1 сообщение в этой теме

Étienne De La Vaissiere. Is There a "Nationality of the Hephtalites"?

Просмотреть файл

Étienne De La Vaissiere. Is There a “Nationality of the Hephtalites”? // Bulletin of the Asia Institute; New Series, vol. 17. - 2003. - pp. 119-132.


1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • «Древний Ветер» (Fornkåre) на Ловоти. 2013 год
      Автор: Сергий
      Situne Dei

      Ежегодник исследований Сигтуны и исторической археологии

      2014

      Редакторы:


       
      Андерс Сёдерберг
      Руна Эдберг

      Магнус Келлстрем

      Элизабет Клаессон


       

       
      С «Древним Ветром» (Fornkåre) через Россию
      2013

      Отчет о продолжении путешествия с одной копией ладьи эпохи викингов.

      Леннарт Видерберг

       
      Напомним, что в поход шведский любитель истории отправился на собственноручно построенной ладье с романтичным названием «Древний Ветер» (Fornkåre). Ее длина 9,6 метра. И она является точной копией виксбота, найденного у Рослагена. Предприимчивый швед намеревался пройти от Новгорода до Смоленска. Главным образом по Ловати. Естественно, против течения. О том, как менялось настроение гребцов по ходу этого путешествия, читайте ниже…
       
      Из дневника путешественника:
      2–3 июля 2013 г.
      После нескольких дней ожидания хорошего ветра вечером отправляемся из Новгорода. Мы бросаемся в русло Волхова и вскоре оставляем Рюриков Холмгорд (Рюриково городище) позади нас. Следуем западным берегом озера. Прежде чем прибыть в стартовую точку, мы пересекаем 35 километров открытой воды Ильменя. Падает сумрак и через некоторое время я вижу только прибой. Гребем. К утру ветер поворачивает, и мы можем плыть на юг, к низким островам, растущим в лучах рассвета. В деревне Взвад покупаем рыбу на обед, проплываем мимо Парфино и разбиваем лагерь. Теперь мы в Ловати.
      4 июля.
      Мы хорошо гребли и через четыре часа достигли 12-километровой отметки (по прямой). Сделав это в обед, мы купались возле села Редцы. Было около 35 градусов тепла. Река здесь 200 метров шириной. Затем прошли два скалистых порога. Проходя через них, мы гребли и отталкивали кольями корму сильнее. Стремнины теперь становятся быстрыми и длинными. Много песка вдоль пляжей. Мы идем с коротким линем (тонкий корабельный трос из растительного материала – прим. автора) в воде, чтобы вести лодку на нужную глубину. В 9 вечера прибываем к мосту в Коровичино, где разбиваем лагерь. Это место находится в 65 км от устья Ловати.
      5–6 июля.
      Река широкая 100 метров, и быстрая: скорость течения примерно 2 км в час, в стремнинах, может быть, вдвое больше. Грести трудно, но человеку легко вести лодку с линем. Немного странно, что шесть весел так легко компенсируются канатной буксировкой. Стремнина с мелкой водой может быть длиной в несколько километров солнце палит беспощадно. Несколько раз нам повезло, и мы могли плыть против течения.
      7 июля.
      Достигаем моста в Селеево (150 км от устья Ловати), но сначала мы застреваем в могучих скалистых порогах. Человек идет с линем и тянет лодку между гигантскими валунами. Другой отталкивает шестом форштевень, а остальные смотрят. После моста вода успокаивается и мы гребем. Впереди небольшой приток, по которому мы идем в затон. Удар! Мы продолжаем, шест падает за борт, и течение тянет лодку. Мы качаемся в потоке, но медленно плывем к месту купания в ручье, который мелок и бессилен.
      8 июля.
      Стремнина за стремниной. 200-метровая гребля, затем 50-метровый перекат, где нужно приостановиться и тянуть линем. Теперь дно покрыто камнями. Мои сандалеты треплет в стремнине, и липучки расстегиваются. Пара ударов по правому колену оставляют небольшие раны. Колено болит в течение нескольких дней. Мы разбиваем лагерь на песчаных пляжах.
      9 июля.
      В обед подошли к большому повороту с сильным течением. Мы останавливаемся рядом в кустах и застреваем мачтой, которая поднята вверх. Но все-таки мы проходим их и выдыхаем облегченно. Увидевший нас за работой абориген приходит с полиэтиленовыми пакетами. Кажется, он опустошил свою кладовую от зубной пасты, каш и консервов. Было даже несколько огурцов. Отлично! Мы сегодня пополнили продукты!
      10 июля. В скалистом протоке мы оказываемся в тупике. Мы были почти на полпути, но зацепили последний камень. Вот тут сразу – стоп! Мы отталкиваем лодку назад и находим другую протоку. Следует отметить, что наша скорость по мере продвижения продолжает снижаться. Часть из нас сильно переутомлена, и проблемы увеличиваются. От 0,5 до 0,8 км в час – вот эффективные изменения по карте. Длинный быстрый порог с камнями. Мы разгружаем ладью и тянем ее через них. На других порогах лодка входит во вращение и однажды новые большие камни проламывают днище. Находим хороший песчаный пляж и разводим костер на ужин. Макароны с рыбными консервами или каша с мясными? В заключение – чай с не которыми трофеями, как всегда после еды.
      11 июля.
      Прибыли в Холм, в 190 км от устья реки Ловати, где минуем мост. Местная газета берет интервью и фотографирует. Я смотрю на реку. Судя по карте, здесь могут пройти и более крупные корабли. Разглядываю опоры моста. Во время весеннего половодья вода поднимается на шесть-семь метров. После Холма мы встречаемся с одним плесом – несколько  сотен метров вверх по водорослям. Я настаиваю, и мы продолжаем путь. Это возможно! Идем дальше. Глубина в среднем около полуметра. Мы разбиваем лагерь напротив деревни Кузёмкино, в 200 км от устья Ловати.
      12 июля. Преодолеваем порог за порогом. Теперь мы профессионалы, и используем греблю и шесты в комбинации в соответствии с потребностями. Обеденная остановка в селе Сопки. Мы хороши в Ильинском, 215 км от устья Ловати! Пара радушных бабушек с внуками и собакой приносят овощи.
      13–14 июля.
      Мы попадаем на скалистые пороги, разгружаем лодку от снаряжения и сдергиваем ее. По зарослям, с которыми мы в силах справиться, выходим в травянистый ручей. Снова теряем время на загрузку багажа. Продолжаем движение. Наблюдаем лося, плывущего через реку. Мы достигаем д. Сельцо, в 260 км от устья Ловати.
      15–16 июля.
      Мы гребем на плесах, особенно тяжело приходится на стремнинах. Когда проходим пороги, используем шесты. Достигаем Дрепино. Это 280 км от устья. Я вижу свою точку отсчета – гнездо аиста на электрическом столбе.
      17–18 июля.
      Вода льется навстречу, как из гигантской трубы. Я вяжу веревки с каждой стороны для управления курсом. Мы идем по дну реки и проталкиваем лодку через водную массу. Затем следуют повторяющиеся каменистые стремнины, где экипаж может "отдохнуть". Камни плохо видны, и время от времени мы грохаем по ним.
      19 июля.
      Проходим около 100 закорюк, многие из которых на 90 градусов и требуют гребли снаружи и «полный назад» по внутреннему направлению. Мы оказываемся в завале и пробиваем себе дорогу. «Возьмите левой стороной, здесь легче», – советует мужчина, купающийся в том месте. Мы продолжаем менять стороны по мере продвижения вперед. Сильный боковой поток бросает лодку в поперечном направлении. Когда киль застревает, лодка сильно наклоняется. Мы снова сопротивляемся и медленно выходим на более глубокую воду. Незадолго до полуночи прибываем в Великие Луки, 350 км от устья Ловати. Разбиваем лагерь и разводим огонь.
      20–21 июля.
      После дня отдыха в Великих Луках путешествие продолжается. Пересекаем ручей ниже плотины электростанции (ну ошибся человек насчет электростанции, с приезжими бывает – прим. автора) в центре города. Проезжаем по дорожке. Сразу после города нас встречает длинная череда порогов с небольшими утиными заводями между ними. Продвигаемся вперед, часто окунаясь. Очередная течь в днище. Мы должны предотвратить риск попадания воды в багаж. Идет небольшой дождь. На часах почти 21.00, мы устали и растеряны. Там нет конца порогам… Время для совета. Наши ресурсы использованы. Я сплю наяву и прихожу к выводу: пора забрать лодку. Мы достигли отметки в 360 км от устья Ловати. С момента старта в Новгороде мы прошли около 410 км.
      22 июля.
      Весь день льет дождь. Мы опорожняем лодку от оборудования. Копаем два ряда ступеней на склоне и кладем канаты между ними. Путь домой для экипажа и трейлер-транспорт для «Древнего Ветра» до лодочного клуба в Смоленске.
      Эпилог
      Ильмен-озеро, где впадает Ловать, находится на высоте около 20 метров над уровнем моря. У Холма высота над уровнем моря около 65 метров, а в Великих Луках около 85 метров. Наше путешествие по Ловати таким образом, продолжало идти в гору и вверх по течению, в то время как река становилась уже и уже, и каменистее и каменистее. Насколько известно, ранее была предпринята только одна попытка пройти вверх по течению по Ловати, причем цель была та же, что и у нас. Это была экспедиция с ладьей Айфур в 1996 году, которая прервала его плавание в Холм. В связи с этим Fornkåre, таким образом, достиг значительно большего. Fornkåre - подходящая лодка с человечными размерами. Так что очень даже похоже, что он хорошо подходит для путешествия по пути «из варяг в греки». Летом 2014 года мы приложим усилия к достижению истока Ловати, где преодолеем еще 170 км. Затем мы продолжим путь через реки Усвяча, Двина и Каспля к Днепру. Наш девиз: «Прохлада бегущей воды и весло - как повезет!»
       
      Ссылки
      Видерберг, Л. 2013. С Fornkåre в Новгород 2012. Situne Dei.
       
      Факты поездки
      Пройденное расстояние 410 км
      Время в пути 20 дней (включая день отдыха)
      Среднесуточнный пройденный путь 20,5 км
      Активное время в пути 224 ч (включая отдых и тому подобное)
      Средняя скорость 1,8 км / ч
       
      Примечание:
      1)      В сотрудничестве с редакцией Situne Dei.
       
      Резюме
      В июле 2013 года была предпринята попытка путешествовать на лодке через Россию из Новгорода в Смоленск, следуя «Пути из варяг в греки», описанного в русской Повести временных лет. Ладья Fornkåre , была точной копией 9,6-метровой ладьи середины 11-го века. Судно найдено в болоте в Уппланде, центральной Швеции. Путешествие длилось 20 дней, начиная с  пересечения озера Ильмень и далее против течения реки Ловать. Экспедиция была остановлена к югу от Великих Лук, пройдя около 410 км от Новгорода, из которых около 370 км по Ловати. Это выгодно отличается от еще одной шведской попытки, предпринятой в 1996 году, когда ладья Aifur была вынуждена остановиться примерно через 190 км на Ловати - по оценкам экипажа остальная часть пути не была судоходной. Экипаж Fornkåre должен был пробиться через многочисленные пороги с каменистым дном и сильными неблагоприятными течениями, часто применялись буксировки и подталкивания шестами вместо гребли. Усилия 2013 года стали продолжением путешествия Fornkåre 2012 года из Швеции в Новгород (сообщается в номере журнала за 2013 год). Лодка была построена капитаном и автором, который приходит к выводу, что судно доказало свою способность путешествовать по этому древнему маршруту. Он планирует продолжить экспедицию с того места, где она была прервана, и, наконец, пересечь водоразделы до Днепра.
       
       
      Перевод:
      (Sergius), 2020 г.
       
       
      Вместо эпилога
      Умный, говорят, в гору не пойдет, да и против течения его долго грести не заставишь. Другое дело – человек увлеченный. Такой и гору на своем пути свернет, и законы природы отменить постарается. Считают, например, приверженцы норманской теории возникновения древнерусского государства, что суровые викинги чувствовали себя на наших реках, как дома, и хоть кол им на голове теши. Пока не сядут за весла… Стоит отдать должное Леннарту Видербергу, в борьбе с течением и порогами Ловати он продвинулся дальше всех (возможно, потому что набрал в свою команду не соотечественников, а россиян), но и он за двадцать дней (и налегке!) смог доплыть от озера Ильмень только до Великих Лук. А планировал добраться до Смоленска, откуда по Днепру, действительно, не проблема выйти в Черное море. Получается, либо Ловать в древности была полноводнее (что вряд ли, во всяком случае, по имеющимся данным, в Петровскую эпоху она была такой же, как и сегодня), либо правы те, кто считает, что по Ловати даже в эпоху раннего Средневековья судоходство было возможно лишь в одном направлении. В сторону Новгорода. А вот из Новгорода на юг предпочитали отправляться зимой. По льду замерзшей реки. Кстати, в скандинавских сагах есть свидетельства именно о зимних передвижениях по территории Руси. Ну а тех, кто пытается доказать возможность регулярных плаваний против течения Ловати, – милости просим по следам Леннарта Видерберга…
      С. ЖАРКОВ
       
      Рисунок 1. Морской и речной путь Fornkåre в 2013 году начался в Новгороде и был прерван чуть южнее Великих Лук. Преодоленное расстояние около 410 км. Расстояние по прямой около 260 км. Карта ред.
      Рисунок 2. «Форнкор» приближается к устью реки Ловать в Ильмене и встречает здесь земснаряд. Фото автора (Леннарт Видерберг).
      Рисунок 3. Один из бесчисленных порогов Ловати с каменистым дном проходим с помощью буксирного линя с суши. И толкаем шестами с лодки. Фото автора.
      Рисунок 4. Завал преграждает русло  Ловати, но экипаж Форнкора прорезает и пробивает себе путь. Фото автора.




