Sign in to follow this  
Followers 0
kusaloss

Штыковая атака генерала Гаузена. Эпизод битвы при Марне

1 post in this topic

7 сентября вечером командующий 3–й герм, армией генерал Гаузен должен был разрешить тяжелую задачу. Две его дивизии справа — 32–я пех. (12–й арм. корпус) и 23–я рез. (12–й рез. корпус) — вели бой на линии Норме, Ланарэ, Сомесу. Восточнее 23–я пех. дивизия (12–й арм. корпус) достигла района южнее Сомпюи (Sompuis), но здесь ее остановил артогонь противника; еще дальше к востоку 19–й арм. корпус сражается в упорном бою в районе Глан (Glannes), сохраняя связь с 8–м арм. корпусом 4–й армии. В тылу 24–я рез. дивизия (12–й рез. корпус), освободившаяся после падения Мобежа, спешит к фронту; вечером она достигла Марны в 25 км ниже Шалона.
   Гаузену известно, что находящиеся восточнее его 4–я и 5–я армии ведут тяжелые бои, не будучи в состоянии преодолеть сопротивление противника. Перед правым крылом 4–й армии противник явно усиливается[236]. Соседняя армия справа (2–я) также подверглась нападению противника по всей линии. Генерал Бюлов требует активной поддержки на своем левом фланге. Из перехваченного и переданного главной квартирой приказа генерала Жоффра Гаузену известно, что удар приходится главным образом на западном крыле всего германского расположения. Враг атакует на западе и на востоке: где же, в конце концов, он ослабил свои силы? Очевидно, в центре, как раз против фронта 3–й армии. Следовательно, надо наступать именно здесь. Гаузен сообщает всем своим частям, справа и слева: «Я намерен завтра рано утром наступать», и обращается к Бюлову:«Я прошу подчинить 2–ю гв. дивизию (гвардейский корпус) командованию 12–го рез. корпуса с целью общего наступления с двумя моими дивизиями». К командующему 4–й армией герцогу Альбрехту: «Я прошу направить 8–й арм. корпус в наступление совместно с моими 1½ корпусами» (т е. 19–й арм. корп. и 23–я пех. дивизия). Гаузен получает согласие от обоих соседей. Это решение командования 3–й армии квалифицируется немецкими исследователями как «неслыханная отвага»[237]. Однако, сам Гаузен, приняв его, переживал некоторые сомнения. Причиной их явилась активность неприятельской артиллерии. Корпуса сообщали одно и то же: «Против подавляющего огня артиллерии противника невозможно наступать[238]: наша артиллерия не находит ее (т. е. артиллерию) и не может нам помочь». На полях Марнской битвы уже накапливался тяжелый опыт, купленный кровью. Все более вырисовывалось лицо гигантского сражения: отнюдь не бескровная битва, как утверждают некоторые, а тяжелая кровавая борьба.
   «Гигантская артиллерийская битва»[239] — в этой оценке Марнского сражения гораздо больше истины, чем во многих глубокомысленных оперативных анализах. На Урке артиллерия сковала маневр с обеих сторон. У Эстерне она парализовала атаку 9–го германского корпуса. Один день сражения (7 сентября) принес Гаузену тоже горькое поучение. Как наступать? Как «обмануть» артиллерию противника? Гаузену кажется, что рецепт найти не трудно: надо воспользоваться ночью, чтобы подвести пехоту возможно ближе к позициям врага, и на рассвете атаковать его. Этой идее — перехитрить суровую логику новой фазы войны — суждено было жить еще некоторое время в маневренном периоде войны, пока факты не разоблачили ее. В 23 ч. 15 м. Гаузен сообщает германскому главному командованию: «8 сентября в утренние сумерки я приказал всем войскам предпринять штыковую атаку[240]. Примыкающие фланги 2–й и 4–й армий наступают совместно».
   Приказ генерала Гаузена был отдан 7 сентября в 17 час. и начинался следующими словами:
   «Враг наступает на всем фронте перед германскими армиями. На правом германском крыле находятся превосходные силы французов. Противник не может быть поэтому сильным и превосходить нас на всем фронте. Только новое, энергичное наступление с фронта может выяснить положение противника, прорвать его фронт там, где он должен быть слабым, и парировать наступление превосходных сил противника на правом германском крыле. Чтобы в наибольшей степени избавить атаку пехоты от действия французской артиллерии, необходимо провести ее в утренние сумерки, достигнув штыковым ударом неприятельской артиллерии».
   Как видим, Гаузен задумал сочетать смелую тактику с широким оперативным размахом. Он не учел при этом одного фактора:времени, да и не мог, по правде сказать, учесть его, не располагая данными о ходе гигантского сражения в целом. Прошло уже два дня сражения, в течение которых произошли важнейшие события на правом крыле. Наступление гвардии и саксонцев было задержано на эти два дня. Не поздно ли задуман контрманевр генералом Гаузеном?
   На командиров соединений, которым предстояло осуществить этот замысел, приказ командующего 3–й армией произвел сильнейшее впечатление. Генерал Плеттенберг лично явился в Шалон, чтобы выразить свои опасения; однако, Гаузеноставался тверд в своем намерении, согласившись лишь перенести начало атаки с 4 час. на 4 ч. 30 м. утра.
   Генерал-лейтенант Винклер пишет по поводу приказа:
   «Я не могу отрицать, что я с тяжелым сердцем передал его дальше. Хотя я и приветствовал мужественное решение атаковать в утренние сумерки, что было единственным средством избежать тяжело воспринятого действия неприятельской артиллерии 6 и 7 сентября, но мне было ясно, что этот приказ означает также и истребление моей дивизии».
   В 8 ч. 30 м. вечера генерал Кирхбах издал в Ватри приказ, согласно которому 32–я пех. дивизия должна была наступать через линию Ланаре — Васимон (оба включ.) до линии Ворфруа (Vaurefroy) — Монтепре (Montepreux) (оба исключ.); 23–я рез. дивизия — через линию Госимон (Haussimont) — Сомесу (включ.) до линии Монтепре (включ.) — западная окраина Майли (Mailly). Р. Сомм должна быть перейдена в 4 час. утра.
   2–я гв. пех. дивизия, которая получила приказ в 11 ч. 45 м. вечера в Кламанже, должна была наступать, примыкая к 32–й пех. дивизии, левым флангом через Норме на середину Конантрай (Connantray).
   1–я гв. пех. дивизия получила от командования 2–й армии приказ примкнуть к наступлению группы Кирхбаха. Начало наступления генерал Плеттенберг назначил первоначально на 4 ч. 15 м.
   д) Фер-Шампенуаз — 8 сентября
   (Схема 14)
i_015.png

   Схема 14. Атака гвардейским корпусом и 32-й пехотной дивизией. 8 сентября 1914 г.
 
   Согласно приказу генерал-лейтенанта Винклера в 1 ч. 30 м. ночи, 3–я гв. пех. бригада (полки Александра и Елизаветы) и находящийся впереди батальон Франца тотчас же переходят Сомму и выстраиваются для атаки южнее ручья. Наступление назначалось в 4 часа утра — правым крылом на Фер-Шампенуаз, левым — на Конантре. Два другие батальона Франца и соединенные роты Августы следуют во второй линии справа и слева от шоссе Вильсене — Норме — Фер-Шампенуаз. Артиллерия частью должна быть готова следовать за пехотой, по мере ее продвижения, частью же вести огонь с позиции севернее Соммы.
   Участники следующим образом высказываются о впечатлении, произведенном полученным приказом:
   «3 ч. 20 м. утра. Нас будят: офицеры к майору. Господа! Чтобы избежать действия неприятельской артиллерии, отдан приказ о всеобщей штыковой атаке. Всякое сопротивление разбивать без рассуждения. Ни одного патрона в стволе, примкнуть штыки, музыканты впереди рот. Я желаю батальону большого успеха. Мои мысли: Приготовься к смерти. Но для размышлений нет времени. Люди подняты, вещи застегнуты, роты собраны и приведены в готовность» (лейтенант Фибан,5–я р. Александра).
   Части получают приказ, поспешно отпечатанный на нескольких листах; при свете карманного фонаря трудно разобрать спутывающиеся строки. Направление атаки, местоположение противника — все это неясно: «Наступать. Направление на месяц, стоящий глубоко на юго-западе». Затворы у винтовок вынуты.
   Без помехи со стороны французов полки Александра, Франца и Елизаветы заняли свои исходные позиции. Но, вследствие неодновременного получения приказа и некоторых задержек, части выступили в разное время, из-за чего связь между ними была потеряна и сомкнутого наступления не получилось[241].
   Непосредственно восточнее Экюри наступал полк Александра через лес, к югу от дороги Экюри — Норме.
   Сначала все было тихо. Но затем начинается бешеная ружейная трескотня. Роты бросаются вперед с криком «ура!» Крик этот отдается далеко к востоку: 2 корпуса сомкнуто наступают рядом друг с другом.
   Пройдена первая линия окопов. Французская артиллерия все еще молчит. Передовые части уже натыкаются на сомкнутые соединения противника, который обращается в бегство.
   На широкой поперечной прогалине — небольшая пауза. Уже совсем светло. Заряжают винтовки. Наконец, редеет лес, и первые линии выходят на опушку: французы бегут, атакующие за ними, нет времени стрелять. Но вот раздаются первые выстрелы французской артиллерии, которая бьет в это скопище своих и чужих со все нарастающей силой. Немецкая артиллерия осталась позади и молчит. Продвигаясь дальше, части полка Александра достигают железнодорожной насыпи, вдоль которой и располагаются, обстреливая группы беспорядочно отходящего противника. Справа и слева атака соседей отстала. Полк первым продвинулся на 2,5 км в глубь расположения противника. «Только одного не удалось достигнуть; захвата французских батарей; неприятельская артиллерия ускользнула». Дальше без артиллерийской поддержки продвигаться невозможно. Только позднее начинают подтягиваться свои батареи, и около 11 час. три из них открыли огонь; но неприятельской пехоты уже не видно. Французская артиллерия ведет огонь по насыпи, причиняя значительные потери.
   Через четверть часа, в 4 ч. 15. м. утра, начал свою атаку 2–й батальон Франца. Уже через 15 мин. 6–я рота наткнулась на французов, которые открыли сильный огонь. Со штыками наперевес, под звуки труб, бой барабанов и крики «ура!» бросилась вперед 6–я рота; 2 пулемета сопровождали атаку. Противник смят, 100 пленных. Только тогда люди заряжают винтовки. Командир 6–й роты капитан Розенберг рассказывает, что единственный раз за войну ему пришлось шашкой разрубить голову французу, 5–й роте противник оказал ожесточенное сопротивление, но также был сбит. Первый удар 2–го батальона Франца прошел, таким образом, вполне удачно. Но дальше противник стал оказывать возрастающее сопротивление, хотя полк Александра был уже далеко впереди: видимо, атака этого полка предупредила французов, и они несколько оправились, 7–я рота напоролась вскоре на засаду и была встречена уничтожающими залпами. В несколько мгновений рота потеряла 3 командиров взвода, 4 унтер-офицеров и 27 гренадер убитыми, 3 унтер-офицеров и 34 гренадер ранеными. Люди с незаряженными еще винтовками бросились назад за прикрытие. Только после этого тяжелого урока командир батальона приказал зарядить винтовки. Продолжая продвижение вперед, роты 2–го батальона Франца перешли железную дорогу и вышли около 7 ч. 30 м. утра на шоссе Фер-Шампенуаз — Норме, где и остановились. Беспорядочные группы противника отступали к Фер-Шампенуазу. Однако, французская артиллерия начала обстреливать и этот участок.

  Левей через Норме и восточнее наступали в 4 ч. 45 м. остальные части 2–й гв. пех. дивизии встретили несравненно более серьезное сопротивление противника. В лесу разгорелся ожесточенный, кровавый бой. В особенности крепко оборонялись французы вдоль шоссе Фер-Шампенуаз — Норме, которое находилось под обстрелом французской артиллерии. Здесь несколько линий окопов следовали одна за другой, были устроены засеки, проволочные заграждения, засады для фланкирующего обстрела; в лесу, восточнее дороги, противник также оказывал сильнейшее противодействие.
   Единое руководство боем было, естественно, невозможно; все зависело от инициативы унтер-офицеров, которые впрочем показали себя с лучшей стороны. В лесу и кустарнике сражались врукопашную группами в 5–10 чел. Потери атакующих частей были громадны, в особенности в отношении офицерского состава. Три роты F батальона Франца остались к концу боя без единого офицера: «Потери в командирах были исключительно велики». При атаке части совершенно перемешались; оставшиеся в живых офицеры и унтер-офицеры собирали вокруг себя людей, невзирая на то, к какой части они принадлежат, и бросались снова в бой. В тылу у наступающих оказывались целые соединения французов, которые открывали внезапно огонь с тыла, с боем пробиваясь к своим. К середине дня, подорвав сопротивление противника на железнодорожной насыпи, части 2–й гв. пех. дивизии, наступая через лес, вышли на линию вдоль по течению ручья Вор (Vaure).
   Французы бежали к Фер-Шампенуазу; потери их были потрясающи: «как красный мак», острили гренадеры, выглядит все поле сражения, до железнодорожной насыпи, так густо усеяно оно было трупами в красных штанах.
   Немецкая артиллерия и в этом бою не оказала существенной помощи своей пехоте. Причина, главным образом, заключалась в неизвестности, где собственно находилась в данный момент передовая линия атаки; как только батареи открывали огонь по предполагаемому противнику, раздавался сигнал: «das Ganze halt» (прекратить стрельбу) — оказывается, артиллерия била по своим.
   Наступление 1–й гв. пех. дивизии во многом носило те же самые черты, что и наступление 2–й. Таким же порядком состоялось выступление на рассвете; затворы от винтовок были спрятаны в хлебных мешках. Те же штыковые атаки и тяжелые потери под огнем противника. 8–я рота 1–го гв. полка попала сначала под пулеметный огонь. «Я вижу, как люди падают, словно скошенные», — рассказывает Бешвиц, командир роты. Затем, вступив в небольшой лесок, она попадает под огонь артиллерии. «Это был настоящий лесок смерти». Полк, уже в августе потерявший 1600 чел., понес новые потери, в особенности в офицерах. Следует, однако, отметить то обстоятельство, что, благодаря внезапности атаки и быстроте продвижения, 2–му гв. полку удалось захватить 2 неприятельские батареи. Здесь в использовании артиллерии были те же недочеты: вся тяжесть атаки легла на плечи пехоты.
   Между 10 и 10 ч. 30 м. частям 1–й дивизии удалось продвинуться значительно вперед, западнее железной дороги Колиньи-Фер-Шампенуаз. Передовые части вплотную подошли к Фер-Шампенуазу, заняв вокзал.
   Только с 13 ч. 30 м. стала подтягиваться артиллерия в район выс. 166, открыв огонь по Фер-Шампенуазу и подступам в нему. Единого руководства ею в смысле поддержки пехотной атаки по-прежнему не было.
   Около полудня 2–я гв. пех. дивизия снова была передана (из группы Кирбаха) в подчинение командиру гвардейского корпуса генералу Плеттенбергу, который, в соответствии с указаниями командования 2–й армии, дал обеим дивизиям юго-западное направление атаки: 1–й гв. дивизии на Лент (Linthes) и 2–й — через Фер — Шампенуаз на Плер (Pleurs). Атака 1–й гв. дивизии в этот день, однако, уже не состоялась, вследствие утомления частей и, главное, неподготовленности артиллерии к ее поддержке.
   Части 2–й гв. дивизии, возобновив продвижение во второй половине дня, без боя овладели Фер-Шампенуазом. Измученные, изголодавшиеся, обескровленные части гвардии расположились вокруг этого местечка. До поздней ночи продолжались мелкие стычки с блуждающими отрядами противника. Пошел дождь, который усилил страдания бесчисленных раненых, разбросанных на полях и в лесу, подобрать которых не было никакой физический возможности.
   Остается несколько слов добавить об атаковавшей левее 32–й дивизии, подробное описание боя которой выходит из рамок нашей работы. После ожесточенного штыкового боя саксонцам удалось овладеть Ланаре и продвинуться до железнодорожной насыпи. Однако, дальнейшее наступление приказом дивизии было приостановлено указанием ждать продвижения 23–й рез. дивизии.
   О потерях за три дня сражения (с 6 по 8 сентября) в частях на фронте 32–й. дивизии дает представление следующая табличка:
 

177–й пех. полк 20 офиц., 592 унтер-офицеров и солдат. 178–й пех. полк 20 офиц., 518 унтер-офицеров и солдат. 2–й батальон Августы 11 офиц., 205 унтер-офицеров и солдат.

   Чтобы получить достаточно беспристрастную картину боя, приведем свидетельство и другой стороны. Фош пишет в своих воспоминаниях[242]:
   «8–го, до рассвета, 11–й корпус подвергся одной из самых ожесточенных атак. Воспользовавшись ночью, чтобы приблизиться к нашим линиям, не подвергаясь огню нашей артиллерии, противник построил свои массы для атаки в нескольких сотнях метров от нашей пехоты и внезапно, в 4 ч. 30 м., еще ночью, без артиллерийской подготовки, направил их к югу от Морен-Ле-Пти и Экюри-Ле- Репо. 21–я дивизия, на левом крыле нашего 11–го арм. корпуса, отхлынула на Фер-Шампенуаз, вовлекая в свое беспорядочное движение часть 52–й рез. дивизии и часть 18–й див. 22–я дивизия в свою очередь потеряла свои позиции в районе Ланаре».
   По другим французским источникам[243]: «Несмотря на героизм и бешеное сопротивление, о чем свидетельствовали потом груды трупов, найденных на линии защиты, 21–я и 22–я дивизии были опрокинуты и в беспорядке отхлынули назад, вовлекая части 35–й бригады (18–я дивизия)».
   Итак, план Гаузена осуществился, хитрость его имела успех, ему удалось «обмануть» неприятельскую артиллерию. Победа была полная. Но как удивлен был бы командующий 3–й армии, если бы ему сказали, что эта победа была одной из важнейших причин германского поражения на Марне![244] Об этом генерал Гаузен узнал только позднее.

