешил повидаться с бабушкой. Когда же эта встреча состоялась, то император пришел на нее с цесаревной Елизаветой, что Евдокии понравиться не могло. И хотя в начале 1728 г. она получила статус вдовой царицы с титулом "Ее величества", значение ее оказалось ничтожным - царь уклонился от влияния бабушки, как и всего семейства отца - Лопухиных, которые после расправ 1718 г., связанных с делом царевича Алексея, были реабилитированы Петром II.
      Некоторые царедворцы полагали, что большую роль при Петре будет играть его старшая сестра Наталия Алексеевна. Иностранцы писали о ней как об особе доброжелательной, разумной, имевшей влияние на неуправляемого царя. Однако осенью 1728 г. Наталия умерла. Не меньшее, а даже большее внимание придворных искателей счастья привлекла цесаревна Елизавета, которой осенью 1728 г. исполнилось 18 лет. Этой деликатной темы не решился касаться, опасаясь перлюстрации своих писем, даже английский резидент Рондо. Дело в том, что все наблюдатели поражались стремительному взрослению Петра II. Весной 1728 г. прусский посланник писал о 12-летнем мальчике: "Почти невероятно как быстро, из месяца в месяц, растет император, он достиг уже среднего роста взрослого человека и притом такого сильного телосложения, что, наверное, достигнет роста своего покойного деда"27.
      Подлинный учитель жизни князь Иван преподавал царю начала той науки, которую люди осваивают в более зрелом возрасте. Недаром он заслужил довольно скверную славу у мужей московских красавиц. Князь М. М. Щербатов, ссылаясь на мнение очевидцев, писал: "Князь Иван Алексеевич Долгоруков был молод, любил распутную жизнь и всякими страстями, к каковым подвержены младые люди, не имеющие причины обуздывать их, был обладаем. Пьянство, роскошь, любодеяние и насилие место прежде бывшаго порядку заступили. В пример тому, к стыду того века, скажу, что слюбился он или лучше сказать - взял на блудодеяние себе между прочими жену К. Н. Е. Т., рожденную Головкину (речь идет о Настасье Гавриловне Трубецкой, дочери канцлера. - Е. А. ), и не токмо без всякой закрытости с нею жил, но и при частых съездах к К. Т. (князю Н. Ю. Трубецкому. - Е. А.) с другими младыми сообщниками пивал до крайности, бивал и ругивал мужа... Но... согласие женщины на любодеяние уже часть его удовольствия отнимало и он иногда приезжающих женщин из почтения к матери его (то есть посещавших мать князя Ивана - Е. А.) затаскивал к себе и насиловал... И можно сказать, что честь женская не менее была в безопасности тогда в России, как от турков во взятом граде"28. Как о ночном госте, "досадном и страшном", писал о князе Иване Феофан Прокопович.
      Естественно, что нравы "золотой молодежи" полностью разделял и царь, тянувшийся за старшими товарищами. Именно поэтому подлинный переполох в высшем свете вызвали слухи о неожиданно вспыхнувшей нежной семейной дружбе тетушки и племянника. Елизавета, веселая, милая красавица с пепельными волосами и ярко-синими глазами, многим кружила головы и при этом не была ханжой и пуританкой. Она, как и император, любила танцы, охоту. В донесениях посланников говорится, что "принцесса Елизавета сопровождает царя в его охоте, оставивши здесь всех своих иностранных слуг и взявши с собой только одну русскую даму и двух русских служанок". Как бы то ни было, казавшиеся химерическими проекты графа С. В. Кинского, австрийского посланника начала 1720-х годов, предлагавшего Петру Великому решить сложную династическую проблему путем заключения брака великого князя Петра и цесаревны Елизаветы, вдруг стали вполне реальными.
      Долгорукие всполошились, начались интриги, усилились разговоры о том, чтобы выдать легкомысленную дочь Петра I за какого-нибудь заграничного короля, инфанта или герцога. Но тревога была напрасной, Елизавета не рвалась под венец с племянником, не стремилась она тогда и к власти - пути царя и веселой цесаревны довольно быстро разошлись, и по полям Подмосковья они скакали уже с другими спутниками. На этот счет есть примечательная цитата из донесения де Лириа: "Любящие отечество приходят в отчаяние, видя, что государь каждое утро, едва одевшись, садится в сани и отправляется в подмосковную (имеется в виду усадьба Долгоруких Горенки - Е. А) с князем Алексеем Долгоруким, отцом фаворита, и с дежурным камергером и остается там целый день, забавляясь как ребенок и не занимаясь ничем, что нужно знать великому государю"29.
      Все понимали, что князь Алексей начал активно вести собственную игру. С одной стороны, он хотел отвлечь царя от Елизаветы, а с другой - стал оттеснять от трона своего сына, с которым был в сложных отношениях и соперничал при дворе. Князь Алексей Григорьевич Долгорукий - бывший смоленский губернатор, президент Главного магистрата при Петре I, ничем примечательным себя не проявил, оставаясь где-то во втором-третьем ряду петровских сподвижников. Как и его сын Иван, он долго жил в Варшаве, в доме своего отца, но ни знание латыни, ни годы жизни в Польше и в Италии ничего не дали князю Алексею, человеку, по словам Щербатова, "посредственного ума".
      К весне 1729 г. стало ясно, что соперничество с сыном - не самоцель князя Алексея. Иностранные дипломаты стали примечать, что он "таскает своих дочерей во все экскурсии с царем". Среди трех дочерей князя выделялась 17- летняя Екатерина, "хорошенькая девушка, роста выше среднего, стройная, большие глаза ее смотрели томно"30, как описывает будущую невесту царя генерал Х. Манштейн. Позже выяснилось, что Екатерина показала себя неуживчивой, капризной, склочной. Но это понять тоже можно: ведь она оказалась в ссылке в далеком сибирском Березове.
      Вся веселая компания часто останавливалась в Горенках, проводя время в танцах, карточной игре, пирах и, естественно, на охоте. Кончилось это тем, чего и добивался князь Алексей: 19 ноября 1729 г. Петр II, вернувшись с очередной охоты, собрал Совет и объявил, что женится на Екатерине Долгорукой. Таким образом, был начат, по меткому слову де Лириа, "второй том глупости Меншикова". Исполненный важности, князь Алексей на правах не просто члена Совета, но и будущего тестя, стал ходить к императору на доклады. В апреле 1730 г. в особом указе о "винах" клана Долгоруких, императрица Анна Ивановна записала, что Долгорукие "всячески приводили Е. в., яко суще младого монарха, под образом забав и увеселения отъезжать от Москвы в дальние и разные места, отлучая Е. в. от доброго и честнаго обхождения... И как прежде Меншиков, еще будучи в своей великой силе, ненасытным своим честолюбием и властолюбием, Е. в. ...племянника нашего, взяв в собственные руки, на дочери своей в супружество зговорил, так и он, князь Алексей с сыном своим и с братьями родными Е. и. в. в таких младых летех, которые еще к супружеству не приспели, Богу противным образом... противно предков наших обыкновению, привели на зговор супружества к дочери ево князь Алексеевой княжны Катерины"31.
      30 ноября 1729 г. в Лефортовском дворце торжественно прошло обручение царя и "принцессы-невесты". Долгорукие деятельно начали готовиться к свадьбе, которая намечалась на январь 1730 года. Предстоящий брак очень много "весил" в придворной борьбе. Он обеспечивал закрепление влияния клана Долгоруких на длительное время, означал победу их в давней борьбе с другим влиятельным кланом князей Голицыных. Перевес Долгоруких наметился давно - с тех пор, как князь Иван вошел "в случай", стал обер-камергером, майором гвардии и андреевским кавалером, и как в феврале 1728 г. двое из Долгоруких, отец фаворита и В. Л. Долгорукий вошли в состав Совета.
      Если фельдмаршала М. М. Голицына явно "придерживали" на Украине, где он командовал южной группой войск до января 1730 г., то его соперник из клана Долгоруких, генерал В. В. Долгорукий, довольно быстро ("по болезни") выбрался из гнилого и опасного Прикаспия и получил чин генерал- фельдмаршала. Стоило только сыну князя Д. М. Голицына Сергею, камергеру двора, чем-то понравиться царю, как его тотчас отправили посланником в Берлин.
      Параллельно с царской свадьбой готовилась и свадьба князя Ивана, который внезапно воспылал любовью к богатейшей невесте России графине Наталии Борисовне Шереметевой, 15-летней дочери покойного петровского фельдмаршала. Две грандиозные свадьбы должны были украсить триумф Долгоруких, но судьба рассудила иначе...
      Присутствуя вместе с невестой на льду Москва-реки на традиционном празднике водосвятия 6 января 1730 г., Петр II сильно простудился. На следующий день он занемог, а через три дня у него обнаружились признаки оспы. Нормальное течение этой тогда уже излечимой болезни 17 января вдруг приняло опасный оборот, положение больного сделалось сначала крайне тяжелым, а потом - безнадежным, и в ночь с 18 на 19 января 14-летний император умер, произнеся, по словам Лефорта, последнюю фразу: "Запрягайте сани, хочу ехать к сестре". Мужская линия династии Романовых пресеклась.
      Трудно сказать, что ждало Россию, если бы Петр II поправился и правил бы страной много лет. Зная некоторые факты из жизни юного императора, неприглядные черты его характера, вряд ли можно питать иллюзии относительно благополучного будущего России при Петре II.
      Примечания
      1. Сб. Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 64. СПб. 1888, с. 105.
      2. См. ПАВЛЕНКО Н. И. Полудержавный властелин. М. 1988, с. 255.
      3. Сб. РИО. Т. 15. СПб. 1875, с. 274.
      4. СОЛОВЬЕВ С. М. История России с древнейших времен. Кн. X, т. 19. М. 1963, с. 113.
      5. Осмнадцатый век (далее - ОВ). Кн. 2. М. 1869, с. 62.
      6. ГЕРЬЕ В. Кронпринцесса Шарлотта, невестка Петра Великого. - Вестник Европы, 1872, т. 3, с. 29.
      7. Безвременье и временщики. Л. 1991, с. 197.
      8. Сб. РИО. Т. 15, с. 273; т. 5. СПб. 1870, с. 307; т. 58. СПб. 1887, с. 67 и др.
      9. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 92.
      10. Там же, с. 94; Безвременье и временщики, с. 46.
      11. Сб. РИО. Т. 66. СПб. 1889, с. 4.
      12. Сб. РИО. Т. 5, с. 331.
      13. ОВ. Кн. 2, с. 108 - 110.
      14. Там же, с. 80 - 83, 156.
      15. ДОЛГОРУКОВ П. В. Время императора Петра II и императрицы Анны Иоанновны. М. 1909 с. 37 - 38.
      16. ОВ. Кн. 2, с. 108 - 110.
      17. Там же, с. 111.
      18. Там же.
      19. Сб. РИО. Т. 69. СПб. 1889, с. 357.
      20. Сб. РИО. Т. 79. СПб. 1891, с. 179 - 180.
      21. Сб. РИО. Т. 69, с. 761.
      22. Сб. РИО. Т. 5, с. 316.
      23. Сб. РИО. Т. 66, с. 18.
      24. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 130.
      25. Там же, с. 131.
      26. Там же, с. 125.
      27. Сб. РИО. Т. 15, с. 396.
      28. Безвременье и временщики, с. 279; ЩЕРБАТОВ М. М. О повреждении нравов в России. М. 1984, с. 39 - 40.
      29. ОВ. Кн. 2, с. 157.
      30. МАНШТЕЙН Х. Г. Записки о России. СПб. 1875, с. 16.
      31. С.-Петербургские ведомости, N 34, 27.IV.1730.
    • Контрабанда оружия в начале XX века
      Автор: Nslavnitski
      Невский С.А. Противодействие незаконному ввозу оружия и боеприпасов в Россию в начале XX в.
      http://justicemaker.ru/view-article.php?id=21&art=1297
    • Крестьянский самосуд в России
      Автор: Saygo
      В. Б. БЕЗГИН. КРЕСТЬЯНСКИЙ САМОСУД И СЕМЕЙНАЯ РАСПРАВА (КОНЕЦ XIX - НАЧАЛО XX ВВ.)

      Согласно нормам обычного права самыми тяжкими преступлениями в деревне являлись поджог, конокрадство и воровство. В крестьянском представлении кража считалась более опасным преступлением, чем преступления против веры, личности, семейного союза и чистоты нравов. Потерпевший рассматривал кражу его зерна или коня как покушение на него самого вопреки официальной трактовке такого рода преступлений уголовным кодексом. Из всех имущественных преступлений самым тяжким в селе считалось конокрадство, так как потеря лошади вела к разорению крестьянского хозяйства. Мужик полагал, раз преступление направленно против него лично, то и наказание должно быть прямым и непосредственным. Кроме того, он не был уверен в том, что преступника накажут - конокрады умело скрывались1.

      Факты самосуда над конокрадами были отмечены большинством исследователей русской деревни2. Священник села Петрушково Карачевского уезда Орловской губернии Птицын в сообщении 25 мая 1897 г. так описывал местный самосуд: "С ворами и конокрадами крестьяне расправляются по-своему и могут убить совсем, если вовремя пойман, а увечья часто бывают таким людям"3. К конокрадам, застигнутым на месте преступления, крестьяне были безжалостны. Сельский обычай требовал немедленной и самочинной расправы над похитителями лошадей. Вот некоторые примеры таких самосудов. В деревне Танеевка Обоянского уезда Курской губернии "крестьяне как-то гнались за вором, укравшим лошадь и, поймав его в лесу убили". Житель села Казинки Орловского уезда той же губернии В. Булгаков 30 июня 1898 г. сообщал в этнографическое бюро: "Крестьяне с конокрадами поступают очень жестко, если поймают с лошадьми. Доносят начальству они редко, а большей частью расправляются самосудом, т. е. бьют его до тех пор, пока он упадет полумертвым"4. Этнограф Е. Т. Соловьев в своей статье о преступлениях в крестьянской среде приводит примеры, когда пойманным конокрадам вбивали в голову гвозди и загоняли деревянные шпильки под ногти5. Единственное, что могло спасти конокрада или поджигателя от смерти это самооговор в убийстве. По юридическим обычаям, крестьяне считали себя не в праве судить за грех (убийство) и передавали задержанного в руки властей.

      Решение о самосуде принималось, как правило, на сходе домохозяевами 35 - 40 лет во главе со старостой. Приговор выносился втайне от местных властей, чтобы они своим вмешательством не препятствовали расправе. Практически всегда уличенного вора ждала смерть. Так, крестьяне деревни Григорьевской Самарской губернии 3 декабря 1872 г. собрались на сходку и порешили поймать Василия Андронова, обвиняемого в конокрадстве и поджоге, и разобраться с ним. Под предводительством старосты он был найден и убит. В Казанской губернии крупный вор по общему согласию крестьян был убит на берегу реки сельским старостой железным ломом и зарыт в песок. В Саратовской губернии шестерых конокрадов повесили и бросили в снег. Застигнутого с поличным конокрада застрелили из ружья в Вятской губернии. Крестьяне Самарской губернии делали на "каштанов" (конокрадов) облавы, а при их поимке бросали жребий, кому приводить приговор мирского схода в исполнение6. Даже если вора не убивали сразу, его ожидала суровая кара. Например, Ельшанский сельский сход Актырского уезда решил сам судить всех воров, уличенных в краже лошадей. В качестве наказания им назначали до 200 ударов розгами, это притом, что сход редко приговаривал виновных более, чем к 20 ударам. Часто такие экзекуции заканчивались смертью.

      Не менее жестоко в деревне расправлялись и с поджигателями. Пожар для деревянных строений села был поистине страшным бедствием. Последствием огненной стихии являлось полное разорение крестьянского хозяйства.