    • Близниченко С.С. Красные военморы в Персии: попытка экспорта революции // Военно-исторический журнал. №2. 2021. С. 46-54.
      Автор: Военкомуезд
      С.С. БЛИЗНИЧЕНКО
      КРАСНЫЕ ВОЕНМОРЫ В ПЕРСИИ: ПОПЫТКА ЭКСПОРТА РЕВОЛЮЦИИ
      Окончание. Начало см.: Воен.-истор. журнал. 2021. № 1.
      9 июня Реввоенсовет Персии во главе с Кучек-ханом информировал Л.Д. Троцкого о создании Персидской Советской Социалистической Республики и о начале создания Красной Персидской армии. По этому случаю Лев Давидович издал специальный приказ № 229 от 15 июня 1920 года, в котором говорилось: «Революционный Военный Совет Персидской Красной Армии, которая ныне борется с иноземным и внутренним угнетением, прислал нижеследующее приветствие нашей Красной Армии:
      “Вновь организованный по постановлению Совнаркома Персии Реввоенсовет Персидской Республики шлёт свой искренний привет Красной Армии и Красному Флоту. С большими трудностями и претерпевая всевозможные лишения, вам удалось разбить внутреннюю контрреволюцию, которая являлась ни больше ни меньше как наёмницей международного капитализма. Волей трудового народа в Персии образовалась Советская власть, которая начала создавать Красную Персидскую Армию на принципах создания Российской Красной Армии для уничтожения поработителей персидского народа.
      Да здравствует братский союз Российской Красной Армии с молодой Персидской Армией!
      Да здравствует братский союз трудящихся всего мира — 3-й Интернационал!
      Предреввоенсовета МИРЗА-КУЧЕК
      Командующий вооружёнными силами ЕСХАНУЛЛА
      Ч л е н Р е в в о е н с о в е т а МУЗАФАР-ЗАДЕ” [1].
      На это мною от имени Красной Армии послан нижеследующий ответ:
      “Весть об образовании Персидской Красной Армии наполнила радостью наши сердца. В течение последних полутора десятилетий трудовой персидский народ упорно борется за свою свободу. Этим он перед всем миром доказал свои права на неё. От лица Рабоче-Крестьянской Красной Армии выражаю твёрдую уверенность в том, что под руководством Революционного Военного Совета Персия отвоюет себе право на свободу, независимость и братский труд!
      Да здравствует свободный трудолюбивый народ Персии в семье свободных народов Азии, Европы и всего мира!”.
      Доводя до сведения всех красных воинов этот обмен братскими приветствиями, выражаю уверенность в том, что связь между революционными армиями Персии и России будет крепнуть и расти к великой выгоде всех трудящихся масс обеих стран.
      Председатель Революционного военного совета Республики Л. Троцкий» [2].
      10—11 июня из Баку Ф.Ф. Раскольников направил две телеграммы в Москву. В первой из них, адресованной Л.Д. Троцкому, он сообщал: «Доношу, что Ваше приказание о выводе судов и войск из Персии в точности выполнено. Как на энзелийском рейде, так и вообще в пределах персидских территориальных вод совершенно не имеется военных судов. Экспедиционный корпус советских войск в Персии расформирован и регулярные части уведены в Баку. На персидской территории остались лишь добровольцы, не пожелавшие возвратиться в Россию вместе /46/ с Кожановым, Абуковым и Пылаевым, перешедшими на персидскую службу и принявшими персидское гражданство» [3].
      Во второй телеграмме, адресованной Л.Д. Троцкому (копия Г.В. Чичерину), Раскольников сообщал: «Временное революционное правительство Персии конституировалось как Совет Народных Комиссаров. Вне всякого влияния с нашей стороны провозглашена [Персидская] Советская Социалистическая Республика. Постановлением персидского совнаркома от 9 июня Реввоенсовет Республики окончательно утверждён в следующем составе: председатель Мирза Кучек, главнокомандующий Эхсанулла, члены Реввоенсовета Республики: Ардашир (Кожанов), Мир Салех Музафер-Заде и Хосан Ильяны. Совнаркомом Персии опубликована декларация, которая сейчас переводится на русский язык» [4].
      Это были последние телеграммы Раскольникова из столицы Азербайджана, после чего он выехал в Москву. А следом за этим последовали переговоры по прямому проводу между членом Реввоенсовета 11-й армии Б.Д. Михайловым и Г.К. Орджоникидзе о начале формирования Персидской Красной армии: «Михайлов: У аппарата тов. Михайлов, здравствуйте, товарищ Серго… Второй вопрос предлагаю я: Внезапный отъезд Раскольникова оставил вопрос о формировании персидских частей висящим в воздухе. Штаб флотилии, в котором это дело было сосредоточено, не имеет сейчас ни полномочий, ни инструкций, ни физической возможности… Прошу Ваших указаний…
      Орджоникидзе: Раскольников никаких формирований не производил и естественно, что штаб флота ничего не знает и ничего не может сделать. Всё, что сделано в этом направлении, знает А.К. Ремезов, с которым [следует] продолжать работу в тех формах и пределах, в которых она шла…
      Михайлов: Ремезов ведает только Упраформом, а вопрос идёт о снабжении и усилении частей Кожанова и Кучека…
      Орджоникидзе: Части Кожанова и вообще Кучека придётся пополнять из у[чебных] з[аведений] Упраформа, кроме того, азербайджанский военком должен был отправить туда три сотни кавалерии и несколько сот штыков. Вообще, этим вопросом займитесь вместе с товарищем Ремезовым…» [5].
      Внезапный отъезд Раскольникова в Москву внёс сумятицу в сознание оставшихся начальников военморов. Об этом свидетельствует черновой вариант телеграммы Кожанова и Пылаева в Баку от 11 июня, видимо, предназначавшейся Г.К. Орджоникидзе: «Ввиду того, что Раскольниковым даны какие-то приказания начальнику казачьей дивизии Старосельскому помимо нас [и] Мирзы Кучек[а], что предрешает политику образовавшегося Совнаркома Персии и ставит нашу работу в чрезвычайно затруднительное положение. Просим точных указаний о характере нашей работы в Персии и назначении нейтрального бюро при Совнаркоме Персии, ответственного за всю работу русских в Персии» [6].
      Через несколько дней Кожанов набросал текст ещё одной телеграммы [7] Орджоникидзе: «Мирза Кучек готов к революционной борьбе, [но] требует помощи живой силой и вооружением. Обещанное Вами до сих пор не получено. [Сложилось] критическое положение в финансовом отношении. Продажа дров, керосина и другого вами запрещен[а], немедленное получение туманов после продажи товаров затрудняется тем, что в Энзели денег нет. Всё переводится из Тегерана или других мест. Неимение жалования и обмундирования частей, здесь находящихся, обостряет вопрос в частях» [8].
      Одновременно с этим СНК Персидской Республики и командование Персидской Красной армии вело переговоры о признании советской власти с казаками дивизии полковника В.Д. Старосельского, расквартированными в Реште. Возглавлял гилянский казачий отряд ротмистр И. Буцель. Переговоры закончились трагедией. Как сообщил позже Г.Н. Пылаев, «13 на 14 июня с.г. после заседания было решено Реввоенсоветом и вполне одобрено М. Кучеком разоружение казаков. Разоружение кончилось полной нашей физической и моральной победой, после чего авторитет М. Кучека и русских частей поднялся выше. По разоружении командному составу казаков было предложено ехать на все четыре стороны, и некоторые уехали в Тегеран…» [9].
      Совсем по-другому описывает эту операцию (со слов очевидцев) председатель Исторической /47/ комиссии при ЦК Иранской компартии В.В. Мурзаков: «15 июня в 4 часа утра рештяне были разбужены ружейной и пулемётной стрельбой… Два с половиной часа длился бой, причём казаки дрались отчаянно. Только когда подошли орудия и снаряды стали рваться в самой гуще казаков, они сдались и были разоружены» [10].
      По свидетельству работавшего в Персии под прикрытием должности персидского корреспондента «Русского слова» В.Г. Тардова [11], это была одна из первых и самых драматических по своим последствиям ошибок республиканского правительства. По его выражению, «бойня казаков, в которой погибло 400 человек и после которой казачья бригада, только что договорившаяся о переходе на нашу сторону, обрушилась на нас, и многие сотни русских и азербайджанских солдат жизнью заплатили за провокацию…» [12].
      Все эти перипетии напрямую влияли на положение И.К. Кожанова. 16 июня 1920 года в Решт пришла телеграмма из Баку: Кавказское бюро ЦК РКП(б) назначило Ивана Кузьмича уполномоченным по военным делам революционной Персии, а затем он стал членом Реввоенсовета Персидской Республики. А так как для изгнания английских войск в Мазендаранском крае создавалась Красная армия, Кожанов принял в этом непосредственное участие. Из его корпуса в новое формирование вошли отдельная стрелковая бригада и кавалерийский дивизион [13].
      В тот же день Кожанов и военком штаба Гилянской Красной армии Лазарев направили в Баку Орджоникидзе телеграмму: «В связи с переворотом на севере Персии [ожидаем] опасности, грозящей в вспышке революционного движения Персии… Идёт брожение. Английское командование потеряло доверие не только в глазах индусов, но и своих соотечественников — ирландцев. Несмотря на свою немощь, Англия всё-таки не отказывается от мысли сохранения своего владычества в Персии и укрепляется в отдельных пунктах. По полученным сведениям в Менджиль подвозятся подкрепления живой силы и технические средства. В районе города возводятся укрепления. Передовые заставы англичан от Менджиля выдвинуты… Мост у города заминирован. Революционный военный совет Персии своей первой задачей ставит занятие Тегерана, к чему уже идут приготовления» [14].
      17 июня замнаркома иностранных дел Л.М. Карахан и заведующий отделом Востока А.Н. Вознесенский направили Г.К. Орджоникидзе и Ф.Ф. Раскольникову письмо, в котором сообщали: «Согласно просьбе тов. Раскольникова, переданной им от тов. Кучек-хана, о командировании ему опытных революционеров в качестве советников по различным отраслям социалистического строительства, командируем тов. Блюмкина [15] и его жену (медичку), заслуживающих полного доверия. Об их дальнейшей деятельности и инструкции, применительно к местным условиям, просим дать им на местах» [16].
      20 июня предреввоенсовета РСФСР Л.Д. Троцкий послал Г.К. Орджоникидзе следующую телеграмму: «Сообщите [о] ходе персидской революции. Приостановка её движения — опасный симптом. Только непрерывный натиск мог бы обеспечить быструю победу» [17].
      На следующий день Орджоникидзе ответил Троцкому: «Кучек своими войсками не располагает. Уход англичан из Энзели и Решта вызван нашим присутствием в Энзели. Помощь в рамках, указанных Вами, оказывается. Из Баку отправляются азербайджанские мусульманские части — 700—800 штыков и сабель. Формируются персидские части. Широкого реактивного революционного движения в стране нет. Всё зависит от того, насколько быстро сумеем подать помощь» [18].
      23 июня 1920 года вызванный в Баку Г.Н. Пылаев доложил в порядке частной информации конфиденциально члену Северокавказского Ревкома Буду Мдивани [19]: «Последний период революционного движения в Персии имеет своего рода две фазы.
      Первая фаза — пребывание М. Кучека и сподвижников в лесах на правах скрывающихся революционеров и вторая — занятие Решта и объявление Советской власти.
      Первая фаза характеризовалась перемирием с англичанами (прекращением военных действий с обеих сторон) и тем самым прекращением враждебных действий и против шахского правительства. Революционеры, выжидая момент, перешли как бы в аморфное состояние, конец которого рельефно обозначился, как только революционеры соприкоснулись с красными частями…
      Вторая фаза вытекала из первой, но по тактике мало отличается от первой…
      В настоящее время составляются штаты и обучаются 1000 с лишним человек, что с дженгелийцами и частью рядовых казаков и настоящими частями позволит составить часть до 8000 человек…
      В области военных дел, очевидно, и в дальнейшем, как и до сих пор, стратегия будет самым тесным образом связана с дипломатией, которая в основном заключается в мирном выкуривании англичан и с ними вместе шахского правительства.
      Русским бюро по руководству работ[ой] русских [в] персидской революции (в это бюро входят Абуков, Кожанов, я, от адалетистов: Султан-Заде и др. товарищи) было принято держаться ориентации на М. Кучека…» [20]. /48/
      Как бы вторя этому докладу, в конце июня Б.Л. Абуков направил Г.К. Орджоникидзе следующую телеграмму об ошибочности курса на советизацию Гилянской провинции Персии: «Не только в Гиляне, но даже в Реште, Энзели до сих пор нет национально-освободительного движения, произошла фактическая смена губернаторов. Массы крестьянства, амбалов, ремесленников и мелко буржуазных [элементов] не захвачены движением. Объясняется это тем, что товарищи, увлёкшись сформированием штабов управлений и комиссариатов, совершенно не повели широкой агитации в пользу углубления движения. Крупное купечество, на которое Кучек возлагал надежды, не оказывает поддержки. У Кучека нет средств. Объясняется это тем, что купечество боится союза Кучека с большевиками, ханы определённо не хотят поддерживать Кучека как правительство. В этом отношении объявление нового правительства было крупной политической ошибкой, ибо этот шаг оттолкнул от Кучека всех [тех], которые, несомненно, присоединились бы к нему, если бы он шёл только под лозунгом «долой англичан». Кучек чувствует, что почва из-под его ног уходит, и просит, чтобы Россия признала его. Принимаются меры к тому, чтобы широко развернуть агитацию в пользу освободительного движения и охватить этим движением всё Персидское побережье, считая одновременно необходимым такое движение и в Тегеране. Прошу указаний. Кучек просит вас о присылке слитков золота и серебра в обмен на рис для создания денежного фонда» [21].
      30 июня 1920 года Б.Л. Абуков направил письмо аналогичного содержания ответственному секретарю ЦК РКП(б) Н.Н. Крестинскому: «Серьёзность создавшегося положения дел в Персии обязывает меня довести до сведения Цека РКП нижеследующее:
      В революционной борьбе за национальное освобождение Персии, боевыми лозунгами которой являются в настоящее время 1) — “Долой англичан” и 2) — “Долой шахское правительство и всех тех, кто его поддерживает” — Советское Правительство, образованное Мирзою Кучеком, не может опираться исключительно на крестьянство, ремесленников и мелкобуржуазные классы…
      С этой точки зрения образование Советского Правительства и его органов было, безусловно, крупной ошибкой. Буржуазия и помещики, для которых социальное содержание Советской Власти хорошо известно, насторожились, и надежды Мирзы Кучека на их реальную помощь и поддержку — до сих пор не оправдываются…
      В последнее время, с отъездом тов. Орджоникидзе из Баку, мы потеряли всякую связь с центром. Такое положение ненормально. Крайне желательна присылка (хотя бы неофициально) авторитетного товарища, знакомого с восточным вопросом, для руководства нашей политикой в Персии…» [22].
      Об этом же ходатайствовал и сам Г.К. Орджоникидзе, который в записке, переданной по прямому проводу из Ростована-Дону, советовался с наркоминделом Г.В. Чичериным: «Нам необходимо в Персию послать крупного работника для руководства тамошним движением. Таким мы считаем товарища Мдивани, великолепно знающего Персию. Считаете ли Вы возможным посылку в Персию нашего [дипломатического] представителя или нам придётся послатьего просто от себя — если на это, конечно, получим согласие Цека?» [23].
      5 июля Г.В. Чичерин оперативно отреагировал на запрос Г.К. Орджоникидзе письмом на имя секретаря ЦК РКП(б) Н.Н. Крестинского. В нём он сообщал: «Крайне необходимо поставить срочно в центральном Комитете партии вопрос о нашем представительстве в Персии. Тов. Раскольников указывает, что во главе персидского советского движения находятся люди, лишённые абсолютно какого бы то ни было опыта в практической политической жизни. Настоятельно необходимо, чтобы при них находились товарищи с политическим опытом, способные давать им все нужные указания. Сам Мирза Кучек привык к партизанской жизни, и его миросозерцание дальше не простирается, но он с величайшей охотой и готовностью воспринимает советы более опытных товарищей, в особенности представляющих Советскую Россию. Он с величайшей точностью исполнял всё, что говорил ему Раскольников. После отъезда последнего в Персии не осталось никого, кто мог бы играть эту роль. Нет даже настоящих политических экспертов. Тов. Раскольников рекомендует послать в качестве нашего представителя к Мирзе Кучеку тов. Мдивани, которого тов. Сталин в других случаях горячо рекомендовал. Он не обладает мировым политическим кругозором, это — деятель кавказский, но Ближний Восток он знает великолепно и, по мнению тов. Раскольникова, для данной роли он великолепно подойдёт» [24].
      7 июля 1920 года Политбюро поручило Оргбюро ЦК РКП(б) «рассмотреть вопрос о назначении т. Мдивани на пост дипломатического представителя в Персии или замене его другим кандидатом». И хотя два дня спустя Оргбюро постановило временно отложить решение данного вопроса, Мдивани уже находился в Гиляне. Туда он прибыл не в качестве полпреда РСФСР, а как член новообразованного Иранского бюро коммунистических организаций, или Иранбюро. Для этого ещё 6 июля А.И. Микоян предложил казначею ЦК Азербайджанской компартии /49/ отпустить «т. Мдивани, едущему в Персию от коммунистического бюро по делам Иранской революции, десять тысяч туманов (сто тысяч кранов)» [25]. С этими средствами Мдивани прибыл на место. Вместе с ним в Решт прибыл новый главнокомандующий Персидской Красной армией В.Д. Каргалетели, сменивший Эхсануллу.
