Сергий

Любанская наступательная операция 1942 года

2 сообщения в этой теме

Трагедия Мясного Бора
Иванова, Изольда Анатольевна
Трагедия Мясного Бора:
Сборник воспоминаний участников и очевидцев Любанской операции



Г. И. Геродник, писатель, бывш. старшина 43-го олб

От имени павших и живых

Конец 1941 — начало 1942 года. Самая трудная пора для зажатых стальным кольцом блокады ленинградцев: голод, нет света, не работает отопление. За водой горожане ходят на Неву. На улицах — двухметровые сугробы, стоят трамваи. Выбиваясь из последних сил, люди тянут на саночках хоронить своих близких.

С Вороньей горы и с других высот фашисты систематически обстреливают город. Жерла дальнобойных крупповских орудий нацелены на Эрмитаж и Исаакиевский собор, на Публичную библиотеку и Адмиралтейство, на мосты и железнодорожные вокзалы, на жилые дома, школы, театры, на наиболее оживленные площади и перекрестки...

В эти дни каждый думал о том, чем и как помочь попавшим в большую беду ленинградцам.

Судьба Ленинграда была одной из первостепенных забот правительства. Прорыв блокады осажденного города Ставка возложила на вновь созданный Волховский фронт. В его состав вошли 2-я ударная, 59-я, 52-я и 4-я общевойсковые армии. Навстречу волховчанам должна была с боями продвигаться 54-я армия Ленинградского фронта (командарм генерал И. И. Федюнинский). Общий ориентир — железнодорожная станция Любань.

Итак, в начале 1942 г. 2-я ударная вышла на заданный рубеж. Боеприпасов — намного меньше положенной нормы, танков ничтожно мало, да и те маломощные, почти необеспеченные горючим. В воздухе — полное господство вражеской авиации. И лишь таким «боекомплектом», как патриотический, боевой дух солдат и командиров, армия оказалась обеспеченной сполна, да еще титул «ударная» обязывал только побеждать.

После двух безуспешных попыток оборона противника была наконец прорвана между Новгородом и Чудовом, в районе станции Мясной Бор. Для операции такого масштаба участок прорыва оказался угрожающе узким. Однако на его расширении 2-я ударная не задержалась. Это, мол, сделают другие, поддерживающие армии фронта. А дивизии, отдельные стрелковые бригады прорыва и приданные им лыжные батальоны, не теряя ни минуты, шли вперед, только вперед!

На карте запланированная операция выглядела вполне осуществимой. Здесь — Волхов, шоссе, железная дорога, там — Любань, неподалеку от нее, рукой подать, — Ленинградский фронт. «Да наша героическая ударная на едином дыхании прорвет эту сравнительно неширокую полосу!» Однако, как говорили в старину, гладко было на бумаге, да забыли про овраги.

Склонный к принятию волюнтаристических решений, Главнокомандующий частенько не замечал «оврагов». И даже если видел их, не принимал в расчет. Одним из главных просчетов в планировании Любанской операции была недооценка труднейших природных условий в выбранном секторе прорыва. С первого же километра путь воинам преградил первозданный бор, изобилующий неодолимыми препятствиями в виде ветровалов, болот. Метровый, а иногда полутораметровый, полог снега пригнул-примял к земле подлесок. А под толщей снега даже при 30-градусном морозе пришельцев ждали коварные ловушки — незамерзающие бездонные хляби.

Любанцы — назовем участников операции этим наименованием — приняли единственно возможное в этих условиях решение: стали прорубать просеки и стелить лежневки. Вскоре выяснилось: топоров и пил мало, некоторые части и соединения так и не запаслись необходимыми волокушами...

Из-за бездорожья в первые же дни боев сильно отстали обозы с боеприпасами и продовольствием. На выручку пришли лыжники и специально выделенные подразделения пехоты. На себе в заплечных вещмешках они на многие километры подносили патроны, мины и снаряды, сухари и хлебные буханки, концентраты и табак...

Все дальше и дальше врубались (в прямом и переносном смысле) любанцы в глубокоэшелонированную оборону противника. Кроме обычных преград — проволочных заграждений, минных полей, дзотов — немцы применили новинку: на особо важных направлениях, в том числе на подходах к селениям, путь нашей пехоте преграждали высокие снежные валы, обильно политые водой. Из-за нехватки у артиллерии снарядов штурмовые подразделения частенько брали эти укрепления лишь с помощью стрелкового оружия и рукопашных атак.

Всполошилось самое высокое немецкое командование. Начальник генштаба вермахта генерал Франц Гальдер в те дни записывал в своем «Военном дневнике»: «27 января 1942 г. На фронте группы армий "Север" противник добился тактического успеха на Волхове».

«30 янв. Чрезвычайно напряженная обстановка на Волховском фронте».

«31 янв. В районе Волхова обстановка еще более обострилась...»

Конечно же, немецкое командование констатацией фактов не ограничивалось. Оно приказало в срочном порядке перебросить в район прорыва дивизии из-под Ленинграда, с других участков Восточного фронта и даже из Западной Европы.

Рвущиеся вперед любанцы наталкивались на возрастающее с каждым днем сопротивление противника, а обещанной с Большой земли помощи не получали. Поддерживающие армии не сумели, не смогли справиться с возложенными на них задачами — расширить горловину прорыва, после чего войти в него и развить успех 2-й ударной.

Подвергая себя огромному риску, армия прорыва порой была вынуждена продвигаться вперед с открытыми флангами.

Из далекого-предалекого тыла в район ожесточенных боев приходили тревожные, подчас противоречивые слухи: «мясноборский "коридор" не только не расширен, но еще более сузился», «мясноборская горловина полностью перекрыта противником». А затем обнадеживающие, уже официальные вести: «Нить, связующая армию с Большой землей, восстановлена...».

Создалась чрезвычайно редкая в истории войн ситуация. Но даже тогда, когда 2-я ударная армия оказывалась в полном окружении, она не впадала в панику, не меняла своих планов, не производила перегруппировок своих войск, чтобы вырваться из кольца, а целеустремленно продолжала выполнять свою главную боевую задачу.

Можно сказать и так: для 2-й ударной был приемлем лишь один вариант прорыва кольца — соединение с 54-й армией у Любани. Лозунг: «Вперед! Только вперед!» не снимался и тогда, когда голодный паек любанцев оказался меньшим, чем у ленинградцев, на помощь к которым они спешили.

Глубина прорыва достигла 70-75 км. Любань была уже рядом. Но достичь ее все-таки, как и у армии Федюнинского, не хватило сил. 30 апреля 2-я ударная армия с разрешения Ставки перешла к обороне. Позже, сдерживая напор вражеских дивизий, она стала отходить к Мясному Бору.

На оставшихся в живых, измотанных до предела любанцев обрушивались все новые и новые беды... В 42-м наступила необычно ранняя теплая весна. Вспучились многочисленные болота и болотца, повыходили из берегов, образуя сплошные озера, реки и речки. Лежневки повсплывали, полая вода во многих местах разметала, унесла жерди и бревна. Армия уже доедала лошадей. Автотранспорт, и без того бездействовавший из-за отсутствия горючего, окончательно замер. Прямо под деревьями на мху и лапнике лежали сотни, тысячи раненых. Вывезти их на Большую землю не было возможности. В довершение всех бед тяжело заболел командарм Клыков{31}, а присланный на смену ему генерал Власов в труднейших условиях окружения оказался не на высоте и в конце-концов, попав в плен, пошел на прямую измену Родине.

Июнь 1942 г. В разгаре лето, а любанцы еще в зимнем обмундировании, вернее, в том, что осталось от него. Из изодранных вдрызг ватников и ватных брюк торчали клочья почерневшей ваты. Ушанки, шинели были покрыты рыжими, бурыми и черными подпалинами от огня костров. Подошвы сапог и ботинок многим приходилось прикручивать проволокой.

От длительного голодания у каждого второго воина цинга, дистрофия. От многонедельного пребывания в воде распухли суставы. Давно небритые лица и руки изъедены гнусом. Те, кто еще мог стоять на ногах, вели под руки или несли на самодельных носилках раненых и окончательно обессилевших товарищей...

После очередного полного перекрытия мясноборской горловины узкий «коридор» ценой больших жертв был прорублен заново. 24-26 июня под губительным обстрелом из кольца вырывались последние окруженные любанцы: больные, раненые, выбившиеся из сил... С боем выходили подразделения, оставленные командованием для прикрытия отхода.

Добравшись наконец до передовых позиций наших войск, некоторые любанцы становились на колени и целовали обетованную Большую землю, обнимали сосны и ели, растущие на этой земле...

Мясной Бор.zip

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

СЯКОВ Ю. А. ЛЮБАНСКАЯ НАСТУПАТЕЛЬНАЯ ОПЕРАЦИЯ 1942 ГОДА

В большинстве публикаций, посвященных неудачной Любанской операции 1942 г. Волховского фронта, которая должна была привести к разгрому немецко-фашистских захватчиков под Ленинградом и полному снятию блокады, сложился определенный стереотип в оценке событий. Примером может служить "История второй мировой войны 1939 - 1945", в которой "Неблагоприятный исход боевых действий 2-й ударной армии в значительной степени был определен бездействием и трусостью ее командующего генерала А. А. Власова. Бросив свои войска на произвол судьбы, он изменил Родине, добровольно перешел на сторону врага". Провалы в руководстве операцией, неумелое командование войсками, гибель десятков тысяч людей были объяснены предательством генерала А. А. Власова1. Командующий Волховским фронтом генерал армии К. А. Мерецков и сменивший его в результате объединения фронтов командующий Ленинградским фронтом и Волховской оперативной группой генерал-лейтенант М. С. Хозин были выведены из-под удара критики советских историков.

Проанализировать причины поражения советских войск на волховских рубежах в 1942 г. впервые попытался М. С. Хозин. В 1966 г. в "Военно-историческом журнале" он опубликовал статью "Об одной малоисследованной операции", посвященную сражению на Волхове2. Но она больше напоминала запоздалую попытку оправдаться перед современниками за гибель тысяч воинов 2-й ударной и других армий, воевавших на внешнем кольце блокады Ленинграда и оказавшихся заложниками генеральских интриг и неумелого руководства войсками. Что это было именно так, свидетельствуют документы.

В распоряжении Ставки 8 июня 1942 г. говорилось: "За невыполнение приказа Ставки о своевременном и быстром отводе войск 2-й ударной армии, за бумажно-бюрократические методы управления войсками, за отрыв от войск, в результате чего противник перерезал коммуникации 2-й ударной армии и последняя была поставлена в исключительно тяжелое положение, снять генерал-лейтенанта Хозина с должности командующего Ленинградским фронтом и назначить его командующим 33-й армией Западного фронта". Был отстранен от должности член Военного совета Ленинградского фронта Тюркин как не справившийся с работой3.

 

Directive41_12_17.PNG
Так было задумано

Defensive_pincers_in_battle_of_Volkhov.p
А так получилось


В докладной записке начальника особого отдела Волховского фронта старшего майора госбезопасности Д. И. Мельникова заместителю наркома внутренних дел комиссару госбезопасности 3-го ранга В. С. Абакумову о срыве боевой операции по выводу войск 2-й ударной армии из вражеского окружения говорилось: "Окружение 2-й ударной армии... противнику удалось произвести только из-за преступного халатного отношения командующего фронтом генерал-лейтенанта Хозина, не обеспечившего выполнение директивы Ставки о своевременном отводе войск армии из-под Любани и организации боевых операций в районе Спасской Полисти"4. В своей аналитической записке начальник особого отдела давал объективную оценку событиям, указывал на очевидные промахи командиров в управлении войсками, неразбериху, которая царила на переднем крае. "2-я ударная армия к моменту окружения противником очутилась в крайне тяжелом положении, в дивизиях насчитывалось от двух до трех тысяч человек бойцов, истощенных ввиду недоедания и переутомления непрерывными боями. С 12 по 18 июля 1942 г. бойцам и командирам выдавалось по 400 г конины и 100 г сухарей, в последующие дни выдавалось от 10 до 50 г сухарей, в отдельные дни бойцы продуктов не получали вовсе, что увеличило число истощенных бойцов и появились случаи смертности от голода"5. В окруженной группировке советских войск были зафиксированы случаи людоедства, самоубийств по причине голодного психоза, сдачи в плен отдельных бойцов. Истощенная голодом, предельно уставшая армия сражалась в волховских болотах. И это отмечали в донесениях командиры немецких частей.

После победы под Тихвином в декабре 1941 г. перед войсками вновь образованного Волховского, а также Ленинградского и Северо-Западного фронтов была поставлена задача разгромить группировку противника под Ленинградом и снять с него вражескую блокаду. 17 декабря 1941 г. командующему войсками Волховского фронта К. А. Мерецкову была передана директива Ставки ВГК N005826 о переходе в общее наступление6. В ней ставилась задача войскам фронта в составе 4-й, 59-й, 2-й ударной и 52-й армий разбить противника, обороняющегося по западному берегу реки Волхов, и главными силами армий выйти на фронт Любань, станция Чолово. В дальнейшем предписывалось, наступая в северо-западном направлении, окружить противника, обороняющегося под Ленинградом, и во взаимодействии с войсками Ленинградского фронта пленить его, а в случае отказа противника сдаться в плен, истребить. Каждой армии давались конкретные указания. Войска Северо-Западного фронта получили задачу правым крылом нанести удар в направлении Старая Русса, Сольцы, Дно, перерезав коммуникации новгородской группы противника, и во взаимодействии с войсками левого крыла Волховского фронта нанести ей поражение, содействуя тем самым решению главной задачи - снятию блокады Ленинграда. Ленинградскому фронту предстояло "содействовать Волховскому фронту в разгроме противника, обороняющегося под Ленинградом, и в освобождении Ленинграда от блокады"7.

Ставка исходила из того, что общее соотношение сил на северо-западном направлении, с учетом поступающего пополнения, складывалось в пользу советских войск. На 1 января 1942 г. в группе армий "Север" было 665 тыс. человек, 6 тыс. орудий и минометов и 160 танков. На фронте южнее Ладожского озера действовало 13 вражеских дивизий8. В войсках Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов на ту же дату насчитывалось 725 тыс. человек, 9 тыс. орудий и минометов, 230 тяжелых и средних танков.

Советские войска превосходили противника в живой силе, в количестве орудий, минометов и танков, но было крайне мало боеприпасов. Противник имел преимущество в авиации, что уравнивало технические возможности противоборствующих сторон. Ставка, как оказалось впоследствии, ошибочно предполагала, что успешное контрнаступление советских войск под Москвой не позволит немецко-фашистскому командованию усилить группу армий "Север" резервами или соединениями, снятыми с других участков советско-германского фронта. В Москве считали, что наличных сил у Волховского, Ленинградского и Северо-Западного фронтов достаточно для того, чтобы разгромить противника под Ленинградом и снять блокаду с осажденного города. Поэтому не предполагалось использовать на этом участке фронта стратегические резервы кроме тех армий, что были определены для наступления в начале операции.

Времени на подготовку наступательной операции практически не оставалось. Неудачен был выбор направления главного удара. Наступать по бездорожью в лесисто-болотистой местности против не сломленного в предшествующих сражениях и не павшего духом противника, не собрав в единый кулак войска, не имея в достатке боеприпасов и автоматического стрелкового оружия, было слишком рискованно. Однако командующий Волховским фронтом Мерецков пошел на этот риск, хотя, как опытный военачальник, понимал, что войска после кровопролитных боев за Тихвин не успели привести себя в порядок, не получили достаточно пополнений и вооружений.

В отличие от Г. К. Жукова, который мог вступить в спор с Верховным главнокомандующим, Мерецков испытывал страх перед И. В. Сталиным, становился вялым и безвольным человеком, когда надо было принимать ответственные решения. В начале войны его арестовали по подозрению в связи с "врагами народа". Весь июль и август 1941 г. Мерецков провел в следственном изоляторе НКВД, где следователь Шварцман резиновой дубинкой выбивал у него признание, что Мерецков вместе с Корком и Уборевичем планировал заговор против "товарища Сталина". Такие показания дали сорок генералов и командиров Красной армии, с которыми он вместе служил или был знаком. Итогом следствия мог быть только расстрел.

Однако Сталин вспомнил о Мерецкове, когда понял, что в войсках не хватает опытных генералов, и приказал освободить его. В сентябре К. А. Мерецков вместе с Н. А. Булганиным и Л. З. Мехлисом был направлен представителем Ставки Верховного Главнокомандования на Северо-Западный фронт. 17 сентября он был отозван в Ставку и послан в 7-ю армию на Карельский перешеек, где дела складывались очень плохо. Финские войска взяли Петрозаводск и форсировали реку Свирь. 24 сентября он принял на себя командование армией и сумел стабилизировать положение. Мерецков выполнил еще одно ответственное поручение Сталина, когда в тяжелейшей ситуации вступил в командование 4-й армией, не допустил противника к Свири и разгромил Тихвинскую группировку противника. Но месяцы, проведенные в камере НКВД, не прошли даром. Они надломили волю генерала, вселили в него страх при принятии ответственных решений и как раз тогда, когда особенно требовалась концентрация воли, сила духа и твердость характера.

В период подготовки к наступательной операции 29 декабря 1941 г. Сталин прислал командующему Волховским фронтом письмо. В нем говорилось: "Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступление Волховского фронта не разменивалось на мелкие стычки, а вылилось в единый мощный удар по врагу"9. Груз ответственности, возложенный Ставкой, мешал командующему Волховским фронтом принять правильное решение - не торопиться с наступательной операцией, пока войска не будут к ней готовы. Дивизии этого фронта не успевали выйти в район сосредоточения для нанесения главного удара, командиры не смогли детально изучить оборону противника, разработать подробные планы действий, в войсках не хватало продовольствия и боеприпасов.

Еще 23 декабря 1941 г., накануне предполагаемого наступления, Мерецков направил начальнику Генерального штаба Красной Армии донесение: "22 декабря представитель управления формирований Красной Армии доложил мне, что дивизии 59-й армии прибывают без положенного вооружения. Так, на всю 378 сд имеется только 379 винтовок, 3 станковых и 15 ручных пулеметов, 4 миномета. В 374 сд имеется на всю дивизию 344 винтовки и 3 миномета. Закончившая выгрузку 376 сд имеет только 8 комплектов упряжи на 36 орудий, в дивизии полностью отсутствуют средства связи и автотранспорт. 372 сд, закончившая выгрузку, имеет на всю дивизию 533 винтовки, 7 ручных пулеметов, 6 минометов, 8 орудий дивизионных и 12 полковых без единого комплекта упряжи. Никаких средств связи дивизия не имеет. Чтобы не терять времени на довооружение, решил направлять дивизии в том состоянии, как они прибывают, в район сосредоточения, так как считаю, что вооружение для дивизий будет подано, и довооружение будем производить в районе сосредоточения. При условии отхода противника это большого риска не вызывает, если подача оружия не задержится"10. Таким образом дивизии отправляли на передний край практически безоружными в расчете, что противник не предпримет наступательных действий. 6 января 1942 г. в разговоре по прямому проводу с заместителем начальника Генерального штаба А. М. Василевским Мерецков вновь поднимал этот вопрос11.

В таких условиях начиналось наступление. Идущим в атаку бойцам обещали, что в ближайшее время им подвезут боеприпасы, продовольствие, автоматическое стрелковое оружие. К наступлению на Волховском фронте готовились четыре армии, но только одной из них, 2-й ударной, уделяли внимание исследователи войны. Во многом трагический исход Волховского сражения был предопределен тем, что все армии в силу разных объективных и субъективных причин не выполнили поставленные перед ними задачи. Бой был проигран еще на исходном рубеже.

2-й ударной армией командовал бывший заместитель наркома внутренних дел генерал Г. Г. Соколов, который не имел опыта штабной и боевой работы. Приняв армию, он начал издавать "суворовские" приказы: "Хождение, как ползанье мух осенью, отменяю и приказываю впредь в армии ходить так: военный шаг - аршин, им и ходить. Ускоренный - полтора, так и нажимать. С едой не ладен порядок. Среди боя обедают и марш прерывают на завтрак. На войне порядок такой: завтрак - затемно, перед рассветом, а обед - затемно, вечером. Днем удастся хлеба или сухарь с чаем пожевать - хорошо, а нет - и на том спасибо, благо день не особенно длинен. Запомнить всем - и начальникам, и рядовым, и старым, и молодым, что днем колоннами больше роты ходить нельзя, а вообще на войне для похода - ночь, вот тогда и маршируй. Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцом и морозу не поддаваться. Уши и руки растирай снегом" (Приказ N 14 от 19 ноября)12.

Формировалась 2-я ударная армия осенью 1941 г. на территории Приволжского военного округа как обычная полевая, под номером 26. 2-й ударной она стала в декабре 1941 г., когда находилась в эшелонах на пути к Волхову. К линии фронта бойцы 2-й ударной шли пешком, утаптывая снег, доходивший до пояса. На пути встречались незамерзшие болотистые места и речушки с наледью на поверхности. Выбивались из сил обозные кони. Кончилось горючее, и машины остановились. Запасы боеприпасов, снаряжения, продовольствия пришлось нести на себе"13. Усталая и голодная армия еще до начала боев оказалась практически без техники и с малым количеством боеприпасов.