Share this post


Link to post
Share on other sites

Please sign in to comment

You will be able to leave a comment after signing in



Sign In Now
Sign in to follow this  
Followers 0

  • Similar Content

    • Егоров А. Б. Стратегическая концепция Галльских войн Цезаря
      By Saygo
      Егоров А. Б. Стратегическая концепция Галльских войн Цезаря* // МНЕМОН. Исследования и публикации по истории античного мира. - 2007. - Выпуск 6. - С. 129-150.
      Галлы против Рима
      Галльские войны Юлия Цезаря (58-50 гг. до н.э.) были одной из самых масштабных, эффективных и исторически значимых кампаний в истории Рима. Населявшие огромную территорию современных Франции, Бенилюкса, Швейцарии и левобережной Германии, галлы были одним из самых многочисленных и сильных в военном отношении народов Европы и, наряду с карфагенянами, самым сильным и опасным противником Рима на протяжении длительного периода его истории.
      Еще в V веке до н.э. галлы вторглись в долину По, заселив область, которая получила название Цизальпийской Галлии. Первым столкновением с Римом было знаменитое галльское нашествие 390 г. В римскую историографию навсегда вошли страшный разгром при Аллии, взятие галлами Рима, семимесячная осада Капитолия и позорные условия сдачи. Римская историческая традиция завершает эту историю новым сражением, в котором избранный диктатором знаменитый полководец Марк Фурий Камилл атаковал галлов на обратном пути и нанес им сокрушительное поражение, однако, скорее всего, мы имеем дело с патриотической легендой или, по крайней мере, с явным преувеличением. Римляне запомнили даже точную дату битвы при Аллии (18 июля) и навечно объявили ее траурным днем, а рассказ о нашествии является одним из самых больших по объему рассказов в «Истории» Тита Ливия (Liv. V,33-55).
      После этого войны с галлами заполнили всю истории IV–II вв. до н.э. В 367 г. галлы вторглись в Лаций и потерпели поражение на реке Анио (Liv., VI,42). В 361 г. они пришли на помощь Тибуру и дошли до Рима, но в 360 г. были разбиты диктатором Кв. Сервилием Агалой (Ibid., VII,9-11). Новая битва произошла в 358 г. (Ibid., VII,1,12-15)1 и закончилась победой диктатора, знаменитого полководца Г. Сульпиция Петика. В 349-348 гг. набег повторился, консул М. Попилий Ленат снова разбил галлов в большой битве (Liv., VII, 23-28)2. На некоторое время нашествия прекратились, но в 295 г. вместе с этрусками и самнитами галлы сражались в битве при Сентине, генеральном сражении III Самнитской войны. В 285-282 гг. последовала новая большая война. На сей раз наступающей стороной впервые были римляне, которые нанесли галлам тяжелое поражение в сражении у Вадимонского озера (Polyb., II, 19-20).
      В конце III века до н.э. началась новая большая война. В 226 г. против Рима был заключен союз четырех племен северной Италии, бойев, инсубров, таврисков и лингонов. В 225 г. консул Эмилий Пап одержал победу над объединенными силами галлов, в 223 г. консул Фламиний прошел через области ценоманов и инсубров и разбил последних у Кластидия. В 222 г. консулы М. Клавдий Марцелл и Гн. Корнелий Сципион одержали новую победу и заняли столицу инсубров, Медиолан (Polyb., II, 22-35)3.
      Цизальпийская Галлия была покорена, но в 218 г, здесь появился Ганнибал.
      В период Ганнибаловой войны галлы составляли немалую часть армии карфагенского полководца4. При Каннах из 40.000 карфагенской пехоты 20.000 составляли галлы5. Они же оказали активную помощь армии Гаcдрубала, второй армии карфагенян, вторгшейся в Италию, и активно участвовали в битве при Метавре в 207 г. (Liv., XXVII, 39; 47-49). Наконец, после заключения мира с карфагенянами. Рим возобновил войну с инсубрами, ценоманами и бойями. Война шла с 200 по 191 г. в закончилась захватом Цизальпинской Галлии (Liv. Epit., 32-34).
      Следующий этап галльских войн приходится на конец II века до н.э. В 125 г. военные действия начал гракханец, консул Кв. Фульвий Флакк, а в 122 г. римляне атаковали аллоброгов, населявших область между Изарой (Изером) и Роной, что привело к столкновению с двумя крупнейшими племенами аякной Галлии, арвернами и эдуями. Эдуи стали союзниками Рима, а арверны пришли на помощь аллоброгам. В 121 г. у места впадения Изары в Рону консул Кв. Фабий Максим разбил объединенные силы арвернов и аллоброгов, после чего область к игу от Севенн и верхнее течение Гаронны вплоть до Толосы (Тулузы) стала новой провинцией. Трансальпийской, а позже – Нарбонской Галлией.
      На рубеже II–I вв. до н.э. с севера пришла новая опасность. В 114-101 гг. Рим вел Кимврскую войну, одну из самых тяжелых войн в своей истории. Хотя степень участия галлов можно определить лишь приблизительно, некоторые его признаки достаточно заметны. Следов сколь-нибудь серьезного сопротивления галлов германскому нашествию нет, а в 107 г. консул Г. Кассий Лонгин потерпел поражение от гельветов, бывших союзниками кимвров и тевтонов.
      В Цизальпинской Галлии было неспокойно и в I веке до н.э. В 77 г. восстание в провинции было подавлено Гнеем Помпеем6, а в 62-61 гг. Гай Помптин подавил восстание аллоброгов7. Примерно тогда же возникла угроза со стороны германцев, когда германский царь Ариовист подчинил эдуев и сделал своими данниками секванов (Caes. B.G., I,31). Каковы бы ни были планы Цезаря в Галлии, угроза провинции была вполне реальной.
      Войны Цезаря стали финалом этого длительного противостояния. Этот финал оказался неожиданно быстрым. В течение 8 лет римская армия подчинила огромную территорию Галлии, сделав это хотя и не без тяжелой борьбы, но с относительно небольшими потерями. Самым большим уроном была гибель 15 когорт (около 6.000-7.000 человек) Титурия Сабина и Аурункулея Котты во время восстания эбуронов зимой 53 г. (Caes. B.G., V,24-37), при Герговии римляне потеряли около 750 солдат и центурионов (VII, 51). Потери в других сражениях были меньше.
      Рим мобилизовал для войны лишь часть своих сил, правда, вероятно, лучшую. Армия Цезаря составляла от 6 до 10 легионов8, т.е. примерно треть тогдашних вооруженных сил Рима9. Блестящие успехи Цезаря были сенсационными даже на фоне кампаний 70-60-х гг., когда Рим видел походы Сервилия, Лукулла и Помпея. Победы Цезаря были отмечены беспрецедентными почестями: в 57 г. в честь победы над бельгами было назначено 15-дневное молебствие (Caes. B.G., II,35), в 55 г. последовало 20-дневное молебствие в честь вторжения в Британию (Ibid., IV,38), а в 52 г. еще одно 20-дневное молебствие в ознаменование победы над Верцингеториксом (Ibid., VII,90). Блестящие успехи Цезаря приводили в восхищение даже его противников. «С галлами же, отцы-сенаторы, настоящую войну мы начали вести только тогда, когда Гай Цезарь стал императором; до этого мы только оборонялись» (Cic. de prov. Cons., XIII, 32). «Замысел Гая Цезаря, – продолжает Цицерон, – был совершенно иным: он признал нужным не только воевать с теми, кто, как он видел, уже взялся за оружие против римского народа, но подчинить нашей власти всю Галлию» (Ibid., XIV. 34). Раньше, продолжал оратор, Альпы защищали Италию от галлов, теперь эти горы не нужны, угрозы с севера более не существует (Ibid.).
      Не будем оценивать, следуя за Цицероном, существовал ли у Цезаря глобальный план завоевания Галлии уже с самого начала, или же эта идея возникла несколько позже в процессе его успешных военных кампаний. Очевидно, что римский командующий не собирался ограничить свою деятельность функциями обычного провинциального наместника, о чем говорит сам факт его полномочий (получение управления тремя провинциями: Цизальпинской Галлии, Нарбонской Галлии и Иллирика сроком на 5 лет), а если в период первых кампаний 58 г. у Цезаря еще не было последовательного плана завоевания страны, то он должен был возникнуть после ошеломляющих успехов 58-57 гг.
      Кампания Цезаря (в этом Цицерон, несомненно, прав) поразительно контрастирует с предыдущими галльскими войнами римлян. В ней тоже было несколько изнурительных сражений и осад, но на смену длительным кровопролитным боям, которые сопровождали каждый шаг вперед и подчинение почти каждого племени, приходят блестящие военно-дипломатические акции, отражавшие новые принципы глобальной политики. Традиционные методы уже не работали: даже там, где Цезарь сталкивался с ожесточенным и последовательным сопротивлением одного или нескольких крупных или даже мелких племен (примером могут служить операции против эбуронов в 54-53 гг. или кампания против белловаков в 51 г.), ему приходилось использовать значительные силы своей армии. Подобных ситуаций Цезарь всегда пытался избежать.
      В рамках небольшой статьи мы не можем дать ни подробную характеристику римской армии вообще, ни армии Цезаря в частности, ограничившись лишь общим утверждением, что в I веке до н.э. военное искусство Рима достигло своего апогея, римская армия была лучшей армией античного мира, а Цезарь как полководец выделялся даже на фоне таких военачальников как Марий, Сулла, Метелл Пий, Лукулл и Помпей. Превосходство римской армии, вне всякого сомнения, было залогом успеха Цезаря, но этот совершенный механизм надо было использовать оптимальным и надлежащим образом. Мы также не можем остановиться на влиянии положения в Риме на ход галльской кампании, заметим лишь, что Цезарь, еще с большим основанием, чем Ганнибал, мог говорить, что был предан собственным правительством. Рим оказывал ему достаточно пассивную поддержку даже в самые спокойные периоды, ему приходилось постоянно отвлекаться на урегулирование положения в столице, а, начиная с 52 г. правившие в Риме Помпеи и оптиматы готовились не к войне с галлами или каким-либо другим противником, а к войне с Цезарем10. С другой стороны, у нас нет возможности дать подробную характеристику главного противника римлян – галльских и германских племен. Все это достаточно полно разобрано в соответствующей литературе, а некоторые выводы можно считать бесспорными и очевидными.
      Нашей задачей будет рассмотрение политической и стратегической составлявшей завоевания Галлии Цезарем, что, быть может, даст возможность понять секрет его успеха11.
      Источники
      Несомненным фактом является то, что при рассмотрении галльских войн 58-51 гг. мы всецело зависим от «Записок» Цезаря.
      Возможно, попытка дать альтернативную версию была предпринята Азинием Поллионом, но его сочинение до нас не дошло, и мы даже не можем сказать ничего определенного ни о содержании труда, ни о том, насколько его освещение событий действительно противоречило изложении Цезаря. В отличие от истории гражданской войны, у нас нет даже той достаточно разрозненной, идущей с обратной стороны информации, каковой являются письма и речи Цицерона, и относительно подробных альтернативных обзоров, каковым является обзор Аппиана (Арр. В.С., II,34-105).
      Рассказ Диона Кассия, вероятно, самый подробный из сохранившихся (Dio, XXXVIII, 31-50; XXXIX,1-5; 40-53; XL, I-II; 31-44), все же является менее полным, чем обзор гражданской войны 49-45 гг., которому посвящены три книги (XLI, XLII иXLIII) и, по большому счету, не противоречит Цезарю. Как и почти во всех других случаях, остается пожалеть об утрате соответствующих книг Тита Ливия (кн. CIV-CVIII)12 и упомянуть о scripta minora, относящихся к более позднему времени: относительно подробный, учитывая размеры биографии, обзор Плутарха (Plut. Caes., 15-28), достаточно полный экскурс Павла Орозия (Oros., VI, 7-11,26), от-дельные упоминания у Полиэна (Polyaen, VIII, 23,1-2), Светония Транквилла (Suet. Div.Iul., 24, 3-25), автора сочинения «О знаменитых мужах» и Евтропия (VI, 7). По большому счету, эти сочинения либо следуют Цезарю, либо являются столь краткими, что сколь-нибудь подробная характеристика становится попросту невозможной. «Они, – пишет Гирций о «Записках» Цезаря, – были изданы с целью сообщить будущим историкам достаточные сведения о столь важных деяниях, но встретили столь единодушное одобрение, что можно сказать, что у историков предвосхищен материал для работы, а не сообщен им» (Hirt. B.G., VIII, 1). Похоже, что Гирций оказался прав.
      Впрочем, опасность«одного источника» явно преувеличена, а всевозможные попытки опровергнуть Цезаря, по большому счету, терпят поражение13. Современные исследователи отмечают, что «Записки о галльской войне» представляли собой не мемуары отставного политика, пишущего их на закате своей карьеры, когда большая часть действующих лиц уже ушла с политической сцены, а иногда и из жизни, а, напротив, развернутые донесения сенату и народу, которые требовали объективной информации. Искажения событий в такого рода посланиях, конечно, наверняка имели место, но сознательная дезинформация по серьезным внешнеполитическим и военным вопросам уже относилась к категории должностных преступлений. Очевидцев событий было так много, что попытка фальсификации, несомненно, встретила бы серьезный протест. Наконец, Цезарю было нечего скрывать: большая успешная завоевательная война никогда не вызывала протестов в римском обществе, а сценарий галльских кампаний развивался столь блестяще, что заставлял умолкнуть даже самых строгих и пристрастных критиков. Вероятно, не следует принимать во внимание другой аргумент гиперкритики: Цезарю вовсе не требовалось убеждать свою аудиторию в необходимости войн с галлами. Последние были «историческим врагом», римляне всегда опасались угрозы с севера, которая действительно существовала. Как отмечает Дж, Коллинз, если бы в обществе существовали серьезные пацифистские настроения иди же серьезный протест против Галльских войн как таковых, то Цицерон, защищая необходимость продления полномочий Цезаря в 56 г., должен был доказывать вынужденность войны и ее оборонительный характер, как это обычно делала дипломатия XX века14. Даже один приведенный ранее отрывок из речи «О консульских провинциях» показывает, что оратор делал нечто прямо противоположное.
      Добавим, что римское общественное мнение вполне признавало такие понятия как «превентивная война» (эта идея достаточно часто появляется у самого Цезаря), «война мести» или «наказания» за прежние прегрешения (классические примеры – 2 Македонская и 3 Пуническая войны), наконец, противника можно было объявить «разбойниками» или «пиратами», и тогда действия против них вообще не требовали каких-то формальностей (многочисленные антипиратские акции римских полководцев, включая Сервилия Исаврийского или Помпея). Все эти обвинения (кроме, разве что, обвинения в пиратстве) можно было вполне определенно адресовать галлам. Римские противники Цезаря, по сути дела, обвиняли его в одном – использовании своего положения для усиления собственной военной и политической мощи, которая, в свою очередь, могла быть ему необходима для укрепления своих позиций в Риме. К собственно Галльским войнам это обвинение прямого отношения не имело, а Цезарь мог парировать его тем, что все его действия были продиктованы исключительно соображениями внешней политики и государственной безопасности.
      Стратегия Цезаря и точка зрения Евтропия
      Маленький очерк Евтропия, писателя IV века н.э. настолько интересен, что мы приведем его полностью: «В год от основания Города 693 Гай Юлий Цезарь, который позднее стал императором, был избран консулом вместе с Луцием Бибулом. Ему были назначены Галлия и Иллирик с 10 легионами. Первыми он победил гельветов, которые ныне именуются секванами, а затем, неизменно побеждая в тяжелых войнах, он дошел вплоть до Британского Океана. За 9 лет он подчинил почти всю Галлию, которая находится между Альпами, рекой Роданом и Океаном и имеет протяженность границ 3200 миль. Затем он принес войну британцам, которым доселе не было известно даже имя римлян. Их также побежденных он, получив заложников, заставил платить дань.
      Галлии же он велел платить 40 млн. сестерциев, а германцев, перейдя через Рейн, победил в ужаснейших сражениях. Среди стольких успехов он трижды сражался неудачно, один раз, при его участии, в области арвернов и дважды, в свое отсутствие, в Германии. Ведь два его легата, Титурий и Аврункулей, попали в засаду и были убиты» (Eutrop., VI, 17 – перевод наш).
      Интереса ради отметим ряд неточностей. Коллегу Цезаря по консульству звали Марком. Это единственная неточность, которая на наш взгляд, не несет какой-либо смысловой нагрузки. Все прочие уже имеют определенный смысл. Гельветы и секваны – это разные племена, по крайней мере, во времена Цезаря. В начале войны у Цезаря было 6 легионов. Оба сражения с германцами, в 58 г. при Вензотионе против Ариовиста, и в 55 г. против узипетов и тенктеров, состоялись на левом (галльском или потом уже римском) берегу Рейна. Римский командующий дважды переходил Рейн, в 55 и в 53 гг., но переходы носили чисто демонстративный характер, германцы отступали в леса, а римляне возвращались на свою территорию (Caes. B.G., IV, 16-19; IV, 9-10; 29). Наконец, 15 когорт Кв. Титурия Сабина и Кв. Аурункулея Котты были разгромлены в области эбуронов. Эбуроны, хотя Цезарь считает их этнически близкими к германцам, все-таки принадлежали к бельгскому союзу (Caes. B.G., II, 4) и населяли территорию на левом берегу Рейна, в центральном течении реки Моса (Маас) в современной Бельгии, примерно в районе Маастрихта-Льежа. Строго говоря, поражения Сабина и Котты было не «двумя поражениями», а одним, что подробно описано Цезарем (Caes. B.G., V, 23-37).
      Впрочем, от автора IV века достаточно трудно требовать исчерпывающей точности, и все эти ошибки интересны нам в одном смысле – в изложении Евтропия на протяжении Галльских войн Цезарь сражается с кем угодно… кроме собственно галлов, т.е. c германцами, бриттами и гельветами. Особый акцент делался на борьбу с германцами, и Евтропий так или иначе упоминает обо всех событиях борьбы с ними Цезаря. Относительно много времени (учитывая размеры его отрывка) он уделяет британским походам. Из войн против собственно галлов автор сообщает о гельветской войне (гельветы-галлы, хотя и жившие отдельно на территории современной Швейцарии) и, достаточно глухо упоминает поражение при Герговии (Caes. B.G., VII, 44-51), бывшее лишь эпизодом грандиозного восстания Верцингеторикса, о котором Евтропий даже не упоминает.
      Подобное смещение акцентов имеет определенный смысл: Галльские войны представляются, прежде всего, как война с германцами и другими периферийными народами и племенами типа бриттов, нервиев или гельветов. Можно даже упростить эту мысль – войны Цезаря это не завоевание Галлии, а защита ее от германских варваров. Подобная трактовка отчасти, несомненно, объясняется реалиями собственно IV века н.э., т.е. времени жизни Евтропия, когда галлы стали галло-римлянами, значительная часть Британии также стала римской, хотя на севере продолжались военные действия, германцы (как и при Цезаре, но даже и в большей степени) оставались злейшим врагом римлян, а Рейн был границей между римским и варварским мирами.
      Помимо всего прочего, перед глазами Евтропия были события войны 356-360 гг., которую вел против германцев назначенный тогда Цезарем будущий император Юлиан. Юлиан, несомненно, подражал своему великому предшественнику и, также как и он, писал мемуары. Даже сами события войны были во многом параллельны. Аргенторат (Страсбург), где состоялось генеральное сражение 357 г, между Юлианом и королем Аламаннов Хнодомаром, находился относительно недалеко от Вензотиона (Безансона), где Цезарь разбил Ариовиста. Аналогия усиливается тем, что Вензотион во времена Цезаря был фактически пограничным городом, каковым был Аргенторат во времена Юлиана. Юлиан много воевал в области бельгов, это ранее делал Цезарь, с той лишь разницей, что его противником были франки. Он трижды переходил Рейн, и эти походы также носили демонстративный характер. Наконец, как и для Цезаря, Галлия стала для него стартовой площадкой на пути к власти, как и Цезарю, ему постоянно мешало собственное правительство и, как и его великий предшественник, Юлиан и его армия выступили против центральной власти, столкнувшись с ее неприемлемыми требованиями. Оба начали гражданскую войну, имея обширную программу обновления общества. Параллелей было больше, чем достаточно, и современники вполне могли экстраполировать более позднюю ситуацию на более раннюю.
      Впрочем, аналогии с событиями IV века н.э. были не единственной причиной создания подобной картины. Евтропий опирался не только на современные аналогии, но и на историческую традицию, известная параллель заметна, если сопоставить его отрывок и самый большой по объему (после, конечно, самого Цезаря) рассказ о Галльских войнах, принадлежащий перу Диона Кассия.
      Дион Кассий, живший во времена Северов, когда германская опасность в Галлии начинала возрождаться, делал определенный акцент на противостоянии римского и германского мира, что отчетливо видно из структуры его «галльского раздела».
      Подробно описав кампании 58 г., против гельветов и Ариовиста (Dio, XXXVIII, 31-50), этот автор уделяет гораздо меньше внимания бельгской кампании Цезаря (57 г.) (Dio, XXXVIII, 1-5), почти пропускает события 56 г., но зато обстоятельнейшим образом рассказывает о кампаниях 55-54 гг., походах Цезаря в Германию и Британию и отражении римлянами германского нашествия (Dio, XXXIX, 40-53; XL,I-II), и только такое историческое событие, как восстание Верцингеторикса, все же привлекает внимание Диона (Dio, XL, 31-44). Из 64 глав. Посвященных Галльским войнам, 36 связаны с германским или британским вопросом.
      Завершая эту тему, отметим, что крайняя озабоченность германским проникновением характерна и для самого Цезаря и его сочинения (Caes., I. 31; 40; IV, 3-4; V, 23-24), а попытка представить свои действия как защиту Галлии и галлов против этого нашествия также была не чужда и ему самому. Будучи племянником Мария, знаменитого победителя германцев при Аквах Секстиевых и Верцеллах, и встретив их в Галлии, Цезарь, несомненно, опасался нового наступления этого народа. Еще большую роль германская проблема играла в стратегии Цезаря, став хорошим основанием для его завоевательной политике, как в идеологии, так и в конкретной политике.
      «Две Галлии» и операции Цезаря15
      Описывая Галлию, Цезарь подчеркивает факт постоянной борьбы различных группировок как характерную черту галльского образа жизни (VI,2). Эта раздробленность Галлии (региональная, политическая, социальная, клановая и межплеменная) отмечается практически всеми исследователями, занимавшимися войнами Цезаря с галлами. Впрочем, именно во времена Цезаря, отчасти под влиянием римлян, а особенно – после появления римской «Провинции» (Трансальпийской Галлии), образовавшейся после успешных войн с арвернами и аллоброгами, происходит все более и более ощутимое деление страны на «цивилизованную» и «нецивилизованную» зоны. В «цивилизованной» зоне происходит быстрый экономический рост, развитие ремесел, торговли и разнообразных ремесленных и промышленных технологий, эволюция города и городской жизни16, а также – и расслоение общества и поляризация общественных отношений. Другой характерной чертой общества является, как сообщает нам Цезарь, усиление аристократии, имевшей огромные богатства и клиентелы. Аристократия составляла элиту военных сил галлов, кавалерию, значение которой постоянно возрастало17. Напротив, Цезарь подчеркивает ухудшение положения плебса, который «держат там на положении рабов» (VI, 13-15) и забирают в рабство за долги (Ibid.). Заметим, что эта картина характерна, прежде всего, для «цивилизованной» зоны и явно контрастирует с положением у периферийных галльских племен (нервии, гельветы, венеты), еще сохраняющих внутреннее равенство, относительно низкий уровень жизни и общинные начала в управлении. Это было тем более характерно для германцев, где эти общинные начала, несомненно, доминировали (VI, 22-23).
      Вероятно, еще более интересным является то, что деление имело совершенно четкий региональный и даже «национальный» характер. Границы «цивилизованной» зоны проходили примерно по линии области, которую Цезарь называл собственно Галлией: «Все они отличаются друг от друга особым языком, учреждениями и законами. Галлов отделяет от аквитанов река Гарумна, а от бельгов – Матрона и Секвана» (I,1). В современном делении эти границы шли по Гаронне, Сене и Марне. Цезарь не указывает восточную границу этой зоны, но, вероятно, она проходила по линии Бургундского канала, Соны и Роны (Родана), т.е. по линии современных городов Саноа – Дижона – Шалона на Соне – Лиона – Баланса. Далее за Севеннами, начиналась уже римская Трансальпийская Галлия. Эти области в настоящее время составляют основу центральной и южной Франции т.е. Овернь, Лангедок, бассейн Луары, значительную часть бассейна Сены. Здесь, особенно на юге, находились самые крупные и наиболее развитые галльские племена (арверны, битуриги, карнунты, лингоны, секваны, эдуи, мандубии, сеноны, ценоманы, анды, паризии, туроны, никтоны и др.). Ни одно из этих племен не участвовало в Галльских войнах вплоть до 52 года, напротив, зона восстания Верцингеторикса полностью совпадает с территорией их расселения и не совпадает с теми областями в которых Цезарь воевал в 58-53 гг. В этой же цивилизованной Галлии находились и самые процветающие города, которые временами достигали уровня и характера урбанизации, приближающихся к городу античного мира18. Таковыми городами могут считаться Бибракте, Герговия, Алезия, на периферии находился Вензотион19.
      Эти области, занимавшие примерно половину галльского мира, были окружены, как бы полукольцом, территориями, которые можно назвать «нецивилизованной» Галлией. Впрочем, некоторые области были не столь слаборазвитыми. Так, находящаяся к югу от Гаронны Аквитания отличалась от «цивилизованной» Галлии скорее в этническом, нежели в экономическом и культурном плане. Аквитанию населяло смешанное кельтско-иберийское население, оно поддерживало отношения как с Нарбонской Галлией, так и с Испанией, здесь были поселены бывшие воины Сертория, видимо, испанского происхождения. Цезарь описывает штурм их города Публием Крассом и сообщает о большом количестве медных рудников и каменоломен, Аквитанцы использовали людские ресурсы, на которые могли рассчитывать и римляне. Готовясь к борьбе с Публием Крассом, они брали добровольцев из общин Ближней Испании, имевших опыт серторианского восстания (III,19-23).
      Римляне столкнулись с аквитанцами только один раз в 56 г., после чего ни Цезарь, ни жители этой области не вмешивались в дела друг друга.
      Несколько особняком стоят племена, находившиеся на периферии галльского мира. Гельветы населяли современную территорий Швейцарии и стали первым серьезным противником Цезаря. Он сообщает, что гельветы постоянно воюют с германцами, отличаются храбростью и боевыми качествами, отмечая, что земля у них менее плодородная, население уже не хватало места, а купцы бывали там довольно редко (I, 2). Хотя пример Оргеторига показывает процессы, сходные о теми, которые происходили в Галлии, община гельветов оказалась достаточно сильным институтом, чтобы воспрепятствовать амбициям аристократов (I, 4-5).
      Примерно к этой же категории относятся племена, населявшие области современных Бретани и Нормандии. Эти племена, особенно, венеты, жили в более бедных районах, однако они имели самый значительный в Галлии флот (III, 9-10). Расселившееся по берегам Мозеля племя треверов на востоке граничило с германцами.
      Наконец, области современных Бельгии, южной части Нидерландов, Люксембурга, Шампани, севера Франции, отчасти Лотарингии занимал мощный племенной союз бельгов. По утверждению Цезаря, большая часть бельгов – германцы по происхождению (вероятнее – смешанное галло-германское население), римский полководец считает их самым храбрым народом Галлии, «так как они живут дальше всех от Провинции с ее культурной и просвещенной жизнью» и регулярно воюют с германцами (I, 1).
      К моменту появления Цезаря над Галлией нависла двойная опасность. Во-первых, усиливается междоусобная борьба в племенах «цивилизованной зоны», когда аристократия пыталась установить свое неограниченное господство над народом, а мощные аристократические кланы и отдельные лидеры стремились к царской власти в своих племенах и подавлению общинных институтов. Это явление было повсеместно, и Цезарь приводит его многочисленные проявления (примеры Думнорикcа, Кастика, Аккона, Оргеторига и даже самого Верцингеторикса). Наверное, более серьезной была вторая опасность – усиление «нецивилизованных» племен и начало их активной экспансии. Особую опасность представляли германцы: германский царь Ариовист вмешался в борьбу между эдуями и секванами, победил первых и фактически подчинил вторых. Возникла перспектива массового переселения германцев на левый берег Рейна (I, 31). После длительной подготовки началось переселение гельветов, а определенные силы в Галлии были готовы использовать их против германцев, а возможно, и против римлян. Цезарь сообщает о плане гельветского вождя Оргеторига захватить власть в своем племени и добиться гегемонии в южной Галлии при помощи секванского вождя Кастика и эдуя Думнорикса (I, 3). События 57-56 гг. свидетельствуют о консолидации союзов бельгов и венетов (II, 1; III, 8).
      Всем этим и воспользовался Цезарь, выступивший в качестве союзника, защитника, а иногда и лидера «цивилизованной» Галлии. В 58 г. он разыграл эту карту в войне с гельветами. В этой войне Цезарь вел борьбу с гельветами не только на поле боя, но и методами дипломатии, причем, гельветы, похоже, пользовались гораздо большей поддержкой соплеменников. После того, как римский командующий не дал им перейти через Родан, секваны позволили переселенцам пройти через их территорию, после чего гельветы оказались с более уязвимой западной части Цизальпийской Галлии (I, 11). Официально эдуи помогали Цезарю, а его 4-хтысячная конница состояла из жителей Нарбонской Галлии и контингента эдуев под командованием Думнорикса, ставшего лидером антиримской партии. Эдуи поставили Цезаря в крайне сложное положение: Думнорикс способствовал поражению римлян в конном сражении с гельветами, а перебои с продовольствием (также скорее организованные, чем случайные) поставили Цезаря в крайне опасное положение. После 15-дневного преследования, когда гельветы заманили римлян вглубь страны. Цезарь обнаружил, что оказался на грани продовольственного кризиса (I, 15-16), Переговоры с лидерами эдуев, Дивитиаком и Лиском, в общем уже не могли улучшить ситуацию с продовольствием, но римский командующий, видимо, стремился к другой цели – обеспечить общую политическую лояльность племени. Решение было компромиссным, и Цезарь отказался от намерения наказать Думнорикса (I, 16-20).
      Дальнейшие действия носили чисто военный характер. Цезарь применил тот прием, который многократно приносил ему удачу в последующее время – он изменил тактику, перейдя от наступления к обороне и отходу20. У противника создалось впечатление, что его план удался (I, 23). Гельветы превратились в наступающую силу, и Цезарь дал им сражение, завершившееся его полной победой (I, 24-27). В данном случае Цезарь, всегда предпочитавший выиграть войну без генерального сражения, пошел на него не только по чисто военным, но и по политическим и идеологическим мотивам. Это было боевое крещение его армии, которая должна была поверить в себя и в своего командующего и, вместе с тем, демонстрация галлам военной мощи Рима и армии Цезаря. И то, и другое удалось в полной мере.
      Если в кампании против гельветов Цезарь стремился обеспечить хотя бы нейтралитет галлов, то в следующей кампании против Ариовиста он уже выступил как их союзник и защитник. По окончании войны с гельветами, к Цезарю явились в качестве представителей князья почти всех галльских общин, чтобы поздравить его с победой. По их просьбе он согласился на созыв официального общегалльского собрания (I, 30) и от его имени начал переговоры с Ариовистом. Услови я, выдвинутые на переговорах, сочетали как римские, так и галльские интересы: прекращение переселения германцев на левый берег Рейна, возвращение эдуям заложников и прекращение военных действий против этого племени, а также – против всех галлов (I, 33). Отказ Ариовиста привел к войне, завершившейся блестящей победой при Вензотионе.
      Война с бельгами в 57 г. представляет собой сочетание военных и политических акций. Если в 58 г. Цезарь выиграл обе войны при помощи генеральных сражений, то в 57 г. он показал другую способность – умение выигрывать войны без сражения и одерживать победу до того момента, когда начнется решительная битва.
      Он начал войну очень сильным ходом: в 15-дневный срок римская армия из 8 легионов прошла через всю Галлию и проделав 500-километровый путь, вступила в контакт с противником. Цезарю противостояло огромное ополчение бельгов численностью в 345.000 человек (II, 4). Даже если данные существенно преувеличены (обычный «числовой гипноз» в отношении «варварских армий»), численность войска была весьма велика, и именно это сработало против галлов.
      Римский военачальник «отдал ход» противнику и закрепился в своем лагере, превратив его в мощный узел обороны и одновременно оказывая помощь городу ремов Бибракту (II, 5-10). Не сумев обеспечить снабжение своего войска, становящегося все более и более неуправляемым, галльские вожди (на что и рассчитывал Цезарь) распустили ополчение и предоставили каждому племени действовать на свой страх и риск (II,10). Война была наполовину выиграна.
      В этой кампании Цезарь также использовал «галльский фактор».
      Ближайшее к бельгам племя сенонов поддержало Цезаря и поставляло ему информацию (II, 2), а верный союзник, эдуй Дивитиак, вторгся в область белловаков (II, 5). После распада ополчения, бельгские племена сдавались одно за другим: без боя сдались крупнейшие племена белловаков и суеcсионов (II, 12-13), поставившие примерно треть союзного контингента (II, 2). Самым драматическим эпизодом похода стала большая битва с северными бельгами, нервиями, показавшая, что даже часть бельгского союза представляла для римлян серьезную опасность (II, 15-28). В конце кампании Цезарь расправился с оказавшими ему сопротивление адуатуками (II, 28-29), Хотя некоторые небольшие племена бельгов не были подчинены, союз перестал существовать.
      В 56 г. Цезарь завершил покорение Галлии, причем, как и ранее, действуя именно в «нецивилизованной» зоне. Видимо, еще в конце 57 г, легат Сервий Гальба добился подчинения альпийских племен нантуатов, седунов и варагров (III, 1-6), а Титурий Сабин после сражения заставил сдаться живших в Арморике венеллов и их союзников (III,17-19). Главной кампанией стала кампания против венетов, имевших лучший флот в Галлии, против которого пришлось применить специально построенный для этой цеди флот Децима Брута (III,13-16). Тогда же Публий Красс подчинил Аквитанию.
      Два следующий года Цезарь вообще не воевал с галлами: в 55 г. он снова разбил германцев (узипетов и тенктеров), опять-таки получив поддержку галльских князей (IV, 1-15), а затем совершил демонстративный переход Рейна (IV, 16-19), тем самым прекратив опасные попытки германских вторжений. Конец года был отмечен уже новым предприятием, разведывательным походом в Британию. В 54 г. состоялся большой британский поход, во время которого Цезарь добился номинального подчинения южной части острова, также широко используя политические методы (V, 20-21). Опасаясь волнений, Цезарь взял во второй поход 4-тысячную галльскую конницу и большинство представителей галльских племен (V, 5).
      Отношения Цезаря и галлов впервые дали серьезную трещину.
      Впрочем, перспективы этого альянса едва ли стоит преувеличивать. Большинство галлов вовсе не намеревались стать подданными или вассалами Рима, а энтузиазм галлов перед германскими кампаниями Цезаря и особенно – перед войной с Ариовистом объясняется тем, что они были готовы уничтожить германцев руками римлян или, наоборот, римлян руками германцев. После того, как германцы и более отсталые галльские племена были разгромлены, перед «цивилизованной» Галлией вставала неприемлемая перспектива полного подчинения Риму. Известную роль сыграло изменение положения в Риме, начавшееся именно с 54 г.
      Триумвират распался, к власти пришло оптиматско-помпеянское правительство, состоящее из злейших врагов Цезаря (Катон, Бибул, Домиций Агенобарб и др.), а весьма прохладная и номинальная поддержка Цезаря в столице сменилась откровенной враждебностью и подготовкой гражданской войны. Победа Верцингеторикса была для римских противников Цезаря предпочтительнее победы римской армии.
      Тем не менее, восстание 54-53 гг. охватило только северные бельгские племена (эбуроны, нервии и их союзники) (V, 39), а также – сильно германизированное племя треверов (V, 46-47). Волнения затронули лишь два северных галльских племени, сенонов и карнунтов, но даже они не взялись за оружие (V,25; 54). Галлы дали Цезарю возможность добить бельгских повстанцев.
      Решающее столкновение произошло в 52 г. Грандиозное восстание Верцингеторикса, охватившее огромные по территории районы, стало самой тяжелой кампанией Цезаря. Поднялись все племена собственно Галлии (арверны, секваны, сеноны, паризии, туроны, карнунты, битуриги, анды, лемовики и многие другие). К повстанцам присоединились даже эдуи, всегда бывшие верными союзниками Рима (VII, 75). Впрочем, Цезарь имел ряд преимуществ: его армия стояла в самом сердце Галлии, она получила бесценный боевой опыт, Цезарь и войско освоились на галльской территории. Кроме того, теперь Цезарь сражался с «цивилизованной» Галлией, а вторая часть страны, разгромленная римлянами, уже не могла оказать ей помощь. Из огромной армии, собранной на помощь осажденной Алезии, и насчитывавшей, по данным Цезаря, 250.000 пехоты и 7.000 конницы, контингента из периферийной Галлии составляли всего 56.000 человек (30.000 дали племена Арморика, 14.000 – северные бельги, нервии, атребаты и морины, 8.000 – гельветы, 4.000 – соседи треверов, медиоматрики) (VII, 75).
      Если учесть, что современные исследователи снижают эти цифры примерно втрое, число оказывается еще меньшим. Примечательно, что белловаки выговорили себе право на самостоятельное ведение войны и доставили немало проблем римской армии в последний, 51 год галльских кампаний.
      Итоги
      Причины победы Цезаря в Галлии достаточно разнообразны.
      Определенную роль сыграло общее тактико-техническое превосходство римской армии вообще и той армии, которую создал Цезарь. Большое значение имел полководческий талант Цезаря и особенности его собственной тактики и стратегии. Впрочем, победил не только Цезарь, но и Рим с его более высоким уровнем культуры и цивилизации, Галлия стала частью римского мира, который мог предложить ей более высокий уровень экономического, политического и культурного развития. Одной из главных причин завоевания Галлии была ее раздробленность и умение Цезаря противопоставить ей глобальную стратегию. Римский военачальник добился успеха благодаря своей способности дистанцировать более цивилизованные племена центральной и южной Галлии от менее цивилизованной периферии, равно как и противопоставить галлов германцам.
      Если учесть, что значительную часть конницы, ополченцев и даже легионеров поставляла ему Трансальпийская Галлия, которую римский военачальник предпочитал называть просто Провинцией, то это противостояние приобретает еще более значимый характер. Провинция была надежным тылом галльской армии, она поставляла ей продовольствие, фураж и другие необходимые ресурсы, и Цезарь всегда знал, что сможет превратить ее в неприступную крепость даже в случае поражения в независимой Галлии.