      Появление Буду Мдивани в Энзели и Реште в качестве «вершителя судеб персидской революции» было воспринято гилянцами не без удивления, т.к. его здесь помнили как одного из ближайших сотрудников российского миллионера А.М. Хоштарии, который получил в Персии богатейшие концессии на добычу нефти, заготовку леса и постройку железной дороги Решт — Энзели, доведённой лишь до Пир-Базара, и владел лесопильным заводом в местечке Туларуд на каспийском побережье между Энзели и Астарой. В информационной справке от 19 ноября 1920 г., подготовленной В.Г. Тардовым, сообщалось: «Все эти дела велись не только Хоштария, но и т. Мдивани, который являлся его управляющим и юрисконсультантом и которого Хоштария иногда оставлял за себя в Персии. Участие тов. Мдивани в деятельности Хоштария и его близость к нему были таковы, что, по словам лиц, сообщавших эти сведения, например, заведующего рыбными промыслами в Энзели Ахмедова, заведующего Бакинским Упродкомом Баги Джафари и других, в Энзели и Реште не отделяли т. Мдивани от Хоштария и часто про идущего т. Мдивани говорили: “вот идёт Хоштария”, тем более что они похожи друг на друга по фигуре. Влияние фирмы в Гиляне было очень велико. Дом, который занимали Хоштария и Мдивани, был своего рода центром, к которому собиралась местная буржуазия и власти, причём там нередко останавливались русские офицеры, начальствующие лица и пр. В связи с этим т. Мдивани является хорошо знакомым для каждого жителя Решта и Энзели» [26].
      Прибыв в Гилян, Б. Мдивани вместе с членом Реввоенсовета 11-й армии Б. Михайловым первым делом приступил к обследованию состояния вооружённых сил Персидской советской республики. При этом выяснилось, что они сведены в три 3-батальонные стрелковые бригады (численностью соответственно 656, 621 и 647 человек), причём 1-й и 2-й отдельные батальонысоставляли военморы единого десантного отряда, 3-й — аскеры Ширванского полка, 4, 5 и 6-й — кучекхановцы, а 7, 8 и 9-й — местные персидские добровольцы и пополнения, присланные из Баку. Кроме того, перешедший на сторону Кучек-хана пехотный батальон жандармов ещё 20 июня был развёрнут в отдельный запасной полк (720 человек). Помимо перечисленных сил посостоянию на 7 июля Персидская Красная армия включала базировавшийся в Энзели отряд особого назначения (153 человека), «мало достоверную», по мнению штаба, отдельную бригаду дженгелийца Али Бабы-хана (617 человек), так называемую Мазендеранскую Красную армию под командованием Г.Н. Пылаева (297 человек), четыре отдельных кавалерийских эскадрона (325 человек), два артдивизиона 2-батарейного состава и гаубичную батарею (всего 379 человек при 10 орудиях), батальон связи (171 человек), два воздухоплавательных отряда (302 человека, но без аэропланов и аэростатов), автороту и бронеавтомобиль «Свободная Персия». Как констатировал инспектировавший войска и назначенный новым начальником штаба Персидской Красной армии П. Благовещенский, общее количество служивших в ней бойцов составляло 5263 человека, в том числе 363 человека штабных, административных и медицинских работников, было «в 5 раз меньше нормальной обычной численности русской стрелковой дивизии и во много раз меньше её штатного состава» [27].
      В результате проведённого обследования 16 июля Б. Михайлов направил Реввоенсовету Кавказского фронта докладную записку о состоянии Персидской Красной армии, в которой, в частности, говорилось: «…Военморы находятся в состоянии разложения, 1 батальон почти в полном составе самовольно снялся с позиции и с оружием приехал на пароходе в Баку. Оставшиеся моряки митингуют, требуя отправки их в Россию. Причины разложения — отсутствие сколько-нибудь нормального снабжения деньгами и обмундированием, слабая политработа и отсутствие твёрдой руки, могущей поддерживать дисциплину в военморовских частях… Члену РВС Кожанову предложено прибыть в Баку ввиду полного его несоответствия занимаемой должности, ложной политической позиции, занятой им, и обострённых отношений с организациями Иранской Коммунистической Партии, ЦЕКА которой официально требовал отстранения Кожанова. Кожанов в настоящее время находится в Баку. Одновременно с ним отозван в распоряжение штаба XI армии Начглавштаба Овчинников…» [28].
      Негативное влияние на эти события оказал посланец Л.Д. Троцкого Яков Блюмкин. Он сменил своё подлинное имя на псевдоним и превратился в азербайджанца Якуб-заде Султанова [29].
      Задача Блюмкина состояла в том, чтобы поддерживать связь между Советским Азербайджаном и правительством Кучекхана. Его работу направляли члены Кавказского бюро ЦК РКП(б) П.Г. Мдивани и А.И. Микоян. Блюмкин наладил тесные связи с персидскими коммунистами, которые входили в правящий революционно-демократический блок. 30 июля он принял участие в перевороте, в резуль-/50/-тате которого правительство Кучек-хана было свергнуто, а к власти в Гилянской республике пришла левая группа Эхсануллыхана. Об этом имеется документальное свидетельство — «Протокол заседания ЦК Иранской компартии совместно с группой членов Правительства Мирзы Кучека». В нём говорится: «Заслушали. Доклады товарищей членов ЦК ИКП и левых членов правительства Мирзы Кучека о том, что настоящее Правительство не соответствует своему назначению, что губит дело революции и не даёт ход фронту путём снабжения его вооружением, снаряжением и финансами и, кроме того, их преступное отношение к борцам за свободу Ирана и тайное соглашение с шахским правительством и англичанами.
      Постановили. Низвергнуть власть Мирзы Кучека и его приверженцев, занять немедленно правительственные учреждения, прибегая к арестам сторонников Мирзы Кучека.
      Объявить народу Ирана о смене правительства и что власть в свободной Персии переходит в ведение Советов, причём организуется временный Революционный Комитет П[ерсидской] С[оветской] Р[еспублики], членами которого являются Народные Комиссары» [30].
      После этого Блюмкина назначили военным комиссаром штаба Гилянской Красной армии. Он стал членом Компартии Персии. Центральный комитет этой партии поручил ему возглавить комиссию по комплектованию персидской делегации на Первый съезд народов Востока, который состоялся в Баку в начале сентября 1920 года. В состав делегации вошёл и Блюмкин.
      Чувствуя нарастание угрозы для себя и ближайших соратников, Кучек-хан предпочёл ещё 19 июля уйти в привычное убежище — лес под Фуменом, на что местные коммунисты ответили обвинениями своего соперника в переходе на сторону англичан и шаха. Сам же Кучек отправил в Москву большое послание, адресованное лично Ленину, следующего содержания: «Распространение коммунистической программы в настоящее время в Персии невозможно ввиду того, что лица, коим поручено распространение программы, не знают всех условий жизни народа и его желания, о чём мною было своевременно сказано представителям России с указанием того, что население ещё не подготовлено к столь идеальной программе, а поэтому их тактика может привести к нежелательным результатам, и народ перейдёт на сторону врагов... После его (Раскольникова. — Прим. авт.) отъезда отмечены нарушения по отношению к общепринятой политике на Востоке. Азербайджанским правительством реквизированы все товары персидских подданных, которые Советский Азербайджан обещал пропустить в Персию для Красной Армии. Азербайджанское правительство запретило свободный проезд персидских подданных в Персию... Тов. Абуков, который рекомендует себя то представителем России, то представителем партии “Адалет”, с несколькими персидскими коммунистами, прибывшими из России, не знающими ни обычаев, ни характера населения, несмотря на договорённость о несвоевременности проведения коммунистической пропаганды, собирает население на митингах, рассылает воззвания, с помощью которых стремится к достижению успеха, вмешивается во внутренние дела, тем самым подрывает авторитет Советской власти, бывали даже случаи, когда они отзывались обо мне и моих сторонниках как о сподвижниках буржуазии, с каждым днём запутывают дело революции и ставят меня в безвыходное положение. Доносятся жалобы населения всех сторон Персии на эти выпады, которые отняли у него желание идти на помощь революции. Население Решта, которое ещё месяц назад было готово идти в огонь и в воду для достижения революции, теперь под влиянием разных толков решается на забастовки и почти готово протянуть руку контрреволюции. Я знаю, что в каждой свободной стране свободны всякие программы, но программа, которую проводят в настоящее время в Персии, идёт против желания населения и в случае продолжения может привести к контрреволюции... Не могу примириться с подобного рода явлениями. Голос персидского народа говорит: мы проделали первый шаг к своему освобождению, но нам грозит опасность с другой стороны, а именно:
      если мы не предотвратим вмешательства иностранцев во все внешние и внутренние дела, то предпринятый нами шаг к свободе не будет иметь цены, так как, сбросив одну иностранную власть, мы попадём под власть другой. Я со своими друзьями не считаю себя вправе уничтожить свою революционную честь, приобретённую 14-летней борьбой. На основании вышеизложенных причин я покинул Решт и возвратился в лес к месту своего прежнего пребывания, где и буду ожидать разрешения следующих вопросов:
      1) Реализация обещаний Советской России свободному народу Персии о невмешательстве Советского Азербайджана в дела Персии...
      2) Признание границ и прав Советской республики...
      4) Ограждение жизни и имущества персидских граждан в пределах Советского Азербайджана.
      5) Устранение т. Абукова из Персии и откомандирование в распоряжение советской Персии т. Кожанова, который в противоположность Абукову содействовал развитию революции в Персии...
      Я обращаюсь к вождям российского свободного народа во имя самоопределения народов и во имя освобождения Персии от царского угнетения привести в исполнение свои Декреты о передаче концессий персидскому народу и уничтожить все прежние договоры... Для сохранения свободы необходимо уничтожить обоюдными усилиями нашего общего врага и устранить единичных личностей, которые своей нетактичной политикой [препятствуют] воплощению общей цели и тем самым отнимают возможность осуществить свободу для персидского народа. До благополучного разрешения вопроса я не вернусь» [31].
      30 июля 1920 года в послании чрезвычайного уполномоченного СНК и Совета обороны РСФСР по Волго-Каспийскому району И.П. Бабкина, адресованном В.И. Ленину, отмечалось: «…Всё сообщающееся Вам Мирзой Кучеком по поводу деятельности /51/ комиссара десантного отряда тов. Абукова наблюдалось мной в бытность мою в Энзели с Раскольниковым. Абуков, бывший князь с Кавказа, офицер, коммунист чуть ли не с 19-го года, вёл свою молчаливую пропаганду против Мирзы Кучека. В особенности Абукова поддерживал какой-то авантюрист Беленький. В то время Раскольниковым и мною было категорически потребовано от Абукова и Беленького прекращения агитации против Мирзы Кучека. После уже отъезда Раскольникова вся работа свелась к постоянной склоке и комиссарству Абукова.
      Мирза Кучек в письме указывает на невозможность работы с Абуковым, что заставит его даже удалиться из Решта.
      Делегация и начальник десантных отрядов в Персии тов. Кожанов сообщают об агрессивной политике Азербайджана в отношении Персии…
      Всё вышеизложенное подтверждает необходимость немедленного отозвания Абукова и его жены секретаря ЦЕКА Коммунистов Персии Булле, других родственников, а также работников Персии с русскими фамилиями…» [32].
      Рассмотрев 5 августа вопрос «О положении в Персии в связи с новым письмом Кучека Мирзы», пленум ЦК РКП(б) постановил «командировать временно т. Элиаву для работы в Персии в контакте с т. Орджоникидзе» и предложил Наркоминделу РСФСР ускорить работу учреждённой 17 июля комиссии по персидским делам с привлечением в неё Элиавы для выработки соответствующих политических директив и их срочной передачи по телеграфу в Решт. Наркоминделу и Оргбюро ЦК РКП(б) поручалось разрешить вопрос о дальнейшем использовании Кожанова и Абукова в Гиляне [33].
      Рассмотрев 10 августа «предложение т. Чичерина в связи с положением в Персии», Политбюро ЦК РКП(б) предоставило Элиаве «право отзыва, ареста и предания суду виновных», разрешило ему взять с собой в Гилян «т. Кожанова, вернувшегося из Персии», и поручило «рассмотреть и решить вопрос о возможности оставления в Персии т. Абукова» [34].
      Обеспокоенный судьбой своего бывшего подчинённого, командующий Балтфлотом Ф.Ф. Раскольников телеграфировал в Москву: «По полученным сведениям, мой ближайший сотрудник тов. Кожанов, ехавший в распоряжение Балтфлота, постановлением ЦЕКА возвращается в Персию. Очень прошу оставить тов. Кожанова в моём распоряжении, так как он предназначается на очень ответственную должность коменданта Кронштадтской крепости». Тем не менее 18 августа Оргбюро ЦК РКП(б) приняло решение в просьбе Раскольникову отказать и «временно оставить т. Кожанова в распоряжении Ревсовета Кавказского фронта» [35].
      Но хотя «Ардашир» уехал из Москвы вместе с Элиавой, в Персию он так и не попал, поскольку по прибытии в Ростов в связи с высадкой врангелевского десанта на Азовском побережье получил назначение на должность начальника Морской экспедиционной дивизии [36].
      Так закончилось непосредственное участие красных военморов в персидской авантюре. Из них только Б.Л. Абуков и его жена М.О. Булле оставались в Реште.
      В июле 1920 года началось первое крупномасштабное наступление на юг — на Казвин и Тегеран, которое, по мысли Иранского бюро и нового состава РВС Персидской Красной армии, должно было привести к победе пролетарской революции в стране.
      Поначалу операция развивалась успешно. Утром 31 июля Персидская Красная армия овладела укреплённым городом Менджиль. Как указывали в отправленной в тот же день в Москву телеграмме командарм Василий Каргалетели и военком Яков Блюмкин, «англичане отступают. Эта победа одержана в тот день, когда по воле революционных масс и войска персидской республики неспособное к борьбе полуханское правительство Кучек-Хана заменено Иранским революционным комитетом — правительством активной борьбы в теснейшем контакте с Советской Россией. Сообщая Вам (Л.Д. Троцкому. — Прим. авт.) как вождю Великой Российской Красной армии о наших победах, мы просим Вас довести до её сведения нашу уверенность, что, несмотря на различие и отдалённость фронтов Польского и Менджильского, мы ведём одну общую и великую успешную борьбу». В подтверждение этого в 14 ч 31 июля из Энзели «всем радиостанциям» было передано экстренное сообщение, подписанное «членом ЦЕКА ИКП и Реввоенсовета М.О. Булле», в котором извещалось о свержении правительства Кучек-хана [37]. Однако победные реляции были преждевременными.
      6 августа командование Персидской Красной армии (главком Шапур (Каргаретели), члены РВС Мдивани, Абуков, начштаба Благовещенский) сообщало: «Имеется очень благоприятная обстановка для немедленного наступления на Тегеран, но большие переходы и тяжёлые бои под Менджилем окончательно истрепали армию, поэтому нет резервов, а заминка вызовет неблагоприятный перелом. Необходима присылка свежих Русских боеспособных частей под видом добровольцев. Иранский отряд необходимо усиленно обучать» [38].
      15 августа Персидская Красная армия перешла в очередное наступление, ей удалось занять Куинский перевал, казалось, дорога на Казвин и Тегеран открыта, однако в этот решающий момент персидские (а фактически — азербайджанские) под-/52/-разделения, как сформированные из местных уроженцев, так и прибывшие из Баку, частью разбежались, частью перешли к противнику, уничтожив командный состав. РВС Персидской армии надеялся личным выездом на позиции и «крутыми мерами» остановить отход и закрепиться под Менджилем, но одновременно требовал подкреплений, поскольку прибывший рабоче-крестьянский полк — «совершенно необученный сырой материал», годный только для переворота в тылу, а оставшиеся в строю моряки «непригодны для боя» и оставлены в ближайшем резерве.
      Уже 17 августа был оставлен Менджиль, а ещё через три дня при большой панике и выстрелах местного населения в спину — столица Советской Персии Решт. 18 августа РВС Персармии направил в Иранбюро радиограмму с настоятельной просьбой о срочной помощи русскими боевыми частями: «Персидские части — местные и прибывшие из Баку для боя не годны и держатся в ближнем резерве. Подошедшими частями 2-го Рабоче-Крестьянского полка мы рассчитываем закрепиться в районе Наглобера для обороны. Положение может быть восстановлено только присылкой надёжных русских красноармейцев» [39].
      В тот же день Иранский ревком направил радиограмму Реввоенсовету 11-й армии (копия Иранбюро) с просьбой о срочной помощи: «Иранский ревком настоятельно просит выслать полторы тысячи абсолютно надёжных русских красноармейцев. Положение на фронте крайне тяжёлое. Противник наступает превосходящими силами [на] Менджильском [направлении]. Только немедленная присылка русских частей может спасти положение» [40].
      21 августа Абуков, Шапур и Благовещенский направили телеграмму Г.К. Орджоникидзе (копия Мдивани) об отступлении войск Персидской Красной армии под Рештом: «Линия Глаубер — Рустамабал оставлена. Части отходят под давлением превосходных сил противника к Решту. Отсутствие немедленной помощи вызовет полную ликвидацию всего дела в Персии. Телеграфируйте, когда прибудет пополнение» [41].
      Все части, отошедшие из Решта, начали укреплять небольшую 12-вёрстную полосу вокруг Энзели, а серьёзно обеспокоенный возможным крахом Персидского похода Серго Орджоникидзе отправил, несмотря на протесты командования 28-й дивизии и 11-й армии, из Баку недоукомплектованный 244-й стрелковый полк, который всё-таки стабилизировал положение на фронте. Решт удалось вернуть довольно скоро — 27 августа, однако уже 22 сентября он вновь оказался в руках противника.
      В основном против 244-го стрелкового полка действовали уже не англо-индийские части, а персидская казачья дивизия под командованием полковника Старосельского. После вторичного оставления Решта в Энзели был переброшен «полк имени 26», сформированный из русских красноармейцев и командиров. Совместными усилиями столица Персидской Советской республики была возвращена Совнаркому, однако, как отмечалось в донесениях с фронта, противник отошёл в полном порядке и был готов к дальнейшим действиям, тогда как в Красной армии отмечался недостаток обуви и обмундирования. В ходе последнего наступления были потеряны 60 человек убитыми и ранеными, 250 — заболевшими. Начались и проблемы иного порядка. Реввоенсовет Персидской армии сообщал: «Осталось всего 16 ящиков денег. Не хватает даже на выдачу жалования. Просим прислать на ноябрь 50 ящиков».
      ЦК ИКП поспешил найти в своих рядах «стрелочников», виновных в создавшейся ситуации. 1 октября высшим партийным органом были рассмотрены вопросы «о тов. Абукове» и «о нарушении тов. Булле партийной дисциплины». Выступивший в качестве докладчика Султан-заде поведал собравшимся, что, когда Кавбюро в лице Стасовой отказывал ЦК в средствах и всячески препятствовал отъезду его экспедиции в Тавриз, Абуков призывал не унывать и говорил о наличии у него ещё нескольких сотен тысяч николаевских рублей, которые он получил для передачи Кучек-хану, но выдал ему вместо них мало чего стоящие советские «боны». Поскольку же товарищи, как значится в протоколе заседания, подтвердили, «что во время отъезда из Персии у Абукова было с собой несколько миллионов общереспубликанских советских денег», ЦК ИКП поторопился исключить его из своих рядов, о чём и уведомил Кавбюро «для сведения и расследования».
      Мильду Булле, которая по истечении срока командировки не вернулась в Гилян, не выдала полностью тавризской экспедиции переданные ей для этого ценности и не возвратила хранившиеся у неё протоколы заседаний ЦК ИКП, тоже исключили из его состава, и Кавбюро было предложено потребовать от неё объяснений [42]. Хотя Орджоникидзе обратился 6 октября к властям Пятигорска с предписанием «немедленно отправить тов. Булле со всеми документами Иранского Цека в Баку», пять дней спустя Оргбюро ЦК РКП(б) постановило откомандировать супругов в распоряжение Иваново-Вознесенского губкома партии, предоставив им предварительно месячный отпуск [43]. Так на этот раз партийные супруги избежали заслуженного наказания за свои преступления, совершённые в Персии, но в 1937 году они были репрессированы.
      Зимой 1920/21 года активных боевых действий не велось, обе стороны обменивались короткими ударами и поисками разведчиков. А в марте 1921 года был подписан договор между РСФСР и Персией о ненападении и сотрудничестве, который предусматривал раздел Каспийского моря и возможность ввода советских войск в случае проведения Тегераном недружественной антисоветской политики (этот пункт был успешно использован СССР в августе 1941 г.). Москва, в свою очередь, обязалась вывести части Красной армии из Северной Персии. Согласно договору советские войска начали покидать Гилян с апреля и были полностью выведены к 8 сентября 1921 года. После этого Кучекхан, опиравшийся на помещиков и духовенство, вновь возглавил правительство Гилянской республики. 8 мая его армия получила название Персидской Красной армии, а 5 июня была образована Персидская Советская Социалистическая Республика. По-/53/-сле нового неудачного похода на Тегеран Кучек-хан организовал 29 сентября 1921 года очередной внутренний переворот, уничтожив своих главных политических противников, в том числе Хайдара Аму-оглы. В республике началась гражданская война. 2 ноября, воспользовавшись смутой, территорию заняли войска иранского правительства. Мирза Кучек-хан бежал и погиб от холода в горах. Его голову выставили на всеобщее обозрение в г. Решт. Шах восстановил свою полную власть над Каспийским побережьем.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 44. Поздравительная телеграмма Военно-революционного Совета Персидской Республики председателю Военно-революционного Совета РСФСР Л. Троцкому. 5 июня 1920 г.
      2. Краснов В.Г., Дайнес В.О. Неизвестный Троцкий. Красный Бонапарт: Документы. Мнения. Размышления. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. С. 377, 378.
      3. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 45. Копия, машинопись.
      4. Там же. Л. 47. Копия, машинопись.
      5. Там же. Ф. 85. Оп. 8. Д. 529. Л. 1—2 (соб.). Копия, машинопись.
      6. Там же. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 4 об. Подлинник, рукопись одного из авторов.
      7. Нет уверенности в том, что данная записка стала телеграммой, отправленной Орджоникидзе.
      8. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 6. Подлинник, рукопись, по-видимому, самого Кожанова.
      9. Там же. Ф. 495. Оп. 90. Д. 15. Л. 5.
      10. Там же. Д. 16. Л. 10.
      11. Тардов Владимир Геннадьевич — журналист, заведовал отделом печати Наркоминдела РСФСР. В 1920 г. был включён в состав полномочного представительства РСФСР в Иране, заведовал Советским информбюро, позже являлся генконсулом в Исфагане.
      12. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 90. Д. 16. Л. 82.
      13. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 672. Оп. 1. Д. 1. Л. 13, 18. 14 РГАСПИ. Ф. 64. Оп. 1. Д. 17. Л. 144. Копия, машинопись. 15 Блюмкин Яков Григорьевич (27 февраля (12 марта) 1900 — 3 ноября 1929), российский революционер, работник советских спецслужб. В конце мая 1918 г. принят на службу в ВЧК, в отдел по борьбе с контрреволюцией на должность заведующего «отделением по наблюдению за охраной посольства [Германии] и за возможной преступной деятельностью посольства». Совершил теракт против посла Германии в России В. фон Мирбаха. Во время теракта был ранен. Убийство Мирбаха дало повод большевистским властям объявить левых эсеров вне закона. Перешёл на нелегальное положение. В апреле 1919 г. Блюмкин добровольно явился в ВЧК, был амнистирован. В июне 1919 г. прибыл в Киев для организации подпольной работы в тылу Вооружённых сил Юга России. Левоэсеровские боевики обвинили его в предательстве и организовали три покушения на него. Осенью 1919 г. добровольно вступил в Красную армию и был послан на Южный фронт, а затем — в Особый отдел 13-й армии. 17 июня 1920 г. вместе с женой командирован НКИД в Персию. 8 августа руководил переворотом в г. Решт. 1—8 сентября участвовал в работе Съезда народов Востока в г. Баку. В 1920—1921 гг. учился на восточном факультете Военной академии в Москве, в 1922—1925 гг. работал в секретариате председателя РВСР Л. Троцкого. В 1921 г. вступил в ряды РКП(б). После ухода Троцкого с поста председателя Реввоенсовета поступил на службу в ОГПУ. Был назначен помощником полномочного представителя ОГПУ на Кавказе по командованию внутренними войсками, где принимал участие в репрессиях против участников Паритетного восстания в Грузии осенью 1924 г. Летом 1928 г. ему было поручено организовать агентурную сеть на всём Ближнем Востоке и в Индии. На обратном пути домой в апреле 1929 г. встречался в Стамбуле с высланным из Советского Союза Л. Троцким, согласился привезти и передать его письмо К. Радеку. Был арестован и приговорён к расстрелу.
      16. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 26. Л. 1. Подлинник, машинопись. Подписи — автограф.
      17. Там же. Д. 13. Л. 10 об. Копия, рукопись.
      18. Там же. Л. 10. Копия, рукопись.
      19. Мдивани Буду (Поликарп Гургенович) (около 1877 — 19 июля 1937), член РСДРП с 1903 г. Активный участник революции и гражданской войны в Закавказье и Персии (в провинции Гилян). Окончил гимназию в Кутаиси. Три года проучился на юридическом факультете Московского университета, откуда был исключён после повторного ареста, связанного с участием в студенческих беспорядках. Входил в состав крупнейших комитетов кавказских организаций РСДРП — Имеретино-Мингрельского в Кутаиси (1903—1906), Союзного в Тифлисе (1905) и Бакинского (1907—1909), а также по заданию партии ездил в Европу для приобретения оружия. В 1913 г. был арестован, заключён в Метехский замок и выслан из России в Персию. После Октябрьской революции 1917 г. отбыл домой в Кутаиси. Вернувшись на родину, участвовал в деятельности тифлисской большевистской организации, затем был завполитотделом 10-й и членом Реввоенсовета 11-й армий, а в марте—июне 1920 г. состоял зампредседателя Северо-Кавказского ревкома, которым руководил Орджоникидзе, и одновременно, с мая, являлся членом президиума Кавбюро ЦК РКП(б) и входил в состав его «Бакинской тройки». В июне 1920 — мае 1921 г. находился в Гиляне. Туда он прибыл как член новообразованного Иранского бюро коммунистических организаций, или Иранбюро. В результате проведения им и другими деятелями Иранской компартии авантюристической политики Персидская Гилянская советская республика была разгромлена в 1921 г. С июня 1921 г. занимал пост председателя Ревкома Грузии, в 1922 г. стал членом Президиума ЦК Компартии Грузии. В 1924 г. был назначен торговым представителем СССР во Франции. В 1928 г. был отозван из Франции, за принадлежность к оппозиции смещён со всех постов, исключён из партии и сослан на 3 года в Сибирь. В 1929 г. ссылка была заменена 3 годами лишения свободы. В 1931 г., после подачи заявления об отходе от оппозиции, был восстановлен в ВКП(б), назначен председателем СНХ ССР Грузии и народным комиссаром лёгкой промышленности ССР Грузии. Также по июнь 1936 г. занимал пост 1-го заместителя председателя СНК ССР Грузии. В 1937 г. его арестовали по делу о «троцкистском шпионско-вредительском центре». 10 июля 1937 г. был расстрелян на окраине Тбилиси. В 1956 г. был реабилитирован.
      20. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 90. Д. 15. Л. 5—6 об. Подлинник, машинопись, подпись — Пылаева.
      21. Там же. Ф. 64. Оп. 1. Д. 17. Л. 144«а». Копия, машинопись.
      22. Там же. Ф. 2. Оп. 2. Д. 329. Л. 1, 1 об. Копия, машинопись.
      23. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 130. Оп. 4. Д. 601. Л. 130.
      24. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 314. Л. 15.
      25. Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 94. Л. 1; Ф. 39. Оп. 3. Д. 2. Л. 6.
      26. Там же. Ф. 495. Оп. 90. Д. 18. Л. 153—155.
      27. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 195. Оп. 3. Д. 261. Л. 14, 16.
      28. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 33. Л. 7—8. Заверенная копия, машинопись.
      29. Велихов А.С. Похождения террориста: Одиссея Якова Блюмкина. М.: Современник, 1998. С. 43; Матонин Е.В. Яков Блюмкин. Ошибка резидента. М.: Молодая гвардия, 2016. 448 с.; Ивашов Л.Г. Опрокинутый мир. Тайны прошлого — загадки грядущего. Что скрывают архивы Спецотдела НКВД, Аненербе и Верховного командования Вермахта. М.: Книжный мир, 2018. С. 171—240.
      30. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 90. Д. 5. Л. 3. Копия, рукопись.
      31. РГВА. Ф. 109. Оп. 10. Д. 5. Л. 9—17.
      32. РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 361.
      Л. 2—5 об. Подлинник, рукопись, автограф Бабкина.
      33. Там же. Ф. 17. Оп. 2. Д. 33. Л. 1.
      34. Там же. Оп. 3. Д. 101. Л. 1.
      35. Там же. Оп. 112. Д. 61. Л. 7, 62.
      36. РГА ВМФ. Ф. Р-352. Оп. 2. Д. 119. Л. 1. Послужной список И.К. Кожанова (приказы № 2866). 37. РГАСПИ. Ф. 454. Оп. 1. Д. 2. Л. 61. Копия, машинопись.
      38. Там же. Ф. 64. Оп. 1. Д. 25. Л. 61. Копия, машинопись.
      39. Там же. Д. 20. Л. 46. Копия, машинопись.
      40. Там же. Д. 25. Л. 105. Копия, рукопись.
      41. Там же. Л. 121. Копия, рукопись.
      42. Там же. Ф. 495. Оп.90. Д. 5. Л. 10—11.
      43. Там же. Ф. 17. Оп. 112. Д. 76. Л. 5. /54/
      Военно-исторический журнал. №2. 2021. С. 46-54.
    • Близниченко С.С. Красные военморы в Персии: попытка экспорта революции // Военно-исторический журнал. №1. 2021. С. 41-49.
      Автор: Военкомуезд
      С.С. БЛИЗНИЧЕНКО
      КРАСНЫЕ ВОЕНМОРЫ В ПЕРСИИ: ПОПЫТКА ЭКСПОРТА РЕВОЛЮЦИИ
      «Краса и гордость революции» — так, по меткому выражению наркома по военным и морским делам (наркомвоенмора) РСФСР Л.Д. Троцкого, называли в первые годы советской власти военморов Рабоче-крестьянского Красного флота (РККФ). Они не только активно участвовали в 1917 году в свержении власти царя и Временного правительства в своей стране, но и пытались сделать подобное за рубежом. После окончания знаменитой Энзелийской операции Волжско-Каспийской военной флотилии (ВКВФ) в мае 1920 года советское руководство с помощью военморов-каспийцев предприняло ряд шагов по экспорту революции в юго-восточные страны, одной из которых стала шахская Персия. На её территории, примыкавшей к порту Энзели, развернулись события, едва не приведшие к свержению правящей иранской династии.
      Ещё до прихода ВКВФ в Гилянской провинции полыхало восстание. Возглавлял его лидер лесных повстанцев-дженгелийцев Мирза Кучек-хан, имевший среди простых людей репутацию освободителя от ненавистных англичан и их продажных шахских приспешников. Агенты разведслужбы III Интернационала — Совинтерпропа и РВС Туркестанского фронта во главе с М.В. Фрунзе в марте 1920 года установили первые контакты с Кучек-ханом. Но высадка морского десанта с кораблей ВКВФ в Энзели потребовала изменения состава советских переговорщиков. Теперь вся инициатива перешла к Кавказскому бюро ЦК РКП(б) и РВС Кавказского фронта во главе с Г.К. Орджоникидзе (Серго), напрямую замыкавшихся при решении данных вопросов на председателя Совета народных комиссаров (Совнаркома) В.И. Ленина и наркомвоенмора Л.Д. Троцкого. Оперативное руководство операцией было возложено на военморов и их разведку.
      10 мая 1920 года командующему Ленкоранским боевым участком и начальнику всех десантных отрядов ВКВФ И.К. Кожанову [1] поступил доклад № 1 от начальника Информотдела А.М. Гаджиева Мустафаева: «Сотрудника Афонина Степана, присланного Вами, я отправляю к Кучек-Хану. К Кучек-Хану путь избираем через Энзели на персидском баркасе, так как ему команда знакома — можно подкупить» [2]. В справке помощника начальника Информотдела П.А. Плеханова отмечалось, что Афонин передал Кучек-хану «письмо от Кожанова и значок [орден Красного Знамени]» [3].
      19 мая, сразу же после изгнания военморами из Энзели англичан, командующий ВКВФ (комфлота) Ф.Ф. Раскольников [4] подписал приказ по флотилии о том, что её «первый, второй и третий десантные отряды переименовываются в Экспедиционный корпус» (сокращённо — Экспедикор), командиром (комкором) назначается И.К. Кожанов [5], а военным комиссаром (военкомом) — Б.Л. Абуков [6]. В тот же день комкор своим приказом утвердил временно исполняющим должность начштаба Экспедикора П.П. Шешаева — начальника штаба десантных отрядов (десотрядов) флотилии, который, подменяя Кожанова, находился тогда в Астаре и поэтому к исполнению своих непосредственных обязанностей приступил лишь 30 мая.
      В день подписания приказа по поручению комфлота Ф.Ф. Раскольникова военком десантных отрядов Б.Л. Абуков направил на имя народного предводителя Гилянской провинции Персии (полевого командира в современной терминологии) письмо следующего содержания:
      «Дорогой товарищ Мирза Кучек-Хан.
      Советской России давно известно о твоих подвигах в деле осво-/41/-бождения некогда великого и могущественного персидского народа от английского ига и предавшего за английское золото свою родину шахского правительства. Поэтому мы пользуемся первым удобным случаем, чтобы приветствовать в твоём лице освободителя униженной и оскорблённой Персии. Мы считаем своим долгом поставить тебя в известность о целях нашего прихода в Энзели. Мы пришли сюда не в качестве завоевателей и не для того, чтобы вместо английского ярма наложить на исстрадавшуюся Персию новое русское ярмо. В Энзели нас привело то обстоятельство, что здесь находятся суда и военное имущество, принадлежавшее Советской России и увезённое оттуда контрреволюционерами.
      Мы совершенно не касаемся существующего порядка, ибо на то нас персидский народ не уполномочивал, а мы всегда делаем то, что говорим. Говорим же мы, что каждый народ имеет право определять свою судьбу так, как он этого желает. Как только мы заберём своё имущество, мы должны уйти, ибо наша задача будет тогда окончена.
      Но от многих твоих сторонников с момента нашего пребывания в Энзели нам приходится слышать, что наше дальнейшее присутствие здесь необходимо, ибо с нашим уходом опять [воцарится] здесь ненавистная и для нас, и для вас английская власть. Это послужило поводом для того, чтобы написать тебе письмо и узнать твоё мнение, ибо для Советской России только твоё мнение может иметь решающее значение по данному вопросу.
      Мы готовы всеми силами помочь персидскому народу избавиться от английского ига. Если наша помощь нужна тебе, то ты должен со своей стороны немедленно связаться с нами. Было бы очень желательно лично повидаться с тобой и обо всём подробно поговорить и условиться о дальнейшей совместной работе. Если твой приезд в Энзели почему-либо невозможен, то назначь время [нашей] встречи для личных переговоров.
