Чжан Гэда

Развитие общества у североамериканских индейцев

65 сообщений в этой теме

Muster Roll of the Expedition of Francisco Vasquez de Coronado February 22, 1540.

Цитата

5 suits of armor, 4 suits of horse armor, several pairs  of cuirasses, 38 helmets, 50 coats of  mail, 2 breeches of mail, 2 leggings of mail, 2 mail shirts, 1 pair of mail sleeves, 2 gauntlets, 4 corselets, 20 knee pieces, 21 crossbows, 25 harquebuses, 13 daggers, some 5 dozen swords, and several dozen lances.

В списке представлены даже далеко не все европейцы, принимавшие участие в экспедии. Не упомянуты индейцы (около 1300). Тем не менее - это список оружия на 289 человек. Из которых только 61 имел европейский корпусный доспех. У 260 имелись "местные доспехи" (скорее всего эскаупилли) - либо в дополнение к европейской броне, либо сами по себе. Также можно отметить, что арбалетов почти столько же, сколько аркебуз, а всего дистанционного оружия - только 46 единиц. Но тут вопрос - насколько аккуратно их считали. У меня сложилось впечатление, что в списке в первую голову учитывали доспехи, то есть - копья, мечи и кинжалы посчитаны совершенно точно не все. А арбалеты и аркебузы?

 

Дальше по его индейским союзникам.

Дополнительно - The Coronado Expedition to Tierra Nueva. The 1540-1542. Route Across the Southwest. 1997

Цитата

Perhaps the most neglected element of encounters between native peoples of the Southwest and the Coronado expedition is the host of Mexican Indian allies that accompanied the expedition. Although the leadership and organization of the Coronado expedition were definitely European, much of its character and "infrastructure" derived from those Mexican Indian allies. Pedro de Castañeda (Hammond and Rey 1940: 200) reported that "some eight hundred Indians of New Spain" were recruited to join the expedition, and Francisco Vázquez de Coronado, himself, testified in 1547 at Viceroy Antonio Mendoza's residencia (Aiton and Rey 1937: 314) that 1,300 Indians, more or less, participated voluntarily in the expedition to the Tierra Nueva of Cíbola and Quivira. On the basis of the expedition's 1540 muster roll and other documentary sources, it is estimated that the European membership of the expedition was about 350. Thus, whichever figure for number of Mexican Indians may be more accurate (800 or 1,300), it is clear that the membership of the expedition was predominantly Mexican Indian.


There is no evidence that European equipment was provided to the Indian allies. Therefore, a large share of the material carried by the expedition from Mexico was undoubtedly of indigenous make and design. In order to suggest items of material culture that Mexican Indians carried with them on the expedition, it is necessary to determine which native groups were represented in the expedition. Herbert Bolton (1949: 57) suggested that Mexican Indian allies "were enlisted in Mexico City and in the pueblos along the road to Compostela, many of them being from the province of Michoacán." More recently, Carroll Riley (1974: 28) proposed that of the hundreds of Mexican Indian allies reported by Mendoza and Vázquez de Coronado, "300 seem to have been from the central Mexican area [the Basin of Mexico] the rest being, presumably, from west Mexico".

Direct evidence regarding precisely where the Mexican Indian allies came from is slim in the sixteenth-century documents. Juan de Jaramillo (Hammond and Rey 1940: 306) specifically mentioned a Tarascan Indian (that is, from Michoacán) and two possibly from Jalisco. Riley (1974: 30), citing fray Pedro Oroz's 1585 report on the religious province of New Spain, referred to another Indian member of the expedition from Tlatelolco (now within Mexico City). These few Indian individuals were all associated with the Catholic friars that comprised a distinct segment of the expedition. As such, they may not be representative of the bulk of Mexican Indian allies. Without supplying information on his precise place of origin, a native leader from central Mexico called Luis de León is mentioned in an interrogatorio, prepared by Viceroy Mendoza in 1547, as having participated in the expedition (Hanke 1976: 70). With more precision, the Codex Aubin (Monjarás-Ruiz et al. 1989: 268) recorded a group of Tenocha (Aztecs) leaving the Mexico City area for the "yancuic tlalpan," new lands, in 1539. (See Figure 4.2.) Almost certainly, this represents part of Coronado's company of allies. How many people were included in this group was not recorded. In 1582, Diego Pérez de Luxán (Hammond and Rey 1966: 184) reported that the Espejo expedition met at Zuni "Mexican Indians, and also a number from Guadalajara, some of those that Coronado had brought." Thus, it seems safe to say that most, if not all, of the Coronado expedition's Mexican Indian allies came from Nahuatl-, Tarascan-, and Caxcán-speaking areas of central and west Mexico. Importantly, there was broad similarity of material culture throughout these areas in the mid-1500s.

Unfortunately, the Spanish chronicles of the Coronado expedition are usually silent even as to the presence of the Indian allies and more so as to their roles and appurtenances. Nevertheless, their presence and participation were of major importance to the expedition and the native Southwestern peoples that it met. The relative tranquility of the expedition's sojourn in the Southwest (from a European viewpoint) resulted primarily from the reluctance of native peoples of the Southwest to engage the Europeans and their formidable allies (Flint 1991). The reputation of Mexica, Tlaxcalans, and Tarascans as fearsome warriors probably preceded them into the Southwest. That reputation, combined with their large numbers, would have rendered the Coronado expedition an overwhelming force, particularly when confronting the independent and relatively small Pueblo and Plains groups of the Southwest.

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Абсолютно точно можно не заморачиваться по данному поводу для такой лохматой древности. Потому что ни проверить, ни найти параллельные документы нельзя.

Меня больше забавляет, например, роспись оружия мобилизованных в 1805 (1805-м, Карл!) калмыков - по их количеству даже пики не на всех имелись, а что там про сабли да луки говорить! Примерно треть воинов прибыла, если судить по росписи, вообще даже без ножа на поясе!

А всего 200 лет прошло. И чем объяснить такие провалы в вооружении - я не знаю до сих пор.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Я даже больше скажу - заглянул в работу Прозрителева и там документы о том, что приставу Ахвердову было вменено в обязанность навести порядок с явкой калмыков людно, конно и оружно, а по коням давалась конкретная задача - одвуконь. Так по Прозрителеву выходит, что калмыки не то, что без оружия являлись, но даже и без коней вообще!

КАК это происходило - я не понимаю. Но Чонов не сильно противоречит Прозрителеву, а, скорее, его уточняет по количеству пик, сабель и прочего хабара, который калмыки с собой притащили.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
7 часов назад, Чжан Гэда сказал:

Абсолютно точно можно не заморачиваться по данному поводу для такой лохматой древности. Потому что ни проверить, ни найти параллельные документы нельзя.

Там просто довольно говорящие данные. Я сильно сомневаюсь, что господин с комплектом брони не имел никакого ручного оружия. У самого Коронадо указаны:

Koronado.jpg.5d7df2b3ac3a9ca6d7cc826e28f

3 или 4 набора конской брони, но у него самого нет ни брони, ни оружия? ИМХО - 100% в списке пропуски. Вопрос - какого характера.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

А документ сохранился в оригинале или только в составе какой-то книги? Если он был отредактирован в каком-то старинном историческом сочинении, то лакуны и неточности объясняются целями автора, по своему усмотрению редактировавшему документы.

Как вариант, перечислили только личное оружие (или казенное).

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
2 часа назад, Чжан Гэда сказал:

А документ сохранился в оригинале или только в составе какой-то книги? Если он был отредактирован в каком-то старинном историческом сочинении, то лакуны и неточности объясняются целями автора, по своему усмотрению редактировавшему документы.

Как вариант, перечислили только личное оружие (или казенное).

Насколько понимаю - есть испанский оригинал в архиве Гвадалахары. Но скана оригинального сообщения не видел. 

После английского перевода идет испанская транскрипция.

С казенным оружием в Америки периода Конкисты, кажется, было туго. Насколько понимаю - тут скорее уровень бюрократии виден. То есть - список вооружения составлялся едва не в "вольной форме". Составитель "отмечал главное", а детали - вписывал или пропускал на свое усмотрение. Если у человека бардов 3 или 4 штуки и лошадей табун - ему было вполне очевидно, что у того и полный доспех с полным комплектом наступательного оружия есть. ИМХО, как-то так.

В России смотренные списки 16 века тоже были довольно аморфные. 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Русские разборные записи фиксируют наличие главного оружия - которое по окладу должен был предъявить дворянин. Т.е. положено быть в кольчуге, с саадаком и саблей - разбейся, но выполни. А притащишь еще копье, шлем и наручи - твой бонус. Но он нужен только тебе.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

8 апреля 1807 г., калмыки выставили 1,25-тысячный отряд (хошуды и бага-цохуры) в действующую армию. 

Вооружение: 
ружей - 445
пистолетов - 36
сайдаков - 10 
сабель - 121
чеканов - 27
пик - 312
панцирей - 23
лошадей 2500
верблюдов 125

Для отряда из 900 воинов-торгудов, выступивших 12 апреля, панцири не отмечены:

ружей - 619
сабель - 191
пик - 584
коней 1800
верблюдов 90

20 апреля выступил отряд из 400 воинов- торгудов

ружей - 288
сабель - 66
пик - 176
коней 810

второй отряд (эркетня) за это же число из 750 человек

ружей - 471
сабель - 136
пик - 46
коней 750

10 мая отряд дербетов из 1,6 тыс. человек:

ружей - 550
сабель - 201
пик - 682
коней 3200

Еще один отряд дербетов - 239 человек, но росписи оружия не сохранилось.

Вопрос - что, часть калмыков была безоружной?


 

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
1 час назад, Чжан Гэда сказал:

Русские разборные записи фиксируют наличие главного оружия - которое по окладу должен был предъявить дворянин. Т.е. положено быть в кольчуге, с саадаком и саблей - разбейся, но выполни. А притащишь еще копье, шлем и наручи - твой бонус. Но он нужен только тебе.

Если бы так просто было...

Цитата

Андрей Дмитриев сын Таптыков. Людей дал царю и великому князю в полк восемь человек на конех в доспесех и в тегиляе, о дву конь с копьи и с рогатинами, пять человек со вьюки. А сам о дву конь в доспесе. На трех человекех доспехи, один без шелома, шесть в тегиляех, один человек в шапке в железной. [Над именем А.Д.Таптыкова помета: “В ево место сын ево Андреян”.]

Были ли у этих воинов сайдаки и сабли? Плюс содержание "доспеха" могло плавать - есть случаи, когда под ним понимался корпусный доспех, а есть - когда набор защитного вооружения, включая шлем и наручи. Есть вопросы с сайдаком - есть моменты, которые позволяют предположить, что в него сабля часто включалась по умолчанию. Тегиляй был "толстый", который считали за доспех, и "тонкий", который считали за одежду. И пометы "где что", насколько понимаю, были не всегда. И в данном случае, выходит, что их в куче дали. 

Еще 

Цитата

Князь Григорей Мороз княж Яковлев сын Мещерскаго. Поместья за ним на пятьсот четьи. Людей дал у смотру в полк пять человек о дву конь два в пансырех и в шапках, два человека в тигиляе толстом да два человека в саадацех и в саблех. А со вьюки два человека. А сам о дву конь в доспехе.

Тут, насколько понимаю - "в полк 5 человек" это сам Григорий, двое в панцирях и двое в тигиляях толстых. А "два человека в саадацех и в саблех" и "со вьюки два человека" - это одни и те же люди. Бездоспешных за "полковых людей" не считали. 

ИМХО - как раз та самая неразвитость бюрократии. Дьяки эти списки писали для себя и "были в теме". Вот и получался такой вот "абырвалг". Сам, к примеру, до сих пор с этими списками чувствую себя не вполне уверенно.

 

1 час назад, Чжан Гэда сказал:

Вопрос - что, часть калмыков была безоружной?

Я бы предположил, что какая-то часть ручного оружия, которую посчитали "неполноценной" (тесаки или дубинки) могла в список просто не попасть. Но вот по числам... Тут

1 час назад, Чжан Гэда сказал:

20 апреля выступил отряд из 400 воинов- торгудов

ружей - 288
сабель - 66
пик - 176
коней 810

Еще можно списать со скрипом сотню человек в обслугу. Но вот тут

1 час назад, Чжан Гэда сказал:

10 мая отряд дербетов из 1,6 тыс. человек:

ружей - 550
сабель - 201
пик - 682
коней 3200

не знаю что и думать. Как-то крутенько выступать в дальний поход с таким оснащением. На баранту если только...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Даже на баранте надо иметь оружие. 

У калмыков не было обслуги - каждый воин был "челобакой" (сам себе хозяин, сам себе друг).

Кстати, Дж. В. Шульц описывал поход одного из отрядов пикуни со слов его участника - тогда он был молодым и шел на войну первый раз. Ему поручили носить вещи его военного вождя и обслуживать его на привале. Но в бою он участвовал вместе со всеми и даже убил врага, захватив лошадь.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

Даже на баранте надо иметь оружие. 

У калмыков не было обслуги - каждый воин был "челобакой" (сам себе хозяин, сам себе друг).

Тогда - версий нет. А у Вас какие-нибудь предположения на этот счет имеются? 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Нет. И я не верю, что они были без оружия. Иначе калмык - не калмык.

Но документ - это документ.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Реконструкция раз.

load1487801454_124-02.thumb.jpg.6f649788

Реконструкция два.

1_(2).thumb.jpg.5dac47cc1568445a1347a094
Исходное изображение с карты Cartografía y Artes Gráficas [Mapa de las villas de San Miguel y San Felipe de los Chichimecas y el pueblo de San Francisco Chamacuero] ca. 1579-1580

12.jpg.0e724ddb58efc4ef586fd9803770cc26.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Хорошая подборка картин Фредерика Ремингтона (1861-1909):

https://www.frederic-remington.org/the-complete-works.html?pageno=1

Правда, у Стукалина в "Энциклопедии военного искусства..." есть картинка, где два конных индейца тырцают друг в друга копьями, но она подписана почему-то Ч. Ремингтон.

Ее найти не могу. 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Можно расслабиться - у Стукалина ошибка в подписи к картине. Надо не "Ч. Ремингтон" а "Ч.М. Рассел". Т.е. он слепил из 2 художников одного (случайно или нарочно - того не зная точно, но 2 артистов Стукалин в единого слепил):

1054456-i_083.jpg.5dd91d9934d86de7c320a9

В углу хорошо видна подпись - Ч.М. Рассел (Чарльз Марион Рассел, 1864-1926).

Картина называется "Duel to the Death". Датируется 1891 г. 

Рассел жил среди индейцев в Альберте, а в 1880-х несколько лет был ковбоем в Монтане. 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

George T. Hunt. The Wars of the Iroquois: A Study in Intertribal Trade Relations. 1940

Цитата

The  trade between the Lakes region and the south can be traced by the wide use that was made of Lake Superior copper. Fontaneda found copper, probably from Lake Superior, in Florida. Cabeza de Vaca, in 1536, got a copper bell from Indians who told him that  it had come from the north, where there were plates of it, and fixed habitations. Tonty found copper in the Illinois country, Smith found a huge trade in it in Virginia, and De Laet and Juet were impressed by the quantity of  it  that had been found in New Netherland. Artifacts and products of the far south were exchanged for it, and SuIte insists that Cartier became ill at  Hochelaga on a pipe of Virginia tobacco.  "So many evidences  of  pre-historic intercoursewith the regions to the south have been found," writes an authority on this trade,  "that it is safe to assume that the Lake Superior region furnished the greater part of the copper in use by the southern Indians, which  ...  was traded for  ...  the raw material obtainable only on the seaboard or the Gulf Coast." With the West  there was a heavy trade in stone, both as artifacts and as raw material. Brown pipestone from the Chippewa River and red pipestone from the Minnesota came by way of the Lakes into Ohio and New York as far east as Onondaga and Oswego, and thence north into Canada. Flint from Ontario went west in the shape of "blanks"; and the finished points, traveling into Saskatchewan and Alberta, and north of Ontario, tipped the weapons of the Algonquin hunters. Obsidian from the Rocky Mountains, which was widely used in Ohio, was imported both as raw material and as artifacts; deposits of several hundred pounds have been found in the Hopewell mounds. There were evidently tribes who did nothing but manufacture even in that early day, for Tonty found that the Natchitoches and the Nasoui of the Red River "did no work except making very fine bows, which they make a traffic with distant nations." The trade of the Huron and Ottawa nations was so extensive, and with the impetus of  European goods became so dominant a factor in intertribal relations, that it will be considered separately in succeeding chapters.

И таких материалов - море.

 

А это вот Еськов "несет просвещение" в 2010-м... 

Цитата

В том-то и фишка, что на палеолитических (!) стоянках Среднерусской возвышенности регулярно находят ракушки-каури из Южных морей, а кремневое сырье (сырье! – не изделия), как выясняется, регулярно таскали, для дальнейшей обработки, через пол-Европы – т.е. тогдашний Старый Свет был _реально_глобализован_; а вот в Новом Свете – насколько можно понять – ничего похожего не наблюдается, там все так и сидели по своим берлогам, не выпуская из рук бейсбольной биты

Вот кто за язык тянул?

 

А это вообще рубеж эр.

Цитата

Working in a wide range of mediums, including textiles, metals, shell, wood, ceramics, and stone, with raw materials often acquired from vast distances, Hopewellian artisans created objects of great beauty (Fig. 4.11). Obsidian was obtained from Yellowstone Park in Wyoming, mete­oric iron from Kansas, mica from North Carolina, whelk shell from the Gulf of Mexico, native copper from around the Upper Great Lakes, and silver from northeastern Ontario. The exquisite objects  manufactured from such nonlocal materials include copper ear spools, breast plates, and pan pipes; mica mirrors and figurative cutouts; stone platform pipes, discs, and tablets; distinctive ceramic vessels and figurines. These, with a few exceptions, have been found in charnel house, crypt, and burial con­texts. They are only rarely recovered from habitation areas. Similarly, there is growing evidence that these objects were manufactured in work­ shops within or adjacent to ceremonial precincts. If such objects and their visual symbolic messages were created and eventually buried within cere­monial precincts, it may be that the overt manifestation of rich symbolism reflected in elaborately structured, abstract, and representational Hope­wellian design motifs, including human hands, raptorial birds, and other animals, was restricted to the corporate ceremonial sphere.

The movement of raw materials and finished artifacts across the cul­tural landscape of the East shows that there was clear, if sporadic, communication and contact over a broad area among societies of the Hopewellian time period. Hopewellian materials have been recovered from burial contexts as far south as Louisiana, southern Mississippi, Georgia, and Florida. Although this wide geographical distribution of distinctive Hopewellian artifact types and design motifs among societies that shared a similar emphasis upon elaboration of mortuary programs within ceremonial centers implies some generally shared elements of mythology and world view, Hopewellian period societies of different areas also exhibited considerable variation in artifact assemblages and mortuary programs.

Picture15.jpg.229439d320d841197c9085620d

29839.thumb.jpg.22c05aeb5de79aa6b94707f8

02-Hopewell-Core-Map-NPS-1.jpg.755c40b86

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

АФАИК, плоды какао из Южной Америки находили в Северной Америке на разных стоянках, что объясняют, что их завозили на лодках торговцы, имевшие дело с мексиканскими цивилизациями, которые, в свою очередь, торговали с Южной Америкой.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Занятная зарисовка из серии "ты ковбой - ты и прыгай".

Lee, Wayne. Fortify, Fight, or Flee: Tuscarora and Cherokee Defensive Warfare and Military Culture Adaptation // The Journal of Military History, Volume 68, Number 3, July 2004, pp. 713-770 

John Barnwell. The Tuscarora Expedition. Letters of Colonel John Barnwell // The South Carolina Historical and Genealogical Magazine , Jan., 1908, Vol. 9, No. 1 (Jan., 1908), pp. 28-54

Joseph W. Barnwell. The Second Tuscarora Expedition //  The South Carolina Historical and Genealogical Magazine , Jan., 1909, Vol. 10, No. 1 (Jan., 1909), pp. 33-48

 

Осада форта тускарора Neoheroka. 1713 год.

Nooherooka_1713.thumb.jpg.4260951bf5cdde

В форте находилось около 1000 человек. Силы атакующих -  полковник Мур с 33 белыми и примерно 900 индейцами из союзных племен и капитан Маул с 47 белыми. То есть 80 белых и 900 индейцев.

Форт взят в течение трех дней. Потери победителей - у белых 22 убитых и 37 раненых из 80. У союзных индейцев - 35 убитых и 58 раненых из 900. 74% потерь и 10%.

Цитата

The cost to the Tuscaroras, however, was much higher. Their hopes for their fortification program had brought together far too many people in one place. The Tuscaroras losses included 392 prisoners taken, 192 scalps from the fort, 200 more killed and burned in the fort (and there-fore presumably not double counted as scalped), plus an additional 166 killed or taken during scouts or sorties from the fort. The prisoners were sold into slavery.

...

After the taking of the fort all of Moore's Indians except about 180 returned to South Carolina to sell their captives  as slaves.

Для понимания масштаба - тускарора потеряли порядка 20% от всей численности племени. Вообще, насколько понимаю, сражаться с белыми в укрепленном поселении - едва ли не последнее, что имело смысл делать местным. Это плохо кончилось и для пекотов в 1637-м, и для наррагансетов в 1675 (Болотный форт). 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Они называют это фортом - а какие были укрепления? Сомкнутый частокол? Или что?

А еще вопрос - белых было 80, погибло 22. Это более 25% отряда. Еще много раненных - всего гораздо больше, чем 50% отряда. Потеря каждого белого на фронтире была ощутительнее потери десятка индейских союзников. Каким образом белые пошли на такое?

Ну, а насчет укреплений против белых - это на Амуре хорошо прошли - в бою за Гуйгударов городок погибло 4 казака, дауров всех полов и возрастов вырезали 661 человек, около 150 бежали, остальные попали в плен. Внимание - у Хабарова не было союзников. Действовали только казаки.

В общем, при отсутствии современных средств борьбы гуртование играло, скорее, отрицательную роль.

Да, тут читал какую-то статью - что виннебаго были поголовно педерастами и скотоложцами, а еще - каннибалами, за что их все соседи не любили и постепенно почти истребили, и что их спасло только стечение обстоятельств, которое позволило в начале XIX в. выжить примерно 1,5 тыс. виннебаго. А потом в каментах зацепили эту тему, что главные враги виннебаго - иллинойсы - были педиками еще страшнее, чем виннебаго, но их за это никто не вырезал.

Это сочинения от балды или там все было так грустно?

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
11 час назад, Чжан Гэда сказал:

Они называют это фортом - а какие были укрепления? Сомкнутый частокол? Или что?

Палисады плюс еще по мелочи. Charles L. Heath. Architecture of a Tuscarora Fortress: The Neoheroka Fort and the Tuscarora War (1711 – 1715). 2002

 

11 час назад, Чжан Гэда сказал:

Каким образом белые пошли на такое?

У них был выбор - брать форт силой "настоящим образом" или потоптаться и уйти. Использовать более активно местных союзников, насколько понимаю, не представлялось возможным. Это другая военная культура, они и так потеряли почти сотню человек.

 

11 час назад, Чжан Гэда сказал:

Это сочинения от балды или там все было так грустно?

Без понятия. Я не знаю, что это за "какая-то статья".

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

У индейцев раненные не считаются - ибо все же не убиты. 35 на 900 - это мало.

Что они никак не были готовы штурмовать укрепления - полностью согласен. Психологически были еще не готовы, и технически слабы.

А статья - да мало ли их, говорят, что все это на французских сообщениях про виннебаго и иллинойсов. Мол, Шарль де Литт (Charles de Litte) писал и т.д. А он, как я помню, в 1729 г. умер. Но его записок не видал.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Материалы из раскопок форта Неохерока. И еще - вместе с видом раскопок. Бедновато. Дальше можно листать и смотреть.

На плане - апроши к стене?

 

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

У индейцев раненные не считаются - ибо все же не убиты. 35 на 900 - это мало.

Они ранены и в течение какого-то времени не могут ни работать, ни воевать. И даже самостоятельно передвигаться. Часть останется калеками. А указанная норма потерь... По тем описаниям, которые мне попадались - это для местных было "много". Они при таком уровне потерь, если не было явно обозначенного большого успеха (как при Мононгахеле или Вабаше), просто "отваливались" (английские походы на чероки в 1760 и 1761). Довольно обычная ситуация для их уровня общественной организации.

 

3 часа назад, Чжан Гэда сказал:

На плане - апроши к стене?

Угумс. И пара "батарей" с блокгаузами. Европейцы, кажется, еще и пару малокалиберных пушек с горсткой снарядов могли иметь.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
7 часов назад, hoplit сказал:

Они ранены и в течение какого-то времени не могут ни работать, ни воевать. И даже самостоятельно передвигаться. Часть останется калеками. А указанная норма потерь...

Если бы все потери пришлись на 1 племя - это да, это считается много. А тут, как я понял, коалиция, на 900 человек 35 убитых и энное количество раненных (думаю, посчитали только тех, кто реально был сильно ранен - у индейцев с легкими ранами не принято было обращаться за помощью, как пострадавшему).

А если раскидать по племенам - в одном погибло столько-то и ранено столько-то, в другом - столько-то, но в каждом - относительно общей массы воинов крайне немного.

У тускарора - реально все очень плохо. Оценка была до 8-10 тыс. всех тускарора (до 2000 воинов), в 1711-1713 гг. у тускарора воевали южные племена (Хэнкок) против северных (Блант). У южных в Неохерока погибло около 1000 человек, часть попала в плен. Это. учитывая, что у них было еще 3 форта и все погибли (потери неясны), катастрофа. Это минимум 10% населения, а если северные и южные разделить пополам - то и все 20% только в одном укреплении.

Ни у одного атакующего племени (в т.ч. северных тускарора) таких потерь и быть-то не могло.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
В 24.06.2020в00:49, Чжан Гэда сказал:

А тут, как я понял, коалиция

Коалиция, но это толком ничего не меняет. Индейцы не вычисляли скрупулезно "долю потерь к общей численности племени". Они в принципе потерь не любили. 

Тем более - там не "100 племен по 10 человек послали". Было несколько сот чероки, несколько сот ямаси. Это большие военные партии. А можно с другой стороны зайти - те же чероки это конфедерация, в которой отдельные поселения были вполне автономны. Это обычная ситуация для региона. И смотреть на ситуацию нужно не с точки зрения общей численности отряда, а с точки зрения ополчения отдельного поселения. Те же тускарора жили примерно в 20 поселениях. Чероки было что-то около 10-12 тысяч примерно с 70 поселениях (население плавало от полусотни до полутысячи).