      Поэтому жители села не церемонились с теми, кто пускал "красного петуха". Если поджигателя задерживали на месте преступления, то его жестоко избивали так, что он умирал7. По сообщению корреспондента "Тамбовских губернских ведомостей" в селе Коровине Тамбовского уезда крестьянина, заподозренного в поджоге, привязали к хвосту лошади, которую затем несколько часов гоняли по полю8. Традиция крестьянского самосуда отличалась особой устойчивостью. Сами использовавшие разрушительную силу огненной стихии в борьбе с ненавистным помещиком, крестьяне были непримиримы к тем, кто поджигал их избы и имущество. В 1911 г., по сообщению в департамент полиции, в селе Ростоши Борисоглебского уезда Тамбовской губернии был избит и брошен в огонь крестьянин Пастухов, задержанный местными жителями за поджог риги9. В корреспонденции из деревни Муравьево Краснохолмского уезда Тверской губернии за 1920 г. дано описание сельского самосуда. Очевидец произошедшего события рассказал о расправе местных жителей над Клавдией Морозовой, обвиненной в пожаре, который уничтожил половину деревни. "Раздался крик: "Бей ее!" и вся озверевшая толпа с проклятиями иступленными воплями набросилась на Морозову. Милиционер ничего не мог поделать, и дикий самосуд свершился, в нем приняли участие и дети. Били ее каблуками, поленьями, вырывали волосы, рвали одежду, особенно зверствовали женщины, с матерей брали пример и дети. Морозову убили. Но убить толпе было мало, на тело плевали, ругали, потом потащили топить в пруду"10.

      Решительно крестьяне расправлялись и с ворами, застигнутыми на месте преступления. Автор обзора об обычаях крестьян Орловской губернии в конце XIX в. писал, что "преступникам мстят, только захвативши на месте преступления, бьют, иногда и убивают до смерти. Бьют все как хозяин, так и соседи". В декабре 1911 г. в департамент полиции поступила информация о том, что "в с. Никольском Богучарского уезда Воронежской губернии совершен самосуд над тремя крестьянами за кражу с взломом из амбара. Один преступник убит, другой искалечен, третьему удалось бежать. За самосуд арестовано 6 крестьян". Самосуд был не только результатом эмоционального всплеска, проявлением коллективной агрессии, то есть непосредственной реакцией на произошедшее преступление, но и действием, отсроченным во времени, не спонтанным, а обдуманным. В селе Троицком Новохоперского уезда Воронежской губернии 13 апреля 1911 г. были задержаны крестьяне Митасов и Попов, укравшие на мельнице рожь и муку. При конвоировании задержанных толпа крестьян пыталась отбить их у стражников для учинения самосуда над ворами11. Вмешательство со стороны власти воспринималось крестьянами как досадное препятствие, могущее помешать справедливому возмездию.

      Самосуд являлся не просто личной расправой потерпевшего, в наказании участвовали и другие члены общины. В жестокой самочинной расправе соединялись воедино чувства мести, злобы и страха. Именно страх превращал деревню в коллективного убийцу. Объясняя этот феномен, Н. М. Астырев в "Записках волостного писаря" утверждал, что крестьяне, воспитанные на страхе, сами прибегали к этому методу воздействия. "Отсюда и сцены дикого самоуправства, - писал автор, - когда при отсутствии улик за какое - либо деяние, наводящее страх (колдовство, поджог, конокрадство) доходят своими средствами, бьют, калечат, убивают и жгут"12. Чувство коллективного страха перед преступником, который разгуливал на свободе, а, следовательно, мог и впредь учинить подобное, и толкало сельский мир на скорую расправу. В народе говорили: "Ни чем вора не уймешь, коль до смерти не убьешь"13. Другой причиной было то, что крестьяне не верили в заслуженное возмездие. Так, в селе Низовом Тамбовского уезда в 1884 г. участились случаи самоуправства с ворами. Местные жители говорили: "Поди, там, таскайся по судам, с каким-нибудь негодяем, вором, а лучше всего топором в голову, да и в прорубь"14. Народные расправы в конце XIX в. заканчивались ежегодными убийствами. В 1899 г. уездный исправник проводил расследование в селе Щучье Бобровского уезда Воронежской губернии по делу об убийстве трех крестьян. Выяснилось, что "крестьяне убиты всем обществом, по мнению которого они постоянно занимались кражами, сбытом краденых вещей и вообще были людьми небезопасными для окружающего населения"15.

      Крестьяне были убеждены в своем праве вершить самосуд, и при таких расправах они не считали убийство грехом. Убитого самосудом общество тайком хоронило, зачисляя его в список без вести пропавших. Судебные власти пытались расследовать факты самосудов, ставшие им известными. Все усилия полиции выяснить обстоятельства произошедшего, найти преступника, как правило, были безрезультатны. Определить виновного было сложно, так как на все вопросы следователя крестьяне неизменно отвечали, что "били всем миром", или говорили: "Да мы легонько его, только поучить хотели. Это он больше с испугу умер"16. Те немногие дела, которые доходили до суда, заканчивались оправдательным приговором, который выносили присяжные из крестьян17. Традиция самочинных расправ отличалась устойчивостью, что подтверждалось фактами крестьянских самосудов, отмеченных в советской деревне в 20-е гг. XX века18.

      Самосуду в деревне подвергали неверных жен и распутных девок. По народным понятиям разврат являлся грехом, так как он задевал честь семьи (отца, матери, мужа). Гулящим девкам отрезали косу, мазали ворота дегтем, завязывали рубаху на голове и по пояс голыми гнали по селу. Еще строже наказывали замужних женщин, уличенных в прелюбодеянии. Их жестоко избивали, затем нагими запрягали в оглоблю или привязывали к телеге, водили по улице, щелкая по спине кнутом.

      Особой категорией сельских самосудов следует признать самочинные расправы, учиненные на почве суеверия. Во время деревенских бедствий, будь то мор или эпидемия, на сельских колдунов и ворожеек указывали как на причину постигших несчастий. И они становились жертвой крестьянской мести. Как свидетельствуют документы, самосудов над колдунами, завершавшихся убийствами, было немало. Крестьяне хорошо понимали, что в этом вопросе они не могут надеяться на официальный закон, который не рассматривал колдовство как преступление. Неудовлетворенные таким положением вещей селяне брали инициативу в свои руки. В народных представлениях убить колдуна не считалось грехом19. Информатор из Орловского уезда А. Михеева сообщала: "Убить колдуна или сжечь его, мужики даже за грех не считают. Например, жила одна старуха, которую все считали за колдунью. Случился в деревне пожар, мужики приперли ее дверь колом, избу обложили хворостом и подожгли"20.

      Другими служителями сатаны, как считали в деревне, были ведьмы. Жители села были убеждены, что ведьмы портили людей, изводили скотину. Порча производилась посредством собранных в ночь Ивана Купалы трав наговорами на еду и питье. Человек, на которого навели порчу, начинал чахнуть или делался "припадочным", или начинал "кликушествовать". Только сглазом можно было объяснить, почему вдруг корова перестала доиться или молодая девушка "таяла" на глазах21. Повсеместно ведьм считали виновницами летних засух и неурожаев. В селе Истобном Нижнедевицкого уезда Воронежской губернии в начале XX в. крестьяне чуть не убили одну девушку, которую подозревали в ворожбе. Девка эта якобы ходила голая по селу и снятой рубахой разгоняла тучи. Вмешательство местного священника спасло несчастную от расправы22.

      За менее тяжкие преступления, такие как кража одежды, обуви, продуктов, воров в селе подвергали "посрамлению". Обычное право предусматривало наказания вовсе неизвестные официальному законодательству. Одно из таких - обычай срамить преступника, то есть подвергать его публичной экзекуции, унижающей его честь и достоинство. Крестьяне объясняли существование этого обычая тем, что "сраму и огласки более всего боятся"23. Такая форма самосуда носила, прежде всего, демонстрационный характер. Ритуалом "вождения" вора община показывала свою власть и предупреждала жителей деревни, что в случае воровства кары не избежит никто. По приговору сельского схода уличенного вора, порой нагишом, с украденной вещью или соломенным хомутом водили по селу, стуча в ведра и кастрюли. Во время такого шествия по селу каждый желающий мог ударить преступника24. Били по шее и в спину, чтобы истязаемый не мог определить, кто наносит удары. После такого публичного наказания вора сажали в "холодную", а затем передавали в руки властей. С этой же целью, "для сраму", применялись общественные работы. Женщин заставляли мыть полы в волостном правлении или мести улицы на базаре. В селе Новая слобода Острогожского уезда Воронежской губернии мать и дочь за дурное поведение очищали слободскую площадь от навоза. Мужики, в качестве наказания, исправляли дороги, чинили мосты, копали канавы25.

      Коллективные расправы над преступником в ходе самосуда служили действенным средством поддержания сельской солидарности. Община решительно пресекала споры, проявление вражды между односельчанами, то есть все то, что могло разрушить социальные связи и общность людей. Участие селян в самосудах служило и возможностью выхода энергии агрессии, затаенной вражды. Мирской приговор, предшествующий самосуду, придавал ему в глазах крестьян законную силу и делал месть со стороны жертвы маловероятной.

      Не менее жестоким был семейный самосуд. Вот пример такой домашней расправы. Свекровь застала невестку с холостым братом мужа. На семейном совете порешили наказать "гулену". Муж, свекровь и старший брат попеременно избивали ее плетью. В результате истязания несчастная более месяца лежала при смерти26. В другом случае для расправы оказалось достаточным одного подозрения в супружеской неверности. Мать и сын в течение нескольких дней били беременную невестку. После очередного избиения она "выкинула" ребенка и сошла с ума27.

      Безотчетная власть мужа над женой отражена в народных поговорках: "Бью не чужую, а свою"; "хоть веревки из нее вью"; "жалей как шубу, а бей, как душу" 28. Этот варварский обычай, шокировавший просвещенную публику, в деревне являлся делом обыденным. С точки зрения норм обычного права битье жены не считалось преступлением в отличие от официального права. Рукоприкладство в деревне было чуть ли не нормой семейных отношений. "Бить их надо - бабу да не бить, да это и жить будет нельзя". Мужик бил свою жену беспощадно, с большей жестокостью, чем собаку или лошадь. Били обычно в пьяном виде за то, что жена скажет поперек или из-за ревности. Били палкой и рогачем, сапогами, ведром и чем попало29. Порой такие расправы заканчивались трагически. В местных газетах того времени периодически появлялись сообщения о скорбном финале семейных расправ. Приведем одно из них. "Тамбовские губернские ведомости" в номере 22 за 1884 г. писали, что в деревне Александровке Моршанского уезда 21 февраля крестьянка, 30 лет от роду, умерла от побоев, нанесенных ей мужем.

      Русский мужик старался следовать традиции, соответствовать образу "грозного мужа". "Крестьянин сознает, что он глава жены, что жена должна бояться своего мужа, вот он и выражает свое превосходство перед нею, внушает ей боязнь, уважение к себе кулаком, да вожжами" - делился своими впечатлениями о деревенских нравах священник из Курской губернии. Корреспондент В. Перьков из Волховского уезда Орловской губернии сообщал: "Власть мужа состояла в том, что он мог от нее требовать работы и полнейшего повиновения во всем. Он мог ее бить, и соседи относятся к этому хладнокровно. "Сама себе раба, коль не чисто жнет" - говорят они". Общественное мнение села в таких ситуациях всегда было на стороне мужа. Соседи, не говоря уже о посторонних людях, в семейные ссоры не вмешивались. "Свои собаки дерутся, чужая не приставай" - говорили в селе. Иногда крестьяне колотили своих жен до полусмерти, особенно в пьяном виде, но жаловались бабы посторонним очень редко. "Муж больно бьет, за то потом медом отольется"30. Сама женщина относилась к побоям как к чему-то неизбежному, обыденному, своеобразному проявлению мужниной любви. Не отсюда ли пословица "Бьет - значит любит!"

      Поводов для семейного рукоприкладства всегда было более чем достаточно. "Горе той бабе, которая не очень ловко прядет, не успела мужу изготовить портянки. Да и ловкую бабу бьют, надо же ее учить"31. Такая "учеба" в селе воспринималась не только как право, но и как обязанность мужа. Крестьяне говорили, что "бабу не учить - толку не видать". О живучести таких взглядов в сельской среде свидетельствуют данные по Больше - Верейской волости Воронежской губернии, собранные краеведом Ф. Железновым. В своем исследовании за 1926 г. он приводил результаты ответа крестьян на вопрос "Надо ли бить жену?" Около 60% опрошенных ответили утвердительно, считая это "учебой". И только 40% сельских мужиков считали, что делать этого не следует32.

      Главной причиной семейного самосуда являлся факт супружеской измены. Прелюбодеяние не признавалось основанием для расторжения брака. От обманутого мужа ожидали вразумления неверной жены, а не развода. Жен, уличенных в измене, жестоко избивали. На такие расправы в селе смотрели как на полезное дело, по понятиям крестьян с женой всегда нужно обращаться строго - чтобы она не забаловалась.

      Вот описания нескольких эпизодов расправ мужей с неверными женами в селах Орловского уезда в конце XIX века. "Жену, захваченную на месте преступления, муж, крестьянин села Мешкова привязал вожжами к воротам, а косами за кольцо в воротах и начал бить. Он бил ее до посинения и иссечения тела. Затем несчастная три раза поклонилась, при всей родне, мужу в ноги и просила прощения. После этого ее принудили пойти по селу, и, заходя в каждый дом, заказывать женщинам, не делать этого". "В деревне Кривцовой мужья наказывали своих жен за прелюбодеяние, связав им назад руки, а сами брали жен за косы и секли ременным кнутом (женщины при этом были в одних рубахах) объясняя, за что они их бьют". "В деревне Суворовке муж на жене-прелюбодейке пачкал дегтем рубаху и запрягал в телегу без дуги, а хомут надевал на голову. Волосы обязательно были распущены. Муж садился на телегу, брал в руки кнут и при огромном стечении народа ехал вдоль деревни, что не есть силы, подгоняя ее кнутом, приговаривая: "Ну, черная, не ленись, вези своего законного мужа". В соседнем селе Людском обманутый муж сначала, совсем не по-людски, бил жену ремнем, затем привязывал к столбу на улице, распустив волосы и обсыпав пухом. После этого он бил ее по щекам ладонями и плевал в лицо: "Больно и стыдно тебе от моего наказания, а мне еще было больнее и стыднее, когда я узнал, что ты развратничала"33. Публичность наказания и его назидательный характер являлись непременными атрибутами семейного самосуда.

      Насилие порождало насилие, создавало примеры для подражания. И то, что шокировало стороннего наблюдателя, воспринималось в деревне как обыденное явление. Интересное суждение о сельских нравах приводил в своих мемуарах А. Новиков, прослуживший семь лет в должности участкового земского начальника Козловского уезда Тамбовской губернии. Он писал: "В крестьянской семье, чем где-либо проявляется победа грубой физической силы; уже молодой муж начинает бить свою жену; подрастают дети, отец и мать берутся их пороть; старится мужик, вырастает сын и он начинает бить старика. Впрочем, бить на крестьянском языке называется учить: муж учит жену, родители учат детей, да и сын учит старика - отца, потому что тот выжил из ума. Нигде вы не увидите такого царства насилия, как в крестьянской семье"34.

      Русская баба, являясь объектом насилия, репродуцировала его. Сама, терпя побои, воспринимая их как должное, она культивировала эту "традицию" у подрастающего поколения. Приведу описание сцены семейной расправы, произошедшей в селе Александровке. Этот документ обнаружен мной в архиве редакции "Красный пахарь" и датирован 1920 годом. "На расправу сбежалась вся деревня и любовалась избиением как бесплатным зрелищем. Кто-то послал за милиционером, тот не спешил, говоря: "Ничего, бабы живучи!" "Марья Трифовна, - обратилась одна из баб к свекрови. - За что вы человека убиваете?". Та ответила: "За дело. Нас еще не так били". Другая баба, глядя на это избиение, сказала своему сыну: "Сашка, ты что ж не поучишь жену?" И Сашка, совсем парнишка дает тычок своей жене, на что мать замечет: "Разве так бьют?". По ее мнению так бить нельзя - надо бить сильнее, чтобы искалечить женщину. Неудивительно, что маленькие дети, привыкнув к таким расправам, кричат избиваемой отцом матери: "Дура, ты, дура, мало еще тебе!"35.

      Крестьянство России на рубеже веков сохраняло обычаи, выработанные веками. Об официальных законах деревня имела смутное представление и продолжала регулировать свои семейные и общественные отношения нормами обычного права. Стремление крестьян подчиняться суду своих односельчан, часто ничего общего не имеющего с судом формальным, следует объяснить тем, что он вполне удовлетворял нормам народной морали. Сохранение самосуда в крестьянской среде отражало приверженность жителей села традициям общинного уклада. Карательный характер народных расправ был направлен против преступлений, последствия которых грозили существованию крестьянского хозяйства. Жестокость наказания была обусловлена как желанием отомстить, так стремлением предотвратить рецидив подобных преступлений. Убийство преступника в ходе самосуда не считалось грехом и воспринималось как заслуженная кара.

