hoplit

Интернет-история. Источники - не всем на пользу?

23 сообщения в этой теме

Занятная в последние несколько лет наблюдается тенденция среди "широких масс" любителей истории в рунете - фетишизация термина "источник". И в довольно гротескном виде.

- Как правило, стандартный "интернет-историк" не знает определения "исторического источника". У него "источник" превращается в синоним "кашрута". Как пример - столь излюбленная любителями Второй Мировой сентенция "мемуары - не источник". Зато источником может оказаться исследование "кошерного автора", вышедшее в 2015-м году.   

- "Источник не требует интерпретации". Так как источник это по определению "что-то хорошее и правильное" - то достаточно иметь к нему доступ. Что источники могут быть первичными или вторичными и - о ужас! - противоречить друг другу - любители часто не понимают. Мемуары противоречивы - они "треф", они не источник. Бумажка из канцелярии - источник, "кошер", она однозначна и не требует интерпретации. 

- Еще один вариант - "источник может быть интерпретирован кем угодно". Идеальная книга - сборник документов, научные комментарии, уведомления, приложения - бесполезные закорючки. "Правда проста" - понятие контекста почти полностью отсутствует. 

- Источник должен находиться в широком доступе. То, что непроверяемо "здесь и сейчас" - не существует. Растет это убеждение все из того же почти религиозного преклонения перед документом - пересказ или изложение без прямого цитирования не обладают статусом "источника", то есть внимания не заслуживают вообще. Это уже не "источник", а малоценные писания какого-то гражданина. "Субъективное мнение" - эвфемизм от "писаний еретических".

- Практически не осмысляется факт существования корпуса источников по любой исторической проблеме. Поэтому десяток малозначимых, но аутентичных, документов могут "весить" больше, чем трехтомное комплексное исследование от специалиста, который обработал несколько тысяч подобных бумаг. Ведь на одной чаше весов - источник, а на другой - бесполезная болтовня какого-то типа. "Лучше бы сборник документов выпустил - зачем все эти буквы?"

И вот тут возникает вопрос - а стоит ли начинающему любителю сразу лезть в "источниковые дебри"? С чего стоит начинать - с книги специалиста в стиле науч-поп, или собирания хаотичной коллекции разношерстных документов, "чтобы их цитировать"?

3 пользователям понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Кстати, как "плохое" подано очень много здравого.

Естественно, нигде нельзя доходить до абсурда. Но:

48 минуты назад, hoplit сказал:

научные комментарии, уведомления, приложения - бесполезные закорючки

К сожалению, зачастую они сделаны на слабом уровне. И часто содержат не точные сведения, а вводимые таким образом исследователями в научный оборот собственные догадки и предположения. Это тоже надо учесть.

49 минуты назад, hoplit сказал:

То, что непроверяемо "здесь и сейчас" - не существует.

Если есть источник, который непонятно откуда взялся, является моноисточником по теме и т.п. и т.д. - отношение к нему должно быть априорно настороженным.

50 минут назад, hoplit сказал:

пересказ или изложение без прямого цитирования не обладают статусом "источника", то есть внимания не заслуживают вообще.

Проходили. Часто, ссылаясь "вслепую", без цитирования, или же вольно пересказывая, достигают "очень специфических эффектов". При проверке часто оказывается, что в источнике говорится совсем другое.

51 минуту назад, hoplit сказал:

Это уже не "источник", а малоценные писания какого-то гражданина. "Субъективное мнение" - эвфемизм от "писаний еретических".

Приведу пример: что важнее - субъективное мнение человека, который сказал, что знаменитый кузнец Сукэхиро стал применять смешанный "кругло-квадратный стиль" подписи на своих мечах в эру Энпо, или меч, выкованный Сукэхиро в предшествующую эру Камбун и подписанный им в смешанном "кругло-квадратном стиле"? 

53 минуты назад, hoplit сказал:

Поэтому десяток малозначимых, но аутентичных, документов могут "весить" больше, чем трехтомное комплексное исследование от специалиста, который обработал несколько тысяч подобных бумаг. Ведь на одной чаше весов - источник, а на другой - бесполезная болтовня какого-то типа. "Лучше бы сборник документов выпустил - зачем все эти буквы?"

На одной чаше весов порой бывает такой "малозначимый документ", который был проигнорирован сознательно, т.к. ломал стройную концепцию. Либо при обработке обрезались цитаты, произвольно интерпретировались факты и т.д.

Почитайте советские исследования по Амурской проблеме - ярчайший пример, что только первоисточники, освоенные в массе и со всех сторон конфликта, дают более или менее адекватную картину событий.

55 минут назад, hoplit сказал:

И вот тут возникает вопрос - а стоит ли начинающему любителю сразу лезть в "источниковые дебри"? С чего стоит начинать - с книги специалиста в стиле науч-поп, или собирания хаотичной коллекции разношерстных документов, "чтобы их цитировать"?

Возникает вопрос - если человек прочел 1 (Одну) научно-популярную книгу по данной тематике, и получил из нее "готовое видение" - это хорошо?

Весь вопрос в том, что есть разные уровни - кому-то надо хорошую, качественную (!!!) научно-популярную книгу. А кому-то - нужны источники. Это разные люди, причем второй случай применим к очень многим продвинутым любителям. Они порой интересующую их тему знают лучше, чем историки-профессионалы.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Научно-популярная книга может дать только толчок к дальнейшему изучению. Серьезное изучение - это десятки (а лучше сотни) прочитанных научных работ, а затем - знакомство с документами.

Собственно, правило сначала ознакомиться с историографией, а затем только залезать в источники - оно и для профессиональных историков должно действовать. Другой вопрос. что в последние десятилетия его нередко игнорируют, и в результате получается:

18 минуту назад, Чжан Гэда сказал:
1 час назад, hoplit сказал:

научные комментарии, уведомления, приложения - бесполезные закорючки

К сожалению, зачастую они сделаны на слабом уровне. И часто содержат не точные сведения, а вводимые таким образом исследователями в научный оборот собственные догадки и предположения. Это тоже надо учесть.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
8 минут назад, Nslavnitski сказал:

Научно-популярная книга может дать только толчок к дальнейшему изучению.

Естественно.

8 минут назад, Nslavnitski сказал:

Серьезное изучение - это десятки (а лучше сотни) прочитанных научных работ, а затем - знакомство с документами.

Не совсем так. Если сначала только чужие исследования читать, не проверяя их соответствия с документами, свой взгляд на проблему выработать сложно. Надо разумно сочетать, причем от малой дозы документов переходить к бОльшей и так постоянно. Потом уже, когда формируется специалист, ему чужие исследования служат только для того, чтобы понимать, насколько правильно он работает, на все ли обратил внимание, что не учел и т.п.

А комментарии бывают такими, что непонятно, откуда они берутся. Например, Олег Пироженко сделал перевод дневников И Сунсина. А часть комментариев взята из современной южнокорейской литературы. А там далеко не все бесспорно. Даже бывает, что очень спорно и ангажированно.

Я бы комментировал некоторые моменты не по литературе, а по параллельным источникам.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
6 минут назад, Чжан Гэда сказал:

Не совсем так. Если сначала только чужие исследования читать, не проверяя их соответствия с документами, свой взгляд на проблему выработать сложно. Надо разумно сочетать, причем от малой дозы документов переходить к бОльшей и так постоянно. Потом уже, когда формируется специалист, ему чужие исследования служат только для того, чтобы понимать, насколько правильно он работает, на все ли обратил внимание, что не учел и т.п.

Можно и так, да. Я стараюсь в документальные источники залезать уже где-нибудь после десятка прочитанных работ (если есть такая возможность, конечно). Когда начинал разработку своей основной темы, вообще где-то порядка сотни работ прочитал, а потом за документы взялся.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
9 минут назад, Чжан Гэда сказал:

А комментарии бывают такими, что непонятно, откуда они берутся. Например, Олег Пироженко сделал перевод дневников И Сунсина. А часть комментариев взята из современной южнокорейской литературы. А там далеко не все бесспорно. Даже бывает, что очень спорно и ангажированно.

Тут еще проблема в том, что комментарии - это отдельный вид работ, которому надо специально учиться. Писать и комментировать - это разные вещи.

А уже когда на это ангажированность накладывается (а то и обыкновенная халтура) - имеем то, что имеем.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Однако в этих работах, я думаю, цитирования были частыми и точными.

У нас, кстати, еще в школьных учебниках был эпизод с смотром франкского войска - мол, Хлодвиг попросил драгоценную чашу себе вне основной добычи, а один воин разрубил ее топором и сказал, что все должно быть по обычаю и вне доли он ничего не получит. Потом Хлодвиг придрался на смотре к этому воину, мол, оружие не в порядке, попросил у него осмотреть секиру и разрубил ему за это голову. Мол, это начало классовой борьбы в обществе франков.

У меня еще в детстве была хрестоматия по истории Средних Веков, и уже тогда я нашел этот отрывок в изложении не учебника, но хроники. И обратил внимание, что подтекст-то был другой у эпизода.

Это, конечно, детсад (учебник 6-го класса), но примерно так я начал сравнивать то, что читаю в учебнике, с тем, что вне учебника, еще со школьной скамьи. Хуже не стало.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
3 минуты назад, Nslavnitski сказал:

Тут еще проблема в том, что комментарии - это отдельный вид работ, которому надо специально учиться. Писать и комментировать - это разные вещи.

На ДВ комментаторская литература была отдельным жанром, но, несмотря на ее обширность, ценного в ней довольно мало. Есть хорошие комментарии на сложные места. Их мало. В основном, это своего рода отсебятина.

Хорошие примеры - "Муе тобо тхонджи" (1790) и "Хонтё гунки ко" (1709). Берется предмет и к нему надергиваются цитаты, объединенные "подобием" предметов и явлений. Все это сваливается в кучу и делаются совершенно нелепые выводы. Потом, в ХХ в., востоковеды воспринимают это как источники и начинают сходить с ума.

К счастью, многие первоисточники обоих сочинений стали проявляться мало-помалу (часто не указывается, что откуда берется, цитируется с искажениями и добавлениями от комментатора и т.п.). Порой расхождения в смысле первоисточника и в смысле комментариев этих компиляций довольно велики.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
8 минут назад, Чжан Гэда сказал:

Это, конечно, детсад (учебник 6-го класса), но примерно так я начал сравнивать то, что читаю в учебнике, с тем, что вне учебника, еще со школьной скамьи. Хуже не стало.

Ясно, что хуже не стало. Только замечу, что тут мы немного о разных вещах - проверка эпизодов это одно, а систематическое изучение вопроса - чуть другое. Проработка десятка книжек как раз позволяет в голове систематизировать вопрос.

 

4 минуты назад, Чжан Гэда сказал:

К счастью, многие первоисточники обоих сочинений стали проявляться мало-помалу (часто не указывается, что откуда берется, цитируется с искажениями и добавлениями от комментатора и т.п.). Порой расхождения в смысле первоисточника и в смысле комментариев этих компиляций довольно велики.

А тут еще и перевод накладывается. В.В. Пенский, помнится. на эту тему (по своему вопросу) хорошую статью написал.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
6 минут назад, Nslavnitski сказал:

Только замечу, что тут мы немного о разных вещах - проверка эпизодов это одно, а систематическое изучение вопроса - чуть другое.

Одно растет из другого. Если сразу отдаться только исследованиям, то сложно понять, где же нас того, обманывают, в общем.

А то, например, классная была фраза, "свидетельствовавшая" о том, что амурские племена радостно приветствовали русских казаков - все исследования она обошла - мол, мы тут из таких-то родов, нас 1000 луков и даже больше, и ясак готовы давать Белому Царю по все годы... А если брать полный текст документа, то это происходит не от "сознательности" местных народов и "передовой роли российского пролетариата казачества", а в совсем другом контексте - казаки захватили внезапным нападением родовую верхушку нескольких родов, съехавшихся на пир, и потребовали платить ясак, угрожая расправой над "князцами". И опускается вторая, более важная часть - как только выяснилось, что казаки - это надолго, все "1000 луков и даже больше" бросили своих "князцов" на произвол судьбы и пустились бежать во все лопатки от казаков подальше.

Это совершенно меняет смысл эпизода, но во всех исследованиях он подавался именно в урезанном виде. Можно сделать некоторые выводы из этого очень частного примера (привожу примеры из своих интересов, что, ИМХО, естественно).

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
10 час назад, Чжан Гэда сказал:

Одно растет из другого. Если сразу отдаться только исследованиям, то сложно понять, где же нас того, обманывают, в общем.

Да, такое может быть. Пожалуй, это от темы зависит, точнее, от степени ее разработанности.

По петровской эпохе все же дискуссии шли (и идут) постоянно, поэтому там с этим получше.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
12 часа назад, hoplit сказал:

И вот тут возникает вопрос - а стоит ли начинающему любителю сразу лезть в "источниковые дебри"? С чего стоит начинать - с книги специалиста в стиле науч-поп, или собирания хаотичной коллекции разношерстных документов, "чтобы их цитировать"?

Ответ понятен... На фоне совершенно правильно отмеченных особенностей "любителей истории" последних вполне можно охарактеризовать как яростных носителей мифопоэтического мышления в самом пещерном варианте его бытования: ладно бы науки не существовало, а они были таковыми "на вырост". Но она же есть, и источниковедение есть, в том числе учебники в сети можно найти. Да и понятие "плотный исторический контекст" повторено многократно, но кроме раздражения у них ничего не вызывает... Беда!

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
13 часа назад, Чжан Гэда сказал:

К сожалению, зачастую они сделаны на слабом уровне. И часто содержат не точные сведения, а вводимые таким образом исследователями в научный оборот собственные догадки и предположения. Это тоже надо учесть.

Для среднестатистического начинающего любителя это малоактуально, на самом деле. Его собственные догадки и предположения, основанные на прочтении пары широкодоступных документов, как правило, еще дичее. "Античные персы выставляли армии в сотни тысяч и миллионы человек - это есть в источниках".

Цитата

Если есть источник, который непонятно откуда взялся, является моноисточником по теме и т.п. и т.д. - отношение к нему должно быть априорно настороженным.

В приложении к начинающему любителю это выглядит, как правило, куда как проще - "если я это не видел - этого не существует". Если полного перевода Ци Цзигуана на русский, к примеру, нет - то его и фактически "нет". "Мало ли кто там чего цитирует - я лично проверить не могу, а вдруг там перевод плохой?"

Цитата

Проходили. Часто, ссылаясь "вслепую", без цитирования, или же вольно пересказывая, достигают "очень специфических эффектов". При проверке часто оказывается, что в источнике говорится совсем другое.

Исторические мифы существуют, только что может проверить и уточнить любитель, который толком еще даже не понимает - что такое источник? Самостоятельно? 

Цитата

Приведу пример: что важнее - субъективное мнение человека, который сказал, что знаменитый кузнец Сукэхиро стал применять смешанный "кругло-квадратный стиль" подписи на своих мечах в эру Энпо, или меч, выкованный Сукэхиро в предшествующую эру Камбун и подписанный им в смешанном "кругло-квадратном стиле"? 

На практике это выглядит иначе. "Я прочитал перевод Геродота на русский и теперь разбираюсь в военном деле Древней Греции лучше, чем Петер Кренц". Или ближе - кто получит больше знаний, прослушавший цикл лекций Асмолова/Ланькова по Северной Корее, или человек с десятком сканов американских документов времен Корейской войны?

Цитата

На одной чаше весов порой бывает такой "малозначимый документ", который был проигнорирован сознательно, т.к. ломал стройную концепцию. Либо при обработке обрезались цитаты, произвольно интерпретировались факты и т.д.

Вечная проблема. Когда в дело вступает статистика и автор говорит, что обработал "надцать тысяч персональных историй" - редко имеется возможность проверить. Но в данном случае вопрос опять стоит иначе - не неудобный документ, а просто пара документов. Всегда есть шанс, что специалист ошибется. Но шанс, что неподготовленный человек по паре документов выдаст что-то путное - околонулевой.

Цитата

Возникает вопрос - если человек прочел 1 (Одну) научно-популярную книгу по данной тематике, и получил из нее "готовое видение" - это хорошо?

Мое ИМХО - лучше так, чем очередной Задорнов или Чудинов. С научно-популяной литературы можно спокойно двигаться дальше - почитать еще книг, добраться до источниковедения и исторической методологии. А там можно и за документы. При движении в обратном направлении регулярно получается дичь. Человек не имеет репрезентативного корпуса источников, не умеет с ними работать, не имеет базовых общих представлений о предмете - какой в этом толк? Однако сейчас в интеренете широко распространено мнение, что правильный - это второй вариант, ведь "работать с источниками модно, стильно и б-гугодно". Что с ними надо уметь работать - не объясняется.

Цитата

Весь вопрос в том, что есть разные уровни - кому-то надо хорошую, качественную (!!!) научно-популярную книгу. А кому-то - нужны источники. Это разные люди, причем второй случай применим к очень многим продвинутым любителям. Они порой интересующую их тему знают лучше, чем историки-профессионалы.

Я имел ввиду сугубо один уровень - начальный. И самое печальное, что масса историков-любителей на нем так и остаются, несмотря на то, что уже и тираж книг есть на тысячи экземпляров. Просто потому, что документы у них есть, а вот всего остального - нет. 

P.S. Вообще, есть подозрение, что пошло это все как раз с 80-х и 90-х. Оказалось, что в той же советской историографии многое подбивали под шаблон идеологии. Как результат - многие любители потеряли доверие к методологии и работе историка-специалиста вообще. "Все сам, все сам". А все сам не вывезешь. 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
13 часа назад, Nslavnitski сказал:

Научно-популярная книга может дать только толчок к дальнейшему изучению. Серьезное изучение - это десятки (а лучше сотни) прочитанных научных работ, а затем - знакомство с документами.

Собственно, правило сначала ознакомиться с историографией, а затем только залезать в источники - оно и для профессиональных историков должно действовать. Другой вопрос. что в последние десятилетия его нередко игнорируют, и в результате получается:

 

О чем и речь. Во всем нужна последовательность. А у нас многие пытаются с парой десятков переведенных документов из интернета сразу "родить" собственную теорию развития средневекового города. =/

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
28 минуты назад, hoplit сказал:

"Мало ли кто там чего цитирует - я лично проверить не могу, а вдруг там перевод плохой?"

К сожалению, такое встречается сплошь и рядом. Надеюсь, "перевод" "Муе тобо тхонджи" видели?

31 минуты назад, hoplit сказал:

Исторические мифы существуют, только что может проверить и уточнить любитель, который толком еще даже не понимает - что такое источник? Самостоятельно? 

Я думаю, случай, который я привел про "1000 луков и больши" довольно доступен даже начинающему, хотя, естественно, есть и более сложные случаи.

36 минуты назад, hoplit сказал:

Что с ними надо уметь работать - не объясняется.

Естественно, надо уметь работать. Только изолировать освоение историографии и источников друг от друга нельзя.

37 минуты назад, hoplit сказал:

Оказалось, что в той же советской историографии многое подбивали под шаблон идеологии. Как результат - многие любители потеряли доверие к методологии и работе историка-специалиста вообще.

Чем буржуянская лучше,  когда по письму от 1768 г., опубликованном в 1785 г., повествующем о полулегендарной личности, действовавшей около 1715 г., строится целая теория английского возникновения шотландской национальной одежды?

36 минуты назад, hoplit сказал:

А у нас многие пытаются с парой десятков переведенных документов из интернета сразу "родить" собственную теорию развития средневекового города.

ЕМНИП, сразу сказал, что ничего нельзя доводить до абсурда. 

Совсем без исследований нельзя. Но по очень многим темам последние исследования - 1950-1960-е гг. Т.е. прошло 50 лет. Накопилось много смежных данных, в т.ч. и переведенных документов. И пользоваться теми устаревшими данными уже не комильфо.

Скажем, один китайский автор из США поставил в 1950 (ЕМНИП) книгу на очередь в печать по няньцзюням. Тем временем в КНР вышел большой сборник документов по няньцзюням. Он отозвал книгу из очереди для переработки в связи с вновь открывшимися данными. Очередь прошла, книгу смогли напечатать только в 1961 г. В настоящий момент - одно из наиболее совершенных исследований по няньцзюням, но при чтении в нем видны такие "дыры", причем общего масштаба, а не частностей, порожденных новыми документами! Что делать?

В таком случае идем по сценарию:

42 минуты назад, hoplit сказал:

"Все сам, все сам".

 

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

К сожалению, такое встречается сплошь и рядом. Надеюсь, "перевод" "Муе тобо тхонджи" видели?

Видел. Не знаю, как совпадают корейский и английский варианты, но русский уже и на фоне английского странноват. Что и не удивительно для подобного издания. Но я имел ввиду другой случай - что вы будете делать, если оригинал текста это аккадская клинопись или что-то из индийских языков? Источник отсутствует в широком доступе, язык незнаком, полного перевода нет - только краткий пересказ в некой монографии?

Цитата

Я думаю, случай, который я привел про "1000 луков и больши" довольно доступен даже начинающему, хотя, естественно, есть и более сложные случаи.

Естественно. А теперь вопрос - разобраться с "это частность" и "этот факт опрокидывает построения имярека" легко ли? И даже задаться таким вопросом? К примеру, упоминание регулярных набегов населения какого-нибудь фронтира (к примеру англо-шотландского) за скотиной туда-сюда с проломленными головами в количествах опрокидывает тезис о том, что "данный период взаимоотношений Шотландии и Англии был мирным"? Или нет?

Цитата

Естественно, надо уметь работать. Только изолировать освоение историографии и источников друг от друга нельзя.

Вопрос не в том "или-или", а в том - с чего начать. Зачастую хватаются за источники сразу и к историографии или методологии не обращаются вообще.

Цитата

Чем буржуянская лучше,

Я сугубо про рунет. Хотя пока сложилось мнение, что уровень любителей "там" и "тут" не в пользу "тут". 

Цитата

ЕМНИП, сразу сказал, что ничего нельзя доводить до абсурда. 

Это не абсурд, это грустное наблюдение. Люди ломятся в открытую дверь. Стандартный начинающий любитель ничего не может уточнить. Эта возможность далеко не сразу нарабатывается. И старая книга с лакунами - не худший вариант. Простой житейский пример. Человек читал Курция Руфа и "родил несколько теорий". Открытие, что есть еще Арриан, Плутарх, кучка археологических свидетельств, кое-какие данные компаративистики, вызвало шок и последующее убеждение, что "мы ничего не знаем о прошлом". Потому как источник (который в рунете почти непогрешим) оказался противоречащим другому источнику. А историки, которые что-то там про методологию пишут - веса не имеют. "Еще одно мнение, ничем не лучше моего".

Цитата

"Все сам, все сам".

Амхара? Японский? Финский? Языки австралийских аборигенов? "Все сам" невозможно технически, а что понадобится завтра - никто не угадает. =)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
4 часа назад, hoplit сказал:

Но я имел ввиду другой случай - что вы будете делать, если оригинал текста это аккадская клинопись или что-то из индийских языков?

Я считаю, что каждый, кто чем-то конкретным интересуется, должен изучать соответствующий язык. В Москве даже курсы древнеегипетского (В. Солкин) есть.

Т.е. специалист должен в любом случае учить языки, а любитель - стремиться к наращиванию своего уровня.

4 часа назад, hoplit сказал:

А теперь вопрос - разобраться с "это частность" и "этот факт опрокидывает построения имярека" легко ли? И даже задаться таким вопросом?

Естественно, легко - если во всех монографиях этот случай с цитированием - единственный, подтверждающий "сознательность" местного населения, и других нет, и он опрокинут - вывод напрашивается сам собой.

4 часа назад, hoplit сказал:

Хотя пока сложилось мнение, что уровень любителей "там" и "тут" не в пользу "тут".

ИМХО, там не лучше, просто ругаются меньше.

4 часа назад, hoplit сказал:

К примеру, упоминание регулярных набегов населения какого-нибудь фронтира (к примеру англо-шотландского) за скотиной туда-сюда с проломленными головами в количествах опрокидывает тезис о том, что "данный период взаимоотношений Шотландии и Англии был мирным"? Или нет?

Смотря что понимать под словом "мир"...

4 часа назад, hoplit сказал:

А историки, которые что-то там про методологию пишут - веса не имеют. "Еще одно мнение, ничем не лучше моего".

Мне-то видно, что мнение другого исследователя - это только еще одно мнение, более или менее фундированное (в лучшем случае). А воинствующие дилетанты - это да, это косяк.

4 часа назад, hoplit сказал:

Амхара? Японский? Финский? Языки австралийских аборигенов? "Все сам" невозможно технически, а что понадобится завтра - никто не угадает. =)

Ну, с амхара и японским как-нибудь разберусь, т.к. там есть сферы интересов. А вот финский, австралийские и т.п. - неинтересно.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
10 час назад, hoplit сказал:

шанс, что неподготовленный человек по паре документов выдаст что-то путное - околонулевой.

А разве он ставит перед собой задачу что-то "выдать"? Его дело покритиковать (и тем самоудовлетвориться) и объявить всю историографию подделкой. Так ведь проще...

 

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
1 час назад, RedFox сказал:

Его дело покритиковать (и тем самоудовлетвориться) и объявить всю историографию подделкой.

Не исключено.

Всякие новоохренологи именно так и действуют...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
13 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Я считаю, что каждый, кто чем-то конкретным интересуется, должен изучать соответствующий язык. В Москве даже курсы древнеегипетского (В. Солкин) есть.

Т.е. специалист должен в любом случае учить языки, а любитель - стремиться к наращиванию своего уровня.

Увы, но обычный любитель - это один язык. Русский (не трогаю случаев татарский+русский и подобных). Продвинутый - еще и английский. Сильно продвинутый - что-то из набора немецкий-испанский-французский. Все.

Цитата

Естественно, легко - если во всех монографиях этот случай с цитированием - единственный, подтверждающий "сознательность" местного населения, и других нет, и он опрокинут - вывод напрашивается сам собой.

 А если - нет? Или в монографии стоит приписка - "все цитаты имеют иллюстративную функцию, так как привести показательную выборку в заданном объеме книги невозможно"?

Цитата

ИМХО, там не лучше, просто ругаются меньше.

А еще меньше занимаются опрокинутой в прошлое политикой. Тоже показатель...

Цитата

Смотря что понимать под словом "мир"...

Которое редко когда объясняется, так как либо работа старая (мир - ну значит мир, не воевали) либо новая (сами должны уже почитать про перманентную набеговую войну в мирное время, короли в походы не ходят - значит мир). Это не в плюс для таких монографий, но обычное дело.

Цитата

Мне-то видно, что мнение другого исследователя - это только еще одно мнение, более или менее фундированное (в лучшем случае). А воинствующие дилетанты - это да, это косяк.

При определенном уровне знаний мнение другого исследователя превращается в еще одно мнение, так и есть. Но сейчас среди любителей цветет вполне себе обычный в интернете подход "все мнения равны друг другу". 

Цитата

Ну, с амхара и японским как-нибудь разберусь, т.к. там есть сферы интересов. А вот финский, австралийские и т.п. - неинтересно.

Как-нибудь - очень растяжимое понятие. =) И уж тем более не вариант для начинающего любителя. По сути советы сводятся к "подтянуть свои возможности в интересующей теме до профессионального уровня". Но для массы любителей и уж тем более для начинающих это невозможно, да и не нужно. 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
12 часа назад, RedFox сказал:

А разве он ставит перед собой задачу что-то "выдать"? Его дело покритиковать (и тем самоудовлетвориться) и объявить всю историографию подделкой. Так ведь проще...

Немало и тех, кто одержим тем самым - "да фигня это все, сейчас я тут все проблемы порешаю". А далее начинается - от невозможности металлургии у степняков до отрицания каменного строительства в Египте ("я каменщик - пилить гранит медью невозможно!"). Вроде бы не со зла, но подобный чертик сидит во многих. Как пример - тот же разбор Савельева на Антропогенезе.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
1 час назад, hoplit сказал:

А далее начинается - от невозможности металлургии у степняков до отрицания каменного строительства в Египте ("я каменщик - пилить гранит медью невозможно!").

Про дзиттэ статью я тут вывесил...

1 час назад, hoplit сказал:

По сути советы сводятся к "подтянуть свои возможности в интересующей теме до профессионального уровня". Но для массы любителей и уж тем более для начинающих это невозможно, да и не нужно. 

Ну, помочь тогда ничем нельзя. Люди есть люди - их надо с детства воспитывать. Или отрубать по 1 пальцу, если упорствуют в зрелом возрасте.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
В 15.02.2016в12:32, hoplit сказал:

Исторические мифы существуют, только что может проверить и уточнить любитель, который толком еще даже не понимает - что такое источник? Самостоятельно?

В принципе. учебники по методологии (и старые советские, и новые) в сети доступны. Здесь вопрос упирается в желание самого человека разобраться.

