Saygo

Владимир Кржижановский

1 сообщение в этой теме

ПИЮК Т. Г. ВЛАДИМИР КРЖИЖАНОВСКИЙ - ПОЛЬСКИЙ ГЕРОЙ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В США

Статья посвящена молодому польскому революционеру В. Кржи­жановскому, который эмигрировал из Великой Польши в США после несостоявшегося восстания в 1846 г., чтобы избежать возможного ареста. В годы гражданской войны в США поляк добровольцем вступил в ряды северян, сделал успешную военную карье­ру и в конце войны получил звание бригадного генерала. Полезной для американцев оказалась и деятельность В. Кржижановского в послевоенные годы, в частности инс­пектирование им Аляски. Неординарная личность поляка, известного как в Польше, так и в Америке, привлекла внимание автора, и в своей работе он исследует его жиз­ненный путь и заслуги перед американским народом.

Среди поляков, принимавших участие в гражданской войне в США, наиболее знаме­нитым является Владимир Кржижановский, в настоящее время его имя известно не только в Польше, но и в Северной Америке, однако так было не всегда. В 1928 г. в Чикаго была издана первая работа о поляках - участниках гражданской войны между «Севером» и «Югом», до этого времени американцы знали только имена польских героев войны за неза­висимость североамериканских колоний, та­ких как Т. Костюшко, К. Пулаский [7]. В 60­70-е гг. XX в. в Польше выходил ряд работ по истории польской эмиграции XIX в. в США [4; 5; 6; 13]. Польский исследователь Богдан Гжелонский опубликовал тогда книгу «Аме­рика в воспоминаниях поляков» [16]. В 1978 г. в США доктор Д.С. Пула опубликовал «Ме­муары Владимира Кржижановского» [9]. Не­сколько работ о поляке вышло в начале XXI века [2; 8; 12; 14].

 

Wlodzimierz_Krzyzanowski.jpg


Двоюродный брат Фредерика Шопена,бригадный генерал, который отличился в бит­вах при Геттисберге, Кросс-Кейсе и других сражениях, лично знавший А. Линкольна, один из организаторов первых польских обществ в США - это все о Владимире Кржижановс­ком, которого в Америке близкие друзья на­зывали Крис. О своей жизни он рассказал в «Воспоминаниях о гражданской войне 1861­-1865 гг.», впервые они были опубликованы в варшавском «Колосе» в 1883 году [10].

К сожалению, в нашем распоряжении были лишь отрывки из его воспоминаний, ко­торые опубликовал польский исследователь, указанный нами выше, Богдан Гжелонский в своей книге «Америка в воспоминаниях поля­ков». В мемуарах Крис повествует о граждан­ской войне в США 1861-1865 гг., участником которой он являлся. Освещает не только бит­вы, в которых лично принимал участие, но и весь ход войны, давая свою оценку событиям и полководцам. Воспоминания написаны очень эмоционально, живописно и красочно. Сведе­ний о личной жизни в них очень мало, поэтому некоторые историки отмечают, что и сегодня биография польского генерала полна белых пятен [6, S. 204].

В 2002 г. в США вокруг имени В. Кржи­жановского разразился скандал, о котором рассказывается в газете «Анкоридж Дэйли Ньюз» [1]. Во время награждения губернато­ра Аляски Франка Мурковского на приеме в Капитолии польский посол отметил, что на­граду получает второй по счету губернатор этого штата польского происхождения. Пер­вым он назвал героя гражданской войны 1861­1865 гг. Владимира Кржижановского. Это за­явление шокировало знатоков истории Аляс­ки, так как никто из них не встречал имени польского бригадного генерала в документах по истории этого штата. Сразу после покупки у России, эти земли были классифицированы как индейская территория. С 1867 г. Аляска находилась в ведении военного министерства США и называлась «Округ Аляска». Поэто­му управление над ней осуществляли войска, которые имели сначала шесть постов, а с 1877 г. только два - Ситка и Врангель. Граж­данская федеральная администрация, по реше­нию Конгресса (1868 г.), была представлена лишь немногочисленными сборщиками тамо­женных пошлин и почтовыми служащими. Дол­жность губернатора в данном штате, по зако­ну Конгресса была введена только в 1884 г., и первым губернатором был генерал Дэвис.

Но быстрый поиск в Интернете показал, что действительно не менее десяти веб-сай­тов указывают, что после завершения успеш­ной военной карьеры В. Кржижановский стал первым губернатором Аляски. Такое мнение широко распространено среди американцев польского происхождения. Тогда обратились к Джеймсу Пулу, декану Утика колледжа - высшей школы и непрерывного послевузовс­кого образования, который опубликовал био­графию В. Кржижановского. Доктор Дж. Пу­ла ответил, что Крис никогда не был губерна­тором Аляски и там не жил, но посетил ее в 1873 г. в качестве служащего Министерства финансов. Там он выявил коррупцию среди таможенников Ситки: исследовал отчеты зо­лотоискателей и сделал вывод о возможнос­тях получения больших сборов в казну после устранения мошенничества в этой сфере. Так­же историк пояснил, что миф о его губерна­торстве связан, по-видимому, с неправильным переводом воспоминаний Криса. В рассказе об Аляске он использует слово, которое нуж­но переводить как глагол «администриро­вать», «инспектировать», а его перевели как губернаторство. Вот возможный перевод того, что Крис написал о своем пребывании на Аляс­ке, отмечает Дж. Пула: «Инспектирование провинции Аляски после того, как она была приобретена у России, дало мне дополнитель­ные знания о северной границе Соединенных Штатов. Дорогостоящие меха и золото, кото­рые были обнаружены во время моей служ­бы там, помогли нации безмерно» [1]. Но да­же тот факт, что В. Кржижановский не был первым губернатором Аляски, не умаляет зас­луг поляка перед США.

Владимир Бонавентура Кржижановский (Wfodzimierz Bonawentura Krzyżanowski) ро­дился 8 июля 1824 г. в дворянской усадьбе в селе Рожново (Rożnowo) под Оборниками в Великом Княжестве Познаньском. Он проис­ходил из древнего польского шляхетского рода, владеющего фамильным гербом и был третьим ребенком от второго брака своего отца, наполеоновского солдата в молодости, Станислава Кржижановского. Мама - Людвика Понговская (Pągowska). Двоюродным братом В. Кржижановского был великий польский композитор Фредерик Шопен: отец Владимира и мать Шопена Юстина Кржижа­новская, которая вышла замуж за французс­кого иммигранта, были братом и сестрой.

Владимир провел свое детство в Рожново, для его семьи это были тяжелые годы. Отец неумело вел свое хозяйство, и оно при­носило с каждым годом все меньше дохода. Он пытался восстановить финансовое поло­жение семьи с помощью кредитов. Но в 1826 г. имущество было конфисковано и продано за долги. Эти проблемы привели к болезни, а вскоре и смерти отца. Мать была вынуждена переехать вместе с дочерью и сыном Эдмун­дом в Варшаву в Царство Польское. Влади­мир остался в Познани в семье родителей своего отца. Когда ему было шесть лет, в Варшаве произошло ноябрьское восстание. Братья отца приняли в нем участие. После поражения восстания на всех его участников обрушились аресты, задержания и конфиска­ция имущества, не избежали этого и дяди Владимира. В детской памяти эти события оставили неизгладимый след, причем деятель­ность дядей и других повстанцев была им ге­роизирована и он навсегда стал поклонником методов вооруженной борьбы. Пятьдесят лет спустя В. Кржижановский вспоминал об этих событиях в своих письмах к брату Эдмунду и его жене [6, S. 205].

Владимир получил образование в гимна­зии св. Марии Магдалины в Познани. После окончания учебного заведения В. Кржижанов­ский вошел в круг лиц, готовящих новое вос­стание. В это время, после смерти Фридриха-Вильгельма III в 1840 г., в Великом княже­стве Познаньском активизировалась полити­ческая жизнь. Большинство молодежи и ин­теллигенции считали, что нужно вести воору­женную борьбу с Пруссией, участницей раз­делов Польши. Повсюду раздавались призы­вы браться за оружие.

29 ноября 1845 г., в годовщину ноябрьс­кого восстания 1830-1831 гг., было объявле­но о готовящемся новом восстании, диктато­ром которого был избран Людвик Мерославский (L. Mieroslawski). В начале декабря он прибыл в Познань из Парижа, чтобы сделать последние приготовления. Но в начале фев­раля 1846 г. информация была выдана прус­ским властям Генрихом Понинским (H. Poniński), который считал, что таким об­разом спасает страну от кровопролития. На­чались аресты, однако некоторым заговорщи­кам удалось скрыться, в том числе и Влади­миру Кржижановскому. Сведениями о том, на­сколько активно он был задействован в под­готовке восстания, мы не располагаем. В «Воспоминаниях», написанных спустя почти сорок лет после этих событий, есть лишь крат­кое и расплывчатое упоминание о тех днях: «Надежда на лучшее будущее засияла, как лучезарная звезда, подняла и унесла нас. Мне было всего двадцать один год, я любил доро­гую мне разделенную на части родину, я меч­тал, парил в облаках и шел наугад, не заду­мываясь о последствиях такой призрачной мечты». Через Гамбург он эмигрировал в Америку, в воспоминаниях об этом мы чита­ем: «Однажды утром я очутился в Гамбурге, по спешно данному мне совету. В Новом Све­те я хотел скрыться от ареста и найти приме­нение своему юношескому энтузиазму. Это была печальная альтернатива, и все же я пред­почел ее тюремным стенам» [6, S. 207].

В Соединенных Штатах Америки В. Кржижановский оказался в 1848 г. и начал жизнь скитальца, типичную для многих польских эмигрантов: без денег, без знания иностранного языка, без профессии. Сначала зарабатывал на жизнь разным трудом. В сво­их мемуарах писал о том, что бывало по-раз­ному: «Как только обстоятельства поднима­ли меня наверх, тут же скатывался вниз» [ibid.]. Со временем хорошо выучил американ­ский язык, нашел хорошо оплачиваемую ра­боту. Стал инженером, проводил земельные измерения в Вирджинии, потом работал на строительстве железной дороги в западных штатах Пенсильвания, Огайо, Индиана, Ил­линойс. Работа была тяжелая, требовала профессиональных знаний, умения управлять людьми; жили в палатках без удобств, иногда происходили стычки с индейцами, но Крис прекрасно справился со всеми трудностями. Эта работа дала ему много знаний о стране и американцах. В воспоминаниях Крис сообщил, что «высокие доходы позволили мне быстро вернуться в Нью-Йорк», где в 1854 г. женил­ся на племяннице одного из своих коллег до­чери генерала Барнетта (Bumetta) Кэролайн, девушке с именем и значительным приданым. Они поселились в Вашингтоне, и там он осно­вал торговую компанию, благодаря старани­ях Криса которая стала быстро процветаю­щей. В браке родились двое детей: дочь Жо­зефина и сын Иосиф. Вращаясь в новой сре­де, В. Кржижановский активно стал участво­вать в политической жизни. С самого начала создания республиканской партии в 1854 г. стал ее горячим сторонником. Крис получал удо­вольствие от партийной работы, ему нрави­лось обмениваться идеями, вести дискуссии, рассуждать о проблемах новой родины и бо­роться за ее принципы. Республиканцы при­влекли Криса, прежде всего, отношением к рабству: они были за его ограничение и даже отмену. В. Кржижановский был бескомпро­миссно против лишения свободы и неравен­ства людей из-за цвета их кожи. Считал раб­ство не только анахронизмом (для многих ресрес­публиканцев это было единственным аргумен­том в пользу его отмены), но и позором для молодого государства, в то же время искрен­не восхищался американской демократией и народом Америки.

В партии Криса уважали за его полити­ческие взгляды, а также за большое красно­речие, интеллигентность и богатый жизнен­ный опыт. Не последнее значение имело и его высокое материальное положение. Вскоре его избрали председателем местного респуб­ликанского клуба округа Колумбия. На пре­зидентских выборах осенью 1860 г. Крис го­рячо агитировал за кандидатуру Авраама Линкольна. В декабре стало известно о по­беде республиканцев на выборах; политичес­кий вес и авторитет В. Кржижановского за­метно выросли.

Между тем обстановка в стране нака­лялась. Надежда на компромисс между «Се­вером» и «Югом» с каждым днем таяла. На­конец, война между штатами, как точно за­метил А. Г. Стивенс, стала единственной до­рогой, ведущей к соглашению [6, S. 209].

12 апреля 1861 г. в 4.30 утра батареи «Юга» открыли огонь по форту Самтер, в ко­тором находились войска Союза, война нача­лась. В. Кржижановский был одним из пер­вых, кто откликнулся на призыв А. Линкольна записываться в армию. Через два дня после начала войны, оставив свою семью и, как ука­зывает в своих мемуарах, «не обращая вни­мания на слезы и заклинания своей жены», записался добровольцем в армию. Своим лич­ным примером показал, что желает исполнить гражданский долг приютившей его страны, и не намерен пользоваться льготами, вытека­ющими из его положения. В воспоминаниях он отмечает, что «США дошли до такой сте­пени энтузиазма, о котором можно было толь­ко мечтать. Города кипели, улицы и площади были заполнены людьми, которые приходили туда со всех сторон. Каждый оставлял свое занятие... и спешил стать под отечественный флаг. Целые полки возникали из ничего за один день...» [16, S. 112].

В. Кржижановский был зачислен в ар­мию простым солдатом, но уже вскоре выве­ден из числа простых солдат и повышен до офицера. Через 90 дней службы сумел со­брать отряд добровольцев, в котором стал капитаном, тогда обратился в военное мини­стерство и получил разрешение сформировать пехотный полк из добровольцев-иностранцев. Понимая, что с этой задачей ему не справить­ся в округе Колумбия, переехал в Нью-Йорк, где обратился к иммигрантским общинам, в том числе в Филадельфии и по побережью Атлантического океана, и набрал доброволь­цев в 58-й нью-йоркский пехотный полк, поз­же известный как польский легион. Через месяц полк, полковником которого его назна­чили, был приведен к присяге. И хотя в этом полку преобладали немецкие эмигранты, кро­ме них было немало итальянцев, венгров, дат­чан и французов, и где-то около сотни поля­ков, этот полк получил название, как мы от­метили выше, польского легиона в Офици­альном Армейском Регистре Волонтерских Сил Армии США [11; 15]. В. Кржижановский быстро завоевал доверие, уважение и авто­ритет своих подчиненных. В своих мемуарах рассказал об этом времени так: «Новые зва­ния стимулировали меня к действию, с каж­дым повышением я чувствовал, что на мои плечи ложится все большая ответственность, и я делал все, что было в моих силах, чтобы показать себя достойным этих наград, нео­жиданных для меня» [6, S. 210].

В должности офицера штаба вместе со своим полком В. Кржижановский прибыл в Вашингтон, полк вошел в бригаду Болена так называемой немецкой дивизии генерала Л. Бланкера. Дивизия по своему происхожде­нию объединяла волонтеров, говоривших на разных языках, но большинство из них гово­рило на немецком. Поэтому команды отдава­лись на немецком языке и тренировки прово­дились по прусскому образцу. Многие офице­ры этой дивизии имели военный опыт, полу­ченный в революционных событиях 1848-­1849 гг. в Европе, также как и многие солдаты. В своих воспоминаниях генерал Д. Мак­клеллан, который посетил данную дивизию, отметил, что в личном штабе Л. Бланкера каждый из офицеров «был княжеского, граф­ского или баронского происхождения», в этом состояла ее уникальность [ibid., S. 211].

Всю зиму В. Кржижановский вместе со своим полком провел в Чапел-Хантер. На те­атр военных действий Крис попал весной 1862 года. С этого времени участвовал во всех крупных сражениях гражданской войны: у Булл-Ране, Чанселорсвилле, Геттисберге. Рассмотрим подробнее участие поляка в этих событиях.

В марте 1862 г. дивизия Л. Бланкера по­лучила задание объединиться с армией Джо­на С. Фремонта и дать сражение генералу Джексону. Объединение произошло 11 мая и дивизия получила первое боевое крещение. 8 июня состоялось сражение под Кросс-Кейс, события складывались драматичным обра­зом для союзной армии и здесь польский ле­гион под руководством В. Кржижановского проявил себя очень хорошо. Л. Болен в своем докладе коротко отметил, что «полк вел себя с большим мужеством» [6, S. 213].

