Saygo

Брабантская революция

1 сообщение в этой теме

НАМАЗОВА А. С. БРАБАНТСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ 1787-1790 гг. В АВСТРИЙСКИХ НИДЕРЛАНДАХ

Брабантская революция 1787-1790 гг. и существование республики Бельгийских Соединенных Штатов - это первый и единственный пример, когда в течение 10 месяцев Бельгия была федеративной республикой. Значение этой революции еще и в том, что в большой мере благодаря ей был осуществлен переход от Старого порядка к индустриальному обществу. Она заняла свое место в ряду буржуазных революций конца XVIII столетия - Американской 1776-1783 гг. и Французской 1789-1799 гг.

Брабантская революция относится к мало изученным в России темам. На русском языке есть небольшая, вышедшая в начале века работа М. Веселовской, филолога и переводчицы, страстной поклонницы творчества бельгийских поэтов и писателей и знатока бельгийской истории, посвященная этой теме1. Существует также написанная Б. Г. Вебером глава "Бельгийская революция 1789-1790 гг. в книге "Французская буржуазная революция 1789-1794 гг"2.

Современные бельгийские и западные историки по-разному трактуют Брабантскую революцию. Одни называют эту революцию консервативной3, другие считают ее контрреволюционным мятежом. Однако это одна из важнейших страниц в истории Бельгии, поскольку между 1787 и 1790 гг. бельгийцы дважды пытались завоевать независимость и освободиться от австрийского гнета.

В 1835 г. бельгийский историк Л.-П. Гашар осуществил публикацию некоторых документов из коллекции рукописей Главного королевского архива в Брюсселе4. Спустя столетие французская исследовательница С. Тасье на основе изученных ею архивных материалов опубликовала две работы, посвященные Брабантской революции5.

Самое полное исследование о революции в Брюсселе в 1787- 1793 гг. принадлежит перу американки Ж. Поляски6. В ее монографии использованы документы из Брюссельского Королевского архива, отдела рукописей Королевской библиотеки Брюсселя, Национального архива Парижа, Архива министерства иностранных дел Франции, Королевского архива Нидерландов, архивов Австрии, Великобритании. В книге Поляски также имеется самая полная библиография работ по истории Брабантской революции. Однако в ней нет ссылок на российские архивы, поскольку до недавнего времени эти архивы были мало доступны иностранным исследователям.

Задача автора состоит в том, чтобы на основе новых источников, впервые вводимых в научный оборот, дополнить уже имеющуюся картину новыми штрихами, показать Брабантскую революцию глазами российского дипломата. В Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ), в фонде "Сношения России с Австрией" имеется богатейшая коллекция донесений российского консула в Остенде Ивана (Иоганна) Фациуса вице-канцлеру России графу И. А. Остерману, широко освещающая события Брабантской революции 1789-1790 гг.7

 

OoNL1786.png
Австрийские Нидерланды

900px-Flag_of_the_United_States_of_Belgi
Флаг инсургентов

600px-National_Cockade_of_Belgium.svg.pn
Кокарда инсургентов

J.F_Vonck.jpg
Жан Франсуа Вонк

1024px-Paul-Jacob_Laminit_(inc.)_Jahann_Взятие Гента

1280px-Anonimo_Battaglia_di_Falmagna_28_
Разгром инсургентов

1024px-J.C.Bock_(inc.)_Jahann_Voeltz_(diСдача Брюсселя


Консульский институт привлекал пристальное внимание императрицы Екатерины II, постоянно заботившейся о развитии российской торговли. Еще больший интерес к консульствам в Европе проявляли российские купцы, для которых было чрезвычайно важно получать известия о торговле и ценах на товары в иностранных государствах. К 1782 г. Россия имела 12 консулов на жаловании - в Хольсингере, Амстердаме, Стокгольме, Бонне. Кадисе, Италии, Смирне, Синопе, Архипелаге, Дарданеллах, Дунайских княжествах и в Персии и семь консулов без жалования8.

Российским консулом в Бонне в то время и был Иоганн Фациус. Часто интересы России в различных иностранных государствах представляли местные жители. Иоганн Фациус родился в Регенсбурге в 1721 г. в семье мещанина. С 1743 по 1755 г. он находился в Голштинско-Готторнской канцелярии в Регенсбурге, служа при тогдашнем российском посольстве9. Как видно из письма Фациуса к Остерману от 29 сентября 1775 г., он служил в Бонне под начальством советника Алопсуса, присяга на верность была принесена им в 1765 г. И. М. Симолину, находившемуся тогда в Регенсбурге, а жалованье - по 300 рублей в год - он получал с 1768 г.

В 1782 г. консульство в Бонне было упразднено, и Фациус получил назначение в Остенде10. В письме Остерман сообщал Фациусу, что, хотя он и назначен императрицей генеральным консулом в Остенде, ему разрешается жить в Брюсселе". Вот почему все письма отправлялись Фациусом из Брюсселя. По существу, он исполнял здесь обязанности не консула, а скорее временного поверенного в делах России в Австрийских Нидерландах, так как в его донесениях содержалась по преимуществу политическая информация.

В АВПРИ мы обнаружили интересные документы, касающиеся личной жизни Фациуса. Он имел трех сыновей - Иоганна, Фридриха и Леонарда, и трех дочерей - Елизавету, Софию и Фредерику. Оба сына также служили в российском министерстве иностранных дел. Старший сын Иоганн продолжил дело отца - он был российским консулом в Лейпциге в 1798-1800 гг., с 1800 по 1811 гг. - консулом в Кенигсберге, ас 1811 г. был назначен генеральным консулом России в Пруссии. Именно его письма опубликовал французский историк Ф. Бродель в 1970 г.12 Эти 48 писем Иоганна Фациуса-младшего - лишь небольшая часть коллекции писем российского консула за сентябрь 1798 - апрель 1800 г.

Фациус-старший скончался в 1804 г.13, а Фациус-младший умер в 1812 г. 60 лет от роду14. После смерти отца и сына Фациусов младший сын Фридрих и три незамужние дочери получали пенсии от российского министерства иностранных дел15. Фридрих Фациус скончался в 1820 г.

Переписка Фациуса-старшего с российским двором - своеобразная хроника Брабантской революции. На своем превосходном наблюдательном пункте в Брюсселе, куда стекалась информация изо всех европейских столиц, этот "нижайший и покорнейший слуга" разделял страхи и надежды "белых", т.е. аристократов, и тешил себя их иллюзиями.

Корреспонденция Фациуса показывает потрясенную революцией Европу. Ему удалось верно понять события Брабантской революции, но что касается общеевропейских дел, то Фациус невольно вводил российский двор в заблуждение относительно соотношения сил между Европой монархов и Французской революцией.

Иоганн Фациус ничего не утаивал, честно отчитывался обо всех событиях и сообщал обо всем, что можно было разглядеть в обоих враждовавших лагерях. Но монархи не замечали, что признаки близившейся катастрофы видны в каждом сообщении их корреспондента.

Итак, Иоганн Фациус прибыл в Брюссель 26 июня 1784 г. Первое же его письмо весьма примечательно. Российский консул сообщал, что на следующий день после прибытия в Брюссель его принял граф Л. Ш. Бальбиано Бельджойозо, полномочный министр и чрезвычайный посланник в Австрийских Нидерландах, которому были вручены верительные грамоты, подписанные Екатериной II. Граф де Бельджойозо заявил, что российский консул не встретит в Брюсселе никаких препятствий, как и все другие представители коронованных особ. Визит же Фациуса к его королевскому высочеству был отложен из-за болезни эрцгерцогини. В ожидании этого визита он снова был принят графом Бельджойозо. Далее подробно излагалась суть этой беседы, в ходе которой граф остановился на торговле с Россией, особо подчеркнув, что эта торговля принесла бы больше выгоды "обеим нациям, если бы шла напрямую, не оставляя выгоды голландцам"16. Затем консул затронул тему о переговорах Австрии и Голландии по разграничению торговли, положении порта Остенде, возможностях развития торговых отношений между портом Остенде и Россией, значении свободной навигации по р. Шельде, об осложнении отношений между Австрией и Голландией, начавшейся между ними войне, посредничестве Франции в прекращении войны17.

В письме от 10 октября 1784 г. содержались сведения стратегического характера - о составе и численности австрийских войск в гарнизонах Австрийских Нидерландов, т.е. бельгийских провинций. Фациус сообщал, что в гарнизонах наиболее крупных городов - Брюсселя, Антверпена, Брюгге, Намюра, Гента, Люксембурга, Остенде, Ипра, Турне, Ата и Монса - пехоты насчитывается 15385 человек, а кавалеристов -1039 человек, всего 16424 человека18. В этом же документе Фациус подробно излагал принципы формирования полков пехоты и кавалерии, указывая точное количество воинов в полках в мирное и военное время19.

В другом письме дипломат описывал дислокацию армейского корпуса в Австрийских Нидерландах, сообщая фамилии и имена командиров полков в различных городах20. В ряде донесений он сообщал о появлении в бельгийских провинциях политических памфлетов, направленных против церковных реформ21.

Эти донесения, составленные внимательным и наблюдательным дипломатом, вызывали одобрение российского министерства иностранных дел, о чем свидетельствует депеша Остермана Фациусу о повышении его в чине22, а также пожалование ему денежных вознаграждений от Екатерины II за безупречную службу.

14 лет провел Фациус в Остенде и Брюсселе, и все эти годы он подробно доносил российскому двору обо всем увиденном и услышанном. Писал Фациус регулярно, примерно один раз в четыре-пять дней. За каждый год, с 1784 по 1797, в АВПРИ хранится около 80 писем. В иные годы их чуть меньше, а во время наибольшей политической напряженности 1789-1790 гг. их около 90 в год. Таким образом, в АВПРИ хранится около 1 тыс. писем российского консула, более 500 из них раскрывают события 1787-1790 гг. и представляют собой важный источник для изучения Брабантской революции.

На протяжении многих веков бельгийские провинции в силу исключительно выгодного географического положения были яблоком раздора для более крупных соседних государств. Эти земли в XIV-XV вв. входили в состав Бургундского герцогства, затем в результате войн и династических браков они вошли в состав могущественной испанской монархии Габсбургов. И первая попытка обретения самостоятельности бельгийским народом относится к периоду Нидерландской революции XVI в., которая по-разному завершилась для судеб Испанских Нидерландов. Северные провинции в результате этой революции завоевали независимость и создали буржуазную Республику Соединенных провинций Нидерландов, а южные провинции (собственно бельгийские) вернулись под власть католического короля Испании. С тех пор развитие некогда единых Испанских Нидерландов пошло в различных направлениях. После Войны за испанское наследство бельгийские провинции по Раштадтскому договору 1714 г. были включены в состав австрийской монархии Габсбургов. Австрийское господство продолжалось более 80 лет, и последние его годы ознаменовались событиями Брабантской революции, названной так по имени центральной провинции Брабант со столицей в Брюсселе.

Наибольшего процветания Австрийские Нидерланды достигли в пору правления императрицы Марии Терезии, проводившей политику просвещенного абсолютизма. При Марии Терезии бельгийскими провинциями фактически правил ее деверь, герцог Карл Лотарингский. При нем бурно развивались торговля и промышленность, проводились новые каналы и дороги, в Брюсселе были построены многие великолепные дворцы. Совершенствовались учебные заведения и были основаны так называемые колледжи Терезии, военная школа в Антверпене и Академии наук в Брюсселе. В Лувенском университете появились новые кафедры и был установлен особый контроль над школами духовных конгрегации.

Австрийские Нидерланды занимали площадь в 27 750 кв. км. Они были разделены на несколько частей, имевших относительную автономию. Сюда входили графства Фландрия, Намюр и Эно, герцогство Брабант, анклавные сеньории Мехелен, Турне и Турнези, герцогства Люксембург и Лимбург с землями за Маасом и австрийский Гельдерн с Рурмондом. В состав австрийских Нидерландов не входили епископства Льежское и Ставело-Мальмеди, герцогство Буйонское, графства Рекем и Фаньоль23. Такое хаотичное построение Австрийских Нидерландов, а главное - наличие анклавных территорий побуждали Марию Терезию, а затем и наследовавшего трон Иосифа II провести административные реформы и упорядочить территориальное устройство этих земель.

Австрийские Нидерланды были разделены на 10 провинций и управлялись главным генерал-губернатором, которым и стал Карл Лотарингский, полномочными министрами, главнокомандующим войск, а также тремя советами - государственным, тайным и советом финансов. Наряду с общей администрацией каждая провинция имела свою собственную, как если бы она была независимым государством. У каждой была своя таможенная система, свои законы, так что провинции существенно отличались друг от друга. Эта разобщенность, отсутствие единой системы мер, весов, денежной системы, а также таможенные преграды тормозили дальнейшее развитие капитализма.

Большое влияние в стране имело духовенство. Бельгийцы считали себя свободным народом и гордились своими правами, основанными на хартии XIV в. "Joyeuse Entree" ("Радостное вступление"), состоявшей из 59 статей, согласно которой монарх подтверждал все их привилегии и избавлял бельгийцев от присяги, если бы он нарушил договор.

После смерти Марии Терезии в 1780 г. на престол вступил ее старший сын Иосиф II, одна из самых противоречивых фигур габсбургской династии24. Иосиф Бенедикт Август Иоганн Антон Михаэль Адам родился в Вене 13 марта 1741 г. После смерти отца, Франца Стефана Лотарингского, 18 августа 1765 г. Иосиф был избран императором Священной Римской империи, а с 17 сентября 1765 г. начался их совместный с матерью период правления, когда Иосиф активно выполнял ряд административных функций.

Он обладал большой энергией и работоспособностью, но ему явно не хватало знания людей и политического опыта Марии Терезии. В его становлении как личности заметную роль сыграли иезуиты и австрийский просветитель Кр. фон Бартенсштейн. Сильное воздействие на него оказали также просветительские идеи профессора Венского университета А. фон Мартини, который считал, что только сильное централизованное государство может гарантировать права человека25.

Основная цель Иосифа II в отношении бельгийских провинций в том и состояла, чтобы превратить их в одну из провинций империи, окончательно централизовав Австрийское государство. В начале 1787 г. он предпринял ряд административных реформ. До тех пор бельгийские провинции, династически связанные с остальными землями Габсбургской монархии, сохраняли многие местные права и привилегии. Во главе управления в качестве наместника государя стоял генерал-губернатор, непременно из членов царствовавшего дома. У него было право издавать указы и распоряжения, назначать должностных лиц и созывать штаты. Он же был начальником всех местных войск, считался верховным главой всей администрации. Вторым после него лицом был полномочный министр, представитель от венского двора, заместитель наместника в случае его отсутствия и обязанный обо всем доносить в Вену государственному канцлеру. Фактически ему и принадлежала вся власть, а наместники выполняли больше представительские функции. Три совета - государственный, тайный и финансовый, состоявшие из коронных чиновников, были орудиями политики центральной власти в бельгийских провинциях. Но наряду с этими коронными учреждениями продолжало существовать и самоуправление.

Каждая из провинций имела представительные учреждения - штаты, членами которых были духовенство, дворянство и так называемое третье сословие. Штаты созывались два раза в год, а в промежуток между заседаниями делами заведовала комиссия из депутатов. Без согласия штатов ни один указ не имел законной силы: только они давали денежные средства правительству в виде субсидий. Низшие административные должности также замещались путем выборов. Права провинций были изложены и подтверждены в старинных хартиях и договорах, и государь при вступлении на престол клялся соблюдать их условия. Наиболее полной и законченной была хартия брабантского герцогства - "Радостное вступление". В ней излагались важные постановления, охранявшие личную и политическую свободу граждан. 59-я статья гласила, что подданные имеют право отказать своему государю в службе и повиновении, если тот нарушит условия хартии. Это была еще чисто феодальная реминисценция, подобные ей можно найти в старом венгерском, польском и чешском государственном устройстве. В этой системе, сохранившей черты средневекового быта, было много недостатков, которые видели и сами бельгийцы. Правительство поэтому уже давно стремилось к реформе администрации и суда.

Хартия "Радостное вступление" шла вразрез с новым абсолютистским режимом. Необходимость испрашивать согласие штатов на взимание налогов стесняла его в денежном отношении, регистрация указов советами мешала установлению полицейского государства, существование выборных властей противоречило принципу бюрократической централизации. Мария Терезия стремилась провести в Австрийских Нидерландах те реформы, которые ей удалось осуществить в других наследственных землях. Кое-что в этом направлении было сделано: фландрские чины, например, согласились на оплату ежегодных, определенных раз и навсегда субсидий.

Карл Лотарингский в своем проекте, хранящемся в Венской библиотеке, намечал разделение всей территории Австрийских Нидерландов на четыре интендантства по французскому образцу. Однако он считал, что не надо спешить с реформами. Вот что писал он австрийскому императору: "Я мог заверить Ваше Величество, что страной этой очень легко управлять, кротостью можно всего добиться у этого народа. Правда, он почти до сумасшествия привязан к своим привилегиям, но делать тут нечего: так уж он воспитан, и было бы опасно касаться этой струнки"26. В том же духе были и советы австрийского канцлера Кауница. Убеждение, личное воздействие, раздача отличий и почестей, т.е. постепенное и медленное давление он считал единственно возможной политикой ввиду той подозрительности, которую штаты успели внушить народу ко всякому правительственному мероприятию27.

Иным способом действовал Иосиф II. Он проводил жесткую политику, ставя самые жгучие вопросы ребром и не заботясь о том, как будут оценивать его политику. Убежденный сторонник бюрократии, он после жалоб, дошедших до него в 1781 г., искренне решил искоренить злоупотребления. Такого результата он ожидал только от крепкой сплоченной администрации, а независимые от центральной власти штаты, депутатские комиссии, магистраты, были несовместимы с его планами.

Двумя указами от 1 января и 12 марта 1787 г. он нанес решительный удар самоуправлению в бельгийских провинциях. Штаты по-прежнему имели право собираться, но лишь для того, чтобы заслушать и согласиться на предложения правительства. Компетенция выборных депутатских комиссий потеряла смысл из-за передачи всех административных дел коронным чиновникам, ее функции сводились к минимуму, выбор членов комиссии подтверждался правительством. Однако депутаты имели лишь совещательный голос в заседаниях верховного совета, к тому же их было всего шесть, и они не могли существенно повлиять на принятие того или иного решения. Таким образом, бельгийские депутаты в глазах австрийского императора, несмотря на все договоры и хартии, имели не больше прав на существование, чем штаты в остальных частях австрийской габсбургской монархии. Та же участь постигла и городское самоуправление.

Иосиф II стремился и церковь подчинить суверенной власти государства. Введя строгий контроль за образованием священников и стараясь контролировать все виды церковной деятельности, Иосиф П руководствовался теорией историка церкви Юсти-ниса Феброниуса (1701-1790), который хотел, с одной стороны, ограничить власть Рима, а с другой - выступал за то, чтобы гражданские власти принимали большее участие в делах церкви28.

В бельгийских провинциях, где полицейский террор был необычным явлением, систему Иосифа II критиковали за то, что она "развращала народ": "Панический страх правителей заставил их держать шпионов, которые не соблюдали ни божеской, ни человеческой справедливости. Из-за них были порваны все дружеские и родственные связи, они вооружили отца против сына, внесли раздор в мирные дотоле семьи, развратили честные прежде корпорации, побудили многих к совершению всевозможных преступлений - и все это ради того, чтобы добыть материалы для какого-нибудь доноса"29.

Оппозиционные выступления 1787 г., вспыхнувшие в ответ на реформы Иосифа II, бельгийские историки называют "малой" Брабантской революцией30.

Идеи европейских философов были широко известны в Южных (т.е. Австрийских) Нидерландах. Буржуазия XVIII в. с большим интересом знакомилась с новыми произведениями французских и английских просветителей. Монтескье, Руссо, Вольтер, Юм, Локк и французские энциклопедисты влияли на Верлоя, Вонка, Линге, Юрселя и других демократических мыслителей Южных Нидерландов. На широкие же массы бельгийского населения большое влияние оказывала памфлетная литература. Брабантская революция стала "золотым веком" для публицистов и памфлетистов. Муниципальная библиотека Лилля содержит коллекцию, которая насчитывает 10 тыс. памфлетов времен Брабантской революции31. Линге, де Феллер, Ван ден Эльскен, Дутрепон, Дедуайе, Дювивье и другие способствовали формированию общественного мнения своей пропагандой.

Следующий мощный взрыв оппозиционного движения в Австрийских Нидерландах произошел под непосредственным влиянием Французской революции конца XVIII в., имевшей громадный общеевропейский резонанс. В донесениях Фациуса за июль-август 1789 г. главной, ведущей темой становятся события революции во Франции. Эти донесения были снабжены большим количеством приложений в виде номеров "Газеты Нидерландов", "Бюллетеня Версаля", "Указа императора и короля, касающегося семинарий от 14 августа 1789 г.", "Заявления императора, касающегося беспорядков, которые распространяют возмутители общественного спокойствия от 1 сентября 1789 г."32 Внимательный наблюдатель, Фациус фиксировал в донесениях все наиболее важные события, пытался их проанализировать и сделать выводы. 20 сентября 1789 г. он писал: "Неистовство эмигрантов здесь все еще продолжается, вот уже несколько дней, как около восьмидесяти молодых людей отправились отсюда прямо в армию. Тысячами они собираются на границах. В Лилло группа из пятидесяти человек решила отправиться по воде на территорию Голландии. В окрестностях Хасселта на границе с Льежем насчитывается около 3000 хорошо вооруженных и делающих военные экзерсисы повстанцев.

Чтобы положить конец этим беспорядкам, правительство только что опубликовало более суровый, чем все предыдущие, ордонанс, который, как надеются, произведет наконец нужный эффект. Можно надеяться, что эти сбитые с толку овцы смогут наконец вернуться к своим очагам в предписанные ордонансом сроки"33.

В другом письме Остерману от 1 октября 1789 г. Фациус также описывал беспорядки, происходившие в стране. Симпатии российского консула были явно не на стороне восставших "овец", как он их называл, а на стороне легитимного монарха Иосифа II: "Я имею честь информировать Ваше Сиятельство о том, что здешнее правительство приняло наконец строгое решение, чтобы положить конец формированию на границе войск, которые постоянно угрожают этой стране вторжением. Полк Бендера, отряд гренадеров и дивизион драгунов здешнего гарнизона, часть Лувенского гарнизона и большая часть гарнизона Люксембурга уже выступили и частично прибыли на свои посты, чтобы организовать заслон этим формированиям под командованием генерала Шредера. Они получили приказ уничтожить их, если те будут сопротивляться. Эти меры были приняты после того, как был получен приказ послать за границу войска, чтобы очистить законные владения от бродяг, которые заполонили здесь многие голландские города и деревни от Берген Оп Зоома, Бреды, Хертогенбосха до Эйндховена. В Льеже и в окрестностях Хасселта также собрались тысячи повстанцев.

Число мятежников, против которых направлены правительственные войска, точно не известно. Но это явное преувеличение оценивать их количество более двадцати тысяч. Более умеренные донесения оценивают их число в 4000, из которых 1500 вооружены ружьями с двойным стволом, остальные же плохо вооружены и плохо экипированы, но предполагают, что у них есть ружья. Офицеры носят униформу - красные мундиры и желтые брюки. Эти офицеры по большей части французы, другие - молодые люди также выходцы из этой страны. Их предводитель - адвокат Ван дер Ноот. Аббатства Тонгерло и Синт-Бернар обеспечивают финансами, а среди восставших можно увидеть священника Мелена, кюре из деревни Ашелен, а также многих буржуа из Антверпена и Тинена"34.

По мере углубления политического кризиса в стране волнение российского консула нарастало. В письме от 15 октября 1789 г. Фациус с тревогой описывал начавшуюся гражданскую войну, участие в военных действиях на стороне мятежников крестьян, вооруженных вилами. "В этой стране началась настоящая гражданская война, - констатировал он. - Мятежники, изгнанные с голландской территории, направились на территорию императора. 23-го они овладели Хогстратеном, где они заставили магистрат принести присягу Штатам. 24-го они овладели Тюрнхаутом и несколькими деревнями. Императорский офицер (т.е. австрийский. - А. Н.), который командовал отрядом в 80 человек, атаковал повстанцев, взял в плен 27 человек и отправил их в Антверпен. Были арестованы многие вооруженные крестьяне, которые звонили в колокола в своих деревнях. Узнав эти новости, генерал Альтон стянул вчера к Мехе-лену батальоны Бендера, Клерфе, Мюррея, а также батальон гренадеров. Был сформирован армейский корпус под командованием генерала Шредера, направившийся навстречу мятежникам, которых сначала было от 6 до 7 тысяч, но число их значительно увеличилось до 12 тысяч за счет вооруженных вилами крестьян. Руководитель восстания Ван дер Ноот35 должен направиться в Хогстратен, во дворец княгини Сальм.

Этот несчастный бунт, который грозит бросить страну в такую же бездну бед, в которой находится Франция, закончится большим кровопролитием, так как мятежники, изгнанные с территории Голландии, являются в то же время изгнанниками в своей собственной стране и находятся в отчаянии"36.

В письме от 25 октября 1789 г. Фациус анализировал манифест А. Ван дер Ноота и отношение к нему австрийского императора, а также общую атмосферу в восставших бельгийских провинциях: "Манифест Ван дер Ноота, о котором я писал в моем предыдущем донесении, а также и второй, который я отправил вместе с первым манифестом, только что приказано сжечь по требованию большого Совета императора, и это было приведено в исполнение позавчера на Гранд Пляс чиновником высшего суда. То же самое постигло очередной декрет, текст которого я здесь прилагаю. В этом декрете подчеркивается, что преступные идеи, которые мятежники распространяют повсюду, куда только они могут проникнуть, показывают, сколь высокого уровня достигло это восстание, а дерзость и неистовство этого адвоката даже позволяют ему объявить войну своему законному суверену.

