Saygo

Эдвард Рыдз-Смиглы

1 сообщение в этой теме

В. С. ПАРСАДАНОВА. ЭДВАРД РЫДЗ-СМИГЛЫ

Эдвард Рыдз-Смиглы - человек, которого одни превозносили, другие - ненавидели. Споры о его персоне не утихают до наших дней. Основой для восстановления его жизненного пути послужили автобиографические работы, воспоминания о беседах с ним и небогатая исследовательская биографическая литература, появившаяся к столетию со дня его рождения1.

Эдвард Рыдз родился 11 марта 1986 г. недалеко от Львова, в Бежанах. Отцом его был Томаш Рыдз, сын и внук кузнецов, сержант австрийской армии. Мать - Мария Бабляк, дочь почтальона, затем вахмистра полиции. Существуют разные версии даты венчания его родителей, но точно известно, что проходило оно в униатской церкви. Отца, умершего в 1888 г., мальчик не помнил, в десять лет он лишился матери и остался на попечении родителей Марии. Вскоре опеку над ним взял доктор Уранович, отец его одноклассника. Просидев второгодником в первом классе гимназии, Эдвард вскоре понял, что для него единственным шансом "выбиться в люди" является успешная учеба. Гимназию он совмещал с курсами украинского языка.

В школьные годы у Эдварда открылись способности рисовальщика и карикатуриста. Знакомство через доктора Урановича с местными интеллектуалами расширило и круг меценатов. В 1900 г. городской совет Бежан назначил Рыдзу стипендию, что позволило ему в 1905 г. поступить в Академию изящных искусств в Кракове. В благодарность согражданам за помощь в 1911 г. Рыдз создал монументальное произведение: в городке многих конфессий он расписал фронтон армянской церкви. Святые отцы остались недовольны: модернистский образ святого непорочного зачатия девы Марии вызывал "не те мысли" - лик богоматери напоминал местную красотку. Роспись замазали к огорчению знатоков искусства.

Бурная общественно-политическая жизнь в Кракове и Галиции, рост национальных движений в Австро-Венгрии круто изменили интересы Рыдза. Он бросает живопись и становится студентом философского факультета Ягеллонского университета.

Политически он счел себя социалистом, приверженцем того крыла Польской социалистической партии - ПСП, которое шло за Ю. Пилсудским. Он разделил его идеи борьбы за восстановление независимости Польши в опоре на Австро-Венгрию. К 1912 г. в пилсудчиковском крыле ПСП вызрели планы вторжения в Царство Польское (Привислянские губернии) польских военных формирований (легионов), провозглашения независимости Польши и создания польского национального правительства. Оставалось дождаться войны между австро-германским блоком и Антантой.

Военная подготовка стала главной сферой деятельности ПСП-фракции: собирались средства на оружие, Пилсудский не погнушался получить от Японии 20 тыс. фунтов стерлингов на антирусскую деятельность. Ненавидя все русское, Пилсудский, однако, ездил и в Петербург за деньгами к русским оппозиционным и революционным силам. В Галиции его сторонники создавали военные школы, кружки и курсы военного обучения, стрелецкие дружины.

Возглавлял эту деятельность Союз активной борьбы, созданный в 1908 году. Рыдз с первых дней стал его активным членом. В полулегальном парамилитарном Стрелецком движении Рыдз получил псевдоним "Смиглы", ставший частью его фамилии2. Перевести на русский его можно как "быстрый", "ловкий", "гибкий", "стройный", но и как "рыжик". Он изучал структуру русской армии, военную географию Царства Польского и прилегающих губерний России, основы конспирации, владение оружием и использование взрывчатки. Обязательная годичная военная служба в 1910 г. в элитном полку в Вене пополнила его военные знания. Высшего военного образования Рыдз, однако, не получил, что в конце жизни ему неоднократно вменяли в вину, а в литературе - и до сегодняшнего дня. В Союзе активной борьбы Рыдз познакомился с К. Соснковским, в будущем своим соперником и оппонентом, а также с Пилсудским. Рыдз сделал иллюстрации для книги Пилсудского "22 января 1863 года", занимался журналистикой, стал редактором и издателем журнала "Стрелец", где помещал статьи на военные темы.

 

640px-Major_Rydz-%C5%9Amig%C5%82y.jpg
1914

Smigly-Rydz_in_1917.jpg
1917

Edward_Rydz-Smigly.jpg
1939


В отличие от большинства пилсудчиков высшее, но гражданское образование Рыдз все-таки получил. В 1912 г. он вернулся в Академию, и в 1913 г. закончил ее по классу известного польского художника Юзефа Панкевича. Живопись пейзажная - родной Западной Украины - и историческая на всю жизнь осталась страстью, отдыхом, средством преодоления стрессов, тоски и трагедий. Впрочем, как и стихи3.

С началом Первой мировой войны, мобилизованный в австрийскую армию, он вскоре оказался в польских легионах: в первой бригаде, которой командовал Пилсудский.

В октябре 1914 г. бригадир Пилсудский присваивает 136 офицерских званий: подполковником стал Соснковский, майорами - Рыдз-Смиглы, М. Жимерский, М. Карашевич-Токажевский и М. Норвид-Нейгебауер. Приказ интересен тем, что он касается всех трех будущих маршалов Польши. Первый - Пилсудский, его подписавший, и в 1920 г. сам себе присвоивший этот чин, второй - Рыдз, принявший из его рук булаву, третий - Жимерский - будущий "Роля", командовавший в 1944 - 1945 гг. Армией Людовой и главнокомандующий Войском Польским Народной Польши.

Для полноты картины следует сказать, что под началом Рыдза в его батальоне служил подпоручик С. Ревецкий, будущий генерал "Грот", командовавший в 1940 - 1943 гг. всем подпольным Союзом вооруженной борьбы, а затем Армией Крайовой. В 1914 - 1918 гг. все они шли за Пилсудским во имя восстановления независимой, они надеялись, демократической Польши из земель "русского захвата", на что соглашались державы тройственного союза.

По воспоминаниям современников в боях против русских войск Рыдз был отважным бойцом, но всегда хладнокровным и владевшим собой. В Первую мировую войну успехами в войне против русской армии, австро-венгерская, частью которой были 30-ти тыс. польские легионы, похвалиться не могла: за редкие успешные бои, за какой-нибудь лесок Рыдз вкупе с Жимерским (например, за бой под Ласками) получал лишь похвалы от Пилсудского4.

Кроме успешного продвижения по службе - каждый год очередной чин - Рыдз на практике досконально изучил театр военных действий в Галиции и на Волыни. Вскоре он командовал полком в первой бригаде легионов и замещал Пилсудского в его отсутствие. Подчиненный Рыдза - М. Кукель, генерал, генштабист и военный историк, считал, что Рыдз был милым, приятным полковником, опекуном художников и поэтов, превратив полк в филиал их клуба, но не умел серьезно работать над собой и полком в военном смысле. При отводах полка в тыл с упоением играл в футбол, неизменно, будучи нападающим. Рыдз в 1941 г. скажет: "Я, хотя и солдат, всегда лучше чувствую себя в среде культурно дискутирующих, чем в казармах или штабах, где царит принуждение, приказ и сухая дисциплина".

На первые роли Рыдз стал выдвигаться к концу войны. К 1916 г. Пилсудский убедился, что легионы не сыграли той роли, на которую он надеялся (стать польской национальной армией, полностью ему подчиненной). К тому же стало ясно, что Центральные державы войну проиграют, германские, австро-венгерские войска, захватившие в 1915 г. Царство Польское, поддержкой населения не пользуются. У России и Антанты были свои планы будущего Польши - восстановление независимой союзной Польши при объединении всех трех ее частей в этнографических границах - "совокупной Польши". Пилсудский решил играть по-крупному - пойти на разгон легионов и перейти в лагерь Антанты. Созданный им в августе 1916 г. Совет полковников, в который входил и Рыдз, предъявил австрийскому командованию требования, которые то принять не могло. Не стал связывать себя Пилсудский и с эрзац-польскими органами, созданными германскими и австро-венгерскими оккупантами. Рыдз со своим полком отказался присягать на верность австрийскому императору - полк был расформирован, а Рыдз уволен без права ношения мундира.

После заключения Пислудского и Соснковского в крепость Магдебург, Рыдз как старший по чину возглавил тайное военное объединение пилсудчиков - Польскую военную организацию (ПВО). В октябре 1918 г. она насчитывала 25 тыс. человек, включая три команды: для Варшавы, Галиции и Украины с "Восточными территориями". Центром последней стал Киев.

В конце весны 1918 г. Рыдз выехал с инспекцией ПВО в Киев и задачей установления связей с польскими правыми организациями в России, имевшими выход на представителей Антанты. Он направился к эмиссару ПВО в Киеве Т. Холувко. Там Рыдз познакомился с хозяйкой явочной квартиры ПВО Мартой Томас-Залеской - дочерью аптекаря из Житомира. Она вышла замуж за офицера русской армии, который будучи разжалованным в рядовые за убийство любовника жены, был отправлен на фронт. С 1921 г. Эдвард и Марта жили вместе. Был ли брак зарегистрирован официально - не известно. Для католички Марты развод был невозможен: скорее всего, по примеру Пилсудского, ставшего протестантом, они сменили вероисповедание, возможно - дождались смерти Залеского в 1939 году. Вместе с тем его брак, по воспоминаниям современников, был бездетным и не счастливым. При этом Рыдз заполучил свояка - Августа Залеского, видного политика Польши, министра иностранных дел.

Еще в годы Первой мировой войны Регентский Совет, созданный в Варшаве австро-венгерскими оккупантами, привлекая в свои ряды пилсудчиков, произвел Рыдзя в генералы и предложил пост военного министра, от которого он отказался.

Окончание Великой войны и крах Германской и Австро-венгерской монархий, а еще ранее, в октябре 1917 г., Российской, коренным образом изменили положение польских земель. В созданное 7 ноября 1918 г. в Люблине Народное правительство социалиста И. Дашиньского, Рыдз-Смиглы, принимая пост в отсутствие Пилсудского, который был в Магдебурге, вошел в качестве министра войны.

Первый приказ министра Рыдза "Польские солдаты! К оружию!" от 8 ноября 1918 г. свидетельствовал, что строительство будущей Польши он видел исключительно силовыми методами. "Только в опоре на армию Польша сможет сделать шаги к светлому будущему. Благодаря армии существует независимая Польша, не только независимая, но и торжествующая"5.

Люблинское правительство опубликовало радикальную программу демократической Польши и проведения в ней социальных реформ.

Германское командование, опасаясь, что новая Польша поставит вопрос о воссоединении "прусского захвата" с Царством Польским, срочно доставило Пилсудского в Варшаву, предварительно заручившись его отказом от подобной "крамольной" идеи.

11 ноября Регентский Совет передал Пилсудскому власть. Начальник государства, таков стал титул бригадира Пилсудского, был крайне недоволен Люблинским правительством и опубликованной им программой. Посланцу Рыдза Б. Медзинскому, не подав руки, он заявил: "Что вы наделали с этим правительством в Люблине? Связали мне руки. Лишили свободы действий теперь, когда она мне более всего необходима". Подтверждение чина генерала, которое дало Рыдзу Народное правительство, затянулось. Возможно, Пилсудский не доверял действиям Рыдза. Взволнованного Медзинского Соснковский успокоил: "Смиглы и амбиции... Нет, наверное, человека, которому амбиции были бы столь чужды, а политикой Смиглы никогда не интересовался, и если она была в последнее время навязана, то, наверное, вздохнул с облегчением, что не нужно ею заниматься"6. Пока поверим Соснковскому. Первая попытка Рыдза действовать на политической арене была пресечена. В то же время военные таланты Рыдза использовались полностью.

Возрожденная страна должна была определиться с пределами своей территории. Пилсудский решение вопроса о западных границах Польши оставил на усмотрение Версальской мирной конференции, на востоке решил действовать самостоятельно "с револьвером в кармане". Он считал возможным в условиях революционной разрухи и гражданской войны в России захватить силой столько земель, сколько удастся, и создать федерацию зависимых от Польши государств. Первый удар польские войска нанесли по Западно-украинской народной республике. Уже в ноябре 1918 г. начались бои за Львов, в декабре они развернулись в районе Сарн и Ровно. Группой "Ковель", действовавшей против Украины, командовал Рыдз.

5 февраля 1919 г. в Белостоке было заключено соглашение Польши с германским военным командованием, предусматривавшее передачу Польше территорий, которые по условиям Компьенского перемирия и других международных актов, покидали германские войска. Польские части начали движение к линии бывшего русско-германского фронта. Одновременно на Запад, в сторону Литвы и Белоруссии, стала выходить Красная армия, пределом продвижения которой была намечена граница бывшего Царства Польского (река Западный Буг). Назревало столкновение двух концепций федерации: Варшавы и Москвы.

В связи с отходом германских войск из Гродно (апрель 1919 г.) Пилсудский решил захватить родной ему город - Вильну (Вильно, Вильнюс). Практическое решение он возложил на Рыдза-Смиглого. На рассвете 19 апреля 1919 г. передовые батальоны Рыдза, переодетые в красноармейскую форму, вошли в город. Тем не менее, они встретили отчаянное сопротивление отрядов Красной армии. Но силы оказались неравными - Рыдз выполнил поставленную задачу. В дальнейших боях против Красной армии он проложил восточный коридор, отделив Литву от РСФСР и обеспечив приход к власти в Литве буржуазного правительства. В приказе от 1 января 1920 г., перед штурмом Двинска (Дунебурга, Даугавпилса), Рыдз указал политическую цель операции - организацию непосредственной связи с союзниками латышами, создание условий, делающих невозможным соглашение и связь немцев с большевиками - "Выполним великую задачу дивизии легионов"7.

Победа советской власти на Украине не устраивала Пилсудского. Он решил вмешаться в гражданскую войну у соседей. Прикрытием был договор с интернированным в Польше Петлюрой от 21 апреля 1920 г., по которому Украинская народная республика "уступала" Польше Галицию и ряд других областей. Польша обязалась помочь Директории свергнуть советскую власть на Украине и восстановить ее господство в Киеве, оказать материально-техническую помощь армии. Взамен, желая "на штыках принести этим несчастным странам свободу", Польша получала от Петлюры почти безграничную возможность эксплуатации недр и полей, портов и железных дорог Украины8. "Исторические чувства" польской стороны, желание "стереть следы разделов Польши"9 подогревались реальными интересами изгнанных с Украины польских помещиков, которым обещали восстановление их собственности. Вяло текущие с 1919 г. боевые действия на стыке польских и красных войск, постепенно, но неуклонно продвигавшие линию фронта вглубь советской территории, перешли в активную фазу Советско-польской войны.

После прорыва фронта 12-й советской армии ударная группа под командованием Рыдза, более чем в 2 раза превышавшая красноармейские войска, заняла Житомир и вышла на оперативный простор. Через неделю наступления, 7 мая 1920 г., части Рыдза, ставшего командующим 3-й армией, взяли Киев - 12-я армия сдала город без боя.

По рассказу городского головы Житомира И. П. Вороницына, поляки пытались оказать свой "европеизм" и "демократизм": "Мы, прежняя городская управа, орган демократической думы были с первого же дня приглашены начальником группы войск генералом Рыдзом-Смиглым к возобновлению нашей деятельности, причем к каждому из нас без различия национальностей генерал этот обратился с персональным письмом... Но первые же шаги наши стали ... направляться к ... удовлетворению бесчисленных и бесконечных претензий польской власти, ... они нас запугивали, непрерывно угрожая всякими карами за все антипольское, что могло проскользнуть вопреки польской цензуре, и требовали, чтобы мы печатали (в газетах - В. П.) инспирируемые ими ложные или ложно истолковываемые ими сообщения..."10. Дело дошло до погромов.

Ситуация на Украине для польско-петлюровских войск оказалась далекой от ожидаемой. Поляков не встречали как освободителей. Командующий полькой кавалерией генерал Я. Роммер признавал, что "почти все украинские формирования и народ относятся к нам враждебно"11.

Рыдз-Смиглы, которого Пилсудский назначил главой военной администрации, 8 мая 1920 г. издал приказ о введении военно-полевых судов. Он предусматривал "за бунт, дезертирство, участие в восстании, связи с врагом, диверсионные акты на железной дороге, почте, телеграфе и прочие преступления смертную казнь через расстрел или повешение"12. Для выправления положения под Киевом с Северного Кавказа была переброшена конница СМ. Буденного. Ее успешные действия во взаимодействии с другими соединениями вынудили поляков через месяц оставить Киев. Тем не менее, парад польско-петлюровских войск на Крещатике Рыдз успел принять. Отступал Рыдз-Смиглы под натиском Юго-Западного фронта (А. И. Егоров, член военсовета И. В. Сталин) Красной армии до Львова уже в качестве командующего Юго-Восточным фронтом.

Проведенное Рыдзом отступление - "маневры отрыва от Красных войск" главнокомандующий Пилсудский оценил как выдающуюся военную операцию польской армии. Даже Сталин в 1941 г. в ответ на критику Рыдза В. Сикорским сказал: "Ну, он в 1920 г. сохранил свою армию в Киеве".

Летом 1920 г. маятник Советско-польской войны качнулся в другую сторону. Теперь патриотические и национальные чувства взыграли у поляков. Угрозу потери независимости они увидели в приближавшемся к Варшаве Западном фронте Красной армии под командованием М. Н. Тухачевского. Внешне блистательное наступление имело серьезные недостатки: служба тыла не успевала за наступающими войсками, что вызывало трудности со снабжением боеприпасами и продовольствием; истощились источники пополнения воинского персонала и транспорта; практически бездействовала связь. Создавшуюся обстановку Рыдз оценивал реалистически и готовился использовать с максимальным эффектом: "Неприятель, которого мы имеем перед собой, в сто раз более измучен, лишен подвоза продовольствия и боеприпасов, дезорганизованный, - тогда как мы близки к своей базе", - указывалось им в приказе. Призывая проявить при отступлении большую силу духа и солдатских добродетелей, чем при наступлении, он утверждал: "Мы выполним эту задачу - завоюем победу"13.

Главнокомандующие обеих сторон были озабочены переброской подкреплений к Варшаве. Советский главком С. Каменев пытался доказать Тухачевскому, что при огромной протяженности фронта и отсутствии резервов достаточно незначительного сосредоточения свежих сил противника, чтобы их ударом в слабые места решительно поколебать весь фронт, ссылался на аналогичные неудачи тех же поляков под Киевом. Тактично делая оговорку, что на месте виднее, Каменев предупреждал от "разжижения сил" на стыке фронтов, "иначе... лопнет как перетянутая струна"14. Главком издал директиву о снятии "таранной силы" Юго-Западного фронта - конницы Буденного - с боев под Львовом и переброски ее под Варшаву, где решалась судьба войны. Егоров и Сталин выполнение приказа задержали, а фактически сорвали. Буденный до Варшавы не дошел. При этом, препятствия на пути 1-й конной чинили и по указаниям Пилсудского.

Рыдз, по приказу своего главкома, с двумя дивизиями легионеров совершил стремительный бросок от Львова: с боями, за несколько дней, он прошел 150 - 250 км и передислоцировался под Варшаву, на реку Вепш, где 10 - 15 августа 1920 г. был создан Средний фронт. Рыдз стал командующим фронтом. Севернее Варшавы наступали войска генерала Сикорского. Войска Тухачевского продолжали двигаться "косяком", "струной", с открытыми "боками" и "нестыковками". Именно в разрыв между 4-й и 15-й армиями РККА, в Мозырьскую, слабую, уязвимую, группировку ударили войска польского Среднего фронта - это был решающий удар, "чудо на Висле" в середине августа 1920 г. переломило ход боев - началось отступление Красной армии по всему фронту.

Командовал войсками Рыдз-Смиглы и в одной из последних битв войны - на Немане15. Выполняя директиву Пилсудского - захватить как можно больше территории, Рыдз писал в приказе: "Следует осознать, что от быстроты этого преследования (частей Красной армии - В. П.) зависит не только возможность завоевания победы, но судьба всей войны. В случае достижения ожидаемого результата победа наша, безусловно, повлияет на ход мирных переговоров в Риге"16. Тухачевский же считал, что он проиграл лишь одно сражение, а не войну, и готов был воевать далее. Такой же точки зрения придерживался и Пилсудский. Однако судьбу войны решили политические силы.

После заключения перемирия и Прелиминарного договора Рыдз 17 ноября 1920 г. издал приказ по подчинявшимся ему соединениям. Изложив историю боев и свою периодизацию их хода на территории Польши (первый период - от Буга и Вепша по Неман, второй - от Немана до Новогрудка), Рыдз в упоении писал о битве под Варшавой: "Это кровавое возмездие, молниеносное очищение родной земли от варварской, разрушительной большевистской орды, это провал стремительного наступательного разбега врага. Стихийное большевистское движение сменилось стихийным бегством. Это переломный момент нашего противоборства"17. Польша и Пилсудский чувствовали себя победителями.

Рыдз был одним из самых талантливых и успешных генералов времен становления польского государства и Советско-польской войны. Пилсудский признавал это в характеристике польского генералитета: "С точки зрения характера командования: сильный характер, сильная воля и спокойный, ровный характер, владеет собой. С этой точки зрения ни разу не подвел меня ни в одном случае. Все задачи, которые ему ставил, как батальонному командиру или командующему армией, выполнял всегда энергично, смело, завоевывая в работе доверие своих подчиненных, а бросал я его всегда во время войны на самые трудные, наитруднейшие задания.

С точки зрения силы характера и воли стоит выше всех польских генералов. С подчиненными ровный, спокойный, уверенный в себе и справедливый. Что касается собственного окружения и штаба - капризный и ищущий удобств, ищущий людей, с которыми не нужно было бы бороться или иметь какие-либо споры. В оперативной работе имеет здоровую, спокойную логику и целеустремленную энергию для выполнения задачи. Смелые концепции его не пугают, неудачи не ломают. Быстро завоевывает большое моральное влияние на подчиненных. Прекрасный тип солдата, владеющего собой и имеющего сильную внутреннюю дисциплину. Всегда трудится для дела, не для людей. С точки зрения объема командования: рекомендую каждому для командования. Одна из моих кандидатур на главнокомандующего (другими были Сикорский и Соснковский - В. П.). Боялся бы для него двух вещей: 1) не справился бы в настоящее время с распустившимися и переполненными амбициями генералами и 2) не уверен в его оперативных способностях в объеме задач главнокомандующего и умения соразмерять силы не чисто военные, но всего государства, своего и неприятеля"18. Это была наилучшая оценка в сравнении с Сикорским и Соснковским.

Рыдз период становления государства и его границ в работе "11 ноября 1918 года" оценивал так: "Эпоху эту назвал бы, используя военную терминологию, эпохой исходных позиций для исторических деяний Польши... Кончается она с моментом победоносного окончания польско-советской войны, исходные позиции, следовательно, надо было возводить на неприятеле". Создание легионов он считал реальным фактором в деле решения польского вопроса в момент взрыва Великой войны (в отличие от Пилсудского, убежденного, что легионы бесперспективны). Вместе с тем Рыдз констатировал, что "польское общество не надеялось на независимую Польшу, не имело намерения активным образом ее требовать". За Пилсудским шло мало поляков. "Скажем правду, энтузиазма не было. Были амбиции власти и борьба за нее определенных групп, была охота за должностями, кроме того, была нужда, усталость от долгой войны, пассивность".

Анализируя развитие польского вопроса в годы войны, оценивая позиции противоборствующих коалиций, реальный вклад в создание независимой Польши Рыдз признал за Австро-Венгрией с легионами и Пилсудским. "А Пилсудский хотел вступить с Польшей на тот путь... на который указывали не только ее исторические традиции, но и жизненный интерес Польши. Сама Польша не могла успеть"19.

После окончания войны Рыдзу определили постоянное место службы - в Вильно. Началась шестилетняя, во многом рутинная служба. Его задачей было не допустить вступления литовских войск на территорию захваченной Польшей Виленщины и возвращения Литве Ковельской Литвы серединной, захваченной поляками (генералом Л. Желиговским). Второй задачей был "надзор за советским государством".

После реорганизации польской армии в 1922 г. была создана система инспекторатов по территориальному признаку во главе с генеральным инспектором вооруженных сил. Во время войны он становился главнокомандующим. Пост Рыдз-Смиглы стал именоваться инспекторатом N 1. Как инспектор Рыдз вошел в состав узкого военного Совета, органа работавшего под руководством генерального инспектора. Совет занимался разработкой оперативных планов и планов вооружения, обеспечения польской армии и т.д.

Польские военные историки считают, что разработке планов модернизации армии "медвежью услугу" оказало головокружение от успехов в 1920 году. Оно во многом консервировало воззрения на стратегию и тактику, на использование техники, сохранение пиетета в отношении кавалерии. Последним грешил и Рыдз-Смиглы, не забывший потрясения, вызванного действиями конной армии Буденного в Киевской и Львовской операциях. В конце 1920-х и 1930-е годы Рыдз продолжал считать, что армия - центр государственно-творческих сил общества, только она дает народу чувство государственной незыблемости, без милитаристского буйства воспитывает патриотизм, гражданские добродетели, армия является основным звеном фактического объединения трех частей Польши. Идеи эти он развивал в работе "Роль и заслуги армии в Возрожденной Польше"20. При жизни Пилсудского Рыдз не высказывался о политике и действиях правительства, но подчеркивал свою верность идеям легионов и лично Пилсудскому. Маршала он поддержал и в момент государственного переворота 1926 г., в отличие от Сикорского и Соснковского, за что был переведен в Варшаву.

С большими надеждами на "аполитичного" Рыдза-Смиглого кабинет министров с участием президента Польши Мосьцицкого в ночь на 13 мая 1935 г. назначил его генеральным инспектором вооруженных сил (ранее им был Пилсудский). В условиях "декомпозиции" санационного лагеря после смерти Пилсудского, кризиса системы и нараставшего общественного движения за демократизацию страны, которое возглавляли людовцы (крестьянская партия) и ПСП, личность Рыдза, по словам публициста С. Цата-Мацкевича, была выигрышна. "Рыдз был первым властителем Польши со времен Леха и Пяста (с X в. - В. П.), который не был отмечен каким-либо гербом"21. Не даром санационная пропаганда стала обыгрывать рабоче-крестьянское происхождение Рыдза. Однако пиар велся с определенными нюансами: замалчивалось его участие в народном правительстве Дашиньского, но приукрашивалась служба в легионах и роль в Советско-польской войне.

После принятия новой Конституции (1936) позиции польской армии, а вместе с ней и Рыдза значительно укрепились: наивысшей инстанцией для генерального инспектора являлся только президент и юридически генеральный инспектор стал вторым лицом в государстве. 11 ноября 1936 г. он получил маршальскую булаву. В новом статусе Рыдз уже влиял на назначение премьера почти как Пилсудский. Последний премьер-министр Польши Ф. Славой-Складковский вспоминал: "Утром 13 мая 1936 г. ... генерал Смиглы-Рыдз вызвал меня в Инспекторат и приказал доложиться в час дня у господина президента в качестве кандидата на премьера"22. Рыдза, прибывшего на первое заседание нового кабинета, правительство в полном составе встречало перед своей резиденцией.

Позже Рыдза стали обвинять за излишнее увлечение публичной деятельностью и внутренней политикой. Он прилагал огромные усилия для завоевания популярности. Особое внимание уделял молодежным организациям. Подчеркивая свою роль наследника и исполнителя воли Пилсудского, он в то же время предпринимал шаги, тому несвойственные. Например, Пилсудский не любил Познань и не приветствовал повстанцев Познани и Силезии, выступавших против Германии и за воссоединение с Польшей в период ее становления (1918 - 1921). Рыдз напротив - поехал на празднование годовщин Великопольского и Силезских восстаний, подчеркивая то, что они были антинемецкими.

6 августа 1935 г., при очередном обострении польско-германских отношений, Рыдз на XIII съезде Союза легионеров в Кракове произнес речь, расцененную как антигерманская. В ней была фраза, впоследствии многократно обыгрываемая его друзьями и недругами: "Мы за чужим рук не протягиваем, но своего не отдадим. Не только всей одежки (sukni), но даже пуговицы от нее"23. В условиях роста реваншистских настроений в Германии, подготовке гитлеровцев к войне, Рыдз призывал поляков "быть сильными, чтобы война с нами была небезопасна и грозна". Он подчеркивал, что основное в лозунге защиты государства - быть всем вместе, а не каждому на своем подворье. На антигерманской платформе он пытался заигрывать с противником санации Стронництвом Народовым24.

Своей последней квартирной хозяйке в Варшаве, генеральше Максимович-Рачиньской, по ее воспоминаниям, он в 1941 г. так объяснял свою позицию: "Вменяют мне высказывание о "пуговице от мундира" (plaszcza), которую не отдадим, о слогане "сильные, сплоченные, готовые" (silni, zwarci, gotowi). А что я должен был говорить? Мог ли я сказать правду и тем ослабить дух армии и общества, чтобы капитулировали без борьбы?"25. Выход из кризиса, в котором находилась Польша в 1937 г., Рыдз видел в сильной армии, которая сможет организовать внутренний мир, сохранении мира (ladu) и порядка во внутренней жизни "железной и твердой рукой" (известно заявление премьер-министра "полиция стреляла и стрелять будет"), а также необходимости "консолидировать идейно сплоченный дисциплинированный круг людей, которые хотят для Польши работать и которые в Польше заинтересованы".

Рыдз восхищался государствами с авторитарными и диктаторскими режимами. Во внутренней политике он не чужд был использовать принципы национализма. На этих основах под его патронатом начал складываться проправительственный Лагерь национального единства (ОЗН, ОЗОН).

Антинемецкие речи Рыдза показали, что он имел в германском вопросе более твердые позиции, чем Ю. Бек, министр иностранных дел, пытавшийся лавировать между двумя соседями с Запада и Востока. Рыдз считал, что гитлеровская Германия достигнет боевой готовности к 1938/1939 годам. В связи с этим он полагал необходимым усилить связи с Францией и лично нанес визит в Париж, где подписал соглашение о кредитах на оружие и развитие военной промышленности. Уточнить обязательства Франции относительно сотрудничества польской и французской армий не удалось, зато Лувр был осмотрен им досконально.

Сотрудничество с СССР в борьбе с Германией маршал исключал. Не соглашался он и на проход Красной армии к территории Германии не только через Польшу, но и через Литву. Политические отношения с Советским Союзом Рыдз допускал, но исключал их с Коминтерном, хотя и отказывался от вступления Польши в Антикоминтерновский пакт.

Такой Рыдз не нравился многим в собственном лагере, не говоря уже об отторгавших его людовцах. Однако, следует отметить, что "свои" оговаривали его в основном непосредственно после сентябрьской катастрофы 1939 г. или в воспоминаниях, опубликованных в народной Польше26. Посол Польши в Лондоне Э. Рачиньский в мемуарах цитирует своего патрона А. Залеского, министра иностранных дел правительства в эмиграции, сказавшего ему в октябре 1939 г. в отношении Рыдза, что скромному по натуре человеку беспрестанные восхваления затуманили голову, а "государственный деятель или политик, который уверовал в свое величие, человек конченный"27.

Подчиненные генерального инспектора в 1939 г. были иного мнения. Полковник С. Ровецкий в дневнике, 22 мая 1939 г., записал, что маршал Рыдз-Смиглы "вне конкуренции", слегка журил его за увлечение политикой и прибавлял, что большинство офицерства того же высокого мнения, а солдаты всецело доверяют Рыдзу28.

Современный исследователь военной и политической деятельности маршала Р. Мирович признает за ним большие военные знания и авторитет в военных делах в 1920 - 1935 годы, но в последующие годы каких-либо заслуг Рыдза-Смиглого не отмечает29. Некоторые высказывания, помещенные в сборнике "Чтобы вы не забыли о силе", позволяют судить, что Рыдз критично относился к подготовленности офицерского корпуса, состоянию службы тыла армии и ее материально-техническому обеспечению. Мемуаристы уверяют, что он лично принял решение о модернизации армии с готовностью к 1942 году. На это требовалось 700 - 750 млн. злотых в год, а Польша могла выделять не более 500 млн. В результате планы военного перевооружения и строительства к сентябрю 1939 г. были выполнены менее, чем на 50 процентов. Не было в польском генштабе к сентябрю 1939 г. и разработанных планов ведения войны, а имевшиеся замыслы выдал гитлеровцам один из его офицеров. В Германии их оценили как непрофессиональные. Специалисты отмечали в них крайнюю переоценку поляками своих сил, например, возможность наступления на Берлин30. Кроме того, добытые польским разведчиком в немецком генштабе сведения о предполагавшихся направлениях ударов против Польши, также не были использованы: вместо сосредоточения сил на направлениях прорыва польские войска были "размазаны" по периметру границ.

Неприятие польским правительством советских предложений по организации системы коллективной безопасности в Европе нагнетало почти все межвоенное двадцатилетие напряженность в советско-польских отношениях, дошедшую до предела во время Судетского кризиса и Мюнхенского соглашения (1938 г.). Советская пропаганда представляла Польшу государством, с которым или на территории которого в ближайшее время придется воевать. В подкрепление этого тезиса демонстрировалась роль Рыдза-Смиглого в Тешинском конфликте, как предводителя вступивших в Тешин-Заользе войск. В 1939 г. в советской пропаганде, особенно в кино, проталкивалась идея польско-германских притязаний на Украину в противовес мировой революции ("Щорс" А. Довженко), а Рыдз даже стал персонажем сценария кинофильма, посвященного 1-й конной31.

1 сентября 1939 г. Германия начала войну против Польши. В тот же день президент И. Мосьцицкий издал два акта: первым Э. Рыдз-Смиглы был назначен главнокомандующим, а в соответствии со вторым, Рыдз становился приемником президента. Рыдз в свою очередь отдал приказ, которым убеждал армию и народ, что окончательная победа будет принадлежать Польше и ее союзникам. Впоследствии он говорил, что, желая максимально избежать потерь, уже на второй день войны он хотел капитулировать, но ему этого не позволили западные союзники32. 5 сентября французский начальник генштаба генерал М. Гамелен заявил, что шансов у Польши на продолжение сопротивления нет - "это является основанием для сохранения наших сил (союзников - В. П.)", поэтому "не следует обращать внимания на всеобщее возмущение и начинать военные действия (на территории Польши против Германии - В. П.)"33. Французский посол в Польше Л. Ноэль 6 сентября предложил перевести польское правительство во Францию, начав 11 сентября переговоры с Румынией, но не о пропуске правительства Славой-Складковского, а об его интернировании: у Ноэля на примете был другой кандидат в премьеры - генерал Сикорский. 12 сентября премьер-министры Великобритании и Франции в Аббвиле констатировали, что Польша войну проиграла.

Рыдз сознавал обреченность Польши в войне с Германией. В декабре 1939 г. он скажет: "Начиная войну, я хорошо понимал, что она неизбежно будет проиграна на польском фронте, который я считал одним из участков великого антинемецкого фронта. Начиная борьбу в небывалых условиях, я чувствовал себя командиром участка, который должен быть принесен в жертву, чтобы дать другим время и возможность организоваться и подготовиться"34.

Немецкие войска в ходе наступления достигли значительных успехов, но окружить польскую армию им не удалось. Началась вторая попытка - за Вислой. В ходе боевых действий, длившихся 36 дней, польская армия оказала отчаянное сопротивление немецким захватчикам, нанеся вермахту значительные людские и материальные потери, особенно в сражениях при Вестерплятте, Млава, Бзура и обороне Варшавы.

После поражения польской армии в сентябрьской кампании, в ходе которой, Рыдз издал приказ "С Советами не воюем", на него обрушились с резкой критикой: не подготовил страну к обороне, проявил военную неспособность и государственную нерадивость. Рыдз был объявлен практически единственным виновником поражения Польши.

Когда 17 сентября военное положение представлялось уже безнадежным (хотя бои продолжались до 2 октября 1939 г.) перед Рыдзом возникли три варианта дальнейших действий. Первый - самоубийство, мера, которую Рыдз решительно отвергал, как и сдачу в плен. Второй - присоединение к воюющим частям, например, к генералу Лянгеру во Львове. Однако, на совещаниях членов правительства с Рыдзом в Кутах было решено, что это нереально: "украинские беспорядки"35 ставили под сомнение возможность безопасного проезда ко Львову, не говоря уже о наступающих частях РККА. Третий - покинуть Польшу вместе с правительством, что Рыдз и сделал (по решению президента и правительства): он надеялся через Румынию проехать во Францию или Великобританию и там "стоять за польское дело". В декабре 1939 г. он так мотивировал свой поступок: "17 сентября я оказался в ситуации, когда о каком-либо командовании не могло быть речи".

На Западе Рыдз надеялся выполнить "вторую часть" своих задач и обязанностей, "а именно, чтобы в отношении Польши были выполнены (принятые) обязательства и чтобы опыт польской кампании не пропал даром", поскольку "соответствующую (wioceciwa) оценку польско-немецкой войны могли дать только те командиры, которые эту войну вели"36. Однако, в итоге он "решил не поддаваться личным сантиментам, легким в исполнении, и вести борьбу дальше", подразумевая под этим, в том числе, противодействие "политической и военной польской оппозиции", которая в первые дни войны вступила в переговоры с французскими представителями в целях "овладения властью и сведения политических счетов". Не последнюю роль в его решении сыграл тот факт, что по декрету Мосьцицкого, отказавшегося от своего поста, Рыдз-Смиглы формально должен был стать президентом Польши. Тем не менее, во Франции, после долгих переговоров и интриг, президентом в изгнании был провозглашен бывший сенатор В. Рачкевич.

После этого Рыдз был интернирован и увезен в румынскую глубинку. Более месяца он пытался сохранить за собой хотя бы пост главнокомандующего, о чем писал новому президенту: "Конституционно акт назначения сейчас главнокомандующего не является необходимым, тем более, что армия еще не организована. Речь идет, следовательно, о моем осуждении. Интернирование делает меня беззащитным и всю вину можно взвалить на меня. Я далек от ведения полемики на тему общественного мнения и его требований". Посланец из Парижа все-таки выполнил свою миссию и увез прошение Рыдза о сложении полномочий от 27 октября 1939 года. 7 ноября последовал президентский указ об отставке Рыдза, а 9-го - о назначении главнокомандующим генерала В. Сикорского.

Жена Рыдза - Марта упаковала все ценное имущество еще до начала войны: от кружевных накидок, ковров, столового серебра до исторических ценностей (рынграфов), в том числе, сабли Стефана Батория, шедевры живописи и картины самого Рыдза. В первые дни сентября, получив французскую визу, она пересекла румынскую границу и поселилась в Монте-Карло. Продажа вывезенного из Польши имущества стала основным источником ее существования. Она погибла в июле 1951 г. в возрасте примерно 50-ти лет: мешок с ее расчлененным телом нашли в 40 км от Ниццы в горном ручье. Уходя из дома, Марта взяла все драгоценности и 500 тыс. франков. Французская полиция предположила, что пани Рыдз была связана с торговцами и перевозчиками наркотиков. Имя убийцы осталось неизвестно.

Почти 14 месяцев Рыдз-Смиглы прожил в Румынии. Он хотел вернуться в оккупированную Польшу, бороться против гитлеровцев. На вопрос публициста В. Липиньского в качестве военного командира или политика он желал бы вернуться в Польшу, Рыдз ответил: "Пока у меня есть руки и ноги, от политики не отойду" (еще на территории Польши Рыдз отдал приказ о создании тайной военной организации, подобной той, что он руководил в 1918 году). Его побег из Румынии состоялся ночью 15 декабря 1940 г. по всем канонам детективного жанра: с переодеванием, отвлечением охраны, обманными "турецкими" маневрами, сменой машин, по тропам контрабандистов.

17 декабря Рыдз и его спутники прибыли поездом в Будапешт: через Венгрию шел один из каналов связи польского подполья с Парижем и Лондоном. В Венгрии Рыдза застало нападение Германии на СССР. По воспоминаниям вице-воеводы Б. Роговского Смиглы счел, что война началась раньше, чем ожидалось, но она была неизбежна. Роговский вспоминал и о значительных изменениях в суждениях Рыдза: он стал допускать сотрудничество с советской Россией, поскольку "теперь мы находимся в общем фронте борьбы с Германией", даже одобряя политику Сикорского ("верно взялся") по установлению отношений с СССР. После 22 июня 1941 г. Рыдз окончательно утвердился в желании находиться в Польше: "Теперь, когда даже коммунисты не связаны советско-германским пактом, нет в Польше никаких тормозов для борьбы с Германией". Организовать антифашистское сопротивление в Польше Рыдз предполагал на базе бывшего ОЗН.

После длительной подготовки Рыдз-Смиглы, находившийся в хорошей физической и моральной форме, вместе с Роговским и курьером от польского подполья 27 октября 1941 г. вновь по тайным тропам направился в Польшу, рассчитывая на генерал-губернаторство. Книги и брошюры, изданные в Польше и Лондоне к столетию со дня рождения Рыдза, больше обращают внимания на последний период его жизни, в котором фигурировали переодевания и мистификации, побеги из-под надзора из Румынии в Венгрию, тропы контрабандистов, прекрасная венгерская графиня, стихи и красные розы, вновь тайный переход двух границ и появление Рыдза 29 октября 1941 г. в Варшаве. Стремление Рыдза внести свой вклад в борьбу против гитлеризма не понравилось правительству в эмиграции "как весьма вредные для дела края", как "могущие внести сумятицу".

Генерал Грот-Ровецкий выполнил приказ премьер-министра Сикорского и в личной беседе отказал маршалу в сотрудничестве37. Эмиссара Рызда в армии Андерса38 сочли шпионом - Рыдза свалил инфаркт. Не прошло и месяца со дня его приезда в Варшаву, как 2 декабря 1941 г. пятидесятилетний маршал умер. Под именем Адама Завишки он был похоронен на Повонзках.

После него остался приговор о смерти, выданный в армии генерала Андерса, резолюции Славянских съездов в Москве и Союза польских патриотов в СССР о привлечении Рыдза к суду за сентябрьскую катастрофу и статья "Могла ли Польша избежать войны?". Труд Рыдза-Смиглого в 1941 и 1943 г. под псевдонимами (Gel M., Szacski A.) был опубликован в Польше в конспиративных изданиях, в 1962 г. - в эмигрантских "Исторических тетрадях" (Zeszyty historyczne. Pary T. 1962. N 2, s. 125 - 140), в 1989 г. - в сборнике "Сентябрь 1939 года. Отчеты и воспоминания".

К моменту написания своей работы Рыдз значительно "помягчал". Ему не надо было уже оправдываться в военной бездарности: его идеал - Франция - продержалась против вермахта меньше, чем Польша, не говоря уже о других западноевропейских странах. Рыдз получил возможность "отыграться". Для него сентябрь 1939 г. был изолированной польско-немецкой войной, правда, развязавшей "невиданный" в истории водоворот военных событий, который охватил целые континенты. Чтобы понять генезис войны Рыдз проанализировал взаимоотношения Германии, Польши и Руси-России-СССР с пястовских времен, раскрывая суть пястовской ("западной") и ягеллонской ("восточной") политики Польши. Он пришел к выводу, что условием внешней безопасности Польши было состояние слабости обеих или хотя бы одного ее соседа.

Определяя положение Польши в Европе, Рыдз то провозглашает мессийную роль Польши, преувеличивая ее силу и значение, то признает, что уже в Версале и в Лиге Наций Польша стала объектом торга противников, обреченной в системе международных отношений на одиночество, несмотря на формальный союз с Францией. Причину срыва политики коллективной безопасности в межвоенные годы Рыдз объяснил стремлением Польши не пустить СССР в Европу, а также тем, что "такое соглашение могло стать... отрицанием польской победы в 1920 году. Польша стала бы полигоном войны, который победоносная Россия добровольно бы не покинула". Вместе с тем конкретных угроз со стороны СССР после 1921 г. он не усмотрел: "В отношении Польши Россия ведет себя корректно, вмешавшись только в сентябре 1939 г. в пользу чехов".

