17 сообщений в этой теме

 

О языке хазар. Пожалуй, это самый интересный вопрос.

 

Истахри пишет, что язык хазар отличатся от языков тюрок и персов и вообще не похож ни на один из известных языков. Хаукаль, который был на берегах Каспия, отмечает, что язык хазар идентичен языку булгар, а язык буртасов иной, язык же руссов не похож на языки хазар и буртасов. Мукаддаси написал, что язык хазар весьма непонятный.

Я отмечу, что арабы к 10 веку хорошо знали тюркские языки, так как в гвардии Халифата было много наемников из тюрок. Выходит язык хазар не тюркский? Но он идентичен языку булгар, следовательно, и язык булгар не тюркский? Многие современные ученые, и с учетом того, что арабы хазар и булгар относили все же к тюркам, приписали им чувашский язык. Мы  с выводами спешить не будем. Попробуем разобраться.

Прежде всего, из всего вышеизложенного следует однозначно, что язык хазар идентичен языку булгар. Другого, известного арабам, такого языка нет. Следовательно, хазары и булгары почти один народ или, по крайней мере, очень близкий.

Изучая язык караимов, историк Мухамадиев А.Г., имеющий специальное филологическое образование, не мог не обратить на цокающий характер галицко-луцкого диалекта. Он совпадает с цокающим мишарским диалектом татарского языка,  и с цокающим диалектом языка хазар из письма Иосифа и других источников. Да, еще подобный диалект существует у небольшой части балкарцев.  Отметим, что дошедшие до нас хазарские слова не многочисленны, однако, даже по ним можно сделать определенные выводы. Среди таких слов отметим: црамис – черемис, Крц – Керчь, б.ц.р – бичара(бицара на мишарском диалекте), Цицек - имя дочери кагана вышедшей за сына византийского императора, имя Булшци и т.д.  Цокающий характер языка говорит об общем происхождении или общем продолжительном тесном контакте. Это достоверные факты, т.е. то, что сохранилось о языке хазар.

Вывод первый: язык у хазар был цокающий.

Опираясь на подобные рассуждения, исследователи(например, историк Мухамадиев А.Г.) приходят к выводу, что язык хазар обычный тюркский. Но мы спешить и делать выводы по нескольким словам не будем. Рассмотрим их язык дальше.

Другой момент из сказанного выше, все наследники обсуждаемых хазар и булгар, ныне, являются тюркскими народами (за исключением дунайских болгар, но о них разговор особый).

Вывод второй: наследники хазар и булгар ныне говорят на тюркских языках.

А какой же был язык у хазар? Ведь, Мукаддаси отметил особенность, что язык хазар весьма непонятный.  И это для араба знающего тюркский язык.

Ал – Масуди подчеркивает, что хазары – это не тюрки, хотя и понимают язык тюрков, правда, в другом фрагменте текста говорит, что хазары являются тюрками. Следовательно, зная хазарский язык можно понять тюркские языки, а наоборот нет, или, по крайней мере, не всегда.

Изучая первоисточники, мы обратили на ряд особенностей в языке хазар. В документе Кебриджского анонима упоминается имя Булшци он же Песах, а в письме кагана Иосифа в перечислении народов несколько необычно названы славяне – цлавиун. Так как древнееврейское письмо не отражает кратких гласных, можно считать их наличие чисто условным, но вот согласные говорили о том, что хазары не различали звуков [с] и [ц], иногда звук [с] передавали через шипящий [ш]. Например, хазары брали дань по шэлэгу с сохи т.е. по ведру зерна с сохи, на современном мишарском диалекте - циләг(ведро).

Возникло предположение, что все это особенность более древнего языка. Булшци – помощник(мишарская форма произношения - булышцы). Слово булышци хазары могли произносить – булышсы, а более древняя форма – булыш + ясы дословно - помощь делает. Помощник - это тот кто делает(оказывает) помощь. Проясняется, что в тюркских языках аффикс профессии происходит от слова делает – ясы > -сы>-цы>-чи.  Получается, хазары говорили в древности на языке, где тюркские аффиксы есть отдельные слова, т.е. прототюркском языке, и особенности этого языка сохранили до 10 века. Можно предположить, что в тюркских языках аффиксы представляют собой фонетически искаженные слова.  В подтверждение приведу следующие  примеры, аффикс множественного числа –лар восходит к слову они - арал. Гвардию кагана называлась аларсии(ларсии) т.е. алар суя, дословно – они зарежут, прозвище головорезов. Аффикс принадлежности (переводится обычно как прилагательное) –ле < але, происходит от корня ал – возьми, аффикс направительного падежа –на от татарского слова аңа – ему, аффикс винительного падежа – ны от слова аны - его и т.д.  

Интересно, что часть столицы на Итиле, хазары называли по-разному. Встречается у Ибн Хордадбеха – Хамлидж, у Берки – Хтслг, у Гардизи – Халыг и т.д.

Эта часть города - место проживания простых людей, это следует из тюркского(на современном языке) названия у Гардизи – Халыг т.е. народ. Название столицы, содержащее наиболее полно особенности хазарского языка, оказалась у Хордадбеха – Хамлидж, даже не из хазарского, а скорее из булгарского языка. Хотя эти языки и не сильно отличались. Для определения его смысла воспользуемся другим словом из письма Иосифа б.ц.р.h. Ученые под этим словом усматривают печенегов. На татарском языке б.ц.р.- бичара (мишарский диалект - бицара)  т.е. несчастные, обездоленные, бедные и т.д. Почему они так назывались, имеется у Фадлана. На хазарском языке ха - народ, праформа к слову халык. Слово Хамлидж есть ха ямьле төш. Вот тут проясняется, что слова участвующие в словообразовании хазарских слов почти тюркские, а смысл всего непонятен. Поэтому, арабы, знающие тюркские языки пишут, что хазары, и тюрки, и не тюрки, и язык их весьма не понятный. Просто он прототюркский, содержит много праформ тюркских слов и восходит к более ранней ветви тюркских языков. В нашем случае главное слово төш(это слово имеется в произведении Кула Гали в форме дүш)  – место, оно ямьле – красивое, кого ха – народа, и все название города Хамлидж – народное красивое место или красивое место народа.

В известном труде «Дивану лугат ит-тюрк» (Сборник тюркских наречий) Махмуд Кашгарский пишет, что: «Булгары и сувары живут рядом с печенегами, расположенными рядом с Византией, языки их тюркские, но с сокращенными окончаниями». Автор очень точно подметил особенность языка булгар и хазар. Последние здесь названы как сувары, известно, что тюрки хазар называли сабирами(савирами), об этом пишет ал-Масуди.  В общетюркском слове народ – халык, в ней часть –лык аффикс обладания, опуская эту часть получим хазарское слово народ – ха, которое является праформой к общетюркскому слову халык. Слово из письма Иосифа б.ц.р.h. обозначающее печенегов это бицара ха т.е. бедный народ.   

В хазарском языке словообразующие корни все тюркские, но сложные слова, образованные с помощью них, могут не всегда соответствовать сохранившимся тюркским словам. В тюркских языках многие конструкции приняли строгий порядок посредством ограниченного количества аффиксов, сами аффиксы в них искаженные простые слова. В языке хазар роль аффиксов могли выполнять и другие слова имеющие идентичный смысл и не ставшие таки тюркскими аффиксами, хазарский язык является более ранним тюрским языком. Вот поэтому, хазары понимали все сказанное на тюркских языках, а тюрки хазар, не всегда.

То, что язык хазар не был чуваше подобным языком, т.е. р-языком, говорит например слово Бузан, название реки упоминаемое Иосифом. Историк М.И.Артамонов полагал, что корень слова буз(на татарском языке – боз) лед, -ан словообразовательный аффикс. Следовательно, вроде бы, Бузан - ледяная река. Однако, он не учитывает то, что на тюркских языках слово ледяная должно быть бузлы(бозлы), т.е. с аффиксом прилагательного(т.к. основа существительное).

По нашему мнению, слово Бузан образовано от глагольной основой буз – ломай и словообразовательным аффиксом –ан. Название реки Бузан обозначает объект который имеет излом, несомненно, это Дон, он имеет излом в районе современного Волгограда. На татарском языке, по такому же принципу образовано слово тузан – пыль, глагольная основа туз – лети и плюс словообразовательный аффикс –ан. Пыль это то, что разлетается.

Основной вывод: У хазар и булгар был обычный з - язык, но однако, он восходит к более ранней ветви тюркских языков, древнее чем древнетюркский язык. Поэтому, позднее, он быстро принял форму обычных тюркских языков.

Это подтверждается тем, что Михаил Сириец приводит легенду об общем происхождении трех братьев. Два из них названы – булгар и хазар, а вот имя третьего не названо. Полагаем, что имя третьего брата – савир. Этот же народ упомянут в письме Иосифа в числе десяти народов потомков Ноя, т.е. братьев. Не редко все эти народы называются именем одного, например, тюрки называли хазар сабирами(савирами, суварами). Сувары известны и как одно из булгарских племен. Но сами эти народы четко знали о своем происхождении и не путали их этнонимы, это вытекает из письма Иосифа.

О суварах мы можем судить по языку на надгробных памятниках 2 –го стиля на территории Волжской Булгарии, куда они позднее переселились вместе с булгарами, они написаны на особом языке и особым почерком. Что можно сказать?

Появление памятников 2-го стиля почерком «куфи», может говорить об одном, что обладатели языка, приняли Ислам очень давно, в хазарский период. Среди хазар было три особых рода, которые говорили на особом языке, часть из них в период гражданской войны(после принятия раввинистического иудаизма при Харун-ар Рашиде) бежала к венграм, и их стали называть кабары, а оставшаяся известна как сувары. Эти сувары  были мусульмане и говорили на одном с предками чуваш языке, но они не были язычниками, к предкам чуваш отношение имеют косвенное. Ал – Гарнати упоминает их: «И есть еще соборная мечеть, другая, в которой молятся народность, которую называют «жители Сувара», она тоже многочисленна…» Язык на надгробных памятниках 2-го стиля чуваше подобный с ротациями, это язык сувар. Позднее, сувары потеряли свой язык, смешавшись с основной массой тюркского населения Поволжья(в основном с булгарами), а частью были истреблены Тамерланом. Вероятно, в результате метисации от сувар остались следы р – языка в булгарском языке. Например, в Эрмитаже имеется булгарский ковш с надписью: «Сәнәи, Хәзрәт Мәккәдин Мәдинәга баралги, алты йөр ун ити». В этом тексте весь текст за исключением одного слова йөр написан на булгарском з - языке. В венгерском языке также имеются заимствования из р – языка кабаров т.е. бунтовщиков сувар. Следовательно, сувары говорили на ротационном чувашеподобном языке.

 

А у хазар и булгар был обычный з - язык, но однако, он восходит к более ранней ветви тюркских языков, древнее чем древнетюркский язык. Поэтому он так быстро принял форму обычных тюркских языков.

 

 

с моей точки зрения интересный материал, но спорный

 

Ваши комментарии.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Ваши комментарии.

Материал взят на знакомом фрикоресурсе, выложенная вами здесь картинка с драконами оттуда же. Автор и картинки, и этой копипасты - загадочный фрик, отметившийся пару лет назад на всех форумах, претендующих называться иторическими. Он и здесь бы это все выложил, но в период его тогдашнего обострения о нашем сайте еще почти никто не слышал.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
загадочный фрик

Фрик не фрик, но поставил вопрос (почему язык хазар отличается от других языков) и попытался ответить на него.

 

Возможно все гораздо проще.

Пример, современные турки не понимают азери. А азербайджанцы критикуют турецкий. Видете ли, турки обеднили свой язык, используя ограниченное количество аффиксов. Язык от этого стал более примитивным.

Возможно, хазары использовали большее количество аффиксов, поэтому арабы их не понимали.

Изменено пользователем Gurga

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Хазарский язык

Марсель Эрдаль.

Хазарский язык

Все ученые, высказывавшие свое мнение о языке хазар, считают их тюркским народом, говорившим на тюркском языке. О том же свидетельствуют и известия нескольких современных хазарам арабских историков1. Так что осмысление сохранившихся данных об их языке является задачей лингвистов-тюркологов. В настоящее время подобные исследования, однако, находятся в состоянии застоя. Всплеск активности в этом направлении наблюдался в начале 1980-х гг., когда П. Голден (Golden, 1980), Н. Голб и О. Прицак (Golb, Pritsak, 1982) и Д. Людвиг (Ludwig, 1982) опубликовали соответствующие материалы. Помимо прочих достоинств, диссертация Д. Людвига содержит приложение с дополнением к списку хазарских слов Голдена. Работа Л. Базена (Bazin, 1981—1982) также существенна для данной языковой проблемы. Пятилетие, последовавшее за этим интенсивным поиском, отмечено появлением многочисленных обзоров, в том числе достаточно подробных, и работ, присоединяющихся к высказанным взглядам или отвергающих их. В последние же двенадцать лет не было написано ничего, что могло бы прояснить многие, все еще остающиеся открытыми вопросы, касающиеся языка, на котором могли говорить хазары.

С тем скудным материалом, которым мы располагаем, продвигаться дальше действительно трудно. Не слишком вероятно, что будут открыты новые арабские, греческие, сирийские, персидские, еврейские или кавказские источники, содержащие неизвестные элементы хазарского языка. В настоящее время можно сказать, что реальный прогресс может быть достигнут, только если будет открыта достаточно длинная хазарская двуязычная надпись или, по крайней мере, новая хазарская надпись, содержащая достаточно восточнотюркских рунических знаков, чтобы быть понимаемой.

Представляется, что в известных на сегодняшний день надписях мы имеем лишь краткие ряды непонятных знаков, относительно которых даже неизвестно, составляют ли они сингармонические сочетания подобно восточнотюркскому руническому письму; ни одна из попыток их расшифровки не может считаться убедительной2. В этих обстоятельствах можно только суммировать и комментировать то, что было уже сделано в отношении источников на других языках. До сих пор не предпринималась попытка обобщения, учитывающая как работу П. Голдена, так и критические отзывы на нее, а также другие высказывавшиеся идеи, например предположения О. Прицака. Решение проблемы хазарского языка может также многое прояснить относительно их самоидентичности, равно как истории и структуры расселения тюрок в Восточной Европе. Прочная основа для наших гипотез важна прежде всего в рамках описания тюркских языков и исторических взаимоотношений между ними, а также для того, чтобы работы по ранней истории хазар не основывались на псевдолингвистических аргументах.

В числе современных тюркских языков отдельную ветвь образует чувашский, на котором говорят преимущественно в Чувашской республике, расположенной между Татарстаном и Москвой. Его ближайшим родственником является волжско-булгарский, ныне мертвый язык, зафиксированный в надписях XIII и XIV вв., которые были найдены в основном на территории Татарстана3. Видимо, эта ветвь включала и другие, ныне исчезнувшие, диалекты, о чем могут свидетельствовать заимствования в венгерском4. Ученые согласны в том, что чувашско-булгарская ветвь выделилась из других тюркских языков на достаточно ранней стадии, несомненно раньше, чем появились древнейшие тексты, которыми мы располагаем: орхонские надписи начала VIII в. Наиболее дискуссионным вопросом относительно языка хазар является его предполагаемая принадлежность к этой аберрантной чувашско-булгарской ветви. Большинство ученых считает, что он входил в нее, но, например, Голден (1980) склоняется к противоположному мнению. Наши суждения на этот предмет должны сейчас быть более обоснованы, чем в начале 1980-х гг., поскольку теперь мы знаем об этой ветви много больше: ряд ученых, особенно Андраш Рона-Таш, произвели исследования в грамматической и лексической областях, проливающие свет на историю чувашского языка, его контакты с окружающими языками и др., в последние десятилетия появились также новые волжско-булгарские надписи. Волжско-булгарский предстает достаточно выделяющимся из общетюркского, но, тем не менее, «нормальным» тюркским языком. Надпись греческими буквами на кувшине из Надь-Сент-Миклоша также соответствует тому, что можно ожидать от источника X в. на чувашско-булгарском5. Все, что мы знаем, никак не соответствует мнению Поппэ, Прицака и некоторых других о том, что булгарско-чувашская ветвь является неким образом промежуточной между тюркскими и монгольскими языками, которые считаются этими авторами генетически родственными. Ни в коей мере не исключая возможности такого генетического родства, я склонен считать безоговорочную принадлежность всей булгаро-чувашской ветви к тюркским языкам твердо установленным фактом. Есть некоторые особенности, общие для чувашского и монгольского (например, потеря конечного к основы) (stem-final), но это вторичное развитие; напротив, раннемонгольский мог получить тюркские слова из языка булгарского типа, употреблявшегося еще на территории, смежной с родиной монголов. Языковые элементы, принесенные монгольским вторжением XIII в., легко идентифицировать, и нет никаких надежных свидетельств наличия какого-либо монгольского языка к западу от Урала до времени Чингисхана6. Таким образом, попытка объяснить хазарский языковый элемент посредством основы или суффикса, известных только из монгольского, должна быть отвергнута.

Понимаемое ядро хазарского языка — не только титулы7, но и денотативные существительные, такие, как dog, «тризна», cicek, «цветок», it, «собака», bulan, «лось», прилагательное alp, «доблестный», слова, означающие «белый», «желтый», «черный», агентивный (agentive) суффикс + с/, присутствующий в нескольких хазарских словах, уменьшительный суффикс + Ак, суффикс + cln, употребляющийся в словах, означающих цвет, — все это определенно и исключительно тюркское8. Можно добавить еще несколько терминов, до сих пор не идентифицированных как тюркские, например, титул Cavis-y'igar, в транскрипции Голдена *Javasisar, обозначающий должность, которая должна соответствовать gavu^-ba^i в османской администрации. В древнетюркской административной системе cavis — это те, кто строил войска на поле боя и отвечал за придворный церемониал; термин известен начиная с орхонских надписей. Хазарский термин Cavis-y'igar должен был обозначать должностное лицо, отвечающее за хазарские войска — за cavis, поскольку yi'-gar означает «тот, кто собирает, созывает»9. Другой пока не идентифицированный термин, приведенный Голденом (1980. С. 247), передается как ‘l-gcfdh; в числе упомянутых в его списке языковых элементов это единственный, не являющийся ни именем собственным, ни топонимом, ни титулом: он относится к разновидности походной закрытой повозки. Возможно, это попытка написать *cadara, поскольку d и г выглядят похожими и в рукописях, написанных арабским письмом, могут смешиваться, если слово незнакомо10; в таком случае это слово будет вариантом термина ca. tir (тюркск.) / cador (перс.), sator (венг.) и т. д., означающего «палатка, шатер» и подробно рассмотренного Г. Дерфером (Doerfer, 1967. С. 16-22).

Ни для одного из хазарских титулов и имен, для которых не находится очевидной тюркской интерпретации, не доказана принадлежность к какой-либо иной языковой группе. Даже иранские термины (например, патроним Kundajik, как его объясняет Голден) так малочисленны, что их следует считать заимствованиями откуда-либо еще. Д. Людвиг (1982. С. 356-357) представил данные об одном слове, делающие весьма вероятным предположение, что хазарский язык должен быть особенно архаичным вариантом тюркского: он показал, что dog, вариант термина yog, «поминальный пир, тризна», об употреблении которого в эпоху первой тюркской династии в VI в. известно из греческих источников, употреблялся также и хазарами 11.

Ввиду архаичности языка (которую подразумевает его ранняя фиксация) следует очень осторожно рассматривать данные, которые можно счесть отрицающими булгарско-тюркскую или общетюркскую принадлежность хазарского языка, принимая во внимание возможность появления некоторых характерных особенностей одной или другой языковой ветви на стадиях более поздних, чем хазарские свидетельства. Эта проблема уже поднималась в рецензиях на книгу Голдена (Golden, 1980). Голден утверждал, что титул tudun свидетельствует против отнесения хазарского языка к булгарско-чувашской ветви, так как в нем нет звукового сдвига (shift) d-r, однако на самом деле переход d-r, вероятно, можно датировать позднее VII в. — времени, когда было зафиксировано это слово12. Проблема d/r рассматривается также в работе Erdal (1993. С. 137-141). Предложенное Isl в титуле Cavis-y'igar или Bolusci (тюркское имя хазарского полководца X в., еврейское имя которого — Pesah, Песах) может рассматриваться как свидетельство против булгарско-чувашской квалификации этого языка: известно, что общетюркское Is/ в этой тюркской группе проявляется как III. Факты, относящиеся к 1st я III, в действительности не указывают на взаимосвязь один к одному, поскольку некоторые примеры общетюркского Isl на самом деле происходят из прототюркского //с/. Таков случай с реципрокально-кооперативным (reciprocal-cooperative) суффиксом -Xs — (как показывает свидетельство из монгольского) или случай с bas, «голова». В обоих этих примерах волжско-булгарский сохраняет //<?/, чувашский содержит Isl, а не /1/. Термин Bolusci (означающий «помощник, сторонник») может быть принят как булгарско-чувашский, если считать, что второй слог содержит этот реципрокально-кооперативный суффикс (*bol-us-us + c'i- bol-us + ci по синкопированию) (syncopation); то, что основа глагола оканчивается на III, должно было быть диссимилирующим фактором (поскольку нормальная замена dir блокируется перед 1гГ). С другой стороны, термин Cavis-y'igar может представлять реальную проблему для теории, относящей чувашский к булгарско-чувашской ветви.

Другой много дискутируемой13 проблемой для этой теории является само имя хазары. В нем содержится Izl, в то время как наиболее известной особенностью этой ветви является то, что общетюркские Izl проявляются здесь как /г/. Соответственно всевозможные решения, предлагаемые для объяснения происхождения этого имени, всегда исходят из формы, имеющей Isl в качестве второго согласного; затем предполагается, что это Isl озвончалось между гласными. Но с этой идеей связана проблема отсутствия свидетельств того, что хазары, или в данном случае булгары, озвончали согласные между гласными. Несомненно, это характерно для чувашского, но эта особенность, видимо представляющая собой недавний местный феномен, роднит его с кипчакскими языками. Судя по слову A t il или Atil (хазарское название Волги и хазарского города на ее берегах), хазарский язык не озвончает согласные между гласными, иначе в этом имени вместо Itl было бы Idl. Не происходило этого и в других тюркских языках до XII в., что и настраивает скептически относительно всех подобных этимологий, предлагающихся для имени хазары. Однако ротацизму в середине слова могло препятствовать /г/ на его конце: известно, что тюркские языки часто избегали двух последовательных /г/. Даже если бы Izl было изначально, то по этой причине это не могло бы быть реальным доказательством того, что язык не принадлежал к булгарско-чувашской группе.

Но есть ли позитивные свидетельства, показывающие, что хазарский язык принадлежал к булгарско-чувашской ветви тюркских языков? Еще один термин, не приведенный Голденом (1980), но, предположительно, относящийся к Хазарскому государству, — это название реки в описании Крыма VIII или IX в., написанное по-гречески как каратои и переведенное как H;upov vepov, то есть «черная вода». Я бы предложил чтение его как кага siw или, поскольку не могло быть записано греческим письмом, как кага siw. В раннем общетюркском всегда «вода» — suw, но в чувашском — siv, с неделабиализованным гласным. В волжско-булгарской надписи 1307 г. река называется siw, как и в источнике VIII-IX в. Будет ли неделабиализованный гласный в слове «вода» свидетельствовать в пользу отнесения хазарского к булгарско-чувашской группе? Я так не думаю: хазарская форма этого слова идентична с формой, которую слово «вода» должно было иметь в прототюркском, как это показано в Erdal (1991. С. 177). Губной согласный должен был вторично лабиализовать гласный, как это произошло во многих древнетюркских словах. Сигма в mot) также могла стоять вместо ; если бы мы имели позитивное свидетельство в пользу произношения с , группировка с булгарским, вероятно, могла бы быть принята, поскольку никакой другой ранний тюркский язык не демонстрирует этот феномен (хотя он присутствует в классическом монгольском).

Shibboleth — название города, передающегося в греческом как ХаркеА. (Саркел) и в еврейском как или Ьэч\у14. Вторая часть этого названия должна была быть заимствована из утерянного среднеперсидского, родственного санскритскому grha, «дом», русскому gorod, «город», готскому garths, «дом», и т. д. В тюркских языках этот элемент сохраняется в турецком и азербайджанском суффиксе +gil, употребляющемся в отношении группы людей, каким-то образом (например, как члены семьи) приданных лицу, в отношении которого употреблено существительное, служащее основой. Турецкое +gil не похоже на типичные суффиксы тем, что не следует сингармонизму (vowel harmony) и безударно и, таким образом, выдает свое происхождение в качестве отдельного слова. Хазарское sar, «белый, бледный», первая часть названия города, переводится в греческом как абярои и Xevkod; это не идентично хазарскому sari'g, что должно было означать «желтый» и послужило основой для названия другого города, Sari'g sin. Как отметил Tezcan (1975. С. 104-107) 15, общетюркский, кроме sari'g, также содержит слово sar, «бледный». С долгой гласной оно засвидетельствовано в туркменском16. В османском и анатолийском диалектах, так же как и в карачаево-балкарском на Северном Кавказе, на территории хазар, а также в киргизском saz означает «бледный цвет лица». Якутское as, которое должно было произойти от saz, означает «шкура белой лошади», а казахский и киргизский имеют дериват saz+ar-u, «бледнеть». Из этого saz, очевидно, было образовано глагольное производное на +/-, типа, рассмотренного в Erdal (1991, 5. 42)17. Затем оно было расширено до sari'-g при помощи обычного форматива — (X) g. Правильное родственное классического монгольского sira — это saz (а не sarig, как принято думать), так же как монгольское bora, соответствует тюркскому boz, «серый, светло-коричневый»: тюркское Izl регулярно соответствует монгольскому /г/, монгольское — Isl перед /г/, а тюркское долгое а в других случаях также отражается в монгольском как /г/. Чувашское sur также происходит из saz, поскольку означает «белый, бледный». Чувашское sura могло, по звуковым законам, произойти либо из saz, либо из sarig, но имеет то же значение, что и sur . Хазарское Sar или Sar соответствует saz, а не sari'g — и по значению, и по форме. Оба слова были «заимствованы» венгерским: венгерское sar, «желтый», происходит от первого слова, а венгерские sarog и sarga происходят от второго. Древнейший -1332 г. — пример венгерского sar, приведенный в работе Rona-Tas et al. (1995. С. 26), упоминает «лошадь цвета sar» — в точности как в якутском as на противоположном конце Евразии. Судя по замене z-r в первой части названия Sarkel или Sarkel, хазарский должен был принадлежать к булгарско-чувашской ветви тюркских языков, превращался ли сибилянт в s или нет. Крепость Саркел была построена в 838 г. хазарами и для хазар и не была унаследована от какого-либо тюркского племени, которое могло бы ранее прийти на эту территорию. Поэтому название должно было быть хазарским, а не взятым из какого-то другого тюркского языка. Тем не менее не все данные указывают на включение хазарского в булгарскочувашскую ветвь. Могли также существовать различные хазарские диалекты с изоглоссами, различающимися в моментах, из которых сейчас можно обнаружить только немногие; возможно, имело место диахроническое, контактно-связанное развитие в направлении к или от булгарской ветви, или, возможно, хазарский наконец занял промежуточное положение в отношении этих изоглосс.

Обратимся теперь к работе Голба и Прицака (1982), содержащей публикацию Голбом двух средневековых еврейских рукописей: одна содержит просьбу о помощи некоему еврею, имеющему материальные затруднения, а другая является описанием отрезка хазарской истории в еврейской перспективе. Внимательного рассмотрения требуют «алтаистический» комментарий Прицака к обеим публикациям и исторические замечания, основанные на его представлениях об «алтайских» словах, на обнаружение которых он претендует. Тексты представлены в книге как новые источники, открывающие неизвестный хазарский языковый материал. Все рецензии на нее были написаны специалистами по иудаике или истории Восточной Европы, принявшими компетенцию Прицака в исторической тюркской лингвистике за аксиому. Не все согласились со всеми аспектами интерпретации Голба. Например, С. Шварцфукс (Schwarzfuchs) указал на две проблемы. Во-первых, еврейский текст на самом деле не говорит «мы, община Киева, извещаем вас о причиняющем беспокойство деле» и т. д., как переведено Г олбом, а «мы извещаем вас, община Киева, о причиняющем беспокойство деле...» Поэтому, по крайней мере, возможно, что письмо было послано не из Киева, а в Киев, что делает шаткой основу всех извлеченных из письма заключений, касающихся хазар и истории Киева. Письмо могло взывать к общине Киева о помощи, упоминая, что другие еврейские общины также призываются это сделать. Вторая проблема, обнаруженная Шварцфуксом в тексте, это идея, что прозелитами могли быть когены и левиты, титулы, несомненно, патрилинейно унаследованные от библейских времен. Это влечет заключение, что подписавшие письмо (или их отцы, упомянутые в составе патронимов), имеющие нееврейские имена, могли быть не хазарами, обращенными в иудаизм, а евреями, принявшими нееврейские имена. Известно, что с античных времен это случалось многажды, пример чему имя Kalonymos, являющееся сложным греческим. Этой же точки зрения придерживается А. Н. Торпусман (1989. С. 51), специалист по восточноевропейской ономастике, занимавшийся именами: он приводит несколько примеров восточноевропейских евреев, носивших в разные исторические периоды нееврейские имена19. По его мнению, нееврейские имена этого документа скорее славянские, а не тюркские; это опять-таки, я думаю, элиминирует хазар из письма. В. Орел (1997) показал, что одно из имен, если не два, действительно славянское.