Еще усугубляет ситуацию, что индейцы шли на войну индивидуально, на самом деле, "своей волей". Они пришли рабов наловить, а не отыгрывать "штурм Измаила".

 

В 24.06.2020в00:49, Чжан Гэда сказал:

У тускарора - реально все очень плохо. Оценка была до 8-10 тыс. всех тускарора (до 2000 воинов)

Мне попадались меньшие числа (при всей условности и ненадежности таких подсчетов). Порядка 5 тысяч человек на начало 18 века для обеих групп тускарора.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Ярыгин В. В. Джеймс Блейн
      Автор: Saygo
      Ярыгин В. В. Джеймс Блейн // Вопросы истории. - 2018. - № 6. - С. 26-37.
      В работе представлена биография известного американского политика второй половины XIX в. Джеймса Блейна. Он долгое время являлся лидером Республиканской партии, три срока подряд был спикером палаты представителей и занимал пост госсекретаря в администрациях трех президентов: Дж. Гарфилда, Ч. Артура и Б. Гаррисона. Блейн — один из главных идеологов американской экспансии конца XIX века.
      Вторая половина XIX в. — время не самых ярких политических деятелей в США, в особенности хозяев Белого дома. Это эпоха всевластия «партийных машин» и партийных функционеров, обеспечивавших нормальную и бесперебойную работа данных конструкций американской двухпартийной системы периода «Позолоченного века». Но, как известно, из каждого правила есть исключение. Таким исключением стал лидер республиканцев в 1870—1880-х гг. Джеймс Блейн. Основатель г. Санкт-Петербурга во Флориде, русский предприниматель П. А. Дементьев, писавший свои очерки о жизни в США под псевдонимом «Тверской» и трижды встречавшийся с Блейном, так отзывался нем: «Ни один человек, нигде, никогда не производил на меня ничего подобного тому впечатлению, которое произвел этот последний великий представитель великой американской республики. Его ресурсы по всем отраслям человеческого знания были неисчерпаемы — и он умел так группировать факты и так освещать их своим нескончаемым остроумием, что превосходство его натуры чувствовалось собеседником от первого до последнего слова»1.
      Джеймс Гиллеспи Блейн родился в Браунсвилле (штат Пенсильвания) 31 января 1830 года. Он был третьим ребенком. Семья жила в относительном комфорте. Мать — Мария-Луиза Гиллеспи — была убежденной католичкой, как и ее предки. Ее дед был иммигрантом-католиком из Ирландии, прибывшим под конец войны за независимость. В 1787 г. он купил кусок земли в местечке «Индейский Холм» в Западном Браунсвилле на западе Пенсильвании2. Отец будущего политика — Эфраим Ллойд Блейн — придерживался пресвитерианской веры, был бизнесменом и зажиточным землевладельцем, а по политическим убеждениям — вигом.
      Как писал один из биографов Джеймса Блейна, уже в возрасте восьми лет он прочитал биографию Наполеона Уолтера Скотта, а в девять — всего Плутарха3. Получив домашнее образование, юный Джеймс в 1843 г. поступил в Вашингтонский колледж в родном штате и в 17 лет закончил обучение. По свидетельствам его одноклассника Александра Гоу, Блейн был «мальчиком с приятными манерами и речью, действительно популярным среди студентов и в обществе. Он был больше ученый, чем студент. Обладая острым умом и выдающейся памятью, он был способен легко схватывать и держать в памяти столько, сколько у других получалось с трудом»4. Уже в то время у Блейна проявились задатки политика. У него была прирожденная склонность к ведению дебатов и выступлениям перед публикой.
      В возрасте 18 лет, после окончания колледжа, будущий политик стал преподавателем военной академии в Блю-Лик-Спрингс (штат Кентукки). Тогда же он познакомился со своей будущей женой — Гарриет Стэнвуд. Блейн с перерывами работал в академии до 1852 г., после чего переехал с женой в Филадельфию и начал изучать юриспруденцию. Год спустя начинающий юрист получил предложение стать редактором и совладельцем выходившей в Огасте (штат Мэн) газеты «Kennebek Journal». В 1854 г. Блэйн уже работал редактором не толь­ко в этом еженедельном печатном издании, являвшемся рупором партии вигов, но и в «Portland Advertiser»5.
      После распада вигов в 1856 г. Блейн примкнул к недавно появившейся Республиканской партии и, по признанию губернатора штата, стал «ведущей силой» на ее собраниях6. Будучи редактором, он активно продвигал новое политическое объединение в печати.
      Летом того же 1856 г. на митинге в Личфилде (штат Мэн) он произнес зажигательную речь в поддержку Джона Фремонта — первого кандидата в президенты от Республиканской партии — которого демократы обвиняли в том, что он, «секционный (региональный. — В. Я.) кандидат, стоит на антирабовладельческой платформе, и чье избрание голосами северян разрушит Союз»7. В своей речи начинающий политик обрушился с критикой на соглашательскую политику федерального правительства по отношению к «особому институту» и плантаторам Юга: «У них (правительства. — В.Я.) нет намерений препятствовать распространению рабства в штатах, у них нет намерений препятствовать рабству повсюду; кроме тех территорий, на которых оно было запрещено Томасом Джефферсоном и Отцами-основателями» 8. Хотя, как он сам потом утверждал, тогда «антирабовладельческое движение на Севере было не настолько сильным, как движение в защиту рабства на Юге»9.
      В 1858 г. в Иллинойсе во время кампании демократа Стивена Дугласа завязалось личное знакомство между Блейном и А. Линкольном. В то время на страницах своих публикаций Блейн предсказывал, что Линкольн потерпит поражение от Дугласа в гонке за место в сенате, но зато сможет победить его на президентских выборах 1860 года10.
      Осенью того же года в возрасте 28 лет Блейн был избран в палату представителей штата Мэн, а затем переизбран в 1859, 1860 и 1861 годах. В начале третьего срока Блейн уже был спикером нижней палаты законодательного собрания штата. Карьера постепенно вела молодого республиканца вверх по партийной лестнице. В 1859 г. глава республиканского комитета штата Мэн и по совместительству партнер Блейна по работе в «Kennebek Journal» Джон Стивенс подал в отставку со своего партийного поста. Блейн занял его место и оставался главой комитета штата до 1881 года.
      В мае 1860 г. Блейн и Стивенс приехали в Чикаго на партийный съезд республиканцев, на котором произошло выдвижение Линкольна. Первый — как независимый наблюдатель, второй — как делегат от штата Мэн. Стивенс поддерживал кандидатуру Уильяма Сьюарда — будущего госсекретаря в администрациях Линкольна и Э. Джонсона. Блейн же считал Линкольна лучшей кандидатурой, поскольку тот был далек от политического радикализма.
      В 1862 г. Джеймс Блейн был впервые избран в палату представителей от округа Кеннебек (штат Мэн). Пока шла гражданская война, политик твердо отвергал любой компромисс, связанный с возможностью выхода отдельных штатов из состава Союза: «Наша большая задача — подавить мятеж, быстро, эффективно, окончательно»11. Блейн в своей речи заявил, что «мы получили право конфисковать имущество и освободить рабов мятежников»12. Однако в вопросе о предоставлении им гражданских прав Блейн тогда не был столь категоричен и не одобрял инициативу радикальных республиканцев. Он считал, что с рабством необходимо покончить в любом случае, но с предоставлением чернокожему населению одинаковых прав с белыми нужно повременить.
      Молодой конгрессмен сразу уверено проявил себя на депутатском поприще. Выражение «Человек из штата Мэн» (“The Man from Main”. — В. Я.) стало широко известно13. Блейн поддерживал политику Реконструкции Юга, проводимую президентом Эндрю Джонсоном, но в то же время считал, что не стоит слишком унижать бывших мятежников. В январе 1868 г. он представил в Конгресс резолюцию, которая была направлена в Комитет по Реконструкции и позднее стала основой XIV поправки к Конституции14.
      Начиная со своего первого срока в нижней палате Конгресса, Джеймс Блейн показал себя сторонником высоких таможенных пошлин и защиты национальной промышленности, мотивируя это «сохранением нашего национального кредита»15. Такая позиция была обычной для политика с северо-востока страны — данный регион США в XIX в. являлся наиболее промышленно развитым.
      В 60-х гг. XIX в. внутри Республиканской партии образовались две крупные фракции: так называемые «стойкие» (“stalwarts”) и «полукровки» (“half-breed”). «Стойкие» считали себя наследниками радикальных республиканцев, в то время как «полукровки» представляли более либеральное крыло партии. Эти группировки просуществовали примерно до конца 1880-х годов. Как правило, данное фракционное разделение базировалось больше на личной лояльности по отношению к тому или иному влиятельному политику, нежели на каких-либо четких политических принципах, хотя между «стойкими» и «полукровками» имели место противоречия в вопросах о реформе гражданской службы или политике в отношении Южных штатов.
      Лидером «полукровок» стал Блейн, хотя, по свидетельству американского исследователя А. Пискина, сам он не называл так своих сторонников16. Помимо него в эту партийную группу в свое время входили президенты Разерфорд Хейс, Джеймс Гарфилд, Бенджамин Гаррисон, а также такие видные сенаторы, как Джон Шерман (Огайо) и Джордж Хоар (Массачусетс). В 1866 г. между Блейном и лидером «стойких» Роско Конклингом произошло столкновение. Поводом к нему послужила скоропостижная смерть конгрессмена Генри Уинтера Дэвиса 30 декабря 1865 г., который был неформальным главой республиканцев в палате представителей. Именно за право занять его место и началась персональная борьба между Конклингом и Блейном. В одной из речей в палате представителей Блейн назвал Конклинга «напыщенным индюком»17. В результате противостояния будущий госсекретарь повысил свой авторитет среди республиканцев как парламентарий и оратор. Но личные отношения между двумя политиками испортились навсегда — они стали не просто политическими противниками, но и личными врагами.
      В 1869 г. Блейн стал спикером нижней палаты Конгресса. Он был на тот момент одним из самых молодых людей, когда-либо занимавших этот пост (39 лет) и оставался спикером пока его не сменил демократ Майкл Керр из Индианы в 1875 году. До него только два политика занимали пост спикера палаты представителей три срока подряд: Генри Клей (1811—1817) и Шайлер Колфакс (1863—1867).
      В декабре 1875 г. политик вынес на рассмотрение поправку к федеральной Конституции по дальнейшему разделению церкви и государства. Блейн исходил из того, что первая поправка к Конституции, гарантировавшая свободу вероисповедания, касалась полномочий федерального правительства, но не штатов. Инициатива была вызвана тем, что в 1871 г. католики подали петицию по изъятию протестантской Библии из школ Нью-Йорка18. Поправка имела два основных положения и предусматривала, что никакой штат не имеет права принимать законы в пользу какой-либо религии или препятствовать свободному вероисповеданию. Также запрещалось использование общественных фондов и земель школами и государственное субсидирование религиозного образования. Предложение бывшего спикера успешно прошло голосование в нижней палате, но не смогло набрать необходимые две трети голосов в сенате.
      После ухода с поста спикера палаты представителей в марте 1875 г. честолюбивый сорокапятилетний Джеймс Блейн был уже фигурой общенационального масштаба. Обладая личной харизмой и магнетизмом, как политический оратор, он стал в глазах публики «мистером Республиканцем». Многие в партии верили, что Блейн предназначен для того, чтобы сместить Гранта в Белом доме. Он ратовал за жесткий контроль со стороны исполнительной власти над внешней политикой19, а за интеллект и личные качества получил прозвище «Рыцарь с султаном».
      В 1876 г. легислатура штата Мэн избрала Джеймса Блейна сенатором. На съезде Республиканской партии он был фаворитом на номинирование в кандидаты в президенты, поскольку большинство партии было против выдвижения президента Гранта на третий срок из-за скандалов, связанных с его администрацией. Блейн же был известен как умеренный политик, дистанцировался от радикальных республиканцев и администрации Гранта. К тому же Блейн не пускался в воспоминая о гражданской войне — он не прибегал к этой излюбленной технике радикалов для возбуждения избирателей Севера20. Но в то же время он высказался категорически против амнистии в отношении оставшихся лидеров Конфедерации, включая Джэфферсона Дэвиса — соответствующий билль демократы пытались провести в палате представителей в 1876 году. Блейн возлагал на Дэвиса персональную ответственность за существование концлагеря для пленных солдат Союза в Андерсонвилле (штат Джорджия) во время гражданской войны, называя его «непосредственным автором, сознательно, умышленно виновным в великом преступлении Андерсонвилля»21.
      Однако такому перспективному политику с, казалось бы, безупречной репутацией пришлось оставить президентскую кампанию 1876 г. — партия на съезде в Чикаго, состоявшемся 14—16 июня, предпочла кандидатуру Разерфорда Хейса — губернатора Огайо. Основной причиной неудачи Блейна стал скандал, связанный с взяткой. Ходили слухи, что в 1869 г. железнодорожная компания «Union Pacific Railroad» заплатила ему 64 тыс. долл, за долговые обязательства «Little Rock and Fort Smith Railroad», которые стоили значительно меньше указанной суммы. Помимо этого, используя свое положение спикера нижней палаты, Блейн обеспечил земельный грант для «Little Rock and Fort Smith Railroad».
      Сенатор отвергал все обвинения, заявляя, что только однажды имел дело с ценными бумагами вышеуказанной железнодорожной компании и прогорел на этом. Демократы требовали расследования Конгресса по данному делу. Блейн пытался оправдаться в палате представителей, но копии его писем к Уоррену Фишеру — подрядчику «Little Rock and Fort Smith Railroad» — доказывали его связь с железнодорожниками. Письма были предоставлены недовольным клерком компании Джеймсом Маллиганом. Протоколы расследования получили огласку в прессе. Этот скандал стоил Джеймсу Блейну номинации на партийных съездах 1876 и 1880 гг. и остался несмываемым пятном на его биографии.
      В верхней палате Конгресса он проявил себя убежденным сторонником золотого стандарта и твердой валюты, выступая против принятия билля Бленда-Эллисона 1878 г., который восстанавливал обращение серебряных долларов в США. Сенатор не верил, что свободная чеканка подобных монет будет полезна для экономики страны, ссылаясь при этом на опыт европейских стран. Блейн доказывал, что это приведет к вымыванию золота из казначейства.
      Как и большинство республиканцев, он поддерживал политику высоких тарифных ставок, считая, что те предупреждают монополизм среди капиталистов, обеспечивают достойную заработную плату рабочим и защищают потребителей от проблем экспорта22. Блейн показал себя как сторонник ограничения ввоза в Америку китайских законтрактованных рабочих, считая, что они не «американизируются»23. Он сравнивал их с рабами и утверждал, что использование дешевого труда китайцев подрывает положение американских рабочих. В то же время политик являлся приверженцем американской военной и торговой экспансии, направленной на Азиатско-Тихоокеанский регион и Карибский бассейн.
      Во время президентской кампании 1880 г. среди Республиканской партии оформилось движение за выдвижение Гранта на третий срок. Бывшего президента — героя войны — поддерживали «стойкие» республиканцы, в частности, такие партийные боссы, как Роско Конклинг и Томас Платт (Нью-Йорк), Дон Кэмерон (Пенсильвания) и Джон Логан (Иллинойс). Фаворитами партийного съезда в Чикаго являлись Джеймс Блейн, Улисс Грант и Джон Шерман — бывший сенатор из Огайо, министр финансов в администрации Р. Хейса и брат прославленного генерала армии северян Уильяма Текумсе Шермана. Но делегаты снова сделали ставку на «темную лошадку» — компромиссного кандидата, который устраивал большинство видных партийных функционеров. Таким кандидатом стал член палаты представителей от Огайо — Джеймс Гарфилд.
      4 марта 1881 г. Блейн занял пост государственного секретаря в администрации Дж. Гарфилда, внешняя политика которого имела два основных направления: принести мир и не допускать войн в будущем в Северной и Южной Америке; культивировать торговые отношение со всеми американскими странами, чтобы увеличить экспорт Соединенных Штатов24. Его концепция общей торговли между всеми нациями Западного полушария вызвала серьезное увеличение товарооборота между Южной и Северной Америкой. Заняв пост главы американского МИД, Блейн занялся подготовкой Панамериканской конференции, чтобы уже в ходе переговоров с представителями стран Латинской Америки попытаться юридически закрепить проникновение капитала из Соединенных Штатов в Южное полушарие.
      Но проработал в должности госсекретаря Блейн лишь до декабря 1881 года. Причиной этого стало покушение на президента, осуществленное 2 июля 1881 года. После смерти Гарфилда 19 сентября того же года к присяге был приведен вице-президент Честер Артур, который был представителем фракции «стойких» в Республиканской партии и ставленником старого врага Блейна — Р. Конклинга. Он отправил главу внешнеполитического ведомства в отставку. Уйдя из политики, бывший госсекретарь опубликовал речь, произнесенную 27 февраля 1882 г. в палате представителей в честь погибшего президента, которого оценил как «парламентария и оратора самого высокого ранга»25.
      Временно оказавшись не у дел, Блейн начал писать книгу под названием «20 лет Конгресса: от Линкольна до Гарфилда», являющеюся не столько мемуарами опытного политика, сколько историческим трудом. Он решительно отказался баллотироваться в законодательный орган США по причине пошатнувшегося здоровья. Перейдя в положение частного лица, проводил время, занимаясь литературной деятельностью и следя за обустройством нового дома в Вашингтоне.
      Но республиканцы не могли пренебречь таким политическим тяжеловесом, как сенатор от штата Мэн, поскольку Ч. Артур практически не имел шансов на переизбрание. Положение «слонов» было настолько отчаянное, что кандидатуру бывшего госсекретаря поддержал даже его политический противник из фракции «стойких» — влиятельный нью-йоркский сенатор Т. Платт. Этим решением он «ошарашил до потери дара речи»26 лидера фракции Р. Конклинга.
      Съезд Республиканской партии открылся 5 июня 1884 г. в Чикаго. На следующий день, после четырех кругов голосования Блейн получил 541 голос делегатов. Утверждение оказалось единогласным и было встречено с большим энтузиазмом. Заседание перенесли на вечер, генерал Джон Логан из Иллинойса был выбран кандидатом в вице-президенты за один круг голосования, получив 779 голосов27. Президент Артур в телеграмме заверил Блейна, как новоизбранного кандидата от «Великой старой партии», в своей «искренней и сердечной поддержке»28.
      В письме, адресованном Республиканскому комитету по случаю одобрения свое кандидатуры, политик в очередной раз заявил о приверженности доктрине американского протекционизма, которая стала лейтмотивом всего послания. Блейн связывал напрямую экономическое процветание Соединенных Штатов после гражданской войны с принятием высоких таможенных пошлин.
      Он уверял американских рабочих, что Республиканская партия будет защищать их интересы, борясь с «нечестной конкуренцией со стороны законтрактованных рабочих из Китая»29 и европейских иммигрантов. В области внешней политики Блейн выразил намерение продолжить курс президента Гарфилда на мирное сосуществование стран Западного полушария. Не обошел кандидат стороной и проблему мормонов на территории Юты: он требовал ограничения политических прав для представителей этой религии, заявляя, что «полигамия никогда не получит официального разрешения со стороны общества»30.
      Оба кандидата от главных американских партий в 1884 г. стали фигурантами громких скандалов. И если Гроверу Кливленду удалось довольно успешно погасить шумиху, связанную с вопросом об отцовстве, то у Блейна дела обстояли несколько хуже. Один из его сторонников — нью-йоркский пресвитерианский священник Сэмюэл Берчард — опрометчиво назвал Демократическую партию партией «Рома, Романизма (католицизма. — В.Я.) и Мятежа». В сущности, связывание католицизма («Романизма») с пьяницами и сецессионистами являлось серьезным и не имевшим оправдания выпадом в адрес нью-йоркских ирландцев и католиков по всей стране. Это все не было новым явлением: Гарфилд в письме в 1876 г. назвал Демократическую партию партией «Мятежа, Католицизма и виски». Но Блейн не сделал ничего, чтобы дистанцироваться от этого высказывания31. Результатом такого поведения стала потеря республиканцами голосов ирландской диаспоры и католиков.
      Помимо этого, во время президентской гонки на газетных полосах снова всплыл скандал со спекуляциями ценными бумагами железнодорожной компании в 1876 году32. На кандидата от Республиканской партии опять посыпались обвинения в коррупции. Среди политических оппонентов республиканцев был популярен стишок: «Блейн! Блейн! Джеймс Г. Блейн! Континентальный лжец из штата Мэн!»
      Журнал «Harper’s Weekly» в карикатурах изображал Блейна вместе с Уильямом Твидом — известным демократическим боссом-коррупционером из Нью-Йорка, осужденным за многомиллионные хищения из городской казны33.
      Президентские выборы Блейн Кливленду проиграл, набрав 4 млн 850 тыс. голосов избирателей и 182 голоса в коллегии выборщиков34. После этого он решил снова удалиться от общественной жизни и заняться написанием второго тома своей книги. Во время президентской кампании 1888 г. Блейн находился в Европе и в письме сообщил о самоотводе. Американский «железный король» Эндрю Карнеги, будучи в Шотландии, отправил послание Республиканскому комитету: «Слишком поздно. Блейн непреклонен. Берите Гаррисона»35. На этот раз республиканцам удалось взять реванш, и президентом стала очередная «темная лошадка» — бывший сенатор от Индианы Бенджамин Гаррисон.
      17 января 1889 г. телеграммой новоизбранный глава государства предложил Блейну во второй раз занять пост госсекретаря США. Спустя четыре дня тот отправил президенту положительный ответ36. Блейн, как глава внешнеполитического ведомства, рекомендовал президенту назначить знаменитого бывшего раба Фредерика Дугласа дипломатом в Гаити, где тот проработал до июля 1891 года.
      Безусловно, госсекретарь являлся самым опытным и известным политиком федерального уровня в администрации Гаррисона. К концу 1880-х гг. он уже несколько отошел от своих позиций непоколебимого протекциониста, по крайней мере, по отношению к странам западного полушария. В частности, в декабре 1887 г. он заявил, что «поддерживает идею аннулировать пошлины на табак»37.
      В последние десятилетия XIX в. США все настойчивее заявляли о себе, как о «великой державе», претендующей на экспансию. В августе 1891 г. Блейн писал президенту о необходимости аннексии Гавайев, Кубы и Пуэрто-Рико38. В стране широкое распространение получила идеология панамериканизма, согласно которой все страны Западного полушария должны на международной арене находиться под эгидой Соединенных Штатов. И второй срок пребывания Джеймса Блейна на посту главы американского МИД прошел в работе над воплощением этих идей. Именно из-за приверженности идеям панамериканизма сенатор Т. Платт назвал его «американским Бисмарком»39.
      Одной из первых попыток проникновения в Тихоокеанский регион стало разделение протектората над архипелагом Самоа между Германий, США и Великобританией на Берлинской конференции в 1889 году. Блейн инструктировал делегацию отстаивать американские интересы в Самоа — США имели военную базу на острове Паго Паго с 1878 года40.
      Главным достижением госсекретаря на международной арене стал созыв в октябре 1889 г. I Панамериканской конференции, в которой приняли участие все государства Нового Света, кроме Доминиканской республики. Помимо того, что на конференции США захотели закрепить за собой роль арбитра в международных делах, госсекретарь Блейн предложил создать Межамериканский таможенный союз41. Но, как показал ход дискуссии на самой конференции, страны Латинской Америки не были настроены переходить под защиту «Большого брата» в лице Соединенных Штатов ни в экономическом, ни, тем более, в политическом плане. Делегаты высказывали опасения относительно торговых отношений со странами Старого Света, в первую очередь с Великобританией. Переговоры продолжались до апреля 1890 года. В конечном счете представители 17 латиноамериканских государств и США создали международный альянс, ныне именуемый Организация Американских Государств (ОАГ), задачей которого было содействие торгово-экономическим связям между Латинской Америкой и Соединенными Штатами. Несмотря на то, что председательствовавший на конференции Блейн в заключительной речи высокопарно сравнил подписанные соглашения с «Великой Хартией Вольностей»42, реальные результаты американской дипломатии на конференции были много скромнее.
      Внешняя политика Белого дома в начале 1890-х гг. была направлена не только в сторону Латинской Америки и Тихого Океана. Противостояние между фритредом, олицетворением которого считалась Великобритания, и американским протекционизмом вышло на новый уровень в связи с принятием администрацией президента Гаррисона рекордно протекционистского тарифа Мак-Кинли в 1890 году.
      В том же году между госсекретарем США Джеймсом Блейном и премьер-министром Великобритании Уильямом Гладстоном, которого американский политик назвал «главным защитником фритреда в интересах промышленности Великобритании»43, завязалась эпистолярная «дуэль», ставшая достоянием общественности. Конгрессмен-демократ из Техаса Роджер Миллс, известный своей приверженностью к фритреду, справедливо отметил, что это был «не вопрос между странами, а между системами»44.
      Гладстон отстаивал доктрину свободной торговли. Отвечая ему, Блейн писал, что «американцы уже получали уроки депрессии в собственном производстве, которые совпадали с периодами благополучия Англии в торговых отношениях с Соединенными Штатами. С одним исключением: они совпадали по времени с принятием Конгрессом фритредерского тарифа»45. Глава внешнеполитического ведомства имел в виду тарифные ставки, принятые в США в 1846, 1833 и 1816 годах. «Трижды, — продолжал Блейн, — фритредерские тарифы вели к промышленной стагнации, финансовым затруднениям и бедственному положению всех классов, добывающих средства к существованию своим трудом»46. Помимо прочего, Блейн доказывал, что идея о свободной торговле в том виде, в котором ее видит Великобритания, невыгодна и неравноправна для США: «Советы мистера Гладстона показывают, что находится глубоко внутри британского мышления: промышленные производства и процессы должны оставаться в Великобритании, а сырье должно покидать Америку. Это старая колониальная идея прошлого столетия, когда учреждение мануфактур на этой стороне океана ревностно сдерживалась британскими политиками и предпринимателями»47.