Рыдз считал, что в Польше нет сил, "кроме немногочисленной группки консервативных публицистов", которые бы выступали за союз с Германией. Изменение отношений между Германией и СССР с весны 1939 г. Рыдз относил целиком к инициативе Берлина. При этом отмечал, ссылаясь на книгу перебежчика Кривицкого, изданную в США, что Сталин уже с 1933/1934 гг. считал возможным соглашение с Германией. Мотивов СССР, по которым руководство страны могло пойти на соглашение, маршал не приводил. Со стороны Германии, по его мнению, соглашение с СССР "несмотря на идеологические различия" имело временные тактические цели, а именно, "выбивания звеньев из европейского свода" ("rozbijanie klucza sklepienia europiejskiego"), в первую очередь - "выбивания" Польши. Тактикой для Польши в условиях, когда запад не определился в отношении Германии, стала игра на выигрыш времени и возможную отсрочку конфликта. В советско-германском пакте Рыдз усмотрел и положительную для Польши сторону - он изменил отношение Запада к Польше: "Англия немедленно покончила с нецелесообразной, вредной политикой уступок и перешла к политическому контрнаступлению, поняв важность для себя союза с Польшей в целях остановки дальнейшей немецкой экспансии".

Виновником развязывания Второй мировой войны Рыдз считал только Германию и Гитлера. Способствовали этому, по его мнению, попустительство и медлительность Запада: отказ Англии в Версале расчленить Германию, а также политика уступок правительств Англии и "неверной", "слабой духом" Франции, о которой Рыдз сказал еще немало обидных слов.

Рыдз считал, что "большую войну" можно было предотвратить пятью способами. Во-первых, антигерманской превентивной войной, что, якобы, Польша предлагала Франции в 1933 и 1936 годах. Во-вторых, войной с СССР, если бы Польша пошла на нее вместе с Германией. Однако, следствием даже полной победы союзников могла бы стать утрата западных районов и превращение Польши в вассала Германии. В-третьих, Рыдз, хотя и сомневался, видел возможность избежать войны при осуществлении концепции Барту о союзе с Россией. Но в этом случае советская Россия, очевидно, потребовала бы от Польши компенсации потерь в войне 1920 г. и Восточная Польша отошла бы к СССР. В-четвертых, - союз Польши с Чехословакией, но он привел бы к войне уже в 1938 г., причем, в условиях неготовых к войне и пацифистски настроенных западных держав, без шансов на победу в ней. В-пятых - переговоры с Германией, которые, вероятно, привели бы к росту ее аппетитов вплоть до полной потери независимости Польши и полного ее порабощения, что Германия продемонстрировала на примере Чехословакии. В итоге Рыдз приходит к выводу, что "не потеряв своего лица", избежать войны Польша не могла, ей оставалось лишь опереться на Англию и Францию, "благодаря чему Польша в сентябре 1939 г. не была изолированной - Западные державы включились в войну". Но тут же Рыдз констатировал, что "в сентябре 1939 г. не помогла нам активно ни Франция, ни Англия".

Остается сожалеть, что Рыдз, будучи у власти, не сумел соразмерить, по словам Пилсудского, "силы не чисто военные, но всего государства, своего и неприятеля" и определить, кто реально сможет защитить Польшу от гитлеровского нашествия. В конце работы "Могла ли Польша избежать войны?" у автора прорвались горечь и личные обиды: "Блеск победы переплавляет всю вину, во мраке поражения даже слабости и ошибки вырастают до размеров предательства. Люди ищут виновных, провозглашают возмездие за свои разочарования, за свои несчастья". Рыдз призывал критически осмыслить происходящее, освободиться от смятения чувств, вникнуть в сплетение исторических событий и выяснить правду о войне и Польше. В отношении самого Рыдз-Смигы - сложной и многогранной фигуры - непредвзято этого не сделано до сих пор.

Примечания

1. General Edward Smigly Rydz. Byscie o sile nie zapomnieli. Rozkazy, artykfy, mowy 1904 - 1936. Lwow - Warszawa. 1936; EDWARD RYDZ-SMIGLY Czy Polska mogla uniknoc wojny? В кн.: Wrzesieii 1939urelacjach i wspomnieniach. Warszawa. 1989; MIROWICZ R. Edward Rydz-Smigly. Dzialalnosc wojskal polityczna. Warszawa. 1988; LEZENSKI C. Kwartera 139, opawiesc o marszalku Rydz-Smiglym. Lublin. 1989. T. 1 - 2; WYSOKI J. -W. Cien Zawiszy. Ostatnie latu Marszalka Edwarda Smiglego-Rydza. Komorow. 1991; Marszalek Edward Rydz-Smigly. 1886 - 1986. London. 1986; HORAKA. Edward Smigly-Rydz, inspector sit zbrojnych i naczelky wodz przed: podczas kampanii wrzesniowej. Lodz. 1945; WYSZCZELSKI L. O czym nie wiedzieli Beck i Rydz-Smigly. Warszawa. 1989; SUCHCITZ A. Generatowe wojny polsko-sowieckiej. 1919 - 1920: Maiy slownik biograficzny. Bialystok.
2. Порядок написания его фамилии не установился. В современной исторической литературе преобладает Рыдз-Смиглы.
3. Девять его стихотворений см.: LEZECSKI C. Op. cit. Т. 2, приложение.
4. PILSUDSKI Y. Pisma zbiorowe do tych czas drukiem wydane. Warszawa. 1937. T. IV, s. 27 - 28.
5. General Edward Smigly Rydz. Byscie o sile nie zapomnieli..., s. 67.
6. Цит. по: MIROWICZ R. Op. cit., s. 47. См. также: Zeszty historyczne. Paryz. 1976. N 36, 37.
7. EDWARD RYDZ-SMIGLY. Op. cit., s. 92 - 93.
8. Документы и материалы по истории советско-польских отношений (ДМИСПО). Т. 2. М. 1964, с. 656 - 658.
9. PILSUDSKI Y. Op. cit. T. V, s. 147.
10. Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны 1918 - 1922 гг. Сб. док. М. 2007, с. 390, 391.
11. См. подробнее: ЯЖБОРОВСКАЯ И. С, ПАРСАДАНОВА В. С. Россия и Польша. Синдром войны 1920 г. М. 2005, с. 188.
12. ДМИСПО. Т. 2, с. 77.
13. EDWARD RYDZ-SMIGLY. Op. cit., s. 105.
14. КАМЕНЕВ С. Борьба с белой Польшей. - Военный вестник. 1922. N 12, с. 9; Директивы главного командования Красной Армии (1917 - 1922). Сб. док. М., 1969.
15. RYNIEWICZ Z. Bitwy Swiatu. Leksykon. Warszawa. 1995, s. 588 - 589.
16. EDWARD RYDZ-SMIGLY. Op. cit., s. 115.
17. Ibid, s. 116.
18. Wojskowy przeglad historyczny. Warszawa. 1966. T. 1, s. 327.
19. EDWARD RYDZ-SMIGLY Op. cit., s. 63, 74, 79.
20. Ibid, s. 166 - 173.
21. MACKIEWICZ S. Histori Polski 1918 - 1939. L. 1941, s. 278.
22. Цит. по: MIROWICZ R. Op. cit., s. 119. См. также: SKLADOWSKI F. -S. Prezydent Moscicki - Kultura. Pariz. 1956. N 107.
23. General Edward Smigly Rydz. Byscie o sile nie zapomnieli..., s. 240 - 242.
24. Ibid, s. 249, 255.
25. LEZENSKI C. Op. cit., s. 260.
26. ROMMEL J. Za honor i ojczyzne. В кн.: Wrzesieii 1939 roku w relacjach i wspomnieniach. Warszawa. 1958, s. 29 - 30.
27. RACZYNSKI E. W sojuszniczym Londynie. Dziennik ambasadora... 1939 - 1945. L. 1960, s. 57 - 58.
28. SZAROTA T. Stefanu Rowecki "Grot". Warszawa. 1985, s. 49.
29. MIROWICZ R. Op. cit., s. 90.
30. Wrzesien 1939 roku w relacjach..., s. 451.
31. История страны, история кино. М. 2004, с. 151.
32. WANKOWICZ M. Przez cztery klimaty. Warszawa. 1972, s. 123; LEZENSKI C. Op. cit., s. 123.
33. Polska w polityce miedzynfrodowej. T. 1. 1939. Warszawa. 1989, s. 548.
34. Цит. по: Zmowa IV rozbiyr Polski. Warszawa. 1990, s. 11.
35. Ноэль, находясь в Кременце, еще 10 сентября 1939 г. отметил: "Местное население ожидало быстрого прибытия советских войск... Многочисленные в тех краях евреи ожидали Красную Армию с нескрываемым нетерпением. Одни украинцы надежды возлагали на Гитлера, другие - на Сталина. Почти все рассчитывали на быстрый и полный переворот, который избавил бы их от жандармерии, сборщиков налогов и польских помещиков" (См.: Wrzesiec 1939 roku w relacjach..., s. 156).
36. Wrzesien 1939 roku w relacjach..., s. 140 - 151; GOETEL T. Czasy wojny. L. 1955, s. 28,39,91.
37. SZAROTA T. Op. cit, s. 123.
38. Польская армия, созданная в СССР после заключения в июле 1941 г. советско-польского соглашения о сотрудничестве в войне; командующий - генерал В. Андерс.

Вопросы истории,  № 8, Август  2007, C. 10-23.



