Saygo

Князь-монах Войшелк

1 сообщение в этой теме

А. С. КИБИНЬ. ЛИТОВСКИЙ КНЯЗЬ И ИНДИЙСКИЙ ЦАРЕВИЧ: В ПОИСКАХ СХОДСТВА (ИСТОРИЯ О ВОЙШЕЛКЕ)

Жизнеописание князя-монаха Войшелка, который со «страхом Божьим» ушел в монастырь, затем покинул его, чтобы отомстить за убийство отца, а через несколько лет вернулся к монашеству и был убит после пьяного застолья на княжескогом съезде во Владимире, больше семи столетий привлекает внимание историков Литвы и Руси. Интерес к нему породил многочисленные переработки наиболее раннего рассказа, который сохранился в составе Галицко-Волынской летописи (далее — ГВл). Уже в XIV в. его агиографические версии стали распространяться в землях Великого Новгорода и Пскова, а в XVI в. сюжет о подвиге Войшелка или Римонта Тройденовича (он же Лавраш, Лаврымонт, Василий, а позднее — Елисей) оказался в легендарной части литовских летописей1.

 

Vojshalk.png

 

Фантазия повествователей наделила этого героя необычными чертами: согласно Мацею Стрыйковскому, поверх княжеских одежд Войшелк всегда носил монашеские, но внешнее впечатление от смиренного облика было обманчивым: снаружи агнец, «внутри прятался хищный волк»2. Такая скептическая оценка монашеского смирения литовского князя, вероятно, вызвана не только тем, что в кратких «Анналах Красиньских» он назван беззаконником3, но и противоречивостью самого рассказа ГВл, с которым Стрыйковский был знаком через посредничество «Хроники Быховца». Один и тот же человек выступает в нем то как кроткий монах, то как воинственный и деятельный правитель.

Жизнеописание индийского царевича Иоасафа, который был обращен в христианство пустынником Варлаамом, убедил креститься своего отца Авенира, а после его смерти оставил царство и ушел монашествовать в пустыню, было одним из наиболее популярных произведений средневековой литературы Запада и Востока. Оно известно в греческой, латинской, грузинской, персидской, арабской, других версиях и восходит к сказаниям о Будде (имя царевича в арабском Budasfсопоставляется с санкритским bodhisattva)4. Славянский перевод Повести о Варлааме и Иоасафе был впервые осущест-влен на Руси с греческого не позже середины XII в., когда его фрагменты уже вошли в древнерусский Пролог и их использовал в проповедях Кирилл Туровский.

С именем Войшелка Повесть о Варлааме и Иоасафе впервые связала М. Сморонг-Ружицкая в исследовании миниатюр Лавришевского Евангелия5. Из восемнадцати миниатюр кодекса шестнадцать иллюстрируют евангельские сюжеты, а две («Разговор Варлаама и Иоасафа» и «Притча о единороге») восходят к указанной Повести. Гипотеза о том, что Войшелк может быть их заказчиком, не подтвердилась — эти две иллюстрации, по всей видимости, созданы в XIV в. через некоторое время после завершения самой рукописи. Но от этого тезис исследовательницы о связи между судьбой князя-монаха Войшелка и идейным смыслом, которым наполнялся в византийской культуре сюжет христианского романа о Варлааме и Иоасафе6, нисколько не теряет в цене. При сравнении сюжетной линии рассказов о подвигах Войшелка с Повестью бросается в гла-за их значительное сходство: Войшелк повторяет роль Иоасафа, Миндовг — Авенира, Григорий Полонинский — Варлаама, а Шварн Данилович — Варахии.

Статьи о Войшелке в ГВл неоднородны по своему происхождению, и определить их достоверность невозможно ввиду отсутствия других подробных независимых источников. В описании литовской войны 1249–1254 гг. анонимно упоминается сын Миндовга, который возглавил поход на Турийск, и его принято отождествлять с Войшелком7. Под собственным именем Войшелк впервые появляется в отрывке о добровольном принятии монашества и заключении мира между Миндовгом и Даниилом Романовичем под условной датой 6763 (1255) г (редакция А по Т. Л. Вилкул). Запись сделана ранее второй редакции (В), помещенной в Ипатьевском списке под 1262 г., поскольку послужила для нее источником.Отрывок повествует о событиях 1253 или 1254 г., когда отношения между враждующими князьями были укреплены женитьбой Шварна Даниловича на дочери Миндовга. Новогородок Войшелк, согласно отрывку, передал в управление сыну Даниила Роману:

Потом же Воишелкь створи миръ с Даниломъ и въıда дщерь Миндогдовоу за Шварна сестроу свою и приде Холмъ к Данилоу ѡставивъ кнѧжение свое и восприемь мнискии чинъ и вдасть Романови с(ы)н(о)ви королевоу Новогородъкъ ѿ Миндога и ѿ себе и Вослонимъ и Волковыескь и всѣ городы…8

По всей видимости, Войшелк намеренно выведен на первый план летописцем. Инициатором мира и заключения междинастического брака ранее назван Миндовг, который еще в 1252 г. присылал послов с предложением о «любви о сватьстве»9. Пострижение его сына исследователи объясняли по-разному. Е. Гедройц полагал, что решение уйти могло быть вызвано душевной раной, которую нанес ему отец, пожертвовав позициями православного сына ради союза с католиками после коронации летом 1253 г.10

Но еще в XIX веке Т. Нарбут и В. Б. Антонович высказывали догадки о том, что Войшелк стал заложником Даниила11. Подобным образом, по мнению Т. Л. Вилкул, детали сообщения являются насилием над фактами и скрывают не слишком благородные методы короля Даниила, — в первую очередь потому, что последующий захват Войшелком Романа Даниловича около 1259 г. не соответствует образу смиренного чернеца, отказавшегося от светской власти. На Руси в качестве средства политической борьбы практиковалось насильственное пострижение — в том числе отцом Даниила, который отправил в монастырь своего бывшего тестя Рюрика Ростиславича12. Кроме того, добавила исследовательница, против летописного рассказа могут свидетельствовать строки Ливонской рифмованной хроники (конца XIII в.) о том, что после убийства Треняты литовцы приняли сына короля Миндовга, «поклялись ему в верности и вступили в союз все по языческим законам»13 — после этого его трудно назвать прилежным христианином14.

Поиск политических причин ухода Войшелка в монастырь представляется вполне оправданным. Даже постриг младшего современника Войшелка, св. Олега Романовича Брянского, А. А. Горский связывал с наступлением Тохтамыша на сферу влияния Ногая (разумеется, гипотетически)15. В то же время, фраза о «языческих законах» литовцев в Ливонской рифмованной хронике является не более чем традиционным клише, и в остальном Войшелк в этом независимом от ГВл источнике изображен вполне достойным восхищения христианином. Он «выказал добродетель уже в молодости», просил учесть его христианство, когда обращался к ливонскому ландсмагистру за помощью, а после своей победы отпустил из Литвы всех пленных христиан (последнее место объединяет рифмованную хронику с известием Германа Вартберга)16.

Кроме того, ситуация вокруг пострижения Войшелка больше напоминает не внутреннюю династическую борьбу Романа Мстиславича со своим тестем или Изяслава Мстиславича со св. Игорем Ольговичем, а внешнеполитические обстоятельства ухода св. Саввы (Растко Неманича) на Святую Гору (Афон) ок. 1191–1193 г. Сходство ограничивается не только тем, что биографы святого Доментиан и Феодосий единогласно настаивают на самостоятельности решения молодого Растко посвятить себя Господу17.

Последующие и предшествующие пострижению события указывают на то, что уход в монастырь мог быть связан с политикой отца и мог иметь дипломатическое значение в установлении союза с Византией. В 1191 г. отец Растко, великий жупан Рашки Стефан Неманя, потерпел поражение от Исаака II Ангела и заключил мир, который был скреплен женитьбой сына Немани Стефана (Первовенчанного) на племяннице императора Евдокии. Вскоре Растко, согласно агиографическим повествованиям, бежал на Святую Гору, там принял постриг, а в 1196 г. добился того, что и его отец, отрекшись от престола в пользу Стефана, также уехал в афонский монастырь Ватопед18.
 
Связь ухода св. Саввы в монастырь с миром 1191 г. в агиографических источниках опускается. Зато пострижение Войшелка, вне зависимости от степени его добровольности, в ГВл уверенно связывается с миром 1253/54 гг., и трудно сомневаться в том, что оно связано с династической дипломатией Миндовга. «Обмен детьми» был взаимным: к Даниилу отправились Миндаугайте и Войшелк, а в зависимости от литовского короля оказался Роман Данилович, вокняжившийся в Новогородке. Союз двух королей, созданный не без участия Иннокентия IV, просуществовал некоторое время, и его результатом был совместный поход на Возвягль ок. 1255 г., для которого Миндовг прислал Романа Даниловича в помощь Даниилу Романовичу19.

Глубину нравственного перерождения Войшелка демонстрирует читателю упоминание о несостоявшемся путешествии на Афон, организованном для Войшелка Даниилом: принявший монашество «самъ просисѧ ити во С(вѧ)тоую Гороу и наиде емоу король поуть оу королѧ Оугорьского и не може ити С(вѧ)тое Горы и воротисѧ в Болгарѣхъ»20.

Вряд ли возможно установить, было ли паломничество реальным: оснований для гиперкритического сомнения не больше, чем для доверия летописи. Как отметил Д. Домбровский, детали путешествия внешне соответствуют политической ситуации на Балканах — венгерская протекция для проезда через Болгарию имела смысл после женитьбы в конце 1255 г. царя Михаила Асеня на дочери князя Мачвы Ростислава Михайловича, а междоусобная война, начавшаяся после убийства Михаила (в начале 1257 г.), могла расстроить планы Войшелка21.

Следующий отрывок холмского свода представляет Войшелка совершенно с другой стороны22. Несомненно, что к 1259 г. инок вышел из монастыря — иначе трудно объяснить его активное участие в политической борьбе. Вместе с двоюродным братом Товтивилом он захватил в плен Романа Даниловича. Предыстория конфликта не известна, хотя он может быть связан с участием волынских князей в походе татар на Литву. Даниил, надеясь найти сына, организовал экспедицию, взял Волковыск и захватил в плен тестя Романа князя Глеба (как отмечает ГВл, «и держашеть и во ч(е)сти»23). После описания намерения Даниила напасть на Городно рассказ обрывается на полуслове, и по поводу судьбы его сына остается строить только догадки. Некоторые исследователи полагали, что он был убит Войшелком, который вернул себе Новогородок24. Так ли это — установить невозможно, но Роман определенно погиб или умер до начала ноября 1259 г., после чего был похоронен в церкви Богородицы в Холме25.

