Легионер 48

Стандарт жизни в России перед Первой Мировой войной и после нее

11 сообщений в этой теме

Здравствуйте! Хотя вам задать вопрос когда уровень жизни, в России, бил выше, перед Первая мировая война, или в 30-те годы 20 век во время Сталина? Спасибо заранее и простите за плохой русский язык!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

По каким критериям?

Скажем, если брать уровень здравоохранения - несомненно, 1930-е годы. Сюда же относятся уровень электрифицированности, уровень образования.

Уровень потребления того или иного продукта - это уже другой вопрос.

Опять же, социальная структура населения сильно изменилась - это тоже повлияло на перераспределение уровня жизни в целом.

Вопрос очень комплексный, очень сложный.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

И еще отмечу, что уровень жизни различался для разных социальных слоев. плюс сильные различия по регионам. Скажем, петроградские рабочие в 1930-е жили лучше, чем перед Первой мировой войной. А вот архангельские - жили хуже петроградских. Но сравнивать их с архангельскими рабочими накануне Первой мировой не очень корректно, ввиду отсутствия такого класса в Архангельске в то время.

В то же время - если сравнить архангельских рабочих 1930-х с петроградскими 1910-х - будет, в какой-то степени, паритет.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Опять же, вопрос - скажем, в 1890-1920-х были люди, получившие землю на ДВ. Многие там разбогатели. Содержали массу наемных работников. После 1922 г. почти все бежали за границу или были экспроприированы, стали жить примерно также, как все. Но если, скажем, одна семья стала жить "как все", то ее работники улучшили свое положение.

Это "музыкой навеяло" (с) - читаю мемуары Ю.М. Янковского (усадьба Сидеми, Приморье).

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

По каким критериям?

Скажем, если брать уровень здравоохранения - несомненно, 1930-е годы. Сюда же относятся уровень электрифицированности, уровень образования.

Уровень потребления того или иного продукта - это уже другой вопрос.

Опять же, социальная структура населения сильно изменилась - это тоже повлияло на перераспределение уровня жизни в целом.

Вопрос очень комплексный, очень сложный.

Здравоохранения, электрификации и так дале нормально быт лучше 1930-те годы. Все же мир идет впериод. Я имея в виду соотношение доходы-цены.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Покупательная способность явно изменилась у денег. Изменилась структура потребления, причем очень сильно. В т.ч. в социальном аспекте.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Покупательная способность явно изменилась у денег. Изменилась структура потребления, причем очень сильно. В т.ч. в социальном аспекте.

В положительный или в отрицательный смысл?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Сложно сказать. Я бы сказал - стала более равномерной.

Кто-то перестал "ешь ананасы, рябчики жуй" (с) каждый день, а кто-то стал регулярно есть мясо. Вторых стало неизмеримо больше, чем первых.

Скажем так, быстро исчез "супер-дорогой сегмент" потребления, но стал довольно успешно пропадать "супер-дешевый". Не сразу - например, К. Симонов в одной из своих фронтовых корреспонденций написал, что на хороший, достойный уровень потребления, без кризисов, СССР вышел к концу 1930-х, незадолго до начала ВМВ. Но это был уровень основной части населения государства.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Вообще, тут надо вспомнить "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура":

– А какое жалованье, брат, получает в твоей стране управляющий, дворецкий, конюх, пастух, свинопас?

– Двадцать пять мильрейсов в день; иначе говоря, четверть цента.

Лицо кузнеца засияло от удовольствия. Он сказал:

– У нас они получают вдвое! А сколько зарабатывают ремесленники – плотник, каменщик, маляр, кузнец?

– В среднем пятьдесят мильрейсов; полцента в день.

– Хо-хо! У нас они зарабатывают сто! У нас хороший ремесленник всегда может заработать цент в день! Я не говорю о портных, но остальные всегда могут заработать цент в день, а в хорошие времена и больше – до ста десяти и даже до ста пятнадцати мильрейсов в день. Я сам в течение всей прошлой недели платил по сто пятнадцати. Да здравствует протекционизм, долой свободу торговли!

Его лицо сияло, как солнце. Но я не сдался. Я только взял свой молот для забивания свай и в течение пятнадцати минут вбивал кузнеца в землю, да так, что он весь туда ушел, даже макушка не торчала. Вот как я начал.

Я спросил:

– Сколько вы платите за фунт соли?

– Сто мильрейсов.

– Мы платим сорок. Сколько вы платите за баранину и говядину в те дни, когда едите мясо?

Намек попал в цель: кузнец покраснел.

– Цена меняется, но незначительно; скажем, семьдесят пять мильрейсов за фунт.

– Мы платим тридцать три. Сколько вы платите за яйца?

– Пятьдесят мильрейсов за дюжину.

– Мы платим двадцать. Сколько вы платите за пиво?

– Пинта стоит восемь с половиной мильрейсов.

– Мы платим четыре; двадцать пять бутылок на цент. Сколько вы платите за пшеницу?

– Бушель стоит девятьсот мильрейсов.

– Мы платим четыреста. Сколько у вас стоит мужская куртка из сермяги?

– Тринадцать центов.

– А у нас шесть. А платье для жены рабочего или ремесленника?

– Мы платим восемь центов четыре милля.

– Вот, обрати внимание на разницу: вы платите за него восемь центов и четыре милля, а мы всего четыре цента.

Я решил, что пора нанести удар. Я сказал:

– Теперь погляди, дорогой друг, чего стоят ваши большие заработки, которыми ты хвастался минуту назад. – И я со спокойным удовлетворением обвел всех глазами, сознавая, что связал противника по рукам и ногам, да так, что он этого даже не заметил. – Вот что стало с вашими прославленными высокими заработками. Теперь ты видишь, что все они дутые.

Не знаю, поверите ли вы мне, но он только удивился, не больше! Он ничего не понял, не заметил, что ему расставили ловушку, что он сидит в западне. Я готов был убить его, так я рассердился. Глядя на меня затуманенным взором и тяжело ворочая мозгами, он возражал мне:

– Ничего я не вижу. Ведь доказано, что наши заработки вдвое выше ваших. Как же ты можешь утверждать, что они дутые, если я правильно произношу это диковинное слово, которое господь привел меня услышать впервые?

Признаться, я был ошеломлен: отчасти его непредвиденной глупостью, отчасти тем, что все явно разделяли его убеждения, – если это можно назвать убеждениями. Моя точка зрения была предельно проста, предельно ясна; как сделать ее еще проще? Однако я должен попытаться.

– Неужели ты не понимаешь, Даули? У вас только по названию заработки выше, чем у нас, а не на самом деле.

– Послушайте, что он говорит! У нас заработная плата выше вдвое, – ты сам это признал.

– Да, да, не отрицаю. Но это ровно ничего не означает; число монет само по себе ничего означать не может. Сколько вы в состоянии купить на ваш заработок – вот что важно. Несмотря на то, что у вас хороший ремесленник зарабатывает около трех с половиной долларов в год, а у нас только около доллара и семидесяти пяти…

– Ага! Ты опять признал! Опять признал!

– Да к черту, я же никогда и не отрицал! Я говорю о другом. У нас на полдоллара можно купить больше, чем на целый доллар у вас, – и, следовательно, если считаться со здравым смыслом, то надо признать, что у нас заработная плата выше, чем у вас.

Он был ошарашен и сказал, отчаявшись:

– Честное слово, я не понимаю. Ты только что признал, что у нас заработки выше, и, не успев закрыть рта, взял свои слова обратно.

– Неужели, черт возьми, в твою голову нельзя вбить такую простую вещь? Давай я объясню тебе на примере. Мы платим четыре цента за женское шерстяное платье, вы за такое же платье платите восемь центов четыре милля, то есть на четыре милля больше, чем вдвое. А сколько у вас получает батрачка на ферме?

– Два милля в день.

– Хорошо; у нас она получает вдвое меньше: мы платим ей только одну десятую цента в день; и…

– Опять ты признал…

– Подожди! Все очень просто, на этот раз ты поймешь. Чтобы купить себе шерстяное платье, ваша женщина, получающая два милля в день, должна проработать сорок два дня – ровно семь недель, а наша заработает шерстяное платье за сорок дней, то есть за семь недель без двух дней. Ваша женщина купила платье – и весь ее семинедельный заработок истрачен; наша купила платье – и у нее остался двухдневный заработок, чтобы купить что-нибудь еще. Ну, теперь ты понял?