После поражения Д. Фремонт был снят с должности главнокомандующего, и в армии «Севера» была проведена крупная реоргани­зация. Дивизия Л. Бланкера была расформи­рована и ее полки вошли в другие дивизии. Во главе третьей дивизии был поставлен генерал Карл Шурц (Carl Schurz), с которым В. Кржи­жановский был знаком по партийной работе в рядах республиканцев. В США К. Шурц по­пал после поражения в Европе «Весны Наций», относился к людям «сорок восьмого года» и сразу же начал активную политическую дея­тельность в среде немецких иммигрантов. Приобрел высокое положение в республиканс­кой партии и стал другом А. Линкольна. Когда последний стал президентом, он назначил К. Шурца посланником США в Мадриде. Но нем­ца не привлекла сфера дипломатии и он, как и В. Кржижановский, пошел на войну доброволь­цем, получив должность генерала. В граждан­ской войне в США генералы-политики были на­стоящим бедствием для армии, потому что попадали на важные должности, не имея воен­ной подготовки и знаний. К. Шурц являлся сре­ди них исключением, так как он действитель­но был хорошим генералом. Зная Криса, он поставил его во главе одной из своих бригад. Дружба В. Кржижановского и К. Шурца, испы­танная тяготами войны, продолжилась и после нее до самой смерти Криса.

В конце августа 1862 г. состоялось вто­рое сражение у Булл-Ране, где главнокоман­дующий союзной армии «отдал так много про­тиворечивых приказов, что своими действия­ми привел к поражению и сделал бесплодны­ми усилия некоторых бригадных генералов и многих солдат, среди которых оказались В. Кржижановский и его легион». Генерал Карл Шурц писал в своем докладе: «В первый день битвы, 29 августа, полковник В. Кржижа­новский командовал левым крылом третьей ди­визии. Мужество, с которым полк В. Кржижа­новского на левом крыле выдерживал и отби­вал частые и жестокие нападения врага, зас­луживает наивысшей похвалы. 30 августа... я велел полковнику В. Кржижановскому выйти со своей бригадой на лесистый горный склон на левом фланге и оказать помощь Колтесу. Этот приказ был выполнен быстро и энергич­но...». Крис получил серьезное ранение, и не­которое время поправлял здоровье.

К. Шурц представил поляка к званию генерала, но, как написал в своем дневнике: «В. Кржижановскому не повезло. Президент тоже представил его к этому званию (бригад­ного генерала), но Сенат не утвердил назначе­ние, потому что, как я слышал, среди сенато­ров не нашлось ни одного, кто сумел бы выго­ворить его фамилию» [6, S. 214]. Как оказа­лось в дальнейшем, истинной причиной явля­лось преобладающее среди многих офицеров союзной армии мнение, что именно иностран­цы виноваты во всех поражениях армии Союза, и эта информация доводилась до прессы, Кон­гресса и федеральных властей. Сначала Крис не верил в эти слухи, но его мнение измени­лось после битвы под Чанселорсвилле.

Битва под Чанселорсвилле происходила с 1 по 4 мая 1863 года. Во главе союзной ар­мии стоял «доблестный Джо», как называли Джозефа Хукера. Под его командованием на­ходилось почти 120 тыс. человек, а у его про­тивника - генерала Ли, было всего лишь 60 тыс. солдат, но битва была проиграна. Уже со второго дня Д. Хукер стал думать, как выйти из битвы с наименьшими потерями, а в ночь с 4-го на 5-е мая видел в отступлении единственное спасение. Кабинет А. Линколь­на, Конгресс и, главное, общественность хо­тели знать, кто виноват в поражении на этот раз. «Доблестный Джо» всю вину возложил на иностранцев, не признавая своих ошибок. В печати иностранный корпус получил назва­ние трусов и наемников. Со страниц газеты нью-йоркской «Трибуны» раздавались призы­вы расстреливать каждого десятого иностран­ного солдата [6, S. 216-217]. Эти настроения, то усиливаясь, то ослабляясь, присутствова­ли в течение всей войны и даже многие годы после ее окончания, а пик этих настроений приходится как раз на время поражения в бит­ве под Чанселорсвилле. Этим, скорее всего, объясняется отказ В. Кржижановскому в по­лучении звания бригадного генерала.

Крис принимал участие в битве у неболь­шого городка в Пенсильвании - Геттисберге, которая началась 1 июля 1863 г. и продлилась 3 дня, где генералу южан Ли противостоял генерал северной армии Дж. Мид. Это было одно из самых решающих сражений граждан­ской войны, которое закончилась победой «Се­вера», и одно из самых кровавых и жестоких.

В «Воспоминаниях» Крис отмечает, что в те дни «мы (офицеры. - Т. П.) чувствовали и чувствовали солдаты, которые сражались как львы, что будущее Соединенных Штатов лежит на наших плечах». Ему удалось вос­создать страшную картину этой жестокой бит­вы: «усталых, черных от пота и порохового дыма, умирающих солдат, больше похожих на животных, чем на людей». Крис пишет, что «дикая жажда крови, мести и ярости опьяни­ла всех, видна была в распухших лицах, рас­сказал о том, как усталые, измученные, с пья­ными красными глазами солдаты, исчерпав последние физические силы, среди стонов умирающих, падали рядом с ними, испуская дух». Сравнивает «братоубийственную войну с картиной ада, самого пекла» и отметил, что «ужасное проклятие лежит на тех, кто развя­зал эту войну» [16, S. 115-116]. Указывает, что «победа у Геттисберга вместе с одновремен­ной победой армии генерала У. Гранта в Вик­сбергской компании стали кульминационным моментом войны, в ходе этих кровопролитных сражений «Югу» перерезали жизнеобеспечи­вающие нервы и он уже не смог подняться на ноги, тогда как войска «Севера» с каждым днем увеличивали территории, контролируе­мые ими» [ibid., S. 116].

В докладе о ходе этой битвы командира корпуса генерала О. Говарда В. Кржижановс­кий был отмечен за «отвагу, верность, прояв­ленные при выполнении обязанностей» [6, S. 219]. Впоследствии польскому легиону был установлен гранитный памятник в непосред­ственной близости от города, где имеется над­пись: «58 Нью-Йоркский полк, 2 бригада 3-й ди­визии, 11 корпус».
 
Крис пишет, что после битвы при Гет­тисберге «северная армия, растянувшаяся на большой территории от Атлантического оке­ана до Мексиканского залива, имела одно сла­бое место в самом центре армии У. Розенкранса на границе штатов Джорджии, Алаба­мы и Теннеси у Чаттануга (Chattanoogę)» [16, S. 116]. На помощь У. Розенкрансу были выс­ланы войска под командованием У.Т. Шерма­на из-за Миссисипи, генерала У. Гранта из Виксберга и войска из-под Геттисберга. Объе­динившись, все три армии под руководством У. Гранта одержали победу. Кржижановский считает, что не совсем справедливо все лав­ры достались одному У. Гранту и не были до­стойно оценены У.Т. Шерман, У. Роузкранс и другие военачальники. У. Гранта же эта по­беда привела к должности главнокомандую­щего. Крис отмечает большую усталось пос­ле этих боев, но уже на четвертый день после битвы у Чаттануга получили приказ высту­пить на помощь генералу Эмброзу Бернсай­ду, который был окружен в Ноксвилле войс­ками конфедератов Д. Лонгстрита.

«Обременительные марши и трудности выпали на нашу долю, но к счастью все за­кончилось благополучно и, освободив генера­ла Бернсайда, - вспоминает В. Кржижановс­кий, мы все вернулись на зимовку в Чаттану­га» [ibid., S. 116]. Заслуженный отдых начал­ся не сразу, В. Кржижановский, как и многие солдаты, сначала должен был принять реше­ние о дальнейшей службе. Прошло два года, и завершился срок действия его контракта, во­енный департамент предложил его продлить. В мемуарах В. Кржижановский отмечает: «За продление контракта служить Союзу, пра­вительство пообещало в награду четыре ты­сячи долларов, тридцать дней отдыха и биле­ты на дорогу домой и обратно» [6, S. 220]. Крис продлил свой контракт еще на три года. Это стало примером для солдат из его брига­ды, которые поступили также.

В «Воспоминаниях» поляк отмечает улучшение морального духа северной армии, укомплектованность, наконец, хорошими кад­рами высшего командного состава, улучше­ния в кавалерии, снабжении армии, восполне­ние сил после зимнего отдыха. В то же время не забывает отметить, что и в южной армии оставалось много талантливых полководцев, но главным преимуществом северян теперь было численное превосходство, благодаря которому враг оказался «в железном полуколь­це» [16, S. 117].

В первых днях января 1864 г. 58-й и 45-й нью-йоркские, 75-й пенсильванский, 82-й из Огайо полки отправились в Нью-Йорк на обе­щанный отдых. Крис отмечает, что встреча их в самом большом городе Соединенных Штатов превзошла самые смелые ожидания. Он пишет: «На всем расстоянии от ратуши до штаб-квартиры, куда мы направлялись, на тротуарах стояли горожане; тысячи людей приветствовали нас радостными, восторжен­ными криками. На головы нам надевали вен­ки из цветов, которые сплели для нас патрио­тические дочери Америки. Горожане смотрели на нас с восторгом, мы чувствовали себя в этот момент настоящими героями. Но если мои солдаты и подчиненные офицеры позна­ли невероятные почести, мне, как их началь­нику, досталось в два раза больше... В штаб-квартире был подготовлен праздник для 3 000 человек, прекрасный пир... здесь, среди звона бокалов произносились тосты и речи в нашу честь и я был тронут этим вдвойне» [6, S. 220-221].

Но отпуск прошел быстро. В начале февраля 1864 г., после тридцати дней настоящего «Эдема», так В. Кржижановский назвал свое пребывание в Нью-Йорке, нужно было воз­вращаться на поле боя. Дальнейшая его служ­ба проходила в штате Теннесси, где требова­лась охрана железной дороги Нэшвилл - Чат­тануга. В памяти солдат и самого В. Кржи­жановского служба отложилась как сухарная, поскольку во время ее несения их обычно кор­мили сухарями. Несмотря на частые нападе­ния конфедератов, стремящихся прервать железнодорожное сообщение, эта служба была более легкой, чем в армии Потомака. Несмотря на то что сам Кржижановский не принимал участия в важных сражениях 1864-­1865 гг., в «Воспоминаниях» он их описывает начиная с мая 1864 г. и до падения Ричмонда. Подробно и трогательно рассказывает о бед­няках Ричмонда, которые остались после бег­ства богачей со своим имуществом. Пове­ствует о страшном голоде, дороговизне про­дуктов, беспорядке и хаосе в оставленном южанами городе и о том, как был отдан воен­ный приказ о поджоге города, чтобы ничего не досталось врагу, взрывах пороховых скла­дов. Описывает Крис и визит А. Линкольна в этот город и радость от встречи с ним про­стых горожан и негров [16, S. 120-121].

2 марта Конгресс одобрил старое пред­ложение А. Линкольна от 29 ноября 1862 г., и В. Кржижановский был произведен в бригад­ные генералы [6, S. 222]. Его служба продол­жилась и после окончания войны. 1 октября 1865 г. в Нэшвилле штата Теннесси Кржижа­новский был официально освобожден от во­енной службы.

Возвратившись домой, к торговому биз­несу В. Кржижановский уже не вернулся, пред­положительно из-за проблем со здоровьем или по каким-то другим причинам. Последующая его деятельность связана со службой в Ми­нистерстве финансов. К сожалению, мы не знаем, как долго он там работал. В своих мемуарах Крис указывает, что до 1867 г., с этим согласен М. Хайман. В 1867 г., указыва­ет он, В. Кржижановский был назначен пер­вым губернатором Аляски. Мы рассмотрели этот вопрос выше и отметили, что эти сведе­ния не являются достоверными.

Далее нам известно, что в 1876 г. Крис проживал в Калифорнии, в Сан-Франциско. В 1876 г. мы встречаем его имя среди лиц, которые приветствовали Елену Модескую (Modjeska) - польскую певицу в порту Сан-Франциско. «Лидером этой группы, - писала она в своих воспоминаниях, - являлся капи­тан Корвин Пиотровский (Korwin Piotrowski), затем капитан Белавский (Bielawski), доктор Павлицкий (Pawlicki), генерал Кржижановский, Х. Бендовский (Bendowski) и капитан Лессен (Lessen). Я упоминаю их всех, потому что эти люди связаны с моим дебютом на американ­ском сцене». Далее она указала, что очень обязана В. Кржижановскому, так как он луч­ше других разбирался в исскустве, имел боль­ше знакомств в актерском мире и вместе со своим другом, губернатором Соломоном, ак­тивно помогал ей делать карьеру. В письме, написанном в феврале 1878 г., Е. Модеская сообщает: «В настоящее время он (В. Кржи­жановский. - Т. П.) содержит таверну, но все­гда имеет благородное лицо». Однако сам поляк в своей книге коротко заметил, что ка­лифорнийский период его жизни относится к «самым неприятным годам на американской земле» [6, S. 224].

В конце 1878 г. вернулся в Вашингтон, город, который ему очень нравился. В пись­ме к брату от 22 июля 1880 г. Крис сообщает: «Наша столица, без сомнения, самый краси­вый город на планете, улицы очень широкие, тротуары от 40 до 60 футов в ширину, прекрас­ные здания, почти перед всеми жилыми до­мами - прекрасные сады, где вода, как крис­талл, течет из фонтанов, весь город переме­жают парки с прекрасными садами, полными цветов, и все это поддерживается властью в наилучшем порядке. Европейцы, прибывавшие сюда, смотрят с изумлением на это чудо, это Эльдорадо» [ibid., S. 224-225].

Но в этом же 1880 г. вынужден был по­кинуть Вашингтон на три года. Министерство финансов, куда он возвратился на работу, от­правило его в качестве таможенного инспек­тора в Аспинволл (сейчас Колона), централь­ный торговый пункт США на Панамском пе­решейке. Несмотря на высокую зарплату, это были не самые лучшие годы жизни В. Кржи­жановского. После продолжительной болезни умерла его жена, а вскоре после этого он за­болел лихорадкой и был вынужден уйти в от­ставку с этой должности.

Последующий период жизни оказался для него тяжелым. Крис страдал от одиночества, тосковал по близким людям. Очень часто в письмах к брату на родину вырывались горь­кие слова: « Я нахожусь в чужой стране и среди чужих», а также «.. .сегодня было бы лучше для меня иметь малюсенький домик на родине... чем величайший дворец здесь». Некоторое вре­мя Крис даже надеялся, что ему удастся «на­вестить родную страну» [ibid., S. 225]. Но в то же время понимал, что уже слишком оторвался от родины и там теперь бы тоже чувствовал себя чужим. Наконец, принял решение остать­ся жить в Нью-Йорке, где получил должность начальника таможни в порту, на этой должнос­ти Крис оставался уже почти до смерти.

В последние годы жизни В. Кржижанов­ский, вместе со своим другом, доктором Ген­рихом Калюссовским (Kalussowski), работал в воссозданной организации эмигрантов - польском Национальном Союзе. Крис счи­тал, что нужно «не только сохранять нацио­нальные черты польского элемента в Аме­рике... не только обучать иностранному язы­ку и оказывать поддержку полякам на тер­ритории республики (США. - Т. П.), но по­мочь при наличии возможности возвратить­ся на родину тем иммигрантам, которые сами или по принуждению ее покинули». Очень хорошо знал вкус иммигрантского хлеба и как трудно жить в чужой стране, по­этому в 1886 г., несмотря на то что был силь­но ослаблен болезнью, активно участвовал в организации Центрального благотворитель­ного комитета. Этот Комитет помогал при­бывшим иммигрантам из Старого Света, тем семьям, которые притеснялись Пруссией и вынуждались политикой Бисмарка к эмигра­ции. Для В. Кржижановского это уже были последние месяцы жизни. В конце 1886 г. болезнь легких и бронхиальная астма вто­рично уложили его в кровать.

В понедельник утром, 31 января 1887 г., он умер в своей квартире на Лексингтон Аве­ню (Lexington Avenue) в Нью-Йорке. Похоро­ны состоялись в среду, 2 февраля, на кладби­ще в Гринвуд (Greenwood). Среди тех, кто про­щался с ним, был его старый боевой товарищ, Карл Шурц. Пятьдесят лет спустя останки Владимира Бонавентура Кржижановского были перенесены на Арлингтонское нацио­нальное кладбище в Вашингтоне.