5 января в Москве состоялось заседание Ставки, которое приняло решение о всеобщем наступлении от Баренцова до Черного моря. Против этого плана высказались Г. К. Жуков и Н. А. Вознесенский. Но их доводы, что армия еще не располагает достаточными материальными ресурсами для столь масштабных действий, не были приняты во внимание. После заседания начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников сказал Жукову: "Вы зря спорили: этот вопрос был заранее решен Верховным"14. В книге Х. Польмана "Волхов: 900 дней боев за Ленинград 1941 - 1944" так оценивается это решение: "То, что немецкий фронт на Волхове привлек к себе очень значительные силы, безусловно, существенно облегчило положение ведущей тяжелые бои и неоднократно прорванной обороны немецкой центральной группировки войск. Сталин совершил ту же ошибку, что и Гитлер, - он хотел наступать везде и поэтому не добился решающей победы нигде"15. Верховный подгонял командующих фронтами, требовал быстрее развернуть наступательные действия. Сталин поставил перед Красной армией задачу - в течение 1942 г. окончательно разгромить врага и изгнать его с советской территории.

Командующий Волховским фронтом морально не был готов взять на себя такую ответственность. Отсюда поспешность и непоследовательность при подготовке армий к наступлению, недооценка врага, медлительность и непоследовательность в принятии решений. Это отмечали многие командиры в штабах Волховского фронта. 59-й и 52-й армиям ставились сначала одни задачи, потом - другие. Менялась дислокация, дивизии передавались из одной армии в другую. Неразбериха накануне операции усиливала нервозность командиров, непонимавших происходящее, порождала апатию.

Главный удар Мерецков решил нанести силами 2-й ударной и 59-й армий, прорвать оборону в районе Спасской Полисти, выйти на рубеж Любань, Дубовик, Чолово и уничтожить во взаимодействии с 54-й армией Ленинградского фронта любанско-чудовскую группировку противника. После разгрома противника на этом участке предполагалось наступать в северозападном направлении и при содействии Ленинградского фронта прорвать блокаду Ленинграда.

В боевом донесении, подписанном 7 января 1942 г. в 00 ч. 20 мин., Мерецков сообщал Верховному Главнокомандующему: "Несмотря на то, что сосредоточение не закончено, 2-я ударная армия перейдет 7 января в наступление. Основные трудности: не прибыла армейская артиллерия 2-й ударной армии, не прибыли ее гвардейские дивизионы, не сосредоточилась авиация, не прибыл автотранспорт, не накоплены запасы боеприпасов, не выправлено еще напряженное положение с продфуражом и горючим". Приготовления к наступлению не прошли незамеченными для противника. Он предпринимает энергичные атаки на позиции 59-й и 4-й армий. В том же донесении Мерецков сообщает Сталину: "Одновременно с контрнаступлением на фронте 59-й армии противник вел контрнаступление также и на левом фланге 4-й армии, хотя там контрнаступление отбито, противник понес большие потери, но 65 и 4 сд были отброшены на 2 - 3 км"16. То, что частям Красной армии приходилось отступать под натиском противника, не вызвало тревоги в штабе Мерецкова. Между тем на флангах предполагаемого прорыва были сосредоточены крупные силы немцев, которые в дальнейшем сумели удержать свои позиции и предопределить исход, как его называли немцы, Волховского сражения.

7 января 1942 г., не ожидая сосредоточения всех соединений, 4-я и 52-я армии Волховского фронта перешли в наступление. Затем стали последовательно вводиться в бой прибывающие войска 59-й и 2-й ударной армий. Наступление велось в направлении Любани и Тосно. В течение трех дней войска фронта безуспешно пытались прорвать вражескую оборону. Ветеран войны И. С. Катышкин, служивший в штабе 59-й армии, писал: "...Войска наших первых эшелонов после короткой артиллерийской подготовки перешли в наступление. Под сильным вражеским огнем они по льду переправились через реку Волхов, вышли на ее западный берег и даже захватили там несколько небольших плацдармов. Но противник, подтянув свои резервы, тут же провел ряд сильных контратак и отбросил наши части назад. Последовал еще целый ряд атак и, естественно, контратак. Наши полки и батальоны то цеплялись за противоположный берег реки, то под напором фашистских танков и автоматчиков вновь откатывались на исходные позиции. Так продолжалось несколько дней. Наконец 10 января командующий 59-й армией, доложив обстановку штабу фронта, попросил разрешения временно прекратить наступление, дать возможность уставшим войскам привести себя в порядок, обеспечить всем необходимым для продолжения операции. И такая передышка была предоставлена"17.

Командир 327-й сд 2-й ударной армии И. М. Антюфеев вспоминал: "Вечером 31 декабря 1941 г. командующий 2-й ударной армией генерал-лейтенант Г. Г. Соколов приказал мне к рассвету 3 января сменить части 52-й армии на восточном берегу Волхова на участке Селищенские казармы - Городок и 6 января быть готовым к наступлению. Задача дивизии - прорвать оборону противника на левом берегу Волхова и, обойдя опорные пункты его обороны, овладеть станцией Любань, расположенной в 80 км от участка прорыва. Мои попытки доказать, что дивизия не будет готова наступать к указанному сроку, поскольку нет санитарного транспорта, не получены полностью боеприпасы и вооружение по штату, нет продовольствия и фуража, не были приняты во внимание. Генерал поднял палец кверху, давая понять, что эта команда идет оттуда и обсуждению не подлежит. На рассвете 7 января начали наступление по всей полосе Селищенские казармы - Коломно (протяженностью 4 км), правее нас наступала 59-я армия. Наступление успеха не имело вследствие того, что артиллерия не могла поддержать пехоту своим огнем". "Артподготовка была недостаточной, - писал в воспоминаниях бывший командир взвода управления 327-й стрелковой дивизии П. П. Дмитриев. - ...Мы оказались безоружными и не могли подавить огневые точки врага"18.

Так началась наступательная операция. В течение трех дней войска фронта безуспешно пытались прорвать вражескую оборону. Командование фронта с разрешения Ставки 10 января 1942 г. приняло решение временно прекратить наступление, перегруппировать войска, подтянуть артиллерию, подвезти необходимые материальные и технические средства и с 13 января возобновить наступательные боевые действия19.

О неудаче первых дней наступления знали в Москве. Сохранилась запись телефонного разговора Мерецкова со Ставкой. "10 января. У аппарата Сталин, Василевский. По всем данным, у вас не готово наступление к 11-му числу. Если это верно, надо отложить на день или два. Чтобы наступать и прорвать оборону противника, надо иметь в каждой армии ударную группу хотя бы из трех дивизий и, кроме того, сосредоточить 50 - 60 орудий в районе ударной группы каждой армии для поддержки ударной группы... Если помните, я вам предлагал отложить наступление, если ударная армия Соколова не готова, а теперь пожинаете плоды своей поспешности..."20. Позднее в воспоминаниях Мерецков писал: "Чтобы подготовить наступление по-настоящему, требовалось по меньшей мере еще 15 - 20 суток. Но о таких сроках не могло быть и речи. Поэтому мы с радостью ухватились за предложенную Ставкой отсрочку наступления на два дня. В ходе переговоров выпросили еще один день. Начало наступления, таким образом, было перенесено на 13 января"21.

Одновременно начались перемещения в командном составе армий. Г. Г. Соколов по приказу Ставки был заменен генерал-лейтенантом Н. К. Клыковым, который в то время командовал 52-й армией. Его место занял генерал-лейтенант В. Ф. Яковлев. Смена командиров высокого ранга накануне наступления тоже не лучшим образом сказалась на общем ходе операции. "В ночь на десятое января, - вспоминал о своем назначении генерал Н. К. Клыков, - меня вызвали в Папоротино, где размещался штаб 2-й ударной армии. Здесь уже находились Мерецков, Запорожец и представитель Ставки Мехлис. Выслушав мой рапорт о прибытии, Мерецков объявил:

- Вот ваш новый командующий. Генерал Соколов от должности отстранен. Генерал Клыков, принимайте армию и продолжайте операцию.
Приказ был совершенно неожиданным для меня. Как продолжать? С кем? Я спросил у присутствующего здесь же начальника артиллерии:
- Снаряды есть?
- Нет. Израсходованы, - последовал ответ"22.

По словам Клыкова, он торговался с Мерецковым из-за каждого снаряда, пока тот не пообещал армии три боекомплекта, а по штатному расписанию для прорыва обороны противника требовалось пять боекомплектов и еще по два на каждый последующий день наступления.

Нечетко работали тыловые службы, отсутствовала нормальная связь, штабы дивизий и бригад не могли оперативно оценивать ситуацию в силу отсутствия достоверной информации о положении дел в полках и батальонах. "Войска уже в бою, а две армии не имеют ни одного полевого госпиталя", - вспоминал главный хирург Волховского фронта А. А. Вишневский23.

13 января после полуторачасовой артподготовки войска Волховского фронта решительно атаковали противника на западном берегу р. Волхов. Пехота с трудом преодолевала глубокий снег под непрерывным пулеметным и минометным огнем противника. Наступление развивалось медленно. С первых часов нарушились все графики. В первый день наступления 2-й ударной армии с большими потерями удалось преодолеть первый рубеж обороны немцев на участке Бор-Костылево. Наибольшего успеха добилась 327-я стрелковая дивизия Антюфеева. Выбив подразделения противника из населенного пункта Красный поселок, она овладела укрепленной позицией врага. Левее успешно действовала 58-я стрелковая бригада полковника Ф. М. Жильцова. В результате повторной атаки она отбила у врага населенный пункт Ямно. Еще левее правофланговые соединения 52-й армии вышли на западный берег реки Волхов. Здесь тоже обозначился прорыв обороны противника.

Мерецков докладывал в Москву: "Вчера, 13 января, все армии перешли в наступление, и по всему фронту в течение всего дня 13-го шли исключительно тяжелые бои. В итоге дня боевой работы успех можно отметить только на фронте 2-й (ударной) и 52-й армий... 2-я почти полностью форсировала р. Волхов, а 52-я - своей ударной группировкой, по существу, вчера только зацепилась за западный берег... Наши трудности - до сего времени не собралась еще полностью предназначенная для нас авиация, мало отпущено снарядов, и подвоз их идет по железным дорогам с большими перебоями, поэтому при артиллерийском наступлении базируемся на прямой наводке. И последнее. Желательно, если возможно, ускорить прибытие пополнения для 4-й армии"24. Для развития успеха командующие 2-ударной и 52-й армий с утра 15 января ввели в бой вторые эшелоны. Гитлеровцы отошли на рубеж реки Полнеть и встретили наступающих яростным огнем. 18 января Ф. Гальдер отметил в своем дневнике: "Положение на Волховском фронте очень напряженное"25.

16 января было принято постановление ГО КО "О недостатках в обеспечении Волховского и Северо-Западного фронтов и мерах по их устранению". В нем говорилось: "В начале января месяца Волховский и Северо-Западный фронты оказались не только без необходимых запасов продовольствия и горючего, но даже по ряду этих видов снабжения начались перебои в частях и армиях. Все это произошло в результате канцелярско-бюрократического отношения к своим обязанностям со стороны начальника Управления снабжения горючим Красной Армии генерал-майора танковых войск Котова П. В., начальника Управления продовольственного снабжения Главного интендантского управления Красной Армии генерал-майора интендантской службы Белоусова В. Ф. и врид. начальника тыла Волховского фронта генерал-майора Субботина А. А."26. Все они были сняты со своих постов. Но это не прибавило хлеба и боеприпасов наступающим частям.

Начальник политуправления Волховского фронта дивизионный комиссар П. И. Горохов докладывал в политуправление Красной армии 19 января 1942 г. "о недостатках в боевой деятельности и материальном обеспечении войск фронта... Совершенно неудовлетворительная работа связи во время боя... В отдельных частях неудовлетворительно работала разведка, в результате чего имелись значительные потери... Между отдельными частями 52-й армии, на стыках между частями, была совершенно недостаточная связь, этим воспользовался противник и обрушил свой огонь с флангов по наступающим нашим подразделениям... В частях 52 и 59-й армий положение со снабжением продуктами питания и фуражом продолжает оставаться напряженным: в некоторых частях увеличивается падеж лошадей от истощения... Вывоз раненых с передовых позиций в тыл в 59-й армии проходит крайне неудовлетворительно... Снабжение частей продовольствием и фуражом ухудшалось с каждым днем. Армейские госпитали были переполнены ранеными"27.

Только 24 января 366-я дивизия полковника С. И. Буланова овладела Мясным Бором. Командующий фронтом тут же ввел в образовавшуюся брешь 13-й кавалерийский корпус генерала Н. И. Гусева, который значительно продвинулся вперед. Однако снег доходил лошадям по брюхо, они не могли преодолевать буреломы и незамерзающие под снегом топи28. По мере продвижения 13-го кавкорпуса и других частей 2-й ударной армии в глубину расположения противника, район, занимаемый советскими войсками, все время увеличивался, а плотность боевых порядков уменьшалась. Многие части действовали сами по себе, наступали по расходящимся направлениям. Обеспокоенный командующий фронтом приказал создать временные оперативные группы, командиры которых принимали на себя управление всеми войсками, находившимися поблизости. Запись в военном дневнике Ф. Гальдера от 24 января гласила: "На севере положение несколько лучше, так как противник наносит удар в том направлении, куда мы подтягиваем силы. В противном случае мы не могли бы удержать фронт у Ленинграда"29.

Вслед за кавалерийским корпусом в прорыв пошли части 2-й ударной армии. Они быстро продвигались в сторону Любани, Глубочки, ст. Чолово и Глухой Керести, охватывая небольшой частью своих сил с юго-запада чудовскую группировку противника. В результате упорных боев армия Н. К. Клыкова продвинулась на 75 км. Она перерезала железную дорогу Новгород-Ленинград и вышла на подступы к Любани. Участник тех событий командир взвода отдельного артдивизиона 76-мм пушек 59-й отдельной стрелковой бригады И. Д. Елоховский вспоминал: "Идет бой - роем окоп в снегу, чтобы сохранить расчет и пушку: ведь били в основном прямой наводкой, солдаты называли ее: "Прощай, Родина!". Но если с закрытых позиций из 100 снарядов в цель попадет два-три, то на прямой - три из тридцати пяти. Снарядов всю операцию не хватало. Да разве только снарядов? Все снабжение с января до самого конца было отвратительным. Питание мизерным: суп-пюре гороховый, котелок на 10 человек, вот и все. Спасало, что артиллерия была на конной тяге. Но ведь и лошадей кормить нечем... Лошади гибли, а мы их ели... Бывший командир штабного взвода связи 1267-го полка 382-й стрелковой дивизии И. Д. Никонов вспоминал: "Помню три молодежных батальона лыжников: лет по двадцать в белых халатах. Как пришли - отправили в наступление, через полтора часа почти никого не осталось... Немец нас как траву косил"30.

После ввода в прорыв 2-й ударной армии задача по расширению бреши на ее левом фланге, в районе Мясного Бора, в основном легла на практически сомкнувшиеся 59-ю и 52-ю армии. Они же обеспечивали коммуникации 2-й ударной армии в горловине прорыва. В середине февраля 59-я армия вплотную подошла к Спасской Полисти. Горловина прорыва расширилась до 13 км. Но противник прочно удерживал ключевые позиции на флангах наступающей армии. Мерецков вспоминал: "Наступление 2-й ударной армии хотя и продолжало развиваться, но не в том направлении, в каком нам бы хотелось. Армия имела успех, продвигаясь в основном на запад и северо-запад, то есть туда, где противника почти не было, и удаляясь тем самым от прямой цели наступления - железнодорожной линии на Ленинград. Те же части, которые поворачивали на восток и наступали на Любань, успех имели незначительный. Очень скоро они уперлись в оборонительную позицию противника. Враг все время усиливал оборону"31.

Управление войсками внутри прорыва со стороны командующего фронтом было потеряно, он уже не контролировал ситуацию. Усталые и обескровленные войска углублялись в леса и болота, куда им позволял наступать противник. На стратегически важных участках немцы укрепляли оборону и не давали частям 2-й ударной армии приблизиться к Любани. Части 2-й ударной армии пытались наступать по всему фронту.

Упорные бои сопровождались кадровыми перестановками. Мерецков отстранил от командования 4-й армией генерала П. А. Иванова, назначив на его место генерала П. И. Ляпина, о котором нелестно отзывался еще во время Тихвинской оборонительной операции. Ставка указала на незаконность отстранения генерал-майора Иванова ("командующий армией может быть отстранен только специальным приказом Ставки Верховного Главнокомандования"), но оставила решение Мерецкова в силе32.

17 февраля на фронт прибыл маршал К. Е. Ворошилов. Он проинформировал командующего фронтом и его штаб о требовании Ставки: к 1 марта овладеть Любанью. Ворошилов побывал в передовых частях 2-й ударной армии, ходил по траншеям, разговаривал с бойцами. В результате маршальской инспекции появились директивы Ставки N 170127 о нанесении силами войск 54-й армии удара на Любань и N 170128 о мерах по ускорению разгрома любань-чудовской группировки противника33. В последней уточнялись задачи 2-й ударной и 59-й армий.

Эти армии Волховского фронта, а также 54-я армия Ленинградского фронта должны были соединиться в Любани с целью окружения и уничтожения любань-чудовской группировки. Для этого предстояло наступать на Тосно и Сиверскую, имея в виду ликвидировать мгинскую группировку и снять блокаду Ленинграда. "Эта директива означала по существу отказ Ставки от своего первоначального замысла... Ставка предложила последовательно разгромить вначале любань-чудовскую, а затем уже мгинскую группировки. Будь такое решение принято вначале, т.е. при организации операции, возможно, и исход ее был бы другой. Но в конце февраля... положение изменилось, силы и средства оказались израсходованными... Поэтому наступление и в измененных направлениях также имело незначительные результаты. Продвижение 2-й ударной и 54-й армий захлебнулось, наши войска остановились, не дойдя до Любани 10 - 12 км"34, - писал после войны М. С. Хозин.

Командование фронтом требовало скорейшего выхода частей 2-й ударной армии на железную дорогу Москва-Ленинград и взятия стратегически важного укрепленного пункта противника в Любани. Командующий армией Н. К. Клыков докладывал: "В воздухе все время господствует авиация противника и парализует действия войск. Дорожная сеть в плохом состоянии. Подвоз фуража, продовольствия, горючего и боеприпасов далеко не обеспечивает существующих потребностей. Для развития успешного наступления армии надо три свежие дивизии, дивизион ракетных установок, не менее двух автобатальонов, не менее трех дорожно-строительных батальонов, не менее пятнадцати бензовозов, сено, пополнить конский состав и прикрыть армию с воздуха"35.

Немцы были серьезно обеспокоены создавшимся положением. За первые три месяца 1942 г. группа армий "Север" пополнилась шестью дивизиями, переброшенными из Франции, Дании, Югославии и самой Германии. Часть этих войск была направлена в район Любани. Командование 18-й армии сняло из-под Ленинграда 58-ю пехотную дивизию и бросило ее в район прорыва на Волхове.

Из Москвы в штаб Мерецкова шли требования усилить наступательные действия, и во что бы то ни стало овладеть Любанью. Но пополнения приходили очень медленно и быстро таяли в ходе кровопролитных боев. Командование фронтом обвиняли в нерешительности и топтании на месте. В Ставке не принимали во внимание, что против Волховского фронта действовали 385 боевых самолетов противника. Самолетный же парк Волховского фронта к концу января 1942 г. насчитывал 313 боевых машин, но истребителей из них было всего 2036. Основную ударную силу авиации фронта составляли ночные бомбардировщики По-2. Не было в войсках бронетехники.

После незначительной перегруппировки войск вновь начались бои на любанском направлении. Ценой огромных усилий соединения 2-й ударной армии атаковали противника и прорвали его оборону. Для развития прорыва была использована свежая 80-я кавалерийская дивизия и 1100-й полк 327-й дивизии полковника И. М. Антюфеева. Остальные части этой дивизии не успели войти в прорыв. Противник нанес фланговые удары и закрыл брешь. В журнале боевых действий 18-й армии от 27 февраля 1942 г. содержится запись: "Группа фон Бассе соединилась с 254-й пехотной дивизией севернее железной дороги Чудово-Вейнмарн. Русские за железной дорогой отрезаны"37.

Проникшие за линию фронта соединения оказались отрезанными от основных сил армии. В течение десяти дней они отбивались от пехоты и авиации противника. "Запасы боеприпасов и продуктов закончились, снабжение с воздуха наладить не удалось. Связь оборвалась из-за выхода из строя радиостанций. Отряд вынужден был уничтожить всю боевую технику, тяжелое вооружение, вплоть до станковых пулеметов. С личным оружием воины в ночь с 8-го на 9-е марта пробились к своим"38, - писал в воспоминаниях И. М. Антюфеев.

Еще 1 марта в войска Волховского фронта была послана директива Ставки N 153189/14, которая требовала "немедленно расследовать обстоятельства позорной сдачи Красной Горки немцам"39. Командир 80-й кавалерийской дивизии полковник Л. А. Сланов докладывал о безысходном положении окруженного отряда, оказавшегося без продовольствия и боеприпасов. В ночь с 8-го на 9-е марта Сланов вывел отряд в расположение советских войск. Но его уже отстранили от командования. С 1 марта дивизию принял подполковник Н. А. Поляков. В журнале боевых действий 18-й армии 8 марта сообщалось о 1093 пленных и 1556 убитых русских под Красной Горкой40.