Этот руководитель повстанцев является главным агентом Брабантских штатов, и, как многие члены этих штатов, как граф де Мастэн, барон де Вемель, кардинал Мехельнский, архиепископ Антверпена, многие аббаты и члены третьего сословия, имеют поддержку городов, которые по большей части присоединяются к восставшим"37.

Спустя неделю, 1 ноября 1789 г., Фациус с большим волнением сообщал графу Остерману, что "беспокойство растет здесь каждый день, все в движении, подвозят артиллерию и амуницию, все патриоты готовы в любую минуту взяться за оружие"38.

8 ноября российский консул доносил, что Гент пал. "Город Гент больше не подвластен императору. Генерал Арберг был вынужден покинуть его, а 800 солдат гарнизона, которые перед его прибытием в город укрылись в казармах, вынуждены были под покровом ночи ретироваться из города". А в письме за 15 ноября сообщалось о том, что Диет и Тинен также находятся во власти инсургентов: "Войска, которые были в этих городах, потерпели поражение"39.

День за днем Фациус описывал события, происходившие в разных городах бельгийских провинций. Вслед за Гентом, Брюгге, Дистом и Тиненом волнения охватили и Антверпен, где 16 домов самых богатых граждан были сожжены до тла. Гарнизон города отступил из крепости, а патриоты были воодушевлены примером городов Тинен, Левен и Гент40.

В результате мощного антиавстрийского движения правительству в 1789 и 1790 гг. пришлось пойти на уступки. Под угрозой надвигавшейся революции полномочный министр Австрийских Нидерландов Фердинанд Трауттмансдорф указами от 20 и 21 ноября 1789 г. восстановил порядок, существовавший до 1 января 1787 г. Уступки, однако, не пошли впрок императору: революция все-таки вспыхнула и бельгийцы сами взяли себе то, что не хотели принять от своего государя в минуту его слабости и чего тот не хотел им дать добровольно во время своего могущества.

Брабантские штаты первыми встали в оппозицию и отказали императорскому правительству платить налоги, пока не будут восстановлены прежние права. К ним присоединились ремесленные корпорации Левена. Вокруг них стали собираться все недовольные слои бельгийского общества: представители буржуазии и дворянства, торговцы, рабочие и ремесленники, духовенство. Все считали теперь Иосифа II настоящим тираном, против которого надо было вооружаться. Была создана партия противников реформ, или "патриотов", во главе которой был Ван дер Ноот, член брабантского совета, блестящий оратор, яркими речами заражавший слушателей. Он опубликовал брошюру об отношении Иосифа II к бельгийским провинциям. Ван дер Ноот возглавил брабантское революционное движение, встав во главе революционного комитета и целого отряда добровольцев, носивших бельгийские национальные цвета: черный, желтый и красный. Губернаторы советовали Иосифу II пойти на уступки, однако император продолжал жестко настаивать на выполнении своих приказов. Депутация бельгийцев, приезжавшая для переговоров в Вену, вернулась ни с чем. Народ продолжал волноваться, духовенство всячески убеждало население бороться с австрийским правительством.

Для подавления мятежных бельгийцев Иосиф II послал в бельгийские провинции генерала А. Альтона, известного своей жестокостью во время проведения карательных экспедиций. Наделенный полномочиями главнокомандующего войсками, Альтон закрыл в Антверпене и Мехельне епископские семинарии, арестовал нескольких ораторов, членов брабантских штатов, а также представителей духовенства. Несмотря на приказ генерала стрелять в безоружную толпу, революционное движение принимало все больший размах. Некоторые провинции упорно отказывались платить налоги, повторяя министрам короля, что "они могут их сломить, но заставить сделать то, что требуют - никогда!"41. В ответ Иосиф II только усилил нажим на бельгийцев. Он отменил их конституционные свободы и привилегии, уничтожил главный совет, запретил депутатам штатов занимать какие-либо государственные должности и предоставил Альтону неограниченные полномочия.

Взятие восставшими Бастилии и другие события в Париже еще больше подогревали революционные настроения в бельгийских провинциях. Повсюду - на улице, в церквах, в парках бельгийцы обсуждали положение на родине, сравнивая его с положением во Франции, строили самые невероятные планы и повсюду раскидывали лаконичные прокламации: "Ici comme a Paris!" ("Здесь как в Париже"). Весь июль 1789 г. прошел в волнениях, в Левене уже появились баррикады. Альтон продолжал арестовывать и сажать в тюрьмы сотни людей, многие, в частности Ван дер Ноот вынуждены были бежать за границу, в Голландию и во Францию, чтобы спастись от ареста. Некоторые из предводителей Брабантской революции пытались найти помощь у иностранных держав. Ван дер Ноот с представителями духовенства и третьего сословия устроил в Голландии, в Бреде, революционный комитет, выпустил несколько манифестов, воззваний и, получив полномочия от революционного народа, отправился искать иностранную помощь. Он вел переговоры с Голландией, предлагая ей присоединить бельгийские провинции к Голландии и основать республику. Он ездил в Берлин и Лондон за поддержкой, но все державы, к которым он обращался, остались равнодушны к судьбам бельгийцев, и, если они шли на переговоры с Ван дер Ноотом, то лишь с единственной целью - свести счеты с австрийской империей.

В то время как Ван дер Ноот надеялся на вмешательство Голландии или Пруссии, другой бельгийский адвокат и член брабантского совета Жан Вонк решил поднять восстание в самих бельгийских провинциях. В отличие от Ван дер Ноота Вонк был человеком спокойным, уравновешенным, имел большой политический опыт. Жан Франсуа Вонк (1743-1792), как и Ван дер Ноот, был членом Брабантского совета. Как многие его современники, Вонк испытал на себе сильное влияние Американской революции, войны за независимость в Республике Соединенных провинций и Французской революции конца XVIII в. В отличие от Ван дер Ноота Вонк не был настроен против реформ Иосифа II, он был лишь не согласен с методами, которыми они проводились. После изгнания австрийцев и провозглашения Республики Бельгийских соединенных штатов разногласия между сторонниками Ван дер Ноота и Вонка обострились. Вонк и его сторонники покинули Брюссель. Вонк жил сначала в Намюре, потом Лилле, где он скончался в 1792 г.

Вонк вместе с коллегами-адвокатами основал в бельгийских провинциях, несмотря на все гонения и запреты, тайное общество "Pro aris et focis" ("За свои алтари и очаги")42. Члены этого общества были разбиты на небольшие ячейки по шесть-семь человек, причем каждый знал в лицо только членов своей группы, остальные члены общества узнавали друг друга по паролю, написанному на карточке. Эти карточки передавались из рук в руки, от неофитов, желавших вступить в тайное общество, до членов главного комитета. Очень быстро деятельность общества распространилась по всей территории бельгийских провинций. Его члены напечатали свою программу, навербовали добровольцев и сформировали полки в Льеже и Хасселте. Австрийское правительство потребовало немедленного роспуска этих "инсургентов", но льежская администрация отказалась выполнить это требование, и тогда австрийцы двинули против них регулярную армию. Бельгийские волонтеры успели перейти голландскую границу и присоединиться в Бреде к тем, кто туда эмигрировал вместе с Ван дер Ноотом. Вонк также присоединился к ним. У него уже было около 70 тыс. единомышленников, готовых по первому зову встать под знамена своего предводителя.

Таким образом, в бельгийских провинциях возникла армия патриотов. Ее возглавил генерал Ж. А. Ван дер Мерш.

В ночь с 23 на 24 октября 1789 г. отряды бельгийской революционной армии вплотную подошли к границам своих родных провинций. Армия была разделена на две части: большую во главе с Ван дер Мершем, состоявшую из 2800 человек, и маленькую, всего в 600 человек под командой П. Дево. Вторжению повстанцев в страну предшествовало длинное воззвание к народу, составленное Ван дер Ноотом, где предлагалось низложить Иосифа II, нарушившего конституцию, и освободить себя от данной ему присяги.

Первая победа, одержанная революционной армией при Тюрнхауте, вселила в восставших надежды. К повстанцам присоединились жители Гента, Брюгге, Остенде. Брюссельцы также не хотели оставаться под властью австрийцев. 10 декабря в главном кафедральном соборе Св. Гудулы во время службы возникло стихийное движение, в толпе разбрасывались ленточки брабантских цветов, священник с кафедры призывал бороться за религию, в ризнице раздавалось оружие. Из церкви толпа людей разошлась по улицам, они стали нападать на австрийских часовых и отбирать у них оружие. Постепенно восстание приняло такой размах, что австрийские войска вынуждены были уйти из города и отступить до самого Люксембурга.

В декабрьских донесениях российский консул описывал победу инсургентов, поражение войск австрийского императора, триумф Ван дер Ноота, торжественно вошедшего в Брюссель. "Революция все больше и больше набирает силу, - отмечал он, - ее инициаторы слишком многого добились в данный момент. Они надеются, что последние события смогут повернуть ход событий. Генералы Феррарис и Лилиен, а также граф Трауттмансдорф пытаются дать ответ на манифест Ван дер Ноота от 24 октября, но последний заявил, что не желает иметь дела с полномочными представителями императора. Означенный Ван дер Ноот совершил 18-го поистине королевский въезд в Брюссель под звон колоколов и пушечные выстрелы, шесть тысяч буржуа и все жители города выстроились вдоль улиц. Весь город был празднично иллюминирован. Манифест Ван дер Ноота уже появился в газетах и неукоснительно выполняется. Отдан приказ принести присягу магистратам городов и донести все эти новости во все уголки государства.

Посол Голландии и резидент Франции еще не выехали отсюда, как мне преждевременно сообщили. Они лишь послали своих секретарей к своим дворам в ожидании дальнейших инструкций.

Штаты Брабанта скоро соберутся на свое заседание и объявят о своей независимости. Духовенство слишком экзальтировано, чтобы прислушаться к малейшему предложению об умиротворении. Здесь никто не верит, что папский нунций вернется сюда, так как Его Святейшество не хочет быть первым, кто признает независимость этой страны.

Никто не хочет думать о последствиях этого тотального взрыва, который угрожает разделением провинций, несет неисчислимые бедствия всей нации, а не только духовенству. Ужасы опустошения, огромные потери, преследования и беды - вот следствия этих событий"43.

В этом же письме Фациус с волнением спрашивал у Остермана о своей собственной судьбе: "Что касается меня, то я чувствую себя в этой ситуации совершенно изолированным, сердце мое удручено этими обстоятельствами и моим собственным положением. Ваше Сиятельство со свойственной Вам мудростью может решить, оставаться ли мне здесь или я могу уехать.

Пять с половиной лет моего пребывания здесь отмечены самыми интересными и важными событиями. Вы, Ваше Сиятельство, в Вашем любезном письме от 27 июля 1787 года были так добры высоко оценить мои всеподданнейшие доклады. Я имею счастье иметь знаки высокого благоволения нашей любезной государыни (Екатерины II. - А. Н.). Я желал бы более всего в этих печальных обстоятельствах иметь возможность уехать отсюда. Однако я буду ждать с покорностью распоряжений нашей августейшей государыни. В моем преклонном возрасте, 68 лет, я буду выполнять свои обязанности до последнего вздоха моей жизни, чтобы заслужить ее расположение ко мне и моим детям.

С сожалением я возвращаюсь к печальным последствиям революции. Дезертиры императорских войск продолжают прибывать сюда огромными толпами. Офицеры же, в частности генерал Альтон, приведут очень мало войска из армии, которая еще два месяца назад насчитывала 16 000 человек. Наши республиканцы сильно рассчитывают здесь на пруссаков, которые стоят в Льеже, все считают, что именно они нарушили здесь перемирие. В Льже есть разногласия, одна часть стоит за союз с французской демократией, однако духовенство не видит в этом для себя больших выгод. Еще одна часть хочет выборного суверена, как в Польше, а те, кто за императора, не решаются протестовать. Однако невозможно поверить в то, что максимы, провозглашенные в манифесте брабантцев и которые угрожают всем тронам, могут быть признаны прусским королем или каким-либо еще сувереном.

В настоящее время созваны Брабантские Штаты. Они уже прошли стадию союза между провинциями Брабант и Фландрия. Гарнизоны Антверпена и Лилло все еще держатся, но, чтобы спастись, они должны будут все же капитулировать и оставить в Антверпене артиллерию и находящуюся там амуницию"44.

Донесения Фациуса подтверждают, что под непосредственным влиянием Французской революции значительное число бельгийских волонтеров устремилось в г. Бреда, где был создан революционный комитет из представителей "ноотистов" и "вонкистов", подписавших в сентябре 1789 г. соглашение о единстве действий. Тайный повстанческий комитет был создан также и в Брюсселе. В ночь с 23 на 24 октября 1789 г. бельгийская волонтерская армия, перейдя в районе Тюрнхаута бельгийско-голландскую границу, начала военные действия против австрийских войск на территории Брабанта. Этим событиям Фациус посвятил несколько донесений. Последовавшие массовые народные восстания в Брюсселе, Генте, Намюре и других бельгийских городах позволили бельгийской волонтерской армии уже в начале декабря 1789 г. завершить освобождение почти всей территории бельгийских провинций, за исключением провинции Люксембург и Антверпена, гарнизон которого не сдавался до 29 марта 1790 г.

В декабре 1789 г. австрийские войска были вытеснены из Бельгии, и во всех провинциях собрались штаты, а в январе 1790 г. в Брюсселе был созван конгресс представителей всей страны. Восстанавливались прежние советы, и от старого австрийского бюрократического режима не осталось и следа.

18 декабря революционный комитет объявил о низложении Иосифа II. Для выработки новой конституции и образа правления было объявлено о созыве национального конгресса.

В это ответственное для страны время резко обострились разногласия между различными течениями восставших. Патриоты разделились на две партии. Одну составили клерикалы, аристократы, консерваторы во главе с Ван дер Ноотом. Они требовали сохранения старого порядка, прежних привилегий, когда каждая бельгийская провинция представляла собой почти самостоятельное государство и управлялась выборными от двух сословий, духовенства и аристократов. Опираясь на большинство в стране, Ван дер Ноот полагал, что революция очень мало изменяет жизнь в стране и только Генеральные штаты заменяют власть Иосифа II. Другая партия - сторонники Вонка - считали, что в стране должны быть проведены самые демократические реформы. Прежде всего Вонк требовал для маленьких городов и сел тех же самых прав, какими пользовались большие города, увеличения количества депутатов от народа. Партия Вонка отстаивала идею о том, что революция была совершена в интересах всего народа, а не отдельных привилегированных сословий, что она была делом всей нации и поэтому ее результаты должны касаться представителей всего народа. Сторонники той и другой партии позволяли себе самые резкие выпады друг против друга. Так, приверженцы Вонка упрекали консервативную партию в измене стремлениям революции, в измене нации и свободе, так как во время революции они вели переговоры с другими государствами, в частности с Пруссией и Голландией. Партия же Ван дер Ноота обвиняла демократов в том, что они изменили родине, старинным традициям.

Национальный конгресс открылся 7 января 1790 г., а 11 января он провозгласил страну республикой под названием "Бельгийские Соединенные Штаты". Законодательная власть в новом государстве принадлежала штатам, т.е. парламенту, исполнительная власть, в компетенцию которой входило право объявлять войну или заключать мир, вступать в союзы с другими державами, назначать посланников, чеканить монету, принадлежала конгрессу. Он должен был состоять из депутатов отдельных штатов. Но вплоть до августа конгресс не был самостоятельным, он сливался с генеральными штатами, одни и те же люди осуществляли как законодательную, так и исполнительную власть.

Большинство членов конгресса были сторонниками партии Ван дер Ноота. Он был министром республики, Вонку же был предложен пост председателя совета финансов. Однако он не вошел в состав министерства. Вонк основал "новое патриотическое общество", которое, признавая высший авторитет конгресса, предлагало провести реформы в выборной системе, расширить избирательные права по принципу французских. Духовенство всеми силами боролось против демократической партии. 17 февраля 1790 г. оно преподнесло Генеральным штатам адрес с 400 тыс. подписей, в котором содержались требования верующих восстановить прежнюю конституцию. Консервативная партия вела самую активную пропаганду против демократов.

16 марта на церквах появились прокламации, приглашавшие собраться в этот день на главной площади Брюсселя, чтобы защитить религию, конституцию и свободу от "интриганов патриотического клуба". Накануне ночью на домах сторонников Ван дер Ноота были вывешены изображения Богоматери, а на домах приверженцев Вонка - надписи: "Разграбить, сжечь, всех убить!"45. В городе начались погромы.

В накалившейся атмосфере Вонк и его сторонники спешно покинули Брюссель, рассчитывая на поддержку Ван дер Мерша, защитника Вонка, находившегося со своим войском в Намюре. Генерал не раз открыто критиковал Ван дер Ноота, говорил, что "незачем было свергать одного тирана, чтобы дать народу 60 новых" и бросал ему в лицо обвинение в измене и предательстве. Многие жители Намюра, приверженцы Вонка, перешли на сторону его войска.

В стране образовались два враждебных вооруженных лагеря, и консервативная партия решила пойти на уступки. Ван дер Ноот послал на переговоры в Намюр двух своих братьев вместе с другими депутатами Генеральных штатов. Они потребовали от Вандермерша дать отчет в своих действиях, а когда тот отказался, генерал со стороны Ван дер Ноота, протестант и пруссак, назначенный военачальником по совету Пруссии и Голландии, занял крепость Антверпен и пошел на Намюр.

Ван дер Мерш, чтобы избежать кровопролития и начала гражданской войны, хотел путем мирных переговоров уладить конфликт, однако сторонники Ван дер Ноота проникли в Намюр, изгнали часовых с постов, арестовали офицеров, учинили беспорядки в городе. Ван дер Ноот стал хозяином положения, а Вонк с единомышленниками успел убежать во Францию.

В Брюсселе царила полная анархия и неразбериха. Один из французов, оказавшийся в те дни в Брюсселе, писал: "Город во власти террора, письма распечатываются, жизнь человека не обеспечена, царят ложь и предательство, убийцы и разбойники чувствуют себя господами!"46.

В самый разгар этих событий 20 февраля 1790 г. в Вене скончался Иосиф II. "Ваша страна меня доконала, - говорил он за несколько дней до смерти принцу де Линь. - Когда взяли Гент, у меня началась агония, а падение Брюсселя стало минутой моей кончины. Сколько оскорблений нанесли мне бельгийцы! И я умираю...!"47.

После смерти Иосифа II трон наследовал его младший брат Леопольд II. Он был тонким политиком и сразу же предложил сталкивавшимся между собой бельгийцам полную амнистию, обещал, что в стране будут полностью восстановлены прежние хартии и привилегии. Леопольд II настаивал только на том, чтобы генерал-губернатором стал представитель императорской фамилии, все же другие должности могли быть заняты бельгийцами. Генеральные штаты могли собираться, когда захотят, а законы должны были обсуждаться представителями всех учреждений страны.

Однако партия Ван дер Ноота ответила на австрийские предложения полным отказом, даже не став рассматривать в деталях предложения Леопольда II. Партия Вонка, напротив, советовала пойти на переговоры с Австрией и потребовать более демократических реформ. Иностранные государства больше не стали поддерживать бельгийцев, и на конгрессе, созванном в Рейхенбахе, представители Англии, Голландии и Пруссии решили поддержать Леопольда II. Это обстоятельство нанесло последний удар по бельгийской революции. Отныне бельгийцы могли рассчитывать только на собственные силы и стали снова собирать войско.

Был объявлен набор волонтеров в вооруженные силы. Ван дер Ноот собрал около 20 тыс. добровольцев. Он рассчитывал напасть на австрийцев, прежде чем они получат подкрепление, но, выступив к Намюру, потерпел неудачу. Вскоре австрийские полки рассеяли революционное войско. Австрийский фельдмаршал с 30-тысячным войском перешел Маас и быстро оказался у стен Брюсселя. Революционное войско бежало. Ван дер Ноот скрылся в Голландии. Брюссельцы сложили оружие, и вся Бельгия вновь подчинилась Австрии. Однако в стране продолжались волнения, несмотря на то, что Леопольд II сдержал свои обещания: отменил указы Иосифа II, организовал правительство по примеру Карла Лотарингского при Марии Терезии, позволил сторонникам Вонка вернуться на родину и основать в Брюсселе "Общество друзей". Однако это общество очень скоро прекратило свое существование, провинциальные штаты снова перестали платить налоги, и обе партии, и либеральная и консервативная, все чаще и чаще стали обращать свои взоры к Франции, надеясь на ее поддержку.

Революция в Австрийских Нидерландах закончилась поражением и реставрацией австрийского господства, но нельзя недооценить ее значения для последующего хода исторических событий, в результате которых бельгийские провинции спустя 40 лет окончательно обрели свою независимость.

После поражения Брабантской революции бельгийские провинции в 1794-1795 гг. вошли в состав Франции и до 1815 г. оставались под властью французского императора Наполеона Бонапарта.

После поражения Наполеона судьбу его империи решили страны-победительницы на Венском конгрессе 1814-1815 гг. Одним из актов Венского конгресса было создано новое государство - Нидерландское королевство, в котором европейские дипломаты искусственно соединили два совершенно разных народа - бельгийцев и голландцев, мнения которых, естественно, никто не спрашивал. Это государство, главной целью которого было служить противовесом Франции, просуществовало лишь 15 лет, и в 1830 г. под влиянием Июльской революции во Франции, в Брюсселе началась революция, в результате которой бельгийские провинции отделились от голландских и создали независимое государство - королевство Бельгию48.

Примечания

1. Веселовская М. Бельгийская республика 1790. М., 1906.
2. Французская буржуазная революция 1789-1794 гг. М., 1941. с. 124-143.
3. См., например: Craeybeck J. The Brabant Revolution: A Concervative Revolution in a Backward Country. - Acta Historiae Neerlandica, v. IX. Leiden, 1970.
4. Gachard L.-P. Documents politiques et diplomatiques sur la revolution beige de 1790, publiee avec des notes et des eclaircissemens. Bruxelle.s. 1834 (reimpression en 1990 aux Archives generales du Royaume).
5. Tassier S. Les democrates beiges de 1789. Bruxelles, 1930; edem. Histoire de la Belgique sous ('occupation francaise. Bruxelles, 1934.
6. Revolution in Brussels 1787-1793. Ed. by Janet L. Polasky. Bruxelles, 1985; bibliogr, p. 277-299.
7. Архив внешней политики Российской Империи (далее - АВПРИ), ф. Сношения России с Австрией, 32/б.ед.хр. 1207-1230.
8. Уляницкий В.А. Русские консульства за границею в XVIII в. М., 1899, ч. 1, с. 647.
9. Там же, с. 649.
10. АВПРИ, ф. ДЛС и ХД, оп. 404, Формулярные списки, д. 3363, л. 573 об.
11. Там же.
12. Франко-русские экономические связи. М.-Париж. М., 1970, с. 267-368.
13. АВПРИ, ф. Административные дела, IV, 12, оп. 12, д. 2, л. 1.
14. Там же, л. 4.
15. Там же, л. 6.
16. Там же, ф. Сношения России с Австрией, 32/6, ед. хр. 1207, л. 1об, 1-5.
17. Там же, л.55-56об, 57.
18. Там же, л. 96об.
19. Там же, ед. хр. 1212, 1215.
20. Там же, ед. хр. 1207, л. 96.
21. Там же, ед. хр. 1212, 1215.
22. Там же, ед. хр. 1208, л. 96.
23. Les Etats Beiges Unies. Bruxelles, 1990, p. 22.
24. Котова Е.В. Династия Габсбургов. - В кн.: Монархи Европы. Судьбы династий. М., 1996, с. 260.
25. Les Etats Beiges Unies, p. 27.
26. De Schepper G. La reorganisation des paroisses et la suppression des couvents dans les Pays-Bas autrichiennes sour Ie regne de Joseph II. - Publicaties op net gebied des Geschiedenis en de Philologie. 3-eme serie, v. 8. Louvain - Bruxelles, 1942, p. 27.
27. Ibid.. p. 34.
28. Веселовская М. Указ. соч., с. 12.
29. Davis W. Joseph II: An Imperial Reformer for the Austrian Nederland. La Hayes, 1979, p. 134-162.
30. Ibid., p. 154.
31. АВПРИ, ф. 32, ед. хр. 1223.
32. Там же, ед. хр. 1224, л. 14об.
33. АВПРИ, ф. 32, ед.хр. 1224. л. 14об.
34. Там же, л. 22об - 22.
35. Анри Шарль Никола Ван дер Ноот родился в Брюсселе в 1731 г., умер в Стромбееке в 1827 г. В возрасте 26 лет в 1758 г. был принят в коллегию адвокатов и вошел в Совет суверена Брабанта 23 апреля 1787 г. Выпустив брошюру о правах брабантского народа, возглавил оппозицию реформам Иосифа II.
36. АВПРИ, ф. 32, ед. хр. 1224, л. 34-35.
37. Там же, л. 47-48.
38. Там же, л. 53.
39. Там же, л. 58.
40. Там же.
41. Там же, л. 79.
42. Les Etats Beiges Unies, p. 73.
43. АВПРИ, ф. 32, ед. хр. 1223, л. 98-99.
44. Там же.
45. Les Etats Beiges Unies, p. 74.
46. Ibid., p. 73.
47. Ibidem.
48. См. об этом: Намазова Л.С. Бельгийская революция 1830 г. М., 1979.