Список литературы

1. Courtesy of Liz Ruskin & The Anchorage Daily News. - Electronic text data. - Mode of access: arlingtoncemetery.net/wbkrzyzanowski.htm (date ofaccess: 18.02.2013). - Title from screen.
2. Eicher, J. H. Civil War High Commands / J. H. Eicher, D. J. Eicher. - Stanford, CA : Stanford University Press, 2001. - 345 S.
3. For Liberty and Justice, The Life and Times of Wladimir Krzyzanowski. - Electronic text data. - Mode of access: ussscott.com/~rscott/26thwis/ltwkrz.htm (date ofaccess: 15.05.2013). - Title from screen.
4. Çrzelonski, В. Do new Uorku, Chicago I San Francisco szkice do biograf. Polsko-amerykanskich wydawnictwo interpress / В. Çrzelonski. - Warszawa, 1983. - 243 S.
5. Çrzelonski, В. Polacy w Stanach Zjednoczonych Ameryki 1776-1865 / В. Çrzelonski. - Warszawa, 1976. - 235 S.
6. Qrzelonski, B. Polacy w wojnach amerykanskich 1775-1783, 1861-1865 / B. Qrzelonski, I. Rusinowa. - Warszawa, 1973. - 123 S.
7. Haiman, M. Historia udzialu Polakow w ametrykanskiej wojnie domowej / M. Haiman. - Chicago, 1928. - 321 S.
8. Kruszewska, M. Pierwsi Polacy w Ameryce, Zapomniany bohater / M. Kruszewska // Gwiazda Polarna (Pole Star). - 2011. - 5 November. - Vol. 102, № 23.
9. Krzyzanowski Wladimir. The Memoirs of Wladimir Krzyzanowski, translated by James S. Pula. - San Francisco : R&E Research Associates, 1978. - 213 S.
10. Krzyzanowski Wladimir. Wspomnienia podczas wojny domowej 1861-1865 // Klosy. - Warszawa, 1883. - T XXXVII. - S. 23-37.
11. New York State Military. - Electronic text data. - Mode of access: dmna.ny.gov/historic/reghist/civil/infantry/58thInl758thIniMain.htm (date of access: 15.03.2013). - Title from screen.
12. Polish American: Journal. - Electronic text data. - Mode of access: polamjournal.com/ Library/Biographies/Krzyzanowski/krzyzanowski.html (date of access: 04.09.2013). - Title from screen.
13. Stasik, F. Polska emigracja polityczna w Stanach Zjednoczonych Ameryki 1831-1864 / F. Stasik. - Warsawa, 1973. - 148 S.
14. Tagg Larry. Generals of Gettysburg: The Leaders of America’s Greatest Battle, Da Capo Press, 2003. - 256 S.
15. The Civil War Archiv. - Electronic text data. - Mode of access: civilwararchive.com/Unreghst/unnyinf5.htm#58 (date of access: 16.01.2013). - Title from screen.
17. Wlodzimierz Krzyzanowski // Qrzelonski, B. Ameryka w pamistnikach Polakow. Antologia / B. Qrzelonski. - Warszawa: Interpress, 1975. -
S. 109-125.

Вестн.  Волгогр.  гос.  ун-та.  Сер.  4,  Ист.  2014.  №  2  (26). С. 57 - 66.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Кирасиры, конные аркебузиры, карабины и прочие
      Автор: hoplit
      George Monck. Observations upon Military and Political Affairs. Издание 1796 года. Первое было в 1671-м, книга написана в 1644-6 гг.
      "Тот самый" Монк.

       
      Giorgio Basta. Il gouerno della caualleria leggiera. 1612.
      Giorgio Basta. Il mastro di campo. 1606.

       
      Sir James Turner. Pallas armata, Military essayes of the ancient Grecian, Roman, and modern art of war written in the years 1670 and 1671. 1683. Оглавление.
      Lodovico Melzo. Regole militari sopra il governo e servitio particolare della cavalleria. 1611
    • Психология допроса военнопленных
      Автор: Сергий
      Не буду давать никаких своих оценок.
      Сохраню для истории.
      Вот такая книга была издана в 2013 году Украинской военно-медицинской академией.
      Автор - этнический русский, уроженец Томска, "негражданин" Латвии (есть в Латвии такой документ в зеленой обложке - "паспорт негражданина") - Сыропятов Олег Геннадьевич
      доктор медицинских наук, профессор, врач-психиатр, психотерапевт высшей категории.
      1997 (сентябрь) по июнь 2016 года - профессор кафедры военной терапии (по курсам психиатрии и психотерапии) Военно-медицинского института Украинской военно-медицинской академии.
      О. Г. Сыропятов
      Психология допроса военнопленных
      2013
      книга доступна в сети (ссылку не прикрепляю)
      цитата:
      "Согласно определению пыток, существование цели является существенным для юридической квалификации. Другими словами, если нет конкретной цели, то такие действия трудно квалифицировать как пытки".

    • "Примитивная война".
      Автор: hoplit
      Небольшая подборка литературы по "примитивному" военному делу.
       
      - Prehistoric Warfare and Violence. Quantitative and Qualitative Approaches. 2018
      - Multidisciplinary Approaches to the Study of Stone Age Weaponry. Edited by Eric Delson, Eric J. Sargis. 2016
      - Л. Б. Вишняцкий. Вооруженное насилие в палеолите.
      - J. Christensen. Warfare in the European Neolithic.
      - Detlef Gronenborn. Climate Change and Socio-Political Crises: Some Cases from Neolithic Central Europe.
      - William A. Parkinson and Paul R. Duffy. Fortifications and Enclosures in European Prehistory: A Cross-Cultural Perspective.
      - Clare, L., Rohling, E.J., Weninger, B. and Hilpert, J. Warfare in Late Neolithic\Early Chalcolithic Pisidia, southwestern Turkey. Climate induced social unrest in the late 7th millennium calBC.
      - Першиц А.И., Семенов Ю.И., Шнирельман В.А. Война и мир в ранней истории человечества.
      - Алексеев А.Н., Жирков Э.К., Степанов А.Д., Шараборин А.К., Алексеева Л.Л. Погребение ымыяхтахского воина в местности Кёрдюген.
      -  José María Gómez, Miguel Verdú, Adela González-Megías & Marcos Méndez. The phylogenetic roots of human lethal violence // Nature 538, 233–237
      - Sticks, Stones, and Broken Bones: Neolithic Violence in a European Perspective. 2012
       
       
      - Иванчик А.И. Воины-псы. Мужские союзы и скифские вторжения в Переднюю Азию // Советская этнография, 1988, № 5
      - Иванчик А., Кулланда С.. Источниковедение дописьменной истории и ранние стадии социогенеза // Архаическое общество: узловые проблемы социологии развития. Сб. научных трудов. Вып. 1. М., 1991
      - Askold lvantchik. The Scythian ‘Rule Over Asia’: The Classıcal Tradition And the Historical Reality // Ancient Greeks West and East. 1999
      - А.Р. Чочиев. Очерки истории социальной культуры осетин. 1985 г.
      - Α.Κ. Нефёдкин. Тактика славян в VI в. (по свидетельствам ранневизантийских авторов).
      - Цыбикдоржиев Д.В. Мужской союз, дружина и гвардия у монголов: преемственность и конфликты.
      - Вдовченков E.B. Происхождение дружины и мужские союзы: сравнительно-исторический анализ и проблемы политогенеза в древних обществах.
      - Louise E. Sweet. Camel Raiding of North Arabian Bedouin: A Mechanism of Ecological Adaptation //  American Aiztlzropologist 67, 1965.
      - Peters E.L. Some Structural Aspects of the Feud among the Camel-Herding Bedouin of Cyrenaica // Africa: Journal of the International African Institute,  Vol. 37, No. 3 (Jul., 1967), pp. 261-282
       
       
      - Зуев А.С. О боевой тактике и военном менталитете коряков, чукчей и эскимосов.
      - Зуев А.С. Диалог культур на поле боя (о военном менталитете народов северо-востока Сибири в XVII–XVIII вв.).
      - О.А. Митько. Люди и оружие (воинская культура русских первопроходцев и коренного населения Сибири в эпоху позднего средневековья).
      - К.Г. Карачаров, Д. И. Ражев. Обычай скальпирования на севере Западной Сибири в Средние века.
      - Нефёдкин А.К. Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.).
      - Зуев А.С. Русско-аборигенные отношения на крайнем Северо-Востоке Сибири во второй половине  XVII – первой четверти  XVIII  вв.
      - Антропова В.В. Вопросы военной организации и военного дела у народов крайнего Северо-Востока Сибири.
      - Головнев А.В. Говорящие культуры. Традиции самодийцев и угров.
      - Laufer В. Chinese Clay Figures. Pt. I. Prolegomena on the History of Defensive Armor // Field Museum of Natural History Publication 177. Anthropological Series. Vol. 13. Chicago. 1914. № 2. P. 73-315.
      - Нефедкин А.К. Защитное вооружение тунгусов в XVII – XVIII вв. [Tungus' armour] // Воинские традиции в археологическом контексте: от позднего латена до позднего средневековья / Составитель И. Г. Бурцев. Тула: Государственный военно-исторический и природный музей-заповедник «Куликово поле», 2014. С. 221-225.
      - Нефедкин А.К. Колесницы и нарты: к проблеме реконструкции тактики // Археология Евразийских степей. 2020
       
       
      - N. W. Simmonds. Archery in South East Asia s the Pacific.
      - Inez de Beauclair. Fightings and Weapons of the Yami of Botel Tobago.
      - Adria Holmes Katz. Corselets of Fiber: Robert Louis Stevenson's Gilbertese Armor.
      - Laura Lee Junker. Warrior burials and the nature of warfare in prehispanic Philippine chiefdoms..
      - Andrew P. Vayda. War in Ecological Perspective: Persistence, Change, and Adaptive Processes in Three Oceanian Societies. 1976
      - D. U. Urlich. The Introduction and Diffusion of Firearms in New Zealand 1800-1840..
      - Alphonse Riesenfeld. Rattan Cuirasses and Gourd Penis-Cases in New Guinea.
      - W. Lloyd Warner. Murngin Warfare.
      - E. W. Gudger. Helmets from Skins of the Porcupine-Fish.
      - K. R. Howe. Firearms and Indigenous Warfare: a Case Study.
      - Paul  D'Arcy. Firearms on Malaita, 1870-1900. 
      - William Churchill. Club Types of Nuclear Polynesia.
      - Henry Reynolds. Forgotten war. 2013
      - Henry Reynolds. The Other Side of the Frontier. Aboriginal Resistance to the European Invasion of Australia. 1981
      - John Connor. Australian Frontier Wars, 1788-1838. 2002
      -  Ronald M. Berndt. Warfare in the New Guinea Highlands.
      - Pamela J. Stewart and Andrew Strathern. Feasting on My Enemy: Images of Violence and Change in the New Guinea Highlands.
      - Thomas M. Kiefer. Modes of Social Action in Armed Combat: Affect, Tradition and Reason in Tausug Private Warfare // Man New Series, Vol. 5, No. 4 (Dec., 1970), pp. 586-596
      - Thomas M. Kiefer. Reciprocity and Revenge in the Philippines: Some Preliminary Remarks about the Tausug of Jolo // Philippine Sociological Review. Vol. 16, No. 3/4 (JULY-OCTOBER, 1968), pp. 124-131
      - Thomas M. Kiefer. Parrang Sabbil: Ritual suicide among the Tausug of Jolo // Bijdragen tot de Taal-, Land- en Volkenkunde. Deel 129, 1ste Afl., ANTHROPOLOGICA XV (1973), pp. 108-123
      - Thomas M. Kiefer. Institutionalized Friendship and Warfare among the Tausug of Jolo // Ethnology. Vol. 7, No. 3 (Jul., 1968), pp. 225-244
      - Thomas M. Kiefer. Power, Politics and Guns in Jolo: The Influence of Modern Weapons on Tao-Sug Legal and Economic Institutions // Philippine Sociological Review. Vol. 15, No. 1/2, Proceedings of the Fifth Visayas-Mindanao Convention: Philippine Sociological Society May 1-2, 1967 (JANUARY-APRIL, 1967), pp. 21-29
      - Armando L. Tan. Shame, Reciprocity and Revenge: Some Reflections on the Ideological Basis of Tausug Conflict // Philippine Quarterly of Culture and Society. Vol. 9, No. 4 (December 1981), pp. 294-300.
      - Karl G. Heider, Robert Gardner. Gardens of War: Life and Death in the New Guinea Stone Age. 1968.
      - Karl G. Heider. Grand Valley Dani: Peaceful Warriors. 1979 Тут
      - Mervyn Meggitt. Bloodis Their Argument: Warfare among the Mae Enga Tribesmen of the New Guinea Highlands. 1977 Тут
      - Klaus-Friedrich Koch. War and peace in Jalémó: the management of conflict in highland New Guinea. 1974 Тут
      - P. D'Arcy. Maori and Muskets from a Pan-Polynesian Perspective // The New Zealand journal of history 34(1):117-132. April 2000. 
      - Andrew P. Vayda. Maoris and Muskets in New Zealand: Disruption of a War System // Political Science Quarterly. Vol. 85, No. 4 (Dec., 1970), pp. 560-584
      - D. U. Urlich. The Introduction and Diffusion of Firearms in New Zealand 1800–1840 // The Journal of the Polynesian Society. Vol. 79, No. 4 (DECEMBER 1970), pp. 399-41
      - Barry Craig. Material culture of the upper Sepik‪ // Journal de la Société des Océanistes 2018/1 (n° 146), pages 189 à 201
      - Paul B. Rosco. Warfare, Terrain, and Political Expansion // Human Ecology. Vol. 20, No. 1 (Mar., 1992), pp. 1-20
      - Anne-Marie Pétrequin and Pierre Pétrequin. Flèches de chasse, flèches de guerre: Le cas des Danis d'Irian Jaya (Indonésie) // Anne-Marie Pétrequin and Pierre Pétrequin. Bulletin de la Société préhistorique française. T. 87, No. 10/12, Spécial bilan de l'année de l'archéologie (1990), pp. 484-511
      - Warfare // Douglas L. Oliver. Ancient Tahitian Society. 1974
      - Bard Rydland Aaberge. Aboriginal Rainforest Shields of North Queensland [unpublished manuscript]. 2009
      - Leonard Y. Andaya. Nature of War and Peace among the Bugis–Makassar People // South East Asia Research. Volume 12, 2004 - Issue 1
      - Forts and Fortification in Wallacea: Archaeological and Ethnohistoric Investigations. Terra Australis. 2020
      - Roscoe, P. Social Signaling and the Organization of Small-Scale Society: The Case of Contact-Era New Guinea // Journal of Archaeological Method and Theory, 16(2), 69–116. (2009)
      - David M. Hayano. Marriage, Alliance and Warfare: the Tauna Awa of New Guinea. 1972
      - David M. Hayano. Marriage, alliance, and warfare: a view from the New Guinea Highlands // American Ethnologist. Vol. 1, No. 2 (May, 1974)
      - Paula Brown. Conflict in the New Guinea Highlands // The Journal of Conflict Resolution. Vol. 26, No. 3 (Sep., 1982)
      - Aaron Podolefsky. Contemporary Warfare in the New Guinea Highlands // Ethnology. Vol. 23, No. 2 (Apr., 1984)
      - Fredrik Barth. Tribes and Intertribal Relations in the Fly Headwaters // Oceania, Vol. XLI, No. 3, March, 1971
      - Bruce M. Knauft. Melanesian Warfare: A Theoretical History // Oceania. Vol. 60, No. 4, Special 60th Anniversary Issue (Jun., 1990)
       
       
      - Keith F. Otterbein. Higi Armed Combat.
      - Keith F. Otterbein. The Evolution of Zulu Warfare.
      - Myron J. Echenberg. Late nineteenth-century military technology in Upper Volta // The Journal of African History, 12, pp 241-254. 1971.
      - E. E. Evans-Pritchard. Zande Warfare // Anthropos, Bd. 52, H. 1./2. (1957), pp. 239-262
      - Julian Cobbing. The Evolution of Ndebele Amabutho // The Journal of African History. Vol. 15, No. 4 (1974), pp. 607-631
       
       
      - Elizabeth Arkush and Charles Stanish. Interpreting Conflict in the Ancient Andes: Implications for the Archaeology of Warfare.
      - Elizabeth Arkush. War, Chronology, and Causality in the Titicaca Basin.
      - R.B. Ferguson. Blood of the Leviathan: Western Contact and Warfare in Amazonia.
      - J. Lizot. Population, Resources and Warfare Among the Yanomami.
      - Bruce Albert. On Yanomami Warfare: Rejoinder.
      - R. Brian Ferguson. Game Wars? Ecology and Conflict in Amazonia. 
      - R. Brian Ferguson. Ecological Consequences of Amazonian Warfare.
      - Marvin Harris. Animal Capture and Yanomamo Warfare: Retrospect and New Evidence.
       