Кавалеристов и стрелков, участвующих в прорыве, не поддержали основные силы 2-й ударной армии и фронта. Отсутствовала надежная связь, информация об изменении боевой обстановки опаздывала. Решения принимались несвоевременно. На Военном совете фронта с участием командования 2-й ударной армии был сделан вывод о несогласованности в работе Военного совета и штаба армии и отсутствии четкого и твердого руководства войсками. Отмечались случаи пренебрежительного отношения к приему пополнения: маршевые роты на своем пути не обеспечивались горячей пищей, отсутствовали пункты обогрева. Персональный учет раненых и убитых практически не велся. Командование не знало даже приблизительно размеры потерь личного состава и каков был численный состав дивизий и бригад на передовой. Начальник оперативного отдела 2-й ударной армии Пахомов вводил в заблуждение штабы армии и фронта. Перед последними боями штаб 2-й ударной армии допустил грубые просчеты в отношении времени на подготовку к бою. Распоряжения о боевой задаче некоторые части получали с опозданием на день. По предложению Военного совета фронта Ставка отстранила от должностей начальника штаба 2-й ударной армии генерал-майора В. А. Визжилина и начальника оперативного отдела Пахомова. На их должности соответственно были назначены полковник П. С. Виноградов и комбриг Буренин, а заместителем командующего армией генерал-майор П. Ф. Алферьев41.

Одновременно с началом наступления Волховского фронта перешли к активным наступательным действиям войска Ленинградского фронта. 54-я армия из района Погостье наносила удар в направлении Любань для соединения с частями Волховского фронта, а 55-я армия предприняла атаки в направление на Тосно. Северо-Западный фронт правым крылом перешел в наступление еще 7 января. Его 11-я армия под командованием генерал-лейтенанта В. И. Морозова уже 8 января вела бои в Старой Руссе и частью сил продвигалась в направлении населенного пункта Сольцы. На всех направлениях наступление развивалось крайне медленно. Войска несли большие потери. Танковые батальоны остались без танков, артиллерия израсходовала все боеприпасы. Передовые части оторвались от тыловых баз и начали испытывать острый недостаток в боеприпасах, продовольствии, перевязочных средствах. У противника же со снабжением все было в порядке.

54-я армия встретила упорное сопротивление противника и никак не могла овладеть узлом немецкой обороны у станции Погостье. Здесь развернулись упорные бои. К 11 февраля 54 армия продвинулась на этом участке фронта вперед на 700 метров. В результате январских боев войска 54-й армии имели незначительные успехи: они вышли на фронт Пушечная, Лодва, станция Малукса, далее по железной дороге до станции Погостье, Посадников Остров, поселок Нов. Кириши. Не велики были и успехи Волховского фронта. За 15 дней 59-я и 2-я ударная армии смогли продвинуться на 4 - 7 километров. Фронт израсходовал вторые эшелоны, и развивать дальнейшее наступление было нечем. Войска понесли большие потери. Одним словом, результаты пятнадцатидневного наступления были малоутешительны.

Маршалы и генералы не дают ответа на вопрос: почему сорвалась наступательная операция. Солдат-пехотинец Н. Н. Никулин рассказывает: "Наши войска, 54-я армия, должны были прорвать фронт, продвинуться до железнодорожной станции Любань и соединиться там со Второй ударной армией, наступавшей от Мясного Бора на Волхове. Предполагалось, что немецкая группировка под Ленинградом будет расчленена и уничтожена, блокада снята. Что из этого замысла получилось - известно... ...И все-таки Погостье мы взяли: сначала станцию, потом деревню. ...Много убитых видел я на войне, но такого зрелища, как в Погостье зимой 1942 г., видеть больше не довелось. Мертвыми телами был забит не только переезд, они валялись повсюду... Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании, в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 г. На них рядами лежали морские пехотинцы в бушлатах и широких брюках "клеш". Еще выше - сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале 1942-го. Потом - политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде)"42. У Погостья до сих пор лежат непохороненные жертвы бойни 1942 г., в том числе многие ленинградцы, которыми пополняли обескровленные полки. Так воевал в 1942 г. командующий 54-й армией генерал-майор И. И. Федюнинский...

Генерального наступления не получилось ни в январе, ни в феврале. Немцы же сидели в дзотах в восемь накатов, которые выдерживали тяжелые танки KB и прямые попадания снарядов. Глубина немецкой обороны под Погостьем доходила до семи километров.

Сталина не ввели в заблуждение бодрые доклады Мерецкова и Хозина о мнимых успехах Волховского и Ленинградского фронтов. В Москве начинали понимать, что план разгрома немецко-фашистских войск под Ленинградом провалился. Командующие фронтами не справились с задачей, поставленной Верховным Главнокомандующим. В начале марта Сталин направил в Ленинград и на Волховский фронт генералов Л. А. Говорова и А. А. Власова, которые во время разгрома немецко-фашистских войск под Москвой командовали 5-й и 20-й армиями43. Власова направили в штаб Волховского фронта, который находился в Малой Вишере, вместе с Ворошиловым, Маленковым и Новиковым, облеченными чрезвычайными полномочиями. Мерецкову представили нового заместителя командующего Волховским фронтом. Когда 16 апреля тяжело заболел командующий 2-й ударной армии Н. К. Клыков, Власова назначили командовать этой армией. Вместе с тем он оставался заместителем командующего Волховским фронтом, выполняя обязанности командующего 2-й ударной армией временно, по совместительству44. К этому времени сражение за Любань уже было проиграно.

В марте А. А. Жданов и А. А. Кузнецов обратились к командующему Ленинградским фронтом Хозину с письмом. В нем они писали: "Наша центральная задача заключается в том, чтобы снять блокаду с Ленинграда до начала весенней распутицы, ибо оставить Ленинград на скудном продовольствии и без топлива - это значит подвергнуть его новым тяжелым испытаниям, к которым могут присоединиться также эпидемические заболевания. Все это вместе взятое неизбежно отразится на состоянии войск ленинградского обвода"45. Жданов и Кузнецов требовали от командующего Ленинградским фронтом решительных действий по деблокаде Ленинграда.

В ответном письме "О ходе и перспективах Любанской операции" от 13 марта 1942 г. командующий Ленинградским фронтом Хозин подробно описал обстановку. "Боевые действия 54-й А, развернувшиеся на фронте с 9 по 12.3, показали: а) из трех танковых бригад (16-я, 122-я, 124-я) 122-я и 124-я фактически выбыли из строя, и для их восстановления нужно от 5 до 10 дней при условии, если в ближайшие дни поступят моторы и другие запасные части. Отсутствие танков на четвертый день боя резко снизило эффективность наступления нашей пехоты, в частности, 11-й, 198-й и 281-й сд, которые уже 11 и 12.3 не могли выполнить своих задач. Главная причина заключается в том, что противник оказывает упорное сопротивление, насытил свои боевые порядки большим количеством огневых средств на небольших участках, что подтверждается десятками захваченных у противника ручных и станковых пулеметов, автоматов и орудий. Следовательно, огневая насыщенность противника очень высока, и недооценивать этого факта мы не можем; б) состояние наших стрелковых дивизий по состоянию на 11.3 выглядит следующим образом: 11-я сд - 312; 80-я сд - 470; 177-я сд - 517; 198-я сд - 2113; 281-я сд -1469; 285-я сд - 625; 294-я сд - 1503; 311-я сд -542; 115-я сд - 745 и 6-я морская бригада - 981. Все в активных штыках. У нас нет стрелковых дивизий, которые по своей общей численности превышали 5600 человек. В результате проведенных боев эти цифры 13.3 значительно снизились. К исходу 11.3 обстановка на фронте 54-й А в результате малочисленности стрелковых дивизий слагалась таким образом, что уже намечалась пауза в наших активных действиях для вливания пополнения и освоения его"46. Из письма видно, что дивизии 54-й армии были обескровлены.

Но Ставка требовала продолжения операции, и дивизии вновь и вновь безуспешно штурмовали в лоб хорошо укрепленные позиции немецких войск. В начале апреля 1942 г. 1-й горнострелковой бригаде, 80-й стрелковой дивизии и другим частям 54-й армии предстояло наступать в направлении на Веняголово. После февральских боев за Погостье танков в частях практически не было. В 107-м отдельном танковом батальоне машин не было совсем. Командир майор Б. А. Шалимов и танкисты решили искать подбитые немецкие машины в лесах у Погостья и восстанавливать их. Было вытащено несколько машин, которые после ремонта составили костяк танкового батальона. Из девяти восстановленных немецких средних танков Т-3 в батальоне была сформирована третья рота под командованием старшего лейтенанта Дудина47. Командиром одного из танков стал старший сержант Н. И. Барышев, принимавший непосредственное участие в поисках и эвакуации с переднего края подбитых немецких танков. Это не единственный случай, когда бойцы пополняли материальную часть подразделений за счет трофейной техники. В своих мемуарах командующий 54-й армией И. И. Федюнинский писал: "Анализируя наступление 54-й армии, должен признать, что я как командующий, командиры дивизий и бригад допустили тогда немало ошибок. Если бы их не было, операция привела бы к иным результатам. Это убедительно подтвердилось год спустя, когда советские войска успешно прорвали блокаду Ленинграда"48.

Еще в конце января 1942 г. стало очевидно, что намеченная решением Ставки от 17 декабря 1941 г. большая операция по разгрому немецко-фашистских войск под Ленинградом в силу сложившейся обстановки превратилась в ограниченную, Любанскую. Но и она имела для Ленинграда важное значение. Командование группы армий "Север" вынуждено было снимать боевые части из-под Ленинграда и бросать их в бой на опасном направлении, ослаблять натиск на коммуникации, снабжающие блокированный город. Вот почему Ставка в течение марта и первых дней апреля настойчиво добивалась от Волховского и Ленинградского фронтов выполнения задач операции. С 10 по 20 марта были организованы массированные удары авиации Волховского и Ленинградского фронтов, дальнего действия и резерва Верховного Главнокомандования по боевым порядкам противника, а также по шоссейным и железным дорогам в тылу противника с целью помешать перегруппировке войск, которые готовились нанести удар по советским армиям49.

В преддверии весны по решению Военного совета фронта началось строительство узкоколейной железной дороги от Новой Керести к Мясному Бору для подвоза продовольствия и вывоза раненых50. На немецких топографических картах она называлась "Росчисть Эрика". Строили ее армейские и фронтовые автодорожные батальоны. Узкоколейка находилась в зоне поражения артиллерийского огня противника, постоянно подвергалась налетам немецкой авиации.

В марте 1942 г. войска 54-й армии прорвали оборону противника в районе Шалы и продвинулись на 20 км к югу в направлении Любани, очистили от противника укрепленное Погостье, захватили крупные населенные пункты и узлы сопротивления на подступах к Любани - Кондую, Смердыню, Кородыню. Однако к концу марта ее соединения были остановлены на рубеже реки Тигода подошедшими новыми крупными оперативными резервами противника.

Войска 2-й ударной армии к середине марта глубоко вклинились в оборону противника и захватили большой лесисто-болотистый район между железными дорогами Чудово-Новгород и Ленинград-Новгород. О трудностях, которые испытывали в этих лесах и болотах советские воины, рассказал в своих воспоминаниях бывший командир комендантской роты штаба 191-й стрелковой дивизии И. С. Осипов: "Была поставлена задача: форсированным шагом скрытно пройти по глубокому снегу в направлении железнодорожной станции и п. Померанье и с ходу овладеть ими, перерезав шоссейную и железную дороги Чудово-Любань... После четырехмесячных непрерывных боев численность стрелковых рот не превышала 30 - 50 человек. К моменту перехода в тыл противника части и подразделения не были обеспечены ни продовольствием, ни боеприпасами"51.

Померанская операция в самом начале была обречена на неудачу. Командир 191-й стрелковой дивизии полковник А. И. Старунин доказывал командующему группой генералу П. Ф. Привалову о невозможности проведения наступательной операции, имея в ротах по 30 - 50 стрелков, с ничтожным запасом продовольствия и боеприпасов. Однако эти доводы не были приняты во внимание. 191-я дивизия не получила поддержки соседних соединений армии и оказалась в окружении. Управление частями было потеряно. Только одному понесшему большие потери полку под командованием капитана Месняева и небольшой группе бойцов из комендантской роты Осипова удалось пробиться к своим. Остальные части вместе с командиром погибли в окружении.

Немецкое командование видело угрозу, нависавшую над 1-м армейским корпусом с выходом советских войск к Любани и соединением 2-й ударной и 54-й армий. 126-й пехотной дивизии немцев удалось удержать фланги и ключевые пункты на более чем 30-километровом участке прорыва под яростным натиском советских боевых групп. На севере фронт удерживала 215-я пехотная дивизия. Советские войска не смогли сломить оборону защитников опорных пунктов Мостки, Спасская Полнеть и Земтицы. 59-й армии в районе Спасской Полисти не удалось расширить коридор наступления.

58-я пехотная дивизия немцев совершила двухсоткилометровый марш из-под Ленинграда и приготовилась к атаке на советские позиции, чтобы захлопнуть узкий коридор, соединяющий 2-ю ударную армию с основными силами и тылами фронта. Немецкие части завершили приготовления к наступлению в районе основания прорыва к 15 марта. Командование 18-й армии группы армий "Север" бросило в наступление 220-й полк 58-й дивизии и группу трофейных советских танков, захваченных в предыдущих боях. Атака была отбита. Самолеты-штурмовики и бомбардировщики 1-го авиакорпуса нанесли по советским позициям мощные удары. Но и после налетов все атаки немцев на этом участке фронта были отбиты. Западнее предприняли наступление 209-й и 154-й полки. Здесь противнику удалось потеснить части 372-й стрелковой дивизии полковника Д. С. Сорокина, которая обеспечивала защиту коммуникаций 2-й ударной армии. Ей на помощь пришли сформированные из бойцов 305-й стрелковой дивизии два немногочисленных отряда. На участке 52-й армии враг крупными силами начал наступление на позиции 65-й стрелковой дивизии. В результате встречных ударов с севера и юга противнику все же удалось закрыть горловину, через которую шло снабжение 2-й ударной армии.

19 марта передовые части 58-й пехотной дивизии и штурмовые отряды полицейской дивизии СС встретились в районе "Росчисть Эрика", в четырех километрах западнее Мясного Бора. Попытки советских войск восстановить "коридор" были отбиты. Окружение 2-й ударной армии стало первым звеном в цепи трагических событий, которые стали стремительно развиваться на этом участке фронта.

В Ставке не хотели верить в бедственное положение 2-й ударной армии, которая была на пороге победы. Сталин приказал Мерецкову выехать в войска и лично организовать разгром прорвавшихся штурмовых частей противника. Командующий Волховским фронтом этот приказ выполнил. Десять дней он лично организовывал на передовой непрерывные атаки позиций противника, бросал в бой все имеющиеся в его распоряжении части, даже состав курсов младших лейтенантов и учебную роту младших командиров. "...Те недели были для меня самыми трудными. По накалу событий, по нервному напряжению, им сопутствующему, вряд ли можно их с чем-либо сравнить"52, - писал впоследствии Мерецков. Ценой больших жертв советским войскам удалось пробить узкий коридор в километр шириной, который насквозь простреливался немецкими пулеметами. Однако в Ставку было доложено, что связь со 2-й ударной армией восстановлена. Фактически же коридор проходил по болотам, двигаться по которым было почти невозможно. Но и через него потянулись цепочки людей, которые несли на себе в окруженную армию продовольствие и боеприпасы. В журнале боевых действий 18-й армии появилась запись: "27 марта русские прорвали отсеченный фронт"53. Это было достигнуто ценой огромных потерь. В марте они составили 40679 человек54.

В апреле на фронте началась большая реорганизация. 23 апреля Ставка решила объединить Ленинградский и Волховский фронты в единый Ленинградский под командованием М. С. Хозина. Как утверждал он после войны, ему было приказано разработать план вывода 2-й ударной армии из окружения. Странно, что никто не поинтересовался мнением Мерецкова, которого отправили на Западный фронт сначала заместителем к Г. К. Жукову, а затем командармом 33-й армии. Сталин считал, что Мерецков не оправдал его надежд. Ознакомившись с обстановкой, Хозин пришел к выводу, что ни о каком наступлении не может быть и речи. Требовалось срочное пополнение дивизий людьми, усиление войск средствами противовоздушной обороны. Катастрофически не хватало авиации, танков, артиллерии.

Обстановка оставалась очень тяжелой. 2-я ударная и часть соединений 59-й армии, которые вели борьбу с противником, занимавшим выступ у Спасской Полисти с западной стороны, фактически находились в окружении. Отрезанными от основных сил фронта оказались 4, 19 и 24-я гвардейские дивизии, 378, 267, 259, 191, 46, 327, 328, 305-я стрелковые дивизии, 13-й кавалерийский корпус в составе 25, 80 и 87-й кавдивизий, 22, 25, 53, 57 и 59-я отдельные стрелковые бригады.

В результате изнурительных боев, практически непрерывных на протяжении трех с половиной месяцев, войска 2-й ударной и 59-й армий были морально и физически измотаны, понесли большие потери. Недокомплект в живой силе во многих соединениях составлял до 70 процентов. Танковые бригады и отдельные танковые батальоны остались без танков, артиллерия - без боеприпасов. Соединения 59-й армии не смогли ликвидировать выступ у Спасской Полисти, который обороняла 61-я пехотная дивизия противника (та самая, которую сильно потрепали советские войска во время освобождения Тихвина). Немцы извлекли урок из поражения. Немецкое командование, прочно владея районом Спасской Полисти и выступом юго-западнее этого пункта, а также районом Любцы, все время угрожало прервать проход шириной 1,5 - 2 км в районе Мясного Бора.

С наступлением весны дороги сделались особенно непроходимыми. Окруженным войскам продовольствие и боеприпасы доставлялись на конных повозках, но чаще все грузы несли на руках. Приходилось учитывать каждый снаряд, обойму и сухарь. Хозин доложил в Ставку, что пока не удат стся освободить Спасскую Полисть и восстановить коммуникации 2-й ударной армии, всякое развитие операции на Любань будет сдерживаться из-за узости прохода между Спасской Полистью и Мясным Бором.

30 апреля Военный совет фронта приказал 2-й ударной армии перейти к обороне. Началась подготовка к выводу из "мешка" некоторых окруженных частей. Итоги первого этапа, как его называли немцы - Волховского сражения, были удручающими. С 7 января по 30 апреля 1942 г. советские войска потеряли убитыми, пленными и пропавшими без вести 95 064 человека. Санитарные потери составили 213303 человека. На начало операции численность войск составляла 325700 человек. К 30 апреля общие потери соединений, участвующих в Любанской наступательной операции, достигли 308367 человек55. 54-я армия, сильно ослабленная в предыдущих боях, решала самостоятельную задачу в районе Погостья. Все это затрудняло управление войсками фронта, создавало много организационных неурядиц, которые мешали оперативно принимать решения в сложной боевой обстановке. Хозин находился со штабом фронта за Волховом в Малой Вишере. Жданов и Кузнецов решали вопросы обороны в Ленинграде. Как отмечал А. М. Василевский, "очень скоро выяснилось, что руководить девятью армиями, тремя отдельными корпусами и двумя группами войск, разделенными оккупированной врагом зоной, необычайно трудно. Решение Ставки о ликвидации Волховского фронта, таким образом, оказалось ошибочным"56, что и сказалось на трагической судьбе 2-й ударной армии и других окруженных частей.

2 мая 1942 г. Военный совет Ленинградского фронта представил в Ставку предложения по проведению операций на волховском направлении в районе Любани. Отмечалось, что "основная задача войск фронта - освобождения Ленинграда от блокады - будет выполняться путем проведения последовательных наступательных фронтовых операций"57. При этом не учитывалось положение 2-й ударной армии, испытывавшей острый недостаток в продо~ вольствии и боеприпасах. Решение Военного совета фронта было нереальным. Фронт не располагал необходимыми силами и средствами. И все-таки командование настойчиво требовало от 2-й ударной армии наступательных действий. Хозин не сумел проявить полководческую дальновидность и принять правильное решение.

В Москве более взвешенно подошли к перспективам развития наступательных операций. 14 мая Ставка издала директиву N 170379 об отводе 2-й ударной армии58. Утверждая план дальнейших действий фронта, Ставка потребовала от Хозина начать отвод войск этой армии из района Любани на рубеж реки Волхов, разгрома встречными ударами 2-й ударной и 59-й армий группировки противника, действовавшей в районе Спасской Полисти. Выполнив поставленную задачу, войска 2-й ударной армии должны были сосредоточиться в районе Мясного Бора, с тем чтобы прочно закрепить за собой - совместно с 59-й и 52-й армиями - Октябрьскую железную дорогу, шоссе Ленинград-Москва, а также плацдармы на западном берегу реки Волхов59.