      Примечания

      1. ФРЕНК С. Народная юстиция, община и культура крестьянства. 1870 - 1900. История ментальностей и историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. М. 1996, с. 236.
      2. ПОЛИКАРПОВ Ф. Нижнедевицкий уезд. Этнографические характеристики. СПб. 1912, с. 142; ТЕНИШЕВ В. Правосудие в русском крестьянском быту. Брянск. 1907, с. 33, 47; СЕМЕНОВ С. П. Из истории одной деревни (записки волоколамского крестьянина). Кн. 7. 1902, с. 23; ПАХМАН С. В. Очерк народных юридических обычаев Смоленской губернии. Сборник народных юридических обычаев. Т. I. СПб. 1878, с. 17.
      3. Государственный архив Российской федерации (ГАРФ), ф. 586, оп. 1, д. 114, л. 6.
      4. Архив Российского этнографического музея (АРЭМ), ф. 7, оп. 2, д. 685, л. 6; д. 1215, л. 13.
      5. Сборник народных юридических обычаев. Т. 2. СПб. 1900, с. 281.
      6. МАТВЕЕВ П. А. Очерки народного юридического быта Самарской губернии. Сборник народных юридических обычаев. Т. 1. СПб. 1878, с. 30; СОЛОВЬЕВ Е. Т. Преступление и наказание по понятиям крестьян Поволжья. Т. 2. СПб. 1900, с. 281, 282; ЯКУШКИН Е. И. Обычное право. Материалы для библиографии обычного права. М. 1910, с. 19.
      7. СЕМЕНОВА-ТЯНЬ-ШАНСКАЯ О. П. Жизнь "Ивана". Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний. СПб. 1914, с. 101.
      8. Тамбовские губернские ведомости. 1884, N 27.
      9. ГАРФ, ф. 102, д. 4. 1911, д. 449, л. 101об.
      10. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 5, д. 254, л. 106.
      11. ГАРФ, ф. 586, оп. 1, д. 120а, л. 6; ф. 102 д. -4. 1911, д. 449, л. 104об., 52об.
      12. АСТЫРЕВ Н. М. В волостных писарях. Очерки крестьянского самоуправления. М. 1898, с. 263.
      13. ВСЕВОЛОЖСКАЯ Е. Очерки крестьянского быта. Этнографическое обозрение. 1895, N 1, с. 31.
      14. Тамбовские губернские ведомости, 1884, N 27.
      15. ГАРФ, ф. 102. ДП. 2-е д-во, д. 158, ч. 15, л. 9об.
      16. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 685, л. 6.
      17. ВСЕВОЛОЖСКАЯ Е. Ук.. соч., с. 31.
      18. РГАСПИ, ф. 17, оп. 5, д. 254, л. 105, 106.
      19. ГАРФ, ф. 586, оп. 1, д. 114, л. 6.
      20. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 1316, л. 15.
      21. ЛЕВИН М. Деревенское бытие: нравы, верования, обычаи. Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1997. М. 1997, с. 104.
      22. ДЫНИН В. И. Когда расцветает папоротник ... Народные верования и обряды южно-русского крестьянства XIX-XX веков. Воронеж. 1999, с. 94.
      23. ОРШАНСКИЙ И. Г. Исследование по русскому праву обычному и брачному. СПб. 1879, с. 140.
      24. ГАРФ, ф. 586, оп. 1,д. 114, л. 6.
      25. ЗАРУДНЫЙ М. И. Законы и жизнь. Итоги исследования крестьянских судов. СПб. 1874, с. 180; СОЛОВЬЕВ Е. Т. Самосуды у крестьян Чистопольского уезда Казанской губернии. Сборник народных юридических обычаев. Т. 1. СПб. 1878, с. 15 - 16; ЯКУШКИН Е. И. Ук. соч., с. 28.
      26. ТЕНИШЕВ В. Ук. соч., с. 64.
      27. Сборник народных юридических обычаев. Т. 2, с. 293.
      28. БУНАКОВ Н. Сельская школа и народная жизнь. СПб. 1907, с. 50, 51; ИВАНИЦКИЙ Н. А. Материалы по этнографии Вологодской области. Сборник для изучения быта крестьянского населения России. М. 1890, с. 54.
      29. СЕМЕНОВА-ТЯНЬ-ШАНСКАЯ О. П. Ук. соч., с. 5.
      30. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 686, л. 23; д. 1011, л. 2, 3; д. 1215, л. 3.
      31. НОВИКОВ А. Записки земского начальника. СПб. 1899, с. 16.
      32. ЖЕЛЕЗНОВ Ф. Воронежская деревня. Больше-Верейская волость. Воронеж. 1926, с. 28.
      33. АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 1245, л. 8, 9.
      34. НОВИКОВ А. Ук. соч., с. 9 - 10.
      35. РГАСПИ, ф. 17, оп. 5, д. 254, л. 113.

      Вопросы истории. - 2005. - № 3. - С. 152-157.
    • Гимны Российской империи и СССР
      Автор: Saygo
      Н. А. СОБОЛЕВА. СОЗДАНИЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ГИМНОВ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ И СОВЕТСКОГО СОЮЗА

      Музыкальный символ России всегда становился "камнем преткновения". Так, он активно выбирался в 1917 г., когда Николай II отрекся от престола, что делало невозможным само исполнение прежнего гимна, начинавшегося словами "Боже, Царя храни". Среди десятков предложений различных мелодий и слов для гимна "нецарской" России выделяется своей конструктивностью небольшая статья известного поэта В. Я. Брюсова, написанная в марте 1917 г.1 (то есть в период, когда Временное правительство решало вопрос о гербе и печати).

      По его мнению, России был необходим новый национальный гимн, на создание которого следует объявить конкурс - "сознательное задание". "Национальный гимн, - писал он, - есть патриотическая песнь, выражающая дух народа, его заветные убеждения, его основные устремления... Нужна краткая песнь, которая силою звуков, магией искусства сразу объединила бы собравшихся в одном порыве, сразу настроила бы всех на один высокий лад..." Музыка гимна должна быть мощной, как любовь к Отчизне. Неразрывны с музыкой должны быть слова. Написание их для гимна Отечества - дело особой сложности. "Дух народа" легко воплотить в словах, когда речь идет о "единообразном населении". Россия же страна многонациональная, поэтому ее гимн вряд ли может быть лишь "великорусским", а напротив - объединять все ее народы. По глубокому убеждению Брюсова, гимн новой России не должен разделять население страны не только по вероисповеданию, национальности, но и по классовому признаку, его должны принимать все, кто считает Россию своей Родиной. В этом случае он будет дорог многим поколениям.

      Брюсов полагал, что среди идей и образов - необозримые просторы нашего Отечества, героические подвиги предков, военная слава Российской державы, а также братство народов России, их содружество и труд на общее благо. Все идеи, мысленно возникающие при многозначном слове "Россия", если они изложены понятным каждому поэтическим языком, не покажутся пустыми словами, когда прозвучат в гимне могучей державы.

      Государственный гимн - это не только особый музыкальный символ. Его слова, как правило, патриотичны, они прославляют державу, отражают мировоззренческий и духовный настрой общества; музыка торжественна и вдохновенна, но вместе с тем достаточно легко воспроизводима и запоминаема. Именно в XIX в. гимн - вместе с гербом и флагом - входит в складывающееся триединство символов государственного суверенитета. Государственные символы утверждаются властью, которая, как правило, причастна к их созданию и даже инициирует их выбор (иногда учитывались исторические традиции и политические устремления, а иногда - народный колорит без всякой политики). Символы государственного суверенитета постепенно закрепляются законодательно.

      Во многих странах разрабатываются и неукоснительно соблюдаются ритуалы, связанные не только с использованием герба и флага, но и с исполнением гимна (слова гимна учат в школах, приветствуется хоровое исполнение, при звуках гимна правую руку прикладывают к сердцу и пр.). Это считается нормой в гражданском обществе.

      Эволюция российского герба и флага может быть и не так широко, как хотелось бы, но все-таки представлена в современной российской историографии. История гимнов менее разработана. Можно согласиться с мнением В. М. Калинкина, что музыкально-поэтический жанр, к которому принадлежит гимн, "являясь неотъемлемым атрибутом символики государства, до сих пор не имеет своего четко обозначенного, четко очерченного определения, не имеет обязательных для этого художественного жанра критериев"2. Представляются справедливыми замечания этого автора, что государственный гимн, как правило соответствует комплексу критериев, которые отличают его от других музыкально-поэтических жанров, например, от песни, кантаты, оратории, марша, и в значительной степени определяются специалистами по истории музыки.

      Ряд авторов в работах последних лет пишут об официальных и неофициальных гимнах России, о национальном (государственном?) гимне, о гимне-марше Преображенского полка и о других маршах-гимнах, а также гимнах-молитвах3. Музыка этих гимнов была привлекательна для отдельных групп населения и различных сословий России, но ни один из них не нес объединяющего программного начала для народа всей страны, в чем, собственно, и состоит основной критерий Государственного гимна. Идентификация марша и гимна "сдвигает" дату появления российского Государственного гимна к эпохе Петра I, что методически неверно.

      В ряде работ, опубликованных в последние годы, проблема появления русского национального гимна рассматривается в контексте формирования идеологии николаевской России и неразрывной нитью связывается с провозглашенной в марте 1833 г. известной доктриной министра просвещения С. С. Уварова - "православие, самодержавие, народность". Последняя, в свою очередь базируется на самодержавной апологетике Н. М. Карамзина, духовное воздействие которого на российское общество и на утверждение "охранительских" воззрений было огромно4. У Карамзина любовь к отечественной истории - это безоговорочное принятие прежних и существующих порядков: самодержавие выступает как единственный "палладиум" России.

      Карамзину и его идеям внимали такие умные, тонкие, образованные люди, как С. С. Уваров, В. А. Жуковский, Д. Н. Блудов5. Через несколько лет один из них станет родоначальником "теории официальной народности" (Уваров), другой создаст стихи гимна, прославляющие самодержавие (Жуковский), третий будет разрабатывать "Уложение о наказаниях". Эти лица, занявшие при Николае I важные министерские посты, были близки царю по своему мировоззрению. Неудавшийся переворот 1825 г., по-видимому, заставил воцарившегося монарха позаботиться о "четкой концепции национального бытия", в создании которой ему помогали наиболее доверенные люди, воспитанные Карамзиным в духе "благоговения перед святыней власти державной", которые каждый на своем месте способствовали воссозданию идеи "особости" и "самодостаточности" великой России.

      Не последнее место власть отводила соответствующей атрибутике, чему чрезвычайно большое внимание уделял Николай I. В контексте формирования идеологии николаевского царствования следует рассматривать и появление в 1833 г. "народной песни" В. А. Жуковского - А. Ф. Львова как официального государственного гимна Российской империи.

      А. Ф. Львов сыграл существенную роль в развитии русского церковного пения. Именно он, общавшийся со многими западно-европейскими музыкантами и учившийся у немецких мастеров, создал музыку гимна, затрагивающую душу русских людей не одного поколения и разных сословий. Думается, что причина - в самой тональности его "народной песни". В гимнической мелодии Львова присутствует стабильная основательность и незыблемость. Много лет спустя композитор И. О. Дунаевский назвал гимн Львова "церковно-тяжеловесным". Впрочем, если учесть факты биографии Львова, жизненные коллизии, с которыми он постоянно сталкивался и оказался в момент написания русского национального гимна, он вряд ли представил бы другую музыку - типа, например, французской "Марсельезы". Львов написал много церковных композиций, при его участии было сделано переложение полного круга церковного пения, так называемого придворного напева, его концерты "Приклони, Господи, ухо твое", "Услыши, Господи, молитву мою" - "капитальнейшие нумера в духовно-музыкальном творчестве..."6.

      Одним из первых официальных гимнов европейских государств признается "Боже, храни короля, королеву" (Великобритания). Однако по поводу авторства английского гимна споры ведутся до сих пор, и в одном из известнейших музыкальных словарей (Гроува) говорится, что авторы слов и музыки этого гимна неизвестны. Во второй половине XVIII в. появились гимны и в других европейских странах. Например, в Австрии вариации на песню Ф. Й. Гайдна из "Императорского квартета" в честь австрийского императора - "Боже, храни Императора Франца" (слова Л. Хашки) до 1918 г. представляли собой государственный гимн этой страны. Эта же мелодия, но уже со словами Г. фон Фаллерслебена "Германия, Германия, превыше всего" превратилась в гимн германского рейха; в настоящее время - это гимн ФРГ (имеющий другие слова)7. Известнейшим гимном в конце XVIII в. стала французская "Марсельеза". Декретом Директории от 14 июля 1795 г. она была объявлена национальной песней, но только в 1879 г. ее утвердили как официальный гимн Французской республики.

      Бельгийский гимн "Брабансон" ("брабантский"), ранее - "Брюсселюаз" ("брюссельский") относится к тревожным дням борьбы Бельгии за независимость от Голландии и последовавшего затем образования в 1830 г. самостоятельного Бельгийского государства. Написан он был непрофессионалами. Первый автор текста, актер Женеваль, был убит в борьбе с голландцами, став национальным героем. Автор музыки Ф. ван Кампенгоут увлекся словами патриотических стихов Женеваля "и случайно" написал к ним мелодию, будучи самоучкой. Как память о революционных действиях бельгийцев он пользуется популярностью до сих пор, хотя слова в связи с изменением политической ситуации написали иные, вскоре после примирения с Голландией. Можно согласиться с мнением Н. Бернштейна, который подчеркивал, что история создания некоторых гимнов обнаруживает явную связь между их происхождением и политическим настроением. "Не только бельгийский и французский гимны, но и английский... являются своего рода звуковыми термометрами, показывающими подъем общественного настроения"8.

      Действительно, именно тогда, когда Россия и Англия вместе сокрушили Наполеона, английский государственный гимн стал объектом внимания в России. В 1814 г. Жуковский сделал стихотворный перевод английского гимна. Первая публикация его в "Сыне отечества" в 1815 г. содержала 7 строк и называлась "Молитва русских". Есть сведения, что в конце 1815 г. в Дерпте они исполнялись на музыку местного композитора А. Вейрауха9.

      Однако с 1816 г. стихи поются уже на музыку английского гимна "Боже, храни короля". В "Истории лейб-гвардии Финляндского полка" упоминаются письма цесаревича Константина Павловича к генерал-адъютанту Сипягину, в которых очень подробно, день за днем излагается все, что происходило в Варшаве во время пребывания там осенью 1816 г. Александра I. Во время парада, когда царь "подъехал к фронту войск, все музыканты барабанщики и флейщики после пробития двух колен похода сыграли гимн "Боже, Царя храни!", взятый с английского национального "Боже, храни короля!" Это, как пишет Константин Павлович Сипягину, "было впервые употреблено и очень понравилось императору"10. С тех пор начали постоянно исполнять мелодию английского гимна "при отдании чести государю, попеременно с двумя коленами похода".

      Однако несмотря на исполнение "Молитвы русских" с английской мелодией в разных ситуациях (например, лицеисты, соученики А. С. Пушкина, узнавая, что царь находится рядом, начинали петь "Боже, царя храни" по тогдашнему тексту и тогдашней английской мелодии11). За государственный российский гимн он вряд ли признавался, потому что его исполнение не входило в обязательный ритуал в различных официальных церемониях. Так, в присутствии Николая I, царицы и наследника, прибывших в Варшаву в 1829 г. для коронации, при вручении скипетра и державы и возгласах "Слава императору во веки веков" под гром пушек исполнили церковный гимн "Тебе, Бога, хвалим"12.

      Полный вариант "Молитвы русского народа" (42 строки), написанный В. А. Жуковским, не ограничивается лишь прославлением монарха, но варьируя тематически английский текст, содержит воспевание "воинов-мстителей", а также - "мирных блюстителей" (закона). Кроме того, не только правитель, но и Отечество - Русь православная - герои написанной им "Молитвы". Подобная тематическая линия явно соотносится с историческим контекстом - триумфом победы над Наполеоном 13. Эта линия, как бы уравновешивающая "значимость" Отечества и монарха, не понравилась впоследствии Николаю I, который, по словам современников, называл текст, написанный Жуковским при Александре I, "размазнею Жуковского"14. Текст 1833 г. царя более устроил, так как в нем основным фигурантом выступал сам монарх, кроме того, здесь присутствовали "составляющие" официальной доктрины: православие (царь "православный"), самодержавие (царь "державный"). Что касается "народности", то о ней дает представление заголовок стихов - "Русская народная песня" (по желанию царя).