      Мы не ставили и не ставим вопрос о том, было ли римское завоевание позитивным фактором в галльской истории. История не знает сослагательного наклонения, и нас прежде всего интересует вопрос о том, каким образом Цезарь сумел подчинить эту огромную страну, а не вопрос, что было бы, если бы этого не произошло. Сказанное выше позволяет нам предположить, что доримская Галлия I в. до н.э. имела весьма опасные перспективы развития в виде массированного вторжения германцев и других «варваров», возможно, сопровождаемого внутренним социальным взрывом. Римляне принесли Галлии мир, смогла ли бы достичь его независимая Галлия? Что было более вероятным, независимое Галльское государство или господство Ариовиста?
      Политика и стратегия Цезаря в Галлии не были абсолютно оригинальными и не возникли на ровном месте. Он, несомненно, опирался на вековые традиции, восходящие еще к периоду покорения Италии и затем развившиеся в более поздний период «великих завоеваний» II века до н.э. Это была не только общая традиция разделения противников, но и стремление опереться на более цивилизованные, урбанизированные, экономически развитые государства или регионы в борьбе с более сильным в военном отношении противником, стоящим на более низкой стадии экономического развития. Так, в Испании римляне пытались опереться на более цивилизованные приморские области Тарраконской провинции и долины Бетиса, ведя наступление против населявших внутренние районы кельтиберов и лузитан, а в борьбе с Македонией и Селевкидами использовали симпатии традиционных центров греческой цивилизации на Балканах и в Малой Азии. В относительно недавних (по отношению ко времени Цезаря) восточных походах Лукулла и Помпея римляне также достаточно успешно «защищали» греческий и эллинистический мир от восточной реакции, которую несли Митридат, Тигран и Парфянское царство. Идея защиты «слабого» от «сильного» также многократно использовалась римскими политиками, как это было, например во 2 и 3 Македонских и Сирийской войне, когда Рим помогал слабым, но высокоцивилизованным странам и регионам (греческие полисы и, союзы, Пергам, Египет, Родос) защититься от крупных хищников, Селевкидской империи и Македонии Филиппа V. В истории римских завоеваний было немало «мирных» или относительно «мирных» аннексий, что можно увидеть на примерах Греции, Пергама, Сирии, а также – внутренних областей Малой Азии, плавно превратившихся из вассальных и даже независимых государств в римские провинции.
      Наконец, немалое число римских войн или завоеваний были в представлении римской пропаганды борьбой с разбоем, пиратством и социальными неурядицами типа гражданской войны или смуты, восстаниями рабов или произволом тиранов. Цезарь также неоднократно пишет о своих посреднических усилиях при урегулировании внутренних смут в галльских общинах (V, 3-4; 6; 56; VI, 44; VII, 32-33; VIII, 49).
      История любого крупного римского завоевания(в том числе и войн Цезаря в Галлии) показывает сложную природу римского империализма. Он действовал не только мощью своих легионов, откровенным силовым давлением или дипломатическим шантажом. Побеждали не только римские солдаты и генералы, но и римские торговцы (помимо всего прочего их часто использовали как источник чисто военной информации), римские деловые люди и римские переселенцы. Побеждали римская экономическая и финансовая мощь, высокий технологический уровень, римский город (показательно, что завоевание и освоение новых территорий всегда сопровождалась урбанизацией) и римский уровень жизни. Трудно сказать, что было более сильным оружием римских легионеров, их мечи или копья, или приносимый ими римский менталитет и римский образ жизни. Описывая войны с галлами, Цезарь не раз упоминает о том неизгладимом впечатлении, которое производили на противника римские мосты, крепостные сооружения и осадные машины (I, 13; II,12; 30-31; III, 14-15; IV, 17-18; V, 42-43). Новые провинции не только завоевывались военной силой, но и осваивались римскими колонистами и деловым миром, завещались Риму собственными правителями (Атталом III, Никомедом IV, Птолемеем Кипрским). Инструментом имперской политики становились римское право, римская культура, римская мода и римский стиль, проявлявшийся в различных качествах, от стиля архитектуры и скульптуры до бытовых привычек. Римский быт стал таким же механизмом глобализации, как и римская администрация. Далеко не все испытывали желание подчиняться Риму, но гораздо большее число людей самых разных национальностей хотели жить так, как живут римляне, или, по крайней мере, достичь их стандартов.
      Как и многие римские политики и полководцы, Цезарь использовал самые различные рычаги. Особенностью покорителя Галлии было то, что он сделал это максимально эффективным образом.
      * Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ («Глобализационные процессы в античном мире»), проект № 06-01-00438а.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1. Согласно Ливию, победителем в этой битве был сам Марк Фурий Камилл, победитель Вей в 396 г, и спаситель Рима от нашествия 390 г. Как считали некоторые древние авторы, это была последняя, пятая, диктатура знаменитого полководца. Более вероятно, что речь идет о его сыне. Луции Фурии Камилле.
      2. Галльская война 361-360 гг. проходила на фоне войны Рима с герниками и латинским городом Тибуром. галлы заключили союз с Тибуром сразу после вторжения (Liv., VII, 9-11) и были разбиты в 360 г., в 350-349 гг. они, похоже, появились без какого-либо приглашения из Италии: Тибур сдался в 354 г. (Liv., VII, 19), а в 351 г. римляне заключили 40-летнее перемирие с этрусскими городами, Тарквиниями и Фалериями.
      3. Именно в связи с этой войной Полибий сообщает о всеобщей переписи военнообязанных в Италии (Polib., II,24). Консулы бросили огромные силы против галлов: 30.000 пехоты, 2.000 конницы и 54.000 союзников, в основном, этрусков и сабинян.
      4. Об участии галлов в Ганнибаловой войне см. Кораблев И.Ш. Ганнибал. Л., 1976. С. 88-108. Галлы стали активно поддерживать Ганнибала после сражения при Треббии,
      5. См, Кораблев И.Ш. Ганнибал. С. 98 (Треббия); 138-139 (Канны); см. Liv., XXII,46; Polib., II.113-114. Находящиеся в центре галлы понесли самые большие потери.
      6. Подробно см. Моммзен Т. История Рима. СПб., 1995. Т. 3, С. 23.
      7. Посольство аллоброгов сыграло значительную роль в раскрытии заговора Катилины (Sall. Cat., 40; 41; 44; 45-46), но римское правительство не удовлетворило требования галлов. Этот обман был одной из причин восстания.
      8. В 58 г. у Цезаря было 6 легионов, в 57 г.— восемь; в 53 г. после гибели 15 когорт Сабина и Котты, он усилил армию до 11 легионов, в 51 г. у него взяли 2 легиона под предлогом парфянской войны (VI,I; VIII, 54).
      9. Общая численность армии в 58-51 гг. – 14-26 легионов. См. Brunt P. Italian manpower. Oxford. P. 342.
      10. Можно отметить некоторые наиболее значительные и известные исследования о Цезаре. См. напр. J. Carcopino. Cesar // Histoire generale. Ed. par G. Glotz. Histoire Romaine. II. Paris,1936; Gelzer M. Julius Caesar. 6 Aufl. Wiesbaden, I960; Balsdon J.P.V.D. Julius Caesar. A Political Biography. New York, 1967; Raditsa L. Julius Caesar and his Writings // ANRW. TE.1.Bd.1. Berlin – New York, 1973. P. 417-432. Обзоры историографии о Цезаре см., напр., Collins J.H. Caesar as a political propagandist //ANRW. TI.1, Bd.1. Berlin – New York, 1972. P. 922-981; Kroymann J. Caesar und der Corpus Caesarianum in neue Forschung. Gesamtbibliographie 1945-1970 // ANRW. Tl.1. Bd.3. Berlin – New-York, 1973. S. 457-487; Cambridge Ancient History. 2nd ed. Cambridge, 1994. В отечественной историографии, на наш взгляд, наиболее основательным исследованием о Цезаре можно по прежнему считать монографию С.Л. Утченко (Утченко С.Л. Юлий Цезарь. М., 1976). Для наших целей особое значение имеют две части его труда – глава I, содержащая обзор историографии (С. 3-41) и главы 4 и 5, посвященные галльским войнам (С. 114-214).
      11. O позитивной и негативной оценках завоевания Галлии см. Моммзен Т. История Рима... Т.3, С. 145-146; Schulte-Holtay G. Untersuchungen zum gallischen Wiederstand gegen Caesar. Munster, 1969. S. 24-25; 53-54; 61-67; Gelzer M. Julius Caesar. S. 107; Утченко С.Л. Юлий Цезарь. C.11-120; Collins J.H.C. Caesar as a Political Propagandist. P. 922-941. Негативная традиция – Badian E. Roman Imperialism in the Later Roman Republic. Oxford, 1962. P. 89-92; Starr Ch. The Roman place in history //ANRW, Tl.1. Bd.1 Berlin – New York, 1972. P.8.
      12. Достоинством Ливия было и то, что он давал изложение войн Цезаря на фоне других событий, происходящих в Риме и других провинциях огромной державы.
      13. Анализ этой проблемы см, напр.: Collins J.H. Caesar as a Political Propagandist. Р. 922-941; Raditsa L. Julius Caesar and his Writings. Р. 417-433.
      14. Collins J.H. Caesar as a Political Propagandist. Р. 926-927.
      15. Все последующие ссылки на источник – это ссылки на «Галльские войны Цезаря», а потому мы будем ограничиваться указанием номера книги и главы.
      16. Подробнее см. Широкова Н.С. 1) Древние кельты на рубеже старой и новой эры. Л., 1989. С. 111-143; 2) Города в римской Галлии // Античное общество. Проблемы политической истории. СПб., 1997. С.129-132.
      17. Показателем огромного значения конницы является тот факт, что поражение Верцингеторикса было обусловлено именно ее разгромом (VII, 64-68).
      18. См. Широкова Н.С. Города в римской Галлии... С. 129-133
      19. Там же. С. 133-135
      20. Одной из важнейших особенностей тактики Цезаря является его умение и готовность сочетать различные виды ведения военных действий (наступление, оборона и даже отход) и быстро переходить от одного к другому. Будучи «мастером сражений» и умея проводить блестящие наступательные операции, он часто прибегал к преднамеренной обороне, был готов к оборонительным действиям вынужденного характера и не боялся отступления. Особенностью тактики Цезаря было то, что он был готов даже «передать инициативу» противнику. Кроме гельветской кампании такая «тактика перехода» использовалась, например, в кампании 57 г., в операциях в Британии в 55-54 гг. в кампании 52 г. против Верцингеторикса где стороны неоднократно «менялись ролями».
    • Куликова Ю. В. Гибель Галльской империи
      By Saygo
      Куликова Ю. В. Гибель Галльской империи // Вопросы истории. - 2006. - № 9. - С. 157-163.
      В 259 г. н. э. на территории современной Франции было создано государство, получившее в историографии название "Галльская империя". Ее создатель и первый император - Марк Кассиан Латиний Постум. Ему удалось стабилизировать экономическое и политическое положение в Галльской империи, в состав которой вошли Галлия, Верхняя и Нижняя Германии, Испания, Британия1.
      В 268 г. Ульпий Корнелий Лелиан при поддержке XXX Ульпиева легиона поднял мятеж. Предположения о его должности разнообразны: от командующего этого легиона и гарнизона Ксантена (античн. Ульпия Траяна) до наместника одной из Германий2. Лелиан был провозглашен императором в Ксантене, где отчеканил свои первые монеты. Согласно нумизматическим и археологическим данным, восстание продолжалось не более двух-трех месяцев3.
      Почти сразу же Лелиан отправился, по-видимому, искать поддержку в других городах, но был осажден войсками Постума в Могонтиаке (совр. Майнц)4. Город вынужден был капитулировать. Лелиану, надеявшемуся получить поддержку у населения, с незначительной частью гарнизона удалось бежать. Как он погиб - точно неизвестно. По одной версии, его убили бежавшие с ним солдаты, по другой - преследовавший его по приказу Постума Викторин5. Во всяком случае, основные события произошли у стен Могонтиака, судьба которого решалась Постумом и его войсками. Последние требовали отдать им город на разграбление. Галльский император решительно в этом отказал, за что поплатился жизнью.
      Античные авторы характеризуют Лелиана именно как мятежника, который "стремился к перевороту", "захватил власть в Могонтиаке" и т. п.6. По словам Требеллия Поллиона, Лелиан "в меру своих сил удерживал незначительную власть у галлов"7. Современные исследователи также считают Лелиана мятежником. Его монеты не получили распространения за пределами Верхней Германии. Ни другие легионы, ни население Галльской империи не поддержали Лелиана. Провозглашение же его императором свидетельствовало о начавшемся ослаблении власти галльских императоров на Рейне. В результате мятежа были уничтожены многие галльские города, возведенные Постумом, произошли новые вторжения германцев; сам же Лелиан "не принес никакой пользы государству"8.
      После смерти Постума Галльскую империю возглавил простой кузнец Марк Аврелий Марий, плохо разбиравшийся в военном деле и не обладавший административными талантами, хотя и прославившийся среди соратников своей необычайной силой. По происхождению он галл, или же родом из рейнских провинций. Он не был рядовым легионером, но и высокого положения не занимал9. Марий считался наименее вероятным претендентом на престол, но, по-видимому, из-за отсутствия сподвижника Постума - Викторина оказался провозглашенным императором.
      Марий был избран солдатами сразу после смерти Лелиана летом-осенью 269 г. под стенами Могонтиака10. Утверждения, встречающиеся в источниках, будто Марий правил всего два-три дня, вряд ли заслуживают доверия. Монетный двор Мария, неизвестно где расположенный, возможно в его резиденции - Колонии Агриппине, работать на этого императора должен был, по крайней мере, в течение нескольких недель. Во всяком случае, количество и распространенность выпущенных Марием монет позволяют говорить о гораздо более длительном его правлении. Рассчитав примерное время между смертью Постума в 269 г. и вступлением на престол в том же году Викторина, можно установить, что правил Марий четыре месяца11.
      Политика "кельнского правителя", как называл Мария И. Кёниг12, была направлена на то, чтобы удержать в своих руках власть в регионе. Впрочем скудость информации и малочисленность источников не позволяет точно определить цели политики Мария и установить, каковы были его действия. Как сообщает Требеллий Поллион, принимая власть, Марий произнес речь, в которой назвал население Галльской империи "римским народом"13 (видимо стремясь привлечь на свою сторону легионы и продемонстрировать лояльность по отношению к римскому императору). Убил Мария обидевшийся на него воин.
      В этот период юго-восточные области Испании были возвращены под власть римского императора Клавдия II Готского, взошедшего на престол после убийства Галлиена. Приграничные области становятся все более неспокойными. Набеги вновь возобновились. Пока шла борьба за власть, оборонительная система, созданная Постумом в регионе, постепенно разрушалась. Германцы, воспользовались этим и проникли на территорию Галлии, что сказалось на экономике Галльской империи.
      После гибели Мария императором был провозглашен Марк Пиавоний Викторин, происходивший из знатного галльского рода и перешедший на сторону Постума в 264 г. во время карательной операции в Галлии военачальника Галлиена Авреола. Источники довольно туманно сообщают о происхождении Викторина14. Раскопанный в Августе Треверов дом Викторина с мозаикой - один из самых богатых и роскошных в этом городе, принадлежавших галльской знати15. Его мать Виктория обеспечила ему карьеру, побывав в Риме: юный Викторин был зачислен под командование начальника конницы Авреола. Начало восстания в Галлии застало его, по-видимому, в Мезии. До карательной операции 264 г. Викторин никак не реагировал на ситуацию в Галлии, но являясь свидетелем резни среди населения, устроенной по приказу Галлиена, он не только сам перешел на сторону Постума, но и убедил часть легионеров последовать его примеру.
      Викторин был талантливым военачальником. Он близко к сердцу воспринял идеи своего императора, сразу включившись в работу по становлению Галльского государства. По поручению Постума, Викторин занялся укреплением рейнского лимеса, для защиты которого набрал дополнительные вспомогательные отряды из германских наемников16. Первоначально он занимал должность трибуна преторианцев, а впоследствии возглавил преторианскую гвардию Постума17. Смерть императора застала Викторина вдали от места основных событий. По приказу Постума он преследовал Лелиана18. Скорее всего, именно отсутствие Викторина, обязанного защищать жизнь своего императора как префект претория, было причиной гибели Постума. И именно в условиях отсутствия Викторина Марий стал новым императором. Когда же последний был умерщвлен, Викторин оказался единственным кандидатом на трон. Согласно источникам, именно его избрали императором спустя два дня после гибели Мария в конце 269 года19. Победе Викторина в значительной степени, видимо, способствовали все усиливавшиеся вторжения германцев, особенно угрожавших рейнским областям. Возможно, Викторин был в союзе с рядом германских племен, наемники из которых состояли у него на службе. Победа Викторина была отмечена монетой, на которой изображен он сам, поднимающий коленопреклоненную Галлию20. По-видимому, подобные легенды должны были представить Викторина спасителем Галлии от военной анархии.
      Августа Треверов оставалась столицей Галльской империи, но резиденцией Викторина была Колония-Агриппина, что подчеркивало значение этого города. Его знание военного дела, "не уступавшее Постуму", доблесть, строгость и военная выдержка позволили завоевать авторитет среди легионов21. Не все военные подразделения сумел Викторин вернуть под свою власть. Согласно надписям на монетах, ему присягнули 14 легионов, из которых четыре дунайских могли примкнуть к нему после гибели командовавшего ими Авреола. Наиболее загадочным представляется появление на монетах Викторина легионов из Финикии, Палестины и Египта. Отряд вексиллариев (ветеранов, решивших остаться на службе) из легиона III Киренаика присягнул Викторину. Иначе никак нельзя объяснить присягу, принесенную этим легионом, стоявшим в Бостре в Аравии22.
      Под властью галльского императора оставались обе Германии, Белгика, Британия и Реция. Однако он не смог вернуть Испанию под свой контроль, о чем свидетельствуют надписи Клавдия II Готского, найденные в данном регионе23. В то же время из источников известно, что Тетрик владел Галлией и Испанией24. По-видимому, речь идет об отдельных (северо-западных?) областях Испании, оставшихся под властью галльских императоров. Викторин потерял также восточную часть Нарбоннской Галлии, которая, как полагают исследователи, занимала либо колеблющуюся позицию, либо придерживалась относительного нейтралитета25, поскольку именно в этом регионе скрывались беженцы из восставшего Августодуна (совр. Отен). Во всяком случае, с начала правления Клавдия Готского восточная часть Нарбоннской Галлии перешла под власть Рима. Однако город Вьенна (совр. Вьен) оставался в составе Галльской империи весь период ее существования26, хотя постоянное соперничество с Лугдуном должно было, казалось бы, толкнуть ее в противоположный лагерь.
      Викторин по своему характеру был человеком деятельным и инициативным27. После некоторого периода анархии, он сумел примирить военных и гражданское население региона, впрочем ненадолго. Викторин был единственным наследником Постума, стремившимся сохранить созданную империю, продолжая его внутреннюю и внешнюю политику, поддерживая в должном порядке рейнский лимес и оборонительные укрепления. Викторин понимал, что требуется для сохранения государства и поддержания мира. Эти знания он почерпнул от Постума, который, возможно, видел в нем своего преемника. Но проводить широкую политику Викторин не мог. Германские вторжения учащались, подчас выходцы из германских племен объединялись в шайки разбойников, отдельные отряды предприняли натиск на долину Мозеля. Не ведя полномасштабных военных действий, подобно Постуму, Викторин не прекращал борьбу с германскими племенами. Его внимание было сосредоточено на восстании в Августодуне28, куда галльский император стянул большую часть своих военных сил. Город племени эдуев по каким-то причинам поссорился с Викторином и закрыл перед ним ворота. Это было началом восстания багаудов29. Викторин собрал основные военные силы, чтобы подавить восстание в Августодуне. После семи месяцев осады он заставил город сдаться, поскольку у защитников не оставалось запасов продовольствия. Памятуя о судьбе Постума, Викторин отдал Августодун своим войскам на разграбление, и город был полностью разрушен30.
      После двух с половиной лет правления Викторин пал жертвой заговора, возникшего на Рейне. Непосредственной причиной убийства Викторина считается месть актуария Аттициана за связь императора с женой последнего31. Но рейнские войска и ранее были недовольны Викторином. Как отмечают античные авторы, легионеры уже давно были настроены против императора: молодого, легкомысленного, избалованного отпрыска знатного рода. Ощутив свою власть в полной мере, Викторин последовал по ложному пути Галлиена. Источники сообщают, что он успел разрушить немало браков, а все хорошие качества его натуры "были погублены развратом и страстью к наслаждению с женщинами, которую вначале он сдерживал"32. Викторин питал слабость к пышным приемам, его выход к народу напоминал представление, что также не способствовало укреплению его власти. Поэтому Аттициану было нетрудно собрать враждебную Викторину группировку и убить его во время пребывания галльского императора в Колонии-Агриппине. После смерти Викторин был обожествлен своим преемником Тетриком, который считал себя его законным преемником33. Возможно, что обожествление Викторина было произведено под давлением его матери Виктории.
      Сложная ситуация связана с Викторией (или Витрувией). Согласно сообщениям письменных источников, мать Викторина была ближайшей родственницей Постума, возможно, его двоюродной сестрой34. Викторин получил место в то время, когда Постум был наместником Галлии и обеих Германий, что в немалой степени способствовало миссии Виктории, а, возможно, и аудиенции у римского императора. Виктория получила титул Августы и почетное звание "мать военных лагерей" ("mater castrorum") после смерти Постума, но отказалась от власти, содействуя возведению на престол Мария. Когда он был убит, Виктория способствовала приходу к власти своего сына, а затем Тетрика. Фактически в этот период именно Виктория обладала влиянием в Галльской империи. Недаром античные авторы замечали, что на востоке правит Зенобия, а на западе - Виктория35. Титул "mater castrorum", скорее всего, является стилизацией античных авторов, стремившихся подчеркнуть высокий авторитет Виктории. Иных свидетельств о Виктории нет. Неясна и ситуация с ее именем.
      Очевидно, Витрувия - это кельтское имя, возможно из принятых в среде галльской знати. Отсутствуют соответствующие монеты, хотя античные авторы утверждают, что Виктория чеканила золотые и серебряные монеты. Имеется лишь одна надпись, позволяющая утверждать, что Виктория являлась историческим лицом36.
      Вполне возможно, что Виктория действительно обладала авторитетом и влиянием, почему и сумела настоять на кандидатуре своего родственника Тетрика. Вероятным может быть и то, что родство это было или очень дальним или выдуманным для того, чтобы получить одобрение легионов. В то время, когда легионы были захвачены врасплох гибелью Викторина, участились вторжения германских племен. Для стабилизации внутреннего положения и организации обороны государству необходим был правитель, отсутствие которого пагубно воздействовало на настроения среди гражданского населения и военных. Дипломатия Виктории и щедрые денежные раздачи дали желаемый результат. В этот период она, хотя и не имела официального титула, являлась гарантом военной присяги.
      Однако вряд ли можно говорить о стремлении Виктории править за спиной своего сына37. Она могла править империей сразу же после смерти Постума, когда получила титул Августы, но отказалась от этого. Почему же она остановила свой выбор на Тетрике как на претенденте на трон? Это тем удивительнее, что, во-первых, это был человек совершенно незнакомый легионам. Во-вторых, его резиденция находилась далеко от основных событий - в столице Аквитании Бурдигале (совр. Бордо). Во всяком случае, даже если Виктория была разочарована политикой Тетрика, изменить она ничего не успела. По свидетельству источников, Виктория была убита, или умерла при Тетрике. По мнению исследователей, Виктория умерла от какой-то болезни примерно в конце 272 - начале 273 года38.
      Гая Пия Эзувия Тетрика называют римским сенатором, происходившим из богатого аристократического галльского рода, наместником Аквитании, призванным к власти богатой и влиятельной Викторией39. Имя Эзувий, как считают современные исследователи, характерно для старой галльской аристократии, стремившейся сохранить традиции40. Тетрик был призван Викторией в то время, когда положение Галльской империи было катастрофическим. Приграничные районы испытывали набеги германских племен, восстания легионов и местных жителей. Экономика приходила в упадок. Ряд исследователей считает, что приход к власти Тетрика являлся реакцией земельной знати на правления предыдущих солдатских императоров41.
      Евтропий замечает, что Тетрик облекся в пурпур в Бурдигале. Аврелий Виктор указывает, что легионы только за большие деньги и щедрые дары дали свое согласие на воцарение Тетрика. Требеллий Поллион пишет, что Виктория убедила принять власть Тетрика, потому что он был ее родственником42. Возможно, что Тетрик, как аристократ и крупный землевладелец, входил в сенат, составленный Постумом. Тетрик младший был объявлен наследником и соправителем своего отца.
      В начале его правления администрация Тетрика действовала энергично. На второй год Тетрик распространил свое влияние на южный Лангедок, вплоть до Средиземного моря43. Надписи галльского императора, обнаруженные в Аквитании, указывают на признание его этим регионом, который со времени гибели Постума придерживался нейтралитета, предоставляя убежище изгнанным из Августодуна. Однако его не поддержали обе Германии и Белгика. Восстания рейнских легионов послужили поводом для капитуляции галльского императора. Монеты Тетрика были широко распространены. В Британии было найдено четыре милевых камня с соответствующими именами, но исключительно в прибрежной зоне и ни одного в глубине острова. Нарбоннская Галлия была одним из первых регионов Галльской империи, перешедшей под контроль Аврелиана. Как сообщают источники, в конце правления Тетрика произошло восстание Фаустина, наместника провинции Белгика, которое напрямую затронуло Августу Треверов; этот город поддержал Фаустина, заставив Тетрика оставить столицу Галльской империи44.
      Античные авторы утверждают, что Тетрик долго терпел восстания солдат, нападения германцев, покушения на свою жизнь, другие "несчастья", под которыми, очевидно, подразумевалось и восстание багаудов. Он обратился "за помощью" к римскому императору Аврелиану, прося его взять Галлию под свой контроль, и заключил свое письмо стихом: "Непобедимый, из бед исторгни меня"45.
      Какое-то время между императорами велась переписка, после чего они встретились лично. Тетрик заверил Аврелиана в своей готовности присягнуть ему и получил ответные уверения, что ему сохранят жизнь, положение и, возможно, большую часть богатства. Тетрик лишь для вида вывел навстречу римскому императору свое войско и в Каталаунской (Шалон-на-Марне) битве сдался46. Ряды воинов были смяты и рассеяны. В 274 г. Галльская империя прекратила свое существование.
      Аврелиан устроил пышные торжества по случаю возвращения Галлии под контроль Рима. Тетрик с сыном были проведены перед колесницей римского императора. Впрочем позор этот был с лихвой возмещен. Тетрик был назначен наместником Лукании, затем получил и свои богатства, а затем до конца своих дней вел спокойную и обеспеченную жизнь как частное лицо47. Сын его, Тетрик-младший, также получил прощение и был возведен в звание сенатора.
      Тетрик не был талантливым военачальником. Он не пользовался авторитетом и уважением в войске. Несмотря на денежные раздачи Виктории, на этого императора было несколько покушений со стороны солдат. Очевидно Тетрик вынужден был постоянно проводить денежные и иные раздачи солдатам, чтобы удержаться на троне. Смерть Виктории обострила обстановку. Тетрик не мог и, видимо, не пытался исправить положение. Спокойная размеренная жизнь в качестве римского сенатора была для него более привлекательной. Впоследствии, как сообщают источники, Аврелиан называл Тетрика соратником по оружию и говорил, что надо выше ценить управление какой-либо частью Италии, нежели царскую власть за Альпами48.
      Тетрик не мог обеспечить Галлии и Германии постоянный и жесткий контроль. Аквитания - цветущий сад по сравнению с суровыми краями прирейнских областей, где жили люди, привыкшие воевать. Найти к ним ключ сумел только Постум. Тетрику не нужна была власть, навязанная посулами и уговорами Виктории. Она тяготила его. Он ничего не сделал для укрепления обороноспособности лимеса и не мог сдерживать участившиеся набеги германцев. Ремесленники и мелкие землевладельцы особенно страдали от разорительных набегов германцев. Именно они и стали основой восстания багаудов, страх перед которым, наряду с опасениями восстаний легионов, сыграли в решении Тетрика главную роль.
      Галльская империя, просуществовавшая пятнадцать лет, в условиях политической и социально-экономической нестабильности, переживаемых Римским государством, явилась ярким проявлением сепаратизма. Но именно ее создание явилось удачной попыткой прекращения общеимперского кризиса. К моменту гибели Галльской империи внутриполитическое положение Римского государства стабилизировалось. Галльские императоры, сдерживая германские племена на своих границах, позволили Риму собраться с силами и вернуть себе власть над восточными провинциями. Западные же провинции в составе Галльской империи продолжали функционировать как экономически единый регион и именно в таком состоянии вновь вошли под юрисдикцию римского императора. Таким образом, Постум и его последователи сумели наладить и сохранить жизнеспособность целого региона в условиях общеимперского кризиса, постоянных вторжений германцев и политической нестабильности.
      Идея Галльской империи пустила глубокие корни. Население западных провинций продолжало борьбу с римлянами. Непосредственно после капитуляции Тетрика восстал Домициан, один из полководцев Авреола. Вторжения варваров лишь усиливали восстания и сопротивление Риму. Центром следующего мятежа стал Лугдун, подтолкнувший некого Прокула к восстанию. Его поддержали Испания и Британия, однако Прокул был вскоре разбит49. Из всех регионов, входивших в состав Галльской империи, заявить о своей самостоятельности решилась только Британия, выдвинувшая своего императора. Римские властители старались стереть любое упоминание о Галльской империи.
      Примечания
      1. См. Вопросы истории, 2004, N 1, с. 134 - 143.
      2. STEIN E., RITTERILNG E. Fasti des romischen Deutschland unter dem Prinzipat. Wien. 1932. Fasti 43, n. 48; GANSBEKE van P. Postume et Lelien gouverneurs de la Germanie inferieure? - Revue beige de numismatique publiee sous les auspices de la Societe royale de numismatique (RBN), 1959, N 105, p. 25 - 32; KONIG I. Die gallischen usurpatoren von Postumus bis Tetricus. Munchen. 1981, s. 133; DRINKWATER J. F. The Gallic Empire: Separatism and Continuity in the North-West Provinces of the Roman Empire A. D. 260 - 274. Stuttgart. 1987, p. 34; BOUVIER-AJAM M. Les empereurs gaulois. P. 1984, p. 185.
      3. Малочисленность монет Лелиана, отчеканенных в Могонтиаке, свидетельствует о краткости его правления. LAFAURIE J. La chronologique des empereurs gaulois - Revue numismatique (RN), 1964, Vol. 6, p. 926; PATTI G. Chronologia degli imperatori gallici - Epigraphica, 1953, XV, p. 87.
      4. Могонтиак являлся одним из крупных монетных дворов Галлии, наряду и Лугдуном (совр. Лион), Августой Треверов (совр. Трир), Колонии Агриппины (совр. Кельн) и Нарбона. Характерно, что отчеканенные Лелианом монеты сохраняли датировки 10 года правления Постума.
      5. Scriptores Historiae Augusti (SHA). Tyr. Trig. 5.3 - 4; 6.3
      6. Eutr. 9.9.1; Aur. Viet. De Caes.33.7; SHA. Tyr. Trig. 4.
      7. SHA. Tyr. Trig., 5
      8. SHA. Tyr. Trig. 5; GANSBEKE P. Van. Les invasions germaniques en Gaule sous le regne de Postum (259 - 268) et le temoignage des monnais. - RBN, 1955, N 98, p. 18 - 20;
      9. Eutr. 9.9.2; SHA. Tyr. Trig. 8; Aur. Viet. De Caes. 33.9; KONIG I. Op. cit., S. 137.
      10. LAFAURIE J. Op. cit., p. 926; PATTI C. Op. cit., p. 87; DRINKWATER J. F. Op. cit., p. 94 - 95; Eutr., 9.9,2; Aur. Viet. De Caes. 33.9; Oros. 7.22.
      11. KONIG I. Op. cit., S. 140. Правление в течение нескольких месяцев (не более четырех - пяти) предполагают и другие современные исследователи: LAFAURIE J. Op. cit., p. 926; PATTI C. Op. cit., p. 87.
      12. KONIG I. Op. cit., S. 145
      13. SHA. Tyr. Trig., 8. 11.
      14. SHA, Tyr. Trig. 4; Eutr. 9.9.3; Oros. 7.22; Aur. Viet. De Caes. 33.12; Epitom. 34.3. Имя Викторина в надписях и на монетах часто пишется как Piawonius (возможно, это вариант от имен Pius Avonius): Piavonio = Corpus Inscriptionum Latinarum. Brl. 1893 - 1936 (CIL). T. XIII. n. 9040; Piawonius = CIL. T. XIII. n. 3679, 8958; Piavonius - COLLINGWOOD R.G., WRIGHT R. P. The Roman Inscriptions of Britain. In. 3 tt. Oxford. 1965, n. 2238 .
      15. PARLASKA K. Die Romischen Mosaiken in Deutschland. Brl. 1959, 44 - 46, taf. 42, 2 (Mosaik), 48, 5 (Inschrift); CUPPERS H. Rettet das romische Trier - In; Denkschrift der archaologischen Trier-Kommission. Trier. 1972, s. 19; WIGHTMAN E. M. Roman Trier and the Treveri. Lnd. 1970, p. 53; UJTAEPMAH E. M. Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Римской империи. М. 1957, с. 464.
      16. CIL. T. XIII. n. 3679; SHA, Tyr. Trig. 6.1.
      17. DESSAU H. Inscriptiones Latinae Selectae. Brl. 1892 - 1916, п. 563; WIGHTMAN E. M. Op. cit., p. 54; надпись из Кёльна (Колония-Агриппина) - CIL XIII 8267 b.; GALSTERER H. Die romischen Steininschriften aus Koln. Koln. 1975, n. 196 b.: KONIG I. Op. cit., S. 142 - 143.
      18. SHA, Tyr. Trig. 6.3.
      19. DESSAU H. Die Consulate des Kaisers Victorinus - Germania, 1917, N 1, S. 173 - 174; KONIG I. Op. cit, S. 143 - 144; PATTI C. Op cit., p. 87; Eutr., 9.9; Aur. Viet. De Caes., 34.3
      20. DELBRUCK R. Die Munzbildnisse von Maximinus bis Carinus. Brl. 1940, S. 138; LAFAURIE J. Op. cit., p. 949; The Roman Imperial Coinage. In 6 tt. Lnd. 1968. T. V, pt. 2, p. 384.
      21. Aur. Viet. De Caes., 33, 12.
      22. DRINKWATER J. F. A New Inscription and the Legionary Issues of Gallienus and Victorinus. - The Numismatic Chronicle. The Royal Numismatic Society (NC). Cambridge Univ. Press. 1971. Vol XI, p. 325 - 326.
      23. CIL. T. II. nn. 1672, 3619, 3737, 3833, 3834, 4505, 4879.
      24. SHA, Claud. 7.5
      25. ШТАЕРМАН Е. М. Ук. соч., с. 464; DRINKWATER J. F. The Gallic Empire, p. 41; KONIG I. Op. cit., S. 159.
      26. MOWAT H. Les ateliers monnetaires en Gaule. - RN, 1890, N 1, p. 143 - 158; JULLIAN C. Histoire de la Gaule. 8 Vols. P. 1920 - 1926. T. IV, p. 332.
      27. SHA, Tyr. Trig., 6. 1; Eutr., 9. 9. 1; Aur. Viet. De Caes., 33.12.
      28. Восстание в Августодуне совпало, по словам Авзония, с концом правления Викторина и переходом власти к Тетрику (Auson., Parentalia, 4). Площадь Августодуна была значительной - 200 га. Он имел 54 круглые башни по 10 м в диаметре. Расстояние между башнями варьировалось от 54 до 100 метров, толщина стен от 1, 60 м до 1, 90 м, высота доходила до 11 м. Земляной вал у стен был от 2,50 м. Пояс укреплений протянулся на 6 километров.
      29. От кельте, baga - борьба - участники народно-освободительного движения против римского господства в Галлии и Северной Испании в III - V вв. н. э., в основном, разоренное население, которое, объединившись в отряды, разоряло виллы крупных землевладельцев. См. ДМИТРИЕВ А. Д. Движение багаудов - Вестник древней истории (ВДИ), 1940, N 3- 4; КОРСУНСКИЙ А. Р. Движение багаудов - ВДИ, 1957, N 4; Paneg. Lat, VIII (9), 4, 1.
      30. Восстановлен был город в начале IV в. н. э. Paneg. Lat., 5, 4, 2; 8, 4, 2; Amm. Marc, 15, 11, 11; 16, 2, 1.
      31. Актуарий - лицо, ведавшее ежедневной раздачей и учетом рациона солдат. Aur. Viet De Caes., 33.12: Eutr., 9. 9 .2; SHA. Tyr. Trig., 6. 3; Oros., 7. 22.
      32. Aur. Viet De Caes., 33.12: Eutr., 9. 9. 2; SHA. Tyr. Trig., 6. 6.
      33. COHEN H. Description historique des monnaies frappees sous l'Empire romain: VI tt. P. 1881- 1886. T. V, p. 179.
      34. BOUVIER-AJAM M. Op. cit., p. 189; SHA. Tyr. Trig., 6. 3.
      35. SHA. Tyr. Trig., 6. 2 - 3; Claud., 25. 4.
      36. SHA. Tyr. Trig., 31. 3 - 4; CIL. T. XIII. n. 5868.
      37. BOUVIER-AJAM M. Op. cit., p. 190.
      38. SHA. Tyr. Trig., 31. 4; DRINKWATER J. F. The Gallic Empire, p. 41; BOUVIER-AJAM M. Op. cit., p. 190.
      39. Familia nobilis - Eutr., 9. 10; Aur. Vict. De Caes., 33. 14; SHA. Tyr. Trig., 24.1; 31; Oros., 7.22.
      40. В основном, аналогия проводится с упомянутым Цезарем племенем Esubios, обитавшем на побережье Бретани (Caesar. B. G. II. 34) - DRINKWATER J. F. The Gallic Empire, p. 94; KONIG I. Op. cit., S. 159; BOUVIER-AJAM M. Op. cit., p. 196, а кроме того, с галльским божеством Эзусом, группой божеств Asirs и скандинавским Ases, проникшим через Германию. BOUVIER-AJAM M. Op. cit., p. 196; Esubius. - KONIG I. Op. cit., S. 161.
      41. JULLIAN C. Op. cit., t IV, p. 586.
      42. Eutr., 9.10; Aur. Viet De Caes., 33. 14; SHA. Tyr. trig., 24.1
      43. CIL. T. XIII. nn. 8927, 8925.
      44. Revue Epigraphique (RE). T. VI (1909). 2088, n. 9. Faustinus Treveris - Pol. Silv. 49. - Chron. Minor., I. 522.
      45. Vergil. Aeneis. 6, 365; Eutr. 9.10; Aur. Viet De Caes. 35.4; SHA. Tyr. trig. 24. 2 - 3; Oros. 7.22.
      46. Aur. Viet. De Caes. 35.4; Eutr. 9, 13, 1: apud Catalaunos; Paneg. Lat. 8, 4, 3; Euseb. Chron. 2289; lord. Rom. 290. Aur. Viet. De Caes., 35. 5.
      47. Eutr., 9, 13, 2; Aur. Viet. De Caes., 35. 4; SHA. Aur., 29. 1; 34, 1
      48. SHA. Tyr. trig. 24.5; Aur. Viet. De Caes. Epitome, 35.7.
      49. Eutr., 9.17; SHA. Tyr. trig., 29.12 - 15; Prob., 18. 5 - 6; Oros., 7.24.
    • Куликова Ю. В. Создание Галльской империи
      By Saygo
      Куликова Ю. В. Создание Галльской империи // Вопросы истории. - 2004. - № 1. - С. 134-143.
      Письменные источники, дошедшие до нас, разрозненные и отрывочные содержат скупую информацию о событиях в Галлии 2-й половины III века.
      К середине III в. политическое и социально-экономическое развитие Рима привело к кризисным явлениям, пошатнувшим основы огромной империи, управление которой изменялось с большими трудностями, а нередко и с опозданиями. Рушилась хозяйственная система, сложившаяся в "золотой век" Антонинов. Мелким земельным собственникам, крестьянам и арендаторам становилось невыгодно вести хозяйство. Это приводило к запустению посевных площадей и разорению широких слоев населения, но одновременно развивались крупные товарные виллы. Кризис нанес удар и по городам, как экономическим и культурным центрам. "Центр" требовал поставок и выплат больше, чем мог дать провинциальный город. Происходил упадок торговли и росла инфляция во всех провинциях Римской империи: повышались цены, расстраивалось денежное обращение, портилась и обесценивалась монета. Не последнюю роль в углублении кризиса играла устаревшая фискальная политика, когда Рим рассматривался по-старому как полис, а доходы, поступавшие с провинций, концентрировались именно в нем. Аристократию это устраивало, но такая политика не устраивала ни провинции, ни Сенат, в котором было много, если не большинство, представителей провинциальной знати. Кризис и политика римских императоров, не считавшихся с интересами провинций, вызвали проявления сепаратизма. Создание в 258 - 259 годах Галльской империи явилось характерной приметой того времени.