До сих пор ни один тюрколог не озаботился прокомментировать трактовку Прицаком несемитских имен и нарицательных существительных в двух средневековых еврейских документах, опубликованных Голбом. Среди тюркологов лингвистические спекуляции Прицака, кажущиеся учеными, но, к сожалению, очень часто весьма вольно обращающиеся с информацией, приспосабливая ее к служению его аргументам, никогда не принимались всерьез. Следует провести различие между именами и апеллятивами, написанными еврейским письмом, к которым я перейду ниже, и краткой рунической пометой, появляющейся в самом конце одного из этих текстов. Это слово, которое по большей части может быть интерпретировано посредством восточнотюркских рунических букв, было прочитано Прицаком как hokuriim и переведено как «Я прочел». Это прочтение, хотя, вероятно, и удовлетворяет правдоподобному текстуальному и историческому контексту, также несет в себе проблемы. Последняя буква слова далека от обычного рунического т, которое должно было бы состоять из двух пар параллельных линий, сходящихся в правом углу письма. Эта буква могла бы также читаться как переднее к, что давало бы в качестве третьего слога слова дк или йк. Более того, первая буква только гипотетически трактуется как лигатура семитского he с рунической буквой о или и, на самом деле напоминающей waw. Относительно этой буквы Прицак обращается к знаку, появляющемуся во фрагменте надписи на камне, выполненной руническими письменами и опубликованной Томсеном (1910). Томсен считает его арамейским he, употребленным как числительное «5» (как это делается и ныне). Что и могло бы по форме быть близко числительному в «Листе» (Blatt) Томсена, так это целиком первая буква последнего слова исследуемой рукописи из генизы, а вовсе не крайне правая половина; из такого сравнения букв вытекало бы чтение hakuriim, а не * hokuriim. Действительно, вертикальная линия с правой стороны выглядит гораздо слабее и легче, чем остальная часть первой буквы; если это просто случайное пятнышко на пергаменте, первый слог должен был бы читаться как al. В общем же, из шести рунических знаков совершенно не вызывает сомнений только один. Слово неоднократно цитировалось тюркологами, согласными в том, что оно демонстрирует переход от d к г, типичный для булгарско-чувашской ветви тюркских языков. Я сам показывал (Erdal, 1993), что, если оно прочитано правильно, hoqu-удовлетворяет также и реконструкции праистории глагола oq'i-, «читать, выкрикивать, декламировать». В случае, если письмо было послано в Киев, как на самом деле говорит еврейский текст, а не из Киева, оно могло, например, происходить из болгарского царства на Нижнем Дунае, процветавшего до X в. В таком случае помета цензора являлась бы булгарским, а не хазарским свидетельством. Следует добавить, что в хазарском слове tudun в VII в. хазары не меняли интервокальное d на г, как происходит в булгарском; возможно, для хазарского это никогда не было характерно. Это должно быть еще одним указанием против Хазарии как источника письма, если, повторяем, чтение г может быть принято. Если моя интерпретация (Erdal, 1988) греческой надписи из Надь-Сент-Миклоша верна, в дунайском булгарском d должна была перейти в г уже в первой половине IX в. Дунайская Болгария, возможно, могла быть тем царством, откуда было послано письмо, если это не был Киев.

Теперь обратимся к нееврейским именам, рассматриваемым Прицаком. Относительно подписавших первое письмо трактовка имени VDip in 40V (Golb, Pritsak, 1982. С. 40), к сожалению, должна быть признана несерьезной: Прицак считает его идентичным названию кубанской реки, поименованной византийским автором VI в. Менандром Протектором Kuxprjv жотацдС и, далее, имени булгарской племенной группы, кочевавшей в VII в. между Доном и Кавказом на территории, называемой Кир‘ i Bulgar. Почему кто-либо должен был носить имя племени и/или реки, не рассматривается: все «объяснение» основано исключительно на звуковом сходстве21.

Другой подписавший — это поп то гтоюл гтл- yivyovy. Прицак производит последнее слово из имени сабиров, которые, как он говорит, на самом деле назывались Sdwar, Sabir или Savir.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Последние две буквы он относит к суффиксу -tei, который он находит в имени Biilertei; у Юсупова (1960. С. 106) и в монгольском языке. Суффикс -tei действительно очень распространен в монгольском, соответствуя тюркскому суффиксу +lXg. В тюркском, однако, он не встречается (хотя, естественно, он содержится в некоторых центральноазиатских топонимах, где ныне обитают тюрки). Даже если в будущем и будет доказано, как думают некоторые ученые, родство тюркской и монгольской языковых семей, все равно нельзя считать приемлемой попытку интерпретации тюркского слова как содержащего этот суффикс, не предполагая заимствования. Такое заимствование было бы, конечно, возможно начиная с XIII в., когда монголы заполонили Восточную Европу. Это также означает, что волжско-булгарские надписи (являющиеся темой работы: Юсупов, 1960) могли бы содержать этот суффикс, будучи написаны в эпоху монгольского господства. Это упущение в ходе рассуждений Прицака, «решение» загадок ранней Восточной Европы через обращение к монгольскому типично для многих его воображаемых этимологий. В соответствующие столетия монголы были охотничьими племенами, жившими где-то к югу от озера Байкал, и еще не превратились в конных кочевников-скотоводов. Для этого времени еще не допустимо предполагать какое-либо монгольское население в Восточной Европе или на Кавказе, и возможность генетических связей между двумя языковыми группами не может служить подтверждением перехода языковых элементов вне того, что может быть реконструировано как их общая основа. Таким образом, много более вероятны три другие объяснения этого слова. Одно связывает его с народом, называемым Sabartoi Asfaloi Константином Багрянородным, Sevordik’ — армянскими и Sawardiyah — арабскими источниками, который отожествляется с некоей венгерской группой и не должен смешиваться с сабирами (предположение Арпада Берты). В. Орел (1997) предлагает «исправление» слова, что приводит его к славянскому имени. Однако никакое исправление не является необходимым: выражение гтэоп заставляет нас ожидать — прозвище, а не этническая принадлежность; это единственное появление гтэо в тексте. Глядя на это слово без предвзятых алтаистических представлений, я бы предложил его чтение как германское: swarta в готском и древнескандинавском означает «черный» или «темный»22. Мне кажется, что это вполне плодотворное предположение, учитывая долговременное пребывание готов и скандинавской руси в этой части Восточной Европы. В конце концов, на некоем готском языке, как засвидетельствовано послом Рубруком, говорили в Крыму даже в османские времена, когда этот и все другие восточногерманские языки в других местах давно вымерли.

Обратимся теперь к другому несемитскому имени — члэ H’D -о кооои. Прицак (с. 36-37) связывает патроним с Kavapoi, названием племени, которое, согласно византийскому императору и писателю X в. Константину Багрянородному, присоединилось к протовенграм где-то в понтийской степи. Прицак далее связывает это имя со словом, появляющимся в арабском переводе книги Иосиппон (Flusser, 1978-1980), выполненном в X в. в Сицилии или Южной Италии. Согласно этой книге, один из сыновей Тогармы (внука Иафета, согласно Быт 10:3) звался Turki или — в некоторых рукописях книги Иосиппон — Turk. Прицак утверждает, что Гаркави (1874. С. 300) отметил, что одна из рукописей арабского перевода этой книги заменяет Turk (i) словом, пишущимся как ч’зз (так!). Эту форму «рпэ Прицак хочет читать как Kiahar, что, в свою очередь, он принимает за патроним, обнаруживаемый в еврейском письме, а также за источник патронима YuvarT, открытого на одной или, возможно, двух волжско-булгарских надгробных надписях (Erdal, 1993). Ранний *Kavar с долгой гласной в первом слоге действительно в волжско-булгарском должен дать *Kyavar, но имеющийся у нас YuvarT не может восходить к такой форме: * Kyavar даст Yuvar, в современном чувашском, но не в волжско-булгарском. Таким образом, Прицак совершает несколько филологических и лингвистических ошибок: смешивает стадии развития языка с ошибкой приблизительно в 500 лет; предлагает произвольную замену чтения рукописи, издания которой он не имеет, а видел только отдельную цитату; рукопись, к которой он обращается, не упоминая, когда она могла быть написана, является всего лишь переводом источника, который сам по себе содержит имя предка-эпонима тюрок; этот неясный рукописный вариант в конце концов принимается за чье-то собственное имя, хотя существование такой практики неизвестно.

Достаточно об имени отца iro ирэ щ noooix Последний слог имени самого Noooi}, -ta полагается тем самым монгольским суффиксом, о котором Прицак думал, что он его идентифицировал в конце лоно; этот монгольский суффикс означает «имеющий» (подобно английскому -ed в словах типа bearded или spectacled). Первая часть, утверждает он, является именем печенежского правителя IX в. — КсосттаС приведенным опять-таки Константином Багрянородным. Причиной того, что имя правителя (Прицак называет его губернатором) пишется в документе через g, а не через к, является, как он утверждает, то, что для передачи фрикативного gh греки использовали гамму, а не точку (stop); s, продолжает он, было опущено суффиксом. КсоатаС, вне сомнения, очень частое греческое имя, как утверждает источник Прицака, Моравчик. Конечное является греческим номинативным суффиксом: это сокращенный вариант имени KojvaxavxlvoC, которое носит сам автор — император. *Kostata должно бы было быть формой, переходной между этими двумя, впоследствии усеченной благодаря гаплологии. Орел (1997) показал, что вариант с начальным g действительно зафиксирован как славянское имя в XI-XII вв. В таком случае Прицак мог быть прав, упоминая имя печенежского правителя; он только не осведомлен (или игнорирует) относительно его греческого и, конечно, исходно латинского происхождения. Мы уже указывали, почему монгольский суффикс -tai не содержится в данном тексте; даже если бы это было исторически возможно, его значение здесь бы не подошло, поскольку он не был бы присоединен к личному имени, чтобы образовать другое личное имя. В данном случае такое допущение и не необходимо, поскольку двусложный вариант должен был иметь трехсложного предшественника. Торпусман (1989) указал на это и другие внутренние противоречия в позиции Прицака и привел это и подобные имена из славянских источников IX-XVII вв. Он придерживается другой, славянской этимологии этого имени, считая его производным при помощи *-ent, от gost’, «гость»; эта этимология столь же убедительна, как греческая.

Два других собственных имени документа, которые Прицак пытается объяснить, — это шп, являющееся патронимом, и «ою, имя одного из подписавших. Оба они начинаются последовательностью эп, представляющей, согласно Прицаку, слово man со значением «великий» (проф. Рона-Таш рассматривал его в нескольких статьях). MNS, говорит Прицак (с. 40), «передает алтайское (булгарская группа) Iasi также со значением «великий», о чем свидетельствует, например, имя Attila (<As-tila). В чувашском языке действительно засвидетельствована форма manas (<тап as)». Тем не менее в чувашском не содержится manas, а только manas, что означает «гордый» или «надменный»; чувашское Isl никогда не происходит из s. Чувашский содержит существительное as, которое действительно происходит из общетюркского as, но означает «память, воспоминание». Аналогично тому, как предложенная (впервые в 1956 г.) Прицаком этимология имени Аттила не нашла признания23, мы должны заключить, что предложение относительно MNS является чистой фантазией. Наконец, для MNR предлагается чтение Мап-аг со значением «великий человек». Это единственное предположение Прицака относительно первого документа, которое могло бы быть принято, хотя выражение «великий человек» едва ли засвидетельствовано в качестве имени собственного. Даже если Мап-аг — верное объяснение имени и оно хазарское, то это тоже не помогает нам продвинуться в разрешении вопроса, на каком языке говорили хазары: ныне слово man сохранилось только в чувашском, но некогда оно было употребительно также и в других тюркских языках.

Хазарские слова во втором документе, опубликованном Голбом и Прицаком, а до них Шехтером и затем Коковцовым, уже рассматривались Голденом (1980). Большинство интерпретаций Прицака нехазарских элементов в этом втором еврейском тексте, названий местностей, народов и государств сомнительны, поскольку включают произвольные исправления, но в данном случае они нас не касаются. Что же нас касается, так это случаи, когда он обращается к истории булгаро-чувашского языка (гуннско-чувашского, как он его называет), чтобы поддержать свои этимологии. Во-первых, название хазарского города Xamlix, расположенного где-то на нижней Волге (возможно, около ее эстуария у Каспийского моря), где хазарский правитель обычно собирал десятину с купцов, плывших по реке. Прицак (с. 153 и след.) отвергает прежние объяснения, наиболее вероятное из которых — деривация из хап bal'ix, «город правителя» (через ассимилированное *Xambalix). Вместо этого он предлагает происхождение имени из древнеславянского названия Каспия — Хвалисьское Море. Xvalis’, полагает он, — сложное слово, состоящее из As, имени древнего центральноазиатского народа, упомянутого в источниках, плюс Xvali. Поскольку тюрки изначально не знали звукосочетания xv, они, как он говорит, изменили это имя на Xali, добавили «алтайский» собирательный суффикс +ап, что дало *xalin, далее, в соответствии с фонетическими законами, зафиксированными в чувашском, опустили / перед п и затем заменили конечное п на т, что дало Хат. Опять-таки здесь есть многочисленные ошибки. Потеря / в чувашском должна быть недавним явлением, во всяком случае, более поздним, чем, например, появление конечного т там, где другие тюркские языки имеют п; собирательный суффикс +ап редок в монгольских, как и в тюркских языках, нигде не добавляется к иноземным словам и не продуктивен в болгаро-чувашском.

Другой случай, когда Прицак был введен в заблуждение алтайской гипотезой, — это форма названия города Sarigsi п. Сначала (с. 152) он произвольно предлагает чтение Sarigcin, аргументируя его тем, что арабское письмо употребляет shin для записи звука [с], затем приписывает последний слог к монгольскому женскому суффиксу, добавленному к sarig, «желтый». В действительности многие древние монголы различали род, но древние тюрки — никогда: в этом важное типологическое различие между двумя языковыми группами. Тем не менее тюркский суффикс +cln употребляется с рядом слов, обозначающих цвет, например, kokcin, karalci п, borcin и т. д. Таким образом, словообразование является вполне тюркским, а производное прилагательное sari§in, «белокурый», до сих пор живет в турецком и азербайджанском.

Подводя итог, можно сказать, что глубокий скептицизм вызывают все этимологии, пытающиеся любой ценой показать, что слово, считающееся хазарским, является алтайским, привлекая ad hoc все мыслимые фонетические процессы и все языки всех периодов существования алтайского мира. К сожалению, мне представляется, что Голб и Прицак (1982) не внесли непосредственный вклад в наше знание хазарского языка, хотя часть материала, который был образцовым образом сделан доступным, является, внесомнения, важной базой для дальнейшего изучения ранней истории восточноевропейского еврейства. Таким образом, единственной надеждой решения проблемы хазарского языка остается расшифровка свидетельств, представляемых надписями, — задача, на которой следует сконцентрировать усилия всем ученым, заинтересованным в ее решении.

Примечания

1 Известно, что в Хазарском государстве жило очень много различных этнических групп, что и сегодня характерно для территории, входившей в эту державу. Эти группы говорили на различных языках, многие из которых, несомненно, принадлежали к индоевропейской или кавказской языковым семьям. Строго говоря, слово, зафиксированное как употреблявшееся в Хазарии, не обязательно должно было принадлежать главенствующему народу — хазарам.

2 Одним из таких примеров является слово, обсуждаемое в статье С. Кляшторного (1991); он приводит также и другие попытки в этой области.

3 См.: Erdal, 1993 о его документации и описании, а также месте среди тюркских языков. Чувашская и Татарская республики являются соседями, они расположены по разные стороны Волги.

4 Последнее плодотворное исследование в этой области выполнено профессором Рона-Таш (Rona-Tas) и его учениками, в том числе Эвой Чаки (Eva Czaki).

5 Это небольшой дунайско-булгарский текст, рассматриваемый в: Erdal, 1988; он представляет язык булгар, продвинувшихся на запад к Дунаю.

6 Свидетельством, выдвигающимся в поддержку мнения о раннем присутствии в Восточной Европе монголоязычных этнических групп, является имя аварского хана, завоевавшего Венгрию и воевавшего с Византией: Баян, означающее «богатый» и соответствующее тюркскому bay с тем же значением. Мне это свидетельство не представляется решающим: Ьауап могло быть формой прилагательного в прототюркском, все еще употребляемой аварами в VI в. (т. е. более чем на два столетия ранее древнейшего прямого тюркского свидетельства) и заимствованной в монгольский раньше, чем было утеряно конечное основы /а/ (фактически +п является суффиксом).

7 Титулы часто передаются от одного народа к другому и, таким образом, не являются доказательством этнической принадлежности; лучшая сводка хазарских титулов приведена в: Golden, 1980.

8 Я имею в виду, что впечатление тюркского языка создает общая масса этих языковых элементов. Cicek можно также обнаружить в современном греческом или монгольском, с/ было заимствовано многими азиатскими и южно-восточноевропейскими языками; конечно, в хазарском оно также могло быть заимствованием.

9 Кляшторный (1991. С. 114) предлагает исправление у а, третьей от конца буквы этого титула, на пй’п, выдвигает интерпретацию, включающую названия двух птиц (одно — в усеченной форме); это предположение для меня совершенно неприемлемо.

10 Голден приводит единственную дошедшую до нас арабскую рукопись, упоминая при этом, что существует ранний персидский перевод этого источника; следовало бы выяснить, как там передано это слово.

11 Поскольку хазары контактировали с западными тюрками и даже некоторое время были их вассалами, неудивительно, что они заимствовали у последних некоторые лексические элементы. Тем не менее заимствование этого термина, явственно обозначающего традиционную религиозную практику, представляется маловероятным, если только хазары не приняли религии западных тюрок; к тому же связи между двумя государствами представляются скорее политическими, чем культурными.

12 См.: Johanson, 1983.

13 Например, Golden, 1980, Rona-Tas, passim, Bazin, 1981-1982.

14 Разница между двумя формами состоит в постановке диакритической точки, употребление которой не является (и не являлось) обязательным на первом месте. В еврейском есть также другая определенная буква для выражения звука Is/, но эта буква не употреблялась ни в одном из ранних примеров, где появляется это название в еврейском написании.

15 За ним следует Tekin, 1979. С. 129. Tezcan, 1975 остается неопубликованным.

16 В таких фразах, как dan sazi, «ранний утренний свет». Глагол agarmak в tan yeri agarmak, турецком соответствии этой фразы, происходит от ак, «белый».

17 Как samiz, «откормленный, ожиревший», дал samri-, «жиреть», sekiz, «прыжок», дал sekri-«прыгать», a yaviz, «плохой», дал yavri-, «слабеть», так же и при помощи того же суффикса дал глагол *sari-сохранившийся только в чувашском sur-«белеть». Переход s-s перед долгими гласными, а-и и потеря конечного /и/ нормальны для чувашского.

18 Sura pit, например, означает «бледный цвет лица»; ср. также деноминальный глагол shur»ax-«белеть или бледнеть».

19 Приношу свою искреннюю благодарность П. Голдену, ознакомившему меня со статьей Торпусмана.

20 См. этот глагол в указателе слов к указанной работе.

21 Между прочим, Прицак использует название реки Кубань в своей интерпретации слова, читающегося как сш во втором тексте, ранее изданном Шехтером. озу должно быть названием политического образования: оно упомянуто в одном ряду с именем Maqedoon, вне сомнения относящимся к Византийской империи, которой на протяжении X в. правила Македонская династия. Я думаю, что это слово вряд ли может быть интерпретировано, поскольку ему предшествует лакуна и оно не соответствует ни одному известному имени. Прицак бесстрашно заявляет, что ‘ayin было «ошибочно употреблено для передачи персидского ghayin, в свою очередь использованного для передачи иностранного q. Это имя, — добавляет он, — изначально не было персидским, а было заимствовано персами от кубанских болгар». Далее он утверждает, что типичной особенностью «гуннско-булгарской группы», как он называет чувашско-булгарскую ветвь, «было то, что конечный п после лабиальных превращается в т». Таким образом, согласно Прицаку, «становится ясно, что озу текста Шехтера восходит к исходному *Qubam (<Quban) r-. В этом ходе мысли так много произвольных допущений ad hoc, что обсуждать их было бы непозволительной тратой времени и места.

22 Ср., например, den sorte в датском; южногерманский превращает конечный / основы в аффрикату, что дает в современном стандартном немецком der Schwarze.

23 Общепризнанно (и как утверждают такие авторитеты в отношении гуннов, как Otto Maenchen Helfen), что это имя является германским уменьшительным, зафиксированным, например, в качестве имени англосаксонского епископа.

Библиография

Bazin L. Pour une nouvelle hypothese sur l’origine des Khazar // Materialia Turcica 7-8, 1981-1982. P. 51-71.

Doerfer G. Turkiche und mongolische Elemente in Neupersischen, Bd. 3, Wiesbaden, 1967.

Erdal M. The Turkic Nagy-Szent-Miklos Inscription in Greek Letters // Acta Orientalia Hungarica. 42. P. 221-234.

139

Erdal М. Old Turkic Word Formation Approach to the Lexicon. 2 vols. Wiesbaden, 1991. (Turcologica 9).

Erdal M. Die Sprache der wolgabolgarischen Inschriften. Wiesbaden, 1993. (Turcologica 13).

Flusser D. Sefer Yosippon. 2 vols., Jerusalem, 1978-1980.

Гаркави А. Я. Сказания еврейских писателей о хазарах и хазарском царстве // Труды Восточного отделения Имп. археологического общества. 17. 1874.

Golb N. and Pritsak О. Khazarian Hebrew Documents. Ithaca, 1982.

Golden P. Khazar Studies. 2 vols. Budapest, 1980.

Johanson L. Рецензия на: Golden 1980 // Acta Orientalia 44. 1983. P. 232-236.

Юсупов Г. В. Введение в булгаро-татарскую эпиграфику. M. -JL, 1960.

Кляшторный С. Г. Рунические граффити из Приазовья // Varia Eurasiatica. Festschrift fur Professor Andras Rona-Tas. Szeged, 1991. С. 111-116.

Ludwig D. Struktur und Gesellschaft des Khazaren-Reiches im Licht der schriftlichen Quellen. Diss. Munster, 1982.

Орел В. О славянских именах в еврейско-хазарском письме из Киева // Paleoslavica V (1997). Р. 335-338.

Rona-Tas А., в соавторстве с Arpad Berta, Eva Csaki, Eva Nagy, Klara Sandor. A Handlist of the Turkic Loanwords in Hungarian. Рукопись. Budapest, 1995.

Schwarzfuchs S. Рецензия на Golb and Pritsak, 1982.

Tekin T. Once more Zetacism and Sigmatism // Central Asiatic Journal. 23. 1979. P. 118-137.

Tezcan S. Eski Uygurca Hsiian tsang biografisi. X. Boliim. Do<;entlik Tezi Ankara. 1975.

Thomson V. Bin Blatt in Turkischer «Runen» schrift aus Turfan // SPAW. 1910. P. 296-306.

Торпусман A. H. Антропонимия и межэтнические контакты народов Восточной Европы в Средние века. I. Имя Гостята в еврейской рукописи из Киева первой половины X века // Имя — Этнос — История (под ред. В. А. Никонова и др.), М., 1989. С. 48-66.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
у хазар и булгар был обычный з - язык, но однако, он восходит к более ранней ветви тюркских языков, древнее чем древнетюркский язык.

 

Очень даже возможно. А вот многие приведённые в статье этимологии довольно спорны. 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Включите в рассуждения и язык аваров (т.е. обров; не мешать со современными аварцами).

Предполагаю, что у аваров, у булгар, и у хазар был общий язык.

Предполагаю, ето был тюркский язык типа R.

Вообще, у тюркских языков типа R должно быть большее разнообразие, чем у тюркских языков типа Z (так как Z - инновация).

Следовательно, несмотря на то, что современный чувашский язык является единственным представителем тюркских языков типа R, вполне возможно, что язык аваров, булгар и хазар тоже являлся тюркским языком типа R, при том весьма удаленным от (предшественника) чувашского.

Я склонен проигнориривать данные караимского языка - связь между караимским и хазарским кажется мне нереальной. Все проще: евреи-юдеи-караимы, проживающие в Крыму во времена Ординской империи и Крымского ханства перешли на государственный кыпчакский язык.

Вывод: узнать что-нибудь о языке аваров, прото-булгар, и хазар уже нам не удастся. Все прошло и пепля даже не осталось.

Изменено пользователем christo_tamarin

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Вывод: узнать что-нибудь о языке аваров, прото-булгар, и хазар уже нам не удастся. Все прошло и пепля даже не осталось.

 

Дорогой Христо!

 

Будем оптимистами - многочисленные псевдорунические надписи Предкавказья еще не дешифрованы. Может, один из этих народов оставил их?

 

Как правило, если известна языковая группа, то надпись рано или поздно будет расшифрована.

 

Фрик-бредни, правда, брать во внимание не будем. Т.к. их уже "легко и непринужденно" переводят с карачаевского, балкарского, кумыкского и т.д. языков. Но это бред. Это как попытки Даниярова читать "Сокровенное сказание монголов" на современном (!) казахском (!!!) языке. 

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Предполагаю, что у аваров, у булгар, и у хазар был общий язык.

А кто такие хазары?

 

В.П. Алексеев. «Очерк происхождения тюркских народов в свете данных краниологии»

"...Одной из распространенных гипотез караимского этногенеза является хазарская, основанная в первую очередь на широко известном факте распространения иудаизма, как государственной религии в Хазарском царстве, то есть той же религии, которой придерживаются и караимы. В настоящее время есть и сторонники этой гипотезы [20], и её резкие противники [21]. Для её проверки воспользуемся имеющейся в нашем распоряжении возможностью сопоставления материалов по краниологии караимов с краниологическими данными о населении Хазарского царства...

 

...исключение — небольшая серия из ранних погребений насыпи 17/10 или, как она сначала называлась, большого кургана. По-видимому, это единственная серия, на основании которой можно судить о краниологическом типе хазар до того, как он был затронут славянской колонизацией. Симптоматично, что именно она обнаруживает большое морфологическое сходство с караимской. Таким образом, мы получаем основание для поддержки хазарской гипотезы происхождения караимов. Но, правда, и в этом случае вывод может быть сделан лишь с оговорками — хазары отличались от современных караимов более крупным лицом и менее выступающим носом, то есть, очевидно, менее четкой выраженностью признаков европеоидной расы. По отношению к ширине лица можно было бы прибегнуть к гипотезе грациализации, но она не объясняет уменьшения высоты лица и тем более не объясняет изменения признаков, характеризующих выступание носовых костей.

Как объяснить краниологическое различие между находящимися в нашем распоряжении сериями современных караимов и средневековых хазар при весьма незначительном сходстве между ними? Мне представляется, что для этого следует привлечь имеющиеся данные по краниологии средневекового населения Крыма. Ей посвящены статьи Г.Ф. Дебеца [27], К.Ф. Соколовой [28] и В.И. Рудакова [29]. В первую очередь для сопоставления с нашим материалом следует привлечь серии из средневековых пещерных городов и сельских могильников, в основном синхронных той группе населения раннего Саркела, для которой выше отмечено сходство с караимами. Средневековое население Крыма характеризовалось брахикранной относительно невысокой черепной коробкой, низким сравнительно широким лицом, теми соотношениями орбитных и носовых размеров, что и в караимской серии, то есть нешироким носом и низкими орбитами. Данные о горизонтальной профилировке выборочны, они не охватывают всех серий, но те величины вазомалярного и зигомаксилярного углов, которые находятся в нашем распоряжении, лишь немного отличаются от аналогичных величин на караимских черепах, носовые кости выступают сильно. Таким образом, протягивая линию преемственности между хазарским населением Саркела и современными караимами, можно легко объяснить изменение антропологического типа хазарского населения, если допустить, что оно находилось в Крыму в генетическом контакте с местным населением. Эти генетические связи должны были вызвать изменение физического типа именно в том направлении, в каком оно произошло, — черепные размеры и их соотношения должны были сохраниться без изменений, лицо стать ниже и чуть менее уплощенным, а носовые кости приобрести большее выступание. Исключение составляет ширина лица, которая у средневекового населения Крыма очень велика, но этот факт легко объяснить действием грациализации. Правда, современные караимы характеризовались ещё недавно, о чем уже упоминалось, исключительной замкнутостью своего быта и редко вступали в браки за пределами своих общин. Но, во-первых, эта черта могла образоваться сравнительно поздно, особенно, в связи с распространением мусульманства, а во-вторых, что самое главное, — культурная и даже религиозная обособленность не является абсолютной, и при многовековом совместном проживании на одной сравнительно небольшой и обособленной территории, какой является Крымский полуостров, явление смешанных браков неизбежно. Таким образом, влияние типа, характерного для местного населения и восходящего, по-видимому, в своем генезисе ещё к населению сарматской эпохи, на антропологические особенности хазар при появлении их в Крыму представляется весьма вероятным. А это в свою очередь легко объясняет формирование комбинации признаков, представленных в караимской серии.

Итак, после всех проделанных сопоставлений автор склоняется к хазарской гипотезе происхождения караимов, но с непременным дополнением её ещё одной линией генетической преемственности. Эта линия — влияние местного крымского субстрата, представленного населением как пещерных городов (например, Эски-Кермен и Мангуп-Кале), так и сериями из ряда сельских могильников (например, Алушта). Н.А. Баскаков, рассматривая положение хазарского языка в системе тюркских языков, относит его к булгарской группе, тогда как караимский включается им в кыпчакско-половецкую подгруппу кыпчакской группы [30]. Но следует помнить, что все заключения о месте в системе и генетических связях хазарского языка базируются на единичных словах, большей частью именах собственных, донесенных до нас средневековыми источниками. С другой стороны, можно предполагать, что хазарское население включило в свой состав половцев после того, как они в XI веке, по-видимому, появились в южнорусских степях наподобие тому, как это раньше произошло с печенегами и огузами (о чем свидетельствуют как раз лингвистические данные). Поэтому языковый материал, как мне представляется, не может истолковываться, как аргумент против хазарской гипотезы.

Выводы

1. Караимы являются представителями собственно средиземноморского типа южной ветви европеоидной расы без какого-либо переднеазиатского или арменоидного влияния. Их антропологический тип сложился на основе антропологических особенностей хазарского населения (серия из большого кургана Саркела-Белой Вежи). Переселившись в Крым после падения Хазарского царства, предки караимов включили в свой состав местные этнические группы, населявшие средневековые крымские города..."

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

 

Хазарский был языком кипчакского типа.

 

Общеизвестна огромная роль хазарского этноса и государства в истории Восточной Европы, Северного Кавказа и особенно Дагестана. Эта роль настолько значительна, что многие историки справедливо полагают, что VII-IX вв. н.э. в истории Дагестана и Северного Кавказа можно считать хазарским периодом[1].

Кто же такие хазары? Существует большое количество хазароведческой литературы, немало гипотез и предположений.

В настоящее время основными являются две гипотезы: о финно-угорском и о булгарском происхождении, последнюю поддерживает большинство исследователей[2].

Основное доказательство угорского происхождения хазарского языка сводится к этимологии хазарских слов: cap "белый" из ненецкого сирр "белый", хазарского названия бога огня Куар из ненецкого хаэр "солнце". Хазарское название Волги Эдил расчленяется на два компонента иту "вода" + иль "вода" и т. д.

Эти этимологии довольно поверхностны, они не учитывают фонетических закономерностей как тюркских, так и самих финно-угорских языков. Так, например, ненецкое хаэр "солнце" вряд ли следует отрывать от венгерского хайнал "заря" и от праформы *хаэл, финского кой и т. д. Хазарское же слово Куар "бог огня, огонь" восстанавливается на тюркской почве в виде *кунгар - и не имеет отношения к финно-угорским словам.

Хазарская основа Итиль (кум. Эдил "Волга", чув. Атал, тат. Итил) восходит к тюркскому корню ит-/эд- со значением "вода" и расширительному форманту -ил. Указанный корень подтверждается якутским итчигий "влажный", хакасским от-ик - "мокнуть".

Название хазарского городка Саркел имеет значение "белая крепость" (= русск. Белая Вежа). Это название имеет параллели в ряде языков: русск. Серклия, византийск. Саркел, др.-евр. Саркел//Шаркел. Соответствующая древнееврейская буква в анлауте передает в еврейском алфавите два звука: ш и с.

Здесь следует обратить особое внимание на норманнскую форму Саеркланд, которая, видимо, восходит к проформе *Саер + кел + ланд, причем первое слово саер метатезировано и восходит к исходному варианту cape "белый". Этот вариант близок к кумыкскому прилагательному сари "желтый".

Второй компонент кел "крепость; дом" сохраняется в современном чувашском языке в виде кил из проформы *кел. За пределами чувашского языка эта основа представлена в вогульском языке в виде кел/кол "дом". В тюркологии хазарское кел, чувашское кил сопоставляют с азербайджанским гил "семья, род".

По нашему мнению, хазарская основа имеет связь с кумыкским диалектным словом килик "палочка для игры в чижик", которое имеет вариант килив/киллив. Эта основа связана со старотюрк. киле "задвижка", осм. килпе "столб, кол, оковы", чаг. килуртек "оковы", башкирским келэ "крючок", азербайджанским диалектным килан "засов", чув. келе "засов, запор, щеколда".

Другой ряд производных этого корня: горноалт. келем "крепость", тел колоко "занавес", алт. колонго "укрытие, западня, вал", тел. колгек "засада, укрытие", крм.-тат. колйе, тур. куле "крепость"; эти основы восходят к древнему тюркскому глаголу коле- "укрыть, заслонить, защитить, преградить, ставить поперек", ср. саг. кола "заслонять, защитить, укрыть".

Данные хазарского языка не дают достаточных оснований для отнесения этого языка к булгарским языкам. Наоборот, все более или менее достоверные хазарские слова и онимы могут быть объяснены с учетом именно кыпчакского источника:

  • Чичак - имя дочери хазарского кагана, вышедшей замуж в 732 г. н.э. за Константина, сына византийского императора Льва Исавра [1,233] < кум. чечек "цветок";
  • Хатун - дочь хазарского когана Багатура < кум. къатын/хъатын "женщина, госпожа";
  • Рас-Тархан/Ас-тархан - глава хазар в 764 г. [1,242] < кум. ас < арс "ласка" + тархан "знатный господин";
  • Субут - хазарская царевна 798 г. [1,249] < др.-тюрк. Себит "Венера";
  • Тенуши - историческое лицо из Гамринской страны, помогший арабам взять хазарскую крепость в VIII в. н.э. [1,230] < кум. Темиш (персонаж кумыкского исторического сказания "Битва при Анжи": Темиш - уменьшительно-ласкательная форма от Темир "железный");
  • Парсбит - хазарское женское имя [1,211] - кум. диал. парс "леопард" + бет "лицо", букв, "леопардоликая";
  • Тархан - хазарский титул < кум. арх. таркъан/тэрхъан "знатное лицо, повелитель, защитник";
  • Авчи - хазарское мужское имя < кум. авчу "охотник", Аваз (этноним) < кыпчакская форма булгарского варианта Авар;
  • Тилмац (этноним) < кум. тилмач "знаток языка";
  • Булан - имя хазарского князя < кум. булан "лось, олень";
  • Илдуган - хазарское мужское имя < кум. эл тувгъан "страна + сородич";
  • Буйук - мужское имя < кум. бийик "высокий";
  • Бек-Тарлув (местность) < кум. бек тарлав "княжеское поле";
  • Саркел - название хазарской столицы < кум. сари "светлый" + *кел "дом, город";
  • каган "хан" < кум. хан/*хаган;
  • бэк "князь" < кум. бек;
  • болышчы "помощник < кум. болушчу "помощник";
  • ильк "первый" < кум. диал. илк "первый, главный";
  • шад (название титула, достоинства) < кум. фольк. шад "господин";
  • джабгу/джабу "титул, второй по значимости после титула кагана" < кум. Джабу < Джабгу (имя собст. мужск.);
  • къара "черный" < кум. къара "черный" и т. д.

Приведенный лингвистический материал явно недостаточен для полной характеристики хазарского языка. Но его вполне достаточно для принятия двух рабочих гипотез:

1) приведенный лексический материал несомненно кыпчакского происхождения (он дает нам основание предположить, что хазарский язык входит в группу кыпчакских языков и содержит в своем составе некоторые булгарские вкрапления; в этом случае хазарский язык можно считать древнекумыкским);

2) не исключено, что хазарский язык действительно был булгарским; в этом случае вышеприведенные кыпчакские элементы можно рассматривать как результат влияния на буларо-хазарский язык параллельного кыпчакского компонента, который и явился предтечей кумыкского языка.

Но в любом случае важно, что данные языка хазар свидетельствует о несомненном наличии кыпчакского элемента на территории Дагестана и Северного Кавказа примерно с IV в. н. э. Это дает основание полагать, что формирование кумыкского языка как кыпчакского связано не с XII в. н. э., как полагает современная лингвистическая наука, а с II-IV вв. н. э., когда в составе гунно-булгарских племен в Дагестан проникают и древние кыпчакские племена и языки.

Ссылки:

[1] Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962.

[2] Zajaczkowski A. Ze studiow natd zagadnieniem chazarskim. Krakow, 1947.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Шапошников А. Хазарский язык.

Дошедшая хазарская реликтовая лексика представлена как апеллятивами, так и онимами.
Из апеллятивной лексики приведу примеры, позволяющие реконструировать языковую картину мира: ajlaŋ ‘круг’, ajt- ‘говорить’, alabuγa ‘кит’, alašad’ ‘лошадь’, alaʧuγ ‘лачуга, хижина’, alma ‘яблоко’, alp ‘герой’, alpaγït ‘воин’, altun ‘золото’, ana ‘мать’, apa ‘бабушка’, are, arï ‘святой’, arpa ‘ячмень’, aš ‘еда’, ašïʧ ‘горшок’, at ‘имя’, at ‘конь’, ateχ
‘остров’, atta ‘отец’, aγer ‘честь’, aγu ‘драгоценность, сокровище’, aχ ‘белый’, baj ‘богатство, имущество’, balaχ ‘ребенок’, baluχ ‘город’, baluχʧï ‘градоначальник’, bardaχ ‘амфора, керамическая тара’, barmaχ ‘палец’, baš ~ paš ‘голова’, belüg ‘памятник, надмогильный знак’, bilgä ‘мудрый’, bir ‘один’, bitik ‘буква, надпись’, bojla ‘старейшина’, bolušʧï ‘помощник’, boγatïr ‘богатырь’, bu ‘этот’, bu[γ)δaj ‘зерно’, bujruχ ‘повелитель, отдающий распоряжения’, bulan ‘лось’, bur ‘вино’, burʧaχ ‘горох’, buza[j) ~ puza[j) ‘пшеница, зерно’, buγa ‘бык’, djaγ ‘масло, oleum’, djegit kiši ‘юноша’, djer ~ ʤer ‘земля’, djiak ‘орех’, djïl ~ ʤïl ‘год’, djiol ‘путь, дорога’, djoγïzïχ ‘поминальный’, djul ~ śal ‘река’, djula ‘титул’, ejgi ‘добрый’, el ~ il ‘племенной союз’, elitβer ‘вассальный местный правитель’, er ~ ir ‘муж’, erk ‘мощь, могущество’, ertem ~ erdim ~ irtim ‘доблесть, мужество’, es ‘ум, разум’, esχi ‘старый’, eβ ‘дом’, in ~ en ‘дыра, отверстие, дыра’, ïnaχ ‘верный, правоверный’, inäχ ‘корова’, išäd ‘достоинство’, issi ‘горячий’, iʧ ‘внутренний’, it ‘пёс’, iʧar ‘пить’, iδ ‘сосуд’, jabγu ~ ʤebu[γ]u ‘полководец’, joβa ‘лук’, kam ‘шаман’, kamla ‘камлать’, käp ‘идол’, kel ‘вежа’, kemä ‘корабль’, kendir ‘конопля’, kertmä ‘груша’, kiši ‘муж, мужчина’, kiʧi ~ kiʤi ‘малый, маленький’, kügirʧin ‘голубь’, kul ‘озеро’, kumiš ‘серебро’, meŋü ‘вечный’, mi[g]üz ‘рог’, miŋ ‘тысяча’, ñaj ‘лето’, ne ~ nä ‘что?’, ol ‘он, тот’, oʧaγ ‘очаг’, oγur ‘вор’, oχ ‘стрела’, peχ ‘князь’, sarï ‘жёлтый, бледный’, satoγ, satun ‘торговля, купля’, satuχʧï ‘торговец’, sazaγan ‘змея, дракон’, saγeθ ‘инструмент’, semi ‘жирный’, seγer ‘бык’, su ‘вода’, tägirmä ‘окружающий’, tama[χ) ~ tïma ‘устье’, tamγa ‘клеймо, печать’, tanaχ ~ tanïχ ‘телёнок’, täŋiz ‘море’, täŋri ‘небесный господь’, taraj ‘гребень’, tarχan ‘судья’, taś ‘камень’, taγ ‘гора, покрытая лесом’, ʧaγer ‘вино’, tegirmän ‘круглый, жернов’, temir ‘железо’, teräχ ‘дерево’, termä ‘таверна’, til, tille ‘язык’, tïlmaʧ ‘толмач, переводчик’, ʧïraχ ‘свеча’, tiräχ ‘стойка, столб, колонна’, tiśi ‘женщина’, ʧiʧäk ‘цветок’, ʧopon ~ tsopon ‘жупан’, ʧum ~ tsum ‘ковш’, ʧur ~ tsur ‘вождь’, turma ‘редис’, ʧuγun ‘медь, бронза’, tuδun ‘наместник-тутук’, ujum ‘резьба, резное’, ujuš ‘гравировка’, ûlaχ ‘ягненок’, ulu, olu ‘великий, большой’, umuʧ ‘надежда’, ur biti ‘выбитая надпись’, urʧuχ ‘пряслице’, us ‘веретено’, üβigi ‘дед’, uγlu ‘сын, ребенок’, δoγ ~ djoγ ~ djuχ ‘похороны, тризна, поминки’, χabuχ ‘кора’, χadïr ‘крепкий, мощный’, χamïś ~ χamul ‘тростник’, χatun ‘императрица’, χaγan ‘император’, χez ‘дева’, χezel ‘красный, кровавый’, χïrχ ‘сорок’, χopon ‘титул’, χoz ‘орех’, χuz ~ χïz ‘осень’ и др.
Ономастика представлена теонимами, антропонимами, этнонимами, топонимами.
Теонимы: Izden, Iʒdän ‘небесный судия, Яздан-творец’.
Антропонимы: Ашина (?), Ибузир Глябан, Булан, Шугаймек, Огиген, Собен, Парсбит, Барджик, Баян, Язи, Байчан, Майчан, Кайдум, Чичак и др.
Этнонимы: хазар, берсиль, баджанак, кангар, турк, алматы и др.
Топонимы: Сарыгшин – беловатый, Харакул – чёрное озеро, Атех – хазарский остров, Тамань – горловина, пролив, устье, Таматарха – судейство у пролива, Алматархан – судейство реки Алма, Астархан – судейство в низовьях (реки), Карбалук – город Кар др.

 

Еще средневековые историки и филологи интересовались проблемой хазарского языка. Одни из них отмечали близость хазарского языка языку булгар (Аль-Истахри), другие подчеркивали их различие, некоторые указывали на близость хазарского языка языку баджанаков (Махмуд Кашгари).

Европейские ученые относили хазарский язык к языкам тюркской семьи (Григорьев В. В., Куник А. А., Вамбери А.). Сделанный на основе наблюдений над «хазарской» топонимией (очевидно гетерогенной) вывод В. В. Бартольда о генетической связи хазарского с чувашским надолго утвердился в тюркологии. Из этой посылки исходили как пытавшиеся прочесть дунайско-булгарские надписи (О. Прицак), так и исследователи хазарской «руники» (А. М. Щербак) и историки тюркских языков (Н. А. Баскаков).

 

Накопление фактического материала и углубленное изучение первоисточников в последние десятилетия позволили по-новому взглянуть на проблему генетического родства хазарского языка. П. Голден и Е. Трыярский склонны сближать хазарский язык с языком кёк-тюрков и древних уйгуров в генетическом плане, а с «булгарским» и чувашским – в ареальном. Эта тенденция постепенно утверждается в современной тюркологии.

 

Отдельное направление хазаристики – поиски следов влияния хазарского языка в современных тюркских языках (караимском – К. М. Мусаев, кумыкском – И. Керимов, северных диалектах азербайджанского – Н. З. Гаджиева, В. Л. Гукасян).


 


 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

1) откуда данный глоссарий? Хазарские тексты на языке тюркской группы, АФАИК, не обнаружены. И почему в статье (?)

В 12.09.2015в00:48, Gurga сказал:

Хазарский был языком кипчакского типа.

идет сопоставление только с кумыкским языком?

Словник слишком велик для того, чтобы счесть его хазарским, без нахождения текстов, в которых могут эти слова встречаться. 

2) с чего это иранский Йездан/Яздан стал хазарским? С того, что кто-то захотел?

В общем, все такие материалы, пожалуйста, верифицируйте и приводите источники тех или иных откровений.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
1 минуту назад, Чжан Гэда сказал:

В общем, все такие материалы, пожалуйста, верифицируйте и приводите источники тех или иных откровений.

Шапошников "Хазарский язык"

http://www.bulgari-istoria-2010.com/booksRu/Al_Shaposhnikov_Qasar.pdf

PS ссылки на др.сайты давать не рекомендуется (???)
 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

И еще - Шапошников лихо раскладывает по полочкам эфталитов, гуннов, хазар, Ашина и т.д., в то время как НЕ СУЩЕСТВУЕТ приличной картины расселения тюркских народов в Евразии до определенного времени. Нет сведений, к какой группе относились эфталиты, являются ли они тем же, что и яда и хьяона и т.д.

Т.е. опять роскошная наукообразная статья, в которой автор "предполагая - доказывает".

А это уже уныло.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
2 минуты назад, Gurga сказал:

Шапошников "Хазарский язык"

Понимаете, это можно и без ссылок найти. А вот подумать, что написано - это обязательно надо.

Тот же Шапошников сначала говорит, что 

Цитата

Письменные памятники хазарского письма многочисленны, но крайне лапидарны: самые длинные надписи не превышают трёх – четырёх десятков букв.

А материала выдает - как будто тексты нашел!

В общем, у него есть такое выражение:

Цитата

У меня есть подозрение, что ...

И я согласен - у меня, лично, есть подозрение, что автор часто выдает желаемое за действительное.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Шапошников докторскую защищал в 1992г по этой теме.

Но его выводы не истина в последней инстанции, а информация к размышлению.
 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
12 часа назад, Gurga сказал:

Шапошников докторскую защищал в 1992г по этой теме.

Мединского вот предлагают степени лишить...

Доктор должен указывать источники информации, а не сыпать фамилиями своих коллег из тюркоязычных республик. 

Есть корпус хазарских надписей? Где он? Где ссылка на него?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Индоевропейская языковая семья и гаплогруппа R1a
      Автор: Рекуай
      Этнос это такая самовоспроизводящаяся система открытого типа. 
      Помимо биологического воспроизводства членов этноса, происходит передача по наследству материальной и духовной культуры, а так же социальных структур.
      Гаплогруппы передаются по наследству от отца к сыну в виде мутаций в Y хромосоме. При этом в Y хромосоме присутствует минимальное количество генетического материала и очень много пустого места, мутации на котором никак на человеке не сказываются. 
      Процессы этногенеза и гаплогруппы.
      Изучение генеалогических деревьев показало, что очень часто в человеческой популяции происходили локальные кризисы, отмеченные падением численности населения. При этом старые генеалогические ветви исчезали, а уцелевшие отмеченные новыми мутациями начинали ветвиться, восстанавливая предыдущую численность населения.
      R1a YTree (yfull.com) 
      R1a Y215 formed 22800 ybp, TMRCA 18200 ybp
      Имеется некий Адам обозначенный цыфро-буквенным кодом, в данном случае R1a.
      Y215 обозначает маркировку одной из мутаций, полученной в период лакуны 22800-18200 лет назад.
      Адам А, живший примерно 22800 лет назад, оставил после себя некоторое количество потомков, которые на протяжении 4600 лет занимали некоторый ареал, а потом все они оказались бесперспективными и вымерли не оставив потомства, кроме двух перспективных потомков, живших примерно 18200 лет назад с некоторым разбросом вокруг этой даты.
      Имеем Адама А (дата), предполагаемый ареал расселения его потомков, внутри которого проживали Адам А1 и Адам А2, места проживания которых могли оказаться в произвольном месте. Которые в свою очередь имели два ареала проживания своих потомков. И так до нашего времени.
      Соответственно имея ареалы обитания каждой из ветвей некоего дерева, можно методом наложения определить примерное место обитания этих Адамов вплоть до родоначальника.
      Этнос самовоспроизводится за счёт естественного воспроизводства, при этом происходит передача по наследству гаплогруппы, внутри которой происходит расхождение на отдельные ветви, имеющие свои нисходящие мутации. Помимо этого этнос может потерять часть своих наследников по соседним этносам и ассимилировать соседние гаплогруппы. Происходит своеобразное размывание.
      Помимо этого может происходить массовая ассимиляция, при которой внутри этноса появляются инородные гаплогруппы.
      Лингвистические процессы протекают по схожим законам, но имеют ряд существенных отличий. Во первых языки со временем меняются. При чём изменения происходят относительно быстро. Наступает некий временной порог, когда между некогда родственными народами различий накапливается столько, что не удаётся установить их родство. 
       
       
       
       
       
