Аксумское царство

[Snow 60]

Изложение истории Аксума по книге: Стюарт Мунро-Хэй. Аксум. Африканская цивилизация эпохи поздней античности.

Период 1. Ранний Аксум до правления Гадарата.

Процесс развития Аксумского государства просматривается смутно. Наиболее ранние из сохранившихся письменных упоминаний, в Перипле Эритрейского моря (Huntingford 1980) и Географии Птолемея (Stevenson 1932), вкупе с некоторыми ранними находками, сделанными непосредственно на месте (Munro-Hay 1989), указывают на то, что город, вероятно, был основан в начале нашей эры. Даты обоих названных выше упоминаний вызвали споры. Предполагалось, что Перипл мог быть написан в середине 1-ого века (Bowersock 1983: 70; Casson 1989: 7) или гораздо позже, в конце 3-его века н.э. (Pirenne 1961), в то время как, согласно предположению одного из ученых, наиболее ранние из сохранившихся версий труда Птолемея передают сведения, которые постоянно обновлялись вплоть до 4-ого века н.э. (Mathew 1975: 152). Однако, если признать ранние даты этих документов, их сведения об Аксуме, похоже, подкрепляются некоторыми открывшимися при раскопках характерными чертами, которые вполне удовлетворительно датируются первым и вторым веками н.э. Названное включает в себя выложенные из камней платформы, возможно изначально погребального назначения, поскольку они были обнаружены под отложениями, образованными впоследствии главным местом захоронения (ныне так называемый Парк стел). Радиоуглеродными тестами сопутствующего материала они были датированы первыми двумя веками н.э. (Chittick 1974; Chittick 1976i; Munro-Hay 1989). В числе находок этого региона были фрагменты стеклянных сосудов особых типов с допустимой датой до первого века н.э. включительно; а ведь некоторые виды стекла входили в представленный Периплом перечень товаров, поставлявшихся в Аксум.

Если мы не ошибаемся, считая Перипл с большой долей вероятности документом середины первого века н.э., можно надеяться, что в Аксуме будут найдены следы "city of the people called Auxumites" (Schoff 1912: 23) (города народа, называемого ауксумиты) - в переводе Хантингфорда "the metropolis called the Axomite" (Huntingford 1980: 20) (метрополии, именуемой Аксомит), который упоминается там вместе с обстоятельным перечнем товаров, согласно данному описанию поставляемых в Аксум. Птолемей, если мы допустим, что его упоминание не является позднейшим добавлением, подводит нас к мысли о существовании крупного города с царским дворцом где-то около середины первого века н.э. На данный момент археология обнаружила совсем немногое из этого, однако ранние платформы и стекло указывают на то, что можно ожидать новых свидетельств существования данного города около первого века н.э. При продолжении археологических раскопок могут быть найдены и другие ранние материальные остатки помимо платформ. Прочий многочисленный материал раскопок на данный момент надежно датировать затруднительно, и потому он пока еще остается без определения.

Если допустить, в соответствии с общепринятой ныне точкой зрения, что Перипл датируется примерно серединой первого века н.э., то мы обнаружим, что на этой стадии, в правление царя Зоскалеса (Zoskales), Аксум был уже значительным государством с доступом к морю в Адулисе. Зоcкалес - самый ранний из известных нам на данный момент царей этого региона (хотя Cerulli 1960: 7; Huntingford 1980: 60, 149-50 и Chittick 1981: 186 полагали, что он был не царем Аксума, а менее важным правителем-данником). Уже в его время там имело место бойкое торговое хозяйство (vigorous trading economy) и даже существовал заметный спрос на иноземные предметы роскоши. Монархия утвердилась: Птолемей подтверждает, что около середины первого века н.э. Аксум был столицей царства. В этот же период, но чуть позже, произошло возвышение города до правительственного центра значительной части Эфиопского плато и приморской равнины. Таковой представляется линия развития, поскольку ко времени царя GDRT (Gadarat - Гадарата) Аксум достиг положения, позволявшего ему смело отправлять войска в заморские экспедиции и даже размещать в аравийских землях свои гарнизоны. Тот факт, что Перипл не упоминает аксумитов в связи с южной Аравией - еще одна особенность, которая, по-видимому, датирует его периодом до абиссинской интервенции; и в самом деле, Перипл отмечает, что сила царя Химьяра и Сабы Карибаэля (Kharibael - Charibael), и tyrannos (тирана в античном, а не нынешнем переносном значении) южной приморской области Мофаритов (Mopharitic region - в переводе Шоффа - Mapharitis) (ал-Ма'афир/al-Ma'afir) Колаиба (Kholaibos - Cholaebus), исходившая из их столиц, Зафар (Zafar - Saphar) и Сауе (Saue - Saua), была достаточной, чтобы позволить им контролировать Азанию (Azania), восточный берег Африки до Танзании, и тамошние богатые промыслы слоновой кости и черепашьего панциря (Casson 1989: 61, 69). При том, что приблизительно в начале третьего века Аксум добивается господства над ал-Ма'афиром и серьезного ослабления аравийской торговой системы, в эпоху Перипла эфиопы еще не были в состоянии достигать столь дальних пределов, и аравийский порт Муза (Muza), похоже, обладал бóльшим значением чем Адулис. Постепенно, в течение второго столетия н.э., у Аксума должна была появиться собственная заинтересованность в ослаблении контроля химьяритов над морем, кульминацией чего стал союз с Сабой (см. ниже) и захват некоторых территорий, находившихся прежде под властью химьяритов (Bafaqih и Robin 1980; Bafaqih 1983: Ch. 3).

Один ненадежный, но любопытный намек на то, что мощь аксумитов заметно возросла в 1-ом веке н.э., исходит из сообщений, сохранившихся у Сенеки (изд. Corcoran 1972), римского писателя бывшего наставником Нерона, и у Плиния (изд. Rackham 1952: VI. 35, 184). Эти авторы приводят подробности об исследовательской экспедиции (или двух самостоятельных экспедициях; Shinnie 1967: 21-22) 61 н.э. в южную часть Судана. Некие римские офицеры сумели проникнуть в область огромного папирусового болота в Судане, Судд (Sudd), по-видимому, не без помощи царя мероитов. Еще во времена Августа, согласно Страбону (изд. Page 1930: 353), Элий Галл (Aelius Gallus) был послан для исследования не только в Аравию, "но и в Эфиопию, поскольку Цезарь видел, что страна троглодитов, которая примыкает к Египту, соседствует с Аравией, а также то, что Аравийский залив, который отделяет аравийцев от троглодитов, крайне узок", но, похоже, эта ранняя попытка окончилась ничем, поскольку экспедиция Галла была неудачной. Высказывалось предположение, что в ходе суданской экспедиции Рим, будучи союзником Мероэ, пытался содействовать тому, чтобы предотвратить захват зарождающимся Аксумским царством контроля над путями, которыми прежде следовали торговые караваны Кушитской монархии. Возможно, хотя у нас нет надежного свидетельства этому, подошло то время, когда интересы Мероэ и Аксума столкнулись в вопросе контроля над нильскими маршрутами. Schur (1923) утверждает, что император Нерон намеревался выступить против Аксума, и по этой причине послал в Птолемаиду (Ptolemais) армию под командованием Веспасиана и Тита; но это вряд ли может быть более, чем догадкой. У Иосифа Флавия ("Иудейская война" Книга III) Тит и Веспасиан соединяют свои легионы в совсем другой Птолемаиде - в Акке, в связи с делами, весьма далекими от эфиопских. Тем не менее, с закатом державы мероитов и дроблением власти в регионе, Аксум несомненно получал больше возможностей для продвижения своих интересов на запад и север, нежели когда Мероэ был еще в силе. Мероитский рельеф в Джабаль-Кайли (Jabal Qayli) рядом с дорогой в Кассалу (Kassala), на котором царь Мероэ представлен вместе с убитыми врагами ниже образа божества, похожего на Аполлона, является самым восточным из ныне известных следов мероитского влияния (Shinnie 1967: 50-51). Этот рельеф, содержащий имя царя, Шеркарер (Sherkarer), относят к началу первого века н.э., но мероитские даты не являются строгими, так что возможна существенная поправка. Предполагалось, что искаженные фигуры врагов представляют убитых аксумитов, но также они вполне могут быть изображениями какой-нибудь местной группы, навлекшей на себя гнев Шеркарера.

Рисунок рельефа царя Шеркарера (Шоркарора) (20-30 н.э.)

Период 2. От Гадарата до Эндубиса.

Этот период можно охарактеризовать как первый "южноаравийский" для Аксума, поскольку большая часть доступной нам информации происходит из надписей, найденных в южной Аравии (Beeston 1937; Jamme 1962; Robin 1981). Надписи, называющие эфиопских царей "nagashi Хабашат (Абиссинии - Habashat) и Аксум(ан)а (Aksum(an))", выполнены древним южноаравийским письмом на древнем южноаравийском языке. Поскольку гласные не обозначены, царские имена, упомянутые в этих надписях, фактически читаются GDRT, `ADBH, ZQRNS и DTWNS, однако здесь для удобства добавлена простая огласовка, например, как в имени "Гадарат". Буквы GDRT могли отображать такие имена из языка геэз как Гедур (Gedur), Гадура (Gadura), Гедара (Gedara) и т.п., однако до тех пор, пока не будет найдено правильно огласованное написание, мы будем пребывать в неведении относительно точного произношения.

Надписи, которые упоминают Гадарата и 'Азебаха ('Adhebah) (в геэз возможно 'Azba или 'Azeba), царей Аксума и Хабашат, происходят из знаменитого храма в Марибе (Marib), названного арабами "Махрам Билкис" ("Mahram Bilqis"), по арабскому имени Царицы Шебы. На самом деле, Махрам Билкис был большим храмом лунного божества Илмукаха (Ilmuqah) в древней столице царства Саба, ныне северный Йемен. Надписи, датированные по "эре химьяритов" (эра химьяритов начиналась в 115 г. до н. э.), в настоящее время интерпретируются как дающие Гадарату дату около начала 3-его века н.э. Ранее, на основании прочтения `ADBH как WDBH, отождествленного с Уазебой (Wazeba/WZB), одним из самых ранних царей монет, предполагалось (Munro-Hay 1984: 20), что это правители четвертого века, однако в связи с новыми открытиями относительно датировки надписей, от этого представления отказались.

Надписи, упоминающие аксумских правителей, писались как официальные сообщения о войнах и победах царей Сабы и Химьяра. По причине того, что эти цари обычно враждовали с аксумитами, об успехах Аксума речь заходит нечасто. Тем не менее выясняется, что военные силы аксумитов контролировали некоторые регионы Аравийского полуострова; такому положению, несомненно, от части способствовала политическая обстановка в Аравии, где правители Сабы и Химьяра в разное время призывали на помощь друг против друга аксумские армии.

Ситуация до сих пор не вполне ясна, но представляется, что в конце второго века над Аравией господствовали четыре государства: Химьяр (сранительно новое образование), Саба, Хадрамаут и Катабан (Qataban). Примерно между 160-210 н.э. Катабан был аннексирован Хадрамаутом, в то время как сабейские правители стремились подчинить себе Химьяр, которым тогда правил царь Саран Йа'уб Йухан'им (Tharan Ya'ub Yuhan'im). Сабейский царь 'Алхан Нахфан ('Alhan Nahfan), сын Йарима Аймана I (Yarim Ayman I), и его сыновья Ша'ир Автар (Sha'ir Awtar) и Йарим Айман II (Yarim Ayman II) объединились против Химьяра с Гадаратом, nagashi Аксума. Последняя держава, вероятно, сранительно новое действующее лицо на аравийской сцене, была заинтересована в ослаблении торгового контроля химьяритов над Красным морем и его противоположным берегом, и ее помощь помогла сабеям получить благоприятное соотношение сил. Но также Аксум привнес в южноаравийскую политику новый фактор, который не удавалось полностью устранить вплоть до персидского завоевания, случившегося спустя века; абиссинское присутствие превратило конфликт между Сабой и Химьяром в бессрочное противостояние за полный контроль надо всем регионом.

Эта перегруппировка случилась в начале третьего века. Еще раньше три сабейских царя объединились с Йада'убом Гайланом (Yada'ub Gaylan), царем Хадрамаута. Надпись в честь их союза с Аксумом гласит, что

"they agreed together that their war and their peace should be in unison, against anyone that might rise up against them, and that in safety and in security there should be allied together Salhen and Zararan and `Alhan and Gadarat'. /они договорились совместно, что их война и их мир будут едины против любого, кто мог бы подняться на них, и что в спокойствии и безопасности будут в единстве друг с другом Салхен (Salhen) и Зараран (Zararan), и 'Алхан ('Alhan) и Гадарат (Gadarat)"

В этой надписи Зараран, бывший, по-видимому, крепостью или главной резиденцией Гадарата, приводится в качестве параллели дворцу 'Алхана в Марибе, столице Сабы, который назывался Салхен; Зараран вполне мог быть одним из тех дворцов, чьи руины по-прежнему можно видеть в Аксуме.

После смерти 'Алхана Нахфана его сын Ша'ир Автар (чье правление, похоже, датируется примерно 210-230 н.э., если считать вместе со временем совместного регентства с братом Хайу'астаром Йадой (Hayu'athtar Yada)) отказался от этого союза. Несомненно трения начали усиливаться, когда значение Аксума в регионе возросло, и он научился стравливать между собой аравийские царства и племенные объединения. Около 225 н.э. Ша'ир Автар разбил и взял в плен Ил'аза Йалута (Il'azz Yalut), царя Хадрамаута, и занял его столицу, Шабву (Shabwa). Ил'аз был женат на сестре Ша'ира Автара и в 217-8 н.э. последний помог ему подавить возмущение в Хадрамауте против царя: вражда между Хадрамаутом и Сабой стала главной переменой в политике. Роль абиссинцев в этих событиях неясна. Ша'ир Автар, по-видимому, использовал в этой кампании как химьяритские, так и сабейские войска; и химьяритский правитель, Ли'аз Йахнуф Йухасдик (Li'azz Yahnuf Yuhasdiq), чье правление частично пришлось на конец правления Ша'ира, также вступил в союз с сабеями против Гадарата. Аксум потерпел поражение и был изгнан из столицы химьяритов,Зафара, которая ранее была им захвачена, и где был размещен гарнизон под началом сына nagashi, Бейги (Beyga) или Байгата (Baygat) (BYGT). Тем не менее, в Аравии за Аксумом сохранялась какая-то территория даже в правление наследника Ша'ира Автара, Лахай'атата Йархама (Lahay'atat Yarkham), который имел по крайней мере одно столкновение с войсками Хабаша (Habash). Как бы то ни было, эти события, датирующиеся, возможно, началом третьего века не позднее 230-тых н.э., служат подтверждением того, что Аксум достиг нового зенита своей мощи. Заморские войны, захват земель в Аравии, военные альянсы, флот и распространение аксумского политического и военного влияния на пространство от Хадрамаута до Наджрана в современной Саудовской Аравии говорят о значительном росте масштаба государства аксумитов.

Возможно, на какое-то время противоборствующие стороны установили перемирие, но не надолго. Уже довольно скоро, в 240-ые, мы видим две соперничающие династии, именующие себя царями Сабы и Зу-Райдана (Dhu-Raydan), одна из которых, представленная неким Шамиром (Shamir) из Зу-Райдана и Химьяра, обратилась за помощью к аксумскому царю 'Азебе ('Azeba) или 'Азебаху ('Adhebah) ('ADBH), и его сыну Гирме (Girma), Гариме (Garima), Гармату (Garmat) (GRMT), а также их союзникам из Сахартана (Sahartan) и племени Акк (Akk), против сабейских царей Илшараха Йахдуба (Ilsharah Yahdub) и Йаззила Баййина (Yazzil Bayyin), сыновей Фари'ума Йанхуба (Fari'um Yanhub) (который называл себя только царем Сабы, возможно признавая, что его позиции были не столь сильны как у двух его предшественников, которые применяли двойной титул "царь Сабы и Зу-Райдана"). Эти цари в ходе последовавшей войны рассматривали Химьяр, абиссинцев и Сахартан как сторону, разорвавшую мирный договор. Шамиром из Зу-Райдана почти наверняка был Шамир Йухахмид (Shamir Yuhahmid), сделавшийся впоследствии, в правление 'ADBH и "сына nagashi" GRMT, союзником Аксума. Он посылал за помощью к nagashi, хотя одна из надписей утверждает, что

"Shamir of Dhu-Raydan and Himyar had called in the help of the clans of Habashat for war against the kings of Saba; but Ilmuqah granted . . . the submission of Shamir of Dhu-Raydan and the clans of Habashat /Шамир из Зу-Райдана и Химьяра призвал в помощь роды Хабашат для войны против царей Сабы; но Илмуках даровал ... покорность Шамира из Зу-Райдана и родов Хабашат".

Шамир, похоже, до некоторой степени восстановил державу химьяритов. Возможно, подобное обращение за помощью и позволило аксумским царям заявить весьма попользованные титулы "царя Сабы и Химьяра" в их собственной титулатуре, утверждая своего рода сюзеренитет над аравийскими царями. В данном случае неизвестно, были ли те два полководца, названные "сыновьями nagashi", Байгат и Гармат, "кронпринцами" поочередно наследовавшими трон, или они были всего лишь военачальники, подданные nagashi. Их имена известны только по этим надписям.

Примерно с конца 240-ых до 260-ых царем химьяритов был Карибил Айфа' (Karibil Ayfa'), который сражался с Йада'илом Баййином (Yada'il Bayyin) и его сыном Илрийамом Йадумом (Ilriyam Yadum) из новой хадрамаутской династии, с абиссинцами, и с Илшарахом Йахдубом (Ilsharah Yahdub) и Йаззилом Баййином (Yazzil Bayyin) из Сабы - главными силами тогдашнего Йемена. Одна из надписей в аль-Мис'але (al-Mis'al) (No. 3) упоминает, что сын nagashi, к сожалению неназванный по имени, прибыл в Зафар с войсками ал-Ма'афира и абиссинцев, и что против них была устроена вылазка.

Далее следует очередной пробел в записях. Возможно, его следует заполнить одним из самых загадочных аксумских царей, Сембритэсом (Sembrouthes) (Littmann 1913: IV, 3). Он известен только по его грекоязычной надписи из Дакки-Махари (Daqqi Mahari), что находится существенно северее Аксума в нынешней Эритрее. Надпись располагается на грубо обработанном блоке здания, и для столь краткого текста просто перенасыщена выражениями царского самолюбия:

"Царь царей Аксума, великий Сембритэс пришел (и) посвятил (эту надпись) в год 24 Сембритэса Великого Царя"

Его действительное правление в течение по крайней мере 24 лет, если только это верно, заполняет период между последним упоминанием 'Азебаха и следующих известных аксумских правителей, DTWNS и ZQRNS. В течение всего этого периода держава химьяритов укреплялась, и, возможно, чтобы сдержать этот процесс, Аксум решил действовать: примерно в 267-8 химьярский Йасир Йухан'им (Yasir Yuhan'im) (около 260-270) испытал вторжение, которое возглавляли два аксумских царя. Новые южноаравийские надписи, недавно введенные в оборот Кристианом Робином (Christian Robin), (датам южноаравийских эр и общей исторической схеме (1981) которого мы здесь следуем) происходят из йеменского аль-Мис'аля (al-Mis'al). Одна из надписей (No. 5) посвящена этой войне, в которой были задействованы два царя Аксума Датаунас (Datawnas) (DTWNS) и Закарнас (Zaqarnas) (ZQRNS) с их союзниками из ал-Ма'афира. Неясно, были ли они соправителями или занимали аксумский трон последовательно, однако, по-видимому, они возобновили и продолжили аксумское присутствие в южной Аравии примерно между 260 и 270 годами н.э. Результаты их усилий остаются неясными; когда надписи аль-Мисаля будут опубликованы полностью, возможно, о событиях этого периода станет известно больше, но тот факт, что аксумские цари по-прежнему вмешивались в аравийскую политику указывает на то, что они ни в коей мере не отказались от своих интересов в южной Аравии. Надпись последнего сабейского царя, Нашакариб Йуха'мин Йуха'риба (Nashakarib Yuha'min Yuharib), также говорит об абиссинских нашествиях того времени, но примечательно, что сообщения о его войнах в Сахартане не упоминают абиссинцев.

Последующие события, увенчавшиеся победой Химьяра над Сабой, по времени предположительно более-менее соответствуют правлениям аксумских царей Эндубиса (Endubis) и Афиласа (Aphilas), и изложены в подробностях ниже.

К сожалению, на Эфиопском берегу нам неизвестно ничего, что имело бы отношение к аксумским царям третьего века, если не считать найденного в Ацби-Дере (Atsbi Dera) бронзового скипетра или жезла, на котором стоит имя "GDR негус Аксума" (Caquot and Drewes 1955: 32-38; Doresse 1960). Это же имя представлено в короткой надписи, которая переводится либо "GDR царь Аксума занял проходы 'RG и LMQ", либо "Гедара (Gedara), Царь Аксума смирился перед [богами] Аргом (Arg) и Алмукахом (Almouqah)"(Jamme 1957). Весьма вероятно, что GDR - это тот самый царь, которого аравийские цари называли GDRT (Гадарат). Кроме того, к сношениям с противоположным берегом Красного моря могут быть отнесены несколько находок химьярских монет в Аксуме (Munro-Hay 1978).

Некоторые сведения о внутренних делах предоставляют стелы двух видных эфиопов конца третьего века (Drewes 1962: 67-8). Одна из них, находящаяся в Матаре, гласит: "Эта стела, которую Агаз (Agaz) сделал для своих предков ...", однако о самом Агазе никаких сведений не приводится. Другая стела, в Анзе (Anza) (близ Хаузьена (Hawzien)), была возведена Базатом (Bazat) (BZT)негусом Агабо (negus Agabo), возможно местным царьком. Его стела, по-видимому, посвящена какому-то 15-дневному празднованию, и 520 емкостей пива а также 20 620 хлебов записаны на ней как дары.

Аксумское государство на этой стадии предстает вполне оперившейся военизированной монархией с далеко простирающимися зарубежными связями. Возможно, интерес к южной Аравии питался необходимостью эффективного обеспечения порядка на Красном море, чтобы суда аксумитов и их торговых партнеров могли безопасно плавать в обоих направлениях. Аксум также мог быть заинтересован в том, чтобы включиться в чрезвычайно прибыльную торговлю ладаном и другими ценными товарами на путях, проходивших через Аравию к рынкам Римской империи. Надпись Сембритэса свидетельствует о том, что держава аксумитов простиралась на севере до Дакки-Махари (Daqqi Mahari), и подтверждает, что он имел под своей властью подчиненных ему царей, поскольку он использует титул "царь царей". Его надпись выполнена на греческом, языке который знал также Зоскалес (Zoskales). По-прежнему существует возможность, что Сембритэса следует поместить под более ранней датой, хотя величественный титул "царь царей" может говорить в пользу даты предложенной выше.

Период 3. От Эндубиса до Эзаны.

Начиная с правления царя Эндубиса в нашем распоряжении к счастью как раз начавшие чеканиться монеты, золотые, серебряные и бронзовые, что помогает очертить рамки истории и хронологии Аксума (Munro-Hay, loc. var.; Hahn 1983). Выпуск монет имеет большое значение сам по себе, а для Аксума выпуск независимой золотой валюты был шагом, объявившем о том, что государство считает себя ровней великим соседям по крайней мере в том, что касается суверенитета. В дальнейшем это позволило правителям использовать данный мощный инструмент пропаганды, упростило торговлю, а также, не стоит забывать, приносило немалую прибыль.

В том, что касается саморекламы и рекламы своего государства, аксумские правители, как нам представляется, весьма преуспели: большинство аксумских царей известны нам лишь по легендам монет, все прочие свидетельства их существования либо погибли безвозвратно, либо сгинули под развалинами Аксума. Исходя из данных, полученных при изучении монет (Munro-Hay 1978), можно сделать вывод, что Эндубис воспользовался в качестве модели римской монетной системой, однако применил самостоятельно подобранный дизайн для максимального усиления воздействия его монет в качестве носителей официальной пропаганды. Последующие цари добавляли или удаляли узоры (motifs) и прочие элементы дизайна в соответствие с требованием текущего положения дел.

На монетных легендах языческих правителей впервые появляется новый титул, ранее не встречавшийся в аксумских записях. Он состоит из слова "Bisi", от "be'esya", "человек из ..." на геэз, и следующего за ним названия. Это могло быть указанием рода или племени, или же воинским званием. Он оставался в употреблении вплоть до шестого века н.э., а возможно продолжил существование и дальше, в одиннацатом и последующих веках (Conti Rossini 1901).

Эндубис и все его преемники помещали на своих монетах дохристианский символ 'диск и полумесяц' до тех пор, пока с обращением Эзаны около 330 н.э. его не сменил крест. Это позволяет нам объединить в одну группу пять царей начала монетного ряда: Эндубис, Афилас, Уазеба, Усанас и Эзана. Хотя первые четыре из этих дохристианских царей нигде более не упоминаются, из данных археологии, в той степени насколько они поддаются интерпретации, почти несомненно следует вывод, что по крайней мере некоторые из них имеют отношение к сооружению ряда крупных декорированных стел в центральном некрополе столицы . Так же им могут принадлежать и некоторые из гробниц, отмеченных этими стелами, но в большинстве случаев гробницы, относящиеся к различным стелам, пока еще не идентифицированы. Из монет того времени можно извлечь кое-какие сведения политического характера. К примеру, исходя из того, что существует одна серия монет, где сочетаются аверсный штемпель (obverse dies) Уазебы с реверсным штемпелем (reverse dies) Усанаса, можно предположить, что Уазеба и Усанас какое-то время правили совместно. Редкость монет Уазебы может указывать на краткость его царствования. Уникальное (для того периода) использование языка геэз вместо греческого на его монетах может выдавать заинтересованность в поощрении их применения скорее внутри Эфиопии, нежели преимущественно во внешней торговле.

Возможно, именно в царствования Эндубиса и Афиласа случились последние известные нам события первого абиссинского вмешательства в Йемене. Примерно в 270-ые химьярский Йасир Йухан'им (Yasir Yuhan'im) и его сын и соправитель Шамир Йухар'иш (Shamir Yuhar'ish), похоже, положили конец абиссинской угрозе, и, в добавок к тому, преуспели настолько, что даже смогли аннексировать Сабу. В 290-ые настал черед пасть Хадрамауту, и Шамир Йухар'иш взял себе удлиненный титул царь Сабы, Зу-Райдана, Хадрамаута и Йаманата (Yamanat). Если эфиопы и сохранили за собой какую-то территорию на восточном берегу Красного моря, в лучшем случае это могли быть какие-то небольшие прибрежные районы; как бы то ни было, надписи Шамира о них (эфиопах) более не упоминают.

В четвертом веке, после царствования Шамира Йухар'иша, другая южноаравийская надпись упоминает Карибила Уатара Йухан'иша (Karibil Watar Yuhan'im), царя Сабы, Зу-Райдана, Хадрамаута и Йаманата, направившего послов в "страну Хабашат (Habashat) и Аксуман (Aksuman), к нагаши ... и он (нагаши?) прислал вместе с ним в качестве эмиссаров 'HQM и ZLNS"

Скорее всего, царем, к которому доставили (прежде убив всех их спутников с корабля) двух плененных отроков-тирян, Фрументия и Эдезия, был Усанас (Ousanas). Этот царь назван в традиционном рассказе Элла-Аллада (Ella Allada) или Элла-А'эда (Ella A'eda), причем Бадж (1928: 1164-5) интерпретирует это имя как Аламеда (Alameda), Элла-Амида (Ella Amida); вполне разумное предположение, поскольку с точки зрения нумизматики Эзана, царь принявший христианство, по-видимому, следовал за Усанасом (Ousanas), при том, что предание, повествующее об обстоятельствах обращения Эфиопии, утверждает, что обращеный царь был сыном и преемником Элла-Амиды/Аэды (Ella Allada/A'eda), пусть и при регентстве своей матери (однако см. также Dombrowski and Dombrowski 1984: 131-3). Имя засвидетельствовано позднее как Алла-Амидас (Alla Amidas) ; Усанас (Ousanas) мог принять его в качестве тронного имени, и нет ничего невозможного в том, что одна из надписей, опубликованных Deutsche Aksum-Expedition (Littmann 1913: IV, DAE 8) в действительности принадлежит Усанасу, а не Эзане; ее "Bisi"-титул определенно содержит букву "s", так что какова бы ни была принятая идентификация, в том числе и "Ousanas Bisi Gisene", "Ezana Bisi Alene" вне всяких сомнений исключено (Munro-Hay 1984ii: 108).

Эзана (Ezana) - самый знаменитый из аксумских царей, предшествовавших Калебу (Kaleb). Нам известны несколько его надписей, которые рассказывают довольно многое о его военных подвигах, а также сообщают множество других подробностей об Аксуме четвертого века. Самым существенным его вкладом в историю Эфиопии было официальное принятие христианства около 333 н.э., что Эзана ознаменовал размещением креста на своих монетах (также крест появляется и в одной из его надписей; Schneider 1976ii: fig. 4) и отказом от притязаний быть сыном бога Махрема (Mahrem).

В эпоху Эзаны отношения с Римской империей продолжились, но даже если обращение в христианство и имело целью сделать Аксум более близким Риму или Константинополю, он следовал этой политике вовсе не раболепно. Похоже, ответ на предложение Констанция II (около 356 н.э.) о том, чтобы Фрументий, на тот момент епископ Аксума (Момзен (1886: 284, n. 2) применяет к нему оборот "аксомитский священник"), был направлен для испытания веры к епископу императора в Александрию (Szymusiak 1958), был чрезвычайно коротким. Констанция II, опиравшийся на Арианскую ересь, был в то время в ссоре с Александрийским патриархом Афанасием, который в свое время, вероятно около 330 н.э., посвятил Фрументия на новый престол. Афанасий был сослан, а на его место поставлен епископ-арианин. Именно к этому мужу, Георгию Каппадокийскому, и хотел Констанций, заявлявший, что он опасается за веру Христову в Аксуме, чтобы Эзана и брат его отослали Фрументия. Но судя по тому, что Фрументий остается почитаемым в качестве основателя Эфиопской церкви, которая к тому же не исповедует арианство, можно предположить, что этот запрос был проигнорирован, и что, как утверждает эфиопский Синаксарь (Synaxarium)**, он (**Фрументий) "умер в мире" (Budge 1928). Как бы то ни было, арианские император и епископ продержались недолго, так что от необходимости давать определенный ответ на этот запрос до смерти имератора в 361 могла избавить тактика проволочек.

Синаксарь, календарь святых, был переведен на эфиопский язык при патриархе Эфиопии абунэ Сэламе (примерно 1350—1390), снискавшем прозвище "переводчик", Аббой Сымоном из монастыря св. Антония; со временем в текст были добавлены истории отечественных святых.

Титулы Эзаны показывают, что он считал себя, по крайней мере теоретически, правителем весьма обширных областей современного Йемена, Эфиопии и Судана. Довольно любопытно употребление им титула "царь Сабы (Салхена (Salhen)) и Химьяра (Зу-Райдана) (Dhu-Raydan)", подобного лишь наиболее скромному из тех, что были в ходу в самом Йемене: около 300 н.э. появился титул "царь Сабы и Зу-Райдана и Хадрамаута и Йаманата", применявшийся такими правителями как Шамир Йухар'иш (Shamir Yuhar'ish) и Карибил Уатар Йухан'им (Karibil Watar Yuhan'im), между тем, к концу четвертого века, при Абукарибе Ас'аде (Abukarib As'ad), он развился в "царь Сабы и Зу-Райдана и Хадрамаута и Йаманата и Арабов в Тавде (Tawd) (горная местность) и Тихамате (Tihamat) (приморская равнина)". Несомненным представляется то, что в действительности Эзана не контролировал ни одно из аравийских царств, но применение им, пусть и в усеченном виде, аравийского титула и очевидное хождение некоторых из его монет в Йемене, возможно, указывают на то, что между двумя регионами была достигнута какого-то рода договоренность, или даже на то, что прибрежный плацдарм по ту сторону Красного моря по-прежнему оставался за Аксумом. Если предшественники Эзаны, такие как "царь царей" Сембритэс(Sembrouthes), уже заявляли аравийские титулы, то последние могли сохраниться в традиции в своей наименее развернутой форме; сами аравийские цари никогда в своих титулах не употребляли параллели Саба/Салхен (Saba/Salhen), Химьяр/Райдан, хотя Шамир Йухахмид (Shamir Yuhahmid) и назывался царем "Зу-Райдана и Химьяра".

Несмотря на то, что большинство военных экспедиций Эзаны в той или иной степени представляли собой обходы его собственного царства для сбора дани, а также, попутного усмирения каких-либо волнений, все же он провел по крайней мере одну крупномасштабную африканскую кампанию против суданцев Ноба и Касу, которую его надписи называют его главной победой. Две фрагментарные аксумские надписи, найденные в самом Мероэ, могут быть отнесены либо к этой кампании либо, возможно, подобной кампании кого-нибудь из его предшественников (Sayce 1909, 1912; Hägg 1984; Burstein 1980; Bersina 1984). Очевидно, что кампания Эзаны была бы отмечена христианскими надписями, между тем некотрые переводчики надписей из Мероэ считают, что последние посвящены языческому богу Аресу/Махрему (Ares/Mahrem); если это так, то они относятся либо к ранней кампании Эзаны, либо к кампании его предшественника.

В какой-то, точно не установленный, момент наших Периодов 2 и 3 появляется самая известная из всех аксумских надписей: Monumentum Adulitanum. Сама она утрачена, но ее греческий текст с подробностями о военных походах неназванного по имени аксумского царя был сохранен купцом Космой, который в шестом веке скопировал его для царя Калеба по приказанию, архонта или правителя Адулиса по имени Асба (Asbas)(Wolska-Conus 1968: 364ff). Она была выбита на каменном троне, позади которого лежала упавшая и разбившаяся надпись египетского царя Птолемея III, который царствовал в третьем веке до н.э. К сожалению, Косма, скопировавший обе надписи, по окончании надписи Птолемея сразу же перешел к аксумской, пропустив раздел (если только таковой к тому времени сохранился) с именем и титулами аксумского правителя.

Некоторые детали помещают эту надпись в более широкий контекст. А именно те, которые относятся к дохристианскому правителю, чьи походы привели его из Набатейского порта (Nabataean port) Левке Коме (Leuke Kome) ("Белое селение" — точное местонахождение которого до сих пор точно не установлено, Gatier и Salles 1988), располагавшегося на окраине Римских владений у восточного берега Красного моря, в страну сабеев на юге Аравии и обширные территории в Африке, по-видимому, простиравшиеся от земель на границе с Египтом до пустыни Данакиль. Хантингфорд (Huntingford) (1989) предлагает последнюю на сегодняшний день из многочисленных попыток очертить историческую географию этого текста. Автор говорит о себе, как о первом и единственном царе своей линии, подчинившим такое множество народов, но это могла быть всего лишь гипербола. Боги, которых он упоминает, и ритуал установления трона победы, известны также по надписям Эзаны. Если коротко, то хронологически он может быть помещен практически в любое время между Гадаратом и Эзаной. Ценность его надписи безмерна, поскольку она предоставляет нам своего рода географический справочник по границам тогдашней Аксумской империи; или по крайней мере по границам сферы ее влияния, поскольку весьма маловероятно, чтобы некоторые из особенно отдаленных территорий могли быть когда-либо удерживаемы в качестве аксумских владений. Примечательно, что эта надпись говорит о 27 годах правления, тогда как надпись Сембритэса - о 24, а одна из надписей в Мероэ - о 21 или 24. Так что Сембритэс или Эзана (чье царствование охватывает по крайней мере четверть века) оба являются кандидатами на авторство Monumentum Adulitanum, а Эзана (который совершил поход в область мероитов) мог также, как отмечалось выше, иметь отношение к надписи 1 из Мероэ. Но Сембритэс, если он в и самом деле относится, как мы предположили, к середине третьего века, царствовал как раз в то время, когда могли происходить те самые события в Аравии, которые подробно описаны в Monumentum Adulitanum. К тому же он величает себя титулами Великого Царя и царя царей, возможно подобающими тому, кто так же решительно, как и неизвестный автор надписи из Адулиса, ходил в военные походы, чтобы утвердить власть своего царства над новыми регионами. В настоящее время представляется весьма маловероятным, чтобы Эзана на 27 году своего правления мог установить надпись, посвященную языческим божествам. Между прочим, надпись из Мероэ, предположительно оставленная аксумским царем Эзаной на 21 или 24 году его правления, скорее всего имеет посвящение Аресу, так что с ее авторством и интерпретацией тоже не все ясно. Существует некоторая надежда, что будущие раскопки помогут найти сам знаменитый Monumentum Adulitanum, который Косма видел стоящим за пределами города-порта на Аксумской дороге.

Период 4: от Эзаны после обращения до Калеба.

По причине недостатка надписей и прочих источников информации, этот период представлен документами весьма неадекватно. Предписание Констанция II конца 350-ых, в юридическом тексте именуемом Codex Theodosianus (Pharr 1952: 380, 12.12.2), говорит о тех, кто путешествует (предположительно, по служебным делам) к аксумитам и химьяритам. Оно гласит:

Те же Август (Augusti) и Юлиан Цезарь (Julianus Caesar) Мусониану (Musonianus), Префекту Претории (Praetorian Prefect): никто из тех, кто был наставлен отправиться к племени аксумитов или хомеритов, впредь да не задержится в Александрии сверх промежутка времени в один год, после же года он не будет получать содержание.

Создается впечатление, что контакты между империей и Аксумом в конце четвертого - начале пятого веков были сравнительно частыми. Закон был издан примерно в то же самое время, когдаКонстанций II написал письмо Эзане и Сазане (Sazana).

Аксумские монеты продолжают доводить до нас сведения о последовательности правителей, а их дизайн и легенды позволяют делать некоторые выводы (см. гл. 9). Примечательной особенностью этих монет является то, что многие золотые экземпляры (есть пример, когда они оказались в одном кладе с несколькими позднеримскими солидами (solidi) — Munro-Hay 1989ii) были найдены в южной Аравии, а также то, что значительная часть этого золота и некоторая часть серебра имеет легенду, которую можно прочесть как "царь Хабашат (of Habashat)" или "царь хабашитов (of the Habashites)". Может ли это быть указанием на то, что аксумиты по-прежнему располагали там своего рода законным (или даже реальным?) основанием, как это утверждает титул Эзаны, "царя Сабы и Салхена, Химьяра и Зу-Райдана"? До сих пор известна только одна серебряная аксумская монета, скорее всего пятого века, из южной Аравии, из Шабвы (Shabwa), столицыХадрамаута (Munro-Hay, Syria, выходит в печать).

Другие интересные особенности монет этого периода - появление на них креста, часто позолоченного, и выпуск монет без упоминания имени царя во всех трех металлах. Только один царь, Мехадейис (Mehadeyis) (MHDYS в неогласованных легендах монет), выпустил медные/бронзовые монеты с легендой на геэз, представлявшей собой, что довольно любопытно, почти точный перевод знаменитого девиза римского императора Константина "In hoc signo vinces" (этим знаком (крестом) победишь). Также он является последним, вплоть до периода после Калеба, царем, кто удостоил Аксум и аксумитов особого упоминания в легендах своих монет.

На монетах конца четвертого - начала пятого века в обилии представлены христианские девизы, что говорит о благоприятном, с точки зрения наличия официальной санкции, климате для миссионерской деятельности Девяти Святых, которую к этому периоду относит эфиопская агиография . На монетах нет никаких признаков возвращения к язычеству (Pirenne 1975; Shahid 1979), скорее присутствуют знаки возрастающего акцента на христианскую веру правителей. Вот имена царей, которых монеты помещают в эту фазу аксумской истории: Ezana, MHDYS, Ouazebas, Eon, Ebana, Nezana, Nezool, Ousas и/или Ousana(s).

Поскольку монеты царя Уазебаса (Ouazebas) были найдены в бытовых отходах пространства, под которым оказались погребены также некоторые из обломков самой большой стелы Аксума (de Contenson 1959; Munro-Hay, готовится в печать), крупнейшего аксумского монолитного монумента, она могла обвалиться еще в царствование самого Уазебаса (Ouazebas), весьма вероятно в конце четвертого - начале пятого веков. Эта стела, похоже, стала последним из подобных грандиозных погребальных сооружений, к которым, по-видимому, охладели с распространением христианства, принесшего с собой новые представления об обряде похорон.

Рассказ схоластика (skholastikos), или законника, из египетского Феба (Thebes), который предпринял путешествие в Индию после того, как пробыл какое-то время в Аксуме, сохранился в письме, написанном неким Палладием (Palladius), вероятно, епископом Еленопольским (Helenopolis), носившим это имя, который жил в 368-431 н.э. (Derrett 1960; Desanges 1969). Палладий (Palladius) отправился в Индию для изучения философии брахманов в сопровождении Моисея (Moses), епископа Адулиса. По-видимому, путешествие было совершено Палладием где-то в первой четверти пятого века, и уже после его завершения он написал свое письмо какому-то высокопоставленному лицу, дабы проинформировать его о брахманах, прибегая при этом к сведениям схоластика(skholastikos). Последний провел некоторое время в Эфиопии, прибыв в страну через Адулис и проследовав далее в Аксум. К конце концов он смог продолжить свой путь в Индию на "индийском" корабле. Его замечания, как полагают, указывают на то, что слава Аксума закатилась уже к этому времени: царь Аксума с явной издевкой назван мелким индийским царьком (basiliskos mikros). Хотя этот титул вполне мог быть следствием отношения римского подданного почти к любому правителю в сравнении к римскими и персидскими императорами, но также он может отражать и некоторое ослабление Аксума в ту эпоху. Точное значение титула "basiliskos", однако, по-прежнему является предметом дискуссии (Donadoni 1959; Hansen 1986), и может на самом деле оказаться при определенных обстоятельствах титулом более высоким по отношению к basileus. Существенным моментом является то, что помимо этого случая титул basiliskosупотреблялся еще лишь применительно к нубийским правителям. Именно этот титул использовал Харахин, царь блеммиев (the Blemmye king Kharakhin; блеммии - кочевое племя в Нубии, преимущественно к востоку от Нила, вероятно это латинское название народа, известного эфиопам как беджа), некто Пакутимне (Pakutimne) называет себя "эпиф(иларх) басилиска" ("epiph(ylarkhos) of the basiliskos"), шесть царей блеммиев/беджа (Blemmye/Beja), взятые в плен братьями Эзаны (DAE 4, 6 & 7) названы basiliskoi (басилиски), и царь Нобаты (Nobatae) Силко (Silko) - также basiliskos (басилиск) (Munro-Hay 1982-3: 93, n. 23). Так что Палладий или skholastikos могли перепутать титулы царя Аксума и правителя Нубии; ноmikros тем не менее звучит не слишком лестно.

Калеб (Kaleb), первый правитель следующего нашего периода (см. ниже), называет себя "сыном Тазены (Tazena)" на своей надписи, найденной в Аксуме (Schneider 1972) и на своих золотых монетах (где это имя пишется по-гречески как Фезена (Thezena) с вариантами; Munro-Hay 1984: 116-123). Тазена (Tazena) также известен из геэзских рассказов о Девяти Святых, в которых он рассматривается как царь (Sergew Hable Sellassie, 1972: 115ff). В аксумской надписи самого Калеба присутствует фраза "на троне моих отцов", что на самом деле не может служить доказательством того, что его отец Тазена действительно был царем, однако по крайней мере означает, что Калеб считал, что принадлежит к легитимной династии. Тазену, если он действительно правил Аксумом как царь, можно отождествить с каким-нибудь из имен, известных по монетам, ведь аксумские правители пользовались сразу несколькими именами; с точки зрения нумизматики, наиболее вероятной идентификацией мог бы быть Усас/Усана(с) (Ousas/Ousana(s)) (Munro-Hay 1987). Последовательность, которую приводят списки царей (Conti Rossini 1909) и агиография обычно выглядит так: Sa'aldoba, Ella Amida, Tazena, Kaleb, но, если не считать упоминания имени Тазены на монетах Калеба, на данный момент лишь сам Калеб может быть точно идентифицирован по другим источникам. Существует сирийский труд, Книга Химьяритов (Moberg 1928), о войне в Химьяре, которую вел Калеб против иудейского царя Юсуфа. Что примечательно, сохранившиеся листы этой книги были найдены внутри обложки другой, гораздо более поздней книги, где они находились в качестве набивки и благодаря такому безопасному укрытию дожили до наших дней. В Книге Химьяритов есть упоминание о предыдущей экспедиции аксумитов в Аравию, во главе с неким Хиуной (Hiuna) ХЙВН'. Это имя безусловно напоминает имя царя Эона (Eon) (EWN) записанное по-гречески, как оно есть на монетах Эона Биси Анаафа (Eon Bisi Anaaph) (Munro-Hay 1984: 88-9). Разница в написании - всего лишь следствие перенесение имени в два рассматриваемых языка. В прочем, данные монеты, по-видимому, начала или первой половины пятого века, похоже, слишком ранние по своему типу, чтобы допустить эту идентификацию. Соответственно, приходится признать, что Эон и Хиуна - разные люди, если только, что также возможно, в этом месте нет какого-то искажения в очевидной хронологииКниги Химьяритов. Книга упоминает Хиуну только в оглавлении, сама же глава "О первом пришествии Хиуны и абиссинцев" не сохранилась. Так что, возможно, эта глава повествовала о какой-то предыдущей, несколько отстоящей по времени экспедиции. В прочем, вероятность того, что Хиуна был современником Калеба, возрастает благодаря надписи последнего (Schneider 1974: Drewes 1978), где утверждается ясно: "Я послал HYN ..BN ZSMR (XЙН[...] БН ЗСМР) с моими войсками и я основал церковь в Химьяре".

Интересно, что Эон (Eon) был, по-видимому, первым из аксумских правителей, кто использовал на своих золотых монетах загадочный титул + BAC + CIN + BAX + ABA. Значения его неясно, но согласно некоторым толкованиям в него входит фраза "Basileus Habasinōn", или царь Хабашат/хабаша (king of Habashat/the Habash), один с титулов, применявшихся южноаравийцами в их надписях в отношении аксумских правителей (Doresse 1957: I, 278ff). Кроме того, золотые монеты Эона, так же как и почти всех его последователей вплоть до царствования Калеба, находили в южной Аравии (Anzani 1928, Munro-Hay 1978, Munro-Hay готовится к печати). Таким образом, возможно, в течение пятого века аксумиты продолжали борьбу за сохранение своего рода плацдарма или государственного присутствия в южной Аравии, несмотря на укрепление и расширение сил местных правителей, таких как Абукариб Ас'ад (Abukarib As'ad). Мы не сможем узнать наверняка, насколько справедливо такое предположение, до тех пор, пока не увидят свет надписи кого-нибудь из эфиопских царей того периода или же их аравийских современников.

[Snow 60]

Период 5: от Калеба до конца чеканки монет.

События эпохи Калеба непропорционально заполнены доступными нам источниками по аксумской истории, что имело следствием представление, будто Калеб был самым великим и могущественным правителем Аксума. Однако большинство этих источников содержат лишь повторяющие друг друга в той или иной степени сообщения церковных историков, полные славословия по поводу вторжения Калеба в Йемен во имя сокрушения гонителя христиан, так что к сведениям более надежных источников они добавляют либо немногое, либо совсем ничего.

Калеб вторгся в Йемен около 520 года, чтобы свергнуть иудейского царя химьяритов Юусуфа Асара Ясара (Yusuf Asar Yathar), который преследовал христианское население. Этот официальный повод для снаряжения экспедиции на противоположный берег Красного моря скрывает ряд иных причин, ведь Юсуф, по-видимому, мог также противостоять интересам Аксума и его римских союзников в политической и коммерческой сферах.

Один позднейший источник (историк, известный как псевдо-Захария из Митилены (Pseudo-Zacharias of Mitylene); Brooks, изд. 1953) утверждает, что Юсуф пришел к власти в Химьяре по причине того, что ставленник Аксума на этом троне скончался, а поскольку была зима, аксумиты не смогли переправиться через Красное море, чтобы утвердить нового царя. В прочем, этот источник не является современником событий, хотя сам факт, что он делает подобное утверждение любопытен. Царь Ма'адкариб Йа'фур (Ma'adkarib Ya'fur), оставивший надпись от 631 года химьярской эры (прибл. 516 н.э.), мог быть тем самым умершим правителем, но его титулатура слишком длинна и включает "Хадрамаут, Йаманат и их бедуинов высокого плато и прибрежной равнины", так что представляется весьма маловероятным, чтобы он был ставленником аксумитов (Rodinson 1969: 28, 31).

Различные латинские, греческие, сирийские и геэзские источники (превосходным образом резюмированные в Shahid 1971) оставили сложную комбинацию имен двух главных действующих лиц этой войны. Калеб Элла-Ацбеха (Kaleb Ella Atsbeha) обычно упоминается под вариантами его тронного имени (такими как Элесбаас (Ellesbaas), Еллисфей (Hellesthaeos), и т.д.), при том, что Иоанн Эфесский называет его Aidog. Юсуф в арабских рассказах именуется Зу-Нувас (Dhu-Nuwas), и многочисленные имена в прочих источниках (Damianus, Dunaas, Dimnus, Masruq, Finehas, и т.д.), похоже, имеют в основе либо этот эпитет или прозвище, либо произведены от других эпитетов.

Хронология правителей Йемена времен Калеба является предположительной, а одна из надписей, в которой говорится о смерти царя Химьяра, датируемой 640 э.х./около 525 н.э., принята в качестве сообщения о смерти царя Юсуфа, что относит нашествие Калеба к 525. Однако она вполне может указывать на смерть его предшественника, наместника Сумйафы Ашвы (the viceroy Sumyafa' Ashwa' - Есимифей Прокопия Кесарийского /в русской транскрипции встречается также Сумайфа'/Сумайф/Сумйава/).

Благодаря действенной помощи датированных надписей хронология может быть восстановлена следующим образом:

Ma'adkarib Ya'fur	около 517/8 н.э.
Yusuf Asar Yathar	517/8 - 520
Sumyafa' Ashwa'	520 - около 525
Abreha	525 - не ранее 547

Арабские историки Ибн Хишам, Ибн Исхак и Табари, каждый из которых имеет немного отличную версию событий (Guillaume 1955; Zotenberg 1958), рассказывают о соперничестве междуАбрехой (Abreha) и еще одним полководцем najashi в Йемене, Арьятом (Aryat). Это, по-видимому, случилось около 525.

Когда силы Калеба прибыли в Йемен, там имело место какое-то противостояние, что отмечено рядом надписей. Одна из них (Rodinson 1969), принадлежащая кому-то из кайлов (qayls) или князей (princes) "Юсуфа Асара Ясара (Yusuf Asar Yathar), царя всех Племен", датированная 633 годом эры химьяритов/прибл. 518 н.э., упоминает, что царь разрушил церковь и убил абиссинцев в Зафаре, столице химьяритов, что ясно показывает, что абиссинцы уже присутствовали в стране к тому времени; это говорит скорее в пользу вышеозначенного утверждения псевдо-Захарии. В конечном счете, оккупационное войско Калеба сумело разгромить, а затем и убить Юсуфа. Был назначен другой, христианский правитель, Сумйафа' Ашва' (Sumyafa Ashwa'), чья надпись (Philby 1950; Ryckmans 1946; Ryckmans 1976) приписывает ему титул царя, но также и титул наместника (viceroy) царей (в форме множественного числа) Аксума; в действительности эта надпись именует Калеба по его "Элла"-титулу Элла-А(ц)бахах (Ella A(ts)bahah). Еще одна надпись, возможно другая часть этой же или ее близкая параллель, кажется, упоминает и сам город Аксум (Beeston 1980ii).

Эфиопское наместничество существовало, возможно, в течение четырех или пяти лет, примерно до 525, когда наместник (viceroy) Сумйафа' Ашва' (Sumyafa' Ashwa') был смещен, и вместо него царем стал Абреха (Abreha). Византийский историк-современник Прокопий пишет, что Сумйафа', чье имя он передает в греческой форме Есимифей (Esimiphaios), был по рождению химьярит. Свержение Сумйафы, по-видимому, произошло при поддержке эфиопов, остававшихся в Йемене, и Калеб предпринял попытку покарать их и Абреху, направив трехтысячное войско под командованием своего родственника. Но войско совершило измену, убив своего предводителя и присоединившись к Абрехе. В ярости Калеб послал еще одну армию, но она потерпела поражение, и таким образом Абреха сохранил трон за собой (Procopius; изд. Dewing 1914: 189-191).

В последующие годы Абреха использовал титулы "царя Сабы, Химьяра, Хадрамаута, Йаманата и всех их арабов Прибрежной равнины и Гор" (Ryckmans 1966; Smith 1964; Sergew Hable Sellassie 1972: 148, 153). Этот титул (по-видимому, последним, кто им воспользовался, был Ма'адкариб Йа'фур (Ma'adkarib Ya'fur)), похоже, прекращал свое действие в период узурпаторского правленияЮсуфа (Rodinson 1969) и наместничества Сумйафы Ашвы (Sumyafa' Ashwa'), и любопытно заметить, что хотя Калеб в Аксуме использовал все эти же звания, сын его Уа'зеб (Wa'zeb) отказался от длинного титула, удовольствовавшись старинным притязанием времен Эзаны (Ezana) на господство всего лишь над Сабой и Химьяром (Schneider 1972). Кажется, это в точности отражает положение дел, каким его излагает Прокопий, писавший после смерти Калеба, и, по-видимому, указывает на то, что титулатура аксумских царей скорее все же имела некоторое реальное значение, соотносившееся с событиями, нежели состояла из не более чем традиционного перечисления как действительных владений, так и прежних притязаний. Суть ситуации в том, что несмотря на то, что аксумиты сумели смягчить все формальным подчинением и данью, в действительности они надолго утратили контроль над Йеменом. Стих, записанный одним из арабских авторов (Guillaume 1955: 34) подводит итог этому периоду истории Зимара (Dhimar) (Йемена), (каким он виделся с анти-эфиопской точки зрения):

"Кому принадлежит царство Зимар? Химьяру праведному;

кому принадлежит царство Зимар? абиссинцам злонравным;

кому принадлежит царство Зимар? персам благородным;

кому принадлежит царство Зимар? купцам-курайшитам".

Восстановление христианской веры в Йемене, вызывавшее восхищение современных (и позднейших) церковных историков, стало, однако, лебединой песней Аксума как великой державы этого региона. Реальный эффект вполне мог быть обратным: ослабление аксумского влияния, неоправданная трата денежных и людских ресурсов и потеря престижа. Похоже, предприятие оказалось чрезмерно амбициозным для той эпохи, и в конце концов не принесло Аксуму ничего кроме вреда. Тем не менее, какое-то время мы еще слышим о посольствах, прибывающих из Византийской империи с торговыми предложениями, и других - направляющихся к Абрехе в Йемен (что зафиксировано в его надписи на Марибской дамбе (Marib Dam) 658 э.х./около 543 н.э.) и к персидскому царю, с целью убедить его освободить неких епископов, заключенных в темницу в Нисибине (согласно "Житию Симеона, епископа Бетаршамского" (Beth Arsham) Иоанна Эфесского — Brooks 1923; Doresse 1971: 102). Очевидно, какое-то время Аксум еще продолжал пребывать в основном русле международных событий.

Надпись и монеты Калеба, агиографические сказания (а также, что довольно неожиданно, списки царей) утверждают, что отцом Калеба Элла Ацбехи был некто Тазена (Tazena). Своими монетами он не представлен, впрочем он может присутствовать на них под каким-нибудь другим именем - одна из самых больших трудностей аксумской нумезматики. Золотые монеты, имеющие наибольшее сходство с монетами Калеба, происходят из группы с царскими именами Усас / Усана / Усанас (Ousas / Ousana / Ousanas), которые все могут принадлежать одному единственному царю. Возможно, его и следует отождествить с Тазеной, как отмечено выше. С другой стороны, акцент на упоминании имени отца Калеба во всех сохранившихся официальных документах сына, а также использование последним в своей надписи фразы "трон моих отцов" (см. выше), подводят нас к предположению, что существовала какая-то политическая необходимость в таком подтверждении легитимности: возможно, царский статус Тазены был в какой-то степени под вопросом или же он не был фактическим царем Аксума, а лишь претендовал на трон в соответствии с порядком наследования? Позднейшие компиляции сказаний о Девяти Святых упоминают царя Тазену в качестве отца Калеба, однако их свидетельство не вполне надежно.

Согласно эфиопским преданиям, Калеб в конце концов отрекся от престола, отослал свою корону в Иерусалим, чтобы ее вывесили на Храме Гроба Господня (Holy Sepulchre), и удалился в монастырь. Поскольку существует реальная связь между штемпелями монет Калеба и Алла-Амидаса (Munro-Hay, Oddy and Cowell, 1988), вполне допустимо предположить, что он и Калеб царствовали совместно, а затем Калеб удалился в отставку, это объяснило бы форму множественного числа - "негусы (nagast) Аксума" - в надписи Сумйафы Ашвы (Sumyafa' Ashwa') (Ryckmans 1946: строка 3). Другая строка (8) этой надписи утверждает, что "они подчинились царям (amlak) Аксума"; впрочем, эти обороты могли применяться к обобщающему понятию "корона Аксума", поскольку в следующей далее фразе (строка 24) упоминается ngsy в единственном числе.

Сын Калеба Уа'зеб (Wa'zeb) (W'ZB) известен по надписи (Schneider 1974), где он в действительности назван "сын Элла-Ацбехи (Ella Atsbeha)", т.е. через тронное имя отца. На монетах же он предположительно представлен под другим именем, возможно Элла-Габаз (Ella Gabaz) (Munro-Hay 1984ii). Уа'зеб (Wa'zeb) оставил только эту, геэзскую, надпись, выполненную южно-аравийским письмом, как и надпись Калеба, но столь сильно поврежденную, что расшифровать ее весьма затруднительно. В рассказе про Аббу Либаноса (Abba Libanos), "апостола Эритреи", упоминается царь, названный "За-Габаза Аксум" ("Za-Gabaza Aksum"), что может представлять собой другую версию имени Элла-Габаз (Ella Gabaz) (Dictionary of Ethiopian Biography 1975: I, 103); не так давно это предположение подтвердил Sergew Hable Sellassie (1989), который обратил внимание на поучение (homily) митрополита Аксумского Элиаса (Elias) об Абба Мат'э, т.е.Либаносе, (Abba Mat'e, Libanos), где говорится, что царем в то время был Элла-Габаз (Ella Gabaz). Элла-Габаз (Ella Gabaz) и За-Габаза Аксум (Za-Gabaza Aksum) могут быть эпитетами, указывающими на то, что Уа'зеб (Wa'zeb) (если принять эту идентификацию) произвел какую-то важную строительную работу в соборе Марьям-Цийон (Maryam Tseyon).

Монеты этого периода чрезвычайно трудно разместить по порядку. Зачастую от выпусков сохранилось по одному единственному экземпляру, или же при попытке классицировать их в виде какой-то последовательности приходится взвешивать приводящее в замешательство сочетание множества взаимоисключающих факторов. Как бы то ни было, в числе имен, известных по монетам, помимо уже названных, имеются: Уазена (Wazena) (предварительно отождествленный с Алла-Амидасом (Alla Amidas)), Иоэль (Ioel), Иаслия/Хатаз (Iathlia/Hataz) и Исраэль (Israel). Если Алла-Амидас отождествлен с Уазеной правильно (Munro-Hay 1984ii), и этот правитель был коллегой или же непосредственным преемником Калеба, может статься, что имя, обнаруженное в начальных фразах Марибской (Marib) надписи Абрехи 543 н.э., следует читать как "Уазена": "наместник царя Элла-'ЗЙН (Ella 'ZYN)" (см. Schneider 1984: 162-3). И все же, это несколько необычная передача предполагаемого имени "Wazena Ella Amida": с waw написанной как 'ain.

Царь Исраэль (Israel) носит имя одного из сыновей Калеба в легендарных историях (Conti Rossini 1909; Sergew Hable Sellassie 1972: 161), однако с точки зрения нумизматики он, похоже, отстоит от него слишком далеко, чтобы быть идентифицированным таким образом (Munro-Hay 1984ii). Два последующих царя, Армах (Armah) и Герсем (Gersem), замыкают монетный ряд. Монеты поздних царей заметно деградировали по сравнению с более ранними выпусками, и содержание золота в них значительно снизилось. По-видимому, процветание Аксума по ряду причин подошло к своему закату, однако выпуск монет продолжался до тех пор, пока разрушение торговой системы Красного моря, породившей когда-то эксперимент с монетарной экономикой, не избавило окончательно от этой необходимости. Некоторые черты дизайна поздних монет чрезвычайно напоминают византийские образцы.

Существует несколько факторов, говорящих в пользу предположения, что последнее место в монетном ряду занимает царь Герсем; но также имеется ряд моментов альтернативного свойства, которые могут говорить за то, что последним аксумским царем, выпускавшим монеты, был Армах (Munro-Hay 1984ii; Hahn 1983). Имя Армах, с учетом обычных для арабского письма ошибок и помарок переписчиков, можно предположительно соотнести с именем Ашама ибн Абджар (Ashama ibn Abjar), или с именем его сына, Арха (Arha), известным по рассказам некоторых ранних мусульманских историков (Hartmann 1895). Армах (насколько на данный момент нам известно) не выпускал золотых монет, что может говорить о том, что он считал их производство бессмысленным, поскольку его царство на тот момент оказалось отрезанным, по крайней мере частично, от византийской торговой сети. Его серебро имеет необычный реверс, изображающий, по-видимому, здание с тремя крестами, из них центральный - покрыт позолотой; Hahn (1983) предположил, что это здание могло представлять Храм Гроба Господня и было помещено на монетах в связи с захватом в 614 году Иерусалима и святых мест персами. Корона царя на аверсе также позолочена. Бронзовые монеты Армаха - самые крупные из произведенных аксумитами, также они необычны тем, что показывают царя во весь рост восседающим на троне; возможно, эти монеты, как и сложные серебряные монеты с позолотой, были задуманы как компенсация нехватки золотых. К сожалению, мы не имеем ни археологического контекста, ни перечеканенных монет, которые могли бы четко подтвердить, какой из этих царей в действительности выпустил последние монеты аксумского ряда.

В Адулисе, Аксуме и Матаре были найдены здания, в которых имелись монеты всех последних царей, что свидетельствует о том, что эти города по всей вероятности функционировали, причем оставаясь под контролем Аксума, по крайней мере до окончания периода чеканки монет. Значительное количество керамики, часто украшенной искусно выполненными крестами, а также прочего материала, включая импортные амфоры, служит свидетельством по-прежнему процветающих торговли и местных промыслов, во времена по крайней мере некоторых из поздних правителей. Однако, интересно отметить, что в царствования поздних царей девизы монет демонстрируют явно меньший интерес к царской и религиозной тематикам, зато начинают просить о "Милости и Покое для Народов". Возможно, усматривать в этом точное отображение текущего положения дел в Аксуме будет чистым домыслом, но все же можно предположить, что постепенно дела начали ухудшаться как в целом по царству, так и в столице в частности. Аксум мог пострадать от чумы, которая добралась до Египта в 541 году (Procopius, изд. Dewing 1914: 451ff; /"Война с персами" Книга II/ больше о болезнях в Эфиопии см. Pankhurst 1961 ), и распространилась по всей восточной части Римской империи год или два спустя; некоторые утверждали, будто она пошла из Эфиопии, однако этот термин мог относиться к Судану или даже другим регионам Африки. Если же Аксум был жертвой эпидемии, то это могло быть еще одной причиной как провала попытки подчинить царя Абреху в Йемене, так и постепенного заката Аксума, начавшегося в эту пору.

Интересный, но в высшей степени экспериментальный, источник по аксумской истории конца шестого века уводить нас весьма далеко от истоков, в Китай. В 1779 году была опубликована T'ien-fang Chih-sheng shih-lu, написанная Лю Чжи (Liu Chih) между 1721 и 1724 годами. Это жизнеописание Мухаммеда "Истинные анналы Пророка аравийского", составленное по старинной арабской книге рассказов о пророке, найденной в Ts'eng Liu. Мэйсон (Mason 1921) перевел его на английский язык. Согласно Лесли (Leslie 1989), оригиналом, который использовал Лю Чжи, был, по всей вероятности, персидский перевод биографии пророка, написанной Саид ад-Дином Мухаммадом ибн Масудом ибн Мухаммадом ал-Казаруни (Sa`id al-Din Muhammad b. Mas`ud b. Muhammad al-Kazaruni), умершим в 758 хиджры/1357 н.э., источники же, которыми пользовался последний во время ее написания, до сих пор не выявлены. Между тем, интересно отметить, что книга содержит ряд упоминаний об Абиссинии. Когда появилась звезда, возвестившая о рождении пророка (около 570), утверждается (Mason 1921: 35), что царствовавший najashi направил к нему посла с дарами, а затем, когда Мухаммеду было семь лет (около 577), текст (Mason 1921: 47) сообщает, что на престол взошел najashi Сайфу (Saifu). Абд аль-Мутталиб (Abd al-Muttalib) (дед пророка Мухаммеда) отправился поздравить Сайфу с его воцарением. Вот текст поздравительной речи:

"Великий царь, дед твой, был великодушным царем, внук же его - повелитель святой, кто отвергает льстецов и следует истине, мстит за угнетенных, поступая согласно законам правды, отправляет закон беспристрастно. Слуга твой, надзирающий за принесением жертв в священных пределах Бога Истинного, сын Курайша, который услышав, что ваше Величество обрели трон сей великий и драгоценный, явился представить свои поздравления."

Сайфу распознал величие Мухаммада по знамениям, найденным в книгах, однако предрек, что его ожидают трудности.

Несмотря на то, что китайский перевод мог изрядно разукрасить повествование, все же в рассказе сохраняются интересные моменты. Если царь "Сайфу" занял аксумский трон около 577 года, и при этом был внуком какого-то особенно выдающегося аксумского монарха, не мог ли последним быть Калеб, столь хорошо известный арабам как завоеватель Йемена? Также текст добавляет (Mason 1921: 102), что внук самого Сайфу был тем самым najashi, который принял мусульман-эмигрантов в пятый год пророческого служения Мухаммеда, 615-6 н.э. Если только это очень позднее и слишком вторичное сообщение заслуживает какого-либо доверия, мы можем постулировать, что сын(овья) Калеба правил(и) до примерно 577 года, после чего им наследовал его внук, за которым последовали другие члены этого же семейства вплоть до Ашамы ибн Абджара (Ashama ibn Abjar). Ибн Исхак (Guillaume 1955: 153ff) говорит лишь о том, что Ашама наследовал своему дяде, который узурпировал трон его отца. Монеты и надписи предлагают для этого периода, как мы уже видели, Алла-Амидаса/Уазену (Alla Amidas/Wazena) и Элла-Габаза/ W'ZB (Ella Gabaz/W'ZB) (сын Калеба ?), за которыми последовали Иоэль (Ioel), Хатаз (Hataz), Исраэль (Israel), Армах (Armah) и Герсем (Gersem). Похоже, это довольно близко к количеству правителей, упоминаемых в позднейших источниках: два сына Калеба согласно геэзским текстам, (его же) внук Сайфу, вступивший на трон около 577 года согласно китайскому тексту, еще один правитель и его брат-узурпатор согласно Ибн Исхаку, и наконец Ашама, скончавшийся в 630 году, согласно мусульманским хронистам.

Положение дел в древней столице в этот период было уже не то, что в прежние годы. Истощение почв в окрестностях города, снабжавших значительное население на протяжении примерно шести столетий, несомненно стало вызывать трудности с продовольствием, к тому же египетские отметки уровня воды в Ниле того времени, указывают на то, что количество осадков было не таким стабильным как раньше. Вырубка некогда поросших лесом гор вокруг города, ради древесного угля и под посадочные площади, привела к тому, что дожди смыли поверхностный слой почвы, что усугубило проблемы земледелия (Butzer 1981). Серьезное сокращение торговли на Красном море и потеря доходов из этого источника в сочетании с внутренними трудностями, такими как восстановление независимости у северных племен беджа, а может быть и династические проблемы, могли ускорить упадок Аксума как столицы царства. Как бы то ни было (о ситуации при Ашаме ибн Абджаре и о войнах hatseni Данаэла (hatseni Danael) , представляется возможным, что к середине седьмого века н.э. Аксум перестал быть жизнеспособным в качестве столицы Эфиопии, хотя и продолжил свое существование в более скромном виде вплоть до настоящего времени как духовный и даже как ритуальный центр царства.

Одним из знаменитых эфиопов этого последнего аксумского периода был Билял ибн Рабах - один из первых обращенных в ислам. Он был освобожденным рабом в Мекке, который стал муэдзином (muadhdhin) - певцом, призывающим на молитву. Также он носил копье пророка, которое было подарком najashi Ашамы кузену пророка аль-Зубайру (al-Zubayr), и с 624 н.э. использовалось для указания направления молитвы. Билял умер около 640 н.э. (Dictionary of Ethiopian Biography 1975: I, 41).

Постаксумский период.

Период с седьмого по двенадцатый век, определенный у нас как постаксумский в том смысле, что Аксум в это время уже не являлся политическим центром царства, у авторов предыдущих книг по истории Эфиопии как правило рассматривается вместе с аксумскими; посему, не будет лишним привести краткий очерк немногих известных на данный момент событий, приходящихся на него. Имя Аксум к народу Эфиопии, похоже, более не применяется, зато "хабаш", его арабское название, сохраняется как и прежде, страна же называется "Хабашат" (Irvine 1965; однако см. Beeston 1987). Рассматриваемый период охватывает большую часть седьмого века, и завершается с приходом династии Загве (Zagwé) около 1137 года (еще одна давно дискутируемая дата, см. Munro-Hay,The Metropolitan Episcopate of Ethiopia and the Patriarchate of Alexandria 4th-14th centuries, ожидается).

1. Перестройка.

Царствование Ашамы ибн Абджара, надписи hatseni Данаэла (Danael) предлагают отображение конца Аксумского периода в Эфиопии. И вот нам предстает совсем другая картина царства. Выпуск монет и связанное с ним использование греческого языка, торговые связи на Красном море и в Романо-Христианском мире - прежде способствовали совершенно иной экономической и политической ориентации. Такие товары как ткани (Мукаддаси, в Vantini 1975: 176) и, вероятно, неизменно пользующаяся спросом соль приобретались посредством меновой торговли, которая отныне была ограничена, по-видимому, пределами соседних стран Африки и Аравии. Царство, хотя и рассматривается арабскими авторами в этот период как мощное и обширное государство, фактически утратило выход к морю; также полностью независимыми стали и другие территории, бывшие прежде данниками Эфиопии.

Как показал Connah (1987: 71-2, 95), новое состояние относительной изоляции, имело как положительные, так и отрицательные стороны; при этом большим благом для Эфиопия явилось то, что она имела возможность укрыться в безопасных горах и занять там прочную оборону. Конечно, за это пришлось расплатиться положением на международной арене, однако, как отмечалось, упадок торговли на Красном море был следствием великих событий во внешнем мире, так что Эфиопии оставалось лишь отвечать на них внутренним переустройством. Отныне и впредь почти все политические связи страны были лишь с мусульманскими государствами, в прочем имеются также краткие упоминания о христианских царствах нубийцев (см. ниже). Масуди говорит о договоре между Абиссинией и Ибрахимом, правителем Забида (Zabid) в Йемене, по которому между двумя странами непрерывно плавали суда с купцами и товарами (de Meynard и de Courteille 1864: 34) (Правитель Забйда |35| в наше время — Ибрахим ибн Зийад, "владеющий рутой" (Лекарственное растение). Его корабли плавают к побережью ал-хабаша, на них перевозятся купцы и товары. Между ними (Т.е. между ал-хабаша и Ибрахимом) дружественное соглашение.); похоже, отношения с йеменскими правителями не пострадали и после завоевания страны некой соседней царицей (см. ниже). Митрополит как и прежде прибывал в Эфиопию из Александрийской патриархии, только теперь, чтобы его получить, нужно было обращаться с просьбой к мусульманскому правителю Египта (Munro-Hay, The Metropolitan Episcopate of Ethiopia and the Patriarchate of Alexandria, 4th-14th centuries). На островах Дахлак и вдоль побережья возникли мусульманские государства, впоследствии ставшие серьезной угрозой для страны христиан.

Но и само Эфиопское царство не было статичным: утратив север и восток, оно обрело юг, и династические столицы поздних династий, Загве (около 1137) и Соломонидов (около 1270), последовательно перемещались все дальше и дальше в означенном направлении. Торговые устремления также претерпели изменения; тем не менее арабские торговцы продолжали посещать Эфиопию. Страна по-прежнему обладала превосходными сельскохозяйственными ресурсами, золотом, слоновой костью, кожами и множеством иных продуктов, и, несомненно, экспансия на юг позволила эфиопам постаксумской эры развить некоторые аспекты экспортной торговли предметами роскоши в соответствии со спросом в арабском мире, так же как прежде это было при торговле с Римом: мы слышим о том, что там торгуют купцы из Омана, Хиджаза, Бахрейна и Йемена (см. ниже). Возможно, Эфиопия все больше и больше ощущала свою удаленность от основного течения жизни, но она вовсе не кончилась как государственное образование. Краткие сообщения ряда последующих столетий говорят о большом и могущественном царстве хабашей, и лишь в конце десятого века, насколько мы можем судить, разразилась катастрофа.

2. Поздние столицы.

Столицы непосредственно наследовавшие Аксуму упоминаются главным образом у арабских авторов, достаточно полно живописующих новое устройство торговли, а вместе с тем и свое представление о стране. Во многом это повтор, иногда анахроничный, сведений предшествующих писателей. К примеру, астроном ал-Баттани, умерший в 929 н.э., вторя Птолемею, говорит о "Касуми ('Ksumi), городе (или стране) царя Куша (Kush)" (Nallino 1907: II, 47). Это явное указание на Аксум; однако большинство арабских авторов приводят совершенно иные названия. Наиболее раннее из них Джарми (Jarmi) или Джарма (Jarma), за ним следует Ку'бар (Ku`bar) или Ка'бар (Ka`bar).

Абу Джафар аль-Хорезми (Abu Ja`far al-Khuwarizmi), писавший до 833 н.э. - похоже, первый, кто отмечает город, именуемый "Джарма (Jarma), город царства хабаша", а также "Джарми (Jarmi), великий город", заодно с такими городами как, например, Дункула (Dunqula) (Донгола/Dongola), столица Нубийского царства Мукурра (Muqurra) (Vantini 1975: 50). Фергани (Al-Farghani), писавший до 861 н.э., упоминает "города царства Хабаша (Habasha), которые называются Джарми (Джарма) (Jarmi (Jarma)), Дункула (Dunqula) и город Нуба (Nuba)" (Vantini 1975: 53). Ибн Русте, умерший до 913 н.э., писал о "Джарми (Jarmi), столице Хабаша (Habasha), и Дункуле (Dunqula), столице Нуба (Nuba)" (Vantini 1975: 87), а около 950 н.э. Исхак ибн аль-Хусейн (Ishaq ibn al-Husain) писал: "главный город в стране Хабашат (Habashat) - (город) Джарми (Jarmi), (который является) столицей (dar) царства Хабаша (Habasha). Царством этим правит najashi". Интересно, что этот автор повторяет старую байку Космы о бессловесной торговле в землях Хабаша (Habasha) (Vantini 1975: 122-3), в прочем как и другие, в том числе и позднейшие авторы (например, аль-Зухри (al-Zuhri), Vantini 1975: 262).

Около 966 н.э. Макдизи всего лишь подтверждает предыдущую информацию, когда пишет: "Один из городов Первого Климата ... Джарми (Jarmi), город царя Хабаша (Habasha), еще один - Дункула (Dunqula), город Нуба (Nuba)" (Vantini 1975: 147), а чуть позже Ибн Йунус (Ibn Yunus) (ум. 1009 н.э.) перечисляет и Джарми (Jarmi), и Мадинат аль-Хабаш (Madinat al-Habash) (в данном случае вместо Донголы/Дункулы (Dongola/Dunqala)?) вместе с их координатами по долготе и широте (Vantini 1975: 223). Аль-Туси (Al-Tusi), астроном, умерший в 1273 н.э., также упоминает эти два города и их долготу с широтой (Vantini 1975: 380).

Бируни (ум. 1048), будучи учеником Масуди, тем не менее не упоминает Ку'бар (Ku`bar) (см. ниже) однако в свой список городов он включает "Джарма (Джарми) (Jarma (Jarmi)), город Хабаша (Habasha)" и Айзаб (Aydhab), город Хабаша на границе между беджа (Beja) и хабаша (Habasha) (Vantini 1975: 231-2), между тем Марвази (ум. после 1120 н.э.) утверждает, что Первый Климат "проходит через страну, именуемую Джарма (Jarma), которая является местопребыванием царя Хабаша (Habasha), и через Дункалу (Dunqala), которая есть столица Нуба (Nuba)" (Vantini 1975: 250). Йакут (ум. 1229) в числе городов Первого Климата называет "Джарма (Jarma), город царя (Хабаша) Habasha; Думкула (Dumqula), город Нуба (Nuba)" (Vantini 1975: 341). Абу-л-Фида (1273-1331 н.э.) писал, что "Джарми (Jarmi) - столица ал-хабаша (Habasha). Она упоминается большинством путешественников в книгах путей" (Vantini 1975: 463), а Ибн аш-Шатир (Ibn al-Shatir) (1304-1379 н.э.) продолжает отмечать координаты по широте и долготе "Джарми (Jarmi) в Хабаша (Habasha)" и "Донголы (Dongola) в Нуба (Nuba)" (Vantini 1975: 525). И наконец, название Тамбра (Tambra) или Тарма (Tarma), которое применяет аль-Варди (al-Wardi) (ум. 1457 н.э.) может быть последним воспоминанием о Джарми (Jarmi) или Джарма (Jarma): он описывает его как "большой город на озере, в которое собираются Нильские воды" (Vantini 1975: 724).

Ал-Йакуби (с разночтениями около 872-891) - первый из арабских авторов, кто упоминает Ку'бар (Ku'bar) или Ка'бар (Ka'bar). Его сообщение интересно тем, что в нем приводятся названия пяти царств беджа (Beja - ал-буджа), пограничных с владениями najashi и Алвой (Alwa - 'Алва) (арабское название нубийского христианского государства Алодия (Alodia) со столицей Соба (Soba)). Каждое из них имело собственного царя, о зависимости же их от царства najashi не упоминается; последнее известное нам притязание Аксума на контроль над беджа (Beja) и ноба (Noba) отмечено в титулатуре царя W'ZB (Schneider 1974). Йакуби пишет:

"обширная и могущественная страна. Ее царский город - Ку'бар (Ku'bar). Арабы отправляются туда для торговли. У них есть большие города и их берег моря называется Дахлак (Dahlak). Все цари страны хабаша (habasha) подчинены Великому Царю (al-malik al-a'zam) и во всем повинуются ему и платят дань" (Vantini 1975: 73).

Эта информация, более чем на два столетия отстоящая от эпохи Ашамы ибн Абджара, указывает на то, Эфиопское царство сравнительно неплохо сохранилось и даже продолжало контролировать какую-то местность на побережье.

Масуди, умерший в 956 н.э., в своем географическом трактате "Muruj al-Dhahab", "Промывальни золота ..." (в английском переводе Meadows of Gold - золотоносные луга), приводит довольно похожие сведения.

"Главный город Хабаша (Habasha) называется Ку'бар (Ku`bar), и это большой город и местопребывание najashi, держава которого простирается до берегов противолежащих Йемену, и владеет такими городами как Зайла (Zayla'), Дахлак (Dahlak) и Наси (Nasi)" (Vantini 1975: 131).

То же он повторил и в своем Akhbar al-Zaman: "... Хабаша (Habasha) - потомки Хабаша б. Куш. б. Хама (Habash b. Kush. b. Ham). Наибольшее из их царств - царство najashi, который следует христианству; их столица называется Кафар (Ка'бар) (Kafar; Ka'bar). Арабы с древнейших времен имели обыкновение прибывать в это царство для торговли" (Vantini 1975: 143).

Ал-Харрани (Al-Harrani), писавший около 1295 н.э., упоминает, что

"одим из величайших и известнейших городов является Ка'бар (Ka'bar), который есть царский город najashi ... Зайла' (Zayla'), город на берегу Красного моря - весьма населенный торговый центр. ... Напротив аль-Йамана (al-Yaman) также находится большой город, который есть морской порт из которого хабаша (Habasha) отправляются через море в ал-Йаман (al-Yaman), а возле него находится остров 'Акл ('Aql)" (Vantini 1975: 448).

Также о том, что Ка'бар (Ka'bar) был прежде столицей Абиссинии, знал Ибн Халдун (1332-1406) (Trimingham 1952: 59).

Конти Россини (Conti Rossini) предположил, что Ку'бар (Ku`bar) восходит к ошибочному арабскому написанию [A]Ksum (1909: 263, n. 1). Он говорит, что "Аксум и в десятом веке все еще был политической столицей ... я называю ... царями Аксума царей предшествовавших Загве (Zagwé), которые перешли в Ласту (Lasta)". Vantini (1975: 131), чей в высшей степени полезный компендиум переводов арабских авторов мы широко применяли в этом разделе, также считал, что Ку'бар (Ku'bar) - это Аксум, полагая его либо искажением эпитета "kabur", Благородный, либо названием какого-то места рядом с Аксумом. Paul (1954: 71) отождествил Ку'бар (Ku'bar) и Адулис. Издатели книги Масуди "Промывальни золота ...", в которой последний упоминает Ку'бар (Ku'bar), отождествили его с Анкобером (Ankober) в Шеве (Shewa), под влиянием названия тогдашней столицы Шевы (de Meynard and de Courteill1844: 34). Тадессе Тамрат (Taddesse Tamrat 1970: 87-8; 1972: 37) предположил, что Ку'бар мог располагаться в южном Тиграе или Анготе (Tigray; Angot); эфиопская легенда (Kur 1965: 18) сообщает, что царь (девятого века?) Дыль-Нэад (Dil Na`od) переместил столицу "из Аксума в страну востока" в седьмой год своего царствования, а поскольку этой фразой в тексте повсюду описывается область озера Хайк (Hayq), Тамрат предложил искать Ку'бар (Ku`bar) в этом направлении. На самом деле, даты и имена (Tamrat 1972: 36, n. 3) этих легенд не вызывают большого доверия, так что на данный момент местонахождению Ку'бара суждено оставаться загадкой. Это почти наверняка не Аксум, но, возможно, один из главных городов аксумитов, который по ряду причин был признан более подходящим местом для размещения в нем столицы; может быть, он находился в восточной части страны, где было построено немало городов вдоль северо-восточной дороги к западу от уступа плато (escarpment).

Таким образом мы имеем письменные упоминания арабских авторов о Джарми (Jarmi) на отрезке времени от не позднее чем 833 н.э. и до конца четырнадцатого или даже начала пятнадцатого века, а о Ку'баре (Ku'bar) - от конца девятого века до примерно 1259 н.э. Такое было возможно, по-видимому, в трех случаях.

Во-первых, если эти два города на самом деле - один и тот же. Весьма маловероятно, чтобы кто-нибудь из поздних авторов занимался чем-то более существенным, нежели просто копировал ранние работы; и надо полагать, что этот город, где бы он ни находился, существовал как столица Эфиопии лишь со времени переноса таковой из Аксума (примерно между 616-630?), или даже с более позднего времени, если имела место еще одна столица между этим временем и первым упоминанием новой столицы в арабских источниках, и до падения царства под натиском Царицы (народа или страны) Бени Хамуйах (Bani al-Hamwiyya) в середине десятого века (см. ниже). Это если доверять трудам Йакуби и Масуди, которые в целом выглядят достаточно информированными.

Во-вторых, если действительно имеются в виду два города. Тогда название Джарма (Jarma), возможно, было эпитетом столицы от эфиопского слова girma, что означает нечто вроде "почтенный" или "уважаемый", и вполне вероятным представляется, что Джарми (Jarmi) - это Аксум, которому это эпитет вполне подходит. Некоторые авторы могли просто-напросто повторять устаревшую информацию, будто он по-прежнему является столицей, и продолжали ей следовать даже после того, как этот статус перенял Ку'бар (Ku'bar), вопреки более актуальным сообщениям лучше информированных авторов, таких как Йакуби и Масуди. В пользу этой теории говорит то, что, согласно Vantini (1975: 380, n. 1), из карты самого ат-Туси (al-Tusi) явствует, что Джарми соответствует Аксуму. Однако, на версии карты по реконструкции Лелевеля (Lelewel) у Юсуфа Камаля (Yusuf Kamal) (1930-35: III, 1045r), "Dziarmi" помещен на долготе ат-Туси значительно южнее Адена, а Kammerer (1929: 48) отмечал, что "la carte de Ahmad el-Tusi est un croquis élémentaire" (карта Ахмада ат-Туси - это просто набросок).

В-третьих же, что представляется наиболее вероятным, если Джарми (Jarmi) не имел никакого отношения к абиссинской Эфиопии, и на самом деле это Птолемеев город Гарами (Garami), метрополия гарамантов в Ливии. Арабские географы могли принять Гарами "Эфиопии" (в широком смысле этот термин применялся ко всей области, населенной чернокожими народами) за столицу "ал-хабаш" ("Habash"), при использовании последнего в качестве сходного обобщающего термина. Так что, Джарми (Jarmi), как постаксумская столица, никоим образом не конкурент Ку'бару (Ku'bar).

В источниках упоминаются и другие названия столиц. Анонимный трактат 982/3 н.э., написанный по-персидски, Hudud al-Alam, замечает о стране Хабаш (Habash), что

"Эта страна имеет весьма мягкий климат. Жители ее черны. Они очень ленивы и обладают множеством ресурсов. Они подчиняются своему царю. Купцы из Омана, Хиджаза и Бахрейна часто прибывают в эту страну по торговым делам. Расун (Rasun), город на морском берегу - местопребывание их царя, в то время как войско проживает в городе Сувар (Suwar); главный же военачальник пребывает в Рине (Rin), с (еще одним) войском. В этой провинции золото имеется в изобилии."

Расун (Rasun), как было предложено, мог заместить Джарми (Jarmi) благодаря ошибке при переписывании с арабского оригинала, а вместо двух других городов Минорский предложил Айзаб (Aydhab) и Зейлу (Zayla) (Minorsky 1937: 164, 473-4; Vantini 1975: 173).

Эфиопская легенда гласит, что царь Дэгнажэн (Degnajan), который, как полагают, жил в период предшествовавший нападению Гудит, покинул Тиграй и сделал своей столицей Уэйна Дега (Weyna Dega), по-видимому, где-то в Бегемдере (Begemder) к востоку от Гондара (Sergew Hable Sellassie 1972: 203, n. 115; 231, n. 98). Идриси, знаменитый придворный географ норманского короляРожера II Сицилийского, писавший до 1150 н.э., назвал величайший город Хабаша (Habasha) "Джунбаитах" ("Junbaitah") (с вариантами), что весьма вероятно восходит к эфиопскому выражению "jan-biet", или дом царя (Vantini 1975: 278; Conti Rossini 1928: 324). Другая интерпретация отождествляет три эфиопских города, названных Идриси ("toutes trois fantaisistes" /все три вымышленные/, как считал Kammerer (1929: 54)), с существующими ныне селениями: Miller (1927) решил, что Гунбаита (Джунбаитах) (Gunbaita (Junbaitah)) - это Генбита (Genbita) возле Кассалы (Kassala), Марката (Markata) - Ханхита (Hanhita) возле Гондара (Gondar), а Калгун (Kalgun) - Аганити (Aganiti) на полпути между Аксумом и Анкобером (Ankober).

Ал-Умари (Al-'Umari) (1300-1348 н.э.) был осведомлен не только о древности Аксума, но даже (более-менее) о его правильном названии. Он работал в канцелярии египетского султана, и знал протокол, который должно было соблюдать когда пишешь haty или царю (Munro-Hay, The Metropolitan Episcopate of Ethiopia and the Patriarchate of Alexandria 4th-14th centuries), а также, возможно, имел доступ ко много лучшему архивному материалу, нежели другие авторы. Он утверждает, что некое вади / Вади Барака / "ведет в область, именуемую Сахарт (Sahart), прежде называвшуюся Тиграй (Tigray). Здесь находилась древняя столица царства, именуемая Акшум (Akshum) на одном из их языков, или Зарфарта (Zarfarta), каково было другое ее название. Это было местопребывание самых ранних из najashi, кто был царем всей страны целиком. Затем идет царство Амхара (Amhara), где ныне столица царства; затем - область Шева (Shewa) ..." (Vantini 1975: 509).

Хронист (эфиопского царя) Амда-Цыйона (Amda-Tseyon) (1314-1344) подтверждает (СКАЗАНИЕ О ПОХОДЕ ЦАРЯ АМДА СИОНА), что двор размещался в Марадэ (Mar'adé), по-видимому, в Шеве (Shewa) (Taddesse Tamrat 1972: 274).

Наконец, есть еще город Арафа или Адафа ('Arafa/Adafa - `Arafah). Он упоминается в Истории Патриархов как "город царя" Эфиопии в 1210 году, с дополнительным замечанием, что царя звали Лалибела (Atiya et al: III, iii, 192). В Gedle Yimrha-Kristos город назван Адафа (Taddesse Tamrat 1972: 59), он был столицей династии Загве (Zagwé). Предположительно, это означает, что те арабские авторы, которые продолжают упоминать Ку'бар (Ku'bar) после примерно 1200 н.э. просто-напросто повторяют более раннюю информацию без изменений.

3. История Патриархов и Эфиопия.

Помимо кратких описаний страны в арабских исторических и географических трудах, у нас нет почти никакой другой информации о событиях в Эфиопии, если не считать Истории александрийских патриархов (History of the Patriarchs of Alexandria) (Evetts 1904 и Atiya 1948) и эфиопского Синаксаря (Synaxarium) (Budge 1928). Биографии коптских патриархов, духовных владык Эфиопской Православной церкви, старательно приводят упоминания о сношениях патриархии с царствами юга, Нубией и Хабаш, поскольку влияние патриархов там было хорошим противовесом их подчиненному положению по отношению к мусульманским правителям Египта. Этот источник дает нам некоторые проблески относительно ситуации в Эфиопии, хотя большая часть сведений относится к чисто церковным делам, и не слишком информативна по прочим вопросам. Подробный анализ всех заметок об Эфиопии из церковных хроник имеется в готовящейся к изданию Munro-Hay "The Metropolitan Episcopate of Ethiopia and the Patriarchate at Alexandria, 4th-14th centuries".

Первоначальную версию "Истории александрийских патриархов" составил (на арабском языке), основываясь на коптских источниках, Севир ибну-ль-Мукаффа, епископ ашмунайнский (около 975 г.); впоследствии этот труд был продолжен другими авторами.

В патриаршество Якова (819-830) в Эфиопию был назначен митрополит Йоханнес (Evetts 1904: 508ff). Ко времени его служения относятся сообщения о военных поражениях, к которым добавилась еще и чума, истребившая людей и скот, а также нехватка дождей. Пока царь был занят войной, оппозиция во главе с царицей совместно с народом изгнала митрополита обратно в Египет, так что он смог вернуться только в патриаршество Иосифа (831-849). Предположительно, эти события датируются примерно 820-30, причем интересно отметить, что в это десятилетие царь Абиссинии действительно оказался втянутым в ряд неудачных для него военных столкновений. Как раз к этому времени набирают силу племена беджа, и договор 831 года между халифом аль-Му'тасимом (al-Mu'tasim) и Каннуном ибн Абд аль-Азизом (Kannun ibn Abd al-Aziz), "царем" беджа (Hasan 1973: 49-51), похоже, признает власть последнего на юге вплоть до Дахлака. Возможно, это также указывает, что между беджа и эфиопами имели место разногласия, причем, по крайней мере какое-то время, дела эфиопов в этом конфликте шли довольно неважно.

Также Иосиф, как отмечается в его биографии, имел неприятности со своими слугами-абиссинцами, которые были переданы в дар церкви царем Эфиопии (Evetts 1904: 528-31).

Далее ничего примечательного нет вплоть до патриаршества Косьмы III (923-934), когда эфиопский вопрос снова вышел на передний план (Atiya 1948: 118-21; Budge 1928: III, 666-8). Интересно, что биограф одиннадцатого века, представляя аль-Хабаша (Абиссинию), добавляет примечание, что это "царство Саба, из которого к Соломону, сыну Давида царя, приходила царица Юга", показывающее, что это отождествление было в ходу уже тогда. Эфиопский царь Tabtahadj (или Yabtahadj, Babtahadj — имя нигде более не зафиксировано — Perruchon 1894: 84; на самом деле это неверное прочтение bi-ibtihaj - "с радостью"), получил нового митрополита, Петроса, и, как утверждается, на своем смертном одре дал ему власть выбрать наследника царства. Петрос избрал младшего из двух сыновей скончавшегося царя, но в скоре явился Минас, монах, с поддельными письмами, объявлявшими его и никого другого истинным митрополитом, а Петроса - самозванцем. Вполне естественно, что его поддержал отвергнутый брат, Петрос же с царем, которого он избрал, были свергнуты. Впоследствии новый царь узнал от Косьмы, что самозванцем был как раз Минас, и тот был казнен, но Петрос к тому времени умер в изгнании, патриарх же Косьма отказался ппосвятить другого митрополита. По этой причине царь заставил, вопреки канону, занять этот пост помощника Петроса, тем самым положив начало ссоре между монархией и патриархией, продолжавшейся до конца жизни непосвященного митрополита, за время которой друг друга сменили четыре патриарха, и началось служение пятого. Наконец в патриаршество Филофея (Philotheos) (979-1003), ссора разрешилась, но лишь после того, как Эфиопия претерпела ужасное разорение.

Этот рассказ сохранился в Истории патриархов (Atiya 1948: 171-2) и в эфиопском Синаксаре (Synaxarium) (Budge 1928: I, 233-4), равно как и в сообщениях некоторых арабских историков (см. ниже). Первые два источника говорят о врагах, напавших на Эфиопию, изгнавших царя и разрушивших его города и множество церквей. В Истории патриархов (History of the Patriarchs) враг назван царицей (народа или страны) Бени Хамуйах (Bani al-Hamwiyya - /a queen of Bani al-Hamwiyah/); титул, который мало что дает для ее идентификации. Эти церковные источники заявляют, что бедствия были вызваны исключительно тем фактом, что митрополит Петрос был смещен незаконно, когда же патриарх Филофей внял мольбам царя Эфиопии и прислал к нему, при посредничество царя Нубии Гиргиса II (Girgis II), вновь назначенного митрополита, Даниэла, бедствия прекратились.

Арабские историки значительно дополняют историю Эфиопии по этому вопросу. Ибн Хаукаль (Kramer and Wiet 1964: 16, 56) говорит, что страной вот уже тридцать лет правит женщина, которая убила царя, или hadani, и ныне управляет территорией hadani также, как и своими собственными землями на юге. Это было написано в 970-ые или 980-ые годы, так что пришествие царицы случилось по всей вероятности в 950-ые. Подтверждение этому находится в сообщении, утверждающем что в 969-70 царь Йемена отослал зебру, полученную в подарок от женщины-правительницы аль-Хабаша (al-Habasha), правителю Ирака (el-Chennafi 1976). Представляется более чем вероятным, что эта царица тождественна царице запечатленной в эфиопской легенде как разрушительница Гудит (Gudit), Йодит (Yodit) или Эсато (Esato), которая вторглась в царство и вынудила скрываться его законных царей; а кроме того легенды связывают ее с утверждением царей Загве (Zagwé). На самом деле, представляется вероятным, что должно было пройти более ста лет, прежде чем эта новая династия вступила на трон, но на этой стадии геэзские хроники становятся безнадежно запутанными.

Между 1073 и 1077 годами случилась неприятность, связанная с лжемитрополитом (Atiya 1948: 328-330; Budge 1928: IV, 995). Явился некто Кирилл (Cyril) с поддельными письмами, объявлявшими его митрополитом, он даже сумел фактически подкупить правящего эмира Египта, чтобы тот заставил патриарха утвердить это назначение. Проблема была разрешена лишь в патриаршество Кирилла II (1078-92), который посвятил нового митрополита, Савироса (Severus); Кирилл же бежал на Дахлак, где был cхвачен султаном и отправлен в Египет, и там он понес заслуженное наказание.

Митрополит Савирос отписал патриарху в Египет, что страна в целом благочинна, если не считать практики многоженства, принятой у эфиопского правителя и некоторых его подданных. Тем не менее, вскоре он попал в затруднение. Он попытался, видимо в угоду эмиру Египта, строить в Эфиопии мечети, и был за это взять под арест. В Эфиопию были направлены письма эмира с угрозами уничтожить церкви в Египте, однако ответ царя был бескомпромисен и невозмутим: "Если ты уничтожишь хотя бы один церковный камень, я доставлю к тебе все кирпичи и камни Мекки ... а если там не достанет хотя бы одного камня, то я пришлю тебе его вес золотом" (Atiya 1948: 347-51).

Биографии патриархов продолжаются, увы не сообщая при этом сколько-нибудь ценной информации об эфиопских делах, историей митрополита Гиоргиса (Atiya 1948: 394-5), посвященного патриархом Михаилом IV (1092-1102). Этот священнослужитель вел себя настолько неподобающе, что был арестован и выслан обратно в Египет. Его преемником, посвященным Макарием II (1102-28), стал митрополит Микаел (Sergew Hable Sellassie 1972: 203). Во времена патриарха Гавриила II (1131-45) он оказался в центре спора с правящим царем Эфиопии, который хотел, чтобы тот посвятил большее число епископов, чем позволял обычай (Atiya 1950: 56-7; Budge 1928: 800-1). Это дало бы царю возможность избрать своего собственного митроплита, поскольку десять епископов могли составить синод, необходимый для этого, а именно по этой причине для Эфиопии и Нубии их количество было ограничено семью. Поначалу египетский халиф поддержал царя, однако когда патриарх, обеспокоенный перспективой потери своего влияния в Эфиопии, указал на то, что эфиопский царь, выйдя из подчинения патриарху, сможет безнаказанно нападать на земли мусульман, похоже, изменил свое мнение. как бы то ни было, голод, начавшийся в Эфиопии, как полагают, убедил царя в том, что он был не прав, и на этом попытка добиться независимости для эфиопской церкви закончилась.

Митрополитству Микаела суждено было пройти через еще одно испытание (Atiya 1950: 90-1). В 1152 году, когда он был уже очень стар, в Египет к визирю прибыл гонец от эфиопского царя с просьбой, чтобы патриарх Иоанн V (1146-67) заменил Микаела новым митрополитом. Микаел, по-видимому, разругался с этим самым царем, который был узурпатором. Возможно, этого правителя-узурпатора можно отождествить с неким ранним царем династии Загве (Zagwé) из Ласты (Lasta), который, похоже, пришел к власти около 1137. Тот факт, что он не писал патриарху до 1152 года, может означать, что до этого времени царь не видел в Микаэле большой проблемы, или же то, что дело потребовало некоторого времени на подготовку, но отнюдь не противоречит его идентификации как Загвейского правителя; в качестве альтернативы можно предположить, что инцидент 1152 года стал кульминацией старой ссоры времен патриарха Гавриила, и эфиопский правитель мстил таким образом Микаелу за то, что тот когда-то ему помешал. Как бы то ни было, Иоанн V отказался заменить митрополита, который ни в чем не провинился и потому не мог быть смещен на законных основаниях, и в результате сам был пленен за этот отказ; в конце концов, после смерти визиря, его освободили.

Будучи ограниченными в своем обзоре, биографии патриархов позволяют себе лишь беглые взгляды на Эфиопию, которые, в соединении с такими же беглыми взглядами арабских историков и географов, становятся уже не столь безнадежными в плане информативности. Мы узнаем, что царство было пусть не в стабильном, но все же контакте с Египтом, и что монархия и церковное устройство сохранялись примерно до 950-ых. Где-то еще до 1003 года правление иноземной царицы закончилось, Эфиопское царство было восстановлено, как и церковная иерархия во главе с митрополитом Даниелом; но, можно себе представить, что разрушение городов и церквей, а также гибель или пленение части населения, ослабили страну. В восстановительный период не было недостатка в иноземных влияниях: при патриархе Захарии (1004-32), христианам-коптам было позволено эмигрировать в Абиссинию, Нубию и византийские земли (Atiya 1948: 196), а между тем возле городка Квиха (Qwiha) в Эндерте (Enderta) были найдены погребальные надписи мусульман, возможно, торговой общины, датируемые 1001-1154 н.э. (Schneider, M. 1967); может быть, как раз для таких общин и строились некоторые из мечетей Савироса.

Из Истории патриархов мы узнаем, что в девятом веке страна пострадала от войн, чумы и нехватки дождей, а в десятом веке пережила главное бедствие - разрушительные действия царицы Бени Хамуйа (Bani al-Hamwiyya). Последующая информация одиннадцатого и начала двенадцатого веков связана в основном с делами церкви, или, как в случае с арабскими географами, с повторяющимися и в той или иной степени недостоверными байками путешественников. Однако рассказ о попытке увеличить число епископов при митрополите Микаеле имеет некоторые интересные аспекты. Он упоминает (если только это - не всего лишь риторика, подчеркивающая контраст с последующим состоянием дел, после того, как патриарх благословил эту землю), что между 1131 и 1145 Эфиопия претерпела ряд бедствий. Дворец царя поразила молния, страна же испытала мор, голод и засуху. Несмотря на то, что страна вернулась на путь истинный, примерно в это же время случилась смена династии, и приблизительно до 1270 года установилось правление Загве.

[Saygo 582]

Теа Бюттнер. История Африки с древнейших времен.

МЕРОЭ И АКСУМ — КЛАССОВЫЕ ГОСУДАРСТВА ДРЕВНЕГО ВОСТОКА

Оглядываясь на древнюю историю Африки, нельзя не упомянуть о двух государственных объединениях, относящихся к числу самых крупных и значительных на территории Африки. Расположены они были в ареале прямого влияния Египта и некоторых южноаравийских государств и достигли наивысшего развития в период между IV в. до н. э. и серединой I тысячелетия н. э. Царство Аксум на территории Эфиопии, в IX в. почти полностью исчезнувшее с лица земли, представляло позднюю фазу древневосточного классового общества, которое во многих районах Переднего Востока и в Египте существовало тысячелетиями. В Тропической Африке такое общество воплотилось только в царствах Напата и Мероэ в Судане и в легендарном царстве Аксум на Эфиопском плоскогорье.

В VIII в. до н. э. на территории Нубии (Северный Судан), до того времени полностью подчинявшейся Египту, образовалось самостоятельное государство Куш, столица которого, Напата, нахо­дилась у 4-го порога Нила. В течение 75 лет новые правители Напаты властвовали даже над значительной частью Египетского царства, дав Египту фараонов XXV, «эфиопской», династии. До нас дошло очень мало сведений об этом древнем периоде северосу­данского государства. В храмах и на стелах из Гебель-Баркала вблизи Напаты и из Кавы сохранились некоторые надписина египетском языке. По ним можно восстановить, хотя и с очень большими пробелами, историю политической жизни государства, в первую очередь военных завоеваний, смены правителей, отноше­ний между двором и жречеством, с VIII по III в. до н. э.

По примеру египетских фараонов правители Напаты, а впо­следствии Мероэ строили себе гробницы в форме пирамид. Откры­тые в результате археологических раскопок пирамиды значитель­но меньше известных сооружений Древнего царства в долине Гизе. Царство Напата расширяло свои владения на юг и юго-восток, и в IV в. до н. э. его войска продвинулись до северо-западных об­ластей современной Эфиопии. Уже в середине VI в. до н. э. цари Напаты перенесли свою столицу дальше на юг, в Мероэ. Причины и более точные хронологические рамки основания новой столицы относятся к числу многих еще не решенных проблем истории Напаты и Мероэ. Перенести столицу, несомненно, заставили не толь­ко набеги египетских царей и персидского войска на северные области Напаты, но и веские основания социального и экономическо­го характера.

План города Мероэ

В Мероэ, лежавшем между 5-м и 6-м порогами, пастбища были гораздо лучше, а в окрестностях столицы условия благоприятст­вовали интенсивному земледелию и садоводству. Вскоре Мероэ стал важным центром на стыке путей в Египет и из Египта, к по­бережью Красного моря и на Эфиопское плоскогорье. Это откры­вало ему доступ к месторождениям золота и драгоценных камней в высохших долинах рек и ущельях к востоку от Нила. Важней­шее значение имело, конечно, и то обстоятельство, что территория Мероэ изобиловала горючими материалами для переработки бо­гатых окрестных залежей железной руды. Мероэ очень скоро пре­вратился в центр черной металлургии, недаром его теперь неред­ко называют африканским Бирмингемом.

План центра города Мероэ

После того как царская резиденция была перенесена в Мероэ, Напата еще некоторое время оставалась важным религиозным центром. Здесь находились гробницы царей — пирамиды, здесь по-прежнему происходило венчание правителей Мероэ на царство. Их избрание зависело от воли жрецов и утверждалось ими. Одна­ко с III в. до н. э. бывшая столица лишилась и этих остатков престижа. Именно с этого времени начинается период расцвета собственно Мероитского государства, длившийся до первых веков нашей эры. Царь Эргамен (248—220 гг. до н. э.) провел важные политические реформы и укрепил центральное управление. Он ли­шил напатских жрецов Амона политической и религиозной власти и ввел наследование царского титула. При дворе правителей Ме­роэ существовала очень дифференцированная система титулов и рангов среди аристократов по происхождению и чиновной знати. Большим авторитетом, важными политическими и экономическими привилегиями пользовалась царица-мать (обычно этот сан принад­лежал вовсе не родной матери правителя). Теперь цари возводи­ли пирамиды вблизи своего престольного города.

Пирамиды Мероэ

Оставшиеся от этой эпохи развалины крупного экономическо­го, политического и культурного центра Мероз, а также городов Мусавварат-эс-Суфра и Нагаа еще и сегодня производят весьма сильное впечатление. Они принадлежат к величайшим памятни­кам древнего мира. Хотя на территории Напаты и Мероэ, изоби­лующей руинами дворцов, храмов, стел, уже неоднократно произ­водились расколки, их земля по-прежнему скрывает несметные сокровища. История Мероэ все еще полна загадок, которые пока не удается разрешить, несмотря на прилагаемые учеными усилия. В последнее время экспедиция ученых ГДР из университета им. Гумбольдта в Берлине, руководимая Фр. Хинце, почти десять лет работала к северу от Хартума и раскопала важный центр мероитской культуры — храмовой город Мусавварат, прояснивший мно­гое в таинственной истории Мероэ. Весной 1970 г. была успешно-завершена реставрация раскопанного учеными из ГДР храма львиноголового бога. Сейчас, как в древности, посетители видят на его стенах искусно выполненные рельефы.

На внутренних стенах храма воспроизведены сцены из жизни мероитов, некогда возведших здесь здания. В Львином храме, древнейшей из мероитских построек — она относится ко второй половине III в. до н. э., — открыты также надписи, еще на египетском языке, выполненные преимущественно иероглифами эпохи Птолемеев. Таким образом, спустя почти две тысячи лет после его создания возвращен суданскому народу первый памятник истории Мероэ.

Однако перед наукой встают все новые и новые вопросы. Благодаря связям и тесным контактам с Египтом, Эфиопией и Южной Аравией культура Мероэ получала многочисленные внешние импульсы, но это не помешало мероитам, частично синтезировавшим и развившим достижения соседей, создать значительные самобытные творения. Следует отметить возведение внушительных каменных сооружений и оборонительных валов, требующее, как известно, больших земляных работ. Керамика и по форме и по узору намного превзошла египетские изделия, ее сюжеты и их художественное воплощение свидетельствуют о появлении самостоятельного стиля.

Мероиты поклонялись египетским богам — Амону, Исиде, Осирису, но наряду с ними на изображениях выступают и боги чисто мероитские, а именно львиноголовый бог Апедемак и бог творения Себинмекер. Наконец, нельзя не упомянуть и о создании собственной письменности, превзошедшей египетскую, ибо в основе мероитского письма лежит настоящий алфавит из 23 букв, включающих и гласные. Они были идентифицированы в 1910 г. благодаря надписям царя Натакапани (12 г. до н. э.— 12 г. н. э.), в которых его имя воспроизведено и египетскими иероглифами и мероитскими буквами. Однако язык Мероэ до сих пор недоступен нашему пониманию. Еще не найдены многоязычные письменные памятники, которые дали бы ключ к переводу текстов. Поэтому многие события истории Мероэ остаются для нас тайной. Даже нельзя с полной уверенностью отнести язык Мероэ к той или иной семье африканских языков.

Естественно, мы мало что знаем о социально-экономической и политической обстановке в государстве строителей великолепных храмов, каменных зданий и оросительных сооружений. Известно лишь, что мероиты создали значительные культурные ценности. Но наши сведения о быте обитателей Мероэ, об их врагах и друзьях, о жизни трудовых слоев населения и правящей знати на удивление скудны.

Несмотря на попытки устройства в некоторых местностях больших оросительных систем, в царствах Напата и Мероэ было сравнительно мало плодородных земель, которые круглый год приносили бы урожай. В некоторых районах, очевидно, земледелие сочеталось с полукочевым скотоводством. Часть жителей Мероэ, собрав урожай, покидала деревни на берегах Нила и отправлялась со своими стадами в глубь страны. В степях и немногочи ленных оазисах также жили скотоводческие племена, порой подчиненные лишь нерегулярно действовавшей системе данничества. Время от времени они наводняли узкую полосу плодородной земли. В царствах Напата и Мероэ свободные, точнее, полусвободные пахари (так их вслед за Геродотом называют греческие источники) и скотоводы были теми слоями населения, которые несли все повинности. Они жили организованными на коллективных началах деревенскими общинами, в сохранении которых были заинтересованы правители, ибо община вносила налоги и поставляла рабочую силу для строительства пирамид и оросительных сооружений.

Мы не располагаем конкретными сведениями о податной системе Мероэ, и остается лишь предполагать, что она не отличалась существенно от принятой в Египте. Египетская администрация не имела себе равной в древнем мире по изощренности, с какой она облагала государственными налогами, арендной платой и трудовыми повинностями «царских крестьян» в подчиненных только короне сельских общинах на берегах Нила. Эти поступления составляли основной доход правящей верхушки. Кроме того, вышедшая из родовой знати скотоводов аристократия во главе с царем имела огромные стада и большое количество земель. Храмам, очевидно, также принадлежали крупные стада и обширные усадьбы, куда входили не только знаменитые виноградники. Далее, как цари, так и высокопоставленные сановники контролировали медные копи, серебряные рудники, прииски, где добывались драгоценные камни и, конечно, золото.

В то время, когда был построен Мусавварат. т. е. в период расцвета Мероэ, во многих районах царства была распространена выплавка и обработка железа. При раскопках найдены плавильные печи, в окрестностях Мероэ еще и сейчас можно обнаружить горы шлака. Царь и храмы пользовались исключительной монополией плавки и обработки железа, поэтому все рудники и печи были их собственностью. Им принадлежали также различные мастерские, где работали высококвалифицированные ремесленники. Царскую монополию составляли и доходы от контроля над перевозками и внешней торговлей. Социальный и политический авторитет жрецов в Напате и Мероэ опирался на экономическое могущество храмов, на сплоченность жрецов и силу их идеологического воздействия на население.

Последними исследованиями установлено, что в усадьбах и в рудниках царя, знати и храмов наряду с арендаторами были заняты рабы. Рабский труд использовался как дополнение к трудовым коллективным повинностям деревенских общин на строительстве дворцов, храмов, укреплений и оросительных сооружений. Главным источником рабов в рассматриваемый период служили, по-видимому, войны и в меньшей мере долговое рабство местного населения. Из надписей следует, что рабский труд, прежде всего женщин, широко применялся в домашнем хозяйстве вельмож. Тем не менее, так же как в Египте и других восточных деспотиях, в царстве Мероэ рабство не играло ни главной, ни решающей роли в системе эксплуатации.

По словам Страбона и Гелиодора, основную часть войска со­ставляли свободные члены деревенских общин и родов. Однако воинская добыча пополняла преимущественно сокровищницы двора, храмов и знати.

В последние века до нашей эры торговля со странами к северу от Мероэ несколько сократилась, но в Египет караваны и суда мероитов по-прежнему доставляли звериные шкуры, золото, редкие породы древесины, драгоценные камни и рабов. И наоборот, в го­родах царства Мероэ мы находим множество предметов, вывезен­ных из Египта. Торговые пути, которые вели из глубины материка к берегам Красного моря, улучшались и становились все ожив­леннее.

Властители Мероэ главное свое внимание направляли на по­граничные южные области. Вначале они не утратили полностью связей с Египтом и влияния на него. Не раз цари Мероэ стреми­лись использовать в собственных интересах упадок политической власти и обострение социальных конфликтов в Египте при Пто­лемеях. Войска Мероэ пытались поддержать борьбу населения Фив против римских завоевателей, в 30 г. до н. э. захвативших Египет. В 23 г. до н. э. царица Аманишакете разрушила храмы на острове Филэ. В ответ римская армия из десяти тысяч пехотинцев и восьмисот всадников под командованием префекта Египта Гая Петрония разрушила Напату. Римляне, однако, не могли удержать эти отдаленные области и довольствовались несколькими север­ными районами бывшего царства Напата, от которых мероитским царям пришлось отказаться.

Куда большую опасность представляли для царства Мероэ в первые века нашей эры набеги кочевников с юго-востока. Мероэ вело продолжительные войны против блеммиев, предков современ­ных беджа. С запада, из Кордофана, к Мероэ также подступали кочевники, затруднявшие тем самым торговлю с севером. Усиле­ние засушливости на рубеже тысячелетий — к этому времени Са­хара приняла почти нынешний вид — и трудности социального характера заставляли племена кочевников все более энергично устремляться в долину Нила. Царство Мероэ оскудело и в конце концов распалось.

Опасным соперником и врагом Мероэ стало с конца III в. н. э. царство Аксум, расположенное на Эфиопском нагорье. Оно нападало не только >на караванные пути к Красному морю, но и на столицу Мероэ. В середине IV в. прославленный царь Аксум а Эзана окончательно разгромил царство Мероэ. Столица была за­воевана и разграблена, и некогда могущественное мероитское госу­дарство утратило свое значение. Но еще долго этот высокоразви­тый центр экономики и культуры поддерживал разносторонние связи и контакты с соседними областями, в том числе с лежащи­ми к югу от Сахары, и оказывал на них сильное воздействие.

Существование царства Аксум в северной части территории современной Эфиопии прослеживается уже в первые века нашей эры. От его столицы Аксума в провинции Тигре по сей день сохранились надписи и многочисленные руины великолепных каменных строений. Аксум считался священным городом, и многие цари правивших династий Эфиопии короновались там. Последние раскопки позволяют предположить, что это государство уходит своими корнями в V в. до н. э. Его древнейшая история тесно связана с государством Саба и Химьяритским царством. На это намекают фантастические легенды о происхождении царской вла­сти. Истинная связь истории Аксума с сабейской культурой полу­чила своеобразное отражение в хрониках, составлявшихся с XIII в. христианскими монахами эфиопских монастырей. Хронисты ведут родословную эфиопских царей от Менелика, который якобы был сыном царя Соломона и царицы Савской. В Эфиопии до сих пор очень популярна легенда о посещении царя Соломонацарицей Савской. С этого легендарного правителя, который, как полагают, жил в X или IX в. до н. э., началась Соломонова династия эфиоп­ских царей, считавшаяся единственно законной.

Хотя эта легенда представляет всего лишь благочестивый вы­мысел, она содержит больше чем просто зерно истины. Дело в том, что в это время, а именно между 950 и 115 гг. до н. э., на юге Аравийского полуострова существовало государство Саба. Воз­вышение южноаравийских государств объясняется не только вы­соким развитием у них орошаемого земледелия, но и важной ролью, которую они, и в первую очередь Саба, играли в инозем­ной торговле. Арабские купцы выступали преимущественно в ро­ли посредников. Через их руки проходили благовония, пряности и драгоценные камни из Индии. Эти товары доставлялись по мо­рю в Южную Аравию, отсюда их на верблюдах переправляли по древним караванным тропам, вдоль вырытых в пустыне колод­цев, к побережью Средиземного моря. В торговом обороте преоб­ладали предметы роскоши. Купцов из Сабы и Иудеи более всего влекли к себе западный берег Красного моря и сомалийское по­бережье.

Аксум, расположенный на подступах к этим районам, был слов­но самой природой предназначен вести посреднические операции. К тому же с его территории нетрудно было держать под контро­лем вожделенные месторождения золота и области, где добыва­лись 'благовония и слоновая кость. Через Аденский пролив марш­руты, ведшие из Аксума, смыкались с караванными дорогами на Аравийском полуострове, а те, в свою очередь, соединялись с пу­тями в Индию. В этом свете легенда о происхождении Соломоно­вой династии в Эфиопии представляется вполне достоверной.

Правда, у нас почти нет исторических свидетельств ранних связей Аксума с государством Саба, но ничто не противоречит предположению, что Саба основала на территории Африки «ко­лонии» и поселения и что они-то и образовали впоследствии госу­дарство Аксум. Переселение семитических племен с Аравийского полуострова на Эфиопское нагорье также не представляло явления, исключительного для того времени. И в последующие столетия эти регионы поддерживали между собой очень тесные контакты. В научном труде, изданном в Эфиопии в 1963 г., отри­цается какое-либо влияние семитических элементов Южной Ара­вии на историю Эфиопии. Это, однако, опровергается всеми дан­ными лингвистических и археологических изысканий, в частности тем обстоятельством, что в первый период существования в госу­дарстве Аксум использовалась сабейская письменность. Однако объективная констатация того факта, что в рассматриваемый пе­риод между южной частью Аравийского полуострова и террито­рией Эфиопии существовали разносторонние экономические, этнические, языковые и культурные контакты, нисколько не ума­ляет самостоятельных творческих достижений народов этого госу­дарства, находившегося на северо-востоке Африки.

Значительно больше сведений мы имеем о связях с Химьярит­ским царством, преемником государства Саба. Во II в. до н. э. существенно изменились условия торговли в районе Южной Ара­вии. Монополия сабейских купцов перешла к грекам и римлянам, основавшим в Персидском заливе и на Красном море множество торговых факторий. Правомерно предположить, что важные по­литические изменения, происшедшие на юге Аравийского полуост­рова в конце II в. до н. э., совпали с упадком сабейской торговли. В 115 г. до н. э. государство Саба прекратило свое существова­ние, власть перешла к химьяритам, населявшим юго-западную часть Аравии. Правители химьяритов называли себя «царями Са­бы и Райдана».

И вот тогда-то, перед началом нашей эры, на северо-востоке современной территории Эфиопии в роли конкурента химьяритов выступило новое государство — Аксум. Из надписей, найденных в Южной Аравии, явствует, что армия и флот этого государства рано появились на арене истории. Цари Аксума неизменно под­держивали арабские племена, восстававшие против Химьяритско-го царства. Постепенно оно утратило свои ведущие позиции в морской и посреднической торговле. Его столица Мариб, бывшая конечным пунктом протяженных караванных путей и обширных оросительных систем, быстро пришла в упадок. Зато город Адулис, основанный греками на берегу Красного моря, превратился в тор­говый и промышленный центр возвышавшегося государства Аксум.

В римскую эпоху, при Птолемеях, этот порт играл важную роль в торговле с Индией, и даже еще в первые века нашей эры его населяло множество купцов различных национальностей. Правите­ли Аксума обеспечили себе монополию торговли и право сбора пошлины в этом важном торговом городе и на подступах к нему. Они монополизировали торговлю золотом и слоновой костью, и именно из этих источников поступала значительная часть госу­дарственных доходов. Важные изменения происходили и внутри страны, сначала в экономике, в области социальных отношений, а затем и в политическом строе. Так, большого прогресса достиг­ла добыча и обработка железа. Продуктивность сельского хозяй­ства сильно повысилась благодаря сооружению гигантских террасных оросительных систем, и впервые возникла возможность обеспечения продовольствием больших торговых городов и столи­цы Аксума. Рост прибавочного продукта позволил аристократии, вышедшей из рядов племенной знати, присваивать значительную его часть и накопить таким образом большие богатства. Правя­щая династия Аксума укрепляла государственную власть в отно­шениях с другими государствами и усиливала эксплуатацию насе­ления внутри страны.

В первые два века нашей эры правители Аксума лишь изред­ка упоминаются в античных источниках, но с III в. их имена встречаются все чаще. В начале III в. как правитель царства Аксум упоминается Зоскалес, владевший кроме родного грече­ским языком. Он распространил власть Аксума до побережья и поддерживал торговые отношения с внутренними частями Африки и с долиной Нила. Найденные в Адулисе греком Космой Индикопловом надписи сообщают о далеких военных походах царей Ак­сума «в это время. В надписи, обнаруженной близ Асмэры, Сембритэс гордо величает себя «первым великим царем аксумитов». Эпиграфические материалы из Аксума и окрестностей Асмэры сви­детельствуют, что древнеаксумская письменность геэз сложилась на основе сабейско-химьяритской. Древнейшие аксумские надпи­си выполнены еще сабейским письмом, затем их частично сменя­ют сообщения на греческом языке, но уже в IV в. они уступают место эфиопским записям, сделанным эфиопскими буквами. Геэз сохранялся на протяжении многих веков как язык литургии в коптской церкви Эфиопии. В отличие от сабейского алфавита в нем есть знаки для обозначения не только согласных, но и гласных. Он послужил основой для слогового письма, принятого и в совре­менном государственном языке Эфиоции — амхарском.

Период расцвета царства Аксум приходится на IV—VI вв. Мы располагаем достоверными сведениями о царе Эзане, правившем в середине IV в. Эзана одержал победу в вековой войне с Мероэ и, потеснив кочевые племена беджа, значительно расширил свои владения на севере. Таким образом, сфера, находившаяся под влиянием и контролем аксумской короны, охватила караванные пути, ведшие от Адулиса по реке Атбара до среднего течения Ни­ла. В конце концов Эзана восторжествовал над многими врагами, о чем сообщил в победной реляции. Ему приписывают переселе­ния целых племен, которые в результате становились его данни­ками и более прочными узами соединялись с государством. Аксум поддерживал оживленные внешние связи, особенно с Восточной Римской (Византийской) империей. Сохранилось послание, адре­сованное в 356 г. н. э. византийским императором Констанцием его «высокочтимым братьям Эзане и Сезане», которое свидетель­ствует о большом авторитете этого царства.

При Эзане священники из Сирии, входившей тогда в состав Восточной Римской империи, начали в Аксуме проповедь христи­анства. О крещении царя Эзаны сообщается как о важном собы­тии в надписях на сабейском языке, геэз и греческом. Эфиопская традиция подчеркивает также политическое значение принятия царским домом христианства как государственной религии. Это не только способствовало укреплению государственной власти, уре­гулированию налогового обложения и многим другим внутренним мероприятиям, но и придало властителям Аксума, а потом и их амхареким преемникам сознание своей самобытности, своего от­личия от соседей. Но лишь в VI и VII вв. христианство получило широкое распространение вне среды правящей знати. По всей стране основывались монастыри, которые впоследствии приобрели большое экономическое и политическое влияние.

Союз правителей Аксума с Восточной Римской империей объ­ясняется важными политическими мотивами — общими интере­сами в борьбе против притязаний Персии на первенство в южных районах Аравийского полуострова и Персидского залива. Царь Калеб, особенно часто превозносимый греческими и персидскими источниками, в 517 г. совершил новый военный поход в Южную Аравию, и до 572 г. Йемен принадлежал Аксуму. Однако эта по­пытка утвердить политическую власть и экономические интересы Аксума на обоих берегах Красного моря имела лишь кратковре­менный успех. Персидский царь Хосров предпринял контрнаступ­ление. Оно положило конец периоду наивысшего расцвета Ак­сума.

Из многочисленных надписей явствует, что население Аксума вело оседлый образ жизни, занималось земледелием и скотовод­ством. Широко распространена была культура пшеницы. Слож­ные оросительные сооружения и высокоразвитое террасирование создавали возможность получения прибавочного продукта. Цари Аксума и окружавшая их знать умели его отчуждать, облагая за­висимые деревенские общины и племена-данники регулярными налогами, религиозными повинностями в виде «подношений» и от­работок.

Ведущая роль Аксума во внешней и заморской торговле сказа­лась и в том, что с III в. н. э. он чеканил золотые, серебряные и медные деньги. До этого на его территории имели хождение только иностранные монеты, прежде всего римские. Примечатель­но, что в Аксуме существовал свой собственный золотой стандарт. На некоторых из найденных монет изображены нарождающийся серп луны и две звезды — символы анимистических верований населения, но на более поздних находках, датируемых IV в., уже воспроизведен христианский крест. Чеканка денег предполагает наличие царских мастерских по обработке металла. По-видимому, высокого развития достигли также производство оружия и орудий труда.

В подтверждение своего могущества цари Аксума возводили монументальные сооружения, дворцы, каменные памятники и скульптуры. Наряду со свободным населением, несшим трудовую повинность, на строительстве широко использовались рабы. Их захватывали в многочисленных военных походах против соседних племен, находившихся преимущественно еще на первобытной стадии развития. Слово «раб», по-амхарски — «бареа», явно говорит о том, что в то время рабы происходили главным образам из племени бареа, потомки которого до сих пор живут в окрестностях Аксума. По своему социальному, экономическому и политическо­му устройству Аксум мало чем отличался от других государств Южной Аравии и древнего Востока.

В Аксуме сложилась самостоятельная богатая культура, следы которой дошли до нас в виде каменных монументов и эпиграфи­ческих памятников. Многочисленные посетители территории древ­него Аксума с восхищением любуются раскопанными руинами роскошных дворцов, укрепленных зданий эллиптической формы, гробниц. Самый большой дворец занимал площадь 80X120 мет­ров и состоял из многочисленных башен, террас, стен и главного замка высотой в несколько этажей. Укрепленные замки-крепости такого рода возводились и в других частях страны. Высокого со­вершенства достигло искусство каменной кладки по-сухому, без применения извести. Но наиболее типичны для Аксума огромные монолиты, так называемые стелы. Наибольшая из них достигает высоты около 34 метров. Некоторые стелы были установлены пе­ред самым принятием христианства Эзаной в IV в., например стелы из Анза и Матара. Одно время в науке было распростране­но мнение, что стелы служили надгробиями, но последние архео­логические изыскания заставляют усомниться в справедливости этой точки зрения. Прежде всего стелы имели религиозное назна­чение.

С началом арабских завоеваний при Мухаммеде и первых ха­лифах в VII в. н. э. Аксум утратил свое могущество. В последую­щие века греческие и арабские источники упоминают об Аксуме реже. Установление господства арабов в Красном море, времен­ное прекращение морских связей с Индией и оживление караван­ной торговли подорвали экономические позиции царства Аксум. В VIII в. был разрушен порт Адулис. Но торговля побережья с долиной Нила не ослабевала в течение еще нескольких столе­тий. В изданных недавно в Эфиопии трудах5 показано даже, что в IX в. приморские районы Дахлак и Зейла еще находились под владычеством Аксума. Тем не менее изоляция христианского го­сударства увеличивалась. Его история в последующие несколько веков покрыта мраком. Только в XIII в. снова заявляет о себе новое могущественное государство — Эфиопия, которое заняло по­четное место в ряду раннефеодальных государств всей Тропиче­ской Африки.