К маю 1942 г. командование Ленинградского фронта и армий, противоборствующих немецкой группе "Север", выработали планы дальнейших действий на любанском направлении и готовились к их осуществлению. Боевые действия войск Ленинградского фронта, а с 8 июня 1942 г. и вновь восстановленного Волховского фронта, проведенные в период с 15 мая по 29 июня на любанском направлении, составили основное содержание Любанской оборонительной операции. К ее началу и без того трагическое положение 2-й ударной армии еще более ухудшилось целым рядом обстоятельств. Командованию группы "Север" удалось подтянуть резервы и увеличить группировку войск, действовавшую против 2-й ударной армии, до 10 дивизий60. Многие дивизии и бригады 2-й ударной армии насчитывали по 800 - 1000 человек, а численность некоторых полков не превышала 100 - 500 человек. Личный состав испытывал большие трудности со снабжением и материально-техническим обеспечением. Бойцы и командиры умирали от голода, были зафиксированы факты измены Родине и перехода на сторону противника"61, о чем сообщалось в донесении штаба фронта.

13 мая член Военного совета 2-й ударной армии дивизионный комиссар И. В. Зуев вылетел в Малую Вишеру и доложил Хозину о тяжелейшем положении армии. Он вернулся с приказом об отводе войск к Мясному Бору. Одновременно Военный совет Ленинградского фронта по настоянию Жданова принял решение об эвакуации вместе с отходящими войсками местного населения, что обрекло на гибель тысячи стариков, женщин и детей.

15 мая противник нанес удар южнее Любани и несколько потеснил войска 2-й ударной армии. К 16 мая, когда дороги и колонные пути, то есть тропы, подсохли, из "мешка" было выведено всё, что осталось от 13-го кавалерийского корпуса, 24-й и 58-й стрелковых бригад, 4-й и 24-й гвардейских дивизий, 378-й стрелковой дивизии, 7-й гвардейской и 29-й танковых бригад. Начали подготовку к отходу и другие окруженные части.

Только 21 мая штаб фронта получил директиву на вывод 2-й ударной армии из окружения62. По этой директиве все войска фронта переходили к обороне. Волховская группа войск была разделена на две: Ладожскую - в составе 54-й и 8-й армий на фронте от Ладожского озера до реки Волхов у населенного пункта Кириши и Волховскую - в составе 4, 59, 2-й ударной и 52-й армий на фронте Кириши, Грузино, Спасская Полисть, Земтицы и далее по реке Волхов до озера Ильмень. Военный совет и штаб Ленинградского фронта от непосредственного командования войсками Волховской группы освобождался. Тем самым Ставка частично пыталась исправить свою ошибку, допущенную в связи с решением о соединении Волховского и Ленинградского фронтов, и нацелить командование Волховской группы на решение проблем попавших в окружение частей 2-й ударной и 59-й армий.

23 мая, создав двойное превосходство в силах, немецкое командование одновременно нанесло три удара: первый - из района юго-западнее Любани на юг, второй - из района северо-восточнее Оредежа (15 км южнее станции Чолово) на север; третий - из района Спасской Полисти на юг. Соединения 2-й ударной армии мужественно отражали атаки немецких войск.

Начальник связи 2-й ударной армии генерал-майор А. В. Афанасьев так описывал события в донесении Военному совету фронта 26 июля: "В конце мая была получена директива о выходе 2-й ударной армии с рубежа Новая Деревня, Ручьи, Коровий Ручей, Красная Горка, платформа Еглино, Веретье, Остров, Пашнино, Финев Луг, Глухая Кересть за реку Волхов... Несмотря на все тяжелые условия оценки местности, истощение людского состава, отсутствие пополнения, но благодаря хорошему политико-моральному состоянию личного состава армии вся техника из болотистой местности была заблаговременно вывезена за Новую Кересть. Этим самым все соединения стали оперативно выполнять возложенные на них задачи". Армия еще была боеспособна и готовилась выполнять поставленную перед ней задачу. "Управление по всем рубежам было построено при наличии двух-трех запасных командных пунктов. При хорошо развитой постоянной сети телефонно-телеграфной линии связи последняя была двухпроводной системой. Это давало возможность командованию бесперебойно управлять войсками весь период выхода до реки Полисть", - писал в донесении А. В. Афанасьев. Армия, по его словам, имела хорошую связь и устойчивое управление. "После тщательной подготовки соединений и проверки на местах для выполнения директивы о выходе на указанные в плане рубежи времени вполне было достаточно, чтобы из любого положения можно было уничтожить вражеские силы, откуда они бы не появились", - считал генерал63. В донесении Афанасьева много противоречий, несоответствий действительной обстановке на фронте 2-й ударной армии. Еще 24 мая за подписями командующего фронтом Хозина, члена Военного совета А. И. Запорожца и начальника штаба Г. Д. Стельмаха командующий 2-й ударной армией А. А. Власов получил приказ об улучшении управления соединениями армии. В нем давались жесткие оценки действиям командарма: "Ваше поведение непонятно. Уже третий раз вами своевременно не доносится об оставлении населенных пунктов. Вы оставили КП без разрешения и потеряли управление войсками на железнодорожном направлении, где обстановка осложняется. Приказываю принять меры к планомерному выводу частей в соответствии с планом. Противника, пробравшегося в район Дубовик, ликвидировать, не допуская перехвата противником путей отвода войск армии"64.

Массовый отход войск начался 24 мая. Части последовательно снимались с позиций и двигались к Новой Керести, далее к деревням Кречно и Мясной Бор. "Личный состав был измотан, выталкивая на себе материальную часть из болот к узкоколейке и лежневой дороге. До этого в продолжение полутора месяцев армия находилась на голодном пайке. Никаких запасов боеприпасов и продовольствия в армии не имелось, так как подвоза не было из-за отсутствия горючего... На 30 мая на территории, занимаемой армией, находилось на платформах и в вагонах 1500 раненых, а 4500 человек гражданского населения в лесу в ожидании эвакуации"65, - докладывал на Военном совете Волховского фронта 5 июля начальник тыла 2-й ударной армии полковник С. Н. Кресик. Большинство из них погибли от бомбовых ударов и огневых налетов вражеской артиллерии. С занятием противником Новой Керести армия лишилась площадки, где принимались доставленные самолетами продовольствие и боеприпасы.

На первом этапе выхода из окружения 2-я ударная армия ценой тяжелейших усилий отражала атаки противника и отходила на заранее определенные рубежи. В донесении А. В. Афанасьева подробно описаны последующие события. Противник медленно продвигался в глубь территории, которая до недавнего времени была под контролем советских соединений. Немцы через Веретье вышли на Дубовик и заняли этот населенный пункт. В результате взаимодействия 327-й и 382-й стрелковых дивизий, 59-й и 25-й стрелковых бригад противник был остановлен и понес большие потери.

На втором рубеже обороны - Ручьи, Радофинниково - попытка противника занять фронт Тигода-Червено успеха не имела. На третьем рубеже обороны немецкие войска тоже встретили упорное сопротивление советских войск. Силы прикрытия дали возможность сосредоточить ударную группировку, которая была нацелена на восток. Противник проявил здесь особую активность. Благодаря хорошо налаженному управлению и наличию связи по фронту, организации взаимодействия между дивизиями и бригадами в советских войсках противник понес большие потери и успеха не имел.

Восточная группа начала наступление на восток во взаимодействии с 59-й армией. В этот период управление было построено с двух пунктов ВПУ, которые находились в двух километрах северо-западнее Новой Керести, и КП в 2 км восточнее Кречно. Оперативную группу возглавлял генерал-майор П. Ф. Алферьев. На КП находилось командование 2-й ударной армии. Противник сосредоточил силы в районе деревень Ольховка, Финев Луг и Глухая Кересть. Командование армии приняло решение усилить передовые части, поставив под ружье связистов, артиллеристов, тыловиков. Было собрано 1500 человек, которые пополнили стрелковые части. Но это не решило исход дела. Противник продолжал наступление.

Советские части оставили Ольховку, Финев Луг и Глухую Кересть и с боем отошли на реку Кересть. Здесь удерживались недолго. Неприятель подтянул резервы, активизировал действия авиации по переднему краю обороны, дорогам и просекам, по которым отходили соединения 2-й ударной армии, нанес бомбовые удары по командному пункту. Немцы с запада перешли реку Кересть, решительно повели наступление на стыке советских дивизий и, просочившись в глубь обороны, угрожали КП армии.

В результате командиры штаба армии вынуждены были сосредоточиться в районе штаба 57-й стрелковой бригады между реками Глушица и Полисть, где находились 23 и 24 июня. Противник вновь нанес удары авиацией по штабам войск. Военным советом армии было решено с наступлением вторых эшелонов всему штабу армии "разбиться" по штабам бригад и дивизий и пробиваться вместе с ними на восток.

Именно с этого момента штаб 2-й ударной армии перестал действовать как организующая и управляющая окруженными войсками сила. Небольшими группами командиры штаба армии разбрелись по лесам и болотам. С этого времени армия прекратила свое существование как организованная боевая единица. Все трудности по выходу из окружения легли на плечи инициативных, мужественных командиров, которые взяли на себя ответственность за судьбу полков и рядовых бойцов. Они с боем прорывались через немецкие позиции, отражали контратаки противника и выносили на руках раненых.

"С 20 по 29 июня вышло из окружения ходячих раненых 3,5 - 4 тысячи. Из боевых частей вышло 2500. Осталось приблизительно 32 тысячи. Всего на 20 июня армия имела 40 тысяч человек. Отошедшие части 52-й и 59-й армий после закрытия прохода составляли 12 - 15 тысяч человек, а всего на довольствии было 50 - 55 тысяч, - докладывал на Военном совете фронта полковник С. Н. Кресик. - Причинами гибели армии считаю: 1) отсутствие боеприпасов, голод, в силу чего армия, несмотря на исключительный героизм и самоотверженность личного состава, не смогла сдержать натиск превосходящих сил противника, дав ему возможность до предела сжать кольцо; 2) отсутствие помощи с востока; 3) для изучения причин гибели армии и установления виновных считаю необходимым назначить правительственную комиссию"66.

Москва в ходе борьбы за 2-ю ударную не выделила ни одной дополнительной дивизии. Резервов не было. Своими силами обескровленные армии Волховского фронта не могли решить задачу спасения гибнущих товарищей из 2-й ударной армии.

Основные силы ударной армии продолжали выходить в исходный район севернее Новой Керести навстречу 59-й армии. Встречный удар 59-й и 2-й ударной армий был назначен на 5 июня. Однако 30 мая противник, заметив отход советских частей, перешел в наступление, нанося удар вдоль железной дороги и шоссе Новгород-Чудово с севера и юга. Оно поддерживалось массированными действиями авиации. 5 июня в 2 часа ночи ударные группы 59-й и 2-й ударной армий перешли в наступление. К 12 часам дня ударная группа 59-й армии вышла на восточный берег реки Полисть.

2-я ударная армия не выполнила свою задачу. Враг, наступавший вдоль железной дороги Ленинград-Новгород внес дезорганизацию в управление ее войсками. Он прорвал оборону 2-й ударной армии, занимавшей рубеж Ручьи, Вдицко, станция Рогавка, и, заняв Финев Луг, стал угрожать тылу ударной группировки армии, находившейся в районе севернее Новой Керести. Хозин утверждал, что "6 июня с утра немецко-фашистские войска возобновили наступление и окончательно закрыли проход в стыке 59-й и 52-й армий. В окружении остались части семи стрелковых дивизий и шести стрелковых бригад общей численностью 18-20 тыс. человек. О случившемся было немедленно доложено в Ставку"67.

Начальник особого отдела Волховского фронта Д. И. Мельников в докладной записке заместителю наркома внутренних дел СССР В. С. Абакумову настаивал, что именно 30 мая коридор был закрыт немецкими войсками. В этот день Военный совет 52-й армии бросил в бой последние резервы - 54-й гвардейский стрелковый полк с пополнением в 370 человек, которое было введено с ходу, неподготовленным. При первом соприкосновении с противником оно разбежалось и было остановлено только заградотрядами особых отделов. Немцы, потеснив части 65-й дивизии, подошли вплотную к селу Теремец-Курляндский и левым флангом отрезали 305-ю стрелковую дивизию. Наступая на участке 1236-го полка 372-й стрелковой дивизии, противник, прорвав слабую оборону, расчленил второй эшелон резервной 191-й стрелковой дивизии, вышел на узкоколейную дорогу в районе отм. 40,5 и соединился с частями, наступающими с юга. В сложившейся обстановке командующий фронтом принял решение о нанесении встречных ударов силами войск 2-й ударной и 59-й армий с целью прорыва кольца окружения в районе Спасской Полисти. Однако организация и подготовка ударов затянулась и успеха не имела. Противник сумел в результате упорного сопротивления сохранить свои позиции. Прорвать кольцо окружения и вывести остальные части 2-й ударной армии не удалось. На 1 июня 1942 г. в окружении находилось более 40 тысяч бойцов и командиров Красной армии. У них на вооружении было 409 противотанковых ружей, 545 минометов, 28 зенитных пушек всех систем, более 300 пушек разного калибра, 60 тракторов ЧТЗ, 31 трактор СТЗ, автомашин ЗИС-5 - 36, автомашин ГАЗ-А и АА-7568.

Хозин и командующий 59-й армией И. Т. Коровников, будучи осведомлены о сосредоточении противника, все же считали, что оборона 372-й дивизии прорвана небольшой группой автоматчиков, поэтому резервы в бой не вводили, чем дали возможность противнику вновь отрезать 2-ю ударную армию. 1 июня без артиллерийской поддержки 165-я стрелковая дивизия пошла в наступление с целью отбросить противника и восстановить узкую горловину, связывающую окруженную армию с основными силами. Потеряв в бою 50 процентов бойцов и командиров, она, не выполнив задачу, отошла на исходные позиции. Хозин вывел дивизию и перебросил на другой участок, заменив ее 374-й стрелковой дивизией, которая в момент смены частей отошла несколько назад. Имеющиеся резервы в бой введены не были.

Хозин приостановил наступление и приступил к перемещению командиров дивизий. Перегруппировка войск и замена командиров затянулись до 10 июня. За это время противник сумел построить дзоты и укрепить оборону. Хозин стремился оттянуть на более позднее время соединение северной и южной группировки войск противника, которые перерезали и без того узкую горловину, соединяющую 2-ю ударную армию с основными силами фронта. Он думал, что сумеет выправить положение и докладывал в Ставку, что коридор действует. 6 июня стало окончательно ясно, что чудо не произойдет. Реакция Ставки последовала незамедлительно. Хозин был снят с должности командующего фронтом. 8 июня был восстановлен Волховский фронт. Его командующим вновь назначили К. А. Мерецкова. Директивой от 3 июня командующим Ленинградским фронтом был назначен Л. А. Говоров.

Штабом Волховского фронта была предпринята попытка организовать контрудар с целью прорвать фронт и восстановить связь со 2-й ударной армией. 10 июня, собрав все, что было под рукой, Мерецков силами трех стрелковых бригад, некоторых других стрелковых соединений и одного танкового батальона атаковал позиции противника. Однако успеха не добился.

Немецкое командование наращивало силы на этом участке фронта. С севера, западнее Ленинградского шоссе, наступали части трех пехотных дивизий, полицейская дивизия СС, танковые и моторизованные части. Они были сведены в бригады "Кехлинг", "Басе" и "Шайдес". Со стороны Новгорода действовали группы "Гоппе", "Яшке" и другие немецкие части. С запада на 2-ю ударную армию наступали две пехотные и одна охранная дивизии, сведенные в группу "Герцог". Окруженные советские войска не могли перегруппироваться, сосредоточить силы для нанесения удара в районе, намеченном для выхода. Бои носили ожесточенный характер.

Ценой огромных усилий 19 июня фронт окружения был прорван. Это сделали танкисты 29-й танковой бригады и пехота. Но ширина прорыва не превышала 1,5 км. Три дня через этот узкий и простреливаемый всеми видами оружия коридор осуществлялся вывод войск 2-й ударной армии. Голодные и измученные воины находили в себе силы отражать непрерывные атаки врага и выносить на себе раненых. "Затем произошло то, - писал Мерецков, - чего я больше всего опасался. Части 2-й ударной армии, участвовавшие в прорыве, вместо того чтобы направить свои усилия на расширение прорыва и закрепление флангов, сами потянулись вслед за ранеными. В этот критический момент командование 2-й ударной армии не приняло мер по обеспечению флангов коридора и не сумело организовать выход войск из окружения. Попытки со стороны командования фронтом сколотить из вышедших частей отряды и использовать их для обеспечения коридора также не увенчались успехом"69.

22 июня противнику удалось ликвидировать этот коридор и вновь замкнуть кольцо окружения. 23 июня район, занимаемый 2-й ударной армией, сократился до того, что простреливался артиллерией противника на всю глубину. Узел связи был разбит, войска прикрытия отходили беспорядочно. "Обстановка сложилась очень тяжелая. Площадь - два на два километра, занятая нашими войсками, насквозь простреливалась. Всюду лежали убитые и раненые. Кто бредил, кто лежал в воде и просил пить, кто просил перевязать, а кто требовал пристрелить, потому что самому это сделать уже не было сил... Застрелился комиссар нашего дивизиона старший политрук Долинский. Перевязочного материала никакого, раненых прибавлялось, а перевязывать их нечем. Немцы не атаковали, обложили нас, как зверя в берлоге, бомбили и обстреливали артиллерийско-минометным огнем. Правда, один раз они пытались разбить нас на две части, но наше командование, имея небольшой резерв автоматчиков, быстро выбило их с нашей территории"70, - вспоминал бывший командир батареи 830-го артполка 305-й стрелковой дивизии А. С. Добров.

Все попытки Волховского фронта прорвать оборону противника в районе выхода окруженной армии успеха не имели. Командование 2-й ударной армии утром 24 июня распорядилось: выходить из окружения мелкими группами, кто где хочет и как знает. Это распоряжение подорвало моральный дух войск и окончательно дезорганизовало управление. Бои частей 2-й ударной армии, не успевших выйти из окружения, продолжались до 29 июня. Силы ударной армии, вышедшие из окружения, - около 16 тыс. человек - отошли за реку Полисть и совместно с 52-й и 59-й армиями прочно закрепились на этом рубеже, удержав плацдарм на левом берегу реки Волхов. Вскоре остатки 2-й ударной армии были отведены в тыл на переформирование.
 
Трагически сложилась судьба штабных командиров 2-й ударной армии. В ночь с 24 на 25 июня они должны были выходить с частями и штабами окруженных войск. Военный совет армии, сопровождаемый ротой автоматчиков, выступил в 23 часа 24 июня в район 46-й стрелковой дивизии, с частями которой он должен был выходить. У реки Полисть он попал под сильный огонь противника. Штабисты разделились на три группы. Одна ушла на запад, встретила партизан и позже была вывезена на самолетах. Вторая рассеялась. Группа Власова направилась к Волхову. Три недели она блуждала по тылам врага - до 11 июля 1942 года. Начальник штаба армии Виноградов был ранен и умер от потери крови. Власов сдался в плен врагу. 14 июля германское радиовещание в сводке верховного командования передало: "Во время очистки недавнего волховского кольца обнаружен в своем убежище и взят в плен командующий 2-й ударной армией генерал-лейтенант Власов". А 17 июля Мерецков получил директиву Ставки N 170518 о доставке командующего, начальника штаба и связи 2-й ударной армии из-за линии фронта. В ней говорилось: "Ставка Верховного Главнокомандования приказывает Вам под Вашу личную ответственность принять меры к тому, чтобы не позднее 19 июля Власов и его люди были доставлены самолетами на территорию фронта. Ставка считает делом вашей чести выполнить эту задачу. Ставка приказывает Вам поставить всю авиацию фронта на выполнение этой задачи"71.

28 июня Гитлеру было доложено о победном завершении "Волховского сражения". В донесении сообщалось о 32 759 советских солдатах, взятых в плен72. Среди них оказались тысячи раненых и 793 медработника, которые их не бросили, во главе с начсанармом военврачом 1-го ранга К. К. Боборыкиным73. В результате боев с 13 мая по 10 июля 1942 г. безвозвратные потери войск Волховского фронта составили 54 774 человека, санитарные - 39977 человек74. (Эти цифры явно занижались, чтобы скрыть истинные масштабы трагедии.)

Противник под Любанью израсходовал свои резервы и вынужден был отложить штурм Ленинграда. Немецкие историки оценивали ситуацию, которая сложилась на фронте группы армий "Север" зимой 1941/1942 гг., как критическую. П. Карель так оценивал то, что произошло в районе Любани: "Сражение в лесах и на берегах Волхова стало одним из самых страшных"75.

Полковник в отставке, бывший комиссар 59-й отдельной стрелковой бригады, сражавшейся в окружении, И. Х. Венец так писал о любанском "котле": "Роковой ошибкой было решение Ставки о ликвидации Волховского фронта, сказалось и безразличие к судьбе 2-й ударной, да и всего Волховского направления, генерала М. С. Хозина. Во время боев в окружении губительно сказалась трусость и бездарность Власова. Ошибкой было и то, что оборона флангов прорыва с самого начала возлагалась на части других армий: 59-й - справа и 52-й - слева. Рядовые и командиры 2-й ударной мужественно и честно выполнили свой долг, проявили стойкость, мужество и массовый героизм"76.

За пятнадцать лет работы поисковый отряд "Долина" на месте гибели 2-й ударной армии поднял из земли более 60 тысяч останков советских солдат. Сколько их еще осталось в волховских болотах, никто толком не знает.