      В 253 г. рейнские легионы провозгласили римским императором Валериана, принадлежавшего к аристократической элите. Правление Валериана и его сына Галлиена считается периодом максимального углубления кризиса в империи. Отправляясь на Восток для борьбы с персами, Валериан передал под контроль Галлиена западные провинции империи. Однако армия Валериана была уничтожена возле г. Эдесса в Западной Месопотамии, а сам император попал в позорное рабство к персидскому царю Шапуру I. Галлиен остался единоличным правителем, но его отношения с наместниками провинций - ставленниками Валериана - не складывались. Весть о пленении императора стала лишь поводом к обособлению многих провинций.
      Идея единого кельтского государства была сформулирована еще во время гражданской войны 68 - 69 гг., когда в Северной Галлии произошло восстание. Руководители его созвали общегалльское собрание, которому впервые со времен Юлия Цезаря предстояло решить вопрос об отношении к Риму. Здесь и прозвучала идея создания независимого от Рима Галльского государства1. Отсутствие согласия между более романизированной южногалльской знатью и северо-галльской аристократией, а также надежда, что Рим все же обеспечит порядок и стабильность в регионе, стали решающими. Восстание было подавлено.
      Идея Галльского государства была претворена в жизнь в середине III в. Марком Кассианом Латинием Постумом. Галлия отличалась стремлением к образованию своей державы и наличием своего лидера, чье правление было более длительным, чем у любого узурпатора и даже многих римских императоров, а главное - могла стать объединяющей и укрепляющей силой для кельтов.
      Происхождение Постума до сих пор вызывает дискуссии, не говоря уже о том, насколько противоречивы в этом вопросе письменные источники. Согласно современным исследованиям, он родился в Галлии около 220 г.2, (то есть был почти ровесником Галлиена, родившегося в 218 г.). Из сообщений античных авторов видно, что Постум не принадлежал к верхушке местной знати, хотя и состоял в родстве с некоторыми ее представителями. Последним, по-видимому, можно объяснить поддержку, оказанную ему галльской аристократией в течение всего периода его правления.
      К тому времени, когда он был провозглашен императором, Постум уже был семейным человеком и имел нескольких детей. По каким-то причинам он пошел на службу в римскую армию, где сделал успешную карьеру: от простого легионера поднялся до командующего благодаря талантам, умению руководить, своим человеческим качествам и авторитету среди соратников. Он участвовал в военных операциях, которые проводил император Валериан, приобретая опыт борьбы с германцами. Требеллий Поллион характеризует его следующим образом: "Это был муж в высшей степени храбрый на войне, в высшей степени твердый в мирное время, во всех случаях жизни - серьезный"3. Командующий Аврелиан и император Валериан заметили и высоко оценили Постума, который, вероятно, был немало удивлен приказом римского императора, отъезжавшего на Восток. Флавий Сиракузянин утверждает, что именно Валериан настоял на том, чтобы основная часть западного контингента войск была в руках Постума, верного и разумного человека, который одновременно будет помощником и советником Галлиена. Аврелиан же, имевший столь же большой авторитет, был сверх меры строг и мог излишне круто обойтись с Галлиеном, "если тот, по своей природной склонности к забавам, проявит легкомыслие". Можно предположить, что Постума знали при дворе и лично Галлиен. В общем, ему было доверено управление Галлией, обеими Германиями, а также даны четкие приказы по защите рейнского лимеса и контроле зарейнских земель. Под командованием Постума, помимо легионов Галлии и обеих Германий, оказались галльские вспомогательные отряды4.
      На рейнской границе Постум отражал набеги германских племен, все более завоевывая доверие и преданность подчиненных. Требеллий Поллион сообщает, что именно Постуму Галлиен поручил заботу о своем сыне Салонине, которого он был обязан не только охранять, но и наставлять, как должен вести себя и действовать император. Задачей Постума также было знакомить Салонина с войсками и показывать, как решать их проблемы в условиях войны и в мирное время5.
      Восстание наместника Паннонии и обеих Мезий Ингенуя, вспыхнувшее сразу, как только пришла весть о пленении Валериана, побудило Галлиена опасаться влиятельного Постума, как "человека очень храброго, нужного для государства и, что всегда причиняет тревогу властителям, любезного воинам"6. Император пристально следил за растущим авторитетом наместника Галлии и обеих Германий, осознавая, очевидно, возможность вспышки восстания в этих провинциях. Галлиен решил уменьшить не только зону влияния Постума, но и круг его обязанностей, возложенных Валерианом. Для этого император направляет наместника на рейнскую границу с тем, чтобы тот продолжал борьбу с германскими племенами и укреплял обороноспособность лимеса. Подчинившись капризу Галлиена, Постум сосредоточился на заботах об укреплении порученного ему региона.
      Но Галлиен этим не ограничился. Он направляет в эти провинции некоего Сильвана, передав ему опеку над цезарем Салонином. Возможно, что в распоряжение Сильвана были отданы Верхняя Германия и Белгика7, но, вероятнее всего, Сильван являлся префектом претория, о чем свидетельствует и Зонара (12.24). При этом, в назначении префекта претория нет ничего необычного, поскольку в течение 2-й половины III в. именно они, как представители центральной власти, выступали против мятежников8.
      Сильван вместе с цезарем Салонином перебрался в Колонию-Агриппину (совр. Кельн), сделав ее своей резиденцией, хотя первоначально он размещался в Августе Треверов (совр. Трир). Причины выбора резиденции не совсем ясны. Возможно, что в Августе Треверов Постум имел большую поддержку, а район Колонии-Агриппины считался неспокойным. Сильван сразу же принимает усиленные меры по укреплению стен и обороноспособности Колонии- Агриппины, проводит работы по восстановлению оборонительных укреплений, а также возведению новых9.
      Сильван сразу же поставил себя так, что конфликт между ним и Постумом стал неизбежным. Враждебность между ними ощущается и по скупым строкам источников. Поскольку с момента назначения Сильвана Постум находился под пристальным и постоянным контролем этого человека, безусловно информировавшего Галлиена о всех его действиях, то его решительные действия против германцев могли вызывать критику со стороны Сильвана. Можно предположить, что обстоятельства, приведшие в конечном итоге к восстанию, накапливались постепенно. Но говорить о заранее продуманном и планируемом плане мятежа вряд ли возможно10.
      Конфронтация между Постумом и Сильваном достигла критической точки, когда первый, в противовес рекомендациям нового наставника Салонина, преследовал германские племена за Рейном, направив при этом часть войск на север и восток Галлии, а часть оставив на рейнской границе, обезопасив тем самым провинции. Военная операция была завершена с ошеломляющим успехом и захватом огромной добычи11.
      Узнав об этом, Сильван от имени цезаря Салонина потребовал военной добычи, которую Постум по праву военачальника уже раздал своим подчиненным. Это оказалось последней каплей в чаше терпения легионов. До этого их недовольство вызывали действия самого Галлиена, равнодушно отнесшегося к пленению своего отца и погрязшего "в роскоши и пороках". Они направились к Колонии-Агриппине и в короткие сроки взяли ее приступом, при этом Сильван и Цезарь Салонин были убиты12. Но участвовал ли в этой акции Постум лично?
      Ни Евтропий, ни Аврелий Виктор ничего не сообщают об этом эпизоде. Требеллий Поллион пишет, что многие обвиняли именно Постума в убийстве Салонина, но это совсем "не соответствует его нравам". Зосим упоминает, что Постум, взяв с собой легионы, отправился к Колонии-Агриппине. Здесь он потребовал выдачи сына Галлиена и Сильвана. Когда его требование было выполнено, он приказал убить обоих. Зонара излагает этот эпизод несколько по-иному и, возможно, ошибаясь: Постум, назначенный Галлиеном охранять рейнскую границу, тайно де перешел реку, взял у варваров большую добычу и раздал ее легионерам, приставленный же к наследнику престола некий Альбан потребовал добычу для Салонина. Тогда Постум стал побуждать легионы к измене. Придя к Колонии-Агриппине, легионеры убили Альбана и Салонина. По словам Полемия Сильвия, восстание началось во Вьенне13. Современные исследователи предполагают, что в момент восстания Постум находился либо в военном походе, либо в Могонтиаке, недолгое время являвшемся штаб-квартирой наместника Верхней Германии, либо в своем штабе - в Бонне14.
      Согласно надписи на победном алтаре из Аугсбурга, Постум был призван на помощь наместником провинции Реции, через которую с опустошающим рейдом в Северную Италию прошли германцы из племени семнонов или ютунгов. Свидетельство об этом грабительском набеге можно найти только у Орозия (Oros. 7.22). Галлиен, очевидно, не отреагировал на просьбы о помощи. С другой стороны, Постум считался правой рукой римского императора, и к кому же, как не к нему, следовало обращаться за помощью в сложной внешнеполитической ситуации, возникшей тогда, когда часть войск из Реции скорее всего была уведена Авреолом для подавления восстания Ингенуя. Захватив с собой, как гласит надпись, легионы, расквартированные в обеих Германиях, Постум поспешил в Рецию. Если это случилось сразу, как только Постум вернулся из своего "тайного" зарейнского рейда, то тогда сообщение Зонары, что военачальник успел собрать по требованию Сильвана лишь часть уже розданной легионерам добычи, становится более понятным. Постум спешил на помощь наместнику Реции. Постум использовал привычку германцев возвращаться из набегов тою же дорогой, что и пришли. Семноны, отягощенные награбленным добром и захваченными в Италии пленниками, не ожидали попасть в засаду на обратном пути через Рецию. Они были полностью разбиты, и лишь небольшая часть смогла уйти от погони.
      Вполне возможно, что именно в это время в ставке Постума взбунтовались легионы, которые направились к Колонии-Агриппине и, взяв ее приступом, убили цезаря Салонина и Сильвана. Инициатором бунта стал 1-й легион Минервы (Minervia), о чем свидетельствуют монеты Постума, выпущенные позднее. Интересно, что дислоцировался легион в Бонне, то есть в городе, который до некоторого времени являлся, условно говоря, штаб-квартирой наместника Галлии и обеих Германий. Постум мог появиться под стенами разрушенного города слишком поздно. Легионы провозгласили Постума императором. Поняв, что от его решения зависит не только судьба подвластных ему легионов, но и всей Галлии, он принял на себя это бремя. Источники не сообщают подробно об этом событии, а лишь констатируют факт провозглашения императором Постума15.
      Теперь Постум должен был решить первоочередные задачи. Необходимо было прежде всего освободить разоренную Галлию от уже вторгшихся германских племен, а также предпринять все, чтобы не допустить новых набегов. Он организует наступления против германцев сразу на нескольких участках. Основное разворачивалось с севера и с запада Галлии. На линии Пуатье-Ла Шатр-Моулин Постум делит армию на две части. Одну направляет на Пиренеи, чтобы помочь организованному там сопротивлению. Вторая часть, видимо, под его собственным командованием направилась к Роне и Альпам, освобождая попутные населенные пункты. Окружив противника с тыла, армии Постума удалось выбить варваров с позиций в гг. Ним, Арль, Марсель, Фрежюс, Канн, Ницца и отбросить их по ту сторону Альп. Решительное контрнаступление достигло успеха в результате жесточайших сражений, в особенности, близ г. Арль (античн. Arelate), захваченного вождем аламаннов. Этой победой, освободившей Галлию, Постум завоевал еще большее доверие и любовь кельтов.
      Военные силы первого галльского императора формировались постепенно, по мере вхождения регионов в состав Галльской империи. Из основных военных подразделений Постуму присягнули 16 легионов или их части, а также флоты Germanica и Britannica. Войско его пополнилось за счет вспомогательных отрядов и военных подразделений из Британии, Испании, регионов Галлии, в том числе и Белгики, а также обеих Германий. Подчас такие отряды направлялись от отдельных общин, городов и поселений. Также в военные силы Постума вошла конница галлов, которой он придавал особое значение. Для укрепления обороноспособности рейнской границы Постум берет на службу наемников из германских племен, создавая из них ударные отряды. Легионы в этот период не теряли связей с провинциями, из которых они происходили, что в значительной степени может относиться и к кельтам, многие из которых служили в легионах, присягнувших Постуму16.
      В состав нового государства вошли Реция, Испания, Британия, три Галлии, Белгика, а также Верхняя и Нижняя Германии (то есть современные Германия, Испания, Португалия, Британия, Франция, Швейцария, Люксембург, Бельгия, Западная Фландрия)17. Столицей была избрана Августа Треверов, богатый город, заселенный галльской знатью, здесь же располагался монетный двор. Галльская аристократия, поддержавшая первого галльского императора, взяла на себя его материальное обеспечение. В первые годы своего правления Постум явно не намеревался ссориться с Галлиеном. На своих первых монетах галльский император носит титул цезаря, а сами монеты выходили с упоминанием Рима и римского Сената. Впрочем впоследствии ситуация изменилась.
      Государственное устройство Галльской империи почти точно воспроизводило римское. Сенат, состоявший, вероятно, из представителей кельтской знати, выполнял совещательные функции. Постум располагал также должностными лицами, в частности, консулами, избираемыми на два года, и собственной преторианской гвардией. Постум, возможно, просто увеличил гвардию, составлявшую его личную охрану до провозглашения императором, набрав в нее знатных галльских юношей.
      В 263 г. Постум отмечал пятилетие своего правления, в честь чего были выпущены монеты. К этому времени он окончательно освободил подвластные ему территории от германских племен. Тогда же ему принесли повторные клятвы верности провинции. Галлиен не оставляет все это без внимания. Римский император до этого был озабочен восстаниями в других провинциях, особенно, на Востоке. Так, он вынужден был признать своим соправителем Одената, предоставив ему не только титул августа, но и передав командование всеми легионами в этой части империи. С Постумом Галлиен мириться не пожелал. Подготовку карательной акции он возложил на лучшего своего военачальника Авреола.
      Трудно определить, как складывались взаимоотношения Постума и Авреола до восстания в Галлии, и были ли они вообще знакомы. Авреол, родом из Дакии, быстро продвинулся по службе благодаря Галлиену и стал, в результате проведенной реформы, первым командующим римских объединенных кавалерийских частей. Он четко исполнял получаемые им приказы, в частности, участвовал в подавлении восстания Ингенуя и жестокой резне, устроенной по приказу Галлиена среди жителей Панноний и Мезий. Впрочем, как свидетельствует Зосим, неприязнь к Галлиену уже давно зрела в душе Авреола, но до поры до времени он не проявлял ее.
      Если совместить сообщение Зосима со свидетельством Поллиона, то становится ясной фраза о заключении Галлиеном союза с Авреолом. Возможно, конфликт Авреола с римским императором был намного серьезнее и не столь скрытым, чем это может показаться на первый взгляд. Вполне вероятно, что их разногласия не были тайной для окружающих, а Авреол не единожды пытался освободиться от власти Галлиена. Так, победив в 260 г. узурпатора Макриана, Авреол уговорил, а частично и подкупил его войско, обретя, таким образом, значительные военные силы18.
      В 264 г. начался военный поход под командованием Авреола против Постума. Это была карательная акция, которую готовил римский император. Детали ее восстановить достаточно трудно, но, во всяком случае, известно, что поход растянулся на несколько этапов. Вначале все складывалось в пользу Галлиена. Авреол устроил жестокую резню среди галлов. В результате вспыхнул мятеж в его собственных войсках. На сторону Постума переходит Викторин с частью войск. Он происходил из знатного галльского рода, семья его жила в Августе Треверов, а мать состояла в родстве с Постумом. Викторин возглавил преторианскую гвардию галльского императора и участвовал в сражениях против войск Галлиена19. Именно Викторин и станет наследником Постума.
      После одного из столкновений Постум отступил. Галлиен направил Авреола преследовать его. Однако, имея возможность захватить "мятежника", Авреол не стал этого делать. Вернувшись к римскому императору, он заявил, что не мог схватить Постума. Галлиен явно руководствовался совсем иными мотивами, нежели престижем империи, что и побудило Авреола по-иному рассматривать сложившуюся ситуацию. Второй этап карательной операции начался тогда, когда в Галлию прибыл сам Галлиен. Осадив Постума во Вьенне, римский император понадеялся на свои войска, но был ранен стрелой. По какой причине была снята осада этого города, остается неизвестным. Современные исследователи, анализируя действия Галлиена, считают, что римский император всячески старался подтолкнуть Постума к крупному, решающему сражению, а возможно и к личному поединку, что отразилось и в некоторых свидетельствах античных авторов20. Иначе почему же столь энергичный и талантливый полководец, как Постум, располагая значительными военными силами, дважды оказывался на грани поражения? В первом случае он непосредственно не участвовал в битве, да и присутствие его во Вьенне довольно сомнительно. Характер последующих столкновений определенно свидетельствует, что Постум избегал генерального сражения. Возможно, он поступал вполне обдуманно, не желая идти против Галлиена. А можно предположить и то, что происходили и другие сражения между Постумом и Галлиеном, поскольку их противостояние продолжалось примерно до 266 года.
      Авреол повернул против Галлиена. Первоначально, он вероятно заключил союз с Галлиеном, поскольку по-видимому желал выиграть время для переговоров с Постумом. В 266 - 267 гг. Авреол присягнул первому галльскому императору. Центром восстания Авреола стал Милан, а Северная Италия - подконтрольной территорией. Однако Аврелий Виктор утверждает, что Авреол стал императором благодаря легионам Реции. В таком случае наше предположение, что причиной восстания Авреола могло стать присоединение Реции к Галльской империи, оправданно. Легионы же Реции могли вновь перейти под контроль Авреола, если бы был заключен союз с Постумом. Существенное значение для решения Авреола имела и политика Галлиена. Те самые части, которые тот создал по образу и подобию преторианцев, и на которые он возлагал столько надежд, восстали, выдвинув Авреола императором21.
      Переговоры между первым галльским императором и Авреолом начались сразу же. Инициативу, по всей видимости, проявили обе стороны, но, во всяком случае, поддержка галльского императора - авторитетного и сильного правителя западных провинций, была необходима тому, кто решил выступить против Рима. Авреол это понял яснее и лучше всех остальных, оказавшись дальновиднее Галлиена. Северная Италия стала буферной зоной между двумя государствами. Армия Авреола располагалась на границе между Римской и Галльской империями. Исследователи относят восстание Авреола к зиме 267 - 268 годов. Монеты Авреола с именем Постума чеканились в сентябре 268 года22.
      Можно утверждать, что Авреол присягнул Постуму. Это подтверждается тем, что монеты последнего чеканились в Милане, а Авреол перестал чеканить собственную монету. К тому же Авреол отказывался вести переговоры с Галлиеном, стремившимся заключить союз с мятежным военачальником против своего основного противника - Постума. При этом Авреол вел ожесточенные сражения с римским императором и стал, согласно источникам, причиной гибели Галлиена23.
      События начала 60-х годов III в., свидетельствуют о решительном нежелании Постума доводить ссору с Галлиеном до крайней стадии. Однако позиция Постума изменилась, хотя и остается во многом неясной. Если в начале своего правления он рассматривал подконтрольные ему территории как автономную часть Римской империи, то к середине 60-х годов все больше склоняется к самостоятельности своего государства. Буферная зона, которой стала Северная Италия - еще одно доказательство этого. Уйдя из Галлии, римский император больше туда не возвращался. Возможно, его внимание отвлекло как восстание Авреола, так и новое вторжение готов на Дунае. Остается вопрос, почему за пять лет Галлиен не пытался ничего предпринимать в отношении Постума, или же пытался, но сведения об этом до нас не дошли. Не ясно, смирился ли Галлиен с существованием Галльской империи. Анонимный автор утверждает, что личная встреча римского императора и Постума все-таки состоялась. Постум заявил Галлиену: "Эти погубленные тобой провинции я, поставленный во главе их, чтобы оберегать, спас. Галлы избрали меня императором, и я довольствуюсь тем, чтобы управлять добровольно избравшими меня. И насколько хватит разума и сил, я помогу им своим советом и своим войском"24.
      Внутренняя политика Постума становится более активной в 265-266 годах. К этому времени он укрепил свое положение, одержав значительные победы над германцами и упрочив рейнскую границу. При Постуме значительно интенсивнее стала работа на рудниках, развиваются оружейное, кожевенное, стекольное, керамическое и текстильное производства, а также наиболее древние отрасли - металлургия и гончарная. Образование зимой в 258/259 гг. Галльской империи, в результате которого Галлия, обе Германии, Испания и Британия несколько изолировались от Рима, способствовало тому, чтобы в перечисленных ремеслах возродились старые кельтские черты, возвращались приемы старой техники. Многие века славилась работа кельтов по металлу и камню. Даже испытав на себе греко-римское влияние, их техника была превосходной. В ювелирных украшениях, оружии, орнаментах, гончарных изделиях и изваяниях из камня кельты подчас многое заимствовали у скифов и греков, умело применяли собственную технологию и обнаруживали своеобразный художественный вкус. В процессе романизации Галлии кельтская культура испытывала влияние, а порой и давление римской, постепенно растворяясь и отходя на задний план. Однако во 2-й половине III в. произведения гончаров несли отчетливые черты кельтского искусства, особенно в изделиях с рельефными украшениями25. Заметно усовершенствовалась техника изготовления черных или темно-серых глиняных изделий. Особенно часто встречаются характерный кельтский орнамент, отдельные декоративные элементы, характерные для кельтского искусства доримской эпохи. Вновь распространяются геометрические или символические фигуры (звезды или кресты), подчас проявлялись особенности, присущие определенным районам Галлии или кельтским племенам. Традиционные кельтские мотивы прослеживались во всем26.
      В политике Постума особое место занимала оборонительная система. В первую очередь он обратил внимание на рейнский лимес, нуждавшийся в хорошей связи между отдельными участками. Жизненно важной считалась дорога Майнц-Страсбург, полностью реконструированная в 260-262 годах вместе со всеми ее ответвлениями. Был доведен до конца проект Галлиена по укреплению дорог, ведущих к Рейну. По-видимому, данный проект Постум начал воплощать в жизнь, будучи еще наместником. Его администрация занималась также реставрацией и строительством сети аквитано-испанских дорог.
      Большое внимание уделялось строительству городов, имеющих стратегическое значение, укреплялась их оборона. Вновь восстанавливались крупные городские центры и мелкие поселения. Об этом свидетельствуют сообщения античных авторов, подтвержденные археологическими данными27. Основная работа была проведена в первые годы правления Постума. Так, в 260 - 261 гг. были восстановлены крепости вдоль Рейна: Майнц, Иргенозен, Забери (античн. Tabernae), Андернах (античн. Antunnacum) и др. Дополнительные оборонительные сооружения и стены, как и в Британии, были возведены на севере, западе и юге Галлии, в Белгике - вдоль морского побережья и в центре (Верманд, Тур, Орлеан, Ле Ман, Вьенна, Ним, Трир и др.). Особое внимание уделялось лагерям и местам дислокации военных сил, перевалам через Альпы, базам флота и портам (Бордо, Лион, Булонь-Сюр-Мер, Уденбург), а также связи. По тревоге воинское подразделение должно было быстро реагировать на вторжение врагов, немедленно передислоцироваться либо к лимесу, либо в центр региона. О вторжении противника сразу же извещались отряды, контролирующие данную территорию. Поясы крепостей размещались на таких стратегически важных участках, как, например, столица Августа Треверов. Взаимосвязанная система обороны охватывала всю империю.
      Нападения германских племен на рейнскую границу практически прекратились. Крупные победы над германцами были одержаны в 260/261 и 262/263 годы. О других сражениях точные сведения отсутствуют. Однако Постум не успел закончить строительство системы защитных сооружений. Оставались широкие пробелы в Эльзасе и Швейцарии, которыми варвары воспользовались после смерти Постума для новых вторжений на территорию Галлии.
      Определенная экономическая стабильность была достигнута благодаря финансовой политике Постума, чеканившего свою монету в монетных дворах Галлии - в Лугдуне (совр. Лион), Колонии-Агриппине, Августе Треверов, Медиолане, а также в Британии и Испании. Монеты Постума по сравнению с монетами его преемников и Галлиена были полновеснее и лучше по качеству металла. Порча монеты не допускалась. Эмиссии стали регулярными, а вес монет стабильным. Регулярно выпускались крупные бронзовые монеты. Монеты галльских императоров обнаруживаются вдоль всей рейнской границы, они были распространены и в Римской империи, подобно тому, как римские монеты были в ходу в Галльском государстве28.
      В последние годы почти десятилетнего правления Постума обстановка в его державе и на границах обострилась. В 268 г. пираты совершали крупные грабительские рейды против прибрежных городов, расположенных вдоль рек. Подробности этого восстановить трудно из-за крайне дробного археологического материала и отсутствия свидетельств в источниках. Известно, однако, что обострилась обстановка на Рейне. Постум перевел сюда часть флота, оставив Булонь-Сюр-Мер (Дуврский пролив) без защиты. Варвары смогли свободно проникать в долины рек Соммы, Сены, Бреля и безнаказанно уходить, разграбив и разгромив прилегающие поселения. Известие о смерти Галлиена застало Постума тогда, когда он, одолев пиратов, пытался сдержать варваров на рейнской границе. В Милан направлялся Клавдий. Постум ничем не мог помочь Авреолу, переброска войск могла ослабить рейнский лимес, чем бы незамедлительно воспользовались варвары. Возможно, некоторая военная помощь все же была оказана. Во всяком случае, летом 268 г. Постум был на вершине своей славы и могущества.
      В 269 г. подвластные регионы готовились пышно отметить десятилетие его правления. В это время командующий укрепленным городом Могонтиак (совр. Майнц) Леллиан поднял мятеж. Войска Постума немедленно осадили город, гарнизон добровольно капитулировал, а Леллиан с незначительной частью войск бежал. В погоню был отправлен Викторин, который настиг и убил Леллиана, так и не нашедшего нигде поддержки. После бегства Леллиана решалась и судьба Могонтиака. Воины требовали, чтобы Постум отдал мятежный город на разграбление. Галльский император решительно отказал, за что поплатился жизнью29. Так в 269 г. окончилось правление и жизнь первого императора Галльской империи, который, по словам одного из историков, "недооценил силу дурных привычек, принятых в век соперничества, предательств, узурпаций и убийств"30.
      Внутренняя и внешняя политика первого галльского императора была достаточно успешной. Главную ставку Постум сделал на экспорт производимой в Галлии продукции, которая вывозилась в Испанию, Рим да и в Центральную Европу. Постум, видимо, пытался наладить отношения, в том числе и торговые, с восточными узурпаторами, в частности, с узурпатором сирийцем Квиетом, монета которого была найдена на территории Галлии. Постум способствовал развитию ряда регионов, изолировав их от Рима.. Укрепив обороноспособность лимеса и региона в целом, он обеспечил на ряд лет безопасность Галльской империи и Риму. На землю Галлии, Испании и Британии пришли относительная стабильность и мир31.
      Относительно Галльской империи в современной исторической науке применяется также термин "кельтское возрождение", предложенный немецким исследователем А. Альфельди, которого поддержал английский ученый Р. Макмален. Была выдвинута теория, что в период Галльской империи кельтская культура, стряхнув с себя оковы римского владычества, воспряла духом и стала жить собственной жизнью, развиваться так, как и должна была бы без вмешательства римской культуры. А. Гренье так же убедительно доказывает на археологическом материале, что кельтская культура сохранялась у сельского, менее чем знать романизированного населения32. Особенно ярко кельтские традиции проявлялись в обычаях, религии, языке и искусстве.
      Южная Галлия в своем восприятии римской культуры резко отличалась от западной и северо-западной Галлии, менее романизированных и поэтому сохранявших старые традиции. Для того, "чтобы понять кельтский ренессанс, необходимо осознать, что кельтские регионы Британии, Франции, Испании и дунайских земель долгое время составляли единое целое с регионами другой культуры в результате объединения их под властью Рима"33. Однако романизация оказала достаточно сильное влияние. Кроме того, именно Рим способствовал возрождению торговых путей, а соответственно, и культурному взаимообмену между Западом и Востоком. В этом котле культур и традиций и продолжала существовать кельтская культура. Культура Галлии имеет много общих черт с рейнским и дунайским регионами, не говоря уже о римском влиянии.
      Галльские императоры не делали особый акцент на кельтской культуре и старых традициях. Характерно, что на милевых камнях Постума встречается римское milia passuum, а не кельтское leuga, однако изображения Постума на монетах имели характерные кельтские черты. Прославления кельтских богов в Галльской империи можно обнаружить как в посвятительных надписях этого периода, так и на монетах галльского императора. Самое же главное заключается в том, что Постум был единственным истинным императором из всех "императоров" этого бурного периода. Все последующие императоры Галльской империи считались его наследниками, хотя и не имели такой безоговорочной поддержки со стороны кельтов, как Постум.
      "Кельтское возрождение" выявило важный факт: кельтская культура уже не могла избавиться от римских наслоений, поскольку "возрождение" это началось слишком поздно. Греко-римская цивилизация уже утвердилась.
      Примечания
      1. BARTON I. M. Postumus and Carausius: the Idea of Nationalism? - Proceedings of the Classical Association. 1955. Vol. 52, p. 17 - 18; HEPOHOBA В. Д. Социально-политическое и экономическое развитие ранней Римской империи. - История Древнего Мира: Упадок древних обществ. М. 1983, с. 55.
      2. BOUVIER-AJAM M. Les Empereurs Gaulois. P. 1984, p. 161.
      3. Scriptores Historiae Augustae (SHA). Tyr. trig. 3.1; 4.
      4. Aur. Vict. De Caes. 33; SHA. Tyr. trig. 3.9; 3.7; Aurb. 8,2; 8,4; Eutr. IX.9.1; Zonaras. 12,24; Zosim, I. 38,2.
      5. SHA. Tyr. trig. 3.1; Zonaras, 12. 24.
      6. SHA. Tyr. trig. 9.2.
      7. KONIG 1. Die gallischen usurpatorcn von Postumus bis Tetricus. Munchen. 1981, s. 53.
      8. Так, на Востоке контролировали префекты претория - Successianus и Ballista, на Западе - Silvanus Volusianus. HOWE L.L. The Pretorian Prefect from Commodus to Diocletian (A.D. 180 - 305). Chicago. 1942, p. 58.
      9. В строительном растворе стен и ворот Колонии-Агриппины были обнаружены монеты цезаря Салонина, датируемые 257 - 258 гг. См.: GANSBEKE Van P. La mise en etat de la defense de la Gaulc au milieu du III-e siecle apres J.C. - Latomus, 1955, N 14, p. 405.
      10. DRINKWATER J.F. The Gallic Empire: Separatism and Continuity in the North- West Provinces of the Roman Empire A.D. 260 - 274. Stuttgart. 1987, p. 25.
      11. Aur. Vict. De Caes.33; Zonaras. 12, 24; Zosim. I, 38.
      12. SHA. Gall. Duo. 4.3, 16; 17.1; Tyr. trig. 3.3; Aur. Vict. Epitome. 34; Zonaras, 12.24; Zosim, I. 38.
      13. SHA. Tyr. trig. 3,2; Zosim, I. 38; Zonaras, 12.24; Pob. Silv., 45.
      14. DRINKWATER J.F. Op. cit., p. 143; BOUVIER-AJAM M. Op cit., p. 162; KONIG I. Op. cit., S. 56.
      15. BAKKER L. Raetien unter Postumus: das siegesdenkmal einer Jathungeuschlacht im Jahre 260 n. Chr. aus Augsburgs. - Germania, 1993, N 71 (2), S. 370; KONIG I. Die Postumus - Inschrift aus Augsburg. - Historia, 1997, N 3, S. 342; Eutr. 9.9; Aur. Vict. De Caes. 33.7; SHA. Gall. Duo. 4.3, Tyr. trig. 3.2; Oros. 7.22.
      16. SHA. Gall. Duo. 4.3 - 5; Tyr. trig. 3.4; 4.2; Aur. Vict. De Caes. 33.7; Zosim. I. 38; Zonaras. 12.24. Постуму среди прочих присягнули легионы (или их части), дислоцирующиеся в Дакии, Мезии, Финикии, а также перемещенные из Египта и Палестины в Северную Италию.
      17. На этих территориях находят монеты Постума и его преемников, а также монетные мастерские, чеканившие монеты для нужд Галльской империи. SCHULZKI H. -J. Die Antoninianpragung der Gallischen Kaiser von Postumus bis Tetricus. - Typenkatalogder regularen und nach gepgragten Munzen. Bonn. 1996, S. 9 - 11, 26 - 29; Tresors monetaires. 1992. Vol. 13: recherches sur le monnayage de Postum. P. 1992, p. 45 - 53; REECE R. Coins as Minted and Coins Found. - Acta Numismatica. Societat Catalona d'Estudis Numismatics, 1992, N 21 - 22 - 23, p. 57 - 62.
      18. SHA. Gall. Duo. 4. 6; 7.1; Tyr. trig. 9.2; 9.3.
      19. SHA. Gall. Duo. 7; Tyr. trig. 6. 1.
      20. Petr. Patr. 163; Anonym, 6. - Fragmentae Historicum Graecoricorum (FHG), IV, p. 192 - 193.
      21. SHA. Gall. Duo. 4.6, 7.1; Tyr. trig. 9.3 - 4; Aur. Vict. De Caes. 33, 17, 22; Epitome. 34, 2; Zosim. 1, 44; Zonaras. 12. 26; Joh. Ant. Fr. 153. - FHG. IV, p. 599.
      22. WEDER M. Der "Bachofensche Munzschaft" (August, 1884): mit einem Exkurs uber die unter Aureolus in Mailand gepragten Postumus munzen. - Jahresberichte aus August und Kaiseraugust. Archaol. Basel-Landschaft, 1990, N 11, S. 53 - 72; ALFOLDI A. Die Besicgung eines Gegenkaisers im Jahre 263. - Zeitschrift fur Numisnatik, 1930, N 40, S. 1 - 15; ejusd. The Numbering of the Victories of the Emperor Gallienus and the Loyalty of His Legions. - The Numismatic Chronicle (NC). Ser. 5, 1929, 9, p. 260 - 262; KONIG I. Die gallischen, S. 127, 131; CHRISTOL M. Le tresor de Turin, la derniere emission de Gallien a Milan et la revolte d'Aureolus. - Bulletin de la Societe francaise de numismatique, 1972, N 27, p. 205 - 207.
      23. SHA. Gall. Duo. 14.6 - 8.
      24. Anonym, 6. - FHG, IV, p. 191.
      25. HATT J.J. Apercus sur l'evolution de la ceramique commune gallo-romaine. - Revue d'etudes archeologique, 1949, N 51, p. 110 - 114 ; MACMULLEN R. The Celtic Renaissance. - Historia, 1965, N 1, p. 94; БЕЛОВА Н. Н. К истории гончарного ремесла в римской Галлии I -III веков (Обзор керамических центров). - Античная древность и средние века. Вып. 5. Свердловск. 1966, с. 11; KING A. The Decline of Samian Ware Manufacture in the North-West Provinces: Problems of Chronology and Interpretation In: The Roman West in the Third Century: Two Parts. 1981, British Araelogical Reports. 1981, N 4 (pt. 4), p. 56).
      26. Le ROUX F. Contribution a une definition de Part celtique. - Ogam, 1955, N 7, p. 200 - 202; HATT J.J. Op. cit., p. 113 - 114; MACMULLEN R. Op. cit., p. 95; KING A. Op. cit., p. 56.
      27. SHA. Tyr. trig. V. 4.
      28. AUBIN G. La circulation monetaire en Gaule a la fin du regne de Postume. - Statistique et Numismatique. 1981, N 5, p. 339 - 358; REECE R. Roman Coinage in Britain and the Western Empire. - Britannia, 1973, N 4, p. 227 - 251; ejusd. Roman Coinage in Northern Italy. - NC,
      1971, Vol. XI, p. 167 - 179; ejusd. Roman Coins in Northern France and the Rhine Valley. - NC,
      1972, Vol. XII, p. 162 - 165. LAFAURIE J. L'Empire Gaulois apport de la numismatique. - Aufstieg Niedergang der Romischen Welt, N 2/2, p. 855 - 860.
      29. Eutr. 9. 9. 1; SHA. Tyr. trig. 3. 7; 5. 4; Aur. Vict. 33. 7 - 8.
      30. BOUVIER-AJAM M. Op. cit., p. 168 - 169.
      31. Испания после смерти Постума перешла под власть римского императора Клавдия (см. ЦИРКИН Ю. Б. Древняя Испания, М. 2000, с. 267). Реция, по всей видимости, еще какое-то время оставалась в составе Галльской империи, но в дальнейшем вышла из ее состава. Галлия и Британия после ликвидации Галльской империи выдвинули своих императоров. KACZANOWICZ W. Usurpacja Karauzjusza j Allektusa w Britanii i Gallii u schylku III w.n.e. Katowice. 1985.
      32. GRENIER A. Les Gaulois. P. 1945, p. 414 - 416.
      33. ALFOLDY A. Rhein und Donau in der Romerzeit. - Jahresbcricht pro Vindonissa. 1948, N 49, S. 15 - 16; MACMULLEN R. Op. cit., p. 102 - 103.
    • Джон Робертс. Шанс для мира? Советская кампания в пользу завершения Холодной войны. 1953-1955 годы
      By Saygo
      Джон Робертс. Шанс для мира? Советская кампания в пользу завершения Холодной войны. 1953-1955 годы // Новая и новейшая история. - 2008. - № 6. - C. 35-75.
      Перевод с английского языка - к.и.н. Г. Е. Гиголаева.
      ВСТУПЛЕНИЕ
      В апреле 1953 г. в речи "Шанс для мира" президент США Д. Эйзенхауэр назвал СССР виновником "холодной войны". Эйзенхауэр посчитал необходимым, чтобы СССР продемонстрировал свои мирные намерения посредством завершения войны в Корее, подписания договора с Австрией, освобождения военнопленных, начала серьезных переговоров о разоружении и контроле над вооружениями, предоставления народам Восточной Европы свободы выбора своих правительств. Два года спустя только последнее из этих требований оставалось невыполненным.
      Существовала ли возможность закончить "холодную войну" после смерти И. В. Сталина? В современной исторической науке высказывается единодушное мнение, что, несмотря на существенные изменения во внутренней и внешней политике постсталинского СССР, возможность завершить "холодную войну" была, в лучшем случае, мимолетной. В этом плане особенно важным представляется осмысление влияния на советское руководство восстания в Восточной Германии в июне 1953 г. Обычно утверждается, что это событие разрушило советские иллюзии относительно перспектив коммунистического развития в Германии, и реакцией Москвы был отказ от проведения политики объединения Германии. Факт принятия Советским Союзом идеи двух Германий означал, что политическое решение германского вопроса было заблокировано и, таким образом, был открыт путь к усилению раскола Европы и к будущему глубокому кризису конца 1950-х - начала 1960-х годов1.