    • Ланда Р. Г. Мирсаид Султан-Галиев
      Автор: Saygo
      Ланда Р. Г. Мирсаид Султан-Галиев // Вопросы истории. - 1999. - № 8. - С. 53-70.
      Имя Мирсаида Хайдаргалиевича Султан-Галиева (1892 - 1940) долгое время было окружено заговором молчания. Поколения 40 - 80-х годов в нашей стране не знали ничего об этом выдающемся человеке, хотя и слышали (а иногда читали в учебниках) о борьбе с "султан-галиевщиной" как с опаснейшим видом "национал-уклонизма" и прочих смертных грехов в сталинские времена. Между тем "Мир Саид Султан Али Оглы", как его часто называют за рубежом, был крупным политическим деятелем эпохи Октябрьской революции 1917 г. и первых лет существования советской власти, одаренным литератором, талантливым публицистом, общественным мыслителем мирового масштаба, видным теоретиком освободительного движения народов ислама. Одни называют его "мусульманским Троцким", другие - "отцом революции Третьего мира", третьи - "самой крупной политической фигурой среди татарских лидеров Советской России". Л. Д. Троцкий и Л. Б. Каменев позднее раскаивались в том, что позволили Сталину "лизнуть крови" столь видного деятеля, как Султан-Галиев, и тем самым почувствовать свою безнаказанность. По их мнению, Султан-Галиев явился "первой жертвой генсека"1.
      С 1990 г. в России начался процесс серьезного изучения жизни и творческого наследия Султан-Галиева. Первым шагом в этом направлении явилась публикация научно-аналитического обзора и книги о его жизни. В Казани был создан общественный фонд его имени, проведена 12 июня 1992 г. международная научная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Султан-Галиева, подготовлен к печати сборник его избранных трудов и ряда документов по его делу. В Москве были изданы материалы совещания - ЦК РКП, разбиравшего летом 1923 г. дело Султан-Галиева. На этих документах вплоть до 1992 г. стоял гриф "совершенно секретно", ибо они как бы открывали совершенно новый этап национальной политики в СССР, который был связан с отказом от многих принципов и тактических установок большевиков периода 1917 - 1922 гг., то есть периода до образования СССР. Именно сменой одного этапа этой политики другим и был во многом вызван трагический поворот в личной судьбе Султан-Галиева2.
      Однако масштабы личности Султан-Галиева и его идейного наследия выходят далеко за рамки крушения в 1923 г. его политической карьеры и последующей жизненной трагедии, во многом типичной для судьбы революционеров 1917 г. в СССР периода 20 - 30-х годов. Критика и осуждение в советской прессе, особенно в Татарстане, преследовали Султан-Галиева до последнего дня жизни. Статьи вроде сочинения М. Кобецкого "Султангалиевщина как апология ислама" или "Победный путь латинизации в Татарии" Н. Хайрова, в которой осуждалось желание сторонников Султан-Галиева сохранить в Татарии арабскую графику, так же как сборник подобных статей в 1929 г. или целая серия "Идеология султангалиевщины" в журнале "Антирелигиозник", самым непосредственным образом свидетельствуют о том значении, которое придавала партийно-государственная верхушка СССР влиянию Султан-Галиева на образованных мусульман3.
      То же самое продолжалось и позже, уже после гибели Султан-Галиева и окончания второй мировой войны. Американский историк и исламовед А. Беннигсен и французский турколог Ш. Лемерсье-Келькеже собрали внушительную подборку советских публикаций на русском и татарском языках, посвященных борьбе с "султангалиевщиной", особенно в 1957 - 1977 годах. Подчеркивая, что количество этих публикаций "очень велико" и "не может быть приведено полностью", они указывают, что главной особенностью изученной ими прессы и литературы по данному вопросу является обвинение в "фальсификации", предъявляемое почти всем зарубежным авторам, писавшим о Султан-Галиеве. "Мы не раз фигурируем на видном месте среди этих "фальсификаторов", - не без гордости отмечают Беннигсен и Лемерсье-Келькеже4.
      Обилие статей и брошюр советского времени, в которых очернение Султан-Галиева дополнялось бранью в адрес его зарубежных исследователей, не имело ничего общего с подлинным изучением объективной роли и значения деятельности видного политика и мыслителя. Оно носило характер, по сути дела, примитивной контрпропаганды, имевшей целью максимально принизить и самого Султан-Галиева, и тех, кто серьезно его изучал, ослабить воздействие на мусульман СССР любой, даже нейтральной, информации на эту тему. А замолчать эту информацию было трудно. Султан-Галиева хорошо знали оказавшиеся в эмиграции представители политической элиты мусульман, такие, как видный татарский писатель Гайяз Исхаки, известный башкирский политический деятель и историк-востоковед Ахмет-Заки Валидов (Заки Валиди Тоган), осетинский лидер Ахмет-бей Цаликов (Цаликатты) и многие другие. Они почти все впоследствии упоминали о Султан-Галиеве в своих трудах и мемуарах. То же самое относится и ко второй волне мусульманских эмигрантов из СССР (М. Керими, Р. Мусабаю, Г. Файзуллину), публиковавшимся в 40 - 50-е годы в Мюнхене5.
      Среди западных историков интерес к Султан-Галиеву проявился еще в довоенной Германии, в частности - в книге Г. фон Менде "Национальная борьба российских тюрок"6. Это, с одной стороны, было закономерно, так как Германия того времени, готовясь к войне с СССР, хотела все знать о возможности сыграть на просчетах Сталина в национальной политике. С другой стороны, вполне возможно, что именно это внимание к давнему оппоненту Сталина, казалось бы, политически уже похороненному, но физически еще существовавшему, сыграло трагическую роль в судьбе Султан-Галиева, спровоцировав Сталина на действия в духе любимого его изречения: "Нет человека - нет проблемы".
      В Германии опубликовали свою первую работу о Султан-Галиеве и упоминавшиеся выше Беннигсен и Лемерсье-Келькеже. Она легла в основу их будущих трудов по данной тематике. О Султан-Галиеве они так или иначе упоминали и в других своих работах. Уделили внимание Султан-Галиеву также американский эксперт по России Р. Пайпс и известный французский историк-исламовед и знаток Востока М. Родинсон. Работающая в Англии Мария Беннигсен-Броксап (дочь А. Беннигсена) опубликовала в Оксфорде в 1984 г. сборник избранных статей Султан-Галиева. Различные стороны его деятельности освещали крупнейший арабист Франции Ж. Берк, профессор Американского университета в Бейруте Д. Гордон, известный философ-диссидент Р. Гароди, японские ученые М. Ямаучи и Т. Курусава. Даже в Польше социалистических времен 50-летие начала борьбы Сталина с Султан-Галиевым отметили статьей А. Кручека. Наконец, Султан-Галиеву посвящены художественные произведения на татарском, русском и французском языках - романы алжирца X. Тенгура, француженки К. Мурад, татарского прозаика Р. Мухаммадиева7.
      Так кем же был этот удивительный человек, о котором столько говорят и пишут уже 80 лет на разных языках в Москве и Казани, Париже и Алжире, Лондоне и Берлине, Оксфорде и Стамбуле? Какова была его действительная роль в истории? В чем значение его идей для судеб Востока? Был ли он "еретиком", "заговорщиком" и "пророком" или разработанная им концепция была "парадоксальным преломлением идей джадидизма в татарском обществе в условиях советской власти"?8.
      Мирсаид Хайдаргалиевич Султан-Галиев родился 13 июля 1892 г. в дер. Елембетьево Уфимской губернии. Его отец был учителем в мектепе (татарской школе) дер. Кармаскалы округа Стерлитамака (на территории современного Башкортостана). Мектеп относился к числу работавших по "новому методу" (усули джадид), по которому учащиеся овладевали грамотой, основанной на арабской графике, за несколько месяцев, на что в традиционных мусульманских школах уходило иногда более 3 лет. Родоначальником этого метода явился известный крымско-татарский общественный деятель И. Гаспринский (1851 - 1914), которого мусульмане называли Исмаил-бей (или "Исмаил Мирза") Гаспралы и "дедушка тюркской нации". Именно Гаспаринский впервые ввел новый (звуковой) метод обучения арабскому алфавиту в школе, основанной им в Бахчисарае в 1884 г., и включил в программу обучения светские дисциплины. Благодаря усилиям джадидов (так стали именовать сторонников "нового метода") уровень грамотности среди мусульман России стал быстро расти. В 90-е годы XIX в. это в первую очередь коснулось реформированных учреждений мусульманского образования (мектепов и медресе) в Казани, Уфе и Оренбурге. Характерно, что в 1897 г. среди татар Казани грамотных было 20,4%, а среди местных русских - 18,3%. На Западе многие исламоведы считают, что к началу XX в. Казань стала "подлинной интеллектуальной столицей ислама и соперничала со Стамбулом, Каиром и Бейрутом"9.
      Детство Султан-Галиева было трудным. Его семья нередко бедствовала, питаясь "лишь ржаным хлебом и чаем", постоянно переезжая с места на место вслед за главой семьи, которого переводили по службе из одной деревни в другую. "Постоянные переходы с одного конца Башкирии на другой, - вспоминал потом Мирсаид, - то по железной дороге (Уфа, Златоуст, Челябинск), то на лошадях (большей частью с переменой впечатлений, и самых разнообразных) создали во мне большую впечатлительность и наблюдательность. Жили мои родители очень бедно, имели кучу детей (двенадцать человек детей, из них двое умерли в детстве, одна - когда стала взрослой), и так как скудного учительского жалованья не хватало, то отец мой занимался еще столярством: делал шкафы, парты, стулья, а летом занимался в небольших размерах хлебопашеством... Родители мои не брезговали никакой физической работой. Отец косил, жал, боронил, рубил дрова, ухаживал за скотом, зимой учил ребят. Мать вела всю домашнюю работу: ухаживала за детьми, варила, мыла полы, шила". Все это мать Мирсаида, которую звали Айниль-Хаят, делала, несмотря на свое аристократическое происхождение: она была дочерью "прогоревшего татарского мурзы". Возможно, и отец Мирсаида претендовал на принадлежность к мусульманской элите и именно поэтому, как считают Беннигсен и Лемерсье-Келькеже, дал сыну символическое имя, сочетавшее указание на светскую власть эмира ("Мир") и духовную - сейида, то есть потомка пророка. Однако в повседневном быту это никак не проявлялось. Хотя Хайдар-Гали "в семейной жизни был немного деспотом", он, по воспоминаниям Мирсаида, "относился с уважением к человеческой личности. Он любил бедных и всегда помогал им. Учил этому и меня... и я полюбил труд. Ездил в лес мальчиком за дровами, ездил в деревню за водой, возил снопы, молол хлеб, ходил за коровой и лошадью, боронил и т. д."
      Учиться Мирсаид начал в шесть лет, рано проявил способности и рвение к учебе, но в гимназию или реальное училище попасть не смог ввиду отсутствия у его родителей средств на оплату учебы. Это его страшно угнетало. Пришлось довольствоваться образованием полуконфессионального толка в школе отца. Это впервые побудило Мирсаида обратить внимание на социальные барьеры между ним и его родственниками с материнской стороны, которые учились в гимназиях, реальных училищах или кадетских корпусах. Он стал понимать, почему отец избегал общения с родней Айкиль-Хаят: "Мать моя была дочь мурзы - "дворянка", а отец - простой "мишар" (мещеряк). И отца моего частенько "кололи" этим в глаза".
      "Но все же эти годы я постарался использовать для своего развития - писал впоследствии Мирсаид. - Я страшно любил читать и за эти годы прочел всю библиотеку отца: почти всех русских классиков, а из иностранных писателей - Вальтер Скотта, Александра Дюма, Майн Рида и т. д. Особенно я полюбил Короленко, Загоскина, Мамина-Сибиряка, Лермонтова и Гоголя". Впоследствии это многое определило в его жизни - стремление к взаимопониманию с русскими, к взаимодействию и взаимообогащению русской и татарской культур, уверенность в возможности и необходимости добиться свободы и справедливости для тюрко-мусульман России в тесном союзе с русским народом.
      Отец с детства учил Мирсаида русскому языку, которым мальчик овладел так хорошо, что впоследствии даже пытался переводить с русского на татарский произведения Пушкина и Толстого. В отцовском мектепе он проучился с 8 до 15 лет, усиленно занимаясь в эти годы татарским и арабским языками, историей, географией и математикой, а также получая одновременно представление о Коране и шариате, о персидском и турецком (вернее - староосманском) языках. Упорные занятия в мектепе и дома, особенно - хорошее знание русского языка помогли ему поступить в 1907 г. в Татарскую учительскую школу, основанную в Казани в 1876 г. и явившуюся впоследствии подлинным питомником татарской политической элиты: в частности, среди ее выпускников были либералы, подобные Садри Максуди, эсеры Фуад Туктар, Гайяз Исхаки, А. Девлетшин, А. Фахретдин и другие, в том числе - будущие татарские меньшевики и большевики. Здесь же действовал первый татарский политический кружок, издававший несколько лет подпольную газету "Таракки" (Прогресс) и в дальнейшем преобразованный в ассоциацию сторонников реформы мусульманского образования и всей системы ислама среди мусульман Поволжья.
      Все это не могло не оказать влияния на формирование духовного мира и убеждений юного Мирсаида. На его глазах набирало силу движение "новометодников" - джадидов: к 1912 г. только в Казанской губ. из 1088 мусульманских школ 90% были новометодными, а такие медресе, как "Хусейнийя" в Казани, "Алийя" и "Усманийя" в Уфе, "Мухаммадийя" в Оренбурге, считались одними из лучших в мире ислама. Наряду с этим противомусульманское отделение православной Казанской духовной академии только в конце XIX в. выпустило 46 сборников и публикаций, направленных на русификацию и "христианизацию" мусульман, что принесло определенные плоды: в 1867 - 1903 гг. до 200 тыс. мусульман (татар, башкир и других), - в том числе - около 130 тыс. человек в Казанской губ., перешли в православие, что создало, по мнению мусульманской элиты, угрозу раскола татарского общества. Эта угроза была тем более велика, что в самом Татарстане в конце XIX в. татары составляли всего около 40% населения, а больше половины их проживали тогда вне родных земель - в Сибири, Туркестане, Маньчжурии, казахских степях, на Кавказе, даже на Украине и в Европе. Поэтому они раньше других мусульман России откликнулись на лозунг Исмаила Гаспринского: "Дильде, фикирде, иште бирлик" ("Единство языка, мысли и действия"). Следует отметить, что Исмаил-бей выступил с этой формулой задолго до того, как из Стамбула началась пропаганда пантюркизма. До начала XX в. османские власти делали упор в основном на принципы панисламизма, то есть сплочения всех мусульман-суннитов под эгидой халифа, каковым считался османский властитель10.
      Поражение России в русско-японской войне 1904 - 1905 гг., революционные события в империи 1905 - 1907 гг., младотурецкая революция 1908 - 1909 гг. также вызвали брожение среди российских мусульман. На первом в России всеобщем съезде мусульман, тайно проведенном в Нижнем Новгороде в августе 1905 г., были признаны необходимыми "сближение мусульман всех областей России", "уравнение мусульман с населением русского государства во всех правах политических, гражданских, религиозных". Было решено создать также фактически свою кофессионально-политическую партию "Иттифак аль-муслимин" ("Согласие мусульман"). На втором съезде мусульман (в январе 1906 г. в Петербурге) был принят устав партии, главным лидером которой стал Исмаил Гаспринский. На третьем съезде в августе 1906 г. была принята программа партии, во многом сходная с программой кадетов (конституционная монархия, пропорциональное представительство различных наций в Государственной Думе, свобода печати, защита собственности). Несмотря на стремление защититься от "христианизации" и "русификации" в целом партия заняла лояльную властям позицию. Это объяснялось как наличием среди преобладавших в составе "Иттифак аль-муслимин" джадидов - тех, кто готов был удовлетвориться автономией мусульман внутри Российской империи, так и огромным авторитетом Исмаила Гаспринского, который в целом положительно относился к включению мусульманских земель в состав России, считая это "исторической необходимостью". Поэтому власти хоть и внимательно следили за "неразрешенными сходками мусульман" вплоть до 1913 г., особенно не беспокоились по этому поводу11.
      В подобной обстановке М. Султан-Галиев окончил в 1911 г. учительскую школу и, как отмечает Б. Султанбеков и И. Тагиров, "начал свою жизнь полуголодным сельским учителем и библиотекарем". Одновременно (с 1912 г.) он стал печататься в различных газетах на русском и татарском языках, сначала под псевдонимами "Сухой", "Сын народа", "Учитель-татарин", "Карамас-калинец", а с 1914 г. - под собственной фамилией. Тогда же он стал рассылать в библиотеки Уфимской губ. переведенные им на татарский язык рассказы Толстого и книгу детского писателя Засодимского "Печенька", а в "Мусульманской газете", издававшейся в 1912 - 1914 гг. в Петербурге известным кавказским деятелем С. Габиевым и осетинским социал- демократом А. Цаликовым, печатал под псевдонимом "Кульку-Баш" свои стихи и рассказы на русском языке. В то же время он распространял в мусульманских селениях Уфимской губ. антиправительственные прокламации (тайно) и выступал против навязывания мусульманским школам русских и кряшенских (то есть из крещеных татар) учителей.
      Его политические взгляды тогда еще не определились, и он сотрудничал и с далеким от политики журналом российских востоковедов "Мир ислама", и с левонационалистической татарской газетой "Тормыш", и с "Вакт" - органом татар-кадетов Оренбурга, и с рупором казанских джадидов "йолдыз", и с "Кояш" - изданием радикально настроенных панисламистов, и с газетами социалистического направления "Иль" ("Страна") и "Суз" ("Слово"), которые издавал в Петербурге его бывший однокашник по Казанской учительской школе писатель Гаяз Исхаки. Но, на наш взгляд, очень важно, что Султан-Галиев был тогда связан и с газетой "Терджуман" Исмаила Гаспринского, и с другими изданиями, близкими партии "Иттифак аль-муслимин". Иными словами, он примыкал к джадидам, постепенно сближаясь с их левым крылом, причем - с его элементами, наиболее втянутыми в русскую культуру и жизнь России. Стоит вспомнить, что именно в годы учебы Султан-Галиева, когда происходило его формирование как гражданина, Исмаил-бей сказал: "Мусульмане не будут устраивать против России революцию и не будут предателями в ее глазах". Еще раньше он совершенно недвусмысленно заявил: "Провидение передает под власть и покровительство России массу мусульман", делая ее "истинной посредницей между Европой и Азией". Султан-Галиев, судя по всему, был еще более настроен пророссийски, что определялось и его широкими связями как в мусульманской, так и в общероссийской среде, его хорошим знанием русского языка и русской культуры, влиянием на него как на писателя, публициста и мыслителя позднего Толстого, Чехова, Мамина-Сибиряка, Горького12.
      Вместе с тем сам он позднее признавал, что именно во время учебы в Казани он получил "первые уроки" социализма. Его учителями в этом деле были будущий большевик А. Насыбуллин и будущий басмач (а до этого - революционный романтик) А. Ишмурзин. Они давали Мирсаиду книги по теории социализма и вели с ним соответствующие беседы. Однако, по признанию Мирсаида, он тогда всю эту теорию воспринял весьма поверхностно: "Осмыслил я ее и впитал в себя уже по выходе из семинарии".
      Вскоре по окончании школы Мирсаид женится на своей дальней родственнице Раузе Чанышевой, сводной сестре его однокашника татарского князя Кудашева. Они вместе учительствовали около года в башкирской деревне Шарипово. До этого он некоторое время учился на летних педагогических курсах в Москве, а потом - заведовал первой в России Стерлитамакской народной земской библиотекой, состоявшей из книг на татарском языке. Впоследствии, будучи приглашены в Баку, Султан-Галиевы с только что родившимся ребенком на руках бедствовали и некоторое время существовали только на зарплату Раузы, преподававшей географию. Мирсаид стал журналистом и, освещая жизнь мусульман, постоянно сталкивался с проблемами, понятными, как он потом писал, "при том бешеном национальном антагонизме, который существовал между татарами и армянами" в Баку.
      С началом первой мировой войны Султан-Галиев переезжает в Закавказье. С 1915 г. он выступает под псевдонимами "Кельке-Баш" и "Мирсаит" в газетах "Кавказское слово" (издававшейся лидером мусульманских националистов Азербайджана Мамед-Эмином Расул-Заде), "Баку" и "Кавказская копейка". Он использовал то обстоятельство, что отношения между мусульманами Кавказа и, как считает И. Тюркоглу, "Идиль-Урала" (то есть Поволжья и Сибири) были весьма интенсивными в экономическом, культурном и религиозном плане, тем более что закавказские джадиды были представлены на съездах мусульман в Нижнем Новгороде и впоследствии поддерживали тесные связи с единомышленниками в регионе "Идиль-Урала". В Баку Султан-Галиев написал много обращений к "русским, армянам и грузинам о нуждах и чаяниях мусульман", занимался организацией живших в Закавказье поволжских рабочих-татар и, по его собственному признанию, "бился и старался над созданием Советов еще тогда, когда среди мусульман России не было и слова "Советы"13.
      Судя по всему, именно в Баку, в ходе тесного общения с интернациональной рабочей средой азербайджанцев, армян, грузин, русских, татар, иранцев, под влиянием нараставшего не только среди мусульман, но и по всей России социально-политического недовольства Султан-Галиев сделал первые шаги от сочувствия либеральному обновленчеству джадидов (и их культурно-религиозному реформизму) к революционному социализму. Он, конечно, и ранее был, очевидно, знаком со взглядами близких ему эсера Г. Исхаки или меньшевика А. Цаликова. Но это не мешало ему делать еще в 1914 г. упор на то, что "мусульмане должны позаботиться о себе сами, ведь мало кто заботится о нас". События военных лет, обстановка в Баку, известия о восстании мусульман в Средней Азии в 1916 г. должны были изменить его позицию, подтолкнуть его к разрыву с умеренными джадидами, лояльными Петербургу.
      Февральская революция 1917 г. застала Султан-Галиева в Баку, где он вскоре стал одним из учредителей газеты "Известия Бакинских мусульманских общественных организаций". Он принял участие в Первом съезде мусульман России в апреле 1917 г. в Москве, где был избран секретарем Исполкома Всероссийского мусульманского совета. Но после этого он не вернулся в Баку, а отправился в Казань, где 7 апреля 1917 г. Мулланур Вахитов (1885 - 1918), инженер-строитель, учившийся ранее в Петербурге и ставший там "пламенным марксистом", сплотил возникшие в феврале 1917 г. рабочие комитеты мусульман в единый Мусульманский социалистический комитет. Но, имея "темперамент предводителя и прирожденного борца, он не был теоретиком". Султан-Галиев стал его заместителем, другом и единомышленником. Последнее случилось, очевидно, не сразу, так как в ряды большевиков Султан-Галиев вступил только в июле 1917 г., под сильным влиянием Вахитова, который был, по словам Беннигсена и Лемерсье-Келькеже, "выдающейся личностью, предназначенной руководить мусульманским коммунизмом". Однако можно предположить, что все было гораздо сложнее, так как вплоть до октября 1917 г. в организации большевиков Казани почти не было татар, а Вахитов и Султан-Галиев приглашались с июля 1917 г. на заседания комитета партии "сугубо персонально".
      Конечно, вполне естественно, что Мусульманский социалистический комитет, объединявший многих бывших джадидов, действовал отдельно от большевиков, не стоял на их идеологических позициях и считал своей задачей прежде всего "борьбу против мусульманского феодализма и традиционализма", "за национальное освобождение мусульман" и "за распространение социализма на весь мир ислама". Но именно такие "слишком общие политические идеи", сходные, по мнению некоторых исламоведов, с теориями "иранских Моджахедин-и халк, одновременно марксистскими и мусульманскими", и могли привлечь в то время к делу подготавливавшейся большевиками революции представителей самых разных социальных кругов, пришедших из различных партий, - эсеров, меньшевиков, анархистов и даже "бывших активистов исламского движения". Кроме того, известно, что Мусульманский социалистический комитет "был первой татарской политической организацией, объявивший о своей приверженности марксизму". А дальнейшее сближение мусульманских социалистов с большевиками лучше всего объяснил впоследствии, в декабре 1917 г., сам Султан-Галиев: "Меня влечет к ним та любовь к моему народу, которая неотъемлемо сидит во мне... Лишь они прекратили войну. Лишь они добиваются того, чтобы национальностям передать их судьбы в собственные руки. Лишь они разоблачили тех, кто начал мировую войну... Ведь они провозгласили те слова, которых не было еще с сотворения мира в истории Российского государства"14.
      В октябре 1917 г. Вахитов и Султан-Галиев, совместно издававшие газету "Кызыл Байрак" ("Красное знамя") и "великолепно дополнявшие друг друга", активно участвуют в деятельности казанского Военно-революционного комитета и в свержении власти Временного правительства. Они внесли большой вклад в дело привлечения на сторону большевиков симпатий трудящихся мусульман, в дело подготовки самых первых шагов Советской России в политике по отношению к Востоку. В частности, мало кто знает, что знаменитое "Обращение ко всем трудящимся мусульманам России и Востока" от 20 ноября (3 декабря) 1917 г. подписано не только Лениным, но и Вахитовым. В январе 1918 г. Вахитов возглавил Центральную военную мусульманскую коллегию при Наркомате по военным делам, Комиссариат по делам мусульман при Народном комиссариате России по делам национальностей, а в дальнейшем совмещал эти функции с обязанностями чрезвычайного комиссара по продовольствию в Поволжье и командира 2-го татарско-башкирского батальона, оборонявшего Казань от белогвардейцев. Во всех его делах его верным соратником и помощником был Султан-Галиев, также принявший активное участие в формировании мусульманских частей Красной Армии. Одновременно он был Казанским губернским комиссаром по делам мусульман, комиссаром просвещения в Казанском совнаркоме и продкомиссаром.
      После гибели Вахитова в августе 1918 г. (он был взят в плен и расстрелян) все его обязанности Султан-Галиев принял на себя, сыграв важную роль в ходе гражданской войны в Поволжье и Приуралье. В 26 лет он стал Председателем Центрального мусульманского комиссариата Наркомнаца РСФСР, Председателем центральной мусульманской военной коллегии при Народном комиссариате по военным и морским делам РСФСР, позднее - главой Федерального земельного комитета, а с 1921 г. еще и читал лекции для слушателей Коммунистического университета трудящихся Востока (КУТВ). Он к этому времени был самой видной политической фигурой среди татарских коммунистов и ведущим знатоком мусульманских проблем в Советской России. Будучи членом коллегии Наркомнаца, он возглавлял в 1918 - 1921 гг. Центральное бюро коммунистических организаций народов Востока при ЦК РКП(б)15.
      В июне 1918 г. в Казани на Всероссийском совещании коммунистов-мусульман была создана Российская мусульманская коммунистическая партия, преобразованная на съезде в Москве в ноябре 1918 г. в мусульманские организации РКП(б). Партию возглавил Султан-Галиев, представлявший ее себе как "орган, всех революционеров-мусульман, кто более или менее принимает программу РКП(б)". Он планировал также создание мусульманской Красной Армии (преимущественно из татар), которая должна была составить до половины всех вооруженных сил большевиков. Опорой ей должна была послужить созданная в марте 1918 г. Вахитовым и Султан-Галиевым Татаро-Башкирская Советская республика, представлявшая собой первый опыт социалистической мусульманской автономии в составе Советской России. Ее дополнило создание мусульманских секций РКП(б) и отделений союза юных социалистов-мусульман. В дальнейшем (по настоянию Сталина главным образом) съезд РКП(б) в марте 1919 г. отменил все национальные организации в партии, и Султан-Галиев с этого времени возглавлял уже Цебюро Комвостока, но его еще долго называли на Волге и Урале "председателем мусульманской коммунистической партии". В этом качестве он, в частности, вел в декабре 1918 г. - феврале 1919 г. переговоры с лидером автономной Башкирии Ахметом-Заки Валидовым, обеспечив переход войск башкирских автономистов на сторону Советов. Конечно, во многом этот переход был вызван недальновидной и враждебной по отношению к мусульманам политикой Колчака. Однако определенную роль сыграли здесь и личные качества Султан-Галиева, его доброжелательный и гибкий подход к оппонентам, умение добиться доверия и понимания с их стороны. Имело значение и то, что Султан-Галиев и Важидов были почти земляками и "личными товарищами" по школе16.
      С мая по июль 1919 г. Султан-Галиев был членом Реввоенсовета 2-й армии Восточного фронта. Он много сделал для укрепления боевого духа полков и дивизий, в которых значительную часть составляли татары, башкиры, чуваши, представители других народов Поволжья, Урала и Сибири (в большинстве своем - мусульмане). Это повысило боеспособность армии. После этого Султан-Галиев около трех лет работал в Москве, во многом определяя политику РКП(б) по отношению к мусульманам. Эта политика преследовала своей целью не только привлечь мусульман на сторону советской власти, но и прежде всего избежать прямой конфронтации с ними, тем более что численность мусульман России в 1910 - 1923 гг. (несмотря на потери в первой мировой и гражданской войнах) выросла с 20 млн. до 30 млн. человек. Эта сила, встав на сторону белых, могла решить исход борьбы. То, что этого не случилось, было следствием исключительной гибкости политики РКП(б), чья программа в те годы прямо предписывала: "Необходима особая осторожность и особое внимание к пережиткам национальных чувств". Обеспечить осторожность и внимание могли лишь такие люди, как Вахитов и Султан-Галиев, интернационалисты - с одной стороны, знатоки культуры и самобытности своих народов - с другой. "Нет для меня ни русских, ни татар, ни китайцев", - писал Султан-Галиев еще в 1917 г., при этом выделяя, однако, татар и мусульман, которые "больше всех угнетены и больше всех растоптаны". Призывая мусульман к оружию, к борьбе против "капитализма российской и иностранной буржуазии", он вместе с тем выступал в защиту "свободного самоопределения народностей" и против отрицавших этот принцип демагогов и лево-экстремистов в РКП(б)17.
      Принципиальная линия Султан-Галиева заключалась в последовательной реализации призывов "Обращения ко всем трудящимся мусульманам России и Востока": "Вы сами должны быть хозяевами вашей страны! Вы сами должны устроить свою жизнь по образу своему и подобию! Вы имеете на это право, ибо ваша судьба - в собственных руках!" В соответствии с этими призывами съезду мусульман в Петрограде в декабре 1917 г. был возвращен конфискованный в свое время царским правительством экземпляр Корана халифа Османа, в январе 1918 г. башкирам Оренбурга вернули мечеть "Караван-сарай", татарам Казани - башню Суюмбике. Публикация правительством Советской России в начале 1918 г. тайных договоров царя, затрагивавших судьбы мусульман Османской империи, также высоко подняла престиж правительства Ленина в глазах мусульман России. В июне 1918 г. Совнарком создал особые мусульманские комиссариаты в русских губерниях и в Средней Азии. При поддержке большевиков проводились мусульманские съезды, на которых революционные атеисты сидели рядом с муллами и вместе с ними провозглашали лозунг "веры, свободы и национальной независимости". Нередко в пропаганде большевиков использовался тезис о том, что коммунизм и шариат не противоречат друг другу, а взаимно друг друга дополняют. Ввиду этого даже часть мусульманского духовенства выдвинула лозунг: "За советскую власть, за шариат!" Не в последнюю очередь все эти обстоятельства учитывали и Валидов, подписывая в феврале 1919 г. соглашение с Москвой о переходе на сторону советской власти 2 тыс. башкирских бойцов и образовании автономной Башкирии, и А. Байтурсун, вождь казахской Алаш-Орды, в ходе переговоров в марте-июне 1919 г. договорившийся с Москвой о "временном управлении" Казахстана. Последствия этих соглашений, по оценкам западных историков, "были для белых катастрофическими"18.
      Возможно ли все это было, если бы среди большевиков не было людей, подобных Вахитову и Султан-Галиеву, отлично знавших и понимавших не только суть "мусульманского вопроса" в России в то время, но также историю, сложности и "подводные камни" этого вопроса, культуру и психологию мусульман, писанные и неписанные законы их общественной и политической жизни? Ясно, что это было бы невозможно.
      А ведь порою дело доходило до того, что даже в 1921 г. "сам" нарком по делам национальностей Сталин поддерживал, как их тогда называли, "советских шариатистов", которые выдвинули к тому времени ряд видных лидеров и идеологов, каковыми были Бабахай в Туркестане, Расулов в Татарстане, Тарко-Хаджи в Дагестане, Али Митаев и Су-гаип-мулла в Чечне, Каткаханов в Кабарде. Да и позже, в 1922 г., когда новый подъем исламского повстанчества охватил Северный Кавказ, Татарию, Бухару и Хорезм, когда Мусульманский конгресс Туркестана в Самарканде в апреле 1922 г. торжественно провозгласил Туркестанско-тюркскую независимую республику с полным возрождением законов шариата, большевики снова пошли на уступки, восстановив в мае 1922 г. ранее ликвидированные в Средней Азии шариатские суды, вернув мечетям и медресе отобранное имущество, возродив управление вакфов, празднование пятницы вместо воскресенья, выборность имамов и т. п. В декабре 1923 г. было даже проведено совещание мулл под лозунгом "Советская власть не противоречит исламу". И так продолжалось примерно до конца 20-х годов19.
      Другое дело, насколько искренни были вожди большевиков в своих "происламских" и "прошариатских" симпатиях. Большинство их после того, как победа была достигнута, круто поменяли эту столь не свойственную атеистам позицию терпимости и согласия. "Меры, принятые советским государством по отношению к исламу и его организациям, были не уступкой, а тактикой партии", - признал впоследствии секретарь ЦК Компартии Узбекистана Акмаль Икрамов, сам погибший в 30-е годы по обвинению в "национал-уклонизме". Но, может быть, действительно лучше было бы уступить, чем обманывать? История не любит, когда ее торопят, и жестоко мстит за все попытки ее подхлестнуть и искусственно ускорить, за что мы, собственно говоря, и расплачивались уже не раз.
      Для Султан-Галиева политика терпимости и согласия была не тактической уловкой, а принципиальной сутью, стержнем его позиции. Глубоко связанный со своим народом, чутко реагировавший на все новое (а в революционные годы ситуация менялась каждый день, требуя молниеносного обобщения все прибывавшего и ранее небывалого опыта), Султан-Галиев был убежден в том, что осторожность и уважительное отношение к национальным и религиозным обычаям и традициям, к особенностям культуры, социального быта и духовной жизни народов Востока дают единственный шанс принятия этими народами социализма как учения и руководства к действию. Он клеймил "незнание Востока, с одной стороны, и обусловливаемый этим страх перед ним с другой". Он требовал принять во внимание, что "ислам как религия" имеет в глазах самих мусульман "характер угнетенной и защищающейся религии". Отсюда - надо обязательно учесть, что в этой "самой молодой, а потому самой крепкой и сильной по влиянию" религии есть много законов, "которые по своему существу носят вполне положительный характер", включая "отрицание частной собственности на землю, воду и леса".
      Убеждения Султан-Галиева рано или поздно должны были войти в противоречие с линией Сталина на авторитарный централизм и бюрократическое насилие в решении всех вопросов, в том числе и в первую очередь - национального. Известный французский востоковед Ж. Берк не совсем прав, когда он объясняет отказ от тезиса Султан-Галиева, предложившего "базировать распространение марксизма среди народов степей на татарской самобытности, понимаемой "как "форма" социалистического содержания", верностью советской системы "индустриальным схемам и общим местам". Элемент подобного отношения к оригинально мыслившему теоретику со стороны догматиков и просто людей малограмотных, конечно, был. Но главное заключалось не в этом. Догматизм, узость мышления и просто невежество можно было преодолеть. Сумели ведь это сделать, пусть со многими ошибками и упущениями, в 1917 - 1921 год! Однако к 1922 - 1923 гг., когда, собственно, и началось то, что потом назвали "делом Султан-Галиева", а еще позднее "борьбой с султангалиевщиной", уже стал набирать темпы процесс перерождения руководящей части партийной элиты в партократов и хозбюрократов со всеми вытекающими из этого последствиями.
      Не только со Сталиным, но и со многими другими советскими руководителями (Н. Крестинским, X. Петерсом, Е. Преображенским) у Султан-Галиева были разногласия. Они были против его политики "чрезмерных", по их мнению, уступок национальным меньшинствам, против создания территориальных автономий, опасаясь подрыва единства РСФСР. Они, как и многие другие руководители РКП(б), не понимали Султан-Галиева, когда он требовал "главное внимание... обратить на Восток... в том числе и на мусульманские страны", на то, чтобы "быстрее помочь встать на ноги татарам, башкирам, киргизам, мусульманам Туркестана и Кавказа". Он мечтал, "вооружив и объединив эти народы", направить их "через Иран и Афганистан... в Турцию, арабские страны, Индию для того, чтобы освободить их от западноевропейского капитала". При всей утопичности этого типичного для революционного 1919 г. лозунга его автор был, пожалуй, прав, утверждая: "Пока международный империализм имеет в своих руках Восток как колонию, где он является полновластным хозяином всех его природных богатств, ему гарантирован удачный для него исход всех отдельных столкновений его с рабочими массами метрополий на экономической почве". Более того, необходимость решения "восточного вопроса" для Султан-Галиева диктовалась и стремлением лишить западную буржуазию возможности "использовать великую национально-классовую ненависть, которая таится в груди Востока к Западу", в целях подавления рабочих Европы.
      Но товарищи по партии, остававшиеся в своем большинстве (включая Ленина и Троцкого) "западниками", нетерпеливо ожидавшими победы революции в Европе, не понимали Султан-Галиева. Еще меньше они его понимали (более того - относились к нему крайне подозрительно), когда он находил такие позитивные черты в исламе, как "обязательность просвещения" (в связи с изречением пророка: "Жажди познаний от колыбели до могилы"), "обязательность промышленности и труда", "обязанность родителей воспитывать своих детей до совершеннолетия", "допустимость гражданского брака", "отрицание суеверий, запрещение колдовства, азартных игр, роскоши, расточительности, золотоношения и шелконошения, употребления спиртных напитков, взяточничества и людоедства", а также - установление прогрессивно-налоговой системы, семейного и наследственного права20.
      Накануне XII съезда РКП(б) среди некоторых ее членов тайно распространялся документ, авторство которого приписывали лидерам фракции "демократического централизма". Авторы документа прямо требовали "уничтожить монополию коммунистов на ответственные места, лишить партбилет значения патента и тем ослабить засорение партии карьеристами и развитие карьеризма, приспособленчества, обывательщины в рядах партии". Документ содержал прямое требование вывести из руководства "одного-двух наиболее фракционно настроенных (наиболее разложивших партийную среду, наиболее способствовавших развитию бюрократизма под прикрытием лицемерных фраз) ответственных работников господствующей группы: Зиновьева, Сталина, Каменева". Несмотря на это, именно указанная группа и в первую очередь Сталин, с 1922 г. контролировавший партаппарат в качестве генсека, обеспечила на 83% укомплектование состава делегатов XII съезда РКП(б) исключительно зависящими от аппарата партработниками. Опираясь на этот состав, Сталин практически уже в 1923 г. мог навязывать партии любые угодные ему решения.
      В подобных условиях Султан-Галиев, всегда думавший не об интригах, а о деле, не о власти, а о революции и ее целях, вступил в полемику со Сталиным. Ранее Сталину нужен был Султан-Галиев, который гарантировал умелое, гибкое и умное осуществление провозглашенной в 1917 г. политики РКП(б) в национальном и религиозном вопросах. Однако Сталину-генсеку нужны были не самоотверженные борцы, а послушные чиновники, не оригинальные мыслители, а бездумные исполнители. Поэтому конфликт между будущим "отцом народов" и действительным знатоком национальных проблем был неизбежен. Султан-Галиев был незаменим, когда надо было завоевывать авторитет у народов Востока, привлекать мусульман на сторону советской власти, сбить первую волну национализма и басмачества в Крыму, Средней Азии, на Кавказе и в Поволжье. Но Султан-Галиев, стремившийся всерьез продолжать демократическую политику уважения национальных прав и особенностей, признания роли ислама и местных культур, самоопределения и самоуправления на деле, а не на словах, такой Султан-Галиев был Сталину не только не нужен, но и опасен.
      Уже в сентябре 1920 г. Султан-Галиеву было отказано в поездке на съезд народов Востока в Баку. Учитывая посты, им тогда занимаемые, это означало лишь одно - его точка зрения начинала расходиться с линией его непосредственного начальника - Сталина, отношения с которым, как пишет Б. Султанбеков, "прошли различные этапы - от безусловного доверия вождя своему талантливому сотруднику... до личной ненависти, вплоть до отказа здороваться и подавать руку". Не только Сталин, но и руководивший съездом в Баку Зиновьев и другие "западники" в руководстве РКП(б) не хотели "дать толчок началу великой освободительной борьбы угнетенных народов Востока". Опасаясь панисламизма и пантюркизма (на съезде присутствовали Энвер-паша, Джемаль-паша и другие известные пантюркисты, пытавшиеся добиться своих целей путем временного блокирования с большевиками), руководители бакинского съезда добились, вопреки точке зрения Султан-Галиева, признания делегатами "первостепенности" революции на Западе. Характерно, что Валидов (тогда еще - председатель Башкирского ревкома и член ЦИК РСФСР) участвовал в работе съезда нелегально, с июня 1920 г. скрываясь от слежки, и впоследствии обвинял Зиновьева и Радека, что они в Баку "обращались с представителями Востока, как комиссары с темной массой на крестьянских съездах" и навязывали им "те решения, которые продиктовала Москва". Именно благодаря подобному игнорированию линии Султан-Галиева и последовали в дальнейшем неудачи Коминтерна на Востоке в целом, а большевиков - в затянувшейся борьбе с басмачами в Средней Азии (в которой басмачами руководили Энвер-паша и Валидов) и мусульманскими партизанами на Северном Кавказе.
      Султан-Галиев выступил одним из первых с резкой критикой сталинского проекта "автономизации" в период подготовки Союзного договора 1922 года. На заседании фракции РКП(б) X Всероссийского съезда Советов в декабре 1922 г. он говорил об ошибочности предлагаемых Сталиным форм объединения республик в единый Союз и особенно - о неверном принципе разделения "советских республик на национальности, которые имеют право вхождения в союзный ЦИК, и на национальности, которые не имеют этого права". По его мнению (он приводил при этом пример "союзной" Грузии и не достигшего, по Сталину, этого уровня "автономного" Туркестана, гораздо более масштабного по территории, населению и политико- стратегическому положению), надо было ликвидировать это "разделение на пасынков и на настоящих сыновей". Удивительно, до чего точно Султан-Галиев предвидел возможность противоречий и трений, именно сегодня, через 70 лет, вышедших на поверхность и породивших кровавые конфликты в Нагорном Карабахе, Абхазии, Южной Осетии и в других местах. Однако Сталин в своем ответе счел, что позиции Султан-Галиева "подрывает... революционное объединительное движение" и вообще не идет дальше "самолюбия некоторых предсовнаркомов некоторых автономных республик, желающих прокричать эту самостоятельность". Для большей убедительности Сталин организовал также выступление Сеид-Галиева, земляка Султан-Галиева, который в свое время настоял на отзыве Сеид-Галиева из Татарии за допущенные ошибки в ходе продразверстки. В пику Султан-Галиеву Сеид-Галиев даже утверждал, что "между Крымской или Татарской республикой и Тульской губернией никакой разницы в этом отношении (то есть в смысле положения внутри будущего Союза. - Р. Л.) нет"21.
      В принципе Султан-Галиев защищал примерно ту же точку зрения, что и Ленин, тогда же, в декабре 1922 г., заметивший: "Видимо, вся эта затея "автономизации" в корне была неверна и несвоевременна". Но с Лениным Сталин в открытую бороться, очевидно, не считал нужным. А вот на примере Султан-Галиева решил проучить и запугать всех своих возможных соперников. Тем более, что неугомонный оппонент и не думал отказываться от своих принципиальных позиций. На заседании секции XII съезда РКП(б) по национальному вопросу 25 апреля 1923 г. он снова заявил, что "та постановка вопроса, которая предлагается тов. Сталиным, не разрешает национального вопроса и мы принуждены будем опять возвращаться к этому вопросу, если не поставим его кардинально". Последующие десятилетия и горькая действительность наших дней более чем убедительно доказывают справедливость этих слов, так же, как и следующих: "Нельзя говорить, что эта национальность доросла до того, что ей можно предоставить автономию, а эта - не доросла... Если мы будем так рассуждать, то до чего мы дойдем?"
      А тогда, после XII съезда, Сталин принял меры по нейтрализации своих оппонентов. Наиболее известные из них (X. Г. Раковский, Б. Мдивани) были отправлены на дипломатическую работу (то есть в почетную ссылку). Что же касается Султан-Галиева, то здесь генсек поступил иначе. "Сталин, - пишет А. А. Антонов-Овсеенко, - ударил неожиданно. По его указанию ГПУ установило за Султан-Галиевым специальное наблюдение - агентурное и по линии связи (почта, телефон)". Ничего не подозревавший член коллегии Наркомнаца между тем продолжал пропагандировать письмо Ленина об "автономизации" и резолюцию XII съезда, в которой указывалось на особую опасность не "уклона к национализму", как требовал Сталин, а уклона к великодержавию, который на XII съезде обличал Султан-Галиев, заявляя, что великодержавный шовинизм (в котором косвенно тем самым обвинялся Сталин) многие "прикрывают борьбой с местным национализмом". Некоторые письма Султан-Галиева того времени (например, наркому юстиции Крыма И. К. Фирдевсу от 9 апреля 1923 г.) заканчиваются словом "Сожги". Он к тому времени уже знал о слежке за ним22.
      4 мая 1923 г. Партколлегия ЦКК РКП(б), рассмотрев дело М. X. Султан-Галиева, исключила его из партии "как антипартийный и антисоветский элемент", сняла со всех постов и передала его "дело" в ГПУ. Вскоре он был арестован по обвинению в создании националистической организации, выступавшей якобы против руководства партии и государства. Обвинение основывалось на перехваченных ГПУ конспиративных письмах Султан-Галиева ряду разделявших его взгляды руководителей Татарии, Башкирии и Крыма с призывом выступать на партийных собраниях и в рамках советских органов власти с защитой своих позиций. Осуждался он и за поддержку практики возрождения на Волге старинных татарских селений, и за выступления во время поездок в Крым, Калмыкию, Татарию и Башкирию. Самым "страшным" было обвинение в связи с Валидовым, в то время находившимся в рядах басмачей. В своих показаниях в ГПУ и письме в политбюро Султан-Галиев отрицал выдвинутые против него обвинения, но не отрекался от попытки установить связь с Валидовым (через народного комиссара Башкирии А. Адигамова) с единственной целью - воздействовать на Валидова, подобно тому, как это было в 1919г. при переговорах о переходе башкирских формирований на сторону советской власти.
      Следует учесть, что все, связанное с Валидовым, вызывало тогда ярость не только у Сталина, но и у других лидеров партии. Столь крупный и авторитетный мусульманский деятель, успешно ускользнувший от ГПУ и сумевший, тайно передвигаясь по советской территории, попасть и в Баку, и в Среднюю Азию, знал слишком много. В своих воспоминаниях он пишет, что Сталин "любил насмехаться над татарами и кавказцами, которые работали под его началом", а по поводу русских и польских беженцев в Башкирии предлагал Валидову (тогда - главе Башревкома): "Вы просто уничтожьте этих людей, и не будет никаких проблем". Хорошо отзываясь о Султан-Галиеве, Л. Д. Троцком и М. В. Фрунзе, Валидов был весьма критического мнения о большинстве советских лидеров, особенно - о Сталине, который вел с ним провокационные разговоры, "обвинял русских в шовинизме и ругал их". В письме некоторым членам ЦК РКП(б) 12 сентября 1920 г. Валидов писал, что Сталин обманул его и что он опасается "неискреннего, замаскированного диктатора, который играет людьми, их волей". Сталин впоследствии не раз пытался вернуть Валидова в Москву, даже льстил ему, говоря, что Валидов, якобы, "много умнее Султан-Галиева и много энергичнее", что он - "человек незаурядный, сильный, с характером, с волей, человек практики", доказавший, что "умеет создать из басмачей армию".
      Говорить об искренности Сталина в данном случае не приходится. Просто Султан-Галиев уже был у него в руках, а Валидов - нет. Хорошо зная истинную цену и тому, и другому, Сталин, возможно, если и ценил Валидова выше, то - за недоверие к нему, Сталину, который сам никому не верил. В то же время более открытая, принципиальная и честная позиция Султан-Галиева не должна была вызывать у него уважения, ибо, по его понятиям, таким людям в политике нечего было делать.
      Сам же Султан-Галиев в своем письме из тюрьмы членам Центральной Контрольной Комиссии РКП(б) от 23 мая 1923 г. писал, что он стремился доказать Валидову гибельность басмаческого движения и характеризовал его как талантливого "самородка", который, "если бы мы не оттолкнули его от себя,., был бы один из честнейших работников Коммунистической партии на Востоке". Не отрекаясь от своего старого друга, Мирсаид Султан-Галиев даже критиковал себя за то, что не все сделал для сохранения Валидова в РКП(б)23.
      После ареста Султан-Галиева в его защиту выступили руководители Татарии, обратившиеся с письмом к Политбюро и секретариату ЦК. Но Сталин стремился использовать ситуацию до конца в свою пользу. На расширенном совещании в ЦК с участием актива национальных республик 9 - 12 июня 1923 г. был поставлен доклад председателя ЦКК РКП(б) В. В. Куйбышева "Об антипартийной и антигосударственной деятельности Султан-Галиева". Правда, и Куйбышев, и председательствовавший на совещании Каменев (тогда действовавший заодно со Сталиным), и представитель партийцев Татарии Ибрагимов признавали революционные заслуги и авторитет Султан-Галиева, но уже пущен был в оборот ярлык "султан-галиевщина", говорили о "националистическом уклоне, переходящем в измену", выдавали за "большевистскую принципиальность" исключение из партии 300 "уклонистов". В угоду Сталину Д. З. Мануильский на совещании вообще отрицал наличие великодержавного шовинизма, видя опасность лишь в "национальной стихии" на местах. Ему вторил Сеид-Галиев, который клеймил "природный национализм" в республиках, а про письмо Ленина к съезду (с отрицательной характеристикой Сталина) сказал, что оно "ужасного ничего не представляет".
      Однако диктатуры своей Сталин тогда еще не установил, хотя начало уже было положено. Поэтому Сталину не удалось в тот раз добиться всего. Султан-Галиев не был тогда еще совсем одинок в партии. Его позиция разделялась многими большевиками из национальных республик, в том числе - не только мусульманских, но и Грузии, Украины. Возглавлявший тогда правительство Украины X. Г. Раковский говорил на XII съезде, что в отсутствие Ленина партия "в национальном вопросе совершает фатальные ошибки", а этот вопрос "сулит гражданскую войну, если мы по отношению к нему не проявим необходимой чуткости и необходимого понимания". Он указывал на "чувство равенства, которое у национальностей, бывших сотни лет угнетенными царским режимом, проникло гораздо глубже и сильнее, чем мы думаем". В связи с этим Раковский даже предлагал "отнять от союзных комиссариатов девять десятых их прав и передать их национальным республикам".
      На совещании 9 - 12 июня также многие выступили с аналогичных позиций и персонально в защиту Султан-Галиева. Руководитель коммунистов Украины Н. Скрыпник прямо сказал: "Я опасаюсь, чтобы сама постановка дела Султан-Галиева в настоящем совещании не привела бы к какому-нибудь сдвигу в нашей линии". Троцкий, хорошо знавший Султан-Галиева по совместной работе на Восточном фронте в 1918 - 1919 г., поддержал его: "Совершенно верно!" Но тем и ограничился, явно недооценив возможности дать принципиальный бой Сталину, когда это еще могло иметь результат.
      Фрунзе осудил сталинский маневр с докладом ЦКК и стремление искусственно раздуть "дело Султан-Галиева" в ущерб борьбе с великодержавным шовинизмом и реальной помощи возрождению народов Востока. Надо полагать, Фрунзе, молдованин, родившийся и учившийся в Киргизии, воевавший в Туркестане, Бухаре, Хиве и Крыму, бывший в 1920 - 1924 гг. одним из руководителей Украины и три месяца работавший в Турции, имел немалый опыт в изучении проблем Востока. А это неизбежно привело его на сторону Султан-Галиева и против Сталина, как и узбекского лидера Икрамова, и председателя Совнаркома Туркестана Турара Рыскулова. Икрамов говорил о бюрократическо-циркулярном стиле руководства ЦК идейно-воспитательной работой на национальных окраинах, о множестве нерешенных вопросов национальной политики, по поводу которых никто с мест к Сталину не обращается из страха быть арестованным и расстрелянным. Так впервые, уже в 1923 г., еще при жизни Ленина, был затронут вопрос о сталинских репрессиях, жертвами которых впоследствии станут все выступавшие на совещании 9 - 12 июня против Сталина, в том числе и впервые заговоривший об этом Икрамов. Это относится и к Т. Рыскулову, который огласил на совещании письмо, направленное ему Султан-Галиевым с просьбой поддержать и защитить разумную национальную политику на окраинах. К сожалению, ответом на это явились призывы гнать из партии всех причастных к "делу Султан-Галиева" и даже тех, кто просто отказывался признать его "контрреволюционером".
      Характерно, что материалы июньского совещания 1923 г. сразу же засекретили, предоставив их лишь некоторым ведущим партработникам. Прятать было что. Прав Антонов-Овсеенко, считающий, что все это "дело" - "политическая провокация, проведенная Сталиным на вполне профессиональном уровне", целью которой было "уточнить расстановку сил". Сталин еще не мог полностью добиться всего, чего хотел, но умело готовил условия для этого: впоследствии все так или иначе не поддержавшие его линию против Султан-Галиева были уничтожены в 20 - 30-е годы (кроме Фрунзе, погибшего во время хирургической операции при сомнительных, кстати, обстоятельствах)24.
      14 июня 1923 г. Султан-Галиев был освобожден по предложению Р. В. Менжинского (тогда - начальника секретного оперативного управления ГПУ), дезавуировавшего агентурные сообщения о якобы поддержке Султан-Галиевым басмачества. Однако и после этого Сталин сделал все, чтобы просьба Султан-Галиева о восстановлении в партии была отклонена. Для Сталина это "дело" не было закончено. Оно только начиналось. Ему выгодно было утверждать, что Султан-Галиев якобы "перешагнул из лагеря коммунистов в лагерь басмачей".
      Можно представить себе, что пережил Султан-Галиев в последующие годы, отстраненный от работы, оклеветанный, лишенный возможности применить на практике свои огромные знания и талант. Его "дело" во многом стало поворотом в отношении СССР и Коминтерна к Востоку. Возобладали грубый расчет, догматическая зашоренность. Оказалась нереализованной потенциальная возможность творческого восприятия и учета восточной, в первую очередь - исламской, реальности. Именно сегодня это ясно во всей полноте. Ведь взгляды Султан-Галиева разделяли в 20 - 30-е годы такие деятели Коминтерна, как М. Нат Рой в Индии, Султан-Заде в Иране, Т. Малака в Индонезии, а в 60 - 70-е годы - такие известные деятели национально-освободительного движения, как А. Бен Белла и X. Бумедьен в Алжире и А. Шариати в Иране. И причина этого - не только в умелом учете в теоретических построениях Султан-Галиева своеобразных условий Востока, в частности - образа жизни и психологии его крестьянства (что особенно привлекало Бен Беллу), но особенно - в определении роли ислама в процессе революционного обновления общества. Можно лишь присоединиться к оценке Мухамедьярова: "Анализ Султан-Галиева оказался в этом отношении настолько глубоким и точным, что его значимость в подлинном масштабе раскрывается только в наши дни".
      Однако после 1923 г. выдающийся теоретик, публицист и писатель был всего лишь консультантом "Охотсоюза", и ему не давали заниматься ни литературной, ни переводческой деятельностью. Его родных репрессировали, а тех, кто ему помогал, обвиняли в "поддержке контрреволюционера".
      Репрессиям подверглись братья Мирсаида, его дочери Расида и Гульнар, сын Мурат. В концлагере погибла и Фатима Ерзина, ставшая в 1918 г. второй женой Султан-Галиева. Лишь некоторым из родственников Султан-Галиева удалось выжить - его брату Фариту, сестре Зулейхе, которые впоследствии смогли рассказать о его жизни. А в 20 - 30-е годы создавалось впечатление, что Сталин и его сторонники старались не только избавиться от самого Султан-Галиева, но и исключить из публичного употребления всякую информацию о нем, даже упоминание.
      Дальнейшая судьба Мирсаида Султай-Галиева оказалась еще более трагичной. Взяв на заметку его сторонников еще в 1923 г, как "националуклонистов", Сталин после утверждения своей власти в 1927 г. развернул массовые репрессии против них и всех, кого к ним можно было причислить. В 1928 г. он сфабриковал новое дело о "султангалиевщине", приписав Султан-Галиеву совершенно необоснованное обвинение в связях с организацией крымских националистов "Милли-Фирка". Этой организации тогда в Крыму уже не существовало. Но в ней когда-то имел несчастье состоять Вели Ибраим (Ибрагимов), бывший наборщик в газете Ислама Гаспринского "Терджуман" и депутат курултая Крыма 1917 - 1918 гг., ставший в 1923 г. председателем ЦИК Крымской автономной республики. Сталин не только казнил в 1928 г. Ибраима, но и сфабриковал "дело" о заговоре бывших милли-фирковцев, раздув его до всесоюзного масштаба и даже начав борьбу с "велиибраимовщиной", будто бы связанной с Султан-Галиевым в СССР и Заки Валидовым в Турции.
      Султан-Галиеву и его друзьям, а также - многим деятелям Татарии (К. Мухтарову, Г. Мансурову, Р. Сабирову, М. Будайли и др.) были приписаны, также без каких-либо оснований, связи с Троцким, Зиновьевым и другими врагами Сталина, а заодно - попытки срыва коллективизации деревни, организация подпольного террора, сотрудничество с иностранными разведками. Из 76 привлеченных к "делу" лиц 21 человек был осужден на смерть.
      28 июля 1930 г. Султан-Галиев был приговорен к расстрелу, однако в январе 1931 г. расстрел был заменен десятью годами заключения, которые он отбывал на Соловках, работая конюхом лагпункта. В 1934 г. его даже внезапно освобождают, разрешая жить в Саратовской области. Любопытно, что тогда же Сталин сделал очередную попытку (неудачную) заманить в СССР Валидова, приехавшего в Финляндию из Турции.
      В 1937 г. Султан-Галиев пережил повторный арест и допросы с применением самых жестоких методов. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к расстрелу в декабре 1939 года. 28 января 1940 г. приговор был приведен в исполнение. Эта смерть была частью гибели тысяч и тысяч представителей интеллигенции Татарстана, Башкирии, Крыма, Кавказа, Средней Азии и Казахстана, во многом подорвавшей то положительное, что было сделано там советской властью и за что упорно боролся Султан-Галиев25.
      Так завершился жизненный путь выдающегося татарского революционера и ученого, взгляды которого в случае их реализации могли бы очень многое изменить в судьбах не только мусульманских народов, но и всего СССР, более того - всего Востока. Султан-Галиев предвидел многое - и возможность "поражения революции" в СССР, и "неизбежность распада" старой России, что, по его мнению, "требовало необходимости "разрешения" нацвопроса, а не "изживания" его", и, наконец, неизбежность революционного подъема и освобождения Востока. Нельзя исключать полностью того, что осуществление его идей предотвратило бы многие беды, в том числе - развал СССР и всевозрастающую с 1970-х годов опасность исламо-экстремизма, причем, на путях не просто "симбиоза марксизма и ислама", как несколько прямолинейно представляют себе суть учения Султан-Галиева на Западе, одновременно удивляясь тому, как "этот человек, бывший скорее всего атеистом, стал образцом защитника ислама"26.
      Феномен Султан-Галиева как мыслителя - прежде всего в гуманизме, в последовательном антидогматизме, умении встать выше абстрактных формул идеологического или религиозного характера. Он стремился всегда исходить из реальности, из жизни людей и общества, из глубокого знания и уважения как своей культуры, так и культуры других народов. Он был из тех, кому чужды узость, фанатизм, национализм, хотя ему приписывали и второе, и третье. Он умел соединить, казалось бы, несоединимые постулаты социализма и ислама, ведя их к общему знаменателю идей социальной справедливости, общественного блага, взаимопомощи и взаимного доверия, традиционной нравственности и трудовой морали. Поэтому его духовно-теоретическое наследие сохраняет свое значение и в наши дни.
      Примечания
      1. МУХАМЕДЬЯРОВ Ш. Первая жертва генсека. - Исламский вестник, 1992, N 10, с. 21; BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Sultan Galiev, le pere de la revolution tiers- mondiste. P. 1986, p. 7 - 8; МУХАМЕДЬЯРОВ Ш. УК. соч., с. 21; Тайны национальной политики ЦК РКП. Стенографический отчет секретного IV совещания ЦК РКП, 1923. М. 1992, с. 6.
      2. САГАДЕЕВ В. В. М. Султан-Галиев и идеология национально-освободительного движения. М. 1990; СУЛТАНБЕКОВ Б. Первая жертва генсека. М. Султан-Галиев. Судьба, люди, время. Казань. 1992; Мирсаид Султан-Галиев. Статьи. Выступления. Документы. Казань. 1992.
      3. Антирелигиозник. М. 1930 - 1935; Против султангалиевщины и самодержавия. Казань. 1929; Революция и национальности, М., 1933, N 7, с. 66 - 70.
      4. BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Op. cit., p. 293 - 298.
      5. DAWLETSCHIN I. Cultural Life in the Tatar Republic. N. Y. 1953; BENNIGSEN A., LEMERCIER- QUELQUEJAY Ch. Op. cit., p. 298 - 299.
      6. VON MENDE G. Der Nazionale Kampf der Russlands Turken. Brl. 1936.
      7. Forschungen zur Osreuropaischen Geschichte, Brl., 1959, N 8, S. 323 - 396; BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Les mouvements nationaux chez les musulmans de Russie. Le sultangalievisme au Tatarstan. P. - La Haye. 1960; BENNIGSEN A., WIMBUSH S. E. Muslim National Communism in the Soviet Union. A Revolutionary Strategy for the Colonial World. Chicago - Lnd. 1979; BENNIGSEN A., LEMERCIAR-QUELQUEJAY Ch. Islam in the Soviet Union. Lnd. 1967; LEMMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Muslim National Minorities in Revolution And Civil War ("Soviet Nationalities in Strategic Perspectiwe. Lnd. 1985, p. 36 - 61); PIPES R. The Formation of the Sowiet Union. Cambridge (Mass.) 1954; RODINSON M. Communisme et Tiers-Monde. Sur un precurseur oublie. - Temps Modernes, P., decembre 1960 - Janvier 1961; Азия и Африка сегодня, 1994, N 1, с. 48; Kultura, Warszawa, 1973, N 9, s. 78 - 88; Исламский вестник, 1992, N 10, с. 22; TENGOUR Н. Sultan Galeiv. P. 1985.
      8. Ислам в татарском мире: история и современность. Материалы международного симпозиума. Казань. 1997, с. 12; BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Sultan Galiev, p. 191,211,255.
      9. Сам Султан-Галиев писал: "Родился я в Башкирии в башкирской деревне Шипаево (по-русски, кажется, называется Белембеево..." (Мирсаид Султан-Галиев, с. 386). А. Беннигсен и Ш. Лемерсье-Келькеже неверно относят дату рождения Султан-Галиева "к 1880 году" (BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Op. cit., p. 9, И); Ислам на территории бывшей Российской империи. Вып. 1. М. 1998, с. 30, 93; BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Op. cit., p. 28 - 29).
      10. Мирсаид Султан-Галиев, с. 11, 387 - 388, 390 - 391; Из истории нижегородских мусульманских общин в XIX - 30-х годах XX века. Нижний Новгород. 1997, с. 113; BENNIGSEN A., LEMERCIER- QUELQUEJAY Ch. Op. cit., p. 12, 18, 24, 43, 58 -59; DERINGIL S. L'empire ottoman et le panislamisme dans la Russie turcophone - Cahiers d'Etudes sue la Mediterranee Orientate et le Monde turcoiranien, P., 1993, N 16, p. 210, 211, 215.
      11. АРШАРУНИ А., ГАБИДУЛЛИН X. Очерки панисламизма и пантюркизма в России. М. 1931, с. 24 - 26; Из истории нижегородских мусульманских общин, с. 114 - 115; Ислам в СНГ. М. 1998, с. 79 - 80; BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Les mouvements narionaux chez les musulmans de Russie, p. 32 - 38, 49 - 50.
      12. Мирсаид Султан-Галиев, с. 11, 26 - 31, 44 - 50; BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Sultan Galiev, p. 62 - 63.
      13. Мирсаид Султан-Галиев, с. 50 - 519, 398 - 399; BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Op. cit., p. 62, 64; Islamic civilisation in Cauxasia. Baku. 1998, p. 45.
      14. Мирсаид Султан-Галиев, с. 44, 51 - 52; BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Op. cit., p. 65 - 67.
      15. КУТВ был открыт в октябре 1921 г. для подготовки работников советских восточных республик и областей. В разное время в нем обучались представители 73 национальностей, а преподавали А. А. Губер, Л. Б. Красин, А. В. Луначарский, М. Н. Покровский, И. М. Рейснер и др. Авторханов А. Империя Кремля. М. 1991, с. 53 - 58; Азия и Африка сегодня, 1994, N 1, с. 49; Исламский вестник, 1992, N 10, с. 21; BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Op. cit., p.79, 99 - 108.
      16. ЗАКИ ВАЛИДИ ТОГАН. Воспоминания. Борьба мусульман Туркестана и других восточных тюрок за национальное существование и культуру. М. 1997, с. 190 - 197; Тайны национальной политики ЦК РКП, с. 48; ВЕРТ Н. История советского государства. М. 1992, с, 166 - 167.
      17. АВТОРХАНОВ А. УК. соч., с. 53, 58; Мирсаид Султан Галиев, с. 12 - 13, 48, 70 - 80.
      18. АВТОРХАНОВ А., УК. соч., с. 54; Документы внешней политики СССР. Т. 1. М. 1957, с. 34 - 35.
      19. Азия и Африка сегодня, 1994, N 1, с. 50; Мирсаид Султан-Галиев, с 143 - 149; BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Op. cit., p.87 - 88.
      20. ИКРАМОВ А. Избранные труды. Т. 3. Ташкент. 1972 - 1974, с. 301; Мирсаид Султан-Галиев, с. 86 - 87, 92 - 93, 132 - 134; Тайны национальной политики ЦК РКП, с. 5 - 6; BERQUE J. Depossession du monde. P. 1964, p. 141.
      21. ВЕРТ Н. УК. соч., с. 167; Вопросы истории КПСС, 1991, N 1, с. 53; ЗАКИ ВАЛИДИ ТОГАН. УК. соч., с. 256 - 268; Несостоявшийся юбилей. М. 1992, с. 157 - 167; Тайны национальной политики ЦК РКП, с. 5.
      22. АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО А. А. Сталин без маски. М. 1990, с. 40; ЛЕНИН В. И. Полное собрание сочинений. Т. 45, с. 356; Мирсаид Султан-Галиев, с. 323 - 331; Несостоявшийся юбилей, с. 205 - 207.
      23. ЗАКИ ВАЛИДИ ТОГАН. УК. соч., с. 197, 199, 256, 269, 611; Несостоявшийся юбилей, с. 145 - 246; Тайны национальной политики ЦК РКП, с. 6 - 8; Мирсаид Султан-Галиев, с. 379 - 383.
      24. АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО А. А. УК. соч., с. 40 - 43; XII съезд РКП(б). Стеногр. отч. М. 1968, с. 576 - 582; РОГОВИН В. Была ли альтернатива? М. 1992, с. 93 - 94; Тайны национальной политики ЦК РКП, с. 14 - 274.
      25. ЗАКИ ВАЛИДИ ТОГАН. УК. соч., с. 612; Мирсаид Султан-Галиев, с. 17 - 23; СТАЛИН И. В. Сочинения. Т. 5. М. 1947, с. 303; Исламский вестник, 1992, N 10, с. 21.
      26. Мирсаид Султан-Галиев, с. 446 - 470; BENNIGSEN A., LEMERCIER-QUELQUEJAY Ch. Op. cit., p. 286 - 288.
    • Новосельцев А. П. Об исторической оценке Тимура
      Автор: Saygo
      Новосельцев А. П. Об исторической оценке Тимура // Вопросы истории. - 1973. - № 2. - С. 3-20.
      Мировая история древности и средневековья насыщена именами различных крупных и мелких завоевателей, создававших иногда недолговечные, а порой более или менее устойчивые государственные образования или даже "мировые" империи. Одним из таких завоевателей являлся Тимур, известный европейским народам как Тамерлан (от персидского "Тимур-ланг" - "хромой Тимур"). Он основал в 70-х годах XIV в. в пределах Мавераннахра государство, границы которого затем распространились до Эгейского моря и Палестины на западе, а завоевательные шупальца протянулись через Дашт-е кыпчак1, чтобы проникнуть на Русь, только что вышедшую из схватки с Золотой Ордой. История государства Тимура во многом напоминает историю державы Чингиз-хана.
      Будучи поклонником основателя Монгольской империи, Тимур поставил перед собой задачу, которую так и не удалось разрешить его предшественнику: создание "мировой империи". Но если Чингиз-хан как представитель кочевой среды пределы будущей империи измерял территорией, куда дойдут копыта монгольских коней, то Тимур формулировал свои планы гораздо определеннее, утверждая: "Все пространство населенной части мира не заслуживает того, чтобы иметь больше одного царя"2.
      О Тимуре написано немало. Источники об этой эпохе и о Тимуре по большей части давно известны, опубликованы и исследованы. Пожалуй, единственный упрек, который можно в данном случае сделать историкам, - это недостаточное использование закавказских (армянских и грузинских) и некоторых арабских источников. Эти материалы содержат интересные данные не только о походах Тимура в Закавказье и арабские страны, но и любопытные характеристики и подробности, касающиеся международных отношений той поры, а также деятельности самого завоевателя.
      Поэтому в данной статье уделяется большее внимание означенной группе материалов, чем в других исследованиях, о времени Тимура. В нашей историографии принято делить все источники по этому сюжету как бы на две большие группы. К первой относятся источники, вышедшие из придворной среды завоевателя или его наследников. Наиболее известными из них являются хроники Низам ад-дина Шами и Шереф ад-дина Йазди, проникнутые глубоким почитанием "Железного хромца"3. Используя опыт придворной историографии восточных стран, авторы их нарисовали величественную фигуру жестокого, но мудрого и справедливого государственного деятеля, синтезирующего качества, присущие в прошлом Низам ал-мульку и Чингиз-хану. Было бы, однако, неверно утверждать, что Шами и Йазди умалчивали о "подвигах" Тимура в покоренных странах. Да они и не ставили перед собой такой цели. Дело в том, что жестокость (и не только во время войн) была присуща всей эпохе средневековья. Во времена Тимура, особенно после зверств Чингиз-хана и его сподвижников, массовые репрессии, истребление мирного населения, разрушение городов и угон их жителей на чужбину были вполне обычными, "дозволенными" действиями, которых правители и полководцы (за редким исключением) не стыдились. Тимур же, считая себя достойным последователем "потрясателя вселенной", гордился своими "подвигами" и не собирался скрывать их от потомства.
      Вторая группа источников - это документы, вышедшие не из окружения Тимура и его наследников4. Эти материалы неоднородны. К их числу относятся свидетельства такого нейтрального (но из-за политических причин благожелательно относящегося к Тимуру) автора, как посол кастильского короля Клавихо, и многочисленные документы, вышедшие из среды народов, испытавших на себе результаты походов Тимура и его политики. Из всех этих источников историки в достаточно полной мере использовали только произведения арабского писателя, уроженца Дамаска, Ибн Арабшаха. Последний был весьма образованным человеком, много путешествовал; он пережил весь ужас разгрома родного города полчищами Тамерлана, был уведен в числе прочих пленников в далекий Самарканд и имел все основания люто ненавидеть Тимура. Хорошо осведомлены о событиях той эпохи были и другие арабские авторы и армянские писатели-современники, пережившие многое сами или знавшие о походах Тимура со слов очевидцев и по надежным документам.
      Когда говорят о каком-либо конкретном человеке, обычно судят о его недостатках и достоинствах не по его собственным оценкам своей персоны, а по мнениям других лиц. В данном случае ситуация весьма похожая: летописцы типа Шами или Йазди оставили нам то, что хотели довести до будущих поколений "сам Тимур и его наследники, а суровая, но справедливая оценка Ибн Арабшаха, равно как и пораженных ужасом при виде страшных бедствий, выпавших на долю их стран, армянских, русских и других летописцев и вообще современников, не заинтересованных в панегирике Тимуру и его семье, - это оценка со стороны.
      Как же оценивалась деятельность Тимура в исторической литературе? В средневековой историографии встречаются две весьма отличные друг от друга характеристики этого завоевателя. Большинство мусульманских историков Ирана, Средней Азии и некоторых других стран в основном продолжали традицию, заложенную в трудах придворных летописцев Тимура и его наследников. На протяжении многих веков в сочинениях этих историков сохранялся почтительный тон по отношению к грозному "зятю" Чингизидов5. Даже описывая разрушения своих стран и бедствия своих народов, эти летописцы продолжали испытывать благоговейный страх перед Тимуром, именуя его Сахибкиран, то есть победоносный, обладатель счастливого сочетания звезд. Другая группа средневековых авторов, преимущественно христианских (армянские, грузинские, русские), характеризовала время Тимура как период величайших бедствий, выпавших на долю многих народов, а самого завоевателя считала очередным "бичом божьим". Армянский хронист XV в. Товма Метсопеци, младший современник событий, рассказывая об опустошении Закавказья Тимуром, писал, что "все это пришло на нас за грехи наши"6. Сходная оценка дается и в Никоновской летописи7.
      Если причины полностью нигилистической оценки Тимура историками второй группы не нуждаются в особых комментариях, то позиция мусульманских историков требует некоторого пояснения. Большинство их не скрывали тягостных последствий эпохи Тимура для своих стран, но одновременно и почитали его. В чем же здесь дело? Ответ на этот вопрос следует искать в разных аспектах деятельности Тимура и в неодинаковом отношении к нему представителей различных общественных слоев. Поскольку летописцы последующих времен (из какого бы класса общества они ни происходили) неизменно выражали интересы господствующего класса или отдельных его частей (а очень часто таковой была кочевая знать), то события прошлого они старались отобразить в своих трудах в соответствии с запросами и чаяниями своих покровителей. Таким образом, речь идет о классовой идеологии феодалов, точнее, определенных групп этого класса.
      Десятки тысяч людей, ремесленников, умельцев угнал Тимур из покоренных стран в Мавераннахр. Потом и кровью их, равно как и местного населения, были отстроены Самарканд и некоторые другие города Средней Азии. Львиная доля награбленных богатств попала, разумеется, в руки среднеазиатской знати, являвшейся участницей и вдохновительницей грабительских походов. Тимур понимал, что его держава, созданная мечом, будет существовать лишь до той поры, пока он способен в интересах этой знати совершать свои победоносные, приносящие добычу походы. А для этого нужен был "внутренний порядок", который могла обеспечить только сильная государственная власть. Поэтому Тимур не только приказывал замуровывать в стены тысячи живых людей или складывать пирамиды из десятков тысяч голов "мятежников" разных стран. В случае необходимости он наказывал и слишком вороватого правителя или ставшего подозрительным сановника8. В результате этого имя Тимура в глазах господствующего класса той поры и последующих времен олицетворялось с идеей сильной власти, способной защитить этот класс в целом от народных возмущений и иных внутренних неурядиц, а самое главное - повести в победоносные походы, сулящие добычу и новые объекты грабежа. Именно такой образ Тимура - сильного правителя, могущего служить образцом для других государей, - и был привлекателен для господствующего класса последующих времен и обслуживавших этот класс летописцев.
      Целую эпоху в изучении прошлого народов Средней Азии составили труды В. В. Бартольда, который привлекал новые источники и, естественно, пересматривал некоторые существующие оценки. Правда, не все его выводы сохранили свое значение в наше время (например, в его трудах чувствуется известная идеализация Монгольской империи)9. Изучая эпоху Тимура, В. В. Бартольд стремился по возможности объективно учесть всю цепь событий, сопутствовавших появлению на исторической арене этого завоевателя и обусловивших создание его государства. При этом исследователь пытался в любом историческом явлении и событии выявить и положительные и отрицательные стороны. Характеризуя державу Тимура, В. В. Бартольд старался не только вскрыть отрицательные последствия его деятельности10, но найти и какие-то положительные ее черты. Немалую роль сыграло, очевидно, и большое внимание ученого к истории культуры и культурного обмена различных цивилизаций11. Поскольку XV в. явился временем расцвета средневековой культуры народов Средней Азии, В. В. Бартольд выделял данный период и пытался найти этому соответствующие объяснения, не учитывая в достаточной мере материальные основы временного процветания Мавераннахра в XV веке.
      Но то, что в работах В. В. Бартольда выглядит лишь как отдельные замечания, объяснимые общим уровнем науки того времени, приняло совсем иную форму в работах А. Ю. Якубовского. Именно А. Ю. Якубовский в основных чертах сформулировал и постарался обосновать ту оценку Тимура и его государства, которая затем приводилась и в обобщающих трудах по истории Узбекистана и в ряде конкретных работ о прошлом Средней Азии. По-видимому, А. Ю. Якубовский вслед за В. В. Бартольдом задался целью дать разностороннюю оценку событий, относящихся ко времени Тимура. Не закрывая глаза на грабительский характер его походов, А. Ю. Якубовский пытался выявить то положительное, что внес, по его мнению, Тимур в развитие Средней Азии и других стран. Главные положения его концепции сводятся к следующему. А. Ю. Якубовский поставил вопрос о Тимуре как объединителе Средней Азии, оценивая это объединение как прогрессивный момент в истории народов данного региона. Поскольку он отмечал, что "социально-экономические отношения в Мавераннахре времени Тимура в специальной литературе совсем не разработаны"12, объединение Средней Азии можно было рассматривать лишь как результат деятельности самого Тимура, выдвинувшегося благодаря сложным политическим отношениям, сложившимся в результате распада Чагатайского улуса, государства Хулагуидов и Золотой Орды. Это положение не вызывает возражений.
      Но интерпретация А. Ю. Якубовским многих исторических фактов последней трети XIV - начала XV в. представляется неверной. Здесь налицо явная идеализация личности Тимура, принимающая порой столь крайние формы, что автор сравнивает международного грабителя Тимура с хорошим, расчетливым хозяином, который тянул в Мавераннахр со всех завоеванных стран все, имеющее ценность13.
      Положительно оценив роль Тимура в истории Средней Азии, А. Ю. Якубовский сделал попытку показать его прогрессивное влияние и на судьбы других народов. Еще В. В. Бартольд, оценивая результаты Анкарской битвы Тимура с турецким султаном Байазидом I, высказал мысль, что разгром турок-османов Тимуром на 50 лет отсрочил падение Константинополя. Эту мысль и развил А. Ю. Якубовский. В качестве другой "услуги" Тимура народам Европы, в том числе русскому, А. Ю. Якубовский рассматривал разгром Тимуром Золотой Орды в 1395 г., когда, по его мнению, был нанесен "непоправимый удар" Джучиеву улусу14.
      Большинство советских историков оценивает деятельность Тимура отрицательно. В III томе "Всемирной истории" указывается, что "правление Тимура сыграло отрицательную роль и для самих народов Средней Азии, ибо все эфемерные успехи Тимура достигались за счет утверждения режима бесправия в Мавераннахре и нищеты в покоренных странах"15. Такие же оценки содержатся в "Очерках истории СССР", в
      многотомной "Истории СССР с древнейших времен до наших дней"16 и во многих других трудах советских историков17. Не лучшего мнения о Тимуре и историки тех зарубежных стран, которые в прошлом подверглись нашествиям его орд. Так, индийские авторы, говоря о разрушительных последствиях похода Тимура, считают, что "это было страшное бедствие. Побежденные потеряли все, а победитель не достиг ничего"18.
      В 1968 г. в Ташкенте на узбекском и русском языках был опубликован в виде брошюры текст доклада акад. АН УзССР И. М. Муминова, сделанного на совещании при Президиуме АН Узбекской ССР 5 июня того же года. Утверждая, что именно в трудах А. Ю. Якубовского в основном была дана правильная и объективная оценка Тимура, автор доклада, восприняв те положения А. Ю. Якубовского, о которых шла речь выше, придал идеализации Тимура законченную форму. Последний в этом докладе представлен как сильная личность, дальновидный политик, которому был присущ даже "своеобразный патриотизм". В силу этих качеств Тимур и был, по мнению И. М. Муминова, исторически необходим Средней Азии в ту эпоху19. Автор доклада изображает Тимура как поборника чести, достоинства, интересов государства, великого строителя и ценителя культуры, уважаемого и почитаемого народами Средней Азии20. Говоря о "международных заслугах" Тимура и развивая положения своих предшественников о его помощи Византии, Руси и другим европейским странам, И. М. Муминов полагает также, что, разгромив Байазида I, Тимур якобы спас в начале XV в. народы Северной Африки и прежде всего Египет от турецкого порабощения21. Чтобы подкрепить свои заключения, И. М. Муминов прибегает к источниковедческим натяжкам, пытается даже оперировать "Уложением Тимура", хотя давно доказано, что это подделка XVII века22. Данные же Ибн Арабшаха (как и сведения греческих и турецких авторов), наоборот, подвергаются сомнению только на том основании, что Ибн Арабшах, будучи заклятым врагом Тимура, не мог объективно излагать события23. И. М. Муминов восхищается сильной личностью, великим завоевателем, создавшим, пусть на короткий срок, большую державу и обеспечившим Средней Азии экономический и культурный подъем. Такого рода идеализация Тимура требует возврата к вопросу об оценке его роли в истории.
      Какие причины способствовали появлению Тимура на исторической арене? Созрели ли в ту эпоху условия для прочного объединения территории Средней Азии и вообще возможно ли было тогда такое объединение? На эти вопросы брошюра И. М. Муминова четкого ответа не дает; по сути дела, он их и не ставит. Главное для автора - личность самого Тимура. Никто не оспаривает, что Тимур был талантливым полководцем, неплохим дипломатом, что он умел не только организовать и возглавить громадные по своим масштабам грабительские походы24 но и использовать материальные ресурсы разоренных стран и областей для благоустройства своего "коренного улуса". Однако не всякая историческая личность, обладающая незаурядными способностями, является действительно великой. Как известно, роль отдельных личностей в истории должна оцениваться в зависимости от их вклада в общемировой прогресс. В связи с этим возникают два вопроса: действительно ли деятельность Тимура имела прогрессивные последствия для Средней Азии (точнее, для Мавераннахра); можно ли утверждать, что его походы принесли какую-то пользу другим странам и народам?
      Чтобы ответить на первый из них, необходимо вспомнить, что представляла собой Средняя Азия в XIV в., в какой исторической ситуации появился Тимур, что позволило ему из ординарного разбойничьего атамана (каких было немало в ту пору) превратиться в правителя большей части Мавераннахра, а затем стать продолжателем "дела" Чингиз-хана на Евразийском континенте.
      В наше время под Средней Азией обычно понимается территория Туркменской, Узбекской, Таджикской, Киргизской и части Казахской ССР. В. В. Бартольд чаще и охотнее использовал в своих работах термин "Туркестан", географическая емкость которого была значительно шире того, что ныне понимается под Средней Азией. Очевидно, необходимо в каждом конкретном случае оговаривать содержание этого понятия. Иначе может создаться представление, что в XIV - XV вв. существовал какой-то регион, относительно единый в экономическом, этническом и культурном отношениях, где имелись условия для возникновения одного государства. Правильнее в связи с событиями того времени вести речь о Мавераннахре как определенном историко-географическом регионе, сложившемся задолго до XIV в. и, несмотря на этническую пестроту местного населения, представлявшем собой известную экономическую и культурную общность и в период деятельности Тимура.
      Мавераннахр (буквально Заречье) включал области по правую сторону Амударьи. Это название возникло после арабских завоеваний, но на основе более старого историко-географического размежевания25. К Мавераннахру обычно относился и Хорезм, лежащий в низовьях Амударьи. Это обстоятельство надо иметь в виду при характеристике государства Тимура, ибо его "благодеяния" на Хорезм не распространялись. Но даже Мавераннахр относительно редко, как в древности, так и в средние века, представлял собой единое политическое целое, а когда это случалось, то к нему присоединялись отдельные части современных Афганистана, Ирана, Казахстана и т. д.
      После распада империи Чингиз-хана большая часть Мавераннахра вошла в состав Чагатайского улуса. Основная же территория Хорезма стала частью другого обломка Монгольской империи - Джучиева улуса, или Золотой Орды.
      Этническая история территории нынешних среднеазиатских советских республик в XIV - XV вв. изучена слабо. Несомненно лишь то, что тогда очень интенсивно продолжался процесс тюркизации местного (ираноязычного) населения, начавшийся за много веков до этого26. Источники XIV - XV вв. четко выделяют в Мавераннахре не только ираноязычное население (таджиков) и оседлое тюркское население, но и так называемых чагатаев (джагатаев) - кочевых и полукочевых потомков племен, пришедших сюда с Чингиз-ханом и его наследниками. Первоначально это были не только монголы, но и их тюркские союзники из разных племенных объединений. Согласно Ибн Арабшаху, в конце XIV - начале XV в. выделились четыре чагатайских племени, в том числе барласы27. Из барласов и происходил Тимур. По-видимому, уже к середине XIV в. барласы утратили монгольский язык и были тюркизированы.
      Кастильский посол Клавихо, посетивший державу Тимура, писал, что чагатаи по происхождению - татары и пришли из Татарии, а прочие жители Самаркандской земли вовсе не чагатаи, но приняли теперь (к началу XV в.) это имя28. Следовательно, можно полагать, что потомки племен, пришедших с монголами, еще в начале XV в. отличались от старого населения Мавераннахра (тюркоязычного и ираноязычного). Но самое любопытное то, что в XIV в. чагатаи Мавераннахра отличались и от тюркского и монгольского населения восточной части Чагатайского улуса, так называемого Моголистана29, и это отличие было не столько этническим, сколько по типу хозяйства. Как справедливо отметили В. В. Бартольд и А. Ю. Якубовский, монгольские и тюркские племена, обосновавшиеся в Мавераннахре, попав под влияние местного, стоявшего на более высоком уровне развития оседлого населения, постепенно сближались с ним и все больше отдалялись от кочевников Моголистана, близких им этнически30. Процесс этот был довольно длительным, но к середине XIV в. различия и противоречия между чагатаями Мавераннахра и кочевниками восточной части распадавшегося Чагатайского улуса проявились достаточно резко.
      Распад этого осколка Монгольской империи не случайно совпал с аналогичными процессами в Золотой Орде и государстве Хулагуидов. Все три государства были однотипны (в каждом из них господствовала кочевая знать тюркских и тюркизированных монгольских племен), все три искусственно объединяли различные в хозяйственном и культурном отношении страны и области, но отличались удельным весом кочевого хозяйства и кочевого населения. Самым слабым и недолговечным из них оказалось государство Хулагуидов, распавшееся в 30-е годы XIV века. Немногим позже Чагатайский улус разделился на две части: одна из них включала большую часть Мавераннахра, другая - так называемый Моголистан; между обеими частями началась борьба. "Чагатайская" знать Мавераннахра, все более сближавшаяся с местной иранской и тюркской знатью на экономической почве, стала в оппозицию к знати Моголистана и даже порой шла на сближение с так называемыми сербедарами31.
      В 60 - 70-е годы XIV в., когда на арену политической борьбы выдвинулся Тимур32, в странах Передней и Средней Азии шла та давняя борьба кочевников и оседлого населения, которая получила отражение еще в эпосе иранских народов, сохраненном для нас Фирдоуси33. Это была не расовая и не этническая вражда, а борьба различных форм хозяйства, борьба оседлых народов против вторжения кочевников, грозивших уничтожить многовековые результаты упорного труда земледельцев. Монгольское завоевание нанесло тяжелый удар странам земледельческой культуры34; господство ханов Моголистана сулило им ту же участь. Поэтому широкие слои оседлого населения Мавераннахра и Хорасана в 30 - 80-е годы XIV в. сплотились в борьбе против господства кочевой (монгольской)35 знати. Не случайно у хорасанских сербедаров появляется лозунг: добиться, "чтобы впредь ни один тюрк (кочевник) до страшного суда не смел разбивать шатра в Иране"36.