Примечания

1. История второй мировой войны 1939 - 1945. В 12 т. М. 1975. Т. 5, с. 140.
2. ХОЗИН М. С. Об одной малоисследованной операции. - Военно-исторический журнал. 1966. N 2.
3. Центральный архив Министерства обороны РФ (ЦАМО РФ), ф. 132 а, оп. 2642, д. 31, л. 209 - 210.
4. Органы государственной безопасности СССР в годы Великой Отечественной войны: Сб. документов. М. 2003. Т. 3. Кн. 2, с. 121.
5. Там же, с. 122.
6. ЦАМО РФ, ф. 148а, оп. 3763, д. 108. л. 3 - 5.
7. История второй мировой войны. Т. 4. М. 1975, с. 314.
8. На Волховском фронте 1941 - 1944 гг. М. 1982, с. 28.
9. См.: КОНЯЕВ Н. Власов: два лица генерала. М. 2003, с. 59.
10. ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 97, д. 8, л. 8.
11. Там же, ф. 96а, оп. 2011, д. 26, л. 17 - 19.
12. КОНЯЕВ Н. Ук. соч., с. 60.
13. ГЕРАСИМОВ П. Для советских солдат не было непреодолимых преград. - Военно-исторический журнал. 1967. N 7.
14. ЖУКОВ Г. К. Воспоминания и размышления. М. 1960, с. 253.
15. ПОЛЬМАН Х. Волхов: 900 дней боев за Ленинград 1941 - 1944. СПб. 2001.
16. ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 89, д. 8, л. 10.
17. КАТЫШКИН И. С. Служили мы в штабе армейском. М. 1979, с. 17.
18. Трагедия Мясного Бора. СПб. 2001, с. 34, 8.
19. ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 89, д. 195, л. 9.
20. Там же, ф. 96а, оп. 2011, л. 22 - 24.
21. МЕРЕЦКОВ К. А. На службе народу. М. 1988, с. 250.
22. КОНЯЕВ Н. М. Ук. соч.
23. ВИШНЕВСКИЙ А. А. Дневник хирурга. М. 1967.
24. ЦАМО РФ, ф. 96а, оп. 2011, д. 26, л. 25 - 31.
25. ГАЛЬДЕР Ф. Военный дневник. Смоленск. 2001, с. 594 - 595.
26. Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов. СПб. 2004, с. 88.
27. ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 125, д. 4, л. 84 - 87; оп. 97, д. 8, л. 134 - 135.
28. Трагедия Мясного Бора, с. 109.
29. ГАЛЬДЕР Ф. Ук. соч., с. 597.
30. Трагедия Мясного Бора, с. 91 - 92, с. 120 - 121.
31. МЕРЕЦКОВ К. А. Ук. соч., с. 262.
32. ЦАМО РФ, ф. 148а, оп. 3763, д. 97, л. 186.
33. Там же, ф. 132а, оп. 2642, д. 32, л. 47; д. 95, л. 29 - 31.
34. ХОЗИН М. С. Ук. соч.
35. ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 89, д. 21, л. 48.
36. Там же, ф. 364, д. 13а, л. 7 - 8.
37. Журнал боевых действий 18-й немецкой армии. Историко-архивный отдел Генерального штаба Вооруженных сил.
38. Трагедия Мясного Бора, с. 36.
39. ЦАМО РФ, ф. 96а, оп. 1711, д. 7а, л. 64.
40. Журнал боевых действий 18-й немецкой армии.
41. ЦАМО РФ, ф. 48а, оп. 3408, д. 71, л. 60.
42. НИКУЛИН Н. Н. Станция Погостье: холодная зима 42-го. - Аргументы и факты. 1998.
43. ГОРЬКОВ Ю. А. Государственный комитет обороны постановляет: 1941 - 1945. Цифры. Документы. М. 2002, с. 274.
44. Органы государственной безопасности СССР. Т. 3. Кн. 1. Крушение "блицкрига", с. 370.
45. Ленинград в осаде. Сборник документов. СПб. 1995, с. 72.
46. Там же, с. 75.
47. Крепче стали. М. 1993, с. 178.
48. ФЕДЮНИНСКИЙ И. И. Поднятые по тревоге. М. 1968, с. 116.
49. ЦАМО РФ, ф. 132а, оп. 2642, д. 32, л. 46; д. 41, л. 96 - 97.
50. Там же, ф. 204, оп. 93, д. 22, л. 10.
51. Трагедия Мясного Бора, с. 156.
52. МЕРЕЦКОВ К. А. Ук. соч., с. 270.
53. Журнал боевых действий 18-й немецкой армии.
54. ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 93, д. 5.
55. Гриф секретности снят: Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. Статистическое исследование. М. 1993, с. 254.
56. ВАСИЛЕВСКИЙ А. М. Дело всей жизни. М. 1974, с.194.
57. ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 97, д. 82, л. 20.
58. Там же, ф. 132а, оп. 2642, д. 31, л. 197.
59. Там же, ф. 204, оп. 97, д. 91, л. 3.
60. ЦАМО РФ, ф. 132а, оп. 2642, д. 31, л. 173 - 175.
61. Там же, ф. 204, оп. 203186, д. 3, л. 195 - 197; ф. 217, оп. 1258, д. 151, л. 16.
62. Военно-исторический журнал, 1966, N 2.
63. Военно-исторический журнал, 1993, N 5, с. 28.
64. Органы государственной безопасности СССР. Т. 3. Кн. 1. Крушение "блицкрига", с. 484.
65. ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 4108, д. 7.
66. Там же, ф. 204, оп. 4108, д. 7, л. 42.
67. Военно-исторический журнал, 1966, N 2.
68. Органы государственной безопасности СССР. Т. 3. Кн. 2. От наступления к обороне, с. 121 - 122, 190.
69. МЕРЕЦКОВ К. А. Ук. соч., с. 281 - 282.
70. Трагедия Мясного Бора, с. 203.
71. Органы государственной безопасности СССР. Т. 3. Кн. 2. От обороны к наступлению, с. 52, 65.
72. Журнал боевых действий 18-й немецкой армии.
73. ЦАМО РФ, ф. 204, оп. 4108, д. 7.
74. Гриф секретности снят.
75. КАРЕЛЬ П. Восточный фронт. Кн. 1. Гитлер идет на восток. М. 2003, с. 262.
76. ВЕНЕЦ И. Х. 2-я ударная не сдавалась! СПб. 2001, с. 73 - 74.

Вопросы истории. - 2005. - № 12. - С. 48-69.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Гулыга А.В. Роль США в подготовке вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г. // Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
      Автор: Военкомуезд
      А.В. ГУЛЫГА
      РОЛЬ США В ПОДГОТОВКЕ ВТОРЖЕНИЯ НА СОВЕТСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК В НАЧАЛЕ 1918 г.

      Крушение капиталистического строя в России привело в смятение весь капиталистический мир, в частности, империалистов США. Захват пролетариатом власти на одной шестой части земного шара создавал непосредственную угрозу всей системе наемного рабства. Начиная борьбу против первого в мире социалистического государства, империалисты США ставили своей целью восстановление в России власти помещиков и капиталистов, расчленение России и превращение ее в свою колонию. В последние годы царского режима, и особенно в период Временного правительства, американские монополии осуществляли широкое экономическое и политическое проникновенне в Россию. Магнаты Уоллстрита уже видели себя в недалеком будущем полновластными владыками русских богатств. Однако непреодолимым препятствием на их пути к закабалению России встала Великая Октябрьская социалистическая революция. Социалистический переворот спас нашу родину от участи колониальной или зависимой страны.

      Правительство США начало борьбу против Советской России сразу же после Великой Октябрьской социалистической революции. «Нам абсолютно не на что надеяться в том случае, если большевики будут оставаться у власти», [1] — писал в начале декабря 1917 г. государственный секретарь США Лансинг президенту Вильсону, предлагая активизировать антисоветские действия Соединенных Штатов.

      Правительство США знало, однако, что в своих антисоветских действиях оно не может надеяться на поддержку американского народа, который приветствовал рождение Советского государства. На многочисленных рабочих митингах в разных городах Соединенных Штатов принимались резолюции, выражавшие солидарность с русскими рабочими и крестьянами. [2] Правительство США вело борьбу против Советской республики, используя коварные, провокационные методы, прикрывая /33/

      1. Papers relating to the foreign relations of the United States. The Lansing papers, v. II, Washington, 1940, p. 344. (В дальнейшем цит.: The Lansing papers).
      2. Вот одна из таких резолюций, принятая на рабочем митинге в г. Ситтле и доставленная в Советскую Россию американскими моряками: «Приветствуем восторженно русский пролетариат, который первый одержал победу над капиталом, первый осуществил диктатуру пролетариата, первый ввел и осуществил контроль пролетариата в промышленности. Надеемся твердо, что русский пролетариат осуществит социализацию всего производства, что он закрепит и расширит свои победы над капиталом. Уверяем русских борцов за свободу, что мы им горячо сочувствуем, готовы им помочь и просим верить нам, что недалеко время, когда мы сумеем на деле доказать нашу пролетарскую солидарность» («Известия Владивостокского Совета рабочих и солдатских депутатов», 25 января (7 февраля) 1918 г.).

      свое вмешательство во внутренние дела России лицемерными фразами, а иногда даже дезориентирующими действиями. Одним из наиболее ярких примеров провокационной тактики американской дипломатии в борьбе против Советской России является развязывание правительством Соединенных Штатов японского вторжения на советский Дальний Восток в начале 1918 г.

      Вся история интервенции США в Советскую Россию на протяжении многих лет умышленно искажалась буржуазными американскими историками. Фальсифицируя смысл документов, они пытались доказать, что американское правительство в течение первых месяцев 1918 г. якобы «возражало» против иностранного вторжения на Дальний Восток и впоследствии дало на нею свое согласие лишь «под давлением» Англии, Франции и Японии. [3] На помощь этим историкам пришел государственный департамент, опубликовавший в 1931—1932 гг. три тома дипломатической переписки за 1918 г. по поводу России. [4] В этой публикации отсутствовали все наиболее разоблачающие документы, которые могли бы в полной мере показать антисоветскую политику Соединенных Штатов. Тем же стремлением фальсифицировать историю, преуменьшить роль США в организации антисоветской интервенции руководствовался и составитель «Архива полковника Хауза» Чарлз Сеймур. Документы в этом «архиве» подтасованы таким образом, что у читателя создается впечатление, будто Вильсон в начале 1918 г. действительно выступал против японской интервенции.

      Только в 1940 г. государственный департамент опубликовал (и то лишь частично) секретные документы, проливающие свет на истинные действия американскою правительства по развязыванию иностранного вторжения на Дальний Восток. Эти материалы увидели свет во втором томе так называемых «документов Лансинга».

      Важная задача советских историков — разоблачение двуличной дипломатии США, выявление ее организующей роли в развязывании иностранной интервенции на Дальнем Востоке, к сожалению, до сих пор не получила достаточного разрешения в исторических исследованиях, посвященных этой интервенции.

      *     *     *

      В своем обращении к народу 2 сентября 1945 г. товарищ Сталин говорил: «В 1918 году, после установления советского строя в нашей стране, Япония, воспользовавшись враждебным тогда отношением к Советской стране Англии, Франции, Соединённых Штатов Америки и опираясь на них, — вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ, грабила Советский Дальний Восток». [5] Это указание товарища Сталина о том, что Япония совершила нападение на Советскую Россию в 1918 г., опираясь на Англию, Францию и США, и служит путеводной нитью для историка, изучающего интервенцию на Дальнем Востоке. /34/

      5. Т. Millard. Democracy and the eastern question, N. Y., 1919; F. Schuman. American policy towards Russia since 1917, N. Y., 1928; W. Griawold. The far Eastern policy of the United States, N. Y., 1938.
      4. Papers relating to the foreign relations of the United States, 1918, Russia, v.v. I—III, Washington. 1931—1932. (В дальнейшем цит.: FR.)
      5. И. B. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1949, стр. 205.

      Ленин еще в январе 1918 г. считался с возможностью совместного японо-американского выступления против нашей страны. «Говорят, — указывал он, — что, заключая мир, мы этим самым развязываем руки японцам и американцам, которые тотчас завладевают Владивостоком. Но, пока они дойдут только до Иркутска, мы сумеем укрепить нашу социалистическую республику». [6] Готовясь к выступлению на VII съезде партии, 8 марта 1918 г. Ленин писал: «Новая ситуация: Япония наступать хочет: «ситуация» архи-сложная... отступать здесь с д[огово]ром, там без дог[ово]ра». [7]

      В дальнейшем, объясняя задержку японского выступления, Ленин, как на одну из причин, указывал на противоречия между США и Японией. Однако Ленин всегда подчеркивал возможность сделки между империалистами этих стран для совместной борьбы против Советской России: «Американская буржуазия может стакнуться с японской...» [8] В докладе Ленина о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. содержится глубокий анализ американо-японских империалистических противоречий. Этот анализ заканчивается предупреждением, что возможность сговора между американской и японской буржуазией представляет реальную угрозу для страны Советов. «Вся дипломатическая и экономическая история Дальнего Востока делает совершенно несомненным, что на почве капитализма предотвратить назревающий острый конфликт между Японией и Америкой невозможно. Это противоречие, временно прикрытое теперь союзом Японии и Америки против Германии, задерживает наступление японского империализма против России. Поход, начатый против Советской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну. Конечно, вполне возможно, и мы не должны забывать того, что группировки между империалистскими державами, как бы прочны они ни казались, могут быть в несколько дней опрокинуты, если того требуют интересы священной частной собственности, священные права на концессии и т. п. И, может быть, достаточно малейшей искры, чтобы взорвать существующую группировку держав, и тогда указанные противоречия не могут уже служить мам защитой». [9]

      Такой искрой явилось возобновление военных действий на восточном фронте и германское наступление против Советской республики в конце февраля 1918 г.

      Как известно, правительство США возлагало большие надежды на возможность обострения отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией. В конце 1917 г. и в первые месяцы 1918 г. все усилия государственных деятелей США (от интриг посла в России Френсиса до широковещательных выступлений президента Вильсона) были направлены к тому, чтобы обещаниями американской помощи предотвратить выход Советской России из империалистической войны. /35/

      6. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 201.
      7. Ленинский сборник, т. XI, стр. 65.
      8. В. И. Ленин. Соч., т. XXX, стр. 385.
      9. В. И. Ленин. Соч., т. XXIII, стр. 5. История новейшего времени содержит поучительные примеры того, что антагонизм между империалистическими державами не является помехой для развертывания антисоветской агрессин. Так было в годы гражданской войны, так было и в дни Мюнхена.

      Послание Вильсона к конгрессу 8 января 1918 г. и пресловутые «четырнадцать пунктов» имели в качестве одной из своих задач «выражением сочувствия и обещанием более существенной помощи» вовлечь Советскую республику в войну против Германии. [10] Хауз называл «пункты» Вильсона «великолепным оружием пропаганды». [11] Такого же мнения были и руководящие работники государственного департамента, положившие немало усилий на массовое распространение в России «четырнадцати пунктов» всеми пропагандистскими средствами.

      Ленин разгадал и разоблачил планы сокрушения Советской власти при помощи немецких штыков. В статье «О революционной фразе» он писал: «Взгляните на факты относительно поведения англо-французской буржуазии. Она всячески втягивает нас теперь в войну с Германией, обещает нам миллионы благ, сапоги, картошку, снаряды, паровозы (в кредит... это не «кабала», не бойтесь! это «только» кредит!). Она хочет, чтобы мы теперь воевали с Германией.

      Понятно, почему она должна хотеть этого: потому, что, во-первых, мы оттянули бы часть германских сил. Потому, во-вторых, что Советская власть могла бы крахнуть легче всего от несвоевременной военной схватки с германским империализмом». [12]

      В приведенной цитате речь идет об англичанах и французах. Однако с полным правом ленинскую характеристику империалистической политики в отношении выхода Советской России из войны можно отнести и к Соединенным Штатам. Правомерность этого становится еще более очевидной, если сравнить «Тезисы по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира», написанные Лениным 7 января 1918 г., с подготовительными набросками к этим тезисам. Параграф 10 тезисов опровергает довод против подписания мира, заключающийся в том, что, подписывая мир, большевики якобы становятся агентами германского империализма: «...этот довод явно неверен, ибо революционная война в данный момент сделала бы нас, объективно, агентами англо-французского империализма...» [13] В подготовительных заметках этот тбзис сформулирован: «объект[ивно] = агент Вильсона...» [14] И Вильсон являлся олицетворением американского империализма. .

      Попытка американских империалистов столкнуть Советскую Россию с кайзеровской Германией потерпела крах. Однако были дни, когда государственным деятелям Соединенных Штатов казалось, что их планы близки к осуществлению.

      10 февраля 1918 г. брестские переговоры были прерваны. Троцкий, предательски нарушив данные ему директивы, не подписал мирного договора с Германией. Одновременно он сообщил немцам, что Советская республика продолжает демобилизацию армии. Это открывало немецким войскам дорогу на Петроград. 18 февраля германское командование начало наступление по всему фронту.

      В эти тревожные для русского народа дни враги Советской России разработали коварный план удушения социалистического государства. Маршал Фош в интервью с представителем газеты «Нью-Йорк Таймс» /36/

      10. Архив полковника Хауза, т. III, стр. 232.
      11. Там же, т. IV, стр. 118.
      12. В. И. Ленин. Соч., т. XXII, стр. 268.
      13. Там же, стр. 195.
      14. Ленинский сборник, т. XI, стр. 37.

      сформулировал его следующим образом: Германия захватывает Россию, Америка и Япония должны немедленно выступить и встретить немцев в Сибири. [15]

      Этот план был предан гласности французским маршалом. Однако авторы его и главные исполнители находились в Соединенных Штатах. Перспектива сокрушения Советской власти комбинированным ударом с запада и востока была столь заманчивой, что Вильсон начал развязывать японскую интервенцию, торжественно заверяя в то же время о «дружеских чувствах» к русскому народу.

      В 1921 г. Лансинг составил записку, излагающую историю американско-японских переговоров об интервенции. Он писал для себя, поэтому не облекал мысли в витиеватые и двусмысленные дипломатические формулы: многое в этой записке названо своими именами. Относительно позиции США в конце февраля 1918 г. там сказано: «То, что Япония пошлет войска во Владивосток и Харбин, казалось одобренным (accepted) фактом». [16] В Вашингтоне в эти дни немецкого наступления на Петроград считали, что власти большевиков приходит конец. Поэтому решено было устранить возможные недоразумения и информировать союзные державы о согласии США на японское вооруженное выступление против Советской России.

      18 февраля, в тот день, когда германские полчища ринулись на Петроград, в Верховном совете Антанты был поднят вопрос о посылке иностранных войск на Дальний Восток. Инициатива постановки этого вопроса принадлежала американскому представителю генералу Блиссу. Было решено предоставить Японии свободу действий против Советской России. Союзники согласились, — говорилось в этом принятом документе — так называемой совместной ноте №16, — в том, что «1) оккупация Сибирской железной дороги от Владивостока до Харбина, включая оба конечных пункта, дает военные выгоды, которые перевешивают возможный политический ущерб, 2) рекомендованная оккупация должна осуществляться японскими силами после получении соответствующих гарантий под контролем союзной миссии». [17]

      Действия Блисса, подписавшего этот документ в качестве официального представителя Соединенных Штатов, получили полное одобрение американского правительства.

      В Вашингтоне стало известно, что Япония закончила последние приготовления и ее войска готовы к вторжению на Дальний Восток. [18] Государственные деятели США начинают форсировать события. 27 февраля Лансинг беседовал в Вашингтоне с французским послом. Последний сообщил, что японское правительство намеревается, начав интервенцию, расширить военные операции вплоть до Уральского хребта. Лансинг ответил, что правительство США не примет участия в интервенции, однако против японской экспедиции возражать не будет.

      В тот же день Лансинг письмом доложил об этом Вильсону. Обращая особое внимание на обещание японцев наступать до Урала, он писал: «поскольку это затрагивает наше правительство, то мне кажется, что все, что от нас потребуется, это создание практической уверенности в том, что с нашей стороны не последует протеста против этого шага Японии». [19] /37/

      15. «Information», 1 марта 1918 г.
      16. The Lansing papers, v. II, p. 394.
      17. Там же, стр. 272.
      18. FR, v. II, p. 56.
      19. The Lansing papers, v. II, p. 355.

      Для того, чтобы создать эту «практическую уверенность», Вильсон решил отправить в Японию меморандум об отношении США к интервенции. В меморандуме черным по белому было написано, что правительство Соединенных Штатов дает свое согласие на высадку японских войск на Дальнем Востоке. На языке Вильсона это звучало следующим образом: «правительство США не считает разумным объединиться с правительством Антанты в просьбе к японскому правительству выступить в Сибири. Оно не имеет возражений против того, чтобы просьба эта была принесена, и оно готово уверить японское правительство, что оно вполне доверяет ему в том отношении, что, вводя вооруженные силы в Сибирь, Япония действует в качестве союзника России, не имея никакой иной цели, кроме спасения Сибири от вторжения армий Германии и от германских интриг, и с полным желанием предоставить разрешение всех вопросов, которые могут воздействовать на неизменные судьбы Сибири, мирной конференции». [20] Последняя оговорка, а именно тот факт, что дальнейшее решение судьбы Сибири Вильсон намеревался предоставить международной конференции, свидетельствовала о том, что США собирались использовать Японию на Дальнем Востоке лишь в качестве жандарма, который должен будет уйти, исполнив свое дело. Япония, как известно, рассматривала свою роль в Азии несколько иначе.

