Имре Надь

[Saygo 582]

ЖЕЛИЦКИ Б. Й. ИМРЕ НАДЬ

Венгерского политика 50-х годов XX века Имре Надя по праву можно называть масштабной исторической личностью, известной во всем мире. Его имя знают поколения венгров, о нем слышали, его имя помнят и в России. Широкую известность принесли Надю его реформы, но еще больше та роль, которую он как глава венгерского правительства, сыграл в осенних событиях 1956 г., в дни венгерской революции. Надь был убежденным сторонником социалистической идеи, но в отличие от многих своих идейных соратников, пришедших к власти, не был фанатом отвлеченных от жизни идеологических догм. Он был политиком реформаторского толка, каковых было очень мало в рядах компартии. События революции 1956 г. потребовали от него принятия весьма ответственных решений, которые поставили его в ранг самых видных политических деятелей венгерской истории.

Личности Надя, его деяниям и реформаторским попыткам, по ряду причин и исторических обстоятельств, с середины прошлого века давались разные и далеко не адекватные оценки, которые базировались на искаженном толковании, предвзятости и идеологических постулатах, на политической целесообразности. Эти обстоятельства и интересы текущей политики, а также недоступность объективных источников долго затрудняли проведение научного анализа и исследований реального вклада Надя в историю Венгрии, его реформаторских начинаний и того политического курса, который он проводил или пытался осуществить в Венгрии в 40 - 50-е годы прошлого века. Но сделать это ему так и не дали.

Ныне, когда в Москве и Будапеште опубликованы архивные документы той эпохи, когда издано немало других документальных материалов, воспоминаний и статей по истории Венгрии 40 - 50-х годов прошлого века, на базе этих документальных материалов и новейшей литературы можно составить достоверный политический портрет Надя.

 

Родился Имре Надь 7 июня 1896 г. в бедной крестьянской семье Йожефа Надя в городе Капошвар, что на западе Венгрии. "Детство мое, хотя и прошло в бедности, принесло много радостей и счастья"¹, - писал он впоследствии. Окончив начальную школу, а затем четыре класса гимназии (1907- 1912 гг.), Надь решил освоить специальность слесаря, чтобы не затруднять положение небогатых родителей, зарабатывать на жизнь самому. Он еще был гимназистом, когда его отец, работавший в этом провинциальном городке мелким почтовым служащим, на свои скудные накопления сумел построить собственный трехкомнатный дом. Запомнились ему на всю жизнь полученные еще учеником первые впечатления о выборах в Капошваре (1905, 1906, 1910 гг.), пробудивших в нем интерес к политике. В феврале 1914 г., сдав экзамены, Надь уже помощник мастера. Вступив в ряды организованных рабочих, он стал членом профсоюза металлистов и Социал-демократической партии Венгрии (СДПВ). Однако мать, в девичестве Розалия Сабо, которая работала горничной, хотела видеть сына образованным человеком, и он по ее настоянию начал учебу в открывшейся в городе трехгодичной Высшей школе торговли.

Вскоре началась первая мировая война и в декабре 1914 г. Надя призвали в армию. Он был зачислен в пехотный полк, в составе которого в августе 1915 г. находился на итальянском фронте, где был ранен в ногу. После выздоровления ему удалось вернуться домой для сдачи экзаменов, но в июне 1916 г. он снова на фронте, причем на восточном. В конце июля 1916 г. под Луцком Надь снова был ранен и попал в российский плен. Лечили его в Курске, затем переместили в Дарницу под Киевом, потом последовал лагерь для военнопленных в Рязани, а далее Сибирь: Иркутск и забайкальский Верхнеудинск (ныне Улан-Удэ). Лагерная жизнь проходила в Березовке возле Байкала, где размещалось до 35 - 40 тыс. военнопленных. Там застала его Февральская революция 1917 г., изменившая жизнь военнопленных, а затем и Октябрьский переворот, после которого с апреля 1918 г. большевики развернули активную агитационную работу среди военнопленных, начали создавать из них интернациональные группы. Революционные идеи, оживившие память об участии в социал-демократическом движении, обещание скорейшего возвращения на родину стали для Надя аргументом, чтобы вступить в Красную армию, стать членом РСДРП и принимать участие в гражданской войне в Забайкалье. В феврале 1919 г. он попал в плен к белочехам, бежал и несколько месяцев работал кузнецом и плотником в с. Лиственный под Иркутском. В январе 1920 г. в составе интернационального рабоче-крестьянского отряда он участвовал в освобождении от белых Иркутска. В 1920- 1921 гг. Надь инструктор венгерской секции большевистской партии, читал лекции в лагере для военнопленных, а 15 марта 1921 г. большевики передали его компартии Венгрии, как коммуниста, которого можно мобилизовать на нелегальную работу в Венгрии.

На родину Надь возвратился, видимо, вместе с первой тысячей военнопленных и снова включился в социал-демократическое движение Венгрии. С 1921 г. он работал мелким служащим в Капошваре, быстро завоевал доверие рабочих и на XXII съезде СДПВ в 1924 г. уже представлял их интересы. На съезде Надь выступил с докладом и критиковал соглашательскую политику лидеров партии. С 1925 г. в области Шомодь он возглавил местную группу созданного И. Ваги легального "дублера" коммунистической партии, который развернул свою деятельность под названием Венгерская социалистическая рабочая партия (ВСРП). Полиция неоднократно задерживала, арестовывала Надя, не без основания подозревая в коммунистической деятельности. В марте 1927 г. он вместе с Ваги предстал перед судом. На процессе вел себя смело, держался мужественно и через два месяца заключения был освобожден. Потом по указанию из Москвы прекратил всякую публичную деятельность и перешел на нелегальную работу в компартии, возглавив ее аграрную секцию. В том же году Надь женился на скромной крестьянской девушке Марии Эгете, которая родила ему дочь Эржебет и до конца сопровождала его на нелегком жизненном пути.

В конце 1920-х годов Надь не раз менял свои псевдонимы, писал статьи для печати и разного рода очерки о положении села и крестьянства. Летом 1929 г. побывал в Берлине, где вел переговоры с бывшим президентом Венгерской Республики 1918 года, графом М. Каройи, встречался с работающим в Крестинтерне коммунистом А. Хевеши. В беседе с последним он резко критиковал сектантскую политику Коммунистической партии Венгрии (КПВ). В январе 1930 г. Надь эмигрировал в Вену, откуда поехал на II съезд КПВ, работа которого проходила в подмосковной Апрелевке, где выступил с докладом об аграрной программе партии. Основные положения его доклада однако, не совпали с официальной позицией, принятой в Коминтерне. Надь настаивал на проведении земельной реформы, с раздачей земли крестьянам, за что впервые был обвинен в ревизионизме².

Обстоятельства заставили Надя остаться в СССР. Его жена и дочь также переехали в Москву, где в последующие годы семья жила на правах политэмигрантов. Здесь Надь окончил партийную школу (ее называли Ленинской) и остался там руководить ее венгерской секцией. Позже работал в Международном аграрном институте вплоть до его закрытия, был членом партбюро этого заведения. В 1936 г., получив советское гражданство, Надь трудился также в ЦСУ СССР, а с лета 1943 г. и в 205-м Институте, созданном после роспуска Коминтерна. Отход от политики позволил ему заняться научной работой, досконально изучить аграрные вопросы и земельные отношения, советский опыт преобразования деревни, проблемы крестьянства, разработать проекты демократических аграрных преобразований для Венгрии. Занимаясь этими вопросами, Надь стал экономистом-аграрником, знатоком аграрно-крестьянской проблематики. Еще в 1932 г. он по заказу Коминтерна разработал программу действий по аграрному вопросу, опубликовал ряд статей и три книги. Причем на сей раз Надь слева подверг критике так называемую боевую программу КПВ по крестьянскому вопросу.

В целом же, концепция и взгляды Надя на решение земельной проблемы для Венгрии расходились с мнением наиболее именитых деятелей КПВ, работавших в Коминтерне и определявших политику партии. Суть этих расхождений состояла в том, что если Надь считал обязательным раздел земли между крестьянами, то партийные руководители считали нужным сразу же создавать на базе национализированных крупных землевладений колхозы, следуя во всем советскому образцу. Развернувшаяся между ними дискуссия в итоге привела к осуждению взглядов Надя по аграрно-крестьянскому вопросу. Видимо, это тоже способствовало тому, что он, хотя и был членом партии, старался как можно меньше контактировать с коминтерновской группой лидеров КПВ в условиях эмиграции, сторонился их. Правда, такие представители второго эшелона руководителей КПВ, как М. Ракоши, Э. Герё, М. Фаркаш, Й. Реваи, прибиравшие к своим рукам партийную власть после Белы Куна (1886 - 1938), смотрели на Надя свысока, считая его "малообразованным крестьянином". Научная среда, в которой вращался Надь, работая аграрным специалистом, жизнь вне гостиничной резервации позволяли ему задуматься над печальным опытом сталинизма и коллективизации в СССР, чтобы сделать для себя соответствующие умозаключения о том, как не следует строить социализм в Венгрии, чтобы избежать насилия над своим народом. Но в итоге не он, а определявшие политику компартии руководители имели решающее слово в выборе пути для Венгрии.

Прошедшая в 1937 - 1938 гг. в СССР волна репрессий и чисток партийных кадров, жертвой которой стало и немало венгров-интернационалистов во главе с Б. Куном, пощадила Надя, да и названный второй эшелон лидеров. "Ему удалось избежать сталинской чистки. С партийными руководителями, вышедшими из второго эшелона у него были контакты чисто товарищеские, а по сути прохладные и сдержанные, даже скептические", - пишет З. Ваш в одном из сборников документальных материалов о Наде. Особенно плохое впечатление производили на него, как вспоминал Ваш, "мелочность и склонность Ракоши к вождизму"³.

В конце 1930-х годов Надь в выходившем в Москве на венгерском языке журнале "Uj Hang" ("Новый голос") публиковал свои статьи по истории венгерского крестьянства и села. В одной из них он отмечал, что революции 1918 - 1919 гг. так и не смогли решить аграрную проблему Венгрии. Примечательно, что Надь в своих статьях обратился даже к непривычным для партийного журнала тех лет национальному и территориальному вопросам в Центральной Европе. Осознавая боль и проблемы, которые нанес Трианонский мирный договор 1920 г. Венгрии, он высказался за мирную ревизию границ в регионе, однако, предупреждал при этом, что следует ее осуществить без помощи Гитлера⁴. После нападения фашистской Германии на СССР в июне 1941 г. 45-летний Надь записался в интернациональный полк Красной армии, чтобы добровольцем отправиться на фронт. Однако по просьбе Г. Димитрова был отозван и назначен заместителем главного редактора, а затем главным редактором радиостанции им. Кошута⁵, вещавшей из Москвы на венгерском языке о борьбе СССР против гитлеризма.

На родину Надь вернулся в конце 1944 г. и был избран депутатом Временного Национального собрания, а во Временном Национальном правительстве Венгрии, которое находилось в г. Дебрецен, он стал министром земледелия. В этом качестве он "раздавал" землю крестьянам, сыграл решающую роль в проведении демократической земельной реформы, чем завоевал популярность в народе. В указе временного правительства о ликвидации крупных землевладений и разделе земли от 15 марта 1945 г., фактически восторжествовала концепция Надя.

Следующий год ознаменовался в его жизни семейной радостью: его дочь Эржебет в Дебрецене познакомилась с реформатским священником Ф. Яноши и вышла за него замуж. Надь не воспротивился союзу дочери со священником⁶. Свадьба с согласия партруководства состоялась уже в Будапеште, куда вскоре переехало правительство, которое провело там первое заседание 18 апреля 1945 года. В столице министру Надю, - в отличие от разместившейся в элитных коттеджах на Рожадомбе партийных лидеров, - выделили дом по ул. Оршо в будайских горах, где он со своей семьей проживал до конца жизни. Размещение Надя, члена политбюро, отдельно от других партийных деятелей демонстрировало превосходство ракошистской партийной элиты над ним.

Надь, хотя вернулся на родину из московской эмиграции, не принадлежал к той группе "московитов", которая во главе с Герё и Ракоши играла в КПВ ведущую роль. Хотя эта группа меньше всего была знакома с реальными условиями страны, считалось закономерным, что именно она, - лучше других сочетающая венгерские коммунистические и советские интересы, - должна руководить партией и страной. Ее представители осуществляли фильтрацию и чистку той части КПВ, которая в годы войны действовала в условиях подполья (последней руководили Я. Кадар, Л. Райк и др.). С мая 1945 г., когда КПВ была переименована в Венгерскую коммунистическую партию (ВКП), членом ее руководящих органов - Центрального Руководства (ЦР) и политбюро стал также Надь, лучше остальных "московитов" ориентировавшийся в венгерских условиях.

С победой на парламентских выборах 1945 г. Независимой партии мелких хозяев (НПМХ) место Надя в министерстве земледелия занял представитель этой партии. В коалиционном правительстве коммунисты сохранили за собой силовые министерства. В новом кабинете на пост министра внутренних дел Ракоши хотел поставить Фаркаша, но его кандидатура была отвергнута правительством, и его занял Надь. После неполных четырех месяцев работы во главе МВД, Надя там сменил Райк. Надь вернулся к занятиям аграрной политикой, разрабатывая крестьянскую и экономическую программу партии, возглавляя сельскую секцию ВКП и выпуская еженедельник для села.

Как считают исследователи, Надь в 1945 - 1946 гг. полностью отождествлял себя с политикой руководства ВКП, разделял даже начатое весной 1947 г. фронтальное наступление коммунистов на своих же партнеров по коалиции, хотя влиятельная НПМХ сама поделилась властью с ними. Надь не отмежевался от ракошистской политики "нарезки салями" (удаление видных деятелей союзных партий путем их обвинения, на основе сфабрикованных материалов). Надь по своей политической неопытности не сразу понял, что это ведет к диктатуре Ракоши и его ближайшего окружения⁷, что жертвами подобных акций вскоре станут многие известные люди страны и это коснется даже деятелей компартии. Он тем более не предполагал, что близится время, когда ему самому придется отстаивать от поползновений "вождя" партии свое главное детище - земельную реформу.

После победы левых сил на парламентских выборах осенью 1947 г. Надь был избран председателем Государственного собрания Венгрии. Заняв этот пост, он сохранил свое членство в ЦР и политбюро даже после объединения компартии в 1948 г. с СДПВ - в Венгерскую партию трудящихся (ВПТ).

В конце 1940-х годов трезвая аграрная политика Надя натолкнулась на неприятие со стороны Ракоши. На этом этапе снова разошлись их позиции по крестьянской политике партии. Надь не хотел принимать сектантскую политику Ракоши, а тем более его курс на насильственное кооперирование крестьянства и вообще его отношение к селу, к середняку, которого генсек отождествлял с кулаком. Надь выступил в защиту интересов крестьянства. В ходе начавшейся в 1948 г. острой дискуссии он вспомнил уроки и последствия уничтожения "кулачества как класса" в СССР, прямо указал на ошибочность такого курса, когда "капиталистическая опасность преувеличена", а вместо ограничения кулака и опоры на середняка развернуто преследование крестьян, которых насильно загоняли в колхозы. Надь 23 августа 1949 г. был подвергнут резкой критике за "оппортунистические взгляды", а в сентябре 1949 г. исключен из состава политбюро и обвинен в правом уклоне, объявлен ревизионистом. Ему однако было разрешено продолжать преподавательскую работу, которой он занимался с 1948 г. в Экономическом университете им. К. Маркса в Будапеште и Аграрном университете в Геделлё.

С 1948 г. в Венгрии началось установление управляемого сверху, из единого партийно-бюрократического центра, сверхцентрализованного тоталитарного режима со строгой системой иерархического подчинения, на вершине которого в соответствии с его сталинским прообразом, стояла высшая партноменклатура во главе с "вождем". Этот режим, который по праву называют в исторической литературе ракошистской диктатурой, контролировал практически все сферы жизни венгерского общества. Демократическая многопартийность была сведена на нет, союзные партии прекратили свое существование, независимые организации гражданского общества исчезли. Один из членов партийного ареопага Й. Реваи, выступая весной 1949 г. на заседании ЦР ВПТ, заявил: "на самом деле, товарищи,... лишь одна наша партия руководит страной". Этот же идеолог ВПТ 20 июня 1953 г., также в узком кругу партийных иерархов, заявил: мы создали настоящее "полицейское государство, в старом понимании"⁸. Иными словами, приверженцы Ракоши понимали, что в Венгрии они создали антинародный режим.

Летом 1950 г. после унизительной "самокритики" Надю предложили возглавить административный отдел ЦР ВПТ, где все важные дела решались без его участия. Решения принимались узкой группой руководящей "тройки" - Ракоши, Герё и Фаркаш, - которая к тому времени узурпировала всю власть в партии и стране. Парадоксально, что Надь снова стал членом политбюро со II съезда ВПТ(март 1951 г.), проникнутого духом классовой ненависти. С декабря ему поручили пост министра продовольствия, а с января 1952 г. - государственных заготовок. Будучи дисциплинированным партийцем, Надь подчинился решению и выполнял возложенные на него задачи, которые были ему чужды. В то же время он писал записки и выступал, протестуя и выражая свое крайнее несогласие с жесткими санкциями против крестьянства. В наступлении на крестьянство Надь видел крах политики партии на селе, предупреждал, что она доведет страну до кризисного состояния. Когда же положение стало катастрофическим, в ноябре 1952 г. его назначили заместителем премьер-министра в правительстве Ракоши.