      "Молитва русских" к годовщине основания Царскосельского лицея была дополнена двумя строфами, сочиненными А. С. Пушкиным. Начальные пушкинские слова гласили: "Там громкой славою / Сильной державою / Мир он покрыл". В переделанном под музыку Львова тексте Жуковского просматривается аналогия: "Боже, царя храни! Сильный, державный". Видя в этой аналогии заимствование Жуковским пушкинской строки, Н. Рамазанова делает интересное заключение не только о своеобразном участии Пушкина в создании первого национального гимна, но и о влиянии данного факта на пожалование ему придворного чина.

      Автор музыки гимна Алексей Федорович Львов был избран Николаем I как человек ему близкий, преданный лично (командовал царским конвоем, сопровождая царя во всех поездках) и в то же время музыкально одаренный, прекрасный исполнитель-скрипач, талантом которого восхищались Мендельсон, Лист, Шуман. Шуман в статье "Алексей Львов" называл его "автором знаменитого русского национального гимна и других сочинений, которые еще ждут своего опубликования". После концерта в Лейпциге, на котором он присутствовал, Шуман написал: "Г-н Львов - скрипач настолько примечательный и редкостный, что он может быть поставлен в один ряд с первыми исполнителями вообще"15.

      А. Ф. Львов ко всему прочему являлся и прекрасным музыкальным организатором: в 1850 г. он учредил первое в России "Концертное общество", сыгравшее большую роль в пропаганде классической музыки. Члены общества, в которое входили не только музыканты, но и представители высшего общества и даже царской семьи, платили немалые взносы, которые давали возможность устраивать концерты для любителей музыки. Концерты обычно происходили в помещении Придворной капеллы и в них часто принимал участие хор капеллы. Директором певческой капеллы являлся опять же Львов, сначала, после смерти в 1836 г. отца - Федора Петровича, бывшего директора, исполняя его обязанности, а затем, с 1849 г. по 1861 г. на постоянной основе. Учредив при Певческой капелле музыкальные классы, он предвосхитил официальное профессиональное образование, возникшее с открытием в 1862 г. Петербургской консерватории, с которой капелла поддерживала тесную связь, посылая туда своих воспитанников. Именно такой путь проделал в начале XX в. А. Александров, поступив в Петербургскую консерваторию из Певческой капеллы.

      При всем многообразии достоинств личности Львова и его заслуг перед Отечеством, он вошел в историю прежде всего как автор первого российского Государственного (национального)16 гимна. Все авторы, писавшие о работе Львова над гимном, опирались на его "Записки", опубликованные в 1884 г. в 4 - 5 книгах "Русского архива". Именно в них Алексей Федорович объясняет причину, по которой он взял на себя трудную миссию - написать Государственный гимн. По окончании Корпуса инженеров путей сообщения в 1818 г. Львов попал на военную службу под начало А. А. Аракчеева, а затем - в Министерство внутренних дел к А. Х. Бенкендорфу. В 1826 г. его, не желавшего быть "по секретной части", назначили управляющим делами Императорской квартиры, как боевого офицера (Львов принимал участие в русско-турецкой войне), зачисляют в почетный Кавалергардский полк и назначают командиром царского конвоя. С этого времени он становится близок не только императору, но и его семье, аккомпанируя на скрипке пению княжны, участвуя в домашних концертах императорского семейства.

      Событию, связанному с "царским заказом", Львов уделяет особое место в своих "Записках": "... В 1833 году я сопутствовал Государю в Австрию и Пруссию. По возвращении в Россию граф Бенкендорф сказал мне, что Государь, сожалея, что мы не имеем своего народного гимна и скучая слышать музыку Английскую, столько лет употребляемую, поручает мне попробовать написать гимн Русский. Задача эта показалась мне трудною, когда я вспомнил о величественном гимне Английском: "God save the King", об оригинальном гимне Французском и умилительном гимне Австрийском. Я чувствовал надобность написать гимн величественный, сильный, чувствительный, для всякого понятный, имеющий отпечаток национальности, годный для церкви, годный для войска, годный для народа - от ученого до невежи. Все эти условия меня пугали и я ничего написать не мог. В один вечер, возвратясь домой поздно, я сел к столу и в несколько минут гимн был написан". Далее рассказывается, как Львов пошел к Жуковскому (по-видимому, существовала предварительная договоренность), который предоставил Львову 6-строчный текст, начинающийся теми же словами "Боже, Царя храни!", что и текст 1814 года. Львов писал, что Жуковский "подогнал" под его мелодию уже имеющиеся слова. На самом деле кроме первой строчки слова были написаны новые, отчасти действительно в соответствии с музыкальным размером, предложенным Львовым, но прежде всего, как об этом говорилось выше, в соответствии с "идеологической программой". Осознавая свою роль в ее осуществлении, Львов, обращаясь к детям в своих "Записках", замечал: "Душевному артисту, как ваш отец, можно почитать счастьем удачное сочинение гимна, который если не достоинством, то по назначению своему, переживет бездну других музыкальных сочинений несравненно обширнее, которого достоинство и ценность увеличивается по мере умножения числа лет его существования, и наконец, который после десяти лет сделался народным в России и принят с особым одобрением во всей Европе"17.

      Подобную же значимость своего с Львовым творения осознавал и Жуковский. Незадолго перед смертью он писал Львову: "Наша совместная двойная работа переживет нас долго. Народная песня, раз раздавшись, получив право гражданства, останется навсегда живою, пока будет жив народ, который ее присвоил. Из всех моих стихов эти смиренные пять, благодаря Вашей музыке переживут всех братии своих. Где не слышал я этого пения? В Перми, в Тобольске, у подошвы Чатырдага, в Стокгольме, Лондоне и Риме!"18.

      Однако в момент появления гимна он прежде всего понравился Николаю I. Царь вместе со свитой и домочадцами прослушал гимн 23 ноября 1833 г. в Певческой капелле, где состоялось первое исполнение сочиненной Львовым и Жуковским "народной песни" (именно так нравилось царю называть гимн) с придворными певчими и двумя военными оркестрами. По желанию царя гимн исполнялся несколько раз и было решено "показать" его широкой публике. "Показ" состоялся в Москве в Большом театре 11 декабря 1833 года. Вот как на следующий день писала об этом событии московская газета "Молва": "Вчера 11 декабря Большой Петровский театр был свидетелем великолепного и трогательного зрелища, торжества благоговейной любви народа Русского к царю Русскому". После краткой предыстории существования в России английской мелодии с известными всем стихами Жуковского (1814 г.) в газете говорилось: "Но будем откровенны - честь великой империи требует, чтобы на пространстве ее, занимающем седьмую часть земного шара, миллионы, совокупленные единым чувством любви и преданности к единой самодержавной главе, ими управляющей, выразили сие высокое чувство своими, не заимствованными звуками, вылившимися из груди Русской, проникнутыми Русским духом"19.

      С восторгом автор статьи повествует о том, что когда поднялся занавес, глазам зрителей предстал огромный хор в 400 человек - все актеры русской труппы, Театральной школы, все, кто мог петь, включая актера М. С. Щепкина. К оркестру театра, присоединился полковой оркестр, оркестр трубачей. При первых звуках все зрители поднялись с мест. А затем, по свидетельствам очевидцев, долго не смолкали крики "ура!" и "форо!", так что песню пришлось повторить. "Гром рукоплесканий слился с громом оркестра. Казалось, одна душа трепетала в волнующейся громаде зрителей. То был клич Москвы, клич России!". В заключение автор делает вывод: "Благословенна страна, где тысячи уст так дружно отзываются на имя царское! Боже, Царя храни! Этот клик останется навсегда призывным кликом России на путь к совершенству и славе! И дотоле никакая враждебная сила не прикоснется к ней, доколе из груди верных чад ее будет вырываться в восторге истинного одушевления сия торжественная песнь!"

      Полвека спустя уже другая газета "Московские ведомости", помещая на своих страницах материалы, посвященные "50-летию русского народного гимна" и его автору Львову, писала о громадном влиянии на московскую публику этой "русской народной песни", подчеркивала, что именно в Москве состоялось первое публичное исполнение гимна, ибо государь, желая передать гимн на "оценку и суждение" народа, выбрал для этого московскую публику20.

      В Петербурге состоялось официальное оформление Национального гимна. 25 декабря 1833 г. в день годовщины изгнания войск Наполеона из России гимн был исполнен во всех залах Зимнего дворца в присутствии самых высоких воинских чинов и при освящении знамен. "C'est superbe!" (Это великолепно!), - с такими словами, по воспоминаниям Львова, обратился к нему царь. В некоторых публикациях к этому добавляется еще: "Это то, что мне надо". Следующее общественно-значимое исполнение гимна произошло 30 августа 1834 г. на Дворцовой площади, где был открыт монумент в честь победы над Наполеоном - Александровский столп. Таким образом, "Народная песнь" ассоциировалась отныне с народным подвигом, совершенным под руководством монарха во славу Российской империи21. Еще в декабре предписывалось всем военным оркестрам "на парадах, смотрах, разводах и в прочих случаях" вместо английской мелодии играть музыку, созданную Львовым.

      Итак, Государственный гимн Российской империи состоялся. Его пропагандировали очень широко. Уже в начале 1834 г. газета "Северная пчела" сообщала, что в продажу поступила "Песнь русских", положенная на музыку Львовым, и "музыка сей песни - в четырех разных изданиях: 1) для хора с полным оркестром; 2) для хора с фортепьяно; 3) для одного голоса с фортепьяно; 4) для фортепьяно на четыре руки"22. Существовали и многочисленные подарочные и юбилейные издания.

      Львов неоднократно в своих "Записках" отмечает, насколько выигрывал российский гимн по сравнению, например, с прусским или австрийским, когда они исполнялись на совместных мероприятиях. Так, в сентябре 1835 г. в присутствии прусского, австрийского и русского государей, обсуждавших вопрос о памятнике в честь Кульмского сражения, выигранного союзниками в 1813 г., военные оркестры играли государственные гимны: ".., кто из русских не был тронут до глубины сердца, когда раздался отечественный гимн "Боже, Царя храни!" Такой разительный отпечаток нравов Австрийцев и Русских! Сочинение мое мне никогда так хорошо не казалось, от восторга у меня лились слезы; я видел, что самые иностранцы были увлечены силою и чувством нашего гимна и сопровождали музыку пением на русском языке"23.

      Рассказывая об одном из своих концертов в Германии - в Гейдельберге, Львов вспоминает, что закончил концерт "нашим народным гимном. Все слушатели были в неизъяснимом удовольствии, а музыканты, встретив меня на другой день, ходили за мной по улицам целою толпою". В другой раз, в Дрездене, после основного концерта "был исполнен наш народный гимн, ...рукоплескания, стук ногами и стульями, крики "форо" раздавались, как молния, по всей зале. Я должен был повторить: тот же восторг, те же крики "Vivat Nicolaus!" Меня целовали, шептали мне на ухо: "Wir sind Russen geworden" (мы стали русскими)"24.

      Очень показательно, что такое же чувство восторга вызывала музыка гимна почти через восемьдесят лет после своего создания. Офицер лейб-гвардии Кирасирского полка В. С. Трубецкой вспоминает о своих ощущениях, когда он стоял в строю на параде, который посетил Николай II: "Секунда - и старый литаврщик энергичным движением разом опустил руку, коснувшись кожи старых кирасирских литавров. ...Во все усиливающемся человеческом вопле вдруг с новой силой и торжеством родились воинственные звуки наших полковых труб, запевших гимн, полный величия. К горлу подступил какой-то лишний, мешающий комок, усилилось ощущение бегающих мурашек по спине. Что вдохновило господина Львова, композитора малоизвестного и не слишком одаренного, не знаю, но в строгие и спокойные гармонии этого небольшого хорала ему удалось вложить огромную идею силы и величия"25.

      Музыкальный символ Российской империи стал мировой музыкальной классикой. Тема "Боже, Царя храни!" варьируется в нескольких произведениях немецких и австрийских композиторов. П. И. Чайковский "цитирует" его в двух произведениях - "Славянском марше" и увертюре "1812 год", написанной в 1880 г. и исполнявшейся по случаю освящения Храма Христа Спасителя в Москве.

      Между тем, восприятие музыки гимна не было адекватным восприятию личности его автора, о котором до публикации его "Записок" в середине 1880-х гг. и воспоминаний родственников примерно этого же времени было известно мало. Ближе к концу XIX в. появляются статьи (прежде всего в "Русской музыкальной газете"), прямо или косвенно подвергающие критике шедевр Львова. В частности, издатель этой газеты Н. Финдейзен поддержал миф о конкурсе русских национальных гимнов, в котором якобы принимал участие М. И. Глинка. Между тем каждый, кто знаком с биографией великого композитора, знает, что Глинка весной 1830 г. уехал в Италию и вернулся в Россию из Берлина весной 1834 года. Далее Финдейзен опубликовал найденный в бумагах Глинки набросок мелодии под названием "Motif de chant national", которое позднее получило очень вольный перевод как "Патриотическая песнь". Современные музыковеды пришли к выводу, что этот фрагмент создан Глинкой в 1837 - 1838 гг., намного позднее предполагаемого 1833 г., к тому же вряд ли как набросок Государственного гимна26.

      В начале XX в. та же "Русская музыкальная газета" в анонимной статье оспорила авторство Львова, который якобы использовал для гимна "Боже, Царя храни!" мелодию, уже ранее написанную как марш капельмейстером Ф. Гаазом. Н. Ф. Соловьев приложил много сил, чтобы опровергнуть эти измышления, для чего он вынужден был обратиться к германскому императору, приказавшему для выяснения действий фирмы Шлезингер, издавшей марш Гааза, произвести поиск в архивах. К 75-летию Национального гимна в 1908 г. Соловьеву был пожалован орден. Итог дискуссии о плагиате, казалось бы, подвела большая статья начальника придворного оркестра барона Штакельберга, опубликованная в 1910 г. в "Новом времени", которая была написана на основании подлинных документов и разбивала "все доводы против приоритета Львова"27. Тем не менее в 1911 г. появился еще один пасквиль по поводу русского национального гимна - якобы его мелодия была "списана со старинного голландского псалма". Потребовались новые доказательства нелепости обвинений; эти доказательства на сей раз официально были присланы из Голландии. Однако "Русская музыкальная газета" продолжала печатать "разоблачительные" материалы в отношении русского национального гимна и его автора28.

      Все домыслы о "неподлинности" мелодии первого российского Национального гимна не умалили ее величественности. Что же касается автора музыки "Боже, Царя храни!", то Львов навсегда вошел в плеяду русских композиторов, о чем свидетельствует, в частности, картина И. Е. Репина, висящая на площадке лестницы Московской консерватории. Картина называется "Славянские композиторы", и на ней, вместе с Глинкой, Шопеном, Римским-Корсаковым и другими, изображен в расшитом золотом генеральском мундире Львов29.

      Через шесть лет после публикаций о "недостаточно русском" гимне Львова все та же "Русская музыкальная газета" включилась в борьбу за новый гимн. 10 марта 1917 г. (через неделю после отречения от престола Николая II) на ее первой странице была напечатана "Анкета о новом народном гимне". По условиям "Анкеты" 1) гимн не может превышать 8 стихов; 2) по содержанию стихов он должен быть патриотичен и внепартиен; 3) текст гимна должен подходить к какой-либо популярной на Руси мелодии торжественного характера (специально подчеркивалось: выбор мелодии старого львовского гимна, по своей форме напоминающего старый немецкий хорал, исключается). Вероятно, как пример нового всероссийского гимна рядом с "Анкетой" были напечатаны стихи В. Б. Чешихина, которые надлежало петь на мелодию Бортнянского "Коль славен"30. Страницы газеты заполнили в дальнейшем рекомендации по использованию для нового гимна державы той или иной мелодии известных русских композиторов: Глинки, Глазунова, Римского-Корсакова; гимн берендеев из "Снегурочки" казался издателям газеты "готовым гимном". Ни одно из предложений общественности, касающееся нового гимна демократической России, Временным правительством принято не было31.