Фрагменты о Войшелке с 6770 (1262) по 6776 (1268) г. разительно отличаются от предыдущих своей подробностью. Как отметил Д. Голдфранк, серия данных полуагио-графических рассказов придает образу князя черты подвижника: пять его путешествий увенчаны подвигами и завершаются насильственной смертью26. В тексте встречается заимствованная из компилятивного хронографа формула «и тако бысть конець убитья его», которая появлялась ранее в рассказах об убийстве Миндовга и Треняты27.

А. И. Генсьорский считал использование хронографа характерной чертой сводчика, работавшего над текстом ГВл до 1266 г.28

Но заимствованием из того же хронографа, по мнению А. Дубониса, может быть также указание на 12 лет правления Тройдена, при этом в летопись оно могло быть внесено уже после смерти Владимира Васильковича (1288 г.)29. А. П. Толочко привел сходную формулировку из завершающей части ГВл («тоутож положим конець Вълодимеровоу кнѧженію»)30. Поэтому не ясно, можно ли считать упомянутую формулу признаком принадлежности исключительно к холмскому своду 60-х годов31.

Во второй половине ХХ в. имела популярность гипотеза В. Т. Пашуто, согласно которой статьи о событиях 60-х гг. XIII в. в Литве восходят к «литовской летописи», составленной во второй половине XIII в. в одном из православных монастырей в окрестностях Новогородка (вероятно, Лавришевского). Основным аргументом существования «относительно связного текста» о правлении Миндовга, Войшелка, Треняты, Шварна и Тройдена было указание ГВл на то, что Войшелк крестился «тоу в Новѣгородьцѣ» — по мнению Пашуто, фраза указывает на местонахождение составления рассказа32.

На очевидную слабость этого предположения указал еще Е. Охманьский — множество примеров того же предлога («и придоша к рѣцѣк Вислѣи тоу изнаидоша собѣбродъ», «Воишелкъ… оучини собѣманастырь … и тоу живѧше, … бѣжа до Пиньска и тоу живѧш(е)ть»33) еще не повод считать, что в каждом упомянутом месте велось свое летописание. Д. Голдфранк, впрочем, положительно оценил предположение В. Т. Пашуто34, отметил знакомство летописца с внутренним делением Литвы и даже увидел местный патриотизм в описании возвращения князя Сирпутия («придоша со ч(ь)стью великою домовь»35). Более того, Н. Н. Улащик полагал, что литовской летописью мог пользоваться в XVI в. Стрыйковский36, хотя в пользу этого нет совсем никаких данных — информация из ГВл у Стрыйковского появилась через посредничество летописи, близкой к Хронике Быховца37. Несмотря на то, что в наши дни сдержанную поддержку гипотезе о литовской летописи высказал Д. Баронас38, ей противоречат общие черты сообщений о Миндовге и Войшелке (заимствования из компилятивного хронографа XIII в.) с теми сюжетами ГВл, которые никак не связаны с литовской тематикой39.

По мнению Д. Голдфранка, редакция «повести о Войшелке», которая помещена в сообщениях с 1262 по 1268 гг., была создана ок. 1289 г. автором, близким к Григорию Полонинскому, церковным кругам и/или к Владимиру Васильковичу и его жене Ольге Романовне Брянской40. Источником для составления дошедшей до нас версии рассказа стали более ранние записи о Войшелке, частично сохранившиеся под 1255–1261 годами41. Т. Л. Вилкул, сравнив два рассказа о пострижении, признала редакцию В агиографической амплификацией редакции А, произведенной во время правления Владимира Васильковича или в конце XIII в.42

Параллели с историей об убийстве Войшелка (упоминание Григория Полонинского, а также крещения Войшелком Юрия Львовича, обусловленное тенденцией летописца изображать в нелестном свете Льва Даниловича, убийцу крестника собственного сына43) указывают, что в составлении этих отрывков принимал участие один и тот же редактор.

В начале второго рассказа о пострижении44 повторяется информация о выдаче Войшелком дочери Миндовга за Шварна Даниловича. Затем, в отличие от первой версии, следует анахроничный отрывок о вокняжении в Новогородке, нравственном перерождении и крещении: «И Воишелкъ же нача кнѧжıти в Новѣгородѣч(е) в поганьствѣ боуда и нача проливати крови много. Оубивашеть бо на всѧкъ д(ь)нь по три по четыри, которого же д(ь)нı не оубьӕшеть кого — печаловашеть, тогда коли же оубьӕшеть кого — тогда веселъ бѧшеть»45. Сразу за описанием беззаконий Войшелка следует: «Посем же вниде страхъ Б(ож)ии во с(ь)р(ьд)це его помъıсли в собѣхотѧприӕти с(вѧ)тое кр(е)сщ(е)ние и кр(ес)тисѧтоу в Новѣгородьцѣи нача быти во крѣстьӕньствѣ»46.

Всецело доверяя этой информации, Й. Тоторайтис в начале ХХ в. понимал ситуацию так, что своей жестокостью Войшелк хотел заставить своих новых подданных повиноваться, но когда понял, что это опасно для его власти, решил принять религию завоеванного народа47. Напротив, по мнению Т. Баранаускаса, в начале своего правления Войшелк был малолетним, и репрессии проводили назначенные Миндовгом регенты. Сам Войшелк был склонен к мягкой политике и крестился, когда получил самостоятельность48. Как отметили Э. Гудавичюс и П. П. Толочко, перед нами типичный агиографический прием, призванный подчеркнуть контраст между христианином и язычником49. Ввиду распространенности этого приема, уверенно установить конкретный образец для него трудно. Будем все же учитывать, что в Повести о Варлааме и Иоасафе подобный переворот происходит с Авениром, отцом Иоасафа.

Первая параллель между Повестью и рассказом о Войшелке — не столько само добровольное оставление новогрудского стола (Иоасаф также оставляет царский престол и уходит в монастырь, но делает это в завершающей части Повести), сколько «страх Божий», которым руководствуется Войшелк. Старозаветное и святоотеческое учение «Начало премудрости страх Господень» (Притч. 1, 7) многократно звучит в Повести о Варлааме и Иоасафе: в первой части — в учении Варлаама Иоасафу («…явися истовыхъ благъ, еже боятися Бога и творити волю его»50, «егоже страхомъ силы небесныя поколѣбаются»51), в заключительной части — в учении Иоасафа Варахии («Сего о себѣ поимъ царь, тихо глаголаше и тепло любяшет, и да приимет царствие, и въ страсѣ божии да пасеть люди»52, «блажен муж, бойся Господа»53). Как указала С. Марьянович-Душанич, в Сербии дляидеологии власти Неманичей именно Повесть о Варлааме и Иоасафе стала источником одной из составляющих образа идеального правителя как «учителя страха Господня»54.

Войшелк в редакции В, как и в первой версии рассказа, оставляет свой стол и уходит — но не в Холм, а теперь в Галич. Исправление реальной резиденции Даниила на Галич и обобщенное указание на то, что Войшелк пришел одновременно к обоим Романовичам («и по семь иде Воишелкъ до Галича к Данилови кнѧзоу и Василкови хотѧ приӕти мнискии чинъ тогда же и Вошелкъ хр(е)сти Юрьӕ Лвовича»), выдают меньшее знакомство c биографией князя, стремление сделать его более самостоятельным и повы-сить роль Василька в его судьбе55. В тексте появляется учитель Григорий Полонинский, в монастыре которого князь принял постриг и прожил три года:

…потомъ иде в Полониноу ко Григорьеви в манастырь и пострижесѧ во черньцѣ и быс(ть) в манастыри оу Григорьӕ г҃ лѣт(а) ѿтолѣ же поиде во С(вѧ)тоуюГороу приемь бл(а)г(о)с(ло)вление ѿ Григорьӕ Григорѣи же бѧшеть ч(е)л(о)в(ѣ)къ с(вѧ)тъ акогоже не боудеть перед нимь и ни по немь не боудеть…

Т. Л. Вилкул крайне скептически оценила этот фрагмент: три года жизни в монастыре напомнили ей «священное число», а для составления рассказа «достаточно “виртуальной реальности” (у монаха должен быть учитель, а у идеального монаха — идеальный учитель) и библийной топики»56. Сомнения может вызвать и неопределенное указание на местоположение монастыря. Ранее исследователи связывали его с каким-либо географическим пунктом — селом Полонка в окрестностях Новогрудка57, городом Полонным на Волыни58, указывали на окрестности Галича59 или Холма60 как место возможного расположения обители. Наблюдение А. И. Генсьорского над использованием предлогов61 позволяет склониться к той точке зрения, что сочетание «в Полониноу» обозначает вообще горный ландшафт. Полонинами в XIX в. назывались «в лесных Карпатах безлесные пространства на высочайших, выше лесной линии лежащих, вершинах гор»62. А. И. Генсьорский полагал, что термин является романским заимствованием («ця назва прийшла разом з волоською колонізацією») и что в XIII в. он еще не мог распространяться на территории далеко к западу от Галича. В связи с этим исследователь размещал монастырь Григория где-то в окрестностях Коломыи63. Но термин planina, płonina (гора, горная местность) является общим для южнославянских языков, словацкого и польского64. Высказывалась версия о местоположении монастыря гораздо западнее, за Карпатами в области Марамарош, где находится Угольский (Зановский) монастырь на Полонинах65. Неизвестно, однако, существовал ли монастырь в XIII в., да и сувереном Марамароша был не Даниил, а Бела IV.

Взаимоотношения пустынника Варлаама с царевичем Иоасафом, на наш взгляд, вполне могли быть моделью для введения в повествование линии Григория. «Идеальный учитель» Варлаам, подвизающийся в Сенаарской пустыне, своими притчами наставил Иоасафа на крещение, а в конце повести царевич отыскал старца в пустыне и стал подвижничать вместе с ним. Подобным образом, в завершающем цикл о Войшелке отрывке под 1268 г. перед смертью князь и Григорий воссоединились, когда Войшелк после отречения от литовского престола поселился в Угровском монастыре св. Даниила:

Воишелкъ иде до Оугровьска в манастырь ко с(вѧ)т(о)моу Данилью и взѧ на сѧ чернѣчькии порты… Григорѣи же Полониньскыи и еще бѧше живъ наставникъ его Воишелкъ же вопрашавъ ѡ животѣ его радъ быс(ть) посла по нь река г(о)с(поди)не ѡ(ть)че приѣди семо ѡн же приѣха к немоу и настави его на поуть чернечькии66.