Кажется, он слегка заколебался – вот все, чего я достиг; остальные заколебались тоже. Я умолк, чтобы дать им подумать. Наконец Даули заговорил, – и стало ясно, что он все еще не может избавиться от своих укоренившихся привычных заблуждений. Он нерешительно произнес:

– Однако… все-таки… не можешь же ты отрицать, что два милля в день больше, чем один.

Дурачье! Но сдаться я не мог. Авось я добьюсь своего другим путем.

– Предположим такой случай. Один из ваших подмастерьев покупает себе следующие товары:

Один фунт соли;

одну дюжину яиц;

одну дюжину пинт пива;

один бушель пшеницы;

одну сермяжную рубаху;

пять фунтов говядины;

пять фунтов баранины.

Все это обойдется ему в тридцать два цента. Ему придется проработать тридцать два дня, чтобы заработать эти деньги, – пять недель и два дня. Пусть он приедет к нам и проработает тридцать два дня на половинной заработной плате; он сможет купить все эти вещи за четырнадцать с половиной центов; она обойдутся ему в двадцать девять дней работы, и он сбережет почти полунедельный заработок. Высчитай, сколько это получится за год? Он будет сберегать почти недельный заработок каждые два месяца, а у вас он не сбережет ничего; за год у нас он сберег бы заработок пяти или шести недель, а у вас ничего. Теперь, я уверен, тебе ясно, что «высокие заработки» и «низкие заработки» – только слова, которые ничего не значат, пока ты не знаешь, сколько на эти заработки можно купить!

http://loveread.ws/read_book.php?id=9221&p=61

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Кто-то перестал "ешь ананасы, рябчики жуй" (с) каждый день, а кто-то стал регулярно есть мясо. Вторых стало неизмеримо больше, чем первых.

Особенно по сравнению с 1913 годом. :lol:

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Есть интересное наблюдение относительно рациона питания призывников в царскую армию - недоедали-с. Белковой пищи-с.

Первенцев это хорошо выразил:

Может, думаете, сам он видал разносолы? Какие там разносолы видал этот казак! Камыш да чакан, в праздник — верблюжью голову, а сейчас, поблизости моря, — сухую селедку-бешенку, от которой, кажись, выпил бы все это невеселое Каспийское море.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Тыл и фронт - как увязать оба направления в политике для победы?
      Автор: Чжан Гэда
      Тема, которой хотелось бы коснуться - это соотношение гражданского и военного строительства в ГВ.
      Сегодня услышал мнение (применительно к ЛДНР), что во время войны преступно заниматься гражданским строительством. В качестве примера была приведена ГВ 1918-1922 гг.
      Однако такая точка зрения лично мне кажется неверной - ИМХО, большевики начали гражданское строительство одновременно с военным, и именно перспектива ближайшего будущего дала силы для победы.
      Ведь, несмотря на войну, на фронтовые "качели", на сложную ситуацию с экономикой и продовольствием, в городах функционировали учебные заведения, выпускались специалисты, что-то производилось на заводах и фабриках, читались лекции и ставились спектакли (даже в трагически уничтоженном Николаевске-на-Амуре).
      Функционирующая промышленность позволила поддержать и армию, и тыл (заняв работников на производстве и позволив обеспечить им минимальный паек), принципиально выдержанная политика на продразверстку (провозглашенная еще при царе, но продвигавшаяся со скрипом ввиду импотенции исполнительной власти на местах) обеспечила победу в самый сложный период войны - 1918-1921, своевременный переход к НЭПу - победу окончательную.
      Дальнейшие этапы рассматривать, ИМХО, в этой теме не стоит, т.к. это уже совсем другая история.
    • Война советской власти с мешочниками
      Автор: Saygo
      А. Ю. Давыдов. Проигранная война "красных": нелегальная экономика 1917-1920 гг.

      Утопичность политики "военного коммунизма" с его продовольственной диктатурой, национализацией торговли и промышленности, заменой экономических взаимоотношений бюрократическими привела к реальной угрозе хозяйственного коллапса и вымирания населения большевистской России. Однако этого не произошло по причине приспособления российским народом к своим нуждам энтузиастической большевистской политики первых послереволюционных лет.

      Особую опасность представляло огосударствление системы снабжения. В этой сфере советская власть не справилась со своими задачами. В целях выживания народ взял на себя функции государства и заставил его измениться. Каким образом происходило исправление прожектерской политики, как на это реагировали правители, как в этом отношении взаимодействовали простые россияне с властью? Вопрос касается важнейшей проблемы социальной истории - народ и власть в условиях катастрофы, в период "военного коммунизма". Народное самоснабжение, по принятому в то время наименованию, мешочничество, имело свои предпосылки, организацию, социальный облик; без его изучения невозможно понять многие аспекты гражданского противостояния 1917 - 1921 гг. в России.

      Масштабы нелегального самоснабжения и противодействия его активных участников большевистскому государству были столь велики, что можно вести речь о мешочническом фронте. Он стал третьим фронтом гражданской войны. Первый - война советской власти с внешними врагами, второй - наступление на крестьянство с целью добиться его социального раскола и изъять продовольствие. Третий - постоянные на протяжении многих лет столкновения (нередко с применением оружия) представителей власти с коллективами мешочников на дорогах и рынках. Миллионы "маленьких людей" таким путем участвовали в разрешении напряженнейшего политического и социального кризиса.

      На протяжении долгого времени историки, по сути, пренебрегали историей народа, предпочитая идти по накатанному пути исследования истории начальников. Вспоминая о жизни в годы гражданской войны в автобиографической книге "Времена", писатель М. А. Осоргин сокрушался по поводу того, что будущие историки по привычке отдадут пальму первенства "многодумным людям" - политикам и вообще руководителям. Он предвидел, что "в истории впишется все иначе, прилежнее, аккуратнее, с догадками, выводами, именами и датами - в руководство будущим поколениям". "А солдата, продававшего из-за пазухи "игранный" (выигранный в карты. - А. Д.) сахар, бывшую даму, поменявшую будильник на щепотку муки... история не припомнит за малостью и ненужностью на страницах ее соломенной бумаги"1.

      В последние годы многое сделано, чтобы выяснить, чем жили и как выживали в условиях бедствия миллионы тех, кого принято называть "простыми" или "маленькими" людьми. Масштабы нелегального снабжения, борьба с ним большевистского государства получили освещение в трудах И. В. Нарского, А. А. Ильюхова, В. А. Саблина. Формы и методы деятельности, механизмы организации, пути мешочников, взаимосвязь нелегального снабжения с хлебной монополией и продовольственной диктатурой, место в обеспечении населения провизией, этапы эволюции движения - всему этому уделено внимание в ряде монографий2.

      Однако многое остается невыясненным. Представляется сомнительной возможность частых - на протяжении трех с половиной лет - хаотических передвижений миллионов людей с мешками на дальние расстояния (из голодных районов в хлебные) в условиях транспортной разрухи, распада инфраструктуры и всемерного сопротивления со стороны всевозможных заградительных подразделений. Не случайно речь идет о третьем фронте; большевики сражались не столько с одиночками, сколько с коллективами, в действиях которых проявилось сильное самоорганизующее начало.

      Определенную роль в появлении слоя мешочников сыграло введение Временным правительством хлебной монополии (хлебные излишки объявлялись государственной собственностью и торговля ими запрещалась), которую со временем советская власть довела до предела и превратила в продовольственную диктатуру. Образцом служила аналогичная мера в Германии, проведенная в январе 1915 г. и имевшая успех. Однако в России результаты были другие вследствие слабости проводившей ее государственной власти.

