Snow

Шипка: турецкий гамбит

10 сообщений в этой теме

Героическая оборона шипкинского перевала вошла в историю как подвиг русских воинов. Но сами участники сражений много вспоминали об ошибках командования и напрасных жертвах.

Стояло лето 1877 года, самый разгар Русско-турецкой войны — уже одиннадцатой по счету. В июне русские экспедиционные войска успешно форсировали Дунай и вступили на землю Болгарии, которая была в то время провинцией Османской империи. Северные болгарские города — Плевну и Тырново — русское командование отметило как пункты, которые подлежали захвату первыми. Чтобы турки в это время не смогли ударить по русским войскам с юга, к перевалу Шипка, что в Балканских горах, был послан отряд, в задачу которого входила оборона скалистой дороги, ведущей на север Болгарии через Габрово. Этот горный перевал имел очень большое стратегическое значение: контроль над ним обеспечивал свободу передвижения русской армии на севере Болгарии.

Оборона Шипкинского перевала, безусловно, один из самых ярких эпизодов в истории русского оружия, и неудивительно, что в официальной русской, советской и болгарской историографии за прошедшие 135 лет был создан героизированный образ шипкинской эпопеи. В нем не осталось места для некоторых подробностей обороны Шипки, диссонирующих с легендой о русских чудо-богатырях, освободивших Болгарию от турецкого плена.

Сейчас не сразу можно разглядеть эту живую историю на фоне многочисленных фильмов, памятников и юбилейных сборников мемуаров. Но существует россыпь не отредактированных государственным вниманием воспоминаний участников шипкинских боев, опубликованных в специальных изданиях, таких как «Военный сборник» или «Артиллерийский журнал», или вышедших отдельно небольшими тиражами. Они до сих пор не систематизированы и не переизданы, но знакомство с ними дает возможность взглянуть на шипкинские бои с иного ракурса.

Это было шестидневное сражение, в котором русские солдаты и болгарские ополченцы противостояли армии Сулейман-паши, превосходящей число защитников перевала в пять раз. Перевал был удержан, но взят турками в осаду.

Русские защищали Шипку в условиях суровой зимы, забравшей жизни нескольких тысяч солдат. Но победа осталась за осажденными: декабрьское наступление русской армии помогло разблокировать шипкинский гарнизон.

Три оплошности

До места назначения отряд добрался 7 июля, ближе к вечеру. К этому времени турки уже покинули перевал, оставив, по словам подпоручика Гавриила Киснемского, недопитый кофе и обезображенные тела русских солдат, попавших в турецкий плен. Вид их был причиной нервного шока для многих новобранцев. Но, как бы то ни было, всем следовало обустраиваться. Русские войска насчитывали всего около 5000 человек: в их состав входили Орловский пехотный полк, артиллерийская батарея, две казачьи сотни и болгарские ополченцы. Дорога, которую они должны были защищать, проходила вдоль двух вершин — горы Св. Николая и горы Центральной, отстоявших друг от друга примерно на полтора километра. Они должны были стать крайними точками обороны. Как покажут последующие события, их вполне можно было превратить в хороший укрепленный район, однако генерал Николай Столетов — командир отряда — и старшие офицеры отнеслись к задаче без должного усердия. Все инженерные приготовления были ограничены лишь установкой артиллерийских батарей как опорных точек обороны и проведением прерывистой линии ложементов (окопов) для их обороны. Ложементы были неглубокими — не более 30 см, так что прятаться в них от пуль можно было, только сидя за бруствером из наваленных камней.

Батарей было пять. Две из них — «Большую» (четыре орудия) и «Малую» (два орудия) — разместили на южном и западном склонах горы Св. Николая. Еще одну, «Стальную» (шесть орудий), закрепили восточнее. Свое имя она получила, поскольку была укомплектована шестью трофейными турецкими пушками, литыми из стали (а не из меди) на заводах Круппа. И две батареи установили на севере: «Круглую» на Шипке (четыре пушки) и «Центральную» (еще четыре орудия) на горе с таким же названием.

Недостатки обороны были очевидны. Из воспоминаний штабс-капитана Ивана Поликарпова: «При самом поверхностном взгляде на укрепления было ясно видно, что все они крайне поспешны и не могут представлять собой каких-либо серьезных преград. Строго говоря, в них не было определенного плана, соответствующего конфигурации местности. Для большого отряда они не годились по недостатку вместительности и отсутствию прикрытия для резервов. Для маленького они были крайне опасны, ибо разбрасывали силы по всей позиции и не были приспособлены к упорной обороне по частям: если неприятель овладеет одним пунктом, обнажится вся позиция. И наконец, сами укрепления были до смешного незначительных профилей».

Кроме того, у Столетова не хватало сил для организации обороны еще на двух вершинах, контролирующих местность с востока и запада — Малом Бедек и Лысой горе. Подобные просчеты в организации обороны могут быть объяснены лишь одной ошибкой: никто не рассматривал Шипку как укрепленный район, рассчитанный на длительную осаду. Все ждали скорого похода на юг, и шипкинцы полагали, что их стратегическая задача заключается не столько в обороне, сколько в участии в общем наступлении, которое начнется уже за горными перевалами. Серьезной атаки на Шипке никак не ожидали и даже толком не знали (как и в ставке — главной квартире), где находится южная армия противника под командованием Сулейман-паши. Ее ждали в районе Тырново ближе к середине августа.

user posted image

Рисунок на основе походной карты боевых действий на Шипкинском перевале, составленной штабс-капитаном артиллерии Иваном Поликарповым для отчета перед ставкой о действиях русских войск в период с 9 по 11 августа 1877 года. Изображены русские позиции на Шипке и удары, носимые по ним войсками Сулейман-паши

В действительности же Сулейман-паша стоял всего лишь в 100 километрах восточнее Шипки и намеревался взять перевал в ближайшее время. На военном совете он четко поставил задачу: «Овладеть перевалом не более чем за сутки. Пусть при этом погибнет половина нашей армии — все равно. С другой половиной мы по ту сторону гор будем полными хозяевами, потому что за нами пойдет Реуф-паша, за ним Саид-паша с ополчением. Русские ждут нас у Елены (местечке под Тырново. — Прим. авт.). Пусть остаются там».

Ни один русский разъезд не смог обнаружить Сулеймановы отряды. Зачастую казакам-разведчикам было достаточно просто подняться и осмотреть ту или иную встреченную гору со всех сторон, чтобы на ее противоположном склоне заметить турецкие бивуаки. Однако этого сделано не было.

В начале августа с юга к Шипке потянулись нестройные потоки болгарских беженцев — верный признак того, что приближаются турки. 35-тысячная армия Сулеймана подошла к перевалу 7 августа и построилась в боевой порядок. Столетов тут же телеграфировал генералу Федору Радецкому — командиру центральной группировки русских войск в Северной Болгарии, отвечавшему за оборону шипкинской позиции: «Весь корпус Сулейман-паши, видимый нами как на ладони, выстраивается против нас в восьми верстах от деревни Шипка. Силы неприятеля громадны; говорю это без преувеличения; будем защищаться до крайности, но подкрепления крайне необходимы »

Позже были посланы и другие телеграммы сходного содержания. Из последней телеграммы, отправленной в девять часов вечера 8 августа: «Перед занимаемой мной позицией выстроился весь корпус Сулейман-паши с многочисленной кавалерией, артиллерией и обозами. Завтра неприятель будет штурмовать Шипку. Защищаться буду до последней крайности, но долгом считаю доложить, что несоразмерность сил слишком велика. Считая нашу позицию очень важной, я прошу подкреплений».

Но подкреплений уже не было. 8 августа весь резерв (4-ю стрелковую бригаду и 2-ю бригаду 14-й пехотной дивизии) Радецкий отправил на восток — к местечку Беброво. За день до этого оттуда пришло донесение генерала Игнатия Борейши, который сообщал, что его войска вступили в бой с многочисленными отрядами противника. Точные цифры турецких войск он назвать не мог, но выражал уверенность в их многочисленности. Генерал просил подкрепления. В штабе Радецкого решили, что Борейша столкнулся с авангардом войск Сулейман-паши. Проигнорировав донесения с Шипки, намного более определенные, чем донесения из Беброво, Радецкий приказал направить помощь на восток, а не на юг. Потом оказалось, что Борейше противостоял отряд башибузуков, с которым мог бы справиться один батальон. Командование поздно поняло ошибку, ситуацию уже было не исправить: все подкрепления, так необходимые Столетову, отстояли от его позиций на расстоянии трех дней перехода.

Из воспоминаний штабс-капитана Ивана Поликарпова: «Правильное занятие прохода требовало непременного взятия Малого Бедека и Лысой горы… Раз эти вершины были свободны, неприятель, заняв их, мог обстреливать нашу позицию в каком угодно направлении… Но самым опасным пунктом, как пункт самого удобного наступления, была дорога с Лысой на Центральную гору. Она отрезывала Св. Николая и отдавала в руки неприятеля всю дорогу в Габрово».

Героизм и случайность

Ночь на 9 августа оказалась бессонной для всего шипкинского гарнизона. По словам Поликарпова, защитники были уверены, что перевал не отстоять, и тем не менее были готовы без колебаний отдать жизнь за общее дело. Первый приступ начался в семь утра. Сулейман-паша ударил по русским позициям с восточного фланга, то есть на «Стальную» батарею через Малый Бедек. Для отвлечения внимания он послал дополнительные войска и во фронтальную атаку — на гору Св. Николая. Однако турки ввязались в тяжелый бой с защитниками Св. Николая, и Сулейман-паша был вынужден использовать резерв именно на этом, а не на восточном направлении. «Стальную» не взяли благодаря помощи «Круглой» и «Центральной» батарей: они кучно били картечью, что сильно сдерживало продвижение турок.