      Главная проблема подобной интерпретации состоит в том, что СССР после июньских событий в ГДР не только не отказался от политики объединения Германии, но стал стремиться к этой цели с еще большим рвением. На Берлинском совещании министров иностранных дел в январе-феврале 1954 г. советская сторона предложила немедленно создать временное общегерманское правительство, которое организовало бы всегерманские выборы с целью скорейшего достижения воссоединения страны.
      Это предложение было дополнено радикальным планом замены порожденных "холодной войной" блоков на общеевропейскую систему коллективной безопасности. В значительной степени европейская система коллективной безопасности предлагалась как контекст, в рамках которого могло бы быть достигнуто решение по объединению двух Германий. Эта политика общеевропейской коллективной безопасности, с одной стороны, и воссоединения Германии - с другой, была снова предложена советской стороной на Женевской встрече в июле 1955 г. и Женевском совещании министров иностранных дел в октябре-ноябре 1955 г.
      Если руководствоваться общедоступными данными о происходившем, "шанс для мира" после смерти Сталина был скорее длительным процессом, чем мимолетной возможностью. Исследования, проведенные историками в российских архивах в последние годы, подтверждают этот вывод и устанавливают, что широкая кампания Москвы по завершению "холодной войны" была отнюдь не простым пропагандистским актом. Н. И. Егорова в обзоре советской политики безопасности 1954 - 1955 гг. подчеркивает, что поиск Москвой новых подходов к решению споров, порожденных холодной войной, был искренним - это касалось, в частности, предложений по общеевропейской коллективной безопасности2.
      В исследовании Н. Е. Быстровой, посвященном формированию послевоенных блоков в Европе, обрисована схожая картина постоянных, хотя и безуспешных усилий Москвы предотвратить дальнейшую поляризацию, вызванную "холодной войной", в первые годы после смерти Сталина3.
      Согласно мнению Ф. И. Новик, изложенному в детальном исследовании германской политики СССР в 1953 - 1955 гг., предложения Москвы по достижению единства Германии были серьезными, и только в середине 1955 г., когда Западная Германия была принята в НАТО и образовалась Организация Варшавского договора - СССР окончательно принял концепцию двух Германий4.
      А. М. Филитов в серии статей, посвященных СССР и германскому вопросу, приходит во многом к тем же выводам, что и Ф. И. Новик, однако особенность его точки зрения заключается в том, что он рассматривает в качестве главного архитектора советской политики разрядки министра иностранных дел В. М. Молотова, хотя обычно эта роль приписывается Н. С. Хрущеву, сменившему Сталина на посту партийного лидера. Однако А. М. Филитов описывает Хрущева скорее в качестве "ястреба", который саботировал усилия Молотова и министерства иностранных дел (МИД) СССР, направленные на достижение договоренности с Западом по германскому вопросу5.
      Наша статья продолжает линию современной российской историографии и исследует готовность Москвы к достижению в годы после смерти Сталина широкомасштабного урегулирования порожденных "холодной войной" в Европе споров6. Широкий круг новых свидетельств из российских архивов демонстрирует готовность СССР к радикальному компромиссу по германскому вопросу и серьезному обсуждению планов по созданию структур паневропейской системы коллективной безопасности, то есть, к переговорам, которые могли бы привести к окончанию "холодной войны". В самом деле, в период Женевского совещания министров иностранных дел советская кампания по созданию европейской коллективной безопасности была на грани серьезного прорыва, поскольку западные державы сами предложили мероприятия по организации общеевропейской системы безопасности в обмен на общегерманские выборы, ведущие к достижению единства Германии. Молотов был готов к дальнейшим переговорам, но Хрущев заблокировал любые переговоры, касающиеся обмена германского единства на общеевропейскую коллективную безопасность. В итоге советская кампания за окончание "холодной войны" была заведена в тупик вследствие коллизий советской внутренней политики. Однако более гибкая реакция Запада на изначальные предложения Москвы по созданию коллективной безопасности могла бы изменить динамику борьбы между Хрущевым и Молотовым вокруг внешнеполитических вопросов и, возможно, открыла бы путь к урегулированию германского вопроса.
      СОВЕТСКОЕ МИРНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ ПОСЛЕ СМЕРТИ СТАЛИНА
      Традиционной отправной точкой в анализе послесталинской советской внешней политики является так называемое "мирное наступление", начатое на похоронах Сталина 9 марта 1953 г. Основным докладчиком был Г. М. Маленков, только что избранный председателем Совета Министров СССР. По словам Маленкова, "Советский Союз проводил и проводит последовательную политику сохранения и упрочения мира, политику борьбы против подготовки и развязывания новой войны, политику международного сотрудничества и развития деловых связей со всеми странами, политику, исходящую из ленинско-сталинского положения о возможности длительного сосуществования и мирного соревнования двух систем - капиталистической и социалистической"7. Несколькими днями позже, на заседании Верховного Совета СССР, Маленков заявил, что "нет такого спорного или нерешенного вопроса, который не мог бы быть разрешен мирным путем на основе взаимной договоренности заинтересованных стран. Это касается наших отношений со всеми государствами, в том числе и наших отношений с Соединенными Штатами Америки. Государства, заинтересованные в сохранении мира, могут быть уверены как в настоящем, так и в будущем, в прочной мирной политике Советского Союза"8.
      Мирное наступление продолжилось в апреле 1953 г., когда советский представитель в ООН А. Я. Вышинский призвал к заключению пакта мира между Великобританией, Китаем, Францией, СССР и США9. Это было не новое предложение. Вышинский впервые выдвинул подобную идею в своем выступлении в ООН в 1949 г., а в 1951 - 1952 гг. руководимое СССР движение сторонников мира провело широкую кампанию за заключение этого пакта. Одним из главных мероприятий этой кампании стало составление массовой петиции, под которой было собрано 600 млн. подписей - на 100 млн. больше, чем под знаменитым Стокгольмским воззванием, требовавшим запрещения ядерного оружия10.
      О пакте мира Маленков говорил и в докладе ЦК КПСС на XIX партсъезде в октябре 1952 г.: "Существует другая перспектива, перспектива сохранения мира, перспектива мира между народами. Эта перспектива требует запрещения пропаганды войны... запрещения атомного и бактериологического оружия, поступательного сокращения вооруженных сил великих держав, заключения пакта мира между державами, роста торговли между странами, восстановления единого мирового рынка, и других подобных мер в духе укрепления мира"11.
      Приведенные высказывания Маленкова наглядно демонстрируют, что постсталинское мирное наступление было продолжением мирной кампании, начавшейся в конце сталинской эпохи. Впрочем, в советской внешней политике присутствовали как Преемственность, так и перемены. От ряда наиболее острых черт сталинской политики после его смерти было решено отказаться: была прекращена антисионистская кампания и произошло восстановление дипломатических отношений с Израилем; прекратились требования территориальных уступок от Турции, равно как и претензии на совместный контроль над Черноморскими проливами; завершился конфликт с Югославией и был произведен обмен послами с Белградом, что стало началом полномасштабного восстановления советско-югославских отношений; и, главное, был найден выход из тупика в переговорах о перемирии в Корее - в июле 1953 г. соглашение было подписано.
      Западные лидеры отреагировали на изменения в советской внешней политике выдвижением собственных инициатив и предложений. 16 апреля 1953 г. Эйзенхауэр произнес речь "Шанс для мира", а 11 мая британский премьер-министр У. Черчилль в очередной раз призвал к проведению встречи лидеров великих держав. Москва ответила на речь Эйзенхауэра большой передовицей в "Правде" от 25 апреля12. Эта редакционная статья стала первым важным внешнеполитическим заявлением нового советского руководства. Проект статьи был подготовлен главным редактором "Правды" Д. Т. Шепиловым и журналистом Г. А. Жуковым. Затем статья была отредактирована Молотовым, который разослал ее членам Президиума ЦК для внесения замечаний. Маленков, Каганович и, в особенности, курировавший государственную безопасность Берия дали свой детальный комментарий - их предложения были включены в текст13. Хотя в статье подчеркивалась преемственность советской внешней политики и давался резкий отпор критике, высказанной Эйзенхауэром, тон статьи был гораздо менее воинственным, чем в аналогичных документах сталинской эпохи; особый акцент делался на готовности СССР вести переговоры по всем неразрешенным проблемам.
      Одной из важных тем, поднятых в статье, был германский вопрос. Речь шла о том, чтобы "как можно скорее был заключен мирный договор с Германией, дающий германскому народу возможность воссоединиться в едином государстве и занять подобающее место в содружестве миролюбивых народов, и чтобы вслед за этим были выведены из Германии оккупационные войска, содержание которых ложится дополнительным бременем на плечи германского народа". Месяц спустя "Правда" вернулась к германскому вопросу в другой обширной передовице, опубликованной на этот раз в качестве ответа на призыв Черчилля к проведению саммита глав великих держав. Данная редакционная статья также была в целом позитивной по содержанию, однако Черчилль был подвергнут критике за то, что не упомянул достигнутые в Ялте и Потсдаме соглашения о создании единой миролюбивой и демократической Германии: "восстановлении единства Германии, что имеет решающее значение не только для самой Германии, но и для дела обеспечения безопасности в Европе и во всем мире... расчленение Германии означает восстановление очага военной опасности в центре Европы"14.
      ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ГЕРМАНСКОГО ВОПРОСА
      После смерти Сталина советская позиция по германскому вопросу оставалась в основном такой же, как и при его жизни. Объединение Германии в качестве миролюбивого и демократического государства обозначалось как цель, которую следовало достичь путем переговоров о заключении мирного договора, который гарантировал бы нейтралитет Германии и ее неучастие в "холодной войне".
      Советские требования объединения Германии восходят еще к 1945 г.15 Однако поворотный пункт в советской политике относится к марту 1952 г., когда была опубликована обращенная к западным державам нота, в которой предлагалось немедленно начать переговоры по мирному договору с Германией, что должно было привести к объединению страны. Исторические дебаты вокруг этой ноты в основном велись относительно интерпретации намерений Сталина: был ли он серьезно настроен на достижение договоренности о единой Германии, или это была политическая игра16? Этот спор вряд ли возможно разрешить, поскольку имеющиеся свидетельства не однозначны и может оказаться, что и сам Сталин не был полностью уверен в своих намерениях. Однако представляется достаточно ясным, что те, кто формулировал советскую политику в германском вопросе - Молотов и его коллеги в МИД - делали предложения по объединению Германии вполне серьезно, как в 1952 г., так и в 1953 г., когда они снова повторили их после смерти Сталина17.
      Мартовские предложения 1952 г. были запоздалым ответом на "план Плевена" (октябрь 1950 г.), который предусматривал образование европейской армии и объединенного европейского министерства обороны - план, который впоследствии включил в себя предложения о перевооружении Западной Германии и интеграции ФРГ в Европейское оборонительное сообщество (ЕОС). СССР в своей ноте впервые представил проект предполагаемого мирного договора с Германией. По советскому плану, Германия должна была стать единым государством; союзные оккупационные войска подлежали выводу из страны в течение года; германские вооруженные силы должны были быть сокращены до уровня, необходимого для обороны страны; и, самое главное, Германия обязывалась не вступать ни в одну коалицию или военный союз, направленные против государств, которые воевали против нее в последнюю войну, то есть Германии не было бы позволено вступить в НАТО или ЕОС. В советской ноте также говорилось о создании условий, способствующих скорейшему формированию общегерманского правительства, выражающего волю всего немецкого народа.
      В своем ответе на советскую ноту, датированном 25 марта, американское, британское и французское правительства в очередной раз повторили свой постоянный призыв к проведению свободных общегерманских выборов, которые позволили бы сформировать правительство, а уже после того это правительство смогло бы заключить мир. И, как и в вопросе заключения мирного договора, будущее германское правительство должно было быть совершенно свободно в вопросе вступления в любую организацию, не противоречащую принципам ООН, включая "чисто оборонительное Европейское сообщество, которое будет оберегать свободу, способствовать предотвращению агрессии и препятствовать возрождению милитаризма". В ответной ноте от 9 апреля советская сторона допускала возможность дискуссии о свободных общегерманских выборах, но настаивала на предотвращении вступления объединенной Германии в любой союз или коалицию, которая могла бы быть направлена против СССР. Обмен нотами между СССР и западными державами продлился несколько месяцев18. Но к концу 1952 г. советская сторона утратила интерес к переписке. Ответ на западную ноту от 23 сентября был подготовлен, но так и не увидел свет19. Только весной 1953 г. Молотов и его коллеги из МИД СССР решили попробовать еще раз.
      Помимо возможностей, предоставившихся благодаря смерти Сталина, здесь необходимо учитывать некоторые внутренние особенности, повлиявшие на советскую позицию по Германии. 18 апреля 1953 г. И. И. Тугаринов, глава малого Комитета информации при МИД СССР, представил информационную справку по западной политике в германском вопросе. Тугаринов отмечал, что западные державы в своем стремлении протолкнуть ратификацию парижско-боннских соглашений по образованию ЕОС сталкиваются со все более усиливающейся оппозицией во Франции и Западной Германии. Тугаринов также говорил о том, что советское мирное наступление породило на Западе ожидания, что СССР возьмет на себя инициативу и предложит провести конференцию четырех держав по германскому вопросу20. В тот же день Г. М. Пушкин, бывший глава советской дипломатической миссии в Берлине, и М. Г. Грибанов, заведующий Третьим европейским отделом МИД (курировавшим Германию), направили Молотову памятную записку с предложением новых инициатив по германскому вопросу. Они указывали, что западные державы опасаются активизации советской политики в германском вопросе, и предлагали меры по укреплению позиций восточногерманского правительства и образованию временного общегерманского правительства, сформированного из представителей обеих Германий, в задачу которого входила бы, главным образом, разработка избирательного закона для проведения общегерманских выборов21.
      Предложение о создании временного общегерманского правительства стало неотъемлемой частью памятных записок, подготовленных в МИД СССР22. Примечательна записка, направленная Молотову 28 апреля 1953 г. Я. А. Маликом, бывшим советским представителем в ООН (вскоре он был назначен советским послом в Великобритании), и В. С. Семеновым23, бывшим председателем Советской контрольной комиссии в Германии, а также Пушкиным и Грибановым.
      Советские дипломаты утверждали, что для того, чтобы удержать инициативу в германском вопросе в своих руках, СССР должен предложить не только создание временного общегерманского правительства, но и немедленный вывод всех оккупационных войск после формирования этого правительства. Подобное двойное предложение, по мнению составителей памятной записки, должно было подорвать позицию Запада, требовавшего проведения общегерманских выборов еще до обсуждения условий мирного договора24. Непосредственные политические выгоды от предложения о выводе оккупационных войск сразу после формирования общегерманского временного правительства (что существенно отличалось от прежних советских требований о выводе войск через год после подписания мирного договора) подчеркивались Семеновым и в меморандуме в адрес Молотова от 2 мая 1953 г. Позиция Семенова заключалась в том, что переговоры по мирному договору могут затянуться на годы, в то время как вывод оккупационных войск по мере создания временного правительства открывает более близкую перспективу в этом вопросе. Это может повлиять на общественное мнение в Германии и помочь Советскому Союзу перехватить инициативу в борьбе за воссоединение страны на демократической и мирной основе.
      Хотя Семенов, как и другие сотрудники МИД, при обосновании новых внешнеполитических инициатив выдвигал, прежде всего, тактические соображения, он также четко представлял себе и стратегические цели новых предложений. Как гласил меморандум, "Главной трудностью германского вопроса в послевоенный период была проблема национального воссоединения Германии. Началась борьба между Советским Союзом и ГДР, с одной стороны, и США, Англией, Францией и Боннским правительством - с другой... С 1945 г. вся политика в германском вопросе была построена на защите требования объединения Германии на мирной и демократической основе, а позднее также на требованиях скорейшего заключения мирного договора, сопровождающемся выводом всех оккупационных сил из Германии"25.
      На основе этих внутриведомственных соображений Молотов и МИД в начале мая подготовили проект предложений для Президиума ЦК, поставив вопрос о необходимости новых инициатив по германскому вопросу, краеугольным камнем которых был призыв к созданию временного общегерманского правительства26. Однако эти предложения не дали немедленного результата, поскольку в ГДР нарастал кризис, связанный с миграцией населения, который требовал большего внимания: только за первые 4 месяца 1953 г. более чем 120 тыс. жителей Восточной Германии эмигрировали в Западную. Миграция в подобных масштабах вела к политическому ослаблению, угрозам экономике и вносила существенный вклад в нарастание социального недовольства в ГДР. Непосредственной причиной миграционного кризиса стала программа по ускоренному строительству социализма, развернутая в ГДР в середине 1952 г., и связанное с ней повышение трудовых нормативов для населения. Столкнувшись со все множившимися свидетельствами народного недовольства по отношению к восточногерманским властям, Москва пыталась стабилизировать ситуацию27. 2 июня Советское правительство приняло резолюцию, предложенную Молотовым, Маленковым и Берия, "О мерах по оздоровлению политической ситуации в ГДР". Немецким коммунистам было предписано отказаться от форсированного строительства социализма и осуществить ряд экономических и политических реформ в целях восстановления собственной популярности и авторитета. В числе этих мер было "сделать задачу политической борьбы в целях восстановления национального единства Германии и заключения мирного договора центром внимания широких народных массе, как в ГДР, так и в Западной Германии"28.
      В тот же день делегация восточногерманских коммунистов прибыла в Москву на трехдневные переговоры с советскими лидерами. Среди участников переговоров был Маленков, который подготовил выступление о событиях в Восточной Германии и их взаимосвязи с резолюцией по германскому вопросу. Главная идея речи Маленкова состояла в том, что объединение Германии в качестве мирного и демократического государства является более важным приоритетом, чем построение социализма в ГДР: "Вопрос о перспективах развития Германской Демократической республики не может рассматриваться в изоляции от задачи объединения Восточной и Западной Германии в единое Германское государство. Необходимо подчеркнуть, что наиболее важной проблемой современной международной системы является возрождение германского единства, превращения Германии в мирное демократическое государство. Некоторые люди склонны думать, что мы выдвигаем вопрос восстановления германского единства, преследуя определенные пропагандистские цели, что на самом деле мы не стремимся положить конец разделению Германии, что мы не заинтересованы в возрождении единой Германии. Это глубочайшее заблуждение... Мы рассматриваем единство Германии и ее превращение в демократическое и миролюбивое государство как наиболее важное условие, как одну из наиболее существенных гарантий сохранения европейской и, как следствие, мировой безопасности... Глубоко заблуждаются те, кто думает, что Германия может существовать в течение долгого времени в условиях расчленения в форме двух независимых государств. Придерживаться позиции сохранения расчленения Германии значит придерживаться курса на новую войну... Бороться за объединение Германии на определенных условиях, за превращение ее в мирное и демократическое государство, значит придерживаться курса на предотвращение новой мировой войны... На каких основаниях может быть достигнуто объединение Германии в современной международной ситуации? По нашему мнению, только на основании того, что Германия будет буржуазно-демократическим государством. В существующих условиях национальное объединение Германии на основе преобразования Германии в государство диктатуры пролетариата в форме народной демократии - невыполнимо... Соответственно, необходимо выбирать: или курс на ускоренное строительство социализма в ГДР, на существование двух независимых Германий, и значит курс на Третью мировую войну, или отказ от ускоренного строительства социализма в ГДР и курс на объединение Германии в форме буржуазно-демократического государства на условиях ее преобразования в миролюбивую и демократическую страну. Вот почему, по нашему мнению, наиболее неотложная задача для наших немецких друзей состоит в быстром и решительном осуществлении мер, которые мы рекомендуем для нормализации политической и экономической ситуации в ГДР и для сохранения в будущем успешного решения задачи объединения Германии и ее превращения в мирное и демократическое государство"29.
      Это был примечательный документ. Никогда прежде политическая логика советской позиции по германскому вопросу не была изложена столь откровенно. Как в публичных выступлениях, так и во внутриведомственных документах МИД СССР вероятные политические последствия объединения Германии для ГДР постоянно обходились молчанием. Безоговорочно принималось на веру, что успешная борьба за миролюбивую и демократическую Германию усилит позицию ГДР и западногерманских коммунистов и, таким образом, позитивно скажется на социальном и политическом характере нового германского государства, которое утвердится в форме режима левой ориентации, симпатизирующего Советскому Союзу. Никто не задавался вопросом, что будет, если этот идиллический сценарий не материализуется и Советскому Союзу придется выбирать между стратегическими выгодами от создания объединенной нейтральной Германии и политическими императивами поддерживать позиции коммунистов в ГДР? Маленков тоже не задавал подобный вопрос, но по крайне мере он был уверен относительно приоритетов.
      Несмотря на то, что степень откровенности выступления Маленкова была уникальной, все, что он вынужден был сказать, находилось в четком соответствии с долговременной политикой СССР и с результатами пересмотра германского вопроса, предпринятого Молотовым и возглавляемым им МИД в апреле-мае 1953 г. В самом деле, после отъезда восточногерманской делегации из Москвы в Восточный Берлин, МИД СССР продолжал выпускать документы, и по языку и по основным идеям схожие с тем, что сказал Маленков в своей речи30. Однако события следующих нескольких недель еще более сузили временные рамки, в течение которых германский вопрос мог обсуждаться советским руководством.
      Первым из этих событий стало июньское восстание 1953 г. в Восточной Германии31. Провозглашение правительством ГДР "нового курса", который должен был умерить темп строительства социализма, было воспринято частью населения как признак слабости. В то же самое время правительство отказалось снизить трудовые нормативы; результатом стал рост массового протеста, который перерос в полномасштабное общенациональное народное восстание к 16 - 17 июня. Согласно советским данным, предназначенным для внутреннего пользования, порядка 450000 человек участвовали в забастовке и свыше 330000 - в антиправительственных демонстрациях32. И хотя забастовки и демонстрации были сравнительно легко подавлены советскими войсками, размещенными в Германии33, восстание продемонстрировало политическую уязвимость восточногерманского коммунистического режима, и это привело к удвоению усилий СССР по укреплению ГДР.
      Вторым событием стало падение Берии и его осуждение на пленуме ЦК КПСС 2 - 7 июля 1953 г. Основные обвинения против Берии (который находился под арестом и не присутствовал на пленуме) относились к его деятельности на внутриполитической сцене и его мнимому стремлению захватить власть в сотрудничестве с империалистами34. Но обвинения в том, что он хотел сдать ГДР империалистам тоже были приняты во внимание в ходе процесса, хотя они играли и не столь выдающуюся роль как другие обличения. Открытый доклад на пленуме, озаглавленный "О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии", был сделан Маленковым. В разделе, посвященном германскому вопросу, Маленков объяснил, почему советское руководство почувствовало необходимость отказа от курса на ускоренное построение социализма в ГДР. Подводя итоги, Маленков заявил, что "надо сказать, что Берия, при обсуждении германского вопроса, предлагал не поправить курс на форсированное строительство социализма, а отказаться от всякого курса на социализм в ГДР и держать курс на буржуазную Германию. В свете всего, что мы узнали теперь о Берии, мы должны по-новому оценить эту его точку зрения. Ясно, что этот факт характеризует его как буржуазного перерожденца"35. В сравнении с прочими измышлениями и упреками, брошенными в адрес Берии, это было относительно мягкое определение. Однако затем выступал Хрущев, который взвинтил тон высказываний о Берии и германском вопросе: "Наиболее ярко он показал себя как провокатор, как не коммунист это по германскому вопросу, когда поставил вопрос о том, что надо отказаться [от] строительства социализма, надо пойти на уступки Западу. Тогда ему сказали: что это значит? Это значит, что 18 миллионов немцев отдать под покровительство американцев. А он отвечает: да, надо создать нейтральную демократическую Германию. Как может нейтральная демократическая буржуазная Германия быть между нами и Америкой? Возможно ли это? ...Берия говорит, что мы договор заключим. А что стоит этот договор? Мы знаем цену договорам. Договор имеет свою силу, если подкреплен пушками. Если договор не подкреплен, он ничего не стоит. Если мы будем говорить об этом договоре, над нами будут смеяться, будут считать наивными. А Берия не наивный, не глупый, не дурак. Он умный, хитрый, но вероломный. Поэтому он так и делал, а может быть, делал по заданию, черт его знает, может быть, он получал через своих резидентов [т.е. агентов иностранных разведок - Дж. Р.) другие задания. Я за это не поручусь. Поэтому еще раз повторю, что он не коммунист, он провокатор, и вел он себя провокационно"36.
      Затем выступал Молотов, и он тоже подверг Берию нападкам в связи с германским вопросом. Берия, говорил он, безосновательно утверждал, что возможно существование миролюбивой Германии, которая при этом оставалась бы буржуазной. Молотов обвинял Берию в попытках извратить позицию Президиума ЦК по вопросу построения социализма в Германии, указав на то, что во время дискуссии с Берия он (Молотов) настаивал, что ошибкой было ускоренное строительство социализма, а не строительство социализма само по себе. Заявления Берии по германскому вопросу, говорил Молотов, свидетельствуют о том, что он "не имеет ничего общего с нашей партией, это человек из буржуазного лагеря, это человек антисоветский"37.
      Следом за Молотовым выступил военный министр Н. А. Булганин, который сказал, что Берия выступал за ликвидацию ГДР и восстановление буржуазной Германии38. В заключительном слове Маленков не возвращался к германскому вопросу, однако в принятой пленумом резолюции, обвинявшей Берию, отмечалось, что последний говорил "об отказе от курса на строительство социализма в Германской Демократической Республике" и хотел превратить ГДР в буржуазную республику39.
      Осуждение предложенного Берией решения германского вопроса было связано с июньскими событиями в ГДР. Эти беспорядки оценивались советскими властями, причем и публично, и приватно, как результат провокации, направленной из-за рубежа40. Связывая Берию с идеей о ликвидации ГДР, его бывшие товарищи обвинили его в том, что он не только политический ренегат и несостоявшийся диктатор, но и агент империализма. Кампанию по осуждению Берии возглавил Хрущев, и, возможно, подчеркивание им германского вопроса было связано с тем, что он испытывал сомнения или просто был отрицательно настроен по отношению к политике единой Германии. Определенно, в течение следующих двух лет Хрущев выступил как горячий защитник ГДР и поборник идеи двух Германий. В случае с Молотовым скорее всего превалировало его стремление дистанцироваться от Берии и от той политики советского правительства в германском вопросе, которую они вдвоем с Маленковым сформулировали в конце мая - начале июня. Высказывания Молотова на пленуме могли бы быть расценены как свидетельства того, что он окончательно склонился к позиции поддержки ГДР, однако, как мы увидим, подобное заключение не согласуется с политикой, которую он в действительности проводил в качестве министра иностранных дел в течение последующих двух лет - то есть стратегией объединения Германии.
      Как повлияло на советскую политику по германскому вопросу осуждение Берии? М. Леффлер утверждает, что "обвинения против Берии продемонстрировали, как опыт прошлого, идеология и соотношение сил в рамках международной системы воспрепятствовали соглашению по воссоединению Германии"41.
      Это оправданный вывод, если говорить о долгосрочной перспективе, однако непосредственное влияние дела Берии было куда более ограниченным и противоположным по содержанию. Речь больше не шла о том, что объединенная Германия может быть именно буржуазно-демократической, но задача воссоединения Германии в качестве демократического и мирного государства по-прежнему оставалась официальной задачей внешней политики. Точно так же, хотя советская поддержка ГДР как социалистического государства усилилась, Москва пока не давала никаких твердых гарантий относительно долговременного самостоятельного существования ГДР, контролируемой коммунистами.
      Судя по всему, после дела Берии наступила пауза в размышлениях по германскому вопросу, однако к концу июля произошло возвращение к той позиции, которая была подготовлена в МИД в апреле - мае. Стимулом для этого стало получение 15 июля западной ноты с предложением созвать конференцию министров иностранных дел по германскому вопросу42. 30 июля заместитель Молотова А. А. Громыко представил своему шефу проект ноты по германскому вопросу. Громыко особо отмечал заявление от 15 июля и связывал активизацию политики западных держав в германском вопросе с предстоящими в Западной Германии парламентскими выборами. Громыко предлагал ряд мер с целью усиления позиций СССР в Германии и престижа ГДР как основу для восстановления объединенной Германии в качестве миролюбивого и демократического государства. Предложения были следующими: согласиться на проведение совещания министров иностранных дел при условии, что на нем будет обсуждаться мирный договор с Германией, а также меры по оздоровлению международных отношений в Европе и Азии; опубликовать советскую ноту по германскому вопросу с предложением о создании временного общегерманского правительства; провести в жизнь ранее предложенные экономические и политические меры по поддержке ГДР; провести совещание стран народной демократии в целях издания совместного заявления по германскому вопросу и заключению коллективного договора о дружбе; пригласить в Москву делегацию правительства ГДР и политических партий Восточной Германии43.
      2 августа 1953 г. Молотов переслал проект Громыко в Президиум ЦК, который согласился со всеми предложениями МИД за исключением совещания стран народной демократии44.
      Ответ СССР на ноту западных держав от 15 июля увидел свет 4 августа. Советская сторона выражала согласие на проведение совещания министров иностранных дел для обсуждения германского вопроса, однако настаивала, что обсуждаться должны также меры по смягчению международной напряженности, а в равной степени и вопрос германского единства и заключения мирного договора с Германией45.
      15 августа советское правительство выпустило еще одну ноту, на этот раз специально посвященную германскому вопросу. В ноте заявлялось, что "восстановление национального единства демократической Германии остается основополагающей проблемой немецкого народа, в разрешении которой заинтересованы все миролюбивые народы Европы... не должно быть никакой задержки в принятии мер, которые могли бы способствовать по меньшей мере постепенному решению проблемы объединения Германии, формирования общегерманского демократического правительства". С этой целью советское правительство предлагало созвать в шестимесячный срок совещание для обсуждения мирного договора с Германией, а также говорило о необходимости создания общегерманского временного правительства: "подобное правительство могло бы, по прямому соглашению между Восточной и Западной Германией, быть создано для замещения существующих правительств Германской демократической республики и Германской федеративной республики. Если бы это оказалось трудным в настоящее время, Временное общегерманское правительство могло бы быть образовано даже при том, что правительства ГДР и ГФР продолжали бы действовать какое-то время; в таком случае общегерманское правительство обладало бы, очевидно, только ограниченными функциями. Но даже в этом случае формирование Временного общегерманского правительства представляло бы собой реальный шаг вперед, в направлении объединения Германии, которое было бы осуществлено посредством создания общегерманского правительства на основе действительно свободных общегерманских выборов".
      Текст ноты в целом отражал ту большую интеллектуальную работу, которая была проделана советским МИД в течение предшествующих месяцев, за исключением одного аспекта: в нем не было призыва к выводу оккупационных войск после создания общегерманского временного правительства - это умолчание было возможно вызвано опасением за сохранение коммунистического контроля над Восточной Германией после июньских событий в ГДР. Вместо этого было предложено ограничить расходы на содержание оккупационных войск. Изначальное советское предложение 1952 г. о выводе войск через год после подписания мирного договора также было отложено46.
      20 августа 1953 г. в Москву прибыла делегация ГДР для переговоров с советским руководством. По отбытии делегации в Германию через три дня было опубликовано коммюнике, отражавшее ряд советских уступок, направленных на усиление экономических позиций восточногерманского режима: выплата репараций прекращалась с января 1954 года; советские предприятия в Германии передавались правительству ГДР; советские оккупационные расходы должны были быть сокращены, а все долги ГДР перед СССР списывались; торговля между двумя странами должна была возрасти, что предусматривало предоставление Советским Союзом кредитов ГДР. Статус советской дипломатической миссии в ГДР повышался до уровня посольства, а также была достигнута договоренность об ускорении процесса освобождения немецких военнопленных, содержащихся в СССР47. 22 августа, в речи в честь делегации ГДР на обеде в Кремле, Маленков подчеркнул необходимость противостояния планам Запада по разделу Германии и важность борьбы за объединение Германии на миролюбивой и демократической основе48.
      НА ПУТИ К КОЛЛЕКТИВНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
      За появлением советских нот от 4 и 15 августа 1953 г. последовал традиционный обмен враждебными дипломатическими выпадами с Западом. Тем не менее, к концу 1953 г. было достигнуто соглашение о проведении совещания министров иностранных дел. При этом в ходе обмена нотами начал вырисовываться основополагающий сдвиг в советской внешней политике, поскольку СССР начал переходить от позиции, что разрешение германского вопроса является ключом к европейской безопасности, к той точке зрения, что европейская безопасность является ключом к разрешению германского вопроса. Когда Молотов прибыл на совещание министров иностранных дел в Берлин в январе 1954 г., все было уже готово к запуску нового грандиозного советского проекта, который получил предпочтение по сравнению с предложением мирного договора с Германией: создания общеевропейской системы коллективной безопасности.
      В ходе обмена нотами в 1953 г. советская сторона настаивала, что германский вопрос должен обсуждаться во взаимосвязи с мерами по уменьшению международной напряженности. Как заявил Молотов на пресс-конференции 13 ноября: "разрешение германской проблемы теснейшим образом связано с европейской безопасностью и, соответственно, с ослаблением международной напряженности"49. Тремя днями позже западные державы опубликовали ноту, в которой обвинили СССР в том, что он выдвигает предложения, которые "имели бы своим следствием отказ Франции, Великобритании и США от всех планов по обеспечению своей собственной безопасности. Беззащитность Западной Европы, по всей видимости, является той наградой, которой хочет добиться советское правительство за свое участие в совещании"50. Уязвленная этой западной контратакой советская сторона в ответной ноте от 26 ноября 1953 г. заявила: "Безопасность западноевропейских стран будет твердо гарантирована, если она будет основываться не на противопоставлении Западноевропейских стран Восточноевропейским странам, а на совместных усилиях по защите европейской безопасности... Советский Союз готов, вместе с другими европейскими странами, приложить все усилия для сохранения европейской безопасности посредством соответствующего соглашения, охватывающего все страны Европы вне зависимости от их социальной системы"51.
      Это была основа советских предложений по общеевропейской безопасности. Помимо того, что это было новым направлением советской политики, существовала еще и тактическая необходимость упредить западные предложения по европейской коллективной безопасности.