      В такой обстановке и стало возможным временное соглашение между сербедарами Мавераннахра и чагатаями37. Подобный временный союз был полезен обеим сторонам, так как только путем объединения всех сил можно было организовать отпор кочевникам Моголистана. Военное преимущество было первое время на стороне последних, ибо кочевые отряды, объединявшие большую часть мужского населения, явились более мощной и организованной силой, нежели ополчения крестьян-земледельцев или горожан. Однако такой союз не мог существовать долго. И здесь-то Тимур показал себя как коварный и двуличный политик, избавлявшийся постепенно от оказавших ему поддержку, но уже более не нужных и опасных союзников. После того, как сербедары разбили моголов Ильяс Ходжи (от которых недавно бежали Тимур и его временный союзник Хусейн), Тимур вероломно расправился с главарями сербедаров, заманив их в свою ставку. Движение сербедаров было потоплено в крови. В 80-е годы XIV в. с еще большей жестокостью была осуществлена расправа с сербедарами Хорасана. При этом Тимур по-разному относился к рядовым сербедарам и той части сербедарской верхушки, которая пошла на сговор с ним (Маулана-задэ в Самарканде, Али Муайад в Хорасане).
      Предательски разделавшись с сербедарами Самарканда, на гребне движения которых он выдвинулся, Тимур довольно быстро объединил под своей властью большую часть Мавераннахра, кроме Хорезма. Хорезм после смерти золотоордынского хана Бердибека (1359 г.) стал самостоятельным государством и упорно сопротивлялся Тимуру. Последний совершил туда несколько походоов. Рассказывая о четвертом из них, Ибн Арабшах сравнивает разрушение цветущей страны с разорением тем же Тимуром Дамаска38. В 1388 г. Тимур сровнял главный город Хорезма Ургенч с землей, а на его месте велел посеять ячмень. "От этого удара, - по словам В. В. Бартольда, - Хорезм уже никогда не мог оправиться"39. Что же касается остальной части Мавераннахра, то ее положение после кровавой расправы с сербедарами внешне стало иным. Тимур рассматривал эту территорию как свой коренной улус. В стране было организовано твердое управление со своеобразным военизированным уклоном: весь Мавераннахр был разделен на тумены, то есть военно-административные единицы, каждая из которых должна была поставлять 10 тыс. воинов40. И хотя к службе привлекалось и оседлое население, наиболее привилегированной частью войск Тимура оставались кочевники-чагатаи. Они составляли костяк его армии, организованной (как и все его государство) по образцу монгольских войск Чингиз-хана и его преемников41. Эта органическая связь государства Тимура с империей Чингиз-хана прослеживается буквально во всем42.
      Как известно, Тимур не принял титула хана. Он постоянно держал при себе подставных ханов из рода Чингизидов, реальная же власть находилась полностью в его руках. Что касается номинальных глав государства, то выбор их из числа потомков основателя Монгольской империи как бы символизировал преданность Тимура заветам своего кумира. Правда, современные Тимуру представители Чингизидов не вызывали и не могли вызывать к себе никакого уважения. Но к самому Чингиз-хану сын барласского бека испытывал величайшее почтение и дублировал многие его действия43. От Чингиз-хана Тимур унаследовал пресловутую идею мировой империи и, подобно своему предшественнику, а порой с еще большей жестокостью, часто лишь для устрашения народов, разрушал города и беспощадно вырезал их жителей. Причем подобные действия осуществлялись не стихийно, а по заранее обдуманному плану.
      Опираясь в основном на кочевую знать, Тимур в то же время не обходил своими милостями и ту часть оседлой аристократии, которая пошла к нему на службу. Это относится прежде всего к знати Мавераннахра. Подавление сербедарского движения, в котором было много такого, что не было по вкусу и мусульманскому ортодоксальному духовенству, и зажиточным горожанам, и оседлым землевладельцам, привлекло на сторону Тимура симпатии этих слоев населения. Дальнейшая политика, направленная на то, чтобы обеспечить особое положение для основной части Мавераннахра в созданном им государстве, а также удачная завоевательная политика укрепили авторитет Тимура среди мавераннахрской знати. Историки, идеализирующие Тимура, особенно подчеркивают его заботу о центральных областях своей державы, забывая о том, какой ценой и за счет чего было достигнуто известное процветание Мавераннахра при Тимуре. Кстати, и здесь напрашивается аналогия с Чингиз-ханом: последний (как и его ближайшие преемники) стремился за счет награбленных в других странах богатств и трудом согнанных чуть ли не со всего света мастеров "благоустроить" свой "коренной юрт" (Монголию). Строились города, роскошные дворцы (разумеется, не для простых монголов) и т. д. Но захваченные богатства были растрачены, ремесленники, приведенные из стран Азии и Европы, нашли свою могилу в чужой земле, а города и дворцы, возведенные их трудом, пришли в упадок, так как само их существование противоречило кочевому быту местного населения.
      Рассматривая историю временного экономического подъема Мавераннахра при Тимуре и его преемниках, нетрудно отыскать в ней много общего с историей "коренного улуса" Чингиз-хана. Разумеется, полной аналогии здесь нет и быть не может, ибо центром государства Тимура стал Мавераннахр, область древней земледельческой культуры со сложившимися на естественной основе городами. Но относительно недолгий расцвет этого района в конце XIV - XV вв. в значительной мере питался из источников, аналогичных тем, о которых только что упоминалось в связи с империей Чингиз-хана.
      Здесь уместно напомнить некоторые данные о результатах походов Тимура в другие страны. Выше уже говорилось о разорении Хорезма, области Мавераннахра, не вошедшей в "домен" Тимура. Сровняв с землей богатый Ургенч, завоеватель угнал опытных ремесленников и заставил их строить дворец в Кеше44. Начиная с 1381 г. Тимур совершает серию походов на юг, в Хорасан, а затем на запад, вплоть до Палестины и Эгейского моря. Этим дальним походам предшествовала беспримерная расправа с хорасанскими сербедарами. При взятии г. Себзевара 2 тыс. пленных были замурованы в стенах башен: живых людей складывали друг на друга, перекладывая кирпичами и глиной. После подавления народного восстания в Исфагане по приказу Тимура была воздвигнута пирамида из 70 тыс. отрубленных голов45.
      Несколько раньше, в 1385 г., ставленник Тимура на золотоордынском престоле Тохтамыш повторил нашествия первых золотоордынских ханов на Закавказье, а затем разорил главный город Южного Азербайджана Тебриз, увел 90 тыс. пленных, а на обратном пути предал мечу армянский Сюник46. Через год Тебриз взял уже сам Тимур, довершив его разорение. Предав мечам и пожарам арабские области Месопотамии и Сирии, Тимур явился в Малую Азию; здесь его действия не отличались от совершенного им в Иране, Закавказье, арабских странах. Достаточно в качестве примера привести судьбу Себастии: Тимур обещал ее жителям в случае добровольной сдачи не проливать их крови. Он "сдержал свое слово", приказав выкопать ямы и, предварительно задушив, закопать в них доверчивых обитателей этого малоазиатского города47. Вершиной жестокости Тимура был индийский поход 1398 - 1399 годов. Накануне решительной битвы с местным правителем Тимур приказал перебить 100 тыс. безоружных пленных индусов, которые якобы могли ударить с тыла48.
      При возвращении из походов за войском победителя тянулись в далекий Мавераннахр многотысячные вереницы пленных. Над возведением дворцов, мечетей и других зданий Самарканда трудились тысячи мастеров из Дамаска, Тебриза, городов Закавказья, Ирана, Малой Азии, Индии и других. Клавихо отметил, что вдоль реки (Амударьи) всюду стояли посты, следившие за тем, чтобы эти пленные не бежали на родину49. Именно широкое использование подневольного труда представителей многих народов наряду с беспощадной эксплуатацией местного населения позволило воздвигнуть те величественные постройки в Самарканде и других городах Мавераннахра, которые до сих пор удивляют совершенством своих форм и богатством отделки50. Награбленные сокровища и даровая рабочая сила дали возможность также провести некоторые оросительные работы и порой даже несколько облегчить налоговое бремя привилегированных городов.
      Считают, что Тимур был великим покровителем среднеазиатских городов и местного купечества. Существует даже мнение, что часть своих завоевательных походов он предпринимал с целью подорвать караванную торговлю через Золотую Орду и тем самым ослабить последнюю (в частности, с этим связывают походы Тимура на Золотую Орду и разрушение им ряда восточноевропейских городов, лежавших на торговом пути от Черного моря в Среднюю Азию). Думается, что во всем этом есть известное преувеличение. Во время своих походов Тимур грабил города, стоявшие и на торговых дорогах и вне их (например, он сжег небольшой русский город Елец, не имевший никакого отношения к упомянутому торговому пути). По-видимому, Тимур учитывал в известной степени интересы купечества Мавераннахра, но главной его задачей было удовлетворить запросы своей основной опоры чагатайской кочевой знати.
      Полагают, что Тимур, хотя и не знал грамоты, будучи алчущим знаний человеком, оказывал покровительство поэтам и ученым, чем способствовал культурному подъему Средней Азии. И. М. Муминов связывает с Тимуром возникновение в Мавераннахре литературы на тюркском языке51. Действительно, Тимур отличался любознательностью, особенно в вопросах военной истории; держал специальных чтецов. Своими познаниями он даже поразил арабского ученого Ибн Халдуна, который удостоился беседы с ним. Однако знание истории, прежде всего военной, было необходимо ему как военачальнику для совершенствования монгольско-тюркской военной системы. Что же касается литературы на тюркском языке, то она появилась до Тимура и помимо него52.
      Необходимо четко разграничивать деятельность самого завоевателя и культурный подъем на территории Мавераннахра, современного Афганистана, Восточного Ирана и других стран, который имел место уже после Тимура, в XV веке. Этот период оставил глубокий след в истории мировой цивилизации, его культурное наследие является достоянием народов Средней Азии и зарубежного Востока. Можно воздавать должное не только великому ученому Улугбеку, но и другому внуку Тимура, принцу Байсункару, под руководством которого велась работа по редактированию "Шах-намэ". Народы Средней Азии бережно хранят имена Джами, Навои, Худжанди, Кушджи и других ученых. Но что общего между Улугбеком и Тимуром, кроме уз родства? Организатор опустошительных походов, кровавый палач многих народов представляет резкий контраст со строителем знаменитой среднеазиатской обсерватории, ученым-созидателем, продолжателем лучших традиций великих ученых и мыслителей Мавераннахра. Вскоре после трагической гибели Улугбека в борьбе с консервативной оппозицией, выражавшей интересы как раз тех общественных слоев, которые были взращены политикой Тимура53, руководимый им коллектив ученых и деятелей искусства распался; многие из них покинули Мавераннахр и бежали в другие страны, где способствовали возникновению и развитию новых научных и культурных очагов54.
      Через несколько десятков лет новая волна кочевников из Джучиева улуса хлынула в Мавераннахр. Постепенно наводнение Средней Азии кочевниками с их отсталыми, застойными хозяйственными и социальными формами, но сильной военной организацией, установление господства кочевой знати и постепенная, но неуклонная примитивизация в результате всего этого экономики и социальных норм в оседлых районах Мавераннахра в конечном счете привели к тому, что последние вступили в период длительного экономического и культурного застоя и упадка. Правление Тимура было существенным моментом во всей этой многовековой цепи событий. Временный подъем экономики и культуры Мавераннахра, который наблюдался при самом Тимуре и после него (в XV в.), нельзя понять и объяснить без учета последствий его грабительских походов. Разумеется, не народы Средней Азии несут историческую ответственность за те бедствия, которые выпали на долю многих других стран по вине Тимура и чагатайской знати. Определенная историческая обстановка породила благоприятные условия для появления таких "сильных личностей", как Чингиз-хан, Тимур и др., и в конечном счете от этого пострадали не только народы, ставшие жертвами их агрессии, но и общества, в которых эти личности появились. Огромные материальные богатства и человеческие ресурсы многих завоеванных Тимуром стран были использованы для обогащения знати Мавераннахра, ибо и дворцы, и мечети, и даже оросительные каналы строились прежде всего для удовлетворения аппетита чагатайской и прочей знати, главной социальной опоры Тимура. Именно в усердном служении их классовым интересам и состояла его действительная роль в истории Средней Азии.
      Обратимся теперь к "международной деятельности" Тимура. Как уже отмечалось выше, существует мнение, что его походы благоприятно сказались на развитии Руси и других европейских государств, а также стран Северной Африки. А. Ю. Якубовский, изучавший взаимоотношения Тимура с Золотой Ордой, исходил из того, что государство Тимура и Джучиев улус коренным образом отличались друг от друга, и полагал, что Золотая Орда являлась одним из основных противников Тимура, ввиду чего он был кровно заинтересован если не в уничтожении, то в ослаблении ее. Войны Тимура с Тохтамышем, разгром последнего в 1395 г. и последующее разрушение городов Золотой Орды, по его мнению, нанесли ей непоправимый удар. Тем самым Тимур "объективно сделал полезное дело не только для Средней Азии, но и для Руси"55. Посмотрим, так ли было на самом деле.
      Прежде всего едва ли можно говорить о коренной противоположности Золотой Орды державе Тимура. Сторонники этой точки зрения исходят из того, что основная опорная база Тимура - это Мавераннахр, где имелись развитые города, а большинство населения являлось оседлым. Золотая же Орда объединяла преимущественно степные районы, населенные кочевниками. Выше было показано, что основной социальной опорой Тимура была также кочевая знать, только другого улуса (вернее, его части) - Чагатайского, возникшего, как и Золотая Орда, на развалинах империи Чингиз-хана. Под властью золотоордынских ханов и чагатайских Чингизидов и их преемника Тимура находились области оседлого населения, отношения с которым у кочевой знати менялись в зависимости от конкретных обстоятельств.
      В 60 - 80-х годах XIV в. обстановка в Джучиевом и Чагатайском улусах была весьма схожей. Бывший Чагатайский улус в ту пору распадался на две соперничавшие части: Моголистан и Мавераннахр. Золотая Орда также была расчленена на две фактически самостоятельные части: Ак-орду (к востоку от Волги) и собственно Золотую Орду (на запад от Волги). Обе эти части враждовали друг с другом так же, как и чагатаи Мавераннахра и ханы Моголистана. Из борьбы между последними в 70-х годах XIV в. выходит победителем Тимур; в междоусобной борьбе внутри Золотой Орды побеждает Мамай, властвовавший только на западе, но не оставлявший мысли объединить весь Джучиев улус. И Тимур и Мамай опираются на кочевников своих уделов56, но и тот и другой ищут более широкую социальную опору. И здесь преимущество на стороне Тимура, ибо он властвует над богатым Мавераннахром. К сожалению, почти нет данных о взаимоотношениях Мамая и вообще золотоордынских ханов того времени с городами Поволжья, Крыма и т. д. Но определенные круги этих городов, по-видимому, выступали (как и городская верхушка Мавераннахра) за сильную ханскую власть, которая обеспечила бы относительно благоприятные условия их развития. В пользу такого предположения говорит, в частности, жестокий погром городов Золотой Орды Тимуром в 1395 году.
      Мамай упорно боролся за объединение Золотой Орды. Но, чтобы успешно осуществить эту задачу, он должен был укрепить свою власть на западе, прежде всего над русскими землями. Однако обстановка там была далеко не та, что за сто лет до этого. Усилилось Московское княжество, ставшее центром объединения русских земель. На западе часть русских земель вошла в состав Великого княжества Литовского. Пользуясь смутами в Золотой Орде, великий литовский князь Ольгерд в 1363 г. нанес поражение группе золотоордынских татар57 на Синих водах. В результате этого из-под власти Орды освободились Киевщина, Переяславщина, Подолия. Возможно, что именно это обстоятельство побудило знать западной части Золотой-Орды сплотиться вокруг Мамая. События 70-х годов XIV в. показали, что главным противником золотоордынского великодержавия стала Северо-Восточная Русь. Поэтому Мамай, прежде чем вступить в решающую борьбу с заволжскими беками (за спиной которых стоял Тимур), решил сначала совершить поход на Русь. В 1380 г. обстановка, казалось, благоприятствовала ему: великий литовский князь, враждовавший с Москвой, стал его союзником, да и среди северорусских князей нашлись сепаратисты, болевшие лишь за свои уделы (например, рязанский князь).
      Собрав все силы западной части Джучиева улуса, Мамай двинулся на Русь, но на Куликовом поле потерпел поражение, во многом предрешившее дальнейшие судьбы Золотой Орды и ее взаимоотношений с русскими землями.
      Но если участь Мамая была решена этим сражением, то у Золотой Орды как государства оказался могущественный оберегатель - Тимур. История его отношений с Золотой Ордой показывает, что его позиция здесь была несколько иной, нежели в отношении Моголистана или бывших владений Хулагуидов. Тимур не желал ни гибели, ни развала Золотой Орды. Он не претендовал на какие-либо земли, входившие в ее состав (исключая спорный Хорезм и некоторые другие пограничные территории). Джучиев улус его вполне устраивал как единое государство, во главе которого стоял бы дружественный или чем-то ему, Тимуру, обязанный хан. В качестве такового им и был избран Тохтамыш58. В 70-е годы XIV в., когда на западе Золотой Орды успешно действовал Мамай, Тимур поставил цель - утвердить власть своего ставленника в заволжской части Орды. История поддержки Тимуром Тохтамыша в борьбе последнего с Урусханом и его сыновьями хорошо известна по источникам. Все, включая и военную силу, использовал Тимур, чтобы Тохтамыш одолел своих соперников.
      В 1377 - 1378 гг. Тохтамыш становится главой Ак-орды, а через два года объединяет весь Джучиев улус (после того, как Мамай был разбит русскими). Это произошло, как можно полагать, с одобрения Тимура и при его поддержке59.
      Лишь только власть в европейских владениях Орды перешла в его руки, Тохтамыш решил осуществить то, что не удалось сделать Мамаю. Правда, поход на русские земли в силу сложившихся обстоятельств, главным из которых были уроки Куликовской битвы, носил иной характер. Вместо большой, заранее запланированной войны был совершен быстрый набег, который давал возможность использовать преимущества кочевой конницы. Русские земли после гигантского напряжения 1380 г. оказались не готовыми к отпору, ибо трудно было предполагать, что только что основательно побитые татары смогут решиться на новый поход. Но благодаря поддержке Тимура Золотая Орда сумела быстро подготовиться к набегу, к тому же под властью Тохтамыша была вся Орда, а ее восточная часть не принимала участия в походе Мамая и, следовательно, не испытала горечи поражения. Небольшой же промежуток времени, отделяющий набег Тохтамыша от событий 1380 г., позволяет думать, что знать западной части Джучиева улуса легко подчинилась Тохтамышу, за спиной которого стоял Тимур. В 1382 г. Тохтамыш, неожиданно вторгшись в русские земли, овладел Москвой и восстановил суверенитет Золотой Орды над Северо-Восточной Русью. Верховную власть Золотой Орды признал великий литовский князь Ягайло, бывший союзник Мамая60. Следовательно, в результате объединения Золотой Орды Тохтамышем, осуществившегося при поддержке Тимура, было восстановлено еще почти на сто лет татарское иго на Руси.
      Тимур, утверждая Тохтамыша в Золотой Орде, рассчитывал, что всем ему обязанный хан ограничится властью в Джучиевом улусе (без Хорезма). Но случилось иначе. По словам Шами, Тохтамыш "осмелился на неподобающее действие (в отношении Тимура. - А. Н.)" и в 1385 г. явился в Закавказье, а затем предал опустошению Южный Азербайджан с Тебризом61. Строго говоря, никаких "прав" Тимура Тохтамыш в это время еще не нарушил: Азербайджан Тимур тогда еще не покорил, хотя и намеревался подчинить его, рассматривая себя в качестве преемника ильханов Ирана и их "прав". "Тохтамыш же со своей стороны мог сослаться на пример золотоордынского хана Берке, претендовавшего в свое время на Закавказье. Интересы двух грабителей здесь впервые скрестились. И тут обнаружилось, что Тимур, претендуя на Закавказье, в то же время готов был простить Тохтамышу разорение "своей" территории. Изгнав Тохтамыша из пределов Закавказья. Тимур проявил затем к нему "ласку и расположение", заявив: "Между нами права отца и сына62... Следует, чтобы мы впредь соблюдали условия и договор и не будили заснувшую смуту"63.
      Но золотоордынские беки так же, как и чагатаи Тимура, мечтали о грабежах богатых оседлых областей с их городами. Тохтамыш знал силу Тимура и, хотя побаивался своего покровителя, не мог не считаться со своим войском, для которого военная добыча была одним из средств существования. Именно поэтому в 1387 г. Тохтамыш, "забыв обязательства благодарности за милость и заботы его величества (Тимура. - А. Н.)", воспользовавшись отсутствием последнего в Мавераннахре, вторгся в эту область, разорив ее до Бухары64. Союзником Тохтамыша был правитель Хорезма. Тимур решил примерно наказать своего вероломного ставленника. Войска Тимура преследовали Тохтамыша до Волги, после чего вернулись назад, но Тохтамыш быстро оправился и, пользуясь тем, что Тимур был занят походом на египетские владения в Азии, вновь вторгся в Закавказье. Тимуру не оставалось ничего иного, как нанести Тохтамышу новый сильный удар. 14 апреля 1395 г. на Тереке он наголову разбил ордынцев Тохтамыша, а затем огнем и мечом прошелся по его владениям, разрушив поволжские города.
      Вдоволь пограбив в собственно золотоордынских владениях, завоеватель этим не ограничился и вторгся в русские пределы, сжег Елец, опустошил его округу и, по словам русских летописцев, 15 дней стоял там65. В Москве наступило великое смятение: "лют мучитель и зол гонитель" Тимур был хорошо известен на Руси. Поэтому великий князь Василий Дмитриевич собрал войско66 и выступил навстречу врагу, к Оке. Можно предположить, что Тимур не собирался ограничиваться одним Ельцом и именно поэтому две недели стоял в рязанских пределах. На его сторону склонялся кое-кто из русских князей - сепаратистов или изгоев67. Тем не менее, опустошив юго-восточную окраину Руси, Тимур неожиданно ушел. Чем это было вызвано, до сих пор не совсем ясно. Вернее всего, Тимур во время стоянки на Рязанской земле выяснял боеспособность своего нового противника, а так как в Москве готовились дать ему отпор, то советники Тимура из числа золотоордынских мурз, помнивших Куликово поле, отговорили его продолжать поход.
      Вскоре Тимур оставил пределы Золотой Орды. Он не уничтожил ее как государство да и не собирался этого делать. Погром городов и ряда местностей, разумеется, нанес немалый ущерб и золотоордынской верхушке, но вряд ли стоит его преувеличивать. Ведь эти города были средоточием оседлого населения, подвластного Орде, а кочевые улусы, опора ордынских властителей, сильно не пострадали. Что же касается дальнейшего распада Золотой Орды, то это был закономерный процесс, начавшийся еще до появления Тимура на исторической арене. Со своей стороны он сделал все, чтобы задержать этот процесс. Свидетельством тому дальнейшие действия Тимура. Побитый им Тохтамыш, который, казалось бы, своими многочисленными изменами должен был снискать ненависть Тимура, на самом деле вовсе не утратил его благосклонности. Вопреки мнению А. Ю. Якубовского политика Тимура в отношении Золотой Орды имела целью ее укрепление под эгидой самого Тимура. Много лет спустя, в начале китайского похода, в его ставку прибыл посол Тохтамыша, скитавшегося в то время где-то в степях. И "благородный по характеру Тимур обласкал посланного и обещал следующее: "После этого похода я, с божьей помощью, опять покорю улус Джучиев и передам ему (Тохтамышу. - А. Н.)"68. Русская летопись сообщает, что Тимур опять собирался в поход на Орду и на Русь69.
      Итак, "помощь" Тимура русским землям, по сути дела, сводится к весьма конкретным результатам: восстановлению единства Золотой Орды и грабежу окраинных русских земель. От татарского гнета Русь освободилась своими силами через 75 лет после смерти Тимура.
      Теперь рассмотрим "спасительную" миссию Тимура в отношении других стран Европы. Существует мнение, что разгром Тимуром османского султана Байазида I при Анкаре в 1402 г. отсрочил на несколько десятков лет падение Константинополя. В действительности появление войск Тимура в Малой Азии было очередным этапом его грабительских походов. Опустошив Иран, Закавказье и ряд арабских стран, Тимур вступил в конфликт с двумя крупнейшими государствами Переднего Востока - Египтом и Османской империей. Последняя к тому времени подчинила почти весь Балканский полуостров и фактически уже ликвидировала Византийскую империю: туркам осталось только взять Константинополь. В 1400 г. Байазид I Молниеносный осаждал как раз этот город, когда назрел его конфликт с Тимуром.
      Тимур был не только крупным полководцем, но и неплохим дипломатом. Готовясь к столкновению с Байазидом, он привлек на свою сторону часть туркменских племен восточной Малой Азии и Армении, известных позднее под названием Ак-коюнлу. Правитель другой группировки туркмен, называемой Кара-коюнлу, Кара-юсуф был изгнан Тимуром из своих владений и нашел убежище у турецкого султана70, куда стекались и другие побежденные Тимуром властители. Оба завоевателя готовились к решительной схватке, которая произошла в 1402 г. около современной турецкой столицы. Армия Тимура была гораздо многочисленнее, но османы превосходили ее вооружением. Однако исход сражения решила не сила оружия. Войско Байазида состояло из мусульман и христиан. В него входили и кочевые тюркские племена, в основном пришедшие в Малую Азию с монголами. На протяжении XIV в. османские султаны подчинили их своей власти, но эти кочевники только и ждали удобного момента, чтобы освободиться от нее. Накануне сражения Тимур обратился к ним с воззванием, весьма напоминающим обращение полководцев Чингиз-хана к половцам в период их первого похода в Восточную Европу в 1222 - 1223 годах. "Мы с вами одного рода, а они (турки. - А. Н.) - туркмены, отразим их от дома нашего!"71. И малоазиатские кочевники, предав Байазида, перешли на сторону Тимура, предрешив тем самым разгром османской армии.
      Каковы же были итоги Анкарского сражения? Едва ли можно сводить их к одному результату. Действительно, Османской империи был нанесен тяжкий удар, за которым последовали несколько лет усобиц между сыновьями Байазида, усугубленных крестьянской войной в пределах империи. Но не следует преувеличивать "заслуги" Тимура и здесь. Уже в 1413 г. Мухаммед I, победив своих конкурентов в борьбе за верховную власть, начал успешную борьбу с Венецией, а в 1422 г. его преемник, Мурад II, предпринял очередную осаду Константинополя. Таким образом, европейская экспансия Османской империи возобновилась через какой-нибудь десяток лет после поражения Байазида, а через 20 лет турецкий султан опять осаждал столицу Византии. Передышка, которую она получила, оказалась не столь уж длительной. Зато погром, учиненный войсками Тимура в Малой Азии, тяжело отразился на положении греческого, турецкого, армянского и других народов.
      И, наконец, посмотрим, какова была действительная роль Тимура в истории Северной Африки, а точнее, Египта (о каких-либо взаимо отношениях Тимура с другими странами этого региона ничего сказать нельзя). Если можно еще, хотя и с большой натяжкой, утверждать, что победа Тимура над Байазидом на короткий срок отдалила падение Константинополя, то заявление о том, что Тимур сыграл "спасительную" роль в отношении стран Северной Африки, совсем голословно. В XIII - XV вв. Египет, управляемый мамлюкскими династиями кыпчакского и черкесского происхождения, был одной из сильнейших держав того времени. Под его властью находились Палестина и Сирия. В свое время именно Египет сумел дать отпор ордам Хулагу-хана, и вся политика Тимура по отношению к арабским странам доказывает, что он и в данном случае выступал как преемник монгольских ханов.
      Впервые Тимур вторгся в Сирию, подчиненную Египту, в 1395 - 1396 гг.72, но еще за два года до этого его войска после опустошения Месопотамии захватили округ Мардина, находившийся под контролем египетского султана Баркука73. Таким образом, Тимур еще тогда вступил с Египтом в конфликт, предпосылки которого назревали уже давно. За много лет до этого, когда осложнились отношения между Тимуром и Тохтамышем в 1385 г., последний, продолжая исконную политику Золотой Орды как естественного союзника Египта против монгольских правителей Ирана, посылал посольства в Каир74. В 1394 - 1395 гг. имели место переговоры о золотоордынско-египетском союзе против Тимура, к которому должны были присоединиться правитель Кара-коюнлу Кара-юсуф и турецкий султан75. Тимур пытался расстроить этот союз, послав посольство в Египет. Но Баркук остался верен соглашению и приказал убить Тимурова посла76. Египетские владения от нашествия Тимура спас тогда Тохтамыш, за что.и заплатил разгромом 1395 года. После этого Тимур опять появился в Сирии в 1396 г., но внезапно ушел на восток, в индийский поход. Ибн Тагрибарди считает, что уход Тимура на сей раз объяснялся его боязнью столкнуться с Баркуком77. Когда же последний в 1399 г. умер, Тимур, еще раз разорив Азербайджан, Грузию и другие страны, снова вторгся в египетские владения. Действия его в Сирии, как и повсюду, сопровождались разорением городов, пленением жителей и т. п.78. Египетский султан Фараг пытался организовать отпор Тимуру, но после успехов того в Сирии и особенно после поражения своего союзника Байазида при Анкаре признал себя вассалом Тимура, обязавшись даже чеканить монету от его имени79. Лишь узнав о смерти грозного завоевателя, Фараг стал снаряжать войска для возвращения утраченных территорий.
      Перечисленные выше события показывают, что Египту угрожал в то время не турецкий султан, а Тимур. Хотя отношения между Египтом и Османской империей не были дружественными, едва ли можно утверждать, что к моменту вторжения Тимура в страны Передней Азии Османская империя серьезно угрожала самостоятельности Египта. Она еще не была достаточно сильна для этого. Египет и его сирийские владения были захвачены Селимом I только в 1516 - 1517 годах. Но прежде чем совершить этот акт, туркам нужно было окончательно укрепиться на Балканах, ликвидировать независимость и полунезависимость эмиров восточной части Малой Азии и нанести решительное поражение преемнику Кара-коюнлу и Ак-коюнлу (в Армении, Азербайджане и Иране) - государству Сефевидов. Таким образом, никаких оснований изображать Тимура "спасителем" Египта нет. Египетские историки XV в. не скрывают своей враждебности к Тимуру. И это была не личная озлобленность (в чем еще с некоторым основанием можно подозревать Ибн Арабшаха), а ненависть к врагу, унизившему их страну. Не случайно Ион Тагрибарди завершает описание разорения Тимуром Дамаска словами: "Тимур, да проклянет его аллах, ушел из Дамаска в субботу 3 ша'абана"80. А Ибн Тагрибарди (1411 - 1465 или 1469 гг.) не принадлежал к современникам Тимура и мог более спокойно судить о событиях конца XIV - начала XV века.
      Итак, о чем же говорит анализ основных вопросов, связанных с оценкой Тимура и его роли в истории Мавераннахра, Руси и других европейских стран, а также Египта? При достаточно беспристрастном разборе фактического материала перед нами встает фигура второго Чингиз-хана, крупного военачальника и дипломата, прилагавшего известные усилия для обеспечения благосостояния своего "коренного улуса", но одновременно беззастенчиво грабившего и опустошавшего многие страны. Временный подъем Мавераннахра, который наблюдался в XV в., был в значительной мере обусловлен результатами грабительских войн, выкачиванием материальных богатств и людской силы из покоренных Тимуром стран и потому не был устойчивым. Таким образом, роль Тимура в истории и Средней Азии и народов других стран, которые соприкасались с его ордами, является реакционной, так же как и роль его предшественника Чиигиз-хана.
      Примечания
      1. Дашт-е кыпчак (Кыпчакская степь, ср. русское Половецкое поле) - обширная территория, охватывавшая в XI - XV вв. степное пространство современной европейской части РСФСР, Украины, а также Казахстана.
      2. Цит. по: Б. Г. Гафуров. Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история. М. 1972, стр. 483.
      3. "Темюр", "темир" - в тюркских языках "железо". Отсюда, видимо, и употребляющееся иногда имя "Железный хромец".
      4. Такое деление источников дается в статье А. Ю. Якубовского "Тимур". "Вопросы истории", 1946, N8 - 9.
      5. Известно, что Тимур, не будучи Чингизидом, почтительно именовал себя "гурган" - зять дома Чингиз-хана. См. Ибн Арабшах: Ahmedis Arabsiadae Vitae et rerum gestarum Timuri, qui vulgo Tamerlanes dicitur, historia. Latine vertit, et adnotationes adjecit S. H. Manger. T. I. Leovardiae. 1767, p. 26 (далее Ибн Арабшгх. Указ. соч.).
      6. Товма Метсопеци. История. Париж. 1860, стр. 31.
      7. ПСРЛ. Т. 11. М. 1965, стр. 151 - 152.
      8. См. В. В. Бартольд. Сочинения. Т. II, ч. 2. М. 1964, стр. 58.
      9. См. В. В. Бартольд. Сочинения. Т. I. М. 1963, стр. 32.
      10. В. В. Бартольд отмечал, что зверства Тимура превосходят злодеяния Чингиз-хана (В. В. Бартольд. Сочинения. Т. II, ч. 1. М. 1963, стр. 746).
      11. См. В. В. Бартольд. Сочинения. Т. VII. М. 1971, стр. 12.
      12. А. Ю. Якубовский. Указ. соч., стр. 67,
      13. Там же, стр. 72.
      14. Там же, стр. 64.
      15. "Всемирная история". Т. III. М. 1957, стр. 574.
      16. "Очерки истории СССР. XIV - XV вв.". М. 1953, стр. 666; "История СССР с древнейших времен до наших дней". Т. II. М. 1966, стр. 521.
      17. См. "История таджикского народа". Т. II. М. 1964; В. М. Массой, В. А. Ромодин. История Афганистана. Т. I. М. 1964; "История Ирана с древнейших времен до конца XVIII в.". Л. 1958, и другие. Отрицательную роль Тимура в истории Грузии ясно показал И. А. Джавахишвили. (И. А. Джавахишвили. История грузинского народа. Т. IV. Тбилиси. 1948, стр. 17, на груз. яз.). С его оценкой солидаризируется и армянский историк Я. А. Манандян (Я. А. Манандян. Критический обзор истории армянского народа. Т. III. Ереван. 1952, стр. 343 - 344, 363, на арм. яз.).
      18. V. D. Mahajan. Muslim Rule in India. Delhi. 1965, p. 198.
      19. И. Муминов. Роль и место Амира Тимура в истории Средней Азии. Ташкент. 1968, стр. 9, 42, 44.
      20. Там же, стр. 11, 12, 22, 45.
      21. Там же, стр. 42 - 43.
      22. В. В. Бартольд. Сочинения. Т. II, ч. 2, стр. 201; Ч. А. Стори. Персидская литература. Библиографический обзор. Перевел с английского, переработал и дополнил Ю. Э. Брегель. Ч. II. М. 1972, стр. 795.
      23. И. Муминов. Указ. соч., стр. 35.
      24. Меткую характеристику политики Тимура дал К. Маркс: "Политика Тимура заключалась в том, чтобы тысячами истязать, вырезывать, истреблять женщин, детей, мужчин, юношей и таким образом всюду наводить ужас" ("Архив Маркса и Энгельса". Т. VI. М. 1939, стр. 185).
      25. О Мавераннахре см.: В. В. Бартольд. Сочинения. Т. I, стр. 115 - 237; т. III. М. 1965, стр. 477.
      26. Это тюркизированное население Мавераннахра и более южных областей совместно с другими группами тюркоязычного населения (включая и кочевых узбеков, пришедших в Мавераннарх в конце XV - начале XVI в.) постепенно оформилось в узбекскую народность.
      27. Ибн Арабшах. Указ. соч. Т. I, стр. 26. Термин "чагатаи" встречается в армянских источниках. См. Товма Метсопеци. Указ. соч., стр. 20 (чагатайские войска - войска Тимура). Знают его и арабские авторы (см. Ибн Тагрибарди. Ал-Нуджум аз-захира. Т. 12. Каир. 1956, стр. 262, на арабск. яз.).
      28. Клавихо Рюи Гонзалес де. Дневник путешествия ко двору Тимура в Самарканд в 1403 - 1406 гг. СПБ. 1881, стр. 237, 243.
      29. О Моголистане см.: В. В. Бартольд. Сочинения. Т. II, ч. 1, стр. 79 - 95.
      30. В. В. Бартольд. Соч. Т. V. М. 1968, стр. 169 - 170; А. Ю. Якубовский. Указ. соч., стр. 49.
      31. Движение сербедаров в Иране и Мавераннахре XIV в. было очень сложным как по составу его участников, так и по целям. В нем была сильна антифеодальная струя. Одновременно это был протест различных слоев оседлого, особенно городского, населения древних земледельческих районов против засилья кочевой знати, господствовавшей в Чагатайском и Хулагуидском улусах. Движение сербедаров подавил Тимур, что привлекло к нему симпатии не только кочевых феодалов, но и оседлой верхушки, для которой требования левого крыла сербедарского движения (уменьшения феодальных повинностей и даже социального равенства) были неприемлемы.
      32. Свою карьеру Тимур начал как атаман разбойничьей шайки, промышлявшей на территории современной Средней Азии, Ирана и Афганистана. Будущий завоеватель и его сподвижники воровали баранов, грабили население, убивали. В одной из схваток Тимур получил тяжелое ранение, после которого остался хромым на всю жизнь (см. А. Ю. Якубовский. Указ. соч., стр. 53 - 55). Товма Метсопеци называет Тимура "авазакапет" (атаман разбойников) и "мардаспан" (душегуб) (Товма Метсопеци. Указ. соч., стр. 10).
      33. Это борьба Ирана и Турана, где Туран - первоначально иранское же, но кочевое население (В. М. Массон, В. А. Ромодин. Указ. соч., стр. 52). Любопытно сопоставить это с русским эпосом, где борьба с кочевниками также занимает видное место.
      34. Это хорошо доказано в книге: И. П. Петрушевский. Земледелие и аграрные отношения в Иране XIII - XIV вв. М. -Л. 1960.
      35. Большая часть монголов Мавераннахра и Ирана к середине XIV в. была уже тюркизирована. То же самое произошло, причем в еще большем масштабе, в Золотой Орде, где уже в первой половине XIV в. монголов не было (данные Ибн Баттуты).
      36. "История Ирана с древнейших времен до конца XVIII века". Л. 1958, стр. 226.
      37. О том, что "чагатаи" - кочевники, см.: В. В. Бартольд. Сочинения. Т. II, ч. 1, стр. 260; ч. 2, стр. 544.
      38. Ибн Арабшах. Указ. соч., стр. 146. Хорезм рассматривался Тимуром как "дар ал-харб" (область войны) (см. В, В. Бартольд. Соч. Т. V, стр. 171).
      39. В. В. Бартольд. Соч. Т. III, стр. 548 - 549.
      40. В данном случае неважно, существовала ли эта система при чагатайских ханах и от них перешла к Тимуру, или ее ввел сам Тимур. Даже если верно первое предположение, то это лишь доказывает органическую связь государства Тимура с империей Чингиз-хана и улусами его наследников.
      41. В. В. Бартольд. Соч. Т. II, ч. 2, стр. 47, 50, 53; т. V, стр. 171 - 173; "История Ирана с древнейших времен до конца XVIII в.", стр. 230.
      42. Б. Г. Гафуров справедливо пишет: "Он (Тимур. - А. Н.) ставил себе целью воссоздать распавшуюся Монгольскую империю. Тимура можно назвать собирателем распавшейся империи Чингиз-хана" (Б. Г. Гафуров. Указ. соч., стр. 483).
      43. Любопытно, что в некоторых завоеванных Тимуром странах его считали Чингизидом. Например, грузинская летопись сообщает, что Тимур "был из рода Чингизова" ("Картлис цховреба". Т. П. Тбилиси. 1959, стр. 326, на древнегруз. яз.).
      44. В. В. Бартольд. Соч. Т. III, стр. 548.
      45. "История Ирана с древнейших времен до конца XVIII в.", стр. 231 - 232.
      46. Товма Метсопеци. Указ. соч., стр. 14.
      47. Клавихо. Указ. соч., стр. 143; Ибн Тагрибарди. Указ. соч., стр. 265.
      48. Низам ад-дин Шами. Зафар-намэ. Т. I. Прага. 1937, стр. 188 (на перс. яз.).
      49. Клавихо. Указ. соч., стр. 227.
      50. Этот вывод сформулирован, в частности, в "Истории СССР с древнейших времен до наших дней". Т. II., стр. 521.
      51. И. Муминов. Указ. соч., стр. 14.
      52. В. В. Бартольд. Сочинения. Т. V, стр. 178, 606 - 607.
      53. Еще В. В. Бартольд отмечал, что "в событиях царствования Тимура мы находим также ключ к объяснению многих действий Улугбека, его успехов и неудач" (В. В. Бартольд. Сочинения. Т. II, ч. 2, стр. 26).
      54. Показательна судьба Али Кушджи, известного астронома и географа, нашедшего убежище в Турции (см. И. Ю. Крачковский. Избранные сочинения. Т. IV. М. -Л. 1957, стр, 590).
      55. А. Ю. Якубовский. Указ. соч., стр. 64. У А. Ю. Якубовского это положение заимствовал И. М. Муминов (И. Муминов. Указ. соч., стр. 42).
      56. Источники того времени не проводят четкого различия между кочевниками отдельных чингизских улусов.
      57. Когда речь идет о татарах Золотой Орды, не следует их путать с современными (волжскими) татарами, кыпчакизированными потомками старого населения Волжской Булгарии. Лишь относительно небольшая часть кочевого (кыпчакского) населения Золотой Орды приняла участие в формировании современного татарского народа.
      58. Биографию Тохтамыша см.: В. В. Бартольд. Сочинения. Т. V, стр. 564 - 567.
      59. Лучше всего об этом говорится у йазди, который рассказывает, что после разгрома Тимур-мелика Тохтамышем при участии войск Тимура "власть и могущество его (Тохтамыша. - А. Н.) стали развиваться, и благодаря счастливому распоряжению Тимура весь улус Джучиев вошел в круг его власти и господства" (см. В. Г. Тизенгаузен. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды Т II М. -Л. 1941, стр. 150 - 151).
      60. Б. Д. Греков, А. Ю. Якубовский. Золотая Орда и ее падение М. -Л. 1950, стр. 324.
      61. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч., стр. 109: "Тебриз также принадлежал к числу владений Тимура".
      62. Эта фраза показывает, что Тимур считал Тохтамыша своим вассалом.
      63. См. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч., стр. 110.
      64. Там же, стр. 111, 154.
      65. ПСРЛ. Т. 25. М. 1949, стр. 222; т. 11. М. 1965, стр. 152 и др.
      66. ПСРЛ. Т. 25, стр. 222, 223.
      67. Летопись упоминает о князе Семене Дмитриевиче, о котором говорится, что он сумел послужить четырем царям, из которых первыми двумя названы Тохтамыш и Аксак Тимур (см. ПСРЛ. Т. 25, стр. 232).
      68. В. Г. Тизенгаузен. Указ. соч., стр. 189.
      69. ПСРЛ. Т. 11, стр 152.
      70. Абу Бекр Тихрани. Китаб Дийарбакирийа. Анкара. 1962, стр. 47 - 52 (история Ак-коюнлу, написанная на персидском языке в XV в.); Гаффари. Тарихе джаханара. Тегеран. 1964, стр. 248 (на перс. яз.).
      71. Ибн Тагрибарди. Указ. соч. Т. 12, стр. 267.
      72. Там же, стр. 261.
      73. Lane-Poole St. A History of Egypt in the Middle Ages. L. 1968, pp. 331 - 332.
      74. В. В. Бартольд. Сочинения. Т. V, стр. 566.
      75. Lane-Poole St. Op. cit., p. 332.
      76. Ibid.; В. В. Бартольд. Сочинения. Т. V, стр. 566.
      77. Ибн Тагрибарди. Указ. соч. Т. 12, стр. 261.
      78. Описания разорения Алеппо, Дамаска и других сирийских городов см.: Ибн Тагрибарди. Указ. соч., стр. 223 - 245. Я намеренно цитирую этого автора, а не Ибн Арабшаха, которого упрекают в пристрастном отношении к Тимуру.
      79. Lane-Poole St. Op. cit, p. 334. Такие монеты неизвестны, и можно считать, что их не чеканили.
      80. Ибн Тагрибарди. Указ. соч. Т. 12, стр. 245.
    • Сюжет на серебряном блюде
      Автор: Mukaffa
      Кони то местные, слишком здоровые для тюрок.
    • Загадка Фестского диска
      Автор: Неметон
      В 1908 году при раскопках минойских дворцов в Фесте, итальянский археолог Л. Пернье, рядом с разломанной табличкой линейного письма А обнаружил терракотовый диск диаметром 158-165 мм и толщиной 16-21 мм. Текст был условно датирован 1700г до н.э по лежащей рядом табличке (т. е СМПIII). Обе стороны диска были покрыты оттиснутыми при помощи штемпелей изображениями. Происхождение диска вызывает неоднозначную оценку. Помимо критской версии происхождения, не исключалось, что он был изготовлен в Малой Азии. Некоторые ученые считают (Д. Маккензи), что сорт глины, из которой изготовлен диск, не встречается на Крите и имеет анатолийское происхождение. Иероглифы, использованные в надписи, носят отчетливый рисуночный характер и не имеют сколь-нибудь четких соответствий в других письменностях и очень мало напоминают знаки критского рисуночного письма. Большинство ученых полагает, что диск читался справа налево, т.е от краев к центру (в иероглифической письменности люди и животные повернуты как бы навстречу чтению). Весь текст состоит из 241 знака, причем разных знаков встречается 45.
       