В процитированном отрывке вызывает сомнение оговорка «Григорий Полонинский еще был жив» — в случае, если речь действительно идет об известном прославленном старце, подобного которому «не было ни до ни после», подобная информация кажется избыточной. В то же время, полагая Григория более литературным персонажем, чем историческим лицом, мы должны учитывать, что в 40-х гг. XIII века в ближайшем окружении Даниила упоминается реальный Григорий, игумен Угровского монастыря. Он вместе с двумя доминиканцами возглавлял посольство Даниила к Иннокентию IV с согласием признать его главенство — о нем папа упоминает в письме майнцскому архиепископу от 15 сентября 1247 г., как об «аббате горы святого Даниила»67. Н. П. Дашкевич, полагая, что mons sancti Danielisне может быть отождествлена с Угровским монастырем, высказал догадку: «не Григорий ли это, настоятель монастыря в Полонине?»68. В. Абрахам, однако, снял все сомнения на счет идентификации «горы», указав, что устойчивое сочетание mons sancti часто использовалось по отношению даже к тем монастырям, которые не располагались в горной местности69. Если игумен Данилова монастыря оставался в 1254 г. на своем посту (чему нет никаких доказательств), то он гипотетически мог участвовать в пострижении литовского князя. Но в процитированном рассказе Григорий Полонинский не является настоятелем монастыря, а приезжает туда по приглашению князя. Парадоксально, но в той части Хроники Быховца, которая скомпилирована из рассказа ГВл, Григорий Полонинский назван игуменом Угровского монастыря70. Однако вряд ли можно предположить, что это отличие имелось в рукописи ГВл, — составитель хроники сокращал и модифицировал текст.

С благословения Григория Войшелк, как и в редакции А, отправился на Святую Гору, но паломничество не удалось — теперь из-за «мятежа» в тех землях («…Воишелкъ же не може доити до С(вѧ)тѣи Горѣ зане мѧтежь быс(ть) великъ тогда в тъıхъ землѧх(ъ)»). После этого он не стал возвращаться в Полонинский монастырь: «и приде ѡпѧть в Новъгородокъ и оучини собѣ манастырь на рѣцѣ на Немнѣ межи Литвою и Новъıмъгородъкомъ и тоу живѧше». Монастырь на Немане в последующие столетия носил название Лавришевского, и с ним традиционно связывалась история о Римонте/Лаврыше и Елисее (в последнем случае, впрочем, не исключено смешение биографий двух разных персонажей). Археологическими разведками, возможно, выявлено его местонахождение, но полноценных раскопок на месте еще не проводилось71. В литературе по-разному оценивалась достоверность известия об основании монастыря — чаще всего оно принималось на веру, но, по мнению А. Семянчук, «до сих пор невозможно однозначно утверждать, действительно ли его основателем был Войшелк»72. Подобные сомнения в свете литературных элементов повести представляются вполне оправданными. Примечательно, что в первом рассказе об основании обители не упоминается, в связи с чем хронологическая увязка рассказа с возвращением из паломничества повисает в воздухе. Впрочем, с другой стороны, согласно логике событий, основание или облагодетельствование монастыря могло иметь целью укрепление связей с волынской иерархией, что вкупе с «любовью сватьства» (брак Шварна Даниловича на его сестре) создавало на юге выгодный политический климат для новогрудского князя или монаха. Д. Баронас посчитал, что возведение монастыря на Немане было началом воплощения программы построения «православной Литвы»73, основанной на политическом союзе с волынскими князьями и противодействии прокатолической программе Миндовга. Хотя не ясно, что позволяет исследователю перенести все основные события его биографии (пострижение, паломничество, постройка монастыря) в начало 60-х гг. (время после пленения Романа Даниловича), вполне возможным выглядит предположение о том, что Войшелк культивировал церковные контакты с Волынью с целью занять достойное место в княжеской иерархии после смерти Миндовга.

Наиболее сложное в агиографической биографии Войшелка — разобраться в том, сколько раз он оставлял и покидал монастырь. Иоасаф становится монахом всего однажды, покидая царство после смерти отца. Монах Варлаам после крещения Иоасафа повторно возвращается в свою пустыню74. Войшелк, создается впечатление, мечется между монастырем и политической борьбой, которую он вел в 1259 и 1263 гг., что трудно объяснить. Причина, по которой он покинул монастырь после смерти Миндовга, названа в Новгородской I летописи (НПЛ): он дал обет вернуться через три года — по-сле того, как покарает убийц отца75. В ГВл об обете нет ни слова, и последний уход в монастырь мотивирован совершенно иначе — «Согрѣшилъ есмь много перед Б(ого)мъ и ч(е)л(о)в(ѣ)кы»76.

Завершается фрагмент, ретроспективно представляющий биографию князя до смерти Миндовга, клишированным описанием конфликта с отцом из-за христианства — «ѡц҃ь же его Миндовгъ оукаривашетьсѧ емоу по его житью ѡнъ же на ѡ(ть)ца своего нелюбовашеть велми». П. П. Толочко и Т. Л. Вилкул связывали его с агиографическими мотивами, но не приводили источника заимствования. Д. Баронас провел параллель с житием св. Алексия77. Среди других возможных примеров наиболее полная параллель — отношения царя-язычника Авенира и его сына-христианина Иоасафа в Повести, на протяжении которой отец чинит многочисленные искушения и препятствия сыну, чтобы тот отступил от христианства.

Посмертный героизированный образ Войшелка, который предстает перед нами благочестивым подвижником, разумеется, может иметь некоторые реальные черты. О его христианстве известно не только из ГВл — независимо от нее «Анналы Красиньских» сообщают: «…беззаконник Войшелк, сын короля Миндовга, будучи монахом на Руси, выйдя из обители, мстя за смерть отца, убил убийцу короля Трогната с прочими князьями»78. Величание его словом nephas («беззаконник, злодей»), по-видимому, связано с возросшей религиозной нетерпимостью в латинском мире. Время составления данной записи не установлено, но ее уже использовал в XV в. Ян Длугош79, и нельзя исключить, что в компилятивных «Анналах Красиньских» был использован источник XIII–XIV вв.80

Таким образом, вероятность того, что накануне убийства Миндовга Войшелк действительно оставался монахом, существует, хотя с полной уверенностью это утверждать нельзя, поскольку анналисты могли смешать события биографии Войшелка. Ливонская рифмованная хроника прямо не называет сына Миндовга монахом, но отмечает, что он во время убийства Миндовга находился на Руси и «выказал добродетель уже в молодости»81.

В последующем рассказе ГВл об убийстве Миндовга (осень 1263 г.) и борьбе Войшелка за литовское княжение он вновь выступает как правитель, претендующий на верховную власть. Весть о смерти отца вынудила Войшелка бежать в Пинск, откуда он наблюдал за развертыванием событий. По всей видимости, уже тогда Шварн Данилович и Василько Романович оказали содействие беглецу. Редактор дважды настойчиво повторяет, что он признал старшинство Василька, назвал его своим отцом и господином82.

Хорошо знакомый с опытом борьбы Товтивила с Миндовгом, князь развил широкую дипломатическую активностьи заручился поддержкой ливонского ландсмагистра Конрада фон Мандерна. После убийства Треняты пришло время действовать — «Воишелкъ поиде с Пинѧны к Новоугородоу и ѿтолѣ поӕ со собою Новгородцѣ и поиде в Литвоу кнѧжить. Литва же всѧ приӕша и с радостью своего господичича». Автор рассказа, вероятно, идеализирует ситуацию83, хотя о поддержке, которую Войшелк встретил в Литве, упоминает также Ливонская рифмованная хроника84. В течение 1264 г., опираясь на войска русинской части Понеманья, людей Миндовга и галицко-волынских князей, он подчинил Нальшаны, Деволтву и во время своего правления осуществлял главенство над значительной территорией. Его ставленник Изяслав находился в Полоцке, где пребывал в «воли... Божии и в Молшелгове»85. А. В. Кузьмин попытался пересмотреть традиционную датировку грамоты Изяслава (1265 г.) исчитает, что текст грамоты появился в 1267 г.86

Если данная датировка справедлива (в чем, однако, нет полной уверенности), то она может показывать, что в год смерти Войшелк еще находился у власти. В благодарность за помощь Шварн Данилович управлял Новогородком — в нем он находился в начале войны с Болеславом Стыдливым87. Правление в русинской части Понеманья позволило летописцу назвать Шварна соправителем Войшелка («Кнѧжащоу Воишелкови во Литвѣи Шварнови»).

После описания войны Василька, Войшелка и Шварна с Болеславом Стыдливым следует заключительный фрагмент жизнеописания литовского князя88. Несмотря на мольбы Шварна остаться в Литве и продолжать вместе править, Войшелк удалился в Угровский монастырь св. Даниила:

Шварно же молѧшетьсѧ емоу по великоу абы еще кнѧжилъ с ними в Литвѣ но Воишелкъ не хотѧшеть тако река согрѣшилъ есмь много перед(ъ)Б(ого)мъ и ч(е)л(о)в(ѣ)кы тъı кнѧжи а землѧ ть ѡпасена Шварно же не може оумолити его и тако нача кнѧжити в Литвѣ а Воишелкъ иде до Оугровьска в манастырь ко с(вѧ)т(о)моу Данилью и взѧ на сѧ чернѣчькии порты и поча житии в манастъıрѣ тако река се ми здѣ близъ мене с(ы)нъ мои Шварно а дроугии г(о)с(поди)нъ мои ѡ(те)ць кнѧзь Василко а тѣма сѧ имоу оутѣшивати.

Вслед за этим идет уже рассмотренный фрагмент о встрече с Григорием Полонинским. Данная часть текста имеет значительное сходство с сюжетом 36–38 глав Повести. Иоасаф после отречения от царского престола назначил на свое место Варахию, который, как и Шварн, просил царя остаться89. После двух лет скитаний твердый духом Иоасаф нашел своего учителя Варлаама и провел оставшиеся годы в пустыне90.

Уход в Угровский монастырь, а не в лесную обитель на Немане, связывается с желанием Войшелка быть поближе к «сыну» Шварну и «отцу» Васильку. Далее ГВл повествует о том, что Василько Романович по просьбе Льва Даниловича созвал княжеский съезд во Владимире, на который Войшелк, боявшийся Льва, поехал под гарантии безопасности от Василька. После званого обеда у немца Марколта Василько уехал спать, а Войшелк удалился в монастырь св. Михаила. Лев Данилович приехал туда со словами «коуме, напимсѧ» и во время продолжения пиршества в монастыре зарубил Войшелка — по дьявольскому наущению и из зависти, что тот отдал литовскую землю Шварну. После убийства Шварн княжил в Литве «лет нѣмного и тако престависѧ».