      Да здравствует освобождённая прекрасная Персия. Да здравствует борец за освобождение Персии Кучек-Хан. Да здравствует союз освобождённой Персии с Советской Россией» [7].
      22 мая 1920 года окрылённый быстрой победой над белогвардейцами и англичанами командующий Волжско-Каспийской военной флотилией Ф.Ф. Раскольников срочно телеграфировал председателю Реввоенсовета Республики и наркомвоенмору Л.Д. Троцкому (копия В.И. Ленину): «Только что вернулся из Энзели, настроение в Персии не поддаётся описанию. Весь народ встречал нас с необычным энтузиазмом. Первоначально красные флаги были вывешены только местами, но теперь уже весь город разукрасился ими. Мы заявили, что во внутренние дела Персии вмешиваться не будем, предоставляя персидскому народу самому решить свою судьбу. Губернатор остался в Энзели и приветствовал нас от имени персидского Правительства…
      В начале мною было заявлено, что мы пришли только за своим имуществом и за белогвардейским флотом, но вчера я передал губернатору заявление, что ввиду восторженного приёма красных моряков населением и раздающихся со всех сторон просьб о том, чтобы мы остались с ними и не отдавали на растерзание англичан, красный флот останется в Энзели даже после того, как всё военное имущество будет вывезено. Первый, второй и третий десантные отряды военных моряков переименованы в Советский Экспедиционный корпус и начальник десантных отрядов товарищ Кожанов назначен командиром экспедиционного корпуса. Прошу вашей санкции на формирование корпуса и утверждение Кожанова в качестве комкора…
      Завтра вечером я и товарищ Орд[ж]он[и]кидзе выезжаем в Энзели для встречи с Кучек-Ханом. Прошу Ваших указаний относительно дальнейшей политики в Персии. Могу ли я считать у себя развязанны[ми] руки в смысле продвижения в глубь Персии, если в Персии произойдёт переворот и новое правительство призовёт нас на помощь?..
      Что касается лично меня, то прошу Центральный комитет РКП ввиду полного окончания боевых действий на Каспии и ввиду того, что на Балтике и на Чёрном море никаких серьёзных боевых действий быть не может, а предстоит длительная строительно-созидательная работа, для которой нужны люди иного склада и иного темперамента, я прошу перевести меня на работу в Наркоминдел, использовав меня для участия в революционном движении других стран. В настоящее время очень ответственная работа предстоит на Востоке, и если возможно, то я просил бы оставить меня здесь, дав мне ту или иную работу» [8].
      Отправляя эту телеграмму, Ф.Ф. Раскольников уже знал о том, что руководством РСФСР принято решение, оформленное в виде протокола № 13 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 22 мая 1920 года, следующего содержания: «Предрешить назначение т. Раскольникова командующим Балтийским флотом, окончательно решив этот вопрос через три недели. Поручить тов. Троцкому известить о решении Политбюро т. Раскольникова» [9].
      Решение об отзыве Раскольникова, принятое через несколько дней после взятия Энзели, было вызвано стремлением советского правительства «спасти лицо», т.е. подтвердить версию своей полной непричастности к действиям Волжско-Каспийской флотилии, явившимся якобы делом личной инициативы комфлота. Ленин и Троцкий не хотели осложнения отношений с Англией из-за ситуации в Гилянской провинции Персии.
      Раскольников решил максимально использовать отведённые ему до отъезда на Балтику три недели для укрепления позиций Кучек-хана. Тем более что на это ему была дана санкция высшего руководства РСФСР. Вот документальное свидетельство этого в виде выписки из протокола № 15 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 25 мая 1920 года: «О восточной политике. а) О Персии. Одобрить в общем политику Комиссариата Иностранных Дел, предполагающего оказывать поддержку освободительному движению народов Востока.
      а) Вменить в обязанность т. Раскольникову по оказании необходимой помощи Кучек-Хану иму-/42/-ществом, инструкторами и проч., передать под власть последнего Энзели и другие пункты Персии, находящиеся в наших руках, убрать из этих пунктов флот, заявив, что это делается по распоряжению советского правительства, ввиду полного нежелания последнего вмешиваться во внутренние дела Персии.
      Оставить в Энзели некоторую часть судов под видом полицейской службы, но под Азербайджанским флагом в качестве, необходимом для постоянного содействия Кучек-Хану.
      б) Поручить соответствующим ведомствам рекомендовать Орджоникидзе проводить такую политику, которая, безусловно, поддерживала бы Кучек-Хана или вообще демократические революционные элементы в их борьбе с шахским правительством в целях осуществления независимости Персии…» [10].
      Как уже говорилось выше, в связи с новым характером предстоящей операции десантные отряды ВКВФ были реорганизованы в Экспедиционный корпус. Вручая комкору И.К. Кожанову мандат, комфлота Ф.Ф. Раскольников обрисовал ему обстановку в Северной Персии и вытекавшие из этого оперативные задачи: «Флот уходит в Баку. У персидских берегов остаётся пока один эсминец. События могут принять самый неожиданный оборот, и Вам нужно быть готовым ко всему. Связь со мной держите через корабельную радиостанцию» [11]. Сообщив эту информацию, комфлота попрощался и отбыл на флагманском корабле в столицу Советского Азербайджана.
      В своём обращении к бойцам Экспедикора И.К. Кожанов подчёркивал: «Предстоящая работа в Персии связана с колоссальными затруднениями политического и общего порядка и требует максимального напряжения воли, ума, энергии. Два года десантные отряды терпели все тяготы и лишения боевой жизни. Каждому из нас памятны отдельные моменты, когда обстановка была особенно тяжёлой. Где бы ни появились наши отряды, они с честью выполняли свой долг. Но теперь значение наших действий будет ещё больше: мы будем совершенно одни, оторванные от нашей родной земли, будем самостоятельно способствовать революции на Востоке» [12].
      Это обращение имело важное значение для мобилизации сил оставшихся в Персии моряков-десантников. Как тогда им казалось, они первые несли на своих штыках свободу угнетённым народам Востока от поработителей — местных феодалов и английских оккупантов. Назревала предреволюционная ситуация со специфическим азиатским оттенком. И комкору Кожанову со своими бойцами предстояло принять в грядущих событиях непосредственное участие.
      Все десантные отряды сливались в трёхбатальонный пехотный полк моряков численностью около 750 человек, командовать которым И.К. Кожанов поручил начальнику 1-го десотряда Я.И. Осипову [13], тем же приказом утверждённому начальником гарнизона г. Энзели и его окрестностей и начальником Рештского боевого участка.
      Расположив свой штаб в «Гранд-Отеле» и объявив район на военном положении, Осипов в приказе № 1 от 19 мая 1920 года по гарнизону г. Казьяна строжайше запретил всякую продажу спиртных напитков и хождение по улицам с 10 часов вечера до 5 часов утра. Всем офицерам «без различия национальности и определения возраста, а также и всем солдатам, ранее служившим в Добровольческой и Английской армиях», предписывалось в течение 24 часов зарегистрироваться у комендантов Казьяна и Энзели. Разграбленное населением имущество бежавших деникинцев, англичан и местной буржуазии, а также всё огнестрельное и холодное оружие, за исключением кинжалов и охотничьих ружей, подлежало немедленной сдаче в трофейную комиссию Экспедикора, причём ослушавшимся грозили арест и предание военно-революционному суду [14].
      Одна из главных задач начальника гарнизона заключалась в поддержании дисциплины среди своих подчинённых, которые «расслабились» в связи с победой над белогвардейцами и англичанами. В очередном приказе по гарнизону от 21 мая Осипов констатировал: «…наблюдаются случаи самовольных арестов граждан военморами», «народное имущество… бесстыдно расхищается», а «хулиганские выходки под влиянием винных паров не прекращаются». Отмечая, что аресты, производимые для пресечения этих «позорящих и дискредитирующих рабоче-крестьянскую Советскую власть беспорядков», не оказывают должного воздействия, начальник гарнизона обещал применять «самые суровые и решительные меры наказания вплоть до расстрела» [15]. И за словом последовало дело. За нарушение этого приказа был расстрелян один из военморов. Однако не все формальности были соблюдены, и уже 29 мая сам Осипов был отстранён от должности и сдал её В. Клаусману, одновременно передав полк моряков командиру 1-й роты И. Шишину.
      Поскольку смена командования вызвала толки среди десантников, И.К. Кожанов в приказе по Экспедикору подчёркивал: «…Предстоящая работа в Персии благодаря своей сложности мыслима лишь в том случае, если все ответственные работники будут соответствовать своему назначению», и если кто-либо из них «окажется недостаточно сильным для выполнения возложенных на него обязанностей, то его необходимо сразу же отстранить от должности даже в том случае, если он в прошлом сумел завоевать доверие» [16]. Вслед за этим бывшему начальнику гарнизона Осипову, его военкому Костромину, коменданту Казьяна Панкову и ещё нескольким военморам был объявлен строгий выговор «по делу расстрела военмора конного эскадрона т. Суханова», а 5 июня виновные в бессудной казни были преданы суду Ревтрибунала [17].
      Одновременно с этими событиями продолжалась переписка между Кавбюро ЦК РКП(б) и руководителями партии и правительства. 23 мая Орджоникидзе доложил в Москву Ленину, Сталину и Чичерину о готовности начать с помощью Кучек-хана борьбу за советскую власть в Персии: «Дайте нам точные указания, какой политики придерживаться в Персии. Мусульманскими /43/ частями занят Ардебиль. Без особого труда можем взорвать весь персидский Азербайджан — Тавриз. Действовать вовсю опасаемся. Опять получим нагоняй, а поэтому прошу сейчас же ответить. Моё мнение: с помощью Кучек-Хана и персидских коммунистов провозгласить советскую власть, занимать города за городами и выгнать англичан. Это произведёт колоссальное впечатление на весь Ближний Восток… Прошу ответа не позже завтрашнего дня 2-го и 12-го часа, так как вечером думаю вместе с Раскольниковым выехать на один день в Энзели» [18].
      Как сообщал в тот же день комкор И.К. Кожанов: «23 утром Кучек прибыл в Энзели. В результате беседы выяснилось, что он хочет начать революционное движение в Персии под советскими лозунгами, для чего считает необходимым образование советского правительства в Персии. Население Кучек-Хана встречает восторженно. Все ждут переворота. Принимаем все меры для предотвращения преждевременных шагов, но думаю, что вряд ли удастся удержать революционное движение» [19].
      А вот как позднее Ф.Ф. Раскольников описывал встречу этого местного вождя жителями провинции: «Энзели ожидал Кучек-Хана, скрывавшегося в лесах. Он был тогда грозой англичан. Полуразбойник, полуреволюционер, сторонник национального освобождения Персии, он наводил ужас на английских купцов и офицеров, смело нападая на автомобили из-за скал горного перевала между Казвином и Тегераном. Немало фордов было сброшено им под откос в глубокую пропасть. Как легендарный Робин Гуд, Кучек-Хан отнимал имущество у богатых и раздавал его бедным. Подобно герою английской легенды, он был сказочно неуловим. Крестьяне кормили, поили и прятали его.
      Пёстрая толпа затопила весь берег и тесный квадрат пристани, державшейся на сваях. Город был возбуждён томительным ожиданием торжественной встречи необыкновенного гостя. Кучек-Хан уже несколько лет не был в Энзели.
      И вот он пожаловал. Сперва показался отряд загорелых, черноволосых курдов, вооружённых винтовками, револьверами и кинжалами. Это был отряд личных телохранителей Кучек-Хана. Затем появился и сам Кучек-Хан, сопровождаемый своими соратниками и шумно приветствуемый персидской толпой. Высокий, стройный, красивый, с правильными чертами лица, он шёл с непокрытой головой и раскланивался с народом. Длинные тёмные вьющиеся кудри пышными локонами падали на его плечи, а грудь была туго обтянута косым крестом пулемётных лент. Широкие брюки заправлены в бледно-зелёные обмотки, завязанные белыми тесёмками. На ногах — вышитые серебром жёсткие кожаные туфли с острыми, загнутыми кверху носками…» [20].
      26 мая 1920 года наркомвоенмор Л.Д. Троцкий направил директивную телеграмму Ф.Ф. Раскольникову о характере действий советского командования в оккупированном Энзели:
      «Сообщаю основные директивы политики в Персии:
      Первое, никакого военного вмешательства под русским флагом. Никаких русских экспедиционных корпусов. Всемерное подчёркивание нашего невмешательства с прямой ссылкой на требования Москвы убрать русские войска и красный флот из Энзели, дабы не вызывать подозрения в стремлении к захвату.
      Второе, оказать всемерное содействие Кучек-Хану и вообще освободительному народному движению Персии инструкторами, добровольцами, деньгами и прочее, сдав в руки Кучек-Хана занимаемую нами территорию.
      Третье, если для успеха дальнейшей борьбы Кучек-Хана необходимо участие военных судов, поставить таковые под флагом Азербайджанской республики и оказывать от её имени помощь Кучек-Хану.
      Четвёртое, надо помочь и оставить в Персии широкую советскую организацию.
      Пятое, нам необходимо заставить правящую Англию понять, что мы… в Персии и вообще на Востоке [оставаться] не собираемся и готовы дать действительные гарантии нашего невмешательства…» [21].
      На следующий день в Энзели состоялись переговоры советских представителей с лидером дженгелийцев. Об этом в заметке «Кучек-Хан у Раскольникова», опубликованной в печатном органе ЦИК РСФСР, сообщалось следующее: «Ташкент, 4 июня. 27 мая вождь персидских революционеров Кучек-Хан посетил командующего флотом тов. Раскольникова. Встреча произошла на пароходе “Курск” в Энзели. Почти всё население высыпало навстречу любимому герою. Кучек-Хану был устроен торжественный приём. В беседе принимали участие тт. Раскольников, Орджоникидзе, Алиев» [22].
      Как отмечал в своих воспоминаниях один из участников встречи М. Исрафилов, «в продолжение часовой беседы Мирза Кучек-Хан был в высшей степени учтив, любезен и крайне предупредителен ко всем участникам совещания… Предложение Мирзы Кучек-Хана состояло из двух положений: первое — совместные действия объединённых сил советских войск и его, Мирзы Кучек-Хана, против англичан до полного очищения территории Персии от последних, и второе — ниспровержение шахского правительства в Тегеране как ставленников и сторонников англичан. Что касается третьего положения, молчаливо обойдённого тов. Раскольниковым, о возможности проведения социальных реформ, то сам Мирза Кучек-Хан, затронув этот вопрос, поставил условием воздержаться от этих шагов в Персии, мотивируя это тем, что народ персидский тёмен, находится под опекой религии, и немедленное проведение реформ без предварительной подготовки населения вызовет слишком сильное противодействие со стороны тех слоёв, при содействии и полной поддержке которых только и возможно успешное выполнение задачи освобождения Персии от англичан. Таким образом, между Кучек-Ханом и тов. Раскольниковым был заключён вербальный договор, состоящий из двух первых положений» [23].
      О перегибах местных коммунистов говорилось в докладе выехавших в июне 1920 года в Москву представителей Кучек-хана — Мозаффера-заде и Гаука-Хушенга: «Тов. Агаев, проходивший партийную школу в Баку, не имея политического опыта и не обладая известным революционным тактом, не желая считаться с особенностью жизни персидского народа, начал разжигать умы персидских рабочих в городе Энзели, натравливая их против мелкобуржуазного класса…
      Население города Энзели, чтя и уважая тов. Мирзу Кучека, апеллировало к нему, умоляя принять меры к прекращению подобного безобразия и обратиться к тов. Раскольникову за помощью. Этот вопрос, являясь принципиальным, был обсуждён в присутствии члена [Кавбюро] ЦК партии [большевиков] Орджоникидзе и Раскольникова, Кожанова и Абукова. Тов. Орджоникидзе… отдал тут же на пароходе “Курск” приказ партии “Адалет” /44/ прекратить подобную агитацию и всецело работать с правительством Мирзы Кучека, выставив лозунг “Долой англичан и их наймитов — шахское правительство”» [24].
      30 мая заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан направил телеграмму Раскольникову и Орджоникидзе с предостережением о политике осторожной советизации Персии: «Желание Кучек-Хана образовать Советскую власть в Персии… требует величайшей осторожности. По настроению персов [в] Энзели, Реште и пограничных районах с Азербайджаном нельзя судить о всей Персии…
      Борьба, естественно, должна вестись против англичан и против той части чиновничества и имущих классов, которые вместе с англичанами. Необходимо сплотить Кучек-Хана, персидских коммунистов и другие демократические группы, которые за революционную борьбу против правительства и Англии.
      Мы не возражали бы против организации новой власти по типу Советской власти, причём государственно-административный аппарат был бы советским, но без нашего социального содержания…» [25].
      В свою очередь в конце мая 1920 года председатель Совета министров Персии Восуг-уд-Доуле направил через комфлота ВКВФ Ф.Ф. Раскольникова нотупротеста народному комиссарупо иностранным делам РСФСР Г.В. Чичерину, в которой, в частности, говорилось следующее: «…Само собой разумеется, что и Советское правительство не пожелает, чтобы внутренний порядок и спокойствие в соседней стране, столь сильно пострадавшей от прежнего русского режима, теперь же находился под угрозой русских революционеров. Ввиду того, что дальнейшее пребывание в Персии Советских сил будет создавать непрерывное осложнение и вызовет нежелательные последствия, что в свою очередь натурально будет тормозить дело восстановления добрососедских отношений, я позволяю себе ещё раз подчеркнуть необходимость немедленного увода Советских войск из пограничных областей Персии…» [26].
