Saygo

Александру Иоан Куза

1 сообщение в этой теме

В. Н. ВИНОГРАДОВ. ПЕРВЫЙ КНЯЗЬ РУМЫНИИ АЛЕКСАНДРУ ИОН КУЗА, ИСТОРИЯ ВЗЛЕТА И ПАДЕНИЯ

А. И. Куза вписал свое имя в летописи Румынии благодаря случайности, частой гостьи истории. В январе 1859 г., в судьбоносный период избрания князя на молдавский престол среди претендентов, и в частности признанных лидеров унионистов (сторонников объединения Молдавии и Валахии и образования румынского государства), красноречивых ораторов, опытных полемистов, искушенных политиков, завязался такой узел политических противоречий, личного соперничества и заурядных козней, что никто из них не имел шансов на избрание. И тогда всплыла кандидатура Кузы, своего рода темной лошадки, человека, державшегося в стороне от бурных схваток отдельных группировок, в интригах не замешанного, но имевшего репутацию стойкого патриота и убежденного униониста. Он оказался приемлемым претендентом на высокий пост для представителей разных политических взглядов, либералов, радикалов и консерваторов. Качества крупного государственного деятеля выявились позже. А что было "до", известно мало. Даже самым старательным и дотошным биографам Кузы удалось собрать немного сведений о его молодости и даже зрелости (а к вступлению на престол ему стукнуло 38 лет). Никто не предполагал, и ничто не предвещало Кузе славного будущего, поэтому так скудны свидетельства современников, и историкам приходится ограничиваться скупыми и сухими официальными данными.

 

Carol_Popp_de_Szathmary_-_Alexandru_Ioan


Алеку родился 20 марта1 1820 г. в городе Бырладе в боярской семье, известной с XVII в. Отец, Ион Куза, владел двумя поместьями и частью третьего и домом в Галаце. Он служил исправником в уездах Фэлчиу и Ковурлуй и достиг довольно высокого боярского звания постельника. Мать, Султана, в девичестве Козадини, происходила из фамилии с греко-итальянскими корнями, давно прижившейся в Молдавии.

Маленького Алеку отдали во французский пансион в столичном городе Яссы, а когда ему исполнилось 11 лет, отправили продолжать образование в Париж. Здесь он получил диплом бакалавра словесности. Юноша подумывал о медицинском поприще и карьере врача, но, посетив анатомический театр, изменил намерения и записался в Сорбонну на факультет права. По причинам, неясным до сих пор, курса наук он не закончил и вернулся на родину. В сентябре 1837 г. поступил кадетом (кандидатом на офицерскую должность) в молдавскую армию. Недавно воссозданное в Молдавии милиционное войско служило неким символом развернувшегося процесса национального возрождения.

Дунайские княжества, Молдавия и Валахия, занимали в Османский империи особое место. Им удалось отстоять, хотя и в урезанном виде, свою государственность, право на внутреннее самоуправление во главе с князем (господарем). Управление осуществляли представители боярского сословия, соединявшие в одном лице помещика и чиновника. Довольно широкие до XVII в. автономные права в дальнейшем стали стремительно сужаться. Утрачен был обычай выбора господарей высшим, так называемым великим, боярством, султаны стали назначать их по своей воле. Инаугурация сопровождалась подношениями со стороны соискателей и многочисленными взятками должностным лицам Высокой Порты, как тогда именовалось турецкое правительство, и обитательницам сераля во главе с султаншей-валиде (матерью). Назначение князей превратилось для султанской казны в выгодную финансовую операцию, которую следовало повторять как можно чаще, что и делалось. Новоиспеченный князь, изрядно поистратившись, возмещал убытки за счет населения, вводя новые налоги и поборы. Причитавшаяся с господарств дань росла как на дрожжах. Они поставляли в Стамбул в больших количествах зерно, крупный рогатый скот и овец, строительный лес, формально - за плату, но цену назначал "покупатель", т.е. Высокая Порта, и она нисколько не походила на рыночную. Чтобы держать молдаван и валахов в покорности, княжества лишили права на содержание вооруженных сил (кроме небольших отрядов наемников при господарских дворах). У Молдавии и Валахии отторгли значительные участки земли в стратегически важных районах, перешедших в непосредственное управление Стамбула. Здесь воздвигли крепости, и пушки на их стенах помогали утверждать османскую власть. Непослушным князьям грозил отзыв и, что еще хуже, - смерть. Не один обитатель дворцов в Яссах и Бухаресте был задушен шелковым шнурком - такой способ казни применялся в империи к знатным лицам.

С середины XVII столетия начались ходатайства представителей молдо-валашского боярства и духовенства в Москве, а позже и в Петербурге с мольбами об избавлении от невыносимого агарянского ига и принятии под высокую царскую руку. В 70-х годах вспыхнула русско-турецкая война, первая из серии, растянувшейся на два столетия. После трагического Прутского похода Петра I в 1711 г. наступил так называемый фанариотский период в истории Дунайских княжеств. Высокая Порта стала назначать на престолы в Яссах и Бухаресте не местных уроженцев, утративших ее доверие, а выходцев из аристократических греческих семей, традиционно проживавших в стамбульском квартале Фанар и занимавших важное место в системе османского управления. Лишь по Кючук-Кайнарджийскому договору 1774 г. самодержавию удалось заручиться правом ходатайствовать в пользу "турецких христиан". Шаг за шагом оно стало добиваться облегчения их участи.

Венцом усилий и успехов в этом направлении явился Адрианопольский мирный договор 1829 г., завершивший очередную, восьмую по счету русско-турецкую войну. Автономию Дунайских княжеств трактат обрисовал четко и масштабно: никакого вмешательства суверенной державы в их внутренние дела; назначение господарей с согласия Зимнего дворца (т.е. под его контролем). Господари правили пожизненно и подлежали смещению лишь в случае доказанного уголовного преступления. Дань фиксировалась, и не допускалось ее произвольное увеличение, поставки в Константинополь скота, зерна и строительных материалов подлежали оплате по рыночным ценам. Турецкие крепости срывались, занятые ими земли возвращались Молдавии и Валахии, а турки выселялись за Дунай. На реке учреждалась карантинная служба, что рассматривалось общественностью как проведение своего рода границы. Княжествам разрешалось создать свое "земское войско", возродить национальные вооруженные силы. Высокая Порта заявила о своем уважении к свободе православного вероисповедания.

До 1834 г. в княжествах стояли российские войска, а администрацию возглавлял просвещенный вельможа Павел Дмитриевич Киселев, оставивший по себе добрую память. В 1831 - 1832 гг. в Валахии и Молдавии вступили в силу Органические регламенты, конституционные акты, определявшие их государственный статус, административный, финансовый, аграрный строй, правовую систему, положение различных классов в молдо-валашском обществе. Впервые были законодательно определены прерогативы государственных институтов, учреждены министерства, введена система судебных трибуналов (в том числе и коммерческих, призванных защищать интересы торговли), созданы прокуратура и адвокатура. При содействии российских властей, стремившихся в возможно большей степени отделить княжества от Османской империи, и в Молдавии, и в Валахии вводилось почти идентичное законодательство. Тем самым делался шаг к их объединению, желательность которого признавалась в регламентах - общность или близость религии, языка, культуры, обычаев и интересов делают настоятельно необходимым их "нерушимое объединение"2.

В 1834 г. Киселева тепло проводили в Россию. Ему присвоили звание почетного гражданина Бухареста, его имя до сих пор носит одна из красивейших магистралей города. Наступил период быстрого развития Молдавии и Валахии. Запахивались все новые и новые земли, пшеница и кукуруза потоком устремились из княжеств на европейский рынок, застраивались города, появились первые фабрики, развивалась культура, стали выходить газеты, шло становление румынского литературного языка и переход его на латинский алфавит. С летописных времен в княжествах в ходу была кириллица, национальное возрождение породило гордость за латинское происхождение молдаван и валахов. Так называемая трансильванская школа просветителей (вторая половина XVIII в.) сильно спрямила линию этногенеза румын, представляя их прямыми потомками римских завоевателей и поселенцев, игнорируя славянское влияние на формирование их языка и культуры. Рьяные латинизаторы изгоняли из языка многочисленные славянизмы. Виднейшая фигура румынского возрождения, Михаил Когэлничану, зло отзывался о перегибах латинизаторов, которые, "не подтверждая слов фактами, воображают, будто завоюют уважение всего мира криками, что они являются римлянами, происходят от римлян и посему принадлежат к первому в свете народу"3.

Молодому Кузе было где приложить силы в кипучей общественной жизни. В армии он не прижился и вышел в 1840 г. в отставку, так и не получив офицерского чина, служил судьей в уезде Ковурлуй. В 1844 г. вступил в брак с Еленой Росетти-Солеску, девицей из уважаемой и знатной боярской семьи. "Елена, - отмечал видный румынский историк К. Джуреску, - всегда была супругой внимательной и предусмотрительной, познав позднее, во время правления (Кузы. - В. В.) тайную горечь страданий от непостоянства мужа"4.

У Кузы сложилась репутация компетентного и честного юриста, не пользующегося служебным положением для обогащения. Ему были присущи маленькие человеческие слабости: Куза не пренебрегал бокалом доброго вина и оказывал внимание и уважение прекрасному полу5.

Между тем обнаружились теневые стороны режима Органических регламентов, обновивших и перелицевавших, но сохранивших феодальный строй. Ведущей силой общества оставались бояре, прежде всего великие. Лишь они занимали места в обычном собрании, совещательном органе при князе. Они были освобождены от налогов и могли основывать предприятия, не внося платы за патент. Несколько десятков семей вершили все дела в государстве. По регламентам земельные наделы феодально-зависимых крестьян были сильно урезаны, а их повинности в пользу помещиков увеличены, что позволило К. Марксу назвать их в "Капитале" кодексом барщинных работ. На самом деле все обстояло не так мрачно, и апокалипсические бедствия на деревню не обрушились, ибо серьезно сократились причитавшиеся государству с крестьян налоги и поборы. По подсчетам В. Я. Гросула, размеры повинностей на бояр возросли в Валахии в 2,5 раза, в Молдавии - в 1,3 раза, а государственные налоги сократились соответственно в 1,4 и 1,7 раза6 . Село по-прежнему прозябало в бедности.

Худо было "наверху". Князь Михаил Стурдза, смолоду подвизавшийся на ниве просветительства, превратился в тирана на троне. Он правил даже не в интересах крупного боярства в целом, а своего окружения, раздавал его членам теплые местечки, смотрел сквозь пальцы на их незаконное обогащение, раздавал (точнее - распродавал) боярские звания.

Свобода печати в княжествах отсутствовала, за газетами бдительно следила полиция, собрания запрещались. Оппозиция приняла политический характер, ее стали именовать "национальной партией". Центрами недовольства стали маленькие заговорщические кружки. У буржуазии, торговой и занимавшейся переработкой сельскохозяйственной продукции, и связанных с нею помещиков росло разочарование Органическими регламентами, слова в них расходились с делами в княжествах. Возмущали средневековые привилегии боярства, и прежде всего его монополия на власть. Утопической оказалась сама мысль о проведении буржуазных по сути преобразований руками феодалов-бояр7.

Революция 1848 г. докатилась до Дунайских княжеств. 27 марта в Яссах, в гостинице "Петербург", состоялось собрание с участием более тысячи человек. Оно приняло "Петицию-прокламацию", содержавшую перечень необходимых реформ (гарантия неприкосновенности личности и имущества, отмена телесных наказаний и цензуры, создание ответственного министерства). Очень расплывчато говорилось об улучшении участи крестьян. Куза в заговорщических кружках не участвовал, но на собрании присутствовал и выступил на нем с речью. Его оппозиционность правящему режиму стала очевидной.

Перетрусивший Стурдза принял большинство требований протестантов, но быстро пришел в себя, подавил движение, арестовал его активистов, включая Кузу, и воззвал к Николаю I о помощи. В Молдавию, а потом и Валахию, вступили царские войска. Арестованных власти решили выслать в Турцию, переправив через Дунай в Мачин. Подкупленные речники-греки доставили их, однако, в валашскую Брэилу, где группе в шесть человек удалось укрыться в британском вице-консульстве, а оттуда перебраться в австрийские владения, в Буковину, а затем в Трансильванию. Здесь наш герой как член Молдавского революционного комитета подписал документ под названием "Наши принципы для преобразования родины" (май 1848 г., Брашов), предусматривавший отмену барщины и всех феодальных повинностей, наделение крестьян землей без выкупа, отмену сословных привилегий, управление страной в духе свободы, равенства и братства, и объединение Валахии и Молдавии, образование на юго-востоке Европы сравнительно крупного румынского государства, способного дать отпор внешней реакции, расширить автономию, создать благоприятные условия для проведения реформ8.

В эмиграции Куза посетил Вену и Париж, но длилась она недолго. Турецкие власти, при содействии самодержавия, подавили революцию в Валахии, в Молдавии она не успела развернуться9. Режим Стурдзы представлялся одиозным и в Стамбуле, и в Петербурге, ему на смену господарем стал Григоре Гика, человек сравнительно либеральных взглядов, по-доброму относившийся к Кузе. Подписанные им "Принципы" в печати не появились, так что его участие в составлении революционного манифеста осталось властям неизвестным. Осенью 1849 г. он вернулся на родину и занял почетную должность председателя суда уезда Ковурлуй, а в феврале 1851 г. высокий пост директора департамента внутренних дел, т.е. второго человека в министерстве. Позднее он получил боярское звание ворника, одно из первых в тогдашней табели о рангах.

В таком положении Кузу застала Крымская война. Княжества подверглись оккупации, сперва российской, потом - австрийской и турецкой. Руководители развернувшегося унионистского движения сочли ситуацию благоприятной для образования единой Румынии, опираясь на поддержку Второй империи во Франции. Наполеон III представлялся им стойким сторонником принципа национальности. Возник план образования румынского легиона в составе союзных войск, сражавшихся в Крыму. Замысел повис в воздухе - турки отвергли предложение, прекрасно понимая, что унионисты представляют враждебную им силу.

Гораздо успешнее оказались усилия унионистов по дипломатической линии. Лидеры молдо-валашских эмигрантов осадили в Париже министерские кабинеты. Император Луи Наполеон благосклонно внимал их заверениям, что в лице Румынии он обретет лояльную страну.

На Парижском конгрессе 1856 г., завершившем Крымскую войну, произошло размежевание его участников по вопросу о будущем Дунайских княжеств. Турецкие делегаты отвергали идею их унии, создание румынского государства грозило серьезными последствиями, потому что подавало пагубный пример прочим христианским подданным Высокой Порты. Прочно на позициях сепаратного существования Молдавии и Валахии утвердилась Австрия, мечтавшая прибрать к рукам два маленьких княжества, опасавшаяся за лояльность 2 млн. румын, проживавших в Трансильвании и Банате. После некоторых колебаний к Турции и Австрии присоединилась Великобритания.

Франция выступала за молдо-валашскую унию, а российская дипломатия очутилась перед нелегким выбором, так как сторонниками объединения были русофобы и убежденные франкофилы, проводники профранцузской ориентации. Но противиться унии означало выступать против освободительного движения, а подобной роскоши самодержавие не могло себе позволить. В сложившихся "после Крыма" условиях, с утратой права покровительства балканским христианам, единственным способом сохранения и укрепления позиций в регионе оставалась поддержка их национальных устремлений.

Схватка на конгрессе по румынским делам состоялась жаркая и завершилась соломоновым решением - узнать мнение самих молдо-валахов: желают ли они жить вместе или, как в прошлом, - порознь. Была выработана сложная процедура волеизъявления, предусматривавшая созыв чрезвычайных собраний (диванов ад хок) в Бухаресте и Яссах из представителей всех слоев населения, даже феодально зависимых крестьян. Пожелания диванов подлежали рассмотрению представителями держав-гарантов, которые и брали на себя задачу выработки окончательного решения.

Ситуация сложилась так: Франция и следовавшее за ней Сардинское королевство - за объединение; три влиятельные державы - Австрия, Турция и Великобритания - безусловно против. Без поддержки российской дипломатии у франко-сардинского альянса не было никаких шансов на успех. Судьба объединения в конечном счете находилась в руках России. Румынская историография признает ее положительную роль в осуществлении унии, но в качестве некоей вспомогательной силы при ведущей роли Франции. С подобной трактовкой согласиться невозможно. Россия сыграла в процессе объединения Дунайских княжеств ключевую роль. Она привела за собой в лагерь сторонников унии Пруссию, тогда особых интересов на Балканах не имевшую. Берлинский двор вел себя во время Крымской войны в отношении России нелояльно и теперь стремился загладить это, подчеркивая свое дружелюбие. Расклад сил среди держав изменился коренным образом: четыре участника "европейского концерта" склонялись к поддержке унии, и лишь три ей препятствовали.

Россия заняла особую нишу в развернувшейся борьбе. Ее позицию выражал П. Д. Киселев, занявший пост посла в Париже. Он не раз выступал с демаршами, отстаивая неприкосновенность автономных прав Молдавии и Валахии и пресекая попытки Высокой Порты добиться санкции держав на вооруженное вмешательство в румынские дела.

В самих княжествах развернулась драматичная борьба "за" или "против" объединения. Назначенные в Яссы и Бухарест султанские наместники, опираясь на административный и полицейский аппарат, развернули кампанию преследования инакомыслящих с целью добиться избрания в диваны как можно большего числа противников унии. Особенно усердствовал Н. Конаки-Вогоридес в Молдавии. Действовал он бесцеремонно: "распустил" унионистские комитеты (чему те не подчинились); провел чистку среди чиновничества; запретил демонстрации; вычеркнул из списков избирателей подозрительных с его точки зрения лиц. Унионисты бойкотировали выборы.

Скандал принял громадные размеры. Посланники Франции, России, Пруссии и Сардинии в Константинополе потребовали признать выборы в Молдавии незаконными и в знак протеста затребовали свои паспорта.

Путем сложных дипломатических комбинаций спор удалось урегулировать. Результаты выборов были отменены, на новых победу одержали унионисты10.

* * *
Какое-то время в бурные послекрымские годы Куза держался в тени. Казалось, он совершает успешную служебную карьеру. Вогоридес явно стремился завербовать его в число своих сторонников. Куза - пыркалаб (городничий) уездного центра и порта Галац. Его восстановили в армии, и на него посыпались чины: 16 марта 1857 г. он - младший лейтенант, 24 апреля - лейтенант, 28 числа того же месяца - капитан, 3 мая - майор, и все это - неведомо за какие военные заслуги. Но Куза подкупить себя не позволил. В письме бывшему господарю Гике он отмечал: "Повсюду уверяют, что сюзеренный двор разрешит объединение княжеств под скипетром принца - местного уроженца, но что это будет за принц? Этот жизненно важный вопрос приводит меня в смущение. Вы же знаете убожество наших сеньоров"11. И Куза совершает, быть может, самый решительный шаг в своей жизни - подает в отставку, сопроводив свою акцию разоблачением в печати творимых администрацией Вогоридеса беззаконий. Он сразу же превратился в фигуру национального масштаба, известную и за рубежом, и на вторичных выборах в диван ад хок Молдавии становится депутатом.

В собрании господствуют унионисты, и оно принимает пожелания из пяти пунктов, идентичные тем, что одобряет диван в Валахии. Свидетельство тесных связей сторонников объединения двух княжеств налицо. Пожелания сводятся к следующему: уважение к правам государства, прежде всего к его самоуправлению; объединение Молдавии и Валахии в одно княжество под именем Румыния и провозглашение ее нейтралитета; приглашение на престол иностранного принца, дети которого будут воспитываться в православии; учреждение законодательного органа (народного собрания), в котором будут представлены "все интересы страны".

Почему на престол собирались пригласить иноземца, а не румына? Очевидно, господствовало убеждение, порожденное всем прошлым опытом, что местный правитель связан с интересами семейными и клановыми, а уж от боярских междоусобиц княжества натерпелись. Отсюда - стремление пригласить на царство персону, близкую к фамилии Бонапартов с тем, чтобы пришвартовать румынскую ладью к французскому фрегату.

Казалось бы, вооружившись пожеланиями двух диванов, наполеоновская дипломатия одержит триумф в европейском совете. Но ничего подобного не произошло. Наполеон III сознавал, что при его не слишком прочном положении в стране ему вступать в конфликт с могущественной Великобританией не следует, да и на проведение заморских завоевательных походов требовалась санкция владычицы морей. Согласие было достигнуто в августе 1857 г. во время визита императора к королеве Виктории в городке Осборн на острове Уайт. В достигнутой договоренности от объединительных планов осталась одна оболочка, Молдавия и Валахия сохраняли своих князей, правительства, парламенты (палаты депутатов) и вооруженные силы. Но их, в утешение унионистам, назвали Соединенными княжествами и снабдили общей Центральной комиссией с пребыванием в пограничном городе Фокшаны, которой надлежало подготавливать одинаковые законы, принимаемые отдельно каждым законодательным собранием.

А. М. Горчаков, министр иностранных дел России, был разочарован мизерными итогами осборнского совещания, а Александр II в раздражении назвал их "печальной комедией".

В этих условиях российская дипломатия была озабочена в первую очередь сохранением и укреплением автономии княжеств. Горчаков инструктировал посла в Париже: "Главная, единственно важная для нас цель в княжествах заключается в том, чтобы ни одно из прав и привилегий, которыми они в настоящее время пользуются, не пострадало"12.

7 (19) августа 1858 г. собравшаяся в Париже конференция приняла выдержанную в духе осборнских рекомендаций конвенцию. Но сказать, что все осталось по-старому, значило бы впасть в ошибку. Международный трактат вполне четко оговаривал полную самостоятельность Молдавии и Валахии во внутренних делах. Киселев проявил особую заботу об этом, выступив на совещании с двумя меморандумами13. Турки попытались заручиться мандатом на военную интервенцию в княжествах в случае чрезвычайных обстоятельств, но натолкнулись на резкий протест Киселева: вооруженное вмешательство допустимо лишь по единодушному согласию всех держав - чего произойти не могло по причине всем известной позиции России.

Конвенция провозгласила отмену всяких общественных привилегий, что свелось к ликвидации института боярства и к допущению буржуазии к власти. Взамен прежней кастовой системы управления вводилась система выборов с высоким имущественным цензом. На смену привилегии сословия пришла привилегия богатства. Но главное, что произошло, - так это изменение атмосферы всей жизни. Новые молдавские власти ревниво следили за соблюдением государственных прерогатив и не позволяли представителям сюзеренного двора вмешиваться в происходившее, будучи уверены в поддержке консулов Франции и России.

Кузе, находившемуся уже в звании полковника кавалерии, было поручено исполнять должность гетмана, командующего всеми вооруженными силами страны. Он издал приказ об укреплении воинской дисциплины.

В чрезвычайном собрании, созванном для избрания господаря, унионисты получили не очень значительное большинство мест (31 против 25). В их рядах обнаружился разлад. Сторонниками объединения выступали представители разных течений - либералы, радикалы, консерваторы, в будущем - политические противники и личные враги. Сойтись на единой кандидатуре из числа ключевых фигур не удавалось. Даже имевший наибольшие шансы Костаке Негри не набирал нужного числа голосов. 3 января 1859 г. на собрании в доме К. Роллы вновь обсудили всех наиболее достойных соискателей, и опять безрезультатно. И тогда всплыло имя Кузы, в числе кандидатов не значившегося. И он устроил всех: твердый сторонник унии, с богатым административным опытом и безупречной репутацией; либерал, но не радикал и не экстремист; ни к какой группировке в движении не примыкал, к внутренним спорам и раздорам непричастен, в интриги не вмешивался и, что немаловажно в острые моменты, в его руках - командование армией.

Выборы состоялись 5 (17) января. Сепаратисты, опасаясь обвинений в антипатриотизме, не решились выступить против и даже воздержаться от голосования. Куза был избран господарем Молдавии единогласно. Как только смолкли аплодисменты, Когэлничану обратился к князю с торжественной речью: "Ваша светлость! Велика и прекрасна Ваша миссия. Конституция от 7 августа означает для нас новую эпоху, и Ваша светлость призвана ее открыть. Будьте же человеком эпохи, и да войдет закон на место произвола; пусть закон будет суров, а Ваша светлость, как господарь, милостив и добр; будьте добры прежде всего к тем, к которым прежние господари проявляли безразличие и недоброжелательство"14.

Вечером Куза написал матери: "Провидение пожелало вознаградить нас за нашу скромность и вознесло на высоту не по заслугам"15.

Состоявшиеся 24 января (8 февраля) 1859 г. выборы господаря в Валахии закончились сюрпризом для представителей держав-покровительниц. Состав собрания внушал унионистам глубокую тревогу, по всем подсчетам они набирали 30 голосов; депутатов, склонявшихся на сторону сепаратизма, насчитывалось 33. И тогда вечером 23 января на собрании сторонников объединения в гостинице "Конкордия" Гика назвал в качестве кандидата имя Кузы, встретившее всеобщее одобрение. Решено было сохранить достигнутую договоренность в тайне и прибегнуть к "эффекту улицы", продемонстрировать противникам, что народ - за унию. С утра 24 января Бухарест бурлил, площадь перед зданием митрополии заполнила толпа, ремесленники пришли цехами со своими знаменами, а мясники - и с длинными ножами; прибыли крестьяне из близлежащих сел. Депутаты, известные своими симпатиями к сепаратизму, пробирались в зал заседания сквозь гущу настроенных к ним враждебно людей.

В митрополии Василе Боереску предложил, в виду чрезвычайных обстоятельств, предварить голосование неофициальным секретным заседанием. Собрание, сказал он, разбито на два лагеря, каждый из которых жаждет торжества своего кандидата. Разногласия могут перерасти в столкновение, которое породит анархию. Диван ад хок выразил мнение нации, высказавшись за объединение с Молдавией. Но для осуществления этого пожелания необходимо договориться относительно личности, "воплощающей этот принцип; эта персона - Александру Ион Куза, господарь Молдавии". Боереску призвал депутатов выполнить священный долг - и тогда история оценит их деяние16.

Никто не дерзнул выступить против, даже сыновья бывших господарей Бибеску и Штирбея, дотоле сами претендовавшие на престол. Тут же была составлена бумага с клятвенным обязательством поддержать кандидатуру Кузы. Ее подписали все. Официальное голосование превратилось в протокольную формальность.

Бухарест встретил весть о вторичном избрании Кузы колокольным звоном и пушечным салютом. Вечером город был иллюминирован и состоялись народные гуляния.

Для дипломатов двойное избрание Кузы стало неожиданностью. Российский консул Н. К. Гире признавался, что ему и во сне не снился Куза. Но он же дал компетентный анализ произошедшего: "Идея объединения имеет слишком глубокие корни, чтобы строить иллюзии насчет возможности вторичных выборов". Посадить валахам на шею другого принца по назначению Порты и держав можно лишь с помощью иностранных штыков, что дипломат считал "отвратительной эвентуальностью". Он призывал трезво подойти к событиям: "Надо развеять иллюзии тех, кто думает, что достаточно прибегнуть к запугиванию или высылке нескольких экзальтированных лиц, чтобы восстановить спокойствие в стране".

В донесениях Гирса звучали и иные ноты: "Нас с французами возвышают до небес, возлагая на нас в особенности все надежды. Возвращаясь вчера вечером из общего собрания после господарского выбора, я едва мог ехать сквозь толпу, которая с факелами меня даже преследовала с криками ура за Россию". Он советовал поддержать двойной выбор, в этом - ключ к политическому успеху: над румынами, писал он, "нам по соседству и для непредвиденных обстоятельств всегда надо иметь доброе влияние"17.

В Петербурге к советам консула прислушались, да и выбор был невелик - либо признать Кузу, либо превратиться в подручного Вены и Высокой Порты по удушению национального движения на Балканах. В решении - признать свершившийся факт - не последнюю роль сыграла тревога за сохранение спокойствия в Румынии: возможно, считал Горчаков, люди, "полагающие, что в отношении княжеств речь идет о выборе между объединением и анархией, не ошибаются"18.

Дипломатический корпус в Петербурге не сомневался, какое решение примет российский кабинет. Бельгийский посланник с полной уверенностью информировал Брюссель: "Все здесь совершенно убеждены, что, заявив о своем безусловном уважении к договорам, императорское правительство пойдет в согласии с Францией"19.

* * *
Румыны, не нарушив буквы августовской 1858 г. конвенции держав, - ибо та не содержала запрета на двойное избрание - попрали ее дух. Участникам европейского ареопага вновь пришлось заняться их делами. Совещание послов началось 26 марта (7 апреля) 1859 г. в Париже. Турки заранее известили его участников, что Кузу как господаря двух княжеств не признают, и запросили санкцию на военную интервенцию. Вена их поддержала. Наполеон III, напротив, горячо высказался за признание самодеятельности румын. Поэт Василе Александри, совершавший по поручению Кузы объезд столиц, сообщал новоизбранному князю из Парижа: император "живо интересуется нашей судьбой и считает тебя как бы первым своим адъютантом"20.

Едва конференция приступила к работе, как вмешался его величество случай: 14 (26) апреля разразилась война между Францией и Сардинией, с одной стороны, и Австрией - с другой. Совещание возобновило свою работу лишь 30 августа (11 сентября). Потерпевшие военное поражение австрийцы и Высокая Порта сдали свои позиции. Конференция признала двойное избрание Кузы, но только на срок его жизни и правления.

Князь постарался свести к минимуму связанную с инвеститурой процедуру. Вся церемония отняла четверть часа.

Высокая Порта смирилась с избранием, Куза даже получил приглашение посетить стамбульский двор. Визит состоялся в сентябре 1860 г. В Сулинском протоке Дуная господаря и его свиту ожидал турецкий корвет "Бейрут", в столице империи он был принят на торжественной аудиенции султаном Абдул Меджидом, получил усыпанную драгоценными камнями саблю, знак его достоинства, орден Меджидие, на спектакле в театре сидел в одной ложе с падишахом. Румыны с удовлетворением отметили - ни малейшего намека на вассальное положение княжеств. По возвращении Куза назвал поездку "простым визитом вежливости" и продолжал заниматься превращением унии Молдавии и Валахии из личной и формально временной в реальную, политическую, законодательно существующую и постоянную.

Горячие головы советовали господарю идти путем совершившихся фактов, - мол державы-покровители, вечно пребывающие в раздоре, все стерпят. Костаке Негри, представитель господаря при Высокой Порте, считал нужным держаться с благоразумной осторожностью. Куза прислушался к его мнению. Господарь принялся объединять все, что по Парижской конвенции не подлежало раздельному существованию. Он слил штабы вооруженных сил двух армий, расположил молдавские полки в Валахии, и наоборот, министрами в одно из княжеств назначал уроженцев другого. Без излишней огласки, он осуществлял шаги, не вязавшиеся с его вассальным статусом. В Париж он назначил своего представителя, с Россией заключил протокол о прямом телеграфном сообщении. Консулам он жаловался на волокиту в законодательстве, порожденную несовершенством принятой в Париже конвенции. Так, разработанные Центральной комиссией в Фокшанах проекты общих законов обсуждаются порознь в Яссах и Бухаресте, принятие поправок выливается в длительную процедуру. Сам он ведет жизнь кочевника, две его столицы не соединены ни железной дорогой, ни приличным шоссе, полвремени он проводит в карете, трясясь по ухабам. Жалобы неизменно сопровождались призывом к полному объединению.

В 1861 г. в связи с кончиной султана Абдул Меджида и воцарением Абдул Азиза Куза отправил своих представителей в Стамбул и столицы держав-гарантов на разведку. В Крыму, в Ливадии, с румынами беседовал Александр II, обещавший поддержать идею полного объединения княжеств. С сентября по декабрь в Константинополе шли переговоры, увенчавшиеся для Кузы успехом. 11 (23) декабря господарь издал прокламацию о политической унии Молдавии и Валахии, правда, только на срок его правления.

В январе 1862 г. в Бухаресте приступил к работе первый общерумынский парламент. А к городу двигалась многотысячная масса крестьян во главе с бывшим членом дивана ад хок Мирчей Малаеру, чтобы присутствовать при его открытии. Но власти понимали - и чтобы потребовать предоставления крестьянам земли. Крестьяне шли с дубинами и топорами. Они разогнали двинутый им навстречу отряд жандармов и жестоко избили командовавшего им субпрефекта. Тогда против них двинули несколько рот солдат и эскадрон кавалерии. Произошло столкновение, окончившееся жертвами с обеих сторон и арестами с крестьянской. Куза не хотел омрачать день своего торжества репрессиями. Брошенные в темницу участники марша были амнистированы. Деревня замерла в ожидании реформ, объединения Молдавии и Валахии без решения аграрного вопроса она не принимала.

* * *
Христианские народы Балкан восприняли прорыв румын к унии как вспышку, осветившую им путь к освобождению. В Парижском трактате, долженствовавшем продлить их пребывание в османской темнице, их зависимое и унизительное положение, была проделана первая брешь. Куза превратился в видную фигуру в межбалканских отношениях. Особо тесные связи завязались у него с князем Сербии Михаилом Обреновичем, упорным и целеустремленным борцом за ее освобождение.

Михаил стремился прежде всего добиться срытия турецких крепостей на сербской земле, а их насчитывалось семь, и даже в центре Белграда возвышалась твердыня Калимегдана. В предвидении грозы сербы спешно запасались оружием и запросы на его поставку, естественно, поступали в Петербург. Посланец князя Михаила, М. Петрониевич, договорился в России о поставке целого арсенала, 39200 винтовок и 3 тыс. сабель. Но как доставить его в мятежный регион, не всполошив европейскую дипломатию? Операция развивалась по всем канонам детективного жанра. Сербы добрались до Херсона и, действуя через подставное лицо американского происхождения, получили искомое имущество, оцененное в 328 тыс. руб. Сделали скидку на изношенность и назначили новую цену - 78 тыс., т.е всего по 2 руб. за винтовку. Поскольку никаких следов оплаты не сохранилось, все имущество, видимо, уступили даром. Местные власти зажмурили оба глаза, "не заметили" исчезновения арсенала, отправленного в Аккерман, а оттуда, через Румынию, к месту назначения.

Куза повел себя молодцом и не обратил внимания на громоздкий обоз (по разным данным, от 300 и более телег). Транспортировка заняла почти два месяца (ноябрь - декабрь 1862 г.). "Мы не можем не воздать должное поведению принца Кузы в сложившихся обстоятельствах. Оно было благоразумным, твердым и достойным", - считали в особняке российского МИД. Однако Высокая Порта потребовала конфисковать транспорт. Встревоженные консулы в Бухаресте настаивали на том же. Исключение составлял Гире. Ведомство Горчакова также обнаружило полную неосведомленность: "Мы не только не ведаем ничего об этой операции, но, как и другие кабинеты, не знали о ней заранее". Консулы Великобритании, Австрии, Пруссии и даже Франции обратились к Кузе с демаршем, настаивая на секвестре оружия. Они "помогли" князю найти обоз, который медленно продвигался по утопавшим в грязи ноябрьским дорогам. И тут Куза обнаружил незаурядную дипломатическую изобретательность. Он заявил дипломатам, что обязан реагировать лишь на их обращения в полном составе (ин корпоре). Поскольку невозможно было привлечь к этому российского представителя, демарш четверки результата не возымел. Тем временем вызвавший дипломатическую бурю арсенал на колесах добрался до Дуная и переправился через реку у пункта Кривина21.

Дело с сербским оружием явилось приятным, но, к сожалению, единичным эпизодом в отношениях России и Румынии. Самодержавие занимало резко враждебную позицию в связи с покровительством, оказываемым Кузой осевшим в стране венгерским и особенно польским эмигрантам. На письменный стол Горчакова ложились донесения, свидетельствовавшие о том, что польские изгнанники, подготавливавшие восстание на родине, чувствуют себя в Румынии как у себя дома: "Политические беженцы в княжествах составляют нечто вроде революционного гарнизона, который западные вожди перебросили в эту страну в предвидении будущих операций"22. В ответ на протесты Куза обещал принять меры, но все оставалось по-прежнему.