Из воспоминаний Гавриила Киснемского: «Дружно турки напирают вперед, все ближе продвигаются к нам, но видно, что каждый шаг обходится им дорого. Пробегут несколько шагов и залягут за первым попавшимся укрытием местности, которое совсем и не прикрывает неприятеля. Турки, как дети, спрятав головы от наших взоров, думают, что обезопасили себя от поражений с нашей стороны; но пули и картечные гранаты никого не щадили. Храбрейшие из этой атакующей беспорядочной массы не дают малодушным долго залеживаться: они вскакивают и быстро подвигаются вперед, увлекая за собой остальных. Впереди идут отдельные смельчаки. Орудия гремят без умолку; пули обдают неприятеля градом. И турки, и мы напрягаем все свои усилия. Свист, крики, стоны, сигналы боевых рожков, грохот пушек, ружейные залпы — все это слилось в одну хаотичную массу». Все пять атак, которые предприняли османы в этот день, удалось отбить. На следующий день, 10 августа, боевые действия были менее активными, турки не нападали, ограничиваясь артиллерийским обстрелом. Русские же восстанавливали разрушенные укрепления и ждали помощи. Теперь их стало больше — около 7,5 тысячи. Это на помощь пришел Брянский полк из Габрово. Сулейман-паша тоже готовил свежие силы: завтра на штурм русских укреплений с трех сторон света пойдут 25 тысяч аскеров: отряд Рассим-паши должен был наступать с запада, Салих-паши, Реджеб-паши и Шакир-паши — с юга, юго-востока и востока, а Вессель-паши — с северо-востока. «Воины должны идти без перерыва, — потребовал Сулейман-паша. — Пусть они падают тысячами — на их место станут другие. Из сигналов допускаются только «сбор», «наступление» и «командир убит».

11 августа бой начался фронтальной атакой Реджеб-паши на «Круглую» батарею. Одновременно отряд Весселя-паши пошел на приступ Шипкинской горы. В случае успеха турки зашли бы в тыл защитникам перевала и отрезали их от дороги на Габрово, лишая возможности соединиться с пополнением. Артиллеристы «Круглой» батареи, защищенные только двумя ротами, выкатили орудия за бруствер, на прямую наводку, чтобы бить по турецкой пехоте, оставив тем самым себя вне защиты земляных укреплений. Отвечать на огонь османских батарей, бьющих с Малого Бедека, уже было невозможно. К трем часам дня ситуация сложилась критическая. Из воспоминаний штабс-капитана Поликарпова: «Немногочисленные штыки, охранявшие батарею, вышли из строя ранеными и убитыми. Осталась горсть, залегшая под орудиями, изнеможенная до крайности, готовая умереть, но не в силах уже бороться. Турки с неимоверным ожесточением громадными массами лезли на батарею. Очевидцы никогда не забудут тех страшных опустошений, которые производили в рядах неприятеля наша картечь и картечная граната. Целые груды тел после каждого выстрела скатывались по крутой горе в яр. Но свежие отряды, устраивая лестницы из тел павших, с неописанным ожесточением и настойчивостью лезли вперед. Несколько раз они подходили шагов до сорока, но залп картечи поворачивал их назад. От четырех часов, после бесплодных и сопряженных со страшными усилиями и потерями атак, изнеможенный враг залег у подножия кургана батареи. Чернокрасные груды тел (темно-синие мундиры турок и их красные фески), сплошь покрывавшие высоту, свидетельствовали об упорстве боя». На батарее едва ли оставалась половина артиллерийской прислуги, на исходе были и боеприпасы. У пехотинцев тоже кончались патроны, и они бились с турками штыками, прикладами и камнями. Казалось, что и нападавшие, и обороняющиеся потеряли рассудок — хватали друг друга за горло или старались выдавить глаза.

Сам Поликарпов находился на «Центральной» батарее. Здесь было основное направление турецкого удара, цель которого была взять русский отряд в клещи. Но еще ночью обороняющиеся заняли позиции на Волынской горе, чтобы встретить противника на дальних подступах. Теперь им требовалась огневая поддержка, дабы облегчить натиск нескончаемых колонн Рассим-паши, атаковавших русских от Лесной горы, имея десятикратное преимущество в живой силе. Из воспоминаний штабс-капитана Поликарпова: «Лишь только неприятельские массы показались на Лесной, как батарея встретила их из всех четырех орудий картечною гранатой. Рассеивая выстрелы по всему гребню, поддерживая огонь постоянно, встречая залпами всякую попытку неприятеля спуститься массою с гребня, батарея заставляла неприятеля слишком дорого платить за каждый шаг уступленного пространства, и только она одна, по свидетельству всей пехоты, давала возможность перевести дух, выждать патронов, устроиться и подобрать бесчисленных раненых. Заметя это, все неприятельские орудия с ожесточением набросились на батарею, засыпав ее бесконечным числом снарядов. Батарея находилась в ужасном положении, она не могла отвечать неприятелю, поскольку должна была бороться с пехотою, а он пользовался этим… Дно батареи, ее бруствер и окружающее пространство, представляло собой какую-то громадную земляную массу, разбитую и разбросанную в беспорядке. Но, несмотря на значительную убыль, батарея боролась отчаянно. Эта страшная борьба продолжалась до пяти часов вечера. Все, что только было — все резервы, каждый свободный человек, были направляемы на этот страшный пункт (на Волынскую гору), и через мгновение возвращались раненными, или испускали дух за Царя, за веру, за Русь на этой бессмертной Волынке».

Один из офицеров болгарского ополчения не писал про веру и царя: «Посреди этого ада, Боже, сколько раненых стонало. Но кому было в эти минуты до их стонов... Мы и снаряды-то переставали слышать. Нервам не до них было. Позиция наша вся обстреливалась, а ложементы слишком мало предохраняли от пуль. Ряды частей быстро редели. Раненые в передовых ложементах оставались не перевязанными до конца боя по причине малочисленности фельдшеров и по неудобству переноски: перевязочный пункт слишком далеко отстоял от места боя. Легкораненые сами приходили на перевязку, но весьма часто их добивали шальные пули. Тяжелораненых переносили на носилках их товарищи, за неимением санитаров, которых поубавилось порядком за 9-е и 10-е число. Бывали такие случаи: несут раненого, вдруг граната разрывается и осколки убивали как раненого, так и носильщиков».

Уже третий день русский отряд пребывал в беспрерывном бою на голых скалах без сна, без пищи и без воды. Патроны и снаряды подходили к концу. Между тем к туркам, казалось, прибывали все новые подкрепления. А нашего резерва все не было. В пятом часу, когда были убиты все офицеры, с Волынской горы началось медленное отступление. Штабс-капитан Поликарпов занял круговую оборону из оставшихся артиллеристов, вооруженных банниками. Он видел, как ниже, на «Круглой» батарее, прислуга снимает затворы с орудий, готовясь оставить почти окруженную позицию. Но тут, как в кино, на Шипку подоспел полковник Федор Депрерадович с известием, что помощь близка. Все, кто был в состоянии, заняли еще не взятые ложементы или встали у орудий. Последняя турецкая атака была отбита. За ней последовало временное затишье: обе стороны были до крайности утомлены боем, длившимся почти 13 часов. Вот в этот-то момент и прибыли стрелки из резерва Радецкого, совершившие ускоренный марш-бросок к Шипкинскому перевалу . Русское «ура» слилось с турецким «ала-а-а». Штыковой атакой подоспевшие отбросили турок от Волынской горы и заняли прочную оборону. Так окончился бой 11 августа 1877 года.

По словам военного министра графа Дмитрия Милютина, на Шипке «нашим войскам удалось отстоять этот проход опять-таки благодаря своему самоотвержению и стойкости, но отнюдь не искусству своих вождей». Поликарпов со своей стороны добавил: «Проход спасли благодаря бесконечному ряду ошибок неприятеля (например, неправильному выбору места атаки или неправильному распределению сил для главного удара. — Прим. авт.), бесконечной храбрости отряда и, наконец, случайности…»

Теперь в распоряжении Радецкого находилось 20 батальонов (около 20 000 штыков), сила, которая могла реально противостоять Сулейман-паше. Поэтому Радецкий уже 12 августа предпринял попытку захвата Лысой горы. Бои за нее велись два дня. Но русским успех не сопутствовал: они прочно держали Волынскую гору, но дальше продвинуться не смогли. На просьбу Радецкого прислать подкрепления в главной квартире ответили, что сейчас все резервы стянуты к осажденной Плевне. Но и у турок не было сил бороться далее, и они прекратили боевые действия (последний бой завершился 5 сентября).

В боях за Шипку османы за шесть дней потеряли от 6000 до 8000 солдат и 234 офицера, русские — 3640 солдат и 131 офицера. Стратегические результаты боев были невелики: русские отстояли позицию, но остались в столь же невыгодных условиях, как и были. Турки же, захватившие Лысую гору и Малый Бедек, получили тактическое преимущество. Но это не смутило русского главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича, который отдал Радецкому приказ: держать войска на перевале, покуда не взята Плевна. Так началось «шипкинское сидение».