      Наращивание российской военной мощи в Гиляне не могло не тревожить тегеранское правительство, которое с негодованием напоминало Москве о том, что, вопреки всем её заверениям о неприкосновенности для РСФСР территории Персии, большевистские войска по-прежнему занимают Энзели и Решт, а «командующий вооружёнными силами Казаков (Кожанов) и политический агент Обухов (Абуков) продолжают оставаться со своими войсками в этих районах и стараются организовать восстание среди населения». Чичерину ничего не оставалось, как утверждать, что «ни в Энзели, ни в Реште сейчас нет русских войск», и упомянутые в персидской ноте лица «как якобы являющиеся одно — командующим армией, а другое — политическим представителем России, в действительности не занимают ни этих, ни каких-либо иных официальных русских постов и их качество и место пребывания нам не известны» [27].
      Между тем революционные события в Гилянской провинции Персии нарастали как снежный ком. И советское правительство не поспевало за их ходом. Всё зависело от непосредственных исполнителей на местах. И одними из них, сыгравших отрицательную роль в деле советизации Персии, стали военком Экспедикора Б.Л. Абуков и его жена М.О. Булле [28]. 30 мая Абуков направил открытую радиограмму из Энзели в Баку Ф.Ф. Раскольникову и Г.К. Орджоникидзе: «После Вашего отъезда решено было Мирзой Кучек составить временное правительство, Реввоенсовет и приступить к негласной работе. Мирза-Кучек уехал, до сих пор сведений от него не поступало…» [29].
      Одновременно командование Экспедикора предприняло действия по оказанию давления на оккупантов-англичан. Для этого 1 июня военный агент (атташе) РСФСР в Персии Г.Н. Пылаев [30] с отрядом в 300 человек начал наступление на занятую британскими войсками столицу провинции Гилян. О результате он доложил на следующий день: «Решт был оставлен англичанами 2 июня. Причины очевидно следующие: стратегическое положение Решта чрезвычайно неудобно для обороны его. Сведения же о переброске частей Красной Армии через Энзелийский залив на Фумен англичане получили, и это их ставило в положение быть отрезанными от базы в Менджиле. Поэтому англичане и ушли из Решта, после чего все шахские чиновники и купечество города приехали к М. Кучеку, находившемуся в это время в восьми верстах от города в Пасихане, с просьбой явиться в Решт» [31].
      Не дожидаясь окончания этой операции, вечером 1 июня Кожанов сообщил Раскольникову о том, что капитуляция английских войск и оставление ими без боя Решта произвели потрясающее впечатление не только на всю Персию, но и на британские колониальные войска: «Прибыло в Энзели 20 индусов, перебежавших от англичан. Индусы просят нашего покровительства». Радушно принятые и окружённые большим вниманием, перебежчики клялись, что первый выстрел со стороны Красной армии будет для сипаев сигналом к тому, чтобы поднять на штыки свои офицеров-англичан [32].
      К 1 июня на персидской территории находились около двух с половиной тысяч моряков и красноармейцев, около 40 пулемётов и 12 орудий. Нужно было срочно принимать решение об использовании этих сил и средств в предстоявшей операции. Однако ясности в этом вопросе не было. Наоборот, появились серьёзные сомнения.
      Как сразу выяснилось, Орджоникидзе был очень разочарован результатами переговоров с лидером повстанцев и целых пять дней обдумывал свои дальнейшие действия. В телеграмме Карахану (копии — Ленину и Сталину) от 2 июня, не скрывая своей досады, он сообщал: «Ни о какой Советской власти в Персии речи и быть не может. Кучек-Хан не согласился даже на поднятие земельного вопроса. Выставлен только единственный лозунг: “Долой англичан и продавшееся тегеранское правительство!”, хотя против этого восставали местные товарищи. Пока трудно сказать, что получится» [33].
      2 июня Раскольников подписал приказ начальнику [казачьей] дивизии, сохранившейся в Персии со /45/ времени правления царя Николая II, «тов. Старосельскому», в котором говорилось: «Десант Красной Армии занимает Казьян. Красный флот стоит в бухте Энзели. Войска Кучек-Хана заняли город Решт. Вам надлежит:
      I. Оставаясь во главе дивизии и удерживая на местах весь командный состав, поддерживать вверенную Вам дивизию в состоянии надлежащей боеспособности.
      II. В целях уничтожения английского влияния в Персии оказывать всяческое содействие представителям Российской Советской Власти и агентам Кучек-Хана.
      III. Оставаясь по мере возможности в стороне, употребить всю Вашу силу и Ваше влияние для воздействия на демократические круги Персии с целью установления в Тегеране временного революционного комитета, который, опираясь на вверенную Вам дивизию, должен поддерживать порядок и спокойствие в Тегеране до вступления туда Кучек-Хана и до образования новой власти.
      IV. Ни под каким видом не принимать на службу во вверенную Вам дивизию бывших офицеров Добровольческой Армии как изменников и предателей интересов России, прислужников английского империализма.
      V. О положении в Тегеране присылать донесения в Казьян на имя тов. Кожанова» [34].
      Однако этот приказ так и не был передан Старосельскому. И последствия этого в дальнейшем были трагичными.
      А в это время Раскольников через Кожанова активно действовал в Гиляне, подготовив провозглашение там советской власти и создание органов управления. Причём в эти советские органы Гилянской провинции были делегированы Кожанов и Абуков.
      3 июня Кожанов доложил Раскольникову: «Завтра в 9 часов выезжаю вместе с членами Реввоенсовета Персии в Решт» [35]. И уже на следующий день он послал радиограмму в Баку Орджоникидзе: «Убедительно просим ещё раз срочной высылки вооружённой живой силы, аэропланов, броневиков, а также всё просимое.
      Командующий вооружёнными силами Персидской Республики Ардашир “Кожанов”, члены Реввоенсовета Республики Южанулла [Эсханулла], Музафар-Заде» [36].
      Таким образом, советское руководство в Москве и на Кавказе было поставлено перед фактом самовольного захвата власти военморами ещё до официального провозглашения переворота в Гиляне.
      Действительно, в ночь с 4 на 5 июня с непосредственным участием Ф.Ф. Раскольникова, И.К. Кожанова и Б.Л. Абукова было образовано Временное республиканское правительство под председательством Кучек-Хана, взявшего на себя также руководство военным ведомством. «На должности комиссаров, учредить которые ему было рекомендовано, — указывал А.А. Нехавенди [37], — Кучек-Хан выбрал лиц из молодых прогрессивных деятелей Персии, зарекомендовавших себя в различных этапах революционного движения». Почти все члены правительства, по российскому образцу привычно названного Совнаркомом, являлись уроженцами Гиляна: в основном это были местные купцы, богатые чиновники и даже помещики. При главе правительства аккредитовывались временный поверенный в делах РСФСР М. Исрафилов и военный агент Г.Н. Пылаев, мандаты которым подписал «по уполномочию Советского правительства командующий Российским и Азербайджанским Каспийским военным флотом Раскольников» [38].
      6 июня 1920 года Ф.Ф. Раскольников отправил телеграмму на имя В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого и Г.В. Чичерина. В ней, в частности, говорилось: «Только что приехал из Решта. В ночь с 4 на 5 июня в Реште образовалось Временное Революционное Правительство Персии в следующем составе: председатель Временного революционного Правительства и Военный комиссар — товарищ Мирза Кучек, комиссар финансов — Мирза Магомед АлиБазари, комиссар торговли — Мирза Абул Казум Реза-Заде, комиссар юстиции — Махмуд Ага, комиссар почт и телеграфа — Насрулла, комиссар народного просвещения — Ходжи Могамед-Али-Хан-Хумами. Все члены Временного Революционного Правительства — старые сподвижники тов. Мирза Кучек и участники первой Персидской революции.
      Наряду с Временным Революционным Правительством сформирован Революционный Военный Совет в следующем составе: Ехсахулла и Мир-Салех Музафет-Заде. Двумя другими членами Реввоенсовета Персидской Республики избраны наши русские товарищи коммунисты Кожанов и Абуков. Несмотря на усиленные просьбы тов. Мирза Кучек и его сподвижников о вступлении наших товарищей в состав Реввоенсовета, я заявил, что они будут оказывать самое полное содействие, но в состав Реввоенсовета временно не войдут. Прошу Ваших указаний, могут ли товарищи Кожанов и Абуков, за политическую подготовленность которых я, безусловно, ручаюсь, войти в состав Реввоенсовета Персидской Республики, или этого делать не следует. Быть может, Вы разрешите им войти в Реввоенсовет Персии, целиком перейдя на персидскую службу и формально порвав с Советской Россией…» [39].
      В тот же день Ф.Ф. Раскольников сделал ещё одну попытку остаться в Гиляне. Он отправил Л.Д. Троцкому (копия В.И. Ленину) телеграмму с просьбой разрешить ему продолжить революционную работу в Персии: «Обстановка на Каспийском море позволяет совершенно свободно немедленно отозвать меня с должности Комфлота. Боевые задачи закончены, программа реорганизации остающейся военной силы Каспморя разработана и частью осуществлена. Завершить это дело не составляет труда. Но ввиду того, что в Персии началась революция, и я, действуя согласно Вашим директивам, глубоко вошёл в это дело, прошу ЦЕКА разрешить мне исполнить мой долг революционера до конца и оставить меня для политической работы в Персии. Если ЦЕКА не найдёт возможным удовлетворить мою просьбу, то во всяком случае прошу оставить меня здесь до приезда уполномоченного по делам Персии. Внезапный мой отъезд в настоящее время произведёт чрезвычайно неблагоприятное впечатление на Временное Революционное Правительство Персии и будет иметь вид неодобрения со стороны Москвы тактической линии, проводимой мною и персидскими революционерами согласно Вашим указаниям. Надеюсь, что ЦЕКА найдет возможным, по крайней мере временно, оставить меня в Персии, если не в качестве ответственного работника, то, по крайней мере, рядовым революционным бойцом» [40].
      В ожидании ответа из Москвы Раскольников продолжал активно действовать и направлять персидских революционеров по пути дальнейших преобразований. Об этом свидетельствует его очередная телеграмма от 8 июня Л.Д. Троцкому (копии В.И. Ленину и Г.В. Чичерину): «На митинге четвёртого июня Мирза-Кучек произнёс следующую речь: “Яркий свет за-/46/-жёгся в России, но первоначально мы были так ослеплены его лучами, что даже отвернулись от него. Но теперь мы поняли всё величие этого лучезарного светила. Если лампа, горящая в России, затухнет, то у персидского народа нет спичек снова разжечь её. Поэтому все усилия персидского народа должны быть направлены к союзу с Советской Россией. В знак тесного союза с русскими большевиками я обнимаю и целую представителей Советской России”» [41].
      По свидетельству одного из соратников Кучек-хана, Г.И. Егикяна, на митинге выступил и комкор Кожанов, который заявил, что Красная армия пойдёт на любые жертвы для изгнания англичан из Персии, Месопотамии и Индии, а трудящиеся массы Востока должны сплотиться вокруг вождя революции товарища Мирзы Кучек-хана, дабы завоевать себе свободу и уничтожить угнетателей — шаха, помещиков и иностранных капиталистов. Небезынтересно, что официальный переводчик К.Я. Гаук (Хушенг), бывший российский подданный, уволенный со службы в консульстве за подделку документов, являвшийся одной из самых влиятельных и близких к Кучек-хану фигур, переводя речь Кожанова на персидский язык, постарался смягчить её радикализм, заменив выражение «трудящиеся массы Востока» на «мусульман всего мира», а вместо призыва к борьбе против местных и иностранных капиталистов ограничился лишь «европейскими капиталистами» [42].
      6 июня Раскольников докладывал в Москву: «…Временное Революционное Правительство Персии, на заседании которого я присутствовал, передало мне, что во главу угла своей деятельности оно кладёт осуществление социализма на основе принципов тов. Ленина. В настоящее время тов. Мирза Кучек считает целесообразным выдвинуть только один лозунг: “Долой англичан!”. После занятия Тегерана, когда необходимость на первых порах поддерживать ханов будет целиком использована, он объявит о передаче земли народу. Временное Революционное Правительство Персии заявило мне, что ввиду малоопытности в государственных делах они просят как наших постоянных указаний, так и содействия путём откомандирования на персидскую службу специалистов. В первую очередь необходимы специалисты по вопросам советского строительства и подоходного налога…» [43].
      Просьба комфлота Ф.Ф. Раскольникова об оставлении его в Персии была рассмотрена 8 июня Политбюро ЦК РКП(б). В его решении (протокол № 18, п. 5 от 8 июня 1920 г.) говорилось: «Подтвердить постановление о выезде т. Раскольникова и о назначении его командующимБалтийским флотом» [44].
      Таким образом, Раскольникову не удалось остаться у руля революции в Персии, и он вынужден был подчиниться приказу из Москвы. Но дело, начатое им в Персии, продолжало жить и развиваться.
      Просьба комкора И.К. Кожанова и военкома десантного отряда ВКВФ Б.Л. Абукова о переходе в подданство Персии, переданная Раскольниковым, была рассмотрена на том же заседании Политбюро ЦК РКП(б). В его решении говорилось: «п. 16. ЦК не видит никакой возможности препятствовать или запретить т.т. Абукову и Кожанову, раз они выходят из гражданства РСФСР, перейти в подданство Персии» [45].
      8 июня председатель Особотдела, сформированного согласно приказу Кожанова по Экспедикору от 28 мая, обратился в Реввоенсовет 11-й армии с рапортом, в котором просил «дать через комиссара особых поручений Особотдела тов. Игнатенко все надлежащие инструкции для дальнейшей работы в пределах Персии». Отзываясь о Кучек-хане как о «буржуазном демократе», главная цель которого «изгнать всех европейцев и захватить власть в свои руки», глава Особотдела в качестве подтверждения своих слов с негодованием сообщал о том, как 8 июня им по требованию Гусейнова был послан отряд для проведения обыска у одного азербайджанского подданного — миллионера Рамазанова, но сделать этого не удалось, ибо, как выяснилось, купец «получил охранительную грамоту от защитника буржуазии Кучек-Хана… И в это же время, зная определённые наклонности Кучек-Хана, каждый моряк задаёт сам себе вопрос: почему тов. Кожанов, зная это, ведёт меньшевистскую соглашательскую политику и имеет ли он инструкции из Центра?». Ознакомившись с этим рапортом, Орджоникидзе написал на нём свою резолюцию: «Тов. Абукову. Председателя Особотдела отстранить и отправить в Баку» [46].
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1. Кожанов Иван Кузьмич (12(24) мая 1897 — 22 августа 1938), член РКП(б) с марта 1917 г. Из крестьянской семьи, переселившейся на Кубань из Орловской губернии. Окончил церковно-приходскую школу в Екатеринодаре и реальное училище в Ростове-на-Дону. В 1915 г. поступил в Петроградский горный институт, откуда со 2-го курса в сентябре 1916 г. перешёл в Отдельные гардемаринские классы. С октября 1917 по январь 1918 г. находился в учебном плавании на ВКР «Орёл» на Тихом океане. Вместе с товарищами-большевиками пытался захватить власть на крейсере, но был списан на берег в Гонконге и отправился во Владивосток. В феврале 1918 г. был уполномоченным по советизации Сибирской военной флотилии. С 22 февраля 1918 г. — в 1-м береговом морском отряде при НКМД. 18 июня 1918 г. вместе с Ф.Ф. Раскольниковым принимал участие в затоплении части кораблей эскадры Черноморского флота в Цемесской бухте г. Новороссийска. В конце октября 1918 г. в Казани вступил в отряд моряков-десантников Волжской военной флотилии, затем возглавил его. В мае 1919 г. за бои у дер. Котловка на Восточном фронте был награждён орденом Красного Знамени РСФСР. В июле 1919 г. был назначен командиром всех десантных отрядов ВКВФ. Участвовал в боях при обороне Астрахани и на Северном Кавказе осенью—зимой 1919/20 г. и в Энзелийской операции. С июня по август 1920 г. находился в Персии, принял персидское подданство и под псевдонимом «Ардашир» был членом РВС Персидской Красной армии. В сентябре—декабре 1920 г. командовал морской экспедиционной дивизией при обороне Мариуполя. В марте—мае 1921 г. — командующий Балтфлотом. В 1922—1924 гг. — начальник и военком Морских сил Дальнего Востока. В 1927 г. окончил Военно-морскую академию. С 1927 по 1929 г. — военно-морской атташе СССР в Японии. В 1931—1937 гг. — командующий Черноморским флотом. Арестован 5 октября 1937 г. Расстрелян 22 августа 1938 г. Реабилитирован 7 июля 1956 г.
      2. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 149. Л. 2—5.
      3. Там же. Д. 129. Л. 5.