Куза остановился у последней черты. Открыто помогать польскому восстанию, когда оно разразилось в 1863 г., он не посмел. В июне к нему поступила информация, что отряд инсургентов числом 250 человек высадился в уезде Ковурлуй и собирается пробраться в Польшу. Князь телеграфировал префекту уезда указание - сообщить польскому командиру, что, "каковы бы ни были наши симпатии, мы не можем допустить появления в нашей стране вооруженной силы и преисполнены решимости потребовать уважения нашего нейтралитета". Отряд сдать оружие отказался. У села Костангали произошло кровопролитное столкновение с румынскими частями, стороны потеряли до ста человек убитыми и ранеными. Вторгшихся преследовали до села Рынзешти на правом берегу реки Прут, где они наконец сдались. "Пленников" с почетом выпроводили из страны23 . Отношения Петербурга и Бухареста омрачились.

* * *
Восторги по поводу объединения умолкли быстро, и наступили будни. Предстояло приобщить к современной жизни системно отсталую страну с феодальным строем: малоземельным крестьянством на одном полюсе и крупными помещиками (боярами, как их по-прежнему называли селяне) - на другом. Железные дороги отсутствовали, банковской системы не существовало, деньги ссужались ростовщиками. Не было и национальной валюты. Промышленность была представлена несколькими полукустарными фабриками. Почти сплошная неграмотность населения. Нужда в реформах в экономике и социальной сфере - в военном деле, администрации и суде, школьном и высшем образовании. И надо всем доминировала аграрная проблема. Деревня не принимала реформы без отмены барщины и наделения землей. Унионистская партия, гордо именовавшая себя национальной, никогда не была монолитной, в нее входили либералы, радикалы и консерваторы, и после избрания Кузы на поверхность всплыли сословные и клановые интересы, семейные связи, групповые симпатии. Внутриполитическая неустойчивость проявлялась в министерской чехарде - в промежуток между январем 1859 и декабрем 1861 г. в Молдавии сменилось 20 кабинетов, в Валахии - 11.

Консервативно настроенные помещики заняли прочное место в палатах Ясс и Бухареста - августовская конвенция 1858 г. выработала избирательную систему с явным преимуществом для толстых кошельков, которые успешно тормозили в парламенте проведение преобразований, прежде всего в аграрной сфере. Становилось очевидно, что без демократизации избирательной системы серьезных сдвигов в экономике и социальной жизни не достичь.

Куза, центрист по убеждениям и по положению (не красный и не белый, как его характеризовал французский консул В. Плас), лавировал, формировал правительства в разных комбинациях, играл на противоречиях различных группировок и, по словам современников, кабинеты менялись один за другим. Помещики, мертвой хваткой вцепившись в землю, препятствовали расширению избирательных прав, считая избирательную реформу предтечей аграрных преобразований в нежелательном для них духе.

Кампанию по выборам в общерумынский парламент в 1862 г. правые использовали для мобилизации всех сил. В собрании они получили большинство мест и добились решения аграрной проблемы в угодном для себя духе.

Во время затянувшейся дискуссии вокруг крестьянского вопроса знаменосец идеи объединения Когэлничану проявил себя как выдающийся социальный реформатор. 25 мая 1862 г. он выступил в Национальном собрании со знаменитой речью, призвав депутатов не превращать завещанное предками "фатальное наследство", земельный вопрос, в орудие партийной борьбы: "Я требую для крестьян, свободных, как говорят, того, что император Александр II и русское дворянство сделали для рабов, для крепостных. Вы не можете сказать, что вас толкают на проведение коммунистических или социалистических мер. От вас добиваются решения, подобного тому, что было принято в самом консервативном государстве Европы"24. Разжалобить каменные боярские сердца Когэлничану не сумел, палата приняла закон.

Куза принятый палатой акт не подписал, сознавая его реакционный и взрывоопасный характер.

11(23) октября 1863 г. Когэлничану принес присягу как глава правительства и министр внутренних дел. Два реформатора, князь и его первый советник, избрали политику дальнего прицела и решили провести ряд не вызывавших споров законов, прежде чем приступить к крестьянскому вопросу. Видное место среди них заняла секуляризация монастырских земель, занимавших тогда четверть обрабатываемых площадей. Прошел акт в декабре на удивление гладко - 93 голосами против 3. Бояре полагали, что, увеличив государственный фонд, они избавятся от посягательств на свои угодья.

Иной была реакция за рубежом. Почти половина конфискованных земель принадлежала так называемым посвященным монастырям, возглавляемым игуменами-греками, доходы с которых поступали в казну Константинопольской, Антиохийской, Иерусалимской и Александрийской патриархий. Греческое духовенство являлось одной из опор России на Востоке, отсюда - недовольство Петербурга. Холодно отнесся к проведенной мере и Наполеон III, ценивший связи с церковью и осудивший столь крутое обращение с монастырями. Но страны-покровители находились в глубокой ссоре в связи с восстанием в Польше, взоры были прикованы к ней, и румынам их своеволие сошло с рук.

В Национальном собрании на краткий срок воцарился хрупкий мир, взорванный внесением в повестку дня аграрного вопроса. 13(25) марта 1864 г. Когэлничану представил палате проект преобразований, одобренных господарем. Премьер был красноречив и убедителен: самый многочисленный класс общества, крестьянство, прозябает в нищете, страна стоит перед выбором - или реформа сверху, или революция снизу.

Бояре не дрогнули. Произошедшую перепалку трудно назвать прениями. Когэлничану именовали насмешливо "народным трибуном", "королем крестьян", внесенные предложения называли социалистическими, грабительскими и поджигательскими, "провоцирующими гражданскую войну и повергающими помещиков в нищету". Большинством голосов палата выразила правительству недоверие25.

Куза отказался принять отставку кабинета. Он и Когэлничану решили расширить круг избирателей, что привело бы к изменению состава депутатов в ущерб правым. 2(14) мая 1864 г. палата собралась на экстраординарную сессию для обсуждения избирательного законопроекта. Появление премьера на трибуне встретили криками, свистом и топаньем ног. В. Боереску предложил выразить правительству вотум недоверия, который и собрал большинство голосов. Когэлничану вновь поднялся на трибуну, чтобы зачитать заранее подготовленный господарский указ о роспуске парламента. Оглушительный шум помешал ему произнести речь, и премьер ограничился тем, что вручил бумагу председательствовавшему. Посреди царившего вокруг хаоса в зал ворвались солдаты и выдворили "народных избранников" на улицу. Стало ясно: Куза и Когэлничану решились на государственный переворот.

Господарь действовал стремительно. Уже 10 - 14(22 - 26) мая состоялся референдум об изменениях в государственном устройстве Соединенных княжеств. 680 тыс. голосов было подано "за", менее 2 тыс. "против" при 70 тыс. воздержавшихся. Поголовно неграмотные крестьяне проявили понимание происходивших перемен, они выступали за предоставление им земли. В июне Куза подписал закон, озаглавленный "Дополнительный акт к конвенции от 7(19) августа 1858 года"26 - видимо, для утешения держав-гарантов, князь-де не изменяет их решение, а дополняет его. Акт значительно расширил круг избирателей и увеличил права исполнительной власти за счет законодательной: лишь господарь стал обладать правом законодательной инициативы, он же назначал председателя палаты депутатов и большинство членов создаваемого сената. Разрабатывать законы надлежало государственному совету из назначенных господарем лиц. 14(26) августа Куза подписал принятый последним акт об аграрной реформе, сопроводив его прокламацией "К барщинным крестьянам". Застрявший в собрании бюджет господарь утвердил своим декретом.

Закон отменял барщину и все виды феодальных повинностей, крестьяне объявлялись собственниками предоставляемой им за выкуп земли. Зажиточные, имевшие запряжку из четырех волов, получили по 5,5 га на семью в Валахии и 7,3 в Молдавии, середняки, имевшие двух рабочих быков, - до 4,4 га, "безлошадные" бедняки - по 2,9 га. 60 тыс. семей пришлось удовольствоваться приусадебным участком. Всего наделением воспользовались полмиллиона селян. К "боярам" Куза отнесся с чрезвычайной мягкостью. В среднем царане получили по 4 га на двор (тогда считалось, что для удовлетворения всех нужд семьи потребны 5 га). Наделение в основном производилось за счет государственных и недавно секуляризованных монастырских земель. От частных владений было отрезано лишь 15% принадлежавших им угодий. Деревня, после наделения, стала собственницей лишь 30% обрабатываемых площадей. Реформа носила умеренный, консервативный характер, но помещики ее осудили27.

Реакция Высокой Порты и держав на очередное румынское своеволие была сравнительно спокойной, ничьих интересов на сей раз они не попрали, царь-освободитель не мог укорять Кузу за то, что тот отменил барщину, западным демократиям не пристало требовать от князя, чтобы тот восстановил феодальные порядки во всей их красе. Стремительность проведения реформы не должна порождать мысль о ее внезапности. На самом деле Куза и его министр еще задолго прощупывали почву насчет изменения конституционного строя страны. Негри знакомил, неофициально, дипломатов в Константинополе с "поправками", которые предполагалось в него внести, с целью разузнать и оценить возможную реакцию двора-сюзерена и покровителей. Целые депеши российского посланника Е. П. Новикова посвящены размышлениям на тему проведения намеченных преобразований. Он опасался "торжества революционной партии с захватническими и антисоциальными тенденциями". Новикову вторил консул в Бухаресте Г. Г. Оффенберг: низвержение Кузы погрузит страну в политический кризис и превратит ее в "революционный очаг". Куза понял, что в случае переворота его ожидает град упреков за очередное самоуправство, но не энергичное противодействие держав. Так и случилось. По словам Оффенберга, князю снова удалось "поставить свою волю над решениями Европы"28.

Но "свои" помещики не забыли и не простили господарю нанесенного им удара. Принц-реформатор оторвался от действительности и не уловил происходивших в верхах общества процессов и вызревавших в недрах молодой национальной буржуазии тенденций. Далеко не все его прежние сторонники смирились с переходом к режиму авторитарной власти.

Крупнейшей ошибкой Кузы явилось удаление в отставку Когэлничану. Первый министр вскоре после провозглашения аграрных преобразований совершил поездку по стране с целью оценить реакцию общественности. Повсюду его принимали как триумфатора - речи, банкеты, хвалебные тосты. Тщеславному принцу представилось, что Когэлничану похищает у него лавры реформатора и приписывает себе основную роль в отмене барщины. Особенно тяжело Куза воспринял сообщение, что кое-где в присутственных местах стали развешивать портреты Когэлничану. Ближайшее окружение господаря советовало ему окончательно утвердиться на путях личной власти, что делало участие Когэлничану в управлении страной излишним. В январе 1865 г. он подал заявление об отставке, и господарь ее принял. Ему на смену пришли лица весьма заурядные. Преобразования по инерции продолжались, но в воздухе пахло грозой.

Эйфория по поводу наделения крестьян землей улетучилась быстро. Лето 1865 г. обрушило на деревню засуху, неурожай и голод. Надежда царан на то, что пришла пора спокойно хозяйствовать на своей земле, испарилась. Следовало вносить налоги государству, платить боярину за утраченные тем угодья, кормить семью, содержать скот. Недоимки взыскивались беспощадно, по селам рыскали карательные отряды. Российский консул в Яссах И. М. Леке в декабре писал: "Крестьяне решительно умирают с голода"29. Симпатии к князю-реформатору в деревне если и не исчезли совершенно, то сильно поубавились.

Казалось бы, реформатор на престоле мог найти общий язык с либералами. Но те выступали за установление в стране парламентского режима, а Куза усвоил бонапартистские замашки. Принц превратил палату депутатов в бюро по регистрации принятых им решений. Оппозиция все чаще и упорнее напоминала, что диваны ад хок высказались за приглашение на престол иностранного принца. Резкой критике подвергалось окружение князя, во главе с бельгийцем Чезаре Либрехтом, официально управлявшим почтовым ведомством. Окружение князя превратило казну в кормушку.

Оппозиция росла, причем не только "справа", но и "слева", радикально-мелкобуржуазная, подогреваемая неразберихой, казнокрадством и кумовством в государственном аппарате, тяжестью налогов и нарушениями конституционных прав. Министерская чехарда продолжалась, а помещики и крепнувшая буржуазия жаждали спокойствия и стабильности, которых Куза оказался не в состоянии дать.

В условиях авторитарного правления (которое один из российских консулов удачно назвал "демократическим цесаризмом") Куза продолжал реформировать страну на французский манер. Он реорганизовал административную систему, в уездах вместо исправников появились префекты, деревни и села объединили в коммуны. Господарь усовершенствовал суды, ввел гражданский кодекс, заимствовав многое из законодательства Наполеона I. Провозглашенную свободу слова и печати власти нарушали на каждом шагу, штрафуя и закрывая газеты за "подстрекательские" выступления. Закон о всеобщем и бесплатном начальном образовании остался мертвой буквой. Реформы требовали денег. На первом месте стояли военные расходы. Перевооружение поглощало массу денег, на жалованье офицерам их не хватало, и оно задерживалось месяцами. Пенсионеры тщетно ожидали пособий от государства, кредиторы - выплаты процентов по долгам, чиновники - жалованья. Впрочем, последние находили пути для возмещения потерь. Оффенберг сетовал по поводу "неутомимой алчности легиона неспособных чиновников". Государство вышло из доверия у состоятельных людей, и под конец правления Кузы срывались попытки прибегнуть к займам, правительство прекратило выплаты даже сенаторам и депутатам.

Недовольство вызывала частная жизнь господаря. Он давно охладел к бездетной супруге Елене и "находил утешение в алкоголе и объятиях привлекательной молдавской вдовушки Марии Катарджи-Обренович", между прочим, матери Милана, будущего князя и короля Сербии. Мария, красивая, кокетливая и тщеславная, не делала тайны из связи и даже афишировала ее, рождая слухи о ее стремлении занять при Кузе официальное положение. Господарь вел себя несколько сдержаннее и почему-то подписывал свои послания подруге женским именем "Софья", видимо, не желая оставлять потомству свидетельство о своей "другой жизни". От Марии Куза имел двух сыновей, Александра и Думитру, которых узаконил. Шли толки насчет того, что следующим князем Румынии станет человек сомнительного происхождения, бастард30.

Здоровье Кузы, подорванное трудами и непрекращавшейся нервотрепкой, ухудшилось, его мучили астма и болезнь печени. Летом 1865 г. он отправился на лечение на воды в Эмс, мечтая провести в покое два месяца. Не вышло. Оппозиция воспользовалась его отсутствием для провоцирования серьезных беспорядков.

В августе примария Бухареста решила прекратить свободную торговлю в столице овощами и фруктами, разрешила вести ее только в ларьках и обложила торговцев налогом. Те, не без подстрекательства со стороны тогдашних правозащитников, ответили бурными демонстрациями, заняли штурмом и разрушили здание примарии, а хранившиеся там архивы сожгли или побросали в реку Дымбовицу. Министр внутренних дел генерал И. Е. Флореску вызвал войска, солдаты открыли огонь по толпе протестующих, убили 20 человек и многих ранили. Правительство воспользовалось "бунтом" для ареста вождей радикалов и либералов, в том числе И. К. Брэтиану и К. А. Росетти31.

Встревоженный принц прервал лечение, спешно вернулся на родину и, воспользовавшись первым же праздником, провозгласил амнистию, но пыла протестантов не умерил. Оппозиционная пресса обвиняла господаря в стремлении учредить династию и разоблачала (далеко не голословно) окружавшую его камарилью в нарушении конституции и казнокрадстве, твердила, что важнейшим пожеланием диванов ад хок являлось приглашение на престол иностранного принца, о чем пора бы и вспомнить.

15 декабря 1865 г. господарь, открывая сессию парламента, обратился к собравшимся со странными в устах монарха словами: "Верьте, что мне не нужна власть, опирающаяся лишь на силу". Он говорил, что не станет препятствовать попытке консолидировать политическое устройство Румынии (намек на приглашение иностранца?) и готов служить отчизне в рядах депутатов32. Его доверенное лицо Негри вдруг преисполнился доверием к Новикову и стал жаловаться на козни бояр, стремящихся свергнуть Кузу. Сам господарь сочинил письмо Наполеону III немыслимого ранее содержания: "Сир! Я готов покинуть трон... Я буду счастлив выполнить любое решение, которое ваше величество сочтет нужным принять в интересах Румынии"33. Далее произошло нечто странное и ранее невозможное - письмо до адресата не дошло, окружение императора отказалось его принять. Луи Наполеон охладел к своему протеже, уж слишком много забот и хлопот тот доставлял. Последняя внешнеполитическая опора ушла у Кузы из-под ног: Россия в нем изверилась, Австрия всегда питала вражду, Высокая Порта мечтала "разъединить" княжества.

Оставалось ждать.

Назревал кризис и внутри страны. Крайности сошлись, антагонисты 1848 г. объединились ради свержения Кузы с престола. Современники нарекли их альянс "чудовищной коалицией", настолько он им представлялся противоестественным. Исследователь П. Е. Микельсон замечает, однако, и вполне справедливо, что "коалиция не была уж столь чудовищной"34. В самом деле, образовался союз, оказавшийся длительным и прочным, помещиков и тесно связанных с ними представителей торговой и промышленной буржуазии, тогда владевших в основном предприятиями легкой и пищевой промышленности, занятой переработкой сельскохозяйственного сырья.
 
Вечером 10 (22) февраля 1866 г. в особняк, принадлежавший лидеру радикалов К. А. Росетти, съезжались "гости", они же - заговорщики, но не только. Приглашенного префекта столичной полиции Белдимана усадили за карточный столик. Ему сказочно везло, партнеры по игре целеустремленно проигрывали ему значительные суммы. Дом сиял огнями, из окон раздавались звуки музыки, а в отдаленной комнате печатался манифест об отречении господаря и образовании нового правительства.

Куза был предупрежден о готовящемся перевороте и приказал командиру дворцовой охраны майору Д. Лекке удвоить ее численность, тот подтянул к дворцу целый егерский батальон. Ночью княжескую резиденцию окружили солдаты 7-го линейного полка. Артиллерию подняли по тревоге якобы для проведения ночного марша и двинули к центру города. Сам Лекка состоял в конспираторах, и в 4.30 утра 40 офицеров беспрепятственно проникли в спальню и предложили князю подписать отречение будто бы по желанию "всей нации". Куза сопротивления не оказал и под дулами револьверов подписал требуемую бумагу. Его вывели из спальни между двумя шеренгами солдат, стоявших спинами к проходу. Мадам Обренович разрешили одеться и отправили домой35.

Утром 11(23) февраля изумленные обыватели узнали из расклеенных по городу афиш, что они ошиблись в выборе господаря: "Анархия, коррупция, нарушение законов - вот принципы его правления". За этим следовало клятвенное заверение уже созданного наместничества - положить все силы на алтарь отечества, охранять незыблемость общественного порядка и отринуть от себя персональные амбиции.

На следующий день консулы держав, собравшись вместе, решили воздержаться от сношений с новой властью и на разведку к узнику отправили своего французского коллегу. Тот с трудом пробился к Кузе. Последний заверил дипломата, что насилию не подвергался и ушел от власти добровольно.

Движения протеста в Румынии не возникло. Оффенберг с некоторым удивлением сообщал, что Бухарест напоминает карнавальный, но никак не революционный город. Ни одного акта насилия, арестовано всего несколько человек.

В изгнании Куза посетил Париж, Милан, но осел в Вене, купив особняк на тихой Оленьей улочке (Хиршенгассе). Жил скромно - секретарь, камердинер и кухарка, вот и вся обслуга. От возвращения к политической деятельности решительно отказался, не желая вносить раскол в Румынию. На родину его тянуло, он даже обратился к новому принцу Карлу Гогенцоллерн-Зигмарингену с просьбой разрешить ему поселиться в своем поместье Руджиноаса в качестве частного лица. Ответа не дождался.

Прошло всего несколько лет, и все четче стали видны масштабы личности Кузы и значение его свершений в истории страны. В январе 1870 г. он был избран в палату депутатов от уезда Мехединц от четвертой (крестьянской) коллегии. Бывший господарь не захотел воспользоваться депутатской неприкосновенностью и приехать в страну, не желая обострять и без того большую внутреннюю напряженность. Последовало еще одно избрание в палату, а также в сенат - и та же реакция. Франко-прусская война 1870 - 1871 гг. породила в Румынии серьезный политический кризис: общественность традиционно выражала симпатии Франции, а "пруссак на престоле", принц Карл Гогенцоллерн-Зигмаринген, открыто и демонстративно выражал симпатии родине.

Сохранился черновик неотправленного письма Кузы 1872 г. с объяснением своей позиции: он не хочет, чтобы его приезд послужил поводом для авантюр, могущих нанести ущерб Румынии36.

В мае 1873 г. Куза приехал в Гейдельберг и остановился в гостинице "Европа". По дороге он простудился. Произошел сердечный приступ, и 15 мая он скончался всего 53 лет от роду. Похороны состоялись в Руджиноасе, на "малой родине". Гроб из вагона вынесли шесть крестьян. Церковь была забита народом. После заупокойной службы на кладбище с прощальной речью выступил Когэлничану. Покойный, сказал он, символизировал возрождение Румынии, выражал ее национальное сознание, "был готов принести в жертву трон и саму свою личность, чтобы оградить страну "от опасностей", его имя благословляют 3 млн. жителей, которых он превратил в граждан". Его великие деяния непреходящи и бессмертны37.

* * *
Александру Ион Куза - знаковая фигура в истории Румынии. Он не был инициатором объединения Дунайских княжеств, но стал его символом. С его именем связаны первые и самые трудные шаги единого румынского государства. Он вместе с Когэлничану укрепил это государство. Они же провели аграрную реформу 1864 г., знаменовавшую переход от старого феодального строя к капиталистическому. Акт носил половинчатый характер, у помещиков остались обширные угодья, обременил деревню платежами и повинностями. Крестьяне по-прежнему называли помещика боярином, натуральную ренту - дижмой (десятиной), а отработочную - барщиной. Но все же назад возврата не было, и даже это половинчатое начинание потребовало от Кузы большого личного мужества. Он преступил грань, оторвался от основной массы помещиков и буржуазии, подписал себе смертный приговор как политику и обрек себя на изгнание.

Но, свергнув Кузу с престола, творцы "чудовищной коалиции" не посягнули на реформы, и в первую очередь аграрную, открывшие путь к прогрессу. Повторилась притча о мавре: Куза сделал свое дело, и его удалили. Куза с его излишней склонностью к преобразованиям и к личной власти оказался не ко двору "чудовищной коалиции", и последовала расправа.

Прошли годы, улеглись страсти, наступило время суда не современников, а истории. Стало ясно - семь лет правления Кузы ознаменовались решающим вкладом в процесс модернизации Румынии, и за то ему вечная память в умах и сердцах соотечественников.

Примечания

1. Все даты в статье, кроме оговоренных, даны по старому стилю.
2. Istoria Romaniei, v. 3. Bucuresti, 1964, p. 945. Подробнее об Органических регламентах см.: Гросул В. Я. Реформы в Дунайских княжествах и Россия. М., 1966.
3. Kogalniceanu M. Opere, t. I. Bucuresti, 1946, p. 646.
4. Giurescu C.C. Viata si opera lui Cuza Voda. Bucuresti, 1970, p. 66.
5. Giurescu C.C. Alexandra loan Cuza. Bucuresti, 1973, p. 14.
6. Гросул В. Я. Указ. соч., с. 309.
7. См.: Giurescu C.C. Viata..., p. 67 - 68; Джапаридзе Э. А. Общественно-политическое движение в Дунайских княжествах (из предыстории революции 1848 года). М., 1991.
8. Georgescu V. Memoires et projets des reformes dans les principautes roumaines 1832 - 1848. Bucuresti, 1972.
9. См.: Виноградов В. Н. Дунайские княжества и Трансильвания: национальный вопрос и задачи освобождения и объединения (1848 - 1849). - Европейские революции 1848 года. М., 2001.
10. Подробнее о борьбе за объединение Дунайских княжеств см.: Виноградов В. Н. Россия и объединение румынских княжеств. М., 1961.
11. Alexandru loan Cuza. Acte si scrisori. Iasi, 1976, p. 310.
12. Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ), ф. Канцелярия, 1857, д. 146, л. 436.
13. Мнение русского представителя относительно взаимных прав Порты и княжеств; Меморандум представителя России о привилегиях и иммунитетах Дунайских княжеств. - АВПРИ, ф. Канцелярия, 1858, д. 116, л. 272 - 273, 401 - 410.
14. Curticapeanu V. Epoca lui Cuza Voda. Bucuresti, 1973, p. 43.
15. Alexandra loan Cuza, p. 390.
16. Giurescu C.C. Alexandru loan Cuza, p. 18.
17. АВПРИ, ф. Посольство в Константинополе, 1859, д. 1529, л. 684, 126, 683.
18. Там же, ф. Канцелярия, 1859, д. 143, л. 348, 437.
19. Boicu L. Prince A.I. Cuza et la lutte du people roumaine pour l'emancipation nationale. - Cuza Voda in memiriam. Bucuresti, 1973, p. 188.
20. Giurescu C.C. Alexandra loan Cuza, p. 28.
21. АВПРИ, ф. Консульство в Бухаресте, 1862, д. 1098, л. 9, 177 - 195, 202; ф. Отчеты, 1862, л. 17, 65 - 72; Международные отношения на Балканах 1856 - 1878. М., 1986, с. 168; Giurescu C.C. Alexandra loan Cuza, p. 49 - 55. Приведенные в книге данные о 63 тыс. винтовок не соответствуют истине.
22. АВПРИ, ф. Консульство в Бухаресте, 1862, д. 1099, л. 128, 159; д. 1103, л. 21.
23. Giurescu C.C. Alexandru loan Cuza, p. 57.
24. Emerit M. Les paysans roumains depuis le traites d Adrianople. Paris, 1937, p. 465 - 467.
25. Adaniloaie N. Cuza Voda si reforma agrara. - Cuza Voda in memoriam, p. 349.
26. Giurescu C.C. Alexandra loan Cuza, p. 82.
27. Adaniloaie N., Berindei D. La reforme agraire de 1864 et son application. Bucuresti, 1966, p. 32, 46; Curticapeanu V. Op. cit., p. 154; Stan V. Alexandra loan Cuza. Bucuresti, 1963, p. 1.
28. АВПРИ, ф. Гл. арх. 1, 1857 - 1867, д. 10, л. 674, 695, 731.
29. Там же, ф. Гл. арх. V-5 А. 2, 1865, д. 1160, л. 77.
30. Kellog F. The Road to Romanian Independence. W. Lafaiette, 1995, p. 13; Giurescu C.C. Viata..., p. 380 - 382.
31. Ibid., p. 349 - 353.
32. Curticapeanu V. Op. cit., p. 169.
33. Michelson P.E. Conflict and Crises. Romanian Political Development, 1861 - 1871. New York - London, 1981, p. 75.
34. Ibidem.
35. Ibid., p. 91, 92, 99.
36. Giurescu C.C. Alexandra loan Cuza, p. 177.
37. Ibid., p. 148.

Новая и новейшая история. - 2005. - № 3. - С. 110 - 126.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Бабилунга Н.В. Бендерское восстание в контексте возрождения молдавской государственности (на основе записок И.Н. Криворукова) // Приднестровье в 1914-1920-е годы: взгляд через столетие. Тирасполь, 2021. С. 225-239.
      Автор: Военкомуезд
      Н.В. БАБИЛУНГА,
      канд. ист. наук (г. Тирасполь)

      БЕНДЕРСКОЕ ВОССТАНИЕ В КОНТЕКСТЕ ВОЗРОЖДЕНИЯ МОЛДАВСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ (НА ОСНОВЕ ЗАПИСОК И.Н. КРИВОРУКОВА)

      Аннотация: Статья посвящена характеристике попыток возрождения молдавской государственности периода революции и начального этапа гражданской войны. Особое внимание уделено Бендерскому восстанию как одной из ярких страниц гражданской войны, свидетелем и в какой-то мере участником которого стал видный революционер И.Н. Криворуков.

      Ключевые слова: Революционный комитет по спасению Молдавской республики, Бендерское восстание, Сфатул Цэрий, аннексия, Особая бессарабская стрелковая бригада, Бессарабская советская стрелковая дивизия.

      Историкам хорошо известно, что румыны два раза ликвидировали молдавскую государственность. Первый раз - в 1859 г., когда присоединили к Мунтении оставшуюся за Прутом часть Молдавского княжества (Запрутскую Молдову) и перенесли столицу государства в Бухарест, а затем вооруженной силой подавили недовольство молдаван этим коварством. Во второй раз - в 1918 г., когда оторвали от России созданную их же агентами Молдавскую Демократическую Республику, лишив ее поначалу автономных прав, а затем превратив в свою колониальную провинцию, опять-таки кровавыми репрессиями подавляя сопротивление населения.

      Каждый раз румынам ошибочно казалось, что молдавская государственность уничтожается бесповоротно и окончательно, раз и навсегда. И каждый раз они переоценивали свои возможности и недооценивали стремление жителей края к свободе и независимости. Бендерское восстание 1919 г. стало одной из самых ярких страниц этой жажды свободы, стремления к независимости и счастью.

      Эпоха возрождения государственности молдавского народа в советской ее форме началась с победой Советской власти и началом гражданской войны в регионе, связанным с оккупацией его королевской Румынией. Причем, что удивительно, начиналось это возрождение на территориях, которые никогда не входили в состав молдавского средневекового государства, - на левом берегу Днестра. /225/

      Приднестровью было назначено судьбой стать землей, на которой молдаване начнут свой путь в будущее в составе могучей державы, достигнут небывалых за всю свою историю высот, познают невиданный духовный взлет и счастье выдающихся побед и одновременно -горечь несправедливостей, массовых трагедий, беззакония.

      Первые попытки растормошить в своих интересах молдавское население левобережья Днестра предприняли, как это ни странно, не столько российские революционеры, сколько румынские агенты еще на Военно-молдавском съезде в Кишиневе 21-28 октября 1917 г. Они лелеяли тщетную надежду втянуть в состав Румынского королевства не только Бессарабию, но и Приднестровье. Лидеры прору-мынской Молдавской национальной партии предложили тогда своим сторонникам обсудить вопрос «О молдаванах Приднестровья» и даже предоставить им 10 мест в Государственном совете создаваемой Молдавской Демократической Республики, которую впоследствии сами же и уничтожили по приказу своих хозяев.

      Собственно, еще до ввода румынских войск в Бессарабию Сфатул Цэрий проявлял жгучий интерес к возможности вовлечения приднестровских молдаван в свои антиславянские авантюры. В середине декабря 1917 г. Пан Халиппа выступил в Тирасполе на немногочисленном сборище местных приверженцев Молдавской национальной партии, которое они высокопарно назвали «Съездом заднестровских румын». Руководитель Сфатул Цэрий, воодушевленный глобальностью предстоящих задач, разоткровенничался: «Наш народ - народ борцов и завоевателей. Вы идете впереди своего народа на Восток, чтобы захватить земли и покорить народы... Будьте бдительны, так как на вашем пути стоит народ, с которым вам предстоит бороться. Украинцы жадны до земли... Мы являемся хозяевами этой земли более 400 лет» [3, с. 26]. Правда, назвать приднестровских молдаван румынами этот деятель так и не решился.

      Более реальным шагом на пути молдавской государственности стало создание в Тирасполе Революционного комитета по спасению Молдавской республики. Это произошло 6 января 1918 г., в самый разгар вторжения румынских оккупационных войск в Бессарабию. Революционеры Тирасполя, деятели Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов пытались помочь бессарабским братьям защитить свою родину от пришельцев. Однако события развивались стремительно: в январе румыны подавили сопротивление революционных частей и захватили Кишинев, а затем и всю Бессарабию до Днестра. А Советская Россия в огне разгоравшейся гражданской /226/ войны не имела сил защитить ее население от захватчиков.

      Правда, румыны не исключали и того, что их армия будет с большими потерями изгнана революционными силами из края. Дело в том, что в созданную тогда Одесскую Советскую Республику вступили войска 3-й революционной армии под командованием Михаила Муравьева, левого эсера и, как потом оказалось, политического авантюриста. Но тогда, в первые месяцы 1918 г., он возглавил все вооруженные силы Одесской республики и нанес румынам в Бессарабии ряд ощутимых поражений. По этой причине генерал А. Авереску подписал с Советской Россией соглашение от 5-9 марта 1918 г. о выводе своих войск из Бессарабии в двухмесячный срок и принял обязательство «не предпринимать никаких военных, неприятельских или других действий» против республики Советов [3, с. 34-35]. Верные себе, румыны одновременно подписали с австро-германским блоком мирный договор, по которому немцы признавали Бессарабию частью Румынии. Антанта не возражала. Наступление немцев и австрийцев, захват ими Украины позволили Румынии не выполнять взятых на себя обязательств перед Советской Россией. Впрочем, никаких таких обязательств румыны и не собирались выполнять. Бессарабия стала их колонией, и точка.

      Однако в ходе кровопролитных боев гражданской войны Красная армия весной 1919 г. снова подошла к Днестру. В начале апреля в регион прибыли эвакуированные из Бессарабии революционеры, большевики, румынские интернационалисты, сражавшиеся за победу Советской власти. Освобождение края от румынской военщины, казалось, с каждым днем становится все реальнее и ощутимее. 1 мая 1919 г. правительства Советской России и Советской Украины направили королевскому правительству ноту с требованием немедленного вывода оккупационных войск из Бессарабии. Никакого ответа румыны не дали. И тогда заработал процесс подготовки к освобождению края и возрождению молдавской государственности.

      Уже 5 мая 1919 г. в Одессе было объявлено о создании Временного рабоче-крестьянского правительства Бессарабии, в состав которого /227/ вошли Бужор, Ал ад жал ов, Ушан, Пала-маренко, Воронский, Граб, Визгирд, Кас-перовский, а затем - Крусер, Старый и др. Председателем этого правительства стал Криворуков [4, с. 18]. Он подписал манифест, который провозгласил создание Бессарабской Советской Социалистической Республики как части РСФСР на правах федерации.

      И.Н. Криворуков стал свидетелем и в какой-то мере участником Бендерского восстания. Его наблюдения для нас необычайно ценны и показательны. Однако книга его воспоминаний «На рубеже отторгнутой земли (дни борьбы за Бессарабию)», изданная в Одессе в 1928 г., почти сразу попала под запрет - автор упоминает в ней Л.Д. Троцкого без присущих для его времени уничижительных эпитетов. Впоследствии и сам Криворуков был репрессирован, и его работа оставалась исследователям неизвестной. Лишь в последнее время случайно сохранившийся экземпляр этой брошюры был обнаружен, и мы воспользуемся им для нашего повествования.

      Но прежде всего - кто такой сам Криворуков? Молдаванин, кишиневский рабочий, матрос броненосца «Потемкин», профессиональный революционер, узник царских застенков, профсоюзный деятель и член Сфатул Цэрий, руководитель правительства несосто-явшейся Бессарабской ССР, красноармейский комиссар, создатель и народный комиссар Молдавской АССР, член Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, член Всесоюзного общества старых большевиков, жертва незаконных репрессий и террора в сталинские времена [5, с. 312]. Во многих ипостасях мы видим эту историческую личность на ее бурном жизненном пути, и героическом, и трагическом одновременно...

      Несомненно одно - И.Н. Криворуков принадлежит к славной когорте борцов за народное счастье в Молдавии. Замечательный сын молдавского народа, он был едва ли не самой яркой фигурой среди рабочих-революционеров нашего края. Его счастливая, но трудная и драматическая судьба вместила в себя напряжение и трагизм целых эпох нашей истории. Долгое время это имя было вычеркнуто /228/ из памяти народа, оклеветано и предано забвению. И теперь, по крупицам восстанавливая его жизнь, мы обнаруживаем самобытный характер революционера, прямой и честный путь в революцию которого являет пример стойкости и несгибаемости духа.

      Иван Николаевич Криворуков родился в 1883 г. в бедной молдавской семье кишиневского портного. Окончив церковно-приходскую школу, он поступает в бендерское четырехклассное училище, но с 14 лет вынужден идти работать, чтобы помочь семье после смерти отца [1, с. 53]. Хозяева приметили сметливого юного рабочего и оценили его острый ум и золотые руки - стали платить неплохие деньги. Но не возможность «выбиться в люди» или скопить какую-то сумму, не карьера «рабочего аристократа» привлекала его.