      Совместные действия против Советской республики отнюдь не устраняли японо-американского соперничества. Наоборот, борьба за новые «сферы влияния» (именно так рисовалась американцам будущая Россия) должна была усилить это соперничество. Перспектива захвата Сибири сильной японской армией вызывала у военных руководителей США невольный вопрос: каким образом удастся впоследствии выдворить эту армию из областей, на которые претендовали американские капиталисты. «Я часто думаю, — писал генерал Блисс начальнику американского генерального штаба Марчу, — что эта война, вместо того чтобы быть последней, явится причиной еще одной. Японская интервенция открывает путь, по которому придет новая война». [21] Это писалось как раз в те дни, когда США начали провоцировать Японию на военное выступление против Советской России. Вопрос о японской интервенции ставил, таким образом, перед американскими политиками проблему будущей войны с Японией. Интересы «священной частной собственности», ненависть к Советскому государству объединили на время усилия двух империалистических хищников. Более осторожный толкал на опасную авантюру своего ослепленного жадностью собрата, не забывая, однако, о неизбежности их будущего столкновения, а быть может, даже в расчете на это столкновение.

      Составитель «Архива Хауза» постарался создать впечатление, будто февральский меморандум был написан Вильсоном «под непрерывным давлением со стороны французов и англичан» и являлся в биографии президента чем-то вроде досадного недоразумения, проявлением слабости и т. п. Изучение «документов Лансинга» дает возможность сделать иное заключение: это был один из немногих случаев, когда Вильсон в стремлении форсировать события выразился более или менее откровенно.

      1 марта 1918 г. заместитель Лансинга Полк пригласил в государственный департамент послов Англии и Франции и ознакомил их с /38/

      20. The Lansing papers, v. II, p. 355 См. также «Архив полковника Хауза» т. III, стр. 294.
      21. С. March. Nation at war, N. Y., 1932, p. 115.

      текстом меморандума. Английскому послу было даже разрешено снять копию. Это означала, в силу существовавшего тогда англо-японского союза, что текст меморандума станет немедленно известен в Токио. Так, без официального дипломатического акта вручения ноты, правительство СЛИЛ допело до сведения японского правительства свою точку зрения. Теперь с отправкой меморандума можно было не спешить, тем более что из России поступали сведения о возможности подписания мира с немцами.

      5 марта Вильсон вызвал к себе Полка (Лансинг был в это время в отпуске) и вручил ему для немедленной отправки в Токио измененный вариант меморандума. Полк прочитал его и изумился: вместо согласия на японскую интервенцию в ноте содержались возражения против нее. Однако, поговорив с президентом, Полк успокоился. Свое впечатление, вынесенное из разговора с Вильсоном, Полк изложил в письме к Лансингу. «Это — изменение нашей позиции,— писал Полк,— однако, я не думаю, что это существенно повлияет на ситуацию. Я слегка возражал ему (Вильсону. — А. Г.), но он сказал, что продумал это и чувствует, что второе заявление абсолютно необходимо... Я не думаю, что японцы будут вполне довольны, однако это (т. е. нота.— Л. Г.) не является протестом. Таким образом, они могут воспринять ее просто как совет выступить и делать все, что им угодно». [22]

      Таким же образом оценил впоследствии этот документ и Лансинг. В его записке 1921 г. по этому поводу говорится: «Президент решил, что бессмысленно выступать против японской интервенции, и сообщил союзным правительствам, что Соединенные Штаты не возражают против их просьбы, обращенной к Японии, выступить в Сибири, но Соединенные Штаты, в силу определенных обстоятельств, не могут присоединиться к этой просьбе. Это было 1 марта. Четыре дня спустя Токио было оповещено о точке зрения правительства Соединенных Штатов, согласно которой Япония должна была заявить, что если она начнет интервенцию в Сибирь, она сделает это только как союзник России». [23]

      Для характеристики второго варианта меморандума Лансинг отнюдь не употребляет слово «протест», ибо по сути дела вильсоновский документ ни в какой мере не являлся протестом. Лансинг в своей записке не только не говорит об изменении позиции правительства США, но даже не противопоставляет второго варианта меморандума первому, а рассматривает их как последовательные этапы выражения одобрения действиям японского правительства по подготовке вторжения.

      Относительно мотивов, определивших замену нот, не приходится гадать. Не столько вмешательство Хауза (как это можно понять из чтения его «архива») повлияло на Вильсона, сколько телеграмма о подписании Брестского мира, полученная в Вашингтоне вечером 4 марта. Заключение мира между Германией и Советской Россией смешало все карты Вильсона. Немцы остановились; останавливать японцев Вильсон не собирался, однако для него было очень важно скрыть свою роль в развязывании японской интервенции, поскольку предстояло опять разыгрывать из себя «друга» русского народа и снова добиваться вовлечения России в войну с Германией. [24] Японцы знали от англичан /39/

      22. The Lansing papers, v. II, p. 356. (Подчеркнуто мной. — Л. Г.).
      23. Там же, стр. 394.

      истинную позицию США. Поэтому, полагал Вильсон, они не сделают неверных выводов, даже получив ноту, содержащую утверждения, противоположные тому, что им было известно. В случае же проникновения сведений в печать позиция Соединенных Штатов будет выглядеть как «вполне демократическая». Вильсон решился на дипломатический подлог. «При чтении, — писал Полк Лансингу, — вы, вероятно, увидите, что повлияло на него, а именно соображения относительно того, как будет выглядеть позиция нашего правительства в глазах демократических народов мира». [25]

      Как и следовало ожидать, японцы поняли Вильсона. Зная текст первою варианта меморандума, они могли безошибочно читать между строк второго. Министр иностранных дел Японии Мотоко, ознакомившись с нотой США, заявил не без иронии американскому послу Моррису, что он «высоко оценивает искренность и дружеский дух меморандума». [26] Японский поверенный в делах, посетивший Полка, выразил ему «полное удовлетворение тем путем, который избрал государственный департамент». [27] Наконец, 19 марта Моррису был вручен официальный ответ японского правительства на меморандум США. По казуистике и лицемерию ответ не уступал вильсоновским документам. Министерство иностранных дел Японии выражало полное удовлетворение по поводу американского заявления и снова ехидно благодарило за «абсолютную искренность, с которой американское правительство изложило свои взгляды». С невинным видом японцы заявляли, что идея интервенции родилась не у них, а была предложена им правительствами стран Антанты. Что касается существа вопроса, то, с одной стороны, японское правительство намеревалось, в случае обострения положения /40/

      24. Не прошло и недели, как Вильсон обратился с «приветственной» телеграммой к IV съезду Советов с намерением воспрепятствовать ратификации Брестского мира. Это было 11 марта 1918 г. В тот же день государственный департамент направил Френсису для ознакомления Советского правительства (неофициальным путем, через Робинса) копию меморандума, врученного 5 марта японскому правительству, а также представителям Англии, Франции и Италии. Интересно, что на копии, посланной в Россию, в качестве даты написания документа было поставлено «3 марта 1918 г.». В американской правительственной публикации (FR, v. II, р. 67) утверждается, что это было сделано «ошибочно». Зная методы государственного департамента, можно утверждать, что эта «ошибка» была сделана умышленно, с провокационной целью. Для такого предположения имеются достаточные основания. Государственный департамент направил копию меморандума в Россию для того, чтобы ввести в заблуждение советское правительство, показать США «противником» японской интервенции. Замена даты 5 марта на 3 марта могла сделать документ более «убедительным»: 1 марта в Вашингтоне еще не знали о подписании Брестского мира, следовательно меморандум, составленный в этот день, не мог являться следствием выхода Советской России из империалистической войны, а отражал «демократическую позицию» Соединенных Штатов.
      Несмотря на все ухищрения Вильсона, планы американских империалистов не осуществились — Брестский мир был ратифицирован. Советская Россия вышла из империалистической войны.
      23. Махинации Вильсона ввели в заблуждение современное ему общественное мнение Америки. В свое время ни текст двух вариантов меморандума, ни даже сам факт его вручения не были преданы гласности. В газетах о позиции США в отношении японской интервенции появлялись противоречивые сообщения. Только через два года журналист Линкольн Колькорд опубликовал текст «секретного» американского меморандума, отправленного 5 марта 1918 г. в Японию (журнал «Nation» от 21 февраля 1920 г.). Вопрос казался выясненным окончательно. Лишь много лет спустя было опубликовано «второе дно» меморандума — его первый вариант.
      26. FR, v II, р. 78.
      27. Там же, стр. 69.

      на Дальнем Востоке, выступить в целях «самозащиты», а с другой стороны, в японской ноте содержалось обещание, что ни один шаг не будет предпринт без согласия США.

      Лансингу тон ответа, вероятно, показался недостаточно решительнным. Он решил подтолкнуть японцев на более активные действия против Советской России. Через несколько часов после получения японской ноты он уже телеграфировал в Токио Моррису: «Воспользуйтесь, пожалуйста, первой подходящей возможностью и скажите к о н ф и д е н ц и а л ь н о министру иностранных дел, что наше правительство надеется самым серьезным образом на понимание японским правительством того обстоятельства, что н а ш а позиция в от н о ш е н и и п о с ы л к и Японией экспедиционных сил в Сибирь н и к о и м образом не основывается на подозрении п о п о в о д у мотивов, которые заставят японское правительство совершить эту акцию, когда она окажется уместной. Наоборот, у нас есть внутренняя вера в лойяльность Японии по отношению к общему делу и в ее искреннее стремление бескорыстно принимать участие в настоящей войне.

      Позиция нашего правительства определяется следующими фактами: 1) информация, поступившая к нам из различных источников, дает нам возможность сделать вывод, что эта акция вызовет отрицательную моральную реакцию русского народа и несомненно послужил на пользу Германии; 2) сведения, которыми мы располагаем, недостаточны, чтобы показать, что военный успех такой акции будет достаточно велик, чтобы покрыть моральный ущерб, который она повлечет за собой». [29]

      В этом документе в обычной для американской дипломатии казуистической форме выражена следующая мысль: США не будут возлежать против интервенции, если они получат заверение японцев в том, что последние нанесут Советской России тщательно подготовленный удар, достаточно сильный, чтобы сокрушить власть большевиков. Государственный департамент активно развязывал японскую интервенцию. Лансинг спешил предупредить Токио, что США не только поддерживают план японского вторжения на Дальний Восток, но даже настаивают на том, чтобы оно носило характер смертельного удара для Советской республики. Это была установка на ведение войны чужими руками, на втягивание в военный конфликт своего соперника. Возможно, что здесь имел место также расчет и на будущее — в случае провала антисоветской интервенции добиться по крайней мере ослабления и компрометации Японии; однако пока что государственный Департамент и японская военщина выступали в трогательном единении.

      Лансинг даже старательно подбирал предлог для оправдывания антисоветского выступления Японии. Давать согласие на вооруженное вторжение, не прикрыв его никакой лицемерной фразой, было не в правилах США. Ощущалась острая необходимость в какой-либо фальшивке, призванной отвлечь внимание от агрессивных замыслов Японии и США. Тогда в недрах государственного департамента родился миф о германской угрозе Дальнему Востоку. Лансингу этот миф казался весьма подходящим. «Экспедиция против немцев, — писал он Вильсону, — /41/

      28. Там же, стр. 81.
      29. Там же, стр. 82. (Подчеркнуто иной. — А. Г.)

      совсем иная вещь, чем оккупация сибирской железной дороги с целью поддержания порядка, нарушенного борьбой русских партий. Первое выглядит как законная операция против общего врага» [80].

      Руководители государственного департамента толкали своих представителей в России и Китае на путь лжи и дезинформации, настойчиво требуя от них фабрикации фальшивок о «германской опасности».

      Еще 13 февраля Лансинг предлагает американскому посланнику в Китае Рейншу доложить о деятельности немецких и австрийских военнопленных. [31] Ответ Рейнша, однако, был весьма неопределенным и не удовлетворил государственный департамент. [32] Вашингтон снова предложил посольству в Пекине «проверить или дополнить слухи о вооруженных немецких пленных». [33] Из Пекина опять поступил неопределенный ответ о том, что «военнопленные вооружены и организованы». [34] Тогда заместитель Лансинга Полк, не полагаясь уже на фантазию своих дипломатов, направляет в Пекин следующий вопросник: «Сколько пленных выпущено на свободу? Сколько пленных имеют оружие? Где они получили оружие? Каково соотношение между немцами и австрийцами? Кто руководит ими? Пришлите нам также и другие сведения, как только их добудете, и продолжайте, пожалуйста, присылать аналогичную информацию». [35] Но и на этот раз информация из Пекина оказалась бледной и невыразительной. [36]

      Гораздо большие способности в искусстве клеветы проявил американский консул Мак-Говен. В cвоей телеграмме из Иркутска 4 марта он нарисовал живописную картину немецкого проникновения в Сибирь»: «12-го проследовал в восточном направлении поезд с военнопленными и двенадцатью пулеметами; две тысячи останавливались здесь... Надежный осведомитель сообщает, что прибыли германские генералы, другие офицеры... (пропуск), свыше тридцати саперов, генеральный штаб ожидает из Петрограда указаний о разрушении мостов, тоннелей и об осуществлении плана обороны. Немецкие, турецкие, австрийские офицеры заполняют станцию и улицы, причем признаки их воинского звания видны из-под русских шинелей. Каждый военнопленный, независимо от того, находится ли он на свободе или в лагере; имеет винтовку» [37].

      Из дипломатических донесений подобные фальшивки переходили в американскую печать, которая уже давно вела злобную интервенционистскую кампанию.

      Тем временем во Владивостоке происходили события, не менее ярко свидетельствовавшие об истинном отношении США к подготовке японского десанта. /42/

      30. The Lansing papers, v. II; p. 358.
      31. FR, v. II, p. 45.
      32. Там же, стр. 52.
      33. Там же, стр. 63.
      34. Там же, стр. 64.
      36. Там же, стр. 66.
      36. Там же, стр. 69.
      37. Russiafn-American Relations, p. 164. Американские представители в России находились, как известно, в тесной связи с эсерами. 12 марта из Иркутска член Сибирской областной думы эсер Неупокоев отправил «правительству автономной Сибири» письмо, одно место, в котором удивительно напоминает телеграмму Мак-Говена: «Сегодня прибыло 2.000 человек австрийцев, турок, славян, одетых в русскую форму, вооружены винтовками и пулеметами и проследовали дальше на восток». («Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 95.) Вполне возможно, что именно эсер Неупокоев был «надежным осведомителем» Мак-Говена.

      12 января во Владивостокском порту стал на якорь японский крейсер «Ивами». Во Владивостокский порт раньше заходили военные суда Антанты (в том числе и американский крейсер «Бруклин»). [38] В данном случае, вторжение «Ивами» являлось явной и прямой подготовкой к агрессивным действиям.

      Пытаясь сгладить впечатление от этого незаконного акта, японский консул выступил с заявлением, что его правительство послало военный корабль «исключительно с целью защиты своих подданных».

      Владивостокский Совет заявил решительный протест против вторжения японского военного корабля в русский порт. Относительно того, что крейсер «Ивами» якобы послан для защиты японских подданных, Совет заявил следующее: «Защита всех жителей, проживающих на территории Российской республики, является прямой обязанностью российских властей, и мы должны засвидетельствовать, что за 10 месяцев революции порядок в городе Владивостоке не был нарушен». [39]

      Адвокатами японской агрессии выступили американский и английский консулы. 16 января они направили в земскую управу письмо, в котором по поводу протеста местных властей заявлялось: «Утверждение, содержащееся в заявлении относительно того, что общественный порядок во Владивостоке до сих пор не был нарушен, мы признаем правильным. Но, с другой стороны, мы считаем, что как в отношении чувства неуверенности у стран, имеющих здесь значительные материальные интересы, так и в отношении того направления, в кагором могут развиваться события в этом районе, политическая ситуация в настоящий момент дает право правительствам союзных стран, включая Японию, принять предохранительные меры, которые они сочтут необходимыми для защиты своих интересов, если последним будет грозить явная опасность». [40]

      Таким образом, американский и английский консулы встали на защиту захватнических действий японской военщины. За месяц до того, как Вильсон составил свой первый меморандум об отношении к интервенции, американский представитель во Владивостоке принял активное участие в подготовке японской провокации.

      Задача консулов заключалась теперь в том, чтобы создать картину «нарушения общественного порядка» во Владивостоке, «слабости местных властей» и «необходимости интервенции». Для этого по всякому поводу, даже самому незначительному, иностранные консулы обращались в земскую управу с протестами. Они придирались даже к мелким уголовным правонарушениям, столь обычным в большом портовом городе, изображая их в виде событий величайшей важности, требующих иностранного вмешательства.

      В начале февраля во Владивостоке состоялось совещание представителей иностранной буржуазии совместно с консулами. На совещании обсуждался вопрос о борьбе с «анархией». Затем последовали протесты консульского корпуса против ликвидации буржуазного самоуправления в городе, против рабочего контроля за деятельностью порта и таможни, /43/

      38. «Бруклин» появился во Владивостокском порту 24 ноября 1917 г.— накануне выборов в Учредительное собрание. Американские пушки, направленные на город, должны были предрешить исход выборов в пользу буржуазных партий. Однако этот агрессивный демарш не дал желаемых результатов: по количеству поданных голосов большевики оказались сильнейшей политической партией во Владивостоке.
      39. «Известия Владивостокского совета рабочих и солдатских депутатов», 4 (17) января 1918 г.
      40. Japanese agression in the Russian Far East Extracts from the Congressional Record. March 2, 1922. In the Senate of the United States, Washington, 1922, p. 7.

      против действий Красной гвардии и т. д. Американский консул открыто выступал против мероприятий советских властей и грозил применением вооруженной силы. [41] К этому времени во Владивостокском порту находилось уже четыре иностранных военных корабля: американский, английский и два японских.

      Трудящиеся массы Владивостока с возмущением следили за провокационными действиями иностранных консулов и были полны решимости с оружием в руках защищать Советскую власть. На заседании Владивостокского совета было решенo заявить о готовности оказать вооруженное сопротивление иностранной агрессии. Дальневосточный краевой комитет Советов отверг протесты консулов как совершенно необоснованные, знаменующие явное вмешательство во внутренние дела края.

      В марте во Владивостоке стало известно о контрреволюционных интригах белогвардейской организации, именовавшей себя «Временным правительством автономной Сибири». Эта шпионская группа, возглавленная веерами Дербером, Уструговым и др., добивалась превращения Дальнего Востока и Сибири в колонию Соединенных Штатов и готовила себя к роли марионеточного правительства этой американской вотчины.

      Правительство США впоследствии утверждало, будто оно узнало о существовании «сибирского правительства» лишь в конце апреля 1918 г. [49] На самом деле, уже в марте американский адмирал Найт находился в тесном контакте с представителями этой подпольной контрреволюционной организации. [41]

      29 марта Владивостокская городская дума опубликовала провокационное воззвание. В этом воззвании, полном клеветнических нападок на Совет депутатов, дума заявляла о своем бессилии поддерживать порядок в городе. [41] Это был документ, специально рассчитанный на создание повода для высадки иностранного десанта. Атмосфера в городе накалилась: «Владивосток буквально на вулкане», — сообщал за границу одни из агентов «сибирского правительства». [45]

      Японские войска высадились во Владивостоке 5 апреля 1918 г. В этот же день был высажен английский десант. Одновременно с высадкой иностранных войск начал в Манчжурии свое новое наступление на Читу бандит Семенов. Все свидетельствовало о предварительном сговоре, о согласованности действий всех контрреволюционных сил на Дальнем Востоке.

      Поводом для выступления японцев послужило, как известно, убийство японских подданных во Владивостоке. Несмотря на то, что это была явная провокация, руководители американской внешней политики ухватились за нее, чтобы «оправдать» действия японцев и уменьшить «отрицательную моральную реакцию» в России. Лживая японская версия была усилена в Вашингтоне и немедленно передана в Вологду послу Френсису.

      Американский консул во Владивостоке передал по телеграфу в государственный департамент: «Пять вооруженных русских вошли в японскую контору в центре города, потребовали денег. Получив отказ, стреляли в трех японцев, одного убили и других серьез-/44/

      41. FR, v. II, р. 71.
      42. Russian-American Relations, p. 197.
      43. «Красный архив», 1928, т. 4 (29), стр. 97.
      44. «Известия» от 7 апреля 1918 г.
      45. «Красный архив», 1928, т. 4 (29). стр. 111.

      но ранили». [46] Лансинг внес в это сообщение свои коррективы, после чего оно выглядело следующим образом: «Пять русских солдат вошли в японскую контору во Владивостоке и потребовали денег. Ввиду отказа убили трех японцев». [47] В редакции Лансинга ответственность за инцидент ложилась на русскую армию. При всей своей незначительности эта деталь очень характерна: она показывает отношение Лансинга к японскому десанту и разоблачает провокационные методы государственного департамента.