       
      - Lydia T. Black. Warriors of Kodiak: Military Traditions of Kodiak Islanders.
      - Herbert D. G. Maschner and Katherine L. Reedy-Maschner. Raid, Retreat, Defend (Repeat): The Archaeology and Ethnohistory of Warfare on the North Pacific Rim.
      - Bruce Graham Trigger. Trade and Tribal Warfare on the St. Lawrence in the Sixteenth Century.
      - T. M. Hamilton. The Eskimo Bow and the Asiatic Composite.
      - Owen K. Mason. The Contest between the Ipiutak, Old Bering Sea, and Birnirk Polities and the Origin of Whaling during the First Millennium A.D. along Bering Strait.
      - Caroline Funk. The Bow and Arrow War Days on the Yukon-Kuskokwim Delta of Alaska.
      - Herbert Maschner, Owen K Mason. The Bow and Arrow in Northern North America. 
      - Nathan S. Lowrey. An Ethnoarchaeological Inquiry into the Functional Relationship between Projectile Point and Armor Technologies of the Northwest Coast.
      - F. A. Golder. Primitive Warfare among the Natives of Western Alaska. 
      - Donald Mitchell. Predatory Warfare, Social Status, and the North Pacific Slave Trade. 
      - H. Kory Cooper and Gabriel J. Bowen. Metal Armor from St. Lawrence Island. 
      - Katherine L. Reedy-Maschner and Herbert D. G. Maschner. Marauding Middlemen: Western Expansion and Violent Conflict in the Subarctic.
      - Madonna L. Moss and Jon M. Erlandson. Forts, Refuge Rocks, and Defensive Sites: The Antiquity of Warfare along the North Pacific Coast of North America.
      - Owen K. Mason. Flight from the Bering Strait: Did Siberian Punuk/Thule Military Cadres Conquer Northwest Alaska?
      - Joan B. Townsend. Firearms against Native Arms: A Study in Comparative Efficiencies with an Alaskan Example. 
      - Jerry Melbye and Scott I. Fairgrieve. A Massacre and Possible Cannibalism in the Canadian Arctic: New Evidence from the Saunaktuk Site (NgTn-1).
      - McClelland A.V. The Evolution of Tlingit Daggers // Sharing Our Knowledge. The Tlingit and Their Coastal Neighbors. 2015
       
       
      - Фрэнк Секой. Военные навыки индейцев Великих Равнин.
      - Hoig, Stan. Tribal Wars of the Southern Plains.
      - D. E. Worcester. Spanish Horses among the Plains Tribes.
      - Daniel J. Gelo and Lawrence T. Jones III. Photographic Evidence for Southern Plains Armor.
      - Heinz W. Pyszczyk. Historic Period Metal Projectile Points and Arrows, Alberta, Canada: A Theory for Aboriginal Arrow Design on the Great Plains.
      - Waldo R. Wedel. Chain mail in plains archeology.
      - Mavis Greer and John Greer. Armored Horses in Northwestern Plains Rock Art.
      - James D. Keyser, Mavis Greer and John Greer. Arminto Petroglyphs: Rock Art Damage Assessment and Management Considerations in Central Wyoming.
      - Mavis Greer and John Greer. Armored
 Horses 
in 
the 
Musselshell
 Rock 
Art
 of Central
 Montana.
      - Thomas Frank Schilz and Donald E. Worcester. The Spread of Firearms among the Indian Tribes on the Northern Frontier of New Spain.
      - Стукалин Ю. Военное дело индейцев Дикого Запада. Энциклопедия.
      - James D. Keyser and Michael A. Klassen. Plains Indian rock art.
       
       
      - D. Bruce Dickson. The Yanomamo of the Mississippi Valley? Some Reflections on Larson (1972), Gibson (1974), and Mississippian Period Warfare in the Southeastern United States.
      - Steve A. Tomka. The Adoption of the Bow and Arrow: A Model Based on Experimental Performance Characteristics.
      - Wayne William Van Horne. The Warclub: Weapon and symbol in Southeastern Indian Societies.
      - Hutchings, W. Karl and Lorenz W. Brucher. Spearthrower performance: ethnographic and  experimental research.
      - Douglas J Kennett , Patricia M Lambert, John R Johnson, Brendan J Culleton. Sociopolitical Effects of Bow and Arrow Technology in Prehistoric Coastal California.
      - The Ethics of Anthropology and Amerindian Research Reporting on Environmental Degradation and Warfare. Editors Richard J. Chacon, Rubén G. Mendoza.
      - Walter Hough. Primitive American Armor. Тут, тут и тут.
      - George R. Milner. Nineteenth-Century Arrow Wounds and Perceptions of Prehistoric Warfare.
      - Patricia M. Lambert. The Archaeology of War: A North American Perspective.
      - David E. Jonesэ Native North American Armor, Shields, and Fortifications.
      - Laubin, Reginald. Laubin, Gladys. American Indian Archery.
      - Karl T. Steinen. Ambushes, Raids, and Palisades: Mississippian Warfare in the Interior Southeast.
      - Jon L. Gibson. Aboriginal Warfare in the Protohistoric Southeast: An Alternative Perspective. 
      - Barbara A. Purdy. Weapons, Strategies, and Tactics of the Europeans and the Indians in Sixteenth- and Seventeenth-Century Florida.
      - Charles Hudson. A Spanish-Coosa Alliance in Sixteenth-Century North Georgia.
      - Keith F. Otterbein. Why the Iroquois Won: An Analysis of Iroquois Military Tactics.
      - George R. Milner. Warfare in Prehistoric and Early Historic Eastern North America // Journal of Archaeological Research, Vol. 7, No. 2 (June 1999), pp. 105-151
      - George R. Milner, Eve Anderson and Virginia G. Smith. Warfare in Late Prehistoric West-Central Illinois // American Antiquity. Vol. 56, No. 4 (Oct., 1991), pp. 581-603
      - Daniel K. Richter. War and Culture: The Iroquois Experience. 
      - Jeffrey P. Blick. The Iroquois practice of genocidal warfare (1534‐1787).
      - Michael S. Nassaney and Kendra Pyle. The Adoption of the Bow and Arrow in Eastern North America: A View from Central Arkansas.
      - J. Ned Woodall. Mississippian Expansion on the Eastern Frontier: One Strategy in the North Carolina Piedmont.
      - Roger Carpenter. Making War More Lethal: Iroquois vs. Huron in the Great Lakes Region, 1609 to 1650.
      - Craig S. Keener. An Ethnohistorical Analysis of Iroquois Assault Tactics Used against Fortified Settlements of the Northeast in the Seventeenth Century.
      - Leroy V. Eid. A Kind of : Running Fight: Indian Battlefield Tactics in the Late Eighteenth Century.
      - Keith F. Otterbein. Huron vs. Iroquois: A Case Study in Inter-Tribal Warfare.
      - Jennifer Birch. Coalescence and Conflict in Iroquoian Ontario // Archaeological Review from Cambridge - 25.1 - 2010
      - William J. Hunt, Jr. Ethnicity and Firearms in the Upper Missouri Bison-Robe Trade: An Examination of Weapon Preference and Utilization at Fort Union Trading Post N.H.S., North Dakota.
      - Patrick M. Malone. Changing Military Technology Among the Indians of Southern New England, 1600-1677.
      - David H. Dye. War Paths, Peace Paths An Archaeology of Cooperation and Conflict in Native Eastern North America.
      - Wayne Van Horne. Warfare in Mississippian Chiefdoms.
      - Wayne E. Lee. The Military Revolution of Native North America: Firearms, Forts, and Polities // Empires and indigenes: intercultural alliance, imperial expansion, and warfare in the early modern world. Edited by Wayne E. Lee. 2011
      - Steven LeBlanc. Prehistoric Warfare in the American Southwest. 1999.
      - Keith F. Otterbein. A History of Research on Warfare in Anthropology // American Anthropologist. Vol. 101, No. 4 (Dec., 1999), pp. 794-805
      - Lee, Wayne. Fortify, Fight, or Flee: Tuscarora and Cherokee Defensive Warfare and Military Culture Adaptation // The Journal of Military History, Volume 68, Number 3, July 2004, pp. 713-770
      - Wayne E. Lee. Peace Chiefs and Blood Revenge: Patterns of Restraint in Native American Warfare, 1500-1800 // The Journal of Military History. Vol. 71, No. 3 (Jul., 2007), pp. 701-741
       
      - Weapons, Weaponry and Man: In Memoriam Vytautas Kazakevičius (Archaeologia Baltica, Vol. 8). 2007
      - The Horse and Man in European Antiquity: Worldview, Burial Rites, and Military and Everyday Life (Archaeologia Baltica, Vol. 11). 2009
      - The Taking and Displaying of Human Body Parts as Trophies by Amerindians. 2007
      - The Ethics of Anthropology and Amerindian Research. Reporting on Environmental Degradation and Warfare. 2012
      - Empires and Indigenes: Intercultural Alliance, Imperial Expansion, and Warfare in the Early Modern World. 2011
      - A. Gat. War in Human Civilization.
      - Keith F. Otterbein. Killing of Captured Enemies: A Cross‐cultural Study.
      - Azar Gat. The Causes and Origins of "Primitive Warfare": Reply to Ferguson.
      - Azar Gat. The Pattern of Fighting in Simple, Small-Scale, Prestate Societies.
      - Lawrence H. Keeley. War Before Civilization: the Myth of the Peaceful Savage.
      - Keith F. Otterbein. Warfare and Its Relationship to the Origins of Agriculture.
      - Jonathan Haas. Warfare and the Evolution of Culture.
      - М. Дэйви. Эволюция войн.
      - War in the Tribal Zone. Expanding States and Indigenous Warfare. Edited by R. Brian Ferguson and Neil L. Whitehead.
      - The Ending of Tribal Wars: Configurations and Processes of Pacification. 2021 Тут
      - I.J.N. Thorpe. Anthropology, Archaeology, and the Origin of Warfare.
      - Антропология насилия. Новосибирск. 2010.
      - Jean Guilaine and Jean Zammit. The origins of war: violence in prehistory. 2005. Французское издание было в 2001 году - le Sentier de la Guerre: Visages de la violence préhistorique.
      - Warfare in Bronze Age Society. 2018
      - Ian Armit. Headhunting and the Body in Iron Age Europe. 2012
      - The Cambridge World History of Violence. Vol. I-IV. 2020

    • Мусульманские армии Средних веков
      Автор: hoplit
      Maged S. A. Mikhail. Notes on the "Ahl al-Dīwān": The Arab-Egyptian Army of the Seventh through the Ninth Centuries C.E. // Journal of the American Oriental Society,  Vol. 128, No. 2 (Apr. - Jun., 2008), pp. 273-284
      David Ayalon. Studies on the Structure of the Mamluk Army // Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London
      David Ayalon. Aspects of the Mamlūk Phenomenon // Journal of the History and Culture of the Middle East
      Bethany J. Walker. Militarization to Nomadization: The Middle and Late Islamic Periods // Near Eastern Archaeology,  Vol. 62, No. 4 (Dec., 1999), pp. 202-232
      David Ayalon. The Mamlūks of the Seljuks: Islam's Military Might at the Crossroads //  Journal of the Royal Asiatic Society, Third Series, Vol. 6, No. 3 (Nov., 1996), pp. 305-333
      David Ayalon. The Auxiliary Forces of the Mamluk Sultanate // Journal of the History and Culture of the Middle East. Volume 65, Issue 1 (Jan 1988)
      C. E. Bosworth. The Armies of the Ṣaffārids // Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London,  Vol. 31, No. 3 (1968), pp. 534-554
      C. E. Bosworth. Military Organisation under the Būyids of Persia and Iraq // Oriens,  Vol. 18/19 (1965/1966), pp. 143-167
      C. E. Bosworth. The Army // The Ghaznavids. 1963
      R. Stephen Humphreys. The Emergence of the Mamluk Army //  Studia Islamica,  No. 45 (1977), pp. 67-99
      R. Stephen Humphreys. The Emergence of the Mamluk Army (Conclusion) // Studia Islamica,  No. 46 (1977), pp. 147-182
      Nicolle, D. The military technology of classical Islam. PhD Doctor of Philosophy. University of Edinburgh. 1982
      Nicolle D. Fighting for the Faith: the many fronts of Crusade and Jihad, 1000-1500 AD. 2007
      Nicolle David. Cresting on Arrows from the Citadel of Damascus // Bulletin d’études orientales, 2017/1 (n° 65), p. 247-286.
      David Nicolle. The Zangid bridge of Ǧazīrat ibn ʿUmar (ʿAyn Dīwār/Cizre): a New Look at the carved panel of an armoured horseman // Bulletin d’études orientales, LXII. 2014
      David Nicolle. The Iconography of a Military Elite: Military Figures on an Early Thirteenth-Century Candlestick. В трех частях. 2014-19
      Nicolle, D. The impact of the European couched lance on Muslim military tradition // Warriors and their weapons around the time of the crusades: relationships between Byzantium, the West, and the Islamic world. 2002
      Patricia Crone. The ‘Abbāsid Abnā’ and Sāsānid Cavalrymen // Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain & Ireland, 8 (1998)
      D.G. Tor. The Mamluks in the military of the pre-Seljuq Persianate dynasties // Iran,  Vol. 46 (2008), pp. 213-225 (!)
      D.G. Tor. Mamlūk Loyalty: Evidence from the Late Saljūq Period // Asiatische Studien 65,3. (2011)
      J. W. Jandora. Developments in Islamic Warfare: The Early Conquests // Studia Islamica,  No. 64 (1986), pp. 101-113
      John W. Jandora. The Battle of the Yarmuk: A Reconstruction // Journal of Asian History, 19 (1): 8–21. 1985
      Khalil ʿAthamina. Non-Arab Regiments and Private Militias during the Umayyād Period // Arabica, T. 45, Fasc. 3 (1998), pp. 347-378
      B.J. Beshir. Fatimid Military Organization // Der Islam. Volume 55, Issue 1, Pages 37–56
      Andrew C. S. Peacock. Nomadic Society and the Seljūq Campaigns in Caucasia // Iran & the Caucasus,  Vol. 9, No. 2 (2005), pp. 205-230
      Jere L. Bacharach. African Military Slaves in the Medieval Middle East: The Cases of Iraq (869-955) and Egypt (868-1171) //  International Journal of Middle East Studies,  Vol. 13, No. 4 (Nov., 1981), pp. 471-495
      Deborah Tor. Privatized Jihad and public order in the pre-Seljuq period: The role of the Mutatawwi‘a // Iranian Studies, 38:4, 555-573
      Гуринов Е.А. , Нечитайлов М.В. Фатимидская армия в крестовых походах 1096 - 1171 гг. // "Воин" (Новый) №10. 2010. Сс. 9-19
      Нечитайлов М.В. Мусульманское завоевание Испании. Армии мусульман // Крылов С.В., Нечитайлов М.В. Мусульманское завоевание Испании. Saarbrücken: LAMBERT Academic Publishing, 2015.
      Нечитайлов М.В., Гуринов Е.А. Армия Саладина (1171-1193 гг.) (1) // Воин № 15. 2011. Сс. 13-25. И часть два.
      Нечитайлов М.В. "День скорби и испытаний". Саладо, 30 октября 1340 г. // Воин №17-18. В двух частях.
      Нечитайлов М.В., Шестаков Е.В. Андалусские армии: от Амиридов до Альморавидов (1009-1090 гг.) (1) // Воин №12. 2010. 
      Kennedy, H.N. The Military Revolution and the Early Islamic State // Noble ideals and bloody realities. Warfare in the middle ages. P. 197-208. 2006.
      Kennedy, H.N. Military pay and the economy of the early Islamic state // Historical research LXXV (2002), pp. 155–69.
      Kennedy, H.N. The Financing of the Military in the Early Islamic State // The Byzantine and Early Islamic Near East. Vol. III, ed. A. Cameron (Princeton, Darwin 1995), pp. 361–78.
      H.A.R. Gibb. The Armies of Saladin // Studies on the Civilization of Islam. 1962
      David Neustadt. The Plague and Its Effects upon the Mamlûk Army // The Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland. No. 1 (Apr., 1946), pp. 67-73
      Ulrich Haarmann. The Sons of Mamluks as Fief-holders in Late Medieval Egypt // Land tenure and social transformation in the Middle East. 1984
      H. Rabie. The Size and Value of the Iqta in Egypt 564-741 A.H./l 169-1341 A.D. // Studies in the Economic History of the Middle East: from the Rise of Islam to the Present Day. 1970
      Yaacov Lev. Infantry in Muslim armies during the Crusades // Logistics of warfare in the Age of the Crusades. 2002. Pp. 185-208
      Yaacov Lev. Army, Regime, and Society in Fatimid Egypt, 358-487/968-1094 // International Journal of Middle East Studies. Vol. 19, No. 3 (Aug., 1987), pp. 337-365
      E. Landau-Tasseron. Features of the Pre-Conquest Muslim Army in the Time of Mu ̨ammad // The Byzantine and Early Islamic near East. Vol. III: States, Resources and Armies. 1995. Pp. 299-336
      Shihad al-Sarraf. Mamluk Furusiyah Literature and its Antecedents // Mamluk Studies Review. vol. 8/4 (2004): 141–200.
      Rabei G. Khamisy Baybarsʼ Strategy of War against the Franks // Journal of Medieval Military History. Volume XVI. 2018
      Manzano Moreno. El asentamiento y la organización de los yund-s sirios en al-Andalus // Al-Qantara: Revista de estudios arabes, vol. XIV, fasc. 2 (1993), p. 327-359
      Amitai, Reuven. Foot Soldiers, Militiamen and Volunteers in the Early Mamluk Army // Texts, Documents and Artifacts: Islamic Studies in Honour of D.S. Richards. Leiden: Brill, 2003
      Reuven Amitai. The Resolution of the Mongol-Mamluk War // Mongols, Turks, and others : Eurasian nomads and the sedentary world. 2005
      Juergen Paul. The State and the military: the Samanid case // Papers on hater Asia, 26. 1994
      Harold W. Glidden. A Note on Early Arabian Military Organization // Journal of the American Oriental Society,  Vol. 56, No. 1 (Mar., 1936)
      Athamina, Khalil. Some administrative, military and socio-political aspects of early Muslim Egypt // War and society in the eastern Mediterranean, 7th-15th centuries. 1997
      Vincent Lagardère. Esquisse de l'organisation militaire des Murabitun, à l'époque de Yusuf b. Tasfin, 430 H/1039 à 500 H/1106 // Revue des mondes musulmans et de la Méditerranée. Année 1979.  №27 Тут
       