Новая и новейшая история. - 2001. - № 6. - С. 149 - 164.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Армия Бельгии (пост-Наполеоновская)
      Автор: Чжан Гэда
      В Бельгии всеобщая воинская обязанность была введена только перед ПМВ. До этого, как я понимаю, было много "неформатных" формирований.
      В 1860-х существовал т.н. Бельгийский легион, участвовавший совместно с французами в интервенции в Мексику. После окончания кампании в Мексике он был расформирован.
      А в 1893 г. существовал некий 1-й легион. Разрыв между ними почти в 30 лет. Что это за формирование? Колониальное? Милиционное?
      Уровень, как видится, у легиона был не меньше, чем полк (а то и дивизия) - известно, что в нем служил некий подполковник Шарль де Роменвилль (Charles de Romainville). Род известный, но такого представителя найти не могу.
      Т.е. в Бельгии в конце XIX в. были какие-то формирования, под названием "легион", более характерные для начала XIX в. Причем довольно крупные. А что это было - неясно.
    • Сидорова Г. М., Харичкин И. К. Колониальное прошлое Бельгии
      Автор: Saygo
      Сидорова Г. М., Харичкин И. К. Колониальное прошлое Бельгии // Вопросы истории. - 2018. - № 1. - С. 82-97.
      В работе исследуются проблемы колониальных захватов XIX в. на примере Бельгии. Именно тогда европейцы стали активно интересоваться Африканским континентом и проникать вглубь центрального региона Африки. В борьбе за бассейн реки Конго наибольшего успеха достигла Бельгия, благодаря политическим спекуляциям короля Леопольда II. В работе анализируется коллективная политика европейских держав за передел границ Африки, превративших центральную Африку в своего рода Клондайк времен Золотой лихорадки в США Иллюстрацией затронутых проблем служит анализ переписки колониальных деятелей, а также другие сохранившиеся документальные материалы. Публикация базируется на документах из архива Бельгийского королевского музея Африки, а также Национального архива Демократической Республики Конго.
      В конце XIX в. раздел мира между великими державами был почти завершен, а фонд «ничейных» земель быстро сокращался. В то время как прибрежные районы Африки были освоены европейцами, Центральная Африка оставалась tern incognita. Изучению этого региона мешала его нетронутая первозданность — непроходимые леса, реки, а также воинственные племена, которые долгое время внушали страх белому человеку, наслышанному о каннибализме африканских «дикарей».
      Но такой неприглядный образ Африки формировался скорее у обывателей. Наука к тому времени располагала достоверными сведениями о континенте из европейских, прежде всего португальских, арабских и китайских источников, а также свидетельствами миссионеров. Из них стало известно, что уже в средневековье на территории современной Демократической Республики Конго (ДРК) существовали такие государственные объединения, как Конго, Канонго, Матамба, Нгола, Нгойо, Лаонго, Ндонго — в низовьях р. Конго; Бакуба (или Бушон), Батеке (или Тью), Болиа — в центре страны; Луба и Лунда — в верховьях рек Касаи, Лулуа и Ломами и другие. Об этом подробно рассказывается в монографиях историка А. С. Орловой и работах французского исследователя Ж. Вансина1. К концу XIX в. в результате распада этих государств появилось множество мелких самостоятельных образований. Их народы мужественно отстаивали свою независимость от любого вторжения иноземцев — как местных племен, так и европейцев.
      В борьбе за бассейн реки Конго наибольшего успеха достигла маленькая Бельгия. Ее предприимчивый король Леопольд II еще до своего восхождения на престол в 1865 г. вынашивал планы о присоединении к Бельгии обширных колониальных владений. В 1861 г. он писал одному из своих друзей, полковнику Бриальмонту: «Исходя из того, что колонии полезны и вносят значительный вклад в могущество государства и его процветание, постараемся и мы приобрести что-нибудь»2.
      В 1875 г. в Париже вышла книга немецкого путешественника Г. Швейнфурта «В сердце Африки», где автор предлагал создание «крупного негритянского государства»3. Она также сыграла определенную роль в формировании экспансионистских взглядов бельгийского монарха. В 1876 г. в Брюсселе Леопольд II созвал Международную географическую конференцию. На нее собрались знаменитые путешественники, исследователи Африки из Бельгии, Англии, Франции, Германии, Италии, Австро-Венгрии, США и России, которую представлял русский путешественник П. П. Семёнов-Тян-Шанский.
      Благие идеи о цивилизаторской миссии европейских стран в Африке, звучавшие во время конференции, не интересовали Леопольда II. Они лишь подходили для прикрытия истинных намерений монарха, которые заключались в создании благоприятных условий для возможной эксплуатации природных ресурсов и населения континента. Этого требовало время. Развитие энергетики, химической промышленности, коммуникаций и машиностроения толкали предпринимателей на поиск новых источников сырья. Именно в этот период Европа обратила свои взоры к Африканскому континенту.
      Для осуществления своих планов необходимо было создать подходящую организацию и привлечь достаточный капитал. Такой организацией стала Международная африканская ассоциация, переименованная в 1883 г. в Международную ассоциацию Конго.
      Выступая в 1883 г. перед миссионерами, отправлявшимися в Конго, Леопольд II обратился к ним со следующим напутствием: «Цель вашей миссии в Африке состоит не в обучении негров богословию, они и без вас это хорошо знают и поклоняются своим богам. Они также знают, что убивать, воровать, спать с чужой женой и скверно ругаться — это плохо. Давайте наберемся смелости и признаемся в этом. Главная ваша роль — облегчить задачу чиновников и предпринимателей. И еще: никоим образом не возбуждать интерес наших дикарей к богатствам, которыми переполнены их леса и недра, во избежание смертельной схватки с ними»4.
      Личный советник и партнер Леопольда II по торговым обменам между Бельгией и Конго Эдуард Бунж постоянно посылал в метрополию сводки о состоянии дел в колонии. Они касались финансовых дел, продажи злаковых культур, хлопка, каучука, пальмового масла и другого колониального товара5. В информационный «аппарат» короля Леопольда II входили люди различных профессий. Среди них были геологи, топографы, медицинские работники, военные, ученые. Все они снабжали короля важной информацией о природных богатствах Конго. По всей вероятности, особое место в этом списке занимали геологоразведчики, такие как, например, Жюль Корне, который оставил после себя много документального материала, хранящегося в «Архиве Генри Стэнли» при Музее Центральной Африки в г. Тервюрен в 15 км от Брюсселя. Это — дневники и отчеты о его посещениях медных шахт в Катанге, размышления о возможностях их эксплуатации, заметки о строившейся тогда железной дороге от Леопольдвиля до порта Матади, переписка с предпринимателями, обмен идеями о перспективах развития отдельных районов Конго и многое другое6. В одном из писем он с восторгом писал о результатах исследования грунта на востоке страны: «Анализы превосходны тем, что содержат медь и даже серебро. Хотелось бы также побольше узнать об объемах залежей этого сырья в шахте (Джуе. — Г. С., И. Х.)»7.
      В 1878 г. Леопольд II создал «Комитет по изучению Верхнего Конго», который позволил бельгийцам приступить к осуществлению задуманных планов по освоению Африки и оставить далеко позади своих конкурентов. На континент отправлялись длительные экспедиции, стала «вырисовываться» карта Центральной Африки с нанесением на нее р. Конго. Широкой публике стали известны имена Г. Стэнли, в честь которого в Конго был назван город Стэнливиль (совр. Кисангани), Давида Ливингстона, Саворньяна де Бразза и других первопроходцев центральных регионов континента. В «Архиве Генри Стэнли» хранятся документы генерал-лейтенанта, геолога Жозу Анри де ля Линди (1869—1957), геолога Жюля Корнета (1865— 1929), генерал-лейтенанта Альфонса Кабра (1862—1932), капитана Шарля Лёмера (1863—1925), капитана Альбера Силли (1867—1929), майора Гюстава Вервлу (1873—1953) и многих участников экспедиций. Их свидетельства, включая переписку, дневники, хозяйственные записки, отчеты, рисунки, сделанные от руки, впечатления от встреч с местными жителями и описания природы доподлинно воспроизводят атмосферу далеких времен8. В письме коменданта Реджафа (город в Судане) Леона Анхоле от 11 сентября 1898 г. рассказывается: «... В Реджафе 16 солдат больных оспой. Подожди подкрепления из Пока. Попроси Анри (Ж. Анри де ля Линди. — Г. С., И. Х.), чтобы он купил соль, и узнай насчет предметов туземного происхождения, которые он мог бы достать — хвосты жирафов, бивни носорогов и прочее...»9 В обращении майора Альфонса Кайена, работавшего в Службе пропаганды колоний, говорится о заслугах Генри Стэнли в области геологии — он «проложил дорогу к эксплуатации золотых шахт»10.
      Разрекламированное Конго стало популярным среди бельгийцев и других европейцев. Искателей приключений эта африканская страна манила своими богатствами и сулила быстрое обогащение. Леопольд II, в свою очередь, нуждался в большом притоке европейцев в Конго для обслуживания будущих форпостов. По сведениям американского журналиста А. Хохшильда, автора книги «Призраки короля Леопольда И», первую волну леопольдовских агентов составлял «различного рода людской сброд»11. Среди них были те, кто бежал от долгов, разорился или попросту страдал алкоголизмом. Очень наглядно характеризуют атмосферу той эпохи ходившие в народе куплеты, например: «Все, кто доставлял много хлопот родителям, кто оставлял долги и делал много глупостей... устремились в Конго»12.
      Реакция народов Конго на появление белого человека в Африке была резко негативной. Они обращались к богам с мольбой о помощи. Представляет интерес одна из записей местного фольклора, сделанная миссионером Л. Дьё: «Пусть солнце убьет белого человека, пусть луна убьет белого человека, пусть колдун убьет белого человека, пусть лев убьет белого человека, пусть крокодил убьет белого человека ...»13
      Наряду с крупнейшими географическими открытиями был проложен и путь к колонизации континента. В соответствии с масштабными планами Леопольда II, на левом берегу р. Конго была создана сеть факторий, положивших начало освоению земель современного Конго, а впоследствии установлению контроля над значительной его территорией. Международная ассоциация Конго была преобразована в Независимое государство Конго (НГК), которое стало единственной колонией в мире, юридически принадлежавшей одному человеку — королю Леопольду II. Столицу своей колонии бельгийский монарх назвал Леопольдвилем (совр. Киншаса). Монарх был тесно связан с бельгийской финансовой олигархией, в руках которой была сосредоточена реальная власть в стране. Впрочем, король Бельгии был не только исполнителем воли финансового капитала, но и одним из крупнейших его представителей, «активным участником банковских спекуляций и колониальных захватов»14. По словам Хохшильда, это был «жадный и хитрый человек, в котором уживались двурушничество и обаяние, — весь комплекс самых сложных характеристик шекспировских персонажей»15.
      Вначале колониальные чиновники сосредоточивали внимание на добыче слоновой кости, потом — каучука, хлопка, кофе и пальмового масла. С 1887 г. колониальные власти НГК начали сдавать в аренду концессии и продавать земельные участки частным компаниям, которые отчисляли государству значительную долю доходов, полученных от продажи каучука в Антверпене (Бельгия). В бассейнах рек Бусира и Ломами земельными массивами овладели на правах собственников «Compagnie du Congo pour le commerce et l’industrie» и два ее филиала — «Compagnie de chemin de fer du Congo» и «Société anonyme belge au Congo». Самыми крупными концессионерами стали: «Société anversoise du commerce au Congo», «Anglo-belgian India rubber exploring company», «Compagnie du Kasai». Из 2,3 млн кв. км, составлявших площадь колонии, около 30% рассматривались как области, где «доменные земли были переданы в собственность или концессии частным компаниям»16. (К 1960 г. только в провинции Киву концессии имели 15 государственных и 19 частных бельгийс­ких компаний17).
      Наряду с другими европейскими державами Бельгия стала активным участником коллективной политики передела границ Африки на Берлинской конференции 1884—1885 годов. В результате народы современной ДРК оказались в разных, хотя и соседних, государствах. На западе — древнее Королевство Конго было разделено на современные Анголу, ДРК и Республику Конго; на юге — империя Лунда попала в Анголу, ДРК и Замбию; на севере — область Занде — в ДРК, нынешнюю Центрально-Африканскую республику (ЦАР) и Судан; на востоке — область Бамии была поделена между ДРК, Руандой и Бурунди. Богатейшая провинция Катанга оставалась за пределами тогдашних бельгийских владений и была включена позднее. Новое территориально-административное деление перекроило и этническую карту этого региона Африки.
      Многие крупные народы, например, баконго, оказались во владениях двух или трех государств. А. С. Орлова писала, что особенностью современной политической карты Африки стала «необычайная чересполосица колониальных владений... Выкраивая себе наиболее лакомые куски территории, колонизаторы меньше всего считались с интересами местных народов»18. Политолог из Льежского университета Боб Кабамба считает, что современные границы Центральной Африки были определены великими державами еще до Берлинской конференции и стали результатом переговоров между Великобританией, Германией и агентами короля Бельгии. «Это в колониальных канцеляриях, — утверждает Кабамба, — эксперты цветными карандашами начертили границы на бумаге». Вот почему демилитаризация будущих границ требовала тщательной и длительной проработки, которая учитывала бы этнические реалии19.
      Наряду с разъединением крупных народов происходило их искусственное объединение. В 1889 г. Бельгия завоевала центральную часть Африки и присоединила ее к Конго. Таким образом, как отмечает конголезский писатель и общественный деятель Мова Сакани, «поженили силой два народа — баконго и бангала, которые сильно различались обычаями, языками и менталитетом»20. То же самое происходило и с другими этносами. Через 5 лет бельгийцы добрались до восточной части Конго и присоединили страну Киву с ее народами баши, нанде, тутси и хуту. Чуть позднее к огромной семье различных народов добавились катангцы. В 1897 г. Бельгия аннексировала страну Бойома (совр. Кисангани) на востоке современной ДРК, и в ее владениях появились другие этносы.
      В результате получилось огромное многонациональное объединение под названием Бельгийская колониальная империя, «в которой мало-помалу создаются условия для того, чтобы она раскололась на множество независимых стран в соответствии с логикой истории», — писал глава конголезского религиозно-политического объединений Не Муанда Нземи21.
      Французский ученый Ж.-К. Руфен считает, что африканцев больше всего возмущал не сам факт границ,: а то, что они были навязаны колонизаторами. Однако он утверждает, что по «линейке» границы были проведены лишь в необитаемых или перенаселенных зонах22. Эту же мысль отчасти подтвердил В. А. Субботин, посвятивший многие годы изучению Конго. Шефферии и сектора (административные единицы) создавались иногда с учетом этнических границ, и даже «были приняты меры к тому, чтобы в некоторых случаях этнические границы совпадали с административными. Так, вблизи озер Киву и Танганьика возникли к началу 1930-х гг. территории баши, бахаву и барега, насчитывавшие по 100 тыс. жителей й более. Подобные территории, правда, были исключением. Подавляющее большинство народов, имевших накануне бельгийской колонизации сравнительно крупные государственные образования — азанде, лунда, баяка и другие — по-прежнему оставались разъединенными границами территорий и дистриктов», — пишет он23. Искусственные объединения или разъединения народов Центрального региона Африки послужили почвой для новых конфликтов на фоне уже имевшихся разногласий между отдельными этносами в доколониальную эпоху, когда происходили естественные миграции народов.
      В 1897 г. Леопольд II организовал международную колониальную выставку, положившую впоследствии начало самому крупному в мире музею Африки. Ее целью было повышение интереса в Бельгии к Конго. Тем самым король рассчитывал на привлечение иностранного капитала, как европейского, так и американского. В то же время, из-за свойственного ему тщеславия, он хотел продемонстрировать свое могущество перед другими метрополиями. По этому случаю в небольшом городке Тервюрене под Брюсселем — загородной резиденции Леопольда II — возвели новое здание — Колониальный Дворец, куда были доставлены африканские животные, растения, изделия африканских ремесленников и группа аборигенов из Конго. С одной стороны, Африка была представлена в неприглядном виде и пугала посетителей своей первозданностью, с другой — давала повод предпринимателям задуматься над возможностью новых перспектив. На выставке воспроизводились сцены африканской жизни с участием аборигенов, а также выставлялись предметы «экспорта» из Конго — каучук и слоновая кость. Значительная часть экспозиции была отведена этнографии. Экспонаты располагались по племенной принадлежности с комментариями. Например: «Бавали — смешанные племена — избегают белых, кормятся устрицами и добавляют соль из морской воды; батенде — абсолютно дики и неприступны; габали и банфуму — настоящие варвары, сильные племена; гомбе — племена их многочисленны, а тутуировки их различны, они придают им самый дикий вид. Все лесные племена — каннибалы... и они разделяют страсть к человеческому мясу со всеми племенами фетишистов Центральной Африки»24.
      Путешествие в Европу для некоторых конголезцев завершилось трагически — они заболели и умерли, другим повезло больше — по окончании выставки они получили подарки на общую сумму в 45 тыс. бельг. франков25. Кое-кто увозил на родину «европейскую экзотику»: мебель и одежду, которые безвозмездно предоставили им организаторы выставки.
      На приобретенных землях Конго использовался принудительный труд местного населения, которое подвергалось жестокому обращению со стороны наемных надсмотрщиков. Бунты и восстания становились не редкостью в НГК. Так, в 1895 г. протесты против насилия были отмечены в г. Лулуабург (совр. Кананга, в провинции Западное Касаи), в 1900 г. — на шахте Шинколомбе в провинции Шаба (совр. провинция Катанга) и других местах.
      Одним из конфликтогенных районов Конго всегда была провинция Шаба (на языке суахили означает медь, совр. Катанга), расположенная на востоке страны. Ее богатейшие природные богатства притягивали внимание торговцев и были объектом конкуренции между ними.
      Издавна эта территория находилась под контролем ее традиционных вождей, которые еще в средние века научились строить плавильные печи для обработки меди. В XIX в. их потеснил предприимчивый торговец из племени ньямвези, пришедший с востока — из Танганьики (совр. Танзания) — некий Мсири26. Он успешно освоился в тех местах и стал продавать в соседнюю Анголу и на Занзибар медь, слоновую кость и рабов в обмен на оружие и порох — очень быстро разбогател, расширил свои владения и создал так называемое королевство Йеке или Гараганза, а сам получил репутацию воинственного короля. Свое государство-крепость он построил таким образом, что потенциального врага можно было заметить в радиусе до 50 км.
      Однако ни хитрость Мсири, ни его армия не могли противостоять натиску европейских колонизаторов, которые сначала заигрывали с ним, но после жестоко расправились. Так, бельгийский капитан Бодсон устроил откровенную бойню в Катанге, физически истребляя всех наследников традиционных вождей, с которыми в какой-то мере считался Мсири, а затем добрался и до него. В результате армия Мсири была разгромлена, сам он убит в 1891 г., а созданное им государственное объединение стерто с лица земли. Этот исторический момент и стал началом длительного периода эксплуатации Центральной Африки27.
      Экономическая отсталость большинства африканских стран, отсутствие собственной промышленности облегчили внедрение иностранных компаний в сферу природных богатств континента. «Медный пояс» Африки, тянувшийся по Северной Родезии и Катанге, привлекал внимание английских и бельгийских промышленников. Один из городов этого региона, Элизабетвиль (ныне Лубумбаши), они превратили в столицу, своего рода Клондайк времен Золотой лихорадки в США, «где можно было встретить авантюристов всех мастей из Европы и Южной Африки»28. Интересы предпринимателей сосредоточились в богатейшей провинции Конго Катанге, где наладила производство самая крупная бельгийская компания «Union minière du Haut Katanga» (UMOK, позднее «GECAMINES»). Производство меди и кобальта на ее предприятиях непрерывно возрастало.
      В результате разграбления природных ресурсов на рубеже XIX—XX вв. появилась так называемая параллельная экономика. От непосильных налогов люди переходили границы других государств и создавали там нелегальные сети добычи и продажи полезных ископаемых.
      По мере того, как ресурсы страны расхищались, неформальный сектор экономики, основанный на контрабанде и мошеннической торговле сырьем, процветал и превратился в единственный способ выживания большей части населения. Этот подпольный бизнес укрепил ранее существовавшие связи, основанные на родственных отношениях, между приграничными районами Конго и соседними государствами, включая Уганду, Руанду, Бурунди, Кению, Замбию, Танзанию и Анголу. По мнению конголезского историка Самюэля Сольвита, параллельная экономика всегда вела к ослаблению государства, подрывала его основы и служила одним из факторов подпитки конфликтов29.
      Экономическое освоение Конго шло быстрыми темпами. Особенно наладилась добыча каучука — главной статьи экспорта колонии. Это было выгодным делом, поскольку в Европе в то время спрос на него значительно вырос. В то время как бельгийцы получали баснословные барыши, местное население страдало от непосильного труда на плантациях. Ответной реакцией на жестокое обращение было сопротивление местного населения. В 1895, 1897—1900 гг. произошли крупные выступления против колонизаторов — восстания народов кусу, луба, тетела30. Публичную огласку принудительный труд в колонии получил после выхода в свет книги английского публициста и общественного деятеля Э. Д. Мореля «Красный каучук» (по цвету крови)31.
      В европейской печати развернулась кампания против злоупотреблений Леопольда II. Этот скандал спровоцировали финансово-промышленные конкуренты Бельгии, также претендовавшие на эксплуатацию природных ресурсов Африки. В результате Леопольд II вынужден был передать Независимое государство Конго под управление Бельгии, оставив за собой внушительные привилегии. 15 ноября 1908 г., согласно королевскому указу, эта африканская страна была преобразована в Бельгийское Конго.
      Политика нового собственника, Королевства Бельгии, в отношении бельгийской колонии мало чем отличалась от экспансионистских намерений монарха. Помимо перекраивания этнической карты колонизаторы вмешивались в традиционные устои африканских обществ, которые складывались веками, играя на межэтнических противоречиях. При этом нарушался главный принцип мирного сосуществования народов Африки — равенство. До пришельцев колонизаторов оно было «золотым правилом» в сфере человеческих отношений. В этой связи Крайфорд Юнг отмечал, «что малейшее возвышение одних над другими в повседневной жизни могло стать предлогом для дискриминации»32. В Конго белые люди выстраивали своеобразные этнические иерархии. Одних этносов относили к более, других — к менее интеллектуальным. Например, в Леопольдвиле нгала, как и в Элизабетвиле (совр. Лубумбаши) иммигранты бакасаи возвышались над автохтонными народами Конго, занимая более высокую степень в иерархической лестнице. Это неизбежно приводило к межэтническим трениям.
      В результате выделения отдельных групп африканцев, которые пользовались предпочтением у колонизаторов и которым предоставлялась возможность учиться в высших учебных заведениях, образовалась африканская интеллигенция — так называемые «эволюэ» (в переводе с французского —, продвинутые или развитые). Именно так стали именовать этот слой колониального общества. Подробная история возникновения «эволюэ» и их роль в формировании национального сознания африканцев изложена, в труде А. Б. Летнева «Общественная мыль в Западной Африке»З3. Автор отмечает: «В целом, “эволюэ” были своеобразной социальной группой, занимавшей некое срединное положение в обществе, между горсткой европейцев-колонизаторов и огромной массой неграмотных соотечественников. “Эволюэ” первым подражали, ко вторым относились скорее снисходительно. Противоестественность, уродливость такой промежуточной позиции порождали немало личных трагедий. Будучи прямым порождением колонизации, они в то же время являлись ее первой духовной жертвой»34.
      В начале XX в. территория Конго превратилась в поле активного соперничества западных держав. Параллельно с этим колониальные администрации Португалии, Бельгии и Франции занялись перекраиванием этнической карты района, расселяя различные, в прошлом враждовавшие друг с другом этнические группы, на одной территории. Тем самым они создавали почву для возникновения сепаратистских движений и для будущих гражданских войн, в основе которых лежали межэтнические противоречия.
      В результате договоренностей в 1912 г. между Бельгией, Англией и Германией было принято решение об установлении границ соответственно между Конго, Угандой и Руандой. Горный массив Сабийнио, расположенный на территории тогдашнего Королевства Руанда, послужил точкой отсчета — началом демаркационных линий колоний трех стран. Таким образом на карте появились: немецкая Руанда (совр. Руанда)35, бельгийская Руанда (совр. зона Рутчуру, Гома, Масиси и остров Идживи в ДРК) и английская Руанда (совр. район Буфумбира, дистрикт Кигези в Уганде).
      Этот факт находит подтверждение в работе Рене Буржуа «Баньяруанда-Барунди». Автор пишет: «Следуя международным договоренностям 1912 года, руандийский правитель Джуху Мусинга потерял провинции... Буфумбура и Кигези, перешедшие к англичанам, в то время как бельгийцы получили Джомбо, Бвиша (совр. район Рутчуру), Камуронси (совр. район Масиси); кроме того, бельгийцы приобрели также остров Идживи на оз. Киву»36.
      В 1916 г. бельгийские войска оккупировали территории Руанды и Бурунди, входившие ранее в состав Германской Восточной Африки, образовав, таким образом, территорию Руанда-Урунди (Урунди — название Бурунди на языке суахили), хотя до этого Германия и прилагала дипломатические усилия по сохранению своих колоний в Африке. Так, в мае 1915 г. российский посланник в Бельгии И. Кудашев сообщил в Петербург, что германское правительство предприняло через одного швейцарского политического деятеля попытку заключить мир с Бельгией на следующих условиях: эвакуация германских войск из Бельгии в обмен на передачу Германии Бельгийского Конго. Из Брюсселя ответили отказом, заявив, что, по соглашению с Францией от 10 декабря 1908 г., право на приобретение Конго имеет Бельгийское Конго37.
      В 1916 г. Руанда-Урунди была оккупирована бельгийскими войсками, а спустя некоторое время после поражения Германии в первой мировой войне она, по решению Лиги Наций, в 1922 г. получила статус подмандатной территорией Бельгии. В 1925 г. Руанда-Урунди была включена в состав Бельгийского Конго.
      Для осуществления идеи переселения была организована специальная административная служба — Миссия по эмиграции Баньяруанда во главе с комиссаром дистрикта Киву Р. Спитальсом. В своем труде «Перемещение баньяруанда в Северном Киву» он писал: «Поощрение миграционного движения в сторону Киву надо рассматривать как долг-опеку, позволяющий оживить некоторые необитаемые районы Киву»38. Часть народов, живших к северо-востоку от Стэнли-пула (населенный пункт, возникший на образовавшейся на суше между левым берегом р. Конго, где находится г. Киншаса, и правым, где расположен г. Браззавиль, местное название — Нкуна или Нтамо), была переселена в районы Нижнего Конго, балуба — в провинцию Касаи. В 1920—1930-е гг. из Руанды в Киву переселили от 1,5 до 2 млн руандофонов, которые составили от 26 до 32% населения Киву39. В результате, такие восточные районы Конго, как Масиси и Ручуру, оказались населены, в основном, выходцами из Руанды.
      Важно подчеркнуть, что переселение из Руанды и Бурунди в Конго происходило в одном и том же культурном, этническом и административном пространстве. Оно находилось в ведении Главного управления бельгийской метрополии с резиденцией в Леопольдвиле и имело два подразделения: первое занималось территорией Руанда-Урунди, второе — колонией Конго. Мигрируя на восток Конго, народы «баньяруанда шли в страну своих братьев. Там они находили родственные народы и похожий климат. На новом месте баньяруанда не были ни иностранцами, ни чужестранцами»40.
      Таким образом, речь не шла о переселении «за границу». Народы, которые приходили в район Масиси, встречали тот же народ, который жил в Руанде, преимущественно — хуту и тутси. Ни у кого не возникало мысли покинуть одно государство и переселиться в другое, поскольку Конго, Руанда и Бурунди представляли собой единое административное пространство, образованное Бельгией. Рядом с переселенцами в пограничных с Руандой провинциях — Южное и Северное Киву — издавна жили местные народы баньямуленге, говорящие на одном языке с руандофонами — киньяруанда. Из-за демографического давления, а также злоупотребления местных вождей в пользу пришельцев, начались трения и выдавливание коренных народов в другие районы. В большинстве они осели в восточных районах Валикале и Гома.
      Колониальное бремя становилось непосильным для местного населения и толкало народы Конго к протестам, в том числе и к уклонению от чрезмерных налогов. Несмотря на преобладание стихийности над организованностью освободительное движение в Бельгийской колонии росло и захватывало практически все социальные слои населения. В Леопольдвиле возникло несколько очагов антиколониальной пропаганды. Наибольшую активность проявляли две группы «бунтарей». Одной из них была «Congo Man» во главе с Андре Менго. Членам его объединения присваивались воинские звания, выдавалось огнестрельное оружие. Другая группа, куда входили в основном африканские служащие компании «Huilerie du Congo belge» и которой руководил афроамериканец Вильсон, также была популярна среди конголезцев.
      В связи с этим колониальные власти издали указ «Об установлении режимов оккупации» в районах, население которых оказывало сопротивление, а в начале 1930-х гг. появилась еще одна форма репрессий — так называемые «военные прогулки», суть которых сводилась к посылке в глубинные районы страны значительных по численности армейских отрядов. Однако антиколониальное движение разрасталось и выливалось в крупные выступления.
      Наиболее масштабным стало восстание бапенде в 1931 г. (провинция Западное Касаи), спровоцированное непомерными налогами. Чтобы уклониться от их выплаты, «тысячи конголезских крестьян бежали через открытые границы в соседние районы — Анголу и Французское Конго, а другие рассеивались по лесам до прихода сборщика податей»41. Восстание было подавлено, погибло более 400 человек42. Сотни африканцев оказались в ссылке и смогли вернуться на родину лишь через многие годы43. Тем не менее, бапенде не покорились, а их сопротивление давало о себе знать на протяжении последующих десятилетий.
      Со временем появилось множество политико-религиозных оппозиционных метрополии обществ. Самым крупным движением был кимбангизм44. Свое название оно получило от имени основателя секты Симона Кимбангу — крестьянина из народности баконго. Его проповеди о богоизбранности африканцев стали популярными сначала среди конголезцев на западе страны и в северной Анголе, а затем далеко за их пределами.
      Последователи Кимбангу видели в нем пророка и спасителя, к нему стекались тысячи крестьян и рабочих. Отсюда возникло и распространилось в течение нескольких месяцев стихийное массовое движение. Однако вопреки воле Кимбангу его последователи оказывали лишь пассивное сопротивление властям: отказывались платить налоги и работать на плантациях европейцев. Позднее движение распалось на два направления. Приверженцы одного из них считали, что Кимбангу — первый пророк и необходимы последующие; сторонники другого были убеждены, что он — единственный и бессмертный.
      В 1958 г. именно это движение было легализировано. Своеобразный синкретизм протестантизма и традиционных верований, сформировавшийся в результате протеста против бельгийской колонизации, лучше других отражает африканский менталитет. Сам Кинбангу умер в тюрьме, куда был заключен за агитацию к мятежу. В 1960 г. его останки были перезахоронены в селении Нкамба в Конго, ставшем местом паломничества.
      Помимо кимбангизма существовали и другие религиозные течения, имевшие антиколониальную направленность. Они заметно влияли на состояние морального духа колониальных народов, усиливая тем самым разложение традиционной общины. К их числу относится, например, секта Китавала, отделившаяся от американской секты «Свидетели Иеговы» и проникшая затем в Африку. Члены секты провозгласили своим лозунгом тезис: «Африка — африканцам». В провинции Западное Касаи получила известность секта Эпикилипикили. На территории Бандунду действовали Лукусу, Мувунги, Мпеве и другие. В этих же провинциях имелась секта Говорящая змея, в Нижнем Конго — Миссия черных, а в восточных провинциях — Люди-леопарды. Эти религиозно-политические движения и секты сыграли впоследствии важную роль в становлении организованных движений и партий.
      Вторая мировая война 1939—1945 гг. усилила антиколониальные настроения среди конголезцев в бельгийской колонии. Именно в эти годы была нарушена изоляция, в которой бельгийские власти пытались удержать свою колонию, чтобы максимально оградить собственные интересы от конкуренции других западных стран. Так, США и Великобритания вывозили из Бельгийского Конго военно-стратегическое сырье — медь, олово, кобальт, цинк, уран и другое ценное сырье. Конголезские подразделения (примерно от 10 до 12 тыс. солдат) участвовали в операциях союзников в Эфиопии, Египте, Бирме, на Ближнем Востоке. Солдаты сравнивали свою жизнь с жизнью других народов, накапливали опыт вооруженной борьбы. Ярким примером стойкости и патриотизма для всех африканцев стало Движение сопротивления де Голля «Свободная Франция», к которому примкнула Французская Экваториальная Африка, включая Конго-Браззавиль, Габон и Камерун. По окончании войны Бельгия разместила мощную военно-воздушную базу в г. Камина (провинция Катанга). Там готовился летный состав, состоявший как из бельгийцев, так и из конголезцев. В г. Лулуабург (провинция Касаи) была открыта школа для детей погибших военнослужащих. Впоследствии обученные военному ремеслу конголезцы пополняли офицерский состав.
      В ходе войны стали возникать новые социальные прослойки — служащие государственных и частных заведений, квалифицированные рабочие, мелкие торговцы и предприниматели. Их объединения оказались более организованными, а цели — более осознанными. В 1941 г. вспыхнула забастовка рабочих металлургических предприятий крупнейшей в стране компании ЮМОК в провинции Шаба. В бельгийской администрации ее назвали «революционной и насильственной». В 1944—1945 гг. поднялся на борьбу пролетариат в провинции Нижнее Конго, в ноябре-декабре 1945 г. прошла мощная забастовка докеров, которая парализовала на время порт Матади. Одновременно с докерами порта бастовали рабочие предприятий столицы.
      После второй мировой войны в условиях гонки вооружений, способствовавшей возможной развязке ядерной войны, ресурсы Конго стали играть стратегическую роль. На первом месте стоял уран, добычу которого захватили США для реализации «Плана Манхэттен», цель которого сводилась к созданию атомной бомбы. Как свидетельствуют документы, сырье для атомных бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки, добывалось в шахте Шинколомбе в Катанге45. В 1960-е гг. на долю Конго приходилось 60% мировой добычи урана46.
      В конце 1940-х — начале 1950-х гг. повсюду в стране раздавались голоса с требованием политических реформ, свободы слова и печати. В 1950 г. возникла Ассоциация народов баконго «Абако», объединившая около 30 различных культурно-просветительных организаций. В 1953 г. она получила статус партии, а ее лидером стал Жозеф Касавубу (позднее — первый президент Конго).
      Вторая половина 1950-х гг. характеризовалась заметной активизацией общественно-политической жизни не только в Конго, но и в соседних странах. В 1945 г., после окончания второй мировой войны, режим мандатов был заменен режимом международной опеки. По решению Генеральной Ассамблеи ООН, в декабре 1946 г. Руанда-Урунди была передана под опеку Бельгии, и лишь в июле 1962 г. образовались два самостоятельных государства — Руанда и Бурунди. Бельгийский историк А. Бильсен в одном из своих исследований писал: «В эпоху 1954—1956 годов Конго и Руанда-Урунди нам казались “немыми”. Никто публично не выражал своих желаний (быть независимыми. — Г. С., И. Х.). Тем не менее, в латентной форме африканские элиты быстро эволюционировали к эмансипации»47.
      Многолетняя борьба за расширение прав профсоюзов в Конго привела к принятию в 1957 г. закона, в рамках которого население получило возможность создавать профсоюзные организации с правом на забастовку. Помимо профсоюзов стали возникать ассоциации и кружки «образованных граждан». В основном это были организации, сформированные каким-либо одним этносом. Именно в них формировались руководители общенациональных партий. Только в Киншасе в 1956 г. насчитывалось 88 таких организаций. Помимо «Абако», крупнейшими были « Братья - лулуа» и Ассоциация народа басонге. В 1957 г. в провинции Катанга появилась партия Конакат (Конфедерация племенных ассоциаций Катанги), созданная группой местных предпринимателей и вождей. Ее возглавил Моиз Чомбе, проводивший позднее идею отделения Катанги. Среди националистических партий, возникших в тот период, были Партия африканской солидарности во главе с Антуаном Гизенгой, а также партия народа балуба — Балубакат и Центр африканской перегруппировки.
      В эти же годы на политическую арену вышел Патрис Лумумба, ставший мощной политической фигурой в национально-освободительной борьбе. Это был «блестящий оратор с харизмой и обаянием вождя»48. В 1958 г. П. Лумумба создал партию «Национальное движение Конго» (НДК). Он выступал против колониализма, этнического превосходства, за единое Конго с сильной центральной властью. НДК сформировалась как общенациональная партия, объединявшая представителей различных этнических групп. Ее программа отрицала трайбализм, провозглашала принцип неделимости страны, осуждала расовую и этническую дискриминацию. Эта особенность выделяла ее среди других политических объединений.
      В конце 50-х гг. XX столетия была популярна и широко обсуждалась небольшая брошюра профессора Колониального университета в Антверпене (Бельгия) Ван Бильсена «30-летний план политической эмансипации Бельгийской Африки». В этой работе автор предложил бельгийскому правительству за 30 лет подготовить «надежную» конголезскую элиту для управления собственной страной. По его мнению, лишь тогда Конго обретет независимость. Ведущая в то время партия «Абако» во главе с Ж. Касавубу отвергла этот план и потребовала немедленного предоставления независимости. В 1957 г. колониальные власти признали африканские политические партии де-факто, а в 1959 г. — де-юре. Этот год стал переломным в борьбе за независимость49.
      Попытки правящих кругов Бельгии затормозить антиколониальное движение с помощью частичных реформ провалились. По требованию блока партий, возглавляемых НДК, на конференции «Круглого стола» (Брюссель, январь-февраль 1960 г.) Бельгия заявила о согласии предоставить Бельгийскому Конго независимость. 30 июня 1960 г. бельгийский король Бодуэн в Леопольдвиле официально объявил о независимости Бельгийского Конго. На карте мира появилось государство Республика Конго50.
      О последствиях колониализма возникает много споров. Одни отстаивают мнение о цивилизаторской миссии тех, кто покорял Африку, другие утверждают обратное. Довольно яркую оценку колониализму дал сенегальский исследователь К. Дэма: «Колонизация оглушила, словно ударом дубинки, традиционные общества и направила их эволюцию по иному пути»51. Придуманные колонизаторами теории под благовидными названиями, типа патернализма или опекунства, лишь вводили в заблуждение африканские народы, искажая реалии и разрушая их традиционные общества. Можно согласиться и с тезисом А. З. Зусмановича, автора фундаментального труда «Империалистический раздел бассейна Конго», который назвал Конго «тюрьмой для народов», а нанесение на карту искусственных границ — кровавым, насильственным вмешательством в нормальный исторический процесс формирования и развития народов Централь­ной Африки52.
      Общая картина бельгийского колониализма могла бы стать более полной при ее сопоставлении с колониальным наследием крупных метрополий, таких как Великобритания и Франция. Тем не менее, высказанные соображения помогут лучше понять происхождение современных конфликтов в Африке, которые стали прямым следствием ее колониальной истории.
      Примечания
      1. ОРЛОВА А.С. История государства Конго (XVI—XVII вв.). М. 1968; VANCINA J. Les anciens royaumes de la Savane. Léopoldville. 1965; Le royaume Kuba. Tervuren. 1964; The Tio Kingdom of the Middle Congo. 1880—1892. London-New York-Toronto. 1973.
      2. La correspondance de Leopold. — La Lutte (Dakar), № 17, Janvier 1959.