      В 1901 г. он знакомится с кишиневскими революционерами, с социал-демократами. Именно в этом году в городе развернула бурную деятельность искровская «Группа объединенного протеста», ею организованы забастовки, состоялись первая в истории края политическая демонстрация и антиправительственный митинг в центре города. Молодой Ваня Криворуков жадно читал подпольные газеты, брошюры, листовки; по заданию революционеров разносил эти издания по мастерским и фабрикам, расклеивал листовки. И в 1902 г. его принимают в ряды РСДРП; тогда же и первое боевое крещение -на тайной сходке рабочих кишиневских пекарен конные полицейские драгуны рассекли ему голову [1, с. 53].

      Осенью 1904 г. Криворуков был призван на военную службу во флот. Как человек грамотный, с живым умом, он был направлен шкипером на броненосец «Потемкин» и принимал самое активное участие в революционном движении, стал членом Военной социал-демократической организации Севастополя. Военно-морское начальство списало Криворукова с броненосца на берег как «неблагонадежного» в июне 1905 г., буквально за несколько дней до выхода корабля в свой исторический поход, во время которого вспыхнуло известное всему миру восстание.

      Будучи делегатом в Совете Севастополя от 36-го флотского экипажа, членом Военно-революционного Совета севастопольского гарнизона «Матросская централка», И.Н. Криворуков стал одним из деятельных участников восстания 11-15 ноября 1905 г. под руководством лейтенанта П.П. Шмидта. Вместе с двумя товарищами-большевиками он разработал план наступательных действий, распространения восстания по всему региону Черноморского побережья [1, с. 54]. /229/

      После подавления восстания Криворуков был арестован. Как и лейтенант Шмидт, как и другие активные участники Севастопольского восстания, он наверняка был бы расстрелян. Однако с группой матросов-повстанцев Криворукову удалось совершить дерзкий побег из плавучей тюрьмы «Саратов».

      Перейдя на нелегальное положение, И.Н. Криворуков по поручению Киевского комитета РСДРП занимается транспортировкой литературы, тайно проживает в различных городах страны. Затем он перебирается за границу и работает среди своих товарищей-потемкинцев в румынском порту Тулча. По просьбе Харьковского комитета РСДРП Криворуков возвращается в Россию, чтобы руководить подпольной типографией. Однако полиции удалось выйти на его след, и в начале 1907 г. Криворуков был арестован. Как один из руководителей Севастопольского восстания, он по приговору военно-морского суда получил 17 лет каторги [1, с. 54].

      10 лет провел Криворуков в знаменитом Александровском каторжном централе, где рядом с ним томились Ф.Э. Дзержинский, Ф.А. Артем, М.В. Фрунзе, Г.К. Орджоникидзе, другие выдающиеся революционеры той эпохи. В мрачных застенках Криворуков продолжал революционную работу: он не только установил связь с подпольной большевистской организацией, но и направлял за пределы тюрьмы статьи для публикации в революционной печати, в том числе в американской социалистической прессе. Часть из них ныне найдена. Одна из статей («Борьба с “Иванами” в Александровской каторге») напечатана в журнале «Каторга и ссылка» в 1928 г.

      Февральская революция открыла двери централа. Криворуков возвращается в Кишинев, где окунается в революционное движение, вносит в борьбу рабочих свой богатый политический и практический опыт. Он был избран секретарем Центрального бюро профсоюзов и активно боролся за победу Советской власти в крае. Руководство Сфатул Цэрий, желая расширить свою социальную опору, вводит революционера в свой круг как борца с царизмом и как молдаванина, назначает его членом этой организации, депутатом от рабочих масс. Это наивное решение пришлось исправлять румынам.

      Румынские власти были более прозорливыми и постарались поскорее избавиться от такого беспокойного «депутата». Военные депортировали Криворукова за Днестр. В оккупированной странами Антанты Одессе он возглавил Бессарабское бюро при Одесском областном подпольном комитете партии. Все силы Криворуков отдавал деятельности Комитета освобождения Бессарабии. И вот в апре-/230/-ле 1919 г. бюро ЦК компартии Украины утвердило его как испытанного революционера, большевика на посту председателя Временного рабоче-крестьянского правительства Бессарабии [1, с. 55].

      В своем обращении к населению края от 5 мая 1919 г. правительство Бессарабской ССР под председательством Криворукова объявило, что все законы и декреты румынского правительства, как и его агентуры из Сфатул Цэрий, отныне недействительны. Восстанавливается действие советских законов и декретов. После изгнания оккупантов из края будет восстановлено народное хозяйство, а заводы и фабрики, земля, банки, крупные торговые предприятия станут народной собственностью. Будет созван съезд Советов Бессарабии, которому Временное рабоче-крестьянское правительство передаст всю полноту власти. Жители всех национальностей, населяющих край, объявляются равными в правах. Для их защиты будет сформирована Красная армия республики. Временным местом пребывания правительства Бессарабской ССР назначался город Тирасполь [3, с. 44].

      Поезд, в вагончиках которого работало правительство Бессарабской ССР, прибыл в Тирасполь. В ожидании скорого освобождения края от румынских захватчиков Криворуков и другие члены правительства торопились как можно скорее подготовить проведение мероприятий по кардинальным политическим, социальным, хозяйственным и культурным преобразованиям родной земли в недалеком будущем. Особое внимание уделялось подготовке к решению самого главного для местных жителей вопроса революции - аграрной реформе. Отдел земледелия при наделении крестьян бесплатной землей планировал максимально учитывать интересы не только бедняцких хозяйств, но и середняцких.

      Здесь, на левом берегу Днестра и в районе Одессы, формировались воинские подразделения, которым предстояло помочь народу захваченного края изгнать оккупантов. При участии И.Н. Криворукова из бессарабцев-добровольцев создаются боевые части Красной армии. В этот период формируется Особая бессарабская стрелковая бригада, Бессарабская советская стрелковая дивизия и многие военные подразделения, основной костяк которых составили молдаване, украинцы, русские, болгары, евреи и представители других национальностей Бессарабии и Приднестровья. Все они затем вольются в знаменитую 45-ю стрелковую дивизию под командованием уроженца Кишинева И.Э. Якира [1, с. 55]. Не понаслышке знакомый с организацией подпольного движения, Криворуков держит в центре /231/ внимания создание в оккупированном крае ревкомов и повстанческих отрядов.

      Конечно, не была забыта и пропаганда, или, как сейчас говорят, информационное обеспечение операции по изгнанию оккупантов с молдавской земли. Криворуков организует издание газет «Бессарабская правда» и «Красная Бессарабия». Здесь же печатаются и перевозятся через Днестр листовки на молдавском и русском языках. Не забывали даже оккупантов: листовки на румынском и французском языках, с объяснением вражеским солдатам сущности происходящих событий, печатались в Тирасполе и распространялись в Бессарабии. В результате французские войска, расположенные в крае, были настолько взбудоражены несправедливостью своей миссии, что правительство Франции, боясь дальнейшего их революционного «разложения», сочло за благо отдать приказ о выводе из Бессарабии всех своих воинских частей [2, с. 33-35]. Революционные волнения начинались и в румынских подразделениях.

      Обращение «К народам мира» о создании советской государственности в крае И.Н. Криворуков даже посылает в Западную Европу своему коллеге по Сфатул Цэрий, председателю его крестьянской фракции В.В. Цыганко. Как считал председатель правительства Бессарабской ССР, тексты Манифеста и Обращения крайне необходимы, чтобы «ознакомить с этими документами западноевропейский пролетариат».

      Не пройдет и десяти лет, как И.Н. Криворуков опишет этот период в упомянутой брошюре «На рубеже отторгнутой земли...»: «Все организованные как в Одессе, так и в Тирасполе части были сведены в полковые единицы и мною лично переданы в распоряжение 3-й армии, которой командовал тогда т. Худяков. В Одессе это была единственная военная вооруженная сила, которая состояла исключительно из уроженцев Бессарабии... Первейшей очередной задачей бессарабского правительства стала организация похода на Бессарабию и учреждение на ее территории рабоче-крестьянской власти... Приднестровская территория, таким образом, еще тогда стала зародышем будущей АМССР» [4, с. 16-17]. /232/

      Криворуков обращается к председателю Реввоенсовета РСФСР Л.Д. Троцкому с просьбой о прикомандировании к правительству Бессарабской ССР для успешного освобождения края И.Э. Якира, И.И. Гарькавого, Ф.Я. Левинзона н других уроженцев Бессарабии, советских командиров и организаторов Красной армии. Как вспоминал он впоследствии, «т. Троцкий на мою телеграмму ответил, что он отдал приказ об откомандировании просимых работников, сообщив, что, кроме них, все бессарабцы готовы прибыть на борьбу с румынскими захватчиками по первому зову своего правительства» [4, с. 34].

      Однако отсутствие политического и военного опыта у зарождающейся Красной армии, партизанщина и анархистские настроения иногда не позволяли осуществить задуманное дело достаточно споро и успешно, обрекая его на поражение. Собранные в районе Тирасполя советские войска воодушевляли жителей оккупированных территорий; их освободительного похода ждали со дня на день. Когда красные части (полторы сотни сабель) в районе с. Чобручи 27 мая 1919 г. по собственной инициативе перешли Днестр и направились в сторону г. Бендеры, это было воспринято местными жителями как начало долгожданного освобождения. Вспыхнуло восстание, до конца и основательно не продуманное, не подготовленное.

      Более неудачного момента для начала военного разгрома румынских оккупантов трудно себе было и представить. Дело в том, что командующий 6-й украинской стрелковой дивизией авантюрист Николай Григорьев (бывший штабс-капитан царской армии, служивший затем Скоропадскому на Украине, потом - петлюровцам и перешедший на сторону красных) 7 мая 1919 г. внезапно отказался выполнять приказ вести свою дивизию из Елизаветграда на Днестр для освобождения Бессарабии. Он поднял мятеж, объявил себя гетманом Украины и стал заниматься мародерством, грабежами и погромами. Бессарабские силы лишились мощной поддержки в 20 тыс. красноармейцев, свыше 50 орудий, 700 пу-/233/-леметов, 6 бронепоездов. А через 10 дней после измены Григорьева белая армия А.И. Деникина двинулась вглубь Украины, пытаясь захватить Донбасс.

      Без Донбасса Советам было просто не выжить. И планы в отношении Бессарабии срочно изменились. Но деятели рабоче-крестьянского правительства Криворукова этого не поняли. Они были уверены в неизбежном успехе своей операции. Как говорил сам Криворуков, «огромный энтузиазм рабоче-крестьянских масс, буквально рвущихся в бой с румынскими угнетателями, давал руководителям полное основание рассчитывать на верный успех этого наступления» [4. с. 17]. И эта простодушная самонадеянность тем более необъяснима, что на глазах Криворукова командир красного отряда в 300 сабель и 400 штыков Попов, бывший царский офицер, узнав о мятеже Григорьева, объявил себя «главковерхом» и увел свои части из Тирасполя на подмогу мятежникам. То же самое сделал и командир красных партизан Кожемяченко, ушедший к Григорьеву с кавалерийским отрядом в 150 сабель.

      Ушел к мятежникам со своим бронепоездом и некий красный командир Живодеров, которого Криворуков характеризует достаточно сочно: «За все время пребывания Живодерова на так называемом Тираспольском фронте он никогда трезвым не был. Характерна и такая вот деталь. В составе поезда Живодерова были несколько цистерн со спиртом; к ним то и дело прикладывалась вся команда поезда; поэтому становилось понятным, почему в районе «действий» Живодерова совершались возмутительнейшие преступления, которые в корень дискредитировали Советскую власть. Сам Живодеров жил в салон-вагоне, буквально утопая в роскоши. В этом салоне, наряду с ценнейшей картиной Репина, можно было увидеть богатую скульптуру великого мастера; пол салона был устлан дорогими мехами, а на столе красовалась четверть с недопитым спиртом, за столом же спал мертвецки пьяный сам Живодеров...» [4, с. 24].

      Трудно представить, что в такой ситуации можно было бы начинать бои с регулярной королевской армией для освобождения края. Да и сам Криворуков, когда вечером накануне выступления один из красных командиров заявил ему, что завтра утром он возьмет Бендеры, задумался не без сомнений. Как писал он сам, «меня взяло раздумье: выполнимо ли в данный момент такое чрезвычайно серьезное выступление? Зная, какая была непростительная халатность в отношении упрочения организационной связи войсковых частей, я усомнился в положительном исходе этих операций. /234/ Приостановить их, однако, было уже поздно, да и не от меня это зависело, ибо военное командование в своих действиях было совершенно самостоятельно» [4, с. 25].

      Было ли это признание запоздалым оправданием Криворукова в своем стратегическом просчете, мы не знаем. Но в операции приняли непосредственное участие многие члены его рабоче-крестьянского правительства, сотрудники, охрана правительственного поезда. Да и сам его глава признает: «Мы постановили принять активное участие в этом выступлении. Было решено, что все члены правительства должны, занять боевые посты» [4, с. 26]. Скорее всего, И.Н. Криворуков, обуреваемый желанием скорейшего освобождения родного края от румынских захватчиков, абсолютно твердо поддерживал желание своих подчиненных перейти Днестр для разжигания восстания в Бендерах, но в то же время его терзали сомнения в отношении своевременности, подготовленности и шансов на успех этой акции. Они были низкими.

      Когда ранним утром 27 мая отряд кавалеристов двинулся на Бендеры атаковать расположения румынских и французских войск, с левого берега Днестра его поддержал артиллерийский огонь. Бендерские большевики приняли эту авантюру за начало крупномасштабного наступления Красной армии и вывели на улицы рабочие дружины; отряды железнодорожников достали припрятанное оружие; нелегалы стали выходить из подполья. Они приступили к захвату казарм, вокзала, казначейства, и удача им сопутствовала. Французские и румынские солдаты стали сдаваться в плен массами, а некоторые даже с охотой и радостью. Не хватало лодок, чтобы переправлять их на левый берег. Часть перебежчиков вливалась в ряды повстанцев.

      Панику и суматоху в рядах захватчиков Криворуков описывает так: «Французское военное командование, убедившись в подлинной трусости румынского командования, допустившего до небывалого в истории позора, когда горсточка людей захватила город и держит его при наличии двух дивизий войск несколько часов в своих руках, когда сдают крепость, казначейство, в котором хранилось свыше 60 миллионов лей, вокзал, когда множество солдат сдается в плен, а вооруженная армия и жандармерия обращаются в бегство, спасая свою шкуру, — узнав обо всем этом, французы, решили устранить румынское командование и взять инициативу в свои руки» [4, с. 30].

      Однако оккупанты очень быстро определили, что ни о каком масштабном наступлении Красной армии и речи нет. К Бендерам быстро /235/ были подтянуты воинские резервы с артиллерией, и город стал планомерно обстреливаться артиллерийско-пулеметным огнем. Французы начали обстреливать и Тирасполь, особенно район вокзала, где стоял правительственный поезд. Переправа через Днестр была уничтожена, и партизанам пришлось возвращаться на левый берег вплавь. Более 30 человек погибли, в том числе были убиты трое и пропали без вести четверо сотрудников рабоче-крестьянского правительства.

      Румынские военные ворвались в Бендеры и начали кровавую расправу над участниками восстания. Горожан, заподозренных в симпатиях к повстанцам, расстреливали прямо на месте - на улице, во дворе, в саду, в доме, у стен крепости, на кладбище, в больнице. Раненых безжалостно добивали. Убивали и вышедших раньше времени подпольщиков. Большевистское подполье было фактически разгромлено, и оставшихся в живых участников Бендерского восстания ждал суд. На «Процессе 108» 17 человек были приговорены к смертной казни, остальные - к каторге и большим тюремным срокам [5, с. 507].

      Так трагически закончилась очередная попытка освободить край от оккупантов. Через несколько месяцев прекратилась и деятельность рабоче-крестьянского правительства Бессарабской ССР, а вместе с ней - и несостоявшаяся попытка возродить молдавскую государственность. Войска Вооруженных сил Юга России под командованием А.И. Деникина в конце мая 1919 г. успешно наступали на Донбасс. А в августе белые взяли и Одессу. Местные красноармейцы оказались отрезанными от основных сил Красной армии. Они составили Южную группу войск под командованием И.Э. Якира и в течение двух недель прошли 400-километровый путь от Днестра до Житомира [2, с. 40]. Тогда же, в конце августа, сложило свои полномочия рабоче-крестьянское правительство несостоявшейся Бессарабской ССР, а Криворуков отступал вместе с другими частями Красной армии в качестве комиссара одной из них. Поезд с архивом, бумагами и финансами советского правительства Бессарабии пустили под откос бандиты на Украине, а глава правительства спасся чудом.

      Свою неудачу в Бендерах он оценил как «безумную попытку повести наступление без всякого плана и подготовки». И далее Криворуков продолжал: «Тем не менее нужно отметить, что это редкая в военной истории исключительно храбрая вылазка говорит за то, что ничего нет сильнее воли пролетариата, который даже горсточкой наводит ужас на буржуазное войско, заставляя его трепетать и подчиняться его моральной силе» [4, с. 32]. /236/ Но история на этой неудаче не заканчивалась. Вместе со своим соратником по борьбе за власть Советов в Кишиневе И.Э. Якиром Криворуков прошел по фронтам гражданской войны в качестве военного комиссара 133-й бригады 45-й Бессарабской стрелковой дивизии. Он воевал с белогвардейцами Деникина, вел переговоры с Н.И. Махно, когда анархисты были в союзе с красными против белогвардейцев, и разоружал махновские банды, когда они выступили против красных.

      По указанию Реввоенсовета Республики Криворуков предложил Нестору Махно «влиться со своей армией в Красную армию или, заняв самостоятельно боевой участок, вместе с Красной армией повести наступление на Деникина» [4, с. 50]. Ответ батьки, лежавшего в постели с головной болью после ночной пьянки, был в присущем ему стиле: «От Гуляй-Поля до Симферополя вся территория принадлежит Махно, следовательно, он у себя дома и решил поэтому после перенесенных боев отдохнуть. Вливаться в Красную армию не находит нужным, а воевать будет тогда, когда сочтет для себя нужным» [4, с. 50-51]. На этом переговоры и закончились.

      Часть анархистов бросила батьку и вошла в состав Красной армии. Однако была и другая часть; по приказу Реввоенсовета красногвардейцы Криворукова и Левинзона стали разоружать элитные отряды махновцев. «Понятно, - вспоминал Криворуков, - что без инцидентов такая операция пройти не могла, но суровые взгляды и железная воля красноармейцев поневоле внушали махновцам почтение к себе, и последние сдавались без особых нажимов. Обоз был огромный, необозримый и состоял исключительно из одних тачанок, запряженных тройкой и четверкой лучших лошадей... Войска, находящиеся на этих тачанках, производили впечатление нашествия Батыя. Прежде всего, это войско являлось отборным, состоящим из вполне испытанных бандитов с большим уголовным прошлым. Они все до одного были одеты в новенькие костюмы, пальто на меху, с меховыми воротниками, на голове каракулевая или меховая шапка. «Воины» важно восседали на перинах, а разноцветные английские - плюшевые или бархатные - одеяла укрывали им ноги. На тачанках рядом с «воинами» возлежали одна, а то и две «возлюбленные», в обнимку со своим «рыцарем» и воспевали махновский гимн: “Эх, яблочко, куды котисся!..”» [4, с. 54].

      Картина, по словам Криворукова, была достойна пера художника и создавала неизгладимое, никогда не забываемое впечатление - «это была отборная часть пехоты Махно, которая утопала в ро-/237/-скоши, бриллиантах и золоте, а остальная обманутая масса - голодная, босая, оборванная - плелась пешком позади «гвардии» и сотнями, и тысячами гибла от сыпного тифа по крестьянским дворам или, истекая кровью, умирала без всякой медицинской помощи в борьбе с Деникиным» [4, с. 54-55]. Уже по этим словам, написанным через 10 лет после выхода из Александровского каторжного централа, мы можем судить, что И.Н. Криворуков, будучи министром (народным комиссаром республиканского правительства МАССР), оставался все таким же непримиримым борцом против несправедливого устройства жизни и человеческого существования, оставался защитником угнетенных, униженных, обездоленных.

      После окончания гражданской войны вместе с Г.И. Котовским, Я.Я. Антиповым (Павлом Ткаченко), Г.И. Старым, И.И. Бадеевым и другими бессарабцами, участниками гражданской войны, Криворуков становится одним из отцов-основателей первой молдавской государственности на левобережье Днестра, в Приднестровье. Он принимает активное участие в образовании Молдавской АССР, входит в первое правительство автономной республики в качестве ее народного комиссара. Мечта Криворукова о создании молдавской советской государственности осуществилась. Правда, не с первой попытки в 1919 г., а со второй, в 1924 г., и не на территории Бессарабии, которая оставалась под сапогом оккупантов, а в составе Советской Украины на левобережье Днестра.

      В последние годы жизни И.Н. Криворуков работал на ответственных постах в Киеве. В 1937 г. он был арестован органами НКВД, пал жертвой абсурдных обвинений в период жестоких репрессий. Впоследствии реабилитирован. Дата смерти И.Н. Криворукова точно пока не установлена. В некоторых источниках указывается 1937 г., время ареста; в некоторых - 1938 г., время суда; есть и другая дата - 1942 г. Дочь Криворукова, Мария Ивановна Бебешко, с которой удалось побеседовать о ее отце в Кишиневе в середине 80-х гг. XX в., поясняла, что наиболее вероятна последняя дата. Уже в послевоенные времена, в период «оттепели», /238/ ее нашел один из репрессированных коллег ее отца, который сидел вместе с ним в лагере. По его словам, во время одного из допросов Криворуков ударил табуреткой по голове своего мучителя и был тут же застрелен. Случилось это в 1942 г. где-то в Сибири.

      Так получилось, что в биографии этого замечательного человека есть еще много загадок и белых пятен. Однако представляется, что имя этого нашего земляка, простого рабочего и матроса, мужественного революционера, участника гражданской войны, государственного деятеля и основателя молдавской государственности в Приднестровье должно занять в нашей истории подобающее место. А его работы и воспоминания остаются важным источником по нашей истории, в том числе и по истории героического Бендерского восстания, столетие которого мы отмечаем. Печально лишь, что источники такого рода открываются нам спустя девяносто лет после их написания.

      ЛИТЕРАТУРА

      1. Борцы за счастье народное. Кишинев, 1987.
      2. Иванова З.М. Левобережные районы Молдавии в 1918-1924 гг. (Исторический очерк). Кишинев, 1979.
      3. История Приднестровской Молдавской Республики. Т. 2. Ч. 1. Тирасполь, 2001.
      4. Криворуков И.Н. На рубеже отторгнутой земли (дни борьбы за Бессарабию). Одесса, 1928.
      5. Советская Молдавия. Краткая энциклопедия. Кишинев, 1982. /239/

      Приднестровье в 1914-1920-е годы: взгляд через столетие: Сборник докладов научно-практических конференций. Тирасполь, 2021. С.28-45. С. 225-239.
    • Шорников П.М. Белые и красные на Днестре в годы гражданской войны. 1918-1920// Приднестровье в 1914-1920-е годы: взгляд через столетие: Сборник докладов научно-практических конференций. Тирасполь, 2021. С.28-45. С. 181-216
      Автор: Военкомуезд
      П.М. ШОРНИКОВ,
      канд. ист. наук (г. Тирасполь)

      БЕЛЫЕ И КРАСНЫЕ НА ДНЕСТРЕ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ. 1918-1920

      Аннотация: Термин «Бессарабский фронт» времен гражданской войны отражал не только положение на Днестре, где не прекращались перестрелки между румынскими войсками и местными партизанами, но и деятельность формирований Бессарабского освободительного движения. Статья раскрывает многочисленные факты взаимодействия «белых» и «красных» воинских частей на Днестре по вопросу об освобождении Бессарабии, оккупированной румынскими войсками в период 1918-1920 гг. Особое внимание уделено деятельности Союза освобождения Бессарабии, Национального союза бессарабцев, комитета «В защиту Бессарабии», Революционного комитета спасения Молдавской Республики.

      Ключевые слова: аннексия, Румыния, Союз освобождения Бессарабии, Национальный союз бессарабцев, Революционный комитет спасения Молдавской Республики.

      Термин «Бессарабский фронт» получил распространение в одесских газетах времен гражданской войны и отражал не только положение на Днестре, где не прекращались перестрелки между румынскими войсками и местными партизанами, но и деятельность формирований Бессарабского освободительного движения. Признавая закономерный характер его бытования, бывший резидент румынской спецслужбы в Кишиневе Онисифор Гибу выпустил в 1927 г. книгу «Три года на бессарабском фронте» [53, р. 17], посвященную попыткам румынских властей средствами пропаганды подавить оппозицию населения Бессарабии румынскому государству.

      Одним из малоизученных сюжетов истории борьбы на Бессарабском фронте остается Бендерское восстание. Причиной тому и бед-/181/-ность документальной базы по истории этого события, и политически неоднородный состав его участников, во времена СССР затруднявший трактовку восстания как чисто большевистской инициативы. Прояснению сути событий способствовал обнаруженный нами доклад румынской политической полиции (сигуранцы) «Деятельность Центра «Спасение Бессарабии» в Бессарабии» [23, л. 2-9], свидетельствующий о том, что в годы гражданской войны изгнания румынских войск и администрации из российской губернии добивались не только красные, но и белые.

      Об участии в Бендерском восстании 27 мая 1919 г. сотен офицеров воинской части, сформированной русскими офицерами в Тирасполе, нами опубликована статья «Тираспольская база офицерской организации “Спасение Бессарабии”» [47, с. 3-10]. Это восстание, как показало изучение вопроса, следует рассматривать в связи с другим вооруженным выступлением народа против румынской оккупации - Хотин-ским восстанием, охватившим в январе 1919 г. север Бессарабии, и с деятельностью подпольной организации «Спасение Бессарабии», учрежденной в Кишиневе. В советской историографии это восстание трактовалось как подготовленное при участии большевиков, но поднятое преждевременно [3, с. 5-7; 40]. Нами высказано предположение, что Хотинское восстание являлось звеном общего замысла противоборствующих сил - красных и белых [49, с. 31, 35]. Логика исследования привела нас к парадоксальному выводу: с августа 1919 г., когда войска генерала А.И. Деникина заняли Одессу, белые и красные оказались едины по вопросу об освобождении Бессарабии, оккупированной румынскими войсками [48, с. 78-98].

      Документальную основу исследований, посвященных режиму, установленному в Бессарабии в первые годы румынской оккупации, обогатило издание в Кишиневе сборника «“Объединение” и события 1918 года в Республике Молдова в документах службы безопасности Румынской Армии» [54]. /182/

      В 1918-1920 гг., когда в России шла гражданская война, главным некоммунистическим формированием Бессарабского освободительного движения являлся подпольный «Союз освобождения Бессарабии». В документах он фигурирует также как Комитет «Спасение Бессарабии» и «Союз спасения Бессарабии». Так именовали организацию ее участники и спецслужбы Румынии на различных этапах ее деятельности. Военно-организационная работа «Союза» рассмотрена нами в ряде научных публикаций [15, с. 80-97; 50, с. 117-131]. Итак, какими же были отношения белых и красных на Днестре в годы гражданской войны?

      Румынские войска вторглись в Бессарабию 5 января 1918 г. 13 января они вступили в Кишинев. При исследовании румынской политики в Бессарабии трудно выявить классовый подход. Солдаты, полицейские и жандармы - выходцы из семей нищих крестьян Румынии - независимо от их социального статуса и национальной принадлежности повсеместно грабили собственников и неимущих, крестьян и городских жителей, избивали прохожих, насиловали женщин. Такой же произвол творили и имевшие какое-то образование офицеры и гражданские чиновники румынской администрации. Судя по фамилиям, приведенным в документах упомянутого сборника «“Объединение” и события 1918 года в Республике Молдова...», большинство их жертв составляли молдаване, второе место занимали евреи, затем шли русские и украинцы [44].

      20 января румынские военные расстреляли в Кишиневе 45 делегатов съезда крестьян Бессарабии, осудившего оккупацию. В их числе были казнены один из организаторов вооруженного отпора интервентам Т. Которое и члены самозванного законодательного собрания - Сфатул Цэрий В. Рудьев, В. Прахницкий, И. Панцырь, П. Чумаченко. Затем были убиты еще два «сфатулиста» - лидер кишиневских социал-демократов (меньшевиков) Надежда Гринфельд и редактор газеты «Свободная Бессарабия» народный социалист Н.Г. Ковсан.

      Опасаясь за свою жизнь, более 50 (из 120) членов законодательного органа скрылись. После захвата города Бендеры ру-/183/-мынские войска расстреляли более 250 рабочих. В Измаиле они казнили 14 моряков, в Бельцах взяли под стражу более тысячи жителей, 20 из них расстреляли. 24 января 1918 г. румынские политики и военные заставили 36 явившихся на заседание членов Сфатул Цэрий провозгласить «независимость» Молдавской Народной Республики, учрежденной в декабре 1917 г. [15, с. 42, 45].

      Оккупанты творили произвол повсеместно. В Единцах, читаем в одной из жалоб, «в течение 10, 11 марта по распоряжению [коменданта местечка] Думитриу румынские солдаты хватали всех встречных и тащили в комендатуру. Здесь без всякого повода арестованных подвергали наказанию розгами. [...] К концу второго дня комендант пригласил к себе представителей русского населения A. Климовецкого и Яловского, молдавского населения - В. Чебана и B. Займа, еврейского населения - А. Мильграма и Д. Блошка, и старообряд[че]ского населения - Лисицу и Селезнева. Явившимся было предложено под угрозой возобновления экзекуции, чтобы все население утром следующего дня 12 марта явилось на площадь. На следующий день на площади собралось почти все население местечка. Комендант, заняв центральное место, произнес речь, в которой, между прочим, сказал, что еще 100 лет тому назад “Бессарабия принадлежала Румынии и теперь во имя справедливости должна вернуться к прежней матери”». На следующий день румынские военные без всякого повода расстреляли троих евреев, а еще 13 выпороли. А затем капитан Думитриу издал приказ жителям «с улыбкой и поклоном до земли» приветствовать свою фуражку, носимую по местечку [26, с. 144].

      Уже в первые недели оккупации тюрьмы Бессарабии оказались переполнены, и сигуранца изобрела новый вид наказания - «депортацию» за Днестр. 11 февраля 1918 г. командир штурмового батальона Смэрэндеску доложил о поступлении из сигуранцы документов о казненных (127 страниц) и поименного списка расстрелянных и «высланных» за Днестр. Однако сами «дела» и списки убитых и якобы депортированных «чистильщики» архивов сигуранцы изъяли. «Депортация» использовалась политической полицией как способ сокрытия бессудных убийств тех арестованных, у кого не нашлось денег на уплату «выкупа» [54; 44].

      Однако на юге, севере Бессарабии и в районе Бендер бои продолжались. Среди первых уходили за Днестр бойцы, желавшие сражаться. «В ночь на 23 [января 1918 года], - отмечено в одном из донесений сигуранцы, - из Кишинева убыли примерно 50 повозок с /184/ солдатами и офицерами-молдаванами по пути на Бендеры, чтобы воевать против румынских войск. ... Нам сообщают, что между Дубоссарами, Григориополем и Тирасполем большевики собирают войска и принимают молодых бессарабских румын, которых проводят через Дубоссары. При их посредстве они намерены атаковать наши войска и вызвать восстание в Бессарабии ... Катэрэу и Котовский в настоящее время находятся в Дубоссарах на расстоянии 30 верст от Кишинева. В названном местечке они создали центр вооружения, занимаясь пропагандой и вооружая население местечка и соседних сел для борьбы против Румынии. Все солдаты вооружены, а тех, кто отказывается вооружаться, отправляют обратно в Кишинев» [54, р. 47].

      Спасаясь от террора, на восточный берег Днестра бежали тысячи граждан, в том числе многие известные общественные деятели, далекие от большевизма.

      В Одессу уехали градоначальник Кишинева А.К. Шмидт [36], бывший депутат Государственной думы Российской империи, предводитель Бессарабского дворянства (в 1908-1913 гг.) А.Н. Крупенский, глава Губернской земской управы крупный земельный собственник В.В. Яновский, сотни возвратившихся с фронта офицеров русской армии. Использовать ситуацию в Бессарабии для пополнения своих войск пыталось командование формирующейся на Дону Добровольческой градоначальник г. Кишинев армии. В начале 1918 г. бывший командир кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Е.А. Леонтович организовал в Одессе ее вербовочный центр [19].

      Русская армия, государственная администрация, промышленность, финансовая система страны были разрушены в период правления Временного правительства, и Россия не могла далее участвовать в Первой мировой войне. 3 марта 1918 г. правительство В.И. Ленина заключило с Центральными державами Брестский мир (по оценке самого Ленина, «похабный»). Тем не менее, Бессарабия не была забыта Москвой. 5 марта в Одессе, а 9-го - в Яссах было подписано российско-румынское соглашение об эвакуации румынских войск из Бессарабии в течение двух месяцев [33]. Однако в мар-/185/-те австро-германские войска приступили к оккупации Украины, и румынское правительство не стало выполнять условий Соглашения [15, с. 177]. 27 марта дом кишиневского купца Пронина, где заседал Сфатул Цэрий, был оцеплен румынскими войсками. Солдаты, введенные в зал заседаний, угрожали членам законодательного собрания штыками. Под страхом смерти оккупанты вырвали у большинства присутствовавших согласие на «условное» присоединение Бессарабии к Румынии [34, с. 299-309, 322-326].

      Утрата надежд на скорое освобождение Родины политически активизировала также некоммунистические круги. А.К. Шмидт и А.Н. Крупенский приступили к созданию нелегальной политической организации (другой член рода Крупенских, помещик Хотинского уезда М.М. Крупенский, возглавил группу помещиков, духовенства и чиновников, которые в ноябре 1918 г., уже при первом известии о революции в Австрии, направили румынскому правительству просьбу о введении румынских войск в уезд для предотвращения, как они говорили, анархии [5]). Архиепископ Кишиневский и Хотинский Анастасий (Грибановский), находясь в Москве, составил политический документ, определяющий позицию Русской православной церкви по Бессарабскому вопросу, - протест патриарха Тихона (Белавина) против захвата Кишиневской епархии Румынской митрополией, направленный Синоду Румынской православной церкви 10 июля 1918 г. [42; 49, с. 182-184; 51, с. 214-217].

      Патриотическую позицию заняли и другие церковные иерархи Бессарабии. Епископ Гавриил (Чепур), которому было поручено временное управление Кишиневской епархией, и епископ Измаильский Дионисий (Сосновский) отказались исполнить канонически незаконное требование Румынской церкви о переводе Кишиневской и Хотинской епархии в ее подчинение, и румынские власти выслали их из Бессарабии. 20 июня 1918 г. владыка Гавриил прибыл в Одессу [6]. Епископ Дионисий попытался выехать в Центральную Россию, но на станции Вятка под Киевом был убит (в 1981 г. /186/ был канонизирован Русской Православной Церковью Зарубежом). Уже летом 1918 г. в работу Комитета «Освобождение Бессарабии» включился известный в Бессарабии священнослужитель и публицист, бывший полковой священник русской армии Иеремия Чекан. Приведем сведения о его патриотической работе, собранные румынской политической полицией: «Когда граница [еще] была открыта, священник Еремия Чекан совершал частые поездки на Украину, доставляя в Бессарабию антирумынские газеты и корреспонденцию ... За свои деяния он должен был быть выслан из Бессарабии, однако он, чувствуя это, в ноябре 1918 года бежал на Украину» [25, л. 63 (об.)]. Там священник продолжил работу, направленную на подготовку освобождения Бессарабии от румынской оккупации. «С ноября 1918 до 31 мая 1920 года, - доложил в Бухарест шеф кишиневской бригады сигуранцы, - священник Чекан жил на Украине, большей частью в Одессе, занимался пропагандой против объединения Бессарабии с Родиной-матерью и имел задание, частично им выполненное, собирать подписи под протестом бессарабского духовенства и мирян против румынского правительства и церкви. ... Находясь в Одессе, проповедовал с алтаря борьбу за «спасение Бессарабии», активно участвуя в одноименном комитете. В марте 1919 г. его сын Николай Чекан был схвачен при перевозке писем и антирумынских газет своего отца из Одессы» [25, л. 16].