      Kennedy, Hugh. The Armies of the Caliphs: Military and Society in the Early Islamic State Warfare and History. 2001
      Blankinship, Khalid Yahya. The End of the Jihâd State: The Reign of Hisham Ibn Àbd Al-Malik and the Collapse of the Umayyads. 1994.
      D.G. Tor. Violent Order: Religious Warfare, Chivalry, and the 'Ayyar Phenomenon in the Medieval Islamic World. 2007
      Michael Bonner. Aristocratic Violence and Holy War. Studies in the Jihad and the Arab-Byzantine Frontier. 1996
      Patricia Crone. Slaves on Horses. The Evolution of the Islamic Polity. 1980
      Hamblin W. J. The Fatimid Army During the Early Crusades. 1985
      Daniel Pipes. Slave Soldiers and Islam: The Genesis of a Military System. 1981
      Yaacov Lev. State and society in Fatimid Egypt. 1991 Тут
      Abbès Zouache. Armées et combats en Syrie de 491/ 1098 à 569/ 1174 : analyse comparée des chroniques médiévales latines et arabes. 2008 Тут
      War, technology and society in the Middle East. 1975 Тут
       
      P.S. Большую часть работ Николя в список вносить не стал - его и так все знают. Пишет хорошо, читать все. Часто пространные главы про армиям мусульманского Леванта есть в литературе по Крестовым походам. Хоть в R.C. Smail. Crusading Warfare 1097-1193, хоть в Steven Tibble. The Crusader Armies: 1099-1187 (!)...
    • Бьеняш Д. "Ледяной марш" 5-й Сибирской дивизии и обстоятельства возвращения ее солдат в Польшу на корабле "Ярослав" // Zesłaniec. №52. 2012. С. 37-36.
      Автор: Военкомуезд
      ДАМИАН БЬЕНЯШ
      «ЛЕДЯНОЙ МАРШ» 5-Й СИБИРСКОЙ ДИВИЗИИ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВОЗВРАЩЕНИЯ ЕЕ СОЛДАТ В ПОЛЬШУ НА КОРАБЛЕ «ЯРОСЛАВ»
      В середине сентября 1919 года в Иркутске состоялась конференция союзников, на которой глава французской военной миссии генерал Пьер Жанен сообщил представителям войск, участвовавших в интервенции в Россию, что он назначен командующим операцией по эвакуации на Дальний Восток. Польская военная миссия была проинформирована об этом через месяц, т.е. в середине октября. Точная дата начала эвакуации не называлась, но уже тогда был определен порядок вывода войск. В первую очередь выводился Чехословацкий корпус, потом югославский полк, румынский легион, сербский полк и латышский батальоны, а в качестве арьергарда была назначена 1-я польская дивизия [1].
      Падение власти адмирала Колчака было результатом не только успехов Красной Армии, но и общего падения авторитета его диктатуры, превратившейся в царский деспотизм, а также продажного и самоуправного аппарата его администрации, занимавшейся откровенным бандитизмом. Тотализм военной силы привел к массовой эвакуации, а затем бегству колчаковцев и союзных войск [2]. Еще в первых числах ноября (!), когда адмирал Колчак уже бежал на восток, был организован парад польских войск и банкет польского командования. Трудно было найти более русофильской демонстрации холопства польских командиров по отношению к колчаковцам [4]. /37/
      1. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сибирской дивизии в свете исторической правды, «Сибиряк», № 13(1) 1937, стр. 3-4.
      2. В. Шольце-Сроковский, 5-я польская стрелковая дивизия в Сибири, [в:] А. Кучиньский, Сибирь. Четыреста лет польской диаспоры. Историко-культурная антология, Вроцлав-Варшава-Краков 1993, стр. 353; А. Остоя-Овсяны, Пути к независимости, Варшава, 1989, стр. 102-103; см. Донесение начальника польской военной миссии в Сибири майора Ярослава Окулича-Козарина в Министерство военных дел об угрозе разгрома армии адмирала Александра Колчака после ухода контрреволюционных чехословацких и польских воинских частей на восток — 4 ноября 1919, Омск. Документы и материалы по истории польско-советских отношений, изд. W. Gostyńska и др., т. II, Варшава, 1961, стр. 423-424.
      3. А. Колчак выехал из Омска только 13 ноября 1919 г., т. е. относительно поздно, см. Б. Хлусевич, В защиту чести воинов 5-й Сибирской дивизии, «Сибиряк», № 13 (1) 1937 г., стр. 13.
      4. Смолик П. Через земли и океаны. Приключения пленника в Азии во время Великой войны. Шесть лет на Дальнем Востоке, Варшава — Краков [1921], стр. 110.
      Неудачи армии Колчака создали очень волнительную ситуацию. Внутренние и внешние потрясения оставили свой след. Почувствовалось, что это печальное начало конца и предвестник гибели [5].
      Некоторые из поляков, особенно связанные с Сибирью, покидали под покровом ночи свои эшелоны, чтобы спастись от возможной катастрофы. Это была своего рода «подготовка» [6]. Для эвакуация поляки уже начали карательные экспедиции, в которых собиралось главным образом продовольствие и, прежде всего, подводы.
      Благодаря изобретательности и находчивости подчиненных, [Командование Войска Польского — Д.Б.] смогло к моменту эвакуации заполучить три броненосца [т.е. бронепоезда – Д.Б.], два санитарных поезда, несколько десятков локомотивов, несколько сотен грузовых вагонов, приспособленных к морозу и длительной транспортировке [7].
      Большую роль в этом сыграл полковник Казимеж Румша, который захватил 60 эшелонов и заранее приказал переоборудовать 3 эшелона в броненосцы «Познань», «Краков» и «Варшава» [8].
      Командование уже подготовило подробные планы эвакуации, которые включали последовательность движения транспортов, создание пунктов движения и расчет подачи вагонов, но этот проект не был принят генералом Пьером Жаненом [9]. В Польшу должны были вернуться не только солдаты, но и их семьи, сибирские ссыльные и бывшие польские повстанцы [10]. Однако по общему впечатлению, которое производила Войско Польское в конце лета 1919 г., никто в ней не был готов к эвакуации, и она сама не была подготовлена. Наоборот — казалось, солдатам жизнь в Новониколаевске очень нравилась [11].
      Начатая эвакуация союзных войск не привела к эвакуации польско-литовских войск. Два батальона 1-го полка и Литовский батальон, входящий в состав V-й стрелковой дивизии под командованием капитана В. Юзефа Веробея, отправили на станцию Черепаново, где они должны были прикрывать Новониколаевск с юга [12]. /38/
      5. П. П. Тышка, Из трагического опыта в 5-й Сибирской дивизии и в плену (1918-1921), «Сибиряк», № 12 (4), 1935, стр. 18-19.
      6. Подготовка к эвакуации велась дивизией самостоятельно вопреки приказу генерала Жанена; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 14-15.
      7. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358. Полковник Ян Скоробогатый-Якубовский утверждал, что осенью 1919 г. дивизия не была готова к эвакуации из-за отсутствия подвижного состава, находившегося в руках чехов и колчаков, см. Я. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 4. Чехи забрали около 20 000 (!) вагонов и локомотивы, см. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 103.
      8. Х. Багиньски, Войско Польское на Востоке 1914-1920 гг., Варшава, 1990 г., стр. 575; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 108. Полковник Хлусевич утверждал, что у поляков было 57 поездов, см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      9. Х. Багинский, указ. соч. соч., стр. 573; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 106.
      10. Й. Биркенмайер, Польская дивизия в сибирской тайге, Львов, 1934, стр. 31.
      11. П. Смолик, указ. соч., стр. 107.
      12. Ю. П. Вишневский, Отдельный литовский батальон им. Витольда Великого в 5-й польской стрелковой дивизии, [в:] У Балтийского моря. В кругу политики, экономики, национальных и социальных проблем XIX и XX веков: юбилейная книга, посвященная профессору Мечиславу Войцеховскому: сборник исследований под редакцией З. Карпуся, Ю. Клачкова, М. Волоса, Торунь, 2005 г., стр. 984-985.
      Тяжелое положение солдат и отсутствие сведений об эвакуации привели к обвинениям в адрес польского командования в том, что они бросили литовцев на произвол судьбы, что подогревалось советскими агитаторами [13]. Беспорядки на станции Черепаново привели к мятежу, в ходе которого часть литовских солдат-коммунистов [14] арестовала офицеров, забрала на санях продовольствие и оружие и бежала со всем пассивным к событиям составом батальона к большевистским партизанам. Там батальон и закончил свою жизнь. Солдат разоружили, некоторых зарубили шашками без суда и следствия, а по прибытии регулярных войск призвали в Красную Армию. Кого-то демобилизовали, потому что им было за 35 лет, а кого-то (в основном повстанцев из Черепанова) отправили на угольные шахты в качестве «рабочих отрядов». Большинство литовцев, сражавшихся в батальоне, вернулись в страну либо по суше через европейскую часть России, либо по морю через Маньчжурию и Владивосток, благодаря помощи литовской и польской военных миссий [15], а затем служили в польской армии. Печальный конец польско-литовского сотрудничества в Сибири трагической иронией завершился в Красноярске, где литовцы, служившие тогда в большевистском 412-м [16] батальоне внутренней службы, караулили в лагере военнопленных своих бывших сослуживцев и благотворителей поляков [17] из 5-й дивизии [18]. Поляки, напротив, великодушно прозывали их «героическим» термином «утекайтисы» [19].
      Кратко резюмируя историю Литовского батальона при 5-м пехотном полку, следует подчеркнуть, какое большое политическое, моральное и военное значение имело для литовцев создание собственной части, и как нуждались в этом поляки, желавшие укрепить свой авторитет среди союзных литовских сил. Их участие в обороне Транссибирской магистрали оказалось очень полезным. Жаль только, что все так печально закончилось. К причинам объединения поляков и литовцев, безусловно, следует добавить национально-исторические чувства. Доказательством этого было обращение с литовцами как с поляками во время призыва на военных пунктах. Ведь мы существовали несколько веков /39/
      13. Эти обвинения были ложными, см. Ю. П. Вишневский, указ. соч. там же, стр. 981.
      14. Тот факт, что повстанцы были коммунистами, также упоминается генералом Жаненом, см. А. Домашевский, Генерал Жанен о Сибирской дивизии, «Сибиряк», № 11 (3) 1936 г., стр. 38.
      15. Дела о литовской военной миссии во Владивостоке, а также о польской помощи литовцам: CAW, Войско Польское в Сибири, I.122.91.73; см. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 985.
      16. Р. Дыбоски утверждает, что это был 212-й батальон, см. Р. Дыбоски, Семь лет в России и Сибири 1915-1921, Варшава, 2007, стр. 141.
      17. Слово «благодетели» ни в коем случае не преувеличение — кроме поляков, никакая другая союзная армия: ни чехословацкая, ни французская, ни латышская, не была заинтересована в сотрудничестве с литовцами, и если бы не полковник Румша, их полк не был бы так хорошо оснащен. Литовцы многим были обязаны полякам; см. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 973, 981, 986.
      18. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 984-985; Й. Нея, Характеристики окружения 5-й польской стрелковой дивизии в Сибири, [в:] Сибирь в истории и культуре польского народа, под редакцией А. Кучинского, Вроцлав 1998, стр. 283.
      19. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 141.
      одна общая республика, и Литва считались неотъемлемой частью нового польского государства, восставшего из пепла, как феникс [20].
      Польская дивизия начала эвакуацию только 26 ноября и «следовала» в качестве арьергарда колчаковских и союзных войск [21]. В это время 3-й полк застрял в 400 километрах от Новониколаевска на станции Татарская, где был блокирован русскими эшелонами [22]. Та же задача прикрытия была возложена и на чехов, но они не выполнили соглашение, поэтому генерал Жанен возложил все бремя прикрытия отступления на поляков [23].
      К сожалению, мы знаем из истории многочисленные случаи, когда союзники ставили польское войско именно таким образом, а поляки по разным причинам не могли противостоять подобным требованиям [24].
      Когда поляки начали эвакуацию, союзные войска уже находились в Восточной Сибири, а национальные формирования (чешские, румынские, сербско-хорватские и латышские) направлялись туда же [25]. Первая организационная ошибка командования дивизии заключалась в том, что оно не отправило вперед солдатские семьи, чтобы они могли быстрее добраться до Дальнего Востока, а вторая – в том, что последние эшелоны не были заполнены кавалерией, которая в случае стычек или необходимой эвакуации, могла сесть на лошадей и быстро уйти. Отправление польских поездов осуществлялось в порядке очереди. Взаимные похищения вагонов были обычным явлением. То, что в вагонах ехали солдаты с семьями, снижало их боеспособность, а армейские обозы превращались в «вагоны беженцев», как их называли большевики [26]. Добывать все приходилось каждому самостоятельно, начиная с обычных досок и заканчивая различным необходимым оборудованием [27]. Выслать вперед вооружение, обмундирование и продовольственные склады не представлялось возможным, ввиду противодействия со стороны русского командования. Единственным эшелоном, отправленным впереди остальных, был санитарный поезд № 9 с ранеными и больными [28]. Тому, что семьи солдат не были отправлены вперед, дивизия обязана полковнику Валериану Чуме, который согласился на просьбу женщин не разлучать их с мужьями [29].
      Здесь следует кратко охарактеризовать положение женщин в 5-й Сибирской дивизии. Кроме настоящих супруг, в вагонах жили разные женщины, солдатские «жены». У каждой из них был «свой мужчина» и один не имел права «подбирать» «жену» другого, а если хотел ее обменять, то мог пойти на вокзал, где «был большой выбор». Среди прочего, такие жены занимались стиркой, штопкой, мытьем котелков и посуды. Одних больше любили за заботу о всех обитателях вагона и трудолюбие, других меньше за лень. Бывало, что за лень или измену быстро выбрасывали на мороз. Ведь на /40/
      20. См. Ю. П. Вишневский, указ. соч., стр. 977, 986.
      21. Комментарий генерала Жанена к решению см. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 152; Я. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 4.
      22. Там же, стр. 5.
      23. П. П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      24. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 106.
      25. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 357.
      26. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 152.
      27. П. Смолик, указ. соч., стр. 111.
      28. Но и у него были большие проблемы с проездом по Транссибирской магистрали, см. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358; см. Х. Багински, указ. соч., стр. 574; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского…, указ. соч., стр. 5.
      29. С. Богданович, Охотник, Варшава, 2006 г., стр. 64.
      станции всегда можно было сразу выбрать другую. Каждая женщина должна была хранить верность своему «мужу», оплачивая пребывание в обозе и солдатское питание дарами своей природы, которыми солдаты пользовались всякий раз, когда у них выдавалась свободная минута [30].
      Аналогично вели себя и жены русских офицеров, с той разницей, что они достались чешским офицерам. Отдельной категорией женщин были так называемые «мешочницы». Они пользовались тем, что в одних городах был избыток определенного товара, а в других его недостаток, что приводило к большой разнице в цене. Такие женщины зарабатывали деньги, перевозя их в воинских эшелонах, особенно в тех, которые были в свободном доступе для солдат [31].
      Говоря о женах и «женах», можно привести анекдот про некую жену штурмовика, т.е. члена штурмового батальона, периода эвакуации. Она была одной из немногих женщин, которым разрешалось ездить верхом вместе с мужем. Судьба сделала ее единственной дамой в купе, поэтому она вызывала большой интерес у окружающих. Все они могли шпионить за ней, пока она переодевалась, но это не было для нее проблемой.
      Был только один бой. Ее муж как-то ночью дежурил у локомотива, о чем она не знала, потому что спала. Когда он вернулся утром, она очень удивилась, что его не было всю ночь. Последний поднял шумиху, желая узнать, какой негодяй заменил его. Он чуть не подрался с ближайшими соседями, но ничего не выяснил, и дело заглохло [32].
      Польская дивизия со всем своим снаряжением, сопровождающими гражданскими лицами и их имуществом в итоге заняла 70 эшелонов и следовала за огромным числом составов из 250 эшелонов, большей частью принадлежавших чехословакам [33]. Чтобы перевезти такое большое количество техники и людей (а также лошадей, которых было около 400 00 [34]), уже в августе польское министерство иностранных дел через дипломатическое представительство в Париже хотело начать переговоры с союзниками — Японией и США, чтобы получить корабли соответствующего водоизмещения для перевозки V-й дивизии [35]. В связи с трудностями, вызванными дороговизной транспорта, подчинением польских войск французской миссии, сосредоточившей все военные вопросы у генерала Жанена, деятельностью Коалиционного совета, принимавшего решение о тоннаже кораблей, даже в октябре 1919 г. переговоры ни с одной из этих стран не были инициированы [36]. /41/
