Сопки нижнего Поволховья

[George 8]

С. Л. КУЗЬМИН

Сопки Нижнего Поволховья: взгляд на проблему на исходе XX века.

Материалы раскопок высоких насыпей расположенных в нижнем течении р. Волхов сыграли решающую роль при формировании представлений о специфическом виде археологических памятников Северо-Западной Руси - т.н. новгородских сопках. Именно на основании этих материалов делались широкие выводы относительно особенностей погребального обряда и инвентаря, хронологии и топографии, а в итоге, культурно-исторической интерпретации сопок (Седов 1970; Седов 1982).

Действительно, ни один из регионов Новгородской и Псковской земель, где сопки известны, не может сравниться по степени изученности этого вида памятников с Нижним Поволховьем. Здесь первые попытки научного исследования величественных курганов предпринял Зориан Доленго-Ходаковский, а во второй пол. XIX в. работы вели А.С. Уваров и А.Д. Европеус.

В 1883-1886 гг. известный русский археолог Н.Е. Бранденбург осуществил в окрестностях Старой Ладоги раскопки десяти насыпей, в том числе и огромной сопки у с. Михаил-Архангел (Бранденбург 1895). Эти работы велись на достаточно высоком для того времени методическом уровне (Петренко 1994: 31-36). Хотя Н.Е. Бранденбург осуществлял раскопки траншеями и значительный объем насыпи оставался неисследованным, их результаты вплоть до 1970х гг. составляли основной фонд знаний о сопках. Полувековой перерыв в исследовании сопок отрицательно сказался на возможности их дальнейшего изучения и сохранности. Когда С.Н. Орлов в 1940х-1960х гг. возобновил работы, то значительная часть известных в начале века памятников была либо уничтожена, либо получила существенные повреждения. Итоги изучения волховских сопок на этом этапе подводились в работах С.Н. Орлова, Н.В. Тухтиной и В.В. Седова (Орлов 1955: 190-211; Тухтина 1968: 188-193; Седов 1970).

В 1970х гг. цикл исследований сопок Нижнего Поволховья осуществил В.П. Петренко. Предложенная им методика, как натурного обследования, так и анализа материалов раскопок предшественников, позволила получить качественно новую информацию. В.П. Петренко был составлен свод сопок рассматриваемой территории в котором идентифицированы, соотнесены и точно локализованы исследовавшиеся в разное время объекты (далее будет использована нумерация этого свода, где арабскими цифрами обозначен номер пункта, а римскими указан номер сопки в группе: см. Петренко 1994: 118-136). К сожалению, результаты работ В.П. Петренко были в полном виде опубликованы лишь после его безвременной кончины (Петренко 1994). В те же годы свой вклад в изучение высоких насыпей в окрестностях Старой Ладоги внесли В.А. Назаренко и Е.Н. Носов (Носов 1985: 147-155).

Каждый цикл раскопок приносил качественно новую информацию, а совершенствование методики раскопок и накапливающийся опыт расширяли (по удачному выражению В.П. Петренко) “исследовательскую амбразуру”, т.е. подмечалось и осмысливалось все большее количество фактов.

В 1989 г. разрушающуюся сопку у д. Вындин Остров исследовал Д.Л. Яблоник (23-I). Охранные раскопки сопок в зоне строительства нового автодорожного моста в г. Волхов в 1990 (17-II) и 1997 (17-III) гг. провела экспедиция под руководством автора (Кузьмин 1994). Следует отметить, что в отличие от объектов исследованных В.П. Петренко, грандиозная 9 метровая насыпь 17-II имела сравнительно хорошо сохранившуюся верхнюю часть. Раскопки последнего десятилетия подтвердили ряд выводов В.П. Петренко и существенно пополнили источниковедческую базу, сократив диспропорцию в степени изученности сопок в отдельных пунктах Нижнего Поволховья.

Стало ясно, что сопки нельзя изучать в отрыве от материалов как Староладожского поселения, так и других раннесредневековых поселений низовьев Волхова. Успехи в их исследовании позволяют конкретизировать ряд представлений о месте сопок среди древностей эпохи становления древнерусской государственности.

В настоящий момент есть данные об инвентаре и внутреннем устройстве не менее чем 25 сопок Нижнего Поволховья, т.е. примерно о 40% из известных ныне объектов*. Следует отметить, что наиболее достоверные сведения о структуре насыпей и технологии их строительства получены в результате раскопок 1970х-1990х гг., поэтому интерпретация материалов полученных в предшествующее время требует исключительно критического подхода.