      3. СУББОТИН B.A. Бельгийская экспансия и колониальный гнет в период завершения территориального раздела Африки. В кн.: История Заира в новое и новейшее время. М. 1982, с. 71.
      4. SOLVIT S. RDC: Rêve ou illusion? Conflits et ressources naturelles en République Démocratique du Congo. Paris. 2009, p. 22.
      5. SCHUYLENBERG P. van. La mémoire des Belges en Afrique Centrale. Inventaire des Archives historiques. Vol. 8. Tervuren (Belgique). 1997, p. 8.
      6. Legs de Jules Cornet. Le 25ème et 50ème Anniversaire du Chemin de Fer du Congo. Lettre manuscrite de Toby Claes, Membre de la Commission d’enquette du Chemain de Fer du Congo (1895) à Rene-Jules Cornet. Collection № 52-9, doc. 1355.
      7. Le legs de Maurice Robert. Lettre manuscrite de J. Cornet, datée Mons, le 13 février 1911, remerciant G. Perier d’avoir bien voulu lui communiquer des renseignemets sur les mines de Djoué. R.G. 626, Collection № 60-72, doc. 548; Le legs de Maurice Robert. Lettre manuscrite de J. Cornet, daté de Mons, le 23 mars février 1911 ou J. Cornet donne son opinion quant à la possibilité et les difficultés de l’exlpotation éventuelle de la mine Djoué. R.G. 626, Collection № 60-72, doc. 550.
      8. Carnets de route de Jules Cornet du 21 août au 21 septembre 1892. De N’tenké Capelembe, de Nyagamba a laTchiunga — visites aux mines de cuivre de Kiola, de Katanga à Mkala, Katete. Excursions au gisement de cuivre de Kioabana; retour jusqu’à Moi Mokilu. Visites aux mines de cuivres de Kimbué et Inambuloi, Макака, depart pour Kilassa, Kafunda Mikopo, Moi Sompoué, Kalouloi, Chamélengué. R.G. 629, Collection № 52-9, doc. 261.
      9. Legs de Josue Henry de la Lindi.La correspondence de Josue Henry de la Lindi avec Leon Hanolet. Lettre du 11 septembre 1898. Collection № 62.40, doc. 463.
      10. Legs de Josue Henry de la Lindi. La lettre de Alphonse Cayen, attaché depuis 1916 au Service de la propagande coloniale, Ministère des Colonies, aux autorités de ce ministère du 13 juin 1919. Collection № 57.49, doc. 1915.
      11. Под названием «призраки короля Леопольда II» автор скорее всего имел в виду многочисленные человеческие жертвы, о которых власти Бельгии старались умалчивать. По прошествии времени эти жертвы «заговорили» устами автора, который собрал обширный материал по данной теме.
      12. HOCHSCHILD A. Les Fantômes du roi Leopold. La terreur coloniale dans l’Etat du Congo 1884-1908. Paris. 1998, p. 235.
      13. Ibid., p. 236.
      14. ЗУСМАНОВИЧ A.3. Империалистический раздел бассейна Конго (1876—1894 гг.). М. 1962,с. 34.
      15. Там же, с. 18.
      16. СУББОТИН В.А. Ук. соч., с. 98.
      17. TSHIMANGA KOYA KAKONA. Le Shaba. Sept ans après. T. I. 1972, p. 24.
      18. ОРЛОВА A.C. Африканские народы. M. 1958, с. 4.
      19. КАВАМВА В. Frontière en Afrique Centrale: gage de souverainité? popups.ulg.ac.be/federalism/document.php?id=294.
      20. Ibidem.
      21. Ibidem.
      22. RUFFIN J.-CH. L’Afrique déchirée. 2004. lexpress.fr/actualite/monde/afrique/l-afrique-dechiree_498748.html?p=:2.
      23. СУББОТИН В.А. Система колониальной эксплуатации и становление новых социальных сил. 1918 — 1960 гг. В кн.: История Заира в новое и новейшее время, с. 122-123.
      24. ОЛЬДЕРОГГЕ Д.А. Проблемы этнической истории Африки. В кн.: Этническая история Африки. Доколониальный период. М. 1977, с. 5.
      25. WYNANTS M. Des ducs de Brabant aux villages congolais. Tervuren et l’Exposition coloniale 1897. Musée Royal de l’Afrique Centrale. Tervuren. 1997, p. 125.
      26. VERBEKEN A. Msiri, roi du Garenganze. “L’Homme rouge” du Katanga. Bruxelles. 1956.
      27. TSHIMANGA KOYA KAKONA. Op. cit., p. 2.
      28. СУББОТИН В.А. Система колониальной эксплуатации..., с. 119.
      29. IFOLI INSILO. Op. cit., р. 30.
      30. См.: ВИНОКУРОВ Ю.Н. Народы Экваториальной Африки в борьбе против бельгийского колониализма. История национально-освободительной борьбы народов Африки в новейшее время. М. 1978; BOUVIER P. L’accession du Congo belge à l’indépendence. Bruxelles. 1965; SCHREVEL M. de. Les forces politiques de la décolonization congolaise jusqu’à la veille de l’independaance. Louvain. 1970.
      31. MOREL E.D. Red rubber. The rubber slave trade in the Congo. London. 1907.
      32. Цит no: NDAYWEL E NZIEM ISIDORE. Histoire générale du Congo. Bruxelles. 1998, р. 471.
      33. ЛЕТНЕВ А.Б. Общественная мысль в Западной Африке. 1918—1939. М. 1983, с. 23-28.
      34. Там же, с. 26.
      35. Подробнее см. ПЕРСКИЙ Е.Б. Бурунди. М. 1977.
      36. BOURGEOIS R. Banyarwanda-Barundi. T. I. Bruxelles. 1953, p. 38.
      37. МОРОЗОВ E.B. Африка в Первой мировой войне. СПб. 2009, с. 100.
      38. SPITAELES R. Transplantation des Banyarwanda dans le Kiwu-Nord. — Problème d’Afrique Centrale. 1953, № 20, p. 110.
      39. RDC: Etat de Crise et Perspectives Futures. 1 Février 1997, p. 6. http://www.unhcr.org/ refworld/docid/3ae6a6b710.html.
      40. Ibidem.
      41. Ibidem.
      42. Histoire Générale de l’Afrique. Vol. VII. Paris. 1989, p. 465.
      43. История национально-освободительной борьбы народов Африки в новейшее время. М. 1979, с. 315.
      44. Histoire Générale de l’Afrique, p. 466.
      45. NDAYWEL E NZIEM I. Histoire generale du Congo: de l’héritage ancient à la République Démocratique. Belgique. 1998, p. 13.
      46. SOLVIT S. Op.cit., p. 34.
      47. BISLEN A.A.J. van. Vers l’indépendence du Congo et du Ruanda-Urundi, Kraainem (Belgium). 1958, p. 7.
      48. История Тропической и Южной Африки в новое и новейшее время. М. 2010, с. 234.
      49. ПОНОМАРЕНКО Л.В. Патрис Лумумба: неоконченная история короткой жизни. М. 2010, с. 64.
      50. Официально Конго в разное время называлось по-разному. 30 июня 1960 г. вместо Бельгийского Конго появилась Республика Конго. С 1964 г. страна называлась Демократическая Республика Конго, с октября 1971 г. Республика Заир, а с 1997 г. — вновь Демократическая Республика Конго.
      51. DEME К. Les classe sociales dans le Sénégal précolonial. — La Pensée. 1966, № 130.
      52. ЗУСМАНОВИЧ A.3. Ук. соч., с. 9.
    • Урсу Д. П. Португалия и "схватка за Африку"
      Автор: Saygo
      Урсу Д. П. Португалия и "схватка за Африку" // Вопросы истории. - 2015. - № 11. - С. 97-115.
      В истории европейского колониализма Португалия занимает особое место. Эта самая западная страна Европы, благодаря своему географическому положению, а также другим природным факторам и своеобразному национальному характеру, сделавшему из португальцев отличных мореплавателей, является первопроходцем в открытии новых морских путей и неведомых земель. Долгое время она была владычицей океанов и прибрежных земель в Африке, Азии, Южной Америке. Вместе с тем, Португалии принадлежит и сомнительное первенство в покорении, а затем — многолетнем угнетении ближних и дальних народов других континентов. Более того, именно португальцы развернули массовую торговлю людьми между Африкой и Америкой.
      Трансатлантическая работорговля стала черным пятном в истории Португалии, о чем национальная историография предпочитает в основном молчать. Несмотря на обилие специальной литературы, вышедшей на рубеже XX и XXI вв. к 500-летнему юбилею открытия Бразилии, в истории колониальной экспансии португальцев в Тропической Африке еще остается немало лакун, узких мест и недоговоренностей. Из всего массива публикаций последнего времени хочется выделить фундаментальную работу «Новая история португальской экспансии», вышедшую в 11 томах в 1988—2003 годах. Она подготовлена под руководством выдающегося ученого и поэта Антониу ди Оливейры Маркиша (1933—2007). События XIX в., завершившие «схватку за Африку», вошли в 10-й том. Его редакторами были видные историки-африканисты Валентим Александр и ныне покойная Жил Диаш (1944—2008), англичанка по происхождению, выпускница Оксфордского университета, профессор Нового университета в Лиссабоне1.
      Целью настоящей работы является анализ внутренних и внешних факторов колониального раздела Тропической Африки в последней четверти XIX в., получившего за свою остроту и динамичность образное название «схватки за Африку», и участия Португалии в этих событиях. Источниковой базой исследования стали материалы русских дипломатических миссий и посольств в столицах европейских держав и в центральном аппарате МИД Российской империи в Петербурге. Некоторые документы вводятся в научный оборот впервые.
      Главным хранилищем, где пребывает описанная выше ценная документация, является Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Здесь в фонде 183 (опись 519) размещены материалы русской миссии в Лиссабоне за 1800—1863 годы. Нами были изучены дела этого фонда за 1860 (пять дел), 1861 (два дела) и 1862 (четыре дела) годы. Они содержат информацию только о внутриполитических событиях в Португалии — смене правительства, отставке отдельных министров, интригах знати при королевском дворе и т.п. Никаких сведений о колониальной политике, в частности, касающихся Африки, не обнаружено. Причиной такого положения стала, по всей вероятности, проводимая в 1864—1868 гг. реформа архивного дела в системе МИД России2. Она привела к тому, что основная, самая важная, документация зарубежных учреждений стала сосредотачиваться в канцелярии министра (архивный фонд 133). Именно этот массив явился базой настоящего исследования.
      Кроме того, для написания данной работы привлекались неопубликованные материалы из фондов высших органов власти и управления Империи, военного и военно-морского архивов, Национального архива Франции и трофейных архивов, в частности, фонда «Министерство колоний Франции», хранящегося в Российском государственном военном архиве. Также изучены опубликованные документы на португальском, английском и французском языках (воспоминания современников и участников событий, специальная литература).
      Для Португалии XIX в. стал периодом огромных перемен и больших испытаний. Нашествие войск Наполеона заставило королевский двор и правительство бежать в Бразилию. Вернувшись через несколько лет, король приобрел родину, но потерял самый ценный бриллиант в своей короне — в 1822 г. Бразилия объявила о своей независимости. От владений в Азии остались лишь разрозненные прибрежные анклавы — Макао, Гоа, Диу и Даман, а также малонаселенный остров Тимор. Отныне вся Португальская заморская империя сосредоточилась в Тропической Африке — Ангола и Мозамбик, а также острова Сан-Томе, Принсипи (в глубине Бенинского залива), острова Зеленого Мыса и Гвинея-Бисау. Причем все эти колонии располагались на побережье, лишь в Анголе власть губернатора колонии простиралась на 100—120 км вглубь территории. Несмотря на столь скромные ресурсы, португальский колониализм не собирался капитулировать. О расширении владений, однако, речь не шла.
      В первой половине XIX в. определяющим процессом в Тропической Африке и в зоне Южной Атлантики была борьба за уничтожение морской работорговли — мрачного наследия позднего средневековья. Активное участие в достижении этой цели принимала Россия. Начиная с 1814 г., когда на Венском конгрессе было заявлено о необходимости покончить с позорной для христианского мира торговлей людьми, Россия участвовала во всех предпринимаемых Европой дипломатических инициативах, «...отрасль торговли, известная под именем торга африканскими неграми, была по справедливости добродетельными и просвещенными людьми всех времен почитаема равно противною законам человеколюбия и общей нравственности», — говорилось в указе императора Николая I от 26 марта 1848 г., вводившем в действие международный трактат «Об уничтожении торга неграми». Далее в документе сказано, что в Вене государи Европы приняли на себя обязанность «стремиться единодушно и употреблять все зависимые от них средства к прекращению сего торга повсюдно»3.
      Однако втайне торговля продолжалась, и это повлекло необходимость подписания нового международного соглашения. Такой трактат был подписан 7/20 декабря 1841 г. между Россией, Австрией, Францией, Великобританией и Пруссией. В царском указе его основные положения сформулированы следующим образом: «Подтвердить запрещение всеми подданными договорившихся держав производить торговлю неграми в их владениях или под их флагом»; «продолжение торга считать преступлением, равным морскому разбою»; «подвергать наказанием, в законах наших определенным за разбой и грабительство на морях»4. Позже к договору 1841 г. и к дополнительному Лондонскому протоколу 1845 г. присоединилась Бельгия5, а Пруссию заменила Германская империя6.
      В указанных выше документах не упоминается Португалия — старейшая колониальная держава, веками занимавшаяся работорговлей. К середине XIX столетия она стала изгоем европейского концерта великих держав, приобретя дурную славу нарушителя международных соглашений. Лишь только после того, как Бразилия запретила ввоз невольников из Африки (1851 г.), капитанов кораблей, занимавшихся контрабандой, стали вешать на реях их суден и, наконец, когда работорговля исчерпала себя экономически, Португалия вышла из дипломатической изоляции. Ее пригласили на конгресс в Берлине (1884—1885 гг.), а затем на Международную конференцию в Брюсселе (1889—1890 гг.).
      Принятый второй конференцией Генеральный акт явился утопической попыткой создать некий «Кодекс поведения» просвещенного и гуманного колониализма, которого в принципе не может быть. Самым эффективным способом осуществления «нового» управления подневольными народами, — сказано в первом параграфе принятого документа, — является «... последовательная организация административных, юридических, религиозных и военных служб на территории Африки под суверенитетом или протекторатом цивилизованных народов»7. На каких основаниях будет реализована подобная организация и к каким последствиям должна привести, в Генеральном акте не уточнялось. Тем не менее, его значение не следует умалять: он явился последним гвоздем, забитым в гроб атлантической работорговли, настоящего геноцида чернокожих народов Африки, продолжавшегося несколько веков.
      Еще задолго до Брюссельской конференции правящие круги Португалии стали разрабатывать планы модернизации своей Африканской империи. Запрет на ввоз в Бразилию африканских рабов по времени совпал с государственным переворотом в Португалии и приходом к власти либеральной партии. Эти чрезвычайные обстоятельства заставили главного идеолога либералов Са де Бандейру попытаться компенсировать потери от прекращения торга невольниками путем проведения политики «нового меркантилизма», что означало, прежде всего, внедрение плантационного хозяйства экспортных культур и переселения в Африку португальских крестьян. На роль «новой Бразилии» была выбрана Ангола, где собирались разбить плантации кофейных деревьев и сахарного тростника8. Кроме того, на берегах Бенинского залива, в Дагомее, к этому времени появился стихийно сложившийся весьма прибыльный рынок продукции масличной пальмы. Естественно, взоры португальских колонизаторов обратились в эту сторону, где сохранился их опорный пункт — крепость Сан-Жуан Батишта (в православной традиции — Св. Иоанна Крестителя) в г. Вида.
      Усилия Са де Бандейру однако наталкивались на непреодолимые препятствия — нехватку средств для расширения плантационного хозяйства и нежелание португальских крестьян и предпринимателей эмигрировать в Африку. В 1870-е гг. на сцену выступил новый пропагандист «либерального колониализма» — министр иностранных дел Андради Корву. Он поддерживал умеренный экспансионизм, но расширение территории, по его мнению, должно было идти не военным путем, а «привлечением к себе туземного населения, его развитием к цивилизации». Кроме того, в планы Корву входило строительство в африканских владениях транспортной инфраструктуры. Но Корву, как и его предшественник, не достиг цели по тем же причинам: из-за экономической и финансовой слабости Португалии и отсутствия необходимого демографического потенциала9.
      Планы португальских модернизаторов, тем не менее, не были пустыми мечтами, но они смогли осуществиться лишь в сильно урезанном виде. Преобразования, о которых они говорили, произошли не в масштабах всей Португальской Африки, а лишь на небольшой островной территории Сан-Томе, где и возникла «новая микро-Бразилия». Здесь с середины века стало быстро развиваться плантационное хозяйство (сначала кофе, позже какао), вызывая потребность импорта рабочей силы. Владельцы плантаций, европейцы по происхождению, нашли выход в привлечении невольников из Дагомеи, Анголы, Гвинеи, даже из Мозамбика, оформляя их под видом «законтрактованных рабочих».
      В зоне Гвинейского залива у португальцев после потери Золотого берега, отобранного голландцами, а затем перешедшего к англичанам, опорным пунктом в XIX в. оставался форт Сан-Жуан на дагомейском берегу. Основанный в 1680 г., он несколько раз разрушался англичанами и французами и вновь восстанавливался. В последний раз португальцы обратили внимание на маленькую крепость в 1863 г. — его навестил губернатор Сан-Томе, который привез 15 солдат и офицера. Казарму отремонтировали, а оборонительные сооружения привели в боевой вид.
      Стоит отметить, что о форте Сан-Жуан существует множество исторических сведений10. Наиболее надежным является документ французского архива с подробным описанием этого реликта бывшей славы Португальской колониальной империи11. Общая площадь португальского анклава составляла несколько гектаров; территория форта была окружена стенами и рвом; внутри находился большой каменный дом, несколько надворных построек. Крепость охраняли 12 солдат и офицер. С таким воинством ее военная мощь, естественно, приближалась к нулю. В целом, как остроумно замечает автор описания, Святой Иоанн Креститель ни что иное, как «исторический сувенир, в некотором роде музей под открытым небом». Около крепости располагалось село, где проживали туземцы, принявшие христианство, стояли католическая церковь и дом священника. Главное занятие португальцев, находившихся в городке Вида и в крепости, — вербовка местных рабочих на плантации Сан-Томе, а также торговля пальмовым маслом. Что касается островной «микро-Бразилии», то благодаря импорту рабочей силы она благополучно развивалась, принося владельцам плантаций немалые барыши. Экспорт кофейных зерен с островов Сан-Томе и Принсипи постоянно рос, о чем свидетельствуют следующие данные: в 1855 г. было вывезено 450 т, в 1889 г. — 2400 и в 1899 г. — более 2500 тонн12. Однако со временем производство и, соответственно, вывоз какао-бобов намного обогнали экспорт кофе. Спустя годы «новая Бразилия» превратилась в «шоколадные острова».
      До начала 1880-х гг., когда Португалия сделала попытку расширить свои владения на берегах Бенинского залива за счет установления протектората над Дагомеей, она имела в этой зоне лишь анклав Виды, небольшую часть Гвинеи (Бисау) и острова Зеленого Мыса.
      В гонке за окончательный раздел Западной Африки лучшими стартовыми позициями обладали Франция и Англия. В историческом обзоре, подготовленном в Министерстве колоний Франции, посчитали, что в годы Второй империи (1852—1870) площадь колониальных владений в Азии и Африке удвоилась. Среди достижений названо установление протектората над Порто-Ново в 1863 году13. Это событие не лишено драматизма: король этой страны Соджи (правил в 1848—1864 гг.) впервые стал торговать пальмовым маслом и разбогател. Он не стеснялся продавать в рабство и собственных поданных, и взятых в плен соседей йоруба, оформляя их как законтрактованных рабочих в Анголу и на Сан-Томе. В связи с этим у него был тяжелый конфликт с англичанами, укрепившимися неподалеку в Лагосе. Дело дошло до того, что в апреле 1861 г. английская эскадра подвергла город Порто-Ново бомбардировке.
      Вскоре король нашел себе сильных покровителей и в феврале 1863 г. подписал с Францией договор о протекторате. Однако официальный представитель Наполеона III добрался до Порто-Ново только в мае следующего года, после смерти Соджи14. Впрочем, наследник престола признал подписанное его отцом соглашение, а с англичанами в том же году удалось договориться о разграничении территории Порто-Ново. Она составляла четырехугольник со сторонами 40— 45 км. На востоке его пределы достигали английского Лагоса, а на западе и на севере — дагомейских владений15. Действие этого договора было подтверждено спустя 10 лет, в апреле 1878 года. Потом французы на несколько лет покинули Порто-Ново, однако спустя четыре года президентским декретом протекторат был вновь восстановлен16. Последовал резкий протест англичан, которые затем предложили французам компромисс. В обмен на признание английского протектората над Масляными реками и уход из Сенегамбии французы должны были покинуть Габон, Золотой берег и низовья Нигера17. Из этих планов, однако, ничего не вышло — французы так и остались в Порто-Ново. Город стал на два десятилетия главным оплотом французской торговой и военной мощи в зоне Бенинского залива.
      Роль Порто-Ново в торговле подробно описана в книге очевидца, посетившего город в 1884 году. Почти вся внешняя коммерция находилась в руках французских фирм «Режи э Фабр» и «Колонна де Леко». Кроме того, действовали три немецкие и одна португальская компании. К прежней конкуренции с англичанами из Лагоса добавилось растущее соперничество с немцами, занявшими соседний Того. Импорт составлял около 4 млн франков и состоял из алкогольных напитков и табака (здесь французские купцы конкурировали с португальцами), тканей и соли (а здесь — с немцами). Экспорт почти полностью состоял из продуктов переработки масличной пальмы — пальмового масла и пальмисты (ядер плодов масличной пальмы) и приближался к 5 млн франков18.
      Из Порто-Ново французская колониальная экспансия по берегу моря продвигалась на запад — в сторону городов Котону и Вида. Когда в 1863 г. столицу Дагомеи город Абомей посетили морской офицер Дево и вице-консул Дома и получили аудиенцию у короля Глеле, тот из любезности подарил императору французов портовый город Котону. Позже, 19 мая 1868 г. в Виде этот презент был юридически оформлен соответствующим документом19. Хотя Котону, в отличие от Порто-Ново, не был морским портом и не имел особого значения для торговли, в будущем он будет способствовать покорению французами независимого Дагомейского государства.
      Торговая конкуренция на африканских рынках становилась все более ожесточенной. Этот процесс отмечали русские дипломаты, как в Лиссабоне, так и в других европейских столицах. Они подчеркивали, что первопричиной обострения международных отношений в Африке являлась борьба за рынки сбыта европейских товаров. Главная забота правительства, писал один из них, — расширение торговли. Посол в Париже барон Моренгейм предупреждал министра: «беспредельная колониальная экспансия последних лет, создающая много новых конфликтных точек, есть предвестник грядущих потрясений. Следующая война может стать не только общеевропейской, но мировой... Как в Африке, так и в Азии сегодня поле боя распространяется до последних пределов обитаемого мира»20. Легко заметить, что мрачный прогноз сбылся.
      К этому времени на берегах Бенинского залива окончательно определился новый ценный экспортный товар — продукты переработки масличной пальмы, который не только заменил прежний — невольников, но и превзошел его. Из пальмового масла, непригодного в пищу, в Европе производили мыло и свечи, позже оно пошло на изготовление маргарина. Кроме того, переход к машинам и моторам внутреннего сгорания требовал смазочных веществ в растущем количестве. Пальмовое масло как нельзя лучше подходило для этих нужд. Его экспорт быстро рос; главными пунктами вывоза были: английский Лагос, французские Порто-Ново, Котону и Вида. Цифры подтверждают это: в 1876 г. из трех портов Дагомеи вывезли 4 тыс. т масла, а в 1891 г. — более 6,6 тыс. тонн21. О прибыльности этого товара свидетельствуют такие цифры: если на месте 1 кг масла стоил 12—15 сантимов, то в Марселе за него давали уже 1 франк (100 сантимов). Еще больше стоила пальмиста, из которой на предприятиях Западной Европы вырабатывали превосходное пальмоядерное масло, незаменимое в кондитерской и фармацевтической промышленности. Взамен французские купцы, как и прежде, ввозили фабричные товары (ткани, бытовые изделия), много алкоголя (до 60% всего импорта) и табака. В личном фонде министра колоний Э. Шотана отложилась жалоба торговых фирм из Марселя на то, что на эти два товара в Дагомее импортные пошлины в 3—5 раз ниже, чем в других владениях Западной Африки22.
      Переход от «живого товара» на торговлю маслом и пальмистой имел для прибрежных африканских обществ революционные последствия. В социальном отношении это втягивало массы в товарно-денежные отношения, вело к классово-сословному расслоению и к формированию компрадорской буржуазии. Не менее важными были цивилизационные и психологические перемены. Работорговля сеяла среди африканцев агрессию, смерть, взаимную ненависть, раболепие перед белыми и, конечно, праздность. Пальма же принесла сюда, где труд крестьянина на полевых культурах длился лишь 70 дней в году, работу в течении всех 365 дней, как того требует уход за вечнозелеными растениями и сбор урожая без перерыва. Пальма стимулировала выработку таких черт характера как трудолюбие, упорство, бережливость, а также стремление к агрономическим знаниям. Не зря Дагомею позже назовут «Латинским кварталом» Западной Африки. В итоге, за полсотни лет «пальмо-масличного бума» вся страна на глубину 100—125 км покрылась сплошным лесом из масличных пальм23.
      На рубеже 1870—1880-х гг. Португалия в Бенинском заливе не проявляла большой активности. Происходили лишь мелкие дипломатические стычки с французами по поводу нарушения таможенных правил в Виде и права экстерриториальности форта Сан-Жуан24. Все внимание португальского колониального ведомства было сосредоточено южнее, там, где готовился раздел бассейна Конго, в особенности, нижнего течения этой реки. Здесь, кроме Португалии, Франции и Англии, с некоторых пор появился новый игрок — Бельгия, точнее, ее король Леопольд, собиравшийся создать нечто прежде невиданное в колониальной истории — частную колонию под экстравагантным названием «Свободное государство Конго». Между тем, португальцы из своих старых колоний на побережьях Анголы и Мозамбика продолжали продвигаться во внутренние районы навстречу друг другу. Сюда же с юга надвигались англичане, а с французами назревал конфликт по поводу раздела нижнего течения Конго25.
      В таких условиях канцлер Германии Бисмарк выдвинул идею созыва в Берлине международной конференции с целью разработки принципов и правил мирного раздела африканских территорий, на которые претендовали европейские державы. В конце 1884 г. в Берлине собрались представители 14 больших и малых государств, заседавшие более трех месяцев. В подготовленной МИД России «Записке о задачах Берлинской конференции, созванной для определения положения западноафриканских владений и по реке Конго» говорилось, что «...внутри Африки постоянно открываются новые рынки для европейских товаров и новые богатства природы... Поэтому туда ринулись англичане, французы, голландцы (следовало написать — «бельгийцы». — Д. У.) и немцы, которые именем своего правительства пытаются захватить какой-нибудь кусок земли, в особенности на берегах великой реки Конго». Далее в документе перечислены задачи конференции. Ближайшая состоит в определении «... взаимных территориальных отношений и торговых прав западноевропейских государств на западном побережье Африки». Другие задачи были следующими: свобода судоходства на реках Конго и Нигер; «... определение формальных условий, при соблюдении которых новые занятия (occupations) на берегах Африки должны считаться действительными (effectives)»26. Иными словами, был выражен принцип «эффективного владения территорией», соблюдение которого давно требовала Россия, и который был записан в инструкции русскому уполномоченному на конференции П. Капнисту.
      В Берлине была подведена черта под давно тлевшим конфликтом Португалии с тремя колониальными державами. Об одном из них в конце 1882 г. сообщал в Петербург князь Н. А. Орлов — русский посол в Париже. В письме министру он писал, что Франция желает установить свою власть над обширными территориями на правом берегу Конго. Но Португалия является собственницей этих самых земель уже «... более столетия, а Великобритания в этом споре собирается поддержать требования лиссабонского кабинета». Чуть позже посланник Д. Г. Глинка из Лиссабона детально описывал эти события: напряжение между Португалией и Францией достигло такого накала, что португальцы уже собирались посылать к берегам Конго свой флот. Англичане, однако, уговорили их не делать столь опрометчивых шагов и обещали помощь в решении конфликта дипломатическим путем27.
      Переговоры Португалии с Англией, несмотря на солидарность в противодействии французским поползновениям, шли тяжело. Только в феврале 1884 г. в Лондоне была подписана конвенция о разделе сфер влияния в Заире. Англичане, не претендуя на земельные участки, добились главного — свободного плавания по реке торговых кораблей. Радость, впрочем, была недолгой: из-за противодействия Франции, поддержанной Германией, соглашение не вошло в силу28. Вскоре появился новый очаг напряженности — на сей раз на берегу Бенинского залива. Французы, оккупировав город Вида, потребовали передать им и форт Сан-Жуан. После долгих препирательств премьер-министр Португалии, генерал Антониу Перейра ди Мелу, согласился отдать его англичанам29, что вызвало вспышку ярости французов. Спор закончился безрезультативно — форт Сан-Жуан остался португальским.
      Произошло неожиданное событие: король Дагомеи Глеле согласился перейти под протекторат Португалии. Русский поверенный в делах в Лиссабоне (посланник Глинка скоропостижно скончался, а новый еще не прибыл) сообщил в Петербург 7 октября 1885 г. сенсационную новость: «Сегодня опубликована телеграмма, что владения короля Дагомеи, по его просьбе, перешли под протекторат Португа­лии. Человеческие жертвоприношения, столь частые в этой стране, запрещены»30. Прибывший в Лиссабон новый посланник Н. А. Фонтон в конце того же месяца послал в МИД длинную депешу с подробным изложением документов, подписанных дагомейцами и португальцами. Под португальский протекторат перешли города Котону, Годомей, Аврекет, а также Вида, на которой Португалия уже некоторое время осуществляла право суверенитета. В западной части Дагомеи под протекторат подпала область Вескариас до селения Гран-Попо. Сверх того, по одному из договоров дагомейцы уступили Португалии право оккупации и полной собственности на территорию и форт в заливе Зомое, а также порт Ардра.
      Что касается массовых человеческих жертвоприношений, вызывавших в Европе и Америке всеобщее негодование, то король Дагомеи обещал впредь не казнить военнопленных, а отправлять их на Сан-Томе, ибо на этом плодородном острове не хватает рабочих рук. Действительно, туда уже было отправлено 1500 пленных в качестве рабочих на выращивание кофе. Общественное мнение Португалии, продолжает далее Фонтон, приветствовало установление протектората и считало его «выполнением цивилизаторской миссии страны». Правительство же представило это событие как справедливую компенсацию за потери, понесенные при разделе Конго и Гвинеи.
      29 декабря 1885 г. в Лиссабоне был опубликован королевский декрет о протекторате над далекой африканской страной. Его текст в переводе на французский язык Фонтон отослал в Петербург в качестве приложения к своему донесению. Декрет гласил: «Выслушав соображения консультативной комиссии по заморским делам, я соизволил одобрить действия губернатора Сан-Томе и Принсипи касательно установления протектората португальской нации над всей приморской частью Дагомейского королевства, а также все подписанные им документы, в полном соответствии с Генеральным актом Берлинской конференции»31.
      В это время в Париже начались трудные дипломатические переговоры между Францией и Португалией о делимитации спорных территорий в Западной Африке — Гвинее, Конго, Кабинде. Конвенцию подписали 12 мая 1886 года. Гвинея была разделена на две части в соответствии с существовавшей границей, а Португалия отказалась от нагорья Фута-Джаллон, которое окончательно отошло к Франции32. Конфликт с Францией усугубился новыми для Португалии трудностями на восточном берегу Африки, где возник очаг напряженности уже с Англией из-за Занзибара. Фонтон с полным основанием сделал в середине 1887 г. краткий, но грозный вывод: «Португалия во всем мире находится во враждебных отношениях с другими державами из-за колоний»33.
      Что касается Дагомеи, то обстановка здесь также изменилась в худшую сторону: французы категорически отказывались признавать португальский протекторат, а дагомейский король бросил в тюрьму сановников, которые советовали ему подписать договоры с Португалией. Речь шла о члене могущественной семьи афробразильца Ф. Ф. де Соуза Жулиане, который занимал, как и его отец, пост чачи — министра по связям с европейцами и правителя города Вида34. Жулиан за «плохие советы» не только попал в тюрьму, но вскоре был убит, сам же король демонстративно стал в оппозицию к португальцам. Ситуация для Португалии стала катастрофической — военной силы в этом регионе, достаточной для подчинения непокорных, не было. Не было и финансовых ресурсов для большой колониальной войны.
      Развязка пришла поздней осенью 1887 года. Вот как об этом повествует русский посланник в Лиссабоне: «Старания португальских колониальных властей убедить короля Глеле остаться верным договорам оказались безуспешными... Король Португалии получил от него письмо с извещением, что заключенные в 1885 году от его имени четыре договора признаются недействительными на том основании, что лица, подписавшие оные, не имели на это надлежащего уполномочия. В письме этом король Глеле решительно отвергает возможность каких бы то ни было территориальных уступок, считая немыслимым отчуждение даже “одной ложки земли”. Не менее категорично отвергает он и всякое иностранное покровительство..., у него не было до сих пор намерения отречься от самостоятельности». В письме дагомейского правителя был затронут и вопрос о массовых ритуальных казнях, которые он обещал прекратить. В изложении русского дипломата его позиция такова: «Что касается до отмены человеческих жертвоприношений, то прекращения этих торжественных обрядов, постановленных религиею страны, отнюдь допущено быть не может. Единственная уступка в этом отношении ограничивается обещанием что, по совершении в течение года обычных жертвоприношений, оказавшиеся излишними военнопленные будут сдаваться португальским властям для отправки в Сан-Томе»35.
      Неопределенность в отношениях между Португалией и Дагомеей разрядилась в конце 1887 года. Официальная португальская газета напечатала для всеобщего сведения ноту, отправленную 16 декабря представителям иностранных государств в Лиссабоне с извещением об отказе от протектората над Дагомеей. Посылая в Петербург ноту и, в приложении, рапорт морского министра, ведавшего колониальными делами Португалии, русский посланник следующим образом кратко пояснил причины происшедшего. Во-первых, португальцы после двухлетнего опыта убедились, что владение Дагомеей не принесет им никаких выгод; во-вторых, подобное предприятие им «... не по силам». Позже португальский министр признался Фонтону, что, учитывая «огромное пространство далекой африканской страны, протекторат над нею превосходит силы Португалии»36. Это, в самом деле, соответствовало действительности, как в финансовом, так и в военном отношении.
      Чтобы понять, какими ресурсами владела Дагомея и как тяжело было бы ее покорить, достаточно привести несколько цифр. Когда французы спустя пять лет начали войну против этого хорошо организованного государства, на ее ведение им потребовалось 7 млн франков37. Но это была лишь первая порция военных расходов. Дефицит государственного бюджета достиг угрожающей величины (от 43 до 60 млн франков). Это привело к серьезным опасениям в правительстве и к резкой критике в парламенте38. Кроме того, французам пришлось перебросить к берегам Бенина (в июне 1886 г. французские владения на побережье Дагомеи были объединены в колонию с таким названием) отборные части морской пехоты и иностранного легиона (3 тыс. чел.), а также флотилию канонерок (6 кораблей)39. Более того, война в Дагомее обнаружила серьезные слабости французской армии.
      Военный министр попытался ее реформировать, но не был поддержан парламентом. Было решено, оставив колониальные войска в подчинении морского министерства, усилить их восемью батальонами пехоты, а ежегодный бюджет увеличить до 6 млн франков40. Таких возможностей у Португалии не было.
      Имелась и третья причина отказа Португалии от силового принуждения дагомейцев к протекторату, о которой Фонтон ничего не сказал. Внимание правящих кругов в Лиссабоне отвлеклось от Дагомеи более заманчивыми планами приобретения новых земель в центральной Африке за счет расширения границ Анголы и Мозамбика. Русские дипломаты заметили усиление соперничества Португалии с Англией и Германией в Юго-Восточной Африке. Вскоре их подозрения приняли конкретные очертания, когда речь пошла о Занзибаре, обвиненном в контрабандной работорговле. Сначала морскую блокаду острова объявили три названные выше государства, затем к ним присоединилась Франция41. Но блокада неожиданно закончилась оккупацией Занзибара англичанами (с согласия немцев), что вызвало во Франции всеобщее негодование42.
      Пока португальцы выясняли отношения с дагомейским королем и боролись с работорговлей на Занзибаре, французы на Бенинском побережье укрепляли свои позиции. Как и прежде, их опорой оставался король Тоффа, правивший Порто-Ново с 1875 года. Теперь к нему добавился новый союзник — король страны Ладо. В июле 1887 г. он торжественно подписал протокол о переходе под протекторат Франции и поднял трехцветный флаг. Выступая перед собравшимися, король выразил чувство глубокого удовлетворения прибытием французских войск, которые отныне будут защищать его страну от жестоких и вероломных дагомейцев43.
      Факты, подобные приведенному выше, не были единичными при колониальном разделе Африки. Бенинский историк М. Видегла приводит массу примеров, как многие города и государства, страдавшие от набегов дагомейцев, забиравших население в рабство, одобрительно встречали европейцев. Французы, англичане и немцы приносили им мир и стабильность44.
      Во второй половине 1880-х гг. центр межгосударственных противоречий в Африке, в котором активно участвовала Португалия, сместился к югу, в бассейн Конго. Главный принцип, установленный в Берлине для междунородно-правового признания колониальных владений — принцип «эффективного присутствия» — стимулировал занятие «пустой» территории своей администрацией и войсками. В схватке за Конго кроме бельгийцев, чей король Леопольд II стал главой признанного на конференции «Свободного государства Конго», участвовали португальцы, давно владевшие прибрежной частью (Ангола), и французы (Габон). С юга к границам Конго приближались англичане. В такой ситуации интересно отметить появление среди русских дипломатов «афроскептиков», высме­ивавших раздел Африки с помощью «абстрактных линий на карте», называя это «пустым занятием» и «детской игрой». Среди них был и посол в Париже в 1884—1897 гг. барон А. П. Моренгейм, много сделавший для заключения русско-французского военно-политического союза.
      На документах, посланных Моренгеймом в Петербург, остались одобрительные пометы царя Александра III, которые свидетельствуют о том, что высшая власть решительно поддерживала Францию в ее противостояние с Англией. На секретной телеграмме из Парижа на французском языке: «Получена новость, что Хартум взят Махди и Гордон вероятно в плену» царь синим карандашом жирно вывел по-русски: «Радуюсь от души!» В другой раз на докладе Моренгейма, где говорится о его беседе с министром иностранных дел Франции и о просьбе того оказать помощь против Англии и Бельгии в Конго, царь начертал уже по-французски: «C’est possible» («Это возможно»)45. Русский император также высказывал удовлетворение декретом французского президента о запрете ввоза в Африку огнестрельного оружия. Россия, в свою очередь, приняла подобный указ и ввела строгие меры наказания за его нарушение46.
      Для Португалии раздел Конго оказался самым длительным и тяжелым процессом, хотя, казалось, что все было решено еще на Берлинской конференции. На деле тогда европейские державы, определяя большую часть бассейна Конго личным владением бельгийского короля, не только не решили спорные вопросы, а лишь усугубили противоречия между странами. В погоню за новыми владениями наряду с бельгийцами устремились португальцы, французы, англичане, немцы. Даже там, где не было больших споров, переговоры о разделе территории, а затем о делимитации границы шли тяжело и медленно. Как пример можно привести раздел области Лунда между бельгийцами и португальцами. Переговоры были начаты осенью 1890 г., соглашение подписали 31 декабря того же года в Лиссабоне, договор о делимитации «сфер суверенитета и влияния в районе Лунда» подписали в мае следующего года. Ратификация же состоялась в Брюсселе только в марте 1894 года47.
      Также с немалыми трудностями, хотя и без применения силы, португальцы овладели областью Кабинда площадью в 7 тыс. кв. км, расположенной в 50 км к северу от устья р. Конго. Поблизости, занимая всю северную сторону Кабинды, обосновались французы, с которыми в мае 1886 г. была подписана конвенция о делимитации границы. О появлении на карте Африки новой колонии — Французского Конго — в МИД России сообщал посланник Фонтон в донесении от 16 июня 1887 года48. Отсюда французы продолжили колониальную экспансию на север — в сторону рек Убанги и Шари и дальше — к озеру Чад.

