18 сообщений в этой теме

На злобу дня - слово базубанд (ﺒﺎﺰﻮﺑﻧﺪ). В современном языке - "браслет", исторически - латный наруч.

В ряде изданий пишут (в т.ч. Р. Робинсон), что наруч - это дастана. Это довольно прозрачная этимология - от даст ( دست) - рука.

Но, как я понимаю, даст - это более относится к кисти руки, а базу - к плечу и предплечью.

Иранцы называют наруч базубанд. Индийцы (на урду и хинди), насколько знаю, тоже.

Картинку базубанда (из Эрмитажа) прикрепляю, чтобы было понятно, о чем речь:

cache_2454199160.jpg.2b1e31fd3e7225013bb

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Отвечаю сам себе - влез в книгу Панта и Шармы "Индийские доспехи". Очень непоследовательно они все же проводят разделение наручей на базубанды и дастана.

Базубанд - створчатый, как на фото выше.

А дастана (не всегда, как следует из их книги) - несколько пластин, скрепленных вместе кольчугой.

7039fcdcfe80a00c497a8597b296177b.thumb.j

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Интересно, абалак или аблак - это название Хорасани приводит, как название пера в плюмаже шлема. Ни разу такого слова не встречал для обозначения плюмажа ни в фарси, ни в забони точ,ики.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Нашел таджикское слово аблақ, аналогичное по значению абраш - пятнистый, пестрый, разноцветный.

Уж не оно ли имеется в виду? Мол, перья были пестрыми?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Кстати, худ, кулах,худ, таскулах, и тас - как я понимаю, разница только в форме купола шлема?

Картинки в поиске не дают никаких объяснений, т.к. все эти слова имеют еще и современное значение шапки, шляпы и даже мотоциклетного шлема.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Вот еще слово -  миғфар.

Не могу понять, что оно значит. В таджикском - синоним слова "каска", у Панта и Шармы - что-то вроде кольчужного капюшона. На картинках не ищется.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Мигфар - арабское слово. Со значением "покрывать". Варьируется от полноценного шлема до кольчужного капюшона.

А вот это интересно - всегда удивлялся, откуда произошли шлемы кулх-худ-и дивсар в XIX в. Скорее всего, тут очень причем "Шах-намэ" и Рустам:

Цитата

At the end, Rostam slays Div-e Sefid and uses his heart and blood to cure the blindness of the king and the captured Persian heroes. Rostam also takes the Div's head as a helmet and is often pictured wearing it.

В результате Рустам убил Белого Дива и использовал его сердце и кровь для того, чтобы вылечить слепоту шаха и захваченных персидских богатырей. Рустам также взял голову Дива и использовал ее в качестве шлема. Он часто изображается в таком шлеме.

Ссылка идет на Vesta Sarkhosh Curtis (1993). Persian Myths. University of Texas Press. 

На картинке, правда, голова у Дива еще не отрезана, но на голове у Рустама его стандартный headgear:

Firdawsi_-_Rustam_Slays_the_White_Div_(t

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Минутка диванной лингвистики.

К вопросу о "бехтерце".

Об иранской этимологии слова писали Грелик и Бобров, если не путаю. Но без ссылок. Чжан Гэда на других форумах ранее писал, что "бехтер" от персидского "beh" - "хороший", а "behter" - превосходная форма.

Ю. Кулешов пишет, со ссылкой на одну из книг Хорасани, что персы слова "бехтер" в оружейном значении не знают вообще.

При этом в одной из крайних статей Хорасани отдаленно похожее упоминает. И именно в значении "броня". bagtar رﺘﮕﺒ

Цитата

87 بگتر ; Denxodā states that this is a type of armor made of different iron plates covered with velvet. A bekter in Turkish and Russian is an armor made of small horizontal plates linked by vertical bands of mail. It is usually just a cuirass worn over a mail shirt

Далее это слово мелькает в старых (19 века) персидско-английских словарях baktar/bagtar  بگتر Также - в словарях хиндустани, где указывается, что слово позаимствовано из персидского.  बगतर Попадается и определение zirah baktar. 

Сам в персидском - "нуль", на одном из форумов набрел на упоминание, что в Digital Lexicon of Dehxodā слово baktar помечено, как чагатайское.

В цитате из статьи Хорасани указано, что bagtar это 

Цитата

a type of armor made of different iron plates covered with velvet

То есть ... Бригандина?

Из сообщения Чжан Гэда на xlegio

Цитата

Добрый день! 

Всего на пять минут - в монгольском языке имеется слово "бэктэр хуяг". 

По толкованию Цэвэна Жамцарано, это чешуйчатый доспех (см. "Халха Джирум", Москва, "Наука", 1965). 

Однако есть соответствующий глагол "бэгчих", зарегистирированный в Большом Академическом монгольско-русском словаре под редакцией Пюрбеева - "прятать панцирь под одеждой". Сочетание "бэктэр хуяг" толкуется в словаре как "панцирь, спрятанный под одеждой". 

Видимо, здесь некоторая инверсия смысла - надо не "прятать панцирь под одежду", а "одевать одежду поверх панциря". 

Слово "тэрлэг" означает легкий летний халат (из шелка). 

Также монголам были известны все компоненты бехтерца - панцирные пластины "тушим" и кольчужное плетение "хоо". 

О возможности заимствования слова "бехтерец" из монгольского говорил Доржи Банзаров. Однако его аргументация, а также аргументация ряда бурятских краеведов представляется недостаточно убедительной. 

Словом, вопрос о происхождении как термина "бехтерец", так и самого доспеха кольчато-пластинчатого типа остается открытым. 

Не могло ли быть так, что монгольское "бэктэр" в значении "бригандина" или "броня с надоспешником" попало в Иран или к тюркам из Средней Азии ("чагатайское слово"), а уже там стало относится в том числе и к кольчато-пластинчатой броне? 

С эволюцией, как у джавшана? От ламеллярной брони к специфическому кольчато-пластинчатому набору?

Опять же - если вспомнить, что тот же Бобров связывает распространение кольчато-пластинчатых наборов в Иране с кызылбашами, которые, в общем-то, ни разу не персы... Возможно, что слово не "персидское", а, скорее, ирано-тюркское? И собственно персами используется ограниченно? :o

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
11 час назад, hoplit сказал:

Ю. Кулешов пишет

Сильно! В мемориз!

В следующий раз - ссылка на "Мурзилку"!

Ну право слово - какой Кулешов? У которого "аффтаритет" только в хамстве на форумах да самомнении? Ну и еще на том, что чечены в XIX в. носили доспехи на основании Итумкалинского доспеха?

Хоросани, когда свой кирпич составлял, сделал и хорошее (ввел много в оборот, создав своего рода определитель), и плохого (свалил все в кучу от Луристана до Каджаров и мало что разобрал основательно). Поэтому тут лучше говорить с самим Хоросани, а не с членкором "Мурзилки".

11 час назад, hoplit сказал:

То есть ... Бригандина?

Если бы он еще упомянул способ скрепления пластин - то можно было бы говорить что-то. А покрыть сверху бархатом можно и кольчугу.

11 час назад, hoplit сказал:

Не могло ли быть так, что монгольское "бэктэр" в значении "бригандина" или "броня с надоспешником" попало в Иран или к тюркам из Средней Азии ("чагатайское слово"), а уже там стало относится в том числе и к кольчато-пластинчатой броне? 

Возможно, в монгольском языке прижился тибетский корень слова "бэг-цзе" (панцирь).

11 час назад, hoplit сказал:

Опять же - если вспомнить, что тот же Бобров связывает распространение кольчато-пластинчатых наборов в Иране с кызылбашами, которые, в общем-то, ни разу не персы...

Только жили в том регионе столько, что про монголов, может быть, слышали в сказках.

Этимология мутная, первое упоминание слова неизвестно. Кулешова направить на редактирование "Мурзилки".

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Ну право слово - какой Кулешов? У которого "аффтаритет" только в хамстве на форумах да самомнении? Ну и еще на том, что чечены в XIX в. носили доспехи на основании Итумкалинского доспеха?

Лично с ним не ругался, публикации у него есть, и "кирпич" Хорасани он в руках, в отличие от меня, держал. =) Хотя вот там, где он переводить берется... Допускаю, что мои мучения с японским/китайским выглядят со стороны также, но тащить "промт" (?) в научную статью... Ну и рассуждения о военном деле монгол вызвали странное впечатление - вроде бы цитат много, а вот серьезный анализ их не прослеживается. Вот кто из средневековых авторов, писавших о военной машине монголов, реально видел их в полевом бою? И тишина. 

3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Хоросани, когда свой кирпич составлял, сделал и хорошее (ввел много в оборот, создав своего рода определитель), и плохого (свалил все в кучу от Луристана до Каджаров и мало что разобрал основательно).

Читал только его статьи (bagtar как раз в одной из недавних упомянут), но то, что он склонен "галопом" пробегать от Сасанидов до Каджаров, не особо обращая внимание на мутацию значений тех или иных терминов, заметил.

3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Если бы он еще упомянул способ скрепления пластин - то можно было бы говорить что-то. А покрыть сверху бархатом можно и кольчугу.

Но у Хорасани написано именно

Цитата

iron plates

Даже если допустить, что это кольчато-пластинчатая броня... Такие, разве, в казангад переделывали? Да и "Лексикон", на который он ссылается, если не путаю - очень поздний, ламеллярных панцирей, вроде бы, уже быть не должно. С другой стороны - если принять, что "бэктэр" это просто "спрятанный под одеждой доспех" - то bagtar тоже вполне подходит.

3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Возможно, в монгольском языке прижился тибетский корень слова "бэг-цзе" (панцирь).

То есть - просто "панцирь вообще"?

3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Только жили в том регионе столько, что про монголов, может быть, слышали в сказках.

Хулагидам, по идее, должны были подчиняться. Опять же - придти слово могло через вторые руки, от живших к востоку тюрок...

3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Этимология мутная, первое упоминание слова неизвестно.

То есть - это мнение на данный момент? Меня просто заинтересовала возможность того, что варианты происхождения слова "бехтерец" от монгольского и персидского/иранского слова могут вообще друг другу не противоречить. А Бобров и Горелик, упоминая "персидскую гипотезу", ее, если не путаю, не аргументировали. Ссылки не было, указания на исходное персидское слово - тоже.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
6 часов назад, hoplit сказал:

Лично с ним не ругался, публикации у него есть, и "кирпич" Хорасани он в руках, в отличие от меня, держал. =)

Его хамство и отсутствие знаний превышают возможные пределы. Даже для Интернета.

Я полностью разделяю мнение покойного М.В. Горелика в отношении данного персонажа.

Dixi

6 часов назад, hoplit сказал:

Но у Хорасани написано именно

Да, пластины. А как скрепленные и с чем?

Их можно скрепить несколькими способами. Тканевая покрышка вообще ни на что не влияет.

 

6 часов назад, hoplit сказал:

Даже если допустить, что это кольчато-пластинчатая броня... Такие, разве, в казангад переделывали? Да и "Лексикон", на который он ссылается, если не путаю - очень поздний, ламеллярных панцирей, вроде бы, уже быть не должно. С другой стороны - если принять, что "бэктэр" это просто "спрятанный под одеждой доспех" - то bagtar тоже вполне подходит.

Не люблю слишком часто писать Хоросани без конкретики. Тем более, что как-то он порывался написать заключение на один комплект доспехов, которые я ему показал. Поскольку хозяин не согласился, наша переписка подвисла на неопределенной ноте.

6 часов назад, hoplit сказал:

То есть - просто "панцирь вообще"?

Даже бог был такой в ламаистском пантеоне. А Унгерн был провозглашен реинкарнацией Бэг-цзе.

6 часов назад, hoplit сказал:

Хулагидам, по идее, должны были подчиняться. Опять же - придти слово могло через вторые руки, от живших к востоку тюрок...

Как минимум, с XIV в. живут в Иране. Чагатайское слово должно было быть заимствовано Хулагуидами? Странно все это.

6 часов назад, hoplit сказал:

То есть - это мнение на данный момент? Меня просто заинтересовала возможность того, что варианты происхождения слова "бехтерец" от монгольского и персидского/иранского слова могут вообще друг другу не противоречить. А Бобров и Горелик, упоминая "персидскую гипотезу", ее, если не путаю, не аргументировали. Ссылки не было, указания на исходное персидское слово - тоже.

По хорошему - работа для филолога. Определить, в каком источнике на каком языке впервые зафиксировано слово, применительно к чему, а далее - уже работа оружиеведа.

Требуется немного - найти заинтересованного в оружиеведении филолога, знающего фарси, монгольский, тюрки, а также тибетский...

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Его хамство и отсутствие знаний превышают возможные пределы. Даже для Интернета.

Я полностью разделяю мнение покойного М.В. Горелика в отношении данного персонажа.

Dixi

Оу. Извиняюсь, что задел столь деликатную тему. Не был в курсе ваших взаимоотношений. 

 

3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Да, пластины. А как скрепленные и с чем?

Их можно скрепить несколькими способами. Тканевая покрышка вообще ни на что не влияет.

Вы имеете ввиду, что "тканевая покрышка" - просто надоспешник, а не часть этого bagtar? Или я чего-то недопонял? 

 

3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Как минимум, с XIV в. живут в Иране. Чагатайское слово должно было быть заимствовано Хулагуидами? Странно все это.

Имел ввиду, что кызылбаши имели контакты с "монголосферой". И еще вопрос - "что такое "чагатайское слово" для автора словаря", возможно, что просто "тюркский"... Так-то "гипотез" накрутить я могу клубок - доказать ничего ни в жизнь не смогу, знаний не хватит :ph34r: Попробую на досуге поискать этот словарь и его описание. Мало ли - кто-то оцифровал...

 

3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Даже бог был такой в ламаистском пантеоне. А Унгерн был провозглашен реинкарнацией Бэг-цзе.

 Интересно.

 

3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

По хорошему - работа для филолога. Определить, в каком источнике на каком языке впервые зафиксировано слово, применительно к чему, а далее - уже работа оружиеведа.

Требуется немного - найти заинтересованного в оружиеведении филолога, знающего фарси, монгольский, тюрки, а также тибетский...

Ясно. Что-то может сказать только хороший специалист по региону, а без этого откапывание и закапывание гипотезы о монгольском происхождении русского слова "бехтерец" в оформлении конца 19 века - не более чем развлечение для историков-неспециалистов.

С учетом того, что у нас сейчас для научной публикации Герберштейна с немецкого переводят едва ли не онлайн-переводчиком (?) ... Можно выдохнуть и не ломать голову. =( 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
1 час назад, hoplit сказал:

Вы имеете ввиду, что "тканевая покрышка" - просто надоспешник, а не часть этого bagtar? Или я чего-то недопонял?

Из такого описания:

В 20.04.2017в22:26, hoplit сказал:

type of armor made of different iron plates covered with velvet

о конструкции можно думать все, что позволит фантазия.

1 час назад, hoplit сказал:

И еще вопрос - "что такое "чагатайское слово" для автора словаря", возможно, что просто "тюркский"...

АФАИК, тюрки и чагатайский - суть одно и то же. Как тюрки не является прямым предком ни одного современного тюркского языка, так и чагатайский. В ряд работ лингвистов они отождествляются.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

А вот и словарь.

علی‌اکبر دهخدا‎ – Ali Akbar Dehkhodâ, 1879 – 9 марта 1959, Тегеран.

Dehxodā, ʿAlī Akbar (1959-1971)  Loġat-nāme-ye Dehxodā. Tehran, 50 vol.

لغت‌نامهٔ دهخدا или لغت‏نامه دهخدا

И словарная статья بگتر

Цитата
بنگرید به بکتَر
Ali-Akbar-Dehkhoda.jpg
فارسی  فارسی
لغت‌نامه دهخدا
[ب َ ت َ]
{ا}
نوعی از سلاح جنگ باشد، و آن آهنی چند است که بهم وصل کرده اند و برروی آن مخمل و زربفت و امثال آن کشیده اند و در روزهای جنگ پوشند و به ترکی قتلاو گویند. (برهان ) (انجمن آرا) (از آنندراج ). کلمه ترکی جغتایی است . (از حاشیه برهان چ معین ). نوعی از لباس آهنین که در روی آن مخمل و زربفت کشیده در روز جنگ پوشند. (ناظم الاطباء) (فرهنگ خطی ). جامه ایست که در روز جنگ پوشند و گاهی ازمخمل سازند و پاره های آهن موصل بر روی آن کشند. (رشیدی ). پاره های آهن موصل که مخمل به روی آن کشند و درروز جنگ پوشند و آن تابهای آهنی باشد که بر آن مخمل یا نبات کشیده استعمال مینمایند. (غیاث ). نوعی از سلاح باشد که در روز جنگ پوشند. (جهانگیری ). سلاح آهنین که در وقت جنگ پوشند. (شرفنامه منیری ): 
بسر بر نهاده ز زرمغفری 
ز پولاد کرده به بر بگتری .

ابوشکور (از سروری ) (شعوری ).


ز تیر چارپر وز گرز ششپر
سپرها چون زره مغفر چو بگتر.

محمد عصار (از شعوری ج 1 ص 136).


دیده زره بر روی خود و برگستوان و بگتر و کجین دوختند. (نظام قاری ).

После запихивания в гугл

Цитата

{Or}
A weapon of war, and which hardware is connected few have drawn on the velvet and brocade, and the like, and in the days of the war in Turkish Qtlav wear and say. (Argument) (Community votes) (the compilation). Chagatai is the Turkish word. (Margin no certain proof). Iron velvet and brocade on the kind of clothes to wear war dragged on. (Nazim al-Atteba) (Linear culture). Stop the war on wear and sometimes their clothes and pieces of iron Azmkhml killed in Mosul on it. (Rashid). Mosul pieces of iron velvet pull on it and wear it bends ferrous day war that dragged on toys or candy abused. (Ḡīāṯ). A weapon of war in day wear. (Jahangir). Iron weapons in war time wear. (Sharafnameh Moniri):
Has been on the Zrmghfry
And to the Bgtry of steel.
Abvshkvr (servers) (wisdom).


Jul case bottle of mace days Shshpr
Because armor shields Mghfr Bgtr Chu.
Mohammed Assar (consciousness vol. 1, p. 136).


Seen on your armor and Brgstvan and Bgtr and looked Kjyn. (The reader).

 

قتلاو - katlav

1437-3.thumb.png.bb5546aa22b0350d56c66cb

Цитата

 به ترکی قتلاو

Turkish Qtlav

 

Если правильно понял - "багтар это военное одеяние из железа, покрытое вельветом и бархатом, похожее на турецкий катлав. Тюркское чагатайское слово".

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

EMEL ESIN. ṬABARĪ'S REPORT ON THE WARFARE WITH THE TÜRGIŠ AND THE TESTIMONY OF EIGHTH CENTURY CENTRAL ASIAN ART // Central Asiatic Journal, Vol. 17, No. 2/4, Proceedings of the 15th Meeting of the Permanent International Altaistic Conference 7.-12. August 1972 (1973), pp. 130-149

На странице 143-4.

Цитата

A group of Turks who occupied Merv al-rūd were obliged to surrender to the Arab commander. Asad b. 'Abdullāh who gained from them four thousand suits of armour. One may perhaps deduce from Central Asian works of art (pls. IVb; Va; VIIa,b) that these suits of armour were made of leather or metallic lamellae.41

...

41. Doerfer, entries 750 (baģlitaķ) and 758 (baģtar, ķatlav)

...

G. Doerfer, Türkische und Mongolische Elemente im Neupersischen, vol. II (Wiesbaden 1965).


Ersin TERES. ORTA TÜRKÇEDE ‘ZIRH, KALKAN’ ANLAMI TAŞIYAN BAZI SÖZCÜKLER // Turkish Studies International Periodical For the Languages, Literature and History of Turkish or Turkic Volume 4/3 Spring 2009.

Цитата

Çağatayca sözlüklerden Senglah’ta kuyak sözcüğü ‘zırh, katlav gibi bir silah olup savaş günü giyilir. Aralarındaki farka gelince, katlav1 yapraklarını zırhın üstüne tuttururlar, oysa kuyak, araya konulur’ şeklinde açıklanmıştır (Seng. 292r6). Çağatayca metinlerden Şiban Han Divanı ve Şecere-i Türk’te de ‘cenkte giyilen elbise, zırh’ anlamıyla geçmektedir.

...

Aynı cümlede savut ve kuyak sözcüklerinin kullanılması iki sözcüğün anlamları arasında farklılık olduğu düşüncesini ortaya çıkarmaktadır. Bu farkı Senglah’ta bu sözcükler için verilen bilgilere bakarak çıkartabiliriz. kuyak ‘astar zırh’, savut ise ‘yaprak zırh’tır, bir de yine zırh anlamında kullanılan katlav sözcüğü vardır ki o da ‘yaprak zırh; Kalmakî ‘Kalmuk zırhı’, taşınabilir zırh, hafif kalkan’ anlamlarını taşımaktadır (Seng. 292v6; 267r27, 126v2, 292v6; 300r27)

...

1. katlav sözcüğü Çağatay sözlüklerden Senglah’ta ‘üstü yaprak yaprak olan savaş zırhı. Kalmaki da denir’ şeklinde kaydedilmiştir (Seng. 267r27, 126v2, 292v6). Prof. Dr. Mustafa S. Kaçalin bu sözcüğün katlav < kat+la-gu biçiminde geliştiğini belirtmiştir (karşılıklı görüşme). Prof. Dr. Mustafa S. Kaçalin’e kuyak ve katlav sözcükleri hakkındaki görüşlerini ve elindeki malzemesini benimle paylaştığı için çok teşekkür ediyorum.

 

བེག་ཚེ -  Beg-tse, Бёгдзе. Пишут, что бог войны в Бон. Также - почитается в качестве буддийского божества.  བེག་ཚེ་ལྕམ་སྲིང 

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
В 22.04.2017в16:53, hoplit сказал:

བེག་ཚེ -  Beg-tse, Бёгдзе. Пишут, что бог войны в Бон. Также - почитается в качестве буддийского божества.  བེག་ཚེ་ལྕམ་སྲིང 

Да, вот из БАМРС:

БЭГЗ - тибет. панцирь. 

Что бога войны зовут "Панцирь" - вполне понятно. Что слово заимствовано в монгольский с искажением звучания - тоже понятно.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Johann August Vullers. Lexicon persico-latinum etymologicum. 1855 На странице 253 также написано, что "багтар" это доспех, который на турецком зовется "катлав".