В частности, признавая большой опыт и наблюдательность Н.Е. Бранденбурга, вызывают определенное сомнение приведенные им схемы (а это именно воспроизведенные по памяти схемы!) раскопанных насыпей. Даже исследованная с особой тщательностью в 1886 г., т.е. два года спустя после основной серии раскопок насыпей в Южном Приладожье, сопка в с. Михаил-Архангел (№ 145; 21-I по В.П.Петренко), в отчете не сопровождается графической документацией (Архив ИИМК, Ф. 1, 1886, № 17). Отсутствие масштаба на схемах в публикации, порой, явное его несоблюдение резко снижают доверие к общей интерпретации указанных объектов. Натурные наблюдения показывают, что и Н.Е. Бранденбург вскрывал, быть может за исключением сопки у с. Михаил-Архангел, только незначительную часть насыпи, оставляя не раскопанными их основания, находящиеся ниже современной дневной поверхности (Петренко 1994: 12-29). Не лишен погрешностей и может быть дополнен свод В.П. Петренко (Петров 1997: 58-59).

Итак, учитывая вышесказанное и основываясь на накопленных к настоящему моменту данных, попытаемся рассмотреть ряд аспектов характеризующих волховские сопки: топографию, технологию сооружения, внутреннюю структуру, количество и способы размещения захоронений, инвентарь, хронологию. Именно такой анализ позволит точно определить культурно-хронологическую позицию волховских сопок в мозаике древностей конца I тыс. н.э., а соответственно, дать им корректную историческую интерпретацию.

Все без исключения исследователи отмечали приуроченность сопок к берегу Волхова. Большинство расположено у края коренного берега и лишь отдельные насыпи в Старой Ладоге находятся ближе к воде, являясь несомненным исключением. В ряде случаев их топография совпадает с местами поселений раннего железного века и эпохи раннего металла (урочища “Сопки” и “Победище”, Чернавино, Михаил-Архангел, Подсопье, Лопино). Под сопкой у д. Вындин Остров (23-I) выявлен культурный слой с лепной керамикой 2й пол. I тыс. н.э. Похоже, что аналогичная ситуация зафиксирована С.Н. Орловым у д. Подсопье (пункт 24) в 1968 г. (Архив ИИМК, Ф. 35, 1968 г., № 113, л. 5).

Только в последние два десятилетия исследователи стали обращать внимание на следы древних полей, перекрытых сопками. В Нижнем Поволховье распашка под сопками выявлена в двух случаях (23-I и 17-III). В первом случае пахота затронула культурный слой с лепной керамикой 2й пол. I тыс. н.э., что определяет ее дату. Во втором, зафиксировано два вида следов распашки: полосы темно-серого суглинка на поверхности материка по всей площадке-платформе в основании насыпи и полосы на поверхности погребенной почвы, заполненные желтоватым известняковым щебнем, локализующиеся преимущественно в северо-западном секторе. Если полосы в материке являются следами распашки обыкновенного поля, то полосы щебня – это грунт насыпи попавший в незатянувшиеся борозды ритуальной распашки, совершенной незадолго до начала в сооружения сопки.

Приведенные выше факты свидетельствуют о том, что сопки возводились в местах традиционного освоения. Несомненна их связь с сетью поселений конца I тыс. н.э., которая как будто начинает складываться до начала массового возведения сопок, что подтверждается сравнительным анализом их топографии и хронологии.

Большая часть сопок Нижнего Поволховья сосредоточена в двух скоплениях, в окрестностях Старой Ладоги и районе первых Волховских (Гостинопольских) порогов. Строладожское поселение окружают три топографически обособленных некрополя. Условно обозначим их как “Северный” (пункты 3-6), “Южный” (пункты 14-15) и “Правобережный” (пункты 9-10, 12). Некрополи состояли из 10-12 насыпей, т.е. в них было сосредоточено около половины всех сопок рассматриваемого региона.

С крупным поселением при начале порогов, у д. Новые Дубовики, состоявшим из городища и селища, связаны 10 сопок, вытянувшихся цепочками к северу и югу от него (пункты 17-18 и 19). На другом берегу Волхова, напротив южной оконечности упомянутого комплекса находилось 4 сопки (пункты 21-22). Они явно связаны с синхронным Новым Дубовикам крупным поселением Михайловский погост, открытым автором в 1997 г. (Кузьмин 1997: 75-77). Среди сопок этих комплексов памятников преобладают насыпи больших размеров, 7-9 метровой высоты, в том числе и огромная 21-I (№ 145), исследованная Н.Е. Бранденбургом в 1886 г. достигавшая 10,5 м.