      "Розовая карта"
      Пока французы сквозь джунгли экваториального леса и бурные реки медленно продвигались на север, за тысячу километров от них португальский отряд, во главе которого стоял знаменитый путешественник А. Серпа Пинту, выйдя из Мозамбика, шел на запад, по землям Машона и Маколо. Из Анголы ему навстречу двигались другие португальские отряды, выполнявшие проект под названием «Розовая карта»49 — соединение обеих колоний и создание Португальской Южной Африки. Эта карта прилагалась к договорам о размежевании владений в Конго, подписанных с французами в 1886 и с немцами в 1887 году. Публично ее представили при ратификации подписанных документов в португальском парламенте. Англичане протестовали против португальской экспансии на земли, вид на которые имели сами, желая осуществить трансконтинентальный проект — соединить свои владения в единую цепь от Каира до Кейптауна. Но никто не ожидал ничего экстремального...
      2 января (по ст. стилю) 1890 г. в МИД России была получена телеграмма из Лиссабона, в которой Фонтон сообщал: англичане категорически потребовали, угрожая разрывом отношений, отозвать отряд майора Серпа Пинту и срочно вывести все португальские военные силы из земли Машона и Маколо. Португальский кабинет подал в отставку50. Только через 10 дней русский посланник в Лиссабоне прислал обстоятельный рассказ о событиях в Португалии и дал подробный анализ английского ультиматума. Интересна в этой связи реакция простых португальцев на ультиматум со стороны державы, которую они считали союзницей со времен наполеоновских войн. «Столкновение по поводу африканских владений, — пишет Фонтон, — вызвало в Португалии шумные, враждебные Англии, демонстрации..., одновременно предпринят крестовой поход против английской промышленности. Уличные демонстрации продолжаются около недели. Статую Камоэнса (великий поэт, символ страны. — Д. У.) покрыли трауром и венками; главными участниками этих церемоний являются нижние слои населения»51.
      Современные португальские историки подтверждают и дополняют наблюдения русского дипломата. В середине января 1890 г. вся страна поднялась в едином порыве против «коварного Альбиона». Возник острейший внутриполитический кризис. Антианглийские и антимонархические демонстрации шли под лозунгами «Долой грабителей!», «Долой пиратов!», «Смерть англичанам!», «Да здравствует Родина!» и даже «Да здравствует Республика!». Герцог ди Палмела, исторический лидер португальского либерализма, отказался от английских наград, полученных в молодости за участие в Крымской войне. Его примеру последовали другие старые солдаты — граф ди Порту Кову и герцог ду Кадавал. Широкие массы населения начали бойкот английских товаров52.
      Политический кризис в Португалии грозил перерасти в антимонархическую революцию. Между тем, англо-португальские переговоры в Лондоне шли успешно и 20 августа 1890 г. привели к подписанию соглашения о разграничении сфер влияния на берегах Замбези и к удовлетворению требований Англии. Однако ратифицировать документ португальский парламент, избранный на волне патриотического подъема, отказался. Правительство было снова сменено, переговоры возобновлены, а подписанный в июне 1891 г. новый договор мало, чем отличался от прежнего. После долгих дебатов его, наконец, ратифицировали.
      Поражение Португалии в дипломатической борьбе с Англией объясняется не только ее военно-политической слабостью. Была еще одна причина, которая редко учитывается историками. Она состояла в зависимости финансово-банковской системы от иностранных займов, что привело в июне 1892 г. к частичному дефолту по отношению к английскому банку «Бэринг» — традиционному кредитору Португалии. Годом ранее правительство отказалось от золотого стандарта, что также расшатало финансы страны. Кредиты брались у английских и французских банков без учета ограниченных возможностей государственного бюджета (их сумма на момент банкротства превышала 10 млн ф. стерлингов). Кроме того, лопнул частный банк «Генри Барнет и Ко» из-за спекулятивных сделок с государственной табачной монополией и большими расходами на железнодорожное строительство. Крах назревал в течении нескольких лет, английский ультиматум, с одной стороны, ускорил его, а с другой — сам был спровоцирован слабостью португальской стороны53.
      Английский ультиматум и государственное банкротство, а также рост активности левых политических сил — либералов, республиканцев, анархистов — поставили перед правящей элитой Португалии необходимость прекратить активную колониальную экспансию и заняться назревшими внутренними реформами. Ситуация, впрочем, не была столь катастрофической, как это казалось современникам: финансовое положение удалось стабилизировать за счет новых иностранных займов. Раздел же бассейна Конго из-за противоречий между колонизаторами продолжался еще десяток лет и, в конце концов, дал Португалии большой выигрыш. Это очевидно, если взглянуть на площадь приобретений европейских держав: бельгийцы, скрывавшиеся за вывеской «Свободного государства Конго», получили 2 млн 344 тыс. кв. км, французы прирастили свои колонии за счет Правобережного Конго и Убанги-Шари площадью в 660 тыс. кв. км, а португальцы добавили к Анголе еще 909 тыс. кв. км. Конечно, программа-максимум, изложенная в проекте «розовой карты» — создание в Африке «второй Бразилии» в виде Португальской Южной Африки — не была выполнена. Однако провалились и амбициозные планы двух соперников — Англии и Франции — по созданию непрерывного пояса своих владений через весь континент.
      Британцы, дойдя от Замбезы до Великих озер, где уже закрепились немцы, повернули назад, чтобы поглотить силой оружия бурские республики. Португальцы медленно осваивали новые земли, присоединенные к Анголе. Одни французы продолжали колониальную экспансию по нескольким направлениям. Завоевав Дагомею после короткой, но жестокой войны, они ликвидировали колонию Бенин (июнь 1894 г.), вернув ей прежнее название Дагомея. Были организованы пять военных экспедиций на север, к Нигеру, причем французы достигли городов Сай, Бусса и Ники. На область Боргу претендовали также немцы, но оказались менее проворными, и англичане54. В отчете Министерства колоний об этих экспедициях сказано как об успешных предприятиях: «В Западной Африке задача состояла в том, чтобы соединить колонии Сенегала и Гвинеи с Берегом Слоновой Кости и Дагомеей. Из этого соревнования с Англией и Германией мы вышли победителями, так как в результате соглашений с соперниками мы соединили Дагомею с Боргу и страной мосси»55.
      До окончательного раздела территорий в суданской зоне однако оставалось еще десять лет, за которые радость победителей померкла, ибо произошли такие драматические события, которые едва не закончились для Франции тяжелым поражением. Речь идет о так называемом Фашодском инциденте, ставшем заключительным актом колониального раздела Африки, если исключить англо-бурскую войну, которая была, по сути, схваткой двух европейских народов за обладание чужими богатствами. В русском дипломатическом ведомстве внимательно следили за событиями на Верхнем Ниле и делали соответствующие заключения и прогнозы. Первая телеграмма пришла 10 сентября 1898 г.: «Маршан достиг Нила. Английские канонерки идут вверх по реке». Следующая телеграмма была послана уже после встречи майора Маршана, командира французского отряда, ставшего лагерем на берегу Нила у Фашода и поднявшего здесь трехцветный флаг, и прибывшей вверх по реке многочисленной армии (25 тыс. чел.) во главе с английским генералом Китченером, известным под именем Сердар (главнокомандующий). Во второй телеграмме было сказано: «В субботу вечером Сердар вернулся в Омдурман из Фашоды, где застал экспедицию Маршана. Сердар оставил пост у Фашоды рядом с французами, другой — у слияния Собата с Нилом»56. Тогда же в МИД было получено подробное описание противостояния на Ниле от русского посла в Париже князя Урусова. Общее мнение русской дипломатии высказал военный агент в Париже барон Фредерикс: «Не превращать столь неважный вопрос в casus belli (повод к войне. — Д. У.)»57
      Этот мудрый совет как будто услышал министр иностранных дел Франции Т. Делькассе. Ровно через месяц Урусов, не скрывая удовлетворения, сообщил в МИД о мирном решении инцидента на Ниле — Маршан получил приказ о возвращении, а лорд Сольсбери, английский министр иностранных дел, заявил французскому послу, что «теперь не имеется более препятствий к открытию переговоров касательно определения границ в центральной Африке».
      Начавшиеся вскоре в Лондоне переговоры не только успокоили обстановку на Верхнем Ниле, но и привели к компромиссному решению других территориальных споров между двумя странами. Отступив в частном, Франция победила в главном: отныне для обеих стран был открыт путь к «сердечному согласию». Этот парадокс отметил русский финансовый агент в Париже Татищев в письме своему шефу С. Ю. Витте: «В результате подписанной конвенции владения Великобритании и Франции разграничены на таких выгодных и почетных для последней условиях, о которых еще недавно... никто даже и не мечтал в Париже»58. Не осталась в накладе и Англия — она получила обширную область Верхнего Нила, но соединять железной дорогой Каир с Кейптауном было уже поздно.
      Уступчивость Франции в Фашодском кризисе объясняется еще одной причиной, обычно не отмечаемой в современной исторической литературе, которая станет понятной, если внимательно изучить географическое распределение заграничных французских капиталовложений. Хорошо известно, что на рубеже XIX и XX вв. Англия вывозила товары, а Франция — капиталы, приносившие не меньшую прибыль. По данным русского военного агента в Париже полковника Лазарева, всего за рубежом французы вложили примерно 30 млрд фр., из них в Африке — 3,7 млрд франков. Самый интересный вопрос, как распределялись эти «африканские» капиталы: в английских колониях было размещено 1,6 млрд фр., в Египте — еще 1,44 млрд (Египет фактически тоже был колонией Англии), в Бельгийском Конго — 72 млн, в Абиссинии (Эфиопии) — 32 млн и во французском Тунисе — 512 млн франков. Данные по другим странам Африки не приводятся, очевидно, по причине их отсутствия59. Таким образом, львиная доля французских капиталов была размещена в английских владениях — более 3 млрд фр. или 82% общей суммы. Совершенно понятно, что в случае военного столкновения эти немалые деньги были бы немедленно конфискованы, что в значительной мере обусловило французскую позицию.
      Разграничение между британскими владениями в Западной Африке и французскими в Западном Судане и Дагомее было произведено еще до Фашодского кризиса по конвенции от 14 июня 1898 года. Французы добились концентрации своих владений в единый блок, соединив общими границами Сенегал, Гвинею, Судан, Берег Слоновой Кости, Верхнюю Вольту и Дагомею, а также земли на восток вплоть до озера Чад. Окончательно конфликт был отрегулирован 21 марта 1899 г. дополнительной декларацией к прошлогодней конвенции: стороны признали водораздел между реками Конго и Нил линией границы английской и французской сфер влияния. Франция получала, таким образом, обширную, но малонаселенную область между оз. Чад и плоскогорьем Дарфур, англичанам остался Судан60.
      Рассказ о «схватке за Африку» конца XIX в. будет неполным, если не сказать предельно кратко о ситуации в зоне Красного моря. Здесь Португалия отсутствовала, но память о португальцах осталась в Эфиопии, где они когда-то пытались евангелизировать христианский народ. Теперь, особенно после открытия Суэцкого канала, активизировались старые колониальные державы — Англия и Франция, а с ними и новый хищник — Италия. Втроем они сначала поделили «Африканский рог» Сомали, а итальянцы, кроме того, захватили Эритрею и дважды пытались силой оружия покорить Эфиопию.
      Впервые в истории единоверной стране в Африке, жертве наглой агрессии, политическую, моральную и материальную помощь стала оказывать Россия. На эту тему в архивах имеется богатый документальный материал61. Написаны научные труды. Однако остался в стороне такой уникальный феномен, как попытки колонизации африканского побережья Красного моря «снизу», самовольным порядком, вопреки официальной политике Российской империи. Известно, что после многотрудной продажи Аляски было принято принципиальное решение не приобретать заморских владений ни в Африке, ни где-либо еще, которое неуклонно исполнялось. Поэтому как в центральном аппарате МИД, так и в посольствах за границей крайне отрицательно относились к простонародной колонизации, которая могла спровоцировать серьезные конфликты с великими державами. Когда на помощь Эфиопии устремились добровольцы, среди них были и романтики, и авантюристы. В дипломатических архивах отложилось много материалов о похождениях таких лиц, потому что за их передвижением велось тщательное наблюдение.
      Весьма показательной для отношения властей к подобным «колонизаторам» является помета царя Николая II на депеше из Парижа. В 1897 г. князь Урусов сообщал о попытке русских кораблей высадить десант и захватить кусок побережья Красного моря. Император начертал резолюцию: «Надо как можно скорее кончать (подчеркнуто в тексте. — Д. У.) это глупое, но важное и весьма неудобное происшествие». Все страны и народы в этом регионе, за исключением Эфиопии, уже были разделены между колониальными державами, и покушение на их территорию было чревато большой войной. Значит, «схватка за Африку» закончилась.
      Несколькими годами раньше царской резолюции русский посланник в Лиссабоне Фонтон ошибся в своих прогнозах, когда писал в МИД об английском ультиматуме 1890 г. и о скором разрешении вспыхнувшего конфликта между Португалией и Англией. Тогда многоопытный дипломат посчитал, что эти события означают конец колониальной битвы за Африку. «Настоящими англо-португальскими переговорами и ожидаемым соглашением между Лондоном и Парижем, пополняющим англо-германский договор, — писал Фонтон, — завершается окончательный раздел Черного континента между западными державами, и должно полагать, что на время будут устранены причины соперничества и столкновений между ними».
      Фонтон в сроках ошибся: колониальный раздел Африки или, как выражаются португальцы, corrida colonial, окончательно завершится лишь в 1899 г. после англо-французского соглашению по Фашодскому делу, но по существу вопроса он оказался прав. Свое донесение в Петербург Фонтон закончил словами: «Желательно было бы для Португалии, чтобы она сумела воспользоваться этими обстоятельствами, чтобы упрочить свое колониальное владычество и обеспечить свои территории от ненасытных вожделений могущественных своих соседей»62.
      Именно так Португалия поступила после 1890 г.: она отказалась от новых колониальных авантюр и сохранила надолго свою африканскую колониальную империю. Будучи по времени первой в истории, она оказалась и последней. Имея немалый запас прочности, Португальская колониальная империя пережила революцию 1910 г., когда пала монархия, и просуществовала до следующей, Апрельской революции 1974 года.
      Примечания
      1. Nova História da expansão portuguesa. Vol.X. Lisboa. 1998.
      2. Архив внешней политики Российской империи (АВП РИ), ф. 133, оп. 470, 1865, д. 1, л. 278.
      3. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1329, on. 1, д. 580, л. 14-19.
      4. Там же, д. 635, л. 15—19, 29—40.
      5. РГИА, ф. 1409, оп. 3, д. 9346, л. 65-77.
      6. Российский государственный архив военно-морского флота (РГА ВМФ), ф. 417, оп.1,д. 550, л. 18— 18об.
      7. Там же, л. 39—50.
      8. RAMOS R. «Um novo Brasil de um novo Portugal». A história do Brasil e a idea de colonização em Portugal nos séculos XIX e XX. — Penélope. 2000, № 23, p.129—152; RUSSO V. Fare delPAfrica un nuovo Brasile: letteratura e retórica coloniale nelPottocento portoghese. — Tintas. Quaderni de letterature iberiche e iberoamericane, 2011, № 1, p. 191-209.
      9. ALEXANDRE V. Império português (1825—1890): ideologia e economia. Analise Social. 2004, vol. XXXVIII, p. 961-970.
      10. CUNHA MATOS R.J. Compêndio histórico das possessões de Portugal na Africa. Rio de Janeiro. 1963, p.84—85; LAW R. Ouidah: The Social History of West African Slavery Port. 1727-1892. Athens. 2012, p.265-269.
      11. Archives Nationales. Section d’outre-mer (ANSOM). Aff. polit., 2662, 1.
      12. CASTRO A. de. O sistema colonial português em Africa. Lisboa. 1980, p.216.
      13. Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 2к, оп. 2, д. 1, л. 253 (трофейные документы).
      14. France and West Africa. An Anthology of Historical Documents. L. 1969, p. 187.
      15. La France coloniale. Histoire — Géographie — Commerce. P. 1888, p. 234.
      16. ROUARD de CARD E. Traités de protectorat conclus par la France en Afrique, 1870— 1895. P. 1897, p. 91.
      17. British Policy towards West Africa: Select Documents. Vol. 2. 1875—1914. Oxford. 1971, p. 179-181.
      18. CHAUDOIN E. Trois mois de captivité au Dahomey. P. 1891, p. 382.
      19. РГВА, ф. 59к, on. 1, д. 29, л. 48 (трофейные документы).
      20. АВП РИ, ф.133, оп. 470, 1881, д. 105, л. 151; оп.470, 1893, д. 69, л. 248.
      21. COQUERY-VIDROVIRCH С. De la traite des esclaves à l’exportation de l’huile de palme et des palmists au Dahomey. In: The Development of Indigenous Trade and Markets in West Africa. Oxford. 1971, p. 118.
      22. РГВА, ф. 59к, on. 1, д. 28, л. 7 (трофейные документы).
      23. SOTINDJO S.D. Des esclaves, de l’huile de palme et du cotton. Les étapes de la mondialisation au Benin. www.greenstone.lecames.org/B-003-002-129-147.
      24. ANSOM. Aff. polit., 2662, 20-21.
      25. Подробнее о разделе Конго и позиции Португалии см.: Nova História de expanção portuguesa..., vol. X, p. 472—542.
      26. АВП РИ, ф. 133, оп. 470, 1884, д. 23, л. 77—79. Документация по Берлинской конференции занимает в архивном фонде три обширных дела — №№ 23, 24 и 25. К делу № 24, где находится отчет о конференции, датированный 27 февраля 1885 г. (л. 229—243), приложены две брошюры португальской делегации на французском языке «Права Португалии на Конго» и «Португальский вопрос о Конго».
      27. АВП РИ,ф. 133, оп. 470, 1882, д. 72, л. 311; оп. 470, 1883, д. 95, л. 3-5, 17.
      28. Там же, оп. 470, 1884, д. 56, л. 15, 31—31об., 47. К делу прилагается изданная португальцами брошюра, обосновывающая их права на бассейн Конго, названный Заиром. См.: Portugal. Negocios externos. Questão do Zaire. Lisboa. 1884.
      29. Там же, д. 96, л. 31.
      30. Там же, оп. 470, 1885, д. 62, л. 107.
      31. Там же, 1886, д. 64, л. 5.
      32. Текст подписанной конвенции по непонятной причине был отправлен в МИД России с большим опозданием — только в приложении к донесению от 5 сентября 1887 года.
      33. АВП РИ, ф. 133, оп. 470, 1887, д. 64, л. 62.
      34. LAW R. A carreira de Francisco Félix de Souza na Africa Occidental. — Topoi. 2001, mars, p. 29; COSTA E SILVA A. Francisco Félix de Souza: Mercador de escravos. Rio de Janeiro. 2004, p. 156—181.
      35. АВП РИ, ф. 133, on. 470, 1887, д. 64, л. 129-131.
      36. Там же, л. 132—136; ф. 1890, д. 62, л. 164.
      37. Там же, оп. 470, 1892, д. 66, л. 228.
      38. Там же, ф. 560, оп. 22, д. 205, л. 89.
      39. РГВА, ф. 2к, оп. 2, д. 12, л. 44 (трофейные документы).
      40. РГВИА, ф. 401, оп. 5, 1896, д. 2, л. 44.
      41. АВП РИ, ф. 133, оп. 470, 1888, д. 62, л. 92-96; д. 74, л. 105-110, 419-420.
      42. Там же, оп. 470, 1890, д. 74, л. 214—219.
      43. ANSOM. Dahomey, IV, 2.
      44. Peuples du Golfe du Bénin. Etudes réunies et présentées par François de Medeiros. P. 1984, p. 54, 104-115.
      45. АВП РИ, ф. 133, on. 470, 1885, д. 77, л. 417; on. 470, 1894, д. 67, л. 321.
      46. РГАВМФ, ф. 417, on. 1, д. 1129, л. 153-154.
      47. Acordo entre os Governos de Portugal e do Estado Independente do Congo sobre a questão da Lunda. africafederation.net/Lundall.htm.
      48. АВП РИ, ф.133, on. 470, 1887, д. 64, л. 76-79.
      49. Карта не была розового цвета, как ошибочно пишут некоторые историки. Это обычная черно-белая географическая карта, но владения Португалии на ней окрашены розовым цветом. Южнее экватора, слегка склоняясь к югу, через весь континент от Атлантического до Индийского океана протянулся широкий, с неровными краями розовый пояс, соединивший Анголу и Мозамбик. См.: Доклад португальских ученых на симпозиуме по исторической географии в 2011 году: CHARLES A.J., CORREIA L.A. Cartografia Histórica da Africa — Mapa Cor de Rosa. — ufmg.br.
      50. АВП РИ, ф. 133, on. 470, 1890, д. 62, л. 246.
      51. Там же, с. 38—39. См. также: ХАЗАНОВ А.М. «Розовая карта» и борьба европейских держав за раздел португальских колоний. — Новая и новейшая история. 2006, № 1, с. 207-213.
      52. TEIXEIRA N.S. Política externa е política interna na Portugal de 1890: O Ultimatum inglês. — Analise social. 1987, vol. 23, № 4, p. 687—720; HOMEM A.C. O Ultimatum Inglês de 1890 e a opinião publica. — Revista da História das Idéas. 2007, vol. 14, p. 281-297.
      53. MATA M.E. Portuguese public debt and financial business before WW1. — Business and Economic Horizons. 2010, vol. 3, № 3, p. 11—27. Тяжелым было финансовое положение и в Англии. «Финансовый кризис Английского банка грозит серьезными потрясениями для Франции», — предупреждал русский посол. АВП РИ, ф. 187, оп. 524, д. 1912, л. 58, 65—66.
      54. РГВА, ф. 59к, on. 1, д. 129, л. 48; д. 30, л. 1—5 (трофейные документы).
      55. Там же, ф. 2к, оп. 2, д. 1, л. 255об.—256 (трофейные документы).
      56. АВП РИ, ф.133, оп.470, 1898, д.З, л. 16, 19.
      57. РГВИА, ф. 401, оп. 5, д. 118, л. 2.
      58. РГИА, ф. 560, оп. 22, д. 205, л. 89об.
      59. РГВИА, ф. 440, on. 1, д. 209, л. 68-69.
      60. Documents diplomatiques. Correspondance et documents relatifs à la Convention franco-anglaise du 14 juin 1898. P. 1899; Documents diplomatiques. Correspondance concernante la déclaration additionnelle du 21 mars 1899 à la Convention franco-anglaise du 14 juin 1898. P. 1899.
      61. См., например: РГВИА, ф. 400, on. 1, д. 1994-2006, 2131, 2137-2141 и др.; АВП РИ, ф. 187, оп. 524, д. 1896, 1994, 2028, 2051, 2161 и др.
      62. АВП РИ, ф. 133, оп. 470, 1890, д. 62, л. 156.
    • Севрюкова А. О. Нейтралитет и оборона Бельгии в преддверии первой мировой войны
      Автор: Saygo
      Проблема международного статуса Королевства Бельгия существовала со времени его образования. Обязанное соблюдать постоянный нейтралитет согласно договору, заключенному между Англией, Францией, Россией, Австрией и Пруссией в 1839 г., государство должно было оставаться вне политических союзов, поддерживая тем самым равновесие сил в Европе. Казалось бы, статус нейтрального государства мог не только способствовать умиротворению Европы, но и отвести от самой Бельгии будущие катастрофы. Однако он возлагал на Бельгию весьма нелегкую для малой страны задачу, принимая во внимание ее стратегически важное географическое положение. Помимо собственной воли и воли правителей бельгийский народ постоянно находился под угрозой вовлечения в конфликты между крупными европейскими державами. Вплоть до первой мировой войны бельгийцы не переставали предчувствовать угрозу вторжения и даже оккупации. Опасность повторного присоединения к Голландии, с которой бельгийские территории образовывали единое государство с 1815 по 1830 г., постепенно исчезала по мере того, как крепло молодое бельгийское государство. Франко-прусская война 1870 г. едва не нарушила баланс сил, который, однако, удалось сохранить стараниями английской дипломатии. Незадолго до этого из Франции доносились слухи о желании Наполеона III использовать территорию Бельгии в своих интересах. В конце XIX - начале XX в., когда Европа постепенно разделилась на два лагеря, Бельгия стала для противостоявших друг другу Франции и Германии объектом установления влияния. Однако если во второй половине XIX в. Бельгия всячески пыталась избежать влияния Франции, опасаясь ее захватнических планов, то на рубеже веков угроза явно исходила от Германии. Формально договор 1839 г. обязывал подписавшие его государства соблюдать нейтралитет Бельгии, но бельгийцы, не веря в чудо 1870 г., предвидели возможность вторжения на их территорию и предпринимали шаги по укреплению своих границ для защиты от посягательств любого врага.




      Альфред фон Шлиффен

      "План Шлиффена". (Точность этой реконструкции вызывает сомнения - прим. Saygo)

      Альберт I, король Бельгии

      Он же в 1917 году

      Хельмут Иоганн Людвиг фон Мольтке-младший

       
      Судьба бельгийского нейтралитета и проблема его защиты для отечественной историографии является неизученным вопросом. Исключение составляет работа российского юриста Б. Нольде, посвятившего изучению проблемы бельгийского нейтралитета главу в книге "Постоянно нейтральное государство", опубликованной в 1905 г. в Санкт-Петербурге. Что касается зарубежной историографии, то этот важный аспект бельгийской истории неизменно привлекал внимание многих зарубежных исследователей. Уже во время первой мировой войны появились работы, авторы которых - историки, социологи и политики Бельгии и других стран - воспевали мужество бельгийцев и их достойное решение сражаться с врагом, обличая вероломство Германии, нарушившей международный статус нейтрального государства Бельгия1. По окончании войны и далее, в период между двумя мировыми войнами, проблема бельгийского нейтралитета не потеряла своей актуальности. Много работ посвящено ходу военных действий, обороне государства, дипломатии, отношениям между бельгийским и французским военным руководством. Большое количество монографий отображают деятельность короля Альберта до и во время войны, значимость его личности в исторических событиях тех лет. Во второй половине XX в. вопрос нарушения бельгийского нейтралитета также представлял интерес для бельгийских и зарубежных историков и рассматривался как один из важнейших аспектов внешней политики Бельгии и трансформации международного статуса государства в период с 1830 г. до второй мировой войны2. Среди новейших работ по данному вопросу особого внимания заслуживает монография М.-Т. Битш, в которой автор, акцентируя внимание на развитии экономических отношений Бельгии, Франции и Германии перед первой мировой войной, исследует положение Бельгии, находившейся между двух противоборствующих стран3.
       