izobrazhenie_2022-10-16_025257703.png.b3

izobrazhenie_2022-10-16_025345009.thumb.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Близниченко С.С. Красные военморы в Персии: попытка экспорта революции // Военно-исторический журнал. №2. 2021. С. 46-54.
      Автор: Военкомуезд
      С.С. БЛИЗНИЧЕНКО
      КРАСНЫЕ ВОЕНМОРЫ В ПЕРСИИ: ПОПЫТКА ЭКСПОРТА РЕВОЛЮЦИИ
      Окончание. Начало см.: Воен.-истор. журнал. 2021. № 1.
      9 июня Реввоенсовет Персии во главе с Кучек-ханом информировал Л.Д. Троцкого о создании Персидской Советской Социалистической Республики и о начале создания Красной Персидской армии. По этому случаю Лев Давидович издал специальный приказ № 229 от 15 июня 1920 года, в котором говорилось: «Революционный Военный Совет Персидской Красной Армии, которая ныне борется с иноземным и внутренним угнетением, прислал нижеследующее приветствие нашей Красной Армии:
      “Вновь организованный по постановлению Совнаркома Персии Реввоенсовет Персидской Республики шлёт свой искренний привет Красной Армии и Красному Флоту. С большими трудностями и претерпевая всевозможные лишения, вам удалось разбить внутреннюю контрреволюцию, которая являлась ни больше ни меньше как наёмницей международного капитализма. Волей трудового народа в Персии образовалась Советская власть, которая начала создавать Красную Персидскую Армию на принципах создания Российской Красной Армии для уничтожения поработителей персидского народа.
      Да здравствует братский союз Российской Красной Армии с молодой Персидской Армией!
      Да здравствует братский союз трудящихся всего мира — 3-й Интернационал!
      Предреввоенсовета МИРЗА-КУЧЕК
      Командующий вооружёнными силами ЕСХАНУЛЛА
      Ч л е н Р е в в о е н с о в е т а МУЗАФАР-ЗАДЕ” [1].
      На это мною от имени Красной Армии послан нижеследующий ответ:
      “Весть об образовании Персидской Красной Армии наполнила радостью наши сердца. В течение последних полутора десятилетий трудовой персидский народ упорно борется за свою свободу. Этим он перед всем миром доказал свои права на неё. От лица Рабоче-Крестьянской Красной Армии выражаю твёрдую уверенность в том, что под руководством Революционного Военного Совета Персия отвоюет себе право на свободу, независимость и братский труд!
      Да здравствует свободный трудолюбивый народ Персии в семье свободных народов Азии, Европы и всего мира!”.
      Доводя до сведения всех красных воинов этот обмен братскими приветствиями, выражаю уверенность в том, что связь между революционными армиями Персии и России будет крепнуть и расти к великой выгоде всех трудящихся масс обеих стран.
      Председатель Революционного военного совета Республики Л. Троцкий» [2].
      10—11 июня из Баку Ф.Ф. Раскольников направил две телеграммы в Москву. В первой из них, адресованной Л.Д. Троцкому, он сообщал: «Доношу, что Ваше приказание о выводе судов и войск из Персии в точности выполнено. Как на энзелийском рейде, так и вообще в пределах персидских территориальных вод совершенно не имеется военных судов. Экспедиционный корпус советских войск в Персии расформирован и регулярные части уведены в Баку. На персидской территории остались лишь добровольцы, не пожелавшие возвратиться в Россию вместе /46/ с Кожановым, Абуковым и Пылаевым, перешедшими на персидскую службу и принявшими персидское гражданство» [3].
      Во второй телеграмме, адресованной Л.Д. Троцкому (копия Г.В. Чичерину), Раскольников сообщал: «Временное революционное правительство Персии конституировалось как Совет Народных Комиссаров. Вне всякого влияния с нашей стороны провозглашена [Персидская] Советская Социалистическая Республика. Постановлением персидского совнаркома от 9 июня Реввоенсовет Республики окончательно утверждён в следующем составе: председатель Мирза Кучек, главнокомандующий Эхсанулла, члены Реввоенсовета Республики: Ардашир (Кожанов), Мир Салех Музафер-Заде и Хосан Ильяны. Совнаркомом Персии опубликована декларация, которая сейчас переводится на русский язык» [4].
      Это были последние телеграммы Раскольникова из столицы Азербайджана, после чего он выехал в Москву. А следом за этим последовали переговоры по прямому проводу между членом Реввоенсовета 11-й армии Б.Д. Михайловым и Г.К. Орджоникидзе о начале формирования Персидской Красной армии: «Михайлов: У аппарата тов. Михайлов, здравствуйте, товарищ Серго… Второй вопрос предлагаю я: Внезапный отъезд Раскольникова оставил вопрос о формировании персидских частей висящим в воздухе. Штаб флотилии, в котором это дело было сосредоточено, не имеет сейчас ни полномочий, ни инструкций, ни физической возможности… Прошу Ваших указаний…
      Орджоникидзе: Раскольников никаких формирований не производил и естественно, что штаб флота ничего не знает и ничего не может сделать. Всё, что сделано в этом направлении, знает А.К. Ремезов, с которым [следует] продолжать работу в тех формах и пределах, в которых она шла…
      Михайлов: Ремезов ведает только Упраформом, а вопрос идёт о снабжении и усилении частей Кожанова и Кучека…
      Орджоникидзе: Части Кожанова и вообще Кучека придётся пополнять из у[чебных] з[аведений] Упраформа, кроме того, азербайджанский военком должен был отправить туда три сотни кавалерии и несколько сот штыков. Вообще, этим вопросом займитесь вместе с товарищем Ремезовым…» [5].
      Внезапный отъезд Раскольникова в Москву внёс сумятицу в сознание оставшихся начальников военморов. Об этом свидетельствует черновой вариант телеграммы Кожанова и Пылаева в Баку от 11 июня, видимо, предназначавшейся Г.К. Орджоникидзе: «Ввиду того, что Раскольниковым даны какие-то приказания начальнику казачьей дивизии Старосельскому помимо нас [и] Мирзы Кучек[а], что предрешает политику образовавшегося Совнаркома Персии и ставит нашу работу в чрезвычайно затруднительное положение. Просим точных указаний о характере нашей работы в Персии и назначении нейтрального бюро при Совнаркоме Персии, ответственного за всю работу русских в Персии» [6].
      Через несколько дней Кожанов набросал текст ещё одной телеграммы [7] Орджоникидзе: «Мирза Кучек готов к революционной борьбе, [но] требует помощи живой силой и вооружением. Обещанное Вами до сих пор не получено. [Сложилось] критическое положение в финансовом отношении. Продажа дров, керосина и другого вами запрещен[а], немедленное получение туманов после продажи товаров затрудняется тем, что в Энзели денег нет. Всё переводится из Тегерана или других мест. Неимение жалования и обмундирования частей, здесь находящихся, обостряет вопрос в частях» [8].
      Одновременно с этим СНК Персидской Республики и командование Персидской Красной армии вело переговоры о признании советской власти с казаками дивизии полковника В.Д. Старосельского, расквартированными в Реште. Возглавлял гилянский казачий отряд ротмистр И. Буцель. Переговоры закончились трагедией. Как сообщил позже Г.Н. Пылаев, «13 на 14 июня с.г. после заседания было решено Реввоенсоветом и вполне одобрено М. Кучеком разоружение казаков. Разоружение кончилось полной нашей физической и моральной победой, после чего авторитет М. Кучека и русских частей поднялся выше. По разоружении командному составу казаков было предложено ехать на все четыре стороны, и некоторые уехали в Тегеран…» [9].
      Совсем по-другому описывает эту операцию (со слов очевидцев) председатель Исторической /47/ комиссии при ЦК Иранской компартии В.В. Мурзаков: «15 июня в 4 часа утра рештяне были разбужены ружейной и пулемётной стрельбой… Два с половиной часа длился бой, причём казаки дрались отчаянно. Только когда подошли орудия и снаряды стали рваться в самой гуще казаков, они сдались и были разоружены» [10].
      По свидетельству работавшего в Персии под прикрытием должности персидского корреспондента «Русского слова» В.Г. Тардова [11], это была одна из первых и самых драматических по своим последствиям ошибок республиканского правительства. По его выражению, «бойня казаков, в которой погибло 400 человек и после которой казачья бригада, только что договорившаяся о переходе на нашу сторону, обрушилась на нас, и многие сотни русских и азербайджанских солдат жизнью заплатили за провокацию…» [12].
      Все эти перипетии напрямую влияли на положение И.К. Кожанова. 16 июня 1920 года в Решт пришла телеграмма из Баку: Кавказское бюро ЦК РКП(б) назначило Ивана Кузьмича уполномоченным по военным делам революционной Персии, а затем он стал членом Реввоенсовета Персидской Республики. А так как для изгнания английских войск в Мазендаранском крае создавалась Красная армия, Кожанов принял в этом непосредственное участие. Из его корпуса в новое формирование вошли отдельная стрелковая бригада и кавалерийский дивизион [13].
      В тот же день Кожанов и военком штаба Гилянской Красной армии Лазарев направили в Баку Орджоникидзе телеграмму: «В связи с переворотом на севере Персии [ожидаем] опасности, грозящей в вспышке революционного движения Персии… Идёт брожение. Английское командование потеряло доверие не только в глазах индусов, но и своих соотечественников — ирландцев. Несмотря на свою немощь, Англия всё-таки не отказывается от мысли сохранения своего владычества в Персии и укрепляется в отдельных пунктах. По полученным сведениям в Менджиль подвозятся подкрепления живой силы и технические средства. В районе города возводятся укрепления. Передовые заставы англичан от Менджиля выдвинуты… Мост у города заминирован. Революционный военный совет Персии своей первой задачей ставит занятие Тегерана, к чему уже идут приготовления» [14].
      17 июня замнаркома иностранных дел Л.М. Карахан и заведующий отделом Востока А.Н. Вознесенский направили Г.К. Орджоникидзе и Ф.Ф. Раскольникову письмо, в котором сообщали: «Согласно просьбе тов. Раскольникова, переданной им от тов. Кучек-хана, о командировании ему опытных революционеров в качестве советников по различным отраслям социалистического строительства, командируем тов. Блюмкина [15] и его жену (медичку), заслуживающих полного доверия. Об их дальнейшей деятельности и инструкции, применительно к местным условиям, просим дать им на местах» [16].
      20 июня предреввоенсовета РСФСР Л.Д. Троцкий послал Г.К. Орджоникидзе следующую телеграмму: «Сообщите [о] ходе персидской революции. Приостановка её движения — опасный симптом. Только непрерывный натиск мог бы обеспечить быструю победу» [17].
      На следующий день Орджоникидзе ответил Троцкому: «Кучек своими войсками не располагает. Уход англичан из Энзели и Решта вызван нашим присутствием в Энзели. Помощь в рамках, указанных Вами, оказывается. Из Баку отправляются азербайджанские мусульманские части — 700—800 штыков и сабель. Формируются персидские части. Широкого реактивного революционного движения в стране нет. Всё зависит от того, насколько быстро сумеем подать помощь» [18].
      23 июня 1920 года вызванный в Баку Г.Н. Пылаев доложил в порядке частной информации конфиденциально члену Северокавказского Ревкома Буду Мдивани [19]: «Последний период революционного движения в Персии имеет своего рода две фазы.
      Первая фаза — пребывание М. Кучека и сподвижников в лесах на правах скрывающихся революционеров и вторая — занятие Решта и объявление Советской власти.
      Первая фаза характеризовалась перемирием с англичанами (прекращением военных действий с обеих сторон) и тем самым прекращением враждебных действий и против шахского правительства. Революционеры, выжидая момент, перешли как бы в аморфное состояние, конец которого рельефно обозначился, как только революционеры соприкоснулись с красными частями…
      Вторая фаза вытекала из первой, но по тактике мало отличается от первой…
      В настоящее время составляются штаты и обучаются 1000 с лишним человек, что с дженгелийцами и частью рядовых казаков и настоящими частями позволит составить часть до 8000 человек…
      В области военных дел, очевидно, и в дальнейшем, как и до сих пор, стратегия будет самым тесным образом связана с дипломатией, которая в основном заключается в мирном выкуривании англичан и с ними вместе шахского правительства.
      Русским бюро по руководству работ[ой] русских [в] персидской революции (в это бюро входят Абуков, Кожанов, я, от адалетистов: Султан-Заде и др. товарищи) было принято держаться ориентации на М. Кучека…» [20]. /48/
      Как бы вторя этому докладу, в конце июня Б.Л. Абуков направил Г.К. Орджоникидзе следующую телеграмму об ошибочности курса на советизацию Гилянской провинции Персии: «Не только в Гиляне, но даже в Реште, Энзели до сих пор нет национально-освободительного движения, произошла фактическая смена губернаторов. Массы крестьянства, амбалов, ремесленников и мелко буржуазных [элементов] не захвачены движением. Объясняется это тем, что товарищи, увлёкшись сформированием штабов управлений и комиссариатов, совершенно не повели широкой агитации в пользу углубления движения. Крупное купечество, на которое Кучек возлагал надежды, не оказывает поддержки. У Кучека нет средств. Объясняется это тем, что купечество боится союза Кучека с большевиками, ханы определённо не хотят поддерживать Кучека как правительство. В этом отношении объявление нового правительства было крупной политической ошибкой, ибо этот шаг оттолкнул от Кучека всех [тех], которые, несомненно, присоединились бы к нему, если бы он шёл только под лозунгом «долой англичан». Кучек чувствует, что почва из-под его ног уходит, и просит, чтобы Россия признала его. Принимаются меры к тому, чтобы широко развернуть агитацию в пользу освободительного движения и охватить этим движением всё Персидское побережье, считая одновременно необходимым такое движение и в Тегеране. Прошу указаний. Кучек просит вас о присылке слитков золота и серебра в обмен на рис для создания денежного фонда» [21].
      30 июня 1920 года Б.Л. Абуков направил письмо аналогичного содержания ответственному секретарю ЦК РКП(б) Н.Н. Крестинскому: «Серьёзность создавшегося положения дел в Персии обязывает меня довести до сведения Цека РКП нижеследующее:
      В революционной борьбе за национальное освобождение Персии, боевыми лозунгами которой являются в настоящее время 1) — “Долой англичан” и 2) — “Долой шахское правительство и всех тех, кто его поддерживает” — Советское Правительство, образованное Мирзою Кучеком, не может опираться исключительно на крестьянство, ремесленников и мелкобуржуазные классы…
      С этой точки зрения образование Советского Правительства и его органов было, безусловно, крупной ошибкой. Буржуазия и помещики, для которых социальное содержание Советской Власти хорошо известно, насторожились, и надежды Мирзы Кучека на их реальную помощь и поддержку — до сих пор не оправдываются…
      В последнее время, с отъездом тов. Орджоникидзе из Баку, мы потеряли всякую связь с центром. Такое положение ненормально. Крайне желательна присылка (хотя бы неофициально) авторитетного товарища, знакомого с восточным вопросом, для руководства нашей политикой в Персии…» [22].
      Об этом же ходатайствовал и сам Г.К. Орджоникидзе, который в записке, переданной по прямому проводу из Ростована-Дону, советовался с наркоминделом Г.В. Чичериным: «Нам необходимо в Персию послать крупного работника для руководства тамошним движением. Таким мы считаем товарища Мдивани, великолепно знающего Персию. Считаете ли Вы возможным посылку в Персию нашего [дипломатического] представителя или нам придётся послатьего просто от себя — если на это, конечно, получим согласие Цека?» [23].
      5 июля Г.В. Чичерин оперативно отреагировал на запрос Г.К. Орджоникидзе письмом на имя секретаря ЦК РКП(б) Н.Н. Крестинского. В нём он сообщал: «Крайне необходимо поставить срочно в центральном Комитете партии вопрос о нашем представительстве в Персии. Тов. Раскольников указывает, что во главе персидского советского движения находятся люди, лишённые абсолютно какого бы то ни было опыта в практической политической жизни. Настоятельно необходимо, чтобы при них находились товарищи с политическим опытом, способные давать им все нужные указания. Сам Мирза Кучек привык к партизанской жизни, и его миросозерцание дальше не простирается, но он с величайшей охотой и готовностью воспринимает советы более опытных товарищей, в особенности представляющих Советскую Россию. Он с величайшей точностью исполнял всё, что говорил ему Раскольников. После отъезда последнего в Персии не осталось никого, кто мог бы играть эту роль. Нет даже настоящих политических экспертов. Тов. Раскольников рекомендует послать в качестве нашего представителя к Мирзе Кучеку тов. Мдивани, которого тов. Сталин в других случаях горячо рекомендовал. Он не обладает мировым политическим кругозором, это — деятель кавказский, но Ближний Восток он знает великолепно и, по мнению тов. Раскольникова, для данной роли он великолепно подойдёт» [24].
      7 июля 1920 года Политбюро поручило Оргбюро ЦК РКП(б) «рассмотреть вопрос о назначении т. Мдивани на пост дипломатического представителя в Персии или замене его другим кандидатом». И хотя два дня спустя Оргбюро постановило временно отложить решение данного вопроса, Мдивани уже находился в Гиляне. Туда он прибыл не в качестве полпреда РСФСР, а как член новообразованного Иранского бюро коммунистических организаций, или Иранбюро. Для этого ещё 6 июля А.И. Микоян предложил казначею ЦК Азербайджанской компартии /49/ отпустить «т. Мдивани, едущему в Персию от коммунистического бюро по делам Иранской революции, десять тысяч туманов (сто тысяч кранов)» [25]. С этими средствами Мдивани прибыл на место. Вместе с ним в Решт прибыл новый главнокомандующий Персидской Красной армией В.Д. Каргалетели, сменивший Эхсануллу.
      Появление Буду Мдивани в Энзели и Реште в качестве «вершителя судеб персидской революции» было воспринято гилянцами не без удивления, т.к. его здесь помнили как одного из ближайших сотрудников российского миллионера А.М. Хоштарии, который получил в Персии богатейшие концессии на добычу нефти, заготовку леса и постройку железной дороги Решт — Энзели, доведённой лишь до Пир-Базара, и владел лесопильным заводом в местечке Туларуд на каспийском побережье между Энзели и Астарой. В информационной справке от 19 ноября 1920 г., подготовленной В.Г. Тардовым, сообщалось: «Все эти дела велись не только Хоштария, но и т. Мдивани, который являлся его управляющим и юрисконсультантом и которого Хоштария иногда оставлял за себя в Персии. Участие тов. Мдивани в деятельности Хоштария и его близость к нему были таковы, что, по словам лиц, сообщавших эти сведения, например, заведующего рыбными промыслами в Энзели Ахмедова, заведующего Бакинским Упродкомом Баги Джафари и других, в Энзели и Реште не отделяли т. Мдивани от Хоштария и часто про идущего т. Мдивани говорили: “вот идёт Хоштария”, тем более что они похожи друг на друга по фигуре. Влияние фирмы в Гиляне было очень велико. Дом, который занимали Хоштария и Мдивани, был своего рода центром, к которому собиралась местная буржуазия и власти, причём там нередко останавливались русские офицеры, начальствующие лица и пр. В связи с этим т. Мдивани является хорошо знакомым для каждого жителя Решта и Энзели» [26].
      Прибыв в Гилян, Б. Мдивани вместе с членом Реввоенсовета 11-й армии Б. Михайловым первым делом приступил к обследованию состояния вооружённых сил Персидской советской республики. При этом выяснилось, что они сведены в три 3-батальонные стрелковые бригады (численностью соответственно 656, 621 и 647 человек), причём 1-й и 2-й отдельные батальонысоставляли военморы единого десантного отряда, 3-й — аскеры Ширванского полка, 4, 5 и 6-й — кучекхановцы, а 7, 8 и 9-й — местные персидские добровольцы и пополнения, присланные из Баку. Кроме того, перешедший на сторону Кучек-хана пехотный батальон жандармов ещё 20 июня был развёрнут в отдельный запасной полк (720 человек). Помимо перечисленных сил посостоянию на 7 июля Персидская Красная армия включала базировавшийся в Энзели отряд особого назначения (153 человека), «мало достоверную», по мнению штаба, отдельную бригаду дженгелийца Али Бабы-хана (617 человек), так называемую Мазендеранскую Красную армию под командованием Г.Н. Пылаева (297 человек), четыре отдельных кавалерийских эскадрона (325 человек), два артдивизиона 2-батарейного состава и гаубичную батарею (всего 379 человек при 10 орудиях), батальон связи (171 человек), два воздухоплавательных отряда (302 человека, но без аэропланов и аэростатов), автороту и бронеавтомобиль «Свободная Персия». Как констатировал инспектировавший войска и назначенный новым начальником штаба Персидской Красной армии П. Благовещенский, общее количество служивших в ней бойцов составляло 5263 человека, в том числе 363 человека штабных, административных и медицинских работников, было «в 5 раз меньше нормальной обычной численности русской стрелковой дивизии и во много раз меньше её штатного состава» [27].
      В результате проведённого обследования 16 июля Б. Михайлов направил Реввоенсовету Кавказского фронта докладную записку о состоянии Персидской Красной армии, в которой, в частности, говорилось: «…Военморы находятся в состоянии разложения, 1 батальон почти в полном составе самовольно снялся с позиции и с оружием приехал на пароходе в Баку. Оставшиеся моряки митингуют, требуя отправки их в Россию. Причины разложения — отсутствие сколько-нибудь нормального снабжения деньгами и обмундированием, слабая политработа и отсутствие твёрдой руки, могущей поддерживать дисциплину в военморовских частях… Члену РВС Кожанову предложено прибыть в Баку ввиду полного его несоответствия занимаемой должности, ложной политической позиции, занятой им, и обострённых отношений с организациями Иранской Коммунистической Партии, ЦЕКА которой официально требовал отстранения Кожанова. Кожанов в настоящее время находится в Баку. Одновременно с ним отозван в распоряжение штаба XI армии Начглавштаба Овчинников…» [28].
      Негативное влияние на эти события оказал посланец Л.Д. Троцкого Яков Блюмкин. Он сменил своё подлинное имя на псевдоним и превратился в азербайджанца Якуб-заде Султанова [29].
      Задача Блюмкина состояла в том, чтобы поддерживать связь между Советским Азербайджаном и правительством Кучекхана. Его работу направляли члены Кавказского бюро ЦК РКП(б) П.Г. Мдивани и А.И. Микоян. Блюмкин наладил тесные связи с персидскими коммунистами, которые входили в правящий революционно-демократический блок. 30 июля он принял участие в перевороте, в резуль-/50/-тате которого правительство Кучек-хана было свергнуто, а к власти в Гилянской республике пришла левая группа Эхсануллыхана. Об этом имеется документальное свидетельство — «Протокол заседания ЦК Иранской компартии совместно с группой членов Правительства Мирзы Кучека». В нём говорится: «Заслушали. Доклады товарищей членов ЦК ИКП и левых членов правительства Мирзы Кучека о том, что настоящее Правительство не соответствует своему назначению, что губит дело революции и не даёт ход фронту путём снабжения его вооружением, снаряжением и финансами и, кроме того, их преступное отношение к борцам за свободу Ирана и тайное соглашение с шахским правительством и англичанами.
      Постановили. Низвергнуть власть Мирзы Кучека и его приверженцев, занять немедленно правительственные учреждения, прибегая к арестам сторонников Мирзы Кучека.
      Объявить народу Ирана о смене правительства и что власть в свободной Персии переходит в ведение Советов, причём организуется временный Революционный Комитет П[ерсидской] С[оветской] Р[еспублики], членами которого являются Народные Комиссары» [30].
      После этого Блюмкина назначили военным комиссаром штаба Гилянской Красной армии. Он стал членом Компартии Персии. Центральный комитет этой партии поручил ему возглавить комиссию по комплектованию персидской делегации на Первый съезд народов Востока, который состоялся в Баку в начале сентября 1920 года. В состав делегации вошёл и Блюмкин.
      Чувствуя нарастание угрозы для себя и ближайших соратников, Кучек-хан предпочёл ещё 19 июля уйти в привычное убежище — лес под Фуменом, на что местные коммунисты ответили обвинениями своего соперника в переходе на сторону англичан и шаха. Сам же Кучек отправил в Москву большое послание, адресованное лично Ленину, следующего содержания: «Распространение коммунистической программы в настоящее время в Персии невозможно ввиду того, что лица, коим поручено распространение программы, не знают всех условий жизни народа и его желания, о чём мною было своевременно сказано представителям России с указанием того, что население ещё не подготовлено к столь идеальной программе, а поэтому их тактика может привести к нежелательным результатам, и народ перейдёт на сторону врагов... После его (Раскольникова. — Прим. авт.) отъезда отмечены нарушения по отношению к общепринятой политике на Востоке. Азербайджанским правительством реквизированы все товары персидских подданных, которые Советский Азербайджан обещал пропустить в Персию для Красной Армии. Азербайджанское правительство запретило свободный проезд персидских подданных в Персию... Тов. Абуков, который рекомендует себя то представителем России, то представителем партии “Адалет”, с несколькими персидскими коммунистами, прибывшими из России, не знающими ни обычаев, ни характера населения, несмотря на договорённость о несвоевременности проведения коммунистической пропаганды, собирает население на митингах, рассылает воззвания, с помощью которых стремится к достижению успеха, вмешивается во внутренние дела, тем самым подрывает авторитет Советской власти, бывали даже случаи, когда они отзывались обо мне и моих сторонниках как о сподвижниках буржуазии, с каждым днём запутывают дело революции и ставят меня в безвыходное положение. Доносятся жалобы населения всех сторон Персии на эти выпады, которые отняли у него желание идти на помощь революции. Население Решта, которое ещё месяц назад было готово идти в огонь и в воду для достижения революции, теперь под влиянием разных толков решается на забастовки и почти готово протянуть руку контрреволюции. Я знаю, что в каждой свободной стране свободны всякие программы, но программа, которую проводят в настоящее время в Персии, идёт против желания населения и в случае продолжения может привести к контрреволюции... Не могу примириться с подобного рода явлениями. Голос персидского народа говорит: мы проделали первый шаг к своему освобождению, но нам грозит опасность с другой стороны, а именно:
      если мы не предотвратим вмешательства иностранцев во все внешние и внутренние дела, то предпринятый нами шаг к свободе не будет иметь цены, так как, сбросив одну иностранную власть, мы попадём под власть другой. Я со своими друзьями не считаю себя вправе уничтожить свою революционную честь, приобретённую 14-летней борьбой. На основании вышеизложенных причин я покинул Решт и возвратился в лес к месту своего прежнего пребывания, где и буду ожидать разрешения следующих вопросов:
      1) Реализация обещаний Советской России свободному народу Персии о невмешательстве Советского Азербайджана в дела Персии...
      2) Признание границ и прав Советской республики...
      4) Ограждение жизни и имущества персидских граждан в пределах Советского Азербайджана.
      5) Устранение т. Абукова из Персии и откомандирование в распоряжение советской Персии т. Кожанова, который в противоположность Абукову содействовал развитию революции в Персии...
      Я обращаюсь к вождям российского свободного народа во имя самоопределения народов и во имя освобождения Персии от царского угнетения привести в исполнение свои Декреты о передаче концессий персидскому народу и уничтожить все прежние договоры... Для сохранения свободы необходимо уничтожить обоюдными усилиями нашего общего врага и устранить единичных личностей, которые своей нетактичной политикой [препятствуют] воплощению общей цели и тем самым отнимают возможность осуществить свободу для персидского народа. До благополучного разрешения вопроса я не вернусь» [31].
      30 июля 1920 года в послании чрезвычайного уполномоченного СНК и Совета обороны РСФСР по Волго-Каспийскому району И.П. Бабкина, адресованном В.И. Ленину, отмечалось: «…Всё сообщающееся Вам Мирзой Кучеком по поводу деятельности /51/ комиссара десантного отряда тов. Абукова наблюдалось мной в бытность мою в Энзели с Раскольниковым. Абуков, бывший князь с Кавказа, офицер, коммунист чуть ли не с 19-го года, вёл свою молчаливую пропаганду против Мирзы Кучека. В особенности Абукова поддерживал какой-то авантюрист Беленький. В то время Раскольниковым и мною было категорически потребовано от Абукова и Беленького прекращения агитации против Мирзы Кучека. После уже отъезда Раскольникова вся работа свелась к постоянной склоке и комиссарству Абукова.
      Мирза Кучек в письме указывает на невозможность работы с Абуковым, что заставит его даже удалиться из Решта.
      Делегация и начальник десантных отрядов в Персии тов. Кожанов сообщают об агрессивной политике Азербайджана в отношении Персии…
      Всё вышеизложенное подтверждает необходимость немедленного отозвания Абукова и его жены секретаря ЦЕКА Коммунистов Персии Булле, других родственников, а также работников Персии с русскими фамилиями…» [32].
      Рассмотрев 5 августа вопрос «О положении в Персии в связи с новым письмом Кучека Мирзы», пленум ЦК РКП(б) постановил «командировать временно т. Элиаву для работы в Персии в контакте с т. Орджоникидзе» и предложил Наркоминделу РСФСР ускорить работу учреждённой 17 июля комиссии по персидским делам с привлечением в неё Элиавы для выработки соответствующих политических директив и их срочной передачи по телеграфу в Решт. Наркоминделу и Оргбюро ЦК РКП(б) поручалось разрешить вопрос о дальнейшем использовании Кожанова и Абукова в Гиляне [33].
      Рассмотрев 10 августа «предложение т. Чичерина в связи с положением в Персии», Политбюро ЦК РКП(б) предоставило Элиаве «право отзыва, ареста и предания суду виновных», разрешило ему взять с собой в Гилян «т. Кожанова, вернувшегося из Персии», и поручило «рассмотреть и решить вопрос о возможности оставления в Персии т. Абукова» [34].