      30. Там же, стр. 11-14.
      31. Там же, стр. 17-18.
      32. Там же, стр. 71-72.
      33. Ж. Серочински, Войско польское во Франции. История войск генерала Галлера в изгнании, Варшава, 1929 г., стр. 237. Б. Хлусевич утверждает, что 57 польских эшелонов были перемешаны примерно с 200 колчаковскими между Новониколаевском и станцией Тайга. Позже это число увеличилось примерно до 300 между обеими станциями; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      34. А. Домашевский, соч. соч., стр. 40.
      35. Письмо заместителя министра иностранных дел Вл. Скшинского в польскую миссию в Париже по поводу эвакуации контрреволюционных польских войск, воевавших против Советской власти, из Сибири — 14 июля 1919, Варшава. См.: Документы и материалы…, изд. В. Гостыньска и др., т. 2, стр. 329-330.
      36. Письмо польской миссии в Париже в Министерство иностранных дел о положении контрреволюционных польских войск в Сибири — 8 октября 1919 г., Париж. См.: Документы и материалы…, изд. В. Гостыньска и др., т. 2, стр. 394-396.
      Боевой порядок Войска Польского был сформирован так: впереди шел бронепоезд «Варшава», затем несколько вооруженных эшелонов, хозяйственных и интендантских поездов, где-то посередине бронепоезд «Краков», а в конце эшелоны с 1-м и 3-м боевыми батальонами 1-го полка, штурмовым батальоном, артиллерийской батареей и бронепоездом «Познань». Всем арьергардом командовал капитан Веробай [37].
      С самого начала передвигаться по Транссибирской магистрали было очень сложно. Путь был переполнен невообразимым количеством поездов. Положение в Сибири было взрывоопасно. Частые «технические проблемы» чехов задерживали дорогу. На станциях было так много вагонов и паровозов, что маневрировать было невозможно. Перед семафорами образовались пробки в несколько десятков километров. Локомотивы замерзали, их топили дровами из-за отсутствия угля, что подрывало их техническое состояние. Не было воды, которую приходилось добывать из растаявшего снега. Переключатели часто «ломались», что считалось явно не случайным. Не было технической и железнодорожной службы, которые приходилось заменять инженерной бригаде, но ее было недостаточно. Кроме того, были разногласия между польскими и российскими или чешскими властями, как, например, стрельба на станции Мариинска [38].
      Чехи отдали железнодорожную ветку полякам со средней скоростью 20 км/сутки, тогда как Красная Армия вместе с партизанскими частями и дезертировавшими колчаковскими соединениями продвигалась со скоростью до 40 км/сутки. Результатом этого должны были рано или поздно стать столкновение с подошедшими большевистскими войсками [39].
      Мы ужасно растянулись. На путях, насколько хватало глаз, была выстроена шеренга наших эшелонов, все как один ожидавших свободной дороги. Вид был довольно живописен: заснеженные вагоны, а на крышах, тормозах и где только можно — были набиты дрова. Развешанное женское и детское белье показывало, в каких вагонах находятся семьи [40].
      На каждой станции воровали провизию, оружие и все, что можно было украсть. Ничто не презиралось. Никто не спрашивал, где его товарищи это взяли, просто все вместе использовали добычу. Говорили, что чем больше гранат будет доставлено в Польшу, тем лучше будет вооружена польская армия. Поляки объясняли друг другу, что лучше украсть то и это, чем если это достанется большевикам. На каждой станции целые группы солдат отправлялись на грабежи [41].
      Насколько медленно шла новониколаевская эвакуация, хорошо иллюстрирует тот факт, что последние поезда еще не вышли из города, а первые эшелоны Войска Польского уже достигли узловой станции Тайга! Поляки часто захватывали железнодорожные станции силой, против воли русских командиров. Ими управляли бойцы инженерно-саперного батальона, в первую очередь железнодорожной роты [42]. Согласно указаниям генерала Жанена, V-я стрелковая дивизия должна была защищать /42/
      37. Х. Багинский, указ. соч., стр. 577.
      38. В. Шольце-Сроковски, указ. соч., стр. 358; Р. Дыбоски, соч. соч., стр. 152-153; П.П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      39. Х. Багинский, указ. соч., стр. 576; описание эвакуации дивизии и ее технических проблем, см. Дж. Биркенмайер, указ. соч., стр. 33.
      40. С. Богданович, указ. соч., стр. 71.
      41. Там же, стр. 74-75.
      42. Х. Багинский, указ. соч., стр. 577.
      железную дорогу между станциями Новониколаевск и Тайга, а также обеспечивать работу Анжерской и Судженской шахт [43].
      Последние польские эшелоны вышли из Новониколаевска лишь 9 декабря 1919 года, предварительно подавив пробольшевистское восстание колчаковских полков [44].
      Вся Польша — из трех частей — в нищете, но вместе. […] Легионы в Сибири — 5-я Сибирская дивизия. Старая Польша — как до раздела, три части слились в одну. Судьба-злодейка разлучила Польшу, сожгла ее в горниле страдания, [...] но судьба же воссоздала ее [...] в хаосе, в снегах, снова в нищете, голоде [...]. Серые шинели легионеров 5-й дивизии возвращаются [...] по белым дорогам мучений [45].
      Замерзали целые поезда, а их экипажи не только от страха попасть в руках красных, но и перед призраком смерти от голода и мороза, отчаявшись в своем положении, утрачивали человеческие чувства. Руководствуясь лишь инстинктом самосохранения, они легко шли на жестокость ради спасения собственной жизни. Нормальным явлением были целые кровавые бои за паровозы и место в вагонах [46].
      Все без сомнений обвиняли во всем этом в первую очередь чехов с их эгоизмом и произволом [47].
      Не будет преувеличением сказать, что пропитаны русской кровью были каждый фунт кофе, каждый кусок хлеба и каждый товар, вывезенный из Сибири в Чехию [48].
      Положение становилось все более и более тяжелым. На плечи дивизии легло двойное бремя: оборона от большевиков и спасение паровозов от замерзания. Холод парализовывал движение. Не намазав лицо, уши и руки соленым салом, нельзя было выйти из вагона. Это никого не смущало. За топливо для локомотивов боролись все, не смотря на сон, еду, отдых и безопасность [49].
      Когда поезд двигался по свободному месту под гору, он сталкивался с предыдущим поездом и разбивал ему 3 или 4 вагона. Если там давили людей, то их бросали в снег. Все более слабый локомотив требовал сокращать состав поезд. Так, с насыпи около 30 крестьян уронили подводу, и она перевернулась, кувыркаясь под причитания женщин, бросивших свои пожитки. Поскольку эта армия ехала с семьями и имуществом, она не могла сопротивляться. День и ночь мимо поездов скользили сани беженцев, но, как и конница, они доходили только до Иркутска, если только не умирали от тифа [50].
      Принимая активное участие в сборе «топлива», нужно было следить за тем, чтобы не ушел собственный эшелон. Один из таких опасных случаев описал офицер-интендант Павел Тышка: /43/
      43. А. Домашевский, соч. соч., стр. 40.
      44. Й. Скоробогатый-Якубовский, указ. соч., стр. 5.
      45. В. Гжмелевска, Вильнюс на сибирской тропе, «Сибиряк», № 7 (3) 1935, стр. 27-28.
      46. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 14.
      47. А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 107-108.
      48. Ю.В. Войстомский, О польском Сибирском легионе — статьи, Варшава 1937 г., стр. 63 [из:] А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 108.
      49. П.П. Тышка, указ. соч., стр. 19.
      50. А. Масиеса, покойный проф. Михал Станиславский, инженер, «Сибиряк», № 14 (1-2) 1938, стр. 67.
      По необходимости наш поезд встал на мост, предназначенный исключительно для проезда одиночного поезда, без ограждений, как и почти все сибирские мосты. Он был настолько узок, что было трудно перебраться на другую сторону и приходилось держаться за выступающие части вагонов. Мне, как дежурному эшелона, [...] пришлось искать топливо. Пришлось перейти мост. Находясь уже посреди моста [...], я услышал паровозный гудок. […] Поезд тронулся. Меня охватил испуг. Я отпустил железную дверь и во всеоружии, с парой ручных гранат за поясом, инстинктивно схватился за единственную свободную обледенелую доску. Подо мной зияла пропасть […]. Я проверил свою совесть, мысленно попрощался с семьей и помолился, чтобы поезд остановился. Но скорость только нарастала. Я видел, как приближалась американская лора. Мои глаза затуманились, я почувствовал сильный удар в бок и холод снега, в который я упал. Я был уже на другой стороне моста [51].
      Как оказалось, поезду Павла Тышки было приказано уступить место эшелону командира дивизии — полковника К. Румши.
      Среди многих мирных жителей, эвакуировавшихся вместе с дивизией, стоит упомянуть Адольфа Экеша, которого на короткое время завербовал в Войско Польское Владислав Овоц в Елабуге [52]. Он переехал в Новониколаевск, где снял квартиру. Дни он проводил в дивизии, а ночи дома. Там он пробыл недолго, так как его бывший партнер по заводу «Молния», которым он владел, инженер Каплан убедил польское командование, что Экеш будет более полезен как производитель важных для армии гальванических элементов, чем как рядовой солдат. Экеша направили в Томск, где был основан завод «Электрод», на котором работало 200 человек [53].
      В декабре 1919 года, когда большевистские войска стали подходить к Томску, завод был эвакуирован, а за ним последовали эшелоны 5-й дивизии. Одна машина предназначалась для оборудования, другая для сотрудников. К сожалению, завод постигла та же участь, что и дивизию под Клюквенной. Семья Экешов попала в плен. Она вернулась в Томск, где ей предложили перезапустить «Электроду». Предложение действовало недолго, потому что большевики не любили находчивого капиталиста. Осенью 1920 года Экеши начали возвращаться домой. С помощью транспорта в Финляндию, затем на корабле в Щецин, поездом в Ченстохову и далее в свой родной город Львов, они вернулись как раз к Рождеству [54].
      12 декабря 1919 года из Новониколаевска вышли последние арьергардные эшелоны с полковником Румшей, который приказал разрушить мост через р. Обь, как только ее перейдут польские части. Этот приказ не был выполнен из-за протеста русских, желавших сохранить свои войска в тылу врага [55].
      Когда в декабре 1919 года полковник Румша прибыл в Тайгу, он приказал польским солдатам взять станцию под контроль, несмотря на угрозы Колчаковского генерала Пепеляева, эвакуировавшего в это время свою армию из Томска. После этого через город шли только польские поезда, пока арьергард не прошел дальше. Однако это мало помогло, так как почти одни пути остались забиты /44/
      51. П. П. Тышка, указ. соч., стр. 19-20.
      52. З. Лех, Сибирь пахнет Польшей, Варшава 2002, стр. 275-277. О том же самом писал автор цитируемой книги, в статье, опубликованной в «Жизнь Варшавы» (№ 10, 1988 г.), под названием «Неизвестная судьба поляков. Сибирский странник».
      53. Там же, стр. 278.
      54. Там же, стр. 278-280.
      55. А. Домашевский, указ. соч., стр. 40-41.
      ожидавшими отправления русскими эшелонами, а чехи, еще не покинувшие станцию, заблокировали остальные. В результате произошли стычки между подразделениями капитана Веробея на более ранних станциях: Тутальской 19 декабря (где арьергард был атакован регулярной советской 5-й армией) и Литвиново 20 декабря, а также на мосту через Обь, который продержался более трех суток. Атаки большевиков отражались ручными гранатами и огнем из «Познани» [56].
      В непрерывных боях днем и ночью отступали польские части арьергарда. Убежденность в том, что они прикрывали грудью своих братьев и тысячи польских семей в передовых эшелонах, придавала им стойкости, несмотря на декабрьские морозные сибирские ночи [57].
      Еще до того, как арьергард достиг Тайги, он был ослаблен из-за разрушения бронепоезда большевистской артиллерией, которая также повреждила его орудия. В результате дивизия потеряла несколько поездов, следующих за «Познанью». Итоги оказались плачевными, так как солдатам, которые постоянно сражались, негде было отдохнуть, а бои происходили на сорокаградусном морозе [58].
      Обстоятельства гибели бронепоезда были довольно интересными. Когда поезд остановился на станции Тутальская, солдаты Залевский и Томашевский использовали телефон, подключив его к кабелю, свисающему над путями. Неожиданно они включились в сеть Советов и, выдав себя за партизан-большевиков, узнали об окружении противника и готовящемся нападении на станцию Тайга. Сигналом к нападению должны были стать горящие вагоны. Следующей ночью бронепоезд был неожиданно обстрелян и атакован. Хотя трое поляков, в том числе Томашевский, потерявший в бою глаз, сумел подобраться к башне и отразить атаку на орудие гранатами, но воспользоваться им не удалось. Сделав всего один выстрел, она так и не заработала снова из-за повреждения ее большевистским огнем. Штурм был окончательно отбит уже с помощью пулеметов и подоспевшего взвода пехоты [59].
      На следующий день командир «Познани» лейтенант Чарнецкий приказал покинуть поезд и отправиться к находившемуся неподалеку брошенному бронепоезду колчаковцев. Томашевский был отправлен в Тайгу, чтобы сообщить майору Вернеру о планируемом нападении на станцию. На нем в то время находился еще один польский бронепоезд «Варшава». К сожалению, когда он приехал, вагоны уже горели, а штурм начат. В ходе боя Томашевскому удалось вынести тяжело раненного в ногу лейтенанта Чарнецкого с поля боя и отойти от станции на одном из поездов [60].
      Тем временем войска капитана Веробея и капитана Дояна, при постоянных боях, вошли пешком на станцию, где под командованием майора Вернера уже шел бой против большевиков. Запруженная военными транспортами и лишенная воды из-за разрушения водонапорной башни сбежавшими железнодорожниками, станция была не подходящим местом для остановки или обороны [61]. /45/
      56. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578; Я. Скоробогатый-Якубовский, соч. соч., стр. 5; Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 15.
      57. Ю. Роговский, История Войска Польского в Сибири, Познань, 1927 г., стр. 42.
      58. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578-579.
      59. В. Томашевский, На линкоре «Познань», «Сибиряк», № 8 (4) 1935 г., стр. 55-56.
      60. Там же, стр. 56-57.
      61. Х. Багинский, указ. соч., стр. 578-579; Дж. Роговский, соч. соч., стр. 42; Ю. Скоробогатый Якубовский, Тени товарищей по оружию под Тайгой, «Сибиряк», № 8 (4) 1935, стр. 53-54; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 15-16.
      Битва при Тайге 23 декабря 1919 года стала самым крупным и кровопролитным сражением 5-й дивизии в Сибири. Массовые атаки большевиков долгое время отражались пулеметным огнем. Ситуация была безнадежной, пока не была развернута батарея и захвачен бронепоезд «Забияка», названный «Познань II» в честь дезертировавших колчаковцев, на котором они и продвигались. Огонь из всех орудий был направлен на наступающие части Красной Армии, а после отхода за станцию развернут боевой порядок. Именно тогда были нанесены наибольшие потери противнику, который надолго перестал беспокоить поляков. Позднее арьергард пешком отступил на станцию Андженка в 30 верстах от Тайги. С этого момента большевики занимали последующие станции только тогда, когда поляки уходили с них [62]. «Еще бы одна такая Тайга, — говорили они, — и мы пошли бы обратно за Иртыш» [63]! Польские потери составили более 100 убитых и несколько сотен раненых [64].
      Битва за Тайгу стала последним боевым эпизодом 5-й Сибирской дивизии и после кровопролитного боя ее бойцы в последний раз собрались в свои боевые «эшелоны» за Рождественским ужином [65].
      Однако не все из них были спокойны. Отдельные эшелоны отбивали атаки противника, несмотря на окончание боя. «Никто не вспомнил про Сочельник» [66]. Кадровый батальон встретил Рождество иначе. Пока арьергард проливал кровь под Тайгой, его бойцы оставались спокойными и невредимыми в своем недогретом эшелоне на станции Итат. Укомплектованный и охраняемый боевыми постами, он оказался счастливой гаванью, минуткой передышки во время святок. К сожалению, немногие поляки смогли провести следующее Рождество на родине. Большинство из них затем пострадало в советских тюрьмах [67].