      Задача данной статьи - на основе использования неизученных и малоизученных архивных документов, а также западной, не всегда доступной читателю литературы показать, насколько трезво бельгийское военное командование и руководство оценивали положение Бельгии в перспективе надвигавшегося европейского конфликта и каким образом бельгийцы готовились отразить военную агрессию. При раскрытии этой темы использована прежде всего остававшаяся не исследованной российскими историками коллекция документов бельгийского министерства национальной обороны, до недавнего времени находившаяся в Российском государственном военном архиве (РГВА) и теперь переданная Бельгии. Эти документы были вывезены Советской Армией в составе немецких трофейных документальных и печатных материалов из Вельфесдорфа близ г. Хабельшвердта (Силезия) осенью 1945 г., куда они попали в результате сбора документальных материалов в оккупированной Бельгии, санкционированного германскими властями в начале второй мировой войны. Эти ценные документы, среди которых находятся приказы министерства национальной обороны и Генерального штаба, циркуляры, инструкции о принятии мер по обороне страны, строительстве укрепленных пунктов, стратегические разработки по защите государства от нарушения границ Бельгии, помогают проследить, как страна готовилась к отражению атаки агрессора в будущем международном конфликте, и доказывают, что, рассчитывая на помощь гарантов своей независимости, Бельгия, тем не менее, не оставалась пассивной нейтральной державой. Уникальными источниками в изучении этой темы явились также документы Архива внешней политики Российской империи, представляющие собой материалы, поступавшие в Министерство иностранных дел России и касавшиеся внешних и внутренних проблем Бельгии до 1917 г. Среди них - выписки из бельгийской, германской и российской прессы, донесения российского посланника в Брюсселе, более полно характеризующие положение в Бельгии в рассматриваемое время.
       
      В переломный период, на рубеже веков, и Франция, и Германия, две противоборствующие державы, стремились завоевать доверие Бельгии, не переставая повторять об уважении ее нейтралитета. На торжестве в честь празднования 75-летия независимости Бельгии в 1905 г. германский посол Н. Вальвитц высказывал восхищение королем бельгийцев Леопольдом II и его державой. Бельгия вела активную торговлю с Германией, чему способствовал договор между двумя странами, вступивший в силу в 1892 г. и продленный в 1904 г. Антверпен, важный стратегический пункт - порт, занимавший третье место после Лондона и Гамбурга, привлекал немцев как центр транзитной торговли. В 1906 г. в Антверпене насчитывалось 40 тыс. немцев. Французы от них не отставали. В 1892 г. Франция подписала таможенное соглашение с Бельгией, которое, однако, не было продлено в 1910 г. из-за разногласий сторон. В руках Франции имелся большой козырь - пресса. В Бельгии распространялась парижская пресса, многие бельгийские издания открыто ориентировались на Францию, а некоторые, например "Л'Эндепанданс бельж", даже субсидировались министерством иностранных дел Франции. Франция, следуя политике протекционизма, создавала больше препятствий для продвижения бельгийских капиталов и рабочей силы в свою страну, и все же именно она больше всего привлекала бельгийцев. В силу культурных и исторических связей Франция, смотревшая на Бельгию как на младшего брата, оказывалась ближе для Бельгии, чем Германия, предпринимавшая все для установления тесных экономических связей с малым соседом.
       
      Внимая заверениям немцев в дружбе и готовности поддерживать хорошие торговые отношения, бельгийцы, однако, не строили иллюзий в отношении военных вопросов. Осознавая степень угрозы вторжения на свою территорию, они готовились отразить возможные нападения различными путями - с помощью обороны и дипломатии. Уже в конце XIX в. угроза начала принимать ясные очертания. О ней свидетельствовали и стремление Германии занять преобладающую позицию на международной арене, и ее вооружение, колониальные планы, проекты пангерманистов создать "срединную Европу" и подчинить Бельгию, Голландию и Францию и, наконец, план генерала А. фон Шлиффена, разработанный в 1891-1905 гг., предусматривавший вторжение во Францию через Бельгию. Особенности германского наступательного плана превращали Бельгию либо в пассивного свидетеля вооруженного столкновения, либо, что, по мнению германской ставки, было маловероятным, во врага Германии и союзника Франции. Несмотря на то, что прецедента нарушения нейтралитета Бельгии не было ни со стороны Франции, ни со стороны Германии, все признаки указывали на то, что именно последняя, преемница Пруссии, откажется соблюдать международные договоры. Опасения, которые внушала бельгийцам Франция, были иного характера. Связанные с Францией в экономике, торговле и культуре, бельгийцы стремились ограничить влияние французов на свою внешнюю политику и оборону, от которых во многом зависел успех Франции в разрешении будущего конфликта.
       
      Бельгийцы с тревогой смотрели в будущее, вопрос национальной безопасности и сохранения независимости государства постоянно стоял на повестке дня. Свидетельство тому - бельгийская пресса начала века. В 1911 г. в ней активно обсуждалась судьба международного статуса страны в связи с обострением отношений между Францией и Германией. Отзыв русских войск в глубь России, писала газета "Пти бельж", наводит на предположение о том, что Германия, возможно, бросит все свои силы на западный фронт, результатом чего станет нарушение нейтралитета Бельгии4. Газета "Л'Эндепанданс бельж", ссылаясь на опубликованные в Лондоне, Берлине и Париже военные разработки, отмечала, что "бельгийская территория будет завоевана". "Читая разработки внимательно, - писала газета, - можно поверить, что франко-немецкая или франко-англо-немецкая война будет невозможна без того, чтобы одна из воюющих сторон не проложила себе путь через нашу страну"5. В "Ревю бле" от 10 мая 1913 г., в рубрике "Военные вопросы", обсуждался новый закон о мобилизации Германии.
       
      В отличие от бельгийской прессы, в донесениях посланника Бельгии в Берлине барона Э.Бейанса не звучало предостережений. С 1912г. находившийся в Германии, весной 1913г. он, комментируя новые военные проекты правительства Вильгельма II, в письме министру иностранных дел Бельгии Ж.Давиньону выражал сомнение в том, что в планах Германии стоит разгром Франции. Столкновение, по мнению Бейанса, кажется "несоотносимым с рыцарским характером и миролюбивыми чувствами Вильгельма II", а также с "пацифистским темпераментом" канцлера Т. фон Бетман-Гольвега. Бельгийский дипломат был уверен, что для подготовки новой войны Вильгельму II нужен новый Бисмарк, "советник с глубокими взглядами, способный навязать их своему господину"6. Таковым, по мнению Бейанса, Бетман-Гольвег, не склонный провоцировать воинственный настрой против Франции, не являлся, но он, однако, не станет противостоять течению событий, если такое будет возможно7. "Прося у своего народа поддержки и финансовых затрат, нужных для вооружения страны, - возвращался Бейанс к теме увеличения военных кредитов Германии, - Вильгельм II намеревался только лишь обеспечить Германию военным превосходством, которым она уже не располагает"8. Бейанс утверждал, что усиление военной мощи Германии не направлено напрямую против Франции, но кампания во французской прессе против германского вооружения, а следовательно, ухудшение отношений между этими странами, может представлять угрозу для сохранения мира в Европе9.
       
      Тогда же Бейанс сообщал Давиньону, что в ответ на утверждения некоторых социал-демократов Германии, о том, что в Бельгии со страхом смотрят на приближение франко-германской войны, поскольку опасаются, что Германия не будет уважать нейтралитет Бельгии, статс-секретарь министерства иностранных дел Германии Г. фон Ягов заявил: "Нейтралитет Бельгии утвержден международными соглашениями, и Германия твердо намерена уважать их"10. Можно предположить, что, находясь в Германии и беспрестанно слыша заявления о дружественном расположении к его стране, Бейанс недооценивал и Вильгельма II, и его военачальников. Этим и можно объяснить его расположенность к Германии, звучавшую в донесениях. Однако в записке Бейанс пишет, что предчувствие опасности не покидало его с первого дня пребывания в Германии в качестве посланника Бельгии: "Я, представитель маленькой страны, в силу географического положения наиболее расположенной к тому, чтобы быть смятой во время столкновения между своими могущественными соседями, предвидел рок, который навис над Бельгией"11.
       
      Донесения же российского посланника в Брюсселе князя И. А. Кудашева, хранящиеся в Архиве внешней политики Российской империи, показывают, что в Бельгии волнение из-за ухудшения международной обстановки постоянно нарастало12. В декабре 1913 г. Кудашев сообщил, что лишним поводом для беспокойства о возможном столкновении между Францией и Германией стал вопрос об эксплуатации железнодорожной линии Клейн-Беттинген-Вассербилих, проходившей по территории Люксембурга и соединявшей германскую железнодорожную сеть рейнского бассейна с южными бельгийскими дорогами, идущими до французской границы. В Вассербилихе был возведен укрепленный лагерь, и это давало повод предположить, что данное направление приобрело стратегическое значение для Германии13.
       
      Оборона государства была одной из самых животрепещущих проблем в Бельгии в конце XIX - начале XX в. Осознание необходимости укрепления собственной оборонительной системы, способной остановить натиск любого, кто попытается посягнуть на нейтралитет страны, было, как никогда, четким. Рассчитывая на помощь гарантов своей независимости, бельгийцы не считали нейтралитет панацеей от возможного нападения на свою территорию и собирались обороняться. В конце XIX в. под руководством талантливого военного инженера Анри Бриалмона были проведены работы по возведению укреплений Льежа и Намюра, в фортах которых должны были базироваться основные части армии для отражения наступления захватчика с любого направления. Как показывают документы военного ведомства Бельгии, в конце XIX - начале XX в. бельгийское военное ведомство занималось разработкой планов реформы армии, а также ее мобилизации. В то же время министерство национальной обороны Бельгии собирало информацию об этапах и сроках мобилизации армий возможных участников конфликта - Германии, Франции и Англии, об улучшении обороны Германии. Среди документов министерства содержится папка, в которой находятся материалы об усовершенствовании германской армии. В ней собраны депеши бельгийского посланника в Берлине, газетные вырезки, свидетельствующие о вооружении Германии, брошюра, предназначавшаяся для распространения среди бельгийских солдат, в которой подробно описаны германские знаки отличия, представлены рисунки униформы различных родов войск, а также сообщалось о структуре германской армии14.
       
      Количество стратегических разработок, касающихся гипотетического столкновения с Францией, которые хранятся среди документов министерства, невелико, и это лишний раз подтверждает, что бельгийцы не столь уже опасались нападения со стороны южного соседа. Однако существуют документы, в которых рассматривается вопрос занятия бельгийской армией определенных позиций в случае нарушения нейтралитета Бельгии со стороны Франции15. В составленной в 1891 г. стратегической разработке говорится о целях и возможных путях проникновения французской армии на территорию Бельгии. Автор, сомневаясь в самой возможности непосредственного завоевания Бельгии в начале военных действий, предполагал, что Франция, предпринимая наступательную атаку на германские территории по нижнему Рейну, воспользуется либо левым берегом рек Самбр и Маас, либо вступит в центральную Бельгию16. По расчетам, чтобы отразить это вторжение, бельгийская армия должна концентрироваться в треугольнике Брюссель-Лувэн-Малин. Автор также рассматривал гипотезу, при которой бельгийцам пришлось бы отражать внезапную агрессию французов, стремящихся помешать мобилизации бельгийской армии. Разработка составлялась в то время, когда укрепленные форты Намюра и Льежа, главная надежда бельгийской обороны, еще не были достроены. Предполагалось, что с завершением строительных работ в этих пунктах желание как Франции, так и Германии вторгнуться в центральную Бельгию отпадет само собой17. Упоминалось о том, что бельгийская армия будет нуждаться в помощи союзной армии. В случае конфликта с Францией таковой могла стать армия германская. Однако это предположение рассматривалось только с военной точки зрения и лишь гипотетически. В заключении автор делал вывод, что Бельгия должна строить систему обороны таким образом, чтобы защитить свою территорию от нашествия любого врага, откуда бы он ни пришел18.
       
      В другой разработке, относящейся к 1895 г., также рассматривалась возможность прохода французской армии через территорию Бельгии в случае франко-германского вооруженного конфликта. Приводятся слова генерала А. Бриалмона, занимавшего пост министра вооруженных сил Бельгии в 50-е годы XIX в., который предполагал, что Франция может воспользоваться территорией Бельгии и атаковать север Германии только в случае, если Голландия будет союзницей Франции, а Великобритания останется нейтральной19. Еще одна военная разработка, 1896 г., содержащаяся среди документов министерства национальной обороны, посвящена франко-бельгийскому столкновению и возможности обороны Бельгии от двух противников20.
       
      В разработке, составленной в 1911-1912 гг. в министерстве обороны, рассматриваются сразу несколько гипотез завоевания Бельгии - через левый и правый берега Мааса Германией и Францией. В ней с уверенностью заявляется о том, что армии обоих государств перенесут военные действия, частично или полностью, на территорию Бельгии. Принимая во внимание незащищенность южных и восточных границ государства естественными преградами, стоит опасаться, полагал автор разработки, нападения по всей их протяженности21. Как отмечалось, прямой угрозы независимости государства в начале XX в. не существовало, она была связана только с возникновением вооруженного конфликта между Германией и Францией и перенесением театра военных действий на территорию Бельгии. Смягчить удар представлялось возможным с помощью правильно построенной обороны (а именно - укреплением фортов Намюра и Льежа, чтобы не допустить приближения врага к Антверпену, главной бельгийской базе снабжения) и активных действий дипломатии. Однако в случае нарушения бельгийской границы, считал разработчик документа, бесполезно будет взывать о помощи или требовать соблюдения данных ранее обязательств. Бельгийский народ должен рассчитывать на свои силы22.
       
      Основную опасность возможного нарушения данных Бельгии более 80 лет назад гарантий бельгийцы усматривали в действиях Германии. Свидетельством этого является большое количество стратегических разработок, находящихся среди документов военного ведомства, в которых потенциальным агрессором неизменно выступает Германия. Анализ даже нескольких из них позволяет понять, насколько серьезно бельгийские военные оценивали угрозу ее нападения начиная с конца XIX в. Стратегическая разработка, составленная лейтенантом Беграном в 1891 г., как подчеркивается в ее вступительной части, имела целью рассмотреть позиции бельгийской армии в случае нарушения нейтралитета Германией. Главная задача до начала военных действий состояла в том, чтобы подготовить эффективную мобилизацию армии, ее переброску по железным дорогам в различные участки предполагаемых операций. Главная задача армии после начала войны - не дать отрезать себя от Антверпена23. Эта разработка была написана тогда, когда в Германии началась подготовка уже упоминавшегося плана наступления на Францию под руководством главы прусско-германского Генерального штаба фон Шлиффена. Впервые план был изложен в 1892 г., законченный вид он приобрел к 1905 г. Тогда ослабление России в результате русско-японской войны давало германскому штабу возможность предполагать, что основной удар будет нанесен по Франции с севера, через территорию Бельгии и Люксембурга, по линии Брюссель-Гиз-Компьень-Париж. После отставки фон Шлиффена его место занял X. фон Мольтке-младший. Он превратил план кампании Шлиффена в войну на два фронта и отказался от полномасштабного захвата Бельгии24.
       
      Анализ, связанный с возможным вторжением Германии в Бельгию, проводился сотрудниками министерства национальной обороны Бельгии постоянно. Этой теме посвящена одна из разработок 1901 г. Ее автор, лейтенант Кюмон, задавался вопросом, существует ли для Германии интерес в нарушении бельгийской границы в начале новой войны с Францией. Строя свое понимание проблемы на изучении различных вариантов атак германской армии, прилагая карты германских железных дорог, франко-германской границы, план возможного прохода германской армии через бельгийский Люксембург, лейтенант Кюмон связывал возможность использования бельгийской территории Германией при нападении на Францию с укреплением французских границ, с близостью германской границы к бельгийскому Люксембургу, чему способствовали территориальные изменения, произошедшие вследствие франко-прусской войны25.
       
      Лейтенант Гомбер, составивший другую разработку, также в 1901 г., касался стратегического развертывания сил Германии на территории Бельгии с целью поражения Франции. Не пытаясь предугадать, какие изменения могут постигнуть европейскую политику в будущем, но предполагая возможным вовлечение Бельгии в вооруженный конфликт с самого начала войны, Гомбер рассматривал возможные пути как прямого, так и непрямого вторжения германских войск во Францию: через Швейцарию и Бельгию. Сравнивая преимущества каждого из вариантов, автор пришел к выводу, что путь прямого вторжения представляется маловероятным. В противоположность этому нарушение границ Бельгии казалось ему единственно приемлемым для Германии. Высказывая предположение, что французы также могут начать наступление первыми, используя территорию Бельгии (по мнению Гомбера, в этом случае Германия станет "естественным союзником" Бельгии), автор тут же развенчивал эту гипотезу, доказывая, что только Германия способна проявить наступательную инициативу26.
       
      Наряду со стратегическими планами бельгийское военное ведомство занималось разработкой реформы армии, планов ее мобилизации, исследовало планы мобилизации армий предполагаемых участников конфликта. Проекты реорганизации армии начали разрабатываться в 1911-1914 гг. Необходимость в этом в связи с углублением европейского кризиса возрастала. Барон Шарль де Броквиль, совмещавший в эти годы пост премьер-министра и министра обороны, предложил королю Альберту увеличить ежегодное количество призывников до 33 тыс. и тотчас получил одобрение. Закон был принят. По проекту, к 1926 г. ежегодный состав бельгийской армии должен был составлять 176 тыс. человек. Добившись увеличения численности армии, де Броквиль принялся за разработку новых проектов мобилизации и концентрации войск. Как показывают материалы министерства национальной обороны Бельгии, в 1912-1914 гг. между штабом армии и министерством шла активная переписка. Генеральный штаб армии составлял проекты обороны государства и мобилизации армии, которые изучались министерством. К примеру, в ноте 1912 г., отосланной в Генеральный штаб бельгийской армии, министр де Броквиль давал следующие предписания: "Установить совместно с комендантами и командующими дивизиями ряд мер по обороне укрепленных фортов Льежа и Намюра в случае непредвиденного вторжения на нашу территорию до проведения мобилизации... немедленно начать переговоры с администрацией железных дорог для проведения подготовки перевозки войск, имеющей целью составить подкрепление гарнизонов Льежа и Намюра"27.
       
      Старая система мобилизации бельгийской армии, основанная на концентрации войск в 40 километрах от границ, была в настоящих условиях неприемлемой, поскольку неминуемо ставила армию под удар противника. Генеральный штаб армии в течение 1912 г. - первой половины 1914 г. рассматривал несколько новых проектов. Автором одного из них был глава генерального штаба генерал де Сенанк, предложивший сконцентрировать войска только вокруг Брюсселя. Этот план подвергся острой критике, а его автор был смещен с должности. 25 мая 1914 г. в управление должностью начальника генерального штаба вступил генерал-лейтенант С. де Моранвиль. Принимая во внимание то, что с каждой неделей международная обстановка все более накалялась, задача де Моранвиля состояла в том, чтобы в сжатые сроки подготовить план мобилизации армии и скоординировать его со схемой функционирования наземных и железнодорожных коммуникаций. В соответствии с новым проектом генеральной обороны страны предполагалось расположить дивизии таким образом, чтобы быстро провести мобилизацию и отражать атаку в точках - Антверпен, Льеж, Намюр, Монс, Брюссель. Эта система представлялась более эффективной, способной противостоять захватчику, вторгшемуся на территорию Бельгии с любого направления. Для достижения необходимой цели бельгийская армия должна была мобилизоваться до объявления войны или атаки своих соседей. Однако Бельгия как нейтральное государство не могла объявить о мобилизации до непосредственного начала военных действий, поскольку тогда ее можно было бы упрекнуть в агрессивности и в нарушении договора 1839 г. о нейтралитете. Министерства обороны и иностранных дел Бельгии оказались перед дилеммой - провести мобилизацию до объявления войны или подвергнуться завоеванию. В течение июльского кризиса 1914 г. правительство и военное ведомство нашли единственно правильный выход - в генеральном плане обороны заменить термин "мобилизация" фразой "усиление численности частей прикрытия"28. Об этом, т. е. о переводе армии в состояние "усиленного мира", 28 июля 1914 г. министр иностранных дел Бельгии Давиньон сообщил бельгийским посланникам в Берлине, Лондоне, Париже, Санкт-Петербурге, Риме, Гааге и Люксембурге.
       
      Разрабатывая свою схему мобилизации армии, бельгийское военное ведомство учитывало аналогичные схемы Германии и Франции, как возможных агрессоров, и Великобритании, как будущего союзника. В записках и разработках Генерального штаба армии анализировались сроки мобилизации, расположение частей армий. Как показывают документы. Генеральный штаб соотносил длительность мобилизаций армий Германии и Франции, и там понимали, что немцы, желая нанести удар первыми, сделают все возможное для того, чтобы провести ее раньше французов29.
       
      В 1913 г. министерство национальной обороны готовило проекты мобилизации и гражданского населения, а также проекты переведения правительства в Антверпен в случае начала военных действий на бельгийской территории. Члены Центральной комиссии, созданной весной 1913 г. для решения этих проблем, посетили Антверпен с целью изучения возможности размещения здесь обеих палат парламента, министерств, а также служащих Национального банка30. В это же время для муниципальных властей составлялись циркуляры, которые должны были быть разосланы в случае возникновения опасности вторжения. Они начинались словами: "Господа, война между Германией и Францией представляется неотвратимой. В случае, если она разразится, Бельгия окажется в критическом положении. Стоит опасаться, что в нарушение договоров, которыми Великие державы Европы признали независимость Бельгии и обязались уважать ее нейтралитет, военные операции распространятся на нашу территорию ... Что бы ни случилось, бельгийское правительство приняло решение выполнять обязательства, данные при подписании этих договоров. Оно постарается сохранить с соседними нациями дружеские и мирные отношения. Однако с этого момента оно готовится использовать все средства, которыми располагает, для того, чтобы предотвратить нарушение неприкосновенности бельгийской территории"31. Далее следовали указания о действиях, которые должны были предпринимать местные власти в случае вторжения на их территорию.
       