На Шипке все спокойно

В середине сентября зарядили дожди, горные дороги развезло, глина превратилась в тяжелое мокрое месиво, по которому было ни пройти, ни проехать. Начали пробовать строить землянки с печами, то есть вырезать в одной из стен укрытия четырехугольное углубление с отверстием наверху для дыма. Но из этого ничего не вышло: ветер весь дым загонял обратно в землянку, и в ней не было никакой возможности находиться. Сами землянки превратились в резервуары для сбора дождевой воды или растопленного снега, стекавшего с крыши в виде ручейков прямо на головы. Стены всегда были мокры, а полы превращались в большую холодную лужу. Воздух в таких сооружениях был очень влажным, как в оранжерее. Поэтому солдаты предпочитали находиться в шалашах: там хоть можно было дышать. Грелись у костров.

Зима на Шипке в 1877 году началась рано. Турки (ими теперь командовал Вессель-паша) большую часть войск отвели на зимние квартиры южнее перевала — в деревню Шейново. В горах оставался только передовой отряд, который через каждое установленное время сменялся новым. Русские же никуда отойти не могли. С продовольствием тоже были большие проблемы. В ноябре Радецкий доносил в ставку: «В Тырнове и Габрове сухарей нет. Сообщение между этими городами и Шипкой может в скором времени прекратиться вовсе. Если не будет немедленно выслан в Габрово запас сухарей, крупы и спирту, то шипкинскому отряду угрожает голод. Обо всем этом я неоднократно сносился с полевым интендантством, а запаса все-таки нет». О Шипке просто забыли.

Из дневника полковника Михаила Духонина: «7 декабря. Мороз 20 градусов, сильная метель, прямо снежный ураган; все заносится снегом; на ровных местах глубина снега ¾ аршина (50 см), наносы же до 1,5 сажен (3 м). Все вооружились лопатами и откапывают свои жилища, а что испытывают солдаты, находящиеся в открытых траншеях на горе Св. Николая, превышает всякое описание. Обход постов совершен мною по снегу выше колен: пришлось раскапывать дорожку от поста к посту. В течение дня заболело 272 человека. К 8 декабря всего больных во всем отряде, обороняющем Шипку, 90 офицеров и 6034 нижних чина. 15 декабря. На горе Св. Николая. Смена батальонов произведена благополучно, всю ночь сильная метель, залеплявшая глаза, причем всю ночь люди провели на работе, откапываясь от заносов. Одежда промерзла, стала твердой и стесняет движения. Что усиливает опасность ознобления — падающие люди не могут сами подняться. Чтобы сохранить мягкость одежды, люди накрыли себя палаточными полотнищами, под ними все же менее промерзает. Чтобы согреться, люди бегают возле траншей».

Теплой одежды было не достать. Из солдатских воспоминаний: «Еле прикрытый от стужи, стоишь, бывало, целую ночь до утра; с вечера при густом тумане начнет, бывало, моросить дождь, а к утру настанет мороз, от которого все замерзает. Промокшие с вечера шинелишки делаются похожими на кринолины, в которых не только двигаться свободно, но и повернуться трудно; все члены окоченеют, и чувствуешь, какую-то ноющую боль в ногах, голове и руках. Морозы сами по себе были не так сильны, но при них сильный, пронизывающий насквозь ветер заставляет цепенеть. Нередко из цепи приносили людей с отмороженными конечностями, полумертвых или совсем замерзших; в особенности страшна была цепь и пребывание на Св. Николае — высшей точке позиции: там люди мерзли десятками — трудно поверить, но это факт». Именно в это время Радецкий шлет в ставку оптимистичные реляции: «На Шипке все спокойно», имея в виду не только отсутствие активности неприятеля, но и настроения в войсках. Конечно, русский солдат все вытерпит.

28 ноября сдалась Плевна. На военном совете в главной квартире было решено форсировать Балканский хребет и развивать наступление на Стамбул. Тут о Шипке вспомнили вновь. Приказано было готовиться. План был таков: Радецкий фронтальным ударом по турецким позициям на Шипкинском перевале отвлекает на себя внимание противника, пока две колонны — западная (через Имитлийский перевал) и восточная (через Травненский перевал) — окружают турецкие зимние квартиры в Шейнове, южнее Шипки. Радецкий выступил с критикой этого плана, сказав, что фронтальная атака на подготовленные турецкие позиции, да еще зимой, принесет слишком большие потери, и он слагает с себя всякую ответственность за последствия, если план будет приведен в исполнение. Но великий князь Николай Николаевич его мнение проигнорировал.

На рассвете 24 декабря западная колонна (Дмитрия Скобелева) и восточная колонна (Николая Святополк-Мирского) начали операцию. Но из-за тяжелых погодных условий солдаты Скобелева не смогли выйти в срок на намеченный плацдарм, и войска Святополк-Мирского 27 декабря были вынуждены атаковать в одиночку. Против 30 русских батальонов турки располагали 20, но имели превосходство в артиллерии. Вечером после боя Святополк-Мирский телеграфировал Радецкому: «Войска дрались как львы целый день; потери большие; отступление невозможно; о Скобеле ничего не известно; выручайте, патронов и пищи мало; мы взяли 2 орудия и 100 пленных». Утром 28 декабря Радецкий вызвал к себе Духонина и показал телеграмму. Из дневника полковника Духонина: «Когда депеша была прочитана, генерал Радецкий объявил, что не ожидал, что придется нам все-таки атаковать с фронта, но так как настала минута выручить товарищей, погибающих внизу, то надо помочь им, хотя бы ценою атаки Шипки в лоб. Затем приказано было приготовить полк для атаки через полчаса…»

В назначенный срок генералом Радецким отдано было приказание наступать: «С богом, выручайте товарищей. Чем энергичнее атакуете укрепление на шоссе, тем больше батальонов привлечете на себя и, следовательно, отвлечете от боя внизу. Тем лучше и вернее достигнута будет общая цель выручки своих. Не откладывая дела, начинайте, Бог вам в помощь». Подольский, Брянский и Житомирский полки начали спуск в полдень. Когда Подольский полк приблизился к турецким редутам, он был встречен шквальным огнем из винтовок и орудий. Первая линия атакующих легла полностью. Остальные бросились в штыковую. Они завладели передовой линией окопов, но вскоре были выбиты. Атака захлебнулась. Но усилия войск Радецкого не пропали даром. Чуть раньше в наступление с запада на Шейново наконец перешли и батальоны Скобелева, и отвлекающий маневр шипкинцев сослужил генералу добрую службу. В два часа пополудни войска Скобелева завладели Шейново и встретились с отрядами Святополк-Мирского. Армия Вессель-паши капитулировала. Часом позже белый флаг выбросили и войска Осман-паши, оборонявшие Шипкинский перевал. В плен сдались 22 000 человек с 83 орудиями, 3 паши и 765 офицеров. Скобелев сразу распорядился приготовить двойную порцию пищи, сказав солдатам: «Бей врага без милости, покуда оружие в руках держите. Но как только сдался он, аману запросил, пленным стал — друг он и брат тебе. Сам не поешь — ему дай». «Смело могу сказать, — расчувствовался великий князь Николай Николаевич, — что достославная оборона Шипкинского перевала не могла закончиться более блестящим образом».

С переходом Балкан русская армия начала стремительное преследование противника. Войска Радецкого ускоренным маршем двигались на Адрианополь (Эдирне). Под Филиппополем (ныне Пловдив) отряды генерала Гурко разбили войска Сулейман-паши. 8 января авангард русских вышел к Адрианополю, который турки сдали без боя. До Стамбула оставалось 15 километров. Турция запросила мира.

Драматизм шипкинской эпопеи во многом оказался следствием ряда ошибок русского командования. Сначала неправильно выбрали и плохо укрепили оборонительную позицию, затем вовремя не смогли обнаружить противника, в результате стратегически неверно использовали резерв. Осенью и зимой не получилось удовлетворительно организовать снабжение тех, кто участвовал в «сидении», что привело к неоправданным потерям: если во время августовских боев русская армия потеряла около 4000 человек, то зимой от обморожения и воспаления легких вышли из строя до 11 000 солдат. С тактической точки зрения летняя оборона Шипки, безусловно, помогла русским войскам взять Плевну: все-таки принять на себя удар целой армии Сулейман–паши — это что-нибудь да значит. Но фронтальное зимнее наступление войск Радецкого было пустой тратой людских резервов, без которой вполне можно было обойтись, если бы действия Святополк-Мирского и Скобелева были лучше скоординированы. Эта картина не во всем согласуется с тем образом шипкинской операции, который предлагала нам официальная историография. Но в жизни всегда все прозаичнее и бессмысленнее, чем потом кажется.

user posted image

Федор Федорович Радецкий (1820–1890)

прибыл на Шипку вечером 11 августа. На следующий день он лично водил войска в штыки. За оборону перевала был награжден золотой шпагой с бриллиантами с надписью: «За оборону Шипки с 9 по 14 августа 1877 года»

user posted image

Михаил Дмитриевич Скобелев (1843–1882)

стал настоящим героем Русско-турецкой вой ны . Он отличился и при взятии Плевны, и под Ловчей, и под Шейново . Именно он первым достиг Адрианополя , собираясь двинуться на турецкую столицу, если бы не известие о подписанном перемирии

user posted image

Великий князь Николай Николаевич (1831–1891)