      Однако практически роль гимна в 1917 г. исполняла французская "Марсельеза". Казалось бы, к России эта французская "Боевая песня рейнской армии", сочиненная в апреле 1792 г. офицером Клодом Жозефом Руже де Лилем и ставшая в революционной Франции ее сугубо патриотическим символом, не имеет отношения. Но, во-первых, в период русских революций 1917 г. вообще имели место многочисленные подражания Великой Французской революции - будь то использование античной символики, примеры аналогичного оформления дензнаков, марок, образцом служило французское искусство эпохи революции и т. д. Во-вторых, "Марсельеза", которая пелась в начале XX в. в России, по словам и отчасти даже по музыке (из-за размера новых стихов) отличалась от французского гимна32.

      При Временном правительстве, так и не утвердившем символику новой, постсамодержавной России в ожидании Учредительного собрания, официальный гимн Франции "Марсельеза" выполнял некоторые функции государственного гимна. Ее исполняли при встрече членов Временного правительства, при приеме иностранных делегаций, перед началом спектаклей в театрах. Причем оркестры исполняли классический французский вариант "Марсельезы", а пелась русская "Рабочая Марсельеза". Многие полки отправлялись на германский фронт с красными революционными знаменами, в бой они шли под звуки "Марсельезы"33.

      Как "Марсельезе", так и "Интернационалу", в зарубежной историографии посвящено много работ, писали о них и отечественные музыковеды и историки34. Нередко утверждается, что "Интернационал" стал гимном советского государства сразу же после октябрьских событий 1917 года. При этом ссылаются на книгу Дж. Рида "Десять дней, которые потрясли мир", где автор пишет об исполнении "Интернационала" в Смольном уже 25 октября 1917 года. Для других отечественных авторов точкой отсчета является приезд В. И. Ленина из эмиграции в Петроград 3 апреля 1917 г. и описывается случай, вошедший в воспоминания многих очевидцев: на перроне Финляндского вокзала единомышленники встречали Ленина пением "Марсельезы". Однако Владимир Ильич поморщился и сказал: "Давайте петь "Интернационал"35. Как вспоминают очевидцы, слов последнего почти никто не знал, хотя "Интернационал" к тому времени имел уже русский текст. Ленин же, напротив, их хорошо знал, ибо еще в 1912 г. он написал статью, посвященную 25-летию со дня смерти Эжена Потье, члена Парижской коммуны, поэта, который и создал текст "Интернационала" буквально сразу же после падения Коммуны в 1871 году. Стихи, однако, были напечатаны лишь через 16 лет, незадолго до смерти автора в 1887 г. в сборнике "Chants revolutionnaires", который через полтора месяца проник в Россию. Как показало источниковедческое исследование, тексты 1871 и 1887 гг. существенно разнятся (из 48 строчек только 17 совпадают36): автор сделал изменения текста под влиянием растущего пролетарского движения, в частности, выразил его кредо: "Прошлое сотрем начисто, мир должен измениться в своей основе" ("Весь мир насилья мы разроем до основанья, а затем - мы наш, мы новый мир построим" - в русском переводе).

      Переводы, сделанные со стихов Э. Потье 1887 г. в различных странах, не всегда соответствуют французскому тексту, в том числе и русский текст, который написал в 1902 г. поэт А. Я. Коц. Еще в 1899 г. он, бывший горный мастер из Донбасса, присутствовал, находясь в эмиграции, на конгрессе французских социалистов. Исполнение "Интернационала" так потрясло молодого русского эмигранта, что он решил сделать его достоянием борцов с самодержавием. Коц не перевел нескольких куплетов, принадлежавших перу Потье, но в Россию проникла музыка Дежейтера, что в значительной степени способствовало принятию и усвоению слов песни.

      Некоторые современные авторы, не принимая во внимание эпоху и обстоятельства написания текста "Интернационала", отмечают его агрессивный характер, считая, что "его мрачное содержание полно угроз, призывов к насилию, к захвату чужого достояния". В нем видится даже символ языческой веры ("Никто не даст нам избавленья - ни Бог, ни царь и не герой"). Однако никто не мог раскритиковать музыку "пролетарского гимна", как стали вскоре называть творение П. Дежейтера.

      С русским переводом "Интернационал" быстро превратился в России в средство агитации. Вопреки существующему до недавних пор в отечественной историографии мнению, что "Интернационал" использовался лишь в большевистской агитации37, в настоящее время аргументирование доказано и другое мнение: в 1917 г. большевики не были монополистами в его "внедрении" в России. "Интернационал" публиковался в песенниках, выпускавшихся издательствами различной политической ориентации, - большевиками, меньшевиками, социалистами-революционерами, печатью Советов и войсковых комитетов, а также беспартийными издательствами, преследовавшими коммерческие цели" 38 . "Интернационал" все сильнее соперничал с "Марсельезой", а большевики явно отдали предпочтение ему как своему партийному гимну, о чем говорит завершение пением "Интернационала" Апрельской конференции и VI съезда большевиков, а также - съездов местных Советов (например, Иваново-Вознесенска).

      И все же даже Октябрь 1917 г. не принес окончательной победы "Интернационалу" над "Марсельезой", которая воспринималась русским обществом в качестве неотъемлемого атрибута предстоящего Учредительного собрания. Тем не менее 5 января 1918 г. при его открытии в Таврическом дворце и большевики и эсеры дружно запели именно "Интернационал". Один из присутствовавших на нем эсеров впоследствии вспоминал: "Этот гимн для многих эсеров... был такой же заветной боевой песнью, как и для большевиков. Не помня себя, я вскочил и запел с ними... Это была величественная картина, когда все Учредительное собрание в целом, без различия фракций единодушно пело боевой гимн революционных социалистов"39. А на III съезде Советов, состоявшемся вскоре, снова звучали и "Марсельеза" и "Интернационал". В дальнейшем "Марсельеза" постепенно уходит как символ "буржуазной" революции, а символом "пролетарской" - окончательно становится "Интернационал".

      С образованием в 1922 г. Советского Союза слова "Интернационала" переводятся почти на все языки народов (даже ранее бесписьменных) страны Советов. После переезда правительства социалистического государства в Москву, "Интернационал" зазвучал в курантах на Спасской башне Кремля, сначала попеременно с революционным "Похоронным маршем", а затем был оставлен как единственная мелодия главной песни страны Советов.

      "Интернационалом" (музыкой и пением) сопровождались в 1920-1930-е гг. все государственные мероприятия, а также церемонии с присутствием государственных деятелей всевозможных рангов. Так, в 1919 г. по прибытии К. Е. Ворошилова в штаб Н. И. Махно, оркестр махновцев заиграл "Интернационал".

      Хотя "Интернационал" носил, классовый характер, он был созвучен интернационалистским идеям. Не случайно с таким воодушевлением был воспринят приезд в СССР в 1928 г. автора музыки "Интернационала" П. Дежейтера. "Это - апофеоз моей жизни", - говорил старый французский коммунист, стоя на трибуне Мавзолея, рядом с участниками VI Конгресса Коминтерна40. Великая Отечественная война показала огромную значимость "Интернационала" прежде всего как гимна Отечества.

      В конце 1930-х гг. в ЦИК СССР направлялись письма "с мест", в которых высказывалось пожелание "преобразовать наш дореволюционный гимн "Интернационал", который в связи с ростом культурной и счастливой жизни является устаревшим"41. "Интернационал" был заменен национальным "Гимном Советского Союза", который в 24.00 31 декабря 1943 г. прозвучал на радиостанции Коминтерна. За 17 дней до этой даты - 14 декабря 1943 г. было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о пропаганде нового гимна. А 22 декабря в "Правде" и других газетах появилось сообщение о решении Совнаркома Союза ССР: "Ввиду того, что нынешний гимн Советского Союза "Интернационал" по своему содержанию не отражает коренных изменений, происшедших в нашей стране в результате победы Советского строя, и не выражает социалистической сущности Советского государства, - Совет Народных Комиссаров Союза ССР решил заменить текст государственного гимна новым текстом, соответствующим по своему содержанию духу и сущности Советского строя... Для нового государственного гимна принята музыка композитора Александрова А. В. Ноты к музыке гимна будут опубликованы особо. Повсеместное исполнение нового государственного гимна вводится с 15 марта 1944 г."42.

      5 января 1944 г. все центральные газеты опубликовали постановление СНК СССР "О вознаграждении поэтов и композиторов, принявших участие в работе по созданию гимна Союза Советских Социалистических республик"43. Впечатляют списки награжденных. А. В. Александров - автор музыки - находится в такой "компании", как Шостакович, Хачатурян, Прокофьев, Кабалевский, Глиэр, Шапорин, Хренников, Дунаевский, Блантер, Соловьев-Седой44.

      В числе поэтов, представивших тексты гимна, было также немало известных имен: Н. Асеев, Д. Бедный, О. Берггольц, В. Гусев, М. Рыльский, В. Лебедев-Кумач, М. Светлов, К. Симонов, Н. Тихонов, С. Щипачев и другие, включая С. Михалкова и Г. Эль-Регистана45.

      Два многостраничных дела, хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации, позволяют представить напряженную работу конкурсного отбора, прослушиваний, отсеиваний, возвратов к ранее одобренным вариантам, подключение на последнем этапе работы и комментарии по тексту лично Сталина и т. д. Доныне в печати воспроизводятся сведения о работе над гимном из воспоминаний прежде всего С. В. Михалкова, но в основном в виде неадекватных слухов. Говорят, что Сталину якобы надоел написанный французами "Интернационал". Поэтому в 1943 г. он приказал сочинить новый гимн на музыку "Гимна партии большевиков", написанную еще в 1939 г. А. В. Александровым, но закамуфлировал свой выбор, устроив трехступенчатый конкурс с оценками среди почти двух сотен композиторов, многочисленные прослушивания и т. д. Что же касается слов гимна, то (несмотря на многочисленные песни - гимны, прославления Родины и лично Сталина) ему потребовался молодой автор, русский, и он выбрал СВ. Михалкова, которого любил. Но Сталин любил также К. Симонова, который предоставил стихи для нового гимна, а Михалков оказался не один а вместе с человеком старше его на 15 лет, к тому же не русским, а армянином Эль-Регистаном (Габриэлем Аркадьевичем Урекляном). Создание гимна СССР в самый разгар войны удивляло и современников. В воспоминаниях Михалкова говорится, что собираясь вместе во время работы над гимном, они задавались вопросом: "Как так? На фронте разворачивались ожесточенные сражения, только пережили Сталинградскую и Курскую битвы, сражение за Днепр... Народное хозяйство страны предпринимало героические усилия, чтобы обеспечить фронт всем необходимым... И в это время правительство уделяло столько внимания созданию Гимна Советского Союза!"46.

      Однако начало работы над гимном относится к 1942 году. Об этом говорил К. Е. Ворошилов на первом совещании с поэтами и композиторами, которое проводилось 18 июня 1943 г. по поводу создания нового гимна: "Работа по созданию нового гимна, как вы знаете проводилась, но все созданные гимны по словам и по музыке очень слабы и нас не удовлетворяют. У нас есть замечательное произведение "Гимн партии большевиков", написанный Лебедевым-Кумачем и профессором Александровым. Некоторые думают, что его надо считать гимном Советского Союза. Но и это произведение... не удовлетворяет той высокой задаче, которая стоит перед гимном. Чтобы "не обижать" Лебедева-Кумача и Александрова, чтобы их "не грабить", надо создать новые слова и новую музыку советского гимна". О том, что поэты уже в 1942 г. писали тексты гимна свидетельствует, например, письмо Ворошилову М. Рыльского, который сообщает об отправлении сокращенного варианта "прошлогоднего гимна, на который... так и не была написана музыка", перечень композиторов, написавших музыку гимна еще в 1942 г.: Александров (на тексты Колычева, Лебедева-Кумача), Соловьев-Седой (на текст Гусева), Дзержинский (на текст того же поэта), Белый (на текст Френкеля), Блантер (на текст Долматовского), Кручинин (на текст Голодного), Чернецкий (на текст Лебедева-Кумача), постоянные отсылки в различных документах "к прошлому", то есть к 1942 г. - переходному от первого ко второму периоду войны47.

      Зимой 1941 - 1942 гг. немецко-фашистские войска впервые за годы второй мировой войны потерпели крупнейшее поражение, а Красная армия стала более сильной и опытной, способной решать сложные задачи, направленные на разгром врага, символом мужества и героизма, побед русского оружия. Не случайно, что именно в 1942 г. руководство страны "обратило взоры" к русским военным традициям, атрибутике, к именам русских полководцев: был упразднен институт военных комиссаров, введены погоны со звездами вместо петлиц и ромбов, украшения на морских фуражках, формируется первая гвардейская армия и вводится нагрудный знак "Гвардия", учреждаются ордена Суворова, Кутузова, Александра Невского и т. д.

      Все виды искусств, включая музыку, были задействованы в патриотической агитации и прежде всего бойцов на фронтах. Нередко они шли в атаку с известной всей стране "Песней о Родине".

      Однако наибольшее влияние на духовный и патриотический настрой бойцов имела "Священная война" В. Лебедева-Кумача и А. Александрова. Стихотворение, начинавшееся словами "Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой", было опубликовано в газетах на третий день войны. Музыка к этим словам была написана Александровым буквально через несколько дней. "Священную войну" называли песней-гимном, а один музыковед назвал ее "музыкальной эмблемой Отечественной войны"48.

      За годы Великой Отечественной войны были написаны многие песни, которым присваивалось наименование "гимны". Пальма первенства в создании гимнических мелодий принадлежала А. В. Александрову. 1 мая 1942 г. прозвучал его "первый торжественный гимн военных лет - "За честь и свободу" ("Песня о Советском Союзе") на слова М. Голодного. В начале 1943 г. им написаны песни-гимны: "Святое ленинское знамя" (ел. О. Колычева), "Цвети, Советская страна" (ел. В. Лебедева-Кумача), "Славься, Советская наша страна". Эту написанную им гимническую музыку Александров представил на конкурс мелодий для гимна Советского Союза, вместе с музыкой "Гимна партии большевиков"49. Еще ряд композиторов создали песни-гимны со словами, прославляющими страну: В. Захаров - "Слава Советской державе", А. Новиков - "Славься, великая Родина", Т. Хренников - "Живи, наша Родина", Б. Александров - "Да здравствует наша держава".

      Таким образом, выбор гимнической музыки в 1942 и первой половине 1943 г. был очень большим. Однако комиссия в составе заместителя председателя СНК СССР К. Е. Ворошилова, первого секретаря МК и МГК, начальника Главного политуправления Красной Армии А. С. Щербакова, председателя Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР М. Б. Храпченко, председателя Союза советских писателей А. А. Фадеева, председателя Союза советских композиторов Р. М. Глиера в июне 1943 г. практически начала работу по созданию гимна Советского Союза "с чистого листа".

      18 июня 1943 г. Ворошилов и Щербаков в присутствии 8 поэтов и 12 композиторов несколько раз повторили: "Интернационал" устарел для нашего народа (это пройденный этап, пусть его поет тот, кто еще не разрушил старый мир). Они также высказали пожелания по содержанию гимна, в тексте которого должны быть отражены темы: победа рабочего класса в нашей стране и торжество власти трудящихся, во-первых, братство и дружба победивших в борьбе народов Советского Союза, во-вторых. Особо подчеркивалось, что "о партии упоминать не следует, так как гимн является всенародным, национально-беспартийным"50.

      Подобные руководящие указания многим поэтам показались слишком общими, поэтому последовали конкретные вопросы: "Нужно ли употреблять в гимне слова "Ленин", "Сталин"? Нужно ли отразить в гимне "настоящий момент" - войну ?" Ворошилов вынужден был добавить, что слова "Ленин" и "Сталин" должны быть в тексте, но о фашистах писать не стоит. Впоследствии в тексте гимнов, написанных большинством поэтов, присутствуют и "Ленин" и "Сталин" и их "мудрое руководство". Впрочем, не все поэты обратились к этим именам. В текстах К. Симонова, О. Берггольц и некоторых других нет упоминаний о вождях страны Советов.

      С самого начала обсуждения вопроса о принципах создания гимна Советского Союза звучали слова об использовании русских мелодий при его написании. Щербаков, например, отмечал: " Русская музыкальная культура наиболее старая. И, вероятно, она наложит отпечаток на музыку гимна". С ним соглашался А. Хачатурян: "Музыка его (гимна. - Н. С.) в смысле колоритности должна быть русская... Практика показала, что русские песни поются везде, во всех национальных республиках... Я в своей работе буду отталкиваться от русской городской песни"51.

      Идея советского государственного гимна у многих поэтов ассоциировалась с первым российским государственным гимном, во всяком случае, новый гимн неоднократно называли "народным" по аналогии с гимном XIX века. А. Жаров говорил, что "царский гимн по структуре был прост, немногословен", В. Гусев считал, что " элементы молитвенности в гимне могут быть", очень многие поэты в представленных ими текстах гимна использовали многократно повторенное "Славься! Славься! Славься!" (напоминание о глинковском хоре "Славься") и т. д.

      Весьма показательны действия по сбору информации о месте и времени исполнения царского гимна. В 1949 г. Президиум Верховного Совета СССР направил запрос начальнику Главного архивного управления генерал-майору В. Д. Стырову: "по встретившейся надобности" подобрать "архивные материалы, относящиеся к церемониалу исполнения русского и иностранных государственных гимнов, а также церемониалу различных торжеств и официальных приемов, на которых исполнялся Государственный гимн". Многие архивы прислали запрашиваемые сведения, почерпнутые из различных изданий, воинских уставов, журнальных и газетных статей, ибо, как констатировалось в заключительной справке, "среди этих материалов не имеется единого документа, регламентирующего исполнение гимна"52.

      Разработчики церемониала исполнения Гимна Советского Союза взяли целый ряд положений из присланных материалов, например, исполнение гимна при встрече главы государства, в различных церемониях (открытии памятников), в воинских частях и в дипломатических сношениях. В результате были разработаны Правила исполнения Государственного гимна СССР. Указ Президиума Верховного Совета СССР в 1950 г. их утвердил. Тогда же ликвидировали разнобой в наименовании гимнов: "государственный гимн", "народный гимн", "национальный гимн", "партийный гимн", "революционный гимн" и т. д. Официально устанавливались два названия: "Государственный гимн" и "Партийный гимн" (им стал с 1944 г. "Интернационал").

      Но это уже последний этап эволюции Гимна Советского Союза. Первый же этап проходил в бесконечных совещаниях по отбору музыки и стихов. В некоторых современных изданиях говорится о закрытом конкурсе на лучшие стихи для гимна. Это не так. Многие поэты присылали свои стихи через Союз писателей и лично через Фадеева, а также в письмах на имя Ворошилова. В одном из таких писем поэта Н. Асеева говорится: "Идея всего текста в целом такова: в первой строфе дать характерные качества нашего государства... Во второй - непрерывность его исторического развития, связь и общность целей и воли с веками накоплявшимся народным опытом доблести и мужества. И, наконец, в третьей - воедино слить это новое и старое в устремлении к будущему. Старые знамена славы и побед окрашиваются в цвет социалистического знамени..."53. Несколько писем прислал М. Исаковский, в которых содержатся конструктивные идеи относительно текста гимна СССР: " Гимн должен быть кратким, крепким, пружинистым. Далее - в некоторых прежних гимнах чересчур много славословия, за которым часто теряется основной смысл... гимн должен быть написан в утвердительной, в категорической (если так можно выразиться) форме"54. Во многих письмах авторы объясняли свое желание участвовать в конкурсе "чувством патриотизма и любви к Родине". 65 человек представили 123 текста! Так что вряд ли можно говорить о "закрытости" конкурса.

      170 композиторов предоставили двести с лишним мелодий. Музыка "Гимна партии большевиков" А. В. Александрова на первых этапах конкурса (июнь 1943 г.) была замеченной, но отнюдь не сразу одобренной. На первом совещании 17 июня А. Хачатурян, например, довольно скептически произнес: "Мне хотелось бы узнать, в чем достоинства музыки Александрова?" Его поддержал Новиков, заявив, что музыку Александрова "много слушают, но она трудна для среднего исполнения".

      В процессе прослушивания, которое проходило, в основном, в Бетховенском зале Большого театра, куда приглашались не только поэты и композиторы, представители общественности, но и выдающиеся артисты и дирижеры Большого театра, отмечалось, что вариант гимна Александрова "находится на общем уровне". Большой похвалы удостаивался Т. Хренников. Ряд выступающих, среди которых был и Александров, после прослушивания гимнических мелодий 17 августа 1943 г. (2-й тур) восторгались музыкой Хренникова: "Гимн Хренникова резко отличается от остальных. Он торжественен, монументален, выразителен и хватает задушу. Все исполнявшиеся гимны внешне схватывают движения, есть хоральность, но в них чувствуется засушливость, какая-то казенность. У Хренникова же выражены личные чувства патриота"55.

      Последующие прослушивания выявили нового "лидера" среди композиторов. Им оказался Д. Д. Шостакович. И Ворошилов и Щербаков признавали, что "наиболее приближающейся к требованиям, которым должна отвечать музыка гимна, пока остается произведение Д. Шостаковича"56, хотя "заслуживает внимания" музыка А. В. Александрова, Б. А. Александрова, Мурадели, Хачатуряна, Хренникова и других. В защиту музыки Д. Шостаковича выступили, получив какие-то надежды на принятие их текста, СВ. Михалков и Г. Эль-Регистан. В письме к Ворошилову от 28 сентября 1943 г. они писали: "Нам кажется только два композитора нашей страны - Дм. Дм. Шостакович и С. С. Прокофьев могли написать такой ("лучше всех существовавших и существующих гимнов других народов" - слова К. Е. Ворошилова. - Н. С). Сам факт авторства одного из этих двух мастеров, признанных величайшими композиторами современности, придал бы гимну нашей Родины тот характер, о котором Вы говорили" 57. Далее в письме указывается, что Шостакович написал музыку на первый вариант гимна двух соавторов. Интересна резолюция Ворошилова, наложенная на письмо: "Шостакович и Прокофьев действительно самые признанные композиторы наших дней, однако, гимн будут писать все композиторы СССР (а может быть, и не композиторы примут участие), и кто из них даст лучшую музыку гимна, тот и будет автором этого исторического сочинения".

      Действительно, музыку гимна, переделанную по нескольку раз, представили не только московские композиторы, но и музыканты из других городов СССР: из Ташкента - 16, из Алма-Аты - 14, из Тбилиси - 12, из Баку - 7 и т. д. С 24 сентября 1943 г. прослушивание проводилось с нарастающей интенсивностью: каждые 7 - 10 дней. Применялась шкала оценок музыки по 12-бальной системе, причем регулярно 7 - 8 балов получала гимническая музыка Шостаковича и Александрова, хотя на определенных этапах выделялись и другие композиторы. Так, на прослушивании в Большом театре 16 ноября, где присутствовали Сталин, Молотов, Маленков и другие руководители Советского государства и где исполнялась музыка гимна 9 композиторов, в том числе и А. В. Александрова ("Гимн партии большевиков"), была "выделена для доработки музыка Хачатуряна, Шостаковича, Туския". На одном из прослушиваний (1 ноября 1943 г.) в списке композиторов (все они уже писали музыку к тексту Михалкова и Эль-Регистана) из 14 человек 3 композитора - Шостакович, Хачатурян, А. В. Александров получили наивысшую оценку - 8 баллов. Интересны комментарии Ворошилова, помещенные около каждой фамилии: Шостакович - "как будто бы сносно", Хачатурян - "сносно", А. В. Александров - "ожидал большего".

      Конкурс текста гимна также проходил в конкурентной борьбе, но, может быть, менее напряженной. Постоянно высказывались претензии руководителю писательского цеха А. Фадееву по поводу отсутствия достойных стихов. В сентябре Ворошилов, докладывая Сталину о работе над гимном Советского Союза, подчеркивал, что отсутствует "удовлетворяющий нас текст". Многие композиторы жаловались, что не могут работать над гимном, ибо музыка должна координироваться словами гимна. Тогда решили предоставить композиторам право выбора стихов тех поэтов, которые участвовали в конкурсе. Интересен их список, составленный к совещанию 24 августа 1943 г. в ведомстве Фадеева. Из 18 человек - только 5 членов партии, 11 русских, 5 евреев, 1 украинец, 1 армянин. Состав претендентов на авторство гимна исключает инсинуации по поводу их отбора по какому-то одному заданному признаку. Это касается и композиторов.

      К началу сентября подвели предварительные итоги. Составили сборник и отправили Сталину58. В сборник вошли 96 текстов, созданных 56-ю поэтами. По мнению Ворошилова, Щербакова, "а также по единодушному признанию всех присутствовавших композиторов и поэтов", тех, кто прослушивал музыку гимна вместе со словами в Бетховенском зале 11 сентября, ни один из представленных вариантов не отвечал предъявляемым требованиям. Однако наилучшей среди представленных была музыка Шостаковича на слова Михалкова и Эль-Регистана. К 20 сентября руководство страны окончательно остановилось на 3-м варианте текста (который мало чем отличался от первых двух) вышеназванных авторов. Он назывался "Свободных народов союз благородный", состоял из четырех куплетов, без припева, значительно отличаясь от окончательного текста гимна. Авторам настоятельно рекомендовали "придать простоту и ясность языку текста с тем, чтобы он был доступен всем слоям населения, независимо от их общественного положения и культурного уровня"59. В частности, слова "Союз благородный", "в грядущее" (путь озарил) отдавали, по мнению критиков "литературщиной" и могли быть "не поняты в деревне". "Литературщину" авторы быстро заменили более понятными для широких масс словами: "союз нерушимый" и т. д. Рекомендовано было также сделать припев. 7 вариантов припева "изготовили" два соавтора за каких-то два-три дня. Он звучал так: "Живи в веках, страна социализма, / Твоя звезда к победам нас ведет. / Живи и крепни, славная Отчизна, / Тебя хранит великий твой народ!"
      25 сентября 1943 г. специальным постановлением ЦК ВКП(б) текст гимна был утвержден (2 куплета и вышеприведенный припев). Он был передан всем композиторам Советского Союза для написания музыки. Причем подчеркивалось: " для участия композиторов национальных республик, краев, областей в создании музыки Гимна этот текст передается по телеграфу в республиканские, краевые, и областные центры Советского Союза. Срок представления музыки - 14 октября 1943 г."60.

      Весь октябрь, ноябрь, часть декабря прослушивали музыку гимна в исполнении хора, оркестра, совместно хора и оркестра. 29 композиторов писали музыку на слова Михалкова и Эль-Регистана. Продолжалась и работа над текстом. В конце октября Сталин высказал авторам свои соображения: двухкуплетный текст - слишком куцый, необходимо добавить третий куплет, который был бы посвящен вооруженным силам Советского Союза - Красной армии, "которая боролась, борется и будет бороться за честь, свободу и независимость нашего Отечества"61. Михалков и Эль-Регистан представили 7 вариантов третьего куплета. В дальнейшем вся отработка текста, как явствует из "Дневника" (справки о работе над гимном), проходила под непосредственным наблюдением Сталина и даже в его присутствии. 28 октября членам и кандидатам ЦК ВКП(б) сообщили окончательный вариант трехкуплетного текста гимна с припевом, хотя к авторам обратились с просьбой сделать запасной вариант припева - более торжественный, каковой и был написан. Он вошел в окончательно утвержденный текст гимна. В ноябре состоялось прослушивание на сцене Большого театра в оркестровом и хоровом исполнении гимнических мелодий нескольких композиторов со словами Михалкова и Эль-Регистана, в результате были выделены три мелодии: А. В. Александрова ("Гимн партии большевиков"), совместный вариант Шостаковича-Хачатуряна, а также Тускии.

      Наконец, через месяц, 13 декабря 1943 г., в присутствии руководителей государства на сцене Большого театра прозвучали заново мелодии четырех композиторов. Гимн исполнялся оркестром Большого театра под управлением дирижера Мелик-Пашаева и хора Краснознаменного ансамбля, руководимого Александровым. На этом прослушивании был сделан окончательный выбор музыки гимна - им стала музыка, написанная Александровым для "Гимна партии большевиков". 14 декабря, как отмечалось выше, специальное постановление Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило окончательный текст и музыку гимна.

      Бывший учащийся регентских классов А. В. Александров 9-летним мальчиком был привезен из рязанской деревни в Петербург и начал петь в хоре Казанского собора. В 1898 г. руководитель этого хора В. Фатеев помог талантливому юноше поступить в регентские классы петербургской Певческой капеллы, которой когда-то руководил автор первого Национального гимна (А. Ф. Львов). Через два года он получил звание хорового регента. В самом начале XX в. Александров был принят в Петербургскую консерваторию, в класс проф. Н. Соловьева, позднее защитившего А. Ф. Львова от нападок. Он учился там также у Н. Римского-Корсакова, А. Глазунова, А. Лядова. В 1905 г. он выиграл конкурс и стал регентом архиерейского хора в Твери. Из Твери Александров постоянно ездил в Москву, где брал уроки в Московской консерватории, которую закончил с большой серебряной медалью по классу композиции (у С. Василенко) и пению (класс У. Мазетти)62. А. В. Александров был последним регентом церковного хора Храма Христа Спасителя.

      В 1918 г. Александров начал преподавать в Московской консерватории, а также работал как хормейстер в столичных театрах, пока не связал свою жизнь с организованным им Ансамблем красноармейской песни (затем - Краснознаменный ансамбль Советской Армии). Он писал много гимнов, прославляющих страну, песен, посвященных Советской Армии.

      Мало кто, кроме домашних, знал, что Александров всегда тяготел к церковной музыке, с юности зная знаменной распев. Б. А. Александров, его сын и преемник, вспоминал, что отец обладал обширными знаниями по византийской гимнографии, до тонкости знал набор православных богослужебных песнопений: стихиру, кондак, тропарь, акафист, икос, припев и славословие, величание и аллилуарий и, конечно же, гимн. В начале 1990-х гг. сын Александрова показал бывшим сослуживцам духовные сочинения своего отца и наиграл мелодию, в которой угадывалась "первоткань" Гимна Советского Союза63, написанную еще в конце 1920-х годов.

      Новый Государственный гимн СССР прозвучал первым на "концерте гимнов" в 1943 году. Как указывается, "для сравнения", исполнены были и гимны советских композиторов, получившие самые высокие оценки при прослушивании, а также ряд гимнов других держав: Великобритании, Франции, США, Италии, Германии, Японии64.

      В 1977 г. были изменены слова гимна, автором которых назывались СВ. Михалков и Г. А. Эль-Регистан, к тому времени уже 30 лет как умерший. В тексте был убран куплет о Красной армии, имя Сталина, а также "воздавалось по заслугам" КПСС, которая "нас к торжеству коммунизма ведет". В 2000 г. Михалков (самостоятельно) написал слова Государственного гимна Российской Федерации, "приспособив" их к мелодии Гимна Советского Союза. Доминантой в тексте являются: "Россия - священная держава", "Хранимая Богом родная земля" и др.

      Примечания

      1. БРЮСОВ В. Я. О новом русском гимне. - Советская Россия, 23.III.1991.
      2. КАЛМЫКИИ В. М. Да будет во благо сплочение наше! М. 2000, с. 4.
      3. АРТАМОНОВ В. А. "То был России клич!" - СОБОЛЕВА Н. А., АРТАМОНОВ В. А. Символы России. М. 1993, с. 192 - 193; ГРАЧЕВ В. Н. Гимны России - зеркало ее духовного состояния. М. 2003. Последняя книга содержит в обобщенном виде довольно полный материал о российских гимнических мелодиях.
      4. KISSEUOVA L. Заметки о российском гимне (карамзинисты - творцы официальной идеологии). - Studia Litteraria Polono - Slavica. 3. Warszawa. 1999, s. 260; см. также: Россия и мировая цивилизация. М. 2000, с. 203 - 206.
      5. САХАРОВ А. Н. Бессмертный историограф: Николай Михайлович Карамзин. - Историки России. XVIII - начало XX века. М. 1996, с. 87.
      6. КАШКИН Н. Очерк истории русской музыки. М. 1908, с. 96; ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ А. В. Культовая музыка в России. Л. 1924, с. 94. Список его духовных произведений приводит в своем труде "Традиционные жанры православного певческого искусства в творчестве русских композиторов от Глинки до Рахманинова. 1825 - 1917" (М. 1994, с. 44 - 45) современный историк музыки Е. М. Левашов.
      7. Музыкальный словарь Гроува. М. 2001, с. 252, 349.
      8 БЕРНШТЕЙН Н. История национальных гимнов. Птг. 1914, с. 25 - 27, 45.
      9. РАМАЗАНОВА Н. А. С. Пушкин и А. Ф. Львов. - Нева, 2001, N 2, с. 216; СЕРЕБРЕННИКОВ Н. В. Гимн России "Боже, Царя храни!" Тверь. 2002, с. 4.
      10. История лейб-гвардии Финляндского полка. Отдел 1. 1806 - 1831. СПб., с. 259 - 260.
      11. Цит. по: СЕРЕБРЕННИКОВ Н. В. Ук. соч., с. 4.
      12 Записки композитора Алексея Федоровича Львова. - Русский архив, 1884, кн. 4, с. 242.
      13. См.: KISSELJOVA L. Op. cit., s. 256 - 259.
      14. Гимн "Боже, Царя храни". Из рассказов А. П. Петерсона. - Русский архив, 1909, N 12, с. 528.
      15. Цит. по: КРУТОВ В. В. "Боже, Царя храни!". История первого российского гимна. М. 1998, с. 31.
      16. Идентичность этих понятий фиксирует Музыкальны словарь Гроува, с. 252.
      17. Записки композитора..., Русский архив, 1884, N 4, с. 243, 247.
      18. Цит. по: БАРАНОВСКИЙ А. "Боже, Царя храни!" Дело о плагиате монархического гимна.- Родина, 1996, N 12.
      19. Молва, 12.X1I.1833.
      20. Московские ведомости, 9.Х.1883.
      21. KISSELJOVA L. Op. cit., s. 263 (несколько иная интерпретация).
      22. Северная пчела, 1834, N 4, с. 14.
      23. Записки композитора. - Русский архив, 1884, N 4, с. 252 - 253.
      24. Там же, N 5, с. 68, 75.
      25. ТРУБЕЦКОЙ B.C. Записки кирасира. М. 1991, с. 165.
      26. ВАСИНА-ГРОССМАН В. А. Михаил Иванович Глинка. М. 1979, с. 33, 43; подробнее об этом см.: РАМАЗАНОВА Н. А. С. Пушкин и А. Ф. Львов, с. 218; НИКИТИН К. Патриотическая песня польских католиков как гимн демократической России? - Российская газета, 25.V.2000.
      27. Подробнее об этом см.: БЕРНШТЕЙН Н. Ук. соч., с. 9 - 10; БАРАНОВСКИЙ А. Ук. соч., с. 97 - 99; Барон ШТАКЕЛЬБЕРГ Н. Об авторе нашего народного гимна. - Новое время, 4.VI.1910.
      28. Русская музыкальная газета, 1911, N 30 - 31, с. 617.
      29. РОЗАНОВ А. "Народная молитва" или как создавался старый российский гимн. - Российские вести, 1991, N 13.
      30. Русская музыкальная газета, 10.III. 1917, N 10; N 11 - 12, 19 - 26.III.1917.
      31. КОЛОНИЦКИЙ Б. И. Символы власти и борьба за власть. СПб. 2001, с. 285 - 287.
      32. См. об этом: Россия в XIX-XX веках. Материалы II научных чтений памяти В. И. Бовыкина. М. 2002, с. 353; ДРЕЙДЕН С. Песнь песней революции. М. 1988, с. 9.
      33. КОЛОНИЦКИЙ Б. И. Ук. соч., с. 287 - 289.
      34. См., например: ДРЕЙДЕН С. Музыка - революции. М. 1981; его же. Песнь песней революции. М. 1988; ХЕНТОВА СМ. Мелодии великого времени: "Марсельеза", "Интернационал". М. 1986; ГИППИУС Е. В., ЗВЕРЕВ Р. Я. К истории текста "Интернационала" и его переводов. - Вопросы истории КПСС, 1968, N 3, с. 103 - 107 и др.
      35. ДРЕЙДЕН С. Музыка - революции, с. 130; КОЛОНИЦКИЙ Б. И. Ук. соч., с. 291.
      36. ГИППИУС Е. В., ЗВЕРЕВ Р. Я. Ук. соч., с. 104.
      37. ДРЕЙДЕН С. Музыка - революции, с. 115 - 142.
      38. КОЛОНИЦКИЙ Б. И. Ук. соч., с. 294.
      39. Цит. по: КОЛОНИЦКИЙ Б. И. Ук. соч., с. 301, 302.
      40. См. об этом: ЗЕЛОВ Н. С. "Теперь моя песня в надежных руках". - Вечерняя Москва, 26.IX.1964.
      41. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 3316, оп. 39, е. х. 112, л. 1.
      42. Там же, ф. 5446, оп. 54, е. х. 17, л. 188 - 191.
      43. Там же, л. 181, 192 - 195.
      44. ЗЕЛОВ Н. С. Во имя победы. - Советская музыка, 1965, N 5.
      45. ГАРФ, ф. 5446, оп. 54, е.х. 16, л. 1 - 111.
      46. АЛЕКСАНДРОВ В. П. Сергей Михалков. М. 1988, с. 101 - 116; МИХАЛКОВ СВ. Я был советским писателем. М. 1992; МИХАЛКОВ С, ДМИТРОВСКИЙ А. Три гимна в XX веке. Калининград. 2003.
      47. ГАРФ, ф. 5446, оп. 54, е.х. 17, л. 123, 171 и др.
      48. ПОЛЯНОВСКИЙ Г. А. В. Александров. М. -Л. 1948, с. 81 - 82; СОХОР А. Из истории песен Великой Отечественной войны. М. 1963, с. 18; РАБИНОВИЧ А. С. Музыкальная эмблема Отечественной войны. - Советская музыка, 1946, N 7, с. 22 - 24.
      49. СОХОР А. Русская советская песня. Л. 1959, с. 255.
      50. ГАРФ, ф. 5446, оп. 54, е.х. 17, л. 2.
      51. Там же, л. 3.
      52. Там же, ф. 7523, оп. 41, е.х. 142, л. 1, 17.
      53. Там же, ф. 5446, оп. 54, е.х. 16, л. 19.
      54. Там же, л. 72.
      55. Там же, е.х. 17, л. 33.
      56. Там же, л. 173.
      57. Там же, л. 161.
      58. Там же, л. 41 - 43.
      59. Там же, л. 175.
      60. Там же, л. 179.
      61. Там же, л. 182.
      62. ШИЛОВ А. В. Краснознаменный ансамбль Советской армии. М. 1964, с. 13 - 14.
      63. КОМПАНИЕЦ А. Я. Русские истоки державного гимна. - Русский дом, 2001, N 12, с. 44- 45; его же. Из глубины былин. - Родина, 2002, N 3, с. 86 - 87; Возвращение Александрова.
      - Труд, 4.1.2001. См. также: ГРАЧЕВ В. Н. Ук. соч., с. 96 - 100.
      64. ГАРФ, ф. 5446, оп. 54, е.х. 17, л. 122 - 127.

      Вопросы истории. - 2005. - № 2. - С. 25-41.
    • Царевна Ксения Годунова
      Автор: Saygo
      Л. Ю. ВАРЕНЦОВА. ЦАРЕВНА КСЕНИЯ ГОДУНОВА

      В семье Бориса Федоровича Годунова и Марии Григорьевны Вельской (дочери Григория Лукьяновича Вельского - опричника Малюты Скуратова) в 1582 г. родилась девочка Ксения1. Кроме Ксении у Годуновых был еще сын Федор. Борис Федорович любил своих детей, заботился об их воспитании. Их рано научили "писанию книжному" и чтению2 . Специально для них печатались книги: евангелия, псалтыри, часовники, минеи общие, "треоди посные и цветные"3.

      Ксения получила музыкальное образование, занималась пением. Современников восхищала ее скромность и чинность речей Судя по описанию, составленному князем И. М. Катыревым-Ростовским, она была настоящей красавицей: "...девица сущи, отроковица чюднаго домышления, зелною красотою лена, бела велми, ягодами румяна, червлена губами, очи имея черны великы, светлостию блистаху зелною; бровми союзна, телом изообилна, млечною белостию обсиянна, возрастом (ростом - Л. В. ) ни высока ни ниска, власы имея черны, велики, аки трубы, по плещам лежаху. Во всех женах благочиннийша..."4.

      Дети Годуновых рано приобщились к иностранным языкам. Юных Ксению и Федора современники называли "чудными отрочатами"5. Дворовой боярыней при Ксении значилась Марья Пожарская - мать Дмитрия Михайловича Пожарского6.

      В 1598 г. Борис Годунов стал царем.

      26 февраля 1598 г. он с семейством торжественно въехал в столицу. Их встречали с хлебом, золотыми и серебряными кубками, жемчугами, царскими дарами. В Успенском соборе шел молебен, патриарх благословлял семейство на царство. На клиросах пели многолетие царю и Дому державному - царице Марии, юному сыну и дочери Ксении7. 30 апреля 1598 г. Б. Годунов выехал из Новодевичьего монастыря со своим семейством в великолепной колеснице. Люди кричали: "Вы наши государи, мы ваши подданные"8.

      Борис Годунов взял власть в тяжелое для страны время.

      Его положение было шатким. Зная о влиянии и богатстве Троице-Сергиева монастыря, он щедро одаривал его золотом, серебром, дорогими тканями, усыпанными жемчугом9. В XVII в. Троицкий монастырь отличался богатством, его доходы достигали половины царских, ему принадлежало 200 тыс. десятин земли и 100 тыс. крестьян10. Семейство Годуновых поддерживало постоянную дружбу с Троице-Сергиевым монастырем. В его Вкладной книге отмечаются денежные пожертвования Годуновых от 50 до 1000 руб. - фантастической суммы по тем временам11. Причем по 1000 рублей они жертвовали дважды: в 1585 и 1603 годах. Б. Годунов, его жена Мария, их дети на свои средства обкладывали золотом и драгоценными камнями образ Живоначальной Троицы, а 21 икону праотцов - серебром. Они же отлили большой колокол-благовестник весом 625 пудов, колокол "Лебедь" весом 1850 пудов, дарили облачение священникам, в том числе архимандричью шапку с яхонтами, изумрудами, кафимским жемчугом, золотые церковные сосуды, паникадила медное и стеклянное12.

      Ксения была известна как великая мастерица-рукодельница, обладавшая талантом художественного лицевого шитья. Это искусство было сродни ювелирному мастерству. В начале XVII в. все знали мастерскую бояр Годуновых13. Как и другие знатные женщины - боярские и царские жены и дочери - она вышивала на пяльцах по бархату или шелку, как правило, золотыми, серебряными, шелковыми нитями. С северных рек, с озера Ильмень, из г. Кафы (совр. Феодосия) и из Персии для работы Ксении специально привозили жемчуг. Она нанизывала мелкие жемчужины на льняные или шелковые нити, на щетину, волос, после чего вышивала уже готовой жемчужной нитью. Каждая жемчужинка крепилась к основе поперечными стежками, создавая гнездышки для зерен жемчуга. По краям жемчужное шитье обшивалось золотым шнуром14.

      Любимым занятием Ксении было шитье пелен, покровов, воздухов (покровы на сосуды со "святыми дарами"). Она создавала сложнейшие многофигурные композиции, копировала иконы. Чаще всего работы Ксении предназначались для Троице-Сергиева монастыря. 25 сентября 1598 г. Борис Годунов подарил лавре большую пелену - вышивку по малиновому атласу, выполненную руками Ксении. Пелена предназначалась к чудотворному образу живоначальной Троицы, "а в ней крест з дробницы, дробницы золоты, на них святые зиаменаны и наведены чернью, около дробниц жемчюгом сажены, промеж жемчюгу дробницы золоты и камение многоценное"15.

      Второй подарок Ксении лавре - "одежда на жертвенник", выполненная на испанском бархате. В обеих работах Ксении присутствует образ Иоанна Предтечи, соименный ее жениху - датскому герцогу. Последняя работа относится к 1601 - 1602 гг., когда намечалась свадьба, а Ксения молилась о своем счастье у гробницы Сергия Радонежского.

      Борис Годунов искал достойного жениха для царевны среди европейских принцев, чтобы возвысить свой род в глазах российских бояр и князей, приобрести громкое имя на межгосударственном уровне. С этой целью Борис Федорович сумел заманить в Россию Густава, сына шведского короля Эрика. В своей стране Густав не был удачлив, оказался низложенным братом - шведским королем Иоанном, а потому странствовал по свету и решился искать счастья в России. Борис и Федор Годуновы предложили ему не только временное убежище, но и знатное поместье или удел. Густав обладал редкими достоинствами: душевным благородством, искренностью, был знатоком химии, славянского, итальянского и французского языков16.

      В новгородских и тверских пределах Густава встречали царские чиновники с приветствиями и дарами. Его одели в золото и бархат, ввезли в Москву на богатой колеснице, а государю представили в самом пышном собрании двора. "Густав был принят с большим великолепием, удостоен больших подарков от императора: серебряной посуды для своего двора, многих тканей - золотой и серебряной персидской парчи, бархата, атласа, драгоценностей, золотых и жемчужных цепей, многих прекрасных лошадей с полной сбруей, всевозможных мехов и 10000 рублей"17.

      Густаву предложили принять православную веру, однако он отказался. Не захотел он оставить и свою любовницу Катерину - жену хозяина немецкой гостиницы Х. Катера, которая вместе с мужем была привезена в Россию из Данцига18. Густав открыто жил с нею, одарившей его детьми. Кроме того, Борис узнал, что Густав связан с иезуитами и хранит их письма19. Не принял Густав и предложение Годунова воевать против Швеции20. В результате отношение царя к Густаву изменилось. У него отняли Калугу с тремя другими городами, назначенными ранее в удел, а вместо них дали в удельное владение разоренный Углич21. Густав впал в немилость. Его свадьба с дочерью Бориса не состоялась. До 1607 г., то есть до самой смерти, он жил в бедности22. 22 февраля его погребли в березовой роще в Кашине, в монастыре Дмитрия Солунского.

      В 1601 г. Годунов направил князя Ф. Хворостинина заключить дружественный союз с датским королем Фридрихом II, рассчитывая на супружество между третьим сыном короля - герцогом Иоанном и своей дочерью. "Это был доблестный молодой принц, подающий большие надежды. Борис надеялся, что с его связями и при его помощи совершит чудеса"23.

      Вместе с рукой царевны принц должен был получить в России обширное удельное "тверское великое княжение"24. Иоанн согласился пожертвовать своим Отечеством ради Ксении и быть удельным князем в России. В ту пору он воевал в Нидерландах под знаменами Италии25, но, узнав о таком приглашении, поспешил возвратиться на корабле к устью Нарвы. 10 августа 1602 г. его ожидала царская ладья, устланная бархатом. "Да для береженья в дорогу отправлены приставы из Новгородеких помещиков князь Семен княж Дмитреев сын Кропоткин да Иван Ондреев сын Судоков. А навстречю послал государь к королевичю со здоровьем и с платьем околничева князя Василья Дмитриевича Хилкова"26. Сопровождавшие Иоанна лица докладывали Борису, что жених Ксении благороден и богат, настоящий красавец и большой умница. "Платьице на нем атлас ал, делано с канителью по-немецки, шляпка пуховая, на ней кружевца, делано золото да серебро с канителью; чулочки шелк ал, башмачки сафьян синь"27. Свиту везли медленно, ехали в день не более 30 верст, через Новгород, Валдай и Старицу. Путешественник не скучал, в часы отдыха ездил верхом на лошади, забавлялся охотой, стрелял птиц, беседовал с русскими послами. В дороге Иоанну передавали подарки от Бориса Годунова: богатые азиатские ткани, шапки, низанные жемчугом, поясы и кушаки, золотые цепи, сабли с бирюзой и яхонтами28.

      19 сентября 1602 г. его встретили в Москве. В Китай-городе для гостя приготовили лучший дом. Царь принял его ласково, называл сыном, вместе обедал, подарил богатые подарки29. Прием проходил в Грановитой палате. Борис и Федор сняли с себя алмазные цепи и надели на шею Иоанну, а царедворцы поднесли ему 2 золотых ковша, украшенных яхонтами, несколько серебряных сосудов, сибирские меха, русские одежды. Ксения и царица могли видеть Иоанна только издали. Обручение и свадьбу отложили до зимы.

      В 1602 г., в пору приготовления к свадьбе дочери, Борис Годунов выделил Ксении в качестве приданого половину Городца30 . Ксении принадлежали оброчные рыбные ловли по Волге, бобровые гоны, мельницы на реке Узоле, пожни-покосы на волжских островах Сосновце и Петринском. "Царевнины бортники платили ей ежегодно по 15,5 пудов меда". В вотчине Ксении Годуновой значилось к 1623 г. 427 дворов, 497 душ мужского пола. Городчане платили царевне "денежных всяких доходов с выти по 20 рублев на год, на два срока - на Рожество Христово и на Зборнос воскресенье". Итого, "за посопной хлеб и за сто новые всякие расходы, опричь всяких угодей" взималось с вотчинных крестьян по 508 рублей 7 алтын с деньгою31.