      Обеспокоенный судьбой своего бывшего подчинённого, командующий Балтфлотом Ф.Ф. Раскольников телеграфировал в Москву: «По полученным сведениям, мой ближайший сотрудник тов. Кожанов, ехавший в распоряжение Балтфлота, постановлением ЦЕКА возвращается в Персию. Очень прошу оставить тов. Кожанова в моём распоряжении, так как он предназначается на очень ответственную должность коменданта Кронштадтской крепости». Тем не менее 18 августа Оргбюро ЦК РКП(б) приняло решение в просьбе Раскольникову отказать и «временно оставить т. Кожанова в распоряжении Ревсовета Кавказского фронта» [35].
      Но хотя «Ардашир» уехал из Москвы вместе с Элиавой, в Персию он так и не попал, поскольку по прибытии в Ростов в связи с высадкой врангелевского десанта на Азовском побережье получил назначение на должность начальника Морской экспедиционной дивизии [36].
      Так закончилось непосредственное участие красных военморов в персидской авантюре. Из них только Б.Л. Абуков и его жена М.О. Булле оставались в Реште.
      В июле 1920 года началось первое крупномасштабное наступление на юг — на Казвин и Тегеран, которое, по мысли Иранского бюро и нового состава РВС Персидской Красной армии, должно было привести к победе пролетарской революции в стране.
      Поначалу операция развивалась успешно. Утром 31 июля Персидская Красная армия овладела укреплённым городом Менджиль. Как указывали в отправленной в тот же день в Москву телеграмме командарм Василий Каргалетели и военком Яков Блюмкин, «англичане отступают. Эта победа одержана в тот день, когда по воле революционных масс и войска персидской республики неспособное к борьбе полуханское правительство Кучек-Хана заменено Иранским революционным комитетом — правительством активной борьбы в теснейшем контакте с Советской Россией. Сообщая Вам (Л.Д. Троцкому. — Прим. авт.) как вождю Великой Российской Красной армии о наших победах, мы просим Вас довести до её сведения нашу уверенность, что, несмотря на различие и отдалённость фронтов Польского и Менджильского, мы ведём одну общую и великую успешную борьбу». В подтверждение этого в 14 ч 31 июля из Энзели «всем радиостанциям» было передано экстренное сообщение, подписанное «членом ЦЕКА ИКП и Реввоенсовета М.О. Булле», в котором извещалось о свержении правительства Кучек-хана [37]. Однако победные реляции были преждевременными.
      6 августа командование Персидской Красной армии (главком Шапур (Каргаретели), члены РВС Мдивани, Абуков, начштаба Благовещенский) сообщало: «Имеется очень благоприятная обстановка для немедленного наступления на Тегеран, но большие переходы и тяжёлые бои под Менджилем окончательно истрепали армию, поэтому нет резервов, а заминка вызовет неблагоприятный перелом. Необходима присылка свежих Русских боеспособных частей под видом добровольцев. Иранский отряд необходимо усиленно обучать» [38].
      15 августа Персидская Красная армия перешла в очередное наступление, ей удалось занять Куинский перевал, казалось, дорога на Казвин и Тегеран открыта, однако в этот решающий момент персидские (а фактически — азербайджанские) под-/52/-разделения, как сформированные из местных уроженцев, так и прибывшие из Баку, частью разбежались, частью перешли к противнику, уничтожив командный состав. РВС Персидской армии надеялся личным выездом на позиции и «крутыми мерами» остановить отход и закрепиться под Менджилем, но одновременно требовал подкреплений, поскольку прибывший рабоче-крестьянский полк — «совершенно необученный сырой материал», годный только для переворота в тылу, а оставшиеся в строю моряки «непригодны для боя» и оставлены в ближайшем резерве.
      Уже 17 августа был оставлен Менджиль, а ещё через три дня при большой панике и выстрелах местного населения в спину — столица Советской Персии Решт. 18 августа РВС Персармии направил в Иранбюро радиограмму с настоятельной просьбой о срочной помощи русскими боевыми частями: «Персидские части — местные и прибывшие из Баку для боя не годны и держатся в ближнем резерве. Подошедшими частями 2-го Рабоче-Крестьянского полка мы рассчитываем закрепиться в районе Наглобера для обороны. Положение может быть восстановлено только присылкой надёжных русских красноармейцев» [39].
      В тот же день Иранский ревком направил радиограмму Реввоенсовету 11-й армии (копия Иранбюро) с просьбой о срочной помощи: «Иранский ревком настоятельно просит выслать полторы тысячи абсолютно надёжных русских красноармейцев. Положение на фронте крайне тяжёлое. Противник наступает превосходящими силами [на] Менджильском [направлении]. Только немедленная присылка русских частей может спасти положение» [40].
      21 августа Абуков, Шапур и Благовещенский направили телеграмму Г.К. Орджоникидзе (копия Мдивани) об отступлении войск Персидской Красной армии под Рештом: «Линия Глаубер — Рустамабал оставлена. Части отходят под давлением превосходных сил противника к Решту. Отсутствие немедленной помощи вызовет полную ликвидацию всего дела в Персии. Телеграфируйте, когда прибудет пополнение» [41].
      Все части, отошедшие из Решта, начали укреплять небольшую 12-вёрстную полосу вокруг Энзели, а серьёзно обеспокоенный возможным крахом Персидского похода Серго Орджоникидзе отправил, несмотря на протесты командования 28-й дивизии и 11-й армии, из Баку недоукомплектованный 244-й стрелковый полк, который всё-таки стабилизировал положение на фронте. Решт удалось вернуть довольно скоро — 27 августа, однако уже 22 сентября он вновь оказался в руках противника.
      В основном против 244-го стрелкового полка действовали уже не англо-индийские части, а персидская казачья дивизия под командованием полковника Старосельского. После вторичного оставления Решта в Энзели был переброшен «полк имени 26», сформированный из русских красноармейцев и командиров. Совместными усилиями столица Персидской Советской республики была возвращена Совнаркому, однако, как отмечалось в донесениях с фронта, противник отошёл в полном порядке и был готов к дальнейшим действиям, тогда как в Красной армии отмечался недостаток обуви и обмундирования. В ходе последнего наступления были потеряны 60 человек убитыми и ранеными, 250 — заболевшими. Начались и проблемы иного порядка. Реввоенсовет Персидской армии сообщал: «Осталось всего 16 ящиков денег. Не хватает даже на выдачу жалования. Просим прислать на ноябрь 50 ящиков».
      ЦК ИКП поспешил найти в своих рядах «стрелочников», виновных в создавшейся ситуации. 1 октября высшим партийным органом были рассмотрены вопросы «о тов. Абукове» и «о нарушении тов. Булле партийной дисциплины». Выступивший в качестве докладчика Султан-заде поведал собравшимся, что, когда Кавбюро в лице Стасовой отказывал ЦК в средствах и всячески препятствовал отъезду его экспедиции в Тавриз, Абуков призывал не унывать и говорил о наличии у него ещё нескольких сотен тысяч николаевских рублей, которые он получил для передачи Кучек-хану, но выдал ему вместо них мало чего стоящие советские «боны». Поскольку же товарищи, как значится в протоколе заседания, подтвердили, «что во время отъезда из Персии у Абукова было с собой несколько миллионов общереспубликанских советских денег», ЦК ИКП поторопился исключить его из своих рядов, о чём и уведомил Кавбюро «для сведения и расследования».
      Мильду Булле, которая по истечении срока командировки не вернулась в Гилян, не выдала полностью тавризской экспедиции переданные ей для этого ценности и не возвратила хранившиеся у неё протоколы заседаний ЦК ИКП, тоже исключили из его состава, и Кавбюро было предложено потребовать от неё объяснений [42]. Хотя Орджоникидзе обратился 6 октября к властям Пятигорска с предписанием «немедленно отправить тов. Булле со всеми документами Иранского Цека в Баку», пять дней спустя Оргбюро ЦК РКП(б) постановило откомандировать супругов в распоряжение Иваново-Вознесенского губкома партии, предоставив им предварительно месячный отпуск [43]. Так на этот раз партийные супруги избежали заслуженного наказания за свои преступления, совершённые в Персии, но в 1937 году они были репрессированы.
      Зимой 1920/21 года активных боевых действий не велось, обе стороны обменивались короткими ударами и поисками разведчиков. А в марте 1921 года был подписан договор между РСФСР и Персией о ненападении и сотрудничестве, который предусматривал раздел Каспийского моря и возможность ввода советских войск в случае проведения Тегераном недружественной антисоветской политики (этот пункт был успешно использован СССР в августе 1941 г.). Москва, в свою очередь, обязалась вывести части Красной армии из Северной Персии. Согласно договору советские войска начали покидать Гилян с апреля и были полностью выведены к 8 сентября 1921 года. После этого Кучекхан, опиравшийся на помещиков и духовенство, вновь возглавил правительство Гилянской республики. 8 мая его армия получила название Персидской Красной армии, а 5 июня была образована Персидская Советская Социалистическая Республика. По-/53/-сле нового неудачного похода на Тегеран Кучек-хан организовал 29 сентября 1921 года очередной внутренний переворот, уничтожив своих главных политических противников, в том числе Хайдара Аму-оглы. В республике началась гражданская война. 2 ноября, воспользовавшись смутой, территорию заняли войска иранского правительства. Мирза Кучек-хан бежал и погиб от холода в горах. Его голову выставили на всеобщее обозрение в г. Решт. Шах восстановил свою полную власть над Каспийским побережьем.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 44. Поздравительная телеграмма Военно-революционного Совета Персидской Республики председателю Военно-революционного Совета РСФСР Л. Троцкому. 5 июня 1920 г.
      2. Краснов В.Г., Дайнес В.О. Неизвестный Троцкий. Красный Бонапарт: Документы. Мнения. Размышления. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. С. 377, 378.
      3. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 45. Копия, машинопись.
      4. Там же. Л. 47. Копия, машинопись.
      5. Там же. Ф. 85. Оп. 8. Д. 529. Л. 1—2 (соб.). Копия, машинопись.
      6. Там же. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 4 об. Подлинник, рукопись одного из авторов.
      7. Нет уверенности в том, что данная записка стала телеграммой, отправленной Орджоникидзе.
      8. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 6. Подлинник, рукопись, по-видимому, самого Кожанова.
      9. Там же. Ф. 495. Оп. 90. Д. 15. Л. 5.
      10. Там же. Д. 16. Л. 10.
      11. Тардов Владимир Геннадьевич — журналист, заведовал отделом печати Наркоминдела РСФСР. В 1920 г. был включён в состав полномочного представительства РСФСР в Иране, заведовал Советским информбюро, позже являлся генконсулом в Исфагане.
      12. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 90. Д. 16. Л. 82.
      13. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. 672. Оп. 1. Д. 1. Л. 13, 18. 14 РГАСПИ. Ф. 64. Оп. 1. Д. 17. Л. 144. Копия, машинопись. 15 Блюмкин Яков Григорьевич (27 февраля (12 марта) 1900 — 3 ноября 1929), российский революционер, работник советских спецслужб. В конце мая 1918 г. принят на службу в ВЧК, в отдел по борьбе с контрреволюцией на должность заведующего «отделением по наблюдению за охраной посольства [Германии] и за возможной преступной деятельностью посольства». Совершил теракт против посла Германии в России В. фон Мирбаха. Во время теракта был ранен. Убийство Мирбаха дало повод большевистским властям объявить левых эсеров вне закона. Перешёл на нелегальное положение. В апреле 1919 г. Блюмкин добровольно явился в ВЧК, был амнистирован. В июне 1919 г. прибыл в Киев для организации подпольной работы в тылу Вооружённых сил Юга России. Левоэсеровские боевики обвинили его в предательстве и организовали три покушения на него. Осенью 1919 г. добровольно вступил в Красную армию и был послан на Южный фронт, а затем — в Особый отдел 13-й армии. 17 июня 1920 г. вместе с женой командирован НКИД в Персию. 8 августа руководил переворотом в г. Решт. 1—8 сентября участвовал в работе Съезда народов Востока в г. Баку. В 1920—1921 гг. учился на восточном факультете Военной академии в Москве, в 1922—1925 гг. работал в секретариате председателя РВСР Л. Троцкого. В 1921 г. вступил в ряды РКП(б). После ухода Троцкого с поста председателя Реввоенсовета поступил на службу в ОГПУ. Был назначен помощником полномочного представителя ОГПУ на Кавказе по командованию внутренними войсками, где принимал участие в репрессиях против участников Паритетного восстания в Грузии осенью 1924 г. Летом 1928 г. ему было поручено организовать агентурную сеть на всём Ближнем Востоке и в Индии. На обратном пути домой в апреле 1929 г. встречался в Стамбуле с высланным из Советского Союза Л. Троцким, согласился привезти и передать его письмо К. Радеку. Был арестован и приговорён к расстрелу.
      16. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 26. Л. 1. Подлинник, машинопись. Подписи — автограф.
      17. Там же. Д. 13. Л. 10 об. Копия, рукопись.
      18. Там же. Л. 10. Копия, рукопись.
      19. Мдивани Буду (Поликарп Гургенович) (около 1877 — 19 июля 1937), член РСДРП с 1903 г. Активный участник революции и гражданской войны в Закавказье и Персии (в провинции Гилян). Окончил гимназию в Кутаиси. Три года проучился на юридическом факультете Московского университета, откуда был исключён после повторного ареста, связанного с участием в студенческих беспорядках. Входил в состав крупнейших комитетов кавказских организаций РСДРП — Имеретино-Мингрельского в Кутаиси (1903—1906), Союзного в Тифлисе (1905) и Бакинского (1907—1909), а также по заданию партии ездил в Европу для приобретения оружия. В 1913 г. был арестован, заключён в Метехский замок и выслан из России в Персию. После Октябрьской революции 1917 г. отбыл домой в Кутаиси. Вернувшись на родину, участвовал в деятельности тифлисской большевистской организации, затем был завполитотделом 10-й и членом Реввоенсовета 11-й армий, а в марте—июне 1920 г. состоял зампредседателя Северо-Кавказского ревкома, которым руководил Орджоникидзе, и одновременно, с мая, являлся членом президиума Кавбюро ЦК РКП(б) и входил в состав его «Бакинской тройки». В июне 1920 — мае 1921 г. находился в Гиляне. Туда он прибыл как член новообразованного Иранского бюро коммунистических организаций, или Иранбюро. В результате проведения им и другими деятелями Иранской компартии авантюристической политики Персидская Гилянская советская республика была разгромлена в 1921 г. С июня 1921 г. занимал пост председателя Ревкома Грузии, в 1922 г. стал членом Президиума ЦК Компартии Грузии. В 1924 г. был назначен торговым представителем СССР во Франции. В 1928 г. был отозван из Франции, за принадлежность к оппозиции смещён со всех постов, исключён из партии и сослан на 3 года в Сибирь. В 1929 г. ссылка была заменена 3 годами лишения свободы. В 1931 г., после подачи заявления об отходе от оппозиции, был восстановлен в ВКП(б), назначен председателем СНХ ССР Грузии и народным комиссаром лёгкой промышленности ССР Грузии. Также по июнь 1936 г. занимал пост 1-го заместителя председателя СНК ССР Грузии. В 1937 г. его арестовали по делу о «троцкистском шпионско-вредительском центре». 10 июля 1937 г. был расстрелян на окраине Тбилиси. В 1956 г. был реабилитирован.
      20. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 90. Д. 15. Л. 5—6 об. Подлинник, машинопись, подпись — Пылаева.
      21. Там же. Ф. 64. Оп. 1. Д. 17. Л. 144«а». Копия, машинопись.
      22. Там же. Ф. 2. Оп. 2. Д. 329. Л. 1, 1 об. Копия, машинопись.
      23. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 130. Оп. 4. Д. 601. Л. 130.
      24. РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 314. Л. 15.
      25. Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 94. Л. 1; Ф. 39. Оп. 3. Д. 2. Л. 6.
      26. Там же. Ф. 495. Оп. 90. Д. 18. Л. 153—155.
      27. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 195. Оп. 3. Д. 261. Л. 14, 16.
      28. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 33. Л. 7—8. Заверенная копия, машинопись.
      29. Велихов А.С. Похождения террориста: Одиссея Якова Блюмкина. М.: Современник, 1998. С. 43; Матонин Е.В. Яков Блюмкин. Ошибка резидента. М.: Молодая гвардия, 2016. 448 с.; Ивашов Л.Г. Опрокинутый мир. Тайны прошлого — загадки грядущего. Что скрывают архивы Спецотдела НКВД, Аненербе и Верховного командования Вермахта. М.: Книжный мир, 2018. С. 171—240.
      30. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 90. Д. 5. Л. 3. Копия, рукопись.
      31. РГВА. Ф. 109. Оп. 10. Д. 5. Л. 9—17.
      32. РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2. Д. 361.
      Л. 2—5 об. Подлинник, рукопись, автограф Бабкина.
      33. Там же. Ф. 17. Оп. 2. Д. 33. Л. 1.
      34. Там же. Оп. 3. Д. 101. Л. 1.
      35. Там же. Оп. 112. Д. 61. Л. 7, 62.
      36. РГА ВМФ. Ф. Р-352. Оп. 2. Д. 119. Л. 1. Послужной список И.К. Кожанова (приказы № 2866). 37. РГАСПИ. Ф. 454. Оп. 1. Д. 2. Л. 61. Копия, машинопись.
      38. Там же. Ф. 64. Оп. 1. Д. 25. Л. 61. Копия, машинопись.
      39. Там же. Д. 20. Л. 46. Копия, машинопись.
      40. Там же. Д. 25. Л. 105. Копия, рукопись.
      41. Там же. Л. 121. Копия, рукопись.
      42. Там же. Ф. 495. Оп.90. Д. 5. Л. 10—11.
      43. Там же. Ф. 17. Оп. 112. Д. 76. Л. 5. /54/
      Военно-исторический журнал. №2. 2021. С. 46-54.
    • Близниченко С.С. Красные военморы в Персии: попытка экспорта революции // Военно-исторический журнал. №1. 2021. С. 41-49.
      Автор: Военкомуезд
      С.С. БЛИЗНИЧЕНКО
      КРАСНЫЕ ВОЕНМОРЫ В ПЕРСИИ: ПОПЫТКА ЭКСПОРТА РЕВОЛЮЦИИ
      «Краса и гордость революции» — так, по меткому выражению наркома по военным и морским делам (наркомвоенмора) РСФСР Л.Д. Троцкого, называли в первые годы советской власти военморов Рабоче-крестьянского Красного флота (РККФ). Они не только активно участвовали в 1917 году в свержении власти царя и Временного правительства в своей стране, но и пытались сделать подобное за рубежом. После окончания знаменитой Энзелийской операции Волжско-Каспийской военной флотилии (ВКВФ) в мае 1920 года советское руководство с помощью военморов-каспийцев предприняло ряд шагов по экспорту революции в юго-восточные страны, одной из которых стала шахская Персия. На её территории, примыкавшей к порту Энзели, развернулись события, едва не приведшие к свержению правящей иранской династии.
      Ещё до прихода ВКВФ в Гилянской провинции полыхало восстание. Возглавлял его лидер лесных повстанцев-дженгелийцев Мирза Кучек-хан, имевший среди простых людей репутацию освободителя от ненавистных англичан и их продажных шахских приспешников. Агенты разведслужбы III Интернационала — Совинтерпропа и РВС Туркестанского фронта во главе с М.В. Фрунзе в марте 1920 года установили первые контакты с Кучек-ханом. Но высадка морского десанта с кораблей ВКВФ в Энзели потребовала изменения состава советских переговорщиков. Теперь вся инициатива перешла к Кавказскому бюро ЦК РКП(б) и РВС Кавказского фронта во главе с Г.К. Орджоникидзе (Серго), напрямую замыкавшихся при решении данных вопросов на председателя Совета народных комиссаров (Совнаркома) В.И. Ленина и наркомвоенмора Л.Д. Троцкого. Оперативное руководство операцией было возложено на военморов и их разведку.
      10 мая 1920 года командующему Ленкоранским боевым участком и начальнику всех десантных отрядов ВКВФ И.К. Кожанову [1] поступил доклад № 1 от начальника Информотдела А.М. Гаджиева Мустафаева: «Сотрудника Афонина Степана, присланного Вами, я отправляю к Кучек-Хану. К Кучек-Хану путь избираем через Энзели на персидском баркасе, так как ему команда знакома — можно подкупить» [2]. В справке помощника начальника Информотдела П.А. Плеханова отмечалось, что Афонин передал Кучек-хану «письмо от Кожанова и значок [орден Красного Знамени]» [3].
      19 мая, сразу же после изгнания военморами из Энзели англичан, командующий ВКВФ (комфлота) Ф.Ф. Раскольников [4] подписал приказ по флотилии о том, что её «первый, второй и третий десантные отряды переименовываются в Экспедиционный корпус» (сокращённо — Экспедикор), командиром (комкором) назначается И.К. Кожанов [5], а военным комиссаром (военкомом) — Б.Л. Абуков [6]. В тот же день комкор своим приказом утвердил временно исполняющим должность начштаба Экспедикора П.П. Шешаева — начальника штаба десантных отрядов (десотрядов) флотилии, который, подменяя Кожанова, находился тогда в Астаре и поэтому к исполнению своих непосредственных обязанностей приступил лишь 30 мая.
      В день подписания приказа по поручению комфлота Ф.Ф. Раскольникова военком десантных отрядов Б.Л. Абуков направил на имя народного предводителя Гилянской провинции Персии (полевого командира в современной терминологии) письмо следующего содержания:
      «Дорогой товарищ Мирза Кучек-Хан.
      Советской России давно известно о твоих подвигах в деле осво-/41/-бождения некогда великого и могущественного персидского народа от английского ига и предавшего за английское золото свою родину шахского правительства. Поэтому мы пользуемся первым удобным случаем, чтобы приветствовать в твоём лице освободителя униженной и оскорблённой Персии. Мы считаем своим долгом поставить тебя в известность о целях нашего прихода в Энзели. Мы пришли сюда не в качестве завоевателей и не для того, чтобы вместо английского ярма наложить на исстрадавшуюся Персию новое русское ярмо. В Энзели нас привело то обстоятельство, что здесь находятся суда и военное имущество, принадлежавшее Советской России и увезённое оттуда контрреволюционерами.
      Мы совершенно не касаемся существующего порядка, ибо на то нас персидский народ не уполномочивал, а мы всегда делаем то, что говорим. Говорим же мы, что каждый народ имеет право определять свою судьбу так, как он этого желает. Как только мы заберём своё имущество, мы должны уйти, ибо наша задача будет тогда окончена.
      Но от многих твоих сторонников с момента нашего пребывания в Энзели нам приходится слышать, что наше дальнейшее присутствие здесь необходимо, ибо с нашим уходом опять [воцарится] здесь ненавистная и для нас, и для вас английская власть. Это послужило поводом для того, чтобы написать тебе письмо и узнать твоё мнение, ибо для Советской России только твоё мнение может иметь решающее значение по данному вопросу.
      Мы готовы всеми силами помочь персидскому народу избавиться от английского ига. Если наша помощь нужна тебе, то ты должен со своей стороны немедленно связаться с нами. Было бы очень желательно лично повидаться с тобой и обо всём подробно поговорить и условиться о дальнейшей совместной работе. Если твой приезд в Энзели почему-либо невозможен, то назначь время [нашей] встречи для личных переговоров.
      Да здравствует освобождённая прекрасная Персия. Да здравствует борец за освобождение Персии Кучек-Хан. Да здравствует союз освобождённой Персии с Советской Россией» [7].
      22 мая 1920 года окрылённый быстрой победой над белогвардейцами и англичанами командующий Волжско-Каспийской военной флотилией Ф.Ф. Раскольников срочно телеграфировал председателю Реввоенсовета Республики и наркомвоенмору Л.Д. Троцкому (копия В.И. Ленину): «Только что вернулся из Энзели, настроение в Персии не поддаётся описанию. Весь народ встречал нас с необычным энтузиазмом. Первоначально красные флаги были вывешены только местами, но теперь уже весь город разукрасился ими. Мы заявили, что во внутренние дела Персии вмешиваться не будем, предоставляя персидскому народу самому решить свою судьбу. Губернатор остался в Энзели и приветствовал нас от имени персидского Правительства…
      В начале мною было заявлено, что мы пришли только за своим имуществом и за белогвардейским флотом, но вчера я передал губернатору заявление, что ввиду восторженного приёма красных моряков населением и раздающихся со всех сторон просьб о том, чтобы мы остались с ними и не отдавали на растерзание англичан, красный флот останется в Энзели даже после того, как всё военное имущество будет вывезено. Первый, второй и третий десантные отряды военных моряков переименованы в Советский Экспедиционный корпус и начальник десантных отрядов товарищ Кожанов назначен командиром экспедиционного корпуса. Прошу вашей санкции на формирование корпуса и утверждение Кожанова в качестве комкора…
      Завтра вечером я и товарищ Орд[ж]он[и]кидзе выезжаем в Энзели для встречи с Кучек-Ханом. Прошу Ваших указаний относительно дальнейшей политики в Персии. Могу ли я считать у себя развязанны[ми] руки в смысле продвижения в глубь Персии, если в Персии произойдёт переворот и новое правительство призовёт нас на помощь?..
      Что касается лично меня, то прошу Центральный комитет РКП ввиду полного окончания боевых действий на Каспии и ввиду того, что на Балтике и на Чёрном море никаких серьёзных боевых действий быть не может, а предстоит длительная строительно-созидательная работа, для которой нужны люди иного склада и иного темперамента, я прошу перевести меня на работу в Наркоминдел, использовав меня для участия в революционном движении других стран. В настоящее время очень ответственная работа предстоит на Востоке, и если возможно, то я просил бы оставить меня здесь, дав мне ту или иную работу» [8].
      Отправляя эту телеграмму, Ф.Ф. Раскольников уже знал о том, что руководством РСФСР принято решение, оформленное в виде протокола № 13 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 22 мая 1920 года, следующего содержания: «Предрешить назначение т. Раскольникова командующим Балтийским флотом, окончательно решив этот вопрос через три недели. Поручить тов. Троцкому известить о решении Политбюро т. Раскольникова» [9].
      Решение об отзыве Раскольникова, принятое через несколько дней после взятия Энзели, было вызвано стремлением советского правительства «спасти лицо», т.е. подтвердить версию своей полной непричастности к действиям Волжско-Каспийской флотилии, явившимся якобы делом личной инициативы комфлота. Ленин и Троцкий не хотели осложнения отношений с Англией из-за ситуации в Гилянской провинции Персии.
      Раскольников решил максимально использовать отведённые ему до отъезда на Балтику три недели для укрепления позиций Кучек-хана. Тем более что на это ему была дана санкция высшего руководства РСФСР. Вот документальное свидетельство этого в виде выписки из протокола № 15 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 25 мая 1920 года: «О восточной политике. а) О Персии. Одобрить в общем политику Комиссариата Иностранных Дел, предполагающего оказывать поддержку освободительному движению народов Востока.
      а) Вменить в обязанность т. Раскольникову по оказании необходимой помощи Кучек-Хану иму-/42/-ществом, инструкторами и проч., передать под власть последнего Энзели и другие пункты Персии, находящиеся в наших руках, убрать из этих пунктов флот, заявив, что это делается по распоряжению советского правительства, ввиду полного нежелания последнего вмешиваться во внутренние дела Персии.
      Оставить в Энзели некоторую часть судов под видом полицейской службы, но под Азербайджанским флагом в качестве, необходимом для постоянного содействия Кучек-Хану.
      б) Поручить соответствующим ведомствам рекомендовать Орджоникидзе проводить такую политику, которая, безусловно, поддерживала бы Кучек-Хана или вообще демократические революционные элементы в их борьбе с шахским правительством в целях осуществления независимости Персии…» [10].
      Как уже говорилось выше, в связи с новым характером предстоящей операции десантные отряды ВКВФ были реорганизованы в Экспедиционный корпус. Вручая комкору И.К. Кожанову мандат, комфлота Ф.Ф. Раскольников обрисовал ему обстановку в Северной Персии и вытекавшие из этого оперативные задачи: «Флот уходит в Баку. У персидских берегов остаётся пока один эсминец. События могут принять самый неожиданный оборот, и Вам нужно быть готовым ко всему. Связь со мной держите через корабельную радиостанцию» [11]. Сообщив эту информацию, комфлота попрощался и отбыл на флагманском корабле в столицу Советского Азербайджана.
      В своём обращении к бойцам Экспедикора И.К. Кожанов подчёркивал: «Предстоящая работа в Персии связана с колоссальными затруднениями политического и общего порядка и требует максимального напряжения воли, ума, энергии. Два года десантные отряды терпели все тяготы и лишения боевой жизни. Каждому из нас памятны отдельные моменты, когда обстановка была особенно тяжёлой. Где бы ни появились наши отряды, они с честью выполняли свой долг. Но теперь значение наших действий будет ещё больше: мы будем совершенно одни, оторванные от нашей родной земли, будем самостоятельно способствовать революции на Востоке» [12].
      Это обращение имело важное значение для мобилизации сил оставшихся в Персии моряков-десантников. Как тогда им казалось, они первые несли на своих штыках свободу угнетённым народам Востока от поработителей — местных феодалов и английских оккупантов. Назревала предреволюционная ситуация со специфическим азиатским оттенком. И комкору Кожанову со своими бойцами предстояло принять в грядущих событиях непосредственное участие.
      Все десантные отряды сливались в трёхбатальонный пехотный полк моряков численностью около 750 человек, командовать которым И.К. Кожанов поручил начальнику 1-го десотряда Я.И. Осипову [13], тем же приказом утверждённому начальником гарнизона г. Энзели и его окрестностей и начальником Рештского боевого участка.
      Расположив свой штаб в «Гранд-Отеле» и объявив район на военном положении, Осипов в приказе № 1 от 19 мая 1920 года по гарнизону г. Казьяна строжайше запретил всякую продажу спиртных напитков и хождение по улицам с 10 часов вечера до 5 часов утра. Всем офицерам «без различия национальности и определения возраста, а также и всем солдатам, ранее служившим в Добровольческой и Английской армиях», предписывалось в течение 24 часов зарегистрироваться у комендантов Казьяна и Энзели. Разграбленное населением имущество бежавших деникинцев, англичан и местной буржуазии, а также всё огнестрельное и холодное оружие, за исключением кинжалов и охотничьих ружей, подлежало немедленной сдаче в трофейную комиссию Экспедикора, причём ослушавшимся грозили арест и предание военно-революционному суду [14].