 

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Крадин Н. Н. Становление и эволюция ранней государственности на Дальнем Востоке
      Автор: Saygo
      Крадин Н. Н. Становление и эволюция ранней государственности на Дальнем Востоке // Вопросы истории. - 2015. - № 10. - С. 3-16.
      Проблема становления государственности является одним из постоянно обсуждаемых вопросов в исторической науке. Существует огромное количество книг, сборников и журнальных статей, написанных по данной теме. Длительные дебаты последних нескольких десятилетий привели исследователей к выводу о том, что становление государства следует понимать как сложное многофакторное явление, обусловленное как внутренними (экология, система хозяйства, рост народонаселения, технологические инновации, идеология), так и внешними (война, внешнее давление, торговля, диффузия) факторами1. Ни один из выделенных исследователями факторов не может считаться универсальным. В настоящее время большинство историков, антропологов и археологов признают, что возникновение государственности является сложным многовариантным процессом, зависящим от большого числа разнообразных переменных2.
      При этом сущность становления государственности отражается в двух дополняющих друг друга подходах. Согласно интегративной (функциональной) версии, государство возникает вследствие организационных нужд, с которыми трайбалистская и вождеская организации власти не могут справиться. При этом раннегосударственная власть имеет не насильственный, а консенсуальный характер. По мнению сторонников конфликтной версии, государственность — это средство стабилизации стратифицированного общества и предотвращения конфликтов в борьбе между различными группами за ключевые ресурсы жизнеобеспечения. Эта версия объясняет происхождение государства, исходя из отношений эксплуатации, классовой борьбы, войны и межэтнического доминирования. Справедливые аргументы есть в обоих подходах. Государство формируется одновременно и как носитель общеполезных функций, и как выразитель социального конфликта. Более того, данная амбивалентность справедлива и для современного государства. Возможно, в определенных случаях эти противоречия имеют тенденцию к углублению3.
      Судя по всему, генеральная линия происхождения государства проходила через монополизацию правящими группами ключевых административных должностей. Поскольку государственность (в форме особого аппарата управления), классовая структура и частная собственность формируются в процессе длительной эволюции, многие исследователи пришли к выводу о целесообразности отмечать некоторые промежуточные фазы между доиерархическими безгосударственными обществами и сложившимися доиндустриальными государствами (цивилизациями). В отечественной и зарубежной науке существует мнение о необходимости выделения трех этапов политогенеза в доиндустриальных обществах:
      1.   Предгосударственное общество, в котором большинство населения уже отстранено от управления обществом («дофеодальное общество», «предклассовое общество», «вождество», «аналоги государства» и др.);
      2.   Раннее государство с зачатками аппарата власти, но не знающее частной собственности («раннеклассовое общество», «раннефеодальное», «архаическое», «варварское» или «сословное» государство и пр.);
      3.   Сложившееся доиндустриальное государство, знакомое с частной собственностью («традиционное государство», «зрелое государство», «аграрное государство», «сословно-классовое общество», «доиндустриальное государство» и т.д.)4.
      С начала 1990-х гг. и особенно в новом миллениуме однолинейные теории происхождения государства стали подвергаться критике5. Постепенно получили распространение билинейные и многолинейные теории. Стало популярным выделение двух полюсов (стратегий) эволюции, которые могут быть зафиксированы в разных обществах. Первая (иерархическая или сетевая) основана на вертикали власти и централизации. Для нее характерны концентрация богатства у элиты, контроль элиты за престижной торговлей и ремеслом, наличие культов вождей, их предков, отражение статусов и иерархии в погребальной обрядности, идеологической системе и архитектуре. Для второй (гетерархической или корпоративной) модели характерны большее распределение богатства и власти, сегментарная социальная организация. Архитектура подчеркивает стандартизированный образ жизни. Гетерархическую стратегию не следует рассматривать как более эгалитарную. Гетерархия не является менее сложной, чем иерархия. Примером этого могут служить греческие полисы и более поздние торговые города-государства, которые обладали высокоразвитой внутренней организацией и культурой6.
      Конкретная вариативность политических систем может быть многообразной, и все чаще и чаще исследователи отказываются от жестких типологических схем, которые получили распространение в XX веке. По этой причине на первое место выходят кросс-культурные исследования становления государства и альтернативных ему структурно не менее сложных форм политической организации7. В настоящей статье рассматривается специфика политогенеза на территории российского Дальнего Востока, а также в смежных зонах Северо-Восточного Китая (Манчжурии и отчасти Внутренней Монголии). Эти территории, как и Корея, и Япония, не входили в число первоначальных очагов происхождения государственности. Все возникшие в этом ареале государственные образования относятся к так называвмым «вторичным» ранним государствам, то есть образовавшимся по соседству и под определенным влиянием уже сложившихся цивилизационных центров (в данном случае, Китая).
      В середине I тыс. н.э. на территории Приморья, Приамурья и в смежных зонах Манчжурии проживали мохэ, которые традиционно относятся к тунгусо-маньчжурским народам. Известно семь крупных мохэских объединений (судя по всему вождеств). Самыми известными из них были сумо мохэ, жившие на крайнем юго-западе мохэских земель, и хэйшуй мохэ — на северо-востоке, в долинах нижнего течения Сунгари, Уссури и Амура. По данным летописей, мохэ сеяли пшеницу и просо, землю пахали на лошадях, занимались разведением свиней, выращиванием лошадей8. У мохэ была развитая социальная стратификация. Источники сообщают, что богатые люди имели по несколько сотен свиней, известны категории неполноправных социальных групп9. В летописях сообщается, что «каждый город и селение имеют своего старейшину, независимого от других»10. По археологическим данным, мохэские поселения в Приморье можно разделить на несколько групп.
      Каждое из крупных объединений мохэ возглавлялось вождем и занимало достаточно большую территорию. Помимо них известны мохэские подразделения (кит. бу — традиционно этот термин переводится как «племя»), которых было гораздо больше. Власть вождя передавалась по наследству. Скорее всего, бу могли соответствовать вождествам, а булэй — сложным вождествам. Самым крупным и могущественным из них было объединение хэйшуй мохэ. В обеих версиях Танской истории сообщается, что они со временем разделились на 16 «поколений»11. Совершенно очевидно, что хэйшуй мохэ представляли собой уже сложное вождество или конфедерацию вождеств.
      В начале VII в. сумо мохэ подверглись сильному давлению со стороны династии Тан. Это стимулировало процессы внутренней консолидации и привело к созданию у сумо мохэ в середине VII в. крупного объединения с централизованной властью, названного в тюркских эпитафиях «боклийским каганатом». В 698 г. вождь сумо мохэ Да Цзожун провозгласил создание государства (первоначально оно называлось Чжэнь, а с 713 г. — Бохай). Территория Бохая включала восточную Маньчжурию, часть Северной Кореи и юго-западные территории Приморья. Бохайские правители в VIII—IX вв. стремились расширить территорию страны за счет присоединения, главным образом, восточных и северных территорий. Истинным расцветом Бохая было правление вана Да Циньмао (737—793), который за свой вклад в развитие образования и культуры в стране получил посмертное имя «Просвещенный». В годы его правления была сформирована система государственных институтов. В годы царствования Да Жэньсю (818—830 гг.) были частично покорены хэйшуй мохэ, и территория государства достигла максимального размера.
      В государстве Бохай имелось пять столиц. Страна делилось на 15 областей (фу) и 62 округа (чжоу). Идея пяти столиц была заимствована, по всей видимости, у империи Тан. Однако существование в Бохае пяти столичных городов также было вызвано реальными требованиями управления страной. Большинство ранних государств не имели хорошо интегрированной экономической и политической инфраструктуры. Поскольку административный контроль центральной власти был минимален, правитель раннего государства был вынужден постоянно объезжать свои владения, чтобы лично контролировать регионы и подтверждать легитимность своего царствования. Эта система сравнима с хорошо известным у восточных славян институтом «полюдья» — широко распространенным в мировой истории явлением12.
      В целом, Бохайское королевство являлось классическим «ранним государством», для которого характерно отсутствие частной собственности на средства производства и сложившегося бюрократического аппарата. Поскольку ранним государствам не хватало монополии на применение законного насилия, чтобы противостоять сепаратизму, персона сакрализованного правителя являлась фигурой консолидирующей и объединяющей общество. Царь выступал «посредником» между божествами и подданными, обеспечивал, благодаря своим сакральным способностям, стабильность и процветание обществу, объединял посредством дарений социальные коммуникации в единую сеть. По мере развития раннее Бохайское государство должно было трансформироваться в «зрелое» традиционное государство, для которого характерно известное развитие частной собственности и наличие государственного аппарата. С появлением эффективной системы власти отпадала необходимость в сакральных функциях «священного царя».
      Это отражается в изменениях, произошедших в социальной структуре Бохайского государства. Первоначально социальная структура выглядела следующим образом: ван (король) и его родственники, шесть знатных кланов, вожди и старейшины, простые общинники. В период наивысшего расцвета социальная структура Бохая состояла из двух основных классов: бюрократическо-управленческой элиты, разбитой на восемь рангов, в которую входили королевская семья, крупная аристократия и служилая знать, и непосредственных производителей — крестьян, объединенных в общины (буцюй), а также различных неполноправных категорий (нубэй).
      Аппарат управления Бохая копировал бюрократическую модель империи Тан и включал три управления (шэн), шесть министерств (люсы), а также другие ведомства. Министерства подразделялись на левые и правые. Чиновники делились на 8 рангов. Они носили одежду разного цвета с верительными знаками отличия13. Для ведения делопроизводства бохайцы заимствовали китайскую письменность. В стране были созданы школы для обучения детей знати грамоте. Среди элиты определенное распространение получил буддизм. Бохай имел дипломатические отношения с соседними странами — империей Тан, государством Силла, кочевыми империями. Каждый обмен посольствами сопровождался обменом товарами престижного потребления. Особенный интерес вызывали контакты с Японией. Всего за время существования Бохая было отправлено 35 бохайских посольств в Страну восходящего солнца. Из Японии за это время прибыло 13 дипломатических миссий14.
      Раньше считалось, что вся территория современного Приморья и значительная часть Хабаровского края входили в состав Бохайского государства. В настоящее время можно более или менее уверенно утверждать, что в состав Бохая входила только южная и частично западная части Приморского края15. Здесь располагались две административные единицы Бохайского государства. Южная часть Приморья входила в состав округа Яньчжоу области Лунъюаньфу. Центром ее было Краскинское городище. Долина р. Раздольной (Суйфун) входила в состав области Шуайбинь. Многие ученые считают, что центром этой области было городище Дачэнцзы, расположенное неподалеку от пересечения р. Суйфун российско-китайской границы. Территория к северу от оз. Ханка, долина р. Партизанская (Сучан) и восточная часть Приморья не входили в состав государства Бохай.
      В государстве была развита внутренняя торговля. В заключительной части 219 главы «Новой истории династии Тан» («Синь тан игу») повествуется о том, что в Бохае существовала хозяйственная специализация между регионами: «Ценятся зайцы гор Тайбайшань, морская капуста из области Наньхай, соевый соус из Чжачэна, олени из области Фуюй, свиньи из области Моцзе, лошади из области Шуайбинь, ткани из Сяньчжоу, шелковая вата из Вочжоу, шелковые ткани из Лунчжоу, железо из города Вэйчэн, рис из Лучэна, караси из озера Мэйто»16. Связи Приморья с центральными районами Бохая и Китаем подтверждаются также находками китайских зеркал и украшений, фарфоровой и глазурованной посуды. По археологическим данным прослеживается обмен продуктами питания между континентальными и прибрежными районами Приморья17.
      На территории Приморья известно несколько десятков археологических памятников государства Бохай — городища, поселения, храмы и могильники. Наиболее изученным из них является Краскинское городище. Памятник расположен на самом юге Приморского края — на правом берегу устья р. Цукановка (Яньчихэ), примерно в 400 м от берега залива Посьета. Форма городища напоминает подкову, ориентированную выпуклой стороной на север. Имеется трое ворот. От южных ворот к северу проложена улица, которая делит город на две части. Магнитометрические исследования показывают наличие следов кварталов, улочек между ними, отдельных усадьб18. Городище являлось городом Янь — центром одноименного округа и портом, откуда начиналась дорога в Японию.
      На протяжении уже многих лет здесь ведутся интенсивные изыскания19, которые выявили различные строительные конструкции — каменные стены, ограждавшие буддийский храмовый комплекс, прямоугольную платформу храма, печи для обжига черепицы, каменный фундамент башни, выложенный из камня колодец и т.д. Город являлся крупным центром сосредоточения ремесел — гончарного производства, металлургии, изготовления черепицы, строительного дела и др. Здесь найдено много предметов престижного потребления и свидетельств развитой внешней и внутренней торговли (фарфор, глазурованная керамика, украшения), а также раскопаны жилища с канами — лежанками, отапливаемыми горячим воздухом. Культурный слой на памятнике превышает два метра. Здесь выделено пять строительных горизонтов, связанных с различными этапами жизнедеятельности. Город существовал в течение нескольких столетий — с VIII до первой половины X века. Верхняя хронологическая граница может быть датирована киданьским сосудом, попавшим в колодец.
      Скорее всего, этот сосуд оказался на дне колодца в период завоевания Бохая киданями (919—926 гг.) или сразу после этого. На бохайских землях было создано марионеточное государство Дундань (Восточная Кидань). Во главе государства был поставлен старший сын Абаоцзий Туюй. У монголоязычных кочевников был распространен обычай, по которому старшие сыновья получали свою долю и отделялись от родителей, а домашнее хозяйство наследовал младший из сыновей. Бохайцы были обложены данью, но практически сразу же восстали. Восстание было подавлено, но через некоторое время начались новые волнения. Чтобы ликвидировать очаг недовольства, кидани использовали традиционную для доиндустриальных государств стратегию — в течение 930—940-х гг. они насильственно переселили почти полмиллиона бохайцев, в том числе из Шуайбиня, на свои земли в долины рек Шара-Мурэн и Ляохэ. Часть бохайцев была позднее депортирована в центральную Монголию для строительства города Чжэнчжоу (совр. городище Чинтолгой Балгас).
      Учитывая, что только ограниченная часть Приморья входила в состав Бохая (крайний юг, Суйфунская долина и Приханкайская низменность), думается, киданьская депортация не затронула других районов края. Можно допустить, что часть территории Приморья впоследствии могла входить в состав одного из полузависимых от киданей вассальных владений (Динъань, Северо-Западный Бохай), выплачивавшего определенную дань киданьскому императору. Очищенное пространство с течением времени всегда чем-то заполняется, и постепенно опустевшие территории были заселены чжурчжэньским населением.
      Киданьская империя Ляо (907—1125 гг.), как впоследствии и государство чжурчжэней имела более сложную структуру, чем раннее государство Бохай. В случае с киданями и чжурчжэнями это были империи, которые создавались в процессе завоевания номадами (кидани) или охотничье-земледельческими народами (чжурчжэни) более высокоразвитых соседей-земледельцев (китайцев). Поскольку вновь созданные общества имели сложносоставной характер (в литературе данное явления нередко называют «суперстратификацией») и занимали большую территорию, то их можно называть «варварскими империями». Основной формой эксплуатации в «варварских империях» были данничество и налогообложение подчиненного земледельческого и городского населения. Так происходило наложение предклассовых или максимум раннеклассовых институтов воинственных северян на типичное восточнодеспотическое общество завоеванных оседлых жителей.
      В империи Ляо скотоводы-кочевники кидани составляли всего пятую часть населения (750 тыс. человек). Кроме них в состав империи входили земледельцы-китайцы — более половины населения (2400 тыс. чел.), бохайцы (450 тыс. чел.), некиданьские (так называемые «варварские») скотоводческие и охотничьи (200 тыс. чел.) народы. Общая численность населения державы составляла 3 млн 800 тыс. человек20.
      Социальная структура империи Ляо имела сложносоставной характер. Высший уровень социальной пирамиды империи занимали император и его родственники (род Елюй), а также представители рода Сяо, из которого выходили императрицы. Следующую ступень иерархии занимали представители знатных киданьских родов и кланов, племенные вождей, предводители разных рангов. Кидани были разделены на племена, которые являлись основными административно-политическими единицами северной части страны. Каждое племя имело свою определенную территорию кочевания, свою организацию управления, возглавлявшуюся традиционным вождем (илицзинем). Положение простых номадов (кит. шужэнь), по всей видимости, оставалось примерно таким же, как и до создания империи.
      На протяжении многих лет киданьская держава была основана, главным образом, на внешней эксплуатации соседних государств. Данничество и вымогаемые у китайских государств «подарки» приносили Ляо огромную прибыть. Так, например, после подписания мирного договора в 1005 г. Сунская династия согласилась выплачивать Ляо ежегодно 100 тыс. монет серебром и 200 тыс. кусков шелка. После новой военной кампании 1042 г. выплаты были увеличены до 200 тыс. монет и 300 тыс. кусков шелка21. Длительное время эти доходы составляли основу бюджета престижной экономики империи.
      По мере включения в состав империи значительных земледельческих территорий появлялась потребность создания более сложного управленческого механизма. Традиционные догосударственные институты управления конфедерации «восьми племен» киданей не были приспособлены для управления сложной экономикой земледельческой цивилизации с многочисленными городами. Это привело к созданию уже в 947 г. дуальной системы администрации, разделенной на северную и южную части. Северная администрация считалась по рангу выше Южной, хотя, как по численности аппарата, так и по квалификации бюрократии, уступала последней.
      Северная администрация возглавлялась «северным канцлером», который, как правило, назначался из представителей кланов Елюй и Сяо. В его компетенцию входил контроль за киданями — титульным этносом многонационального государства. Южная администрация структурно копировала бюрократическую систему империи Тан и состояла из чиновников-китайцев. Однако все высшие должности были в руках завоевателей киданей. Территория южной части страны была разделена на округа (дао), префектуры (фу), области (чжоу), уезды (сянь). На каждом уровне иерархии существовал свой управленческий аппарат. Кроме центральных, региональных и местных органов власти имелась администрация пяти столиц империи22.
      Статус, доходы, а также частные состояния китайцев-чиновников были намного выше, чем у простых китайцев. Существование китайских ремесленников и крестьян-общинников было, по всей видимости, несколько более стесненным из-за этнического угнетения. Внизу социальной лестницы находились различные категории зависимого населения и рабы. Зависимые категории подчинялись как отдельным лицам (буцюй), так и государству. В последнем случае они были приписаны к императорским дворцам, ставкам (ордо) киданей. В рабы попадали военнопленные, должники, лица, совершившие тяжкие (чаще всего антигосударственные) преступления23.
      Этноним чжурчжэни появился с X века. Так стали называть происходившие от хэйшуй мохэ племена и вождества, расселившиеся по территории Северной Маньчжурии, Приморья и Приамурья на опустевших после киданьского завоевания бохайских землях. Кидани подразделяли чжурчжэней на «мирных», которые расселялись на подконтрольных империи Ляо землях и на «диких», проживавших к востоку и северо-востоку от Сунгари. Чжурчжэни зависели от киданей и платили им дань пушниной, драгоценностями, лекарственными растениями, лошадьми и т.д. Особенно ценились охотничьи соколы (хайдунцины), за которыми по требованию киданей чжурчжэни регулярно совершали походы в земли Уго (кит. «пять владений»). Последние, предположительно, обитали в низовьях Сунгари, Уссури и прилегающей к ним долине Амура24.
      Во второй половине XI в. началась консолидация чжурчжэней под предводительством рода Ваньянь. В 1112 г. вождь чжурчжэней Агуда отказался танцевать на официальном приеме у киданьского императора. Это стало причиной конфликта и начала войны. В 1115 г. Агуда провозгласил создание Золотой империи чжурчжэней (по-китайски — Цзинь) и принял титул императора25. За десять лет чжурчжэни полностью разбили киданей и захватили всю их территорию. По иронии судьбы остатки киданей оказались в самом западном городе Чжэньчжоу (городище Чинтолгой-балгас), куда они прежде ссылали бохайцев. В 1130 г. они покинули и его, направившись в Среднюю Азию, где создали империю каракиданей (кит. Западное Ляо).
      Агуда принял инвеституру в соответствии с китайской традицией. Чтобы легитимизировать свое правление, он послал по наущению своего советника бохайца Ян Пу письмо киданьскому императору. В этом послании предлагалось узаконить статус Агуды в качестве императора, установить дипломатические отношения, выплачивать дань чжурчжэням и уступить две пограничные провинции26. Миссия в конечном счете провалилась из-за резкого тона ответного письма. Однако вызывает интерес стремление Агуды узаконить свое положение посредством механизмов, используемых в китайской политической традиции.
      После завоевания территории Ляо чжурчжэни взялись за подчинение Китая. Постепенно им удалось завоевать практически весь Северный Китай, а империя Южная Сун была вынуждена платить им ежегодно огромные суммы. Только в 1127 г. чжурчжэни получили от Сун 1 млн лянов золотом, 10 млн слитков серебра, 10 млн кусков шелка и 10 млн кусков других тканей. Впрочем, экономический «центр» дальневосточной мир-системы находился на юге и полученное серебро скоро возвращалось назад. Чжурчжэням приходилось рассчитываться им за покупаемые в Сун товары27.
      Чжурчжэни многое унаследовали у своих предшественников. Включив в свой состав бохайское население, захватив территории Ляо и Северной Сун, они получили огромные материальные и человеческие ресурсы. Это дало им возможность быстро создать сильное государство с развитой экономикой. Уже через четыре года после провозглашения государственности чжурчжэни создали собственную письменность (в 1119 г. так называемое большое письмо и в 1138 г. — малое). В государстве получили развитие различные науки, медицина, литература, изобразительное и декоративно-прикладное искусство, скульптура и архитектура28.
      Государство чжурчжэней Цзинь (1115—1234 гг.), как и киданьская империя Ляо, состояло из завоевателей чжурчжэней, эксплуатируемых крестьян и горожан-китайцев. В период расцвета чжурчжэньская империя занимала всю Маньчжурию, южную часть Дальнего Востока России, часть Северной Кореи и большую часть территории Северного Китая. Численность населения Цзинь в начале XIII в. составляла более 53 млн чел., из которых чжурчжэней было около 10%, тогда как китайцев — не менее 8329. Подобно бохайцам и киданям у чжурчжэней было пять столиц. Страна делилась на 19 губерний, которые возглавлялись генерал-губернаторами. Губернии, в свою очередь, состояли из областей, округов и уездов.
      Для управления завоеванными территориями чжурчжэни воспользовались созданной киданями дуальной системой. Со временем при дворе развернулась борьба между сторонниками «военной» и «административной» партий. Тайцзун (1123—1135) опасался сепаратистских настроений «милитаристов» и склонился ко второму варианту30. За период 1133—1134 гг. дуальная система управления была преобразована в единый общегосударственный бюрократический аппарат. В новом государственном устройстве много было заимствовано от китайской традиционной бюрократической системы, но в нее вошло и немало элементов управления чжурчжэньским обществом. Основу госаппарата составляли шесть министерств: общественных работ, юстиции, финансов, церемоний, чинов и военных дел. Все высшие должности в правительстве были заняты чжурчжэнями. Однако большинство чиновников всех министерств и ведомств были китайцами31.
      Чжурчжэни старались ограничивать процент госслужащих-китайцев в высших органах власти. И хотя их удельный вес постоянно увеличивался, он никогда не достигал половины32. Заимствованная из Китая система экзаменов была преобразована таким образом, чтобы фильтрация китайцев была жестче. Чжурчжэням было гораздо проще добиться степени «цзиньши», чем китайцам. Кроме того, чжурчжэни могли получить должность по наследству или по протекции. Из числа китайцев более льготные условия создавались для бывших подданных Ляо — «северян» (ханьэр), чем для «южан» (наньжэнь) сунцев33. При этом почти весь XII в. в разных частях государства продолжали сосуществовать разные письменные языки (китайский, киданьский и чжурчжэньский). Только в 1191—1192 гг. была сделана попытка упразднить киданьское письмо34.
      В результате сложных аккультурационных процессов сложилась многонациональная социальная структура чжурчжэньской империи. Во главе находился император и его многочисленные родственники. Они были крупнейшими владельцами собственности и занимали большинство главных постов в государственном аппарате. Далее располагалась чжурчжэньская аристократия. Ее представители обладали значительным богатством, служили главной опорой государства. Еще ниже находились племенные вожди и, наконец, простые чжурчжэни, которые занимались земледелием, скотоводством, охотой и ремеслом. Из представителей других народов в империи высокое общественное положение имели китайские чиновники и крупные землевладельцы, хотя их влияние было ограничено верховной властью. Положение свободных китайских ремесленников, торговцев и крестьян было намного хуже. На их плечи легли основные тяготы государственных налогов и повинностей. Но еще тяжелее было положение казенных и частных рабов, вынужденных трудиться на своих хозяев. Для дополнительного поддержания порядка на завоеванных землях была создана система военных поселений — мэнъань и моукэ35.
      На крайнем северо-востоке Цзиньской империи находились губернии Хэлань (пограничная с Кореей и крайним югом Приморья), Хулигай (на северо-востоке Маньчжурии) и Сюйпинь (в южной и центральной частях Приморья и на востоке Маньчжурии). Ее центром было разрушенное в настоящий момент Южно-Уссурийское городище. Кроме этого, на территории Приморья была расположена губерния Елань (долина р. Партизанская [Сучан] и прилегающая прибрежная область) с центром в Николаевском городище. Центром еще одного административного подразделения в верховьях Уссури было, по всей видимости, Чугуевское городище, а локальным центром прибрежных районов юго-восточного Приморья, возможно, являлось Новонежинское городище.
      На левом берегу р. Раздольная (Суйфун) в черте современного города Уссурийска еще в XIX в. были найдены погребальные комплексы, воздвигнутые в честь представителей чжурчжэньской элиты. В. Е. Ларичеву удалось установить, что здесь был погребен чжурчжэньский князь Эсыкуй (Дигунай, Ваньянь Чжун). Его биография раскрывает некоторые неизвестные страницы истории Приморья. Ваньянь Чжун был одним из сподвижников первого чжурчжэньского императора Агуды, участвовал в походах против Ляо, а после смерти своего брата, предводителя еланьских чжурчжэней, взял в свои руки бразды правления Юго-Восточным Приморьем. В 1124 г. Ваньянь Чжун перенес ставку из Елани в Сюйпинь. Это было обусловлено тем, что земли Елани были не очень плодородны. Скорее всего, после переселения на новом месте был построен город, который и стал административным центром чжурчжэньской губернии Сюйпинь. Здесь он и прожил до своей смерти в 1137 году. Позднее, в 1171 г., чжурчжэньский император повелел номинально объединить Еланьский и Сюйпиньский мэнъани, оставив общее название Елань36.
      В начале XIII в. над чжурчжэньским государством нависла внешняя угроза. В 1206 г. в монгольских степях была создана держава Чингис-хана. Через четыре года монголы начали войну против Цзинь. Война имела затяжной характер и продолжалась почти четверть века (до 1233—1234 гг.). Монголы разорили множество городов, вырезали их население, увели в плен многих искусных мастеров. В 1215 г. командующий цзиньскими войсками в Ляодуне Пусянь Ваньну провозгласил создание государства Великое Чжэнь. После нескольких военных поражений от лояльных империй чжурчжэней и восставших киданей он решил перевести свою армию и народ в отдаленные восточные губернии чжурчжэньской империи. Здесь было провозглашено создание государства Восточное Ся (кит. Дун Ся). Новое государственное образование занимало территорию трех губерний Золотой империи: Хэлань, Сюйпинь и Хулигай (восточная Маньчжурия, крайний север Корейского полуострова, большая часть Приморского края)37. В этот период на территорию нового государства было переселено большое количество населения, построены многочисленные города с мощными укреплениями.
      Нет оснований сомневаться, что за основу государственно-административного устройства Восточного Ся была взята цзиньская модель. Однако необходимо иметь ввиду, что новое государственное образование обладало рядом специфических характеристик: 1) меньшие, отнюдь не имперские размеры; 2) разрыв экономической инфраструктуры и определенный шаг назад к натурализации экономики; 3) «стрессовый» характер власти (из-за опасения перед монгольским нашествием), который должен был выразиться в: а) усилении личной власти правителя (Пусянь Ваньну) и его местных администраторов; б) сведении и без того не очень большого на Востоке частного сектора до минимума; в) необходимости милитаризации экономики (фортификационное строительство, черная и цветная металлургия и пр.) и общества (военно-иерархическая система военных поселений мэнъань — моукэ).
      К этому времени на правом берегу Суйфуна, в трех километрах к югу от современного Уссурийска была построена неприступная крепость — город Кайюань, столица государства Восточное Ся. Городище было расположено на высокой сопке, окружено мощными оборонительными сооружениями, имело систему дополнительных внутренних укреплений. На этом месте найдены и исследованы остатки многочисленных дворцовых и храмовых зданий, многолюдные кварталы жилищ простых людей, богатый бытовой и хозяйственный инвентарь, украшения, предметы вооружения38.
      Горные приморские городища времени чжурчжэньских государств Цзинь и Восточное Ся по своим конструктивным особенностям значительно отличались от равнинных городищ. Как правило, для их возведения избирался большой распадок, в котором имелся водный источник. По гребню возводился вал, так что распадок оказывался защищенным от нападения. Самым известным горным городищем такого типа является знаменитая Шайгинская крепость в Партизанском районе Приморского края. Она была открыта выдающимся дальневосточным археологом Э. В. Шавкуновым и длительное время исследовалась под его руководством39.
      На территории городища раскопано много мастерских, в которых занимались плавкой и кузнечно-слесарной обработкой черных и цветных металлов. Крепость была разбита на кварталы. Существует мнение, что в одной его части жили металлурги, а в остальных — ремесленники-оружейники, ювелиры, кожевники. Внутренним валом был отгорожен «запретный город» для наместника и его администрации. На высокий статус Шайгинского городища в политической иерархии Восточного Ся указывают находки серебряной пайцзы — верительного знака должностного лица и печати чжичжуна — крупного чжурчжэньского чиновника40.
      Примером небольшого военного поселения может служить Ананьевское городище, которое расположено примерно в 10 км от р. Суйфун в Надеждинском районе Приморья. Площадь городища более 10,5 га. Здесь раскопано более 100 жилищ с канами, различных хозяйственных и других объектов. Размеры памятника, отсутствие административных и дворцовых зданий, а также важное стратегическое положение позволяют предположить, что на этом месте могло быть размещено чжурчжэньское военное поселение — моукэ41.
      Стратегическим планам Пусяня Ваньну не суждено было реализоваться. Государство просуществовало всего 18 лет. В 1233 г. монгольские войска вторглись на территорию Приморья и дошли до Сюйпиня и Кайюаня. «Все восточные земли были усмирены» — сообщает «История династии Юань»42. Сам Пусянь Ваньну был пленен. Через два года по указанию хагана Угэдэя на этой территории было учреждено темничество Кайюань.
      Подводя итоги, следует отметить, что для всех рассмотренных дальневосточных государств было характерно не только заимствование тех или иных компонентов средневековой китайской политической культуры, но и влияние первичных и вторичных центров политогенеза на периферийные по отношению к ним. Влияние имело стимулирующий характер, ускоряло процессы экономического и культурного подъема, политической и этнической консолидации предгосударственных обществ. Так, можно выявить древнекорейское влияние на процессы политогенеза в Японии. В становлении бохайской государственности определенную роль сыграло когурёское наследие. Многие принципы организации политической системы киданей были традиционны для кочевых народов. Большое влияние на них оказала «тюркская» модель. Не случайно еще в конце VII в. некоторые вожди пытались создать киданьский каганат по примеру тюркской степной империи. В свою очередь, сами кидани оказали существенное влияние на процессы политогенеза у чжурчжэней, а чжурчжэни — на процессы политогенеза у монголов. Это выражалось в международном признании, заимствовании предгосударственными обществами титулатуры, концепции верховной власти, элементов административного устройства, моделей политического поведения и пр.
      Примечания
      Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РНФ № 14-18-01165 «Города средневековых империй Дальнего Востока».
      1. CARNEIRO R.L. A Theory of the Origin of the State. — Science. Vol. 169, No 3947; RENFREW C. The Emergence of Civilization: the Cyclades and Aegean in the third millenium B.C. L. 1972; SERVICE E. Origins of the State and Civilization. New York. 1975; ХАЗАНОВ A.M. Классообразование: факторы и механизмы. В кн.: Исследования по общей этнографии. М. 1979; HAAS J. The Evolution of the Prehistoric State. New York. 1982; ШНИРЕЛЬМАН B.A. Производственные предпосылки разложения первобытного общества. В кн.: История первобытного общества. Эпоха классообразования. М. 1988; ПАВЛЕНКО Ю.Е. Раннеклассовые общества. Киев. 1989; KOPOTAEB A.B. Некоторые экономические предпосылки классообразования и политогенеза. В кн.: Архаическое общество: Узловые проблемы социологии развития. Ч. 1. М. 1991; CLAESSEN H.J.M. Structural Change: Evolution and Evolutionism in Cultural Anthropology. Leiden. 2000; ТУРЧИН П.В. Историческая динамика. На пути к теоретической истории. М. 2007; КАРНЕЙРО Р. Теория ограничения: разъяснение, расширение и новая формулировка. В кн.: Политическая антропология традиционных и современных обществ. Владивосток. 2012.
      2. PEREGRINE Р., EMBER С., EMBER М. Modeling State Origins Using Cross-Cultural Data. — Cross-Cultural Research. Vol. 41, 2007, No. 1, p. 84.
      3. FRIED M. The Evolution of Political Society. New York. 1967; SERVICE E. Op. cit.; The Early State. The Hague. 1978; The Study of the State. The Hague. 1981; HAAS J. Op. cit.; Pathways to Power: New Perspectives on the Emergence of Social Inequality. New York. 2010.
      4. SERVICE E. Op. cit.; ВАСИЛЬЕВ Л.С. Проблемы генезиса китайского государства. М. 1983; JOHNSON A.W., EARLE Т. The Evolution of Human Society: From Foraging Group to Agrarian State. Stanford (Cal.). 1987; ПАВЛЕНКО Ю.Е. Раннеклассовые общества. Киев. 1989; ИЛЮШЕЧКИН В.П. Эксплуатация и собственность в сословно-классовых обществах. М. 1990; ГРИНИН Л.Е. Государство и исторический процесс. Кн. 1—3. М. 2007.