       Относительно языка, на котором выполнена надпись на диске, существовало несколько предположений:
      –        греческий
      –        языки Анатолии: хеттский, карийский, ликийский
      –        древнееврейский или какой-либо другой семитский язык

      Одним из первых исследователей загадки Фестского диска был Д. Хемпль в статье 1911 года в ж. «Харперс Мансли Мэгезин». Он решил прочесть надпись по-гречески по правилам кипрского силлабария, использовав акрофонический метод, верно определив по числу употребляемых знаков, что письмо слоговое. Первые 19 строк стороны А он перевел следующим образом:
      «Вот Ксифо пророчица посвятила награбленное от грабителей пророчицы. Зевс, защити. В молчании отложи лучшие части еще не изжаренного животного. Афина -Минерва, будь милостива. Молчание! Жертвы умерли. Молчание!..» Согласно трактовке Хемпля, в этой части надписи говорилось об ограблении святилища пророчицы Ксифо на юго-западном побережье Малой Азии греком — пиратом с Крита, вынужденным впоследствии возместить стоимость награбленного имущества жертвенными животными, а дальше шли предупреждения о необходимости соблюдения молчания во время церемонии жертвоприношения.
      Имели место самые необычные попытки дешифровки диска. В 1931году в Оксфорде вышла книга С. Гордона «К минойскому через баскский», в которой автор допускал, что язык древних обитателей Крита, возможно, находится в близком родстве с баскским, как единственным не индоевропейским языком, сохранившимся в Европе. Однако, его вариант перевода текста диска вызвал неоднозначную оценку:
      «Бог, шагающий на крыльях по бездыханной тропе, звезда-каратель, пенистая пучина вод, псо-рыба, каратель на ползучем цветке; бог, каратель лошадиной шкуры, пес, взбирающийся по тропе, пес, лапой осушающий кувшины с водой, взбирающийся по круговой тропе, иссушающий винный мех..».
      Схожий метод дешифровки, когда предметам приписываются названия на выбранном «родственном» языке и затем, путем сокращения этих названий получают слоговые значения знаков и, таким образом, каждая группа знаков на диске превращается во фразы, использовала в том же 1931 году Ф. Стоуэлл в книге «Ключ к критским надписям», сделав попытку прочесть диск на древнегреческом языке. Начальные слоги дополнялись до полных слов, и фраза читалось, как казалось, по-гречески (например, «Восстань, спаситель! Слушай, богиня Реа!»).
      После II мировой войны, в 1948 году, немецкий языковед Э. Шертель при помощи математических методов дешифровки предположил, что надпись на диске — гимн царю Мано (Миносу) и Минотавру, выполненный на одном из индоевропейских языков, близком латинскому. Аналогичной точки зрения придерживался А. Эванс, который, основываясь на идерграфическом методе, в монографии “Scriptia Minoa” предположил, что текст диска является победным гимном. (Эту точку зрения разделяла и Т.В. Блаватская). Однако, это предположение оказалось плодом воображения.
      В 1959 и 1962 гг Б. Шварц и Г. Эфрон представили свои гипотезы содержания диска, основываясь на методе и предположении о том, что надпись выполнена на греческом языке. По версии Шварца надпись представляет собой список священных мест, своеобразный путеводитель по Криту:
      [Сторона А]: Святилище Марато и город Эрато суть истинные святилища. Могущественно Ка..но, святилище Зевса. А которое есть святилище Месате, это — для эпидемии. Святилище Филиста — для голода. Святилище Акакирийо есть «Святилище, которое есть святилище Халкатесе.., - Геры. Святилище, которое есть Маро, есть менее достопримечательное, тогда как святилище Халкатесе..- более достопримечательное.
      [Сторона В]: Эти суть также святилища: могущественная Эсерия, Ака, Эваки, Маирийота, Мароруве, ..томаройо и Се..а. И этот город Авениту превосходен, но Эваки осквернен. Храм, расположенный против Филии, есть Энитоно по имени. Имеется три храма: Эрато, Энитоно и Эсирия. И это именно Эрато — для обрядов с быками, и Энитоно — для умиротворения, и для свободы от забот — третья, веселая Эсирия».
      Эфрон полагал, что на диске записан древнейший образец греческой религиозной поэзии:
      [Сторона А]: Исполненное по обету приношение для Са.. и Диониса, исполненное по обету приношение для Тун и Са.., жертвоприношение Ви.. и жрецам, и жертвоприношение..[неким божествам], и жертвоприношение Са.. и Дионису, и жертвоприношение..[неким божествам], ..Агвии и ее сыну,  жертвоприношение и ..богине Тарсо, и..[некому атрибуту] божественной Тарсо, и ..[некому атрибуту] божественной Тарсо и самой богине.
      [Сторона Б]: Иаон бесстрашный из Сард вызвал чтимую богиню Тарсо, дочь Теарнея, на состязание. Божественный Теарней, сын Тарсо, дочери Теарная, приготовляя жертвенный при в Сардах на азиатский манер, убеждал человека из Азии: «Уступи богине, вырази почтение Гигиее, дочери Галия». Сын Тарсо просил красноречиво от имени богини. Иаон бесстрашный пришел к соглашению с Тарсо и Агвием».
      В дальнейшем, бесперспективность использования идеографического, сравнительно-иконографического и акрофонического методов для чтения диска убедительно показал Г. Нойман.
      С. Дэвис, рассматривая надпись на диске как анатолийскую (хетто-лувийскую) по происхождению, трактовал текст на обеих сторонах практически идентично:
      [Сторона А]: Оттиски печатей, оттиски, я отпечатал оттиски, мои оттиски печатей, отпечатки...я оттиснул...» и т.д и т.п.
      По мнению Вл. Георигиева, также сторонника анатолийского происхождения диска, после расшифровки архаических греческих текстов линейного Б, не может быть подвергнуто сомнению, что диск написан на индоевропейском языке. Сам он трактовал надпись как своеобразную хронику событий, произошедших в юго-западной части Малой Азии, в которой на стороне А самые важные личности — Тархумува и Яромува, вероятно, владетели двух разных областей. На стороне Б — Сарма и Сандатимува, вероятный автор текста.
      В 1948 году диск был прочитан на одном из семитских языков следующим образом:
      «Высшее — это божество, звезда могущественных тронов.
      Высшее — это изрекающий пророчество.
      Высшее — это нежность утешительных слов.
      Высшее — это белок яйца.»
       Французский исследователь М. Омэ, считавший, что вертикальные черты диска отделяют не отдельные слова, а целые фразы, обнаружил в тексте известие о гибели Атлантиды. С ним был согласен ведущий советский атлантолог Н.Ф Жиров.
      Особое значение при исследовании диска придается тому факту, что надпись сделана с помощью 45 различных деревянных и металлических штампов. По мнению Чэдуика, можно предположить, что подобный набор не мог использоваться для изготовления одной единственной надписи и, соответственно, можно предположить наличие других, аналогичных диску из Феста надписей.
      Г. Ипсен в статье 1929 года отмечал, что:
      1.      Фестский диск не имеет билингвы и слишком мал для проведения каких-либо статистических подсчетов.
      2.      Количество знаков диска (45) слишком велико для буквенного письма и слишком мало для иероглифического.
      3.      Письменность диска является слоговой.
       Э.Грумах в статье в ж. «Kadmos» обратил внимание на исправление, внесенные в текст диска в четырех местах, где старые знаки оказались стертыми и вместо них впечатаны другие. Первые три исправления сделаны на лицевой стороне диска, в нижней половине внешнего кольца (край диска); четвертое сделано на оборотной стороне, в третьей ячейке от центра. Суть исправления в следующем:
      1.      В одном случае поставлено два новых знака - «голова с перьями» и «щит».
      2.      В двух других — на месте какого-то старого знака поставлен «щит», что позволило образовать новую группу знаков «голова с перьями — щит», как в первом случае.
      3.      В последнем случае на место одного старого знака стоят два новых - «голова с перьями» и «женщина, смотрящая вправо».
       Причины подобных исправлений неизвестны, но, видимо, явились следствием какого-то события, сделавшего необходимым внесение корректив. (Истории известны случаи, когда перебивались имена царей или даже стирались. Например, хеттская надпись, из которой была удалена надпись с названием страны Аххиява).
      Э. Зиттиг в 1955 году вычитал на одной стороне указания о раздаче земельных наделов, а на другой стороне — наставления по поводу ритуальных действий, относящихся к поминальным обрядам и празднику сева.
       В 1934-35гг. при раскопках пещерного святилища в Аркалохори (Центральный Крит) С. Маринатосом была обнаружена бронзовая литая секира с выгравированной надписью, содержащей знаки, полностью идентичной знакам на Фестском диске. В 1970 году в ж. Кадмос был опубликован происходящий из Феста оттиск на глине единственного знака, тождественного знаку 21 письменности диска. Было установлено, что техника последовательного оттиска на мягкой сырой глине изображений с помощью специальных матриц применялась критскими мастерами уже в СМПII. Возникло предположение о местных, критских иконографических истоках письменности Фестского диска, развивавшихся одновременно с линейным А.