Д. Голдфранк справедливо отметил, что завершающая часть биографии Войшелка в ГВл политически ангажирована91. Она обосновывает преобладание Руси над Литвой, показывает законность вокняжения Войшелка в Литве, добровольное оставление власти и передачу ее Шварну. А. Дубонис, не исключая давления на Войшелка со стороны Василька, посчитал достоверным известие об уходе в Угровский монастырь, из которого деятельный князь-монах намеревался оказывать влияние на Шварна92, но радикально усомнился в рассказе о правлении Шварна в Литве. Неучастие Шварна в съезде, по мнению исследователя, может указывать на то, что к тому времени он был болен или даже умер, а Василько, Лев и Войшелк собрались для того, чтобы обсудить будущее политическое устройство Литвы и Руси93. Шварн действительно неожиданно исчез из галицко-волынской политики, поэтому гипотеза выглядит, в целом, вероятной. Но общая оценка достоверности рассказа представляется избирательной. Т. Л. Вилкул заметила, что сцена убийства князя-чернеца, который после банкета решил выпить со Львом еще по чарке, не совсем вписывается в идеальный монашеский образ. Если предположить, что концовка о правлении Шварна — фикция, то и оснований доверять деталям рассказа об уходе в монастырь в 1267 г., кажется, не слишком много.

Казалось бы, основания усомниться в достоверности рассказа ГВл о смерти Войшелка предоставляют «Анналы» Яна Длугоша. Ничего не упоминая о монашестве и съезде, Длугош повествует, что 9 декабря (в другом списке 9 сентября) 1267 г. в некой деревне Лев окружил и расправился с Войшелком94. Ненависть Льва к нему, по словам Длугоша, возникла из-за соперничества за земли Руси, на которые Войшелк пытался предъявить свои права. Используя рассказ «Анналов», А. Дубонис предположил, что причина убийства князя лежит в споре вокруг обладания Новогородком. Но для составления записи об убийстве князя Длугошу вовсе не обязательно было использовать дополнительный источник, и все детали могут быть амплификацией более ранних известий95, которые сообщают лишь, что «Князь Лев, сын короля Руси Даниила, убил Войшелка, сына Миндовга, князя литовского»96.

Согласно другой догадке, Войшелк был убит из мести за смерть Романа Даниловича, «при молчаливом сочувствии Василька»97, однако трудно ее чем-то подтвердить, и она выглядит не намного более убедительно, чем летописная мотивация завистью к Шварну, опьянением и вмешательством дьявола.

Итак, ряд деталей указывают на то, что жизнеописание Войшелка может быть цельным произведением, в котором более ранние сообщения ГВл были переработаны в направлении уподобления биографии Иоасафа. Подражание известной повести об индийском царевиче могло быть составлено в назидательных целях. Однако наличие концепции главенства волынских князей над Литвой, легитимность которого обосновывается примером мудрого Войшелка, называвшего Василька Романовича своим «отцом» и по страху Божьему передавшего литовский стол Шварну, позволяет предположить, что редактор руководствовался определенными политическими мотивами в своей работе.

В заключение нужно отметить, что гипотезы Д. Голдфранка и Т. Л. Вилкул о времени редактирования отрывков о Войшелке вписываются в политический контекст 80-х гг. — сюжет о добровольном пострижении князя и признании своим отцом Василька Романовича мог приобрести идеологическую актуальность после 1282 г., когда началась предполагаемая борьба группировки приближенных Тройдена с группировкой, союзной Владимиру Васильковичу. Сторонники последнего, если верить ГВл, чтили память о Войшелке и готовы были мстить Льву Даниловичу за его убийство98. Они многократно привлекались Владимиром для походов против Болеслава II и Лешка Черного. Во время русско-литовского похода в Мазовию в 1286 г., в котором участвовал Юрий Львович, Лев опасался мести за убийство Войшелка и предостерегал своего сына, чтобы тот не ходил в поход вместе с литовским войском99. В. Т. Пашуто интерпретировал эти опасения, как признак того, что «в чернорусской части Литовского великого княжества правила прежняя династия»100. По мнению А. Дубониса, походы против Болеслава, женатого на дочери Тройдена, преданность Владимиру Васильковичу и готовность мстить Льву Даниловичу показывают, что к власти в Литве в это время пришли князья, связанные с Войшелком101. Противоборство с ними вынудило бежать в Орден союз-ника Тройдена Скомонда, который ранее около 1280 г. перешел под защиту Тройдена «в Русь» (вероятно, Городенскую волость), а летом 1284 г., уже крестившись102, был проводником крестоносцев в походе на Городно103. Союз с Волынью поддерживали несколько позднее Букидид и Буйвид, которые после смерти Владимира Васильковича в конце 1288 г. передали в 1289 г. Волковыск в управление занявшему владимирский стол Мстиславу Даниловичу104.


Статья подготовлена по проекту Темплана СПбГУ, Мероприятие 2, проект «Россия и Балтийский мир в средние века и раннее новое время», шифр в ИАС 5.38.62.2011.