      4. Раскольников (Ильин) Фёдор Фёдорович (28 января (9 февраля) 1892 — 12 сентября 1939), член РСДРП(б) с 1910 г. Родился в семье протодьякона. В 1908 г. окончил приют принца Ольденбургского, в 1913 г. — экономическое отделение Санкт-Петербургского политехнического института. Революционной деятельностью занялся на первом курсе института. В 1911 г. — сотрудник газеты «Звезда», в 1912 г. стал первым секретарём газеты «Правда». Был арестован и осуждён к административной высылке. В начале 1913 г. освобождён по амнистии. В 1914 г. был призван на флот. В 1914—1917 гг. учился в Отдельных гардемаринских классах в Петрограде. После Февральской революции 1917 г. ЦК большевистской партии направил его в /47/ Кронштадт, в редакцию газеты «Голос Правды». Был товарищем (заместителем) председателя Кронштадтского Совета рабочих и солдатских депутатов, председателем городского комитета РСДРП(б), одним из руководителей политической жизни Кронштадта. Возглавлял колонну моряков на антиправительственной демонстрации в ходе июльских событий 1917 г., был арестован, в октябре освобождён. С октября 1917 г. — член Военно-революционного комитета Петроградского совета. После захвата власти большевиками участвовал в боях под Пулковом против войск генерала Петра Краснова, затем во главе отряда моряков выехал на поддержку революции в Москве. В ноябре 1917 г. был назначен комиссаром при Морском генеральном штабе, постановлением Всероссийского съезда моряков военного флота «за преданность народу и революции» произведён из мичмана в лейтенанты. С января 1918 г. занимал посты заместителя народного комиссара по морским делам и члена коллегии Морского комиссариата. Один из руководителей «Ледового» похода кораблей Балтфлота из Ревеля в Гельсингфорс и Кронштадт (февраль—май 1918 г.). Один из организаторов потопления кораблей Черноморского флота в Новороссийске с целью воспрепятствовать их захвату немцами (июнь 1918 г.). С июля — член Реввоенсовета Восточного фронта, образованного в связи с выступлением Чехословацкого корпуса, с августа — командующий Волжской военной флотилией. Участвовал во взятии Казани, освобождении Камы. В октябре—декабре — член Реввоенсовета Республики. В декабре 1918 г. возглавил разведпоход эсминца «Спартак» под Ревель, где корабль потерпел аварию и был захвачен англичанами. После почти пятимесячного пребывания в лондонской тюрьме был обменян на 19 пленных английских офицеров. В июне—июле 1919 г. — командующий Астрахано-Каспийской, затем Волжско-Каспийской флотилиями. Участвовал в боях под Царицыном, Чёрным Яром, в обороне Астрахани. После взятия Баку и провозглашения советской власти в Азербайджане был назначен командующим Морскими силами Каспийского моря, а затем командующим Азербайджанским флотом. Руководил операциями по взятию форта Александровского и персидского порта Энзели, где базировался военный флот белогвардейцев. С июня 1920 по январь 1921 г. был командующим Балтийским флотом. В 1921—1923 гг. служил полпредом РСФСР в Афганистане. С 1924 г. работал в Исполкоме Коминтерна под фамилией Петров. В 1924—1926 гг. был редактором журнала «Молодая гвардия», в 1927—1930 гг. — «Красная новь». Был главным редактором издательства «Московский рабочий». В 1928—1930 гг. был председателем цензурного органа по контролю за репертуаром театров и эстрады Главреперткома, начальником Главискусства, членом коллегии Наркомпроса РСФСР. Знал несколько иностранных языков, был автором ряда статей, книг, пьесы «Робеспьер», инсценировки романа Л. Толстого «Воскресение». С 1934 г. был членом Союза писателей СССР. В 1930—1933 гг. был полпредом СССР в Эстонии, в 1933— 1934 гг. — в Дании, с сентября 1934 по апрель 1938 г. — в Болгарии. Органами НКВД было установлено наблюдение за ним «на основании данных о том, что, являясь полномочным представителем СССР в Болгарии, хранил документы Троцкого». В апреле 1938 г. по вызову из Наркомата иностранных дел СССР выехал из Софии, но в СССР так и не вернулся. Жил в Париже. В июле 1939 г. Верховным судом СССР был объявлен вне закона, лишён советского гражданства. 26 июля 1939 г. опубликовал в парижской русской эмигрантской газете «Последние новости» протестное письмо «Как меня сделали “врагом народа”», в котором потребовал гласного пересмотра своего дела. Умер в Ницце 12 сентября 1939 г., предположительно от пневмонии. По другой версии, убит агентами НКВД. После его смерти во Франции было опубликовано получившее широкую известность «Открытое письмо Сталину» (написано в августе 1939 г.), ставшее наиболее резким обвинением вождя в массовых репрессиях. В 1963 г. был посмертно реабилитирован.
      5. РГА ВМФ. Ф. Р-352. Оп. 2. Д. 119. Л. 1. Послужной список И.К. Кожанова (приказ командующего ВКВФ № 2244 от 19 мая 1920 г.).
      6. Абуков Батырбек Локманович (1899—1938), член РКП(б) с ноября 1918 г. Выходец из состоятельной семьи кабардинских феодалов-узденей. Окончил гимназию в Кисловодске и поступил в Екатеринославский горный институт. Учёбу прервала революция. Вернувшись на Кавказ, работал секретарём окружного продкомитета и агентом по реквизиции скота в Нальчике, с апреля 1918 г. состоял секретарём Горского совета при Кисловодском Совдепе, который и представлял на 5-м съезде народов Терской республики во Владикавказе. По партийной мобилизации был зачислен в 1-й Советский полк обороны Северного Кавказа в качестве рядового красноармейца, но во время боя заменил убитого комроты, был назначен помощником командира и затем возглавил Отдельный горский кавдивизион, который сам сформировал. В ноябре 1919 г., едва оправившись после ранения и контузии, был откомандирован в распоряжение комфлота ВКВФ Ф.Ф.Раскольникова, который поручил ему командование 4-м десантным отрядом моряков и позже выдвинул на должность военкома всех десантных отрядов флотилии. В этой должности участвовал вместе с командиром всех десотрядов ВКВФ И.К. Кожановым в очищении Ленкоранского уезда от войск мусаватистов. В 1920—1921 гг. находился в Персии. В октябре 1920 г. отозван ЦК РКП(б) из Персии и направлен в Иваново-Вознесенскую губернию, где работал членом президиума Союза текстильщиков. Как военно-политический работник по мобилизации Ивановского губкома участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа. В 1921 г. отозван в Наркомат по делам национальностей, где работал завотделом, а затем отв. секретарем коллегии. В 1924 г. окончил Восточное отделение Военной академии РККА. До 1931 г. возглавлял различные управления главка «Хлебопродукт» и состоял членом правления объединения «Союзхлеб». С 1932 по 1933 г. обучался в Институте мирового хозяйства и мировой политики. После окончания вуза был командирован в Башкирию, где последовательно занимал должности начальника политотдела зерносовхоза, зам. директора Башзернотреста и зав. совхозным сектором Башкирского обкома ВКП(б). В октябре 1937 г. был исключён из рядов партии как «враг народа». Арестован 14 октября 1937 г. Обвинён: ст. 58-7, 58-8, 58-11. Расстрелян 13 июля 1938 г. Реабилитирован в октябре 1956 г.
      7.  Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 7, 7 об. Подлинник, подпись — автограф Абукова, машинопись.
      8. Там же. Ф. 2. Оп. 2. Д. 293. Л. 1—3. Копия, машинопись.
      9. Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 81. Л. 1. Копия, машинопись.
      10. Там же. Д. 83. Л. 1. Копия, машинопись.
      11. Варгин Н.Ф. Флагман флота Кожанов. М.: Воениздат, 1980. С. 36.
      12. РГА ВМФ. Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 35. Л. 79. Приказы по действующим единому десантному отряду, 1-му десантному отряду, полку моряков отдельного экспедиционного корпуса и 1-й отдельной стрелковой бригаде Персидской Красной армии. Копии.
      13. Осипов Яков Иванович (1(12) января 1892 — 2 ноября 1941), в ВКП(б) с 1926 г. Образование высшее, окончил КУВНАС. Ученик слесаря машиностроительного завода, г. Рига (1906—1910); слесарь замочного завода, г. Рига (1910—1913). Служил по призыву в Российском Императорском флоте (1913—1918): матрос-машинист крейсера «Рюрик», Балтийский флот. Член РСДРП(б) (1917—1918). Исключён из партии за бессудный расстрел матроса-мародёра. Служил в РККА (1918—1941): механик вооружённого военного буксира «Ташкент», помощник начальника отряда судов, Волжская военная флотилия (1918), в боях под Казанью, когда корабль попал в западню, раненый, продолжал стрелять из носового орудия до тех пор, пока буксир не скрылся под водой; комполка стр., 5-я Уральская стр. дивизия (1918—1919); начальник десантного отряда, Волго-Каспийская военная флотилия (1919—1920), /48/ участвовал в боях под Елабугой, Царицыном и Астраханью, зимой 1919/20 г. командовал одним из десантных отрядов ВКВФ, действовавших против белых и дезертиров в Калмыкии и на Ставрополье, в мае 1920 г. участвовал в десантной операции ВКВФ в Энзели; с 19 мая 1920 г. — начальник 1-го десотряда Экспедикора в Персии, начальник гарнизона г. Энзели и его окрестностей и начальник Рештского боевого участка. 29 мая 1920 г. был отстранён от должности за превышение власти, 5 июня 1920 г. вместе с другими виновными в бессудной казни военмора был предан суду Ревтрибунала, был частично оправдан и отправлен в Баку; для особых поручений при штабе Морской экспедиционной дивизии, Южный фронт (1920); инструктор строевой подготовки штаба 11-й армии (1920—1921); командир флотского экипажа, Черноморский флот (1921—1922); заведующий плавающими средствами Морских сил Дальнего Востока (1922—1931); комендант гарнизона Амурской военной флотилии (1931—1937); окончил Высшие командные курсы РККА; помощник коменданта Хабаровского военного порта, Амурская военная флотилия (1937); комендант Хабаровского военного порта, Амурская военная флотилия (октябрь 1937 — 1 апреля 1939); начальник тыла Одесской ВМБ (1 апреля 1939 — 8 августа 1941); комполка 2-го морской пехоты, Черноморский флот (8—15 августа 1941); комполка 1-го морской пехоты, Черноморский флот, Приморская армия (15 августа — 2 ноября 1941); участвовал в обороне Одессы; погиб у с. Курцы в Крыму в бою; после войны перезахоронен в Одессе. Звание: интендант 2 (1936) ранга; полковник (1941). Награды: орден Красного Знамени (1941); медаль «ХХ лет РККА» (1938). № партбилета 0444484 (1936). См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 12.
      14. РГА ВМФ. Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 20. Л. 2—4.
      15. Там же. Д. 84. Л. 69—71.
      16. Там же. Д. 35. Л. 83.
      17. Там же. Д. 58. Л. 17—23. Переписка с юридическим отделом и ревтрибуналом ВКВФ о проведении дознания на военных моряков и протоколы допросов.
      18. Там же. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 38. Л. 2—3. Копия, рукопись.
      19. Российский государственный военный архив. Ф. 226. Оп. 1. Д. 8. Л. 118.
      20. Раскольников Ф.Ф. На боевых постах (военные мемуары). М.: Воениздат, 1964. С. 336, 337.
      21. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 10—12. Копия, рукопись.
      22. Известия. 1920. 10 июня.
      23. РГАСПИ. Ф. 454. Оп. 1. Д. 1. Л. 67.
      24. Там же. Оп. 90. Д. 15. Л. 15—16.
      25. Там же. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 17. Копия, заверенная флаг-секретарём, машинопись.
      26. Там же. Л. 1—3. Копия, машинопись.
      27. РГА ВМФ. Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 1. Л. 1—5, 13, 15, 23, 25—26; Д. 35. Л. 62—64, 78.
      28. Булле Мильда Оттовна (1892 — 13 июля 1938), латышка, дочь народного учителя. В 1911—1917 гг. народный учитель, затем газетный работник. В годы Первой мировой войны оказалась в Ставропольской губернии вместе с больным туберкулёзом мужем Ф.Х. Булле. С февраля 1918 г. — большевичка, избрана секретарём Кисловодского горкома партии большевиков и секретарём Кисловодского совета. Осенью 1918 г. назначена политкомиссаром 1-го рабочего полка Совета обороны Северного Кавказа. В боях за Ессентуки заменила заболевшего тифом командира полка Кофанова, за что в 1927 г. была награждена орденом Красного Знамени. С апреля 1919 г. — начальник политотдела 7-й кавдивизии 11-й армии. С июня 1919 г. — заместитель начальника политотдела 11-й армии С.М. Кирова. Осенью 1919 г. избрана секретарём Астраханского губкома РКП(б). В 1920 г. — заведующая агиторготделом ЦК компартии Азербайджана, член Бакинского совета. Работала вместе со вторым мужем Б.Л. Абуковым в органах Гилянской республики, была избрана ответственным секретарём ЦК Иранской КП(б). Заболев тропической лихорадкой, с разрешения Кавбюро уехала из Персии. Находилась в распоряжении ЦК РКП(б). По собственной просьбе назначена в Иваново-Вознесенск, где работала зав. отделом РКИ, затем в губполитпросвете. С августа 1921 г. — в НКИД референтом по Персии и зам. зав. отделом Ближнего Востока, затем — в НК по делам национальностей и в Совете национальностей. В 1924 г. окончила Восточное отделение Военной академии РККА. В 1929 г. — член комиссии по чистке партии. С осени 1929 г. переведена в аппарат Коминтерна, занимала должности референта, заместителя заведующего Международным женским секретариатом, члена коллегии Агитпропа, Скандинавского и Восточного секретариата. С 1933 г. — в Башкирии, куда её муж Б.Л. Абуков был направлен на работу. Работала в местном Наркомземе, заведовала культпросветотделом обкома партии. В июне 1937 г. была назначена зам. наркомздрава республики. Арестована 14 октября 1937. Обв.: ст. 58-10, 58-11. Расстреляна в один день с мужем 13 июля 1938 г.
      29. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 3. Копия, рукопись.
      30. Пылаев Георгий Николаевич (12(24) апреля 1894 — 26 октября 1937), член РСДРП(б) с 1912 г., активный участник Октябрьской революции и Гражданской войны. Русский, из крестьян. Получил образование в Грязовецком городском училище. В дни революции в составе красногвардейского отряда завода участвовал в захвате важнейших стратегических объектов столицы. С конца октября 1918 г. работал в Высшем совете народного хозяйства (ВСНХ) РСФСР. В октябре 1918 г. — управляющий делами РВС 2-й армии. С ноября 1918 по январь 1919 г. — военком 2-й бригады 28-й стрелковой дивизии В.М. Азина. С дивизией прошёл славный боевой путь от Сарапула до Екатеринбурга. Приказом РВСР от 18 июля 1919 г. награждён орденом Красного Знамени и после лечения в октябре того же года отправлен на учёбу в Военную академию Генерального штаба. 16 апреля 1920 г. назначен военным агентом (атташе) РСФСР в Персии. Там действовал под псевдонимом «Фатулла», командовал Мазендаранской Красной армией. В 1921 г. — командующий Донецкой трудовой армией. Участвовал в восстановлении Донбасса и разгроме банд Махно, Маруси, Золотого Зуба и других многочисленных контрреволюционных шаек, свирепствовавших на Украине. В дальнейшем находился на ответственной партийной и советской работе. Был делегатом XII—XVII партийных съездов. С 25 апреля 1923 по 18 декабря 1925 г. являлся членом Центральной контрольной комиссии (ЦКК) РКП(б). 21 февраля 1926 г. был избран председателем исполкома Свердловского городского совета. В октябре 1927 г. переведён в Ленинград, в бюро Выборгского райкома ВКП(б). После убийства С.М. Кирова был снят со своего поста и отправлен в Донецкую область. 11 марта 1937 был арестован и 26 октября расстрелян. Реабилитирован посмертно.
      31. РГАСПИ. Ф. 532. Оп. 4. Д. 384. Л. 5. Копия, рукопись.
      32. Там же. Ф. 85. Оп. С. Д. 34. Л. 3.
      33. Там же. Д. 2. Л. 1.
      34. Там же. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 12. Подлинник, рукопись, подпись — автограф Раскольникова.
      35. Там же. Л. 22. Подлинник, рукопись, подпись — автограф Кожанова.
      36. Там же. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 4. Копия, рукопись.
      37. Нехавенди Мирза Али Акбар — один из «лесных братьев», выполнявший дипломатические поручения Кучек-Хана. Летом 1920 г. был направлен Гилянским совнаркомом в Баку.
      38. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 30—31, 49; Ф. 544. Оп. 3. Д. 44. Л. 4—5; Ф. 495. Оп. 90. Д. 15. Л. 76.
      39. Там же. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 23—26. Подлинник, рукопись, подпись — автограф Раскольникова.
      40. Там же. Л. 35, 35 об. Копия, машинопись.
      41. Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24130. Л. 1. Копия, машинопись.
      42. Егикян Г.И. Советы и дженгелийское движение. Тегеран, 1985. С. 581, 582 (на перс. яз.).
      43. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 23—26. Подлинник, рукопись. Подпись — автограф Раскольникова.
      44. Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 86. Л. 1—4. Копия, машинопись.
      45. Там же.
      46. Там же. Ф. 85. Оп. С. Д. 77. Л. 3.
      (Окончание следует)
      Военно-исторический журнал. №1. 2021. С. 41-49.
    • Плавания полинезийцев
      Автор: Чжан Гэда
      Кстати, о пресловутых "секретах древних мореходах" - есть ли в неполитизированных трудах, где не воспеваются "утраченные знания древних", сведения, что было общение не только между близлежащими, но и отдаленными архипелагами и островами?
      А то есть тенденция прославить полинезийцев, как супермореходов, все знавших и все умевших.
      Например, есть ли сведения, что жители Рапа-нуи хоть раз с него куда-то выбирались?
    • Военное дело аборигенов Филиппинских островов.
      Автор: hoplit
      Laura Lee Junker. Warrior burials and the nature of warfare in pre-Hispanic Philippine chiefdoms //  Philippine Quarterly of Culture and Society, Vol. 27, No. 1/2, SPECIAL ISSUE: NEW EXCAVATION, ANALYSIS AND PREHISTORICAL INTERPRETATION IN SOUTHEAST ASIAN ARCHAEOLOGY (March/June 1999), pp. 24-58.
      Jose Amiel Angeles. The Battle of Mactan and the Indegenous Discourse on War // Philippine Studies vol. 55, no. 1 (2007): 3–52.
      Victor Lieberman. Some Comparative Thoughts on Premodern Southeast Asian Warfare //  Journal of the Economic and Social History of the Orient,  Vol. 46, No. 2, Aspects of Warfare in Premodern Southeast Asia (2003), pp. 215-225.
      Robert J. Antony. Turbulent Waters: Sea Raiding in Early Modern South East Asia // The Mariner’s Mirror 99:1 (February 2013), 23–38.
       
