6 сообщений в этой теме

Цитата

Пела мать героя. Голос ее был мягок и глух. Если закрыть глаза, можно легко представить пустой дом, бренчание самисэна на улице и мать, протянувшую руки над хибати. Тихо звенят угли. Остриженная траурно-коротко, она раскачивается и поет:

В дом вошел солдат незнакомый,

Снега чистого горсть передал.

- Снег - как горе, он может растаять,

- Незнакомый солдат мне сказал.

- Где Хакино? - его я спросила.

- Сети пусты, и лодка суха.

Тонет тот, кто плавает смело,

- Незнакомый солдат мне сказал.

С.В. Диковский "Патриоты" (1937)

Сергей Владимирович Диковский погиб 6 января 1940 г. в боях у Суомуссалми.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Более тяжелые версии даже ставить сюда не хочу...

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

 

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Любо! Любо!

Биробиджан (aka станция Тихонькая) сейчас - косвенный предмет моих исследований.

Зело любо, браты-казаки!

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Автограф цинского военачальника Хуан Ишэна (XIX в.):

1447575960262_60768_origin.thumb.JPG.f9c

Смотрит прямо в душу.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Стихи Хунли
      Автор: Чжан Гэда
      Император Хунли (1711-1799), правивший под девизом Цяньлун (1735-1796), оставил массу стихов, в т.ч. и на картинах, посвященных тем или иным событиям. 
      В результате может сложиться впечатление, что это - источник по истории. Но стихи написаны так, что понимать их можно очень по-разному.
      Вот пример:
      20 рифмованных строк о выступлении войска
      貴州松桃廳逆苗石柳鄧勾結湖南永綏廳逆苗石三保聚衆焚掠容民延及四川秀山縣界命福康安等統兵進剿詩以誌事
      Стихи, описывающие высокие помыслы [относительно того, как] приказали Фуканъаню и прочим возглавить воинов и идти покарать мятежника мяо Ши Людэна из тина Сунтао [провинции] Гуйчжоу, стакнувшегося с мятежником мяо Ши Саньбао из тина Юнсуй [провинции] Хунань, которые собрали толпы, жгли и грабили, присоединяя народ и дойдя до границ уезда Сюйшань в [провинции] Сычуань.
      黔楚苗叛連事起倉猝戚黔兵小勝屢歸流苗享安福鎮筸更設前防禦非不宿以此賊猖獗民苗被屠毒憶自定古州民數十年襟處任耕牧久乙不知兵突遇亂生速茲審知詳悉昨冬逆謀伏幸遣福康安治錢移滇督聞故馳至黔正大解圍復乘勝靖松桃後路期清肅入楚洗羣匪善後細籌熟延及川之孽新督率兵戮會合勢更壯京觀築待卜三思苗之變非我利其族容興師不得己曲直天昭矚楚軍無可望祇守鎮筸篤渴待黔與蜀雄軍助鄰域

      靖逆奠窮黎一日三捷續
      Вот сама картина, о которой речь:

      В результате название картины переводят как "Выступление войска" или "Raising the army", хотя изображено явно серьезное сражение.
      А вот смысл перевода? Я смог вразумительно перевести только начало - императорское название стихотворения. Остальное воспринимается фрагментарно и очень тяжело.
      И так - постоянно.
      Остается только работать с комментариями, которыми уже в XVIII в. при составлении сборников высочайших виршей приходилось снабжать каждое творение государя-императора.
    • Козлов А. И. Харлампий Васильевич Ермаков
      Автор: Saygo
      Козлов А. И. Харлампий Васильевич Ермаков // Вопросы истории. - 2001. - № 4. - С. 84-97.
      Харлампий Васильевич Ермаков - казак из хутора Базки станицы Вешенской Ростовской области. В годы первой мировой войны он стал известен по Верхней Донщине как доблестный воин. А в ходе гражданской войны его имя вознеслось еще выше, на гребень Вешенского восстания 1919 г., о котором теперь уже написано немало. А в 1937 г. М. А. Шолохов, отвечая на вопросы читателей, сообщил, что именно Ермаков послужил прототипом Григория Мелехова в "Тихом Доне": "Для Григория Мелехова, - сказал он, - прототипом действительно послужило реальное лицо. Жил на Дону один такой казак, базковский хорунжий Харлампий Ермаков, у которого взята только его военная биография: служивский период, война германская, война гражданская"1. После этого имя Ермакова было надолго забыто. На Верхнем Дону, где поползли слухи о нем как о "враге народа", произносить вслух его имя стало небезопасно. По сути, отрекся от своих слов и Шолохов. В июле 1951 г., выступая в Софии перед болгарскими писателями и читателями и опасаясь, видимо, как бы среди последних не оказались если не сами бывшие сослуживцы Ермакова из первой казачьей эмигрантской волны 1920г., то их сыновья и дочери, на вопрос, имеют ли герои его произведений живых прототипов, он дал ответ расплывчатый, уклончивый, даже откровенно лукавый, - впрочем, в духе того времени2.
      Первый прорыв к следственным делам, касающимся Ермакова, совершила ростовская журналистка О. Л. Никитина, опубликовавшая фрагменты из них в 1990 г. в газетах "Комсомолец" (Ростов-на-Дону) и "Советская культура"3. Эти материалы, хотя и пунктирно, прочертили извилистую линию последних лет жизни Ермакова, трагически оборванную в расцвете сил. Однако этим еще не был воссоздан весь жизненный путь этого человека, слава о котором передавалась современниками из уст в уста, обрастая легендами и преданиями.
      Главный источник сведений о Ермакове составляют три тома в черном переплете, хранящиеся в архиве Управления Федеральной службы безопасности по Ростовской области (далее ссылки на эти дела архива УФСБ РО даются в тексте). Два из них содержат материалы первого судебного дела, заведенного на Ермакова и его товарищей 23 апреля 1923 г. и закрытого 29 мая 1925 года (N П-27966, т. 1, 2). Третий том - это судебное дело, открытое персонально на него 20 января 1927 г. (N П-388504. В этих томах объемом около 600 листов и заключены многочисленные сведения биографического порядка. Они содержатся в собственноручно написанных Ермаковым автобиографических справках, заключениях следователей и судебных инстанций, в анкетах заключенного, послужном списке, свидетельских показаниях.
      Все они создавались в экстремальной ситуации, в которой одни боролись за жизнь, а другие - за ее уничтожение. Каждый из авторов документа руководствовался соображениями субъективного порядка, стремился представить и обосновать свою позицию. Исследователь не может не обнаружить в документах очевидные натяжки и противоречия. Тем не менее, при надлежащей обработке, материалы из судебных дел позволяют воспроизвести более или менее достоверный исторический портрет Ермакова.
      Харлампий Ермаков прожил всего 36 с небольшим лет - с 7 февраля 1891 по 17 июня 1927 года. Из них 10 лет забрала военная служба - с января 1913 г. по 5 февраля 1923 г., в том числе пять лет русская армия, три с половиной года Красная, полтора года - Белая. Восемь с половиной лет он не слезал с коня и не выпускал из рук шашку, пику и винтовку, находясь на фронтах первой мировой и гражданской войн. Восемь раз (по другим сведениям - 14) был ранен. Едва подлечившись, снова окунался в пучину кровавых схваток. И где и кому бы ни служил - всегда верой и правдой, мужественно и храбро. За доблесть был удостоен четырех Георгиевских медалей и четырех Георгиевских крестов, многих ценных подарков, личного оружия. Не только виртуозно колол, рубил, стрелял, но и проявлял незаурядные командирские способности. Был произведен в офицеры и последовательно, пройдя все ступеньки, поднялся от подхорунжего до есаула, от командира взвода до командира сводного отряда и полка.
      А кроме того, два с половиной года просидел в советских тюрьмах.
      Установление необходимых для биографа деталей - дело нередко весьма трудное. Не совсем ясно, например, где родился Харлампий. Сам он на допросах указывал разные места: то хутор Базки (П-27996, т. 1, л. 39), то хутор Антиповский (П-38850, л. 13) Вешенской станицы. По какой причине, остается неизвестным, но он воспитывался в семье Солдатовых и всегда называл своим отцом Архипа Герасимовича, а матерью - Екатерину Ивановну Солдатовых. До самого последнего своего дня считал их членами своей семьи (там же, л. 20).
      Что касается национальности, то при заполнении соответствующей графы он в анкетах писал: "русский", а через точку уточнял: "донской казак". Так было в 1923 г. (П-27966, т. 1, л. 70); через четыре года называл себя просто "русским" (П-38850, л. 20).
      Образование Харлампия, как и у всех рядовых казаков того времени, было начальным. Он окончил четыре отделения Вешенской двухклассной приходской школы. Но, по-видимому, был любознательным мальчиком, много читал; повзрослев, занимался самообразованием. Во всяком случае, написанное им собственноручно позволяет судить о нем как о довольно грамотном человеке, вполне знакомом с грамматикой и синтаксисом, что среди его сверстников встречалось крайне редко. Сказалось, очевидно, и то, что в 1914 г. в Новочеркасске он проходил курсы учебной команды и общеобразовательные, а в 1917 г. - краткосрочное обучение в Новочеркасском военном училище. В 1921 г. закончил Красные курсы в Таганроге. В послужном списке, составленном, наверное, с его слов (приобщен к делу 1927 г.), значится, что Ермаков имеет общее среднее образование (П-38850, л. 44). Все говорит за то, что он очень хотел служить в армии и в начале 1920-х годов намеревался, подобно сослуживцам его ранга, продолжить образование в одной из академий Красной армии. По всем признакам, он не только не уступал, но и превосходил многих из тех, кто стал позднее советскими генералами и маршалами.
      Да и социальное происхождение, что в советские годы играло предопределяющую роль, предрасполагало его к успешной карьере. Он вырос и получил воспитание в трудовой и здоровой казачьей семье. С ранних лет приобщился к работе. Хозяйство Солдатовых строилось в основном на одном казачьем земельном пае. Другой пай, полагавшийся Харлампию, был получен уже перед его уходом в армию, а в дальнейшем это обстоятельство теряло значение, ибо скоро грянувшая война оторвала рабочую силу от производства, в станицах образовалось много пустующей земли.
      Размер одного казачьего пая земли в условиях Верхнего Дона в начале XX в. в среднем достигал 14 дес. (со всеми неугодиями). Согласно сельскохозяйственной переписи 1917 г., казачьи хозяйства крестьянского типа подразделялись по количеству посевных земель на семь категорий. Хозяйство Солдатовых, вероятнее всего, относилось к третьей из них - с посевом от 5,1 до 10 дес. земли. Такого типа хозяйства станицы Вешенской в 1917 г. собрали в среднем по 225 пудов зерна, из них товарная доля достигала 92 пудов. Их они могли либо продать, либо использовать на производство дополнительного поголовья скота или птицы в своем подворье. В среднем в таких хозяйствах было занято 2-4 работника, имелось по 21,7 голов скота. В таком подворье трудились все от зари до зари.
      Рассказы дочери Харлампия, позднее учительницы Базковской школы, об отце записывались литературоведами. Они не лишены интереса. Она помнила отца по весьма редким встречам с 1917 года. По ее словам, отец родился на хуторе Антиповском Вешенской станицы. Дед Василий, потеряв кисть правой руки и частично утратив трудоспособность, отдал своего сына Харлампия в семью Солдатовых. Точных сведений нет, но по расчетам, приблизительно в 1910 г., в возрасте 19 лет, Харлампий женился; в 1911 г. у него родилась дочь, которую нарекли Пелагеей, а когда он уже ушел в армию, появился на свет сын, названный Иосифом. Жена, Прасковья Ильинична, из-за его непутевости пролила много слез. Был он худощав, горбонос, вспыльчив и горяч. Придет, бывало, домой за полночь, рассказывала она, мать начнет ему выговаривать, нас, детей, разбудят, а он дверью хлопнет - и бывал таков. Много наград имел, 14 ранений, контузию. А когда восстали казаки, где-то под станицей Каргинской стал командиром. По слухам, воевал жестоко, пил, гулял, мать не раз жаловалась на свою судьбу, а старики чтили его, называли героем. Когда Пелагее шел девятый год, умерла мать, отец приехал после ее похорон, пожил недели две и опять ускакал, дети остались у Солдатовых. Вернулся домой отец с польского фронта, его арестовали, но вскоре выпустили. В 1926 г. видела она его в последний раз, ушел в гости и не вернулся. Кто-то видел, как его вели в Миллерово под конвоем. В Вешках была у него казачка-красавица. Казаки рассказывали, что Ермаков умел левой рукой рубить шашкой, как и правой, чем пользовался в бою, внезапно заходя противнику с левой стороны, перебрасывал шашку и заставал его врасплох. Потом и дочь повторяла это. Как стало теперь очевидным, были и небылицы, заимствованные целиком из романа, перепутались в этих рассказах воедино. И по мере того, как личность Ермакова привлекала все большее внимание, она приобретала все большее сходство с Григорием Мелеховым.
      В армию Ермакова призвали в январе 1913 г. (в анкете, составленной им в апреле 1923 г. в тюрьме, указан 1912 г., но, по всей видимости, это сделано по ошибке). Служба его свыше трех лет протекала в 12-м Донском казачьем полку, в составе которого в июле 1914 г. он и попал на русско-германский фронт (П-38850, л. 20).
      Однако с этого момента в изложении боевого пути Ермакова наблюдаются существенные расхождения. Один его вариант создал сотрудник УКГБ А. М. Лапиков, составитель справки о Ермакове по запросу Г. Я. Сивоволова, который эту непроверенную информацию через свои книги ввел в научный оборот. Второй вариант принадлежит самому Ермакову, но изложен он им предельно кратко.
      Согласно версии Лапикова, 21 сентября 1915 г. (по Сивоволову, 1914 г., как и у Григория Мелехова) Харлампий получил серьезное ранение, после чего находился в госпитале, а затем возвратился на фронт и 20 ноября 1916 г. снова был серьезно ранен в левую руку и направлен на излечение в Ростов. Выйдя из госпиталя, он получил трехмесячный отпуск для поправки здоровья. Так через четыре года после ухода на службу Харлампий посетил хутор Базки (с тех пор Пелагея Харлампиевна, по ее словам, и запомнила своего отца). 25 апреля 1917 г. военно-медицинская комиссия Верхне-Донского округа признала его годным к службе, и 2 мая он получил направление во 2-й Донской запасной полк, где его назначили командиром взвода. В октябре 1917 г. Ермаков - в составе революционных войск. (По Сивоволову, после Октябрьского переворота прибыл, в точности как и Григорий Мелехов, вместе со своим полком, на Дон, в станицу Каменскую)5. Источники, из которых почерпнута такого рода информация, не указывают ни составитель справки, ни исследователь. Бросается лишь в глаза, что биографию Ермакова подгоняют к биографии Григория Мелехова.
      На допросе 2 февраля 1927 г. Ермаков изложил этот период своей жизни по-другому. До 1916 г. служил он в 12-м Донском казачьем полку. Получил звание подхорунжего, был взводным урядником. Находился на австро-германском фронте. Окончил учебную команду. Награжден четырьмя Георгиевскими крестами и столькими же Георгиевскими медалями. 20 ноября 1916 г., получив ранение, попал в Ростовский госпиталь, затем отправлен домой. 3 июня 1917 г. мобилизован во 2-й Донской казачий запасной полк, находившийся в станице Каменской. Согласно Георгиевскому статуту, произведен в хорунжие. Служил в этом полку до прихода в Каменскую (в декабре) красных войск (П-38850, л. 13-13об.).
      В начале 1918 г. в жизни Ермакова начинается самый сложный и противоречивый период, продолжавшийся по март 1920 года. В литературе о "Тихом Доне" - это пора метаний Григория между противоборствовавшими силами, в результате которых он прибился к народу, вставшему под знамена идей мировой революции. Этим предопределялся курс всей поисковой, краеведческой работы: по возможности совместить жизненный путь литературного героя и его прототипа. Последней такой попыткой стали изыскания Сивоволова, порой интересные, но, к сожалению, не лишенные упрощений, потому наиболее прямолинейные. Наглядный тому пример - составленная им синхронная таблица, фиксирующая повороты Григория и Харлампия.
      Согласно таблице, оба они 20 января 1918 г. встретились с Ф. Г. Подтелковым под станицей Глубокой и на следующий день в боях с отрядом калединца В. М. Чернецова получили ранения (Григорий у Глубокой, Харлампий - у Лихой), 29 января приехали домой. Далее, по Сивоволову, пути Ермакова и Мелехова несколько разнятся. В феврале Ермакова избирают атаманом станицы Вешенской, потом председателем исполкома той же станицы. 14 мая там же он избирается помощником станичного атамана. А Мелехов тем временем служит, по мобилизации, в армии донского атамана П. Н. Краснова, 28 апреля в хуторе Пономарева встречается с Подтелковым перед самой его казнью, затем его отправляют на антибольшевистский Северный фронт, где он служит в 26-м Донском казачьем полку. 19 декабря, вместе с другими казаками, бросает фронт и возвращается домой.
      В графе Ермакова, по книге Сивоволова, с 14 мая 1918 г. по 12 марта 1919 г. значится пробел, говорящий о том, что исследователю ничего не известно о том, чем тогда занимался реальный герой. В деятельности Мелехова и Ермакова с 12 марта 1919 г. Сивоволов усматривает полную синхронность. 12 марта вспыхивает Вешенское восстание. Мелехова назначают командиром полка, Ермакова - командиром сотни; полк Мелехова развертывается в дивизию, а он становится ее начальником, Ермакова в это время назначают командиром полка, затем командующим отрядами Каргинского района боевых действий, сведенными в дивизию под его командованием. По окончании Вешенского восстания Мелехов в чине сотника командует полком, а Ермаков назначается офицером для поручений при штабе группы генерала Сальникова, получает ранение, по выздоровлении ему поручают командование 20-м казачьим полком и производят его в сотники, а в декабре - в подъесаулы, в феврале 1920 г.- в есаулы, и в том же полку он переводится на должность помощника командира полка по строевой части. В станице Георгие-Афипской на Кубани Ермаков был пленен красными, а Григорий 25 марта 1920 г. прибыл в Новороссийск6.
      На допросах в 1923-1925 и 1927 гг. Ермакову приходилось неоднократно давать показания о своей деятельности в тот период. С его слов, она выглядит во многом иначе. Разумеется, необходимо принимать во внимание, что в обстановке леденящей атмосферы, когда неотступно стоял вопрос о жизни и смерти, рассказчику было не до особых откровений, тем не менее, он излагал свою историю вполне правдоподобно, во всяком случае, его никто не уличил во лжи, больше того, суд 1925 г. признал ее достоверной. Показательно также, что Ермаков не прилагал каких-то особых усилий, чтобы к собственной выгоде "революционизировать" свои действия, придать им предельно "красную" видимость, хотя в некоторых случаях, касаясь самых критических моментов и острых углов в своей биографии, ему приходилось прибегать - и это заметно - и к таким приемам. Наиболее обстоятельными источниками, содержащими разнообразную информацию о боевом пути Ермакова, являются его показания от 24 мая 1923 и 2 февраля 1927 года. В основном эти показания совпадают, но вместе с тем и содержат уточняющие детали. Согласно им, дальнейший боевой путь Ермакова предстает в следующем виде.
      В январе 1918 г. Ермаков, будучи уже подхорунжим, добровольно вступил в отряд Ф. Г. Подтелкова и М. В. Кривошлыкова, участвовал под Глубокой, Каменской и Лихой в боях с калединскими отрядами Чернецова, П. X. Попова и других предводителей. В 1923 г. он утверждал, что в отряде Подтелкова пробыл до 20 марта 1918 г., то есть до тех пор, пока отряд попал к белым (это, как известно, произошло 10 мая 1918 г.), а ему удалось бежать, но он был ранен, после чего два месяца лечился в Воронежском госпитале, а затем возвратился в Вешенскую, где был избран председателем станичного исполкома Совета и пробыл на этой должности четыре месяца, до октября, когда Вешенскую заняли белые. В 1927 г. Ермаков эти события освещал по-другому: ранен он был 12 января, а по возвращении из Воронежского госпиталя станичники избрали его председателем Вешенского исполкома, обязанности которого он исполнял до 15 июня (П-27966, т. 1, л. 109; П-38850, л. 14), до прибытия в Вешенскую войск Краснова, за месяц до того избранного атаманом Всевеликого войска Донского7.
      Но противоречивость заключается не только в этих явных несоответствиях. Обнаруженный Сивоволовым приговор Вешенского станичного сбора от 14 мая 1918 г. вообще дезавуирует, переворачивает показания Ермакова. Оказывается, именно в тот день станичный сбор, проходивший под председательством своего атамана подхорунжего X. В. Ермакова, переизбрал атамана, его помощников и других должностных лиц станичного правления. По результатам голосования, атаманом был избран подхорунжий Н. А. Варламов, а его вторым помощником - X. В. Ермаков8. Трудно сказать почему, но Ермаков обошел этот факт, вряд ли забыл. Скорее всего, он скрыл его, как чрезвычайно компрометирующий в глазах ОГПУ.
      Далее Ермаков показал вообще труднообъяснимое. Непонятно за что, но возвратившийся в Вешенскую отряд окружного атамана есаула Алферова будто бы арестовал его, а военно-полевой суд приговорил в июле к расстрелу. Спасло его только ходатайство - по версии 1923 г. - его отца и видных чинов Белой армии, а по версии 1927 г.- брата его, сотника Е. В. Ермакова. Высшая мера наказания была заменена отправкой на фронт с предупреждением, что если он перейдет к красным или поведет враждебную агитацию, семейство его будет расстреляно, а имущество конфисковано (П-27966, т. 1, л. 109-109об.; П-38850, л. 14об.- 15).
      Потом все пошло как бы своим чередом. Ермаков служил с присущим ему рвением, и начальство не замедлило отметить его заслуги. Числа 20 июля, сразу же по отправке на фронт, его назначили взводным урядником, хотя никто не лишал его звания подхорунжего, дававшее ему право на занятие должности командира взвода. Сражался он на Царицынском и Балашовском направлениях, где летом и осенью 1918 г. бои между красноармейцами и казаками были жаркими. В конце ноября Ермаков - вахмистр сотни. В декабре все казачьи части, распропагандированные большевиками и понесшие большие потери, бросили фронт и прибыли в Вешенскую. Ермаков пробыл дома месяца два. В конце концов поняв, что меж двух огней отсидеться не удастся, он обратился в штаб наиболее просоветски настроенного 28-го Донского казачьего полка с просьбой принять его на службу и до 3 марта 1919 г. служил заведующим транспортом Инзенской дивизии (П-38850, л. 109об.).
      В это время вторгшиеся на Верхний Дон советские части, получив циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП(б) от 24 января 1919 г. за подписью Я. М. Свердлова, приступили к широкомасштабной операции по "расказачиванию", в ряде мест вылившемуся в откровенный геноцид, в частности, в районе Вешенской. Как офицер, в соответствии с указанием, Ермаков подлежал безоговорочному уничтожению. Поэтому, вопреки тому, в чем он пытался уверить своих злопамятных гонителей, вовсе не случайно оказался в рядах бойцов Вешенского восстания, поднявшихся на защиту своей жизни. Впрочем, на первом допросе 26 апреля 1923 г., когда Ермаков еще не знал, к чему все клонится, он был откровеннее и прямее. На вопрос о причинах восстания, он указал: расстрелы, поджоги, насилия со стороны, по его осторожному замечанию, отдельных личностей Красной гвардии. Восстание длилось три месяца. И все это время Ермаков находился в первом эшелоне его руководителей. Сначала - под командой есаула Алферова, который посылал его во главе небольших отрядов на разведку по хуторам. Насмотревшись на хуторян, не желавших восставать, Ермаков, деморализованный их примером, возвратился в Базки, но там 5 марта 1919 г. старики, уважавшие его и доверявшие ему, избрали его командиром сотни. Через день-два опять выступили семь сотен есаула Алферова, во главе одной из которых был Ермаков. Под станицей Каргинской повстанцы, выиграв крупный бой, захватили 150 пехотинцев, шесть-семь орудий и семь пулеметов. Некоторых красноармейцев, преимущественно из числа местных, власти приговорили к расстрелу (Ивана Климова, Киреева из Базков, Сырникова с хутора Лученского). Ермаков, проявив к ним сочувствие, поставил дело так, что они остались живыми.
      Командующий Вешенским восстанием П. Н. Кудинов вскоре отозвал есаула Алферова в свой штаб, а командиром вместо него оставил Ермакова. Затем, по показаниям Ермакова 1923 г., предписанием Вешенского военного отдела он был назначен командиром бывшего алферовского отряда. Ермаков назвал и своих ближайших помощников (но только, показательно, из числа тех, "кого уж нет, а те далече": заместителей - умершего от ран подъесаула М. Г. Копылова, который в другом месте назван начальником штаба, и уже осужденного советским судом Рябчикова, адъютантов - находящегося за границей Ф. Бондаренко и умершего от тифа Т. И. Бокова). Своим отрядом Ермаков командовал до прибытия в район Вешенской в мае-июне группы генерала Секретева, в которую и был влит отряд. Сам Ермаков получил назначение офицером для поручений при штабе группы Семилетова. Примерно в августе под станицей Филоновской получил ранение в левую руку и уехал на лечение в Урюпинский госпиталь (П-27966, т. 1, л. 29об.; П-38850, л. 14об.-16).
      В октябре 1919 г., после госпиталя, Ермаков был назначен помощником командира полка по хозяйственной части. Приехавший на фронт атаман Войска Донского генерал А. П. Богаевский, сменивший в начале 1919 г. на этом посту Краснова, поздравил всех раненых офицеров со следующим чином. Ермаков был произведен в сотники, а перед Рождеством - в подъесаулы, еще через месяц, в начале февраля 1920 г., - в есаулы. Тогда же он стал помощником командира полка по строевой части. К концу февраля часть Ермакова отступила на Кубань. В начале марта под станицей Георгие-Афипской большую группу казаков, включая Ермакова, захватили в плен красно-зеленые.
      Попав в отряд Дьяченко, Ермаков 3 марта стал его адъютантом. В составе Красной армии участвовал во взятии Новороссийска. В ходе боев Дьяченко назначил его начальником штаба своего отряда. А вскоре Ермаков получил поручение сформировать бригаду из числа казаков, оставшихся в горах. Ермаков поехал к ним. Его популярность вызывала к нему доверие, и казаки добровольно перешли на сторону красных.
      В большинстве своем они попали в корпус Г. Д. Гая, а остальные - в группу Пилюка, настороженно встретившего приход красных. Из добровольцев, вступивших в Красную армию, была сформирована отдельная бригада, в составе которой Ермаков получил под свое командование 3-й отдельный кавалерийский полк. Бригада сначала влилась в 11-ю дивизию, в составе которой Ермаков участвовал в боях на Польском фронте (П-38850, л. 16об.).
      Но у красных к бывшему известному белому офицеру сохранялось недоверие. Его то снимали с должностей, то снова назначали, повышая в должности: командир эскадрона, помощник командира полка, командир полка. Другие его сотоварищи сдавались в плен, переходили на сторону противника. Ермаков упорно держался избранной им новой линии жизни, дрался в составе 1-й Конной армии, участвовал в боях за Львов. В августе-сентябре 1920 г. - ранение в ногу. Один из бывших офицеров взрывает мост через реку Днепр около г. Береславля. Ермакова подвергают процедуре фильтрации в Особых отделах 14-й дивизии 1-й Конной и Юго-Западного фронта. Но ничего компрометирующего не находят, снова допускают к командованию полком, но перебрасывают с Польского на Врангелевский фронт. Там он водил в бой 82-й полк. По завершении войны в Крыму красного офицера перебрасывают на Дон, где ему поручается командование 84-м полком. На него возложена борьба с "бандами" Махно, Попова и Андрианова.
      Авторитет Ермакова снова набирает высоту. Все выше поднимается он по служебной вертикали. В середине 1921 г. ему был поручен ответственнейший участок по подготовке младших красных командиров - его назначили начальником школы "краскомов" 14-й кавалерийской дивизии в Майкопе (там же, л. 17-17об.).
      Но большевистские лидеры, утверждаясь у власти, становились все нетерпимее и подозрительнее. Командующий Северо-Кавказским военным округом (СКВО) К. Е. Ворошилов, известный еще в 1918 и 1919 гг. как верный подручный И. В. Сталина по истреблению военспецов на Царицынском фронте и в организации "военной оппозиции" на VIII съезде РКП(б), развернул беспощадную борьбу с бывшими офицерами, рассматривая каждого из них как троцкиста Особенно преследовались те из них, кто хоть сколько-нибудь прослужил у белых. Ермаков понял, что в армии для него закрылись все пути-дороги, и подал рапорт об увольнении. 5 февраля 1923 г. (не 1924 г., как считал Сивоволов) был подписан приказ - Харлампий Ермаков, не взирая на заслуги перед Красной армией, изгонялся из нее как бывший белый офицер.
      В середине февраля 1923 г. он добрался до родного хутора с вещмешком за плечами, в котором умещались все его пожитки за 10 лет долгой службы. Весь Дон тогда гудел как разворошенный пчелиный улей. Вереницы сборщиков дани, официально именовавшейся продналогом, согласно декларации Х съезда РКП(б), под гребенку вычищали закрома крестьянско-казачьих хозяйств. В местах, подвергшихся наибольшему разграблению, воцарился невиданный дотоле голодомор, отмечались случаи каннибализма. В лесах, в поросших громадным бурьяном глубоких балках и буераках прятались вооруженные отряды сопротивления. Большевики, а вслед за ними советская историография и литература "социалистического реализма", окрестили их "бандами", а их участников - "бандитами", хотя в действительности они представляли собой сопротивление народа массовому произволу, чинившемуся большевиками под флагом "диктатуры пролетариата".
      Глазам Ермакова предстали во дворе отца покосившиеся постройки с прогнившими крышами, пара отощавших волов да две коровы - все, что осталось от некогда хотя и небольшого, но довольно крепкого хозяйства, середняцкого, согласно советской классификации. Документальных подтверждений нет, как Ермаков воспринял это разорение родного очага. Но доподлинно известно, что, информированный о не прекращающихся в округе арестах и по личному опыту знающий о подозрительности и беспощадности властей к колеблющимся, он, сразу же по прибытии на хутор, поспешил предстать перед очами местного начальства. Знаменитый земляк, в серой шинели с четырьмя нашивками (старшего комсостава), в сапогах со шпорами, в шапке с буйно выбивавшимся из-под нее чубом, слегка подернутым преждевременной сединой, высокий, подтянутый, в расцвете сил, произвел благоприятное впечатление. Ермакова тотчас пригласили на работу в Базковский совет, испытывавший нехватку в дельных работниках. Он активно включился в деятельность совета, всячески являя лояльность и рвение.
      Однако прибытие Ермакова на Верхний Дон, в край Вешенского восстания, где сложилась напряженная политическая атмосфера, грозившая открытым взрывом, вызвало в местном ГПУ большое беспокойство, а вместе с тем - желание состряпать громкое дело, чтобы отличиться высокой бдительностью и блеснуть классовой непримиримостью. Судя по материалам следствия по делу Ермакова, руководство ГПУ Донского округа горячо одобрило это рвение подчиненной инстанции. И сразу же закипело дело. Уже к 20-м числам апреля поднаторевшие в таких фальсификациях гепеушники состряпали нужный компромат на Ермакова. Судя по документам, первым заложил его основу советский активист, член исполкома Каргинского волостного совета И. Шевцов. Основываясь на его показаниях, следствие вышло на Д. Я. Каргина. Тот не подписал протокола допроса, видимо, заранее подготовленного следователем. Тем не менее он был приобщен к делу: Ермаков впервые назван в нем руководителем Вешенского восстания 1919 года. 25 апреля были допрошены сразу семь человек. С перепугу ли, под давлением или добровольно, сказать трудно, но так или иначе, преимущественно косвенным образом, все они подтвердили этот факт. Главное же, они вывели следствие на А. С. Струкова, в момент восстания - председателя военного отдела станицы Каргинской и заведующего снабжением повстанцев фуражом. Это была удача. Оставалось только добыть от него подтверждение. И это было сделано 26 апреля. Струков прямо назвал Ермакова руководителем восстания. В довершение ко всему П. К. Каргин, председатель Лиховидовского сельсовета, знавший Ермакова понаслышке, подал заявление в ГПУ. Путая его отчество - Васильевича на Петровича, он сообщил, что Ермаков подвергал советских работников аресту (П-27966, т. 1, л. 6-8об., 14-15, 19-20об., 35, 36, 43).
      В связи со всем этим начальник 14-го райотдела милиции распорядился произвести у Ермакова обыск, допросить и арестовать его. Несмотря на внезапность случившегося, Ермаков сохранил присутствие духа и дал четкие ответы. Он не отрицал участия в Вешенском восстании, но указал, что в ходе него руководил лишь отрядом, а организаторами всего восстания были Суяров и Медведев из станицы Казанской, Кудинов из Вешенской, а командовали повстанцами есаул Алферов из Еланской и Булгаков из Казанской (там же, л. 29-31, 34, 46)9.
      Апрельские аресты всколыхнули весь Донецкий округ. В пользу Ермакова развернулся сбор подписей среди казаков. Собрания станичников выносили приговоры о его невиновности. Бывшие красноармейцы из Базков Д. П. Калинин, В. В. Кондратьев, а также А. Т. Попова, не побоявшись, заявили, что Ермаков во время восстания ограждал их семьи от репрессий, оказывал им материальную помощь.
      Однако руководители ОГПУ, игнорируя такие свидетельства, пришли к заключению, то собранного материала уже вполне достаточно, чтобы обвиняемых в организации Вешенского восстания "шлепнуть" без всякого дальнейшего следствия и суда. 2 мая 1923 г. зам. уполномоченного ОГПУ по Донецкому округу А. С. Анненков составил в этом духе заключение, текст которого свидетельствует о тенденциозности, лживости, полнейшей безграмотности и некомпетентности его автора. Вместе с Ермаковым в камеры предварительного заключения Ростовской тюрьмы было брошено около 25 человек (П-27966, т. 1, л. 41, 41об., 48-50, 60, 60об., 66, 66об., 67, 74-106). 3атянувшееся следствие изнуряло. Старший следователь Волчков, руководивший им, никак не мог свести концы с концами, чтобы изготовить сценарий по заданному рецепту. Ермаков и его товарищи, проявляя стойкость, пытались опровергнуть ложные обвинения. 10 июля Ермаков потребовал окончания следствия, согласно закону, в противном случае угрожая голодовкой. У начальства ДО ПГУ это вызвало нервозность. Об этом свидетельствуют резолюции, в тот же день наложенные на заявлении: "Юрисконсульту т. Морозову на рассмотрение" (подпись неразборчива); "Н-ку 3 отд. Сегодня же доложите дело..." (подпись неразборчива). Видимо, все это побудило Волчкова 12 июля обратиться к областному прокурору с ходатайством о продлении срока следствия (установленный законом уже истекал) и содержания обвиняемых под арестом еще на месяц.
      Известие об этом вызвало негодование арестованных. Ермаков тотчас составил новое заявление. Написанное простым карандашом на плохой серой бумаге, оно едва читается. Но понять его общий смысл можно. Протестуя против дальнейшего затягивания следствия, заявитель объявлял голодовку, подчеркивая, что будет ее продолжать либо до получения определенного ответа, либо до перевода его в тюрьму. На заявлении значатся три заметки от 12 июля: "Нач. III отд. Мною Ермакову было объявлено, что по делу ведется следствие, но он все-таки объявил голодовку, а поэтому прошу перевести его в отдельную камеру"; "Коменданту. Необходимо Ермакова изолировать от остальных арестованных в одиночку" (подписи неразборчивы). На обороте заявления расписка: "Объявленную голодовку снимаю вследствие объяснения следователя. К сему арест. Ермаков" (там же, л. 143-144).
      Ходатайство Волчкова было удовлетворено только 31 июля. К делу Ермакова подключили еще одного работника ГПУ, Антоновича, а потом дело передали прокурору, который поручил его своему помощнику Башенкову. Последний принял 7 сентября следующее примечательное постановление. Рассмотрев уголовное дело, присланное ДО ГПУ в порядке ст. 211 УПК по обвинению X. В. Ермакова и др. по ст. ст. 58, 64 УПК, нашел, что "обвинительное заключение написано не в соответствии с материалом предварительного следствия, а потому на основании 229-й ст. УПК, ч. 2-й - постановил: обвинительное заключение, составленное уполномоченным 3-го Отделения ДО ГПУ тов. Волчковым, из дела изъять, составить новое" (там же, л. 147-154, 160, 162, 211).
      В изнурительной неравной схватке с ГПУ Ермаков одержал победу ради жизни - не только собственной, но и своих товарищей. Но свободы арестанты не обрели. Луч света едва-едва пробивался через грязное окно, зарешеченное железными прутьями. Да и чиновники областной прокуратуры, в чьих руках теперь оказалась группа Ермакова, не особенно отличались от своих коллег в ГПУ, а в их обращении с заключенными разницы вообще не ощущалось - тот же мат, баланда вместо супа, грязная посуда, густая терпкая вонь, скученность завшивевших тел.
      В тот же день, 7 сентября появилось новое обвинительное заключение по делу. В нем не было неряшливостей, отличавших произведение Волчкова, но и оно представляет собой прямо-таки образец фальсификации. Общую часть обвинительного заключения составивший его Башенков, как и его предшественник, что называется высосал из пальца, построив ее на подтасованных фактах, почерпнутых из лжесвидетельств. Вопреки истине, утверждая, что "все означенные преступления... подтверждаются частью... личными показаниями (обвиняемых. - А. К.) и частью устанавливаются свидетельствами", он предавал суду по ст. ст. 58 и 64 УПК М. С. Попова, С. 3. Волоцкова, В. С. Попова, И. Н. Кострыкина, В. Голубева; по ст. 58 УПК - X. В. Ермакова и А. С. Стрюкова; по ст. 60 УПК - Д. П. Фомина, М. Г. Каргина, С. В. Каргина, Г. Я. Каргина (там же, л. 168-169).
      Волокита длилась почти четыре месяца. Наконец суд открылся 27 декабря 1923 года. Но неожиданно для его организаторов первое же его заседание, ставшее и последним, перечеркнуло весь заранее составленный ими сценарий. Обвинение и защита, словно сговорившись, заявили о невозможности его продолжения из-за неприбытия свидетелей, на явке которых настаивают обвиняемые и которые могут дать показания в их пользу, а в деле представлены только обвинительные материалы. Более того, по их мнению, дело вообще находится еще на стадии дознания, предварительного следствия не проходило, требуется доследование. После короткого совещания суд согласился с ходатайством обвинения и защиты и объявил о закрытии судебного заседания, направив дело "в следственную часть Доноблсуда для доследования" (там же, л. 208-209).
      Дальнейшее ведение следствия прокурор Донской области поручил старшему следователю Доноблсуда Стэклеру. Последний тотчас разделил обвиняемых на две подгруппы: в одну, связанную с расправой над Подтелковым и Кривошлыковым, включил Попова, Голубева, Кострыкина, в другую - участников Вешенского восстания во главе с Ермаковым, Фомина, Каргиных (там же, л. 217-218). Проведя дополнительные допросы обвиняемых и свидетелей, Стэклер составил новое обвинение. Ермакову по-прежнему вменялась в вину организация контрреволюционного восстания в целях захвата власти в северных округах Донской обл. весной 1919 г., остальным - оказание ему помощи и террор против сторонников советской власти. 4 февраля 1924 г. прокурор Донской обл., согласившись с обвинением, направил дело в суд.
      Суд состоялся только 2 мая 1924 года. И снова представители защиты - Лезгинцев, Симонович - показали полнейшую несостоятельность теперь обвинения, предъявленного Башенковым. И опять суд определил направить дело на доследование, но обвиняемых тем не менее оставить по-прежнему под стражей. На этот раз дело передавалось Антюшину, помощнику донского областного прокурора (там же, т. 2, д. 12, 18, 45-47).
      Подсудимые боролись за изменение меры пресечения. В прошении от 3 мая на имя прокурора Доноблсуда Ермаков писал: "Я почти уверен, что я буду оправдан судом и что вообще нахожусь я в заключении исключительно потому, что следственная власть недостаточно внимательна была к моему делу". 14 мая Антюшин ходатайствовал "о назначении к слушанию вне очереди дела по обвинению Ермакова X. В." 21 мая дело Ермакова попало к прокурору Доноблсуда; в связи с этим состоялась серия дополнительных допросов (там же, т. 2, л. 49, 58, 59, 117-124, 168).
      В это время состоялось постановление ЦИК СССР от 12 мая 1924 г., в соответствии с которым 31 мая была создана комиссия по изменению меры пресечения содержащимся под стражей в Ростисправдоме свыше шести месяцев. Ермакову ею в этом было отказано. Но 2 июня по жалобе адвоката Лезгинцева из существовавшего дела были выделены в самостоятельные производства дела о Вешенском восстании и по убийству Подтелкова и др. В связи с этим Ермаков начал кампанию за получение помилования (там же, т. 2, л. 70, 89-93, 131-135, 160-162, 165). Но с 1 июля оба дела перешли к старшему следователю Максимовскому, который немедленно дал указание провести допрос ряда свидетелей, не допрошенных несмотря на требования обвиняемых. Тогда же Ермаков попросил вызвать 13 свидетелей, которые "знают, что я не был организатором восстания, что приписывает мне обвинение". 10 июля, пространно изложив всю свою биографию в заявлении на имя Максимовского, он просил изменить ему меру пресечения.
      Изучив совокупность обстоятельств, Максимовский сделал решительный вывод о возможности освобождении его под поручительство, с чем 12 июля согласился председатель Доноблсуда. 16 июля студент Ростовского университета Г. А. Стуль и агент для поручений при Ростисправдоме Е. М. Агеев подали заявления о готовности дать Ермакову личное поручительство (там же, т. 2, л. 76, 81, 94, 99, 102, 104, 106-107об.).
      19 июля с мешком за плечами Ермаков покинул тюрьму. Это была его победа, которая досталась ему, однако, тяжелее, чем любая из одержанных им на поле брани. Но его освобождение означало также победу и правосудия, остаточные формы которого, уже пожираемые диктатурой пролетариата, еще теплились благодаря немногим оставшимся добросовестным работникам. Прокурор Доноблсуда отстранил Максимовского от дальнейшего ведения дел и возложил эти обязанности на другого старшего следователя - Бьерквиста.
      Но Бьерквист тоже оказался честным человеком. По его заданию народные следователи 8-го и 9-го участков милиции Донецкого округа, в соответствии с данной им программой, провели в короткий срок допросы многих свидетелей. Иван Орлеанский специально собирал материал по Ермакову. А. Н. Лапченков из хутора Базки, заведующий школой, показал: "Знаю X. В. Ермакова как односельчанина, во время господства белых спас красноармейцев... сторонников большевиков". К. 3. Большинсков из хутора Громки, казак: "Белые насильственно назначили Ермакова командиром взвода... [он] старался выручать попавших в плен красноармейцев, командуя отрядом, он поручил мне вести переговоры с красными с целью перехода к ним". Аналогичные показания дали К. Д. Крамсков, Д. П. Калинин, И. К. Климов, А. М. Солдатов и др. (там же, т. 2, л. 138, 173-175).
      Такой поворот дела вызвал беспокойство организаторов судилища. 9 сентября 1924 г. Бьерквисту было приказано передать дела Ермакова и других Вопиякову, старшему следователю Юго-Восточного краевого суда (ЮВКС). Однако новый следователь, как явствует из составленных им материалов, быстро установил, что порученные ему дела носят дутый, тенденциозный характер, а содержащиеся в них факты и строящиеся на их основе обвинения, находятся в вопиющем несоответствии; что предшествующее следствие преследовало политические цели, было субъективным. Он подверг полной перепроверке имеющиеся материалы, допросил многочисленных свидетелей, в том числе есаула А. С. Сенина, непосредственного руководителя казнью Подтелкова и Кривошлыкова и расстрела членов их отряда, в Новочеркасской тюрьме (там же, т. 2, л. 208, 223, 226, 228, 233).
      Наконец, 14-15 мая 1925 г. в г. Миллерово состоялась выездная сессия теперь уже Северо-Кавказского краевого суда (в связи происшедшим к тому времени новым административно-территориальным преобразованием). Выездная сессия усмотрела, "что обвиняемые были не активными добровольными участниками восстания, а призваны по мобилизации окружным атаманством, что избиение и убийство граждан происходило не на почве террористических актов, как над приверженцами соввласти, а как над лицами, принимавшими участие в расхищении имущества, носило форму самосудов". Исходя из всего этого и учитывая, "что с момента совершения преступления прошло более 7 лет, обвиняемые за означенное время находились на свободе, занимались личным трудом, не будучи ни в чем замечены, большинство из них служили в рядах Красной армии и имеют несколько ранений", суд определил: "На основании ст. 4а УПК настоящее дело производством прекратить по [соображениям] целесообразности" (т. 2, л. 233).
      Пресловутая "целесообразность", выполнявшая в руках большевистской Фемиды роль фигового листка, служила средством беззакония, миллионам проложила дорогу в ад. Она позволяла одного и того же человека одновременно и оправдать и уничтожить. В конце 1924 - начале 1925 г. "целесообразность" потребовала демонстрации гуманности восходящего вождя. Крепким мужикам тогда разрешили обогащаться, а казакам-эмигрантам - возвращаться на Родину (к концу 1924 г. прибыло 30 тыс. человек бывших врагов советской власти). РКП(б) демагогически провозгласила, что она "повернулась лицом к деревне и к казачеству". 26 января 1925 г. объявили амнистию казакам. В апреле пленум ЦК РКП(б) рассмотрел вопрос о казачестве. Первый секретарь Северо-Кавказского крайкома партии на нем, в кругу своих, откровенно пояснил: "Мы оккупировали казачий район Северного Кавказа и все эти годы до последних месяцев управляли, как завоеватели в покоренной стране. Теперь мы уже переходим к самоуправлению через местные силы крестьянства"10. На данном этапе "целесообразность" требовала не расстрелов, а демонстративного помилования. Ермаков и его сотоварищи получили освобождение. Но к концу 1926 г. в верхах заговорили о неизбежности обострения классовой борьбы при строительстве социализма. Теперь "целесообразность" требовала натянуть вожжи, подпустить страха, в первую очередь в неспокойных местах, особенно в казачьих, где политика расказачивания никогда не снималась с повестки дня, изменяясь лишь по форме11.
      Новый поворот в большевистской политике продиктовал "целесообразность" нового репрессирования Ермакова, пользовавшегося у казаков большим авторитетом и потому опасного для власти. Не ведая об этом, он тем временем в своих Базках добросовестно служил в совете и кооперации, занимался повседневными делами, встречался с молодым писателем Шолоховым, по его просьбе детализируя события Вешенского восстания. В 1927 г. при аресте Ермакова у него было изъято весьма любопытное письмо: "Москва 6/IV-26 г. Уважаемый тов. Ермаков! - писал Шолохов. - Мне необходимо получить от Вас некоторые дополнительные сведения относительно эпохи 1919 года. Надеюсь, что Вы не откажете мне в любезности сообщить эти сведения с приездом моим из Москвы. Полагаю быть у Вас в мае-июне с. г. Сведения эти касаются мелочей восстания В. Донского. Сообщите письменно по адресу - Каргинская, в какое время удобнее будет приехать к Вам? Не намечаются ли в этих м-цах у Вас длительные отлучки? С прив. М. Шолохов (подпись)".
      А тем временем в областном отделе ГПУ (ДОО) завели на Ермакова новое дело. Отдельные документы из него сообщены Никитиной и Сидоровым в вышеуказанных публикациях. В целом же объемистый том научному анализу не подвергался. Прежде всего показательно в нем сообщение Катеринича, уполномоченного контрразведывательного отделения (КРО) Донецкого окружного отдела (ДОС) полномочного представительства (ПП) ОГПУ Северо-Кавказского края: из него следует, что к 20-м числам января 1927 г. на Ермакова уже был собран компромат агентурным путем (П-38850, л. 1). А 20 января помощник уполномоченного областного КРО В. А. Бахтиаров приступил к его разработке. Первым для допроса он наметил председателя исполкома Вешенского райсовета А. Д. Александрова. 29-летний чиновник из Базков с низшим образованием, из крестьян- бедняков, служивший в Красной армии, должен был понимать, как надлежит оправдывать доверие "органов", и подтвердил все, что требовалось. В скрепленном его подписью протоколе значилось даже больше того, что ОГПУ не смогло "пришить" Ермакову в 1923-1925 годах.
      В протоколе показаний Александрова говорится: 8 марта 1919 г., командуя сотней повстанцев, Ермаков захватил в степи делегацию красных во главе с комиссаром, направлявшуюся на переговоры с руководством Вешенского восстания, доставил в штаб, где их и уничтожили. За этот подвиг его назначили командующим на правой стороне Дона и произвели в есаулы, стали именовать своей красой и гордостью. Беспощадный, он утопил в Дону 500 красноармейцев. Сейчас держится умело, но самый опасный. В заключение Александров назвал лиц, которые подтвердят сказанное им и еще добавят от себя (там же, л. 4-5об.).
      Тотчас после допроса другой сотрудник ГПУ, Б. Н. Борисов, по заранее заготовленному ордеру произвел обыск в доме Ермакова и арестовал его. 24 января были допрошены еще шесть свидетелей. Пятеро из них, в том числе и те, кто во время восстания служили в Красной армии, подтвердили показания Александрова. И. К. Климов, кроме того, добавил, что Ермаков в 1919 г. командовал всеми повстанцами. Дала показания и А. И. Полякова, согласно протоколу, бывшая жена Ермакова: по прибытии из тюрьмы в 1924 г. Ермаков получил письмо от друга-офицера, который призывал его не бросать погон, ибо все равно мы будем у власти. На слова жены "брось ты этим заниматься" Ермаков будто бы ответил: "Никогда не брошу". Лишь Г. М. Топилин высказался в защиту Ермакова. По его словам, с началом восстания всех казаков мобилизовали, командование ими собрание Базковского общества поручило Ермакову. Служа в канцелярии, Топилин ни разу не слышал о расстрелах, но знал, что Ермаков часто, допросив, отпускал пленных (там же, л. 3, 6-7об., 9-12об., 20об.).
      Ермакова препроводили из Вешенской в Миллерово, где 2 февраля Катеринич постановил принять дело к производству по признакам преступлений, предусмотренных ст.ст. 57-11 и 58-18 Уголовного кодекса. В тот же день он допросил обвиняемого. Ермаков снова подробно изложил свою биографию, особенно те страницы, которые, как он знал, сознательно извращались в 1923-1925 годах. В заключение подчеркнул: "По ст. 58 ч. 1 УПК я привлекался к ответственности за службу в Белой армии и за восстание в 1919 г. Крайсуд постановил: за недоказанностью преступления освободить. И в данное время не признаю себя виновным по данной статье".
      Но те, кто фабриковал дело, смотрели на это иначе. Из второй части анкеты Ермакова, заполненной контрразведчиком, явствует, что постановление об его аресте, произведенном 20 января, было принято задним числом в Ростове лишь 2 февраля. 16 февраля Катеринич, докладывая начальнику окружной контрразведки, подчеркнул, что Ермаков "в достаточной степени изобличается в том, что во время восстания в ст. Вешенской... расстреливал красноармейцев и занимался антисоветской агитацией" (там же, л. 14-18, 20об., 22).
      Скоро Катеринич получил еще один важнейший материал. На допросе 1 марта А. Н. Лапченков, счетовод Вешенского общества потребителей (со средним образованием, зажиточный казак, 30 лет, в Красной армии не служил), в 1923- 1924 гг. подписывавший практически все приговоры базковских хуторян в пользу Ермакова, теперь, попав в стены контрразведки, не устоял: ОГПУ получило лжесвидетельство о том, что во время восстания Ермаков командовал дивизией. Попытка обвиняемого ходатайствовать о допросе свидетелей с его стороны не дала результата. 21 марта уполномоченный КРО ПП ОГПУ СКК Бабич объявил: следствие по его делу закончено и представляется в прокуратуру (там же, л. 21об., 23).
      В обвинительном заключении, составленном в конце марта, говорилось, что Ермаков сам принял на себя командование восставшими казаками, был начальником дивизии, участвовал в расстрелах красноармейцев, зарубил 18 матросов, общается с кулачеством, мечтает снова надеть погоны. В подтверждение делались ссылки на лжесвидетелей. Показания Топилина не упоминались. "В деле, - гласило заключение, - имеется в достаточной мере материала - свидетельских показаний, уличающих... Ермакова в преступлениях, совершенных им во время восстания". Дело передавалось в особое совещание Коллегии. Полномочный представитель ОГПУ по Северо-Кавказскому краю поддержал решение КРО, указав лишь, скорее для формы: "в отношении же уголовного материала по ст. 58 п. 11 УК - не согласиться" (там же, л. 27, 28, 34).
      Такое решение исключало вмешательство в дело судебной инстанции, испортившей ОГПУ всю обедню в 1923-1925 годах. В конце апреля дело Ермакова было направлено в Особое совещание при коллегии ОГПУ СССР; 20 мая Особое совещание запросило Президиум ЦИК СССР о предоставлении коллегии ОГПУ права вынесения Ермакову внесудебного приговора, что уже 26 мая и было санкционировано. 6 июня судебная коллегия ОГПУ СССР, рассмотрев 80-й пункт своей повестки дня за несколько минут, отметила в протоколе: "Дело рассматривалось во внесудебном порядке, согласно статье Президиума ЦИК от 26/V-27 года. Постановили: Ермакова Харлампия Васильевича расстрелять. Дело сдать в архив. Секретарь коллегии ОГПУ. Подпись" (там же, л. 30, 31, 35, 39, 41).
      11 июня из Москвы в Ростов поступила весьма срочная, сверхсекретная телеграмма лично полномочному представителю ОГПУ Северо-Кавказского края: "ОГПУ при сем препровождает выписку из протокола заседания Коллегии ОГПУ от 6/VI-27 г. по делу 4559 Ермакова Харлампия Васильевича - на исполнение. Исполнение донести. Приложение: упомянутое (выписка из протокола заседания коллегии ОГПУ от 6/VI-27 г. - А. К.). Зам. председателя ОГПУ Ягода. Начальник ОЦР Шанин".
      17 июня палач сделал свое черное дело. Документ, констатирующий смерть Ермакова, гласит: "Акт. 1927 года июня 17 дня составлен настоящий акт в том, что сего числа, согласно распоряжения ПП ОГПУ СКК от 15 июня сего года за N 0311/47, приведен в исполнение приговор Коллегии ОГПУ о расстреле гражданина Ермакова Харлампия Васильевича". При расстреле присутствовали представители Доноблотдела ОГПУ, прокуратуры и начальник Миллеровского исправтруддома, скрепившие акт своими подписями, но так, что они не поддаются прочтению. 28 июня из Ростова в Москву начальник информационно-разведывательного отдела Дейч и помощник начальника разведывательно-секретного отдела Голованов рапортовали об очередной "победе бдительных донских чекистов".
      Так советская система раздавила Харлампия Васильевича Ермакова, славного сына Отечества, воина-казака, героя первой мировой войны, поднятого на гребень гигантской волны в смуте начала XX века. Прожив короткую, яркую жизнь, он успел проложить на земле глубокую незарастающую борозду. Его образ напоминает потомкам, предупреждает, предостерегает, учит.
      В 1988 г. Пелагея Харлампиевна Шевченко обратилась в Управление КГБ по Ростовской области с просьбой сообщить о судьбе ее отца и ходатайствовала о его реабилитации. Подготовка ответа длилась почти год. Наконец, 16 июня 1989 г. начальник Шолоховского райотделения УКГБ по РО майор А. Ф. Компаниец получил секретное предписание "встретиться с заявительницей и в устной форме сообщить" ей, что Ермаков был осужден к расстрелу за активное участие в Вешенском восстании и антисоветскую агитацию и что "сведений о месте смерти и захоронении" его "в уголовном деле не имеется и установить в настоящее время не представляется возможным".
      Исполнить предписание в точности Компаниец не смог: оказалось, что заявительница за это время перенесла инсульт и состояние ее здоровья вызывает у родственников озабоченность; по их просьбе, докладывал начальству Компаниец, встреча с ней не проводилась, но результат сообщен ее дочери Валентине Андреевне Дударовой. 1 августа прокурор Ростовской обл. В. Н. Паничев подписал протест по приговору, установив, что арест Ермакова 20 января 1927 г. по обвинению в Вешенском восстании противоречил решению суда СКК от 29 мая 1925 г., прекратившего это дело, что обвинение его на основании показаний свидетелей Еланкина, Поляковой и Лапченко безосновательно, поскольку они не содержат доказательств, на что указывал в своих объяснениях Ермаков. Прокурор ходатайствовал о реабилитации. 18 августа 1989 г. президиум Ростовского областного суда отменил расстрельное постановление коллегии ОГПУ и прекратил дело "за отсутствием состава преступления"12.
      Примечания
      1. Известия, 31.XII.1937.
      2. См. КОТОВСКОВ В. Встречи с "дочерью" Григория Мелехова. - Молот, 2.IX.1965.
      3. См. также: СИДОРОВ В. С. Крестная ноша. Трагедия казачества. Ростов-на-Дону. 1994, с. 504-509.
      4. Автор признателен всем, кто помог ему сориентироваться в материалах, еще не подготовленных к научной работе, в особенности сотрудникам УФСБ РО Б. И. Полиевицу, В. Н. Назарову, В. К. Матюгину, М. В. Долговой, Н. П. Кокориной.
      5. СИВОВОЛОВ Г. Я. "Тихий Дон": рассказы о прототипах. Ростов-на-Дону. 1991, с. 68-69.
      6. Там же, с. 69-72.
      7. ХМЕЛЕВСКИЙ К. А., ХМЕЛЕВСКИЙ С. К. Буря над Тихим Доном. Ростов-на-Дону. 1984, с. 48.
      8. СИВОВОЛОВ Г. Я. Ук. соч., с. 85, 86.
      9. Частично этот протокол допроса опубликован Никитиной и Сидоровым.
      10. КИСЛИЦЫН С. А. Государство и расказачивание. 1917-1945 гг. Ростов-на-Дону. 1996, с. 54, 56, 57, 59.
      11. Это не всегда учитывается, когда события рассматриваются через призму большевистских резолюций агитационно-пропагандистского характера; такую ошибку допускает, в частности, Я. А. Перехов, написавший в целом интересную книгу о казачестве (ПЕРЕХОВ Я. А. Власть и казачество. Ростов-на-Дону. 1997).
      12. Архив Управления ФСБ по Ростовской области. Контрольно-наблюдательное дело N 48928 по обвинению X. В. Ермакова, л. 28, 30-31, 45-50.
    • Наше настроение
      Автор: Чжан Гэда
      Аранхуэсский концерт в исполнении Франсиса Гойи:
       
    • Иванян Э. А. Как Рейган оказался в Белом доме
      Автор: Saygo
      Иванян Э. А. Как Рейган оказался в Белом доме // Вопросы истории. - 1984. - № 8. - С. 94-113.
      В сентябре 1787 г. большинством членов Конституционного конвента, собравшегося в Филадельфии, была выработана конституция США, которой предстояло вступить в силу после ратификации ее девятью штатами. В течение первой половины следующего года сторонниками принятия конституции - федералистами - предпринимались активные шаги по пропаганде и разъяснению основных положений принятого конвентом свода законов. В числе положений, нуждавшихся, по мнению составителей, в разъяснении, фигурировали статьи, касавшиеся главы исполнительной власти - президента США. Какими качествами должен обладать будущий верховный администратор страны? В силу каких заслуг перед обществом будет оказываться столь высокая честь тому или иному политическому деятелю? Как оградить высший государственный пост от посягательств недостойных претендентов? Подобные вопросы занимали умы политических деятелей, именуемых в США отцами-основателями государства.
      Один из них, А. Гамильтон писал в "The Federalist" 14 марта 1788 г.: "Избирательный процесс позволяет заявить с уверенностью, что пост президента никогда не достанется человеку, не обладающему необходимыми достоинствами. Способности к грязным интригам и владения искусством завоевания дешевой популярности мотает хватить лишь для того, чтобы человек смог подняться до высшего поста в отдельном штате. Но нужны будут таланты и заслуги совсем иного рода, чтобы завоевать уважение и доверие всего союза штатов или значительной его части, которые позволят ему рассчитывать на успех в качестве кандидата на высокий пост президента Соединенных Штатов. Без преувеличения можно сказать, что всегда будет существовать вероятность видеть на этом посту людей способных и добропорядочных"1. Гамильтон был не одинок в подобных надеждах. И сегодня в официальной президентской трапезной Белого дома чуть ниже каминной доски тускло светятся золотом высеченные в камне слова второго президента США Дж. Адамса: "Пусть лишь честные и мудрые люди правят во веки веков под этими сводами". Изречения Гамильтона, Адамса и их современников способны вызвать в наши дни лишь снисходительно- саркастическую улыбку у тех, кто хорошо знаком с американской историей, особенно с политической историей США текущего века.
      Сегодня кое-кто из американских историков и политологов еще вспоминает о тех временах, когда молодая американская нация подарила миру за исторически короткий срок Дж. Вашингтона, Т. Джефферсона, Б. Франклина, А. Гамильтона и с добрый десяток других достойных уважения людей. Что же касается наших дней, то к категории великих американцев единогласно причисляется лишь один Ф. Д. Рузвельт. Констатация этого факта сопровождается вопросом: как получается, что более чем 230-миллионная американская нация оказывается вынужденной довольствоваться ограниченным выбором из небольшого числа претендентов на президентский пост, в том числе таких, которых К. Маркс называл в свое время "неизвестными посредственностями"2 и которые не обладают ни впечатляющими достоинствами, ни заслугами перед обществом?
      Подобные вопросы задаются особенно часто в последнее 10-летие, на протяжении которого в США сменились четыре президента. 20 января 1981 г. президентом стал Рональд Рейган. Каковы же обстоятельства появления бывшего голливудского киноактера на американской политической арене? В силу каких заслуг и перед кем оказался он на самой вершине американской политической иерархии? Чтобы ответить на эти вопросы, следует вернуться к первым послевоенным годам, когда Рейган, озвучивавший во время второй мировой войны учебные фильмы и изредка снимавшийся в художественных, возвратился в Голливуд и обнаружил, по его словам, что американские кинозрители "отнюдь не ожидали моего возвращения с замирающим дыханием в течение трех с половиной лет... у них появились новые герои"3.
      С довоенных времен Рейган слыл в артистических кругах Голливуда либералом, сторонником рузвельтовских реформ и политического курса демократической партии, хотя такое мнение о нем составилось, скорее, на основе его собственных заявлений о себе, чем в результате каких-то конкретных действий. В автобиографии "Где же другая часть меня?" Рейган пишет, что в 30 - 40-е годы он неизменно поддерживал кандидатов демократической партии, хотя с годами все с большими оговорками, а после войны "слепо" вступал во все организации, "которые гарантировали спасение мира". Это давало основание, убеждал он, считать его "таким же красным, как Москва". Действительно, в течение короткого времени он состоял в двух прогрессивных общественных организациях (обвиненных в годы маккартистской реакции в "прокоммунистических симпатиях"), но вышел из них, как только появились первые признаки антикоммунистической истерии. Рейган настолько успешно маскировался в те годы под либерала, что, когда он явился на одно из антикоммунистических сборищ в Голливуде, состоявшееся на квартире у киноактрисы О. де Хэвиллэнд, хозяйка была крайне удивлена: "А я-то думала, что вы коммунист!" (в свою очередь, Рейган тоже считал ее коммунисткой).
      Для тех, кто знал о политических симпатиях Рейгана понаслышке, представлялось естественным, что именно он, либерал и демократ, должен отражать и отстаивать интересы своих коллег в их профсоюзе - Гильдии киноактеров, во главе которого долго стояли актеры, финансово заинтересованные в сотрудничестве с владельцами киностудий. Не обладавший еще в те годы прочными личными, а тем более финансовыми связями с кинопромышленниками, Рейган казался подходящей фигурой на пост президента Гильдии. О том, что его кандидатура вполне устраивала владельцев киностудий, рядовым членам профсоюза тогда не было известно.
      В 1946 г. перед Рейганом, членом правления Гильдии, встала проблема выбора между двумя профсоюзами, боровшимися за право представлять интересы рабочих-декораторов. Политический нюх подсказывал Рейгану принять сторону Межнационального профсоюза работников театральной сцены, поддерживаемого объединенным капиталом магнатов кинопромышленности. Но признаться в своих симпатиях означало для него выдать себя. Необходим был довод, объясняющий "единственную разумность" такого выбора. Довод был подброшен Рейгану решением владельцев ведущих голливудских киностудий дискредитировать Конференцию профсоюзов киностудий, обвинив ее руководство в "прокоммунистических симпатиях" и предъявив "доказательства" проникновения в руководящие органы этой организации членов Компартии США. Установление "экономического контроля коммунистов" над голливудской кинопромышленностью, всерьез утверждает Рейган, "имело своей конечной целью получение денежных средств для финансирования их деятельности и превращения киноэкрана в канал их пропаганды"4. На основе того, что пишет Рейган о себе и что пишут о нем другие, можно сделать вывод, что именно в те годы его политические взгляды приобрели форму оголтелого антикоммунизма.
      Он не раз утверждал, что принес свою артистическую карьеру в жертву деятельности на посту президента Гильдии киноактеров. Однако, как нам думается, он явно кривил душой: его буквально опьяняла роль могущественного профсоюзного босса и связанная с его новым общественным положением известность, которой он так и не смог добиться в артистическом мире. Рейган часто выступал с политическими заявлениями и речами; его приглашали на званые обеды и приемы, в ходе которых он с готовностью высказывался по политическим вопросам, пользуясь случаем еще раз осудить "безнравственный коммунизм". Чем глубже он входил в мир профессиональных политиков, тем консервативнее и жестче становилась его позиция. Его все чаще видели в обществе "сильных мира сего", могущественных хозяев голливудской киноиндустрии, с которыми он уже чуть ли не на равных обсуждал меры по обузданию излишне активной, по мнению владельцев киностудий, деятельности отдельных профсоюзов и решал судьбу тех из своих коллег-актеров, которые "не понимали важности борьбы с засильем коммунистов в Голливуде". Кое- кто из его коллег считал не без оснований, что в эти годы Рейган пытался за счет других актеров спасти свою быстро увядавшую артистическую карьеру.
      С нескрываемым энтузиазмом принял он участие в объявленной Федеральным бюро расследований кампании по искоренению "красных" из Голливуда, поддержав идею составления "черных списков" с фамилиями "коммунистов и симпатизирующих им лиц" из числа ведущих деятелей американской кинематографии. В 1947 г. начались слушания в комитете палаты представителей американского конгресса по расследованию "антиамериканской деятельности" по т. н. делу о "распространении коммунистического влияния в кинопромышленности США". Председатель комитета конгрессмен П. Томас (несколькими годами позднее осужденный американским судом за финансовые махинации) обвинил администрацию Рузвельта в том, что она-де путем выкручивания рук навязала голливудским кинопромышленникам производство таких "прокоммунистических пропагандистских" фильмов, как "Песнь о России" и "Миссия в Москву". Член комитета Дж. Рэнкин заявил: "Большое количество фильмов, выпускаемых Голливудом, проводит коммунистическую линию". Рэнкин, а с ним и другие члены комитета не раз грозились представить документальные доказательства в подтверждение предъявляемых ими обвинений, но это так и не было сделано. Другой член комитета Ричард М. Никсон формулировал свое обвинение несколько иначе: Голливуд выпускает недостаточное количество антикоммунистических фильмов, и причиной тому - препятствия и обструкция, чинимые засевшими там коммунистами5.
      Свидетелями обвинения были главы ведущих голливудских киностудий, а также некоторые киноактеры. "Мотивы, по которым они выступали, были различны, - писал Р. Склар. - Кое-кто из них хотел отомстить за старые обиды, оправдать принятые в прошлом решения, расправиться со старыми врагами, посодействовать своему продвижению или реализации каких-то выгодных им дел. Как правило, их показания были подлыми, злопыхательскими, трусливыми и даже глупыми"6. Выступая перед комитетом, далекий от политики, но решивший не рисковать своей блестящей кинокарьерой Г. Купер с обезоруживающей улыбкой заявил: "Я не знаю, на чем зиждется коммунизм... Судя по тому, что я слышал, мне он не нравится, потому что у него недостойные цели". Рейган был гораздо решительнее в своем осуждении коммунистов: "Я испытываю отвращение к их философии, но я испытываю еще большее отвращение к их тактике, которая является тактикой пятой колонны и нечестна... В Гильдии киноактеров имеется небольшая группа людей, которая постоянно выступает против политики ее правления. Эта небольшая клика лиц всегда подозревалась в том, что она следует тактической линии, ассоциируемой нами с линией Коммунистической партии"7. Несмотря на лицемерно предпринятые им попытки откреститься от маккартистской практики ущемления гражданских свобод, это заявление Рейгана перед комитетом по расследованию "антиамериканской деятельности" поставило его в ряды наиболее откровенных и отъявленных антикоммунистов.
      Комитету так и не удалось доказать факт "пропагандистской деятельности коммунистов в Голливуде", но основная цель слушаний в конгрессе была достигнута: фундамент продолжавшейся в течение многих лет позорной "охоты на ведьм" был заложен. Ни Рейган, ни его единомышленники, выступавшие с показаниями перед комитетом, не располагали, естественно, никакими доказательствами "засилья коммунистов" в Голливуде и были вызваны в Вашингтон скорее с целью придания респектабельности: слушаниям и (что было немаловажным с точки зрения политических интересов сенатора Дж. Маккарти и его приверженцев) для привлечения внимания средств массовой информации, фото- и кинорепортеров. Именно тогда в Голливуде стало известно о действиях Рейгана, пытавшегося уговорить актеров связать имена некоторых своих коллег с "прокоммунистической деятельностью". "Нет ничего проще, - убеждал Рейган, в частности, актрису А. Ревери. - Единственное, что от Вас ожидается, это всего лишь пара фамилий, которые ранее уже назывались"8. Актриса отказалась сделать то, что она считала подлостью по отношению к своим коллегам, и в результате в 1951 г. сама оказалась в "черном списке", закрывшем ей навсегда дорогу в голливудские киностудии.
      Киноактриса К. Морли рассказывала, что ее обращение в Гильдию киноактеров с просьбой воспрепятствовать включению ее фамилии в "черный список" было проигнорировано Рейганом. В 1980 г., будучи уже пожилой женщиной, она все еще не могла скрыть горечи по поводу того, что, по существу, была предана своим профсоюзом. О Рейгане она отозвалась следующим образом: "Дело не в том, что он плохой человек. Самое ужасное в Ронни - это его стремление быть всегда на стороне тех, кто обладает силой. Я не думаю, что он способен на самостоятельные поступки и решения, Я никогда не видела, чтобы у него когда-либо в жизни возникла собственная идея. Честно говоря, я не думаю, что он даже понимает, насколько опасно то, что он делает"9. Морли была чуть ли не единственной из знавших Рейгана не один десяток лет, кто решился откровенно высказать свое мнение о нем. Журналисты, пытавшиеся в преддверии президентских выборов 1980 г. узнать побольше о человеке, собиравшемся въехать в Белый дом, наталкивались на поразительную сдержанность тех, кто, казалось бы, должен был знать о многих малоизвестных широкой общественности сторонах личной, творческой и общественно-политической жизни своего старого знакомого и коллеги. Калифорнийские старожилы - голливудские актеры, местные политиканы и просто соседи по земельным участкам ссылались на то, что совершенно не знают Рейгана, либо отделывались такими фразами: "Он любит колоть дрова и ездить на лошадях", "Любит пилить бревна и верховую езду", "Обожает чинить забор к сидеть в седле", любит хорошие вина, желейное драже и рассказывать анекдоты".
      Складывалось впечатление, что дело было не столько в том, что эти люди плохо знали Рейгана, а в том, что они знали его слишком хорошо и опасались, как бы у них не вырвалось какое-нибудь опрометчивое суждение о нем, которое могло бы обернуться против них самих. Наверное, не совсем уж безосновательно говорили в Калифорнии о связях Рейгана с людьми, близкими к мафии, и о том, что произошло с теми, кто попытался подвергнуть сомнению порядочность его действий в 50-е годы. Выдворенные из Голливуда при непосредственном участии Рейгана актеры, режиссеры, сценаристы, многие из которых пользовались к тому времени уже довольно широкой известностью в стране, получили "волчий билет" от американской киноиндустрии, и их фамилии никогда не фигурировали в титрах голливудских кинофильмов. В Калифорнии (во всяком случае журналистам) редко встречались люди, решавшиеся откровенно высказываться о личности Рейгана. Даже "близкие его друзья, говоря о нем, отделывались казавшимися заранее отрепетированными сугубо формальными фразами"10.
      Еще в 40-е годы избранная Рейганом тактика и тщательно продуманный выбор "с кем быть" принесли плоды: солидный вес в голливудском "высшем обществе", всеобщее, как он считал, уважение и щекотавшую его самолюбие боязливую сдержанность коллег при общении с ним. Пять раз подряд, с 1947 г. по 1951 г. его избирали президентом Гильдии киноактеров (в шестой раз он был избран после продолжительного перерыва, в 1959 г.). Налаженные Рейганом на посту президента Гильдии киноактеров связи в деловом мире принесли дивиденды в 1954 г., когда руководство компании "Дженерал электрик" предложило ему вести регулярную телевизионную передачу "Театр Дженерал электрик" за весьма солидное вознаграждение в 125 тыс. долл. в год (к 1962 г. он получал уже 165 тыс. долл.). Работа не требовала большого напряжения сил, давая Рейгану взамен существенные блага в форме вновь обретенного веса в обществе и известности, не говоря уже о материальной стороне дела. Выплачиваемое ему довольно высокое вознаграждение предполагало периодические поездки по стране с выступлениями перед рабочими аудиториями заводов "Дженерал электрик" на тему о преимуществах классового мира между капиталистами и рабочими, об общности их интересов, об опасности для общества свободного предпринимательства излишне активного вмешательства правительства в деятельность частного капитала, о частной инициативе как "незыблемой основе свободного общества" и, конечно, о сатанинских намерениях советского и международного коммунизма.
      "Наиболее драматично я подавал рассказ о попытке захвата коммунистами власти в американской кинопромышленности", - пишет Рейган, сетуя на то, что, "несмотря на широкую огласку, которую получило это дело, рядовая аудитория совершенно не имела представления о международном коммунизме и методах его деятельности". В этом плане, самодовольно констатирует Рейган, он сыграл "весьма полезную роль, пробудив многих людей к осознанию опасности в их собственном заднем дворе"11. Нет ничего удивительного в том, что организаторы поездок Рейгана по стране сочли необходимым дать ему в постоянные сопровождающие агента ФБР: дело в том, что рабочие аудитории нередко реагировали слишком бурно на подстрекательские высказывания наемного оратора. Вот когда оттачивались и шлифовались формулировки политического кредо Рейгана, составившие основу его платформы на последовавших позднее выборах губернатора, а затем и президента США, а в 50-е годы представлявшие собой оплаченные гигантской монополией - компанией "Дженерал электрик" разглагольствования по одобренному ее руководством сценарию12. Тогда же формировался и контингент будущих политических и финансовых кураторов Рейгана из числа разделявших его взгляды и восхищавшихся его антикоммунистическим неистовством представителей военно-промышленного комплекса Калифорнии.
      Миссионерская деятельность Рейгана в интересах "большого бизнеса" США, продолжавшаяся в течение восьми лет, многому его научила, и прежде всего мастерству общения с живой аудиторией. Выполняя социальный заказ монополистического капитала США, Рейган умственно не перенапрягался: охватив за этот срок работы на компанию "Дженерал электрик" рабочую аудиторию 135-ти ее заводов, превышавшую четверть миллиона человек, Рейган не баловал слушателей разнообразием выдвигаемых им положений, повторяя практически один и тот же текст. Но, как свидетельствуют те, кто слышал его в те годы, произносил он этот текст "блестяще", с раз и навсегда отработанными интонациями, мимикой и жестами. Актерское мастерство Рейгана нашло наконец достойное применение на службе у монополистического капитала.
      В 1961 г. Рейгану исполнилось 50 лет. Он был известен телезрителям США как ведущий популярной передачи, получал солидный доход, позволявший иметь собственные ранчо, конюшню и дом на берегу Тихого океана, бесплатно оборудованный щедротами "Дженерал электрик" всеми известными и даже еще только внедряемыми в серийное производство электротехническими и электронными приборами и приспособлениями (не электрифицированными в доме остались разве что стулья, не скрывая восторга, хвастался Рейган); у него была новая семья - жена Нэнси, дочь Патти и сын Рональд-младший. Антикоммунистические проповеди Рейгана, сдабриваемые по мере необходимости выпадами в адрес правительства, "оседлавшего рядового труженика и не дающего ему свободно дышать", щедро оплачивались монополистическим капиталом и планировались на многие годы вперед.
      В своих воспоминаниях Рейган ссылается на высказывания У. Чэмберса, платного провокатора ФБР, чьи "свидетельства" явились в годы "охоты на ведьм" основанием для судебного преследования и осуждения ни в чем не повинных людей: "Когда я взял в руки рогатку и выпустил заряд по коммунистам, я попал еще кое в кого. Я попал в ту силу великой социалистической революции, которая, скрываясь под именем либерализма, судорожными рывками, шаг за шагом, незаметно в течение двух десятилетий набрасывала на нашу страну ледяной покров. Я не имел четкого представления не о масштабах или глубине этого процесса, ни о свирепой мстительности революционного нрава этой силы"13. Ссылка на высказывания человека с явно больной психикой понадобилась Рейгану, чтобы высказать свое убеждение, что после прихода к власти демократической администрации Дж. Кеннеди в январе 1961 г. с ним произошло абсолютно то же самое, что и с Чэмберсом: против него и его личного "крестового похода" в защиту демократии и свободы от правительственного контроля и засилья коммунистов выступила все та же "обладающая свирепым мстительным нравом либеральная сила", навесившая на него "ярлык громогласного рупора правого экстремизма, находящегося на граня безумия"14 (в 1984 г. президент Рейган подписал указ о посмертном награждении Чэмберса медалью Свободы, высшей гражданской правительственной наградой, особо подчеркнув вклад умершего в 1961 г. провокатора в "дело служения на благо общества").
      Не рискуя и в дальнейшем вызывать столь решительное осуждение миссионерской деятельности Рейгана со стороны широкой американской общественности и справедливо полагая, что ассоциация имени Рейгана с "Дженерал электрик" может нежелательно отразиться на взаимоотношениях концерна с правительственными органами и, помимо всего прочего, на сбыте производимой им продукции, руководство компании было вынуждено отменить показ по телевидению программы "Театр Дженерал электрик", ведущим которой был все эти годы Рейган, и прекратить его пропагандистские поездки по стране.
      К тому времени Рейгана уже перестали приглашать сниматься в фильмах (после картины "Морские дьяволы", в котором он снимался в 1957 г. вместе со своей второй женой Нэнси, он снялся лишь в картине "Убийцы"). Но он надеялся, что его не оставят те круги монополистического капитала, которым он сослужил столь полезную службу и которые, будучи рекламодателями, сохраняли большое влияние на американском телевидении. И действительно, в 1962 г. у Рейгана появился новый хозяин - корпорация: "Боракс", специализировавшаяся на производстве синтетических моющих средств. На целых два года он стал ведущим еженедельной телепередачи "Дни Мертвой долины" - популярного сериала-"вестерна", созданного на средства корпорации. Функции ведущего передачи включали обязанность рекламировать во время специально предусмотренных перерывов в показе сериала продукцию, выпускаемую корпорацией, и в частности производимый ею стиральный порошок "Боратим".
      Заинтересованные в Рейгане круги, однако, не были до конца убеждены в том, что он в совершенстве овладел мастерством завоевания популярности у "человека с улицы", и Рейган принял решение обратиться к услугам рекламного агентства, в котором работал его брат Нил. Согласно разработанному братьями плану, был проведен "спонтанный опрос общественного мнения" якобы с целью определения, насколько популярна у покупателя рекламируемая Рейганом по телевидению продукция корпорации "Боракс". Результаты проведенного "опроса" обнародовал Н. Рейган: "Мы пригласили женщин прямо с улицы и показали им рекламный ролик. Мы спросили у них, что они думают о Рональде. Они сказали, что готовы купить у него что угодно. Они даже заявили, что готовы проголосовать за него, если он будет баллотироваться на выборный пост, хотя мы их об этом не спрашивали"15.
      В заключительной фразе содержался весь смысл проведенного опроса, и результаты задуманного рекламного трюка не заставили себя долго ждать. В том же 1962 г. среди представителей немногочисленной, но тесно связанной с военно-промышленным комплексом группы состоятельных калифорнийских дельцов зародилась идея выдвинуть Рейгана кандидатом на пост губернатора штата от республиканской партии (вряд ли можно считать чистым совпадением, что именно в этом году Рейган впервые зарегистрировался как республиканец).
      Фактором, объединяющим эту группу лиц примерно одного возраста в идеологически и политически единое целое, был одинаковый подход к оценке роли монополистической верхушки правящего класса в жизни американского общества. Они были и по сей день остаются искренне убежденными в том, что огромные состояния, накопленные незначительным меньшинством американских граждан, являются красноречивым свидетельством и результатом особой талантливости и предприимчивости этих людей. Стоит предоставить им полную свободу действий, прекратить "государственное вмешательство" в их деятельность, и экономические проблемы США будут решены в кратчайший срок. Позиция их по вопросам разоружения и контроля над вооружениями предельно проста: чем сильнее Соединенные Штаты в стратегическом отношении, чем страшнее оружие, которым они обладают, тем больше шансов создания и сохранения отвечающей их политическим и экономическим интересам ситуации в мире. "Секретом экономического успеха Америки они считают систему частного предпринимательства и возражают против того, что все более растущая часть доходов от их деятельности бесследно уходит на финансирование правительства, являющегося, по их убеждению, расточительным и неэффективным, правительства, которое вмешивается в дела, входящие по праву в компетенцию частных предпринимателей, и поощряет народ к безделью"16, - такую характеристику взглядов членов этой группы дал хорошо знающий их журналист Р. Линдсей.
      Сами члены группы говорят о себе с гораздо большей сдержанностью. "Объединяющим нас всех фактором является то, что наша группа состоит из добившихся успеха людей, - заявлял кинопродюсер Дж. Разер, один из наиболее влиятельных членов этой группы, получившей позднее известность как "рейгановская команда". - Мы все стоим за экономическую стабильность и предпочитаем - хотя это и звучит весьма скучно - тихую, семейную жизнь". Упомянутый Разером "объединяющий фактор" миллионных состояний и консервативного образа мышления свел в одной группе, помимо его самого, промышленников Дж. Дарта, Э. Джоргенсона, финансистов и дельцов А. Блумингдейла, Х. Таттла, К. Стоуна, А. Дейча, У. Уилсона, крупного адвоката корпораций У. Ф. Смита и еще нескольких человек из кругов "калифорнийской элиты", решивших поставить на Рейгана, как ставят на уже доказавших свою резвость лошадей.
      Для людей, не искушенных в правилах игры "по-крупному" в мире американской политики и не представляющих, какая тщательная подготовка предшествует появлению нового для избирателей имени на политическом горизонте США, политическая карьера Рейгана началась лишь в 1964 г., в период предвыборной кампании, предшествовавшей избранию Л. Джонсона на пост президента США. Тогда, стараниями старшего брата Нила, ставшего к тому времени первым вице-президентом рекламного агентства "Маккан-Эриксон", Р. Рейгану было поручено выступать в качестве "доверенного лица" сенатора Б. Голдуотера на многочисленных платных мероприятиях в штате Калифорния, проводившихся с целью сбора средств на предвыборную борьбу сенатора за президентское кресло. Рекомендуя брата вниманию крупного нефтепромышленника Г. Сальватори, председателя Калифорнийского комитета по сбору средств в казну республиканского кандидата, Н. Рейган многозначительно пообещал: "Дайте этому парню возможность выйти в эфир, и он докажет вам свою эффективность. Мы уже испытали его на стиральном порошке"17.
      Сальватори, несомненно, располагал необходимыми сведениями о Рейгане и его консервативной, правоэкстремистской позиции по основным аспектам внешней и внутренней политики США; однако, лишь лично прослушав выступление Рейгана на одном из обедов, сбор от оплаты которого шел в пользу Голдуотера, высказался за то, чтобы Рейгану предоставили время на национальном телевидении. "После этого выступления мы пришли к решению дать ему высказаться по телевидению. Мы поняли, что Рейган излагает позицию Голдуотера лучше, чем сам Голдуотер"18, - заявил Сальватори. Можяо себе представить, насколько Рейган превосходил Голдуотера в своих правоэкстремистских взглядах, если последний, прослышав о предстоящем телевизионном выступлении Рейгана, проявил редкое для него беспокойство - не допустит ли тот в своем изложении позиции Голдуотера слишком резких и негибких высказываний, которые отпугнут избирателей? Сторонники Рейгана утверждали, правда, что Голдуотер попросту испугался, что откровенно консервативная и не признающая никаких компромиссов позиция Рейгана по поднимавшимся в ходе предвыборной кампании проблемам внешней и внутренней политики США даст основание поддерживающим его, Голдуотера, консервативным кругам страны прийти к выводу, что они сделали ставку не на того человека. В конечном счете сторонникам Рейгана удалось успокоить Голдуотера, и Рейгану было дано "добро" на выход в эфир.
      Первые же фразы рейгановского телевизионного выступления не оставляли никакого сомнения в том, что опасения Голдуотера и его сторонников были далеко не безосновательными. Основные положения внутриполитической и внешнеполитической предвыборной платформы Голдуотера в изложении Рейгана приобрели еще более зловещий оттенок, столь импонировавший крайне правому крылу республиканской партии. "Пушки молчат в этой войне, - заявил Рейган, - но рушатся границы, в то время как те, кто должен сражаться, предпочитают оставаться нейтральными". Америка, говорил он, стоит перед выбором между свободным предпринимательством и разросшимся правительством, между свободой личности и "муравьиной кучей тоталитаризма", между необходимостью проявления стойкости в сложившейся опасной международной обстановке и капитуляцией перед "наиболее злобным врагом, которого когда-либо знало человечество на своем долгом пути восхождения из топких болот к звездам". Рейган бил наотмашь по всем тем, кто осмеливался призывать к проявлению разумности и дальновидности во внешней политике, и тем, кто пытался осуждать опасный экстремизм при выработке подходов к решению современных международных проблем.
      Покончив с одной темой, Рейган переключился на "непомерно разросшееся правительство", которое "подчинило себе здравоохранение, жилищное строительство, фермерское хозяйство, промышленность, торговлю, образование и во все нарастающей степени вторгается в право народа на информацию"; оно "не в состоянии функционировать так же хорошо и экономно, как частный сектор нашей экономики". Он называл программы социального обеспечения программами "оказания благотворительной помощи", экономическую помощь зарубежным странам - "субсидией социализму", городское строительство - "наступлением на свободу личности", бесплатное образование - "не всеобщим правом, а привилегией тех, кто его заслуживает". 30-минутное выступление Рейгана по национальному телевидению завершилось грозным предупреждением об ожидающих американцев опасностях в случае победы демократов на предстоящих выборах19. Именно это выступление Рейгана сделало для консолидации правоэкстремистских и неоконсервативных сил Америки вокруг Рейгана больше, чем что-либо другое из того, что он говорил и делал раньше. Рейган не просто подхватил выпавшее из рук Голдуотера знамя правого экстремизма и политической реакции - оно было ему вручено под одобрительные возгласы неоконсерваторов крупным монополистическим капиталом и военно-промышленным комплексом США.
      После выборов 1964 г. калифорнийские республиканцы крайне правого толка, с нескрываемым энтузиазмом поддержавшие экстремистские воззрения своего нового идола, овацией встретили очередной рейгановский выпад в адрес либерального крыла республиканской партии, предательство которого, по утверждению Рейгана, привело партию к одному из самых сокрушительных поражений в политической истории страны. Конкретным адресатом рейгановской ненависти и презрения явился губернатор штата Нью-Йорк Н. Рокфеллер, отказавший в 1964 г. в своей поддержке Голдуотеру. "Мы не намерены отдавать республиканскую партию изменникам, предавшим ее в только что окончившейся борьбе, - неистовствовал Рейган. - Поражение Голдуотера вовсе не означает отказа от консервативной идеологии. Нам больше не нужны кандидаты, присягнувшие на верность социалистической философии наших противников"20.
      К началу 1965 г. представители правого крыла республиканской партии в штате Калифорния официально предложили Рейгану выставить свою кандидатуру на пост губернатора штата на выборах 1966 года. Уполномочили их на этот шаг "отцы-благодетели" Рейгана-Сальватори, Таттл и Рубелл, принявшие после неафишированных консультаций с другими влиятельными членами калифорнийского военно-промышленного комплекса решение, говоря словами Сальватори, "сделать его губернатором". Внешне показывая, что он еще сомневается в разумности такого шага, Рейган, однако, уже при первом разговоре на эту тему затронул вопрос о том, что в случае победы на выборах ему придется отказаться от личного участия в финансовых и деловых операциях и, следовательно, понести заметный материальный ущерб. Калифорнийские миллионеры заверили Рейгана, что обеспечением его финансовых интересов они займутся лично.
      Для достижения задуманного решено было создать Рейгану образ, возможно, в чем-то повторяющий черты некоторых из его "порядочных" киногероев, способный завоевать симпатии калифорнийских избирателей. Необходим был и достаточно многозначительный, но вместе с тем расплывчатый лозунг, который, не обязывая ни к чему Рейгана и поддерживающие его круги, воплощал бы в себе связываемые с его именем ожидания. Результатом усилий специалистов из консультативной фирмы по вопросам политической рекламы "Спенсер-Робертс" оказался лозунг "Созидательное общество". Сам Рейган был окрещен "гражданином-политиком" - человеком, не коррумпированным контактами с миром профессиональных политиканов. Существенную помощь специалистам по политической рекламе оказывал лучше всех знавший Рейгана человек - его старший брат Нил, цинично признававшийся впоследствии: "Я знал, как продать его публике. Я продавал его не как моего брата, а как кусок мыла"21.
      Уже вступив в предвыборную борьбу за губернаторский пост, Рейган не переставал напоминать своим "благодетелям" об их обещании обеспечить его личные финансовые интересы. Дело было в том, что ни продолжительная карьера киноактера, ни деятельность на посту профсоюзного лидера в Гильдии киноактеров, ни сотрудничество с "Дженерал электрик" и "Бораксом" не сделали Рейгана миллионером. С 1956 г. Рональд и Нэнси Рейган владели стилизованным под "домик на ранчо" особняком в Пасифик Пэлисэйдс, одном из наиболее привилегированных районов Лос-Анджелеса; ежегодный доход Рейгана, включая годы его работы на телевидении, исчислялся суммой, превышающей 100 тыс. долл. (правда, до выплаты столь раздражающих Рейгана налогов). Кроме того, в 1951 г. он приобрел за 85 тыс. долл. два участка земли в Санта-Моника, севернее Лос-Анджелеса. Именно этим двум участкам площадью 236 и 54 акра и суждено было стать основой беспримерной спекулятивной сделки, совершенной рейгановскими "отцами-благодетелями" в преддверии въезда Рейгана в губернаторский особняк в столице штата Калифорния г. Сакраменто.
      Авансировать Рейгана до его победы на губернаторских выборах было не в правилах рассчитывающих все до мелочей калифорнийских дельцов-миллионеров. Однако то, что Рейган стал миллионером сразу после победы над занимавшим ранее губернаторский пост, тоже бывшим голливудским киноактером П. Брауном, свидетельствовало о серьезности их намерений в отношении политического будущего своего ставленника. В декабре 1966 г. (Рейган был избран губернатором штата в ноябре, а вступить на губернаторский пост ему предстояло в январе следующего года) один из принадлежавших ему земельных участков площадью в 236 акров был приобретен голливудской киностудией "XX век-Фокс" за невероятно высокую сумму в 1930 тыс. долларов. Понятно, что до сих пор приходится изумляться причинам, "вынудившим" никогда ранее не проявлявших столь явной неосмотрительности и щедрости в финансовых сделках владельцев студии выплатить более чем по 8 тыс. долл. за акр земли, которая обошлась Рейгану первоначально всего по 275 долл. за акр и, согласно оценке экспертов по продаже недвижимой собственности, стоила по крайней мере в 3 раза дешевле выплаченной Рейгану суммы. На протяжении всех лет, прошедших со дня этой купли-продажи, политические противники Рейгана пытались раскопать сведения, которые могли бы послужить доказательством противозаконной финансовой махинации и спекулятивной сделки, осуществленной "друзьями" Рональда с целью подкупа будущего губернатора штата, но все их усилия остаются пока тщетными. Операцией "Ранчо Малибу-Каньон" руководил один из членов "рейгановской команды" адвокат У. Ф. Смит, ставший с приходом Рейгана в Белый дом главным законником страны - министром юстиции США.
      Оставшийся у Рейгана земельный участок меньшей площади был оценен уже в бытность его губернатором Калифорнии в 165 тыс. долл. и принят в частичную уплату за приобретенный им тогда за 347 тыс. долл. огромный земельный участок площадью в 778 акров. Земельные участки, расположенные по соседству, были приобретены и другими членами "рейгановской команды", в частности У. Уилсоном и У. Ф. Смитом, объяснившими свое решение купить соседние земли тем, что они-де не хотели оставлять Рейгана одного: "Это глухие места, и вокруг у него не было бы ни одного знакомого соседа". Поистине, трогательная забота! Спекулятивные операции с землей в интересах Рейгана осуществлялись от имени "слепого треста", образованного после избрания Рейгана губернатором во избежание обвинений в "использовании служебного положения в личных целях". Поверенными в финансовых делах Рейгана в рамках "слепого треста" были все те же У. Ф. Смит, Дж. Дарт и У. Уилсон, оберегавшие от глаз общественности все темные делишки, совершаемые "трестом" в интересах губернатора.
      Некоторое время после приобретения огромного участка земли в той части штата, которая именовалась "Ранчо Калифорния", Рейган пытался убедить интересовавшихся причиной странной покупки лиц в том, что он намерен использовать его для строительства усадьбы, где он мог бы коротать редкие дни отдыха от исполнения губернаторских обязанностей и куда он мог бы удалиться после ухода в отставку и разводить лошадей и крупный рогатый скот. Трудно было найти во всей Калифорнии менее приспособленный для таких целей участок земли: он находился на значительном удалении от сколько-нибудь крупных водных ресурсов и источников, доступ к нему обеспечивался находившейся в плачевном состоянии проселочной дорогой. Но этот участок был определенно "золотоносным": именно в этом направлении прокладывался один из каналов Южно- Калифорнийской водной системы и вынашивались планы строительства автотрассы, проходящей через этот район. Сомнительно, что об этих планах не было известно губернатору штата и его могущественным "доверенным лицам", имевшим свободный доступ к документам и проектам департамента водных ресурсов и департамента шоссейных дорог в административном управлении штата. Строительство канала было завершено в годы пребывания Рейгана на посту губернатора к, конечно, отразилось на стоимости участка. Так и не приступив к строительству на участке широко разрекламированной им личной усадьбы, спустя восемь лет после приобретения Рейган продал его за 856,5 тыс. долларов.
      И эта спекулятивная операция с землей была осуществлена У. Ф. Смитом через таинственную фирму, именовавшуюся "57 Мэдисон корпорейшн", одним из владельцев которой был некий Ж. Стайн - стародавний рейгановский приятель и должник по тем дням, когда президент Гильдии киноактеров Рейган оказал ценную услугу созданной Стайном Музыкальной корпорации Америки. В дальнейшем Рейган закупал бычков для своего ранчо через компанию "Оппенхаймер Индастриз", владельцем которой являлся сын Стайна, а одним из крупных акционеров - тот же У. Ф. Смит. Чистая прибыль, поступившая на банковский счет Рейгана от спекулятивных сделок с земельными участками в Калифорнии, составила более 2 млн. долларов. В последний год своего пребывания на посту губернатора Калифорнии Рейган приобрел близ г. Санта-Барбара еще один земельный участок площадью почти в 700 акров, на котором построил свое "Ранчо дель Сиело" ("Небесное ранчо"), принадлежащее ему до сих пор.
      Рейган "зарабатывал" будущие миллионы, ведя ожесточенную предвыборную кампанию сначала со своим коллегой по республиканской партии, бывшим мэром г. Сан-Франциско Дж. Кристофером, а после победы над ним с преимуществом в 700 тыс. голосов - с кандидатом демократической партии Брауном, слывшим либералом и занимавшим в течение двух сроков пост губернатора Калифорнии. Кстати оказались и актерский опыт, и многолетние выступления перед различными по профессиональному и социальному составу аудиториями, и умение держаться перед телекамерами, и (последнее по счету, но не по важности в американской политической действительности) фотогеничность. "Годами, "упаковщики" кандидатов на выборные посты пытались сделать законченных актеров из своего политического сырья. Рейган вывернул этот процесс наизнанку, будучи сначала актером, а уж потом "озабоченным гражданином"22.
      Рейган разительно отличался от тех, кто был знаком избирателям штата по прошлым выборам. Он называл получателей всевозможных государственных пособий "безликой массой, ожидающей милостыни", призывал "начать пожар в прериях, который охватит всю страну и восстановит в полной мере доверие к правительству", отвергал необходимость принятия закона о "справедливом распределении жилого фонда", который в случае утверждения помог бы несколько умерить аппетиты зарвавшихся домовладельцев, предлагал покончить с "проявлением слабости" перед лицом "патологической вульгарности" студентов, издевался над теми, кто высказывался за принятие оперативных мер по охране гибнущей по вине человека природы ("Ну, сколько вам еще нужно секвой, чтобы вы могли бы насладиться их видом?", - язвил Рейган).
      Если некоторые из его сторонников утверждали, что Рейган "смягчил" свою позицию по проблемам внутриполитического и экономического характера, дабы не отпугнуть "умеренных" республиканцев, то в вопросах внешней политики он неизменно оставался воинствующим антикоммунистом и сторонником жесткого подхода к решению международных проблем. "Мы должны объявить войну Северному Вьетнаму, - призывал он. - Враг не должен знать, что мы не применим ядерной бомбы. Он должен ложиться спать каждую ночь, боясь, что мы можем ее применить"23. "Мы хотим Ронни!" - скандировали члены Ассоциации владельцев недвижимой собственности после выступления Рейгана на обеде, данном ими в его честь. В Калифорнии не рекомендуется недооценивать желаний влиятельного лобби этой Ассоциации.
      8 ноября 1966 г. Рейган одержал победу над Брауном, получив большинство почти в 1 млн. голосов. В четверть первого ночи 3 января 1966 г. (в полном соответствии с настоятельной рекомендацией составительницы его гороскопа) он принес торжественную присягу при вступлении на пост губернатора штата Калифорния. Первый шаг к Белому дому был сделан. В ходе предвыборной кампании 1980 г. Рейган будет бравировать тем, что является "кандидатом большого бизнеса"24. Столь откровенным он станет не сразу, а лишь убедившись в том, что такое признание не только не подрывает, а, напротив, укрепляет его политические позиции в тех кругах, поддержку которых он всегда рассматривал как решающую в любых коллизиях. В бытность же губернатором Калифорнии Рейган еще не решался афишировать свою зависимость от "сильных мира сего", хотя его тесные связи с ними ни для кого не были секретом. В 1967 г. он ограничился признанием, что его администрация "ориентируется на интересы деловых кругов"25.
      В первые недели своего губернаторства Рейган призвал на помощь "отряд особого назначения" - более 200 ведущих бизнесменов штата, отрекомендовав их консультантами по вопросам разработки будущих социально-экономических и административных реформ в штате. Но основными советниками Рейгана продолжала оставаться примерно дюжина членов бывшей "рейгановской команды", фигурировавших теперь в качестве "кухонного кабинета" губернатора. Однако в отличие от членов "кухонного кабинета" седьмого президента США Э. Джексона, встречавшихся со своим лидером на кухне Белого дома (откуда и пошло это название), члены "кухонного кабинета" Рейгана считали ниже своего достоинства собираться на кухне губернаторского особняка. Х. Таттл, Дж. Дарт, У. Уилсон, А. Блумингдейл, Дж. Разер, К. Стоун, Э. Джоргенсон, Г. Сальватори, П. Лэксалт, Ч. Уик и У. Ф. Смит встречались для решения возникавших проблем и выработки единой тактической линии в гостиной или рабочем кабинете губернаторского особняка и неизменно под предлогом дружеских обедов или ужинов. У них было на то право: для "облегчения" финансового положения губернатора члены "кухонного кабинета" приобрели у штата этот особняк за 150 тыс. долл. и теперь сдавали его губернатору "в аренду" всего за 2,5 тыс. долл. в месяц, которые покрывала казна штата. Это называлось "экономить средства штата". "Дареному дому в зубы не смотрят", - отреагировал Рейган на щедрое подношение друзей26.
      Таттл, без сомнения, говорил от имени коллег по "кухонному кабинету", когда признал: "Наша политическая философия совпадает с политической философией губернатора Рейгана"27. Эта общность взглядов была настолько полной, что, согласно замечанию одного из сотрудников секретариата губернатора, в "кухонном кабинете" "попросту нет абсолютно никакого разнообразия в точках зрения"28. А согласно этим последним, мир состоял из "нас" и "их". "Они" были врагами, существовавшими в различных ипостасях: буйные студенты, чью "молодую энергию следует связать ремнями", радикалы и либералы всех оттенков, цветные, безработные и бедняки вкупе с престарелыми, рассчитывающие "прожить жизнь за чужой счет", федеральное правительство в Вашингтоне, стремящееся "подавить частную инициативу и ограничить индивидуальную свободу", "отдать американскую экономику на откуп социалистам-коллективистам", и, конечно, коммунисты и "красные" в Москве и по всему миру, поставившие своей целью "повсеместное и насильственное распространение своей идеологии"29.
      Поскольку, как заметил журнал, "не было такого случая, чтобы в пределах видимости не оказывался хотя бы кто-нибудь из врагов, будь то бешеные псы (так Рейган именовал участников расовых волнений. - Э. И.), отвратительные интеллектуалы, манипуляторы разумом или лица, получающие обманным путем льготы по социальному обеспечению"30, политическая биография Рейгана с первых дней ее отсчета походила на неистовый и нескончаемый "крестовый поход", а сам он представлялся себе рыцарем "правого дела" на белом коне, следующим предначертаниям свыше в своей борьбе за "искоренение несправедливостей" и "вознаграждение достойных". "Он склонен считать, - говорил один из политических деятелей Калифорнии, знавший о мессианских настроениях губернатора, - пусть будет так, если на то есть господня воля. Я орудие в его руках"31.
      Уже в марте 1967 г., т. е. через два месяца после въезда в губернаторский особняк, в поведении Рейгана появились признаки заинтересованности в борьбе за Белый дом, хотя он категорически отрицал подобные намерения, ссылаясь на данное им в 1966 г. обещание не использовать свое губернаторство в качестве ступеньки к Белому дому. Впрочем, утверждая, что у него отсутствует желание выдвигать свою кандидатуру на президентский пост, Рейган заявлял, что было бы "нахальством" с его стороны отрицать свой интерес к этому. От Рейгана требовалось разъяснение его позиции не только по внутриполитическим и социально-экономическим аспектам государственного курса США, но и по менее знакомым ему внешнеполитическим проблемам. Нельзя было допустить, чтобы в стране и особенно в кругах, на поддержку которых рассчитывал Рейган, распространилось высказанное известным обозревателем У. Липпманом убеждение, что "губернатор Рейган не обладает опытом, необходимым для того, чтобы быть президентом Соединенных Штатов в наш критический век"32.
      Сложной внешнеполитической проблемой, разделившей политические круги страны на "голубей" и "ястребов", оставалась политика США в Юго-Восточной Азии и продолжавшаяся война во Вьетнаме. И Рейган, не колеблясь, сделал свой выбор, заняв самую экстремистскую позицию даже среди тех, кто выступал за более решительные действия во Вьетнаме. Он называл проходившие в Париже американо-вьетнамские переговоры "коммунистической пропагандой"; подвергал сомнению разумность даже тех фальшивых решений об "ограничении бомбардировок Северного Вьетнама", которые принимались в пропагандистских целях правительством Джонсона. "Я не являюсь кандидатом на пост президента, - начал он, как обычно, одно из своих выступлений раннего этапа борьбы за Белый дом, - но, высказываясь в качестве частного гражданина, я в течение продолжительного времени настаивал на том, что нашей целью должна быть победа и притом, как я считаю, по возможности скорейшая победа и что ставка на истощение противника обойдется дороже с точки зрения человеческих жизней, чем внезапный удар, имеющий целью достижение победы". Далее Рейган заявил, что, будь он в Белом доме, он "ускорил бы темпы ведения войны и завершил бы ее задолго до 1968 года"33. "Вопрос не стоит таким образом, правомерна или неправомерна эскалация, - говорил он на одной из пресс-конференций. - Вопрос в том, должны ли мы эскалировать постепенно и до определенного предела или же нам следует предпринять все возможное, чтобы добиться победы в этой войне". Но ведь это означает, что Рейган безоговорочно выступает за дальнейшую эскалацию, уточнили журналисты. "Да, - без тени колебания ответил им губернатор Калифорнии, - для того, чтобы победить по возможности скорее"34.
      Осенью 1967 г. Рейган вместе с другими претендентами на пост президента США от республиканской партии колесил по стране, сколачивая политическую базу для предстоявшей в следующем году предвыборной кампании. Айова, Канзас, Техас, Иллинойс, Огайо, Аризона, Флорида, Нью-Йорк, Вашингтон мелькали, как кадры при рапидной киносъемке. Хриплым от перенапряжения голосом Рейган щедро рассыпал перед очередной провинциальной аудиторией, замирающей от восторга при виде "голливудского актера-губернатора", весь набор шуток и острот, предусмотрительно подготовленных профессиональными авторами, нанятыми "отцами- благодетелями". На встречу с Рейганом шли как на представление, и он давал представления экстра-класса, в ходе которых шутки и анекдоты, столь любимые в мире "деловых людей", перемежались произнесенными озабоченным, "земным" голосом претензиями в адрес правительства, "бездумно расходующего общественные средства". Искажение событий, домыслы, надуманные ситуации в сочетании с кажущейся компетентностью стали характерной чертой публичных высказываний Рейгана буквально с первых дней его появления на американской политической арене.
      8 августа 1968 г., удачно проведя необходимую закулисную работу среди губернаторов и руководящих политических деятелей ряда штатов, чьи голоса решали исход борьбы в зале съезда, и заручившись поддержкой одного из решающих штатов - Мэриленда, губернатору которого С. Агню был обещан пост вице-президента, Р. Никсон стал кандидатом республиканской партии на пост президента США. Пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре, Рейган даже выступил на съезде с призывом к республиканцам поддержать кандидатуру "будущего президента Соединенных Штатов". Однако нечестная политическая игра, которую он вел на протяжении всех месяцев борьбы, и явно антиниксоновский характер его действий в течение последних недель соперничества лишали Рейгана возможности рассчитывать на какой-либо ответственный пост в администрации в случае победы республиканцев в ноябре. Итак, первая попытка Рейгана попасть в Белый дом окончилась поражением на дальних подступах к нему. Но в Сакраменто возвращался уже новый Рейган, закалившийся в политических схватках, осознавший, что за ним (или, вернее, за исповедуемой его "отцами-благодетелями" и взятой им на вооружение политической философией консерватизма) стоит определенная часть имущего класса страны.
      Нелегко писать о личных качествах государственного деятеля, оказавшегося в состоянии убедить значительную часть своих соотечественников отдать ему свои голоса и поставить во главе одного из крупнейших государств мира. Можно, конечно, подозревать политических противников в желании нанести ущерб его популярности или авторитету и обвинить недоброжелателей в искажении фактов, но трудно, пожалуй, просто невозможно не обратить внимания на поразительное единодушие всех пишущих или отзывающихся о Рейгане политических деятелей, историков, журналистов, близко знающих его людей, за исключением разве что ближайших его друзей и сотрудников, когда они отзываются об уровне его интеллекта и его способностях. "Как и любой актер, Рейган привык работать со сценарием в руках. Он способный ученик, - говорит бывший соперник Рейгана по борьбе за губернаторский пост Браун. - В течение ряда лет он неплохо зарабатывал, играя роли, которые требовали лишь одного: чтобы он не забывал слова, не пытался проникнуть вглубь в поисках скрытого смысла, тонкостей или нюансов"; "задолго до того, как компьютеры стали управлять нашей повседневной жизнью, Рейган был "запрограммирован" сценаристами и режиссерами, сформирован продюсерами и директорами студий, упакован и сбыт с рук специалистами в области рекламы"35. А вот что говорит соратник Рейгана по республиканской партии, бывший председатель комитета здравоохранения и социального обеспечения сената Калифорнии, ставший позднее членом палаты представителей конгресса США Э. Бейлинсон: "На первый взгляд он является весьма незаурядной личностью. Он знает свои слова и свои чувства, но заставить его постичь еще что-то невозможно. Его нельзя ничему научить или заставить глубоко изучить тот или иной вопрос"36.
      Один из советников Рейгана признает, что тот не в состоянии усмотреть связь между родственными проблемами и целями, а другой, еще более близкий к Рейгану человек, ныне работающий в Белом доме, говорит: "Он не туп, а попросту обладает ленивым умом. Он может что-то вычитать, и эта информация оседает без какой-либо проверки в его памяти. Она выливается из него, когда он открывает кран"37. Американский историк и политолог Н. фон Хоффман писал: "Мы имеем дело с человеком, который знает, что он собирается делать, который не взвешивает "за" и "против" и который не желает и не ощущает необходимости в дополнительной информации, прежде чем принять решение. Рональд Рейган принял решения тридцать лет назад. И с тех пор его визуальные и звуковые антенны установлены таким образом, чтобы они не принимали информации, не свидетельствующей в пользу того, что он решил делать"38.
      В ходе одной из своих пресс-конференций губернатор Рейган, отвечая на вопрос о безработице, сказал, что колонки объявлений в газетах заполнены предложениями работы, и все, кто действительно (он неизменно подчеркивал это слово) хочет найти работу, может ее найти без особого труда. (Подобным же образом, сохраняя те же интонации и акценты, он будет отвечать на аналогичные вопросы позднее, став уже президентом США.) "Несмотря на спад, депрессию, вам все равно не удастся убедить Рональда Рейгана в том, что вы не можете получить работу, хотя и хотите работать, - с горьким сарказмом констатирует фон Хоффман. - Безработицы нет, поскольку ему всегда удавалось найти работу. Война - допустимая возможность, поскольку он воевал, делая учебные фильмы, в которых раненые истекали не кровью, а кетчупом, а убитые вскакивали и возвращались к жизни по команде режиссера "Стоп". Когда над Рональдом Рейганом посмеиваются как над неначитанном, плохо информированным или неинформированным человеком, - приходит он к тревожному выводу, - это равнозначно его недооценке и непониманию. Он информирован в своих собственных целях, а не в наших"39.
      В ходе многочисленных пресс-конференций в бытность губернатором Калифорнии Рейган продемонстрировал мастерство ответов на несложные вопросы и завидное умение уходить от ответа на сложные. "Он был мастером говорить все и ничего. У него была хорошая память актера и актерская способность говорить с уверенностью независимо от того, действительно ли од чувствовал такую уверенность или нет"40, - писал Дж. Уитковер. После окончания губернаторских пресс-конференций журналисты в недоумении застывали над своими стенограммами, пытаясь понять, что же именно заставило их лихорадочно записывать каждое слово, произнесенное Рейганом, и почему эти слова, звучавшие столь весомо, когда они произносились Рейганом или передавались в телезаписи, выглядели столь неубедительно на бумаге.
      Рейган всегда проявлял особую неприязнь к вопросам журналистов, затрагивающим его личную жизнь и, в частности, состояние его финансовых дел, как правило, категорически отказываясь отвечать на них. Но на одной из состоявшихся в мае 1971 г. пресс-конференций вопрос был поставлен, что называется, "в лоб": правда ли, что губернатор не выплатил ни единого цента налогов за 1970 год? Застигнутый врасплох неожиданным вопросом, губернатор заволновался: "Вы знаете, честно говоря, я не знаю, выплатил я или нет... Мне надо будет проверить... Я знаю, что я... я знаю, что мне возместили в последние два года какую-то часть федеральных налогов, или что-то вроде этого. Но я не знаю... не знаю, что происходит с моими налогами". В тот же день секретариат губернатора опубликовал короткое официальное заявление следующего содержания: "В связи с финансовыми убытками, понесенными губернатором Рейганом по сделанным им капиталовложениям, подоходного налога с него в 1970 г. не причиталось". Репортеры настаивали на более вразумительном и правдоподобном разъяснении. Реакция губернатора свидетельствовала о том, что журналистам удалось нащупать явное нарушение закона со стороны человека, призывавшего на протяжении нескольких лет к необходимости строгого соблюдения законности.
      Скандал разгорался. Редакционная статья, опубликованная в одной из калифорнийских газет, констатировала: "Человек, целомудренно поучавший, что налоги должны быть болезненными, избежал боли в то время, как большинство калифорнийцев должным образом испытывало страдания". Согласно проведенному другой местной газетой расследованию, с 1966 по 1969 г. губернатор выплачивал ежегодно в качестве подоходного налога в среднем около 1 тыс. долл. при доходах, превышающих 50 тыс. долл. в год, а со сделки с земельным участком, принесшей ему без малого 2-миллионную прибыль в 1967 г., умудрился выплатить минимальный подоходный налог в размере 90 тыс. долларов. С целью иллюстрации лицемерия губернатора газета приводила слова Рейгана, сказанные им в 1968 г. (т. е. в тот год, когда он выплатил лишь 1 тыс. долл. в качестве подоходного налога): "Я вчера вечером сам отправил по почте причитающуюся с меня в качестве налога сумму, и я готов подобно всем другим воскликнуть: "Ой, больно!"41.
      Но через некоторое время скандал по "необъяснимым причинам" стал затихать, а затем вовсе прекратился. С тех пор никому так и не удалось установить, что же именно имелось в виду под финансовыми убытками, названными в качестве причины невыплаты миллионером Рейганом подоходного налога за 1970 г.: управляющий личными финансовыми делами губернатора Смит отличался умением заметать следы. После проникновения в печать сведений об очередной финансовой махинации Рейгана встречи губернатора с журналистами сократились до минимума, причем отныне представители прессы были вынуждены соблюдать жесткие правила, регулировавшие публикацию их материалов. Все это не могло не отразиться на и без того невысокой популярности Рейгана среди калифорнийцев. Всего лишь несколькими месяцами ранее, в ноябре 1970 г., он был переизбран на второй срок с преимуществом в полмиллиона голосов над своим соперником, в феврале 1971 г. популярность губернатора была на уровне 32%, а к августу упала до 28%. К декабрю 1971 г. число жителей штата Калифорния, высказывавших негативную оценку деятельности губернатора, превысило число тех, кто ее одобрял. Журнал "Newsweek" констатировал 20 декабря 1971 г.: "Рейгану следует признать сейчас, что Калифорния под его руководством обанкротилась и что ей нечем платить по счету".
      В ходе предвыборной кампании 1970 г. за переизбрание на второй срок губернатор Рейган: пообещал избирателям штата, что после окончания 4-летнего срока в 1974 г. он более не будет выдвигать своей кандидатуры и с готовностью уйдет в отставку. "Уход в отставку" в действительности предполагал подготовку к предстоявшим в 1976 г. политическим битвам за право представлять республиканскую партию на очередных президентских выборах. "Уотергейтский скандал" спутал все планы Рейгана. 9 августа 1974 г., за полгода до завершения 8-летнего пребывания Рейгана на посту губернатора Калифорнии, президент США Никсон подал в отставку. В 12.03 пополудни того же дня Дж. Форд принес присягу в качестве 38-го президента США. С ним и предстояло вступить в борьбу за Белый дом бывшему губернатору Калифорнии, политическому деятелю, ставшему единственной надеждой американского неоконсерватизма и правой реакции.
      Незадолго до президентских выборов 1976 г. один из ведущих американских исследователей президентской власти Дж. М. Берне, не скрывая тревоги, предупредил, явно намекая на Рейгана и стоявшие за ним силы, что где-то за кулисами уже ждет своего часа Цезарь, который нанесет удар по американской демократии. Однако либерально-буржуазные круги США вкупе с "умеренными" республиканцами, явно недооценивая в долгосрочном плане опасности планов неоконсерваторов и "новых правых" для традиционных политических коалиций обеих ведущих партий, ограничивались в основном несерьезными комментариями. Характерно в этом плане суждение, высказанное обычно более рассудительным и дальновидным Дж. Рестоном: "Рейган дает меньше оснований для озабоченности, поскольку в отличие от (сенатора. - Э. И.) Джексона он поистине невежда в международных делах и к тому же обладает еще одним недостатком - он ленив до умопомрачения. Форд трудится, сражается и прислушивается, а Рейган считает, что знает все ответы; он обладает дурным характером, а когда обсуждаются важные проблемы, оказывается, что он ушел на обед"42.
      Сугубо личные недостатки Рейгана и его несерьезность как политического деятеля национального масштаба легкомысленно и ошибочно приписывались всему неоконсервативному движению, которое тем временем не только смогло объединить в своих рядах традиционные консервативные силы обеих ведущих партий и активизировать "новую правую" молодежь (чего не удалось сделать в 60-е годы Голдуотеру и его сторонникам), но и с помощью удачно сформулированных демагогических лозунгов и претензий в адрес "вашингтонского правительства" заручиться поддержкой какой-то части американцев, относящих себя к "среднему классу". Аналогичную ошибку допустил на первых порах и президент Форд, признавшийся в своих мемуарах, что, несмотря на предупреждения своих помощников о предстоящей тяжелой борьбе за Белый дом с Рейганом, он "отнесся легкомысленно к этим предупреждениям, поскольку не воспринимал Рейгана всерьез"43. Однако по мере роста накала предвыборной борьбы Форд стал склоняться в другую крайность - сдаче без боя тех позиций, по которым ожидалась особенно жесткая и чувствительная критика в адрес его политического курса со стороны "правых фанатиков", как он сам называл сторонников Рейгана. Беспринципность президента, безвольно уступавшего давлению справа, подчас приводила к тому, что в некоторых вопросах внешней политики он стал проявлять не меньшую жесткость, чем его основной соперник.
      В марте 1976 г. Форд объявил о решении исключить слово "разрядка" из американского внешнеполитического лексикона: "Разрядка" - всего лишь выдуманное слово. Я не считаю, что в дальнейшем его следует применять". Один из помощников Г. Киссинджера вынужден был признать то, что было ясно всем: "Форд среагировал таким образом в значительной степени из-за Рейгана, чем из-за чего-то еще"44. (Реакция Рейгана на проявленную Фордом слабость: "Нас всегда беспокоило не слово, а сама политика".) "Заняв экстремистскую позицию, по убеждению или из оппортунистических соображений, а возможно, исходя и из того, и из другого, Рейган добился сдвига Форда вправо", - писал американский политический обозреватель С. Карноу. В результате уже к маю 1976 г. администрация Форда "низвела все внешнеполитические дебаты к общему знаменателю, предложенному Рейганом"45.
      После того, как в процессе предварительных выборов стал ясен исход предстоявшего в августе в Канзас Сити республиканского съезда, сторонники Рейгана и в первую очередь члены "рейгановской команды" продолжали надеяться на то, что, несколько умерив воинственность заявлений Рейгана в преддверии съезда, им удастся отвоевать у Форда голоса "умеренных" делегатов. Тактическая уловка правоконсервативных сил не принесла ожидаемых плодов; многие делегаты съезда были склонны согласиться с выдвинутым сторонниками Форда предостережением: "Губернатор Рейган не смог бы развязать войну, но ее смог бы развязать президент Рейган". 18 августа 1976 г. в первом же туре голосования кандидатом республиканской партии на пост президента США был утвержден большинством голосов делегатов Дж. Форд.
      Один из ближайших помощников Рейгана Л. Нофцигер высказал точку зрения "рейгановской команды" в беседе с журналисткой Э. Дрю: "Если одержит победу (на президентских выборах в ноябре. - Э. И.) Форд, то у нас есть возможность оказывать на него давление. Если он потерпит поражение, мы захватим руководство партией в свои руки. И, поверьте мне, мы очень внимательно следим за ходом событий. Мы не собираемся пускать их на самотек, как это сделал Голдуотер после выборов 1964 года"46. С точки зрения неоконсерваторов, второй вариант исхода президентских выборов был намного предпочтительнее первого, поскольку победа Форда на выборах 1976 г. открывала бы перед "случайным президентом" реальную возможность оставаться в Белом доме вплоть до января 1985 г., а это слишком долго, чтобы у стареющего Рейгана сохранились шансы претендовать на президентский пост. Конечно, можно было посвятить предстоящие годы (при условии, что победит Форд) поиску нового фаворита. Но никто не мог ручаться, что он будет обладать всеми теми качествами, которые изначально привлекали к Рейгану внимание калифорнийских миллионеров и позволили превратить его в знаменосца неоконсерватизма.
      В этих условиях наиболее предпочтительной была победа кандидата демократов, желательно мало подготовленного к ответственной политической роли президента США, не располагающего устойчивой политической базой в стране и в силу всего этого обреченного на один 4-летний срок пребывания на президентском посту. Идеальным, с точки зрения все тех же неоконсервативных кругов, был кто-либо из демократов-губернаторов одного из южных штатов США, традиционно тяготеющих к правому крылу республиканской партии и нередко в прошлом вызывавших своими действиями серьезный раскол в демократической партии. Такой кандидат демократов мог быть полезен тем, что, оказавшись в Белом доме, продолжал бы подготавливать почву для безболезненного перехода власти к консерваторам и в этом плане заслуживал бы поддержки неоконсерваторов на выборах 1976 г. в большей степени, чем "традиционный" республиканец Форд. Не лежали ли соображения подобного рода в основе неожиданного для многих взлета практически неизвестного стране до февраля 1976 г. губернатора Джорджии Дж. Картера? Не этим ли объясняется поражение на предварительных выборах и выход из борьбы гораздо более популярных, чем Картер, политических деятелей демократической партии, а также поддержка, оказанная ему многими из тех, кто считал себя сторонниками Рейгана? И не в этих ли расчетах таится объяснение конечной победы Картера в ноябре 1976 года?
      После поражения на республиканском съезде и вплоть до въезда в Белый дом нового президента в видимой политической активности Рейгана наступил спад. Однако пассивность его и "рейгановской команды" была обманчивой. Решение добиваться выдвижения кандидатуры Рейгана на пост президента США в 1980 г. было бесповоротным, и к созданию благоприятных условий для этого "рейгановская команда" приступила без промедления. Необходимо было расширить политические контакты Рейгана с местными организациями республиканской партии, для чего была создана "общественная" организация "Граждане за республику", во главе которой был поставлен Нофцигер. Неожиданно ранний выход Рейгана из игры в 1976 г. оставил в его казне 1,5 млн. долл., не использованных в ходе избирательной кампании. Эта огромная сумма, представлявшая собой взносы калифорнийских "отцов-благодетелей", была передана в полное распоряжение Нофцигера, его "общественной организации" и выпускаемого ею бюллетеня с четко поставленной целью оказания содействия всем консервативным кандидатам на выборные посты (кандидатуры на получение финансового вспомоществования определялись узким кругом "рейгановской команды").
      Но оставалась другая, не менее важная проблема - как вытравить из памяти американцев политический экстремизм Рейгана, давший ему прозвище "Мистер Правый"? Как внушить общественному мнению страны, что он является выразителем интересов и другом тех самых "невоспетых" и "забытых" американцев, о чаяниях которых он-де всегда помнил и говорил, а вовсе не ставленником и креатурой монополистического капитала США? Что он истый "народолюбец", всего лишь придерживающийся консервативных взглядов на отношения между правительством и народом и на роль США в современном сложном и противоречивом мире? "Рейгановская команда" нуждалась в идее, способной доказать широкой американской общественности, что в своем стремлении попасть в Белый дом Рейган движим не личными корыстными интересами и неудовлетворенным тщеславием, а желанием быть полезным "простому люду". Такая идея была "позаимствована" у бывшего футболиста, а ныне члена палаты представителей конгресса США Дж. Кемпа, и заключалась она в общих чертах в том, что снижение налогов должно неизбежно привести к возрождению деловой активности и экономическому подъему.
      Радужная перспектива рисовалась следующим образом: снижение налогов, сопровождаемое ослаблением государственного контроля за частнопредпринимательской деятельностью и сокращением расходов на содержание государственного аппарата, стимулирует производство, что, в свою очередь, увеличит количество рабочих мест и объем производимой продукции. Это в конечном счете сократит темпы роста инфляции и обеспечит поступление в государственную казну дополнительных средств в объеме, позволяющем ликвидировать дефицит бюджета. Критики, среди которых было немало крупных экономистов, в том числе и лауреатов Нобелевской премии, утверждали, что сокращение налогов при одновременном резком повышении расходов на военные нужды (а необходимость этого в условиях якобы "растущего отставания США от СССР по стратегическим вооружениям" подчеркивалась во всех внешнеполитических заявлениях Рейгана) приведет к еще большему дефициту бюджета и сокращению ассигнований на невоенные нужды, в первую очередь на здравоохранение, социальное обеспечение и образование. Нельзя было не согласиться с Дж. Бушем, тогда еще конкурентом Рейгана в борьбе за Белый дом, метко назвавшим примитивные экономические выкладки рейгановцев "экономикой, основанной на шаманских заклинаниях"47.
      Внешнеполитический курс администрации Картера в целом, его региональные особенности и концептуальные основы стали объектом разгромной критики со стороны правоконсервативных политических кругов США чуть ли не с первых недель пребывания президента в Белом доме. Внеся по рекомендации своих советников (дабы не отпугнуть своей агрессивностью основную массу американцев) незначительные коррективы в жесткие формулировки своих внешнеполитических заявлений по проблеме ограничения стратегических вооружений и перспективам переговоров с Советским Союзом, Рейган по-прежнему обвинял администрацию Картера в "моральном разоружении", в проведении "примиренческого" курса на международной арене, заявляя, что он слышит "жалкое постукивание зонтика Невилля Чемберлена по булыжным мостовым Мюнхена"48. Рейгановские советники и помощники нащупали ностальгическую тоску консервативно настроенной части американцев по "старым, добрым временам, когда "никто и нигде не решался наступать на мозоли Соединенным Штатам" и когда их "все боялись и уважали". Ведь как приятно было осознавать, что у всех сложных экономических и внешнеполитических проблем современности есть простые решения, не требующие особого напряжения ни сил, ни ума.
      Несмотря на то, что по меньшей мере 10 республиканцев, включая Рейгана, претендовали на роль кандидата партии в президенты США, предугадать исход состоявшегося в июле 1980 г. в Детройте съезда не представляло особой сложности. На протяжении всех предшествующих месяцев борьбы в ходе предварительных выборов в 33 штатах Рейган не уступал лидерства никому, а в зале работы съезда контроль за развитием событий со стороны представителей "рейгановской команды" был настолько исключающим любые неожиданности, что небольшая группа делегатов, представлявшая умеренное крыло партии, даже не пыталась создать хотя бы видимость оппозиции: они молча наблюдали за происходящим. "Я напуган до смерти перспективой того, что он может быть избран, - говорил один из американцев, знавших Рейгана еще по его деятельности в качестве губернатора Калифорнии. - Меня больше всего беспокоит то обстоятельство, что он такой поверхностный человек. Он актер. Он циркулирует повсюду, делая по шесть или восемь выступлений в день, говоря одно и то же, зачитывая все эти свои факты со своих карточек. Создается впечатление, что у него условный рефлекс, как у павловских собак"49.
      Оснований для такого испуга было немало. Достаточно было, в частности, ознакомиться с утвержденной съездом платформой республиканской партии, особенно с той ее частью, в которой речь шла о "немедленном увеличении расходов на оборону". Почти каждый из пунктов предложенной Рейганом программы строительства американских вооруженных сил начинался словами "немедленно", "скорейшим образом", "не теряя времени": "быстрейшее развертывание строительства мобильных ракетных систем наземного базирования MX", "ускоренное строительство нового стратегического бомбардировщика", "ускоренное развертывание и строительство крылатых ракет наземного, морского и воздушного базирования", "быстрейшая модернизация ядерных средств ближнего радиуса действия", "ускоренное строительство военных кораблей", "активизация усилий в области исследований и развития противоспутникового оружия, систем направленной энергии (лазеров) и использования космоса в гражданских и военных целях", и т. д. и т. п. И хотя, как признавал несколько позднее Картер, "кандидаты в ходе любой кампании утверждают, что русские обладают военным превосходством над Соединенными Штатами", а после окончания кампании эти утверждения оказываются ложными"50, последствия испуга от подобных заявлений и планов сказались в ноябре 1980 г. на количестве тех, кто попросту не захотел или не решился выйти на избирательные участки.
      Результаты выборов 1980 г., преподносившиеся в американской печати под кричащими заголовками "Внушительная победа Рейгана", "Сокрушительное поражение Картера", были не столь уж приятными для республиканской партии и ее кандидата. То, что Картер и демократическая партия потерпели сокрушительное поражение, сомнений не вызывало, и иного исхода выборов быть не могло. Однако не было абсолютно никаких оснований утверждать, что Рейган и республиканцы одержали "убедительную победу". Из 160 с лишним миллионов американцев, имевших право голоса, за Рейгана и выдвинутую республиканской партией политическую и экономическую программу действий сочли возможным проголосовать лишь 43,8 млн. человек. В числе 117 млн. американских избирателей, отказавших Рейгану в поддержке, были 76 млн., не явившихся на избирательные участки по той причине, что ни один из баллотировавшихся на пост президента США кандидатов не отвечал их требованиям. Сокрушительной поражение Картера не было убедительной победой Рейгана, хотя и сделало последнего 40-м президентом США. За кандидатуру Рейгана проголосовали 72% американцев, называвших себя консерваторами, но ему отказали в поддержке больше половины американских женщин, 85% черных избирателей Америки и столько же представителей испаноязычного населения страны. Рейган оказался избранным на пост президента США самым меньшим процентом избирателей за последние 50 с лишним лет: за него проголосовало менее 26,7% американцев, имевших право голоса.
      До официального вступления Рейгана на пост президента США оставалось около двух с половиной месяцев. В один из дней этого "переходного периода" состоялась встреча Картера с Рейганом, в ходе которой, как намечалось, будущий президент США должен был получить исчерпывающую информацию о состоянии дел в области внешнеполитической деятельности уходящей в отставку демократической администрации. Об этой встрече (с явной подтекстовой нагрузкой: "Смотрите, на кого вы меня променяли") рассказывал Картер, потрясенный полным отсутствием у Рейгана интереса к тому, что ему говорилось об ожидавших его сложных государственных проблемах: "Обсуждайте все внешнеполитические и военные вопросы с моим советником Ричардом Алленом впредь до назначения мной государственного секретаря, министра обороны и других членов кабинета", - порекомендовал Рейган Картеру. И только когда речь зашла о Южной Корее, Рейган, по словам Картера, оживился и с завистью прокомментировал решительность, с которой южнокорейский диктатор Пак Чон Хи подавил студенческие волнения, закрыл университеты, а "бунтовщиков" забрил в армию. "Он пробыл со мной около часа, - с плохо скрываемой иронией пишет Картер о Рейгане, - и в целом это была приятная встреча, но я не был убежден, что мы поняли друг друга"51.
      З. Бжезинский тоже вспоминал, как уже после победы Рейгана на выборах 1980 г. дослуживавший остаток своего президентского срока Картер высказал озабоченность по поводу того, что будущий президент США не проявлял особого желания встретиться с представителями уходящей администрации и получить от них хотя бы общую картину ожидающих его внутренних и международных проблем. Как же Рейган собирается править страной? - высказывал вслух свои сомнения Картер. Неужели с помощью правительства, составленного из старых миллионеров, которые образовали его неофициальный "кухонный кабинет"? "Президент откинулся в своем кресле за столом в Овальном кабинете, заложил руки за голову и задумчиво произнес: "Неужели Рейган намеревается править страной подобно тому, как управляют компанией "Дженерал моторе"? Я сказал: "Нет, г-н президент. Они собираются править ею подобно тому, как управляли компанией Крайслер"52, - вспоминал Бжезинский о своем намеке на ожидающее правительство Рейгана банкротство (компания Крайслер потерпела крах).
      В 7 час утра 20 января 1981 г. Картер позвонил Рейгану по телефону, желая довести до его сведения очень важную весть: власти нового Ирана согласились освободить задержанных ими сотрудников посольства США. В ответ Картеру сказали, что Рейган спит и предпочитает, чтобы его не беспокоили.
      Через пять часов после этого в Белый дом вступил новый, 40-й по счету президент США, с пребыванием которого на высшем административном посту будут затем связываться авантюристический внешнеполитический курс, беспрецедентное нагнетание международной напряженности, резкое ухудшение условий жизни широких слоев американских трудящихся и бесконечные политические скандалы в окружении президента.
      Примечания
      1. The Federalist, N LXVIII (from The New York Packet, Friday, 14.III.1788).
      2. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 15, с. 390.
      3. Reagan R., Hubler R. C. Where's the Rest of Me? N. Y. 1981, p. 212.
      4. Ibid., p. 182.
      5. Congressional Record. 80th Congress, Ist Session, vol. 93, p. 2900.
      6. Sсlar R. Movie-made America; How the Movies Changed American Life. N. Y., 1975, p. 262.
      7. New Republic, 1.XI.1980, p. 21.
      8. Newsweek, 21.VII.1980, p. 29.
      9. Esquire, August 1980, p. 28.
      10. Atlantic. October 1980, p. 40.
      11. Reagan R., Hubler R. C. Op. cit., pp. 300 - 301.
      12. Любопытная деталь, характеризующая отношение Рейгана к выведшим его "в люди" представителям "большого бизнеса" США, была подмечена журналистом Л. Барретом, автором вышедшей в 1983 г. книги "Азартные игры с историей; Рональд Рейган в Белом доме". Имея возможность неоднократно встречаться и беседовать с Рейганом, Баррет обратил внимание, что тот именовал Д. Эйзенхауэра "Айком", а Дж. Форда - "Джерри", однако председатель правления директоров компании "Дженерал электрик" продолжал и много лет спустя оставаться для Рейгана "мистером Кординером".
      13. Reagan R., HubIer R. C. Op. cit., p. 305.
      14. Ibid., p. 307.
      15. Esquire. August 1980, p. 29.
      16. Smith H., Clymer A., Silk L., Lindsey R., Burt R. Reagan the Man, the President. N. Y. 1980, p. 37.
      17. Newsweek, 21.VII.1980, p. 31.
      18. Esquire, August 1980. p. 30.
      19. Reagan R., Hubler R. C. Op. cit., pp. 342 - 358.
      20. Evans R., Novak R. The Reagan Revolution. N. Y. 1981, pp. 29 - 30.
      21. Esquire, August 1980, p. 30.
      22. Atlantic, October 1980, p. 41.
      23. RWR: the Official Ronald Wilson Reagan Quote Book. St. Louis Park (Minn.). 1980, p. 20.
      24. National Journal, 19.VII.1980, p. 1181.
      25. Esquire, August 1980, p. 30.
      26. RWR, p. 12.
      27. US News and World Report, 17.XI.1980, p. 51.
      28. National Journal, 19.VII.1980, p. 1181.
      29. RWR, pp. 25, 36, 38.
      30. Harper's Magazine, February 1976, p. 10.
      31. Newsweek, 22.V.1967, p. 20.
      32. International Herald Tribune, 5.III.1968.
      33. Newsweek, 10.VII.1967, p. 31.
      34. Ibid., 25.IX.1967, p. 12.
      35. Washington Journalism Review, January-February 1981, p. 27.
      36. National Journal, l9.VII.1980, p. 1178.
      37. Time, 20.X.1980, p. 27.
      38. Harper's Magazine, May 1982, p. 32.
      39. Ibid., p. 39.
      40. Witcover J. Marathon; the Pursuit of the Presidency, 1972 - 1976. N. Y. 1977, pp. 92 - 93.
      41. New York Times. 6.X.1980, p. 120.
      42. International Herald Tribune, 11.III.1976.
      43. Ford G. A Time to Heal. N. Y. 1979, p. 294.
      44. Drew E. The American Journal: the Events of 1976. N. Y. 1977, pp. 64, 81.
      45. Newsweek, 24.V.1976, р. 34.
      46. Drew E. Op. cit., pp. 448 - 449.
      47. См., в частности, Time, 28.VII.1980, р. 16.
      48. Newsweek, 5.III.1979, p. 30.
      49. New York Times Magazine, 29.VI.1980, p. 34.
      50. International Herald Tribune, 11 - 12.X.1980.
      51. Carter J. Keeping Faith. Memoirs of a President. N. Y. 1982, p. 578.
      52. Brzezinski Z. Power and Principle. Memoirs of the National Security Adviser, 1977 - 1981. N. Y. 1983, p. 513.
    • Артамошин С. В. Немецкий консервативный мыслитель Эрнст Юнгер
      Автор: Saygo
      Артамошин С. В. Немецкий консервативный мыслитель Эрнст Юнгер // Вопросы истории. - 2015. - № 8. - С. 139-147.
      Фигура немецкого консервативного мыслителя, писателя, ветерана мировых войн Эрнста Юнгера (1895—1998) представляет собой слепок целой эпохи. Достаточно упомянуть, что его жизненный путь составил 102 года и пришелся на катастрофический XX век. Юнгер был решительным и бесстрашным воином, ярким консервативным политическим публицистом Веймарской республики, тонким романистом и эссеистом, мастером дневникового жанра. Мы постараемся сфокусировать внимание на основных этапах творческой и политической деятельности этого человека с тем, чтобы проследить динамику эпохи сквозь личность ее представителя.
      29 марта 1895 г. в Гейдельберге в семье аптекаря Эрнста Георга Юнгера и Каролины Лампл родился первенец, названный Эрнстом. Отец мальчика изучал химию и защитил диссертацию под руководством профессора Виктора Майера, но в силу обстоятельств, связанных с необходимостью обеспечивать семью, выбрал путь аптекаря. Следует отметить, что в жизни сына отец сыграл немаловажную роль. Кроме интеллектуального влияния он своим вмешательством и дельным советом несколько раз менял судьбу Эрнста в определенном направлении.
      Как и многие дети, Эрнст Юнгер не стремился погружаться в мир гимназической учебы. Его больше привлекали приключения и таинственный, чарующий мир Африки. Видимо не случайно, одно из своих эссе он назвал «Сердце искателя приключений». Юноша жил в романтическом мире подвигов и опасностей. Среди его любимых книг были сочинения Д. Дефо и А. Дюма, Д. Сервантеса и братьев Гримм, М. Твена и Ж. Верна, Ф. Купера и К. Мая. Но вместе с тем, его увлекали сочинения античных авторов: Геродота, Платона, Плутарха, Овидия и Тацита. Уже в юные годы он полюбил европейскую литературу, читая Байрона, Гюго, Сю, Стендаля, Достоевского1.
      Не окончив гимназии, в октябре 1913 г. Юнгер убежал из дома с желанием уехать в Африку, в которой, как ему представлялось, вся жизнь будет сплошным приключением. В Вердене 3 ноября 1913 г. он завербовался на пять лет в ряды французского Иностранного легиона и отправился в Алжир. Здесь он впервые приблизился к границе, разделяющей гражданский мир и войну, но не переступил ее, так как вмешался отец, который забрал сына домой. Вернувшись в гимназию в Ганновер, Эрнст закончил учебу летом 1914 года.
      Первым рубежом в жизни Эрнста Юнгера стала Великая война 1914—1918 гг., которая выковала его личность, и память о которой он пронес через всю свою жизнь, ни разу ее не осудив. Он был представителем немецкого поколения, которое сменило гимназический костюм на солдатскую шинель, прыгнув в окопы первой мировой. 4 августа 1914 г. Юнгер записался добровольцем в 73-й пехотный принца Альберта Прусского полк2. После прохождения трехмесячной подготовки он оказался на Западном фронте. В начале 1915 г. при Лезэпарже в Шампани в своем первом бою он получил и первое ранение. За всю войну в общей сложности Юнгер был ранен 14 раз. По совету отца он поступил в школу младших офицеров и по его же рекомендации начал писать дневники, 14 книжек из которых сохранились.
      Военная биография будущего писателя вызывает уважение. Он прошел путь от добровольца до командира штурмовой роты. Лейтенантом Юнгер принимал участие в битве на Сомме (24 июня — 26 ноября 1916 г.). Правда, накануне сражения он был легко ранен и отправлен в лазарет. Из его взвода, принявшего участие в боях, не выжил никто. После третьего ранения летом 1916 г. Эрнст был награжден Железным крестом первой степени. За героизм в битве при Камбре ему вручили Рыцарский крест придворного ордена Гогенцоллернов, а после тяжелого ранения в 1918 г. он получил Золотой знак за ранения и стал кавалером высшего прусского военного ордена Pour le Mérite, учрежденного еще Фридрихом Великим. Эта награда была большой редкостью для младших офицеров пехоты. Уведомляя Юнгера о награждении, генерал фон Буссе в телеграмме писал: «Его Величество кайзер присуждает Вам Орден За Мужество. Поздравляю Вас от имени всей дивизии»3. На этом для доблестного военного война закончилась.
      В 1920 г. Юнгер издал за собственные средства военные дневники, которые он вел на фронте, под названием «В стальных грозах». Следует указать, что эта работа стала бестселлером и ставилась современниками на один уровень с романом Т. Манна «Будденброки». С 1920 по 1943 гг. было продано около 230 тыс. экземпляров4.
      Участие в войне воспринималось Юнгером как причастность к великим событиям, свидетелем которых ему довелось быть. В этом чувствовалось ожидание чего-то нового, неизвестного. «Нас, выросших в век надежности, охватила жажда большой опасности. Война, как дурман, опьяняла нас. Мы выезжали под дождем цветов, в хмельных мечтах о крови и розах... Ах, только бы не остаться дома, только бы быть сопричастным всему этому!»5
      Героический образ войны имел для него и изнанку, соседствуя со смертью: «...на пустынной деревенской улице появились закопченные фигуры, тащившие на брезенте или на перекрещенных руках темные свертки. С угнетающим ощущением нереальности я уставился на залитого кровью человека с перебитой, как-то странно болтающейся на теле ногой, беспрерывно издававшего хриплое “Помогите!”, как будто внезапная смерть еще держала его за горло!»6 Раненый, вырванный из пламени боя, демонстрировал новобранцам иной лик. Красивая форма, чистота и спокойствие прифронтовой полосы вдруг резко сменялись ощущением войны: запыленные, измученные лица, кровь, боль, куски человечесих тел говорили о том, что смерть подстерегала каждого бойца всюду, где только возможно. Чувство опасности давало понять, что теперь солдат вступил в иной мир — мир войны, в котором героическое всегда соседствовало со смертью. «Война выпустила когти и сбросила маску уюта. Это было так загадочно, так безлично»7. «... огромная фигура с красной от крови бородой неподвижно глядела в небо, вцепившись ногтями в рыхлую землю», «молодой паренек, его остекленевшие глаза и стиснутые ладони застыли в положении прицела. Странно было глядеть в эти мертвые, вопрошающие глаза, ужас перед этим зрелищем я испытывал на протяжении всей войны»8, — писал Юнгер.
      Переживания окопной войны сохранили в себе остроту динамики боя и внутренние переживания, а также восприятие противника, к которому автор относился с чувством уважения и без ненависти: «... моей задачей было преследовать врага в бою, чтобы убить, и от него я не ожидал ничего иного. Но никогда я не думал о нем с презрением»9. Здесь прослеживается мысль Юнгера о том, что героизм и мужество солдата на поле боя достойны уважения вне зависимости от того, к чьей армии он принадлежит. И не случайно, что он писал о фигуре безымянного солдата, чей подвиг незаметен за его военной обыденностью.
      Первая мировая война в представлении Юнгера была войной техники, что было связано с применением новейших видов вооружений и массированным использованием автоматического оружия. В ней пулемет выступал в качестве символа эпохи. В пулеметной войне индивидуальность исчезает, и война становится войной техники, а не индивидуальных бойцов. Это подтверждается анализом немецких санитарных потерь. С 1914 по 1917 гг. из 2 млн раненых 43% составляли артиллерийские ранения, а 51% — пистолетно-пулеметные. Но начиная с 1917 г., характер поражений стал меняться: ранения, причиненные артиллерией, включая гранаты, составляли 76%, пистолетно-пулеметные — 18%10. Новый тип солдата впитал в себя характерные черты эпохи техники. Это не только применение им средств войны, но и заменяемость солдата другим, как замена неисправного механизма. Великая война создала военное поколение, объединенное единым переживанием и историческим опытом. Юнгер называл это поколение «новой расой», которая заражена «воплощенной энергией и высшей силой. Гибкое, худощавое, жилистое тело, характерное лицо, окаменевшие под каской глаза с тысячей страхов. Он ликвидатор, стальная натура, настроенная на борьбу в своей ужасающей форме... Жонглер смерти, мастер взрывчатки и пламени, великолепный хищник, быстро перебегающий в траншеях»11.
      Размышляя о характере войны, Юнгер пришел к выводу, что «эта война была чем-то большим, чем просто великой авантюрой»12.

      Поражение Германии было воспринято как нечто трагическое. Война породила людей, прошедших фронт и жертвовавших собой ради победы, но их усилий и крепости духа оказалось недостаточно. Они вынесли с собой фронтовое братство, сплоченное кровью, иную оценку смысла жизни, которая формировалась в момент опасности. Это были уже не романтические добровольцы 1914 г., а ветераны войны, вышедшие живыми из боев. В их руках был послевоенный мир.
      В 1919 г. Юнгер продолжил военную службу под началом капитана Оскара фон Гинденбурга, сына знаменитого «героя Танненберга» Пауля фон Гинденбурга, будущего второго и последнего президента Веймарской республики. Он вращался в различных милитаристских кружках, где поддерживался дух солдатской добродетели и фронтового братства. Откомандированный в Берлин, Эрнст был включен в состав комиссии по разработке армейского устава, где работал над пехотным уставом, который должен бьш вобрать в себя опыт мировой войны. Однако уже в это время он осознал, что военная карьера не для него. В начале сентября 1923 г. Юнгер покинул службу в рейхсвере и поступил на биологический факультет Лейпцигского университета, однако в 1925 г. он был вынужден прекратить занятия.
      С 1925 г. бывший военный — свободный писатель, к тому времени уже имевший определенную репутацию как автор сочинений «В стальных грозах» и «Война как внутреннее переживание». К резким переменам в жизни его подтолкнули два обстоятельства: женитьба на Грете фон Йенсен и рождение первого сына Эрнстеля. Его писательская карьера гармонично сочеталась с активной публицистической деятельностью. Начался второй этап его жизни, который характеризовался активным противостоянием Веймарской республике и стремлением к ее изменению. Юнгер воспринял Ноябрьскую революцию 1918 г. как «брюквенную революцию»13, которая продемонстрировала немецкую безыдейность и, сама того не ведая, работала на будущую националистическую систему. Активная деятельность Юнгера как публициста была связана со стремлением сформулировать политические задачи военного поколения, на которое он возлагал надежду в националистическом возрождении Германии.
      В этой связи консервативная публицистическая деятельность Юнгера гармонично вписывалась в интеллектуальное течение «консервативной революции», ярким представителем которого он стал во второй половине 1920-х годов. С сентября 1925 г. по март 1926 г. он опубликовал 22 статьи в издании «Die Standarte». С апреля 1926 г. он начал, совместно с Хельмутом Франке, Францом Шаувекером и Фрицем Кляйнау, выпускать свое собственное издание в Магдебурге «Standarte. Wochenschrift des Neuen Nationalismus», в котором опубликовал 11 статей до его закрытия в августе 1926 года. С этого времени он стал издавать «Arminius. Die neue Standarte», в котором опубликовал 27 статей. Одновременно Юнгер бьш секретарем Общества Фихте.
      В 1927 г. Юнгер переехал в Берлин, где совместно с Вернером Лассом и Хартмутом Плаасом стал издавать ежемесячник «Der Vormarsch. Blatter der nationalistischen Jugend», а также активно сотрудничать с национал-большевистским журналом «Widerstand. Zeitschrift für nationalrevolutionare Politik», который издавал Эрнст Никиш. В последнем издании Юнгер опубликовал 28 статей. С января 1929 г. он сотрудничал с органом праворадикального молодежного союза «Die Kommenden», в котором появились 10 его статей, но в 1931 г. вышел из его редакции. В последние годы Веймарской республики его статьи публиковались в «Das Reich», «Der Tag», «Deutsches Volkstum».
      Националистическая публицистика Юнгера веймарского периода носила воинственный характер и была направлена на разрушение существовавшего государственного устройства. Тональность его статей отличалась от работ других сторонников «консервативной революции» призывами к реальным действиям, имевшими отголосок путчистской тактики немецких правых в первой половине 1920-х годов. Юнгер подчеркивал, что «протест должен осуществляться не в виде докладов о смысле немецкой миссии или книг, анатомирующих труп марксизма, а размеренно и трезво с помощью гранат и пулеметов на уличной мостовой»14. Националистический подход Юнгера был средством объединения антиреспубликански настроенных ветеранов войны, а также отражал тенденцию развития эпохи. «Новый национализм — это центральное движение нашего времени, к которому должна примкнуть любая организация, если она хочет действительно примкнуть к жизненным силам эпохи»15, — утверждал он.
      Идея жертвенности на войне в современных условиях, по мысли Юнгера, означала борьбу за националистическое обновление Германии. Новая Германия должна была основываться на авторитарной модели политической системы, которая включает в себя национализм, социализм, обороноспособность и авторитарное управление. В данных принципах прослеживается не только наследие первой мировой войны и модель управления государством, которое было создано в 1915 г., но и отражение тотального духа, стремящегося использовать ресурсы и человека для достижения единой цели. Тотальный характер мира делал авторитаризм солдатского социализма удачной альтернативой веймарской демократической системе.
      В 1932 г. Юнгер опубликовал одну из центральных своих философских работ «Рабочий. Господство и гештальт», в которой рассматривал современность как наступившую эпоху техники. Буржуазный мир, по мнению Юнгера, обладает своими законами и нравственными нормами. Его представителем является бюргер, которого автор считал носителем статичных сил. Главной особенностью бюргеского сознания является стремление к стабильности и покою, гарантии защиты индивидуальных интересов. Бюргер ограничивает свой мир исключительно образом общества, в своем собственном понимании его как совокупности сословных элементов и взаимоотношений между ними. «Общество — это совокупное население земного шара, являющееся пониманию как идеальный образ человечества, расщепление которого на государства, нации или расы зиждется, в сущности, не на чем ином как на мыслительной ошибке. Однако с течением времени эта ошибка корректируется заключением договоров, просвещением, смягчением нравов или просто прогрессом в средствах сообщения». Поэтому, по мнению Юнгера, общество не предстает как «некая форма сама по себе», а является лишь отражением одной из основных форм бюргерского представления. Общество подчиняет себе государство, подгоняя его под свои мерки. Это определяется, прежде всего, «бюргерским пониманием свободы, нацеленным на превращение всех связующих отношений ответственности в договорные отношения, которые можно расторгнуть». Любая социальная активность осуществляется в границах общества и не выходит за его рамки. Фактически любые трансформации изменяют только общественные элементы, принципиально не меняя само общество. Юнгер подчеркивал, что в буржуазной системе «пробуждающаяся власть должна осознать себя как сословие, равно как и то, что захват власти должен характеризоваться как изменение общественного договора»16.
      Противоположностью бюргера выступает рабочий, который относится к стихийным силам, и является слепком эпохи индустриального мира. Это единственный тип, способный господствовать, так как соответствует тотальной мобилизации общества. В нем выражается единство человека и его средств как выражение единства высшего рода17. Тотальная мобилизация, берущая свое начало с эпохи мировой войны, обеспечивает стирание различия между фронтом и тылом, подчиняя абсолютно все достижению единой цели18. Рабочий противопоставляется эпохе техники, так как в нем сохраняются героические персонифицированные черты, в то время как стремление к унифицированию жизни превращает человека в жертву техники. Юнгер считал, что тип рабочего обладает претензией на планетарное техническое господство, что выводит его за пределы национального государства.
      Следует подчеркнуть, что в «Рабочем» автор отдаляется от националистического боевого дискурса и стремится к размышлениям о модерне и веке технике. Во многом это было вызвано разочарованностью в возможности революционных изменений в силу отхода немецких правых от путчистской тактики и ориентации на парламентскую деятельность.
      Берлинская жизнь сблизила Юнгера с Э. Никишем и К. Шмиттом, дружба с которыми была испытана временем. Контакты с Никишем относятся к началу 1927 г., когда Юнгер стал сотрудничать как публицист с журналом «Widerstand. Zeitschrift für nationalrevolutionare Politik». Идеологической основой издания были антизападная направленность и национализм. Никиш видел перспективу германского будущего в ориентации на восток, на СССР. Рапалльская политика заложила твердую основу для дальнейшего сотрудничества двух стран, однако говоря «да» Рапалло, Никиш говорил «нет» московскому диктату во взаимоотношениях. Национал-большевики считали себя учениками Мёллера ван ден Брука в вопросе ориентации Германии на Россию (СССР), а его книга «Третий рейх» выступала для них в качестве основополагающей19. Уже в годы нацистского господства Юнгер поддерживал супругу Никиша, когда тот был арестован и посажен в тюрьму.
      В 1930-х гг. началась длительная дружба Юнгера со Шмиттом. 14 октября 1930 г. Юнгер отправил Шмитту письмо с благодарностью за присланную книгу «Понятие политического». Казалось бы, это были два разных человека, которых разделял не только возраст (Шмитт был старше Юнгера на семь лет), но и образ деятельности: один — штатский ученый, другой — бывший военный офицер, прошедший фронт, и националистический публицист. Однако они одинаково обостренно чувствовали духовно-политический кризис Веймарской Германии, слабость и недееспособность политических институтов демократии и парламентаризма. Чувство нестабильности и незащищенности вызывало необходимость поиска выхода из кризиса. И для одного, и для другого этот выход не был связан с демократией. Действительно, «они кристаллизировали в себе консервативный “дух времени”»20, требовавший диктаторско-авторитарного пути преодоления политической нестабильности. Отношения между Шмиттом и Юнгером были искренними и по-настоящему дружескими. После рождения у Юнгера второго сына Александра в 1934 г. Шмитт стал его крестным отцом, и их личная дружба переросла в дружбу семьями.
      Третий этап жизни Юнгера связан с временем национал-социалистической диктатуры. Его отношения с нацизмом имели скачкообразный характер. Первое знакомство произошло весной 1923 г. во время посещения Юнгером в Мюнхене Э. Людендорфа и присутствия на политическом выступлении А Гитлера в цирке «Кроне». С сентября 1923 г. он печатал ряд статей в «Völkischer Beobachter». В мае 1926 г. Юнгер и Гитлер обменялись книгами. Юнгер подарил книгу «Огонь и кровь» с говорящей дарственной надписью: «Национальному вождю Адольфу Гитлеру — Эрнст Юнгер!», а Гитлер ему — первый том «Моей борьбы» с дарственной надписью21. Юнгер считал Гитлера вождем нового типа. «В фелькишеском движении..., из недр которого возникает фигура ефрейтора Гитлера, образ, который подобно Муссолини, несомненно, воплощает собой новый тип вождя, и под его знамена встают рабочие и офицеры плечом к плечу. Тогда у этого духа не было ни форм, ни средств; дух национализма, для которого не важна личность, а важна задача, соединился с фронтовыми солдатами»22.
      10 мая 1927 г. Й. Геббельс отправил Юнгеру письмо с пожеланием познакомиться и восторженными отзывами о его военных произведениях. Однако тот отнесся к этому прохладно. Оказавшись в 1927 г. в Берлине, Юнгер получил предложение стать депутатом рейхстага от НСДАП, которое также отклонил. Нацисты всячески старались привлечь писателя в свои ряды. Летом 1929 г. он был даже приглашен в Нюрнберг в качестве почетного гостя на партийный съезд НСДАП, который должен был проходить с 1 по 4 августа. Но эта поездка так и не состоялась23.
      Окончательный разрыв произошел в сентябре 1929 г. и был вызван реакцией Гитлера на серию террористических актов гольштейнского движения ландфолька, когда 1 сентября 1929 г. в здании рейхстага была взорвана бомба. Гитлер дистанцировался от поддержки и одобрения этих действий, что позволило Юнгеру заявить, что нацистское движение превратилось в буржуазное, которому важнее места в рейхстаге, чем решительные действия. «По меньшей мере, странно, когда коммунисты призывают стражей порядка. Парадокс состоит в том, что там оказалось меньше националистов, чем я ожидал. Господин Гитлер вообще заявил о вознаграждении за поимку террористов. Таким образом, лишний раз подтвердилось, что все они имеют одно основание. Словом, все вы бюргеры и как бы вы ни старались, как бы вы ни полировали старые, никому не нужные медали, вы все на одно лицо, и мне больше не хочется вам льстить»24.
      С установлением нацистской диктатуры Юнгер старался дистанцироваться от активной политической деятельности и почетных должностей. В 1933 г. Гитлер вновь предложил ему стать депутатом рейхстага от нацистской партии, которое он отклонил. Летом 1933 г. последовало избрание Юнгера в Немецкую академию поэзии, несмотря на протесты многих ее членов. Самое интересное состояло в том, что писатель отправил письмо в Академию с просьбой не избирать его и принять его отказ как жертву во имя будущего Германии. На самом деле, как справедливо отмечал П. Ноак, Юнгер не собирался политически сотрудничать с нацистским режимом и занял позицию внутренней эмиграции25.
      Обыск гестапо в квартире Юнгера в конце 1933 г. заставил его уничтожить не только опасные книги и газеты, но и часть переписки с деятелями левых взглядов. В декабре 1933 г. он навсегда покинул Берлин, переехав в провинциальный Гослар. Здесь он работал над редактурой нового издания «В стальных грозах», и в 1937 г. издал в новом виде «Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо», которая дописывалась в новом доме в Юберлингене на Боденском озере. В 1939 г. он написал роман «На мраморных утесах», где использовал форму магического реализма, впервые опробованную в «Фигурах и каприччо».
      Жизнь Юнгера изменила вторая мировая война. 25 апреля 1939 г. он получил по почте военный билет, что было признаком ожидаемой мобилизации. В августе 1939 г. его призвали в вермахт с присвоением звания гауптманна. Он служил на «линии Зигфрида» на Западном фронте на Верхнем Рейне под Грефферном. Период «странной войны» не создавал никакой опасности до тех пор, пока нацистское правительство не приступило к реализации плана «Гельб». 23 мая 1940 г. Юнгер в качестве командира роты 73-го ганноверского пехотного полка действовал в составе группы армий «А» и 26 мая пересек «линию Мажино». Однако принять участие в боевых действиях против французов Юнгеру не пришлось. Стремительное наступление немцев сломило Францию в течение полутора месяцев. Свои переживания от проходившей кампании писатель изложил в книге «Сады и дороги»26. Это была единственная книга, опубликованная им за годы второй мировой войны. Именно она открывала цикл военных дневников под названием «Излучения».
      После французской кампании Юнгер остался для прохождения службы в Париже, откуда 23 октября 1942 г. отправился в командировку на Восточный фронт, на южный участок. В феврале 1943 г. он вернулся и продолжил службу в штабе германских войск в Париже. Несмотря на то, что он не участвовал в боевых действиях, война настигла и его. Его сын Эрнстель, призванный на службу в морскую часть, был осужден военным трибуналом за антинацистскую деятельность и отправлен для прохождения «фронтового испытания» в Северную Италию, в Каррарские горы, где 29 ноября 1944 г. был убит при столкновении с дозорным отрядом27. Эта смерть потрясла Юнгера и заставила его пересмотреть многие свои взгляды.
      Юнгер дистанцировался от участия в Движении 20 июля, хотя находился в доверительных отношениях с генералом пехоты Генрихом фон Штюльпнагелем и генерал-лейтенантом Гансом фон Шпейделем. После провала заговора и упразднения в августе 1944 г. штаба военного командования в Париже, он покинул столицу Франции. 6 октябре последовала отставка Юнгера со службы.
      После окончания войны начался четвертый этап жизни Юнгера, который характеризуется активной писательской деятельностью и путешествиями, впечатления от которых нашли отражение на страницах многотомного дневника «70 лет минуло». Среди знаковых художественных произведений этого периода следует выделить антиутопический роман «Гелиополь» и философскую притчу «Эвмесвиль». Писательские заслуги Юнгера перед немецкой литературой были отмечены в 1982 г. премией Гёте. Его роль как хранителя памяти Великой войны была оценена в 1984 г. на праздновании 70-летия начала первой мировой войны, когда на пути к Дуамонту стояли президент Франции Ф. Миттеран, федеральный канцлер Г. Коль и немецкий писатель Юнгер.
      Жизненный путь Эрнста Юнгера завершился 17 февраля 1998 г. в Вильфлингене. Его жизнь была отражением драматического пути XX в. и размышлений о том, по каким дорогам следовало бы идти.
      Примечания
      Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ 15-01-00399.
      1. KIESEL Н. Ernst Jünger. Die Biographie. München. 2009, S. 43.
      2. Ibid.,S. 111.
      3. ЮНГЕР Э. В стальных грозах. СПб. 2000, с. 329.
      4. HIETALA М. Der neue Nationalismus: In der Publizistik Emst Jüngers und des Kreises um ihn.1920—1933. Helsinki. 1975, S. 34.
      5. ЮНГЕР Э. Ук. соч., с. 35.
      6. Там же, с. 36—37.
      7. Там же, с. 37.
      8. Там же, с. 54, 56.
      9. Там же, с. 90.
      10. ZIEMANN В. Gewalt im ersten Weltkrieg. Töten-Überleben-Verweigem. Essen. 2013, S. 28.
      11. JÜNGER E. Der Kampf als inneres Erlebnis. Berlin. 1922, S. 33.
      12. ЮНГЕР Э. Ук. соч., с. 64.
      13. JÜNGER Е. Vorwort. In: JÜNGER F.G. Aufinarsch der Nationalismus. Berlin. 192, S. XIII.
      14. EJUSD. Schliesst euch zusammen! Schlusswort. In: JÜNGER E. Politische Publizistik 1919 bis 1933. Stuttgart. 2001, S. 224.
      15. EJUSD. Der neue Nationalismus. Ibid., S. 285.
      16. ЮНГЕР Э. Рабочий. Господство и гештальт. В кн.: ЮНГЕР Э. Рабочий. Господство и гештальт; Тотальная мобилизация; О боли. СПб. 2000, с. 72—74.
      17. Там же, с. 103.
      18. ЮНГЕР Э.Тотальная мобилизация. В кн.: ЮНГЕР Э. Рабочий. Господство и гештальт ..., с. 447—449.
      19. DUPEUX L. «Nationalbolschewismus» in Deutschland 1919—1933. München. 1985, S. 71.
      20. NOACK P. Carl Schmitt: Eine Biographie. Berlin. 1993, S. 107.
      21. HIETALA M. Op. cit., S. 123.
      22. JÜNGER E. Abgrezung und Verbindung. In: JÜNGER E. Politische Publizistik..., S. 77.
      23. KIESEL H. Op. cit., S. 339-341.
      24. JÜNGER E. «Nationalismus» und Nationalismus. In: JÜNGER E. Politische Publizistik..., S. 509.
      25. NOACK P. Emst Jünger: eine Biographie. Berlin, 1998, S. 121—123.
      26. KIESEL H. Op. cit., S. 492.
      27. ЮНГЕР Э. Излучения. Февраль 1941 — апрель 1945 гг. СПб. 2002, с. 690.