был командующим русской действующей армией на Балканах. Руководил последним , успешным , штурмом Плевны 28 ноября 1877 года. Подписал 19 января 1878 года в Адрианополе перемирие с турками. По окончании войны был пожалован званием генерал-фельдмаршал

user posted image

Иосиф Владимирович Гурко (1828–1901) был начальником передового отряда русской армии. 5 июля 1877 года он атаковал Шипку с юга, но успеха не имел и отступил. Однако испуганные его действиями турки вскоре сами оставили позиции на перевале

user posted image

Одиннадцатую Русско-турецкую войну завершил Сан-Стефанский мирный договор от 19 февраля 1878 года. Название договор получил по месту подписания — городку, расположенному недалеко от Стамбула . Главным пунктом соглашения было создание нового Болгарского государства, размеры которого оказывались поистине огромны: от Дуная до Эгейского моря и от Черного моря до Охридского озера. Турецкие войска из Болгарии выводились, а русские оставались еще на два года. Турция также обещала выплатить России контрибуцию в размере 310 миллионов рублей

user posted image

Условия Сан-Стефанского договора были пересмотрены на Берлинском конгрессе летом 1878 года. Поскольку Великобританию и Австро-Венгрию не устраивало усиление России на Балканах, они, угрожая войной, вынудили Петербург пойти на участие в международном конгрессе государств в Берлине, созванном для пересмотра раздела границ Западной Турции. Согласно подписанному на конгрессе трактату, границы Болгарии урезались в два раза, Австрия получала Боснию и Герцеговину, а Англии, по секретному соглашению с Турцией, передавался Кипр

"Вокруг Света"

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Тошнота журналюжек про "официальную историографию" уже надоела. Видно, что писали дебилы о общеизвестных вещах, но думали, что "открывают Америку".

На Шипке побывал, правда, очень недолго - обошел верхние позиции (там, где сейчас башня со львом и мемориальные батареи), Бедек и Лысую видел, видел и стелы, которые поставлены "за двубой" (дуэль между русской и турецкой батареей) и за отражение русскими и болгарскими солдатами атаки турок на батарею - положение было настолько критическим, что турки даже почти овладели Самарским знаменем, но болгары не струсили.

Вообще, осмотр места событий заставил уважать всех - и русских, и турок, и болгар. Все дрались героически. Очень удивило, что гора вся зеленая - в таких условиях скрытые атаки на позиции отбить крайне сложно, но болгарин-смотритель объяснил, что в 1877 г. горы были лысые - все было срублено на топливо (внизу, под перевалом, Габрово, которое нуждалось в топливе и до войны, и после), а новые насаждения сделаны в 1930-е годы, когда из Шипки сделали мемориал.

Поищу фото - выложу тут.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Тошнота журналюжек про "официальную историографию" уже надоела. Видно, что писали дебилы о общеизвестных вещах, но думали, что "открывают Америку".

Все журнализды выдают очевидные вещи за сенсации, это их хлеб насущный. smile.gif

К нам в трактир "У чаши" ходил один старый  господин,  какой-то  отставной  советник  из Краевого комитета, он утверждал то же самое. Он всегда говорил, что  удивлен огромной разницей в температуре зимой и летом, что его поражает, как люди до сих пор этого не замечали. (Ярослав Гашек)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Побывав на месте, оценил помощь болгар русским - без них Шипку не удержать. Очень сложный рельеф, дорога серпантином (сам вел машину - оценил). Перед въездом надо смотреть "табелку" - если там написано "Шипченски проход закрыт", то можно не соваться. Его часто по погодным условиям закрывают. Снабжение велось через Габрово. А атака - через Трявну. Я был там, смотрел тамошние перевалы - они ниже Шипченского прохода, но более дикие, дорога не такая извилистая, но уже. Это 2007 г. Что было 130 лет назад - можно представить.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

user posted image

Во главе болгарского ополчения, которое формировалось в Румынии, был поставлен генерал Н. Г. Столетов.

17 апреля Самарская дума решает передать знамя ополчению. Для его вручения в лагерь ополченцев под Плоешти были посланы Е. Т. Кожевников и П. В. Алабин. Вручение знамени состоялось в мае.

«...Войска были выведены из палаток... — пишут в своем отчете Кожевников и Алабин. — Посреди обширного пространства, обставленного войском, стояло духовенство в облачении и устроен был стол, на котором мы разложили знамя и все принадлежности для его прибивки к древку: серебряные гвозди, ремень, молоток, шило...»

После торжественного освящения знамени первый гвоздь вбил главнокомандующий русской армии, затем генерал Столетов, посланцы Самары, командиры бригад и дружин, несколько прославившихся в боях болгарских повстанцев, и среди них Церко Петкович, старик, всю свою жизнь отдавший борьбе с турками. Забив гвоздь, он, как свидетельствуют очевидцы, «сказал со слезами на глазах: «Да поможет бог пройти этому знамени из конца в конец всю болгарскую землю, да утрут им наши матери, жены и дочери свои скорбные очи, да бежит перед ним все поганое, злое, нечестивое, и да ляжет позади него мир, тишина и благоденствие».

...Далее к болгарским дружинникам от имени города Самары обратился Алабин: «...Издалека, через всю русскую землю оно нами принесено к вам, как бы в живое свидетельство того, что оно дается вам не одним каким уголком России, а всею русскою землею... Идите же под сенью, этого знамени. Пусть будет оно залогом любви к вам России... Пусть оно будет знаменем водворения в вашей многострадальной стране навсегда мира, тишины и просвещения!..»

Слова эти были встречены болгарами с неподдельным восторгом: крики «ура» и «живий» долго гремели в воздухе, сливаясь с раскатами гремевшего в то время грома, шапки летели вверх, и болгарские дружины пошли в лагерь с песнями, подняв шапки на штыки...»

На следующий день под самарским знаменем — первым военным знаменем Болгарии — были приведены к присяге все дружины.

Закончив кратковременное обучение, болгарское ополчение стало принимать активное участие в сражениях, и особенно отличилась в боях знаменосная Третья дружина, которой командовал русский офицер, подполковник Павел Петрович Калитин.

Из рапорта генерала Столетова о сражении под Эски-Загрою (ныне Стара-Загора), где была остановлена армия Сулеймана-паши, рвавшаяся в тыл русских войск к Шипкинскому перевалу:

«...Четырем некомплектным дружинам ополчения выпало на долю оборонять позицию более четырех верст протяжения... Особенно важное стратегическое значение приобрел левый фланг нашей позиции, как ключ горного ущелья, занятие которого угрожало уничтожением всему ополчению...

Видя, что Третья дружина занимает сравнительно худшую позицию, чем турки, скрытые виноградником и кукурузой, подполковник Калитин поднял цепь и двинулся вперед под сильным ружейным огнем. Во время этого наступления ранены в ногу штабс-капитан Усов и подпоручик Бужинский. Первый из них пытался еще идти вперед, ободряя ополченцев словами: «С богом, юнацы, напред!», и тут же пал мертвым...»

Генерал Столетов подробно описывает ход боя, который вела Третья дружина, воинское мастерство и незаурядное мужество Калитина, его офицеров — Федорова, Попова, командиров рот, отважную штыковую атаку, остановившую наступление турок. «...Огонь ополченцев еще спорил с противником за поле сражения, но турецкие пули обезлюдили дружину... Переходя с позиции на позицию, люди 3-й дружины падали один за другим... Знаменный унтер-офицер Аксентий Цымбалюк, раненный в живот, упал, причем сломалось древко. Приподнявшись, он продолжал идти, не соглашаясь отдать никому вверенной ему святыни... и передал ее только по распоряжению дружинного командира.

Принявшие после Цымбалюка знамя два унтер-офицера тоже пали, как и все знаменные ряды. Тогда знамя взял сам подполковник Калитин, но тотчас был поражен пулею насмерть. Из боя знамя было вынесено унтер-офицером Фомой Тимофеевым. Поручик Живарев, видя смерть подполковника Калитина, раненный сам, пытался вынести своего начальника, но люди, помогавшие ему, были перебиты. Наконец поручику Живареву удалось положить тело на лошадь, но в тот момент, когда она трогалась со своей ношей, турецкая пуля убила ее на месте.

Резервов давно уже не было... Перекрестный огонь противника вынес из строя около половины людей...

В продолжение четырех тяжелых часов двухтысячный отряд людей, собравшихся под знамена всего три месяца назад, твердо держался против лучшей части турецких армий Сулеймана-паши — и упорно спорил за поле битвы...»

Считают, что этот бой на некоторое время задержал турок и позволил оборудовать позиции на Шипке.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Копия Самарского знамени хранится в башне со львом на Шипке.

А вообще, на Шипке турки чуть было его не отбили - в той же башне есть картина, где этот эпизод показан. С трудом отбились.

Но самое главное - меня удивляет, почему турки осадили Шипку, но не вышли на линию Габрово - Тырново через Трявну? Тогда они отрезали бы шипченский отряд и уничтожили бы его, поднимаясь от Габрово. Трявненский перевал русскими занят не был, по нему русские вышли в тыл туркам только зимой (отряд Скобелева).

Трявненский перевал не такой высокий, другие перевалы в районе не такие извилистые (сам видел, сам за рулем был) - у турок был реальный шанс, да и местность они знали неплохо.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Выложу-ка публикацию "Балканский эндшпиль" из "Вокруг Света".

user posted image

Балканская война 1877—1878 годов во многих отношениях была парадоксальной. Это была, пожалуй, первая в российской истории война, которая началась вопреки воле императора и большинства министров, под мощным давлением общественного мнения. Она обещала окончиться быстрой победой, но неожиданно оказалась очень упорной и кровопролитной. Ценой десятков тысяч жизней русская армия практически дошла до стен Константинополя, но в итоге Россия не получила от этой победы почти ничего. Почему же так вышло?