      Thomas M. Kiefer. Modes of Social Action in Armed Combat: Affect, Tradition and Reason in Tausug Private Warfare // Man New Series, Vol. 5, No. 4 (Dec., 1970), pp. 586-596
      Thomas M. Kiefer. Reciprocity and Revenge in the Philippines: Some Preliminary Remarks about the Tausug of Jolo // Philippine Sociological Review. Vol. 16, No. 3/4 (JULY-OCTOBER, 1968), pp. 124-131
      Thomas M. Kiefer. Parrang Sabbil: Ritual suicide among the Tausug of Jolo // Bijdragen tot de Taal-, Land- en Volkenkunde. Deel 129, 1ste Afl., ANTHROPOLOGICA XV (1973), pp. 108-123
      Thomas M. Kiefer. Institutionalized Friendship and Warfare among the Tausug of Jolo // Ethnology. Vol. 7, No. 3 (Jul., 1968), pp. 225-244
      Thomas M. Kiefer. Power, Politics and Guns in Jolo: The Influence of Modern Weapons on Tao-Sug Legal and Economic Institutions // Philippine Sociological Review. Vol. 15, No. 1/2, Proceedings of the Fifth Visayas-Mindanao Convention: Philippine Sociological Society May 1-2, 1967 (JANUARY-APRIL, 1967), pp. 21-29
      Armando L. Tan. Shame, Reciprocity and Revenge: Some Reflections on the Ideological Basis of Tausug Conflict // Philippine Quarterly of Culture and Society. Vol. 9, No. 4 (December 1981), pp. 294-300.
       
      Linda A. Newson. Conquest and Pestilence in the Early Spanish Philippines. 2009.
      William Henry Scott. Barangay: Sixteenth-century Philippine Culture and Society. 1994.
      Laura Lee Junker. Raiding, Trading, and Feasting: The Political Economy of Philippine Chiefdoms. 1999.
      Vic Hurley. Swish Of The Kris: The Story Of The Moros. 1936. 
       
      Peter Bellwood. First Islanders. Prehistory and Human Migration in Island Southeast Asia. 2017
      Peter S. Bellwood. The Austronesians. Historical and Comparative Perspectives. 2006 (1995)
      Peter Bellwood. Prehistory of the Indo-Malaysian Archipelago. 2007 (первое издание - 1985, переработанное издание - 1997, это второе издание переработанного издания).
      Kirch, Patrick Vinton. On the Road of the Winds. An Archaeological History of the Pacific Islands. 2017. Это второе издание, расширенное и переработанное.
      Marshall David Sahlins. Social stratification in Polynesia. 1958 Тут.
      D. K. Feil. The evolution of highland Papua New Guinea societies. 1987