      Осенью 1918 г. мировая война явно шла к концу. 15 сентября войска стран Антанты начали наступление на Балканах. 29 сентября из войны вышла Болгария, 30 октября - Турция. В октябре началось общее наступление войск Антанты на Западном фронте. Патриарх Тихон ожидал скорого освобождения Бессарабии. В Одессу прибыл архиепископ Анастасий. По указанию патриарха ему предстояло восстановить связи с Кишиневской епархией, прерванные ввиду оккупации губернии румынскими войсками. Однако 10 ноября 1918 г., за несколько часов до капитуляции Германии, Румыния успела объявить ей войну и оказалась среди победителей. Контакты с Румынской православной церковью архиепископ все же установил, но провозгласить отложение Бессарабской митрополии от Всероссийской Церкви, несмотря на предложение румынского Синода войти в его состав, отказался, и румыны не пропустили его в Бессарабию [20]. В Одессе владыка Анастасий, надо полагать, общался с лично знакомыми ему А.К. Шмидтом и А.Н. Крупенским, В.В. Яновским, другими беженцами из Бессарабии, однако сведений о его участии в работе «Союза освобождения Бессарабии» нами не обнаружено. /187/

      16-23 ноября 1918 г. в Яссах, где находились правительство и королевский двор Румынии, посольства, штабы румынской и русской армий, миссии союзных держав, состоялось совещание представителей ряда антибольшевистских политических формирований России. Были представлены Совет земств и городов Юга России, Совет государственного объединения России, Всероссийский национальный центр, Союз возрождения России. Ясское совещание высказалось за восстановление «единой и неделимой России» в границах 1914 г. (но без Польши), за непризнание странами Антанты всех государственных новообразований, учрежденных на территории бывшей Российской империи при содействии Германии и Австро-Венгрии. Основные пункты внешнеполитической программы белого движения были, таким образом, сформулированы [52].

      Несмотря на поражение Четверного союза, Бухарест по-прежнему рассчитывал аннексировать Бессарабию, тем более что 10 ноября 1918 г. президент США Вудро Вильсон обещал Румынии за участие в интервенции против России поддержать на предстоящей мирной конференции ее притязания на российскую территорию [21, с. 172]. Под давлением румынских властей 26 ноября 36 членов Сфатул Цэрий аннулировали акт от 27 марта, проголосовав за «безусловное» присоединение области к Румынии. Сам этот орган был упразднен королевским декретом [34].

      Правительства Советской России и Украинской Народной Республики, заключившие в 1918 г. с Четверным союзом сепаратные мирные договоры, рассматривались странами Антанты как предатели [52]. Однако такой же договор заключило с Центральными державами и правительство Румынии. По мере отвода австро-германских войск в области, ранее оккупированные ими, вступали части Красной армии. Начиналась также союзническая интервенция. Флоты Франции и Великобритании вошли в Черное море. Они высадили десанты в Новороссийске, Севастополе, а 17 декабря 1918 г. - в Одессе. В России наступал новый этап гражданской войны, ее исход известен не был. По этой причине правительства стран Антанты с согласием на аннексию Румынией российской губернии не спешили. У /188/ белых имелись иллюзии о возможности добиться поддержки «союзников».

      Зная о том, что конференция, призванная подвести итоги Первой мировой войны, состоится в Париже, руководители «Союза освобождения Бессарабии» А.К. Шмидт и А.Н. Круненский в конце 1918 г. выехали во Францию. Там они развернули в прессе кампанию разоблачения террористической политики Румынии в Бессарабии, призванную предотвратить признание державами-победительницами аннексии области Бухарестом. Бессарабские кадеты попытались использовать зарубежные связи лидера российской Партии конституционных демократов П.Н. Милюкова, в ноябре 1918 г. выехавшего через Одессу в Турцию, а оттуда - в Западную Европу [20]. В январе 1919 г. глава Бессарабского земства В.В. Яновский, деятель «Союза освобождения Бессарабии», обратился к нему со следующим письмом: «В общих перспективах огромного вопроса о судьбах России бессарабский вопрос должен занять свое определенное место, и, чтобы это место не осталось пустым, упраздненная Румынским Правительством Губернская земская управа, избранная всеобщим голосованием и которую я возглавляю, поручила мне, во исполнение долга, лежащего на ней перед населением, всесторонне осветить бессарабскую проблему и тем самым включить ее в общероссийский вопрос. Нигде, может быть, так ярко не отразилось влияние распада Российской Государственной Власти, как на судьбах Бессарабии, которая в течение целого года была ареной жадного посягательства на нее со стороны Румынского Королевства. И ни в одной окраине не сказалось так сильно тяготение к центру, своему Великому Отечеству - России. Объяснение этому факту надо искать в историческом прошлом этого края, в котором культурные условия жизни только и зародились при слиянии его с Россией» [37].

      Надежды, возложенные на него кадетами Бессарабии, П.Н. Милюков оправдал. Он способствовал озвучиванию Бессарабского вопроса для европейской и мировой общественности и организовал срочный перевод на английский язык и публикацию материалов о положении в Бессарабии, полученных от В.В. Яновского и других коррес-/189/-пондентов. Уже в 1919 г. лидер Партии народной свободы издал со своим предисловием книгу «В защиту Бессарабии: Сборник документов о румынской оккупации». В том же году она вышла вторым изданием. Другой сборник документов - «Румынская оккупация Бессарабии: Документы», тоже на английском, был им издан в Париже в 1920 г. [37]. Это был весомый вклад в дело борьбы против признания Западом аннексии Бессарабии Румынией.

      Однако в конце 1918 г. места для иллюзий по поводу возможности освобождения Бессарабии от оккупации мирным путем оставалось все меньше. Согласно сведениям, собранным сигуранцей к началу 1920 г., военный Комитет «Спасение Бессарабии» был создан в Кишиневе в начале декабря 1918 г., когда генерал-лейтенант А.И. Евреинов, бывший начальник 14-й пехотной дивизии, созвал на совещание старших офицеров, в прошлом служивших в этой дивизии. Это совещание ветеранов было явно не первым. Его участники полковники Зеленицкий, Лысенко, Журьяри, Сатмалов, Куш, Гагауз и Цепушелов представляли уже существующие нелегальные группы офицеров, а генерал Евреинов был для них признанным руководителем. Судя по фамилиям участников совещания, основателями организации являлись четверо велико- или малороссов, трое молдаван и гагауз. Возможно, они входили еще в состав тайной организации офицеров, созданной в русских войсках Румынского фронта в ноябре 1917 г. полковником М.Г. Дроздовским.

      Об участниках декабрьского совещания 1918 г. известно немногое. Александр Иоасафович Евреинов (Иевреинов) в 1907-1913 гг. командовал дислоцированной в Бессарабии 14-й пехотной дивизией. В 1918 г. ему исполнилось 67 лет, однако в нелегальной организации он был фигурой не только символической. Его руководство признавали бывшие подчиненные, сражавшиеся на фронтах Первой мировой войны и награжденные боевыми орденами.

      За доблесть, проявленную в боях, бывший командир 54-го пехотного Минского А.и. Евреинов, бывший полка полковник Георгий Александрович Журьяри был награжден Георгиевским оружием. Он происходил из семьи /190/ бессарабской знати, его фамилию находим в дворянской родословной книге.

      Полковник Куш принадлежал к роду Чекуруль-Куш, также внесенному в Алфавитный список дворянских родов Бессарабской губернии [1].

      Полковники Николай Александрович Зеленецкий, а затем Василий Федорович Цепушелов в 1917 г. командовали 55-м Подольским пехотным полком [29]. Кадровым офицером русской армии являлся и полковник Федор Иванович Гагауз. В 1909 г. он был штабс-капитаном [7].

      Вполне доверяя созванным им офицерам, генерал Евреинов доложил о своей договоренности со многими бессарабскими собственниками, которые пообещали офицерской организации материальную помощь. Евреинов запросил денег также у командования. Добровольческой армии. Участники совещания приняли продуманную программу вооруженной борьбы за освобождение Бессарабии. Было решено:

      «1) Проводить яростную пропаганду против румын в Бессарабии и распространять среди населения юга России сведения, что румыны обращаются варварски с населением Бессарабии.

      2) Проводить яростную пропаганду среди молодых людей и особенно среди офицеров за временное оставление территории Бессарабии и их отправку в Россию для включения в особые части.

      3) При помощи комитета сформировать на территории России специальные ударные части, состоящие только из бессарабцев.

      4) Учредить агитационные пункты на территории Бессарабии, которые при появлении Добровольческой армии на границе Бессарабии произведут восстание в тылу (румынского) фронта.

      5) Поиск [денежных] средств на месте, дабы изыскать возможность осуществления этого плана».

      Добровольцев предполагалось вербовать в Бессарабии среди солдат и офицеров - уроженцев Бессарабской губернии, возвращавшихся из австро-германского плена через Киев. Местом формирования добровольческой части был определен Тирасполь, свободный от румынской оккупации. Возглавить вербовочное «бюро» в Кишиневе было поручено полковнику Лысенко. Формирование воинской части /191/ в Тирасполе было возложено на полковника Журьяри - возможно, потому, что в 1918 г. он послужил в армии УНР в качестве помощника командира Тираспольского полка [12] и лучше других членов Комитета знал расстановку политических сил в городе и регионе.

      Создание Комитета «Спасение Бессарабии» сигуранца считала «плодом собственной инициативы вышеуказанных лиц». Однако есть основания полагать, что в декабре 1918 г. организация Евреи-нова лишь оформилась как военное подразделение Бессарабского Сопротивления, подчиненное Комитету «Спасение Бессарабии», ранее учрежденному в Одессе [45, с. 142-153].

      Бессарабские собственники не подвели, они действительно предоставили Комитету значительные финансовые средства. Результативной оказалась и вербовочная работа белого подполья. Наличие денег и, главное, добровольцев позволило полковнику Г. А. Журьяри быстро, уже в январе 1919 г., сформировать в Тирасполе полк численностью до 1 тыс. бойцов при 4 орудиях и 24 пулеметах. Большинство их составляли офицеры, обладавшие фронтовым опытом, однако было организовано их обучение также тактике партизанских действий.

      В серьезности офицерской организации, созданной в Кишиневе, не имелось сомнений и у командования Добровольческой армии. Вероятно, за Евреинова и других руководителей Комитета поручились офицеры из окружения М.Г. Дроздовского, умершего от раны 1 января 1919 г.

      Финансовая помощь от Добровольческой армии, также в январе, была получена на имя Евреинова в достаточном объеме. Генерал, как выяснила впоследствии румынская разведка, передал деньги полковнику Лысенко на нужды вербовочной работы. Другая их часть была использована на содержание и вооружение полка Журьяри и покрытие иных расходов подполья. Быстрота и четкость выполнения принятых решений свидетельствуют об эффективности заблаговременно проведенной Комитетом организационной и агитационной работы.

      У белого подполья нашлись высокие связи. Бывший командир Подольского полка генерал-лейтенант А.В. Геруа, дея-/192/-тель нелегальной антибольшевистской организации «Союз возрождения России» с центром в Москве, летом 1918 г. бежавший на Юг России, в октябре 1918 г. стал представителем Добровольческой армии при руководителе французской военной миссии в Румынии генерале Анри Вертело [9]. А в ноябре 1918 г. Вертело был назначен главнокомандующим войсками союзников на Балканах и на Юге России [2]. 18 декабря 1918 г. командующим Южной группой войск Директории УНР, образованной после краха режима гетмана П.П. Скоропадского, стал бывший генерал-майор российской армии А.П. Греков. 1 января 1919 г. он был утвержден в должности военного министра УНР [10]. Как выяснила впоследствии сигуранца, подпольные пропагандистские группы («бюро») Комитета «Освобождение Бессарабии», созданные на железнодорожных станциях между Киевом и Тирасполем, перешли в негласное подчинение министра УНР и продолжили свою работу по политической подготовке военнопленных, возвращавшихся из Германии и Австро-Венгрии, к участию в вооруженной борьбе за освобождение Бессарабии. Надо полагать, именно генерал Греков организовал снабжение полка Журьяри вооружением и снаряжением.

      Сотрудничество А.П. Грекова с российскими государственниками не было случайностью. Летом 1919 г. генерал стал командующим Галицийской армией, сражавшейся с польскими легионами [10]. Впоследствии армия присоединилась к Вооруженным силам юга России, а затем перешла на сторону красных.

      Восстание в Бессарабии готовили также большевики. В конце декабря 1918 г. коммунистическое подполье Подольской и Херсонской губерний провело ряд совещаний, в которых приняли участие представители Кишиневской, Бендерской и Хотинской подпольных организаций [40, с. 5]. В Бессарабии большевики вели патриотическую пропаганду и собирали оружие, а на восточном берегу Днестра формировали партизанские отряды. Залогом успеха этой работы являлось нарастание в области народного сопротивления. /193/

      «Инициативная группа, проводившая некоторую работу еще до прихода румын в Хотинский уезд, - засвидетельствовал один из руководителей Хотинского восстания Л.Я. Токан, - состояла из людей разных по социальному положению, разных по политическим убеждениям, но единых в своей ненависти к румынам. Это были учителя хотинских школ Мардарьев И.И. и Борлам, служащие земской управы Пудин П.М., Волькенштейн С.М., Токан ЛИ., крестьяне-фронтовики Поперечный АН. из Данковцев, Долинюк из Рукшина, [Д.Т.] Чекмак — учитель из с. Малинцы и др. Среди них не было лиц, непосредственно принадлежавших к какой-нибудь политической партии. Это были люди, всем своим существом возмутившиеся произволом, который установили румыны в Бессарабии, той бесцеремонностью, нахальством, с которыми вели свою агитацию румынские агенты. Все они были объединены одной мыслью: не допустить присоединения уезда к Румынии» [5].

      Несколько иной список организаторов Хотинского восстания и версию формирования повстанческого руководства дал бывший командир одного из отрядов повстанцев Н.Л. Адажий: «В последних числах ноября 1918 г. на обширном совещании в с. Дарабаны, на котором присутствовали из г. Хотина товарищи Латий, Кандыба, Токан и Дидык, из с. Рукшин - Шестобуз и Довганюк, из с. Атаки - Дунгер, из с. Каплевка - Дралюк, из с. Кельменцы - Раренко, Воробьевский и Крючков, из с. Долиняны - Диков, из с. Дарабаны - Просвирин, из с. Ставчаны - Адажий, было решено разойтись по селам и подготовить население к восстанию, что и было сделано. На следующем совещании была избрана Бессарабская Директория, куда вошли Дунгер, Латий, Токан. Шестобузу было поручено организовать Рукшинский отряд. Мне было поручено организовать Ставчанский отряд. Раренко, Воробьевскому и Крючкову - проводить работу среди железнодорожников станций Ларга и Окница. Просвирину, Дидыку и Кандыбе поручили переправиться на левый берег Днестра, установить связь с петлюровскими солдатами и с младшим комсоставом с тем, чтобы они нам помогли оружием и живой силой. Довганюку, Дикову и Дралюку - отправиться в те села, где были жандармские посты, организовать отряды, которые должны будут напасть на посты после начала восстания. Когда эта работа была проделана, в первых числах января 1919 г. в Дарабанах было созвано третье совещание, на котором было принято решение начать восстание» [41].

      Утверждение мемуаристов об отсутствии у их групп связей с политическими партиями означает, что о тайных связях коллег они не /194/ знали либо не желали упоминать о контактах, в советские времена сомнительных. Однако только участник совещания, связанный с подпольем, мог предложить начать восстание 18 января; по соображениям конспирации он был не вправе разъяснять, что это - день открытия мирной конференции в Париже. Хотинское восстание, указано в некоторых интернет-публикациях, начали готовить две организации - «Национальный союз бессарабцев» и Комитет «В защиту Бессарабии» [39]. Речь явно идет об одесском Союзе освобождения Бессарабии либо о Комитете «Спасение Бессарабии», учрежденном в Кишиневе бывшими командирами 14-й пехотной дивизии.

      Напрямую был связан с подпольем не упомянутый Л.Я. Токаном и Н.Л. Адажием большевик (с января 1918 г.) Г.И. Барбуца, деятель крестьянского движения 1917-1918 гг. в Сорокском уезде. Из бессарабских беженцев, большей частью молдаван, он сформировал в Подолии самый большой (600 штыков) отряд, предназначенный для партизанских действий в Бессарабии. На вооружение и содержание воинского подразделения требовались немалые средства, и командир мог их получить только от мощной нелегальной организации.

      Поддержки большевистских властей искали и другие командиры повстанцев. Адажий ради установления связи с руководством большевиков в Киеве прошел тылами противника 500 километров и перешел линию фронта. На большевиков как центральную власть России ориентировалась и масса повстанцев. Отступив на восточный берег Днестра, они отказались присоединиться к петлюровским войскам, а затем составили ударные части Красной армии.

      И красные, и белые приурочили начало восстания ко дню открытия Парижской мирной конференции. Накануне 18 января 1919 г. «Союз освобождения Бессарабии» выпустил в Одессе печатную листовку-воззвание «К народам всего мира». В ней говорилось: «Мы, Центральный Комитет Союза Освобождения Бессарабии, поднявшего знамя защиты попранных чужестранцами прав свободы нашей родины, - вследствие катастрофического положения, создавшегося в Бессарабии в связи с насильственным захватом ее румынскими узурпаторами, пренебрегшими нормами международного права и гуманитарной этики, терроризировавшими личность и подавившими /195/ голос общественности за стенами бесчисленных казематов, - мы здесь, за пределами нашей родины, поднимаем голос угнетенного бессарабского народа и взываем к чувству справедливости всех культурных народов во имя его священных человеческих прав» [37].

      Восстание было начато в намеченный срок. 19 января 1919 г. отряд Григория Барбуцы перешел по мосту Днестр и разгромил румынский гарнизон в местечке Атаки. Командир группы повстанцев рабочий Г.М. Леурда убил в перестрелке румынского генерала Стана Поеташа [40, с. 300]. К партизанам присоединились тысячи крестьян и рабочих - жителей 100 населенных пунктов северных волостей Сорокского и всего Хотинского уезда Бессарабии. Повстанцы были недавними солдатами русской армии - участниками Первой мировой войны и воевать умели. Изгнав оккупантов, 23 января они вступили в город Хотин. Сформированная ими днем ранее Директория выступила как временное правительство освобождаемой Бессарабии. Уже 22 января Директория обратилась к Англии, Франции, Италии, Германии, США, Австрии, Украинской Народной Республике и РСФСР с нотой, в которой «от имени всего пострадавшего бессарабского народа» доводила до сведения, что: «Румынское правительство произвело над всем бессарабским народом небывалое насилие. ... В то время, когда свобода сделалась неотъемлемым достоянием всех народов, когда оставалось воспользоваться плодами свободы, соседнее Бессарабии империалистическое государство Румыния наложило на Бессарабию тяжелое иго, присоединив [ее к] себе, по выражению правительства Румынии, «на вечные времена», не имея на это абсолютно никакого права и основания, и помимо воли бессарабского народа. Это иго в настоящее время скидывается самим народом...». Директория просила помочь бессарабцам «провести у себя референдум и только тогда, когда воля народа выяснится, присоединиться к тому или другому народу государства» [40, с. 190].

      В качестве связного с европейскими странами Директория использовала офицера британского флота М. Макларена, прибывшего в Хотин 22 января. Привлеченный повстанцами к расследованию злодеяний оккупантов в селе Недобоуцы, где румынские войска убили 53 крестьянина, Макларен заявил: «Теперь я вижу и могу засвидетельствовать, как население присоединилось к Румынии и что оно вынесло, если решилось восстать» [40, с. 103].

      Лозунги российского патриотизма находили отклик и в администрации, и в войсках УНР. Отряды бессарабских партизан формиро-/196/-вались в Подолии явно с ведома местных властей УНР. В первые часы восстания некоторые подразделения «петлюровцев» переправились через Днестр и приняли участие в боях с оккупантами. К восставшим присоединилась команда стоявшего в Могилеве-Подольском бронепоезда под командой уроженца бессарабского с. Каларашовка матроса Георгия Муллера. Бронепоезд переехал по мосту на бессарабский берег и принял участие в боевых операциях повстанцев. На складах армии УНР в Могилеве-Подольском партизаны получали боеприпасы и снаряжение [40, с. 75].

      И все же раскол патриотических сил на белых и красных скверно отразился на общей борьбе против интервентов. Отряд Журьяри не оказался в нужное время в нужном месте, а его бойцы не смогли пополнить ряды восставших, которым остро не хватало офицеров. Быстро перебросить в Хотин находившийся в Тирасполе полк, сформированный Журьяри, не представлялось возможным. Однако руководство большевистского подполья Одессы все же изыскало возможность использовать тысячу белых добровольцев в интересах красных повстанцев.

      Патриотическим силам следовало предотвратить переброску на подавление восстания румынских войск, находившихся на юге Бессарабии. 29 января 1919 г. по решению Военно-революционного штаба при Одесском подпольном губернском комитете большевиков в с. Маяки бывшие унтер-офицеры А. Гончаров и Г. Тарасенко сформировали партизанский отряд численностью 150 бойцов (100 пехотинцев

      и 50 кавалеристов) при одной пушке и четырех пулеметах. Против интервентов выступили также крестьяне сс. Беляевка и Ясское, где был размещен французский гарнизон (он охранял водопроводную станцию, снабжавшую водой Одессу). 30 января Приднестровский отряд, совершив 80-верстный марш, подступил к Тирасполю. Ранее в город проник взвод боевиков дружины имени Петра Старостина, состоявший из молодых рабочих Одессы. Петлюровцы обнаружили его присутствие, но глава уездной администрации «гражданский комиссар» И.Н. Колесников, связанный с большевистским подпольем, заверил их, что «отряд прибыл для охраны города» [14, с. 29]. /197/

      Одесский ревком, вне сомнений, достиг негласной договоренности с администрацией УНР и штабом Г.А. Журьяри. Когда партизаны, подступив к Тирасполю, выстрелили из пушки, охранная рота войска УНР и отряд «варты» (полиции), всего - 120 штыков, отбыли специальным поездом на станцию Раздельная, без опаски проехав мимо партизанских пулеметов и пушки. Офицеры французских и румынских войск бежали в Бендеры и Кишинев на автомобилях. Хотя в Тирасполе оставался полк вооруженных белогвардейцев, партизаны вошли в город, освободили из тюрьмы заключенных и восстановили Совет рабочих и крестьянских депутатов. Затем в Тирасполь пришли около 100 крестьян, вооруженных топорами, вилами, обрезами, немецкими и австрийскими винтовками - партизанские отряды, сформированные в сс. Суклея, Плоское, Владимировка, Малаешты и других (утверждение М. Новохатского, биографа легендарного комбрига, о том, что из Одессы - надо полагать, по железной дороге, контролируемой дислоцированным в Раздельной Слободским полком армии УНР, - прибыл также партизанский отряд под командой Г.И. Котовского, пока не нашло документальных подтверждений [27, с. 352-353]). Партизаны сформировали два полка, Тираспольский и Маякский, и разместили их в казармах. Железная дорога, связывающая Одессу с Бессарабией и Румынией, была перерезана [3, с. 248; 16, с. 39-40].

      Явно выполняя инструкции Одесского ВРК, в тот же день партизаны организовали гражданскую власть. Был учрежден Революционный комитет спасения Молдавской Республики; тем самым противнику было дано понять, что повстанцы намерены развернуть операции по освобождению Бессарабии. Тираспольский военно-революционный комитет возглавил командир одного из партизанских отрядов, матрос-большевик Андрей Глинка. ВРК издал приказ № 1, который гласил: «Военно-революционный комитет извещает всех граждан о том, что власть в уезде находится в руках рабочих и крестьян. Всем гражданам сохранять полную тишину и спокойствие. Всякое контрреволюционное выступление, а равно и саботаж, и противосоветская агитация будут преследоваться по законам военного времени». Был избран совет комиссаров во главе с председателем.

      Некоторые мероприятия и упущения партизан могли осложнить им решение военной задачи в союзе с белыми. Были арестованы и заключены в тюрьму известные в Тирасполе чиновники и офицеры. Ревком наложил на «местную буржуазию» контрибуцию в размере 3 млн руб. Из тюрьмы наряду с политическими заключенными сбе-/198/-жали уголовники, и в городе продолжались грабежи домов и граждан. Это вызвало обоснованное недовольство населения, особенно имущих слоев [4, с. 714-715].

      В те же дни отряды партизан вошли также в Рыбницу и Дубоссары и вывесили красные флаги. Румынское командование имело основание заключить, что красные заняли весь восточный берег Днестра. Администрация УНР повсеместно занимала по отношению к красным позицию «нейтралитета». На мысль о предварительной договоренности красных и белых наводит и то обстоятельство, что подразделения Добровольческой армии, переброшенные из Одессы, заняв сс. Маяки, Беляевка и Спасское, репрессий чинить не стали.

      В Бендерах находились французские и румынские части. Командующий силами Антанты на Юге России генерал д’Ансельм, узнав о занятии Тирасполя партизанами, отдал начальнику 16-й дивизии генералу Коту приказ о захвате города и «обезоруживании большевиков». 4 февраля в 10 часов утра смешанный румынско-французский отряд численностью 400 штыков перешел по мосту Днестр и, пройдя село Парканы, принял боевой порядок. Французы составляли часть 58-го Авиньонского полка 30-й пехотной дивизии, одного из наиболее боеспособных соединений французской армии; ранее оно отличилось в сражении с немцами под Верденом. Однако в России у авиньонцев оказался другой противник. Учитывая наличие у партизан фронтового опыта, их численность, вооружение и боевой дух, сил, выделенных французским командованием для их «разоружения», было явно недостаточно. Однако французы обращались с населением корректно, и партизаны попытались избежать кровопролития.

      Навстречу цепям карателей они отправили на автомобиле с белым флагом делегацию в составе партизан Богуна, Карпенко и Черненко. Последний, вероятно, офицер, владел французским языком. «На автомобиле, - вспоминал позднее Богун, - наша делегация приблизилась почти вплотную [ к цепи французов и румын]. Навстречу нам выехал французский офицер, командовавший цепью. «Что вам угодно?» - спросил французский офицер. «Что вам угодно?» - переспросил тов. Черненко. - «Вы идете на город Тирасполь боевым порядком, в то время когда мы совершенно не намерены вести с вами войны и просим вас не вмешиваться в наши внутренние дела». «Я послан занять город, - с гонором ответил французский офицер, - и должен восстановить в нем порядок, а потому приказываю вам: идите обратно в казармы, оставьте ваше оружие и разойдитесь по домам. Я обе-/199/-щаю, что никого не буду преследовать, если вы это сделаете. Если же нет, то помните, что когда я через час займу город, пощады не будет никому» [14, с. 30-31].

      Делегаты, утверждал И.З. Богун, гордо ответили: «Большевики никогда и никому добровольно оружия не отдают». В действительности представители партизан, скорее всего, пообещали передать требование французов своему командованию. Так или иначе, они благополучно возвратились в Тирасполь, но миссия милосердия провалилась. На заснеженном поле перед городом партизаны встретили цепи карателей прицельным огнем.

      Были убиты 100 солдат противника, о раненых, как и о потерях партизан, мемуарист не упоминает. Атака была отбита, 32 француза попали в плен. Их привели в город на митинг, предусмотрительно назначенный на 12 часов дня, и дали им возможность убедиться в том, что «рабочие и крестьяне не питают враждебных чувств к французским солдатам и считают их своими братьями» [14, с. 31]. Вряд ли речи ораторов переводил на французский крестьянин из села Маяки. Конечно, это был офицер из отряда Журьяри. Затем на площадь были доставлены полевые кухни, партизаны накормили пленных обедом, угостили самогоном и освободили.

      Между тем со стороны Кицканского леса артиллерия противника начала обстрел Тирасполя. Это вынудило партизан перейти по льду Днестр и выбить интервентов из сс. Кицканы, Слободзея, Талмазы. Румынская администрация, полиция и войска бежали также из Бендер: артиллерийский обстрел Тирасполя прекратился.

      Несмотря на полученные подкрепления, силы партизан вряд ли превышали 500 бойцов. Под впечатлением боя 4 февраля солдаты 58-го полка отказались сражаться с повстанцами. Однако в распоряжении генерала Кота имелись части зуавов (сенегальских или, по другим данным, алжирских стрелков), большевистской агитацией не затронутые, а также румынские полки и польские легионеры. Используя эти войска, он мог предпринять штурм Тирасполя. /200/

      Позицию «нейтралитета», занятую отрядом бессарабских офицеров при вступлении в город красных партизан, командование интервентов не без оснований истолковало как их участие в восстании и внесло отряд Журьяри в перечень сил повстанцев. Ввиду превосходства партизан в численности войск и в артиллерии французы не решились повторить атаку на Тирасполь [3, с. 248].

      Переброску на север Бессарабии румынских войск, дислоцированных на юге области, большевистскому подполью Одессы удалось сорвать. Однако в начале февраля Хотинское восстание было подавлено. Вокруг Тирасполя началась концентрация французских и румынских войск, снабженных артиллерией и танками, а также частей польских легионеров и петлюровцев. 5 февраля в занятой интервентами и белыми Одессе большевики провели конференцию делегатов подпольных партийных организаций Одессы, Херсона, Тирасполя, Бендер и Кишинева, представлявших до 2 тыс. членов партии большевиков. Видимо, в соответствии с решением, выработанным участниками конференции, 8 февраля партизаны ушли из города [14, с. 31-32].

      Продолжая имитировать «нейтралитет», отряд Журьяри остался в Тирасполе. Вместе с интервентами в город вступили формирования белых добровольцев из Одессы [14, с. 32]. Видимо, учитывая наличие у бессарабских и одесских белогвардейцев особых отношений, с воинской частью, состоявшей из профессионалов войны, петлюровцы конфликтовать не решились. Принято считать, что, вступив в город, они занялись грабежом, «попутно» убив 89 жителей [16, с. 39]. Но когда погибли эти люди? В литературе фигурирует фамилия только одного из погибших от руки петлюровцев в те дни - железнодорожного служащего Я. Антипова, отца Павла Ткаченко, будущего руководителя коммунистического подполья Бессарабии и одного из основателей Румынской коммунистической партии [46, с. 164-184]. Развязывать в Тирасполе террор наподобие кровавой бани, устроенной румынскими войсками населению Северной Бессарабии после подавления восстания, ни белые, ни войска УHP не стали.

      Хотинское восстание осложнило румынской дипломатии решение Бессарабского вопроса в духе, угодном официальному Бухаресту. Репрессии, устроенные после подавления восстания, счел чрезмерными и политически вредными для Румынии даже нацистский диктатор Ион Антонеску. «В 1919 году, - заявил он 27 марта 1942 г. на заседании румынского правительства, - мы чуть не потеряли /201/ Бессарабию по вине генерала Давидоглу, который уничтожил семь сел и убил множество народа. Известно, что по этой причине Парижская мирная конференция занялась пересмотром вопроса о Бессарабии, чтобы не дать нам Бессарабию, потому что мы дикари» [38, п. 39-40].

      Вместе с тем оккупационный террор не устрашил население области. В сентябре 1924 г. на юге Бессарабии произошло Татарбунарское восстание.

      Созданная Союзом «Спасение Бессарабии» сеть «бюро» на линии Киев-Тирасполь продолжала действовать. 13 февраля 1919 г. Ставка главного командования румынской армии известила штабы румынских войск, дислоцированных в Бессарабии, о том, что «в Ананьеве, на Украине, в Херсонской губернии существует революционный кружок, который распространяет в Бессарабии и Центральной Румынии зажигательные листовки на русском, французском и немецком языках, призывая население к восстанию. С этой целью засылаются агенты, которые, помимо распространения листовок, производят набор бессарабцев в национальную (т.е. Белую -прим. П. Ш.) армию, формирующуюся в Тирасполе» [23, л. 249]. Таким образом, «бюро» генерала Грекова попали в поле зрения румынской разведки. Однако отряд полковника Журьяри продолжал получать пополнения.

      С командованием Красной армии у Союза «Спасение Бессарабии», видимо, также имелась договоренность. Офицерский полк, сформированный белым подпольем Бессарабии, остался в Тирасполе и 18 апреля, когда в город вступили красные. 22 апреля командующий 1-й Украинской армией доложил: «...весь левый берег Днестра от [с.] Белочь в 20 верстах севернее Рыбницы до устья с переправами в наших руках. Петлюровские банды ушли за Днестр, часть их разоружена» [43, с. 163]. О разоружении отряда бессарабских офицеров речи не было. Часть их, отмечено в докладе сигуранцы, возвратилась в Бессарабию, а остальные перешли к большевикам. «Эта часть, - говорится в докладе сигуранцы, - сыграла большую роль в связи с наступлением большевиков в мае месяце прошлого /202/ года». Вероятно, офицеры из отряда полковника Журьяри и являлись упомянутыми в других документах партизанами-бессарабцами, принявшими 27 мая 1919 г. участие в Бендерском восстании. Общее число партизан, переправившихся через Днестр и принявших участие в боях в городе, румынская политическая полиция оценила в 550-600 человек. Таким образом, большинство офицеров-бессарабцев, уклонившись от участия в гражданской войне, все-таки дали бой интервентам [49, с. 5-6].

      Полковник Г.Л. Журьяри в Бендерском восстании, видимо, не участвовал, но, возвратившись в Кишинев, связи с подпольем не утратил. 8 октября 1919 г. он был отправлен из Тульчи в Одессу на корабле «Мечта» [12] и принял участие в гражданской войне в составе ВСЮР. О каких-либо потерях среди бывших бойцов его полка сведений нет. Однако вооруженная база комитета «Спасение Бессарабии» в Тирасполе была утрачена.

      События, предшествовавшие Бендерскому восстанию, и ход самого восстания заслуживают специального рассмотрения. В контексте нашего исследования отметим только следующее. После подавления восстания каратели схватили более 1 500 жителей Бендер. Летом 1919 г. румынские армия и полиция провели массовые аресты большевиков по всей Бессарабии. С 24 июня по 29 августа румынские власти инсценировали в Яссах судебный «Процесс 108», на котором 19 участников большевистского подполья были приговорены к смертной казни, еще 21 - к пожизненному заключению, 30 - к различным срокам тюремного заключения [30, с. 507]. Трудно предположить, что румынские спецслужбы не знали об участии в Бендерском восстании также бессарабских офицеров-белогвардейцев. Почему же репрессии не затронули белое подполье?

      Конечные цели организации руководители Комитета «Спасение Бессарабии» не афишировали. А его практическая работа показывала, что имеет место совпадение тактических задач румынской администрации и белых. Пополняя часть полковника Журьяри, комитет удалял из Бессарабии знатоков военного дела, притом наиболее патриотичных, что отвечало интересам Бухареста. Таким же образом, направляя из Бессарабии офицеров на Дон, действовали и представители стран Антанты. Уже в январе 1918 г. регистрацией офицеров якобы для направления их на север России занялся в Кишиневе царский генерал Асташев, получив деньги от французской миссии в Яссах. Осенью вербовку офицеров для армии А.В. Колчака продолжил некто М.К. Ферендино. Он набрал 150 офицеров, 50 из кото-/203/-рых уехали служить не в Сибирь, а в армию А.И. Деникина. Весной 1919 г. по предложению члена французской военной миссии в Яссах маркиза Беллуа вербовку офицеров для армии Деникина продолжил проживавший в Кишиневе штаб-ротмистр князь П.С. Трубецкой. Всего Центр Добровольческой армии в Одессе переправил из Бессарабии в деникинскую армию около 300 офицеров [3, с. 331-332]. Комитет «Спасение Бессарабии» действовал гораздо эффективнее; как отмечено, только в Тирасполь он переправил более 1 тыс. офицеров.

      Возможно, с учетом этих результатов у румынских властей возник план: изъять у населения оружие под видом его сбора для Добровольческой армии.

      Проект был одобрен командующим румынскими войсками в Бессарабии генералом Артуром Войтояну. Однако в способность белых восстановить российскую государственность большинство населения Бессарабии не верило, и эта операция по разоружению бессарабцев провалилась [49, с. 39-40]. Комитет «Спасение Бессарабии» по-прежнему намеревался поднять восстание и сдавать оружие не призывал.

      Между тем, признано в докладе сигуранцы, весной и летом 1919 г. работа Комитета «Спасение Бессарабии» в оккупированной области шла «с поразительным успехом». Воодушевленные успехами войск генерала Деникина, участники белого подполья продолжали вербовать пополнение для Добровольческой армии, при этом противодействуя мобилизации молодежи в румынскую армию. В апреле 1919 г. полковник Гагауз устроил в Комрате митинг призывников и «посредством собственных трактовок и точных данных о деятельности румын [в Бессарабии] спровоцировал волнения среди резервистов и воспламенил их против румын...; дело [пропаганды] проводилось настолько интенсивно, что в конце июля 1919 г. вся Бессарабия была предрасположена к прорусским чувствам». Что, впрочем, было обусловлено исторически, национально-политически и социально. Полковника Ф.И. Гагауза коллеги из Комитета «Спасение Бессарабии» спасли от ареста, переправив его за Днестр. /204/

      В июне 1919 г. в Кишинев нелегально прибыл полковник Н.Н. Козлов, как установила впоследствии румынская спецслужба, «шеф отдела военного шпионажа» Добровольческой армии. Он провел ряд бесед с бывшим командиром 55-го Подольского пехотного полка, а затем с начальником штаба молдавских когорт полковником А.А. Гепецким (родственником «умеренно-правого» депутата III и IV Государственных дум от Бессарабской губернии священника Н.Е. Гепецкого) и другим офицером-молдаванином, полковником Сырбу. Они были включены в состав Комитета «Спасение Бессарабии». Гепецкий, как ранее Евреинов, провел переговоры с состоятельными людьми; ему было гарантировано, что деньги будут предоставлены, но с условием, «чтобы о жертвующих лицах знали только Гепецкий и Сырбу». Было решено сформировать в составе Добровольческой армии части русской армии, ранее дислоцированные в Бессарабии. Были назначены их командиры, а участник организации «Спасение Бессарабии» генерал-лейтенант А.В. Геруа по поручению Комитета обратился к румынскому правительству за официальным разрешением бывшим русским офицерам покинуть Бессарабию. По понятным причинам разрешение было Бухарестом дано, но комитет, казалось, перестал быть тайной организацией.

      Полковник генерального штаба российской армии Васильев, направленный в Кишинев командованием Добровольческой армии, в мае 1919 г. пришел к заключению, что «вербовать уже почти некого, кто мог и хотел, те уже выехали в [деникинскую] армию, осталась на месте небольшая группа лиц, тесно связанных с местом семейно или материально. Часть из них не может выехать, ибо румыны уроженцев [Бессарабии] не выпускают, а часть и не хочет никуда ехать» [3, с. 331]. Ситуация была таковой в Кишиневе, но не на периферии. Благодаря полковнику А.А. Гепецкому, располагавшему связями среди офицеров-молдаван, агитация Комитета получила отклик также в уездах. Под воздействием пропаганды участников офицерской организации, социальных и политических причин вербовка добровольцев белым подпольем продолжалась успешно. Поскольку восточный берег Днестра еще был занят красными, «белых» добровольцев переправляли в Тульчу, румынский порт на Дунае.

      Дальнейшая работа Комитета грозила деконспирацией его актива и долго продолжаться не могла. В августе 1919 г., накануне вступления белых в Одессу, Комитет объявил свою деятельность в Бессарабии завершенной и почти в полном составе также убыл в /205/ Тульчу. Однако ключевые его деятели - генерал Евреинов и полковники Лысенко и Сатмалов - остались в Бессарабии. Вероятно, белое подполье продолжило свою работу. Поскольку данных об этом в докладе румынской спецслужбы нет, операцию Комитета «Спасение Бессарабии» по выводу организации из-под ее контроля следует признать успешной.

      Находясь в Тульче, Комитет принял программу дальнейшей работы. До сведения главнокомандующего ВСЮР генерала А.И. Деникина решено было довести оценку политического положения в Бессарабии и предложить ему конкретные меры по подготовке операции по ее освобождению. «Существенное большинство» населения Бессарабии, обоснованно полагало руководство белого подполья, желает воссоединения области с Россией и готово предоставлять для этого «деньги и людей в любом количестве, в каком потребуется». Далее следовало утверждение, что члены Комитета сделали все, чтобы при необходимости начать восстание в тылу румынской армии. Понимая, что силами только самих бессарабцев изгнать румынские войска из Бессарабии вряд ли удастся, они решили обратиться к А.И. Деникину с просьбой о восстановлении русских военных частей, находившихся ранее в Бессарабии. Решено было также «всеми путями добиваться начала военной операции против румын», разумеется, силами ВСЮР.

      В конце августа 1919 г. Комитет «Спасение Бессарабии», погрузив на специально зафрахтованный корабль «Дурустор» 1 тыс. офицеров-бессарабцев, переправленных к этому времени в Тульчу, направился в уже занятую белыми Одессу.

      На территории, контролируемой ВСЮР, Комитет продолжал действовать как политический орган. По прибытии в Одессу полковники Гепецкий и Гагауз выехали в Таганрог в ставку А.И. Деникина. Их доклады о зверствах румын в Бессарабии, отмечено в документе сигуранцы, довели главнокомандующего до слез. В начале сентября Деникин прибыл в Одессу и принял весь состав Комитета «Спасение Бессарабии». С докладами выступили полковники Цепушелов, Сырбу и Куш. «В тот же день, как покончу с Петлюрой, - заверил главнокомандующий ВСЮР, - наши солдаты перейдут рубеж Бессарабии».

      Деятели Комитета получили назначения, позволявшие им влиять на политику деникинского правительства по Бессарабскому вопросу. «Полковник Гепецкий, - отмечено в докладе сигуранцы, - назначен в Министерство иностранных дел для постоянного /206/ информирования этого министерства по делам Бессарабии и их разъяснения иностранным миссиям. Полковник Гепецкий назначен [также] наблюдающим за формированием войск и службой шпионажа в районе Одессы. [Полковник] Гагауз с теми же задачами направлен в район Могилева (Подолия). Полковник Цепушелов с теми же задачами, как и Гепецкий, [прикомандирован] при генерале Шиллинге», главноначальствующем Новороссийской областью и командующем войсками Херсонской и Таврической губерний. Генерал А.В. Геруа возглавил миссию ВСЮР в Бухаресте, а военным комендантом Одессы стал молдаванин полковник Мунтян. На ответственный пост заместителя начальника Бюро информации и пропаганды (ОСВАГ) был назначен уроженец Бессарабии известный петроградский журналист M.H. Бялковский [24, л. 200].

      Для оценки работы А.А. Гепецкого на посту главы контрразведки ВСЮР в Новороссии сопоставим ее с деятельностью его предшественника. В декабре 1918 - апреле 1919 г. интервенты высадили в портах Херсонской губернии до 70 тыс. солдат и офицеров французских, английских и греческих войск, использовали против партизан дислоцированные в Бессарабии румынские войска и польских легионеров. Однако они не смогли помешать большевистскому подполью проводить боевые операции в самой Одессе и формировать партизанские отряды, которые занимали города.

      В феврале 1919 г. начальником контрразведывательного отдела штаба Добровольческой армии Одесского района был назначен мастер политического сыска действительный статский советник В.Г. Орлов, в 1906 г. юридически корректным образом отправивший на каторгу Ф.Э. Дзержинского [28, с. 82], в то время одного из лидеров социал-демократии Польши и Литвы. Под руководством Орлова, одержимого борьбой с большевизмом, белая контрразведка добилась впечатляющих результатов: раскрыла Одесский областной комитет большевиков, типографию подпольной газеты «Коммунист», «Иностранную коллегию» - звено большевистского подполья, которое вело пропаганду среди француз-/207/-ских и других иностранных матросов и солдат, и «красную сеть» разведки ВЧК; были схвачены и казнены руководитель подполья Иван Смирнов» французская коммунистка Жанна-Мари Лябурб и чекист-резидент Георгий Лафар, отравлена завербованная им актриса Вера Холодная, арестованы несколько десятков французских моряков, которые готовили покушение на своего командующего. Подозреваемых в большевизме, признал Орлов в мемуарах, и белые, и французские контрразведчики подвергали пыткам [28, с. 94-97].

      Тем не менее, свою миссию большевистское подполье Новороссии выполнило. Подпольный одесский областком возглавила направленная из Москвы делегат I и II съездов Коммунистической партии Украины 24-летняя Софья Ивановна Соколовская (партийный псевдоним - Елена Кирилловна Светлова). Аресты подпольщиков прекратились. Расширить зону оккупации к северу от линии Тирасполь-Раздельная-Вознесенск-Николаев-Херсон интервентам не удалось из-за партизанско-повстанческой борьбы, организованной большевиками. Севернее этой линии действовало партизанское соединение численностью 2 тыс. бойцов, сформированное участником Тираспольской операции И.Н. Колесниковым. Южнее, вдоль железной дороги Раздельная-Одесса, оперировал отряд под командой Г.И. Котовского численностью 250 бойцов [14, с. 32], а в самой Одессе - боевые группы большевиков. 17 февраля 1919 г. подпольщики подорвали штабной вагон союзных офицеров. Под влиянием агитации большевиков экипажи крупнейших судов французской эскадры взбунтовались и подняли красные флаги, и правительство Франции приняло решение о возвращении французского флота и войск на родину. Из Одессы колонны интервентов уходили с пением «Интернационала». 4 апреля 1919 г., при подходе к городу красных войск, отряды вооруженных рабочих захватили ключевые объекты, в том числе здания контрразведки и полиции [31].

      Пороком белой контрразведки была коррупция. Командование Добровольческой армии пыталось бороться с этим явлением. Но /208/ самым рьяным ревнителем чистоты рядов оказался полковник А.А. Гепецкий. Он полностью обновил штат белой контрразведки в Одессе, причем всех чинов портовой контрразведки арестовал за взяточничество [17]. В рядах белых было немало бывших контрразведчиков российской армии, жандармов, полицейских; вероятно, в новый аппарат контрразведки были набраны не только малоподготовленные сотрудники. Как и Орлов, Гепецкий обладал конспиративным опытом. Однако его политическим приоритетом являлось освобождение Бессарабии, а борьба руководимой им службы против большевистского подполья вызывает вопросы.

      Хотя в занятой белыми Одессе оставалось более 2 тыс. «формальных» членов Коммунистической партии и сотни комсомольцев, массовых арестов белые проводить не стали. Однако С.И. Соколовская, которая летом 1919 г. фактически возглавляла большевистскую администрацию города, лично известная тысячам одесситов, была опознана и схвачена прямо на улице. Версия о том, что ее и других задержанных руководителей одесского подполья «отбили революционные рабочие» [11], представляется сомнительной, но Софья Ивановна вновь оказалась на свободе.

      Руководимое ею большевистское подполье успешно вело организационную работу и издавало газету «Одесский коммунист». «Свежий, еще пахнувший краской номер «Одесского коммуниста», - вспоминала подпольщица P.M. Лучанская, - часто появлялся на письменном столе коменданта города. Обнаружить место, где печаталась газета, деникинцам не удалось. Газета не имела ни одного провала». За полгода подпольщики выпустили 19 номеров газеты; почти открыто работала в Одессе большевистская организация «Красный крест», «партийные коллективы» действовали в профсоюзах. Подпольщикам удавалось проводить многолюдные совещания и устраивать побеги арестованных товарищей. Однако попытки Петра Лазарева, прибывшего в Одессу по заданию Зафронтбюро ЦК КЩб) Украины, организовать в городе и окрестностях подпольные военные отряды закончились провалами. Контрразведка разыскала и расстреляла палача Одесской ЧК, мало кому известную Дору Евлипскую, но якобы не догадывалась о пребывании в городе «знаменитого комиссара» Софьи Соколовской. 2 ноября 1919 г. большевики Одессы провели городскую партийную конференцию, на которой Соколовская выступила с ключевым докладом «О текущем моменте». Совсем неконспиративным образом, прямым голосованием, конференция избрала подпольный горком партии, а затем напра-/209/-вила низовым организациям директивы по работе в тылу у белых [8, с. 203].

      Соколовская вновь была задержана контрразведкой и снова непонятным образом бежала. Других арестов не последовало. В начале декабря 1919 г. она, преодолев линию фронта, прибыла в Москву и приступила к работе в аппарате Коминтерна. Потом редактировала политическую газету «Коммунист». Подпольщики Одессы, схваченные в те месяцы белыми, упоминали в мемуарах о коррупции среди контрразведчиков [8, с. 246], однако редко - об избиениях. Крупных провалов в большевистском подполье не произошло, в уездах благополучно формировались партийные группы большевиков и партизанские отряды. Они налаживали связи, вели пропаганду, собирали оружие [14, с. 40-47], т.е. готовились снова взять власть, однако восстаний, диверсий, террористических актов не устраивали.

      Неужели на Бессарабском фронте между шефом белой контрразведки и руководителем большевистского подполья была достигнута тайная договоренность о перемирии? Вероятно, именно такие подозрения возникли в 1937 г. у следователей НКВД. В 1930-1934 гг.

      С.И. Соколовская - член ЦКК ВКП(б). С 1935 г. она возглавляла киностудию «Мосфильм». Тем не менее 12 октября 1937 г. была арестована по обвинению в шпионаже и участии в контрреволюционной организации. Могла ли в те времена Софья Ивановна рассчитывать на понимание, объяснив следствию и суду суть своей работы в одесском подполье? Вряд ли. 26 августа 1938 г. она была осуждена и расстреляна. В 1956 г. реабилитирована [11].

      Спад военной активности большевиков в Новороссии позволил Гепецкому и Гагаузу сосредоточиться на подготовке операции по освобождению Бессарабии. По предложению деятелей Комитета «Спасение Бессарабии» Деникин отдал секретный приказ о том, чтобы все офицеры-бессарабцы или те, кто ранее служил в частях русской армии, дислоцированных в Бессарабии, немедленно явились в Одессу для зачисления в «бессарабские» части Белой армии. Под командой члена Комитета полковника Н.А. Зеленецкого в Одессе началось формирование 14-й пехотной дивизии, а также 14-й артиллерийской бригады под командованием генерала Надеина. Ко 2 ноября Зеленецкий закончил формирование первого полка. Под видом пограничной стражи на линии Днестра создавались кавалерийские отряды. Войска, предназначенные для военных действий по освобождению Бессарабии, были объединены в Днестровский отряд. В воинских частях и среди населения была развернута пропаган-/210/-дистская подготовка Бессарабской операции. Перспектива войны за освобождение Бессарабии сплотила население против внешнего врага и притупила остроту гражданского конфликта. Располагая контингентом войск численностью всего 13,5 тыс. штыков и сабель, в пять раз меньшим, чем интервенты в начале 1919 г., белые сохраняли контроль над территорией Херсонской и Подольской губерний.

      Деятели Комитета «Спасение Бессарабии» оказались причастны к решению судьбы сформированной из русинов Галицийской армии. В ходе переговоров с правительством Западно-Украинской Народной Республики А.И. Деникин согласился с сохранением Восточно-Галицийской автономии в составе России, и 6 ноября 1919 г. в районе Винницы, где белую контрразведку возглавлял полковник Ф.И. Гагауз, Галицийская армия в полном составе перешла на сторону ВСЮР. По численности (около 50 тыс. чел.) она вчетверо превосходила белые войска в Новороссии. Однако галичане не желали воевать против русских людей - ни против белых, ни против красных [35, с. 233-234]. Кроме того, они были измотаны боями с польскими легионами, больше половины бойцов болели тифом. По распоряжению командования белых галичане были размещены в Балте, Бирзуле, Тирасполе, Раздельной, Одессе. После восстановления боеспособности эти части можно было задействовать в операции по освобождению Бессарабии. Правительство ЗУНР отправилось в Одессу, под надзор А.А. Гепецкого и полковника В.Ф. Цепушелова, начальника отдела контрразведки при штабе генерал-лейтенанта Н.Н. Шиллинга.

      Против представителей деникинской администрации, считавших проведение операции по освобождению Бессарабии до победы белых в гражданской войне нецелесообразным, деятели Комитета «Спасение Бессарабии» действовали решительно. В сентябре и октябре 1919 г. по настоянию полковников Гепецкого и Козлова один за другим были уволены со службы два коменданта гарнизона Одессы -полковники Мунтян и Востросаблин, обвиненные в «румынофи-лии»: полагая, что прежде всего следует победить большевиков, они чинили препятствия формированию «бессарабских» частей. В октябре Комитет «Спасение Бессарабии» обсудил также вопрос о замене генерала А.В. Геруа, представлявшего ВСЮР в Бухаресте, генералом В.И. Гурко, поскольку первый также не считал вопрос об освобождении Бессарабии первоочередным.

      Осложнить военно-политическую обстановку в Новороссии и тем самым затруднить проведение Бессарабской операции грозили действия начальника контрразведки Одессы Кирпичникова. Его /211/ ниями к декабрю 1919 г. были заключены в тюрьму 1 075 человек, в том числе 800 - за принадлежность к левым партиям (сюда вошли и сочувствующие им). Схваченные контрразведчиками ранее руководитель разведывательного отдела Военно-революционного штаба одесского подполья А. Хворостин, П. Лазарев и секретарь Союза металлистов Горбатов были расстреляны [18, с. 119]. Тем самым Кирпичников нарушил тайную договоренность Гепецкого с большевистским подпольем. После этих казней восстановить былое доверие шеф контрразведки Новороссии мог только одним способом. И Кирпичников был убит.

      Согласно одной из версий, убийство совершили подпольщики, по другой - бойцы партизанского отряда Жоржа Белого. Но ветераны одесского подполья заслугу ликвидации Кирпичникова себе не приписывали. Абсурдную версию выдвинул в эмиграции Н.Н. Козлов: чиновник-коррупционер (по другой версии - полковник) был приговорен к расстрелу на собрании сотрудников белогвардейских и английской спецслужб [13, с. 9]. Однако британских войск и военного флота в то время в Одессе не было, а убийство контрразведчиками своего шефа за вымогание взяток не имеет прецедентов в истории гражданской войны. Но случайно ли упомянул Козлов о совещании контрразведчиков? Глава деникинской разведки намекал на причастность к ликвидации Кирпичникова его начальника - полковника А.А. Гепецкого. Или начальника военной контрразведки полковника В.Ф. Цепушелова?

      Белые разгромили войска Симона Петлюры и отбросили их за линию, контролируемую польской армией. Однако на антибольшевистском фронте ВСЮР начали терпеть поражения. В ноябре 1919 г. части, подготовленные белыми для операции по освобождению Бессарабии, деникинское командование перебросило на борьбу против Красной армии. Положения на фронте эта мера не изменила, но восстановленная военная опора Комитета «Спасение Бессарабии» на линии Днестра была потеряна вторично.

      Руководство Комитета было намерено продолжить борьбу за освобождение Бессарабии и после поражения Добровольческой армии. Полковник Гепецкий запросил у белого командования на нужды бессарабского подполья крупную сумму - 12 млн руб. В начале января 1920 г. эти деньги поступили в распоряжение Комитета. В последние недели существования белой власти в Одессе и левобережном Поднестровье члены Комитета и сотрудники Гепецкого подбирали агентов для направления в Бессарабию с задачей продолжить /212/ работу, начатую в 1918 г. Деятельность эта была прервана 13 февраля 1920 г., когда войска Красной армии вновь вошли в Тирасполь.

      Приказ о расстреле политзаключенных, отданный командованием ВСЮР в Одессе, выполнен не был. Подразделение белых, якобы присланное из Киева охранять тюрьму и, видимо, выполнить этот приказ, выпустило заключенных и сложило оружие еще до прибытия красных войск [8, с. 210]. Остались живы и дождались освобождения города и арестованные белой контрразведкой чекисты [18, с. 119]. Что это было: упущение контрразведчиков или услуга, оказанная А.А. Гепецким большевикам? Скорее, второе.

      Румынское правительство отказалось пропустить в Бессарабию отступающие войска ВСЮР. Эти части, в том числе обоз с 7 тыс. раненых и беженцев, были вынуждены совершить под командой генерал-лейтенанта Н.Э. Бредова тяжелый 14-дневный переход вдоль Днестра от Овидиополя и Тирасполя до Новой Ушицы, где были разоружены польскими войсками. Красные этому переходу практически не препятствовали. Укомплектованная преимущественно уроженцами Бессарабии кавалерийская бригада под командой Г.И. Котовского дождалась прохождения «бредовской» колонны и только после этого вступила в Тирасполь. «Красному генералу» Котовскому, широко известному со времен революции 1905-1907 гг., верили даже белые. Находившиеся в с. Сук лея, на окраине города 7,5 тыс. солдат и офицеров ВСЮР сложили оружие перед его бригадой численностью всего в 500 бойцов. Белым выдали соответствующие справки и распустили их по домам. А в Бессарабии белое подполье создало полулегальную «Бессарабскую монархическую организацию», руководимую генерал-лейтенантом Е.А. Леонтовичем [49, с. 103-105].

      С румынской оккупацией Бессарабии не смирились не только красные, но и белые. Общей целью основных участников гражданской войны на Днестре стало воссоединение области с Россией. Для решения этой задачи белые негласно взаимодействовали с красными. В 1918-1920 гг. Комитет «Спасение /213/ Бессарабии», как и большевистское подполье, готовил в Бессарабии освободительное восстание. Свою политическую и организационную работу он проводил последовательно и в тактическом плане успешно. Участники организации оказали поддержку Хотинскому восстанию и приняли участие в Бендерском восстании, организованном большевиками. Также они готовили операцию войск ВСЮР по освобождению области. Достичь своей конечной цели Комитет «Спасение Бессарабии» не смог вследствие поражения белых в гражданской войне.

      ЛИТЕРАТУРА

      1. Алфавитный список дворянских родов Бессарабской губернии, внесенных в дворянскую родословную книгу (1821-1916). Режим доступа: http://www.bessarabia.ru/dvorl.htm
      2. Вертело Анри. Режим доступа: http://dic.academic.ru/dic.nsf/ ruwiki/1729857
      3. Борьба трудящихся Молдавии против интервентов и внутренней контрреволюции в 1917-1920 гг. Сборник документов и материалов. Кишинев, 1967.
      4. В суматохе 1919 года. В кн.: Полушин В. Тирасполь на грани столетий. Кн. 2. Тирасполь, 1996.
      5. Воспоминания участника восстания. Режим доступа: https:// gvizdivtsi.org.ua/
      6. Гавриил (Чепур). Режим доступа: https://ru.wikipedia.org/wiki/ Гавриил (Чепур)
      7. Гагауз Федор Иванович. Режим доступа: http://regiment.ru/bio/G/ 438.htm.
      8. Героическое подполье. В тылу деникинской армии. Воспоминания. М., 1975.
      9. Геруа Александр Владимирович. Режим доступа: http://dic.academic. ru/dic.nsf/ruwiki/321052
      10. Греков Александр Петрович. Режим доступа: http://www.grwar. ru/persons/persons.html?id=1026
      11. Елена Кирилловна Соколовская: женщина в русской революции. Режим доступа: http://krasnaya-zastava.ru/wiki/index.php
      12. Журьяри Георгий Александрович. Режим доступа: http://www.grwar.ru/persons/persons. html?id=7012.
      13. Зинько Ф.З. Кое-что из истории одесской ЧК. Одесса, 1998.
      14. Иванова З.М. Левобережные районы Молдавии в 1918-1924 гг. (Исторический очерк). Кишинев, 1979.
      15. История Молдовы. Т. III. Молдавия в новейшее время (1917 - начало XXI века). Кишинев, 2016. /214/
      16. История Приднестровской Молдавской Республики. Т. 2. Ч. 1. Тирасполь, 2001.
      17. Кадры белогвардейской контрразведки. Режим доступа: http:// www. autovipclub. г u/forum/showthread .php?t=3161
      18. Кирмель H.C. Спецслужбы Белого движения. 1918-1922. Контрразведка. М, 2013.
      19. Леонтович Евгений Александрович. Режим доступа: http://pskov-grad.ru/war/pervaya-mirovaya-vojna/27442-leontovich-evgeniy-aleksandrovich.html
      20. Милюков Павел Николаевич. Режим доступа: https://ru.wikipedia. org/wiki/ Милюков_ Павел_Николаевич
      21. Назария С.М. Бессарабский вопрос в эпоху мировых войн и его интерпретации в историографии: от возникновения до Парижских мирных договоров (1917-1947). Кишинэу, 2018.
      22. Национальный архив Республики Молдова (НАРМ). Ф. 679. On. 1. Д. 4929.
      23. НАРМ. Ф. 679. On. 1. Д. 4929.
      24. НАРМ. Ф. 680. On. 1. Д. 3401.
      25. НАРМ. Ф. 680. Оп.1. Д. 3993.
      26. «Натиск на Восток»: агрессивный румынизм с начала XX века по настоящее время. Сборник статей, документов и воспоминаний. Бендеры, 2011.
      27. Новохатский М. Путь в легенду. Очерк жизни Г.И. Котовского. Кишинев, 1976.
      28. Орлов В.Г. Двойной агент. Записки русского контрразведчика. М., 1998.
      29. Подольский 55-й пехотный полк. Режим доступа: https://ru. wikipedia.org/wiki/nofloabCKHfi_55-fi_nexoTHbifi_mwiK
      30. Процесс 108-ми. В кн.: Советская Молдавия. Краткая энциклопедия. Кишинев, 1982.
      31. Пученков А.С. «Большой город дает возможность развернуться»: из истории французской интервенции в Одессе. Режим доступа: https:// cyberleninka.ru/article/n/bolshoy-gorod-daet-vozmozhnost-razvernutsya-iz-istorii-frantsuzskoy-interventsii-v-odesse
      32. Русское поле. Кишинев, 2010. № 1.
      33. Советско-румынские договоры. Режим доступа: http://www.live-internet.ru/users/5016459/post233385474/
      34. Стати В. История Молдовы. Кишинев, 2014.
      35. Суляк С. Осколки Святой Руси: Очерки этнической истории рус-наков Молдавии. Кишинев, 2004.
      36. Тарнакин В., Соловьева Т. Дети Карла Шмидта. Режим доступа: https://orasulmeuchisinau.wordpress.com/2009/12/10/
      37. Тиховская О. Бессарабский, безответный? // Русское слово. 2017. № 3. /215/
      38. Фьодоров Г.К. Режим де репрессий сынжероасе. Кишинэу, 1973.
      39. Хотинское восстание. Режим доступа: http://mirznanii.eom/a/ 346727/khotinskoe-vosstanie
      40. Хотинское восстание. Сборник документов и материалов. Кишинев, 1976.
      41. Хотинское восстание: воспоминания Адажия Н.Л. Режим доступа: https://ukrkovcheg.org.ua/xoTHHCKoe-BoccTaHHe-BocnoMHHaHHH-afl/
      42. Цыпин В. История Русской Церкви. Т. 9. М., 1997. Режим доступа: http:// www.sedmitza.ru/index. html?sid = 247&did = 3526&p_ comment=history
      43. Широкорад А.Б. Утерянные земли России. Отколовшиеся республики. М., 2007.
      44. Шорников П. Голосование под угрозой штыков // Русское слово. 2018. № 14.
      45. Шорников П. Иеремия Чекан, священник и общественный деятель. В сб.: Покровские чтения. Кн. 11. Тирасполь, 2010.
      46. Шорников П. Павел Ткаченко во главе бессарабского подполья // Русин. 2008. № 1-2.
      47. Шорников П. Тираспольская база офицерской организации «Спасение Бессарабии». 1918-1920. // Общественная мысль Приднестровья. 2012. № 1.
      48. Шорников П.М. Белые и красные на Днестре: саботаж гражданской войны? // Русин. 2014. № 4.
      49. Шорников П.М. Бессарабский фронт. (1918-1940 гг.). Тирасполь, 2011.
      50. Шорников П.М. Досье подвижника. Общественная деятельность Иеремии Чекана по материалам румынской тайной полиции // Русский альбом. Кишинев, 2002. Вып. 7.
      51. Шорников П.М. Народное православие в Молдавии. Очерки истории. Тирасполь, 2018.
      52. Ясское совещание. Режим доступа: https://ru.wikipedia.org/wiki/ Ясское_совещание
      53. Ghibu О. Trei ani ре frontul basarabean. Bucure§ti, 1996.
      54. “Unirea” §i evenimentele anului 1918 din Republuca Moldoveneasca in documentele Siguranjei §i Armatei RomBne. Chisinau, 2018. /216/

      Приднестровье в 1914-1920-е годы: взгляд через столетие: Сборник докладов научно-практических конференций. Тирасполь, 2021. С. 181-216.
    • Шорников П.М. Подготовка правительством Румынии аннексии Бессарабии на завершающем этапе Первой мировой войны// Приднестровье в 1914-1920-е годы: взгляд через столетие: Сборник докладов научно-практических конференций. Тирасполь, 2021. С.28-45. С. 144-160
      Автор: Военкомуезд
      П.М. ШОРНИКОВ,
      канд. ист. наук (г. Тирасполь)

      ПОДГОТОВКА ПРАВИТЕЛЬСТВОМ РУМЫНИИ АННЕКСИИ БЕССАРАБИИ НА ЗАВЕРШАЮЩЕМ ЭТАПЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

      Аннотация: Статья посвящена характеристике предыстории аннексии Бессарабии королевской Румынией в 1917 - начале 1918 гг. Раскрыта деятельность Молдавской национальной партии, Молдавской прогрессивной партии, Сфатул Цэрий, румынской резидентуры по подготовке вооруженной интервенции румынских войск в Бессарабскую губернию и дальнейшей ее аннексии королевской Румынией.

      Ключевые слова: Молдавская национальная партия, Молдавская прогрессивная партия, Сфатул Цэрий, аннексия, Румыния.

      Распространенным методологическим пороком современной историографии Молдавии является рассмотрение событий переломных 1917-1918 гг. вне исторического контекста, как обусловленных только внутренними социально-экономическими причинами. Между тем, в научном обороте находится достаточное количество источников, свидетельствующих об активном вмешательстве в политическую борьбу, развернувшуюся в Бессарабии после падения царской власти, королевского правительства Румынии. Иностранное влияние на ход событий заслуживает специального рассмотрения.

      У политического класса Румынского королевства уже в конце XIX в. имелись территориальные претензии к соседним странам, в том числе к России. В первые годы XX в. секретная служба Бухареста пыталась инициировать среди молдаван, составлявших /144/ половину населения Бессарабии, движение за ее присоединение к Румынии. Накануне и в период революции 1905-1907 гг. центральную роль в подрывной операции сыграл молдаванин-эмигрант, писатель Константин Стере. Ему удалось привлечь к прорумынской «национально-культурной» деятельности нескольких лиц и выпустить шесть номеров газеты «Басарабия», в которой он огласил идею автономизации области.

      В период Первой мировой войны на страницах финансируемой из Румынии кишиневской газеты «Кувынт молдовенеск» публиковались явно антироссийские материалы [12, с. 202-215; 13, с. 28-44]. Однако молдавское национально-культурное движение стояло на позициях российского патриотизма, а его деятели, подобно поэту и историку Алексею Матеевичу, с начала войны находились в действующей армии.

      Губерния являлась тылом войск русского Юго-Западного фронта. Значительная часть мужского населения была призвана в армию. Общая численность мобилизованных в 1914-1917 гг. достигла 256 тыс. человек, 10,4% всего населения губернии. Участвуя в боевых действиях, уроженцы Бессарабии проявляли храбрость и мужество, преданность Российскому государству; дезертиров было немного [6, с. 105; 2, с. 286-289]. Массовый характер носили также трудовые мобилизации.

      Население оставалось лояльным существующей власти. В политическом обзоре за октябрь 1915 - февраль 1916 гг., составленном губернским жандармским управлением, отмечено: «...ввиду постройки в северной части губернии целого ряда укреплений военным начальством требуется значительное количество в несколько десятков тысяч рабочих и тысячи подвод со всей территории губернии. Не было случая отклонения от исполнения сего или сопротивления при нарядах и отправлении этой массы, часто следующей на места работы по железной дороге в полном порядке и почти без надзора. Плохая организация этого дела на месте работы, когда тысячи людей по два-три дня ждут нарядов под открытым небом, /145/ в степи, вызывает лишь пассивный протест путем бегства на место жительства, но, возвращаемые полицией обратно, беглецы безропотно являются на места работы даже одиночным порядком» [6, с. 105-107].

      Военные нужды стимулировали подъем ряда отраслей промышленности. Было проложено до 400 верст железнодорожных линий, общая протяженность железнодорожных путей удвоилась. Быстро развивался Бендерский железнодорожный узел. К лету 1917 г. Бендерский участок тяги располагал 253 паровозами, его паровозный парк почти равнялся Киевскому и Одесскому, вместе взятым. Большое развитие получила ремонтная база. В Килии и Бендерах были построены или реконструированы судоремонтные мастерские. В мастерских Килии работало 600 рабочих и солдат, а в Рени при мастерских возник целый рабочий поселок. Подъем переживали мукомольная промышленность, винокурение и переработка табака, кожевенное и обувное производства, деревообработка. Однако половина крупных предприятий закрылась из-за нехватки сырья и топлива [6, с. 103-104]. Социальная напряженность в губернии, как и в стране в целом, возрастала.

      Угроза превращения Бессарабии в театр военных действий возникла осенью 1916 г., когда в войну на стороне Антанты вступила Румыния. Австро-венгерская армия, в июле-августе потерпевшая поражение на полях Галиции от русских войск под командованием генерала А.А. Брусилова, отыгралась на более слабом противнике. В течение 100 дней она разгромила румынскую армию, захватила Бухарест и большую часть Румынии [16, р. 296-297]. Бессарабию наводнили румынские беженцы. Спешно создав Румынский фронт, российское командование остановило наступление противника в Пруто-Карпатской Молдавии. На фронте продолжалась позиционная война, а королевское правительство обосновалось в Яссах и, опираясь на помощь России, приступило к воссозданию румынской армии. То обстоятельство, что русские войска спасли румынскую государственность, не помешало правящим кругам страны вспомнить о территориальных притязаниях к России. В феврале 1917 г., когда в России началась революция, королевское правительство вмешалось во внутренние дела союзного государства.

      К этому времени 80% территории Румынии были оккупированы австро-германскими войсками, а румынская армия разгромлена. Королевское правительство всецело зависело от России. «Если мы имеем кусок хлеба на столе, - говорил премьер-министр Братиану, - /146/ он идет к нам из России! Если есть у нас оружие, которым мы еще удерживаем фронт, - оно поступает к нам из России! Если есть еще в госпиталях для раненых какие-то медикаменты или пакет ваты - все они идут из России. К несчастью, мы сегодня живем из милости России!».

      Тем не менее уже в декабре 1916 г. по поручению премьера была проведена политическая рекогносцировка. Из Ясс выехал в Бессарабию участник румынского национального движения в Трансильвании Онисифор Гибу. «Я не отправился в Бессарабию в качестве беженца, - вспоминает он, - а поехал с точно разработанным планом... Нельзя было заниматься национальной политикой в Бессарабии, - пишет далее мемуарист, - без директив тех, кто отвечает за саму судьбу нации». Перед отъездом в Бессарабию О. Гибу принимали в Яссах премьер-министр И. Братиану, начальник генштаба румынской армии генерал К. Презан, министры Т. Ионеску, О. Гога, Н. Иорга и др.