Это сообщение было вынесено в статью

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Бьеняш Д. "Ледяной марш" 5-й Сибирской дивизии и обстоятельства возвращения ее солдат в Польшу на корабле "Ярослав" // Zesłaniec. №52. 2012. С. 37-36.
      Автор: Военкомуезд
      ДАМИАН БЬЕНЯШ
      «ЛЕДЯНОЙ МАРШ» 5-Й СИБИРСКОЙ ДИВИЗИИ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВОЗВРАЩЕНИЯ ЕЕ СОЛДАТ В ПОЛЬШУ НА КОРАБЛЕ «ЯРОСЛАВ»
      В середине сентября 1919 года в Иркутске состоялась конференция союзников, на которой глава французской военной миссии генерал Пьер Жанен сообщил представителям войск, участвовавших в интервенции в Россию, что он назначен командующим операцией по эвакуации на Дальний Восток. Польская военная миссия была проинформирована об этом через месяц, т.е. в середине октября. Точная дата начала эвакуации не называлась, но уже тогда был определен порядок вывода войск. В первую очередь выводился Чехословацкий корпус, потом югославский полк, румынский легион, сербский полк и латышский батальоны, а в качестве арьергарда была назначена 1-я польская дивизия [1].
      Падение власти адмирала Колчака было результатом не только успехов Красной Армии, но и общего падения авторитета его диктатуры, превратившейся в царский деспотизм, а также продажного и самоуправного аппарата его администрации, занимавшейся откровенным бандитизмом. Тотализм военной силы привел к массовой эвакуации, а затем бегству колчаковцев и союзных войск [2]. Еще в первых числах ноября (!), когда адмирал Колчак уже бежал на восток, был организован парад польских войск и банкет польского командования. Трудно было найти более русофильской демонстрации холопства польских командиров по отношению к колчаковцам [4]. /37/
      1. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сибирской дивизии в свете исторической правды, «Сибиряк», № 13(1) 1937, стр. 3-4.
      2. В. Шольце-Сроковский, 5-я польская стрелковая дивизия в Сибири, [в:] А. Кучиньский, Сибирь. Четыреста лет польской диаспоры. Историко-культурная антология, Вроцлав-Варшава-Краков 1993, стр. 353; А. Остоя-Овсяны, Пути к независимости, Варшава, 1989, стр. 102-103; см. Донесение начальника польской военной миссии в Сибири майора Ярослава Окулича-Козарина в Министерство военных дел об угрозе разгрома армии адмирала Александра Колчака после ухода контрреволюционных чехословацких и польских воинских частей на восток — 4 ноября 1919, Омск. Документы и материалы по истории польско-советских отношений, изд. W. Gostyńska и др., т. II, Варшава, 1961, стр. 423-424.
      3. А. Колчак выехал из Омска только 13 ноября 1919 г., т. е. относительно поздно, см. Б. Хлусевич, В защиту чести воинов 5-й Сибирской дивизии, «Сибиряк», № 13 (1) 1937 г., стр. 13.
      4. Смолик П. Через земли и океаны. Приключения пленника в Азии во время Великой войны. Шесть лет на Дальнем Востоке, Варшава — Краков [1921], стр. 110.
      Неудачи армии Колчака создали очень волнительную ситуацию. Внутренние и внешние потрясения оставили свой след. Почувствовалось, что это печальное начало конца и предвестник гибели [5].
      Некоторые из поляков, особенно связанные с Сибирью, покидали под покровом ночи свои эшелоны, чтобы спастись от возможной катастрофы. Это была своего рода «подготовка» [6]. Для эвакуация поляки уже начали карательные экспедиции, в которых собиралось главным образом продовольствие и, прежде всего, подводы.
      Благодаря изобретательности и находчивости подчиненных, [Командование Войска Польского — Д.Б.] смогло к моменту эвакуации заполучить три броненосца [т.е. бронепоезда – Д.Б.], два санитарных поезда, несколько десятков локомотивов, несколько сотен грузовых вагонов, приспособленных к морозу и длительной транспортировке [7].
      Большую роль в этом сыграл полковник Казимеж Румша, который захватил 60 эшелонов и заранее приказал переоборудовать 3 эшелона в броненосцы «Познань», «Краков» и «Варшава» [8].
      Командование уже подготовило подробные планы эвакуации, которые включали последовательность движения транспортов, создание пунктов движения и расчет подачи вагонов, но этот проект не был принят генералом Пьером Жаненом [9]. В Польшу должны были вернуться не только солдаты, но и их семьи, сибирские ссыльные и бывшие польские повстанцы [10]. Однако по общему впечатлению, которое производила Войско Польское в конце лета 1919 г., никто в ней не был готов к эвакуации, и она сама не была подготовлена. Наоборот — казалось, солдатам жизнь в Новониколаевске очень нравилась [11].
      Начатая эвакуация союзных войск не привела к эвакуации польско-литовских войск. Два батальона 1-го полка и Литовский батальон, входящий в состав V-й стрелковой дивизии под командованием капитана В. Юзефа Веробея, отправили на станцию Черепаново, где они должны были прикрывать Новониколаевск с юга [12]. /38/
      5. П. П. Тышка, Из трагического опыта в 5-й Сибирской дивизии и в плену (1918-1921), «Сибиряк», № 12 (4), 1935, стр. 18-19.
      6. Подготовка к эвакуации велась дивизией самостоятельно вопреки приказу генерала Жанена; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 14-15.
      7. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358. Полковник Ян Скоробогатый-Якубовский утверждал, что осенью 1919 г. дивизия не была готова к эвакуации из-за отсутствия подвижного состава, находившегося в руках чехов и колчаков, см. Я. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 4. Чехи забрали около 20 000 (!) вагонов и локомотивы, см. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 103.
      8. Х. Багиньски, Войско Польское на Востоке 1914-1920 гг., Варшава, 1990 г., стр. 575; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 108. Полковник Хлусевич утверждал, что у поляков было 57 поездов, см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      9. Х. Багинский, указ. соч. соч., стр. 573; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 106.
      10. Й. Биркенмайер, Польская дивизия в сибирской тайге, Львов, 1934, стр. 31.
      11. П. Смолик, указ. соч., стр. 107.
      12. Ю. П. Вишневский, Отдельный литовский батальон им. Витольда Великого в 5-й польской стрелковой дивизии, [в:] У Балтийского моря. В кругу политики, экономики, национальных и социальных проблем XIX и XX веков: юбилейная книга, посвященная профессору Мечиславу Войцеховскому: сборник исследований под редакцией З. Карпуся, Ю. Клачкова, М. Волоса, Торунь, 2005 г., стр. 984-985.
      Тяжелое положение солдат и отсутствие сведений об эвакуации привели к обвинениям в адрес польского командования в том, что они бросили литовцев на произвол судьбы, что подогревалось советскими агитаторами [13]. Беспорядки на станции Черепаново привели к мятежу, в ходе которого часть литовских солдат-коммунистов [14] арестовала офицеров, забрала на санях продовольствие и оружие и бежала со всем пассивным к событиям составом батальона к большевистским партизанам. Там батальон и закончил свою жизнь. Солдат разоружили, некоторых зарубили шашками без суда и следствия, а по прибытии регулярных войск призвали в Красную Армию. Кого-то демобилизовали, потому что им было за 35 лет, а кого-то (в основном повстанцев из Черепанова) отправили на угольные шахты в качестве «рабочих отрядов». Большинство литовцев, сражавшихся в батальоне, вернулись в страну либо по суше через европейскую часть России, либо по морю через Маньчжурию и Владивосток, благодаря помощи литовской и польской военных миссий [15], а затем служили в польской армии. Печальный конец польско-литовского сотрудничества в Сибири трагической иронией завершился в Красноярске, где литовцы, служившие тогда в большевистском 412-м [16] батальоне внутренней службы, караулили в лагере военнопленных своих бывших сослуживцев и благотворителей поляков [17] из 5-й дивизии [18]. Поляки, напротив, великодушно прозывали их «героическим» термином «утекайтисы» [19].
      Кратко резюмируя историю Литовского батальона при 5-м пехотном полку, следует подчеркнуть, какое большое политическое, моральное и военное значение имело для литовцев создание собственной части, и как нуждались в этом поляки, желавшие укрепить свой авторитет среди союзных литовских сил. Их участие в обороне Транссибирской магистрали оказалось очень полезным. Жаль только, что все так печально закончилось. К причинам объединения поляков и литовцев, безусловно, следует добавить национально-исторические чувства. Доказательством этого было обращение с литовцами как с поляками во время призыва на военных пунктах. Ведь мы существовали несколько веков /39/
      13. Эти обвинения были ложными, см. Ю. П. Вишневский, указ. соч. там же, стр. 981.
      14. Тот факт, что повстанцы были коммунистами, также упоминается генералом Жаненом, см. А. Домашевский, Генерал Жанен о Сибирской дивизии, «Сибиряк», № 11 (3) 1936 г., стр. 38.
      15. Дела о литовской военной миссии во Владивостоке, а также о польской помощи литовцам: CAW, Войско Польское в Сибири, I.122.91.73; см. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 985.
      16. Р. Дыбоски утверждает, что это был 212-й батальон, см. Р. Дыбоски, Семь лет в России и Сибири 1915-1921, Варшава, 2007, стр. 141.
      17. Слово «благодетели» ни в коем случае не преувеличение — кроме поляков, никакая другая союзная армия: ни чехословацкая, ни французская, ни латышская, не была заинтересована в сотрудничестве с литовцами, и если бы не полковник Румша, их полк не был бы так хорошо оснащен. Литовцы многим были обязаны полякам; см. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 973, 981, 986.
      18. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 984-985; Й. Нея, Характеристики окружения 5-й польской стрелковой дивизии в Сибири, [в:] Сибирь в истории и культуре польского народа, под редакцией А. Кучинского, Вроцлав 1998, стр. 283.
      19. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 141.
      одна общая республика, и Литва считались неотъемлемой частью нового польского государства, восставшего из пепла, как феникс [20].
      Польская дивизия начала эвакуацию только 26 ноября и «следовала» в качестве арьергарда колчаковских и союзных войск [21]. В это время 3-й полк застрял в 400 километрах от Новониколаевска на станции Татарская, где был блокирован русскими эшелонами [22]. Та же задача прикрытия была возложена и на чехов, но они не выполнили соглашение, поэтому генерал Жанен возложил все бремя прикрытия отступления на поляков [23].
      К сожалению, мы знаем из истории многочисленные случаи, когда союзники ставили польское войско именно таким образом, а поляки по разным причинам не могли противостоять подобным требованиям [24].
      Когда поляки начали эвакуацию, союзные войска уже находились в Восточной Сибири, а национальные формирования (чешские, румынские, сербско-хорватские и латышские) направлялись туда же [25]. Первая организационная ошибка командования дивизии заключалась в том, что оно не отправило вперед солдатские семьи, чтобы они могли быстрее добраться до Дальнего Востока, а вторая – в том, что последние эшелоны не были заполнены кавалерией, которая в случае стычек или необходимой эвакуации, могла сесть на лошадей и быстро уйти. Отправление польских поездов осуществлялось в порядке очереди. Взаимные похищения вагонов были обычным явлением. То, что в вагонах ехали солдаты с семьями, снижало их боеспособность, а армейские обозы превращались в «вагоны беженцев», как их называли большевики [26]. Добывать все приходилось каждому самостоятельно, начиная с обычных досок и заканчивая различным необходимым оборудованием [27]. Выслать вперед вооружение, обмундирование и продовольственные склады не представлялось возможным, ввиду противодействия со стороны русского командования. Единственным эшелоном, отправленным впереди остальных, был санитарный поезд № 9 с ранеными и больными [28]. Тому, что семьи солдат не были отправлены вперед, дивизия обязана полковнику Валериану Чуме, который согласился на просьбу женщин не разлучать их с мужьями [29].
      Здесь следует кратко охарактеризовать положение женщин в 5-й Сибирской дивизии. Кроме настоящих супруг, в вагонах жили разные женщины, солдатские «жены». У каждой из них был «свой мужчина» и один не имел права «подбирать» «жену» другого, а если хотел ее обменять, то мог пойти на вокзал, где «был большой выбор». Среди прочего, такие жены занимались стиркой, штопкой, мытьем котелков и посуды. Одних больше любили за заботу о всех обитателях вагона и трудолюбие, других меньше за лень. Бывало, что за лень или измену быстро выбрасывали на мороз. Ведь на /40/
      20. См. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 977, 986.
      21. Комментарий генерала Жанена к решению см. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 152; Я. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 4.
      22. Там же, стр. 5.
      23. П. П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      24. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 106.
      25. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 357.
      26. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 152.
      27. П. Смолик, указ. соч., стр. 111.
      28. Но и у него были большие проблемы с проездом по Транссибирской магистрали, см. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358; см. Х. Багински, указ. соч., стр. 574; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского…, указ. соч., стр. 5.
      29. С. Богданович, Охотник, Варшава, 2006 г., стр. 64.
      станции всегда можно было сразу выбрать другую. Каждая женщина должна была хранить верность своему «мужу», оплачивая пребывание в обозе и солдатское питание дарами своей природы, которыми солдаты пользовались всякий раз, когда у них выдавалась свободная минута [30].
      Аналогично вели себя и жены русских офицеров, с той разницей, что они достались чешским офицерам. Отдельной категорией женщин были так называемые «мешочницы». Они пользовались тем, что в одних городах был избыток определенного товара, а в других его недостаток, что приводило к большой разнице в цене. Такие женщины зарабатывали деньги, перевозя их в воинских эшелонах, особенно в тех, которые были в свободном доступе для солдат [31].
      Говоря о женах и «женах», можно привести анекдот про некую жену штурмовика, т.е. члена штурмового батальона, периода эвакуации. Она была одной из немногих женщин, которым разрешалось ездить верхом вместе с мужем. Судьба сделала ее единственной дамой в купе, поэтому она вызывала большой интерес у окружающих. Все они могли шпионить за ней, пока она переодевалась, но это не было для нее проблемой.
      Был только один бой. Ее муж как-то ночью дежурил у локомотива, о чем она не знала, потому что спала. Когда он вернулся утром, она очень удивилась, что его не было всю ночь. Последний поднял шумиху, желая узнать, какой негодяй заменил его. Он чуть не подрался с ближайшими соседями, но ничего не выяснил, и дело заглохло [32].
      Польская дивизия со всем своим снаряжением, сопровождающими гражданскими лицами и их имуществом в итоге заняла 70 эшелонов и следовала за огромным числом составов из 250 эшелонов, большей частью принадлежавших чехословакам [33]. Чтобы перевезти такое большое количество техники и людей (а также лошадей, которых было около 400 00 [34]), уже в августе польское министерство иностранных дел через дипломатическое представительство в Париже хотело начать переговоры с союзниками — Японией и США, чтобы получить корабли соответствующего водоизмещения для перевозки V-й дивизии [35]. В связи с трудностями, вызванными дороговизной транспорта, подчинением польских войск французской миссии, сосредоточившей все военные вопросы у генерала Жанена, деятельностью Коалиционного совета, принимавшего решение о тоннаже кораблей, даже в октябре 1919 г. переговоры ни с одной из этих стран не были инициированы [36]. /41/
      30. Там же, стр. 11-14.
      31. Там же, стр. 17-18.
      32. Там же, стр. 71-72.
      33. Ж. Серочински, Войско польское во Франции. История войск генерала Галлера в изгнании, Варшава, 1929 г., стр. 237. Б. Хлусевич утверждает, что 57 польских эшелонов были перемешаны примерно с 200 колчаковскими между Новониколаевском и станцией Тайга. Позже это число увеличилось примерно до 300 между обеими станциями; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      34. А. Домашевский, соч. соч., стр. 40.
      35. Письмо заместителя министра иностранных дел Вл. Скшинского в польскую миссию в Париже по поводу эвакуации контрреволюционных польских войск, воевавших против Советской власти, из Сибири — 14 июля 1919, Варшава. См.: Документы и материалы…, изд. В. Гостыньска и др., т. 2, стр. 329-330.
      36. Письмо польской миссии в Париже в Министерство иностранных дел о положении контрреволюционных польских войск в Сибири — 8 октября 1919 г., Париж. См.: Документы и материалы…, изд. В. Гостыньска и др., т. 2, стр. 394-396.
      Боевой порядок Войска Польского был сформирован так: впереди шел бронепоезд «Варшава», затем несколько вооруженных эшелонов, хозяйственных и интендантских поездов, где-то посередине бронепоезд «Краков», а в конце эшелоны с 1-м и 3-м боевыми батальонами 1-го полка, штурмовым батальоном, артиллерийской батареей и бронепоездом «Познань». Всем арьергардом командовал капитан Веробай [37].
      С самого начала передвигаться по Транссибирской магистрали было очень сложно. Путь был переполнен невообразимым количеством поездов. Положение в Сибири было взрывоопасно. Частые «технические проблемы» чехов задерживали дорогу. На станциях было так много вагонов и паровозов, что маневрировать было невозможно. Перед семафорами образовались пробки в несколько десятков километров. Локомотивы замерзали, их топили дровами из-за отсутствия угля, что подрывало их техническое состояние. Не было воды, которую приходилось добывать из растаявшего снега. Переключатели часто «ломались», что считалось явно не случайным. Не было технической и железнодорожной службы, которые приходилось заменять инженерной бригаде, но ее было недостаточно. Кроме того, были разногласия между польскими и российскими или чешскими властями, как, например, стрельба на станции Мариинска [38].
      Чехи отдали железнодорожную ветку полякам со средней скоростью 20 км/сутки, тогда как Красная Армия вместе с партизанскими частями и дезертировавшими колчаковскими соединениями продвигалась со скоростью до 40 км/сутки. Результатом этого должны были рано или поздно стать столкновение с подошедшими большевистскими войсками [39].
      Мы ужасно растянулись. На путях, насколько хватало глаз, была выстроена шеренга наших эшелонов, все как один ожидавших свободной дороги. Вид был довольно живописен: заснеженные вагоны, а на крышах, тормозах и где только можно — были набиты дрова. Развешанное женское и детское белье показывало, в каких вагонах находятся семьи [40].
      На каждой станции воровали провизию, оружие и все, что можно было украсть. Ничто не презиралось. Никто не спрашивал, где его товарищи это взяли, просто все вместе использовали добычу. Говорили, что чем больше гранат будет доставлено в Польшу, тем лучше будет вооружена польская армия. Поляки объясняли друг другу, что лучше украсть то и это, чем если это достанется большевикам. На каждой станции целые группы солдат отправлялись на грабежи [41].
      Насколько медленно шла новониколаевская эвакуация, хорошо иллюстрирует тот факт, что последние поезда еще не вышли из города, а первые эшелоны Войска Польского уже достигли узловой станции Тайга! Поляки часто захватывали железнодорожные станции силой, против воли русских командиров. Ими управляли бойцы инженерно-саперного батальона, в первую очередь железнодорожной роты [42]. Согласно указаниям генерала Жанена, V-я стрелковая дивизия должна была защищать /42/
      37. Х. Багинский, указ. соч., стр. 577.
      38. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358; Р. Дыбоски, соч. соч., стр. 152-153; П.П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      39. Х. Багинский, указ. соч., стр. 576; описание эвакуации дивизии и ее технических проблем, см. Дж. Биркенмайер, указ. соч., стр. 33.
      40. С. Богданович, указ. соч., стр. 71.
      41. Там же, стр. 74-75.
      42. Х. Багинский, указ. соч., стр. 577.
      железную дорогу между станциями Новониколаевск и Тайга, а также обеспечивать работу Анжерской и Судженской шахт [43].
      Последние польские эшелоны вышли из Новониколаевска лишь 9 декабря 1919 года, предварительно подавив пробольшевистское восстание колчаковских полков [44].
      Вся Польша — из трех частей — в нищете, но вместе. […] Легионы в Сибири — 5-я Сибирская дивизия. Старая Польша — как до раздела, три части слились в одну. Судьба-злодейка разлучила Польшу, сожгла ее в горниле страдания, [...] но судьба же воссоздала ее [...] в хаосе, в снегах, снова в нищете, голоде [...]. Серые шинели легионеров 5-й дивизии возвращаются [...] по белым дорогам мучений [45].
      Замерзали целые поезда, а их экипажи не только от страха попасть в руках красных, но и перед призраком смерти от голода и мороза, отчаявшись в своем положении, утрачивали человеческие чувства. Руководствуясь лишь инстинктом самосохранения, они легко шли на жестокость ради спасения собственной жизни. Нормальным явлением были целые кровавые бои за паровозы и место в вагонах [46].
      Все без сомнений обвиняли во всем этом в первую очередь чехов с их эгоизмом и произволом [47].
      Не будет преувеличением сказать, что пропитаны русской кровью были каждый фунт кофе, каждый кусок хлеба и каждый товар, вывезенный из Сибири в Чехию [48].
      Положение становилось все более и более тяжелым. На плечи дивизии легло двойное бремя: оборона от большевиков и спасение паровозов от замерзания. Холод парализовывал движение. Не намазав лицо, уши и руки соленым салом, нельзя было выйти из вагона. Это никого не смущало. За топливо для локомотивов боролись все, не смотря на сон, еду, отдых и безопасность [49].
      Когда поезд двигался по свободному месту под гору, он сталкивался с предыдущим поездом и разбивал ему 3 или 4 вагона. Если там давили людей, то их бросали в снег. Все более слабый локомотив требовал сокращать состав поезд. Так, с насыпи около 30 крестьян уронили подводу, и она перевернулась, кувыркаясь под причитания женщин, бросивших свои пожитки. Поскольку эта армия ехала с семьями и имуществом, она не могла сопротивляться. День и ночь мимо поездов скользили сани беженцев, но, как и конница, они доходили только до Иркутска, если только не умирали от тифа [50].
      Принимая активное участие в сборе «топлива», нужно было следить за тем, чтобы не ушел собственный эшелон. Один из таких опасных случаев описал офицер-интендант Павел Тышка: /43/
      43. А. Домашевский, соч. соч., стр. 40.
      44. Й. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 5.
      45. В. Гжмелевска, Вильнюс на сибирской тропе, «Сибиряк», № 7 (3) 1935, стр. 27-28.
      46. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 14.
      47. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 107-108.
      48. Ю.В. Войстомский, О польском Сибирском легионе — статьи, Варшава 1937 г., стр. 63 [из:] А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 108.
      49. П.П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      50. А. Масиеса, покойный проф. Михал Станиславский, инженер, «Сибиряк», № 14 (1-2) 1938, стр. 67.
      По необходимости наш поезд встал на мост, предназначенный исключительно для проезда одиночного поезда, без ограждений, как и почти все сибирские мосты. Он был настолько узок, что было трудно перебраться на другую сторону и приходилось держаться за выступающие части вагонов. Мне, как дежурному эшелона, [...] пришлось искать топливо. Пришлось перейти мост. Находясь уже посреди моста [...], я услышал паровозный гудок. […] Поезд тронулся. Меня охватил испуг. Я отпустил железную дверь и во всеоружии, с парой ручных гранат за поясом, инстинктивно схватился за единственную свободную обледенелую доску. Подо мной зияла пропасть […]. Я проверил свою совесть, мысленно попрощался с семьей и помолился, чтобы поезд остановился. Но скорость только нарастала. Я видел, как приближалась американская лора. Мои глаза затуманились, я почувствовал сильный удар в бок и холод снега, в который я упал. Я был уже на другой стороне моста [51].
      Как оказалось, поезду Павла Тышки было приказано уступить место эшелону командира дивизии — полковника К. Румши.
      Среди многих мирных жителей, эвакуировавшихся вместе с дивизией, стоит упомянуть Адольфа Экеша, которого на короткое время завербовал в Войско Польское Владислав Овоц в Елабуге [52]. Он переехал в Новониколаевск, где снял квартиру. Дни он проводил в дивизии, а ночи дома. Там он пробыл недолго, так как его бывший партнер по заводу «Молния», которым он владел, инженер Каплан убедил польское командование, что Экеш будет более полезен как производитель важных для армии гальванических элементов, чем как рядовой солдат. Экеша направили в Томск, где был основан завод «Электрод», на котором работало 200 человек [53].
      В декабре 1919 года, когда большевистские войска стали подходить к Томску, завод был эвакуирован, а за ним последовали эшелоны 5-й дивизии. Одна машина предназначалась для оборудования, другая для сотрудников. К сожалению, завод постигла та же участь, что и дивизию под Клюквенной. Семья Экешов попала в плен. Она вернулась в Томск, где ей предложили перезапустить «Электроду». Предложение действовало недолго, потому что большевики не любили находчивого капиталиста. Осенью 1920 года Экеши начали возвращаться домой. С помощью транспорта в Финляндию, затем на корабле в Щецин, поездом в Ченстохову и далее в свой родной город Львов, они вернулись как раз к Рождеству [54].
      12 декабря 1919 года из Новониколаевска вышли последние арьергардные эшелоны с полковником Румшей, который приказал разрушить мост через р. Обь, как только ее перейдут польские части. Этот приказ не был выполнен из-за протеста русских, желавших сохранить свои войска в тылу врага [55].
      Когда в декабре 1919 года полковник Румша прибыл в Тайгу, он приказал польским солдатам взять станцию под контроль, несмотря на угрозы Колчаковского генерала Пепеляева, эвакуировавшего в это время свою армию из Томска. После этого через город шли только польские поезда, пока арьергард не прошел дальше. Однако это мало помогло, так как почти одни пути остались забиты /44/
      51. П. П. Тышка, указ. соч., стр. 19-20.
      52. З. Лех, Сибирь пахнет Польшей, Варшава 2002, стр. 275-277. О том же самом писал автор цитируемой книги, в статье, опубликованной в «Жизнь Варшавы» (№ 10, 1988 г.), под названием «Неизвестная судьба поляков. Сибирский странник».
      53. Там же, стр. 278.
      54. Там же, стр. 278-280.
      55. А. Домашевский, указ. соч., стр. 40-41.
      ожидавшими отправления русскими эшелонами, а чехи, еще не покинувшие станцию, заблокировали остальные. В результате произошли стычки между подразделениями капитана Веробея на более ранних станциях: Тутальской 19 декабря (где арьергард был атакован регулярной советской 5-й армией) и Литвиново 20 декабря, а также на мосту через Обь, который продержался более трех суток. Атаки большевиков отражались ручными гранатами и огнем из «Познани» [56].
      В непрерывных боях днем и ночью отступали польские части арьергарда. Убежденность в том, что они прикрывали грудью своих братьев и тысячи польских семей в передовых эшелонах, придавала им стойкости, несмотря на декабрьские морозные сибирские ночи [57].
      Еще до того, как арьергард достиг Тайги, он был ослаблен из-за разрушения бронепоезда большевистской артиллерией, которая также повреждила его орудия. В результате дивизия потеряла несколько поездов, следующих за «Познанью». Итоги оказались плачевными, так как солдатам, которые постоянно сражались, негде было отдохнуть, а бои происходили на сорокаградусном морозе [58].
      Обстоятельства гибели бронепоезда были довольно интересными. Когда поезд остановился на станции Тутальская, солдаты Залевский и Томашевский использовали телефон, подключив его к кабелю, свисающему над путями. Неожиданно они включились в сеть Советов и, выдав себя за партизан-большевиков, узнали об окружении противника и готовящемся нападении на станцию Тайга. Сигналом к нападению должны были стать горящие вагоны. Следующей ночью бронепоезд был неожиданно обстрелян и атакован. Хотя трое поляков, в том числе Томашевский, потерявший в бою глаз, сумел подобраться к башне и отразить атаку на орудие гранатами, но воспользоваться им не удалось. Сделав всего один выстрел, она так и не заработала снова из-за повреждения ее большевистским огнем. Штурм был окончательно отбит уже с помощью пулеметов и подоспевшего взвода пехоты [59].
      На следующий день командир «Познани» лейтенант Чарнецкий приказал покинуть поезд и отправиться к находившемуся неподалеку брошенному бронепоезду колчаковцев. Томашевский был отправлен в Тайгу, чтобы сообщить майору Вернеру о планируемом нападении на станцию. На нем в то время находился еще один польский бронепоезд «Варшава». К сожалению, когда он приехал, вагоны уже горели, а штурм начат. В ходе боя Томашевскому удалось вынести тяжело раненного в ногу лейтенанта Чарнецкого с поля боя и отойти от станции на одном из поездов [60].
      Тем временем войска капитана Веробея и капитана Дояна, при постоянных боях, вошли пешком на станцию, где под командованием майора Вернера уже шел бой против большевиков. Запруженная военными транспортами и лишенная воды из-за разрушения водонапорной башни сбежавшими железнодорожниками, станция была не подходящим местом для остановки или обороны [61]. /45/
      56. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578; Я. Скоробогатый-Якубовский, соч. соч., стр. 5; Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      57. Ю. Роговский, История Войска Польского в Сибири, Познань, 1927 г., стр. 42.
      58. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578-579.
      59. В. Томашевский, На линкоре «Познань», «Сибиряк», № 8 (4) 1935 г., стр. 55-56.
      60. Там же, стр. 56-57.
      61. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578-579; Дж. Роговский, соч. соч., стр. 42; Ю. Скоробогатый Якубовский, Тени товарищей по оружию под Тайгой, «Сибиряк», № 8 (4) 1935, стр. 53-54; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 15-16.
      Битва при Тайге 23 декабря 1919 года стала самым крупным и кровопролитным сражением 5-й дивизии в Сибири. Массовые атаки большевиков долгое время отражались пулеметным огнем. Ситуация была безнадежной, пока не была развернута батарея и захвачен бронепоезд «Забияка», названный «Познань II» в честь дезертировавших колчаковцев, на котором они и продвигались. Огонь из всех орудий был направлен на наступающие части Красной Армии, а после отхода за станцию развернут боевой порядок. Именно тогда были нанесены наибольшие потери противнику, который надолго перестал беспокоить поляков. Позднее арьергард пешком отступил на станцию Андженка в 30 верстах от Тайги. С этого момента большевики занимали последующие станции только тогда, когда поляки уходили с них [62]. «Еще бы одна такая Тайга, — говорили они, — и мы пошли бы обратно за Иртыш» [63]! Польские потери составили более 100 убитых и несколько сотен раненых [64].
      Битва за Тайгу стала последним боевым эпизодом 5-й Сибирской дивизии и после кровопролитного боя ее бойцы в последний раз собрались в свои боевые «эшелоны» за Рождественским ужином [65].
      Однако не все из них были спокойны. Отдельные эшелоны отбивали атаки противника, несмотря на окончание боя. «Никто не вспомнил про Сочельник» [66]. Кадровый батальон встретил Рождество иначе. Пока арьергард проливал кровь под Тайгой, его бойцы оставались спокойными и невредимыми в своем недогретом эшелоне на станции Итат. Укомплектованный и охраняемый боевыми постами, он оказался счастливой гаванью, минуткой передышки во время святок. К сожалению, немногие поляки смогли провести следующее Рождество на родине. Большинство из них затем пострадало в советских тюрьмах [67].
      Между тем положение польских эшелонов не улучшалось. Остановки на каждой станции, вызванные эвакуацией чехов, нехватка угля для локомотивов, мороз и истощение людей, как солдат, так и гражданских — женщин и детей, постоянная работа по рубке мерзлых дров и тасканию ведер снега, свидетельствовали о надвигающейся катастрофе [68].
      В конце декабря 1919 г. польские транспорты прибыли в Красноярск. В это время в нем уже было у власти новое эсеровское правительство. 24 декабря полковник Чума издал им воззвание, в котором пояснял, что Войско Польское нейтрально по отношению к внутренним делам России, стремится только к эвакуации на Дальний Восток и сражается с большевиками только для самообороны. Багинский утверждает, что: /46/
      62. Х. Багинский, op. соч., стр. 579; Дж. Биркенмайер, указ. соч., стр. 33-34; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 41-43; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Тени сопровождают..., стр. 54; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 110.
      63. Й. Биркенмайер, указ. соч., стр. 34.
      64. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сиберийской…, стр. 6. Полковник Хлусевич приводит гораздо большие потери: 200 чел., а по советским 2000; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 16.
      65. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Тени сопровождают…, стр. 55.
      66. В «Сибиряке» от 1936 г. имеется рассказ под заголовком «Он умер при восходе Вифлеемской звезды» о мемуарах, опубликованных в журнале «Нация и армия» (Варшава, № 36-37 от 27 декабря 1936 г.). В этой информации цитируется фрагмент этих «воспоминаний», в которых Алексей Коваленко говорит и рассказывает о погибшем солдате. Он автор слов «Никто не вспомнил про Сочельник», но я не знаю, кто автор воспоминаний или автор этой информации, так как это не указано.
      67. А. Конопка, Солдатская звезда в Сибири, «Сибиряк», № 3 (3) 1989 г., стр. 8-9.
      68. Х. Багинский, op. соч., стр. 580; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 16-17.
      [...] солдаты, уставшие от постоянных боев [...], успокаивающе действовали на других, считая, что бой окончен, и большевики [...] позволят им беспрепятственно двигаться дальше [69].
      Эшелоны 5-й дивизии ждали под Красноярском 3 дня, прежде чем войти в город[70]. Коммунистическая агитация в дивизии усилилась после получения известия о том, что польско-большевистская война «закончена». Все чаще повторялось, что благодаря миру поляки быстрее вернутся через Запад, т.е. через Европейскую Россию, чем через Восток, т.е. через Владивосток [71].
      Польский солдат […] окончательно усомнился в необходимости и благополучном исходе своих боев и лишений. Перед ним были огромные, многотысячные версты пространства, через которые вела единственная искупительная тропа — занятая беспощадным и сильным врагом — чехом. Сзади и вокруг был враг-большевик, [...] была вся огромная Советская Россия. Так что выбора не было [...] Если бы [...] с ним не было жены, [...] матери, [...], старого отца и т. д., он мог бы даже не подумать об этом, он бы вышел из теплого фургона и направился со штыком в руке на восток и на родину... Но он был прикован к фургону своей семьей, а также офицером, который не смог призвать смело вперед за собой солдата, потому что сам трепетал за судьбу своей матери или жены... [72].
      Таково было положение польской дивизии. При подходе к городу регулярной советской армии эсеровские войска разобрали пути перед станциями Мимино и Бугач, находившимися перед городом, и потребовали разоружения заблокированных таким образом 8 поездов, в которых располагался арьергард 5-я дивизии. После ожесточенного, но непродолжительного боя часть бойцов и членов их семей сдались в плен, а остальные, прорвав окружение и Красноярск, уведомили командование о потере эшелонов. Полковник Румша хотел в отместку разбомбить Красноярск и мост на Енисее, но от этого намерения отказались, чтобы спасти оставшиеся поезда [73].
      В окончательном изнеможении дивизия остановилась 7 января 1920 года перед станцией Клюквенная, где чехословаки заморозили 2 латышских эшелона, а на станции стояло еще 19 эшелонов поляков и сербов, так что поляки не могли прорваться [74].
      Создается впечатление, что чехи предопределили истребление польских войск, чтобы спасти себя и свое имущество, и что главной причиной поражения поляков была чешская неискренность [75]. /47/
      69. Х. Багинский, указ. соч., стр. 580-581.
      70. См.: Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского..., стр. 6.
      71. Х. Багинский, указ. соч., стр. 581.
      72. Смолик П., op. соч., стр. 115.
      73. Х. Багинский, указ. соч., стр. 581-582; Дж. Роговский, соч. соч., стр. 44; Ю. Скоробогатый Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского..., стр. 6; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 17.
      74. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 240. Вероломное разоружение 5-й дивизии упоминается Симоноловичем, см. К. Симонолович, Маньчжурский мираж, Варшава, 1932 г., стр. 196. Об издании без сантиментов и замороженных эшелонов см.: Р. Дыбоски, указ соч., стр. 136, 154. Багинский пишет о 19 чешских и латвийских поездах, ср. Х. Багинский, указ. соч., стр. 582. Роговский пишет один раз о 17 поездах, один раз о 19 чешских и сербских поездах, см. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 44, 84; аналогичная информация предоставлена Хлусевич, см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 17-18.
      75. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 43.
      Ввиду вышеизложенного командование решило послать телеграммы генералу Янину и генералу Сырови, чешскому командующему. Они предложили чехам пропустить не менее пяти эшелонов с семьями, больными и ранеными, потому что только в этом случае 5-я дивизия могла продолжать выполнять свой долг арьергарда [76]. Чехословацкая реакция была почти немедленной, но трагичной. Генерал Сырови отказался пропускать эшелоны, заявив, что положение дивизии не опасно. Полковник Румша отозвался о телеграмме отрицательно, хотя ее поддержали представители союзных стран, ехавшие с командованием 5-й дивизии, — французский полковник Любиньяк, английский капитан Мюрэй и консул США мистер Рэй [77].
      Полковник Чума решил отправиться на восток. Солдаты должны были идти пешком, а женщины, дети, боеприпасы и припасы — в санях. 10 января — в день отъезда — все были готовы, в том числе штурмовой батальон, 1-й полк, кавалерийские эскадроны и батареи. Однако реакция генерала Сырового и волнение некоторых солдат и офицеров, не решавшихся идти в поход и опасавшихся за жизнь своих семей, заставили командование направить делегацию в Красную Армию. Предстояло обсудить условия капитуляции [78]. Учитывая критическое положение дивизии, солдаты спокойно приняли возможность советского плена, обескураженные трудностями эвакуации через Восток и подстрекаемые большевистскими агитаторами к скорейшему возвращению в страну [79]. 10 января полковник Чума отдал приказ о капитуляции:
      не имея возможности продвинуться дальше на восток, я начал переговоры с военными представителями и комиссаром Советской России, чтобы обеспечить наилучшие условия жизни для нашей армии и отдельных ее членов. [условия капитуляции - Д.Б.] 1. Вооруженные Силы Польши, сложив оружие, теми же транспортами отправляются обратно в Красноярск; 2. гарантируется личная неприкосновенность членов Войска Польского; 3. продовольствия в эшелонах оставляется на 15 дней; 4. обеспечивается неприкосновенность частной собственности; 5. Более подробные условия будут сообщены после согласования с Красноярским главкомом. [80]
      Советы, конечно, не выполнили эти условия. Солдат и офицеров либо сажали в лагеря, либо отправляли на каторгу, а женщин и детей просто выбрасывали на красноярские мостовые.
      Полковник Чума решил остаться со своими солдатами в советском плену, несмотря на то, что его уговорили бежать и была такая возможность [81]. Генерал Янин считал, что Войско Польское перешло на сторону большевиков «при обстоятельствах [...] необъяснимых», утверждая, что это было результатом медленной организации эвакуации командованием Войска Польского, «убеждая, что, поговорив с большевиками, можно будет попасть на запад» и что польская часть состояла из непроверенных людей с разными политическими /48/
      76. Х. Багинский, указ. соч., стр. 582-584.
      77. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 239.
      78. Х. Багинский, указ. соч., стр. 584-585; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сибирской..., стр. 7; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 18.
      79. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 141-142, 154-155.
      80. Х. Багинский, op. соч., стр. 585-586; П. Смолик, соч. соч., стр. 117-118.
      81. А. Стемпора, Чума Валериан, [в:] Энциклопедия белых пятен, под редакцией А. Винярчика, т. IV, Радом, 2000 г., стр. 205.
      взглядами. Кроме того, он упоминает о недостатке угля и паровозов, а также о большом количестве эшелонов по отношению к численности войск [82].
      Полковник Хлусевич категорически отвергает обвинения в адрес польских командиров. Он утверждает, что Верховное командование прекрасно знало о плохом состоянии войск русского фронта и подготовило план эвакуации, представленный генералу Жанену уже в июне 1919 г. [!], но из-за дороговизны содержания армии в Маньчжурии, где в валюте были только доллары, иены и царские рубли, он был отвергнут. Кроме того, «много времени было потеряно на переговоры с генералом Яниным, который в итоге не утвердил план», а вместо этого отдал приказ подавить большевистские восстания в городах Камень и Урман, а также Кулундских степях [83].
      Сожаление о понесенных потерях, невозможность использовать преимущества польских солдат, невыполнение миссии и отчаяние после невыполнения обещания вернуться в страну с оружием в руках, а также общее убеждение в том, что сроки соглашения не будет выполнены (так и произошло) привели к тому, что многие поляки покончили с собой [84]. Символичной была ситуация, когда после сдачи один из солдат не выдержал и попытался покончить жизнь самоубийством. Его друг, который был разведчиком, взял у него из рук револьвер и сказал, чтобы он не беспокоился, потому что ничего не произошло, что это всего лишь одна неудача, которая не исключает того факта, что Польша уже возродилась [85]. Следует помнить, что под Клюквенной также был захвачен Советами «цвет польской молодежи — разведчики», как писала годы спустя Зофия Лех [86].
      После капитуляции сформировался ряд мелких частей из добровольцев, в основном солдат 1-го полка, артиллеристов и кавалеристов. Среди них были больные полковник Румша, майор Диндорф-Анкович и капитан Веробай. Эти отряды прорвались на восток в Иркутск, затем в Харбин и Владивосток. Всего они составляли около 1800 человек [87]. Часть солдат спряталась в сибирских лесах, чтобы продолжить борьбу с большевиками, или прорваться в Польшу, или (просто) выжить. Среди них были, например, Влодзимеж Шольц-Сроковский [88] и Казимеж Фальковский [89]. Майор Вернер и капитан Дояны, притворяясь большевиками, пробрались через Россию на запад и достигли Польши, где присоединились к Войску Польскому [90].
      Вторым путем, которым шли поляки, была Монголия. Это направление выбрали Валериан Куликовский из инженерного батальона [91], Казимеж Гинтовт-Дзевалтовский, вице-президент Польского военного комитета, оставшийся после капитуляции в Сибири заниматься общественной деятельностью среди соотечественников, а когда /49/
      82. Письмо Верховного Главнокомандования Войска Польского генерал-адъютанту Главнокомандующего и Президиума Канцелярии Министерства военных дел, с изложением телеграммы генерала Янина о судьбе 5-й Польской дивизии в Сибирь — 29 февраля 1920 г., Варшава, [в:] Документы и материалы..., изд. В. Гостыньска и др., т. II, стр. 616-617.
      83. Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 14.
      84. Тышка П.П., op. соч., стр. 20.
      85. Дж. Нея, op. соч., стр. 282.
      86. З. Лех, op. соч., стр. 272.
      87. Х. Багинский, op. соч., стр. 586.
      88. А. Кучиньский, [Биографический очерк Влодзимежа Шольце-Сроковского], [в:] А. Кучиньский, Сибирь.., стр. 351-352.
      89. С. Лубодзецкий, С. П. Казимеж Фальковский, «Сибиряк», № 10 (2) 1936, стр. 70-71.
      90. Ю. Скоробогатый-Якубовский, майор Эмиль Вернер, «Сибиряк», № 9 (1) 1936, стр. 20-21.
      91. К. Гижицкий, Через Урянхай и Монголию, Ломянки б.р.в., стр. 47, 119.
      его обнаружила ЧК, он отправился на родину через Монголию [92]. Камиль Гижицкий тоже воевал в Урянхае в составе инженерного батальона. Многие поляки присоединились к антибольшевистским партизанам. Гижицкий объясняет это так: «это позволяло мне беспокоить тыл противника, сражавшегося одновременно на берегах реки Вислы» [93].
      Те, кто остался в поездах, занялись меновой торговлей с сельским населением. Когда крестьяне узнали, что в эшелонах есть поляки, они тут же побежали выторговывать что-нибудь у богатой армии. Таким образом, резервы военного комиссариата быстро истощались. Однако следует подчеркнуть, что большая часть этих припасов была разворована красноармейцами. Другие материалы поляки обменивали на продукты питания. Позже солдат пешком согнали в Красноярск, на т.н. «гауптвахту» [94].
      Следует суммировать все прямые и косвенные причины катастрофы 5-й дивизии: внутренние разногласия в армии, главным образом из-за т. н. пограничного района, споры между различными польскими общинами в Сибири, атмосфера политической неопределенности из-за смены власти в Сибири, отсутствие польского представительства в Межсоюзническом совете во Владивостоке, затягивание ухода Войска Польского из Сибири генералом Жаненом и адмиралом Колчаком, беспощадность генерала Янина, оставившего 5-ю дивизию в арьергарде, военные ошибки польского командования при эвакуации, деятельность агитаторов-коммунистов, беспощадность чехословаков в остановке польских эшелонов, упадок морального и боевого духа и общие сомнения в успехе эвакуации. Все это заставило поляков капитулировать [95].
      Стоит задаться вопросом, была бы судьба дивизии иной, если бы организационные и мобилизационные возможности в Сибири были должным образом использованы. Ведь предполагалось, что будут созданы две дивизии, которые будут самой значительной военной силой у союзников сразу после чехословаков. Чехи, сформировавшие антибольшевистский фронт на Урале, фактически диктовали условия. На них держалась власть белых в Сибири. Когда они ушли с фронта, он рухнул. Шольце-Сроковский считал, что «результат действий этих 3-х дивизий — Чешское государство в сегодняшних границах» (т.е. с 1918-1938 гг.), но не хотел фантазировать, какое влияние на польско-большевистскую войну и Уральский фронт оказало бы появление двух польских дивизий на Урале в 1918 году [96]. Ссылаясь на это рассуждение, он ясно указал свои причины, когда написал:
      главная причина заключалась в том, что некоторые группы [поляков] недооценивали необходимость формирования национальной армии в любой возможный момент, независимо от теоретических невозможностей и политических условий. Это было связано не с отсутствием патриотических чувств у этих масс, а с неоправданным страхом перед тем, что эта армия может быть использована в качестве орудия чужих интересов. Только когда стало ясно, что горстка легионов способна восстать против всей мощи Центральных держав, была оценена ценность обладания пусть даже самой малой, но собственной военной силой [97]. /50/
      92. М. Поз, поздн. Казимеж Гинтовт-Дзевалтовский, «Сибиряк», № 12 (4) 1936, стр. 76.
      93. К. Гижицкий, указ. соч., стр. 34. Поляков тогда называли «маленькими Лаврентиями», см. В. Михаловский, Завещание барона, Варшава, 1972 г., стр. 104.
      94. П. П. Тышка, op. соч., стр. 21.
      95. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 87.
      96. В. Шольце-Сроковский, Генезис Войска Польского в Сибири, «Сибиряк», № 9 (1) 1936 г., стр. 9.
      97. Там же, стр. 10.
      Капитан Мурри [Мюрэй], которого цитирует полковник Хлусевич в статье, озаглавленной В защиту чести воинов 5-й Сибирской дивизии, дает такую моральную оценку дивизии: «Красноярск и Клюквенная — черные пятна, свидетельствующие против всех, но не против поляков» [98]. Ян Роговский, с другой стороны, подчеркивает, что «Клюквенная была не позором, а несчастьем». Это важное утверждение, потому что в Сибири, которая была «краем мук и страданий», краем несчастливым для польского солдата, они могли сказать о себе, что «шли по старому следу наших отцов, шли по крови наших отцов на свободу». Многие из них не дошли до нее [99].
      В Харбине полковник Румша организовал польский комиссариат сборный пункт. Из числа уцелевших воинов он начал формировать новые отряды. Майор Хлусевич принял на себя командование штабом, 1-й батальон 1-го полка возглавил капитан Веробей, артиллерией командовал майор Юркевич, кавалерией — майор Езерский, а офицерским легионом — майор Диндорф-Анкович. Полковник Румша также отправился в Шанхай, куда прибыла направленная для польской армии в Сибири польская военная миссия в лице генерала Барановского и г-на Тарговского. Румша передал командование в руки генерала Барановского, который немедленно начал формировать штаб, начальником которого назначил подполковника Скоробогатого. В Красноярский лагерь также были отправлены эмиссары для информирования заключенных о прибытии миссии и планах эвакуации [100].
      С помощью французской миссии остатки 5-й дивизии получили из Англии старый корабль «Ярослав», использовавшийся для перевозки грузов или китайских рабочих. Раньше он принадлежал русскому «Добровольческому флоту», отсюда и его русское название. Он мог вместить не более 500 человек, но в него было загружено 1500 поляков. Корабль вошел в Дайрен и ушел с польскими солдатами 15 апреля 1920 г. в составе конвоя английских и японских военных кораблей. Поляков (в том числе гражданских) перевезли из Харбина в Дайрен на 4 эшелонах. В Харбине остался единственный сборный пункт для беженцев из Клюквенной и Красноярского лагеря [101]. По приглашению японских генералов 60 польских офицеров вместе с японскими офицерами посетили крепость Порт-Артур и Военный музей, а также участвовали в торжественном ужине с ее командиром генералом Хацибаном [102].
      Корабль был тесным, слишком маленьким для такого количества людей на нижней палубе. Духота, вызванная отсутствием вентиляции и плохими санитарными условиями, сопровождала поляков на протяжении всего пути. Каюты вообще не были обставлены. Вместо кроватей или нары были деревянные ящики, т.н. «гробы». Были последовательно посещены порты: Нагасаки, где предпринимались попытки наладить «вентиляцию», если это можно так назвать, но безуспешно; Гонконг, где китайские /51/
      98. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 19.
      99. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 92.
      100. Х. Багинский, указ. соч., стр. 587-588; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 47-48.
      101. Х. Багинский, указ. соч., стр. 588-589; П. Смолик, указ. соч., стр. 129, 134. К. Чапло, Исторический очерк истории V-й Сибирской, ее воссоздание в возрожденной Польше как Сибирской бригады и обстоятельства военной деятельности майора Яна Чапло и его смерти на 14 августа 1920 г., «Сибиряк», № 6(1) 1991 г., стр. 37. На этом корабле было развернуто польское знамя. Вероятно, это был первый польский «флаг», развевавшийся над волнами далекого океана. — см. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 48.
      102. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 241; см. Х. Багинский, указ. соч., стр. 589.
      рабочие произвели необходимые доработки; затем двухдневная остановка в Сингапуре и 24-часовая остановка в Коломбо, Цейлон [103].
      3 мая в Гонконге отметили День Конституции. В храме прошла торжественная служба. Офицерский хор пел песни. Проповедь читал о. Тартыло, тот самый, который организовал комитет в Уфе и все это время служил военным капелланом. Праздник Богоматери Ченстоховской также отмечался очень торжественно, но уже на корабле, который был украшен фонарями белого и пурпурного цветов и, в том числе, польским флагом на мачте [104]. Во время поездки было получено телеграфное сообщение о захвате Киева польской армией, что также стало поводом для большого торжества [105].
      На […] корабле этой плавучей маленькой Польши происходило в основном то, что обычно бывает в Польше… Много ссор, много зависти, еще более нелепой гордыни, эгоизма и желания пользоваться только своей силой и якобы превосходством, которое, к тому же, явилось результатом […] совпадения, дающего силу определенным индивидам и власть над этим небольшим бродячим сообществом. Это сообщество сразу же разделилось [...] на четыре мира, совершенно чуждых и [...] даже враждебных друг другу, живущих каждый отдельной жизнью [...]. Этими четырьмя мирами были: штаб, серая толпа польских офицеров, «гражданская шайка» (!) с семьями и солдатский мир. Не было никого, кто мог бы примирить эти миры и создать «модус вивенди» [106].
      По словам П. Смолика, на корабле, на котором плыли поляки, было два мира — английские хозяева, т. е. корабельные офицеры, и солдаты 5-й дивизии, возвращавшиеся на родину. Здесь следует привести пример поведения англичан по отношению к полякам, неискушенным в морских путешествиях и жарких странах. При приближении к Адену пассажиров стал мучить высокий зной, и однажды англичане пропустили выдачу воды полякам. Из-за неосторожности польских командиров, не позаботившихся о снабжении водой или другими напитками, люди были вынуждены пользоваться английским буфетом, где корабельная администрация зарабатывала большие деньги на холодном пиве или виски с содовой, устанавливая очень высокие цены. Поляки, напротив, всегда стояли толпами в очереди, часто расплачиваясь последними деньгами за минутку освежения. В худшем положении оказались те пассажиры, которые не могли позволить себе такую «роскошь» [107].
      Генерал Барановский считался худшим злоумышленником из этого польского «мира», то есть, из штабных офицеров. Такие офицеры считали себя выше других благодаря своему званию, не имея никакого понимания других пассажиров корабля. Сами они занимали самые комфортабельные каюты на палубе корабля, а другим приходилось ютиться под палубой. Многие из них были холостяками и свободно пользовались для своих утех первым классом. Известна позорная история, когда польские офицеры пытались заставить женщин подписать заявления о том, что они удовлетворены условиями на борту, угрожая выбросить их в ближайшем порту в случае отказа [108].
      103. Смолик П., указ. соч., стр. 135-148.
      104. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 49-50.
      105. Х. Багинский, указ. соч., стр. 590.
      106. Смолик П., указ. соч., стр. 149.
      107. Там же, стр. 156-157.
      108. Там же, стр. 150.
      И в отношении кают, и питания на корабле существовала какая-то средневековая жестокая кастовая система, которая разделяла эту маленькую польскую общину на враждебные лагеря [109].
      Первый класс занимал уже описанный персонал, к которому относились на равных с хозяевами корабля — английскими офицерами. Второй класс занимала группа старших офицеров с семьями, а также несколько врачей, тоже с семьями. Третьим классом (если так можно назвать эти скудные условия) была офицерская коллегия для низших офицеров и членов их семей. Четвертый класс (!) составляли бывшие солдаты и женщины с детьми, не имевшие права ни на один из высших классов. Пятый класс (!!!) составляла так называемым «гражданская шайка», почти голодающая на протяжении всего пути [110].
      На корабле была организована школа для детей. Ею руководил профессора Здек, Голуб, Мазур и доктор Орловский. К сожалению, из-за плохих санитарных условий и плохого питания многие дети заболели. Многие из них погибли, особенно самые молодые. Наиболее опасной была корь, перешедшая в эпидемию, но все же положение удалось удержать под контролем. Была организована «медицинская служба» под руководством доктора Орловского. Во многом благодаря ему состояние здоровья пассажиров «Ярослава» после прибытия на родину было на удивление хорошим [111].
      Так же, как и в Сибири, на корабле поляков поддерживал мистер Конвис с YMCA:
      чрезвычайно услужливый и активный опекун и друг польского солдата. Этот человек умел выполнять свою гуманитарную миссию удивительно мягко и просто, при этом всегда оставаясь в тени […]. Только благодаря его услужливости почти тысяча польских солдат на корабле имели отличные сигареты, табак, консервированную сгущенку, шоколад, бумагу и карандаши за бесценок на протяжении всего тяжелого пути [...]. Он также служил […] переводчиком и посредником в переговорах […] [112].
      Находясь в Порт-Саиде, поляки узнали, что польско-большевистский фронт рушится под напором Советов, и офицеры немедленно пошли добровольцами на действительную службу в Войско Польское, чтобы иметь возможность сражаться за свою родину [113]. С этого момента путешествие по Средиземному морю, Гибралтару и Атлантике пошло быстрее. 23 июня «Ярослав» находился в порту Шернес в устье Темзы, откуда вышел через Датские проливы в Балтийское море [114].
      1 июля 1920 г. [115] в Гданьск прибыли 120 офицеров, 800 рядовых и горстка гражданских [116]. Вскоре из них был сформирован кадровый батальон
      109. Там же, стр. 151.
      110. Там же, стр. 151.
      111. Там же, стр. 157.
      112. Там же, стр. 158.
      113. Х. Багинский, op. соч., стр. 591.
      114. П. Смолик, op. соч., стр. 160.
      115. П. Смолик называет неправильную дату прибытия «Ярослава» в Гданьск — 11 июля 1920 г., см. П. Смолик, соч. соч., стр. 160.
      116. Норман Дэвис говорит про 10 000 солдат, вернувшихся под командованием полковника Румши, но из других источников видно, что это число не соответствует действительности, см. N. Davies, Белый Орел, Красная Звезда. Польско-советская война 1919-1920 гг., Краков 2000 г., стр. 38. Реальное число – это упомянутые 920 солдат. См.
      под командованием майора Яна Чапло и Офицерский легион майора Францишека Диндорф-Анковича [117]. За полгода до того в Польшу прибыл отряд из Мурманска, формально принадлежавший 5-й стрелковой дивизии, в составе 400 солдат и медведя Башки [118]. Сибиряков сильно разочаровал вид немецкого Данцига, с немецким языком и немецким флагом. Лишь известие о разрешении полковнику Румше сформировать Сибирскую бригаду на польской земле вызвало радость на лицах солдат [119].
      Новички были сгруппированы в Группу (она же Офицерская Легия) в Хелмно (батальон капитана Веробеи) в Померании, а мирных жителей отправили в Варшаву. Батальон вскоре отправился в районы проведения плебисцита в Вармии и Мазуре для защиты тамошнего населения. 12 июня в Группу прибыл полковник Румша, чтобы отдать приказ о создании бригады, основу которой должны были составить сибиряки. 1-й полк должен был быть сформирован в Торуни, 2-й полк — в Грудзёндзе, где также был организован штаб бригады с подполковником Скоробогатым-Якубовским, капитаном Прухницким, капитаном В. Кухаржевским и лейтенантом Рыбоцким [120].
      В конце июля к бригаде присоединились 500 добровольцев, «в основном студенты средних учебных заведений и различных организаций и объединений, таких как […] гребное общество из Калиша» [121]. Также присоединились поляки — американские граждане из армии генерала Галлера. Их тренировали без оружия и обмундирования, потому что бригада их не получила. Только после перевода в Скерневице 3 августа 1920 года ей выдали минимальное обмундирование и вооружение. 8 августа бригаду снова перебросили, на этот раз в Зегже, где она была включена в состав 5-й армии генерала Сикорского [122].
      Сибирская бригада, отправлявшаяся на фронт, была очень плохо вооружена. Она представляла собой трагическое зрелище, больше похожее на собрание случайных людей, и задачи, которые перед ней ставились, были непростыми. Совместно с 5-й армией она должна была нанести контрудар из Модлина на Новый Място и Насельск. Свой первый бой она провела 14 августа под Боркувом и Завадами. Плохо обученные добровольцы отступили под атаками большевиков, но после нескольких контратак поляки заставили советскую армию отступить. К сожалению, они заплатили за это потерей нескольких сотен бойцов! В конечном итоге бригада выполнила свою задачу, прорвав фронт на линии Варшава — Модлин [123].
      Сибиряки в Борковской битве дали первый бой на своей родине, они прошли многие тысячи километров через тайгу Сибири, Маньчжурию и океаны до
      М. Вжосек, Польские военные действия во время Первой мировой войны 1914-1918 гг., Варшава, 1990 г., стр. 457.
      117. К. Чапло, указ. соч., стр. 37.
      118. Э. Козловски, М. Вжосек, История польского оружия 1794-1939 гг., Варшава, 1984 г., стр. 498.
      119. Х. Багинский, указ. соч., стр. 591-592; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 51.
      120. Х. Багинский, указ. соч., стр. 592-593; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 53; Ю. Кулак, биография Уланского, «Сибиряк», № 5 (2) 1990 г., стр. 30.
      121. Х. Багинский, указ. соч., стр. 593.
      122. Х. Багинский, указ. соч., стр. 593-594; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 53-54; К. Чапло, указ. соч., стр. 37.
      123. Х. Багинский, указ. соч., стр. 594-595; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 54-55; Б. Скарадзинский, Польские годы 1919-1920, т. 2. Суд Божий 1920, Варшава 1995, стр. 234.
      отдайте дань кровью в защиту любимой и такой далекой родины. Добровольцы, призванные в полк за несколько дней до боя, даже стрелять не могли. Показывая пример, старый солдат бригады шел вперед, принимая всю тяжесть борьбы на себя, сражался и погиб. Волонтер с энтузиазмом, отвагой и самоотверженностью соревновался со старым сибирским солдатом [124].
      Следуя за противником, сибиряки использовали старый метод быстрого марша и частого беспокойства противника атаками. Следующие бои бригада вела под Прусяновцами, Щекоцинами и Чарноставом. В этих боях среди прочих погибли сибирские ветераны майор Вернер, майор Чапло, младший лейтенант Милковский. 19 августа 1-й полк достиг Макова. Бригаде приказано атаковать в направлении Пшасныша и Чорзеля, которые она захватила после боя 22 августа. Окруженная польской армией, 4-я советская армия атаковала укрепленные позиции бригады. После долгих боев советские войска разбили бригаду, но остатки 4-й армии были либо интернированы в Восточной Пруссии, либо разбиты 14-й и 15-й польскими дивизиями [125].