Примечания

1. Протографом всех севернорусских и московских рассказов о Войшелке XV–XVI вв. (в поздних вариантах иногда имеющих заголовок «Сказание о блаженнем и приснопамятнем князе Вышелеге Литовском, брате благовернаго князя Доманта») была Новгородская первая летопись, см.: Охотникова В. И. Повесть о Довмонте. Л., 1985. С. 109–116. — Основные литовские и западнорусские тексты XVI–XVII вв. см.: ПСРЛ. Т. XXXII. Хроники: Литовская и Жмойтская, и Быховца. Летописи: Баркулабовская, Аверки и Панцырного / Сост. и ред. Н. Н. Улащик. М., 1975; ПСРЛ. Т. XXXV. Летописи белорусско-литовские / Сост. и ред. Н. Н. Улащик. М., 1980; ПСРЛ. Т. XL. Густынская летопись. СПб., 2003. С. 121, 123, 125; Wiiuk Koiałowicz A. Miscellanea Rerum Ad Statum Ecclesiasticum In Magno Lituaniae Ducatu pertinentium. Vilnae, 1650. P. 8, 36. Их подробный критический разбор: Goldfrank D.Lithuanian Prince-monk Vojselk: A study of competing legends // Harvard Ukrainian Studies. 1988. Vol. 11/3–4. Р. 44–76; Огицкий Д. П.Великий князь Войшелк // Богословские труды. М., 1983. T. 24. C. 133–184. — Исследование текста базилианского жития Войшелка первой половины XVIII в. см.: Dąbrowski D.Powieść o Wojsiełku. Szkic historiografi czny // Lietuvos 
Didžiosios Kunigaikštystės istorijos šaltiniai. Faktas. Kontekstas. Interpretacija. Vilnius, 2007. S. 31–66.
2. Stryjkowski M.Kronika polska, litewska, żmódzka i wszystkiej Rusi kijówskiey… Królewiec, 1582. S. 339.
3. Rocznik Krasińskich // MPH. T. III. S. 133 (см. примеч. 78).
4. Лебедева И. Н.Повесть о Варлааме и Иоасафе: Памятник древнерусской переводной литературы XI–XII вв. / Подгот. текста, исслед. и коммент. И. Н. Лебедевой. Л., 1985; Квливидзе Н. В., Муравьев А. В., Турилов А. А.Варлаам и Иоасаф // Православная энциклопедия. Т. 6. М., 2003. С. 619–625.
5. Рукопись по палеографическим признакам датируется рубежом XIII–XIV или первой половиной XIV века (Smorąg-Różycka M.1) Miniatury “Ewangeliarza Ławryszewskiego”. Zagadnienie stylu // Folia Historiae Artium. 1992. T. 28. S. 26–27, 38; 2) Romans chrześcijański Barlaam i Jozafat w kulturze średniowiecznej Europy. Uwagi o dwóch miniaturach w Ewangeliarzu Ławryszewskim // Slavia Orientalis. 1993. Nr. 1. S. 9–27; 3) Ewangeliarz Ławryszewski. Kraków, 1999. S. 70–81. — См. также: Семянчук А. Лаўрышаўскае Евангелле // Silva rerum nova: Штудыі ў гонар 70-годдзя гісторыка Георгія Я. Галенчанкі. Вільня; Менск, 2009. С. 236–246).
6. Smorąg-Różycka M. Romans chrześcijański Barlaam i Jozafat… S. 27.
7. ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 819.
8. Там же. Стб. 830–831.
9. Там же. Стб. 819–820.
10. Giedroyć M.The Arrival of Christianity in Lithuania: Early Contacts (Thirteenth Century) // Oxford Slavonic Papers. Vol. 18. 1985. Р. 16.
11. Narbutt T.Dzieje starożytne narodu litewskiego. T. IV. Wilno, 1838. S. 128; Антонович В. Б.Монографии по истории Западной и Юго-Западной России. Ч. I. Киев, 1885. С. 31. 
12. Вілкул Т. Л.Галицько-Волинський літопис про постриження литовського князя Войшелка // Український історичний журнал. 2007. № 4. С. 26–37.
13. Mindaugo knyga: Istorijos šaltiniai apie Lietuvos karalių. Vilnius, 2005. P.  295–296, eil. 7202–7206.
14. Вілкул Т. Л. Постриження князя Войшелка: Політика князя Данила і стратегії літописців // Матеріали і дослідження з археології Прикарпаття і Волині. Вип. 13. Львів, 2009. С. 125, прим. 5.
15. Горский А. А.Русские земли в XIII–XIV веках: Пути политического развития. М., 1996. С. 32.
16. Издание Ливонской рифмованной хроники в средневерхненемецком оригинале см.: Livländische Reimchronik. Mit Anmerkungen, Namenverzeichnis und Glossar / Hrsg. von Leo Meyer. Paderborn, 1876. S. 164–165. — Мы опираемся на литовский перевод кс. П. Жадейкиса (Mindaugo knyga. Р. 294–295, eil. 7133–7170); Hermanni de Wartberge Chronicon Livoniae / Hrsg. von Ernst Strehlke // SRP. T. II. Leipzig, 1863. S. 45.
17. Доментиан. Житие св. Саввы (сер. XIII в.): (Живот Светога Симеуна и Светога Саве / На свиjет издао Ћ. Даничић. Биоград, 1865; Стара српска књижевност. Т. I. Нови Сад; Београд, 1970. С. 117–312); Феодосий Хилан-дарский. Житие св. Саввы (XIV в.): (Живот Светога Саве. Написао Доментиjан [в действительности — Феодосий] / Трудом Ћ. Даничићa. Биоград, 1860; Стара српска књижевност. Т. II. Нови Сад; Београд, 1970. С. 131–294).
18. Нельзя не упомянуть в связи с этим, что Повесть о Варлааме и Иоасафе была одним из важных источников, которые использовал св. Савва в создании культа отца и построении идеологии власти Неманичей. В главном храме Студеницкого монастыря, посвященного Богородице, куда в 1208 г. св. Савва перенес мощи св. Стефана Немани, изображения св. Варлаама и Иоасафа оказались на самом почетном месте возле Богородицы (см.: Smorąg-Różycka M.Ewangeliarz Ławryszewski. S. 78–79).
19. ПСРЛ. Т. II. Стб. 838; Дубоніс А.Каралеўства Міндоўга // Arche. 2009. № 9. (Режим доступа: old.arche.by/by/21/30/1313/. Последнее посещение — 13 ноября 2011 г.).
20. ПСРЛ. Т. II. Стб. 830–831.
21. Dąbrowski D. Rodowód Romanowiczów książąt halicko-wołyńskich. Poznań; Wrocław, 2002. S. 201.
22. Опускаем несущественную фразу «си же преже сказахомъ ӕко Вышелкъ бѣдалъ Новогородокъ Романови» (ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 837–838), которая, по-видимому, является интерполяцией (Вілкул Т. Л.Галицько-Волинський літопис про постриження… С. 31–32).
23. ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 847. — По мнению Т. Л. Вилкул, фраза «держашеть и во ч(е)сти» является интерполяцией волынского редактора (Вілкул Т. Л.Галицько-Волинський літопис про постриження... C. 31). Д. Домбровский также отмечал, что в данном месте чтение ГВл испорчено (Dąbrowski D. Rodowód Romanowiczów… S. 138).
24. См.: Толочко П. П.Литовский князь Войшелк в русских летописях // Ruthenica Т. 5. 2006. С. 125; Dubonis A. Traidenis. Monarcho valdžios atkūrimas Lietuvoje (1268–1282). Vilnius, 2009. Р. 42–43, nuor. 28.
25. Dąbrowski D. Rodowód Romanowiczów… S. 116–126.
26. Goldfrank D.Lithuanian Prince-monk Vojselk… P. 47–49.
27. Впервые это характерное клише встречается в рассказе о взятии Сандомира татарским темником Буронда-ем и Васильком Романовичем: «и тако быс(ть) конѣць Соудомирьскомоу взѧтью» (ПСРЛ. Т. II. Стб. 855), далее в рассказе об убийстве Миндовга: «и тако быс(ть) конѣчь Миндовговоу оубитью» (Там же. Стб. 860), Треняты: «и тако быс(ть) конѣць оубитьӕТренѧтина» (Там же. Стб. 861), Войшелка: «и такъ быс(ть) конѣць оубитьӕего» (Там же. Стб. 868), см.: Толочко А. П.Одна заимствованная формула в Галицко-Волынской летописи // Ruthenica. 
2006. № 5. С. 256–257.
28. Генсьорський А. І.Галицько-Волинський літопис. (Процес складання; редакції і редактори). Київ, 1958. С. 12–15.
29. Показателем редактуры, по мнению автора, является различное изображение братьев Тройдена в летописи Владимира Васильковича и в рассказе о вокняжении Тройдена (Dubonis A.Traidenis. P. 29–31).
30. ПСРЛ. Т. II. Стб. 927.
31. Отметим, что нам осталась недоступна статья Вилкул Т. Л.О некоторых источниках литовских известий Галицко-Волынской летописи (Lietuvos Didžiosios Kunigaikštystės istorijos šaltiniai. Faktas. Kontekstas. Interpretacija / Sud. A. Dubonis. Vilnius, 2006), вероятно, содержащая замечания, которые необходимо учесть в дальнейшей разработке темы.
32. Пашуто В. Т.1) Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 113–121; 2) Образование Литовского государства. М., 1959. С. 37–43.
33. ПСРЛ. T. II. Стб. 852, 859–850.
34. Goldfrank D. Lithuanian Prince-monk Vojselk… Р. 46.
35. ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 878.
36. Улащик Н. Н.Введение в изучение белорусско-литовского летописания. М., 1985. С. 100–103.
37. Goldfrank D. Lithuanian Prince-monk Vojselk… P. 68–69, 75; Dąbrowski D.Romanowicze w Kronice polskiej, litewskiej, żmudzkiej i wszystkiej Rusi Macieja Stryjkowskiego (ze szczególnym uwzględnieniem kwestii genealogicznych). Przyczynek do badań nad dziejami genealogii i świadomości historycznej w Wielkim Księstwie Litewskim w XVI wieku // Senoji Lietuvos literatūra. 2006. Nr. 22. S. 158–159, 165–166.
38. Mindaugo knyga. P. 25.
39. См.: Еремин И. П. Волынская летопись 1289–1290 гг. // ТОДРЛ. 1957. Т. 13. С. 117; Вилкул Т. Л. Галицько-Волинський літопис про постриження… С. 37, прим. 53;Толочко П. П. Литовский князь Войшелк в русских летописях. С. 126.
40. Goldfrank D. Lithuanian Prince-monk Vojselk… Р. 52–53.
41. Ibid. P. 47.
42. Вілкул Т. Л.1) Галицько-Волинський літопис про постриження… С. 26–37; 2) Постриження князя Войшелка… С. 123–129.
43. Вілкул Т. Л.Галицько-Волинський літопис про постриження… С. 31.
44. ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 858–859.
45. Там же. Стб. 858.
46. Там же. Стб. 858–859.
47. Totoraitis J.Die Litauer unter dem König Mindowe bis zum Jahre 1263. Freiburg, 1905. S. 66.
48. Баранаускас Т. Новогрудок в XIII в.: История и миф // Castrum, urbis et bellum: Зборнік навуковых прац. Прысвячаецца памяці прафесара Міхася Ткачова. Баранавічы, 2002. С. 31.
49. Gudavičius E.Mindaugas. Vilnius, 1998. P. 241, nuor. 2032; Толочко П. П.Литовский князь Войшелк в русских летописях. С. 120.
50. Лебедева И. Н.Повесть о Варлааме и Иоасафе. С. 166.
51. Лебедева И. Н.Повесть о Варлааме и Иоасафе. С. 140.
52. Лебедева И. Н.Повесть о Варлааме и Иоасафе. С. 256.
53. Лебедева И. Н.Повесть о Варлааме и Иоасафе. С. 258.
54. Марjановић-Душанић С.Владарска идеологиjа Немањића: Дипломатичка студиjа. Београд, 1997. С. 234–246.
55. Вілкул Т. Л. Галицько-Волинський літопис про постриження… С. 29.
56. Вілкул Т. Л. Галицько-Волинський літопис про постриження… С. 30. — Также см. о параллелях в характери-стике Григория: Толочко П. П. Литовский князь Войшелк в русских летописях. С. 120.
57. Барсов Н. П.Материалы для историко-географического словаря России: Географический словарь Русской земли (IX–XIV ст.). Вильна, 1865. С. 164.
58. Макарий [Булгаков]. История русской церкви в период монгольский. Т. IV. Кн. 1. СПб., 1884. С. 171.
59. См.: Назаренко А. В.Григорий Полонинский // Православная энциклопедия. Т. 13. М., 2006. С. 41.
60. Огицкий Д. П.Великий князь Войшелк // Богословские труды. М., 1983. T. 24. C. 181.
61. При наименовании городов: «иде Войшелкъ до Галича», «иде до Оугровьска в манастыръ», «бѣжа до Пиньска», «посла … до Полотьска», при именовании пространных объектов: «поиде в Литвоу кнѧжить», «поиде во С(вѧ)тоую Гороу», «Иде в Полониноу ко Григорьеви» (Генсьорський А.Галицько-волинський літопис. С. 64).
62. Головацкий Я. Ф. Народные песни Галицкой и Угорской Руси. Ч. III. Отд. II. М., 1878. C. 577. 
63. Генсьорський А. І.Галицько-Волинський літопис. С. 63–66.
64. См., например: Skok P. Etimologijski rjecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Kn. 2. Zagreb, 1972. S. 675–676.
65. См.: Монич О. Заневський монастир в Полонинах: Нариси з історії Угольського та Углянського монастирів. Ужгород, 2009.
66. ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 867.
67. «Dilecti itaque fi lii Gregorii abbatis de monte sancti Danielis…» — Акты исторические, относящиеся к России, извлеченные из иностранных архивов и библиотек Д. Ст. Сов. А. И. Тургеневым. Т. I. СПб., 1841. № LXXV. С. 67.
68. Дашкевич Н. П.Переговоры пап с Даниилом Галицким об унии Юго-Западной Руси с католичеством // Университетские известия. Киев, 1884. № 8. Август. С. 162.
69. Abraham W. Powstanie organizacyi kościoła łacińskiego na Rusi. Kraków, 1904. T. I. S. 122, przyp. 1.
70. ПСРЛ. Т. XXXII. С. 134.
71. О поисках места монастыря см.: Савич К.Явление из современной религиозной жизни одного прихода в западно-русском крае // Труды Киевской Духовной Академии. 1874. Т. 1. С. 98–110; Краўцэвіч А. К.Археалагічныя даследаванні Лаўрышаўскага манастыра на Панямонні // З глыбі вякоў. Наш край. Вып. 1. Мінск, 1996. С. 227–234.
72. Семянчук А. Лаўрышаўскае Евангелле. С. 238.
73. Baronas D.Katalikiška ir stačiatikiška Lietuva XIII a. // Lietuvos valstybės susikūrimas europiniame kontekste / Sud. R. Petrauskas. Vilnius, 2008. P. 254–255.
74. Лебедева И. Н.Повесть о Варлааме и Иоасафе... С. 196.
75. «По убиении же отца своего, не хотящю ему сего створити, но богу попущьшю на нихъ, на поганую Литву, за христьяньскую кровь, вложи сему въ сердце, соимя съ себя ризу, обѣщася богу на 3 лѣта, како приятии риза своя, а устава мнишьскаго не остася…» (Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / Под ред. А. Н. Насонова; Отв. ред. М. Н. Тихомиров. М.; Л., 1950. С. 84–85, 314). Как отмечал Д. Голдфранк, несмотря на различия, рассказ имеет композиционное сходство с биографией, представленной в ГВл и, вероятно, является 
его поздней переработкой (Goldfrank D.Lithuanian Prince-monk Vojselk… P. 53–56).
76. ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 867.
77. Baronas D.Katalikiška ir stačiatikiška Lietuva XIII a. Р. 254.
78. «Quod nephas Woysalk, fi lius regis Mendok, existens monachus Russie, egrediens de claustro regicidam Thrognath cum aliis ducibus, ulciscens patris mortem, occidit» (Rocznik Krasińskich // MPH. T. III. S. 133).
79. Joannis Długosz Senioris Canonici Cracoviensis Opera Omnia / Ed. A. Przeździecki. T. XI. Kraków, 1873. S. 392. — См.: Dąbrowski D. Czy Jan Długosz pisząc siódmą księgę “Annalium” korzystał z Kroniki halicko-wołyńskiej lub źródła jej pokrewnego? // Ruthenica. T. 3. 2004. S. 166; Goldfrank D.Lithuanian Prince-monk Vojselk… P. 50.
80. Спорную гипотезу о том, что этот источник может иметь связь с более ранним рассказом ГВл, см.: Goldfrank D. Lithuanian Prince-monk Vojselk… P. 50.
81. Mindaugo knyga. Р. 294–295 (7133–7170).
82. ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 861–863.
83. Dubonis A.Traidenis. P. 38.
84. Mindaugo knyga. Р. 295–296 (7202–7206). 
85. Полоцкие грамоты XIII – начала XVI в. / Сост. А. Л. Хорошкевич. Ч. 1. М., 1977. С. 36–37; Ч. 3. М., 1980. С. 118–123.
86. Кузьмин А. В.Опыт комментария к актам Полоцкой земли второй половины XIII – начала XV в. // Древняя Русь. 2007. № 2. С. 33–42.
87. «тогда же Шварнови соущю в Новѣгородѣ»; «посем же Шварно приѣха из Новагородъка вборзѣ» (ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 864).
88. Там же. Стб. 867–868.
89. Лебедева И. Н.Повесть о Варлааме и Иоасафе. С. 256.
90. Лебедева И. Н.Повесть о Варлааме и Иоасафе. С. 260–267.
91. Goldfrank D.Lithuanian Prince-monk Vojselk… P. 47–49.
92. Dubonis A. Traidenis. P. 49–50.
93. Dubonis A. Traidenis. P. 53–55.
94. «Nona die mensis Septembris (Decembris), Leo Dux Russiae… cum Woysalko Mendolphi alias Mendog filio Duce Lithuaniae, pro terris Russiae, quas idem Woysalk sui iuris facere nitebatur, in simultates et odia perveniens, praefatum Woysalk in quodam rure se continentem, circumventum obtruncat» (Joannis Długosz Senioris Canonici Cracoviensis Opera Omnia. T. XI. S. 404). 
95. Ср.: Dąbrowski D. Czy Jan Długosz pisząc siódmą księgę “Annalium” korzystał z Kroniki halicko-wołyńskiej lub źródła jej pokrewnego? S. 170.
96. «Dux Leo fi lius Danielis regis Rusie occidit Woyslaum fi lium Mendogi ducis Lithwanorum» (Rocznik Traski // MPH. T. II. Lwów, 1872. S. 840).
97. Пашуто В. Т.Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. С. 293; Толочко П. П.Литовский князь Войшелк в русских летописях. С. 125.
98. Dubonis A. Traidenis. P. 77–78, 145.
99. ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 891.
100. Пашуто В. Т.Образование литовского государства. С. 37.
101. Dubonis A. Traidenis. P. 71–72, 77, 145–146.
102. Scriptores rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der preussischen Vorzeit. T. I / Ed. T. Hirsch, M. Töppen, E. Strehlke. Leipzig, 1861. S. 143 (211).
103. Ibid. S. 147.
104. ПСРЛ. Т. ІІ. Стб. 932–933.