Ракошистский режим закономерно приводил к произволу вождя. Руководящая "четвёрка" (Ракоши, Герё, Фаркаш, Реваи) по своему усмотрению управляла всеми делами ВПТ и государства, келейно принимала решения, затем их на политбюро и в ЦР ВПТ утверждала и спускала исполнительным структурам в качестве обязательных директив. Надь, - впрочем, как и Райк и Кадар, которые пострадали от ракошистского произвола и беззакония, - по сути дела мало что решали в такой структуре. Однако, находясь во власти, они давали ей свои имена, следовательно, на них тоже лежит доля ответственности за содеянные преступления режима.

Управлением госбезопасности (УГБ) негласно управлял сам Ракоши и оно тесно срослось с его диктатурой, держа под страхом и контролем все население. На учете у этих органов в начале 1950-х годов из немногим более 9 млн. жителей состояло 1,3 млн. человек⁹. Карательная система широко практиковала задержания без судебного решения, массовое выселение людей с мест их проживания и интернирование в лагеря и спецпоселения. Из Будапешта только за май-июнь 1951 г. было выселено 12 700 "классово чуждых элементов", а около 1400 семей, опасаясь за свою жизнь, "добровольно" покинули столицу. В трудовых лагерях содержалось 45000 человек. С мая 1951 г. по май 1953 г. аресту и допросам было подвергнуто 850 тыс. венгров.

Массовые нарушения законности в сочетании с проводимой ракошистским руководством экономической политикой, которая предусматривала превращение Венгрии в "страну железа и стали" без учета ее природных условий и возможностей, насильственную коллективизацию села, привели к резкому ухудшению социального положения масс и недовольству населения.

Ситуация, грозившая социальным взрывом, вызвала озабоченность у нового постсталинистского руководства СССР, которое решило принять срочные меры. 13 июня 1953 г. группа венгерских партийно-государственных деятелей была приглашена в Кремль, где три дня велись с ними переговоры. В число приглашенных входил и зампремьера Надь. На этой межпартийной встрече Ракоши был подвергнут острой критике. Советские руководители во главе с Г. М. Маленковым, Н. С. Хрущевым, Л. П. Берия настойчиво рекомендовали Ракоши поделиться властью. Причем ответственность за экономическую политику и массовое нарушение законности возлагалась именно на Ракоши. Ему было предложено передать пост главы правительства пользующемуся доверием народа Имре Надю. Это предложение было вполне обоснованным. Надя знали, как противника сектантской политики, что в новых условиях тоже имело значение. К тому же 26 мая 1953 г. его избрали также членом Венгерской академии наук.

Кандидатуру Надя на пост премьер-министра ВНР 27 июня одобрил пленум ЦР ВПТ. В начале июля 1953 г. на первом же заседании нового парламента Надя официально утвердили главой правительства Венгерской Народной Республики (ВНР). Его программную речь ¹⁰ по радио, с особым вниманием слушала вся страна. В ней основное внимание уделялось вопросам экономики, проблеме села, отмене принудительного кооперирования крестьянства, увеличению производства потребительских товаров для населения. Особый акцент получил совершенно новый подход к вопросам законности и правопорядка, говорилось об отмене практики политического террора, об амнистии для ряда категорий заключенных, об исправлении ошибок в этой и других сферах. Речь Надя оказала весьма благоприятное воздействие на широкое общественное мнение, но не могла не вызвать тревогу в кругах, причастных к массовым нарушениям законности. Новый премьер предложил стране совершенно иной, коренным образом отличающийся от прежнего, политический курс. Люди, несмотря на скудность информации о пленуме, увидели, что именно его, еще недавно обвиненного в "ревизионизме" и удаленного из состава политбюро ЦР ВПТ, избрали премьер-министром, призвали исправлять "ошибки" ракошистского руководства.

Действия Надя были направлены, прежде всего, на ликвидацию перекоса экономики в сторону тяжелой индустрии, на сбалансированное развитие всех ее отраслей, на подъем сельского хозяйства и обеспечение устойчивого роста жизненного уровня населения. Он рассчитывал осуществить также частичную демократизацию общественно-политической жизни страны, оставаясь при этом в рамках, допустимых системой. Однако Надь, хотя и взялся за это, будучи политиком без достаточного опыта, допустил определенные просчеты. Он не заручился от парламента для себя широкими полномочиями и свободой действий, особенно, столь нужной независимости от группы Ракоши. К тому же, Надь не имел подготовленной команды. Все это не могло не сказаться на конечных результатах начатых им преобразований. Но Надь решительно взялся за обновление жизни страны, начав с серии мероприятий в интересах снижения социальной и политической напряженности в обществе, продолжая проведение реформ и курса на демократизацию строя¹¹.

Будучи аграрником, досконально знающим проблемы села, Надь прежде всего стремился добиться ощутимых результатов в сельском хозяйстве ради исправления продовольственного положения населения. Он принял меры, направленные на рост товарного производства отрасли, на удержание крестьян на селе, на повышение их заинтересованности в результатах своего труда. Была списана задолженность селян по госпоставкам, провозглашена поддержка товаропроизводителей-единоличников и середняков, а также рентабельных кооперативов. Вместе с тем Надь пошел на снижение темпов кооперирования, подчеркивал важность соблюдения принципа добровольности, позволил выход из уже существующих, но созданных под давлением сельхозкооперативов. Такая политика гарантировала успех обеспечения населения продуктами. Существенное облегчение принесли его реформы промышленным рабочим: были снижены нормы выработки, отменена сверхурочная работа, допускалось мелкое частное предпринимательство, началось ускоренное развитие пищевой и легкой промышленности, которым раньше уделялось мало внимания. Эти меры с удовлетворением были встречены рабочими. Надь не забывал и об интеллигенции, считая важным предоставить ей больше возможностей для творческой деятельности. Он исходил из того, что в условиях "народной демократии образование и знания должны получать заслуженное признание". Надь расширил права средств массовой информации.

За короткое время пребывания Надя на посту главы правительства (июль 1953 - март 1955 гг.) он, конечно, не успел реализовать все свои реформаторские проекты и начинания, тем более довести их до логического завершения. Начатые им реформы не ограничивались социально-экономической сферой, они затронули систему госуправления, вооруженные силы и административный аппарат. Началось сокращение армии и чиновничества, восстанавливались законность и правопорядок, возрождалась независимость прокуратуры и судов, произошел отказ от карательной практики органов госбезопасности, выросла самостоятельность местных Советов. Совершенствование работы органов правосудия началось в июле 1953 года. Распоряжением правительства от 23 июля органы местной власти были выведены из подчинения и контроля МВД. Президиум ВНР 25 июля издал закон об амнистии, 30 июля учредил Генеральную прокуратуру, правительство ликвидировало лагеря интернированных, а в марте 1954 г. были отменены чрезвычайные суды.

Амнистия и ликвидация лагерей позволили выйти на свободу и заняться трудовой деятельностью большой массе незаконно осужденных и содержавшихся в заключении без суда и следствия. В ноябре 1953 г. из советских лагерей на родину вернулось 1500 политических заключенных. Меры, предпринятые в 1953 г. правительством Надя, только по амнистированию затронули около 750 тыс. человек. Заработали комиссии по пересмотру сфальсифицированных судебных процессов (кстати, так оказались на свободе коммунисты Кадар, Райк и участники его процесса) ¹².

Инициатива Надя, направленная на всемерное усиление самостоятельной роли Советов, предусматривала существенные изменения в системе власти в целом. Началось с частичного ограничения функций раздутого административно-управленческого аппарата. Одним из первых распоряжений премьер-министра стала отмена 23 июля 1953 г. контроля за Советами со стороны силовых органов (МВД и госбезопасности), придание им самостоятельного круга компетенций. Этот акт уже сам по себе резко менял характер сформированной Ракоши властной вертикали, а по существу, означал отказ от полицейского государства. Устремления Надя были направлены на то, чтобы правительство стало полноправным органом в решении государственных дел, а Советы - законными органами власти на местах, чтобы массовые общественные организации в полной мере выполняли свою роль. Советам на местах поручалось представлять повседневные интересы населения, заниматься развитием подведомственных территорий, вести хозяйственную деятельность. Подобный подход, помимо прочего, являлся попыткой спасти остатки гражданского общества с его инициативностью "снизу". В 1953 - 1954 гг. премьер-министр и его окружение добивались, чтобы Советы могли стать подлинными выразителями интересов народа и росла их самоуправленческая роль, чтобы они освобождались от пассивного ожидания директив из центра и развивалась местная инициатива¹³.

Меры, предпринятые Надем по демократизации строя, вызывали у Ракоши и его единомышленников растущее недовольство. Они выжидали и по возможности тормозили преобразования Надя, втайне готовились к нанесению удара по его реформам. Накануне III съезда ВПТ 19 мая 1954 г. на политбюро обсуждались проблемы демократизации, где Надь выступил с принципиальным предложением по комплексу политических вопросов, изложив свои взгляды на работу местных Советов, на многопартийность и возможное возрождение коалиционного правления, на реанимацию Народного фронта, считая их весьма важными для развития страны. Выслушав рассуждение Надя, Ракоши выразил категорическую недопустимость двух вещей для Венгрии, заявив, что не может быть и речи о многопартийности и о том, чтобы ВПТ оставить вне Народного фронта¹⁴.

Надь на съезде выступил с докладом "О задачах государственного управления и Советов"¹⁵, где изложил суть начатой им реформы системы и подчеркнул, что местные Советы увлеклись администрированием и фактически пренебрегли "хозяйственными, коммунальными и социальными проблемами трудящихся, в результате массы отвернулись от нас, и работа Советов была направлена в бюрократическое русло". Конкретные предложения Надя касались сокращений бюрократического аппарата, переподчинения Советов и укрепления их финансовой самостоятельности, развития местного самоуправления, выведении Советов из подчинения Совмина, как главного органа исполнительной власти, и передачи этих функций высшему органу законодательной власти - Государственному собранию или Президиуму Госсовета. Премьер-министр под знаком расширения парламентской демократии предложил вообще отказаться от существующей сверхцентрализованной системы управления и провести рационализацию всего государственного и хозяйственно-экономического аппарата в целях его упрощения и частичного сокращения ¹⁶. В докладе Надь изложил также свой план возрождения Народного фронта, что было одобрено съездом.

Не прошло однако и месяца, как Ракоши и его окружение начали борьбу против проекта Надя, направленного на демократизацию работы Советов. И все же, разработка нового закона о Советах была продолжена по государственной линии. Законопроект непривычным для того времени образом в августе 1954 г. был вынесен на обсуждение широкой общественности. Поступило 13 тыс. предложений и более 750 тыс. человек высказали свое мнение по законопроекту. Участники обсуждения выразили мнение, что Советы должны стать "не просто органом, исполняющим волю государственной власти, а связующим звеном между высшим государственным руководством и трудовым народом", что депутаты в Советы должны не назначаться сверху, а избираться "исключительно по воле народа"¹⁷. Парламент 22 сентября 1954 г. после двухдневных дебатов принял новый закон о Советах. Прежний порядок голосования списком за кандидатов в депутаты на выборах был отменен, предписывалось создание одномандатных избирательных округов. Первые выборы по новой демократической системе прошли 28 ноября 1954 г., а несколько ранее Совмин ВНР принял постановление о хозяйственной самостоятельности Советов, после чего они больше не получали директив от Госплана.

Начатая Надем реорганизация системы государственного управления не могла получить своего логического завершения. Мешали политические причины, позиция самого Ракоши и его окружения. Хотя съезд и поддержал инициативу премьер-министра, добиться подлинной самостоятельности Советам, да и Совмину, так и не удалось, ведь реальная власть осталась в руках партаппарата, а он с самого начала саботировал выполнение правительственной программы. Эти силы лишь выжидали удобного момента, чтобы начать открытое наступление против премьера и его реформ.

Реформаторские начинания Надя тем не менее оказались уникальными для своего времени. Они шли гораздо дальше инициатив нового советского руководства, к тому же оказались более радикальными, затрагивающими наряду с экономикой социальную и политическую сферы. Следует особо подчеркнуть, что Надь предпринял попытку перенести место принятия решений из партийных органов в государственные (Советы разных уровней, правительство, парламент), что вполне определенно свидетельствовало о его стремлении разделить функции партийного и государственного аппарата. Другой вопрос, что эти намерения, как в частности, идея возрождения Отечественного Народного фронта (ОНФ) в его новой роли, были торпедированы Ракоши и ортодоксальной верхушкой ВПТ, поэтому не могли быть реализованы в задуманном Надем варианте. Новаторские идеи из них были выхолощены, либо не получили дальнейшего развития. Надь, возрождая ОНФ в новом виде, пытался установить хотя бы минимальный контроль за чрезмерной, монопольной властью партийной верхушки, чтобы исключить в будущем возможность повторения рецидивов беззакония 1948 - 1953 годов.

Предшественник ОНФ - Венгерский Фронт независимости (1949 г.), считавшийся объединением всех общественных сил, находился под полным контролем руководства ВПТ. Его считали лишь временной "формой организационного отмирания коалиционных партий" и он исчез вместе с последними. Надь же считал важным создать Народный фронт на постоянной основе и сделать его "совестью страны". Его ОНФ, как "следящее око" народа, своевременно выявлял и обращал бы внимание на нарушения законности, чтобы их предотвратить и не допустить повторения рецидивов прошлого, чтобы "во всех областях государственной и общественной жизни реализовались справедливость, законность и гуманизм". Надь представлял его в виде "свободного форума, на котором обсуждались бы вопросы общегосударственного значения в интересах демократизации общественной жизни, развития инициативы самых широких слоев населения"¹⁸. В августе 1953 г. началась работа по созданию такого ОНФ: в него добровольно вступали массовые общественные организации, избирались городские и сельские комитеты. Была надежда, что создание такого ОНФ позволит сделать политику ВПТ более "умеренной" и правильной.

За несколько идеалистическими представлениями и не вполне определенными функциями нового Фронта скрывалась идея Надя сделать ОНФ важным элементом политической структуры Венгрии, но ему этого не позволили. В начале 1954 г. он еще полагал, что ОНФ, его организации и комитеты будут осуществлять политический контроль за находящейся у власти компартией, однако, к концу года ему пришлось осознать невозможность реализации этой идеи. На политбюро она встретила яростное сопротивление со стороны Ракоши и партийной бюрократии, которые фактически перешли в фронтальное наступление против реформ премьер-министра, а ОНФ назвали "скопищем" вражеских сил. Надь был вынужден отказаться от своего проекта и принять решение политбюро ЦР ВПТ о том, что Фронт должен оставаться движением, а не организацией со своей структурой. Поэтому в октябре 1954 г. на учредительном съезде ОНФ в его выступлении уже говорилось, что это "общественное движение, объединяющее широкие слои венгерского народа в интересах социалистического строительства" и "демократизации общественной жизни".

Надь все сильнее чувствовал возросшее давление партаппарата и поэтому, ставя перед ОНФ ряд актуальных задач, просил делегатов съезда поддержать реформаторскую политику его правительства: "Пусть станет Отечественный народный фронт живой совестью страны, работает над осуществлением великих национальных целей, учитывает необходимость реализации патриотических обязательств, спросит за упущения, зорко следит за тем, чтобы во всех областях нашей государственной и общественной жизни соблюдались справедливость, законность, человечность. Задачей фронта станут формирование общественной морали, претворение в жизнь моральных правил нашей новой жизни в самых широких слоях населения, гарантия чистоты общественной жизни...". Надь высказался за сотрудничество коммунистов и беспартийных, за то, чтобы ВПТ свою руководящую роль в ОНФ реализовывала не иначе, как через работающих в нем членов партии¹⁹. Этот подход отразился и на составе избранных съездом руководящих органов. Из 104 членов Всевенгерского Совета ОНФ на ведущие посты были избраны далеко не руководители партии. Председателем ОНФ стал писатель П. Сабо, а генеральным секретарем - близкий к премьер-министру Ф. Яноши.

Надь пытался сделать ОНФ органом независимой и конструктивной критики, осуществляющим общественный контроль за неограниченной партийной властью. В его планах ОНФ в какой-то мере мог бы компенсировать отсутствие многопартийности, помогал бы в той или иной степени устранять негативные явления, порождаемые абсолютным господством ВПТ, стать опорой государственной власти против всесилия партийного аппарата. Это вовсе не означало, что дисциплинированный и всегда считающийся с партией, словно верующий с церковью, коммунист Надь затеял какую-то борьбу с ВПТ. Ведь в своей речи на съезде ОНФ он призывал "сплачиваться вокруг руководства страны", не оставлял сомнений в том, что считает Фронт "классово ориентированным". Надь не отходил от целей, обозначенных в программе партии 1948 года²⁰, но при этом считал необходимым иметь орган или форум, который способен предостеречь партию от повторения ошибок прошлого. В этой реформаторской инициативе Надя Ракоши и его сторонники узрели, однако, опасность превращения ОНФ во вторую партию и не желали упрочения его роли. ОНФ остался движением, в котором под руководством либо при участии партии должны были сотрудничать общественные организации. Поэтому учредительный съезд ОНФ принял устав движения, в котором уже и речи не было об индивидуальном членстве, а исключительно лишь о коллективном.

Реформы Надя, не имевшие на том этапе аналогов в социалистическом лагере, были таким образом нацелены на разрыв со сталинско-ракошистским вариантом экономического и общественно-политического устройства, на преодоление кризиса путем некоторой демократизации и придания венгерскому социализму нового импульса, второго дыхания. Сплотившиеся, однако, вокруг Ракоши ретроградные силы с самого начала противились новому курсу Надя и, затаившись, не только всячески тормозили процесс реформ, но и вели против премьер-министра и его начинаний сначала "подковерную", а затем все более открытую атаку. Это вынудило его 20 октября 1954 г. выступить в газете "Szabad Nep" со статьей, в которой он проинформировал страну о том, что в руководстве ВПТ, в госаппарате и в экономике имеются силы, которые препятствуют выполнению принятых на съезде партии решений. В статье указывалось также на преднамеренное торможение процесса реабилитации людей, незаконно подвергнутых заключению. Обращение к общественности с ссылкой на коллективные решения, публичная попытка Надя изменить положение дел оказались, однако, запоздалыми. Реакция уже успела окрепнуть и начать массированную атаку лично против Надя и его реформ. Запоздалые действия премьер-министра свидетельствовали о том, что подчиняясь партийной дисциплине, он долго не решался выносить "сор из избы". В итоге он оказался политиком более слабым и менее опытным, чем хитрый, закаленный в коминтерновских интригах Ракоши. Удобное время нейтрализовать своего постоянного соперника Надь упустил.

К концу 1954 г. ситуация резко изменилась. Ракоши, который осенью 1954 г. почти три месяца "лечился" в Москве, успел подготовить почву для дискредитации политики Надя в глазах Кремля. Причем было сделано это не без уловок и хитросплетений. В Москве Ракоши утверждал, что якобы все члены ЦР ВПТ против политики Надя, а вернувшись в Будапешт, внушал мысль о том, что Президиум ЦК КПСС осуждает взгляды премьера и обеспокоен ростом "правой опасности" в Венгрии²¹. Так или иначе, ему удалось настроить руководство ВПТ против политики Надя.

В начале января 1955 г. в Москву была приглашена группа венгерских руководителей, где на основании информации Ракоши были рассмотрены взгляды и политика премьер-министра. В Москве по ряду вопросов Надя поддержали, но его взгляды на ОНФ подвергли товарищеской критике и обвинили в "правом уклоне". Лично Надя не осудили, так как он обещал исправиться.

В Будапеште Ракоши, опираясь на фразу Хрущева в ходе дискуссии о возможной "антипартийности" Надя, развернул против него фронтальную атаку, мобилизуя для этого партаппарат. Сначала упорно добивались от него самокритики, но Надь не соглашался. Нападки ракошистов на премьер-министра особенно участились после удаления из советского руководства Маленкова. В начале марта 1955 г. Ракоши созвал заседание ЦР ВПТ, где Надя обвинили в преступном свертывании приоритетного развития тяжелой индустрии, в неправильной аграрной политике, а взгляды на ОНФ, на союз рабочего класса с крестьянством осудили. Характерно, что Москва даже после этого решения ЦР ВПТ считала возможным оставить Надя на посту главы правительства. Но гонения ракошистов на премьер-министра продолжались даже тогда, когда он с сердечным приступом оказался в больнице. И хотя Надь "отбивался" письмами в адрес ЦР, опровергая лживые слухи о себе (он сам отмечал: "меня пытались полностью изолировать, заставить замолчать, но этого я не стерпел")²², отразить нападки ему так и не удалось.

Надь, конечно, имел право выбора: совершить беспринципную самокритику и остаться на своем посту, либо сохранить верность принципам. Как дисциплинированный партиец, решение ЦР ВПТ Надь считал для себя обязательным, но будучи уверенным в своей правоте, он не захотел изменить самому себе. Поэтому отказался от унизительной и публичной самокритики, которую требовали от него Ракоши и его окружение в письменном виде. В больнице Надь написал заявление об уходе со своего поста. Этот пост с апреля 1955 г. занял А. Хегедюш, но это не означало прекращения нападок на Надя. Экс-премьер, обвиненный с позиции воинствующего догматизма в "правооппортунистическом уклоне", вскоре был выведен из состава всех руководящих органов ВПТ²³, а затем 3 декабря исключен даже из рядов партии. Последнее он особенно тяжело переживал.

Удалению Надя, конечно, благоприятствовали изменения международной обстановки, перемена направления "политического ветра" в СССР, вызванные войной в Корее, восстановлением суверенитета Западной Германии, новой гонкой вооружений и пр., что требовало возврата к централизации и развитию тяжелой индустрии. Однако попытка возврата к старым порядкам не принималась народом и вскоре вызвала новую волну общественного недовольства.

Ракоши остановил и реформы Надя, взявшись за полную реставрацию дореформенных порядков. Активную поддержку Ракоши неизменно оказывал советский посол в Венгрии Ю. В. Андропов. Венгерская интеллигенция, которая первой осознала грозящую опасность и разделяла взгляды Надя, начала открыто выражать свое недовольство грядущим тоталитаризмом. С февраля 1956 г. она получила к тому дополнительный стимул в решениях XX съезда КПСС, что особенно насторожило ракошистов.

С весны 1956 г. в ВНР активизировались силы, оппозиционные режиму Ракоши. Они начали добиваться перемен. На новом идейно-политическом фоне ушедшая "эпоха реформ" Надя приобрела особую привлекательность. Пришли в движение писатели, философы, молодежь, проводились диспуты в дискуссионных клубах. Бывший премьер, не имеющий к этим акциям прямого отношения, невольно становился знаменем оппозиции. Начался ренессанс популярности и авторитета 60-летнего Надя. С юбилеем в июне 1956 г. его поздравляли многие выдающиеся люди Венгрии. Ракоши со своей стороны начал спешно составлять список наиболее опасных на его взгляд лиц, которых следовало срочно изолировать. В конце июня 1956 г. список в первую очередь "подлежащих аресту правых элементов" был составлен. В нем среди первых 400 фамилий значились Надь, Кадар²⁴ и бывшие социал-демократы. Реализовать свой план Ракоши, однако, не успел. Этому помешали ускорившиеся события и новое вмешательство Москвы.

Надь не подозревал о нависшей над ним угрозе, но в своем анализе положения в стране, предназначенном для ЦР ВПТ, обстановку он характеризовал как чрезвычайную, даже более опасную, чем в 1953 году. Причину опасности он видел в грозящей стране "бонапартистской диктатуре". В частности, он писал: "Неправда, что нельзя изменить нынешнюю политику и сменить руководство, поскольку это якобы может вызвать внутренние потрясения и приведет к усилению реакции и даже к контрреволюции. Напротив, страна, а вместе с ней и дело социализма окажутся на краю катастрофической пропасти, если срочно не осуществить необходимые коренные политические и кадровые изменения"²⁵. Предупреждения Надя оказались пророческими. В стране резко возросло недовольство политикой Ракоши и Москва предложила ему уйти со своего поста. Его место занял Герё. Прибывший в Будапешт А. И. Микоян 18 июля 1956 г. на пленуме ЦР ВПТ прямо заявил, что Ракоши больше не может оставаться руководителем ВПТ, к тому же отметил, что Президиум ЦК КПСС не считает правильным исключение Надя из партии и рекомендует вернуть его в свои ряды.

Надь и сам давно добивался возвращения в ряды ВПТ и неоднократно, но тщетно "штурмовал" руководство письмами, ситуационными анализами и теоретическими очерками, безуспешно пытаясь через Андропова отправлять их дубликаты в Президиум ЦК КПСС. Его послания методично передавались Ракоши, который вообще не реагировал на них. Надь писал о важных теоретических, морально-этических и актуальных политических проблемах: о левизне и демократии, о принципиальности и моральном кризисе, об искаженном толковании его реформ и пр. В одном из них он писал: "За свои убеждения и взгляды в прошлом и сегодня ответственность я беру на себя. Я стерплю и глупую клевету, и пренебрежение, и изгнание, и даже публичное унижение. Готов нести ответственность и за свои ошибки, которые в самом деле совершал. Но не приемлю беспринципную сдачу своих позиций". И действительно, он не сдавал их. Надь предупреждал: "Власть все больше отдаляется от народа, она все четче противопоставляет себя ему. Народная демократия превращается в партийную диктатуру, которая опирается не на членов партии, а олицетворяет собой личную диктатуру"²⁶.

Ракоши покинул Венгрию, выехав в СССР, но родственный сталинизму ракошизм продолжая отравлять политическую атмосферу и общественную жизнь страны. Что же касается Надя, то с ним 19 июля были начаты переговоры об условиях возвращения в ряды ВПТ, завершившиеся через три месяца. Как отмечалось в докладе специальной комиссии ООН о событиях 1956 г. в Венгрии, Надь добивался "пересмотра выдвинутых против него идеологических и политических обвинений". Ссылаясь на 40-летнее членство в партии, Надь был готов "признать ленинский принцип демократического централизма, т.е. решения партии, если даже с ними лично не был согласен, но при этом настаивал на том, чтобы учитывались особые условия социалистического строительства в Венгрии"²⁷. 4 октября 1956 г. он написал письмо в ЦР ВПТ с просьбой о восстановлении в правах члена ВПТ. Его просьба и положительное решение политбюро 14 октября 1956 г. были опубликованы в газете "Szabad Nep".

Замена партийного лидера, предпринятая Кремлем для предотвращения надвигавшейся катастрофы, на сей раз не дала, да и не могла дать того эффекта, как в 1953 г., когда Надь возглавил правительство Венгрии. Инертность и бездействие характеризовали первые месяцы деятельности Герё, что никак не отвечало ожиданиям масс. Венгры были вдохновлены идеями XX съезда, ожидали демократических перемен и находились под прямым впечатлением вывода советских войск из Австрии, которая провозгласила свой государственный нейтралитет. Все это обнадеживало венгров и они ожидали возможностей пойти своим путем социалистического созидания. Люди ждали немедленного и безоговорочного разрыва с духом и практикой сталинизма, улавливали поразительное созвучие идей XX съезда с реформами Надя, находили в них параллели, надеялись на продолжение реформ. Но реальных изменений не происходило. Поэтому страна оказалась перед стремительно углублявшимся кризисом, ростом общенародного недовольства.

В Будапеште 23 октября 1956 г. студенческая молодежь провела митинг солидарности с польскими рабочими и потребовала от партийно-государственного руководства осуществить десталинизацию и демократизацию общественной жизни страны. К концу рабочего дня у здания парламента собрались сотни тысяч митингующих, в основном рабочих, солидарных с требованиями студентов. Беспомощное партийно-государственное руководство во главе с Герё не нашло разумного разрешения ситуации и пригрозило применением силы против митингующих. От лидера партии люди ожидали согласия на демократические перемены, но вместо этого услышали из его уст по радио угрозы и обидные эпитеты в свой адрес. Стихийно собравшаяся у парламента огромная масса людей начала требовать от растерявшейся власти выступления опального бывшего премьер-министра Надя.

Сначала ему позвонил заместитель главы правительства Ф. Эрдеи и в расчете на его популярность в народе просил приехать успокоить толпу. Потом к нему домой начали приезжать делегации с просьбами поехать к парламенту и выступить перед народом. Надя сначала посетили два заместителя премьер-министра, члены политбюро партии, а затем его товарищи и единомышленники, делегации писателей... Все уговаривали, убеждали его, чтобы он поехал, но Надь отказывался. Лишь после того, как было получено согласие самых высоких партийных инстанций и извещен Герё, - речь которого все еще передавалась по радио - Надь наспех набросил проект своего выступления и поехал к парламенту. Огромная масса людей у здания поразила его и заставила усомниться в своих возможностях. Он счел неуместным воспользоваться своими набросками и осознал, что не имеет права обещать что-либо, поэтому решил говорить только от своего имени.

Суть сказанного Надем состояла в призыве мирно разойтись и доверить решение проблем политическому руководству страны. Он пытался успокоить собравшихся, но свою программу выхода из ситуации предложить не мог, да и не считал себя вправе делать это. Надь призвал к трезвости, к вере в будущее, выразил надежду, что расцвет социалистической демократии наступит²⁸. Его речь не удовлетворила собравшихся Люди, потеряв всякую надежду, начали действовать по закону толпы.

Между тем студенты потянулись к зданию радио, надеясь встретить там Герё и поговорить с ним, разъяснить ему свои позиции и подлинные цели. Но его там не оказалось, к тому же делегацию студентов в здание не пустили, после чего студенты попытались передать свои требования руководству радиостанции для эфира, но и в этом им было отказано. Другая группа возбужденных людей направилась к грандиозному монументу И. В. Сталина и взялась за удаление этого символа тирании. С демонтированного за считанные часы памятника (на пьедестале осталась лишь пара сапог) голову "вождя народов" отбуксировали к зданию советского посольства. Так начались так называемые беспорядки, которые переросли в стихийное народное восстание и стали началом революционной борьбы, десятилетиями именуемой в официальной трактовке "контрреволюционным путчем", ответственность за который возлагалась впоследствии на Надя и его единомышленников.

У здания радио произошла стычка с охраной, а затем появились и первые жертвы среди митингующих. Выстрелы, которые вряд ли могли прозвучать без согласия Герё и привели к кровопролитию, только усилили возмущение масс. Власти на выручку охранявшему здание отряду безопасности направили поднятые по тревоге армейские силы, надеясь, что те наведут порядок и разгонят демонстрантов, но солдаты, оказавшись перед лицом жертв кровавой расправы и встретив тысячную толпу взбудораженных ею людей, отказались открывать огонь по соотечественникам. К тому же, разъяренная толпа окружила первые же грузовики с солдатами, разоружила их, и открыла ответный огонь по зданию. Столкновение начало приобретать характер вооруженного восстания. Для ситуации начального этапа революционной борьбы в целом характерным было то, что в конфликте между массами и партийно-государственной властью, - для ликвидации которого по инициативе Герё были приглашены советские войска, - соединения венгерской армии фактически не встали ни на чью сторону, сохранив нейтралитет²⁹.

На митинговом этапе развития событий еще можно было остановить нарастание конфликта, однако, Герё и его окружение предпочли обратиться к силовым методам его решения, вовлекли в борьбу с народом и советские вооруженные силы. Надь случайно оказался невольным свидетелем телефонных переговоров Герё с советским руководством. Герё сначала обращался за срочной военной помощью для разгона митингов и демонстраций в Будапеште к Андропову, а он, в свою очередь, просил направить в столицу расквартированные в ВНР советские воинские формирования, но генерал-лейтенант П. Н. Лащенко, командующий Особого корпуса в г. Секешфехерваре, без согласия Москвы на это не шел. Такое согласие он получил от начальника Генштаба ВС СССР, маршала В. Д. Соколовского, который отдал по телефону приказ Лащенко на выступление. В результате "телефонной дипломатии" Андропова, Герё и Хрущева было получено согласие на советское военное вмешательство, и войска двинулись на Будапешт. Хрущев при этом, понимая отсутствие конституционных полномочий у Герё на приглашение войск, оговорил необходимость оформления просьбы от правительства ВНР в письменном виде (такое ходатайство было подписано постфактум 28 октября, к тому времени уже бывшим премьер-министром Хегедюшем). Так или иначе, советские войска к утру 24 октября вошли в Будапешт, где вооруженные повстанцы заняли здание радио, но передать в эфир требования студентов не смогли, так как вещание уже было отключено. Ввиду неорганизованности сил восставших и нейтралитета венгерской армии, прибывшие на рассвете 24 октября советские части не встретили сопротивления, но вскоре в различных районах города, - как реакция на военное вмешательство, - начали возникать отдельные очаги стихийного сопротивления.

Надь, оказавшийся в ночь с 23 на 24 октября в здании ЦР ВПТ, был вовлечен в работу ночного заседания партийного руководства, где обсуждался главный вопрос: что нужно предпринять для разрядки ситуации? Он был единственным, кто сказал, что для этого Герё должен уйти с поста руководителя партии. А когда его спросили, готов ли он занять пост премьер-министра, то он ответил, что "в сложившихся условиях вовсе не желает" этого, но если на него, как члена партии, "возложат такую обязанность, то он это выдержит". Впрочем, Хегедюш в своих воспоминаниях отмечает, что в ту ночь, с 23 на 24 октября Герё обратился к нему, действующему премьер-министру, с вопросом, как он отреагирует на то, если правительство возглавит Надь, а он станет его заместителем. На Надя и его авторитет тогда надеялись многие. Это нашло выражение и в позиции Микояна на заседании Президиума ЦК КПСС 23 октября. Он тогда заявил, что "без Надя нам не овладеть этим движением"³⁰, к тому же, как он выразился, "дешевле и нам" обойдется. Следовательно, и Будапешт и Москва посчитали важным использовать Надя для преодоления острейшего кризиса. Кстати, Микоян с самого начала сомневался в целесообразности вмешательства советских войск в события и предлагал Президиуму ЦК попытаться решить проблему политическими средствами в расчете именно на Надя. Москва тогда согласилась на изменения в венгерском руководстве, но настояла на сохранении Герё во главе партии. Надь 24 октября действительно согласился снова возглавить правительство и был введен в состав руководящих органов ВПТ.

До этого, однако, по радио зачитали заявление правительства в котором участников массовых протестов назвали фашистами, реакционерами и контрреволюционными элементами. Сообщение же о том, что ЦР ВПТ рекомендует избрать Надя главой правительства появилось утром в 8 ч. 15 минут. Надь еще не вступил в свои полномочия, когда уже от его имени объявили о введении чрезвычайного положения, что, кстати, еще больше осложнило ситуацию в стране и привело к всеобщей забастовке. Радио известило также о том, что "правительственные органы... обратились за помощью к советским войскам" для подавления контрреволюционного мятежа. Такое совпадение информации производило ложное впечатление о том, что иностранные войска приглашены правительством Надя. Было сообщено также, что он вот-вот сам обратится к народу, но его обращение прозвучало лишь в 12 ч. 10 минут. Причиной такой задержки стал категорический отказ Надя зачитать текст, написанный для него Герё³¹.

Надь выступил с собственным текстом обращения. Он предложил полную амнистию тем участникам восстания, кто сложит оружие до 14 часов дня, обещал продолжить реформы по программе 1953 года. Его главным стремлением было избежать дальнейшего кровопролития. Своей попыткой примирения и посреднической ролью Надь сразу же обозначил свое место между народом и руководством во главе с Герё. Он явно не желал брать на себя просчеты лидера партии и прежнего правительства, стремился не к конфронтации, а к мирному преодолению противостояния.

Герё же оказался неспособным на это и вместо своевременных политических решений втянул в вооруженный конфликт руководство СССР и его вооруженные силы. К Надю за помощью он был вынужден обратиться, чтобы попытаться остановить разраставшееся противостояние власти и народа, но свободу действий ему не давал, как и Ракоши в свое время. Правда, использование Надя оказалось несколько запоздалым маневром беспомощной партийной власти. Благоприятный для нормализации ситуации момент уже был упущен. Простое возвращение Надя в руководство уже не смогло переломить ситуацию, тем более восстановить доверие к власти, пригласившей иностранные войска для разгона демонстрантов и митингующих. Надь, согласившись занять пост главы правительства без каких бы то ни было предварительных оговорок и условий, оказался в сложном положении. Власть по-прежнему оставалась в руках старых кадров, которые ему не доверяли. Премьер-министр был ограничен в своих возможностях, все его действия контролировались ракошистским штабом, что с самого начала мешало поиску мирного исхода. Его поиски встречали неприятие воинствующих сил в руководстве, делавших ставку на применение силы. Они же распустили слух, что именно Надь пригласил советские войска для наведения порядка, что явно мешало проявлению к нему доверия со стороны восставших. Эти обстоятельства, да и сомнение улицы в возможностях Надя, мешали ему найти быстрые и эффективные решения для прекращения противостояния.

Надю, взявшему на себя обязанности главы правительства в военных условиях, требовалось немало выдержки, упорства и сил, чтобы достичь, с одной стороны, взаимопонимание со своим партруководством и согласия с прибывшими в Венгрию А. И. Микояном и М. А. Сусловым, а, с другой стороны, чтобы убедить участников национального сопротивления в необходимости взаимных уступок. Ему и самому сначала нужно было разобраться в ситуации, но его окружали партийные политики, потерявшие доверие народа, которые, наоборот, мешали ему в этом. А прямых контактов с внешним миром у Надя, изолированного в охраняемом здании, фактически не было. Между тем с 24 по 28 октября в руководстве ВПТ постоянно сталкивались две концепции: силового решения и мирного выхода из кризиса. Обстановка заставляла Надя в чем-то маневрировать, но он упорно добивался курса на политическое разрешение острейшей ситуации. Расхождения во взглядах в руководстве мешали поиску компромисса между противоборствующими сторонами. В результате сам Надь тоже оставался "чужим" как для "своих", так и для участников восстания. У него было мало шансов на успех, но он не сдавался.

Перелом в ситуации наступил после вооруженной провокации, развязанной 25 октября органами госбезопасности у здания парламента. К ее организации явно были причастны радикальные элементы в руководящих органах и силовых структурах. Причем, как сообщали в Москву Микоян и Суслов, "по нашим войскам было сделано несколько выстрелов с крыш прилегающих домов", а также открыт пулеметный огонь "по окнам зала заседания"³². Произошло это во время совещания венгерских руководителей с представителями Кремля, во время обсуждения вопросов, связанных с удалением из высших органов ВПТ и правительства тех лиц, на которых ложилась ответственность за сложившуюся в стране ситуацию. Ответный огонь открыли стоявшие у парламента советские танки, и события в конечном счете привели к гибели около ста человек и громадному числу раненых среди мирных участников митинга. Расстрел у парламента оказался не единственной попыткой запугать недовольных режимом, требовавших ухода Герё и вывода советских войск. Вооруженный разгон мирных демонстрантов теми же силами произошел и в ряде других городов страны (Дебрецене, Дёндёше, Дьёре, Залаэгерсеге, Кечкемете, Мишкольце, Мошонмадьяроваре, Надьканиже, Папа, Цегледе, Эстергоме), где также были многочисленные жертвы. Но террор не остановил ни митинги, ни сопротивление. Скорее наоборот. Участились требования роспуска УГБ, движение масс приобретало общенациональный характер, а Надь в случае дальнейшего применения силы против мирных демонстрантов пригрозил отставкой с поста главы правительства.

Озабоченный последствиями расстрела у парламента, нарастанием массовых демонстраций и митингов, Надь в интересах поддержания порядка просил увеличить патрулирование советских военных не только в столице, но вместе с тем поставил вопрос об изменениях в политическом руководстве. В связи с массовыми требованиями еще 25 октября на заседании политбюро в присутствии советских представителей было решено, что Герё, хотя и остается членом политбюро, должен оставить пост лидера партии. Первым секретарем ЦР ВПТ стал Кадар. Надь и Кадар выступили по радио и говорили о своей "крайней заинтересованности в скорейшем восстановлении порядка", о предстоящем созыве Госсобрания. Премьер-министр пообещал представить там "широкую и обоснованную программу реформ", направленную на осуществление преобразований "на основе сплочения самых широких демократических национальных сил ОНФ". Он заявил, что его правительство "выступит с инициативой проведения переговоров об отношениях между СССР и ВНР, в частности о выводе советских войск"³³. Кстати, эта была единая согласованная с политбюро позиция, которую разделил теперь даже Герё, но она сразу же вызвала особую обеспокоенность Москвы.

В последующие дни шли трудные для Надя переговоры по согласованию неотложных изменений в правительстве и в руководящих органах ВПТ. Проведение этих мер требовала обострившаяся после 25 октября ситуация: манифестации и митинги не прекращались, что свидетельствовало о полном банкротстве политического курса руководящей ракошистско-герёевской группировки. Она еще вела свои арьергардные бои, сопротивляясь платформе Надя на мирное урегулирование и поиски "примирения и сближения с нами интеллигенции и народных масс", не желая "пойти навстречу народному движению". 26 октября Микоян сообщал в Москву: "Мирное народное движение продолжается. Пока этим движением не смогли овладеть, и оно нарастает, особенно в провинции. Прибывают делегации от разных групп населения - рабочие, студенты, интеллигенция, которые требуют изменения в правительстве. Перед нами два возможных пути: отклонить все эти требования, не вносить изменения в состав правительства, опираясь на части Советской Армии, продолжать борьбу. Но в таком случае они (партия и правительство ВНР. - Б. Ж.) потеряют всякий контакт и доверие у мирного населения... Если мы пойдем по этому пути, мы пропадем. Поэтому венгерские товарищи считают приемлемым второй путь: это вовлечь в состав правительства нескольких видных демократов, сторонников народной демократии... интеллигентов, студентов, рабочих - 5 - 6 человек из 20 - 22 членов правительства"³⁴. Необходимость изменений в правительстве давно назрела, и это наиболее остро ощущал сам Надь.

Правительство Надя с самого начала ориентировало венгерские вооруженные силы не вступать в конфликт с советскими войсками. В этом проявилось не только желание исключить столкновения и жертвы, но и намерение сохранить верность как своему отечеству, так и социалистическим идеалам, Советскому Союзу. Это, однако, не мешало добиваться вывода советских войск, в первую очередь, из Будапешта. Надь это считал важным шагом для прекращения противостояния со стороны повстанцев. Следует учитывать, что в ходе восстания и последующего национального сопротивления они не переставали требовать, как и мирное население, ликвидации ненавистных органов госбезопасности, признания органов их местного самоуправления, введения многопартийной системы, переговоров о полном выводе советских войск с территории страны, уважения к национально-государственному суверенитету и пр. Надь и его правительство знали об этих требованиях и искали взаимоприемлемое решение. Правда, на первом этапе борьбы, когда во власти определяющей оставалась позиция сторонников Герё, достижение компромисса было невозможным. Принципы и намерения Надя, его основные подходы к решению проблемы, однако, были ясны. Реализацию же этих устремлений тормозили ретроградные силы руководства. Как сообщали Микоян и Суслов в Москву 26 октября, для преодоления кризиса Надь считал недостаточным опираться лишь на советские войска. Поэтому наряду с ликвидацией очагов вооруженного сопротивления, он собирался "проводить политику примирения и сближения с нами интеллигенции и народных масс, пойти навстречу народному движению, с тем чтобы возглавить это народное движение... и сохранить народно-демократический строй"³⁵.

Стремясь к урегулированию вооруженного конфликта, к нормализации ситуации с последующей демократизацией общественно-политической жизни в духе его реформаторских представлений о демократическом социализме, Надь добивался согласия руководства ВПТ и кремлевских эмиссаров пойти навстречу движению масс. В результате было объявлено о прекращении огня, как предпосылке диалога с повстанцами. Затем в правительство начали приходить делегации профсоюзов, стихийно возникших рабочих, национальных и революционных Советов, самоуправленческих организаций, которые отвечали за поддержание порядка на местах. Они принимали курс Надя на демократический социализм, но напоминали ему о необходимости вывода советских войск, ставили вопрос о переходе к реальной демократической многопартийности, и пр. Но эти реальные шаги к диалогу правительства с населением, появление общих точек соприкосновения стали возможными лишь после перемен в правительстве и руководстве ВПТ. Другой вопрос, что "уступчивость" Надя начала вызывать в Москве опасения.

Среди мер, совместно выработанных и принятых партией и правительством Надя в последующие дни, направленных на скорейшее изменение положения в стране, особое место занимала радикальная переоценка венгерских событий. Характерно, что этот вопрос обсуждался на политбюро ЦР ВПТ 28 октября в присутствии Микояна и Суслова. Причем проект предложений о переоценке "контрреволюции" и о роспуске органов госбезопасности представил Кадар, явно солидарный с Надем в этих вопросах. Решались и другие проблемы, в частности, вывода войск, которая после дискуссий в венгерском руководстве и обсуждения в советском посольстве, казалось, была решена. Выступая, Кадар отметил, что повстанцам следует дать возможность сложить оружие "без того, чтобы считать их контрреволюционерами" и сам высказался за переоценку событий. Но при этом остерегался назвать это "движение просто национальной революцией", мотивируя тем, что тогда "каждый, кто против нас, революционер, мы же контрреволюционеры". Он призвал "найти приемлемую формулировку". Касаясь вывода советских войск, Кадар сказал: "Как мы просили их участвовать в боях, так можем и просить о выводе войск из боев", а что они будут выведены из страны или нет, "это зависит исключительно от решения Советского Союза". Микоян призвал решительнее осудить ошибки прежнего руководства страны, а правительству Надя предложил выходить к рабочим на собрания и требовать от повстанцев прекращения борьбы. "Мы уважаем товарища Надя, он искренний человек", - подчеркивал он. А затем советовал ему "не поддаваться влиянию других", проявлять больше твердости и договариваться с профсоюзами, "убеждать их в правильности нашей линии"³⁶.

Надь, реагируя на замечания Микояна, заявил: "В этой трагической ситуации, в которой мы оказались, сам факт, что вопросы выносятся на поверхность случайно, свидетельствует о крахе партийного руководства... Уже вчера я поставил вопрос о том, что такое руководство дальше терпеть нельзя... Товарищ Микоян, обращаясь ко мне, сказал, что нужно стоять тверже. Но я не буду твердо стоять там, где интересы партии требуют идти дальше. Я не проявлял твердости и в отношении той позиции, на которой стояли ЦР и политбюро. Моя позиция была верная, я отстаивал то же самое, что и сейчас. Есть две возможности: если движение, опирающееся на широкую базу, мы будем считать контрреволюцией, как мы и оценивали его поначалу, то не остается другой возможности, как подавить его с помощью оружия, танков и артиллерии. Это трагедия. Теперь нам уже ясно, что это не наш путь. Мы создали крайне сложную ситуацию для Советского Союза и для своей страны, которую захлестнет контрреволюция... Нужно встать во главе тех огромных, мощных народных сил, которые пришли в движение. А это возможно только в том случае, если оценивать события так, как сегодня". Затем добавил: "Нужно вывести советские войска из боев и одновременно ввести венгерские части; нужно опираться на армию, на демократическую полицию, на рабочих, и я не исключаю, что и на студенчество"³⁷.

Это решительное выступление Надя по сути убедило политбюро ЦР ВПТ принять решение, которое произвело настоящий перелом, и не только в оценке событий. 28 октября было решено реорганизовать партию и ЦР ВПТ объявило о самороспуске, возложив свои полномочия по принятию политических решений на образованный Президиум партии в составе 6 членов (Кадар, Надь, А. Апро, Ф. Мюнних, К. Кишш, З. Санто). Президиум заявил, что в Венгрии произошло национально-демократическое восстание. Надю было поручено выступить с правительственным заявлением, в котором предлагалось обнародовать данную переоценку и указать, что она и намеченные меры принимаются правительством с согласия партии. Характерно, что Надь с Кадаром во всех вопросах находили взаимопонимание и вплоть до начала ноября 1956 г. занимали единую позицию. Это касалось как выхода из вооруженного противостояния, так и вывода советских войск, а также проблем политической демократизации страны и партийной жизни. ВПТ необходимо было реорганизовать, спасать, так как дискредитированная бывшими руководителями, она оказалась не только парализованной, но фактически распалась за считанные дни. Возрождаемой по инициативе Надя партии было решено дать название "Венгерская социалистическая рабочая партия" (ВСРП), в надежде тем самим избавить ее от тяжелого ракошистского наследия. Причем по замыслу Надя ВСРП должна была стать не единственной господствующей партией, а одним из ключевых факторов будущей подлинной парламентской демократии, партией, ориентирующейся на плюрализм и независимость страны.

После заседания руководства и принятых еще его полным составом решений, учитывая политическую целесообразность и заручившись согласием Москвы, отстраненные от власти партийно-политические деятели (Герё, Хегедюш, а также министр обороны И. Бата, министр внутренних дел Л. Пирош и др.), по вине которых разразился кризис и в вооруженный конфликт были втянуты советские войска, в интересах их же безопасности были отправлены в СССР. Отстранение и срочная эвакуация этих обанкротившихся политиков были призваны облегчить правительству Надя поиск диалога с повстанцами и достижение стабилизации в стране.

В составе правительства, согласно договоренностям, начались изменения. Повторно согласовав с руководством партии свое выступление, премьер Надь вечером 28 октября выступил с заявлением о прекращении огня и о переоценке октябрьских событий. Он квалифицировал их в качестве "широкого национально-демократического движения, охватившего весь наш народ". Указав на причины недовольства и массового протеста, Надь признал, что это "мощное движение было вызвано тяжкими преступлениями недавней исторической эпохи", что оно преследовало цель "обеспечить нашу национальную независимость, самостоятельность и суверенитет". Правительственное заявление Надя, безусловно, было направлено на поиск выхода из сложившейся острой кризисной ситуации с тем, чтобы нормализовать положение, добиться общенационального согласия и примирения. Говоря о целях "правительства демократического национального единства", возникшего в борьбе, Надь отметил, что оно "отстаивает независимость и социализм и должно стать подлинным выразителем чаяний народа". Он отметил, что правительство надеется завоевать полное доверие населения страны. Конкретизируя основные цели и задачи правительственной программы, Надь говорил о повсеместном прекращении огня и роспуске органов госбезопасности, ликвидации однопартийной системы и скорейшем формировании кабинета национального согласия на плюралистической основе, о договоренности с представителями Кремля об отводе советских войск из Будапешта, о восстановлении запрещенных ранее национальных праздников, государственной символики и пр. Одним из пунктов программы предусматривалась нормализация отношений между ВНР и СССР "в духе венгеро-советской дружбы, на основе принципов равноправия социалистических стран и национальной независимости"³⁸, упоминалось также о будущих переговорах относительно вывода советских войск из страны.

В Москве, однако, думали иначе. В Президиуме ЦК КПСС уже 28 октября взяли верх сторонники силового решения венгерского кризиса, и изложенные в правительственной программе Надя идеи не нашли понимания, а вопрос о выводе войск вообще вызвал бурю эмоций и осуждение. Наиболее воинственно настроенные члены Президиума сочли программный тезис Надя о многопартийности, о будущих переговорах по выводу войск недопустимым, а готовность премьера и Кадара к переговорам с "очагами сопротивления" вообще вызвала подозрение. К. Е. Ворошилов предложил отказаться от вывода войск даже из Будапешта и назвал Надя "ликвидатором". В дискуссии, судя по протокольным записям заведующего Общим отделом ЦК КПСС В. Н. Малина, члены Президиума заговорили об "активизации контрреволюции", указали на отсутствие "твердого руководства" и нерешительность Кадара, которому Л. М. Каганович предложил "дать направление" на "нейтрализацию" движения. Н. А. Булганин поднял вопрос о необходимости "назначить правительство самим". Хрущев, подводя итоги, сказал, что в ВНР нам не нужно правительство, "которое будет просить вывести войска". Наряду с сомнением в лояльности Надя, он выразил опасение возможностью "перехода (венгерских. - Б. Ж.) войск на сторону восставших" и предположил, что Надь может "повернуть против нас, потребовать прекращения огня и вывода войск, а затем и капитуляции"³⁹.

Недоверие к Надю явно подогревала и не вполне корректная информация, получаемая от его старых противников (Ракоши, Герё и др.), а также из донесений им сочувствующих Андропова и генерала КГБ И. А. Серова. Так или иначе, это означало неприятие предлагаемого премьер-министром варианта мирного преодоления кризиса. Для доклада на заседании Президиума о положении в Венгрии 28 октября был вызван в Москву Суслов. После этого Президиум все же дал согласие на прекращение огня и на вывод войск из Будапешта. Было решено сохранить видимость поддержки правительства Надя⁵⁵, но не более. Советским эмиссарам в Венгрии было дано указание прекратить все дальнейшие уступки партийно-правительственным кругам ВНР и рекомендовать им отказаться от "соглашательства" с повстанцами, определив грань "допустимых уступок"⁵⁶. Президиум ЦК КПСС принял решение о подготовке "политически выгодной для нас декларации" о положении в Венгрии, проект которой 30 октября был расширен и стал известен в качестве "Декларации Правительства Союза ССР об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими социалистическими странами"⁴⁰.

В Венгрии же, как показали события последующих дней, именно комплекс мер, предпринятых правительством Надя, привел к прекращению вооруженных стычек и начавшейся нормализации ситуации. Страна поверила обновленной коммунистической власти и выразила свою готовность к созданию правительства на коалиционной основе. В те дни всех интересовал вопрос о сроках вывода советских войск и наказании гэбистов, совершивших преступления. Он был задан и Надю, который так на него ответил: "Благодарите советские органы, ведь вывод войск не простая задача, было бы наивным определить точную дату. А органы безопасности нужно реформировать и реорганизовать"⁴¹. В конце октября - начале ноября 1956 г. все видимые внутренние и внешние признаки говорили о том, что борьба за придание венгерскому социализму более привлекательных, гуманистических черт одержит победу. Ничего не предвещало новых столкновений и испытаний. В Будапеште налаживалась мирная жизнь, заработал транспорт, горожане приступили к уборке территорий и очистке улиц от руин. Но именно в день вывода советских войск из столицы, 30 октября, диссонансом прозвучал пущенный кем-то слух, что в подвалах горкома партии переодетые гэбисты все еще держат заключенных. Толпа бросилась их освобождать. Жертвой этой последней вооруженной стычки стал и сторонник Надя, секретарь горкома партии И. Мезё, который еще до 23 октября предостерегал его о возможных провокациях ракошистов против него. Кроме этого эксцесса ничто не нарушало внутреннее спокойствие. На свободу было отпущено около 3,5 тыс. политических заключенных. На базе армии и полиции, с незначительным привлечением участников восстания, формировалась Национальная гвардия, призванная охранять общественный порядок после ухода советских частей. С 31 октября Надь, понимающий значение партии в новых условиях, настоял на образовании Временного оргкомитета по возрождению ВСРП. Население жило в ожидании наступающего примирения как с советскими войсками, так и со своим обновляющимся партийно-государственным руководством. Эти и другие признаки консолидации, сплочения почти всех сил вокруг политики правительства Надя давали надежду на перспективу.

Мирному исходу, казалось, благоприятствуют и внешние условия. Надя обнадеживали дух и смысл опубликованной 31 октября советской правительственной декларации о принципах взаимоотношений между социалистическими государствами. Ведь в ней провозглашалось, что "страны великого содружества социалистических наций могут строить свои взаимоотношения на принципах полного равноправия, уважения территориальной целостности, государственной независимости и суверенитета, невмешательства во внутренние дела друг друга". Указывалось, что исторические решения XX съезда создают условия для укрепления дружбы между соцстранами "на незыблемой основе соблюдения полного суверенитета каждого социалистического государства". Была выражена готовность совместно "устранить какие бы то ни было возможности нарушения принципа национального суверенитета, взаимной выгоды и равноправия в экономических отношениях", отозвать из стран своих советников, рассмотреть вопросы пребывания советских войск на территории Венгрии, Румынии, Польши. Отмечалось, что трудящиеся ВНР "достигли большого прогресса на основах народно-демократического строя, справедливо ставят вопрос о необходимости устранения серьезных недостатков в области экономического строительства, о дальнейшем повышении материального благосостояния, о борьбе с бюрократическими извращениями в государственном аппарате, однако к этому справедливому и прогрессивному движению трудящихся вскоре примкнули силы, которые пытаются использовать недовольство для того, чтобы подорвать основы народно-демократического строя". Было выражено также "глубокое сожаление, что развитие событий в Венгрии привело к кровопролитию". Вслед за этим сообщалось, что военному командованию в ВНР дано "указание вывести советские воинские части из Будапешта, как только это будет признано необходимым Венгерским правительством" и было заявлено о готовности вступить в переговоры "по вопросу о пребывании советских войск на территории Венгрии"⁴².

Была достигнута договоренность о проведении с 3 ноября советско-венгерских межправительственных переговоров об условиях будущего вывода войск из Венгрии. Ситуация умиротворения и покоя оказалась, однако, призрачной, затишьем перед новой бурей. Правительство Надя не догадывалось, как Кремль на самом деле оценивает его намерения частичной либерализации политической жизни и вывода советских войск из страны. Оно не могло знать и о готовившейся военной операции, направленной на ликвидацию революционных завоеваний. А такое решение принималось в Президиуме ЦК КПСС, где 31 октября - 2 ноября 1956 г. ежедневно обсуждалось положение в Венгрии, рассматривались кардинальные меры, направленные на прекращение всех дальнейших экспериментов Надя по мирному выходу из кризиса и демократизации венгерского социализма. В те дни Москва выразила полное недоверие его намерениям и действиям. Посчитала их неприемлемыми при единственно возможном советском варианте социализма, а попытку реальной многопартийности - недопустимой уступкой силам "контрреволюции". Самого Надя некоторые члены Президиума ЦК подозревали уже не только в слабости, но даже в измене и в предательстве дела социализма. В итоге 30 - 31 октября окончательно было решено развязать венгерский узел именно путем военной интервенции, что на уровне пропаганды стало именоваться спасением дела социализма, подавлением "контрреволюционного мятежа".

Вынесению осуждающего вердикта политике Надя и состоянию дел в Венгрии помогли Ракоши, Герё и др., которые, встречаясь с представителями советского руководства, подливали масло в огонь. Ракоши, вспоминая о своей встрече с Хрущевым по этому поводу, утверждает, что советский лидер сам представил ему весьма мрачную картину положения в Венгрии, где якобы "собственного правительства уже не существует" и поэтому считал необходимым перед началом военной операции "создать контрправительство..., которое обратится к СССР и с его помощью разгромит силы контрреволюции". Такую идею Ракоши сразу же одобрил, с удовлетворением отметив, что его "решительная позиция не осталась без влияния на членов Президиума": "Я заявил, что если к утру в воскресенье, 4 ноября, мы не сможем начать этой операции, то в тот же день (в Венгрии. - Б. Ж.) развернется кровавая расправа, которая будет стоить жизни многих наших товарищей"⁴³.

Разрешение кризиса путем военного вторжения, "наведение порядка" при помощи танков и артиллерии, полная ликвидация революционных завоеваний требовали соответствующей подготовки. Она, как и механизм принятия Кремлем решений, нашли документальное подтверждение в тех же протокольных записях Малина. На заседании Президиума ЦК 31 октября было решено "не проявлять слабость своих позиций", "войска не выводить... и проявить инициативу в наведении порядка". Ответственным за разработку плана военной операции был назначен министр обороны, кандидат в члены Президиума маршал Г. К. Жуков, а маршалу И. С. Коневу поручалось срочно подготовить приказы и выехать в Венгрию. Обеспечение пропагандистской стороны будущей операции возлагалось на Л. И. Брежнева, Е. А. Фурцеву и секретаря ЦК П. Н. Поспелова. Обсуждался вопрос и о создании для Венгрии Временного революционного правительства, но еще не было решено, кто его возглавит - Кадар или бывший участник гражданской войны в России, действующий глава МВД ВНР, Ф. Мюнних. Но судьба правительства Надя уже была предрешена. Хрущев же был уверен, что именно "Мюнних обратится к нам с просьбой о помощи, мы оказываем помощь и наводим порядок". Из членов Президиума лишь М. З. Сабуров выразил беспокойство возможными последствиями военного вторжения и отметил, что "нельзя руководить против воли народа"⁴⁴. Характерно, что Ракоши, Герё и Хегедюш также советовали советскому руководству сделать Мюнниха главой контрправительства, но после консультации Хрущева с И. Тито Кремль остановился на кандидатуре Кадара. Последнего Мюнних 1 ноября по просьбе Андропова доставил в советское посольство, откуда они вместе были отправлены в Москву, где Кадар дал согласие возглавить проектируемое правительство.

На заседании Президиума ЦК 1 ноября вновь изложил свое мнение о ситуации в Венгрии Суслов. На сей раз он говорил об "опасности буржуазной реставрации", которая "подошла вплотную" и которую можно устранить "только с помощью оккупации", созданием "правительства, поддерживающего нас". Правда, он все же добавил, что не считает Надя организатором восстания, хотя "его имя использовано". Серов, наоборот, утверждал, что "Надь все-таки был связан с повстанцами". У Микояна, который несколько позже прилетел из Венгрии, было иное видение ситуации в стране. Он попытался добиться пересмотра уже принятого Президиумом ЦК 31 октября решения и предлагал "поддержать нынешнее правительство", то есть Надя. Правда, переломить ситуацию ему уже не удалось, заведенный механизм военной машины подавления остановить было поздно. Даже Жуков, который 30 октября еще высказывался за вывод войск из Будапешта, "а если потребуется, - вывести из Венгрии"⁴⁵, на сей раз стоял "за решительные действия".

Планы проведения конкретных военных и прочих операций в Венгрии были окончательно одобрены Президиумом ЦК 2 ноября. Тогда и там же с относительно умеренной оценкой ситуации выступил Кадар, отметив, что декларация советского правительства произвела на страну "успокаивающее впечатление". Судя по записям Малина, сам Кадар каких-либо основательных выводов не сделал, но это уже ничего не меняло. План по "наведению порядка" вступил в активную фазу реализации. На следующий день протокол Малина зафиксировал также согласие Микояна на формирование правительства Кадара, но при этом он счел нужным оговориться: "На одном хотел бы остановиться: весь народ (участвует. - Б. Ж.) в движении. Народ не хочет ликвидировать народно-демократический строй. Усиливаемся в военном отношении - слабее становимся в политическом". Кстати, Хрущев в своем выступлении основной причиной венгерского кризиса назвал тогда именно "ошибки" Ракоши, Герё и других, которые довели страну до кризисного состояния. Вспоминая лето 1956 г., он давал такую оценку: "Моя и Микояна вина, что Герё предложили, а не Кадара. Поддались Герё... Исключение Имре Надя из партии было ошибкой при глупости Ракоши"⁴⁶. Конечно, все эти высказывания, оценки и предложения были произнесены на закрытом форуме, но принятых решений о вооруженном выступлении против революционных завоеваний и правительства Надя не меняли.

31 октября на Президиуме ЦК КПСС еще предлагалось оставить Надя, при его личном согласии, даже в будущем правительстве Кадара в качестве заместителя премьер-министра. Таким образом, отношение к Надю хотя и было поставлено под вопрос, но с ним еще считались. Правда, Хрущев предъявил к нему требование: если Надь сам не уйдет в отставку, то следует считать, что он "находится на службе у врага"⁴⁷. Мы не располагаем сведениями, узнал ли об этом условном ультиматуме Надь, но факт, что Москва его тогда еще окончательно не списала и предполагала использовать. Необходимо учитывать, что Надь, будучи всю сознательную жизнь связанным почти в равной степени с Москвой и Будапештом, конечно, не был ни предателем идеи или дела, а тем более врагом или представителем "контрреволюционных кругов", - что ему впоследствии приписывалось, - но он хотел довести до конца начатое дело мирного выхода страны из тяжелейшего положения. Надь доверял Кремлю, поверил в искренность заявления советского правительства и, естественно, хотел строить отношения постреволюционной Венгрии с СССР на провозглашенных принципах, мечтал реализовать свое представление о демократическом социализме. Но сделать этого ему не дали, причем сделали это не силы "контрреволюции", а вооруженная интервенция братской социалистической державы.

Будучи главой кабинета, который согласно договоренностям начал пополняться отдельными министрами, представляющими некоторые возрождающиеся демократические партии, он с 31 октября впервые стал ощущать тревожные сигналы недоверия к себе со стороны советского руководства. Происходило это в условиях несогласованного ввода в страну новых советских воинских формирований, когда от Андропова он не мог получить внятного ответа, почему это происходит. Ситуация насторожила кабинет министров и самого Надя, взявшего на себя 1 ноября исполнение также функций министра иностранных дел ВНР. Тогда же исчез и Кадар, с которым они начали заниматься срочным возрождением компартии. Надь, занятый делами реорганизации правительства и добивающийся скорейшего воссоздания ВСРП, стал искать Кадара, но не смог его найти. Интересовался о нем и в советском посольстве, но и там его не оказалось. В те дни Надь вплоть до 3 ноября ежедневно встречался с Андроповым, добиваясь от него разъяснений и ожидая ответа из Москвы относительно продолжающегося притока в страну советских вооруженных сил, но, несмотря на протесты и официальные предупреждения венгерского МИДа, от советского посла получал исключительно уклончивые ответы. Разумеется, за непрекращавшимся вводом в страну советских войск на деле уже скрывалась начатая под руководством главкома Организации Варшавского Договора (ОВД), маршала Советского Союза Конева подготовка к военной операции под кодовым названием "Вихрь"⁴⁸, направленной на ликвидацию завоеваний венгерской революции.

Надь осознал, что ему чего-то не договаривают, от него скрывают что-то. Андропов же не менял своей тактики даже после ряда официальных предупреждений о том, что при продолжении военного вторжения правительство Венгрии будет вынуждено заявить о выходе страны из ОВД, провозгласит статус нейтрального государства и обратится за помощью к ООН. Протесты Надя, его заявления о выходе из ОВД и нейтралитете ВНР лишь раздражали советское руководство. Так и не получив ответа по существу, Надь понял, что его используют, предают. Глава правительства ВНР был поставлен перед сложнейшим выбором. Как это вытекает из телеграммы Андропова в Москву от 2 ноября, Надь сначала подозревал его в том, что посольство под его началом занимается "нехорошими делами". "Надь очень нервничал, - отмечалось в телеграмме. - Он сказал, что поведение Советского правительства по отношению к новому правительству ВНР является беспрецедентным и недоброжелательным, что он, как премьер и представитель коммунистической партии, поставлен в весьма затруднительное положение тем, что советские войска несмотря на все протесты венгерского правительства продолжают вновь и вновь прибывать на венгерскую территорию... Будапешт по существу окружен советскими войсками. Сегодня утром 1300 танков перешли венгерскую границу... Венгерское правительство с трудом удерживает свою армию от нападения на части советской армии, что, по словам Надя, явилось бы роковым шагом"⁴⁹. Далее приводились слова Надя о том, что "правительство ВНР вновь и вновь заявляет, что оно и в дальнейшем желает поддерживать с СССР далеко идущие дружественные связи". Но все это уже не меняло положение вещей.

Воспитанный на ленинских принципах и верности СССР, всегда держащий свое слово, преданный идее и делу партии, не меняющий своих убеждений и принципов, дисциплинированный политик Надь, который всегда строго соизмерял свои поступки с партийным интересами и высокими идеалами, оказался перед дилеммой. В этой ситуации премьер-министр ВНР, которого связывали обязательства перед страной и народом, вместе со своим правительством пришел к выводу о необходимости реализации тех мер, о которых предупреждал советского посла. При этом он, все еще надеясь на ответ Москвы, не раз повторял Андропову, что в случае прекращения военного вторжения правительство Венгрии готово отозвать свою телеграмму генеральному секретарю ООН. Но Кремль хранил молчание.

Советское руководство готовилось отстранить возглавляемое Надем коалиционное правительство от власти, ликвидировать завоевания революции. Серьезность принятого венгерским правительством решения соответствовала серьезности и ответственности ситуации, и Надь понимал это. Он, не раз обвиненный и отстраненный от политической жизни своими соратниками, по сути никогда не менял свои позиции и убеждения. Так поступил он и тогда, когда на восьмой день революции, преодолев сомнения и самого себя, рискуя репутацией убежденного партийца, всегда преданного как своей родине, так и СССР, занял принципиальную позицию, пытаясь отстоять завоевания революции. Надь не мог не понимать трагизма ситуации, но решил остаться честным и верным своей присяге главой правительства, готовым на патриотический поступок. Сложившиеся условия на сей раз исключали возможность сочетать советские и венгерские интересы, хотя Надю это прежде удавалось. В отличие от своих коллег в руководстве ВПТ - Ракоши, Гере" и др., которые без каких-либо морально-этических колебаний выполняли и отстаивали любые указания Кремля и, даже не задумываясь о последствиях, отдавали им предпочтение, - Надь всегда учитывал как советские, так и венгерские интересы.

Неожиданное военное вторжение и молчание Москвы заставило Надя принять окончательное решение. Действия и поступок премьер-министра венгерские историки М. Молнар и Л. Надь, оценивают так: "Что касается принципов и преданности идее, то Имре Надь был непоколебим. "Изменял" он им лишь тогда, когда, ссылаясь на партийную дисциплину, требовали от него предать свои принципы, лгать во имя самокритики, предать родину ради верности Советам. Он был человеком честным, но этого советские руководители не знали". В докладе упоминавшейся выше специальной комиссии ООН, составленном по свежим следам событий, на базе опроса большого числа граждан ВНР было зафиксировано преобладающее мнение о Наде: "Он, хотя и был коммунистом, все же считался хорошим венгром, честным и смелым человеком, правда, - как указывали некоторые, - слабым политиком"⁵⁰. Эти оценки, как и сомнения в способностях и искусстве Надя, как политика, вполне обоснованны.

Слабость Надя, как премьер-министра, заключалась далеко не в его честности или неопытности (хотя эти факторы также имели место), а скорее вытекала из предопределенности ситуации, при которой советская сторона лишь делала вид, что принимает, а на деле отвергала предложения венгерского премьера. Они ведь предполагали не только мирный выход из кризиса, но и видоизменение венгерского социализма, чего система не могла допустить. Надь же, устремления которого были созвучны идеям XX съезда КПСС, поверил этим идеям, советским заявлениям и упорно искал возможность реализации своих демократических намерений. Другой вопрос, что эти попытки в тех реальных условиях были сродни идеализму, следовательно, так или иначе считались недостатком либо слабостью Надя как политика, хотя демократическая многопартийность обещала явный политический эффект. Неопытность и наивность доверчивого Надя-политика просматривалась и в ряде других моментов.

Вопреки нестандартному поведению Андропова и затянувшемуся ожиданию ответа из Москвы о причинах передвижения войск, уход советских частей из Будапешта и публикация правительственной декларации, а также получение согласия Кремля начать с 3 ноября межправительственные переговоры об условиях вывода войск из Венгрии еще оставляли правительству Надя надежду на продолжение диалога. В тот день в Будапешт прибыла советская делегация во главе с генералом армии М. С. Малининым для участия в переговорах о выводе войск, первый тур которых прошел днем в здании венгерского парламента. Стороны быстро достигли договоренности о прекращении дальнейшего ввода советских сил на территорию ВНР, а также о том, что при выполнении венграми ряда условий, находящиеся в стране советские вооруженные силы с 12 ноября 1956 по 31 января 1957 гг. будут выведены из ВНР. Техническую сторону вывода войск было решено обсудить во время продолжения переговоров, намеченного на 22 часа. Члены венгерской правительственной делегации - ее глава, министр без портфеля Ф. Эрдеи, министр обороны П. Малетер, начальник генштаба И. Ковач и полковник М. Сюч - в 15 часов проинформировали Надя о ходе переговоров, выразив общее мнение, что советская сторона принимает венгерские предложения⁵¹. Малетер сказал главе правительства, что условия, выдвинутые советской стороной, выполнимы. Второй, ночной раунд переговоров проходил в советском военном городке Тёкёл под Будапештом. Он был, однако, прерван действиями одетого в парадную форму председателя КГБ СССР И. А. Серова, который с группой вооруженных офицеров, войдя в зал заседания, арестовал венгерскую делегацию, предварительно лишив ее связи со своим правительством.

Почти одновременно с этим, 4 ноября 1956 г., в 4 часа утра советские вооруженные силы развернули массированные боевые действия против революционной Венгрии. Официально, в соответствии с приказом главнокомандующего объединенными вооруженными силами ОВД Конева, эти действия мотивировались необходимостью "оказать братскую помощь венгерскому народу в защите его социалистических завоеваний, в разгроме контрреволюции и ликвидации угрозы возрождения фашизма". Тогда же на волнах радиостанции г. Солнока прозвучало воззвание Венгерского революционного рабоче-крестьянского правительства Кадара к венгерскому народу. В нем говорилось об ошибках, допущенных Ракоши и Герё, о происках контрреволюционных сил, которые взяли верх "при попустительстве кабинета Имре Надя". Это правительство - Кадара, Мюнних и др. - обратилось к советскому командованию, чтобы "оно помогло нашему народу обуздать черные силы реакции, восстановить народно-демократический строй, восстановить порядок"⁵².

Наступательные боевые действия советских войск, предпринятые с целью свержения правительства Надя, ликвидации завоеваний революции и восстановления советского варианта социализма в Венгрии, привели к вступлению в бой на стороне восставшего народа и части венгерских вооруженных сил. Венгерский военный исследователь И. Такач в этой связи пишет: "Советское руководство... прислало дополнительные подкрепления в Венгрию. Советские войска ничем не рисковали, имея в своем распоряжении 11 дивизий и 2000 танков. Четвертого ноября, в 5:30 утра премьер-министр Надь выступил по радио с сообщением о полномасштабном нападении советских войск на Будапешт". Такач отмечает также, что "на рассвете советские войска напали на нашу столицу... наши вооруженные силы вступили в бой". Боевые действия в отдельных точках сопротивления продолжались до середины ноября, а стихийно возникшие органы революционной власти на местах продолжали функционировать вплоть до середины декабря 1956 г., хотя сама революция уже была подавлена. Отдельные исследователи считают, что сопротивление повстанцев и части венгерской армии советским войскам превратило события в ВНР в первую войну одной социалистической страны против другой. Венгры с 23 октября 1956 г. по январь 1957 г. в ходе вооруженных столкновений и сопротивления только в Будапеште потеряли убитыми 1950 человек, по стране в целом - 2,5 тысячи (причем из них 58% составляли рабочие), численность раненых достигла более 20 тыс. человек (в том числе 50% молодые люди до 30-летнего возраста). Официальные данные о потерях советских войск таковы: 720 погибших, скончавшихся от ран или пропавших без вести, а также 1540 раненых. По другим сведениям, численность погибших с советской стороны исчисляется "2000 человек, включая тех, кто присоединился к венграм, побратавшись с ними"⁵³.

Поражение революции, потеря надежды на демократизацию привели к тому, что Венгрию покинуло множество беженцев - 211 тыс. человек. Они "проголосовали" ногами против возрождения прежнего режима, который только с конца 1956 г. и до конца 1959 г. подверг арестам и судебным разбирательствам 35 тыс. венгров, из которых 22 тыс. были осуждены к различным срокам тюремного заключения. Число казненных составило 350 чел., кроме того без суда и следствия в лагеря были заключены 13 тыс. человек⁵⁴. Среди жертв реставрации режима, поплатившихся своей жизнью, были И. Надь и его соратники.

Надь с частью членов своего последнего кабинета во время военной операции нашел убежище в здании посольства Югославии в Будапеште. Судя по официальным документам, опубликованным в тематическом сборнике совместной комиссией историков России и Венгрии в Москве в 1998 г., хрущевское руководство планировало арест Надя и его "группы", привлечение их к ответственности сразу же после подавления "мятежа", однако, титовская Югославия, опасаясь урона своего престижа, не согласилась их выдать. Опирающееся же на советское военное присутствие правительство Кадара сначала неоднократно уверяло, что не собирается привлекать Надя и членов его кабинета к судебной ответственности, но оно было заинтересовано в том, чтобы "пленники" в посольстве официально отказались от своих полномочий. Газета новой партийной власти "Nepszabadsag" тогда же сообщала, что в будущем эти политики могут участвовать в политической жизни страны, что у Надя "будет возможность договориться с нами... и мы тоже хотим многопартийной системы, подлинных и честных выборов" ⁵⁵.

Представители правительства Кадара вели с посольством Югославии и его "пленниками" продолжительные переговоры, добиваясь признания последними новой власти. В итоге, благодаря посредничеству Белграда, им были даны обещание и даже "письменные гарантии относительно личной безопасности И. Надя и остальных лиц". К вечеру 16 ноября 1956 г. были получены эти гарантии и утром они должны были свободно разъехаться по домам. Утром 17 ноября, однако, Кадар встретился с членами Президиума ЦК КПСС Сусловым, Маленковым и А. Б. Аристовым, что в корне изменило ситуацию. После этой встречи Кадар стал настаивать, чтобы "группу Надя" передали его правительству либо вывезли из Венгрии. От членов "группы" он требовал заявление о признании ими своих ошибок и поддержке нового правительства. Он не возражал против того, чтобы группа "попросила разрешения выехать за пределы страны", возможно в Югославию. В Москве еще 10 ноября возникла идея о депортации Надя и его товарищей в Румынию⁵⁶.

Продолжительные венгеро-югославские переговоры привели к тому, что правительство Кадара повторило в письменной форме свое многократное устное обещание, что "к Имре Надю и членам его группы не желает применять наказание за их прошлую деятельность⁵⁷. Получив такую повторную гарантию безопасности, Надь и его товарищи "добровольно покинули Югославское посольство 22 ноября 1956 г. в 18 часов 30 минут", после чего были арестованы спецотрядом КГБ. Пленники были доставлены в Тёкёл, а затем вывезены в румынский Снагов, где их изолировали друг от друга и поставили под надежную охрану.

Надь, находясь еще в югославском посольстве, в ходе переговоров с властью Кадара был готов на разумные компромиссы в тех пределах, которые не противоречили его принципам, но он не признавал инкриминируемые ему ложные обвинения. Ведь он не был участником нелегальных групп, в заговорах не участвовал, своих слов не нарушал, свои решения принимал с ведома и согласия партии и советских представителей, в отношениях с СССР был корректен и последователен. В Снагове же Надь понимал или чувствовал, что ему уготовано. Там он взялся за свое жизнеописание под названием "Бурный век моего поколения", под которым собственноручно поставил даты: "1896 - 195...", свидетельствующие о том, что у него явно не было сомнений в завершении его жизненного еще в 50-х годах. Точную дату поставить, впрочем как и завершить свои мемуары, Надь не мог, ведь еще предстояли допросы и обвинения...

В Венгрию Надь и его товарищи были возвращены лишь весной 1957 г., где готовился закрытый судебный процесс. Прокуратура ВНР 22 января 1958 г. возбудила против них уголовное дело по обвинению в государственном заговоре и попытке свержения народно-демократического строя, а лично Надя - еще и в предательстве родины. Механизм таких процессов известен и был отработан еще при Ракоши. Надя было решено сделать "козлом отпущения", свалить на него все грехи за "подготовку контрреволюции" и "предательство дела социализма". Президиум ЦК КПСС еще 27 ноября 1956 г. принял специальное решение о полной дискредитации Имре Надя⁵⁸, и оно повсеместно выполнялось. К его реализации приложили свои руки также официальные круги ВНР и венгерские средства массовой информации.

Судебное разбирательство по "делу" Надя, несколько раз отложенное по разным политическим причинам, 15 июня 1958 г. состоялось. На процессе прокурор немало говорил об участии "И. Надя и его сообщников" в организации "антигосударственного заговора", об их ведущей роли в подготовке "контрреволюционного мятежа" с целью "захвата власти", о связях "группы Надя" с реакционными силами и "союзе с внешними империалистическими кругами", с которыми они якобы вместе осуществляли попытку путча и насильственного захвата власти. Говорилось о созданном ими подпольном "центре" или "нелегальной организации, проводившей свою подрывную работу" даже тогда, когда "венгерский народ под руководством революционного рабоче-крестьянского правительства уже приступил к восстановлению законного порядка". Лично Надю, наряду с обвинением в "организации заговора, направленного на свержение народно-демократического строя", приписывались также "разработка политической платформы движения" и "предательство родины"⁵⁹. Обвинитель просил для Надя и его соратников, министра обороны Малетера, начальника хозяйственного аппарата ЦР ВПТ Й. Силами вынесение смертного приговора, остальным участникам "группы" - различные сроки тюремного заключения.

Надь отверг все лживые обвинения в свой адрес, своей вины не признал, о помиловании не просил, но заявил, что судьбу свою отдает в руки венгерской нации, понимая при этом, что народ на том этапе и в тех условиях не имел возможности распоряжаться его судьбой (даже об исполнении приговора сообщили не сразу). Но Надь был убежден, что "венгерский народ и международный рабочий класс раньше или позже освободят меня от тех тяжких обвинений, вследствие которых я должен пожертвовать своей жизнью". В своем последнем слове он напомнил: "Я дважды пытался спасти честь слова "социализм" в долине Дуная: в 1953 и 1956 году. В этом мне в первом случае помешал Ракоши, а во второй раз целая армия Советского Союза. В результате этого процесса, сплетенного из страсти и ненависти, я должен пожертвовать жизнью за свои идеалы. Жизнь отдаю с готовностью. Ведь после того, что вы со мной сделали, она все равно ничего не стоит. Но я уверен, что история осудит моих палачей. Вздрагиваю лишь от одного: что реабилитируют меня мои же убийцы"⁶⁰. Прокурорское ходатайство было удовлетворено. Вынесенный Надю 15 июня 1958 г. смертный приговор через повешение на следующий день был приведен в исполнение. Тела казненных Надя, Малетера, Силади и еще одного мученика из "группы Надя", Г. Лошонци, скончавшегося во время следствия, были закопаны в безымянные могилы без всякого обозначения, где и пролежали долгие годы.

Пропагандистская кампания по дискредитации Надя, начатая сразу же после подавления венгерской революции и продолжавшаяся десятилетиями, казалось, сумела наложить отрицательный отпечаток на образ и дела этого исторического деятеля Венгрии, который в сложнейших условиях дважды встал у руля ее правительства, чтобы вывести страну из тяжелейшего кризисного состояния. Но людская память и открывшаяся документальная база сумели сохранить объективные сведения о Наде и его действиях на посту премьер-министра 50-х годов XX века. Ныне, после нового исторического перелома 1989 г., он предстает перед нами очищенным от пропагандистского, актуально-политического наслоения. Самым последним эхом проявления упомянутой идеологической кампании была попытка "разоблачить" Надя, как "агента НКВД". Парадоксально, но она была предпринята руководителем КГБ СССР, впоследствии гэкачепистом В. А. Крючковым, с целью помешать готовившейся летом 1989 г. в ВНР реабилитации и торжественному перезахоронению останков Надя. Эта попытка нашла выражение в подготовке специального пакета компроматов, составленных весьма опытными в таких делах специалистами из его же ведомства. Надь, подобно многим политэмигрантам, проведшим долгие годы в СССР, в ЗО-е годы вряд ли мог избежать контакта с органами, ведь такова была общая практика того времени. Как вытекает из материалов названного пакета, Надь действительно стоял на учете в НКВД под псевдонимом "Володя". В прилагаемой справке при этом без конкретных документальных доказательств приписывалось ему доносительство. Предназначенный для дискредитации Надя пакет был передан руководству ЦК ВСРП в надежде, что это помешает реабилитации политика. Акция, однако, не достигла своей цели: Верховный суд ВНР еще при коммунистическом режиме летом 1989 г. официально реабилитировал Имре Надя. Торжественное перезахоронение его останков состоялось 16 июня 1989 г. в Будапеште. В последний путь Имре Надя провожали сотни тысяч венгров. Как сообщала 17 июня 1989 г. газета "Правда", "на панихиде, проведенной на одной из площадей (центральная пл. Героев. - Б. Ж.), присутствовали около 250 тысяч жителей столицы и других венгерских городов, гости из-за рубежа". Венгерский парламент 25 июня 1996 г. принял специальный закон об увековечении памяти своего бывшего спикера и премьер-министра страны.

Примечания

1. NAGY I. Viharos emberolto. Bp. 2002, 59.old.
2. MOLNAR M, NAGY L. Reformator vagy forradalmar volt-e Nagy Imre? Parizs. 1983. 8.old.
3. A Nagy Imre vonal. Dokumentumvalogatas. Bp. 1989, 12.old. Золтан Ваш (1903 - 1983) - член руководящих органов компартии.
4. VARKONYI Е. In memoriam. - Magyarorszag. 1989. 24.sz., 18.old.
5. A Nagy Imre vonal.., 12. old.
6. MOLNAR M, NAGY L.. Op. cit., 14.old.
7. Ibid., 13 - 14. old.
8. 20. szazadi magyar tortenelem, 1900 - 1994. Bp. 1997, 307. old.; Тоталитаризм. Исторический опыт Восточной Европы. "Демократическое интермеццо" с коммунистическим финалом, 1944 - 1948. М. 2002, с. 205.
9. RAINER J. Az eszmek litja, elozmenyek es esemenyek. - A magyar forradalom eszmei. Eltiprasuk es gyozelmuk (1956 - 1990). Bp. 2001, 26.old.
10. NAGY I. Egy evtized. Valogatott beszedek es irasok. II. Bp. 1954. 349 - 376.old.
11. См.: Венгрия 1956 года. Очерки истории кризиса. М. 1993, с. 18 - 19.
12. Венгрия 1956 года, с. 24 - 28; IZSAK L. Rendszervaltastol rendszervaltasig, 1944 - 1990. Bp. 1998, 124.old.
13. BARLA SZABO O. Adalekok a magyarorszagi megujulasi probalkozasokhoz (1954 - 1956). - Multunk. 1991, 4.sz., 80 - 82.old.
14. IZSAK L. Op. cit., 124.old.
15. NAGY I. Op. cit., 480 - 575. old.
16. A Magyar Dolgozok Partja III. kongresszusanak jegyzokonyve. 1954. majus 24 - 30. Bp. 1954, 428 - 436.old.
17. BEER J. A helyi tanacsok kialakulasa es fejlodese Magyarorszagon (1945 - 1960). Bp. 1962,228.old.; BARLA SZAB6 O. Op. cit., 87.old.
18. Magyar Nemzet, 3.X.1989; 20.IV.1989; 25.X.1954.
19. Magyar Nemzet, 3.X.1954; Венгрия 1956 года, с. 111 - 112
20. Magyar Nemzet, 5.X.1989.
21. MOLNAR M., NAGY L. Op. nit., 58.old.
22. Ibid., 59. old.
23. СТЫКАЛИН А. С. Прерванная революция. Венгерский кризис 1956 года и политика Москвы. М. 2003, с. 30 - 31, 33 - 34.
24. A Nagy Imre vonal, 18. old.
25. MOLNAR M., NAGY L. Op. cit., 95. old.
26. A Nagy Imre vonal, 15 - 19. old.; MOLNAR M., NAGY L. Op. cit., 20. old.
27. 1956. Az ENSZ Kulonbizottsaganak jelentese. Bp. 1989, 94 - 95.old.
28. NAGY I. Nagy Imre es Erdei Ferenc 1956-ban. - Nagy Imre es kora - Tanulmanyok, forraskozlesek I. Bp. 2002, 96. old.
29. ТАКАЧ И. Вооруженные силы и внутригосударственная безопасность Венгрии: взгляд нового члена НАТО. - Connections. The Quartely Journal. Консорциум "Партнерство ради мира". Т. IV. М. 2005, N 3, с. 27
30. NAGY I. Op.cit., 93.оЫ; Losonczy Geza feljegyzesei. - Historia. 1990,2.sz., ЗЗ.оИ.; HEGEDUS A. A tortenelem es hatalom igezeteben. Bp. 1988, 297 - 298.old.; Советский Союз и венгерский кризис. Документы. М. 1998, с. 356.
31. A forradalom hangja. Bp. 1989, 29 - 32. old.; MOLNAR M., NAGY L. Op., cit., 129 - 130, old.
32. Советский Союз и венгерский кризис, 385.
33. Там же, с. 382 - 384 ; Szabad Nep, oktober 26.X.1956. - A forradalom sajtoja, 1956. Bp. 1986.
34. Советский Союз и венгерский кризис, с. 388, 404.
35. Там же, с. 404.
36. Там же, с. 420 - 423.
37. Там же, с. 426.
38. Там же, с. 431 - 434.
39. Там же, с. 432 - 435.
40. Там же, с. 412, 433, 436, 438, 464 - 465.
41. 1956. AzENSZ, 101. old.
42. Советский Союз и венгерский кризис, с. 464 - 466.
43. Там же, с. 482 - 483.
44. Там же, с. 460, 479 - 480.
45. Там же, с. 459, 495 - 496.
46. Там же, с. 518, 543, 545 - 546.
47. Там же, с. 479.
48. КАРПИЧЕНКО Н., КЫРОВ А. От плана "Волна" к операции "Вихрь". - 1956. Осень в Будапеште. М. 1996, 90 - 131; MUSZATOV V. Szovjet politikai beavatkozas es katonai intervencio Magyarorszagon 1956-ban. - Multunk. 1991, 4.sz., 166 - 167.old.
49. Советская внешняя политика в годы "холодной войны"(1945 - 1985). Новое прочтение. М. 1995, с. 272 - 273, 275 - 276; Советский Союз и венгерский кризис, с. 522 - 523.
50. MOLNAR M., NAGY L. Op. cit., 32.old.; 1956. Az ENSZ, 94. old.
51. NAGY I. Op.cit., 127. old.
52. МАЛАШЕНКО Е. И. Особый корпус в огне Будапешта. - Военно-исторический журнал, 1993, N 12, с. 35; Советский Союз и венгерский кризис, с. 552.
53. ТАКАЧ И. Ук. соч., с. 27; КАРПИЧЕНКО Н., КЫРОВ А. Ук. соч., с. 90 - 131; KIRALYB. Az elvetelt es az elso valosagos habora a szocialista orszagok kozott. - A magyar forradalom eszmei. Eltiprasuk es gyozelmiik (1956 - 1999). Bp. 46 - 64.old.; Гриф секретности снят. Потери вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. М. 1993, с. 397.
54. BARANY D. Zoltan. Soldiers and Politics in Eastern Europe, 1945 - 90. N.Y. 1993, p. 64.
54. ROMSICS I. Magyarorszag tortenete a XX.szazadban. Bp. 2000, 394, 404.old.
55. Nepszabadsag, november 15.XI. 1956.
56. Советский Союз и венгерский кризис, с. 632 - 635, 656 - 661.
57. Там же, с. 681.
58. О дискредитации Имре (Надя). - Архив Кремля. Президиум ЦК КПСС. Документы 1954- 1964. М. 2003, док. N 91, с. 210 - 211.
59. Magyar Nemzet, 17.VI.1958; см.: Igazsag aNagy Imre ugyben. Bp. 1989, 9 - 12.old.; Контрреволюционный заговор Имре Надя и его сообщников. (Будапешт, б.г.), с. 9 - 20.
60. Nagy Imre elvtars. - Uj Ttikor, 1989, 26.sz., 30.old.; 1956. Осень в Будапеште. М. 1996, с. 44.

Вопросы истории,  № 8, Август  2006, C. 50-77.

[Saygo 582]

СТЫКАЛИН А. С. НЕСКОЛЬКО ШТРИХОВ К ПОРТРЕТУ ИМРЕ НАДЯ

Личность этого венгерского политика нередко воспринимается российским историческим сознанием сквозь призму ряда стойких мифов. Опубликованный в "Вопросах истории" (2006, N 8) очерк Б. Й. Желицки об Имре Наде, которым журнал откликнулся на 50-летие венгерского восстания, в целом дает представление о жизненном пути человека, в известной мере ставшего символом трагических событий "будапештской осени" 1956 года. Деятельность Надя рассмотрена в широком контексте венгерской истории середины XX в., особенно глубоко проанализирована реформаторская программа, которую правительство Надя пыталось воплотить в жизнь в 1953 - 1955 годах. При этом автор не идеализирует своего героя, признает его слабости и ошибки.

При всех достоинствах очерк не в полной мере отвечает сегодняшнему уровню знания о предмете, особенно о 12 днях восстания (23 октября - 3 ноября 1956 г.), отраженному в литературе 1990-х и последующих лет; в частности, нельзя пройти мимо двухтомной биографии Надя (в сокращенном виде издана в русском переводе¹).

Имеются и досадные неточности. Видный деятель венгерской компартии Л. Райк не мог оказаться на свободе в числе реабилитированных коммунистов, поскольку был казнен 15 октября 1949 года. Открытый судебный процесс по делу Райка и его соратников (сентябрь 1949 г.), напоминавший по своему сценарию большие московские процессы 1936 - 1938 гг., имел главным образом антиюгославскую направленность. Он не только завершился вынесением ряда смертных приговоров, но и стал важной вехой в дальнейшем разжигании И. В. Сталиным антиюгославской кампании: в соответствии с резолюцией второго совещания Коминформа, принятой по горячим следам расправы над Райком, титовская Югославия объявлялась страной, находящейся под властью уже не просто ревизионистов, а "шпионов и убийц". Автор не может не знать, какую роль в общественном подъеме весны 1956 г. сыграло требование посмертной (!) реабилитации Райка, как и о том, что перезахоронение останков Райка 6 октября стало своего рода прологом венгерского восстания.

Раскритикованный в январе 1955 г. на пленуме ЦК КПСС и вскоре освобожденный от обязанностей председателя Совмина СССР, Г. М. Маленков не был в то время удален из партийного руководства, оставаясь членом Президиума ЦК КПСС вплоть до неудавшейся попытки антихрущевского путча в июне 1957 года. В начале ноября 1956 г. он выезжал с Н. С. Хрущевым в Югославию для важной встречи с Тито на Бриони (где югославский лидер при всех оговорках все-таки поддержал советские планы силового решения "венгерского вопроса"), а с середины ноября до начала декабря находился в Будапеште. Там вместе с другим членом Президиума ЦК КПСС, М. А. Сусловым, он фактически осуществлял контроль за деятельностью правительства Я. Кадара. Около десятка донесений высокопоставленных эмиссаров КПСС в Москву за эти недели опубликованы в сборнике документов "Советский Союз и венгерский кризис 1956 г." (М. 1998) (на него постоянно ссылается и Желицки).

Из текста не совсем ясно, почему нападки М. Ракоши и его окружения на Надя активизировались после критики в Кремле Маленкова. Вероятно, было бы уместно провести параллели между политикой "нового этапа" в Венгрии и провозглашенной тогда же, летом 1953 г., концепцией Маленкова, также ставившей во главу угла удовлетворение насущных нужд населения в продовольствии и предметах потребления, форсированное развитие легкой промышленности. Правда, реформаторские устремления Надя были куда более далеко идущими, распространившись и на политическую сферу общества. Хотя в январе 1955 г., на упомянутой встрече в Москве (где обсуждались вопросы Венгрии) Маленков отмежевался от Надя, обвинения, адресованные главе советского правительства с трибуны состоявшегося вскоре пленума ЦК КПСС, работали и против венгерского премьер-министра, дав Ракоши удобный случай для наступления.

Весной 1954 г. Надь отнюдь не ставил вопроса о возрождении коалиции и многопартийности; после нескольких лет жесткой однопартийной диктатуры в обществе еще далеко не созрели силы, которые готовы были бы выступить снизу с такими требованиями. Желицки подходит ближе к истине, когда пишет, что Надь стремился оживить деятельность Отечественного народного фронта для того, чтобы в какой-то мере компенсировать отсутствие в венгерском обществе многопартийности и политического плюрализма, сделать эту организацию рупором для выявления многообразных общественных настроений.

Незнание книги Райнера приводит к неточностям в изложении фактов биографии героя очерка. Неправда, что Надь работал в Международном аграрном институте вплоть до его закрытия. Он не только был уволен из института, но и исключен из партии, некоторое время находился даже под арестом. Полемизируя в данном случае не с Желицки, а с Ч. Гати, автором книги "Обманутые ожидания. Москва, Вашингтон, Будапешт и венгерское восстание 1956 года" (М. 2006), заметим, что Надь, хотя и прожил долгие годы сначала в России, а позже в СССР, отнюдь не считался советскими лидерами в полной мере "своим человеком", не вызывал большого доверия. Мне в процессе работы в Архиве внешней политики России над дипломатическими донесениями из Будапешта конца 1940-х годов, приходилось читать отзывы о нем как о правом оппортунисте и "явном бухаринце". Вместе с тем в 1953 г., когда предстояло сменить приоритеты в экономической политике Венгрии, в Москве не нашли среди бывших членов венгерской коммунистической эмиграции (так называемых коминтерновцев) другого эксперта по сельскому хозяйству, которого можно было бы рекомендовать на пост главы правительства. Выбор в пользу Надя в Кремле сделали, что называется, не от хорошей жизни.

Лишено оснований утверждение Желицки о том, что в конце июня 1956 г. по настоянию Ракоши был составлен список "подлежащих аресту правых элементов". Особенно удивительно читать о том, что в него вошел Кадар. Ведь Суслов, посетивший Будапешт за две недели до этого, дал согласие не только на кооптацию Кадара в Центральное Руководство (ЦР) Венгерской партии трудящихся, но даже на его избрание в Политбюро². Воспроизведенная Желицки версия восходит к опубликованной в 1958 г. журналистом Т. Мераи первой биографии Надя. На деле в целях более четкого выявления оппозиции был составлен не один, а даже два списка: первый - людей, посетивших Надя в день его 60-летия 6 июня 1956 г., и второй - лиц, участвовавших в конце июня в бурной дискуссии по проблемам свободы печати, организованной Кружком Петефи.

Согласно Желицки, А. И. Микоян, посетивший Венгрию в середине июля и давший "добро" на отставку Ракоши, заявил на пленуме ЦР венгерской партии о том, что Президиум ЦК КПСС не считает правильным исключение Надя из партии и рекомендует вернуть его в ряды ВПТ. В действительности, какова бы ни была субъективная позиция самого Микояна, на встрече с лидерами ВПТ 13 июля 1956 г. он, выступая от имени всего кремлевского руководства, выразил мнение, едва ли дающее простор подобному толкованию: мы "считали и считаем ошибкой исключение из партии Надя Имре, хотя он своим поведением этого заслужил. Если бы Надь остался в рядах партии, он был бы обязан подчиняться партийной дисциплине и выполнять волю партии. Исключив его из ВПТ, товарищи сами себе затруднили борьбу с ним. Следовало бы откровенно заявить Надю, что, борясь с партией, он закрывает себе возможность вернуться в ее ряды. Путь борьбы с партией - это путь, который неизбежно ведет его в тюрьму. Наоборот, если он изменит свое поведение, то он может рассчитывать на восстановление его в рядах партии"³. Таким образом, необходимым условием восстановления Надя в партии Микоян (который действительно в сравнении со своими соратниками по руководству КПСС отличался более либеральными взглядами, в том числе и в венгерском вопросе) считал как минимум самокритику со стороны опального венгерского политика. Неправильно было бы считать, что венгерское Политбюро, на протяжении долгого времени обвинявшее Надя в правом оппортунизме и уклонизме, именно под давлением Москвы вдруг неожиданно согласилось в первой половине октября восстановить его в партии. Истинные причины восстановления Надя в партии становятся понятными лишь в контексте той внутриполитической ситуации, которая сложилась в Венгрии в канун восстания - имеется в виду все усиливавшееся давление на власть снизу, со стороны реформаторски настроенной внутрипартийной оппозиции.

Автор несколько упрощает картину, когда пишет о том, что в ночь на 24 октября советские войска были введены в Будапешт для подавления восстания по инициативе нового лидера партии Э. Гере, который втянул в вооруженный конфликт руководство СССР. Известные источники заставляют сделать поправку: первый секретарь ЦР ВПТ надеялся прибегнуть к помощи дислоцированных в Венгрии частей Особого корпуса советских войск без официального обращения к Москве, согласовав вопрос лишь с посольством и командованием Особого корпуса. Он не хотел привлекать чрезмерного внимания советских лидеров к волнениям в Венгрии (они могли быть восприняты как результат его собственных "недоработок") и предпочел бы поставить их перед свершившимся фактом подавления беспорядков. Именно колебания Гере, который даже в телефонном разговоре с Хрущевым уклонился от прямой постановки вопроса о вводе войск, заставили Кремль приступить к военной акции не дожидаясь письменной просьбы от венгерского правительства.

По утверждению автора, в Президиуме ЦК КПСС уже 28 октября взяли верх сторонники силового разрешения венгерского кризиса. Однако выполненная зав. общим отделом ЦК В. Малиным запись заседания Президиума ЦК⁴ свидетельствует об обратном. С одной стороны, советское руководство действительно не исключало возникновения ситуации, когда "может быть, придется назначить правительство самим" ("выработать свою линию, к ней присоединить венгерских людей"). Вместе с тем при всей озабоченности лидеров КПСС происходящим в Венгрии и при всем их недовольстве уступчивостью премьер-министра Надя (да и нового лидера партии Кадара), в конце концов после долгих дискуссий возобладала точка зрения о предпочтительности мирного пути - попытаться удержать под контролем действующее правительство, подвергавшееся сильному давлению справа, со стороны антикоммунистических сил. И это несмотря на то, что правительство Надя именно 28 октября объявило о прекращении вооруженной борьбы с повстанцами и отказалось от оценки происходящих событий как контрреволюции, провозгласив их национально-демократическим движением (о чем знали в Москве). Как это ни парадоксально, главный советский "силовик" маршал Г. К. Жуков первым призвал соратников к проявлению политической гибкости. Возникла идея подготовить обращение к венграм от имени советского правительства в поддержку Надя ("а то только стреляем", - красноречиво заметил при этом Хрущев). Решение о поддержке правительства Надя было принято 28 октября единогласно: в его пользу сдержанно высказались даже такие "ястребы", как В. М. Молотов и К. Е. Ворошилов ("Не на кого опираться. Иначе война"), Н. А. Булганин отметил, что продолжение боевых действий в Венгрии "нас втянет в авантюру", а Л. М. Каганович добавил, что оно "уведет нас далеко". Решено было не возражать против требования правительства Надя о выводе советских войск из Будапешта в места их постоянной дислокации. Маленков при этом затронул вопрос о необходимости согласия правительств соответствующих стран на пребывание советских войск.

При обсуждении ситуации в Венгрии принимался во внимание свежий опыт мирного разрешения кризиса в Польше. Смирившись с возвращением на польский политический олимп В. Гомулки, выступавшего за расширение самостоятельности Польши в рамках "социалистического" выбора, и пожертвовав маршалом К. К. Рокоссовским, освобожденным от поста министра обороны ПНР, лидеры КПСС пошли на уступки, которые, однако, оправдали себя: уже 24 октября в Кремле не могли не заметить первых признаков ослабления внутриполитической напряженности в Польше. Рискнув после долгих колебаний положиться на В. Гомулку с его прочной репутацией "право-националистического уклониста", в Москве увидели, что менее зависимое, но в то же время более популярное в своей стране коммунистическое руководство может оказаться для СССР предпочтительнее марионеточного правительства, поскольку способно собственными силами нейтрализовать настроения недовольства и тем самым доставит меньше хлопот. Сдвиг вправо был предотвращен, Польша сохранена в качестве военного союзника. Успех мирного урегулирования в Польше, равно как и очевидная неэффективность первой вооруженной акции в Венгрии, заставили советских лидеров уже после ее проведения всерьез рассмотреть вопрос о возможностях мирного, политического урегулирования венгерского кризиса, лишь обострившегося после применения военной силы. При этом, конечно, в Президиуме ЦК КПСС не думали выйти за пределы уступок: можно было вывести войска из Будапешта, можно было позволить венгерским коммунистам включить в правительство (в целях расширения его социальной базы) деятелей из крестьянских партий 1945 - 1948 гг., можно было в крайнем случае даже разрешить венгерским властям признать справедливость многих требований повстанцев, но никак нельзя было допустить утраты коммунистами власти.

По мнению автора, "советская сторона лишь делала вид, что принимает, а на деле отвергала предложения венгерского премьера". Известная Декларация правительства СССР от 30 октября об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между СССР и другими социалистическими странами представлена в очерке своего рода уловкой, предпринятой для отвода глаз от военных приготовлений. При этом Желицки обходит стороной дискуссию, которая происходила 30 октября на заседании Президиума ЦК при принятии декларации, лишь мимоходом упоминает о том, что маршал Жуков еще высказывался в этот день за вывод войск из Будапешта, а если потребуется, то из Венгрии. Высказывания министра обороны плохо согласуются с утверждением о том, что "30 - 31 октября окончательно было решено развязать венгерский узел именно путем военной интервенции". Заседанию 31 октября, где было принято окончательное, силовое решение, предшествовала дискуссия 30 октября. Запись, сделанная Малиным, показывает, что в этот день советское руководство на основе венгерского опыта всерьез рассматривало вопрос о необходимости некоторой корректировки характера отношений внутри соцлагеря. "Ходом событий обнаружился кризис наших отношений со странами народной демократии", - говорил министр иностранных дел СССР Д. Т. Шепилов. Антисоветские настроения в этих странах распространены, продолжал он, и для того, чтобы их преодолеть, необходимо "устранить элементы командования" из практики межгосударственных отношений. Жуков расценил венгерский кризис как урок "для нас в военно-политическом отношении". "Упорствовать дальше - неизвестно, к чему это приведет", - заключил он. М. З. Сабуров связал истоки происходящих событий с недостаточно последовательным воплощением идей XX съезда КПСС.