      В течение осени 1953 г. советские аналитики докладывали о дискуссиях в западной прессе по вопросу создания системы пактов о ненападении в Европе - предложении, которое должно было стать ответом на советскую обеспокоенность по поводу перевооружения Западной Германии и создания ЕОС. Советские обозреватели возводили истоки этих споров к предложению Черчилля о новом "Локарно", которое он сделал в мае 1953 г. Это была ссылка на Локарнские соглашения 1924 г., которые смягчили опасения Франции по поводу восстановления германской мощи посредством гарантий безопасности французских границ. Основная идея заключалась в том, чтобы предложить Советскому Союзу схожие гарантии, которые могли бы оформиться через признание территориальных границ, сложившихся в 1945 г. (т.е. признавались бы территориальные потери Германии в пользу Польши и СССР) и заключение ряда соглашений о ненападении между Западом и Востоком. Также велись разговоры о выводе всех иностранных войск из объединенной Германии, о создании демилитаризованной зоны в Центральной Европе и даже о западных гарантиях безопасности СССР52. Схожие комментарии и оценки содержались в указаниях МИД по поводу вероятной позиции западных держав на Берлинском совещании. Делался вывод, что западные державы могут предоставить СССР гарантии безопасности в обмен на прогресс в германском вопросе и признание Москвой ЕОС53. Эти аналитические обзоры и отчеты были использованы в итоговом докладе Семенова и Пушкина Молотову 5 января 1954 г., в котором отмечались также западные спекуляции о том, что СССР может ответить на различные западные предложения своим собственным планом Европейской коллективной безопасности54.
      Первый проект договора о европейской коллективной безопасности был подготовлен МИД 22 декабря 1953 г. Основное положение проекта заключалось в том, что все европейские страны должны были подписать договор о коллективной безопасности, обязавшись оказывать помощь друг другу в случае агрессии55. Однако на этой стадии СССР ограничивался идеей, что европейская безопасность завязана вокруг решения германской проблемы. Только затем, постепенно общеевропейская система коллективной безопасности стала главным пунктом советской политики на Берлинском совещании. Действительно, когда Молотов представил Маленкову и Хрущеву первый проект директив советской делегации 3 января 1954 г., в нем не было даже упоминания о европейской коллективной безопасности. Проект указаний определял цели СССР на совещании следующим образом: использовать разногласия между империалистическими державами, чтобы сорвать перевооружение Западной Германии и формирование ЕОС; усилить международные позиции СССР; ослабить международную напряженность, в том числе посредством проведения конференции пяти держав с участием Китайской народной республики; обсудить вопрос о заключении мирного договора с Германией и о создании демократического и миролюбивого германского государства.
      Однако на следующий день Молотов направил Маленкову и Хрущеву дополнение к проекту, в котором уточнялось, что если нельзя будет прийти к соглашению по германскому вопросу, то советская делегация могла бы выдвинуть новое предложение по сохранению безопасности в Европе, направленное на противостояние западной пропаганде в пользу "нового Локарно". В этом дополнении было заявлено, что в ожидании подписания мирного договора с Германией оккупационные силы должны быть выведены из страны (однако союзники могли бы сохранить право вторжения в случае угрозы германской агрессии); германские вооружения должны быть ограничены; необходим договор о европейской коллективной безопасности.
      Проект Молотова был рассмотрен Президиумом ЦК КПСС 7 января 1954 г. Мы не знаем, что происходило в ходе этого заседания, однако 12 января Громыко и Пушкин подготовили новый проект указаний, который Молотов представил Маленкову и Хрущеву на следующий день. В новом проекте был параграф, посвященный европейской коллективной безопасности, но в общем контексте детальных инструкций этот вопрос представляется в качестве второстепенного для советской политики. 15 января 1954 г. Президиум ЦК принял решение по проекту указаний. Нам не известен общий контекст этой резолюции, однако спустя два дня Громыко представил Молотову проект подробных предложений по договору о европейской коллективной безопасности. 20 января этот документ был представлен Маленкову и Хрущеву для утверждения, а затем, в тот же день, остальным членам Президиума ЦК для ознакомления56.
      До этих пор тактическая подготовка к Берлинскому совещанию концентрировалась на германской проблеме и МИД готовил большое количество документации с целью анализа позиции Запада по Германии и выработки мер по защите советской позиции в этом вопросе57. Теперь же внимание переключилось на изучение возможных возражений Запада по договору о паневропейской коллективной безопасности58.
      БЕРЛИНСКОЕ СОВЕЩАНИЕ МИНИСТРОВ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ 25 ЯНВАРЯ - 18 ФЕВРАЛЯ 1954 г.
      Совещание министров иностранных дел по предложению СССР прошло в Берлине. Была достигнута договоренность проводить заседания по очереди во всех четырех оккупационных секторах города. Главной темой был германский вопрос. На всех публичных заседаниях (их было 27) преобладала полемика пропагандистского толка. Конференция закончилась без достижения соглашения, за исключением общего обязательства продолжить дискуссии по разоружению и решения провести международную конференцию с участием коммунистического Китая по ситуации в Корее и войне в Индокитае.
      Молотов прибыл на конференцию вместе с большой делегацией, состоящей из заместителей и советников, включая Громыко, Малика (ставшего к тому времени послом в Великобритании), Пушкина и Семенова (вернувшегося в Германию в качестве Верховного комиссара). "Советская делегация была бесспорно их лучшей командой", - отмечал С. Д. Джэксон, эксперт президента Д. Эйзенхауэра по психологической войне, сопровождавший Дж. Ф. Даллеса на конференции59.
      Дискуссии по германскому вопросу на конференции60 во многом повторяли полемику между Востоком и Западом, которая велась в предшествующие месяцы. Западные державы требовали свободных общегерманских выборов в качестве предварительного условия переговоров по мирному договору, в то время как СССР настаивал на создании временного общегерманского правительства, которое должно было организовать выборы и в то же время вести переговоры по условиям мирного договора. Официально западные державы охарактеризовали выступление Молотова на конференции как догматическое, бескомпромиссное и в целом отрицательное, и многие историки ограничились принятием этого утверждения на веру. Однако беспристрастное прочтение источников свидетельствует о том, что Молотов демонстрировал достаточную гибкость и стремление к достижению соглашения. В первом выступлении в дискуссии Молотов сказал, что "мы собрались не для того, чтобы делать категорические заявления, а для того, чтобы выслушать друг друга и найти возможность договориться по тем вопросам, по которым можно договориться сегодня"61. В этом духе Молотов, отклонив западные утверждения о том, что предложения о создании временного правительства направлены на отмену общегерманских выборов, заявил, что можно было бы согласовать краткий план действий, ведущих к проведению выборов. Молотов отрицал тот факт, что целью СССР якобы является проведение выборов по образцу Восточной Германии, результатами которых можно было бы манипулировать, и указывал на послевоенный опыт в Европе, который демонстрировал, что не во всех случаях участие коммунистов в коалиционном правительстве вело к установлению народной демократии. Молотов даже предложил возможность проведения в Германии референдума, где народу был бы предоставлен выбор между присоединением к ЕОС и подписанием мирного договора. Также было выдвинуто новое советское предложение: оккупационные силы, за исключением сохранения символического присутствия, должны были быть выведены еще до выборов (то есть, процесс мог бы начаться до подписания мирного договора). Много раз Молотов повторял, что советские предложения открыты для подробного обсуждения и дополнений. В неформальной обстановке Молотов был настроен еще более дружественно и любезно. На обеде с Даллесом 6 февраля Молотов сказал, что "он думал, что существует возможность достижения некоторого прогресса по Германии... в плане Германии с небольшой армией и правительством, которое не было бы настроено ни против США, Франции и Великобритании, ни против СССР. Он задавался вопросом, была ли эта возможность полностью исключена". Позже в течение этой же беседы Молотов "повторил свою точку зрения, что создание Германии с небольшой армией и правительством, не направленным ни против одной из четырех держав, было бы возможной линией развития". Ближе к концу разговора Молотов высказался в том же духе снова, "но при этом от его слов создалось впечатление, что если подобное развитие исключено, то можно рассмотреть и другие варианты"62.
      Молотов продемонстрировал сходную гибкость и в вопросе о мирном договоре с Австрией. Советское предложение по этой проблеме состояло в том, что мирный договор, завершающий союзную оккупацию и восстанавливающий независимость Австрии, мог бы быть подписан при соблюдении двух условий: во-первых, Австрия не будет вступать ни в какие военные блоки и коалиции и не позволит создавать иностранные военные базы на своей территории; во-вторых, окончательный вывод оккупационных войск будет отложен до момента подписания мирного договора с Германией. Второй пункт был направлен на предотвращение возможного "аншлюса", который объединил бы две страны. Однако советская сторона имела в виду сохранение символических оккупационных сил, которые в действительности не могли бы осуществлять оккупационные функции. Пункт о нейтралитете, на котором настаивал Молотов, был сходным с тем, что предлагалось и в отношении Германии, и оба требования были связаны между собой желанием держать обе страны вне рамок ЕОС. Но когда австрийский представитель заявил, что его правительство не хочет включения подобной статьи в договор, однако готово дать публичное обещание, Молотов дал понять, что этого будет вполне достаточно.
      Следующий блок обсуждений на конференции был посвящен советскому предложению по общеевропейской системе коллективной безопасности, которое было внесено Молотовым 10 февраля63. Западная реакция на советское предложение была предсказуемо враждебной, особенно когда Молотов дал понять, что предлагаемая система коллективной безопасности является прямой альтернативой ЕОС. Яблоком раздора в особенности явилось то, что, согласно условиям советского проекта договора, США являлись бы не членом новой организации коллективной безопасности, а всего лишь наблюдателем, наряду с коммунистическим Китаем. По мнению Джексона, это было грубой тактической ошибкой Молотова: "Затем настало время большой бомбы. США определенно были исключены из договора о коллективной безопасности... В этот момент мы стали смеяться вслух и русские были полностью застигнуты врасплох нашей реакцией. Молотов со второй попытки выдавил, наконец, улыбку, но русские упустили свой момент"64. Этот пассаж часто цитируется в историографии. Однако без внимания остается то обстоятельство, что в последовавшей дискуссии Молотов согласился, что эта статья в советском проекте договора о коллективной безопасности может быть исправлена. Он отметил, что если идея коллективной безопасности неприемлема, то советское предложение потерпит неудачу. Если идея не отвергнута, но требуется иной проект или исправления к изначальному проекту - это уже другой вопрос65.
      На заседании 15 февраля Молотов специально высказался в отношении американского членства в организации европейской коллективной безопасности: "можно иначе сформулировать этот пункт, иначе определить особое положение США, или вовсе исключить данный пункт. Мы готовы обсудить такие предложения, которые устроили бы всех"66.
      На этом же заседании Молотов проявил уступчивость в отношении НАТО, заявив, что идея о том, что договор о европейской коллективной безопасности направлен против НАТО, является дезинформацией. Договор о европейской коллективной безопасности направлен против ЕОС и перевооружения Германии67. Побуждаемый французским министром иностранных дел Ж. Бидо и британским министром иностранных дел А. Иденом, Молотов снова вернулся к проблеме НАТО на заседании 17 февраля: "Советская делегация может лишь повторить тот ответ на этот вопрос, который был дан на прошлом заседании. Проект "Общеевропейского договора" является альтернативой договора о "Европейском оборонительном сообществе"... Что касается того, совместим ли Североатлантический договор с "Общеевропейским договором", то нельзя забывать о том, что о Североатлантическом договоре имеются различные мнения. Г-н Иден не раз подчеркивал здесь, что с его точки зрения, этот договор имеет оборонительный характер. Об этом же говорил г-н Бидо. Но советское правительство оценивает существо Североатлантического договора иначе. Вот почему для того, чтобы исчерпывающим образом ответить на вопрос г-на Бидо, совместим ли Североатлантический договор с "Общеевропейским договором", четырем державам следует совместно изучить этот вопрос"68. Молотов не исключил, что Североатлантический пакт может быть исправлен и тогда расхождения относительно характера договора будут устранены69.
      Высказывания Молотова относительно участия США в системе европейской коллективной безопасности и советского подхода к НАТО были полностью приведены в "Правде"70. Эти заявления явились предвестием радикальной советской внешнеполитической инициативы: через несколько недель последовали предложения о присоединении СССР к НАТО.
      Важным для советского предложения по коллективной безопасности было то, что дискуссия об общеевропейском договоре являлась составной частью процесса, ведущего к заключению мирного договора с Германией. Действительно, организация общеевропейской системы коллективной безопасности была бы важным контекстом, в котором могло бы состояться подписание этого договора и формирование единой Германии. Иными словами, не было бы ни ЕОС, ни перевооружения Германии, и мир был бы защищен коллективными гарантиями против агрессии. Как заявил Молотов в речи, посвященной предложениям по коллективной безопасности: "Создание системы коллективной безопасности в Европе не может и не должно в какой бы то ни было степени умалять значение необходимости скорейшего урегулирования германского вопроса в соответствии с требованиями поддержания мира в Европе. Более того, осуществление системы коллективной безопасности может содействовать созданию более благоприятных условий для урегулирования германского вопроса, поскольку она исключает вовлечение той или иной части Германии в военные группировки и устраняет, таким образом, одно из главнейших препятствий на пути создания единого миролюбивого и демократического германского государства"71.
      Западные державы имели иное видение проблемы. Для них ЕОС было оборонительной организацией, а также способом к сдерживанию Германии и, одновременно, усилению западной обороны против советской угрозы. В отличие от Молотова, урок, который западные представители извлекли из предвоенной истории, заключался в том, что карательная политика только подстегнула бы германский национализм, и что разоруженная и нейтральная Германия нежизнеспособна в долгосрочной перспективе. Соответственно, гораздо лучше приручить Германию, чем включать ее в систему коллективной безопасности, как предлагает советская сторона. Следовательно, западные представители не выразили доверия в отношении советских предложений, как по германскому вопросу, так и по европейской коллективной безопасности: они рассматривали их как прикрытие для зловещих замыслов Кремля. В своем радио - и телеобращении к американской аудитории от 24 февраля Даллес описал советские намерения как создание контролируемой коммунистами Германии и контролируемой СССР Европы, из которой США были бы полностью удалены. Он высмеял предложение Молотова о коллективной безопасности, как "настолько нелепое, что когда он зачитывал его, смех звучал на западной стороне стола переговоров, приводя в уныние коммунистическую делегацию"72.
      26 февраля в докладе Совету национальной безопасности Даллес был не менее едким, когда доказывал, что конференция показала невозможность нейтрализации Германии и Австрии, даже если бы это было желательно, поскольку СССР не согласился бы на меньшее, чем полный контроль над этими странами. Чего хотят Советы, говорил Даллес, так это раздела мира, при котором США были бы ограничены Западным полушарием, в то время как СССР доминировал бы в Евразии73.
      По возвращении из Берлина Молотов набросал проект указаний для советской прессы по освещению результатов совещания. Хотя эти инструкции были весьма критичными в отношении западных держав, обвиняя их в разделении Германии и возрождении германского милитаризма, прессе также рекомендовалось выдвинуть на первый план роль конференции в уменьшении международной напряженности. "Советская печать, - говорилось в документе, - должна действовать аргументированно, но умеренно, давая отпор буржуазным нападкам на политику СССР"74.
      В начале марта Молотов представил отчет о совещании на очередном пленуме ЦК КПСС. В его докладе сильно критиковалась политика Запада, однако Молотов видел надежду в росте народной оппозиции ЕОС в Западной Европе, особенно во Франции и Западной Германии. Ни в коем случае не отказываясь от своих предложений по коллективной безопасности в свете резкого отпора со стороны Запада, советская сторона рассматривала Берлинское совещание как площадку для запуска политической и дипломатической кампании, продвигающей их альтернативное видение европейской безопасности. Главной целью этой кампании должна была стать Франция, которой приходилось ратифицировать парижско-боннские соглашения и которая была глубоко обеспокоена ремилитаризацией Германии. Таким образом, как заключал Молотов, хотя договоренность о проведении пятисторонней конференции по проблемам Дальнего Востока была важной и совещание представителей великих держав после пятилетнего перерыва само по себе было важным, "результаты Берлинского совещания, конечно же, не стоит переоценивать"75.
      Доклад Молотова был опубликован в "Правде" от 5 марта, однако в этом варианте опускался следующий фрагмент: "Необходимо специально отметить, что наше правительство и Центральный комитет коммунистической партии придавали большую важность подготовке советской делегации к совещанию. В результате, как вы знаете из нашей прессы, советская делегация прибыла на Берлинское совещание не с пустыми руками. Все темы, все решения Берлинского совещания были затронуты в ходе нескольких обсуждений в Президиуме ЦК перед совещанием. Проекты Министерства иностранных дел детально обсуждались и были улучшены и дополнены в ходе этого обсуждения. Это говорит о значении и силе коллективного руководства, которое было упрочено в нашем центральном комитете в последнее время. Мы прибыли в Берлин с ясной программой и детальными инструкциями. Перед нашим Президиумом ЦК стояла фундаментальная задача изобретения мер, которые могли бы помочь уменьшению напряженности в международных отношениях и, одновременно, дальнейшему укреплению международных позиций Советского Союза. Такова неизменная политика Советского правительства, направленная на сохранение мира"76.
      Возможно, Молотов таким образом отдавал дань традиционной постсталинской риторике о достоинствах коллективного руководства, однако, может быть, он также пытался свести к нулю возможную критику в отношении его стратегии и тактики на конференции. В Берлине он упорно пытался достичь соглашения с Западом и в этих попытках, возможно, выходил за рамки полученных им инструкций. Как отмечал после конференции госсекретарь США Даллес, "Молотов говорил с явным осознанием собственной власти. Советский министр иностранных дел более не выступал как простой подчиненный, как во времена Сталина. Он казался сравнительно свободным, по крайней мере, в принятии собственных решений при минимальном обращении к Москве за инструкциями"77.
      Когда Молотов завершил свой доклад на пленуме, Маленков вступил в дискуссию, чтобы придать более позитивный характер оценке итогов конференции, сказав, что она привела к усилению международных позиций Советского Союза и нанесла "действенный удар" по планам ЕОС. Маленков добавил, что пленум должен признать, что Молотов соответствовал порученным ему задачам и советская делегация на Берлинском совещании была на высоте. Это замечание было встречено "бурными и продолжительными аплодисментами". Затем Маленков, от имени Президиума, выступил с предложением об одобрении деятельности советской делегации на Берлинском совещании. Хрущев, председательствовавший на заседании, ничего не добавил, а сразу предложил проголосовать за резолюцию (была принята единогласно), а затем объявил о закрытии пленума78.
      В ходе Берлинского совещания советская сторона отслеживала освещение своих предложений в западной прессе, которая проявила большой интерес к предложению по европейской коллективной безопасности79. Сразу по возвращении в Москву Молотов занялся вопросами, относящимися к участию США в европейской коллективной безопасности и советскому подходу к НАТО. Группе сотрудников МИД было поручено сформулировать новую политику в этом вопросе и они выступили с предложением о том, что США должны быть полноправным членом организации европейской коллективной безопасности, а СССР должен вступить в НАТО. В проекте записки в Президиум ЦК КПСС от 10 марта 1954 г., в которой рекомендовалась данная политическая линия, Молотов обращал внимание на то, что: "Участие США в общеевропейском соглашении... не означало бы, что позиция США была бы сопоставима с позицией европейских государств, принимая во внимание, что было бы недопустимо для американских войск оставаться в Европе после решения германского вопроса... [и]... в результате присоединения СССР к Североатлантическому альянсу, произошли бы фундаментальные изменения в его характере, и он бы разрушился как агрессивный альянс, направленный против СССР"80.
      Эти внутренние размышления и движение в направлении более гибкой позиции в отношении США и НАТО имели отклик в ходе мартовской кампании 1954 г. по выборам в Верховный Совет СССР. В предвыборных речах и Маленков и Молотов подчеркивали важность борьбы за европейскую коллективную безопасность. Маленков был особенно решителен: "За последнее время агрессивные круги все более открыто проводят политику... раскола Европы, натравливание одной части европейских государств на другую. Но этой линии противостоит крепнущая солидарность европейских народов в деле борьбы против губительной политики раскола, в деле защиты мира и прогресса... Неправда, что человечеству остается выбирать лишь между двумя возможностями: либо новая мировая бойня, либо так называемая холодная война. Народы кровно заинтересованы в прочном укреплении мира. Советское правительство стоит за дальнейшее ослабление международной напряженности, за прочный и длительный мир, решительно выступает против политики "холодной войны", ибо эта политика есть политика подготовки новой мировой бойни, которая при современных средствах войны означает гибель мировой цивилизации... главным препятствием на пути к дальнейшему ослаблению международной напряженности является то, что западные державы подходят к решению важных международных вопросов как замкнутая военная группировка, которая ставит превыше всего агрессивные военно-стратегические соображения. Только этим можно объяснить отношение, проявленное западными державами к предложению о заключении Общеевропейского договора о коллективной безопасности в Европе... Можно не сомневаться, что при наличии действительного стремления к обеспечению безопасности в Европе, представилось бы возможным преодолеть препятствия к заключению Общеевропейского договора о коллективной безопасности в Европе"81.
      Молотов в своей речи дал отпор критике в отношении предложенного СССР договора, в плане того, что в нем США не были включены в предлагаемую организацию коллективной безопасности, подчеркнув, что "в ходе Берлинского совещания не отрицалась возможность рассмотрения соответствующих поправок к представленному проекту". Как утверждал Молотов, "Советский проект "Общеевропейского договора" ... несовместим с попытками создания военных группировок европейских государств, ведущими к новой войне в Европе. Этот проект является средством сплочения народов Европы в интересах укрепления мира и международной безопасности"82.
      В своей предвыборной речи Хрущев отметил, что на Берлинском совещании "делегация Советского Союза выдвинула конкретные предложения, направленные на ослабление напряженности в международных отношениях", но он не уточнил, в чем они состояли. Главной международной темой его выступления было растущее значение социалистического лагеря. Речь Хрущева завершалась так: "как могучий исполин Советская держава, в братском сотрудничестве со странами народной демократии, уверенно идет вперед к великой цели, одерживая одну победу за другой. Нет в мире таких сил, которые могли бы приостановить наше победоносное движение к коммунизму"83.
      Открытость Москвы к дальнейшим переговорам с Западом была подхвачена советской прессой. В статье в "Новом времени" цитировались предвыборные речи Молотова и Маленкова и доказывалось, что "вывод о том, что общеевропейская система коллективной безопасности "несовместима" с Атлантическим союзом, является чистым продуктом западной пропаганды"84.
      В конце марта 1954 г. советское правительство выступило с новой нотой по коллективной безопасности, в которой содержались два новых пункта по сравнению с проектом договора, предложенным на Берлинском совещании. Во-первых, США не исключались из числа формальных участников системы коллективной безопасности в Европе. Во-вторых, если НАТО утратит свой агрессивный характер, СССР мог бы рассмотреть вопрос о своем участии в этой организации. В подобных обстоятельствах, как заключалось в тексте ноты, НАТО "перестала бы быть закрытым военным объединением государств и стала бы открытой для прочих европейских государств, что, вместе с созданием эффективной системы европейской коллективной безопасности, имело бы огромную важность для содействия миру во всем мире"85.
      7 мая 1954 г. западные державы отвергли советское предложение о вступлении в НАТО на том основании, что участие СССР в НАТО было бы несовместимым с целями этой организации86.
      Это был не первый и не последний случай, когда СССР заявлял, что если НАТО является оборонительным союзом, то он хотел бы присоединиться к нему. На совещании заместителей министров иностранных дел в 1951 г. Громыко говорил, что если НАТО направлен против германской агрессии, СССР хотел бы стать его членом. Это высказывание было опубликовано в "Правде"87. В августе 1952 г. Сталин пошутил в разговоре с французским послом, что если НАТО - миролюбивый союз, то тогда Советскому Союзу следовало бы присоединиться к нему88.
      Само-собой, Сталин и Громыко таким образом стремились "набрать очки" в пропагандистских целях и мартовская нота 1954 г. также имела пропагандистскую направленность. Но это было также серьезным предложением, разработанным для того, чтобы сделать идею коллективной безопасности более приемлемой для Запада и открыть путь к переговорам, ведущим к общеевропейской разрядке. В действительности, двойное предложение об участии США в европейской безопасности, с одной стороны, и советском участии в НАТО - с другой, было одним из множества подобных шагов в сторону компромисса с Западом. Эта склонность к поиску столь радикального и всестороннего урегулирования с Западом была подкреплена позитивным воздействием, которое произвела на западную общественность переформулировка советской позиции по Европейской коллективной безопасности89.
      Параллельно с продолжением кампании по коллективной безопасности советское руководство размышляло о том, что можно предпринять в германском вопросе. Поскольку в тот момент переговоры с Западом были заблокированы, внимание Москвы сосредоточилось на мерах по усилению позиций ГДР. В записке Молотову от 27 февраля 1954 г. Пушкин и Семенов делали различные предложения, чтобы повысить статус и авторитет правительства ГДР90. Многие из их предложений нашли свое публичное выражение в советском заявлении об отношениях с ГДР, появившемся 26 марта 1954 г. В нем провозглашалось, что отношения Советского Союза с ГДР впредь будут такими же как и с остальными независимыми государствами, и что восточногерманское правительство будет свободно в определении своей внутренней и внешней политики. С этой целью советский надзор в органах власти ГДР был отменен, а роль Советского Верховного комиссара по Германии - главы оккупационных властей в Восточной Германии существенно уменьшилась91.
      Подобные мероприятия отражали тенденцию в Советской политике по укреплению позиций ГДР как отдельного германского государства, однако другим приоритетом МИД оставалась борьба за объединение Германии в приемлемой форме. В комментарии к мартовскому 1954 г. политическому заявлению Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) "Принципы для воссоединения Германии в мирное, демократическое независимое государство" Пушкин и Семенов говорили, что "документ требует серьезного исправления, поскольку в нем не был сделан необходимый акцент на борьбу против парижско-боннских соглашений и упускался призыв к долгу Западногерманского правительства по заключению мирного договора, который привел бы к воссоединению Германии"92. Семенов и Пушкин предлагали провести в Германии референдум по вопросу: мирный договор против парижско-боннских договоренностей. Эта идея впервые была высказана Молотовым на Берлинском совещании. В июне 1954 г. официальный, контролируемый властями референдум был проведен в ГДР. Неудивительно, что предложение по мирному договору, согласно официальным данным, получило подавляющую поддержку населения Восточной Германии. Неофициальный референдум в Западной Германии по тому же вопросу привел к схожему результату: около 90% - в пользу мирного договора, однако в ФРГ голосовали только 500 тыс. чел.93
      Примером позиции МИД СССР по германскому вопросу была памятная записка Грибанова от 16 июля 1954 г. Автор писал Молотову, что, несмотря на то, что СССР должен придерживаться позиции, изложенной на Берлинском совещании (временное общегерманское правительство, переговоры по мирному договору, вывод оккупационных войск и т.д.), если по этим предложениям не удастся добиться прогресса, СССР должен попробовать достичь договоренности с Западом по некоторым другим вопросам, включая временный вывод оккупационных войск к границам Германии; организацию общегерманского совещания по экономическим и культурным связям между двумя германскими государствами; проведение общеберлинских выборов94.
      Эти идеи не были воплощены на практике, однако они показывают, как отмечает Ф. И. Новик, что после Берлинского совещания советская дипломатия продолжала искать пути достижения соглашения с Западом, если не по основным проблемам объединения Германии, то хотя бы по другим вопросам, в которых можно было достичь скорее восстановления отношений, нежели дальнейшего размежевания двух германских государств95.
      В тот же день Грибанов составил еще один документ - анализ влияния советских предложений по европейской коллективной безопасности на западную политику в германском вопросе. Основной посылкой Грибанова было то, что советские предложения оставались в центре общественного внимания на Западе, особенно после появления мартовской ноты, предлагавшей вступление СССР в НАТО. Согласно Грибанову, советские предложения имели существенное влияние на рост движения против ратификации парижско-боннских соглашений, особенно во Франции96. Летом 1954 г. перспективы провала проекта ЕОС привлекали внимание Москвы гораздо больше, чем германский вопрос, поскольку это предоставляло возможность вернуть дипломатическое измерение кампании в пользу европейской коллективной безопасности.
      ОТ КОЛЛЕКТИВНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ К ВАРШАВСКОМУ ДОГОВОРУ
      Выдвижение новой советской инициативы по коллективной безопасности было обусловлено успехом Женевской конференции, на которой были подписаны соглашения, положившие конец войне в Индокитае97. Конференция завершилась 21 июля 1954 г. и уже на следующий день Москва выступила с заявлением, подчеркивавшим важность уроков конференции для других международных переговоров: "Тот факт, что Женевская конференция завершилась соглашением заинтересованных государств, является новым доказательством плодотворности международных переговоров, учитывая добрую волю сторон, доказательством того, что основные международные вопросы могут быть решены с помощью этого метода... Результаты Женевской конференции подтверждают убежденность Советского правительства в том, что сейчас не существует таких спорных вопросов в международных отношениях, которые не могли бы быть урегулированы путем переговоров и соглашений, направленных на обеспечение международной безопасности, ослабление международной напряженности и мирное сосуществование государств, независимо от их социальных систем"98.
      24 июля 1954 г. советская сторона опубликовала ответ на западную ноту от 7 мая 1954 г. В советской ноте содержались два новых предложения. Первое - то, что проект договора о Европейской коллективной безопасности должен быть расширен и включать статьи не только о политическом, но и об экономическом сотрудничестве. Второе - что нужно провести конференцию для обсуждения организации системы коллективной безопасности в Европе. США, наряду со всеми европейскими государствами, должны были быть ее участниками, а коммунистическому Китаю было бы предложено прислать наблюдателей99.
      30 августа 1954 г. французская Национальная ассамблея значительным большинством отвергла план ЕОС. В заявлении, опубликованном 10 сентября 1954 г., СССР приветствовал "крах этого планировавшегося военного блока" и повторял "предложения по системе Европейской коллективной безопасности, организация которой облегчила бы объединение Германии в качестве мирного и демократического государства"100. Однако в тот же день западные державы опубликовали свой ответ на советскую ноту от 24 июля 1954 г. В ноте западных держав снова заявлялись требования общегерманских выборов и немедленного заключения мирного договора с Австрией, однако предполагалась и возможность совещания министров иностранных дел по европейской безопасности, если эти вопросы могли быть решены. К тому времени как СССР опубликовал ответную ноту - 23 октября 1954 г. - лондонско-парижские соглашения о прямом приеме Западной Германии в НАТО, ставшие альтернативой провалившемуся проекту ЕОС, уже находились в процессе заключения.
      Москва ответила на такое развитие событий предупреждением, что "если эти решения будут выполнены, Западную Германию нельзя больше будет рассматривать как мирное государство, и это сделает воссоединение Германии невозможным в течение длительного времени". Советская нота завершалась согласием с идеей проведения совещания министров иностранных дел, если оно будет рассматривать такие вопросы, как: общегерманские выборы, ведущие к воссоединению Германии в качестве мирного и демократического государства; вывод оккупационных сил из Германии; проведение общеевропейской конференции по коллективной безопасности101.
      Столкнувшись с отсутствием какого-либо прогресса в обсуждении своих предложений по европейской коллективной безопасности, советская сторона решила проявить инициативу в одностороннем порядке. 13 ноября 1954 г. была опубликована советская нота о том, что конференция будет проведена в Москве (или в Париже, если западные страны согласятся в ней участвовать) 29 ноября 1954 г.102
      Приглашения присутствовать на конференции были направлены США и всем европейским странам, однако западные державы отказались от участия на том основании, что советские предложения не содержат ничего нового ни по германскому вопросу, ни по европейской безопасности. Западная нота от 29 ноября 1954 г. выдвигала контрпредложение о немедленном подписании мирного договора с Австрией и прояснении позиции СССР по общегерманским выборам до проведения следующей конференции министров иностранных дел. В случае успеха этой конференции можно было бы созвать более широкое совещание по европейской безопасности103. Другими словами, так как это касалось западных держав, не могло быть и речи о коллективной безопасности до решения германского вопроса.
      "Совещание европейских стран по сохранению мира и безопасности в Европе" с участием СССР и его союзников по восточному блоку прошло в Москве с 29 ноября по 2 декабря 1954 г. Оно представило все известные советские доводы против ЕОС, НАТО и перевооружения Западной Германии и в поддержку общеевропейской коллективной безопасности. Однако на нем была поднята еще одна новая тема, заявленная Молотовым в его речи на конференции: "Миролюбивые страны не могут не замечать того, что агрессивные элементы в ряде западных стран стремятся предотвратить создание системы коллективной европейской безопасности. Они теперь удваивают свои усилия по созданию военных объединений, представляющих опасность для мира... Поэтому мы не можем игнорировать или недооценивать того факта, что ратификация Парижских соглашений повлечет необходимость принятия новых весомых мер с целью обеспечения надлежащей защиты миролюбивых государств". Этот пункт был повторен в коммюнике, изданном по итогам совещания: "если эти военные альянсы в Европе будут наращивать свои наземные, воздушные и прочие силы... прочие европейские государства неизбежно будут вынуждены принять эффективные меры для самообороны, чтобы защитить себя от нападения"104.
      Непосредственно после совещания в МИД СССР началась работа над новым набором политических установок по германскому вопросу и европейской безопасности. Уже в день окончания конференции Семенов представил Молотову серию предложений о "дальнейших мероприятиях СССР, связанных с ратификацией Парижских соглашений". Основное предложение Семенова состояло в проведении второй конференции по европейской безопасности с целью заключения договора о коллективной обороне, включая создание объединенного военного командования восточного блока. С этим было связано и предложение о подписании двустороннего договора об обороне между ГДР и СССР, а также между Восточной Германией и другими "народными демократиями"105.
      В течение декабря 1954 г. и января 1955 г. министерство работало над этими предложениями.106 25 февраля 1955 г. Молотов направил проект в Президиум ЦК вместе с запиской, в которой предлагалось проведение второй советско-восточноевропейской конференции по европейской коллективной безопасности. Среди предложений в проекте МИД содержалась статья договора, учреждавшая объединенное военное командование - условие, в дальнейшем разработанное Молотовым и министром обороны СССР Г. К. Жуковым в марте-апреле 1955 г.
      Хотя Восточная Германия должна была стать участником договора, вопрос о ее участии в объединенном военном командовании был пока отложен. В записке в Президиум ЦК от 9 мая 1955 г. Молотов писал, что было бы целесообразно для правительства ГДР заявить, что будущая объединенная Германия не будет связана многосторонним пактом о взаимопомощи107.
      Публично Молотов обозначил свои намерения в заявлении от 15 января 1955 г. по германскому вопросу: "Если парижские соглашения будут ратифицированы, создастся новая ситуация, в которой Советский Союз предпримет меры не только для укрепления дружественных связей с Германской демократической республикой, но также, посредством объединенных усилий миролюбивых европейских государств, для укрепления мира и безопасности в Европе"108.