      Одна из главных задач начальника гарнизона заключалась в поддержании дисциплины среди своих подчинённых, которые «расслабились» в связи с победой над белогвардейцами и англичанами. В очередном приказе по гарнизону от 21 мая Осипов констатировал: «…наблюдаются случаи самовольных арестов граждан военморами», «народное имущество… бесстыдно расхищается», а «хулиганские выходки под влиянием винных паров не прекращаются». Отмечая, что аресты, производимые для пресечения этих «позорящих и дискредитирующих рабоче-крестьянскую Советскую власть беспорядков», не оказывают должного воздействия, начальник гарнизона обещал применять «самые суровые и решительные меры наказания вплоть до расстрела» [15]. И за словом последовало дело. За нарушение этого приказа был расстрелян один из военморов. Однако не все формальности были соблюдены, и уже 29 мая сам Осипов был отстранён от должности и сдал её В. Клаусману, одновременно передав полк моряков командиру 1-й роты И. Шишину.
      Поскольку смена командования вызвала толки среди десантников, И.К. Кожанов в приказе по Экспедикору подчёркивал: «…Предстоящая работа в Персии благодаря своей сложности мыслима лишь в том случае, если все ответственные работники будут соответствовать своему назначению», и если кто-либо из них «окажется недостаточно сильным для выполнения возложенных на него обязанностей, то его необходимо сразу же отстранить от должности даже в том случае, если он в прошлом сумел завоевать доверие» [16]. Вслед за этим бывшему начальнику гарнизона Осипову, его военкому Костромину, коменданту Казьяна Панкову и ещё нескольким военморам был объявлен строгий выговор «по делу расстрела военмора конного эскадрона т. Суханова», а 5 июня виновные в бессудной казни были преданы суду Ревтрибунала [17].
      Одновременно с этими событиями продолжалась переписка между Кавбюро ЦК РКП(б) и руководителями партии и правительства. 23 мая Орджоникидзе доложил в Москву Ленину, Сталину и Чичерину о готовности начать с помощью Кучек-хана борьбу за советскую власть в Персии: «Дайте нам точные указания, какой политики придерживаться в Персии. Мусульманскими /43/ частями занят Ардебиль. Без особого труда можем взорвать весь персидский Азербайджан — Тавриз. Действовать вовсю опасаемся. Опять получим нагоняй, а поэтому прошу сейчас же ответить. Моё мнение: с помощью Кучек-Хана и персидских коммунистов провозгласить советскую власть, занимать города за городами и выгнать англичан. Это произведёт колоссальное впечатление на весь Ближний Восток… Прошу ответа не позже завтрашнего дня 2-го и 12-го часа, так как вечером думаю вместе с Раскольниковым выехать на один день в Энзели» [18].
      Как сообщал в тот же день комкор И.К. Кожанов: «23 утром Кучек прибыл в Энзели. В результате беседы выяснилось, что он хочет начать революционное движение в Персии под советскими лозунгами, для чего считает необходимым образование советского правительства в Персии. Население Кучек-Хана встречает восторженно. Все ждут переворота. Принимаем все меры для предотвращения преждевременных шагов, но думаю, что вряд ли удастся удержать революционное движение» [19].
      А вот как позднее Ф.Ф. Раскольников описывал встречу этого местного вождя жителями провинции: «Энзели ожидал Кучек-Хана, скрывавшегося в лесах. Он был тогда грозой англичан. Полуразбойник, полуреволюционер, сторонник национального освобождения Персии, он наводил ужас на английских купцов и офицеров, смело нападая на автомобили из-за скал горного перевала между Казвином и Тегераном. Немало фордов было сброшено им под откос в глубокую пропасть. Как легендарный Робин Гуд, Кучек-Хан отнимал имущество у богатых и раздавал его бедным. Подобно герою английской легенды, он был сказочно неуловим. Крестьяне кормили, поили и прятали его.
      Пёстрая толпа затопила весь берег и тесный квадрат пристани, державшейся на сваях. Город был возбуждён томительным ожиданием торжественной встречи необыкновенного гостя. Кучек-Хан уже несколько лет не был в Энзели.
      И вот он пожаловал. Сперва показался отряд загорелых, черноволосых курдов, вооружённых винтовками, револьверами и кинжалами. Это был отряд личных телохранителей Кучек-Хана. Затем появился и сам Кучек-Хан, сопровождаемый своими соратниками и шумно приветствуемый персидской толпой. Высокий, стройный, красивый, с правильными чертами лица, он шёл с непокрытой головой и раскланивался с народом. Длинные тёмные вьющиеся кудри пышными локонами падали на его плечи, а грудь была туго обтянута косым крестом пулемётных лент. Широкие брюки заправлены в бледно-зелёные обмотки, завязанные белыми тесёмками. На ногах — вышитые серебром жёсткие кожаные туфли с острыми, загнутыми кверху носками…» [20].
      26 мая 1920 года наркомвоенмор Л.Д. Троцкий направил директивную телеграмму Ф.Ф. Раскольникову о характере действий советского командования в оккупированном Энзели:
      «Сообщаю основные директивы политики в Персии:
      Первое, никакого военного вмешательства под русским флагом. Никаких русских экспедиционных корпусов. Всемерное подчёркивание нашего невмешательства с прямой ссылкой на требования Москвы убрать русские войска и красный флот из Энзели, дабы не вызывать подозрения в стремлении к захвату.
      Второе, оказать всемерное содействие Кучек-Хану и вообще освободительному народному движению Персии инструкторами, добровольцами, деньгами и прочее, сдав в руки Кучек-Хана занимаемую нами территорию.
      Третье, если для успеха дальнейшей борьбы Кучек-Хана необходимо участие военных судов, поставить таковые под флагом Азербайджанской республики и оказывать от её имени помощь Кучек-Хану.
      Четвёртое, надо помочь и оставить в Персии широкую советскую организацию.
      Пятое, нам необходимо заставить правящую Англию понять, что мы… в Персии и вообще на Востоке [оставаться] не собираемся и готовы дать действительные гарантии нашего невмешательства…» [21].
      На следующий день в Энзели состоялись переговоры советских представителей с лидером дженгелийцев. Об этом в заметке «Кучек-Хан у Раскольникова», опубликованной в печатном органе ЦИК РСФСР, сообщалось следующее: «Ташкент, 4 июня. 27 мая вождь персидских революционеров Кучек-Хан посетил командующего флотом тов. Раскольникова. Встреча произошла на пароходе “Курск” в Энзели. Почти всё население высыпало навстречу любимому герою. Кучек-Хану был устроен торжественный приём. В беседе принимали участие тт. Раскольников, Орджоникидзе, Алиев» [22].
      Как отмечал в своих воспоминаниях один из участников встречи М. Исрафилов, «в продолжение часовой беседы Мирза Кучек-Хан был в высшей степени учтив, любезен и крайне предупредителен ко всем участникам совещания… Предложение Мирзы Кучек-Хана состояло из двух положений: первое — совместные действия объединённых сил советских войск и его, Мирзы Кучек-Хана, против англичан до полного очищения территории Персии от последних, и второе — ниспровержение шахского правительства в Тегеране как ставленников и сторонников англичан. Что касается третьего положения, молчаливо обойдённого тов. Раскольниковым, о возможности проведения социальных реформ, то сам Мирза Кучек-Хан, затронув этот вопрос, поставил условием воздержаться от этих шагов в Персии, мотивируя это тем, что народ персидский тёмен, находится под опекой религии, и немедленное проведение реформ без предварительной подготовки населения вызовет слишком сильное противодействие со стороны тех слоёв, при содействии и полной поддержке которых только и возможно успешное выполнение задачи освобождения Персии от англичан. Таким образом, между Кучек-Ханом и тов. Раскольниковым был заключён вербальный договор, состоящий из двух первых положений» [23].
      О перегибах местных коммунистов говорилось в докладе выехавших в июне 1920 года в Москву представителей Кучек-хана — Мозаффера-заде и Гаука-Хушенга: «Тов. Агаев, проходивший партийную школу в Баку, не имея политического опыта и не обладая известным революционным тактом, не желая считаться с особенностью жизни персидского народа, начал разжигать умы персидских рабочих в городе Энзели, натравливая их против мелкобуржуазного класса…
      Население города Энзели, чтя и уважая тов. Мирзу Кучека, апеллировало к нему, умоляя принять меры к прекращению подобного безобразия и обратиться к тов. Раскольникову за помощью. Этот вопрос, являясь принципиальным, был обсуждён в присутствии члена [Кавбюро] ЦК партии [большевиков] Орджоникидзе и Раскольникова, Кожанова и Абукова. Тов. Орджоникидзе… отдал тут же на пароходе “Курск” приказ партии “Адалет” /44/ прекратить подобную агитацию и всецело работать с правительством Мирзы Кучека, выставив лозунг “Долой англичан и их наймитов — шахское правительство”» [24].
      30 мая заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан направил телеграмму Раскольникову и Орджоникидзе с предостережением о политике осторожной советизации Персии: «Желание Кучек-Хана образовать Советскую власть в Персии… требует величайшей осторожности. По настроению персов [в] Энзели, Реште и пограничных районах с Азербайджаном нельзя судить о всей Персии…
      Борьба, естественно, должна вестись против англичан и против той части чиновничества и имущих классов, которые вместе с англичанами. Необходимо сплотить Кучек-Хана, персидских коммунистов и другие демократические группы, которые за революционную борьбу против правительства и Англии.
      Мы не возражали бы против организации новой власти по типу Советской власти, причём государственно-административный аппарат был бы советским, но без нашего социального содержания…» [25].
      В свою очередь в конце мая 1920 года председатель Совета министров Персии Восуг-уд-Доуле направил через комфлота ВКВФ Ф.Ф. Раскольникова нотупротеста народному комиссарупо иностранным делам РСФСР Г.В. Чичерину, в которой, в частности, говорилось следующее: «…Само собой разумеется, что и Советское правительство не пожелает, чтобы внутренний порядок и спокойствие в соседней стране, столь сильно пострадавшей от прежнего русского режима, теперь же находился под угрозой русских революционеров. Ввиду того, что дальнейшее пребывание в Персии Советских сил будет создавать непрерывное осложнение и вызовет нежелательные последствия, что в свою очередь натурально будет тормозить дело восстановления добрососедских отношений, я позволяю себе ещё раз подчеркнуть необходимость немедленного увода Советских войск из пограничных областей Персии…» [26].
      Наращивание российской военной мощи в Гиляне не могло не тревожить тегеранское правительство, которое с негодованием напоминало Москве о том, что, вопреки всем её заверениям о неприкосновенности для РСФСР территории Персии, большевистские войска по-прежнему занимают Энзели и Решт, а «командующий вооружёнными силами Казаков (Кожанов) и политический агент Обухов (Абуков) продолжают оставаться со своими войсками в этих районах и стараются организовать восстание среди населения». Чичерину ничего не оставалось, как утверждать, что «ни в Энзели, ни в Реште сейчас нет русских войск», и упомянутые в персидской ноте лица «как якобы являющиеся одно — командующим армией, а другое — политическим представителем России, в действительности не занимают ни этих, ни каких-либо иных официальных русских постов и их качество и место пребывания нам не известны» [27].
      Между тем революционные события в Гилянской провинции Персии нарастали как снежный ком. И советское правительство не поспевало за их ходом. Всё зависело от непосредственных исполнителей на местах. И одними из них, сыгравших отрицательную роль в деле советизации Персии, стали военком Экспедикора Б.Л. Абуков и его жена М.О. Булле [28]. 30 мая Абуков направил открытую радиограмму из Энзели в Баку Ф.Ф. Раскольникову и Г.К. Орджоникидзе: «После Вашего отъезда решено было Мирзой Кучек составить временное правительство, Реввоенсовет и приступить к негласной работе. Мирза-Кучек уехал, до сих пор сведений от него не поступало…» [29].
      Одновременно командование Экспедикора предприняло действия по оказанию давления на оккупантов-англичан. Для этого 1 июня военный агент (атташе) РСФСР в Персии Г.Н. Пылаев [30] с отрядом в 300 человек начал наступление на занятую британскими войсками столицу провинции Гилян. О результате он доложил на следующий день: «Решт был оставлен англичанами 2 июня. Причины очевидно следующие: стратегическое положение Решта чрезвычайно неудобно для обороны его. Сведения же о переброске частей Красной Армии через Энзелийский залив на Фумен англичане получили, и это их ставило в положение быть отрезанными от базы в Менджиле. Поэтому англичане и ушли из Решта, после чего все шахские чиновники и купечество города приехали к М. Кучеку, находившемуся в это время в восьми верстах от города в Пасихане, с просьбой явиться в Решт» [31].
      Не дожидаясь окончания этой операции, вечером 1 июня Кожанов сообщил Раскольникову о том, что капитуляция английских войск и оставление ими без боя Решта произвели потрясающее впечатление не только на всю Персию, но и на британские колониальные войска: «Прибыло в Энзели 20 индусов, перебежавших от англичан. Индусы просят нашего покровительства». Радушно принятые и окружённые большим вниманием, перебежчики клялись, что первый выстрел со стороны Красной армии будет для сипаев сигналом к тому, чтобы поднять на штыки свои офицеров-англичан [32].
      К 1 июня на персидской территории находились около двух с половиной тысяч моряков и красноармейцев, около 40 пулемётов и 12 орудий. Нужно было срочно принимать решение об использовании этих сил и средств в предстоявшей операции. Однако ясности в этом вопросе не было. Наоборот, появились серьёзные сомнения.
      Как сразу выяснилось, Орджоникидзе был очень разочарован результатами переговоров с лидером повстанцев и целых пять дней обдумывал свои дальнейшие действия. В телеграмме Карахану (копии — Ленину и Сталину) от 2 июня, не скрывая своей досады, он сообщал: «Ни о какой Советской власти в Персии речи и быть не может. Кучек-Хан не согласился даже на поднятие земельного вопроса. Выставлен только единственный лозунг: “Долой англичан и продавшееся тегеранское правительство!”, хотя против этого восставали местные товарищи. Пока трудно сказать, что получится» [33].
      2 июня Раскольников подписал приказ начальнику [казачьей] дивизии, сохранившейся в Персии со /45/ времени правления царя Николая II, «тов. Старосельскому», в котором говорилось: «Десант Красной Армии занимает Казьян. Красный флот стоит в бухте Энзели. Войска Кучек-Хана заняли город Решт. Вам надлежит:
      I. Оставаясь во главе дивизии и удерживая на местах весь командный состав, поддерживать вверенную Вам дивизию в состоянии надлежащей боеспособности.
      II. В целях уничтожения английского влияния в Персии оказывать всяческое содействие представителям Российской Советской Власти и агентам Кучек-Хана.
      III. Оставаясь по мере возможности в стороне, употребить всю Вашу силу и Ваше влияние для воздействия на демократические круги Персии с целью установления в Тегеране временного революционного комитета, который, опираясь на вверенную Вам дивизию, должен поддерживать порядок и спокойствие в Тегеране до вступления туда Кучек-Хана и до образования новой власти.
      IV. Ни под каким видом не принимать на службу во вверенную Вам дивизию бывших офицеров Добровольческой Армии как изменников и предателей интересов России, прислужников английского империализма.
      V. О положении в Тегеране присылать донесения в Казьян на имя тов. Кожанова» [34].
      Однако этот приказ так и не был передан Старосельскому. И последствия этого в дальнейшем были трагичными.
      А в это время Раскольников через Кожанова активно действовал в Гиляне, подготовив провозглашение там советской власти и создание органов управления. Причём в эти советские органы Гилянской провинции были делегированы Кожанов и Абуков.
      3 июня Кожанов доложил Раскольникову: «Завтра в 9 часов выезжаю вместе с членами Реввоенсовета Персии в Решт» [35]. И уже на следующий день он послал радиограмму в Баку Орджоникидзе: «Убедительно просим ещё раз срочной высылки вооружённой живой силы, аэропланов, броневиков, а также всё просимое.
      Командующий вооружёнными силами Персидской Республики Ардашир “Кожанов”, члены Реввоенсовета Республики Южанулла [Эсханулла], Музафар-Заде» [36].
      Таким образом, советское руководство в Москве и на Кавказе было поставлено перед фактом самовольного захвата власти военморами ещё до официального провозглашения переворота в Гиляне.
      Действительно, в ночь с 4 на 5 июня с непосредственным участием Ф.Ф. Раскольникова, И.К. Кожанова и Б.Л. Абукова было образовано Временное республиканское правительство под председательством Кучек-Хана, взявшего на себя также руководство военным ведомством. «На должности комиссаров, учредить которые ему было рекомендовано, — указывал А.А. Нехавенди [37], — Кучек-Хан выбрал лиц из молодых прогрессивных деятелей Персии, зарекомендовавших себя в различных этапах революционного движения». Почти все члены правительства, по российскому образцу привычно названного Совнаркомом, являлись уроженцами Гиляна: в основном это были местные купцы, богатые чиновники и даже помещики. При главе правительства аккредитовывались временный поверенный в делах РСФСР М. Исрафилов и военный агент Г.Н. Пылаев, мандаты которым подписал «по уполномочию Советского правительства командующий Российским и Азербайджанским Каспийским военным флотом Раскольников» [38].
      6 июня 1920 года Ф.Ф. Раскольников отправил телеграмму на имя В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого и Г.В. Чичерина. В ней, в частности, говорилось: «Только что приехал из Решта. В ночь с 4 на 5 июня в Реште образовалось Временное Революционное Правительство Персии в следующем составе: председатель Временного революционного Правительства и Военный комиссар — товарищ Мирза Кучек, комиссар финансов — Мирза Магомед АлиБазари, комиссар торговли — Мирза Абул Казум Реза-Заде, комиссар юстиции — Махмуд Ага, комиссар почт и телеграфа — Насрулла, комиссар народного просвещения — Ходжи Могамед-Али-Хан-Хумами. Все члены Временного Революционного Правительства — старые сподвижники тов. Мирза Кучек и участники первой Персидской революции.
      Наряду с Временным Революционным Правительством сформирован Революционный Военный Совет в следующем составе: Ехсахулла и Мир-Салех Музафет-Заде. Двумя другими членами Реввоенсовета Персидской Республики избраны наши русские товарищи коммунисты Кожанов и Абуков. Несмотря на усиленные просьбы тов. Мирза Кучек и его сподвижников о вступлении наших товарищей в состав Реввоенсовета, я заявил, что они будут оказывать самое полное содействие, но в состав Реввоенсовета временно не войдут. Прошу Ваших указаний, могут ли товарищи Кожанов и Абуков, за политическую подготовленность которых я, безусловно, ручаюсь, войти в состав Реввоенсовета Персидской Республики, или этого делать не следует. Быть может, Вы разрешите им войти в Реввоенсовет Персии, целиком перейдя на персидскую службу и формально порвав с Советской Россией…» [39].
      В тот же день Ф.Ф. Раскольников сделал ещё одну попытку остаться в Гиляне. Он отправил Л.Д. Троцкому (копия В.И. Ленину) телеграмму с просьбой разрешить ему продолжить революционную работу в Персии: «Обстановка на Каспийском море позволяет совершенно свободно немедленно отозвать меня с должности Комфлота. Боевые задачи закончены, программа реорганизации остающейся военной силы Каспморя разработана и частью осуществлена. Завершить это дело не составляет труда. Но ввиду того, что в Персии началась революция, и я, действуя согласно Вашим директивам, глубоко вошёл в это дело, прошу ЦЕКА разрешить мне исполнить мой долг революционера до конца и оставить меня для политической работы в Персии. Если ЦЕКА не найдёт возможным удовлетворить мою просьбу, то во всяком случае прошу оставить меня здесь до приезда уполномоченного по делам Персии. Внезапный мой отъезд в настоящее время произведёт чрезвычайно неблагоприятное впечатление на Временное Революционное Правительство Персии и будет иметь вид неодобрения со стороны Москвы тактической линии, проводимой мною и персидскими революционерами согласно Вашим указаниям. Надеюсь, что ЦЕКА найдет возможным, по крайней мере временно, оставить меня в Персии, если не в качестве ответственного работника, то, по крайней мере, рядовым революционным бойцом» [40].
      В ожидании ответа из Москвы Раскольников продолжал активно действовать и направлять персидских революционеров по пути дальнейших преобразований. Об этом свидетельствует его очередная телеграмма от 8 июня Л.Д. Троцкому (копии В.И. Ленину и Г.В. Чичерину): «На митинге четвёртого июня Мирза-Кучек произнёс следующую речь: “Яркий свет за-/46/-жёгся в России, но первоначально мы были так ослеплены его лучами, что даже отвернулись от него. Но теперь мы поняли всё величие этого лучезарного светила. Если лампа, горящая в России, затухнет, то у персидского народа нет спичек снова разжечь её. Поэтому все усилия персидского народа должны быть направлены к союзу с Советской Россией. В знак тесного союза с русскими большевиками я обнимаю и целую представителей Советской России”» [41].
      По свидетельству одного из соратников Кучек-хана, Г.И. Егикяна, на митинге выступил и комкор Кожанов, который заявил, что Красная армия пойдёт на любые жертвы для изгнания англичан из Персии, Месопотамии и Индии, а трудящиеся массы Востока должны сплотиться вокруг вождя революции товарища Мирзы Кучек-хана, дабы завоевать себе свободу и уничтожить угнетателей — шаха, помещиков и иностранных капиталистов. Небезынтересно, что официальный переводчик К.Я. Гаук (Хушенг), бывший российский подданный, уволенный со службы в консульстве за подделку документов, являвшийся одной из самых влиятельных и близких к Кучек-хану фигур, переводя речь Кожанова на персидский язык, постарался смягчить её радикализм, заменив выражение «трудящиеся массы Востока» на «мусульман всего мира», а вместо призыва к борьбе против местных и иностранных капиталистов ограничился лишь «европейскими капиталистами» [42].
      6 июня Раскольников докладывал в Москву: «…Временное Революционное Правительство Персии, на заседании которого я присутствовал, передало мне, что во главу угла своей деятельности оно кладёт осуществление социализма на основе принципов тов. Ленина. В настоящее время тов. Мирза Кучек считает целесообразным выдвинуть только один лозунг: “Долой англичан!”. После занятия Тегерана, когда необходимость на первых порах поддерживать ханов будет целиком использована, он объявит о передаче земли народу. Временное Революционное Правительство Персии заявило мне, что ввиду малоопытности в государственных делах они просят как наших постоянных указаний, так и содействия путём откомандирования на персидскую службу специалистов. В первую очередь необходимы специалисты по вопросам советского строительства и подоходного налога…» [43].
      Просьба комфлота Ф.Ф. Раскольникова об оставлении его в Персии была рассмотрена 8 июня Политбюро ЦК РКП(б). В его решении (протокол № 18, п. 5 от 8 июня 1920 г.) говорилось: «Подтвердить постановление о выезде т. Раскольникова и о назначении его командующимБалтийским флотом» [44].
      Таким образом, Раскольникову не удалось остаться у руля революции в Персии, и он вынужден был подчиниться приказу из Москвы. Но дело, начатое им в Персии, продолжало жить и развиваться.
      Просьба комкора И.К. Кожанова и военкома десантного отряда ВКВФ Б.Л. Абукова о переходе в подданство Персии, переданная Раскольниковым, была рассмотрена на том же заседании Политбюро ЦК РКП(б). В его решении говорилось: «п. 16. ЦК не видит никакой возможности препятствовать или запретить т.т. Абукову и Кожанову, раз они выходят из гражданства РСФСР, перейти в подданство Персии» [45].
      8 июня председатель Особотдела, сформированного согласно приказу Кожанова по Экспедикору от 28 мая, обратился в Реввоенсовет 11-й армии с рапортом, в котором просил «дать через комиссара особых поручений Особотдела тов. Игнатенко все надлежащие инструкции для дальнейшей работы в пределах Персии». Отзываясь о Кучек-хане как о «буржуазном демократе», главная цель которого «изгнать всех европейцев и захватить власть в свои руки», глава Особотдела в качестве подтверждения своих слов с негодованием сообщал о том, как 8 июня им по требованию Гусейнова был послан отряд для проведения обыска у одного азербайджанского подданного — миллионера Рамазанова, но сделать этого не удалось, ибо, как выяснилось, купец «получил охранительную грамоту от защитника буржуазии Кучек-Хана… И в это же время, зная определённые наклонности Кучек-Хана, каждый моряк задаёт сам себе вопрос: почему тов. Кожанов, зная это, ведёт меньшевистскую соглашательскую политику и имеет ли он инструкции из Центра?». Ознакомившись с этим рапортом, Орджоникидзе написал на нём свою резолюцию: «Тов. Абукову. Председателя Особотдела отстранить и отправить в Баку» [46].
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1. Кожанов Иван Кузьмич (12(24) мая 1897 — 22 августа 1938), член РКП(б) с марта 1917 г. Из крестьянской семьи, переселившейся на Кубань из Орловской губернии. Окончил церковно-приходскую школу в Екатеринодаре и реальное училище в Ростове-на-Дону. В 1915 г. поступил в Петроградский горный институт, откуда со 2-го курса в сентябре 1916 г. перешёл в Отдельные гардемаринские классы. С октября 1917 по январь 1918 г. находился в учебном плавании на ВКР «Орёл» на Тихом океане. Вместе с товарищами-большевиками пытался захватить власть на крейсере, но был списан на берег в Гонконге и отправился во Владивосток. В феврале 1918 г. был уполномоченным по советизации Сибирской военной флотилии. С 22 февраля 1918 г. — в 1-м береговом морском отряде при НКМД. 18 июня 1918 г. вместе с Ф.Ф. Раскольниковым принимал участие в затоплении части кораблей эскадры Черноморского флота в Цемесской бухте г. Новороссийска. В конце октября 1918 г. в Казани вступил в отряд моряков-десантников Волжской военной флотилии, затем возглавил его. В мае 1919 г. за бои у дер. Котловка на Восточном фронте был награждён орденом Красного Знамени РСФСР. В июле 1919 г. был назначен командиром всех десантных отрядов ВКВФ. Участвовал в боях при обороне Астрахани и на Северном Кавказе осенью—зимой 1919/20 г. и в Энзелийской операции. С июня по август 1920 г. находился в Персии, принял персидское подданство и под псевдонимом «Ардашир» был членом РВС Персидской Красной армии. В сентябре—декабре 1920 г. командовал морской экспедиционной дивизией при обороне Мариуполя. В марте—мае 1921 г. — командующий Балтфлотом. В 1922—1924 гг. — начальник и военком Морских сил Дальнего Востока. В 1927 г. окончил Военно-морскую академию. С 1927 по 1929 г. — военно-морской атташе СССР в Японии. В 1931—1937 гг. — командующий Черноморским флотом. Арестован 5 октября 1937 г. Расстрелян 22 августа 1938 г. Реабилитирован 7 июля 1956 г.
      2. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ). Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 149. Л. 2—5.
      3. Там же. Д. 129. Л. 5.
      4. Раскольников (Ильин) Фёдор Фёдорович (28 января (9 февраля) 1892 — 12 сентября 1939), член РСДРП(б) с 1910 г. Родился в семье протодьякона. В 1908 г. окончил приют принца Ольденбургского, в 1913 г. — экономическое отделение Санкт-Петербургского политехнического института. Революционной деятельностью занялся на первом курсе института. В 1911 г. — сотрудник газеты «Звезда», в 1912 г. стал первым секретарём газеты «Правда». Был арестован и осуждён к административной высылке. В начале 1913 г. освобождён по амнистии. В 1914 г. был призван на флот. В 1914—1917 гг. учился в Отдельных гардемаринских классах в Петрограде. После Февральской революции 1917 г. ЦК большевистской партии направил его в /47/ Кронштадт, в редакцию газеты «Голос Правды». Был товарищем (заместителем) председателя Кронштадтского Совета рабочих и солдатских депутатов, председателем городского комитета РСДРП(б), одним из руководителей политической жизни Кронштадта. Возглавлял колонну моряков на антиправительственной демонстрации в ходе июльских событий 1917 г., был арестован, в октябре освобождён. С октября 1917 г. — член Военно-революционного комитета Петроградского совета. После захвата власти большевиками участвовал в боях под Пулковом против войск генерала Петра Краснова, затем во главе отряда моряков выехал на поддержку революции в Москве. В ноябре 1917 г. был назначен комиссаром при Морском генеральном штабе, постановлением Всероссийского съезда моряков военного флота «за преданность народу и революции» произведён из мичмана в лейтенанты. С января 1918 г. занимал посты заместителя народного комиссара по морским делам и члена коллегии Морского комиссариата. Один из руководителей «Ледового» похода кораблей Балтфлота из Ревеля в Гельсингфорс и Кронштадт (февраль—май 1918 г.). Один из организаторов потопления кораблей Черноморского флота в Новороссийске с целью воспрепятствовать их захвату немцами (июнь 1918 г.). С июля — член Реввоенсовета Восточного фронта, образованного в связи с выступлением Чехословацкого корпуса, с августа — командующий Волжской военной флотилией. Участвовал во взятии Казани, освобождении Камы. В октябре—декабре — член Реввоенсовета Республики. В декабре 1918 г. возглавил разведпоход эсминца «Спартак» под Ревель, где корабль потерпел аварию и был захвачен англичанами. После почти пятимесячного пребывания в лондонской тюрьме был обменян на 19 пленных английских офицеров. В июне—июле 1919 г. — командующий Астрахано-Каспийской, затем Волжско-Каспийской флотилиями. Участвовал в боях под Царицыном, Чёрным Яром, в обороне Астрахани. После взятия Баку и провозглашения советской власти в Азербайджане был назначен командующим Морскими силами Каспийского моря, а затем командующим Азербайджанским флотом. Руководил операциями по взятию форта Александровского и персидского порта Энзели, где базировался военный флот белогвардейцев. С июня 1920 по январь 1921 г. был командующим Балтийским флотом. В 1921—1923 гг. служил полпредом РСФСР в Афганистане. С 1924 г. работал в Исполкоме Коминтерна под фамилией Петров. В 1924—1926 гг. был редактором журнала «Молодая гвардия», в 1927—1930 гг. — «Красная новь». Был главным редактором издательства «Московский рабочий». В 1928—1930 гг. был председателем цензурного органа по контролю за репертуаром театров и эстрады Главреперткома, начальником Главискусства, членом коллегии Наркомпроса РСФСР. Знал несколько иностранных языков, был автором ряда статей, книг, пьесы «Робеспьер», инсценировки романа Л. Толстого «Воскресение». С 1934 г. был членом Союза писателей СССР. В 1930—1933 гг. был полпредом СССР в Эстонии, в 1933— 1934 гг. — в Дании, с сентября 1934 по апрель 1938 г. — в Болгарии. Органами НКВД было установлено наблюдение за ним «на основании данных о том, что, являясь полномочным представителем СССР в Болгарии, хранил документы Троцкого». В апреле 1938 г. по вызову из Наркомата иностранных дел СССР выехал из Софии, но в СССР так и не вернулся. Жил в Париже. В июле 1939 г. Верховным судом СССР был объявлен вне закона, лишён советского гражданства. 26 июля 1939 г. опубликовал в парижской русской эмигрантской газете «Последние новости» протестное письмо «Как меня сделали “врагом народа”», в котором потребовал гласного пересмотра своего дела. Умер в Ницце 12 сентября 1939 г., предположительно от пневмонии. По другой версии, убит агентами НКВД. После его смерти во Франции было опубликовано получившее широкую известность «Открытое письмо Сталину» (написано в августе 1939 г.), ставшее наиболее резким обвинением вождя в массовых репрессиях. В 1963 г. был посмертно реабилитирован.