      Тех, кто погиб на поле боя, родственники увезли для захоронения по месту жительства, остальных похоронили в братской могиле на кладбище в Чекшине [126]. Бригада с потерями, достигающими 50% личного состава, была отведена в Зегже, куда прибыла 4 сентября. Многие солдаты получили кресты «Виртути Милитари» и «Крест Доблести» за большевистскую кампанию. После пополнения из демобилизованной прусской армии бригада снова отправилась на фронт в Граево, где присоединилась к армии, наступавшей на Гродно. Позже бригада была в резерве армии в районе Августовского канала, а позже в Гродно. После заключения мира она была выведена в Поморье, преобразована в дивизию и получила название «Сибирь» [127]. Боевые действия Сибирской бригады в битве под Варшавой были своеобразным катарсисом. «Блестящая победа 1920 года означала, что Сибирь навсегда перестала быть для нас страной ссылки — местом нищеты, нищеты, жестоких преследований» [128].
      Кроме «Ярослава» в Польшу прибыл второй корабль с выжившими бойцами 5-й дивизии и польскими беженцами из Сибири и Дальнего Востока — «Воронеж». Среди прочих, на нем был и Кароль Залески, соучредитель польского скаутского движения в Сибири. После капитуляции он пробрался через Никольск-Уссурийский во Владивосток, где из солдат, как и он, избежавших советского плена, был сформирован Владивостокский батальон 5-й дивизии. 19 июня 1920 г. он отплыл на японском пароходе «Нейсе Мару» в порт Цуруга, где был перегружен на старое русское судно «Воронеж», реквизированное англичанами у царского флота. 3 июля 1920 г. около полутысячи польских солдат с семьями и тысяча латышских солдат с семьями, также находившихся на «Воронеже», отправились в круиз домой. Он продолжался три месяца, и 29 сентября 1920 г. судно пришвартовалось в Гданьске [129].
      Здесь стоит привести слова Кароля Залески, которыми он прощался с латышами в Гданьске, и которые прекрасно выражают суть и подчеркивают ценность этого похода:
      124. К. Чапло, указ. соч., стр. 40.
      125. Х. Багинский, указ. соч., стр. 595-597.
      126. К. Чапло, указ. соч., стр. 41.
      127. Х. Багинский, указ. соч., стр. 597-598.
      128. А. Ануш, Роль сибиряка в польском обществе, «Сибиряк», № 1 (1) 1934 г., стр. 26.
      129. З. Лех, указ. соч., стр. 272.
      Латвийские братья! Пришло время нам попрощаться. Промысел Божий распорядился, чтобы мы вместе совершили этот долгий путь — этот путь, который был вожделенной мечтой для каждого из нас. Завершился путь, которого мы ждали годами, часто разбредаясь и скитаясь по огромной Российской империи. Наш поход от берегов Тихого океана к цели нашего путешествия к нашему Балтийскому морю навсегда останется самым дорогим воспоминанием для каждого из нас. Наши души сегодня горят радостью и энтузиазмом. Наши земли вышли из-под длительного ига рабства и дышат своей, независимой государственной жизнью [130].
      130. К. Залески, указ. соч., с. 272, 274.
      Zesłaniec. №52. 2012. С. 37-36: http://zeslaniec.pl/51/Bienias.pdf
    • Бьеняш Д. "Ледяной марш" 5-й Сибирской дивизии и обстоятельства возвращения ее солдат в Польшу на корабле "Ярослав" // Zesłaniec. №52. 2012. С. 37-36.
      Автор: Военкомуезд
      ДАМИАН БЬЕНЯШ
      «ЛЕДЯНОЙ МАРШ» 5-Й СИБИРСКОЙ ДИВИЗИИ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВОЗВРАЩЕНИЯ ЕЕ СОЛДАТ В ПОЛЬШУ НА КОРАБЛЕ «ЯРОСЛАВ»
      В середине сентября 1919 года в Иркутске состоялась конференция союзников, на которой глава французской военной миссии генерал Пьер Жанен сообщил представителям войск, участвовавших в интервенции в Россию, что он назначен командующим операцией по эвакуации на Дальний Восток. Польская военная миссия была проинформирована об этом через месяц, т.е. в середине октября. Точная дата начала эвакуации не называлась, но уже тогда был определен порядок вывода войск. В первую очередь выводился Чехословацкий корпус, потом югославский полк, румынский легион, сербский полк и латышский батальоны, а в качестве арьергарда была назначена 1-я польская дивизия [1].
      Падение власти адмирала Колчака было результатом не только успехов Красной Армии, но и общего падения авторитета его диктатуры, превратившейся в царский деспотизм, а также продажного и самоуправного аппарата его администрации, занимавшейся откровенным бандитизмом. Тотализм военной силы привел к массовой эвакуации, а затем бегству колчаковцев и союзных войск [2]. Еще в первых числах ноября (!), когда адмирал Колчак уже бежал на восток, был организован парад польских войск и банкет польского командования. Трудно было найти более русофильской демонстрации холопства польских командиров по отношению к колчаковцам [4]. /37/
      1. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сибирской дивизии в свете исторической правды, «Сибиряк», № 13(1) 1937, стр. 3-4.
      2. В. Шольце-Сроковский, 5-я польская стрелковая дивизия в Сибири, [в:] А. Кучиньский, Сибирь. Четыреста лет польской диаспоры. Историко-культурная антология, Вроцлав-Варшава-Краков 1993, стр. 353; А. Остоя-Овсяны, Пути к независимости, Варшава, 1989, стр. 102-103; см. Донесение начальника польской военной миссии в Сибири майора Ярослава Окулича-Козарина в Министерство военных дел об угрозе разгрома армии адмирала Александра Колчака после ухода контрреволюционных чехословацких и польских воинских частей на восток — 4 ноября 1919, Омск. Документы и материалы по истории польско-советских отношений, изд. W. Gostyńska и др., т. II, Варшава, 1961, стр. 423-424.
      3. А. Колчак выехал из Омска только 13 ноября 1919 г., т. е. относительно поздно, см. Б. Хлусевич, В защиту чести воинов 5-й Сибирской дивизии, «Сибиряк», № 13 (1) 1937 г., стр. 13.
      4. Смолик П. Через земли и океаны. Приключения пленника в Азии во время Великой войны. Шесть лет на Дальнем Востоке, Варшава — Краков [1921], стр. 110.
      Неудачи армии Колчака создали очень волнительную ситуацию. Внутренние и внешние потрясения оставили свой след. Почувствовалось, что это печальное начало конца и предвестник гибели [5].
      Некоторые из поляков, особенно связанные с Сибирью, покидали под покровом ночи свои эшелоны, чтобы спастись от возможной катастрофы. Это была своего рода «подготовка» [6]. Для эвакуация поляки уже начали карательные экспедиции, в которых собиралось главным образом продовольствие и, прежде всего, подводы.
      Благодаря изобретательности и находчивости подчиненных, [Командование Войска Польского — Д.Б.] смогло к моменту эвакуации заполучить три броненосца [т.е. бронепоезда – Д.Б.], два санитарных поезда, несколько десятков локомотивов, несколько сотен грузовых вагонов, приспособленных к морозу и длительной транспортировке [7].
      Большую роль в этом сыграл полковник Казимеж Румша, который захватил 60 эшелонов и заранее приказал переоборудовать 3 эшелона в броненосцы «Познань», «Краков» и «Варшава» [8].
      Командование уже подготовило подробные планы эвакуации, которые включали последовательность движения транспортов, создание пунктов движения и расчет подачи вагонов, но этот проект не был принят генералом Пьером Жаненом [9]. В Польшу должны были вернуться не только солдаты, но и их семьи, сибирские ссыльные и бывшие польские повстанцы [10]. Однако по общему впечатлению, которое производила Войско Польское в конце лета 1919 г., никто в ней не был готов к эвакуации, и она сама не была подготовлена. Наоборот — казалось, солдатам жизнь в Новониколаевске очень нравилась [11].
      Начатая эвакуация союзных войск не привела к эвакуации польско-литовских войск. Два батальона 1-го полка и Литовский батальон, входящий в состав V-й стрелковой дивизии под командованием капитана В. Юзефа Веробея, отправили на станцию Черепаново, где они должны были прикрывать Новониколаевск с юга [12]. /38/
      5. П. П. Тышка, Из трагического опыта в 5-й Сибирской дивизии и в плену (1918-1921), «Сибиряк», № 12 (4), 1935, стр. 18-19.
      6. Подготовка к эвакуации велась дивизией самостоятельно вопреки приказу генерала Жанена; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 14-15.
      7. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358. Полковник Ян Скоробогатый-Якубовский утверждал, что осенью 1919 г. дивизия не была готова к эвакуации из-за отсутствия подвижного состава, находившегося в руках чехов и колчаков, см. Я. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 4. Чехи забрали около 20 000 (!) вагонов и локомотивы, см. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 103.
      8. Х. Багиньски, Войско Польское на Востоке 1914-1920 гг., Варшава, 1990 г., стр. 575; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 108. Полковник Хлусевич утверждал, что у поляков было 57 поездов, см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      9. Х. Багинский, указ. соч. соч., стр. 573; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 106.
      10. Й. Биркенмайер, Польская дивизия в сибирской тайге, Львов, 1934, стр. 31.
      11. П. Смолик, указ. соч., стр. 107.
      12. Ю. П. Вишневский, Отдельный литовский батальон им. Витольда Великого в 5-й польской стрелковой дивизии, [в:] У Балтийского моря. В кругу политики, экономики, национальных и социальных проблем XIX и XX веков: юбилейная книга, посвященная профессору Мечиславу Войцеховскому: сборник исследований под редакцией З. Карпуся, Ю. Клачкова, М. Волоса, Торунь, 2005 г., стр. 984-985.
      Тяжелое положение солдат и отсутствие сведений об эвакуации привели к обвинениям в адрес польского командования в том, что они бросили литовцев на произвол судьбы, что подогревалось советскими агитаторами [13]. Беспорядки на станции Черепаново привели к мятежу, в ходе которого часть литовских солдат-коммунистов [14] арестовала офицеров, забрала на санях продовольствие и оружие и бежала со всем пассивным к событиям составом батальона к большевистским партизанам. Там батальон и закончил свою жизнь. Солдат разоружили, некоторых зарубили шашками без суда и следствия, а по прибытии регулярных войск призвали в Красную Армию. Кого-то демобилизовали, потому что им было за 35 лет, а кого-то (в основном повстанцев из Черепанова) отправили на угольные шахты в качестве «рабочих отрядов». Большинство литовцев, сражавшихся в батальоне, вернулись в страну либо по суше через европейскую часть России, либо по морю через Маньчжурию и Владивосток, благодаря помощи литовской и польской военных миссий [15], а затем служили в польской армии. Печальный конец польско-литовского сотрудничества в Сибири трагической иронией завершился в Красноярске, где литовцы, служившие тогда в большевистском 412-м [16] батальоне внутренней службы, караулили в лагере военнопленных своих бывших сослуживцев и благотворителей поляков [17] из 5-й дивизии [18]. Поляки, напротив, великодушно прозывали их «героическим» термином «утекайтисы» [19].
      Кратко резюмируя историю Литовского батальона при 5-м пехотном полку, следует подчеркнуть, какое большое политическое, моральное и военное значение имело для литовцев создание собственной части, и как нуждались в этом поляки, желавшие укрепить свой авторитет среди союзных литовских сил. Их участие в обороне Транссибирской магистрали оказалось очень полезным. Жаль только, что все так печально закончилось. К причинам объединения поляков и литовцев, безусловно, следует добавить национально-исторические чувства. Доказательством этого было обращение с литовцами как с поляками во время призыва на военных пунктах. Ведь мы существовали несколько веков /39/
      13. Эти обвинения были ложными, см. Ю. П. Вишневский, указ. соч. там же, стр. 981.
      14. Тот факт, что повстанцы были коммунистами, также упоминается генералом Жаненом, см. А. Домашевский, Генерал Жанен о Сибирской дивизии, «Сибиряк», № 11 (3) 1936 г., стр. 38.
      15. Дела о литовской военной миссии во Владивостоке, а также о польской помощи литовцам: CAW, Войско Польское в Сибири, I.122.91.73; см. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 985.
      16. Р. Дыбоски утверждает, что это был 212-й батальон, см. Р. Дыбоски, Семь лет в России и Сибири 1915-1921, Варшава, 2007, стр. 141.
      17. Слово «благодетели» ни в коем случае не преувеличение — кроме поляков, никакая другая союзная армия: ни чехословацкая, ни французская, ни латышская, не была заинтересована в сотрудничестве с литовцами, и если бы не полковник Румша, их полк не был бы так хорошо оснащен. Литовцы многим были обязаны полякам; см. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 973, 981, 986.
      18. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 984-985; Й. Нея, Характеристики окружения 5-й польской стрелковой дивизии в Сибири, [в:] Сибирь в истории и культуре польского народа, под редакцией А. Кучинского, Вроцлав 1998, стр. 283.
      19. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 141.
      одна общая республика, и Литва считались неотъемлемой частью нового польского государства, восставшего из пепла, как феникс [20].
      Польская дивизия начала эвакуацию только 26 ноября и «следовала» в качестве арьергарда колчаковских и союзных войск [21]. В это время 3-й полк застрял в 400 километрах от Новониколаевска на станции Татарская, где был блокирован русскими эшелонами [22]. Та же задача прикрытия была возложена и на чехов, но они не выполнили соглашение, поэтому генерал Жанен возложил все бремя прикрытия отступления на поляков [23].
      К сожалению, мы знаем из истории многочисленные случаи, когда союзники ставили польское войско именно таким образом, а поляки по разным причинам не могли противостоять подобным требованиям [24].
      Когда поляки начали эвакуацию, союзные войска уже находились в Восточной Сибири, а национальные формирования (чешские, румынские, сербско-хорватские и латышские) направлялись туда же [25]. Первая организационная ошибка командования дивизии заключалась в том, что оно не отправило вперед солдатские семьи, чтобы они могли быстрее добраться до Дальнего Востока, а вторая – в том, что последние эшелоны не были заполнены кавалерией, которая в случае стычек или необходимой эвакуации, могла сесть на лошадей и быстро уйти. Отправление польских поездов осуществлялось в порядке очереди. Взаимные похищения вагонов были обычным явлением. То, что в вагонах ехали солдаты с семьями, снижало их боеспособность, а армейские обозы превращались в «вагоны беженцев», как их называли большевики [26]. Добывать все приходилось каждому самостоятельно, начиная с обычных досок и заканчивая различным необходимым оборудованием [27]. Выслать вперед вооружение, обмундирование и продовольственные склады не представлялось возможным, ввиду противодействия со стороны русского командования. Единственным эшелоном, отправленным впереди остальных, был санитарный поезд № 9 с ранеными и больными [28]. Тем, что семьи солдат не были отправлены вперед, дивизии обязан полковнику Валериану Чуме, согласившемуся на просьбу женщин не разлучать их с мужьями [29].
      Здесь следует кратко охарактеризовать положение женщин в 5-й Сибирской дивизии. Кроме настоящих супруг, в вагонах жили разные женщины, солдатские «жены». У каждой из них был «свой мужчина» и один не имел права «подбирать» «жену» другого, а если хотел ее обменять, то мог пойти на вокзал, где «был большой выбор». Среди прочего, такие жены занимались стиркой, штопкой, мытьем котелков и посуды. Одних больше любили за заботу о всех обитателях вагона и трудолюбие, других меньше за лень. Бывало, что за лень или измену быстро выбрасывали на мороз. Ведь на /40/
      20. См. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 977, 986.
      21. Комментарий генерала Жанена к решению см. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 152; Я. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 4.
      22. Там же, стр. 5.
      23. П. П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      24. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 106.
      25. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 357.
      26. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 152.
      27. П. Смолик, указ. соч., стр. 111.
      28. Но и у него были большие проблемы с проездом по Транссибирской магистрали, см. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358; см. Х. Багински, указ. соч., стр. 574; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского…, указ. соч., стр. 5.
      29. С. Богданович, Охотник, Варшава, 2006 г., стр. 64.
      станции всегда можно было сразу выбрать другую. Каждая женщина должна была хранить верность своему «мужу», оплачивая пребывание в обозе и солдатское питание дарами своей природы, которыми солдаты пользовались всякий раз, когда у них выдавалась свободная минута [30].
      Аналогично вели себя и жены русских офицеров, с той разницей, что они достались чешским офицерам. Отдельной категорией женщин были так называемые «мешочницы». Они пользовались тем, что в одних городах был избыток определенного товара, а в других его недостаток, что приводило к большой разнице в цене. Такие женщины зарабатывали деньги, перевозя их в воинских эшелонах, особенно в тех, которые были в свободном доступе для солдат [31].
      Говоря о женах и «женах», можно привести анекдот про некую жену штурмовика, т.е. члена штурмового батальона, периода эвакуации. Она была одной из немногих женщин, которым разрешалось ездить верхом вместе с мужем. Судьба сделала ее единственной дамой в купе, поэтому она вызывала большой интерес у окружающих. Все они могли шпионить за ней, пока она переодевалась, но это не было для нее проблемой.
      Был только один бой. Ее муж как-то ночью дежурил у локомотива, о чем она не знала, потому что спала. Когда он вернулся утром, она очень удивилась, что его не было всю ночь. Последний поднял шумиху, желая узнать, какой негодяй заменил его. Он чуть не подрался с ближайшими соседями, но ничего не выяснил, и дело заглохло [32].
      Польская дивизия со всем своим снаряжением, сопровождающими гражданскими лицами и их имуществом в итоге заняла 70 эшелонов и следовала за огромным числом составов из 250 эшелонов, большей частью принадлежавших чехословакам [33]. Чтобы перевезти такое большое количество техники и людей (а также лошадей, которых было около 400 00 [34]), уже в августе польское министерство иностранных дел через дипломатическое представительство в Париже хотело начать переговоры с союзниками — Японией и США, чтобы получить корабли соответствующего водоизмещения для перевозки V-й дивизии [35]. В связи с трудностями, вызванными дороговизной транспорта, подчинением польских войск французской миссии, сосредоточившей все военные вопросы у генерала Жанена, деятельностью Коалиционного совета, принимавшего решение о тоннаже кораблей, даже в октябре 1919 г. переговоры ни с одной из этих стран не были инициированы [36]. /41/
      30. Там же, стр. 11-14.
      31. Там же, стр. 17-18.
      32. Там же, стр. 71-72.
      33. Ж. Серочински, Войско польское во Франции. История войск генерала Галлера в изгнании, Варшава, 1929 г., стр. 237. Б. Хлусевич утверждает, что 57 польских эшелонов были перемешаны примерно с 200 колчаковскими между Новониколаевском и станцией Тайга. Позже это число увеличилось примерно до 300 между обеими станциями; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      34. А. Домашевский, соч. соч., стр. 40.
      35. Письмо заместителя министра иностранных дел Вл. Скшинского в польскую миссию в Париже по поводу эвакуации контрреволюционных польских войск, воевавших против Советской власти, из Сибири — 14 июля 1919, Варшава. См.: Документы и материалы…, изд. В. Гостыньска и др., т. 2, стр. 329-330.
      36. Письмо польской миссии в Париже в Министерство иностранных дел о положении контрреволюционных польских войск в Сибири — 8 октября 1919 г., Париж. См.: Документы и материалы…, изд. В. Гостыньска и др., т. 2, стр. 394-396.
      Боевой порядок Войска Польского был сформирован так: впереди шел бронепоезд «Варшава», затем несколько вооруженных эшелонов, хозяйственных и интендантских поездов, где-то посередине бронепоезд «Краков», а в конце эшелоны с 1-м и 3-м боевыми батальонами 1-го полка, штурмовым батальоном, артиллерийской батареей и бронепоездом «Познань». Всем арьергардом командовал капитан Веробай [37].
      С самого начала передвигаться по Транссибирской магистрали было очень сложно. Путь был переполнен невообразимым количеством поездов. Положение в Сибири было взрывоопасно. Частые «технические проблемы» чехов задерживали дорогу. На станциях было так много вагонов и паровозов, что маневрировать было невозможно. Перед семафорами образовались пробки в несколько десятков километров. Локомотивы замерзали, их топили дровами из-за отсутствия угля, что подрывало их техническое состояние. Не было воды, которую приходилось добывать из растаявшего снега. Переключатели часто «ломались», что считалось явно не случайным. Не было технической и железнодорожной службы, которые приходилось заменять инженерной бригаде, но ее было недостаточно. Кроме того, были разногласия между польскими и российскими или чешскими властями, как, например, стрельба на станции Мариинска [38].
      Чехи отдали железнодорожную ветку полякам со средней скоростью 20 км/сутки, тогда как Красная Армия вместе с партизанскими частями и дезертировавшими колчаковскими соединениями продвигалась со скоростью до 40 км/сутки. Результатом этого должны были рано или поздно стать столкновение с подошедшими большевистскими войсками [39].
      Мы ужасно растянулись. На путях, нсколько хватало глаз, была выстроена шеренга наших эшелонов, все как один ожидавших свободной дороги. Вид был довольно живописен: заснеженные вагоны, а на крышах, тормозах и где только можно — были набиты дрова. Развешанное женское и детское белье показывало, в каких вагонах находятся семьи [40].
      На каждой станции воровали провизию, оружие и все, что можно было украсть. Ничто не презиралось. Никто не спрашивал, где его товарищи это взяли, просто все вместе использовали добычу. Говорили, что чем больше гранат будет доставлено в Польшу, тем лучше будет вооружена польская армия. Поляки объясняли друг другу, что лучше украсть то и это, чем если это достанется большевикам. На каждой станции целые группы солдат отправлялись на грабежи [41].
      Насколько медленно шла новониколаевская эвакуация, хорошо иллюстрирует тот факт, что последние поезда еще не вышли из города, а первые эшелоны Войска Польского уже достигли узловой станции Тайга! Поляки часто захватывали железнодорожные станции силой, против воли русских командиров. Ими управляли бойцы инженерно-саперного батальона, в первую очередь железнодорожной роты [42]. Согласно указаниям генерала Жанена, V-я стрелковая дивизия должна была защищать /42/
      37. Х. Багинский, указ. соч., стр. 577.
      38. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358; Р. Дыбоски, соч. соч., стр. 152-153; П.П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      39. Х. Багинский, указ. соч., стр. 576; описание эвакуации дивизии и ее технических проблем, см. Дж. Биркенмайер, указ. соч., стр. 33.
      40. С. Богданович, указ. соч., стр. 71.
      41. Там же, стр. 74-75.
      42. Х. Багинский, указ. соч., стр. 577.
      железную дорогу между станциями Новониколаевск и Тайга, а также обеспечивать работу Анжерской и Судженской шахт [43].
      Последние польские эшелоны вышли из Новониколаевска лишь 9 декабря 1919 года, предварительно подавив пробольшевистское восстание колчаковских полков [44].
      Вся Польша — из трех частей — в нищете, но вместе. […] Легионы в Сибири — 5-я Сибирская дивизия. Старая Польша — как до раздела, три части слились в одну. Судьба-злодейка разлучила Польшу, сожгла ее в горниле страдания, [...] но судьба же воссоздала ее [...] в хаосе, в снегах, снова в нищете, голоде [...]. Серые шинели легионеров 5-й дивизии возвращаются [...] по белым дорогам мучений [45].
      Замерзали целые поезда, а их экипажи не только от страха попасть в руках красных, но и перед призраком смерти от голода и мороза, отчаявшихся из-за своего положения, утрачивали человеческие чувства. Руководствуясь лишь инстинктом самосохранения, они были легко способны на жестокость ради спасения собственную жизнь. Нормальным явлением были целые кровавые бои за паровозы и место в вагонах [46].
      Все без сомнения обвиняли во всем этом в первую очередь чехом с их эгоизмом и произволом [47].
      Не будет преувеличением сказать, что пропитаны русской кровью были каждый фунт кофе, каждый кусок хлеба и каждый товар, вывезенный из Сибири в Чехию [48].
      Положение становилось все более и более тяжелым. На плечи дивизии легло двойное бремя: оборона от большевиков и спасение паровозов от замерзания. Холод парализовывал движение. Не намазав лицо, уши и руки соленым салом, нельзя было выйти из вагона. Это никого не смущало. За топливо для локомотивов боролись все, не смотря на сон, еду, отдых и безопасность [49].
      Когда поезд двигался по свободному месту под гору, он сталкивался с предыдущим поездом и разбивал ему 3 или 4 вагона. Если там давили людей, то их бросали в снег. Все более слабый локомотив требовал сокращать состав поезд. Так, с насыпи около 30 крестьян уронили подводу, и она перевернулась, кувыркаясь под причитания женщин, бросивших свои пожитки. Поскольку эта армия ехала с семьями и имуществом, она не могла сопротивляться. День и ночь мимо поездов скользили сани беженцев, но, как и конница, они доходили только до Иркутска, если только не умирали от тифа [50].
      Принимая активное участие в сборе «топлива», нужно было следить за тем, чтобы не ушел собственный эшелон. Один из таких опасных случаев описал офицер-интендант Павел Тышка: /43/
      43. А. Домашевский, соч. соч., стр. 40.
      44. Й. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 5.
      45. В. Гжмелевска, Вильнюс на сибирской тропе, «Сибиряк», № 7 (3) 1935, стр. 27-28.
      46. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 14.
      47. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 107-108.
      48. Ю.В. Войстомский, О польском Сибирском легионе — статьи, Варшава 1937 г., стр. 63 [из:] А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 108.
      49. П.П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      50. А. Масиеса, покойный проф. Михал Станиславский, инженер, «Сибиряк», № 14 (1-2) 1938, стр. 67.
      По необходимости наш поезд встал на мост, предназначенный исключительно для проезда одиночного поезда, без ограждений, как и почти все сибирские мосты. Он был настолько узок, что было трудно перебраться на другую сторону и приходилось держаться за выступающие части вагонов. Мне, как дежурному эшелона, [...] пришлось искать топливо. Пришлось перейти мост. Находясь уже посреди моста [...], я услышал паровозный гудок. […] Поезд тронулся. Меня охватил испуг. Я отпустил железную дверь и во всеоружии, с парой ручных гранат за поясом, инстинктивно схватился за единственную свободную обледенелую доску. Подо мной зияла пропасть […]. Я проверил свою совесть, мысленно попрощался с семьей и помолился, чтобы поезд остановился. Но скорость только нарастала. Я видел, как приближалась американская лора. Мои глаза затуманились, я почувствовал сильный удар в бок и холод снега, в который я упал. Я был уже на другой стороне моста [51].
      Как оказалось, поезду Павла Тышки было приказано уступить место эшелону командира дивизии — полковника К. Румши.
      Среди многих мирных жителей, эвакуировавшихся вместе с дивизией, стоит упомянуть Адольфа Экеша, которого на короткое время завербовал в Войско Польское Владислав Овоц в Елабуге [52]. Он переехал в Новониколаевск, где снял квартиру. Дни он проводил в дивизии, а ночи дома. Там он пробыл недолго, так как его бывший партнер по заводу «Молния», которым он владел, инженер Каплан убедил польское командование, что Экеш будет более полезен как производитель важных для армии гальванических элементов, чем как рядовой солдат. Экеша направили в Томск, где был основан завод «Электрод», на котором работало 200 человек [53].
      В декабре 1919 года, когда большевистские войска стали подходить к Томску, завод был эвакуирован, а за ним последовали эшелоны 5-й дивизии. Одна машина предназначалась для оборудования, другая для сотрудников. К сожалению, завод постигла та же участь, что и дивизию под Клюквенной. Семья Экешов попала в плен. Она вернулась в Томск, где ей предложили перезапустить «Электроду». Предложение действовало недолго, потому что большевики не любили находчивого капиталиста. Осенью 1920 года Экеши начали возвращаться домой. С помощью транспорта в Финляндию, затем на корабле в Щецин, поездом в Ченстохову и далее в свой родной город Львов, они вернулись как раз к Рождеству [54].
      12 декабря 1919 года из Новониколаевска вышли последние арьергардные эшелоны с полковником Румшей, который приказал разрушить мост через р. Обь, как только ее перейдут польские части. Этот приказ не был выполнен из-за протеста русских, желавших сохранить свои войска в тылу врага [55].
      Когда в декабре 1919 года полковник Румша прибыл в Тайгу, он приказал польским солдатам взять станцию под контроль, несмотря на угрозы Колчаковского генерала Пепеляева, эвакуировавшего в это время свою армию из Томска. После этого через город шли только польские поезда, пока арьергард не прошел дальше. Однако это мало помогло, так как почти одни пути остались забиты /44/
      51. П. П. Тышка, указ. соч., стр. 19-20.
      52. З. Лех, Сибирь пахнет Польшей, Варшава 2002, стр. 275-277. О том же самом писал автор цитируемой книги, в статье, опубликованной в «Жизнь Варшавы» (№ 10, 1988 г.), под названием «Неизвестная судьба поляков. Сибирский странник».
      53. Там же, стр. 278.
      54. Там же, стр. 278-280.
      55. А. Домашевский, указ. соч., стр. 40-41.
      ожидавшими отправления русскими эшелонами, а чехи, еще не покинувшие станцию, заблокировали остальные. В результате произошли стычки между подразделениями капитана Веробея на более ранних станциях: Тутальской 19 декабря (где арьергард был атакован регулярной советской 5-й армией) и Литвиново 20 декабря, а также на мосту через Обь, который продержался более трех суток. Атаки большевиков отражались ручными гранатами и огнем из «Познани» [56].
      В непрерывных боях днем и ночью отступали польские части арьергарда. Убежденность в том, что они прикрывали грудью своих братьев и тысячи польских семей в передовых эшелонах, придавала им стойкости, несмотря на декабрьские морозные сибирские ночи [57].
      Еще до того, как арьергард достиг Тайги, он был ослаблен из-за разрушения бронепоезда большевистской артиллерией, которая также повреждила его орудия. В результате дивизия потеряла несколько поездов, следующих за «Познанью». Итоги оказались плачевными, так как солдатам, которые постоянно сражались, негде было отдохнуть, а бои происходили на сорокаградусном морозе [58].
      Обстоятельства гибели бронепоезда были довольно интересными. Когда поезд остановился на станции Тутальская, солдаты Залевский и Томашевский использовали телефон, подключив его к кабелю, свисающему над путями. Неожиданно они включились в сеть Советов и, выдав себя за партизан-большевиков, узнали об окружении противника и готовящемся нападении на станцию Тайга. Сигналом к нападению должны были стать горящие вагоны. Следующей ночью бронепоезд был неожиданно обстрелян и атакован. Хотя трое поляков, в том числе Томашевский, потерявший в бою глаз, сумел подобраться к башне и отразить атаку на орудие гранатами, но воспользоваться им не удалось. Сделав всего один выстрел, она так и не заработала снова из-за повреждения ее большевистским огнем. Штурм был окончательно отбит уже с помощью пулеметов и подоспевшего взвода пехоты [59].
      На следующий день командир «Познани» лейтенант Чарнецкий приказал покинуть поезд и отправиться к находившемуся неподалеку брошенному бронепоезду колчаковцев. Томашевский был отправлен в Тайгу, чтобы сообщить майору Вернеру о планируемом нападении на станцию. На нем в то время находился еще один польский бронепоезд «Варшава». К сожалению, когда он приехал, вагоны уже горели, а штурм начат. В ходе боя Томашевскому удалось вынести тяжело раненного в ногу лейтенанта Чарнецкого с поля боя и отойти от станции на одном из поездов [60].
      Тем временем войска капитана Веробея и капитана Дояна, при постоянных боях, вошли пешком на станцию, где под командованием майора Вернера уже шел бой против большевиков. Запруженная военными транспортами и лишенная воды из-за разрушения водонапорной башни сбежавшими железнодорожниками, станция была не подходящим местом для остановки или обороны [61]. /45/
      56. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578; Я. Скоробогатый-Якубовский, соч. соч., стр. 5; Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      57. Ю. Роговский, История Войска Польского в Сибири, Познань, 1927 г., стр. 42.
      58. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578-579.
      59. В. Томашевский, На линкоре «Познань», «Сибиряк», № 8 (4) 1935 г., стр. 55-56.
      60. Там же, стр. 56-57.
      61. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578-579; Дж. Роговский, соч. соч., стр. 42; Ю. Скоробогатый Якубовский, Тени товарищей по оружию под Тайгой, «Сибиряк», № 8 (4) 1935, стр. 53-54; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 15-16.
      Битва при Тайге 23 декабря 1919 года стала самым крупным и кровопролитным сражением 5-й дивизии в Сибири. Массовые атаки большевиков долгое время отражались пулеметным огнем. Ситуация была безнадежной, пока не была развернута батарея и не был захвачен бронепоезд «Забияка», названный «Познань II» в честь дезертировавших колчаковцев, на котором они и пробирались. Огонь из всех орудий был направлен на наступающие части Красной Армии, а после отхода за станцию развернут боевой порядок. Именно тогда были нанесены наибольшие потери противнику, который надолго перестал беспокоить поляков. Позднее арьергард пешком отступил на станцию Андженка в 30 верстах от Тайги. С этого момента большевики занимали последующие станции только тогда, когда поляки уходили с них [62]. «Еще бы одна такая Тайга, — говорили они, — и мы пошли бы обратно за Иртыш» [63]! Польские потери составили более 100 убитых и несколько сотен раненых [64].
      Битва за Тайгу стала последним боевым эпизодом 5-й Сибирской дивизии и после кровопролитного боя ее бойцы в последний раз собрались в свои боевые «эшелоны» за Рождественским ужином [65].
      Однако не все из них были спокойны. Отдельные эшелоны отбивали атаки противника, несмотря на окончание боя. «Никто не вспомнил про Сочельник» [66]. Кадровый батальон встретил Рождество иначе. Пока арьергард проливал кровь под Тайгой, его бойцы оставались спокойными и невредимыми в своем недогретом эшелоне на станции Итат. Укомплектованный и охраняемый боевыми постами, он оказался счастливой гаванью, минуткой передышки во время святок. К сожалению, немногие поляки смогли провести следующее Рождество на родине. Большинство из них затем пострадало в советских тюрьмах [67].
      Между тем положение польских эшелонов не улучшалось. Остановки на каждой станции, вызванные эвакуацией чехов, нехватка угля для локомотивов, мороз и истощение людей, как солдат, так и гражданских — женщин и детей, постоянная работа по рубке мерзлых дров и тасканию ведер снега, свидетельствовали о надвигающейся катастрофе [68].
      В конце декабря 1919 г. польские транспорты прибыли в Красноярск. В это время в нем уже было у власти новое эсеровское правительство. 24 декабря полковник Чума издал им воззвание, в котором пояснял, что Войско Польское нейтрально по отношению к внутренним делам России, стремится только к эвакуации на Дальний Восток и сражается с большевиками только для самообороны. Багинский утверждает, что: /46/
      62. Х. Багинский, op. соч., стр. 579; Дж. Биркенмайер, указ. соч., стр. 33-34; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 41-43; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Тени сопровождают..., стр. 54; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 110.
      63. Й. Биркенмайер, указ. соч., стр. 34.
      64. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сиберийской…, стр. 6. Полковник Хлусевич приводит гораздо большие потери: 200 чел., а по советским 2000; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 16.
      65. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Тени сопровождают…, стр. 55.
      66. В «Сибиряке» от 1936 г. имеется рассказ под заголовком «Он умер при восходе Вифлеемской звезды» о мемуарах, опубликованных в журнале «Нация и армия» (Варшава, № 36-37 от 27 декабря 1936 г.). В этой информации цитируется фрагмент этих «воспоминаний», в которых Алексей Коваленко говорит и рассказывает о погибшем солдате. Он автор слов «Никто не вспомнил про Сочельник», но я не знаю, кто автор воспоминаний или автор этой информации, так как это не указано.
      67. А. Конопка, Солдатская звезда в Сибири, «Сибиряк», № 3 (3) 1989 г., стр. 8-9.
      68. Х. Багинский, op. соч., стр. 580; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 16-17.
      [...] солдаты, уставшие от постоянных боев [...], успокаивающе действовали на солдат, считая, что бой окончен, что большевики [...] позволят им беспрепятственно двигаться дальше [69].
      Эшелоны 5-й дивизии ждали под Красноярском 3 дня, прежде чем войти в город[70]. Коммунистическая агитация в дивизии усилилась после получения известия о том, что польско-большевистская война «закончена». Все чаще повторялось, что благодаря миру поляки быстрее вернутся через Запад, т.е. через Европейскую Россию, чем через Восток, т.е. через Владивосток [71].
      Польский солдат […] окончательно усомнился в необходимости и благополучном исходе своих боев и лишений. Перед ним были огромные, многотысячные версты пространства, через которые вела единственная искупительная тропа — занятая беспощадным и сильным врагом — чехом. Сзади и вокруг был враг-большевик, [...] была вся огромная Советская Россия. Так что выбора не было [...] Если бы [...] с ним не было жены, [...] матери, [...], старого отца и т. д., он мог бы даже не подумать об этом, он бы вышел из теплого фургона и направился со штыком в руке на восток и на родину... Но он был прикован к фургону своей семьей, а также офицером, который не смог призвать смело вперед за собой солдата, потому что сам трепетал за судьбу своей матери или жены... [72].
      Таково было положение польской дивизии. При подходе к городу регулярной советской армии эсеровские войска разобрали пути перед станциями Мимино и Бугач, находившимися перед городом, и потребовали разоружения заблокированных таким образом 8 поездов, в которых располагался арьергард 5-я дивизии. После ожесточенного, но непродолжительного боя часть бойцов и членов их семей сдались в плен, а остальные, прорвав окружение и Красноярск, уведомили командование о потере эшелонов. Полковник Румша хотел в отместку разбомбить Красноярск и мост на Енисее, но от этого намерения отказались, чтобы спасти оставшиеся поезда [73].
      В окончательном изнеможении дивизия остановилась 7 января 1920 года перед станцией Клюквенная, где чехословаки заморозили 2 латышских эшелона, а на станции стояло еще 19 эшелонов поляков и сербов, так что поляки не могли прорваться [74].
      Создается впечатление, что чехи предопределили истребление польских войск, чтобы спасти себя и свое имущество, и что главной причиной поражения поляков была чешская неискренность [75]. /47/
      69. Х. Багинский, указ. соч., стр. 580-581.
      70. См.: Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского..., стр. 6.
      71. Х. Багинский, указ. соч., стр. 581.
      72. Смолик П., op. соч., стр. 115.
      73. Х. Багинский, указ. соч., стр. 581-582; Дж. Роговский, соч. соч., стр. 44; Ю. Скоробогатый Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского..., стр. 6; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 17.
      74. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 240. Вероломное разоружение 5-й дивизии упоминается Симоноловичем, см. К. Симонолович, Маньчжурский мираж, Варшава, 1932 г., стр. 196. Об издании без сантиментов и замороженных эшелонов см.: Р. Дыбоски, указ соч., стр. 136, 154. Багинский пишет о 19 чешских и латвийских поездах, ср. Х. Багинский, указ. соч., стр. 582. Роговский пишет один раз о 17 поездах, один раз о 19 чешских и сербских поездах, см. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 44, 84; аналогичная информация предоставлена Хлусевич, см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 17-18.
      75. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 43.
      Ввиду вышеизложенного командование решило послать телеграммы генералу Янину и генералу Сырови, чешскому командующему. Они предложили чехам пропустить не менее пяти эшелонов с семьями, больными и ранеными, потому что только в этом случае 5-я дивизия могла продолжать выполнять свой долг арьергарда [76]. Чехословацкая реакция была почти немедленной, но трагичной. Генерал Сырови отказался пропускать эшелоны, заявив, что положение дивизии не опасно. Полковник Румша отозвался о телеграмме отрицательно, хотя ее поддержали представители союзных стран, ехавшие с командованием 5-й дивизии, — французский полковник Любиньяк, английский капитан Мюрэй и консул США мистер Рэй [77].
      Полковник Чума решил отправиться на восток. Солдаты должны были идти пешком, а женщины, дети, боеприпасы и припасы — в санях. 10 января — в день отъезда — все были готовы, в том числе штурмовой батальон, 1-й полк, кавалерийские эскадроны и батареи. Однако реакция генерала Сырового и волнение некоторых солдат и офицеров, не решавшихся идти в поход и опасавшихся за жизнь своих семей, заставили командование направить делегацию в Красную Армию. Предстояло обсудить условия капитуляции [78]. Учитывая критическое положение дивизии, солдаты спокойно приняли возможность советского плена, обескураженные трудностями эвакуации через Восток и подстрекаемые большевистскими агитаторами к скорейшему возвращению в страну [79]. 10 января полковник Чума отдал приказ о капитуляции:
      не имея возможности продвинуться дальше на восток, я начал переговоры с военными представителями и комиссаром Советской России, чтобы обеспечить наилучшие условия жизни для нашей армии и отдельных ее членов. [условия капитуляции - Д.Б.] 1. Вооруженные Силы Польши, сложив оружие, теми же транспортами отправляются обратно в Красноярск; 2. гарантируется личная неприкосновенность членов Войска Польского; 3. продовольствия в эшелонах оставляется на 15 дней; 4. обеспечивается неприкосновенность частной собственности; 5. Более подробные условия будут сообщены после согласования с Красноярским главкомом. [80]
      Советы, конечно, не выполнили эти условия. Солдат и офицеров либо сажали в лагеря, либо отправляли на каторгу, а женщин и детей просто выбрасывали на красноярские мостовые.
      Полковник Чума решил остаться со своими солдатами в советском плену, несмотря на то, что его уговорили бежать и была такая возможность [81]. Генерал Янин считал, что Войско Польское перешло на сторону большевиков «при обстоятельствах [...] необъяснимых», утверждая, что это было результатом медленной организации эвакуации командованием Войска Польского, «убеждая, что, поговорив с большевиками, можно будет попасть на запад» и что польская часть состояла из непроверенных людей с разными политическими /48/
      76. Х. Багинский, указ. соч., стр. 582-584.
      77. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 239.
      78. Х. Багинский, указ. соч., стр. 584-585; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сибирской..., стр. 7; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 18.
      79. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 141-142, 154-155.
      80. Х. Багинский, op. соч., стр. 585-586; П. Смолик, соч. соч., стр. 117-118.
      81. А. Стемпора, Чума Валериан, [в:] Энциклопедия белых пятен, под редакцией А. Винярчика, т. IV, Радом, 2000 г., стр. 205.
      взглядами. Кроме того, он упоминает о недостатке угля и паровозов, а также о большом количестве эшелонов по отношению к численности войск [82].
      Полковник Хлусевич категорически отвергает обвинения в адрес польских командиров. Он утверждает, что Верховное командование прекрасно знало о плохом состоянии войск русского фронта и подготовило план эвакуации, представленный генералу Жанену уже в июне 1919 г. [!], но из-за дороговизны содержания армии в Маньчжурии, где в валюте были только доллары, иены и царские рубли, он был отвергнут. Кроме того, «много времени было потеряно на переговоры с генералом Яниным, который в итоге не утвердил план», а вместо этого отдал приказ подавить большевистские восстания в городах Камень и Урман, а также Кулундских степях [83].
      Сожаление о понесенных потерях, невозможность использовать преимущества польских солдат, невыполнение миссии и отчаяние после невыполнения обещания вернуться в страну с оружием в руках, а также общее убеждение в том, что сроки соглашения не будет выполнены (так и произошло) привели к тому, что многие поляки покончили с собой [84]. Символичной была ситуация, когда после сдачи один из солдат не выдержал и попытался покончить жизнь самоубийством. Его друг, который был разведчиком, взял у него из рук револьвер и сказал, чтобы он не беспокоился, потому что ничего не произошло, что это всего лишь одна неудача, которая не исключает того факта, что Польша уже возродилась [85]. Следует помнить, что под Клюквенной также был захвачен Советами «цвет польской молодежи — разведчики», как писала годы спустя Зофия Лех [86].
      После капитуляции был сформирован ряд мелких частей из добровольцев, в основном солдаты 1-го полка, артиллеристы и кавалеристы. Среди них были больные полковник Румша, майор Диндорф-Анкович и капитан Веробай. Эти отряды прорвались на восток в Иркутск, затем в Харбин и Владивосток. Всего они составляли около 1800 человек [87]. Часть солдат спряталась в сибирских лесах, чтобы продолжить борьбу с большевиками, или прорваться в Польшу, или (просто) выжить. Среди них были, например, Влодзимеж Шольц-Сроковский [88] и Казимеж Фальковский [89]. Майор Вернер и капитан Дояны, притворяясь большевиками, пробрались через Россию на запад и достигли Польши, где присоединились к Войску Польскому [90].
      Вторым путем, которым шли поляки, была Монголия. Это направление выбрали Валериан Куликовский из инженерного батальона [91], Казимеж Гинтовт-Дзевалтовский, вице-президент Польского военного комитета, оставшийся после капитуляции в Сибири заниматься общественной деятельностью среди соотечественников, а когда /49/
      82. Письмо Верховного Главнокомандования Войска Польского генерал-адъютанту Главнокомандующего и Президиума Канцелярии Министерства военных дел, с изложением телеграммы генерала Янина о судьбе 5-й Польской дивизии в Сибирь — 29 февраля 1920 г., Варшава, [в:] Документы и материалы..., изд. В. Гостыньска и др., т. II, стр. 616-617.
      83. Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 14.
      84. Тышка П.П., op. соч., стр. 20.
      85. Дж. Нея, op. соч., стр. 282.
      86. З. Лех, op. соч., стр. 272.
      87. Х. Багинский, op. соч., стр. 586.
      88. А. Кучиньский, [Биографический очерк Влодзимежа Шольце-Сроковского], [в:] А. Кучиньский, Сибирь.., стр. 351-352.
      89. С. Лубодзецкий, С. П. Казимеж Фальковский, «Сибиряк», № 10 (2) 1936, стр. 70-71.
      90. Ю. Скоробогатый-Якубовский, майор Эмиль Вернер, «Сибиряк», № 9 (1) 1936, стр. 20-21.
      91. К. Гижицкий, Через Урянхай и Монголию, Ломянки б.р.в., стр. 47, 119.
      его обнаружила ЧК, он отправился на родину через Монголию [92]. Камиль Гижицкий тоже воевал в Урянхае в составе инженерного батальона. Многие поляки присоединились к антибольшевистским партизанам. Гижицкий объясняет это так: «это позволяло мне беспокоить тыл противника, сражавшегося одновременно на берегах реки Вислы» [93].
      Те, кто остался в поездах, занялись меновой торговлей с сельским населением. Когда крестьяне узнали, что в эшелонах есть поляки, они тут же побежали выторговывать что-нибудь у богатой армии. Таким образом, резервы военного комиссариата быстро истощались. Однако следует подчеркнуть, что большая часть этих припасов была разворована красноармейцами. Другие материалы поляки обменивали на продукты питания. Позже солдат пешком согнали в Красноярск, на т.н. «гауптвахту» [94].
      Следует суммировать все прямые и косвенные причины катастрофы 5-й дивизии: внутренние разногласия в армии, главным образом т. н. пограничный район, споры между различными польскими общинами в Сибири, атмосфера политической неопределенности из-за смены власти в Сибири, отсутствие польского представительства в Межсоюзническом совете во Владивостоке, затягивание ухода Войска Польского из Сибири генералом Жаненом и адмиралом Колчаком, беспощадность генерала Янина, оставившего 5-ю дивизию в арьергарде, военные ошибки польского командования при эвакуации, деятельность агитаторов-коммунистов, беспощадность чехословаков в остановке польских эшелонов, упадок морального и боевого духа и общие сомнения в успехе эвакуации. Все это заставило поляков капитулировать [95].
      Стоит задаться вопросом, была бы судьба дивизии иной, если бы организационные и мобилизационные возможности в Сибири были должным образом использованы. Ведь предполагалось, что будут созданы две дивизии, которые будут самой значительной военной силой у союзников сразу после чехословаков. Чехи, сформировавшие антибольшевистский фронт на Урале, фактически диктовали условия. На них держалась власть белых в Сибири. Когда они ушли с фронта, он рухнул. Шольце-Сроковский считал, что «результат действий этих 3-х дивизий — Чешское государство в сегодняшних границах» (т.е. с 1918-1938 гг.), но не хотел фантазировать, какое влияние на польско-большевистскую войну и Уральский фронт оказало бы появление двух польских дивизий на Урале в 1918 году [96]. Ссылаясь на это рассуждение, он ясно указал свои причины, когда написал:
      главная причина заключалась в том, что некоторые группы [поляков] недооценивали необходимость формирования национальной армии в любой возможный момент, независимо от теоретических невозможностей и политических условий. Это было связано не с отсутствием патриотических чувств у этих масс, а с неоправданным страхом перед тем, что эта армия может быть использована в качестве орудия чужих интересов. Только когда стало ясно, что горстка легионов способна восстать против всей мощи Центральных держав, была оценена ценность обладания пусть даже самой малой, но собственной военной силой [97]. /50/
      92. М. Поз, поздн. Казимеж Гинтовт-Дзевалтовский, «Сибиряк», № 12 (4) 1936, стр. 76.
      93. К. Гижицкий, указ. соч., стр. 34. Поляков тогда называли «маленькими Лаврентиями», см. В. Михаловский, Завещание барона, Варшава, 1972 г., стр. 104.
      94. П. П. Тышка, op. соч., стр. 21.
      95. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 87.
      96. В. Шольце-Сроковский, Генезис Войска Польского в Сибири, «Сибиряк», № 9 (1) 1936 г., стр. 9.
      97. Там же, стр. 10.
      Капитан Мурри [Мюрэй], которого цитирует полковник Хлусевич в статье, озаглавленной В защиту чести воинов 5-й Сибирской дивизии, дает такую моральную оценку дивизии: «Красноярск и Клюквенная — черные пятна, свидетельствующие против всех, но не против поляков» [98]. Ян Роговский, с другой стороны, подчеркивает, что «Клюквенная была не позором, а несчастьем». Это важное утверждение, потому что в Сибири, которая была «краем мук и страданий», краем несчастливым для польского солдата, они могли сказать о себе, что «шли по старому следу наших отцов, шли по крови наших отцов на свободу». Многие из них не дошли до нее [99].
      В Харбине полковник Румша организовал польский комиссариат сборный пункт. Из числа уцелевших воинов он начал формировать новые отряды. Майор Хлусевич принял на себя командование штабом, 1-й батальон 1-го полка возглавил капитан Веробей, артиллерией командовал майор Юркевич, кавалерией — майор Езерский, а офицерским легионом — майор Диндорф-Анкович. Полковник Румша также отправился в Шанхай, куда прибыла направленная для польской армии в Сибири польская военная миссия в лице генерала Барановского и г-на Тарговского. Румша передал командование в руки генерала Барановского, который немедленно начал формировать штаб, начальником которого назначил подполковника Скоробогатого. В Красноярский лагерь также были отправлены эмиссары для информирования заключенных о прибытии миссии и планах эвакуации [100].
      С помощью французской миссии остатки 5-й дивизии получили из Англии старый корабль «Ярослав», использовавшийся для перевозки грузов или китайских рабочих. Раньше он принадлежал русскому «Добровольческому флоту», отсюда и его русское название. Он мог вместить не более 500 человек, но в него было загружено 1500 поляков. Корабль вошел в Дайрен и ушел с польскими солдатами 15 апреля 1920 г. в составе конвоя английских и японских военных кораблей. Поляков (в том числе гражданских) перевезли из Харбина в Дайрен на 4 эшелонах. В Харбине остался единственный сборный пункт для беженцев из Клюквенной и Красноярского лагеря [101]. По приглашению японских генералов 60 польских офицеров вместе с японскими офицерами посетили крепость Порт-Артур и Военный музей, а также участвовали в торжественном ужине с ее командиром генералом Хацибаном [102].
      Корабль был тесным, слишком маленьким для такого количества людей на нижней палубе. Духота, вызванная отсутствием вентиляции и плохими санитарными условиями, сопровождала поляков на протяжении всего пути. Каюты вообще не были обставлены. Вместо кроватей или нары были деревянные ящики, т.н. «гробы». Были посещены последовательно порты: Нагасаки, где предпринимались попытки наладить «вентиляцию», если это можно так назвать, но безуспешно; Гонконг, где китайские /51/
      98. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 19.
      99. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 92.
      100. Х. Багинский, указ. соч., стр. 587-588; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 47-48.
      101. Х. Багинский, указ. соч., стр. 588-589; П. Смолик, указ. соч., стр. 129, 134. К. Чапло, Исторический очерк истории V-й Сибирской, ее воссоздание в возрожденной Польше как Сибирской бригады и обстоятельства военной деятельности майора Яна Чапло и его смерти на 14 августа 1920 г., «Сибиряк», № 6(1) 1991 г., стр. 37. На этом корабле было развернуто польское знамя. Вероятно, это был первый польский «флаг», развевавшийся над волнами далекого океана. — см. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 48.
      102. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 241; см. Х. Багинский, указ. соч., стр. 589.
      рабочие произвели необходимые доработки; затем двухдневная остановка в Сингапуре и 24-часовая остановка в Коломбо, Цейлон [103].
      3 мая в Гонконге отметили День Конституции. В храме прошла торжественная служба. Офицерский хор пел песни. Проповедь читал о. Тартыло, тот самый, который организовал комитет в Уфе и все это время служил военным капелланом. Праздник Богоматери Ченстоховской также отмечался очень торжественно, но уже на корабле, который был украшен фонарями белого и пурпурного цветов и, в том числе, польским флагом на мачте [104]. Во время поездки было получено телеграфное сообщение о захвате Киева польской армией, что также стало поводом для большого торжества [105].
      На […] корабле этой плавучей маленькой Польши происходило в основном то, что обычно бывает в Польше… Много ссор, много зависти, еще более нелепой гордыни, эгоизма и желания пользоваться только своей силой и якобы превосходством, которое, к тому же, явилось результатом […] совпадения, дающего силу определенным индивидам и власть над этим небольшим бродячим сообществом. Это сообщество сразу же разделилось [...] на четыре мира, совершенно чуждых и [...] даже враждебных друг другу, живущих каждый отдельной жизнью [...]. Этими четырьмя мирами были: штаб, серая толпа польских офицеров, «гражданская шайка» (!) с семьями и солдатский мир. Не было никого, кто мог бы примирить эти миры и создать «модус вивенди» [106].
      По словам П. Смолика, на корабле, на котором плыли поляки, было два мира — английские хозяева, т. е. корабельные офицеры, и солдаты 5-й дивизии, возвращавшиеся на родину. Здесь следует привести пример поведения англичан по отношению к полякам, неискушенным в морских путешествиях и жарких странах. При приближении к Адену пассажиров стал мучить высокий зной, и однажды англичане пропустили выдачу воды полякам. Из-за неосторожности польских командиров, не позаботившихся о снабжении водой или другими напитками, люди были вынуждены пользоваться английским буфетом, где корабельная администрация зарабатывала большие деньги на холодном пиве или виски с содовой, устанавливая очень высокие цены. Поляки, напротив, всегда стояли толпами в очереди, часто расплачиваясь последними деньгами за минутку освежения. В худшем положении оказались те пассажиры, которые не могли позволить себе такую «роскошь» [107].
      Генерал Барановский считался худшим злоумышленником из этого польского «мира», то есть, из штабных офицеров. Такие офицеры считали себя выше других благодаря своему званию, не имея никакого понимания других пассажиров корабля. Сами они занимали самые комфортабельные каюты на палубе корабля, а другим приходилось ютиться под палубой. Многие из них были холостяками и свободно пользовались для своих утех первым классом. Известна позорная история, когда польские офицеры пытались заставить женщин подписать заявления о том, что они удовлетворены условиями на борту, угрожая выбросить их в ближайшем порту в случае отказа [108].
      103. Смолик П., указ. соч., стр. 135-148.
      104. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 49-50.
      105. Х. Багинский, указ. соч., стр. 590.
      106. Смолик П., указ. соч., стр. 149.
      107. Там же, стр. 156-157.
      108. Там же, стр. 150.
      И в отношении кают, и питания на корабле существовала какая-то средневековая жестокая кастовая система, которая разделяла эту маленькую польскую общину на враждебные лагеря [109].
      Первый класс занимал уже описанный персонал, к которому относились на равных с хозяевами корабля — английскими офицерами. Второй класс занимала группа старших офицеров с семьями, а также несколько врачей, тоже с семьями. Третьим классом (если так можно назвать эти скудные условия) была офицерская коллегия для низших офицеров и членов их семей. Четвертый класс (!) составляли бывшие солдаты и женщины с детьми, не имевшие права ни на один из высших классов. Пятый класс (!!!) составляла так называемым «гражданская шайка», почти голодающая на протяжении всего пути [110].
      На корабле была организована школа для детей. Ею руководил профессора Здек, Голуб, Мазур и доктор Орловский. К сожалению, из-за плохих санитарных условий и плохого питания многие дети заболели. Многие из них погибли, особенно самые молодые. Наиболее опасной была корь, перешедшая в эпидемию, но все же положение удалось удержать под контролем. Была организована «медицинская служба» под руководством доктора Орловского. Во многом благодаря ему состояние здоровья пассажиров «Ярослава» после прибытия на родину было на удивление хорошим [111].
      Так же, как и в Сибири, на корабле поляков поддерживал мистер Конвис с YMCA:
      чрезвычайно услужливый и активный опекун и друг польского солдата. Этот человек умел выполнять свою гуманитарную миссию удивительно мягко и просто, при этом всегда оставаясь в тени […]. Только благодаря его услужливости почти тысяча польских солдат на корабле имели отличные сигареты, табак, консервированную сгущенку, шоколад, бумагу и карандаши за бесценок на протяжении всего тяжелого пути [...]. Он также служил […] переводчиком и посредником в переговорах […] [112].
      Находясь в Порт-Саиде, поляки узнали, что польско-большевистский фронт рушится под напором Советов, и офицеры немедленно пошли добровольцами на действительную службу в Войско Польское, чтобы иметь возможность сражаться за свою родину [113]. С этого момента путешествие по Средиземному морю, Гибралтару и Атлантике пошло быстрее. 23 июня «Ярослав» находился в порту Шернес в устье Темзы, откуда вышел через Датские проливы в Балтийское море [114].
      1 июля 1920 г. [115] в Гданьск прибыли 120 офицеров, 800 рядовых и горстка гражданских [116]. Вскоре из них был сформирован кадровый батальон
      109. Там же, стр. 151.
      110. Там же, стр. 151.
      111. Там же, стр. 157.
      112. Там же, стр. 158.
      113. Х. Багинский, op. соч., стр. 591.
      114. П. Смолик, op. соч., стр. 160.
      115. П. Смолик называет неправильную дату прибытия «Ярослава» в Гданьск — 11 июля 1920 г., см. П. Смолик, соч. соч., стр. 160.
      116. Норман Дэвис говорит про 10 000 солдат, вернувшихся под командованием полковника Румши, но из других источников видно, что это число не соответствует действительности, см. N. Davies, Белый Орел, Красная Звезда. Польско-советская война 1919-1920 гг., Краков 2000 г., стр. 38. Реальное число – это упомянутые 920 солдат. См.
      под командованием майора Яна Чапло и Офицерский легион майора Францишека Диндорф-Анковича [117]. За полгода до того в Польшу прибыл отряд из Мурманска, формально принадлежавший 5-й стрелковой дивизии, в составе 400 солдат и медведя Башки [118]. Сибиряков сильно разочаровал вид немецкого Данцига, с немецким языком и немецким флагом. Лишь известие о разрешении полковнику Румше сформировать Сибирскую бригаду на польской земле вызвало радость на лицах солдат [119].
      Новички были сгруппированы в Группу (она же Офицерская Легия) в Хелмно (батальон капитана Веробеи) в Померании, а мирных жителей отправили в Варшаву. Батальон вскоре отправился в районы проведения плебисцита в Вармии и Мазуре для защиты тамошнего населения. 12 июня в Группу прибыл полковник Румша, чтобы отдать приказ о создании бригады, основу которой должны были составить сибиряки. 1-й полк должен был быть сформирован в Торуни, 2-й полк — в Грудзёндзе, где также был организован штаб бригады с подполковником Скоробогатым-Якубовским, капитаном Прухницким, капитаном В. Кухаржевским и лейтенантом Рыбоцким [120].
      В конце июля к бригаде присоединились 500 добровольцев, «в основном студенты средних учебных заведений и различных организаций и объединений, таких как […] гребное общество из Калиша» [121]. Также присоединились поляки — американские граждане из армии генерала Галлера. Их тренировали без оружия и обмундирования, потому что бригада их не получила. Только после перевода в Скерневице 3 августа 1920 года ей выдали минимальное обмундирование и вооружение. 8 августа бригаду снова перебросили, на этот раз в Зегже, где она была включена в состав 5-й армии генерала Сикорского [122].