      В речи перед Верховным Советом СССР от 8 февраля 1955 г. Молотов сказал: "Советский Союз и другие миролюбивые государства, против которых направлены Парижские соглашения, не будут сидеть сложа руки. Им придется принять соответствующие меры для более эффективной защиты своей безопасности и защиты мира в Европе... Эти меры в первую очередь включают... договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи... Поэтому, чтобы не терять времени, консультации по этому вопросу уже ведутся. На новые военные союзы и блоки, создающиеся в соединении с германским милитаризмом, мы ответим дальнейшим укреплением наших рядов, укреплением наших уз дружбы, развивая наше сотрудничество в целом и там, где это необходимо, расширяя возможности нашей взаимопомощи"109.
      Второе "Совещание европейских стран по сохранению мира и безопасности в Европе" было проведено в Варшаве 11 - 14 мая 1955 г. Оно завершилось подписанием многостороннего Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи - пакта, который ознаменовал образование Организации Варшавского договора (ОВД). Главной причиной создания Варшавского пакта было то, что ратификация Боннским парламентом парижско-лондонских соглашений в феврале-марте 1955 г. создала ситуацию, которая требовала новых мер для противостояния угрозе возрождения германского милитаризма. Но даже в этом случае путь к мирному урегулированию германского вопроса не был закрыт и проект Европейской коллективной безопасности также не был полностью оставлен. Главную речь на конференции произнес Булганин, сменивший Маленкова на посту главы правительства. Он сказал, что Советский Союз был "готов оказать всевозможную помощь восстановлению единства Германии и заключению мирного договора с Германией на приемлемой основе". Он также повторил советское предложение о выводе оккупационных сил из Германии и отметил, что "Советское правительство продолжает придерживаться точки зрения о том, что... лучший путь для сохранения мира и предотвращения новой агрессии... заключается в организации системы коллективной безопасности с участием всех европейских стран, вне зависимости от их социального устройства... Ратификация Парижских соглашений сделала разрешение этой проблемы более трудным, но не сняла его с повестки дня"111.
      ОВД часто рассматривается как советский противовес НАТО, но его действительным смыслом была кампания по созданию Европейской коллективной безопасности; его назначение было скорее политическим, чем военным: показать пример общеевропейской коллективной безопасности. Как говорилось в заключительной статье Варшавского договора: "в случае создания в Европе системы коллективной безопасности... настоящий договор утрачивает свою силу со дня вступления в действие общеевропейского договора"112.
      Несмотря на препятствие, каковым стало вступление ФРГ в НАТО, Москва сохраняла оптимизм относительно шансов удачной кампании за европейскую коллективную безопасность, не в последнюю очередь потому, что имелись некоторые позитивные моменты, в особенности - неизбежное подписание соглашения между СССР и Западом о воссоединении Австрии.
      Противоречия в отношениях между СССР и Западом, связанные с договором, который должен был подвести черту под союзнической оккупацией Австрии, были устранены Молотовым в речи в феврале 1955 г. на заседании Верховного Совета СССР. Годом раньше, на Берлинском совещании, Молотов выделил два условия подписания австрийского договора: гарантия нейтралитета и сохранение символического советского оккупационного контингента до подписания мирного договора с Германией. Цель выдвижения этих условий состояла в том, чтобы защититься от возможности нового "аншлюса" и оказать дополнительное давление на Запад в переговорах по мирному договору с Германией. В речи перед Верховным Советом СССР Молотов изменил позицию, сказав, что в случае получения гарантий недопущения нового "аншлюса", все войска могут быть выведены еще до подписания мирного договора с Германией. Но Молотов также призвал к конференции с участием СССР и стран Запада, посвященной как австрийскому, так и германскому вопросам, таким образом сохранив взаимосвязь между двумя будущими договорами113. Однако несколькими днями позже австрийский посол в Москве Н. Бишоф намекнул Семенову, что возможны двусторонние переговоры с СССР по вопросу о договоре114. Молотов получил от Президиума ЦК поручение использовать эту возможность.
      25 февраля 1955 г. Молотов в беседе с Бишофом указал на то, что его речь в Верховном Совете о выводе войск из Австрии до заключения мирного договора с Германией является новой позицией СССР, которая также подразумевает возможность новых переговоров115. Последовали дипломатические переговоры, которые проложили путь в Москву австрийской правительственной делегации во главе с канцлером Ю. Рабом. Результатом визита Раба в Москву в середине апреля 1955 г. стало совместное коммюнике, в котором Австрия обязалась сохранять вечный нейтралитет, а СССР соглашался вывести свои оккупационные войска из Австрии к 31 декабря 1955 г.116
      В Вене начались переговоры четырех держав и 15 мая 1955 г. Австрийский государственный договор был подписан. В своей речи на церемонии подписания Молотов заявил, что "заключение Австрийского государственного договора будет способствовать ослаблению международной напряженности и в этом заключается его особая важность"117.
      Обычно утверждается, что Молотов был против ухода советских войск из Австрии, что его заставили пойти на это другие представители советского руководства, благожелательно относившиеся к инициативе, которая могла бы улучшить перспективы разрядки между Западом и Востоком. Возникновение этой легенды может быть отнесено к июльскому пленуму ЦК 1955 г.118 На этом пленуме развернулась широкая дискуссия по советско-югославским отношениям, которая концентрировалась вокруг оппозиции со стороны Молотова восстановлению межпартийных отношений с югославскими коммунистами. Молотов не возражал против восстановления политических и дипломатических отношений с Югославией, однако он не соглашался с полным отказом от прежней советской критики Тито как отступника от идей марксизма-ленинизма (критики, которую Молотов вместе со Сталиным сформулировал и озвучил). На пленуме Молотов был подвергнут критике за эту позицию, которую он отстаивал в ходе дискуссий в Президиуме ЦК в предшествующие месяцы119; причем эта критика была включена в формальную резолюцию, которую принял пленум. В своей речи, открывающей пленум, Хрущев сосредоточился на югославском вопросе и не упоминал австрийский. Однако выступавшим сразу после того, как Молотов дал свой первый ответ, был Булганин, который расширил нападки на Молотова, включив его прочие внешнеполитические просчеты, в том числе и в отношении Австрии. Замечания Булганина были подхвачены Микояном, который детально разъяснил, как Молотов сопротивлялся изменению политики на австрийском направлении. Прочие выступавшие также упоминали ошибочную позицию Молотова в австрийском вопросе. В своей заключительной речи Хрущев посвятил значительную часть австрийскому вопросу. Основной смысл слов Хрущева заключался в том, что Молотов мешал заключению договора по Австрии и был серьезно настроен на сохранение присутствия советских войск в Австрии.
      Реакция Молотова на эти нападки была и покаянной и вызывающей одновременно. В своем первом ответе на речь Хрущева он защищал предшествующую политику в отношении Югославии как вполне законную критику националистических отклонений со стороны Тито и указывал, что недавно Белград принял внешнеполитическую программу, весьма отличающуюся от советской. Однако в конце дискуссии Молотов несколько отступил: он признался "в грехе оппозиции" в отношении югославского вопроса и заверял в своей вечной верности партии и ее руководству. В отношении австрийского вопроса он заявил, что никогда не сомневался в том, что этот вопрос должен быть решен. Молотов ссылался на то, что МИД, возможно, промедлил с изменением позиции по указанным вопросам. Касательно своих возражений по отдельным пунктам, он говорил, что они не были существенными. Касательно упоминавшегося предложения МИД в первоначальном варианте сохранить право СССР снова ввести войска в Австрию, в случае осложнений, связанных с ремилитаризацией Западной Германии, Молотов говорил, что МИД не настаивал на нем, в противном случае это была бы ошибка. Он не отрицал, что некоторые предложения МИД могли быть неправильными или неточными. Президиум и ЦК поправляли их, требуя большей четкости и ясности в проектах. Но это, по его мнению, было вполне рабочим моментом120.
      Версия событий, изложенная Молотовым, подтверждается А. М. Филитовым, который утверждает, что переформулирование советской политики в австрийском вопросе в начале 1955 г. исходило от МИД121.
      Без сомнения, обсуждения в Президиуме ЦК сыграли роль в этом процессе. Представляется вполне вероятным, что Молотов был тверже остальных советских руководителей в плане сохранения увязки этого вопроса с заключением мирного договора с Германией. Но различия между старой и новой позицией СССР в вопросе австрийского мирного договора не следует переоценивать: они сводились к тому, сохранять или нет символический советский контингент в Австрии до подписания мирного договора с Германией. Прежняя позиция имела смысл в плане заключения сделки в контексте ожидаемого обсуждения по германскому мирному договору, однако к началу 1955 г. эти надежды исчезли и тактические преимущества изменились в пользу подписания договора с Австрией, что могло бы послужить шаблоном для возможного урегулирования по Германии. Если не принимать во внимание последовавшую полемику, не существует свидетельств того, что Молотов испытывал трудности с принятием новой политической линии. Нет также никаких причин полагать, что он вообще мог испытывать проблемы в этой связи, особенно в свете того, что нам теперь известно о его приверженности внешнеполитической линии, направленной на ведение переговоров с Западом.
      Если полагать, что в Президиуме ЦК в 1955 г. были "голуби" и "ястребы" (хотя на самом деле ситуация была куда сложнее), тогда Молотов был в первом из этих двух лагерей, а Хрущев - во втором. Как Хрущев давал понять, особенно в его заключительных высказываниях на пленуме, основной направляющей его решимости исправить отношения с Тито была не разрядка с Западом, а его собственная концепция укрепления братской дружбы в рамках соцлагеря: "После Второй мировой войны страны с общим населением в 900 миллионов человек откололись от лагеря империализма. Народная революция победила в такой огромной стране как Китай. Эти страны координируют свои действия... Советский Союз, Китайская народная республика и остальные страны народной демократии должны исходить из общих интересов рабочего класса и всех трудящихся, из интересов борьбы за победу коммунизма. Таким образом, мы должны заботиться о том, чтобы использовать все материальные и духовные возможности для укрепления нашего социалистического лагеря... Понимать, что социалистические страны обязаны помогать друг другу, чтобы дружба между нами укреплялась... Исторический опыт Советского Союза подчеркивает учение Ленина о том, что различные страны, объединенные интересами сохранения завоеваний социализма, могут выбирать разные формы и методы решения конкретных проблем социалистического строительства, в зависимости от их исторических и национальных особенностей"122.
      Эти приоритеты вели Хрущева к тому, чтобы предпочесть реальность существования социалистической ГДР неопределенному исходу переговоров по урегулированию германского вопроса. Однако Молотов и МИД продолжали бороться за конструктивные переговоры с Западом, которые могли бы привести к созданию общеевропейской системы коллективной безопасности и затем к нейтрализации объединенной Германии.
      ДВЕ ЖЕНЕВЫ
      Заключительная фаза советской кампании по созданию европейской коллективной безопасности охватывает женевскую встречу на высшем уровне (18 - 23 июля 1955 г.) и совещание министров иностранных дел (26 октября - 16 ноября 1955 г.) в Женеве. Линия на создание системы европейской коллективной безопасности, выдвинутая Советским Союзом на этих встречах, была в целом сходной с той, что была представлена годом ранее на Берлинском совещании, однако с некоторыми важными дополнениями и исправлениями. Данные политические акции были разработаны, чтобы ограничить эффект поляризации, вызванный расширением НАТО и созданием ОВД, и облегчить ведение серьезных переговоров об организации общеевропейской системы коллективной безопасности.
      Приглашение на саммит для обсуждения мировых проблем было сделано западными державами 10 мая 1955 г., и 24 мая советская сторона приняла его. С этим обстоятельством совпало переформулирование политики Москвы в германском вопросе. 27 мая 1955 г. Пушкин направил Молотову документ, озаглавленный "К вопросу о новых советских предложениях относительно объединения Германии". Исходным пунктом его записки была новая ситуация, созданная с вхождением Западной Германии в НАТО. Поскольку представлялось маловероятным, что в ближайшей перспективе Западную Германию можно будет вынудить покинуть НАТО, требовался новый подход к объединению Германии.
      В центре предлагаемой Пушкиным политической перспективы была идея процесса восстановления отношений между ГДР и ФРГ и достижения объединения Германии постепенно, шаг за шагом123. Эта концепция длительного перехода к германскому единству имела двойной смысл. Во-первых, она подчеркивала важность системы коллективной безопасности, которая должна была обеспечить существенные условия для конструктивного сосуществования двух германских государств. Во-вторых, что представлялось более насущным, если ГДР приходилось сосуществовать и стремиться к восстановлению отношений с Западной Германией, то же самое следовало сделать СССР.
      В январе 1955 г. Советский Союз заявил о своей готовности нормализовать отношения с ФРГ. В конце того же месяца было издано постановление о прекращении состояния войны с Германией. Декларация была направлена на облегчение подписания договора между СССР и ГДР, однако она также открывала путь к установлению нормальных дипломатических отношений с боннским правительством.
      8 июня 1955 г. советская сторона опубликовала заявление с предложением об установлении прямых политических, торговых и культурных связей с ФРГ и приглашением федеральному канцлеру К. Аденауэру посетить Москву для переговоров. Западногерманская сторона отреагировала на эту инициативу позитивно, однако предложила неофициальные переговоры для выяснения ряда вопросов, перед тем как приступить к официальным дискуссиям. Продолжение переговоров принесло свои плоды в виде визита Аденауэра в Москву в сентябре 1955 г. и установления дипломатических отношений между СССР и ФРГ124.
      Это событие было "уравновешено" подписанием 27 сентября 1955 г. договора между СССР и ГДР, в котором стороны заверяли друг друга в дружбе, сотрудничестве и продолжении усилий для достижения "объединения Германии на мирной и демократической основе". Одновременно СССР объявил о прекращении деятельности своего Верховного комиссара в Германии и о передаче восточным немцам контроля над границами с Западной Германией, включая Берлин. Это соглашение в действительности было результатом предложения МИД, выдвинутого в декабре 1954 г. относительно пакта о взаимопомощи между ГДР и СССР125.
      Концепция многофазового подхода в достижении целей также проявилась как центральная в переформулировании советской политики коллективной безопасности. Директивы для советской делегации на женевской встрече126 определяли в качестве наиважнейшей цели СССР уменьшение международной напряженности и развитие доверительных отношений между государствами. Что касается коллективной безопасности, то на западные возражения против предыдущих советских предложений следовало ответить выдвижением новых мероприятий, состоящих из двух стадий. На первой стадии (в течение 2 - 3 лет) соглашения и структуры, создающие основу НАТО и Варшавского пакта, оставались бы в силе, однако стороны объявили бы о ненападении и политическом сотрудничестве; на второй стадии существующие институты были бы заменены новой системой общеевропейской безопасности. Советская делегация получила инструкции не поднимать германский вопрос по собственной инициативе и противостоять любым попыткам увязать объединение Германии с проблемой коллективной безопасности. Занятие подобной позиции советской стороной было весьма любопытным, принимая во внимание ее предшествующие заявления о неразрывной связи между европейской безопасностью и германским вопросом. Однако советская сторона хотела бы также избежать спора с Западом по поводу общегерманских выборов, что могло бы отвлечь от приоритетного обсуждения вопросов европейской безопасности. Общегерманские выборы были вычеркнуты из советской повестки дня, по крайней мере, на ближайшее будущее. Было очевидно, что подобные выборы привели бы к созданию общегерманского правительства, которое захотело бы удержать Германию в НАТО, а это было абсолютно неприемлемо для Москвы.
      Вторым приоритетным вопросом для обсуждения в Женеве был контроль над вооружениями и ядерное разоружение. 10 мая 1955 г. Советский Союз выступил с призывом к ООН образовать Международное агентство, которое смогло бы контролировать радикальное сокращение вооружений и вооруженных сил и инициировать процесс запрещения ядерного оружия127. Советская делегация получила задание следовать этим предложениям и оказывать давление на западные государства с целью достижения соглашения.
      На совещании в Женеве, которое проходило с 18 по 23 июля 1955 г., советскую делегацию возглавлял Булганин. Его сопровождали Хрущев, Молотов и Жуков. В своей первой речи Булганин фактически повторил изначальные высказывания Молотова на Берлинском совещании, которое прошло 18 месяцами ранее. Он отметил, что цель конференции заключается "не в том, чтобы выдвигать здесь те или иные обвинения друг против друга, а в том, чтобы отыскать пути и средства ослабления международной напряженности и создания атмосферы доверия во взаимоотношениях между государствами". Позднее в своем выступлении Булганин выделил новое советское предложение поэтапного подхода к европейской безопасности. В отношении германского вопроса Булганин утверждал, что европейская коллективная безопасность является ключем к его решению. Это был пункт, к которому он вернулся в своей заключительной речи на совещании. Возникновение двух отдельных германских государств и их членство соответственно в НАТО и ОВД означали, что "механического слияния" двух частей Германии быть не могло. Что, как заявлял Булганин, требовалось в данной ситуации, так это создание внутренних и внешних условий, способствующих германскому объединению. Внешним условием являлась европейская коллективная безопасность, а внутренним должно было стать восстановление отношений двух германских государств128.
      В то время как Булганин беседовал с Эйзенхауэром, Иденом, который стал премьер-министром Великобритании, премьер-министром Франции Э. Фором, Молотов участвовал в параллельной дискуссии министров иностранных дел с Даллесом, Г. Макмилланом и А. Пине. В центре обсуждений были вопросы как переговоров на саммите, так и будущей конференции министров иностранных дел. Как и следовало ожидать, западные представители хотели обсуждать германскую проблему и вопрос общегерманских выборов. Молотов, верный своим инструкциям, настаивал, что европейская безопасность должна обсуждаться в первую очередь, отдельно от германского вопроса. Этот продолжительный спор был разрешен принятием решения обсуждать европейскую безопасность и германский вопрос в качестве первого пункта повестки дня будущего совещания министров иностранных дел. При этом оставалось неясным, будут ли эти два вопроса рассматриваться вместе или раздельно. Руководители внешнеполитических ведомств США, Великобритании и Франции расценивали особый акцент Молотова на проблему европейской безопасности как средство избежать или понизить важность обсуждения германского вопроса. Это в действительности было так, но это также отражало советские приоритеты и то, как Москва представляла себе развитие разрядки с Западом129.
      Единственным конкретным результатом саммита было соглашение о проведении совещания министров иностранных дел в Женеве в октябре 1955 г. для обсуждения европейской безопасности и германского вопроса, проблем разоружения и развития контактов между Востоком и Западом. Однако атмосфера на совещании была позитивной, особенно в ходе конфиденциальных заседаний и встреч130. Были достигнуты определенные подвижки по вопросу европейской безопасности. Выступая с первой речью, Идеи предложил Советскому Союзу подписать пакт безопасности, заключить соглашение об уровне вооруженных сил и вооружений на территории Германии и около ее границ, а также обсудить создание демилитаризованной зоны между Востоком и Западом в Центральной Европе. Фор говорил о создании общеевропейской организации безопасности в обмен на согласие СССР на объединение Германии. Эйзенхауэр был более сдержан на совещании, однако еще в мае он выступил с идеей создания "нейтрального пояса" в Центральной Европе131. На совещании Булганин отмел эти инициативы: он заявил, что СССР не нуждается в западных гарантиях своей безопасности. Однако заявления Запада обеспечили важные подходы к переформулированию советской политики коллективной безопасности в Европе на пути к совещанию министров иностранных дел. Самое важное, что директива глав правительств своим министрам иностранных дел включала указание рассмотреть пакт европейской безопасности на грядущем совещании132.
      Ко времени проведения женевской встречи Хрущев утвердил свое главенство в советском руководстве. Дискуссия по югославскому вопросу стала серьезным ударом по престижу Молотова и его позициям в советском руководстве и негативно сказалась на его способности сохранять инициативу и контроль над внешней политикой. Показательный случай, отображающий новое соотношение сил между Хрущевым и Молотовым, произошел за несколько дней до женевского совещания, во время обсуждения в Президиуме ЦК мидовского проекта заявления Булганина по германскому вопросу. Это заявление было подготовлено как ответ на западные претензии по поводу того, что СССР потерял интерес к объединению Германии. Проект отвергал эти предположения и подтверждал советскую поддержку идеи германского единства, но при этом доказывал, что это может быть достигнуто только в контексте европейской коллективной безопасности и постепенного восстановления отношений между ГДР и ФРГ. В этом заявлении не было ничего исключительного - его язык и тон были нормальными по советским меркам и его политическое содержание вполне соответствовало текущему развитию линии Москвы в германском вопросе и вопросе европейской коллективной безопасности. Но проект был отвергнут Хрущевым как слишком "задиристый" и "прямолинейный", в то время как по мнению Булганина заявление было "сухим", его тон "нетерпимым", а выводы не соответствовали тексту. Проект был "возвращен" в МИД, чтобы никогда больше не увидеть свет133. Приблизительно в это же время Молотову был нанесен еще один сокрушительный удар, когда мидовский проект заявления ТАСС по германскому вопросу был существенно исправлен Президиумом ЦК перед его публикацией. Главная цель поправок, внесенных Президиумом ЦК, состояла в том, чтобы обесценить вопрос общегерманских выборов и подчеркнуть необходимость постепенного и пошагового подхода к воссоединению Германии134.
      В Женеве присутствие Хрущева было весьма ощутимым. Однако Хрущев, как и Булганин, не отступали от ранее согласованной политической линии, произнося заранее подготовленные тексты речей, выработанные в сотрудничестве с Молотовым и МИД135.
      Возвращаясь из Женевы, Булганин и Хрущев остановились в Берлине для переговоров с руководством ГДР. 27 июля 1955 г. было опубликовано совместное коммюнике, в котором СССР и ГДР подтвердили обязательство добиваться воссоединения Германии в контексте восстановления отношений между двумя германскими государствами и движения к европейской коллективной безопасности136. Это заявление вполне соответствовало советской линии поведения в Женеве. Однако Хрущев также выступил в Берлине с речью на митинге, собравшем 250 тыс. человек, в которой он возвестил о существенном ужесточении советской позиции по германскому вопросу: "Нельзя решить германский вопрос за счет интересов Германской Демократической Республики. Мы уверены, что трудящиеся Германской Демократической Республики не согласятся с такой точкой зрения, которая учитывает лишь интересы западной группировки стран, в ущерб интересам Германской Демократической Республики. Может ли Германская Демократическая Республика согласиться с тем, чтобы ее включили в Североатлантический пакт и Западноевропейский союз и взвалили на ее плечи бремя гонки вооружений? Могут ли трудящиеся Германской Демократической Республики пойти на ликвидацию всех своих политических и социальных завоеваний, на ликвидацию всех демократических преобразований? Мы убеждены, что трудящиеся Германской Демократической Республики не согласятся пойти по такому пути"137.
      Поднятая Хрущевым тема была подхвачена Булганиным в докладе о женевском совещании на сессии Верховного Совета СССР 4 августа 1955 г.: "нельзя не учитывать того, что в обоих этих государствах сложились разные по своей природе общественные и экономические уклады. В Германской Демократической Республике у власти стоят рабочие и их союзники... ставшие на путь социалистического строительства и полные уверенности в правильности избранного ими пути. Вполне понятно, если трудящиеся Германской Демократической Республики заявляют, что они не могут поставить под угрозу свои завоевания, достигнутые за указанный период138.
      Сходные настроения отразились и в мидовском проекте послания правительствам стран "народной демократии" по результатам переговоров в Женеве, в котором было заявлено, что решение германского вопроса не произойдет за счет социалистических завоеваний ГДР и что восстановление отношений между двумя германскими государствами займет 10 лет. Документ также прояснял, что не может быть и речи о признании объединенной Германии, интегрированной в НАТО в обмен на западные гарантии безопасности СССР139.
      Подобное развитие событий означало, что надежда на создание системы европейской коллективной безопасности мала, поскольку Запад потребует определенного компромисса по германскому вопросу, если ему придется инициировать это мероприятие. Дилемма, с которой Молотов и МИД столкнулись в ходе подготовки женевского совещания министров иностранных дел, состояла в том, как продолжать вести переговоры по коллективной безопасности и одновременно реагировать на давление со стороны Хрущева и прочих в вопросе дальнейшей интеграции ГДР в социалистический лагерь.
      Ответом МИД на эту дилемму стала очередная инновация: предложение о том, что Восточная и Западная Германия должны сформировать конфедерацию с целью облегчения процесса восстановления отношений между двумя государствами и подготовки почвы для будущего объединения. Представляя 8 октября 1955 г. это предложение Молотову от имени группы разработчиков (которая включала в себя Громыко и Пушкина), Семенов сказал, что: "На наш взгляд, вопрос формирования германской конфедерации является принципиально новым, и поэтому было бы желательно обменяться мнениями с руководящими товарищами перед представлением проекта в Президиум ЦК. Со своей стороны мы полагаем, что поскольку в рамках германской конфедерации ГДР и ФРГ сохранят полный суверенитет, подобное предложение выполняет как задачу укрепления ГДР как суверенного государства, так и задачу сохранения в наших руках знамени германского единства"140.
      Сотрудники МИД полагали, что германская конфедерация будет сформирована на условиях, согласованных между ГДР и ФРГ. Для обеспечения координации будет избрана консультативная ассамблея и общегерманские правительственные органы.
      Конфедерация облегчит сотрудничество между двумя германскими государствами; следует провести переговоры по заключению соглашения об объединении Германии в качестве демократического и миролюбивого государства; объединение Германии включало бы в себя и проведение общегерманских выборов141. Семенов также предлагал провести консультации с руководством ГДР относительно этих предложений. Был подготовлен проект телеграммы советскому послу в Берлине с предложением неофициального визита в Москву восточногерманской делегации142.
      Неясно, какого рода консультации имели место, однако в окончательном проекте указаний делегации имелось существенное изменение: пункт о создании германской конфедерации был опущен и заменен следующим: "При рассмотрении германского вопроса на совещании, делегация должна исходить из того факта, что в современных условиях фундаментальной задачей в отношении германского вопроса является консолидация социальной системы, формирующейся в ГДР, а также усиление внешнеполитических позиций ГДР как суверенного государства. В этих условиях необходимо дать отпор всем попыткам трех западных держав решить германский вопрос за счет ГДР и его социальных завоеваний"143.
      Как показывает эта директива, существовавшая в советской политике тенденция принять перспективу существования двух Германий, в которой приоритетом являлось усиление ГДР в качестве члена социалистического лагеря, консолидировалась в определенную политическую позицию. Однако Молотов еще не отказался от решения германского вопроса путем переговоров, во взаимосвязи с проблемой европейской коллективной безопасности. В ходе женевского совещания он вынужден был предпринять последнее усилие для того, чтобы убедить советское руководство одобрить более примирительный подход к переговорам с западными державами.
      Более успешным был другой компонент подготовки МИД к женевскому совещанию: дальнейшее усовершенствование многоступенчатого подхода к достижению европейской коллективной безопасности. В то время как изначальное советское предложение об общеевропейской коллективной безопасности должно было быть снова выдвинуто в случае, если Запад отвергнет всеобъемлющий пакт, Молотов затем должен предложить договор о безопасности между меньшим количеством государств, возможно только между четырьмя великими державами и двумя Германиями. При этом не существовало бы временных ограничений по упразднению существующих группировок, таких как НАТО и ОВД. Если и это предложение будет отвергнуто, СССР должен предложить договор о ненападении между четырьмя державами и, если это будет неприемлемо, это могло бы быть просто соглашение о ненападении между НАТО и Варшавским договором. Советская сторона готова была также рассмотреть учреждение контролируемой зоны в Центральной Европе, включая обе части Германии, внутри которой вооруженные силы имели бы ограниченную численность и подвергались бы инспекциям. Советской делегации было также указано выдвигать прежние предложения по контролю над вооружениями и ядерному разоружению144.
      Достигнув этой, более гибкой, позиции по вопросам европейской безопасности, советская сторона, в действительности, вступила на путь сближения с западными державами, которые готовились представить инициативы, идущие дальше их прежнего предложения гарантий безопасности. На этот раз советская кампания была более успешной. На западные правительства оказывало давление общественное мнение: идея общеевропейской коллективной безопасности пользовалась растущей популярностью. Анализ опросов общественного мнения, подготовленный для администрации Эйзенхауэра сразу после женевской встречи, убеждал, что результаты "повышают сомнения относительно будущего НАТО". Наиболее впечатляющие данные касались вопроса: "представьте, что будет выдвинуто предложение заменить НАТО системой безопасности, включающей и США, и СССР, и другие европейские государства. Вы бы одобрили это предложение, или вы предпочитаете уже существующие меры обеспечения западноевропейской обороны?" 38% респондентов в Британии, Франции и Италии ответили, что предпочли бы новую систему, в то время как сохранение НАТО предпочли бы только 19%, а 43% затруднились с ответом. Число тех, кто предпочел бы взаимный вывод американских и советских войск из Европы, было еще выше. Среди "верхних социально-экономических слоев населения" процент тех, кто предпочитал общеевропейскую безопасность и вывод войск был еще выше. "НАТО, в действительности, представляется весьма уязвимым с точки зрения общественного мнения", - такой вывод делался на основе анализа данных. "По крайней мере, кажется, что народы Западной Европы теперь хотят изучить альтернативную НАТО систему мер обеспечения безопасности"145.
      В ответ на эти и другие политические затруднения западные державы решили предложить договор о европейской безопасности. Согласно этому договору следовало бы отказаться от использования военной силы, ограничить вооружения и численность вооруженных сил, взять обязательства по совместному противодействию агрессии, независимо от того, будет ли нападающая сторона, или ее жертва членом НАТО. Это предложение было весьма далеко от советской концепции замены структур "холодной войны" новой системой общеевропейской коллективной безопасности, но гораздо ближе к той переформулировке политической позиции, которую предпринял советский МИД по итогам встречи на высшем уровне в Женеве.
      Позиция Запада была изложена в конфиденциальном четырехстороннем документе по политическим вопросам и линии поведения на предстоявшем женевском совещании. Документ был подготовлен рабочей группой, заседавшей в Париже 10 - 20 октября 1955 г. Однако к 28 октября 1955 г. Комитет государственной безопасности сумел представить Хрущеву полный русский перевод французской версии этого секретного документа146. Неизвестно, видел ли Молотов этот документ, но он бы его ничем не удивил. Вероятность того, что Запад выступит с такого рода предложением, хорошо прослеживалась советской стороной. В информационном документе, подготовленном в МИДе накануне совещания, суть западных предложений оценивалась правильно. В документе содержался комментарий о том, что если по германскому вопросу западные государства едины, то в вопросе о европейской безопасности между ними есть разногласия и напряженность. В отличие от американцев, британцы и французы не преданы идее о том, что германское единство должно стать предварительным условием соглашения по европейской безопасности: "факты показывают, что правящие круги Франции и Англии склоняются к достижению соглашения между западными странами и СССР относительно мер по уменьшению напряженности в Европе даже при сохранении двух германских государств"147.
      Отсюда следовало, что СССР сможет получить свой кусок пирога - в плане европейской безопасности и сохранения ГДР. Однако если в Москве и были такие расчеты, они оказались иллюзиями, которые не были долговечными, поскольку с самого начала совещания Запад дал понять, что платой за европейскую коллективную безопасность должна стать объединенная Германия.
      Главным указанием Президиума ЦК советской делегации было закрепление успеха женевского совещания на высшем уровне и поиск путей к дальнейшему уменьшению международной напряженности. Выступая в Верховном Совете СССР в августе 1955 г., Булганин подвел итоги женевского совещания, отметив, что это был важный поворот в сторону улучшения отношений между четырьмя державами. Он также выразил надежду, что этот поворотный момент закончит "холодную войну", обеспечит демонстрацию доброй воли всех заинтересованных сторон и искреннее желание сотрудничать.
      Открытие совещания министров иностранных дел в Женеве, казалось бы, подтверждало надежды на дальнейшее продвижение к разрядке. Первым пунктом повестки дня была европейская безопасность. Молотов представил разнообразные советские предложения по многоступенчатому подходу к достижению европейской коллективной безопасности, в то время как западные участники представили на рассмотрение свои "Основные принципы договора о гарантиях по воссоединению Германии"148, которые предлагали пакт о безопасности в обмен на общегерманские выборы, ведущие к воссоединению страны. В ходе обсуждения обе стороны приветствовали встречные предложения друг друга, отмечая сближение позиций со времени берлинского совещания и женевского саммита. Молотов приветствовал тот факт, что Запад осознал потребность в европейской коллективной безопасности и принял довольно примирительный тон даже когда он выступал против увязывания договора о гарантиях с проблемой объединения Германии149. Даллес был почти сентиментален в своей оценке продвижения к соглашению, заявив 2 ноября 1955 г.: "Поскольку я исследовал предложения, выдвинутые западными державами, и сравнил их с предложениями и позициями, изложенными господином Молотовым, я обнаружил, что существует очень существенный параллелизм в нашем мышлении... мы, как мне кажется, достигли в весьма высокой степени параллельного мышления в отношении концепции европейской безопасности... Мне кажется, что мы достигли точки, когда в результате конструктивных размышлений обеих сторон мы сможем увидеть вполне осуществимый образ европейской безопасности"150. Но, как продолжил Даллес, существовал и камень преткновения - это были неудачные попытки договориться по германскому вопросу.
      С начала совещания западные представители оказывали давление на Молотова в вопросе об общегерманских выборах, подчеркивая, что в указаниях глав государств, согласованных на встрече на высшем уровне в Женеве, утверждалось, что "решение германского вопроса и воссоединение Германии посредством свободных выборов будет проведено в соответствии с национальными интересами немецкого народа и интересами европейской безопасности"151. Молотову напомнили, что на берлинском совещании он поддержал идею общегерманских выборов. В ответ Молотов повторил советскую позицию о том, что со времен совещания в Берлине положение дел изменилось, и что продвижение к выборам должно основываться на признании факта существования двух германских государств с различными социальными системами. Далее Молотов доказывал, что идея европейской безопасности должна быть осуществлена раньше: она призвана обеспечить основы для воссоединения Германии в качестве демократического и миролюбивого государства. Молотов говорил, что путем вперед является восстановление отношений между двумя Германиями. С этой целью он предлагал учреждение общегерманского совета из представителей ГДР и ФРГ.
      Молотов не исключал проведение общегерманских выборов в конечном счете, однако давал ясно понять, что ни при каких обстоятельствах членство объединенной Германии в НАТО не будет являться приемлемым условием. Продолжение членства ФРГ в НАТО было отдельным вопросом, и значение советского предложения о пакте о ненападении между НАТО и ОВД заключалось в том, что Западная Германия смогла бы остаться членом западного альянса в обозримом будущем.
      Обмен мнениями между Молотовым и главами западных внешнеполитических ведомств был искренним и хорошо аргументированным с обеих сторон. Но было ясно, что дальнейший прогресс в переговорах по пакту о европейский безопасности невозможен в отсутствие соглашения по общегерманским выборам. В этот момент слушаний Молотов вернулся в Москву для консультаций с советским руководством. На заседании Президиума ЦК 6 ноября 1955 г. он представил резолюцию "Европейская безопасность и Германия", которая была подготовлена, чтобы разблокировать тупик, создавшийся в отношении общегерманских выборов. Молотовская резолюция предлагала возврат к более ранней советской позиции по германскому вопросу: выборы возможны, а объединенная Германия должна оставаться нейтральной. Еще более важно: резолюция определяла, что ГДР и ФРГ должны будут обсудить и приготовиться к общегерманским выборам в как можно более короткий срок. Это обязательство проведения выборов было подстраховано определенными ограничениями, например, в отношении защиты "демократических и социальных преобразований и свобод" немецкого народа - но оно открывало путь для дальнейших переговоров. Документ подытоживал, что в целях облегчения проведения в максимальной степени свободных выборов все иностранные войска (за исключением небольших ограниченных контингентов) должны были быть выведены из Германии в течение трех месяцев.