      К моменту падения царской власти молдавских националистических организаций с фиксированным членством и политической программой в Бессарабии не существовало. Отсутствовали и сепаратистские тенденции. «Революция, - признал в 1930-е гг. историк Шт. Чобану, - застала бессарабских молдаван еще менее подготовленными к ней, чем другие народы России». «Молдавский народ, - отметил другой деятель того времени, Г. Пынтя, - не был готов к этим великим переменам и национальным реформам» [4, с. 9]. Крестьянство Бессарабии стремилось к переделу земли. Правительство Румынии попыталось использовать в своих интересах провозглашенный революцией лозунг права наций на самоопределение «вплоть до отделения». «Великая русская революция, провозгласившая принцип права народов самим решать свою судьбу, - полагал О. Гибу, - логически вела к идее присоединения Бессарабии к румынскому стволу» [14, р. 40-41]. Нарастающая в России революционная смута внушила правящим кругам Румынии уверенность в успехе операции по политической подготовке аннексии Бессарабии. /147/

      Вторично О. Гибу, отметим эту странность - подданный Австро-Венгрии, с которой Россия и Румыния вели войну, - прибыл в Кишинев 12 марта 1917 г., после свержения царя, в качестве «делегата» Министерства культов Румынии. 5 апреля при содействии редактора газеты «Кувынт молдовенеск» Пантелеймона Халиппы эмиссар собрал полтора десятка небезызвестных в городе лиц: отставного генерала Донича, помещиков П. Горе и В. Херцу (немца), юристов И. Пеливана, Т. Ионку, С. Мурафу, священнослужителей Гурия и К. Партение и др., по его словам, «бессарабских интеллигентов, думавших воспользоваться новой революцией» в личных целях, и объявил об учреждении Молдавской национальной партии (далее - МНП). Румынский резидент снабдил «молдавскую» партию проектом программы. Увязывая деятельность МНП с интересами текущей политики Румынии, он обязывал партию поддержать лозунг войны до победного конца. Другим лозунгом, подлежавшим продвижению, стал лозунг автономизации Бессарабии; в ее осуществлении румынская сторона усматривала прелюдию отделения области от России [14, р. 95, 111]. Обеспечивая румынскому правительству организационный контроль над МНП, ключевой пост «секретаря для заседаний» занял сам О. Гибу. Председателем МНП участники заседания заочно провозгласили уроженца Трансильвании помещика Василе Строеску, проживавшего в Одессе, старого и больного человека. Пост «генерального секретаря» МНП получил П. Халиппа. В ноябре 1917 г. румынский министр Г. Мырзеску квалифицировал Халиппу как «агента Стере», который выполнял задания румынской разведки. Другим агентом К. Стере была, по утверждению министра, активистка МНП Елена Алистар.

      «Команда МНП» была не единственной ставкой румынской спецслужбы. В марте 1917 г. в Петроград были вызваны с фронта несколько десятков солдат и офицеров-молдаван. После двухмесячной политической подготовки «Петроградская группа» (47 человек), руководимая преподавателем коммерческого училища, членом Петроградского Совета Иваном Инкульцом, а /148/ также приват-доцентами Пантелеймоном Ерханом и Александром Болдуром, была направлена в Бессарабию с задачей «углублять революцию». За ее спиной, по утверждению Инкульца, стояли румынский посол в России К. Диаманди и сам глава Временного правительства А.Ф. Керенский [15, р. 9-10]. Если Ерхана и Болдура румынская спецслужба, похоже, использовала втемную, то Инкулец свою революционную карьеру, несомненно, делал по ее заданию. Иначе он не был бы спустя всего несколько месяцев включен в состав румынского правительства. В Севастополе, где проходили службу несколько тысяч солдат, матросов и офицеров-молдаван, не без влияния офицеров комитета стоявших там румынских кораблей образовалась еще одна молдавская националистическая группа. И, наконец, в середине марта 1917 г. в Одессе, на курсах переводчиков при разведывательном отделе I штаба военного округа, где обучались около 100 солдат-молдаван, был учрежден Организационный комитет Молдавской прогрессивной партии (далее - МПП) во главе с начальником курсов штабс-капитаном Эммануилом Катели [4, с. 19, 52].

      Органы политического сыска были в России разгромлены, но военная контрразведка сохранилась и, несомненно, была в курсе румынских происков. Однако установившееся в России двоевластие гарантировало исполнителям подрывной работы безопасность, а сотрудничество с О. Гибу - легкий заработок. Деньги у резидента имелись. Октавиан Гога, прибыв по заданию генерального штаба румынской армии в Кишинев, передал ему огром-/149/-ную сумму в 20 тыс. руб. Кроме того, деньги поступали через В. Строеску. На эти средства О. Гибу учредил ряд печатных органов. Центральным органом МНП стала выходившая с 1915 г. газета «Кувынт молдовенеск». При посредстве группы румынских беженцев Гибу учредил в Кишиневе «панрумынский» еженедельник «Ардялул» и журнал «Шкоала молдовеняскэ», а для распространения в русских войсках - газету «Солдатул молдован». В Киеве был налажен выпуск газеты «Ромыния Маре», а в Одессе - двух газет: для солдат-молдаван - «Депеша», для румынских беженцев - «Лупта». Вся эта пресса пыталась направить критику царского режима в антирусское русло, пропагандировала латинскую графику, а главное, формировала актив, ориентированный на Румынию. На проходивших весной и летом 1917 г. в Кишиневе съездах, конференциях, собраниях, а также в печати члены «команды МНП» пропагандировали лишь идею автономии Бессарабии. На учительском съезде 10 апреля 1917 г. учитель И. Буздыга (впоследствии - Буздуган) озвучил доклад, написанный О. Гибу и выдержанный в антирусском духе. Подобным образом выступил на съезде и П. Халиппа. Однако отклика среди учителей их тезисы не нашли.

      На съезде молдавских учителей 25-28 мая румынский резидент устами того же Буздыги поставил вопрос о переводе молдавской письменности на латинскую графику. Несмотря на поддержку Халиппы и других членов МНП, предложение было встречено протестами. Против этой идеи высказались и участники курсов повышения квалификации учителей. И только Молдавская школьная комиссия при губернском земстве, состоявшая из членов МНП, проголосовала за латинскую графику. Из активистов МНП Гибу учредил «Ассоциацию бессарабских учителей» и - практически из тех же лиц - «Общество за культуру румын в Бессарабии». С целью привития учителям-молдаванам румынского национального сознания он от имени «Ассоциации» организовал в Кишиневе курсы румынского языка. Из их участников преподаватели-румыны и сам резидент вербовали подручных. «Обществу» резидент передал доставленную из Румынии типографию с латинским шрифтом, и подручные резидента начали печатать латиницей учебники для молдавских школ. Однако учительство не приняло смены графики. В 1917-1918 учебном году обучение письму и преподавание в молдавских школах велось на кириллице.

      Опасаясь отрыва Бессарабии от России, молдавское крестьянство отвергало идею автономизации края. «Самым мощным их оружием, - сообщали о своих противниках - молдавских патриотах эмиссары /150/ МНП в Бельцком уезде, - является убеждение крестьян, что мы (молдавская партия) куплены боярами и желаем вновь навязать им [крестьянам] королей или присоединить Бессарабию к Румынии». Крестьяне-молдаване срывали принятие выдвигаемых членами МНП предложений автономистского толка и добивались принятия анти-автономистских резолюций. На съезде аграриев в Оргееве крестьяне произносили «речи о недоверии к Молдавской национальной партии, отказывались от автономии, видя в ней желание отделиться от России». В пределах Российской демократической республики, записано в резолюции крестьянского съезда в Бельцах, Бессарабии не нужно никакой автономии. «Молдавское население, - говорилось в телеграмме, направленной Временному правительству крестьянами села Устье Криулянской волости, - считает гибельным для Бессарабии выделение ее в особую политическую единицу, признавая, что только полное слияние Бессарабии с демократически управляемой великой Россией поможет процветанию нашего края и всего его населения, без различия национальностей» [1, с. 43]. Политический эффект деятельности МНП, как вскоре показали выборы в Учредительное собрание, был близок к нулю.

      Результативнее действовали члены «Петроградской группы», политически более подготовленные, чем провинциалы из «команды МНП». Выступая с позиций интернационализма и российского патриотизма, поддерживая требования крестьянства, Ерхан, Инкулец и некоторые из их спутников уже летом 1917 г. стали играть ведущие роли в губернском исполнительном комитете, исполкоме Совета крестьянских депутатов Бессарабии, в губернском земстве и других организациях. Казалось, они захватили руководство молдавским национальным движением. Но связывать свою политическую судьбу с вопросом об автономизации Бессарабии они не желали. Сдвиг в общественном мнении по этому вопросу произошел под влиянием Киева. 10 июня 1917 г. Центральная Рада приняла декларацию об автономии Украины. 6 июля Рада потребовала включения в состав Украины Бессарабской губернии. Прекрасно уживаясь с русинами и малороссами, молдаване и другие национальные сообщества Бессарабии не желали оказаться под властью украинских националистов. Кишиневский Совет рабочих и солдатских депутатов, Советы крестьянских депутатов, губернский исполнительный комитет, земские организации, бессарабские организации кадетов, трудовой народно-социалистической партии, МПП, молдавские организации в армии и представители общественных организаций национальных /151/ меньшинств, даже лица, выступавшие от имени местных украинцев, осудили притязания Рады на Бессарабию [4, с. 93, 110]. Спасением от диктата Рады представлялась автономизация Бессарабии.

      В июле 1917 г., после провала «наступления Керенского» в районе Луцка, австро-венгерские войска заняли Черновцы. Угроза оккупации нависла над севером Бессарабии. Однако в сражении при селе Мэрэшть в Южной Буковине войска 4-й русской и 2-й румынской армий, предприняв контрнаступление, добились тактического успеха и сорвали подготовленное к этому времени наступление противника. В августе в боях, вошедших в румынскую историю как сражение при Мэрэшешть, румынские и русские войска отразили наступление 12 германских и австро-венгерских дивизий. Попытка противника завершить оккупацию Румынии и вывести королевство из войны была сорвана [16, р. 300]. В конце августа-сентябре 1917 г. на Румынском фронте продолжались кровопролитные бои, тем не менее стойкость, проявленная румынами под Мэрэшть и Мэрэшешть, показала, что румынская армия обрела боеспособность. Осознание этого обстоятельства побудило королевское правительство к активизации операции в Бессарабии.

      В ее проведении были задействованы пять министерств и Генеральный штаб румынской армии. «Пятую колонну» Румынии в Бессарабии составляли в основном не молдаване, а румыны. К августу 1917 г. от имени МНП идеологию румынизма насаждали в Бессарабии более 800 беженцев из Румынии -учителей, священников и других интеллигентов, в основном трансильванцы. Они сознавали, что участвуют в заговоре. «Я уже давно нахожусь в Бессарабии, вместе с другими, местными, мы готовим важные события, которые произойдут в ближайшем будущем», - сообщал своему другу в Румынию профессор Мургоч. «Ардялъские интеллигенты, - подчеркнул Гибу в своих воспоминаниях, - выступили инициаторами и участниками движения за отделение Бессарабии от /152/ России и ее объединение с Румынией». Это было не только его мнение. Трансильванцы, отмечал в 1918 г. румынский министр Константин Арджетояну, были единственными сеятелями румынизма в Бессарабии [14, с. 247, 588].

      Действительно, антироссийский сепаратизм в Бессарабии отсутствовал. В ходе общественной дискуссии, спровоцированной конфликтом с Киевом, в обществе было достигнуто согласие о создании автономии; о решении этого вопроса без плебисцита, по согласию «авторитетных общественных групп»; о представительстве в ее законодательном собрании всех национальных сообществ Бессарабии. Продолжались споры по вопросу о форме автономии, пределах компетенции ее органов и т.п. Однако автономистское движение все же не приобрело характера движения народного. Даже бессарабские приверженцы «свободного устройства наций» полагали, что «движение к автономии носит в Бессарабии интеллигентский характер, что молдаване в массе своей чужды ему». В дни наступления австро-германских войск на Румынском фронте, начатого в июле 1917 г., молдавские военные организации обратились к солдатам и офицерам-молдаванам с призывом не слушать тех, кто разлагает армию, стойко защищать Свободную Россию и Бессарабию [4, с. 128]. Таким образом, общественное согласие на автономизацию губернии не означало принятия курса на отрыв губернии от России.

      Осенью 1917 г. в России развернулось крестьянское движение. В Бессарабии крестьяне вопреки протестам и угрозам властей, призывам МНП и других партий и организаций также громили имения помещиков, делили помещичью землю и собственность; чтобы предотвратить возвращение владельцев, сжигали жилые и хозяйственные постройки. Под предлогом необходимости пресечь анархию Временное правительство приступило к формированию национальных воинских частей - латышских, польских, украинских, молдавских и др. Эта мера создавала для целостности страны гораздо большую угрозу, чем подрывная работа противника и «союзников». Поскольку личный состав таких частей получал возможность неопределенно долгое время избегать участия в боевых действиях, отзыв «национальных» солдат и офицеров с фронта разжигал в армии национальный антагонизм, ускорял ее разложение. В съезде, состоявшемся в Кишиневе 20-27 октября 1917 г. с согласия А.Ф. Керенского и при содействии начальника штаба Румынского фронта генерала Д.Г. Щербачева, приняли участие около 600 солдат и офицеров-молдаван. Они поддержали требования о «национализации» /153/ армии и «автономизации» Бессарабии, а также решение об образовании Краевого Совета (Сфатул Цэрий), приняли резолюцию о признании федерации единственно приемлемой формой государственного устройства России. Кишиневский съезд был звеном общероссийской операции по развалу армии и государства. В те же дни с подобной повесткой дня в Киеве был проведен Всероссийский военно-украинский съезд, принявший сходные решения [14, р. 417-419].

      25 октября власть в Петрограде взяли большевики. Одним из первых они приняли декрет «О праве наций на самоопределение». Препятствий воссозданию молдавской государственности не предвиделось. Стремясь расставить в ее руководстве своих людей, румынская агентура законспирировала работу по выполнению решений военно-молдавского съезда, поручив эту работу комиссии в составе И. Инкульца, П. Ерхана, П. Халиппы и двоих политически малоопытных военных. Однако и в этом составе комиссия не принимала мер по сепарации Бессарабии. Учредительный съезд Сфатул Цэрий был назначен на 21 ноября 1917 г. по инициативе О. Гибу. Извещение об этом было опубликовано только в органе трансильванских беженцев газете «Ардялул». 20 ноября резидент провел в комиссии решение о том, что к избранию председателем Сфатул Цэрий будет рекомендован член «команды МНП» И.В. Пеливан, шовинист и русофоб. «Я ушел с заседания, - признал О. Гибу в мемуарах, - будучи доволен тем, что Сфатул Цэрий будет иметь соответствующего председателя».

      Однако после его ухода пришли представители национальных меньшинств и запротестовали. Деятели «Петроградской группы» охотно пересмотрели принятое решение. На первом же заседании Краевого Совета по предложению П.В. Ерхана председателем Сфатул Цэрий был избран И.К. Инкулец [14, р. 436]. Члены Краевого Совета, представлявшие 29 общественных организаций, предпочли члена Петроградского Совета. «Генерального секретаря» МНП П. Халиппу избрали всего лишь вице-председателем Сфатул Цэрий. Вероятно, О. Гибу был не главным закулисным дирижером подрывной опера-/154/-28 ноября Сфатул Цэрий объявил себя «верховной властью в Бессарабии до созыва Бессарабского народного собрания». Его исполнительным органом стал Совет генеральных директоров. Таким образом, к концу ноября 1917 г. Бессарабия располагала законодательным собранием (Сфатул Цэрий), правительством (Совет генеральных директоров), вооруженными силами (молдавские полки). 13-15 ноября в Бессарабии, как и во всей России, состоялись выборы в Учредительное собрание. Набрав всего 2,2% голосов, МНП не смогла провести в Учредительное собрание ни одного своего кандидата. Однако по списку Совета крестьянских депутатов мандаты завоевали молдаване И.К. Инкулец, П.В. Ерхан, Т.В. Которое, В.М. Рудьев и, возможно, Ф.П. Кожухарь [3, с. 51-52]. Для Халиппы и других деятелей МНП единственный шанс удержаться на политической арене заключался в образовании молдавской государственности. 2 декабря Сфатул Цэрий провозгласил создание Молдавской Народной Республики (далее - МНР) в составе федеративной России. По предложению И.К. Инкульца ее правительство возглавил П.В. Ерхан. Таким образом, власть оказалась в руках лиц, направленных в Бессарабию при участии А.Ф. Керенского. Однако Временное правительство уже было свергнуто, а главное, у И. Инкульца имелись и другие хозяева, в Яссах. По этой причине политический инструмент в его лице обрело правительство Румынии.

      Стремясь рассорить молдаван с украинцами и создать рычаг давления на Киев, румынская агентура предъявила от имени Сфатул Цэрий территориальные претензии Украине. В составе Краевого Совета для «заднестровских» молдаван были зарезервированы 10 мест. 17 декабря 1917 г. О. Гибу, П. Халиппа и еще двое активистов МНП выехали в Тирасполь и вместе с несколькими военными и учителями, прошедшими в июне-июле в Кишиневе курсы «языковой» и политической переподготовки, инсценировали съезд «заднестровских» молдаван. Участвовали примерно 50 человек: крестьяне из ближних сел, 15 солдат-трансильванцев, несколько интеллигентов. Проект резолюции, составленный О. Гибу, включал требования об обеспечении школьного обучения, богослужения, судопроизводства и медицинского обслуживания на молдавском языке. Резидент подсказал участникам «съезда» также пункт о переводе молдавской письменности на латинскую (не румынскую!) графику [14, р. 467-485].

      Правительство большевиков пыталось вывести Россию из войны, а в Яссах зрело решение спасти румынскую монархию путем капитуляции; 26 ноября 1917 г. румынское правительство заключило /155/ в Фокшанах перемирие со странами германского блока. Представители Франции и Англии, взявших курс на разжигание гражданской войны в России, поддержали намерение королевского двора удалить русские войска, сражавшиеся на Румынском фронте.

      Выступление Румынии против русских войск, напомнил на Парижской мирной конференции 1 февраля 1919 г. Ион Братиану, было предпринято «по предложению правительств Антанты, в письменной форме заявивших, что эта операция будет последним военным сотрудничеством, которое мы вправе ожидать от Румынии...».

      Генерал Д.Г. Щербачев возглавил заговор. 3-4 декабря 1917 г., когда большевики объявили о признании фронтом власти Совета народных комиссаров, Щербачев арестовал некоторых членов Военно-революционного комитета Румынского фронта. При содействии румынских войск Щербачеву удалось разгромить на фронте большевиков. Лишенные снабжения, преданные союзниками и собственным командованием, русские солдаты начали массами покидать окопы. 7 декабря, захватив бессарабское местечко Леово, румынские войска расстреляли Ивана Нестрата и еще четверых членов местного Совета [8, с. 279; 10, с. 29]. Тем самым Румыния первой из 14 государств начала интервенцию против России.

      По вопросу о том, как обойтись с самой Румынией, согласия между Веной и Берлином не было. Австрийцы намеревались раздробить страну, но командующий германскими войсками в Румынии генерал А. фон Макензен полагал необходимым румынское государство сохранить, а чтобы окончательно рассорить румын с русскими -передать Румынии Бессарабию. 11 декабря 1917 г. до сведения румынского правительства в Яссах были доведены «рекомендации» Макензена: «Сохраните армию и, если можете, оккупируйте Бессарабию!». 26 декабря 1917 г. немцы и румынские коллаборационисты в Бухаресте «отредактировали проекты оккупации Бессарабии». Таким образом, вопрос об оккупации был решен /156/ оккупированной врагом столице Румынии [8, с. 278]. Румынской агентуре в Кишиневе оставалось обеспечить агрессии пропагандистское прикрытие. Однако даже выполнение этой вспомогательной задачи встретило непреодолимые трудности.

      19 декабря 1917 г., когда в Сфатул Цэрий был поставлен вопрос о «приглашении» в Молдавскую республику румынских войск с целью «пресечения анархии», разразился скандал. В Совете директоров, правительстве Молдавской республики, дело доходило чуть «не до бросания чернильниц друг в друга». На молдавские полки, находившиеся в стадии формирования, «пятая колонна» не рассчитывала, их солдаты были настроены патриотически и поддерживали социальные требования крестьянства. «На молдавские части, которые мы имеем, - признал П.В. Ерхан, - мы не можем полагаться, они болъшевизированы». «Молдавская армия, - доложил в конце декабря 1917 г. в Яссы О. Гибу, - более не может противостоять анархии». Видимо, по совету лиц, связанных с Румынией, Ерхан попросил румынское правительство перебросить в Кишинев полк, сформированный к этому времени в Киеве из военнопленных - подданных Австро-Венгрии. Однако текст секретной телеграммы попал в газеты. В народе вспыхнула ненависть к Сфатул Цэрий. Члены правительства МНР - представители Молдавского блока подали в отставку. Инкульцу пришлось выступить с публичным заверением, что «большинство членов Сфатул Цэрий стоят за единство с Российской федеративной республикой», а «свои взгляды за Прут направляет только кучка людей». Надеемся, заверял румынский агент, «что Сфатул Цэрий удастся защитить Бессарабию от поползновений со стороны Румынии». Кризис был преодолен с помощью «демократов» - меньшевиков, бундовцев, эсеров.

      Однако в ночь на 1 января 1918 г. власть в Кишиневе взяли большевики. В тот же день румынское правительство приняло решение о вводе своих войск в Бессарабию. Роль ударной силы переворота была отведена трансильванскому полку. Было принято решение о переброске из Киева на ближайшую к Кишиневу железнодорожную станцию румынского полка численностью в 1 тыс. солдат и офицеров. Это были уроженцы Трансильвании, яростные румынские националисты. Они имели фронтовой опыт и сохраняли дисциплину. Резиденту генерал Презан поручил политическое руководство действиями полка: «Даем Вам, господин Гибу, трансильванских волонтеров, используйте их, как сочтете нужным». В ночь с 5 на 6 января 1918 г. эшелон с трансильванцами прибыл в Кишинев, якобы «не /157/ для того, чтобы оккупировать его в политическом смысле, а чтобы восстановить порядок». Однако революционные власти Кишинева получили сведения о продвижении полка по железной дороге и его задачах. На объединенном заседании Кишиневского Совета рабочих и солдатских депутатов, Центрального молдавского военного исполнительного комитета, губернского исполкома Совета крестьянских депутатов, проходившем под председательством Т.В. Ко-тороса, была принята резолюция: «Принимая во внимание интересы революции, родного края и его трудовых масс, мы категорически протестуем против ввода в пределы края чужеземных войск...». Далее содержалось решение об «установлении немедленной связи» с правительством В.И. Ленина, т.е. о признании Советской власти [7]. У станции Гидигич к северу от Кишинева эшелон трансильванцев встретили подразделения 1-го Молдавского и 5-го Заамурского кавалерийского полков. После короткой перестрелки несостоявшиеся каратели сложили оружие. Переворот был сорван.

      Однако революционные силы Бессарабии не располагали ни армией, ни временем, необходимым для ее формирования. Анархия, наступившая после переворота Щербачева в русских войсках Румынского фронта, не позволяла привлечь их к обороне Бессарабии. Центральная Рада нарушила связь Бессарабии с Центральной Россией. 13 января румынские части с боями заняли Кишинев. Оккупацию не приняли не только крестьяне и рабочие, но и буржуазные круги.

      Сфатул Цэрий, собравшись ночью на экстренное заседание, постановил не участвовать в торжественной встрече интервентов. 14 января «от имени Бессарабии» командующего румынских войск генерала Э. Броштяну приветствовал только О. Гибу, румынский резидент и подданный Австро-Венгрии. Революционные силы Бессарабии организовали вооруженное сопротивление румынским войскам в районе Бельц, под Бендерами, на юге Бессарабии. Бои с интервентами продолжались около двух месяцев [10, с. 29-33; 17, р. 222]. Террор и грабеж, проводимые румынской армией и полицией в оккупиро-/158/-ванной Бессарабии, уничтожили в народе любые иллюзии о возможности цивилизованных отношений с властями Румынии [5; 9].

      Население Бессарабии не смирилось с ее аннексией румынским государством. Как заключил позднее О. Гибу, насильственное, идеологически не подготовленное «объединение», осуществленное вопреки воле молдаван (русских, украинцев, евреев, болгар, гагаузов, составлявших половину населения Бессарабии, он вообще не брал в расчет), вызвало отчуждение между ними и румынами. Способ, каким было осуществлено «объединение», «форсировал события, которые, будь они предоставлены своему естественному ходу, имели бы лучшее окончание...». Того же мнения придерживался и участник интервенции генерал Михаил Скина. Ввод румынских войск, признавал и бывший премьер-министр Румынии Константин Арджетояну, покончил с надеждами бессарабского крестьянства, связанными с русской революцией, и крестьяне не простили румынам этого [11, с. 73-79]. Таким образом, операция по политической подготовке захвата Бессарабии Румынией, проведенная королевским правительством против союзной России в годы войны, провалилась.

      Сам факт проведения этой операции в разгар Первой мировой войны свидетельствует о безответственности и авантюризме правящих кругов Румынии, наглядно характеризует их политическую безнравственность. Однако то обстоятельство, что одну из центральных ролей в ее осуществлении сыграл подданный Австро-Венгрии О. Гибу, а кадры румынской «пятой колонны» составили уроженцы Трансильвании, наводит на мысль о том, что в действительности ее инициировала австрийская секретная служба. Втягивание румынского правительства в подрывную работу в Бессарабии должно было привести к столкновению Румынии с Россией. Неужели О. Гибу, О. Гога, Таке Ионеску и другие румынские деятели, причастные к Бессарабской операции, не понимали ее провокационного не только антироссийского, но потенциально и антирумынского смысла? Считать их глупцами оснований нет. Потерпев провал в качестве миссионера румынизма, Гибу успешно сыграл свою роль в подготовке конфликта между Румынией и Россией. Вероятно, только капитуляция королевского правительства в конце 1917 г. помешала австрийской разведке разоблачить его происки в Бессарабии и спровоцировать российско-румынский конфликт. В конце 1917 г. Румыния была выведена из войны и до поражения Германии и Австро-Венгрии превратилась в их колонию. После окончания Первой мировой войны Франция и Англия постарались закрепить /159/ Бессарабию, коварный дар Берлина, в составе Румынии и обрели мощный рычаг давления на ее правительство. По вине Бухареста расчет А. фон Макензена оправдался: с момента вторжения румынских войск в Бессарабию Бессарабский вопрос более двух десятилетий отравлял отношения между Румынией и Россией/СССР.

      ЛИТЕРАТУРА

      1. Есауленко А.С. Социалистическая революция в Молдавии и политический крах буржуазного национализма. Кишинев, 1977.
      2. История и культура гагаузов. Очерки. Комрат-Кишинэу, 2006.
      3. Левит И. Молдавская республика. Ноябрь 1917 - ноябрь 1918. Год судьбоносный: от провозглашения Молдавской республики до ликвидации автономии Бессарабии. Кишинев, 2000.
      4. Левит И.Э. Движение за автономию Молдавской республики. 1917. Кишинев, 1997.
      5. Лунгу В. Политика террора и грабежа в Бессарабии. Кишинев, 1979.
      6. Репида Л.Е. Суверенная Молдова. История и современность. Кишинев, 2008.
      7. Свободная Бессарабия. 1917. 29 декабря.
      8. Стати В. История Молдовы. Кишинев, 2003.
      9. Фьодоров Г.К. Режим де репрессий сынжероасе (Ку привире ла политика репресивэ дусэ де Ромыния регалэ ын Басарабия ын аний 1918-1940). Кишинэу, 1973.
      10. Шорников П. Бессарабский фронт. Кишинев, 2010.
      11. Шорников П. Трансильванская колонна, или Секретная миссия Онисифора Гибу // Мысль. 2000. № 1.
      12. Шорников П.М. Молдавская самобытность. Тирасполь, 2007.
      13. Шорников П.М. Секретная миссия Константина Стере // Вестник Славянского университета. 2003. Вып. 8.
      14. Ghibu О. Ре baricadele vielii: On Basarabia revolulionara. (1917-1918). Amintiri. Chisinau, 1992.
      15. Incule) I. О revolu(ie traita. Chisinau, 1994.
      16. Istoria Romaniei on date. Chisinau, 1992.
      17. Levit I. An de raspontie: de la proclamarea Republicii Moldovene§ti pina la desfiinjarea autonomiei Basarabiei (noiembrie 1917 - noiembrie 1919). Chisinau, 2003. /160/

      Приднестровье в 1914-1920-е годы: взгляд через столетие: Сборник докладов научно-практических конференций. Тирасполь, 2021. С. 28-45. С. 144-160.
    • Оськин М.В. Бухарестская операция 16-24 ноября 1916 года: решающий момент в сражении за Румынию // Приднестровье в 1914-1920-е годы: взгляд через столетие: Сборник докладов научно-практических конференций. Тирасполь, 2021. С. 28-45.
      Автор: Военкомуезд
      М.В. Оськин,
      канд. ист. наук (г. Тула)

      БУХАРЕСТСКАЯ ОПЕРАЦИЯ 16-24 НОЯБРЯ 1916 ГОДА: РЕШАЮЩИЙ МОМЕНТ В СРАЖЕНИИ ЗА РУМЫНИЮ

      Аннотация: В статье рассматривается ход и результаты сражения за Бухарест конца осени 1916 г. в период Первой мировой войны. Западные союзники по Антанте, втягивая Румынию в войну, рассчитывали оттянуть на Балканы часть германских сил из Франции. Русская Ставка Верховного командования, напротив, не желая выступления Румынии, постаралась минимизировать усилия России в поддержке нового союзника по Восточному фронту. Объективная же слабость румынских вооруженных сил не могла способствовать победоносному исходу намеченных военных операций. В итоге спустя всего три месяца после вступления в войну Румыния была разбита, а две трети ее территории оккупированы противником. Сражение за Бухарест представляется центральным ядром этой драмы, так как после падения румынской столицы львиная доля борьбы в Румынии легла на плечи русской армии.

      Вступление Румынии в Первую мировую войну на стороне Антанты в августе 1916 г. в военном планировании предполагало наступление главной румынской группировки (1-я и 2-я армии) в австрийской Трансильвании, в то время как 3-я армия и подходивший ей на поддержку русский 47-й армейский корпус прикроют Добруджу от болгарских атак. В течение второй половины августа 1-я и 2-я румынские армии чрезвычайно вяло (по 2-3 км в сутки) продвигались в Трансильвании, все-таки заняли Кронштадт и Германштадт, но потом увязли в горных боях, для которых не имели ни инженерного оборудования, ни горной артиллерии. В конечном счете фронт в Трансильвании стабилизировался по линии Теплица- Туснад - Малнас - Фелдиора - Зарнест - Селленберг - Меризор. Потери были немалы, а успехи минимальны: пробиться на равнину, чтобы реализовать численное превосходство, так и не удалось. Трофеи наступавших румынских армий также были невелики - по донесению французского атташе, к 21 августа румыны взяли 370 офице-/28/-ров и 5 081 солдата пленными, 10 орудий, 2 пулемета и бронепоезд [20, с. 123].

      В свою очередь, в Добрудже, сумев сконцентрировать превосходящие силы, германо-болгарские войска фельдмаршала А. фон Макензена оттеснили русских и румын, вскоре объединенных в Добруджанскую армию под командованием русского комкора-47 А.М. Зайончковского, вглубь Добруджи, заняли порт Констанца и перекрыли провинцию системой полевых укреплений. Русская Ставка с запозданием реагировала на неудачи, присылая подкрепления несвоевременно и в небольших количествах, имея целью удержание Добруджи согласно союзным обязательствам, но не более того. Между тем к концу октября стало понятно, что придется спасать всю Румынию.

      Усилив группировку в Трансильвании, австро-германцы в конце сентября провели операции под Германштадтом и Кронштадтом, нанеся поражение румынским 1-й и 2-й армиям, отбросив их на горные перевалы и обескровив. К 12 октября румынские армии отошли за линию государственной границы, сокращая фронт и опираясь на заблаговременно подготовленные рубежи, что в горных условиях играет важную роль. Таким образом, румыны отступили на свою территорию, но это позволило им сорвать планы командующего 9-й германской армией Э. фон Фалькенгайна по прорыву вглубь Румынии уже в первой половине октября.

      Не сумев пробиться через румынскую оборону, хотя и был достигнут ряд крупных тактических успехов, немцы перенесли направление главного удара на запад. Это означало, что разрезать Румынию пополам, наступая на Плоешты и далее на Бухарест, у противника не получится. Поэтому германское командование во второй половине октября приняло на вооружение планирование, согласно которому румынские армии должны были быть уничтожены на равнине совместными усилиями группировок Фалькенгайна и Макензена - в стиле шлиффеновских «клещей». Раз уж не получилось нанести сокрушительный удар через горные хребты, то приходится, вынеся операции на равнину, действовать с двух направ-/29/-лений. Неизменным остается одно - наступательная операция на окружение главных сил противника как средство, одним ударом решающее исход борьбы за Румынию.

      После преодоления противником перевалов в Трансильванских Альпах русско-румынское командование ясно осознало, что наиболее привлекательной целью для австро-германцев станет столица Румынии - Бухарест. Захват большого города - это удар не только по престижу и моральной устойчивости армии и нации, но и использование крупнейшего железнодорожного узла, что в условиях бедной в железнодорожном отношении Румынии имело значительную роль для продолжения боевых действий. Донесение русского агента из Германии 1 октября 1916 г. гласило: «...в Германии, как в военных, так и в общественных кругах ожидают скорого занятия Бухареста... многие считают, что после этого частная подписка на 5-й заем пойдет успешно. Ввиду важности сего последнего для Германии, можно предполагать, что Бухарест действительно может явиться временным объектом операций немцев» [8, л. 15]. /30/

      Операция на окружение должна была быть проведена в районе румынской столицы - Бухареста. Это - «Малые Канны», но зато реальные и вполне достижимые, так как в случае молниеносной операции под румынской столицей не могло оказаться значительных русских войск, которые смогли бы спасти положение. Впрочем, румыны не могли сдать свою столицу просто так, обычно малая страна старается удержать ее любыми средствами. Следовательно, львиная доля румынских вооруженных сил так или иначе, как полагали немцы, будет разгромлена и уничтожена, после чего предстоит добивать остатки сил противника, покуда преследование не упрется в русскую оборону.

      В середине сентября А. фон Макензен, командовавший южной группой армий, приступил к перегруппировке. В то время как 3-я болгарская армия, подкрепленная небольшими германскими контингентами, должна была сковывать русских и румын в Добрудже, главные силы двинулись к плацдарму Систово-Зимницы. В состав Дунайской армии, которую возглавлял Р. фон Кош, вошли германская 217-я пехотная дивизия, болгарские 1-я и 12-я пехотные дивизии, турецкая 26-я пехотная дивизия и смешанная дивизия Гольца. Дабы отвлечь внимание неприятеля, немцы готовили семь ложных переправ на участке между Видином и Силистрией, а напротив крепостей Туртукай и Рущук производили отвлекающие артиллерийские обстрелы.

      Бросок немцев через Дунай в мгновение ока изменил всю оперативную обстановку в Румынии. Чтобы не попасть в окружение, 1-я румынская армия должна была начать отход в Трансильвании, так как неприятельская переправа через Дунай создавала фланговую угрозу. Следовательно, 9-я германская армия получала возможность беспрепятственного преодоления гор и выхода на равнинную местность, где можно было использовать тяжелую артиллерию и опыт немецких командиров в маневренной борьбе. К моменту переправы группировки Макензена (3 ноября германо-болгарские войска вступили в Зимницу) румынские армии, недавно победоносно наступавшие в Трансильвании, были выбиты и с гор. Опасаясь нового поражения, к которым в Румынии уже привыкли, 13 ноября румынское правительство переехало в Яссы.