      Сибирская бригада, отправлявшаяся на фронт, была очень плохо вооружена. Она представляла собой трагическое зрелище, больше похожее на собрание случайных людей, и задачи, которые перед ней ставились, были непростыми. Совместно с 5-й армией она должна была нанести контрудар из Модлина на Новый Място и Насельск. Свой первый бой она провела 14 августа под Боркувом и Завадами. Плохо обученные добровольцы отступили под атаками большевиков, но после нескольких контратак поляки заставили советскую армию отступить. К сожалению, они заплатили за это потерей нескольких сотен бойцов! В конечном итоге бригада выполнила свою задачу, прорвав фронт на линии Варшава — Модлин [123].
      Сибиряки в Борковской битве дали первый бой на своей родине, они прошли многие тысячи километров через тайгу Сибири, Маньчжурию и океаны до
      М. Вжосек, Польские военные действия во время Первой мировой войны 1914-1918 гг., Варшава, 1990 г., стр. 457.
      117. К. Чапло, указ. соч., стр. 37.
      118. Э. Козловски, М. Вжосек, История польского оружия 1794-1939 гг., Варшава, 1984 г., стр. 498.
      119. Х. Багинский, указ. соч., стр. 591-592; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 51.
      120. Х. Багинский, указ. соч., стр. 592-593; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 53; Ю. Кулак, биография Уланского, «Сибиряк», № 5 (2) 1990 г., стр. 30.
      121. Х. Багинский, указ. соч., стр. 593.
      122. Х. Багинский, указ. соч., стр. 593-594; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 53-54; К. Чапло, указ. соч., стр. 37.
      123. Х. Багинский, указ. соч., стр. 594-595; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 54-55; Б. Скарадзинский, Польские годы 1919-1920, т. 2. Суд Божий 1920, Варшава 1995, стр. 234.
      отдайте дань кровью в защиту любимой и такой далекой родины. Добровольцы, призванные в полк за несколько дней до боя, даже стрелять не могли. Показывая пример, старый солдат бригады шел вперед, принимая всю тяжесть борьбы на себя, сражался и погиб. Волонтер с энтузиазмом, отвагой и самоотверженностью соревновался со старым сибирским солдатом [124].
      Следуя за противником, сибиряки использовали старый метод быстрого марша и частого беспокойства противника атаками. Следующие бои бригада вела под Прусяновцами, Щекоцинами и Чарноставом. В этих боях среди прочих погибли сибирские ветераны майор Вернер, майор Чапло, младший лейтенант Милковский. 19 августа 1-й полк достиг Макова. Бригаде приказано атаковать в направлении Пшасныша и Чорзеля, которые она захватила после боя 22 августа. Окруженная польской армией, 4-я советская армия атаковала укрепленные позиции бригады. После долгих боев советские войска разбили бригаду, но остатки 4-й армии были либо интернированы в Восточной Пруссии, либо разбиты 14-й и 15-й польскими дивизиями [125].
      Тех, кто погиб на поле боя, родственники увезли для захоронения по месту жительства, остальных похоронили в братской могиле на кладбище в Чекшине [126]. Бригада с потерями, достигающими 50% личного состава, была отведена в Зегже, куда прибыла 4 сентября. Многие солдаты получили кресты «Виртути Милитари» и «Крест Доблести» за большевистскую кампанию. После пополнения из демобилизованной прусской армии бригада снова отправилась на фронт в Граево, где присоединилась к армии, наступавшей на Гродно. Позже бригада была в резерве армии в районе Августовского канала, а позже в Гродно. После заключения мира она была выведена в Поморье, преобразована в дивизию и получила название «Сибирь» [127]. Боевые действия Сибирской бригады в битве под Варшавой были своеобразным катарсисом. «Блестящая победа 1920 года означала, что Сибирь навсегда перестала быть для нас страной ссылки — местом нищеты, нищеты, жестоких преследований» [128].
      Кроме «Ярослава» в Польшу прибыл второй корабль с выжившими бойцами 5-й дивизии и польскими беженцами из Сибири и Дальнего Востока — «Воронеж». Среди прочих, на нем был и Кароль Залески, соучредитель польского скаутского движения в Сибири. После капитуляции он пробрался через Никольск-Уссурийский во Владивосток, где из солдат, как и он, избежавших советского плена, был сформирован Владивостокский батальон 5-й дивизии. 19 июня 1920 г. он отплыл на японском пароходе «Нейсе Мару» в порт Цуруга, где был перегружен на старое русское судно «Воронеж», реквизированное англичанами у царского флота. 3 июля 1920 г. около полутысячи польских солдат с семьями и тысяча латышских солдат с семьями, также находившихся на «Воронеже», отправились в круиз домой. Он продолжался три месяца, и 29 сентября 1920 г. судно пришвартовалось в Гданьске [129].
      Здесь стоит привести слова Кароля Залески, которыми он прощался с латышами в Гданьске, и которые прекрасно выражают суть и подчеркивают ценность этого похода:
      124. К. Чапло, указ. соч., стр. 40.
      125. Х. Багинский, указ. соч., стр. 595-597.
      126. К. Чапло, указ. соч., стр. 41.
      127. Х. Багинский, указ. соч., стр. 597-598.
      128. А. Ануш, Роль сибиряка в польском обществе, «Сибиряк», № 1 (1) 1934 г., стр. 26.
      129. З. Лех, указ. соч., стр. 272.
      Латвийские братья! Пришло время нам попрощаться. Промысел Божий распорядился, чтобы мы вместе совершили этот долгий путь — этот путь, который был вожделенной мечтой для каждого из нас. Завершился путь, которого мы ждали годами, часто разбредаясь и скитаясь по огромной Российской империи. Наш поход от берегов Тихого океана к цели нашего путешествия к нашему Балтийскому морю навсегда останется самым дорогим воспоминанием для каждого из нас. Наши души сегодня горят радостью и энтузиазмом. Наши земли вышли из-под длительного ига рабства и дышат своей, независимой государственной жизнью [130].
      130. К. Залески, указ. соч., с. 272, 274.
      Zesłaniec. №52. 2012. С. 37-36: http://zeslaniec.pl/51/Bienias.pdf
    • Кодин Е.В., Родионов И.И. Польские военнопленные в лагерях Центральной России, 1919—1921 гг. // Вопросы истории. №12 (4). 2022. С. 162-180.
      Автор: Военкомуезд
      Е.В. Кодин, И.И. Родионов
      Польские военнопленные в лагерях Центральной России, 1919—1921 гг.
      Аннотация. В статье представлены основные аспекты условий пребывания польских военнопленных (польско-советская война) в лагерях Центральной России в 1919—1921 гг. Материально-бытовые условия, медицинское обслуживание, питание в концлагерях и в специально создаваемых лагерях военнопленных соответствовали международным стандартам и соглашениям. Польских военнопленных, как и пленных красноармейцев в Польше, использовали на принудительных работах. Труд польских пленных оплачивался по тем же нормам, что и для местного населения. Репатриация польских военнопленных была осуществлена в кратчайшие сроки после подписания соответствующего межгосударственного соглашения: в течение марта-октября 1921 г.
      Ключевые слова: польско-советская война, польские военнопленные, концентрационные лагеря, лагеря военнопленных, репатриация.
      Кодин Евгений Владимирович — доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России Смоленского государственного университета; Родионов Иван Игоревич — аспирант кафедры истории России факультета истории и права Смоленского государственного университета.
      Проблема военнопленных польско-советской войны остается одним из самых дискуссионных вопросов в современной российско-польской историографии. За последнее десятилетие по данной теме издано немало работ как в Польше, так и в России [1]. Особое место /162/ занимают совместные публикации историков двух стран [2]. При этом основное внимание в указанных и других исследованиях уделяется трагическим судьбам красноармейцев в польском плену [3]. Однако не менее важным в рамках означенной проблематики является, с нашей точки зрения, и исследование положения польских военнопленных в лагерях советской России.
      Первым среди российских специалистов проблемой польских военнопленных в советском плену стал заниматься И. И. Костюшко [4]. Затем в исследовательское поле попала тема польских военнопленных в Сибири [5], а также механизмы взаимодействия различных советских ведомств по вопросам польских военнопленных [6] и деятельность отдельных концентрационных лагерей для польских военнопленных [7]. История советских концентрационных лагерей, в которых находились польские военнопленные, затрагивается в трудах некоторых российских исследователей. Так в сфере научных интересов А.Ф. Гавриленкова — история Рославльского концентрационного лагеря Смоленской области [8]. М. Д. Хейсин и Н.В. Нестеров рассматривают смоленские губернские концлагеря в рамках советской пенитенциарной системы [9]. Региональные исследователи (например: В.В. Крашенинников — Брянск; Ю.Ф. Смирнов — Тула) рассматривают тему польских военнопленных в контексте истории функционирования концентрационных лагерей в отдельных губерниях советской России [10]. Непосредственно проблематика положения польских военнопленных в лагерях Центральной России разрабатывается в рамках отдельного исследовательского проекта «Польские военнопленные в лагерях Центральной России, 1919—1922 гг.» [11]
      Документы по теме исследования с разной степенью информативности имеются как в региональных, так и в федеральных архивах. В Государственном архиве Смоленской области материалы по теме сосредоточены в основном в фонде Р-136 «Смоленский концентрационный лагерь»; в Государственном архиве новейшей истории Смоленской области — в фонде Р-3 «Смоленский губернский комитет (Губком) ВКП(б)», а также в архивном отделе Рославльского района Смоленской области в фонде 338 «Рославльский концентрационный лагерь». Характер документов — материалы о создании и закрытии лагерей, списки польских военнопленных, приказы по лагерям, циркуляры и инструкции, книги учета, наряды на работу, переписка с головными и местными учреждениями, отчеты, документы по репатриации и другие.
      В целом в такой же структурной наполняемости представлены материалы о лагерях с польскими военнопленными в других региональных архивах: в фонде Р-2376 «Брянский губернский концентрационный лагерь» Государственного архива Брянской области по Брянскому концентрационному лагерю и Бежицкому лагерю; в фондах Р-1716 «Орловский концентрационный лагерь», Р-1162 «Отдел Управления исполкома Орловского губернского совета» и Р-1196 «Мценский лагерь военнопленных» Государственного архива Орловской области, в фондах Р-967 «Концентрационный лагерь Калужского губернского Управления местами заключения» и Р-1962 «Концлагерь принудительных работ Тулгорсовета» Государственного архива Тульской области. /163/ В Государственном архиве Российской Федерации наряду с общероссийского уровня установочными документами по функционированию лагерей с польскими военнопленными выявлены материалы по отдельным московским лагерям, особенно в фонде № 393, опись 89 «Главное управление принудительных работ», где содержатся материалы об организации лагерей в Москве: Ново-Песковского, Ново-Спасского, Покровского, Андроньевского, Кожуховского, Владыкинского.
      Основной объем документов центрального уровня по теме польских военнопленных хранится в двух федеральных архивах: Государственном архиве Российской Федерации (фонд № 393, опись 89 «Главное управление принудительных работ» (особый интерес представляет переписка с губернскими ведомствами); фонд № 3333 «Центральное управление по эвакуации населения (Центроэвак)», в котором содержится переписка с другими ведомствами, статистические данные о количестве перевозимых польских военнопленных и др. и в Российском государственном архиве социально-политической истории (фонд № 63 «Польское бюро ЦК РКП(б)», в первую очередь, отчеты политинструкторов с информацией о лагерях и их место нахождении).
      В Российском государственном военном архиве в фонде 104 «Управление армий Западного фронта» в значительном объеме представлены сводки по количеству пленных польской армии в 1919—1920 гг.
      Структурно архивные материалы по всем выявленным на данном этапе работы лагерям центральных губерний России (Смоленская, Брянская, Орловская, Калужская, Тульская, Московская) в целом совпадают: это решения о создании и закрытии лагерей по завершении репатриации, движение контингента, характеристика материальной базы, обеспечение военнопленных питанием, обмундированием, постельными принадлежностями, санитарное и медицинское обслуживание, трудовое использование, агитационно-пропагандистская работа, репатриация. Даже с учетом разной степени информативной наполняемости фондов архивов это позволяет в достаточно полной мере описать положение польских военнопленных в лагерях центральной России.
      Пленение. Этапирование в лагеря. 12 декабря 1918 г. войска советской Западной армии получили приказ о занятии территорий до линии Поневеж — Вильно — Лида — Барановичи — Пинск, которые покидали немецкие войска и на которые претендовала Польша. 13 февраля 1919 г. в окрестностях Барановичей произошло столкновение польских и советских войск, что расценивается многими историками как начало польско-советской войны. Первым знаковым моментом стало занятие польскими войсками 19 апреля 1919 г. Вильно. В августе 1919 г. польская армия заняла Минск и вышла на линию Березины [12].
      Первые документы, относящиеся к попавшим в плен польским солдатам, датируются весной 1919 г., когда боевые действия между польской и Красной армиями в Белоруссии и в районе Вильно приняли постоянный характер. Сводки Западного фронта (оперативного управления штаба, полевого штаба) показывают, что в начале 1919 г. приток военнопленных был незначительный, но к ноябрю он увели-/164/-чился в десять раз, а в конце года снова пошел на спад. Всего на Западном фронте за период с февраля по декабрь 1919 г. в плен попали 1431 военнослужащих польской армии. По данным И. И. Костюшко, всего за 1919 г. было пленено около 1,5—2,0 тыс. польских солдат и офицеров [13]. С 1 января до середины октября 1920 г. на Западном фронте было захвачено в плен, по разным сведениям, от 12,4 до почти 20 тыс. чел., войсками Юго-Западного фронта «на польском фронте» еще более — 12 тыс. человек [14]. В документах также отмечалось, что число военнопленным польских легионеров увеличивалось в связи с частыми добровольными перебежками [15].
      Содержание на фронте все возраставшего количества польских пленных становилось обременительным для Красной армии. В связи с этим приказом Реввоенсовета республики и Народного комиссариата внутренних дел от 17 февраля 1920 г. № 278 при Реввоенсоветах армии для приема и направления военнопленных и перебежчиков организовывалась особая комиссия из представителей Центроэвака и отдела принудительных работ НКВД [16].
      23 июля 1920 г. на совместном совещании по польским пленным представителями военного ведомства, особого отдела ВЧК, НКВД, Главного управления принудительных работ (ГУПР), Польского бюро ЦК РКП(б) было предложено направлять польских военнопленных в лагеря Центральной России с сосредоточением их в отдельных лагерях численностью не свыше 300 чел. в каждом [17]. 7 сентября 1920 г. на заседании межведомственной комиссии (присутствовали представители Польского бюро ЦК РКП(б), ГУПР, Центроэвака, Польского отдела Политического управления Реввоенсовета (ПУР), Еврейской секции ЦК РКП(б), особого отдела ВЧК) было решено не размещать военнопленных поляков в местностях, где не было каких-либо предприятий или фабрик. Там же было поручено Польбюро ЦК РКП(б) делегировать своих представителей в Центроэвак и ГУПР для помощи в работе и наблюдения за передвижением и снабжением военнопленных поляков. Отдельно ставился вопрос о ведении учета и централизации при ГУПР статистики по движению и положении? польских пленных [18]. В докладе Политического управления Реввоенсовета (ПУР) от 11 сентября 1920 г. требовалось максимально сократить сроки пребывания пленных в прифронтовой полосе, производить регистрацию пленных особым отделом незамедлительно и сразу направлять в отведенные для них лагеря, где, в соответствии с письмом секретаря Польского бюро ЦК РКП(б) от 18 сентября 1920 г. в особый отдел Западного фронта, и должна была решаться их дальнейшая судьба [19].
      Сеть лагерей для польских военнопленных. Первые партии пленных поляков размещались в уже существовавших к тому времени концентрационных лагерях, а затем также и в специально создаваемых лагерях для военнопленных. Первые концентрационные лагеря были созданы в Москве и Петрограде на основе постановления президиума Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) от 15 апреля 1919 г. об организации лагерей принудительных работ (концлагерей) [20]. В губерниях это будет сделано несколько позже. Для Управления лагерями при НКВД по соглашению с ВЧК в середине /165/ 1919 г. было образовано Центральное управление лагерями (ЦУЛ), которое в 1920 г. было переименовано в Главное управление принудительных работ (ГУПP). Оно ведало созданием и обеспечением работы лагерей и распределительных пунктов. В мае 1919 г. был подготовлен проект инструкции о лагерях. Центральное управление лагерей в августе 1919 г. приступило к разработке единой нормативной базы деятельности лагерей.
      В губерниях созданием концлагерей должны были заниматься губернские чрезвычайные комиссии с последующей передачей их в подчинение отделам управления губернских исполнительных комитетов. В циркулярной записке от 30 мая 1919 г. местным губчека и отделам управления предписывалось на основании постановления ВЦИК от 15 апреля 1919 г. немедленно приступить к устройству лагерей и открыть их не позже 20 мая с возможностью размещения не менее чем 300 человек. Лагеря предлагалось, по возможности, устраивать в черте города. Средства на оборудование лагерей должны были выделяться по линии Центрального управления лагерей [21].
      В реальности эти жесткие сроки нигде не выдерживались. Так, например, концентрационные лагеря в Смоленской, Калужской, Тамбовской, Ярославской, Костромской, Рязанской, Тверской, Тульской губерниях создавались губернскими чрезвычайными комиссиями в период с мая по декабрь 1919 года. В Брянской и Орловской губерниях концентрационные лагеря формировались вплоть до середины 1920 года.
      Увеличение числа польских военнопленных привело к тому, что в конце 1920 г. — начале 1921 г. стали создаваться специализированные лагеря, которые предназначались только для польских военнопленных. В целом их можно условно разделить на три типа: лагеря и рабочие группы, в которых содержались исключительно военнопленные поляки; лагеря со смешанным составом, в которых были и заключенные, но преобладали польские военнопленные; лагеря, в которых военнопленные польской армии составляли меньшую часть общего контингента.
      Большинство концентрационных лагерей Центральной России в 1919 — начале 1920 г. являлись лагерями смешанного типа — одновременно и лагерем для военнопленных, и лагерем принудительных работ, и концентрационным лагерем. Лагеря же военнопленных в большинстве своем предназначались только для пленных. Так, в Смоленской губернии действовало три учреждения: два концентрационных лагеря: один — в губернском центре, второй — в уездном городе Рославле, и один лагерь военнопленных — в Смоленске. В Брянской губернии было два лагеря: Брянский концлагерь и Бежицкий лагерь военнопленных. В Орловской губернии также было два: концлагерь и лагерь военнопленных. В Калуге действовал один концлагерь, в котором и содержали пленных польской армии. В Тульской губернии действовало четыре лагеря, в двух из которых содержались польские военнопленные: в лагерях № 2 и 4. В Москве находилось девять лагерей — разных по типу и по составу контингента. Из исследованных 15 лагерей чуть более половины ведут свою историю с 1919 г., при-/166/-чем большая часть из них находилась в Москве, а 46% были открыты в 1920 году.
      Первое время (апрель-июль 1920 г.) польские военнопленные содержались при концентрационных лагерях. Затем для их размещения стали подбираться отдельные помещения, на базе которых формировались самостоятельные лагеря военнопленных. Так, например, военнопленные поляки поступили в Брянский концлагерь 21 июля 1920 г. с Западного и Юго-Западного фронтов в количестве 490 чел. (21 офицер и 469 рядовых) [22]. В докладе от 19 октября 1920 г. указывалось, что помещения Брянского концлагеря были заполнены, и подотдел принудительных работ принял меры для поиска подходящего помещения для организации отдельного лагеря. С этой целью в Брянске была организована комиссия, которая выбрала под лагерь помещения в Бежице вместимостью 350 человек [23]. Согласно приказу местного подотдела принудительных работ от 20 декабря 1920 г., Бежицкий лагерь военнопленных стал функционировать независимо от Брянского концлагеря.
      В Орловской губернии военнопленные поляки находились в двух лагерях из пяти имевшихся: в Орловском концлагере (лагерь № 1) и в лагере военнопленных (лагерь № 2). Первый был организован в феврале 1920 г. в центральном рабочем доме и управлялся самостоятельно. В нем имелось три кирпичных двухэтажных здания, из которых два использовались для содержания заключенных и пленных и одно было отведено под больницу [24].
      В Смоленске концлагерь был образован 1 августа 1919 г. и размещался в зданиях бывшего Авраамиевского мужского монастыря. Польские военнопленные располагались в отдельных корпусах концлагеря. Смоленский лагерь военнопленных размещался в Гусаровских казармах. В 1919 г. эти здания находились в подчинении Смоленского губпленбежа [25], а отвечали за военнопленных в лагере местный военный комиссар и особый отдел Западного фронта [26]. В начале февраля 1920г. казармы перешли в ведение 16-й армии Западного фронта [27], а 19 ноября 1920 г. лагерь был передан в ведение Смоленского подотдела принудительных работ [28]:
      Калужский концентрационный лагерь начал функционировать с 24 июля 1919 года [29]. В Тульской губернии концлагерь № 1 был фактически открыт 23 сентября 1919 году. Под него было отведено 11 бараков губернской военно-инженерной дистанции [30]. 14 марта 1920 г. в помещениях Воронежских казарм был открыт новый лагерь (№ 2) на 800 человек [31]. 27 мая 1920 г. из Тулы сообщали в ЦУЛ, что в связи с прибывшими военнопленными в середине мая был открыт третий концлагерь, и шли приготовления для открытия лагеря № 4 [32], который фактически начнет функционировать с 15 июня 1920 года [33]. В отчете тульского подотдела принудительных работ за декабрь 1920 г. сообщалось о том, что польские военнопленные-солдаты содержались с русским военнопленными-офицерами в лагере № 4, а польские военнопленные-офицеры содержались с русскими пленными в лагере 2 [34].
      По состоянию на 25 июня 1919 г., в пределах Москвы действовало четыре лагеря: Ново-Песковский распределитель — на 450 чел., По-/167/-кровский — на 700, Андроньевский — на 750, Кожуховский распределительный пункт № 13 — на 2500 человек [35].
      Ново-Песковский концлагерь был организован 5 мая 1919 года [36]. Покровский концлагерь, один из самых больших московских концлагерей, начал свою деятельность 12 апреля 1919 г. [37] и снимал бывший особняк Морозовых (дома 1—3 и строение 3 по Большому Трехсвятительскому переулку). Андрониковский (Андроньевский) концлагерь располагался на территории Андроникова монастыря, он был открыт 15 июня 1919 года [38]. Владыкинский концлагерь был открыт 18—19 октября 1919 г. рядом со станцией Владыкино окружной железной дороги. Лагерь расположился в районе бывшей суконной фабрики Моргунова. Кожуховский концлагерь был открыт в июне 1919 года г. [39] Он был выстроен еще в годы Первой мировой войны для содержания военнопленных, и представлял из себя сборно-распределительный и эвакуационный пункт военнопленных, концлагерь и питательный пункт в одном учреждении.
      Помещения лагерей, в которых размещались польские пленные, не были типизированы: использовались здания бывшего земства (Рославль, Смоленская губерния), особняки (Покровский концлагерь, Москва), отдельные дома (Ордынский концлагерь, Москва), рабочие дома (Брянск, Орёл), помещения бывшего дворянского пансиона (Орёл, лагерь № 2), казармы (Смоленск, лагерь военнопленных), бараки (Тула, Кострома, Брянск), монастырские и тюремные помещения (Ярославль, Смоленск, концлагерь, Рождественский концлагерь в Москве). В целом почти треть лагерей (31%) использовали для размещения военнопленных имевшиеся в регионах гражданские помещения, 29% — здания бывших монастырей, 16% — фабричные помещения, в 8% случаев под лагеря использовали бывшие тюремные помещения, военные казармы и бараки.
      В большей части концлагерей инфраструктура представляла из себя следующее: несколько корпусов для контингентов, помещения для врача и караула, хозяйственные постройки (сараи, амбары, бани и прачечные и т.д.), в отдельных зданиях организовывались мастерские.
      Так, например, Смоленский концлагерь к весне 1920 г. занимал три двухэтажных корпуса для размещения заключенных и военнопленных, один флигель под приемный покой на 25 кроватей с квартирой для фельдшера, флигель для караульной команды и вновь прибывающих заключенных и военнопленных [40]. В источниках отмечается наличие столярной мастерской, бани и прачечной, сараев, амбаров и других хозяйственных построек, в лагере было проведено электричество и исправно работал водопровод. Польские военнопленные располагались в отдельных корпусах концлагеря [41].
      В Калуге под концлагерь вначале было занято недостроенное помещение — дом бывшего союза учителей, расположенное на окраине города, в котором имелось 11 комнат, из них три комнаты использовались под канцелярию лагеря, околодок и караульное помещение, а остальные комнаты — под камеры. Лагерь был оборудован на 120— 150 человек [42]. Однако по причине отсутствия водопровода, канали-/168/-зации, отопления, бани, хлебопекарни 7 мая 1920 г. решением губис-полкома лагерь был переведен в помещение бывшего Лаврентьевского монастыря, который располагался в двух верстах от Калуги. В нем в гораздо более обустроенных помещениях можно было разместить до 200—300 человек [43].
      Владыкинский концлагерь Москвы расположился в районе бывшей суконной фабрики Моргунова. На территории лагеря находились главный фабричный корпус и служебные постройки, среди которых электрическая станция, мельница, водопроводная станция, огород, прачечная и баня. Имелась библиотека с фондом в 1500 книг, работали театр и школа грамоты. В лагере также действовало несколько мастерских сапожная, портновская, столярная, кузнечная, слесарная, ремонтная для земледельческих машин и орудий. Покровский концлагерь занимал бывший особняк Морозовых. Рождественский концлагерь представлял из себя четыре кирпичных корпуса на территории Богородице-Рождественского монастыря.
      Лагеря военнопленных обычно также занимали несколько зданий. Так, в Смоленске лагерь военнопленных состоял из одного двухэтажного кирпичного корпуса и одного двухэтажного деревянного здания [44]. В Брянске Бежицкий лагерь представлял собой четырехугольник, который был окружен деревянным забором с колючей проволокой. Во дворе лагеря находились четыре барака, три из которых были заняты военнопленными поляками. Бараки делились на четыре казармы каждый, в которых также размещались канцелярия, клуб и кухня. В каждой казарме находилось от 20 до 40 человек [45]. В Туле подотдел принудительных работ и лагерь военнопленных были расположены на окраине города в барачном городке [46].
      Ликвидация лагерей военнопленных началась в середине 1921 г. Это было связано с процессом репатриации. Военнопленных польской армии стали концентрировать в крупных губернских концлагерях, мелкие лагеря закрывались. В Рославле лагерь закрыли 20 января 1921 г. [47] В Орловской губернии лагерь был ликвидирован 1 мая 1921 г. [48] Лагерь военнопленных в Смоленске функционировал до 5 июня 1921. [49] Бежицкий лагерь просуществовал также до лета 1921 г. [50] Смоленский концентрационный лагерь был закрыт 23 октября 1922 г. Приказом по Тульскому подотделу принудительных работ от 12 февраля 1922 г. концлагеря № 1 и 3 были слиты в один [51], затем 21 апреля 1922 г. лагеря № 1 и 2 были также слиты в один. Приказом по Тульскому концлагерю от 17 января 1923 г. лагерь был переименован в Тульское губернское место заключения № 2 [52]. Брянский концлагерь был ликвидирован в начале 1923 г. [53] В Москве большая часть концлагерей (Андрониковский (Андроньевский), Кожуховский) Функционировала до лета-осени 1922 г., остальные прекратили свою Деятельность весной 1923 г.
      Численность военнопленных польской армии. Сведения о численности польских военнопленных стали собирать с августа 1920 г. Сбором этой информации сначала занимались объездные политинструкторы Польской секции ПУР [54], затем — лагерные политические инструкторы. Учетом занималось и Главное управление принудитель-/169/-ных работ. 7 сентября 1920 г. решением уже упоминавшийся межве-домственной комиссии поручалось организовать при ГУПР статистический отдел, а также готовить еженедельные сводки по лагерям о движении пленных и об их положении [55].
      В докладе ПУР от 11 сентября 1920 г. указывалось, что в 23 лагерях находилось около 30 тыс. человек. При этом отмечалось, что точная цифра не могла быть указана, поскольку ни Центроэвак, ни Главное управление принудительных работ не могли дать полного списка лагерей и места их расположения [56]. В протоколе совещания представителей Польской секции (отдела) ПУР, ГУПР, Московского управления лагерями, управления Красных коммунаров от 1 декабря 1920 г. ГУПР поручалось циркулярно распорядиться по всем лагерям о составлении в срок до 15 декабря именных алфавитных списков военнопленных поляков. Процесс составления списков должны были контролировать политические инструкторы под руководством Польского отдела [57].
      Численность польских военнопленных в лагерях Смоленской и Брянской губерний была небольшой (100—200 человек). В Смоленскую губернию первые военнопленные прибыли 20 ноябре 1919 г. на станцию Гнездово эшелоном [58]. В списке было 29 человек, из которых 17 — польские легионеры (1 бежал). Самым крупным лагерем в губернии был Смоленский лагерь военнопленных, и именно через него осуществлялась отправка польских военнопленных с прифронтовой территории в другие губернии страны. В декабре 1919 г. в лагере было 160 польских военнопленных [59].
      Полная динамика изменения численности военнопленных по Смоленскому лагерю военнопленных за 1920—1921 гг. представлена в таблице (см. таблицу № 1). С июня 1921 г. данные о численности пленных отсутствуют по причине ликвидации лагеря.
      Таблица № 1 Численность военнопленных в Смоленском лагере военнопленных [60] 1920 Январь Февраль Март Май Июль Август Октябрь Декабрь – 424 345 654 271 489 217 29 1921 Январь Февраль Март Апрель Май Июнь Июль Август 257 286 475 177 208 – – –
      В Смоленском концентрационном лагере в 1921 г. количество пленных варьировалось в пределах 120—150 человек (см. таблицу №2).
      В Рославльском концентрационном лагере на 24 ноября 1920 г. находился 71 польский военнопленный [62].
      В Брянском концентрационном лагере на 21 июля 1920 г. находилось свыше 469 рядовых и 21 офицер польской армии [63]. С открытием Бежицкого лагеря половину польских пленных перевели туда, общее число польских военнопленных варьировалось в пределах 240—250 /170/ человек [64]. В ряде лагерей Москвы (Покровском, Ново-Песковском, Андроневском) [65] в 1919 г. пленных поляков не было совсем. Их направляли в Кожуховский лагерь. Так, на 20 ноября 1919 г. в Кожуховском лагере находились 164 польских военнопленных [66]. В остальные московские концлагеря пленные поляки стали поступать в 1920 году. К 1 января 1921 г. через Владыкинский лагерь прошло около 800 военнопленных поляков [67]. В 1920 г. в Ново-Песковском лагере содержалось 195 пленных, в Покровском — 50 [68].
      Таблица 2. Численность военнопленных в Смоленском концлагере за 1921 г. (чел.)
      29 января 23 мая 15 июня 21 июня 1-я пол. августа Сентябрь 27 октября 118 47 83 111 162 63 6
      Движение контингента в Калужских лагерях наглядно иллюстрирует «перевалочную» функцию губернских заведений для последующей отправки военнопленных в Москву. Первая партия польских военнопленных в количестве 63 чел. прибыла в Калужскую губернию 25 октября 1919 года [69]. После 16-дневного пребывания в концлагере группа польских военнопленных была отправлена 10 ноября в Кожуховский лагерь Москвы [70]. 31 октября 1919 г. особый отдел Западного фронта направил в Калужский концлагерь следующую группу польских военнопленных в количестве 86 человек [71]. Она прибыла в Калугу 5 ноября 1919 г., а 10 ноября их также отправили в Кожуховский лагерь. На 14 сентября 1920 г. в Калужском концлагере находилось 58 польских военнопленных-солдат [72]. К ноябрю 1920 г. их число увеличилось до 136 чел., но 82 из них были отправлены 26 ноября 1920 г. в Кожуховский лагерь [73]. Через Тульский концлагерь № 1 с конца 1919 по начало 1920 г. прошел 71 военнопленный, а именно: в октябре 1919 г. — 55 чел., в ноябре — 6 чел., в декабре — 10 человек [74]. На 16 сентября 1920 г. в Тульском лагере № 2 было 220 польских военнопленных (всего в нем содержалось 323 человека) [75].
      Социальный состав военнопленных. В ходе работы с архивными материалами с целью формирования общего социального портрета польских военнопленных были обработаны списки Смоленского лагеря военнопленных [76], Смоленского концентрационного лагеря [77], Рославльского [78], Брянского [79] и Калужского [80] концлагерей.
      В базе данных по указанным лагерям за 1920—1921 гг. содержался 1191 чел.: Смоленский лагерь военнопленных — 487 чел. (на 10 марта 1921 года), Рославльский концентрационный лагерь — 71 чел. (на 24 ноября 1920 года), Смоленский концентрационный лагерь — 633 чел. (вторая половина — конец 1921 года), Брянский концентрационный лагерь — 94 чел. (в списках только четыре поля: ФИО, возраст, звание, место пленения), Калужский концентрационный лагерь — 131 чел. (конец 1919 года). Максимальная информация имеется по 492 военнопленным. По всем позициям в анкетных данных имеются незаполненные поля. В целом же они дают следующую картину. /171/
      Большая часть военнопленных причисляла себя по национальному признаку: к полякам — 80%, евреям — 10%, русским — 8%. До польско-советской войны 78% военнопленных проживали в Польше, 5% — в Белоруссии, 4% — в Украине, 3% — в Литве (у 10% пленных место проживания не указано). В списках четко не обозначалось название территории, на которой до войны проживали военнопленные. Упоминались губерния, уезд, волость, деревня или город. По этим данным делалась территориальная привязка.
      В лагерях Центральной России среди польских военнопленных преобладали рядовые — 83%. Пленные офицеры составляли 12% контингента. Существенно преобладала группа военнопленных в возрасте 20—30 лет (89%). «Крайние» возрастные группы составляли меньшинство: 18—19-лет — 8%, 31—55 лет — 2%. Польские военнопленные были в основном крестьянского сословия — 77%, мещане составляли 19% общей численности, дворяне — 3%. Среди польских военнопленных семейных было лишь 4%. Количество не обремененных семейными заботами на момент пленения составляло 89%.
      Подавляющее большинство польских военнопленных не связывали себя ни с какой из политических партий. Беспартийными были 90% военнослужащих. Партийные же представляли весь спектр основных политических партий на территории Польши: коммунисты составляли 4% пленных, представители Бунда — 3%, ППС (Польская партия социалистов) — 2%, Поалей Цион — 1%. Архивные материалы свидетельствуют о достаточно высоком уровне грамотности польского населения. Даже с учетом того, что более 70% военнопленных составляли крестьяне, 60% из них были грамотными людьми, хотя почти каждый пятый получил домашнее образование. Очевидно, что прошедшие после первой всероссийской переписи населения 20 лет, и интенсивное промышленное развитие дали свои положительные результату в вопросе общего образования в землях Российской империи. В целом полученные данные по военнопленным полякам из лагерей центральной России вполне соотносятся с социальной стратификацией польского общества начала XX в.
      Трудовое использование военнопленных. Массовые мобилизации взрослого населения в ходе любой войны всегда вызывают нехватку рабочих рук, в первую очередь в сельском хозяйстве и в промышленности. Одним из способов «компенсации» такой нехватки становилось использование труда военнопленных. Польско-советская война начала XX в. не стала в этом отношении каким-либо исключением. Труд военнопленных использовался как в Польше, так и в России. В советской России польских военнопленных было в целом существенно меньше, тем не менее, для разрушенной гражданской войной и иностранной интервенцией экономики страны, а также для разных организаций, учреждений и ведомств они представляли собой значительную дополнительную рабочую силу, которую можно было использовать для решения различных хозяйственных задач.
      В соответствии с циркуляром НКВД и Главного управления принудительных работ № 46 «О нормах оплаты труда и о порядке учинения расчета с военнопленными и заключенными» [81], для польских /172/ военнопленных устанавливался 8-часовой рабочий день. Вознаграждение за труд каждого военнопленного должно было производиться по ставкам профессиональных союзов соответственных местностей. Учреждения и организации, желавшие получить военнопленных на определенный срок, должны были вносить в депозит лагеря аванс в размере 50% заработной платы требуемого количества рабочих. При направлении военнопленных на работы вне места нахождения лагеря на иждивение работодателя порядок расчета изменялся: из заработной платы вычиталась стоимость довольствия, содержания администрации лагеря и караула. Это составляло до 60% заработка, остальные 40% записывались на личный счет пленного.
      На Смоленщине первые запросы на рабочую силу из числа военнопленных стали поступать в Смоленский концлагерь в конце 1919 г. Например, Реввоенсовет 16-й армии в телеграмме от 20 ноября 1919 г. просил руководство лагеря предоставить в распоряжение отдела снабжения армии 21 рабочего из числа военнопленных [82]. Отдельно в распоряжение комиссии снабжения тыловых частей на станции Стодолище той же 16-й армии Смоленским лагерем было предоставлено 8 польских военнопленных [83]. В Брянске большинство польских военнопленных работали при Брянском заводе [84]. В Твери пленные польской армии в количестве 282 чел. были распределены на постоянные работы на огородах, в советских коммунах, на кирпичном заводе, на торфяных болотах [85]. В Туле пленные работали на электростанции, мельницах, занимались погрузкой угля и древесины, убирали улицы [86]. В Рязанской губернии военнопленные поляки работали на угольных шахтах Побединского горного района [87]. На январь 1920 г. в Москве на внешние работы польских военнопленных отправляли только из лагерей особого назначения, в остальных пленных задействовали только на внутренних работах [88].
      В Москве «рабочий ресурс» из числа польских военнопленных определялся в документах как «единственное средство» поддержания правильного снабжения расходных складов и сохранения работы Москово-Казанской железной дороги [89]. В ноябре 1920 г. управление работ по переустройству Москворецкой системы прислало в Польбюро сведения о работавших у них 360 военнопленных (платформа Перерва Московско-Курской железной дороги (в 12 верстах от Москвы) — 200 чел.; станция Томилино Московско-Казанской железной дороги (в 30 верстах) — 100 чел.; станция Фаустово Московско-Казанской железной дороги (в 10 верстах) — 60 человек [90].
      В Москве и в тех губерниях, где была высокая концентрация военнопленных польской армии, формировались и так называемые трудовые дружины. Так при Московском управлении принудительных работ на 23 февраля 1921 г. было сформировано четыре трудовые дружины [91]. Первая насчитывала 463 чел. (418 — военнопленных и 45 командного состава) и располагалась в Рождественском лагере [92]. Она занималась очисткой железнодорожных путей (в частности, Московского узла) и другими работами в городе. Вторая и третья дружины были сведены в первый отдельный трудовой батальон в составе 1717 чел. (1569 чел. — пленных, 145 чел. — командный состав) и размеща-/173/-лись на станции Владыкино (тоже занимались очисткой путей от снега на железных дорогах Московского узла). Четвертая (416 пленных и 52 комсостава) была на станции Перерва Московско-Курской железной дороги. Пленные этой трудовой дружины работали при станциях Московской, Курской, Казанской железных дорог и на Коломенском заводе [93].
      В Смоленской губернии военнопленные работали в мастерских лагеря, как вольнонаемные [94], при железнодорожных станциях [95], по специальности вне лагеря (слесари, парикмахеры токари) [96], на предприятиях губернии (государственный маслобойный завод, при губернском комитете кожевенной промышленности (Губкоже), на Ярцевской фабрике, на первом государственном овчинном заводе, при губернском комитете по торфу (губторф) [97], при советских учреждениях (штаб армии, губернский отдел по эвакуации населения, военноконтрольный пункт особого отдела Западного фронта, Смоленская губернская чрезвычайная комиссия, губернский продовольственный комитет, курсы армии Западного фронта и др.), в бане, в больницах и т.д. [98]
      Военнопленными поляками выполнялись поденные работы: разгрузка вагонов [99], погрузка муки, ржи, соли [100], распилка дров [101], строительные работы [102], прессовка и погрузка сена [103], рытье ям и установка столбов [104], очистка города [105] и другие работы. Учреждение или организация, в которой работали военнопленные поляки, составляли платежные листы и расписки, в которых отражалась информация о периоде работы, количестве отработанных дней и заработанных суммах. Например, расписка от 2 ноября 1919 г. свидетельствует о том, что 1—2 ноября на пристани на разгрузке картофеля работали 25 военнопленных Смоленского лагеря [106]. По непосредственно отработанным дням составлялись специальные табели [107]. 13 декабря 1919 г. управление коменданта Смоленского лагеря в связи с переходом всех военнопленных в распоряжение Губпленбежа потребовало от всех учреждений и организаций города немедленно расплатиться по табелю за проведенные военнопленными работы [108]. При необходимости в решение вопросов оплаты труда «вмешивалось» и Польское бюро ЦК партии. Например, 3 сентября 1921 г. Польбюро писало в Заднепровский райком г. Смоленска, что подотдел принудительных работ требовал от райкома уплатить заработанную военнопленными сумму в кассу подотдела за проделанную работу в качестве курьеров в первой половине июля 1921 года [109].
      С началом репатриации польских военнопленных стали снимать с работ. 3 марта 1921 г. Главное управление принудительных работ приказывало комендантам лагерей приступить к «группированию» всех польских военнопленных в губернских центрах, оставляя пленных временно на работах, если предприятия были размещены в непосредственной близости от лагерей. Также предписывалось немедленно произвести выплату заработка всем военнопленным. Перед репатриацией военнопленные подавали заявления в подотделы принудительных работ для выдачи им заработанных средств, которые они должны были получить в день отправления на родину. /174/
      Репатриация. Обсуждение вопросов обмена пленными велось воюющими сторонами уже в конце 1919 г. Окончательный текст соглашения о репатриации между РСФСР, УССР и Польшей будет подписано только 24 февраля 1921 года. На его основе 26 февраля того же года будут изданы два совместных приказа Реввоенсовета республики, Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) и Народного комиссариата здравоохранения (Наркомздрав) за № 473—68/589 и № 473—68/590. Первый приказ утверждал «Правила о порядке обслуживания при обмене пленными и беженцами с Польшей» [110], второй определял порядок снабжения пленных на пути в Польшу [111].
      Согласование репатриационных мероприятий началось в марте 1921 года. В это время в российских лагерях уже шла активная подготовительная работа для эшелонной отправки польских военнопленных. Эшелоны из центральных губерний в основном следовали через Смоленск до Минска, оттуда — до пограничных с Польшей станций. Реконструировать процесс и механизм репатриации в достаточно полном объеме позволяют архивные материалы Смоленских, Брянских и Орловских лагерей военнопленных, эшелоны для отправки которых формировались по цепочке: Орел — Брянск — Смоленск и далее к польской границе.
      В самой западной из российских территорий, Смоленской губернии, через которую будет идти основной поток польских пленных из РСФСР, репатриация началась в марте 1921 г. Первый эшелон планировался к отправке 15 марта. Полученная в Смоленске 6 марта телеграмма от председателя Центроэвака и заместителя председателя ГУПР предписывала Наркомату путей сообщения предоставить вагоны для отправки первого эшелона военнопленных поляков: 9 марта на станции Смоленск должно было быть двадцать вагонов и одна санитарная теплушка для погрузки всех пленных солдат (в лагере военнопленных на тот момент размещалось 475 пленных поляков) и 60 офицеров; 13 марта — еще двадцать вагонов для погрузки 300 военнопленных; 15 марта — 4 вагона для 100 поляков. В вопросах отправки польских военнопленных губэвакам надлежало согласовывать свои действия с местными отделами принудительных работ [112].
      В Орле первая погрузка репатриируемых началась с утра 29 марта 1921 г., эшелон был отправлен в брянском направлении около 3 час. ночи 30 марта [113]. Эшелон из 18 вагонов-теплушек, включая комендантский и санитарный вагоны, имел свой номер — № 5. В поезд было погружено 502 человека [114]. Перед отправкой военнопленным выдали двухдневный сухой паек, предоставили горячую пищу. Военнопленным было полностью выплачено жалованье по день эвакуации из сумм, заработанных ими на принудительных работах.
      В Брянске к орловскому эшелону присоединили еще 14 теплушек с 384 «брянскими» поляками (15 — офицеров и 369 — рядовых) [115]. Брянским военнопленным также была предоставлена горячая пища, и они были обеспечены довольствием на весь период следования. Из Брянска эшелон № 5 отбыл уже в составе 34 теплушек с 887 военнопленными по направлению к станции Смоленск, куда прибыл 31 марта. В Смоленске эшелон был передан от Рига-Орловской железной до-/175/-роги в ведение Александровской железной дороги и выбыл в сторону Орши 1 апреля.
      В середине августа 1921 г. в Смоленске для отправки в Польшу была подготовлена последняя пятая партия военнопленных в количестве 210 чел., для чего был выписан наряд на 10 вагонов [116]. К этому времени Рославльский концентрационный лагерь и Смоленский лагерь военнопленных были уже закрыты. В Смоленском концлагере в основном оставались только заключенные.
      Как свидетельствуют материалы смешанной комиссии по репатриации, до 1 июня 1921 г. в Польшу было отправлено 12322 военнопленных и приблизительно еще столько же подлежало отправке. Через станцию Негорелое выбыли 10445 человек [117]. Всего пунктов, через которые передавались польские военнопленные, было три: на станциях Негорелое, Барановичи, Ровно.
      К июлю 1921 г. через станцию Негорелое прошло 14 711 чел., через Барановичи (в период с марта по июль 1921 г.) — 9 677 чел., через Ровно (в тот же промежуток) — 2 645 человек [118]. В предварительном отчете руководителя отдела военнопленных польской делегации Котвич-Добжаньского от 11 июля 1921 г. отмечалось, что репатриация польских пленных из советской России на европейской территории приближалась к окончанию [119]. На август 1921 г. оставались для отправки два эшелона из Москвы, один из Петрограда и пленные из 5-й Сибирской дивизии в общем количестве около 10 тыс. человек. Также говорилось о том, что в различных местностях советской России (в госпиталях и тюрьмах, на принудительных работах) все еще находилось несколько сотен пленных, «разбросанных по одиночке или группками по несколько человек [120]. Последние партии польских военнопленных из Москвы и Питера были отправлены в сентябре 1921 года. В большинстве губерний Центральной России репатриация польских военнопленных завершилась до ноября 1921 года. В дальнейшем в работе смешанной российско-украинско-польской комиссии по репатриации речь на заседаниях будет идти о возвращении в Польшу лишь отдельных лиц. Этот процесс завершится осенью 1922 года.
      Примечания
      Статья подготовлена при поддержке РФФИ, проект № 19—09—00091/19 «Польские военнопленные в лагерях Центральной России, 1919—1922 гг.»
      1. СИМОНОВА Т.М. «Поле белых крестов»: русские военнопленные в польском плену. — Родина. 2001. №4, с. 53; ЕЕ ЖЕ. Русские пленные в польских лагерях. 1919—1922 гг. — Военно-исторический журнал. 2008. № 2, с. 60—63; ЕЕ ЖЕ. Советская Россия (СССР) и Польша. Военнопленные красной армии в польских лагерях (1919—1924 гг.). Монография. М. 2008; МАТВЕЕВ Г.Ф. О численности красноармейцев во время польско-советской войны 1919—1920 годов. — Вопросы истории. 2001. № 9, с. 120—126; ЕГО ЖЕ. Еще раз о численности красноармейцев в польском плену в 1919—1920 годах. — Новая и новейшая история. 2006. № 3, с. 47—56; МАТВЕЕВ Г.Ф., МАТВЕЕВА B.C. Польский плен. Военнослужащие Красной армии в плену у поляков в 1919—1921 годах. М. 2011; ИХ ЖЕ. «Комиссаров живыми наши не брали вообще». Красноармейцы в польском плену. — Родина. 2011. № 2, с. 113—119; ТРОШИНА Т. И. Советско-польская война и судьба красноармейцев, ин-/176/-тернированных в Германии в 1920—1921 годах. — Новая и новейшая история. 2014. № 1, с. 76—91; KARPUS Z. Jericy i intemowani rosyjscy i ukrairiscy naterenie Polski w latach 1918—1924. Torun. 1997; KARPUSZ. Stosunki polsko -ukrainskic w okresie ksztaltowania sie polsko ukrainskiej granicy wschodnej w latach 1918— 1921, «Torunskie Studia Miedzynarodowe», 2009, nr; OLSZEWSKI W. Jency i intemowani zmarli w obozie Strzalkowo w latah 1915—1921. Warszawa. 2012; TUCHOLA. Oboz jencow 1 intemowanych 1914—1923. Torun. 1997.
      2. Красноармейцы в польском плену в 1919—1922 гг. Сб. документов и материалов. М.-СПб. 2004; Польские военнопленные в РСФС Р, БССР и УССР (1919—1922 годы): Документы и материалы. М. 2004; Polscy jency wojenni w niewoli sowieckiej w latach 1919—1922: Materialy archiwalne. Warszawa. 2009; Советские военнопленные в Польше 1920—1921. Сборник сообщений Секции военнопленных и интернированных Штаба Министерства военных дел. Торунь. 2013.
      3. КОРНИЛОВА О. В. Красноармейцы в польском плену (1919—1922): основные направления современной российской и польской историографии. — Известия Смоленского государственного университета. 2019. № 4 (48), с. 355—373.
      4. КОСТЮШКО И.И. К вопросу о польских пленных 1920 г. — Славяноведение. 2000. № 3. с. 42—63. URL: http://inslav.ru/page/slavyanovedenie-podshivka-nomerov-1992—2012-gody; ЕГО ЖЕ. Польское национальное меньшинство в СССР (1920-е годы). / Отв. ред. А.Ф. Носкова; Рос. акад. наук. Ин-т славяноведения. М. 2001.
      5. ОСТРОВСКИЙ Л. К. Польские военнопленные в Сибири (1917—1921 гг.) — Труды НГАСУ. Т. 5. № 4 (19). Новосибирск. 2002. с. 19—23; ЕГО ЖЕ. Дивизия 5-я Сибирская польских стрелков. Энциклопедия Новосибирск. 2003, с. 265—266; ЕГО ЖЕ. Советская власть и польское население Западной Сибири (первая половина 1920-х гг.) — Гуманитарные науки в Сибири. 2011. №4, с. 56—59. Http://www.sibran.ru; ОПЛАКАНСКАЯ Р. В. Пленные 5-й польской стрелковой дивизии в Минусинском уезде в начале 1920-х гг. — Гуманитарные науки в Сибири. 2013. № 3, с. 18—21; ЕЕ ЖЕ. Положение польских военнопленных в Сибири в начале 1920-х гг. — Вестник Томского государственного университета. 2014, с. 116—119. URL: https:// cyberleninka.ru; ЕЕ ЖЕ. Пленные польские легионеры — участники гражданской войны — в Хакасско-минусинском крае в начале 1920-х гг. В сборнике: Полонийные чтения. 2013: история, современность, перспективы развития полонийного движения. Международная научная конференция, посвященная 150-летию польского восстания 1863—1864 гг. и 20-летию МОО «Национально-культурная автономия поляков г. Улан-Удэ «Наджея». 20 сентября 2013 г. Министерство иностранных дел Республики Польша, МОО «Национально-культурная автономия поляков г. Улан-Удэ «Наджея», ФГБОУ ВПО «Восточно-Сибирская государственная академия культуры и искусств». 2013, с. 82—90;
      6. КОСТЮШКО И. И. Польское бюро ЦК РКП(б). 1920—1921 гг. / Отв. ред. А. Л. Шемякин. М. 2005; ОПЛАКАНСКАЯ Р. В. Деятельность представительства Смешанной комиссии в Сибири по репатриации польских военнопленных в 1921 году. — Томский журнал ЛИНГ и АНТР. Tomsk Journal LING & ANTHRO. 2015. № 3 (9), с. 120— 127. URL: http://ling.tspu.edu.ru.
      7. БЕЛОВА И. Б. Концентрационные лагеря принудительных работ в Советской России: 1919—1923 гг. 2013. URL: www.gramota.net/materials/3/2013/12—1/5. html; ВОЛОДИН С.Ф. Тульские концентрационные лагеря принудительных работ в период военного коммунизма. 2013. URL: https://cyberleninka.ru; ГРИГОРОВ А.А., ГРИГОРОВ А. И. Заключенные Рязанского губернского концлагеря РСФСР 1919—1923 гг. URL: http://genrogge. ru/riazanskiy_konclager_1919—1923/riazanskiy_ konclager_1919—1923_predislovie.htm; КАМАРДИН И. И. Лагеря принудительных работ в Поволжье в годы военного коммунизма. — Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов. 2013. № 7 (33). Ч. I, с. 95—98; ЛЫШКОВСКАЯ И. Смоленский концентрационный лагерь. — Край Смоленский. 2006. № 8, с. 48—53. ГАВРИЛЕНКОВ А.Ф. Рославльский концентрационный лагерь принудительных работ (1920—1921). — Край Смоленский. 2000. № 5—6, с. 64—69; ЕГО ЖЕ. Рославльский концентрационный лагерь принудительных работ (1920—1921). — Вопро-/177/-сы истории, 2001. №8, с. 170—172; ЕГО ЖЕ. Страницы истории Рославля первых лет Советской власти. 1918-1922 гг. Смоленск. 2005; ЕГО ЖЕ. Рославльский концентрационный лагерь принудительных работ (1920—1921 гг.): история создания И структура. Край Смоленский, 2015. Mi 10, с. 46—50; ЕГО ЖЕ. Система концентрационных лагерей в Смоленской губернии в период советско-польской войны 1920-1921 гг. В кн.: Studia intcrnationalia: Материалы IV международной научной конференции «Западный регион России в международных отношениях. X—XX вв.» (1-3 июля 2015 г.). Брянск. 2015, с. 191 — 195.
      9. ХЕЙСИН М.Д., НЕСТЕРОВ Н.В. Привкус горечи: смоленские тюрьмы (1917—1929). Смоленск, 2016, с. 274—295.
      10. КРАШЕНИННИКОВ В.В. Брянский концентрационный лагерь в 1920—1922 гг. В кн.: Страницы истории города Брянска: материалы историко-краеведческой конференции. Брянск. 1997. с. 113—120; СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Тульские концентрационные лагеря принудительных работ в 1919—1923 гг.: организация, эффективность, повседневность: монография. Калуга. 2013.
      11. Данный научный проект реализуется при поддержке РФФИ (М 19—09—00091/19) исследовательским коллективом Смоленского государственного университета под руководством профессора Е.В. Кодина (канд. ист. наук О. В. Корнилова, аспирант И.И. Родионов).
      12. Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях: научное издание. / Под общ. ред. А. В. Торкунова, А. Д. Ротфельда. Отв. ред. А.В. Мальгин, М.М. Наринский. М. 2017, с. 31, 33.
      13. Польские военнопленные в РСФСР, БССР и УССР (1919—1922 годы): Документы и материалы. М. 2004, с. 4.
      14. Там же.
      15. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 63, on. 1, д. 107, л. 44.
      16. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), ф. 393, оп. 10, д. 32, л. 71; Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 4, оп. 3, д. 58, л. 149; Польские военнопленные, с. 22.
      17. Польские военнопленные, JSfe 24, с. 35—36.
      18. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 7, л. 18—18об.
      19. Польские военнопленные, № 63, с. 74.
      20. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 156, л. 27—27об.
      21. Там же, л. 4.
      22. Государственный архив Брянской области (ГА БО), ф. Р-2376, оп. 1, д. 109, л. 89.
      23. ГА БО, ф. Р-2376, on. 1, д. 66, л. 9—9об.
      24. Государственный архив Орловской области (ГА ОО), ф. Р-1716, оп. 1, д. 35, л. 51.
      25. Государственный архив Смоленской области (ГА СО), ф. Р-183, оп. 1, д. 47.
      26. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 71, л. 3.
      27. Польские военнопленные, с. 15.
      28. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 59, л. 100—101об.
      29. Государственный архив Калужской области (ГА КО), ф. Р-967, оп. 2, д. 173, л. 40.
      30. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 24; Государственный архив Тульской области (ГА ТО), ф. Р-1962, оп. 3, д. 7, л. 1.
      31. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 29; ГА ТО, ф.Р-717, оп. 2, д. 170, л. 39.
      32. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 33.
      33. ГА ТО, ф. Р-95, оп. 1, д. 87, л. 4.
      34. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 97; ГА ТО, ф. Р-95, оп. 1, л. 87, л. 4.
      35. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 156, л. 8—9.
      36. Там же, л. 20—20об.
      37. Там же, л. 19—19об.
      38. Там же, л. 21—21 об.
      39. Там же, л. 24—24об.
      40. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 59, л. 100—101об
      41. ХЕЙСИН М.Д., НЕСТЕРОВ Н.В. Ук. соч. с 278
      42. ГА КО, ф. Р-967, оп. 1, д. 3, л. 20. /178/
      43. Там же, оп. 2, д. 173, л. 439.
      44. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 59, л. 100—101 об.
      45. ГАБО, ф. Р-2376, оп. 1,д.2, л. 1 — 1 об.
      46. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 59, л. 6.
      47. Архивный отдел «Рославльского района», ф. 2873/388, оп. 1, Д. 1. Приказы по лагерю. Приказ № 3 от 20 января 1921 г.
      48. ГА ОО, ф. Р-1716, оп. 1, д. 13, л. 21.
      49. Государственный архив новейшей истории Смоленской области (ГАНИ СО), ф. Р-3, оп. 1, д. 1167, л. 5.
      50. КРАШЕНИННИКОВ В. В. Ук. соч., с. 115.
      51. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 45; ГА ТО, ф. Р-1962, оп. 3, д. 335, л. 106.
      52. СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 46.
      53. КРАШЕНИННИКОВ В. В. Ук. соч., с. 115.
      54. РГАСПИ, ф. 63, оп. 1, д. 200, л. 23—27, 28—32.
      55. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 7, л. 18об.
      56. Польские военнопленные, № 66, с. 77.
      57. Там же, № 123, с. 163.
      58. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 1, л. 59.
      59. Там же, ф. Р-183, оп. 1, д. 47, Л. 14—15об.
      60. ГА СО, ф. Р-183, оп. 1, д.658, л. 1, 6, 12; д.659, л. 3, 10; д. 117, л. 43—43об., 109, 197—197об., 363—363об., 402.
      61. Там же, ф. Р-136, oh. 1, д. 112, л. 183—184; д.336, л. 51—52, 66, 70—71, 72, 77— 78об., 137—138об.; д. 326, л. 158—158об.; д. 319, л. 454—455.
      62. Архивный отдел «Рославльского района», ф. 2873/388, оп. 1, д. 2. Список военнопленных польской армии (приложение к отношению № 302 от 24/XI-20).
      63. КРАШЕНИННИКОВ В.В. Ук. соч., с. 116.
      64. ГА БО, ф. Р-2376, оп. 1, д. 8, л. 62—63.
      65. ГА РФ, ф, 393, оп. 89, д. 156, л. 19—19об., 20—20об.
      66. Там же, д. 16, л. 25.
      67. Там же, ф. Р-4042, оп. 1а, д. 26, л. 183.
      68. Там же, ф. 393, оп. 89, д. 13, л. 42.
      69. ГА КО, ф. Р-967, оп. 2, д. 7, л. 1.
      70. Там же, д. 7.
      71. Там же, д. 8, л. 1.
      72. Там же, д. 172, л. 133-133об.
      73. Там же, д. 173, л. 585—585об.
      74.СМИРНОВ Ю.Ф., ВОЛОДИН С.Ф. Ук. соч., с. 25; ГА ТО, ф. Р-1962, оп. 3, д.7, л. 85.
      75. ГА ТО, ф. Р-1962, оп. 3, д. 36, л. 53.
      76. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 112, л. 249—264об.; ф. Р-183, оп: 1, д. 656, л. 1—62.
      77. Там же, ф. Р-136, оп. 1, д. 111, 135, 169,319, 337.
      78. Архивный отдел «Рославльского района», ф. 2873/388, оп. 1, д. 2, Список военнопленных польской армии (приложение к отношению № 302 от 24/XI-20).
      79. ГА БО, ф. Р-2376, оп. 1, д. 27.
      80. ГА КО, ф. Р-967, оп. 1, д. 1, л. 24об.р-30об.; оп. 2, д. 7, л; 3—60; д. 8, л. 6—37.
      81. Документ был создан во второй половине 1919 г., поступил в Смоленский концлагерь 15 ноября 1920 г., имеется в деле «Декреты, постановления, циркуляры, инструкции ЦИК, В ЦИК и НКВД РСФСР о лагерях принудительных работ» за 1919—1920 гг.; ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 83, л. 80—80об.
      82. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 1, л. 48.
      83. Там же, л. 55.
      84. ГА БО, ф. Р-2376, оп. 1, д. 8, л. 28.
      85. Польские военнопленные, № 244, с. 322.
      86. КОСТЮШКО И.И. К вопросу о польских пленных 1920 г., с. 47.
      87. Польские военнопленные, № 72, с. 89.
      88. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 16, л. 31 об.
      89. Там же, д. 156, л. 1. /43/
      90. РГАСПИ, ф. 63, оп. 1, д. 187, л. 31.
      91. Польские военнопленные, № 211, с. 282.
      92. КОСТЮШКО И.И. К вопросу о польских пленных 1920 г., с. 53.
      93. Польские военнопленные, № 211, с. 283.
      94. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 19, л. 1.
      95. Там же, д. 1, л. 56.
      96. Там же, д. 1, л. 37; д. 30, л. 39, 42.
      97. Там же, д. 30, л. 55, 93, 128; д. 319, л. 91—91об.
      98. Там же, л. 31, 89, 111, 142, 144; д.319, л. 104, 136—136об., 149, 223.
      99. Там же, д. 1, л. 64; д. 16, л. 41; д. 30, л. 101.
      100. Там же, д. 1,л. 101, 103, 144, 148; д. 30, л. 76об.
      101. Там же, д. 1, л. 72, 78.
      102. Там же, л. 110.
      103.Там же, л. 119.
      104. Там же, д. 30, л. 38.
      105.Там же, л. 239.
      106. Там же, д. 16, л. 1, 41.
      107. Там же, л. 153—154.
      108. Там же, д. 45, 46, 54.
      109.ГАНИ СО, ф. Р-3, д. 1172, л. 55.
      110. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д. 169, л. 22—23.
      111. Там же, д. 103, л. 208об.-209об.
      112. Там же, д. 59, л. 53.
      113. Польские военнопленные, с. 311.
      114. ГА ОО, ф. Р-1716. оп. 1, д. 20, л. 15.
      115. ГА БО, ф. Р-2376, оп. 1, д. 109, л. 89.
      116. ГА СО, ф. Р-136, оп. 1, д, 135, л. 58.
      117. ГА РФ, ф. 3333, оп. 2, д. 223, л. 22; РГАСПИ, ф. 63, оп. 1, д. 199, л. 9.
      118. ГА РФ, ф. 393, оп. 89, д. 151, л. 206; ф. Р-3333, оп. 4, д. 85, л. 107.
      119. Польские военнопленные, с. 342—344.
      120. Там же, с. 342. /44/
      Вопросы истории. №12 (4). 2022. С. 162-180.
    • Терентьев В.О. 2-я стрелковая дивизия РККА при штурме Бреста 1-2 августа 1920 г. // Военная история России XIX–XX веков. Материалы XIII Международной военно-исторической конференции. СПб.: СПбГУ ПТД , 2020. С. 485-501.
      Автор: Военкомуезд
      Вячеслав Олегович ТЕРЕНТЬЕВ
      кандидат исторических наук, доцент кафедры ОИ ПС, Государственный университет морского и речного флота им. адмирала С. О . Макарова (Санкт-Петербург, Россия)