      В начале XX в. возможность использования региона, пролегающего между Маасом и Шельдой, в военных операциях Франции и Германии являлась "секретом полишинеля". Как показывают документы министерства национальной обороны, бельгийцы готовились к войне. Однако согласно договорам 1839 г. Бельгия, постоянно нейтральное государство, не имела права заключать военные договоры с кем-либо. Она лишь могла требовать уважения независимости или, в случае пренебрежения таковым, защищать неприкосновенность своих границ вооруженным способом. Поэтому, осознавая необходимость противостояния движению войск противника, бельгийцы обосновывали свое право участия в войне, в частности, на постулате, записанном в Конституции - Бельгия может вести войну; король объявляет войну и подписывает договоры о мире. В ноте Генерального штаба бельгийской армии, недатированной, но составленной, без сомнения, до войны, отмечалось: "Государства-гаранты договорились соблюдать обязательство уважать территорию постоянно нейтрального государства Бельгия. В свою очередь у нее есть обязательство самостоятельно защищать неприкосновенность своей территории, не испытывать на себе прямых последствий от ведения военных действий, вне которых она должна оставаться - поэтому у нее есть право вести войну"32. Так бельгийцы утверждали за собой право и обязательство вести войну для защиты территории. При этом задача правительства, говорилось в ноте, состояла в необходимости разработать план генеральной кампании с целью выполнить данное обязательство, а дипломатии в свою очередь надлежало добиться выполнения договоров о гарантии независимости Бельгии государствами-гарантами или заявления о верности им до того, как готовые к вторжению противники денонсируют их33.
       
      Как утверждалось в ноте, великие державы обязались уважать нейтралитет Бельгии, но не ее территориальную неприкосновенность. Поэтому Бельгия имела точно такое же, как и другие государства, право защищать свою суверенность. Так бельгийское министерство иностранных дел обосновывало не противоречившую международным обязательствам политику войны: статус нейтрального государства не превращал Бельгию в беспомощное государство, неспособное отвести опасность завоевания.
       
      Позиция бельгийцев в июле-августе 1914 г. была четкой - соблюсти международные обязательства и оказать сопротивление агрессору. По мере углубления кризиса бельгийское министерство иностранных дел давало своим посланникам, представлявшим Бельгию в государствах, являвшихся гарантами ее независимости, указания о том, какую позицию они должны высказывать и какие действия предпринимать. В письме Давиньона от 24 июля 1914 г., адресованном посланникам короля в Париже, Берлине, Лондоне, Вене и Санкт-Петербурге, предписывалось после получения приказа (который, как предполагалось, должен был последовать в час объявления мобилизации бельгийской армии) зачитать и передать в министерство иностранных дел той страны, где они находились, копию письма следующего содержания: "Бельгия скрупулезно точно соблюдала обязанности нейтрального государства, которые были предписаны договорами 19 апреля 1839 г., обязанности, которые она готова непоколебимо соблюдать, какими бы ни были обстоятельства ... Все необходимые меры для обеспечения соблюдения ее нейтралитета были приняты правительством Его Величества. Бельгийская армия мобилизована и находится на стратегических позициях, предназначенных для обеспечения обороны страны и сохранения ее нейтралитета. Форты Антверпена и Мааса находятся в боевой готовности"34.
       
      Если у бельгийцев и была небольшая надежда, что опасность может их миновать, они нисколько не колебались в том, какое решение должны принять в случае начала военной катастрофы, и были готовы защищать свою независимость. По мере ухудшения международной обстановки надежда на то, что Бельгия останется не вовлеченной в конфликт, таяла. А. де Бассомпьер, сотрудник министерства иностранных дел Бельгии, очевидец и участник всего, что происходило в те дни в министерстве, писал: "Последние дни июля мы провели в гнетущей атмосфере"35. В течение многих лет проблема, которая должна была встать перед Бельгией в случае начала европейской войны, когда ее соседи, гаранты ее нейтралитета, станут участниками военных действий, тщательно изучалась и в департаменте иностранных дел. Теперь прямое покушение на нейтралитет государства казалось, как никогда, реальным36. 28 июля, после получения известия об объявлении войны Австро-Венгрией Сербии, Совет министров под председательством короля Альберта принял решение о переводе армии в состояние "усиленного мира". 29 июля газета "Монитор бельж" опубликовала заявление правительства о международном статусе постоянно нейтрального государства Бельгия, что являлось обязательным в начале любой войны. 30 июля министр национальной обороны издал приказ о призыве военных, находящихся в бессрочном отпуске, 31 июля - о начале мобилизации.
       
      И Франция, и Германия поспешили отвести подозрение о возможном нарушении нейтралитета Бельгии. 1 августа посол Франции в Брюсселе А. Клобуковски передал Давиньону заявление своего правительства о готовности соблюдать нейтралитет Бельгии. В этот же день посол Германии в Брюсселе К. фон Белов-Залеске сообщил Бассомпьеру, что "Бельгии не стоит ничего опасаться со стороны Германии"37. А утром 2 августа Белов-Залеске подтвердил это заявление в разговоре с Давиньоном - в тот самый день, когда Германия уже готовилась предъявить ультиматум Бельгии. Ультиматум, составленный 26 июля, в котором Бельгии предлагалось либо пропустить германские войска, либо стать врагом Германии, был доставлен в немецкое посольство в Брюсселе еще 29 июля.
       
      Лживость заверений Германии была ясна бельгийцам. Об этом свидетельствовали секретные сводки за несколько дней до войны, поступавшие в министерство национальной обороны: 27 июля - "немецкие торговцы массово скупают лошадей по предлагаемой цене в пограничных бельгийских районах", "призваны немецкие резервисты в Мальмеди"38; 28 июля - "газеты в Лотарингии предполагают войну"; 29 июля - гарнизон Экс-ля-Шапель направился в Страсбург, гарнизон Бонн-Эширшен в Кобленц"; 30 июля - "врач, вернувшийся из Экс-ля-Шапель, видел номер "Кельнише цайтунг", в котором объявлено о решении Императора начать мобилизацию"39, "в пограничной с Германией области (провинции Льеж) ходит слух, что в Германии объявлена мобилизация"; 31 июля - "жандармерия Антверпена телефонирует.... Инженер (бельгиец) на кожевенном заводе сообщает, что только что был сделан заказ на 300 тонн кожи для Германии"40.
       
      Вступление германских войск на территорию Люксембурга 2 августа не оставляло сомнений в том, что нарушение бельгийской границы - дело нескольких часов. Действительно, в 20 часов 30 минут Белов-Залеске появился в министерстве иностранных дел Бельгии и передал Давиньону ультиматум Германии, ответ на который должен был быть дан в течение 12 часов. Глава политического управления министерства иностранных дел барон Э. де Гэффиер и А. де Бассомпьер начали переводить ноту на французский язык. Однако, даже не вдаваясь в подробности, каждому было ясно, каков будет ответ. "Те, кто его составляли (ультиматум. - А. С.), не могли подумать, что Бельгия, эта небольшая европейская страна, может осмелиться не склониться безоговорочно перед волей своего могущественного соседа! Те, кто его читали, обладая даже разными позициями, без промедления, спонтанно, без колебаний, не делясь своими мыслями друг с другом, были едины во мнении, что возможен только один ответ - решительное и негодующее "нет"!"41, - писал де Бассомпьер.
       
      В 21 час началось заседание Совета министров под председательством короля Альберта. С 22 до 24 часов проходило расширенное заседание с государственными министрами, продолжавшееся с перерывом до 4 утра. На нем были выработаны основные положения, которые должны были быть зафиксированы в ответе. Всю ночь в окнах на улицах Ар и Луа, где располагались министерства иностранных дел и национальной обороны, горел свет42.
       
      Отрицательный ответ, данный Бельгией на ультиматум Германии 3 августа 1914 г., полностью вписывался в политическую установку, которой дипломатия следовала со времени образования государства Бельгия - никакого подчинения, политического, экономического или колониального. Как утверждает бельгийский социолог и историк Э. Ваксвейлер, в кризисные 1840, 1848, 1856, 1866,1870 гг. бельгийское правительство, без сомнения, ответило на подобный ультиматум точно так же, как и в 1914 г.43 Бельгия дала Германии ответ чести. Ее король, правительство и весь народ были готовы встать на защиту независимости своей страны. По свидетельству Бассомпьера, 4 августа стихийно на каждом доме в Брюсселе был вывешен национальный флаг. При появлении на улицах кареты короля голоса людей сливались в ликовании: "Да здравствует король! Да здравствует Бельгия!"44. Таким образом народ выразил свое одобрение достойному решению правителя. В этот день германские войска вторглись на территорию Бельгии.
       
      Между тем в своем ультиматуме германское правительство пыталось завуалировать открытую агрессию, заявив, что войска Германии будут вынуждены вступить на территорию Бельгии из стратегической необходимости, и ссылаясь на сведения о нарушении бельгийской границы Францией45. Несмотря на такую мотивировку, истинные намерения германского правительства ни у кого не вызывали сомнений. Позднее, в 1914 - 1917 гг. и в 1931 г., Германия пыталась обвинить Бельгию в военном сотрудничестве с Великобританией, несоотносимом с международным статусом Бельгии, что якобы и дало немцам право нарушить нейтралитет этой страны. Однако никакие провокации не могли оправдать вероломства Германии.
       
      Уже через несколько месяцев после начала военных действий в германской прессе началась кампания, целью которой было стремление обвинить Бельгию в нарушении обязательств нейтралитета задолго до начала военных действий. 13 октября 1914 г. в "Норддойче альгемайне цайтунг" Бельгии было брошено обвинение, основанное на найденных немцами в оккупированном ими Брюсселе документах, в сговоре с государствами Антанты. С этого времени обвинения повторялись в книгах, брошюрах, журналах, речах и интервью. 15 октября 1914 г. Германия направила президенту США В. Вильсону официальное послание, в котором заявлялось о зверствах, совершавшихся бельгийцами, по отношению к немецким солдатам и гражданским лицам. В ноябре этого же года в прессе вновь появились публикации, в которых обвинения Бельгии, нарушившей свой нейтралитет, подкреплялись документами, найденными в оккупированном Брюсселе. К донесению российского посланника в Бельгии Кудашева прилагаются листы газеты "Норддойче альгемайне цайтунг" от 25 ноября 1914 г., в которой были опубликованы отрывки из найденных документов46.
       
      Очевидно, в это же время в находившемся с сентября 1914 г. в руках немцев Брюсселе германское правительство распространило прокламацию, отпечатанную в типографии Брюсселя, под заголовком "Документы, найденные в бельгийской ставке". Она была расклеена по всему городу, и в ней говорилось о том, что бельгийское правительство, приняв предложения англичан, повинно в тяжких нарушениях обязанностей, которые возлагались на нее как на нейтральную державу. "Обнаруженные бумаги, - сообщалось в прокламации, - представляют документальное доказательство сговора Бельгии с державами Антанты, факт, ставший известным компетентным германским службам незадолго до начала войны. Они оправдывают наши военные действия и подтверждают сведения, полученные верховным командованием германской армии, касательно намерений французов. Пусть они раскроют глаза бельгийскому народу на тех, кому они обязаны катастрофой, которая сегодня разразилась в этой несчастной стране"47.
       
      Вольная трактовка германским правительством документов, не имевших ничего общего с подготовкой секретного договора Бельгии с Великобританией и являвшихся материалами переговоров военных ведомств двух стран о возможности оказания англичанами поддержки Бельгии в случае возникновения вооруженного конфликта в Европе, была немедленно опровергнута правительством Бельгии. 19 октября 1914 г. министерство иностранных дел Бельгии разослало бельгийским посланникам в иностранных государствах ноту с разъяснениями. В заключение ноты отмечалось: "Эти интриги не смогут никого ввести в заблуждение. Они обернутся позором для Германии; история не забудет, что эта держава после того, как она дала обязательство защищать нейтралитет Бельгии, взяла на себя право его нарушить, даже не попытавшись найти предлога для того, чтобы оправдать свои действия"48. В донесении Кудашева от 8 декабря 1914 г. воспроизводится ответ бельгийцев на германские обвинения. В нем указывалось на то, что в момент предъявления Бельгии ультиматума и в последующих нотах германского правительства единственной причиной нарушения территориальной целостности Бельгии являлась стратегическая необходимость в этом для Германии, а отнюдь не несоблюдение Бельгией ее международных обязательств49.
       
      На протяжении всей войны германское правительство не переставало подкреплять кампанию против Бельгии все новыми подробностями; бельгийское правительство посредством дипломатических нот и коммюнике выражало протест против этих обвинений. 6 января 1917 г. "Норддойче альгемайне цайтунг" опубликовала официальное заявление, в котором приводились свидетельства пленного французского солдата 148-й пехотной дивизии Альсида Ланциола. Солдат заявил, что его полк проник на территорию Бельгии уже 1 августа 1914 г. В ноте утверждалось: "Из этих заявлений следует, что французские войска занимали значительную часть долины Мааса с согласия бельгийских властей. Первые немецкие войска перешли бельгийскую границу тремя днями позднее, 4 августа, что является лишним доказательством того, что Бельгия отказалась от своего нейтралитета в пользу Антанты еще до войны"50.
       
      В марте 1917 г. во французской газете "Ле тан" было опубликовано заявление нового министра иностранных дел Бельгии барона Бейанса. В нем министр сообщал, что в начале 1917 г. германская пресса возобновила нападки на Бельгию. Так, в "Норддойче альгемайне цайтунг" были опубликованы "новые" бельгийское документы, которые на этот раз якобы окончательно доказывали, что Бельгия предала обязательства нейтралитета, заключив в 1906 г. секретный договор с Великобританией с тем, чтобы способствовать проектам агрессии Антанты против Германии. Истинная цель Германии в ходе ее антибельгийской кампании, утверждал барон Бейанс, подготовить общественное мнение и добиться на мирных переговорах лишь иллюзорной независимости Бельгии51. Власти Германии отыскали в бельгийских архивах именно такие документы, которые могли способствовать достижению этой цели. Правительство Бельгии имело право заключать договор с любым государством-гарантом ее нейтралитета, защищало свою позицию бельгийское правительство, однако оно не использовало его, соблюдая традиционно одинаковое отношение ко всем гарантам независимости52.
       
      Подлинные цели "мирного восточного соседа" Бельгии в 1914 г. лишний раз иллюстрируют два источника - памятная записка Ф. фон Биссинга, занимавшего должность генерал-губернатора бельгийских провинций во время оккупации, а также меморандум канцлера Германии Г. Михаэлиса, составленный в 1917 г.
       
      Памятная записка Биссинга была написана во время оккупации и опубликована в Германии в мае 1917 г., через несколько месяцев после смерти автора, а затем во Франции в рамках издания документов по истории войны Бельгийским бюро документальных источников. Один экземпляр документа хранится в АВПРИ. Памятная записка представляет собой брошюру на французском языке, изданную в Гавре в июле 1917 г.
       
      Биссинг обосновывал право Германии и необходимость в оккупации Бельгии - как стратегической, так и экономической. "С целью ведения наступательной войны верховное командование германской армии было вынуждено идти через Бельгию", - писал он. Биссинг называл право Германии удерживать Бельгию под своим влиянием "священным", а также полагал, что противостоять возвращению Бельгии свободы - в германских интересах безопасности, поскольку в будущем это государство, подкрепленное военными силами Великобритании и Франции, может угрожать индустриальным районам Германии. Нейтральная Бельгия или Бельгия, подчиненная франко-британскому влиянию, с помощью своих фабрик по производству вооружения, металлургической промышленности, своего угля повышает боевую мощь этого блока53.
       
      Биссинг полагал, что Бельгия, которая получит назад свою независимость, никогда не будет нейтральной и, если только этому не помешает Германия, подчинится протекторату Англии и Франции. "Противостоять этому можно только одним способом, - считал Биссинг, - политикой силы, и именно сила обеспечит необходимый результат, когда население, в настоящее время все еще настроенное враждебно, привыкнет к германскому владычеству и подчинится ему"54.
       
      По мнению Биссинга, Бельгия должна быть завоевана Германией. Ошибка Венского конгресса 1815 г., считал он, должна быть исправлена через 100 лет. Частично это было сделано в 1870 г., когда Пруссия получила Эльзас и Лотарингию. Теперь Германия должна подчинить Бельгию. Недостаточно остановиться на линии Мааса, нужно продвинуться на север, насколько это возможно. Такая граница, полагал он, защитит Германию от Франции и Великобритании55. Таковы были притязания Биссинга - политические, экономические, территориальные. Они лишний раз доказывают, что нарушение нейтралитета Бельгии было отнюдь не вынужденным ответом на действия Франции.
       
      В том же стиле выдержан и меморандум канцлера Германии Михаэлиса, отрывки из которого были переданы в Министерство иностранных дел России российским посольством в Париже и хранятся в фонде АВПРИ "секретный архив министра". Михаэлис доказывал жизненно важную для Германии цель - владеть бельгийским побережьем. Он выражал официальную точку зрения - Германия нуждалась в выходе к Атлантике именно через бельгийское побережье. Свободный доступ к морю, считало германское руководство, будет способствовать сообщению Германии с ее колониями, а также развитию торговли. Превращение Бельгии в зависимое от Германии государство должно было ликвидировать английскую угрозу, а также стать "отличным фланговым прикрытием для продвижения через Бельгию армии" на Францию56.
       
      Михаэлис намечал реформирование бельгийской армии с освобождением бельгийских граждан от воинской повинности и присутствием оккупационных немецких войск в Бельгии. Бельгия, в соответствии с его планом, должна сохранить лишь вооруженную полицию и гвардию; под угрозой потери подданства бельгийцы не должны иметь права служить в иностранных войсках; в случае объявления войны национальные вооруженные силы должны приносить присягу германскому императору, принятый в армии язык должен быть немецким. В Бельгии должна быть введена германская почта. Расходы на оккупацию должна нести сама Бельгия. Германия будет иметь возможность принимать участие в управлении железными дорогами; защита интересов бельгийских граждан в иностранных государствах должна быть вменена в обязанность германских консулов; в Бельгии должен быть открыт путь для германских капиталов; Антверпен должен стать германским портом; во внутренней политике - в вопросах законодательства, финансов, просвещения - Бельгии будет дарована самостоятельность. Михаэлис даже планировал разделить Бельгию на два государства - фламандское и валлонское, при этом большее предпочтение во всех вопросах должно было оказываться первому57.
       
      Однако притязания немцев на получение бельгийской территории после войны были абсурдными. Напротив, в соответствии с Версальским мирным договором 1919 г. в пользу Бельгии у Германии были отторгнуты кантоны Эйпен и Мальмеди.
       
      Стремление Германии во время войны и после ее окончания обвинить Бельгию в нарушении собственного нейтралитета и в то же время оправдать свои действия, противоречащие международным договорам, было тщетным. Как показывают документы, бельгийцы действительно готовились отразить агрессию врага, но не с помощью подписания тайных договоров, а создавая свою систему обороны, разрабатывая стратегические планы защиты страны, исследуя военные возможности соседей. Уже в первые дни мировой войны Бельгия показала всей Европе, как малая держава способна отстаивать свой международный статус и защищать суверенитет. После начала военных действий на своей территории, Бельгия не просто формально пыталась защищать свой нейтралитет, а оказалась союзницей Великобритании, Франции и России, и ее войска продолжили участвовать в военных действиях и после трагического захвата ее территории. В результате сопротивления Бельгии и ведения военных действий на ее территории с 4 августа по 12 сентября 1914 г. первоначальные германские планы вторжения во Францию были нарушены. Сопротивление Бельгии, помощь которой оказали Франция и Великобритания, задержало продвижение немецких войск, перешедших бельгийско-французскую границу только через 23 дня после начала мобилизации во Франции. Формально нарушение бельгийского нейтралитета стало обоснованием вступления в первую мировую войну Великобритании.
       
      ПРИМЕЧАНИЯ
       
      1. Heuvel J. van. De la violation de la neutralite Beige. Paris, 1914; Brasford H. Belgium and "The scrap of paper". London, 1915; La neutralite beige. Ses origines et sa violation. Bruxelles, 1915; Waxweiler E. La Belgique neutre et loyale. Paris, 1915; Welschinger H. La neutralite de la Belgique. Paris, 1915; Weits A. La violation de la neutralite beige et luxembourgeoise par 1'Allemagne. Paris, 1916.
      2. Lademacher H. Die belgische Neutralitat als Problem der europaischen Politik 1830-1914. Bonn, 1971; Soutou G.-H. La politique economique de la France a l'egard de la Belgique (1914-24). - Les relations franco-beiges de 1830 a 1934. Metz, 1975, p. 279-284; idem. Guerre et neutralite. - Colloque "Roi Albert". Bruxelles, 1976, p. 69-82; Pedroncini G. Influence de la neutralite beige et luxembougeoise sur la strategic francaise: Ie plan XVII. - Les relations franco-luxembourgeoises de Louis XIV a Robert Schouman. Metz, 1978, p. 185-197; Devleeshouwer R. Le danger de guerre et la neutralite beige (1910-1914). - Actes du Colloque d'Histoire Militaire Beige (1830-1980), Bruxelles, 26-28 mars 1980. Bruxelles, 1981, p. 285-291; Dumoulin M. Defense nationale et crise europeenne. La decision de construire les forts de la Meuse: 1886-1887. - Opinion Public et Politique Exterieure. V.I. 1870-1915. Milan-Rome, 1981, p. 223-244; Willequet J. Defense nationale et monarchic. Conclusions. - Actes du Colloque d'Histoire Militaire Beige (1830-1980), Bruxelles, 26-28 mars 1980, p. 279-284; idem. Le ministere Beige des Affaires etrangeres: ses buts et ses moyens. - Opinion Publique et Politique exterieure. V.I. 1870-1915, p. 157-167; Thomas D.H. Neutral Belgium's divulgence of Military Information to its Guarantors in the Nineteenth Century. - Revue Beige d'Histoire Militaire, XXIV, 1982, N 6, p. 561-570; idem. The Guarantee of Belgian Independence and Neutrality in European Diplomacy, 1830's - 1930's. Kingston, Rhode Island, 1983.
      3. Bitsch M.-Th. La Belgique entre la France et l'Allemagne. 1905-1914. Paris, 1994.
      4. Российский государственный военный архив (далее - РГВА), ф. 185, оп. 14, д. 7034, л. 4.
      5. Там же, л. 3 об.
      6. Там же, оп. 14а, д. 6867, л. 35.
      7. Там же.
      8. Там же.
      9. Там же, л. 37.
      10. Серая книга. Сборник дипломатических документов. Пг., 1914, N 12, приложение, с. 33.
      11. Beyens Е. Deux annees и Berlin, m. 1. Paris, 1931, p. 175.
      12. И. А. Кудашев был назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром российской миссии при дворе Его Величества Короля Бельгийцев в сентябре 1910 г., вступил в управление миссией в Брюсселе 29 ноября 1910 г., будучи в должности шталмейстера, занимал пост в течение шести лет до февраля 1916 г., когда был назначен чрезвычайным и полномочным послом в Испании.
      13. Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ), ф. 133, оп. 470, 1913 г., д. 30, л. 10.
      14. РГВА, ф. 185, оп. 14a, д. 6867.
      15. Там же, оп. 14, д. 2853.
      16. Там же, л. 148-149.
      17. Там же, л. 166.
      18. Там же.
      19. Там же. л. 121.
      20. Там же. оп. 14а. д. 1863.
      21. Там же, оп. 14, д. 2853, л. 169-175.
      22. Там же, л. 199.
      23. Там же, д. 2647.
      24. Там же, оп. 14а, д. 888.
      25. Там же, оп. 2, д. 239.
      26. Там же, д. 238.
      27. Там же, оп. 14, д. 5606, л. 30-31.
      28. Moranville S. de. Contribution a l'histoire de la guerre mondiale 1914-1918. Bruxelles, 1933, p. 95.
      29. РГВА, ф. 185, оп. 14a, д. 6867, л. 398.
      30. Там же, оп. 14, д. 447, л. 12-13.
      31. Там же, л. 31.
      32. Там же, д. 2853, л. 228.
      33. Там же, л. 233.
      34. Vanlangenhove F. Le dossier diplomatique de la question beige. Recueil des pieces officielles, avec notes. Bruxelles-Paris, 1917, p. 24-35.
      35. Bassompierre A. de. La nuit du 2 au 3 aout au Ministere des Affaires Etrangeres de Belgique. Paris, 1916, p. 8.
      36. Ibid., p. 13.
      37. Ibid., p. 20.
      38. РГВА, ф. 185, оп. 14, 6206, л. 189.
      39. Там же, л. 297.
      40. Там же, л. 403.
      41. Bassompierre A. de. Op. cit., p. 27-28.
      42. Ibid., p. 34.
      43. Waxweiler E. Le proces de la neutralite beige. Replique aux accusations. Paris-Lausanne, 1916, p. 320.
      44. Bassompierre A. de. Op. cit., p. 43.
      45. Серая книга, N 20, приложение, с.40-41.
      46. АВПРИ, ф. 134, оп. 473, д. 16, л. 46.
      47. РГВА, ф. 18, оп. 1, д. 248, л. 1.
      48. Vanlangenhove F. Op. cit., p. 300.
      49. АВПРИ, ф. 134, оп. 473, д. 16, л. 55.
      50. Там же, ф.140, оп, 477, 1916-1917 гг., д. 401, л. 13.
      51. Vanlangenhove F. Op. cit., p. 379.
      52. Ibidem.
      53. АВПРИ, ф. 138, оп. 467, д. 574/606, л. 88.
      54. Там же, л. 89.
      55. Там же, л. 93.
      56. Там же, л. 105.
      57. Там же, л. 110-112.