      Между тем положение польских эшелонов не улучшалось. Остановки на каждой станции, вызванные эвакуацией чехов, нехватка угля для локомотивов, мороз и истощение людей, как солдат, так и гражданских — женщин и детей, постоянная работа по рубке мерзлых дров и тасканию ведер снега, свидетельствовали о надвигающейся катастрофе [68].
      В конце декабря 1919 г. польские транспорты прибыли в Красноярск. В это время в нем уже было у власти новое эсеровское правительство. 24 декабря полковник Чума издал им воззвание, в котором пояснял, что Войско Польское нейтрально по отношению к внутренним делам России, стремится только к эвакуации на Дальний Восток и сражается с большевиками только для самообороны. Багинский утверждает, что: /46/
      62. Х. Багинский, op. соч., стр. 579; Дж. Биркенмайер, указ. соч., стр. 33-34; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 41-43; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Тени сопровождают..., стр. 54; А. Остоя-Овсяны, указ. соч., стр. 110.
      63. Й. Биркенмайер, указ. соч., стр. 34.
      64. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сиберийской…, стр. 6. Полковник Хлусевич приводит гораздо большие потери: 200 чел., а по советским 2000; см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 16.
      65. Ю. Скоробогатый-Якубовский, Тени сопровождают…, стр. 55.
      66. В «Сибиряке» от 1936 г. имеется рассказ под заголовком «Он умер при восходе Вифлеемской звезды» о мемуарах, опубликованных в журнале «Нация и армия» (Варшава, № 36-37 от 27 декабря 1936 г.). В этой информации цитируется фрагмент этих «воспоминаний», в которых Алексей Коваленко говорит и рассказывает о погибшем солдате. Он автор слов «Никто не вспомнил про Сочельник», но я не знаю, кто автор воспоминаний или автор этой информации, так как это не указано.
      67. А. Конопка, Солдатская звезда в Сибири, «Сибиряк», № 3 (3) 1989 г., стр. 8-9.
      68. Х. Багинский, op. соч., стр. 580; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 16-17.
      [...] солдаты, уставшие от постоянных боев [...], успокаивающе действовали на других, считая, что бой окончен, и большевики [...] позволят им беспрепятственно двигаться дальше [69].
      Эшелоны 5-й дивизии ждали под Красноярском 3 дня, прежде чем войти в город[70]. Коммунистическая агитация в дивизии усилилась после получения известия о том, что польско-большевистская война «закончена». Все чаще повторялось, что благодаря миру поляки быстрее вернутся через Запад, т.е. через Европейскую Россию, чем через Восток, т.е. через Владивосток [71].
      Польский солдат […] окончательно усомнился в необходимости и благополучном исходе своих боев и лишений. Перед ним были огромные, многотысячные версты пространства, через которые вела единственная искупительная тропа — занятая беспощадным и сильным врагом — чехом. Сзади и вокруг был враг-большевик, [...] была вся огромная Советская Россия. Так что выбора не было [...] Если бы [...] с ним не было жены, [...] матери, [...], старого отца и т. д., он мог бы даже не подумать об этом, он бы вышел из теплого фургона и направился со штыком в руке на восток и на родину... Но он был прикован к фургону своей семьей, а также офицером, который не смог призвать смело вперед за собой солдата, потому что сам трепетал за судьбу своей матери или жены... [72].
      Таково было положение польской дивизии. При подходе к городу регулярной советской армии эсеровские войска разобрали пути перед станциями Мимино и Бугач, находившимися перед городом, и потребовали разоружения заблокированных таким образом 8 поездов, в которых располагался арьергард 5-я дивизии. После ожесточенного, но непродолжительного боя часть бойцов и членов их семей сдались в плен, а остальные, прорвав окружение и Красноярск, уведомили командование о потере эшелонов. Полковник Румша хотел в отместку разбомбить Красноярск и мост на Енисее, но от этого намерения отказались, чтобы спасти оставшиеся поезда [73].
      В окончательном изнеможении дивизия остановилась 7 января 1920 года перед станцией Клюквенная, где чехословаки заморозили 2 латышских эшелона, а на станции стояло еще 19 эшелонов поляков и сербов, так что поляки не могли прорваться [74].
      Создается впечатление, что чехи предопределили истребление польских войск, чтобы спасти себя и свое имущество, и что главной причиной поражения поляков была чешская неискренность [75]. /47/
      69. Х. Багинский, указ. соч., стр. 580-581.
      70. См.: Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского..., стр. 6.
      71. Х. Багинский, указ. соч., стр. 581.
      72. Смолик П., op. соч., стр. 115.
      73. Х. Багинский, указ. соч., стр. 581-582; Дж. Роговский, соч. соч., стр. 44; Ю. Скоробогатый Якубовский, Капитуляция 5-го Сибирского..., стр. 6; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 17.
      74. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 240. Вероломное разоружение 5-й дивизии упоминается Симоноловичем, см. К. Симонолович, Маньчжурский мираж, Варшава, 1932 г., стр. 196. Об издании без сантиментов и замороженных эшелонов см.: Р. Дыбоски, указ соч., стр. 136, 154. Багинский пишет о 19 чешских и латвийских поездах, ср. Х. Багинский, указ. соч., стр. 582. Роговский пишет один раз о 17 поездах, один раз о 19 чешских и сербских поездах, см. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 44, 84; аналогичная информация предоставлена Хлусевич, см. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 17-18.
      75. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 43.
      Ввиду вышеизложенного командование решило послать телеграммы генералу Янину и генералу Сырови, чешскому командующему. Они предложили чехам пропустить не менее пяти эшелонов с семьями, больными и ранеными, потому что только в этом случае 5-я дивизия могла продолжать выполнять свой долг арьергарда [76]. Чехословацкая реакция была почти немедленной, но трагичной. Генерал Сырови отказался пропускать эшелоны, заявив, что положение дивизии не опасно. Полковник Румша отозвался о телеграмме отрицательно, хотя ее поддержали представители союзных стран, ехавшие с командованием 5-й дивизии, — французский полковник Любиньяк, английский капитан Мюрэй и консул США мистер Рэй [77].
      Полковник Чума решил отправиться на восток. Солдаты должны были идти пешком, а женщины, дети, боеприпасы и припасы — в санях. 10 января — в день отъезда — все были готовы, в том числе штурмовой батальон, 1-й полк, кавалерийские эскадроны и батареи. Однако реакция генерала Сырового и волнение некоторых солдат и офицеров, не решавшихся идти в поход и опасавшихся за жизнь своих семей, заставили командование направить делегацию в Красную Армию. Предстояло обсудить условия капитуляции [78]. Учитывая критическое положение дивизии, солдаты спокойно приняли возможность советского плена, обескураженные трудностями эвакуации через Восток и подстрекаемые большевистскими агитаторами к скорейшему возвращению в страну [79]. 10 января полковник Чума отдал приказ о капитуляции:
      не имея возможности продвинуться дальше на восток, я начал переговоры с военными представителями и комиссаром Советской России, чтобы обеспечить наилучшие условия жизни для нашей армии и отдельных ее членов. [условия капитуляции - Д.Б.] 1. Вооруженные Силы Польши, сложив оружие, теми же транспортами отправляются обратно в Красноярск; 2. гарантируется личная неприкосновенность членов Войска Польского; 3. продовольствия в эшелонах оставляется на 15 дней; 4. обеспечивается неприкосновенность частной собственности; 5. Более подробные условия будут сообщены после согласования с Красноярским главкомом. [80]
      Советы, конечно, не выполнили эти условия. Солдат и офицеров либо сажали в лагеря, либо отправляли на каторгу, а женщин и детей просто выбрасывали на красноярские мостовые.
      Полковник Чума решил остаться со своими солдатами в советском плену, несмотря на то, что его уговорили бежать и была такая возможность [81]. Генерал Янин считал, что Войско Польское перешло на сторону большевиков «при обстоятельствах [...] необъяснимых», утверждая, что это было результатом медленной организации эвакуации командованием Войска Польского, «убеждая, что, поговорив с большевиками, можно будет попасть на запад» и что польская часть состояла из непроверенных людей с разными политическими /48/
      76. Х. Багинский, указ. соч., стр. 582-584.
      77. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 239.
      78. Х. Багинский, указ. соч., стр. 584-585; Ю. Скоробогатый-Якубовский, Капитуляция 5-й Сибирской..., стр. 7; Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 18.
      79. Р. Дыбоски, указ. соч., стр. 141-142, 154-155.
      80. Х. Багинский, op. соч., стр. 585-586; П. Смолик, соч. соч., стр. 117-118.
      81. А. Стемпора, Чума Валериан, [в:] Энциклопедия белых пятен, под редакцией А. Винярчика, т. IV, Радом, 2000 г., стр. 205.
      взглядами. Кроме того, он упоминает о недостатке угля и паровозов, а также о большом количестве эшелонов по отношению к численности войск [82].
      Полковник Хлусевич категорически отвергает обвинения в адрес польских командиров. Он утверждает, что Верховное командование прекрасно знало о плохом состоянии войск русского фронта и подготовило план эвакуации, представленный генералу Жанену уже в июне 1919 г. [!], но из-за дороговизны содержания армии в Маньчжурии, где в валюте были только доллары, иены и царские рубли, он был отвергнут. Кроме того, «много времени было потеряно на переговоры с генералом Яниным, который в итоге не утвердил план», а вместо этого отдал приказ подавить большевистские восстания в городах Камень и Урман, а также Кулундских степях [83].
      Сожаление о понесенных потерях, невозможность использовать преимущества польских солдат, невыполнение миссии и отчаяние после невыполнения обещания вернуться в страну с оружием в руках, а также общее убеждение в том, что сроки соглашения не будет выполнены (так и произошло) привели к тому, что многие поляки покончили с собой [84]. Символичной была ситуация, когда после сдачи один из солдат не выдержал и попытался покончить жизнь самоубийством. Его друг, который был разведчиком, взял у него из рук револьвер и сказал, чтобы он не беспокоился, потому что ничего не произошло, что это всего лишь одна неудача, которая не исключает того факта, что Польша уже возродилась [85]. Следует помнить, что под Клюквенной также был захвачен Советами «цвет польской молодежи — разведчики», как писала годы спустя Зофия Лех [86].
      После капитуляции сформировался ряд мелких частей из добровольцев, в основном солдат 1-го полка, артиллеристов и кавалеристов. Среди них были больные полковник Румша, майор Диндорф-Анкович и капитан Веробай. Эти отряды прорвались на восток в Иркутск, затем в Харбин и Владивосток. Всего они составляли около 1800 человек [87]. Часть солдат спряталась в сибирских лесах, чтобы продолжить борьбу с большевиками, или прорваться в Польшу, или (просто) выжить. Среди них были, например, Влодзимеж Шольц-Сроковский [88] и Казимеж Фальковский [89]. Майор Вернер и капитан Дояны, притворяясь большевиками, пробрались через Россию на запад и достигли Польши, где присоединились к Войску Польскому [90].
      Вторым путем, которым шли поляки, была Монголия. Это направление выбрали Валериан Куликовский из инженерного батальона [91], Казимеж Гинтовт-Дзевалтовский, вице-президент Польского военного комитета, оставшийся после капитуляции в Сибири заниматься общественной деятельностью среди соотечественников, а когда /49/
      82. Письмо Верховного Главнокомандования Войска Польского генерал-адъютанту Главнокомандующего и Президиума Канцелярии Министерства военных дел, с изложением телеграммы генерала Янина о судьбе 5-й Польской дивизии в Сибирь — 29 февраля 1920 г., Варшава, [в:] Документы и материалы..., изд. В. Гостыньска и др., т. II, стр. 616-617.
      83. Б. Хлусевич, соч. соч., стр. 14.
      84. Тышка П.П., op. соч., стр. 20.
      85. Дж. Нея, op. соч., стр. 282.
      86. З. Лех, op. соч., стр. 272.
      87. Х. Багинский, op. соч., стр. 586.
      88. А. Кучиньский, [Биографический очерк Влодзимежа Шольце-Сроковского], [в:] А. Кучиньский, Сибирь.., стр. 351-352.
      89. С. Лубодзецкий, С. П. Казимеж Фальковский, «Сибиряк», № 10 (2) 1936, стр. 70-71.
      90. Ю. Скоробогатый-Якубовский, майор Эмиль Вернер, «Сибиряк», № 9 (1) 1936, стр. 20-21.
      91. К. Гижицкий, Через Урянхай и Монголию, Ломянки б.р.в., стр. 47, 119.
      его обнаружила ЧК, он отправился на родину через Монголию [92]. Камиль Гижицкий тоже воевал в Урянхае в составе инженерного батальона. Многие поляки присоединились к антибольшевистским партизанам. Гижицкий объясняет это так: «это позволяло мне беспокоить тыл противника, сражавшегося одновременно на берегах реки Вислы» [93].
      Те, кто остался в поездах, занялись меновой торговлей с сельским населением. Когда крестьяне узнали, что в эшелонах есть поляки, они тут же побежали выторговывать что-нибудь у богатой армии. Таким образом, резервы военного комиссариата быстро истощались. Однако следует подчеркнуть, что большая часть этих припасов была разворована красноармейцами. Другие материалы поляки обменивали на продукты питания. Позже солдат пешком согнали в Красноярск, на т.н. «гауптвахту» [94].
      Следует суммировать все прямые и косвенные причины катастрофы 5-й дивизии: внутренние разногласия в армии, главным образом из-за т. н. пограничного района, споры между различными польскими общинами в Сибири, атмосфера политической неопределенности из-за смены власти в Сибири, отсутствие польского представительства в Межсоюзническом совете во Владивостоке, затягивание ухода Войска Польского из Сибири генералом Жаненом и адмиралом Колчаком, беспощадность генерала Янина, оставившего 5-ю дивизию в арьергарде, военные ошибки польского командования при эвакуации, деятельность агитаторов-коммунистов, беспощадность чехословаков в остановке польских эшелонов, упадок морального и боевого духа и общие сомнения в успехе эвакуации. Все это заставило поляков капитулировать [95].
      Стоит задаться вопросом, была бы судьба дивизии иной, если бы организационные и мобилизационные возможности в Сибири были должным образом использованы. Ведь предполагалось, что будут созданы две дивизии, которые будут самой значительной военной силой у союзников сразу после чехословаков. Чехи, сформировавшие антибольшевистский фронт на Урале, фактически диктовали условия. На них держалась власть белых в Сибири. Когда они ушли с фронта, он рухнул. Шольце-Сроковский считал, что «результат действий этих 3-х дивизий — Чешское государство в сегодняшних границах» (т.е. с 1918-1938 гг.), но не хотел фантазировать, какое влияние на польско-большевистскую войну и Уральский фронт оказало бы появление двух польских дивизий на Урале в 1918 году [96]. Ссылаясь на это рассуждение, он ясно указал свои причины, когда написал:
      главная причина заключалась в том, что некоторые группы [поляков] недооценивали необходимость формирования национальной армии в любой возможный момент, независимо от теоретических невозможностей и политических условий. Это было связано не с отсутствием патриотических чувств у этих масс, а с неоправданным страхом перед тем, что эта армия может быть использована в качестве орудия чужих интересов. Только когда стало ясно, что горстка легионов способна восстать против всей мощи Центральных держав, была оценена ценность обладания пусть даже самой малой, но собственной военной силой [97]. /50/
      92. М. Поз, поздн. Казимеж Гинтовт-Дзевалтовский, «Сибиряк», № 12 (4) 1936, стр. 76.
      93. К. Гижицкий, указ. соч., стр. 34. Поляков тогда называли «маленькими Лаврентиями», см. В. Михаловский, Завещание барона, Варшава, 1972 г., стр. 104.
      94. П. П. Тышка, op. соч., стр. 21.
      95. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 87.
      96. В. Шольце-Сроковский, Генезис Войска Польского в Сибири, «Сибиряк», № 9 (1) 1936 г., стр. 9.
      97. Там же, стр. 10.
      Капитан Мурри [Мюрэй], которого цитирует полковник Хлусевич в статье, озаглавленной В защиту чести воинов 5-й Сибирской дивизии, дает такую моральную оценку дивизии: «Красноярск и Клюквенная — черные пятна, свидетельствующие против всех, но не против поляков» [98]. Ян Роговский, с другой стороны, подчеркивает, что «Клюквенная была не позором, а несчастьем». Это важное утверждение, потому что в Сибири, которая была «краем мук и страданий», краем несчастливым для польского солдата, они могли сказать о себе, что «шли по старому следу наших отцов, шли по крови наших отцов на свободу». Многие из них не дошли до нее [99].