      В период подготовки к свадьбе родители, невеста и ее брат поехали в Троицкую лавру. Семья Годуновых 9 дней молилась над гробом Сергия Радонежского, просила благословения на союз Ксении с Иоанном32.

      Возвращаясь из лавры, 16 октября Б. Годунов узнал о внезапной болезни жениха. С ним случилась горячка. Иоанн погибал от желудочной инфекции. Борис лично посетил нареченного зятя и у его постели промолвил: "Да, немного понимают мои доктора в этой болезни". Царь причитал у постели больного: "Не заплакала бы и трещина в камне, что умирает такой человек, от которого я ожидал себе величайшего утешения. В груди моей от скорби разрывается сердце"33.

      28 октября 1602 г. Иоанн скончался. Ксения была в отчаянии. В народе шли слухи, что "принц скончался от умысла царского, будто Борис понял, что Иоанна в России полюбили, и боялся, чтобы не возвели его на престол мимо сына Федора"34.

      Смерть нареченного зятя очень опечалила Годунова, со слезами произнесшего у гроба: "Ах, герцог Ганс, свет мой и утешение мое! По грехам нашим не могли мы сохранить его!"35.

      Весной 1603 г. тело жениха переправили в один из пригородов Копенгагена. В честь памяти Иоанна Б. Годунов отлил колокол для московской лютеранской церкви, где прежде лежало тело Иоанна36. По воскресным дням колокольный звон возвещал о трагедии юного принца, о несостоявшейся свадьбе царской дочери.

      В 1604 г. вновь пытались подобрать жениха для Ксении. На сей раз была попытка породниться с династией Габсбургов.

      В том же 1604 г. русские дипломаты предлагали царю женить сына Федора на грузинской царевне Елене, а Ксению выдать замуж за иверского (грузинского) царевича Хоздроя. Послы подробно описали его внешность: "Хоздрою от рождения 23 года, он высок и строен, лицо у него красиво и чисто, но смугло; глаза светлые карие, нос с горбиною, волосы темнорусые, ус тонкий, бороду уже бреет, в разговорах умен и речист, знает язык турецкий и грамоту иверскую, одним словом, хорош, но не отличен..."37.

      13 апреля 1605 г. умер царь Борис Годунов, "а по нем остася жена его царица Мария, да сын его Феодор да дщи его сущи девою Ксения"38. После Бориса на русском престоле утвердился Федор Годунов.

      Современники свидетельствуют, что против Годуновых московское население поднялось всем миром. Всех царских родственников - Годуновых, Сабуровых, Вельяминовых - разграбили, патриарха Иова выслали в Старицкий монастырь39. Народ разгромил дворец и старое подворье Б. Годунова, арестовали все его семейство. "Сына Бориса, молодого царя, его мать, царскую вдову, его сестру и всех, кто был из рода Годуновых, схватили, дворы их разграбили и опустошили, их самих, их жен и детей раздели донага, заковали в железо, бросили на навозные телеги и повезли без подушек и одеял, не разбирая дороги, в дождь и непогоду из Москвы на заточение в другие крепости"40, - писал очевидец немецкий путешественник К. Буссов.

      Казнить царскую семью поручили бывшим опричникам - дворянам М. Молчанову и А. Шерефединову. 10 июня 1605 г. они явились на старое подворье Б. Годунова в сопровождении отряда стрельцов, захватили царицу и ее детей и развели по храминам, порознь. Царицу Марию Григорьевну убийцы удавили веревками. Федор Годунов, несмотря на молодость, отчаянно сопротивлялся, бился сразу с четырьмя убийцами41.

      После казни боярин В. В. Голицын велел созвать перед домом народ и, выйдя на крыльцо, объявил "миру", что царица и царевич со страху "напиша зелья и помроша, царевна же едва жива"42. Распространился слух, что Годуновы "опились смертоносным зелием"43.

      Тело царя Бориса Федоровича было выброшено с места погребения царей - из Архангельского собора. Тела царицы Марии, Федора и Бориса Годуновых погребли в бедной Варсонофьевской обители, на Сретенке, после чего стали ожидать въезда "царя Дмитрия Ивановича" в столицу. Годуновых хоронили без всяких почестей и без совершения каких бы то ни было церемоний44.

      Ксению Борисовну Лжедмитрий лишил девичества и сослал в монастырь, где она была "пострижена в монахини и оставлена там до конца дней своих"45.

      Ксения Годунова после убийства матери и брата содержалась в доме Мосальского, приберегавшего царевну для потехи повелителя - Лжедмитрия. Он сразу оценил красоту Ксении, но подле нее выглядел маленьким уродцем. "Приземистый, гораздо ниже среднего роста, он был непропорционально широк в плечах, почти без талии, с короткой шеей, руки его отличались редкой силой и имели неодинаковую длину. В чертах лица сквозили грубость и сила. Признаком мужества русские почитали бороду. На круглом лице Отрепьева не росли ни усы, ни борода. Волосы на голове были светлые с рыжиной, нос напоминал башмак. Подле носа росли две большие бородавки. Тяжелый взгляд маленьких глаз дополнял гнетущее впечатление"46. Нетрудно представить, какие чувства питала Ксения к человеку, который свел в могилу ее отца, убил мать и брата. "Окаянный законопреступник, сатанин угодник и предтеча начал жить как прочие еретики. Многих юных монахинь осквернил, многих отроков и девиц растлил, и среди людей начался великий плач и рыдание, ибо никогда еще не было такой беды"47, - писали современники. Жертвой самозванца была и Ксения. Уделом Ксении стало монашество в Белоозерской женской обители, расположенной близ Кирилловского монастыря48. С той поры царевну стали называть инокиней Ольгой. Юрий Мнишек узнал о блудных делах зятя и в декабре 1605 г. направил ему послание: "Поелику, известная царевна, Борисова дочь, близко вас находится, благоволите, вняв совету благоразумных людей, от себя ее отдалить"49. Самозванец не стал перечить тестю и пожертвовал красавицей Ксенией. Царевну постригли в монашки и спрятали в глухом монастыре.

      В 1606 г. Василий Шуйский, желая завоевать признание народа, велел перенести тела царя Бориса, Марии и юного Федора в Троице-Сергиеву лавру. По решению Боярской думы и духовенства их тела выкопали с территории Варсонофьева монастыря и отправили для торжественного захоронения. Троицкий монастырь, помня щедрые дары Годуновых, организовал церемонию переноса гробов с останками царской семьи. Тело Бориса несли 20 монахов, его сына Федора - 20 бояр, жены Бориса - также 20 бояр. За этими тремя телами шли пешком до самых троицких ворот монахи, монашки, попы, князья и бояре. Все эти люди пришли отдать долг свергнутой династии.

      Ксения, облаченная в черное монашеское платье, шла за гробом отца, а затем ехала следом за тремя телами в санях с пологом. Она рыдала, громко жалуясь на судьбу: "Ах, горе мне, одинокой сироте, злодей, назвавшийся Дмитрием, обманщик, погубил моих родных, любимых отца, мать и брата, сам он в могиле, но и мертвый он терзает русское царство, суди его Бог"50.

      После похорон Ксения поселилась в Подсосенском монастыре близ Троице-Сергиевой лавры.

      С сентября 1608 г. Троицкий монастырь окружили войска Лжедмитрия II, началась длительная 16-месячная осада монастырских стен. Ксения находилась на территории Троице-Сергиевой лавры во время осады, с 1608 по 1610 гг., вместе с другими женщинами, детьми, многочисленными старицами51.

      Оборону монастыря возглавили князь Г. Б. Роща-Долгорукий, дворянин А. Голохвастов, архимандрит Иоасаф, келарь Авраамий Палицын. Монахи ревностно помогали ратным людям. Одни работали в хлебнях, поварнях, другие выходили на вылазки и даже возглавляли отряды. Женщины ухаживали за ранеными и умирающими. Защитники крепости кипятили вар, смолу, таскали известь и камни на монастырские стены. Обитель предлагала кров, пищу, врачевание лишенным крова и изувеченным от ран, погребение умерших. Монахи согласились довольствоваться на трапезе овсяным хлебом и водой, чтобы сберечь пшеницу и ржаной хлеб для раненых.

      Сохранилось письмо Ксении, которое она написала 29 марта 1609 г. своей тетке княгине Домне Богдановне Ноготковой: "Я у Живоначальные Троицы, в осаде, в своих бедах чуть жива, конечно больна, со всеми старицами". В монастыре свирепствовала цинга, от которой ежедневно умирали десятки человек. "У нас в осаде шатость и измена великая. Да у нас же, за грех наш, моровая поветрия: всяких людей изняли скорби великия смертные, на всякой день хоронят мертвых человек по двадцати. И по тритцати и болши; а которые люди пося место ходят, и те собою не владеют, все обезножели"52.

      Служительница царевны Соломонида Ржевская писала из осажденного монастыря матери Феофании Ржевской, что приступы поляков к обители были очень крепкими, что "монастырь враги зажигали многажда". Соломонида объясняла матери, что живой осталась только благодаря заботе Ольги Борисовны, что никакой нужи (нужды. - Л. В. ) не имеет из-за милосердия этой женщины. По словам Соломониды, инока Ольга жертвует деньги на похороны умершим, а "мор в обители такой, что людей не осталося и трети"53. Осаждавшие не смогли взять монастырскую крепость, защитники которой проявили чудеса храбрости.

      Судьба бросала Ксению из одного монастыря в другой.

      В 1611 - 1612 гг. она оказалась в московском Новодевичьем монастыре, ставшем объектом нападения войска И. Заруцкого. "Ивашка Заруцкий с товарищами монастырь взяли, церковь божию разорили", а старица Ольга была ограблена "донага", других бедных черниц и девиц также обворовали и на блуд взяли. После разорения Новодевичий монастырь разбойники выжгли54.

      С воцарением Михаила Федоровича Романова в 1613 г. Ольгу удалили во Владимирский Княгинин монастырь, а потом в Суздальский Покровский.

      30 августа 1622 г. на 41-м году жизни Ксения скончалась. По ее завещанию тело перевезли в Троице-Сергиев монастырь и похоронили в семейной усыпальнице. Перед смертью она била челом царю, чтобы Михаил Романов позволил похоронить ее вместе с отцом, матерью и братом. Царь исполнил ее просьбу.

      После кончины этой разносторонне образованной и одаренной женщины, поэтессы, созидательницы редких по красоте шитых золотом пелен, ее городецкие владения перешли на государя, в ведение Приказа Большого Дворца. С 1623 г. "новоотписная половина Городецкой волости, что была за царевною-старицей Ольгой перешла непосредственно в управление балахнинской приказной избы, а с 1627 г. - в ведение Л. С. Стрешнева"55.

      Образ царевны-мученицы отражен в картинах Н. Неврева "Ксения Годунова, приведенная к Самозванцу" и К. Е. Маковского "Агенты Дмитрия Самозванца убивают сына Бориса Годунова", где Ксения склонилась над убитым братом.

      Примечания

      1. Смута в Московском государстве. Россия в начале XVII столетия в записках современников. М. 1989, с. 441.
      2. СКРЫННИКОВ Р. Г. Царь Борис и Дмитрий Самозванец. Смоленск. 1997, с. 504.
      3. Пискаревский летописец. Материалы по истории СССР. Документы по истории XV - XVII вв. М. 1955, с. 105.
      4. Повесть князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского. Русская Историческая Библиотека (РИБ). Т. 13. СПб. 1909, с. 621.
      5. ПЛАТОНОВ С. Борис Годунов. М. 1999, с. 171.
      6. ЗАБЕЛИН И. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях. Т. 2. М. 2001, с. 393.
      7. Грамота избранная и утвержденная на царство царю Борису Феодоровичу 1598 г. Древняя российская вивлиофика. Т. 7. М. 1788, с. 82.
      8. КАРАМЗИН Н. М. История государства Российского. Т. IX - XII. Калуга. 1993, с. 326.
      9. НЕФЕДОВ А. Н. На древнем Маковце. Троице-Сергиева лавра: легенды и реальность. М. 1987, с. 31.
      10. РЯБЦЕВ Ю. С. Хрестоматия по истории русской культуры XI - XVII вв. М. 1998, с. 146.
      11. СКРЫННИКОВ Р. Г. Борис Годунов. М. 1978, с. 28 - 29.
      12. Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М. 1987, с. 28, 29.
      13. РЯБЦЕВ Ю. С. Ук. соч., с. 239.
      14. КАЙДАШ С. Женщины в истории России (XI - XIX вв.). М. 1989, с. 92.
      15. Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря, с. 29.
      16. КАРАМЗИН Н. М. Ук. соч., с. 334.
      17. МАРЖЕРЕТ Ж. Состояние Российской империи и великого Княжества Московии. Россия XV - XVII вв. глазами иностранцев. Л. 1986, с. 259.
      18. БУССОВ К. Московская хроника. Смута в Московском государстве. Россия в начале XVII столетия в записках современников. М. 1989, с. 248.
      19. ПЕТРЕЙ П. Достоверная и правдивая реляция. Смута в Московском государстве. Россия в начале XVII столетия в записках современников. М. 1989, с. 193.
      20. БУССОВ К. Ук. соч., с. 248.
      21. СОЛОВЬЕВ С. М. Сочинения. История России с древнейших времен. Кн. IV. Т. 7 - 8. М. 1989, с. 356.
      22. ПЕТРЕЙ П. Ук. соч., с. 193.
      23. ГОРСЕЙ Дж. Записки о России. XVI - начало XVII вв. М. 1990, с. 105; его же. Сокращенный рассказ, или мемориал путешествий. Россия XV - XVII вв. глазами иностранцев. Л. 1986, с. 220.
      24. СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале XVII в. М. 1988, с. 77.
      25. КАРАМЗИН Н. М. Ук. соч., с. 339.
      26. Разрядная книга 1550 - 1636 гг. Т. 2. М. 1976, с. 202 - 203.
      27. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 356 - 357.
      28. КАРАМЗИН Н. М. Ук. соч., с. 340.
      29. МАРЖЕРЕТ Ж. Ук. соч., с. 263.
      30. Государственное учреждение Центральный архив Нижегородской области (ГУ ЦАНО), ф. 2013, оп. 602-а, д. 5, л. 37 об.
      31. Там же, ф. 2013, оп. 602-а, д. 5, л. 1 об., 16, 17, 34; д. 6, л. 59; д. 5, л. 31; д. 6, л. 36, 2 об., 71 об.
      32. КАРАМЗИН Н. М. Ук. соч., с. 341.
      33. СКРЫННИКОВ Р. Г. Борис Годунов, с. 141 - 142.
      34. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 357.
      35. ПЛАТОНОВ С. Ук. соч., с. 145.
      36. КАРАМЗИН Н. М. Ук. соч., с. 343.
      37. Там же, с. 348.
      38. Иное сказание. РИБ. Т. 13. СПб. 1909, с. 39.
      39. МАРЖЕРЕТ Ж. Ук. соч., с. 269.
      40. БУССОВ К. Ук. соч., с. 279.
      41. Новый летописец. Хроники Смутного времени. М. 1998, с. 304; Русский биографический словарь. СПб. 1914, с. 388.
      42. МНИШЕК М. Дневник Марины Мнишек. СПб. 1995, с. 30.
      43. Сказание о самозванце. РИБ. Т. 13. СПб. 1909, с. 1417.
      44. МАРЖЕРЕТ Ж. Ук. соч., с. 264; БУССОВ К. Ук. соч., с. 281.
      45. ПЕТРЕЙ П. Ук. соч., с. 186.
      46. СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале XVII века, с. 126.
      47. Иное сказание, с. 52.
      48. ЕЛАССОНСКИЙ А. Мемуары из русской истории. Хроника смутного времени. М. 1998, с. 177.
      49. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 424.
      50. СКРЫННИКОВ Р. Г. Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев. Новосибирск. 1987, с. 210.
      51. ВАЛИШЕВСКИЙ К. Смутное время. М. 1993, с. 206.
      52. Хроники Смутного времени. История России и дома Романовых в мемуарах современников XVII - XX вв. М. 1998, с. 448.
      53. Там же, с. 451 - 452.
      54. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 645.
      55. Российская государственная библиотека, отдел рукописей, ф. 491, картон 1, д. 1, л. 18.

      Вопросы истории. - 2005. - № 1. - С. 131-136.