      Госсекретарь указывал, что введение таможенных пошлин необходимо производить с учетом конкретных условий каждой страны: населения, географического положения, уровня развития экономики, государственного аппарата. Блейн писал, что «ни один здравомыслящий протекционист в Соединенных Штатах не станет утверждать, что для любой страны будет выгодным принятие протекционистской системы»48.
      В отсутствие более значительных политических успехов Блейну оставалось удовлетворяться тем, что периодически возникавшие сложности с рядом стран — в 1890 г. с Англией и Канадой (по поводу прав на охоту на тюленей), в 1891 г. с Италией (в связи с линчеванием в Нью-Орлеане нескольких членов итальянской преступной группировки), в 1891 г. с Чили (по поводу убийства двух и ранения еще 17 американских моряков в Вальпараисо), в 1891 г. с Германией (в связи с ожесточившимся торговым соперничеством на мировом рынке продовольственных товаров) — удавалось в конечном счете разрешать мирным путем. Однако в двух последних случаях дело чуть не дошло до начала военных действий. Давней мечте Блейна аннексировать Гавайские острова в годы администрации Гаррисона не суждено было осуществиться49. Но в ноябре 1891 г. подготовка соглашения об аннексии шла, что подтверждает переписка между президентом и главой внешнеполитического ведомства50.
      Госсекретарь, плохое здоровье которого не было ни для кого секретом, ушел с должности 4 июня 1892 года. Внезапная смерть сына и дочери в 1890 г. и еще одного сына спустя два года окончательно подкосили его. Президент Гаррисон писал, что у него «не остается выбора, кроме как удовлетворить прошение об отставке»51. Преемником Блейна на посту госсекретаря стал его заместитель Джон Фостер — бывший посол в Мексике (1873—1880), России (1880—1881) и Испании (1883—1885). Про нового главу внешнеполитического ведомства США говорили, что ему далеко по части политических талантов до своего бывшего начальника и предшественника.
      Уже после выхода в отставку Блейн в журнале «The North American Review» опубликовал статью, в которой анализировал и критиковал президентскую кампанию республиканцев 1892 года. Разбирая платформы двух основных американских партий, Блейн пришел к выводу, что они были, в сущности, одинаковы. И единственное, что их различало — это проблема тарифов52. Поэтому, по мнению автора, избиратель не видел серьезной разницы между основными положениями программ республиканцев и демократов.
      Здоровье бывшего госсекретаря стремительно ухудшалось, и 27 января 1893 г. Джеймс Блейн скончался у себя дома в Вашингтоне. В знак траура президент Гаррисон постановил в день похорон закрыть все правительственные учреждения в столице и приспустить государственные флаги53. В 1920 г. прах политика был перезахоронен в мемориальном парке г. Огаста (штат Мэн).
      Примечания
      1. ТВЕРСКОЙ П.А. Очерки Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ Штатовъ. СПб. 1895, с. 199.
      2. BLANTZ Т.Е. James Gillespie Blaine, his family, and “Romanism”. — The Catholic Historical Review. 2008, vol. 94, № 4 (Oct. 2008), p. 702.
      3. BRADFORD G. American portraits 1875—1900. N.Y. 1922, p. 117.
      4. Цит. по: BALESTIER C.W. James G. Blaine, a sketch of his life, with a brief record of the life of John A. Logan. N.Y. 1884, p. 13.
      5. A biographical congressional directory with an outline history of the national congress 1774-1911. Washington. 1913, p. 480.
      6. Цит. по: BALESTIER C.W. Op. cit., p. 29.
      7. BLAINE J. Twenty years of Congress: from Lincoln to Garfield. Vol. I. Norwich, Conn. 1884, p. 129.
      8. EJUSD. Political discussions, legislative, diplomatic and popular 1856—1886. Norwich, Conn. 1887, p. 2.
      9. EJUSD. Twenty years of Congress: from Lincoln to Garfield, vol. I, p. 118.
      10. COOPER T.V. Campaign of “84: Biographies of James G. Blaine, the Republican candidate for president, and John A. Logan, the Republican candidate for vice-president, with a description of the leading issues and the proceedings of the national convention. Together with a history of the political parties of the United States: comparisons of platforms on all important questions, and political tables for ready reference. San Francisco, Cal. 1884, p. 30.
      11. Цит. no: BALESTIER C.W. Op. cit., p. 31.
      12. BLAINE J. Political discussions, legislative, diplomatic, and popular 1856—1886, p. 23.
      13. NORTHROPE G.D. Life and public services of Hon. James G. Blaine “The Plumed Knight”. Philadelphia, Pa. 1893, p. 100.
      14. Ibid., p. 89.
      15. Цит. по: Ibid., p. 116.
      16. PESKIN A. Who were Stalwarts? Who were their rivals? Republican factions in the Gilded Age. — Political Science Quarterly. 1984, vol. 99, № 4 (Winter 1984—1985), p. 705.
      17. Цит. по: HAYERS S.M. President-Making in the Gilded Age: The Nominating Conventions of 1876—1900. Jefferson, North Carolina. 2016, p. 6.
      18. GREEN S.K. The Blaine amendment reconsidered. — The American journal of legal history. 1991, vol. 36, N° 1 (Jan. 1992), p. 42.
      19. CRAPOOL E.P. James G. Blaine: architect of empire. Wilmington, Del. 2000, p. 38.
      20. HAYERS S.M. Op. cit., p. 7-8.
      21. BLAINE J. Political discussions, legislative, diplomatic, and popular 1856—1886, p. 154.
      22. The Republican campaign text-book for 1888. Pub. for the Republican National Committee. N.Y. 1888, p. 31.
      23. BLAINE J., VAIL W. The words of James G. Blaine on the issues of the day: embracing selections from his speeches, letters and public writings: also an account of his nomination to the presidency, his letter of acceptance, a list of the delegates to the National Republican Convention of 1884, etc., with a biographical sketch: together with the life and public service of John A. Logan. Boston. 1884, p. 122.
      24. RIDPATH J.C. The life and work of James G. Blaine. Philadelphia. 1893, p. 169—170.
      25. BLAINE J. James A. Garfield. Memorial Address pronounced in the Hall of the Representatives. Washington. 1882, p. 28—29.
      26. PLATT T. The autobiography of Thomas Collier Platt. N.Y. 1910, p. 181.
      27. McCLURE A.K. Our Presidents and how we make them. N.Y. 1900, p. 289.
      28. Цит. no: BLAINE J., VAIL W. Op. cit., p. 260.
      29. Ibid., p. 284.
      30. Ibid., p. 293.
      31. BLANTZ T.E. Op. cit., p. 698.
      32. The daily Cairo bulletin. 1884, July 12, p. 3.; Memphis daily appeal. 1884, August 9, p. 2.; Daily evening bulletin. 1884, August 15, p. 2.; The Abilene reflector. 1884, August 28, p. 3.
      33. Harper’s Weekly. 1884, November 1. URL: elections.harpweek.com/1884/cartoons/ 110184p07225w.jpg; Harper’s Weekly. 1884, September 27. URL: elections.harpweek.com/1884/cartoons/092784p06275w.jpg.
      34. Historical Statistics of the United States: Colonial Times to 1970. Washington. 1975, р. 1073.
      35. Цит. no: RHODES J.F. History of the United States from Hayes to McKinley 1877— 1896. N.Y. 1919, p. 316.
      36. The correspondence between Benjamin Harrison and James G. Blaine 1882—1893. Philadelphia. 1940, p. 43, 49.
      37. Which? Protection, free trade, or revenue reform. A collection of the best articles on both sides of this great national issue, from the most eminent political economists and statesman. Burlington, la. 1888, p. 445.
      38. The correspondence between Benjamin Harrison and James G. Blaine 1882—1893, p. 174.
      39. PLATT T. Op. cit., p. 186.
      40. SPETTER A. Harrison and Blaine: Foreign Policy, 1889—1893. — Indiana Magazine of History. 1969, vol. 65, № 3 (Sept. 1969), p. 226.
      41. ПЕЧАТНОВ B.O., МАНЫКИН A.C. История внешней политики США. М. 2012, с. 82.
      42. BLAINE J. International American Conference. Opening and closing addresses. Washington. 1890, p. 11.
      43. Both sides of the tariff question, by the world’s leading men. With portraits and biographical notices. N.Y. 1890, p. 45.
      44. MILLS R.Q. The Gladstone-Blaine Controversy. — The North American Review. 1890, vol. 150, № 399 (Feb. 1890), p. 10.
      45. Both sides of the tariff question, by the world’s leading men. With portraits and biographical notices, p. 49.
      46. Ibid., p. 54.
      47. Ibid., p. 64.
      48. Ibid., p. 46.
      49. ИВАНЯН Э.А. История США: пособие для вузов. М. 2008, с. 294.
      50. The correspondence between Benjamin Harrison and James G. Blaine 1882—1893, p. 211—212.
      51. Ibid., p. 288.
      52. BLAINE J. The Presidential elections of 1892. — The North American Review, 1892, vol. 155, № 432 (Nov. 1892), p. 524.
      53. Public Papers and Addresses of Benjamin Harrison, Twenty-Third President of the United States. Washington. 1893, p. 270.
    • Прилуцкий В. В. Джозеф Смит-младший
      Автор: Saygo
      Прилуцкий В. В. Джозеф Смит-младший // Вопросы истории. - 2018. - № 5. - С. 31-42.
      В работе рассматривается биография Джозефа Смита-младшего, основоположника движения мормонов или Святых последних дней. Деятельность религиозного лидера и его церкви оказала значительное влияние на развитие Соединенных Штатов Америки в новое время. Мормоны осваивали Запад США, г. Солт-Лейк-Сити и множество поселений в Юте, Аризоне и других штатах.
      Основатель Мормонской церкви Джозеф Смит-младший (1805—1844), является одной из крупных и наиболее противоречивых фигур в истории США XIX в., не получившей должного освещения в отечественной историографии. Он был одним из лидеров движения восстановления (реставрации) истинной церкви Христа. Личность выдающегося американского религиозного реформатора остается до сих пор во многом загадкой даже для церкви, которую он создал, а также предметом дискуссий за ее пределами — в кругах ученых-исследователей. Историки дают полярные оценки деятельности религиозного лидера, вошедшего в историю как «пророк восстановления», «проповедник пограничья», «основатель новой веры», «пророк из народа — противник догматов». Первая половина XIX в. в Америке прошла под знаком «второго великого пробуждения» — религиозного возрождения, охватившего всю страну и способствовавшего возникновению новых деноминаций. Подъем религиозности был реакцией на секуляризм, материализм, атеизм и рационализм эпохи Просвещения. Одним из его центров стал «выжженный округ» («the Burned-Over District») или «беспокойный район» — западные и некоторые центральные графства штата Нью-Йорк, пограничного с колонизируемой территорией региона. Название «сгоревший округ» связано с представлением о том, что данная местность была настолько христианизирована, что в ней уже не имелось необращенного населения («топлива»), которое еще можно было евангелизировать (то есть «сжечь»). Здесь появились миллериты (адвентисты), развивался спиритизм, действовали различные группы баптистов, пресвитериан и методистов, секты евангелистов, существовали общины шейкеров, коммуны утопистов-социалистов и фурьеристов1. В западной части штата Нью-Йорк также возникло мощное религиозное движение мормонов.
      Джозеф (Иосиф) Смит родился 23 декабря 1805 г. в местечке Шэрон, штат Вермонт, в многодетной семье фермера и торговца Джозефа Смита-старшего (1771 — 1840) и Люси Мак Смит (1776— 1856). Он был пятым ребенком из 11 детей (двое из них умерли в младенчестве). Семья имела английские и шотландские корни и происходила от иммигрантов второй половины XVII века. Джозеф Смит-младший являлся американцем в шестом поколении2. Дед будущего пророка по материнской линии Соломон Мак (1732—1820) участвовал в войне за независимость США и был некоторое время в Новой Англии преуспевающим фермером, купцом, судовладельцем, мануфактуристом и торговцем земельными участками. Но большую часть жизни его преследовали финансовые неудачи, и он не смог обеспечить своим детям и внукам высокий уровень жизни. Если родственники Джозефа Смита по отцовской линии преимущественно тяготели к рационализму и скептицизму, то родня матери отличалась набожностью и склонностью к мистицизму. Так, Соломон Мак в старости опубликовал книгу, в которой свидетельствовал, что он «видел небесный свет», «слышал голос Иисуса и другие голоса»3.
      Семья Джозефа рано обеднела и вынуждена была постоянно переезжать в поисках заработков. Смиты побывали в Вермонте, Нью-Гэмпшире, Пенсильвании, а в 1816 г. обосновались в г. Пальмира штата Нью-Йорк. Бедные фермеры вынуждены были упорно трудиться на земле, чтобы обеспечивать большое семейство, и Джозеф не имел возможности и средств, чтобы получить полноценное образование. Он овладел только чтением, письмом и основами арифметики. Несмотря на отсутствие систематического образования, Джозеф Смит, несомненно, являлся талантливым человеком, незаурядной личностью. Создатель самобытной американской религии отличался мужеством, стойкостью характера и упорством еще с детства. Эти качества помогли ему в распространении своих идей и организации новой церкви. Известно, что в семилетием возрасте Джозеф заболел во время эпидемии брюшного тифа, охватившей Новую Англию. Он практически выздоровел, но в его левой ноге развился очаг опасной инфекции. Возникла угроза ампутации. Мальчик мужественно, не прибегая к единственному известному тогда анестетику — бренди, перенес болезненную операцию по удалению поврежденной части кости и пошел на поправку. Некоторые психоаналитики и сторонники психоистории видят в подобных «детских травмах», тяжелых переживаниях, связанных с болью или потерей близких людей, существенный фактор, повлиявший на особенности личности и поведения будущего пророка мормонов. Во взрослой жизни Смит переживал «ощущение страданий и наказания», а также «уходил» в «мир фантазий» и «нарциссизма»4.
      В январе 1827 г. Джозеф женился на школьной учительнице Эмме Хейл (1804—1879), которая родила ему 11 детей (но только 5 из них выжили). В 1831 г. чета Смитов усыновила еще двух детей, мать которых умерла при родах. Старший сын Джозеф Смит III (1832—1914) в 1860 г. возглавил «Реорганизованную Церковь» — крупнейшее религиозное объединение мормонов, отколовшееся от основной церкви, носящее теперь название «Содружество Христа». Семья Смитов формально не принадлежала ни к одной протестантской конфессии. Некоторые ее члены временно присоединились к пресвитерианам, другие пытались посещать собрания методистов и баптистов5. Смиты отличались склонностью к мистицизму и даже имели чудесные «видения». Члены семейства занимались кладоискательством и поддерживали народные верования в существование «волшебных (магических) камней»6.
      Атмосфера религиозного брожения наложила отпечаток на период юности Джозефа, который интересовался учениями различных конкурирующих Церквей, но пришел к выводу об отсутствии у них «истинной веры». Он писал в своей «Истории», являющейся частью Священного Писания мормонов: «Во время этого великого волнения мой разум был побуждаем к серьезному размышлению и сильному беспокойству; но... я все же держался в стороне от всех этих групп, хотя и посещал при всяком удобном случае их разные собрания. С течением времени мое мнение склонилось... к секте методистов, и я чувствовал желание присоединиться к ней, но смятение и разногласие среди представителей различных сект были настолько велики, что прийти к какому-либо окончательному решению... было совершенно невозможно»7.
      Ранней весной 1820 г. у Джозефа было «первое видение»: в лесной чаще перед будущим лидером мормонов явились и разговаривали с ним Бог-отец (Элохим) и Бог-сын (Христос). Они заявили Смиту, что он «не должен присоединяться ни к одной из сект», так как все они «неправильны», а «все их вероучения омерзительны». С тех пор видения регулярно повторялись. Смит признавался, что в период 1820—1823 гг. в «очень нежном возрасте» он «был оставлен на произвол всякого рода искушений и, вращаясь в обществе различных людей», «часто, по молодости, делал глупые ошибки и был подвержен человеческим слабостям, которые... вели к разным искушениям» (употребление табака и алкоголя). «Я был виновен в легкомыслии и иногда вращался в веселом обществе и т.д., чего не должен был делать тот, кто, как я, был призван Богом», что было связано с «врожденным жизнерадостным характером»8.
      В первой половине 1820-х гг. Джозеф пережил опыт «обращения» и приобрел ощущение того, что Иисус простил ему грехи. Это вдохновило его и способствовало тому, что он начал делиться посланием Евангелия с другими людьми, в частности, с членами собственной семьи. В то время семья Смитов пережила ряд финансовых неудач, а в 1825 г. потеряла собственную ферму. Джозеф чувствовал себя обездоленным и не видел никаких шансов для семьи восстановить утраченное положение в обществе. Это обстоятельство только усилило в нем религиозную экзальтацию. Склонность к созерцательности и «пылкое воображение» помогали ему. У Смита проявился талант проповедника. Он начал произносить речи по примеру методистских священников, постепенно уверовав в то, что «через него действует Бог». Окружавшие его люди поверили, что у него есть «выдающийся духовный дар», то есть способность к пророчествам, описанная в Ветхом Завете.
      21 сентября 1823 г., по словам Джозефа, в его комнате появился божественный вестник — ангел Мороний, рассказавший ему о зарытой на холме «Книге Мормона», написанной на золотых листах и содержавшей историю древних жителей Американского континента. Ангел заявил, что в ней содержится «полнота вечного Евангелия». Вместе с листами были сокрыты два камня в серебряных оправах, составлявшие «Урим и Туммим», необходимые для перевода книги с «измененных египетских» иероглифов на английский язык9. Всего Мороний являлся будущему мормонскому пророку не менее 20 раз. В течение жизни помимо Бога-сына, Бога-отца и Морония Джозефу являлись десятки вестников: Иоанн Креститель, двенадцать апостолов, Адам и Ева, Авраам, Моисей, архангел Гавриил-Ной, Святые Ангелы, Мафусаил, Илия, Енох и другие библейские патриархи и святые.
      В сентябре 1827 г. ангел Мороний, якобы, позволил взять обнаруженные на холме Кумора под большим камнем недалеко от поселка Манчестер на западе штата Нью-Йорк золотые пластины10. Джозеф Смит перевел древние письмена и в марте 1830 г. их опубликовал. «Книга Мормона» описывала древние цивилизации — Нефийскую и Ламанийскую, будто бы существовавшие в Америке в доколумбовую эпоху. В ней также рассказывалось об иаредийцах, покинувших Старый Свет и переплывших Атлантический океан «на баржах» во времена возведения Вавилонской башни, приблизительно в 2200 г. до н.э. В 600 г. до н.э. эта цивилизация погибла и ей на смену пришли мулекитяне и нефийцы. Они переселились в Новый Свет (в новую «землю обетованную») из Палестины в период разрушения вавилонянами Храма Соломона в Иерусалиме. Мулекетяне смешались с нефийцами, которые создали развитую цивилизацию с множеством городов, многомиллионным населением и развитой экономикой. Нефийцы длительное время оставались правоверными иудеями по вере и крови. В 34 г. среди них проповедовал Иисус Христос, и они обратились в христианство. Но постепенно в Нефийской цивилизации нарастали негативные и разрушительные тенденции, в течение 200 лет после пришествия Христа она деградировала и погрузилась в язычество. В ней постепенно вызрел новый «языческий» этнос — ламанийцы — истребивший к 421 г. всех «правоверных» нефийцев. Именно ламанийцы стали предками современных американских индейцев, которых стремились обратить в свою веру мормоны. Представления о локализации описанных в «Книге Мормона» событий носят дискуссионный характер. Часть мормонских историков полагает, что речь идет о Северной Америке и древней археологической культуре «строителей курганов». Другие мормоны считают, что события их Священного Писания произошли в Древней Мезоамерике, где иаредийцами были, вероятно, ольмеки, а нефийцами и ламанийцами — цивилизация майя11.
      Ближайшим помощником и писарем Джозефа Смита во время работы над переводом «Книги Мормона» был Оливер Каудери. Согласно вероучению мормонов, Смиту и Каудери в мае-июне 1829 г. явились небесные вестники: Иоанн Креститель, апостолы Пётр, Иаков и Иоанн. Они даровали им два вида священства («Аароново» и «Мелхиседеково»), провозгласили их апостолами, вручили им «ключи Царства Божьего», то есть власть на совершение таинств, необходимых для организации церкви. 6 апреля 1830 г. Джозеф Смит на первом собрании небольшой группы сторонников нового учения официально учредил «Церковь Иисуса Христа Святых последних дней». Он стал ее первым президентом и пророком, возвестившим о «восстановлении Евангелия». Все остальные христианские церкви и секты были объявлены им «неистинными», виновными в «великом отступничестве» и погружении в язычество.
      Летом-осенью 1830 г. члены новой религиозной общины и лично Джозеф приступили к активной миссионерской деятельности в США, Канаде и Англии. Проповеди мормонского пророка и его последователей вызывали не только положительные отклики, но и сильную негативную реакцию. Уже летом 1830 г. враги Джозефа пытались привлечь его к суду, нападали на новообращенных соседей, причиняли вред их имуществу. Миссионеры проповедовали также на окраинах страны среди американских индейцев, которых считали потомками народов, упомянутых в «Книге Мормона». Первый мормонский пророк в 1831—1838 гг. проделал путь в 14 тыс. миль (около 24 тыс. км). Он «отслужил» во многих штатах Америки и в Канаде 14 краткосрочных миссий12. Постепенно сформировалась современная структура Мормонской церкви, во главе которой находятся президент-пророк и два его советника, формирующих Первое или Высшее президентство, Кворум Двенадцати Апостолов, а также Совет Семидесяти. Местные приходы во главе с епископами образуют кол, которым руководят президент, два его помощника и высший совет кола из 12 священнослужителей. Колы объединяются в территорию, во главе которой находится председательствующий епископат (президент и два советника).
      Джозеф Смит уже в начале своей деятельности ориентировал себя и окружающих на достижение значительных результатов. Советник Смита в 1844 г. Сидней Ригдон свидетельствовал: «Я вспоминаю как в 1830 г. встречался со всей Церковью Христа в маленьком старом бревенчатом домике площадью около 200 квадратных футов (36 кв. м) неподалеку от Ватерлоо, штат Нью-Йорк, и мы начинали уверенно говорить о Царстве Божьем, как если бы под нашим началом был весь мир... В своем воображении мы видели Церковь Божью, которая была в тысячу раз больше... тогда как миру ничего еще не было известно о свидетельстве Пророков и о замыслах Бога... Но мы отрицаем, что проводили тайные встречи, на которых вынашивали планы действий против правительства»13.
      В связи с преследованиями первых мормонов в восточных штатах Джозеф в конце 1830 г. принял решение о переселении на западную границу Соединенных Штатов — в Миссури и Огайо, где предполагалось построить первые поселения и основать храм. В 1831 — 1838 гг. сначала сотни, а потом и тысячи Святых продали имущество (иногда в ущерб себе) и преодолели огромное по тем временам расстояние (от 400 до почти 1500 км). Они основали несколько поселений в Миссури, где предполагалось возвести храм в ожидании второго пришествия Христа, а также в Огайо. Центром движения стал г. Киртланд в штате Огайо, где мормоны, несмотря на лишения и трудности, построили в 1836 г. свой первый храм. Джозеф постоянно проживал в Киртланде, но часто наведывался к своим сторонникам в штат Миссури.
      В 1836 г. члены Мормонской церкви решили заняться банковским бизнесом и основать собственный банк. В январе 1837 г. ими было учреждено «Киртландское общество сбережений», в руководство которого вошел Джозеф Смит. Это был акционерный банк, созданный для осуществления кредитных операций и выпустивший облигации, обеспеченные приобретенной Церковью землей. Но в мае 1837 г. Соединенные Штаты поразил затяжной финансовый и экономический кризис, жертвой которого стал и мормонский банк. Часть мормонов, доверившая свои сбережения потерпевшему крах финансовому институту, обвинила Смита в возникших проблемах и возбудила против него судебные дела. Мормонский пророк вынужден был бежать из Огайо в Миссури14. Всего за время пребывания Смита от Мормонской церкви откололись 9 разных групп и сект (в 1831—1844 гг.).
      Местное население в Миссури («старые поселенцы», преимущественно по происхождению южане и рабовладельцы) враждебно отнеслось к новым переселенцам-северянам. Мормонский пророк и его окружение вынуждены были регулярно участвовать в возбуждаемых их врагами многочисленных гражданско-правовых тяжбах и уголовных процессах. Несколько раз Джозефа Смита арестовывали и сажали в тюрьму. В 1832—1834 и 1836 гг. произошли волнения, и мормонов начали изгонять из районов их проживания. В ходе одного из таких массовых беспорядков Джозефа вываляли в смоле и перьях и едва не убили. В 1838 г. конфликт перерос в так называемую «Мормонскую войну в Миссури» между вооруженными отрядами Святых («данитами» или «ангелами разрушения») и милицией (ополчением штата). Состоялось несколько стычек, и даже произошли настоящие сражения, в ходе которых погибли 1 немормон и 21 мормон, включая одного из апостолов. Руководство Миссури потребовало от мормонов в течение нескольких месяцев продать свои земли, выплатить денежные компенсации штату и покинуть территорию15.
      В начале 1839 г. мормоны вынуждены были переселиться на восток — в Иллинойс, где они построили «новый Сион» — крупный населенный пункт Наву. Наву располагался в излучине реки Миссисипи на крайнем западе штата. Вследствие притока обращенных в новую веру иммигрантов из Великобритании и Канады поселение быстро выросло в большой по тем временам город, насчитывавший 12 тыс. человек. Наву конкурировал как со столицей штата, так и с крупнейшим центром Иллинойса — Чикаго16. Джозеф Смит в Наву занимался фермерским хозяйством и предпринимательством, купив магазин товаров широкого потребления. Он участвовал в организации школьного образования в городе. Сохранились бревенчатая хижина, в которой первоначально жила семья Смитов, и двухэтажный дом, получивший название «Особняк», в который она переехала летом 1843 года.
      В ноябре 1839 г. Джозеф Смит встречался в Вашингтоне с сенаторами, конгрессменами и лично с президентом США Мартином Ван Бюреном. Он просил содействия в получении компенсации за ущерб и потери, которые понесли Святые. В результате «гонений» в Миссури ими было утрачено имущество на 2 млн долларов. Смита неприятно удивил ответ президента. Ван Бюрен цинично заявил: «Ваше дело правое, но я ничего не могу сделать для мормонов», поскольку «если помогу вам, то потеряю голоса в Миссури». Несмотря на «полную неудачу» в столице, Джозеф занялся миссионерством. С «большим успехом» он «проповедовал Евангелие» в Вашингтоне, Филадельфии и других городах восточных штатов и вернулся в Наву только в марте 1840 года17.
      В 1840—1846 гг. Святые создали в Наву свой новый храм, возведение которого стало одной из самых масштабных строек в Западной Америке. Бедность мормонов, среди которых было много иммигрантов, и отсутствие финансовых средств затянули строительство. В недостроенном храме начали проводиться религиозные ритуалы и обряды, разработанные Смитом. Мормонский пророк обнародовал откровения о необходимости крещения за умерших предков, а также совершения обрядов «храмового облечения» и «запечатывания» мужей и жен «на всю вечность». В 1843 г. Джозеф выступил за восстановление многоженства, существовавшего у древних евреев в библейские времена. Он делал подобные заявления еще с 1831 г., но Церковь официально признала подобную практику только в 1852 году. Современники и историки более позднего времени видели в мормонской полигамии протест против норм викторианской морали18.
      Исследователи называют имена до 50 полигамных жен Смита, но большинство предполагает, что в период 1841 — 1843 гг. он заключил в храме «целестиальный (небесный или вечный) брак» с 28—33 женщинами в возрасте от 20 до 40 лет. Многие из них уже состояли в официальном браке или были помолвлены с другими мужчинами.
      Они были «запечатаны» с мормонским пророком только для грядущей жизни в загробном мире. Некоторые жены Смита впоследствии стали полигамными супругами другого лидера мормонов — пророка Бригама Янга. Неясно, были ли это только духовные отношения, на чем настаивают сторонники «строгого пуританизма» Джозефа, или же полноценные браки. В настоящее время (2005—2016 гг.) проведен анализ ДНК 9 из 12 предполагаемых детей Смита от полигамных жен, а также их потомков. В 6 случаях был получен отрицательный ответ, а в 3 случаях отцовство оказалось невозможно установить или же дети умерли в младенчестве19.
      Законодательная ассамблея Иллинойса даровала г. Наву широкую автономию на основании городской хартии. Мэром города был избран Джозеф. Мормоны образовали собственные большие по численности вооруженные формирования — «Легион Наву», формально входивший в ополчение (милицию) штата и возглавлявшийся Джозефом Смитом в звании генерала. Таким образом, мормонский пророк сосредоточил в своих руках не только неограниченные властные религиозно-церковные полномочия над Святыми, но и политическую, а также военную власть на территориальном уровне. Община в Наву де-факто стала «государством в государстве». Кроме того, в январе 1844 г. Джозеф был выдвинут мормонами в качестве кандидата в президенты США. Любопытно, что он был первым в американской истории кандидатом, убитым в ходе президентской кампании. Религиозный деятель являлся предшественником другого известного мормона — Митта Ромни, одного из претендентов от республиканцев на пост президента на выборах 2008 года. Ромни также безуспешно пытался баллотироваться на высшую должность в стране от Республиканской партии в ходе избирательной кампании 2012 года.
      Во время президентской кампании 1844 г., когда наблюдалась острая борьба за власть между двумя ведущими партиями страны — демократами и вигами — Смит сформулировал основные положения мормонской политической доктрины, получившей название «теодемократия». По его мнению, власть правительства должна основываться на преданности Богу во всех делах и одновременно на приверженности республиканскому государственному строю, на сочетании библейских теократических принципов и американских политических идеалов середины XIX в., базирующихся на демократии и положениях Конституции США. Признавались два суверена: Бог и народ, создававшие новое государственное устройство — «Царство Божие», которое будет существовать в «последние дни» перед вторым пришествием Христа. При этом предполагалось свести до минимума или исключить принуждение и насилие государства по отношению к личности. Власть должна действовать на основе «праведности». Более поздние руководители Святых усилили религиозную составляющую «теодемократии», хотя формально мормонские общины к «чистой теократии» так и не перешли20. В реальной практике церковь мормонов эволюционировала от организации, основанной на американских демократических принципах, в направлении сильно централизованной и авторитарной структуры21.
      Главной причиной выдвижения Смита в президенты мормоны считали привлечение внимания общественности к нарушениям их конституционных прав (религиозных и гражданских), связанных с «преследованиями», «несправедливостью» и необходимостью компенсации за утерянную собственность в Миссури22. Мормоны, как правило, поддерживали партию джексоновских демократов, но в их президентской программе 1844 г. ощущалось также сильное вигское влияние, поскольку в ней нашли отражение интересы северных штатов. Смит придерживался антирабовладельческих взглядов, но отвергал радикальный аболиционизм. В предвыборной платформе Джозефа можно выделить следующие пункты: 1) постепенная отмена рабства (выкуп рабов у хозяев за счет средств, получаемых от продажи государственных земель); 2) сокращение числа членов Конгресса, по меньшей мере, на две трети и уменьшение расходов на их содержание; 3) возрождение Национального банка; 4) аннексия Техаса, Калифорнии и Орегона «с согласия местных индейцев»; 5) тюремная реформа (проведение амнистии и «совершенствование» системы исполнения наказаний вплоть до ликвидации тюрем); 6) наделение федерального правительства полномочиями по защите меньшинств от «власти толпы», из-за которой страдали мормоны (президент должен был получить право на использование армии для подавления беспорядков в штатах, не спрашивая согласия губернатора)23.
      В 1844 г. мормонские миссионеры в разных регионах страны вели помимо религиозной пропаганды еще и предвыборную агитацию. Политические устремления Святых последних дней порождали подозрения в существовании «мормонского заговора» не только против Соединенных Штатов, но и всего мира. Современников настораживали успехи в распространении новой религии в США, Великобритании, Канаде и в странах Северной Европы. Враги и «отступники» обвиняли мормонов в том, что они, якобы, задумали создать «тайную политическую империю», стремились организовать восстания индейцев-«ламанийцев», захватить власть в стране и даже мечтали о мировом господстве. Этим целям должен был служить секретный «Совет Пятидесяти», образованный вокруг Джозефа из его ближайших сподвижников. Предположения о политическом заговоре носят дискуссионный характер. Отдельные высказывания Джозефа и планы по распространению мормонизма во всем мире, в том числе в России, косвенно свидетельствуют об огромных амбициях, в том числе и политических, лидера мормонов и его окружения. Так, в мае 1844 г. мормонский пророк заявил, что он является «единственным человеком с дней Адама, которому удалось сохранить всю Церковь в целости», «ни один человек не проделал такой работы» и даже «ни Павлу, ни Иоанну, ни Петру, ни Иисусу это не удавалось»24.
      В начале лета 1844 г. произошли роковые для Святых события. Отколовшаяся от Церкви группа мормонов во главе с Уильямом Ло выступила против Смита. Она организовала типографию и начала выпускать оппозиционную газету «Nauvoo Expositor», в которой разоблачала деятельность пророка, пытавшегося «объединить церковь и государство», а также его «ложные» и «еретические» учения о множестве богов и полигамии25. По приказу мормонского лидера, в городе было введено военное положение. Бойцы из «Легиона Наву» разгромили антимормонскую типографию и разбили печатный станок. Возникла угроза войны между немормонами и мормонским ополчением. Губернатор штата, настроенный негативно по отношению к Святым, решил использовать милицию для предотвращения дальнейших беспорядков и кровопролития. Джозеф бежал в Айову, но получил гарантии от властей и до суда по обвинению в государственной измене (из-за неправомерного введения военного положения и разгрома типографии) был заключен в тюрьму в г. Картидж (Карфаген). С ним оказались его брат Хайрам, являвшийся «патриархом Церкви», а также ближайшие друзья и сторонники. «Легион Наву» в случае волнений мог быть использован для защиты Смита, но его командование не проявило активности и не предприняло мер по спасению своего командующего.
      Вечером 27 июня 1844 г. на тюрьму напала вооруженная толпа примерно из 200 противников мормонов. В завязавшейся перестрелке (Смит был вооружен пистолетом и сумел ранить 2 или 3 нападавших) мормонский пророк и его брат были убиты. Тело Джозефа было захоронено в тайном месте недалеко от его дома, чтобы избежать надругательств над ним. Несколько раз место погребения менялось и в результате было утеряно. Только в 1928 г., спустя более 80 лет после трагических событий, тело было вновь обнаружено и торжественно погребено на новом месте в Наву. Могилы Джозефа, Хайрама и Эммы стали одной из исторических достопримечательностей города. Смерть Смита привела к расколу в рядах Церкви, который был относительно быстро преодолен. Большинство мормонов признали лидерство нового пророка Б. Янга и последовали за ним в Юту — в то время спорную пограничную территорию между Мексикой и Соединенными Штатами, где они надеялись обрести убежище и спастись от гонений.
      Джозеф Смит по-прежнему остается наиболее спорной фигурой в истории Соединенных Штатов XIX века. Оценки личности Джозефа и его исторической роли носят противоположный характер. Мормоны и близкие к ним историки идеализируют своего первого пророка, полагая, что он «заложил фундамент самой великой работы и самого великого устроения из всех, когда-либо установленных на Земле». Они полагают, что его «миссия имела духовную природу» и «исходила непосредственно от Бога»26. Джозеф Смит являлся «председательствующим старейшиной, переводчиком, носителем откровений и провидцем», который «сделал для спасения человечества больше, чем какой- либо другой человек, кроме Иисуса Христа»27.
      В период жизни Смита, а также после его гибели в США вышло множество критических статей и антимормонских книг, в которых разоблачалось новое религиозное учение. Современники сравнивали руководителя мормонов с Мухаммедом и обвиняли в «фанатизме» и желании «создать обширную империю в Западном полушарии». Критики мормонизма указывали, как правило, на «необразованность» или «полуграмотность» Джозефа Смита. Они утверждали, что авторами «Книги Мормона» и его откровений от имени Бога в действительности были советник лидера Святых Сидней Ригдон и люди из ближайшего окружения. «Антимормоны» создали негативный образ Джозефа, полагая, что он отличался крайне властолюбивым характером, «непомерными амбициями», аморальностью, провозгласил множество несбывшихся пророчеств и являлся инициатором учреждения в США полигамии28.
      В действительности историческая роль Джозефа Смита огромна. Можно согласиться с мнением известного американского историка Роберта Ремини, который в 2002 г. писал: «Пророк Джозеф Смит, безусловно, является самым крупным реформатором и новатором в американской религиозной истории»29. Исследователи, как правило, сравнивают Смита с его известными современниками: проповедником, писателем и философом-трансценденталистом Ральфом Уолдо Эмерсоном (1803—1882), а также негритянским «пророком» Натом Тернером (1800—1831), предводителем восстания рабов в Вирджинии в 1831 году. Значительное влияние мормоны оказали на процесс колонизации территорий Запада, особенно на освоение Юты. Мормонизм вырос из англосаксонского протестантизма, но одновременно противопоставил себя ему, выступив антагонистом. Мормонизм стремился к возрождению забытой и отрицаемой христианством нового времени библейской традиции, связанной с пророками, апостолами и пророчествами, откровениями и чудесными знамениями, явлениями божественных личностей и ангелов. Многоженство также воспринималось как попытка восстановления практики древних семитов времен Ветхого Завета.
      Известность в стране Джозеф Смит получил в 24 года после публикации «Книги Мормона», которая широко обсуждалась в прессе и среди публицистов. Он являлся харизматичным лидером, обладал даром убеждения и организаторским талантом. «Носитель откровений» занимался также финансово-экономической деятельностью и политикой. Джозеф Смит заложил основы будущего экономически процветавшего мормонского квазигосударственного образования Дезерет на территории штата Юта, существовавшего в 1840—1850-е годы. Он был создателем новой религии, быстро распространяющейся во многих странах мира и объединяющей в настоящее время более 15 млн последователей (почти 2/3 из них проживают за пределами США).
      Примечания
      Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта Президента Российской Федерации № МД-978.2018.6. Проект: «Социальный протест, протестные движения, религиозные, расовые и этнические конфликты в США: история и современные тенденции».
      1. CROSS W. R. The Burned-over District: The Social and Intellectual History of Enthusiastic Religion in Western New York, 1800—1850. Ithaca. 2015 (1-st edition — 1950), p. 3—13. См. также: WELLMAN J. Grass Roots Reform in the Burned-over District of Upstate New York: Religion, Abolitionism, and Democracy. N.Y. 2000.
      2. Biographical Sketches of Joseph Smith, the Prophet, and His Progenitors for Many Generations by Lucy Smith, Mother of the Prophet. Liverpool-London. 1853, p. 38—44.
      3. BUSHMAN R.L. Joseph Smith and the Beginnings of Mormonism. Urbana. 1984, p. 11-19.
      4. Cm.: MORAIN W.D. The Sword of Laban: Joseph Smith, Jr. and the Dissociated Mind. Washington. D.C. 1998; BROWN S.M. In Heaven as It Is on Earth: Joseph Smith and the Early Mormon Conquest of Death. Oxford-N.Y. 2012.
      5. BUSHMAN R.L. Op. cit., p. 53-54.
      6. MORAIN W.D. Op. cit., p. 9-11.
      7. СМИТ ДЖ. История 1:7-8.
      8. Там же, 1:13-20, 1:28.
      9. REMINI R.V. Joseph Smith. N.Y. 2002, p. 40-45.
      10. СМИТ ДЖ. Ук. соч. 1:59.
      11. HILLS L.E. New Light on American Archaeology: God’s Plan for the Americas. Independence, 1924; CHASE R.S. Book of Mormon Study Guide. Washington. UT. 2010, p. 65—66. Также см.: ЕРШОВА Г.Г. Древняя Америка: полет во времени и пространстве. Мезоамерика. М. 2002, с. 17, 114—118.
      12. CROWTHER D.S. The life of Joseph Smith 1805—1844: an atlas, chronological outline and documentation harmony. Bountiful (Utah). 1989, p. 16—25.
      13. Conference Minutes, April 6, 1844. — Times and Seasons. 1844, May 1, p. 522—523.
      14. PARTRIDGE S.H. The Failure of the Kirtland Safety Society. — BYU Studies Quarterly. 1972, Summer, Vol. 12, № 4, p. 437-454.
      15. LESUEUR S.C. The 1838 Mormon War in Missouri. Columbia-London. 1990.
      16. Любопытна дальнейшая судьба Наву. В 1846 г. мормоны вынуждены были переселиться в Юту и полностью покинуть город, который в 1849 г. перешел во владение утопической коммунистической колонии «Икария» во главе с философом Этьеном Кабе. Коммуна «икарийцев» состояла из более 300 французских рабочих-переселенцев и просуществовала до 1856—1857 годов. Впоследствии в Наву поселились немцы, исповедовавшие католицизм, потомки которых составляют сейчас большинство населения города, насчитывающего немногим более 1 тыс. человек. Мормонский храм был сильно поврежден пожаром в 1848 году. Мормоны (в основном пожилые пары) начали возвращаться и селиться в Наву только в 1956 году. В 2000—2002 гг. был восстановлен с точностью до деталей старый мормонский храм. В настоящее время Наву — сельскохозяйственный и историко-культурный центр.
      17. CANNON G.Q. Life of Joseph Smith: The Prophet. Salt Lake City. 1888, p. 301—306.
      18. BROWN S.M. Op. cit., p. 243.
      19. GROOTE M. de. DNA solves a Joseph Smith Mystery. — Deseret News. 2011, July 9; PEREGO U.A. Joseph Smith apparently was not Josephine Lyon’s father, Mormon History Association speaker says. — Deseret News, 2016, June 13.
      20. MASON P.Q. God and the People: Theodemocracy in Nineteenth-Century Mormonism. — Journal of Church and State. 2011, Summer, Vol. 53, № 3, p. 349—375.
      21. HAMMOND J.J. The creation of Mormonism: Joseph Smith, Jr. in the 1820s. Bloomington (IN). 2011, p.279-280.
      22. History of the Church (History of Joseph Smith, the Prophet). Vol. 6. Salt Lake City. 1902-1932, p. 210—211.
      23. General Smith’s Views of the Power and Policy of the Government of the United States, by Joseph Smith. Nauvoo, Illinois. 1844. URL: latterdayconservative.com/joseph-smith/general-smiths-views-of-the-power-and-policy-of-the-govemment.
      24. History of the Church, vol. 6, p. 408—409.
      25. Nauvoo Expositor. 1844, June 7, p. 1—2.
      26. WIDSTOE J.A. Joseph Smith as Scientist: A Contribution to Mormon Philosophy. Salt Lake City. 1908, p. 1—2, 5—9; MARSH W.J. Joseph Smith-Prophet of the Restoration. Springville (Utah). 2005, p. 15—16, 25.
      27. Руководство к Священным Писаниям. Книга Мормона. Еще одно свидетельство об Иисусе Христе. Солт-Лейк-Сити. 2011, с. 169—170.
      28. ДВОРКИН А.Л. Сектоведение. Тоталитарные секты. Опыт систематического исследования. Нижний Новгород. 2002, с. 68—74, 80—82, 84—85. — URL: odinblag.ru/wp-content/uploads/Sektovedenie.pdf.
      29. Joseph Smith, Jr.: Reappraisals after Two Centuries. Oxford-N.Y. 2009, p. 3.
    • Могла ли Холодная война прекратиться после смерти И. В. Сталина?
      Автор: Saygo
      Джон Робертс. Шанс для мира? Советская кампания в пользу завершения Холодной войны. 1953-1955 годы // Новая и новейшая история, № 6, 2008, C. 35-75.
    • История Русской Америки
      Автор: Saygo
      «ПЕРВЫЙ ФУНДАТОР» РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКОЙ КОМПАНИИ. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ И. Л. ГОЛИКОВА
      Американский ежегодник 2002. – М., 2004. – С. 159-179.
      Привычно именуя Г. И. Шелихова основателем Русской Америки, авторы многочисленных биографических очерков как бы подразумевают, что их герой действовал в одиночку, сам задумав и осуществив этот великий план. Однако Григорий Иванович, при всей своей незаурядности, вовсе не был одиноким гением, опередившим своё время. Задолго до него основу Русской Америки заложили многочисленные купеческие компании, организовывавшие промысловые плавания на Алеутские острова, а сам он действовал сообща со столь же незаурядными людьми, каким был сам. Гений Шелихова проявился именно в умении сплотить вокруг себя соратников, организовать их, увлечь за собой, сполна использовав все их возможности. Он работал с людьми и делал это так, что люди эти, подчас против своей воли, всё же работали на него. Так произошло и с хозяином, а потом компаньоном Шелихова, Иваном Ларионовичем Голиковым. Личность его, оказавшись в тени знаменитого рылянина, долгое время не привлекала должного внимания биографов{1}. Большинство специалистов, занимавшихся жизнеописанием Г. И. Шелихова или историей Русской Америки, лишь вскользь упоминали одного из основателей Российско-Американской компании (РАК){2}. Ошибочно указывалась даже дата его рождения. Ивана Ларионовича затмил не только блестящий «мореплаватель» Г. И. Шелихов, но и его племянник, купец-историк И. И. Голиков{3}. Хотя отнюдь не случайно И. Л. Голиков после создания РАК именовал себя её «первым фундатором», основоположником — в основание монопольной американской компании действительно было вложено немало его сил, энергии и средств. Да и сама идея такой компании была впервые высказана именно им. Любопытно, что это сделал человек, никогда не совершавший заморских плаваний, выходец из провинциальной глубинки Российской империи.
      Курск второй половины XVIII в. уже не был той суровой порубежной крепостью, что за сто с лишним лет до того. В прошлое отошли набеги татар, исчезла опасность со стороны «литовских людей». О былой воинской славе города напоминал лишь «превеликой ров» — последнее, что осталось от оборонительных сооружений старого Курска. Да и тот был к 1784 г. засыпан и на его месте появилась торговая площадь, названная Красной. Современник, давший подробное описание города и его округи, сообщает, что Курск расположен «на горе при реке Тускаре, на правой стороне по течению её. Окружается он со всех сторон, кроме полуденной, полями и рощами, а с полуденной мелким лесом и пойменными от реки Семи лугами. Посреди города протекает речка Кур». Сам город стоял на столь высокой горе, что «к полуденной стороне видна окружность изпещренная селениями, лугами и рощами вёрст на двадцать, что наиприятнейший предмет зрения представляет». Город протянулся на шесть вёрст вдоль своей лучшей улицы — Большой Московской, имея при этом в поперечнике четыре версты{4}.
      Из общего числа населения в шесть тысяч душ, в городе на 1786 г. числилось 1 883 купца. Всякий день открывали они торг в своих лавках, находившихся в «изрядно устроенных деревянных рядах». Товаров было обильно. Купцы провинциального Курска вполне уверенно прокладывали дороги в дальние страны. Они торговали в Сибири, по всей России, включая столицы, в Персии, Австрии, добирались и до Америки. В иных курских купеческих родах в XVIII в. занятие морскими пушными промыслами у берегов Америки успело стать своеобразной семейной традицией. Именно энергия, предприимчивость и капиталы этих людей легли в основу удивительного феномена, получившего имя Русской Америки{5}.
      В отличие от разветвлённых старинных купеческих родов Курска – Лоскутовых, Бесходарных, Фатеевых, Полевых, Хлопониных и многих других, – фамилия Голиковых во второй половине XVIII в. была представлена в Курске потомством одного лишь Ермолая Алексеева сына Голикова, выходца из крестьян Знаменского монастыря, зачисленных в 1649 г. в курские посадские люди{6}. Но каждая ветвь его потомства дала людей ярких и незаурядных. Иван Иванович Голиков прославился как историк, автор многотомных «Деяний Петра Великого»; Михаил Сергеевич и Иван Ларионович более преуспели на коммерческом поприще.
      Основные факты биографии И. Л. Голикова известны. Курский первостатейный купец и винный откупщик Иван Ларионович Голиков родился 22 ноября 1735 г.{7} в семье Лариона Ермолаевича и Марии Панкратьевны Голиковых. Отец его держал москательную лавку в Троицкой слободе Курска. Здесь, за рекой Кур, уже в 1677 г. владел своим двором дед Ивана Ларионовича, Ермолай. Кроме Ивана-«меньшого» в семье имелся его младший брат Матвей, а также дети Лариона Ермолаевича от первого брака — Пелагея, Мария, Сергей, Агафья и Иван-«большой»{8}.
      Получив, вероятно, обычное для своего сословия домашнее образование, Иван Ларионович первоначально занимал в Курске должность публичного нотариуса. Он получил её согласно указу Правительствующего Сената от 2 июня 1759 г. в компенсацию долга казны его родственнику, курскому купцу Ивану Никифоровичу Лоскутову. Казна осталась должна Лоскутову в 8000 рублей за вывезенный им из Персии алмаз, который в апреле 1758 г. был приобретён «в комнату Ея Императорского Величества». Ожидая «по сему делу резолюции», Иван Никифорович «почти лишился купеческого своего промысла», умер, не дождавшись расчёта и по духовной грамоте «поручил свои долги заплатить зятю, курскому купцу Ивану Голикову». Положение нотариуса должно было помочь наследнику долгов покойного выйти из этой затруднительной ситуации. Кроме того, согласно тому же указу, дом Ивана Ларионовича был освобождён от постоя{9}.
      Позднее И. Л. Голиков занимает должность ратмана городского магистрата и, наконец, достигает положения городского головы{10}. В Курске жил в приходе Нижней Троицкой церкви, сохранившейся до наших дней. Будучи курским именитым гражданином, он был записан, как кораблехозяин, вместе с сыном Николаем и дочерью Александрой в 5-ю часть Курской городовой обывательской книги (куда записывали семьи именитых граждан), о чем ему дан от городового правления лист от 23 марта 1779 г. Владел недвижимостью в Курске и Иркутске (в 1790-х гг., по оценке самого хозяина, на 150 000 рублей){11}. С лета 1775 г. Иван Ларионович держал винный откуп в Тобольске. С 1779 по 1783 гг. вместе с М. С. Голиковым, в качестве «коронного поверенного», держал винный откуп в обеих столицах. В 1784 г. получил права на винный откуп в Иркутской губернии. С 1777 г., действуя совместно с Г. И. Шелиховым, Иван Ларионович начал снаряжать и отправлять в Тихий океан промысловые суда. Позднее совместно с семьей Шелиховых он владел Северо-восточной Американской, Северной и Курильской компаниями. Расширяя дело, И. Л. Голиков объединил свои капиталы с компанией иркутских купцов Мыльниковых (18 июля 1797 г.), а несколько позже возникла новая «Американская Голикова, Шелихова и Мыльникова компания». Он был одним из основателей и совладельцем Соединенной американской компании (учреждена в Иркутске 3 августа 1798г.), числился среди крупнейших акционеров Российско-Американской компании (РАК, учреждена Высочайшим указом Правительствующему Сенату 8 июля 1799 г.).
      Куда менее известны детали частной жизни именитого купца, хотя подчас именно они проливают дополнительный свет на важные эпизоды в его деятельности как предпринимателя и соучредителя РАК. Кроме того, эти бытовые детали, зачастую и не имеющие прямого отношения к главному делу жизни купца, помогают лучше понять и тот фон, на котором разворачивалась эта деятельность, и характер самого деятеля. Выйдя из рамок парадного портрета, он предстаёт со страниц уцелевших документов в «домашнем платье» — в живом общении со своими родственниками, служащими, компаньонами. Не являясь в полной мере биографическим исследованием, данная статья будет посвящена в основном именно этим характерным штрихам, рисующим личность незаслуженно забытого, но от этого не менее значительного персонажа истории Русской Америки — одного из тех, кто стоял у её истоков.
      Для российского купечества XVIII в. во многом характерна клановость, опора на родственные связи. Это немало способствовало и успехам на коммерческом поприще И. Л. Голикова. Первым браком Иван Ларионович был женат на Анне Петровне Климовой (ок. 1736–1787), дочери одного из крупнейших курских купцов. Сестра её, Пелагея Петровна, была замужем за другим видным курским предпринимателем, Евсеем Осиповичем Полевым. Сестра же Ивана Ивановича Голикова, Мария Ивановна, стала женой крупного курского купца Макара Григорьевича Лоскутова, а дочь свою купец-историк выдал за Василия Ивановича Мухина — выходца из ещё одной старинной курской купеческой семьи, записавшегося позже в московское купечество{12}. Таким образом, родственные узы связали между собой видные купеческие фамилии Курска — Голиковых, Полевых, Климовых, Лоскутовых, Мухиных. Связи эти поддерживались традиционными способами: от крещения детей до принятия младших родичей на службу. Деловые и, похоже, дружеские отношения поддерживал Иван Ларионович также с московским первогильдейским купцом и «суконной фабрики содержателем» И. Р. Журавлёвым. Последний также, хотя и неудачно, участвовал в организации плаваний в Америку: в 1780 г. его судно «Прокофий» разбилось у берегов Камчатки, так и не дойдя до Алеутских островов{13}. У Журавлёва отрабатывал в своё время отцовские долги племянник Ивана Ларионовича, И. И. Голиков. Следует отметить, что полученное им в результате «пристойное вознаграждение» было таково, что позволило будущему историку открыть своё дело в Петербурге. Вдова богатого москвича, Наталья Васильевна, стала позднее второй супругой овдовевшего Ивана Ларионовича. Это в свою очередь связало Голиковых родством с семьей её отца — купца 1-й гильдии и фабриканта В. В. Суровщикова. От первого брака Иван Ларионович имел трёх детей: Петра, Марию, Александру и Николая. Вместе с ними в Курске воспитывались позднее и его пасынки, дети Натальи Васильевны от первого брака: Николай, Андрей и Роман. Вторая супруга И. Л. Голикова скончалась в 1793 г.
      Первенец Ивана Ларионовича, Пётр, умер в двухлетнем возрасте, но о других своих детях именитый купец сумел позаботиться, не упустив ни их, ни своей собственной выгоды. Старшая дочь его, Мария, была выдана замуж за крупного воронежского купца и фабриканта Н. Я. Гарденина и в приданое ей, словно помещик, отец дал крепостных из числа калмыков — своих дворовых людей. Младшую дочь, Александру, ожидала ещё более блестящая партия — её супругом стал сенатор князь К. А. Багратион, дядя героя Шенграбена и Отечественной войны 1812 г. (второй брак князя).
      Купечество Курска, равно как и других провинциальных российских городов, отнюдь не отличалось широтой взглядов. Ярко характеризует царившие среди него нравы и настроения эпизод с проездом через город турецкого посла беглербея румелийского Рашида Мустафы-эфенди в июле 1793 г. Местное купечество наотрез отказалось снабжать проезжающих «басурман» какими-либо припасами, невзирая на возможную выгоду и даже вопреки прямому распоряжению губернатора. Лишь после усиленного нажима властей поставки «врагам христианской веры» взяли на себя двое купцов 3-й гильдии. Ни один из крупных коммерсантов города на подобную сделку так и не согласился{14}.
      На подобном фоне и протекала деятельность Ивана Ларионовича, который, в духе времени, не чуждался идей просвещения. В 1784 г. он выразил желание пожертвовать дом на Золотаревской улице, капитал в 20 000 рублей и доход с нескольких лавок на устройство в Курске коммерческого училища. Предполагалось, что в нём будут содержаться на полном пансионе 20 учеников с наставником и надзирателем. Туда планировалось принимать детей обедневших купцов и мещан, а преподавать в основном арифметику и бухгалтерию, «дабы чрез то получить способных людей для коммерческих дел». Ради этого И. Л. Голиков просил предоставить ему место в Гостином дворе для постройки шести каменных лавок, доходы с которых жертвовались им в вечное пользование училищу. Однако тут ему пришлось столкнуться с косностью и завистью курских обывателей. Купец Первышев и другие торговцы стали сами претендовать на указанное место, а по городу поползли нелепые слухи о том, будто детей будут брать в школу неволею. «От такой безрассудной мысли, — жаловался Иван Ларионович, — рождается в простых людях ко мне ненависть». В итоге ему пришлось оставить своё намерение и назначенный под училище дом перешёл в собственность его сына Николая{15}.
      Однако при всё том Иван Ларионович по складу своего характера оставался типичным русским купцом XVIII в., действуя вполне в традициях своего окружения и своей эпохи. Так, например, живя в Тобольске, И. Л. Голиков, пользуясь случаем, прикупал у кочевых казахов их пленников — «малолетных калмыков», которых делал своими дворовыми людьми, дарил своим знакомым, включал в состав приданого дочерей{16}. Трое из калмыков И. Л. Голикова было включено в состав экипажа одного из судов экспедиции Шелихова «на паях своего господина», но один был отчислен «за непригодность» ещё перед отплытием, а ещё одного выслали обратно уже с американских островов «за неблагонадёжность» — выяснилось, что этот крепостной ещё в Тобольске пытался поджечь дом своего хозяина, за что и был осуждён. А вот Пётр Иванов (Зайсан) проделал с Шелиховым весь путь, участвовал в промысловых плаваниях галиота «Три Святителя» в 1786 и 1789 гг., а заработок его был передан сполна приказчику И. Л. Голикова, курскому купцу Ивану Дружинину{17}.
      Как и всякому купцу, а тем более винному откупщику, И. Л. Голикову приходилось бдительно следить за своими служащими. Денежный соблазн был для них, нередко, слишком велик. История, приключившаяся в Хлынове (Вятке) в 1772 г. живо рисует как нравы тогдашнего купечества, так и некоторые черты характера самого Ивана Ларионовича. Там, как и в прочих местах, И. Л. Голиков содержал взятые им на откуп питейные заведения. Когда от него, неведомо по каким причинам, сбежал его поверенный Андрей Шмелёв, то на место его был взят бывший копиист Вятской Духовной консистории Василий Тернавский. Он должен был разъезжать по питейным домам «для збора за проданные питья денежной казны». Но вскоре Иван Ларионович заподозрил, что новый поверенный утаил от него 97 рублей 50 копеек. Вызвав Тернавского к себе, Голиков отобрал у него все приходные и расходные книги, а затем «сковал в ножныя железа и на шею большую цепь положа держал ево неповинно в своей питейной конторе под караулом три месяца времени от августа по 24 число октября того 1772 года, причём жену ево и детей и родственников неведомо для чего к нему не допущал и морил гладом и ... бил ево плетьми троекратно смертными побоями едва не до смерти». Угрожая побоями и впредь, И. Л. Голиков, «по душевредству своему», вынудил Тернавского выписать ему вексель на 80 рублей и только после этого освободил из-под стражи. Паспорт и прочие документы ему, однако, вернули лишь после официального заверения векселя, для чего Тернавского выводили из конторы под надёжным конвоем. В 1774 г. пострадавший подал на Голикова жалобу за понесённую обиду и «вымучивание векселя». Дело, однако, затянулось и кончилось ничем. Иван Ларионович от дачи показаний уклонялся, в суд не являлся и представителя своего туда не посылал. Трижды за один день обещал он отправить своего поверенного в суд, но когда за ним явились в последний раз, намереваясь доставить туда силой, коронный поверенный окружил себя своими многочисленными служащими и «уехал из города даже в другую губернию». Все попытки властей привлечь его к ответственности оказались безуспешными{18}.
      Служащие Ивана Ларионовича порой доставляли хозяину самые неожиданные проблемы. Так, в феврале 1785 г. он нанял лальского купца Якова Фёдоровича Матренникова, паспорт которого, выданный ему на два года 16 ноября 1783 г., оказался просрочен. Тем не менее, Матренников прослужил у Голикова вплоть до ноября 1787 г., когда был за просрочку паспорта доставлен городское правление. Тем временем, 18 января 1788 г. уездный судья премьер-майор Иван Иванович Букреев посетил лавку купца Ивана Михайловича Неронова. Здесь его слуга Артем Микулин обнаружил и опознал икону — образ Богородицы, украденный из квартиры Букреева «на сырную или в начале первой недели великого поста». Квартировал же он у вдовы Марфы Ивановны Голиковой. Неронов признался, что получил образ от Матренникова. Но сам Матренников на допросе заявил, что икона куплена им на второй неделе великого поста «на базаре у неизвестной ему женщины ценой за один рубль семдесят копеек, а что оный образ краденый он не знал». К Неронову послали квартального за иконой, но тот её не отдал и «браня онаго квартального непристойными словами и уграживая выщипать ему бороду тот образ из рук его вырвал и спрятал у себя». На вызов в полицию он явиться отказался. Прямых доказательств виновности Матренникова не нашлось. Потому, «основываясь на имянном 763 году февраля 10 дня Указе повелевающем лутчи в неизвести имея точного обличения виновного свободить нежели невинного истезать … купца Матренинского от сего зделать свободным … а дабы он не мог праздно шататца отослать ево для надлежащего по законам отправления в Курское наместническое правление». Икону всё же вытребовали у Неронова и вернули Букрееву{19}. К сожалению, официальные документы не донесли до нас реакции И. Л. Голикова на такую проделку его приказчика. Впрочем, зная нрав Ивана Ларионовича, вполне можно представить себе, как отнёсся он к нежданному беспокойству.
      Подчас к долгим тяжбам приводили И. Л. Голикова собственные его не до конца продуманные коммерческие предприятия. Немало крови испортили ему одиннадцать тысяч пар сайгачьих рогов, которые никак не мог продать ему курский купец Матвей Лаврович Полевой. В 1789 г. М. Л. Полевой договорился о продаже Голикову этого диковинного товара, сложенного на монастырском подворье Макарьевской ярмарки и даже получил 300 рублей задатка (рога стоили по 7 копеек пара). Ответственно подойдя к сделке, Матвей Лаврович явился 11 июля на двор Голикова чтобы напомнить ему о необходимости посылки за рогами приказчика сразу после завершения курской Коренной ярмарки. Голиков отвечал, что сейчас ему недосуг, но он пошлёт за рогами в следующем году. Отдать же деньги за рога прямо сейчас он отказался — сначала следует получить товар. Сам Иван Ларионович тот же разговор излагал несколько иначе. По его словам, Полевой «не упоминая об отдаче рогов, а просил токмо за оныя денги что мне казалось требование ево излишнее ибо в обязательстве ево точно сказано оставшия денги отдать по принятии оных рогов то и говорил ему не приняв рогов денги отдавать неможно, на что он Полевой говорил что роги отданы будут для чего де я ныне посылаю нарочного, а я говорил, что от меня уже послан прикащик». На вопрос о качестве рогов Полевой «ничего не мог ответствовать, говоря только одне посторонние речи и самыя пустые … что мне было довольно несносно». Далее последовали совершенно необъяснимые события. Приказчик Голикова вернулся с Макарьевской ярмарки, издержав более 50 рублей и объявив, что нигде там не сыскал поверенного Полевого. На основании этого Голиков счёл, что более ничем не должен Полевому. Полевой же заявил, что приказчика своего посылал, его там видели и теперь он требует возмещения понесённых убытков. В ноябре 1791 г. И. Л. Голиков вторично послал на Макарьевскую ярмарку своего приказчика, курского мещанина Петра Алексеевича Полевого. Представитель Матвея Лавровича вновь не был сыскан, хотя сам Матвей Лаврович утверждал обратное и упорно требовал от Голикова принять рога и оплатить их сполна. Наконец, магистрат решил призвать обоих спорщиков и заставить совместно поехать на ярмарку или послать туда приказчиков с точными письменными инструкциями. Это произошло в 1793 г. Но в этом году М. Л. Полевой скончался, а у И. Л. Голикова «по бывшему в Тоболске и Иркутске откупу взысканию недоимки» было арестовано имущество и самого его в связи с этим сыскать было практически невозможно. Брат покойного, Семён Лаврович Полевой, унаследовал тяжбу и был полон решимости завершить дело с рогами. Он послал на Макарьевскую ярмарку своего сына Алексея. Тот не отыскал там голиковского приказчика. Это дало основание С. Л. Полевому обратиться в магистрат и там было принято решение — если И. Л. Голиков не заберёт рога, то и они, и 300 рублей задатка остаются в руках Полевого. Так оно и произошло. Пятилетняя эпопея с сайгачьими рогами наконец закончилась{20}.
      Постоянной проблемой для И. Л. Голикова и его компаньонов — Ивана Ивановича и Михаила Сергеевича Голиковых — была необходимость платить процентные деньги со своих капиталов. Делать им этого явно очень не хотелось, в чём они, впрочем, мало отличались и от прочих представителей купеческого сословия. Уже 31 марта 1776 г. Тобольская губернская канцелярия требовала от Курского городового магистрата взыскать с Ивана Ларионовича и Михаила Сергеевича недоимку в 275 рублей 45 копеек; 14 августа 1784 г. со всех троих компаньонов власти пытались взыскать уже 390 рублей 9 копеек; а в феврале 1790 г. городовой магистрат получил предписание описать движимое и недвижимое имение Ивана Ивановича Голикова{21}. Аналогичные неприятности ожидали в скором будущем и самого Ивана Ларионовича.
      Однако не винные откупа и не внутрироссийские торговые предприятия обеспечили И. Л. Голикову место в истории. Местом этим он обязан той роли, что довелось ему сыграть в деле освоения русскими людьми Аляски и Алеутских островов. С 1773 г. одним из приказчиков И. Л. Голикова является молодой рыльский купец Г. И. Шелихов. Уже после смерти Григория Ивановича, в 1797 г., когда шла борьба за оставленное им наследство, опекун осиротевшего семейства Шелиховых, М. М. Булдаков старательно доказывал: Григорий Шелихов никогда не был приказчиком И. Л. Голикова, не работал на него по контракту, они изначально были партнёрами. По его словам, Г. И. Шелихов «с 1773-го года возвратившись из Охотска, где он был единожды прикащиком вологодского купца Оконишникова, начал быть сам хозяином» и тогда уже «сверх прочей торговли своей был одного судна единственный хозяин, а в трёх имел с протчими участие». Единственное, что готовы были признать наследники Григория Ивановича, так это то, что он «исправлял Голикова дела, как комиссионер», причём «тогда ж Голиков Шелихову заплатил и все затраченные нащёт его суммы»{22}.
      Столь же упорно отстаивали наследники Г. И. Шелихова его приоритет в деле основания РАК. В 1797 г., опровергая притязания Голикова, М. М. Булдаков писал, что «поелику Шелихов долговременным обращение в Камчатке и в Охотске и многими отправлениями на промыслы судов из опыту узнал, что односудовые многочисленных хозяев компании вместо разширения промыслов и торговли порождали раздоры и разорения», то ему пришла мысль создать единую компанию для посылки за море сразу нескольких кораблей. Более того, тогда же он «в сём предположении вознамерился отправиться в море и сам с семейством своим». Ради осуществления этой идеи, ещё в 1781 г. Шелихов решил поехать в Москву «дабы предложить план свой капиталистым людям и согласить их на общее с ним предприятие. Многие явились к сему охотниками, но Шелихов всех их предпочёл старинному знакомому Голикову и племяннику его капитану Голикову ж, ибо удобнее с одними ими хотел иметь дело»{23}. Булдаков, конечно, хотел в первую очередь оттенить благородство покойного Григория Ивановича, который отверг многочисленные выгодные предложения ради старинного знакомства, но не удержался и невольно проговорился. Шелихову, скорее всего, действительно проще было иметь дело не с некими малоизвестными ему «капиталистыми людьми», а с представителями всего одного купеческого клана, к тому же хорошо ему знакомыми. Идея же создания компании, похоже, в то время носилась в воздухе и трудно сказать, кому первому она пришла в голову, а кто первым высказал её вслух.
      Событиям, положившим начало оформлению этой идеи и воплощению её в жизнь, предшествовали обстоятельства, весьма далёкие и от Америки, и от мехоторговли. Ещё в 1778 г. Голиковы совместно с другими шестью купцами заключили в Сенате контракт на винный откуп в Санкт-Петербурге и Москве. Для увеличения своих доходов они ловко пользовались ввозимым из-за границы спиртным. Но в 1781 г. на рижской таможне была арестована крупная партия контрабандной французской водки. Это поставило откупщиков-контрабандистов на грань катастрофы. Несколько спас положение И. И. Голиков, взявший всю вину на себя — компаньоны обещали вознаградить его за лишения. Товар был конфискован, Иван Иванович попал в тюрьму и освободился лишь по амнистии 7 августа 1782 г.{24} Однако убытки были налицо. И тогда Иван Ларионович нашёл выход. Новым источником доходов взамен истощавшегося камчатского должен стать американский пушной промысел под руководством толкового и энергичного человека. Шелихова срочно вызывают в Петербург.
      Соглашение было подписано 17 августа 1781 г. Создавалась компания на срок в десять лет для ведения промысла на уже известных и ещё не открытых островах, в ходе которого планировалось строить на осваиваемых землях крепости и завязывать торговлю с туземцами. Иван Ларионович внёс 35 000 рублей, капитан Михаил Сергеевич — 20 000. Шелихов вложил в дело 15 000 рублей. Бывший приказчик стал младшим, но полноправным партнёром своего бывшего хозяина. Но за это на него возлагались все хлопоты по постройке и снаряжению кораблей, все заботы по руководству экспедицией. Он сам должен был отправиться за море и обеспечить компаньонам наибольшую прибыль. Заодно, по его собственному выражению, уйти в плавание следовало и «ради того, чтобы удобнее разсмотреть хозяйским глазом все те виды, кои полезными быть могут»{25}.
      Вероятно, уже тогда наметился различный подход к новому предприятию со стороны И. Л. Голикова и Г. И. Шелихова. Дела совместной Американской компании, конечно, интересовали Ивана Ларионовича. Он специально просил в письме своего иркутского приказчика курского купца И. И. Скорнякова: «какия слухи будут иногда о заведении компании нашей в Америке старайся обо оных уведомлять писать появственней нынешнего осенью не будет ли судов в приход со островов и с ними не будет ли от наших писем как Григорий Иванович и ожидает»{26}. Проявлялся этот интерес и более своеобразно. В 1788 г., после возвращения из плавания в Америку, Г. И. Шелихов привёз в Россию 15 молодых аборигенов с острова Кадьяк. Это сразу заинтересовало Ивана Ларионовича. Из Петербурга он пишет 24 сентября 1788 г. в Иркутск И. И. Скорнякову: «Из Охотска американцы когда прибудут в Иркутск из них высмотреть надобна хорошенько согласны ли они остаться в России и кои к тому будут способнейши мужеска полу и женска хоша по два человека (или хоша и по одному) высылай в Москву при оказии или хоша бы при возах в Ырбит отпустить»{27}. Вскоре в Курск было привезено из их числа двое мальчиков, Алахан и Кияк. В Курске «дикие американцы» произвели сильное впечатление. В качестве «дядьки и воспитателя» к ним был приставлен калмык Панфил Иванов. Он, заодно, обучал своих подопечных и русскому языку. Именно он, по их неграмотности, поставил подпись под прошением о «присоединении к Православной грекороссийской Церкви» в 1789 г. В этом прошении говорилось: «Родились мы, нижепоименованные, на отдалённейших новонайденных один из нас на островах, а другой на берегах американских, где живучи по образу жизни тамо обитающих диких народов, незнающих никакой веры и закона и не имеющих о каком-либо Божестве ни малейшаго понятия возрасли в сущем неведении истиннаго Бога.
      Минувшаго же 1787 года попечением и коштом именитаго гражданина курскаго купца Ивана Иларионова г. Голикова вывезены мы из оных мест в Россию, где, пребывая более уже двух лет, научились российскому языку и живучи в доме г. Голикова нередко слышали от него между домашним наставлением, что есть Высочайшее Божество, Которое всемогуществом Своим как свет, землю и народы, так и всё видимое творение премудро устроило ко благу человеческому и промышляя наипаче о человеке, обязало его святейшим законом, повелевая ему, что творить и чего, яко зловреднаго и богопротивнаго, удаляться, обнадёживая за исполнение закона кроме временных добр, вечною блаженною жизнию.
      Сему внимая, мы от частых его чинимых нам наставлений и почитая уже нужным и спасительным христианский закон и веру, восчувстовали в себе сильное движение искреннаго и непреклоннаго желания быть в числе просвещённого человечества и присоединиться к Православной грекороссийской Церкви Божественными таинствами. А как приуготовления к оным предварили себя и выучением Символа веры и других христианских молитв, то и просим покорно сие правление познавши нас совершенно оное злочестивое неверие просветить святым крещением и присовокупить к христианскому обществу».
      Торжественную церемонию крещения провёл протоиерей Иоанн Злотницкий, а восприемниками выступали сам Иван Ларионович и его дочери Мария Гарденина и Александра. Алахан получил имя Петра, Кияк стал Павлом. О крещении «диких американцев» было сообщено особым рапортом епископу белгородскому и курскому Феоктисту, который «почёл это обстоятельство заслуживающим внимания высшей церковной власти и довёл до сведения св. Синода». Позднее оба кадьякца числились комиссионерами по делам компании Голикова, но «постоянное жительство имели в Курске»{28}.
      В 1787 г., воспользовавшись возвращением Г. И. Шелихова из «американского вояжа», компаньоны попытались вывести свои дела на новый, более высокий уровень. Обстоятельства этому, казалось, благоприятствовали. В качестве городского головы, Иван Ларионович должен был встречать императрицу, обратный путь которой из Крыма пролегал через Курск и тем самым ему предоставлялась возможность лично представить свои замыслы непосредственно ей самой. Готовясь к встрече Екатерины II, курское дворянство «при содействии городского головы Ивана Илларионовича Голикова и курских граждан» возвело в конце Херсонской улицы каменные триумфальные ворота, ставшие надолго одной из главных городских достопримечательностей. Иван Ларионович, как городской голова, встречал царицу во главе почётных курских граждан, членов городского магистрата, учеников и преподавателей Главного народного училища. При встрече с царицей Иван Ларионович преподнёс понравившийся ей «богатый русский женский наряд», позаимствовав его у купчихи Сушковой{29}. Но среди прочих даров находилась и карта «Шелехова странствия». При этом на карте было отчётливо проставлено, что составил её капитан М. С. Голиков (хотя на самом деле составили её, разумеется, опытные моряки, Д. И. Бочаров и Г. Г. Измайлов, а Михаил Сергеевич мог, самое большее, оплатить труд гравера и типографа){30}. Императрица проявила интерес к купцам-мореплавателям и компаньоны получают официальное приглашение ко Двору. Хлопоча о своих нуждах, Голиков не забыл и о городских потребностях: вследствие именно его ходатайства уже 17 июня 1787 г. последовал царский указ на имя правителя курского наместничества графа А. И. Зубова, согласно которому была разрешена постройка на Коренной ярмарке Гостиного двора. При этом городскому обществу передавались ярмарочные доходы в течение 20 лет{31}. Встреча с императрицей, несомненно, стала звёздным часом в жизни и карьере курского купца. Вслед за успехом, достигнутым в Курске, он вместе с Г. И. Шелиховым отправляется в Санкт-Петербург с прошением на царское имя, чтобы ходатайствовать о привилегиях и государственной ссуде для своей компании. Здесь их достижения, несмотря на внешний блеск, оказались более скромными.
      12 октября 1788 г. И. Л. Голиков получил из Сената похвальную грамоту Императрицы Екатерины II от 1 октября 1788 г.: «…вы обще с рыльским купцом Григорием Шелиховым для открытия неизвестных островов и заведения новой торговли на благо Отечества, согласясь и построив мореходные суда собственным коштом, отправились в восточное море и к берегам Северной Америки, где преодолев многия опасности и затруднения, наконец достигли до предпринятого намерения, и не только сыскали несколько неизвестных земель и народов и завели с ними к пользе Государственной торговые промыслы, но и привел жителей в подданство Наше, за что Мы и повелеваем в знак отличности и благоволения Нашего дать вам от Сената медали и шпаги. Но сверх сего и еще Мы не можем оставить без изъявления вам за сию Нам и Государству услугу Нашего Монаршего благоволения и сею Нашею грамотою похваляем оное…»{32}.
      Однако, наградив купцов, императрица отвергла их предложение о создании единой торгово-промысловой компании с монопольными правами на освоение американских земель.
      В последующие годы в делах Американской компании Иван Ларионович Голиков постепенно всё более отходил в тень, хотя именно он «принимал участие в закупке товаров для компании в Москве и Петербурге, давая указания о постройке того или иного судна ... Голиков испытывал некоторые финансовые трудности по «государственной доимке», чем воспользовался его компаньон Г. И. Шелихов, который начал фактически бесконтрольно использовать общий капитал»{33}.
      Дело, видимо, было в том, что для И. Л. Голикова американская компания, при всей её важности и прибыльности, оставалась всегда лишь одним из его многочисленных коммерческих предприятий. Он занимался ею постольку, поскольку оставалось время от забот, связанных с винными откупами, взиманием денег с многочисленных несостоятельных должников, неурядиц с приказчиками в разных городах, выплатой недоимок казне, дел, подобных тяжбе о сайгачьих рогах. Для Г. И. Шелихова же Американская компания всегда оставалась главным делом. Кроме того, он пользовался тем, что его компаньон жил в стороне от средоточия компанейской деятельности и полностью доверял своим приказчикам, которые, по различным причинам, не всегда это доверие оправдывали. Одним из них был курский купец Иван Иванович Скорняков. Он, «по бывшим на него разным на немалую сумму искам находился немалое время в городе Курске и дошед до совершенной крайности в пропитании и содержании себя», обратился за помощью к Ивану Ларионовичу. Тот, «будучи убежден ево прозбами и видя ево в бедном состоянии», принял Скорнякова на службу и в январе 1787 г. приказчиком послал в Иркутск. Тут И. И. Скорняков провёл два года и одиннадцать месяцев{34}. Отношения между ними были самые доброжелательные — в письмах хозяин обращался к приказчику не иначе, как «братец Иван Иванович», назначил ему 200 рублей годового жалованья и помогал деньгами и платьем его семье (у Скорнякова было семеро детей). Но подспудно между ними начали нарастать противоречия. Причиной тому стало сближение Скорнякова с Г. И. Шелиховым. Кроме того, до И. Л. Голикова стали доходить «разные неприятные известия», которые поселили в его душе «сомнениев разсуждении распутного ево в Иркутске поведения и других доверие нарушавших причин». Скорнякову же неведомые «доброжелатели» стали сообщать о том, что хозяин неодобрительно отзывается о нём в Петербурге. Не выдержав, Скорняков стал в письмах просить у Голикова отставки. Иван Ларионович отвечал ему: «Весьма удивляюсь, что вы так скоро, братец, скучились при делах моих, неужли вам лутче было жить в Белегороде и во всяком письме просить увольнения? Напрасно, братец, так горячитесь … Также пишите, требуя моего окончательного решения на ваши письма, то сего я опять не могу понять, какое окончательное решение вам зделать. Заключаете при том сожалением вашим, что якобы я сержусь на вас и видили бутто бы из писем, что я говарю про вас в Петербурге, но сие всё кажитца вздор самой пустой; я что слышал про вас, то к вам и писал, так бы и вам должно написать, от ково что слышели или кто об мне писал, что я браню ли вас или понашу чем и видно, но главное всему жить порядочно, честь хранить, а в протчем кто бы что ни говарил и не писал нужды нет, посуди веть нет такого человека. про ково бы не говорили худа и добра, как обыкновенно хфалит, а другой клевещет, даже и сам Христос Спаситель всего мира не избежал хуления; то неужли ты, братец, думаешь о себе более всех? сие совсем будет непристойно, да и говарить неможно, а почитать всё то за безделицу всего лутче; естьли бы я на вас и посердился, то и вы на меня можете и за важность ли почитать оное совсем неприлично и описоватца. Надобна, братец, старатца по делам к пользе не упуская время, а упустишь время, то хоша и старался, но выходят одне вздоры, я надеюсь вам сие самому приметно»{35}.
      Письмо это было написано Голиковым 24 сентября и получено Скорняковым 13 ноября 1788 г. Следующее послание своему приказчику Иван Ларионович направил 16 декабря, спустя десять дней после возвращения из Петербурга в Курск. Скорняков получил его только 23 марта 1789 г. Голиков писал: «Братец Иван Иванович. Писем от вас и не помню как получал и не знаю, благополучно ли находитесь. Прежде писали вы чтоб позволить вам выехать ко мне да и продолжать ваши услуги неохотно соглашались даже чтоб прислать вам на смену человека, то от меня писано к вам что вы можете по первому пути и выехать ко мне и товары хоша малчику своему сыну оставить … посылаю при сем прикащика моего здешнего курского купца Никифора Дмитриева сына Шматова которому имеете здать все мои товары и денги вексели и все писменные дела … Из Петербурга сюда прибыл я 6 числа декабря слышу, что ваша хозяюшка померла и дети остались в доме вашем в бедственном состоянии о чем надеюсь прежде к вам писано ныне получа письмо от вашего сына Александра пишет чтоб переслать денег на содержания на нашем де коште состоит 6 душ кормить и одевать надобна и по тулупцу им просит прислать то я и стараюсь все нужное доставить»{36}. Скорняков был снят с должности, как видно из письма, вполне мирно, без скандала, «по собственному желанию». Вообще, это письмо даёт нам уникальную возможность взглянуть на Ивана Ларионовича «в быту», увидеть его не только крупным коммерсантом, но и просто человеком, заботящимся о нуждах своих служащих. Здесь он предстаёт совсем иной гранью своей личности, нежели в скандальной истории с Василием Тернавским. Однако и этой ситуации не суждено было разрешиться мирно.
      Вернувшись в Курск, И. И. Скорняков 12 сентября 1789 г. предоставил Ивану Ларионовичу письменный отчёт о денежных расходах. Спустя год разразилась гроза. Изучив отчёт Скорнякова и сравнив его со своими сведениями из других источников, И. Л. Голиков обнаружил, что Скорняков «в поданном мне щоте между протчим показывает якобы им отдано товарищу моему рылскому имянитому гражданину Григорью Шелихову денег 481 рублев 50 копеек», а также другие, столь же крупные и необъяснимые расходы, хотя «на сии статьи … никакого от меня дозволения и приказания не было и быть им там резону не имелось и к тому ж в отданных Шелихову деньгах и росписки не представлено». Кроме того, Голиков недосчитался 10 камчатских бобров ценой «по меньшей мере каждому по сту рублев», выяснил, что Скорняковым «куплено недозволенным образом дватцать камчатских бобров в которых противу настоящей оным цены и покупки передано до трёхсот рублей», установил, что приказчик перебрал денег из своего содержания на добрых 200 рублей. В результате, И. Л. Голиков обратился 11 октября 1790 г. в Курский городовой магистрат, требуя взыскания денег со Скорнякова. Дело поступило на рассмотрение 18 ноября{37}.
      Скорняков заявил в своих объяснениях, что он «ни единою копейкой не должен». Голиков на объяснения бывшего приказчика объявил, что «каждые ево Скорнякова отзывы обнаруживают по себе единственную несправедливость». Скорняков обратился за помощью к Шелихову, прося разъяснить компаньону, куда шли его деньги. Ответ из Иркутска — на дорогой тонкой бумаге с золотым обрезом — пришёл через Москву 24 мая 1791 г. В собственноручном письме Григория Ивановича говорилось:
      «Государь мой Иван Иванович: Писмо Ваше ис Курска чрез Ирбит от 20 генваря со вложенным писмом от г-на Козмы Васильича Выходцова здесь я исправно сего марта 23 дня получил за что покорно благодарю Вас.
      На прошлогоднее писмо Ваше я к Вам немедленна прошлаго ж года чрез прикащика маего живущаго в Москве Шемелина в сходнасть справедливаго желания Вашего отвечал, и приказал переслать для доставления к Вам чрез то лицо кого Вы в писме тогда означели на нонешнее же писмо сим Вам ответствую.
      Не погневайся братиц, что я удивляюсь чтоб могло статца от Ивана Ларионовича таковое Вам угнетения потаму боле сомнителна быть тому что за бобры к Ивану Ларионовичу не принадлежащия полученныя долгавыя с Констянтина Самойлова идущия к Павлу Лебедеву Ласточкину а чом и в валовом контракте судна андреевскаго асаблива в ращотах таго судна в отправлении значитца кои при разделе промыслу судна андреевскаго вмешаны были при конфискации с товаром Ивана Ларионовича и получены за оные бобры с Вас по дешевой цене денги четыреста восемдесят один рубль пятьдесят копеек а не бабры. Стараясь для ползы Ивана Ларионовича и за оные бобры я Лебедеву заплатил так как ане к нему принадлежали дароже нежели с Вас получил, а немение таго и то меня удивляет что будта бы он не принимает издержик. А имянно десять бобров и восемьсот рублев денег в его великаю ползу употребленных ему б я права верить не в состоянии главнае потаму что дела тем зделали скора и велика а показали немнога я право щитал немения на получение толь затруднителное издержали тысячи три по последней мере: купленные ис полаты бобры вами обще с Барановым за две тысячи рублей за Вашу полавину здесь давали барыш, а Шматов не позволил продать для того что товар самому хозяину за тысячу рублей принят сходна. Вот братиц что меня и сомневатца заставляет чтоб за Ваше усердие Иван Ларионович обидить Вас вздумал, права сему я не поверю доброй человек никогда на толь важное душевредничество поступить не можит: г-ну Выходцову ноне ж я отвечал: в протчем пребываю и есмь К услугам Вашим Григорий Шелихов. 26 марта 1791 года. Иркутск. В будущем году намерения атсель выехать в свой горад в пасобии прашу всех благ подателей»{38}.
      Из недоуменного письма Г. И. Шелихова видно, что он, похоже, искренне не видел разницы между своими и голиковскими деньгами, используя их на компанейские нужды. Ему недосуг было всякий раз советоваться с проживающим в Петербурге или Курске компаньоном и потому он предпочитал влиять на его приказчиков. Голикова же подобное самоуправство приводило в ярость.
      Дело между И. Л. Голиковым и И. И. Скорняковым было рассмотрено Курским городовым магистратом 23 декабря 1792 г. Обоим было предложено уладить спор с помощью посредников, поскольку с моменту сдачи Скорняковым отчёта до подачи Голиковым жалобы прошло год и два месяца, а согласно пункту 11 главы 2 Таможенного устава 1727 г. срок подачи жалоб купцов на своих приказчиков устанавливается в один год. Скорнякова, правда, даже такое решение не удовлетворило и он в июне того же года письменно «изъявил неудовольствие». Однако, апелляции он в годичный срок не подал и потому магистратское решение осталось в силе{39}.
      Наиболее доверенным лицом И. Л. Голикова был его племянник Алексей Евсевьевич Полевой. Именно Иван Ларионович «вывел в люди» своего обедневшего родственника, поддерживая его, несмотря на все, доставляемые им ему неприятности. Ещё в июне 1789 г. канцелярист Михаил Матвеевич Голиков (ещё один племянник Ивана Ларионовича) обратился в Курский городовой магистрат, требуя взыскать с купца Алексея Евсеевича Полевого сумму в 324 рубля 75 копеек. Был предъявлен вексель, в котором говорилось, что «1782 года майя 8-го дня курскому купцу Михайле Голикову курский же купец Алексей Полевой дал сию расписку в том, что принял я для продажи от него Голикова три штуки марсели сорок пять аршин ранжевой тавты денгами девяносто восемь рублей». Дело, казалось, было совершенно ясно. Однако, объяснения А. Е. Полевого вскрыли более сложную подоплёку. Он сообщил, что действительно принял указанный товар в 1782 г. в Тобольске, но не от Михаила Матвеевича, а от самого его хозяина, Ивана Ларионовича Голикова. Согласно Полевому, М. М. Голиков просил Ивана Ларионовича «чтоб ему ис человеколюбия пожаловал дал торговать денег, почему и получил до 1400 рублей, но как непорядочным поведением доказал свою в том неспособность, то и отдан был в моё смотрение с имеющимся у него капиталом». После этого А. Е. Полевой променял на Ирбитской ярмарке имевшихся у М. М. Голикова соболей у Михайлы Данилова, приказчика курского городского головы С. И. Хлопонина, как раз на упомянутые «тавту и марсели». Ткани эти он, по приказу И. Л. Голикова, «ему, Михайле, не отдал, а доставил в Тоболск и отдал хозяину Ивану Ларионовичу Голикову, чрез несколко дней обратно на свой щёт принял». Более того, по утверждению Полевого «Михайла Голиков по то время ни толко таковой суммы, но и ничего собственного не имел». Дело, впрочем, затянулось, поскольку решено было взять объяснения с самого И. Л. Голикова, а он был не большой любитель объясняться с магистратом. В 1791 г. М. М. Голиков умер и после этого А. Е. Полевой сам обратился 5 февраля в курский магистрат, говоря, что, поскольку он ничего Михайле не должен, «а ныне тот Михайла Голиков и в живых не состоит», то следует дело закрыть, а расписку уничтожить, чтобы он мог спокойно вести торговлю и получить, наконец, паспорт{40}. Судя по всему, оба племянника Ивана Ларионовича старались по мере сил вести торговлю своего дяди с максимальной выгодой лично для себя, всё более погружаясь в пучину путаницы и неразберихи.
      К моменту завершения этой тяжбы А. Е. Полевой, запутавшийся в подобных денежных делах, уже вошёл в тайные сношения с Г. И. Шелиховым. В итоге их совместных финансовых махинаций, на счёт Ивана Ларионовича зачастую относились выплаты по векселям, а доля его в прибылях уменьшалась. Следует отметить, что И. Л. Голиков, испытавший уже последствия влияния Г. И. Шелихова на своих приказчиков, «дабы не испытать опять опасности и не быть Шелихова жертвою», специально уполномочил своего племянника представлять его интересы в делах компании. Однако А. Е. Полевой «в отсутствие Голикова из Сибири зделал более ему, Голикову, оскорблениев, нежели самый Шелихов». По утверждению Ивана Ларионовича, «они, то есть Полевой и Шелихов, согласясь между собою, тайно составили новую Компанию, в которой половину его и самыя документы изтребили вовсе»{41}.
      Осенью 1790 г. это вызвало бурные объяснения между И. Л. Голиковым и А. Е. Полевым, который приехал из Охотска в Курск. А. Е. Полевой вынужден был признаться в злоупотреблении доверием Ивана Ларионовича. Он каялся и слёзно умолял о прощении: «Признаюсь, что сделал Вам зла, досады и огорчения выше человечества. Но, напротив, Вы и ныне ещё делаите такие милости, какие я и от родителя своего никогда не ощущал»{42}. Однако это не помогло и в 1794 г. Иван Ларионович оказался «очень грамотно отстранён от дел» и компания оказалась практически целиком в руках Шелихова.
      После смерти Г. И. Шелихова начинается упорная борьба за контроль над компанией, в ходе которой верх одерживают наследники Григория Ивановича. Обстоятельства этой борьбы детально прослежены в недавних исследованиях А. Ю Петрова{43}. Возвышение Шелиховых означало крах для Голикова. Он, правда, ещё сохранял силу и влияние, пользовался благосклонностью властей — император Павел I даже пожаловал ему «золотой с царским гербом и бриллиантами ковш»{44}. Однако финансовые махинации Шелиховых и Полевого лишили Ивана Ларионовича половины капитала. Часть потерь удалось возместить лишь после вмешательства знатного зятя — сенатора князя К. А. Багратиона. В конечном итоге, после смерти отца в 1805 г., Николай Иванович Голиков вынужден был постепенно распродавать оставшиеся у него акции компании и большую часть недвижимости. Например, 31 августа 1827 г. он выдал полковнику и кавалеру Густафу Карловичу Шульцу доверенность на предъявление в залог по откупам 60 акций Российско-Американской компании на 15 000 рублей, причём каждая акция шла в половинную стоимость{45}. «Такова была цена, которую заплатил И. Л. Голиков за своё доверие Г. И. Шелихову», — подводит итог современный историк{46}.
      Цена эта оказалась ещё более дорогой, поскольку И. Л. Голиков лишился не только своих прибылей, но и своего заслуженного места в истории Русской Америки. В последующей историографии фигура Г. И. Шелихова всё более заслоняла собой его современников, внёсших немалый вклад в дело создания русско-американского феномена. Это относилась и к конкурентам, долгое время оспаривавшим право шелиховской компании на единоличное освоение американских земель, это касалось и его собственных компаньонов. Среди таких «посмертно пострадавших» можно назвать и П. С. Лебедева-Ласточкина, и Голиковых, и самого А. Е. Полевого. Дочь Алексея Евсевьевича, Екатерина, сравнивая отца с Г. И. Шелиховым, даёт им любопытную оценку: «отец мой был также человек необыкновенный умом, силою воли и образованностью. В нём только не было жестокости Шелехова»{47}. Оценка эта добавляет важный штрих к характеру не только А. Е. Полевого, но и самого Г. И. Шелихова. В характере И. Л. Голикова должная доля жестокости, похоже, была. Фигура, куда более крупная и значительная, нежели его племянник, он фактически стоял у истоков будущей Российско-Американской компании, упорно добиваясь осуществления своих замыслов. По достоинству оценив деловую хватку и энергию Г. И. Шелихова, он не только привлёк его к исполнению этих планов, но и пошёл навстречу его честолюбивым устремлениям, сделав из приказчика полноправным компаньоном, обеспечив ему превосходные возможности для дальнейшего роста.
      Умер И. Л. Голиков 17 ноября 1805 г. и был похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. «С 17-го на 18-е число прошедшего ноября 1805 г. скончался с Санктпетербурге Курский Именитый Гражданин ГОЛИКОВ на 73-м году от рождения, — говорилось в «некрологии», опубликованной в 1-й части петербургской «Минервы» за 1806 г. — Он второй из тех, которые прославили свою фамилию. Голиков, написавший Историю ПЕТРА ВЕЛИКОГО в 30 томах, был ему племянник. Добродетельный муж, к сожалению добрых людей, кончивший жизнь свою, принадлежит к числу Россиян, украсивших конец осмнадцатого века … В последние дни жизни он представлял редкий пример упования на Промсл. Никакия огорчения не сильны были довести его до роптания. Бедные потеряли в нем благодетеля, несчастные истинного друга»{48}.
      Хвалебные строки официального некролога имели за собой немало истины, хотя, конечно, не раскрывали всей колоритной фигуры Ивана Ларионовича. Человек суровый, вспыльчивый, но отходчивый во гневе, предприимчивый, с обширным кругозором и широким взглядом на вещи, не чурающийся идей просвещения, но хранящий верность устоявшимся обычаям, дальновидный, но не утративший привычку доверять людям, мелочный обладатель огромных капиталов, подчас ценящий выгоду превыше закона, но использующий закон, чтобы не упустить своей выгоды, — он был человеком своего времени, своего сословия, но при этом стоял на ступень выше и смотрел дальше своего окружения. Этим он и заслужил своё место в истории.
      1. Это касается, в первую очередь, частной жизни купца, деталей его биографии. Его коммерческой деятельности и его взаимоотношениям с Г. И. Шелиховым немалое место уделено в исследованиях А. Ю. Петрова, посвящённых обстоятельствам, предшествующим созданию РАК. См.: Петров А. Ю. И. Л. Голиков и Г. И. Шелихов // Книга о Шелехове. Иркутск, 1997. С. 266-268; Петров А. Ю. Образование Российско-Американской компании. М., 2000.
      2. См. например: Адамов А. Григорий Иванович Шелихов — «Колумб российский» // Куряне — выдающиеся деятели науки и техники. - Курск , 1950.- С. 8-21;Ситников Л. А. Григорий Шелихов. - Иркутск, 1990.
      3. Мезин С. А. Русский историк И. И. Голиков. - Саратов, 1991.
      4. Ларионов С. Описание Курского наместничества из древних и новых разных о нем известий. - М., 1786.
      5. Зорин А. В. Русская Америка и куряне // Русская Америка. 1799-1867 гг. Материалы Международной конференции «К 200-летию образования Российско-Американской компании 1799-1999». Москва, 6-10 сентября 1999 г. М., 1999. С. 116-126.
      6. О происхождении и родословной И. Л. Голикова подробнее см: Зорин А. В., Карпачев М. Д., Могильников В. А., Филиппова М. А., Шумков А. А. Курские купцы Голиковы. От монастырских бобылей до потомственных дворян. Материалы к истории и генеалогии рода. СПб., 2003.
      7. Государственный архив Курской области (далее: ГАКО), ф.184, оп.2, д.190, л.18; датой его рождения ранее ошибочно считался 1730 г. В ноябре 1795 г. он показал себе 60 лет, а по предыдущей ревизии 1782 г. – 47 лет от роду; В «Петербургском некрополе» указывается другой год рождения — 1729 ([Саитов В. И.]. Великий князь Николай Михайлович. Петербургский некрополь. Т. 1. СПб., 1912. C. 623).
      8. ГАКО, ф.184 , оп.2, д.190 , л.185.
      9. Полное собрание законов Российской империи. Т. XV. СПб., 1830. С. 350-351. Вероятно, И. Н. Лоскутов приходился И. Л. Голикову родственником со стороны его жены, А. П. Климовой.
      10. Петров Н. П. История родов русского дворянства. Т. II. М., 1991 (репринтное изд.). С. 241–244.
      11. Петров А. Ю. Образование… C. 88
      12. ГАКО, ф. 184, оп. 2, д. 108, л. 478; д. 191, л. 203об.
      13. К истории Российско-Американской компании. Красноярск, 1957. С. 14–15.
      14. Танков А. А. Из Курской старины. Оттоманский посол и курское купечество // «Курские губернские ведомости». 1894. № 860.
      15. Танков А. А. Из истории школьного образования в Курске // «Курские губернские ведомости». 1897. № 119.
      16. Зорин А. В. Курские калмыки (работорговля на степной границе) // Курские тетради. Вып. 2. Курск, 1998. С. 32-38.
      17. АВПРИ, ф. РАК, оп. 888, д. 881, л. 65 об., 66.
      18. ГАКО, ф. 108, оп. 8, д. 1031
      19. ГАКО, ф.108, оп.8, д.616, л.2,11об, 12-13.
      20. ГАКО, ф. 108, оп.8, д. 806, л.1-2, 5-5об, 6-7, 9-9об, 43.
      21. ГАКО, ф. 108, оп.8, д. 858, л.22, 27-28.
      22. АВПРИ, ф.341, оп.888, д.128, л.2.
      23. АВПРИ, ф.341, оп.888, д.128, л.2об-3.
      24. Мезин С. А. Русский историк И. И. Голиков. Саратов, 1991. С.29.
      25. АВПРИ, ф.341, оп.888, д.128, л.3об.
      26. ГАКО, ф. 108, оп.8, д. 932, л. 22об.
      27. Там же.
      28. Танков А. А. Фрагменты курской старины: Дикие американцы в Курске // «Курские губернские ведомости». 1897. № 183.
      29. Златоверховников Н. И. Памятники старины и нового времени и другие достопримечательности Курской губернии. Курск, 1902. С. 15-27.
      30. Подробнее о вопросах, связанных с историей «карты капитана Голикова», см: Федорченко Т. П. К вопросу о картах плавания И. Л. Голикова и Г. И. Шелихова к тихоокеанским берегам Северной Америки в 1783–1786 гг. // Вопросы географии. Сб.22. 1950. С. 181-185; Соловьёва К. Г., Вовнянко А. А. Пропавшие и забытые карты компании Голиковых-Шелихова, 1783-1798 гг. // Американский ежегодник 1994. М., 1995. С. 116-136.
      31. Златоверховников Н. И. Указ. соч. С. 33-34.
      32. РГИА, ф. 1343, оп. 19, д. 2549 – л. 4, 4 об.
      33. Петров А. Ю. Образование… С. 142
      34. ГАКО, ф. 108, оп.8, д. 932, л. 1
      35. ГАКО, ф. 108, оп.8, д. 932, л. 22-22об
      36. ГАКО, ф. 108, оп.8, д. 932, л. 24-24об
      37. ГАКО, ф. 108, оп.8, д. 932, л. 1.
      38. ГАКО, ф.108, оп.8, д. 932, л.25об-26об
      39. ГАКО, ф. 108, оп.8, д. 932, л.28-35, 41
      40. ГАКО, ф. 108, оп.8, д. 801, л. .7, 9-10,15
      41. АВПРИ, ф.341, оп.888, д.128, л.12об-13об.
      42. Петров А. Ю. Образование… С. 144
      43. История Русской Америки. Т. 1. Основание Русской Америки. 1732-1799 гг. - М., 1997. С.109-153,322-363; Петров А. Ю. И. Л. Голиков и Г. И. Шелихов // Книга о Шелехове. Иркутск, 1997.- С. 266-268; Петров А. Ю. Специфика финансовой деятельности русских торгово-промысловых компаний на северо-западе Америки во второй половине XVIII в. // Русская Америка 1799-1867. Материалы международной конференции «К 200-летию образования Российско-Американской компании 1799-1999 гг.» Москва, 6-10 сентября 1999 г. - М., 1999.-С. 136-159. Петров А. Ю. Образование Российско-Американской компании. М., 2000;
      44. Златоверховников Н. И. Указ. соч. С. 16.
      45. ГАКО, ф.59, оп.1, д.9898, л. 1. Сын И. Л. Голикова, Николай, рождён отцом в первом браке в Курске, в приходе Троицкой церкви в 1781 г. Позднее он — курский первостатейный купец, акционер РАК В 1817 г. числился по 1-й гильдии, но на 1834 г. числится уже лишь по 3-й гильдии. С 1806 г. — именитый гражданин Курска. Умер в 1842 г. С 1831 г. женат на дворянской дочери Фионе (Хионии) Матвеевне, вдове коллежского регистратора Павлова. Имел сыновей Ивана и Павла. Из них Иван (1832–1877) воспитывался в 1-й Московской гимназии, в 1854 г. окончил курс наук юридического факультета Императорского Московского университета со степенью кандидата, позднее дослужился до чина статского советника, получил потомственное дворянство. Его сын, правнук Ивана Ларионовича, Сергей Иванович Голиков (1866–1929) в 1890 г. окончил курс юридических наук университетского отделения Московского лицея Цесаревича Николая с дипломом I степени, занимал различные государственные и выборные посты (в том числе Калязинского уездного предводителя дворянства и Воронежского гражданского губернатора), дослужился до чина действительного статского советника. С 1920 г. находится в эмиграции, где занимает видное место среди русских монархистов. Умер в Русском Доме в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. В настоящее время в С.-Петербурге проживает Екатерина Николаевна Квартирова (р.1916) — дочь Марии Сергеевны Голиковой (1890-1986) и воронежского вице-губернатора Николая Николаевича Лавриновского (1875-1930). В Курске в настоящее время проживают представители другой ветви рода — потомки по женской линии старшего брата Ивана Ларионовича, Сергея, носящие фамилию Логачевы (Зорин А. В., Карпачев М. Д., Могильников В. А., Филиппова М. А., Шумков А. А. Указ. соч. С.53-54,60-63,66-76,80-82).
      46. Петров А. Ю. И. Л. Голиков и Г. И. Шелихов // Книга о Шелихове. Иркутск, 1997. С. 268.
      47. Авдеева-Полевая Е. А. Записки и замечания о Сибири // Записки иркутских жителей.- Иркутск, 1990. С.56.
      48. Руссов. Некрология // Минерва. Ч. I. СПб., 1806.
    • Драницына Е. А., Петров А. Ю., Савельев И. В. Иван Александрович Кусков
      Автор: Saygo
      Драницына Е. А., Петров А. Ю., Савельев И. В. Иван Александрович Кусков // Вопросы истории. - 2015. - № 6. - С. 29-46.
      3 октября 1820 г. Главный правитель русских колоний на Аляске, капитан-лейтенант М. И. Муравьёв направил письмо правителю крепости и селения Росс в Калифорнии Ивану Александровичу Кускову. В нем были такие строки: «Вы первый камень заложили в Альбионе и покамест им Росс будет существовать в Калифорнии»1. Письмо написано в почтительном, почти подобострастном тоне, как будто Кусков вовсе не родился мещанином, а Муравьёв не был морским офицером, дворянином и правителем огромных территорий — Русской Америки.
      Чтобы понять и оценить этот феномен, обратимся к жизни и деятельности И. А. Кускова.
      За последние годы отечественная и зарубежная наука серьезно продвинулась в изучении истории Русской Америки. Наиболее яркое тому подтверждение — публикация фундаментального труда «Россия в Калифорнии»2, в котором представлены документы о жизни Кускова. Основные вехи биографии этой неординарной личности нашли отражение, в частности, в сочинениях К. Т. Хлебникова, трехтомнике «История Русской Америки», биографическом словаре Р. Пирса, а также в ряде студенческих работ3.
      В ходе наших исследований были выявлены документы в отечественных архивохранилищах, музеях, библиотеках о деятельности Кускова. Из них особенно богаты материалами оказались Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), Российский государственный архив древних актов (РГАДА), Российский государственный исторический архив (РГИА), Российский государственный архив Военно-морского флота (РГАВМФ), Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ), Государственный архив Вологодской области (ГА ВО). В доме музее Кускова в г. Тотьма содержатся многие материалы, посвященные истории Русской Америки. И, конечно, в каждом музее России и зарубежных стран, где есть экспозиция о Русской Америке, обязательно присутствует информация о Кускове. К сожалению, за последние годы не проводилось комплексного исследования жизни и деятельности этого, можно сказать, «пионера» освоения Тихоокеанского севера с изучением его родословной. Данная работа направлена на то, чтобы попытаться суммировать накопленные сведения, ввести в научный оборот новые архивные материалы, высветить основные направления научных поисков и показать основные достижения Кускова.
      Иван Александрович Кусков родился в 1765 г. в г. Тотьма Вологодской провинции Архангелогородской губернии. В XVII—XVIII вв. город был главным поставщиком соли и хмеля. Там находились крупное торжище и ярмарка, а в уезде помещался центр судостроения Сухоно-Двинского речного пути. С апреля на реке Сухоне открывалась навигация, которая продолжалась вплоть до октября. Судоходство по этой водной артерии было непростым: оно не могло обходиться без речных лоцманов — «носников», которые ведали проводкой судов по своему участку и были очень востребованы. Этим занимались предки Кускова, а проживали они в районе современной улицы Садовой — ранее Егорьевской4. В ГА ВО отложились материалы первой переписи населения Тотемского уезда, проживающего в районе Егорьевской улицы в 1716 и 1719—1720 годах5. В документах можно найти фамилии деда Кускова — Ивана Яковлевича — и его родственников: «Иван Яковлев Кусков — 50 лет, сын Григорий — 9 лет, сын Яков — 1 год и 8 месяцев, сын Иван Кусков — 25 лет, сын Алексей — 4 года, Александр — 3 года, сын Семён — 12 лет, сын Пётр — 4 года»6.
      Метрические книги ГА ВО, в которых бы отразилась запись рождения И. А. Кускова, пока не найдены. Однако в ревизских сказках за 1782 г. впервые упомянуто его имя и указан возраст — 16 лет. В этом же документе отмечены и члены его семьи7. Отец Ивана Александровича — Александр Иванович — родился в 1721 г., умер 20 января 1782 г. «естественной смертью»8. Мать Ивана Александровича звали Анна Петровна (1736—1777). У родителей Кускова было еще четверо детей: Дмитрий (1764—1799), Пётр (1773—?), Ирина (1769— ?) и А(о)вдотья (1768—?).
      Открытие Россией Америки со стороны Тихого океана произошло в 1743 году. Вскоре к берегам Аляски устремились сотни искателей быстрой наживы. Большинство среди них были с Русского Севера — люди, не знавшие крепостного права и привыкшие к суровым северным условиям. Еще с XVII в. северными городами были установлены торговые связи с Сибирью. Тотьма была расположена на пути к восточным окраинам Российской империи, и «еще в Петровские времена черносошные и монастырские крестьяне из обширнейшего Тотемского уезда бежали на поиски лучшей доли в Сибирь»9.
      Кусков, следуя примеру своих земляков, в возрасте двадцати двух лет отправился искать счастья в Сибирь. Тем более, что, «нрав имел веселый, в обхождении с людьми был ласков, в исполнении верен»10.
      Он обосновался в Иркутске — столице «пушной империи». Торговля мехами, взаимодействие с «оборотистыми людьми» приносила огромные барыши, но и сулила разорение тем, кто проявлял слабость, не мог вовремя реализовать товар, доверялся не тем покупателям. Представляется, что так и случилось с молодым Кусковым. Он задолжал огромную, по тем временам, сумму — в 1690 руб. своему земляку — купцу Алексею Петровичу Нератову11. Этот долг изменил всю дальнейшую биографию Кускова. Произошло это в 1790 году. Выручил его каргопольский купец Александр Андреевич Баранов, сам находившийся в крайне стесненных обстоятельствах и уже согласившийся на предложение богатейшего рыльского купца Г. И. Шелихова отправиться в Америку правителем его компании. 20 мая 1790 г. в Иркутске Кусков и Баранов заключили договор, в котором оговаривались условия службы Кускова и возможность погашения им долга. Срок действия договора — 22 года12.
      Интересно отметить, что основной контракт между Барановым и Шелиховым был подписан 15 августа 1790 года. Иными словами, для Александра Андреевича было принципиально важно взять с собой в Америку именно Кускова. Они отправились в плавание на галиоте «Три Святителя» 19 августа 1790 г. и прибыли на о. Кадьяк 27 июня 1791 года.
      Начало службы для Ивана Александровича было настоящим испытанием на прочность. В начале XIX в. в Русской Америке сложилась и успешно функционировала четырехуровневая система административного управления. Во главе колоний находился Главный правитель РАК — А. А. Баранов. В его полномочия входило: руководство строительством поселений и портовых сооружений, заключение соглашений с капитанами иностранных судов, снаряжение экспедиций, назначение на должности, наказание и награждение колонистов13.
      Территория колоний делилась на отделы, которые включали в себя обширную территорию и управлялись приказчиками. Следующая ступень административных единиц — редуты или артели (во время пушного промысла — партии), которыми обычно управляли байдарщики. Они следили за сохранением мирных отношений с коренными жителями, сотрудничали со старейшинами индейских племен, отвечали за сохранение мира на подвластной территории. Очень важной функцией было информирование Главного правителя о событиях, происходивших на подведомственной территории.
      Центром Русской Америки, где находилась резиденция главного правителя РАК вплоть до начала XIX в. была гавань — сначала Трех Святителей, а затем Павловская на острове Кадьяк. В этот период Иван Александрович стал фактически вторым человеком в колониях и замещал главного правителя в 1796—1800 гг., во время инспекционных поездок последнего по владениям компании. В обязанности Кускова входило: снабжение продовольствием партий и редутов, организация пушного промысла, улаживание конфликтов с местными жителями или организация обороны в случае вооруженного конфликта.
      В 1797 г. Кусков был назначен начальником Константиновского редута и «принял залив Нучек в свое владение»14. Находясь на этой должности, он показал себя хорошим организатором. Два годя спустя, в долину реки Коппер (Медная) для разведки месторождений меди была отправлена экспедиция под руководством опытного байдарщика Константина Галактионова. Во время похода велась торговля с индейцами племени атна. Однако, несмотря на успешное начало коммерческих отношений, племенная верхушка была настроена враждебно по отношению к русским. Дело дошло до того, что индейцам удалось тяжело ранить Галактионова, который все же успел предупредить Кускова об опасности. Здесь Иван Александрович проявил свои дипломатические способности. Не показывая страха, он сумел договориться с индейцами-анта о мире и торговле. В марте 1800 г. он направился на остров Кадьяк, а уже в мае задумал новую экспедицию в долину реки Копер. Выздоровевший Галактионов вызвался возглавить новый поход, который прошел без конфликтов с местными жителями. На этот раз был обследован левый приток р. Копер, но обнаружить медные месторождения так и не удалось. Индейцы тщательно скрывали места добычи металла, хотя и привозили его для обмена с русскими в Константиновский редут15.
      В 1801 — 1802 гг. Кусков занимался исследованием североамериканского побережья от залива Якутат до острова Ситха и возглавлял крупные промысловые партии (450—470 байдарок). В 1801 г. на бриге «Екатерина», во главе флотилии из 470 байдарок он направился в сторону острова Ситха. Алеутами было добыто 400 «морских бобров»16. На следующий год, в апреле, Баранов отправил главную партию из 450 байдарок во главе с Иваном Александровичем на промыслы в тот же район. Еще по пути к месту назначения, в Якутате, стало известно о враждебных намерениях индейцев-тлинкитов. Не случайно, Александр Андреевич в инструкции своему помощнику рекомендовал проезжать мимо индейских селений либо рано утром, либо вечером, чтобы не раздражать лишний раз аборигенов видом промысла, ведущегося поблизости от их селений17.
      В донесении Баранову глава партии писал, что около Якутата его партия встретилась с недоброжелательностью местных жителей. Они затевали ссоры с алеутами и даже избивали их. Все попытки примирения оказались напрасными. Но переговоры с вождями позволили выяснить причины недовольства, которые приводили к ссорам: интенсивная добыча каланов в традиционных промысловых угодьях тлинкитов, произвольное изъятие съестных припасов, нарушение условий обмена пушнины на нужные индейцам товары, нежелание некоторых промышленников уважать обычаи местного населения и т.п. Кусков пытался убедить аборигенов, что Баранов стремится к установлению мирных отношений и не приветствует любые притеснения индейцев. Более того, в инструкциях прямо говорилось о категорическом запрете во время промысла в проливах арх. Александра изымать «кормовые припасы» индейцев.
      Однако стало ясно, что переговоры оказались напрасными. 23 мая аборигены предприняли атаку, которую удалось отбить. Хотя Кусков и его люди одержали победу в этом сражении, тлинкиты планировали и дальше вести военные действия. Поэтому, было принято решение перебраться на островок у побережья материка, чтобы чувствовать себя в большей защищенности. На этом островке русские и туземцы-партовщики сумели отразить атаки тлинкитов. Опасаясь прихода большего числа русских, аборигены запросили мира.
      Кусков, как следует из донесения, решил согласиться на перемирие18.
      30 мая он возвратился в Якутат — запасы пороха и боеприпасов требовали пополнения.
      Он запретил жителям поселения отлучаться куда-либо для ловли рыбы, а также усилил караулы и расставил орудия. 6 июня, оставив при крепости больных, раненых и аманатов, взяв с собой дополнительно одного промышленника и двух поселыциков,
      Кусков вновь отправился с партией на промысел вдоль побережья на юг. Добравшись до северных островов архипелага Александра, Иван Александрович узнал от местных индейцев, что тлинкиты планируют нападение на Михайловскую крепость. Пытаясь предотвратить беду, 17 июня он отправил сообщение начальнику крепости В. Г. Медведникову, но посланные им люди вернулись с сообщением о разорении русского поселения19.
      Кусков сразу устремился в Якутат — поселение находилось в опасности: местные индейцы, располагавшие пушками, захваченными в крепости и воодушевленные падением Михайловской крепости, представляли угрозу. Места назначения достигли через трое суток и застали большое число тлинкитов, прибывших с юга к местным индейцам якобы для торговли и ловли рыбы. По данным Хлебникова, индейцы намеревались напасть на русскую крепость и селение в Якутате. Однако неожиданное возвращение «главной» партии помешало им в осуществлении планов20.
      Среди жителей Якутата весть о разгроме Михайловской крепости вызвала тревогу, люди требовали немедленной отправки на Кадьяк. Предотвратить самовольный отъезд смогли лишь отсутствие судна и уговоры Кускова. Главную партию распустили по домам, оставив в поселении часть людей для подкрепления. Иван Александрович посчитал важным отослать письма-предупреждения в Константиновский и Николаевский редуты. В них он описал случившееся и указал на необходимость принять все меры предосторожности и обезопасить редуты от возможного нападения аборигенов.
      Хотя Михайловская крепость и пала под атакой тлинкитов, их нападение на «главную» партию во главе с Кусковым было неудачным, что позволило русским сохранить свое присутствие на юго-востоке Аляски. Кроме того, удачные действия Ивана Александровича произвели на воинственных индейцев сильное психологическое воздействие.
      Баранов намеревался организовать поход на Ситху, однако, по предложению Кускова, считавшего, что осенняя непогода может погубить часть байдарок, что «только ободрит колош», отложил его на год21. На тот момент не хватало судов, которые использовались для прикрытие охотничьих байдарок, поэтому поход для русских мог закончиться плачевно. Иван Александрович отправился в Якутат, где к весне 1804 г. были спущены на воду суда «Ермак» и «Ростислав». Осенью того же года хорошо вооруженная флотилия вернулась в Ситху, где было основано новое поселение на удобном пересечении торговых путей — Ново-Архангельск.
      В 1805 г. Кусков и харьковский мещанин Т. С. Демяненков во главе партии из 302 байдарок отправились на промысел морского бобра. Промысел прошел без происшествий, а добыча составила 1700 каланов22.
      В тот же год, 25 сентября, в Ново-Архангельск прибыл руководитель первой русской кругосветной экспедиции, корреспондент РАК, камергер и генерал-майор Н. П. Резанов, который наградил Кускова медалью «За усердие» на Владимирской ленте23. В начале XIX в. эта медаль с портретом императора вручалась представителям купеческого сословия, в виде исключения — мещанам и крестьянам за различные услуги, оказанные правительству.
      В сентябре 1806 г. Баранов отправился на Кадьяк, оставив Кускова вместо себя во главе освобожденного поселения. Всю осень и зиму Кусков руководил возведением зданий и укреплений, «дома для главного правителя... 4 марта 1807 года... спущен на воду прекрасный бриг “Ситха”». Услыхав, что главный правитель отбыл из крепости, тлинкиты вновь решили ее атаковать. Но Иван Александрович узнал о намерениях индейцев от их соплеменников, проживавших вместе с русскими. В этой сложной ситуации он решил взять инициативу в свои руки. Один из влиятельных вождей был приглашен в крепость. Торжественный прием, подарки, угощения помогли уговорить его удалиться с Ситхи вместе с его воинами. Другие индейцы не решились напасть на Ситху и вскоре отправились по своим жилищам24.
      Тем не менее, индейцы-тлинкиты еще долго не позволяли вести промысел. Летом 1807 г. Кусков снарядил 75 байдарок во главе с тобольским мещанином Д. Ф. Ерёминым, но враждебность туземцев южных островов архипелага Александра сорвала добычу ценной пушнины25.
      В сентябре того же года стало известно, что высочайшим указом Ивану Александрович Кускову присвоили чин коммерции советника, как лицу, успешно занимавшемуся промышленностью и торговлей. Граф Румянцев адресовал новоиспеченному советнику письмо, в котором выражал благодарность за службу26. Соответствующие бумаги и посылка из столицы пришли в марте 1808 г.: «к полученному Вами характеру достоинству извольте получить присланные ис Санкт-Петербурга... знаки отличия: шпагу и мундирское сукно... с копией указа, статут или установления чина Вашего разъясняющей... в конверте сопровождаются в особом ящике»27. Для получения чина коммерции советника указом императора Кускова должны были перевести в купеческое звание, ибо в соответствие с «Табелем о рангах» чин этот мог получать российский подданный, состоявший в сословии не ниже купеческого28.
      1808 г. стал в жизни Ивана Александровича переломным. В Главном правлении Российско-американской компании (ГП РАК) было принято решение о дальнейшем изучении Тихого океана, причем в направлении не менее опасном, чем изучение реки Копер. Речь шла об исследовании Североамериканского континента вплоть до Калифорнии. На этот раз русские могли вступить в противоборство не только с аборигенами, но и с представителями ведущих европейских держав — Англии и Испании. Интерес России к южным берегам Америки не был случайным. Так, Г. И. и Н. А Шелиховы, стоявшие у истоков Российско-американской компании, полагали, что Калифорния станет естественным южным фортпостом российских владений в Новом Свете.
      Осенью 1808 г. к берегам Нового Альбиона Баранов снарядил российскую промысловую экспедицию под командованием Кускова на двух кораблях: шхуне «Николай» (штурман Булыгин) и судне «Кадьяк» (штурман Петров). Имея разную скорость, корабли выходили в разное время, и у каждого судна были собственные задачи.
      В инструкции штурману судна «Николай» Баранов предписывал идти от пролива Хуан-де-Фука на юг до «порта Гренвиль» (м. Пойнт- Гренвиль) и о-ва Дестракшен, обратно же — следовать к «порту Граувс» (зал. Грейс-Харбор), который находился на севере от устья р. Колумбия, чтобы успеть соединиться с «Кадьяком». Если встреча не состоится, «Николаю» предписывалось идти к устью реки Колумбии и далее к заливу Тринидад, где было назначено место встречи судов. По прибытии в Тринидад рекомендовалось исследовать залив Гумбольда. Команда «Николая» должна была представить описание берегов Калифорнии. Перед ней ставилась задача тщательного исследования побережья29.
      Кусков получил от Баранова подробные инструкции, в которых отмечалось: «... постройками на первой ныне случай заводить не надобно, пока весь тот берег от калифорской Санкт-Францыско гавани до пролива Дефуке совершенно не исследуется и не получится формальнаго от нашего правительства на занятие там и обселение мест разрешения, но устроя... для общей безопасности крепосцу...». Можно сказать, что это первое, выявленное на сегодняшний день в документах, четкое и ясное указание Баранова Кускову построить русскую крепость в Калифорнии. Особое значение придавалось отношениям с туземцами. Для того, чтобы завоевать их расположение, рекомендовалось отказаться от агрессии и насилия, проявлять щедрость и терпимость: «... строго воспретить и взыскивать малейшия противу тутоземных обитателей своим руским и партовщикам дерзости и обиды, а стараться всячески как Вам самим, так и всем подчиненным снискивать дружбу и любовь...». Нужно было показать аборигенам, что русские — их друзья, которых не стоит опасаться. Впрочем, говоря об отношениях с индейцами, Баранов напоминал о необходимой бдительности. Допускалась отправка промысловых партий на юг и юго-запад Калифорнии: «предполагаю я неизлишним отправить далее к югу для поисков неположенных на картах против Калифорнии островов...»30. В случае нахождения хорошего промыслового места, надлежало там же оставить часть людей, а самому Кускову предписывалось возвратиться в Ново-Архангельск31. В донесении ГП РАК Александру I приводится иная мотивация: «... судно “Кадьяк”, посыланное под начальством коммерции советника Кускова к Ново-Альбионским берегам, для приискания хорошаго места к новому поселению, удобному иметь хлебопашество, скотоводство и другая необходимый для жизни выгоды, коих ни на Ситхе, ни на Кадьяке нет»32.
      Осенью 1809 г. Кусков на судне «Кадьяк» возвратился в Ново-Архангельск и вскоре написал, что не все поставленные перед экспедицией задачи, были выполнены. Судно вышло из Ново-Архангельска 20 октября 1808 г., но из-за непогоды не смогло подойти к заливу Грейс-Харбор и направилось в залив Тринидад, где оказалось 28 ноября. Однако и здесь погода помешала реализации намеченных планов: «а потом через несколько времяни от последовавшего с моря ветра зделался чрезвычайной бурун и волнения... почему и судно находилось в великой опастности». Кусков вместе со штурманом Петровым, не дождавшись Булыгина в бухте Тринидад, решил следовать на юг в залив Бодего. Перед этим он направил ему послание: «... оставя знак: воздвигнут в пристойном месте крест и сокрыто в землю извещение и краткая записка к нему ж вруча тутошним обитателям...»33. Покинув Тринидад 7 декабря, «Кадьяк» 15 декабря прибыл в залив Бодега, где было решено ожидать прибытия «Николая». Промышленники занялись охотой на морского зверя.
      Во время пребывания в заливе Бодега четверо людей Кускова совершили побег. Неблагонадежность промышленников оказалась для него неожиданным препятствием. В сложившейся обстановке он попытался реализовать хотя бы часть поставленных задач, исследовав Тринидад и оставив в Бодеге промысловую партию под началом служащего РАК Сысоя Слободчикова. Но и этот план не удался, ибо, когда все уже было готово, сбежали кадьякцы на двух байдарках. Опасаясь, что в случае аварии судна при следовании вдоль малознакомых берегов побег могут совершить и другие, Кусков отказался от данного плана и остался в Бодеге.
      В Ново-Архангельск он прибыл 4 октября 1809 г. и узнал о том, что судно под управлением штурмана Булыгина потерпело крушение, а его экипаж попал в плен к индейцам.
      В 1809 г. ГП РАК испросило разрешения у императора на постройку в Калифорнии крепости и основание поселения: «Правление в предпринимаемом заселении Новаго Албиона изпрашивает Высочайшей защиты в случае, естьли бы Американские Штаты из зависти что предприняли, а Баранов, находя, что Компания по малолюдству не в силах сделать сего заселение прочным, представляет о выгоде произвесть оное от казны»34. Государство разрешило реализовать проект за счет компании, обещав посильную помощь в случае необходимости.
      В 1810 г. к берегам Калифорнии была отправлена новая экспедиция на судне «Юнона», которая должна была исследовать Новый Альбион. Однако у островов королевы Шарлоты на его партию напали аборигены. Это нападение «разстроило все его планы, и он должен был возвратиться без всякого успеха в Новоархангельск»35.
      В отчете директоров РАК собранию акционеров от 1 февраля 1812 г. говорится, что Баранов «... отправил... вторично экспедицию, под управлением прежняго же начальника коммерции советника Кускова»36. Источником, сообщающем об этом плавании, служат инструкции Главного правителя, в том числе одна секретная. Целью экспедиции стал не только промысел калана, но и более подробное исследование берегов Нового Альбиона. Инструкция сообщает причины, побудившие Баранова организовать новую экспедицию. Прежде всего, была получена информация, что устье реки Колумбии стали заселять представители Соединенных Штатов, а это могло помешать как промыслу, так и торговле РАК. В документе содержалось требование тщательно изучить места будущего поселения и описать все прилегающее территории; предписывалось возвести земляное укрепление — «небольшой редут» — с подробным описанием того, как должно оно быть устроено. Указывалось на важность размещения в окрестностях Сан-Франциско секретных знаков, подтверждавших претензии Российской империи. Это был излюбленный способ РАК, практиковавшийся с XVIII в., — подготавливать почву для дальнейшей колонизации данной территории. Кускову доверительно давались гербы и медали, которые он должен был вручать местным жителям37.
      Сравнительный анализ текста инструкций к первой и второй экспедициям показывает, что, если первая являлась по преимуществу исследовательской, то вторая была направлена на колонизацию Калифорнии.
      Шхуна «Чириков», на которой находился Кусков, вышла из Ситхи в феврале 1812 г. и 15 марта достигла залива Бодего, где Иван Александрович сразу же приступил к выбору места для предполагаемого поселения. Приказчик РАК Слободчиков вместе с десятью алеутами и штурманским учеником Кондаковым тщательно изучил территории между Бодегой и рекой Славянкой и решил по-завершении пешего маршрута отправиться вверх на байдарках по Славянке. Река была богата ценной рыбой, к тому же имела выгодное географическое положение: хорошо просматривались ее берега, а сплавляться по ней было достаточно просто, по сравнению с реками Аляски. Однако удобного для поселения места обнаружить не удалось и потому было принято решение основать колонию в 15 верстах выше устья р. Славянки в небольшой бухте, с координатами 38° 33' с.ш. и 123° 15' з.д. Именно туда и прибыл Кусков из залива Бодего.
      Крепость заложили 15 мая 1812 г., а осень того же года Кусков писал: «К концу августа месяца уже успели обнести место крепости гладкими стоячими струбами, на двух противоположных углах получились 2 двухэтажных бастиона, в которых и основали первое жительство людям. В день тезоименитства императора Александра I, 30 августа 1812 г., назначили день к поднятию на крепость флага — для сего посередине оной сделана была мачта со стеньгой, врытая в землю. По прочтении обычных молитв поднят флаг при пушечной и ружейной стрельбе. Крепость была названа Россом — по вынутому жребию, положенному перед иконой Спасителя»38.
      Помня печальную судьбу Михайловской крепости на о. Ситха, Иваном Александровичем было принято решение соорудить крепость в форме четырехугольника, обнести ее крепким частоколом, на углах крепости построить две башни с амбразурами — семиугольную и восьмиугольную. Стены крепости были вышиной в 3, длинной в 49 и шириной в 42 сажени. Росс находилась на высоком берегу над небольшим заливом Тихого океана, на высоте 120 фунтов над уровнем моря. Для защиты крепости от нападения с моря и суши Кусков привез 12 пушек39.
      К 1814 г. все главные сооружения Росса были возведены. Внутри его находилось девять построек и колодец, а снаружи — не менее 50 зданий. Главными из них были дом правителя, состоящий из нескольких комнат, а также казарма для промышленников, мастерские, мельница, кузница, кожевенный завод, конюшни, молочный завод, и даже судостроительная верфь.
      В различных документах встречаются разные указания на достаточно высокую обороноспособность селения, которая, в первую очередь, определялась наличием колодца, позволявшего долгое время обеспечивать поселенцев водой. Служащий РАК и морской офицер В. М. Головнин в своих записках указывал, что в крепости построили колодец, и хвалил за это мудрое решение Кускова40. Критическую оценку расположению Росса дал в своей работе акционер РАК и первый ее исследователь П. А Тихменёв. Он считал, что место, выбранное под строительство, непригодно, так как отсутствует удобная гавань, планировка самого селения носит произвольный характер, поскольку Кусков разрешил алеутам строить и располагать свои жилища по своей воле41.
      Калифорнийское поселение было значительно удалено от других русских колоний, поэтому дружеские отношения с испанцами и индейцами на тот момент были очень важны, так как от них зависели безопасность и благополучие колонистов. Индейцы, жившие в окрестностях Росса, занимались собирательством, охотой и рыболовством, вели кочевой или полукочевой образ жизни, селились небольшими обособленными общинами. Их оружие составляли копье, праща, лук и стрелы. Следует отметить, что в отличие от северо-западного побережья Аляски, контакты коренного населения с американскими и английскими предпринимателями создавали для Российско-американской компании источник для беспокойства, в то время, как закрытая для иностранных судов испанская Калифорния, дала русским в лице индейцев-кашая союзников, которые надеялись, что первые защитят их от испанцев. В калифорнийской политике РАК отразились общие принципы политики компании в отношении коренного населения. Испытывая недостаток сил и контролируя весьма ограниченную территорию, администрация пыталась сохранять мирные отношения с независимыми племенами, что в целом удавалось сделать.
      Офицер российского ВМФ Ф. П. Литке писал, что русские смогли закрепиться в заливе Бодега и установить хорошие отношения с индейцами, после того, как у последних была куплена земля: «Между тем Компания к вышеизложенным правам присовокупляет еще новое. Г-н Кусков заключил с старшиною индейцев, живущих в его соседстве, договор, которым сей последний уступает всю землю, им занимаемую (чуть ли не всю Калифорнию), во владение Российскаго императора и сам себя и подданными подвергает его покровительству»42. Единственным документом, подтверждающим добровольную уступку русским этих территорий, является протокол встречи офицера российского ВМФ Л. А. Гагемейстера с индейцами. Протокол подтвердил законность создания русской колонии, добровольную уступку земли, которую подтверждают независимые от испанцев индейские вожди, и удостоверил лояльность индейцев к русским43. В записке Головнин отмечал, что земли колонии были куплены у индейцев, без должного пояснения того, почему индейцы пошли на такое соглашение, ограничась словами: «... русские, не делая им (индейцам) обид и притеснений, снабжают их разными необходимыми вещам»44.
      У индейцев были хорошие отношения с Кусковым. Они сообщали коменданту крепости о предстоящих агрессиях иноплеменников и испанских властей. Однако большая часть ресурсов, которыми хотела воспользоваться компания, находилась на территории подконтрольной Испании. Поэтому, одной из главных задач стало установление максимально выгодных торговых отношений с калифорнийскими испанцами. Путешествия Николая Петровича Резанова показали, что испанцы торговали с русскими полулегально, так как их правительство разрешало колониям иметь отношения только с метрополией.
      В октябре 1812 г. Баранов послал письмо губернатору Калифорнии X. Арильяге, в котором содержалась просьба начать коммерческие отношения с РАК: «...со стороны нашего Императора ни малейшаго нет препядствия, но охотно благоволить взаимным нацыональным выгодам производимою коммерцыей в берегах Калифорнии от вашего только правительства зависит разрешение, а от вас самих указание портов, в которые бы наши суда с товарными грузами безопасно приходить и производить непосредственную торговлю могли»45.
      Комендант миссии Сан-Висенте Руиса в своем письме Баранову указывал, что отправил запрос по предложению Баранова вице-рою Новой Испании, где написал о том, что в Калифорнии существует нехватка некоторых товаров и он не может разрешить официально торговлю между компанией и испанской колонией, но позволяет вести полулегальный «товарообмен»: «В самом деле жители сей Калифорнии, коих вы желаете снабдить, имеют большие нужды в товарах; правда же, что изобильны мясом, маслом, пшеном и мылом, в чем, по письмам вашим, вы имеете нужду и желаете выменивать на здешние жизненные припасы; однако нужно сказать вам, что наши губернаторы весьма строго наблюдают указы королевские, и что в их пределах не устроится никакая торговля без ведома Его Превосходительства г-на вицероя новой Гишпании»46.
      Узнав о том, что русские основали в Калифорнии поселение, испанцы отправили к этому месту вооруженный отряд и, осмотрев крепость, пообещали Кускову обсудить с губернатором вопрос о торговле с русскими — они испытывали острую нехватку изделий ремесленного производства.
      Уже в январе 1813 г. представитель испанских властей вновь посетил крепость Росс: «В начале 1813 года офицер вновь приехал... с братом коменданта и объявил словесно, что губернатор... дозволяет производство взаимной торговли, но с условием, чтобы, до получения на этот предмет официального разрешения, суда компании не входили в порт, а товары свозились бы на берег на гребных судах. При этом посещении испанцы привезли в подарок заселению до 20-ти рогатых животных и трех лошадей»47.
      С этого года началась длительная переписка правителя колонии Росс с местными калифорнийскими властями. Испанцы настаивали на ликвидации русского поселения. Стремясь затянуть переговоры, Кусков ссылался на свое незнание испанского языка, которое якобы мешало ему понять суть их требований. В некоторых случаях Кусков предлагал адресовать претензии в Петербург, по приказу которого это заселение создано, мотивируя это тем, что цель высшего правительства ему неизвестна, его же обязанность состоит в том, чтобы Росс охранять и в случае наступательных действий оборонять48.
      Испанцы ограничились лишь письменными угрозами — средствами и силами для захвата русского селения они не располагали. Данная переписка носила официальный характер, ее содержание было сообщено испанскому правительству, дабы показать рвение калифорнийских властей. В действительности, взаимовыгодная полулегальная торговля между русскими и испанцами не прекращалась. Этому способствовали и дружеские отношения Кускова с комендантом Сан-Франциско и главой духовной миссии: «Несмотря на возникшую переписку по поводу основания заселения комендант С. Франциско и пользовавшийся там важным значением начальник духовной миссии находились в самых дружеских отношениях с Кусковым»49.
      В 1815 г. П. В. де Сола стал губернатором Калифорнии. С его приходом испанские власти решили серьезно взяться за реализацию своих требований. Осенью 1816 г. в порт Сан-Франциско прибыл русский корабль под командованием 28-летнего офицера ВМФ России О. Е. Коцебу. Воспользовавшись его прибытием, губернатор де Сола попытался оказать давление на русских, вызвав в Сан-Франциско Кускова для переговоров.
      26 октября 1816 г. в Сан-Франциско состоялись переговоры о дальнейшем существовании селения и крепости Росс, в которых участвовали Кусков, Коцебу и де Сола. Из протокола переговоров видно, что новый губернатор Калифорнии настаивал на ликвидации Росса и напоминал, что еще 3 года назад это требование было предъявлено Кускову, но тот сослался на Баранова, без согласия которого поселение не могло быть покинуто. Тогда Губернатор потребовал от Коцебу, чтобы он приказал Кускову уйти с этих территорий, на что был получен ответ, что последний не находится у него в прямом подчинении и у Коцебу нет полномочий отдавать какие-либо приказания правителю Росса50. Требования испанцев были достаточно жесткие и, как признавался Кусков, в случае усиления давления пришлось бы покинуть Калифорнию51.
      Но благодаря дипломатическим способностям Кускова, русские сохранили свое присутствие в Калифорнии. Головнин в своих записках указывает, что испанский губернатор выполнил бы свои угрозы, будь у него солдаты. Поэтому, все, что ему оставалось, — посылать запросы о ликвидации селения. Впоследствии действия де Сола походили не на дипломатические акции, а на попытки выслужиться, демонстрируя свое служебное рвение52.
      Важнейшим направлением в хозяйственной жизни Росса был промысел «морского бобра». Однако охота на этих пушных зверей шла с переменным успехом. Во время строительства люди не могли отлучаться для промысла на дальние расстояния. Вести добычу калана в самом заливе Сан-Франциско испанцы, несмотря на все старания Кускова, не позволяли. В других же местах ценный пушной зверь не водился. К 1817 г. численность морских бобров от залива Тринидад до бухты Св. Антония сильно сократилась.
      Число добываемых каланов уменьшалось по мере хозяйственного освоения новой территории: «с 1812 до 1815 г. их было добыто 714, в 1815-м - 114, в 1816-м - 84, в 1817-м - 44, в 1818 г. - 10. В последующие годы добыча была по-прежнему не велика: в 1820 г. — 16, в 1821 г. — 32, в 1822 и 1823 гг. — 39 каланов»53.
      Наиболее перспективным и необходимым занятием становилось земледелие. Достижения огородничества и пашенного земледелия в Россе описаны в записках Головнина: «Земля производит здесь в изобилии многия растения: теперь у г. Кускова в огородах родится капуста, салад, тыква, редька, морковь, репа, свекла, лук, картофель; даже созревают на открытом воздухе арбузы, дыни и виноград, который недавно он развел. Огородная зелень весьма приятнаго вкуса и достигает иногда чрезвычайной величины, например, одна редька весила 1 пуд 13 фунтов, а около пуда часто попадаются; тыквы здесь бывают в 1 1/2 пуда, и одна репа имела весу 13 фунтов. Особливо плодлив картофель: в Россе обыкновенный приплод его от одного яблока сто, а в порте Румянцева от одного же яблока иногда родится 180 и 200, и притом садят его два раза в год: посаженный в первой половине февраля снимают в исходе мая, а в октябре поспевает тот который сажают в июне месяце»54. Успехи в огородничестве позволяли Кускову снабжать зеленью все приходящие суда, а также пересылать в Ново-Архангельск овощи в свежем и сушеном видах. Однако, по свидетельству Тихменёва, в первые годы основания крепости и селения Росс земледелие испытывало определенные сложности. Тому, по его мнению, были две причины. Во-первых, подавляющее большинство жителей поселения Росс не имели навыков земледелия и, во-вторых, влияние необычных для русского человека природных условий — влажный морской воздух и частые туманы. Первые урожаи при Кускове были таковы: «1813 г. посеяно 1 п. 25 ф., получено 4 п. 5 ф., 1814 г. посеяно 5 п., получено 22 п. 2 ф., 1815 г. посеяно 5 п., получено 8 п., 1816 г. посеяно 14 п. 14 ф., получено 48 п. 23 ф...»55.
      Скотоводство в крепости Росс развивалось более успешно. Кускову удалось быстро увеличить поголовье скота и снабжать сушенным и вяленным мясом Ново-Архангельск. Морской офицер Головнин весьма красочно повествовал о хозяйственной хватке Ивана Александровича: «Он разводит также скот, и в успехе нет сомнения, ибо обильныя паствы, водопой, круглый год подножный корм позволяют с небольшим числом людей иметь большия стада. Теперь у него есть 10 лошадей, 80 голов рогатаго скота, до 200 овец и более 50 свиней. Все сии животныя в весьма хорошем состоянии: в двух быках, от него мною полученных, чистое мясо весило 47 пуд. Дворовых птиц — гусей и кур, он имеет много»56. Ко времени завершения службы Кусковым в Русской Америке скотоводство Росса стало весьма успешным: лошадей стало 21, крупного рогатого скота — 149, овец — 698, свиней — 159 голов.
      Компания стремилась найти и максимально эффективно использовать калифорнийские ресурсы. Баранов просил Кускова обращать внимание на все, из чего можно было извлечь какие-либо выгоды для РАК.
      Для того, чтобы обеспечить промысел в заливе, прибрежной зоне Тихого океана и по реке Славянке, в первые годы сооружались небольшие суда: «... Кусков умел воспользоваться изобилием в прекрасном строевом лесе: он построил в порте графа Румянцева под руководством простаго промышленника, научившагося сему строению у одного англичанина, бывшаго кораблестроителем в Ново-Архангельске, два мореходных судна, названная бригантина “Румянцев” и бриг “Булдаков”, и несколько гребных судов»57. Кусков писал своему преемнику: «Здесь при селении Росс при помощи всемогущаго Бога построенное судно бриг “Волга” состоящее готово на штапеле и для спуска на воду... В предполагаемое Вами время о спуске брига “Волги” на воду. Естли же по обстоятельствам тово не последует и никаких топорных работ при том не востребуется, в таком случае распорядиться и приступить к заготовлению к будущей постройке предполагаемаго при селении Росс судна, для котораго и приготовлено разных штук дубоваго леса... но как в ближних подлежащих крепости и селения нашего Росс годной в судовую постройку дубовой лес вырублен в постройку 3-судов...»58.
      О составе и численности населения в Россе во время пребывания Кускова на посту правителя, можно судить по двум спискам, подготовленным в июне 1820 и октябре 1821 года. Из этих документов видно, что, если по первой переписи число жителей Росса составляло 260 чел., то в октябре 1821 г. их число уменьшилось до 175. Но это не свидетельствует об уменьшении числа жителей, просто на октябрь 1821 г. пришлась ротация служащих компании. По этническому составу здесь были русские, креолы, алеуты, эскимосы, тлинкиты и жители гавайских островов. При этом русские составляли 14%, креолы — 7%, на долю эскимосов (в основном с Кадьяка) приходилось 50% и 29% — представители других народов59.
      Еще в мае 1819 г. Кусков просил К. Т. Хлебникова отпустить его на родину и рассчитаться за службу: «... прошу вас покорнейше, ежели можно и время вам позволит, зделать и прислать при следующем транспорте ращот мой»60. Но Кирилл Тимофеевич просил не оставлять пост еще в течение года, так как достойной замены Кускову не было.
      Год увеличился вдвое, и уже в письме от 26 марта 1821 г. Кусков настаивал на освобождении его от должности: «О положениях моих примите, милостивый государь, дружескую откровенность, что я еще решился здесь пробыть не далее предполагаемаго времени почтенным начальником, как до осени следующаго ныне года; не для интересов и почестей, и к тем я чужд»61.
      Осенью 1821 г. в Ново-Архангельском порту бросил якорь бриг «Булдаков», в трюмах которого было зерно. Между тем для того, чтобы иметь достаточно хлеба на зиму, Баранов отправил судно «Головнин» в Калифорнию под командованием капитана Бенземана. На его борту отбыл 22-летний Карл Иванович Шмидт, находившийся уже 4 года на службе в РАК62. Именно он должен был сменить 54-летнего Кускова. Вскоре «Головнин» прибыл в Новый Альбион, и сразу началась передача дел новому правителю. Перед отправлением на родину Кусков составил подробную инструкцию Шмидту, где содержались рекомендации о том, как себя вести с испанцами, индейцами, какие дела требуют первоочередного доведения до конца (например, постройка и спуск на воду брига «Волга»), были намечены наиболее важные новые проекты (строительство казармы), а также отмечены те, с кем можно сотрудничать63.
      Перед отправлением в Россию Ивану Александровичу предоставился случай еще раз показать свой твердый характер. Прибыв в столицу Русской Америки, основатель Русской Калифорнии первым делом потребовал от Муравьёва заплатить за его службу причитающиеся, согласно контракта, шкуры каланов. Это справедливое требование Муравьёв удовлетворил бы, но проблема оказалась неразрешимой, так как свои претензии Кусков выразил с присущей ему прямотой в присутствии всех старожилов — русских промышленников. «Более 100 человек имели бы право просить того же», — оправдывался Главный правитель64.
      Взамен ценных шкур калана Кускову вручили документ с объяснением, что в Санкт-Петербурге он может получить за пушнину 10 тыс. рублей. Хотя такой исход дела несколько смягчил гнев бывшего правителя селения Росс, но получилось, что он отправился из Ново-Архангельска на Кадьяк без вознаграждения за свою многолетнюю службу в колониях. В дополнение ко всему Муравьёв поставил перед начальником Кадьякской конторы Никифоровым задачу — совершить обряд венчания Кускова с его женой-туземкой до их отправления в Охотск. Главный правитель РАК писал: «... в Россию держит путь Кусков, его характер вам известен, знаете вы также его влияние на русских стариков и даже на алеут. Те и другие недовольны своим положением»65. Начальнику Кадьякской конторы разрешалось применение любых мер против Ивана Александровича, если тот будет «волновать» недовольных промышленников. Тем временем, Баранов выдал Кускову «Аттестат», который мог служить ему сопроводительной бумагой до ГП РАК. В этом «маршрутном листе» заслуги Кускова перед РАК были оценены очень высоко: «свидетельствую о благородном его (Кускова) поведении. Его опытность и познание местных обстоятельств столь важны, что трудно его заменить кем-бы то ни было»66.
      20 апреля 1822 г., основатель крепости Росс отправился в Россию на шлюпе «Константин». На этом же судне было вывезено вместе с семьями более 120 русских промышленников, состарившихся на службе РАК67.
      Путь Ивана Александровича и его супруги, Екатерины Прохоровны, проходил через Охотск, куда они прибыли 17 августа 1822 г., 28 ноября — были уже в Якутске, а 24 января 1823 г. — в Иркутске, 14 февраля — в Ачинске, 17 февраля — в Томске, 19 февраля — в Каинске, 25 февраля прибыли в Тюмень, 5 марта въехали в Вятку. Их путь заканчивался в родном городе Ивана Александровича — Тотьме, в котором он не был более 30 лет: «Сей Вид Вологодской губернии в Тотемском городническом правлении явлен и в книгу № 3 записан сей, 4 июля 4 дня 1823 г.»68.
      Некоторые авторы полагают, что Кусков так и не добрался до Санкт-Петербурга, так как очень торопился домой. Между тем, Главное правление РАК он все же посетил. Там ему был подготовлен окончательный расчет, согласно которому, «[компания] обязалось выплатить ему 58 425 руб. 23 коп.»69. Кускову компания приготовила новый «Аттестат», который был подписан 3 июля 1823 года. В этом документе отмечалось, что он служил «усердно, честно и похвально». Документ был подписан директорами РАК70, а не кем-либо из царских сановников или представителями Правительствующего сената, что показало бы положение Кускова в обществе. Это привело к сложной ситуации, в которой оказался Кусков по приезде в город Тотьму.
      В одном из своих последних писем Кусков писал первенствующему директору РАК М. М. Булдакову о том, что из-за бюрократической ошибки его лишили гражданства в городе Тотьме. Он просил Главное правление РАК содействовать положительно в решении этого вопроса. Возможно, это досадное недоразумение стало одним из обстоятельств, повлиявших на здоровье Ивана Александровича. 18 октября 1823 г., через три месяца после возвращения в Тотьму, 59-летнего основателя русского фортпоста в Калифорнии не стало. Обряд его отпевания состоялся в Богоявленском соборе; похоронили его в Спасо-Суморином монастыре71.
      Значение личности Ивана Александровича Кускова в истории Русской Америки очень велико: благодаря селению и крепости Росс удалось надолго решить проблемы со снабжением колоний. В геополитическом масштабе расширение территорий Русской Америки выдвинуло Россию на передовые позиции как колониальную державу. Наследие Кускова живо и значимо в наши дни. Форт Росс ныне — это всемирно признанный памятник деревянного зодчества в Калифорнии с единственной сохранившейся деревянной крепостью. Музей посещают тысячи туристов со всего мира. В городе Тотьме Вологодской области, несмотря на все сложности, действует дом-музей знаменитого тотьмича, который является визитной карточкой города и всей Вологодской области. В России и за рубежом деятельность Кускова представлена в музейных экспозициях по истории Русской Америки. По праву можно сказать, что Кусков — это гордость нашей истории.
      Примечания
      1. National Archives and Records Service (NARS). RRAC, r. 27, p. 69.
      2. Россия в Калифорнии: русские документы о колонии Росс и российско-калифорнийских связях, 1803—1850. Т. 1—2. М. 2005, 2012; Russian California, 1806—1860. А History in Documents. Vols. 1—2. L. 2014.
      3. См., например: PIERCE R.A. Russian America: A Biographical Dictionary. Kingston. 1990, p. 282-285; История Русской Америки (1732-1867). T. 1-3. М. 1997-1999 (ИРА); ХЛЕБНИКОВ К.Т. Русская Америка в неопубликованных записках К.Т. Хлебникова (1832). Л. 1979; [ЕГО ЖЕ.] Русская Америка в «Записках» Кирилла Хлебникова: Ново-Архангельск (1832). М. 1985; ИСТОМИН А.А. Калифорнийские экспедиции И.А. Кускова (1808—1812). — Американский ежегодник. 1998. М. 1999, с. 131 — 147; ТИХОМИРОВ С.А. Одиссея северных колумбов: Жизнеописание тотемского мещанина, основателя и Правителя Форта Росс в Калифорнии, написанное по достоверным источникам. Книга зримых очерков. Вологда. 2014; БОРОДИН Д.М. Деятельность И.А. Кускова в Русской Америке (1790—1823 гг.). Вологда. 2010.
      4. Таможенные книги Московского государства XVII в. Т. 2. М. 1950—1951, с. 590, 651.
      5. Фонд П.А. Колесникова. Государственный архив Вологодской области (ГА ВО), ф. 350д. Записи в тетради. Материалы переписи, 1716—1719, 1729 гг.; Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 5159, on. 1, д. 478.
      6. Фонд П.А Колесникова. ГА ВО, ф. 350д. Записи в тетради.
      7. Ревизские сказки, 1782 г. Там же, ф. 388, оп. 9, д. 29, л. 4—5об.
      8. Метрические книги г. Тотьмы с уездом, 1782 г. Там же, ф. 496, оп. 16, д. 7.
      9. ЧЕРНИЦЫН Н.А. Исследователь Аляски и Северной Калифорнии Иван Кусков. В кн.: Летопись Севера. Т. 111. М. 1962. с. 76.
      10. КИЧИН Е.В. Иван Александрович Кусков. Биография. — Вологодские губернские ведомости. 21.02.1848, № 8, часть неофиц., с. 83.
      11. ТИХОМИРОВ С.А. Ук. соч., с. 38.
      12. ФЁДОРОВА С.Г. Русская Америка и Тотьма в судьбе Ивана Кускова. В кн.: Проблемы истории и этнографии Америки. М. 1979, с. 232—233.
      13. ДМИТРИШИН Б. Административный аппарат Российско-американской компании, 1798—1867. — Американский ежегодник. М. 1993, с. 103—104.
      14. ТИХМЕНЁВ П.А. Историческое обозрение образования Российско-американской компании и действий ее до настоящего времени. СПб. 1861, ч. 1, с. 58.
      15. ИРА, т. 2, с. 46-47.
      16. ЧЕРНИЦЫН Н.А. Ук. соч., с. 77.
      17. ИРА, т. 2, с. 54.
      18. А.А. Баранов — И.А. Кускову, 9 апреля 1804. Отдел рукописей Российской Государственной Библиотеки (ОР РГБ), ф. 204, к. 32, д. 4, л. 29об., 109—111.
      19. Там же, с. 114.
      20. ХЛЕБНИКОВ К.Т. Русская Америка в «записках» Кирила Хлебникова. Ново-Архангельск. М. 1985, с. 53.
      21. ЕГО ЖЕ. Жизнеописание Александра Андреевича Баранова, Главного правителя Российских колоний в Америке. СПб. 1835, с. 75.
      22. ИРА, т. 2, с. 76.
      23. ФЁДОРОВА С.Г. Ук. соч., с. 234.
      24. ХЛЕБНИКОВ К.Т. Жизнеописание Александра Андреевича Баранова, с. 114.
      25. ИРА, т. 2, с. 127.
      26. КИЧИН Е.В. Ук. соч., с. 84.
      27. А.А. Баранов — И.А. Кускову, 24 марта 1808 г. Россия в Калифорнии: Русские документы о колонии Росс и российско-калифорнийских связях, 1803—1850. Т. 1. М. 2005, с. 172.
      28. ФЁДОРОВА С.Г. Ук. соч., с. 235.
      29. Инструкция А.А. Баранова штурману Н.И. Булыгину о плавании к берегам Нового Альбиона на бриге «Св. Николай». Ново-Архангельск, 22 сентября 1808 г. Россия в Калифорнии, с. 188.
      30. Там же, с. 197.
      31. Предписание А.А. Баранова И.А. Кускову об экспедиции к берегам Нового Альбиона, 14 октября 1808 г. Там же, с. 191 — 198.
      32. Донесение Главного правления РАК императору Александру I. С.-Петербург, 16 мая 1811 г. Там же, с. 223.
      33. Рапорт И.А. Кускова А.А. Баранову об экспедиции к берегам Нового-Альбиона. Ново-Архангельск, 5 октября 1809 г. Там же, с. 205.
      34. Сообщение министра иностранных дел графа Н.П. Румянцева Главному правлению РАК о решениях Александра I по ее запросам. С.-Петербург, 1 декабря 1809 г. Там же, с. 210.
      35. ТИХМЕНЁВ П.А. Ук. соч., с. 208.
      36. Из отчета директоров РАК собранию акционеров Компании. С.-Петербург, 1 февраля 1812 г. Россия в Калифорнии, с. 225.
      37. Инструкция А.А. Баранова И.А. Кускову об экспедиции в Новый Альбион, 18 января 1811 г. Там же, с. 213—218; Инструкция А.А. Баранова И.А. Кускову об экспедиции в Новый Альбион, 20 января 1811 г. Там же, с. 219—222.
      38. ОР РГБ, ф. 204, к. 32, д. 12, л. 1-Зоб.
      39. ФЁДОРОВА С.Г. Русское население Аляски и Калифорнии. Конец XVIII века — 1867 год. М. 1971, с. 83.
      40. ГОЛОВНИН В.М. Из записок о посещении Калифорнии на корабле «Рюрик» в 1815—1818 гг. Россия в Калифорнии, с. 466.
      41. ТИХМЕНЁВ П.А. Ук. соч., с. 209-210.
      42. ЛИТКЕ Ф.П. Из дневника, веденного во время кругосветного плавания на шлюпе «Камчатка». Россия в Калифорнии, с. 297.
      43. Протокол встречи в Россе индейских вождей с капитан-лейтенантом Л.А. Гагемейстером, удостоверяющий их дружеские отношения с Русскими. Росс. 22 сентября 1817 г. Там же, с. 257—258.
      44. Записка Головнина директорам РАК о праве государств на открытые земли, необходимости защиты русских северо-американских колоний от посягательств иностранцев и наведении Л.А. Гагемейстером порядка во владениях РАК. 10 сентября 1819 г. Российско-американская компания и изучение тихоокеанского севера, 1815— 1841: Сб. документов. М. 2005, с. 68—69; МАТЮШКИН Ф.Ф. Из «Журнала кругосветного плаванья на шлюпе “Камчатка” под командованием капитана Головнина». Россия в Калифорнии, с. 309.
      45. Письмо А.А. Баранова губернатору Калифорнии X. Арильяге о русско-калифорнийской торговле. Ново-Архангельск, 6/18 октября 1812 г. Там же, с. 232.
      46. Письмо коменданта миссии Сан-Висенте Х.М. Руиса А.А. Баранову. Сан-Висенте, 8 июня 1813 г. Там же, с. 233—234.
      47. ТИХМЕНЁВ П.А. Ук. соч., с. 213.
      48. ОКУНЬ С.Б. Российско-американская компания. М.-Л. 1939, с. 120.
      49. ТИХМЕНЁВ П.А. Ук. соч., с. 214.
      50. Протокол по результатам переговоров губернатора Новой Калифорнии П.В. де Сола с правителем Росса И.А. Кусковым и командиром брига «Рюрик» О.Е. Коцебу по поводу требования испанских властей о ликвидации русского поселения в Калифорнии. Сан-Франциско, 28 октября 1816 г. Россия в Калифорнии, с. 246—247.
      51. ЛИТКЕ Ф.П. Из дневника, веденного во время кругосветного плавания на шлюпе «Камчатка». Там же, с. 297.
      52. Записка В.М. Головнина директорам РАК о праве государств на открытые земли, необходимости защиты русских северо-американских колоний от посягательств иностранцев и наведении Л.А. Гагемейстером порядка во владениях РАК. 10 сентября 1819 г. Российско-американская компания и изучение тихоокеанского севера, 1815—1841, с. 68.
      53. ИРА, т. 2, с. 244.
      54. ГОЛОВНИН В.М. Из записок о посещении Калифорнии на корабле «Рюрик» в 1815—1818 гг. Россия в Калифорнии, с. 470.
      55. ТИХМЕНЁВ П.А. Ук. соч., с. 211.
      56. ГОЛОВНИН В.М. Из записок о посещении Калифорнии на корабле «Рюрик» в 1815—1818 гг. Посещение Сан-Франциско в октябре 1816 г. Россия в Калифорнии, с. 470.
      57. Там же, с. 471—472.
      58. КУСКОВ И.А. Инструкция новому правителю колонии Росс К.И. Шмидту в связи с передачей дел по управлению колонией. Росс, 14 декабря 1821 г. Там же, с. 438—439.
      59. ЕГО ЖЕ. «Ведомость людей, находящихся в селении и крепости Росс, русских, кадьяцких и других племен, мужеска и женска пола». Росс, 1 июня 1820 г. — сентябрь 1821 г. Там же, с. 412—427; ЕГО ЖЕ. «Список людей, состоящих в селении Росс и на Ферлоне, русских, кадьяцких, чугань и индейцев обоего пола». Росс, 14 декабря 1821 г. Там же, с. 428—436; ИРА, т. 2, с. 248.
      60. И.А. Кусков — К.Т. Хлебникову. Росс, 18 мая 1819 г. Там же, с. 320.
      61. И.А. Кусков — К.Т. Хлебникову. Росс, 26 марта 1821 г. Там же, с. 409.
      62. PIERCE R.A. Op. cit, р. 447.
      63. Инструкция И.А. Кускова К.И. Шмидту, 14 декабря 1821 г. Россия в Калифорнии, с. 437.
      64. М.И. Муравьёв - ГП РАК, 16 апреля 1822 г. NARS. RRAC, г. 27, р. 19.
      65. М.И. Муравьёв — С.Я. Никифорову, 16 апреля 1822 г. Ibid., р. 21.
      66. Аттестат И.А. Кускову. Ibid., р. 30.
      67. ИРА, т. 2, с. 365-367.
      68. ФЁДОРОВА С.Г. Русская Америка и Тотьма..., с. 241.
      69. Там же, с. 242.
      70. Аттестат, выданный ГП РАК И.А. Кускову по окончании его работы в Компании. 3 июля 1823 г. Россия в Калифорнии, с. 484.
      71. ФЁДОРОВА С.Г. Русская Америка и Тотьма..., с. 245—246; Метрическая книга по г. Тотьма с уездом за 1823 г. ГА ВО, ф. 496, оп. 16, д. 52.