      5. YOFFEE N. Myth of the Archaic State: Evolution of the Earliest Cities, States, and Civilizations. Cambridge. 2005; PAUKETAT T. Chiefdoms and Others Archaeological Delusions. New York. 2007.
      6. БЕРЕЗКИН Ю.Е. Вождества и акефальные сложные общества: данные археологии и этнографические параллели. В кн.: Ранние формы политической организации: от первобытности к государственности. М. 1995; CRUMLEY С. Heterarchy and the Analysis of Complex Societies. — Heterarchy and the Analysis of Complex Societies. Washington. 1995; BLANTON R.E., FIENMAN G.M., KOWALEWSKI S.A., PEREGRINE P.N. A Dual-Process Theory for the Evolution of Mesoamerican Civilization. — Current Anthropology. Vol. 37. 1996, No 1, p. 1—14, 73—86; БОНДАРЕНКО Д.М., KOPOTAEB A.B. Политогенез, «гомологические ряды» и нелинейные модели социальной эволюции. — Общественные науки и современность. 1999, № 5, с. 128—138; БЕРЕНТ М. Безгосударственный полис. Раннее государство и древнегреческое общество. В кн.: Альтернативные пути к цивилизации. М. 2000; FEINMAN G. Mesoamerican Political Complexity: The Corporate-Network Dimension. In: From leaders to rulers. New York. 2001; БОНДАРЕНКО Д.М. Гомоархия как принцип построения социально-политической организации. В кн.: Раннее государство, его альтернативы и аналоги. Волгоград. 2006; CHAPMAN Р. Alternative States. Шт: Evaluating Multiple Narratives: Beyond Nationalist, Colonialist, Imperialist Archaeologies. New York. 2008.
      7. TRIGGER B. Understanding Early Civilizations: A Comparative Study. Cambridge. 2003; The Comparative Archaeology of Complex Societies. Cambridge. 2012.
      8. БИЧУРИН Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 2. М. 1950, с. 70, 92.
      9. ШАВКУНОВ Э.В. Государство Бохай и памятники его культуры в Приморье. Л. 1968, с. 35, 37.
      10. БИЧУРИН Н.Я. Ук. соч., с. 69; RECKEL J. Bohai. Geschichte und Kultur eines mandschurisch-koreanischen Konigreiches der Tang-Zeit. Wiesbaden. 1995, S. 18.
      11. RECKEL J. Op. cit., S. 22-23.
      12. Полюдье: Всемирно-историческое явление. M. 2009.
      13. RECKEL J. Op. cit., S. 63-65.
      14. Государство Бохай и племена Дальнего Востока России. М. 1994.
      15. ГЕЛЬМАН Е.И. Взаимодействие центра и периферии в Бохае. В кн.: Российский Дальний Восток в древности и средневековье. Владивосток. 2005.
      16. RECKEL J. Op. cit., S. 65-66.
      17. ГЕЛЬМАН Е.И. Центр и периферия в Северо-Восточной части государства Бохай. — Россия и АТР. 2006, № 3. с. 39—47.
      18. БЕССОНОВА Е.А. Применение магниторазведки для решения археологических задач в береговой зоне залива Петра Великого (Японское море): Автореф. канд. дисс. Владивосток. 2008.
      19. ИВЛИЕВ А.Л., БОЛДИН В.И. Исследования Краскинского городища и археологическое изучение Бохая в Приморье. — Россия и АТР. 2006, № 3. с. 5—18; Бохай: история и археология (в ознаменование 30-летия с начала раскопок на Краскинском городище). Владивосток. 2010; ГЕЛЬМАН Е.И., АСТАШЕНКОВА Е.В., ПИСКАРЕВА Я.Е., БОЛДИН В.И. Археологические исследования российско-корейской экспедиции на Краскинском городище в 2010 году. Сеул. 2011; ГЕЛЬМАН Е.И., АСТАШЕНКОВА Е.В., ИВЛИЕВ А.Л., БОЛДИН В.И. Археологические исследования российско-корейской экспедиции на Краскинском городище в 2009 году. Т. 1—2. Сеул. 2011.
      20. WITTFOGEL К.А., FENG CHLA-SHENG. History of Chinese Society. Liao (907- 1125). Philadelphia. 1949, p. 58.
      21. E ЛУНЛИ. История государства киданей (Цидань го чжи). М. 1979, с. 63, 69, 148.
      22. WITTFOGEL К.А., FENG CHLA-SHENG. Op. cit., p. 434-450.
      23. КЫЧАНОВ Е.И. О ранней государственности у киданей. В кн.: Центральная Азия и соседние территории в средние века. Новосибирск. 1990, с. 10—24; ЕГО ЖЕ. История приграничных с Китаем древних и средневековых государств (от гуннов до маньчжуров). СПб. 2010; ПИКОВ Г.Г. Киданьское государство Ляо как кочевая империя. В кн.: Кочевая альтернатива социальной эволюции. М. 2002; ДАНЬШИН А.В. Государство и право киданьской империи Великое Ляо. Кемерово. 2006.
      24. О ранних этапах истории чжурчжэней см.: КЫЧАНОВ Е.И. Чжурчжэни в XI в. Материалы по истории Сибири. Древняя Сибирь. Вып. 2. Сибирский археологический сборник. Новосибирск. 1966; ВОРОБЬЁВ М.В. Чжурчжэни и государство Цзинь (X в. — 1234 г.). М. 1975; FRANKE Н. Chinese Texts on the Jurchen (I): A Translation of the Jurchen Monograph in the San-ch’ao pei-meng hi-pien. — Zentralasiatiche Studien. 1975, vol. 9, p. 119—186; ЛАРИЧЕВ B.E. Краткий очерк истории чжурчжэней до образования Золотой Империи. В кн.: История Золотой империи. Новосибирск. 1998, с. 34—87.
      25. Существует мнение, что хронология чжурчжэньского политогенеза отражена в цзиньской и ляоской летописях неточно, и более надежными являются сунские источники. Также дискуссионен вопрос о первоначальном названии государства. GARCIA C.D. Horsemen from the Edge of Empire: The Rise of the Jurchen Coalition. Unpublished PhD Thesis. Seattle, University of Washington. 2012, p. 171, note 260.
      26. FRANKE H. Op. cit., p. 158-165.
      27. THEILE D. Der Adschkuss eines Vertrages: Diplomatic zwischen Sung und Chin Dinastie 1117—1123. Wiesbaden. 1971, S. 113—115; ГОНЧАРОВ C.H. Китайская средневековая дипломатия: отношения между империями Цзинь и Сун 1127—1142. М. 1986, с. 25.
      28. ВОРОБЬЁВ М.В. Ук. соч.; ЕГО ЖЕ. Культура чжурчжэней и государства Цзинь (X в. - 1234 г.). М. 1982; ШАВКУНОВ Э.В. Культура чжурчжэней-удигэ XII— XIII вв. и проблема происхождения тунгусских народов Дальнего Востока. М. 1990.
      29. FRANKE Н. Nordchina am Voradend der mongolischen Eroberungen: Wirtschaft und Gesellschaft unter der Chin-Dynastie (1115—1234). Orladen. 1978, S. 12, 14.
      30. TAO JING-SHEN. The Jurchen in the Twelfth-Century China. A Study in Sinicization. Seattle-L. 1976.
      31. ВОРОБЬЁВ М.В. Ук. соч., с. 150-178.
      32. Там же, с. 171—173.
      33. TAO JING-SHEN. Op. cit., р. 55-57.
      34. WITTFOGEL К.А., FENG CHIA-SHENG. Op. cit., р. 252-253.
      35. ВОРОБЬЁВ М.В. Чжурчжэни и государство Цзинь, с. 130—142.
      36. ЛАРИЧЕВ В.Е. Тайна каменной черепахи. Новосибирск. 1966; ЕГО ЖЕ. Навершие памятника князю Золотой империи. Материалы по истории Сибири. Древняя Сибирь. Вып. 4. Бронзовый и железный век Сибири. Новосибирск. 1974; АРТЕМЬЕВА Н.Г., ИВЛИЕВ А.Л. Печать Еланьского мэнъаня. — Вестник ДВО РАН. 2000, №2, с. 109-114.
      37. ИВЛИЕВ А.Л. Изучение истории государства Восточное Ся в КНР. Новые материалы по археологии Дальнего Востока России и смежных территорий (Доклады V сессии Научного проблемного совета археологов Дальнего Востока). Владивосток. 1993; ЕГО ЖЕ. Письменные источники об истории Приморья середины I начала II тысячелетия н.э. В кн.: Приморье в древности и средневековье. Уссурийск. 1996.
      38. АРТЕМЬЕВА Н.Г., ИВЛИЕВ А.Л. Ук. соч.; АРТЕМЬЕВА Н.Г. Итоги исследований Краснояровского городища Приморской археологической экспедицией. В кн.: Актуальные проблемы археологии Сибири и Дальнего Востока. Уссурийск. 2011.
      39. ШАВКУНОВ Э.В. Культура чжурчжэней-удигэ ХII-ХIII вв. и проблема происхождения тунгусских народов Дальнего Востока. В кн.: Средневековые древности Приморья. Вып. 3. Владивосток. 2015.
      40. ИВЛИЕВ А.Л. О печати чжичжуна и статусе Шайгинского городища. — Вестник ДВО РАН. 2006, № 2, с. 109-113.
      41. ХОРЕЕВ В.А. Ананьевское городище. Владивосток. 2012.
      42. Цит. по: МЕЛИХОВ Г.В. Установление власти монгольских феодалов в Северо-Восточном Китае. В кн.: Татаро-монголы в Азии и Европе. М. 1977, с. 76.
    • Нефедов С. А. Реформы Ивана III и Ивана IV: османское влияние
      Автор: Saygo
      Нефедов С. А. Реформы Ивана III и Ивана IV: османское влияние // Вопросы истории. - 2002. - № 11. - С. 30-53.
      Европейские послы и путешественники, приезжавшие в Россию в XVI-XVII веках считали "Московию" страной Востока. "Сравнения с турецкими султанами стали даже общим местом для иностранных писателей при характеристике московского государя", - отмечал В. О. Ключевский1. "Манеры столь близки турецким", - писал Дж. Турбервиль, а С. Герберштейн и де ла Невиль отмечали, сходство одежды русских, татар и турок2. "И поныне у них оказывается мало европейских черт, а преобладают азиатские", - отмечал в 1680 г. Я. Рейтенфельс. Тосканский посол писал о восточной пышности торжеств, об азиатских приемах управления государством и "всем строе жизни", так не похожем на европейский3.
      За сто лет до Рейтенфельса в России побывал посол королевы Елизаветы Дж. Флетчер. Ученый дипломат оставил описание страны, исполненное в лучших традициях просвещенной Англии. Флетчер не проводил детальных сопоставлений, но его общий вывод был категорическим: "Образ правления у них весьма похож на турецкий, которому они, по-видимому, пытаются подражать по положению своей страны и по мере своих способностей в делах политических"4. Что же конкретно имел в виду Флетчер?
      Р. Ченслор, открывший морской путь в Россию, оставил после себя мемуары о Московском царстве, в устройстве которого он выделил поместную систему. Благодаря этой системе, писал Ченслор, московский государь имеет великое множество храбрых воинов. "Если бы русские знали свою силу, никто не мог бы бороться с ними", - таков был вывод английского путешественника5.
      Поместная система была основой Российского государства. С. Б. Веселовский считал, что эта система появилась на Руси внезапно, в конце XV в., и сразу же получила широкое распространение. Воину за его службу давали от государя поместье с крестьянами, но это владение оставалось государственной собственностью; помещику причитались лишь платежи, зафиксированные в переписных листах. Поместье было небольшим, молодой воин - "новик" - получал не больше 150 десятин земли - около десяти крестьянских хозяйств. Помещики регулярно вызывались на смотры, и если воин вызывал недовольство командиров, то поместье могли отобрать; если же помещик проявил себя в бою, то "поместную дачу" увеличивали. Воинские командиры, бояре и воеводы, получали до 1500 десятин, но были обязаны приводить с собой дополнительных воинов - наемных слуг или боевых холопов - по одному человеку с каждых 150 десятин. Дворянин, получавший отставку по старости или из-за ран, имел право на часть поместья - "прожиток". Если сын помещика поступал в службу вместо умершего отца, то он мог наследовать отцовское поместье, но не все, а лишь в тех размерах, которые полагались "новику"6.
      Поместная система давала возможность Ивану Грозному содержать армию в 100 тысяч всадников - и на Западе не было ничего подобного этой системе. Единственным государством, где существовала такая же поместная система была Турция. В Турции поместье называлось тимаром, а помещик - тимариотом или сипахи. Размеры поместья исчислялись не в десятинах, как в России, а в денежном доходе; начальный тимар, предоставляемый молодому воину, назывался "кылыдж тимаром" ("сабельным тимаром") и обычно давал доход в 1000 акче. 1000 акче - это примерно 10 рублей; по расчетам историков, доходы русского "новика" составляли около 12 рублей7. Так же как в России, турецкие помещики регулярно вызывались на смотры, и если воин вызывал недовольство командиров, то тимар могли отнять; если сипахи проявил себя в бою, то тимар увеличивали за счет добавочных "долей", "хиссе". Сипахи, получавший отставку по старости или из-за ран, имел право на "пенсионную" часть поместья, "текайюд". Если сын поступал в службу вместо отца, то он наследовал не все отцовское поместье, а лишь "кылыдж тимар". Офицеры получали большие тимары с доходом до 20 тысяч акче, но при этом обязывались выставлять дополнительных воинов, "гулямов", из расчета один гулям на полторы-две тысячи акче дохода. Так же как поместье, тимар считался государственной собственностью, и воин имел право лишь на получение денежных сумм, указанных в поземельном реестре, "дефтере"8.
      На сходство русских помещиков и турецких тимариотов еще в XVII в. указывали Крижанич и Рейтенфельс; позднее на это сходство обращали внимание такие известные историки, как Р. Г. Виппер и Г. В. Вернадский9. Отмеченные выше детальные совпадения в организации поместной и тимарной систем не оставляют сомнения в том, что русское поместье является копией турецкого тимара, что поместная система была перенята у Османской империи. Когда, почему и при каких обстоятельствах это произошло? И не были ли при этом переняты другие общественные принципы и институты? Может быть, Флетчер имел в виду не только поместную систему?
      Ответ на эти вопросы лежит вне пределов традиционного курса русской истории; исследователю следует обратиться к истории Османской империи. Османская империя была построена по законам мусульманской государственности, и поэтому необходимо кратко остановиться на основных принципах этой государственности - прежде всего на принципе справедливости.
      В трудах мусульманских государственных деятелей, в том числе в "Книге правления" Низам ал-Мулька, справедливость выступает как основной принцип государственного управления. Великий визирь приводит в пример Хосрова Ануширвана - это был традиционный образ грозного восточного монарха, охраняющего справедливость с помощью суровых расправ. "Я буду охранять от волков овец и ягнят... - говорил Ануширван. - Я укорочу загребистые руки и сотру с лица земли зачинщиков разрухи, я благоустрою мир правдой, справедливостью и спокойствием, ибо призван для этой задачи"10. "Основа управления есть справедливость, - подчеркивал великий визирь Рашид ад-дин, - ибо, как говорят, доход государства бывает от войска - нет дохода султана, кроме как от войска, а войско можно собрать благодаря налогу - нет войска без налога, а налог получают от райата - нет налога, кроме как от райата, а райата можно сохранить благодаря справедливости - нет райата, если нет справедливости"11.
      Исламский принцип справедливости признавали даже ярые враги ислама: "Они соблюдают правосудие между собой, а так же ко всем своим подданным... - писал серб, вернувшийся из турецкого плена, - ибо султан хочет, чтоб бедные жили спокойно... над ними владычествуют по справедливости, не причиняя им вреда". "Не наживе, но справедливости служит занятие правосудием у этих безбожных язычников... - свидетельствует Михалон Литвин. - И знать, и вожди с народом равно и без различия предстают пред судом кадия". Характерно, что в понятие мусульманской справедливости входило не только равенство всех перед законом, но и справедливые налоги и справедливые цены на рынке12.
      Исламская государственная идея провозглашала господство государства над обществом и преобладание государственной собственности; в частной собственности могло находиться лишь имущество, созданное личным трудом. "Примеры, взятые из образа действий Пророка вместе с некоторыми местами Корана послужили основой странному учению, стремящемуся не больше не меньше как к полному отрицанию даже самого принципа личной частной собственности", - писал И. Г. Нофаль. Все земли, недра и другие источники богатства рассматривались как общее достояние мусульманской общины.
      Поскольку, как сказано в Коране; "все имущества принадлежат только Богу", то они могли быть в любой момент конфискованы властями. Поэтому богатые люди опасались выставлять на глаза свое состояние, золото и ценности прятали в землю, а дома старались строить так, "чтобы не вызвать зависти или подозрений - то есть делали их небольшими и неказистыми13.
      Османская империя унаследовала от своих предшественников великие принципы исламской справедливости. Первые турецкие султаны Орхан (1324-1362) и Мурад I (1362 - 1389), налаживая управление завоеванными территориями, перенимали при этом традиционные порядки мусульманского Востока. Со времен халифата там существовала традиция разделения военных, финансовых и судебных властей; причем духовные судьи, "кади", судили по законам шариата. Все земли разделялись на частные ("мульк"), церковные ("вакф"), государственные ("мири") и личные земли султана ("хассе"); соответственно этому казна разделялась на государственную казну и личную казну султана. Казна и земли султана, дворцовое хозяйство и гвардия составляли султанский двор и имели особое управление14.
      Завоеванные земли считались принадлежащими государству, поэтому прежние собственники этих земель теряли все права. Часть населения - прежде всего знать и многие горожане - выселялась с завоеванных земель в коренные османские области, это переселение называлось "сургун", что в современных словарях переводится как "изгнание". Затем производилась перепись населения и составлялся земельный реестр ("дефтер"), в котором указывалось число хозяйств в деревне и перечислялись полагающиеся с деревни платежи по налогам. Крепостные крестьяне сразу же получали свободу15.
      Все повинности, которые прежде несли крестьяне в пользу своих господ, заменялись одним небольшим денежным оброком, выплачиваемым государству. По окончании переписи утверждалось провинциальное "Канун-наме", сборник законов новой провинции, в котором, в частности, фиксировались налоги и правила землевладения. Некоторые деревни выделялись в тимар воинам-всадникам, и в дефтере (на основе законов) указывались платежи, следующие тимариоту-сипахи. Все действия тимариота контролировались государством, и если он пытался брать лишнее, то крестьяне могли пожаловаться судье-кади и тимар мог быть отнят. Крестьяне были свободными людьми, и их повинности были невелики; основной налог мусульман, "ашар", составлял десятину урожая; немусульмане платили еще "джизыо", которая считалась откупом от военной повинности; в целом налоги немусульман составляли примерно четверть урожая. До мусульманского завоевания в Боснии оброки составляли 3 / 5 - дохода крестьянина16.
      Султан Сулейман Законодатель (1520 - 1566) требовал от своих пашей "обращаться с нашими подданными так, чтобы крестьяне соседних княжений завидовали их судьбе"17. Сипахи и санджакбеи должны были следить за состоянием крестьянских хозяйств и, по возможности, обеспечивать их стандартными наделами земли, "чифтами". Многие турецкие историки считают, что сипахи и райаты в конечном счете одинаково работали на государство, а государство всемерно заботилось о своей "пастве". Лорд Кинросс называет реформы, проводившиеся османами на завоеванных землях, "социальной революцией". "Балканские крестьяне вскоре пришли к пониманию того, что мусульманское завоевание привело к его освобождению от феодальной власти христиан. - пишет Кинросс. - Османизация давала крестьянам невиданные ранее выгоды"18.
      Центральное управление империи осуществлялось "диваном" (советом), в который входили главы военной, финансовой и судебной администрации, и который возглавлял великий визирь. Все члены администрации были сменяемыми по воле султана, который сохранял за собой функции главнокомандующего, "меча правоверных" и хранителя справедливости. Османский суд был суровым и скорым; чиновники, обвиненные в вымогательствах, во взяточничестве или казнокрадстве безоговорочно предавались смерти. Во времена Сулеймана Законодателя ко двору ежедневно доставлялось 40 - 50 голов казненных за преступления такого рода; эти головы выставлялись для всеобщего обозрения у входа во дворец Топкапа. Обычным наказанием за мелкие преступления был кнут - "торговая казнь", осуществляемая в присутствии судьи в людном месте, чаще всего на базаре19.
      С помощью тимарной системы османы создали многочисленную и сильную кавалерию сипахи, однако секрет их военного могущества заключался не в кавалерии, а в пехоте и артиллерии. При султане Мураде I были созданы первые подразделения янычар. Это было дисциплинированное и обученное войско, получающее жалование из казны. В Европе еще не было подобных армий.
      В первой половине XV в. беи все еще владели дружинами и огромными мульками; они устраивали мятежи и разжигали распри между наследниками султанского престола. В 1402 г. бей изменили султану Баязиду I, и это едва не привело к гибели Османского государства - турки были разбиты Тамерланом, а Баязид попал в плен. Междоусобицы продолжались двадцать лет, и лишь в 1423 г. султану Мураду II (1421 - 1451) удалось подавить мятежи. В своей борьбе со знатью Мурад II опирался на корпус янычар, который в это время стали комплектовать путем набора мальчиков-рекрутов из среды немусульманского населения. Обращенные в ислам и воспитанные в казармах молодые люди назывались "государевы рабы", "капыкулу". Преданность "капыкулу" побудила султана назначать из их среды командиров и чиновников; новое окружение Мурада II состояло из специально обученных в дворцовой школе "государевых рабов". "Не меньшее значение имели обучение и упражнения во дворце... - писал польский посол князь К. Збаражский. - Через это проходили все должностные лица, как через школу, и были образцом для всей земли"20. Наивысшей наградой для чиновника-раба были почетные одежды - шуба с султанского плеча.
      Отсутствие потомственной знати и сословных привилегий вызывало удивление посещавших Турцию европейцев. "Во всем этом многочисленном обществе, - писал германский посол, - нет ни одного человека, обязанного своим саном чему-либо, кроме своих личных заслуг". "Там нет никакого боярства, - свидетельствовал Юрий Крижанич, - но смотрят только на искусность, на разум и на храбрость". Все были равны перед законом и всем открывались одинаковые возможности для продвижения по службе; многие крупные вельможи были принявшими ислам славянами, албанцами, греками. Большая часть армии говорила по-славянски. Воины - янычары и сипахи - сами выбирали своих командиров из числа самых отчаянных храбрецов21.
      Дисциплина, порядок и мужество янычар помогали им побеждать в сражениях, но настоящая слава пришла к ним тогда, когда в руках "новых солдат" оказалось новое оружие. При Мураде II янычары были вооружены аркебузами- "тюфенгами"; был создан мощный артиллерийский корпус, "топчу оджагы". На свет явилась регулярная армия, вооруженная огнестрельным оружием. Создание новой армии вызвало волну османских завоеваний. Турки овладели Сербией, Грецией, Албанией, Боснией, подчинили Валахию и Молдавию, на востоке окончательно покорили Малую Азию, а в 1514 г. в грандиозной битве на Чалдыранской равнине разгромили объединенные силы господствовавших над Ираном кочевников. Походы султана Селима Грозного (1512 - 1520) в Сирию и Египет превратились в триумфальное шествие османских армий. Простой народ повсюду приветствовал новые власти, которые отнимали богатства у знати, наделяли землей крестьян и снижали налоги - султан Селим называл себя "служителем бедняков". Горожане Каира подняли восстание и с оружием в руках сражались на стороне турок против своих правителей, мамелюков. После завоевания очередной страны Селим созывал "собор" из представителей всех слоев населения, переделял землю и устанавливал новые законы. Перед отъездом из Каира он опубликовал воззвание, в котором заявил, что отныне никому не дозволено притеснять феллаха или человека из простого народа22.
      Вскоре после взятия Константинополя находившийся в ореоле славы Мехмед II нанес решающий удар оппозиционной знати - ее глава визирь Халил-паша был обвинен в государственной измене и казнен. Вслед за этим были казнены многие бей, их владения были конфискованы; как и вакфы, созданные беями и приносившие им доход. В 1470-х годах Мехмед приказал провести по всей стране проверку всех дефтеров и прав владения землями; многие проверяемые документы признавались недействительными; мульки и вакфы отписывались в казну. После этих массовых конфискаций абсолютное большинство земель было отнесено к категории государственных ("мири"). Составление новых дефтеров завершилось утверждением нового свода законов "Канун-наме" (для всех провинций вводились единые налоги и условия землепользования23).
      Влиятельные турецкие беи не смирились с наступлением на свои права; в 1481 г. Мехмед II был отравлен своим сыном Баязидом, вступившим в союз с знатью. Баязид II вернул беям часть отнятых владений, но его сын Селим I вновь конфисковал вотчины знати. Селима называли Грозным - он выступал в традиционном образе восточного монарха, охраняющего справедливость с помощью жестоких казней. Наивысшего могущества Османская империя достигла в правление Сулеймана I Законодателя, который завоевал Венгрию и окончательно кодифицировал мусульманское законодательство; в частности, были установлены единые нормы податей и нормы военной службы. Возвеличение самодержавия достигло такой степени, что все приближенные называли себя "рабами" султана, и он одним мановением руки приказывал казнить вельмож, обвиненных в казнокрадстве или измене24.
      Могущество Османской Империи вызывало попытки подражания в соседних странах. В Иране в начале XVI в. получил распространение аналогичный тимару институт тиуля; сражаясь с турками, шах Аббас I (1587 - 1629) завел собственных янычар ("туфенгчиев") и артиллерийский корпус ("топханэ"). После окончания войны в 1590 г. Аббас провел реформы по турецкому образцу, разгромил непокорную знать, конфисковал ее земли и ввел справедливые налоги. В 1526 г. правитель Кабула Бабур, наняв турецких артиллеристов, одержал победу при Панипате и овладел Северной Индией; основанная его потомками Империя Великих Моголов имела многие характерные османские черты25.
      Молва о могуществе и справедливости турок распространилась и на Западе. Угнетаемые православные в Литве и Польше представляли жизнь в Турции, как райское блаженство. Когда в 1463 г. турки вступили в Боснию, крепостные крестьяне поднялись против своих господ. "Турки... льстят крестьянам и обещают свободу всякому из них, кто перейдет на их сторону", - писал боснийский король Стефан Томашевич26. Крестьяне ждали прихода турок и в других странах Европы. "Слышал я, что есть в немецких землях люди, желающие прихода и владычества турок, - говорил М. Лютер, - люди, которые хотят лучше быть под турками, чем под императором и князьями"27.
      Разыгрываемые на немецких ярмарках "масленичные пьесы" обещали народу, что турки накажут аристократов, введут правый суд и облегчат подати. Итальянские философы-утописты призывали к переустройству общества по османскому образцу. Т. Кампанелла пытался договориться с турками о помощи и поднять восстание. Османская империя XVI в. была символом справедливости и могущества не только для Азии, но и для Европы. Известные философы европейского Возрождения Ж. Воден и У. фон Гуттен находили в Османской империи образец для подражания. В те времена взоры многих были прикованы к Турции - и Россия не была исключением. Афанасий Никитин одним из первых открыл для Руси Восток, он горячо любил свою родину, но, познакомившись с порядками мусульман, признал, что на Руси нет справедливости. "Русская земля да будет Богом хранима! - писал Никитин тайнописью, по-тюркски. - На этом свете нет страны, подобной ей, хотя бояре Русской земли несправедливы. Да станет Русская земля благоустроенной, и да будет в ней справедливость!"28.
      В середине XV в. Русь едва начинала оправляться от долгих междоусобных войн, сопровождавшихся голодом, чумными эпидемиями и разрухой. Хотя Золотая Орда распалась, московские князья, чувствуя свою слабость, продолжали платить дань ее наследникам. Князья не имели ни армии, ни финансовых ресурсов; большая часть земель принадлежала церкви и боярам; их владельцы имели "жалованные грамоты" и пользовалась податными льготами - то есть ничего не платили в казну (или платили лишь малую часть налогов). Боярские и монастырские вотчины обладали также и судебным иммунитетом (кроме крупных преступлений); они были почти независимыми маленькими государствами в государстве. В обмен на льготы бояре и дети боярские были обязаны нести службу, но они плохо выполняли эти обязанности; никаких служебных норм не существовало, с тех, кто не явился на сбор, ничего не могли спросить. Войско великого князя представляло собой нестройное ополчение "всяких людей". К примеру, в 1469 г. Иван III послал на Казань "из Москвы сурожан и суконников и купчих людей и прочих всея Москвичей, кто пригожи, по силе"29. Необходимо было проведение военной реформы, создание сильного войска - и понятно, что советники великого князя искали образец для такой реформы.
      В политическом отношении Москва много позаимствовала у Золотой Орды; административная и налоговая системы были построены по восточным образцам. Среди центральных учреждений главные роли играли Казна, ("хазине") и великокняжеский Двор; на местах существовала система кормлений, и наместники собирали в свою пользу дополнительные подати, "корма". Однако, в отличие от восточных государств, великий князь не был самодержавным монархом; со времен Киевской Руси существовал а традиция: князь в важных делах должен был советоваться с боярами.
      История России была тесно связана с историей Византии - эти страны соединяли узы общей религии - православия. После падения Константинополя Россия стала последним оплотом греческой веры и сюда устремились беглецы с Балкан. В 1472 г. великий князь Иван III женился на Софье Палеолог, племяннице последнего византийского императора. Вместе с Софьей в Россию прибыло много греков, которые видели взятие Константинополя и многое могли рассказать. К. А. Неволин и В. Б. Ельяшевич считали, что Софья и окружавшие ее греки могли подсказать Ивану III мысль о введении поместий по образцу греческой прении. Г. В. Вернадский полагал, что ирония служила образцом как для поместья, так и для тимара. Однако прения не имела таких характерных черт поместья и тимара, как начальный тимар или пенсионный тимар, и относительно прении неизвестны какие-либо нормы снаряжения воинов. К XIV в. институт пронии полностью разложился; прония продавалась и покупалась, как частная собственность. Таким образом, прония не могла стать готовой моделью для создания поместной системы; очевидно, что такой моделью был именно тимар. Кроме того, исследования В. И. Саввы показали, что влияние Софьи преувеличивалось современниками; Софья долгое время находилась в немилости и не имела голоса при решении государственных дел30.
      В первый период правления Ивана III главной целью великого князя было присоединение Новгорода. Решающий шаг был сделан в 1478 г., когда Новгород признал Ивана III своим государем; после мятежа в 1479 году великий князь казнил несколько "великих бояр" из числа заговорщиков и конфисковал их земли. В 1485 г. Иван III овладел Тверью и "велел всех граждан к целованию привести". Великий князь милостиво относится к своим новым новгородским и тверским подданным - как и принято было до сих пор на Руси. Но зимой 1487 - 1488 года произошло нечто неожиданное: в ответ на некий (по-видимому, мнимый) "заговор" Иван III выселил всех зажиточных новгородцев и отправил в Москву 7 тысяч "житьих людей". Это событие летопись назвала "выводом" новгородцев. Практически все земли Новгорода - кроме немногочисленных крестьянских земель - были конфискованы; затем была проведена перепись и осуществлено первое массовое наделение воинов поместьями31.
      Эта небывалая до тех пор на Руси акция в точности соответствовала османским обычаям: из завоеванного города выселяется вся знать, ее земли конфискуются, составляется дефтер и конфискованные земли раздаются в тимары. Русское название этой процедуры "вывод" - не что иное как перевод турецкого термина - "сургун". Характерно, что, как и в Турции, поместья даются подчас людям низкого происхождения, "боевым холопам" (в Турции их называли гулямами). Совпадения отмечаются и в других деталях; например, схема описи в переписных листах и в дефтерах была очень схожей: название деревни, имена дворовладельцев, далее - платежи, следующие с деревни в целом (без разбивки по дворам): денежный оброк, количество поставляемой пшеницы, ржи, овса и т д. (по объему и в деньгах). При учете земли использовался аналогичный "чифту" стандартный земельный надел, "обжа", а земля, как и в Турции, мерялась через количество высеваемого зерна. Отработочные повинности в переписных листах не упоминались - по-видимому, как и в Турции, они были коммутированы в денежный оброк. На землях помещиков повинности почти не изменялись, на землях, отписанных на государя, оброки переводились на деньги и значительно уменьшались - великий князь, так же как султан, стремился показать, что новый порядок будет основан на справедливости32. В конце 1480-х годов перепись проводилась не только в Новгороде: переписывались земли бывшего Белозерского удела, недавно присоединенного к землям великого князя. Проводилась проверка владельческих грамот, и многие земли были конфискованы в казну. В 1490-х годах переписи распространяются на другие уезды; в течение двадцати лет княжеские дьяки описывают уезд за уездом - происходит сплошное описание земель великого княжества. В конце XV - начале XVI в. в России происходит нечто подобное турецкой переписи 70-х годов XV в.; вотчины, правда, не конфисковались, но большинство из них было лишено податных иммунитетов, вотчинники обязывались платить налоги в казну. Одновременно шло наступление на податные привилегии монастырей; более того, ставился вопрос о праве церкви владеть деревнями. Подобно Мехмеду II, Иван III собирался конфисковать церковные вотчины; уже были конфискованы церковные земли в Новгороде и в Перми. Только болезнь, воспринятая как проявление "божьего гнева", удержала великого князя от дальнейших действий33.
      Как и Мехмед II, который, проведя перепись, конфисковав мульки и вакфы, распорядился составить сборник законов "Канун-наме", так и Иван III, проведя переписи, распорядился составить Судебник 1497 года - первый российский законодательный кодекс. В Европе в то время не было законодательных кодексов, и вполне вероятно, что идея Судебника пришла из Турции. Судебник был обнародован во время коронации наследника престола Дмитрия Ивановича, и, по мнению Л. В. Черепнина, этим торжественным актом - провозглашалось начало правосудия на Руси. Во время коронации митрополит и великий князь дважды обращались к наследнику, повторяя одну ту же фразу: "Люби правду и милость и суд правой и имей попечение от всего сердца о всем православном христианстве". Слово "правда" тогда и позже, вплоть до XIX века, понималось как "справедливость"; таким образом, великий князь провозглашал введение законов, направленных на охранение справедливости34. Как тут не вспомнить Афанасия Никитина, который писал, что до тех пор на Руси не было справедливости!
      В чем же выражалась "правда" Ивана III? В том же, в чем выражалась "правда" османских султанов. Прежде всего, это равенство всех перед законом: Судебник 1497 года не дает никаких привилегий богатым и знатным. Ничего подобного не было в тогдашней Европе; хорошо известно, что равенство перед законом - это завоевание Великой Французской революции. Далее: Судебник обеспечивает участие представителей общины в суде. Статья 38 гласит: "А без дворского, без старосты и без лутчших людей суда наместникам и волостелем не судити". Чтобы сделать суд доступным для простых людей, пошлины были снижены в пять раз. Категорически запрещаются "посулы" (то есть взятки). Судьям давался строгий наказ быть внимательным к жалобщикам: "А каков жалобник к боярину приидет и ему жалобников от себе не отсылати, а давати всемь жалобником управа"35. Понятно, что крестьяне больше всего страдали от произвола богатых и сильных, от требований исполнять барщину и платить оброки сверх законных норм.
      Таким образом, Судебник Ивана III воспринял основную идею восточного права - идею защиты справедливости. Но еще более удивительно, что Судебник воспринял восточные методы защиты справедливости. "Русская правда" киевских времен не знала столь характерных для Востока жестоких казней и телесных наказаний. В Судебнике Ивана III такие наказания полагаются за многие преступления - специалисты в один голос говорят, что эта практика позаимствована с Востока. Таким образом, Иван III вполне усвоил основной принцип восточной монархии: зашита справедливости требует суровых наказаний. "Без таковыя грозы не мочно в царство правды ввести", - писал полвека спустя Иван Пересветов36.
      "Современники заметили, что Иоанн... явился грозным государем на московском великокняжеском столе... - писал С. М. Соловьев, - он первый получил название Грозного, потому что явился для князей и дружины монархом, требующим беспрекословного повиновения и строго карающим за ослушание". После 1485 г. Иоанн называет себя "государем всея Руси", а бояре именуют себя "государевыми холопами" - подобно "государевым рабам" в Турции. Летописи больше не сообщают о совещаниях царя с боярами, подобных тому, что имело место в 1471 г. перед походом на Новгород. На коронации Дмитрия-внука в 1497 г. великого князя называют уже не иначе как "самодержцем", а на наследника престола возлагают "шапку Мономаха". Подобно византийскому императору (и турецкому султану) великий князь стремится выступать в роли самодержавного монарха37.
      Итак, можно прийти к выводу, что в конце XV в. в России частично перенималились османские порядки: поместная система, переписи, судебные установления. По-видимому, можно говорить о попытке преобразования России по османскому образцу. Эти преобразования в определенной степени можно сравнить с реформами Петра I - в том и в другом случае за образец для реформ бралась наиболее могущественная держава того времени. Чтобы ни у кого не было сомнений, кому следует подражать, Петр I приказал носить европейскую одежду - распоряжение с виду совершенно ненужное, но вполне выявляющее суть событий. Среди законов Ивана III есть подобное с виду совершенно ненужное распоряжение - но оно не оставляет сомнений, кому подражал великий князь. "По свидетельству Иосафата Барбаро, - пишет С. М. Соловьев, - при Иоанне III право варить мед и пиво, употреблять хмель, сделалось исключительной собственностью казны". Простому народу запрещалось употреблять пиво и мед, "исключая самых главных праздников"38.