      5. РГА ВМФ. Ф. Р-352. Оп. 2. Д. 119. Л. 1. Послужной список И.К. Кожанова (приказ командующего ВКВФ № 2244 от 19 мая 1920 г.).
      6. Абуков Батырбек Локманович (1899—1938), член РКП(б) с ноября 1918 г. Выходец из состоятельной семьи кабардинских феодалов-узденей. Окончил гимназию в Кисловодске и поступил в Екатеринославский горный институт. Учёбу прервала революция. Вернувшись на Кавказ, работал секретарём окружного продкомитета и агентом по реквизиции скота в Нальчике, с апреля 1918 г. состоял секретарём Горского совета при Кисловодском Совдепе, который и представлял на 5-м съезде народов Терской республики во Владикавказе. По партийной мобилизации был зачислен в 1-й Советский полк обороны Северного Кавказа в качестве рядового красноармейца, но во время боя заменил убитого комроты, был назначен помощником командира и затем возглавил Отдельный горский кавдивизион, который сам сформировал. В ноябре 1919 г., едва оправившись после ранения и контузии, был откомандирован в распоряжение комфлота ВКВФ Ф.Ф.Раскольникова, который поручил ему командование 4-м десантным отрядом моряков и позже выдвинул на должность военкома всех десантных отрядов флотилии. В этой должности участвовал вместе с командиром всех десотрядов ВКВФ И.К. Кожановым в очищении Ленкоранского уезда от войск мусаватистов. В 1920—1921 гг. находился в Персии. В октябре 1920 г. отозван ЦК РКП(б) из Персии и направлен в Иваново-Вознесенскую губернию, где работал членом президиума Союза текстильщиков. Как военно-политический работник по мобилизации Ивановского губкома участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа. В 1921 г. отозван в Наркомат по делам национальностей, где работал завотделом, а затем отв. секретарем коллегии. В 1924 г. окончил Восточное отделение Военной академии РККА. До 1931 г. возглавлял различные управления главка «Хлебопродукт» и состоял членом правления объединения «Союзхлеб». С 1932 по 1933 г. обучался в Институте мирового хозяйства и мировой политики. После окончания вуза был командирован в Башкирию, где последовательно занимал должности начальника политотдела зерносовхоза, зам. директора Башзернотреста и зав. совхозным сектором Башкирского обкома ВКП(б). В октябре 1937 г. был исключён из рядов партии как «враг народа». Арестован 14 октября 1937 г. Обвинён: ст. 58-7, 58-8, 58-11. Расстрелян 13 июля 1938 г. Реабилитирован в октябре 1956 г.
      7.  Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 7, 7 об. Подлинник, подпись — автограф Абукова, машинопись.
      8. Там же. Ф. 2. Оп. 2. Д. 293. Л. 1—3. Копия, машинопись.
      9. Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 81. Л. 1. Копия, машинопись.
      10. Там же. Д. 83. Л. 1. Копия, машинопись.
      11. Варгин Н.Ф. Флагман флота Кожанов. М.: Воениздат, 1980. С. 36.
      12. РГА ВМФ. Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 35. Л. 79. Приказы по действующим единому десантному отряду, 1-му десантному отряду, полку моряков отдельного экспедиционного корпуса и 1-й отдельной стрелковой бригаде Персидской Красной армии. Копии.
      13. Осипов Яков Иванович (1(12) января 1892 — 2 ноября 1941), в ВКП(б) с 1926 г. Образование высшее, окончил КУВНАС. Ученик слесаря машиностроительного завода, г. Рига (1906—1910); слесарь замочного завода, г. Рига (1910—1913). Служил по призыву в Российском Императорском флоте (1913—1918): матрос-машинист крейсера «Рюрик», Балтийский флот. Член РСДРП(б) (1917—1918). Исключён из партии за бессудный расстрел матроса-мародёра. Служил в РККА (1918—1941): механик вооружённого военного буксира «Ташкент», помощник начальника отряда судов, Волжская военная флотилия (1918), в боях под Казанью, когда корабль попал в западню, раненый, продолжал стрелять из носового орудия до тех пор, пока буксир не скрылся под водой; комполка стр., 5-я Уральская стр. дивизия (1918—1919); начальник десантного отряда, Волго-Каспийская военная флотилия (1919—1920), /48/ участвовал в боях под Елабугой, Царицыном и Астраханью, зимой 1919/20 г. командовал одним из десантных отрядов ВКВФ, действовавших против белых и дезертиров в Калмыкии и на Ставрополье, в мае 1920 г. участвовал в десантной операции ВКВФ в Энзели; с 19 мая 1920 г. — начальник 1-го десотряда Экспедикора в Персии, начальник гарнизона г. Энзели и его окрестностей и начальник Рештского боевого участка. 29 мая 1920 г. был отстранён от должности за превышение власти, 5 июня 1920 г. вместе с другими виновными в бессудной казни военмора был предан суду Ревтрибунала, был частично оправдан и отправлен в Баку; для особых поручений при штабе Морской экспедиционной дивизии, Южный фронт (1920); инструктор строевой подготовки штаба 11-й армии (1920—1921); командир флотского экипажа, Черноморский флот (1921—1922); заведующий плавающими средствами Морских сил Дальнего Востока (1922—1931); комендант гарнизона Амурской военной флотилии (1931—1937); окончил Высшие командные курсы РККА; помощник коменданта Хабаровского военного порта, Амурская военная флотилия (1937); комендант Хабаровского военного порта, Амурская военная флотилия (октябрь 1937 — 1 апреля 1939); начальник тыла Одесской ВМБ (1 апреля 1939 — 8 августа 1941); комполка 2-го морской пехоты, Черноморский флот (8—15 августа 1941); комполка 1-го морской пехоты, Черноморский флот, Приморская армия (15 августа — 2 ноября 1941); участвовал в обороне Одессы; погиб у с. Курцы в Крыму в бою; после войны перезахоронен в Одессе. Звание: интендант 2 (1936) ранга; полковник (1941). Награды: орден Красного Знамени (1941); медаль «ХХ лет РККА» (1938). № партбилета 0444484 (1936). См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 12.
      14. РГА ВМФ. Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 20. Л. 2—4.
      15. Там же. Д. 84. Л. 69—71.
      16. Там же. Д. 35. Л. 83.
      17. Там же. Д. 58. Л. 17—23. Переписка с юридическим отделом и ревтрибуналом ВКВФ о проведении дознания на военных моряков и протоколы допросов.
      18. Там же. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 38. Л. 2—3. Копия, рукопись.
      19. Российский государственный военный архив. Ф. 226. Оп. 1. Д. 8. Л. 118.
      20. Раскольников Ф.Ф. На боевых постах (военные мемуары). М.: Воениздат, 1964. С. 336, 337.
      21. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 10—12. Копия, рукопись.
      22. Известия. 1920. 10 июня.
      23. РГАСПИ. Ф. 454. Оп. 1. Д. 1. Л. 67.
      24. Там же. Оп. 90. Д. 15. Л. 15—16.
      25. Там же. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 17. Копия, заверенная флаг-секретарём, машинопись.
      26. Там же. Л. 1—3. Копия, машинопись.
      27. РГА ВМФ. Ф. Р-672. Оп. 1. Д. 1. Л. 1—5, 13, 15, 23, 25—26; Д. 35. Л. 62—64, 78.
      28. Булле Мильда Оттовна (1892 — 13 июля 1938), латышка, дочь народного учителя. В 1911—1917 гг. народный учитель, затем газетный работник. В годы Первой мировой войны оказалась в Ставропольской губернии вместе с больным туберкулёзом мужем Ф.Х. Булле. С февраля 1918 г. — большевичка, избрана секретарём Кисловодского горкома партии большевиков и секретарём Кисловодского совета. Осенью 1918 г. назначена политкомиссаром 1-го рабочего полка Совета обороны Северного Кавказа. В боях за Ессентуки заменила заболевшего тифом командира полка Кофанова, за что в 1927 г. была награждена орденом Красного Знамени. С апреля 1919 г. — начальник политотдела 7-й кавдивизии 11-й армии. С июня 1919 г. — заместитель начальника политотдела 11-й армии С.М. Кирова. Осенью 1919 г. избрана секретарём Астраханского губкома РКП(б). В 1920 г. — заведующая агиторготделом ЦК компартии Азербайджана, член Бакинского совета. Работала вместе со вторым мужем Б.Л. Абуковым в органах Гилянской республики, была избрана ответственным секретарём ЦК Иранской КП(б). Заболев тропической лихорадкой, с разрешения Кавбюро уехала из Персии. Находилась в распоряжении ЦК РКП(б). По собственной просьбе назначена в Иваново-Вознесенск, где работала зав. отделом РКИ, затем в губполитпросвете. С августа 1921 г. — в НКИД референтом по Персии и зам. зав. отделом Ближнего Востока, затем — в НК по делам национальностей и в Совете национальностей. В 1924 г. окончила Восточное отделение Военной академии РККА. В 1929 г. — член комиссии по чистке партии. С осени 1929 г. переведена в аппарат Коминтерна, занимала должности референта, заместителя заведующего Международным женским секретариатом, члена коллегии Агитпропа, Скандинавского и Восточного секретариата. С 1933 г. — в Башкирии, куда её муж Б.Л. Абуков был направлен на работу. Работала в местном Наркомземе, заведовала культпросветотделом обкома партии. В июне 1937 г. была назначена зам. наркомздрава республики. Арестована 14 октября 1937. Обв.: ст. 58-10, 58-11. Расстреляна в один день с мужем 13 июля 1938 г.
      29. РГАСПИ. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 3. Копия, рукопись.
      30. Пылаев Георгий Николаевич (12(24) апреля 1894 — 26 октября 1937), член РСДРП(б) с 1912 г., активный участник Октябрьской революции и Гражданской войны. Русский, из крестьян. Получил образование в Грязовецком городском училище. В дни революции в составе красногвардейского отряда завода участвовал в захвате важнейших стратегических объектов столицы. С конца октября 1918 г. работал в Высшем совете народного хозяйства (ВСНХ) РСФСР. В октябре 1918 г. — управляющий делами РВС 2-й армии. С ноября 1918 по январь 1919 г. — военком 2-й бригады 28-й стрелковой дивизии В.М. Азина. С дивизией прошёл славный боевой путь от Сарапула до Екатеринбурга. Приказом РВСР от 18 июля 1919 г. награждён орденом Красного Знамени и после лечения в октябре того же года отправлен на учёбу в Военную академию Генерального штаба. 16 апреля 1920 г. назначен военным агентом (атташе) РСФСР в Персии. Там действовал под псевдонимом «Фатулла», командовал Мазендаранской Красной армией. В 1921 г. — командующий Донецкой трудовой армией. Участвовал в восстановлении Донбасса и разгроме банд Махно, Маруси, Золотого Зуба и других многочисленных контрреволюционных шаек, свирепствовавших на Украине. В дальнейшем находился на ответственной партийной и советской работе. Был делегатом XII—XVII партийных съездов. С 25 апреля 1923 по 18 декабря 1925 г. являлся членом Центральной контрольной комиссии (ЦКК) РКП(б). 21 февраля 1926 г. был избран председателем исполкома Свердловского городского совета. В октябре 1927 г. переведён в Ленинград, в бюро Выборгского райкома ВКП(б). После убийства С.М. Кирова был снят со своего поста и отправлен в Донецкую область. 11 марта 1937 был арестован и 26 октября расстрелян. Реабилитирован посмертно.
      31. РГАСПИ. Ф. 532. Оп. 4. Д. 384. Л. 5. Копия, рукопись.
      32. Там же. Ф. 85. Оп. С. Д. 34. Л. 3.
      33. Там же. Д. 2. Л. 1.
      34. Там же. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 12. Подлинник, рукопись, подпись — автограф Раскольникова.
      35. Там же. Л. 22. Подлинник, рукопись, подпись — автограф Кожанова.
      36. Там же. Ф. 85. Оп. 2 (Персия). Д. 13. Л. 4. Копия, рукопись.
      37. Нехавенди Мирза Али Акбар — один из «лесных братьев», выполнявший дипломатические поручения Кучек-Хана. Летом 1920 г. был направлен Гилянским совнаркомом в Баку.
      38. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 30—31, 49; Ф. 544. Оп. 3. Д. 44. Л. 4—5; Ф. 495. Оп. 90. Д. 15. Л. 76.
      39. Там же. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 23—26. Подлинник, рукопись, подпись — автограф Раскольникова.
      40. Там же. Л. 35, 35 об. Копия, машинопись.
      41. Там же. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24130. Л. 1. Копия, машинопись.
      42. Егикян Г.И. Советы и дженгелийское движение. Тегеран, 1985. С. 581, 582 (на перс. яз.).
      43. РГАСПИ. Ф. 562. Оп. 1. Д. 21. Л. 23—26. Подлинник, рукопись. Подпись — автограф Раскольникова.
      44. Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 86. Л. 1—4. Копия, машинопись.
      45. Там же.
      46. Там же. Ф. 85. Оп. С. Д. 77. Л. 3.
      (Окончание следует)
      Военно-исторический журнал. №1. 2021. С. 41-49.
    • Ментор и Мемнон Родосские
      Автор: Saygo
      Рунг Э. В. Военно-политическая деятельность Ментора Родосского* // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира. Выпуск 14. Под редакцией профессора Э. Д. Фролова. Санкт-Петербург, 2014.С. 143-160.
    • Рунг Э. В. Военно-политическая деятельность Ментора Родосского
      Автор: Saygo
      Рунг Э. В. Военно-политическая деятельность Ментора Родосского* // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира. Выпуск 14. Под редакцией профессора Э. Д. Фролова. Санкт-Петербург, 2014.С. 143-160.
      В историографии, особенно в работах, посвященных Александру Македонскому, общепринято называть Ментора и Мемнона, двух братьев-родосцев на персидской службе, кондотьерами1, предводителями наемников2, греческими наемниками3. Это, конечно, верно, но следует внести некоторые корректировки в эту точку зрения. Прежде всего, оба деятеля, помимо службы в качестве наемников, а точнее все же, предводителей наемников, добились занятия важных военных и административных постов в Ахеменидской империи, которые до них занимали исключительно лица мидо-персидского происхождения, так или иначе связанные родственными узами с династией Ахеменидов. Причем, само возвышение Ментора и Мемнона отделялось интервалом почти в десять лет (ок. 343 и 333 гг. соответственно), и происходило при различных обстоятельствах. Оба брата-родосца начинали свою деятельность в условиях политической нестабильности в Ахеменидской империи, ознаменованной восстаниями ряда сатрапов, однако, если Ментор продвинулся по службе в период нового очередного укрепления централизации империи при Артаксерксе III Охе, то его брат Мемнон занял ведущие позиции в персидской военной элите в условиях похода Александра Великого на Восток. Кроме того, надо иметь ввиду, что Ментора и Мемнона с персами связывали не только коммерческие отношения (как это было типично для греческих наемников на персидской службе или командиров наемников), но также и тесные родственные узы, принимая во внимание их двойное родство с влиятельным даскилейским сатрапом Артабазом, сыном Фарнабаза4.
      В данной работе, как это очевидно, основное внимание уделяется Ментору Родосскому, поскольку эта личность еще не оценена должным образом в современной историографии. Во-первых, практически отсутствуют специальные работы о деятельности Ментора, хотя, например, его брату Мемнону специально посвящены две статьи зарубежных исследователей5. Во-вторых, такие выдающиеся исследователи как П. Бриан и Дж. Коуквелл весьма скептически оценивают свидетельства источников, и, в частности, сообщения Диодора Сицилийского, в которых говорится о том, что Ментор добился особенно высокого положения в Ахеменидской империи (об этом см. далее)6.
      Первый вопрос, который представляется необходимым рассмотреть в рамках данной работы, это вопрос о том, каким образом Ментор и Мемнон оказались на персидской службе. Как правило, для большинства греков было два наиболее распространенных способа оказаться в качестве подданных персидского царя - наёмничество и / или эмиграция в Азию7. Собственно говоря, вероятнее всего Ментор и Мемнон пошли уже проторенным путем, то есть оказались и эмигрантами и наемниками одновременно. Однако, обстоятельства, при которых оба брата оказались на территории Ахеменидской державы, невозможно установить с какой бы то ни было определенностью.
      Дж. Роп допускает, что Ментор и Мемнон установили взаимовыгодные отношения с Артабазом еще во время своего пребывания на Родосе, а впоследствии были посредниками в налаживании сатрапом контактов с Афинами и привлечении им Хареса к себе на службу8. Вероятность такого развития событий существует9, хотя о связи братьев-родосцев с событиями на Родосе остается только догадываться, а, кроме того, оба брата могли взаимодействовать как с сатрапом, так и с афинским стратегом токже и по другим случаям.
      Родос был независим по условиям Анталкидова мира 386 г. до н.э., затем присоединился ко Второму Афинскому морскому союзу в 378 г., отложился от союза в 357 г., наконец, подпал под власть Мавсола Карийского после 355 г.10 О последних событиях рассказывает Демосфен в своей речи «О свободе родосцев»11 (351/0 г. до н.э.). Так, оратор обвиняет Мавсола в подстрекательстве родосцев к восстанию против афинян в начале Союзнической войны (XV. 3), далее, он сообщает об олигархическом перевороте на Родосе и изгнании демократов (XV. 14, 19)12, и, наконец, о введении в акрополи варварских гарнизонов (XV. 15). Демосфен (XV. 27) резюмирует: «Равным образом и Мавсолу, пока он был жив, а после его смерти - Артемисии никто не объяснит, что нельзя захватывать Кос, Родос и некоторые другие греческие города, которые царь, господин их, по договору, уступил грекам и из-за которых много опасностей и славные бои выдержали греки в те времена».
      В другой речи - «Против Аристократа» (352/1 г. до н.э.13), Демосфен впервые упоминает о Менторе и Мемноне. Последние фигурируют в качестве наемников на службе сатрапа Артабаза; причем описываемые оратором события с участием братьев-родосцев в историографии относят к 364 или 362 г. до н.э.14 (точная датировка едва ли возможна, хотя terminus post quem, по мнению Демосфена, - оставление Харидемом службы у Тимофея под Амфиполем и переход в Азию). Таким образом, Ментор и Мемнон должны были оказаться на персидской службе очевидно еще до захвата Родоса Мавсолом, в период Великого восстания сатрапов в Ахеменидской державе в 360-е гг .
      Демосфен сообщает (XXIII. 154-156), что после того как Автофрадат заключил под стражу (σύλληψις) Артабаза15, братья-родосцы привлекли на свою сторону орейца Харидема во главе наёмников, присутствие которых принесло больше проблем, нежели пользы. Когда Автофрадат освободил Артабаза, последний избавился и от присутствия Харидема в Малой Азии.
      Далее Демосфен дает несколько важных свидетельств о Менторе и Мемноне. Во-первых, он их характеризует как «молодые люди» (άνθρωποι νέοι) (XIII. 157), а, во-вторых, дважды называет их свойственниками Артабаза - О Μέμνων κά'ι О Μέντωρ, οι κηδέστά'ι τού Άρτάβάζού (XXIII. 154; 157). Впрочем, последний факт удостоверяет также и Диодор, который сообщает об οίκειότητα Ментора с Артабазом и Мемноном (XVI. 52. 3); далее историк замечает, что Артабаз был женат на сестре братьев-родосцев, которая родила ему одиннадцать сыновей и десять дочерей - ησάν γάρ Άρτάβάζω γέγονοτές έκ της Μέντορος κά'ι Μέμνονος άδέλφης ύ'ιο'ι μέν ένδέκά, θύγάτέρές δέ δέκά (XVI. 52.4). Позднее, как известно, оба брата последовательно были женаты на Барсине, дочери Артабаза, которая, скорее всего, была их племянницей16, и каждый из них мог иметь минимум по одному ребенку от этой женщины17.
      Зависимость положения Ментора и Мемнона от их отношений с Артабазом также подмечает Демосфен (XXIII. 157), который красноречиво заявляет, что они κeχpημένoι άπpoσδoκητω ευτυχίά τή του Άpτάßάζoυ κηδεία. Свидетельствует оратор и об их первых территориальных владениях в Троаде - городах Скепсис, Кебрен и Илион; однако, из этого сообщения не ясно, были ли эти города прямым пожалованием царя Артабазу и от него, следовательно, достались Ментору и Мемнону, своего рода даром царя непосредственно братьям за их службу, или же были захвачены первыми в ходе восстания против царя. Возможность того, что эти города могли быть царским пожалованием предполагает, во-первых, сообщение Полиена (IV. 3. 15) о том, что Александр, переправившись через Граник, оставил в неприкосновенности владения Мемнона (των του Méμνoνoς χωρίων), и тем самым вызвал у персов подозрение по отношению к этому военачальнику, а, во-вторых, встречающееся у Арриана (Anab. I. 17. 8) определение «страна Мемнона» (Mέμνoνoς χωpά) по отношению к некой территории в районе Троады18. Если данное предположение справедливо, то сведения Демосфена предполагают, что не Дарий III - Мемнону, а еще Артаксеркс III мог передать ряд городов во владение или сатрапу Артабазу, или же прямо Ментору и Мемнону19.
      Возможно, Ментор и Мемнон находились в числе греческих наемников, оказавшихся на службе афинянина Хареса при обстоятельствах, описанных в комментариях Дидима к речам Демосфена (Schol. Dem. IV. 84 b): «Когда персидский царь (Артаксеркс III) направил послания персидским сатрапам распустить свои наемные войска из-за того, что на них тратится много денег, сатрапы отпустили воинов. Они же, в числе около 10 000 человек, перешли к афинскому стратегу Харесу, располагавшему наёмным войском и выбрали его предводителем. Перс Артабаз, отложившись от царя и ведя с ним войну, обратился к Харесу, призвав его перейти с войском на территорию царя. Харес, принуждаемый воинами или обеспечить их или отпустить, к дающему деньги, был вынужден перевести войско на территорию царя..,»20. В случае такого развития событий, Ментор и Ментор могли в составе прочих греческих наёмников сначала перейти к Харесу, а затем уже в составе армии Хареса снова оказаться в распоряжении сатрапа Артабаза.
      Роль братьев-родосцев в восстании Артабаза ок. 356/5 г. до н.э. практически не освещена в источниках. Диодор, описывая восстание Артабаза, не сообщает никакие подробности участия Ментора и Мемнона в этих событиях, хотя и упоминает борьбу Мемнона против персов на стороне Артабаза (XVI. 52. 3). Однако, историк обстоятельно рассказывает о той поддержке, которую оказали мятежному сатрапу сначала афинянин Харес, а затем и фиванец Паммен, каждый во главе своих наемников (XVI. 22. 1-2; 34. 1-2)21. Потерпев неудачу в восстании, Артабаз и Мемнон нашли прибежище в Македонии при дворе Филиппа II (Diod. XVI. 52. 3; Curt. V. 9. 1; Athen. VI. 69)22. Ментор же нанялся на службу к египетскому царю Нектанебу II (Diod. XVI. 42. 2; 45. 1). Как Филипп, так и Нектанеб занимали, как известно, враждебную позицию по отношению к персам, и эмиграция братьев-родосцев ко двору названных царей была продуманным с их стороны шагом, ибо в этой ситуации они ощущали себя в относительной безопасности и могли не опасаться своей выдачи персам23. Мы не можем с определенностью ответить на вопрос, почему пути двух братьев столь сильно разошлись, возможно, между ними возникли некие разногласия по вопросу о дальнейших действиях. Если Мемнон выбрал относительно спокойную жизнь в качестве добровольного изгнанника в Македонии, то его брат Ментор был за продолжение борьбы с персидским царем, и служба в Египте и в Финикии во главе греческих наемников как нельзя лучше давала возможность для реализации этого варианта.
      Следующий вопрос, который необходимо рассмотреть, это обстоятельства возвращения Ментора на персидскую службу и продолжения их карьеры снова уже в Персии. Инициатива в этом исходила от Ментора. По последующим событиям основным источником является Диодор Сицилийский. Диодор рассказывает, во-первых, о направлении египтянами Ментора во главе 4 000 греческих наемников в Финикию на помощь сидонскому царю Теннесу и участии его в сдаче Сидона персидскому царю Артаксерксу III (XVI. 42. 2; 45. 1, 3)24, во-вторых, о роли старшего из братьев-родосцев в египетской кампании Артаксеркса III (XVI.49.7; 50.1-6), в-третьих, об установлении Ментором тесных контактов с влиятельным персидским военачальником, евнухом Багоем во время военных действий в Египте (XVI. 50. 7-8), и, в-четвертых, о статусе родосца после завершения египетской кампании персов (XVI.52.1-8).
      Начнем с первого эпизода. По рассказу Диодора (XVI. 43. 1), Теннес, восставший против царя в 351 г. до н.э., решил прекратить свой мятеж из-за страха перед превосходящими силами персов. С этой целью он вступил в переговоры с царем посредством своего посланца Тетталиона, намереваясь обеспечить себе безопасность в обмен на сдачу города и обещания оказать помощь во время предстоящей египетской кампании царя Артаксеркса III25.
      Переговоры в итоге оказались успешными: царь поклялся освободить Теннеса от обвинения в мятеже в том случае, если он выполнит свое обещание сдать город (XVI. 43. 2-4). Далее, как говорит Диодор (XVI. 45. 1), своими планами Теннес поделился с Ментором - ο δε Τεννης κοινωσαμενος την προδοσιαν Μεντοπι τω στρατηγω, и в дальнейшем использовал родосца и его наемников при сдаче города царю (XVI. 45. 3). Однако, когда персидский царь захватил Сидон в результате предательства и при помощи наемников из Египта, он нарушил свои клятвы и казнил Теннеса (XVI. 45. 4); Ментора же царь не только не тронул, но простил ему прежнюю нелояльность, и назначил его одним из командиров армии в египетской кампании (Diod. XVI. 49. 7).
      В связи с этим необходимы некоторые комментарии. С одной стороны, следует отметить, что прощение царем прежней нелояльности, или, по крайней мере, обещание прощения, не было редким в Ахеменидской империи. Это по всей видимости была продуманная царская политика борьбы с многочисленными мятежами в сатрапиях, которая иногда давала свой результат, и ставила любого мятежника перед дилеммой: добровольно сложить оружие и как следствие этого не понести наказания или продолжить борьбу с трагическим концом (правда нередко договоренности и нарушались)26. С другой стороны, способствовала урегулированию конфликтов и политика царей по переманиванию военачальников, находившихся на службе у мятежников, на свою сторону27. Таким образом, «прощение» Ментора не должно удивлять.
      Удивительным было другое: его назначение одним из ведущих персидских военачальников, хотя, при этом конечно могли приниматься во внимание несколько сопутствующих обстоятельств. Во-первых, опыт военного командования самого Ментора, во-вторых, его греческое происхождение, которое могло считаться благоприятным фактором в тех условиях, когда персидская армия в египетской компании отчасти состояла из греческих наемников28, в-третьих, царь и его окружение могли не опасаться более Ментора, поскольку его контакты с Артабазом к тому времени были очевидно уже прерваны, и, наконец, в-четвертых, и самое важное, родосский военачальник мог рассматриваться царским окружением уже не как участник восстания своего родственника, но просто как наемный военачальник, каким он к тому времени фактически и был, правда уже на службе у Нектанеба и Теннеса. Именно такой статус Ментора вполне очевиден на фоне того, что, как уже говорилось, Артаксеркс III простил родосца, но казнил самого Теннеса.
      Перейдем ко второму эпизоду - участию Ментора в египетской кампании персов. Диодор (XVI. 47. 1-4) сообщает, что Артаксеркс III накануне своего наступления против Египта в 345 г. до н.э. разделил греческие войска в составе своей армии на три контингента: во главе каждого персидский царь поставил греческого стратега и назначил ему в помощь персидского военачальника из числа надежных и доверенных приближенных царя. Первой частью предводительствовали фиванец Лакрат и перс Росак, второй - аргосец Никострат и перс Аристазан, а третьей - родосец Ментор и Багой. Историк (XVI. 49. 7) описывает действия Ментора в Египте, начиная с замечания: «Ментор, который был начальником третьей части персидского войска, захватил Бубаст и много других городов и сделал их подвластными царю».
      Диодор (XVI. 49.7) отмечает также, что родосец склонял города к сдаче военной хитростью (δι` ενος στρατηγηματος): «Ибо во всех городах гарнизоны состояли из греков и египтян, Ментор пустил слух, что царь Артаксеркс решил милостиво простить тех, кто добровольно сдаст свои города, но те, кто окажет сопротивление, будут наказаны подобно сидонцам, и он приказывал тем, кто охраняет ворота, давать свободный проход любому, кто пожелал бы дезертировать с вражеской стороны. Таким образом, пока захваченные египтяне без помех оставляли казармы, вышеупомянутые слова быстро разошлись по всем городам Египта. Сразу же, поскольку, наемники были повсюду в противоречии с местными жителями, города были заполнены распрями; каждая из сторон частным образом стремилась отказаться от своей должности, и питала надежды получить в обмен на это покровительство, и это произошло на самом деле, в случае города Бубаста в первую очередь».