      Это было уже слишком много для советского руководства, которое отвергло предложения Молотова и решило вновь подтвердить существующие указания советской делегации152. Согласно записям обсуждения в Президиуме ЦК 6 ноября 1955 г., Хрущев возражал против предложения Молотова: "Ход совещания нормален. Делегация все сделала. Что предлагается - не стоит идти на это. Много подводных камней. Они могут пойти на вывод войск. Даллес маневрирует. Немцев дезориентируем, если уйдем ни с чем; ничего, годик еще поживем".
      Молотов ответил, что: "вызвано это предложение тем, что перед немцами это выглядит - [они] за выборы, а мы нет. Тактически не поставили бы себя в менее выгодное положение. Мы требуем от них отмены Парижских соглашений".
      Однако Хрущева поддержали остальные члены Президиума ЦК. В конце дискуссии он высказался так: "Вой поднимут, что позиция силы берет верх. Немцы из ГДР скажут: "Вы нас предаете". Мы ничем не рискуем. 20 миллионов немцев, это же мы в душу немцев залезаем. В центре Европы. Тактику новую разработать. Терпение и упорство проявить. Позиции не менять".
      Обсуждение продолжилось на заседании Президиума ЦК на следующий день, когда Хрущев стал убеждать: "Год назад мы ставили вопрос о выборах. Тогда не приняли. Теперь положение изменилось. Хотят с позиции силы теперь говорить о выборах. Этому надо противопоставить нашу аргументацию. Говорите "если ФРГ выйдет из НАТО"; не втягивать себя в этот разговор. Лучше передать этот вопрос самим немцам. Вопрос о европейской безопасности - общий вопрос - он может быть решен и при двух Германиях. Мы хотим сохранить созданный в ГДР строй - сказать об этом"153.
      Хрущева поддержали остальные члены Президиума ЦК. Дверь к продолжению переговоров по общегерманским выборам была резко захлопнута. Молотов вернулся в Женеву и в соответствии с новой инструкцией 8 ноября 1955 г. выступил с речью, которая не только исключала общегерманские выборы в обозримом будущем, но и давала Восточной Германии действенное право вето на объединение Германии: "Механическое слияние двух частей Германии посредством так называемых свободных выборов... может привести к нарушению жизненных интересов трудящихся Германской Демократической Республики... Естественно, нельзя согласиться на то, чтобы фабрики и заводы, земля и ее минеральные богатства были бы отняты у трудящихся Германской Демократической Республики... единственный путь к поиску правильного разрешения германской проблемы заключается в том, чтобы полностью отдавать себе отчет, что на территории Германии существует два различных германских государства, и что воссоединение Германии не может быть осуществлено иначе, как путем взаимного согласия этих государств"154.
      В ответной речи 9 ноября 1955 г. Даллес правильно оценил важность изменений в советской позиции: "Вчера, господин Молотов, только что вернувшийся из Москвы, сделал заявление от имени Советского Союза. Это имело столь серьезные последствия, что я попросил отложить нашу встречу до сегодняшнего дня, чтобы иметь возможность тщательно обдумать его заявление... Советский Союз утверждает самым категоричным образом, что безопасность в Европе наилучшим образом может быть обеспечена посредством продолжения раздела Германии, по крайней мере, до тех пор, пока Германия не сможет быть объединена на таких условиях, которые позволят советизировать всю Германию... Я был бы неискренним, если бы не сказал что, как это представляется США, то, что здесь случилось - в значительной степени разрушило то доверие, которое было рождено совещанием на высшем уровне в Женеве"155.
      В отсутствие перспективы решения вопроса об общегерманских выборах западное предложение по пакту европейской безопасности было снято с повестки дня. Совещание закрылось, так и не достигнув соглашения. В кратком коммюнике, выпущенном по окончании конференции, отмечалось, что состоялась "откровенная и всесторонняя дискуссия" и что четыре министра иностранных дел договорились рекомендовать своим правительствам проводить дальнейшее обсуждение по дипломатическим каналам. Мидовская оценка конференции, изложенная в проекте телеграммы для стран "народной демократии", заключалась в том, что совещание продемонстрировало, что западные государства не заинтересованы в коллективной безопасности, а только "в ликвидации ГДР, ремилитаризации всей Германии и включении объединенной Германии в западный военный блок"156. Западные державы "не хотят обсуждать с Советским Союзом в деловой манере вопрос о европейской безопасности, или германский вопрос", - было заявлено в проекте доклада Молотова по результатам совещания. Самое лучшее, что можно было сказать о совещании, это то, что если международная атмосфера не улучшилась, то она и не ухудшилась157.
      Но не Молотов вынес официальный советский вердикт совещанию, а Хрущев, вернувшийся из своего триумфального визита в Бирму и Индию осенью 1955 г. Хрущева во время поездки сопровождал Булганин; оба советских руководителя выступили с докладами перед Верховным Советом СССР в конце декабря 1955 г. Доклад Булганина концентрировался собственно на итогах поездки, но Хрущев воспользовался возможностью произнести всестороннюю речь по вопросам внешней политики158.
      Речь Хрущева была в высшей степени полемичной и идеологизированной. Хрущев сказал, что, в конечном счете, решающая роль в международных делах принадлежит народу, миллионам "простых людей, которые выступают за обеспечение безопасности, за разоружение, за смягчение международной напряженности, за прекращение холодной войны". Советский Союз, говорил Хрущев, стоит за мирное сосуществование и мирное соревнование с капиталистическим миром, но это не означает, что он отказался, или когда-нибудь откажется от своей идеологии: "Мы никогда не отказывались и не откажемся от своих идей, от борьбы за победу коммунизма. Идеологического разоружения от нас они никогда не дождутся!" В таком же тоне Хрущев защищал Коминформ, что было курьезом, учитывая, что через несколько месяцев он распустил эту организацию: "Конечно, противникам коммунизма не нравится Коминформ... Врагам коммунизма не нравится не только Коминформ, им гораздо больше не нравится тот непреложный факт, что всепобеждающее учение коммунизма с каждым годом завоевывает под свое знамя все больше и больше людей во всех странах". Как следовало ожидать, Хрущев обвинял Запад в угасании "духа Женевы" и в провале совещания министров иностранных дел: "Самый острый вопрос сегодня - это вопрос об обеспечении европейской безопасности. От решения этого вопроса зависит урегулирование и других международных проблем. Вы знаете, однако, что наши партнеры по переговорам - США, Англия и Франция - противопоставляют этому вопросу германскую проблему. Их позиция состоит в том, чтобы к Западной Германии присоединить Германскую Демократическую Республику, ликвидировав социальные завоевания трудящихся ГДР, вооружить до зубов это объединенное и, притом, включенное в НАТО Германское государство. На таких условиях они не прочь подписать договор о "европейской безопасности", хотя на деле это не только не вело бы к обеспечению безопасности в Европе, но, напротив, намного увеличило бы угрозу развязывания новой войны в Европе со всеми ее тяжелыми последствиями для народов"159.
      По мнению Хрущева, цель западных стран на переговорах заключалась не только в усилении НАТО, но и в том, чтобы заставить СССР и страны народной демократии капитулировать и принять их условия. Хрущев повторил довод, изложенный им на заседании Президиума ЦК в ноябре 1955 г.: тот факт, что объединение Германии при существующих условиях невозможно, не должен препятствовать соглашению по европейской коллективной безопасности. В этом отношении Хрущев благоприятно отозвался о высказываниях Идена и Фора по европейской безопасности на саммите в Женеве, сказав, что эти заявления создали основу для переговоров. Однако именно из-за связи между германским вопросом и проблемой европейской безопасности переговоры на совещании министров иностранных дел потерпели неудачу. Хрущев ничего не сказал о том, как можно было бы преодолеть различия между западной и советской позициями.
      ЗАКЛЮЧЕНИЕ
      Изучая упущенные возможности в истории "холодной войны", специалист по американо-советским отношениям Д. У. Ларсон отмечала, что, чтобы возможность можно было считать упущенной, она должна существовать. Должна быть реальная альтернатива, при реализации которой стороны могли бы договориться: "Тезиз об упущенных возможностях влечет за собой необходимость демонстрации того, что обе стороны хотели договориться, для иного результата история не должна быть полностью переписана. Другими словами, что вполне была вероятна такая последовательность событий, которая могла бы привести к соглашению"160. Одним из исследованных ей в этом отношении эпизодов была возможность решения германского вопроса после смерти Сталина. Д. У. Ларсон доказывает, что такая вероятность существовала, наилучшие шансы для ее реализации были в 1953 - 1954 гг. - до вступления Западной Германии в НАТО и до укрепления Восточной Германии в качестве социалистического государства. Эта возможность не была реализована из-за взаимного недоверия, основанного на "идеологических различиях, историческом багаже и интуитивных ментальных предубеждениях"161. Изучая причины "упущенных возможностей", историк отмечает сложное воздействие, которое на внешнюю политику Москвы оказывала советская внутренняя политика, в частности личное и политическое соперничество внутри послесталинского руководства162.
      Настоящая статья подтверждает многие из доводов Д. У. Ларсон. Советская сторона всерьез рассматривала возможности мирного решения германского вопроса, включая проведение свободных общегерманских выборов, при условии гарантии соблюдения интересов своей безопасности. Это означало создание системы европейской коллективной безопасности и нейтральный статус объединенной Германии. После вступления ФРГ в НАТО Москва отказалась от стратегии "сдачи" ГДР в обмен на коллективную безопасность, однако возможность такого решения сохранялась до совещания министров иностранных дел в октябре-ноябре 1955 г. К этому времени наметилось существенное совпадение западной и советской позиций по европейской коллективной безопасности. Точки зрения по германскому вопросу, правда, расходились. Однако компромисс между СССР и Западом на основе постепенного перехода к объединению Германии, при котором ФРГ и ГДР временно могли бы оставаться членами соответствующих блоков, был еще возможен в контексте движения в сторону долговременной разрядки и создания структур европейской коллективной безопасности. С советской стороны главным препятствием такому решению проблемы было доминирование Хрущева в Президиуме ЦК и в вопросах внешней политики.
      Д. У. Ларсон, не имевшая доступа к российским архивам, неверно трактует многие разногласия по вопросам внешней политики внутри советского руководства. Главным действующим лицом с советской стороны, продвигавшим идеи разрядки, коллективной безопасности и компромиссного решения германского вопроса, был Молотов, который был весьма далек от того образа консервативного сторонника жесткой линии, который создан в книге Д. У. Ларсон. Маленков, как и Берия, действительно были сторонниками конструктивных переговоров с Западом. Однако Молотов и возглавляемый им МИД выступали инициаторами, инноваторами и проводниками этой политики. Хрущев, напротив, предпочитал внешнюю политику, в которой акцент делался на идеологическую воинственность и политическую борьбу, а не на дипломатические переговоры. Главным приоритетом Хрущева было укрепление социалистического лагеря, что означало предпочтение коммунистического контроля над Восточной Германией политике коллективной безопасности.
      К сожалению, спор между Хрущевым и Молотовым по Югославии в первой половине 1955 г., который привел к изоляции Молотова в Президиуме ЦК, совпал с финальной стадией процесса, ведшего к перевооружению Западной Германии и ее приему в НАТО. Соответственно возможность Молотова сохранять контроль над внешней политикой ослабла, в то время как аргументы Хрущева в пользу более осторожной политики "двух Германий" получили дополнительную силу.
      Советское руководство не собиралось признавать поражения в "холодной войне", отказавшись от коммунистического блока. Достижение решения германской проблемы было делом иного рода. Свидетельства показывают, что до середины 1955 г. существовала определенная возможность договоренности по общегерманским выборам, которые вели бы к объединению Германии, в обмен на соглашение по европейской коллективной безопасности.
      Исходное предложение Москвы по созданию европейской коллективной безопасности было нереалистичным: Эйзенхауэр требовал "освобождения" Восточной Европы. Однако к середине 1955 г. советские предложения были развиты в концепцию разрядки между Востоком и Западом. Разрядка между блоками вела бы к постепенному роспуску всех структур, порожденных "холодной войной". В таком контексте компромисс между советским требованием нейтральной Германии и желанием Запада усилить НАТО посредством включения в него ФРГ мог быть вполне возможен, при наличии определенного доверия и доброй воли обеих сторон. Конечно, нельзя сказать, что возможность мира, если бы стороны использовали ее, не несла бы в себе проблем. Неясно, какое влияние могла бы оказать потеря ГДР на советский контроль над Восточной Европой или на социалистическую систему в самом СССР. При этом также было неясно, будет ли объединенная Германия долго оставаться удовлетворенной своим нейтралитетом, ограничением уровня вооружений и подчиненным положением в системе европейской коллективной безопасности. Возможно, окончание "холодной войны" привело бы к уменьшению уровня безопасности и стабильности в Европе. Однако успех советской кампании в пользу европейской коллективной безопасности в середине 1950-х годов мог бы привести к продолжительной и глубокой разрядке в отношениях между Востоком и Западом, которая предотвратила бы многие негативные последствия "холодной войны", продлившейся еще несколько десятилетий.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1. Kramer M. Introduction. - The Cold War after Stalin's Death: A Missed Opportunity for Peace? Lanham, 2006.
      2. Егорова Н. И. Европейская безопасность, 1954 - 1955 гг. Поиски новых подходов. - Холодная война, 1945 - 1963 гг. Историческая ретроспектива. М., 2003; ее же. Понятие "разрядка" в 1950-е годы: советская и западная интерпретация. - Холодная война и политика разрядки: дискуссионные проблемы. М., 2003.
      3. Быстрова Н. Е. СССР и формирование военно-блокового противостояния в Европе (1945 - 1955 гг.), т. 2. М., 2005.
      4. Новик Ф. И. "Оттепель" и инерция холодной воины (германская политика СССР в 1953 - 1955 гг.). М., 2001.
      5. Филитов А. М. Советский Союз и германский вопрос в период позднего сталинизма. - Сталин и холодная война. М., 1998; СССР и ГДР: год 1953-й. - Вопросы истории, 2000, N 7; его же. СССР и германский вопрос: поворотные пункты (1941 - 1961). - Холодная война, 1945 - 1963 гг.; его же. Нота 10 марта 1952 года: продолжающаяся дискуссия. - Россия и Германия, вып. 3. М., 2004; Filitov A. The Post-Stalin Succession Struggle and the Austrian State Treaty. - Der Osterreichische Staatsvertrag 1955. Vienna, 2005.
      6. Статья основана на результатах исследований, проведенных автором в 2004 - 2008 гг. в архивах России: Архиве внешней политики Российской Федерации (АВП РФ), Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ), Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ). Автор использовал микрофильмы документов РГАНИ, ставшие доступными благодаря программе Гарвардского университета по исследованию "холодной войны". Автор работал с недавно рассекреченными материалами личного фонда В. М. Молотова в РГАСПИ, однако документы этого фонда в основном датируются периодом до смерти И. В. Сталина.
      7. Правда, 10.III.1953.
      8. Речь Председателя Совета министров СССР Г. М. Маленкова - Правда, 16.III.1953.
      9. Выступление А. Я. Вышинского в Политическом комитете Генеральной ассамблеи ООН 9 апреля 1953 г. - Правда, 11.IV.1953.
      10. РГАСПИ, ф. 82, оп. 2, д. 1397 - 1404.
      11. В проекте речи Маленкова этот раздел был разработан более детально: в нем говорилось о заключении пакта о ненападении между великими державами сроком на 50 лет и проведении международной мирной конференции. Но речь была отредактирована Сталиным и эти положения были заменены на текст, приводимый в обратном переводе с английского. Текст был разослан членам Политбюро, однако лишь Сталин внес в него существенные поправки. В архиве содержатся варианты речи Маленкова. - РГАСПИ, ф. 592, оп. 1, д. 6, л. 5.
      12. К выступлению президента Эйзенхауэра. - Правда, 25.IV.1953. Перевод на английский язык вместе с факсимильным изображением первой страницы газеты см.: The Current Digest of the Soviet Press, v. 5, 1953, N 14, p. 5 - 7.
      13. Проект статьи, подготовленной Шепиловым и Жуковым, а также замечания Молотова см.: АВП РФ, ф. 06, оп. 12. п. 27, д. 413. Последующие проекты и замечания членов Президиума ЦК. - Там же, д. 414, л. 55 - 130.
      14. К современному международному положению. - Правда, 24.V.1953. Об ответе СССР на предложение Черчилля о встрече в верхах см.: Bar-Noi U. The Soviet Union and Churchill's Appeals for High-Level Talks, 1953 - 1954: New Evidence from the Russian Archives. - Diplomacy & Statecraft, v. 9, 1998, N 3, p. 110 - 133.
      15. Послевоенная советская политика по германскому вопросу подробно освещена в сборнике документов "СССР и германский вопрос, 1941 - 1949 гг." (т. 1 - 3. М., 1996 - 2003). После выхода в свет этой публикации стали доступны новые документы из архива Молотова.
      16. Особенно острыми были дебаты между немецкими историками. См.: Steininger R, The German Question and the Stalin Note of 1952. New York, 1990; Stalin and German Reunification: Archival Evidence on Soviet Foreign Policy in Spring 1952. - The Historical Journal, v. 37, 1994, N 2; Wettig G. The Soviet Union and Germany in the Late Stalin Period, 1950 - 1953. - The Soviet Union and Europe in the Cold War, 1949 - 1953. London, 1996; Loth W. Stalin's Unwanted Children: The Soviet Union, the German Question and the Founding of the GDR. London, 1998; Bereitschaft zurEinhat in Freiheit? Die Sowjetische Deutschlandpolitik, 1945 - 1955. Munchen, 1999; Die Stalin-Note vom 10.Marz 1952. Munchen, 2002; The Origins of Stalin's Note of 10 March 1952. - Cold War History, v. 4, 2004, N 2; Laufer J. Die Stalin-Note vom 10.Marz 1952 im Lichte neuer Quellen. - Vierteljahrshefte Fur Zeitgeschichte, 2004, N 1; Die Sowjetunion und die Deutsche Frage. Gottingen, 2007.
      17. О роли Молотова и МИД СССР в создании мартовской ноты 1952 г. см.: Bjornstad S. The Soviet Union and German Unification during Stalin's Last Years. Oslo, 1998. Изыскания С. Бьорнстада могут быть дополнены материалами из недавно рассекреченного фонда Молотова в РГАСПИ, содержащего политические проекты, подготовленные для Сталина и реализованные в мартовской ноте 1952 г. - РГАСПИ, ф. 82, оп. 2, д. 1169 - 1170.
      18. Текст этих нот был опубликован в ряде изданий, например: The Efforts Made by the Federal Republic of Germany to Re-Establish the Unity of Germany by Means of All-German Elections. Bonn, 1954, p. 84 - 110. Тексты советских проектов ответов на западные ноты см.: РГАСПИ: ф. 82, оп. 2, д. 1170 - 1171.
      19. Проект ноты правительству США. - АВП РФ, оп. 41, п. 271, д. 19, л. 58 - 65.
      20. О политике западных держав по германскому вопросу. - АВП РФ, ф. 082, оп. 41, п. 271, д. 18, л. 3 - 29. Английский перевод этого документа см.: Uprising in East Germany 1953. Budapest, 2001, p. 52 - 56.
      21. Записка по германскому вопросу. - АВП РФ, ф. 082, оп. 41, п. 271, д. 19, л. 13 - 19. См. также: Uprising in East Germany 1953, p. 67 - 70.
      22. Записка по германскому вопросу, 21.04.1953. - АВП РФ, ф. 082, оп. 41, п. 271, д. 18, л. 30 - 43; Предложения по германскому вопросу, 24.04.1953. - АВП РФ, ф. 082, оп. 41, п. 271, д. 19, л. 1 - 12, 20 - 30.
      23. См.: От Хрущева до Горбачева. Из дневника чрезвычайного и полномочного посла, заместителя министра иностранных дел СССР В. С. Семенова. - Новая и новейшая история, 2004, N 3, 4.
      24. О наших дальнейших мероприятиях по германскому вопросу. - АВП РФ, ф. 082, оп. 41, п. 271, д. 18, л. 44 - 48. См. также: Uprising in East Germany 1953, p. 71 - 73.
      25. Uprising in East Germany 1953, p. 82 - 85; Записка по германскому вопросу. - АВП РФ, ф. 082, on. 41, папка 271, д. 18, л. 52 - 59. 5 мая 1953 г. Семенов направил Молотову документ аналогичной направленности: справку по германскому вопросу. - АВП РФ, ф. 082, оп. 41, п. 271, д. 19, л. 31 - 38.
      26. О наших дальнейших мероприятиях по германскому вопросу. - АВП РФ, ф. 06, оп. 12, п. 16, д. 259, л. 39 - 73. Документы показывают, что мидовские предложения были изучены партийным руководством 5 мая 1953 г.; исправленный проект был рассмотрен 10 мая. В середине мая последовал новый этап работы над политическим заявлением: "Нота по германскому вопросу" 13 мая 1953 г. и "Проект ноты правительству США 15 мая 1953 г." (АВП РФ, ф. 082, оп. 41, п. 271, д. 18, л. 60 - 79). Один из вариантов документа, подготовленного для Президиума ЦК, опубликован на английском языке: Uprising in East Germany 1953, p. 90 - 96. См. также: Scherstjanoi E. Die Sowjetische Deutschlanpolitik nach Stalins tod 1953: Neue Dokumente aus dem Archiv des Moskauer Aussenministeriums. - Vierteljahrshefte fur Zeitgeschichte, Bd. 46, 1998, N 3, S. 535 - 543.
      27. Kramer M. The Early Post-Stalin Succession Struggle and Upheavals in East-Central Europe, p. 1. - Journal of Cold War Studies, v. 1, 1999, N l.p. 12 - 15,22 - 30.
      28. Uprising in East Germany 1953, p. 133 - 136.
      29. Filitov A. "Germany will be a Bourgeois-Democratic Republic". The New Evidence from the Personal File of Georgy Malenkov. - Cold War History, 2006, v. 6, N 4. Цитируется в обратном переводе с английского. Оригинал на русском языке - РГАСПИ, ф. 83, оп. 1, д. 3, л. 131 - 141.
      30. Проект ноты правительству США, 8.VI.1953 г. - АВП РФ, ф. 06, оп. 121, п. 3, д. 36, л. 1 - 24.
      31. Документы Центрального архива ФСБ России о событиях 17 июня 1953 г. в ГДР. - Новая и новейшая история, 2004. N 1; Хавкин Б. Л. Берлинское жаркое лето 1953 г. - Новая и новейшая история, 2004, N 2.
      32. О событиях 17 - 19 июня 1953 г. в Берлине и ГДР и некоторых выводах из этих событий. - АВП РФ, ф. 06, оп. 12а, п. 51, д. 301, л. 1 - 49. Английский перевод документа см.: Uprising in East Germany 1953, doc. 60.
      33. Согласно тем же данным, всего было 29 погибших, включая 11 представителей партии, полиции и правительственных сил и 350 раненых, в том числе 83 с правительственной стороны.
      34. Наумов В. П. Был ли заговор Берии? Новые документы о событиях 1953 г. - Новая и новейшая история, 1998, N5.
      35. Лаврентий Берия. 1953. Стенограмма июльского пленума ЦК КПСС и другие документы. М., 1999, с. 223.
      36. Там же, с. 97.
      37. Там же, с. 102.
      38. Там же, с. 111.
      39. Там же, с. 359.
      40. Крах авантюры иностранных наймитов в Берлине. - Правда, 23.VI.1953.
      41. Leffler M.P. For the Soul of Mankind: The United States, the Soviet Union and the Cold War. New York, 2007, p. 119.
      42. The Efforts Made by the Federal Republic of Germany, p. 126 - 127.
      43. Проект Записки в ЦК КПСС по германскому вопросу. - АВП РФ, ф. 06, оп. 12, п. 16, д. 264, л. 2 - 7. Громыко незадолго до того вернулся в Москву после краткосрочного пребывания на посту посла СССР в Великобритании.
      44. АВП РФ, ф. 06, оп. 121, п. 3, д. 36, л. 37 - 39.
      45. Note of the Soviet Government, August 4, 1953. - New Times, 12.VIII. 1953, p. 2 - 4.
      46. Note of the Soviet Government to the Governments of France, Great Britain and the USA on the German Question. - New Times, 19.VIII.1953, p. 2 - 6.
      47. Soviet-German Communique. - New Times, 26.VIII.1953, p. 2 - 4.
      48. Speech by G.M. Malenkov. - Ibid., p. 5 - 7.
      49. Ibid., 14.XI.1953, p. 4.
      50. Ibid., 28.XI.1953, p. 4.
      51. Ibid., p. 6.
      52. О планах заключения "пакта о ненападении" между западными державами и СССР. - АВП РФ, ф. 0129, оп. 37, п. 266, д. 24, л. 135 - 143; Высказывания иностранных государственных деятелей по вопросу предоставления Советскому Союзу "гарантий безопасности", - Там же, л. 145 - 153; Обзоры прессы по США, октябрь - декабрь 1953 г. - Там же, п. 265, д. 17, л. 1 - 127.
      53. Обзор печати западных стран по вопросу о предстоящем совещании министров иностранных дел четырех держав. - АВП РФ, ф. 06, оп. 13-г, п. 65, д. 28, л. 13 - 24; Пресса западных стран о совещании министров иностранных дел четырех держав. - Там же, л. 25 - 51; Позиция Англии в связи с совещанием министров иностранных дел четырех держав в Берлине. - Там же, л. 62 - 64; Позиция США в связи с совещанием министров иностранных дел четырех держав в Берлине. - Там же, л. 83 - 85; Позиция Франции по вопросу о предстоящем совещании министров иностранных дел четырех держав. - Там же, л. 90 - 116.
      54. О проектах предоставления западными державами "гарантий" Советскому Союзу и другим европейским странам. - АВП РФ, ф. 082, оп. 42, п. 287, д. 35, л. 54 - 70.
      55. Основные принципы общеевропейской организации безопасности. - АВП РФ, ф. 06, оп. 13, п. 6, д. 42, л. 14 - 16.
      56. Переписка Молотова с Хрущевым, Маленковым и Президиумом ЦК содержится в папке "Записки в ЦК КПСС: проекты директив для советской делегации к Берлинскому совещанию министров иностранных дел четырех держав" (АВП РФ, ф. 06, оп. 13, п. 5, д. 41). Проекты Громыко и Пушкина от 12 и 17 января 1954 г. - Проекты директив к Берлинскому совещанию. - Там же, д. 42.
      57. Англо-американский план "свободных выборов в Германии" от 12.01.1954 и 12.01.1954 г., Германский вопрос и вопрос европейской безопасности, 16.01.1954 г. - АВП РФ, ф. 082, оп. 42, п. 287, д. 34, л. 1 - 40,41 - 52,57 - 99. Справка о Боннском и Парижском договорах, 16.01.1954 г. - Там же, ф. 06, оп. 13-а, п. 35, д. 167, л. 15^П.
      58. Возможные аргументы против общеевропейского договора о коллективной безопасности в Европе и наши контраргументы. - АВП РФ, ф. 6, оп. 13-г, п. 65, д. 25, л. 1 - 5.
      59. Post-Berlin Thoughts on the Current Soviet Psyche. - Eisenhower Library, CD. Jackson Papers, Box 50, Eisenhower Correspondence 1954 (2).
      60. Автор основывался на американских записях, содержащихся в "Foreign Relations of the United States" (далее - FRUS), 1952 - 1954, v. 5, p. 1. Washington (DC), 1983, p. 809 - 1205. В советском варианте: Стенограммы заседаний министров иностранных дел четырех держав. - АВП РФ, ф. 06, оп. 13-г, п. 63, д. 12; ф. 444, оп. 1, п. 1, д. 1-а, 3, 5.
      61. Молотов В. М. Выступления на Берлинском совещании министров иностранных дел СССР, Франции, Англии и США. М., 1954, с. 23; АВП РФ, ф. 06, он. 13-г, п. 63, д. 12, л. 27.
      62. Memorandum of Conversation, February 6, 1954. - Eisenhower Library, Eisenhower Papers, Dulles-Herter Series, Box 2, file February 54 (1).
      63. The Soviet Union and the Safeguarding of European Security. - New Times, 20.11.1954, p. 3 - 8.
      64. Letter from CD. Jackson dated February 10, 1954, - Eisenhower Library, CD. Jackson Papers, Box 33, file Berlin Basics (1).
      65. АВП РФ, ф. 06, оп. 13-г, п. 63, д. 12, л. 250.
      66. Правда, 16.11.1954; АВП РФ, ф. 06, оп. 13-г, п. 63, д. 12, л. 501.
      67. АВП РФ, ф. 06, оп. 13-г, п. 63, д. 12, л. 504.
      68. Правда, 18.11.1954; АВП РФ, ф. 06, оп. 13-г, п. 63, д. 12, л. 548 - 549.
      69. АВП РФ, ф. 06, оп. 13-г, п. 63, д. 12, л. 548 - 549.
      70. Правда, 11.II.1954; 16.II.1954; 18.II.1954.
      71. Молотов В. М. Указ. соч., с. 107; The Soviet Union and the Safeguarding of European Security. - New Times, 20.II.1954, p. 6.
      72. Report on Berlin: Address by Secretary Dulles. - Department of State Bulletin, 8.III.1954, p. 343 - 344.
      73. Memorandum of Discussion at the 186th Meeting of the National Security Council, Friday, February 26, 1954. - FRUS, 1952 - 1954, v. 5, p. 1, p. 1221 - 1231.
      74. Указания для советской печати и радио в связи с итогами Берлинского совещания и подготовкой женевской конференции. - АВП РФ, ф. 06, оп. 13, п. 6, д. 45.
      75. The Berlin Conference. - New Times, 6.III.1954, p. 3 - 14. Проекты доклада Молотова см.: АВП РФ, ф. 06, оп. 13, п. 6, д. 46.
      76. Цит. в обратном переводе с английского языка. Оригинал на русском языке. - РГАНИ, ф. 2, оп. 1, д. 77, л. 28 - 29.
      77. FRUS, 1952 - 1954, v. 5, р. 1, р. 1221. В документе от 26 февраля 1954 г. Даллес характеризовал Молотова как "очень умного и ловкого на протяжении всей встречи. Молотов один из самых проницательных и коварных дипломатов этого века или даже любого века". - FRUS, 1952 - 1954, v. 5, p. 1, p. 1223 - 1224.
      78. РГАНИ, ф. 2, оп. 1, д. 77, л. 79 - 80.
      79. Обзор N 4 откликов прессы западных держав о совещании министров иностранных дел СССР, Франции, Англии и США. - АВП РФ, ф. 082, оп. 42, п. 287, д. 35, л. 34-37.
      80. Текст приводится в обратном переводе с английского языка, см.: Очерки истории министерства иностранных дел России, т. 2. М., 2002, с. 350 - 351.
      81. Правда, 13.III.1954.
      82. Правда, 12.III.1954.
      83. Правда, 7.III.1954. В 1955 г. на январском пленуме ЦК Молотов подвергся нападкам за допущенные им в предвыборной речи "пораженческие" утверждения о том, что ядерная война приведет к разрушению человеческой цивилизации, включая и лагерь социализма. Однако за день до произнесения этой речи Маленков послал ее копию Хрущеву. Хрущев подписался под текстом, который был затем напечатан в газетах и издан в виде брошюры. - РГАСПИ, ф. 83, оп. 1, д. 15, л. 116, 156 - 163.
      84. New Times, 20.III.1954, p. 3 - 7.
      85. Note of the Soviet Government, 31.01.1954. - New Times, 3.IV.1954.
      86. US Rejects Soviet Proposals for European Security. Text of US Note. - Department of State Bulletin, 17.V.1954, p. 756 - 757.
      87. Справка об отношении Советского Союза к Североатлантическому пакту. - АВП РФ, ф. 082, оп. 42, п. 284, д. 14, л. 3 - 5.
      88. Егорова Н. И. НАТО и европейская безопасность: восприятие советского руководства. - Сталин и холодная война. М., 1998, с. 310.
      89. Отношение в Западной Германии к итогам Берлинского совещания, 16.06.1954 г. - АВП РФ, ф. 082, оп. 42, п. 287, д. 35, л. 172 - 193.
      90. О мероприятиях в отношении Германии в связи с Берлинским совещанием. - АВП РФ, ф. 06, оп. 36, п. 36, д. 169, л. 1 - 3.
      91. Statement of the Soviet Government on Relations Between the Soviet Union and the German Democratic Republics. - New Times, 27.III.1954, p. 1.
      92. АВП РФ, ф. 06, оп. 13-а, п. 35, д. 165, л. 44-45.
      93. Новик Ф. И. Указ. соч., с. 129 - 138.
      94. Германский вопрос. - АВП РФ, ф. 06, оп. 36, п. 36, д. 169, л. 6 - 9.
      95. Новик Ф. И. Указ. соч., с. 148.
      96. Советские предложения об обеспечении коллективной безопасности в Европе и их влияние на политику западных держав в германском вопросе. - АВП РФ, ф. 082, оп. 42, п. 284. д. 14, л. 34 - 62.
      97. Gaiduk I. V. Confronting Vietnam: Soviet Policy toward the Indochina Conflict, 1954 - 1963. Washington (DC), 2003; Olsen M. Soviet-Vietnam Relations and the Role of China, 1949 - 1964. London, 2006.
      98. Statement of the Soviet Government on the Geneva Conference. - New Times, 24.VII.1954, p. 2.
      99. Note of the Soviet Government of July 24, 1954. - New Times, 31.VII.1954, p. 4 - 8.
      100. Statement of the Ministry of Foreign Affairs of the USSR. - New Times, 11.IX.1954, p. 2 - 5.
      101. Note of the Soviet Government to the Government of France, Great Britain and the USA. - New Times, 30.X.1954, p. 3 - 8.
      102. Note of the Soviet Government to the Governments of Europe and the USA. - New Times, 20.XI.1954, p. 2 - 4.
      103. АВП РФ, ф. 69, оп. 46, п. 155, д. 15, л. 64 - 68.
      104. Conference of European Countries on Safeguarding European Peace and Security, Moscow, November 29-December 2, 1954. - New Times, 4.XII.1954, p. 15, 69; АВП РФ, ф. 446, оп. 1, п. 1, д. 1.
      105. Предложения о дальнейших мероприятиях СССР, связанных с ратификацией Парижских соглашений. - АВП РФ, ф. 06, оп. 13, п. 27, д. 27, л. 2 - 4.
      106. Там же, оп. 14, п. 13, д. 183.
      107. См.: Быстрова Н. Е. Указ. соч., с. 471 - 477.
      108. Statement of the Soviet Government on the German Question. - New Times, 22.I.1955, p. 5.
      109. Molotov V.M. The International Situation and the Foreign Policy of the Soviet Government. - New Times, 12.11.1955, p. 21.
      110. Маленков был смещен на январском пленуме ЦК в 1955 г.
      111. Речь Булганина и другие документы см.: Conference of European Countries on Safeguarding European Peace and Security, Warsaw, 11 - 14.V.1955. - New Times, 21.V.1955, p. 5 - 70; АВП РФ, ф. 06, оп. 14-г, п. 69, д. 1.
      112. Организация Варшавского Договора. Документы и материалы. 1955 - 1985. М, 1986, с. 9 - 13.
      113. New Times, 12.II.1955, p. 23.
      114. Filitov A. The Post-Stalin Succession Struggle..., p. 140.
      115. Steininger R. 1955: The Austrian State Treaty and the German Question. - Diplomacy & Statecraft, v. 3, 1992, N3, p. 500.
      116. Soviet-Austrian Communique. - New Times, 23.IV.1955, p. 2.
      117. Statement by V.M. Molotov at the Signing of the Austrian State Treaty, 15. V. 1955. - New Times, 28.V. 1955, p. 4.
      118. Пленум ЦК КПСС, июль 1955 г. Стенографический отчет, вып. 2. - РГАНИ, ф. 2, оп. 1, д. 143, л. 151 - 200.
      119. О противостоянии Молотова с Президиумом ЦК по югославскому вопросу см. Президиум ЦК КПСС. 1954 - 1964, т. 1. М., 2004, с. 41 - 54.
      120. Пленум ЦК КПСС, июль 1955 г. - РГАНИ, ф. 2, оп. 1, д. 143, л. 196.
      121. Filitov A. The Post-Stalin Succession Struggle..., p. 138 - 143.
      122. Цит. в обратном переводе с английского языка, оригинал см.: РГАНИ, ф. 2, оп. 1, д. 143, л. 141.
      123. Новик Ф. И. Указ. соч., с. 171 - 172.
      124. Установление дипломатических отношений между СССР и ФРГ. Документы и материалы. М., 2005.
      125. New Times, 22.IX.1955, p. 8 - 12; Новик Ф. И. Указ. соч., с. 156 - 169.
      126. Директивы для делегации СССР на совещании глав правительств четырех держав в Женеве. - АВП РФ, ф. 06, он. 14, п. 3, д. 43, л. 120 - 156.
      127. Proposal of the Soviet Government on the Reduction of Armaments, Prohibition of Atomic Weapons, and Elimination of the Threat of Another War. - New Times, 14.V. 1955, p. 2 - 6.
      128. Правда, 19.VII.1955; Bulganin's opening and closing speeches. - New Times, 21.VII.1955, p. 15 - 19; 28.VII.1955, p. 20 - 23.
      129. Стенограммы заседаний министров иностранных дел на совещании глав правительств четырех держав в Женеве. - АВП РФ, ф. 448, оп. 1, п. 3, д. 8.
      130. Женевское совещание глав правительств 1955 г. Стенограммы заседаний глав правительств четырех держав. - АВП РФ, ф. 445, оп. 1, п. 1, д. 1, л. 74 - 76, 92 - 97, 106 - 113, 156 - 169; FRUS, 1955 - 1957, v. 5. Washington (DC), 1988.
      131. Dockrill S. The Eaden Plan and European Security. - Cold War Respite: The Geneva Summit of 1955. Baton Rouge, 2000.
      132. Directive of the Heads of Government of the Four Powers to the Foreign Ministers. Geneva, 23.VII.1955. - FRUS, 1955 - 1957, v. 5, p. 527 - 528.
      133. Президиум ЦК КПСС. 1954 - 1964, т. 2. М., 2006, с. 14, 97 - 100.
      134. Там же, с. 93 - 97; Заявление ТАСС по германскому вопросу. - Правда, 13.VII.1955.
      135. Проект речи Булганина на открытии совещания и правки Молотова см.: АВП РФ, ф. 06, оп. 14, п. 3, д. 43, л. 101 - 121, 156 - 157.
      136. The Current Digest of the Soviet Press, v. 7, 1955, N 30, p. 14 - 15.
      137. Митинг в Берлине по случаю пребывания в Германской демократической республике советской правительственной делегации. Речь товарища Н. С. Хрущева. - Правда, 27.VII.1955.
      138. Правда, 5.VIII.1955; New Times, 11.VIII.1955, p. 14.
      139. Проект информации послов стран народной демократии об итогах Женевского совещания глав правительств четырех держав. - АВП РФ, ф. 06, оп. 14, п. 3, д. 44. л. 29-37.
      140. Цит. в обратном переводе с английского языка, оригинал см.: АВП РФ, ф. 06, оп. 14, п. 3, д. 46, л. 1.
      141. О создании германской конфедерации. - АВП РФ, ф. 06, оп. 14, п. 3, д. 46, л. 28 - 29.
      142. Там же, л. 31.
      143. Цит. по обратному переводу с английского языка. - Там же, л. 82.
      144. Директивы для делегации СССР на совещании министров иностранных дел четырех держав в Женеве. - Там же, л. 73 - 108. Это был окончательный вариант проекта указаний, направленный Молотовым в Президиум ЦК 15.Х.1955 г.
      145. Eisenhower Library, Eisenhower Papers, A. Whitman File, International Meetings Series, Box 2, Geneva Conference 1955(4).
      146. 115-страничный перевод и сопроводительную записку КГБ Хрущеву см.: РГАНИ, ф. 5, оп. 30, д. 115.
      147. О возможных позициях трех западных держав по германскому вопросу и вопросу безопасности в Европе на предстоящем совещании министров иностранных дел СССР, США, Англии и Франции в Женеве. - Там же, д. 114, л. 191 - 217. Цит. в обратном переводе с английского языка.
      148. Department of State Bulletin, 7.XI.1955, p. 730 - 732.
      149. Soviet News, 28.X.1955, 31.X.1955, 1.XI.1955, 2.XI.1955, 3.XI.1955.
      150. Department of State Bulletin, 14.XI.1955, p. 780 - 781.
      151. Ирония ситуации заключалась в том, что именно Молотов предложил эту формулировку на Женевской встрече. См.: АВП РФ, ф. 448, оп. 1, п. 3, д. 8, л. 54 - 55.
      152. Президиум ЦК КПСС. 1954 - 1964, т. 2, с. 104 - 107.
      153. Там же, т. 1, с. 58 - 60.
      154. Soviet News, 9.XI.1955, p. 2.
      155. Department of State Bulletin, 21.XI.1955, p. 825 - 827.
      156. Информация о Женевском совещании для правительств стран народной демократии и Югославии. Цит. в обратном переводе с английского языка. - АВП РФ, ф. 06, оп. 14, п. 4, д. 51, л. 2 - 10.
      157. Заявление В. М. Молотова об итогах совещания министров иностранных дел СССР, США, Великобритании и Франции в Женеве. - АВП РФ, ф. 06, оп. 14, п. 4, д. 52, л. 2 - 17.
      158. Заседание Верховного Совета СССР. Речь товарища Н. С. Хрущева. - Правда, 30.XII.1955.
      159. Там же.
      160. Larson D.W. Anatomy of Mistrust: US-Soviet Relations during the Cold War. Ithaca, 1997, p. 3.
      161. Ibid., p. 5.
      162. Ibid., Chapter 2.
    • Первая Синявинская операция
      By Snow
      Сяков Ю. А. Первая Синявинская наступательная операция (сентябрь 1941 г.) // Вопросы истории. - 2007. - № 3. - C. 121-134.