      Знак 02 «голова, украшенная перьями», который Э. Майер и А. Эванс сравнивали с изображением головного убора филистимлян, известного по рельефам времен Рамсеса II и которые моложе диска на несколько столетий, как было установлено Э. Грумахом, не имеют никакой иконографической связи со знаком 02. При раскопках одного из горных святилищ на востоке Крита были найдены глиняные головы подобной формы.

      Кроме того, на двух минойских печатях имеются изображения полулюдей-полуживотных, которых связывают с солярным культом, с такими же зубчатыми гребнями и клювообразными носами, как на знаке 02. Это позволило Грумаху сделать вывод о том, что знак 02 — смешанный образ человека и петуха, священного животного Крита, атрибута верховного божества.

       
      Знаки 02-06-24
      Знак 24 (пагодообразное здание) А. Эванс сопоставлял с реконструированным на основании фасадов гробниц экстерьером деревянных домов древних жителей Ликии. Э. Грумах считал, что знак проявляет большее сходство с критскими многоэтажными зданиями на оттисках печати из Закроса (Восточный Крит). О знаке 06 («женщина») А. Эванс отзывался как о резко контрастирующим с обликом минойских придворных дам. Э. Грумах отождествлял знак с изображением богини-бегемотихи Та-урт, почитание которой было заимствовано из Египта и засвидетельствовано на Крите до времени создания диска, причем богиня одета в характерную критскую женскую одежду.
      Т.о, практически всем знакам фестского диска могут быть подобраны критские прототипы. Само спиральное расположение знаков, подобное надписи, обнаруженной на круглом щитке золотого перстня в некрополе Кносса, состоящей из 19 знаков линейного письма А, напоминает об излюбленном орнаментальном мотиве в искусстве Крита.
      Вопрос о том, в каком направлении следует читать надпись на диске, также можно считать решенным. Уже один из первых исследователей диска А. Делла Сета указывал, что композиционное построение скрученной спиральной надписи явно ориентирует на принцип движения по часовой стрелке. Также выяснилось, что когда миниатюрные матрицы накладывались на поверхность сырой глины не совсем ровно, то их оттиски всегда получались более глубокими с левой стороны. Следовательно, критский печатник, штампуя надпись, действовал левой рукой, последовательно нанося знаки справа налево. Если считать, что чтение диска шло от центра к краям, то возможными кандидатами на знаки для чистых гласных будут 35, 01. 07, 12, 18. Однако знак 07 входит в большое число как начал, так и концовок различных слов (независимо от направления чтения). И поэтому из числа кандидатов должен быть исключен. По сходным причинам должен быть исключен знак 12. Т.о, при направлении чтения от центра к краю кандидатами на гласный будут знаки 01, 18, 35, а при направлении чтения от краев к центру — 22, 27, 29.

      По мнению Ипсена, «рисунок сам говорит о значении формата: голова, украшенная перьями, показывает, что следующее слово обозначает определенную личность. По своему положению и значению этот знак совпадает с соответствующим знаком в клинописи; на то, что рисунок и явно единственная идеограмма, указывает сопоставительный анализ иероглифических систем письма, где также изображения людей и частей человеческого тела чаще всего выступают в качестве детерминативов. Т.о, знак 02, содержащийся почти в трети слов и стоящий всегда на первом месте перед другими знаками, был единодушно опознан как детерминатив (Пернье, Ипсен, Нойман, Назаров и др), обозначающий имена собственное (в тексте их — 19, а с учетом повторений — 15), которые некоторые исследователи относят к перечню минойских правителей Крита (А. А. Молчанов).

      Из установленного в целом слогового характера письма Фестского диска естественным образом вытекает вывод о том, что обособленные группы знаков, заключенные в ячейки, представляют собой слова.  Вслед за именами правителей стоят слова, обозначающие область или город. Общий порядок перечисления критских городов реконструируется следующим образом:
      –        Кносс
      –        Амнис (согласно Страбону, при царе Миносе являлся гаванью Кносса)
      –        Тилисс
      –        неизвестные города Центрального и Восточного Крита
      –        Фест (Южный Крит)
      –        Аптара и Кидония (Западный Крит)
      –        Миноя

      Самое популярное имя в перечне правителей в тексте диска транскрибируется как Сатури или Сатир. Имя Сатира встречается, а мифолого-исторической традиции, отражающей древнейшее прощлое Пелопоннеса: царь Аргос победил некого Сатира, притеснявшего жителей Аркадии. Также ему приписывается победа над быком, опустошавшим Аркадию. Бык, судя по его изображениям в минойском искусстве играл очень важную роль в религиозных представлениях и, по-видимому, являлся для минойцев, как и для древних египтян, одновременно и воплощением бога, и двойником обожествленного царя (культ Аписа в Мемфисе). Для ахейских греков бык являлся олицетворение мощи Крита.

      Было выдвинуто предположение о наличии в личных именах общего корня со значением «жрец», «прорицатель», которые сочетаясь с именем правителя и топонимом (по типу А29 А31) представляют собой наименование сана.
      Весьма возможно, что второй правитель Феста (А29) с титулом «прорицатель» являлся хозяином «малого дворца» (т.н царской виллы в Агиа-Троаде), а первый (А26), по имени Сакави, имел постоянную резиденцию в большом дворце в городском акрополе, и тогда сохранившийся диск принадлежал лично ему.

      Т.о, по одной из версий, общая интерпретация содержания текста Фестского диска заключается в сообщении о приношении вотива божеству по случаю заключения или возобновления священного договора или совершения какого-либо другого сакрального акта.
      Сама форма диска заведомо ассоциирована с солярным символом. Известно, что еще во II в н.э в храме Геры в Олимпии сохранялся диск, возможно, аналогичный фестскому, на котором также по кругу был написан текст священного договора о перемирии на время проведения Олимпийских игр.
       
      Каменный жертвенник из дворца Маллия
      Метод штамповки надписи на диске связан с необходимостью его тиражирования для участников церемонии. Именно это обстоятельство позволило сохраниться одному экземпляру диска и не исключает обнаружение аналогичных ему в будущем при раскопках минойских дворцов или святилищ.
      Данная трактовка содержания диска согласуется с данными археологии относительно политического устройства Крита в кон. СМПIII, когда главенствующая роль принадлежала Кноссу, но централизованное государство еще не было создано. Этому свидетельствует почетное первое место в общем списке владык Крита. Интерпретация текста как сакрально-политического документа, составленного от имени кносского царя, предполагает изготовление этого экземпляра и подобных ему (как минимум, 12) именно в Кноссе.