      2‑Я СТРЕЛКОВАЯ ДИВИЗИЯ РККА ПРИ ШТУРМЕ БРЕСТА 1–2 АВГУСТА 1920 г.

      Штурм Бреста Красной армией 1 августа 1920 г. — одно из ключевых событий советско-польской войны, незаслуженно забытых в настоящее время. Ю. Пилсудский рассматривал Брест-Литовск как опорный пункт будущего контрудара против армий Тухачевского. Взятие Бреста и разгром польской Полесской группы, практически равной по численности силам Красной Армии, позволили советским войскам Западного фронта сорвать планы польского командования, форсировать Буг и развивать наступление на Варшаву. Успех под Брестом вскоре затмило стратегическое поражение Красной армии и ее отход до Минска и Киева. Польское командование возлагало на Брестскую крепость большие надежды. Тем не менее, уверенные и грамотные действия советского командования, а также упорство и доблесть красноармейцев привели к быстрому овладению сильнейшей крепостью. В представленной статье впервые в отечественной историографии приводится комплексный анализ этих событий, имеющих важное военно-историческое значение и представляющих интересный образец военного искусства РККА, на основании массива как российских, так и польских источников.

      Ключевые слова: советско-польская война, 1920, Брест, 2‑я стрелковая дивизия, РККА , Советская Россия, Польша, Брестская крепость, фортификация, штурм, Судаков.

      Штурм Бреста Красной армией 1 августа 1920 г. — одно из ключевых событий советско-польской войны, незаслуженно забытых в настоящее время. Польское командование рассматривало Брест-Литовск как опорный пункт будущего контрудара против армий Западного фронта Советской России. Ведущую роль во взятии крупнейшей польской крепости сыграла 2‑я стрелковая дивизия, костяком которой являлся Петроградский пролетариат.

      2‑я стрелковая дивизия (СД) — одно из сложившихся в ходе Гражданской войны кадровых соединений Красной Армии, закаленная в боях с Юденичем и эстонскими войсками [1]. К лету 1920 г. 2‑я СД численно-/485/-

      1. Терентьев В. О., Терентьева Е. А. 2‑й Петроградский стрелковый полк Особого назначения в боях за Гатчину в октябре 1919 г. // Вестник гуманитарного факультета СПБГУТ им. проф. М.А. Бонч-Бруевича. 2018 г. № 10. СПб.: СПбГУТ, 2018. С. 320–326; Терентьев В. О. 17‑й стрелковый полк в Ямбургской и Нарвских операциях 1919 г. //

      -стью 3780 штыков, была переброшена на Западный фронт М. Тухачевского [2]. Дивизия была достаточно высоко политизирована — в ее составе было 2816 коммунистов, большинство из которых — рабочие Петрограда, бойцы ЧОН [3]. Дивизия была направлена в 16‑ю армию в район Бобруйска, где получила пополнение из белорусов. К началу июльского наступления РККА 2‑я СД насчитывала уже 5,5 тыс. штыков и 36 ору-/486/

      Россия и мир в новое и новейшее время — из прошлого в будущее. В 4‑х т. Т . 2. СПб.: СПбГУ ПТД , 2019. С. 244–249.
      2. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. Пр. 12. Гл. IV.
      3. Терентьев В. О. 1‑й Василеостровский рабочий резервный полк и формирование 2‑го Петроградского полка особого назначения в 1918–1919 гг. // Военная история России XIX–XX веков. СПб.: СПбГУ ПТД, 2018. С. 455–465; Суслов П. В. Политическое обеспечение Советско-польской кампании 1920 года. М.‑Л .: Госиздательство, 1930. С. 77–78.

      дий. Общая численность соединения возросла с 9 до 15,5 тыс. едоков. С 1 июля 1920 г. 2‑я СД под командованием будущего чекиста и организатора Польской Красной армии Р. В. Лонгва участвовала в освобождении Белоруссии от польских войск. На протяжении Июльской операции противником 2‑й СД выступала 14‑я Великопольская пехотная дивизия (ПД) генерала Д. Конажевского силами в 5,8 тыс. штыков, 600 сабель, 52 орудия [4]. Поляки значительно превышали советские войска и по количеству пулеметов. С 1 июля 2‑я СД вела боевые действия на Бобруйском направлении. 10 июля освободила Бобруйск, 12 — Осиповичи, 15 — Слуцк, а 23 июля после прорыва линии бывших германских укреплений под Барановичами — Слоним она была выведена в резерв 16‑й армии.



      Ил. 1. Карта-схема боев в северном секторе Брестской крепости

      Сражение за Брест началось на дальних подступах за несколько дней до непосредственного штурма крепости. Ю. Пилсудский, под влиянием главы французской военной миссии в Польше генерала Анри после июльского поражения, рассматривал Брест-Литовск как опорный пункт будущего контрудара против армий Тухачевского [5]. Он принял решение задержать здесь наступление советских войск и дать решающее сражение. Его план предусматривал усиление Полесской группы (командир генерал В. Сикорский) в районе Бреста за счёт войск из Галиции, и нанесение этими силами удара на север, в левое крыло стремящихся к Висле войск советского Западного фронта. Полесская группа, несмотря на отход от Мозыря, расценивалась Пилсудским как значительная по количеству войск, сохранившая боеспособность и способная удержать РККА под Брестом [6]. Новый начальник польского генштаба Розвадовский приказал войскам Полесской группы занять оборону по линии Каменец-Литовский — Кобрин.

      Оценка сил и средств противников на Брестском направлении до сих пор в историографии отсутствуют. Нередко историки просто сопоставляют количество соединений или опираются на оценки Тухачевского и Пилсудского. Однако сравнение количества польских и советских дивизий в оценке польско-советской войны 1920 г. некорректно, т. к. после проведенной реформы польские дивизии были более компактными, маневренными и лучше вооруженными, чем советские, продолжавшие традиции РИА. По своему составу польские дивизии насчитывали две пехотные и одну артиллерийскую бригады (четыре пехотных, кавале-/487/

      4. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. Пр. 1. Гл. VIII.
      5. Операции на Висле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р. Будкевича. М.: ГВИ, 1931. С. 44, 90, 111–113.
      6. Пилсудский Ю. 1920 год // Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991. С. 180.

      рийский, запасной, один-два артиллерийских полка, саперный батальон и части связи), а советские — три бригады по три полка с четырьмя артдивизионами и множеством вспомогательных частей. При этом по штату советская дивизия должна была насчитывать до 58 тыс. едоков [7]. Однако необходимо учитывать и реальное состояние войск. Польские части, отошедшие с боями в Брест, получили здесь пополнение из резервных и запасных частей, а также значительное число добровольцев [8]. Советские войска были перегружены отставшими небоевыми подразделениями и обескровлены в предыдущих боях. Так во 2‑й СД на 4,5 тыс. штыков было 12 тыс. едоков [9]. Командующий Западным фронтом М. Тухачевский оценивает советские силы 16‑й армии и Мозырской группы (6 дивизий и сводный отряд) в 15 тыс. штыков и сабель, а противостоящие польские (5 дивизий, 3 бригады, 5 батальонов и 1 отряд) — в 17,8 тыс. [10] В свою очередь польский главком Ю. Пилсудский пытается эти данные опровергнуть, говоря о превышении сил РККА [11]. В целом для соотношения сил 16‑й советской и польской Полесской группы это, скорее всего, верно [12].

      Однако красноармейская разведка, на данные которой опирались Тухачевский и Какурин, не учитывает значительное количество запасных и резервных частей на польской территории. Тем не менее, сам Пилсудский и полковые истории, основанные на документах и написанные по горячим следам, говорят о получении польскими боевыми частями значительного пополнения в Бресте. С учетом указанных фактов и на основе общего сопоставления сил с определенной уверенностью можно говорить, что к началу боев за Брест советские бригады (3 полка) по своей боевой мощи соответствовали польским полкам, усиленным артиллерией, а советские полки — польским батальонам. Под Брестом с учетом подошедших позже сил Мозырской группы в советской штурмовой группе, не объединенной общим командованием, в составе 2‑й, 10‑й, 57‑й СД было 9 бригад численностью 12 тыс. штыков и сабель, 83 орудия, а в польской Полесской группе — 10 пехотных полков (32‑й, 63‑й, 64‑й, 66‑й, 22‑й, 15‑й пехотные, /488/

      7. Калюжный Р. Г. Красная армия 1918–1934: структура и организация. М.: Фонд «Русские витязи», 2019. С. 381–383.
      8. Пилсудский Ю. 1920 год // Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991. С. 182.
      9. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. Пр. 19. Гл. VIII.
      10. Тухачевский М. Поход за Вислу // Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991. С. 54.
      11. Пилсудский Ю. 1920 год // Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991. С. 90.
      12. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. Пр. 19. Гл. VIII.

      1‑й, 2‑й, 3‑й, 4‑й горнострелковые (Подгальских стрелков)), 4 уланских полка (2‑й, 4‑й, 15‑й, 19‑й), подразделения 1‑го, 9‑го, 11‑го артполков, 5 этапных батальонов, 3 бронепоезда, общей численностью 15 тыс. штыков и сабель, 130 орудий, что не только подтверждает равенство сил, но и говорит о превышении численности польских войск [13].

      Польская Полесская группа расположилась от оз. Ореховое (юго-западнее Малориты) до Воробьина (22 км. северо-западнее Бреста). Для своего размещения войска использовали старые русские укрепления и немецкие траншеи времён Первой мировой войны. В целом линия обороны протянулась на 75 км [14]. Оборона была подготовлена заблаговременно и тщательно продумана. Непосредственно крепость с фортами и полевыми позициями занимала группа подполковника Я. Слупского, основой которой был усиленный артиллерией и бронепоездами 32‑й пехотный полк (1,5 тыс. чел., 20 ор.)15. Ему была придана 4‑я этапная (маршевая) бригада (2,5 тыс. чел., 20 ор.), три батальона которой разместились в фортах, а два — в цитадели. К северу от крепости 2‑й советской СД (три бригады) противостояла 16‑я польская ПД (три полка — 3,5 тыс. чел., 32 ор.). 10‑й советской СД (три бригады) — бригада Горской дивизии (два полка — 2,0 тыс. чел., 20 ор.). Еще один (1 тыс. чел., 4 ор.) был выделен в резерв Полесской группы и размещен в форте «Граф Берг». Запоздавшей к штурму 57‑й советской СД (две бригады) противостояла 17‑я пехотная бригада 9‑й ПД в составе трех полков (3 тыс. чел., 28 ор.) [16].

      24 июля войска левого крыла 16‑й армии вышли на подступы к Пружанам и Березе, но были задержаны упорными трехдневными боями с отошедшей сюда от Бобруйска 14‑й Великопольской дивизией полковника Д. Конажевского [17]. В подробном исследовании А. Грицкевича под редакцией А. Тараса она неверно именуется 1‑й Великопольской, хотя переименование прошло еще 10 декабря 1919 г. Также ошибоч-/489/

      13. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. Пр. 1. Гл. X; Пр. 19. Гл. VIII; С. 441. Encyklopedia wojskowa. T. I. Warszawa: Wydawnictwo Towarzystwa Wiedzy Wojskowej i Wojskowego Instytutu NaukowoWydawniczego, 1931. S. 454–455.
      14. Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 268.
      15 Horasymow S. Zarys historii wojennej 32‑go Pułku Piechoty. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1928. S. 20.
      16. Odziemkowski J. Leksykon wojny polsko-rosyjskiej 1919–1920. Warszawa: «Rytm», 2004. S. 62–63; Encyklopedia wojskowa. T. I. Warszawa: Wydawnictwo Towarzystwa Wiedzy Wojskowej i Wojskowego Instytutu Naukowo-Wydawniczego, 1931. S. 454–455.
      17. Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002. С. 455–456.

      но упоминается 21‑я горнострелковая дивизия. В период отступления и боев под Брестом она именовалась Горской дивизией, а не 21‑й, какой она стала лишь 10 августа [18]. На протяжении трех дней 8‑я и 10‑я СД РККА безуспешно пытались прорвать оборону противника на участке Пружаны — Береза. Объединив под своим командованием отступающие и выходящие из окружений войска, в т. ч. 37‑й пехотный и 4‑й уланский полки, Конажевский подготовил по реке Ясельда крепкий рубеж. В это время под Свислочью группа генерала В. Юнга была разбита и отступала под натиском правого крыла 16‑й армии. Между группами Юнга и Конажевского, к северу от Пружан, образовался разрыв, куда были введены 2‑я и 17‑я СД РККА [19]. 27 июля совместными усилиями 8‑й СД с фронта и 2‑й СД с тыла Пружаны были освобождены. Одновременно 10‑я СД овладела Березой. Группа Конажевского попала в окружение. Вечером 27 июля польское главное командование прислало генералу Сикорскому в Кобрин приказ об отходе его группы в район Бреста и удержании там большого плацдарма на восточном берегу Западного Буга как основы для будущей наступательной операции [20]. С утра 28 июля левое крыло 16‑й армии в составе 8‑й и 10‑й СД, преследуя разбитые части 14‑й ПД, стало быстро продвигаться к Кобрину. Навстречу советским войскам поляки бросили 31‑ю пехотную бригаду из Полесской группы. 32‑я бригада срочно была снята из‑под Дрогичина и направлена в Кобрин, а 32‑й пехотный полк — в Брест, где приступил к организации обороны. Горская дивизия Полесской группы также направилась к Кобрину, но на марше развернута в Брест. 28–29 июля разбитые 14‑я и 16‑я ПД поляков прикрываясь сильными арьергардами и двумя бронепоездами отступали к Бресту. Попытка удержаться под Кобриным полякам не удалась. Утром 29 июля к Бресту двинулись главные силы Полесской группы. Попавшая в полуокружение 14‑я польская ПД прорвала у с. Лышицы слабый заслон в виде 24‑й бригады 8‑й СД, попытавшейся преградить ей дорогу, и через Брест вышла к северу от крепости и заняла позиции по левому берегу Буга. За ней отходила и 16‑я ПД. 29 июля в связи с успешным продвижением 16‑й армии к Б угу, 2‑я СД РККА после зачистки Пружанского уезда, была выведена в армейский резерв севернее Бреста, в район Видомль — Богдюки.

      Генерал Сикорский со штабом Полесской группы прибыл в Брестскую крепость в ночь с 28 на 29 июля. К полудню 30 июля войска По-/490/

      18. Грицкевич А . П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Б елоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 267.
      19. Odziemkowski J. Leksykon wojny polsko-rosyjskiej 1919–1920. Warszawa: «Rytm», 2004. S. 61.
      20. Odziemkowski: Leksykon bitew polskich 1914–1920. Pruszków: «Ajaks», 1998. S. 30.

      лесской группы достигли указанных им позиций [21]. 16‑я ПД задержалась для организации обороны на р. Лесна, но 31 июля была еще раз разбита и отошла за Буг. Бригада 9‑й ПД сражалась с Мозырской группой РККА юго-восточнее Бреста. Несколько малочисленных кавалерийских полков являлись мобильным резервом польских соединений. Горская дивизия и группа Слупского заняли боевые позиции в крепости. 30 июля Пилсудский запросил командующего Полесской группой генерала Сикорского — сколько времени может держаться Брест. Последний гарантировал ему 10‑дневный срок [22].

      По первоначальному замыслу Варшавской операции 16‑й армии предписывалось форсировать Буг севернее Бреста и наступать на Варшаву, а Мозырской группе взять Брест. Ввиду запоздания Мозырской группы, избегая оставлять сильный укрепленный район, насыщенный войсками противника в тылу, командующий Западным фронтом приказал 16‑й армии овладеть крепостью [23]. Выполнение задачи было возложено на левофланговую дивизию 16‑й армии (10‑я СД) и дивизию армейского резерва (2‑я СД). 30 июля к расположению польских войск приблизились две советские дивизии: с востока — 10‑я, с северо-востока — 2‑я. Ещё севернее, на Немиров, наступала 8‑я СД, получившая задачу переправиться через Западный Буг и захватить район Бяла-Подляска. Чуть позже с юго-востока подошла дивизия Мозырской группы — 57‑я.

      Численный состав 2‑й дивизии РККА на 1 августа составлял — 12 тыс. человек списочного состава, 4500 штыков, 99 пулеметов, 32 орудия. Ей предстояло одновременно с достижением крепостных укреплений, выйти на реку Западный Буг севернее крепости [24].

      К концу дня 30 июля соединения 16‑й армии достигли реки на участке от Немирова до Брест-Литовска. К 1.00 передовая 6‑я бригада 2‑й СД под командованием комбрига А. Г. Кимундуриса с боем заняла деревни Демянчицы и Коростичи (25 км. севернее Бреста) и начала переправу на западный берег реки Лесна. Ночным маршем бригада преодолела 12 верст и утром 31 июля атаковала Большие и Малые Мотыкалы, где держал оборону 58‑й польский пехотный полк. Ему помогал 64‑й поль-/491/

      21. Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 267–268.
      22. Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002. С. 455–456; Пилсудский Ю. 1920 год // Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991. С. 182.
      23. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. С. 310; Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002. С. 455–456.
      24. Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. С. 310, Пр. 19. Гл. VIII.

      ский полк при поддержке бронепоезда «Danuta». К полудню 31 июля красноармейцы выбили поляков из Мотыкал25. Без передышки части 6‑й бригады наступали на Б рест. 30–31 июля артиллерия 16‑й армии вела мощный обстрел крепости. К исходу дня 31 июля 2‑я СД в ожесточенном бою отбросила 16‑ю ПД поляков на западный берег Буга северо-западнее Бреста и очистила левобережье от панских войск [26].

      В штурме Бреста выдающуюся роль сыграл 18‑й стрелковый полк красного командира Федора Судакова27. Еще 31 июля, после боя у Мотыкал, он первый в ожесточенном бою форсировал реку Лесна, разбил 64‑й и идущий к нему на помощь 66‑й польские полки и овладел деревней Клейники. Вслед за ним, у Шумаков, сумел переправиться 17‑й полк, но был контратакован подразделениями 14‑й польской дивизии из Колодно и отошел на северный берег, оставив красноармейцев Судакова сражаться в окружении превосходящих сил врага у Клейников. В ходе боя был ранен командир 17‑го полка РККА. Разведчики 5‑й бригады наткнулись на разъезды 4‑го уланского полка под Пратулином и Колодно. В 23.30 во время дождя 17‑й полк под командованием М. И. Докуки атаковал Шумаки и овладел деревней, захватив много пленных [28]. Поляки вновь контратаковали 17‑й полк. В ночь на 1 августа, после введения в бой 16‑го стрелкового полка, 6‑я бригада РККА пошла на штурм польских позиций в деревне Шумаки. Опорный пункт, пять раз переходил из рук в руки, но, несмотря на поддержку двух польских бронепоездов, к утру 1 августа остался за К расной армией. 66‑й полк, понесший большие потери, отошел за Б уг у с. Непле [29]. В 8.30 17‑й полк выбил поляков из д. Костичи [30]. Поляки по позициям 6‑й бригады в Шумаках и Клейниках открыли мощный артиллерийский огонь из фортов Козловичи (№ 1) и Дубровка (№ 8). Опираясь на 63‑й полк, заблаговременно занявший оборону, /492/

      25. Российская Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Памятка 3‑х летнего существования 17‑го Стрелкового полка 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. 8 сентября 1918 года — 8 сентября 1921 года. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921. С. 21–22; Rogaczewski K. Zarys historii wojennej 64‑go Grudziądskiego Pułku Piechoty. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929.
      26. Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 269.
      27. Терентьев В. О. Генерал Ф. П. Судаков: от студента до командира полка Красной армии (1914–1920 годы) // «Гражданская война. Многовекторный поиск гражданского мира». Новосибирск: НГ ПУ, 2018. С. 182–186.
      28. ЦГАИ ПД СПб. Ф. Р-4000. Оп. 5 (2). Д. 2833.
      29. Jankiewicz W. Zarys historii wojennej 66‑go Kaszubskiego Pułku Piechoty. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. С. 18–19.
      30. Российская Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Памятка 3‑х летнего существования 17‑го Стрелкового полка 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. 8 сентября 1918 года — 8 сентября 1921 года. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921. С. 21–22.

      64‑й и 66‑й польские полки отошли на левый берег Буга. Вскоре на этом направлении в бой вступила 5‑я бригада 2‑й СД.

      По плану штурма 10‑я СД должна была атаковать группу Слупского «в лоб» — с востока на участке Тушеница — р. Мухавец). Задачей подходившей 57‑й СД было удержание польских сил к югу от Мухавца. Основная задача ложилась на резервную 2‑ю СД. Одной передовой бригадой она должна была взять штурмом северный узел крепости, а другой — форсировать Буг северо-западнее и обойти Брест с запада. Еще одна бригада предназначалась для усиления результатов на том или
      другом направлении. Брестскую цитадель окружали два пояса фортов, которые требовалось прорвать для овладения городом. Лишь северный, наиболее сильный, узел, связывал воедино оба пояса. После овладения 1‑м и 8‑м фортами на пути к цитадели лежал только устаревший «Граф Берг» [31]. На них и был направлен основной удар 6‑й бригады 2‑й СД.

      В 12.00 1 августа после артподготовки части 10‑й СД при поддержке броневиков атаковали правобережные форты северо-восточного участка вдоль железнодорожной линии [32]. Основные силы группы Слупского сконцентрировались для отражения удара. В фортах северного узла остался один этапный батальон и артиллерийские подразделения. Первый штурм был отбит.

      В 14.00 с севера от Клейников решительно атаковал 18‑й стрелковый полк 2‑й СД. Красноармейцы Ф. Судакова заставили подразделения 66‑го польского полка отступить. Преследуя противника, они атаковали форт № 1 (Козловичи, по польскому обозначению — «Ржещица»). За ними, на Козловичи выступили 17‑й и 16‑й полки [33]. Брест-Литовский форт № 1 представлял собой серьезное современное укрепление. Он был построен в 1878–1880 гг., усовершенствован в 1909 г., состоял из 10 казематов, 23 орудий, множества дополнительных укреплений (в их числе две батареи, оборонительная казарма, пороховой погреб). Рядом находился подорванный при отступлении русской армии в 1915 г., но сохранивший высокую боеспособность, форт «А» (построен в 1912–1915 гг.). Форт № 1 оборонялся 2‑м Познанским этапным (маршевым) батальоном [34]. 18‑й стрелковый полк под руководством Федора Судакова /493/

      31. Форт V и другие форты Брестской крепости. Брест: Полиграфика, 2009.
      32. Migdał L. Zarys historii wojennej 2‑go pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: «Polska Zjednoczona», 1929. С. 21–22.
      33. Историческая памятка боевых действий 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921; Кимундрис А. Т. И з боевой жизни 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии РККА // Сборник воспоминаний к 4‑й годовщине РККА . М.: ВВР С, 1922. С. 66–68.
      34. Бешанов В. В. Брестская крепость. Правда о «бессмертном гарнизоне». М.: Яуза: Эксмо, 2012. С. 121.

      стремительной атакой, невзирая на ураганный огонь противника, ворвался и захватил форт № 1, отбросив поляков к цитадели [35]. Успех 6‑й бригады был развит 4‑й бригадой. Она была введена в бой в направлении форта Дубровка (№ 8). Однако здесь оборонялся усиленный батальон 32‑го пехотного полка при поддержке артбатареи и бронепоезда [36]. 4‑я бригада натолкнулась на упорное сопротивление, попала под огонь двух фортов, и завязла в перестрелке на ближних подступах к укреплению.



      Ил. 2. Фотография начдива 2‑й СД Р. Лонгва

      Как только этапный батальон бежал к цитадели, на 1‑й и 8‑й форты, из форта «Граф Берг» были брошены в контратаку батальоны Подгальских стрелков Горской дивизии при поддержке артполка [37]. Два батальона безуспешно пытались выбить красноармейцев из форта № 1. Но 4‑я советская бригада к вечеру 1 августа оставила форт и под натиском превосходящих сил противника отошла к реке Лесна. 17‑й и 18‑й полки 6‑й бригады вновь оказались в окружении. Они занял круговую оборону в форте № 1, и отбили несколько атак 1‑го полка Подгальских стрелков. К месту боя прибыл начдив Р. Лонгва (за что позже был награжден орденом Красного Знамени). Поляки сконцентрировали у Козловичей значительные силы из горских, пехотных и маршевых подразделений, подтянули бронепоезд и несколько батарей прямой наводки. Они перерезали связь полков с дивизией и атаковали форт. Под руководством начдива Лонгвы и комполка Судакова героический 18‑й полк отбил три атаки, понеся при этом потери более 200 человек [38]. Федор Павлович сам был ранен, но не покинул позиции. В 15.00 части 10‑й СД вновь атаковали город с востока. Они вели ожесточенные бои с 32‑м пехотным и 2‑м полком Подгальских стрелков за форт № 10. Сначала благодаря успехам 2‑й СД советские войска вы-/494/

      35. Encyklopedia wojskowa. T. I. Warszawa: Wydawnictwo Towarzystwa Wiedzy Wojskowej i Wojskowego Instytutu Naukowo-Wydawniczego, 1931. S. 454–455.
      36. Horasymow S. Zarys historii wojennej 32‑go Pułku Piechoty. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1928. S. 20.
      37. Bober R. Zarys historii wojennej 1‑go Pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. S. 22.
      38. Историческая памятка боевых действий 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921; Кимундрис А . Т . И з боевой жизни 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии РККА // Сборник воспоминаний к 4‑й годовщине РККА . М.: ВВР С, 1922. С. 66–68.

      били поляков из форта, но в ходе ожесточенной контратаки Подгальские стрелки вновь вернули укрепление [39]. Завязались бои за форты № 3 и № 9. Во второй половине дня части 2‑й и 10‑й СД прорвали полевые укрепления 32‑го польского полка, обошли форт № 2 и ворвались в город [40]. 32‑й польский полк не выдержал огня советских войск, оставил укрепления и бежал в цитадель. В районе Граевских предместий завязались тяжелые бои. К 19.00 Подгальские стрелки отбили Граевские казармы и форт № 2 [41]. С наступлением сумерек 4‑я советская бригада вновь пошла на штурм форта № 8. 12‑й красноармейский полк окружил сам форт, а 13‑й полк обошел его от Лысой горы, выйдя к аэродрому. Перебросив часть сил 1‑го полка Подгальских стрелков от Козловичей в район Адамкова хутора, поляки контратаковали и окружили 13‑й полк. На него же переключился и вражеский бронепоезд. Однако оказать действенную помощь 8‑му форту поляки уже не могли, поскольку сами оказались под огнем 6‑й красноармейской бригады с форта № 1. Около 22.00 12‑й стрелковый полк занял оставленный поляками 8‑й форт. В 22.00 командующий Полесской группы генерал Сикорский отдал приказ об отходе польских войск на левый берег Буга. Таким образом в течение 1 августа 2‑я и 10‑я СД совместными усилиями в тяжелых боях овладели правобережными фортами крепости. Бытующие в ряде популярных изданий сведения, о занятии фортов Брестской крепости советскими войсками без боя не соответствует действительности [42]. Так же победные реляции об успехах двух польских батальонов, которым удалось выбить красноармейцев не только из захваченных фортов, но и из города не находят отражения в источниках и не соответствуют последующим событиям, поскольку здесь же указывается, что Подгальские стрелки пробивались в цитадель /495/

      39. Migdał L. Zarys historii wojennej 2‑go pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. С. 21–22.
      40. Szlakiem oręża polskiego; vademecum miejsc walk i budowli obronnych. T. 2. Poza granicami współczesnej Polski. Warszawa: «Gamb», 2005. S. 68.
      41. Bober R. Zarys historii wojennej 1‑go Pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. S. 23.
      42. Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 269.

      через город, занятый «красными» [43]. К исходу дня оба форта, и № 1, и № 8, крепко удерживались частями 2‑й СД [44]. Причиной паники и отхода поляков, а также приказа Сикорского, послужили успешные действия Красной армии и крах северного участка обороны крепости. Отступающие польские солдаты этапных батальонов и 32‑го полка, а также появившиеся
      в центре города красноармейцы, вызвали панику среди тыловых служб и обозников, которые устремились к мостам на Западном Буге [45].



      Ил. 3. Фотография командующего Полесской группой генерала Сикорского

      Польские историки, а по их стопам и ряд современных популяризаторов заявляют, что стрелкам Горской дивизии пришлось штыками пробиваться через город, уже занятый советскими войсками [46]. Это несколько преувеличенное утверждение, поскольку к моменту приказа на отход, советские войска еще не вышли к мостам, а Подгальские полки вели бой в окрестностях цитадели. С усилиями пробиваться к мостам им пришлось через толпы своих обозов, паникеров и тыловиков, а в боевом прорыве через город участвовал лишь один батальон из 2‑го Подгальского полка.