      Хлебная монополия проводилась впопыхах. Подготовительная работа была непродолжительной. Крестьянам приходилось долгое время стоять в очередях к элеваторам и кассам продовольственных комитетов. Хлебные цены не соответствовали реальной стоимости. Дезорганизация государственных заготовок возмущала сельских производителей. Они все чаще требовали справедливого обмена своих излишков на товары. Власти попытались распространить монополию на промышленность в целях создания товарообменного фонда. Достижения не удовлетворяли потребности. "Вряд ли такое количество (предметов потребления. - А.Д.) окажется достаточным стимулом, чтобы побудить население производящих губерний отдать хлеб", - тревожился в середине августа 1917 г. товарищ министра продовольствия А. И. Титов3.

      Введение хлебной монополии не привело к немедленной продовольственной катастрофе и широкому распространению нелегального снабжения. На первых порах ситуацию удавалось стабилизировать, и решающую роль в этом сыграли кооперативы. Их значение в 1917 г. было первостепенным. Выдвинутые Февральской революцией правители ограничили участие в хлебозаготовках частнокапиталистических предприятий, но рассчитывали на кооперацию как на самую массовую и богатую общественную организацию. Российская кооперация обладала немалым потенциалом. С помощью (в первую очередь) кооперации органам Временного правительства удалось заготовить за 7 - 8 месяцев не менее 360 млн. пудов зерна - вовсе не мало, если учесть, что за последние 8 месяцев своего существования царские власти заготовили всего на 5 млн. пудов больше.

      Кооперация оставалась островком стабильности, но она не была всесильна. Между тем общество пребывало в эйфории: считалось, что после освобождения от царизма будет достигнут прорыв во всех сферах. Этого не произошло. Многочисленные недостатки распределительной системы нашли отражение в распространении "хвостов", то есть очередей за хлебом, сахаром, чаем, табаком. В них скандалили и ругались, бранили правительство. Возникла так называемая "хвостовая контрреволюция". Эйфория закономерно сменилась разочарованием.

      Осенью 1917 г. жители крупных городов ужасались впервые введенной полукилограммовой дневной норме хлеба, хотя до голода тут было еще далеко. Горожане из "хвостов" (в основном женщины) собирались у помещений продовольственных управ, оскорбляли их сотрудников; примечательно, что требовали они выдачи пшеничной муки и сахара4. "Бюллетень Петроградского особого по продовольствию присутствия" 18 ноября 1917 г. отмечал, что "главной причиной возбуждения был не недостаток хлеба, а определенная травля". Нехватку отдельных видов продуктов (привычных в недавнем прошлом, но не жизненно необходимых) граждане, очевидно, воспринимали как катастрофу, а погромная агитация усугубляла недовольство. Знали бы они, что через несколько месяцев далеко не каждый сможет рассчитывать на четвертьфунтовый паек.

      По мнению экономистов, регламентация цен могла оказывать влияние на рынок до тех пор, пока количество спекулятивных товаров не превышало половины всей обращавшейся на нем продукции5. Когда этот рубеж после 1917 г. не устоял, монополия стала абсурдом и катализатором общественного распада. При Временном правительстве она еще была терпима. Соответственно, и нелегальное самоснабженческое (мешочническое) движение тогда не приобрело подлинно массового характера. Жесткого противостояния мешочников и государства не возникло, но именно оно в недалеком будущем стало составной частью гражданской войны в России.


      Значение голода на протяжении большей части 1917 года преувеличивалось. Между тем в конце этого революционного года и в начале следующего анархия стремительно нарастала, одновременно сложились условия для катастрофического разрастания голодной опасности. Производители сельскохозяйственных товаров перестали продавать свою продукцию государству по твердым ценам, ссылаясь на обесценение денег; при этом они легко соглашались торговать с мешочниками. Не менее важно, что железнодорожники отказывались перевозить хлеб для "революционных" городов6. Обвально разрушился сложный (в условиях необъятной России еще и хрупкий) механизм продовольственного обеспечения - заготовки, складирования, охраны, перевозки, погрузки, распределения и т.п.

      В конце 1917 г. вышли на первый план кризисные явления, принявшие характер неразрешимых противоречий; прежде всего - завершение процесса распада бывшей империи на отдельные враждующие друг с другом государства и "протогосударства". В общей сложности в стране появилось более 60 всевозможных "правительств", между которыми то и дело возникали различные конфликты7. В отношении продовольственного снабжения гражданская война в России проявилась в форме войны голодных регионов (самый крупный и консолидированный среди них - "пролетарский" центр) и сытых территорий, иначе говоря - в виде столкновения держателей хлеба с его соискателями. Эта тотальная война разрушила всякие основы стабильности. "Мы сделаем шаг назад к временам Котошихина", - предрекал публицист Л. Любимов в начале 1918 года8.

      Особенностью большевистского подхода к решению продовольственной проблемы была идеологическая обусловленность, радикально изменявшая содержание (по форме вполне рациональных) мероприятий. Например, при проведении в первые месяцы 1918 г. так называемой товарообменной кампании новая власть преследовала цель не только раздобыть продукты, но и по-марксистски подтолкнуть бедноту к наступлению на состоятельных односельчан. В разосланной на места "Инструкции по товарообмену" читаем: "Выдача товаров отдельным сельским хозяевам за сданный ими хлеб ни в коем случае не допускается. Необходимо распределение между всем нуждающимся населением внутри волости, дабы побудить неимущих воздействовать на имеющих хлеб, побуждая к его сдаче"9. Доктринерство обрекало перспективное начинание на провал10.

      Две задачи - разжигание классовой войны в деревне и пополнение запасов провизии - упорно пытались одновременно решить и в ходе "крестового похода в деревню" второй половины 1918 года11. Именно тогда окончательно определились контуры продовольственной диктатуры. Продовольствие у крестьян планировалось изымать преимущественно насильственно, используя чрезвычайные полномочия многообразных структур Наркомата продовольствия. Жизнь деревни при этом предполагалось перестроить, опираясь на классово организованную при помощи новой власти неимущую часть сельского населения. Ожидалось, что в расколотой и пролетаризованной деревне сопротивление ослабнет и зерно потечет в закрома государства. Диктаторская централизация многообразнейших взаимоотношений с деревней стала основой "военного коммунизма"; она предопределила ускоренное огосударствление промышленности, насаждение "главкистских" методов руководства ею, форсированное изживание остатков товарно-денежных отношений.

      Понятно, что войне с нелегальным рынком придавалось первостепенное значение. В мешочниках видели конкурентов в борьбе за провизию, но в войне с ними целью было не только разжиться хлебом. Когда выяснялось, что после временных побед над мешочниками положение с хлебозаготовками не улучшается и усиливается голод, большевики и не думали ослаблять натиск. Мешочников рассматривали как соперников в соревновании за власть (кто кормит - тот и хозяин) и - главное - идеологических врагов.

      В борьбе со спекулянтами-мешочниками организатором и творцом политики Советского государства являлся лично В. И. Ленин12. В начале 1918 г. он выдвинул требование (оно вошло 21 февраля 1918 г. в принципиально важный декрет-воззвание "Социалистическое отечество в опасности!") расстрела на месте срывателей монополии13. Председатель Совнаркома считал "мародера торговли" (то есть мешочника) ни больше ни меньше как "главным внутренним врагом". По мнению вождя, борьба с ним должна была иметь не частный или отраслевой (касавшийся, например, только продовольственного ведомства), а всеобщий характер. Опасность со стороны мешочника определялась тем, что он, по утверждению Ленина, "врывается во все поры нашей общественно-экономической жизни"14, что его противостояние Советам - важнейшая форма борьбы капитализма с социализмом15. Позже, уже в 1919 г., Ленин отчетливо сформулировал свое представление о стратегическом значении войны с нелегальным снабжением. В частности, он писал: "Это - самая глубокая, самая коренная, самая повседневная, самая массовая борьба капитализма с социализмом. От этой борьбы зависит решение вопроса о всей судьбе нашей революции"16. Вместо трезвого расчета сложился чуждый реализму подход к толкованию насущного общественного явления - массового нелегального снабжения.

      В силу особого положения Ленина в партийной и государственной системах его взгляды и оценки усваивались всеми руководителями. Глава карательного ведомства Ф. Э. Дзержинский шел и дальше: в 1918 г. он определил профессионалов-мешочников как "наймитов контрреволюционеров и их агентов", которых враги используют "для расстройства нашего транспорта путем переполнения поездов"17. К числу лютых классовых врагов относили нелегальных снабженцев также и непосредственные организаторы диктатуры - нарком и члены коллегии Наркомата продовольствия А. Д. Цюрупа, Н. П. Брюханов, А. И. Свидерский.