Литература, использованная в статье:

Баранаускас, Томас. Новогрудок в XIII в.: История и миф // Castrum, urbis et bellum: Зборнік на-вуковых прац. Прысвячаецца памяці прафесара Міхася Ткачова / Рэд. Генадзь Семянчук, Андрэй Мяцельскі. Баранавічы, 2002. С. 29–42.
Вілкул, Тетяна Леонідівна. Галицько-Волинський літопис про постриження литовського князя Войшелка // Український історичний журнал. 2007. № 4. С. 26–37.
Вілкул, Тетяна Леонідівна. Постриження князя Войшелка: політика князя Данила і стратегії літописців // Матеріали і дослідження з археології Прикарпаття і Волині. Вип. 13. Львів, 2009. С. 123–129.
Генсьорський, Антін Іванович. Галицько-волинський літопис (процес складання, редакції і редак-тори). Київ: Видавництво Академії Наук Української РСР, 1958. 104 с.
Горский, Антон Анатольевич.Русские земли в XIII–XIV веках: Пути политического развития. Москва: Институт российской истории, 1996. 122 с.
Квливидзе, Нина Валериевна, Муравьев, Алексей Владимирович, Турилов, Анатолий Аркадьевич. Варлаам и Иоасаф // Православная энциклопедия. Т. 6. Москва: Церковно-научный центр «Право-славная Энциклопедия», 2003. С. 619–625.
Краўцэвіч, Аляксандр Канстанцінавіч. Археалагічныя даследаванні Лаўрышаўскагаманастыра на Панямонні // З глыбі вякоў: Наш край. Мінск, 1996. Вып. 1. С. 227–234.
Кузьмин, Андрей Валентинович.Опыт комментария к актам Полоцкой земли второй половины XIII – начала XV в. // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2007. № 2. С. 33–42.
Марjановић-Душанић Смиља.Владарска идеологиjа Немањића: Дипломатичка студиjа. Београд: Клио, 1997. 350 с.
Монич, Олександр. Заневський монастир в Полонинах: Нариси з історії Угольського та Углянського монастирів. Ужгород: ВАТ «Патент», 2009. 328 с.
Назаренко, Александр Васильевич.Григорий Полонинский // Православная энциклопедия. Т. 13. Москва: Церковно-научный центр «Православная Энциклопедия», 2006. С. 41.
Огицкий, Дмитрий Петрович.Великий князь Войшелк // Богословские труды. 1983. T. 24. C. 133–184. 
Охотникова, Валентина Ильинична. Повесть о Довмонте. Ленинград: Наука, 1985. 232 с.
Пашуто, Владимир Терентьевич.Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. Москва: АН СССР, 1950. 327 с.
Пашуто, Владимир Терентьевич.Образование Литовского государства. Москва: АН СССР, 1959. 530 с.
Семянчук, Альбіна Аляксандраўна.Лаўрышаўскае Евангелле // Silva rerum nova: Штудыі ў гонар 70-годдзя гісторыка Георгія Я. Галенчанкі. Вільня; Менск. 2009. С. 236–246.
Стара српска књижевност / Уредник Живан Милисавац. Т. I. Нови Сад; Београд: Матица спрска, Српска књижевна задруга, 1970. 443 с.
Стара српска књижевност / Уредник Живан Милисавац. Т. II. Нови Сад; Београд: Матица спрска, Српска књижевна задруга, 1970. 449 с.
Толочко, Петр Петрович.Литовский князь Войшелк в русских летописях // Ruthenica. 2006. Т. 5. С. 117–127.
Толочко, Алексей Петрович.Одна заимствованная формула в Галицко-Волынской летописи // Ruthenica. 2006. Т. 5. С. 256–257.
Улащик, Николай Николаевич. Введение в изучение белорусско-литовского летописания. Москва: Наука, 1985. 260 с.
Baronas, Darius.Katalikiška ir stačiatikiška Lietuva XIII a. // Lietuvos valstybės susikūrimas europiniame kontekste / Sud. Rymvidas Petrauskas. Vilnius: Versus Aureus, 2008. P. 244–259.
Dąbrowski, Dariusz. Czy Jan Długosz pisząc siódmą księgę «Annalium» korzystał z Kroniki halickowołyńskiej lub źródła jej pokrewnego? // Ruthenica. T. 3. 2004. S. 150–185.
Dąbrowski, Dariusz. Powieść o Wojsiełku. Szkic historiografi czny // Lietuvos Didžiosios Kunigaikštystės istorijos šaltiniai. Faktas. Kontekstas. Interpretacija. Vilnius: Lietuvos istorijos institutas, 2007. S. 31–66.
Dąbrowski, Dariusz. Rodowód Romanowiczów książąt halicko-wołyńskich. Poznań, Wrocław: Wydawnictwo Historyczne, 2002. 348 p.
Dąbrowski, Dariusz. Romanowicze w Kronice polskiej, litewskiej, żmudzkiej i wszystkiej Rusi Macieja Stryjkowskiego (ze szczególnym uwzględnieniem kwestii genealogicznych). Przyczynek do badań nad dziejami genealogii i świadomości historycznej w Wielkim Księstwie Litewskim w XVI wieku // Senoji Lietuvos literatūra. 2006. Nr. 22. S. 143–183.
Dubonis, Arturas. Traidenis. Monarcho valdžios atkūrimas Lietuvoje (1268–1282). Vilnius: Lietuvos istorijos onstitutas, 2009. 242 p.
Giedroyć, Michał.The Arrival of Christianity in Lithuania: Early Contacts (Thirteenth Century) // Oxford Slavonic Papers. 1985. Vol. 18. Р. 1–30.
Goldfrank, David.Lithuanian Prince-monk Vojselk: a study of competing legends // Harvard Ukrainian Studies. 1988. Vol. 11/1–2. Р. 44–76.
Gudavičius, Edvardas.Mindaugas. Vilnius: Zara, 1998. 359 p. 
Mindaugo knyga: istorijos šaltiniai apie Lietuvos karalių / Parengė ir į lietuvių kalbą išvertė Darius Antanavičius, Darius Baronas, Artūras Dubonis (atsakomasis redaktorius), Rimvydas Petrauskas. Vilnius: Lietuvos Istorijos Institutas, 2005. 422 p.
Skok, Petar. Etimologijski rjecnik hrvatskoga ili srpskoga jezika. Kn. 2. Zagreb: Jugoslavenska Akademija znanosti i umjetnosti, 1972. 693 p.
Smorąg-Różycka, Małgorzata.Ewangeliarz Ławryszewski. Kraków: Instytut Historii Sztuki, Uniwersytet Jagiellònski, 1999. 158 p.
Smorąg-Różycka, Małgorzata.Miniatury «Ewangeliarza Ławryszewskiego». Zagadnienie stylu // Folia Historiae Artium. 1992. T. 28. S. 13–38. 
Smorąg-Różycka, Małgorzata.Romans chrześcijański Barlaam i Jozafat w kulturze średniowiecznej Europy. Uwagi o dwóch miniaturach w Ewangeliarzu Ławryszewskim // Slavia Orientalis. 1993. Nr. 1. S. 9–27.

Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. - 2011. - № 2 (10). Июль—Декабрь. - С. 11 - 28.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Плавания полинезийцев
      Автор: Чжан Гэда
      Кстати, о пресловутых "секретах древних мореходах" - есть ли в неполитизированных трудах, где не воспеваются "утраченные знания древних", сведения, что было общение не только между близлежащими, но и отдаленными архипелагами и островами?
      А то есть тенденция прославить полинезийцев, как супермореходов, все знавших и все умевших.
      Например, есть ли сведения, что жители Рапа-нуи хоть раз с него куда-то выбирались?
    • Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл Каталог гор и морей (Шань хай цзин) - (Восточная коллекция) - 2004
      PDF, отсканированные стр., оглавление.
      Перевод и комментарий Э. М. Яншиной, 2-е испр. издание, 2004 г. 
      Серия -- Восточная коллекция.
      ISBN 5-8062-0086-8 (Наталис)
      ISBN 5-7905-2703-5 (Рипол Классик)
      "В книге публикуется перевод древнекитайского памятника «Шань хай цзин» — важнейшего источника естественнонаучных знаний, мифологии, религии и этнографии Китая IV-I вв. до н. э. Перевод снабжен предисловием и комментарием, где освещаются проблемы, связанные с изучением этого памятника."
      Оглавление:

       
      Автор foliant25 Добавлен 01.08.2019 Категория Китай
    • «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      Автор: foliant25
      Просмотреть файл «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      PDF
      Исследование, перевод с китайского, комментарий и приложения М. Ю. Ульянова; научный редактор Д. В. Деопик.
      Китайское средневековое историко-географическое описание зарубежных стран «Чжу фань чжи», созданное чиновником Чжао Жугуа в XIII в., включает сведения об известных китайцам в период Южная Сун (1127–1279) государствах и народах от Японии на востоке до Египта и Италии на западе. Этот ценный исторический памятник, содержащий уникальные сообщения о различных сторонах истории и культуры описываемых народов, а также о международных торговых контактах в предмонгольское время, на русский язык переведен впервые.
      Тираж 300 экз.
      Автор foliant25 Добавлен 03.11.2020 Категория Китай
    • Судьба литовского полона 16-17 веков
      Автор: Stas
      Судьба литовского полона в 16-17 веках или Российские укреплённые линии, освоение Сибири и становление Южной границы Российской империи.
      Заинтересовался этой темой довольно случайно, стало интересно - как сложилась судьба "литовского полона" 16-17 веков на территории России?
      Вот, что получилось понять о судьбе выходцев из Великого княжества литовского (ВКЛ) в Московском государстве, попавших туда не по своей воле, а если выразится точнее о судьбе "литовского полона" или "полоняников" в 16-17 веках. 
      Война 1654—1667 годов между Русским царством и Речью Посполитой.
      Население ВКЛ сократилось более, чем на половину! Помимо военных потерь, потерь от голода и эпидемий, беженцев - по итогам этой войны военный полон включавший в себя и принудительный вывод огромного количества гражданского населения не был возвращен.
      Принудительные массовые миграции населения на территорию Московского царства только сейчас начинают изучать. 
      Когда со всем этим начинаешь знакомится, то волей-неволей возникают вопросы - 
      Кто такие сибиряки и каково их происхождение? 
      При этом, какую роль сыграли сибиряки в битве под Москвой во время ВОВ? 
      Кто такие однодворцы и линейное казачество? и т.д. 
      Причина этих принудительных массовых миграций следующая - 
      Реформы Ивана III и Ивана IV: османское влияние 
      Нефедов С. А. 
      http://hist1.narod.r...ussia/Osman.htm
      "В первый период правления Ивана III главной целью великого князя было присоединение Новгорода. Решающий шаг был сделан в 1478 году, когда Новгород признал Ивана III своим государем; после мятежа в 1479 году великий князь казнил несколько «великих бояр» из числа заговорщиков и конфисковал их земли. В 1485 году Иван III овладел Тверью и «велел всех граждан к целованию привести»; летопись не упоминает о казнях и конфискациях. Великий князь милостиво относится к своим новым новгородским и тверским подданным – как и принято было до сих пор на Руси. Но зимой 1487-88 года произошло нечто неожиданное: в ответ на некий (по-видимому, мнимый) «заговор» Иван III выселил всех зажиточных новгородцев и отправил в Москву 7 тысяч “житьих людей”. Это событие летопись назвала «выводом» новгородцев. Практически все земли Новгорода – кроме немногочисленных крестьянских земель - были конфискованы; затем была проведена перепись и осуществлено первое массовое наделение воинов поместьями. 
      Эта небывалая до тех пор на Руси акция в точности соответствовала османским обычаям: из завоеванного города выселяется вся знать, ее земли конфискуются, составляется дефтер и конфискованные земли раздаются в тимары. Русское название этой процедуры, «вывод» - это не что иное как перевод ее турецкого названия, «сургун». Характерно, что, как и в Турции, поместья даются подчас людям низкого происхождения, «боевым холопам» (в Турции их называли гулямами). 
      ...Война с Литвой требовала увеличения армии, и московское правительство производило новые поместные раздачи. При присоединении Пскова, Смоленска, Рязани Василий III следовал методу, опробованному при овладении Новгородом – «вывод» знати и конфискации земель, а затем испомещение московских дворян..." 
      http://hist1.narod.r...ussia/Osman.htm
      Вот, что пишут о подобных событиях - 
      "Переселение белорусов из белорусских княжеств в Москву в середине века трудно отследить. Переселялись они сюда по политическим, экономическим и религиозным причинам. Немало жителей этнических белорусских земель, входивших в Великое княжество Литовское, а во второй половине XVI в. в Речь Посполитую, попадало в Московское государство во время войн. Массовый вызов белорусов в Московское государство и непосредственно в Москву в качестве пленных начался в период русско-польской войны 1654-1667гг., когда территория Беларуси была временно занята русскими войсками. Так в эти годы только из г. Шклова Могилёвской губернии в Москву было в Москву было переселено 170 семей ремесленников. В 1655 г. патриарх Никон сообщал, что царь Алексей Михайлович хочет переселить в Россию из Беларуси 300 тыс. человек, особенно в Москву и в те деревни, которые обезлюдели после эпидемий.... 
      ...В 1667 г. на высший церковный пост после осуждения на церковном соборе и отстранения от должности патриарха Никона был избран Иосаф II – игумен Оршанского монастыря. Избранию его патриархом Московским и всея Руси способствовала поддержка царя Алексея Михайловича и Симеона Полоцкого. Иосаф II покровительствовал просветительской деятельности в Москве выходцев из Греции, Беларуси и Украины, поощрял миссионерскую деятельность в Сибири. О необыкновенной судьбе этого человека рассказывает книга белоруса-москвича, доктора юридических наук М. М. Рассолова «Белорус на Московском патриаршем престоле»
      http://www.belmos.ru...p?act=txt&id=14
      А это, говорят сами источники - 
      Здесь "литовским полоном" называют мужчин участвовавших в вооруженном сопротивлении, а "животами" любое мирное население. 
      "...А из посаду и з острогу литовского полону взяли, и писали их у государева стану 12 060 человек, а по иным полком и числа нету, а животов безчисленно поймали..." 
      Разрядная повесть о Полоцком походе 1563 года. 
      http://www.vostlit.i...3/frametext.htm
      Заселение Сибири.
      16 век
      В исторических исследованиях, опирающихся на анализ летописных источников, существует несколько гипотез, о том, что в составе отряда Ермака были выходцы с белорусских земель, именовавшиеся "литвой".
      Очерки истории белорусов в Сибири в XIX-ХХ вв. - Новосибирск: Наука-Центр, 2002. – С.8. 
      17-18 века
      Миграция белорусов на территорию Сибири была долговременной и может быть разделена на два основных этапа в соответствии с масштабами, причинами, результатами движения и составом переселенцев. Первый этап - конец XVI - XVIII века, второй этап - ХIХ - начало ХХ века. 
      На первом этапе переселенческого движения с территории современной Белоруссии миграция была итогом продолжительных войн между Московским государством и Речью Посполитой на территории Великого княжества Литовского во второй половине XVI – XVII веках, большую часть населения которого составляли белорусы. Ключевой проблемой этого периода является вопрос о месте и значении «литвы» в истории Сибири. Нередко плененных литвинов отправляли в качестве служилых людей в Зауралье, где они вместе с русскими первопроходцами принимали активное участие в хозяйственно-культурном освоении региона, в частности, строительстве первых городов-острогов, выполнении важных государственных поручений. В течение XVIII века служилое сословие Сибири продолжало пополняться за счет плененной «литвы». 
      В историографии оценка места и значения служилой «литвы» неоднозначна и достаточно фрагментарна. Наличие «литвы» среди служилых людей Сибири впервые отметил Г.Ф. Миллер, не давая, однако, конкретного определения этого термина. Позднее П.А. Словцов, говоря о «литве» в Сибири, оценил ее влияние достаточно негативно, в частности, обвинил литвинов в распространении игры в кости и карты. Вслед за Словцовым В.К. Андриевич в своей работе назвал сибирских литву и черкесов «разным сбродом». Оценивая отправку в сибирские города бывших военнопленных, исследователи П.Н. Буцинский и Н.Н. Оглоблин рассматривали ее не как политическую ссылку, а как способ колонизации территорий, споря в этом вопросе с И.В. Щегловым, отождествившим ссылку XVII века с политической ссылкой XIX- начала ХХ века. 
      В работах советского периода историки вновь возвратились к проблеме «литвы» в Сибири. Так, З.Я. Бояршинова, анализируя состав населения Томского уезда в XVII веке, отвергала какое-либо влияние «литвы» в жизни региона. Дальнейшее изучение темы связано с именем белорусского историка Г.Ф. Лещенко, который впервые осветил причины и предпосылки переселений, деятельность переселенцев по изучению и освоению региона. Среди причин исследователь выделил такие, как частые войны, католическая реакция, неурожаи и голод. При этом автор отождествлял литву с белорусами. 
      В современной российской и белорусской историографии вновь анализировался вопрос об определении понятия «литва». Так, Н.И. Никитин подчеркнул, что термин «литва» нельзя автоматически отождествлять только с белорусами. Кроме того, историк отметил, что выходцы из западных окраин в силу своей малочисленности не могли оказать значительного воздействия на развитие и население Сибири. Белорусский исследователь В.П. Грицкевич, напротив, отметил вклад в развитие Сибири литвинов-белорусов. 
      Таким образом, проблема места и значения «литвы» в истории Сибири в конце XVI – XVIII веках до сих пор остается недостаточно изученной. 
      БЕЛОРУССКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В СИБИРЬ В ДОРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПЕРИОД: ЭТАПЫ И ОСОБЕННОСТИ 
      Кухта С.В., 
      научный руководитель канд. ист. наук Лущаева Г.М. 
      Сибирский федеральный университет 
      Однодворцы и Российские укреплённые линии.
      Это версия о том, кто такие однодворцы в России и о том, какую роль они сыграли в создании границ Российской империи и соответственно в создании системы укрепленных линий, а точнее в создании всей южной границы Российской империи от Кавказа до Дальнего Востока - сначала однодворцами, а потом линейными казаками, в которых выходцы из однодворцев составляли подавляющее большинство.
      "Из того, как жгло степи московское правительство в 1571 году, можно заключить, что южная половина Тульской губернии, почти вся Орловская, вся Курская, Воронежская и юг Тамбовской губернии оставались тогда еще совершенно незаселенными. Едва ли не первыми сколько-нибудь значительными поселениями в этой пустыне были укрепленные стоянки московских войск. В шестидесятых годах XVI в. укрепляются, таким образом, Орел, Новосиль и Данков. В восьмидесятых и девяностых годах возникают, тоже на местах воеводских стоянок, Ливны и Воронеж, Елец, Кромы и, наконец, передовой пост южной К., Белгород. Естественно, что большая часть населения, появляющегося во всех этих местах, состоит на первых порах или из служилых людей или из лиц, которых правительство спешит привлечь к военной службе; вместе со службой, правительство требует от поселенцев занятий земледелием, как на их собственной, так и на казенной пашне; в противном случае, ему пришлось бы посылать военным колонистам "хлебное жалованье" из Москвы. При этих условиях возникает на южной окраине тип "однодворца", соединяющего черты служилого человека и пахотного крестьянина. Участки, отведенные однодворцам в надел, долго остаются без всякой другой рабочей силы, кроме самих хозяев. Только мало-помалу, и конечно, чем южнее, тем позже, начинает селиться на однодворческих землях крестьянское население."
      "Однодворцы являются потомками служилых людей, нёсших дозорную и сторожевую службу на южных границах в XVI-XVII вв., не успевших приобрести права российского дворянства. Класс однодворцев сформировался из русских детей боярских украинных городов (особый разряд детей боярских), стрельцов, солдат, рейтаров, драгун, копейщиков, пушкарей и обедневших дворян, городовых, рязанских и донских казаков, Касимовского и Кадомского служилого люда, а также части татарской аристократии. Со временем, вследствие смещения границы государства к югу, служилые люди, поселённые между Тульской и Белгородской оборонительными линиями, оказались внутри страны. Поэтому данная категория была распространена на бывших приграничных землях, в центральночернозёмных губерниях России — Воронежской, Курской, Орловской, Тульской, Тамбовской, Пензенской и Рязанской." 
      Видимо, пленные Панцирные бояре и мелкопоместная шляхта становились источником пополнения этого российского сословия. 
      Прямой аналог российским однодворцам в ВКЛ - 
      "Околичная шляхта (другое название застенковая шляхта) — мелкопоместная шляхта, представители которой владели приусадебными хозяйствами, но не имели крестьян и поэтому сами трудились на своей земле. Представители этой шляхты образовывали целые шляхетские поселения — так называемые застенки или «околицы», обособленные от остального мира. Околицы представляли собой некое собрание сёл, составлявших одну общину. 
      "Панцирные бояре - категория населения в Великом княжестве Литовском XVII—XVIII веков. 
      Происходили из «панцирных слуг», которые должны были нести службу на коне в тяжёлом «панцирном» вооружении. Освобождались от повинностей. Позже их стали привлекать к службе в мирное время в качестве полицейских, курьеров и т. д. 
      Панцирные бояре занимали промежуточное положение между крепостными крестьянами и шляхтой. В шляхетское сословие не входили. Жили преимущественно на территории Полоцкого и Витебского воеводств. 
      Согласно великокняжеским привилеям панцирные бояре имели земельные наделы с правом наследования, за это несли военную службу. Некоторые владели крестьянами, но большинство из них обрабатывали землю сами; им разрешалось жить в городах и заниматься ремеслами и торговлей." 
      Часть "полона", а именно - "людей" ("люди" так называлось в средневековье - служивое сословие) селили между Тульской и Белгородской оборонительными линиями, а часть отправляли служить в Сибирь и на Волгу. 
      Орловский И.И. 
      Смоленский поход Царя Алексея Михайловича в 1654 году. 
      - " Царь спешил придти к Смоленску и захватить его, так как услышал, что людей в Смоленске и около Смоленска нет никого" 
      http://annales.info/...ll/smlpohod.htm
      Не спроста в образовании однодворческого говора - участвовали московский, западнополесский, орловско-калужский и восточнорязанский говоры, хранившие старые "степные" особенности, литовские говоры через выходцев из-за западного рубежа. 
      Поэтому, данная категория и была распространена на бывших приграничных землях, в центрально чернозёмных губерниях России — Воронежской, Курской, Орловской, Тульской, Тамбовской, Пензенской и Рязанской. 
      Еще удивительно то, что карта распространения южновеликорусского говора, практически повторяет путь однодворцев создававших Российские оборонительные линии. 
      Поэтому, вполне можно допустить, что южновеликорусский говор сформировался в среде однодворцев. 
      Диалектологическая карта русского языка 1914 года. 
      Обратите внимание и на то, как на карте стыкуются белорусские и южновеликорусские говоры, как будто одни говоры являются продолжением других. 
      Видимо, в результате войн или "вывода" населения, возникло сословие "однодворцев", которые состояли из всевозможных пленников испомещенных на южных границах Московского государства. 
      Этих "служилых людей", так как они умели воевать, правительство направляло на охрану южных границ от кочевников. 
      Практически всегда, однодворцы следовали за постоянно меняющимися южными рубежами России, как своего рода военные колонисты, но при этом, они несли дозорную и сторожевую службу, а так же строили оборонительные укрепления. 
      Они обязаны были воевать, а чтобы прокормится, должны были обрабатывать землю, а это значит, что им приходилось осваивать эти новые территории.
      Данная версия, в значительной степени может объяснить выводы генетических исследований белорусов, а именно вывод о том - почему белорусы очень схожи с русскими "юго-западных областей (Белгородской, Воронежской, Курской, Орловской областей)". 
      "ЗАКЛЮЧЕНИЕ. 
      Полученные нами новые данные о белорусских популяциях позволили заполнить «белое пятно» на генетической карте Восточной Европы. Благодаря этому, было выявлено существование генетической общности, занимающей обширную территорию. 
      По маркерам Y хромосомы при сравнении белорусских популяций с популяциями Восточной, Западной, Северной и Южной Европы, выявлена генетическая общность, охватывающая территорию от Польши до запада Центральной России, включая Белоруссию. На юге граница общности проходит между ареалом белорусов и украинцев (возможно, область колебаний границы леса и лесостепи в исторический период), на северо-востоке – между белорусами и северо-западной областью русского ареала. Общность образует единый плотный кластер, включающий белорусов, поляков, русских юго-западных областей (Белгородской, Воронежской, Курской, Орловской областей), а также русских Тверской области. " 
      ГЕНОФОНД БЕЛОРУСОВ 
      Балановский О.П.1, Тегако О.В. 2 
      1Государственное учреждение Медико-генетический научный центр РАМН, Москва (Россия) 
      2Институт искусствоведения, этнографии и фольклора НАН Беларуси, Минск (Беларусь) 
      http://antroposystem..._belorusov.html
      Ко всему этому следует добавить, что в будущем царское правительство трансформировало однодворцев в линейное казачество, которые первыми осваивали, обустраивали и соответственно охраняли южные и юговосточные границы Российской империи вплоть до Дальнего Востока. 
      Соответственно, линейные казаки выполняли роль первопроходцев - осваивали новые земли, да еще обустраивали границу - строили оборонительные линии со всей инфраструктурой (станицами, крепостями и т.д.) 
      При этом правительство "убило нескольких зайцев" одновременно - помимо охраны границ и освоения новых территорий, оно в лице линейного казачества, как служивого сословия, создало мощный противовес родовому казачеству (Донскому и Кубанскому, которое до этого было Запорожским), так как в прошлом Донские и Запорожские казаки являлись источником постоянных бунтов и восстаний и соответственно не считали себя сословием, впрочем так же, как и сейчас себя таковым не считают), ещё следует отметить, что Донские и Запорожские казаки землю в прошлом не обрабатывали, поэтому и функцию освоения новых земель полноценно выполнять не могли. 
      "К середине XIX столетия однодворцы составят основной костяк формирующегося линейного казачества, намного опередив в численном отношении другие категории населения – донских казаков, украинских и русских крестьян, солдат регулярной армии и др."
      То есть, технически все выглядело так - сначала приходили линейные казаки и осваивали занятую территорию, в том числе обустраивали границу, а уже потом туда приходили крестьяне, регулярная армия и т.д.
      Относительно вывода в 16-17 вв. гражданского населения (особенно это касалось крестьян) применялась процедура "похолопливания", то есть эти люди по своему правовому статусу 
      принудительно становились холопами, причем этот статус они сохраняли вплоть до смерти их хозяина, по сути, именно такое правовое состояние человека и этот слой населения в дальнейшем легли в основу классического крепостного права!
       

    • «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      Автор: foliant25
      «Чжу фань чжи» («Описание иноземных стран») Чжао Жугуа ― важнейший историко-географический источник китайского средневековья. 2018
      PDF
      Исследование, перевод с китайского, комментарий и приложения М. Ю. Ульянова; научный редактор Д. В. Деопик.
      Китайское средневековое историко-географическое описание зарубежных стран «Чжу фань чжи», созданное чиновником Чжао Жугуа в XIII в., включает сведения об известных китайцам в период Южная Сун (1127–1279) государствах и народах от Японии на востоке до Египта и Италии на западе. Этот ценный исторический памятник, содержащий уникальные сообщения о различных сторонах истории и культуры описываемых народов, а также о международных торговых контактах в предмонгольское время, на русский язык переведен впервые.
      Тираж 300 экз.