«Позорный мир» — именно так именовали в общественных кругах пресловутое соглашение, заключенное ведущими геополитическими «игроками» в германской столице, обвиняя наших дипломатов в излишней уступчивости. Впрочем, не только дипломатические итоги войны, но и начало ее, сам ход и далекие последствия до сих пор вызывают самые противоположные эмоциональные оценки. Множество противоречивых, неясных, а порой загадочных обстоятельств обнаруживаются при попытке вникнуть в эту историю… 24 декабря 1877 года согласно генеральному плану зимнего наступления на Балканах Южный отряд русских войск под командованием генерала Федора Радецкого должен был перейти через Балканы и открыть наступление на Казанлык — Адрианополь. Его левая колонна генерала князя Святополк-Мирского и правая генерала Скобелева, наступавшие через Трявненский и Имитлийский перевалы, собирались сомкнуть клещи вокруг главных сил турецкого командующего Весселя-паши возле болгарского селения Шипка.

user posted image

Суздальский полк в авангарде действующей армии на форсированном марше к Адрианополю в кампании 1877—1878 годов

27—28 декабря Радецкий, лично ведший центральную колонну, решил ударить неприятелю в лоб, чтобы облегчить задачу «коллегам», с которыми почти потерял связь. И это, несмотря на то что на местность опустился густой туман, а атаковать предстояло в узком ущелье между скал. В итоге русские потеряли полторы тысячи человек. Командующему пришлось отдать приказ об отступлении. Но вдруг в эту самую минуту один из его адъютантов явился на поле боя: Вессель-паша капитулировал! Российские клещи успели сомкнуться!

Уже около двух часов пополудни к Скобелеву, находившемуся тогда под Шейново, привели османского парламентера, уполномоченного договориться о предварительных условиях сдачи. Прямо вслед за ним явился и казак, сообщивший, что турки уже вывесили белый флаг.

Взгляду генерала, ворвавшегося во вражеский лагерь на белом коне, предстали поистине верещагинские картины: груды убитых, толпы побросавших оружие… Даже командный пункт самого Весселя в Шейново удалось распознать с трудом — лишь по двум белым полотнищам на дымящемся доме. Сам начальствовавший над султанскими войсками на Балканах, чью саблю уже вручили Скобелеву, встречал его у входа.

— Сегодня гибнет Турция, такова воля Аллаха! Мы сделали все! — воскликнул побежденный.

— Вы дрались славно, браво... Такие противники делают честь. Они храбрые солдаты! — ответил джентльмен-победитель.

В толпе пленных вдруг послышалось: «Ак-паша! Ак-паша!» Турки явно считали, что разгромлены лишь усилиями «великого вождя», прозванного ими «Белым генералом» (за пристрастие в этом цвете во всем), — Михаила Скобелева.

Через несколько часов капитулировала соседняя Шипка. В тот день русские одержали блестящую «двойную» победу: прекратила свое существование одна из самых боеспособных вражеских армий. Прямая дорога на Адрианополь и Стамбул была открыта.

Но что же произошло дальше?..

Дамоклов меч над гордиевым узлом

Последнюю из длинной череды русско-турецких войн XVIII—XIX веков в отечественной традиции нередко называют также Второй Восточной (в отличие от первой, проигранной Крымской в 1853—1856 годах), или Освободительной, имея в виду, что целью и результатом ее было освобождение балканских народов (прежде всего болгар) от многовековой османской власти. Кроме того, как и все ту же Крымскую войну, ее спровоцировал не столько конфликт России с Турцией, сколько целый «ком» сложнейших общеевропейских проблем, известный как «восточный вопрос». Смысл его заключался в решении судьбы огромной, но отсталой и изможденной собственными внутренними противоречиями Османской империи и, соответственно, судьбы населявших ее христианских народов (южных славян, румын, греков).

Разумеется, на самом деле великие державы больше интересовали не этнические и не религиозные, а геополитические аспекты этого вопроса. Достаточно беглого взгляда на карту, чтобы понять стратегическую важность дунайского бассейна, Балкан, Константинополя (Стамбула) и проливов (Босфора и Дарданелл), открывающих выход из Черного и Мраморного морей в Средиземное. Каждая из европейских стран ревниво следила за соблюдением в этом районе «баланса сил», стремясь не допустить преобладания конкурентов, у каждой имелся здесь свой особый интерес. При этом занятые дипломатическими играми идеологи и государственные мужи не вполне отдавали себе отчет в том, какую роль стал играть в XIX веке национальный фактор. Им, загипнотизированным обманчивой легкостью «кройки» границ, он по старинке казался лишь одним из элементов игры…

Между тем именно Балканы национальный фактор мог сделать наиболее взрывоопасным регионом Европы. Турки постепенно стали завоевывать их еще в XIV веке, когда хлынули в Европу из Малой Азии, а окончательно утвердились здесь к концу XV. Столетия «османского ига» привели к оскудению и унижению некогда богатых и сильных государств с древней историей (Византия, Болгария, Сербия, Валахия, Молдавия). Вдобавок христианское население этих земель лишилось почти всяких гражданских прав. Казалось, так будет всегда, но к XIX веку стало совершенно очевидно, что военно-теократическая османская деспотия лишена всяких дальнейших ресурсов развития. Административный и правовой хаос, чудовищный застой в экономике, общественные отношения, отставшие от реалий эпохи лет на триста, — все это делало Порту похожей на умирающего, чье тело гнило заживо.

user posted image

Болгарский Ловеч особенно пострадал от набегов башибузуков и черкесов, в результате которых из 20 тысяч жителей города в живых осталось 4,5 тысячи человек

user posted image

Десятки тысяч сербов бежали после подавления восстаний 1875—1876 годов

В результате длительной борьбы и сложных политических комбинаций к 1830-м годам получили независимость или широкую автономию Греция, Сербия, Черногория и Молдавия с Валахией, чуть позже объединившиеся в Румынию. Политические элиты этих земель принялись все активнее отыскивать в реальном или мифическом прошлом «национальную идею», чтобы сделать ее знаменем освободительной борьбы. И поскольку исповедовали балканские народы в подавляющем большинстве православие, уповали они в основном на единственную православную державу — Российскую империю. Российские патриоты устами Алексея Суворина называли тех же болгар «бедными неграми славянского племени».

В свою очередь, западные державы, сознававшие, что восточный вопрос чреват очень большими осложнениями, предпочитали искусственно поддерживать существование Турции, пусть слабой, но легко контролируемой. Они, конечно, боялись усиления России, которая с конца XVIII века не скрывала, что считает Балканы и проливы сферой своих жизненных интересов. Особую тревогу «русская угроза» вызывала в Лондоне и Вене. Великобритания видела в романовской империи главного соперника в Большой игре на Востоке, а Австрия с подозрением следила за каждым движением русских на своих южных границах. Петербургу, со своей стороны, конечно, не хотелось соперничать «со всем миром». К тому же самодержавие традиционно относилось с большим подозрением к любым национальным движениям, не без основания усматривая в них революционный заряд.

В результате российская политика на Балканах «шаталась из стороны в сторону». С одной стороны, в верхах (и с еще большей силой — в обществе) всегда помнили о сильной карте помощи «братьям-единоверцам» (вариант — «братьям-славянам»). Существовала и своеобразная «программа-максимум», выдвинутая еще честолюбивой Екатериной: освободить Константинополь, вновь водрузить крест над Софийским собором (мечетью Айя-София) и восстановить Византийскую империю.

Надо сказать, что в подходе к этой задаче здравый смысл переплетался с мессианской утопией. Наиболее смелые прожектеры (князь Потемкин с его знаменитым «греческим проектом», а позже — идеологи панславизма) в своих фантазиях вообще объединяли под скипетром русского монарха народы Балкан и Восточной Европы, а столицу «помещали» в тот же Царьград-Константинополь. Их более трезвые оппоненты предлагали, не отказываясь от смелых лозунгов, следовать политике возможного и не ввязываться в авантюры под влиянием геополитических химер или ложно понятой идеи солидарности.

user posted image

Осман-паша (Нури-Гази Осман-паша, 1832—1900), кадровый офицер, последовательно участвовал в боевых действиях в Крыму, Йемене, Ливане и на Крите. В 1875 году, командуя корпусом, фактически разгромил сербскую армию, после чего был произведен в муширы (аналог маршальского звания). За бой 18 июля 1877 года под Плевной султан даровал ему титул «гази» (победоносный). Затем Осман-паша попал в плен, после возвращения из которого четырежды побывал на посту военного министра Порты.

user posted image

Абдул-Хамид II (1842—1918), султан Османской империи с 1876 по 1909 год. Активный проводник политики пантюркизма и реформ, получивших известность под именем «танзимат» (реорганизация). Попытки преобразовать разваливавшееся государство сопровождались жестким подавлением инакомыслия, тотальной цензурой и всевластием тайной полиции. В 1880-х, разочаровавшись в двусмысленной политике Британии и Франции, Абдул-Хамид переориентировался на Германию, которая и превратила Турцию в сферу своего безраздельного влияния. Тем временем деспотические внутренние реформы закончились провалом, и в результате Младотурецкой революции султан был низложен.

user posted image

Обручев Николай Николаевич (1830-1904) был одним из самых талантливых российских военных стратегов второй половины XIX века. Человек импульсивный, горячего нрава, в молодости он отдал дань увлечению революционными идеями, что впоследствии не раз ставилось ему в вину недругами. Последовательный сторонник реформирования армии и союза с Францией. В 1876—1881 годах член Военно-ученого комитета Главного штаба, один из ближайших сотрудников Д.А. Милютина в подготовке и проведении военных реформ 60—70-х годов XIX века. В 1876-м разработал стратегический план войны с Турцией, осуществленный во время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов.

user posted image

Александр II (1818—1881), российский император в 1855—1881 годах. Был прозван «Освободителем» за отмену крепостного права и другие реформы 1860—1870-х. Во многом благодаря его позиции Россия смогла успешно вступить в новую эпоху, превратившись в одну из наиболее динамично развивающихся стран мира. Однако из-за драматического стечения личных и политических обстоятельств (в том числе — относительной неудачи в Балканской войне) эта политика забуксовала, и страна оказалась в состоянии глубокого внутреннего кризиса, трагически завершившегося убийством царя террористами 1 марта 1881 года.

user posted image

Милютин Дмитрий Алексеевич (1816—1912), российский военный министр в 1861—1881 годах, крупнейший государственный деятель царствования Александра II. Не будучи харизматическим полководцем, он являлся блестящим организатором, необычайно последовательным в реализации своих замыслов. Именно Милютин провел при поддержке императора, но при жестком противодействии оппонентов, целую серию военных реформ, сильно изменивших принципы комплектования и организации русской армии.