Таким образом, более 2/3 сопок связано с тремя крупными поселениями, и только треть с поселениями меньшего масштаба. Время возникновения Староладожского поселения известно – это середина VIII в. Новые Дубовики несомненно переживали расцвет в IX- начале X вв., но их нижняя дата на основании находки дирхема 746/747 г. может быть удревнена, по крайней мере, до конца VIII- начала IX в. Дата Михайловского погоста может быть уточнена в ходе дальнейших раскопок. Замечу, что столь “концентрированное” расположение сопок надо учитывать при последующем анализе и построении конкретных выводов.

В.П. Петренко выделял четыре типа высоких насыпей Нижнего Поволховья (Петренко 1994: 44-69). Но сооружения I и IV типов (13-I и 11-I) вряд ли стоит причислять к собственно сопкам, они связаны с иными погребальными традициями. Насыпь 13-I является, по сути дела, обычным курганом с кремацией X в., входившим в состав небольшого курганного могильника. Сопковидное сооружение 11-I, находящееся в топографической связи с норманнским могильником урочища “Плакун”, если и воздвигалось при участии людей связанных с традицией строительства сопок, то по своей внутренней структуре, а в особенности оформлении захоронений оно вполне оригинально (Михайлов 1997: 105-117).

Насыпи II и III типов по В.П. Петренко, которым присущи каменные конструкции, дифференцируются наличием одного или нескольких ярусов. Однако, такое членение, при взгляде на конкретные примеры, иногда обусловлено степенью сохранности памятника и уровнем методики его раскопок.

В.П. Петренко очень верно отметил элементы конструкции ряда сопок, которые позволяют вычленять это особое культурное явление из общего массива высоких курганов Поволховья: платформы в основании насыпи и кольцевые или дугообразные валики в теле кургана.

Платформы в виде материковых останцов получались путем подрезки окружающего их пространства; при этом с нескольких сторон или вокруг платформы образовывался ров с крутым внутренним и очень покатым внешним краем. Платформы-останцы должны считаться весьма важным признаком. Это не просто технологический прием для выборки грунта для насыпи. В сопках 17-II и 17-III удалось проследить затеки гумуса по склонам платформ. Грунт нижней части насыпей в ряде случаев не мог быть взят поблизости, он имеет другую структуру. Значит платформа готовилась заранее, а не образовывалась в процессе возведения насыпи. То что это был обязательный элемент во внутренней структуре ряда сопок подтверждает искусственное моделирование платформы для насыпи 15-I, “... возведенной в котловане, образовавшемся при строительстве соседней насыпи” 15-II (Петренко 1994: 127), с последующей специальной одерновкой ее площадки.

Показательно, что все (!) сравнительно крупные сопки исследованные в 1970х-1990х гг. имели в основании платформы. Если была возможность хорошо проследить стратиграфию насыпей (14-I, 15-II, 15-IV, 15-V, 17-II, 17-III и др.), то выясняется, что их нижний ярус представлял собой курган высотой до 2-2,5 м. Эти курганы имели плоские вершины и крутые склоны. Крутизна сколонов задавалась валиками, отсыпанными из плотного грунта по краям площадок платформ. На площадках в основании насыпей прослеживаются следы активной ритуальной деятельности (каменные вымостки, огневища, разбросанные ветви деревьев и кости животных). На этом фоне особенно примечательно отсутствие человеческих погребений в этих “первоначальных” курганах. То что они не были промежуточным этапом строительства сопки, а представляли собой законченные сооружения говорят каменные обкладки в их основаниях (14-I,15-IV, 15-V, 17- II), деревянные столбы, возвышавшиеся над их поверхностью (15-V, 17-III)**, погребения совершенные у их основания (15-IV, м.б. 15-V). В качестве примера сохранившихся “первоначальных” курганов, не перекрытых позднейшими подсыпками можно предположительно назвать объект 5-IV.

Заманчиво было бы считать “первоначальные” курганы отправным звеном в цепочке эволюции как отдельных 2х-3х ярусных сопок, так, возможно, и в развитии традиции насыпей рассматриваемого облика в целом (Рис. 1). Четырехъярусные сопки в Нижнем Поволховье мне неизвестны. Сопки 14-II и 21-I раскопанные Н.Е. Бранденбургом (№№ 140 и 145), приводимые в качестве примера 4х ярусных сооружений, таковыми не являются***. Если это так, то 2х ярусные сооружения, достигавшие высоты 4-7 м, могли выглядеть как конические с острой вершиной, а 3х ярусные как конические или полусферические с уплощенной или плоской вершиной, высотой 5-10,5 м. При этом предполагается, что на каждом этапе сопка приобретала окончательный, законченный вид, а последующие реконструкции не были предусмотрены строителями каждого этапа. Иллюстрацией высказанной гипотезы может послужить сопка 17-II (Рис. 2), единственная столь крупногабаритная насыпь (высота около 9 м) сравнительно хорошей сохранности исследованная современными методами (Кузьмин 1994: 61-64).

Кроме описанных выше сопок, возведенных на платформах в 2-3 приема, есть и насыпи несколько иного облика. Они лишены платформы в основании и кольцевых каменных обкладок, возведены в один (или два?) приема и содержат захоронения на уровне погребенной почвы в центральной части площадки. Таких насыпей немного (4-II, 15-VI, м.б. 3-III). С первой группой сопок их связывает присутствие следов ритуальной деятельности до сооружения насыпи, наличие каменных конструкций в центральной части основания, размещение в единых ансамблях, где они занимают крайнее положение выше по течению Волхова относительно сопок первой группы. Существенно, что их высота не превышает 3 м. К сожалению, все три, приведенные в качестве примера, насыпи раскапывались несовершенными методами, либо имели существенные повреждения. Будучи связанными с традицией многоярусных сопок они составляют, судя по всему, немногочисленную группу памятников погребальная функция основного объема которых выражена более отчетливо. Неизвестно, были ли они окружены поверхностными погребениями подобно сопкам первой группы****.

Существуют два мнения о количестве погребенных в сопках. В.В. Седов по прежнему придерживается мнения о значительном количестве захоронений в основном объеме насыпи, помещавшихся в нее поэтапно. Он признает и существование части погребений непосредственно на вершинах сооружений (Седов 1995: 239-240). Однако, как убедительно показал В.Я. Конецкий, и это подтверждают результаты новейших исследований как в Поволховье, так и в других регионах, погребения внутри тела сопок единичны, а, зачастую, и вовсе отсутствуют (Конецкий 1989). Но из этого справедливого тезиса последовал вывод, поддержанный некоторыми исследователями, а ранее высказанный В.С. Пономаревым: в сопках погребены представители социальной верхушки. Такой вывод опирался на непропорциональное соотношение между трудозатратами по возведению сопок и количеством погребенных в них людей.

Столь прямолинейный подход весьма уязвим для критики. Во-первых, даже в целых, раскопанных на снос современными методами сопках иногда вообще отсутствуют не только хорошо выраженные погребения, но даже их следы. Во-вторых, среди захоронений в теле насыпей (“основные погребения”) выявлены либо детские, либо погребения с женским инвентарем, порой, и просто останки животных. Мужских погребений с какими-нибудь остатками более-менее репрезентативного инвентаря практически неизвестно. Не исключено, что “основные погребения” или, по крайней мере, их значительная часть, - это следы жестоких жертвоприношений, сопровождавших возведение монументальных земляных курганов-храмов, своеобразных центров сакрализованного пространства. При этом, нет сомнения: сопки строились сравнительно многочисленными, сплоченными коллективами, подчиненными единой воле.

Где и как погребены люди связанные с сопками? Раскопки 1970х-1990х гг. дают ответ на этот вопрос. Часть их помещалась на вершины ярусов сопок. Находясь на поверхности, они подвергались развеиванию, оползали по склонам. Старые раскопки велись достаточно грубо. Исследователи старались быстро углубиться траншеей или колодцем, а о разборке дерна ножами не было и речи, поэтому такие россыпи мелких кальцинированных костей и остатки поврежденных огнем миниатюрных предметов оставались зачастую незамеченными, но фиксируются иногда в отвалах прежних раскопок.

На поверхности сопки 17-II у д. Новые Дубовики, исследованной автором в 1990 г., были зафиксированы россыпи кальцинированных костей. На вершине 2го яруса выявлено каменное кольцо внутри которого расчищено не менее 5 захоронений. Их было больше, но примерно половина конструкции разрушена блиндажом. Два погребения содержали бронзовые украшения и бусы; они, несомненно, принадлежали женщинам. Три захоронения в лепных урнах можно считать мужскими. Важно отметить, что погребения открытые на вершине 2го яруса сопки не были совершенно синхронными, хотя и помещались туда в сравнительно короткий промежуток времени. Последняя урна сохранилась целой, запечатанная последним, третьим этапом сооружения сопки, а две другие находились непосредственно под ней в развалившемся виде. Их обломки частично перекрывали остатки женских погребений. Отметим, что эта огромная насыпь не содержала “основных” захоронений, с ней связаны только “поверхностные” погребения.

Другой вариант размещения кремированных останков представляют выявленные В.П. Петренко россыпи и скопления кальцинированных костей по основаниям сопок, которые иногда не совсем корректно именуют “грунтовыми погребениями”. Анализ стратиграфии, размеров и характера залегания показывает их идентичность “поверхностным” захоронениям на вершинах сопок, а часть может и быть таковыми, но оползшими вниз. Они выявлены при сопках 10-III, 14-I, 14-II, 15-I, 15-II, 15-IV, 15-V. Напомним, что часть этих погребений была совершена до строительства 2го яруса сопок.

Инвентарь “поверхностных” погребений достаточно богат и однообразен, особенно на фоне “основных”. Расценивать их как захоронения исключительно рядовых членов связанных с сопками коллективов нет оснований. Особенно показательно погребение №3 при насыпи 15-I. Его сопровождал набор весовых гирек и подвеска со знаками Владимира Святославича и Ярослава Владимировича. Такие подвески рассматриваются как верительные знаки лиц княжеской администрации. Кстати, эта подвеска предоставляет уникальную возможность узкой датировки комплекса 1010-1014 гг.

Ныне уже никто всерьез не обсуждает возможности относить нижнюю дату сопок к VI в. Почти все исследователи приводят без особых доказательств широкие хронологические рамки VIII-X вв. (В.В. Седов, Е.Н. Носов, В.Я. Конецкий и др.). Эта же дата обосновывалась для сопок Нижнего Поволховья В.П. Петренко (Петренко 1994: 70-93). Доказательством появления сопок в VIII в. служат лишь находки двушипного черешкового дротика в насыпи 5-III (раскопки З. Ходаковского) и деталей неволинского пояса в погребении в основании насыпи 14-II (№ 140 по Н.Е. Бранденбургу).

Мне кажется, что дата дротика может быть вполне расширена вверх, за пределы 800 г. Хотя и типологически более далекая, но территориально несомненно самая близкая находка происходит из горизонта Е2 Староладожского Земляного городища (V ярус по Кузьмину – Мачинской; ок. 840 – ок. 865 гг.). Дротик “Полой сопки” может быть как прототипом, так и дериватом, чего не учитывал В.П. Петренко, используя типологию М. Атгазиса (Петренко 1994: 89). Находка аналогичного дротика на городище Городец под Лугой, в слое не ранее 2 пол. IX в. (раскопки Г.С. Лебедева) подтверждает данный тезис.

Особо следует рассмотреть датировку погребения с неволинским поясом, в частности, и что представляет собой структура насыпи 14-II вообще. По всей вероятности, это обычная двухъярусная сопка, воздвигнутая на кургане предшествующей эпохи со значительным временным и, несомненно, культурным разрывом. Погребение №2, расположенное в верхней части сопки содержало 14-гранную сердоликовую бусину и оселок из шифера, не может датироваться ранее 2й четверти – середины X в., чему не противоречит находка крупного бубенчика в погребении №1. Учитывая, что хронология неволинских поясов не выходит за пределы 3й четверти VIII вв., вряд ли можно предполагать устойчивую жизнь некого коллектива хранившего и развивавшего свою традицию вне общего культурного фона в течение двух веков бурной истории Нижнего Поволховья. Скорее плоский курган был использован, сознательно или нет – неясно, для сооружения платформы при возведении типичной сопки.

Хорошим хронологическим индикатором являются граненые сердоликовые и, вообще, каменные бусы, что не учитывали в своих построениях В.П. Петренко и другие исследователи. В культурный слой Старой Ладоги они начинают выпадать не ранее 860х гг.(Рябинин 1982: 165-173; Рябинин 1995). Их присутствие в инвентаре сопочных захоронений, в том числе и совершенных у основания первичных насыпей позволяет отказаться от VIII в. и первой пол. IX в. как времени возведения большинства сопок в Нижнем Поволховье.

Такими же хронологическими индикаторами, ограничивающими датировку погребений связанных с сопками X в., можно считать круговую керамику, изделия из шифера, фрагменты костяных гребней II группы по О.И. Давидан.

Наиболее точную дату имеет комплекс поверхностных погребений на вершине 2го яруса сопки 17-II. Она основана на хронологии наборов бус и подтверждена радиоуглеродным анализом. Это конец IX – начало X вв. Инвентарь поверхностных захоронений, открытых вокруг сопок В.П. Петренко, тождествен материалу из сопки в Новых Дубовиках, а вместе они имеют аналогии как в горизонте Е1 (около 865-920е гг.) Староладожского городища, так и в круге памятников 2й пол. IX-X вв. активно исследуемых в последнее время на северо-западе Новгородской земли Н.И. Платоновой, О.В.Клубовой, С.Л. Кузьминым (Кузьмин, Михайлова 1997). Исходя из вышесказанного, есть основания полагать что сопки Нижнего Поволховья сооружались в течение сравнительно короткого промежутка времени во второй пол. IX – первой пол. X вв., а отдельные кремации совершались при них вплоть до начала XI в., когда происходит смена обряда и вблизи некоторых насыпей возникают кладбища с ингумациями.

Подведем итоги. Технология строительства, организация внутреннего пространства, элементы погребальной обрядности едины для насыпей Поволховья выделенных В.П. Петренко в III тип. Именно они и могут рассматриваться как ядро культурного явления именуемого "сопки", поскольку имеют близкие параллели в памятниках иных районов Новгородской земли. К ним тяготеют насыпи, которые В.П. Петренко определил как тип II.

Типо-хронологическая близость и сравнительно небольшое число нижневолховских сопок может объясняться, вероятно, кратким временем традиции их строительства. Отсутствие существенной вариабельности внутреннего строения, взрывообразный характер распространения этой традиции говорят в пользу высказанной выше идеи и свидетельствуют об ее устойчивости, связанной с высокой степенью организации и коммуникативности общества, возводившего величественные курганы. Напомним, что сопки строились на освоенных местах и связаны с уже сложившейся системой поселений в Нижнем Поволховье. Выработке такой традиции должен соответствовать определенный период внешней и внутренней стабильности*****.

Находясь на стыке Балтийского и Восточноевропейского миров, Нижнее Поволховье в VIII-X было весьма нестабильным регионом. Об этом свидетельствуют пожары на Староладожском поселении, сопровождающиеся изменениями в структуре застройки и материальной культуре, что в свою очередь следует связывать с частичной или полной сменой населения поселка с которым связана половина сопок. Периодами относительной стабильности можно считать время около 780 – около 840 гг., около 865 – около 950 гг., около 950 – 997 гг. (Кузьмин 1997а: 343-359). Соотнося периоды стабильности с данными о хронологии сопок, следует признать наиболее вероятной дату их возведения вторую пол. IX (не ранее 860х гг.) – первую половину X в. Исходя из таких хронологических рамок и следует искать ответы на вопрос о том кому принадлежит рассматриваемая традиция.

Примечания

* В.П. Петренко было учтено 64 сопок в 27 пунктах. За прошедшие годы в Нижнем Поволховье была открыта неизвестная ранее группа из двух или трех сопок у д. Поляща (Петров 1997: 58-59), а по архивным материалам мной выявлена еще одна сопка у б.с. Михаил-Архангел. Только недоразумением можно объяснить отсутствие в своде В.П.Петренко южной насыпи в группе сопок в Старых Дубовиках, зафиксированной С.Н. Орловым в 1968 г. и сохранившейся до настоящего момента (Архив ИИМК, Ф 35, 1968 г., № 113, л. 9). А.Н. Кирпичников в частной беседе сообщил, что на рисунке прошлого века есть изображение еще трех сопок в районе д. Лопино. Таким образом, в Нижнем Поволховье существовало не менее 70 крупногабаритных насыпей. Не все из них следует непосредственно связывать с традицией сопок. Насыпи 13-I и 11-I явно выпадают из общей картины и, вероятно, не случайно иллюстрировали в классификации В.П. Петренко отдельные типы I и IV. Даже если делать поправку на разрушение сопок, максимум которого пришелся все же на наше столетие, то вряд ли их общее число превышало 80-100 насыпей, а вероятно было ближе указанной выше цифре.

** Выявить деревянные столбы в насыпи достаточно сложно. В плане они практически не прослеживаются и заметны лишь в профиле, если через них проходит стенка бровки. Столбы могли крепиться грудами камней фиксирующихся в центре площадок в основании насыпей или на разных уровнях.

*** Об этом позволяет судить анализ соотношения глубины залегания от вершины и удаление от центра насыпей отдельных погребений. Подробная аргументация приводилась в докладе С.Л. Кузьмина и А.И. Волковицкого “Некоторые парадоксы в изучении сопок” (Научная конференция “Новгород и Новгородская земля. История и археология.”, Новгород, январь 1996 г.)

**** Отмечу, что подобный дуализм среди насыпей сходного облика выявлен и в сопках северо-западных районов Новгородской земли, расположенных в одних и тех же пунктах. Это сопки №2 и №1 в группе Сковородка-II в бассейне р. Плюссы (Псковская область, Струго-Красненский район, раскопки С.Л. Кузьмина 1988 г.) и сопки Пристань-I и №2 в группе Пристань-III на р. Оредеж (Ленинградская область, Лужский район, раскопки С.Л. Кузьмина 1989 г.).

***** В таком контексте не будет большой натяжкой провести параллель между активизацией церковного строительства в Новгородской земле, зафиксированного позднесредневековыми письменными источниками именно для периодов политической стабильности и экономического подъема, сопровождавшихся ростом населения. Интерпретация сопок как особых культовых объектов, возведение которых требовало определенных усилий и навыков, делает подобное сравнение вполне корректным.

Бранденбург Н.Е. 1895 – Курганы Южного Приладожья. МАР 18.

Конецкий В.Я. 1989 – Новгородские сопки и проблема этносоциального развития Приильменья в VIII-X вв. // Славяне. Этногенез и этническая история: (Междисциплинарные исследования). Л.

Кузьмин С.Л. 1994 – Сопка у д. Новые Дубовики. // Древний Псков. Исследования средневекового города. Псков. С. 61-64.

Кузьмин С.Л. 1997 – Волховские пороги в древности и средневековье. // Современность и археология. Международные чтения посвященные 25-летию Староладожской археологической экспедиции. СПб. С. 75-77.

Кузьмин С.Л. 1997а – Ярусная стратиграфия нижних слоев Староладожского городища. // Памятники старины. Концепции. Версии. Открытия. Т. 1. СПб-Псков. С. 343-359.

Кузьмин С.Л., Михайлова Е.Р. 1997 – Новые материалы к проблеме славянского расселения на северо-западе Руси. // Этногенез и этнокультурные контакты славян. Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т.3. М. С. 138-146. Михайлов К.А. 1997 – Погребение воина с конями на вершине Плакунской сопковидной насыпи в свете погребальных традиций эпохи викингов. // Древности Поволховья. СПб. С. 105-116.

Носов Е.Н. 1985 – Сопковидная насыпь близ урочища Плакун в Старой Ладоге. // Средневековая Ладога: Новые археологические открытия и исследования. Л. С. 147-155.

Орлов С.Н. 1955 – Сопки волховского типа около Старой Ладоги. // СА. Вып. 22. С.190-211.

Петренко В.П. 1994 – Погребальный обряд населения Северной Руси VIII-X вв. Сопки северного Поволховья. СПб.

Петров Н.И. 1997 – Новые сведения об археологических памятниках Северного Поволховья (к археологической карте окрестностей Старой Ладоги). // Древности Поволховья. СПб. С. 58-63.

Рябинин Е.А. 1982 – Бусы Старой Ладоги (по материалам раскопок 1973-1975 гг.). // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л. С. 165-173.

Рябинин Е.А. 1995 – Начальный этап поступления полудрагоценных камней на Север Европы (новые материалы древнейшей Ладоги и их скандинавские аналогии). // Ладога и Северная Русь. Чтения, посвященные памяти Анны Мачинской. Вып. 1. СПб. С. 56-61.

Седов В.В. 1970 – Новгородские сопки. САИ. Вып. Е1-8. М.

Седов В.В. 1982 – Восточные славяне в VI-XIII вв. М.

Седов В.В. 1995 – Славяне в раннем средневековье. М.

Работа опубликована в сборнике: Раннесредневековые древности Северной Руси и ее соседей. СПб. 1999. С. 89-99.

[George 8]

Одну из сопок, расположенных вблизи Олеговой могилы, исследовал С.Н.Орлов. Погребальное сооружение было полуразрушено. В основании насыпи археолог обнаружил два сожжения с кострищами и большое скопление валунов. Одно из погребений, безусловно, было женским. В нем нашли бусы, такие же, как в сопках IX-X вв., балтские трапециевидные подвески. Во втором сожжении вещей не оказалось.

В сопке также находились жженые кости животных и целый череп лошади.

Культ коня, сложный ритуал женских погребений напоминают о финских, чудских обычаях.

Сопка № 140 в урочище Победище

Сопку № 140 в урочище Победище раскопал Н.Е.Бранденбург. Насыпь высотой 4,2 м сооружалась слой за слоем, по мере появления новых захоронений – принцип семейной усыпальницы.

В верхнем, самом позднем, захоронении находились сожженные кости и среди них бронзовый бубенчик, вполне возможно – славянский. Хотя маленькие звенящие бубенчики-подвески с глубокой древности были любимым украшением многих восточно-финских племен. В X веке их начали носить и славяне.

Ниже Бранденбург обнаружил погребение, отличающееся от славянских: на поверхности насыпи – настил из крупных булыжников, над настилом помещена урна с остатками сожжения и оплавившимися бусами. Глиняный сосуд сверху был накрыт каменной плиткой. Это черты норманнского обряда.

Еще ниже было открыто сложное сооружение из больших камней, уложенных в два-три ряда. Внутри него – каменный ящик из плит, а в ящике – большой горшок, в котором лежала небольшая урна с остатками сожжения маленькой девочки. Такие сложные каменные конструкции известны в курганах Скандинавии, Литвы, у западных славян... Так что сложно определить, на каком языке говорили родители погребенной девочки.

Основное, нижнее, погребение отличается от всех предыдущих. Оно окружено каменным венцом, охватывающим половину основания насыпи. Внутри венца – треугольная каменная кладка, очаг с кучей углей, и в стороне остатки сожжения. Покойник (видимо, мужчина) был предан огню в богатом наборном поясе с бронзовыми бляшками. Вместе с мужчиной был сожжен верховой конь (сохранились кости лошади). На погребальный костер положили лапу медведя – оберег, связывавший мертвеца с «хозяином леса».

Медвежьи лапы, очаги в курганах с сожжениями широко известны в Приладожье. Вместе с конем сжигали мертвых древние пруссы и другие балтийские, а также некоторые финские племена. Каменный венец вокруг насыпи характерен для прибалтийских погребений.

Судя по найденным вещам, погребение в сопке № 140 можно отнести к VIII в. Уже в то время население Ладоги было достаточно смешанным, в местной культуре переплетались традиции разных племен.

http://www.oldladoga.ru/issledovanij_snorlova_v_urochishe_sopki-2.html

[George 8]

"С 1938 года археологические изыскания в Ладоге проводятся под руководством члена-корреспондента АН СССР В.И. Равдоникаса. Работы продолжались непрерывно до начала Великой Отечественной войны и после войны с 1945 по 1950 год. В 1957 году В.И. Равдоникас возобновил раскопки в Ладоге и проводит их ежегодно.

Слой за слоем, словно листы книги, ученые раскрывают напластования земли на месте одного из древнейших поселений славян. Толща земли, которая отложилась на поселении за период более тысячи лет, достигает 3 метров. Археологи называют этот пласт культурным слоем. Он образуется везде, где человек ведет какую-либо деятельность.

В самом основании этого слоя на земляном городище открыты остатки обширных бревенчатых жилых домов площадью 80-100 кв. метров. В центре такого жилища находилась печь-каменка или просто открытый очаг, обложенный плитами. По бокам, вдоль стен располагались нары для спанья. Потолков дома не имели: сверху была лишь кровля из тяжелых плах, поверх которых настилалась древесная кора и набрасывалась земля. Жилища отапливались по-черному. Роль дымоходных отверстий выполняли окна.

Тяжелая дверь на деревянном подпятнике закрывала вход. Снаружи около жилища ставилась пристройка, которая служила сенями и кладовой. Около жилых домов были стойла для скота и другие хозяйственные постройки. Между ними настилались мостки.

Внутри жилищ и вокруг них найдено большое количество предметов хозяйственного обихода, которые ярко характеризуют быт славян и уровень их культуры: глиняные горшки и их обломки, железные ножи, топоры, костяные иглы и проколки, деревянные резные ковши, ложки, бочки, корыта, веревки, остатки кожи и кожаной обуви. Из предметов украшения собраны различные бусы, подвески, застежки и пр. Часто попадаются и остатки тканей, изготовленных из шерсти и льна, детали ткацких станков и т.д.

Обнаруженные при раскопках вещи и их местонахождение позволяют отнести остатки жилых домов нижнего горизонта земляного городища к VII-VIII векам.

Ладога является археологическим памятником особого типа. Обычно в земле сохраняются вещи из неорганических материалов - из камня, глины, металла. Предметы же из дерева и других органических материалов, как правило, быстро сгнивают. На земляном городище, в силу особых физико-химических условий, изделия из дерева пролежали в земле 1200-1300 лет. Это объясняется тем, что поселение располагалось на глинистой земле, которая слабо пропускает воду. Культурный слой, отлагаясь поверх глины, удерживал в себе грунтовые воды. В такой влажной почве все предметы как бы законсервировались и дошли до нас в хорошем состоянии.

Находки с земляного городища Ладоги являются важными документами для освещения истории не только Ладоги, но и всего края. На основании этих материалов историческая наука может решить ряд неясных вопросов из истории и культуры северо-восточных славян. Например, впервые появилась возможность изучать народную деревянную архитектуру VII-Х веков. Остатки деревянных построек этого периода хорошо сохранились в культурном слое Ладоги. По изменению архитектурных форм в постройках можно проследить и историю изменения социальных отношений у жителей Ладоги. Например, для периода VII-VIII веков были характерны дома площадью 80-100 кв. метров.

Исследователи справедливо считают их жилищами патриархальных семей. Это были те же патриархальные семьи, которые оставили нам высокие сопки".

С.Н. Орлов. Старая Ладога. Л., 1960, c.12-30