      Вообще, с одной стороны, трудно сказать, насколько события развивались таким образом, как описывает их Диодор, однако, с другой стороны, действия Ментора не выглядят очень уж невероятными, и вполне согласуются с персидской политикой по усмирению восстаний, о которой было сказано выше, и, которую, как это очевидно, на своем собственном опыте усвоил Ментор при сдаче персам Сидона несколько лет ранее. Понятно, что в таких условиях ни о каком сопротивлении персидским войскам не могло быть речи. Примечательно также, что один афинский декрет, датируемый 327/6 г. до н.э., воздает хвалу Ментору за то, что он «спас греков, когда Египет был захвачен персами»29. Далее, по сообщению Диодора (XVI. 52. 1), именно успехи родосца в Египте способствовали стремительному росту его военной карьеры: «Артаксеркс, видя, что полководец Ментор оказал ему большие услуги в войне против египтян, вознес его над прочими своими друзьями». Однако, фактически, не только и не столько военные успехи Ментора в Египте сыграли здесь свою роль. В тот период Ментор определенно не был единственным успешным греческим военачальником на службе царя, а его возвышение может быть напрямую связано с установлением контактов с влиятельным представителем персидского командования - евнухом Багоем. Теперь обратимся к третьему эпизоду карьеры Ментора - отношениям с Багоем.
      Багой был по происхождению египтянин30, однако, пользовался большим доверием царя, о чем говорит, в частности, Диодор (XVI. 47. 4) в своем сообщении о его назначении помощником Ментора: «Третьим контингентом командовал тот, кто предал Сидон, с наемниками, которые раньше были под его командованием, и следовал с ним в походе Багой, которому царь абсолютно доверял, сочетавший смелость с противозаконным образом действий». Однако, если следовать Диодору, то получается, что Ментор манипулировал Багоем и посредством этого добился установления с ним сотрудничества. Ввиду важности данного сюжета для понимания причин и обстоятельств возвышения Ментора приведем полностью сообщение Диодора Сицилийского.
      Диодор (XVI. 50. 1-6) пишет: «Когда, в частности, силы Ментора и Багоя расположились лагерем возле Бубаста, египтяне, не знающие греческого языка, послали представителя к Багою с предложением сдать город, если он пообещает им безопасность. Греки, узнавшие о посольстве, догнали посланника и страшными угрозами вытянули правду, после этого они в сильной ярости напали на египтян, умертвили одних, ранили других, и загнали в казармы. Пришедшие в замешательство люди, уведомив Багоя о том, что имело место, предложили ему явиться как можно скорее и получить город самостоятельно. Но греки в частном порядке общались с Ментором, который дал им тайное поощрение, как только Багой войдет в Бубаст, напасть на варваров. Позже, когда Багой с персами входил в город без разрешения греков, и часть его людей попала внутрь, греки вдруг закрыли ворота и напали на тех, кто был внутри стен, и, убив всех людей, захватили самого Багоя в плен. Последний, видя, что его надежды на безопасность заключаются в Менторе, умолял его пощадить ему жизнь и обещал в будущем не делать ничего без его совета. Ментор, который теперь имел сильное влияние среди греков, освободил Багоя и организовал капитуляцию через себя, получив похвалу за свой успех, но, став ответственным за жизнь Багоя, он заключил соглашение с ним для совместных действий, и после обмена обязательств по этому вопросу, хранил верность клятве добросовестно до конца своей жизни». Сицилийский историк является единственным источником по описываемым событиям и предоставляет сведения, которые невозможно проверить на предмет достоверности. Те не менее, с одной стороны, в своем пассаже о захвате Бубаста, Диодор продолжает свое изложение стратегемы Ментора, а, с другой, возможно даже осознанно или неосознанно, следует топосу в античной литературной традиции, согласно которому, греческий военачальник оказывался и хитрее и умнее далеко не простодушного и доверчивого персидского командира31.
      Наконец, историк делает интересное и многозначительное замечание о взаимоотношениях Ментора и Багоя: «Результатом этого было то, что эти два мужа, своим сотрудничеством на службе Царю, достигли позже наибольшей власти среди всех друзей и родственников при дворе Артаксеркса. В самом деле, Ментор был назначен главнокомандующим в прибрежных районах Азии, выполнил важное поручение Царя в сборе наемников из Греции и отправке их к Артаксерксу, и в ходе своей деятельности управлялся со всеми своими обязанностями мужественно и преданно. Что касается Багоя, после того как он управлял всеми делами Царя в верхних сатрапиях, он поднялся на такую вершину власти из-за его сотрудничества с Ментором, что он стал повелителем царства и Артаксеркс ничего не делал без его совета. После смерти Артаксеркса он назначал в каждом случае наследника престола и пользовался всеми полномочиями царской власти, кроме титула» (Diod. XVI.50.7-8).
      Таким образом, если следовать далее Диодору (XVI. 50. 8), то фактически получается, что Ментор определенно разделил административное и военное управление над Ахеменидской империей с Багоем, причем, если он сам контролировал западные сатрапии Персии (Диодор называет его σατράπης της κατά την ’Ασίαν παραλίας - XVI. 52. 2), то его соратник - восточные (о δέ Βαγώας έν ταις ανω σατραπείαις απαντα τω βασιλέι δίωκηκώς - XVI. 50.8).
      Кроме того, как мы знаем также из другого сообщения Диодора (XVII. 5. 3-4), Багой занимал должность хилиарха и сосредоточил в своих руках всю полноту власти в государстве. Впоследствии же исключительно высокое положение в Ахеменидской державе дало возможность Багою на несколько лет даже определять династическую политику государства (его убийство Артаксеркса III Оха, и последующего царя - Арсеса / Артаксеркса IV, выбор кандидатуры нового царя - Дария III Кодомана)32. И теперь перейдем к четвертому эпизоду - статусу Ментора после персидского подчинения Египта.
      Результатом исключительно высокого положения Ментора в Персидской империи было то, что он добился прощения царя по отношению к своему тестю и брату и возвращения Артабаза со своими многочисленными родственниками и Мемноном из Македонии33. Вероятно, также ввиду своей должности Ментор устроил сыновей Артабаза на командные должности в армии (Diod. XVI. 52. 3). Другим последствием высокого положения старшего из братьев-родосцев в Ахеменидской империи стало назначение главнокомандующим в войне с мятежниками (και τον προς τους αφεστηκοτας πολεμον επετρεψεν αυτοκρατορα στρατηγον απογειξας - XVI. 52. 2), и вот как раз во исполнение своих должностных полномочий Ментор Родосский прежде всего выступил непосредственно против Гермия Атарнейского34.
      По сведениям Диодора (XVI. 52. 6-7), Гермий восстал против царя и контролировал многие города35. Историк рассказывает, что Ментор в случае с Гермием также прибегнул к помощи хитрости. Пообещав атарнейскому тирану, что он убедит царя снять против него обвинения, он встретился с ним на переговорах, а затем вероломно арестовал. После этого, завладев его перстнем, Ментор написал в города, что примирение с Царем произошло при его собственном посредничестве, далее он запечатал письма перстнем Гермия, и послал эти письма со своими людьми, которые должны были взять на себя управление. Население городов, доверяя документам и будучи вполне довольно заключением мира, сдали все свои крепости и города36. Страбон (XIII. 1. 57) также рассказывает о хитрости родосца при пленении Гермия, правда, ошибочно называет Ментора именем его брата Мемнона и по-иному представляет повод для встречи его с атарнейским тираном: «Мемнон с Родоса, который тогда был стратегом на персидской службе, пригласил к себе Гермия, прикинувшись его другом, якобы для того, чтобы заключить с ним союз гостеприимства и ради других вымышленных дел; затем он велел схватить тирана и отослать к царю, где он был казнен через повешение».
      Таким образом, Диодор (XVI. 52. 7-8) сообщает, что Ментор завладел путем обмана и другими восставшими городами, подчинявшихся Гермию, а также подчинил царю и других мятежных предводителей. Вообще, можно предполагать, что именно действия родосца в Малой Азии в 341 г. до н.э. могли создать тревожную ситуацию, следствием которой стало обращение представителей азиатских греков к Филиппу II с призывом освободить малоазийские греческие полисы, и предоставили македонскому царю некий casus belli, для организации экспедиции под началом Пармениона и Аттала.
      Следует заметить, что некоторые исследователи подвергают сомнению факт такого высокого статуса Ментора в Ахеменидской державе. Так, уже С. Рузика стремился доказать, что полномочия Ментора как сатрапа были ограничены некоторыми частями северо-западной Малой Азией, например, территорией, где располагались владения Гермия, и прилегающими областями; его же должность главнокомандующего, по мнению исследователя, представляла собой временную, чрезвычайную должность, созданную на время борьбы с мятежниками37. Однако, как представляется, свидетельства Диодора вполне определенно предполагают, что Ментор мог обладать определенно гораздо большей степенью власти, чем та, которую ему приписывает Рузика.
      Дж. Коуквелл считает, что, если Диодор прав в отношении назначения Ментора, то это назначение было бы беспрецедентным. По мнению исследователя, в прошлом сатрап одной из сатрапий контролировал все вооруженные силы своей области (положение Кира Младшего как царского принца было исключительным). Однако, как считает Коуквелл, достаточно очевидные параллели с положением и полномочиями Тиссаферна в период Ионийской войны (Thuc. VIII. 5. 4) позволяют нам увидеть, что назначение грека, который еще не был сатрапом, на должность главнокомандующего над различными персидскими сатрапами и положение сатрапа без сатрапии, должно было быть абсурдным в глазах персов38.
      Дж. Коуквелл вполне справедливо упомянул в данном контексте Кира Младшего, но отказался сравнивать положение Ментора с положением этого персидского принца, предпочитая аналогию с Тиссаферном, ибо сравнение с Киром действительно на первый взгляд может показаться неправомерным. Но пример Кира как раз наглядно демонстрирует, как можно рационально совмещать административное управление и военное командование в Малой Азии по отношению к вновь образованному из нескольких сатрапий округу. И если действительно уже всеми делами Ахеменидской империи распоряжался к тому времени Багой, то беспрецедентное положение Ментора в этих обстоятельствах вполне объяснимо и не должно было никого удивлять.
      И, наконец, П. Бриан стремится доказать тенденциозность в определении Диодором положения не только Ментора, но и Багоя. Исследователь замечает, что в этом контексте Диодор проводит совершенно искусственную параллель между Ментором и Багоем, которые поделили между собой империю посредством соглашения о koinopragia/koindnia, которое они вероятно достигли в Египте: Запад отошел к Ментору, а Восток - к Багою. По мнению Бриана, параллель идет от предвзятого источника (очевидно, Эфора), который намеренно преувеличивал положение родосца Ментора и обесценивал царскую власть. Скептицизм Бриана приводит его к утверждению, что Ментор никогда не был главнокомандующим в Малой Азии, а общее руководство верхними сатрапиями, приписываемое Багою, также очень сомнительно39. Между тем, как это вполне очевидно, по крайней мере, в случае Багоя едва ли можно усмотреть в сообщениях Диодора преувеличение, да и в отношении Ментора наблюдения Бриана выглядят довольно оригинальными, но не находящими какой-либо опоры в источниках. Другими словами, не существует данных в каких-либо источниках, опровергающих сведения Диодора.
      Итак, Ментор умер ок. 340 г. до н.э.40, очевидно, так и не сумев передать свои полномочия младшему брату. По крайне мере, Мемнон не фигурирует в качестве военачальника в первый год персидской войны Филиппа II, но был назначен в качестве такового только после воцарения Дария III в Персии в 336 г. (Diod. XVII. 7. 2). Однако, даже и в этом случае Мемнон не «унаследовал» статус его брата, а довольствовался должностью командира наемников (Diod. XVII. 7. 2; Polyaen. V. 44. 3). И только после битвы при Гранике Дарий назначил Мемнона главнокомандующим в Малой Азии - «военачальником малоазийского побережья» и «предводителем флота» (Diod. XVII. 23. 5-6, 29. 1; Arr. Anab. I. 20. 2; II. 1. 2). Таким образом, царь сосредоточил в руках брата Ментора сухопутное и морское командование, которым Мемнон обладал вплоть до своей смерти в 333 г. В связи с этим важно заметить то, что Мемнон, таким образом, приобрел положение, которое, во-первых, во многом было сравнимо с положением, которым обладал его старший брат Ментор почти десять лет ранее (мы не можем утверждать только с определенностью о том, имел ли Ментор права распоряжаться флотом, а Мемнон обладал ли статусом сатрапа), а, во-вторых, прежде такое положение было доступно только высокопоставленным персам, таким как Кир Младший, который был военачальником и сатрапом в конце Пелопоннесской войны.
      Случайно ли это или вполне закономерно, что такие homines novi как Ментор и Мемнон достигают исключительных высот в Персидской империи? Может ли карьера братьев-родосцев свидетельствовать о процессе «интернационализации» политической элиты в Ахеменидской империи41, и если так, может ли считаться этот процесс характерной особенностью Персии или же указывает на кризисные явления в государстве Ахеменидов? Поставленные вопросы требуют дальнейшего исследования с привлечением других примеров высокого положения, которые занимали в Персии представители различных этнических и политических общностей. Что касается собственно Ментора, то перед нами беспрецедентный случай военно-политической карьеры грека в Ахеменидской империи, сопоставимый, в прочем, с последующей карьерой его брата Мемнона, но совершенно в иных политических условиях.
      *Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 13-01-00088 «Патриотизм и предательство в античном мире».
      Примечания
      1. Rhodian condottieri: Burn A.R. Persia and the Greeks // CHI. 1985. Vol. 2. P. 382, 423; Heckel W. The Conquests of Alexander the Great. Cambridge, 2008. P. 56.
      2. Mercenary captains / leaders: Briant P. From Cyrus to Alexander. A History of the Persian Empire / tr. by P.T. Daniels. Winona Lake, Indiana, 2002. P. 782; Carney E. Women in Alexander’s Court // Brill’s Companion to Alexander the Great. Leiden-Boston, 2003. P. 243; Heckel W. The Conquests of Alexander the Great. P. 56; Trundle M. Greek Mercenaries: From the Late Archaic Period to Alexander. L., 2004. P. 158.
      3. Greek mercenaries: Strauss B.S. Alexander: The military campaign // Brill’s Companion to Alexander the Great. Leiden-Boston, 2003. P. 149.
      4. Об этой династии см. подробнее: Рунг Э.В. О сатрапских династиях в Ахеменидской державе. Фарнакиды в Даскилии // Ученые записки Казанского университета. Сер. Гуманит. науки, 2011. Т. 153, кн. 3. С. 87-94.
      5. McCoy W.J. Memnon of Rhodes at the Granicus // AJPh. 1989. Vol. 110. № 3. P. 413-433; Panovski S., Sarakinski V. Memnon, the Strategist // MHR. 2011. Vol. 2. P. 7-27.
      6. Briant P. From Cyrus to Alexander. P. 775; Cawkwell G.L. The Greek Wars. The Failure of Persia. Oxford, 2005. P. 204.
      7. Об эмиграции греков в Персию: Суриков И.Е. Знаменитый афиняне VI-V вв. до н.э. на территории Ахеменидской державы // Иран и античный мир: политическое, культурное и экономическое взаимодействие двух цивилизаций / Тезисы докладов международной научной конференции (Казань, 14-16 сентября 2011 г.). Казань, 2011. С. 37-38. О греческих наемниках на персидской службе в IV в. до н.э.: Parke H.W. Greek Mercenary Soldiers. From the Earliest Times to the Battle of Ipsus, Oxford, 1933. P. 165-169, 177-185; Маринович Л.П. Греческое наемничество IV в. до н.э. и кризис полиса. М., 1975. С. 98-121.
      8. Rop J. All the King’s Greeks: Mercenaries, Poleis and Empire in the Fourth Century BCE. Diss. Pennsylvania State University, 2013. P. 189.
      9. Ю.ГР.356; ЮЛР.1.361, сткк. 24-29: [Φα|pv]α[ß]aζoς και ’Αρ[τα]βαζο[ς | δι]ετελουν тоν δμην [тоν | ’Αφ]ηναιων ευεργετουν[τε|ς κ]αι χρησιμοι οντες εν [τ|ο]ις πολεμοις τωι δημωι; в связи с упоминанием о заслугах Артабаза, очевидно, следует видеть в тексте документа указание на Союзническую войну и на сотрудничество с афинским стратегом Харесом в период этой войны. О взаимоотношениях Хареса и Артабаза подробнее см.: Moysey R.A. Chares and Athenian Foreign Policy // CJ. 1985. Vol. 80. № 1. P. 221-227.
      10. Об этих событиях см. подробнее: Berthold R.M. 1) Fourth Century Rhodes // Historia. 1980. Bd. 29. Ht.1. P. 41-44; 2) Rhodes in the Hellenistic Age. L., 1984. P. 31; Hornblower S. Mausolus. Oxford, 1982. P. 123-130; Ruzicka S. Politics of a Persian Dynasty. The Hecatomnids in the Fourth Century B.C. Norman; L., 1992. P. 90-99.
      11. Исторические комментарии к этой речи оратора см.: Radicke J. Die Rede des Demosthenes für die Freiheit der Rhodier. Stuttgart, 1995.
      12. Об олигархическом перевороте на Родосе см. также: Arist. Pol. V. 2. 5; Theop. FGrHist. 115. F. 121 = Athen. X. 63. Cf. Hornblower S. Mausolus. P. 127.
      13. О датировке речи Демосфена «Против Аристократа» см.: Worthington I. Demos thenes of Athens and the Fall of Classical Greece. Oxford, 2013. P. 110-114.
      14. В пользу 364 г. до н.э.: Heskel J. The North Aegean Wars, 371-360 B.C. Stuttgart, 1996. P. 118; В пользу 362/1 г.: Brunt P.A. Alexander, Barsine and Heracles // RFIC. 1975. Vol. 103. P. 25; Seibt G.F. Griechische Söldner im Achaimenidenreich. Bonn, 1977. S. 89-90.
      15. Демосфен не проясняет тот факт, носил ли конфликт Артабаза и Автофрадата межличностный характер (соперничество, зависть и т.п.), или же был связан непосредственно с Великим восстанием сатрапов. Диодор (XV. 90. 3) помещает Автофрадата в свой список восставших, однако Непот (XIV 7-8) говорит о его действиях против Датама на стороне царя. Вероятно Автофрадат поднял восстание позднее, только после заключения pacem amicitiamque с Датамом (см.: Dandamayev M.A. Autophradates // EIr. 1987. Vol. 3. Fasc. 1. P. 29). Диодор (XV 91. 2-5) называет Артабаза в качестве царского стратега против Датама, но не говорит о дальнейшей судьбе этого сатрапа, и неизвестно, оставался ли он верен царю в течение всего периода Великого восстания сатрапов. В отношении упомянутого Демосфеном выяснения отношений между обоими сатрапами возникают ряд вопросов: кто из враждовавших сатрапов представлял сторону мятежников, а кто сторону царя; свидетельствует ли освобождение Артабаза Автофрадатом об их «примирении»; означало ли это «примирение» переход обоих на сторону царя или же переход на сторону сатрапов, а может быть оба сатрапа пришли только к личному взаимопониманию, но остались при своих позициях по от­ношению к восстанию и персидскому царю.
      16. Это, если предположить, что Барсина была дочерью Артабаза от сестры Мемнона и Ментора, однако, нет достоверных сведений, что матерью Барсины была именно сестра знаменитых родосцев. Не известны ни год рождения Барсины, ни ее возраст ко времени вступления в брачные отношения с Ментором и Мемноном, ни сам порядок заключения этих браков, ни даже точное количество детей от каждого из браков. Вообще, создается впечатление, что Барсина интересует античных авторов в связи с ее последующей связью с Александром и рождением от него сына Геракла. Краткую ее характеристику дает Плутарх (Alex. 21. 8): «Барсина, вдова Мемнона... получила греческое воспитание...., отличалась хорошим характером; отцом ее был Артабаз, сын царской дочери». Г. Берве датирует рождение Барсины 360 г. до н.э. (Berve H. Das Alexanderreich auf prosopographischer Grundlage. München, 1926. Bd. 1. S. 102), П. Брант полагает, что она должна была родиться «не намного раньше 362 г. до н.э.» и «не позднее, чем 357-351 гг. до н.э.» (Brunt P.A. Alexander, Barsine and Heracles. P. 25). Э. Карни допускает, что Барсина и Александр могли быть ровесниками (Carney E. Alexander and Persian Women II, AJPh, 1996. Vol. 117. N 4. P. 572), и, если так, то это предполагает 356 г. до н.э. как год ее рождения.
      17. По сведениям Арриана (Anab. VII. 4. 3), Барсина родила от Ментора дочь, которую Александр выдал замуж за Неарха во время свадебных мероприятий в Сузах в 324 г. до н.э. По данным же Курция (III. 12. 14), у Ментора было три дочери, захваченные в Дамаске после битвы при Иссе в 333 г. до н.э. Эти дочери, как можно предполагать, могли быть от разных женщин. Плутарх (Alex. 21. 8) отмечает, что там же в Дамаске, в числе пленных оказалась и Барсина, вдова Мемнона и дочь Артабаза, а Курций (III. 12. 13) говорит о захвате жены и сына Мемнона (Memnonis coniunx etfilius). Последнее свидетельство может ясно предполагать, что дочь Артабаза имела маленького сына уже от Мемнона; другие же взрослые сыновья Мемнона, по данным Арриана (Anab. I. 15. 2), сражались вместе со своим отцом в битве при Гранике (τε Mεμνoνoς πάΐδες κάΐ άυτος Mεμνων μετά τουτων εκίνδυνευε), и, таким образом, скорее всего они не были рождены от Барсины.
      18. В. Хекель предлагает другое объяснение сведениям Арриана, которое предполагает, что «страна Мемнона» не была связана со знаменитым родосцем (Heckel W. Kalas son of Harpalos and Memnon’s country // Mnemosyne. 1994. Vol. 47. Fc. 1. P. 93-95).
      19. Это были владения подобные тем, которые контролировали Демаратиды и Гонгилиды (Xen. Hell. III. 1. 6; Anab. VII. 8. 8-19; SIG3. I. 381). См.: Pareti L. Per la storia di Alcune Dinastie greche dell’ Asia Minore // idem. Studi Minori di storia antica. Roma, 1961. Vol.2. P. 259-277; Briant P. Dons de terres et de villes: l’Asie Mineure dans le contexte achéménide // REA. 1985. T. 87. P. 59; Hornblower S. Asia Minor // CAH2. 1994. Vol. 6.. P. 213; Дандамаев М.А., Луконин В.Г. Культура и экономика древнего Ирана. М., 1980. С. 148-150.
      20. Об этих событиях см.: Рунг Э.В. Дипломатические отношения греков и Персии в 370-343 гг. до н.э. // Международные отношения и дипломатия в античности. Ч.2: Коллективная монография. Казань, 2002. С.132-134; Moysey R.A. Greek Relations with the Persian Satraps: 371-343 B.C.: PhD Diss. Princeton University, 1975. P. 295-303; и совсем недавно: Rop J. All the King’s Greeks. P. 77-78.
      21. О вероятных причинах восстания Артабаза и последующей судьбе Ментора и Мемнона в добровольном изгнании см.: Рунг Э.В. Артабаз, Ментор и Мемнон: семья персидских диссидентов // Средиземноморский мир в античную и средневековую эпохи: кросскультурные коммуникации в историческом пространстве и времени / XIII чтения памяти профессора Николая Петровича Соколова: Материалы международной научной конференции. Н. Новгород: Изд-во Нижегородского госуниверситета, 2012. С. 12-18. Подборку источников по этим событиям: Рунг Э.В. Дипломатические отношения греков и Персии. С. 132-134; Moysey R.A. Greek Relations with the Persian Satraps. P. 165-189.
      22. Возможно, это произошло в 354/3 г. до н.э. (Ruzicka S. Trouble in the West: Egypt and the Persian Empire, 525-332 B.C. Oxford, 2012. P. 158). Возникает вопрос, почему Артабаз и Мемнон выбрали для пребывания именно Македонию, а не, скажем, Афины, как это иногда бывало ранее с восставшими против царя персами (об этом см.: Рунг Э.В. Персы в Афинах: поиски политического убежища // Ученые записки Казанского университета. Сер. Гуманитарные науки. 2012. Т.54. Кн.3. С.105-115). Ответ на этот вопрос, очевидно, следует искать в позиции афинян, которые, в ответ на прямое обращение персидского царя, отозвали Хареса и прекратили поддерживать восстание Артабаза (Diod. XVI. 22. 2).
      23. О характере македоно-персидских взаимоотношений при Филиппе II, в особенности в связи с пребыванием в Македонии Артабаза и Мемнона см.: Рунг Э.В. О договоре Филиппа II и Артаксеркса III Оха // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира / Под ред. проф. Э.Д. Фролова. Вып.9. Спб., 2010. С. 61-74.
      24. Высказывается предположение, что 4000 воинов Ментора могли быть теми самыми наемниками, которые служили вместе с ним у Артабаза, затем у Хареса, потом снова у Артабаза, и далее у Нектанеба в Египте (Ruzicka S. Trouble in the West. P. 274, n. 14).
      25. О восстании Теннеса против Персии см., напр.: Barag D. The Effects of Tennes Rebellion on Palestine // BASOR. 1966. No. 183. P. 6-12; Elayi J. The Phoenician Cities in the Persian Period // JANES. 1980. Vol. 12. P. 18, 26-28; Ruzicka S. Trouble in the West. P. 167.
      26. История сатрапских мятежей, отраженная в источниках, периодически показывает такого рода «царские милости». Например, в середине V в. до н.э. Артаксеркс I «примирился» со своим мятежным сатрапом Мегабизом (Ctes. Pers. F. 14. § 42); Артаксеркс III покончил с Великим восстанием сатрапов, принудив всех мятежных наместников сложить оружие и распустить армии, вероятно, в обмен на прощение (Schol. Dem. IV. 19).
      27. Типичным примером переманивания командиров наемников на службе у мятежников является измена Ликона, командира греческих наемников восставшего сатрапа Писсуфна - при Дарии II (Ctes. Pers. F. 15. § 53). Об этим событиях см. подробнее: Рунг Э.В. 1) Афины и мятеж Аморга // Studia Historica. 2005. Вып. 5. С. 23-36; 2) Писсуфн и Афины: перипетии взаимоотношений // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира / Под ред. проф. Э.Д. Фролова. Вып. 10. Спб., 2011. С. 65-68.
      28. По данным Диодора (XVI. 47. 6), их насчитывалось 10 000 чел. О греках на персидской службе в египетской кампании Артаксеркса III см.: Parke H.W. Greek Mercenary Soldiers. P. 167; Seibt G.F. Griechische Söldner im Achaimenidenreich. S. 95-99; Маринович Л.П. Греческое наемничество IV в. до н.э. и кризис полиса. С. 111-113.
      29. IG.II2.356; IG.II3.1.361, сткк. 31-34: Με[ντ|ω]ρ τους εν Αίγύπτω στρ[α|τ]εγομενους των Ελλήνων | [ε]σωι.σεν, οτε ήλω [Α]ίγύπτ[ο|ς] υπο Περσών. См.: Рунг Э.В. 1) Афины, Александр Великий и Персия (Проблемы интерпретации IG. II2. 356) // Политика, идеология, историописание в римско-эллинистическом мире. Казань, 2009. C. 137-144; 2) IG. II2. 356: Афины и Мемнон Родосский // Вопросы эпиграфики. М., 2011. Вып. 5. С. 192-206.
      30. Диодор отмечает (XVII. 5. 3), что «Багой, хилиарх, бывший евнухом по существу, по своей природе был подлым и воинственным» (Βαγώας ο χιλίαρχος, ευνουχος μεν ών τήν έξίν, πονηρος δε καί πολεμίκος τήν φύσι,ν). О Багое см. подробнее: Cauer F. Bagoas // RE. 1896. Bd. II. Sp. 277; Dandamayev M. Bagoas // EIr. 1988. Vol. III. Fasc. 4. P. 418-419.
      31. См. замечания Плутарха (Alc. 24) о влиянии Алкивиада на сатрапа Тиссаферна: «Он быстро занял самое высокое положение при его дворе: ум и поразительная изворотливость Алкивиада восхищали варвара, который и сам не был прост, но отличался низким нравом и склонностью к пороку»; «Вот так и Тиссаферн, от природы свирепый и в ненависти к грекам не знавший себе равных среди персов, он до такой степени поддался на обходительность Алкивиада, что даже превзошел его в ответных любезностях». О межличностных взаимоотношений греков и персов: Mitchell L.G. Greek bearing gifts. The public use of private relationship in the Greek World, 435-323 BC. Cambridge, 1997. P. 111-133.
      32. Л. Милденберг обращает внимание на деятельность Багоя в связи с убийством Артаксеркса III. Исследователь задает вполне уместный вопрос о мотивах действий Багоя. Действительно, почему всемогущий евнух убил царя, если он и так обладал всей полной власти, чтобы к тому же не самому царствовать, но возвести на престол другого царя-марионетку, а затем и его умертвить. Л. Милденберг просто замечает на этот счет: «Одно объяснение остается, а именно, Багой со временем превратился из египетского соратника и доверенного Оха в монстра» (Mildenberg L. Artaxerxes III Ochus (358 - 338 B.C.). A Note on Maligned King // ZDPV 1999. Bd. 115. H. 2. P. 221).
      33. Возможно, именно в благодарность Ментору за его участие в возвращении Артабаза из Македонии, тот выдал за старшего из братьев родосцев свою юную дочь Барсину. По всей видимости это произошло в 342 г. до н.э. (Carney E. Alexander and Persian Women. P. 572), а уже вскоре, после смерти Ментора ок. 340 г. до н.э. Барсина была выдана замуж за Мемнона, и оставалась в таком качестве до смерти последнего в 333 г. до н.э.
      34. О Гермии Атарнейском см.: Wormell D.E. The Literary Tradition concerning Hermias of Atarneus // YCS. 1935. Vol. 5. P. 57-92. Гермий был незаурядным деятелем своего времени. Согласно античной традиции, он был рабом вифинца Эвбула, правителя Атарнея, был отпущен им, унаследовал власть над городом, и под влиянием родственных связей с Аристотелем и своего философского окружения, изменил тиранический образ правления на более умеренный; наконец, Гермий считался «союзником» Филиппа II Македонского в Малой Азии и ему могла отводится определенная роль в антиперсидскиъ планах македонского царя (подробнее о деятельности Гермия см. работы А.-Г. Круста: Chroust A.-H. 1) Aristotle and the Foreign Policy of Macedonia // RP 1972. Vol. 34. № 3. P. 372-378; 2) Aristotle's Sojourn in Assos // Historia. 1972. Bd. 21. H. 2. P. 170-176; Дж. Баклер стремится опровергнуть значимость Гермия и подконтрольного ему Атарнея для Филиппа II: Buckler J. Philip II, the Greeks and the King 346-336 B.C, // ICS. 1994. Vol. 19. P. 107). Личность Гермия оценивалась самими античными авторами весьма противоречиво, что заметил Дидим в комментариях к речам Демосфена, сопоставив сообщения об атарнейском тиране у Феопомпа и Каллисфена (Didym. ad Dem. Col. IV. 59 - V. 21; Col. V. 66 - VI. 18).
      35. Впрочем, Каллисфен в своем энкомии Гермию замечает, что даже царь желал видеть того своим другом; историк перелагает всю ответственность за «падение» Гермия на Багоя и Ментора, которые опасались соперничества с ними атарнейского тирана за первенство перед царем (Callisthen. FGrHist. 124. F. 2 = Didym. ad Dem. Col. V. 64). Диоген Лаэртский (V. 27, no. 144) упоминает о письме, которое Аристотель послал Ментору; последнее, по всей вероятности, могло непосредственно касаться Гермия Атарнейского. Однако, мнение А.-Н. Круста, что Аристотель мог подговаривать Ментора к отложению от царя, едва ли может быть доказано (Chroust A.-H. Aristotle’s Sojourn in Assos. P. 172).
      36. Об этих событиях см. также: Polyaen. VI. 48. 1; Arist. Oec. 1351a Bekk.
      37. Ruzicka S. A Note on Philip’s Persian War // AJAH. 1985 [1993]. Vol. 10. № 1. P. 86.