      Правительство США не сочло нужным заявить даже формальный протест против японского выступления. Вильсон, выступая на следующий день в Балтиморе, в речи, посвященной внешнеполитическим вопросам, ни единым словом не обмолвился о десанте во Владивостоке. [48]

      Добившись выступления Японии, США пытались продолжать игру в «иную позицию». Военный «корабль США «Бруклин», стоявший во Владивостокском порту, не спустил на берег ни одного вооруженного американского солдата даже после высадки английского отряда. В русской печати американское посольство поспешило опубликовать заявление о том, что Соединенные Штаты непричастны к высадке японского десанта. [49]

      Американские дипломаты прилагали все усилия, чтобы изобразить японское вторжение в советский город как незначительный эпизод, которому не следует придавать серьезного значения. Именно так пытался представить дело американский консул представителям Владивостокского Совета. [50] Посол Френсис устроил специальную пресс-конференцию, на которой старался убедить журналистов в том, что советское правительство и советская пресса придают слишком большое значение этой высадке моряков, которая в действительности лишена всякого политического значения и является простой полицейской предосторожностью. [51]

      Однако американским дипломатам не удалось ввести в заблуждение Советскую власть. 7 апреля В. И. Ленин и И. В. Сталин отправили во Владивосток телеграмму с анализом обстановки и практическими указаниями городскому совету. «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать, — говорилось в телеграмме. — Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники». [52] Последующие события оправдали прогноз Ленина и Сталина.

      Советская печать правильно оценила роль Соединенных Штатов в развязывании японского выступления. В статье под заголовком: «Наконец разоблачились» «Известия» вскрывали причастность США к японскому вторжению. [53] В обзоре печати, посвященном событиям на Дальнем Востоке, «Известия» приводили откровенное высказывание представителя американского дипломатического корпуса. «Нас, американцев, — заявил он, — сибирские общественные круги обвиняют в том, что мы будто бы связываем руки /45/

      46. FR, v. II, p. 99. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      47. Там же, стр. 100. (Подчеркнуто мною. — А. Г.)
      48. Russian-American Relations, p. 190.
      49. «Известия» от 11 апреля 1918 г.
      50. «Известия» от 12 апреля 1918 г.
      51. «Известия» от 13 апреля 1918 г.
      52. «Документы по истории гражданской войны в СССР», т. 1940, стр. 186.
      53. «Известия» от 10 апреля 1918 г.

      большевизма. Дело обстоит, конечно, не так». [54]

      Во Владивостоке при обыске у одного из членов «сибирского правительства» были найдены документы, разоблачавшие контрреволюционный заговор на Дальнем Востоке. В этом заговоре были замешаны иностранные консулы и американский адмирал Найт. [55]

      Советское правительство направило эти компрометирующие документы правительству Соединенных Штатов и предложило немедленно отозвать американского консула во Владивостоке, назначить расследование о причастности американских дипломатических представителей к контрреволюционному заговору, а также выяснить отношение правительства США к советскому правительству и ко всем попыткам официальных американских представителей вмешиваться во внутреннюю жизнь России. [56] В этой ноте нашла выражение твердая решимость советского правительства пресечь все попытки вмешательства во внутреннюю жизнь страны, а также последовательное стремление к мирному урегулированию отношений с иностранными державами. В последнем, однако, американское правительство не было заинтересовано. Соединенные Штаты развязывали военный конфликт. /46/

      54 «Известия» от 27 апреля 1913 г. (Подчеркнуто мной.— А. Г.)
      55. «Известия» от 25 апреля 1918 г.
      56. Russiain-American Relations, p. 197.

      Исторические записки. Л.: Изд-во Акад. наук СССР. Т. 33. Отв. ред. Б. Д. Греков. - 1950. С. 33-46.
    • Кирасиры, конные аркебузиры, карабины и прочие
      Автор: hoplit
      George Monck. Observations upon Military and Political Affairs. Издание 1796 года. Первое было в 1671-м, книга написана в 1644-6 гг.
      "Тот самый" Монк.

       
      Giorgio Basta. Il gouerno della caualleria leggiera. 1612.
      Giorgio Basta. Il mastro di campo. 1606.