      Многие исследователи считают, что крепость была покинута поляками в ночь с 1 на 2 августа [47]. В действительности не менее жаркие бои РККА с Полесской группой продолжались 2 августа не только в цитадели, но и в ближайших окрестностях. Пилсудский считал необходимым нанести контрудар по Бресту силами 17‑й бригады и 4‑го Подгальского полка. Для этого предполагалась оборона цитадели до 4 августа. Оборона цитадели рассматривалась как важнейшее событие сражения на Буге. В отчаянии командующий Юго-восточным польским фронтом генерал Рыдз-Смиглы требовал удержания цитадели «не считаясь с потерями, хотя бы в конце-концов весь ее гарнизон был потерян» [48]. /496/

      43. Migdał L. Zarys historii wojennej 2‑go pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: «Polska Zjednoczona», 1929. С. 21–22; Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 8,269.
      44. Историческая памятка боевых действий 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921; Кимундрис А. Т. Из боевой жизни 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии РККА // Сборник воспоминаний к 4‑й годовщине РККА. М.: ВВРС, 1922. С. 66–68.
      45. Migdał L. Zarys historii wojennej 2‑go pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: «Polska Zjednoczona», 1929. С. 21–22.
      46. Odziemkowski J. Leksykon wojny polsko-rosyjskiej 1919–1920. Warszawa: «Rytm», 2004. S. 63; Грицкевич А . П. З ападный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 269.
      47. Odziemkowski J. Leksykon wojny polsko-rosyjskiej 1919–1920. Warszawa: «Rytm», 2004. S. 63; Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. С. 269.
      48. Операции на Висле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р . Будкевича. М.: ГВИ, 1931. С. 94–95, 118–120.

      Не давая передышки полякам, в ночь на 2 августа 2‑я и 10‑я СД приступили к подготовке и штурму цитадели. 17‑й стрелковый полк 2‑й СД ночью атаковал автомобильный мост и к утру 2 августа занял оборону по восточному берегу Буга [49]. Рано утром 2 августа 18‑й стрелковый полк РККА пошел на штурм форта «Граф Берг», занятый гарнизоном Подгальских стрелков. Форт «Граф Берг» был построен в 1869–1872 гг., перестроен в 1911–1914 гг., состоял из складов и казарм. Он находился в непосредственной близости от Северного укрепления Брестской крепости и защищал северные подходы к железнодорожной линии. В ходе боя поляки не удержали центральный форт Бреста и бежали в цитадель. За ними устремилась вся 6‑я советская бригада. Полк Ф. Судакова первый ворвался на плечах отступающих поляков в Северное укрепление Брестской крепости. К полудню цитадель была захвачена советскими войсками [50]. План польского командования по удержанию цитадели, как опорного пункта для контрнаступления, окончательно провалился.

      В это время другие дивизии 16‑й армии приступили к форсированию Буга у Немирова и северо-западнее Бреста. В 9.00 2 августа 17‑й полк 2‑й СД вел ожесточенный бой у железнодорожного моста с подразделениями 64‑го полка (на западном берегу) и прорывающимися из крепости частями при поддержке бронепоезда «Geneгał Listowski». К 11 часам рота красноармейцев захватила предмостное укрепление на восточном берегу Буга и заняла плацдарм на западном. До 14 часов шел ожесточенный бой за железнодорожный мост. Советской артиллерией был подбит паровоз польского бронепоезда. Экипаж бежал, подбитый бронепоезд был захвачен Красной Армией [51]. Одновременно 4‑я бригада завершала бой за железнодорожный узел. Здесь держал оборону смешанный польский отряд из артиллеристов и пехотинцев. После короткого боя красноармейцы заняли вокзал, станцию и вышли к цитадели. К 22.00 последние польские войска оставили цитадель и стали отходить на запад. Навстречу им ударили 64‑й пехотный полк и бригада Горской дивизии при поддержке бронепоезда «Danuta» [52]. 17‑й стрелковый полк /497/

      49. Российская Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Памятка 3‑х летнего существования 17‑го Стрелкового полка 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. 8 сентября 1918 года — 8 сентября 1921 года. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921. С. 23.
      50. Операции на В исле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р. Будкевича. М.: ГВИ, 1931. С. 95.
      51. ЦГАИ ПД СПб. Ф. Р -4000. Оп. 5 (2). Д. 2833; Российская Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Памятка 3‑х летнего существования 17‑го Стрелкового полка 6‑й бригады 2‑й стрелковой дивизии. 8 сентября 1918 года — 8 сентября 1921 года. Калуга: Госиздательство. Калужское отделение, 1921. С. 23.
      52. Rogaczewski K. Zarys historii wojennej 64‑go Grudziądskiego Pułku Piechoty. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. С. 23–24.

      РККА вел тяжелый бой за железнодорожную переправу с Подгальской бригадой. К полуночи он был вынужден отойти на восточный берег, но упорные попытки поляков прорваться через железнодорожный мост были отбиты [53]. 2 августа части 2‑й и 10‑й дивизий полностью очистили Брест-Литовск от поляков и заняли позиции по правому берегу реки Западный Буг. Отходящим с южного участка обороны крепости 3‑му и 4‑му Подгальским полкам пришлось форсировать Буг южнее
      крепости [54]. В ходе боев 2‑я СД захватила многочисленные трофеи, в т. ч. польский бронепоезд № 21 «Generał Listowski» [55]. Комбриг Кимундурис был награжден орденом Красного Знамени.

      В это же время соединения 16‑й армии вели упорную борьбу с противником на рубеже Зап. Буга. К 1 августа за Буг отошли сильно потрепанные и поредевшие части отступивших польских дивизий, которые здесь оперлись на новые формирования из добровольцев и запасных частей. Первые попытки переправы через Буг окончились неудачей. Советские войска успешно захватили плацдармы, но, вскоре, под натиском восстановленных сил противника вынуждены были их оставить. 2‑я СД после взятия Бреста вновь была выведена в армейский резерв. /498/



      Ил. 4. Захваченный Красной армией польский бронепоезд № 21

      53. Bober R. Zarys historii wojennej 1‑go Pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. S. 23.
      54. Dąbrowski O. Zarys historii wojennej 3‑go Pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. С. 14–15.
      55. Бешанов В. В. Брестская крепость. Правда о «бессмертном гарнизоне». М.: Яуза: Эксмо, 2012. С. 121.

      Однако, после того как 3 августа противник отбросил на правый берег Буга части 17‑й дивизии РККА 2‑я СД была направлена к плацдарму 8‑й СД. Но последняя плацдарм также не удержала. 2‑я СД успешно содействовала ей в переправе обратно на правый берег [56]. Одновременно 6‑я бригада 2‑й СД вела бои за удержание переправ через Буг в районе Бреста. 4 августа, когда соединения 16‑й армии с боями отходили с плацдармов, части 2‑й и 10‑й СД отбросили польские войска Подгальской бригады, 64‑го пехотного полка и 19‑го уланского полка на западный берег Буга и овладели Тираспольскими укреплениями Брестской крепости [57]. В ожесточенных боях дальнейшее продвижение советских частей было остановлено поляками [58]. В этих боях краском Федор Судаков был вторично ранен и направлен в Брестский госпиталь. Он показал себя бесстрашным бойцом и решительным командиром. Впоследствии, став генералом РККА , ему вновь пришлось сражаться на белорусской земле, защищая ее от гитлеровских захватчиков [59]. Одновременно был ранен и начдив, позже переведенный командовать создаваемой Польской Красной Армией. 5–6 августа, в связи с угрозой прорыва поляков, 6‑я бригада РККА заняла оборону в крепости и готовилась к отражению штурма. Отдельными частями и даже подразделениями 2‑я СД оказывала помощь соседним соединениям РККА . До 7 августа шла Битва над Бугом. Вскоре, собравшись с силами советские войска отбросили польские войска за Буг, и продолжили наступление на Варшаву [60].

      Красная Армия, применив сосредоточение сил на узловом участке обороны с отвлечением значительных сил врага на второстепенных направлениях, смогла разгромить превосходящие силы Полесской группы врага, взять опорную крепость, и, в итоге, форсировать Буг. Падение /499/

      56. Какурин Н. Е. Случайность в боях Гражданской войны. // Гражданская война 1918–1921 гг. В 3‑х т. Т. 1. Боевая жизнь. М.: Военный вестник, 1928. С. 302–311.
      57. Операции на Висле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р. Будкевича. М.: ГВИ , 1931. С. 97.
      58. Bober R. Zarys historii wojennej 1‑go Pułku Strzelców Podhalańskich. Warszawa: Polska Zjednoczona, 1929. S. 24.
      59. Терентьев В. О. Боевые действия 66‑го стрелкового корпуса РККА под командованием генерал-майора Ф. П. Судакова на Речицком направлении летом 1941 г. // Рэчыцкi край: да 150‑годдзя з дня нараджэння Мiтрафана Доунара-Запольскага. / Нац. акад. навук Беларусi, Iн-т гiсторыi, Гомел. дзярж. ун-т iм. Ф. Скарыны. Минск: Беларуская навука, 2019. С. 358–369. Терентьев В. О. Тыл Центрального фронта под руководством генерал-майора Ф. П. Судакова (август 1941 г.) // Актуальные проблемы гуманитарных и социально-экономических наук. Ч. 1. Актуальные проблемы новейшей истории и историографии. М.: «Перо»; Вольск: ВВИ МО, 2019. С. 122–127.
      60. Операции на Висле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р. Будкевича. М.: ГВИ , 1931. С. 145; Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002. С. 460–461.

      Бреста имело серьезные последствия: срыв план контрманевра Пилсудского и дальнейший отход польских войск на У краине за Буг [61]. Утрата Бреста вызвала шок в штабе 3‑й польской армии в Ковеле, где в это время находился сам Пилсудский. Попытка удержания цитадели и последующие контрудары на Брест свежими силами были парированы 2‑й СД. Красная Армия, преследуя разбитые польские войска, дошла до Варшавы, но в ходе нового мощного контрнаступления группы армий Пилсудского Польша смогла остановить наступление советских войск, нанести им поражение и достигнуть перелома в ходе войны. Контрнаступление, начавшееся через две недели после взятия Бреста советскими войсками, в общих чертах повторяло июльский план Пилсудского, который в свою очередь опирался на успешное германо-австрийское наступление 1915 г. Но главком Каменев и комфронта Тухачевский тогда не до конца оценили угрозу и допустили катастрофу Западного фронта в августе. К поражению РККА привели общая усталость войск, растянутость фронта и коммуникаций, перегруз небоевым составом, громоздкость структуры, отсутствие пополнения, снижение эффективности и качества снабжения, в совокупности с преждевременной эйфорией командования и неоправдавшейся надеждой на поддержку польского пролетариата и крестьянства. Среди причин поражения РККА были и высокие потери, понесенные в ходе штурма Бреста. Так боевые силы, РККА штурмовавшие Брест уменьшились на 25–30 %, а польские, несмотря на большие потери, увеличились за счет великопольских и малопольских добровольцев до 23,5 тыс. штыков и сабель [62]. Большую роль сыграл также переход Красной Армии с комплементарный белорусской этнической территории на антироссийскую польскую. Тактический успех под Брестом вскоре затмило стратегическое поражение Красной армии и ее отход до Минска и К иева. По результатам войны к Польше отошли обширные территории западной Белоруссии и Украины, что на 20 лет разделило белорусский и украинский народы на две части — польскую и советскую. /500/

      Список литературы
      Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР 1918–1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010.
      Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002.
      Какурин Н. Е. Гражданская война в России: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. /500/

      61. Какурин Н. Е., Вацетис И. И. Гражданская война. 1918–1921. СПб.: Полигон, 2002. С. 455–456.
      62. Какурин Н. Е. Г ражданская война в Р оссии: Война с белополяками. M.: ACT, 2002. С. 313.

      Пилсудский против Тухачевского. Сб. М.: Воениздат, 1991.
      Операции на Висле в польском освещении. Сб. статей и документов. Под ред. С. Р. Будкевича. М.: ГВИ , 1931.

      Военная история России XIX–XX веков. Материалы XIII Международной военно-исторической конференции / Под. ред. Д. Ю. Алексеева, А. В. Арановича. Санкт-Петербург, 4 декабря 2020 г.: Сб. научных статей. СПб.: СПбГУ ПТД , 2020. С. 485-501.
    • В.З. Новак. Бои польских войск с кавалерией Семена Буденного в Восточной Галиции и в районе Замостья // Военная история России XIX-XX веков. Материалы XIII Международной военно-исторической конференции. СПб.: СПбГУ ПТД, 2020. С.502-525
      Автор: Военкомуезд
      Владимир Здзислав НОВАК
      доктор, адъюнкт Институт наук о безопасности
      Факультет социальных наук, Естественно-гуманитарный университет
      в Седльце (Седльце, Польша)

      Бои польских войск с кавалерией Семена Буденного в Восточной Галиции и в районе Замостья (4–31 августа 1920 г.)

      В боях под Берестечком и Бродами польские и советские войска понесли тяжелые потери и приостановили наступательные действия на несколько дней. Падение Бреста повлекло за собой отступление польских войск на рубеж Буга. После боя под Бродами Буденный под давлением Сталина не выполнил приказ Тухачевского и безуспешно штурмовал Львов и Замосць. Затем он был разбит 1‑й польской кавалерийской дивизией полковника Юлиуша Руммеля под Комаровом 31 августа 1920 г.

      Ключевые слова: Войско Польское, кавалерия Буденного, Восточная Галиция, бой под Комаровом, полковник Ю. Руммель.

      Введение
      После окончания боев в районе Берестечка и Бродов [1] 4 августа 1920 года командующий Юго-Восточным фронтом польской армии генерал Эдвард Рыдз-Смиглы отдал оперативный приказ [2], в котором говорилось, что 1‑я конная армия, «разбитая 2‑й и 6‑й [польскими — В. Н.] армиями, отступала к Кременцу». Далее, «в связи с ситуацией на севере» он приказал «перебросить более крупные силы», подготовленные командованием Юго-Восточного фронта. Речь шла о штабах 2‑й армии и Оперативной конной группы (ОКГ), а также о пехотных и кавалерийских соединениях: 18‑й пехотной дивизии, 65‑м пехотном полку, 2‑й кавалерийской дивизии и 4‑й кавалерийской бригаде. В связи с эти-/502/

      1. РГВА. Управление 1‑й конной армией. Оперативные приказы войскам, приказания штаба 1‑й конной армии. Ф. 245. Оп. 3. Д. 168. Л. 1–7; Архив Института Юзефа Пилсудского в Лондоне, коллекция № 169 ген. Орлича-Дрешера.
      2. Rozkaz operacyjny dowództwa Frontu Południowo-Wschodniego L. dz. 2470/III z 4 sierpnia 1920 r. Zob. Bitwa lwowska 25 VII — 18 X 1920. Dokumenty operacyjne. Cz. I (25 VII — 5 VIII). Red. M. Tarczyński. Warszawa, 2002, s. 872–874.

      ми мероприятиями были проведены соответствующие перегруппировки отдельных соединений. 1-я пехотная дивизия легионов и ОКГ были подчинены 3‑й польской армии, но должны были оставаться в распоряжении командующего 2‑й армией до тех пор, пока штаб генерала Зигмунта Зелиньского не установит с ними телефонную связь. 6‑я пехотная дивизия перегруппировалась дальше на юг и приняла у 18‑й пехотной дивизии район Бродов [3]. Приказ также регулировал вопросы перемещения по железной дороге 18‑й пехотной дивизии и 65‑го пехотного полка из Бродов в Модлин и 2‑й кавалерийской дивизии из Стоянова [4].

      На основании приказа генерала Рыдз-Смиглого генерал Ян Савицкий издал свои распоряжения, согласно которым 1‑я кавалерийская дивизия должна была обеспечить безопасность на участке реки Стырь от Речека до Хуциско Ивански включительно [5]. Тогда же была реорганизована ОКГ. В 1‑ю кавалерийскую дивизию вошли 6‑я (1‑й, 9‑й и 14‑й уланские полки) и 4‑я кавалерийские бригады (16‑й уланский полк, 1‑й легкоконный полк), а во 2‑ю кавалерийскую дивизию вошли 1‑я (2‑й легкоконный полк, 5‑й и 17‑й уланские полки) и 3‑я кавалерийские бригады (8‑й, 11‑й и 12‑й уланские полки) [6].

      Из-за того, что значительная часть войск должна была быть отправлена на Северный фронт, а информация о том, кто, где и кому должен подчиняться, не передавалась, возник организационный хаос. Лишь сообщения дозоров о быстром приближении противника повлияли на ускорение подготовки к движению [7]. /503/

      3. Przegrupowanie poszczególnych oddziałów odbywało się w myśl słynnego rozkazu ND WP nr 8358 z 6 sierpnia 1920 r. Zob. Bitwa Warszawska, t. 2, Bitwa nad Wisłą 7. VIII —
      4. Ibidem, s. 872–874; T. Machalski, Ostatnia epopeja. Działania kawalerii w 1920 roku, Londyn 1969, s. 136.
      5. Dyspozycje operacyjne dowództwa Grupy Operacyjnej Jazdy L. dz. 179 z 4 sierpnia 1920 r. Zob. Bitwa lwowska…, s. 889.
      6. Ibidem, s. 889–893; T. Machalski, Ostatnia…, s. 136.
      7. Путаница описана в дневнике Ю. Руммель: «На лошадях, покрытых пеной, со всех сторон летят гонцы, докладывая, что большевики идут в атаку. В конце концов, это сработало и вывело сотрудников Группы из спячки. Движение началось. Все начало загружаться и уходить. Я и капитан Прагловский, ожидая документов, остались в деревне, не имея никаких транспортных средств — даже лошадей, которых мы отправили в штаб дивизии. Генерал Савицкий, садясь в карету, попрощался со мной: “Пожалуйста, соберите как можно больше полков и остановите большевиков, чтобы дать полкам, предназначенным для погрузки, отойти в тыл. Прощайте!” Итак, он уехал. Мы с капитаном остались вдвоем. В селе больше не было ни одного солдата. Все ушли. Я даже не знал, какие полки уйти в Варшаву, а какие останутся. …Я знал только, что фронт наших частей должен быть где‑то на линии: Синьков, Руденко Ляцкий, Кустын». Zob. J. Rómmel, Moje walki z Budiennym. Dziennik wojenny b. d-cy 1. Dywizji Kawalerii, Lwów [b. r. w.], s. 71.

      В это время конница Буденного, сильно побитая и ослабленная, несколько дней не могла продолжать боевые действия. Не хватало продовольствия и фуража. Боеготовность советской конницы, понесшей большие потери в людях, лошадях и снаряжении, значительно снизилась [8]. Поэтому ее отвели в район Берестечко–Козин, где она немного отдохнула и подготовилась к дальнейшим действиям [9]. Буденный пришел к выводу, что 4‑я и 11‑я кавалерийские дивизии наиболее истощены, и решил отправить их в резерв войск советского Юго-Западного фронта под командование Александра Егорова [10].

      После краткого отдыха конница Буденного двинулась на Львов. 6‑я и 14‑я кавалерийские дивизии с 45‑й стрелковой дивизией после форсирования реки Стырь должны были развить наступление в направлении Радехов — Узловое — Добротвор — Каменка-Струмилова, а 4‑я и 11‑я кавалерийские дивизии — в направлении Буска [11].

      Пока штабы ОКГ и 2‑й кавалерийской дивизии готовились к отправлению на север, полковник Юлиуш Руммель организовал оборону на рубеже Руденко Ляцкий — Куликов — Радехов — Лопатин с целью прикрыть погрузку частей в железнодорожный транспорт, который должен был отправляться из Каменки-Струмиловой и Кристинополя (совр. Червоноград) [12]. /504/

      8. T. Różycki, Możliwość interwencji Konnej Armii Budiennego w bitwie warszawskiej, «Bellona» 1925, t. 19, z. 2, s. 289–290. Подробнее о балансе потерь 1‑й конной армии в боях с польскими войсками с 28 июля по 13 августа 1920 г. Zob. A. Smoliński, 1 Armia Konna podczas walk na polskim teatrze działań wojennych w 1920 roku. Organizacja, uzbrojenie, wyposażenie oraz wartość bojowa, Toruń 2008, s. 161–263; tenże, Zarys dziejów I Armii Konnej (1919–1923), Grajewo 2003, s. 86–87; Kawaleria przeciwników i sojuszników Wojska Polskiego w latach 1918–1921, red. A. Smoliński, Toruń 2003, s. 57–58.
      9. Главнокомандующий Советской Армией Сергей Каменев издал 6 августа директиву, в которой, в частности, распорядился «дать отдых 1‑й конной армии и подготовить ее к новому удару, для чего необходимо перегруппироваться на польском участке вашего фронта, чтобы пехота сменила 1‑ю конную армию, которую нужно отвести в резерв для отдыха и подготовки к новому решающему удару». L. Wyszczelski, Bitwa na przedpolach Warszawy, Warszawa 2000, s. 162.
      10. Л. Клюев. Первая конная армия на польском фронте. Л., 1925. С. 82. Решение Буденного соответствовало идее Иосифа Сталина, который планировал, как пишет Л. Выщельский, «экспорт революции иным путем, чем Троцкий, Каменев или Тухачевский, а именно через Западную Галицию, Силезию, Чехию в Австрию и на Балканы». Zob. L. Wyszczelski, Bitwa…, s. 158. Por. tenże, Walki z 1 Armią Konną Siemiona Budionnego na Lubelszczyźnie (27 VIII — 6 IX 1920 r.), [w:] Czyn zbrojny w dziejach narodu polskiego. Studia ofiarowane profesorowi Januszowi Wojtasikowi w siedemdziesiątą rocznicę urodzin, red. P. Matusak, M. Plewczyński, M. Wagner, Siedlce 2004, s. 284.
      11. С. М. Буденный. Пройденный путь. Т. 2. М., 1965. С. 283–317 (схема № 7).
      12. J. Litewski i W. Dziewanowski, Dzieje 1‑go pułku ułanów krechowieckich, Warszawa 1932, s. 346.

      8 августа 1920 г. уставшие от ежедневных упорных боев 9‑й, 11‑й и 12‑й уланские полки начали отход под натиском советской 14‑й кавалерийской дивизии [13]. Напор большевиков особенно усилился с тех пор, как начала действовать артиллерия противника. К вечеру поляки в панике начали отступать по дороге Антонины — Радехов. Все это заметил полковник Руммель, который собрал полуэскадрон и лично во главе группы офицеров вместе с 3‑м эскадроном 1‑го уланского полка отразил наступление кавалеристов Буденного [14]. Вечером по приказу генерала Савицкого 1‑я кавалерийская дивизия перешла в район Половое — Новый и Старый Витков — Сушно, заночевав там под прикрытием 8‑го уланского полка [15].

      В это время, когда первые отряды уже начали погрузку, неожиданно пришел приказ от Главного командования Войска Польского о приостановке этих действий. Планировался удар ОКГ на Лопатин [16]. В соответствии с этими распоряжениями генерал Савицкий отдал приказ, согласно которому 1‑я кавалерийская дивизия должна была наступать /505/

      13. T. Machalski, Ostatnia…, s. 137.
      14. Полковник Роммель еще раз подтвердил, что он был командиром дивизии «с седла»: «Я обнажил саблю и скомандовал: «За мной марш!» Лава казаков была в нескольких десятках шагов. В этом пространстве можно было различить даже выражения некоторых лиц. Мы атаковали лаву. Услышав наше «ура», казаки сначала остановились, а потом бросились бежать. Началась короткая погоня, но у казаков, видимо, были хорошие и отдохнувшие лошади. Помню, в левую руку я положил саблю, а правой с трудом достал парабеллум. Перевозбужденный Перун мчался как бешеный, пожирая пространство, несмотря на тяжелую почву и неровную местность, поросшую высокой картошкой. Расстояние между мной и группой убегающих казаков быстро сокращалось. Я точно видел, как один из них, огромный негодяй с большой бородой, одетый в синий мундир Армии Халлера, подавал знаки своим подчиненным, крича: «Лови этого поляка!» После долгой погони я оглянулся, все мчались за мной, но я опередил их на несколько десятков шагов. Тем временем я дал несколько револьверных выстрелов в правую группу казаков с бородачом во главе…. Выстрелы мои были, видимо, меткими, так как я видел, как один из казаков опрокинулся вместе с лошадью,… Компактная группа казаков, преследовавшая меня, внезапно рассеялась, как стая воробьев, разбегаясь во все стороны. Огонь вражеских тачанок, интенсивность которого достигала максимума, затих, пули свистели все реже, наконец воцарилась тишина. Я наблюдал бегство большевиков. Все стихло. Большевистские тачанки пытались уйти от эскадрона 1‑го уланского полка, но бравые креховецкие уланы уже яростно рубили сидящих на телегах карабинеров. Этот блестящий наступательный маневр более чем выполнил задачу прикрытия для отступления и дал моему начальнику штаба время, чтобы привести в порядок остальную часть войск». Zob. J. Rómmel, op. cit., s. 76–77.
      15. Когда атака советской кавалерии была отражена и войска были приведены в порядок, во время сбора всей дивизии полковник Руммель резко отчитал подданных панике солдат. Впрочем, командир 1‑й кавалерийской дивизии позже заметил: «По очень смущенному выражению лиц и выражению глаз я мог ясно видеть, что такая история не повторится в будущем». Ibidem, s. 78–80.
      16. J. Litewski i W. Dziewanowski, op. cit., s. 348; T. Machalski, Ostatnia…, s. 138.

      действия с юго-востока, сосредоточившись в Виткове, а затем перейти в район Сабановки. Речь шла о разгроме противника, действовавшего из района Стоянова, поскольку он угрожал тылу ОКГ [17].

      В ночь с 10 на 11 августа 1920 г. 1‑я кавалерийская дивизия пыталась обойти и застать противника врасплох в Радехове. Но этот план не удался, так как большевики отвели свои войска на восток от города [18]. Соответственно, 2‑я кавалерийская дивизия двинулась на Стоянов, а 1‑я кавалерийская дивизия нанесла удар по противнику, сосредоточенному в лесу восточнее Радехова [19].

      Бои под Радеховым и Узловым
      На рассвете 11 августа 1920 г. 1‑я кавалерийская дивизия выступила в направлении на Антонины. В авангарде действовал 9‑й уланский полк, который был обстрелян из леса из пулеметов. Полковник Руммель направил в лобовое наступление дополнительно 1‑й уланский полк. В свою очередь, 11‑й уланский полк выполнял обход от Пирятина во взаимодействии с 4‑м эскадроном 1‑го полка, а батарея конной артиллерии располагалась в Радехове с наблюдательным пунктом на колокольне. Энергичная совместная атака 1‑го и 9‑го уланских полков в пешем строю при мощной поддержке артиллерийской батареи под командованием полковника Руммеля закончилась паническим бегством большевиков. Из показаний пленных следовало, что в лесу стояли два полка стрелков, хорошо оснащенные оружием и боеприпасами [20].

      Заняв западную опушку леса, 2‑й эскадрон 1-го полка двинулся по дороге Радехов — Антонины. С польской стороны было замечено, что с фронта приближается конное подразделение противника численностью около эскадрона [21]. 2‑й взвод польского эскадрона устроил /506/

      17. Centralne Archiwum Wojskowe (dalej CAW), 314.1.3, L. dz. 322/III z 10 sierpnia 1920 r. Zob. Ibidem, s. 138. На основании этих распоряжений его приказ № 8110/3 оп. 10 августа 1920 года в 20.30 выдал командир 2‑й кавалерийской дивизии, s. 158.
      18. CAW, I. 314.1.3, s. 165. На рассвете 11 августа 1920 года патрули 9‑го уланского полка сообщили, что противник несколькими эскадронами разведывает район Радехова. Вскоре выслали передовую эскадрилью 9‑го уланского полка с пулеметами, которые отбросили красную конницу восточнее Радехова.
      19. Bitwa warszawska 13–28 VIII. Dokumenty operacyjne, cz. I (13 —
      20. CAW, I. 400.1717, S. Perekładowski, Bitwa pod Antoninem,, [w:] Relacje (z bojów) do historji 1 Pułku Ułanów Krechowieckich, Warszawa 1933, maszynopis w zbiorach CAW, I. 400.1705–1733, s. 39.
      21. Автор упомянутого выше рассказа, тогдашний взводный Станислав Перекладовский, служил во 2‑м эскадроне 1‑го уланского полка. Zob. CAW, ibidem, s. 40. Por. J. Rómmel, op. cit., s. 193.

      засаду, и когда противник приблизился, он был встречен точным огнем и рассыпался по всему лесу. Польские эскадроны овладели селом Антонины. Им удалось взять несколько десятков пленных из состава 45‑й стрелковой дивизии и 5 пулеметов [22].

      Вечером 12 августа 1920 года в штаб дивизии пришел приказ Главного командования Войска Польского, в котором говорилось о расформировании ОКГ. Из девяти уланских полков были сформированы три бригады, объединенные в новую 1‑ю кавалерийскую дивизию под командованием полковника Руммеля [23].

      В новой организационной структуре 1‑й конной дивизии полковник Руммель, в соответствии с приказом командования 3‑й армии издал соответствующие распоряжения, согласно которым III и VI конные бригады группировались в районе Радехова, а I конная бригада была передислоцирована к Узловому [24]. Речь шла о прикрытии северного крыла пехотных отрядов так называемой «группы Топоровского» под коман-/504/

      22. CAW, ibidem, s. 35–40.
      23. Полковник Руммель, имея девять уланских полков и пять конно-артиллерийских батарей, создал следующую организационную структуру новой 1‑й кавалерийской дивизии: «Наши девять полков организационно разделены на три бригады. 1‑й, 12‑й и 14‑й полки образуют 6‑ю бригаду под командованием полковника Плисовского. Лейтенант Януш Ильинский будет начальником штаба бригады. 2‑й кавалерийский полк и 8‑й и 9‑й уланские составят 7‑ю бригаду. Командир бригады полковник Бжезовский, капитан Моравский — начальник штаба. В состав 1‑й кавалерийской бригады входили 5‑й, 11‑й и 17‑й полки, ее командиром был полковник Януш Глуховский, а начальник штаба майор Тадеуш Смигельский. По артиллерии: 1/IV-й и 2/IV-й эскадроны конной артиллерии под командованием майора Белины Пражмовской я приписал к 6‑й бригаде, 2/VI-й и 1/III-й эскадроны конной артиллерии майора Тшебиньского — к 7‑й бригаде, 2/I-й эскадрон конной артиллерии майора Маковского — к 1‑й бригаде». J. Rómmel, op. cit., s. 89. CAW, I. 314,1.3, s. 200. Полковник Руммель как командир новой 1‑й конной дивизии с момента вступления в командование этим конным тактическим соединением подал телеграфный доклад командованию фронта (6‑й армии), штаб которого располагался во Львове.
      24. «Реорганизация 1‑й конной дивизии происходит в тот момент, когда войска находятся в контакте с противником. Общая ситуация исключает возможность спокойной реорганизации бригад в тылу. Нам нельзя терять время. 1‑я конная дивизия должна 13 августа в 9 часов быть боеспособной и готовой к дальнейшим действиям. Проводя переформирование в боевой обстановке, он приказывает трем вновь сформированным бригадам сконцентрироваться к 9 часам 13 числа в следующих районах: 7‑я бригада, под командованием полковник Бжезовский, в составе 8‑го уланского полка, 9‑го уланского полка и 2‑го полка шеволежеров, 2‑й батареи 7‑го эскадрона конной артиллерии — в районе Радехов, Антонины, Куты; 6‑я бригада, под командованием Плисовского, в составе 1‑го уланского полка, 12‑го уланского полка, 14‑го уланского полка, два взвода 4‑го эскадрона артиллерии — в районе Половое, Sudańska Wólka, Йосиповка; 1‑я бригада, под командованием полковника Глуховского, в составе 5‑го, 11‑го и 17‑го уланских полков — в районе Павлов, Узловое… Руммель полковник» J. Litewski i W. Dziewanowski, op. cit., s. 349–350.

      дованием генерала Павла Шиманского [25] с целью «дать ей возможность отступить за Буг и занять реку южнее Каменки-Струмиловой. Направление движения: Радехов — Узловое — Каменка-Струмилова» [26].

      В связи с тем, что советская 45‑я стрелковая дивизия подходила к Радехову с севера, а 14‑я кавалерийская дивизия — с фронта, полковник Руммель решил «сражаться как можно дольше в удобном для обороны районе Радехова, удерживая до рассвета 14 августа линию холмов между Нестаничами, Узловым и Дмитровым» [27]. Командующий 1‑й кавалерийской дивизией своей главной задачей видел как можно дольше задерживать наступление советских пехотных и кавалерийских частей. Поэтому он решил сгруппировать свои кавалерийские полки в три отряда. В 1‑й отряд вошли 14‑й, 9‑й уланские и 2‑й легкоконный полки, во 2‑й — 8‑й, 1‑й и 12‑й уланские полки (в качестве резерва командира дивизии) и в 3‑й отряд – 5‑й, 17‑й и 11‑й уланские полки. Командный пункт полковника Руммеля, а также наблюдательный пункт 2‑й батареи VI эскадрона конной артиллерии находились на колокольне в Радехове [28].

      Однако возникла определенная сложность, потому что противник стал обходить полки 1‑го отряда с юга. Тогда полковник Плисовский предложил командиру дивизии использовать промежуточную позицию между Радеховом и У зловым на линии Павлов — Орловка. Предложение командира 6‑й кавалерийской бригады было принято, и позиция была занята 1‑м и 12‑м уланскими полками. Вскоре выяснилось, что 2‑й легкоконный полк, оборонявший проход через болото у села Куты, в отсутствие майора Руппа не выдержал натиска большевиков и начал отступать. Поэтому полковник Руммель приказал эвакуировать свой штаб в Узловое и подтянуть ближе 8‑й уланский полк. Однако боль-/508/

      25. Подробнее о генерале Шиманском zob. P. Stawecki, Słownik biograficzny generałów Wojska Polskiego 1918–1939, Warszawa 2994, s. 327–328.
      26. F. Skibiński, Szarża 14. Pułku Ułanów Jazłowieckich pod Niestanicami 14 sierpnia 1920 r., Przegląd Kawaleryjski, 1937, t. 14, nr 7 (141) s. 3.
      27. Ibidem, s. 4. Por. J. Rómmel, op. cit., s. 89–93.
      28. Подробное расположение отдельных полков в районе Радехова было следующим: «В 1‑м отряде у меня (полковника Руммеля — В. Н.) было 3 полка, которые занимали передовую позицию около Радехова. Они были сгруппированы таким образом, что севернее Радехова, на левом фланге, у меня был 14‑й уланский полк, рядом с ними 9‑й уланский полк восточнее Радехова. Проход по болоту у села Куты на правом фланге контролировал 2‑й полк шеволежеров. 8‑й, 1‑й и 12‑й полки находятся в резерве в составе 2‑го отряда в самом Радехове. Полковник Глуховский с 1‑й бригадой находится в Узловом, создавая 3‑й отряд дивизии с задачей обеспечить проходы через болото, а также защитить большую часть дивизии от обхода на восточной стороне. Поэтому 1‑я бригада должна выслать разъезды для установления контакта с “группой Топоровского” и наблюдения за проходами через болото в районе Оплицько». Zob. J. Rómmel, op. cit., s. 93–96.

      шевики отбросили 2‑й легкоконный полк и ворвались в Радехов, захватив 2‑ю батарею VI эскадрона конной артиллерии, причем погиб ее командир поручик Адам Петражицкий. Батарею спасла контратака резервного эскадрона 8‑го уланского полка под командованием майора Кароля Руммеля. Сам полковник Руммель трагедии избежал, хотя покинуть колокольню он решился только после донесения поручика Чеслава Якубовского. Ему удалось присоединиться к 8‑му уланскому полку.

      Вскоре в город ворвался большевистский бронеавтомобиль, сея смятение среди поляков, но огонь польской артиллерии заставил машину отступить. Прорыв оборонительной линии, которую занимал 2‑й легкоконный полк, имел дальнейшие последствия: вся дивизия отступила из Радехова в Узловое (промежуточная линия). При отступлении на промежуточную линию арьергард дивизии был вновь атакован бронеавтомобилем. Противник пользовался тем, что батарея переходила на новую позицию, так что бороться ним было нечем. Руммель записал в дневнике, что «не осталось ничего другого, как рассыпать строй и отступить галопом через железнодорожную насыпь в направлении на юг» [29]. Но тут в дело вступил 8‑й уланский полк, который прикрывал отход войск из Радехова, и к вечеру 5‑й эскадрон этого полка в смелой атаке захватил Павлов, «порубив несколько десятков казаков и захватив три тачанки» [30]. Потери с польской стороны были относительно невелики [31].

      Вечером 13 августа 1920 года полковник Руммель отдал приказ, в котором поставил подчиненным задачи на следующий день. Он предписал «удерживать в течение 14 августа позицию под Узловым, чтобы дать пехоте как можно больше времени на занятие линии реки Буг южнее Каменки-Струмиловой. Отступление из‑под Узлового начать не раньше, чем в 18 часов, чтобы лишить противника возможности форсировать Буг днем вслед за отходящими отрядами. Облегчить себе переправу через Буг и для этого отойти с позиций в Узловом двумя колоннами: северная — по линии Узловое — Добротвор; южная — по линии Узловое — Селец — Беньков и Руда-Селецкая» [32]. /509/

      29. Ibidem, s. 100.
      30. Ibidem, s. 101. Por. K. Krzeczunowicz, Ułani księcia Józefa. Historia 8 Pułku Ułanów ks. Józefa Poniatowskiego 1784 —
      31. По словам полковника Руммеля, «потери… были незначительными. Больше всего пострадали 9‑й уланский полк, в котором было трое убитых и десять раненых, и 2‑я батарея VI-го эскадрона конной артиллерии: убит лейтенант Петражицкий и 1 канонир, 4 раненых и 3 пропавших без вести. Батарею принял лейтенант Лесневский, 8‑й уланский полк потерял подхорунжего Шталя и 28 улан ранеными». Zob. J. Rómmel, op. cit., s. 101.
      32. F. Skibiński, Szarża…, s. 5–6.

      Утром 14 августа 1920 года командир 1‑й кавдивизии направил свои войска таким образом: 14‑й уланский полк занял позицию в Нестаничах, 2‑й легкоконный и 1‑й уланский полки — правее в направлении Узлового. На подступах к этому селу были поставлены 12‑й и 5‑й полки, а вдоль железнодорожного пути — 11‑й уланский полк. 17‑й уланский полк был отправлен в село Шайноги, где находился важный перекресток дорог от Каменки-Струмиловой до Полоничной и Топорова. В резерве полковник Руммель оставил 8‑й и 9‑й уланские полки. Конная артиллерия располагалась позади 1‑го и 12‑го полков ближе к У зловому [33].

      Утром противник возобновил атаку и, как и накануне, войска 45‑й советской стрелковой дивизии атаковали левый фланг польских войск. Остальные силы 1‑й кавалерийской дивизии атаковали полки 14‑й кавалерийской дивизии. Наступление большевиков проходило при мощной поддержке артиллерии и бронетехники. Во второй половине дня во 2‑м легкоконном полку сложилась сложная ситуация, которую отчасти удалось исправить силами эскадронов 1‑го и 14‑го уланских полков. В бой вступил и 8‑й уланский полк, атака противника была отражена [34]. Однако приближался поворотный момент в битве, неблагоприятный для польских войск.

      Около 16.00 большевики, проведя артиллерийскую подготовку, перешли в решительное наступление. В трудном положении оказался, в частности, 11‑й уланский полк, который был атакован двумя бронемашинами [35].

      Он начал отступление, одновременно отступили 5‑й и 12‑й уланские полки. Командир дивизии направил на помощь 9‑й уланский полк. Он сумел восстановить положение, но ненадолго. Полковник Руммель, видя, что возможности обороны исчерпаны, приказал отвести силы к Бугу группами, которые он определил с ротмистром Александром Прагловским [36].

      В тот момент, когда правые части дивизии начали отступать, большевистские атаки сосредоточились на противоположном участке, защищаемом 14‑м уланским полком. Командир полка организовал оборону с рассвета таким образом, что 2‑й, 3‑й и технический эскадроны заняли огневые позиции перед деревней, а 1‑й и 4‑й эскадроны остались в резерве. В этой сложной обстановке задача 14‑го уланского полка заклю-/510/

      33. Zob. J. Rómmel, op. cit., s. 102–103 (szkic nr 13). Por. K. Krzeczunowicz, Ostatnia kampania konna. Działania jazdy polskiej przeciw Armii Konnej Budiennego w 1920 roku, Londyn 1971, s. 215.
      34. K. Krzeczunowicz, Ułani…, s. 155.
      35. J. Litewski, Bitwa pod Chołojowem dnia 14 i 15 sierpnia 1920 r., CAW, I. 400.1713, [w:] Relacje (z bojów) do historji 1 Pułku Ułanów Krechowieckich, Warszawa 1933, maszynopis w zbiorach CAW, I. 400.1705–1733, s. 25.
      36. Ibidem, s. 102–103.

      чалась в том, чтобы удерживать свои позиции до тех пор, пока арьергард северной колонны не достигнет дамбы на дороге Узловое — Добротвор. Майор Ежи Бардзинский, учитывая, что противник готовился к решительному наступлению, решил контратаковать и ввел в бой свой резерв, то есть 4‑й и 1‑й эскадроны [37]. Силы 4‑го эскадрона, атаковавшего первым, были остановлены пулеметным огнем противника, но дерзкие действия 1‑го эскадрона застали врасплох советскую пехоту, и она бежала [38].

      В то время, когда бой под Нестаничами заканчивался, арьергарду северной колонны удалось подойти к перекрестку нестанической дамбы с дорогой на Узловое — Добротвор, и отход войск на рубеж Буг был обеспечен 8‑м уланским полком [39]. К вечеру полки дивизии вышли на линию Буга на участке Добротвор — Силец Беньков [40], обнаружив /511/

      37. F. Skibiński, Ułańska młodość 1917–1939, Warszawa 1989, s. 134.
      38. Об атаке 14‑го уланского полка в Нешаничах рассказал ее участник, бывший командир 1‑го взвода 1‑го эскадрона этого полка подпоручик Францишек Скибински: «4‑й эскадрон двинулся первым. … Его встретил такой сильный огонь, что почти половина эскадрона полегла сразу же, как только выехала на дорогу…. Атака захлебнулась. Остатки 4‑го эскадрона вернулись в село. Линии вражеской пехоты поднялись, стреляя по уланам стоя или с колена. Однако только уланам 4‑го эскадрона удалось повернуть лошадей, как на выезде с дороги Нестаничи-Павлов прогремело «ура», и оттуда вылетел в атаку 1‑й эскадрон, который также надвигался колонной по три… на торжествующую советскую пехоту. Остатки 4‑го эскадрона присоединились к правому флангу атаки. Вражеский огонь… внезапно прекратился. Советская пехота… психологически не выдержала нового удара. Тем более, что сразу после появления 1‑го эскадрона на левом фланге, из центральной части села, «технический» отряд, тем временем успевший догнать лошадей, атаковал и последовал за 1‑м эскадроном вниз влево. Передовой атакующий отряд… скакал, рубя ряды пехоты, до самого Павлова… Тем временем, больше не беспокоясь о судьбе атаки, полка и задач, майор Бардзинский поднял на коней оставшиеся эскадроны и направил их поддержать атакующих. Работа для них была уже легкой. Эскадроны скакали под дальним фланговым огнем со стороны Узлового, рубя и уничтожая всех, кто ускользнул от сабель первого эшелона и не успел добраться до Павлова или леса». F. Skibiński, Szarża…, s. 10–11. Por. tenże, Szarża pod Niestanicami 14 VIII 1920, «Przegląd Kawaleryjski» 1937, t. 14, nr 7 (141) s. 608–615; tenże, Ułańska…, s. 134–137.
      39. Отступление полков на линию Буга проходило под натиском противника, который направил в действие бронемашины. Боевой журнал 1. Конные дивизии сообщили: «При отступлении отличились своими действиями 1‑й, 8‑й и 14‑й уланские полки… 1‑й уланский полк, атакованный большевистской кавалерией и одновременно неприятельскими бронированными автомобилями, которые фактически въехали в колонну, спокойно и в порядке отступал, прикрывая отход основной колонны и удерживаясь на одной линии с 9‑м уланским полком. При отступлении погиб командир полка ротмистр Закревский». Zob. J. Litewski i W. Dziewanowski, op. cit., s. 353. Por. A. Wojciechowski, Zarys historji wojennej 1‑go Pułku Ułanów Krechowieckich, Warszawa 1929, s. 43–44.
      40. J. Rómmel, Uwagi o działaniach 1 Dywizji Kawalerji, «Przegląd Kawaleryjski» 1928, t. 5, nr 10 (36), s. 268.