      В "низовых" работниках и в среднем звене государственного аппарата и партии воспитывалась непримиримость по отношению к мешочникам. На первый план выдвигалась "контрреволюционная" сущность нелегального снабжения. Представители Военно-революционного комитета Юго-Восточных железных дорог в июне 1918 г. в докладе Наркомпроду писали о колоссальной угрозе со стороны мешочников, "от которых революция гибнет в большей степени, чем от чего-либо другого"18. В одном из обращений к населению руководители Пензенского губпродкома определили мешочничество как "государственное преступление, предательство нашей Великой Революции"19.

      Дело не сводилось к риторике, революционные деятели находились под властью утопии. При знакомстве с докладами и речами большевистских продовольственников бросается в глаза противоречие. С одной стороны, они гордятся своим участием в деле искоренения нелегального снабжения и внедрения полной регламентации хозяйственной жизни, с другой - сокрушаются по поводу исчезновения провизии в подведомственных регионах. Однако в действительности второе вытекало из первого.

      Власть развернула против мешочников военные действия. "Стал служить в продовольственной управе. Но оказалось, что продовольственное дело сводится к военному", - свидетельствовал В. Б. Станкевич о том, как ему работалось в ведомстве Цюрупы20. Продовольственник гражданской войны, как правило, носил шпоры, пристегивал к ремню кобуру с револьвером и массивный патронташ, бомбы. Сплошь и рядом имел при себе еще и винтовку или карабин21 - не человек, а ходячий арсенал. И действовал он принуждением.

      Продовольственные органы подключали к борьбе с "ходоками" (то есть ходившими за продовольствием - так иногда именовали мешочников) губернские чекистские подразделения, подчиненные специальному "спекулятивному отделу" ВЧК, а также транспортные чрезвычайные комиссии22. В мерах против нелегального снабжения народные комиссариаты путей сообщения и по военным делам подчинялись ведомству Цюрупы; их представители входили в состав коллегий продорганов. Железнодорожную охрану и красноармейцев привлекали к участию в реквизиции перевозимых мешочниками грузов, использовалась и милиция, подчиненная Наркомату внутренних дел23. Наконец, к ликвидации нелегального снабжения привлекли десятки тысяч активистов местных комитетов бедноты; их реквизиционные группы были вездесущи и во второй половине 1918 г. представляли собой серьезнейшую угрозу для мешочников.

      Против мешочников были мобилизованы большие силы - как на настоящую объявленную войну. Сопоставим следующие данные. С одной стороны, в самый критический период (к осени 1918 г., когда большевистская Россия уменьшилась чуть ли не до размеров Великого княжества Московского) на востоке страны удалось набрать войско в 20 тыс. человек для противостояния Народной армии Самарского правительства, а для ведения войны с Донской армией атамана Краснова "наскребли" 45 тыс. "штыков и сабель". С другой стороны, в центральных губерниях создавались - исключительно для противодействия мешочникам - "сводные" заградительные отряды в 400, в 600 и даже в 1000 бойцов, и еще им придавались пулеметные расчеты24.

      Заградительные отряды представляли главную опасность для нелегального снабжения, и на них в первую очередь рассчитывали продовольственные диктаторы. Функции "заградилок" (термин из гражданской войны), случалось, принимали на себя отряды чекистов. Известны случаи, когда целые полки РККА получали задачи на фронте борьбы с "контрабандой" мешочников; против "ходоков" использовали также части, составленные из китайцев, венгров, представителей народов Прибалтики. Интернациональные части считались наиболее надежными, опорой вооруженных сил25.

      Прав был современник и вдумчивый исследователь описываемых событий А. Б. Халатов, назвавший работу по созданию и размещению заградительных отрядов "организацией второй части аппарата власти" (первая в основном занималась изъятием продуктов у крестьян). При этом "заградительно-реквизиционная" функция аппарата власти неизменно расширялась26.

      Терпя поражения в "крестовом походе" во враждебные деревни, встречаясь с выраженным в разных формах сопротивлением со стороны крестьян, реквизиционно-продовольственные отряды начинали преобразовываться в заградительные. И происходило это независимо от первоначальных планов их командиров, ибо возвратиться домой совсем без хлеба было нельзя. Из текста телеграммы Орловского губернского комиссара продовольствия (от 22 июня) узнаем, что лишь два из семи военно-реквизиционных отрядов "работают над проведением в жизнь декрета по реквизиции излишков хлеба в деревнях, остальные же борются с мешочниками". В Вятской губернии все продовольственные подразделения занимались в основном "выкачиванием" хлеба из мешков "ходоков"27. При этом возможностями сохранить и доставить в государственные элеваторы реквизированные продукты "заградовцы" не располагали - большая часть продуктов портилась, а чаще расхищалась. Как правило, учета не велось. Можно сказать, гора родила мышь.

      В 1918 г. борьба с мешочничеством приобретала анархические формы, разрушая зачатки государственной заготовительной организации. Группы красногвардейцев нередко самовольно брали на себя функции реквизиторов. Десятки разнородных правительственных и общественных учреждений создавали свои отряды. Районные советы в городах, сельские местные советы формировали подразделения специально для отбирания продуктов у "ходоков"28. Состоявшаяся в июле IV Московская общегородская конференция фабзавкомов обратилась "ко всем организациям рабочих и крестьян" с призывом активизировать все формы участия в борьбе с мешочничеством; после этого контрольно-продовольственная комиссия Московского совета профсоюзов была переименована в военно-продовольственное бюро, которое стало организовывать реквизиционные группы. Реквизициями мешочнических грузов занимались и комиссии по борьбе со спекуляцией и мешочничеством революционных комитетов, а также комитеты бедноты. Из-за всего этого организационного хаоса информацией хотя бы о приблизительной численности продовольственно-реквизиционных частей никто не располагал29.

      На первых порах заградительные части были малочисленными и разношерстными по составу. При их создании каждое ведомство и региональный орган действовали на свой лад. Говорили о "силовых заставах" и "летучих отрядах". Л. Д. Троцкий и И. В. Сталин независимо друг от друга называли созданные ими "заграды" "кордонами" или "караулами". Самый выразительный термин употребляли на Ставрополье - "партизанские отряды". Язык революционной эпохи точно отразил существо процесса: хозяевами на ставропольских железнодорожных станциях были мешочники, поэтому советские "партизаны" появлялись в неожиданных местах, захватывали продовольствие и уносили ноги30. С середины 1918 г. стала создаваться Продовольственная армия (говорили еще: Реквизармия). В июне-декабре 1918 г. в нее набрали не менее 53 тыс. человек. На первых порах она состояла из добровольцев-рабочих, которым сохраняли прежнюю зарплату и разрешали привозить из деревень продовольствие для своих семей. Со временем она все более напоминала особое воинское подразделение, служба в котором приравнивалась к службе в армии. Военным руководителем и главным комиссаром этого формирования стал Г. М. Зусманович. Подчинявшиеся ему части называли не иначе как "отрядами Зусмановича"31.

      Отряды представляли собой формирования от нескольких десятков до нескольких сотен бойцов. Осенью 1918 г. отряды стали сводить в крупные подразделения. Например, против крестьян и мешочников действовали в Курской губернии Курский реквизиционно-продовольственный полк, в Тамбовской - 2-я продовольственная дивизия. Разумеется, эти крупные боевые единицы в полном составе против мешочников никогда не применялись, а действовали поотрядно32. Плохо организованное сопротивление мешочников реквизициям имело характер очаговый, кратковременный.

      Между тем "ходоки" были вездесущи. Поэтому и заградительные подразделения использовали самые разные средства. Наряду с пехотными частями в них входили и кавалерийские; конные патрули предназначались для перехвата мешочников по ночам на проселочных дорогах. Существовали команды конных разведчиков, связистов. Заградительные формирования, расположенные на речных пристанях, имели в своем распоряжении пароходы33.