«У Рубикона»: партия начинается

Так или иначе, для «восточного вопроса», как, пожалуй, ни для какого другого в европейских международных отношениях XIX века, особо важна была доктрина «концерта держав», то есть попросту их взаимного согласия. Поражение в Крымской войне многому научило Петербург — ведь тогда против России на стороне Турции неожиданно выступили Англия и Франция, а Австрия заняла откровенно враждебную позицию, предав тем самым своего вчерашнего союзника, спасшего Габсбургов во время венгерской революции 1848— 1849 годов. Поэтому, когда в 1875-м в Боснии и Герцеговине вспыхнуло антитурецкое восстание, отечественный МИД тоже настаивал на «умиротворении» сторон дипломатическим путем. Правда, в верхах было немало и сторонников более решительных действий (к таковым относился русский посол в Стамбуле граф Игнатьев, известный своими панславистскими симпатиями).

user posted image

Нерегулярные турецкие воинские части — башибузуки

Между тем, пока дипломаты составляли ноты и меморандумы, в апреле 1876 года взбунтовалась Болгария. Османы реагировали крайне жестоко: нерегулярные части — башибузуки — вырезали целые селения: по всей Болгарии погибли около 30 тысяч человек. Известия о кровавой бойне повергли в шок всю Европу (что, впрочем, не помешало правительствам продолжать политику невмешательства). «У каждого порядочного человека сердце обливается кровью при мысли о событиях на востоке, о презренной политике европейской, об ожидающей нас близкой будущности», — писал в дневнике российский военный министр Дмитрий Милютин. Он лучше других знал, что страна не готова к большой войне: реформирование и перевооружение армии как раз в разгаре, финансовое положение ее неблестяще. Оттого и сдерживал себя, как мог.

Летом 1876 года войну Турции объявили Сербия и Черногория. По всей России развернулась агитация в поддержку единоверцев. Славянские комитеты активно собирали средства, добровольцы толпами отправлялись к театру военных действий. Сербскую армию даже возглавил прославившийся кампаниями в Средней Азии генерал М.Г. Черняев, который инкогнито выехал на Балканы. В числе сторонников решительной политики оказались императрица и наследник престола. «И вот к концу лета все в России было отставлено на второй план, и только один славянский вопрос завладел всеми… — вспоминал позже издатель газеты «Гражданин» князь Мещерский. — Как вчера, помню этих старушек и старичков, на вид убогих, приносивших свои лепты для славянских братий в каком-то почти религиозном настроении».

Благородные чувства до поры до времени заставляли на многое закрывать глаза. Тот же Мещерский, «одержимый», по собственному признанию, «бесом братушколюбия», сам побывал тогда в Сербии и там обнаружил, что большинство добровольцев — настоящие авантюристы, многотысячные пожертвования уходят непонятно куда, а члены белградского руководства — лишь «более или менее искусные актеры, разыгрывавшие сообща комедию восстания и… эксплуатирования добродушной в своем энтузиазме России». Но все это не помешало ему, вернувшись, вновь активно включиться в славянское движение!

Между тем давление общественного мнения и невозможность добиться хоть какой-то солидарности от европейских держав угнетали русского императора. Как показала известный историк Л.Г. Захарова, Александр II был глубоко убежден в том, что войны надо избежать, но не мог все же оставаться равнодушным к тому, что задевало его чувства. «Постоянно слышу я упреки, зачем мы остаемся в пассивном положении, зачем не подаем деятельной помощи славянам турецким? — делился он с Милютиным. — Спрашиваю тебя, благоразумно ли было бы нам, открыто вмешавшись в дело, подвергнуть Россию всем последствиям европейской войны? Я не менее других сочувствую несчастным христианам Турции, но я ставлю выше всего интересы самой России». Но спустя лишь несколько минут в том же разговоре государь произнес «Конечно, если нас заставят воевать…»

Из манифеста 12 апреля 1877

«…Исчерпав до конца миролюбие наше, Мы вынуждены высокомерным упорством Порты приступить к действиям более решительным. Того требуют и чувство справедливости, и чувство собственного достоинства. Турция отказом своим поставляет Нас в необходимость обратиться к силе оружия. Глубоко проникнутые убеждением в правоте Нашего дела, Мы, в смиренном уповании на помощь и милосердие Всевышнего, объявляем всем Нашим верноподданным, что наступило время, предусмотренное в тех словах Наших, на которые единодушно отозвалась вся Россия… Ныне, призывая благословение Божие на доблестные войска Наши, Мы повелеваем им вступить в пределы Турции».

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

«Исчерпав до конца миролюбие…»

Выдержать отстраненную позицию не получилось. В конце июня 1876 года император к удивлению многих официально разрешил русским офицерам добровольцами отправляться на Балканы. В сентябре в крымской Ливадии он обсуждал необходимые приготовления к возможной войне, а 29 октября произнес в Москве знаменитую речь, почти отрезавшую стране путь назад. «Желаю весьма, — сказал его величество, в частности, — чтобы мы (то есть великие державы. — Прим. ред.) могли прийти к общему согласию. Если же оно не состоится, то я имею твердое намерение действовать самостоятельно». Через три дня была объявлена частичная мобилизация.

Но даже после этого решительного шага возможность мирного решения еще сохранялась. Правительство Великобритании, наиболее воинственно настроенной против России, понимало, что сколотить антирусскую коалицию по примеру 25-летней давности непросто, да и английское общество, в целом не питавшее симпатий к русским, было все же сильно возмущено зверствами турок. Боевые действия турецкой армии, грозившие сербам полным разгромом, тем временем удалось остановить. Более того, послы пяти европейских держав собрались в Константинополе и смогли выработать некую общую позицию, требуя от османского правительства лишь изменить политику в отношении христианских подданных. Демарш этот, правда, потерпел неудачу, но мирные инициативы продолжались. 19 марта 1877 года в Лондоне был подписан протокол, опять содержавший «рекомендации» Стамбулу облегчить участь православных. Русский царь был уверен, что на эти незначительные уступки турецкое правительство пойдет, и уже готовился распустить мобилизованные части.

Он ошибся. В Турции возобладала «партия войны», и, надеясь на поддержку той же Англии, которая «другой рукой» ратифицировала протокол, султан безоговорочно его отверг. Отступать дальше после всех заявлений и авансов было невозможно. 12 апреля появился высочайший манифест: «…Исчерпав до конца миролюбие наше, Мы вынуждены высокомерным упорством Порты приступить к действиям более решительным. Того требуют и чувство справедливости, и чувство собственного достоинства. Ныне, призывая благословение Божие на доблестные войска наши, Мы повелеваем им вступить в пределы Турции».

Россия вступила в войну, заключив предварительно конвенцию с Румынией (в мае этот формальный вассал Стамбула провозгласил полную независимость), но поначалу ни румынские, ни сербские войска не участвовали в активных боевых действиях, ограничиваясь обороной собственной территории. Реальную помощь оказала в тот момент только отважная крошечная Черногория, на время оттянувшая на себя 50-тысячную армию визиря Сулеймана-паши. Конечно, положение черногорцев быстро стало отчаянным, но русские уже успели подготовить форсирование Дуная, и срочная переброска турок на это направление спасла их от полного разгрома (Австро-Венгрия обещала сохранять нейтралитет, выторговав себе за это из будущих «трофеев» Боснию и Герцеговину).