       
      Sir James Turner. Pallas armata, Military essayes of the ancient Grecian, Roman, and modern art of war written in the years 1670 and 1671. 1683. Оглавление.
      Lodovico Melzo. Regole militari sopra il governo e servitio particolare della cavalleria. 1611
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • Асташов А.Б. Борьба за людские ресурсы в Первой мировой войне: мобилизация преступников в Русскую армию // Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.
      Автор: Военкомуезд
      Александр Борисович
      АСТАШОВ
      д-р ист. наук, профессор
      Российского государственного
      гуманитарного университета
      БОРЬБА ЗА ЛЮДСКИЕ РЕСУРСЫ В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ: МОБИЛИЗАЦИЯ ПРЕСТУПНИКОВ В РУССКУЮ АРМИЮ
      Аннотация. Автор рассматривает проблему расширения людских ресурсов в Первой мировой войне — первой тотальной войне XX в. В статье исследуется политика по привлечению в русскую армию бывших осужденных преступников: основные этапы, объемы и различные категории привлеченного контингента, ключевые аргументы о необходимости применяемых приемов и мер, общий успех и причины неудач. Работа основана на впервые привлеченных архивных материалах. Автор приходит к выводу о невысокой эффективности предпринятых усилий по задействованию такого специфического контингента, как уголовники царских тюрем. Причины кроются в сложности условий мировой войны, специфике социально-политической ситуации в России, вынужденном характере решения проблемы массовой мобилизации в период назревания и прохождения революционного кризиса, совпавшего с гибелью русской армии.
      Ключевые слова: тотальная война, людские ресурсы в войне, русская армия, преступники, морально-политическое состояние армии, армейская и трудовая дисциплина на войне, борьба с деструктивными элементами в армии. /217/
      Использование человеческих ресурсов — один из важнейших вопросов истории мировых войн. Первая мировая, являющаяся первым тотальным военным конфликтом, сделала актуальным привлечение к делу обороны всех групп населения, включая те, которые в мирной ситуации считаются «вредными» для общества и изолируются. В условиях всеобщего призыва происходит переосмысление понятий тягот и лишений: добропорядочные граждане рискуют жизнью на фронте, переносят все перипетии фронтового быта, в то время как преступники оказываются избавленными от них. Такая ситуация воспринималась в обществе как несправедливая. Кроме решения проблемы равного объема трудностей для всех групп населения власти столкнулись, с одной стороны, с вопросом эффективного использования «преступного элемента» для дела обороны, с другой стороны — с проблемой нейтрализации негативного его влияния на армию.
      Тема использования бывших осужденных в русской армии мало представлена в отечественной историографии, исключая отдельные эпизоды на региональном материале [1]. В настоящей работе ставится вопрос использования в деле обороны различных видов преступников. В центре внимания — их разряды и характеристики; способы нейтрализации вредного влияния на рядовой состав; проблемы в обществе,
      1. Коняев Р. В. Использование людских ресурсов Омского военного округа в годы Первой мировой войны // Манускрипт. Тамбов, 2018. № 12. Ч. 2. С. 232. Никулин Д. О. Подготовка пополнения для действующей армии периода Первой мировой войны 1914-1918 гг. в запасных частях Омского военного округа. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Новосибирск, 2019. С. 228-229. /219/
      возникавшие в процессе решения этого вопроса; а также эффективность предпринятых мер как в годы войны, так и во время революции 1917 г. Работа написана на архивных материалах фонда Ставки главковерха, военного министерства и Главного штаба, а также на основе анализа информации, содержащейся в переписке различных инстанций, вовлеченных в эту деятельность. Все материалы хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА).
      Проблема пополнения людских ресурсов решалась в зависимости от наличия и правового статуса имевшихся контингентов преступников. В России было несколько групп населения, которые по существовавшим законам не принимали участия в военных действиях. Это военнослужащие, отбывающие наказание по воинским преступлениям; лица, находившиеся под полицейским надзором по месту жительства, причем как административно высланные гражданскими властями в рамках Положения о государственной охране, так и высланные военными властями с театра военных действий согласно Правилам о военном положении; многочисленная группа подследственных или отбывающих наказание за мелкие преступления, не связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. права на военную службу; значительная группа подследственных, а также отбывающих или отбывших наказание за серьезные преступления, связанные с потерей гражданских прав, в т. ч. и права на военную службу. /220/
      Впервые вопрос о привлечении уголовных элементов к несению службы в русской армии встал еще в годы русско-японской войны, когда на Сахалине пытались создать дружины из ссыльных каторжан. Опыт оказался неудачным. Среди каторжан было много людей старых, слабосильных, с физическими недостатками. Но главное — все они поступали в дружины не по убеждениям, не по желанию сразиться с врагом, а потому, что льготы, данные за службу, быстро сокращали обязательные сроки пребывания на острове, обеспечивали казенный паек и некоторые другие преимущества. В конечном счете пользы такие отряды в военном отношении не принесли и были расформированы, как только исчезла опасность высадки врага [1].
      В годы Первой мировой войны власти привлекали правонарушителей на военную службу в зависимости от исчерпания людских ресурсов и их пользы для дела обороны. В самом начале войны встал вопрос о судьбе находящихся в военно-тюремных учреждениях (военных тюрьмах и дисциплинарных батальонах) лиц, совершивших воинские преступления на военной службе еще до войны [2]. В Главном военно-судебном управлении (ГВСУ) считали, что обитатели военно-тюремных заведений совершили преступление большей частью по легкомыслию, недостаточному усвоению требований воинской дисциплины и порядка, под влиянием опьянения и т. п., и в массе своей не являлись закоренелыми преступниками и глубоко испорченными людьми. В связи с этим предполагалось применить к ним ст. 1429 Военно-судебного устава, согласно которой в районе театра военных действий при исполнении приговоров над военнослужащими применялись правила, позволявшие принимать их на службу, а после войны переводить в разряд штрафованных. Немедленное же приведение нака-
      1. Русско-Японская война. Т. IX. Ч. 2. Военные действия на острове Сахалине и западном побережье Татарского пролива. Работа военно-исторической комиссии по описанию Русско-Японской войны. СПб., 1910. С. 94; Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 2000. On. 1. Д. 1248. Л. 31-32 об. Доклад по мобилизационному отделению Главного управления генерального штаба (ГУГШ), 3 октября 1917 г.
      2. См. п. 1 таблицы категорий преступников. /221/
      зания в исполнение зависело от начальников частей, если они посчитают, что в силу испорченности такие осужденные лица могут оказывать вредное влияние на товарищей. С другой стороны, то же войсковое начальство могло сделать представление вышестоящему начальству о даровании смягчения наказания и даже совершенного помилования «в случае примерной храбрости в сражении, отличного подвига, усердия и примерного исполнения служебных обязанностей во время войны» военнослужащих, в отношении которых исполнение приговора отложено [1].
      23 июля 1914 г. император Николай II утвердил соответствующий доклад Военного министра —теперь заключенные военно-тюремных учреждений (кроме разряда «худших») направлялись в строй [2]. Такой же процедуре подлежали и лица, находящиеся под судом за преступления, совершенные на военной службе [3]. Из военно-тюремных учреждений уже в первые месяцы войны были высланы на фронт фактически все (свыше 4 тыс.) заключенные и подследственные (при списочном составе в 5 125 человек), а сам штат тюремной стражи подлежал расформированию и также направлению
      на военную службу [4]. Формально считалось, что царь просто приостановил дальнейшее исполнение судебных приговоров. Военное начальство с удовлетворением констатировало, что не прошло и месяца, как стали приходить письма, что такие-то бывшие заключенные отличились и награждены георгиевскими крестами [5].
      Летом 1915 г. в связи с большими потерями появилась идея послать в армию осужденных или состоящих под судом из состава гражданских лиц, не лишенных по закону права
      1. РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 326. Л. 1-2. Доклад ГВСУ, 22 июля 1914 г.
      2. РГВИА. Ф. 2126. Оп. 2. Д. 232. Л. 1 об. Правила о порядке постановления и исполнения приговоров над военнослужащими в районе театра военных действий. Прил. 10 к ст. 1429 Военно-судебного устава.
      3. Там же. ГВСУ — штаб войск Петроградского военного округа. См. 2-ю категорию преступников таблицы.
      4. Там же. Л. 3-4 об., 6 об., 10-11, 14-29. Переписка начальства военно-тюремных заведений с ГВСУ, 1914 г.
      5. РГВИА. Ф. 801. Оп. 30. Д. 14. Л. 42, 45 об. Данные ГВСУ по военно-тюремным заведениям, 1914 г. /222/
      защищать родину [1]. Еще ранее о такой возможности ходатайствовали сами уголовники, но эти просьбы были оставлены без ответа. В августе 1915 г. теперь уже Военное министерство и Главный штаб подняли этот вопрос перед начальником штаба Верховного Главнокомандующего (ВГК) генералом М. В. Алексеевым. Военное ведомство предлагало отправить в армию тех, кто пребывал под следствием или под судом, а также осужденных, находившихся уже в тюрьме и ссылке. Алексеев соглашался на такие меры, если будут хорошие отзывы тюремного начальства о лицах, желавших пойти на военную службу, и с условием распределения таких лиц по войсковым частям равномерно, «во избежание скопления в некоторых частях порочных людей» [2].
      Но оставались опасения фронтового командования по поводу претворения в жизнь планируемой меры в связи с понижением морального духа армии после отступления 1915 г. Прежде всего решением призвать «порочных людей» в ряды армии уничтожалось важнейшее условие принципа, по которому защита родины могла быть возложена лишь на достойных, а звание солдата являлось высоким и почетным. Военные опасались прилива в армию порочного элемента, могущего оказать разлагающее влияние на окружение нижних чинов, зачастую не обладающих достаточно устойчивыми воззрениями и нравственным развитием для противостояния вредному влиянию представителей преступного мира [3]. Это представлялось важным, «когда воспитательные меры неосуществимы, а надзор за каждым отдельным бойцом затруднителен». «Допущение в ряды войск лиц, не заслуживающих доверия по своим нравственным качествам и своим дурным примером могущих оказать растлевающее влияние, является вопросом, решение коего требует вообще особой осторожности и в особенности ввиду того, что среди офицеров состава армий имеется достаточный процент малоопыт-
      1. См. п. 5 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 230, 240-242а. Переписка дежурного генерала, начальника штаба ВГК, военного министерства и Главного штаба, 27-30 августа 1915 г., 8, 4 сентября 1915 г.
      3. Там же. Д. 805. Л. 17-18. /223/
      ных прапорщиков», — подчеркивало командование Юго-Западного фронта. Большое количество заявлений от бывших уголовников с просьбой принять их на военную службу не убеждало в своей искренности. Наоборот, такая отправка на фронт рассматривалась просто как шанс выйти на свободу. В армии вообще сомневались, что «питомцы тюрьмы или исправительных арестантских отделений в массе были бы проникнуты чувствами патриотизма», в то время как в такой войне дисциплинированность и стойкость являются основным залогом успешных боевых действий. Вред от таких порочных людей мог быть гораздо большим, нежели ожидаемая польза. По мнению начальника штаба Киевского военного округа, нижние чины из состава бывших заключенных будут пытаться уйти из армии через совершение нового преступления. Если их высылать в запасной батальон с тем, чтобы там держать все время войны, то, в сущности, такая высылка явится им своего рода наградой, т. к. их будут кормить, одевать и не пошлют на войну. Вместе с тем призыв уголовников засорит запасной батальон, и без того уже переполненный [1]. Другие представители фронтового командования настаивали в отказе прихода на фронт грабителей, особенно рецидивистов, профессиональных преступников, двукратно наказанных за кражу, мошенничество или присвоение вверенного имущества. Из этой группы исключались убийцы по неосторожности, а также лица по особому ходатайству тюремных властей.
      В целом фронтовое командование признало практическую потребность такой меры, которая заставляла «поступиться теоретическими соображениями», и в конечном счете согласилось на допущение в армию по особым ходатайствам порочных лиц, за исключением лишенных всех прав состояния [2]. Инициатива военного ведомства получила поддержку в Главном штабе с уточнением, чтобы из допущенных в войска были исключены осужденные за разбой, грабеж, вымогательство, присвоение и растрату чужого имущества, кражу
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 16.
      2. Там же. Л. 2-3. Начальники штаба Юго-Западного и Северного фронтов — дежурному генералу при ВТК, 19, 21 сентября 1915 г. /224/
      и мошенничество, ибо такого рода элемент «развращающе будет действовать на среду нижних чинов и, несомненно, будет способствовать развитию в армии мародерства» [1]. Вопрос этот вскоре был представлен на обсуждение в министерство юстиции и, наконец, императору в январе 1916 г. [2] Подписанное 3 февраля 1916 г. (в порядке статьи 87) положение Совета министров позволяло привлекать на военную службу лиц, состоящих под судом или следствием, а также отбывающих наказание по суду, за исключением тех, кто привлечен к суду за преступные деяния, влекущие за собою лишение всех прав состояния, либо всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, т. е. за наиболее тяжкие преступления [3]. Реально речь шла о предоставлении отсрочки наказания для таких лиц до конца войны. Но это не распространялось на нижние чины, относительно которых последовало бы требование их начальников о немедленном приведении приговоров над ними в исполнение [4]. После указа от 3 февраля 1916 г. увеличилось количество осужденных, просивших перевода на воинскую службу. Обычно такие ходатайства сопровождались типовым желанием «искупить свой проступок своею кровью за Государя и родину». Однако прошения осужденных по более тяжким статьям оставлялись без ответа [5].
      Одновременно подобный вопрос встал и относительно осужденных за воинские преступления на военной службе [6]. Предполагалось их принять на военные окопные, обозные работы, т. к. на них как раз допускались лица, лишенные воинского звания [7].
      Но здесь мнения командующих армиями разделились по вопросу правильного их использования для дела обороны. Одни командармы вообще были против использования таких
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 1067. Л. 242-242а; Д. 805. Л. 1.
      2. Там же. Д. 805. Л. 239, 249 об.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 1-2, 16-16 об.
      4. Там же. Л. 2 об.
      5. РГВИА. Ф. 1343. Оп. 2. Д. 247. Л. 189, 191.
      6. См. п. 2 таблицы категорий преступников.
      7. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 490. Выписка и заявления, поданные присяжными заседателями Екатеринбургского окружного суда на январской сессии 1916 г. /225/
      лиц в тылу армии, опасаясь, что военные преступники, особенно осужденные за побеги, членовредительство, мародерство и другие проступки, могли войти в контакт с нижними чинами инженерных организаций, дружин, запасных батальонов, работавших в тылу, оказывая на них не менее вредное влияние, чем если бы это было в войсковом районе. Главнокомандующий армиями Западного фронта также выступал против привлечения на военную службу осужденных приговорами судов к лишению воинского звания в тылу армии, мотивируя это тем же аргументом о «моральном влиянии» [1].
      Были и голоса за привлечение на работы для нужд армии лиц, лишенных по суду воинского звания, мотивированные мнением, что в любом случае они тем самым потратят время на то, чтобы заслужить себе прощение и сделаться выдающимися воинами [2]. В некоторых штабах полагали даже возможным использовать такой труд на самом фронте в тюремных мастерских или в качестве артелей подневольных чернорабочих при погрузке и разгрузке интендантских и других грузов в складах, на железных дорогах и пристанях, а также на полевых, дорожных и окопных работах. В конечном счете было признано необходимым привлечение бывших осужденных на разного рода казенные работы для нужд армии во внутренних губерниях империи, но с определенными оговорками. Так, для полевых работ считали возможным использовать только крупные партии таких бывших осужденных в имениях крупных землевладельцев, поскольку в мелких имениях это могло привести к грабежу крестьянских хозяйств и побегам [3].
      В начале 1916 г. министерство внутренних дел возбудило вопрос о принятии на действительную службу лиц, как состоящих под гласным надзором полиции в порядке положения
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 478-478 об. Дежурный генерал штаба армий Западного фронта, 17.4.1916 — дежурному генералу штаба ВГК.
      2. Там же. Л. 475. Начальник штаба Кавказской армии, 30 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК.
      3. Там же. Л. 474-474 об. Начальник штаба Западного фронта, 29 апреля 1916 г. — дежурному генералу штаба ВГК. /226/
      о Государственной охране, так и высланных с театра войны по распоряжению военных властей [1]. Проблема заключалась в том, что и те, и другие не призывались на военную службу до истечения срока надзора. Всего таких лиц насчитывалось 1,8 тыс. человек. Они были водворены в Сибири, в отдаленных губерниях Европейской России или состояли под надзором полиции в Европейской России в избранных ими местах жительства. В МВД считали, что среди поднадзорных, высланных в порядке Государственной охраны, много таких, которые не представляют никакой опасности для стойкости войск. Их можно было принять в армию, за исключением тех поднадзорных, пребывание которых в действующей армии по характеру их виновности могло бы представлять опасность для охранения интересов армии или жизни начальствующих лиц. К категории последних причисляли высланных за шпионаж, тайный перевод нарушителей границы (что близко соприкасалось со шпионажем), ярко проявленное германофильство, а также за принадлежность к военно-революционным, террористическим, анархическим и другим революционным организациям.
      Точное число лиц, высланных под надзор полиции военными властями с театра военных действий, согласно Правилам военного положения, не было известно. Но, по имевшимся сведениям, в Сибирь и отдаленные губернии Европейской России выслали свыше 5 тыс. человек. Эти лица признавались военными властями вредными для нахождения даже в тылу армии, и считалось, что допущение их на фронт зависит главным образом от Ставки. Но в тот момент в армии полагали, что они были высланы с театра войны, когда не состояли еще на военной службе. Призыв их в строй позволил бы обеспечить непосредственное наблюдение военного начальства, что стало бы полезным для их вхождения в военную среду и безвредно для дела, поскольку с принятием на действительную службу их социальное положение резко менялось. К тому же опасность привлечения вредных лиц из числа поднадзорных нейтрализовалась бы предварительным согласованием меж-
      1. См. п. 3 и 4 таблицы категорий преступников. /227/
      ду военными властями и губернаторами при рассмотрении дел конкретных поднадзорных перед их отправкой на фронт [1].
      Пытаясь решить проблему пребывания поднадзорных в армии, власти одновременно хотели, с одной стороны, привлечь в армию желавших искренне воевать, а с другой — устранить опасность намеренного поведения со стороны некоторых лиц в стремлении попасть под такой надзор с целью избежать военной службы. Была еще проблема в техническом принятии решения. При принудительном призыве необходим был закон, что могло замедлить дело. Оставался открытым вопрос, куда их призывать: в отдельные части внутри России или в окопные команды. К тому же, не желая давать запрет на просьбы искренних патриотов, власти все же опасались революционной пропаганды со стороны поднадзорных. По этой причине было решено проводить постепенное снятие надзора с тех категорий поднадзорных, которые могли быть допущены в войска, исключая высланных за шпионаж, участие в военно-революционных организациях и т. п. После снятия такого надзора к ним применялся бы принудительный призыв в армию [2]. В связи с этим министерство внутренних дел дало указание губернаторам и градоначальникам о пересмотре постановлений об отдаче под надзор молодых людей призывного возраста, а также ратников и запасных, чтобы снять надзор с тех, состояние которых на военной службе не может вызывать опасений в их неблагонадежности. Главной целью было не допускать в армию «порочных» лиц [3]. В отношении же подчиненных надзору полиции в порядке Правил военного положения ожидались особые распоряжения со стороны военных властей [4].
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373-374. Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.; РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 4 об. МВД — военному министру, 10 января 1916 г.
      2. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. 1221. Л. 2 об. Министр внутренних дел — военному министру, 10 января 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 226. И. д. начальника мобилизационного отдела ГУГШ — дежурному генералу штаба ВГК, 25 января 1916г.; РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 373.Циркуляр мобилизационного отдела ГУГШ, 25 февраля 1916 г.
      4. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1221. Л. 22 об., 46-47, 50 об., 370. Переписка МВД, Военного министерства, ГУГШ, март 1916 г. /228/
      Существовала еще одна категория осужденных — без лишения прав, но в то же время освобожденных от призыва (как правило, по состоянию здоровья) [1]. Эти лица также стремились выйти из тюрьмы и требовали направления их на военные работы. В этом случае им давалось право взамен заключения бесплатно исполнять военно-инженерные работы на фронтах с учетом срока службы за время тюремного заключения. Такое разрешение было дано в соизволении императора на доклад от 20 января 1916 г. министра юстиции [2]. Несмотря на небольшое количество таких просьб (сначала около 200 прошений), власти были озабочены как характером работ, на которые предполагалось их посылать, так и возможными последствиями самого нахождения бывших преступников с гражданскими рабочими на этих производствах. Для решения вопроса была организована особая межведомственная комиссия при Главном тюремном управлении в составе представителей военного, морского, внутренних дел и юстиции министерств, которая должна была рассмотреть в принципе вопрос о допущении бывших осужденных на работы в тылу [3]. В комиссии высказывались различные мнения за допущение к военно-инженерным работам лиц, привлеченных к ответственности в административном порядке, даже по обвинению в преступных деяниях политического характера, и вообще за возможно широкое допущение на работы без различия категорий и независимо от прежней судимости. Но в конечном счете возобладали голоса за то, чтобы настороженно относиться к самой личности преступников, желавших поступить на военно-инженерные работы. Предписывалось собирать сведения о прежней судимости таких лиц, принимая во внимание характер их преступлений, поведение во время заключения и в целом их «нравственный облик». В конечном итоге на военно-инженерные работы не допускались следующие категории заключенных: отбывающие наказание за некоторые особенно опасные в государственном смысле преступные деяния и во-
      1. См. п. 6 таблицы категорий преступников.
      2. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 239. Министр юстиции — военному министру, 25 января 1916 г.
      3. Там же. Л. 518. /229/
      обще приговоренные к наказаниям, соединенным с лишением права; отличающиеся дурным поведением во время содержания под стражей, при отбывании наказания; могущие явиться вредным или опасным элементом при производстве работ; рецидивисты; отбывающие наказание за возбуждение вражды между отдельными частями или классами населения, между сословиями или за один из видов преступной пропаганды [1]. Допущенных на фронт бывших заключенных предполагалось переводить сначала в фильтрационные пункты в Петрограде, Киеве и Тифлисе и уже оттуда направлять на
      военно-инженерные работы [2]. Практика выдержки бывших подследственных и подсудимых в отдельных частях перед их направлением на военно-инженерные работы существовала и в морском ведомстве с той разницей, что таких лиц изолировали в одном штрафном экипаже (Гомель), через который в январе 1916 г. прошли 1,8 тыс. матросов [3].
      Поднимался и вопрос характера работ, на которые допускались бывшие преступники. Предполагалось организовать отдельные партии из заключенных, не допуская их смешения с гражданскими специалистами, добавив к уже существующим партиям рабочих арестантов на положении особых команд. Представитель военного ведомства в комиссии настаивал, чтобы поступление рабочих следовало непосредственно и по возможности без всяких проволочек за требованием при общем положении предоставить как можно больше рабочих и как можно скорее. В конечном счете было решено, что бывшие арестанты переходят в ведение структур, ведущих военно-инженерные работы, которые должны сами решить вопросы организации рабочих в команды и оплаты их труда [4].
      Оставалась, правда, проблема, где именно использовать труд бывших осужденных — на фронте или в тылу. На фронте это казалось неудобным из-за необходимости создания штата конвоя (личного состава и так не хватало), возможного
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 519-520.
      2. Там же. Л. 516 об. — 517 об. Министр юстиции — начальнику штаба ВТК, 29 мая 1916 г.
      3. Там же. Л. 522 об.
      4. Там же. Л. 520-522. /230/
      общения «нравственно испорченного элемента» с военнопленными (на работах), а также угрозы упадка дисциплины и низкого успеха работ. К концу же 1916 г. приводились и другие аргументы: на театре военных действий существовали трудности при присоединении такого контингента к занятым на оборонительных работах группам военнопленных, инженерно-строительным дружинам, инородческим партиям, мобилизованным среди местного населения рабочим. Появление бывших арестантов могло подорвать уже сложившийся ритм работ и вообще было невозможно в условиях дробления и разбросанности рабочих партий [1].
      Во всяком случае, в Ставке продолжали настаивать на необходимости привлечения бывших заключенных как бесплатных рабочих, чтобы освободить тем самым от работ солдат. Вредное влияние заключенных хотели нейтрализовать тем, что при приеме на работу учитывался бы характер прежней их судимости, самого преступления и поведения под стражей, что устраняло опасность деморализации армии [2].
      После принципиального решения о приеме в армию бывших осужденных, не лишенных прав, а также поднадзорных и воинских преступников, в конце 1916 г. встал вопрос о привлечении к делу обороны и уголовников, настоящих и уже отбывших наказание, лишенных гражданских прав вследствие совершения тяжких преступлений [3]. В Главном штабе насчитывали в 23 возрастах 360 тыс. человек, способных носить оружие [4]. Однако эти проекты не содержали предложения использования таких резервов на самом фронте, только лишь на тыловых работах. Вновь встал вопрос о месте работы. В октябре 1916 г. военный министр Д. С. Шуваев высказал предложение об использовании таких уголовников в военно-рабочих командах на особо тяжелых работах: по испытанию и
      1. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 805. Л. 556. Переписка штабов Западного фронта и ВГК, 30 августа — 12 декабря 1916 г.
      2. Там же. Л. 556 об. — 556а об. Дежурный генерал ВГК — Главному начальнику снабжений Западного фронта, 19 декабря 1916 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1221. Л. 146. См. п. 7 таблицы категорий преступников.
      4. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 14. Сведения Министерства юстиции. /231/
      применению удушливых газов, в химических командах, по постройке и усовершенствованию передовых окопов и искусственных препятствий под огнем противника, а также на некоторых тяжелых работах на заводах. Однако товарищ министра внутренних дел С. А. Куколь-Яснопольский считал эту меру малоосуществимой. В качестве аргументов он приводил тезисы о том, что для содержания команд из «порочных лиц» потребовалось бы большое количество конвойных — как для поддержания дисциплины и порядка, так и (в особенности) для недопущения побегов. С другой стороны, нахождение подобных команд в сфере огня противника могло сказаться на духе войск в «самом нежелательном направлении». Наконец, представлялось невозможным посылать бывших уголовников на заводы, поскольку потребовались бы чрезвычайные меры охраны [1].
      В конце 1916 — начале 1917 г. в связи с общественно-политическим кризисом в стране обострился вопрос об отправке в армию бывших преступников. Так, в Главном штабе опасались разлагающего влияния лиц, находившихся под жандармским надзором, на войска, а с другой стороны, указывали на их незначительное количество [2]. При этом армию беспокоили и допущенные в нее уголовники, и проникновение политических неблагонадежных, часто являвшихся «авторитетами» для первых. Когда с сентября 1916 г. в запасные полки Омского военного округа стали поступать «целыми сотнями» лица, допущенные в армию по закону от 3 февраля 1916г., среди них оказалось много осужденных, о которых были весьма неблагоприятные отзывы жандармской полиции. По данным командующего Омским военным округом, а также енисейского губернатора, бывшие ссыльные из Нарымского края и других районов Сибири, в т.ч. и видные революционные работники РСДРП и ПСР, вели пропаганду против войны, отстаивали интересы рабочих и крестьян, убеждали сослуживцев не исполнять приказаний начальства в случае привлечения к подавлению беспорядков и т. п. Во-
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 5 об., 14.
      2. Там же. Д. 136. Л. 30. /232/
      енные категорически высказывались против их отправки на фронт, поскольку они «нравственно испортят самую лучшую маршевую роту», и убедительно просили избавить войска от преступного элемента [1]. Но бывшие уголовники, как гражданские, так и военные, все равно продолжали поступать в войска, включая передовую линию. Так, в состав Одоевского пехотного полка за период с 4 ноября по 24 декабря 1916 г. было влито из маршевых рот 884 человека беглых, задержанных на разных этапах, а также 19 находившихся под судом матросов. Люди эти даже среди товарищей получили прозвище «каторжников», что сыграло важную роль в волнениях в этом полку в январе 1917 г. [2]
      В запасные батальоны также часто принимались лица с судимостью или отбытием срока наказания, но без лишения гражданских прав. Их было много, до 5-10 %, среди лиц, поступивших в команды для направления в запасные полки гвардии (в Петрограде). Они были судимы за хулиганство, дурное поведение, кражу хлеба, муки, леса, грабеж и попытки грабежа (в т. ч. в составе шаек), буйство, склонность к буйству и пьянству, оскорбление девушек, нападение на помещиков и приставов, участие в аграрном движении, отпадение от православия, агитационную деятельность, а также за стрельбу в портрет царя. Многие из них, уже будучи зачисленными в запасные батальоны, подлежали пересмотру своего статуса и отсылке из гвардии, что стало выясняться только к концу 1916г., после нахождения в гвардии в течение нескольких месяцев [3].
      Февральская революция привнесла новый опыт в вопросе привлечения бывших уголовников к делу обороны. В дни переворота по указу Временного правительства об амнистии от
      1. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 136. Л. 204 об., 213-213 об., 215 об.; Ф. 2000. Оп. 10. Д. 9. Л. 37, 53-54.
      2. РГВИА. Ф. 801. Оп. 28. Д. 28. Л. 41 об., 43 об.
      3. РГВИА. Ф. 16071. On. 1. Д. 107. Л. 20, 23, 31 об., 32-33 об, 56-58 об., 75 об., 77, 79-79 об., 81 об., 82 об., 100, 103 об., 105 об., 106, 165, 232, 239, 336, 339, 349, 372, 385, 389, 390, 392, 393, 400-401, 404, 406, 423 об., 427, 426, 428, 512, 541-545, 561, 562, 578-579, 578-579, 581, 602-611, 612, 621. Сообщения уездных воинских начальников в управление
      запасных гвардейских частей в Петрограде, август — декабрь 1916 г. /233/
      6 марта 1917 г. были освобождены из тюрем почти все уголовники [1]. Но вскоре, согласно статье 10 Указа Временного правительства от 17 марта 1917 г., все лица, совершившие уголовные преступления, или состоящие под следствием или судом, или отбывающие по суду наказания, включая лишенных прав состояния, получали право условного освобождения и зачисления в ряды армии. Теперь условно амнистированные, как стали называть бывших осужденных, имели право пойти на военную службу добровольно на положении охотников, добровольцев с правом заслужить прощение и избавиться вовсе от наказания. Правда, такое зачисление происходило лишь при условии согласия на это принимающих войсковых частей, а не попавшие в части зачислялись в запасные батальоны [2].
      Амнистия и восстановление в правах всех категорий бывших заключенных породили, однако, ряд проблем. В некоторых тюрьмах начались беспорядки с требованием допуска арестантов в армию. С другой стороны, возникло множество недоразумений о порядке призыва. Одни амнистированные воспользовались указанным в законе требованием явиться на призывной пункт, другие, наоборот, стали уклоняться от явки. В этом случае для них был определен срок явки до 15 мая 1917 г., после чего они вновь представали перед законом. Третьи, особенно из ссыльных в Сибири, требовали перед посылкой в армию двухмесячного отпуска для свидания с родственниками, бесплатного проезда и кормовых. Как бы там ни было, фактически бывшие уголовники отнюдь не стремились в армию, затягивая прохождение службы на фронте [3].
      В самой армии бывшие уголовники продолжали совершать преступления, прикрываясь революционными целями, что сходило им с рук. Этим они возбуждали ропот в солдатской среде, ухудшая мотивацию нахождения на фронте.
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 72 об. ГУГШ — военному министру, 4 июля 1917 г.
      2. РГВИА. Ф. 400. Оп. 19. Д. 139. Л. 77-78 об. Разъяснение статьи 10 постановления Временного правительства от 17 марта 1917 г.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 28-29, 41. Переписка ГУГШ с дежурным генералом ВГК, апрель — июль 1917 г. /234/
      «Особенных прав» требовали для себя бывшие «политические», которые требовали вовсе освобождения от воинской службы. В некоторых частях бывшие амнистированные по политическим делам (а за ними по делам о грабежах, убийствах, подделке документов и пр.), апеллируя к своему добровольному приходу в армию, ходатайствовали о восстановлении их в звании унтер-офицеров и поступлении в школы прапорщиков [1].
      Крайне обеспокоенное наплывом бывших уголовников в армию начальство, согласно приказу по военному ведомству № 433 от 10 июля 1917 г., получило право избавить армию от этих лиц [2]. 12 июля Главковерх генерал А. А. Брусилов обратился с письмом к министру-председателю А. Ф. Керенскому, выступая против «загрязнения армии сомнительным сбродом». По его данным, с самого момента посадки на железной дороге для отправления в армию они «буйствуют и разбойничают, пуская в ход ножи и оружие. В войсках они ведут самую вредную пропаганду большевистского толка». По мнению Главковерха, такие лица могли бы быть назначены на наиболее тяжелые работы по обороне, где показали бы стремление к раскаянию [3]. В приказе по военному ведомству № 465 от 14 июля разъяснялось, что такие лица могут быть приняты в войска лишь в качестве охотников и с согласия на это самих войсковых частей [4].
      В августе 1917 г. этот вопрос был поднят Б. В. Савинковым перед новым Главковерхом Л. Г. Корниловым. Наконец, уже в октябре 1917 г. Главное управление Генштаба подготовило документы с предписанием задержать наводнение армии преступниками, немедленно возвращать из войсковых частей в распоряжение прокурорского надзора лиц, оказавшихся в армии без надлежащих документов, а также установить срок, за который необходимо получить свидетельство
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1245. Л. 25-26; 28-29, 41-42, 75, 136, 142-143.
      2. Там же. Д. 1248. Л. 26, 28.
      3. Там же. Л. 29-29 об.
      4. Там же. Л. 25-25 об.; Ф. 2000. Оп. 1. Д. 1245. Л. 145. /235/
      «о добром поведении», допускающее право дальнейшего пребывания в армии [1].
      По данным министерства юстиции, на август 1917 г. из 130 тыс. (до постановления от 17 марта) освободилось 100 тыс. заключенных [2]. При этом только некоторые из них сразу явились в армию, однако не всех из них приняли, поэтому эта группа находилась в запасных частях внутренних округов. Наконец, третья группа амнистированных, самая многочисленная, воспользовавшись амнистией, никуда не явилась и находилась вне армии. Эта группа занимала, однако, активную общественную позицию. Так, бывшие каторжане из Смоленска предлагали создать самостоятельные боевые единицы партизанского характера (на турецком фронте), что «правильно и благородно разрешит тюремный вопрос» и будет выгодно для дела войны [3]. Были и другие попытки организовать движение бывших уголовных для дела обороны в стране в целом. Образец такой деятельности представлен в Постановлении Петроградской группы бывших уголовных, поступившем в Главный штаб в сентябре 1917 г. Группа протестовала против обвинений в адрес уголовников в развале армии. Уголовники, «озабоченные судьбами свободы и революции», предлагали выделить всех бывших заключенных в особые отряды. Постановление предусматривало также организацию санитарных отрядов из женщин-уголовниц в качестве сестер милосердия. В постановлении заверялось, что «отряды уголовных не только добросовестно, но и геройски будут исполнять возложенные на них обязанности, так как этому будет способствовать кроме преданности уголовных делу свободы и революции, кроме естественного в них чувства любви к их родине и присущее им чувство гордости и личного самолюбия». Одновременно с обращением в Главный штаб группа обратилась с подобным ходатайством в Военный отдел ЦИК Петроградского Совета. Несмотря на всю эксцентричность данного заявления, 30 сентября 1917 г. для его обсуждения было созвано межведомственное совещание
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 26, 29-29 об., 47-47 об.
      2. Там же. Л. 31.
      3. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1247. Л. 18 об. /236/
      с участием представителей от министерств внутренних дел, юстиции, политического и главного военно-судебного управлений военного министерства, в присутствии криминалистов и психиатров. Возможно, причиной внимания к этому вопросу были продолжавшие развиваться в руководстве страны идеи о сформировании безоружных рабочих команд из бывших уголовников. Однако совещание даже не поставило вопроса о создании таковых. Требование же образования собственных вооруженных частей из состава бывших уголовников было категорически отвергнуто, «поскольку такие отряды могли лишь увеличить анархию на местах, не принеся ровно никакой пользы военному делу». Совещание соглашалось только на «вкрапление» условно амнистированных в «здоровые воинские части». Создание частей из бывших уголовников допускалось исключительно при формировании их не на фронте, а во внутренних округах, и только тем, кто получит от своих комитетов свидетельства о «добропорядочном поведении». Что же касалось самой «петроградской группы бывших уголовных», то предлагалось сначала подвергнуть ее членов наказанию за неявку на призывные пункты. Впрочем, до этого дело не дошло, т. к. по адресу петроградской артели уголовных помещалось похоронное бюро [1].
      Опыт по привлечению уголовных элементов в армию в годы Первой мировой войны был чрезвычайно многообразен. В русскую армию последовательно направлялось все большее и большее их количество по мере истощения людских ресурсов. Однако массовости такого контингента не удалось обеспечить. Причина была в нарастании множества препятствий: от необходимости оптимальной организации труда в тылу армии на военно-инженерных работах до нейтрализации «вредного» влияния бывших уголовников на различные группы на театре военных действий — военнослужащих, военнопленных, реквизированных рабочих, гражданского населения. Особенно остро вопрос принятия в армию бывших заключенных встал в конце 1916 — начале 1917 г. в связи с нарастанием революционных настроений в армии. Крими-
      1. РГВИА. Ф. 2000. Оп. 3. Д. 1248. Л. 40; Д. 1247. Л. 69. /237/
      нальные группы могли сыграть в этом роль детонирующего фактора. В революционном 1917 г. военное руководство предприняло попытку создания «армии свободной России», используя в т. ч. и призыв к бывшим уголовникам вступать на военную службу. И здесь не удалось обеспечить массового прихода солдат «новой России» из числа бывших преступников. Являясь, в сущности, актом декриминализации военных и гражданских преступлений, эта попытка натолкнулась на противодействие не только уголовного элемента, но и всей остальной армии, в которой широко распространялись антивоенные и революционные настроения. В целом армия и руководство страны не сумели обеспечить равенства тягот для всего населения в годы войны. /238/
      Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества / ред.-сост. К. А. Пахалюк. — Москва: Издательский дом «Российское военно-историческое общество» ; Яуза-каталог, 2021. — С. 217-238.