      Однако остается неясным, кто рассказал великому князю о турецких порядках, о поместной системе, о "великой правде" и обо всем остальном, кто подвиг его на реформы. Это не могла быть Софья или ее спутники: от прибытия Софьи в Москву до начала реформ прошло пятнадцать лет. Необходимо присмотреться к событиям, происходившим накануне реформ - в 1483 - 1487 годах. В январе 1483 г. состоялась свадьба наследника престола Ивана Молодого с молдавской княжной Еленой. Молдавия была последним православным княжеством на юге Европы; она вела отчаянную борьбу с турками, и господарь Стефан III пытался заключить союз с Россией. Послы, доставившие Елену, конечно, рассказали Ивану III о положении в Молдавии, о том, что сражаясь с турками, Стефан III заимствовал их тимарную систему. Недостаток источников не позволяет осветить подробности этих реформ, однако известно, что молдавский господарь конфисковал земли многих бояр и раздал их воинам-"витязям". Румынский историк Н. Стойческу прямо указывает на сходство реформ Стефана III и Ивана III39, и можно предположить, что идею введения поместной системы подсказал Ивану III один из послов, побывавших в Молдавии. Среди этих послов обращает на себя внимание дьяк Федор Курицын, возглавлявший 1482 - 1484 годах посольство в Венгрию и Молдавию. Курицын привез из этой поездки "Повесть о Дракуле", переработанное и переведенное им на русский язык сказание о волошском господаре Владе Цепеше. "Повесть о Дракуле" известна тем, что здесь впервые в русской литературе появляется образ восточного монарха, поддерживающего справедливость посредством жестоких расправ. "И толико ненавидя во своей земли зла, яко кто учинит кое зло, татьбу или разбой, или кую лжу, или неправду, той никако не будет жив", - говорится в повести о порядках, установленных Владом Цепешем40, т.е. о порядках, заимствованных из Турции. Параллели между этими порядками и Судебником 1497 года позволяют специалистам утверждать, что именно Курицын был инициатором введения в Судебник суровых восточных наказаний. Курицына считают одним из руководителей московского правительства тех времен: "Того бо державный во всем послушаше (ибо его князь во всем слушался)", - писал о Курицыне Иосиф Волоцкий 41. Именно Курицын зачитал в 1488 г. имперскому послу Поппелю знаменитую декларацию московского самодержавия: "Мы божьею милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от бога..."42.
      Возвращаясь в 1484 г. из Венгрии в Россию, Курицын был задержан турками в Белгороде на Днестре. Белгород был молдавским городом, и как раз перед этим он захвачен турками. Московский посол оставался в Белгороде довольно долго и должен был увидеть все последствия завоевания: вывод населения, проведение дефтера и испомещение сипахи. В 1485 г. Курицын вернулся в Москву, а зимой 1487 - 1488 г. неожиданно последовал вывод населения из Новгорода и началась поместная реформа43.
      Конечно, идея реформы могла принадлежать разным людям. Федор Курицын принадлежал к "молодому двору", придворной группировке, сложившейся вокруг наследника, Ивана Молодого, и его жены - Елены Волошанки. В эту группировку входили также князья Семен Ряполовский, Иван и Василий Патрикеевы и многие вельможи меньшего ранга. Все эти люди могли узнать об османских порядках непосредственно от княжны Елены - фактом является лишь то, что именно "молодой двор" оказывал на политику Ивана III решающее влияние. Другой, враждебной "молодому двору" группировкой, было окружение Софьи и ее сына Василия; к этому окружению примыкали церковные круги во главе с новгородским епископом Геннадием и игуменом Волоколамского монастыря Иосифом Волоцким. Святые отцы были встревожены тем, что от "молодого двора" исходили проекты конфискаций, затрагивающие и церковные земли. Пострадавший от этих конфискаций епископ Геннадий обвинил Курицына в ереси, в сношениях с обнаруженными в Новгороде "еретиками". Однако Иван III не обращал внимания на эти обвинения; в противовес копившим богатства иосифлянам он стал поддерживать "нестяжателей", старцев из заволжских монастырей, утверждавших, что монахи должны кормиться от трудов своих44.
      В 1490 г. умер Иван Молодой - по-видимому, он был отравлен слугами Софьи: великий князь наложил опалу на свою жену, потому что "к ней приходиша бабы с зелием". Наследником престола стал сын Ивана Молодого Дмитрий, который в 1497 г. был коронован в качестве соправителя. Два года спустя началась война с Литвой, и Василий (бывший тогда наместником в Новгороде) поднял мятеж против своего отца. Василий угрожал перейти к литовцам и требовал, чтобы его назначили наследником вместо Дмитрия. Иван III был вынужден согласиться; Дмитрий и Елена были заключены в тюрьму, а "еретики" подверглись гонениям. Дело было, конечно, не в "ереси": Василий хотел под любым предлогом расправиться со сторонниками Дмитрия и Елены. Иван III не мог спасти своих верных сподвижников: с ним случился удар, у него "отняло руку и ногу и глаз"; ему твердили, что это "кара господня" за поддержку "еретиков" и попытки отнять земли у церкви. В Москве и в Новгороде запылали костры; брат Курицына Иван был сожжен в деревянной клетке; о судьбе Федора не сохранилось известий45.
      Василий III отправил на костер своих врагов, хотя не был принципиальным противником их идей. Уже вскоре после восшествия на престол он попытался примириться с теми из них, кто остался в живых, и приблизил к себе Василия Патрикеева, во времена гонений насильно постриженного в монахи - теперь его звали старцем Вассианом. Вассиан яростно обличал "сребролюбие" "святых отцов" и Василий рассчитывал с его помощью осуществить замысел своего отца - конфисковать и раздать в поместья земли церкви. Война с Литвой требовала увеличения армии, и московское правительство производило новые поместные раздачи. При присоединении Пскова, Смоленска, Рязани Василий III следовал методу, опробованному при овладении Новгородом: "вывод" знати и конфискация земель, а затем испомещение московских дворян. Отбирая земли у бояр, он ссылался на справедливость, говорил, что было "насилье велико черным и мелким людям от посадников псковских и бояр"46.
      Приближенные великого князя" временами высказывали те же мысли, что и казненные "еретики". Преемник Курицына, глава ведомства внешних сношений Федор Карпов, писал, что самодержец должен править "грозою правды и закона" и в подтверждение своих мыслей ссылался на Аристотеля. Однако было ясно, что дело не в Аристотеле: боярский сын Берсень прямо ставил в пример Турцию. Он говорил Максиму Греку: "Хотя у вас цари злочестивые, а ходят так, ино у вас еще бог есть"47.
      Василий III продолжал политику своего отца и, подобно Мехмеду II, пытался лишить знать ее привилегий. По восточному обычаю после смерти государя все жалованные грамоты должны подтверждаться его наследником48 - такой обычай существовал и на Руси. Василий III не подтвердил очень многие жалованные грамоты. После переписей Ивана III это был второй удар по вотчинным привилегиям; после этого податные иммунитеты сохранились лишь у сравнительно немногих монастырей, бояр и князей. Иммунитетные привилегии в свое время были пожалованы вотчинникам за их службу, теперь они отнимались - но обязанность служить при этом не отменялась, все вотчинники (кроме мельчайших) были обязаны военной службой. С. Герберштейн свидетельствует, что дети боярские были занесены в списки по областям и едва ли не каждый год призывались на службу. Перед походом нуждающимся выплачивалось жалование, но те, кто обладал достаточными вотчинами, были обязаны снаряжаться за свой счет. Принцип "нет земли без службы", был, по-видимому, заимствован из Турции вместе с поместной системой. В Турции все беи, владевшие землями на правах собственности ("маликяне"), были обязаны выставлять всадников, а те, кто не выставлял воинов, платили деньги. Как свидетельствуют источники середины XVI в., возможность замены службы выплатой денег существовала и в России49.
      Ко времени правления Василия III относятся сведения о том, что сроки пребывания на должности наместников и волостелей ограничивались одним годом. Практика назначения наместников на короткие сроки была характерной чертой османской системы управления - наместники-бейлербеи назначались обычно на три года, а судьи-кади - на один год. Эта практика было обычной в мусульманском мире; она описана в "Книге правления" Низам ал-мулька. Обращает на себя внимание еще одно мероприятие, проведенное вскоре после смерти Василия III - очевидно во исполнение замыслов великого князя. В 1533 - 1534 годах была проведена монетная реформа, уменьшившая вес русской копейки с 0,79 до 0,68 грамма. Таким образом, копейка было приравнена по весу к турецкому акче50.
      После смерти Василия III преобразование России по османскому образцу на время приостановилось - начался период боярского правления. Реформы возобновились лишь в 50-х годах XVI в. при Иване Грозном.
      Мрачная, но вместе с тем исполненная величия фигура Ивана IV уже не одно столетие приковывает к себе внимание историков. Одни называют царя "тираном", "деспотом", "сумасшедшим", другие утверждают, что это был мудрый политик, любимый народом. Многие пишут о "непонятной", "загадочной" политике Грозного. Еще А. Курбский в начале своего "Сказания" недоумевал: отчего изменился характер государя51. Почему царь обрушился на своих верных бояр, зачем он ввел опричнину? "Учреждение это всегда казалось очень странным, как тем, кто страдал от него, так и тем, кто его исследовал", - писал Ключевский. "За последние сто лет ситуация в науке мало изменилась", - добавляет в этой связи Кобрин, опричнина остается загадкой для историков. Веселовский замечал: "Созревание исторической науки движется так медленно, что может поколебать нашу веру в силу человеческого разума вообще, а не только в вопросе о царе Иване и его времени"52.
      Между тем, по мнению некоторых историков, источник нововведений Ивана Грозного, в общем, достаточно известен53. Известно, что царь в целом следовал проекту преобразований, который предложил Иван Пересветов. Пересветов был русским дворянином из Литвы, многоопытным воином, служившим Яну Запольяи и Петру Рарешу, вассалам султана Сулеймана Законодателя; он хорошо знал турецкие порядки, и советовал царю брать пример с Турции. 8 сентября 1549 г. в церкви Рождества Богородицы Пересветов вручил царю челобитную; эта челобитная содержала "Сказание о Магмете-салтане", в котором рассказывалось, как тот "великую правду в царстве своем ввел"54.
      "В 6961 (1453) году турецкий царь Магмет-салтан повелел со всего царства все доходы себе в казну собирать, - говорит "Сказание", - а никого из вельмож своих ни в один город наместником не поставил, чтобы не прельстились они на мзду и неправедно не судили, а наделял вельмож своих из казны царской, каждому по заслугам. И назначил он судей во все царство, а судебные пошлины повелел взимать себе в казну, чтоб судьи не искушались и неправедно бы не судили... А через некоторое время спустя проверил царь Магмет судей своих, как они судят, и доложили царю про их лихоимство, что они за взятки судят. Тогда царь обвинять их не стал, а только повелел с живых кожу ободрать... А кожи их велел выделать и ватой велел их набить, и написать повелел на кожах их: "Без таковой грозы невозможно в царстве правду ввести". Правда - богу сердечная радость, поэтому следует в царстве своем правду крепить. А ввести царю правду в царстве своем - это значит и любимого своего не пощадить, найдя его виновным. Невозможно царю без грозы править, как если бы конь под царем был без узды, так и царство без грозы"55.
      "Великая правда" - это было то, что турки называли "адалет", "справедливость", это была идея, лежавшая в основании исламского учения о государстве. Султан выступал в "Сказании" как охранитель справедливости: он выдал судьям книги судебные, чтоб судили всех одинаково, установил налоги и послал сборщиков - "а после сборщиков проверял, по приказу ли его царскому собирают". Воинов царь "наделил царским жалованием из казны своей, каждому по заслугам". "Если у царя кто против недруга крепко стоит... будь он и незнатного рода, то он его возвысит и имя ему знатное даст". "Еще мудро устроил царь турецкий: каждый день 40 тысяч янычар при себе держит, умелых стрельцов из пищалей, и жалование им дает и довольствие на каждый день56. Пересветов не просто рассказывал о порядках Османской империи - он предлагал брать с них пример. Главное в его проекте преобразований - призыв к утверждению самодержавия, призванного охранять "правду" с помощью "грозы". Конкретные меры - это ликвидация наместнических судов и системы кормлений, создание справедливого суда и нового свода законов, сбор судебных пошлин в казну, наделение служилых людей постоянным жалованием, особый, суд для военных, запрещение закабалять свободных людей. Четыре наиболее настоятельных совета Пересветова - это утверждение самодержавия, установление "великой правды", возвышение воинов по заслугам и создание приближенного к царю стрелецкого корпуса, подобного корпусу "умелых стрельцов"-янычар.
      Сочинение Пересветова пришлось по душе царю: об этом говорит то, что оно было внесено в Никоновскую летопись и в Хронограф второй редакции57. Но все-таки для православного человека было негоже подражать безбожным туркам, и, уловив настроение сановных читателей, Пересветов посчитал нужным сменить тон. Вскоре после первой челобитной он подал вторую, в которой те же самые мысли высказывались в более осторожной форме и уже не от имени автора, а от имени молдавского "воеводы" Петра. "Воевода" Петр - это был господарь Петр Рареш (1527 - 1546), знаменитый правитель Молдавии, известный тем, что отнимал вотчины у своих бояр, чтобы раздать их в поместья служилым людям. Очевидно по примеру султанских земель "хассе", Рареш выделял государственные земли каждого уезда в самостоятельные "околы", на которых создавалась особая администрация. Конфискации вызвали конфликт с боярами, которые перешли на сторону османов, и Рарешу пришлось бежать из Молдавии. Однако через некоторое время господарь пришел к соглашению с турками и стал вассалом султана; вернувшись на престол, он жестоко расправился с изменниками-боярами58. Таким образом, само упоминание имени Петра Рареша содержало в себе определенную программу действий, и то, что "воевода" Петр выступал в роли советчика Ивана IV было достаточно символично.
      Русские цари уже давно подражали османским султанам в управлении государством, но об этом нельзя было говорить вслух. Хваливший османского султана вольнодумец Берсень окончил жизнь на плахе, а друживший с османским послом Максим Грек был заключен в темницу. Призыв Пересветова брать пример с османов был настолько смелым, что никто более не смог его повторить; на эту тему был наложен запрет. Однако в более общей форме мысли Пересветова так часто повторялись в посланиях советников царя Адашева и Сильвестра, что это породило сомнения историков. Возникли предположения, что Пересветова вообще не существовало на свете, что Адашев (тоже бывавший в Турции) использовал псевдоним, чтобы высказать то, о чем не осмеливался сказать открыто. Предполагали и что автором второй челобитной мог быть сам царь. Однако А. А. Зимин, досконально исследовавший этот вопрос, не сомневался в существовании "воинника Иванца Пересветова". Почти все исследователи признают: царь во многом следовал предложениям Пересветова. Н. Ю. Розалиева и А. Айкут отмечают, что методы, предлагавшиеся Пересветовым для утверждения самодержавия и использованные царем, были навеяны примером Мехмеда II59. Однако основной совет Пересветова - брать пример с Турции - носил общий характер. Таким образом, остается рассмотреть вопрос, как далеко зашел царь в исполнении этого совета, как реализовывалась на практике идея подражания султанам. Необходимо шаг за шагом проанализировать нововведения Ивана Грозного, сравнить их как с тем, что предлагал Пересветов, так и с османскими порядками тех времен.
      Главной составляющей реформ Ивана Грозного были военные реформы, в первую очередь - создание сильной армии. Первые мероприятия царя в точности следовали проекту Пересветова. Летом 1550 г. был создан корпус "выборных стрельцов" в 3 тысячи человек; стрельцы получали по 4 рубля в год и жили в Воробьевой слободе под Москвой. Характерно, что на Руси использовали фитильные ружья турецкой конструкции ("мултух"), они отличались от европейских устройством фитильного затвора, который назывался "жагрой" (перс, "жегор" - раскаленный уголь, "жар"). Капитан Маржерет писал позднее, что стрельцы были лучшим войском царя, что никто, кроме стрельцов, не мог противостоять татарской коннице. "Главная сила русских заключается в пехоте, - отмечал Я. Рейтенфельс, - которая совершенно справедливо может быть уподоблена турецким янычарам". Х. Ф. Манштейн, видевший стрельцов в начале XVIII в., отмечал: "их больше всего можно сравнить с янычарами, они держались одинакового с ними порядка в сражениях и имели почти одинаковые с ними преимущества". Ф. Тьеполо во времена Ивана Грозного также сравнивал стрельцов с янычарами. Действительно, стрельцы сражались, как янычары, действовали под прикрытием полевых укреплений, образующих лагерь, "кош" (тюрк, "кош" - стоянка, лагерь, "кошун" - войско). Однако тактика янычар была усовершенствована русскими: они стали делать укрепления из сборных деревянных щитов - эти укрепления назывались "гуляй-городом" или "обозом". Рейтенфельс пишет, что укрепления из деревянных щитов раньше использовали персы. Тактика действия из-за укрытий объясняется тем, что стрельцы, как и янычары, не имели в своем составе воинов-копейщиков (пикинеров). В европейских армиях пикинеры и мушкетеры строились в колонны-баталии, которые могли сражаться с конницей в открытом поле60.
      Пересветов не упоминает о турецком артиллерийском корпусе "топчу оджагы", однако на Руси хорошо знали о турецких артиллеристах, которые имели такую же регулярную организацию, как и янычары. Созданный Иваном IV корпус пушкарей был организован подобно подразделениям стрельцов. Характерно, что легкие пушки на Руси называли "тюфяками" (то есть "тюфенгами"), а пушкари носили специальный нагрудный знак "алам" (перс, "алам" - знак отличия на одежде)61.
      Известно, что наряду с гвардейской пехотой ("ени чери оджагы") у турок была и конная гвардия ("алты булук халкы"). Одновременно со стрельцами и пушкарями царь попытался создать конную гвардию - он выбрал тысячу лучших воинов и хотел дать им поместья под Москвой. Однако, из-за нехватки земель для испомещения проект создания конной гвардии остался неосуществленным; он был реализован позже - это была знаменитая опричная "тысяча" 62. Впрочем, "выборные стрельцы" также не сразу стали личной гвардией царя, поначалу они использовались как обычное воинское подразделение.
      Начиная с 1550 г. проводятся мероприятия по приведению в порядок поместной системы, пришедшей в упадок в период боярского правления. В 1555 г. состоялся "приговор царский о кормлениях и службе". В "приговоре" указывались нормы службы: со 150 десятин доброй земли выставлялся человек на коне и в доспехе, "а в дальней поход о дву конь". Поместья предполагалось измерить и уравнять соответственно "достоинству)63. В Турции существовали четкие нормы службы, но землю при этом не меряли: норма службы устанавливалась, исходя из дохода поместья. Разница не имела принципиального значения, в любом случае введение нормы службы было кардинальной мерой, завершившей становление поместной системы. Особенно большое значение это нововведение имело в организации службы вотчинников: хотя, в принципе, они были обязаны военной службой, служебных норм не существовало, и бояре выводили со своих огромных владений лишь малое число всадников. Теперь был организован учет, по уездам были составлены нарядные списки и отныне никто не мог уклониться от службы. "И свезли государю спискы изо всех мест и государь сметил множество воинства своего, - говорит летопись, - еще прежде сего не бысть так, многие бо крышася, от службы избываше". Эта реформа намного увеличила московское войско. Венецианский посол Фоскарино свидетельствует, что прежде войско было немногочисленным, но преобразования "императора Ивана Васильевича" увеличили его до огромных размеров: он сам будто бы видел две армии по 100 тысяч человек каждая. По более надежным сведениям Флетчера, "число всадников, находящихся всегда в готовности", достигало 80 тысяч человек, но в случае необходимости каждый дворянин мог привести с собой одного или двух "боевых холопов"64. Великий визирь Мухаммед Соколлу говорил послам Стефана Батория, что царь силен, что с ним может померяться силами только султан65. Таким образом, военные реформы Ивана Грозного достигли своей цели - была создана мощная армия, которая позволила России намного расширить свою территорию, стать великой державой того времени.
      Многие авторы66 отмечают, что идея приведения в порядок поместной системы никак не отражена в проекте Пересветова - он вообще ничего не говорил о помещиках и сипахи, предлагая содержать воинов на жалованье (как содержались янычары). Однако отсюда не вытекает (как считает А. Г. Бахтин), что Пересветов предлагал отказаться от поместной системы - просто "воинник" обошел стороной этот вопрос. Поместная система уже существовала, и Пересветов нигде не утверждал, что ее нужно упразднить; он предлагал завести новое стрелецкое войско не взамен, а в дополнение к поместному ополчению.
      Один из наиболее настоятельных советов Пересветова - выдвигать служилых людей по заслугам, а не по знатности. В Османской империи, действительно, "не было никакого боярства, но смотрели только на искусность, на разум, на храбрость". Иван IV старался поддерживать идею вознаграждения по заслугам. Штаден отмечал, что если воин был ранен в бою спереди, то он получал придачу к поместью, если же он был ранен в спину, то поместье убавляли67. Однако обычай местничества не допускал назначения неродовитых служак на высокие посты. В 1550 г. царь отменил местничество в полках во время военных походов, но большего он сделать не смог. Частичная отмена местничества вызвала резкое недовольство знати. В тайной беседе с литовским послом боярин Ростовский жаловался: "Их всех государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых людей"68. Ростовский стал одним из организаторов заговора 1553 года.
      Одновременно с военными проводились и гражданские реформы. В июне 1550 г. появился новый Судебник. Основной целью введения нового свода законов было установление "великой правды" - справедливости. Это была главная идея Пересветова, которая, как уже отмечалось, являлась идеологической основой ("адалет") Османской империи. Заимствование этой идеи началось еще при Иване III, поэтому его внуку не пришлось много менять в старых законах. Тем не менее, Иван IV счел нужным увековечить свое правление новым Судебником - подобно своему современнику султану Сулейману Законодателю, увековечившему себя новым "Канун-наме". Следует отметить, что среди нововведений Судебника 1550 года было запрещение "холопить" детей боярских, что совпадало с проектом Пересветов69.
      Современники единодушно свидетельствуют: Иван IV искренне стремился утвердить на Руси правосудие и справедливость. Фоскарино и Горсей говорят о том, что царь установил правосудие с помощью простых и мудрых законов70. Штаден также отдает должное Ивану Грозному: "Он хотел искоренить неправду правителей и приказных страны... - свидетельствует Штаден. - Он хотел устроить так, чтобы правители, которых он посадит, судили бы по судебникам без подарков, дач и приносов". Иногда царь демонстративно принимал облик восточного монарха, поддерживающего справедливость с помощью жестоких расправ. Флетчер рассказывает: когда один дьяк принял взятку в виде нашпигованного деньгами гуся, царь приказал своим палачам разделать дьяка, "как разделывают гусей". По словам Барберини, царь приказывал сечь уличенных во взятках чиновников - и даже знатнейших из бояр; среди чиновников не было ни одного, которого ни разу бы не высекли71.
      Одним из главных пунктов программы Пересветова была ликвидация наместничеств и сбор "кормов" в казну. Мероприятия в этом направлении проводились постепенно, начиная с 1550 года. В "приговоре" 1555 г. царь обвинял наместников в том, что они были для своих городов гонителями и разорителями; отныне наместники заменялись губными старостами, выбираемыми местным населением; этим старостам особо предписывалось, чтобы у них "насильства християном от силных людей не было"72. Псковская летопись отмечает, что в результате этой реформы "бысть крестьянам радость и льгота велика"73. Корма, которые, прежде собирали наместники, теперь шли в казну. "Приговор" был не законом немедленного действия, а скорее программой преобразований. Проведение "губной реформы" наталкивалось на сопротивление знати, не желавшей расставаться со своими кормлениями, поэтому реформа растянулась на десятилетия; в пограничных областях наместничества так и не были ликвидированы74>.
      Важная сторона губной реформы заключалась в том, что она передавала судебную власть в руки выборных местных властей - то есть вводила местное самоуправление. Пересветов пишет в "Сказании", что, отстранив наместников, Магмет-салтан "назначил судей" во все царство. Московские реформаторы не назначали судей, а предоставили право выбирать их общинам. Это решение как будто противоречит проекту Пересветова, но в Турции существовала и другая судебная система. На славянских землях самоуправляемые общины и округа сами выбирали своих старост ("кнезов"), которые одновременно были и судьями. Вероятно, московские реформаторы предпочли образец более близкий православному славянскому миру. Однако компетенция местных судей была ограниченной: Пересветов упоминает, что в Турции воины-сипахи судились своими воинскими судьями ("кадиаскерами"). В России помещики также исключались из сферы действия местных судей, они подлежали компетенции судей Разрядного приказа75.
      Отмена наместничеств и сбор кормов в казну означали реформу налоговой системы, которая, как и установление служебных норм, упиралась в проблему измерения земель: служба и налоги шли с земли. В прежние времена землю клали в податные единицы - "сохи" - в значительной мере произвольно, теперь была введена стандартная "соха", зависевшая от качества земли. Был проведен кадастр: все поля, луга, леса были измерены и соответственно качеству земли поделены на "сохи"; каждой "сохе" был присвоен номер. Измерение земель было чисто русской новацией: в Турции землю не меряли (точнее, размер полей оценивался по объему высева). Проведение кадастра было достижением русских писцов; подобным достижением могли бы похвалиться только китайские чиновники и в более ранние времена - византийцы. П. Н. Милюков считал, что русская податная система сложилась под византийским влиянием76.
      В связи с измерением земель были введены государственные стандарты мер и весов. Это обстоятельство также удивляло многих иностранцев: в те времена государственный стандарт мер существовал только в Османской империи и в Китае. Русская система мер (как и монетная система) была привязана к турецкой; простая сажень была приравнена к 2 турецким аршинам, косая сажень - к 3 аршинам. Вес измерялся в пудах и контарях, русский контарь составлял 0,7 турецкого контаря; в таком же соотношении находились русский пуд и турецкий батман77. (Разница объясняется, по-видимому, тем, что в одну и ту же емкость наливали воду и насыпали зерно: русский контарь - вес зерна, турецкий - воды.)
      Налоговая реформа не ограничивалась передачей наместничьих кормов в казну; она привела к полной перестройке податной системы. Пересветов не затрагивает этой темы, однако известно, что турецкая налоговая практика включала коммутацию отработочных повинностей; это была характерная черта османской податной системы. Начиная с 1551 г. московское правительство также осуществляет коммутацию отработочных повинностей. Ямская повинность, военная служба "с сох" и прочие повинности заменяются выплатой денег; отныне крестьяне платят в 4 раза больше, чем прежде. Трудно сказать, насколько эквивалентной была эта замена, однако даже после четырехкратного увеличения денежных выплат государственные налоги не превышали 9% крестьянского дохода. С государственной точки зрения коммутация была вполне оправданной: набиравшиеся "с сох" крестьяне-ополченцы были практически непригодны для войны, по своим воинским качествам они не шли в сравнение с поместной конницей. Вместо крестьянской службы реформа давала правительству деньги, которые пошли на финансирование нового войска. Налоговая реформа (в сочетании с поместной реформой) обеспечила создание огромной армии Ивана Грозного. В связи с налоговой реформой упомянем и о сдаче косвенных налогов (тамги) на откуп крупным купцам (сдача таможенных и рыночных сборов на откуп была характерна для налоговой практики Османской империи)78.
      Московское правительство пыталось провести еще одну реформу, не затронутую в проекте Пересветова. Речь идет о попытке конфискации монастырских земель с целью наделения воинов поместьями. Владения церкви составляли примерно треть земель государства, при этом в силу тарханных грамот многие из них были освобождены от налогов. Как отмечалось, первую попытку конфискации монастырских земель предпринял еще Иван III (вероятно, по примеру Мехмеда II). Иван IV собирался повторить эту попытку. По совету Сильвестра царь обратился к патриарху и церковному собору с вопросом, достойно ли монастырям приобретать земли и копить богатства. В ответ иерархи церкви объявили вероотступником всякого, кто покушается на ее богатства. Иван IV был вынужден отступить. Но правительство нашло способ перераспределения церковных доходов в свою пользу. Церковь была лишена прежних налоговых привилегий (тарханов), и монастыри были обязаны платить налоги по ставке, лишь немного уступавшей ставке налога с государственных ("черных") земель79.
      Еще одно направление реформ было связано с организацией центральных ведомств, "приказов". Налоговая и поместная реформа, земельный кадастр, нарядные книги - все это требовало учета и контроля, создания новых специализированных ведомств, приказов. Над каждым приказом начальствовал думный боярин, но бояре плохо разбирались в делопроизвоххстве и в действительности главой приказа был опытный и грамотный дьяк. Дьяки обычно были незнатными людьми, но тем не менее, были включены в состав думы и стали "думными дьками". Это выдвижение худородных чиновников вызывало негодование у родовитых бояр. Курбский говорил, что писарям русским царь "зело верит, а избирает их не от шляхетского роду, ни от благородства, но паче от поповичей или от простого всенародства, а от ненавидячи творит вельмож своих"80.
      Выдвижение на первые места неродовитых чиновников относится к началу 60-х годов. К этому времени в правительстве произошли большие перемены, Адашев и Сильвестр попали в опалу; первыми советниками царя теперь были знаменитый воевода Алексей Басманов, царский шурин Михаил Черкасский и дьяк Иван Висковатый. Последний принадлежал именно к тем писарям из "всенародства", возвышение которых вызывало ярость бояр. Он руководил Посольским приказом, а затем вошел в состав думы и стал "печатником". Характерно, что Г. Штаден считал И. Висковатого туркофил ом. Как бы то ни было, опала Адашева и Сильвестра мало что изменила, реформы не закончились, как полагают некоторые историки; они продолжались в том же направлении. В 1562 г. появился указ, запрещавший продажу родовых княжеских вотчин; в случае отсутствия прямого наследника вотчины отбирались в казну. Вслед за отменой кормлений, обязательством платить налоги и выставлять воинов, этот указ был новым шагом, ущемляющим интересы знати. Фактически речь шла о частичной конфискации боярских земель (выморочных вотчин)81.
      Здесь необходимо сделать небольшое отступление, объясняющее суть конфликта. По переписям 40-х годов примерно треть земли в центральных уездах принадлежала церкви, треть составляли вотчины (преимущественно боярские) и треть принадлежала государству82. Лишь эта последняя треть могла быть роздана (что и было сделано) в поместья воинам-дворянам, а между тем военная необходимость требовала испомещения новых всадников. Церковь не выставляла воинов и неоднократные попытки конфискации ее земель завершились неудачей. Бояре должны были выставлять всадников со своих земель, но они противились этому. Между тем, перед глазами царя был пример конфискации мульков Мехмедом II; в Турции не было огромных княжеских вотчин и княжеских дружин. В начале 60-х годов царь начинает выказывать недовольство сложившимся положением, в письме к Курбскому он говорит о том, что в свое время Иван III отнял у бояр вотчины, а потом их "беззаконно" вернули знати83. Таким образом, новое направление царской политики подразумевало частичную конфискацию боярских вотчин и испомещение на этих землях верных царю дворян. Указ о конфискации выморочных вотчин был свидетельством начавшегося наступления на боярское землевладение. Естественно, он не мог не вызвать противодействия знати. Есть известие, что при обсуждении указа "князь Михаиле (Воротынский) царю погрубил"84.
      Одним из пунктов программы Пересветова было завоевание Казанского ханства. Взятие Казани стало первой победой новой армии Ивана IV; пушки разрушили стены крепости, а при штурме особо отличился корпус стрельцов. Подобно взятию Константинополя Мехмедом II, эта победа имела огромное значение. При встрече царя в Москве Ивану IV были оказаны необычные почести. "И архиепископ Макарий со всем собором и со всем христианским народом перед царем на землю падают и от радости сердечныя слезы изливающе", - говорит летопись. После взятия Казани произошло то же, что и после овладения Новгородом, Псковом, Рязанью и другими городами: по обычаю, заимствованному из Турции, был организован "вывод" ("сургун"): местная знать была выселена из завоеванных земель в центральные районы государства. В Казанской земле была произведена опись, и новые земли были розданы в поместья русским воинам85.
      Так же как османские султаны, Иван Грозный наделил переселенных иноплеменников - бывших врагов! - поместьями, и они верно служили своему новому повелителю. Как и султан, царь проявлял терпимость в вопросах веры; мусульмане могли строить мечети, имели своих судей-кади. После взятия Казани в подданство могущественному московскому государю добровольно перешли бывшие союзники и вассалы казанских татар - татары сибирские, черкесы и ногайцы. Русская армия пополнилась многочисленным мусульманским воинством, а татарские и черкесские князья заняли почетное положение среди ее командиров. В первом походе на Ливонию русскими войсками командовал казанский хан Шейх-Али, а командиром передового полка был царевич Тохтамыш; о соотношении численности русских и мусульманских контингентов можно судить по тому, что в походе 1578 г. участвовало 10 тысяч урусских и 7 тысяч татарских всадников (но было еще 15 тысяч русской пехоты86.)
      Включение в состав Московского царства многочисленных мусульманских народов привело к усилению влияния исламской культуры. Именно это обстоятельство, по мнению Я. Пеленского, привело к перениманию Москвой тюрко-мусульманских социально политических институтов. Завоевание обширных областей всегда сопровождается частичным перениманием обычаев и порядков покоренных народов. Этот процесс хорошо известен историкам, Е. Аштор в фундаментальном труде о истории Ближнего Востока назвал его "симбиозом". Однако в данном случае перенимание началось гораздо раньше - завоевание Казани было лишь одним из факторов, способствовавших этому. Тем не менее, появление при царском дворе большой группы татарских и черкесских князей, безусловно, сыграло свою роль. В 1558 г. черкесский князь Темрюк прислал в Москву - вероятно в качестве заложников - своих сыновей Булгоруко и Салтанкула. Молодой Салтанкул понравился царю, Иван дал ему имя Михаила, велел его крестить и учить русской грамоте, а затем женил на дочери знатного боярина Василия Михайловича Юрьева, племянника царицы Анастасии. После смерти Анастасии ее родня, чтобы не утратить влияния, постаралась найти царю "свою" невесту и договорилась с Михаилом Черкасским женить царя на одной из его сестер. Летом 1561 г. Михаил привез царю княжну Марию, которая настолько очаровала Ивана, что он без промедления сыграл свадьбу. Таким образом, князь Михаил Черкасский породнился с царем и стал одним из его ближайших советников. Бояре с самого начала ненавидели Марию и ее брата - они опасались их влияния на царя. Как мы увидим, эти опасения были не напрасными87.
      Ко времени появления Марии при царском дворе отношения Ивана Грозного и бояр были уже напряженными до крайности. Князь Д. Вишневецкий "отъехал" в Литву, глава думы князь Иван Вельский был уличен, что собирается последовать его примеру. Однако дума не позволила царю судить изменника - в этом и в других столкновениях проявилось реальное соотношение сил: царь не мог настоять на исполнении своей воли. Число перебежчиков увеличивалось, измена среди военного руководства привела к разгрому русской армии на реке Улле88.
      В этой ситуации Иван Грозный сделал решительный шаг: в декабре 1564 г. он покинул Москву и, угрожая отречением от престола, предъявил ультиматум Боярской думе. Он снова обвинил бояр, что они делали "многие убытки" народу, не только не радели о православном народе, но и чинили насилия "крестиянам", что "в его государские несовершенные лета" они "земли его государьские себе разоимали, и другом своим и племенником его государьские земли раздавали", в результате чего держат за собой "поместья и вотчины великие". Царь говорил и об изменах, жаловался, что ничего не может поделать с изменниками: едва он захочет "понаказать" боярина, как в защиту того выступает дума и митрополит. Одновременно царь писал московским посадским людям, объясняя, что его гнев обращен против изменников-бояр, а на них, посадских людей гнева и опалы нет. Послание царя вызвало в Москве народные волнения - может быть, правильнее сказать, восстание. Возбужденные толпы горожан окружили митрополичий двор, где собралась Боярская дума. Представители народа, допущенные к боярам, заявили, что они будут просить царя, чтобы тот "государства не оставлял и их на разхишение волком не давал, наипаче же от рук сильных избавлял". Таким образом, народ встал на сторону царя. Митрополит и бояре были вынуждены просить милости у царя; они согласились предоставить монарху неограниченные полномочия и выдать "изменников"89.
      Царь стремился предстать в образе защитника справедливости - и ему это удалось". При поддержке народа Иван IV стал самодержцем. Это было исполнение заветов "воинника Иванца Пересветова". Но дальше начинается нечто странное. Царь вводит "опричнину", делит государство на две части с разным управлением. Только что ставший самодержцем, он зачем-то передает управление "земщиной" (основной частью государства) Боярской думе, которая становится земской думой, в опричнине же появляется своя - опричная - дума, своя казна и свое маленькое войско - тысяча конных опричников и 500 стрельцов.
      "В этих действиях царя историки справедливо усматривали нечто загадочное и непонятное,... - писал В. И. Корецкий. - Все попытки осмыслить загадочные действия Ивана IV... носят весьма приблизительный характер; главное в них то, что они ведут нас в сторону Востока". Действительно, в истории создания опричнины с самого начала просматривается "восточный след". Опричник Штаден в своих записках утверждал, что царь учредил опричнину по совету своей жены Марии-черкешенки. Князь Курбский также отмечал, что перемена в поведении русских князей произошла от влияния "злых жен-чародеиц". По другим сведениям, совет ввести опричнину исходил от боярина В. М. Юрьева, тестя Михаила Черкасского. Известно, что после введения опричнины царь оставил свой дворец в Кремле и переехал на подворье князя Михаила, который стал одним из командиров опричного корпуса. Таким образом, говоря об инициаторах опричнины, источники указывают на один круг людей - черкесскую родню царя90.
      Московские летописи переводят старое слово "опричнина" как "особый двор"; позже, когда это слово было запрещено, опричнину именовали просто - "двором". Черкесы хорошо знали, что такое "двор" - двор османских султанов - это было государство в государстве со своей казной и маленькой армией, составленной из гвардейских частей. Земли, выделенные в обеспечение двора, именовались "хассе". Как в Турции, так и в других мусульманских странах, государство делилось на две части, "хассе" и "дивани". "Это разделение аналогично разделению России на "земщину" и "опричнину"... - писал известный востоковед И. П. Петрушевский. - Слово "опричнина", и есть, в сущности, хороший русский перевод слова "хассе"91.
      Таким образом, секрет "странного учреждения" в действительности хорошо известен специалистам-востоковедам. В Персии "земская дума" называлась "диван ал-мамалик", а "опричная дума" - "диван-и хассе". Разделение государства на "опричнину" и "земщину", было характерно и для зависевших от Турции православных балканских княжеств; вспомним, что "советчик" Ивана Грозного господарь Петр Рареш выделил во всех уездах опричные "околы". На Руси земли "хассе" под названием "дворцовых земель" в большом количестве появились еще при Иване III - и уже тогда эти земли находились под особым управлением92. Именно "дворцовые земли" в первую очередь брались в опричнину и, по-видимому, они составили основной массив опричной территории. Таким образом, Иван Грозный не был создателем "опричнины"- "хассе", он лишь придал этому учреждению завершенные формы.
      Современники видели засилье татар и черкесов в окружении царя, и некоторые понимали смысл советов, которые давали Грозному его приближенные. Это видно из ключевого эпизода ссоры, разгоревшейся между царем и митрополитом Филиппом. Однажды Филипп заметил, что в церкви рядом с царем стоял опричник в мусульманской шапке, "тафье", - митрополит не удержался и воскликнул: "Се ли подобает благочестивому царю агарьянский закон держати?"93 то есть фактически обвинил царя в перенимании мусульманских порядков. Царь, прежде терпеливо сносивший обличения Филиппа, на этот раз пришел в ярость и распорядился свести митрополита с кафедры.
      По османской традиции султан не вмешивался в управление "земщиной", если он посещал заседания дивана, то наблюдал за его работой из-за занавески. Тем не менее, монарх мог в любой момент приказать казнить любого из членов дивана. За государственные преступления сажали на кол, при этом истреблялись все родственники преступника. Такие наказания не применялись на Руси в прежние времена, но с опричниной начинается время наводивших ужас восточных казней. Царь распорядился казнить многих "изменников", но настоящая цель его политики заключалась, конечно, не в казнях. Хорошо известно, что делали султаны с завоеванными областями и что сделал Иван III с Новгородом - теперь Иван IV делает это со всей Россией. Начинается грандиозный "вывод", "сургун". "Представители знатных родов, - пишут И. Таубе и Э. Крузе, - были изгнаны безжалостным образом из старинных, унаследованных от праотцев имений, так что не могли... взять с собой даже движимое имущество... Они были переведены на новые места, где им были указаны поместья. Их жены и дети были также изгнаны и должны были идти пешком к своим мужьям и отцам, питаясь по пути подаянием". Р. Г. Скрынников установил, что свыше 150 представителей высшей знати были "выведены" в Казанскую землю; едва ли не большинство этих ссыльных имело княжеские титулы94.
      "Великий вывод" нанес решающий удар княжеской и боярской знати. Хотя через некоторое время сосланным было дозволено вернуться в Москву, мало кто из них получил назад свои земли. Флетчер так писал об изменении положения бояр при Иване IV: "Сначала они были только обязаны служить царю во время войны, выставляя известное число конных, но покойный царь Иван Васильевич... человек высокого ума и тонкий политик в своем роде, начал постепенно лишать их прежнего величия и прежней власти, пока наконец, не сделал их не только своими подчиненными, но даже холопами... Овладев всем их наследственным имением и землями, лишив их почти всех прав... он дал им другие земли на праве поместном... владение коими зависит от произвола царя... почему теперь знатнейшие дворяне (называемые удельными князьями) сравнялись с прочими..."95.
      Конфискация огромных боярских вотчин и торжество принципа "нет земли без службы" означали фактическое огосударствление земельной собственности. Отсутствие частной собственности на землю было "ключом к восточному небу", той чертой, которая отличала Запад от Востока; это было главное, чем отличались европейские феодальные монархии от восточных империй. Но движимая собственность тоже принадлежит Богу: "Все имущества принадлежат только Богу". "Все подданные царя открыто признают, что все они целиком и все их имущество принадлежат Богу и царю, - свидетельствовал Рейтенфельс, - и прячут все, что есть у них дорогого, в сундуки или подземелья, дабы другие, увидев, не позавидовали бы... И это одна из главных причин тому, что Москва до сих пор... не отличается красотой своих зданий"96.
      Было что-то символическое в том, что русская знать была выведена в Казань - еще недавно казанская знать была выведена в Россию, теперь все было наоборот - как будто победителями в конечном счете были татары. Как обычно, при "выводе" земли изгнанной знати отписывались в казну и тут же раздавались в поместья новым дворянам. В этом и состоял смысл опричных мероприятий - конфискация боярских земель была необходима для увеличения армии в решающий момент Ливонской войны. Война была тяжелой: события обернулись так, что России пришлось сражаться одновременно с ливонцами, Швецией, Литвой и Крымом. Борьба за Поволжье не окончилась со взятием Казани, теперь она вступила в новый этап. Весной 1571 г. хан Девлет-Гирей объявил "священную войну" против Руси, и мусульманские подданные царя Ивана сразу же перешли на сторону крымцев. Все Поволжье было охвачено грандиозным восстанием. В походе на Москву принимала участие Ногайская орда и черкесы во главе с тестем царя ханом Темрюком. Царица Мария Темрюковна к тому времени уже умерла (царь говорил, что ее отравили), но брат Марии Михаил Черкасский командовал передовым полком русской армии. Мстя за измену отца, царь приказал убить Михаила; черкесы и татары исчезли из свиты царя - и вместе с ними исчезла "опричнина". Царь запретил произносить это слово, корпус опричников был переформирован - но в действительности он сохранился в виде гвардейского полка "стремянных стрельцов"; сохранились и дворцовые земли97.
      Подводя итоги, можно сделать вывод, что реформы Ивана IV были направлены на преобразование России по образцу самой могущественной державы того времени - Османской империи. Проект Пересветова содержал лишь идею этих реформ, он был черновым наброском - возможно, одним из многих предложений в этом духе. Сама идея витала в воздухе достаточно давно, и первые шаги к ее воплощению были предприняты еще Иваном III. Разумеется, реформы не сводились к простому перениманию турецких порядков; в ходе их имели место инновации и отступления от образца, как было, к примеру, с измерением земель. С другой стороны, некоторые преобразования натолкнулись на противодействие, прежде всего со стороны бояр, и остались незавершенными. В конечном счете реформы приняли характер сложного социального синтеза, "симбиоза"; порядки, заимствованные извне, синтезировались с местными порядками и трансформировались в новое социальное единство.
      Примечания
      1. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. М. 1991, с. 58.
      2. ГОРСЕЙ Дж. Записки о России XVI - начала XVII века. М. 1990, с. 258; ГЕРБЕРШТЕЙН С. Записки о Московии. М. 1990, с. 117; НЕВИЛЬ, де ла. Любопытные и новые известия о Московии. - Россия XV-XVII веков глазами иностранцев. Л. 1986, с. 518.
      3. РЕЙТЕНФЕЛЬС Я. Сказание о Московии. - Утверждение династии. М. 1997, с. 350.
      4. ФЛЕТЧЕР Д. О государстве Русском. СПб. 1906, с. 25.
      5. Английские путешественники в Московском государстве в XVI веке. М. 1937, с. 61.
      6. ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. Т. I. М. 1947, с. 281, 306 - 312.
      7. Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина XV - начало XVI века. Л. 1971, с. 336.
      8. Аграрный строй Османской империи в XV-XVII веках. Документы и материалы. М. 1968, с. 22 - 23, 101, 111.
      9. РЕЙТЕНФЕЛЬС Я. ук. соч., с. 332; КРИЖАНИЧ Ю. Политика. М. 1997, с. 124; ВИППЕР Р. Г. Иван Грозный. М. 1944, с. 9; VERNADSKY G. On Some Parallel Trends in Russian and Turkish History. - Transactions of Connecticut Academy of Arts an Sciences. 1945. Vol. XXXVI, p. 24 - 36; См. также: БРОДЕЛЬ Ф. Время мира. М. 1992, с. 456; КАМЕНСКИЙ А. Б. От Петра I до Павла I. M. 1999, с. 149.
      10. Сиасет-наме. Книга о правлении визира XI столетия Низам ал-Мулка. М. -Л. 1949, с. 14, 16, 25, 41.
      11. Цит. по: ПЕТРУШЕВСКИЙ И. П. Земледелие и аграрные отношения в Иране XIII-XIV веков. М. 1960, с. 56.
      12. Записки янычара. М. 1978, с. 44, 112; Михалон ЛИТВИН. О нравах татар, литовцев и москвитян. М. 1994, с. 69; ГАСРАТЯН М. А., ОРЕШКОВА С. Ф., ПЕТРОСЯН Ю. А. Очерки истории Турции. М. 1983, с. 52.
      13. НОФАЛЬ И. Г. Курс мусульманского права. О собственности. СПб. 1886, с. 4, 7; Сура "ат-Тауба". Коран. IX. 34 - 35; ИВАНОВ Н. А. О некоторых социально-экономических аспектах традиционного ислама. - Ислам в странах Ближнего и Среднего Востока. М. 1982, с. 54- 55.
      14. An Economic and Social History of Ottoman Empire. 1300 - 1914. Cambridge. 1994, p. 11 - 23.
      15. ТВЕРИТИНОВА А. С. К вопросу о крестьянском землепользовании в Османской империи (XV-XVI вв.). - Ученые записки Института востоковедения. Т. 17. М. 1959, с. 9; ОРЕШКОВА С. Ф. Государственная власть и некоторые проблемы формирования социальной структуры османского общества. - Османская империя. Система государственного управления, социальные и этнорелигиозные проблемы. М. 1986, с. 12.
      16. ФРЕЙДЕНБЕРГ М. М. Крестьянство в Балкано-Карпатских землях (Сербия, Хорватия, Болгария, Дунайские княжества) в XV-XVI вв. - История крестьянства в Европе. Т. 2. М. 1986, с. 463 - 465; ГАСРАТЯН М. А., ОРЕШКОВА С. Ф., ПЕТРОСЯН Ю. А. ук. соч., с. 43; ЕРЕМЕЕВ Д. Е., МЕЙЕР М. С. История Турции в средние века и повое время. М. 1990, с. 104.
      17. Цит. по: ИВАНОВ Н. А. Османское завоевание арабских стран. 1516 - 1574. М. 1984, с. 207.
      18. МЕЙЕР М. С. Вопросы аграрных отношений в Османском государстве XIV- XV вв. в современной советской и зарубежной историографии. - Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. М. 1988, с. 36 - 37; Лорд КИНРОСС. Расцвет и упадок Османской империи. М. 1995, с. 50.
      19. ИВАНОВ Н. А. О типологических особенностях арабо-османского феодализма. - Народы Азии и Африки, 1976, N 3, с. 65.
      20. ЕРЕМЕЕВ Д. Е., МЕЙЕР М. С. ук. соч., с. 120; ЗБАРАЖСКИЙ К. О состоянии Османской империи и ее войска. - Османская империя в первой четверти XVII века. М. 1984, с. 150- 151.
      21. Цит. по: ИВАНОВ Н. А. О типологических особенностях, с. 63, 64; КРИЖАНИЧ Ю. Русское государство в половине XVII века. Ч. 1. М. 1859, с. 87.
      22. ИВАНОВ Н. А. Османское завоевание, с. 18 - 20, 38 - 39; КАМЕНЕВ Ю. А. К истории реформ в османской армии. - Тюркологический сборник, 1978. М. 1984, с. 140 - 142.
      23. ГРАДЕВА Р. О некоторых проблемах формирования османской системы управления. - Османская империя. Государственная власть и социально- политическая структура. М. 1990, с. 46, 47, 49; РАНСИМЕН С. Падение Константинополя в 1453 году. М. 1983, с. 150.
      24. ГАСРАТЯН М. А, ОРЕШКОВА С. Ф., ПЕТРОСЯН Ю. А. ук. соч., с. 51; САЛИМЗЯНОВА Ф. А. Люфти-паша и его трактат "Асаф-наме". - Письменные памятники Востока. Историко-филологические исследования. 1974. М. 1981, с. 103; Аграрный строй Османской империи, с. 22.
      25. ПИГУЛЕВСКАЯ Н. В. и др. История Ирана с древнейших времен до конца XVIII века. Л. 1958, с. 256, 273, 276, 280; История Индии в средние века. М. 1968, с. 36, 382.
      26. Цит. по: История Югославии. Т. I. М. 1963, с. 136; О "туркофильстве" Европы и Московской Руси в XVII веке см.: КРЫМСКИЙ А. История Турции и ее литературы. М. 1910, с. 155.
      27. Цит. по: ЕГОРОВ Д. Н. Идея "турецкой реформации". - Русская мысль, 1907, N 7, отд. II, с. 6.
      28. Цит. по: ЛУРЬЕ Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV - начала XVI века. М. -Л. 1960, с. 394; ИВАНОВ Н. А. Османское завоевание, с. 18.
      29. ПСРЛ. Т. 12, с. 121.
      30. НЕВОЛИН К. А. История российских гражданских законов. Т. П. СПб. 1851, с. 195; ЕЛЬЯШЕВИЧ В. Б. История права поземельной собственности в России. Т. I. Париж. 1948, с. 369; VERNADSKY G. Op. cit, р. 34; КАЖДАН А. П. Аграрные отношения в Византии XIII- XIV веков. М. 1952, с. 219; САВВА В. Московские цари и византийские василевсы. Харьков. 1901.
      31. ПСРЛ. Т. 12, с. 218, 220; Т. 13, с. 220 - 221.
      32. Аграрный строй Османской империи, с. 158; Новгородские писцовые книги, изданные Археографической комиссией. Т. 1 - 6. СПб. 1895 - 1915; Аграрная история Северо-Запада России, с. 143, 173, 373. На Руси четверть земли - это участок, на который высевается четверть зерна, в Турции мудлик - это участок, на который высевается мудд зерна.
      33. АЛЕКСЕЕВ Ю. Г. У кормила Российского государства. СПб. 1998, с. 132 - 149; ЗИМИН А. А. Россия на рубеже XV-XVI столетий. М. 1982, с. 208, 259; КАШТАНОВ С. М. Социально-политическая история России конца XV - начала XVI века. М. 1967, с. 189 - 190; ФЛОРЯ Б. Н. Эволюция податного иммунитета светских феодалов России во второй половине XV - первой половине XVI века. - История СССР, 1972, N 1, с. 56 - 59.
      34. ЧЕРЕПНИН Л. В. Русские феодальные архивы XIV-XV веков. Ч. 2. М. 1951, с. 325; ПСРЛ. Т. 12, с. 248; ЮРГАНОВ А. Л. Идеи Пересветова в контексте мировой истории и культуры. - Вопросы истории, 1996, N 2, с. 20.
      35. Цит. по: ЧЕРЕПНИН Л. В. ук. соч., с. 285, 282; ЛУРЬЕ Я. С. Русские современники Возрождения. Л. 1988, с. 128.
      36. См.: например: ВЛАДИМИРСКИЙ-БУДАНОВ М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-на-Дону. 1995, с. 358; Сочинения И. Пересветова. М. -Л. 1956, с. 153.
      37. СОЛОВЬЕВ С. М. Сочинения. Кн. III. М. 1989, с. 56; КОБРИН В. Б., ЮРГАНОВ А. Л. Становление деспотического самодержавия в средневековой Руси. - История СССР, 1991, N 4, с. 59 - 60.
      38. Исключения делались лишь для больших праздников. Позже в соответствии с мусульманскими обычаями были запрещены так же азартные игры и игра на музыкальных инструментах. См: СОЛОВЬЕВ С. М. Сочинения. Кн. Ill, с. 146, 336.
      39. STOICESCU N. Curteni si slujitori. Bucuresti. 1968, p. 24.
      40. Повесть о Дракуле. М. -Л. 1964, с. 118.
      41. Цит. по: ЛУРЬЕ Я. С. Русские современники, с. 123; ЧЕРЕПНИН Л. В. ук. соч., с. 311 - 314.
      42. Цит. по: СОЛОВЬЕВ С. М. ук. соч. Кн. III, с. 132; ЗИМИН А. А. Россия на рубеже, с. 214.
      43. ЛУРЬЕ Я. С. Русские современники, с. 96 - 97.
      44. ЗИМИН А. А. Россия на рубеже, с. 176, 199.
      45. Там же, с. 186, 215, 226; ПСРЛ. Т. 6, с. 279; БОРИСОВ Н. С. Иван III. М. 2000, с. 613; ЗИМИН А. А. Россия на пороге Нового времени. М. 1972, с. 62.
      46. Цит. по: ЗИМИН А. А. Россия на пороге, с. 118; СКРЫННИКОВ Р. Г. История Российская IX-XVII вв. М. 1997, с. 229 - 230.
      47. Цит. по: ЗИМИН А. А. Россия на пороге, с. 286; Послание Федора Карпова митрополиту Даниилу. - Летопись занятий Императорской археографической комиссии за 1908 г. Вып. 21. СПб. 1909, с. 110.
      48. An Economic and Social History of Ottoman Empire, p. 138.
      49. КАШТАНОВ С. М. ук. соч., с. 25, 273; ФЛОРЯ Б. Н. ук. соч., с. 59; КОБРИН В. Б. Становление поместной системы. - Исторические записки. 1980. Т. 105, с. 157; его же. Власть и собственность в средневековой России (XV-XVI вв.). М. 1985, с. 101; ГЕРБЕРШТЕЙН С. ук. соч., с. 113; Аграрный строй Османской империи, с. 99 - 101; Памятники русского права (ПРП). Вып. 4. М. 1956, с. 586.
      50. ГЕРБЕРШТЕЙН С. ук. соч., с. 73; Михалон ЛИТВИН. О нравах татар, литовцев и московитян, с. 94; История Востока. Т. 3. М. 1999, с. 79; ЗИМИН А. А. Наместническое управление в Русском государстве. - Исторические записки. Т. 94. 1974, с. 292 - 293; Сиасет-наме, с. 43; Очерки истории русской культуры XVI века. Ч. I. M. 1977, с. 225; An Economic and Social History of Ottoman Empire, p. 987.
      51. Сказания князя Курбского. М. 1842, с. 3.
      52. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Боярская дума древней Руси. М. 1902, с. 331; КОБРИН В. Б. Иван Грозный. М. 1989, с. 63; ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Исследования по истории опричнины. М. 1963, с. 35.
      53. АЛЬШИЦ Д. Н. Начало самодержавия в России. Л. 1988, с. 74.
      54. ЗИМИН А. А. И. С. Пересветов и его современники. М. 1958, с. 312, 313, 331.
      55. Сочинения И. Переспетова. М. -Л. 1956, с. 151 - 154.
      56. Там же, с. 156.
      57. КРЫМСКИЙ А. ук. соч., с. 161.
      58. ДОЦЕНКО С. И. Развитие феодализма и государственная модель молдавского княжества в трудах русского публициста Ивана Пересветова. - Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. М. 1988, с. 308; МОХОВ И. А. Молдавия эпохи феодализма. Кишинев, 1984, с. 201.
      59. ИЛОВАЙСКИЙ Д. И. Отец Петра Великого. М. 1996, с. 147; АЛЬШИЦ Д. Н. ук. соч., с. 73 - 83; РОЗАЛИЕВА Н. Ю. Османские реалии и российские проблемы в "Сказании о Магмет-салтане" и других сочинениях И. С. Пересветова. - Османская империя. Государственная власть и социально- политическая структура. М. 1990, с. 215; AYKUT A. Ivan Peresvetov ve "Sultan Mahmet Menkibesi". - Belleten. T. 46. Ancara. 1983, s. 861 - 873.
      60. ЧЕРНОВ А. В. Образование стрелецкого войска. - Исторические записки. Т. 38. 1951, с. 285: его же. Вооруженные силы Русского государства в XV - XVII вв. М. 1954, с. 50; МАРКЕВИЧ В. Е. Ручное огнестрельное оружие. СПб. 1994, с. 69; Очерки русской культуры XVI века. М. 1977, с. 307; Россия XV - XVII вв. глазами иностранцев. Л. 1986, с. 253, 256; РЕЙТЕНФЕЛЬС Я. ук. соч., с. 332, 334; Записки Манштейна о России. СПБ. 1875, с. 309; Иностранцы о древней Москве. М. 1991, с. 63; МАРГОЛИН С. П. Вооружение стрелецкого войска - Военно-исторический сборник. Труды Государственного исторического музея. Вып. XV. 1949, с. 93; БРАНДЕНБУРГ Н. О влиянии монгольского владычества на древнее русское вооружение - Оружейный сборник, 1871, N 4, с. 81; VERNADSKY G. Op. cit., p. 32.
      61. ФЕДОРОВ В. Г. К вопросу о дате появления артиллерии на Руси. М. 1949, с. 76; Очерки русской культуры XVI века, с. 357 - 358.
      62. ЗИМИН А. А. Реформы Ивана Грозного. М. 1960, с. 371.
      63. ПРП. Вып. 4, с. 577, 584 - 586.
      64. ПСРЛ. Т. 13, с. 271; Иностранцы о древней Москве, с. 55 - 57; ФЛЕТЧЕР Д. ук. соч., с. 75, 76.
      65. Цит. по: ВАЛИШЕВСКИЙ К. Иван Грозный. М. 1912, с. 326.
      66. РОЗАЛИЕВА Н. Ю. ук. соч., с. 216; ЗИМИН А. А. Комментарии. - Сочинения И. Пересветова. М. 1958, с. 287; БАХТИН А. Г. Причины присоединения Поволжья и Приуралья к России. - Вопросы истории, 2001, N 5, с. 55.
      67. ШТАДЕН Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. М. 1925, с. 112.
      68. Цит. по: СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь Иоан Васильевич Грозный. Т. 1. Смоленск. 1996, с. 191.
      69. ПРП. Вып. 4, с. 233 - 261.
      70. Цит. по: ВАЛИШЕВСКИЙ К. ук. соч., с. 194; ГОРСЕЙ Дж. ук. соч., с. 91.
      71. ШТАДЕН Г. ук. соч., с. ПО; ФЛЕТЧЕР Д. ук. соч., с. 49; Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году. - Иностранцы о древней Москве, с. 66 - 67.
      72. ПРП. Вып. 4, с. 367, 584 - 586.
      73. Цит. по: КОПАНЕВ А. И., МАНЬКОВ А. Г., НОСОВ Н. Б. Очерки истории СССР. Конец XV - начало XVII вв. Л. 1957, с. 55.
      74. СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь, с. 162.
      75. История Югославии. Т. 1, с. 200; История крестьянства в Европе. Т. 3. М. 1986, с. 387; Сочинения И. Пересветова, с. 154, 286.
      76. КАМЕНЦЕВА Е. И., УСТЮГОВ Н. В. Русская метрология. М. 1965, с. 95 - 96; ШТАДЕН Г. ук. соч., с. 99; МИЛЮКОВ П. Спорные вопросы финансовой истории Московского государства. СПб. 1892, с. 66 - 68.
      77. ШТАДЕН Г. ук. соч., с. 113; КАМЕНЦЕВА Е. И., УСТЮГОВ Н. В. ук. соч., с. 86, 142; An Economic and Social History of Ottoman Empire, p. 987.
      78. An Economic and Social History of Ottoman Empire, p. 65 - 66, 146 - 150; АБРАМОВИЧ Г. В. Государственные повинности частновладельческих крестьян северо-западной Руси в XVI - первой четверти XVII века. - История СССР, 1972, N 3, с. 79 (табл. 5); ШАПИРО А. Л. Русское крестьянство перед закрепощением (XIV-XVI вв.). Л. 1987, с. 104; ЗИМИН А. А. Реформы Ивана Грозного, с. 394
      79. Там же, с. 379 - 392.
      80. Цит. по: СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь, с. 265.
      81. Там же, с. 265 - 266; ШТАДЕН Г. ук. соч., с. 85.
      82. ЗИМИН А. А. Реформы Ивана Грозного, с. 76 - 78
      83. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М. 1993, с. 141.
      84. Цит. по: СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь, с. 273.
      85. ПСРЛ. Т. 13, с. 227; КОПАНЕВ А. И. Население Русского государства в XVI в. - Исторические записки. Т. 64. 1959, с. 250 - 251.
      86. ПСРЛ. Т. 13, с. 259, 285, 287; ВАЛИШЕВСКИЙ К. ук. соч., с. 182.
      87. PELENSKY J. State and Society in Muscovite Russia and the Mongol-Turkic System in the Sixteenth Century. - Forschungen zur osteuropaische Geschichte. 1980. Bd. 27; ASHTOR E. A Social and Economic History of the Near East in the Middle Ages. Lnd. 1976, p. 20 - 22; ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Исследования по истории опричнины, с. 296 - 297; ЗИМИН А. А. Опричнина Ивана Грозного. М. 1964, с. 86, 90.
      88. СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь, с. 271, 282, 320.
      89. ПСРЛ. Т. 13, с. 392 - 393.
      90. КОРЕЦКИЙ В. И. Земский собор 1575 года и частичное возрождение опричнины - Вопросы истории, 1967, N 5, с. 38; ШТАДЕН Г. ук. соч., с. 85; Сказания князя Курбского, с. 4 (С. М. Соловьев считал, что Курбский имел в виду Софью, но множественное число, очевидно, указывает и на Марию Темрюковну); ВЕСЕЛОВСКИЙ С. Б. Исследования по истории опричнины, с. 41; КОБРИН В. Б. Иван Грозный, с. 69.
      91. ПИГУЛЕВСКАЯ Н. В. и др. ук. соч., с. 294; КЛЮЧЕВСКИЙ В. Курс русской истории. Т. II. М. 1937, с. 189, 190. Сходство опричнины и двора османских султанов отмечал также VERNADSKY G. Op. cit, p. 32.
      92. ПИГУЛЕВСКАЯ Н. В. и др. ук. соч., с. 294; ЗИМИН А. А. Россия на рубеже XV-XV1 столетий, с. 248.
      93. Цит. по: ЗИМИН А. А. Опричнина Ивана Грозного, с. 254.
      94. ГЕРБЕРШТЕЙН С. ук. соч., с. 118; в кн.: ВИППЕР Р. Ю. Иван Грозный. ПЛАТОНОВ С. Ф. Иван Грозный. М. 1998, с. 79; Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. - Русский исторический журнал, 1922, Кн. 8, с. 36; СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь, с. 388 - 390, 402.
      95. ФЛЕТЧЕР Д. ук. соч., с. 30, 41.
      96. СКРЫННИКОВ Р. Г. История Российская, с. 414; ПАЙПС Р. Россия при старом режиме. М. 1993, с. 127; РЕЙТЕНФЕЛЬС Я. ук. соч., с. 312. См. также: ЛУКИН П. В. Народные представления о государственной власти в России XVII века. М. 2000, с. 28.
      97. СКРЫННИКОВ Р. Г. Великий государь Иоан Васильевич Грозный, т. 2, с. 47, 144; ШТАДЕН Г. ук. соч., с. 110.
    • Нефедов С. А. Петр I: Блеск и нищета модернизации
      Автор: Saygo
      Нефедов С. А. Петр I: Блеск и нищета модернизации // Историческая психология и социология истории. - 2011. - № 1. - C. 48-73.
      Я надеюсь, что мне удалось убедить
      вас, читателей, что история, вопреки
      циничному афоризму, это не
      «перечисление фактов и ни черта больше».
      У истории действительно есть общие
      закономерности, и пытаться найти им
      объяснение – занятие не только
      плодотворное, но и увлекательное.
      Д. Даймонд
      Технологическая интерпретация истории
      Последние десятилетия XX века отмечены новым оживлением макроисторических исследований, новыми попытками широкого исторического синтеза. Среди известных историков, пытающихся объяснить мир, почетное место занимают Уильям Мак-Нил и Джаред Даймонд. Труды этих выдающихся ученых посвящены проблеме возникновения и распространения важнейших технологических инноваций; они описывают исторический процесс как процесс освоения людьми новых технологий – предлагают «технологическую интерпретацию истории».
      В общем смысле технологическая интерпретация истории является вариантом диффузионизма, в ее основе лежит теория культурных кругов – историко-этнологическая концепция, весьма популярная в 1920-х и 1930-х годах. Создатель этой концепции Ф. Гребнер считал, что сходные явления в культуре различных народов объясняются происхождением этих явлений из одного центра (Graebner 1911). Последователи Гребнера полагают, что важнейшие элементы человеческой культуры возникают лишь однажды и лишь в одном месте в результате великих, фундаментальных открытий. Фундаментальными считаются открытия, позволяющие расширить экологическую нишу этноса. Это могут быть открытия в области производства пищи, например доместикация растений, позволяющая увеличить плотность населения в десятки и сотни раз. Это может быть новое оружие, позволяющее раздвинуть границы обитания за счет соседей. Эффект открытий таков, что они дают народу-первооткрывателю решающее преимущество перед другими народами. Используя эти преимущества, народ, «избранный Богом», начинает расселяться из мест своего обитания, захватывать и осваивать новые территории. Из центра новой цивилизации распространяется волна завоеваний. Прежние обитатели завоеванных территорий либо истребляются, либо вытесняются пришельцами, либо подчиняются им и перенимают их культуру.
      Народы, находящиеся перед фронтом наступления, в свою очередь, стремятся перенять оружие пришельцев – происходит диффузия фундаментальных элементов культуры, они распространяются во все стороны, очерчивая культурный круг, область распространения того или иного фундаментального открытия.
      Даймонд приводит поразительный пример быстрого распространения завоевательно-диффузионной волны. «Одно из племен Новой Зеландии, нгапухи, благодаря европейским торговцам в 1818 году обзавелось мушкетами. Следующие 15 лет Новую Зеландию сотрясали так называемые “мушкетные войны”, в ходе которых еще не вооружившиеся новым оружием племена либо быстро его осваивали, либо порабощались племенами, у которых оно уже было. В результате к 1833 году… все выжившие племена были племенами, научившимися стрелять» (Даймонд 2009: 323).
      Волна заимствований, вызванная распространением нового оружия, носит сложный характер и состоит из ряда социально-экономических и культурных преобразований, следующих друг за другом в определенной последовательности. Сначала заимствуется собственно оружие, затем – военная организация и военная промышленность (или ремесло). Это необходимые первоочередные заимствования, без которых государство не сможет противостоять завоевателям. Затем круг заимствований расширяется, охватывая те области социальной системы, которые связаны с военной организацией и военной промышленностью – вплоть до полной перестройки социальной системы по образцу победоносных завоевателей. Эти преобразования можно отнести к заимствованиям второй очереди. В некоторых случаях традиционная социальная система оказывается достаточно гибкой и приспосабливается к изменениям в военной сфере без полной социальной перестройки, поэтому заимствования второй очереди не являются безусловно необходимыми. Наконец, к заимствованиям третьей очереди относятся трансформации в области культуры, быта, одежды, обычаев, в словоупотреблении и языке. Они, безусловно, не являются необходимыми, и их мотивы обычно носят чисто психологический характер: завоеватели и победители автоматически считаются истинными носителями «цивилизации» и «культуры», и поэтому им якобы необходимо подражать в быту. Среди сторонников традиций подражание иноземцам и иноверцам всегда вызывает реакцию отторжения – традиционалистскую реакцию. Реакция тем сильнее, чем более расширяется круг заимствований. Перенимание чуждых традиций в области культуры, быта, одежды, языка означает культурную ассимиляцию, утрату национальных признаков, поэтому эти третьеочередные и необязательные заимствования вызывают особенно ожесточенный отпор. В этих случаях традиционалистская реакция может вызвать восстания и привести к отторжению многих заимствованных элементов и частичной реставрации традиционного общества.
      В любом случае, однако, новые социальные и культурные элементы не перенимаются в чистом, неизменном виде. В конечном счете происходит социальный синтез традиционных и заимствованных институтов, порождающий новую культуру и новое общество. В приложении к XVIII–XIX векам, когда процесс диффузии состоял в перенимании европейской культуры, часто говорят о модернизации. Этот термин более широкого плана обычно используется преимущественно как синоним зарождения и распространения индустриальной цивилизации. Модернизация не всегда связана с диффузией (пример – Англия эпохи промышленного переворота), но в конкретных условиях России XVIII века имела место «диффузионная» модернизация, поэтому в работах А. Б. Каменского и А. Н. Медушевского петровские реформы характеризуются одновременно как модернизация и европеизация (Каменский 1999: 155; Медушевский 1993: 78).
      Военная революция XVII века
      В контексте европейской истории XVII–XVIII веков концепция технологической интерпретации истории смыкается с хорошо известной теорией «военной революции» XVII века. Теория военной революции была создана сорок лет назад известным английским историком М. Робертсом – он считал, что перемены в социальной и политической жизни Европы были порождены теми фундаментальными открытиями в военном деле, которые вызвала деятельность шведского короля Густава Адольфа (1611–1632) (Roberts 1967: 195). Главным достижением шведского короля было создание легких полковых пушек, которые можно было перевозить по полю боя. Появление нового оружия повлекло за собой перемены в комплектовании и организации войск, на смену немногочисленным набираемым на время войны наемным армиям пришли регулярные постоянные армии. Как полагал Робертс, военная революция изменила весь ход истории Европы. Появление регулярных армий означало необходимость перестройки финансовой системы, необходимость увеличения налогов, что вело к росту бюрократии и усилению королевской власти – к рождению европейского абсолютизма (Ibid.:195–216).
      Фундаментальные военные инновации Густава Адольфа вызвали волну шведских завоеваний. В 1630 году шведские войска высадились в Германии, а год спустя в битве при Брейтенфельде шведские пушки расстреляли армию императора Фердинанда II. Шведы стали хозяевами Центральной Европы, за двадцать лет войны было сожжено 20 тыс. городов и деревень и погибло две трети населения Германии. Распространявшаяся по Европе волна завоеваний вызвала волну диффузии – столкнувшиеся со шведами народы стремились как можно быстрее перенять новое оружие завоевателей. После разгрома в 1656 году под Ригой царь Алексей Михайлович приступил к созданию регулярной армии, состоявшей из полков «иноземного строя»; эта армия была вооружена полковыми пушками, хотя русские пушки были не такими легкими, как шведские (Нефедов 2004: 44–52).
      Начиная с XVII века крупные военные инновации в Европе следовали одна за другой: вслед за появлением легких пушек наступил новый этап военной революции – появились мушкет с кремневым замком (фузея) и штык. Появление нового оружия повлекло за собой изменение военной тактики и военной организации. На смену тактике плотных колонн-«баталий», в которых мушкетеры были перемешаны с пикинерами, пришла линейная тактика, предполагавшая отказ от использования пикинеров и построение мушкетеров в 4–6 линий. Первой (в 1684 году) отказалась от использования пикинеров австрийская армия; австрийская пехота освоила огневой бой, при котором линии останавливались на дистанции огня и вели попеременный огонь. Шведская пехота сохранила пикинеров в первой линии, и после первого залпа шведы бросались в стремительную штыковую атаку (Гуннар 1999: 167–168; Леонов, Ульянов 1995: 9; Пузыревский 1889: 66).
      Австрийцы первыми пожали плоды линейной тактики: предводимые Евгением Савойским, они в 1697 году разгромили турок в сражении при Зенте и затем в союзе с англичанами одержали верх в войне за австрийское наследство. В результате этих побед была завоевана Венгрия, Бельгия и часть Италии, территория Габсбургской монархии увеличилась более чем вдвое, а Евгений Савойский стал самым знаменитым полководцем того времени. Таким образом, новое фундаментальное открытие породило волну австрийских завоеваний и привело к рождению огромной империи Габсбургов.
      На севере Европы первой армией, усвоившей линейную тактику, была шведская. По-прежнему обладавшие лучшей в Европе артиллерией шведы приобрели новые военные преимущества над соседями и с легкостью одерживали победы, подобные победе под Нарвой. Перед Россией – уже не в первый раз – нависла угроза оказаться побежденной в «мушкетных войнах», и в соответствии с закономерностями, о которых пишет Даймонд, единственный выход заключался в быстром копировании сначала оружия и военной организации, а затем административного устройства и абсолютистских порядков Швеции.
      Феномен Петра I: голландский моряк на русском троне
      Вокруг реформ Петра Великого уже три столетия ведутся оживленные споры. Одни историки (например, С. М. Соловьев) признают их кардинальным переворотом, «революцией», другие (П. Н. Милюков) отказываются называть их реформами, ибо «хозяйничанье изо дня в день не представляет собой ничего похожего на реформу» (Милюков 1905: 123). Сложность восприятия петровского времени заключается в том, что в преобразованиях Петра было много внешнего, и такие мероприятия, как принудительное бритье бород и резание рукавов кафтанов, производили на общество большее впечатление, чем создание новой армии и флота. Будучи определены в своей основе глубинными историческими процессами, преобразования Петра в то же время представляют собой пример действия механизма диффузии, который в конечном счете работает через личные связи конкретных людей и поэтому в некоторой степени зависит от сочетания случайных событий. (Более подробное описание механизма диффузии можно найти в работе Е. В. Алексеевой [2007].) Действие случайных и личностных факторов объясняет то обстоятельство, что в поступках царя было много психологического и иррационального; они не всегда соответствовали традиционному образу «царя-преобразователя».
      Формирование личности Петра протекало в необычных условиях. Волею случая он был отторгнут из дворцовой кремлевской среды, о его образовании никто не заботился, и сцепление странных обстоятельств привело к тому, что его воспитателями стали не московские попы и дьяки, а голландские матросы и плотники – Тиммерман и Брант. Эти люди сделали из русского царя матроса и плотника; юный Петр перенял у них страстную любовь к морю и плотницкому делу, он позаимствовал простонародные голландские манеры, голландскую одежду и страсть к табаку (Водарский 1993: 63). В то же время он оказался лишен того, что считалось необходимыми качествами русского царя: набожности, православной образованности, уважения к церкви и национальным традициям; до двадцати двух лет Петр вообще не занимался государственными делами, проводя время за строительством яхт и в военных потехах.
      У него появились новые друзья и воспитатели – офицеры из Немецкой слободы, среди них полковник Лефорт, который приучил Петра к неумеренной выпивке и свел его со своей любовницей Анной Монс, а также генерал Гордон, которому Петр был обязан любовью к артиллерии и к фейерверкам. Когда Петру было уже 25 лет, царь признался принцессе Ганноверской Софии, что его настоящей страстью являются мореплавание и фейерверки. «Если бы он получил лучшее воспитание, это был бы превосходный человек», – отметила принцесса София (Богословский 1946: 117–118).
      При всей случайности обстоятельств юности Петра нельзя не признать, что во влиянии, оказываемом на царя его окружением, сказывалась сила технического превосходства Европы. За увлечением артиллерией стояли маневры в Кожухове, на которых Гордон продемонстрировал царю новую линейную тактику в сочетании с применением «полковых пушек». В любви к строительству кораблей проявлялось влияние другого фундаментального открытия Запада – именно тогда, в XVII веке, создание совершенных океанских парусных кораблей, флейтов, заложило основу торгового превосходства Голландии и Англии. Однако юный Петр не отделял главного от второстепенных деталей – и короткие голландские штаны для него были таким же символом превосходства Европы, как океанский корабль.
      Голландская одежда Петра, его постоянное общение с иноземцами, пренебрежение официальными и религиозными церемониями – все это вызывало ропот и возмущение в народе. Патриарх Иоаким в своем завещании убеждал царя избегать общения с еретиками-протестантами, отказаться от иноземных одежд и обычаев.
      Когда после смерти Иоакима вопреки царю Святейший собор выбрал новым патриархом Адриана, Петр создал свой «всепьянейший собор», избравший «князя-папу», и принялся непристойным образом пародировать церковные процессии. Современные историки с недоумением отмечают, что хмельное существование «всепьянейшего собора», созданного, когда царю было восемнадцать, продолжалось до конца царствования Петра – и зрелый человек, ставший уже императором, предавался грубому шутовству, как если бы он был все тот же необузданный юнец (Богословский 1946: 181, 199).
      О том, до какой степени Петр пренебрегал московскими традициями, говорит его поведение после Азовского похода: в триумфальной процессии Петр в одежде голландского моряка шел пешком вслед за роскошной каретой Лефорта – это вызвало ропот в толпе и было расценено как унижение царского достоинства.
      Поездка в Европу
      После взятия Азова царь решил строить большой флот на Азовском море и послал 50 дворян за границу учиться морскому делу.
      Весной 1697 года с той же целью в составе посольства поехал за границу – в Саардам, где были расположены знаменитые голландские верфи, – и сам Петр. Он был настолько увлечен своими мечтами, что, подъехав к Рейну, бросил посольство, нанял маленькую лодку и пустился вниз по реке к верфям, даже не остановившись в голландской столице. Царь устроился плотником на верфи, но его инкогнито было вскоре раскрыто, и ему пришлось перебраться на верфи в Амстердаме, а потом – в Англию, где он строил корабли в Дептфорде. Поведение русского царя многим казалось странным: было очевидно, что он занимается не царским делом. «Он создан природой скорее затем, чтобы стать корабельным плотником, чем великим правителем, – записал после встречи с Петром епископ Бернет. – Овладение этим ремеслом и являлось главным его занятием, пока он здесь находился» (цит. по: Масси 1996, т. I: 339).
      Хотя молодой царь смотрел на мир глазами моряка и плотника – или, может быть, благодаря этому, – Амстердам и Лондон произвели на него огромное впечатление. С этого времени в душе Петра поселилась мечта по мере возможности превратить Россию в Голландию, и главное – построить свой Амстердам, город кораблей, каналов и многоэтажных каменных зданий. Во время пребывания Петра в Амстердаме роль гостеприимного хозяина исполнял бургомистр и один из директоров Ост-Индской компании Николас Витсен. Витсен – известный ученый-географ, побывавший в России и создавший карту Северной Азии, и очевидно, что его академический интерес подпитывался стремлением компании к поиску новых рынков. Еще в 1690 году Витсен послал царю свою карту и книгу о «Северной и Восточной Татарии» и предложил организовать совместную торговлю с Персией и Индией по каспийскому торговому пути. Видимо, под влиянием Витсена царь проникся идеей дальних торговых плаваний и включения России в мировую торговлю. Витсен составил для Петра «культурную программу», предусматривавшую беседы с купцами, посещение порта, мануфактур, мастерских, музеев и лабораторий крупных ученых. Петр некоторое время изучал анатомию и хирургию у профессора Рюйша и учился рисованию у знаменитого Шхонебека. В Англии Петр основательно освоил черчение и необходимые для кораблестроителя элементы математики и механики. Все это существенно расширило кругозор Петра, и он вернулся из поездки с большим багажом знаний (Белов 1966: 69, 72; Масси 1996, т. I: 296–298, 300–302, 366–367).
      Петр ознакомился и с гуманитарными аспектами европейской жизни. Он побывал в британском парламенте, познакомился с лидером квакеров Уильямом Пенном и некоторое время аккуратно посещал молитвенные собрания квакеров в Дептфорде. О том, сколь глубокое впечатление произвели на царя эти собрания, свидетельствует то, что позднее, в1716 году, он говорил Меньшикову: всякий, кто сумеет следовать учению квакеров, обретет счастье (Масси 1996, т. I: 341).
      Стрелецкий бунт
      Когда Петр находился в Вене, гонцы из России доставили ему известия о стрелецком бунте. Осенью 1697 года четыре полка охранявших Азов московских стрельцов получили приказ идти к польской границе. Стрельцы были недовольны: им не платили жалованье и не дали зимних квартир – даже помимо других причин этого было достаточно, чтобы ненавидеть командовавших ими немецких офицеров. Между тем демонстративная дружба Петра с «немцами» уже давно вызывала ропот: «Попутали молодого царя еретик Францко Лефорт и немка Монсова». 6 июня 1698 года стрельцы подняли бунт; вожаки кричали: «Идти к Москве! Немецкую слободу разорить и немцев побить за то, что от них православие закоснело, бояр побить... а государя в Москву не пустить и убить за то, что сложился с немцами!» (цит. по: Соловьев 1991: 545).
      Очевидно, это было проявление традиционалистской реакции на демонстративную дружбу царя с немцами, на ношение иноземной одежды и богохульные попойки в Немецкой слободе. Речь не шла об оппозиции реформам – неразумное с рациональной точки зрения поведение Петра спровоцировало восстание еще до начала реформ. Жестокое усмирение восстания и показательные казни более тысячи стрельцов свидетельствовали о том, что царь не склонен прислушиваться к голосу оппозиции, что он намерен «цивилизовать» Россию самыми суровыми методами.
      Первые реформы
      Однако преобразования, начатые Петром по возвращении на родину, поначалу носили эмоциональный и поверхностный характер. Были изданы указы о бритье бород и запрещении носить русскую одежду, о переносе празднования Нового года на 1 января.
      Реформы такого рода относятся к заимствованиям третьей очереди и следуют обычно в заключительной фазе преобразований, после того как осуществлены главные заимствования, касающиеся техники и общественных отношений. В то же время они наиболее болезненно воспринимаются обществом, потому что символизируют собой отказ от основных жизненных традиций. В 1766 году в аналогичной ситуации в Испании запрет ношения сомбреро вызвал большое народное восстание, и возмущенные толпы едва не взяли штурмом королевский дворец. Указ Петра также вызвал восстание, но не сразу, – в 1705 году против «немецкого платья» вспыхнул бунт в Астрахани.
      «Обратный порядок» преобразований, когда заимствования третьей очереди (вовсе не обязательные) идут впереди первоочередных, был следствием неспособности отделить второстепенное от главного, следствием юношеского максимализма Петра, который наложил свой отпечаток на весь процесс преобразований.
      Первоочередная реформа армии началась через год после возвращения Петра, когда приехавший из Австрии майор А. Вейде подготовил новый воинский устав под названием «Краткое обыкновенное учение». К осени этого года из новобранцев было сформировано 27 полков, вооруженных фузеями со штыками и обученных линейной тактике в ее австрийском стрелковом варианте (Бескровный 1958: 22–23; Соловьев1991: 27). Саксонский генерал Ланген, видевший русскую армию до Нарвы, находил ее превосходной по составу: люди все были рослые, молодые, исправно обмундированные и обученные стрельбе так хорошо, что не уступали немецким полкам (цит. по: Князьков 1990: 68). Таким образом, первоочередная задача заимствования фундаментальных военно-технических достижений была решена достаточно быстро, и для этого не нужно было воевать со шведами. Решение этой задачи было облегчено тем, что военная реформа была начата еще при царе Алексее Михайловиче, методы комплектования «полков иноземного строя» уже были опробованы, и Петру было достаточно закупить новые мушкеты и обучить рекрутов новой линейной тактике.
      Странное сражение под Нарвой
      Решение Петра начать войну со Швецией относится к числу тех же максималистских решений, что и запрет русской одежды. Оно было навеяно впечатлениями от поездки на Запад: царю не терпелось «прорубить» окно в Европу, «ногою твердой стать у моря», построить свой «Новый Амстердам» и завести флот. В действительности Россия давно имела «окно в Европу»; этим окном был Архангельск, который даже после постройки Петербурга долгое время оставался основным русским портом. С военной точки зрения нападение на Швецию было образцом иррационального мышления: в России не было качественного железа для производства мушкетов, а единственным поставщиком железа была Швеция. Меди для легких полковых пушек в России также не было, и ее тоже привозили из Швеции (Хмыров 1865: 601; Струмилин 1954: 209).
      После сражения под Нарвой Петр говорил, что новобранцы были плохо обучены: ему нужно было как-то объяснить поражение. Но истинная причина разгрома заключалась, по-видимому, в другом. После указов о брадобритии и запрещении национальной одежды у русских солдат были веские причины не любить своих немецких офицеров. Офицеры чувствовали себя неуверенно, многие из них еще не успели освоиться в новых условиях: стоит вспомнить о том, что герцог де Кроа был назначен командующим за день до начала сражения, он не знал своих офицеров и не владел русским языком (Масси 1996, т. I: 74).
      Ни Петр, ни русское командование не ожидали, что шведский король осмелится атаковать вчетверо более многочисленную армию, находящуюся в укрепленном лагере. Однако сражение, разыгравшееся 20 ноября 1700 года, до сих пор приводит в изумление военных историков. Стоило шведам взобраться на земляной вал, как раздались крики: «Немцы изменили!» – и русские солдаты принялись избивать своих офицеров. «Пусть сам черт дерется с такими солдатами!» – воскликнул де Кроа и вместе с другими немецкими офицерами поспешил сдаться в плен (Соловьев 1993a: 600–601).
      По-видимому, это был единственный случай в военной истории, когда командующий искал в плену спасения от своих солдат. По существу, то, что произошло под Нарвой, было продолжением стрелецкого бунта, проявлением традиционалистской реакции на реформы Петра – этот бунт произошел во время сражения со шведами и обеспечил им победу над многократно сильнейшим противником.
      Таким образом, поразительная победа шведов была следствием «обратного порядка» петровских реформ. После битвы приближенные Карла XII советовали королю вторгнуться в Россию, поддержать приверженцев Софьи и воспользоваться недовольством стрельцов и черни, противящихся введению «немецких» обычаев (Там же: 602; Fryxel 1861: 91–98, 105). Карл XII был хорошо осведомлен о глубоком конфликте, расколовшем русское общество, но не воспользовался открывшимися возможностями.
      Под Нарвой Россия столкнулась с армией, первой овладевшей новым оружием, армией, победы которой еще недавно отождествлялись с волной завоеваний, порожденной фундаментальным открытием. Своеобразие ситуации, однако, заключалось в том, что в то время волна не угрожала России – шведская агрессия направ-лялась на Германию и Польшу, где в плане военной добычи война сулила большие перспективы. Россия, вероятно, стала бы объектом дальнейших завоеваний, но Петр сумел позаимствовать новое оружие до того, как его страна подверглась удару волны, и более того, сам напал на потенциального агрессора. Однако «странная победа» под Нарвой создала у гордых обладателей нового оружия обманчивое впечатление о неспособности «русских варваров» заимствовать их достижения.
      Восстановление армии
      Как бы то ни было, Россия получила передышку, и Петр смог приступить к восстановлению армии. После нарвского разгрома выяснилось, что Россия была совершенно не подготовлена к войне – не было ни пушек, ни ружей, ни шпаг, ни сукна для солдатской формы. Даже седла, палатки и сапоги пришлось первое время закупать за границей (Захаров 1996: 239). Под Нарвой была потеряна большая часть артиллерии – 177 пушек и мортир, и Петр решился на поступок, который многие сочли святотатством, – он приказал снимать с церквей колокола и переливать их в пушки. «Ради бога, поспешайте с артиллериею, как возможно: время яко смерть», – писал Петр «надзирателю артиллерии» Андрею Виниусу; в ответ Виниус предлагал снять медную кровлю с кремлевских дворцов. Переплавка колоколов дала 90 тыс. пудов меди – это было очень большое количество металла: Англия, лидировавшая в середине XVIII столетия в выплавке меди, производила в год около 230 тыс. пудов. Из колокольной меди в 1701 году на Московском пушечном дворе было отлито 243 полковых пушки – и проблема с артиллерией была отчасти решена (Хмыров 1865: 615–616, 622; Соловьев 1993a: 604).
      Петр не только снимал колокола с церквей. В январе 1701 года монастырские и церковные вотчины были взяты под управление государства, которое забирало все доходы, оставляя монахам лишь содержание по 10 (а потом по 5) рублей в год. Хотя эта реформа официально мотивировалась финансовыми соображениями, в действительности она дала государству лишь около 100 тыс. рублей в год – меньше 4 % от всех доходов. В секуляризационной реформе проявились протестантские настроения царя и его враждебное отношение к православной церкви. Ненависть царя к монахам была такова, что им запретили иметь письменные принадлежности; в случае неуплаты «начетных» денег власти предписывали избивать архимандритов на правеже (Милюков 1905: 114, 118; Булыгин 1977: 74–77, 103). Это было проявление все того же максимализма, когда второстепенные преобразования выходят на первый план и порождают негативную реакцию на реформы.
      Результатом такой политики было нарастание традиционалистской реакции, ненависть к царю со стороны церкви и широких масс православного населения. В 1707 году нижегородский митрополит Исайя в ответ на очередное требование денег разразился гневной тирадой: «Как хотят другие архиереи, а я за свое умру, а не отдам... И так вы пропадаете, как червей, шведы вас побивают, а все за наши слезы и за ваши неправды...» (Соловьев 1993a: 323). В народе ходили слухи о том, что царь «подмененный», что он не русский, а немец, или даже что царь – «антихрист», воцарившийся перед концом света.
      С точки зрения технологической концепции поражение от завоевателей, обладающих новым оружием («удар завоевательной волны»), должно было бы породить спешное перенимание их военной технологии. Такое перенимание действительно имело место: Петр срочно принялся переучивать свою армию с австрийского на шведский вариант линейной тактики, приоритет теперь отдавался штыковой атаке, и в армию вернули пикинеров. В действительности Петру не нужно было что-либо менять, потому что военная реформа была проведена заблаговременно, перед войной. В дальнейшем оказалось, что австрийский вариант линейной тактики эффективнее, и в 1730-х годах русская армия вернулась к «стреляющим линиям» (Гуннар 1999: 169; Леонов, Ульянов 1995: 28–29).
      Большее значение имели мероприятия Петра в области военной организации. Для новой армии требовался многочисленный офицерский корпус. Петр полагал, что офицерами новой армии должны быть в основном дворяне – но для того, чтобы стать офицером, дворянин должен был сначала получить необходимое образование в «цифирных школах», а затем в качестве солдата пройти военное обучение в гвардейских частях. Перемены в военной технике обусловили коренные изменения в положении дворянства. Прежние полуграмотные всадники-рыцари, время от времени призываемые на войну, превратились в более-менее образованных пехотных офицеров, обязанных постоянно пребывать в полку. Гвардия стала корпорацией, выражающей интересы дворянства и способной оказывать военное давление на власть.
      Другим важным следствием нарвского разгрома было создание военной промышленности – это был необходимый этап в процессе заимствований, непосредственно связанный с перениманием военной техники. Основы военной промышленности были заложены еще в период реформ Алексея Михайловича, но Петр намного увеличил ее мощность, построив металлургические заводы на Урале и оружейный завод в Туле.
      Главная реформа Петра, его «ответ» на «удар волны» заключался в резком увеличении налогов. Установленные царем чрезвычайные налоги обычно не рассматриваются историками в плане реформ, но именно они вывели налоговое обложение на тот уровень, который впоследствии был закреплен введением подушной подати; поэтому в принципе можно говорить, что податная реформа была осуществлена сразу после разгрома под Нарвой. Мобилизация ресурсов является естественной реакцией на военную угрозу в любом обществе, но Петр сумел превратить этот мобилизационный уровень в постоянный, обеспечив тем самым средства для содержания регулярной армии. После петровских реформ налоги составлявших большинство населения поместных крестьян были в пять-шесть раз больше, чем при предшественнике Петра царе Федоре (Нефедов 2005: 142).
      «Известно, что среди низших классов населения... распространено было крайне враждебное отношение к личности Петра и его деятельности, – писал Н. П. Павлов-Сильванский (1897: 1). – Жаловались больше всего на то, что... “крестьян разорил с их домами, мужей побрал в рекруты, а жен и детей осиротил”». Резкий рост налогов и повинностей привел к массовому бегству крестьян в южные области, на Дон, на Украину, в Сибирь. Бежали большими партиями, «многолюдством, человек по сту и более» (Заозерская 1958: 160). Правительство приняло жесткие меры, чтобы остановить это бегство, была введена паспортная система и создана цепь кордонов вдоль границ (Троицкий 1966: 118). В 1707 году была предпринята операция по возвращению беглых с Дона – в результате там вспыхнуло крестьянское восстание, и летом 1708 года войскам Петра I пришлось сражаться на два фронта: против вторгшихся в страну шведов и против собственных крестьян. В этой ситуации Петр предписывал карателям самые жестокие меры: «...людей рубить, а заводчиков на колеса и колья... ибо сия сарынь кроме жесточи не может унята быть» (цит. по: Анисимов1989: 140).
      Как бы то ни было, мобилизовав ресурсы страны и резко увеличив налоги, царь смог создать огромную, более чем 100-тысячную полевую армию. Карл XII не верил, что огромная русская армия овладела секретом нового оружия – он самонадеянно бросил свои войска в штыковую атаку под Полтавой, и на большей части фронта шведские линии не успели добежать до противника: они были сметены картечью полковых пушек (Энглунд 1995: 167).
      Строительство Петербурга
      Неслыханная до тех пор мобилизация сил привела к успеху; была создана мощная регулярная армия – и главная рациональная задача петровских реформ была решена. Казалось бы, можно снизить налоги и дать облегчение народу, – но царь рассуждал иначе.
      Началось время иррациональных решений. Петр счел, что, хотя война еще не закончилась, пришла пора заняться строительством Петербурга.
      С экономической точки зрения это строительство было нелепостью: в руках царя уже находились Рига, Ревель, Нарва, так что у России вполне достаточно портов с готовой инфраструктурой.
      «Еще не имея ни Риги, ни Ревеля, он мог заложить на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров, – писал Н. М. Карамзин, – но мысль утвердить там пребывание государей была, есть и будет вредною. Сколько людей погибло, сколько миллионов и трудов употреблено для приведения в действо сего намерения? Можно сказать, что Петербург основан на слезах и трупах» (Карамзин 1991: 35).
      О полной, «зазеркальной» нелепости происходившего говорит уже то, что поначалу Петр намеревался построить новую столицу не в устье Невы, а на острове Котлин. Был составлен проект строительства«Нового Амстердама» – каменного города, расчерченного сеткой каналов; люди должны были передвигаться по этому городу не в каретах, а в гондолах, как в Амстердаме. «Пылкий монарх с разгоряченным воображением, увидев Европу, захотел делать Россию – Голландиею», – писал Карамзин (Там же: 36–37). Указом от 16 января 1712 года предписывалось переселить на Котлин тысячу дворянских семейств (всю высшую знать), тысячу купеческих и тысячу ремесленных семей (Луппов 1957: 25–26).
      Таким образом, царь намеревался уехать из нелюбимой им «Московии», создать на островке в море «Новую Голландию» и переселить туда русскую знать (уже переодетую им в голландскую одежду). Лишь появление у острова шведского флота удержало царя от реализации этого замысла: опасность того, что вся русская аристократия будет в один момент пленена шведами, была слишком очевидна. Тогда царь решил построить «Новый Амстердам» на Васильевском острове в устье Невы. В 1716 году десятки тысяч строителей приступили к осуществлению проекта Трезини и Леблона: остров должны были прорезать два главных канала, пересекавшихся с другими каналами поменьше. При каждом доме предусматривался внутренний двор, сад и пристань для хозяйской лодки-гондолы. В центре этой огромной водяной шахматной доски царь собирался построить новый дворец с обширным регулярным садом (Масси 1996, т. III: 46).
      Сам по себе проект был не лишен изящества, но он осуществлялся во время войны, которая отнимала у народа все силы и средства. В 1710–1717 годах на строительство Петербурга ежегодно требовали по одному работнику с 10–15 дворов, в среднем по 35 тысяч человек в год. Подневольные рабочие шли в Петербург из всех областей – даже из Сибири, тратя на дорогу по несколько месяцев (Булыгин 1977: 142; Луппов 1957: 80). Французский консул де ла Ви свидетельствует, что две трети этих людей погибали на петербургских болотах (Луппов 1957: 94). Фельдмаршал Миних писал, что в Северную войну «от неприятеля столько людей не побито... сколько погибло при строении Петербургской крепости и Ладожского канала» (цит. по: Соловьев 1993в: 432).
      Ненависть к Петру чувствовалась не только в народной среде, она проявлялась и в других сословиях. Дело царевича Алексея показало, что к недовольным примыкали широкие круги старомосковского боярства, включавшие и часть генералитета: князья Долгорукие, Нарышкины, Апраксины, Голицыны. Следствие не подтвердило наличие заговора, но раскрыло картину широкой оппозиции. Голландский и австрийский послы сообщали, что сторонники Алексея ставят перед собой четыре основные задачи: мир со Швецией, уход из Петербурга, отказ от регулярной армии европейского образца в пользу дворянской конницы и снижение налогов. Старые бояре, и в частности князь Я. Ф. Долгорукий, иногда брали на себя смелость открыто противодействовать введению Петром новых повинностей. Послы сообщали также и о враждебном отношении оппозиции к иностранцам (Там же: 100; Щербатов 1983: 20). Очевидно, что, подобно лозунгам стрелецкого мятежа, лозунги сторонников Алексея имели характер традиционалистской реакции.
      Конфликт с собственным сыном показал всю глубину изоляции Петра, и царь, по-видимому, понял это. После смерти Алексея он остановил расследование, и подавляющее большинство замешанных в деле лиц избежали наказания (Щербатов 1983: 94; Анисимов 1994: 20).
      Мечта о «регулярном государстве»
      Возложив на крестьян тяжелые налоги, Петр тем не менее искренне считал, что его деятельность направлена на достижение «всеобщего блага». Однако император руководствовался при этом не старинной теорией православной монархии, в соответствии с которой царь должен «любить правду и милость и суд правой и иметь попечение от всего сердца о всем православном христианстве» (Полное… 2000: 248), а ее современным западным эквивалентом – учением о «регулярном полицейском государстве». Это учение опиралось не на религию, а на «культ разума», на веру в достижения науки и в то, что рациональная организация общества откроет бескрайние перспективы для материального и духовного прогресса. Наиболее известным представителем учения о регулярном государстве был немецкий философ Христиан Вольф, которого Петр собирался назначить президентом Петербургской академии (Копелевич 1974: 193). Вольф утверждал, что в целях достижения «всеобщего блага» государство должно регламентировать все стороны жизни граждан: принуждать их к работе, регулировать заработную плату, условия труда, цену товаров, поддерживать правопорядок и нравственность, поощрять образование, науки, искусства и т. д. (Богословский 1902: 16–18; Раев 2000: 6467). В конце XVII века теория регулярного государства получила широкое распространение, и ее принципами (иногда не вполне осознанно) руководствовались в своей деятельности шведский король Карл XI, «великий курфюрст» Фридрих Вильгельм, Людовик XIV и его министр Кольбер. Эту теорию часто отождествляют с европейским просвещенным абсолютизмом, который отличался от восточного самодержавия тем, что имел светский характер и, в согласии с теорией регулярного государства, руководствовался в своих действиях не религиозным идеалом, а «законами разума» и «общим благом» (Рейснер 1902: 2–5).
      В соответствии с теорией регулярного государства Петр издавал множество указов, посвященных регламентации того или иного вида деятельности, к примеру, предписывалось ткать широкие холсты, а не узкие, выделывать кожу салом, а не дегтем, строить крестьянские избы по приложенному чертежу, хлеб убирать не серпами, а косами. За 1718–1723 годы было выпущено 14 указов, регламентирующих постройку речных судов, и каждый указ сопровождался разъяснениями, зачем и почему. «Сами знаете, хотя что добро и надобно, а новое дело... то наши люди без принуждения не сделают», – такова была принципиальная позиция Петра, стремившегося «вразумить» свой народ (цит. по: Богословский 1902: 6).
      Но, конечно, Петр был далеко не всегда прав и иногда сам понимал это; во всяком случае, в указах о строительстве Петербурга царь не мог привести объяснений: зачем и почему...
      Основным инструментом всеобщей регламентации и контроля было правильно организованное и четко функционирующее чиновничество (включающее в себя и полицию). Наука об управлении государственным хозяйством, в частности о правильной, коллегиальной, четкой организации чиновничества составляла часть теории регулярного государства и называлась камерализмом. Одним из примеров применения принципов камерализма была реформированная королем Карлом XI административная система Швеции; Лейбниц в письме к Петру сравнивал правильно организованное государство с точным часовым механизмом (Анисимов 1989: 42).
      Для старинной русской приказной системы было характерно сосредоточение разных функций в ведении одного приказа или одного воеводы, отсутствие контролирующих инстанций и правильной системы оплаты чиновников. Многие дьяки жили «от дел», т. е. существовали на взятки и подношения просителей, и соответственно решение вопроса зависело от размера подношений. Петр решил наладить правильную администрацию, взяв за образец административную систему Швеции. «Увидев ясно беспорядок в управлении и царившее повсюду взяточничество, – писал прусский посол Фокеродт, – Петр I напал на мысль установить во внутреннем управлении царства, подобно военному делу, такой же порядок, какой был заведен в других европейских землях. Признавая шведов своими учителями в военном деле, он думал, что так же точно и их учреждения... можно с таким же хорошим успехом ввести в своем царстве. И до того допустил он собой овладеть такому предубеждению, что, не советуясь ни с кем, в 1716 году тайно послал одного человека в Швецию, дав ему множество денег, чтобы только достать наказы и правила тамошних коллегий...» (цит. по: Богословский 1902: 35). В соответствии с докладом, представленным ездившим в Швецию советником царя Г. Фиком, в 1717 году был издан указ о создании коллегий, а в 1719 году – указ о введении провинциальной администрации шведского образца (Анисимов 1997: 292).
      C точки зрения технологической интерпретации заимствование административного устройства – это этап модернизации, следующий за перениманием военной инфраструктуры. В отличие от многих максималистских и несвоевременных начинаний Петра административная реформа представляется закономерным звеном в цепи преобразований. М. Богословский отмечал, что почти всем нововведениям Петра можно найти прообразы в допетровской России и «только заимствование иностранной администрации... было действительно новым, оригинальным явлением» (Богословский 1902: 26).
      В целом этатизм Петра Великого пошел гораздо дальше теории регулярного государства. Всеобъемлющее государственное регулирование имело целью масштабное перераспределение ресурсов в пользу государства. Для крестьян это оборачивалось огромным увеличением налогов, паспортной системой и охотой на беглых, для дворян – тяжелой бессрочной службой, для духовенства – отнятием земель и богатств. Деятельность всех сословий была зарегламентирована так, что не могло и присниться Вольфу: разве мог немецкий философ помыслить о принудительном отрыве дворянских детей от семьи для обучения в школах? Такой масштаб государственного регулирования стал возможен потому, что Петр опирался на мощную этатистскую традицию, ведущую свое начало от создателей российского государства Ивана III и Ивана IV. Петр обновил созданную этими монархами поместную систему и создал на ее основе офицерский корпус новой армии. Таким образом, смысл реформ заключался не только в перенимании западных (в основном технических) новшеств, но и в обновлении старых восточных основ. Это был процесс социального синтеза, в котором внешние заимствования соединяются с традиционными институтами, образуя новое единство.
      Кому нужно«окно в Европу»?
      В целом Петр достиг своей цели, он создал могущественную империю, обладающую самой сильной армией в Европе. Что дало это народу, кроме налоговых тягот? Петр объяснял Северную войну желанием открыть торговлю с дальними странами, «дабы народ через то облегчение иметь мог». Мысль о развитии морской торговли была также заимствована из Европы, и она занимала свое место в ряду мероприятий по перениманию европейских форм промышленности и торговли. Одним из основных элементов новой торговой политики был так называемый «каспийский транзит», обновленная Н. Витсеном старая идея о торговом транзите из Персии через Россию на Балтику. Приобретение балтийских портов и экспедиция в Персию, таким образом, были частью единого плана, и Витсен приложил все силы, чтобы помочь Петру осуществить этот план. Когда русские вышли на берега Невы, Витсен сразу же послал к Петру один из своих кораблей – это был тот самый первый корабль, который «царь-лоцман» самолично провел к Петропавловской крепости (Семенова 2009). Именно Витсен стоял за спиной компании Любса, в огромных количествах поставлявшей оружие для петровской армии в самый трудный дополтавский период. По сообщению датского резидента Г. Грунда, Петр полагал, что овладение персидской шелковой торговлей позволит окупить все издержки шведской войны (Полиевктов 1996: 524). В 1723 году Петр действительно направил войска в Персию и захватил «шелковую провинцию» Гилян. Хотя, казалось бы, все было рассчитано точно, оккупация Гиляна не дала ожидаемых выгод. Военные власти оказались неспособны организовать эффективное управление, доходы от шелковой торговли расхищались, войска потеряли боеспособность из-за косившей солдат малярии. В любом случае оккупация могла продолжаться лишь до тех пор, пока в Персии не появится сильный правитель, и с воцарением могущественного Надир-шаха России пришлось вывести свои войска. Попытка направить восточную торговлю через Россию закончилась ничем (Там же: 526–527).
      Несмотря на эту неудачу, внешнеторговый оборот в 1725–1751 годах увеличился в два раза. Но что дала стране эта торговля?
      В Россию ввозились в основном предметы роскоши: тонкие вина, галантерея, шелковые ткани, сахар и прочее – народ не пользовался этими товарами, но был вынужден оплачивать их своим трудом.
      В обмен на никчемную роскошь Россия поставляла на Запад реальные ценности: пеньку, лен, парусину, железо. Торговля такого рода была очень выгодна друзьям Петра, голландским и английским купцам, но не России (Покровский 1947: 105).
      В общем контексте мировой истории следует вспомнить, что XVIII век был временем, когда монополизировавшие торговлю морские державы пытались открыть для своих купцов новые страны и новые рынки, в особенности на Востоке. И в ответ на эту экспансию многие страны Востока закрывали свои порты, потому что не желали обменивать свои товары на предметы роскоши или на опиум. Они не прорубали «окно в Европу», а, наоборот, заколачивали его.
      Таким образом, возможен другой подход к проблеме, на фоне которого действия Петра представляются не столь уж логичными.
      Надежда получить выгоды от участия в мировой торговле оказалась призрачной, а в реальности Петр лишь открыл для западных купцов новые возможности в эксплуатации российских природных богатств. «Русские купцы сами мало вывозили за границу, – писал В. О. Ключевский (1937: 326), – и вывозная торговля оставалась в руках иноземцев, которые... по выражению одного иноземца же, точно комары, сосали кровь из русского народа и потом улетали в чужие края».
      Война со Швецией была результатом легкомысленных увлечений петровской молодости, плодом обманчивых надежд. Однако это была еще не самая большая ошибка Петра Великого. Самой большой ошибкой было строительство Петербурга. Именно это строительство, проводившееся в разгар тяжелой войны и дорогостоящих реформ, привело к перенапряжению сил народа, и за перенапряжением в конце концов последовала катастрофа.
      Голод 1723–1726 годов
      Последние реформы Петра Великого оставляют впечатление ирреальности: император рассуждал о «всеобщем благе» в обстановке страшного голода. Многолетнее тяжкое бремя привело к истощению запасов хлеба в крестьянских хозяйствах, и с чередой неурожайных лет (1722–1724 годы) пришел большой голод. Летом 1723 года из провинций сообщали, что вследствие неурожая, бывшего два года сряду, крестьяне едят льняное семя и желуди, бывают по несколько дней без пищи, многие от того пухнут и умирают, иные села и деревни стоят пустыми (Соловьев 1993в: 475). Голод продолжался до самой смерти императора и еще год после нее.
      В июне 1726 года в Верховном тайном совете был поставлен на обсуждение вопрос, какие меры нужно принять «ввиду крайнего разорения крестьян». В представленных по этому поводу «мнениях» ближайшие сподвижники Петра говорили о «великой скудости крестьян», их «крайнем всеконечном разорении». Было решено в 1727 году снять третью часть подушной подати и учредить комиссию для учета умерших и исключения их из оклада (Павлов-Сильванский 1910: 379; Анисимов 1973: 339).
      Комиссия, возглавленная Д. М. Голицыным, стала собирать по губерниям ведомости об убыли населения. В не полностью сохранившихся материалах комиссии не имеется окончательных данных по всей стране, но они приводятся в более позднем докладе Сената.
      В этом докладе утверждается, что из учтенных в 1719–1724 годах 5,5 млн. душ мужского пола к 1727 году было 199 тыс. бежавших и 733 тыс. умерших (Анисимов 1973: 339; Соловьев 1993б: 148). Таким образом, царствование Петра I завершилось голодом, унесшим сотни тысяч жизней. Это не была «цена победы» – победа к тому времени была давно одержана. Это была цена модернизации.
      Традиционалистская реакция
      В обстановке катастрофы власти были вынуждены принять меры для облегчения тяжести налогов. Подушная подать в 1727–1732 годах трижды сокращалась на одну треть, но в действительности сокращение было больше, так как подать собиралась с большими недоимками. В 1728 году была ликвидирована соляная монополия и понижена цена соли. После смерти Петра, при императрице Екатерине I, у власти находилась группа ближайших соратников преобразователя, возглавляемая князем А. Д. Меншиковым. Но в условиях кризиса, уменьшения налогов и отсутствия средств им не оставалось ничего иного, как начать демонтаж петровских учреждений. Армия чиновников, призванная обеспечить «всеобщее благо», была распущена – просто потому, что не было денег для ее содержания. Ряд изданных в 1727 году указов возвращал областную администрацию к допетровским временам, суд и сбор налогов были снова поручены воеводам, а дьяки, как и прежде, должны были иметь пропитание «от дел». Коллегии сохранились, но их штаты были сокращены втрое; осуществлявший контрольные функции институт прокуроров был уничтожен. В целом расходы на чиновничество к 1734 году сократились в два раза (Павлов-Сильванский 1910: 385–391; Троицкий 1966: 110).
      Не было денег и на содержание флота. Расходы на флот в результате недоимок по сбору пошлин сократились на четверть.
      В 1727–1730 годах не было заложено ни одного линейного корабля.
      Между тем корабли, построенные Петром из сырого леса, вышли из строя – попросту сгнили. В 1731 году из 36 линейных кораблей в море могли выйти только 13, и лишь 8 из них были полностью боеспособны (Петрухинцев 2001: 214, 328–329). Шведский посланник доносил в Стокгольм: «Русский галерный флот сравнительно с прежним сильно уменьшился; корабельный же приходит в прямое разорение» (цит. по: Бескровный 1958: 108).
      Сократились и расходы на армию. В результате нехватки средств военные не получали установленного содержания. В январе 1727 года польский посол писал, что флот девять месяцев не получает ни гроша, а гвардия – около двух лет (Костомаров 1994а: 520–521). В 1727 году было разрешено две трети солдат и офицеров из дворян уволить в продолжительные (год и более) отпуска без сохранения оплаты; на службе рекомендовалось оставить лишь тех, у кого не было поместий и кто жил жалованьем. Была создана Военная комиссия для рассмотрения вопроса о сокращении штатной численности армии с целью уменьшения подушной подати (Соловьев 1993б: 575; Троицкий 1966: 41; Петрухинцев 2001: 142).
      Таким образом, ближайшие соратники Петра стали проводить политику, противоположную идеям почившего императора. «Оказывается, главные деятели петровского времени не сочувствовали этим идеям», – с удивлением писал Н. П. Павлов-Сильванский (1910: 401). Соратники Петра убедились в невозможности сохранить результаты реформ и, чтобы спасти положение, фактически перешли на позиции традиционалистской реакции. Князь Меншиков, предав своих друзей, попытался заключить союз с партией старых бояр. Но запоздалые уступки не могли удовлетворить традиционалистов, и в конечном счете виднейшие соратники Петра оказались в ссылке.
      После смерти Екатерины I, при юном императоре Петре II, к власти пришла партия старомосковского боярства во главе с князьями Долгорукими и Голицыными. Это была оппозиция, которая в свое время поддерживала царевича Алексея, но была вынуждена смириться из-за страха перед застенками Преображенского приказа. Первым делом новая власть уничтожила символ петровского террора – Преображенский приказ. Другим символом петровской политики был Петербург. «Петербург, – говорил князь Д. М. Голицын, – это часть тела, зараженная антоновым огнем; если ее впору не отнять, то пропадет все тело» (Костомаров 1994б: 551). В феврале 1728 года двор и государственные учреждения переехали из Петербурга в Москву. Жизнь Петербурга замерла, началось бегство из города дворян, купцов и мастеровых. Все строительные работы были остановлены, сотни недостроенных домов постепенно превращались в руины (Сомина 1959: 23). Но народ радовался решению Петра II. «Русские старого времени находили в нем государя по душе оттого, что он, выехав из Петербурга, перевел их в Москву, – свидетельствует К. Манштейн. – Вся Россия до сих пор считает его царствование самым счастливым временем из последних ста лет. Государство находилось в мире со своими соседями; служить в войсках никого не принуждали... вся нация была довольна; радость отражалась на всех лицах... Только армия и флот приходили в упадок...» (Манштейн 1998: 26). «Теперь больше не подрываются финансы этого государства ненужными постройками гаваней и домов, – писал прусский посол А. Мардефельд, – плохо усвоенными мануфактурами и заводами, слишком обширными и неудобоисполнимыми затеями или пиршествами и пышностью...» (Мардефельд 2000: 293).
      Итак, через три года после смерти Петра Великого ко всеобщей радости налоги были уменьшены, Петербург был оставлен, флот сгнил, петровская администрация была распущена, армейские офицеры вернулись в свои деревни, а ближайшие соратники преобразователя оказались в ссылке. Модернизация Петра Великого в конечном счете вызвала волну традиционалистской реакции, которая свела на нет многие результаты реформ.
      * * *
      Что же осталось в итоге? Конечно, осталось то, без чего государство не могло существовать: петровская армия с ее линейной тактикой и новым дворянским офицерским корпусом – заимствования первой очереди. Полковые пушки и фузеи теперь в достаточных количествах производили на тульских и уральских заводах, и армия была обеспечена отечественным оружием. Из заимствований второй очереди уцелели лишь обломки петровской административной системы в виде коллегий и губерний. И, как это ни странно, сохранилось много третьеочередных заимствований: европейская одежда у дворян, черты европейского быта, европейская архитектура поместий. По-видимому, это было вызвано тем, что едва ли не основной упор в реформах Петра делался на преобразованиях именно в сфере внешней культуры и быта. Политика культурного онемечивания дворянства в конечном счете привела к глубокому расколу русской нации, к тому, что крестьяне считали своих господ то ли немцами, то ли французами. Это новое общество, состоящее из«двух наций», было результатом социального синтеза и модернизации по европейскому образцу.
      Литература
      Алексеева, Е. В.2007. Диффузия европейских инноваций в России (XVIII – начало ХХ в.). М.: Наука.
      Анисимов, Е. В.
      1973. Материалы комиссии Д. М. Голицына о подати (1727–1730 гг.). Исторические записки 91: 338–352.
      1989. Время петровских реформ. Л.: Лениздат.
      1994. Россия без Петра: 1725–1740. СПб.: Лениздат.
      1997. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого в первой четверти XVIII века. СПб.: Дмитрий Буланин.
      Белов, М. И. 1966. Россия и Голландия в последней четверти XVII в. В: Бескровный, Л. Г. (ред.), Международные связи России в XVII–XVIII вв. М.: Наука, с. 58–83.
      Бескровный, Л. Г.1958. Русская армия и флот в XVIII веке. М.: Воениздат.
      Богословский, М. М.
      1902. Областная реформа Петра Великого. Провинция 1719–27 г. М.: Имп. Общество истории и древностей российских при Моск. ун-те.
      1946. Петр I. Материалы для биографии. Т. II. М.: Госполитиздат.
      Булыгин, И. А.1977. Монастырские крестьяне России в первой четверти XVIII века. М.: Наука.
      Водарский, Я. Е. 1993. Петр I. Вопросы истории 6: 59–79.
      Гуннар, А.1999. Карл XII и его армия. В: Возгрин, В. Е. (ред.), Царь Петр и король Карл. М.: Текст, с. 156 – 175.
      Даймонд, Д. 2009. Ружья, микробы и сталь: История человеческих сообществ. М.: АСТ.
      Заозерская, Е. И.1958. Бегство и отход крестьян в первой половине XVIII века. В: Бескровный, Л. Г. (ред.), О первоначальном накоплении в России. М.: Изд-во АН СССР, с. 144–188.
      Захаров, В. Н.1996. Западноевропейские купцы в России. Эпоха Петра I. М.: РОССПЭН.
      Каменский, А. Б.1999. От Петра I до Павла I. Реформы в России XVIII века. М.: РГГУ.
      Карамзин, Н. М. 1991. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М.: Наука.
      Ключевский, В. О.1937. Курс русской истории. Т. IV. М.: Гос. соц.-эк. изд-во.
      Князьков, С.1990. Очерки из истории Петра Великого и его времени. М.: Культура.
      Копелевич, Ю. Х.1974. Возникновение научных академий. Середина XVII – середина XVIII в. М.: Наука.
      Костомаров, Н. И.
      1994а. Екатерина Алексеевна, первая русская императрица. В: Костомаров, Н. И., Раскол. М.: Смядынь, с. 469–529.
      1994б. Самодержавный отрок. В: Костомаров, Н. И. Раскол. М.: Смядынь, с. 529–604.
      Леонов, О. Г., Ульянов, И. Э.1995. Регулярная пехота: 1698–1801. М.: АСТ.
      Луппов, С. П.1957. История строительства Петербурга в первой четверти XVIII века. М.; Л.: Изд-во АН СССР.
      Манштейн, К. Г.1998. Записки о России. Ростов н/Д.: Феникс.
      Мардефельд, А.2000. Записка о важнейших персонах при дворе русском (1747). В: Лиштенан, Ф.-Д. (сост.), Россия входит в Европу. М.: ОГИ, с. 269–286.
      Масси, Р. К.1996. Петр Великий: в 3 т. Т. I, III. Смоленск: Русич.
      Медушевский, А. Н.1993. Утверждение абсолютизма в России. М.: Текст.
      Милюков, П. Н.1905. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформы Петра Великого. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича.
      Нефедов, С. А.
      2004. Первые шаги на пути модернизации России: реформы середины XVII века. Вопросы истории 4: 22–52.
      2005. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Екатеринбург: УГГУ.
      Павлов-Сильванский, Н. П. 1897. Проекты реформ в записках современников Петра Великого. СПб.: Тип. В. Киршбаума. 1910. Соч.: в 3 т. Т. II. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича.
      Петрухинцев, Н. Н.2001. Царствование Анны Иоанновны: формирование внутриполитического курса и судьбы армии и флота. 1730–1735 гг. СПб.: Алетейя.
      Покровский, С. А.1947. Внешняя торговля и внешняя торговая политика России. М.: Международная книга.
      Полиевктов, М. А.1996. Выход к морю. В: Куркчи, А. И. (сост.), Мир Льва Гумилева. Каспийский транзит: в2 т. Т. 2. М.: Ди-Дик, c. 522–548.
      Полное собрание русских летописей. 2000. Т. 12. М.: Языки русской культуры.
      Пузыревский, А. К.1889. Развитие постоянных регулярных армий и состояние военного искусства в век Людовика XIV и Петра Великого. СПб.: Тип. В. С. Балашева.
      Раев, М. 2000. Регулярное полицейское государство и понятие модернизма в Европе XVII–XVIII веков: Попытки сравнительного подхода к проблеме. В: Дэвид-Фокс, М. (ред.), Американская русистика: вехи историографии последних лет. Императорский период. Самара: Самарский ун-т, с. 48–79.
      Рейснер, М. А.1902. Общественное благо и абсолютное государство. Вестник права XXXII (9–10): 1–128.
      Семенова, М.2009. Голландские мотивы.
      Соловьев, С. М.
      1991. Соч.: в 18 кн. Кн. VII. М.: Мысль.
      1993a. Соч.: в 18 кн. Кн. VIII. М.: Мысль.
      1993б. Соч.: в 18 кн. Кн. IX. М.: Мысль.
      1993в. Соч.: в 18 кн. Кн. X. М.: Мысль.
      Сомина, Р. А.1959. Невский проспект. Исторический очерк. Л.: Лениздат.
      Струмилин, С. Г.1954. История черной металлургии в СССР. Т. I. М.: Изд-во АН СССР.
      Троицкий, С. Н.1966. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII веке. М.: Наука.
      Хмыров, М. Д. 1865. Артиллерия и артиллеристы на Руси в единодержавие Петра Первого(1696–1725). Артиллерийский журнал 10: 586–628.
      Щербатов, М.1983. О повреждении нравов в России. М.: Наука.
      Энглунд, П.1995. Полтава. Рассказ о гибели одной армии. М.: Новое литературное обозрение.
      Fryxell, A.1861. Lebensgeschichte Karl’s des Zwölften, Königs von Schweden. Braunschweig: F. Vieweg und Sohn.
      Graebner, F.1911. Methode der Ethnologie. Heidelberg: C. Winter.
      Roberts, M.1967. Essays in Swedish History. Minneapolis: University of Minnesota Press.
    • Эрзац-наука
      Автор: Saygo
      Комисcия РАН ведет борьбу с лженаукой, и это правильное и нужное дело. Однако лженаука (в лице того же А. Т. Фоменко), возможно, не так и страшна в сравнении с эрзац-наукой, потому что нужно быть совершенно необразованным человеком, чтобы поверить в откровенные бредни, а вот абсурд и нелепость гипотез и теорий фолк-историков, вроде того же А. А. Тюняева или В. А. Чудинова, очевидны подчас лишь специалистам в той или иной области, но не журналистам и массовому читателю.
      Еще опаснее в смысле воздействия на общество та эрзац-наука, что старательно камуфлируется под нормальные научные работы. Отличие может быть лишь в том, что работы эти выполнены на чрезвычайно низком научном уровне. Проблема здесь не в форме, а в содержании. Если работы фолк-историков вроде Чудинова даже по форме не соответствуют научным требованиям, то в области эрзац-науки защищаются реальные диссертации, причем соискатели претендуют не только на степень кандидата, но и на степень доктора исторических наук. Возможно, скоро мы увидим и новых эрзац-академиков, если дело так пойдет и дальше.
      Согласитесь, когда речь идет об ученых-историках со степенями кандидата и доктора исторических наук, занимающих должности в научных учреждениях, входящих (и такое случается) в состав редакций научных журналов, то не всякий уже осмелится говорить о чистой лженауке…
      Здесь речь пойдет о современной медиевистике, но уверен, что похожая ситуация может быть и в других областях науки. Целевая аудитория современной эрзац-науки — люди образованные, но работающие в других областях, не разбирающиеся в проблеме, а также довольно подкованные и знающие историографию любители. Эти историки-дилетанты знакомы с литературой по обсуждаемому вопросу, готовы вступать в споры на интернет-форумах и с жаром отстаивать ту позицию, что запала им в душу. Однако сложные исторические вопросы они склонны решать на уровне бытовой логики, пользуясь «здравым рассудком», заменяя им научный метод. Вот на них-то и оказывает свое разрушительное действие эрзац-наука.
      Внешне работы эрзац-историков полностью соответствуют требованиям, предъявляемым к научной работе. Тут и ссылки на работы других ученых, и приложен список литературы по вопросу, и изложение и стиль работы полностью имитируют серьезную научную работу, выдержаны требования научного издания к оформлению публикуемых статей.
      Грань, отделяющая эти работы от работ профессиональных историков, размыта и видна далеко не всякому. На данный момент к области эрзац-науки относят работы историков-антинорманистов (А. Г. Кузьмина, В. В. Фомина, В. И. Меркулова, С. В. Цветкова, А. Л. Никитина, А. Пауля, Л. П. Грот и др.), реанимирующих гипотезы, отвергнутые еще в XIX веке.
      Нельзя сказать, чтобы профессиональные историки и археологи не чувствовали надвигающуюся опасность. В разное время за весьма длительный период были опубликованы отдельные статьи, направленные против эрзац-историков: Новосельцев А. П. «Мир истории» или миф истории? (1993); Коновалова И. Г. Второе пришествие варягов (2003); Михеев С. М. Рецензия на Сборник Русского исторического общества, № 8 (156). Антинорманизм (2004); Котляр Н. Ф. В тоске по утраченному времени (2007); Мурашева В. В. «Путь из ободрит в греки…» (археологический комментарий по «варяжскому вопросу») (2009); Мельникова А. Е. Ренессанс средневековья? Размышления о мифотворчестве в современной исторической науке (2009); Комар А. В. «Тайны Русского каганата» и другие проблемы научной графомании (заметки по поводу работ Е. С. Галкиной) (2010); Мусин А. Е. «Столетняя война» российской археологии (2017). Но это, как правило, были работы, посвященные конкретной проблеме и гипотезе, выдвинутой конкретным эрзац-историком, а не обобщающие обзоры. Эти статьи, действительно, в основном содержат эмоциональное возмущение низким научным уровнем работ оппонентов, а также перечисление нарушений основных принципов научной работы в статьях и книгах эрзац-ученых.
      И вот пример реакции на эти критические статьи от историка-антинорманиста: «Когда с капитальными пятисотстраничными работами С. А. Гедеонова, А. Г. Кузьмина и самого В. В. Фомина, чрезвычайно насыщенными фактами, аргументами, вопросами, и действительно привлекающими огромное количество источников, зачастую ускользающих от внимания норманнистов, „расправляются“ одной-двумя фразами, оставляя поставленные ими вопросы совершенно без ответа, подобная „критика“ нисколько не убеждает» (Романчук, 2013).
      Кстати, сам А. А. Романчук — историк, интересующийся в основном спорными гипотезами, лежащими в стороне от мейнстрима исторической науки. В его пользу говорит лишь то, что он отказался от хамского языка антинорманистов, свойственного В. В. Фомину, и критикует работы, выполненные на очень низком научном уровне (например, работы Л. П. Грот) (Романчук, 2015). Правда, критикуя статьи Л. П. Грот за их «нулевой научный уровень», А. А. Романчук высоко оценивает работы В. И. Меркулова, на деле полные передергиваний, ссылок на отсутствующие документы и т. д.
      Романчук, говоря о работах Л. П. Грот, использует мягкий термин «неакадемичность». А. Е. Мусин для подобных работ использует термин «провинциализм». Оба термина являются в какой-то мере синонимами используемого мной, на мой взгляд, более емкого термина — «эрзац-наука». Отсюда становится ясно, насколько важно текущее накопление «исследований» эрзац-ученых, изобилующих ссылками друг на друга, которое позволяет им ставить вопрос об изменении отношения к этим работам.
      Идет медленное, но уверенное накопление научных работ низкого уровня, публикуемых, как правило, либо в краевых научных журналах, где требования ниже, либо в непрофильных научных изданиях или изданиях, в редакциях которых присутствуют эрзац-ученые. Идет накопление числа диссертаций, подготовленных на эрзац-научном уровне. И такой проект Диссернета, как выявление плагиата, здесь мало чем может помочь, потому что в работах эрзац-историков, как правило, нет плагиата и нет заведомо лженаучных теорий и гипотез. И со временем, боюсь, эта историческая эрзац-наука достигнет критического уровня, вытесняя из общественного поля зрения нормальную науку, изолируя и делая ее изгоем в обществе.
      В Интернете этот процесс уже достиг своего пика. На написание настоящей статьи меня подвиг внушительный перечень научных работ всё той же Лидии Павловны Грот, «шведского ученого», канд. ист. наук, на который я случайно наткнулся в Интернете. Той самой Л. П. Грот, историка-антинорманиста, работы которой, даже по оценке сочувствующего ей антинорманиста А. А. Романчука, находятся на «нулевом научном уровне».
      Чем прославилась Л. П. Грот? Попытками доказать, что Хельги — имя, появившееся в Скандинавии в поздний период, только после христианизации. Нужно это для того, чтобы «доказать», что один из первых русских князей, Олег Вещий, не скандинав. При этом она основывается только на одном из значений имени — «священный». Игнорируя ранние упоминания этого имени, например в эпосе «Беовульф», и указание в словаре скандинавских имен Л. Петерсон на древнее языческое значение этого имени «посвященный богам» (Губарев, 2015).
      Именно Л. П. Грот на печально известном сайте «Переформат» утверждает, что «Как известно, войне традиционной сопутствует война информационная, в русле которой используются особые информационные технологии для обработки общественного мнения, как в собственной стране, так и за ее пределами… Русская история должна быть освобождена от политического мифа норманизма. Если в России и нужно создавать политические мифы, то они должны питать национальные интересы страны, а не быть им чуждыми. Но для меня, как историка, важнее показать, что норманизм имеет ненаучную гносеологию, и именно поэтому ему не место в исторической науке» (Грот, 2013).
      Некоторые наивные люди думают, что антинорманисты занимаются наукой; а они, оказывается, по их собственному признанию, воспринимают объективную историческую науку как борьбу со своими воззрениями и сами ведут информационную войну. Непонятно только, какое всё это имеет отношение к исторической науке. И вот в результате — внушительный перечень научных публикаций данного бойца информационной войны, перечень, который, несомненно, будет расти и далее. Приведу его здесь.
      Грот Л. П. 2006/2007. Имена древнерусских князей: к проблеме сакрального и династийного принципов именословов // Древняя столица: история и современность. Владимирские чтения. 1-е и 2-е изд. Владимир. Грот Л. П. 2007а. Как Рюрик стал великим русским князем? Теоретические аспекты генезиса древнерусского института княжеской власти // История и историки. М., 2006. Грот Л. П. 2007б. Начальный период российской истории и западноевропейские утопии // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: материалы науч. конф. 2006–2007 годов. Великий Новгород. Грот Л. П. 2008а. Варяжский вопрос и рудбекианизм в современном норманизме // Историческая наука и российское образование (актуальные проблемы). Ч. 1. Москва. Грот Л. П. 2008б. Гносеологические корни норманизма // Вопросы истории. № Грот Л. П. 2009а. Алгебра родства и практика призвания правителя «со стороны» // Алгебра родства. Вып. 12. Грот Л. П. 2009б. Генезис древнерусского института княжеской власти, западноевропейские утопии эпохи Просвещения и их предтечи // Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света / Тр. Гос. Эрмитажа. Т. XLIX. СПб. Грот Л. П. 2009в. Рюрик и традиции наследования власти в догосударственных обществах // Российская государственность в лицах и судьбах ее созидателей: IX–XXI вв.: материалы Междунар. науч. конф., 31 октября — 1 ноября 2008 года. Липецк. Грот Л. П. 2010а. Утопические истоки норманизма: мифы о гипербореях и рудбекианизм // ИНРИ. Вып. 1. Естественно, после этого внушительного перечня у любого фрика, дилетанта и фолк-историка в обсуждениях на исторических сайтах появляется возможность сказать: «Как вы можете игнорировать труды историка, в ряде научных работ доказавшего гипотезу, что варяги — это балтийские славяне?»
      К сожалению, именно так сейчас формируется в обществе отношение к профессиональной науке. Можно было бы привести столь же внушительный перечень защищенных диссертаций как для получения степени кандидата, так и для получения степени доктора исторических наук. И не случаен возмущенный выпад А. А. Романчука по поводу игнорирования «пятисотстраничных трудов» тех же эрзац-историков, которые пишутся на основе таких «научных работ нулевого уровня».
      Вот что говорит по этому поводу А. Е. Мусин. По его мнению, это явление «обусловлено личными амбициями, связанными с расчетом сделать себе карьеру в академической или университетской среде за счет критики классического исторического нарратива. Очевидна связь подобных взглядов с отсутствием у конкретного исследователя склонностей и способностей к серьезной источниковедческой работе, что не позволяет ему сформировать эффективные навыки критического анализа. Всё это заставляет охарактеризовать спорадическую актуализацию таких представлений как острую провинциализацию российской науки, где под провинциализмом понимается, прежде всего, ограниченность круга чтения и набора инструментов критического мышления, а также безоговорочная самодостаточность выводов, не требующая независимой проверки» (Мусин, 2017).
      Единственный выход видится в повышении уровня требований к диссертантам и к публикации научных работ в краевых учреждениях и критическом рецензировании работ эрзац-историков, выявляющем их реальную научную ценность, точнее, отсутствие таковой. Возможно, здесь помогут такие меры, как особый проект Диссернета, направленный на выявление российских научных журналов, «имеющих признаки некорректной редакционной политики». А также изменения в процедуре и практике присуждения научных степеней. Возможно, профессиональным историкам стоило бы, пока не поздно, обратить внимание на сложившуюся ситуацию.
      Сложность ситуации заключается в том, что тратить время и силы на опровержение всех этих «гипотез» эрзац-ученых почти никто из историков-профессионалов не будет. А это дает возможность сказать, что с таким количеством научных работ, посвященных маргинальным гипотезам, нельзя «расправиться одной-двумя фразами»! И в глазах общества, не разбирающегося в тонкостях научной дискуссии, этот аргумент и далее будет иметь неопровержимую силу. Так профессиональная историческая наука становится изгоем в обществе, питающемся работами эрзац-ученых, ссылающихся друг на друга и развивающих идеи фолк-историков, откровенных фриков и лжеученых.
      Олег Губарев, "Троицкий вариант - наука".
    • Долгов В. В. Александр Невский в зеркале альтернативной истории
      Автор: Saygo
      Долгов В. В. Александр Невский в зеркале альтернативной истории // Вопросы истории. - 2016. - № 11. - С. 89-97.
      Личность Александра Невского в последнее время вызывает споры — не всегда серьезные, но всегда шумные. С одной стороны, идет сложная дискуссия о пределах научного познания, о принципиальной возможности посредством исторического нарратива подойти к пониманию исторической реальности и о том, что это вообще такое — историческая реальность? С другой, — широта обсуждения подчас вредит глубине и приводит к забавным казусам.
      Примером такой двойственности является статья кандидата философских наук А. Н. Нестеренко, которая, фактически, целиком посвящена разбору статьи автора этих строк1. Для начала хочу отметить, что столь подробный анализ моей работы мне весьма польстил. Лучше критика, чем отсутствие внимания. Но критика взывает к дискуссии. Поэтому я позволю себе несколько ответных замечаний. Они видятся мне необходимыми еще и потому, что с методологической точки зрения статья Нестеренко — явление весьма типичное, и может быть рассмотрено как пример массового исторического сознания, в котором научные гипотезы и вольные догадки складываются в причудливых сочетаниях, порождая явление «альтернативной» истории.
      Работу Нестеренко можно было бы рассматривать как вариант популярной сегодня «деконструкции нарратива». В этом направлении ведется большая работа, и достигнуты интересные результаты (И. Н. Данилевский, Т. Л. Вилкул). Не менее интересный материал для размышлений дают работы критиков этого направления (П. В. Лукин). Но это сходство поверхностное.
      Прежде всего, обратимся к образу жены Ярослава Всеволодовича, ставшей матерью Александра Невского. Как было отмечено в обсуждаемой статье, эта личность остается спорной. Причина кроется в том, что имеющийся материал не может быть непротиворечиво объединен в рамках одной гипотезы. Именно поэтому гипотезы остаются гипотезами. Так, неясным остается возвращение предполагаемой жены Ярослава, дочери Мстислава Удатного к отцу после Липицкой битвы.
      Мое предположение о том, что брак не был к тому времени заключен, базируется вовсе не на том, что князь с княгиней жили «во грехе» (такую идею приписал мне Нестеренко), а на двух простых основаниях:
      а) заключение брака в древнерусские времена — многоступенчатая операция. Особенно, в княжеской среде. Невесту сначала посылали во владения жениха, а уж потом играли свадьбу. Так, в 1187 г. послы явились за дочерью суздальского князя Всеволода Верхуславой на Пасху, которая тогда приходилась на март, а венчание состоялось осенью или даже в конце зимы — на Ефросиньин день2 во владениях жениха. Другой пример: между обручением и браком московского княжича Ивана Васильевича и тверской княжны Марии Борисовны и вовсе прошло три года. Поэтому ничего выходящего за пределы вероятности в такой растянутой процедуре нет.
      б) церковные правила в любом из тех вариантов, которые бытовали на Руси в то время3, не допускали развода без серьезных на то оснований, среди которых не значились ни отсутствие любви, ни болезни, ни бездетность, ни превратности политической конъюнктуры.
      Вместе с тем, повторю — любая версия этих событий остается гипотетичной, поскольку информации мало, и она носит противоречивый характер. Упоминаемый Нестеренко «Летописец Переславля Суздальского», ставший основным источником «Летописца русских царей» (сборник XV в.), вряд ли может помочь в деле датировки свадьбы Ярослава. Статья, помеченная 6722 г.4, в которой говорится о свадьбе, имеет сложный состав: автор летописного текста соединил известия, датированные по мартовскому и ультрамартовскому стилю в рамках одной статьи (то есть в ней содержится рассказ о событиях и 1213/4, и 1214/5 годов)5. Кроме того, текст погодной статьи содержит упоминание о том, что год бы високосный. Это указывает на 6720 или 6724 гг., что еще шире раздвигает границы возможной датировки событий, описанных в этой статье. Если, как считает Б. М. Клосс, имелся в виду 6724 г.6, то при ультрамартовской датировке получается 1215 г., а при мартовский — 12167. Поэтому использовать эту статью, содержащую несколько несовместимых противоречивых хронологических признаков (титульная дата, набор событий, указание на високосный год), для датировки невозможно. Ее и не используют. Делать вывод о дате брака все-таки приходится косвенно. Многое остается неясно, но не для Нестеренко.
      Во-первых, встретив в текстах разных эпох и жанров три варианта имени жены Ярослава, он смело приходит к выводу, что у князя было три жены. Автор не принимает во внимание то обстоятельство, что в XIII в. у представителя княжеского рода могло быть три имени: княжеское (языческое), крестильное и иноческое (Ефросинья — именно иноческое имя, нареченное перед смертью, о чем ясно сказано в Новгородской первой летописи8).
      Нестеренко же, не обращая внимания на летописный текст, считает, что раз имен было три, значит и жены должно было быть три. Кроме того, он уверен, что Ярослав детей не любил9. Это, якобы, видно из того, что он послал их княжить в Новгород, который почему-то представляется каким-то ужасным местом. Но, во-первых, остается неясным, что же в нем такого ужасного? Во-вторых, нужно принять во внимание, что подобным образом поступали многие русские князья, начиная со Святослава Игоревича.
      Весьма характерной деталью подхода Нестеренко является элемент конспирологии, являющейся обязательным звеном большинства «альтернативных» концепций. Он пишет: «Остается загадкой, почему советские и вслед за ними российские историки с таким упорством отстаивают умозрительную гипотезу и т.д.» На самом деле, тайны нет никакой. Простота эта кажущаяся и рассыпается как карточный домик при добросовестном взгляде. Так, например, довод о недопустимости близкородственного брака Андрея Ярославича и дочери Даниила Романовича Галицкого не выглядит основательным, если ориентироваться не на современные церковные реалии и не на цитату в моей статье, а на древнерусские тексты. Между тем, древнерусские Кормчие, в которых нормировались разрешенные степени брака, оперируют терминами родства только по мужской линии: «Тако есть право уне поимания: брата два — то две колене»10, что при буквальном их прочтении открывает большие возможности для обхода, ведь Андрей и дочь Даниила принадлежали к разным родам, и связаны только через сестер (Анну и Феодосию).
      Впрочем, как было уже сказано, нарушения церковных правил случались и в случае родства по мужской линии11. Поэтому историк, живущий в XXI в., не может однозначно сказать, что разрешила или запретила бы церковь в веке XIII. Теоретически, церковь должна была запретить браки двух дочерей Рюрика Ростиславича, вышедших замуж за своих троюродных братьев, а на деле ничего подобного не произошло. Церковь в лице митрополита Никифора II почитала эти браки законными12. Именно понимание деталей не дает историкам раз и навсегда снять вопрос о матери Александра Невского, а не какие-то особые симпатии к дочери Мстислава Удатного или к нему самому.
      Теперь перейдем к Невской битве. Нестеренко придерживается версии, что раз в источниках других земель и стран эта битва не упомянута или упомянута вскользь, значит, ее и не было (или она была не такая, или не там, или не с теми и т.д.). В качестве аргумента он приводит статью из Лаврентьевской летописи, в которой рассказа о Невской битве нет.
      Но Лаврентьевская летопись отражает владимирское летописание. Что удивительного в том, что события, произошедшие в новгородской земле, изложены в новгородской летописи существенно полнее? Если бы автор дал себе труд прочитать эти летописи целиком, а не только те фрагменты, о которых решил высказать свое мнение, он бы смог убедиться в очевидной вещи: владимирская летопись рассказывает подробней о владимирских событиях, а новгородская — о новгородских.
      Нестеренко объявляет сообщения Новгородской первой летописи литературным вымыслом на основании того, что текст сообщений с 1234 г. по 1330 написан почерком XIV века. Не ясно, однако, почему он решил, что летописный текст датируется почерком списка? Базируясь на этом утверждении, он надстраивает «второй этаж» своей теории, утверждая, что житие святого не может быть написано до того, как он был официально признан святым13.
      На самом деле, все обстоит ровно наоборот. Составление жития — необходимый этап подготовки к официальной канонизации. Официальная канонизация — это фиксация уже сложившегося почитания святого. Все известные жития русских святых князей, о времени создания которых мы можем судить (Михаила Черниговского, Михаила Тверского и пр.), были составлены до их канонизации.
      Дыры в своей концепции Нестеренко затыкает тем, что приписывает абсолютно всем авторам, чьи тексты не вписываются в его концепцию, патологическую и алогичную лживость.
      Во-первых, лжет новгородский летописец, сочиняя в XIV в. погодную статью под 1240 годом. Причем, лжет совершенно абсурдно, ведь по утверждению самого Нестеренко, в XIV в. «культ» Невской битвы еще не сложился. Во-вторых, лжет автор жития, называя себя современником событий. В-третьих, лгут историки. И даже Татищев, которому Нестеренко в отдельных вопросах полностью доверяет, тоже лжет, ведь его версия событий Невской битвы ничем от обычной не отличается. Таким образом, все врут или заблуждаются. В этой связи позицию некоторых авторов можно обозначить так: «Если я о чем-то не знаю, то этого не существует». В эту ловушку попадает и Нестеренко.
      Весьма забавно, например, его утверждение, что тексты об Александре начинают появляться только в XIX веке. Та же история и с реконструкцией черепа Ярла Биргера. При изучении черепа ярла был обнаружен след от раны над правой глазницей. Этот, в общем-то, довольно известный факт, Нестеренко отвергает именно на том основании, что ему о нем не известно. По его мнению, я «почти дословно заимствовал» информацию о поврежденной глазнице из Википедии. Правда, для опровержения моего утверждения Нестеренко сам пользуется, как это ни забавно, тем же источником. В шведской статье о Биргере он не находит ничего о ране на черепе, из чего заключает, что раны не было.
      Нужно ли говорить, что само по себе отсутствие упоминаний в Википедии — явно недостаточно для того, чтобы что-то утверждать или опровергать. Если бы автор материала был обычным любителем, то удивляться было бы нечему. Но простительна ли такая небрежность кандидату наук (пусть и философских?)
      Материалы исследования черепа выложены на сайте Стокгольмского Музея средневековья (Medeltidsmuseum). На базе этого музея антропологом Оскаром Нильссоном была проведена научная реконструкция внешности ярла. Музей посвятил реконструкции лица ярла отдельную статью14, в которой любой может прочитать: «Till kraniet har vävnad och muskier lagts pe tills ansiktet framträtt. I det här fallet med grop i hakan, ett skadat ögonbryn och marken efter ett svärdshugg» (Ткань и мускулы прилагались к черепу до тех пор, пока не проявилось лицо. В данном случае — с ямкой в подбородке, поврежденной бровью и следами пореза, нанесенного мечом).
      Одна из самых старых и популярных шведских газет «Svenska Dagbladet» 7 апреля 2010 г. опубликовала большую статью о том самом антропологе и скульпторе Оскаре Нильссоне, создавшем широко известную реконструкцию внешности ярла. Нильссон, изучивший каждый миллиметр останков, так описывает процесс восстановления лица: «Kraniet skvallrar от en skada ovanför ögat, förmodligen ett svärdshugg i ett fältslag»15 (Череп свидетельствует о повреждении над глазом, предположительно о ранении мечом в сражении).
      Следуем далее. Ледовое побоище. «Миф» первый — Ливонский орден. По мнению Нестеренко, его не существовало. Поскольку утверждение это никак не обосновано, то ответить можно просто: нет, орден существовал. Он образовался путем вхождения Ордена меченосцев в Тевтонский орден на правах отдельного ландмейстерства, пользовавшегося автономией. Именно это образование и принято именовать «Ливонским орденом», причем, не только в отечественной историографии16.
      Нестеренко ссылается на «Хронику Пруссии» Петра из Дусбурга. Вообще, согласно методологическим принципам самого Нестеренко, на эту хронику ему ссылаться никак нельзя, ведь древнейший ее список относится к XVI веку. Но, в данном случае, это его почему-то не смущает. Самое главное, в ней о Ледовом побоище нет ни слова. Следовательно «Ливонская рифмованная хроника» и Новгородская первая летопись содержат недостоверную информацию.




      Сведений о Ледовом побоище много где нет: не упоминают о нем французские анналы, ничего не писали индейцы майя, молчат и китайские хронисты. И что это значит? На каком основании подозревать в подлоге автора Ливонской рифмованной хроники, описавшего малоприятное для него событие — поражение рыцарей? Каким образом немецкий хронист и русский летописец смогли одинаково, хотя и с противоположных позиций, описать событие, которого не было? В конце концов, почему о событиях, произошедших в Ливонии, должна повествовать не «Ливонская хроника», а «Хроника Пруссии»?
      Все эти вопросы остаются без ответа. Тем более, что сам Нестеренко текста «Хроники Пруссии» очевидно не читал. Иначе, возможно, знал бы, что «Хроника Пруссии» очень бедна описанием событий в Ливонии17.
      Нет ссылок и в весьма красочном описании рыцарской атаки. Историки, в том числе и автор этих строк, реконструируют ход битвы на основании письменных источников. В Новгородской летописи читаем: «И наехаша на полкь Немци и Чудь и прошибося свиньею сквозе полкь, и бысть сеча ту велика Немцемь и Чуди18. В Рифмованной хронике находим:
      «Выстроившись перед войском короля,
      Видно было, что отряд братьев Строй стрелков прорвал.
      Был слышен звон мечей И видно, как раскалывались шлемы»19
      Источники однозначно свидетельствуют о прорыве фронта русских войск рыцарской конницей. Если при столкновении двух войск одно прорывает фронт другого, сделать это, не образуя атакующего клина, невозможно. Даже в тех случаях, когда до столкновения конница движется в линию. Все, казалось бы, ясно.
      Но, по мнению Нестеренко, рыцари использовали на поле боя чрезвычайно комбинаторную тактику. Они приближались к противнику клином, но, войдя в соприкосновение, мгновенно перестраивались, расформировывали клин, меняя построение, и бились уже в ином порядке. Неожиданно: рыцарской «конной (!) лавой» 20.
      Начнем с того, что «конная лава» — это уже вполне бессмысленное словосочетание. Лава только конная и бывает, если речь идет о военной сфере. «Лава» — специфический казачий термин, впоследствии вошедший в обиход всей русской легкой кавалерии.
      Это не форма построения, а тактика максимального рассредоточения, когда всадники скачут практически врассыпную. Главное достоинство лавы — мобильность, высокая маневренность и неожиданность действий. «Лава представляет собою не строй, а тактические действия кавалерии без определенных форм и построений... Всякое стремление придать лаве уставные формы и перестроения или связать ее теми или другими строями, дистанциями и интервалами, убивая самостоятельность составляющих ее звеньев, уничтожает самый смысл лавы, где все должно зависеть от обстановки. Действие лавой только тогда будет успешно, когда оно будет непонятно и неожиданно для противника»21.
      Поэтому лаву использовали для решения тактических задач легкой кавалерии: разведки, контрразведки, прикрытия маневра, смешения построений противника перед атакой, завлекания в ложном направлении, флангового обхода частей противника, неожиданного захода в тыл и «тревоженья» неприятеля на отдыхе22.
      Для тяжелой рыцарской кавалерии такой образ действий был несвойственен. Рыцари действовали организованным строем, даже в случае неожиданной атаки. Типичная фраза европейской хроники: «The French attacked them thus unawares, with banners displayed, and lances in their rests, in regular order, crying out “Clermont, Clermont, for the dauphine Auvergne”»23 (французы атаковали их неожиданно, с развернутыми знаменами, копьями наперевес,, в правильном порядке, крича «Клермон, Клермон, за дофина Овернского»).
      И русская летопись, и ливонская хроника говорят о построении. С какой стати предполагать, что именно в 1242 г. орденская конница изменила обычной рыцарской тактике и стала действовать в казачьем духе, тем более, что источники указывают совершенно обратное? Обычная логика тут бессильна, но действует логика альтернативная: раз источники свидетельствуют об одном, то этого быть никак не может, ведь в реальности все всегда обстоит не так, как на самом деле.
      Финальную часть статьи, посвященной ложным нарративам биографии Александра Невского, Нестеренко посвящает другому князю — Даниилу Романовичу Галицкому. И тоже, разумеется, находит целый ворох «ложных нарративов». Галицкий князь тоже «на самом-то деле, совсем не тот, что в реальности».
      Для чего нужны были Даниилу монголы? Оказывается для того, чтобы противостоять галицкому и волынскому боярству, которое имело «большой политический вес». Галицкое боярство действительно имело вес, и противостояние с князем было. Но при чем в этой истории монголы? Не известно не единого случая, чтобы они защищали князей от их собственных бояр. Это чистейшая фантазия. Монголам было глубоко безразлично, кто будет выплачивать дань.
      Кроме того, галицко-волынская летопись показывает, что Даниил до последнего момента избегал каких-либо договоренностей с завоевателями. О датировке его визита к Батыю можно спорить, но из самого текста понятно, что он явился к нему позже других русских князей. Какие есть основания не верить современнику событий? Летопись рассказывает о вооруженном сопротивлении татарам, которое Даниил Романович оказывал тогда, когда вся Русь уже попала в зависимость от Орды. Он держался вплоть до прихода сильного войска Бурундая. Причем, зная о результативном сопротивлении Даниила Куремсе, Бурундай не пытался военной силой подавить князя, а предлагает ему стать союзником в походе на Литву. Дипломатия Даниила позволила минимизировать отрицательные последствия нашествия. Но ни о каких выгодах от него не могло быть и речи.
      Особая тема: принятие Даниилом Галицким короны из рук Римского Папы. И в этом случае никаких мотивов, кроме узко-корыстных Нестеренко в коронации разглядеть не может. Для чего, по мнению Нестеренко, князю нужна была коронация? Папа Римский, равно как и монгольский хан, должны были помогать князю в усилении контроля над боярами. Весь мир, от Тихого океана до Атлантического, собрался привлечь князь для управления своими боярами. И как князья справлялись с этим раньше без помощи Святого Престола и потомков Чингисхана — остается только гадать.
      Между тем, ничего выдумывать нет никакой нужды. Относительно мотивов принятия королевской короны из рук Папы летопись свидетельствует вполне определенно: В лето 6763. Присла папа послы честны, носяще венець и скыпетрь и коруну, еже наречеться королевьскый санъ, рекый: “Сыну, приими от насъ венечь королевьства”. Древле бо того прислать к нему пискупа Береньского и Каменецького, река ему: “И приими венець королевьства”. Он же в то время не приялъ бе, река: “Рать татарьская не престаеть зле живущи с нами, то како могу прияти венець бес помощи твоей”. Опиза же приде венець нося, обещеваяся, яко: “Помощь имети ти от папы”».
      Допустим, летописец действительно мог приукрасить реальность, стремясь выставить своего князя в более пристойном свете. Но в таком случае нужны источники, позволяющие критически проверить летописный текст и опровергнуть утверждения галицкого летописца.
      Водой в статье Нестеренко стал пассаж о мощах Александра Невского. Мои рассуждения он счел «небезынтересными», что само по себе тоже небезынтересно, поскольку Нестеренко, как видно, ничего в них не понял.
      Прочитав в моей статье, что летописный фрагмент о чудесном спасении нетленных мощей является позднейшей вставкой, он начинает опровергать мое утверждение. Он пишет, что «в действительности» подобная вставка есть не только в Никоновской, но и Воскресенской летописи. При этом зачем-то перечисляются разнообразные списки обеих летописей.
      Но, во-первых, ссылка на Воскресенскую летопись есть и у меня. Во-вторых, тексты обеих летописей связаны между собой и восходят к одному протографу24. Поэтому никакого глубинного смысла в том, что текст этот содержится не только в Никоновской, но и в Воскресенской летописи, нет.
      Затем, в повествовании Нестеренко я вновь оказываюсь агентом некого заговора умолчания, и «умалчиваю», почему М. М. Герасимов не воссоздал внешность князя. Тут, признаюсь честно, я действительно умолчал, поскольку уверен, что, если мощи сгорели, то по имеющимся останкам внешность князя не восстановить25.
      В принципе, критическая мысль даже в примитивном варианте все-таки полезна. Поскольку в ее примитивизме, несомненно, есть вина самих историков, отказавшихся от популяризации своей науки, не имеющих вкуса и желания объяснять тонкости археографии и археологии неспециалистам. Работа в этом направлении ведется академиком А. А. Зализняком, но охват аудитории пока невелик. Пресловутые «исторические нарративы», касающиеся древнерусской истории, не настолько рыхлая конструкция, как кажется. Они складывались в бурных дискуссиях на протяжении двух столетий. В условиях относительно небольшого количества источников неодноратно было проанализировано каждое словосочетание древнерусских текстов, было разработано множество интерпретаций археологических памятников и пр.
      Были определены и пределы знания. Каждый русист знает, что огромное количество вопросов древнерусской истории никогда не будет разрешено, и вместо ответов у нас есть лишь набор более или менее аргументированных гипотез.
      Примечания
      1. НЕСТЕРЕНКО А. Н. Ложные нарративы биографии Александра Невского в отечественной историографии. — Вопросы истории. 2016, № 1, 103—114.
      2. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 2. М. 1998, стб. 658.
      3. Мерило праведное. М. 1961.
      4. ПСРЛ. Т. 41. М. 1995, с. 131-132.
      5. БЕРЕЖКОВ Н. Г. Хронология русского летописания. М. 1967, с. 96.
      6. КЛОСС Б. М. Предисловие. ПСРЛ. Т. 41. М. 1995, с. IX.
      7. БЕРЕЖКОВ Н. Г. Ук. соч., с. 349.
      8. ПСРЛ. Т. 3. М. 2000, с. 298.
      9. НЕСТЕРЕНКО А. Н. Ук. соч., с. 105.
      10. Расписание степеней родства и свойства, препятствующих браку. В кн.: Русская историческая библиотека. Т. 6. СПб. 1880, ч. 1, с. 143.
      11. ЛИТВИНА А. Ф., УСПЕНСКИЙ Ф. Б. Близкородственные браки Рюриковичей в XII в. как предмет вспомогательно-исторического исследования. В кн.: Вспомогательные исторические дисциплины в современном научном знании. Материалы XXV международной научной конференции. Москва 31 января — 2 февраля 2013 г. М. 2013(ч. 1, с. 96-102.
      12. Там же, с. 98.
      13. НЕСТЕРЕНКО А. Н. Ук. соч., с. 107.
      14. Birger jarls ansikte. URL: rnedeltidsmuseet.stockholm.se/utstallningar/Museet/birger-jarls-ansikte.
      15. Birger jarl vuхеr fram // Svenska Dagbladet.
      16. См., например, WILLIAM L. Urban The Livonian Crusade. Chicago: Lithuanian Research and Studies Center. 2004.
      17. ПЕТР ИЗ ДУСБУРГА. Хроника земли Прусской. М. 1997.
      18. Рифмованная хроника. В кн.: МАТУЗОВА В. И., НАЗАРОВА Е. Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII — 1270 г. Тексты, перевод, комментарии. М. 2002, с. 230.
      19. Там же, с. 234.
      20. НЕСТЕРЕНКО А. Н. Ук. соч., с. 110.
      21. Наставление для действий лавою. В кн.: Строевой кавалерийский устав. Пг. 1917, с. 259-260.
      22. Там же, с. 260—261.
      23. Chronicles of England, France, Spain, and the adjoining countries: from the latter part of the reign of Edward II to the coronation of Henri IV. New-York. [1857], p. 48.
      24. ЛУРЬЕ Я. С. История России в летописании и восприятии Нового Времени. В кн.: Россия Древняя и Россия Новая (избранное). СПб. 1997, с. 39.
      25. Единственная (пусть и призрачная) возможность — попытаться понять, принадлежали ли останки представителю рода Рюриковичей.