      Несмотря на мобилизацию огромных ресурсов, продовольственная диктатура терпела поражения. Наркомпроду не удавалось заполучить достаточное количество провизии или остановить поток мешочников. По данным весьма компетентных исследователей (в их числе был, например, А. Лосицкий, зав. отделом изучения состояния питания населения ЦСУ РСФСР), государство в 1918 - начале 1920-х годов обеспечивало лишь 20 - 30% минимальной потребности в продовольствии городского населения и жителей сел потребляющей полосы34. В целом мешочничество выразило "своеобразие экономики Советской республики в период гражданской войны"35. Иными словами, экономика стала мешочнической. Так как функции организации такой экономики были распределены между миллионами граждан, то и общество условно можно назвать мешочническим.

      Впечатляющую панораму мешочнической эпопеи 1918 г. создали современники, выполнявшие функции ученых и одновременно практиков - организаторов хозяйственной жизни. Экономист, в 1917 г. - меньшевик-интернационалист, с 1918 г. - член коллегии Наркомата продовольствия и главный редактор "Известий Наркомпрода" НА. Орлов доказывал, что четверть взрослого населения страны регулярно или время от времени занималась мешочничеством, другая четверть занята была "вялым, рутинным трудом" на предприятиях и в армии, а оставшаяся половина служила в канцеляриях36. Отсюда следует, что жизнь кипела лишь там, где находилась первая "четверть". Орлов выносил вердикт в 1918 г. по горячим следам событий.

      С Орловым в оценке масштабов нелегального снабжения соглашался профессор Л. Н. Юровский (член коллегии Наркомата финансов). Он отмечал: "Мелкая нелегальная торговля продовольствием - мешочничество - получила столь широкое распространение, что в торговле никогда не участвовала активно такая значительная часть населения, как в те годы"37.

      Вместе с тем в мешочничестве воплощались элементы архаизации, деградации общества. Но и хлебная монополия отнюдь не была олицетворением социального прогресса; наоборот, в силу своей нереалистичности она вела в тупик, к гибели общества. Приходилось выбирать между меньшим и большим злом. Советская власть - во многом по причине приверженности идеологической догме - выбрала большее; разумеется, психологически трудно было борцам за идею согласиться с мешочниками, примириться с рыночными привычками и спекулятивными настроениями. В таких условиях мелкая нелегальная торговля (а не большевистская раздаточная система) стала главным каналом связи города с деревней. Мешочническое движение не только сыграло решающую роль в недопущении полной натурализации крестьянского хозяйства, в сохранении товарообмена между городом и деревней, но и препятствовало распаду связей между отдельными регионами страны, преодолевая линии фронта и границ38. Из одной части страны в другую на своих плечах, по железной дороге, в обозах и т.д. мешочники переместили миллионы тонн продовольствия и промышленных товаров39. Как это удавалось?

      Прежде всего сказывалось то, что с начала 1918 г. значение потребительского мешочничества быстро падало. В результате возраставших трудностей при передвижении по стране, а также усиливавшейся борьбы власти с нелегальным снабжением оно становилось все более спекулятивным. В отличие от "потребителей" опытные профессиональные нелегальные снабженцы знали, как обойти главную преграду на пути мешочников - так называемые "заграды", умели найти общий язык (посредством взяток, связей, рекомендаций, мандатов, угроз) с их командирами и бойцами. Уже сам внешний вид "профессионалов" заставлял "заградиловцев" считаться с ними. Они носили добротную одежду, были, как сообщает источник, "довольно упитанными", держали себя уверенно. В сравнении с ними мешочники-потребители зачастую выглядели заморышами40. Они доставляли по одному мешку, спекулянты - до десяти.

      Две эти формы мешочничества взаимодействовали: основная масса мешочников начинала свою деятельность с попыток спастись от голода. Большинство отставало от промысла по причине нарастания трудностей. Зато меньшинством - предприимчивым и удачливым - овладевала тяга к наращиванию прибыли; становясь профессиональными мешочниками, они, по существу, являлись нелегальными частными предпринимателями. Цены на основные виды продуктов в разных регионах сильно различались - иногда на порядок. В 1918 г. в Петрограде они были в 24 раза выше, чем в Саратове, в 15 раз выше, чем в Симбирске. В этих условиях мешочнические поездки становились весьма прибыльными41. Проводимые на московских вокзалах в 1918 г. опросы дали такие результаты: 87% мешочников привозили продукты по заказам лотковых торговцев и владельцев полулегальных харчевен, а также для продажи на рынках42. В Петрограде мешочников "спекулятивного типа" насчитывалось 30 тыс., в самой мешочнической губернии, Курской, - 150 тысяч. Каждый из них мог привозить из очередной поездки в среднем по десять пудов продовольствия43. Крупное спекулятивное мешочничество в условиях 1918 г., по существу, приносило пользу: спекулянты в погоне за прибылью осваивали дальние и недоступные для государственных заготовителей территории, тогда как многочисленные "потребители", не располагавшие средствами для далеких экспедиций, опустошали прямо примыкавшие к голодным регионам сельские местности, а от этого вздувались цены на продукты44.

      Между тем даже отошедшие от промысла мелкие мешочники не оставались не у дел. Они поняли, что не обязательно всем надо отправляться в дальние и трудные дороги, и изыскивали на месте деньги или товары, необходимые для обмена на привезенные спекулянтами продукты. В итоге значительная часть народа помогала мешочникам-профессионалам продавать провизию и закупать товары широкого потребления, готовиться к отправке в новые "челночные" экспедиции.

      Простые жители в те годы стали забывать, что можно выйти из дому без мешка или авоськи (сумки на всякий случай - "авось, что-нибудь раздобудут")45. Мешочники и "сумчатые" внешне нередко мало отличались друг от друга. Вот как об этом рассказывал Осоргин: "Равны стали и в одежде с одинаковым за плечами мешком, слабосильные с санками или детской колясочкой - на случай пайковой выдачи или неожиданной продовольственной поживы. Мешки срослись с телом, люди стали сумчатыми"46. Жизнь "маленьких людей" зависела от положения дел на нелегальном рынке, то есть от мешочников-профессионалов.

      Нередко и на новом этапе случалось, что вдруг масса неопытных и не умевших сориентироваться в обстановке мешочников-потребителей пускалась в путь. Это происходило в особенно голодные времена и в непродолжительные периоды усиленных антиспекулятивных кампаний, когда ходоки-профессионалы предпочитали пересидеть опасность. Кроме того, крестьяне и рабочие чуть ли не поголовно бросали поля и станки и отправлялись за хлебом в те краткие промежутки, когда делались послабления для мелких мешочников. В такие времена из разных уездов в Наркомпрод поступали отчеты продовольственных комитетов, в которых то и дело фигурировали фразы: "Мешочничество всеобщее", "бесконечной вереницей едут мешочники", "жители представляют из себя бродячих кочевников, которые ищут себе хлеба"47. Однако для мешочников-"потребителей" поиски хлеба нередко заканчивались плачевно: в дороге продовольствие у них отбирали, и они возвращались домой с пустыми руками. От их имени рабочие петроградских заводов писали в ноябре 1918 г. Ленину и Троцкому: "У нас Красная армия грабит с живого и мертвого (имеются в виду главным образом заградительные части. - А. Д.)... Кто получит эти несчастные рубли и поедет купить для своего семейства хлеба - обратно возвращается без денег и без хлеба"48. В любом случае продукты в хлебопотребляющие регионы доставлял прежде всего мешочник-спекулянт, умевший приспособиться к обстановке.

      Одной из разновидностей нелегального снабжения, весьма распространенной, являлось ходачество от каких либо коллективов (домовых комитетов, фабзавкомов, сельских сходов и т.п.) с выданными такими коллективами документами. Это понятно: при новой власти передвижение на более или менее дальнее расстояние без "бумаги" и в одиночку становилось попросту невозможным.