      38. Cawkwell G.L. The Greek Wars. P. 204.
      39. Briant P. From Cyrus to Alexander. P. 775.
      40. Вопрос о дате смерти Мемнона спорный в историографии. Большинство исследователей относят его смерть к периоду после 340 г. (см. Heckel W. The Conquests of Alexander the Great. P. 56), но некоторые предлагают и более конкретные даты: 337 или даже 336 г. до н.э. (см. в пользу 337 г. до н.э.: Ruzicka S. A Note on Philip’s Persian War. P. 85).
      41. Проблема в целом была поставлена Дж. Вайнбергом и рассматривалась на примере присутствия отдельных представителей египетского, греческого и еврейского происхождения среди «правящей элиты» Ахеменидской империи (Weinberg J. The International Elite of the Achaemenid Empire: Reality and Fiction // Zeitschrift für die alttestamentliche Wissenschaft. 1999. Bd. 111. Ht. 4. P. 583-608).
      Список использованной литературы
      Дандамаев М. А., Луконин В. Г. Культура и экономика древнего Ирана. М., 1980.
      Маринович Л.П. Греческое наемничество IV в. до н.э. и кризис полиса. М., 1975.
      Рунг Э.В. Дипломатические отношения греков и Персии в 370-343 гг. до н.э. // Международные отношения и дипломатия в античности. Ч.2: Коллективная монография. Казань, 2002. С.114-140.
      Рунг Э.В. Афины и мятеж Аморга // Studia Historica. 2005. Вып. 5. С. 23-36.
      Рунг Э.В. Афины, Александр Великий и Персия (Проблемы интерпретации IG. II2. 356) // Политика, идеология, историописание в римско-эллинистическом мире / Материалы международной научной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения профессора Фрэнка Уильяма Уолбанка (Казань, 9-11 декабря 2009 г.). Казань, 2009. C. 137-144.
      Рунг Э.В. О договоре Филиппа II и Артаксеркса III Оха // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира / Под ред. проф. Э.Д. Фролова. Вып.9. Спб., 2010. С. 61-74.
      Рунг Э.В. IG. II2. 356: Афины и Мемнон Родосский // Вопросы эпиграфики. М., 2011. Вып. 5. С. 192-206.
      Рунг Э.В. О сатрапских династиях в Ахеменидской державе. Фарнакиды в Даскилии // Ученые записки Казанского университета. Сер. Гуманит. науки, 2011. Т. 153, кн. 3. С. 87-94.
      Рунг Э.В. Писсуфн и Афины: перипетии взаимоотношений // Мнемон. Исследования и публикации по истории античного мира / Под ред. проф. Э.Д. Фролова. Вып.10. СПб., 2011. С. 57-72.
      Рунг Э.В. Артабаз, Ментор и Мемнон: семья персидских диссидентов // Средиземноморский мир в античную и средневековую эпохи: кросскультурные коммуникации в историческом пространстве и времени / XIII чтения памяти профессора Николая Петровича Соколова: Материалы международной научной конференции. Н. Новгород: Изд-во Нижегородского госуниверситета, 2012. С. 12-18.
      Рунг Э.В. Персы в Афинах: поиски политического убежища // Ученые записки Казанского университета. Сер. Гуманитарные науки. 2012. Т. 54. Кн. 3. С. 105-115.
      Суриков И.Е. Знаменитый афиняне VI-V вв. до н.э. на территории Ахеменидской державы // Иран и античный мир: политическое, культурное и экономическое взаимодействие двух цивилизаций / Тезисы докладов международной научной конференции (Казань, 14-16 сентября 2011 г.). Казань, 2011. С. 37-38.
      Barag D. The Effects of Tennes Rebellion on Palestine // BASOR. 1966. No. 183. P. 6-12. Berthold R.M. Fourth Century Rhodes // Historia. 1980. Bd. 29. Ht.1. P. 32-49. Berthold R.M. Rhodes in the Hellenistic Age. L., 1984.
      BerveH. Das Alexanderreich auf prosopographischer Grundlage. München, 1926. Bd. 1. Briant P. Dons de terres et de villes: l’Asie Mineure dans le contexte achéménide // REA. 1985. T. 87. P. 53-72.
      Briant P. From Cyrus to Alexander. A History of the Persian Empire / tr. by P.T. Daniels. Winona Lake, Indiana, 2002.
      Brunt P.A. Alexander, Barsine and Heracles // RFIC. 1975. Vol. 103. P. 22-34.
      Buckler J. Philip II, the Greeks and the King 346-336 B.C, // ICS. 1994. Vol. 19. P. 99-122. Burn A.R. Persia and the Greeks // CHI. 1985. Vol. 2. P. 292-391.
      Carney E. Alexander and Persian Women // AJPh, 1996. Vol. 117. N 4. P. 563-583. Carney E. Women in Alexander’s Court // Brill’s Companion to Alexander the Great. Leiden-Boston, 2003. P. 227-252.
      Cauer F. Bagoas // RE. 1896. Bd. II. Sp. 277.
      Cawkwell G.L. The Greek Wars. The Failure of Persia. Oxford, 2005.
      Chroust A.-H. Aristotle and the Foreign Policy of Macedonia // RP. 1972. Vol. 34. № 3. P. 367-394.
      Chroust A.-H. Aristotle’s Sojourn in Assos // Historia. 1972. Bd. 21. H. 2. P. 170-176.
      Dandamayev M. Bagöas // EIr. 1988. Vol. III. Fasc. 4. P. 418-419.
      Elayi J. The Phoenician Cities in the Persian Period // JANES. 1980. Vol. 12. P. 13-28. Heckel W. Kalas son of Harpalos and Memnon’s country // Mnemosyne. 1994. Vol. 47. Fc. 1. P. 93-95.
      Heckel W. The Conquests of Alexander the Great. Cambridge, 2008.
      Hornblower S. Mausolus. Oxford, 1982.
      Hornblower S. Asia Minor // CAH 2. 1994. Vol. 6. P. 209-233.
      McCoy W.J. Memnon of Rhodes at the Granicus // AJPh. 1989. Vol. 110. №2 3. P. 413-433. Mildenberg L. Artaxerxes III Ochus (358 - 338 B.C.). A Note on Maligned King // ZDPV. 1999. Bd. 115. H. 2. P. 201-227.
      Mitchell L.G. Greek bearing gifts. The public use of private relationship in the Greek World, 435-323 BC. Cambridge, 1997.
      Moysey R.A. Greek Relations with the Persian Satraps: 371-343 B.C.: PhD Diss. Princeton University, 1975.
      Moysey R.A. Chares and Athenian Foreign Policy // CJ. 1985. Vol. 80. № 1. P. 221-227. Panovski S., Sarakinski V Memnon, the Strategist // MHR. 2011. Vol. 2. P. 7-27.
      Pareti L. Per la storia di Alcune Dinastie greche dell’ Asia Minore // idem. Studi Minori di storia antica. Roma, 1961. Vol.2. P. 259-277.
      Parke H.W. Greek Mercenary Soldiers. From the Earliest Times to the Battle of Ipsus, Oxford, 1933.
      Radicke J. Die Rede des Demosthenes für die Freiheit der Rhodier. Stuttgart, 1995.
      Rop J. All the King’s Greeks: Mercenaries, Poleis and Empire in the Fourth Century BCE. Diss. Pennsylvania State University, 2013.
      Ruzicka S. A Note on Philip’s Persian War // AJAH. 1985 [1993]. Vol. 10. № 1. P. 84-95. Ruzicka S. Politics of a Persian Dynasty. The Hecatomnids in the Fourth Century B.C. Norman; L., 1992.
      Ruzicka S. Trouble in the West: Egypt and the Persian Empire, 525-332 B.C. Oxford, 2012. Seibt G.F. Griechische Söldner im Achaimenidenreich. Bonn, 1977.
      Strauss B.S. Alexander: The military campaign // Brill’s Companion to Alexander the Great. Leiden-Boston, 2003. P. 133-157.
      Trundle M. Greek Mercenaries: From the Late Archaic Period to Alexander. L., 2004. Weinberg J. The International Elite of the Achaemenid Empire: Reality and Fiction // ZAW. 1999. Bd. 111. Ht. 4. P. 583-608.
      Wormell D.E. The Literary Tradition concerning Hermias of Atarneus // YCS. 1935. Vol. 5. P. 57-92.
      Worthington I. Demosthenes of Athens and the Fall of Classical Greece. Oxford, 2013.
    • Наджафли Т. Г. Взаимоотношения Азербайджанского государства Сефевидов с Россией в XVI-XVII вв.
      Автор: Saygo
      Наджафли Т. Г. Взаимоотношения Азербайджанского государства Сефевидов с Россией в XVI-XVII вв. // Вопросы истории. - 2015. - № 4. - С. 122-136.
      Начальный период дипломатических отношений Азербайджанского государства Сефевидов с Россией приходится на последние годы правления шаха Исмаила I. В 1521 г. сефевидское представительство прибыло в Москву и, как свидетельствует сохранившееся донесение крымского хана османскому султану Сулейману, приобрело здесь «много пушек, мастеров и военное снаряжение»1.
      По мнению известного медиевиста О. А. Эфендиева, это было первое свидетельство наличия отношений между государствами, зафиксированное в русских архивах. Данные сведения примечательны еще и тем, что демонстрируют стремление приобрести для армии шаха Исмаила I огнестрельное оружие, нехватка которого остро ощущалась во время Чалдыранского сражения2.
      Налаживанию дипломатических отношений между Московским государством и Сефевидами препятствовали, прежде всего, тяготевшие к Османской империи ханства Поволжья, а также разорительные набеги крымских татар. К середине. XVI в. Московское государство стремилось выйти к северному побережью Каспия для овладения здесь морским путем, а также продвигалось к югу вдоль Волги. Примерно в это же время в Москву прибыло сефевидское посольство, возглавляемое Сейидом Хусейном. Несмотря на то, что сведения о предмете переговоров практически отсутствуют, все же можно предположить, что были, в частности, затронуты вопросы, связанные с созданием военного союза против Османов. В это же время в Азербайджан в четвертый раз вторглись войска султана Сулеймана, и шах Тахмасиб вынужден был вести тяжелую и неравную борьбу с вражеским нашествием. Поэтому естественно предположить, что сефевидский шах искал союзников против набегов крымско-татарских орд на Дагестан и Дербент3.
      Во второй половине XVI в. между Азербайджанским государством Сефевидов и Московским княжеством существовали стабильные торговые отношения. После аннексии русским царем Иваном IV територий Казанского и Астраханского ханств и присоединения их к Московскому княжеству, эти отношения оживились. Шелк-сырец и изделия из шелка, производимые в Шамахе, Ареше, Тебризе, были основной продукцией, поставляемой из Азербайджана в Москву. Торговые связи Азербайджана с Московским княжеством осуществлялись, в основном, через Шамаху и Барду. Русские купцы покупали шелк и нефть в Азербайджане по возможно низким ценам и, перепродавая их западноевропейским купцам, зарабатывали на этом значительные средства. Кроме того, в Сефевидском государстве производилось в большом количестве холодное оружие, военное обмундирование, и их большая часть также экспортировалась в Москву4.
      Однако, в целом, в первой половине XVI в., отношения Сефевидов и Московского княжества не имели для обеих сторон столь важного значения. Если так можно выразиться, в условиях «взаимного безразличия» происходили спорадические обмены дипломатическими миссиями, осуществлялись мелкие торговые операции. «Хотя между Тахмасибом I и его современником Иваном Грозным (1547—1584) не было прямых отношений, именно в это время происходили события, способные повлиять на последующий ход событий во времена правления последнего. Первым из них было завоевание Астрахани Московским княжеством, на что в Иране (Сефевидском государстве. — Т. Н.) не последовало надлежащей реакции. Этот важный стратегический пункт давал России право надзора над Волгой, создавал благоприятные условия ведения торговли в Каспийском море в качестве владельца портового города. Именно обладание Астраханью открыло путь дальнейшим завоеваниям России, последовавшим примерно через полвека»5.
      Иван IV, захватив во второй половине XVI в. Казанское и Астраханское княжества и овладев волго-хазарским водным путем, надеялся укрепить связи с прикаспийскими регионами Кавказа и другими частями Сефевидского государства и в дальнейшем распространить здесь свое влияние. В свою очередь, Османское государство старалось предотвратить попытки Москвы проникнуть на Северный Кавказ. Османский султан намеревался восстановить Казанское и Астраханское княжества, укрепиться в Поволжье и даже, прорыв канал от Дона до Волги, открыть водный путь между Черным морем и Каспием. Присоединение Казанского и Астраханского княжеств к Москве стало причиной серьезного беспокойства при дворе султана Сулеймана, так как Османское государство само стремилось к захвату бассейна Волги и Северного Кавказа. Однако занятый войнами с юго-восточной Европой и Азербайджанским государством Сефевидов, султан Сулейман не смог воспрепятствовать завоеваниям Московского княжества. В 1569 г. султан Селим II вместе с крымским ханом Довлат Гиреем предпринял поход с целью вытеснить русских из Астрахани. Чтобы использовать в войне свой флот, османы даже сделали попытку прорыть канал между Доном и Волгой. Однако единственным результатом этого похода стало разрушение только что отстроенной русской крепости на месте соединения реки Сунджа с Тереком6.
      Заключение мира между государством Сефевидов и Османской империей в середине XVI в., а также вовлечение Московского государства в Ливонскую войну осложнило для них возможность открытой конфронтации с Османским государством. Однако Иван IV считал начало войны Сефевидов с османами более целесообразным и отправил ко двору шаха Тахмасиба представительство во главе со своим приближенным Алексеем Хозниковым. Хозников привез Сефевидам в Казвин значительное количество военной техники — 100 пушек и 500 ружей. Как отмечает П. П. Бушев, шах Тахмасиб, заключивший в 1555 г. мирный договор с османами, хоть и не смирился с захватом Астрахани русскими, но, не желая противостояния с султаном Селимом II, остерегался активной борьбы с османской Турцией7.
      В последней четверти XVI в. османский султан Мурад III, нарушив условия Амасийского мира, начал войну с Сефевидами, чем крайне обострил соперничество за Кавказ. Османский султан в своих посланиях и указах дагестанским правителям подстрекал их к борьбе против Сефевидского государства и Великого Княжества Московского8. Переход же в 1557 г. Кабарды под вассальную зависимость России дал возможность Ивану IV продвигаться на Северный Кавказ.
      Жалобы царя Кахетии и князей Дагестана на шамхала Тарку стали еще одним поводом для укрепления в регионе московского князя. В 1576 г. русский царь проявил очередную инициативу по строительству крепости на берегу реки Терек. Сын Великого Ногайского хана Гази Мирза в 1577 г. пытался помешать этому и по настоянию крымского хана Довлат Гирея напал на Кабарду. Однако в происшедшем между сторонами бою Гази Мирза был убит9. Используя внутренние разногласия между феодальными правителями Северного Кавказа, Иван IV стремился еще больше укрепить свои позиции в регионе и остановить османскую экспансию в направлении Южного Кавказа10.
      В 1578 г. русские, приняв во внимание сделанное годом ранее предложение хана Малой Кабарды Канбулат хана, построили крепость на берегу реки Сунджа и разместили там вооруженный гарнизон. Наряду с этим, русские, воспользовавшись вторжением османской армии на Кавказ, восстановили в 1580 г. Турекскую крепость, которую были вынуждены разрушить в 1574 году. Согласно указаниям царей Ивана IV и Фёдора, казаки, жившие вокруг крепости Терек, а также вокруг рек Терек, Сунджа и Гёйсу, были привлечены к борьбе против османов. Таким образом, османо-сефевидо-русское соперничество за Кавказ вновь резко обострилось.
      Захват османской армией большей части азербайджанских земель и прикаспийских территорий Дагестана во время османо-сефевидской войны 1578—1590 гг. привел к закрытию волго-каспийского торгового пути и нанес серьезный урон экономическим отношениям между двумя государствами. По мнению Бушева, переход в руки османов Баку и Дербента снизил значение Астрахани как центра торговли. При этом Московское государство оказалось окруженным с юга и юго-востока11. Общий интерес Азербайджанского государства Сефевидов и Московского княжества в деле освобождения волжско-каспийского торгового пути от османского надзора создал основу для их политического сближения.
      Стремление Османского государства укрепить свои позиции на Северном Кавказе в ходе сефевидо-османской войны оказало свое влияние и на отношения с Московским княжеством. Четырехтысячная османская армия, отправившаяся 21 октября 1583 г. из Дербента в Керчь под руководством Оздемироглы Османа паши, 28 октября, переходя реку Сунджа, была атакована русскими. После трехневных боев русские вынуждены были отступить. Крепости Терек и Сунджа были захвачены османами и разрушены. Садик Билге отмечает, что беи Кабарды для удобного прохождения армии Османа паши, следовавшего в Тамань, построили мост через реку Терек. В 1584 г. османский султан принял решение основать крепость на берегу Терека. Определение места крепости и его строительство было поручено беям Кабарды и правителю Дербента Джафар паше12.
      В этот период русский царь также расширял свою деятельность на Кавказе с целью укрепления позиций Московского государства. В 1586 г. царь Фёдор через своего посланника Русина Данилова отправил письмо царю Кахетии Александру II с предложениями дружбы и покровительства. Александр II в ответ послал к царю с Русином греческого священника Кирила Ксантопулуса и черкесского бея Хуршида. 11 апреля 1587 г. послы Кахетии вместе с Родионом Биркиным и Петром Пивовым покинули Москву и направились обратно в Кахетию. 26 августа прибывшее через Астрахань в Кахетию русское посольство было принято Александром II. После проведенных обсуждений, 28 сентября Кахетинское царство согласилось на покровительство русского царя, а Александр II обязался отсылать ежегодно в Москву 50 тюков иранского шелка и 10 ковров, сотканных из золотых и серебрянных нитей13.
      Поступок бывшего вассала — царя Кахетии — не мог не обеспокоить сефевидских правителей. Шах Аббас I, стремясь прояснить ситуацию, отправил своего посланника к Александру II. 25 апреля сефевидский посол Джамшид хан встретился в Зайеме с русским посланником Биркиным. В июне 1588 г. Родион Биркин, Петр Пивов, посол Александра II Кирил Ксантопулус, черкес Хуршид бей вместе с грузинским князем Капланом Вашнадзе покинули Кахетию. Они прибыли в Москву 16 октября14. Предпринятые русским царем шаги по вовлечению Кахетии, являвшейся территорией османского влияния, в сферу своих интересов еще более осложнили отношения между двумя государствами.
      По этой причине, русский царь Фёдор направил своего представителя ко двору Сефевидов в целях урегулирования отношений. К концу 1588 г. русский посол Григорий Васильчиков прибыл в Казвин. Основной целью Васильчикова было налаживание дружеских отношений между двумя государствами и обсуждение возможности создания военного союза против Османской Турции. 9 апреля 1589 г. шах Аббас I принял у себя во дворце русского посла. Васильчиков передал шаху привезенные подарки и письмо, в котором русский царь проявлял заинтересованность, в первую очередь, в изгнании османов с прикаспийских областей, а также напоминал об обещании шаха Мухаммеда Худабенди передать русским Баку и Дербент15.
      Шах Аббас I заявил о согласии «уступить» русскому царю Баку, Дербент и Шамаху лишь в том случае, если эти города будут освобождены русскими от османов. Русскому посланнику было разрешено вернуться назад и вручено ответное письмо шаха16. Бушев, касаясь переговоров шаха Аббаса I с Васильчиковым, пишет, что шах Аббас I при разговоре о заключении военного союза против Турции не ответил напрямую на вопрос о передаче Москве двух неконтролируемых им городов. Он открыто заявил, что русские должны своими силами отобрать их у османов. Если же Дербент и Баку будут освобождены шахскими войсками, о передаче этих городов не может быть и речи. Также шах Аббас прямо не ответил на вопрос о создании военного союза против Турции17.
      Таким образом, миссия Васильчикова хоть и не достигла конктретных результатов, но все же заложила основу официальных дипломатических отношений между Московским государством и Сефевидами.
      В 1587 г. Османское государство, приняв во внимание жалобы Великого ногайского бека Урус хана на русские нападения и требования узбекского хана Абдуллы, а также строительство русскими новой крепости на берегах Терека, 22 сентября приняло решение начать военный поход с целью захватить Астрахань. Крымскому хану и ногайским бекам были отправлены приказы помогать османской армии во время похода, который должен был начаться весной 1588 года. Однако непрерывные войны с Сефевидами, вынуждали Османское государство направлять все силы против кызылбашей. Астраханский поход не состоялся. В то же время царское правительство пыталось урегулировать отношения с Османским государством дипломатическим путем. Несмотря на то, что османские султаны долгое время держали вопрос о Казани и Астрахани открытым и продолжали угрожать русским, против них до 1678 г. не был предпринят ни один военный поход.
      В 1587 г., по требованию султана Мурада III, армия крымского хана начала военные действия против союзника русского царя на Кавказе бея Малой Кабарды и одержала победу. Это событие, а также решение Османского государства об астраханском походе, вынудили русского царя весной 1588 г. построить вблизи соединения рек Терек и Тумен поселок Терски и одноименную крепость. Крепость Терски, где расположились посланные из Астрахани военные силы и пушки, превратилась в основную базу для нападений на куманов и авар, а также стала экономическим и военным центром Северного Кавказа, одновременно являясь важным местом остановки дипломатических миссий, прибывавших из Грузии. На ярмарки, организуемые каждую неделю в Терски под попечительством русских, стали прибывать чеченцы и ингуши. В 1588 г. некоторые кабардинские беи, с учетом того, что царь Фёдор оказывал им помощь, приняли покровительство Москвы, при условии защиты от всех врагов. Казикумухское бекство, расположенное в долине нижнего Терека и на берегу реки Тумен и бывшее Туменским княжеством, со строительством Теркской крепости также перешло под управление России18.
      Азербайджанское государство Сефевидов в своей борьбе с османскими захватами на Южном Кавказе и в Азербайджане искало пути для заключения союза с Московским государством. Русский посол Васильчиков, посетивший шаха Аббаса I в 1588 г., сообщил ему о строительстве крепости на берегу реки Терек, а также о приказе астраханского воеводы не пропускать османов через Терек. Будучи очень доволен этой новостью, шах проявил особую милость к русскому посланнику19.
      Специальные представители шаха Аббаса I Хади бей и Будаг бей вместе с русским послом были направлены в Москву. В мае 1590 г. русский царь принял их в Кремле. Шах Аббас I, в адресованном царю письме, сообщал о желании восстановления связей, разрушенных Османским государством, необходимости налаживания дружественных отношений, о возможной передаче Дербента и Баку царю. Отправив русскому правителю разноцветные шелковые ковры, луки, изготовленные в Хорасане, шах Аббас I просил царя послать ему белок, соболиные меха и охотничьих птиц. С учетом тяжелых последствий изнурительной Ливонской войны, русский царь в сложившихся условиях не смог дать положительного ответа на предложение о создании военного союза против Османского государства, надеясь решить проблему дипломатическими усилиями20.
      Османское государство, в свою очередь, также стремилось заполучить Северный Кавказ и Дагестан. Дагестанские правители, направив в Москву своих представителей, попросили у русского царя оказать им помощь в строительстве укреплений на берегах Терека с тем, чтобы предотвратить походы османской армии и сил крымского хана на Кавказ. В 1588 г. на реке Терек была построена одноименная крепость21. Сефевидскому шаху была предоставлена нужная информация и о строительстве города Терек. Ему было сообщено, что город был сооружен с целью недопустить набегов на Дербент и кызылбашские территории сил османского султана и крымского хана22. Таким образом Москва продемонстрировала стремление укрепить свои позиции на Северном Кавказе. Инициативы русского царя, в особенности строительство городка Терек и перекрытие таким образом важной стратегической магистрали для вторжения османских и крымских войск в зону военных действий, беспокоили турецкого султана. И хотя османы требовали уничтожения городка Терек, добиться этого им не удалось. В 1589 г. к сефевидскому двору было отправлено новое представительство под руководством Семена Звенигородского и Торха Антонова. Проходя через Кахетию, посольство пыталось поднять царя Александра против шамхала Тарку23.
      Проникновение османов на Кавказ наряду с Сефевидским государством беспокоило и Московские власти. Учитывая данное обстоятельство, шах Аббас I, еще до подписания Стамбульского договора в 1590 г., отправил своего посла Хади бея в Москву. Сефевидский шах хотел получить гарантии русской помощи в своей борьбе против османов на Северном Кавказе, а взамен, обещал подарить Баку и Дербент русскому царю24. Однако тот факт, что по Стамбульскому миру прикаспийские области Азербайджана и Дагестана остались у османов, заставил стороны приступить к новым переговорам.
      Так как Сефевиды и Московское княжество имели общую цель — освобождение волжско-каспийского торгового пути от османского надзора, у них появились основания для сближения, не принесшие, однако, ожидаемых результатов. Ослабевшее после длительной Ливонской войны Московское государство переживало внутренний кризис. Царь Фёдор Иванович, а также ведавший внутренней и внешней политикой Борис Годунов, не могли решить вопрос войны с Османским государством. Московское княжество ограничилось привлечением на свою сторону горских княжеств и этим старалось ослабить позиции османского государства на Северном Кавказе25.
      Несмотря на дипломатическую неопределенность, сефевидский правитель продолжал уделять особое внимание налаживанию политических и экономических отношений с северным соседом. С этой целью в 1592 г. он послал в Москву торговое представительство из 50 человек под руководством известного купца хаджи Хосрова. Шах Аббас I надеялся, что через организованный торговый коридор сможет получать из России оружие и военное снаряжение. Кроме того, сефевидский шах, при содействии посланной делегации, потребовал у русского царя освобождения четырех сефевидских кораблей, задержанных в астраханском порту местными чиновниками. Одновременно он, с целью вручить русскому царю украшенный бирюзой трон, отправил новое посольство в Москву. 6 октября 1593 г. принятый царем Фёдором сефевидский посол передал ему письмо и подарки от шаха Аббаса. После царя делегация встретилась с Борисом Годуновым, державшим все бразды правления в своих руках. Годунов, считавший налаживание торговых отношений между странами вполне приемлемым, передал послу письмо как от имени царя, так и от себя лично, а также подарки для шаха Аббаса.
      Через месяц после возвращения из Москвы сефевидской миссии туда отправился посланник шаха Аббаса I Хаджи Искендер. Передав царю очередное письмо, а также привезенные щит, железное зеркало, бархатные ткани, он взамен попросил у русских белок, лисьи меха, кольчуги, слоновую кость и нутряной жир для изготовления воска.
      В письме сефевидскому шаху русский царь писал: «Мы узнали о мире, заключенном вами с османами. Это новость удивила нас. В такой ситуации, как вы можете с одной стороны предлагать нам создать союз, а с другой заключать мир с врагом». Шах Аббас I попросил русского посла убедить царя Фёдора Ивановича срочно отправить армию в Ширван и добавил, что если русская армия освободит Баку и Дербент от османов, он не будет возражать против передачи этих городов Моковскому государству26. Подтверждая приезд русского посла ко двору Сефевидов, Искендер бек Мунши отмечал: «Прибыв от русского царя к шаху, они привезли подобающие дары и подношения. Послом был надежный русский военачальник. Русское государство написало письмо с особой симпатией, затронув многие вопросы. Его величество шах приветствовал приезд посла, проявил к нему почтение, несмотря на то, что он гяур...»27. 19 февраля 1595 г. делегация из семидесяти пяти человек во главе с Василием Тюфякиным была направлена к сефевидскому двору для заключения договора о дружбе и взаимной помощи между странами. Следуя по Каспию, члены делегации заразились чумой, и князь Василий, а также Семён Емельянов умерли. В ноябре 1595 г. тридцать семь человек из делегации достигли Казвина. Шах Аббас I сразу же разрешил больным отбыть обратно. Лишь трое из них сумели вернуться в Москву. По этой причине союз между двумя странами не был заключен28.
      Избранный царем Борис Годунов (1598—1605) старался развивать отношения с Сефевидской империей. В 1600 г. князь Алексей Засекин был послан к шаху Аббасу с заверением, что смена власти не нанесет урон отношениям двух государств. Русский посол, заявив о важности создания союза между Австро-Венгрией, Россией и Ираном против Османов, гарантировал, что Россия всегда будет оказывать Сефевидам военную помощь. Русский царь прислал также сефевидскому шаху двух охотничьих псов, медведя и двух соболей29. С князем Алексеем в Москву для поздравления Бориса Годунова с восхождением на престол отправился сефевидский посланник Пиргули бей Текели30. Шах Аббас I попросил русского царя внести некоторую ясность в вопрос о планах австро-венгерского императора Рудольфа II, который находился в состоянии войны с Османским государством. Русский царь с помощью своего посла хотел столкнуть армию шаха Аббаса I с османами и, в случае незаключения мира между ними, обещал шаху свою помощь. Шах Аббас I, в свою очередь, предложил русскому царю совместное наступление на Ширван и Грузию, находившиеся под османским правлением, и даже использование в этих целях донских казаков31. Однако османо-сефевидская война, активность крымских татар, начало внутренних неурядиц в России затруднили не только обмен посольствами, но и препятствовали заключению между государствами договоров в политической и экономической сферах. Посылаемые представительства не продвигались дальше обновленных обещаний дружбы и взаимопомощи, провозглашений взаимных желаний и требований.
      К началу XVII в., воспользовавшись ослаблением Османской империи вследствие внутренних беспорядков и восстаний, сефевидский шах решил начать против нее новую войну. Чтобы заручиться помощью русского царя, он в августе 1603 г. отправил своего посла Лачын бея в Москву. Царь Борис Годунов принял посланные шахом подарки, но на этот раз не поверил в искренность его намерений32.
      По заключению турецких историков, в это время Россия, воспользовавшись войной Османского государства с Германией и Сефевидами, вновь попыталась укрепиться на Кавказе. В 1603 г. Борис Годунов, направив своего посла Ярославского в Исфахан, оповестил шаха Аббаса I о своей поддержке в случае отправки сефевидской армии против турок и отказа от заключения с ними мира33.