Тем временем автор первоначального генерального плана кампании генерал Обручев предложил новаторский по тем временам образ действий. В отличие от предыдущих войн с Турцией, когда русская армия увязала в осаде сильных придунайских крепостей и медленном вытеснении врага с территории севернее Балканского хребта, теперь предполагалось достичь успеха стремительным прорывом через этот хребет на юг и быстрым занятием Константинополя. Этот проект молниеносного наступления, предвосхитивший битвы ХХ века и навеянный явно опытом недавней Франкопрусской войны, подразумевал, что быстрота необходима России не только в военном, но и в политическом отношении. В том, что Турция в принципе проиграет войну, в Европе мало кто сомневался. Важно было, как отмечает историк Олег Айрапетов, продемонстрировать, что мы можем одолеть Турцию без особого напряжения и, значит, встретить дальнейшее давление держав не истощенными, а полными сил. И все как будто позволяло надеяться на успех этого замысла. В мае русские части на Балканах насчитывали около 250 тысяч человек, у турок было не более 200, причем разбросанных в крайнем беспорядке.

user posted image

Барабанщик 10-го Малороссийского гренадерского полка, казак Терского казачьего войска, офицер-артиллерист и онбаши («десятник») турецкой пехоты времен Балканской войны 1877—1878 годов

Хронология войны

(Все даты по старому стилю)

Лето 1875 г. — начало восстания в Боснии и Герцеговине

Август 1875 г. — активизация Славянских благотворительных комитетов в России

Апрель 1876 г. — восстание в Болгарии

18 и 20 июня 1876 г. — Сербия и Черногория объявляют войну Османской империи

27 июня 1876 г. — Александр II разрешает русским офицерам отправляться добровольцами на Балканы

31 августа 1876 г. — переворот в Константинополе. К власти приходит новый султан Абдул-Хамид II — сторонник бескомпромиссной борьбы за единство империи

19 октября 1876 г. — Россия предъявляет Турции ультиматум о прекращении боевых действий против Сербии

29 октября 1876 г. — московская речь Александра II

1 ноября 1876 г. — Россия начинает частичную мобилизацию армии

11 декабря 1876 г. — 8 января 1877 г. — Константинопольская конференция послов европейских держав

15 января 1877 г. — российский посол граф Н.П. Игнатьев покидает Константинополь

19 марта 1877 г. — Лондонский протокол держав

12 апреля 1877 г. — манифест Александра II об объявлении войны

15 июня 1877 г.— переправа основных сил русской армии через Дунай

4 июля 1877 г. — штурм и взятие Никополя

7 июля 1877 г. — генерал Гурко берет Шипкинский перевал; корпус Осман-паши занимает Плевну

8 июля 1877 г. — первый штурм Плевны

18 июля 1877 г. — второй штурм Плевны

30 августа 1877 г. — третий штурм Плевны

6 ноября 1877 г. — взят Карс на Кавказе

28 ноября 1877 г. — Осман-паша сдает Плевну

13 декабря 1877 г. — начало перехода через Балканы

3 декабря 1877 г. — взята София

24—28 декабря 1877 г. — разгром корпуса Вессель-паши под Шипкой—Шейново

8 января 1878 г. — взят Адрианополь

19 января 1878 г. — прекращение боевых действий

1 февраля 1878 г. — британская эскадра входит в Мраморное море

19 февраля 1878 г. — в годовщину восшествия Александра II на престол подписан Сан-Стефанский мирный договор

1 июня — 1 июля 1878 г. — Берлинский конгресс

17 апреля 1879 г. — Великое народное собрание Болгарии принимает Тырновскую конституцию

Турецкий дебют

Но дело, как всегда на войне, потекло не так, как на штабных картах. Значительное время ушло уже на подготовку к пересечению реки. Лишь в середине июня основные русские силы смогли форсировать реку в районе Зимница-Систово. Впрочем, эта непростая операция была проведена образцово — совсем не там, где ожидал обманутый отвлекающими маневрами противник.

Затем армия разделилась: самый многочисленный Рущукский отряд под командованием цесаревича Александра Александровича двинулся на восток, Западный получил задачу занять город Никополь, а Передовой (им командовал бравый Иосиф Владимирович Гурко) — выйти к проходам в горных хребтах, занять их и пройти в Забалканскую Болгарию, откуда открывался прямой путь на столицу Турции. Инициатива целиком принадлежала русским, противник «играл черными». Более того, никакого стратегического плана он вообще не имел.

Но ему отчасти «повезло». Дело в том, что далеко на западном фланге русской армии как бы случайно остался очень сильный корпус, пожалуй, самого талантливого турецкого командира — Османа-паши. В начале кампании он как-то «выпал» из поля зрения штабов, увлекшихся занятием территории. И вот, в начале июля этот отряд стремительно выдвинулся к Плевне, ключевому городу-крепости на Дунайской равнине. Причем турок числом до 15 тысяч сначала проморгали румыны, потом не заметили (точнее, приняли за отбившуюся от основных сил группу) русские, которые заняли соседний Никополь, а в Плевну опоздали всего на несколько часов. Штурм совсем еще недавно пустого города, наспех предпринятый генералом Шильдер-Шульднером, захлебнулся в крови.

Поначалу неудаче не придали большого значения. Однако Плевна находилась как раз в центре стратегической линии, ведущей от Дуная к перевалам, и, не овладев ею, наступать дальше было опасно. Сюда перебросили дополнительные части, и 18 июля последовал новый штурм — силами уже 30-тысячного русского корпуса. И вновь неудача, сопровождавшаяся большими потерями — почти 8 тысяч убитых и раненых! Осман-паша успел создать прекрасные оборонительные линии и к тому же постоянно получал подкрепления от османского правительства.

В это время к югу от Балкан, куда успел выйти лишь Передовой отряд, появилась 60-тысячная армия Сулеймана-паши, и Гурко едва успел отойти к перевалам. Во время неожиданного перехода от наступления к обороне на всех участках наша армия оказалась в весьма невыгодном положении — с растянутыми коммуникациями и «дырявым» фронтом. Турецкое командование теперь даже разрабатывало планы вытеснения противника обратно за Дунай, и лишь несогласованность в действиях между пашами, а также стойкость отдельных наших частей и болгарского ополчения помешали их успеху.

user posted image

Генерал И.В. Гурко (1828—1901)

user posted image

Михаил Дмитриевич Скобелев (1843-1882)

Он стал самым ярким героем Русско-турецкой войны. Ко времени ее начала он был молодым (ему было всего 34!), талантливым и амбициозным военачальником, получившим известность благодаря решительным действиям при покорении Средней Азии. Начальство его недолюбливало, и поначалу Скобелев оказался в действующей армии без определенной должности. Вскоре, однако, он прекрасно проявил себя при взятии города Ловеча, затем — при третьем штурме Плевны, а переход через Балканы и успешные действия у Шейново прославили его имя на всю Россию. Этот эпизод войны, с которого мы начали нашу статью, изображен на знаменитой картине Верещагина. Белый генерал был убежденным панславистом и сторонником взятия Константинополя. Скобелев воевал не только геройски, но и… хозяйственно. Вот, скажем, полковник Духонин, отряд которого расположился на горе Св. Николая на Шипкинском перевале, писал об условиях стояния на перевале следующее: «Ни в одной траншее огня развести нельзя, одежда всех офицеров и солдат изображает... сплошную ледяную кору... солдаты с чрезвычайными усилиями поддерживают в хорошо смазанных маслом ружьях исправное действие затвора и выбрасывателя, постоянно приводя их в движение окоченевшими пальцами». Армия Радецкого потеряла от обморожений и болезней больше солдат, чем в боях. Радецкий, в остальном отважный и «положительный» генерал, не очень любил посещать солдат. Знал только рапортовать по начальству: «На Шипке все спокойно». Вот так «спокойно» от проблем с содержанием и морозов русские потеряли на Шипке около 11 000 человек больными и обмороженными! А ведь наши войска все-таки «сидели» на Шипке не зря — они прочно удерживали проходы через Балканы. Многое изменилось, когда за дело взялся Скобелев. Получив от Радецкого указание подготовить колонну к переходу через Балканы, он развернулся во всей красе. Скобелев принялся заботиться о солдатах: велел закупать по округе сапоги, полушубки, теплое белье, продовольствие и фураж для скота, вьючные седла и прочее. А помимо этого, генерал озаботился заменой тяжелых солдатских ранцев легкими холщовыми мешками, в которых по его приказу каждый рядовой тащил с собой… сухое полено! И пусть штабные посмеивались над генералом-«интендантом»: зато во время перехода через Балканские горы в его отряде не оказалось ни одного обмороженного. А в других отрядах люди продолжали выбывать из строя... Новый взлет популярности и карьеры Скобелева пришелся на начало 1880-х годов: блестяще проведенный Ахалтекинский поход в Туркмении принес ему лавры самого талантливого русского полководца. Тогда же он испортил отношения с Александром III резкими публичными выступлениями с критикой якобы «антирусской» и прогерманской внешней политики правительства. В ночь на 26 июня 1882 года, которую он провел в московской гостинице «Англия», пользовавшейся очень сомнительной репутацией, генерал от инфантерии Скобелев неожиданно умер от сердечного приступа, не дожив даже до сорока лет.

Миттельшпиль

Итак, пунктами, где решался теперь исход борьбы, стали Плевна и важнейший балканский перевал, Шипкинский.

Геройски отбив возле Шипки упорный натиск превосходящих сил (при этом прекрасно проявили себя болгарские ополченцы), русские части перешли здесь к позиционной обороне, затянувшейся до 27 декабря. Крайне неудобная позиция, тяжелейшие условия, рано ударившие в горах морозы — все это привело к очень большим жертвам (около 10 тысяч человек), причем в основном не от пуль, а от обморожений и болезней. Один из офицеров свидетельствовал: «…сгибание рук почти невозможно, ходьба весьма затруднительна, свалившийся с ног человек без посторонней помощи подняться не в состоянии, в 3—4 минуты его заносит снегом…»

Но все же еще самым тяжелым эпизодом войны явился третий безуспешный штурм Плевны. Он был предпринят 27—30 августа, специально к именинам императора и вопреки мнению тех, кто считал, что необходим не штурм, а правильная осада. Лишь отряду Скобелева ценой невероятного упорства удалось частично преуспеть и продвинуться, но поддержки он так и не получил. В результате — вновь огромное число погибших: 13 тысяч русских и еще три тысячи румын, влившихся накануне в действующую армию.