      В мешочничестве так или иначе (эпизодически или регулярно) участвовали представители всех без исключения социальных групп. Поэтому плохо верится в преобладание среди мешочников агентов "враждебных классов". Между тем в 1920-е годы коммунистический экономист Л. Н. Крицман относил их к эксплуататорам, непримиримо противостоявшим труженикам "официального пролетарско-натурального хозяйства"49. Типичный для советской пропаганды образ мешочника был выведен в известной кинокартине режиссера Ю. Райзмана "Коммунист" (1957 г.). Это тщедушный, низкорослый, узкоплечий, нервный, с бегающими из-за нечистой совести глазками деревенский "мироед", "упырь". Автор уверен: не могло такое ничтожество с успехом преодолевать воздвигнутые перед ним бесчисленные преграды; например, прорываться с мешками на тормозах поездов, сквозь огонь и воду, из "хлебного города" Ташкента в голодную Москву.

      В действительности нелегальные снабженцы - это в первую очередь крестьяне-середняки. Экономист периодов военного коммунизма и нэпа Д. В. Кузовков возражал Крицману: "На крышах вагонов ездили не крупные капиталисты и не капиталисты вообще, а миллионы мешочников-крестьян"50. Примечательно: мемуаристы обращали внимание на численное преобладание в 1918 г. в вагонах "мужиков с мешками на спине"51.

      Второе место среди мешочников занимали рабочие. На первых порах пролетарии пытались сообща бороться с гибельной продовольственной политикой, требовали на митингах и собраниях отменить или смягчить хлебную диктатуру. Потом вступали в борьбу с властью методом мешочничества. Мелкая торговля на черном рынке и мешочничество служили каналом деклассирования рабочих (наряду с переселением в деревню и уходом в Красную армию, в органы государственного управления)52.

      Третья по численности группа - интеллигенция. "Философ думает о пуде муки, - с горечью говорил Осоргин, - художник сладострастно смотрит на кочан капусты и два помидора... Мы голодны, мы страдаем"53. Среди мешочников встречались актеры, врачи, инженеры. Известная актриса Ольга Чехова вспоминала, как в 1918 г. по поручению московской театральной студии стала "ходачкой" и отправилась в один из волжских городов за картофелем и мукой54.

      В особом положении оказались так называемые "гастролирующие профессоры". Как известно, новая власть открыла множество всевозможных учебных заведений, объявив свободный доступ желающим учиться. В провинциальных университетах квалифицированных преподавателей не хватало, и немало доцентов и профессоров переезжали из вуза в вуз. Из провинции они каждый раз привозили в свои голодные семьи мешки и чемоданы с продуктами55.

      Таким образом, представители основных социальных групп отдали дань нелегальному снабжению. При этом некоторые слои населения имели к нему особое отношение. Если мешочники-потребители могли происходить из любых слоев, то "профессионалами" становились те, кто располагал для этого большими возможностями.

      Наблюдателю могло показаться, что мешочники-спекулянты состояли в основном из солдат. Поэт А. Б. Мариенгоф назвал платформу Казанского вокзала в Москве "серой - мешочниками и грустью"56. Дело в том, что спекулянты чуть не поголовно обзавелись "спецодеждой" - серыми форменными пальто. В. Кривошеин (будущий архиепископ) рассказывал, как выглядела вокзальная толпа: "На вид не то красноармейцы, не то мешочники"57. Кстати, по этой причине сотрудники заградительных подразделений зачастую принимали "ходоков" за военнослужащих и предпочитали с ними не связываться, зная: обидишь солдата - на помощь ему примчится взвод, а то и рота. Запас шинелей и гимнастерок мешочники пополняли за счет покупок у самих же солдат. Дошло до того, что командование, дабы пресечь торговлю казенным имуществом, приказывало прекратить выдачу обмундирования и обуви бойцам тыловых частей. "Я хожу босой и голый, и не дают", - читаем в перлюстрированном чекистами солдатском письме58.

      Далеко не большинство нелегальных снабженцев, одетых в шинели, относились к военнослужащим, хотя и выдавали себя за таковых. Но не вызывает сомнения принадлежность профессиональных ходоков в прошлом к солдатской корпорации - это придавало особую силу коллективам мешочников (они прошли военную выучку, часто имели боевой опыт).

      Среди бывалых мешочников многие имели дореволюционный стаж организаторской работы в торговле. По заключению В. П. Дмитренко, широкая национализация вызвала уход в сферу нелегального рынка (то есть прежде всего в мешочничество) мелких розничных торговцев. Среди мешочников насчитывалось много бывших приказчиков. Проведенные в Петрограде исследования показали, что основная часть петроградских "магазинеров" и их приказчиков продолжала заниматься спекулятивным делом и в годы гражданской войны. Показательно, что в 1920 г. из 14 тыс. задержанных чекистами на московских рынках продавцов почти 70% имели до революции какое-либо отношение к профессиональным занятиям куплей-продажей. Таким образом, группа, состоявшая из бывших работников торговли и насчитывавшая сотни тысяч людей, оказалась одной из самых устойчивых в обществе периода "русской смуты"59; отсюда понятны перспективы развития мешочничества. С переходом к нэпу большая часть мешочников забросила свой промысел, а оставшиеся (исключительно "профессионалы") легализовались в виде мелких частных предпринимателей. На это обстоятельство указывают исследования, проведенные в первые годы новой экономической политики60.

      Участвовали в спекулятивном мешочничестве многочисленные железнодорожники. В распоряжении железнодорожных служащих находился транспорт, к тому же собственное ведомство обеспечивало их "провизионными билетами", дававшими право на беспрепятственный провоз определенного количества продуктов61.

      Среди мешочников-профессионалов были крестьяне северных и центральных губерний, молодые рабочие, а также жители городских предместий - слободские мещане. Среди них обнаруживались и учащиеся закрытых духовных училищ, даже священники. Проведенная ВЧК в середине 1918 г. проверка жителей московских монастырей показала, что до половины монахов и священников отсутствовали, они находились в мешочнических поездках62. Таким образом, среди мешочников-спекулянтов самую заметную роль играли представители социально-профессиональных групп, относительно более общественно активных и мобильных. К тому же это были в подавляющем большинстве мужчины, нередко с фронтовым опытом. В борьбе с такими "кадровыми" частями армии мешочников большевистскую власть ожидали крупные неприятности.

      Мешочник-спекулянт представлял собой тип сильного и волевого российского человека. Он не мог иметь ничего общего с его суетливым и плутоватым кинематографическим отображением советской эпохи. Попробуем нарисовать портрет мешочника. Это человек с безграничным терпением, умевший обращаться с оружием и (нередко) вооруженный, находчивый и отчаянно смелый63. Непременно требовалось отличное здоровье, выносливость, энергия и физическая сила; без этого невозможно было хотя бы "влезть" в вагоны, а тем более путешествовать на вагонных площадках, ступеньках, буферах, крышах. Мешочники выполняли функции грузчиков и перетаскивали на себе огромное количество всяких тяжестей. О "пассажирах, нагруженных сверх меры мешками, в солдатской форме", писал современник, экономист С. Бройде64. Редактор "Известий Петроградского комиссариата продовольствия (Петрокомпрода)" П. Орский относил мешочников-профессионалов к "особому типу людей". По его словам, эти люди "живут какою-то своей особой кочевой жизнью, не страшась ни огня, ни воды, ни репрессий правительственных властей"65.

      Выразительный образ мешочника обнаруживаем в "Очерках современной деревни", написанных знатоком деревенской жизни десятых-двадцатых годов Л. Григорьевым. Один из его героев, Мирон Иванович (фамилию автор скрыл), это "крестьянин, человек положительный и исполнительный". До 1918 г. он жил в Москве, имел "хороший выезд", то есть лошадь и коляску. Но все это было отнято во время всяческих мобилизаций и конфискаций. После того, как (по словам Григорьева) "революция сильно ушибла Мирона Ивановича", он перебрался в свою родную деревню недалеко от Москвы. "Я привык к настоящей работе", - заявлял вчерашний извозчик. Однако вернуться к крестьянскому труду не пришлось, поскольку хлебопотребляющие деревни поразил голод. И Мирон Иванович, чтобы спасти семью, занялся мешочничеством. Во время своих тяжелых и опасных поездок за хлебом он часто болел, повредил ноги. И вот в начале 1920-х годов Мирон Иванович превратился в инвалида, потеряв 60% трудоспособности. При этом он сохранил 100% желания трудиться, постоянно тосковал по настоящему делу, посещал близлежащие деревни, помогал пожилым соседям66. Таких Миронов Ивановичей насчитывалось великое множество.

      Политические настроения мешочников в подавляющем большинстве случаев были явно антисоветскими, что и понятно: новая власть чинила им всевозможные препятствия. Они не только возмущались заградотрядами и реквизициями, но и высказывались за Учредительное собрание67. Именно такую мешочническую пропаганду имел в виду корреспондент Д. Валин, когда в мае 1919 г. писал, что "ходоки" "помимо мародерства (подразумевалась купля-продажа по высоким ценам. - А. Д.) занимаются еще, как любители, контрреволюционной деятельностью"68. Объективно "ходачество" (вкупе с другими движениями) угрожало существованию Советской власти. По сути дела, взгляды мешочников (прежде всего в отношении продовольственной диктатуры) совпадали с установками меньшевиков. Вместе с тем не было никакого руководства ими со стороны какой-либо антибольшевистской организации. Участвовать в политике мешочникам был недосуг - их силы полностью поглощало продовольственное дело. Парадокс: это обстоятельство содействовало выживанию большевистской власти - миллионы потенциальных ее врагов оказались отвлеченными от участия в антисоветских вооруженных формированиях. Нелегальное снабжение - противоречивое явление.

      Можно говорить о существовании крупной социальной группы, спаянной общностью цели, интересов, взглядов и образа жизни, имевшей общих врагов. Она представляла собой конгломерат, впитавший в себя активных представителей разных общественных слоев. Значительная часть мешочников полностью утратила связь со своей прежней социальной средой. Другая их часть занималась ходачеством эпизодически, но и они подверглись серьезной перековке "жизнью на дорогах". Мешочники утрачивали многие профессиональные качества и прежние связи, вырабатывали стойкое негативное отношение к власти. Все это не могло не породить массы проблем в будущем при возвращении к "мирной" жизни.

      Гражданская война принесла народу столь суровые и жестокие испытания, что большинство граждан перестало надеяться на будущее. Каждый существовал в отчаянной попытке любой ценой выжить и сохранить близких людей, но не очень-то надеялся на удачу. Это в полной мере относилось к мешочникам и объясняло то бесстрашие, с которым они брались за самые безрассудные начинания. Они прибегали к экстремальным методам противодействия ополчившемуся против них государству. Начиная от попыток обмануть заградительные отряды (баржи с двойным дном, полушубки и галифе с огромными карманами и пр.), кончая применением винтовок и гранат в 1918 г. против реквизиционных формирований.

      В формах, методах организации мешочников в условиях продовольственной диктатуры проявились, во-первых, способность людей к объединению в общественно полезных целях, к взаимовыручке в экстремальных условиях; во-вторых, принимая во внимание многочисленность и многообразие видов мешочничества, а также особенности поведения и политические настроения его представителей, очевидно, что при известной самоорганизации ходачество не могло не превратиться в серьезного конкурента власти.

      Тенденция к объединению сил, созданию сплоченных коллективов мешочников проявилась в первые же месяцы 1918 года. О ней тогда с высокой трибуны говорил член коллегии Наркомата продовольствия Брюханов. "Мешочничество стало получать организованные несколько формы, - заявил он в апреле 1918 г. на заседании ВЦИК, - стало превращаться в явление группового мешочничества, перестало быть стремлением отдельных лиц, стало явлением, которое наблюдается в виде стремления отдельных мелких групп населения"69. Мешочничество превращалось в устойчивую форму самоорганизации населения.

      Местные работники замечали ту же самую тенденцию. Комиссар продовольствия Курской губернии Воробьев докладывал в июне 1918 г. в Наркомпрод: "Мешочничество принимает организованные формы; вооруженными отрядами вывозятся тысячи пудов хлеба, бороться своими силами не можем"70. Можно сказать, открылся "мешочнический фронт". Теперь организованность нелегальных снабженцев достигла высокого уровня; ничего подобного не наблюдалось в период нахождения у власти Временного правительства.
    • Способы и причины легитимизации власти
      Автор: gerodot
      1. после отречения Николая 2 Россия осталась без легитимной власти: император отрёкся, Дума была распущена, правительство перестало функционировать.
      2. в условиях отсутствия легитимной власти народ имеет право создать новую влать.
      3. население и гарнизон Питера организовались и создали петросовет. т.о. он являлся легитимным органом власти, т. к. представлял все социальные слои столицы.
      4. в отличие от петросовета временное правительство не являлось легитимным, т. к. представляло только 1 класс.
      5. в марте были созданы советы почти во всех регионах России.
      6. в июне в столице собрался 1 съезд советов. он завершил формально легитимизацию советской власти в России. на нём было принято решение о том, что 2 съезд собирётся в конце октября.
      7. 25 октября собрался 2 съезд советов. большинство делегатов являлось большевиками и лев. эсерами и, как большинство, они избрали правительство во главе с лидером партии большинства - Лениным.
      8. т.о. правительство избранное легитимным органом власти являлось легитимным
    • Командование Северного фронта в октябре 1917 года
      Автор: Nslavnitski
      Одним из непростых вопросов, связанных с революцией 1917 г., является действия армии в октябре-ноябре того года, и в частности, войск Северного фронта, которым командовал генерал от инфантерии В.А. Черемисов. Известно, что именно к нему отправился А.Ф. Керенский за помощью в момент вооруженного восстания в Петрограде, и именно ему подчинялся корпус П.А. Краснова, части которого выступили против советской армии. Однако остальные части войск Северного фронта не поддержали это выступление. Данная работа является попыткой разобраться в причинах того, почему сложилось именно так.
      Заметим, что руководители белого движения связывали это с личностью самого командующего, который, по их мнению, сотрудничал с большевиками еще с сентября 1917 г., и запретил отправку войск в Петроград. Это, в частности, отмечается, в записках генерала П.Н. Врангеля, находившегося тогда в ставке у Духонина:
      Примерно то же отмечал и А.Ф. Керенский:
      Между тем сохранившиеся документы (в первую очередь, стенограммы переговоров командующего фронтом с подчиненными ему командующими армиями) позволяют более точно понять, что же происходило на фронте в те дни и недели.
      В первую очередь, некоторые подробности выясняются из донесения В.А. Черемисова главнокомандующему генералу Н.Н. Духонину 3 ноября 1917 г. (даты по старому стилю):
      Здесь имелись в виду события в те дни, когда А.Ф. Керенский, сбежав из Петрограда, обратился к нему за помощью в организации выступления против советской власти. И командующий фронтом, как видно, сразу высказал ему соображения о невозможности этого сугубо с военно-стратегической (точнее, с тактической) точки зрения. При этом есть и любопытный момент – П.А. Краснов, выступивший вместе с частью подчиненного ему корпуса, фактически нарушил предписания своего непосредственного начальника.
      Итог того выступления хорошо известен, на событиях боев под Петроградом мы останавливаться не будем, отметим только, что 1 ноября Войтинский сообщил в штаб Северного фронта:
      К тому времени и сам командующий уже знал о провале наступления от самого П.А. Краснова.
      Тем не менее, руководители партии эсеров в те дни еще не оставляли надежд на свержение советского правительства при помощи войск. И именно в тот день, 1 ноября члены Комитета спасения Революции – А.В. Чернов, эсер Андрей Фейт и член Искосола Хараш сообщили Н.Н. Духонину о том, что предстоит назначение его главковерхом и при этом потребовали отстранения В.А. Черемисова с поста командующего Северным фронтом, мотивируя это тем, что «он развяжет руки для совершенно необходимых действий во Пскове… не исключена возможность мирной ликвидации петроградских событий путем переговоров, но только при условии скорейшей присылки серьезных подкреплений с пехотными частями»[5]. Скорее всего, именно в те дни и появилась версия о том, что В.А. Черемисов помогает большевикам, поскольку члены Комитета полагали, что он является единственным препятствием, не позволяющим выдвинуть к Петрограду воинские части Северного фронта.
      Н.Н. Духонин тогда обратился к В.А. Черемисову за разъяснениями по поводу обстановки, а также действительно вызвал в Ставку. Собственно, приведенный выше отрывок записи командующего Северным фронтом и являлся ответом Н.Н. Духонину.
      И тогда же В.А. Черемисов сообщил главковерху, что он нее может приехать в ставку, да и не видит в этом необходимости (кроме того, сообщил, что гарнизон Пскова полностью большевистский и перекрывает любые движения к Петрограду), добавив при этом: «Мое личное влияние на организации, не исключая Революционного комитета, дает некоторую возможность пока предупреждать общий пожар, но я боюсь, что он вспыхнет с моим отъездом, хотя бы рад уехать отсюда совсем, немедленно…»[6].
      А что происходило непосредственно на фронте, хорошо видно из переговоров командующего фронтом с подчиненными – как раз 1 ноября он связался с В.Г. Болдыревым и Я.Д. Юзефовичем и запросил у них сведения об оперативной обстановке.
      Первый доложил ему, что Двинск фактически во власти Армискома (армейского исполнительного комитета – Н.С.), который пытается отправить войска Режице с целью обеспечения от войск Каледина. То есть части армии были готовы выступить на помощь советскому правительству, но командующий отговаривал их от этого, дабы не раскрывать фронт, и таким образом ему удалось отклонить решение об отправке войск на помощь большевикам. В.А. Черемисов, в свою очередь, сообщил о достигнутом перемирии между советским правительством и П.А. Красновым, а командующий армией довел это до сведения Армискома, после чего войска успокоились.
      В 17-й армии (где, к слову, были латышские части) был образован Комитет, состоявший из 23 большевиков и 23 «небольшевиков» (в основном – правых эсеров). И после бурных дебатов члены комитета пришли к мнению о необходимости полного нейтралитета (при этом – здесь большевики тоже настаивали на отправлении войск на помощь советскому правительству) и немедленного возвращения самовольно ушедших частей на свои места[7]. Отметим, что эта армия была в худшем положении, поскольку находилась на территории Латвии, и Я.Д. Юзефович отмечал, что отношение местного населения к армии в целом не слишком лояльное, а латышские части не являются надежными, при этом он полагал, что офицеры-латыши находятся на пронемецких позициях. Тем не менее, ему удалось удержать войска в порядке.
      В.А. Черемисов, выслушав его, подытожил: «все волнения на фронте происходят вследствие движения войск, направляемой ставкой на север, по направлению к Петрограду, и хотя ставка объявила, что на Петроград войска больше не посылаются для гражданской войны, а двигаются в район Луги для расположения в стратегическом резерве… массы не понимают этого и волнуются, предполагая контр-революционные замыслы»[8]. При этом он обратил внимание на то, что ни одна партия, включая и большевиков не считала возможным открыть фронт противнику. Это и сыграло основную роль в том, что вооруженные силы Северного фронта остались в те дни на нейтральных позициях.
      Таким образом, можно сделать вывод, что войска Северного фронта не поддержали выступления Керенского-Красного не потому, что В.А. Черемисов якобы стоял на большевистских позициях, а по причине того, что большая часть армии либо поддерживала большевиков или же относилась к событиям нейтрально. Это и не позволило воинским частям поддержать П.А. Краснова. Позиции большевиков в армиях Северного фронта были сильными, но не доминирующими. При этом все (и командный состав, и младшие командиры, да и рядовые) с самого начала мятежа Керенского-Краснова придерживались мнения, что в стране разворачивается гражданская война, и многие стремились остановить ее. И окончательное успокоение (хоть и временное, как показали дальнейшие события) наступило именно после того, как выступление П.А. Краснова было остановлено.
      А В.А. Черемисов и его ближайшие подчиненные в те дни просто выполняли свой долг – они, в первую очередь, думали о том, чтобы удержать фронт и при этом не желали посылать войска на помощь какой-либо из сторон. В то же время, нельзя отрицать и того, что к бывшему Временному правительству они действительно относились с неприязнью – тот же Я.Б. Юзефович в разговоре с В.А. Черемисовым заметил: «сделали все, чтобы лишить возможности командовать, а теперь предъявляют требования; только сознание долга заставляет оставаться на месте, и я завидую рядовому солдату, стоящему в сторожевке»[9].
      Заметим в заключение, что уже 4 ноября 1917 г. появилось предписание Военно-Революционного комитета за подписью А.С. Антонова-Овсеенко и Н.И. Подвойского об аресте В.А. Черемисова[10]. То есть большевики тоже были недовольны его действиями (хотя под арестом он пробыл недолго, и уже 14 числа был переведен под домашний арест[11], а затем освобожден), следовательно он в те дни, оказавшись между двумя противоборствующими сторонами, руководствовался исключительно своими соображениями, без симпатий к кому-либо.

      [1] Врангель П.Н. Записки. Т. 1. М., 2002.
      [2] Керенский А.Ф. Гатчина // Октябрьская революция. Мемуары. М., 1991. С. 183-184.
      [3] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 100.
      [4] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 90.
      [5] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 97.
      [6] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 98-99.
      [7] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 72-73.
      [8] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 76.
      [9] Октябрь на фронте // Красный архив. 1927. № 5. С. 79.
      [10] РГИА. Ф. 1280. Оп. 1. Д. 1377. Л. 11.
      [11] РГИА. Ф. 1280. Оп. 1. Д. 1122. Л. 84.
      Славнитский Н.Р.
    • ВЧК и красный террор
      Автор: Nslavnitski
      Для начала пару слов о предшественнице ВЧК - ВРК. Военно-революционный комитет, как известно, занимался подготовкой вооруженного восстания в Петрограде, и до начала заседаний II Всероссийского съезда советов выступал в качестве единственного (хотя и временного) высшего органа государственной власти в стране. Принятые им в этот период акты имели силу законов. После образования на съезде Советского правительства Петроградский ВРК превратился в исполнительный орган Совнаркома, при этом одной из его важнейших функций явлвсь борьба с особо опасными преступлениями.
      Следователи Военно-следственной комиссии вели предварительное расследование, но в необходимых случаях комиссия могла проводить также и оперативно-розыскные действия (для этой цели имелись специальные сотрудники). Однако комиссия состояла лишь из 10-12 человек, поэтому при необходимости она обращалась к Петроградскому ВРК с просьбой о выделении вооруженного наряда для производства оперативно-розыскных и следственных действий. К примеру, в ноябре 1917 г. ей был выделен наряд из 200 человек для производства обыска в гостинице «Россия» и ареста скрывавшегося там под чужим именем монархиста Пуришкевича и членов его организации.
      Помимо контрреволюонных организаций ВРК также занимался и расследованием уголовных преступлений. Но орган был временным, и
      [1] Из истории ВЧК. Сборник документов. М., 1958. С. 71-72.
      Портнов В. П. ВЧК (1917-1922). М., 1987.
      Уголовными преступлениями стал заниматься уголовный розиск, а для борьбы с контрреволюционными организациями и саботажем была создана Всероссийская чрезвычайная комиссия. Во главе ВЧК был Президиум, состоявший из председателя, двух заместителей, двух секретарей. Функционировали отделы и подотделы, которые создавались и видоизменялись по мере необходимости.
      Там же.
      Вообще, сфера деятельности оказалась довольно широкой. Как отмечал Лацис:
      Лацис М.Я. Два года борьбы на внутреннем фронте. М., 1920. С. 10.
      В феврале 1918 г. произошло изменение в функциях ВЧК - она стала применять "внесудебную репрессию" (расстрелы). В связи с этим у комиссии появилась еще одна функция – предварительное расследование уголовных дел, которые подлежали рассмотрению не в суде, а на коллегии ВЧК.
      К лету 1918 г. ВЧК состояла из четырех основных отделов: 1) отела борьбы с контрреволюцией, 2) отдела по борьбе со спекуляцией, 3) отдела борьбы с преступлениями по должности, 4) иногороднего отдела, руководившего чекистской работой на местах.
      Довольно быстро встал вопрос и о необходимости формирования органов на местах, и это стало одним из наиболее сложных вопросов.
      Портнов В. П. ВЧК (1917-1922). М., 1987.
      Вроде бы, все ясно, но проблемой стало взаимоотношение с местными органами власти. Формально местные ЧК подчинялись Всероссийской ЧК. Но на практике местные органы часто вмешивались в их работу.

      [1] Декреты советской власти. Т. 3. М., 1964. С. 457-459.