      Перед Аббасом Великим проносят головы турок в отвоеванном у них Тебризе, 1603
      Шах Аббас I, не дожидаясь возвращения посла из Москвы, с учетом сложившейся благоприятной ситуации, начал войну против Османского государства. В самый разгар войны Борис Годунов отправил русскую армию под предводительством воеводы Бутурлина и генерала Плещеева в Дагестан. Десятитысячная русская армия, возглавляемая Иваном Бутурлиным, в апреле вошла в Дагестан и захватила крепости Гёйсу и Тарку. Весной 1605 г. османская армия окружила Тарку. Оставившая город семитысячная русская армия потерпела поражение в сражении, происшедшем между Тарку и Казиюртом. Много русских, в том числе Иван Бутурлин и генерал Плещеев, были убиты. Все крепости на реках Сунджа, Сулак и Терек перешли в руки османов и дагестанских сил и были разрушены. Вынужденные отступить к Астрахани, русские, вплоть до похода Петра I в прикаспийские области, не предпринимали больше набегов на Северный Кавказ34. За это время сефевидская армия полностью освободила территории Азербайджана от османского завоевания.
      После избрания нового царя — Василия (1606—1610) — посол Иван Ромоданский привез послание к сефевидскому двору. Несмотря на выраженное через посла шаху Аббасу I недовольство походом на христианскую Грузию, сефевидский правитель принял посла с почтением, подготовил на присланное письмо два ответа, в которых шах Аббас I сообщил об успехах в войне с османами и вновь предложил русскому царю присоединиться к войне против турок.
      После заключения в 1612 г. Стамбульского мира между Сефевидским и Османским государствами, шах Аббас I приступил к активной политике в отношении Дагестана и Грузии. Он усмирил восстание в Кахетии в 1615 г., направил делегации к правителям Дагестана и Северного Кавказа с призывом к подчинению. Международная ситуация того времени складывалась не в пользу России. Она находилась в состоянии войны с Польшей и Швецией на западе, с Крымским ханством — на юге. По этой причине Москва не хотела осложнения отношений и с Сефевидами. Для восстановления разрушенного войнами хозяйства требовались большие средства. Поэтому правящие круги России возлагали большие надежды на торговлю с Сефевидским государством.
      Принимая во внимание тот факт, что после освобождения шахом Аббасом I от османов территорий Азербайджана и Грузии его государство стало соседом России, царь Михаил I (1613—1645) придавал особое значение налаживанию дружеских отношений с Сефевидами. 30 января 1614 г. он направил С. Тихонова к сефевидскому двору с извещением о своем приходе к власти и намерении наладить политические оношения между двумя странами. 14 декабря 1614 г. шах Аббас I принял русского посла в своем лагере в Гызылагадже. Радушно встретив посланника, сефевидский шах подтвердил, что сообщил послу о готовности предоставить России деньги и военную силу. 28 января 1615 г. Тихонов в сопровождении посла шаха Полад бея отбыл в Россию. Через восемь месяцев Полад бей был принят русским царем. Шах Аббас I через своего посла сообщал об освобождении территорий Азербайджана от османского завоевания и, по причине устранения серьезных препятствий для ведения торговых отношений между странами, просил прислать русских купцов для налаживания торговли.
      С началом новой войны Османского государства против Сефевидов в 1616 г., проблема безопасности северных городов вновь стала актуальной. Сефевидские правители намеревались обеспечить защиту северных границ за счет укрепления оборонных русских крепостей на реках Гёйсу и Сундж. Однако внешнеполитическое положение Москвы не дало возможности претворить в жизнь этот план. Русскому царю, ведущему войну с Польшей, требовались большие материальные средства для покупки оружия и снаряжения. Отправленные к Сефевидам русские послы Леонтьев и Барянский хотели получить от шаха материальную помощь. К концу 1617 г. русскому послу Леонтьеву удалось добиться от шаха выдачи 7 тысяч серебром, но эта сумма не удовлетворила русского царя35.
      Дж. Айдогмушоглу пишет, что в период войны шаха Аббаса I против Османов на Кавказе, сефевидские купцы попали в Астрахани в руки русских разбойников. Узнав об этом, русский царь направил посла Ивана Брихова с письмом, написанном на тюркском языке, к шаху Аббасу I. Принявший русского посла в октябре 1615 г. близ Тифлиса шах гарантировал, что не будет иметь никаких отношений с врагами русского царя. Однако через несколько лет после этих событий один из грузинских царевичей попросил покровительства и помощи у русского царя против Аббаса I, чем разгневал шаха, и он издал указ о прекращении отношений между странами. Русский царь не согласился на предложение царевича и, чтобы снять напряжение в отношениях, а также с целью получить материальную помощь для окончания войны с Польшей, послал князя Михаил Воротинского (должно быть Барятинского) ко двору Сефевидов. 14 ноября 1618 г. на городской площади Казвина принятый шахом посол вручил ему привезенные подарки. От имени русского царя посол просил шаха о предоставлении материальной помощи, гарантируя взамен неприкосновенность сефевидским купцам в Астрахани. В ответной речи шах Аббас I заявил о том, что обе страны являются близкими соседями и нет необходимости третьей стране (имелась в виду Грузия) вносить распри в это соседство. Поняв сомнения шаха в вопросе материальной поддержки, русские послы покинули присутствие. В сентябре 1619 г. они по гилянскому пути вернулись назад. Русским подданным было разрешено вести торговлю на сефевидской территории36.
      Дипломатические отношения шаха Аббаса I и русского царя продолжали расширяться. Рост авторитета Московского государства проявился и в возрастании количества посольств, направляемых к сефевидскому двору. Так, между 1614—1618 гг. к шаху Аббасу были отправлены московские послы Брехов, Афанасьев, Шахматов, Леонтьев, Тимофеев и Барятинский37.
      Во время очередного набега османской армии на Азербайджан в 1617 г. вопрос закрытия северокавказской дороги встал перед Сефевидским государством со всей остротой. И хотя разрешение этого вопроса еще более ухудшило бы отношения России и Турции, московские власти, заинтересованные в укреплении связей с Сефевидами, решили удовлетворить просьбу шаха. К тому же, стремление Османского государства укрепиться на каспийских берегах и Северном Кавказе шло вразрез с интересами Москвы. Серьезно могла пострадать также торговля русских купцов с Азербайджаном. Усиление Османского государства в регионе не отвечало интересам не только Сефевидской империи, но и русского царя, который старался укрепить здесь свои экономические и политические позиции. Вскоре Московское государство, построив на реках Сундж и Гёйсу укрепленные оборонительные системы, взяло под контроль северокавказскую дорогу, протянувшуюся до Азербайджана и, таким образом, преградило путь нападениям Османской империи и крымских татар с севера на Сефевидское государство.
      После освобождения азербайджанских земель от османского господства и восстановления границ Сефевидской империи сефевидский шах не стал возражать против восстановления русских крепостей на Северном Кавказе. По сведениям Мухаммеда Тахира Вахида, во времена шаха Аббаса I отношения между государством Сефевидов и Московским княжеством были хорошие, происходил постоянный обмен посольствами38. Дипломатические отношения имели, прежде всего, антиосманскую направленность. Поэтому Москва поручала своим послам изучать османо-сефевидские отношения. Кроме того, московские послы должны были сформировать в Сефевидском государстве представление о мощи и силе Московского государства39.
      Такое положение просуществовало до середины XVII века. Мухаммед Тахир Вахид пишет, что во времена шаха Аббаса II между Сефевидами и русским царем существовали дружеские отношения. По сведению источника данного времени, при правлении шаха Аббаса II (1642—1666) русские построили новые крепости на реке Терек. Учитывая дружеские отношения между странами, сефевидский двор не отреагировал на это событие40.
      Во второй половине XVII в. русские правительственные круги более активно стали проводить политику расширения своих южных границ. Московское государство ревниво относилось к действиям Англии, направленным на установление своего влияния в Сефевидском государстве. Строительство русскими на Северном Кавказе стратегически важных крепостей стало причиной недовольства Сефевидов. Шах Аббас II в 1653 г. уничтожил постройки вокруг Дербента, но чтобы не нарушить перемирие между странами, он не дал согласия на разрушение крепостей на Тереке41. Конфликт между сторонами продолжался вплоть до 1662 года. По мнению Ю. Зевакина, в первые годы правления шах Аббас II, учитывая ослабление Сефевидской империи, не препятствовал русскому царю при строительстве городов-крепостей в Дагестане, но, по мере усиления своего государства, не мог смириться с укреплением русских позиций в Дагестане42.
      Усиление Московского княжества на Северном Кавказе, расширение отношений грузинских правителей с Москвой стали усугублять противоречия между сефевидским шахом и русским царем. Попытки русского посла Лобанова-Ростовского убедить шаха Аббаса II, в первую очередь, в том, что строительство русской крепости на реке Сундж никоим образом не повредит отношениям с Сефевидским государством, не удались. Одновременно Лобанов-Ростовский должен был добиться от шаха возвращения Теймураза в Кахетию и прекращения антирусских выступлений на Северном Кавказе и в Дагестане. Но сефевидская дипломатия поставила перед русским послом свои требования — положить конец разорительным набегам донких казаков на прикаспийские области, разрушить все крепости на Северном Кавказе, построенные без разрешения шаха, а также выдать шаху царевича Ираклия. Требования относительно прекращения столкновений на границе, мешающих торговым отношениям, были встречены шахом положительно, однако остальные были отвергнуты. Неудачная миссия Лобанова-Ростовского крайне обеспокоила царское правительство43.
      3 июля 1658 г. сефевидский посол Дакул Султан прибыл в сопровождении пяти купцов в Москву с намерением урегулировать межгосударственные отношения. И хотя ни одна из сторон не хотела идти на уступки, визит сефевидского посланника продемонстрировал обоюдное стремление возобновить отношения. На переговорах вновь был поднят вопрос о сожжении крепости на реке Сундж и грабежах местного населения. В свою очередь Дакул Султан довел до сведения царя, что во время этих событий в русских городах также были задержаны подданные шаха. Затронули и грузинский вопрос. Русский царь попросил сефевидского шаха положить конец вражде с Грузией, но сефевидский посол напомнил, что по просьбе царя Алексея Михайловича шах Аббас II согласился покровительствовать Теймуразу и принять царевича Давида в качестве заложника в Исфахане, однако отказ Теймураза стал причиной отправки войск в Грузию. Просьба Теймураза к Москве о помощи в 1857 г. обеспокоила шаха, так как русский царь пообещал, что как только представится возможность, он отошлет письмо шаху о том, чтобы тот прекратил антигрузинские действия44.
      В 1662 г. для подтверждения мира и дружбы между государствами и урегулирования общих вопросов, в Исфахан была направлена русская миссия во главе с Милославским. Ей было поручено для ознакомления с ситуацией побывать в Шамахе. Во время своего пребывания в этом городе посольские представители сумели собрать необходимый материал, связанный с экономическим и политическим положением, а также природными ресурсами Ширвана, и отправить его в посольский приказ. Посол был встречен радушно и все требования, кроме связанных с Грузией, были приняты. Категорически отказавшись обсуждать вопрос о Грузии, шах заявил, что ввиду вхождения грузинских земель в шахские владения, в случае неподчинения грузин шаху, они будут наказаны, как во времена его предшественников. Однако, в связи со смертью посла Милославского, миссия не была доведена до конца.
      Л. Локхарт, подчеркивая не очень благосклонное отношение Сефевидов к русским послам во время правления шаха Аббаса II, отмечает, что «несмотря на наличие верительных грамот у прибывших в Исфахан в 1664 г. двух послов, которых сопровождали восемьсот человек, с дарами и подношениями от царя Алексея Михайловича, в Сефевидской империи довольно быстро поняли, что основная цель миссии, прибывшей в страну, является, используя дипломатический статус, реализовать привезенные в большом количестве товары, минуя пошлины»45. Р. Дадашева пишет, что после того, как раскрылась истинная цель визита, к русским сложилось предвзятое, достаточно негостеприимное отношение и, в результате, гости покинули страну крайне обиженные. «Разгневанный таким отношением, царь, далекий от мысли объявить войну Сефевидам, решил отомстить за это другим образом. По его воле, известный как глава разбойников Степан Разин, со своими пятьюстами донскими казаками, стал нападать на передвигающихся по Волге купцов и путешественников, совершать грабительские набеги на Мазендаран и основал своему отряду лагерь в Ашуре, на северо-востоке Каспия»46.
      П. П. Мелгулов сообщает о связях Сефевидского государства в период шаха Аббаса II следующее: «Если обрадованный русский царь даровал в XVI веке английским купцам, привозившим в Россию западные товары, грамоты и привилегии, то в XVII веке подобные уступки сефевидский шах Аббас II даровал русским купцам; разрешал им беспошлинную торговлю в прибрежных городах Сефевидского государства. Отношения между Ираном (Сефевидами. — Т. Н.) и Россией были настолько дружескими, что после смутного времени (начало XVII века), когда нуждающиеся в деньгах русские обратились за долгом к соседним государствам, откликнулись лишь Сефевиды и отослали в Россию известное количество золота и серебра»47.
      Отметим, что дружественные отношения между Азербайджанским государством Сефевидов и Россией не переросли в создание сильного союза. Если в начале XVII в. Московское княжество опасалось выступать в качестве союзника сефевидского шаха против Османского государства, то к концу XVII в. на предложение русского царя о совместной борьбе против Турции, исфаханский двор не дал положительного ответа. Накануне начала войны с Османским государством в 1675 г., прибывший ко двору Сефевидов в сопровождении одинадцати человек русский посол напомнил о ранее достигнутом соглашении между двумя государстввами — в случае нападения османов на одну из сторон, другая с двадцатитысячной силой должна помочь союзнику. По указанию шаха Сулеймана, вопрос был вынесен на обсуждение Государственного совета. Несмотря на угрозы русского посла о прекращении отношений с Сефевидским государством в случае отказа, 6 августа 1675 г. члены Совета вынесле решение о нейтралитете48.
      Ближе к концу XVII в. сефевидский правитель открыто выражал негативное отношение к предложению московского князя о совместных действиях против Османской империи. Однако наличие общего интереса в экономических и политических связях заставляли стороны продолжать существовавшие отношения. Московский князь относился к Каспийскому морю как к важному средству для проникновения в страны Востока. Как пишет Л. Локхарт, Петр I, посвятивший большую часть своего пребывания во власти тому, чтобы превратить Россию в морскую державу, естественно, не мог обойти своим вниманием Каспий49. Крайне осложнил отношения Сефевидов и Московского княжества вопрос о том, какому государству принадлежит территория Дагестана50. Прибывший в 1697 г. в Исфаган русский посол вручил шаху ноту протеста от имени царского правительства, недовольного тем, что в момент осады Азова русскими войсками, лезгинские и другие кавказские племена оказывали помощь туркам. Русские пытались привлечь султана Хусейна к войне против турок, но в то же время требовали выплаты долга в триста тысяч туменов, оставшихся со времен шаха Сефи. Однако на этот раз желание русского посла, как это делалось обычно, лично вручить верительные грамоты и ноту шаху при содействии главного везиря, Сефевиды расценили как очень смелый шаг, предположив, что он провоцирует разрыв отношений между государствами. Поэтому было принято решение арестовать посла и не выпускать до тех пор, пока Москва не даст соответствующих объяснений. До июля 1699 г. посол пребывал в плену и только после вмешательства архиепископа Анкора был отпущен на свободу51.
      Надо отметить, что к концу XVII в. Петр I осознавал роль Сефевидского государства в своей борьбе против Османской империи. Для получения обстоятельной, достоверной информации о происходящем, царь в 1697—1698 гг. старался учредить пост резидента при сефевидском дворе. С этой целью туда был отправлен Василий Кучуков. Однако «не являвшийся тонким дипломатом и, видимо, не достаточно умным человеком В. Кучуков потребовал личного принятия от него шахом Султан Хусейном царской грамоты и, не сумев выполнить возложенной на него миссии, был выдворен из страны Сефевидов»52.
      В конце XVII в. царь Петр I принял решение об отправке кораблей в порты, расположенные на южных берегах Каспия и создании нового опорного пункта для расширения торговли. В 1700 г. командир русской эскадры капитан Э. Мейер потребовал у Сефевидского государства права свободного прохода в бакинскую бухту для русских кораблей. Сефевидское правительство отвергло это требование и, учитывая незащищенность Баку, начало укреплять город53.
      Политические и экономические отношения между Сефевидами и Московским государством в XVI—XVII вв. были непосредственно связаны с проводимой в регионе политикой Османской империи. Враждебное отношение русского царя к османам и заинтересованность в их выдворении с Южного Кавказа позволили сефевидского шаха привлечь Московское государство к конфликту в этом регионе. Шах Аббас I, взамен предоставления русским царем военной помощи, даже обещал подарить ему имеющие важное стратегическое значение прикаспийские города Дербент и Баку. Однако Московское государство не хотело вступать в военное противостояние с сильной в тот период Османской империей и одновременно, не желая упускать свой шанс в сложившейся ситуации, всеми силами старалось вовлечь Сефевидов в войну против Османской империи, не скупясь на обещания военной помощи. Так как длительные и изнурительные переговоры между сторонами не дали никаких результатов, а шах Аббас I одержал победу над османами и сумел освободить захваченные азербайджанские территории, вопрос о передаче русским вышеуказанных городов не становился более объектом обсуждения.
      Хотя с середины XVII в. между государствами и создалась определенная напряженность, инициативы, проявленные сторонами, сумели ее нейтрализовать и дали возможность сохранить стабильные отношения.
      Примечания
      1. БУШЕВ П.П. История посольств и дипломатических отношений Русского и Иранского государств в 1586—1612 гг. М. 1976, с. 36.
      2. ЭФЕНДИЕВ О.А. Азербайджанское государство Сефевидов в XVI веке. Баку. 1981, с. 113.
      3. Там же, с. 114.
      4. История Азербайджана. Т. 3. Баку. 1999, с. 230—232.
      5. LOCKHART L. The fall of the Safavi dynasty and the Afghan occupation of Persia. Cambridge. 1958, p. 55; ДАДАШЕВА P. Последний период Сефевидов. Баку-Нурлан. 2003, с. 260-261.
      6.  АЛИЕВ Г. История Кавказа. Баку. 2009, с. 308.
      7. БУШЕВ П.П. Ук. соч., с. 44-45; ЭФЕНДИЕВ О.А. Ук. соч., с. 114; АЛИЕВ Ф.М. Азербайджано-русские отношения. Баку. 1985, с. 30.
      8. МАГОМЕДОВ Р.М. История Дагестана. Махачкала. 1968, с. 137.
      9. SADIK BILGE М. Osmanli devleti ve Kavkasya. Istanbul. 2005, s. 82.
      10. МАГОМЕДОВ Р.М. Ук. соч., с. 136.
      11. БУШЕВ П.П. Ук. соч., с. 46; СЕИДОВА Г. Азербайджан во взаимоотношениях Сефевидской империи и Русского государства. Баку. 2007, с. 39.
      12. SADI К BILGE М. Op. cit., s. 83.
      13. ALLEN W.E.D. Russion Embassis to the Georgian Kings 1589—1605. Vol. I. Cambridge. 1970, p. 60-61.
      14. Ibid., p. 62.
      15. БУШЕВ П.П. Ук. соч., с. 110.
      16. MIHRIBAN M.N.E. I Sah Abbas-i Kebir. Sirket-i Miitalaat va nesr-i kitab-i Parsa. Tehran. 1387, s. 163; БУШЕВ П.П. Ук. соч., с. 113.
      17. АЛИЕВ Ф.М. Ук. соч., с. 33.
      18. SADIK BILGE M. Op. cit., s. 84.
      19. Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией. Т. 1. СПб. 1890, с. 128, 290; РАХМАНИ А.А. Азербайджан в конце XVI и в XVII веке. Баку. 1981, с. 103.
      20. МАГАРАМОВ Ш.А. Восточный Кавказ в политике России, Турции и Ирана в конце XVI в. — Вопросы истории. 2009, № 4, с. 151.
      21. СМИРНОВ А.Н. Политика России на Кавказе XVI-XVII вв. М. 1958, с. 36.
      22. ЕГО ЖЕ. Кабардинский вопрос в русско-турецких отношениях XVI—XVIII вв. М. 1948, с. 22.
      23. БЕЛАКУРОВ С.А. Сношения России с Кавказом (1578—1613 гг.). М. 1889, с. 113— 114; МАГАРАМОВ Ш.А. Ук. соч., с. 152.
      24. Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией, с. 128—129; БУШЕВ П.П. Ук. соч., с. 113; РАХМАНИ А.А. Ук. соч., с. 64.
      25. ПЕТРУШЕВСКИЙ П.П. Азербайджан в XVI—XVII веках. В кн.: Сборник статей по истории Азербайджана. Баку. 1949, с. 276.
      26. БУШЕВ П.П. Ук. соч., с. 258; СЕИДОВА Г. Ук. соч., с. 42-43.
      27. ИСКЕНДЕР БЕК МУНШИ. Украшающая мир история Аббаса. Баку. 2010, с. 935.
      28. ГУСЕЙН Ф.А. К вопросу об обещании шаха Аббаса уступить Московскому государству Дербент, Баку и Шемаху. — Вопросы истории. 2010, № 9, с. 120—121.
      29. Там же, с. 121 — 122.
      30. Книга Орудж-бека Байата. Дон-Жуана Персидского. Баку. 1988, с. 155.
      31. SÜMER F. Abbas I. DÍA, с. 1. Istanbul. 1988, s. 18; KURAT A.N. Rusiya tarihi. Baslangicdan 1917-ye kadar. Ankara. 1993, s. 181 — 182.
      32. KURAT A.N. Op. cit., p. 43-44.
      33. KÜTÜKOGLU B. Osmanli-iran siyasi münasebetleri (1578—1612). ístanbul. 1993, s. 253.
      34. SADIK BILGE M. Op. cit., s. 86.
      35. MIHRIBAN M.N.E. Op. cit., s. 166.
      36. ЛЕБЕДЕВ Д.М. География в России XVII в. М-Л. 1949, с. 175-176; РАХМАНИ А.А. Ук. соч., с. 99.
      37. МУХАММЕД ТАХИР ВАХИД. Сергузеште Шах Аббас деввом. Бе кушеше Сеттар Авди. Тегеран. X. 1334, с. 55; ГАСАНАЛИЕВ 3., БАЙРАМЛЫ 3. Внутренная и внешная политика азербайджанского государстве Сефевидов в году правления шаха Аббаса II. Баку. 2011, с. 41.
      38. ШПАКОВСКИЙ А.Я. Торговля Московской Руси с Персией в XVI и в XVII вв. Киев. 1915, с. 20—21.
      39. РАХМАНИ А.А. Ук. соч., с. 103-104.
      40. Там же, с. 100—101.
      41. SÜMER F. Safevi tarihi incelemeleri: I. ve II. Abbas devirleri. Türk Dünyasi Arastirmalari, sayi 69. Ankara. 1990, s. 104.
      42. ЗЕВАКИН E. Азербайджан в начале XVII века. Баку. 1929, с. 31; РАХМАНИ А.А. Ук. соч., с. 105.
      43. СЕЙИДОВА Г. Ук. соч., с. 66-68.
      44. Там же, с. 68—69.
      45. LOCKHART L. Op. cit., р. 57-58.
      46. ДАДАШЕВА Р. Ук. соч., с. 261.
      47. МЕЛЬГУНОВ П.П. Очерки по истории русской торговли XVI—XVII вв. М. 1905, с. 224.
      48. РАХМАНИ А.А. Ук. соч., с. 99-100.
      49. LOCKHART L. Op. cit., р. 59; ДАДАШЕВА Р. Ук. соч.. с. 262.
      50. История Азербайджана, т. 3, с. 268.
      51. LOCKHART L. Op. cit., р. 61-62; ДАДАШЕВА Р. Ук. соч., с. 262.
      52. БУШЕВ П.П. Посольство Артемия Волынского в Иран 1715—1718 гг. (По русским архивам). М. 1978, с. 8; ДАДАШЕВА Р. Ук. соч., с. 267—268.
      53. LOCKHART L. Op. cit., р. 59, 62; ДАДАШЕВА Р. Ук. соч., с. 262, 264.