      Командующий русской Дунайской армией В.В. Сахаров (сменивший А.М. Зайончковского) получил приказ направить к Бухаресту все те войска, что будет возможно снять с фронта в Добрудже. К этому времени Дунайская армия получила подкрепления в виде резервов - 96 маршевых рот (20 тыс. чел.) к 2 ноября и еще 62 (13,5 тыс.) /31/ к 16 ноября. В телеграмме в Ставку от 14 ноября главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта А. А. Брусилов, которому подчинялась Дунайская армия, предлагал половину Дунайской армии направить в район Бухареста (4-5 пехотных и 1 кавалерийскую дивизии) и подтолкнуть наступление 9-й армии. Когда немцы бросились на Бухарест, Сахаров 13 ноября распорядился помочь румынам частями 40-й пехотной, 8-й кавалерийской дивизий и 40-й артиллерийской бригады. Соответственно, в связи с ослаблением сил, «активные действия в Добрудже должны временно приостановиться впредь до прибытия 2-й пехотной дивизии» [3, л. 50-51]. Следовательно, русская помощь ускорилась, так как к концу октября стало окончательно ясно, что если русские не успеют создать новый фронт, то Румыния обречена. Однако В.В. Сахаров, видя развал румынской обороны, считал, что помощь 4-го корпуса все равно опоздает, хотя 17 ноября представитель русского командования при румынской Главной квартире М.А. Беляев телеграфировал: «..румыны возлагают теперь всю надежду на сохранение Бухареста на ту помощь, которую окажет им Дунайская армия» [5, л. 163, 195, 199]. /32/

      Тем временем в Трансильвании события развивались стремительно и неблагоприятно для румынской стороны: 29 октября 1-я румынская армия была разгромлена в долине р. Ольта (по-немецки Альт). 2-я армия потерпела поражение под Кронштадтом. Румыны всюду отступали, а русские не могли оказать им существенной поддержки. Они попытались организовать контрудар в Добрудже, чтобы оттянуть на себя силы неприятеля, сковать их и не позволить Макензену наступать на Бухарест. Но время было уже упущено - в десятых числах ноября австро-германцы с двух сторон устремились на Бухарест. Общее командование принял фельдмаршал Макензен.

      Таким образом, согласовав во времени действия двух армейских группировок, немцы теперь согласовывали их и в пространстве. А именно - германские удары по румынам должны были вестись по сходящимся направлениям, имея общей целью румынскую столицу, а также и те силы румын, что будут защищать Бухарест. При всем том окружение главной румынской группировки, отступавшей из Трансильвании, предполагалось западнее Бухареста. Немцы верно посчитали, что свою столицу румыны без боя не сдадут, хотя бы уже потому, что ее эвакуация не проводилась. Значит, к ней будет отходить не только 1-я армия, но и 2-я армия, а также те заслоны, что стояли перед германской Дунайской армией. Позволив румынам стянуть все войска к столице, можно было надеяться прихлопнуть их одним ударом. Как справедливо говорит германский военный исследователь, «только после крупных побед - прорыв через Трансильванские Альпы и форсирование Дуная - могло осуществиться непосредственное взаимодействие расчлененных сил для соединения на одном поле сражения при движении с разных сторон... Не в сочетании операций, а в одновременном их проведении заключалось преимущество командования центральных держав» [22, с. 82].

      Румынские армии, разбитые в Трансильвании, уже не могли оказать должного сопротивления и беспорядочно откатывались на восток. Если 1 ноября фронт еще удерживался на крайней запад-/33/-ной границе: линия Тыргу-Жиу-Новая Оршова (лишь небольшой кусочек собственно румынской территории был сдан врагу), то к 12-му числу была сдана Крайова и весь прилегающий район западной Румынии. К 16 ноября, когда австро-болгаро-германцы приступили к проведению решающей операции под Бухарестом, румыны еще держались на фронте Кымпулунг-Питешты-Ольтеница. Через два дня они откатились за Тырговишты.

      После этих поражений внутренние фланги 1-й и 2-й румынских армий оказались разомкнуты, и в образовавшуюся брешь по дороге Питешты-Бухарест бросилась немецкая кавалерия. 20 ноября немцы заняли Питу, в 50 км к северо-западу от румынской столицы. Румыны бросили в этот район две последние дивизии резерва; генеральный штаб переехал в Бузэу. Таким образом, за 10 дней, прошедших с момента начала наступления германских Дунайской и 9-й армий навстречу друг другу, румыны откатились к столице, исчерпав все резервы. Теперь можно было рассчитывать только на те войска, что отходили к Бухаресту.

      Надо сказать, что в России сразу же поняли, что неприятель намеревается уничтожить в сражении за столицу всю румынскую армию. Еще до броска противника русская Ставка в категорическом тоне потребовала от румынского командования сдать Бухарест без боя и отступать на восток, на соединение со спешившими в Яссы русскими корпусами. В одиночку одолеть врага румыны не смогли бы. Правительство и король Фердинанд I колебались, но новый начальник Генерального штаба К. Презан (до этого - командарм-4), сменивший на данном посту Д. Илиеску, настоял на битве за столицу.

      Решающим стало мнение французского военного представителя в Румынии А.-М. Вертело, фактически ставшего первым советником короля. В своей телеграмме в Ставку русский военный агент в Румынии А.А. Татаринов упомянул, что Илиеску предложил Вертело «быть фактическим начальником штаба короля, предложив себя в помощники» [4, л. 18-19]. Румыны не пожелали прислушиваться к советам русских, отдавая предпочтение французским доктринерам, привыкшим на Западном фронте по несколько месяцев бороться за какую-либо деревушку и не понимавшим реалий Восточного фронта. Это решение стало последним оперативным приказом румынского командования в кампании 1916 г. После разгрома под стенами Бухареста приказ мог быть только один - отступление.

      Расчет германского командования, что румыны не отдадут столицу без боя, целиком оправдался. Король Фердинанд I предпочел по-/34/-слушать совета не русских, а французов.

      Под Бухарест стягивалось все то, что еще могло драться, уцелев после серии жесточайших поражений октября-ноября: Кронштадт, Германштадт, Фламанда, Нейлов, Черна, Тырговишты и др. Французская миссия была уверена, что столицу удастся отстоять, хотя новое поражение означало уничтожение последних сил румынской армии, которые еще могли продолжать борьбу. Генерал А. Авереску впоследствии отмечал, что «битва при Бухаресте была инспирирована генералом Вертело вопреки соображениям румынского штаба» [13, с. 85].

      В этот момент румыны уже не могли удерживать собственными силами какие- либо другие фронты. Все свободные силы и средства стягивались под стены столицы. Кроме того, и сам король Фердинанд I уже с горечью убедился в бесталанности большинства своих генералов и объективной слабости румынских войск. Поэтому оборонительный фронт в Северной Румынии и Молдавии был передан под ответственность русской 9-й армии П.А. Лечицкого, а Добруджа вместе с прилегающими районами - в ведение Дунайской армии В.В. Сахарова. Оборона столицы была вверена командиру русского 4-го армейского корпуса Э. Хан Султан Гирею Алиеву. Ирония заключалась в том, что комкор-4 прибыл в Бухарест без большей части своих войск, которые находились еще в пути и к решающему сражению успеть не могли.

      Что касается самой столицы, то ее оборонительный пояс поспешно приводился в порядок. В 1912 г. укрепления Бухареста включали в себя 20 фортов с промежуточными броневыми батареями, построенными по проекту бельгийского инженера А.-А. Бриальмона. Строительство крепости проходило в 1884-1895 гг. и обошлось в 135 млн франков; общая протяженность обвода крепости составила 71 км. Здесь были воплощены все передовые для конца XIX столетия технологии крепостного строительства вплоть до постройки 50 броневых башен для 13-см и 15-см пушек на промежуточных батареях. Каждое промежуточное укрепление имело по 2-3 15-см пушки, 2 21-см гаубицы, по 2 орудия во вращающихся броневых башнях, 3-5 7-см пушек в скрытых башнях и по 15 фланкирую-/35/-щих орудий. Вдобавок, после разгрома австро-германцами Сербии, между расположенным на Дунае городком Журжево и Бухарестом, которые между собой соединяла железная дорога, впереди бухарестской крепости, были спешно сооружены три оборонительные линии [2, л. 71]. Однако румынские укрепления устарели сразу же, спустя всего несколько лет после завершения строительства, в связи с резким усилением вооружения современной артиллерии.

      Бриальмон пытался воплотить в Бухаресте свой замысел строительства «первокласснейшей крепости в мире». На 1895 г., возможно, она и являлась таковой. К 1916 г. румынские укрепления могли продержаться разве что несколько дней. В современной войне крепость, чтобы устоять, должна была являться участком общего обороняемого фронта, то есть плечом к плечу с полевой армией. Ни одна изолированная крепость не могла выдержать ударов тяжелых гаубиц. Согласно замыслам румынского командования относительно столицы, преобразованной в крепость, «она должна была поддерживать румынские операции в борьбе против России, против Австрии. А в случае неудачи - быть последним оплотом для сопротивления полевой армии» [16, с. 22-23]. Выходило, что запирание полевой армии в устаревшую крепость было запланировано еще до войны. Иначе говоря, Бухарест должен был служить крепостью-лагерем по типу печально знаменитого русского Дрисского лагеря в 1812 г.

      В современной войне, когда противоборствующие стороны обладают скорострельной дальнобойной артиллерией, тяжелыми гаубицами и авиацией, такая крепость могла только послужить ловушкой для укрывшихся в ней войск. Тем не менее румыны были уверены в силе своей столичной крепости и ее значении для борьбы полевых армий. Так, германский военный писатель А. Крафт считал: «Если Бухарест, с одной стороны, настолько сильно укреплен, что может на продолжительное время задержать противника своим гарнизоном, состоящим из войск второй линии, то он также достаточно велик, чтобы прикрыть всю румынскую армию, которая при помощи центральных складов, вспомогательных средств, собранных запасов и проч., будет в состоянии значительно усилиться. И, так как противник вряд ли получит возможность обложить со всех сторон громадную крепость, перейти в наступление» [12, с. 124].

      Иллюзии румынского руководства сохранялись вплоть до начала войны и окончательно развеялись лишь в кампании 1915 г., после того, как тяжелая германская артиллерия разбила сопротивление изолированных крепостей и в Бельгии, и во Франции, и в России. /36/ Обкладывать правильной осадой укрепления Бухареста немцы и не собирались: военные действия показали, что подход к крепостной борьбе и значению крепостей совершенно изменился. Теперь крепость могла устоять и существенно усилить фронт обороняющейся стороны только при условии включения в общий оборонительный фронт: изолированная от полевой армии крепость, как бы сильна она ни была, довольно быстро падала.

      Генералу Вертело и его штабу удалось разработать внешне стройный план по отражению неприятельского нашествия. Но стройным и выполнимым этот план являлся только на бумаге, так как любое планирование требует для своей реализации соответствующих возможностей. Румыны таких возможностей не имели, уступая противнику в технических средствах ведения боя и имея для генерального сражения не свежие части, а потрепанные соединения, которые за последний месяц успели потерпеть по несколько тяжелых неудач. Когда румыны намеревались атаковать под Бухарестом, то по их плану русские войска должны были обеспечивать правый фланг. Русские не успевали со сосредоточением, что вызывало негодование румын, не желавших учитывать объективные условия, тот факт, что они сами не подавали требуемое количество вагонов (18 эшелонов в день), и делавших так, как говорили французы. Телеграмма Беляева от 9 ноября по этому поводу говорила, что румыны не подают эшелоны на станции - «при таком отношении румын к делу перевозок трудно рассчитывать на своевременность прибытия наших войск в район сосредоточения... Как же им помочь, если они не дают нам возможности привезти для этой цели наши войска?» [5, л. 37].

      Суть румынского замысла состояла в нанесении поражения неприятелю по частям. Немного западнее Бухареста протекает р. Аргес, на рубеже которой Вертело и Презан рассчитывали разгромить сначала группу Макензена, а затем уже повернуть фронт против наступавшей с запада 9-й германской армии. Правда, для осуществления подобных планов необходимо иметь превосходные войска, умелых командиров и запасы боеприпасов. Крупнейший английский военный историк Б. Г. Лиддел Гарт характеризует румынский план как «быстрый и хорошо задуманный контрудар румын, [который]... некоторое время серьезно угрожал войскам Макензена; даже охват их фланга почти удался» [14, с. 265].

      Однако любой прекрасный план упирается в качество войск. Без этого фактора он остается просто бумажкой, характеризующей лишь теоретические конструкции инициатора. Воевавший в Румынии русский генерал А.А. Курбатов вспоминал, что «стрелковое дело у ру-/37/-мын поставлено слабо, но в штыки ходят хорошо» [1, л. 6 об.]. Личной храбрости солдатского состава было мало - не располагая в достаточном количестве современным оружием и боеприпасами к нему, румынская армия не имела шансов в короткие сроки разгромить группу Макензена. А без этого условия весь план терял смысл, так как войска Фалькенгайна уже перешли через перевалы Трансильванских Альп и растекались по равнине.

      На первом этапе сражения замысел имел некоторый успех: заслонившись от запаздывавшей 9-й германской армии отдельными мобильными частями, главная румынская группировка была переброшена на юг. Отчаянно дравшимся румынам действительно удалось потеснить войска фельдмаршала Макензена к Дунаю и нанести нескольким болгарским дивизиям частное поражение (напомним, что значительная часть собственно германских подразделений осталась в Добрудже против русской Дунайской армии). Видя перед собой болгар, румыны дрались злее и увереннее. Тактическим успехам способствовало и то обстоятельство, что болгарские части, конечно, не имели столько техники, как немцы. Однако темпы операции были против румын: к развернувшемуся на р. Аргес сражению уже подходили авангарды 9-й германской армии - группа генерала Кюне.

      В этой операции выдающуюся роль сыграла германская сводная кавалерийская группа О. фон Шметтова, состоявшая из 2,5 кавалерийских дивизий. Кавалерийский корпус после победы германцев под Тыргу-Жиу получил задачу безостановочно двигаться вперед, к Бухаресту. Целями было намечено установление связи с Дунайской армией Р. фон Коша и захват переправы через р. Ольта. Таким образом, действиями мобильной группы срывались планы французов и румын разгромить неприятеля по частям, если такой разгром и вообще был бы возможен.

      Германская кавалерия выполнила свою задачу, захватив мост и удерживая его несколько дней, до подхода пехотных дивизий. Именно это обстоятельство позволило Фалькенгайну своевременно подойти на выручку неторопливо отступавшей к Дунаю германской /38/ Дунайской армии и совместными усилиями нанести румынам окончательное поражение. Г. Брандт так пишет о значении действий корпуса Шметтова: «Если бы не его бросок вперед к мосту на р. Альт восточнее Карракала, то весьма возможно, что операции Фалькенгайна задержались бы на этой реке. Неизвестно, что случилось бы тогда с армией Коша, переправившейся у Систова через Дунай» [9, с. 30]. После подхода 9-й армии к р. Ольта конница была вновь брошена вперед, чтобы с ходу занять выгодные исходные позиции для удара по Бухаресту. Прикрывавшая город румынская кавалерия не решилась принять бой и отступила. Шметтов с ходу занял северные форты румынской столицы практически без боя, после чего защита Бухареста как крепости становилась бессмысленной. А в это время главные силы румын еще дрались с германской Дунайской армией, в то время как с правого фланга в румынские тылы уже заходили войска 9-й германской армии.

      Успех германского планирования перед бухарестским сражением во многом стал возможным потому, что немцам удалось перехватить оперативные приказы румынского командования, из которых А. фон Макензену стал ясен неприятельский замысел. Поэтому Макензен отказался от идеи уничтожения румынской армии посредством шлиффеновских «клещей» и решил подтянуть на поле сражения 9-ю армию. Мужественное сопротивление румынских войск, пытавшихся разгромить противника в генеральном сражении, и их отчаянные атаки вынудили неприятельское командование сосредоточить все свои силы на поле генерального сражения. Всплеск мужественного отчаяния оказался последним, ибо с подходом 9-й германской армии румыны не имели ни единого козыря: ни превосходства в численности, ни равенства в технике, ни преимущества в руководстве войсками. По этой причине поражение под Бухарестом, хотя и не привело к полному уничтожению румынской сухопутной армии в «котле», стало не менее тяжелым, так как немцы почти никому не позволили уйти с поля боя, воспользовавшись своим несомненным тактико-оперативным превосходством.

      К 20 ноября главные силы румынской армии, уцелевшие в предшествовавших боях и стянутые для защиты Бухареста, оказались меж трех огней:

      - на юге оборонялась готовая в любой момент перейти в контрнаступление германская Дунайская армия;

      - с северо-северо-запада подходила германская 9-я армия;

      - непосредственно на Бухарест двигался германский кавалерийский корпус Шметтова. /39/

      Если войскам Дунайской и 9-й армий предстояло разгромить румынские армии, сосредоточенные на р. Аргес, то конница должна была воспрепятствовать отступлению противника. Следовательно, шлиффеновские «клещи» смыкались перед Бухарестом, а конница «завязывала веревки мешка» восточнее румынской столицы. В соответствии с планом командования, Шметтов 20 ноября получил задачу разрушить железнодорожную магистраль, ведущую от румынской столицы на восток. В этом немецкой коннице должна была способствовать сильная болгарская кавалерия, переправлявшаяся через Дунай у крепости Туртукай. Следовательно, в случае успеха румыны оказались бы отрезанными от русских, а затем уничтожены.

      Дабы избежать «котла», 20 ноября 1-я румынская армия отошла за р. Яломица, имея неприкрытый левый фланг в 25 верстах от Бухареста. Немцы располагались от этой «дыры» на равном расстоянии, и Бухарест оказался не прикрыт с юго-запада. Для занятия этого участка спешила группа К. Презана, но к началу сражения она находилась в 40 верстах. Поэтому Сахаров отдал приказ 30-й пехотной дивизии пройти через Бухарест и занять этот участок. В то же время в Плоешты перевозилась русская 15-я пехотная дивизия [3, л. 69-70].

      К сожалению, союзники не успели. Через два дня немецкая конница при поддержке самокатчиков заняла северо-западные форты Бухареста, после чего город капитулировал без дальнейшего сопротивления. Потеря базы и железнодорожного узла, а также моральный надлом в результате падения столицы побудили румын временно отказаться даже от организации сопротивления. В результате «румыны, вместо предполагавшегося наступления, вследствие угрозы германской кавалерии своим сообщениям, начали отходить в Молдавию, чем окончились их активные операции» [17, с. 53]. Воля к продолжению борьбы вернулась к румынам, как только их прорванный фронт был усилен русскими войсками.

      Таким образом, в сложившейся крайне неудачной для союзников по Антанте обстановке исход операции под стенами румынской столицы был предопределен. В бухарестском сражении 20-22 ноября 120-тысячная группировка румын (1-я армия и Дунайская группа) была совершенно уничтожена и рассеяна. Принятая на вооружение тактика действий способствовала поражению. Уступая в силах, румыны даже свои немногочисленные резервы бросали в сражение «пакетами», что позволило австро-германцам бить неприятеля по частям. Германская тяжелая артиллерия и пулеметный огонь не оставили румынскому командованию ни единого шанса на успех, /40/ так как с подходом 9-й германской армии румыны утратили численное преимущество над германской Дунайской армией, которое позволило им достигнуть локальных успехов на первом этапе генерального сражения.

      Полного разгрома удалось избежать лишь при помощи русских - около 30 тыс. румынских солдат и офицеров, поддерживаемые русской 40-й пехотной дивизией А.А. Рейнботта (Резвого) из состава 4-го армейского корпуса, разомкнувшей тиски намечавшегося окружения, сумели уйти на северо-восток. В плен к австро-германцам попало 65 тыс. человек. Трофеями немцев стали 124 орудия и 115 пулеметов. Масса румынских солдат из вчерашних крестьян попросту дезертировала, разбежавшись по домам после поражения под Бухарестом. Возобновление операции являлось немыслимым, так как ее нечем было проводить. Следовало спасти хотя бы ту горстку героев, кто сумел пробиться с оружием в руках и не дезертировал.

      Тем не менее, как сообщает помощник русского представителя при румынском верховном главнокомандовании, офицеры французской миссии настаивали на производстве немедленного контрудара, чтобы отбить столицу у противника [10, с. 45], не думая о том, какими войсками можно было бы это осуществить. В свою очередь, 22 ноября А.А. Брусилов доносил в Ставку, что в данной ситуации давать новое генеральное сражение «было бы безумием, ибо неминуемо подобный образ действий повлечет за собой полное уничтожение румынской армии». Выход - переход к позиционной войне, ибо следует иметь «время сосредоточить войска при ничтожной провозоспособности по румынским железным дорогам». К счастью, благоразумие возобладало. В тот же день румынское командование отдало приказ, чтобы «войска при отходе не втягивались в генеральное сражение, но упорно задерживали противника на занимаемых линиях, отходя шаг за шагом на главную оборонительную позицию Рымник-Визиру» [6, л. 58, 67].

      После падения Бухареста воля румын к сопротивлению оказалась надломленной. Одним ударом немцы проломили румынскую оборону в самом центре общего фронтового расположения. Оборонительный фронт распадался, образуя лишь на севере стену из войск 4-й румынской и 9-й русской армий. Теперь австро-германские войска широким веером раскинулись по Румынии, сохраняя сильную центральную группировку, которая оттесняла на север разрозненные русские воинские контингенты. К счастью, австро-германцы не менее русских и румын были изнурены марш-маневрами, /41/ а их подразделения обескровлены сопротивлявшимися румынами, что не позволило фельдмаршалу Макензену организовать преследование большими силами.

      Румыны еще пытались организовать оборону, опираясь на сохранившие боеспособность группировки. В частности, определенные надежды возлагались на 2-ю армию А. Авереску, отступавшую через Плоешты. Тем не менее, ничего сделать не удалось: уничтожив главные силы румын, австро-германцы оказывались сильнее на всех атакуемых участках. А так как инициатива действий принадлежала им, то неприятель смог сосредоточивать необходимые для достижения победы силы в тех районах, где этого требовала ситуация. В итоге 23 ноября группа Моргена, ядром которой был 1-й резервный корпус, разгромила 2-ю румынскую армию, практически целиком взяв в плен 4-ю пехотную дивизию.

      Дабы избежать разрушения столицы и жертв среди мирного населения, румынское правительство объявило ее открытым городом и не стало защищать. Беляев сообщил в Ставку, что 22 ноября Макензен через парламентера предложил коменданту Бухареста сдать город-крепость, но «конверт был возвращен с заявлением, что крепости Бухарест нет, а следовательно, нет и коменданта, и потому конверт не может быть доставлен по адресу». Бухарест пал после полудня 23 ноября (в 13.00 еще был телеграфный разговор с городом). 2-я армия Авереску отошла благополучно, сохранив свои 3-ю, 4-ю и 16-ю дивизии [7, л. 17], но вскоре была разбита Моргеном.

      Все расчеты французской миссии в одночасье рухнули. Неудивительно, что настойчивые просьбы союзников в русскую Ставку относительно оказания помощи гибнувшей Румынии теперь превратились в настойчивые требования. Так, 26 ноября А.-М. Вертело телеграфировал в русскую Ставку французскому представителю при российском Верховном командовании генералу М. Жанену: «Просите, чтобы безотлагательно в распоряжение румынской армии были предоставлены 40 пехотных и 8 кавалерийских дивизий и, кроме того, армейский корпус, составляющий резерв армии генерала Лечицкого. Настаивайте! Необходимы, срочность решения и быстрота выполнения!» [11, с. 4]. Это - численность трех армий.

      Как видим, французы, втянувшие Румынию в войну и не оказавшие ей должной помощи ударами на своем фронте под Салониками, что обещалось на летних переговорах, теперь требовали от русской стороны двадцать один армейский корпус, не считая кавалерии, - «в распоряжение румынской армии». Очевидно, чтобы бездарные /42/ союзники потеряли в боях еще и русские войска. Ясно, что абсурдность подобных требований была понятна генералу Вертело, однако подобные претензии должны были, вероятно, обелить в глазах румын Францию, прежде всех прочих виновную во втягивании в войну неподготовленной и слабой Румынии. Даже британский премьер-министр Д. Ллойд-Джордж заметил, что союзники знали о неготовности Румынии к войне во всех отношениях и ее возможностях обороняться разве что против второстепенных сил австрийцев. Устоять перед немецким ударом румыны не могли. Между тем военные специалисты и правительства не подумали о своевременном оказании помощи Румынии, как это получилось и с Сербией в 1915 г. [15, с. 604]. Совершенно справедливо пишет румынский исследователь К. Турлюк, что «полная военная катастрофа румынской армии в начале войны имеет, конечно, свои внутренние причины, но она была вызвана также отказом союзников от обещаний (число союзных армий, которые должны были быть вовлечены, количество боеприпасов и стратегическая ресурсная база, развитие наступления в Салониках и т. д.). Все это привело к напряженному состоянию неудовлетворенности в рядах правительства и среди политических лидеров, которые требовали пересмотра механизмов сотрудничества с союзниками в борьбе против общего врага» [19, р. 429].

      Тем не менее румын следовало спасать, и с подобными же просьбами 28 ноября к императору Николаю II обратился президент Французской республики Р. Пуанкаре. Требуя передать румынам не менее 250 тыс. русских штыков и сабель, французы, очевидно, забывали, что к данному моменту румынская армия представляла собой остатки той численной группировки, что начинала войну всего лишь 3,5 месяца назад. Причем боеспособность этих остатков была чрезвычайно мала, ее сохранили разве что кадровые подразделения и кавалерия. Только 1-я и 7-я кадровые пехотные дивизии могли называться сравнительно полнокровными. К 3 декабря, спустя неделю после поражения всех армий (кроме 4-й), общая численность румынских войск, оставшихся под руководством короля Фердинанда I, не превышала 90 тыс. штыков [18, с. 108].

      Развал румынской армии после сражения под Бухарестом порой позволяет сделать неоправданные выводы о том, что все было плохо с самого начала, не делая оговорок относительно временных рамок. Например: «Румынская армия ничего не смогла противопоставить своим противникам, позорно бежав с поля боя. В результате, чтобы спасти страну от неминуемого разгрома, в Румынию были /43/ введены русские войска...» [21, с. 257]. Такое мнение абсолютно несправедливо. Румынские солдаты изначально были неплохи, и если уступали врагам, то лишь потому, что австро-германцы были уже ветеранами, умевшими драться как соединениями, так и в индивидуальном порядке. Превосходство же немцев в технике (особенно тяжелой артиллерии) являлось неоспоримым.

      Румынским командирам требовалось время, чтобы научиться воевать - такое время и непосредственные примеры надлежащего руководства войсками могло дать тесное взаимодействие с Россией, которого не желало ни политическое руководство страны, ни военная элита Румынии. Король Фердинанд I почувствовал неготовность своих военачальников почти сразу, что подтверждается фактом подчинения 3-й румынской армии русскому комкору-47 А.М. Зайончковскому уже в начале сентября и выдвижением на первые роли А. Авереску, в самом начале войны не получившего высокого назначения. Однако сделать то же самое в отношении главной Трансильванской группировки не мог даже и король, не сумевший преодолеть сопротивления генералитета и французской военной миссии, не желавшей усиления русского влияния в Румынии.

      Как только румынские соединения были выбиты с оборонительных позиций естественного характера (горы и дунайская водная линия), в маневренном сражении их судьба была предрешена. В маневренной войне немцы пока еще не имели себе равных, и потому самонадеянность румынского Генерального штаба и французской миссии разбить австро-германцев в маневренном сражении под Бухарестом сложнейшим контрнаступательным маневром (сначала сбросить в Дунай группу Макензена, а потом развернуться против главных сил противника, спускавшихся с гор) представляется бессмысленной. Раздробление разбитой под Бухарестом румынской армии на сегменты и немедленно начавшееся преследование ее осколков торжествующим неприятелем не позволило румынскому командованию ни собрать остатки войск в кулак, ни организовать действенного сопротивления. Сбить темпы преследования удалось русским, бросаемым в сражение для прикрытия общего отхода массы румынских беженцев и вооруженных сил. Но остановить наседавшего врага вплоть до рубежа р. Серет (то есть опять-таки естественного рубежа) не смогли и русские части, вводившиеся в бой по мере прибытия в Румынию.

      Поражение под Бухарестом привело к резкому сокращению людей в румынских соединениях. Часть просто разбежалась; личный /44/ состав тех подразделений, что сохранял оружие, оставлял желать лучшего. Людям требовались передышка, пополнение, минимальный успех. Русские отдавали себе отчет, с какими трудностями им придется столкнуться. К началу декабря стало ясно, что новый фронт придется держать одним русским войскам, при минимальном участии немногочисленных румынских подразделений. Избежать этого, вероятно, помогло бы своевременное отступление с оставлением столицы без боя. Но зато при этом сохранялась бы армия. В 1812 г. русские, столкнувшись с аналогичной альтернативой, выбрали армию, пожертвовав столицей. Румынское руководство, поддавшись давлению со стороны французов, решило рискнуть и потеряло все.

      ЛИТЕРАТУРА
      1. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 442.
      2. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2000. Оп. 1. Д. 3058.
      3. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 108.
      4. РГВИА. Ф. 2003. Оп 1. Д. 420.
      5. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 421.
      6. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 422.
      7. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 520.
      8. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1192.
      9. Брандт Г. Очерки современной конницы. М., 1924.
      10. Верховский А. Исторические примеры к курсу общей тактики. М., 1924.
      11. Военная быль. 1971. № 112.
      12. Военный мир. 1913. № 5.
      13. Емец В.А. Противоречия между Россией и союзниками по вопросу о вступлении Румынии в войну (1915-1916 гг.) // Исторические записки. М., 1956. Т. 56.
      14. Лиддел-Гарт Б. Правда о Первой мировой войне. М., 2009.
      15. Ллойд-Джордж Д. Военные мемуары. Т. I-II. М., 1934.
      16. Людвиг М. Современные крепости. М., 1940.
      17. Свечников М.С. Тактика конницы. М., 1924. Ч. 2.
      18. Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Ч. 6: Румынский фронт. М., 1922.
      19. Турлюк К. Российско-румынские отношения в период Первой мировой войны: влияние идеологии на выбор и принятие политических решений // Romania si Rusia in timpul Primului Razboi Mondial. Bucuresti, 2018.
      20. Французские армии в мировой войне. Т. 8: Восточная кампания. Вып. 2. Издание французского генерального штаба. М., 1940.
      21. Шацилло В.К. Последняя война царской России. М., 2010.
      22. Эрфурт В. Победа с полным уничтожением противника. М., 1941. /45/