      В Харбине полковник Румша организовал польский комиссариат сборный пункт. Из числа уцелевших воинов он начал формировать новые отряды. Майор Хлусевич принял на себя командование штабом, 1-й батальон 1-го полка возглавил капитан Веробей, артиллерией командовал майор Юркевич, кавалерией — майор Езерский, а офицерским легионом — майор Диндорф-Анкович. Полковник Румша также отправился в Шанхай, куда прибыла направленная для польской армии в Сибири польская военная миссия в лице генерала Барановского и г-на Тарговского. Румша передал командование в руки генерала Барановского, который немедленно начал формировать штаб, начальником которого назначил подполковника Скоробогатого. В Красноярский лагерь также были отправлены эмиссары для информирования заключенных о прибытии миссии и планах эвакуации [100].
      С помощью французской миссии остатки 5-й дивизии получили из Англии старый корабль «Ярослав», использовавшийся для перевозки грузов или китайских рабочих. Раньше он принадлежал русскому «Добровольческому флоту», отсюда и его русское название. Он мог вместить не более 500 человек, но в него было загружено 1500 поляков. Корабль вошел в Дайрен и ушел с польскими солдатами 15 апреля 1920 г. в составе конвоя английских и японских военных кораблей. Поляков (в том числе гражданских) перевезли из Харбина в Дайрен на 4 эшелонах. В Харбине остался единственный сборный пункт для беженцев из Клюквенной и Красноярского лагеря [101]. По приглашению японских генералов 60 польских офицеров вместе с японскими офицерами посетили крепость Порт-Артур и Военный музей, а также участвовали в торжественном ужине с ее командиром генералом Хацибаном [102].
      Корабль был тесным, слишком маленьким для такого количества людей на нижней палубе. Духота, вызванная отсутствием вентиляции и плохими санитарными условиями, сопровождала поляков на протяжении всего пути. Каюты вообще не были обставлены. Вместо кроватей или нары были деревянные ящики, т.н. «гробы». Были последовательно посещены порты: Нагасаки, где предпринимались попытки наладить «вентиляцию», если это можно так назвать, но безуспешно; Гонконг, где китайские /51/
      98. Б. Хлусевич, указ. соч., стр. 19.
      99. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 92.
      100. Х. Багинский, указ. соч., стр. 587-588; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 47-48.
      101. Х. Багинский, указ. соч., стр. 588-589; П. Смолик, указ. соч., стр. 129, 134. К. Чапло, Исторический очерк истории V-й Сибирской, ее воссоздание в возрожденной Польше как Сибирской бригады и обстоятельства военной деятельности майора Яна Чапло и его смерти на 14 августа 1920 г., «Сибиряк», № 6(1) 1991 г., стр. 37. На этом корабле было развернуто польское знамя. Вероятно, это был первый польский «флаг», развевавшийся над волнами далекого океана. — см. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 48.
      102. Дж. Серочински, указ. соч., стр. 241; см. Х. Багинский, указ. соч., стр. 589.
      рабочие произвели необходимые доработки; затем двухдневная остановка в Сингапуре и 24-часовая остановка в Коломбо, Цейлон [103].
      3 мая в Гонконге отметили День Конституции. В храме прошла торжественная служба. Офицерский хор пел песни. Проповедь читал о. Тартыло, тот самый, который организовал комитет в Уфе и все это время служил военным капелланом. Праздник Богоматери Ченстоховской также отмечался очень торжественно, но уже на корабле, который был украшен фонарями белого и пурпурного цветов и, в том числе, польским флагом на мачте [104]. Во время поездки было получено телеграфное сообщение о захвате Киева польской армией, что также стало поводом для большого торжества [105].
      На […] корабле этой плавучей маленькой Польши происходило в основном то, что обычно бывает в Польше… Много ссор, много зависти, еще более нелепой гордыни, эгоизма и желания пользоваться только своей силой и якобы превосходством, которое, к тому же, явилось результатом […] совпадения, дающего силу определенным индивидам и власть над этим небольшим бродячим сообществом. Это сообщество сразу же разделилось [...] на четыре мира, совершенно чуждых и [...] даже враждебных друг другу, живущих каждый отдельной жизнью [...]. Этими четырьмя мирами были: штаб, серая толпа польских офицеров, «гражданская шайка» (!) с семьями и солдатский мир. Не было никого, кто мог бы примирить эти миры и создать «модус вивенди» [106].
      По словам П. Смолика, на корабле, на котором плыли поляки, было два мира — английские хозяева, т. е. корабельные офицеры, и солдаты 5-й дивизии, возвращавшиеся на родину. Здесь следует привести пример поведения англичан по отношению к полякам, неискушенным в морских путешествиях и жарких странах. При приближении к Адену пассажиров стал мучить высокий зной, и однажды англичане пропустили выдачу воды полякам. Из-за неосторожности польских командиров, не позаботившихся о снабжении водой или другими напитками, люди были вынуждены пользоваться английским буфетом, где корабельная администрация зарабатывала большие деньги на холодном пиве или виски с содовой, устанавливая очень высокие цены. Поляки, напротив, всегда стояли толпами в очереди, часто расплачиваясь последними деньгами за минутку освежения. В худшем положении оказались те пассажиры, которые не могли позволить себе такую «роскошь» [107].
      Генерал Барановский считался худшим злоумышленником из этого польского «мира», то есть, из штабных офицеров. Такие офицеры считали себя выше других благодаря своему званию, не имея никакого понимания других пассажиров корабля. Сами они занимали самые комфортабельные каюты на палубе корабля, а другим приходилось ютиться под палубой. Многие из них были холостяками и свободно пользовались для своих утех первым классом. Известна позорная история, когда польские офицеры пытались заставить женщин подписать заявления о том, что они удовлетворены условиями на борту, угрожая выбросить их в ближайшем порту в случае отказа [108].
      103. Смолик П., указ. соч., стр. 135-148.
      104. Дж. Роговский, указ. соч., стр. 49-50.
      105. Х. Багинский, указ. соч., стр. 590.
      106. Смолик П., указ. соч., стр. 149.
      107. Там же, стр. 156-157.
      108. Там же, стр. 150.
      И в отношении кают, и питания на корабле существовала какая-то средневековая жестокая кастовая система, которая разделяла эту маленькую польскую общину на враждебные лагеря [109].
      Первый класс занимал уже описанный персонал, к которому относились на равных с хозяевами корабля — английскими офицерами. Второй класс занимала группа старших офицеров с семьями, а также несколько врачей, тоже с семьями. Третьим классом (если так можно назвать эти скудные условия) была офицерская коллегия для низших офицеров и членов их семей. Четвертый класс (!) составляли бывшие солдаты и женщины с детьми, не имевшие права ни на один из высших классов. Пятый класс (!!!) составляла так называемым «гражданская шайка», почти голодающая на протяжении всего пути [110].
      На корабле была организована школа для детей. Ею руководил профессора Здек, Голуб, Мазур и доктор Орловский. К сожалению, из-за плохих санитарных условий и плохого питания многие дети заболели. Многие из них погибли, особенно самые молодые. Наиболее опасной была корь, перешедшая в эпидемию, но все же положение удалось удержать под контролем. Была организована «медицинская служба» под руководством доктора Орловского. Во многом благодаря ему состояние здоровья пассажиров «Ярослава» после прибытия на родину было на удивление хорошим [111].
      Так же, как и в Сибири, на корабле поляков поддерживал мистер Конвис с YMCA:
      чрезвычайно услужливый и активный опекун и друг польского солдата. Этот человек умел выполнять свою гуманитарную миссию удивительно мягко и просто, при этом всегда оставаясь в тени […]. Только благодаря его услужливости почти тысяча польских солдат на корабле имели отличные сигареты, табак, консервированную сгущенку, шоколад, бумагу и карандаши за бесценок на протяжении всего тяжелого пути [...]. Он также служил […] переводчиком и посредником в переговорах […] [112].
      Находясь в Порт-Саиде, поляки узнали, что польско-большевистский фронт рушится под напором Советов, и офицеры немедленно пошли добровольцами на действительную службу в Войско Польское, чтобы иметь возможность сражаться за свою родину [113]. С этого момента путешествие по Средиземному морю, Гибралтару и Атлантике пошло быстрее. 23 июня «Ярослав» находился в порту Шернес в устье Темзы, откуда вышел через Датские проливы в Балтийское море [114].
      1 июля 1920 г. [115] в Гданьск прибыли 120 офицеров, 800 рядовых и горстка гражданских [116]. Вскоре из них был сформирован кадровый батальон
      109. Там же, стр. 151.
      110. Там же, стр. 151.
      111. Там же, стр. 157.
      112. Там же, стр. 158.
      113. Х. Багинский, op. соч., стр. 591.
      114. П. Смолик, op. соч., стр. 160.
      115. П. Смолик называет неправильную дату прибытия «Ярослава» в Гданьск — 11 июля 1920 г., см. П. Смолик, соч. соч., стр. 160.
      116. Норман Дэвис говорит про 10 000 солдат, вернувшихся под командованием полковника Румши, но из других источников видно, что это число не соответствует действительности, см. N. Davies, Белый Орел, Красная Звезда. Польско-советская война 1919-1920 гг., Краков 2000 г., стр. 38. Реальное число – это упомянутые 920 солдат. См.
      под командованием майора Яна Чапло и Офицерский легион майора Францишека Диндорф-Анковича [117]. За полгода до того в Польшу прибыл отряд из Мурманска, формально принадлежавший 5-й стрелковой дивизии, в составе 400 солдат и медведя Башки [118]. Сибиряков сильно разочаровал вид немецкого Данцига, с немецким языком и немецким флагом. Лишь известие о разрешении полковнику Румше сформировать Сибирскую бригаду на польской земле вызвало радость на лицах солдат [119].
      Новички были сгруппированы в Группу (она же Офицерская Легия) в Хелмно (батальон капитана Веробеи) в Померании, а мирных жителей отправили в Варшаву. Батальон вскоре отправился в районы проведения плебисцита в Вармии и Мазуре для защиты тамошнего населения. 12 июня в Группу прибыл полковник Румша, чтобы отдать приказ о создании бригады, основу которой должны были составить сибиряки. 1-й полк должен был быть сформирован в Торуни, 2-й полк — в Грудзёндзе, где также был организован штаб бригады с подполковником Скоробогатым-Якубовским, капитаном Прухницким, капитаном В. Кухаржевским и лейтенантом Рыбоцким [120].
      В конце июля к бригаде присоединились 500 добровольцев, «в основном студенты средних учебных заведений и различных организаций и объединений, таких как […] гребное общество из Калиша» [121]. Также присоединились поляки — американские граждане из армии генерала Галлера. Их тренировали без оружия и обмундирования, потому что бригада их не получила. Только после перевода в Скерневице 3 августа 1920 года ей выдали минимальное обмундирование и вооружение. 8 августа бригаду снова перебросили, на этот раз в Зегже, где она была включена в состав 5-й армии генерала Сикорского [122].
      Сибирская бригада, отправлявшаяся на фронт, была очень плохо вооружена. Она представляла собой трагическое зрелище, больше похожее на собрание случайных людей, и задачи, которые перед ней ставились, были непростыми. Совместно с 5-й армией она должна была нанести контрудар из Модлина на Новый Място и Насельск. Свой первый бой она провела 14 августа под Боркувом и Завадами. Плохо обученные добровольцы отступили под атаками большевиков, но после нескольких контратак поляки заставили советскую армию отступить. К сожалению, они заплатили за это потерей нескольких сотен бойцов! В конечном итоге бригада выполнила свою задачу, прорвав фронт на линии Варшава — Модлин [123].
      Сибиряки в Борковской битве дали первый бой на своей родине, они прошли многие тысячи километров через тайгу Сибири, Маньчжурию и океаны до
      М. Вжосек, Польские военные действия во время Первой мировой войны 1914-1918 гг., Варшава, 1990 г., стр. 457.
      117. К. Чапло, указ. соч., стр. 37.
      118. Э. Козловски, М. Вжосек, История польского оружия 1794-1939 гг., Варшава, 1984 г., стр. 498.
      119. Х. Багинский, указ. соч., стр. 591-592; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 51.
      120. Х. Багинский, указ. соч., стр. 592-593; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 53; Ю. Кулак, биография Уланского, «Сибиряк», № 5 (2) 1990 г., стр. 30.
      121. Х. Багинский, указ. соч., стр. 593.
      122. Х. Багинский, указ. соч., стр. 593-594; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 53-54; К. Чапло, указ. соч., стр. 37.
      123. Х. Багинский, указ. соч., стр. 594-595; Дж. Роговский, указ. соч., стр. 54-55; Б. Скарадзинский, Польские годы 1919-1920, т. 2. Суд Божий 1920, Варшава 1995, стр. 234.
      отдайте дань кровью в защиту любимой и такой далекой родины. Добровольцы, призванные в полк за несколько дней до боя, даже стрелять не могли. Показывая пример, старый солдат бригады шел вперед, принимая всю тяжесть борьбы на себя, сражался и погиб. Волонтер с энтузиазмом, отвагой и самоотверженностью соревновался со старым сибирским солдатом [124].
      Следуя за противником, сибиряки использовали старый метод быстрого марша и частого беспокойства противника атаками. Следующие бои бригада вела под Прусяновцами, Щекоцинами и Чарноставом. В этих боях среди прочих погибли сибирские ветераны майор Вернер, майор Чапло, младший лейтенант Милковский. 19 августа 1-й полк достиг Макова. Бригаде приказано атаковать в направлении Пшасныша и Чорзеля, которые она захватила после боя 22 августа. Окруженная польской армией, 4-я советская армия атаковала укрепленные позиции бригады. После долгих боев советские войска разбили бригаду, но остатки 4-й армии были либо интернированы в Восточной Пруссии, либо разбиты 14-й и 15-й польскими дивизиями [125].
      Тех, кто погиб на поле боя, родственники увезли для захоронения по месту жительства, остальных похоронили в братской могиле на кладбище в Чекшине [126]. Бригада с потерями, достигающими 50% личного состава, была отведена в Зегже, куда прибыла 4 сентября. Многие солдаты получили кресты «Виртути Милитари» и «Крест Доблести» за большевистскую кампанию. После пополнения из демобилизованной прусской армии бригада снова отправилась на фронт в Граево, где присоединилась к армии, наступавшей на Гродно. Позже бригада была в резерве армии в районе Августовского канала, а позже в Гродно. После заключения мира она была выведена в Поморье, преобразована в дивизию и получила название «Сибирь» [127]. Боевые действия Сибирской бригады в битве под Варшавой были своеобразным катарсисом. «Блестящая победа 1920 года означала, что Сибирь навсегда перестала быть для нас страной ссылки — местом нищеты, нищеты, жестоких преследований» [128].
      Кроме «Ярослава» в Польшу прибыл второй корабль с выжившими бойцами 5-й дивизии и польскими беженцами из Сибири и Дальнего Востока — «Воронеж». Среди прочих, на нем был и Кароль Залески, соучредитель польского скаутского движения в Сибири. После капитуляции он пробрался через Никольск-Уссурийский во Владивосток, где из солдат, как и он, избежавших советского плена, был сформирован Владивостокский батальон 5-й дивизии. 19 июня 1920 г. он отплыл на японском пароходе «Нейсе Мару» в порт Цуруга, где был перегружен на старое русское судно «Воронеж», реквизированное англичанами у царского флота. 3 июля 1920 г. около полутысячи польских солдат с семьями и тысяча латышских солдат с семьями, также находившихся на «Воронеже», отправились в круиз домой. Он продолжался три месяца, и 29 сентября 1920 г. судно пришвартовалось в Гданьске [129].
      Здесь стоит привести слова Кароля Залески, которыми он прощался с латышами в Гданьске, и которые прекрасно выражают суть и подчеркивают ценность этого похода:
      124. К. Чапло, указ. соч., стр. 40.
      125. Х. Багинский, указ. соч., стр. 595-597.
      126. К. Чапло, указ. соч., стр. 41.
      127. Х. Багинский, указ. соч., стр. 597-598.
      128. А. Ануш, Роль сибиряка в польском обществе, «Сибиряк», № 1 (1) 1934 г., стр. 26.
      129. З. Лех, указ. соч., стр. 272.
      Латвийские братья! Пришло время нам попрощаться. Промысел Божий распорядился, чтобы мы вместе совершили этот долгий путь — этот путь, который был вожделенной мечтой для каждого из нас. Завершился путь, которого мы ждали годами, часто разбредаясь и скитаясь по огромной Российской империи. Наш поход от берегов Тихого океана к цели нашего путешествия к нашему Балтийскому морю навсегда останется самым дорогим воспоминанием для каждого из нас. Наши души сегодня горят радостью и энтузиазмом. Наши земли вышли из-под длительного ига рабства и дышат своей, независимой государственной жизнью [130].
      130. К. Залески, указ. соч., с. 272, 274.
      Zesłaniec. №52. 2012. С. 37-36: http://zeslaniec.pl/51/Bienias.pdf