      там свои пехотные части [41]. Таким образом, 1‑я кавалерийская дивизия выполнила задачу, но ценой больших потерь [42].

      Бои под Жовтанцами
      15 августа 1920 года полковнику Руммелю было приказано перегруппироваться в Великих Мостах с целью защитить железнодорожную линию Жолква — Великие Мосты — Сокаль, а также удерживать линию реки Буг от Каменки-Струмиловой до Кристинополя. На участке Селец — Беньков — Добротвор — Стриганка на Буге находилась 7‑я бригада с 38‑м пехотным полком 1‑й кавалерийской дивизии и добровольческой батареей [43]. 1‑я бригада развернулась в районе Стремень — Обидов к северо-западу от Каменки-Струмиловой, а 6‑я бригада, находившаяся в резерве, двинулась в район Боровое — Реклинец к востоку от Великих Мостов [44].

      На следующий день прибыл приказ командования 3‑й армии, которая приказывала вести разведку в северном направлении и откомандировать в распоряжение генерала Шиманского 1‑ю конную бригаду. В связи с тем, что возрастала нагрузка на войска 1‑й кавдивизии, а личный состав был истощен, полковник Руммель доложил об этом командующему 3‑й армией [45]. Ситуация осложнялась еще и тем, что командование 1‑й кавалерийской дивизии не имело полного представления о направлении действий советской кавалерии.

      17 августа 1920 года под Задворьем восточнее Львова польский батальон 240‑го добровольческого пехотного полка под командованием капитана Болеслава Зайончковского вел бой с конницей Буденного. Отбив многочисленные ее атаки, батальон был окружен и почти исчерпал боеприпасы. Несмотря на это, его командир отклонил предложения /512/

      41. Подробнее о бое под Узловым, zob. CAW, I. 400.1713, J. Litewski, Bitwa…, s. 25–27 (szkic do oporu bitwy pod Chołojowem); J. Rómmel, op. cit., s. 90–109.
      42. Ю. Руммель записал в своем дневнике о потерях, понесенных 1‑й конной дивизией в бою под Узловым: «В 1‑м уланском полку погибли: командир ротмистр Казимир Закревский и 12 уланов, 20 уланов ранены, 50 лошадей ранено и убито; в 12‑м уланском полку погибшие: курсант Васютинский и 10 уланов, 16 уланов ранены; в 9‑м уланском полку: 8 убитых, 18 раненых; в 14‑м уланском полку 5 офицеров ранены: подпоручик Павловский Лешек, подхорунжие Оссовский Мечислав, Косткевич Станислав, Новацкий Владислав, Буковский Станислав, 25 уланов убитыми и 60 ранеными, лошадей около 100; в 11‑м уланском полку: 10 уланов убитыми, 30 ранеными, кроме того, весь спешеный эскадрон пропал без вести. Потери в лошадях самые большие в 1‑м уланском полку (50) и 14‑м уланском полку (100)». Zob. ibidem, 108–109.
      43. Ibidem, s. 109–111.
      44. T. Machalski, Ostatnia…, s. 139.
      45. J. Rómmel, op. cit., s. 113.

      сдаться. После того как боеприпасы были израсходованы полностью, очередная конная атака прорвала оборону батальона и началась бойня, в результате которой и в результате предыдущих боев там погибли в общей сложности 318 добровольцев. Некоторым из погибших было всего по 15 лет, это были совсем дети... После расправы большевики осквернили тела погибших [46].

      Только 17 августа патрули обнаружили, что конница Буденного пересекла Буг южнее Каменки-Струмиловой и двигалась в направлении Львова [47]. Это сообщение было подтверждено в ночном приказе, предусматривавшем переброску 1‑й кавалерийской дивизии в Жолкву. Речь шла о прикрытии Львова с севера [48]. Добравшись до Жолквы, полковник Руммель узнал, что подчиняется генералу Шиманскому, штаб которого располагался в Куликове [49].

      Полковник Руммель во время встречи с генералом Шиманским предложил войскам 1‑й кавалерийской дивизии нанести удар из Смерекова через Передремехи — Зиболки — Атрасов на Жовтанцы и вместе с частями 5‑й пехотной дивизии попытаться разгромить конницу Буденного [50]. В резерве остались 1‑я кавалерийская бригада полковника Глуховского с батальоном 38‑го пехотного полка. Один батальон должен был поддерживать атаку 6‑й кавалерийской бригады и одновременно защищать левый фланг дивизии, а другой должен был занять холм к востоку от Смерекова.

      19 августа 1920 года на рассвете три эскадрона (1‑й, 4‑й и технический) 1‑го уланского полка, действовавшего в качестве авангарда 1‑й кавалерийской дивизии, столкнулись с противником в Великих Передремихах и вытеснили его из этого города. Вскоре восточную окраину села заняла рота 38‑го пехотного полка. Однако большевики после 20‑минутного артиллерийского огня с атакой 84‑го кавалерийского полка вынудили польскую пехоту отойти. Ситуация потребовала решительного /513/

      46. Szerzej zob.: J. Pogonowski, Bój o Lwów. Z walk Armii Ochotniczej z 1920 roku, Gdańsk 1921, s. 58–65; W. Nekrasz, Harcerze w bojach. Przyczynek do udziału młodzieży polskiej w walkach o niepodległość ojczyzny w latach 1914–1921. Część II, Warszawa 1931, s. 128; S. S. Nicieja, Cmentarz obrońców Lwowa, Wrocław — Warszawa — Kraków 1990, s. 234–242; L. A. Leinwand, Obrona Lwowa w 1920 r., «Rocznik Lwowski», 1991, s. 29–31; B. Skaradziński, Polskie lata 1919–1920. Tom 2. Sąd Boży, Warszawa 1993, s. 346–347; J. Odziemkowski, Leksykon bitew polskich 1914–1921, Pruszków 1998, s. 160–161; L. Laskowski, Roman Abraham. Losy dowódcy, Warszawa 1998, s. 47–57; I. Babel, Dziennik 1920, Warszawa 1998, s. 136
      47. T. Machalski, Ostatnia…, s. 169.
      48. CAW, i. 314.1.3, s. 234. Rozkaz dowództwa 1 Dywizji Jazdy L. dz. 1708/13 z 17 sierpnia 1920 r. (Mosty Wielkie).
      49. J. Rómmel, op. cit., s. s. 118.
      50. Ibidem, s. 119.

      вмешательства, и эскадрон 1‑го уланского полка, предприняв новую атаку, разгромил упомянутый советский кавалерийский полк. Затем он начал преследование бегущего противника и когда уже казалось, что он захватит советскую батарею, она встретила его на правом фланге контратаку сильного отряда советской кавалерии. Отсутствие поддержки вынудило польский эскадрон вернуться на прежние позиции [51].

      В Великих Передремихах VI конная бригада начала встречный маневр. Она нанесла удар по Зибулкам, а VII конная бригада выдвинулась к Нагорцам и А ртасову. Продвигавшийся к Артасову 8‑й уланский полк со стороны села Звертов подвергся сильному огню артиллерии и пулеметов. После тяжелого боя при поддержке 2‑й батареи VI эскадрона конной артиллерии эскадроны полка все же вошли в Атрасов и заняли холмы вокруг деревни [52]. 2‑й легкоконный полк, составлявший фланговое охранение дивизии, занял Могиляны. Также и VI конная бригада силами 1‑го и 14‑го уланских полков во взаимодействии с двумя батальонами 38‑го пехотного полка захватила Зибулки, выбив из деревни несколько эскадронов противника [53].

      Дальнейший успех в бою зависел от результатов обходного маневра VI-й конной бригады. Полковник Плисовский направил 12‑й уланский полк в бой под Жовтанцы, который был остановлен на холмах противником, оборонявшимся в пешем строю. Командир 6‑й кавалерийской бригады повел 12‑й уланский полк в лобовую атаку, а 1‑й и 14‑й уланские полки атаковали правое крыло противника. Спешившиеся большевики не выдержали натиска польских эскадронов и начали отходить к Жовтанцам [54]. Части 6‑й кавалерийской бригады сразу же начали преследование и ворвались в деревню, где взяли пленных и захватили обозы, /514/

      51. Контрнаступление 1‑го уланского полка описал участник 1‑го уланского полка Ян де Россет из 4‑го эскадрона: «Пехота не выдержала натиска превосходящих сил противника, покинула свои позиции, отступая в панике… Дион в дерзкой атаке все ближе и ближе подходил к казакам… Стреляя из винтовок и револьверов, они позволили Диону пройти тридцать шагов, а затем, увидев, что они не могут сдержать нашу атаку, побежали прочь. Имея лучшую конную экипировку, Дион мчался за ними по пятам и проскакал более полукилометра к батарее, которая, несомненно, была бы взята, но этому помешало появление свежего полка казаков, атаковавших с правого фланга, и отсутствие с нашей стороны подкрепления… Большевики понесли огромные потери — более тридцати убитых, шесть пленных и два C K M с тачками». J. de Rosset, Opis bitwy pod Dzibułkami, CAW, I. 400.1727, s. 93–95, [w:] Relacje (z bojów) do historji 1 Pułku Ułanów Krechowieckich, Warszawa 1933, maszynopis w zbiorach CAW, I. 400.1705–1733.
      52. K. Krzeczunowicz, Ułani…, s. 156.
      53. Tenże, Ostatnia…, s. 225.
      54. Ułani podolscy. Dzieje Pułku Ułanów Podolskich 1809–1947, Wrocław — Warszawa — Kraków 1991 s. 87–88.

      а также перерезали линию сообщения Радехов — Каменка-Струмилова — Львов. Действовавшие одновременно с этим полки VII кавалерийской бригады вышли на рубеж Звертов — Сулимов — Угнев [55]. Во время захвата Жовтанцев неожиданно приземлился польский самолет и летчик доставил известие о победе поляков в Варшавском сражении [56].

      Неудачный штурм Львова и опоздание Буденного на помощь Тухачевскому под Варшавой

      Вскоре приземлился второй самолет, и новый летчик передал оперативный приказ, из которого стало известно, что ранее на основании директивы Егорова № 776 от 13 августа 1920 года 1‑я конная армия в 12.00 14 августа 1920 года была подчинена Тухачевскому [57]. Из содержания данного приказа также следовало, что 16 августа 1920 года Егоров на основании распоряжения Тухачевского издал директиву № 787, в которой приказывал ослабить 1‑ю конную армию под Львовом за счет 45‑й и 47‑й стрелковых дивизий и направить конницу Буденного в район Владимира-Волынского и Устилуга [58]. Однако Буденный, с молчаливого согласия Егорова и Сталина [59], штурмовал Львов, и только вмешательство Троцкого вынудило его отойти с львовского участка и отправиться в район Сокаля [60]. /515/

      55. T. Machalski, Ostatnia…, s. 171.
      56. С каким энтузиазмом восприняли солдаты победу над Вислой, показывает фрагмент дневника Я. Руммеля: «Это оказалась телеграмма из армии. Беру ее. Читаю…. Я уже знаю! Произошло что‑то необычное, такое радостное! Мы так долго не слышали ничего более приятного… Варшава спасена! Большевики на голову разбиты на Висле! Вся их армия в ужасной панике бежит. Тысячи военнопленных, сотни пушек попали в наши руки в качестве добычи. Командир с армией и лично командует…. Повсюду слышны веселые возгласы. На батареях, стоящих прямо за нами, конные артиллеристы уже кричат “ура”, подбрасывая фуражки…. Сейчас, еще вернее, чем когда‑либо, мы видим, насколько опасной была ситуация всего несколько дней назад. Чуть ли не до предместий Праги дошли эти звери! Они хотели нашу старую столицу…». Zob. J. Rómmel, op. cit., s. 130.
      57. W. Peucker, Czy Budienny mógł wziąć udział w bitwie warszawskiej?, «Przegląd Kawaleryjski» 1939, t. 16, nr 2 (160), s. 155. Por. L. Wyszczelski, Bitwa…, s. 168.
      58. Ibidem, s. 155–156; N. E. Kakurin i W. A. Mielikow, op. cit., s. 254–258.
      59. Подробнее о вопросах подчинения 1‑й конной армии приказам М. Тухачевского и ее отзыва из‑под Львова zob. L. Wyszczelski, Bitwa…, s. 156–173.
      60. Л. Л. Клюев. Первая конная Красная армия на Польском фронте в 1920 году. М.: 1932. С. 123–127. Об этом документе пишет в своем дневнике Ю. Руммель: «была перехвачена радиотелеграфная полемика между Троцким и Буденным относительно задачи и роли Конной армии в битве при Варшаве. Получается, что Буденный должен

      Поэтому при анализе действий 1‑й конной армии в боях с Войском Польским на Южном фронте следует исключить возможность влияния кавалерии Буденного на исход Варшавской битвы. Так что ошибаются советские историки (Ю. Н. Сергеев, Н. Е. Какурин, Б. А. Меликов, А. Триандафиллов), утверждавшие в своих публикациях, что появление 1‑й конной армии на поле сражения под Варшавой могло предотвратить поражение советских войск на Висле. В первую очередь речь шла о разногласиях и отсутствии согласованности в действиях и принятии решений в руководстве большевистской партии РКП(б) и в Верховном командованием Красной армии. Сталин и Егоров, в частности, саботировали и выступали против плана Шапошникова, то есть стратегии ведения войны с Польшей. Они задержали подчинение войск Юго-Западного фронта Егорова, включая конницу Буденного, приказам Тухачевского и безуспешно штурмовали Львов. А когда 20 августа 1920 года Буденный ушел из-под Львова, помощь Тухачевскому уже запоздала [61].

      Польский летчик доложил также, что по дороге Львов — Каменка-Струмилова движется сильная колонна советской кавалерии. Однако эйфория и безумная радость от известия о победе поляков на Висле охватили всех солдат до такой степени, что командиры забыли выставить посты охранения. А тем временем вдруг с холма, южнее Жовтанцев, при сильной артиллерийской поддержке, вылетела из леса сильная кавалерийская колонна. Она атаковала деревню. Ошеломленные полки VI кавалерийской бригады начали отступать на Зиболки, увлекая за собой с южного направления VII кавалерийскую бригаду. Однако войска 14‑го и 11‑го уланских полков, поддержанные сосредоточенным огнем четырех батарей конной артиллерии, отогнали казаков со склонов Лысой горы [62]. /516/

      немедленно отступить из‑под Львова и идти на Люблин с целью взаимодействия с Северной армией (Тухачевского — В. Н.). J. Rómmel, op. cit., s. 130–131.
      61. CAW, sygn. nr I. 400.1817, T. Bobrownicki, 4 Brygada Jazdy w manewrze znad Wieprza, mps, Warszawa 1933, s. 40–41; T. Różycki, Możliwość interwencji Konnej Armii Budiennego w bitwie warszawskiej, «Bellona» 1925, z. 2, s. 288–293; M. Bołtuć, Budienny pod Zamościem, «Bellona» 1926, z. 3, s. 203; W. Peucker, Czy Budienny mógł wziąć udział w bitwie warszawskiej?, «Przegląd Kawaleryjski»1939, nr 2, s. 153–165; T. Krząstek, Dlaczego Budionny nie zdążył nad Wisłę?, [w:] Wojna polsko-sowiecka 1920 roku. Przebieg walk i tło międzynarodowe. Materiały z sesji naukowej w Instytucie Historii PAN, 1–2 października 1990 r., Warszawa 1993, s. 101-114; L. Wyszczelski, Wojna polskorosyjska 1919–1920, T. 1, Warszawa 2010, s. 636–669; K. Pindel, Manewr znad Wieprza, [w:] Bitwa warszawska 1920 r. — aspekty militarne, Warszawa 1994, s. 44–54.
      62. CAW, I. 314.1.3, s. 238. Rozkaz operacyjny dowództwa 1 Dywizji Jazdy z 20 sierpnia 1920 r. (Przedrzymichy Wielkie), w sprawie stoczonej bitwy w rejonie Żółtańce. Zob. J. Rómmel, op. cit., s. 133; T. Machalski, Ostatnia…, s. 171–172,

      Бой под Жовтанцами был крупнейшим кавалерийским стокновением в ходе боевых действий Войска Польского Юго-Восточного фронта в кампании 1920 г. 1‑я кавалерийская дивизия задержала марш главных сил Буденного на Сокаль, как писал полковник Ю. Руммель [63].

      Бой 1‑й кавалерийской дивизии с конницей Буденного у Комарова

      После боя под Жовтанцами конница Буденного отошла за Бугу Каменке-Струмиловой и сосредоточилась в районе Сокаля, откуда намеревалась направиться на Замосць и Люблин. Речь шла главным образом о запоздалых уже наступательных действиях, направленных на тылы польской ударной группы со стороны реки Вепш. Такой маневр должен был связать те силы польских войск, которые уже участвовали в действиях по преследованию войск Западного фронта Михаила Тухачевского. Одновременно с кавалерией Буденного в этих действиях должна была участвовать советская 12‑я армия. 58‑я стрелковая дивизия этой армии выдвигалась из Каменца-Литовского на Влодаву, а группа Голикова вместе с 25‑й стрелковой дивизией намеревались форсировать Буг на участке от Забуза до Быстрики, а 24‑я и 44‑я стрелковые дивизии шли на Холмщину [64].

      Парируя замысел противника, Главное командование вооруженных сил Польши сформировало оперативную группу генерала Станислава Галлера (13‑я пехотная и 1‑я кавалерийская дивизии), которая должна /517/

      63. Потери большевиков составили около 100 убитых и 15 трофейных пулеметов. «Наши потери в тот день также были очень большими. Во 2/VI эскадроне конной артиллерии погиб командир эскадрильи лейтенант Лесьневский. В 12‑м уланском полку был убит лейтенант Владимир Калиновский. В 14‑м уланском полку подхорунжий Пиотровский. Было убито около 50 рядовых, в основном в 8‑м уланском полку, а также в 12‑м, 1‑м, 14‑м и 9‑м уланских полках, и 2‑м шеволежеров. Ранены: майор Бардзинский, командир 14‑го уланского полка, майор Руммель, командир 8‑го уланского полка, и капитан Боченек, майор Левинский, командир 12‑го уланского полка, Козминьский Константиновский, офицер-кадет из 1‑го уланского полка. Был ранен и отважный командир 2‑го полка шеволежеров Дуда, который собрал бегущих солдат 5‑й пехотной дивизии и, командуя всей ротой, отразил все атаки на Куликов. Всего раненых рядовых было более 100. Эти цифры продолжали расти, потому что полки не могли сразу дать точные данные, а новые отчеты о новых потерях продолжали поступать. У меня было много проблем с транспортировкой такого количества раненых, потому что у нас не было санитарных материалов и транспортных средств. Было только два человека, которые приложили огромные усилия, чтобы перевязать всех раненых имеющимися скудными материалами и доставить их на ближайшую станцию. Особенно отличилась графиня Коморовская. Доктор Скудро работал всю ночь». J. Rómmel, op. cit., s. 135–136.
      64. L. Wyszczelski, Sztuka wojenna w wojnie polsko-rosyjskiej 1919–1920, Warszawa 1994, s. 139.

      была остановить, а затем уничтожить 1‑ю конную армию [65]. Тогда же началась переброска 10‑й польской пехотной дивизии в район Люблина [66]. Автором плана по остановке наступления советских войск был командующий 3‑й польской армией генерал Зелинский. Предполагалось, что 2‑я пехотная дивизия легионов и 7‑я пехотная дивизия организуют оборонительный рубеж и остановят продвижение советской 12‑й армии, а затем перейдут в контратаку. Оперативная группа генерала Станислава Галлера вместе с 10‑й пехотной дивизией (после ее прибытия) должна была окружить и уничтожить 1‑ю конную армию [67].

      Для реализации этого плана 7‑я пехотная дивизия была направлена в районе Любомля, имея в виду возможность форсировать Буг. 2‑я пехотная дивизия легионов была сосредоточена в районе Грубешова с задачей отражения группы Голикова и взять под контроль Владимир-Волынский [68].

      Конница Буденного начала наступление 27 августа 1920 года [69]. Фланги этой армии прикрывали 24‑я и 44‑я стрелковые дивизии, 14‑я кавалерийская дивизия двинулась на Грубешов, 4‑я кавалерийская дивизия — на Комаров, 6‑я кавалерийская дивизия — на Томашув-Любельский, 11‑я кавалерийская дивизия — на Комаров, а 11‑я кавалерийская дивизия — на Угнев [70].

      Упредив действия 12‑й советской армии, 2‑я пехотная дивизия легионов первой перешла в наступление и разгромила 57‑ю стрелковую дивизию в Жабянке [71]. Однако это существенно не повлияло на дальнейшие действия 1‑й конной армии. Войска Буденного прорвали позиции бригады Яковлева, а затем взяли Тышовцы и двинулись на рубеж Конючи — Комаров — Чартовец. С этого рубежа Буденный мог нанести удар /518/

      65. J. Stawiński, Likwidacja ostatniego zagonu Budiennego, «Przegląd Kawaleryjski» 1930, nr 10, s. 189. Клеменс Рудницкий считает, что причина неудач этого польского оперативного союза в его действиях между Бугом и Гучвой и в районе Замосци заключалась главным образом в плохом кадровом составе и организации командования оперативной группы генерала Халлера. Он утверждает, что ею должен командовать командир 1‑й кавалерийской дивизии или назначенный главнокомандующий. Zob. K. Rudnicki, Niedobrane małżeństwo piechoty z kawalerią w operacjach, «Przegląd Kawaleryjski» 1936, nr 2, s. 147–167; Tenże, Operacyjna użyteczność kawalerii w świetle historii, Warszawa 1937, s. 134–145.
      66. CAW. I. 313.10.3. Dokumenty operacyjne dowództwa 10 Dywizji Piechoty.
      67. L. Wyszczelski, Walki z 1 Armią Konną…, s. 284–286.
      68. W. Nowak, J. Ślipiec, Polsko-ukraińskie walki z Armią Czerwoną w 1920 roku na Zamojszczyźnie, «Przegląd Historyczno-Wojskowy» 2004, t. 5 (56), nr 2 (202), s. 100.
      69. A. Przybylski, Wojna Polska 1918–1921, Warszawa 1930, s. 203; M. Bołtuć, op. cit., s. 204.
      70. CAW, I. 314.1.3., s. 288. Отчет о положении командования 1‑й конной дивизии от 27 августа 1920 года (L. dz. 2708/17 op.).
      71. Они находились в процессе выгрузки с железнодорожных транспортов.

      в двух направлениях: на К расныстав или на Грубешов. Большая часть сил 1‑й конной армии фактически направилась к Красныставу, а более слабая колонна пересекла железнодорожную линию между Мёнчином и Заваловом и заняла Грабовец [72].

      Учитывая неблагоприятную ситуацию, сложившуюся для польских войск в связи с действиями кавалерии Буденного, генерал Владислав Сикорский (назначенный командующим новой 3‑й армией) приказал оперативной группе генерала Халлера нанести удар из района Белца во фланг и тыл 1‑й конной армии. Эта группа должна была немедленно приступить к боевым действиям, не дожидаясь прибытия 10‑й пехотной дивизии. Выполняя задание, генерал Халлер 29 августа 1920 года атаковал армию Буденного (фланг и тыл), а 2‑я пехотная дивизия легионов двинулась на Грабовец.

      Однако это не остановило действия 1‑й конной армии. В это время ее передовые отряды прибыли под Замосць [73]. Буденный также предпринял незамедлительную попытку захватить этот город. На оборону Замосци, помимо частей украинской 6‑й стрелковой дивизии, был направлен 31‑й стрелковый полк каневских стрелков под командованием капитана Николая Болтуча. Этот отряд прибыл по железной дороге с артиллерией и конницей. Кроме того, в городе находился бронепоезд «Загончик», а незадолго до полной осады города прибыли еще бронепоезда «Мститель» и «Смерть». Их прибытие значительно усилило защитников города в плане артиллерийской поддержки. Кроме того, городская застройка с большим количеством кирпичных зданий повышала обороноспособность бывшей крепости [74].

      Непосредственное командование силами обороны Замосци, численность которых достигала усиленной пехотной дивизии, принял на себя украинский генерал Марко Безручко [75]. Он занял этот пост автоматически как старший начальник в гарнизоне. Он распоряжался вместе с капитаном Болтучом, осуществлявшим непосредственное руководство [76].

      С 28 августа три дня подряд кавалеристы Буденного пытались прорваться в город, но сопротивление польско-украинского гарнизона оказалось эффективным. Несмотря на полное окружение, защитники Замо-/519/

      72. L. Wyszczelski, Sztuka wojenna…, s. 140–141.
      73. J. Odziemkowski, Leksykon…, s. 162–164.
      74. T. Krząstek, S. Chojnecki, Szlakiem hetmana Chodkiewicza i króla Sobieskiego, Warszawa 2001, s. 21–24.
      75. Януш Одземковский критически оценивает генерала Безручко, считая, что он уклонялся от руководства, пассивно принимая приказы капитана Болтуча. См. J. Odziemkowski, Armia i społeczeństwo II Rzeczypospolitej, Warszawa 1996, s. 197.
      76. W. Nowak, J. Ślipiec, op. cit., s. 101.

      сци проводили неоднократные контратаки, парируя кратковременные успехи большевиков [77].

      Участие Буденного в боях за Замосць можно считать серьезной ошибкой этого полководца. С оперативной точки зрения ему следовало обойти город и направиться на Красныстав. Однако он этого не сделал, тем самым дав польской стороне возможность окружить и даже разгромить армию, которой он командовал [78].

      Этим воспользовался генерал Сикорский, решивший преградить армии Буденного путь в северном направлении на рубеже Дорогуск — Виславице — Замосць. В действия, которые должны были привести к окружению 1‑й конной армии, включились 7‑я пехотная дивизия и белорусская группа генерала Станислава Булак-Балаховича. Они связали неприятеля на участке Влодава — Дорогуск. 2‑я пехотная дивизия легионов должна была продолжать наступать на Грабовец, 10‑я пехотная дивизия была прикрыта направлением Замосць — Люблин. Ее должен был поддержать добровольческий 214‑й уланский полк [79]. Группа ген. Халлера начала наступление вдоль линии Комаров — Замосць [80].

      30 августа вечером 1‑я конная армия была окружена. Тогда 13‑я пехотная дивизия нанесла удар по левому флангу конницы Буденного (XXV пехотная бригада из района Вожучина, а XXVI пехотная бригада из Семежа). После ожесточенного боя она заняла Комаров (который обороняла советская отдельная бригада) и Лабунскую волость [81]. Значительную роль в этой атаке сыграла дивизионная артиллерия, эффективно поддерживая наступающую пехоту [82]. Вечером около 21:00 7‑я ка-/520/

      77. B. Skaradziński, Polskie lata 1919–1920, t. 2, Sąd Boży, Warszawa 1993, s. 350–354. Стоит отметить, что начальником штаба дивизии генерала Безручки был впоследствии генерал Всеволод Змиенко, дочь которого была автором многих публикаций о боях 6‑й стрелковой дивизии при обороне Замосци.
      78. W. Nowak, J. Ślipiec, op. cit., s. 102.
      79. 214‑й уланский полк должен был принять участие в Варшавской битве. Однако он не был полностью готов к бою и был направлен в район Замосци. Первым командиром полка был полковник Тадеуш Жулкевский. Zob. B. Skaradziński, op. cit., s. 353.
      80. CAW, I. 314.1.3, s. 297. Rozkaz operacyjny dowództwa 1 Dywizji Jazdy L. dz. 1908/2 op. z 29 sierpnia 1920 r. godz. 3.00; por. L. Wyszczelski, Sztuka wojenna…, s. 140–141.
      81. J. Stawiński, Bój pod Tyszowcami,,,Bellona» 1930, t. 36, z. 5, s. 277–278; Он же, Likwidacja ostatniego zagonu Budionnego,,,Przegląd Kawaleryjski» 1930, t. 7, nr 10 (60) s. 197–199.
      82. Во время артиллерийской подготовки к наступлению штаб 1‑й кавалерийской армии, находившейся в Старой Антоньевке, понес большие потери. См. С. М. Буденный. Пройденный путь. Т. 2. М., 1965. С. 359. Корнель Кшечунович, тогдашний командующий 8‑м уланским полком, наступавший во главе своего подразделения в 7‑й кавалерийской бригаде под командованием полковника Хенрика Бжезовского, так описал артиллерийский огонь Халлера в нескольких километрах от Комарова: „Действительно, когда мы приближаемся к Комарову в конце дня, мы наблюдаем город

      валерийская бригада прибыла в Комаров и установила тактическую связь с XXVI пехотной бригадой [83]. 6‑я кавалерийская бригада и штаб 1‑й кавалерийской дивизии разместились на ночлег в Волице-Бжозовой. Движение 1‑й кавалерийской дивизии [84] проходило в сложных погодных условиях под сильным ветром и проливным дождем. Полковник Руммель (который не имел связи с генералом Халлером) предполагал возможность отступления Буденного из Замосци на восток [85], поэтому он решил переправиться через реку Хучва из Вроновиц через Тышовце в Микулин [86].

      Буденный, осознав, что он окружен (кроме того, условия местности ограничивали ему возможность маневра), мог принять один из двух вариантов спасения положения: немедленно отступить за Хучву или прорваться через окружавшие его с трех сторон польские войска. Он выбрал второй вариант и приказал нанести удары в двух направлениях: на Комаров (11‑я кавалерийская дивизия) и на Грабовец (14‑я кавалерийская дивизия) [87]. 4‑ю и 6‑ю кавалерийские дивизии он оставил в районе Замосци в качестве оперативного резерва, призванного действовать в зависимости от развития боевой обстановки [88]. /521/

      с возвышающейся над ним колокольней, брызги шрапнели, после чего этот огонь распространяется на невидимые для нас цели за болотами и лесом к северу от города». Zob. K. Krzeczunowicz, Ostatnia…, s. 257.
      83. A. Pragłowski, Bitwa 1 Dywizji Jazdy pod Komarowem, «Przegląd Kawaleryjski» 1935, nr 12, s. 667.
      84. W dniu 29 sierpnia w godzinach przedpołudniowych, grupa taktyczna pod dowództwem płk Brzezowskiego (skład grupy: VII Brygada Jazdy, batalion por. Mączka) stoczyła bój w rejonie Waręża z 24 Dywizją Strzelców. Miasto zostało zdobyte, a przeciwnik wyparty na wschód. Duże straty w tych walkach poniósł batalion por. Maczka. Zob. H. Piatkowski, Działania batalionu szturmowego por. Maczka przy 1 Dywizji Jazdy, «Bellona», t. 39, z. 3–4, s. 197–238; J. Rómmel, Moje walki…, s. 16; A. Pragłowski, op. cit., s. 664–665. 1‑й уланский полк в качестве дозора VI конной бригады поздно вечером занял Тышовцы, захваченные советской кавалерией вместе с артиллерией. Застигнутые врасплох солдаты после слабого сопротивления сдались. Поляки захватили около 200 пленных. Захвачено 7 пулеметов, 60 лошадей и десяток повозок с боеприпасами. Zob. J. Litewski i W. Dziewanowski, op. cit., s. 371–372.
      85. CAW, I. 314.1.3, s. 324. Rozkaz operacyjny dowództwa 1 Dywizji Jazdy L. dz. 3008/4 op. z 30 sierpnia 1920 r. godz. 14.00.
      86. Ставинский критикует «чрезмерное рвение» полковника Руммеля. Он считает, что в захвате переправ на Хучве не было необходимости. 1‑я кавалерийская дивизия должна была взаимодействовать с 13‑й пехотной дивизией, поддерживая пехоту во время атаки на Комаров и Волю-Жабунскую. Zob. J. Stawiński, Likwidacja ostatniego zagonu Budiennego…, s. 199–201.
      87. РГВА, Управление 1 конной армии. Оперативные сводки штабов 4, 11, 14 кавдивизии и частей 1 конной армии (20.05–17.09.1920 г.). Ф. 245. Оп. 3. Д. 413. Л. 495–495a, 496, 498–499a.
      88. J. Odziemkowski, Leksykon…, s. 73.

      Когда 31 августа дивизии Буденного начали отступать из‑под Замосци, полковник Руммель получил от генерала Халлера приказ атаковать советскую конницу [89]. Около 6.30, пытаясь выйти из окружения, 11‑я кавалерийская дивизия атаковала VII кавалерийскую бригаду [90] под командованием полковника Хенрика Бжезовского. Несмотря на значительное преимущество противника, 2‑й легкоконный полк, сражаясь сначала в пешем строю стрелковой цепью, а затем верхом при огневой поддержке двух батарей и двух эскадронов 8‑го уланов, захватил высоту 255 [91]. Две колонны 11‑й кавалерийской дивизии выдвинулись из леса Майдан между холмом и Чесниками, одна направились к селу Брудек, занимаемому XXVI-й стрелковой бригадой, другая атаковала 2‑й легкоконный полк, встретив сильное сопротивление, несмотря на его слабость (около 200 сабель и 10 пулеметов [92]). Поляки несколько раз контратаковали, оттесняя большевиков на север.

      Однако у Буденного были значительные резервы. Поэтому он предпринял еще несколько атак и попытался обойти отряд майора Рудольфа Руппа. На помощь пришел 9‑й уланский полк, который дерзкой атакой во взаимодействии с 4‑м и 5‑м эскадронами 8‑го уланского полка и при поддержке артиллерийского и пулеметного огня сломил советское наступление.

      В это время вторая советская колонна 11‑й кавалерийской дивизии начала атаку из деревни Брудек. Однако ее остановила польская пехота. Не видя возможности быстро сломить польское сопротивление, больше-/522/

      89. CAW, I. 314.1.3, s. 325. Оперативная документация командования 1‑й водительской дивизии. Текст приказа о действии 31 августа 1920 г. генерала С. Халлера полковнику Ю. Роммелю первым получил начальник штаба 7‑й конной бригады капитан Антоний Моравский, который сразу же известил своего командира (был встречен офицер связи, который шел с приказом в штаб 1‑й кавалерийской дивизии). Творческий и энергичный полковник Хенрик Бжезовский, не дожидаясь приказа полковника Руммеля, приступил к действиям со своей бригадой. Zob. H. Brzezowski, Bitwa pod Komarowem, jak ja ją widziałem, «Przegląd Kawaleryjski» 1934, nr 1, s. 17–38. По приказу генерала Халлера полковник Руммель отдал подчиненным войскам свой приказ L. dz, 3108/2 ОП. от 31 августа 1920 г. 8.00.
      90. Входивший в состав VII-й конной бригады 9‑й уланский полк в начальном этапе боя участия не принимал. Он прикрывал подвижные составы дивизии и после форсированного марша ночь с 30 на 31 августа провел в Тышовцах. Около 8.00 утра командир полка майор Стефан Дембинский доложил полковнику Х. Бжезовскому о прибытии своего отряда на поле боя. Zob. S. Dembiński, Komarów, «Przegląd Kawaleryjski» 1934, nr 4, s. 452–458.
      91. Этот холм имел тактическое значение в этой битве. Zob. H. Brzezowski, op. cit., s. 22; R. Rupp, 2 p szwoleżerów w bitwie pod Komarowem,,,Przegląd Kawaleryjski», 1934, t. 11, nr 12 (110) s. 726.
      92. H. Brzezowski, op. cit., s. 18.

      вики прекратили наступление и отошли. Они хотели поспешить на помощь войскам, которые уже вели борьбу с польской кавалерией.

      Во время этих боев создалось опасное положение и на польской стороне из‑за так называемого «дружественного огня». В пылу боевых действий одна из артиллерийских батарей, поддерживавшая действия 13‑й пехотной дивизии, была обстреляна своими. В результате этого огня потери понес 9‑й уланский полк [93]. Артиллерийский обстрел и возрастающее превосходство противника привели к тому, что с поля боя стали отходить отдельные группы польских уланов и шеволежеров.
      Организованное отступление предпринял даже один из эскадронов 8‑го уланского полка и отошел с холма 255 в направлении Волицы-Снятицкой.

      Ситуация усугубилась еще и тем, что эскадроны советской отдельной бригады двигались с высоты 255 на Старую Антоньевку, продвигаясь так быстро, что артиллерия 7‑й кавбригады не успела открыть огонь. Командир 8‑го уланского полка, видя угрозу с востока, организовал оборону позиции примерно в 300 м южнее Волицы-Снятицкой. Он спешил эскадроны и подготовил все имеющиеся пулеметы. Ротмистр Моравский командовал пулеметами на тачанках из 2‑го легкоконного полка и 9‑го уланского полка, капитан Сулькевич — артиллерийской батареей, а 5‑я рота 43‑го пехотного полка была готова к отражению атаки [94].

      Неожиданно польская оборона была поддержана артиллерией, которая, наконец, обстреляла Волицу-Снятицкую, где появились большевики. Из-за огня противник не решился на дальнейшие контратаки и начал отход со своих позиций. К этому времени уже успели подойти к району боев польские полки VI конной бригады. Первым в бой вступил 12‑й уланский полк под предводительством ротмистра Тадеуша Коморовского. Позже в бой вступили остальные отряды 6‑й кавалерийской бригады, а именно 1‑й уланский полк полковника Сергиуша Загорского и 14‑й уланский полк ротмистра Михаила Белины-Пражмовского. Прибытие 6‑й кавалерийской бригады переломило ход боя в пользу польской стороны [95].

      Буденный, однако, не сдавался. Вечером 31 августа произошло очередное столкновение. На этот раз 6‑я кавалерийская дивизия атаковала утомленных кавалеристов 1‑й кавалерийской дивизии. Главный удар был нанесен по 7‑й кавалерийской бригаде. Четыре батареи конной артиллерии под прикрытием 2‑го легкоконного полка открыли огонь. /523/

      93. J. Rómmel, op. cit., s. 170.
      94. W. Nowak, J. Ślipiec, op. cit., s. 104.
      95. Ibidem, 104.

      Однако решающими оказались действия 8‑го уланского полка [96]. Его вел ротмистр Кшечунович [97]. Его полк храбро поддержали 9‑й и 1‑й уланские полки. Оба полка атаковали левый фланг противника. Полковник Руммель со своим штабом также присоединился к сражению [98]. Части 6‑й советской кавалерийской дивизии не выдержали атаки польских эскадронов, что вынудило Буденного дать приказ об отступлении [99]. Ге-/524/

      96. По-видимому, 8‑й уланский полк не был награжден орденом Virtuti Militari «благодаря» полковнику Орличу-Дрешеру, который вспомнил «неудачу» этого подразделения 30 июля 1920 года в районе Николаева. Об этом пишет К. Кшечунович: «Эта несправедливая оценка командира бригады, который ни разу не явился в полк за четыре дня непрерывных тяжелых боев (27.30. VII), по мнению многих, послужила причиной того, что полк не получил Virtuti Militari на знамя после наступления под Комаровым…» Генерал Юлиуш Руммель спустя годы по этому поводу писал: «Во время награждения кавалерийских полков орденом Virtuti Militari в Томашув-Любельском (19 марта 1921 г.) я попросил маршала Пилсудского наградить также 8‑й уланский полк и получил следующий ответ: «Если 8‑й полк должен получить его, то должен и 9‑й; а вы понимаете, что я не могу награждать слишком многих». Ответ этот нельзя было упрекнуть ни в чем, кроме того, что были Великие Отряды, в которых все полки получили Virtuti Militari на знамя, и поэтому я не вижу причин, почему бы эту меру не применить к заслуженной старой 4‑й кавалерийской бригаде (8‑й, 9‑й и 14‑й уланские полки полковника Плисовского), которая часто в одиночку сдерживала натиск буденновской лавины…. Также из четырех эскадронов конной артиллерии, получивших Virtuti Militari на трубы, два (I и III) взаимодействовали с нами под Комаровым, а третий (IV DAK) был для нас верным товарищем много месяцев с ноября 1919 года по июль 1920 года». Zob. K. Krzeczunowicz, Ostatnia…, s. 350–351.
      97. Szerzej, K. Krzeczunowicz, Ułani…, s. 167–168; tenże, Ostatnia…, s. 272–289.
      98. Ю. Руммель спустя годы так сообщал об этом неравном бое: «Вечером 6 полков (в основном 6‑й дивизии) Конной армии вновь обрушились на 7‑ю бригаду. 9‑й уланский полк первого эшелона бригады “переходит в галоп”, начинается смятение, полк встает и начинает отступать!… Я видел, как весь полк разбился на группы уланов, которые разъехались во все стороны, на ходу заряжая карабины и останавливаясь, чтобы с лошадей обстрелять ту массу, которая обрушилась на нас…. Тачанки 9‑го полка отошли и… нанесли ужасный ущерб, усиливая эффект убийственного артиллерийского огня. С польской стороны падают всадники и лошади, волна паники уносит отдельных дезертиров. Боевую готовность сохранил 8‑й уланский полк; там находился штаб дивизии…. В 19.30 полк двинулся галопом, в строю колонн четырех отдельных эскадронов. Однако через некоторое время при виде приближающегося вала людей и лошадей он начал смешиваться и отступать. В этот безнадежно критический момент начали атаку офицеры 8‑го уланского полка и штаба дивизии. К счастью, им удалось втянуть в бой всех, кто хотел и мог подраться в тот день…. Противник не выдерживает удара 8‑го уланского полка с фронта и 1‑го уланского полка с тыла и с фланга и дерзкий огонь отважных конных батарей…» И не выдержали! J. Rómmel, Kawaleria polska w roku 1920, Warszawa 1934, s. 7–10.
      99. РГВА, Управление 1 конной армии. Оперативные сводки штабов 4, 11, 14 кавдивизии и частей 1 конной армии (20.05–17.09.1920 г.). Ф. 245. Оп. 3. Д. 413. Л. 500–502.

      нерал Халлер приказал начать преследование, но это было невозможно, потому что солдаты были крайне истощены [100].

      Итоги сражения
      Кавалерийский бой под Комаровом стал переломным событием в зоне действий польского центрального фронта в польско-советской кампании 1920 года. По оценке военных историков, там произошла величайшая кавалерийская битва XX века. Сражение завершилось трудной победой поляков. Однако эта победа не была использована в полной мере из‑за неправильных оценок обстановки штабом оперативной группы генерала Станислава Халлера и командованием гарнизона Замосци. Значение имело и незнание положения всех дивизий 1‑й конной армии. Более того, не хватало надлежащей координации действий, а 10‑я пехотная дивизия и 2‑я пехотная дивизия легионов не имели связи друг с другом. Ошибкой со стороны Главного командования Войска Польского было назначить район Замосци для сосредоточения 10‑й пехотной дивизии, так как город этот был осажден Буденным. Советская конница понесла при Комарове самые большие потери из всех сражений, которые она вела в 1920 году с частями польской армии, и к концу сентября ее боевая ценность была невысока. С польской стороны непосредственно были задействованы шесть конных полков и две конные артиллерийские дивизии. Силы противника насчитывали пятнадцать кавалерийских полков.

      Под Комаровом 8‑й уланский полк захватил автомобиль командующего 1‑й конной армией. Были также захвачены многочисленные фургоны и большое количество военной техники, а также пулеметы и пушки, оставленные бегущими большевиками. Конница Буденного понесла большие потери: 1500 убитыми и еще больше ранеными. Погибли несколько командиров советских бригад, 12 комиссаров и несколько человек из личной охраны командующего 1‑й конной армией. Сам Буденный также был ранен. С польской стороны погибло 300 кавалеристов [101]. /525/

      100. L. Wyszczelski, Walki z 1 Armią Konną…, s. 289–290.
      101. K. Czubara, Zwycięstwo pod Komarowem, Zamość 1995, s. 20 i in.

      Военная история России XIX–XX веков. Материалы XIII Международной военно-исторической конференции / Под. ред. Д. Ю. Алексеева, А. В. Арановича. Санкт-Петербург, 4 декабря 2020 г.: Сб. научных статей. СПб.: СПбГУ ПТД , 2020. С. 502-525.