      Приднестровье в 1914-1920-е годы: взгляд через столетие: Сборник докладов научно-практических конференций. Тирасполь, 2021. С. 28-45.
    • Гребенщикова Г. А. Андрей Яковлевич Италинский
      Автор: Saygo
      Гребенщикова Г. А. Андрей Яковлевич Италинский // Вопросы истории. - 2018. - № 3. - С. 20-34.
      Публикация, основанная на архивных документах, посвящена российскому дипломату конца XVIII — первой трети XIX в. А. Я. Италинскому, его напряженному труду на благо Отечества и вкладу отстаивание интересов России в Европе и Турции. Он находился на ответственных постах в сложные предвоенные и послевоенные годы, когда продолжалось военно-политическое противостояние двух великих держав — Российской и Османской империй. Часть донесений А. Я. Италинского своему руководству, хранящаяся в Архиве внешней политики Российской империи Историко-документального Департамента МИД РФ, впервые вводится в научный оборот.
      Вторая половина XVIII в. ознаменовалась нахождением на российском государственном поприще блестящей когорты дипломатов — чрезвычайных посланников и полномочных министров. Высокообразованные, эрудированные, в совершенстве владевшие несколькими иностранными языками, они неустанно отстаивали интересы и достоинство своей державы, много и напряженно трудились на благо Отечества. При Екатерине II замечательную плеяду дипломатов, представлявших Россию при монархических Дворах Европы, пополнили С. Р. Воронцов, Н. В. Репнин, Д. М. Голицын, И. М. Симолин, Я. И. Булгаков. Но, пожалуй, более значимым и ответственным как в царствование Екатерины II, так и ее наследников — императоров Павла и Александра I — являлся пост на Востоке. В столице Турции Константинополе пересекались военно-стратегические и геополитические интересы ведущих морских держав, туда вели нити их большой политики. Константинополь представлял собой важный коммуникационный узел и ключевое связующее звено между Востоком и Западом, где дипломаты состязались в искусстве влиять на султана и его окружение с целью получения политических выгод для своих держав. От грамотных, продуманных и правильно рассчитанных действий российских представителей зависели многие факторы, но, прежде всего, — сохранение дружественных отношений с государством, в котором они служили, и предотвращение войны.
      Одним из талантливых представителей русской школы дипломатии являлся Андрей Яковлевич Италинский — фигура до сих пор малоизвестная среди историков. Между тем, этот человек достоин более подробного знакомства с ним, так как за годы службы в посольстве в Константинополе (Стамбуле) он стяжал себе уважение и признательность в равной степени и императора Александра I, и турецкого султана Селима III. Высокую оценку А. Я. Италинскому дал сын переводчика российской миссии в Константинополе П. Фонтона — Ф. П. Фонтон. «Италинский, — вспоминал он, — человек обширного образования, полиглот, геолог, химик, антикварий, историолог. С этими познаниями он соединял тонкий политический взгляд и истинную бескорыстную любовь к России и непоколебимую стойкость в своих убеждениях». А в целом, подытожил он, «уже сами факты доказывали искусство и ловкость наших посланников» в столице Османской империи1.Только человек такого редкого ума, трудолюбия и способностей как Италинский, мог оставить о себе столь лестное воспоминание, а проявленные им дипломатическое искусство и ловкость свидетельствовали о его высоком профессиональном уровне. Биографические сведения об Италинском довольно скудны, но в одном из архивных делопроизводств Историко-документального Департамента МИД РФ обнаружены важные дополнительные факты из жизни дипломата и его служебная переписка.
      Андрей Яковлевич Италинский, выходец «из малороссийского дворянства Черниговской губернии», родился в 1743 году. В юном возрасте, не будучи связан семейной традицией, он, тем не менее, осознанно избрал духовную стезю и пожелал учиться в Киевской духовной академии. После ее успешного окончания 18-летний Андрей также самостоятельно, без чьей-либо подсказки, принял неординарное решение — отказаться от духовного поприща и посвятить жизнь медицине, изучать которую он стремился глубоко и основательно, чувствуя к этой науке свое истинное призвание. Как указано в его послужном списке, «в службу вступил медицинскую с 1761 года и проходя обыкновенными в сей должности чинами, был, наконец, лекарем в Морской Санкт Петербургской гошпитали и в Пермском Нахабинском полку»2. Опыт, полученный в названных местах, безусловно, пригодился Италинскому, но ему, пытливому и талантливому лекарю, остро не хватало теоретических знаний, причем не отрывочных, из различных областей естественных наук, а системных и глубоких. Он рвался за границу, чтобы продолжить обучение, но осенью 1768 г. разразилась Русско-турецкая война, и из столичного Санкт-Петербургского морского госпиталя Италинский выехал в действующую армию. «С 1768 по 1770 год он пребывал в турецких походах в должности полкового лекаря»3.
      Именно тогда, в царствование Екатерины II, Италинский впервые стал свидетелем важных событий российской военной истории, когда одновременно с командующим 1-й армией графом Петром Александровичем Румянцевым находился на театре военных действий во время крупных сражений россиян с турками. Так, в решающем 1770 г. для операций на Дунае Турция выставила против Рос­сии почти 200-тысячную армию: великий визирь Халил-паша намеревался вернуть потерянные города и развернуть наступление на Дунайские княжества Молдавию и Валахию. Однако блестящие успехи армии П. А. Румянцева сорвали планы превосходящего в силах противника. В сражении 7 июля 1770 г. при реке Ларге малочисленные российские войска наголову разбили турецкие, россияне заняли весь турецкий лагерь с трофеями и ставки трех пашей. Остатки турецкой армии отступили к реке Кагул, где с помощью татар великий визирь увеличил свою армию до 100 тыс. человек В честь победы при Ларге Екатерина II назначила торжественное богослужение и благодарственный молебен в церкви Рождества Богородицы на Невском проспекте. В той церкви хранилась особо чтимая на Руси икона Казанской Божьей Матери, к которой припадали и которой молились о даровании победы над врагами. После завершения богослужения при большом стечении народа был произведен пушечный салют.
      21 июля того же 1770 г. на реке Кагул произошло генеральное сражение, завершившееся полным разгромом противника. Во время панического бегства с поля боя турки оставили все свои позиции и укрепления, побросали артиллерию и обозы. Напрасно великий визирь Халил-паша с саблей в руках метался среди бегущих янычар и пытался их остановить. Как потом рассказывали спасшиеся турки, «второй паша рубил отступавшим носы и уши», однако и это не помогало.
      Победителям достались богатые трофеи: весь турецкий лагерь, обозы, палатки, верблюды, множество ценной утвари, дорогие ковры и посуда. Потери турок в живой силе составили до 20 тыс. чел.; россияне потеряли убитыми 353 чел., ранеными — 550. Румянцев не скрывал перед императрицей своей гордости, когда докладывал ей об итогах битвы при Кагуле: «Ни столь жестокой, ни так в малых силах не вела еще армия Вашего Императорского Величества битвы с турками, какова в сей день происходила. Действием своей артиллерии и ружейным огнем, а наипаче дружным приемом храбрых наших солдат в штыки ударяли мы во всю мочь на меч и огонь турецкий, и одержали над оным верх»4.
      Сухопутные победы России сыграли важную роль в коренном переломе в войне, и полковой лекарь Андрей Италинский, оказывавший помощь больным и раненым в подвижных лазаретах и в полковых госпитальных палатках, был непосредственным очевидцем и участником того героического прошлого.
      После крупных успехов армии Румянцева Италинский подал прошение об увольнении от службы, чтобы выехать за границу и продолжить обучение. Получив разрешение, он отправился изучать медицину в Голландию, в Лейденский университет, по окончании которого в 1774 г. получил диплом доктора медицины. Достигнутые успехи, однако, не стали для Италинского окончательными: далее его путь лежал в Лондон, где он надеялся получить практику и одновременно продолжить освоение медицины. В Лондоне Андрей Яковлевич познакомился с главой российского посольства Иваном Матвеевичем Симолиным, и эта встреча стала для Италинского судьбоносной, вновь изменившей его жизнь.
      И. М. Симолин, много трудившейся на ниве дипломатии, увидел в солидном и целеустремленном докторе вовсе не будущее медицинское светило, а умного, перспективного дипломата, способного отстаивать державное достоинство России при монархических дворах Европы. Тогда, после завершения Русско-турецкой войны 1768—1774 гг. и подписания Кючук-Кайнарджийского мира, империя Екатерины II вступала в новый этап исторического развития, и сфера ее геополитических и стратегических интересов значительно расширилась. Внешняя политика Петербурга с каждым годом становилась более активной и целенаправленной5, и Екатерина II крайне нуждалась в талантливых, эрудированных сотрудниках, обладавших аналитическим складом ума, которых она без тени сомнения могла бы направлять своими представителями за границу. При встречах и беседах с Италинским Симолин лишний раз убеждался в том, что этот врач как нельзя лучше подходит для дипломатической службы, но Симолин понимал и другое — Италинского надо морально подготовить для столь резкой перемены сферы его деятельности и дать ему время, чтобы завершить в Лондоне выполнение намеченных им целей.
      Андрей Яковлевич прожил в Лондоне девять лет и, судя по столь приличному сроку, дела его как практикующего врача шли неплохо, но, тем не менее, под большим влиянием главы российской миссии он окончательно сделал выбор в пользу карьеры дипломата. После получения на это согласия посольский курьер повез в Петербург ходатайство и рекомендацию Симолина, и в 1783 г. в Лондон пришел ответ: именным указом императрицы Екатерины II Андрей Италинский был «пожалован в коллежские асессоры и определен к службе» при дворе короля Неаполя и Обеих Сицилий. В справке Коллегии иностранных дел (МИД) об Италинском записано: «После тринадцатилетнего увольнения от службы (медицинской. — Г. Г.) и пробытия во все оное время в иностранных государствах на собственном его иждивении для приобретения знаний в разных науках и между прочим, в таких, которые настоящему его званию приличны», Италинский получил назначение в Италию. А 20 февраля 1785 г. он был «пожалован в советники посольства»6.
      Так в судьбе Италинского трижды совершились кардинальные перемены: от духовной карьеры — к медицинской, затем — к дипломатической. Избрав последний вид деятельности, он оставался верен ему до конца своей жизни и с честью служил России свыше сорока пяти лет.
      Спустя четыре года после того, как Италинский приступил к исполнению своих обязанностей в Неаполе, в русско-турецких отношениях вновь возникли серьезные осложнения, вызванные присоединением к Российской державе Крыма и укреплением Россией своих южных границ. Приобретение стратегически важных крепостей Керчи, Еникале и Кинбурна, а затем Ахтиара (будущего Севастополя) позволило кабинету Екатерины II обустраивать на Чёрном море порты базирования и развернуть строительство флота. Однако Турция не смирилась с потерями названных пунктов и крепостей, равно как и с вхождением Крыма в состав России и лишением верховенства над крымскими татарами, и приступила к наращиванию военного потенциала, чтобы взять реванш.
      Наступил 1787 год. В январе Екатерина II предприняла поездку в Крым, чтобы посмотреть на «дорогое сердцу заведение» — молодой Черноморский флот. Выезжала она открыто и в сопровождении иностранных дипломатов, перед которыми не скрывала цели столь важной поездки, считая это своим правом как главы государства. В намерении посетить Крым императрица не видела ничего предосудительного — во всяком случае, того, что могло бы дать повод державам объявить ее «крымский вояж» неким вызовом Оттоманской Порте и выставить Россию инициатором войны. Однако именно так и произошло.
      Турция, подогреваемая западными миссиями в Константинопо­ле, расценила поездку русской государыни на юг как прямую подготовку к нападению, и приняла меры. Английский, французский и прусский дипломаты наставляли Диван (турецкое правительство): «Порта должна оказаться твердою, дабы заставить себя почитать». Для этого нужно было укрепить крепости первостепенного значения — Очаков и Измаил — и собрать на Дунае не менее 100-тысячной армии. Главную задачу по организации обороны столицы и Проливов султан Абдул-Гамид сформулировал коротко и по-военному четко: «Запереть Чёрное море, умножить гарнизоны в Бендерах и Очакове, вооружить 22 корабля». Французский посол Шуазель-Гуфье рекомендовал туркам «не оказывать слабости и лишней податливости на учреждение требований российских»7.
      В поездке по Крыму, с остановками в городах и портах Херсоне, Бахчисарае, Севастополе Екатерину II в числе прочих государственных и военных деятелей сопровождал посланник в Неаполе Павел Мартынович Скавронский. Соответственно, на время его отсутствия всеми делами миссии заведовал советник посольства Андрей Яковлевич Италинский, и именно в тот важный для России период началась его самостоятельная работа как дипломата: он выполнял обязанности посланника и курировал всю работу миссии, включая составление донесений руководству. Италинский со всей ответственностью подо­шел к выполнению посольских обязанностей, а его депеши вице-канцлеру России Ивану Андреевичу Остерману были чрезвычайно информативны, насыщены аналитическими выкладками и прогнозами относительно европейских дел. Сообщал Италинский об увеличении масштабов антитурецкого восстания албанцев, о приходе в Адриатику турецкой эскадры для блокирования побережья, о подготовке Турцией сухопутных войск для высадки в албанских провинциях и отправления их для подавления мятежа8. Донесения Италинского кабинет Екатерины II учитывал при разработках стратегических планов в отношении своего потенциального противника и намеревался воспользоваться нестабильной обстановкой в Османских владениях.
      Пока продолжался «крымский вояж» императрицы, заседания турецкого руководства следовали почти непрерывно с неизменной повесткой дня — остановить Россию на Чёрном море, вернуть Крым, а в случае отказа русских от добровольного возвращения полуострова объявить им войну. Осенью 1787 г. война стала неизбежной, а на начальном ее этапе сотрудники Екатерины II делали ставку на Вторую экспедицию Балтийского флота в Средиземное и Эгейское моря. После прихода флота в Греческий Архипелаг предполагалось поднять мятеж среди христианских подданных султана и с их помощью сокрушать Османскую империю изнутри. Со стороны Дарданелл балтийские эскадры будут отвлекать силы турок от Чёрного моря, где будет действовать Черноморский флот. Но Вторая экспедиция в Греческий Архипелаг не состоялась: шведский король Густав III (двоюродный брат Екатерины II) без объявления войны совершил нападение на Россию.
      В тот период военно-политические цели короля совпали с замыслами турецкого султана: Густав III стремился вернуть потерянные со времен Петра Великого земли в Прибалтике и захватить Петербург, а Абдул Гамид — сорвать поход Балтийского флота в недра Османских владений, для чего воспользоваться воинственными устремлениями шведского короля. Получив из Константинополя крупную финансовую поддержку, Густав III в июне 1788 г. начал кампанию. В честь этого события в загородной резиденции турецкого султана Пере состоялся прием шведского посла, который прибыл во дворец при полном параде и в сопровождении пышной свиты. Абдул Гамид встречал дорогого гостя вместе с высшими сановниками, улемами и пашами и в церемониальном зале произнес торжественную речь, в которой поблагодарил Густава III «за объявление войны Российской империи и за усердие Швеции в пользу империи Оттоманской». Затем султан вручил королевскому послу роскошную табакерку с бриллиантами стоимостью 12 тысяч пиастров9.Таким образом, Густав III вынудил Екатерину II вести войну одновременно на двух театрах — на северо-западе и на юге.
      Италинский регулярно информировал руководство о поведении шведов в Италии. В одной из шифрованных депеш он доложил, что в середине июля 1788 г. из Неаполя выехал швед по фамилии Фриденсгейм, который тайно, под видом путешественника прожил там около месяца. Как точно выяснил Италинский, швед «проник ко двору» неаполитанского короля Фердинанда с целью «прельстить его и склонить к поступкам, противным состоящим ныне дружбе» между Неаполем и Россией. Но «проникнуть» к самому королю предприимчивому шведу не удалось — фактически, всеми делами при дворе заведовал военный министр генерал Джон Актон, который лично контролировал посетителей и назначал время приема.
      Д. Актон поинтересовался целью визита, и Фриденсгейм, без лишних предисловий, принялся уговаривать его не оказывать помощи русской каперской флотилии, которая будет вести в Эгейском море боевые действия против Турции. Также Фриденсгейм призывал Актона заключить дружественный союз со Швецией, который, по его словам, имел довольно заманчивые перспективы. Если король Фердинанд согласится подписать договор, говорил Фриденсгейм, то шведы будут поставлять в Неаполь и на Сицилию железо отличных сортов, качественную артиллерию, ядра, стратегическое сырье и многое другое — то, что издавна привозили стокгольмские купцы и продавали по баснословным ценам. Но после заключения союза, уверял швед, Густав III распорядится привозить все перечисленные товары и предметы в Неаполь напрямую, минуя посредников-купцов, и за меньшие деньги10.
      Внимательно выслушав шведа, генерал Актон сказал: «Разговор столь странного содержания не может быть принят в уважение их Неаполитанскими Величествами», а что касается поставок из Швеции железа и прочего, то «Двор сей» вполне «доволен чинимою поставкою купцами». Однако самое главное то, что, король и королева не хотят огорчать Данию, с которой уже ведутся переговоры по заключению торгового договора11.
      В конце июля 1788 г. Италинский доложил вице-канцлеру И. А. Остерману о прибытии в Неаполь контр-адмирала российской службы (ранга генерал-майора) С. С. Гиббса, которого Екатерина II назначила председателем Призовой Комиссии в Сиракузах. Гиббс передал Италинскому письма и высочайшие распоряжения касательно флотилии и объяснил, что образование Комиссии вызвано необходимостью контролировать российских арматоров (каперов) и «воздерживать их от угнетения нейтральных подданных», направляя действия капитанов судов в законное и цивилизованное русло. По поручению главы посольства П. М. Скавронского Италинский передал контр-адмиралу Гиббсу желание короля Неаполя сохранять дружественные отношения с Екатериной II и не допускать со стороны российских арматоров грабежей неаполитанских купцов12. В течение всей Русско-турецкой войны 1787—1791 гг. Италинский координировал взаимодействие и обмен информацией между Неаполем, Сиракузами, островами Зант, Цериго, Цефалония, городами Триест, Ливорно и Петербургом, поскольку сам посланник Скавронский в те годы часто болел и не мог выполнять служебные обязанности.
      В 1802 г., уже при Александре I, последовало назначение Андрея Яковлевича на новый и ответственный пост — чрезвычайным посланником и полномочным министром России в Турции. Однако судьба распорядилась так, что до начала очередной войны с Турцией Италинский пробыл в Константинополе (Стамбуле) недолго — всего четыре года. В декабре 1791 г. в Яссах российская и турецкая стороны скрепили подписями мирный договор, по которому Российская империя получила новые земли и окончательно закрепила за собой Крым. Однако не смирившись с условиями Ясского договора, султан Селим III помышлял о реванше и занялся военными приготовлениями. Во все провинции Османской империи курьеры везли его строжайшие фирманы (указы): доставлять в столицу продовольствие, зерно, строевой лес, железо, порох, селитру и другие «жизненные припасы и материалы». Султан приказал укреплять и оснащать крепости на западном побережье Чёрного моря с главными портами базирования своего флота — Варну и Сизополь, а на восточном побережье — Анапу. В Константинопольском Адмиралтействе и на верфях Синопа на благо Османской империи усердно трудились французские корабельные мастера, пополняя турецкий флот добротными кораблями.
      При поддержке Франции Турция активно готовилась к войне и наращивала военную мощь, о чем Италинский регулярно докладывал руководству, предупреждая «о худом расположении Порты и ее недоброжелательстве» к России. Положение усугубляла нестабильная обстановка в бывших польских землях. По третьему разделу Польши к России отошли польские территории, где проживало преимущественно татарское население. Татары постоянно жаловались туркам на то, что Россия будто бы «чинит им притеснения в исполнении Магометанского закона», и по этому поводу турецкий министр иностранных дел (Рейс-Эфенди) требовал от Италинского разъяснений. Андрей Яковлевич твердо заверял Порту в абсурдности и несправедливости подобных обвинений: «Магометанам, как и другим народам в России обитающим, предоставлена совершенная и полная свобода в последовании догматам веры их»13.
      В 1804 г. в Константинополе с новой силой разгорелась борьба между Россией и бонапартистской Францией за влияние на Турцию. Профранцузская партия, пытаясь расширить подконтрольные области в Османских владениях с целью создания там будущего плацдарма против России, усиленно добивалась от султана разрешения на учреждение должности французского комиссара в Варне, но благодаря стараниям Италинского Селим III отказал Первому консулу в его настойчивой просьбе, и назначения не состоялось. Император Александр I одобрил действия своего представителя в Турции, а канцлер Воронцов в письме Андрею Яковлевичу прямо обвинил французов в нечистоплотности: Франция, «республика сия, всех агентов своих в Турецких областях содержит в едином намерении, чтоб развращать нравы жителей, удалять их от повиновения законной власти и обращать в свои интересы», направленные во вред России.
      Воронцов высказал дипломату похвалу за предпринятые им «предосторожности, дабы поставить преграды покушениям Франции на Турецкие области, да и Порта час от часу более удостоверяется о хищных против ея намерениях Франции». В Петербурге надеялись, что Турция ясно осознает важность «тесной связи Двора нашего с нею к ограждению ея безопасности», поскольку завоевательные планы Бонапарта не иссякли, а в конце письма Воронцов выразил полное согласие с намерением Италинского вручить подарки Рейс-Эфенди «и другим знаменитейшим турецким чиновникам», и просил «не оставить стараний своих употребить к снисканию дружбы нового капитана паши». Воронцов добавил: «Прошу уведомлять о качествах чиновника сего, о доверии, каким он пользуется у султана, о влиянии его в дела, о связях его с чиновниками Порты и о сношениях его с находящимися в Царе Граде министрами чужестранных держав, особливо с французским послом»14.
      В январе 1804 г., докладывая о ситуации в Египте, Италинский подчеркивал: «Французы беспрерывно упражнены старанием о расположении беев в пользу Франции, прельщают албанцов всеми возможными средствами, дабы сделать из них орудие, полезное видам Франции на Египет», устраивают политические провокации в крупном турецком городе и порте Синопе. В частности, находившийся в Синопе представитель Французской Республики (комиссар) Фуркад распространил заведомо ложный слух о том, что русские якобы хотят захватить Синоп, который «в скорости будет принадлежать России», а потому он, Фуркад, «будет иметь удовольствие быть комиссаром в России»15. Российский консул в Синопе сообщал: «Здешний начальник Киозу Бусок Оглу, узнав сие и видя, что собралось здесь зимовать 6 судов под российским флагом и полагая, что они собрались нарочито для взятия Синопа», приказал всем местным священникам во время службы в церквах призывать прихожан не вступать с россиянами ни в какие отношения, вплоть до частных разговоров. Турецкие власти подвигли местных жителей прийти к дому российского консула и выкрикивать протесты, капитанам российских торговых судов запретили стрелять из пушек, а греческим пригрозили, что повесят их за малейшее ослушание османским властям16.
      Предвоенные годы стали для Италинского временем тяжелых испытаний. На нем как на главе посольства лежала огромная ответственность за предотвращение войны, за проведение многочисленных встреч и переговоров с турецким министерством. В апреле 1804 г. он докладывал главе МИД князю Адаму Чарторыйскому: «Клеветы, беспрестанно чинимые Порте на Россию от французского здесь посла, и ныне от самого Первого Консула слагаемые и доставляемые, могут иногда возбуждать в ней некоторое ощущение беспокойства и поколебать доверенность» к нам. Чтобы нарушить дружественные отношения между Россией и Турцией, Бонапарт пустил в ход все возможные способы — подкуп, «хитрость и обман, внушения и ласки», и сотрудникам российской миссии в Константинополе выпала сложная задача противодействовать таким методам17. В течение нескольких месяцев им удавалось сохранять доверие турецкого руководства, а Рейс-Эфенди даже передал Италинскому копию письма Бонапарта к султану на турецком языке. После перевода текста выяснилось, что «Первый Консул изъясняется к Султану словами высокомерного наставника и учителя, яко повелитель, имеющий право учреждать в пользу свою действия Его Султанского Величества, и имеющий власть и силу наказать за ослушание». Из письма было видно намерение французов расторгнуть существовавшие дружественные русско-турецкий и русско-английский союзы и «довести Порту до нещастия коварными внушениями против России». По словам Италинского, «пуская в ход ласкательство, Первый Консул продолжает клеветать на Россию, приводит деятельных, усердных нам членов Министерства здешнего в подозрение у Султана», в результате чего «Порта находится в замешательстве» и растерянности, и Селим III теперь не знает, какой ответ отсылать в Париж18.
      Противодействовать «коварным внушениям французов» в Стамбуле становилось все труднее, но Италинский не терял надежды и прибегал к давнему способу воздействия на турок — одаривал их подарками и подношениями. Письмом от 1 (13) декабря 1804 г. он благодарил А. А. Чарторыйского за «всемилостивейшее Его Императорского Величества назначение подарков Юсуфу Аге и Рейс Эфендию», и за присланный вексель на сумму 15 тыс. турецких пиастров19. На протяжении 1804 и первой половины 1805 г. усилиями дипломата удавалось сохранять дружественные отношения с Высокой Портой, а султан без лишних проволочек выдавал фирманы на беспрепятственный пропуск российских войск, военных и купеческих судов через Босфор и Дарданеллы, поскольку оставалось присутствие российского флота и войск в Ионическом море, с базированием на острове Корфу.
      Судя по всему, Андрей Яковлевич действительно надеялся на мирное развитие событий, поскольку в феврале 1805 г. он начал активно ходатайствовать об учреждении при посольстве в Константинополе (Стамбуле) студенческого училища на 10 мест. При поддержке и одобрении князя Чарторыйского Италинский приступил к делу, подготовил годовую смету расходов в размере 30 тыс. пиастров и занялся поисками преподавателей. Отчитываясь перед главой МИД, Италинский писал: «Из христиан и турков можно приискать людей, которые в состоянии учить арапскому, персидскому, турецкому и греческому языкам. Но учителей, имеющих просвещение для приведения учеников в некоторые познания словесных наук и для подаяния им начальных политических сведений, не обретается ни в Пере, ни в Константинополе», а это, как полагал Италинский, очень важная составляющая воспитательного процесса. Поэтому он решил пока ограничиться четырьмя студентами, которых собирался вызвать из Киевской духовной семинарии и из Астраханской (или Казанской, причем из этих семинарий обязательно татарской национальности), «возрастом не менее 20 лет, и таких, которые уже находились в философическом классе. «Жалования для них довольно по 1000 пиастров в год — столько получают венские и английские студенты, и сверх того по 50 пиастров в год на покупку книг и пишущих материалов». Кроме основного курса и осваивания иностранных языков студенты должны были изучать грамматику и лексику и заниматься со священниками, а столь высокое жалование обучающимся обусловливалось дороговизной жилья в Константинополе, которое ученики будут снимать20.
      И все же, пагубное влияние французов в турецкой столице возобладало. Посол в Константинополе Себастиани исправно выполнял поручения своего патрона Наполеона, возложившего на себя титул императора. Себастиани внушал Порте мысль о том, что только под покровительством такого непревзойденного гения военного искусства как Наполеон, турки могут находиться в безопасности, а никакая Россия их уже не защитит. Франция посылала своих эмиссаров в турецкие провинции и не жалела золота, чтобы настроить легко поддающееся внушению население против русских. А когда Себастиани пообещал туркам помочь вернуть Крым, то этот прием сильно склонил чашу турецких весов в пользу Франции. После катастрофы под Аустерлицем и сокрушительного поражения русско-австрийских войск, для Селима III стал окончательно ясен военный феномен Наполеона, и султан принял решение в пользу Франции. Для самого же императора главной целью являлось подвигнуть турок на войну с Россией, чтобы ослабить ее и отвлечь армию от европейских театров военных действий.
      Из донесений Италинского следовало, что в турецкой столице кроме профранцузской партии во вред интересам России действовали некие «доктор Тиболд и банкир Папаригопуло», которые имели прямой доступ к руководству Турции и внушали министрам султана недоброжелательные мысли. Дипломат сообщал, что «старается о изобретении наилучших мер для приведения сих интриганов в невозможность действовать по недоброхотству своему к России», разъяснял турецкому министерству «дружественно усердные Его Императорского Величества расположения к Султану», но отношения с Турцией резко ухудшились21.В 1806 г. положение дел коренным образом изменилось, и кабинет Александра I уже не сомневался в подготовке турками войны с Россией. В мае Италинский отправил в Петербург важные новости: по настоянию французского посла Селим III аннулировал русско-турецкий договор от 1798 г., оперативно закрыл Проливы и запретил пропуск русских военных судов в Средиземное море и обратно — в Чёрное. Это сразу затруднило снабжение эскадры вице-адмирала Д. Н. Сенявина, базировавшейся на Корфу, из Севастополя и Херсона и отрезало ее от черноморских портов. Дипломат доложил и о сосредоточении на рейде Константинополя в полной готовности десяти военных судов, а всего боеспособных кораблей и фрегатов в турецком флоте вместе с бомбардирскими и мелкими судами насчитывалось 60 единиц, что во много крат превосходило морские силы России на Чёрном море22.
      15 октября 1806 г. Турция объявила российского посланника и полномочного министра Италинского персоной non grata, а 18 (30) декабря последовало объявление войны России. Из посольского особняка российский дипломат с семьей и сотрудниками посольства успел перебраться на английский фрегат «Асйуе», который доставил всех на Мальту. Там Италинский активно сотрудничал с англичанами как с представителями дружественной державы. В то время король Англии Георг III оказал императору Александру I важную услугу — поддержал его, когда правитель Туниса, солидаризируясь с турецким султаном, объявил России войну. В это время тунисский бей приказал арестовать четыре российских купеческих судна, а экипажи сослал на каторжные работы. Италинский, будучи на Мальте, первым узнал эту новость. Успокаивая его, англичане напомнили, что для того и существует флот, чтобы оперативно решить этот вопрос: «Зная Тунис, можно достоверно сказать, что отделение двух кораблей и нескольких фрегатов для блокады Туниса достаточно будет, чтоб заставить Бея отпустить суда и освободить экипаж»23. В апреле 1807 г. тунисский бей освободил российский экипаж и вернул суда, правда, разграбленные до последней такелажной веревки.
      В 1808 г. началась война России с Англией, поэтому Италинский вынужденно покинув Мальту, выехал в действующую Молдавскую армию, где пригодился его прошлый врачебный опыт и где он начал оказывать помощь больным и раненым. На театре военных действий
      Италинский находился до окончания войны с Турцией, а 6 мая 1812 г. в Бухаресте он скрепил своей подписью мирный договор с Турцией. Тогда император Александр I, желая предоставить политические выгоды многострадальной Сербии и сербскому народу, пожертвовал завоеванными крепостями Анапой и Поти и вернул их Турции, но Италинский добился для России приобретения плодородных земель в Бессарабии, бывших турецких крепостей Измаила, Хотина и Бендер, а также левого берега Дуная от Ренни до Килии. Это дало возможность развернуть на Дунае флотилию как вспомогательную Черноморскому флоту. В целом, дипломат Италинский внес весомый вклад в подписание мира в Бухаресте.
      Из Бухареста Андрей Яковлевич по указу Александра I выехал прямо в Стамбул — вновь в ранге чрезвычайного посланника и полномочного министра. В его деятельности начался напряженный период, связанный с тем, что турки периодически нарушали статьи договоров с Россией, особенно касавшиеся пропуска торговых судов через Проливы. Российскому посольству часто приходилось регулировать такого рода дела, вплоть до подачи нот протестов Высокой Порте. Наиболее характерной стала нота от 24 ноября (6 декабря) 1812 г., поданная Италинским по поводу задержания турецкими властями в Дарданеллах четырех русских судов с зерном. Турция требовала от русского купечества продавать зерно по рыночным ценам в самом Константинополе, а не везти его в порты Средиземного моря. В ноте Италинский прямо указал на то, что турецкие власти в Дарданеллах нарушают статьи ранее заключенных двусторонних торговых договоров, нанося тем самым ущерб экономике России. А русские купцы и судовладельцы имеют юридическое право провозить свои товары и зерно в любой средиземноморский порт, заплатив Порте пошлины в установленном размере24.
      В реляции императору от 1 (13) февраля 1813 г. Андрей Яковлевич упомянул о трудностях, с которым ему пришлось столкнуться в турецкой столице и которые требовали от него «все более тонкого поведения и определенной податливости», но при неизменном соблюдении достоинства державы. «Мне удалось использовать кое-какие тайные связи, установленные мною как для получения различных сведений, так и для того, чтобы быть в состоянии сорвать интриги наших неприятелей против только что заключенного мира», — подытожил он25.
      В апреле 1813 г. Италинский вплотную занялся сербскими делами. По Бухарестскому трактату, турки пошли на ряд уступок Сербии, и в переговорах с Рейс-Эфенди Италинский добивался выполнения следующих пунктов:
      1. Пребывание в крепости в Белграде турецкого гарнизона численностью не более 50 человек.
      2. Приграничные укрепления должны остаться в ведении сербов.
      3. Оставить сербам территории, приобретенные в ходе военных действий.
      4. Предоставить сербам право избирать собственного князя по примеру Молдавии и Валахии.
      5. Предоставить сербам право держать вооруженные отряды для защиты своей территории.
      Однако длительные и напряженные переговоры по Сербии не давали желаемого результата: турки проявляли упрямство и не соглашались идти на компромиссы, а 16 (28) мая 1813 г. Рейс-Эфенди официально уведомил главу российского посольства о том, что «Порта намерена силою оружия покорить Сербию». Это заявление было подкреплено выдвижением армии к Адрианополю, сосредоточением значительных сил в Софии и усилением турецких гарнизонов в крепостях, расположенных на территории Сербии26. Но путем сложных переговоров российскому дипломату удавалось удерживать султана от развязывания большой войны против сербского народа, от «пускания в ход силы оружия».
      16 (28) апреля 1813 г. министр иностранных дел России граф Н. П. Румянцев направил в Стамбул Италинскому письмо такого содержания: «Я полагаю, что Оттоманское министерство уже получило от своих собственных представителей уведомление о передаче им крепостей Поти и Ахалкалак». Возвращение таких важных крепостей, подчеркивал Румянцев, «это, скорее, подарок, великодушие нашего государя. Но нашим врагам, вовлекающим Порту в свои интриги, возможно, удастся заставить ее потребовать у вас возвращения крепости Сухум-Кале, которая является резиденцией абхазского шаха. Передача этой крепости имела бы следствием подчинения Порте этого князя и его владений. Вам надлежит решительно отвергнуть подобное предложение. Допустить такую передачу и счесть, что она вытекает из наших обязательств и подразумевается в договоре, значило бы признать за Портой право вновь потребовать от нас Грузию, Мингрелию, Имеретию и Гурию. Владетель Абхазии, как и владетели перечисленных княжеств, добровольно перешел под скипетр его величества. Он, также как и эти князья, исповедует общую с нами религию, он отправил в Петербург для обучения своего сына, наследника его княжества»27.
      Таким образом, в дополнение к сербским делам геополитические интересы России и Турции непосредственно столкнулись на восточном побережье Чёрного моря, у берегов Кавказа, где в борьбе с русскими турки рассчитывали на горские народы и на их лидеров. Италинский неоднократно предупреждал руководство об оказываемой Турцией военной помощи кавказским вождям, «о производимых Портою Оттоманскою военных всякого рода приготовлениях против России, и в особенности против Мингрелии, по поводу притязаний на наши побережные владения со стороны Чёрного моря»28. Большой отдачи турки ожидали от паши крепости Анапа, который начал «неприязненные предприятия против российской границы, занимаемой Войском Черноморским по реке Кубани».
      Италинский вступил в переписку с командованием Черноморского флота и, сообщая эти сведения, просил отправить военные суда флота «с морским десантом для крейсирования у берегов Абхазии, Мингрелии и Гурии» с целью не допустить турок со стороны моря совершить нападение на российские форпосты и погранзаставы. Главнокомандующему войсками на Кавказской линии и в Грузии генерал-лейтенанту Н. Ф. Ртищеву Италинский настоятельно рекомендовал усилить гарнизон крепости Святого Николая артиллерией и личным составом и на случай нападения турок и горцев доставить в крепость шесть орудий большого калибра, поскольку имевшихся там «нескольких азиатских фальконетов» не хватало для целей обороны.
      На основании донесений Италинского генерал от инфантерии военный губернатор города Херсона граф А. Ф. Ланжерон, генерал-лейтенант Н. Ф. Ртищев и Севастопольский флотский начальник вице-адмирал Р. Р. Галл приняли зависевшие от каждого из них меры. Войсковому атаману Черноморского войска генерал-майору Бурсаку ушло предписание «о недремленном и бдительнейшем наблюдении за черкесами», а вице-адмирал Р. Р. Галл без промедления вооружил в Севастополе «для крейсирования у берегов Абхазии, Мингрелии и Гурии» военные фрегаты и бриги. На двух фрегатах в форт Св. Николая от­правили шесть крепостных орудий: четыре 24-фунтовые пушки и две 18-фунтовые «при офицере тамошнего гарнизона, с положенным числом нижних чинов и двойным количеством зарядов против Штатного положения»29.
      Секретным письмом от 17 (29) апреля 1816 г. Италинский уведомил Ланжерона об отправлении турками лезгинским вождям большой партии (несколько десятков тысяч) ружей для нападения на пограничные с Россией территории, которое планировалось совершить со стороны Анапы. Из данных агентурной разведки и из показаний пленных кизлярских татар, взятых на Кавказской линии, российское командование узнало, что в Анапу приходило турецкое судно, на котором привезли порох, свинец, свыше 50 орудий и до 60 янычар. В Анапе, говорили пленные, «укрепляют входы батареями» на случай подхода российских войск, и идут военные приготовления. Анапский паша Назыр «возбудил ногайские и другие закубанские народы к завоеванию Таманского полуострова, сим народам секретно отправляет пушки, ружья и вооружает их, отправил с бумагами в Царь Град военное судно. Скоро будет произведено нападение водою и сухим путем»30.
      Италинский неоднократно заявлял турецкому министерству про­тесты по поводу действий паши крепости Анапа. Более того, дипломат напомнил Порте о великодушном поступке императора Александра I, приказавшего (по личной просьбе султана) в январе 1816 г. вернуть туркам в Анапу 61 орудие, вывезенное в годы войны из крепости. Уважив просьбу султана, Александр I надеялся на добрые отношения с ним, хотя понимал, что таким подарком он способствовал усилению крепости. Например, военный губернатор Херсона граф Ланжерон прямо высказался по этому вопросу: «Турецкий паша, находящийся в Анапе, делает большой вред для нас. Он из числа тех чиновников, которые перевели за Кубань 27 тысяч ногайцев, передерживает наших дезертиров и поощряет черкес к нападению на нашу границу. Да и сама Порта на основании трактата не выполняет требований посланника нашего в Константинополе. Возвращением орудий мы Анапскую крепость вооружили собственно против себя». Орудия доставили в Анапу из крымских крепостей, «но от Порты Оттоманской и Анапского паши кроме неблагонамеренных и дерзких предприятий ничего соответствовавшего Монаршему ожиданию не видно», — считал Ланжерон. В заключение он пришел к выводу: «На случай, если Анапский паша будет оправдываться своим бессилием против черкесе, кои против его воли продолжают делать набеги, то таковое оправдание его служит предлогом, а он сам как хитрый человек подстрекает их к сему. Для восстановления по границе должного порядка и обеспечение жителей необходимо... сменить помянутого пашу»31.
      Совместными усилиями черноморских начальников и дипломатии в лице главы российского посольства в Стамбуле тайного советника Италинского удалось предотвратить враждебные России акции и нападение на форт Св. Николая. В том же 1816 г. дипломат получил новое назначение в Рим, где он возглавлял посольство до конца своей жизни. Умер Андрей Яковлевич в 1827 г. в возрасте 84 лет. Хорошо знакомые с Италинским люди считали его не только выдающимся дипломатом, но и блестящим знатоком Италии, ее достопримечательностей, архитектуры, живописи, истории и археологии. Он оказывал помощь и покровительство своим соотечественникам, приезжавшим в Италию учиться живописи, архитектуре и ваянию, и сам являлся почетным членом Российской Академии наук и Российской Академии художеств. Его труд отмечен несколькими орденами, в том числе орденом Св. Владимира и орденом Св. Александра Невского, с алмазными знаками.
      Примечания
      1. ФОНТОН Ф.П. Воспоминания. Т. 1. Лейпциг. 1862, с. 17, 19—20.
      2. Архив внешней политики Российской империи (АВП РИ). Историко-документальный департамент МИД РФ, ф. 70, оп. 70/5, д. 206, л. боб.
      3. Там же, л. 6об.—7.
      4. ПЕТРОВ А.Н. Первая русско-турецкая война в царствование Екатерины II. ЕГО ЖЕ. Влияние турецких войн с половины прошлого столетия на развитие русского военного искусства. Т. 1. СПб. 1893.
      5. Подробнее об этом см.: Россия в системе международных отношений во второй половине XVIII в. В кн.: От царства к империи. М.-СПб. 2015, с. 209—259.
      6. АВП РИ, ф. 70, оп. 70/5, д. 206, л. 6 об.-7.
      7. Там же, ф. 89, оп. 89/8, д. 686, л. 72—73.
      8. Там же, ф. 70, оп. 70/2, д. 188, л. 33, 37—37об.
      9. Там же, д. 201, л. 77об.; ф. 89, оп.89/8, д. 2036, л. 95об.
      10. Там же, ф. 70, оп. 70/2, д. 201, л. 1 — 1 об.
      11. Там же, л. 2—3.
      12. Там же, л. 11об.—12.
      13. Там же, ф. 180, оп. 517/1, д. 40, л. 1 —1об. От 17 февраля 1803 г.
      14. Там же, л. 6—9об., 22—24об.
      15. Там же, д. 35, л. 13— 1 Зоб., 54—60. Документы от 12 декабря 1803 г. и от 4 (16) января 1804 г.
      16. Там же, л. 54—60.
      17. Там же, д. 36, л. 96. От 17 (29) апреля 1804 г.
      18. Там же, л. 119-120. От 2 (14) мая 1804 г.
      19. Там же, д. 38, л. 167.
      20. Там же, д. 41, л. 96—99.
      21. Там же, л. 22.
      22. Там же, д. 3214, л. 73об.; д. 46, л. 6—7.
      23. Там же, л. 83—84, 101.
      24. Внешняя политика России XIX и начала XX века. Т. 7. М. 1970, с. 51—52.
      25. Там же, с. 52.
      26. Там же.
      27. Там же, с. 181-183,219.
      28. АВПРИ,ф. 180, оп. 517/1, д. 2907, л. 8.
      29. Там же, л. 9—11.
      30. Там же, л. 12—14.
      31. Там же, л. 15—17.