Силовая политика в Венгрии, таким образом, не оправдывала себя. Очевидная неудача военного вмешательства 24 октября, лишь подлившего масла в огонь вооруженной борьбы, не только заставляла советских лидеров искать другие, более действенные способы разрешения кризиса, но и вплотную подводила их к мысли о необходимости определенного пересмотра всей системы отношений с восточноевропейскими странами, поскольку та, при видимой всеохватности советского контроля над Восточной Европой, на деле не решала главной своей задачи - сохранения внутриполитической стабильности в странах, находящихся в непосредственной близости к СССР и входящих в сферу его жизненных интересов. Пребывая в состоянии немалой растерянности, когда все уже испытанные средства оказались неэффективными, советские руководители решили всерьез (!) испробовать мирный вариант, увидев в курсе Надя на компромисс с повстанцами (при условии сохранения основ коммунистического правления) последний шанс на стабилизацию обстановки.

Последующее разочарование в мирной тактике было связано с осознанием слабости правительства Надя, неспособного контролировать ситуацию ("мы пошли навстречу, но нет теперь правительства"). Сказался и еще ряд факторов: давление китайского руководства, развитие событий на Ближнем Востоке, где дружественный СССР Египет, за несколько месяцев до этого национализировавший Суэцкий канал, подвергся атаке со стороны Великобритании, Франции и Израиля. 28 октября военные приготовления на Ближнем Востоке были для Хрущева аргументом в пользу мирного разрешения венгерского кризиса - он хотел противопоставить свою способность к выработке мирного пути силовой политике империалистов. Однако массированная атака на Египет, произведенная в следующие дни, заставила советского лидера пересмотреть свои намерения. Перспектива поражения Египта и угроза утраты власти коммунистами в Венгрии были восприняты им как звенья одной цепи, симптомы фронтального наступления сил империализма и отступления сил социализма и их союзников во всемирном масштабе ("Если мы уйдем из Венгрии, это подбодрит американцев, англичан и французов, империалистов. Они поймут как нашу слабость и будут наступать... К Египту им тогда прибавим Венгрию. Выбора у нас другого нет"). Демонстрация военной силы в Венгрии стала бы, с точки зрения Хрущева, наилучшим опровержением представлений о слабости СССР.

Не меньшую роль сыграл и внутренний фактор - реальные опасения Хрущева, что утрата Венгрии как союзника вызовет негативный отклик многих его соратников по партии (не только крайних сталинистов), покажется им симптомом ослабления державного положения СССР за годы, прошедшие после смерти Сталина (показательно высказывание Хрущева на заседании Президиума ЦК КПСС 31 октября: "Мы проявим тогда слабость своих позиций. Нас не поймет наша партия"). Как заметил Мераи еще в 1958 г., Хрущеву нужно было предотвратить образование враждебной ему коалиции консерваторов и силовиков, доказав, что он дорожит целостностью империи не меньше других.

За один день установки кардинально изменились ("Пересмотреть оценку, войска не выводить из Венгрии и Будапешта и проявить инициативу в наведении порядка в Венгрии"). С таким трудом, но, казалось бы, уже обретавшая свои очертания новая концепция восточноевропейской политики СССР, предоставлявшая союзникам несколько больше самостоятельности, была на следующий же день, 31 октября, отброшена, произошел откат к более традиционной силовой политике. И это несмотря на то, что сложившаяся международная обстановка и недвусмысленно декларированная позиция США едва ли давали серьезные основания говорить о возможности серьезного межблокового конфликта ("Большой войны не будет", - признал Хрущев).

В то же время Декларация 30 октября не была мертворожденным документом. В ноябре-декабре 1956 г. делегации Польши и Румынии, ссылаясь на нее, добились от Москвы определенных перемен в двусторонних отношениях (не в последнюю очередь - экономических). Показательна и хрущевская трактовка сути декларации, выраженная в словах: "Мы придерживаемся Декларации. С Имре Надем это невозможно". По мнению советского лидера, принятый документ был применим только когда речь шла об отношениях между "социалистическими" странами; в Венгрии же коммунисты уже теряют власть.

Можно ли согласиться с автором в том, что комплекс мер, принятых правительством Надя, быстро привел к прекращению вооруженных стычек и началу нормализации ситуации? В том, что страна поверила обновленной коммунистической власти и выразила свою готовность к созданию правительства на коалиционной основе? Все было не так просто. С выводом советских войск из Будапешта напряженность отнюдь не ослабла. Восприняв вывод войск из столицы как свой успех, повстанцы выдвинули новые требования. Многие повстанческие отряды вопреки призывам правительства так и не сдали оружия, требуя полного вывода советских войск из страны, а также немедленного выхода Венгрии из Организации Варшавского договора. Часть национальных комитетов, образованных в конце октября, призывала к бессрочным забастовкам вплоть до вывода советских войск из страны. С такими политическими требованиями (в том числе о свободных выборах) выступал, в частности, образованный в г. Дьере на западе страны Национальный комитет Задунайского края, претендовавший на роль альтернативного центра власти, что создавало угрозу двоевластия. В области Боршод национальный совет также выражал неподчинение правительству. Призывы к неповиновению звучали со страниц прессы и по радио, также вышедшему из-под правительственного контроля. Некоторый перелом стал намечаться только через несколько дней, 2 - 3 ноября, когда правительство, обратившись в ООН за поддержкой требований нейтралитета Венгрии, доказало тысячам венгров свою последовательность в отстаивании национальных интересов.

По мнению Желицки, "в конце октября - начале ноября 1956 г. все внутренние и внешние признаки говорили о том, что борьба за придание венгерскому социализму более привлекательных,.гуманистических черт одержит победу. Ничего не предвещало новых столкновений и испытаний". Автор, конечно, не оставляет без внимания кровавый инцидент 30 октября у здания Будапештского горкома, но в таком случае все же складывается в целом неадекватное представление о масштабе этой кровавой расправы, жертвой которой стал не только И. Мезе, но и десятки человек, в том числе, кстати сказать, и фотокорреспондент французского иллюстрированного журнала "Paris match" Педраццини, запечатлевший "будапештскую осень" в яркой фотохронике. Этот эпизод вызвал соответствующую реакцию со стороны не только известных венгерских антикоммунистических политиков (см., например, выступление лидера правой социал-демократии А. Кетли⁵), но и за рубежом, указав западной общественности, симпатизировавшей венгерским повстанцам, на реальную опасность разгула насилия и охлократии в случае полного распада органов государственной власти, неспособности правительства сдержать резкий сдвиг политической жизни вправо. Как писала не без оснований одна из влиятельных западноевропейских газет, охота на сотрудников госбезопасности превратилась в последние три дня октября в своего рода спорт. На свободу действительно было выпущено 3,5 тыс. политических заключенных, но кроме них еще и примерно 10 тыс. уголовников, что придало происходившим в Будапеште событиям весьма своеобразную окраску и заставило через 12 лет пражских реформаторов 1968 г. прилагать все усилия для того, чтобы избежать развития событий по венгерскому сценарию (обо всем этом, кстати говоря, не забывает в своих работах Гати - эксперт администрации Б. Клинтона по восточноевропейским делам). Вообще признание политической нецелесообразности и юридической незаконности советского военного вмешательства в Венгрии отнюдь не должно означать оправдания (или замалчивания) бессмысленного насилия и террора, вершившихся в те трагические дни экстремистски настроенными элементами. Венгерская революция дала не только примеры мужества в отстаивании суверенитета и демократических идей. Ее реальный, немифологизированный опыт стал грозным предостережением для последующих поколений борцов с тоталитаризмом.

Автор подает события в слишком розовом свете, когда пишет, что кроме эксцесса у горкома на площади Республики "ничто не нарушало внутреннее спокойствие". Примеров можно привести немало, наиболее показательный - это попытка повстанцев группы И. Дудаша захватить здание МИД Венгрии уже в начале ноября.

О первых признаках налаживания мирной жизни, когда в Будапеште "заработал транспорт, горожане приступили к уборке территорий и очистке улиц от руин", можно говорить только применительно к субботе 3 ноября, дню кануна решающей советской военной акции. Вопрос этот уже давно не является дискуссионным в венгерской литературе. Сам факт начавшегося налаживания мирной жизни подтверждал правоту Микояна, который убеждал соратников в Президиуме ЦК не торопиться с военным вмешательством, а советское правительство в конце октября - начале ноября 1956 г. сделало выбор, не отвечавший реальным интересам СССР. Это, однако, не означает, что надо оправдывать жестокие буйства разъяренной толпы или (что наблюдается гораздо чаще) делать вид, будто ничего подобного в Венгрии не было.

Едва ли "население жило в ожидании наступающего примирения как с советскими войсками, так и со своим обновляющимся партийно-государственным руководством". Во-первых, речь шла не о примирении, а о выводе иностранных войск, а во-вторых, в настроении основной массы венгров доминировало в те дни другое - надежда на то, что Запад и ООН не дадут Венгрию "в обиду", предотвратят советское военное вмешательство.

Нельзя согласиться и с утверждением, что правительство Надя "не догадывалось, как Кремль на самом деле оценивает его намерения частичной либерализации политической жизни и вывода советских войск из страны". Если это так, то как можно объяснить его обращение уже 1 ноября в ООН с просьбой о защите суверенитета?

По мнению Желицки, советское руководство вынесло свой окончательный вердикт политике Надя под влиянием Ракоши, Гере и др., соответствующим образом изображавших положение дел в Венгрии. Судя по тому, что Хрущев одобрил включение в первые программные документы кадаровского правительства предельно жестких оценок деятельности также и Ракоши и Гере, влияние их на советских лидеров в очерке преувеличено. Кстати, автор также упоминает, что Хрущев в одном из выступлений на Президиуме ЦК назвал основной причиной венгерского кризиса именно ошибки Ракоши, Гере и др., которые довели страну до кризисного состояния.

Затрагивается и болезненная проблема сотрудничества Надя с органами НКВД в 1930-е годы. Не только у Желицки, но и в большинстве работ венгерских историков чувствуется стремление по возможности обойти здесь острые углы. Это и понятно, учитывая давление вненаучных факторов, в частности большое внимание венгерского общественного мнения к персоне Имре Надя, ставшего для значительной части общества (кроме консерваторов и правых радикалов) фигурой знаковой, символом сопротивления сталинскому тоталитаризму и борьбы за национальные и демократические ценности. Сам факт обнародования Я. Райнером в первом томе биографии Имре Надя⁶ документов о его деятельности в качестве агента НКВД стал предметом судебных тяжб между будапештским Институтом по изучению истории революции 1956 года и родственниками Надя. Однако в некоторых работах дело представляется так, что информация, поступавшая в "органы" от Имре Надя, была приобщена к следственным делам чуть ли не вопреки его воле. Между тем В. Л. Мусатов, много лет посвятивший изучению Венгрии в новейшее время, приводит в качестве неоспоримого свидетельства собственноручно написанную 20 марта 1940 г. автобиографию Надя, где указывалось: "С НКВД я сотрудничаю с 1930 года. По поручению я был связан и занимался многими врагами народа"⁷. Не в качестве оправдания Надя, но возникает, правда, естественный вопрос: что могло ожидать в конце 1930-х годов - в случае отказа от тесного сотрудничества с НКВД - человека с довольно туманной биографией, долго работавшего за границей, исключавшегося из партии. В то же время встречающиеся иногда даже в научных трудах утверждения о том, что 15 или более человек были расстреляны или погибли в лагерях именно вследствие доносов Надя, выглядят голословными⁸. В этом вопросе нельзя ограничиваться слухами, распространенными в среде венгерской коммунистической эмиграции в СССР, следует обратиться к архивным источникам. Д. Лукач - один из крупнейших философов-марксистов XX в. - был арестован в июне 1941 г. и два месяца находился на Лубянке. Появились сообщения о мнимой причастности Надя к его аресту⁹. Однако в конце 1990-х годов я вместе с известным переводчиком венгерской литературы В. Середой ознакомились с делом Лукача, и оказалось, что во всем этом многостраничном следственном деле нет никаких упоминаний о доносах Имре Надя¹⁰.

Остается открытым также вопрос: почему документы 1930-х годов из архивов НКВД, компрометирующие Надя, не были использованы против него в 1957 - 1958 гг. при подготовке судебного процесса. Но даже если бы удалось доказать прямую причастность Надя к уничтожению некоторых соратников, позиция стыдливого замалчивания была бы здесь неправильна: любые компрометирующие Надя документы 1930-х годов, при всей их важности для составления полной картины о нем как личности, вместе с тем не дают сами по себе каких-либо оснований для пересмотра, переоценки его роли в общественно-политической жизни Венгрии середины 1950-х годов и революции 1956 года.

Приведенный в конце очерка текст последнего слова Надя, произнесенного 15 июня 1958 г. на неправедном суде, является плодом досужего вымысла журналистов, аутентичный текст приведен в книге Райнера¹¹.

К сожалению, автор не конкретизирует, какие политические причины заставили венгерский суд несколько раз откладывать процесс по делу Надя. Как ныне выяснилось, осенью 1957 г. суд был отложен по настоянию Москвы, дабы не отпугнуть руководителей Союза коммунистов Югославии от участия в совещании компартий в дни 40-летия Октябрьской революции (Тито и его окружение были категорически против суда, опасаясь, что показания подсудимых будут использованы против Югославии, как это было в случае с "делом Райка" в 1949 году). В феврале 1958 г. суд также был отложен по просьбе советских вождей, боявшихся, что приговор Надю послужит для западных держав поводом отвергнуть выдвинутый СССР пакет мирных инициатив.

Версия о решающей ответственности Кремля за казнь Надя настолько утвердилась в западной литературе и не вызывает вопросов, что даже автор биографии Хрущева У. Таубман не обратил в этой связи внимания на новые, недавно введенные в научный оборот источники¹². В том, что именно Москва повинна в казни Надя, были уверены и левые на Западе. Мать известного русского писателя В. Ерофеева Галина Ерофеева (в 1958 г. жена советского дипломата, работавшего в Париже) вспоминает, как поэт-коммунист Л. Арагон, прочитав в "L'Humanite" сообщение о судебном приговоре, прибежал в советское посольство, возмущенный до глубины души: "Неужели у вас не хватило бы чечевичной похлебки, чтобы прокормить Надя до конца его дней?", - гневно вопрошал он принявшего его атташе по культуре¹³. Однако краткая запись заседания Президиума ЦК КПСС от 5 февраля 1958 г. фиксирует действительную позицию Москвы: "Проявить твердость и великодушие"¹⁴. Напрашивается однозначная интерпретация: начатый процесс следует довести до завершения, однако смертные приговоры вовсе не обязательны.

Из документов следует, что Хрущев демонстрировал жесткость в "деле Имре Надя" до июньского пленума 1957 г., пока в руководстве КПСС занимали сильные позиции его оппоненты, всегда готовые использовать против него венгерские события. Позже его отношение к проблеме Надя изменилось. После 4 октября 1957 г. Хрущеву, для того чтобы доказать всему миру мощь СССР, вполне хватало спутника (да еще и межконтинентальных ракет, испытанных в августе 1957 г.). Суровый приговор Надю, напротив, мог бы несколько подпортить привлекательность облика "страны Советов" в глазах тех (в первую очередь в странах "третьего мира"), кто, восторгаясь техническими достижениями СССР, в той или иной мере был склонен распространять свои симпатии и на его политическую систему. Таким образом, процесс по делу Надя для Хрущева, по большому счету, утратил актуальность.

В феврале 1958 г. Кадар оказался перед выбором: провести суд быстро, смягчив приговоры, или дождаться момента, когда смертный приговор оказался бы более кстати для Москвы. Венгерский лидер пошел по второму пути. Проявив предельную жестокость в деле Надя (в общем не слишком свойственную этому прагматическому политику), Кадар окончательно выбил оружие у своих критиков слева, сторонников полной реставрации той системы, которая была решительно отвергнута венгерским народом в октябре 1956 года. К тому же Надь до конца своих дней персонифицировал собой нелигитимность прихода Кадара к власти и был в силу этого крайне неудобен для последнего. Смертный приговор пришелся на самый апогей советско-югославской полемики, вызванной новой программой Союза коммунистов Югославии. Принятая весной 1958 г. на VII съезде этой партии, она была объявлена в Москве ревизионистской. Рассерженный на Тито Хрущев был теперь в принципе не против того, чтобы строптивый югославский лидер воочию увидел, как кончают свои дни некоторые из "ревизионистов".

В заключение хотелось бы пожелать авторам биографических очерков внимательнее следить за текущей литературой, а главное - не игнорировать факты, плохо вписывающиеся в априорную концепцию.

Примечания

1. РАЙНЕР М. Имре Надь, премьер-министр венгерской революции 1956 года. М. 2006.
2. Отчет Суслова о пребывании в Венгрии см.: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. М. 1998, с. 85 - 87.
3. Исторический архив, 1993, N 4, с. 117.
4. Президиум ЦК КПСС. 1954 - 1964. Т. 1. Черновые протокольные записи. Стенограммы. М. 2003, с. 181 - 187. Далее цитаты из выступлений на заседаниях Президиума ЦК даются по этому же изданию.
5. Советский Союз и венгерский кризис 1956 года, с. 505 - 506.
6. RAINER M. Nagy Imre. I. kot. 1896 - 1953. Bp. 1996.
7. МУСАТОВ В. Л. Трагедия Имре Надя. - Новая и новейшая история, 1994, N 1, с. 167.
8. Там же.
9. Независимая газета, 29.X.1998.
10. Беседы на Лубянке. Следственное дело Дьердя Лукача. 2-е, испр. и доп. изд. М. 2001.
11. РАЙНЕР М. Ук. соч. Гл. 13.
12. ТАУБМАН У. Хрущев. М. 2005.
13. ЕРОФЕЕВА Г. Нескучный сад. М. 1998, с. 85.
14. Президиум ЦК КПСС. 1954 - 1964. Т. 1, с. 293.

Вопросы истории,  № 2, Февраль  2008, C. 90-98.