В Ставке настроения стали близки к паническим. Командующий великий князь Николай Николаевич даже предложил ретироваться в Румынию, чтобы переждать зиму, но Александр, поддержанный Милютиным, проявил тут твердость и велел приступить наконец к планомерной осаде Плевны, для чего даже вызвал из России лучшего отечественного фортификатора генерала Тотлебена. Разумеется, конечный исход войны сомнения у императора не вызывал. Силы и средства противников слишком неравны. Победа неизбежна. Иное дело, что давалась она ценой несоразмерно большей, чем ожидалось. Увы, отчасти это было закономерно. Как ни взывал военный министр к необходимости «внушить начальникам войск бережливость на русскую кровь: если рассчитывать только на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время будет истреблена вся русская армия», — солдаты гибли тысячами. А в обществе, как ни странно, были и такие настроения: «Погибают и сотни, и тысячи смертью героев, и новые сотни и тысячи даст русский народ — героями не оскудела земля русская», — патетически восклицала либеральная газета «Голос», сообщая о потерях на Шипке.

Как бы там ни было, 28 ноября, истощив все запасы, Осман-паша предпринял отчаянную попытку прорваться, но не преуспел и сдался вместе со всей своей армией, увеличившейся к тому времени до 40 тысяч человек. А еще до падения Плевны на военном совете было решено не откладывать общее наступление до весны. Решение это означало, что горные перевалы будут преодолеваться зимой, в лютый мороз.

Первым через западные отроги двинулся неутомимый Гурко, разбивший противника у Софии, а затем у Филиппополя (Пловдива). Самое упорное сопротивление русские части встретили в центре, у той же Шипки и Шейново, где лишь ценой тяжелейшего броска и опять-таки потерь в самом конце декабря был окружен и взят в плен Вессель-паша с 25-тысячным корпусом (особо отличился тот же Скобелев). Дальнейшее наступление развивалось стремительно, и уже 8 января наши войска вошли в Адрианополь (Эдирне, на территории современной европейской Турции). Казалось бы — все! Османская империя рушится?!

В шаге от Святой Софии

В конце января, после заключения временного перемирия, вездесущий князь Мещерский оказался в Стамбуле и обнаружил: многие здесь убеждены, что русские войска вот-вот вступят в столицу Османской империи. По его словам, по этому поводу в городе даже началось сооружение каких-то «трибун для публики». Однако всего через пару дней выяснилось, что великий князь Николай Николаевич получил приказ остановить войска в Сан-Стефано (местечке всего в 10 километрах от Константинополя). «Разумеется, ответа на вопрос: отчего? — я тогда получить не мог, но замечательно, что и до сего времени мне не удалось на этот вопрос получить ясный ответ…» — замечал Мещерский в воспоминаниях. Князь, конечно, лукавил. Он отлично знал: главной причиной остановки армии были бурные протесты Великобритании и угроза новой войны — на этот раз с самой могущественной европейской державой, к которой к тому же вполне могла присоединиться Австрия. Просто, по мнению князя, которое разделяли в то время многие и в России, и в Дунайской армии, заняв столицу и обретя контроль над проливами, петербургское правительство получило бы столь сильный аргумент против всей Европы, что рискнуть стоило. Однако в «верхах» возобладала иная точка зрения.

…Наступила пора дипломатических игр. В британской прессе началась настоящая антирусская истерия. После некоторых колебаний флот ее величества королевы Виктории вошел в Дарданеллы, превратившись в зримый и весомый аргумент в давлении на Россию. Между тем 19 февраля представители России и Турции подписали предварительный мирный договор, известный как Сан-Стефанский. Условия его казались необычайно выгодными. Сербия, Черногория и Румыния получали полную независимость и территориальные приращения, образовывалось огромное Болгарское княжество (формально вассальное). Россия получала утраченную после Крымской войны Южную Бессарабию и некоторые территории в Закавказье. Этот договор был с восторгом встречен в России и с крайним возмущением — в европейских столицах. Впрочем, уже тогда возникла версия, что туркам удалось провести русских дипломатов: соглашаясь на значительные территориальные уступки, они-де ожидали и даже провоцировали резкую реакцию Запада, закономерно посчитавшего, что Россия пытается сделать из обширной Болгарии своего сателлита и с его помощью безраздельно хозяйничать на Балканах.

Финал: Сан-Стефанский триумф, Берлинский позор

Опираясь на прецеденты — Парижский мир 1856 года и Лондонскую конвенцию 1871-го, державы потребовали рассмотрения и утверждения (читай — пересмотра) двустороннего договора на общеевропейском конгрессе. Он открылся в Берлине 1 июня 1878 года. Под давлением Великобритании (которую представлял премьер-министр и лидер партии тори, последовательный противник России Бенджамин Дизраэли) и Австро-Венгрии, при одобрении Франции и полном самоустранении Германии (в Петербурге напрасно рассчитывали на поддержку Бисмарка) России пришлось уступить по многим пунктам. Болгария была разделена на две части, причем более обширная и богатая, южная ее часть, названная Восточной Румелией, ставилась в вассальную зависимость от Турции. Существенно урезались территории Сербии и Черногории, Австро-Венгрия получала право оккупировать Боснию и Герцеговину, а Англия — Кипр. «Берлинский трактат, — писал министр иностранных дел 80-летний князь Горчаков императору, — есть самая черная страница в моей служебной карьере». — «И в моей — тоже», — признал Александр II.

user posted image

Подписание Берлинского трактата 1 июля 1878 года

Между тем сложившаяся ситуация едва ли оставляла России выбор и какие-либо ресурсы противодействовать давлению держав. В полной мере сказывались последствия затяжной войны. По признанию Милютина, «военные силы так расстроены войной, так разбросаны, что никакого вероятия успеха» в новой войне не предвидится. Да и финансовое положение страны стало просто критическим. Война, стоившая России более одного миллиарда рублей — суммы, равной двум ее годовым бюджетам, привела к инфляции и падению курса рубля.

Но главное все же в ином. Неудовлетворенность русского общества результатами войны имела, по справедливому наблюдению Мещерского, «роковое значение в истории русской внутренней государственной жизни». «Состояние какого-то всеобщего глухого недовольства и недомогания» сыграло немалую роль в обострении того внутриполитического кризиса, который привел к разгулу народовольческого террора, убийству 1 марта 1881 года Александра II и смене политического курса при новом самодержце. Нельзя также не признать, что если Россия стремилась утвердить на Балканах свое влияние, то достичь этой цели соразмерно понесенным жертвам ей не удалось, причем отнюдь не из-за итогов Берлинского конгресса. На деле, кстати, Турция так и не смогла установить контроль над Восточной Румелией, и уже в 1885 году две части Болгарии фактически объединились. Однако тогда же испортились ее отношения с Россией, и дело дошло даже до разрыва дипломатических отношений, восстановленных только в 1896 году. Выяснилось также, что правительства Сербии и Румынии склонны ориентироваться не на Восток, а на Запад. Пророссийская ориентация опять возобладала здесь только в начале XX века, и с Освободительной войной эта смена курса уже не была связана. Взаимоотношения молодых балканских государств также оказались далеко не идиллическими, и сербо-болгарская война 1885 года стала лишь грозным предвестником конфликтов, приведших уже в начале XX века к резкому обострению противоречий между Сербией, Болгарией, Румынией и Грецией. Кроме того, Сербия так и не смирилась с аннексией Боснии и Герцеговины австрийцами. В результате Балканы превратились в настоящий «пороховой погреб Европы», в очередной, но, увы, далеко не в последний раз взорвавшийся в 1914 году.

Жертвы и потери

Общие потери в войне, по официальным данным российского Главного военно-медицинского управления (Российский государственный военно-исторический архив), составили с нашей стороны 202 тысячи. С войны вернулось 35 тысяч инвалидов, среди погибших было много умерших от болезней. Потери турок в отечественной литературе не приводятся. В некоторых источниках говорят о 30 тысячах убитых и 90 000 погибших от болезней, но цифры, скорее всего, занижены, и о достоверности их судить сложно. Были огромные жертвы среди мирного населения Балкан: в одной только Болгарии в ходе подавления апрельского восстания 1876 года жертвами резни стали около 30 тысяч человек.

Была ли альтернатива?

Что случилось бы, решись наши войска войти в Константинополь до ввода английской эскадры в Мраморное море? С военной точки зрения такой шаг был не только оправдан, но даже логичен… при условии готовности России идти до конца в противостоянии с Британией и Австрией. Это означало бы курс на эскалацию конфликта, и дальнейшее развитие ситуации всецело определялось бы тем, пойдет ли Британия на войну или предпочтет искать компромисс. На этот вопрос ответа в Петербурге не знали, и опасения перед первой перспективой перевесили (память о Крымской войне еще была свежа).

Однако согласитесь: оккупация турецкой столицы явилась бы блестящим блефом, достойным настоящего игрока. И если бы план неожиданно сработал, наша страна уж как минимум получила бы дополнительный аргумент в споре с державами на Берлинском конгрессе. Ну, а если нет… Можно и нужно утешаться тем, сколько русских жизней спаслось от возможной бойни.

Игорь Христофоров, кандидат исторических наук

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Апостол Апрельского восстания в Болгарии Иларион Драгостинов (1852-1876):

post-50-1359455281.jpg

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас