5 сообщений в этой теме

В Ликино-Дулево видел интересную вазу. Ее в 1948 г. создал специально приехавший в Ликино-Дулево грузинский керамист, который готовил дипломную работу на тему "Жизнь Сталина".

Он сделал там 2 вазы, одну увез с собой, другая осталась на заводе. Это была обычная практика - все серьезные изделия, имеющие художественную ценность, делались не менее, чем в 2 экземплярах.

Собственно, это ваза не подарок Сталину, но просто работа к юбилею Сталина. На каждом медальоне - сцена из жизни Сталина:

1) Сталин с матерью в детстве:

P80310-141120.thumb.jpg.32449fa7a82fb1af 

2) Сталин в семинарии:

P80310-141113.thumb.jpg.a3fd7552fcf80128

3) Сталин печатает подпольную газету (макет дома, где печатали газету, есть в Гори):

P80310-141104.thumb.jpg.230117bee0801208

4) Сталин и Ленин (Сталин пока на втором плане):

P80310-141056.thumb.jpg.98798a2618d8da19

5) Сталин и Берия:

P80310-141051.thumb.jpg.ad437ad70d59555a

6) Сталин и Молотов:

P80310-141042.thumb.jpg.0a57ef4c00374888

Почему художник выбрал именно Берию и Молотова - уже не узнать. Фамилию керамиста забыл. Как-то на "Б". Где сейчас второй экземпляр - неизвестно. В музее в Гори этой вазы нет. Думаю, ее вообще немногие видели. Т.ч. в Ликино-Дулево находится уникальный памятник советского искусства.

2 пользователям понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ваза красивая но без портретов  в чиста эстетическом плане она выглядела бы  ваше шыкарно 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Не знаю. Без портретов - это обычное ДПИ. А так - памятник эпохи.

У тебя фото из Гори сохранились?

Если будет время, я выложу, что найдется у меня.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

я в жизни видел вазы в основном хрустальные так что такая ваза и без портретов произвело бы впечатление))) нет к сожалению не догадался пофоткать. все что осталась исключительно в памяти. 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Ну, я думаю, будет интересно выложить вообще все, что дарили Сталину - независимо от того, где это находится.

Мне говорили, что шашка, которую сделали для Сталина на его юбилей (1949) хранится сейчас в одной частной коллекции в Москве.

А та, что в Гори - это его шашка времен Гражданской войны.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Скорик А. П., Бондарев В. А. Новочеркасск, 1962 г.
      Автор: Saygo
      Скорик А. П., Бондарев В. А. Новочеркасск, 1962 г. // Вопросы истории. - 2012. - № 7. - С. 15-29.
      Историческая фабула Новочеркасских событий 1962 г. довольно широко известна: в ответ на резкое повышение цен на продовольствие восстали рабочие Новочеркасского электровозостроительного завода (НЭВЗ), их выступление было жестоко подавлено, мирную демонстрацию расстреляли, и все вернулось к прежнему. Однако реальность оказывается значительно сложнее, иногда печальнее, а порой и просто анекдотична. Сравнивая различные публикации и опираясь на архивные материалы, можно уточнить ключевые моменты событий, проясняя детали, восстанавливая имена, расставляя акценты.
      Начнем с сюжета о повышении цен. 31 мая 1962 г. советское радио объявило о том, что Советом министров СССР принято постановление о повышении закупочных цен на животноводческую продукцию колхозов и совхозов с одновременным увеличением цен на соответствующие продовольственные товары. Заметим, что радио в те исторические времена являлось одним из основных и доступных источников информации. Его слушали в большинстве городских семей. На следующий день, 1 июня, текст постановления опубликовали периодические издания, в том числе и выходившая в Новочеркасске газета "Знамя коммуны". Согласно постановлению, текст которого был помещен на первой странице "Знамени коммуны", с 1 июня 1962 г. следовало "повысить закупочные цены на скот и птицу, продаваемые колхозами государству, в среднем по стране на 35 процентов". Далее отмечалось, что придется "в целях сокращения убытков, которые несет государство при продаже населению мяса, мясопродуктов и масла животного, а также установления более правильного соотношения между закупочными и розничными ценами на продукцию животноводства повысить с 1 июня 1962 г. розничные цены на мясо и мясные продукты в среднем на 30%, в том числе на говядину в среднем на 31%, баранину - на 34%, свинину - на 19% и на колбасные изделия - на 31%, а также на масло животное в среднем на 25%".
      Публиковалось внушительное по объему обращение ЦК КПСС и Совета министров СССР "ко всем рабочим и работницам, колхозникам и колхозницам, рабочим и работницам совхозов, советской интеллигенции, ко всему советскому народу", в котором говорилось о том, что сложности в сфере сельского хозяйства есть результат "нашего бурного роста", и выражалась убежденность в том, что народ, конечно, поймет и поддержит действия родной коммунистической партии и правительства. Кроме того, на том же первом листе газеты в качестве подсластителя горькой жизненной пилюли, было помещено коротенькое постановление Совета министров о снижении розничных цен на сахар в среднем на 5%, а также на ткани из вискозной, штапельной пряжи и изделия из этих тканей - в среднем на 20%. Вот здесь и вспоминается реприза популярнейшего в те годы комического дуэта народных артистов УССР, актеров Ефима Березина (Штепсель) и Юрия Тимошенко (Тарапунька). У них на вопрос, где ты продукты достаешь, тогда следовал замечательный ответ: да я сумку к радиоприемнику подвешиваю! Эта известная чисто советская шутка неизменно вызывала неописуемый восторг.
      Несмотря на все попытки правительства оправдаться и объяснить принятие столь неприятного постановления (в значительной мере оно было действительно необходимо из-за состояния аграрного производства, переживавшего серьезный кризис), советские граждане в массе своей расценили правительственный акт крайне негативно, поскольку его реализация подрывала их благополучие. Ни политически, ни психологически эта мера оказалась абсолютно не подготовленной. Она полностью противоречила всем пропагандистским кампаниям последних лет и сразу заставляла людей вспомнить, что в конце 1940-х - начале 1950-х годов в стране ежегодно, обычно ко Дню советской конституции (5 декабря), проводилось снижение цен, причем прежде всего на продовольствие. К неожиданному решению советского правительства от 31 мая 1962 г. отрицательно отнеслись и жители Новочеркасска, в том числе рабочие электровозостроительного завода - около 12 тыс. человек. Более того, именно на НЭВЗе сложились определенные условия, под влиянием которых массовое недовольство вылилось в столь же массовый бунт и экономическую забастовку 1 - 3 июня 1962 года.
      Непосредственной причиной повышенной протестной активности рабочих стало совпадение по времени двух неблагоприятных явлений: во-первых, уже упомянутого правительственного постановления о резком повышении цен и, во-вторых, намеченного администрацией НЭВЗа на тот же день снижения расценок, то есть фактически уменьшения заработной платы, в сталелитейном цехе на те же 30%. При этом в других цехах завода подобные снижения проводились еще с начала 1962 года.
      Источники свидетельствуют о кризисном материально-финансовом положении на электровозостроительном заводе и в рабочей среде. Справка о выполнении финансовых показателей по заводу на 1 июня 1962 г.1} позволяет представить выразительную картину: задолженность по квартплате (поскольку предприятие имело свой жилой фонд) с 1 января по 1 июня 1962 г. выросла с 11,5 до 27,7 тыс. рублей. Другими словами, доходы рабочих семей настолько снизились, что они не могли своевременно и в полном объеме вносить плату за жилье. Такая ситуация не добавляла оптимизма в повседневных жизненных хлопотах.
      НЭВЗ не справлялся с регулярной выплатой заработной платы своим работникам. С 1 января по 1 июня задолженность по заработной плате на предприятии увеличилась с 24,8 до 39 тыс. руб. Задолженность по квартплате и задолженность по заработной плате составляли основную часть возросшей задолженности завода. Судя по всему, погасить ее предприятие оказалось не в состоянии.
      Стабильность работы НЭВЗа нарушалась из-за недостатка оборотных средств, который увеличился за тот же период на 252,3 тыс. руб., а это означало невозможность своевременного обеспечения основного производства исходными материалами и средствами. Завод лихорадило из-за несостоятельного экономического управления. Недостаток оборотных средств образовался вследствие недовыполнения плана накоплений на 186,5 тыс. руб., потому что НЭВЗ испытывал затруднения с реализацией продукции по причине низкого качества производимых электровозов и требовавшихся дополнительных расходов на доводку готовых изделий. Только "подотчетные суммы" по этой статье расходов за январь-май 1962 г. возросли с 2 тыс. до 6,9 тыс. рублей. Себестоимость продукции превышала расчетную, а государство действовало строго по плану и требовало перечислять причитавшиеся ему выплаты. В результате НЭВЗ был вынужден переплатить госбюджету лишние 75 тыс. руб., что в свою очередь также увеличивало недостаток оборотных средств на предприятии. Финансовые прорехи усугублялись необъяснимыми "растратами" по заводу, которых на 1 июня числилось 2 тыс. рублей.
      Снижение расценок вызывало снижение зарплаты то в одних, то в других цехах. Этот процесс шел с начала 1962 г. и теперь затронул самые тяжелые производства, в том числе сталелитейное, причем в обвальном порядке, сразу на 30%. Зарплата в 90 - 100 руб. в месяц не могла устраивать рабочих стальцеха. В ремонтно-строительном же цехе рабочие получали 67 - 75 руб. в месяц2. Рабочие высказывали свое недовольство начальству, но оно оказалось не готово слушать их претензии.
      НЭВЗ лихорадило от недальновидного отношения руководства к работникам. Текучесть рабочих и инженерных кадров достигала катастрофических масштабов. В 1961 г. на завод приняли 3595 человек, а уволили 3082. За 9 месяцев 1962 г. пришло на предприятие 2529 человек, а навсегда покинули заводские цеха 2237 человек. При этом с завода увольнялось свыше 40% молодых рабочих, проработавших на заводе от 1 до 3 лет3. Они не могли заработать или получить на заводе жилье, а съем частной квартиры в студенческом Новочеркасске стоил не менее 35 руб. в месяц, то есть надо было отдать за "крышу над головой" до трети заработанного и выше.
      Рабочие испытывали по отношению к себе хамское поведение начальников и начальничков - и до и после событий. Вот что говорил известный тогда на заводе передовик производства, депутат, слесарь первого машинного цеха Д. Ф. Мариныч4, выступая на 5-й заводской отчетно-выборной партийной конференции 20 октября 1962 г.: "Мне как депутату приходилось обращаться по просьбе рабочих о трудоустройстве к тов. Вологину5, который ни одного вопроса положительно не решил. К тов. Илларионовой обращалась женщина Сухерман с просьбой устроить ребенка в ясли - так она и разговаривать не хочет. И вот приходишь к таким начальникам, они сидят с напущенной важностью. Еще не выслушает просьбу - отвечает нет, и это после горького урока на нашем заводе"6. Даже секретарь парткома НЭВЗа М. Ф. Перерушев еще за полгода до Новочеркасских событий вынужден был признать, что к директору завода Б. Н. Курочкину многие начальники цехов не могут никак попасть на прием; начальник ремонтно-строительного цеха Дунаев жаловался, что ему приходилось ждать этой начальственной милости по три дня7.
      О том, в каких условиях трудились люди и почему бежали с завода, красноречиво свидетельствует выступление начальника инструментального цеха, пролетария от станка, Даниила Ивановича Зарубина8 на заседании партийного комитета завода 4 января 1962 г.: "13 лет нас ругают за антисанитарное состояние. На других предприятиях за это отвечает один хозяин, у нас нет одного хозяина. Что поломается - нужно звонить в разные службы. Нужно создать централизованную группу, чтобы был сделан определенный порядок. Чтобы следили за порядком везде. Проверять исправность кранов, патронов, а так мы не наведем порядка, так как работает в корпусе 1500 человек. А санузел на четыре очка и обслуживает один цех". Зарубину вторил секретарь партийной организации кузовного цеха Михаил Яковлевич Ионкин9: "Острым стал этот вопрос потому, что не было бытовок на заводе. Партком и директор не считают главным этот вопрос. Конкретно, повседневно не занимаются вопросом быта, планировка быта не согласована, женская душевая в одном конце, а раздевалка в другом"10. Эти и другие подобные условия подталкивали коллектив предприятия к выражению недовольства.
      Изыскать дополнительные источники средств существования, кроме официальной заработной платы, найти какую-либо другую сферу трудоустройства тогда практически не представлялось возможным, попытки таким способом выйти из положения пресекались. Например, в 1962 г. был исключен из партии и осужден судом за тунеядство и спекуляцию пенсионер Я. Я. Пшеничный, ранее работавший в кузнечном цехе электровозного завода11. При таких обстоятельствах на НЭВЗ, самое крупное, градообразующее предприятие Новочеркасска, в поисках заработка ежегодно устраивались новые и новые тысячи страждущих. Здесь люди пытались добыть себе и своим семьям средства на жизнь в тяжелых условиях машиностроительного производства.
      В массовом пьянстве значительная часть работников искала способ как-то отвлечься от жизненных проблем. Кому-то это даже удавалось. К примеру, в инструментальном цехе благодаря выпивке с мастером Митрофановым отдельные рабочие получали премии12. Только за восемь месяцев 1962 г. органы милиции задержали в нетрезвом состоянии 404 работника завода, из них 11 коммунистов (в том числе инженер ЭлНИИ, мастер стальцеха, мастер кузовного цеха)13. Однако с помощью пьянства полностью укрыться от давления социальной реальности не представлялось возможным. Ситуация накалялась.
      Если в масштабах всей страны постановление о повышении цен на мясные и молочные продукты наносило семейным бюджетам советских граждан ущерб в 30%, то у рабочих сталелитейного цеха НЭВЗа материальные потери составляли 60%, потому что объявленное повышение цен сочеталось со снижением заработной платы. Это вызвало у рабочих естественное возмущение действиями как правительства страны, так и заводской администрации, которая, зная о предстоящем повышении цен, все-таки пошла на снижение зарплаты. Последующие события нарастали подобно снежной лавине.
      1 июня, в 7 часов 30 минут, на заводе собрались рабочие первой смены, которым перед началом трудового дня было объявлено о снижении расценок; о повышении цен они уже знали. После этого в сталелитейном цехе образовалась группа из 8 - 10 человек, не приступившая к работе. Начальник стальцеха А. А. Чернышков14 попытался убедить разгневанных людей вернуться на свои рабочие места; безуспешно уговаривал сталелитейщиков оказавшийся здесь же заведующий промышленным отделом Ростовского обкома КПСС Я. К. Бузаев, который приехал разъяснять пролетариям "политику партии и правительства". Неубедительные слова 50-летнего партийного функционера потонули в потоке рабочего гнева. Вскоре группа недовольных увеличилась до 20 - 25 человек; в возбуждении они вышли из цеха в заводской сквер и стали обсуждать ситуацию. Мясо, ранее стоившее 1 руб. 20 коп. за килограмм, поднялось в цене сразу до двух рублей. Если за литр молока в магазине платили 20 коп., то теперь надо было отдать 35. За килограмм масла вместо 2 руб. 20 коп. предстояло выложить 3 руб. 40 копеек.
      После 8 часов о стихийном митинге узнал директор завода Борис Николаевич Курочкин; он направился к недовольным и был вынужден выслушивать их претензии. Жалуясь на повышение цен при одновременном снижении зарплаты, рабочие задавали вопрос: "Как жить дальше?", надеясь услышать какие-то обещания о возможном облегчении их положения. Однако Курочкин был "технарь", для которого перевод производства на выпуск электровозов переменного тока представлял главную цель, а все остальное его мало интересовало, - типичный представитель советского управленческого корпуса. Вместо выражения сочувствия рабочим и обещания помочь он в приказном тоне потребовал от них вернуться к работе. Последней же каплей, переполнившей терпение слушавших его десятков рабочих, стала хамская фраза, обычно цитируемая во всех описаниях событий. Увидев в толпе женщину с пирожками (журналист В. В. Старцев впоследствии утверждал, что это была крановщица стальцеха В. Е. Водяницкая, но она убедительно это опровергла15), директор Курочкин произнес: "Не хватает денег на мясо - ешьте пирожки с ливером!"
      Именно эта хлесткая фраза (после которой, по одним данным, директора попытались побить, по другим - в резкой форме высказали ему все, что думают о нем, его матери, его половой ориентации и пр.) вызвала вспышку гнева. Все очевидцы и современники событий, как и исследователи, сходятся в том, что Курочкин, и до этого не слишком заботившийся о положении рабочих, окончательно "прояснил" ситуацию.
      Даже на состоявшемся 4 июня собрании Новочеркасского городского партийного актива, участники которого дружно осуждали "хулиганов", рабочий Мариныч не выдержал и заявил: "Можно было бы пресечь [волнение] в стальцехе, если бы директор подошел и сказал - ребята, неправильно вы делаете, ваши расценки мы проверим и все сделаем по закону". Однако, продолжал Мариныч, "не считаются с рабочими при пересмотре норм выработки. Рабочие говорят - не могу это сделать. А ему отвечают - сделаешь. Грубое отношение со стороны администрации к рабочему было взрывом для хулиганов, которые подхватили выражение т. Курочкина"16. Если уж на партийном собрании, проведенном для выражения верноподданнических чувств, прозвучало признание грубости и безразличия администрации НЭВЗа к нуждам рабочих (причем об этом говорил не только Мариныч), то ясно, что, во-первых, ситуация была действительно доведена до предела и, во-вторых, Курочкин не мог сказать ничего другого, потому что видел в рабочих не людей, а бесправных подчиненных, обязанных выполнять начальственные приказы.
      Основные требования протестующих были изложены на плакатах, вывешенных на одной из опор линии электропередачи у железной дороги: "Мясо, масло, повышение зарплаты!", "Нам нужны квартиры", начертанных заводским художником В. Д. Коротеевым (он получил за это 12 лет лишения свободы). Как видим, возмущенные рабочие НЭВЗа интересовались только своими насущными жизненными проблемами и вовсе не касались политики. Если классифицировать с точки зрения истории забастовочного движения, то выступление новочеркасских рабочих являлось оборонительной экономической забастовкой. Однако захват предприятия, три открытые демонстрации 2 и 3 июня (а не одна, как часто встречается при описании Новочеркасских событий), придали забастовке, скорее, наступательный характер.
      Участие в протестах приняли далеко не все: немало рабочих старшего и предпенсионного возраста, комсомольские и партийные активисты, просто осторожные и малодушные закрывались в цехах, чтобы их силой не вытащили наружу, и продолжали работу. Они действовали как штрейкбрехеры (хотя, скорее всего, слова этого не знали), отказываясь участвовать в развернувшейся забастовке и поддерживать забастовщиков; продолжая выходить на работу, эти рабочие подкрепляли репрессивное поведение администрации и сонма чиновников, направленных для подавления Новочеркасского бунта. Из 12 тыс. в забастовке участвовало примерно шесть тысяч рабочих завода. Но руководством страны и при виде протеста нескольких тысяч рабочих (в основном НЭВЗа) овладело паническое настроение.
      Страх был вызван политическим подтекстом: рабочие не желали слушать местную партноменклатуру, появились многочисленные антиправительственные надписи. На тендере паровоза (резервуаре для запасов воды) остановленного пассажирского поезда кто-то написал "Привет рабочему классу! Хрущева на мясо!" Надписи с подобными лозунгами появились и в других местах. С фасада здания заводоуправления на глазах у собравшихся людей был сорван портрет Н. С. Хрущева (как осторожно выражались в партийных документах, "одного из руководителей Коммунистической партии и Советского государства"). Многие бастующие считали виновником своих бед именно главу советского правительства и партийного руководителя страны Хрущева. Его портрет они публично сожгли вечером 1 июня17.
      Усмирять взбунтовавшихся рабочих в Новочеркасск прибыла группа высокопоставленных партийных и советских функционеров: член Президиума ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС Ф. Р. Козлов, член Президиума ЦК КПСС, первый заместитель председателя Совета министров СССР А. И. Микоян (в 1920-е годы он возглавлял Северо-Кавказский крайком компартии, а в описываемое время был министром торговли - с августа 1953 г. по январь 1955 г.), член Президиума ЦК КПСС, первый заместитель председателя бюро ЦК КПСС по РСФСР А. П. Кириленко, член Президиума ЦК КПСС, председатель Совета министров РСФСР Д. С. Полянский, секретарь ЦК КПСС и председатель КГБ при Совете министров СССР (с 25 декабря 1958 г. по 14 ноября 1961 г.) А. Н. Шелепин и председатель Идеологической комиссии ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС Л. Ф. Ильичев. О Новочеркасских событиях доложили и министру обороны, маршалу Р. Я. Малиновскому. Тот распорядился использовать, в случае дальнейшего неконтролируемого развития событий, 18-ю танковую дивизию Северо-Кавказского военного округа, дислоцированную в Новочеркасском гарнизоне и находившуюся на стадии переформирования. Примечательно, что реально в событиях были задействованы танки 140-го гвардейского танкового Донского Дебреценского Краснознаменного ордена Богдана Хмельницкого полка (в/ч 33134), одного из преемников и боевых наследников 5-го гвардейского Донского казачьего кавалерийского Краснознаменного Будапештского корпуса. При этом вели себя танкисты под командованием полковника Михеева относительно миролюбиво.
      Сигнал к военному подавлению забастовки в 13 часов 1 июня поступил от первого секретаря Ростовского обкома КПСС А. В. Басова, являвшегося одновременно, по должности, членом военного совета округа: по телефону в жесткой форме он потребовал от командующего Северо-Кавказским военным округом генерала армии И. А. Плиева с помощью войск прекратить беспорядки. Однако Плиев скоропалительных решений принимать не стал (существует и другое мнение, что именно он был палачом казаков Новочеркасска, но никого особенного казачьего следа в забастовке не заметно). Басов проявил беспомощность перед лицом рабочего протеста. В толпу областных и городских чиновников, попытавшихся повлиять на протестующих уговорами, прилетела даже "чья-то авоська с бутылками кефира"18. В итоге для вызволения запертых в заводоуправлении горе-начальников спецподразделения предприняли целую операцию. Группа одетых в гражданскую одежду армейских разведчиков и сотрудников КГБ под руководством майора Г. И. Журавля эвакуировала с завода первого секретаря обкома Басова и иных руководителей19. При этом Басова даже пришлось переодеть в рабочую спецовку, а тот возмущался, что он-де не Керенский в 1917 году.
      Рабочие НЭВЗа сразу пытались как-то расширить масштабы своей акции. Однако поднять 1 июня на борьбу основную массу рабочих соседнего электродного завода, куда направилась группа электровозостроителей во главе с С. С. Сотниковым, не удалось. Когда они явились на насосно-аккумуляторную станцию электродного завода, то столкнулись с сопротивлением машиниста (секретаря цеховой партячейки) Вьюненко и, после его угроз взорвать помещение, ретировались. Кроме Вьюненко, больше никто из работников электродного не оказал "хулиганам" столь же активного сопротивления, но и не выразил им восторженной поддержки. Сам Вьюненко, выступая 4 июня на городском партактиве в присутствии высокопоставленных партийных руководителей, с удовольствием рассказывал собравшимся о постыдном бегстве "нетрезвых бунтовщиков" с его станции, но печально заметил, что в одиночку не мог, конечно, переломить ситуацию20.
      НЭВЗ недолго оставался в руках забастовавших. После полуночи, уже 2 июня, на его территорию вошли танки и военные подразделения; постепенно вытеснив митингующих, солдаты установили контроль над территорией завода. Подразделения 505-го полка внутренних войск взяли под охрану здания административных органов, а также контролировали госбанк, почту, телеграф и радиостанцию (будто действовали по квазиленинскому плану). Ночью начались в городе аресты, которым подверглось свыше 20 человек. Однако кульминация разыгравшейся трагедии была еще впереди. Новое столкновение между "народной" властью и самим народом произошло 2 июня; оно-то и завершилось "Новочеркасским расстрелом".
      Фактически в ночь на 2 июня в Новочеркасске была сделана попытка ввести военное положение, что еще больше всколыхнуло рабочую массу с началом нового трудового дня. Власть опять не захотела говорить с народом о его насущных проблемах. На сей раз бунтовщиков с НЭВЗа поддержали рабочие других предприятий: Новочеркасского электродного завода, Новочеркасского завода нефтяного машиностроения и Новочеркасского завода синтетических продуктов. Собравшись в колонны, как будто они шли на ноябрьскую или первомайскую демонстрацию, рабочие двинулись из поселка Буденновского в центр Новочеркасска под красными флагами, с портретами В. И. Ленина и с живыми цветами, с пением революционных песен, в сопровождении детей и женщин. Чтобы воспрепятствовать движению колонны демонстрантов, по указанию командующего округом Плиева командир танковой части Новочеркасского гарнизона полковник Михеев к утру 2 июня установил бронетанковое заграждение в трех местах на мосту через речку Тузлов. Мост соединяет две части Новочеркасска: "старый город" и промышленный район. Военнослужащие на 8 - 10 танках и нескольких бронетранспортерах ждали забастовщиков со штатным оружием, но без боеприпасов, причем команды на применение оружия не получали. Демонстранты легко преодолели такую преграду. Никто не верил, что советская армия будет стрелять в советский народ, ибо "хрущевская оттепель" стояла на дворе.
      Целью шествия являлся Атаманский дворец (бывш. резиденция наказного атамана Всевеликого войска Донского), в котором размещался горком КПСС. В сквере между дворцом и центральной улицей Ленина (ныне Московской), возвышалась статуя советского вождя, поставленная на месте скульптуры легендарного донского атамана, основателя Новочеркасска М. И. Платова (ныне она возвращена на прежнее место). Последовательность разворачивавшихся событий чем-то напоминала "кровавое воскресенье" 1905 года.
      Около 10 часов 30 минут демонстранты подошли к зданию горкома, вокруг которого было выставлено оцепление из солдат внутренних войск. Рабочие разместились на Дворцовой площади и в сквере. Тех же, с кем они намеревались поговорить, - приехавших из Москвы высокопоставленных партийных деятелей - в горкоме уже не было. Узнав о том, что бунтовщики преодолели препятствия на мосту и вошли-таки в город, все они бежали на территорию расположенного относительно недалеко военного городка 406-го тяжелого танкового полка 18-й танковой дивизии, более известного жителям Новочеркасска как КККУКСы, или просто КУКСы (ранее здесь располагались Краснознаменные кавалерийские курсы усовершенствования командного состава21; аббревиатура, пережившая сами курсы, существует и поныне, хотя уже мало кто из горожан может ее расшифровать). Правда, кое-кто из рядовых партийно-советских чиновников в горкоме все-таки остался, и они даже пытались что-то сказать рабочим, но толпа забросала их камнями и палками: толпу не устроил статус тех, кто вышел на балкон и собрался выступать. Рабочие хотели увидеть и услышать приехавших членов Президиума ЦК КПСС, в первую очередь известного им Микояна, а не местных партийных клерков, самостоятельно ничего не решавших. Отсюда и крайне негативная реакция на "мелких пиджачников".
      Некоторые протестующие попытались добраться до "больших начальников". По предложению обрубщика литья станкозавода Б. Н. Мокроусова была сформирована рабочая делегация общей численностью девять человек. Через начальника Новочеркасского гарнизона, командира 18-й танковой дивизии генерал-майора И. Ф. Олешко они добились личной встречи с Микояном и Козловым, находившимися в военном городке. Партийным вождям, видимо, сильно не понравилась дерзость Мокроусова (ему позже приписывали бурное криминальное прошлое), с которой тот требовал у них облегчить положение рабочих и вывести войска из города. Сам факт ведения переговоров со стороны забастовщиков суд потом оценил как тяжкое преступление. Переговоры закончились безрезультатно и никак не повлияли на события, происходившие на площади перед горкомом партии.
      Митингующие на Дворцовой площади захватили здание горкома, вывесили портрет Ленина и красный флаг на балконе, расположенном практически по всей длине фасада здания Атаманского дворца. Отсюда, с балкона главного тогда городского здания, стали беспрерывно выступать ораторы от митингующих. Смысл всех звучавших речей сводился к снижению цен на продукты питания и реальному повышению зарплаты; о возможных механизмах реализации этих требований сами ораторы имели весьма смутное представление. Постепенно атмосфера на Дворцовой площади накалялась, страсти подогрели найденные в здании и выставленные на всеобщее обозрение хорошая еда и спиртное, тон речей становился все более и более жестким.
      Отколовшаяся группа наиболее решительных бунтовщиков численностью до 50 человек по призыву охранницы строительного управления N 31 Екатерины Петровны Левченко совершила нападение на расположенный неподалеку городской отдел милиции с целью освободить арестованных накануне рабочих. Забастовщики не знали, что арестованных там не было. Здесь и пролилась первая кровь, погибло пять человек.
      То, что произошло чуть позже на самой площади, до сих пор вызывает массу вопросов: кто стрелял, зачем стрелял, по чьему приказу, а главное - кому было нужно это бессмысленное убийство.
      Долгое время в качестве основной распространялась официальная прокурорская версия: солдаты в порядке самообороны вынужденно открыли стрельбу, поскольку на них стали нападать митингующие. Умело проведенное вытеснение забастовщиков из здания Атаманского дворца, последовавшая фильтрация толпы на площади, отход солдат к фасаду здания горкома партии, прибытие новых подразделений внутренних войск, быстрое появление на площади после расстрела санитарных машин военного образца и грузовиков для складывания трупов, направления производившейся стрельбы, залповый характер прозвучавших выстрелов, особенности ранений потерпевших, местонахождение ряда раненных и погибших по отношению к территории Дворцовой площади, очевидное присутствие военнослужащих спецподразделений - все это говорит об одном: к возможному боевому применению оружия против демонстрантов готовились заранее. Все началось после обращения в 12 часов 20 минут начальника гарнизона генерала Олешко по мегафону к собравшимся с требованием прекратить беспорядки и разойтись по домам. Но его призывы не дали результата. В 12 часов 31 минуту выстроившиеся у Новочеркасского горкома КПСС солдаты произвели первый залп - поверх голов демонстрантов. Затем началась стрельба на поражение.
      Как отмечают практически все исследователи, старая прокурорская версия (1962 г.) имела целью обелить представителей власти и возложить ответственность за расстрел на самих расстрелянных, которые якобы не оставили военнослужащим никакого выбора; эта версия далека от истины и грешит неувязками. Ведь "почему-то не было установлено (в отличие от эпизода в милиции) ни имя солдата, который подвергся нападению, а сделать это было совсем нетрудно, ни того, кто пытался отобрать у него оружие. Версии о самозащите противоречит и подтвержденный многими очевидцами факт: стрелять в толпу начали все-таки одновременно, а не единичными автоматными очередями. Так стреляют по приказу, а не при спонтанных попытках защитить свою жизнь"22.
      По мнению Т. П. Бочаровой, в расстреле принимали участие члены спецподразделений КГБ, спешно присланные в город и получившие приказ стрелять в толпу. Расстрел, подготовленный КГБ и произведенный в значительной мере при участии его сотрудников, позволил этому силовому ведомству скомпрометировать партийных бонз, в том числе и самого Хрущева. В итоге, КГБ "впоследствии значительно расширил свои штаты, получил дополнительные привилегии и новые полигоны для действий"23. Вероятно, не обошлось дело и без решительных распоряжений некоторых высших руководителей. Фрол Козлов чувствовал возникающую неустойчивость положения Хрущева и вполне мог взять ответственность на себя, с учетом властолюбивых черт его характера и стремления забраться на вершину иерархии. Как известно, еще в 1959 г. журнал "Time" предполагал, что секретарь ЦК КПСС Фрол Козлов сменит Никиту Хрущева.
      По версии Главной военной прокуратуры РФ 1992 г., именно Козлов приказал применить оружие. В сентябре 1994 г. ГВП прекратила уголовное дело против него, а также Хрущева, Микояна и других (всего 11 высших партийных и должностных лиц, причастных к событиям в Новочеркасске), в связи с их смертью.
      Не все ясно с общей численностью погибших и пострадавших во время Новочеркасского расстрела. По официальным данным, убиты были 23 человека, еще один позднее скончался в больнице от сепсиса. Кроме того, вечером того же дня в городе были убиты еще двое, но их смерть не имела отношения к расстрелу на площади. Итого - 26 человек. Для обеспечения скрытности происшедшего ни одного погибшего не отдали родственникам, что породило множество (вплоть до откровенно нелепых) слухов, которые циркулировали и до недавнего времени.
      Среди известных поименно убитых практически нет детей, в то время как многие очевидцы свидетельствовали, что немало мальчишек сидело на ветвях деревьев в сквере перед зданием горкома, и после залпов вверх они посыпались с них "как груши". Президент фонда "Новочеркасская трагедия" Бочарова утверждает, что во время расстрела дети погибли. Это были воспитанники детдомов, которых немало в Новочеркасске, и один из них находился в нескольких десятках метров от роковой площади, в том же самом квартале, где расположен и Атаманский дворец. По ее словам, "нам рассказывали, что под деревьями видели груду лежащих вместе ребячьих тел. Над ними стояли женщины и плакали. Я уточняла: "Рыдала ли какая-нибудь женщина над телом, касаясь его?" Нет, не было этой естественной материнской реакции. И потом малышей [из детдома] никто не искал"24. Повезло Саше Лебедю - будущему известному генералу: пули просвистели мимо, о чем он впоследствии вспоминал.
      Далеко не все раненные отважились обратиться в больницы. По официальным данным, всего пострадавших было 87 человек, а в больницы обратилось 45 человек с огнестрельными ранениями. Так что логично говорить о некотором количестве неучтенных смертей от ран.
      Расстрел не запугал жителей города. Напротив, он вызвал новый взрыв возмущения и новые протесты. После 14 часов 2 июня к горкому КПСС начали собираться горожане: "Подобного возмущения не знал Новочеркасск со времен своей истории и не узнает более... Площадь скандировала: "Хру-ще-ва! Хру-ще-ва! Пусть посмотрит!""25. Только к вечеру ситуация в городе начала нормализоваться. В 21 час 30 минут по приказу Плиева был введен комендантский час.
      Но и 3 июня протесты продолжались. Утром часть рабочих НЭВЗа вновь не приступила к работе и небольшими группами двинулась в город. У горотдела милиции и горкома КПСС собралась толпа в 500 человек. Циркулировала масса слухов, которые и были предметом обсуждения. Но во второй половине дня люди начали постепенно расходиться.
      3 июня в 15 часов по городскому радио с обращением к населению Новочеркасска выступил член Президиума ЦК КПСС Фрол Козлов. До этого дважды (2 и 3 июня) транслировалось выступление Микояна. В своей речи Козлов сослался на переговоры "с группой представителей", что "они поставили вопрос о порядке в городе и на предприятии" и просили "выступить по местному радио и выразить наше отношение к беспорядкам, которые чинят хулиганствующие элементы". Партийный чиновник из Москвы пообещал то, чего хотели рабочие услышать от директора Курочкина и других чиновников, разобраться "с недостатками в установлении расценок" и принять "меры к улучшению торговли продуктами питания и широкого потребления". Речь Козлова была насыщена пропагандистскими штампами и заканчивалась словами: "Нормальный порядок в городе несмотря ни на что будет восстановлен. За работу, товарищи!"
      Для усмирения в город были подтянуты воинские подразделения пяти дивизий. В связи с введением в Новочеркасске комендантского часа в ночь на 4 июня патрули задержали и проверили около 240 человек, среди которых оказалось немало студентов. Оперативный штаб по управлению группировкой внутренних войск возглавил заместитель министра внутренних дел РСФСР П. И. Ромашков. В состав объединенного воинского контингента входили 98-й отдельный батальон из Каменска-Шахтинского, 566-й полк из Грозного, 505-й полк 89-й дивизии из Ростова. Из общевойсковых соединений привлекались части 18-й танковой дивизии Новочеркасского гарнизона, 92-я мотострелковая дивизия из Орджоникидзе (Владикавказа) и др.
      4 июня в Новочеркасске состоялось собрание городского партийного актива, на котором, согласно стенограмме, присутствовало более 40 человек, в том числе - встреченные "бурными аплодисментами" Козлов, Микоян и Полянский (присутствовавшие здесь же первый секретарь обкома Басов, председатель облисполкома И. И. Заметин, председатель совнархоза Ростовского экономического административного района В. А. Иванов оваций не удостоились). На собрании заслушивался и обсуждался единственный вопрос: "О фактах беспорядков и нарушений нормальной жизни города и задачи городской партийной организации по мобилизации города на успешное выполнение планов коммунистического строительства". В стенограмме не содержится текста речи Козлова, открывшего совещание, можно лишь догадываться: он должен был клеймить участников протестов, которые на этом партийном форуме именовались не иначе как "хулиганы" или "отдельные группы отщепенцев". Все присутствовавшие клялись в личной верности коммунизму и изощрялись в одобрении действий властей. Один из ораторов, доктор технических наук, профессор Новочеркасского инженерно-мелиоративного института В. С. Оводов, заявил, что именно эти хулиганы, а не кто другой, "организовали остановку железнодорожного движения, они убили (sic!) солдат и офицеров славной нашей Советской армии"26.
      В течение последующих дней, 5 - 7 июня, жизнь в Новочеркасске постепенно нормализовалась, начинали работать предприятия, восстановилось движение транспорта, был отменен комендантский час, выводились войска; заметно улучшилось снабжение населения продовольствием. По итогам городского партийного актива, состоявшегося 4 июня, на заводах, в учреждениях и учебных заведениях прошли собрания, на которых осуждались преступные действия "хулиганских элементов, спровоцировавших беспорядки". Высшие партийные работники посетили НЭВЗ и другие предприятия. Директором электровозостроительного завода был назначен П. И. Аброскин27, который в 1955 - 1957 гг. уже возглавлял НЭВЗ; кадровые рабочие его хорошо помнили и уважительно о нем отзывались. Новая заводская администрация приняла меры к устранению застарелых недостатков в организации труда, быта и общественного питания работников предприятия.
      Возмущение горожан перешло в скрытые формы. Среди писем граждан, направляемых в органы власти, сотрудники госбезопасности обнаружили анонимный документ под названием "Первый ультиматум", под которым стояла подпись "Народный комитет". В этом анонимном послании предъявлялось требование властям допустить родственников к раненым, сообщить родным место захоронения трупов, а также содержалась угроза, что в случае невыполнения указанных требований информация о происшествии будет передана иностранцам. В одном из цехов НЭВЗа была обнаружена антисоветская листовка. Ее написала и вывесила 20-летняя токарь-револьверщица В. М. Богатырева. На Триумфальной арке по спуску Герцена (через которую и двигались демонстранты) неизвестные лица сделали надпись "Да здравствует забастовка!"
      12 июня партийный комитет НЭВЗа рассмотрел наболевшие вопросы: 1) о расстановке и использовании деловых и политических качеств командного состава заводоуправления, цехов, отделов завода и института электровозостроения; 2) о создании комиссии по проверке и уточнению тарификации, нормированию работ и по вопросам быта; 3) утверждение комиссии по проверке воспитательной работы на заводе. Решением парткома формировался кадровый резерв. Среди выдвиженцев оказались начальник обмоточно-изоляционного цеха И. А. Базавов, начальник машинного цеха В. Д. Напрасников, начальник электроцеха Е. А. Смыков (позднее он стал директором научно-исследовательского и проектно-конструкторского института электровозостроения при заводе и добился на этом поприще значительных успехов), начальник отдела техники безопасности М. Г. Шецер. Были созданы три комиссии: по проверке и уточнению тарификации, нормированию работ и установлению дополнительных отпусков в цехах завода (эта комиссия работала ежедневно с 10 до 16 часов), по улучшению бытовых условий трудящихся и по проверке состояния воспитательной работы на заводе. На заседании парткома НЭВЗа новый директор Аброскин выступал в качестве основного докладчика по первым двум из названных вопросов28.
      Таким образом, дабы несколько успокоить рабочих НЭВЗа, представители власти начали усиленно демонстрировать свое внимание к улучшению их материально-бытовых условий. 12 сентября состоялось собрание партийно-хозяйственного актива Новочеркасска с повесткой дня "Об улучшении бытовых условий трудящихся города"29. За плохое руководство коллективом завода и невнимание к вопросам воспитания, бездушное отношение к нуждам и запросам рабочих решением обкома был исключен из партии и снят с должности непосредственный виновник беспорядков директор завода Курочкин. За неудовлетворительную постановку партийно-организационной и массово-политической работы, слабое руководство цеховыми партийными организациями и партийными группами освобожден от обязанностей секретаря парткома и получил строгий выговор с занесением в учетную карточку Перерушев30. Ростовский обком КПСС 2 августа принял постановление "О серьезных недостатках в организаторской и массово-политической работе партийной организации Новочеркасского электровозостроительного завода". Курочкин, говорилось в постановлении, "неудовлетворительно руководил предприятием, крайне мало бывал в цехах, не опирался на партийный и хозяйственный актив, мало советовался с ним, не всегда считался с мнением и рекомендациями парткома, пренебрежительно относился к бытовым нуждам и культурным запросам рабочих, допускал факты бюрократического, бездушного отношения к людям"31. Посыпались и другие чиновничьи головы. Волна разбирательств затронула и первого секретаря обкома Басова (избравшего военный путь разрешения конфликта). 15 августа 1962 г. он был освобожден от должности и оказался советником при правительстве Кубы по вопросам животноводства, возвращаясь к своей первоначальной сфере профессиональной деятельности. С этого времени началась его довольно успешная дипломатическая карьера.
      Но одной пропагандой, демонстрацией отеческой заботы о трудовом народе и порицанием "хулиганов", своеобразной "поркой" местных начальников дело, естественно, не ограничилось. Новочеркасский бунт попортил немало крови партийным "вождям", и они желали жестоко наказать виновных. Над участниками беспорядков было устроено показательное судилище. "Выполняя заказ верховной власти, суд вынес приговоры, в том числе расстрельные, ни в коей мере не соответствовавшие тяжести содеянного и основанные на фальсифицированных уликах"32. Семь человек: Александр Федорович Зайцев, Андрей Андреевич Коркач, Михаил Алексеевич Кузнецов, Борис Николаевич Мокроусов, Сергей Сергеевич Сотников, Владимир Дмитриевич Черепанов, Владимир Георгиевич Шуваев были приговорены к расстрелу; 82 человека получили различные сроки заключения, в большинстве 10 - 12 лет; 25 человек подверглись репрессиям за злостное хулиганство. Часть дел возбудили по месту жительства, поскольку на НЭВЗе работали не только коренные горожане. В общей сложности к уголовной ответственности было привлечено до 200 человек. "Декабристы из Новочеркасска" попали в "Устимлаг" в (Коми АССР) и ряд сибирских лагерей, при этом женщин направляли в Мариинские лагеря.
      Суд над бунтовщиками проходил 14 - 20 августа в Новочеркасске на КККУКСах. Во внутреннем дворе стояли танки и иная техника, "воронки" для обвиняемых. Процесс был на удивление открытым, поскольку явно преследовал назидательную и профилактическую цели. На каждом судебном заседании обязательно присутствовало 450 - 500 человек. Всего за семь дней основного публичного судебно-политического процесса над забастовщиками на нем в общей сложности побывало около четырех тысяч жителей города, в том числе 450 работников электровозостроительного завода. Подобранная публика выкрикивала: "Собакам - собачья смерть", "Таких гадов надо изолировать от общества и наказывать самым суровым образом", и т.п.
      Власти не решились информировать о происшедших событиях и вынесенных приговорах всю страну. Ситуация была весьма неприятной: как бы там ни было, но рабочие требовали улучшения условий жизни, а в ответ получили пули. Коллективное организованное прекращение работы на НЭВЗе с целью добиться от заводского начальства или советского правительства выполнения экономических требований не согласовывалось с лозунгами начала эпохи "развернутого" строительства коммунизма, ведь этот партийный курс провозгласил всего лишь семь месяцев назад XXII съезд КПСС.
      Примечательно, что на общем партийном собрании сталелитейного цеха 17 сентября был утвержден выговор (без занесения в личное дело) коммунисту Аляеву Ивану Владимировичу. Дело в том, что в обеденный перерыв рабочие "забивали козла": игру в домино группа рабочих, в которой и находился Аляев, предпочла присутствию на проходившей в это время в цехе лекции о 150-летии Бородинского сражения. Объясняя свое нежелание идти на лекцию, один из рабочих с характерной донской фамилией Бакланов просил, чтобы прочитали лекцию на тему: "Почему при царе было много хлеба, мяса и масла, а сейчас нет". На партсобрании Аляев покаялся: "Я признаю себя виновным, больше этого не повторится"33.
      Распространение сведений о Новочеркасском расстреле было запрещено, рассказы о происшествии могли повлечь за собой уголовное преследование. Специально для скорейшего выявления и оперативного пресечения возможных случаев проникновения за границу идеологически нежелательных сообщений через радиолюбителей, в Новочеркасск и Шахты КГБ СССР направил пять машин радиоконтрразведывательной службы с радиоприемной и пеленгаторной техникой. События 1 - 3 июня 1962 г. должны были исчезнуть из памяти населения СССР. В изданном в 1970 г. перечне "наиболее важных, знаменательных фактов, событий, свершений за полувековой период существования Советской власти на Дону" применительно к 1962 г. указывалось только одно событие: в декабре была "завершена электрификация железнодорожной магистрали Ленинград-Москва-Ростов-на-Дону-Тбилиси-Ленинакан"34.
      Почти 30 лет трагедия Новочеркасска замалчивалась. Однако на исходе 1980-х годов наконец-то зазвучали поминальные молитвы о жертвах кровавой июньской бойни 1962 года. В 29-ю годовщину Новочеркасских событий на месте гибели людей состоялся первый городской митинг и в сквере перед площадью городские власти установили памятный знак - камень из мрамора с лаконичной надписью "2 июня 1962" и начертанным вверху отшлифованного для надписи треугольника православным крестом. К 40-летию памяти жертв Новочеркасской трагедии было реконструировано мемориальное кладбище и установлен памятник 26-ти погибшим из белой, как бы треснувшей мраморной плиты с распускающейся веточкой жизни. И через двадцать лет после того, как поднялся тяжелый занавес забвения, остается еще немало исторических деталей, которые предстоит прояснить. "Кровавое воскресенье" 9 января 1905 г. навсегда в национальной истории дополнилось "кровавой субботой" 2 июня 1962 г., бессмысленным "Новочеркасским расстрелом". Исторический урок не пошел впрок: как показало недавнее прошлое, власть не научилась разговаривать с народом о его насущных проблемах, разговаривать честно и открыто, не отгораживаясь штыками и пулями.
      Примечания
      1. Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО), ф. 448, оп. 1, д. 745, л. 50.
      2. Там же, д. 471, л. 5.
      3. Там же, д. 737, л. 65.
      4. Мариныч Дмитрий Федорович, 1927 г. рожд., образование - 7 классов, слесарь-сборщик электромашинного цеха, депутат областного совета депутатов, ветеран Великой Отечественной войны, награжден двумя медалями "За боевые заслуги", медалью "За взятие Берлина" и др. медалями (там же, д. 739, л. 86).
      5. Вологин Александр Федорович, 1923 г. рожд., парт. стаж с октября 1944 г., заместитель начальника отдела кадров и технического обучения, образование - 10 классов, ветеран Великой Отечественной войны, награжден орденом Отечественной войны 1 степени, орденом Красной Звезды, двумя медалями "За боевые заслуги", медалью "За оборону Сталинграда", медалью "За победу над Германией 1941 - 1945 гг." (там же, д. 738, л. 72). Послужной список свидетельствует, что перед нами типичный рабочий-выдвиженец.
      6. Там же, д. 737, л. 8.
      7. Там же, д. 471, л. 7, 5.
      8. Зарубин Даниил Иванович, 1915 г. рожд., парт. стаж с июля 1946 г., служащий, образование среднее, начальник инструментального цеха, ветеран Великой Отечественной войны, награжден медалью "За оборону Кавказа" и медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 гг." (там же, д. 738, л. 139).
      9. Ионкин Михаил Яковлевич, 1906 г. рожд., парт. стаж с февраля 1930 г., полученное образование - 7 классов, мастер кузовного цеха, ветеран Великой Отечественной войны, награжден орденом Отечественной войны И степени, орденом Красной Звезды, медалью "За отвагу", медалью "За победу над Германией 1941 - 1945 гг.", медалью "За победу над Японией" и др. (там же, д. 739, л. 5).
      10. Там же, д. 471, л. 2, 4.
      11. Там же, д. 737, л. 83.
      12. Там же, д. 1052, л. 30.
      13. Там же, д. 737, л. 75.
      14. Чернышков Алексей Алексеевич, 1919 г. рожд., парт. стаж с ноября 1945 г., образование среднее техническое, начальник сталелитейного цеха, ветеран Великой Отечественной войны, награжден медалью "За боевые заслуги", медалью "За победу над Германией 1941 - 1945 гг." (там же, д. 740, л. 84).
      15. Знамя коммуны, 10.VI.1991.
      16. ЦДНИ РО, ф. 81, оп. 22, д. 71, л. 9об.
      17. КИРСАНОВ Е. И. Слава и трагедия Новочеркасска. Каменоломни. 2005, с. 862.
      18. МАРДАРЬ И. Хроника необъявленного убийства. Новочеркасск. 1992, с. 12.
      19. КОЗЛОВ В. А. Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе. М. 2010, с. 370.
      20. ЦДНИ РО, ф. 81, оп. 22, д. 71, л. 3об.
      21. КИРСАНОВ Е. И., ПОНИДЕЛКО А. В. Новочеркасск - столица мирового казачества. М. 2008, с. 541.
      22. КОЗЛОВ В. А. Ук. соч., с. 388, 398.
      23. БОЧАРОВА Т. П. Новочеркасск. Кровавый полдень. Ростов-на-Дону. 2002, с. 52 - 53, 56 - 57.
      24. Там же, с. 46 - 47.
      25. Там же, с. 63.
      26. ОДНИ РО, ф. 81, оп. 22, д. 71, л. 2, 6об., 12.
      27. Аброскин Павел Иванович (1910 - 1970 гг.), парт. стаж с 1931 г., трудовую деятельность начал в 1925 г. рабочим; окончил Московский механико-машиностроительный институт им. Н. Э. Баумана (1937 г.), инженер-механик; окончил университет марксизма-ленинизма; кандидат экономических наук; в 1955 - 1957 гг. - директор Новочеркасского электровозостроительного завода. В эти годы завод четыре раза занимал первые места во Всесоюзном социалистическом соревновании. В 1957 - 1960 гг. - председатель Ростовского Совета народного хозяйства; в 1957 - 1960 гг. - председатель Госкомитета Совета министров РСФСР по координации научно-исследовательских работ, в 1960 - 1962 гг. - зам. председателя Совета министров РСФСР; награжден орденом Ленина, орденом Трудового Красного Знамени, орденом Знак Почета.
      28. ОДНИ РО, ф. 448, оп. 1, д. 742, л. 35 - 39.
      29. Там же, ф. 81, оп. 22, д. 72.
      30. Там же, ф. 448, оп. 1, д. 737, л. 76.
      31. Там же, ф. 9, оп. 1, д. 2936, л. 28.
      32. КОЗЛОВ В. А. Ук. соч., с. 417.
      33. ОДНИ РО, ф. 448, оп. 1, д. 1044, л. 8 - 8об.
      34. Дон. 1920 - 1970: факты, события, свершения. Ростов-на-Дону. 1970, с. 92.
    • Сенин А. С. Алексей Иванович Рыков
      Автор: Saygo
      Сенин А. С. Алексей Иванович Рыков // Вопросы истории. - 1988. - № 9. - С. 85-115.
      "Профессиональный революционер". Так написал Рыков в графе о профессии, заполняя анкету делегата X Всероссийского съезда Советов 19 декабря 1922 года1. В течение десятилетий имя этого человека было вычеркнуто из нашей истории. А если и упоминалось, то только в негативном смысле, как имя "врага народа" или "вечного оппозиционера". Этот клеветнический стереотип не изжит и в наше время2. Об этом выдающемся советском государственном деятеле еще будут написаны и статьи, и книги. А здесь пойдет речь лишь об основных вехах его жизненного пути, о его взглядах на проблемы строительства социализма в СССР как одного из крупнейших деятелей большевистской партии, участника трех российских революций и главы Советского правительства в 1924 - 1930 годы.
      Алексей Иванович Рыков родился 13 февраля 1881 г. в Саратове. Его отец, Иван Ильич, крестьянин слободы Кукарки Иранского уезда Вятской губернии, уехал из родного места после пожара, уничтожившего все его скромное имущество. Перейдя в мещанское сословие, он попытался стать торговцем, но у него ничего не получилось. Тогда он отправился искать счастья в Закаспийский край, где, сопровождая из Мерва соляные обозы, умер от холеры в 1890 году. Еще в 1886 г. умерла мать. Шестеро детей остались круглыми сиротами. Помощь бабушки, старшей сестры и собственное упорство помогли Алеше не сломиться. Он поступил в Саратовскую классическую гимназию, хорошо учился, постоянно получал похвальные листы, проявляя склонность к математике, физике и естествознанию. Позднее рассказывал, что уже в 4-м классе не верил в религиозные сказки. Лишь успехи в учебе спасли юного безбожника от исключения из гимназии, хотя учитель физики при всех говорил: "Рыков, а я знаю, что вы в бога не верите". В старших классах Алексей зарабатывал на жизнь, давая уроки, в частности своему однокласснику - генеральскому сынку.
      Юноша рано увлекся революционными идеями, особенно полюбил книги о Французской революции конца XVIII века. В 7-м классе познакомился с нелегальной литературой, вскоре начал серьезно изучать "Капитал" К. Маркса. В 1890-е годы Саратовская губерния была одним из центров революционных кружков народнического направления. В Саратове пользовался особой известностью народоволец В. А. Балмашев, работавший библиотекарем Коммерческого собрания. К нему на "субботники" собирались учащиеся, с которыми он беседовал на общественные темы. Разговоры часто превращались в споры, в которых Рыков принимал самое горячее участие. Одним из наиболее близких друзей Алексея в те годы был его ровесник, сын В. А. Балмашева Степан, будущий эсер, казненный в 1902 г. за убийство министра внутренних дел Д. С. Сипягина.
      Путь народничества, особенно террор, противоречил взглядам Рыкова, который склонялся к социал-демократическим идеям. В 1897 - 1898 гг. в Саратове возникли первые социал-демократические кружки. В августе 1898 г. они объединились в "Саратовскую социал- демократическую рабочую группу"3. Вскоре в нее вступил и Рыков4. Участились его столкновения с гимназическим начальством, особенно после того, как он стал известен в качестве автора распространенной в гимназии листовки с призывом разрешить свободно читать любые книги и отменить преподавание ненужных для жизни предметов. Учитель чистописания узнал по почерку руку Рыкова, доложил "куда следует", и в местном жандармском управлении появилось очередное "дело" о неблагонадежном молодом человеке. Ему поставили 4 по поведению, что закрыло перед ним дорогу в столичные университеты. Тогда он подал документы для поступления на юридический факультет Казанского университета.
      В его характеристике директор Саратовской гимназии написал: "Рыков происходит из крестьянской среды, чем до некоторой степени можно объяснить угловатость его манер... В общении с преподавателями нередко проявлял излишнюю развязность и в беседах с ними обнаруживал некоторое свободомыслие... Обладая довольно хорошими способностями, он занимался с большим старанием физико-математическими науками. За уроками обнаруживал достаточное внимание, но письменные работы исполнял не всегда с должным старанием, особенно по древним языкам. По своему умственному развитию Рыков может считаться достаточно подготовленным к получению высшего образования; что же касается его дальнейшего поведения, то оно в значительной мере будет зависеть от той среды, в которую ему удастся попасть впоследствии. Материальное положение его крайне плохое, так как он круглый сирота и воспитывался в гимназии на скудное жалованье сестры,.. причем последние два года жил исключительно уроками"5.
      В 1900 г. юноша был принят в Казанский университет. Вскоре местная агентура Департамента полиции сообщила, что студент 1-го курса А. И. Рыков "замечен в сношениях с рабочими тайными кружками гор. Казани", читает им лекции по истории рабочего и крестьянского движения, участвует в движении студентов за демократизацию университетского устава; когда 19 февраля 1901 г. полиция арестовала 29 рабочих и 12 студентов, первым в списке арестованных студентов стоял Рыков. Более шести месяцев он провел в тюрьме, затем был сослан в Саратов6. Там он вошел в местный комитет РСДРП, вел революционно-просветительскую работу среди трудящихся города. Она была сопряжена с большими усилиями, требовала упорства и изобретательности. Филеры ходили за ним по пятам, постоянно следили за домом, где он жил. Поднадзорный состоял на службе в статистическом отделе губернской земской управы, что не только давало средства к жизни, но и снабжало важными цифровыми сведениями, используемыми в пропаганде7.
      Алексей Иванович был одним из организаторов городской первомайской демонстрации 1902 года. При ее разгоне он был схвачен жандармами, избит, но, воспользовавшись оплошностью охраны, сумел бежать. В 1903 г. с помощью агентов "Искры" эмигрировал за границу. Встретившись в Женеве с В. И. Лениным и получив обстоятельный наказ, вернулся в Россию для работы в революционном подполье. Позднее он писал: "Передо мной, как в кинематографе, мелькали села, города, люди и события, и я все время куда-то устремляюсь на извозчиках, лошадях, пароходах. Не было квартиры, на которой я прожил бы более двух месяцев"8. Ярославль, Кострома, Рыбинск, Нижний Новгород, Сормово... Охранка постоянно разыскивала революционера-организатора, выполнявшего сложные задания партии. "Высочайшим повелением" от 2 июня 1904 г. он был включен в циркуляр о повсеместном розыске. Полиция сообщала такие приметы: рост средний, телосложение среднее, держится несколько сутуловато, выглядит старше своих лет, волосы темно-каштановые, прямые, глаза карие, дальнозорок, очков не носит, голос баритон, речь чистая, в различных городах имеет большие связи, взять его можно только на улице9.
      Летом 1904 г. Рыков прибыл в Москву для укрепления ослабленной многочисленными арестами городской партийной организации. С той поры почти вся его жизнь связана с Москвой. В марте 1905 г. посланцем от московской организации РСДРП он уехал в Лондон на III съезд партии. Там участвовал в дискуссиях по всем обсуждавшимся вопросам и настаивал на включении в решения съезда таких положений, которые максимально конкретизировали бы задачи, стоявшие перед большевиками10. Съезд избрал в состав ЦК партии пятерых: В. И. Ленина, А. А. Богданова, Л. Б. Красина, Д. С. Постоловского и 24-летнего Рыкова. 14 мая 1905 г. Алексей Иванович был схвачен полицией в Петербурге11. "За принадлежность к преступному сообществу" и за "хранение в целях распространения значительного количества революционных изданий" он был определен к ссылке в северные уезды Пермской губернии. Царский манифест 17 октября избавил его от ссылки, и Рыкова избрали в состав Петербургского Совета рабочих депутатов. Затем партия послала его в Москву, где он зимой 1905 - 1906 гг. вместе с М. Ф. Владимирским встал во главе Московского бюро ЦК партии12.
      В апреле 1906 г. Алексей Иванович выехал в Стокгольм для участия в IV, Объединительном, съезде РСДРП. Съезд проходил в острейшей борьбе между большевиками и меньшевиками. В своем выступлении Рыков подверг резкой критике позицию меньшевиков: "Если бы т. Аксельрод умел хорошо смотреть на русскую действительность, хотя бы и с Альпийских гор, он увидел бы, что после знаменитого манифеста правительство пошло так далеко, как никогда. Он увидел бы виселицы, штыки и прежние и новые тюрьмы... Я уверен, что рабочие назовут тактику Аксельрода провокацией в тюрьму, в ссылку, на виселицу... Логика жизни двигает меньшевиков на новый путь. Логика жизни подводит меньшевиков к кадетам"13. Съезд избрал от большевиков в состав ЦК партии Богданова, В. А. Десиицкого, Красина и Рыкова.
      Летом 1906 г. Рыков приехал в Одессу, чтобы организовать большевистские ячейки в рабочих кварталах, наладить прерванные связи и транспортировку нелегальной литературы. Полиция напала на его след. Он возвратился в Москву, где и был схвачен. Последовала ссылка в Архангельскую губернию. Весною 1907 г. он, бежав из ссылки, вернулся в Москву, но 1 мая был снова арестован вместе с Красиным, сестрами Шмидт и другими участниками совещания, обсуждавшего вопрос о сборе денежных средств для РСДРП14. Последовало 17-месячное пребывание в Таганской тюрьме и ссылка под гласный надзор полиции в Самару. В те годы за революционную деятельность преследовались также его брат и сестра; брат Иван, врач по образованию, был также арестован и находился в тюрьме15.
      После ссылки Рыков в апреле 1909 г. уехал за границу по заданию Русского бюро ЦК партии, в которое он входил в 1907 - 1910 годах. Правые и "левые" оппортунисты раскалывали тогда партию, остро стоял вопрос о сохранении ее как революционного авангарда рабочего класса, причем немало зависело от позиции каждого видного партийного руководителя. 23 апреля 1909 г. Ленин писал члену ЦК РСДРП И. Ф. Дубровинскому: "Похоже на то, что Власов (партийный псевдоним Рыкова. - А. С.) теперь решает судьбу: если он с глупистами, обывателями и махистами, тогда, очевидно, раскол и упорная борьба. Если он с нами, тогда, может быть, удастся свести к отколу парочки обывателей, кои в партии ноль"16. 5 мая ему же Владимир Ильич сообщал: "Вчера приехали Марат (целиком с оппозицией) и Власов (с нами)... Власов настроен по-Вашему: с нами принципиально, но порицает за торопливость... Значит, не бойтесь: Власов отныне будет у власти, и ни единой несообразности мы теперь не сделаем. Власов упрекает нас за неуменье обходить, обхаживать людей (и он тут прав). Значит, и тут не бойтесь: Власов отныне все сие будет улаживать"17.
      С 8 по 17 июня Рыков, являясь членом Большевистского центра18, принимает участие в совещании расширенной редакции газеты "Пролетарий" и председательствует на первом заседании. В своем выступлении он осудил отзовизм и ультиматизм. Ленин поддержал его предложение не распространять идеи богостроителей через "Пролетарий". Алексей Иванович выступил также с докладом о меньшевистской партшколе на о. Капри: "Вопрос о школе сводится к вопросу о расколе нашей фракции... Эта школа стремится сделаться политическим центром... Товарищ Максимов (псевдоним А. А. Богданова. - А. С.) спрашивает, отчего погибла Троя? От коня, т. Максимов! Вот и вы хотите ввести в нашу фракцию каприйскую школу и погубить ею фракцию"; после дискуссии совещание утвердило резолюцию, предложенную Рыковым: "Расширенная редакция "Пролетария" заявляет, что большевистская фракция никакой ответственности за эту школу нести не может". В то же время Рыков не сумел увидеть принципиальных расхождений между социал-демократами, придерживавшимися различных философских взглядов: "Я бы воздержался от голосования, ибо я не философ... Должен указать, что при выборах в редакцию Ц. О. товарищи руководствуются политическими и тактическими взглядами, а не философскими. В этом направлении я намерен поступать и дальше"19.
      Возвратившись в Москву, он вновь занялся работой партийного организатора. Филеры ведут за ним слежку. Осенью 1909 г. последовали очередной арест - за проживание по чужому паспорту - и очередной побег. В начале 1910 г. Алексей Иванович опять был схвачен и сослан в Пинежский уезд Архангельской губернии. Там он организовал из ссыльных социал-демократическую группу и вошел в ее бюро20, а вскоре бежал за границу. Революционное оживление 1910 г., а затем и революционный подъем вызвали собирание партийных сил, формирование блока большевиков с меньшевиками-партийцами, оживление партийной работы, подготовку новых большевистских кадров. Ленин поставил задачу "собрать разрозненные силы и идти в бой за РСДРПартию, очищенную от проводников буржуазного влияния на пролетариат"21.
      В феврале 1911 г. Рыков, находившийся в Берлине, высказался против размежевания с "впередовцами", мотивируя это тем, что они не ведут борьбы с большевиками. Ленин в письмах "Дорогому Власову" и "Дорогому Ал." убеждал Рыкова в ошибочности занятой им позиции22 и вскоре поставил вопрос о созыве партийной конференции. В Париже 28 мая - 4 июня 1911 г. состоялось совещание членов ЦК РСДРП, живущих за границей. По сведениям Департамента полиции, Ленин поручил созыв этого совещания Рыкову. Большевиков на совещании представляли Ленин, Рыков и Зиновьев. Было принято решение о создании Заграничной организационной комиссии (ЗОК) для подготовки конференции. В ее состав вошел и Рыков, до отъезда в Россию являвшийся секретарем ЗОК. В августе 1911 г. Алексей Иванович в качестве уполномоченного ЗОК нелегально уехал на родину, но в первый же день пребывания в Москве был по доносу провокатора арестован23.
      Снова - стены Таганской тюрьмы, и снова - Архангельская губерния. Он писал: родным: "Мы почти все здесь живем на казенное пособие"; все деньги "немедленно уходят, и я до следующей получки хожу, как бог, без копейки в кармане. Теперь я устроился с заработком, корреспондирую из Пинеги в паршивую газетку "Архангельск" об убийствах, кражах, ценах на сено и проч. пустяках. Получаю 1 1/2 коп. за строчку. К моему несчастью, ни краж, ни грабежей здесь нет, и писать совсем не о чем"24. Освобожденный по амнистии в феврале 1913 г., он возвратился в Москву25.
      В письме Департамента полиции в декабре того же года томскому губернатору отмечалось: "Рыков является наиболее активным представителем московской организации РСДРП. После отбытия административной высылки в Арханг. губ. Рыков прибыл летом в Москву и стал усиленно восстанавливать связи с фабрично-заводскими рабочими... Ранее Рыков был неоднократно задерживаем на нелегальных собраниях рабочих, в том числе на собраниях боевой дружины МК. Он занимался все время революционной деятельностью под чужим видом, под чужим именем"26. Постоянная полицейская слежка снова привела его к аресту и ссылке в Нарымский край. Оттуда последовал смелый побег через 2 тыс. верст сибирской тайги, болот и рек, когда сутками не встречалось ни одного селения, и тут же - новый арест, ибо из доноса провокатора охранка узнала о пересылке Рыкову в Нарым денег и паспорта, заклеенных в корешок книги, после чего выявила его местопребывание.
      В очередной ссылке Алексей Иванович вел революционную агитацию среди местного населения, наладил переписку со "свободой". 4 июня 1915 г. Рыков и А. В. Шотман с товарищами организовали демонстрацию с пением революционных песен27. На этот раз Алексею Ивановичу пришлось отбывать ссылку вплоть до Февральской революции. 3 марта 1917 г. из частной телеграммы Рыков узнал о событиях в Петрограде и написал родным: "Впечатление колоссальное. Но кроме нас никто ничего не получил. Пристав тоже ничего не знает и плохо всему верит. Телеграф испортился... По-видимому, происходят события, невиданные в России".
      Вырвавшись из Нарымского края, Рыков вернулся в Москву. I Московская общегородская конференция РСДРП приняла в начале апреля расплывчатую резолюцию о власти, не определив политического места Советов. Один из руководителей московских большевиков П. Г. Смидович высказался на Московской областной конференции РСДРП(б) за контроль Советов над Временным правительством. Г. И. Ломов, А. С. Бубнов, Рыков поддержали этот план. Однако партии не хватало четкой ориентировки. Она была обретена после ленинских Апрельских тезисов. На VII, Апрельской, конференции РСДРП Ленин говорил: "Москвичи в третьем пункте (резолюции. - А. С.) прибавляют контроль. Представлен этот контроль Чхеидзе, Стекловым, Церетели и другими руководителями мелкобуржуазного блока. Контроль без власти есть пустейшая фраза... Вот поэтому я возражаю против третьего пункта товарищей москвичей"28.
      В прениях по докладу Ленина выступил и Рыков: "Можем ли мы рассчитывать на поддержку масс, выкидывая лозунг пролетарской революции? Россия - самая мелкобуржуазная страна в Европе. Рассчитывать на сочувствие масс социалистической революции невозможно". Он ошибочно считал, что поддержка курса на социалистическую революцию приведет партию к отрыву от масс и превращению ее в пропагандистский кружок. "Толчок к социальной революции должен быть дан с Запада. У нас нет сил, объективных условий для этого". Партия должна полностью реализовать программу-минимум "до социализма, а потому на ней и должно беспрерывно сосредоточиваться наше внимание". Хотя прошло почти два месяца после начала революции, "платформа демократических преобразований не только не осуществлена, к осуществлению ее даже не приступлено. Перед нами лежит безбрежное море работы по развитию революционных завоеваний, по углублению революции, и особенно в деревне. Широкая масса населения России только просыпается к революции"29.
      Как известно, на конференции выявились различные взгляды на стратегию и тактику партии. Ленин не согласился со взглядами своих оппонентов. Он был твердо убежден, что в России созрели необходимые условия для социалистической революции, и назвал пародией на марксизм ту точку зрения, что "социализм должен прийти из других стран, с более развитой промышленностью"30. Апрельские тезисы, нацелившие партию на третью революцию, на борьбу за власть Советов, помогли не только партии в целом, но и лично многим большевикам избрать верный курс. Вместе со всеми в его реализацию включился и Рыков. Он вел активную работу в Комитете общественных организаций при Моссовете, а в мае 1917 г. был избран в Президиум Московского Совета рабочих депутатов31.
      В июне Рыков принимает участие в работе I Всероссийского съезда Советов. Когда в июле Моссовет рассматривал вопрос о коалиционном Временном правительстве, Рыков от имени фракции большевиков заявил, что нельзя оказывать никакой поддержки такому правительству; престиж "революционных партий" в стране резко пал, ибо "нигде не было так тихо, как в Совете рабочих депутатов" в то время, как казаки и юнкера обыскивали в Петрограде рабочие кварталы, закрывали профсоюзы и громили левые типографии; о каком же доверии правительству можно говорить? Рыков выступил также за установление рабочего контроля на производстве и против направленного на борьбу с революционерами восстановления смертной казни32.
      Корниловский мятеж острее, чем до этого поставил вопрос об отрядах Красной гвардии, о вооружении рабочих для защиты дела революции. Под председательством Рыкова 4 сентября состоялось заседание исполнительных комитетов Советов рабочих и солдатских депутатов Москвы, утвердившее устав отрядов Красной гвардии. На следующий день он выступил с докладом на общем заседании Советов рабочих и солдатских депутатов Москвы со страстным призывом: "Без захвата власти рабочими и крестьянами немыслимо торжество революции, немыслимо спасение родины". По его докладу была принята резолюция ленинской фракции - важный политический документ, свидетельствовавший о большевизации, вслед за Петроградским, Московского Совета. Избранный VI съездом партии в состав ЦК, Алексей Иванович принимал активное участие в Октябрьском вооруженном восстании, был назначен комиссаром в министерства внутренних дел и юстиции, а в Москве являлся кандидатом в члены Военно-революционного комитета33.
      Победа Великого Октября внесла кардинальные изменения в судьбу Рыкова. Но его деятельность в составе Совета Народных Комиссаров началась драматически. Полагая, что Советская власть не удержится, если не включит в правительство представителей от эсеров и меньшевиков и что альтернативой может явиться лишь сохранение однопартийного большевистского правительства средствами отвергаемого им политического террора, он 4 ноября 1917 г. вместе с В. П. Ногиным и В. П. Милютиным вышел из состава Совнаркома, в котором был наркомом внутренних дел. ЦК партии расценил этот шаг как дезертирство и осудил поступок товарищей, вставших на небольшевистскую платформу. Ленин выразил уверенность, что трудящиеся "не пойдут за Рыковым и Ногиным"34. Через несколько лет, анализируя случившееся, Владимир Ильич говорил, что вскоре после Октябрьской революции "ряд превосходных коммунистов в России сделали ошибку, о которой у нас неохотно теперь вспоминают. Почему неохотно? Потому, что без особой надобности неправильно вспоминать такие ошибки, которые вполне исправлены", и подчеркнул, что эти "виднейшие большевики" "через несколько недель - самое большее через несколько месяцев - все эти товарищи увидели свою ошибку и вернулись на самые ответственные партийные и советские посты"35.
      Знания Рыкова, его революционный энтузиазм партия решила использовать самым максимальным образом. 3 апреля 1918 г. Совнарком РСФСР утвердил его председателем Высшего Совета Народного Хозяйства36. ВСНХ был центральным органом руководства экономикой страны с чрезвычайной широтой функций: организация народного хозяйства в условиях "отчаянной борьбы и бешеного сопротивления эксплуататоров"37; организация новых финансов; разработка общих норм регулирования экономической жизни, объединение и согласование деятельности местных совнархозов и экономических наркоматов, а также решение многих других важных вопросов38, включая руководство работой Главкожи, Главсахара, Главнефти, Главторфа, Центрочая, Центротекстиля, и мн. др. Рядом с Рыковым и под его руководством работали в ВСНХ такие видные деятели, как Л. Я. Карпов, Л. Б. Красин, первый председатель ВСНХ до 1918 г. В. В. Оболенский (Н. Осинский), Г. И. Ломов (Оппоков), В. П. Милютин, В. П. Ногин, Я. Э. Рудзутак, В. Я. Чубарь, В. В. Шмидт, А. В. Шотман и многие другие. Осенью 1918 г. А. И. Рыков уже председательствовал на некоторых заседаниях СНК. 1 ноября 1918 г. он вошел в состав Чрезвычайной транспортной комиссии, на которую была возложена координация действий Наркомата путей сообщения и Главного управления водного транспорта, проведение срочных мероприятий по транспорту, ускорение ремонта вагонов и паровозов, перевозок грузов и пр.39. Оставаясь председателем ВСНХ по 1920 г., Алексей Иванович руководил тогда практически всей советской промышленностью, распределением сырья и готовой продукции, обеспечением материальных нужд Красной Армии. Его вклад в победу над белогвардейцами и интервентами до сих пор по-настоящему не оценен.
      Вплоть до I съезда совнархозов (25 мая - 4 июня 1918 г.) Рыков занимался преимущественно организационной работой. Приходилось ему тогда встречаться и со многими людьми, кто "прорывался" к народному комиссару, чтобы разобраться в каком- то вопросе или добиться решения неотложного дела. К нему являлись с жалобами на дезорганизованный транспорт, помехи в рыночной торговле, нехватку денежных средств, невыплату зарплаты, с предложениями наладить контакты с зарубежными фирмами, национализировать или денационализировать какое-то предприятие, приносили фантастические проекты построить "коммунистический мост" Москва - Берн, ввести с июля 1918 г. "одежду мирового социализма" и т. п. До 1 июля было национализировано центральными постановлениями около 100 фабрик и заводов. Рыкову с сотрудниками приходилось вести переговоры с некоторыми из бывших их владельцев. Отдельные предприниматели вошли на какое-то время в Московский экономический райком, Харьковский совнархоз, 1-й Кожевенный главк. Состоялись сложные дебаты с теми капиталистами, кто, отказываясь от сопротивления, рассчитывал еще действовать как частник при Советской власти, и с различными "инициативными" инженерами (уральская группа Мешкова, группа Второва и пр.).
      Новую страницу работы ВСНХ открыл декрет Совнаркома РСФСР от 28 июня 1918 г. о национализации крупнейших предприятий горной, металлургической и металлообрабатывающей, текстильной, электротехнической и прочих отраслей промышленности. Почти ежедневно в разном составе из числа 12 членов бюро Пленума и 80 членов Пленума ВСНХ заседала его коллегия под руководством Рыкова. Она регулировала и организовывала материальное производство в стране, рассматривала предварительно сметы государственного бюджета, распределяла наличные товары. С конца 1918 г. Рыков с товарищами погрузились с головой в обслуживание военных нужд и выполнение заказов Красной Армии. Система "военного коммунизма" потребовала централизации всей экономической деятельности. К 1920 г. ею руководили в рамках ВСНХ более 50 главков и центров.
      На плечи Алексея Ивановича легла величайшая ответственность. Он трудился с неслыханным напряжением. Чтобы вынести в один из обычных дней суждение о целесообразности предложения Химического отдела, председатель ВСНХ должен был предшествующей ночью, съев за сутки 100 г хлеба, кусок вяленой воблы и выпив три кружки кипятку без сахара, изучить месячные сообщения секций и главков шамотного, спичечного, табачного, кости, крахмала, масла, красок и лаков, бумаги, шиферного, кожевенного, стройматериалов, химической основы, химико-древесного, цементного, спирта, сахара, жиров, щетины, москательного, механического, электрохимического, взрывчатых веществ, анилина, фармацевтических заводов, резины, стекла, выработать свое мнение и дать в этой связи ряд поручений секретариату. Таких ночей и таких суток было тогда ежегодно десятки и сотни.
      26 февраля 1919 г. Рыков выступил на заседании ВЦИК с докладом "О положении промышленности". В условиях гражданской войны, голода и разрухи он высказался за экономическую диктатуру, которая не считалась бы с интересами отдельных групп и лиц, а, учтя все ресурсы Советской России, использовала их там, где они нужны прежде всего. В те недели быстро ликвидировалась частная собственность на средства производства, крупные и средние предприятия уже были почти полностью национализированы (кроме оккупированных белыми районов). Удалось наладить снабжение сырьем только хорошо оборудованных и важнейших заводов и фабрик40. Требовался жесточайшим режим экономии, соблюдение строжайшей дисциплины: "Мы не можем жить в данное время без принуждения. Необходимо заставить лодыря и тунеядца под страхом кары работать на рабочих и крестьян, чтобы спасти их от голода и нищеты". Обстоятельства вызывали "применение отдельных черт из жизни армии" в хозяйстве.
      Вместе с тем Рыков одним из первых увидел серьезные недостатки системы "военного коммунизма": злоупотребления, выросшие на основе "гипертрофии централизованных форм управления" и приобретшие роль "крупного экономического фактора, отрицательное значение которого далеко превышает отдельные злоупотребления отдельных лиц", поскольку нарастали бюрократические извращения в работе аппарата управления. И на VIII Всероссийском съезде Советов в декабре 1920 г. Алексей Иванович предложил принять резолюцию о децентрализации управления предприятиями41.
      Весной 1919 г. возникли серьезные проблемы со снабжением РККА вооружением, боеприпасами, обувью, обмундированием, связанные частично со слабостями учета, бессистемностью войскового хозяйства, оторванностью военного ведомства от заготовительных органов, истощением запасов старой армии и анархичностью действий некоторых военных органов. Рациональное снабжение можно было наладить, только имея отчетливое представление о всех производственных возможностях страны и потребностях армии, при четкой системе распределения. 9 июля 1919 г. ВЦИК принял декрет о назначении Рыкова Чрезвычайным уполномоченным Совета рабоче-крестьянской обороны по снабжению Красной Армии и Красного Флота (ЧУСОснабарм). Ему были переданы органы снабжения Наркомата по военным и морским делам, Чрезвычайная комиссия по снабжению Красной Армии и Центральный отдел военных заготовок с правом переформировывать подведомственные учреждения, объединять действующие параллельно, ликвидировать излишние органы, назначать и смещать любых должностных лиц, имеющих отношение к материально-техническому снабжению РККА.
      Алексей Иванович развил кипучую деятельность, решительно пресекая бумажно-канцелярскую волокиту, и обратился к новым сотрудникам с требованием не терять драгоценные часы: "Настоящим приказываю никаких проектов реорганизации не разрабатывать и с таковыми ко мне не являться, а, напротив, сосредоточить все внимание на усилении работы ныне существующих органов снабжения Красного фронта"42. 12 сентября 1919 г. Рыков подписал приказ об учреждении Совета военной промышленности, под чей контроль перешли почти все оборонные предприятия. Совету удалось в кратчайшие сроки наладить их снабжение сырьем, топливом, рабочей силой вплоть до отзыва с фронта квалифицированных рабочих и специалистов, установить более строгие порядки на производстве, организовать материальное стимулирование труда. Постепенно сложился аппарат ЧУСО: управление делами и шесть отделов. В январе 1921 г. в ЧУСО работало около 500 человек43.
      Рыков никогда не был кабинетным работником. Он постоянно разъезжал по стране, по фронтам гражданской войны, учреждениям и предприятиям. Обычно он пользовался отдельным поездом, вел переговоры по прямому проводу, посылал вне очереди телеграммы, мог требовать объяснений и докладов всех без исключения должностных лиц военных и гражданских учреждений44. Под руководством Рыкова ЧУСО наладил и поддерживал снабжение РККА в сравнительно удовлетворительном состоянии. Одновременно велся сбор трофейного, переданного населением и "бесхозного" военного имущества, его учет и использование, шла борьба с расхищением и незаконными реквизициями, был налажен ремонт военного имущества и создана сеть военно- ремонтных мастерских, регулярно издавался "Бюллетень Чрезвычайного уполномоченного Совета обороны по снабжению Красной Армии и Флота".
      Успеху этой работы способствовали чрезвычайные полномочия, предоставленные ЧУСО и его представителям. По мере освобождения территории страны от белогвардейцев и интервентов ЧУСО воссоздавал нормальные экономические органы. Ленин высоко оценил работу председателя ВСНХ на этом посту: "Рыков, когда работал в Чусоснабарме, сумел подтянуть дело, и дело шло", - говорил Владимир Ильич на XI съезде партии45. За заслуги в организации снабжения Красной Армии Алексея Ивановича наградили орденом Красного Знамени. IX съезд партии вновь избирает его членом ЦК РКП(б), а в апреле 1920 гг. он избирается в Оргбюро ЦК46.
      Помимо того, Рыков в годы гражданской войны возглавлял ряд государственных комиссий, был секретарем ВЦСПС, членом правления Всероссийского хозяйственного центра рабочей кооперации. Для него были характерны сочетание воли, энергии и упорства в достижении цели, организаторского таланта, энтузиазма и умения работать с людьми, блестящее знание фактов повседневной жизни.
      В мае 1921 г. его назначают заместителем председателя Совнаркома РСФСР, а также Совета Труда и Обороны. Ведению Рыкова подлежали наркоматы финансов, внешней торговли, труда, социального обеспечения, продовольствия, по военным делам, по иностранным делам, здравоохранения, Госплан, Центральное статистическое управление, Концессионный комитет, Комиссия по внутренней торговле, Центросоюз и областные экономсоветы. 21 июля Рыков был назначен также заместителем председателя Всероссийского комитета помощи голодающим47. Лишь на несколько месяцев, с осени 1921 по март 1922 г., в его напряженной деятельности был вынужденный перерыв, когда в Берлине ему делали серьезную операцию. В политическом отчете ЦК на XI съезде партии Ленин отмечал: "Тов. Рыков должен быть членом бюро ЦК и членом Президиума ВЦИК, потому что между этими учреждениями должна быть связь, потому что без этой связи основные колеса иногда идут вхолостую"48. В 1922 г. Алексей Иванович становится членом Политбюро; этот партийный пост он непрерывно занимал до декабря 1930 года.
      12 декабря 1922 г. Ленин последний раз работал в Кремле, с 12 до 14 час. беседовал со своими заместителями по Совнаркому А. И. Рыковым, А. Д. Цюрупой, Л. Б. Каменевым об организации работы СНК и СТО. 10 января 1923 г. Рыков вошел в состав комиссии по выработке Положения о СНК, СТО и наркоматах СССР. Он же возглавил комиссию по составлению проекта построения руководящих органов наркоматов и определению их персонального состава, а 9 мая вновь был назначен председателем ВСНХ (в 1921 - 1923 гг. им был прежний член коллегии ВСНХ П. А. Богданов), оставаясь одновременно заместителем председателя СТО49. В те годы преодолевались тяжелые последствия гражданской войны, в рамках нэпа развернулось успешное восстановление народного хозяйства, преодолевались перегибы "военного коммунизма", когда "вместо рыбы царила лишенная субстанции Главрыба, вместо соли - Главсоль, вместо стекла и спичек - Главстекло и Главспичка. В заработной плате преобладала натуральная часть, в учете - цифирная тьма, хозяйственного расчета не существовало, хозяйственные нули числились хозяйственными единицами"50.
      В повороте к новой экономической политике и более полному использованию товарно-денежных отношений в качестве инструмента социалистического строительства самое активное участие принимал Рыков. Новое не сразу входило в жизнь. Алексею Ивановичу приходилось порою преодолевать сопротивление кое-кого из тех, рядом с кем он вместе трудился с 1918 г., но кто теперь считал слова "товарное обращение", "прибыль", "рынок" свойственными лишь капитализму и был готов вытравить их из языка строителей социалистического общества. Рыков полагал, что работа на основе новой экономической политики "вводится твердо и на долгий срок... Основа, узел новой экономической политики, заключается в торговле"51.
      Но именно здесь были достигнуты наименьшие результаты: "Мы так поставили нашу торговлю, что крестьяне и рабочие от нее шарахаются и идут к частному торговцу"; это объяснялось прежде всего непониманием со стороны многих коммунистов того, что "торговля есть тоже специальность", что это "одна из ответственнейших отраслей народного хозяйства", требующая особых знаний, такой же "детализации и специализации", как любая другая сфера экономической деятельности. Часто же наблюдалась такая картина: "Наши промышленники привезли и разложили товары в деревне и начали ждать, пока мужик к ним придет. Мужик товары обревизовал, приценился и сказал: "Я буду жить сам по себе, а вы будете жить сами по себе"; следовало научиться торговать, изучать рынок и спрос в ответ на контроль потребителя над торговлей. И напротив, предложения о государственном нажиме на частную торговлю Рыков считал шагом "к ликвидации всего нэпа"52.
      Осенью 1923 г. в народном хозяйстве СССР наметились осложнения, связанные с "ножницами" - резким расхождением высоких цен на промышленные изделия и низких - на продукцию сельского хозяйства. Промышленные цены выросли за год на 300%. Рыков стремился выявить объективные и субъективные причины этого явления. К первым он относил несоответствие между развитием сельского хозяйства и промышленности, унаследованное от прошлого, и напоминал, что диктатура пролетариата была установлена в стране, в которой "капитализм не проделал еще значительной части работы, проделанной им в других, западноевропейских странах"53. Высокие промышленные цены обусловливались недостаточной загрузкой предприятий, непомерной величиной накладных расходов, непропорционально большим числом служащих и вспомогательных рабочих. На высокую себестоимость оказывали влияние также падение трудовой дисциплины, перерасходы топлива.
      "Если нынешние безобразия будут продолжаться, то, конечно, дороговизна останется, - говорил Рыков 11 декабря 1923 г. в Деловом клубе Москвы. - Савва Морозов, прежде чем издать свой журнал, накопил бы прибыль, а у нас сначала заводят журнал - и так во всем"; ко вторым причинам зам. Предсовнаркома относил ошибки, допущенные ЦК РКП(б) и СНК, причем главными из них являлись непродуманная политика цен и соответствующие действия зам. председателя ВСНХ Г. Л. Пятакова ("тов. Пятаков составил и издал приказ, который я прочитал уже после того, когда кризис начался"), согласно которым работа правления треста оценивалась по прибыльности предприятия без учета спроса, после чего заводы еще больше взвинтили цены54.
      Возглавляя комиссию "по ножницам", Рыков решительно настоял прежде всего на снижении соляного акциза и цены на керосин - важнейшую в ту пору продукцию для крестьян. Затем были снижены цены на спички и ситец. Алексей Иванович поддержал также предложения об увеличении экспорта хлеба. Это дало возможность использовать полученную валюту для закупок импортного заводского оборудования. Вывоз хлеба только в 1923/24 финансовом году возрос на 120 тыс. пудов; в результате цена 1 пуда пшеницы к выгоде крестьян поднялась с 55 до 95 копеек. Рыков был также председателем комиссии по заработной плате. Инициативно действуя, он добился повышения зарплаты железнодорожникам и металлистам и гордился этим чисто по-человечески. Он же возглавлял комиссию по выработке и введению единого сельскохозяйственного налога. Опять-таки по его предложению крестьянам была разрешена уплата налога в три срока, самый налог снижен, и часть его разрешалось платить дензнаками. Прямым результатом этих мер стало укрепление смычки между городом и деревней55.
      В те годы окончательно сформировались взгляды Рыкова на развитие экономики страны в переходный период. Реализацию своей концепции, которую он рассматривал как непосредственное продолжение ленинских политических и экономических установок, он начал, став преемником Владимира Ильича на посту председателя Совнаркома СССР. В этой должности Рыков был утвержден 2 февраля 1924 г. на I сессии ЦИК СССР 2-го созыва. Одновременно он до 1929 г. возглавлял и правительство РСФСР. В союзное правительство вошли заместители Рыкова Л. Б. Каменев, М. Д. Орахелашвили, А. Д. Цюрупа и В. Я. Чубарь, наркомы Н. П. Брюханов, Ф. Э. Дзержинский, Л. Б. Красин, В. В. Куйбышев, Я. Э. Рудзутак, И. Н. Смирнов, Г. Я. Сокольников, Л. Д. Троцкий, Г. В. Чичерин и В. В. Шмидт56. Этот коллектив разрабатывал под руководством Алексея Ивановича все важнейшие вопросы экономической жизни страны. Очень тесно контактировал Рыков с Дзержинским, которому передал в 1924 г. главенство в ВСНХ, к тому времени упорядочившему свою деятельность: все отраслевые главки в нем, кроме Главметалла и Главэлектро, были ликвидированы; промышленностью руководило Главное экономическое управление, союзными трестами - Центральное управление госпромышленности. Возросла роль планового начала57.
      XIV партийная конференция в апреле 1925 г. по докладу Рыкова принимает резолюции, нацеленные на осуществление в деревне ленинского кооперативного плана. На XV партконференции в октябре - ноябре 1926 г. он сделал доклад "Хозяйственное положение страны и задачи партии", конкретизировав задачи ВКП(б) на связанном с завершением реконструкции народного хозяйства новом этапе социалистического строительства, проанализировав первые шаги индустриализации, определив ее темпы и источники накопления и поставив очередные задачи по улучшению работы всех государственных учреждений. На XV съезде партии в декабре 1927 г. глава Советского правительства сделал доклад о директивах по составлению пятилетнего плана развития народного хозяйства и с обоснованием этого плана выступил также на XVI партконференции в апреле 1929 года. Изучение этих его выступлений свидетельствует о том, что он был активным и принципиальным сторонником индустриализации СССР, превращения его в высокоразвитое промышленно-аграрное государство, твердо вел линию в сельском хозяйстве на успехи кооперации и оставался решительным противником любой политики, при которой игнорировались бы объективные экономические законы.
      На заре социалистической революции Рыков, как и многие другие руководители Советской власти и Коммунистической партии, надеялся на быстрое развитие мировой революции: "Я верю, я глубоко убежден в том, что социалистический переворот в Западной Европе произойдет". Более того, он считал, что вообще организовать социалистическое общество в России можно лишь "при условии международного социалистического переворота"58. Но шли годы. Революционный процесс развивался не по прямой дороге, взлеты чередовались со спадами. Миру капитала удалось к 1923 г. отбить первый после Октября натиск революционной волны. Советская страна осталась единственной республикой трудящихся в империалистическом окружении и вынуждена была рассчитывать преимущественно на собственные ресурсы59. Надо было строить социализм первоначально в одной стране. В вопросе о том, что это возможно и вполне достижимо, большая часть членов Политбюро ЦК партии (И. В. Сталин, Н. И. Бухарин, А. И. Рыков и др.) была абсолютно солидарна.
      В этих условиях Рыков пришел к выводу, что переходный период продлится несколько десятилетий; только после этого "ликвидация бедности, невежества, неграмотности, отсталости, которые мы унаследовали от всего царского периода нашего государства, и достижение в материальном и культурном отношении уровня, превышающего Западную Европу или даже достигающего его, - будет при условии диктатуры рабочего класса означать ликвидацию новой экономической политики и всего переходного периода и вступление в стадию непосредственного социалистического строительства"60. Новому обществу понадобится прочно усвоить лучшие промышленные достижения капитализма - производить много, быстро и дешево, а рабочему классу - показать, что он в условиях своей диктатуры сумеет наладить трудовой процесс и работать лучше, "чем работает Форд и капиталисты"; после этого мы "с полным правом можем сказать, что все главнейшие трудности переходного периода преодолены"61.
      Оттолкнувшись от достигнутого капитализмом уровня техники и организации производства, считал Рыков, СССР станет и далее развивать производительные силы, но на основе иной организации труда, и доведет их до уровня, недоступного эксплуататорскому строю. Предвосхищая будущее, Алексей Иванович высказал и свою точку зрения на то, что значит построить социализм полностью: "Самое понятие "полное" социалистическое общество, мне кажется, является условным. Капитализм в своем развитии пережил целый ряд фаз и изменений. Несомненно, что и развитие социалистического общества будет иметь свою богатую историю. Сказать же с абсолютной точностью, где мы будем иметь полный социализм и где кончается "неполный", мне кажется, совершенно невозможно, и споры по этому вопросу являются праздными"62.
      Вслед за Лениным Рыков справедливо указывал, что главным аргументом в соревновании двух общественных систем - социализма и капитализма - являются внутренние достижения: "Никакой пропагандой и агитацией ничего не сделать, если этого не подкрепляет объективная жизнь страны"; "наша крепость, особенно в настоящий момент, - в нашем внутреннем строительстве"63. Алексей Иванович был активным проводником курса на ускоренное восстановление экономики страны и последующую ее индустриализацию. В начале 20-х годов первоочередной задачей являлось восстановление тяжелой индустрии (металлургия, угольная, нефтяная, рудная промышленность, машиностроение) и транспорта: "Эти отрасли являются политической и экономической базой пролетарской диктатуры и поэтому должны быть выдвинуты на первый план". Финансирование металлургии и топливной промышленности Рыков предлагал организовать путем предоставления им "государственных заказов"64. Оплачивать их намечалось в размерах не ниже себестоимости, а при возможности - и выше, по "восстановительным ценам".
      Судьба Октябрьской революции зависела и от того, сумеет ли страна найти необходимые средства для перестройки всего хозяйства на базе крупной промышленности. Поэтому вопрос об источниках накопления являлся одним из определяющих для политики партии, взявшей курс на индустриализацию. Рыков называл основными следующие источники: внутрипромышленное накопление, использование доходов разных отраслей путем их перераспределения через госбюджет и кредитную систему, использование сбережений населения. Он считал, что накопление внутри самой промышленности неизбежно должно возрастать по мере улучшения ее работы, с пуском в ход каждого нового станка, каждой новой фабрики, созданных по последнему слову техники, на базе рационализации производства и правильной организации труда, что еще больше укрепляет ведущую роль рабочего класса. И по этому вопросу большинство членов Политбюро ЦК партии стояло на одинаковых позициях.
      Важную роль, по мнению Рыкова, могло сыграть привлечение сбережений населения через сберегательные кассы и государственные займы. Правда, сначала тут успехи были скромными: сбережения в кассах равнялись на 1 октября 1926 г. 6% остатка вкладов, имевшихся на 1 января 1914 года. Торможение объяснялось главным образом невниманием к этой проблеме: "Ни наша печать, ни государственные и кооперативные органы, ни партийные и профсоюзные организации не уделяют должного внимания, чтобы принять все необходимые меры для увеличения притока вкладов в сберегательные кассы"65.
      В поисках средств для индустриализации далеко не все пути были приемлемы. Так, Рыков решительно возражал против использования во второй половине 20-х годов денежной эмиссии во имя расширения основного капитала. "Так как устойчивость нашей валюты является одним из главнейших условий бескризисного развития всего хозяйства, - говорил он на XV конференции ВКП(б), - то рисковать использованием эмиссии для капитальных вложений значило бы идти навстречу острому кризису всей системы нашей экономики"66. За 1925/26 хозяйственный год средний размер денежного обращения в стране увеличился против 1924/25 г. на 55%. Чрезмерный рост выпуска денег вызвал серьезные хозяйственные осложнения, а дальнейшее использование эмиссии привело бы к колебанию денежной системы и расстройству товарооборота, что всей тяжестью обрушилось бы на рабочего и крестьянина.
      Рыков предупреждал о возможности в этой связи не только экономических, но и политических осложнений. Наша политика, утверждал он, должна сводиться не к расширению эмиссии, а к уменьшению непроизводительных расходов, упорядочению и усилению налоговой политики, к строжайшей экономии в государственном управлении и в хозяйстве. Его огорчало также, что часть средств на развитие промышленности поступает от продажи населению водки. В народе ее даже звали тогда "рыковкой", полагая, что эту экономическую линию наметил глава правительства. На деле инициатива в столь пагубном мероприятии принадлежала Сталину, в чем он сам же и признался67. Отдаленные тяжелые последствия такого решения советские граждане испытывают до сих пор.
      От успешного развития тяжелой индустрии зависели успехи легкой промышленности и сельского хозяйства. Поэтому требовалось разумное перераспределение средств, чтобы не проводить индустриализацию за счет крестьянства. Рыков подчеркивал, что индустриализацию нужно провести при соблюдении двух условий: укрепление союза между пролетариатом и крестьянством; сохранение подвижного равновесия хозяйственной системы страны. Резкий разрыв межу вкладыванием средств в промышленность и на решение социальных вопросов, на укрепление инфраструктуры недопустим: "Недостаточное развитие транспорта и жилищного строительства может сыграть роль тормоза в развитии всего хозяйства в целом"68. До 1928 г., когда Сталин взял иную линию, у большинства коммунистов и среди партийного руководства не было особых разногласий на этот счет: ленинский тезис о прочном союзе трудящихся города и деревни еще сохранял свою силу. Да и в большинстве тогдашних работ, касавшихся индустриализации, данная идея была общим местом69.
      Постоянно в центре внимания главы Советского правительства оставались проблемы сельского хозяйства. Вопросом вопросов для поднятия производства на селе Рыков считал "сочетание интересов индивидуального товаропроизводителя с интересами общественными, государственными, с контролем со стороны государства, с борьбой против эксплуатации кулаков". Сравнительно слабое развитие сельского хозяйства в СССР было в значительной степени связано с тем, что самодеятельность основной фигуры в деревне - середняка, его хозяйственные интересы, его стремление к расширению посевов и увеличению урожайности "не активизированы, не разбужены в должной мере"70. Курс на упрочение союза с середняком, провозглашенный Лениным и прочно усвоенный Рыковым, - вот гвоздь его отношения к крестьянству, охарактеризованного впоследствии Сталиным как "правый уклон".
      Алексей Иванович понимал, что экстенсивный путь развития аграрного сектора экономики уже в основном исчерпан, и видел в интенсификации "основной путь развития сельского хозяйства", выступал за строительство на селе заводов для переработки овощей и фруктов, "которые теперь иногда пропадают вовсе", за рост сети учреждений культуры в деревне и вообще очень много внимания уделял кооперативному движению, ибо "после завоевания пролетариатом власти кооперация приобретает значение крупнейшего организационного фактора социалистического переустройства общества"71. Сходной позиции придерживались заместители Предсовнаркома той поры: А. Д. Цюрупа (по май 1928 г.), В. В. Куйбышев (январь - ноябрь 1926 г.), Я. Э. Рудзутак (с января 1926 г.), Г. К. Орджоникидзе (ноябрь 1926 - ноябрь 1930 г.), В. В. Шмидт (август 1928 - декабрь 1930 г.), все на редкость дружно трудившиеся плечом к плечу с Рыковым.
      Проблема кооперации оказалась для Рыкова в связи со сталинской постановкой вопроса о "правом уклоне" поистине судьбоносной. Организация кооперации, по мысли Рыкова, займет в СССР весь переходный период. Социалистический строй есть "Советы плюс электрификация плюс кооперация", - подчеркивал он72. Отводя упреки насчет недостаточного выделения средств на осуществление коллективизации в сельском хозяйстве, он на V Всесоюзном съезде Советов в мае 1929 г. отметил: "На данной стадии трудности организации коллективных хозяйств связаны не только с размерами ассигнований, но и с реальной возможностью обеспечить растущий обобществленный сектор сельского хозяйства средствами производства (тракторами, машинами, удобрениями и т. д.). Построить же колхоз на сохе это значит дискредитировать всю идею обобществления и практически сорвать все дело"73. Не торопливость, не безудержная ломка дров, а разумные и взвешенные шаги, основанные на здравой оценке состояния экономики, - вот линия, представлявшаяся Алексею Ивановичу правильной. На пути строительства социализма лежало немало трудностей. Главными из них Рыков считал общую отсталость страны как наследие дореволюционной России, особенно культурную отсталость в широком смысле слова, и то, что советские люди вынуждены строить новое общество почти исключительно своими силами и средствами. У Рыкова вызывал серьезное опасение тот факт, что развитие культуры в конце 20-х годов значительно отставало от хозяйственного развития. "Нельзя отделять хозяйственную революцию от культурной, - говорил он на XV съезде партии. - Ножницы в этой области могут обойтись очень дорого... Отставать на культурном фронте едва ли намного безопаснее, чем отставать в восстановлении той или другой отдельной отрасли нашего хозяйства или нашей промышленности"74.
      Когда же вскрываются какие-либо трудности и недочеты, говорил Рыков, то пытаться их преуменьшить, затушевать опасно: нужно непременно вскрывать их во весь их рост "и искать меры к быстрейшему преодолению"75. Трудящиеся же "обязаны указывать своему правительству, в чем оно ошибается и что в его деятельности нужно исправить"76. Одну из причин просчетов он видел в том, что, "несмотря на бесчисленное количество постановлений о внутрипартийной демократии, о демократии в профсоюзах, о привлечении рабочих масс к обсуждению производственных вопросов, об оживлении Советов и т. д. и т. п., мы этого сделать еще не смогли"77. Поэтому он требовал обсуждения всех кардинальных вопросов экономической жизни на партийных и беспартийных рабочих и крестьянских собраниях при возможно более широкой дискуссии в печати и на всевозможных совещаниях в центре и на местах. Через такие обсуждения планы ЦК партии и Советского правительства должны получать "проверку и поддержку"78. Гласность и состязательность мнений были для Алексея Ивановича не пустым звуком, а необходимым элементом жизни79.
      Социализм, говорил он на XV Московской губпартконференции в январе 1927 г., будет таким обществом, в котором непосредственная и активная созидательная работа всех трудящихся явится главнейшей предпосылкой его существования. Поэтому еще в переходный период необходимо обеспечить максимальное привлечение масс к социалистическому строительству, поощрять и поддерживать общественную инициативу, различного рода добровольные общества типа "Долой неграмотность!", "Общества по борьбе с алкоголизмом" и т. п.; "значение этих обществ очень большое, они не только воспитывают массы, прививают навыки общественной работы, мобилизуют внимание их, но и непосредственно личным трудом, мобилизацией средств и т. д. помогают в практическом разрешении огромной важности вопросов культурного и хозяйственного развития"80. Рыков видел и трудности на этом пути: "Мы имеем систему всеобъемлющих гигантских организаций, которые часто являются монополистами в соответствующей отрасли не только хозяйственной, но и общественной жизни. Эти организации с величайшей ревностью относятся к какой-либо конкуренции с ними"; но в будущем "нам не обойтись без усложнения системы массовых организаций"81.
      Говоря о соцсоревновании как об имеющем огромное принципиальное значение методе строительства социализма, Рыков подчеркивал опасность бюрократического подхода к организации этого движения. Он видел в соцсоревновании массовую школу воспитания, укрепления и роста трудовой социалистической культуры, построенной в отличие от капиталистической на основе слияния личных и общественных интересов82.
      Введение нэпа совпало с некоторыми переменами во взглядах Алексея Ивановича на международную жизнь. Встал вопрос о поисках пути "сожительства и сотрудничества" с капиталистическим миром в условиях победы социалистической революции в одной стране. Этот вопрос "встал бы совсем иначе перед нашей партией и Советским государством, если бы мы имели не одну, а несколько советских республик. Тогда бы мы имели Союз Совнаркомов разных стран, общий Госплан, может быть единую коммунистическую партию. Такого рода надежды питали многие из среды коммунистической партии, когда производили Октябрьский переворот. Тогда думали, что наш переворот является... этапом, от которого революционные перевороты в других странах будут отделены небольшим промежутком времени. Думали, что мы имеем начало общего непрерывного революционного процесса во всех европейских странах. Прошло шесть лет. Такого непрерывного революционного процесса... в Европе не произошло. Капитализм оказался более живучим, чем этого можно было ожидать"83.
      Поэтому Рыков тесно связывал внутренние успехи с миролюбивой внешней политикой, постоянно подчеркивал необходимость и возможность "мирного сосуществования двух систем народного хозяйства - капиталистической и социалистической". Отвечая на вопрос американского корреспондента У. Резвика о перспективах взаимоотношений между СССР и США, Алексей Иванович говорил: "Я считаю, что рано или поздно дело окончится экономическим сотрудничеством между СССР и Америкой". "Координация экономических действий" этих двух стран необходима ввиду той роли, которую они играют в мировом хозяйстве. Для такого сотрудничества есть "весьма серьезные экономические основания", которые "соответствуют интересам и нашим и Америки". На вопрос о гарантиях безопасности мирных отношений между двумя странами Рыков ответил: "Я думаю, что наиболее убедительной гарантией в глазах Америки должна быть наша заинтересованность".
      Советские люди, считал Рыков, должны быть хорошо информированы о внешней политике; наступил момент, когда такие вопросы "невозможно решать при помощи постановлений верхушки нашей партии или верхушки советского аппарата". Любой международный договор возлагает ряд обязательств на наше государство, значит, на рабочих и крестьян, и заключать его можно только в случае, если трудящиеся будут твердо поддерживать правительство на основе детального, конкретного знания сути договора84.
      Наша политика должна быть и будет, писал Рыков, политикой невмешательства во внутренние дела других стран, политикой мира. Мы поддерживали и будем решительно поддерживать "каждое действительное движение в борьбе за мир и целиком и полностью согласны поддерживать каждую настоящую пацифистскую организацию, искренне и активно борющуюся за сохранение мира"85. Очень опасна бесконечная гонка вооружений: "На вооружение затрачиваются средства большие, чем раньше, и тем стихийно предрешается война, хотя все будто идет под флагом мира. Большое накопление пушек через известный период времени требует, чтобы они начали стрелять". Наибольшая опасность для человечества заключена не в численности армий, а в том, что армии вооружены такими средствами уничтожения, о которых даже не думали во время первой мировой войны. В будущей войне не будет, в сущности, понятия фронта и тыла, ибо с помощью новых технических средств можно будет уничтожать целые города со всем их населением86.
      Алексей Иванович являлся страстным поборником идеи разоружения и твердо отстаивал на посту председателя Совнаркома этот курс. СССР в 20-е годы неоднократно выступал с предложениями радикальных мер по предупреждению войн и борьбе с гонкой вооружений, предлагал уничтожить постоянные армии и военную промышленность, установить строгий контроль за финансовой политикой, чтобы не допустить выделения средств на подготовку очередных войн. "Для нас совершенно несомненно, что достижение всеобщего разоружения явится результатом продолжительной и упорной борьбы, что оно будет означать ликвидацию огромного периода истории. Несомненно, что такие события не происходят внезапно, а являются результатом огромного движения и гигантских сдвигов в отношениях людей, наций, государств"87. Эти воззрения наглядно свидетельствуют о дальновидности Рыкова и трезвости его взглядов.
      Что касается совершенствования хозяйственного механизма СССР, то важнейшей стороной новой экономической политики после образования свободного рынка и организации торговли Рыков считал перевод государственных предприятий на хозрасчет. Он поддерживал идею Ленина, что "в ближайшем будущем" этот тип предприятий неминуемо "станет преобладающим, если не исключительным"88. 18 мая 1921 г. Рыков, выступая на IV съезде совнархозов с докладом "Состояние и возможности развития промышленности в условиях новой экономической политики", говорил: до нэпа в управлении промышленностью господствовала крайняя централизация. Такая практика хозяйствования не позволяла предъявлять высокие требования к предприятиям, не поощряла их совершенствовать организацию производства, вырабатывала у хозяйственников отрицательные черты, связанные с монопольным положением предприятий в экономике. "Мы не имели конкурентов, мы их не терпели, мы их всегда убивали, умерщвляли путем реквизиции, конфискации и т. д. даже в том случае, если конкуренты были более толковы, чем наши органы. Мы, пользуясь преимуществом государственной власти, всегда имели возможность удалить конкурента с поля экономической деятельности и экономической жизни. Этому должен быть положен самым решительным образом предел. Теперь мы должны побеждать не путем приказаний и монопольного положения, а путем лучшей работы".
      Нэп, подчеркивал Рыков, "заставит каждого из экономических работников подтянуться, дабы победить в открытом бою экономической конкуренции... До сих пор мы часто прибегали к зажиму. Теперь нам необходимо внимательно изучать местные рынки, местные привычки, местные обычаи и индивидуализировать свою работу"89. Систематическое изучение текущей рыночной конъюнктуры и выработку основных мероприятий для воздействия на рыночные отношения должен был, по его мнению, осуществлять Госплан.
      Переход к новым формам и методам работы проходил болезненно. Нэп привел вначале к самостоятельности отдельных предприятий и объединений, которые оказались в плавании по рыночному морю. Переход "от чрезмерного, с бюрократическими извращениями, централизма" к децентрализации и хозрасчету, "происшедший во всей промышленности на протяжении этого года, - писал Рыков в 1922 г., - не мог, конечно, совершиться с большой планомерностью и вылиться в четкие организационные формы". Трестирование промышленности длилось полтора года. Трест находился на хозрасчете и выступал от имени предприятий на рынке. Сами же предприятия, входившие в трест, не являлись юридическими лицами и не распоряжались средствами. Так как тресты не справлялись со сбытовыми функциями, то возникли синдикаты. Они занимались не производством, а ведали сбытом готовой продукции. Позднее, на XII съезде РКП(б), указывалось, что многие трудности возникли из-за того, что переход от "военного коммунизма" к нэпу совершался методами того же "военного коммунизма", поэтому группировка предприятий, разбивка их на тресты и распределение между ними средств носили "априорный, бюрократический характер"90. Возникла стихийная тяга к самоорганизации. Появилась идея созыва съездов представителей трестированной промышленности. Рыков считал эту тенденцию целесообразной. "Организационные формы, в которые выльется этот процесс самоорганизации (Совет Съездов, Совет Синдикатов, отчасти и Промбанк и т. п.), должны быть, в конце концов, связаны с аппаратом ВСНХ и другими государственными, экономическими организациями". Государство должно регулировать всю промышленность (центральную, местную, арендную и концессионную) путем законодательства, разработки правовых и таможенных вопросов, налогового обложения, выполнения функций государственного надзора. Каждое предприятие должно работать с трестом "на основании вполне ясных отношений - договоров или обязательств". Установление же подлинного хозрасчета невозможно без точного учета производства, каждого израсходованного рубля, каждой израсходованной сажени дров, без максимально экономного расходования средств. Отсюда - необходимость жесткого режима экономии, сокращения непроизводительных расходов государства и штата чиновников. Экономию "нужно со всей решительностью провести в быт, в нравы, во все расчеты наших хозяйственных организаций, и расточительность карать беспощадно"91.
      Рыков призывал преодолевать собственническую психологию, от которой не могли отрешиться многие работники. "Часто наблюдаются такого рода случаи, когда организации и их руководящие органы, состоящие из безусловно честных и преданных людей, не только не стремятся дать полные сведения о своих запасах и фондах, утаивая то, что у них имеется, но и стремятся во что бы то ни стало обеспечить себя на возможно дальний срок теми материалами, которые им не только не нужны на ближайшее время, но и не понадобятся и на протяжении долгого времени вперед". В связи с передачей в ведение местных органов большого числа предприятий он настаивал на создании в губернских СНХ фондов снабжения, которые станут обслуживать предприятия, работающие по общегосударственному плану, и те, которые обслуживают места. Таким образом, с центра снималась бы трудная задача снабжения подсобными материалами фабрик и заводов92.
      Важный принцип хозрасчета - обеспечение рентабельности, прибыльности социалистического предприятия. Требование получения максимальной прибыли следует, по мнению Рыкова, понимать в широком смысле. Если продукция имеет важное для страны значение, если предприятие может дать прибыль только через несколько лет, государство должно пойти на покрытие этих убытков и поддержать предприятие. "Декрет о государственных промышленных предприятиях, действующих на началах коммерческого расчета (трестах)" (ст. 1) гласил: "Государственными трестами признаются государственные промышленные предприятия, которым государство предоставляет самостоятельность в производстве своих операций, согласно утвержденного для каждого из них устава, и которые действуют на началах коммерческого расчета с целью извлечения прибыли"93.
      Важный элемент деятельности предприятий, трестов и синдикатов в новых условиях, считал Рыков, - конкуренция. Она отнюдь не вредна с точки зрения интересов потребителя и позволяет в условиях рынка "испытать нашу работу... Я боюсь, что мы слишком часто и слишком многих спасаем. Когда мы вводили новую экономическую политику, мы вводили ее в расчете на то, что рынок произведет отбор лучших наших предприятий, при этом неизбежно, что кое-кто вылетит в трубу, а у многих наших работников такое сознание, что данное предприятие обязательно спасут, до банкротства не допустят. Мы страдаем не от большого количества конкуренции, а от недостатка конкуренции в нашей государственной промышленности". Мы победим, если будем такими же революционерами, какими были накануне и во время Октябрьской революции, если внесем радикальные изменения во всю систему нашей организации, "если вольем дух конкуренции и инициативы в любое из наших экономических предприятий"94.
      Большое значение имело тогда и ценообразование. "Вопрос о цене есть основной вопрос хозяйства при условии денежного исчисления себестоимости и определения прибыли. В этой области до настоящего времени хаос", - писал Рыков в сентябре 1922 года. Первые годы нэпа показали, что предприятия стали стремиться "к непомерному повышению цен на промышленные товары", чтобы за счет высоких цен покрыть возросшую себестоимость промышленной продукции. Вместо борьбы за понижение себестоимости хозяйственники "сплошь и рядом думают только о том, чтобы как можно дороже продать. Эта политика в корне неверна". На заседаниях СТО постоянно выяснялось, что установление цен часто происходило от "чистого разума" или в порядке административного усмотрения, причем иногда докладчики не могли объяснить, почему они называют те, а не другие цифры. "Это, - подчеркивал Рыков, - одно из опаснейших явлений нашей экономической политики". Регулирование цен - топкое дело. Одна серьезная ошибка - и "торговля легко может из легальной сделаться нелегальной. Если до сих пор тайно торгуют самогонкой, то почему так же тайно не будут торговать керосином или чем-нибудь еще, если это будет выгодно". Мерами, которые могли бы сдерживать рост цеп, являлись самоорганизация покупателей, завоевание рынка кооперацией и государственной торговлей.
      Большое внимание уделял Рыков финансовой реформе, которая имела первостепенное значение для правильных расчетов между предприятиями, работающими в условиях хозрасчета, а также Промбанку, созданному на акционерных началах для финансирования восстановления и развития промышленности95.
      В 20-е годы разными лицами неоднократно высказывались уравнительные идеи об установлении равенства заработков квалифицированного и неквалифицированного рабочего. Рыков был решительно против этого. Еще на IX съезде РКП(б) в 1920 г. он подверг критике Наркомпрод, выработавший "обязательную для всех инструкцию, чтобы ни каких премий никому, нигде, ни при каких условиях не выдавать, все должно идти в порядке общегосударственной разверстки; работающий и неработающий, лентяй и лодырь наравне с трудящимися получают паек по общесоветской норме. Эта инструкция была утверждена коллегией Наркомпрода. Я тогда же ответил на это принципиальным отказом и заявил, что эта инструкция в корне подрывает возможность восстановления хозяйства, производительности труда"96.
      Если необученный рабочий будет получать столько же, сколько обученный, считал Рыков, - "то охота учиться трудному и сложному делу пропадет". В связи с тем, что "в широких рабочих массах существует тенденция работать меньше и получать больше", он подчеркивал принципиальную необходимость поставить дальнейшее повышение заработной платы "в зависимость от восстановления народного хозяйства и роста производительности труда"97. Источником увеличения зарплаты вовсе не должен служить "печатный станок". Дополнительный выпуск в оборот червонцев вместо товаров приведет к понижению стоимости денег, удорожанию товаров и падению реальной зарплаты.
      Рыков ставил вопрос и о моральных стимулах труда: "Герои труда заслуживают не меньшего внимания, чем герои фронта". Высокую инициативу и сознательность, трудолюбие и самопожертвование на экономическом фронте надо поощрять тем более, что труд "является единственным и почетным занятием в нашей республике", "республике трудящихся". 28 декабря 1920 г. на VIII Всероссийском съезде Советов именно Алексей Иванович внес предложение учредить орден Трудового Красного Знамени. Одной из трудностей в осуществлении планов партии был низкий уровень культуры труда и организационных навыков. "В результате иногда, а может быть и часто, машины расставлены не на лучшем месте, подача материалов организована не лучшим образом, внутризаводской транспорт ниже всякой критики". Немалые трудности создают "наша рутина, наше головотяпство".
      Рыков постоянно поддерживал деятельность Центрального института труда, созданного в 1920 г. для поиска рациональной организации производительного труда. Нам необходимо "использовать то, что давным давно осуществляется и осуществлялось в Западной Европе и, в особенности, в Америке,., выйти на широкое поле массового применения методов экономного использования труда и его организации". Даже в капиталистических странах в основу государственных мероприятий кладут данные науки и статистические исследования. "Тем более необходим синтез науки и организации, синтез науки и практической работы" в социалистическом государстве98. Рыков не обходил также контроля за количеством и качеством труда. Хозяйственники стараются обходить контрольные органы. Но выход - не только в усовершенствовании органов контроля, а прежде всего в поиске "легальных путей" избавления хозяйственного руководителя от "излишних пут и стеснений". В противном случае контролеров может стать больше, чем работников.
      Много времени уделял Рыков капитальному строительству. "Вопрос этот достаточно стар, по поводу него говорилось много, но тем не менее на нем вновь необходимо остановиться, потому что здесь мы имеем одно из наиболее слабых и ответственных мест во всей нашей работе". Новое строительство - самое дорогое по цене из всего, что было тогда в СССР. Решить проблему его удешевления и рационализации, целесообразной затраты средств сразу не удавалось. На XV съезде ВКП(б) Алексей Иванович привел следующие факты: одна из новых строек была запроектирована стоимостью в 7 млн. руб., обошлась в 20 млн. руб.; другая проектировалась на 8 млн., обошлась в 10 млн. рублей. В Фергане начали строить хлопчатобумажную фабрику в 5 км от железной дороги, в 17 км от питьевой воды, в 14 км от воды для производства и в таком месте, где отсутствует всякое жилье, "как будто нарочно выбрали самое необитаемое и плохое место в нашем Союзе"99.
      В подобных фактах он видел не только безответственность, за которую надо наказывать, но указание на такие элементы хозяйственной системы, которые надо совершенствовать, заострял вопрос о качестве работы и в зависимость от этого ставил темпы развития СССР, считая необходимым добиться наилучшего использования существующих мощностей, достигнуть максимального эффекта от вкладываемых в народное хозяйство гигантских средств: "В этом гвоздь вопроса в настоящее время"100.
      Имелась прямая связь между проблемами развития экономики дореволюционной России и первых лет Советской власти. Одна из причин того, что российская промышленность не достигла уровня западноевропейских государств, - дешевизна рабочей силы. Отсюда - незаинтересованность во внедрении новой техники. После революции зарплата резко увеличилась, но еще больше возросла стоимость продукции. Это поставило вопрос "об интенсификации труда рабочей силы при помощи усовершенствования техники нашего производства", что требовало кадров, в совершенстве знающих производство. Поэтому особое значение приобретала подготовка новых специалистов в советских вузах. "Но ни у кого не может быть сомнения в том, что человек, получивший диплом хотя бы самого хорошего и самого красного вуза, ни в коем случае еще не является специалистом". Им он сможет стать только в ходе практической работы под руководством старших поколений инженеров и ученых.
      Выступая с докладом на II съезде Всероссийской ассоциации инженеров 1 декабря 1924 г., Рыков обращал внимание на роль интеллигенции в послеоктябрьский период: "В наших условиях специалист, инженер, человек науки и техники должен обладать полной самостоятельностью и независимостью выражения своих мнений по вопросам науки и техники, и никакое подслуживание ни к общественности, т. е. боязнь испортить отношения с рабочими, ни к администрации в этих вопросах недопустимо. Полная самостоятельность суждения в этой области должна быть обязательна для каждого специалиста, который искренне хочет работать над переустройством хозяйства в соответствии с данными науки. По вопросам науки и техники должна быть полная искренность, независимость суждений"101.
      Рыков вел настойчивый поиск оптимального соотношения централизма и демократизма в управлении народным хозяйством. "Изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц" ему приходилось убеждаться в том, что "управлять страной, которая охватывает одну шестую часть суши, управлять ею из Москвы на основе бюрократического централизма невозможно... Я должен сказать, - обращался он к делегатам XII съезда партии, - что... правительство нашей Республики из всех правительств, которые знало человечество, является наиболее переобремененным и перегруженным громадной работой" и потому не справляется с массой разных дел, поступающих на рассмотрение центральных органов, тем более, что большинство вопросов требует знания местных условий. "Такого знания у членов центрального правительства нет и быть не может, и мы часто разрешаем их без полного учета той среды и той обстановки, в которой эти вопросы возникли. Ошибки в таких случаях совершенно неизбежны"102.
      Еще в декабре 1918 г. на II Всероссийском съезде Совнархозов Рыков поставил вопрос о преодолении "обнаружившихся недостатков и уродливостей" в аппарате управления, чтобы упростить его, уничтожить ряд промежуточных ступеней и параллельных организаций. "Несчастье нашей советской практики не в том, что у нас есть большая и хорошая канцелярия, а в том, что мы наслаиваем одну плохую канцелярию на другую. Теперь наступил тот момент, когда необходимо исключить целый ряд промежуточных ступеней, уничтожить наслоение канцелярий, приблизить наши решающие хозяйственные органы к фабрикам и заводам". После Октябрьской революции, считал Рыков, у нас выявился тот недостаток в управлении экономикой, что мы стали пытаться создать "идеально разработанные планы", сажали в многочисленные канцелярии людей и тратили на это месяцы, а затем стремились "накрыть" фабрики и заводы этой выработанной схемой. В результате долгое время "планы и схемы жили сами по себе, хозяйство - само по себе. Я утверждаю, что для хозяйственной жизни России десятки хорошо пущенных фабрик были гораздо дороже сотен детально разработанных, но бумажных планов". Безусловно, "невозможно регулировать промышленность без плана, без системы". Но было бы безумием думать, что "при современных военных, продовольственных и иных случайностях можно было накрыть всю хозяйственную жизнь детально разработанным планом"103.
      Он решительно выступал против мелочного вмешательства в текущую административную и оперативную работу трестов, считал необходимым сохранить за ними возможность гибкого приспособления к изменяющимся условиям хозяйственной жизни. "Мы можем нормировать только крупное дело, нормировать же все и вся мы не можем". Хотя переход к нэпу привел к подъему местной инициативы, административные методы периода "военного коммунизма" оставили глубокий след.
      В 1926 г. Рыков отмечал, что хозяйственное управление в настоящее время "покоится на такой централизации, которая исходит из недоверия к каждому нижестоящему звену". Мы имеем, указывал он на XV съезде ВКП(б), огромные централизованные организации. "Верхушки" этих организаций далеко отстоят от фабрик и деревень. Реальной становится опасность "отрыва от того, что делается внизу... Мы стоим перед опасностью того, что эти сложившиеся, окрепшие, имеющие огромное значение в жизни Советского государства органы, приобретая некоторую рутинность и инерцию, будут давить и сдерживать то новое, живое, революционное и прогрессивное, что вырастает в порах Советского государства и хозяйства"104.
      На XVI партконференции Рыков говорил, что местные органы часто жалуются на чрезмерную централизацию управления хозяйством, при которой ущемлялись даже конституционные права республиканских органов. Небольшое число руководителей центральных учреждений стремилось сосредоточить в своих руках огромное количество работы административно-оперативного характера. Это порождало иждивенчество, надежду на то, что все местные проблемы будет решать Москва. "При наличии разнообразнейших местных органов: и Советов, и кооперации, и иных (у нас иногда в кооперативах товара нет, а всяких организаций-то везде и всюду сколько угодно!) не суметь вырыть в нужном месте колодца, это совершенно нетерпимая вещь!.. Всякому ясно, что при помощи союзных органов, союзных чиновников никогда деревенских колодцев мы рыть не будем и через каждый овраг наводить мосты не станем. Это дело местных органов". "Бюрократической утопией" назвал он проект организации государственной розничной торговли вместо кооперации, ибо "на основании централизма и бюрократизма рынок охватить нельзя". Если государственного приказчика посадить за 1000 км, то "мы не услышим, как он обкрадет нас до последней нитки"105.
      Рыков считал необходимым "смягчить централизованные формы распределения, а в области промышленности освободить главные и центральные управления от мелкой, не соответствующей им задачи - снабжения своих предприятий всеми видами сырья, полуфабрикатов и подобных материалов. Это достигается сочетанием централизованных форм руководства промышленностью в лице ее центральных органов и объединением предприятий на каждой данной территории для разрешения их общих задач, передачи сырья и полуфабрикатов с одного предприятия на другое". Он предлагал построить систему управления центральными государственными промышленными предприятиями "как систему коммерческого управления", положив в ее основу "прибыль, приносимую государственными промышленными предприятиями своему хозяину, т. е. государству".
      В те годы в печати обсуждался вопрос о том, должны ли партия и государство предоставить рынку стихийно регулировать отношения между производителем и потребителем, промышленностью и сельским хозяйством. Рыков полагал, что нэп вовсе не должен развиваться в сторону свободной игры экономических сил. "Советская власть не может отказаться от тех прав на свое участие в экономической жизни, которые сохраняет за собою значительная часть буржуазных правительств до настоящего времени". Нэп не исключал административных мер принуждения по отношению "к верхушкам государственных экономических организации"106.
      Плановое начало в руководстве хозяйством, по мысли Рыкова, будет возрастать. Но зато необходимо уменьшить "плановый бюрократизм" и "плановую волокиту", которая "в целом ряде случаев приводит к полной бесплановости". Вместе с улучшением планового руководства надо добиться децентрализации управления хозяйством, исполнения плана и распределения ответственности между людьми. "Децентрализация исполнения плана должна относиться не только к государственным объединениям, как республика, область, губерния, но и к отдельным отраслям хозяйства, к отдельным промышленным объединениям и предприятиям, т. е. к фабрике, заводу, а в некоторых случаях даже к цеху на заводе".
      Рыков был убежден: "Отвечать за все - это значит ни за что не отвечать. В смысле ответственности за фактическое непосредственное управление и непосредственное администрирование можно отвечать только в очень ограниченной области работы". Наоборот, требовалось усиление персональной ответственности, поощрение новаторов, смелых и инициативных людей: "Нужно каждого ответственного работника и каждого работника вообще оценивать не по количеству чужих мнений и предложений, которые он механически подписал, а по тому, как много он вносит в дело своего, как он организовал для работы своих сотрудников и какую ответственность на каждого из них возложил"107.
      Рыков выступал против копирования в республиках системы союзных органов, "независимо от того, вызывается ли это делом или нет... Есть подготовительная комиссия у Союзного Совнаркома - обязательно нужно, чтобы была и у меня. Малый Совнарком имеется в РСФСР, - обязательно пусть будет и у меня. Есть у Наркомзема РСФСР 8 управлений и 11 отделов, - 8 управлений и 11 отделов организую и я. Это приводит к тому, что количество чиновников возрастает совершенно безгранично, а так как они все-таки должны что-то делать, то они усиленно переписывают и портят бумагу". Бумаг пишется бесчисленное множество, их никогда не читают, да и прочесть физически невозможно. "Отчетность часто насчитывается пудами, люди пишут без всякой надежды, чтобы кто- нибудь когда-нибудь прочел написанное".
      Рыков предлагал "уменьшить штаты до 50%, до минимума, но обеспечить оставшихся так, чтобы они имели возможность работать, оставаясь честными... Если бы меня спросили, в чем наиболее яркий признак бюрократизма, я бы сказал, что в защите, в преувеличении достоинств его аппарата и в пренебрежении, в недостаточно внимательном отношении к "жителю", к рядовому крестьянину и рабочему, для потребностей которых этот аппарат в сущности и создан". Значительная часть руководителей партийных и советских органов видела в замене одних чиновников другими, особенно старых специалистов выдвиженцами из народа основной метод борьбы с бюрократизмом, и некоторые из них сожалели, что "не всех представителей ранее господствовавших классов в нашей стране мы перестреляли, не всех их посадили в тюрьмы и не все они бежали за пределы нашего Союза". Рыков же подчеркивал, что язвой бюрократизма заражены "многие из наших новых работников", а причины этого надо искать в несовершенстве управления государством, в действующем экономическом механизме: "Ведомственность и ведомственное буквоедство есть одно из выражений многообразного лика бюрократа и общая платформа для всех бюрократов, а в настоящее время эта платформа особенно опасна, как опасен именно теперь и административный произвол". Сказано это было в мае 1929 года108.
      Неоднократно говорил Рыков о неоправданном дублировании функций партийных, советских, хозяйственных и профсоюзных органов. Он выступал против некомпетентного вмешательства в технические вопросы производства. Такое вмешательство во все детали и мелочная опека приводили к пассивности трудящихся: "Если партийная организация будет брать в свое ведение вопросы о том, какие окна или двери нужно будет строить в той или другой фабрике, то для активности беспартийных масс не будет места"109 . Для обеспечения успехов хозяйственного строительства необходимо "каждому работнику усвоить правильную меру наших экономических достижений, не допускающую колебаний ни в сторону беспросветного пессимизма, ни в сторону легковесного, необоснованного оптимизма". В публичных выступлениях Рыков отмечал, что традиции нашей партии требуют не замазывания недочетов и промахов повседневной работы, а честного, открытого взгляда на них, ибо это "вернейший путь к тому, чтобы, изучив свои ошибки и промахи, мы быстро и наверняка могли сводить их в нашей работе до минимума".
      В критике и самокритике он видел важнейшее средство мобилизации масс, поднятия их активности и сознательности, организации нового общества. Отнюдь не всем такой подход был по душе; раздавались голоса в пользу "дозирования" критики и жалобы по поводу развертывания самокритики. Алексей Иванович подчеркивал, что плох не сам метод, а его извращения как результат "недостаточной еще культурности масс". Эти извращения чаще всего выражались в том, что "вместо содействия хозяйственным, государственным или профессиональным органам и улучшения их работы самокритику сводят не к деловой критике, а к травле отдельных, иногда очень хороших работников". Бюрократизм и на самокритику, которая должна помочь его уничтожить, иногда оказывает разлагающее воздействие; "это происходит во всех тех случаях "самокритики", когда критикующий "глазами ест начальство" и ждет указания, кого бить, кого критиковать; это есть наихудший вид подлаживания, подхалимства и прочих болезней, распространяемых бюрократической заразой"110.
      Анализ экономических, социальных и политических воззрений Рыкова приводит нас к выводу, что, во-первых, он был исключительно проницательным человеком; во-вторых, приносил Стране Советов, делу ленинской партии огромную пользу. Очевидна и несомненна перекличка многих точек зрения Алексея Ивановича с теми, которые стали преобладать в нашей жизни после апреля 1985 года. Отстранение Рыкова и его сторонников от руководства делом строительства социализма принесло нашей Родине огромный ущерб.
      Для Алексея Ивановича были в принципе характерны критический взгляд, трезвая оценка любых событий. В своих выступлениях и статьях он всегда призывал к размышлениям, к поиску наиболее оптимального выхода из таких ситуаций, когда не было готовых рецептов. В его предложениях не было авантюризма, экспериментов "левацкого" толка. Он отстаивал экономические законы и методы, провозглашенные Лениным "всерьез и надолго"; выступал против максимальной централизации политической и экономической власти на базе обобществления абсолютно всех средств производства, боролся против возврата в мирных условиях к административно-приказному стилю времен "военного коммунизма".
      Даже в годы гражданской войны Рыков считал, что проведение идея в массы с помощью аппарата внутренних дел "по своему духу, по своей организации стоит в резком противоречии с коммунистическими принципами"; выступал против сужения демократических норм партийной и государственной жизни, полагая, что "сохранить за партией 100%-ю верность ленинизму" нельзя навешиванием политических ярлыков. В партии, говорил он, вырастает новое, послеоктябрьское поколение. Старое поколение воспитывалось в условиях борьбы и дискуссий с эсерами, меньшевиками, народниками, буржуазной интеллигенцией. Новое поколение не прошло этой школы, ему нужно дать возможность высказываться, спорить, обсуждать. Если в этих высказываниях будут ошибки, то их нужно поправлять, доказывать правоту аргументацией, пропагандой, литературой и без особой нужды не сбивать с ног, не "улюлюкать", "так как в подавляющем количестве случаев ошибки будут исправлены и доказаны верные решения"111. Найти верное решение сложных вопросов можно только при обмене мнениями, в ходе дискуссии.
      Рыков твердо отстаивал нравственные принципы революции, которым он следовал на протяжении всей своей жизни. И не случайно в конце 20-х годов Алексей Иванович пережил тяжелые минуты, когда многие его товарищи по революционной борьбе и совместной работе не приняли его трезвого подхода к оценке экономических задач, основательного решения вопросов в ходе осуществления ленинского плана строительства социализма. Почему же взгляды Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова, М. П. Томского не нашли тогда поддержки большинства? Ответ на этот вопрос следует искать в послеоктябрьской истории нашей страны.
      На каждом этапе строительства социализма окончательный выбор пути зависел у нас от руководящего звена партии. Суровые условия революции, годы борьбы с контрреволюцией и иностранной интервенцией, разруха и голод способствовали закреплению командных методов решения вопросов жизни страны. Еще Ленин писал в декабре 1922 г.: "Я замечал у некоторых из наших товарищей, способных влиять на направление государственных дел решающим образом, преувеличение администраторской стороны, которая, конечно, необходима в своем месте и в своем времени, но которую не надо смешивать со стороной научной, с охватыванием широкой действительности, способностью привлекать людей и т. д."112. В увлечении чисто административной стороной дела Ленин, как известно, упрекал Пятакова, Сталина, Троцкого и других. Но главные положения последних ленинских работ не были верно осознаны в то время, не были претворены в жизнь, и крайности "военного коммунизма" получили широкое распространение, остались близки сердцу многих партийных руководителей в центре и на местах.
      Рыкову и его единомышленникам постоянно приходилось бороться со стремлением поскорее свернуть нэп. Первая мощная волна критики нэпа поднялась в 1923 году. "К моему величайшему изумлению, - говорил Рыков, - в газетах печатают статьи на тему "конец нэпа". Это же глупость! Какой там, к черту, конец нэпа, когда учитель умирает с голоду, количество рабочих равно 40% довоенного количества,.. в стране более 1 миллиона безработных и 400 миллионов дефицита в обрезанном бюджете! При таком положении писать о конце нэпа - это значит не понимать решительно ничего. Ведь нэп кончится тогда, когда мы достигнем высшей стадии развития хозяйства"113.
      Постепенно все более усиливались настроения в пользу применения чрезвычайных мер для ускорения строительства социализма. Многие люди высказывались за жесткую централизацию управления, искренне считая, что создание единого государственного механизма, работающего как часы и по законам военного времени, являлось единственно верной мерой. Тоска по быстрым и энергичным действиям охватила широкие массы рядовых коммунистов, большинство которых вступило в партию уже после социалистической революции. Им порою были свойственны лозунговое понимание коммунизма и упрощенные представления о путях его построения. Они дополнялись революционным нетерпением, максимализмом требований, стремлением к немедленному осуществлению идеалов Октября. Торопливость, близкая к экстремизму, была характерна и для молодого рабочего класса страны.
      Большинство руководителей партии считало, что великие исторические цели близки, энтузиазм советских людей беспределен. Вот одна из причин невосприятия мыслей тех, кто подчеркивал трудности строительства нового общества, призывал не отрываться от действительности и реалистично смотреть на проблемы. Судьбы сторонников строительства социализма в переходный период именно на путях нэпа решились в конечном счете тем, что большинство тогдашних членов и кандидатов в члены Политбюро (А. А. Андреев, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, С. М. Киров, С. В. Косиор, В. В. Куйбышев, В. М. Молотов, Г. И. Петровский, Я. Э. Рудзутак) и других популярных в народе деятелей (М. Ф. Владимирский, П. П. Постышев, Р. И. Эйхе, И. С. Уншлихт) предпочли в тот исторический момент иную политику - ту, за которую наиболее активно выступал Сталин.
      На выборе методов строительства социализма сказалось и политическое противоречие тех лет: нельзя было построить настоящий социализм без развития демократии; но диктатура пролетариата в стране с гигантским преобладанием мелкобуржуазного населения в условиях враждебного окружения вела к концентрации власти в руках партийного и государственного руководства, к резкому усилению веса центральных учреждений. "Мы за отмирание государства, - говорил Сталин. - И мы вместе с тем стоим за усиление диктатуры пролетариата, представляющей самую мощную и самую могучую власть из всех существующих до сих пор государственных властей"114. Возникли условия для стремительного роста советской и партийной бюрократии, формирования бюрократического режима. Этой тенденции способствовало свертывание внутрипартийной демократии. Были преданы забвению ленинские идеи социалистического самоуправления, демократизации всех сторон жизни. Методы классовой борьбы, свойственные гражданской войне, были перенесены на мирное строительство. Создалась обстановка нетерпимости к любым инакомыслящим.
      Под прикрытием положений резолюции X съезда РКП(б) о железной дисциплине в партии, полном единстве и единодушии партийных рядов, непримиримой борьбе с уклонами от ленинской линии стало практикой навешивание политических ярлыков и прямое устранение политических противников. Бухарина, Рыкова, Томского называли с трибуны партийных конференций и съездов "кулацкой агентурой", "кулацкими прихвостнями", "мелкобуржуазными либералами". Сталин, прибегая к искусственному раздуванию подлинных и мнимых трудностей в деле социалистического строительства, виртуозно использовал в своих выступлениях выхваченные из контекста произведений Ленина цитаты и добился вывода из состава Политбюро всех неугодных ему лиц, навязав партии собственные представления о социализме и путях его построения.
      Свою роль сыграла также отсталость политической культуры широких слоев населения, уходившая корнями в прошлое и имевшая прочную основу в непродолжительности развития капитализма в дореволюционной России, в сравнительной малочисленности рабочего класса, распространении патриархальных взглядов и отношений, отсутствии глубоких демократических традиций и соответствующего политического опыта. Новому обществу был присущ низкий уровень общей культуры, со слабыми дисциплиной, квалификацией, умением вести хозяйство, сознательностью людей. В среде мелкой буржуазии быстро возрождалась психология "вождизма", что стало серьезной преградой для элементов самоуправления. Им препятствовали также "ужасающая политическая безграмотность среди новых слоев молодежи"115, политическая пассивность части населения.
      "Как нельзя сразу в стране нищей, в стране, разрушенной войной, ввести общего благополучия, точно так же нельзя в стране, в которой большинство населения безграмотно, привыкло к кнуту, к хозяйству чиновников, - провести сразу полностью советскую систему. Для того, чтобы всякий рабочий, всякий крестьянин, всякая работница управляла государственным делом и хорошо управляла, для этого нужно, во-первых, чтобы они захотели этим заняться. А всякий знает, что громадное большинство населения уходит всецело в свои ежедневные заботы, в борьбу за кусок хлеба, пару обуви, и даже тогда, когда для того, чтобы этот кусок хлеба получить, надо соединиться всем рабочим с крестьянами, взяться организованным путем за совместное действие, громадное большинство рабочих и крестьян думает всегда о том, что лучше будет всякому в одиночку позаботиться о себе. Вот одна из главных причин, почему мы только медленно, шаг за шагом, можем осуществить вполне и окончательно советскую систему, т. е. власть трудящихся через трудящихся"116.
      Нэп отнюдь не был бесконфликтным периодом нашей истории. Крайне болезненно реагировали коммунисты и вообще рабочие на относительный рост тогда буржуазных элементов в городе и деревне. Значительная часть низовых партийных и советских работников в любой момент была готова раздавить "контру" и только ждала приказа "резать" врагов.
      На местах сохранялось враждебное отношение к любому частнику. Воинственные призывы не раз попадали на страницы газет и звучали с трибун. Однажды Алексей Иванович увидел в Москве на выставке плакат: "Кустарь - враг" ("не помню хорошо, - говорил Рыков, - не то народа, не то промышленности"117). "Величайшей глупостью" называл он подобную пропаганду в условиях, когда наследием гражданской войны стал еще один лозунг тех лет: "Кто не с нами, тот против нас".
      Все это создавало обстановку недоверия к определенной части общества, порождало нетерпимость к инакомыслию и грубый произвол по отношению даже к честным коммунистам. На XV партконференции в 1926 г. Рыков привел характерный пример вмешательства ОГПУ в хозяйственную жизнь - допрос без серьезных причин известного хозяйственника - и отметил, что если это происходит, когда "дело не возбуждает никакого сомнения и во главе его стоит человек, которого знал Ильич, знаю я, знают Кржижановский и Бухарин, с которыми раньше вместе в подполье работали, то что же с другими делается?"118. Особая роль карательных органов тем более вытекала из антидемократических методов управления, которые получили особое развитие в конце 20- х и 30-е годы. В 1930 г. Сталин открыто заявил, что "репрессии являются необходимым элементом" строительства социализма119. Подобная установка обернулась затем массовым уничтожением ни в чем не повинных людей.
      Противники Бухарина, Рыкова, Томского использовали и такой психологический фактор, как тяга некоторых слоев общества к уравниловке. Эти настроения поддерживались в 20-е годы и отдельными лидерами партии. Накануне XIV партсъезда Г. Е. Зиновьев писал в брошюре "Философия эпохи": "Хотите знать, о чем подлинно мечтает народная масса в наши дни?" И отвечал, что народ мечтает о новой жизни, об уничтожении классов, о социалистическом равенстве, в котором видел "ключ к пониманию философии нашей эпохи". "Во имя чего в великие дни Октября поднялся пролетариат, а за ним и огромные массы всего народа? Во имя чего пошли эти массы в огонь за Лениным? Во имя чего массы эти под перекрестным огнем неприятеля, преследуемые голодом и холодом, шли за знаменем Ленина в первые тяжкие годы Советской власти?.. Ленин увлек за собою многомиллионные массы трудящихся не только идеей борьбы против царя или против войны, но прежде всего и больше всего именно идеей социалистического равенства"120.
      Рыков на XIV съезде партии подверг острой критике и эту брошюру, и аналогичные по духу другие выступления Зиновьева за извращение ленинских идей и за политическое мошенничество, ибо Ленин говорил: "Пустейшая фраза и глупая выдумка интеллигента" - претензии на то, что "мы сделаем всех людей равными друг другу"121. Требование всеобщей уравниловки являлось карикатурой на новый строй. Под прикрытием лозунга равенства начиналось наступление на основы нэпа.
      Не желая поддерживать линию Сталина, с которой он внутренне не был согласен, Рыков подал в отставку с поста главы правительства. 19 декабря 1930 г. Президиум ЦИК СССР удовлетворил его просьбу и освободил от обязанностей Председателя СНК и СТО122. Объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВКП(б), состоявшийся 17 - 21 декабря 1930 г., освободил Рыкова от обязанностей члена Политбюро. С 30 марта 1931 г. по 26 сентября 1936 г. Рыков работал наркомом почт и телеграфов123.
      На новом посту он уделял большое внимание развитию радиовещания, городских телефонных сетей, строительству АТС, оперативной доставке населению периодической печати, увеличению расходов на научно-исследовательские работы по новейшим средствам связи, фототелеграфа, телевидения.
      В октябре 1936 г. семья Рыковых переехала из кремлевской квартиры в "дом на набережной" (пл. Серафимовича, д. 2). Впоследствии его называли "домом предварительного заключения". Уж очень часто освобождались в те годы его квартиры. Предчувствовал недоброе и Рыков. Его дочь Наталья Алексеевна рассказывала автору этих строк, что характер ее отца в 30-е годы резко изменился. Общительный и веселый, Рыков стал более замкнутым, раздражительным, часто уединялся, говорил мало. В обстановке недоверия и отчуждения трудно было быть другим. Однажды он сказал жене, Нине Семеновне: "Они меня хотят посадить в каталажку, они посадят меня в каталажку". Свои последние надежды он связывал с Г. К. Орджоникидзе. Но после трагической смерти Серго надеяться было не на кого и не на что.
      Февральско-мартовский (1937 г.) Пленум ЦК ВКП(б) исключил Бухарина и Рыкова из состава кандидатов в члены ЦК и из рядов партии. 7 июля участь Алексея Ивановича разделила его жена, участница революционного движения с 1901 г., агент "Искры", неоднократно выполнявшая ответственные поручения Ленина, секретарь Моссовета, в 30- е годы - начальник Управления охраны здоровья детей Наркомздрава РСФСР124. Была арестована и около 20 лет находилась в тюрьме, лагере и ссылке их дочь Наталья Алексеевна. Жена (посмертно) и дочь Рыкова были реабилитированы только после XX съезда КПСС. Эти люди и сталинизм были исторически несовместимы. Что касается их мужа и отца, то Военная коллегия Верховного суда СССР в марте 1938 г. приговорила его к расстрелу. Этот приговор был отменен лишь спустя 50 лет. Комиссия Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30 - 40-х годов и начала 50-х годов, Комитет партийного контроля при ЦК КПСС восстановили Алексея Ивановича (посмертно) в рядах КПСС125. Имя видного большевика, крупного государственного деятеля, соратника Ленина навсегда возвращено истории нашей Родины.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1. Центральный государственный архив Октябрьской революции (ЦГАОР СССР) ф. 1235, оп. 9, д. 314.
      2. История КПСС. Курс лекций. Вып. 1. Изд. 2-е, перераб. и доп. М. 1988 с. 230, 259, 378.
      3. Очерки истории Саратовской организации КПСС. Ч. 1. Саратов. 1968, с. 28 - 29.
      4. ЦГАОР СССР, ф. 102, 7-е д-во, 1902 г., д. 958, л. 155.
      5. Советская Татария, 16.II.1988.
      6. ЦГАОР СССР, ф. 102, ОО, 1898 г., д. 3, ч. 13, лит. "Б", лл. 46, 48 - 49; д. 3, ч. 125, т. 16, лл. 93, 95; 3-е д-во, 1903 г., д. 49; 7-е д-во, 1901 г., д. 90, лл. 21, 36, 37, 89, 104; 1902 г., д. 644, лл. 22, 28; д. 958, лл. 3, 22, 173, 204, 205, 248.
      7. Там же, ф. 102, ОО, 1898 г., д. 3, ч. 125, т. 16, л. 93; д. 5, ч. 36, лит. "Б", л. 148; т. 2, лл. 160 - 165об.; лит. "Г", т. 3, лл. 26 - 33; д. 80, лит. "Д", т. 2, лл. 14 - 273. Вот отрывок из агентурного донесения о нем: "Выхода наблюдаемого из дома не видели, а в 4 часа дня он неизвестно откуда пришел домой вместе со своей сестрой".
      8. Цит. по: Ломов А. Алексей Иванович Рыков. М. 1924, с. 14; см, также: ЦПА ИМЛ, ф. 70, оп. 3, д. 248, лл. 5 - 6; д. 255, лл. 6 - 9; ф. 124, оп. 1, д. 1678, лл. 3 - 4; ЦГАОР СССР, ф. 102, ОО, 1898 г., д. 5, ч. 36, лит. "Г", т. 2, лл. 160об - 165об; - т. 3, лл. 10 - 33; 7-е д-во, 1903 г., д. 2086, л. 19; д. 2852, л. 8.
      9. ЦГАОР СССР, ф. 102, 1905 г., д. 6, ч. 284; п. 1 - 3, д. 1800, ч. 29, л. 47; ф. 58. оп. 1, д. 534, л. 118; ф. 63, оп. 14, д. 11, л. 96. О соответствующих действиях охранки см.: Спиридович А. И. История большевизма в России. Париж. 1922, с. 234 и др.
      10. Третий съезд РСДРП. Протоколы. М. 1959, с. 144, 262, 289, 295, 328, 336 и др.
      11. ЦГАОР СССР, ф. 102, 7-е д-во, 1905 г., д. 2890, лл. 3, 5.
      12. История КПСС. Т. 2, с. 144.
      13. Четвертый (Объединительный) съезд РСДРП. Протоколы. М. 1959, с. 306.
      14. ЦГАОР СССР, ф. 102, ОО, 1907 г., д. 5, ч. 34, лл. 188, 189, 191; д. 3288, лл. 3об. - 42; ф. 63, оп. 25, д. 839.
      15. Здесь и в ряде мест ниже использованы сведения и семейные документы, любезно предоставленные дочерью Алексея Ивановича, Н. А. Рыковой; см. также: ЦГАОР СССР, ф. 102, ОО, 1909 г., д. 5, ч. 51, лит. "А", л. 111.
      16. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 47, с. 174.
      17. Там же, с. 179.
      18. Большевистский центр был избран на заседании большевистской фракции V съезда РСДРП. В него входили: В. И. Ленин, А. А. Богданов, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, Л. Б. Красин, В. П. Ногин, А. И. Рыков, И. А. Теодорович, В. Л. Шанцер, И. Ф. Дубровинский и др.
      19. Протоколы совещания расширенной редакции "Пролетария". М. 1934, с. 3, 30, 37, 45, 47, 49 - 50, 59, 121 - 122.
      20. ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 1, д. 824, лл. 17 - 28; ЦГАОР СССР, ф. 63, оп. 44, дд. 1064, 4780; ф. 102, ОО, 1908 г., д. 474, л. 141об; 1909 г., д. 5, ч. 51, лит. "А", л. 210; 1910 г., д. 5, л. 166об.; д. 5, ч. 4, лит. "Б", лл. 38об. - 39об.
      21. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 20, с. 285.
      22. Ленинский сборник XVIII, с. 24; Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 48, с. 15 - 22.
      23. ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 1, д. 953, л. 1; д. 1035, д. 966, лл. 4 - 41 об.; д. 1003; д. 1050, лл. 1 - 2; д. 1085, лл. 1 - 2; д. 1086, лл. 2 - 4; дд. 1114, 1190, 1200; ЦГАОР СССР, ф. 63, оп. 47, д. 247, лл. 183 - 184, 270, 297; История КПСС. Т. 2, с, 345.
      24. Алексей Иванович Рыков (его жизнь и деятельность). М. 1924, с. 26 - 27.
      25. ЦГАОР СССР, ф. 63, оп. 1913, д. 359, лл. 33, 42.
      26. Ломов А. Ук. соч., с. 11.
      27. ЦГАОР СССР, ф. 63, оп. 44, д. 4780, лл. 1 - 36; д. 5484, лл. 1 - 2; оп. 50, д. 56, л. 2; оп. 1913, д. 359, лл. 33, 42; ф. 102, 00, 1911 г., д. 5, ч. 27, лит. "Б", л. 71об.; 1914 г., д. 5, ч. 46, лит. "Б", л. 163; Нарымская ссылка. Томск. 1970, с. 272 - 273; Годы реакции (1908 - 1910). Вып. 1. М. 1925, с. 140, 144.
      28. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31, с. 345 - 346.
      29. Седьмая (Апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (большевиков). Протоколы. М. 1958, с. 106, 107.
      30. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31, с. 363.
      31. Центральный государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства (ЦГАОРСС) г. Москвы, ф. 1722, оп. 1, д. 2, лл. 72, 107.
      32. Игнатов Е. Московский Совет рабочих депутатов в 1917 году. М. 1925, с. 291 - 293.
      33. Известия Московского Совета рабочих депутатов, 4, 5, 6.IX.1917; ЦГАОРСС г. Москвы, ф. 166а, оп. 1, д. 2, лл. 6 - 7; ф. 1722, оп. 1, д. 13, л. 77об.; д. 24, л. 1; Рябинский К. Революция 1917 года. Хроника событий. Т. V. М. -Л. 1926, с. 188, 193 - 194, 200; Вознесенский А. Н. Москва в 1917 году. М. - Л. 1928, с. 138.
      34. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 35, с. 58.
      35. Там же. Т. 41, с. 417.
      36. ЦГАОР СССР, ф. 130, оп. 2, д. 1, л. 222.
      37. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36, с. 379.
      38. Осинский Н. Строительство социализма. М. 1918; Коржихина Т. П. История государственных учреждений СССР. М. 1986, с. 64 - 68.
      39. ЦГАОР СССР, ф. 130, оп. 2, д. 41, л. 41; ф. 1235, оп. 93, д. 74, лл. 14 - 15; д. 381, л. 16; ф. Р-9550, оп. 3, д. 619, л. 1; Верещагин И. Председатель Совета Народных Комиссаров Алексей Иванович Рыков. М. - Л. 1925, с. 20 - 21.
      40. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. I. М. - Л. 1927, с. 145; Два года диктатуры пролетариата. М. 1919.
      41. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. I, с. 306; Отчет ВСНХ VIII Всероссийскому съезду Советов. М. 1920.
      42. РыковА. И. Статьи и речи. Т. I, с. 420.
      43. Труды II Всероссийского съезда СНХ. М. 1919; Резолюции III Всероссийского съезда СНХ. М. 1920; ЦГАОР СССР, ф. 1235, оп. 36, д. 42, л. 3.
      44. ЦГАОР СССР, ф. 130, оп. 4, д. 363, л. 125.
      45. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 114.
      46. ЦГАСА, ф. 55, оп. 1, д. 7, лл. 25 - 28, 73 - 74; д. 14; д. 43, л. 1; д. 47, л. 29; оп. 2, д. 1, л. 153; д. 91, лл. 31 - 54; д. 96, л. 9об.
      47. Ленинский сборник XXIV, с. 72, 83, 99, 140; ЦГАОР СССР, ф. 1235, оп. 38, д. 51, л. 4.
      48. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 115.
      49. Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 12, с. 534; ЦГАОР СССР, ф. 1245, оп. 40, д. 69, л. 116; ф. 3316, оп. 13, д. 1, лл. 1 - 2; Ленинский сборник XIII, с. 19.
      50. Драбкина Е. Я. Зимний перевал. М. 1988, с. 133.
      51. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. И. М. 1928, с. 123.
      52. Там же. Т. II, с. 129, 179, 191, 193; т. III. М. - Л. 1929, с. 19, 24.
      53. Там же. Т. II, с. 176; т. III, с. 12.
      54. Там же. Т. II, с. 201; т. III, с. 43; Пятаков Г. Изменение организационных форм государственной промышленности. В кн.: Ежегодник Коминтерна. М. 1923.
      55. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. III, с. 18 - 19; Смилга И. Промышленность в условиях новой экономической политики. М. 1924.
      56. ЦГАОР СССР, ф. 3316, оп. 2, д. 41, лл. 2, 4, 6; д. 42, л. 32.
      57. Цыперович Г. Главкизм. М. -Л. 1924; Святицкий Н. В. Организация российской государственной промышленности. М. 1924; Гинцбург Л. Я. Высший Совет Народного Хозяйства. Саратов. 1925; Канторович В. Я. Плановое начало в промышленности. М. 1925.
      58. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. I, с. 29, 42.
      59. См. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44, с. 167 - 168.
      60. Рыков А. И. На переломе. М. 1925, с. X.
      61. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. III, с. 307.
      62. Рыков А. И. Речь на VII Пленуме ИККИ. М. -Л. 1927, с. 23 - 24.
      63. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. III, с. 180, 244.
      64. Там же. Т. II, с. 115 - 116.
      65. XV конференция ВКП(б). Стеногр. отч. М. -Л. 1927, с. 110 - 111.
      66. Там же, с. 109.
      67. Сталин И. В. Соч. Т. 9, с. 191 - 192.
      68. Рыков А. И. Социалистическое строительство и международная политика СССР. М. -Л. 1927, с. 68.
      69. Розенфельд Я. С. Промышленная политика СССР. М. 1926; Куйбышев В. В. Система промышленного управления. М. - Л. 1927; Сабсович Л. М. Организация промышленности. М. - Л. 1926; Милютин В. П. История экономического развития СССР. М. - Л. 1928; и др.
      70. Рыков А. И. Индустриализация и хлеб. М. -Л. 1928, с. 46.
      71. Рыков А. И. Социалистическое строительство и международная политика СССР, с. 72; его же. Статьи и речи. Т. III, с. 150.
      72. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. III, с. 72, 106.
      73. V съезд Советов. Стеногр. отч. М. 1929, бюллетень N 7 - 8.
      74. Пятнадцатый съезд ВКП(б). Стеногр. отч. Т. 2. М. 1962, с. 876; ЦГАОР СССР, ф. 7820, оп. 1, д. 1, лл. 2, 48 - 49, 69 и др.
      75. Рыков А. И. Десять лет борьбы и строительства. М. - Л. 1927, с. 37.
      76. Рыков А. И. Социалистическое строительство и международная политика СССР, с. 99.
      77. Рыков А. И. Перед новыми задачами. М. - Л. 1926, с. 15.
      78. Там же.
      79. Правда, 10.XI.1928.
      80. Рыков А. И. Техническая революция и организация масс. М. 1929, с. 22.
      81. Пятнадцатый съезд ВКП(б). Стеногр. отч. Т. 2, с. 879 - 880.
      82. V съезд Советов. Стеногр. отч., бюллетень N 2, с. 12.
      83. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. III, с. 201.
      84. Там же, с. 111, 112, 176, 177, 202, 203; ЦГАОР СССР, ф. 3316, оп. 2, д. 64, лл. 13, 15.
      85. Рыков А. И. Социалистическое строительство и международная политика СССР, с. 35.
      86. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. III, с. 65, 181.
      87. V съезд Советов. Стеногр. отч., бюллетень N 1. с. 11, 13.
      88. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44, с. 342 - 343.
      89. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. II, с. 46.
      90. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Изд. 9- е. Т. 3, с. 64.
      91. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. II, с. 97, 99, 109, 158, 182.
      92. Там же. Т. I, с. 309, 397.
      93. Там же. Т. II, с. 160, 161; Законодательство о трестах и синдикатах. М. -Л. 1926, с. 4.
      94. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. II, с. 47; т. III, с. 315.
      95. Там же. Т. II, с. 46, 81, 97, 124, 243 - 244.
      96. Там же. Т. I, с. 252 - 253.
      97. Рыков А. И. Перед новыми задачами, с. 21 - 22; его же. Статьи и речи. Т. II, с. 30, 101.
      98. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. I, с. 402 - 403; т. II, с. 98; его же. Индустриализация и хлеб. М. - Л. 1928, с. 18, 24.
      99. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. II, с. 58; Пятнадцатый съезд ВКП(б). Стеногр. отч., с. 877.
      100. Рыков А. И. Индустриализация и хлеб, с. 21.
      101. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. I, с. 122, 165; т. III, с. 351, 355, 356.
      102. V съезд Советов. Стеногр. отч., бюллетень N 1, с. 11 - 13; Двенадцатый съезд РКП(б). Стеногр. отч. М. 1968, с. 468 - 469.
      103. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. I, с. 113, 114.
      104. Там же. Т. II, с. 169; XV конференция ВКП(б). Стеногр. отч. М. -Л. 1927, с. 117; Пятнадцатый съезд ВКП(б). Стеногр. отч. Т. 2, с. 880.
      105. Шестнадцатая конференция ВКП(б). Стеногр. отч. М. 1962, с. 23; V съезд Советов. Стеногр. отч., бюллетень N 7, с. 6; Рыков А. И. Статьи и речи. Т. II, с. 169, 183; т. III, с. 72.
      106. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. I, с. 308; т. II, с. 92, 126, 158.
      107. Рыков А. И. Пройденный путь и очередные задачи. М. -Л. 1927, с. 10; Пятнадцатый съезд ВКП(б). Стеногр. отч., с. 1171.
      108. Рыков А. И. Пройденный путь и очередные задачи, с. 56, 57; его же. Статьи и речи. Т. II, с. 60; Шестнадцатая конференция ВКП(б). Стеногр. отч. М. 1962, с. 514; V съезд Советов. Стеногр. отч., бюллетень N 2, с. 22, 23.
      109. Рыков А. И. Статьи и речи. Т. III. с. 238.
      110. Рыков А. И. Перед новыми задачами, с. 7; его же. Техническая революция и организация масс. М. 1929, с. 15, 16; XV конференция ВКП(б). Стеногр. отч., с. 113.
      111. Рыков А. И. Новая обстановка и задачи партии. М. -Л. 1926, с. 70 - 71.
      112. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 351.
      113. Тринадцатый съезд РКП(б). Стеногр. отч. М. 1963, с. 475 - 476.
      114. XVI съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). Стеногр. отч. М. -Л. 1930, с. 56.
      115. КПСС в резолюциях. Т. 3, с. 467.
      116. Радек К. О бюрократизме и борьбе с ним. Б. м. 1921, с. 2 - 3.
      117. Рыков А. И. Пройденный путь и очередные задачи, с. 22.
      118. XV конференция ВКП(б). Стеногр. отч., с. 120.
      119. XVI съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). Стеногр. отч., с. 38.
      120. Зиновьев Г. Е. Философия эпохи. Л. 1925. с. 20, 21.
      121. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 38, с. 353.
      122. Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства (СУ), 1930, N 62, ст. 428.
      123. СУ, 1931, N 7, ст. 82; 1936, N 28, ст. 280.
      124. ЦПА ИМЛ. ф. 124, оп. 1, д. 1679, лл. 6 - 7.
      125. Правда, 10.VII.1988.
    • Панцов А. В. Лев Давидович Троцкий
      Автор: Saygo
      Панцов А. В. Лев Давидович Троцкий // Вопросы истории. - 1990. - № 5. - С. 65-87.
      Об этом человеке писать крайне трудно. Его личность сложна, многогранна, противоречива. Его творческое наследие огромно. Уже в 1924 - 1927 гг. оно, далеко не полное, составило 12 томов (14 книг)1. В настоящее время в ФРГ готовится к изданию 80 - 100- томное собрание его сочинений. Библиография посвященных ему работ, подготовленных и опубликованных главным образом за рубежом, также насчитывает десятки книг и статей. Но это только одна сторона проблемы. Другая же связана с тем, что, не будучи знакомыми с этим обильным материалом, многие у нас тем не менее пребывают в уверенности, будто им давно все известно об этом деятеле. Разумеется, в том вина не читателя, а тех, кто, начиная с конца 20-х годов, кормил его псевдотеоретическим суррогатом, предпочитая консолидировать общество не на выстраданном в ходе дискуссий свободном единомыслии соратников, а, по сути дела, на идеях бакунинских изданий общества "Народная расправа", в которых, по словам К. Маркса и Ф. Энгельса, мысль и наука решительно запрещались молодежи "как мирские занятия, способные внушить ей сомнение во все разрушающей ортодоксии"2.
      Перестройка и гласность существенно ограничили сферу господства воинствующего догматизма. Однако предубеждения, усваивавшиеся десятилетиями, все еще дают о себе знать. Ведь механическое усвоение нескольких постулатов создает у массы людей иллюзию полного овладения серьезной наукой. А с иллюзиями расставаться непросто. В особенности, если они замешены на сочетании лжи с полуправдой и правдой. И главное, живя иллюзиями, можно совершенно не утруждать себя необходимостью понимать. Вполне достаточно "знать".
      "Знать", например, что Л. Д. Троцкий являлся якобы злейшим врагом ленинизма, всю свою жизнь активно боровшимся против большевиков по всем вопросам теории и практики революционного движения. "Параметры" схемы, заданные уже кратким курсом "Истории ВКП(б)", до самого последнего времени полностью выдерживались в нашей литературе. Еще в сентябре 1987 г. этот тезис активно отстаивал в "Советской России" В. М. Иванов, который под флагом борьбы с так называемым перекрашиванием Иудушки фактически выступил против любых попыток серьезного, объективного осмысления политической биографии Троцкого.
      В наши дни, с расширением процессов гласности старая концепция начала размываться. Уже в сентябре 1988 г. "Правда" поместила статью Д. А. Волкогонова, в которой был сформулирован (хотя и в весьма осторожной форме) вывод, что Троцкий "в годы его активной деятельности" в партии большевиков "не был врагом революции и социализма". В январе 1989 г. в журнале "Знамя" была перепечатана первая часть труда о сталинизме Р. А. Медведева, показавшего, в частности, что и в последующие годы, в том числе и после высылки из СССР, у Троцкого отсутствовали какие бы то ни было контрреволюционные намерения3. Из полдюжины статей в "Литературной газете", "Московских новостях", "Неве", "Советском Крыме" в СССР стали широко известны обстоятельства убийства Троцкого, организованного НКВД. Новыми шагами по пути восстановления правды явились публикации В. И. Биллика, В. П. Данилова, Ю. И. Кораблева, М. А. Молодцыгина, А. М. Подщеколдина, Л. М. Спирина и В. И. Старцева4, в которых весьма объективно характеризуется политическое поведение Троцкого в различные периоды его жизни.
      Вместе с тем в современных статьях по истории большевизма, хлынувших на страницы газет и журналов, в том числе в многочисленных работах Д. А. Волкогонова и Н. А. Васецкого, Троцкий чаще всего предстает неким "злым гением", любившим себя в революции больше, чем самое революцию. То положительное, что было им сделано, если и отмечается, то, как правило, вскользь, на фоне общего негатива, по-прежнему переполняющего статьи такого рода, чтобы подкрепить представление об исключительной беспринципности этого человека. Особенно настойчивы многие авторы в обосновании тезиса о необыкновенной жестокости Троцкого, проявлявшейся в послеоктябрьские годы.
      Читая такие статьи, как-то невольно вспоминаешь булгаковского Турбина. "Война нами проиграна! - восклицает он, обращаясь к друзьям. - У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем все на свете. У нас - Троцкий"5. Действительно, что может быть хуже? Ведь мы-то по большинству нынешних публикаций лучше героев М. А. Булгакова знаем, что может нести Троцкий - только насилие, кровь и слезы. И совсем теряется ощущение того, что для Турбина и его товарищей Троцкий - лишь символ политического и военного противника.
      И все же что-то не сходится в изложенной схеме. Особенно когда вспоминаются слова: "Тов. Троцкий,.. пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК". Как же так? Неужели В. И. Ленин был столь близорук? Почему же, так часто полемизируя с Троцким, в фактически предсмертном письме он дал ему столь блестящую характеристику? Почему, обратив внимание на негативные личные качества Троцкого ("чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела"), напомнив о его небольшевизме, то есть длительном пребывании вне партии большевиков в дооктябрьский период, специально подчеркнул, что этот небольшевизм "мало может быть ставим" Троцкому "в вину лично"?6.
      Почему в октябре 1917 г., накануне взятия власти, обдумывая правомерность выдвижения кандидатами РСДРП (б) в Учредительное собрание в числе других членов партии тех, кто примкнул к ней совсем недавно, в июле-августе, и решительно отвергая кандидатуры Ю. Ларина, М. Н. Покровского и других вновь вступивших, Ленин горячо поддерживал выдвижение Троцкого?7
      Почему в конце ноября 1922 г. счел необходимым послать ему телефонограмму, в которой, в частности, сообщил: "Прочел Ваши тезисы относительно нэпа и нахожу их в общем очень хорошими, а отдельные формулировки чрезвычайно удачными, но небольшая часть пунктов мне показалась спорной. Я бы советовал напечатать их пока в газетах, а затем непременно переиздать брошюрой. С некоторыми комментариями они будут особенно удачны для ознакомления иностранной публики с нашей новой экономической политикой"8? И ведь это направлено Троцкому, который в нашем сознании прочно олицетворяет политику "милитаристского социализма"! И речь идет о понимании сущности нэпа, крайне трудно дававшемся огромной массе партийцев.
      Почему, наиболее остро ощутив к концу жизни опасность бюрократического перерождения власти (особенно в связи с известным "грузинским делом"), Ленин обратился за поддержкой (а фактически с предложением вступить с ним в блок) не к кому-нибудь, а именно к Троцкому?9 Ведь для нас Троцкий - "патриарх" административно-бюрократической системы!
      Так кто же он был, Лев Давидович Троцкий - человек, без которого решительно невозможно понять целую полосу в истории нашей страны? Постараемся осмыслить хотя бы некоторые, наиболее важные, запутанные и соответственно наименее изученные страницы его политической биографии.
      Лев Троцкий (Бронштейн) родился 26 октября (7 ноября) 1879 г. на Украине, в селении Яновка Херсонской губернии. Подобно многим другим представителям передовой молодежи России конца прошлого века он довольно рано - 17-летним юношей - начал знакомство с марксистской литературой. Полевению взглядов молодого интеллигента - переходу от "горячего либерализма" к социал-демократизму - в огромной мере способствовало и его непосредственное участие в рабочем движении. В 1897 г. вместе с несколькими единомышленниками он организовал в Николаеве "Южно-русский рабочий союз", который развернул революционную пропаганду в ряде городов Украины. В январе 1898 г. союз был разгромлен полицией, а его руководители арестованы.
      Годы тюрем и сибирской ссылки (1898 - 1902) стали для Троцкого периодом углубленного изучения марксизма. В Сибири он установил связи с местными и ссыльными социал- демократами (особенно тесные - с М. С. Урицким и Ф. Э. Дзержинским), вступил в организованный весной 1901 г. Сибирский социал-демократический союз, вел полемику с народниками и анархистами. Тогда же под псевдонимом "Антид Ото" начал публиковать статьи в иркутском журнале "Восточное обозрение", являвшемся трибуной политических ссыльных в Сибири.
      В те годы социал-демократическое движение, как известно, переживало период идейного и организационного разобщения. Собирание и объединение партийных сил возглавила группа газеты "Искра". Один из самых горячих ее сторонников, Троцкий стремился как можно более деятельно участвовать в ее работе и, бежав осенью 1902 г. из ссылки, стал сотрудничать в самарском искровском центре (группе агентов газеты).
      Деятельность Троцкого и в особенности его публицистические статьи принесли ему определенную известность в среде социал-демократов (его партийная кличка того времени - Перо). Руководитель самарского центра Г. М. Кржижановский, по некоторым данным, по личной рекомендации Ленина помог Троцкому эмигрировать, и в конце 1902 г. в Лондоне он впервые встретился с Лениным, который оценил его как "очень энергичного и способного товарища"10 . В Лондоне Троцкий включился в работу по подготовке II съезда РСДРП, по рекомендации В. И. Ленина, Ю. О. Мартова и В. И. Засулич участвовал в заседаниях редколлегии "Искры". Наиболее сильное влияние на него в тот период оказал Мартов.
      В работе II съезда РСДРП (июль - август 1903 г.) Троцкий принял участие как один из двух делегатов Сибирского союза. Судя по протоколам съезда, расхождения между ним и Лениным проявились только по двум принципиальным пунктам повестки дня: по § 1 Устава и по выборам центральных партийных органов. Это явствует и из "Дневника заседаний II съезда РСДРП", который вел Ленин11. Вместе они отстаивали идею строительства партии на принципах автономии ее организаций, а не на базе федерализма. Никаких разногласий между ними не было и по вопросу о партийной программе. В ходе бурной полемики с лидером "экономистов" В. П. Акимовым, оспаривавшим правомерность внесения в программу партии пункта о диктатуре пролетариата, Троцкий, правда, высказал мысль о том, что диктатура пролетариата станет возможна лишь тогда, когда "социал-демократическая партия и рабочий класс... будут наиболее близки к отождествлению" и когда рабочий класс составит большинство нации12. Но это не вызвало возражений Ленина или кого-либо из его сторонников. Да и строить на основе этой полемической оговорки какую-либо теорию Троцкий никогда не пытался. Наоборот, менее чем через три года, доказывая неизбежность социалистической революции в России, он подчеркивал: "Само собой разумеется, что рост политического сознания опирается на рост численности пролетариата, причем пролетарская диктатура предполагает, что пролетариат достиг такой численности, что может преодолеть сопротивление буржуазной контрреволюции. Это вовсе не значит, однако, что "подавляющее большинство" населения должно состоять из пролетариев, а "подавляющее большинство" пролетариата - из сознательных социалистов"13.
      Особенно активно Троцкий защищал ленинские принципы аграрной части программы. Возражая тем, кто не верил в революционные потенции крестьян, он заявил: "На Западе, говорят нам, социал-демократия не имеет успеха в крестьянстве. Но на Западе партия пролетариата выступила тогда, когда революционное крестьянство уже закончило свою роль. У нас положение иное. В наступающий революционный период мы должны связать себя с крестьянством - как в интересах крестьянской бедноты, так и в интересах пролетариата". Выступление Троцкого было высоко оценено Лениным14.
      Дискуссия по § 1 Устава развернулась, как известно, вокруг двух формулировок - ленинской и мартовской. Ленин предлагал считать членом РСДРП всякого, кто, помимо прочего, поддерживает партию "личным участием" в одной из партийных организаций. Мартов настаивал на достаточности "личного содействия". Полемика, таким образом, шла вокруг самого понятия "партия", принципов ее организационного строительства. Центром разногласий фактически стал вопрос о соотношении внутрипартийной демократии и централизма. Мартов и его единомышленники, одним из которых был и Троцкий, ратовали за широкую, эластичную организацию, члены которой могли не связывать себя жесткой партийной дисциплиной. Ленин же, наоборот, отстаивал централизацию, специально подчеркивая необходимость оберегать твердость, выдержанность и чистоту партии. Создание крепкой централизованной организации во многом диктовалось условиями оппозиционной политической деятельности в тогдашней России, придавленной диктатурой царизма. Вместе с тем можно понять и позицию мартовцев. Ведь в сознании участников революционного демократического движения были еще живы образы Робеспьера, Ткачева, Нечаева и других революционеров-экстремистов, скомпрометировавших понятия "организационный централизм" и "революционная дисциплина". Именно поэтому на съезде, и особенно после него, Троцкий настойчиво повторял мысль о том, что организационное подчинение индивидуума партии приведет к перерождению последней в узкую радикально-заговорщическую организацию.
      Наиболее резко Троцкий критиковал организационные планы Ленина в своей брошюре "Наши политические задачи", которая вышла через год после съезда, в августе 1904 года. Желая показать, к чему может привести чрезмерное увлечение централизмом, Троцкий нарисовал такую картину: "Партийная организация (то есть аппарат партии. - А. П.) "замещает" собою Партию, ЦК замещает партийную организацию, и, наконец, "диктатор" замещает собою ЦК... комитеты делают "направление" и отменяют его в то время, как "народ безмолвствует"... "организация профессиональных революционеров", точнее, ее верхушка, является центром социал-демократического сознания, а под этим центром- дисциплинированные исполнители технических функций"15.
      Больно сознавать, насколько точными оказались эти прогнозы. Однако сам Троцкий, вспоминая о них спустя много лет, писал, что в полемике прибег к "логическому доведению до абсурда" принципов ленинской организационной политики16. Он отвергал ту точку зрения, что методы сталинизма были заложены Лениным на II съезде РСДРП: "Прогноз в моей юношеской брошюре вовсе не отличается той исторической глубиной, какую ему неосновательно приписывают некоторые авторы... Собственная организационная политика [Ленина] вовсе не представляет одной прямой линии. Ему не раз пришлось давать отпор излишнему централизму партии и апеллировать к низам против верхов. В конце концов партия в условиях величайших трудностей, грандиозных сдвигов и потрясений, каковы бы ни были колебания в ту или иную сторону, сохраняла необходимое равновесие элементов демократии и централизма"17. Следуя логике разногласий относительно устава, Троцкий встал в оппозицию Ленину и в вопросе о выборах центральных партийных органов. Голосование, как известно, принесло победу Ленину, Троцкий оказался в рядах меньшинства.
      Его пребывание в меньшевистской фракции было недолгим. Уже в 1904 г. разногласия между ним и лидерами меньшевиков относительно возможностей гегемонии пролетариата в революции достигли такой степени, что в сентябре Троцкий объявил об отходе от меньшевиков. Но и к большевистской фракции он не примкнул.
      Январские события 1905 г. в России побудили Троцкого вернуться на родину. Он принял активнейшее участие в революции, будучи заместителем председателя Петербургского Совета рабочих депутатов Г. С. Хрусталева-Носаря, а после ареста последнего - главой Временного президиума исполкома Совета. В начале декабря 1905 г. был арестован и он и в январе 1907 г. во второй раз выслан в Сибирь.
      Все это время Троцкий вел напряженную теоретическую и публицистическую деятельность, наибольшее внимание уделяя стратегическим проблемам революции, в том числе вопросу о ее непрерывности (перманентности) и связи с мировым революционным процессом в новую историческую эпоху. В 1906 г. в работе "Итоги и перспективы" он в систематическом виде изложил свою теорию перманентной революции, разработку которой начал за год до этого вместе с А. Л. Парвусом.
      Схематически она может быть выражена следующим образом. Российская буржуазия не способна возглавить революционное движение, поэтому полная победа демократической революции в России мыслима не иначе, как в форме диктатуры пролетариата, опирающегося на крестьянство. Только рабочее правительство, поддержанное крестьянством, в силах разрешить весь комплекс проблем, стоящих перед революцией. Ни буржуазная диктатура, ни даже революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства не в состоянии этого сделать. Пролетарская диктатура, которая неминуемо осуществит не только социалистические, но и, попутно, демократические задачи, даст в то же время могущественный толчок международной социалистической революции. Победа пролетариата на Западе оградит Россию от буржуазной реставрации и обеспечит ей торжество социализма.
      Как видим, Троцкий никоим образом не отрицал революционной роли крестьянства как союзника пролетариата, его опоры. Скорее он ее в то время переоценивал, ибо, согласно его концепции (как она изложена в "Итогах и перспективах"), выходило, что крестьянство в России в 1905 - 1906 гг. уже было готово поддержать диктатуру пролетариата. Недооценивал же он, похоже, нечто совсем иное - способность определенных слоев крестьянства к политической самостоятельности. Поэтому он считал излишним, чтобы пролетариат даже временно, пока будут решаться демократические задачи революции, допустил влияние крестьянства (то есть соответствующих крестьянских партий) на свою правительственную политику. При этом он, однако, отнюдь не исключал, а наоборот, считал естественным вхождение в рабочее правительство революционных представителей непролетарских общественных групп. "Здравая политика заставит пролетариат приобщить к власти влиятельных вождей мещанства, интеллигенции или крестьянства, - писал он. - Весь вопрос в том, кто даст содержание правительственной политике, кто сплотит в ней однородное большинство?.. Можно, конечно, назвать это правительство диктатурой пролетариата и крестьянства, диктатурой пролетариата, крестьянства и интеллигенции или, наконец, коалиционным правительством рабочего класса и мелкой буржуазии. Но все же останется вопрос: кому принадлежит гегемония в самом правительстве и через него в стране? И когда мы говорим о рабочем правительстве, то этим мы отвечаем, что гегемония будет принадлежать рабочему классу"18.
      Теория Троцкого, таким образом, представляла собой программу непосредственно социалистической революции в России. Задолго до Ленина он обосновывает идею не только возможности, но и неизбежности победы социалистической революции в одной стране, причем в стране отсталой в социально-экономическом и политическом отношениях, являвшейся наиболее слабым звеном мировой капиталистической системы. Вот что он писал по этому поводу: "В стране, экономически более отсталой, пролетариат может оказаться у власти раньше, чем в стране капиталистически передовой... Представление о какой-то автоматической зависимости пролетарской диктатуры от технических сил и средств страны - представляет собою предрассудок упрощенного до крайности "экономического" материализма. С марксизмом такой взгляд не имеет ничего общего. Русская революция создает, на наш взгляд, такие условия, при которых власть может (при победе революции должна) перейти в руки пролетариата"19.
      Концепция Ленина была в то время другой. Ее общий смысл, как известно, сводится к следующему: российская буржуазия по своему классовому положению действительно не способна довести свою собственную революцию до конца, однако в России не созрели еще условия для непосредственного социалистического переворота. Революционный процесс должен, следовательно, вначале все же пройти через этап буржуазно-демократической революции, но последняя примет форму народной революции при гегемонии пролетариата. Вместе с тем решительная победа революции над царизмом приведет не к пролетарской диктатуре, а к революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства, то есть к совместной власти этих двух классов. Рабоче-крестьянская диктатура очистит страну от средневековья для широкого и быстрого, европейского, а не азиатского, развития капитализма, укрепит пролетариат в городе и деревне и откроет возможности для перевода революции на социалистический этап. Победа буржуазно-демократической революции в России вызовет почти неминуемо сильнейший толчок к социалистической революции на Западе, а эта последняя не только оградит Россию от опасности реставрации, но и позволит русскому пролетариату в относительно короткий срок прийти к завоеванию власти.
      Обе концепции коренным образом отличались от меньшевистского взгляда на революцию. С точки зрения меньшевиков, победа российской буржуазной революции была мыслима лишь под руководством либеральной буржуазии и должна была передать власть этой последней; буржуазно-демократический режим позволил бы российскому пролетариату с несравненно большими, чем прежде, шансами на успех вести борьбу за социализм.
      Если мы забудем на минуту о той напряженной полемике, которая имела место в рассматриваемый период между сторонниками всех трех концепций, то увидим, что возможность реализации любой из них зависела от ряда конкретных условий, во многом определялась готовностью масс к революционному действию. Ленин, например, сам видоизменил свою точку зрения в марте 1917 г., выдвинув курс на социалистическую революцию, в ходе которой большевики "решали вопросы буржуазно-демократической революции походя, мимоходом, как "побочный продукт"... главной и настоящей, пролетарски-революционной, социалистической работы"20. Да, действительно, программа Троцкого была преждевременной, однако это отнюдь не свидетельствует о ее полной бессмысленности. Следует помнить, что в первые годы после Октябрьской революции работа Троцкого "Итоги и перспективы" неоднократно переиздавалась, в том числе на иностранных языках, как теоретическое истолкование Октября.
      Весной 1907 г., вторично бежав из Сибири, Троцкий вновь прибыл в Лондон, где принял участие в работе V съезда РСДРП. Затем последовали долгие годы эмиграции, пропаганды теории перманентной революции. В то же время, оставаясь формально вне фракций, Троцкий прилагал немало усилий для примирения меньшевиков и большевиков. С этой целью летом 1912 г. в Вене он создал в рамках российской социал-демократии "августовский блок", на деле объединивший лишь сторонников Троцкого, а также часть бундовцев, меньшевиков и ликвидаторов. Точка зрения Троцкого по вопросу об объединении различных групп РСДРП не изменилась и с началом мировой войны, несмотря на то, что он сам занял решительные интернационалистские позиции и всю войну выступал с осуждением политики империализма под лозунгом "пролетарской революции".
      Объединительная деятельность Троцкого объективно наносила вред российскому, да и международному социал-демократическому движению. Не случайно именно к этому времени относятся наиболее негативные характеристики Троцкого со стороны Ленина, в том числе и наиболее уничижительная из них - "Иудушка"21. Ничуть не оправдывая политической линии Троцкого тех лет, хотелось бы тем не менее подчеркнуть, что это прозвище-приговор, ставшее спустя два десятка лет знаменитым, сам Ленин в открытой полемике не употреблял. Оно было обнародовано лишь 21 января 1932 года. Именно в этот день "Правда" поместила написанную Лениным в январе 1911 г. и им самим ни тогда, ни позже не пущенную в печать черновую заметку "О краске стыда у Иудушки Троцкого". Что же касается большинства принципиальных ошибок, допущенных Троцким в период между двумя российскими революциями, то он и сам их не раз признавал. Приведем только одну цитату: "Автор, - писал он о себе в 1919 г., - впадал... в ошибку в оценке боровшихся фракций социал-демократии... Стоя в эмиграции вне обеих фракций, автор недооценивал того капитальнейшего факта, что по линии разногласий между большевиками и меньшевиками фактически шла группировка несгибаемых революционеров, с одной стороны, и элементов, все больше и больше разъедавшихся оппортунизмом и приспособленчеством - с другой"22.
      Февральская революция застала Троцкого в США. Быстро осознав преходящий характер совершавшихся в России событий, он сразу же подверг в нескольких статьях резкой критике лидеров меньшевиков, призывавших к поддержке Временного правительства, вновь подчеркнул необходимость социалистической революции23. Позиции Троцкого по отношению к буржуазии, Временному правительству, войне, международной революции совпали с установками Ленина, сформулированными в посланных им из Швейцарии в Петроград, в редакцию "Правды" "Письмах из далека"24. Так независимо друг от друга и Ленин и Троцкий в марте 1917 г. пришли, по существу, к единым стратегическим выводам, вытекавшим из сложившегося в результате Февральской революции положения в России. Это следует подчеркнуть особо, тем более если иметь в виду, что в то же время Русское бюро ЦК РСДРП, которое возглавляли А. Г. Шляпников, М. И. Калинин, В. М. Молотов и некоторые другие старые большевики, а также редакция "Правды", руководимая Сталиным и Каменевым, не смогли дать ответа на ряд принципиальных вопросов, выдвинутых революцией. Подлинный переворот в головах значительного числа руководителей РСДРП(б) произвели ленинские "Апрельские тезисы", выступления Ленина на Петроградской общегородской и VII Всероссийской конференциях РСДРП(б) в апреле 1917 года.
      Вернувшись в Петроград в начале мая, Троцкий сразу же присоединился к группировке, именовавшейся "Междурайонная организация объединенных социал-демократов". Многие члены этой организации были его старыми соратниками. Ко времени приезда Троцкого межрайонцы, ранее (с ноября 1913 г.) выступавшие за слияние различных фракций партии, уже отказались от примиренчества по отношению к оборонцам, в целом заняв позиции интернационалистов. 10 мая 1917 г. они провели конференцию, решения которой в принципе совпадали с постановлениями VII Всероссийской конференции большевиков. "Политические резолюции межрайонцев в основном взяли правильную линию разрыва с оборонцами", - писал по этому поводу Ленин25 . Все это заложило основу для объединения межрайонцев с большевиками. В конце мая 1917 г. на выборах в районные думы Петрограда они выступали вместе. Активная, по существу, пробольшевистская деятельность межрайонцев, в рядах которых, помимо Л. Д. Троцкого, находились и такие известные революционеры, как М. М. Володарский, А. А. Иоффе, Л. М. Карахан, А. В. Луначарский, Д. З. Мануильский, М. С. Урицкий, К. К. Юренев, снискала многим из них уважение не только в среде петроградских рабочих, но и в РСДРП(б). Именно поэтому в дни июльского кризиса межрайонцы подверглись не менее жестокому, чем большевики, преследованию. 23 июля Троцкий был арестован и препровожден в "Кресты", откуда освобожден только 2 сентября26.
      Он еще находился в тюрьме, когда состоялся VI съезд РСДРП27 (конец июля - начало августа 1917 г.), на котором был официально оформлен прием членов Междурайонной организации в состав партии большевиков. Признанием его личных заслуг перед российским революционным движением (никто тогда и не думал вспоминать о каких-то ошибках) явилось заочное избрание Троцкого вначале одним из почетных председателей съезда, а затем - членом ЦК. При выборах ЦК он наряду с Каменевым получил третий (после Ленина и Зиновьева) результат - 131 голос из 134, то есть был признан одним из четырех вождей партии. Кроме того, съезд решил выставить его кандидатуру (вместе с кандидатурами Ленина, Зиновьева, Коллонтай и Луначарского) на выборах в Учредительное собрание.
      Сразу же после освобождения из тюрьмы Троцкий принял деятельное участие в организации отпора Корнилову, а затем в непосредственной подготовке вооруженного восстания против Временного правительства. Как и большинство других членов ЦК, главное внимание в тот период он уделял политическому и техническому обеспечению назревавшего переворота, всю свою энергию направляя на максимальное ускорение большевизации Советов, завоевание на сторону большевиков солдат Петроградского гарнизона, на вооружение рабочих. 24 сентября ЦК РСДРП(б) принял решение "проводить" Троцкого председателем Петроградского Совета28. Встав во главе него, Троцкий развернул работу по практической организации восстания. В середине октября он взял в свои руки руководство созданным при Совете Военно-революционным комитетом29. Незадолго до этого он был избран в первый состав Политбюро ЦК. (Кроме Троцкого, членами Политбюро тогда стали Ленин, Зиновьев, Каменев, Сталин, Сокольников и Бубнов.)
      В сентябре - октябре в ЦК шли споры о сроках и перспективах вооруженного выступления. Велика была ответственность, ложившаяся на плечи большевиков. Против восстания высказались Каменев и Зиновьев; их взгляды в основном разделял Луначарский. Диаметрально противоположную позицию отстаивал Ленин, уже с 10-х чисел сентября призывавший к немедленному захвату власти. Большинство же, признавая, что "вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело"30, считало, что к успешному выступлению партия еще недостаточно готова в силу ряда конкретных причин. Значительное число партийных работников предпочитало дождаться II Всероссийского съезда Советов и начать восстание, заручившись его поддержкой. Есть основания полагать, что такой позиции придерживался, в частности, Сталин. Об этом довольно красноречиво свидетельствует его речь на торжественном заседании, посвященном 50-летию Ленина, в апреле 1920 года. Вспоминая о подготовке Октябрьской революции, Сталин заявил: "У нас в ЦК было решение идти вперед по пути укрепления Советов, созвать съезд Советов, открыть восстание и объявить съезд Советов органом государственной власти. Ильич, который в то время скрывался, не соглашался... Несмотря на все требования, мы пошли дальше по пути укрепления [Советов] и предстали 25 октября перед картиной восстания"31.
      Но были и другие руководители партии, которые стремились использовать лозунг созыва съезда Советов лишь как легальное прикрытие для мобилизации масс и технического обеспечения выступления в любой подходящий момент, близкий к съезду Советов, но вовсе не обязательно после его созыва. Именно к этой группе принадлежал и Троцкий, доказательством чему является, в частности, его выступление на заседании Петроградского Совета 18 октября. Явно стремясь сбить с толку меньшевиков и правых эсеров, он в ответ на запрос ряда депутатов относительно возможности вооруженного выступления большевиков объявил, что оно не назначено, но "при первой попытке контрреволюции сорвать съезд, - мы ответим контрнаступлением, которое будет беспощадным и которое мы доведем до конца"32. Разумеется, Троцкий, решительный сторонник революционного переворота, не стал бы открыто говорить о вероятности вооруженного восстания в дни съезда, если бы связывал с последним все свои надежды на успех революции. Ленин отнесся к его выступлению с одобрением, фактически расценив процитированное заявление как обманный маневр. "Неужели трудно понять, - писал он 19 октября, - что Троцкий не мог, не имел права, не должен перед врагами говорить больше, чем он сказал. Неужели трудно понять, что долг партии, скрывшей от врага свое решение (необходимости вооруженного восстания, о том, что оно вполне назрело, о всесторонней подготовке и т. д.), что это решение обязывает при публичных выступлениях не только "вину", но и почин сваливать на противника. Только дети могли бы не понять этого"33.
      Учитывая все это, будет правильным констатировать, что Троцкий сыграл в подготовке Октябрьской революции выдающуюся роль. В первые годы Советской власти это ни у кого, в том числе у врагов Троцкого, не вызывало сомнений.
      В первом Советском правительстве он занял пост народного комиссара по иностранным делам. К сожалению, протоколы совещания, решавшего вопрос о составе первого Совнаркома, отсутствуют (их попросту не вели), вследствие чего нельзя с достаточной достоверностью утверждать, как проходило назначение на правительственные посты. По воспоминаниям самого Троцкого, его назначению предшествовала полемика: Ленин первоначально назвал его кандидатуру на пост председателя Совета народных комиссаров, аргументируя это тем, что Троцкий стоял "во главе петроградского Совета, который взял власть". По предложению Троцкого такой вариант был отвергнут без прений. Тогда Ленин стал настаивать на назначении Троцкого наркомом внутренних дел, так как считал главной ближайшей задачей Советской власти борьбу с контрреволюцией. "Я возражал, - вспоминал Троцкий, - и, в числе других доводов, выдвинул национальный момент: стоит ли, мол, давать в руки врагам такое дополнительное оружие, как мое еврейство? Ленин был почти возмущен: "У нас великая международная революция, - какое значение могут иметь такие пустяки?" На эту тему возникло у нас полушутливое препирательство. "Революция-то великая, - отвечал я, - но и дураков осталось еще не мало". - "Да разве ж мы по дуракам равняемся?" - "Равняться не равняемся, а маленькую скидку на глупость иной раз приходится делать: к чему нам на первых же порах лишнее осложнение?" Троцкий завоевал на свою сторону Я. М. Свердлова и некоторых других членов ЦК. "Льва Давыдовича надо противопоставить Европе, пусть берет иностранные дела", - заявил Свердлов34. Ленин согласился.
      29 ноября (12 декабря) 1917 г. Троцкий как один из наиболее авторитетных руководителей большевистской партии вошел наряду с Лениным, Свердловым и Сталиным в специальное узкое бюро ЦК, которому ввиду трудностей собирать в той чрезвычайной обстановке заседания Центрального Комитета было предоставлено право решать все экстренные дела "с обязательным привлечением к решению всех членов ЦК, находящихся в тот момент в Смольном"35.
      Важнейшим для новой власти вопросом было заключение всеобщего демократического мира, и Троцкий принялся за его разрешение. Однако убедить державы Антанты в необходимости прекратить войну не удалось, и Советское правительство начало в Брест-Литовске сепаратные переговоры о мире с Германией и ее союзниками.
      Ко времени брестских переговоров относятся, по-видимому, первые в послеоктябрьский период, довольно кратковременные разногласия Троцкого с Лениным. Чтобы понять тогдашнюю точку зрения Троцкого, надо прежде всего иметь в виду следующее: Троцкий не хуже других понимал неспособность России вести военные действия и не одобрял бухаринского лозунга немедленной "революционной войны". Вместе с тем он считал необходимым как можно дольше затягивать переговоры с тем, чтобы дать европейскому пролетариату время воспринять и сам факт советской революции, и проводимую ею политику всеобщего демократического мира. И в этом позиция Троцкого ничем не отличалась от ленинской. "Тактика Троцкого, поскольку она шла на затягивание, была верна", - указывал Ленин36. Их точки зрения разошлись лишь тогда, когда встал вопрос, до какого предела тянуть с подписанием грабительского мира. И если Ленин считал, что надо "держаться" до ультиматума немцев, то Троцкий был убежден: надо предоставить рабочим Европы бесспорное доказательство того, что мы лишь под штыками на время отказываемся от принципов демократического мира. В противном случае, по мысли Троцкого, империалисты могли изобразить переговоры как "комедию с искусно распределенными ролями" и тем самым ослабить влияние Октября на рабочие массы. Именно этим объяснялась формула: "войну прекращаем, армию демобилизуем, но мира не подписываем".
      Конечно, сейчас, когда известно, как развивались события, этот лозунг может выглядеть авантюрным. Но в то время большинству руководителей партии он таковым не казался, они считали высшим своим долгом сделать все возможное, чтобы приблизить время мировой революции. Особые надежды многие коммунисты возлагали на победу социалистической революции именно в Германии. Подписание же Брестского договора позволяло немецким империалистам перебросить часть войск с фронта на подавление вероятных выступлений германского пролетариата. Кроме того, в тот момент еще не существовало ответа на вопрос: сможет или нет Германия наступать? Ведь вместо того, чтобы воевать, немцы сели за стол переговоров!
      В позиции Троцкого были свои политические преимущества. Она лишала оснований обвинение большевиков в измене принципам всеобщего демократического мира и в то же время устраняла формальный повод для интервенции держав Антанты против нарушившей союзнический долг России. Наконец, тем самым значительно сглаживались расхождения во взглядах между "левыми коммунистами" и Лениным. Ведь по мере того как переговоры в Брест-Литовске близились к критической черте, "левое" течение в партии привлекало все больше сторонников, и в создавшихся условиях простое принятие немецкого ультиматума могло вызвать раскол в рядах большевиков.
      Это, разумеется, не означает, что позиция Троцкого была неуязвимой для критики. Серьезные возражения против нее могли, по всей видимости, лежать в двух областях: во-первых, в случае быстрого продвижения противника в руки немцев могла попасть значительная часть артиллерии и иного военного имущества, а также большая территория, что еще более ослабило бы Советскую Россию. Во-вторых, создавалась опасность того, что немцы, успешно развивая наступление, вообще не пошли бы больше на разговор о мире с Советами. Опасность эта, впрочем, представлялась многим руководящим работникам партии эфемерной.
      Формула Троцкого получила большинство голосов на заседании ЦК И (24) января 1918 г., а также на соединенном заседании Центральных комитетов большевиков и левых эсеров, состоявшемся на следующий день37. Так что, отвергая в Бресте немецкий ультиматум, Троцкий действовал в соответствии с решением ЦК обеих правящих партий. Да, действительно, между ним и Лениным существовала личная договоренность "держаться" до ультиматума немцев, а после ультиматума - сдать позиции38. Но нельзя не признать, что такая договоренность шла вразрез с постановлением ЦК. Никакой письменной директивы Ленина подписать мир Троцкий не имел. В ответ на свой запрос по поводу ультиматума он получил 28 января телеграмму (за подписями Ленина и Сталина), в которой говорилось: "Наша точка зрения Вам известна; она только укрепилась за последнее время". Как можно было расценить данную телеграмму? Как приказ председателя Совнаркома подписать договор или как подтверждение решения ЦК? Скорее всего, последнее. Под телеграммой стояла подпись не только Ленина, но и Сталина, который ничего не мог знать о личной договоренности между Лениным и Троцким, а главное, в ней подчеркивалось, что достигнут успех в войне против Центральной Рады39.
      16 февраля германское командование заявило о прекращении перемирия и возобновлении с 12 часов дня 18 февраля военных действий. На состоявшемся 17 февраля вечером заседании ЦК Троцкий, естественно, голосовал против ленинского предложения немедленно послать Германии предложение вступить в новые переговоры для подписания мира, так как немцы пока не начинали боевых операций, и для всех, кто следил за развитием событий, их заявление могло означать не более, чем дипломатический маневр. В то же время, когда на голосование был поставлен вопрос: "Если мы будем иметь как факт немецкое наступление, а революционного подъема в Германии и Австрии не наступит, заключаем ли мы мир?" - он вместе с Лениным ответил положительно. И как только факт немецкого наступления стал совершенно очевиден (к вечеру 18 февраля), Троцкий проголосовал за обращение к немцам с предложением незамедлительного заключения мира40, а уже 22 февраля он сделал официальное заявление о том, что снимает с себя звание наркома по иностранным делам, что должно было подчеркнуть поворот в политике Советского государства.
      Разумеется, все сказанное не снимает с Троцкого ответственности за то, что нашей стране пришлось в итоге заключить мир на худших условиях, чем, вероятно, было возможно. Вместе с тем необходимо представлять крайнюю сложность и противоречивость той ситуации, в которой требовалось принять правильное решение.
      В марте 1918 г. Троцкий был назначен наркомом по военным делам и председателем Высшего военного совета. В апреле того же года он стал одновременно и наркомом по морским делам, а в сентябре - председателем создаваемого Реввоенсовета Республики. Таким образом, он возглавил работу по строительству Красной Армии и ее мобилизации на разгром внутренних и внешних врагов. Следует при этом вспомнить, в какой обстановке и из какого социального материала приходилось ее формировать. Бывшая царская армия развалилась. Солдаты, в массе своей полуграмотные крестьяне, воевать не хотели - ни за царя, ни за Советы, и времени на создание новой армии практически не было. В этой ситуации от председателя РВСР требовались прежде всего железная воля и целеустремленность, энергия и самоотверженность. Всеми этими качествами Троцкий обладал в избытке. Не только и не столько на основе принуждения (введение смертной казни и т. п.) была в самые краткие сроки организована Красная Армия. Как и другие большевики, Троцкий сплачивал ее прежде всего на основе широкой пропаганды коммунистических идеалов, уделяя при этом, разумеется, неослабное внимание укреплению дисциплины. В его арсенале была не только "дубина гражданской войны", но и яркое революционное слово41. Да, он считал, что "нельзя строить армию без репрессий", однако в то же время был убежден, что "армии все же не создаются страхом". "Царская армия распалась не из-за недостатка репрессий, - писал он спустя несколько лет после гражданской войны. - Пытаясь спасти ее восстановлением смертной казни, Керенский только добил ее. На пепелище великой войны большевики создали новую армию... Сильнейшим цементом новой армии были идеи октябрьской революции"42. Преодолевая в красноармейских частях партизанщину, привлекая на службу бывших кадровых офицеров, он неизменно пользовался в этом ленинской поддержкой. Именно в союзе с Лениным Троцкий вел в те годы борьбу с деятелями так называемой "военной оппозиции" (И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов, В. М. Смирнов и др.), сопротивлявшимися организации регулярных вооруженных сил.
      В суровый час испытаний, в эпоху партизанщины и недисциплинированности жесткие методы были в основе своей необходимы. Шла открытая гражданская война, и Ленин в целом высоко оценивал деятельность Троцкого в те годы. В июле 1919 г., например, он по собственной инициативе даже вручил ему чистый бланк, своего рода мандат, выражавший высшую форму доверия и поддержки, В этот бланк Троцкий мог вписывать любое решение, которое считал нужным, а Ленин заранее утверждал его, о чем гласило обращение внизу бланка: "Товарищи! Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело. В. Ульянов (Ленин)"43. Конечно, имели место и разногласия, однако в основных направлениях политики Ленин и Троцкий были едины.
      Как председатель РВСР Троцкий принимал непосредственное участие в разработке операций по разгрому Колчака, Деникина, Юденича, белополяков. За оборону Петрограда он был награжден орденом Красного Знамени. Возглавляя Красную Армию, состоявшую преимущественно из крестьян, Троцкий не мог не видеть и необходимости укрепления смычки крестьянства с рабочим классом, от чего в решающей степени зависела судьба Советской власти, и потому неизменно отстаивал принципиальное значение линии на союз с середняком, решительно осуждая проявлявшееся в те годы в партии недостаточно внимательное или поверхностное отношение к этому вопросу. "И при наличии победоносной пролетарской революции на Западе, - указывал он, например, в марте 1919 г. в докладной записке в ЦК с Волги, - нам в нашем социалистическом Строительстве придется в огромной степени исходить из того же середняка, втягивая его в социалистическое хозяйство"44.
      Враги революции стремились посеять рознь среди ее вождей, распространяя, в частности, молву о "крупных разногласиях" между ними по вопросу о крестьянине-середняке. В феврале 1919 г. сначала Троцкий, а затем Ленин были вынуждены выступить в печати с опровержениями. "Товарищ Троцкий уже дал свой ответ... в "Известиях ЦИК" от 7 февраля, - писал Ленин. - ...Слухи о разногласиях между мною и им самая чудовищная и бессовестная ложь, распространяемая помещиками и капиталистами, или их вольными и невольными пособниками. Я, со своей стороны, целиком подтверждаю заявление товарища Троцкого. Никаких разногласий у нас с ним не имеется"45.
      Вместе с тем практика "военного коммунизма", в частности продразверстка, все более подрывала доверие крестьян к Советам. Надо было менять политику, и именно Троцкий одним из первых в руководстве РКП(б) заговорил о необходимости коренных изменений в этой сфере. В феврале 1920 г., находясь на Урале, где он некоторое время руководил хозяйственной работой, Троцкий на практике начал убеждаться в том, что методы продразверстки исчерпали себя. Вернувшись в Москву, он 20 марта представил в ЦК на имя В. И. Ленина, Н. Н. Крестинского, Н. И. Бухарина и Л. Б. Каменева "черновой набросок соображений по продовольственной политике", в котором сформулировал идею замены продовольственной разверстки натуральным налогом. В этом документе, озаглавленном "Основные вопросы продовольственной и земельной политики", говорилось: "Продовольственная политика построена на отобрании излишков (сверх потребительной нормы). Это толкает крестьянина к обработке земли лишь в размерах потребности своей семьи. В частности, декрет относительно изъятия 3-й коровы как излишней на деле приводит к тайному убою коров, к спекулятивной распродаже мяса и к разрушению молочного хозяйства. Промышленность теряет рабочую силу, земледелие эволюционирует в сторону увеличения числа самодовлеющих продовольственных хозяйств. Этим самым подрывается основа продовольственной политики, построенной на извлечении излишков... продовольственные ресурсы грозят иссякнуть, против чего не может помочь никакое усовершенствование реквизиционного аппарата. Бороться против таких тенденций хозяйственной деградации возможно следующими методами: 1) заменив изъятие излишков известным процентным отчислением (своего рода подоходный прогрессивный натуральный налог) с таким расчетом, чтобы более крупная запашка или лучшая обработка представляли все же выгоду; 2) установив большее соответствие между выдачей крестьянам продуктов промышленности и количеством ссыпанного ими хлеба не только по волостям и селам, но и по крестьянским дворам... Во всяком случае очевидно, что нынешняя политика уравнительной реквизиции по продовольственным нормам, круговой поруки при ссыпке и уравнительного распределения продуктов промышленности направлена на понижение земледелия, на распыление промышленного пролетариата и грозит окончательно подорвать хозяйственную жизнь страны"46.
      Как видно, предложения Троцкого были довольно осторожными и, в частности, не затрагивали одну из наиболее существенных проблем экономики - развитие рынка. Кроме того, их внедрение должно было проходить дифференцированно: в основном в богатых земледельческих районах (Сибирь, Дон, Украина). В центральных же губерниях, по мысли автора, можно было дополнить "принудительную разверстку по ссыпке принудительной разверсткой по запашке и вообще обработке", а также поставить "более широко, более правильно и деловито советские хозяйства". Нельзя забывать, однако, что дело происходило в самый разгар "военного коммунизма", за год до поворота к новой экономической политике. Весьма характерен своей осторожностью и текст сопроводительной записки: представленный материал "не есть проект тезисов для оглашения, а лишь черновой набросок для согласования в ЦК. Если таковое будет достигнуто, формулировка должна быть существенно иная"47.
      Предложения Троцкого были отвергнуты ЦК одиннадцатью голосами против четырех, не поддержал их и Ленин. Не будучи и сам еще окончательно уверенным в правильности своих выводов, Троцкий удовлетворился таким результатом обсуждения и активно продолжил (наряду с другими теоретиками партии, в том числе Бухариным) теоретический поиск непосредственного пути в социализм, используя общепризнанные в то время в партии методы: "трудовые армии", внеэкономическое принуждение и т. п. Так появилась и концепция "огосударствления профсоюзов" - безусловно ошибочная, если ее рассматривать применительно к обстановке нэпа, но совершенно неотвратимо вытекавшая из системы "военного коммунизма". Она была раскритикована Лениным в конце 1920 - начале 1921 г., то есть как раз в то время, когда и он ощутил необходимость перемен в экономической политике. Приняв нэп как крутой перелом в области методов организации социалистического хозяйства, от этой концепции отказался вскоре и Троцкий. "Поскольку новый курс экономической политики состоит в переводе на коммерческие начала значительного числа предприятий и в восстановлении, в известных пределах, свободного рынка, - писал он в августе 1921 г., - эволюция профсоюзов в сторону огосударствления должна не только испытать задержку, но и получить толчок в обратном направлении"48.
      С 1921 г. Троцкий активно занимался разработкой теоретических и практических проблем нэпа, уделяя основное внимание вопросам соотношения плана и рынка, повышения эффективности производства и снижения себестоимости промышленных товаров, насыщения рынка и укрепления государственного сектора экономики. Никогда более к идеям "военного коммунизма" он не возвращался. Наоборот, сдерживал тех, кто считал, что хозяйство можно поднять военно-коммунистическими методами. "Такие исключительные меры могут дать результат на сравнительно короткий период, - подчеркивал он в письме неизвестному адресату от 21 сентября 1926 г., - когда масса чувствует, что другого выхода нет. Но в условиях длительного строительства социализма трудовая дисциплина должна все больше и больше опираться на самодеятельность и растущую заинтересованность рабочих в результатах их собственного труда... Общий курс должен идти не на зажим и "подвинчивание гаек", а на самодеятельность и заинтересованность трудящихся, на коллективный контроль их общественного мнения, на правильную организацию производства и проч."49.
      Постепенно в его теоретическом анализе большее место начинают занимать вопросы демократизации внутрипартийной жизни, становившиеся все более актуальными по мере того, как усиливалась опасность бюрократического перерождения партийно- государственного аппарата. Труднее становилось оградить партию от проникновения слабо подготовленных - теоретически и политически - элементов. В годы гражданской войны зачастую приходилось принимать в партию каждого, кто самоотверженно боролся за Советскую власть. В 1922 г., согласно данным общепартийной переписи, 92,7% членов РКП(б) были фактически полуграмотными50. Члены партии, механически зазубрившие несколько марксистских фраз, были, разумеется, неспособны к творчеству. Ситуация еще более осложнилась после окончания войны. Ленин с тревогой отмечал настоящий напор со стороны тех, кого охватывал гигантский "соблазн вступления в правительственную партию"51. Обстановка усугублялась тем, что в России не сформировалось гражданское общество, подавляющее большинство населения составляло полупатриархальное крестьянство, лишенное каких бы то ни было демократических традиций. Слепая, полуграмотная, привыкшая подчиняться масса искала и нашла своего диктатора в лице партийно-советской бюрократии. Последняя же обрела своего лидера. Им стал Сталин.
      Первым, кто в руководстве РКП(б) осознал реальную опасность бюрократического перерождения, был Ленин, о чем говорят его статьи и письма 1922 - 1923 годов. И он же явился первой жертвой рвавшейся к неограниченной власти бюрократии. Больной, он был заключен под домашний арест, мертвый - превращен в икону. Второй жертвой стал Троцкий, в котором Ленин увидел союзника в схватке с бюрократией.
      Первым шагом в борьбе бюрократии против Троцкого стало тайное оформление блока трех других членов Политбюро - Зиновьева, Каменева и Сталина, каждый из которых в отдельности не мог конкурировать с Троцким ни по степени популярности, ни по уровню теоретической подготовки. Воспользовавшись болезнью Ленина, "тройка", стремившаяся к изоляции Троцкого, по существу, блокировала возможность демократического принятия решений в высших органах партии. Одновременно в РКП(б) и Коминтерне была начата (весьма осторожно и закамуфлировано) кампания по его дискредитации.
      Столкнувшись с натиском "тройки" и ее фракции, Троцкий перешел в контратаку. Однако в отличие от своих оппонентов он на первых порах не концентрировал внимание на них лично. Он начал с того, что навязал им открытую дискуссию об угрозе бюрократического перерождения партийно-правительственного аппарата, выступив за расширение внутрипартийной демократии и ликвидацию явно складывавшейся системы "аппаратного террора". Этому были посвящены его письмо членам ЦК и ЦКК от 8 октября 1923 г., ряд статей в "Правде", брошюра "Новый курс", речь на XIII съезде РКП(б) (май 1924 г.), другие выступления. "Тот режим, который в основном сложился уже до XII съезда (то есть уже до апреля 1923 г. - А. П.), а после него получил окончательное закрепление и оформление, - писал Троцкий 8 октября 1923 г., - гораздо дальше от рабочей демократии, чем режим самых жестких периодов "военного коммунизма". Бюрократизация партийного аппарата достигла неслыханного развития... Теперь нет и в помине... откровенного обмена мнений по вопросам, действительно волнующим партию... Секретарскому бюрократизму должен быть положен конец". Именно в бюрократизации аппарата Троцкий видел один из важнейших источников возникновения в партии и другого явления, грозившего подорвать ее изнутри, - фракционности. "Механический централизм дополняется неизбежно фракционностью, которая есть в одно и то же время злая карикатура на партийную демократию и грозная политическая опасность", - указывал он в письме "К партийным совещаниям" от 8 декабря 1923 года52. Не фракционность, а широкая внутрипартийная демократия при неуклонном соблюдении принципов централизма - вот за что ратовал Троцкий, защищая право каждого члена партии на независимость суждений и мужественное их отстаивание53.
      В ответ на выступления Троцкого "тройка" пошла по пути расширения фракционной борьбы. В ходе августовского (1924 г.) Пленума ЦК состоялось совещание группы единомышленников (Сталин, Бухарин, Рудзутак, Рыков, Томский, Калинин, Каменев, Зиновьев, Ворошилов, Микоян, Каганович, Орджоникидзе, Петровский, Куйбышев, Угланов и некоторые другие), на котором был образован так называемый исполнительный орган-"семерка" в составе Зиновьева, Каменева, Сталина, Бухарина, Рыкова, Томского и Куйбышева. Кандидатами в этот внеуставный, откровенно фракционный орган стали Ф. Э. Дзержинский, М. И. Калинин, В. М. Молотов, Н. А. Угланов и М. В. Фрунзе. По сути дела, "семерка" узурпировала прерогативы высшего органа партии: она предварительно обсуждала те же вопросы, которые затем выносились на заседание Политбюро. Как пишет В. Надточеев, "все это делалось для того, чтобы, придя на заседание Политбюро, быть готовыми к единодушному отпору Троцкому и выступать с единым мнением по обсуждавшимся вопросам"54. Были усилены и публичные нападки на Троцкого, причем в вину ему все чаще начали ставить его прошлые, дооктябрьские ошибки.
      Троцкий попытался разбить единство своих противников. Основной удар он сосредоточил на Каменеве и Зиновьеве. В октябре 1924 г. он опубликовал первую часть третьего тома своих сочинений, включив в нее работы 1917 года. Книге он предпослал введение, озаглавленное "Уроки Октября", в котором напомнил партии об ошибках этих двух политических деятелей в период подготовки и проведения Октябрьской революции. Сознательно ужесточив оценку их поведения (Троцкий писал, что они "сбивались на меньшевизм"), он, однако, ни словом не обмолвился о действительной позиции Сталина, которая также была достаточно противоречива в то время, особенно тогда, когда Сталин вместе с Каменевым возглавлял редакцию "Правды". По-видимому, Троцкий больше всего желал как-то прорвать свою изоляцию. Эскалации же борьбы он явно не хотел: даже с Каменевым и Зиновьевым он, похоже, не исключал возможности договориться. Своей статьей он скорее всего стремился показать, что в жизни каждого руководителя партии были моменты, когда он допускал те или иные ошибки, поэтому начинать разговор о дооктябрьских заблуждениях одного Троцкого бесперспективно и невыгодно самим же инициаторам дискуссии. Не случайно он неоднократно подчеркивал, что "было бы слишком мизерно пытаться делать из них (прошлых разногласий. - А. П.) теперь, спустя несколько лет, орудие борьбы против тех, кто тогда ошибался... Изучение разногласий ни в коем случае не может и не должно рассматриваться как направленное против тех товарищей, которые проводили ложную политику"55.
      Зиновьев и Каменев, однако, восприняв выступление Троцкого, по существу, как личное оскорбление, потребовали изгнать его из Политбюро и снять с поста председателя Реввоенсовета СССР. Добиваясь его полной политической дискредитации, они (в союзе со Сталиным, Бухариным и многими другими членами партийного руководства) развернули кампанию против так называемого троцкизма. Опираясь на цитаты, вырванные из работ Ленина и Троцкого дооктябрьского периода, то есть того времени, когда Ленин и Троцкий вели между собой полемику, они представляли Троцкого извечным противником ленинизма. Кампания была явно нечистоплотной. Формально начал ее Бухарин, опубликовавший 2 ноября 1924 г., спустя примерно три недели после выхода в свет книги Троцкого, в "Правде" редакционную статью "Как не нужно писать историю Октября. (По поводу книги т. Троцкого "1917")"56. Совершенно очевидно, однако, что не он был инициатором кампании и не ему отводилась в ней главная роль. Основной удар по Троцкому был нанесен членами "тройки": Каменевым, выступившим 18 ноября на собрании членов МК РКП(б) и городского партийного актива с обширным докладом "Ленинизм или троцкизм?" (этот доклад был затем им повторен 19 ноября на собрании коммунистической фракции ВЦСПС и 21-го - на совещании военных работников; 26 ноября он был опубликован в "Правде"), Сталиным, посвятившим критике Троцкого речь на собрании комфракции ВЦСПС 19 ноября (она была также напечатана в "Правде" 26 ноября), и Зиновьевым, опубликовавшим в "Правде" 30 ноября статью "Большевизм или троцкизм?". Указанные статьи и речи наряду с другими - Э. И. Квиринга, О. В. Куусинена, Г. Я. Сокольникова, а также совместной статьей ЦК, МК и ЛК РЛКСМ - вошли в спешно напечатанный сборник "Об "Уроках Октября"57. Выступления Каменева, Сталина, Зиновьева и Бухарина были перепечатаны тогда же и в нескольких других сборниках, как в Москве, так и в провинции58. Одновременно к печати был подготовлен сборник "Ленин о Троцком и троцкизме. Из истории РКП(б)". Он вышел в свет в начале 1925 г. и в том же году выдержал второе издание. В ответ в конце ноября 1924 г. Троцкий написал статью "Наши разногласия"59, однако опубликована она не была, а сталинско-зиновьевский блок уже летом - осенью 1924 г. дал довольно глубокие трещины.
      После "Уроков Октября" позиции Сталина, выступившего, по существу, арбитром в споре Троцкого с Зиновьевым и Каменевым, усилились. Взяв под свою защиту последних и резко выступив против "троцкизма", Сталин вместе с тем не допустил и расширения борьбы с Троцким. В январе 1925 г. Троцкий был снят с постов наркома по военным и морским делам и председателя РВС СССР. Однако во многом благодаря позиции Сталина, по всей видимости, оценившего соответствующий жест Троцкого в "Уроках Октября", он был оставлен в составе Политбюро. В резолюции январского (1925 г.) Пленума ЦК и ЦКК РКП(б) была допущена, правда, оговорка, что "в случае новой попытки со стороны Троцкого нарушения или неисполнения партийных решений, ЦК будет вынужден, не дожидаясь съезда, признать невозможным дальнейшее пребывание Троцкого в составе Политбюро и поставить вопрос перед объединенным заседанием ЦК и ЦКК об его устранении от работы в ЦК"60. В мае, уже после распада "тройки", Троцкий получил назначение на третьестепенные посты председателя Главного концессионного комитета, начальника электротехнического управления и председателя научно-технического отдела ВСНХ.
      Резолюция 17 января 1925 г, объявляла дискуссию вокруг "троцкизма" законченной, но в то же время предписывала продолжать и развивать работу по разъяснению как в партии, так и вне ее "антибольшевистского характера троцкизма", в том числе введя в программы политпреподавания специальную тему по разоблачению этого идейно-политического течения. Вместе с тем смещение Троцкого и завязавшаяся после этого борьба за власть между Зиновьевым и Каменевым, с одной стороны, и Сталиным, претендовавшим на роль теоретика партии (выдвижение им в конце 1924 г. теории "построения социализма в одной стране"), - с другой, на время отодвинули борьбу против "троцкизма". С новой силой она вспыхнула в 1926 г., когда Троцкий объединился с лидерами "новой оппозиции", признавшими, что в кампании против него они были неправы.
      К блоку с Зиновьевым и Каменевым Троцкий пришел путем долгих раздумий. Внимательно анализируя разногласия между "новой" (или иначе - ленинградской61) оппозицией и большинством партийного руководства, с особой силой проявившиеся накануне и в период работы XIV съезда ВКП(б) (декабрь 1925 г.), Троцкий тщательно просчитывал все "за" и "против" такого союза. Участия во внутрипартийной дискуссии он не принимал, и о его отношении к ней мы можем судить лишь по его личным записям, преимущественно дневникового характера, а также по некоторым личным письмам, сохранившимся в архиве. Как видно из этих документов (часть из них носит весьма характерные названия - "Блок с Зиновьевым", "Анализ лозунгов и разногласий", "О ленинградской оппозиции"), Троцкий отдавал себе полный отчет в том, что Зиновьев и Каменев являются такими же "аппаратчиками", как и Сталин (если не хуже), и что их выступление представляет собой лишь "аппаратную оппозицию" большинству ЦК. Именно поэтому он признавал, "что ленинградские методы партийного и хозяйственного руководства, агитаторская крикливость, местническая заносчивость и прочее скопили в партии чрезвычайное недовольство ленинградской верхушкой; что к этому недовольству присоединяется острое возмущение ленинградским режимом со стороны многих и многих сотен работников, в разное время вышвырнутых из Ленинграда и рассеянных по всей стране, - эти факты совершенно неоспоримы, и значение их нельзя недооценивать. В этом смысле обновление ленинградской верхушки и усвоение ленинградской организацией менее комиссарского тона в отношении ко всей партии является бесспорно фактами положительного значения"62. Вместе с тем он понимал, что положение, сложившееся в ленинградской партийной организации, не являлось исключением. По словам Троцкого, "в Ленинграде только более ярко и уродливо нашли себе выражение те отрицательные черты, какие свойственны партии в целом". Осознавая это, он отвергал те чисто бюрократические методы подавления "новой оппозиции", к которым прибегла сталинско-бухаринская группировка. Троцкий был убежден, что "аппаратным подавлением аппаратного ленинградского режима" можно прийти лишь к созданию в Ленинграде режима еще худшего, так как аппаратная борьба с фракционными группировками неизбежно "усугубляет бюрократические тенденции в аппарате". Со своей стороны, он предлагал произвести оздоровление жизни во всех организациях ВКП(б) с "переходом от нынешнего партийного режима к более здоровому - без потрясений, без новых дискуссий, без борьбы за власть, без "троек", "четверок" и "девяток" - путем нормальной и полнокровной работы всех парторганизаций, начиная с самого верху, с Политбюро"63.
      Вслушиваясь в дискуссию, Троцкий, разумеется, не мог игнорировать и тот факт, что в центре полемики лежали не только и не столько проблемы "аппаратной борьбы", сколько коренные вопросы политики. К разрешению же этих вопросов и у Зиновьева, Каменева, и у него самого в конце 1925 - начале 1926 г. отчетливо выявились практически одинаковые подходы. Данное обстоятельство было решающим: Троцкий в итоге пришел к выводу, который сформулировал в совершенно естественной не только для него, но и для всех остальных деятелей тогдашнего коммунистического движения вульгарно-социологической манере: "Позиция, занятая ленинградскими верхами, является бюрократически извращенным выражением политической тревоги наиболее передовой части пролетариата за судьбу нашего хозяйственного развития в целом и за диктатуру пролетариата"64. Троцкий, Зиновьев и Каменев впервые открыто выступили с единых позиций на апрельском (1926 г.) Пленуме ЦК ВКП(б). Через три месяца, на июльском Пленуме, произошло их формальное объединение на общей платформе.
      Осью дискуссии, которую повела объединенная оппозиция и которая не утихала на протяжении 1926 - 1927 гг., стал вопрос о возможности построения (победы) социализма в СССР в условиях капиталистического окружения. Сталин отвечал на него утвердительно. Троцкий же - отрицательно. В сжатом виде точка зрения Троцкого в этом вопросе может быть представлена следующим образом. Социализм возможен лишь по достижении страной, где победила революция, высочайшего уровня развития производительных сил (при наличии гарантий от реставрации капиталистических отношений извне), и такой уровень в общих чертах уже известен - это тот самый рубеж, к которому подошли передовые империалистические страны (ведь империализм, полагали большевики, - высшая и последняя стадия капитализма, канун социалистической революции!). Что же касается Советской России, то перед нею встает задача как можно быстрее преодолеть разрыв, отделяющий ее от наиболее развитых государств. Без победы пролетариата в основных странах Европы, указывал Троцкий, прийти к социализму нельзя, ибо, во-первых, мировая буржуазия будет постоянно стремиться к свержению Советской власти вооруженным путем, а во-вторых, мировое хозяйство "в последней инстанции... контролирует каждую из своих частей, даже если эта часть стоит под пролетарской диктатурой и строит социалистическое хозяйство"65. Сказанное, разумеется, не означает, что Троцкий отвергал необходимость социалистического строительства в Советском Союзе. "Речь идет... не о том, можно ли и должно ли строить социализм в СССР, - писал он. - Такого рода вопрос равноценен вопросу о том, может ли и должен ли пролетариат бороться за власть в отдельной капиталистической стране... Наша работа над строительством социализма есть такая же составная часть мировой революционной борьбы, как организация стачки углекопов в Англии или строительство заводских ячеек в Германии... Каждый наш хозяйственный успех знаменует приближение европейской революции". Разумеется, концепция Троцкого не могла быть поддержана партийно-правительственной бюрократией, которая абстрактным интересам мировой революции предпочитала реальное укрепление своего господствующего положения в самое ближайшее время. Такую перспективу ей давала сталинская теория замкнутого экономического и политического развития, реализуя которую можно было, по словам Троцкого, "заранее назвать социализмом все, что происходит и будет происходить внутри Союза, независимо от того, что будет происходить за его пределами"66.
      Совершенно правильно поставив вопрос о теснейшей взаимосвязи экономических процессов в СССР с развитием мирового рынка, Троцкий вместе с тем допускал в своем анализе ошибку, считая, что современная ему капиталистическая система находится в состоянии прогрессирующего распада, который в ближайшие годы приведет к социалистическим революциям по крайней мере в крупнейших странах Европы. Возможность длительной стабилизации капитализма, а тем более нового бурного развития производительных сил при данном общественном строе он, хотя и предполагал чисто гипотетически, однако тут же категорически отвергал, полагая, что такая ситуация не вписывается в марксизм.
      Крупномасштабные проблемы теории не отодвинули на второй план борьбу Троцкого против сталинской бюрократии. Наоборот, эта борьба нарастала. Об этом свидетельствуют его многочисленные письма в ЦК и ЦКК ВКП(б), различные выступления 1926 - 1927 гг., в том числе - на XV партконференции, июльско-августовском и октябрьском (1927 г.) объединенных Пленумах ЦК и ЦКК ВКП(б), рассматривавших вопрос об исключении Троцкого и Зиновьева из состава ЦК. Однако с яркими и гневными предостережениями об опасности бюрократического перерождения Советской власти он обращался главным образом к тому же самому аппарату, который все более бюрократизировался. Выступления Троцкого лишь озлобляли функционеров, не брезговавших никакими средствами, с тем чтобы его изолировать и окончательно дискредитировать. Они не останавливались и перед организацией заведомых провокаций. Одной из наиболее крупных таких провокаций и, как явствует из архивных документов, заранее спланированной и подготовленной, явилось инспирирование сталинскими сторонниками серии уличных столкновений с членами оппозиции во время праздничной демонстрации, посвященной 10-летней годовщине Октябрьской революции67.
      Вся вина за события 7 ноября 1927 г. была возложена на вождей оппозиции. Вскоре после этих событий Троцкий и Зиновьев были исключены из рядов ВКП(б). В январе 1928 г. Троцкого отправили в ссылку в Алма-Ату. Но и после этого он продолжал борьбу против системы бюрократической диктатуры. По подсчетам его сына, Л. Л. Седова, только за апрель - октябрь 1928 г. Троцкий отправил своим единомышленникам 800 писем и свыше 500 телеграмм политического содержания68. Однако он был уже обречен на поражение. Стремительный процесс укрепления власти партийно-правительственной бюрократии остановить в то время было невозможно. В феврале 1929 г. Троцкий был выслан из СССР.
      Его выслали в Турцию, однако прожил он там (на о. Принкипо на Мраморном море) недолго. Начались годы скитаний. За Турцией последовала Франция, затем Норвегия и, наконец, Мексика. В 1932 г., когда Троцкий еще находился в Турции, он был лишен советского гражданства.
      Деятельность Троцкого в эмиграции заслуживает специального освещения. Единственное, что хотелось бы здесь подчеркнуть, это ярко выраженный антисталинский характер его политической линии в то время. Одну за другой он публикует работы, посвященные разоблачению сталинизма. Наиболее значительными из них явились: уже известная читателям "Вопросов истории" "Сталинская школа фальсификаций", а также "Что такое СССР и куда он идет?" В конце 30-х годов он приступил к работе над специальной книгой о Сталине. Антисталинская и антибюрократическая направленность присуща и другим книгам Троцкого, написанным за границей, в том числе крупнейшим из них: автобиографии "Моя жизнь" и двухтомной "Истории русской революции". Наряду с теоретической и публицистической деятельностью Троцкий прилагал большие усилия к образованию единой международной ассоциации своих сторонников, основной целью которой явилось бы свержение сталинской диктатуры. В апреле 1930 г. в Париже была создана первая такая организация - "Международная левая оппозиция", поставившая перед собой задачу "возрождения" Интернационала. Этот новый, IV Интернационал был образован в сентябре 1938 года.
      Поведение Троцкого за границей оценивают по-разному. Существует мнение, что он стал антисоветчиком и злейшим врагом коммунистического движения. Это логично, если полагать, что культ личности Сталина не был связан с бюрократическим перерождением Советской власти и не оказал негативного влияния на мировое движение коммунистов. Мне этот вывод представляется необоснованным.
      Л. Д. Троцкий боролся не против Страны Советов, а против сталинской бюрократии, узурпировавшей плоды Октября, не против народа, верившего в то, что он строит реальный социализм, а против тех, кто его обманывал. Вплоть до самой смерти он оставался верен призыву, которым завершил свою речь на июльско-августовском Пленуме ЦК и ЦКК в 1927 г.: "За социалистическое отечество? - Да! За сталинский курс? - Нет!"69. Решительно выступая за ниспровержение сталинской бюрократии, он, по словам крупнейшего его биографа И. Дойчера, "даже в пылу ожесточенной полемики... всегда подчеркивал, что при любых обстоятельствах он и его сторонники будут безоговорочно защищать СССР от всех внешних врагов"70.
      Борьба со Сталиным для Троцкого завершилась трагически. 20 августа 1940 г. в своей резиденции в окрестностях Мехико он был смертельно ранен испанским коммунистом Рамоном Меркадером, действовавшим по указанию НКВД. По всей видимости, первоначально ему в операции против Троцкого отводилась роль "дублера": он стал центральной фигурой лишь после того, как в ночь на 24 мая 1940 г. неудачей закончилось покушение на Троцкого, совершенное группой лиц, одним из руководителей которых был известный художник, член компартии Мексики Давид Альфаро Сикейрос. 24 мая Меркадер впервые побывал в доме Троцкого. В последующие три месяца он посещал его 12 раз, сумев расположить к себе не только хозяина, но и членов его семьи. Затем наступила кровавая развязка. Во время очередного визита, войдя в кабинет, Меркадер альпийской киркой нанес Троцкому сильнейший удар по голове. На следующий день Троцкий скончался. Убийца в секретном порядке был удостоен звания Героя Советского Союза.
      Трибун революции, герой Октября, организатор Красной Армии, второй после Ленина человек в руководстве партии, пользовавшийся огромной популяностью в массах, - таким знали Троцкого в Советской России вплоть до середины 20-х годов. "Двурушник", "мелкобуржуазный капитулянт", "антисоветчик, прокравшийся в партию с единственной целью - навредить ей" - такой образ Троцкого навязывали народу сталинисты.
      А он был и оставался революционером - практически единственным из ближайших соратников Ленина, кто до конца своих дней не склонил головы перед сталинской диктатурой. "Мне незачем здесь еще раз опровергать глупую и подлую клевету Сталина и его агентуры: на моей революционной чести нет ни одного пятна, - писал он за несколько месяцев до гибели в своем "Завещании". - Ни прямо, ни косвенно я никогда не входил ни в какие закулисные соглашения или хотя бы переговоры с врагами рабочего класса. Тысячи противников Сталина погибли жертвами подобных же ложных обвинений. Новые революционные поколения восстановят их политическую честь и воздадут палачам Кремля по заслугам...
      Сорок три года своей сознательной жизни я оставался революционером, из них сорок два года я боролся под знаменем марксизма. Если б мне пришлось начать сначала, я постарался бы, разумеется, избежать тех или иных ошибок, но общее направление моей жизни осталось бы неизменным. Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом, и следовательно, непримиримым атеистом. Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности...
      Жизнь прекрасна. Пусть грядущие поколения очистят ее от зла, гнета, насилия и наслаждаются ею вполне"71.
      В его жизни было довольно много просчетов, порой существенных, но в итоге он всегда оставался верен главному, чему посвятил всю свою жизнь.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1. Автор планировал издать 23 тома в 27 книгах.
      2. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 18, с. 398.
      3. См. также предисловие того же автора к переводу заключительной главы из книги И. Дойчера "Пророк в изгнании" (Иностранная литература, 1989, N 3, с. 172).
      4. См. Биллик В. Троцкий. На пути к правде о нем. - Собеседник, 1989, N 33; Данилов В. П. Мы начинаем познавать Троцкого. - ЭКО, 1990, N 1; Кораблев Ю. "Почему Троцкий?" - Политическое образование, 1989, N 2; Молодцыгин М. А. 120 дней наркомвоена. Из истории перехода к строительству массовой регулярной Красной Армии. - Военно-исторический журнал, 1989, NN 8, 10; Подщеколдин А. "Новый курс": пролог трагедии. - Молодой коммунист, 1989, N 8; Спирин Л. М. Из истории РКП(б) в годы гражданской войны и интервенции. - Вопросы истории КПСС, 1989, N 3; Старцев В. И. Л. Д. Троцкий (страницы политической биографии). М. 1989.
      5. Булгаков М. Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита. М. 1975, с. 44.
      6. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 345.
      7. Там же. Т. 34, с. 345.
      8. Там же. Т. 54, с. 314.
      9. Там же, с. 329.
      10. Там же. Т. 46, с. 241. Сразу заметим, что хотя впоследствии Ленину в пылу полемики не раз приходилось давать Троцкому крайне нелестные характеристики, его первое впечатление о нем как об очень энергичном и способном работнике, похоже, сохранилось на всю жизнь. Об этом свидетельствует не только ленинское "Письмо к съезду", но и письмо к Троцкому Крупской, написанное через несколько дней после кончины Ленина, 29 января 1924 года. Копия письма, в свое время лично Троцким сверенная с оригиналом недавно опубликована в США Ю. Г. Фельштинским (Стэнфордский университет). Приводим его целиком: "Дорогой Лев Давыдович. Я пишу, чтобы рассказать Вам, что приблизительно за месяц до смерти, просматривая Вашу книжку, Владимир Ильич остановился на том месте, где Вы даете характеристику Маркса и Ленина, и просил меня перечесть ему это место, слушал очень внимательно, потом еще раз просматривал сам. И еще вот что хочу сказать: то отношение, которое сложилось у В. И. к Вам тогда, когда Вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти. Я желаю Вам, Лев Давыдович, сил и здоровья и крепко обнимаю. Н. Крупская" (Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Из архива Льва Троцкого. В 4-х тт. Бэнсон. 1988. Т. 1, с. 89).
      11. См. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 7, с. 403 - 421.
      12. Второй съезд РСДРП. Июль - август 1903 года. Протоколы. М. 1959, с. 136.
      13. Троцкий Л. Д. Итоги и перспективы. Движущие силы революции. М. 1919, с. 56.
      14. Второй съезд РСДРП, с. 228; Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 8, с. 221 - 222.
      15. Троцкий Н. Наши политические задачи. Женева. 1904, с. 54, 62.
      16. Троцкий Л. Сталин. Т. 2. Бэнсон. 1985, с. 140.
      17. Там же.
      18. Троцкий Л. Д. Итоги и перспективы, с. 39 - 40.
      19. Там же, с. 34 - 35.
      20. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44, с. 147.
      21. См. там же. Т. 20, с. 96.
      22. Троцкий Л. Д. Итоги и перспективы, с. 5.
      23. Троцкий Л. Соч. Т. 3, ч. 1. М. 1924, с. 3 - 23.
      24. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31.
      25. Там же. Т. 32, с. 113.
      26. См. Рабочий путь, 3.IX.1917.
      27. Самоназвание съезда, принятое делегатами на последнем заседании. В нашей современной литературе именуется VI съездом РСДРП(б).
      28. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 - февраль 1918. М. 1958, с. 69.
      29. См. Коммунист, 1989, N 10, с. 102, 104.
      30. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б), с. 86.
      31. 50-летие В. И. Ульянова-Ленина. М. 1920, с. 27 - 28.
      32. Известия ЦИК и Петроградского Совета, 19.X.1917.
      33. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34, с. 423.
      34. Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Т. 2. Берлин. 1930, с. 61 - 63.
      35. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б), с. 155.
      36. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36, с. 30.
      37. См. Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б), с. 173, 283.
      38. См. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36, с. 30.
      39. Точка зрения, которая "Вам известна", укрепилась "за последнее время", поскольку, "повторяем еще раз, что от Киевской Рады ничего не осталось и что немцы вынуждены будут признать факт, если они еще не признали его" (там же. Т. 35, с. 332).
      40. См. Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б), с. 204.
      41. Подробнее см.: Молодцыгин М. А. Ук. соч.; Спирин Л. М. Ук. соч., с. 39.
      42. Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Т. 2, с. 141.
      43. The Trotsky Papers. 1917 - 1922. Vol. 1. The Hague-Paris. 1971, p. 588.
      44. Троцкий Л. Соч. Т. 17, ч. 2. М. 1926, с. 540.
      45. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 37, с. 478.
      46. Троцкий Л. Соч. Т. 17, ч. 2, с. 543, 544.
      47. The Trotsky Papers. 1917 - 1922. Vol. 2, pp. 126, 128.
      48. Цит. по: Одиннадцатый съезд РКП(б). Март - апрель 1922 года. Стеногр. отч. М. 1961, с. 271.
      49. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Т. 2, с. 76.
      50. Правда, 27.I.1923.
      51. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45, с. 19.
      52. Троцкий Л. Новый курс. М. 1924, с. 82.
      53. Там же.
      54. Надточеев В. "Тройка", "семерка", Сталин. - Неделя, 1989, N 1, с. 15.
      55. Троцкий Л. Соч. Т. 3, ч. 1, с. XII, LXII.
      56. Каждый из томов собрания сочинений Троцкого имел отдельное название. Том 3 - "1917".
      57. Об "Уроках Октября". Л. 1924.
      58. См., напр., Ленинизм и троцкизм. Сб. статей и докладов. Тула. 1924; Ленинизм или троцкизм. Свердловск. 1924; и ряд других изданий со схожими названиями.
      59. Рукопись этой статьи хранится в архиве Троцкого в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета; опубликована в 1988 г. (Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Т. 1, с. 110 - 142).
      60. Резолюция о выступлении тов. Троцкого, принятая пленумами ЦК РКП и ЦКК 17 января 1925 года. В кн.: Ленинизм или троцкизм. Сборник статей и речей. Свердловск. 1925, с. 291.
      61. В оппозицию входило все руководство ленинградской партийной организации, которую возглавлял Г. Е. Зиновьев.
      62. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Т. 1, с. 153. 155.
      63. Троцкий Л. К вопросу о "самокритике" (письмо Н. И. Бухарину от 9 января 1926 г.). В кн.: Троцкий Л. Портреты революционеров. Бэнсон. 1988, с. 147, 153, 155 - 157.
      64. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Т. 1, с. 154.
      65. Пути мировой революции. Седьмой расширенный пленум ИККИ. 22 ноября - 16 декабря 1926 г. Стеногр. отч. Т. 2. М. Л. 1927, с. 102.
      66. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 - 1927. Т. 2, с. 142, 145, 146.
      67. См. там же. Т. 4, с. 250 - 266.
      68. См. Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Т. 2, с. 305.
      69. Цит. по: Троцкий Л. Портреты. Бэнсон. 1984, с. 87.
      70. Иностранная литература, 1989, N 3, с. 216.
      71. Троцкий Л. Дневники и письма. Тенэфлай. 1986, с. 164, 165.
    • Кантор Ю. З. М. Н. Тухачевский и советско-германский военный альянс 1923-1933 годов
      Автор: Saygo
      Кантор Ю. З. М. Н. Тухачевский и советско-германский военный альянс 1923-1933 годов // Вопросы истории. - 2006. - № 5. - С. 7-23.
      В начале 1920-х годов, после окончания первой мировой войны, расколотый мир "собирал" новую геополитическую карту. Вновь образованные и сохранившие себя во время социальных катаклизмов государства искали партнеров, зачастую руководствуясь принципом "дружбы против общего противника". Главнокомандующий рейхсвером генерал фон Сект, немецкий протагонист военно-политических контактов Германии и России, считал: "Разрыв версальского диктата может быть достигнут только тесным контактом с сильной Россией. Нравится нам коммунистическая Россия, или нет - не играет никакой роли. Что нам нужно, это, единственно, сильная Россия с широким границами - на нашей стороне. Итак, никаких Польши и Литвы между нами... И мы получим наши восточные границы по 1914 году. Для Германии важно посредством советской России развязать путы Антанты"1.
      Концепция двустороннего военного сотрудничества была намечена в результате секретных переговоров в Москве и Берлине в 1920 - 1923 годах. Его необходимость признавали все участники разворачивавшейся тогда в советской России дискуссии между сторонниками Л. Д. Троцкого, с одной стороны, и М. В. Фрунзе - с другой, о будущей военной доктрине. Один из главных побудительных моментов - поражение в войне с Польшей. Поражение выявило слабые стороны РККА и заставило основательно заняться военным строительством, приступить к оснащению РККА военной техникой и подготовке квалифицированного командного состава. Итогом стало сокращение численности Красной армии с 5,5 млн. (в конце 1920 г.) до 600 тыс. человек (к 1 февраля 1923 г.) и военная реформа 1924 - 1925 годов. В начале 1921 г. в военном министерстве Германии по инициативе Секта для организации сотрудничества с РККА была создана "Зондергруппа Р" (Особая группа "Россия", в советской терминологии - "Вогру", то есть "военная группа").
      Умонастроения прусской военной элиты начала 1920-х годов отчетливо обрисовал тогда же М. Н. Тухачевский, командовавший Западным фронтом: "В офицерских кругах бросается в глаза упадок духа, как следствие безвыходного положения Германии после Версальского мира. Все мечтают о каком-то "мессии" - сильном человеке, который сплотит все партии и восстановит германское могущество. С особой ненавистью относятся офицеры к социал-демократам. Один из сопровождающих нас (в секретной поездке по Германии. - Ю. К.) офицеров говорил, что если бы он был рабочим, то вступил бы охотнее всего в партию Гитлера, а во вторую очередь в компартию"2.
      Уже весной 1921 г. в Москве появился первый уполномоченный "Зондергруппы Р" О. фон Нидермайер (личный представитель военного министра Германии). Его задачей было выявить возможности развития в России тяжелой индустрии и военной промышленности3. По итогам переговоров Политбюро ЦК РКП(б) приняло план "восстановления... военной и мирной промышленности при помощи немецкого консорциума, предложенный представителем группы виднейших военных и политических деятелей" Германии. Об этом упоминается в записке наркома иностранных дел Г. В. Чичерина в ЦК РКП (б) от 10 июля 1921 г., где говорилось, что "первоначально немцы больше всего интересовались военной промышленностью. Производимое вооружение оставалось бы у нас. Совершенно исключена возможность употребления его против немецких рабочих потому, что оно просто оставалось бы у нас на складах до момента новой войны. На наш вопрос, как решаются немцы оставить на складах у нас это оружие без гарантий, они отвечали, что гарантия - единство политических интересов". Нарком внешней торговли Л. Б. Красин 26 сентября 1921 г. писал Ленину: "План этот надо осуществить совершенно независимо от каких-либо расчетов получить прибыль, "заработать", поднять промышленность и т. д., тут надо щедро сыпать деньги, работая по определенному плану, не для получения прибыли, а для получения определенных полезных предметов - пороха, патронов, снарядов, пушек, аэропланов и т. д."4
      В конце июля - начале августа 1921 г. Нидермайер вновь появился в Москве: к этому времени была уже выработана линия на тесное военно-политическое сотрудничество. В конце сентября 1921 г. в Берлине состоялись секретные переговоры Красина с руководством рейхсвера, в которых с немецкой стороны принимали участие Сект, Нидермайер и другие представители германской военной элиты.
      В 1923 - 1924 гг. официальная стратегическая доктрина Красной армии отражала взгляды Тухачевского, формируясь на его теориях "революции извне", "стратегии сокрушения" и "таранной стратегии" на основе "последовательных операций".
      РККА требовала серьезных реформ, вынуждая руководство СССР оставить надежды на ближайший революционный кризис на Западе и разработать общую геополитическую концепцию. В основу ее была положена выдвинутая Тухачевским в 1924 г. "стратегия организации". Она разрабатывалась им на основе итогов первой мировой войны, с учетом тех выводов, которые делались в зарубежной (в частности, немецкой) военной печати, и переносила акцент в решении оборонных и стратегических проблем на так называемую "маневренную" организацию использования военного потенциала страны.
      Переговоры в Берлине проходили с 25 января по 17 февраля 1922 года. Наряду с обсуждением политических (установление дипломатических отношений) и экономических (предоставление займа) проблем шло обсуждение вопросов военно-промышленного сотрудничества5. Подписанный 16 апреля 1922 г. Рапалльский советско-германский договор положил начало долгосрочному сотрудничеству.
      Стороны взаимно отказались от всяких финансовых претензий друг к другу (возмещение военных расходов и убытков, включая реквизиции, расходы на военнопленных). Для советской России это означало отказ от претензий на репарации с Германии, для Германии - отказ от претензий на возмещение за национализированную частную собственность. Договор предусматривал восстановление дипломатических и консульских отношений, развитие экономического сотрудничества, причем была зафиксирована готовность германского правительства "оказать возможную поддержку сообщенным ему в последнее время частными фирмами соглашениям и облегчить их проведение в жизнь". Ряд условий не подлежал опубликованию. "Это было первое выступление побежденных против беспощадных победителей, - отметил один из представителей прусского военного ведомства К. Студент. - Этот договор имел эффект разорвавшейся бомбы".
      В феврале 1923 г. в Москву тайно приехала первая немецкая военная делегация. Студент был в ее составе - как референт по авиации и газовому вооружению. В переговорах с советской стороны участвовали начальник Штаба РККА П. П. Лебедев и его заместитель Б. М. Шапошников. Рассматривались вопросы финансовой и технической поддержки Германией восстановления российской военной индустрии. "Мы были приятно удивлены достижениями русских, они были выше, чем мы предполагали", - записал Студент. Темой обсуждения стало открытие немецкой авиашколы в Липецке (1925 г.) и танковой - в Казани (1928 г.). Планировался также постоянный обмен офицерами и военными инженерами. "Мы впоследствии были побеждены Красной армией с помощью нашей же стратегии", - этот вывод Студент сделал уже после второй мировой войны6.
      1 ноября 1923 г. Троцкий предложил Политбюро ЦК обсудить разработанную им "схему командующих фронтами, начальников штабов и командармов". 12 ноября 1923 г., после обсуждения в Оргбюро ЦК и утверждения Политбюро приказом РВС СССР помощником командующего Западным фронтом был назначен И. П. Уборевич. Командующий, член РВС СССР Тухачевский в это время отсутствовал, он был направлен в Германию в качестве "офицера связи между РККА и рейхсвером". Уборевич фактически превратился в командующего Западным фронтом. (8 апреля 1924 г. официально был назначен новый командующий - уже не фронтом, а Западным военным округом - А. И. Корк.) Тухачевский с поста командующего фронтом был перемещен на должность помощника начальника Штаба РККА 1 апреля 1924 года. В 1924/1925 учебном году в Военной академии РККА впервые начались занятия на кафедре "Ведение операций". Тухачевский, являвшийся главным руководителем по стратегии, читал цикл лекций "Вопросы высшего командования", который был своего рода теоретическим обоснованием официального Руководства для командующих армий и фронтов, утвержденного Фрунзе в 1924 году7. 26 сентября 1924 г. Тухачевского включили в состав комиссии по выработке новой организационной структуры центрального военного аппарата. Но доминантой его деятельности являлось международное сотрудничество.
      В августе 1925 г. группа высокопоставленных офицеров рейхсвера впервые присутствовала на маневрах Красной армии. Немецкие офицеры прибыли в Советский Союз в штатском под видом "германских рабочих-коммунистов"8 . Почти в то же время группа красных командиров под видом "болгар" прибыла в Германию и присутствовала на осенних маневрах рейхсвера. Делегацию возглавлял Тухачевский. Краскомы присутствовали на тактических занятиях отдельных родов войск, участвовали в "общих маневрах", где были представлены Секту. Вернувшись, Тухачевский отчитался о поездке. В его докладе Реввоенсовету СССР, датированном 3 октября 1925 г., говорилось: "Германское командование очень хорошо следило за тем, чтобы мы не вступали в общение с солдатами. Было установлено и тайное наблюдение. Так, например, во всех группах шоферы, как мы убедились, понимали по-русски, но отрицали это. Лишь с офицерами можно было говорить открыто. Вследствие того, дать исчерпывающую картину политического состояния рейхсвера для нас затруднительно.
      Дисциплина в солдатской массе твердая и глубоко засевшая. Грубого обращения с солдатами со стороны офицеров я не замечал, со стороны же унтер-офицеров видел. Солдатский состав в подавляющей массе совершенно молодой... Одиночное обучение выдающееся...
      Офицерский состав почти сплошь состоит из кавалеров ордена Железного креста. Только молодые лейтенанты не были на войне. Бросается в глаза громадный процент аристократов среди офицеров, как строевых, так и генерального штаба, чего по отношению к генштабу старой германской армии не было. Принадлежности к той или другой партии выяснить не удалось".
      У немецких офицеров Тухачевский отметил "упадок духа" и "бездушное отношение к военно-научным вопросам. Германские офицеры, не исключая и большей части генерального штаба, ничего не читают, кроме уставов". Но "отношение населения к рейхсверу с каждым годом улучшается и интерес к военному делу повышается. На маневрах войска сопровождаются тысячами народа из города и деревни".
      Общие выводы, сделанные Тухачевским по результатам командировки, осторожно оптимистичны. В них не только оценка немецких вооруженных сил, но и политической ситуации, и перспектив сотрудничества: "В общем положение германской армии чрезвычайно тяжелое в силу ограничений Версальского мира. Это положение отягощается упадком духа германского офицерства и падением интереса в его среде к военному делу. Отдельные роды войск германской армии стоят на достаточной высоте, но редко превышают средний уровень. Только в деле дисциплины, твердости и настойчивости, в стремлении к наступательности и четкости немцы имеют безусловно большое превосходство и над Красной армией и, вероятно, над прочими.
      В деле организации двухсторонних учений, в деле штабной работы мы можем и должны многому поучиться у рейхсвера. Четкость занятий, заблаговременная подготовка их, продуманность - все это делает полевые занятия германской армии гораздо более интенсивными, чем у нас, несмотря на короткий срок, в течение которого они имеют место (4 - 6 недель). На эту сторону дела нам необходимо обратить особое внимание и многое позаимствовать...
      Германские офицеры, особенно генерального штаба, относятся одобрительно к идее ориентации на СССР. Вначале об этом говорилось, но довольно глухо, а при прощании - немцы старались внушить нам мысль о том, что они считают нас своими неминуемыми союзниками и что это является единственной их надеждой для выхода из того безвыходного положения, в котором они сейчас находятся. Насколько искренне все это - трудно судить"9.
      Первый секретарь полпредства СССР в Германии А. А. Штанге писал в дневнике 19 сентября 1925 г.: "Тухачевский... отметил важное значение, которое имеет более детальное ознакомление представителей обеих армий. Он указал, что сейчас он и его коллеги присутствовали, так сказать, на экзамене, но они не видели еще своих германских товарищей в повседневной жизни и работе". И далее Штанге подчеркнул: "Я должен, во-первых, отметить, видимо, совершенно искреннее удовлетворение, вынесенное как из поездки германских представителей в СССР, так и из посещения Германии нашими товарищами. Полковник и майор (руководители с немецкой стороны. - Ю. К.), оба рассыпались в комплиментах по адресу наших товарищей, искренне удивляясь их эрудиции даже в отношении немецкой военной литературы. Должен добавить, что внешнее впечатление, которое производили прибывшие товарищи, было действительно великолепно. Они держали себя с большой выдержкой и тактом, причем в то же время не чувствовалось абсолютно никакой натянутости. Немцы, приехавшие из СССР, в полном восторге от оказанного им там приема"10. Принимающая сторона также осталась довольной: "Снова были советские офицеры для наблюдения маневров. Во главе делегации был 30-летний... Тухачевский. Русские офицеры в основном хорошо говорили по-немецки и удивительно хорошо знали военную историю. Они все изучали произведения Клаузевица. С М. Н. Тухачевским мы превосходно понимали друг друга. Он предложил мне когда-нибудь встретиться в Варшаве"11, - записал полковник К.-Х. Штульпнагель, провожавший советских гостей.
      Первым и наиболее важным военно-учебным центром рейхсвера на территории СССР стала авиационная школа. Официальное соглашение о ее создании было подписано в Москве 15 апреля 1925 года. К этому готовились заранее - еще в 1924 г. распоряжением руководства РККА была закрыта только что организованная высшая школа летчиков в Липецке: на ее базе началось создание германской, замаскированной под авиаотряд Рабоче-Крестьянского Красного Военно-Воздушного Флота12. Управление ею было передано немцам, организовавшим подготовку летного состава по единому плану рейхсвера, разработанному в 1924 г. штабом ВВС в Берлине. Обучались и советские и немецкие летчики. В 1926 г. И. В. Сталину был представлен доклад о первых результатах для советской стороны. В полную силу авиашкола начала работать с конца 1927 года. В Липецке проводились испытания новых боевых самолетов, авиационного оборудования и вооружения. По их результатам на вооружение рейхсвера были приняты несколько новых типов самолетов. К 1933 г. благодаря Липецку было подготовлено около 450 немецких летчиков различной квалификации. Многие из них в годы второй мировой войны составили костяк гитлеровских "люфтваффе" (в их числе - К. Студент, Х. Ешонек, В. Виммер, О. Деслох и др.).
      Версальский договор запрещал Германии не только иметь бронетанковые войска, но и разрабатывать и производить этот вид военной техники. Но рейхсвер уже с начала 1920-х годов искал возможности для обхода версальского табу. СССР, как и Германия, был заинтересован в создании современных танковых войск, но, в отличие от Германии, не обладал промышленной базой, технологиями и квалифицированными кадрами для многопрофильной модернизации армии. Договор об организации танковой школы под Казанью был заключен 3 декабря 1926 года13. Она начала функционировать два года спустя.
      По аналогичной схеме выстраивались и советско-германские отношения в сфере химической промышленности: немцам нужна была "подопытная" территория, Советскому Союзу - "рецепты" производства от страны, занимавшей в этой сфере ведущее положение в Европе. "Я могу сказать, что... взаимоотношения немецкой и русской армий были добрыми и честными. В политике скорее Россия была заинтересованной стороной, в то время как Германия зачарованно смотрела на вооружение и скорее сторонилась России, чем шла навстречу", - писал о первом этапе сотрудничества начальник отдела боевой подготовки рейхсвера генерал В. фон Бломберг14 в дневниках времен второй мировой войны.
      После признанного обеими сторонами успешным первого опыта обмена группами в 1925 г., от РККА в Германию было командировано 13 человек - 8 из них присутствовали на учениях и маневрах, трое участвовали в полевых поездках, двое были прикомандированы к военному министерству Германии и обучались на последнем курсе берлинской военной академии. Группа советских военных, вернувшаяся из Германии, так охарактеризовала внутриполитическую ситуацию в стране: "Рейхсвер вообще и Генеральный штаб в частности крайне отрицательно относятся к существующему демократически-парламентскому строю, руководимому социал-демократической партией... Пацифизм, естественно, встречает в этих кругах самое отрицательное отношение (курсив мой. - Ю. К.). Целый ряд унижающих достоинство Германии фактов со стороны союзнической комиссии разжигает еще больше шовинистические настроения не только в рейхсвере, но и в широких мелкобуржуазных слоях. Неизбежность реванша очевидна. Во всем сквозит, что реванш есть мечта германского Генерального штаба, встречающего поддержку в крайне правых фашистских группировках Германии... Поэтому реакция возможна не в сторону монархии, а в направлении фашизма".
      Но ожидаемая "реакция в направлении фашизма" не стала для советского руководства препятствием. Краскомы, стажировавшиеся в Германии, отмечали в донесениях: "Ненависть военных кругов к Франции чрезвычайно остра. Занятия (тактические) в Генштабе и в Академии показывают, что армия готовится к войне с Францией и Польшей. Блок с Англией встречает много затруднений, во-первых, потому, что Англия поддерживает... в своей антирусской политике Польшу, враждебность к которой чрезвычайно остра в Германии, особенно в военных и правых кругах... Наличие общего противника - Польши, опасного для Германии вследствие географических условий, еще более толкает германский Генштаб по пути тесного сближения с Советской Россией"15.
      Что же касается враждебного отношения к пацифизму, то и здесь советская Россия и Германия были единомышленниками. В декабре 1929 г. в докладе "О характере современных войн в свете решений 6-го конгресса Коминтерна" Тухачевский в русле концепции "революции извне" по-прежнему "постулировал", что "грандиозные войны, пока большая часть света не станет социалистической, являются неизбежными", и поэтому, считал он, "задачей компартии является настойчивая, повседневная пропаганда борьбы против пацифизма"16.
      В статье "Красная армия на шестом году революции" Тухачевский писал: "Итак, к концу шестого года Советской власти назревает новый взрыв социалистической революции, по меньшей мере в европейском масштабе. В этой революции, в сопровождающей ее гражданской войне в процессе самой борьбы, так же, как и прежде, у нас создается могучая, но уже международная Красная армия. А наша армия, как старшая ее сестра, должна будет вынести на себе главные удары капиталистических вооружений. К этому она должна быть готова, и отсюда вытекают ее текущие задачи... Она должна быть готова к нападению мирового фашизма и должна быть готова, в свою очередь, нанести ему смертельный удар разрушением основ Версальского мира и установлением Всеевропейского Союза Советских Социалистических Республик"17.
      В выступлении на VII Всебелорусском съезде Советов в мае 1925 г. Тухачевский говорил: "Крестьяне Белоруссии, угнетенные польскими помещиками, волнуются, и, конечно, придет тот час, когда они этих помещиков сбросят. Красная армия понимает, что эта задача является для нас самой желанной, многожданной... Мы уверены, и вся Красная армия уверена в том, что наш Советский Союз, и в первую очередь Советская Белоруссия, послужит тем оплотом, от которого пойдут волны революции по всей Европе... Красная армия с оружием в руках сумеет не только отразить, но и повалить капиталистические страны... Да здравствует Советская зарубежная Белоруссия! Да здравствует мировая революция!"
      Обозначив общий военно-политический курс и настроения армии, Тухачевский затем оценил ее боевую готовность. "В техническом отношении мы в значительной мере сравнялись и достигли западноевропейских государств, - заявлял он. - ...Успехи в области пехоты, в области артиллерии... определяют возможность ее участия в самых жестоких и самых сильных столкновениях с нашими западными соседями... Танки мы имеем хорошие и в этом отношении можем состязаться с нашими соседями. Конница наша является сейчас лучшей конницей в мире... Наша авиация является одним из самых блестящих родов войск... Ни у одного из наших соседей нет такой подготовленной, блестящей, смелой и боеспособной авиации". И, заключая, он прямо требовал: "Нам нужно только, чтобы советское правительство Белоруссии поставило в порядок своего дня вопрос о войне"18. В 1924 - 1925 гг. Тухачевский принимал активное участие в проведении военной реформы в качестве заместителя начальника Штаба РККА, затем члена комиссии по пересмотру стратегических планов, уставной комиссии, комиссии по разработке нового положения о Военно-воздушных силах, организовал в составе Штаба РККА Управление по исследованию и использованию опыта войн, был членом президиума Комиссии по изучению опыта гражданской войны; его избрали председателем правления Объединенного военно-научного общества, он добивался переработки уставных норм "в духе новой глубокой тактики, маневренности и смелости"19.
      В конце октября 1925 г. не стало Фрунзе. Новым председателем РВС СССР и наркомом был назначен К. Е. Ворошилов. Должностные обязанности и влияние Тухачевского как начальника Штаба РККА постепенно, но неуклонно сужались. 13 ноября 1925 г. из структуры Штаба РККА были выведены Инспекторат и Управление боевой подготовки - именно те структурные элементы, за включение которых в его состав Тухачевский вел острые дискуссии в 1924 г. с оппонентами, особенно с А. И. Егоровым, вскоре состоялось и фактическое изъятие из подчинения Тухачевского Разведывательного управления.
      Видя эти перемены, Тухачевский возмущался: "Я уже докладывал Вам словесно о том, что Штаб РККА работает в таких ненормальных условиях, которые делают невозможной продуктивную работу, а также не позволяют Штабу РККА нести ту ответственность, которая на него возлагается положением, - докладывал он 31 января 1926 г. наркому. - Основными моментами, дезорганизующими работу Штаба, являются: а) фактическая неподчиненность Штабу РККА Разведупра и б) проведение (оперативно-стратегических и организационных) мероприятий за восточными границами помимо Штаба РККА через секретариаты Реввоенсовета. Такая организация, может быть, имела смысл при прежнем составе Штаба, когда ряд вопросов особо секретных ему нельзя было доверять"20.
      Выражая недоумение по поводу недоверия новому составу Штаба РККА, Тухачевский заявлял: "Штаб РККА не может вести разработки планов войны, не имея возможности углубиться в разведку возможных противников и изучить их подготовку к войне по первоисточникам. В этих условиях Штаб, и в первую очередь его начальник, ведя нашу подготовку к войне, не может отвечать за соответствие ее предстоящим задачам... Естественно, всех собак будут вешать на Штаб РККА, но по существу, при настоящих условиях, он не может нести за это полной ответственности... Прошу установить подчинение Разведупра по вопросам агентуры Штабу РККА и РВС СССР на следующих основаниях:
      1. В пределах поставленных Штабом РККА задач - начальник Разведупра непосредственно подчиняется начальнику Штаба РККА как по вопросам сети агентуры, так и по личному составу.
      2. В объеме заданий РВС СССР начальник Разведупра непосредственно подчиняется заместителю председателя Реввоенсовета, коим, сверх того, контролируется вся агентурная работа, в частности и работа по заданиям Штаба РККА.
      Вполне понятно, что непосредственные, тесные отношения РВС с Разведупром должны сохраниться, но Штаб в области своих заданий должен действительно иметь в своем распоряжении Разведупр...
      Назначение более авторитетного начальника Штаба РККА, которому сочтено будет возможным подчинить Разведупр; организационное изъятие Разведупра из состава Штаба РККА и непосредственное его подчинение РВС. Штаб будет ограничиваться выработкой заданий; подбор более авторитетного состава Штаба РККА; изъятие из ведения Штаба РККА подготовки войны на восточных фронтах и полное сосредоточение всех этих вопросов в Вашем секретариате... Я должен с полным убеждением доложить о решительной невозможности продолжать работу в вышеочерченных условиях. Мы не подготовляем аппарата руководства войной, а систематически атрофируем его созданием кустарности взаимоотношений и превращением Штаба РККА в аполитичный орган"21. Предложение осталось без внимания.
      Под руководством Тухачевского был издан новый "Временный полевой устав" 1925 года. В пояснительной записке он саркастически "прошелся" по тем, кто считал, "будто бы в будущей войне нам придется драться не столько техникой, сколько превосходством своей революционной активности и классового самосознания". Техническая мощь Красной армии должна возрастать из года в год, и "нам придется столкнуться с капиталистическими армиями не голыми руками, не с косами и с топорами в руках, а вооруженными с ног до головы, организованными, машинизированными и электрифицированными"22.
      26 января 1926 г. Тухачевский поставил перед своими подчиненными в Штабе задачу исследовать один "из существеннейших вопросов нашей подготовки к войне - вопрос об определении характера предстоящей нам войны и ее начального периода, в первую очередь, конечно, на Европейском театре". Он продолжал демонстрировать активность, хотя поле его деятельности продолжало сужаться: 18 февраля из ведения Штаба РККА была изъята мобилизационная работа, а 22 июля Военно-топографический отдел. Должность Тухачевского окончательно сделалась "почетно-бессмысленной". Ему оставалось теоретизировать; много внимания он уделял Военному отделу издаваемой Большой советской энциклопедии, выступил с докладом "О стрелковых войсках". Основные положения этого доклада легли в основу документа о реорганизации стрелковых частей и соединений. Размышляя о проблемах подготовки будущей мировой войны. Тухачевский стремился всю экономическую политику, все народное хозяйство подчинить этой главной цели23.
      В 1928 г. немцы отметили, что внешнеполитическая концепция Тухачевского была "более активной, чем у Сталина, особенно во взгляде на Польшу"24.
      26 декабря 1926 г. Тухачевский представил к Распорядительному заседанию Совета труда и обороны доклад "Оборона Союза Советских Социалистических республик". Основные положения этого доклада сводились к следующему:
      "1. Наиболее вероятные противники на западной границе имеют крупные вооруженные силы, людские ресурсы, высокую пропускную способность железных дорог. Они могут рассчитывать на материальную помощь крупных капиталистических держав.
      2. Слабым местом блока является громадная протяженность его восточных границ и сравнительно ничтожная глубина территории.
      3. В случае благоприятного для блока развития боевых действий первого периода войны его силы могут значительно возрасти, что в связи с "западноевропейским тылом" может создать для нас непреодолимую угрозу.
      4. В случае разгрома нами в первый же период войны хотя бы одного из звеньев блока, угроза поражения будет ослаблена.
      5. Наши вооруженные силы, уступая по численности неприятельским, все же могут рассчитывать на нанесение контрударов.
      6. Наших скудных материальных боевых мобилизационных запасов едва хватит на первый период войны. В дальнейшем наше положение будет ухудшаться (особенно в условиях блокады).
      7. Задачи обороны СССР РККА выполнит лишь при условии высокой мобилизационной готовности вооруженных сил, железнодорожного транспорта и промышленности.
      8. Ни Красная армия, ни страна к войне не готовы"25.
      Для этого периода советско-германских отношений характерно упрочение военных и военно-промышленных контактов, ратифицированных Берлинским договором, укрепившим и развившим Рапалльский. После 1926 г., когда впервые на академических курсах рейхсвера (то есть в Академии германского Генерального штаба) обучались преподаватели академии им. Фрунзе М. С. Свечников и С. Н. Красильников, командировки краскомов на учебу в Германию стали регулярными. В ноябре 1927 г. впервые на длительный срок в Германию для изучения современной постановки военного дела выехали командующий СКВО командарм 1-го ранга Уборевич (на 13 месяцев), начальник Академии им. Фрунзе комкор Р. П. Эйдеман и начальник III управления Штаба РККА комкор Э. Ф. Аппога (оба на 3,5 месяца). Командированные посещали лекции, решали вместе с немецкими слушателями военные задачи, бывали в казармах, знакомились с зимним обучением во всех родах войск, с техническими достижениями, применявшимися в рейхсвере, знакомились с организацией управления армией и ее снабжения. 17 декабря 1927 г. все трое нанесли визит вежливости Секту - в знак признания его роли в налаживании советско-германских военных отношений26. (Для всех них эти поездки в Германию впоследствии обернулись приговором на процессе 1937 года.)
      Перед Уборевичем Ворошилов поставил задачу "собрать материал по следующим вопросам:
      1. Взаимодействие родов войск, а также сухопутной армии и флота. Вам известно, что немцы критиковали, и не без основания, наши одесские маневры, особенно совместные действия с флотом. Надо изучить постановку этого дела у немцев.
      2. Организация, вооружение и применение кавалерии в бою. Мы знаем приблизительно взгляды немцев на конницу. Надо детально изучить, как они думают оперировать конницей на восточных театрах - при наших условиях (скажем, в Польше). Вообще, надо по возможности основательно исследовать этот вопрос.
      3. Об укрепленных районах. Как немцы к ним относятся, как думают их организовать. Вы помните, что снос укреплений в Восточной Пруссии (по требованию союзной комиссии) вызвал бурные протесты Р. В. (рейхсвера. - Ю. К.).
      4. Организация тылов и снабжение в мирное и военное время. Надо изучить методы войскового снабжения, а также постановку этого дела в государственном масштабе (как немцы думают мобилизовать промышленность, с[ельское] хозяйство и т. д.)
      5. Изучите быт немецкой армии. Мы имеем уставы, но не знаем, как живет немецкая армия и ее солдаты"27.
      В итоговом докладе о своем 13-месячном пребывании в Германии Уборевич подробно описал учебу, маневры, полевые поездки, пребывание во всех родах войск. Ему удалось довольно близко познакомиться с оперативными, тактическими, организационными, техническими взглядами немцев на современную армию, методику подготовки войск, постановку образования и службу Генерального штаба. Уборевич писал, что "немцы являются для нас единственной пока отдушиной, через которую мы можем изучить достижения в военном деле за границей", и что "немецкие специалисты, в том числе и военного дела, стоят неизмеримо выше нас". Уборевич заключал, что "центр тяжести нам необходимо перенести на использование технических достижений немцев, и, главным образом, в том смысле, чтобы у себя научиться строить и применять новейшие средства борьбы"28.
      Взаимные обмены делегациями продолжались: военачальники ездили "друг к другу" на учения, маневры, полевые, тактические занятия. Руководители делегаций встречались с высшим военным руководством принимавшей стороны. В 1928 г. в СССР побывал генерал рейхсвера Бломберг, оставивший подробный отчет об этой поездке:
      "Прием русскими
      Немецкие офицеры в течение всего времени командировки были гостями русского правительства. Им был предоставлен вагон-салон. В качестве почетного сопровождающего командующего войсками (то есть Бломберга. - Ю. К.) был бывший военный атташе в Берлине Лунёв, имевший в распоряжении группу офицеров сопровождения.
      Русские в течение всей поездки демонстрировали широкую предупредительность. Наркомвоен Ворошилов дал указание показывать всё и исполнять любые пожелания. Организация и состояние образования представлены абсолютно открыто, что позволило составить достоверное заключение... Прием немецких офицеров был везде дружелюбным, зачастую даже сердечным, и очень гостеприимным. Во многих местах дислокации (гарнизонах. - Ю. К.) везде подчеркивалась значимость сотрудничества для РККА, а также желание учиться у рейхсвера и преимущество наблюдаемых немецких офицеров над офицерами Красной армии".
      Бломберг счел нужным особо подчеркнуть значимость для Германии совместных военно-учебных баз: "Организации находятся в прекрасном состоянии и работают очень хорошо... Их полное использование является исходным пунктом для наших жизненно важных интересов. Для нас имеет чрезвычайное значение то, что русские дают нам возможность с пользой эксплуатировать эти сооружения"29.
      Стойкую направленность на сближение Бломберг так объяснял несколько лет спустя, в 1943 г.: "На меня Россия произвела очень серьезное впечатление, одновременно и непостижимое. Это была чужая страна. Я сказал себе, что мы должны либо стать ей другом, поскольку у нас общие интересы в укреплении позиций против западного мира, или же нам нужно планомерно готовить борьбу против наших восточных соседей, которая должна будет вестись при благоприятных обстоятельствах, то есть с собранной в кулак силой"30.
      Заместитель Бломберга полковник Миттельбергер в ходе своей поездки в СССР в 1928 г. специально занимался оценкой способностей и политических взглядов советских командиров. В отчете он особое внимание уделил Тухачевскому: "Самым значительным военным представителем Красной армии является шеф Генерального штаба Михаил Тухачевский. На него возлагаются большие надежды... Очень умен и очень тщеславен". Тухачевского в Германии называли одним из выдающихся талантов Красной армии, коммунистом исключительно по соображениям карьеры. "Он может переходить с одной стороны на другую, если это будет отвечать его интересам"31.
      А положение Тухачевского в Штабе РККА в это время стало тупиковым. Он писал в докладной Ворошилову, что в Штабе РККА сложилась ненормальная обстановка и что он фактически отстранен от участия в подготовке страны к обороне. Внутри секретариата наркомата, утверждал Тухачевский, сформировалась группировка, подменившая собой Генштаб. Теперь Тухачевский делал вывод еще более определенный, чем в январском письме 1926 года. "Мое дальнейшее пребывание на этом посту (начальника Штаба РККА), - заключал он, - неизбежно приведет к ухудшению и дальнейшему обострению сложившейся ситуации". К XV съезду ВКП(б) Тухачевский представил 5-летний план технического развития вооруженных сил, где предлагал координировать план строительства вооруженных сил и военных заказов с перспективами развития отраслей экономики. Этот план охватывал все мероприятия по техническому оснащению Красной армии, накоплению мобилизационных запасов. В своей записке он приводил конкретные соображения о совершенствовании технических родов войск, развитии оборонной промышленности, строительстве новых заводов и дополнительном финансировании этих программ.
      Акцентируя внимание на проблеме общего и технического обеспечения Красной армии, а именно в этом виделась главная причина неготовности армии к войне, Тухачевский задевал репутацию Егорова и П. Е. Дыбенко. Егоров с мая 1926 по май 1927 г. являлся заместителем председателя Военно-промышленного управления ВСНХ и членом коллегии ВСНХ и должен был нести значительную долю ответственности за техническое обеспечение РККА. Дыбенко с 25 мая 1925 по 16 ноября 1926 г. являлся начальником Артиллерийского управления РККА, а с ноября 1926 по октябрь 1928 г. - начальником Управления снабжения. Косвенно начальник Штаба РККА "замахивался" и на наркома. Однако главное заключалось в том, что Тухачевский предлагал альтернативный правительственному оборонный проект - программу, которая смещала военно-экономическую доминанту в оборонную сферу. Это уже была особая концепция развития страны и государства. А сам Тухачевский, желая того или нет, обозначил себя в качестве военно-политического "лидера" ее реализации32. Это было замечено; план Тухачевского не прошел. Весной 1928 г. Тухачевский подал в отставку и его "сослали" в Ленинград - командовать округом.
      Бломберг, характеризуя ситуацию в РККА, остановился и на личности Тухачевского, обратив внимание на версии его смещения с должности:
      "Тухачевский - командир ЛенВО. 34 - 35 лет, юношески свеж, ухожен, симпатичен. До 1928 г. - начальник Генерального штаба. С этой должности был понижен, по одной версии, из-за его выступления за превентивную войну против Польши, по другой - из-за сомнений в его политической надежности, в связи с чем его подозревали в руководстве заговором. Он воздерживался от разговоров на любую политическую тему, но был разговорчивым и целеустремленным собеседником, когда речь шла об оперативной и тактической области. Очень примечательная личность".
      Общее впечатление о Красной армии у Бломберга сводилось к тому, что ее состояние "вполне удовлетворительно... Красная армия располагает превосходным солдатским материалом. Русский солдат обладает, как и ранее, отличными военными качествами, которыми он отличался в течение столетий В высшей степени закаленный, выносливый, привыкший к физическим нагрузкам, волевой и непритязательный, он дает командованию возможность добиваться от войск поразительных результатов... Особо выдающиеся черты:
      - твердая внутренняя сплоченность,
      - прогресс, достигнутый в последние годы,
      - стремление устранить известные недостатки и при широком использовании немецких образцов добиться производительности, соответствующей западным требованиям,
      - усилия по созданию современных вооружений (авиация, химическое оружие),
      - крепкая связь с народом"33.
      Советские военные "делегаты", возвращаясь из Германии, в свою очередь также привозили обобщающие впечатления.
      Отчет о поездке в Германию командира и военного комиссара 5-го стрелкового корпуса А. И. Тодорского от 5 октября 1928 г. гласил:
      ""Если бы Россия была в союзе с нами, сейчас мир принадлежал бы нам" (Тодорский цитирует распространенную в то время в рейхсвере точку зрения. - Ю. К). Отсюда встречает сочувствие связь с Россией (в довоенном о ней представлении), как исправление допущенной перед 1914 г. ошибки. Отсюда в общем и целом хорошее отношение и к представителям Красной армии и со стороны населения, и со стороны рейхсвера.
      Перспективы на "Великую Германию".
      В вечность Версальского договора никто не верит. Общее мнение, что Германия будет снова великой и свободной (в капиталистическом понимании) страной, но возможность этого обуславливается такой ситуацией (со многими неизвестными сейчас), что политика маневрирования на внешней арене, при накапливании сил внутри страны, признается единственно правильной.
      Естественно, что никто не отвечает на вопрос, будет ли узел Версаля разрублен мечом или развяжется сам собою. Возможность решения вопроса мечом не исключается".
      "Армия привлекает добровольцев как обеспеченностью самой службы (на 30.08 в Германии было 648600 безработных), так, главное, возможностью получить школу и занять крепкое место в обществе (быть служащим, торговцем, офицером).
      Большой выбор (из 10 - одного) дает возможность командованию укомплектовать рейхсвер специально желательным и военногодным людским материалом. Прием коммунистов запрещен специальным циркуляром. Социал-демократы принимаются, причем, по словам офицера-переводчика, пацифистские убеждения их быстро выветриваются...
      Характеристика партий в устах офицера.
      Националисты. Входят: помещики, крупные немецкие капиталисты, бывшие офицеры, крупные чиновники, зажиточные крестьяне...
      Национал-социалисты, или фашисты. Главным образом, молодежь. Есть ориентация на запад, есть и на восток. К рейхсверу относятся хорошо...
      Социал-демократы. Партия утомленного народа. Входят рабочие, мелкий буржуа, учителя. Ориентация на запад, против востока"34.
      Пока советские военные учились в германской академии Генерального штаба, немецкие "кураторы" анализировали состояние профессионального обучения в Москве. Полковник Генерального штаба Х. Хальм, наблюдавший работу военной академии им. Фрунзе, дал не слишком лестные отзывы. В отчете 2 ноября 1929 г., отметив несколько хорошо подготовленных фигур из числа руководства и профессорского состава (Эйдеман, А. А. Свечин, А. И. Верховский, И. И. Вацетис, Ф. Ф. Новицкий и др. - почти все служили в царской армии), невысоко оценил ее деятельность в целом. "На самых ответственных преподавательских постах" академия не располагала профессорско-преподавательским составом с опытом руководства соединениями всех родов войск в мирное и военное время. Опыт гражданской войны закономерно устарел. По заключению Хальма, "надо было бы вести прежде всего подготовку руководителей по другому руслу". А пока слушатели по завершении обучения уходили в армию без хорошо "натренированных способностей командира". Главная задача - подготовка офицеров генерального штаба и командиров высшего звена - оказывалась невыполненной. Академию решили укрепить немецкими кадрами. В 1930 г. в Академии начали преподавать военную историю майор Ф. Паулюс, подполковник В. Кейтель. С декабря 1930 по июнь 1931 г. на II и III академических курсах рейхсвера обучались командующий Северокавказским военным округом Е. П. Белов и командующий Среднеазиатским военным округом П. Е. Дыбенко, командующий Белорусским военным округом (БВО) Егоров.
      В Ленинградском военном округе Тухачевский в ноябре 1929 г. поставил задачу по совершенствованию технической подготовки войск. "В будущей войне важное значение приобретет автомоторизация, - отмечал он. - Поэтому... мы приступаем к систематическому изучению бронетанкового вооружения и к тренировке в применении моторизованных частей. В результате к моменту практического разрешения вопросов моторизации Красной армии командный состав будет знать тактику моторизованных частей и сможет овладеть искусством оперативного их использования". Тогда же на заседании РВС СССР Тухачевский, поддержанный Уборевичем (в 1929 г. - начальник вооружений РККА и зампред РВС), высказался за ускоренное развитие технических родов войск, которые должны были играть главную роль в будущей войне. Этому воспротивился Ворошилов: "Я против тех, кто полагает, что конница отжила свой век"35. Конфликт между "конниками" и "техниками" завершился не в пользу последних.
      В январе 1930 г. Тухачевский ставил вопрос о новых формах оперативного искусства и предлагал отнести авиадесант к числу новых мощных средств, способных парализовать оперативный маневр противника и дезорганизовать его тыл. В ПВО впервые в истории РККА он провел тактическое учение с применением воздушного десанта (посадочным способом). В сентябре состоялись маневры, на которых производилась комбинированная высадка и выброска воздушного десанта с тяжелым оружием и боевой техникой36 . При подведении итогов Тухачевский с удовлетворением отметил, что "комбинированная высадка и выброска воздушного десанта удалась. Таким образом, заложен первый камень в строительство воздушно-десантных войск. За этим должно последовать формирование специальных воздушно-десантных соединений и создание авиации, способной осуществить десантирование в больших масштабах. Применение крупных авиамотодесантов открывает совершенно новые перспективы в области оперативного искусства и тактики. Высадка таких десантов во вражеском тылу позволит им совместно с наступающими с фронта танковыми и стрелковыми частями полностью окружить и уничтожить обороняющегося противника"37.
      11 января 1930 г. Тухачевский представил Ворошилову записку о реконструкции советских вооруженных сил "на основе учета всех новейших факторов техники и возможностей массового военно-технического производства, а также сдвигов, происшедших в деревне". В документе изложена развернутая программа и план модернизации РККА, концепции оперативно-стратегического характера, учитывающие новые аспекты будущей "войны моторов". Тухачевский считал необходимым к концу пятилетки иметь Красную армию в составе 260 стрелковых и кавалерийских дивизий, 50 дивизионов артиллерии большой мощности и минометов, а также обеспечить войска к указанному времени 40000 самолетов и 50000 танков38.
      "Количественный и качественный рост различных родов войск вызовет новые пропорции, - писал он, - новые структурные изменения... Реконструированная армия вызовет и новые формы оперативного искусства". В записке отмечалось, что увеличение количества танков и авиации позволяет "завязать генеральное сражение одновременным ударом 150 стрелковых дивизий на фронте в 450 км и в глубину на 100 - 200 км, что может повлечь полное уничтожение армии противника. Это углубленное сражение может быть достигнуто высадкой массовых десантов в тыловой полосе противника, путем применения танководесантных прорывных отрядов и авиадесантов"39.
      Ворошилов немедленно переслал записку Сталину, снабдив ее комментарием:
      "Тов. Сталину. Направляю для ознакомления копию письма Тухачевского и справку Штаба по этому поводу. Тухачевский хочет быть оригинальным и... "радикальным". Плохо, что в К. А. есть порода людей, которые этот "радикализм" принимают за чистую монету. Очень прошу прочесть оба документа и сказать мне твое мнение. С приветом - Ворошилов"40.
      Сталин стал на сторону Ворошилова. Письмо Сталина по поводу предложений Тухачевского было оглашено на расширенном пленуме РВС СССР 13 апреля 1930 года.
      "Совершенно секретно. Тов. Ворошилову.
      Получил оба документа, и объяснительную записку Тух-го, и "соображения" Штаба. Ты знаешь, что я очень уважаю т. Тух-го, как необычайно способного товарища. Но я не ожидал, что марксист, который не должен отрываться от почвы, может отстаивать такой, оторванный от почвы, фантастический "план". В его "плане" нет главного, т. е. учета реальных возможностей, хозяйственного, финансового, культурного порядка. Этот "план" нарушает в корне всякую мыслимую и допустимую пропорцию между армией, как частью страны, и страной, как целым, с ее лимитами хозяйственного и культурного порядка...
      Как мог возникнуть такой план в голове марксиста, прошедшего школу гражданской войны?
      Я думаю, что "план" т. Тух-го является результатом модного увлечения "левой" фразой, результатом увлечения бумажным, канцелярским максимализмом.
      "Осуществить" такой "план" - значит, наверняка загубить и хозяйство страны, и армию: это было бы хуже всякой контрреволюции.
      Отрадно, что Штаб РККА, при всей опасности искушения, ясно и определенно отмежевался от "плана" т. Тух-го.
      23.3.30.
      Твой И. Сталин"41
      Возмущенный Тухачевский решился не "проглатывать пилюлю" и написал Сталину докладную записку, выдержанную хоть и в подобострастном по форме тоне, но вполне уверенную по содержанию:
      "Командующий войсками ЛВО
      30 декабря 1930 года
      Ленинград
      Сов. секретно
      Уважаемый товарищ Сталин!
      В разговоре со мной во время 16-го партсъезда по поводу доклада Штаба РККА, беспринципно исказившего и подставившего ложные цифры в мою записку о реконструкции РККА, Вы обещали просмотреть материалы, представленные мною Вам при письме, и дать ответ.
      Учитывая Вашу занятость, я думаю, что Вы физически не будете в состоянии ни просмотреть мои материалы, ни сличить их с докладом Штаба РККА. В связи с этим у меня к Вам очень большая просьба: поручить просмотреть материалы и разобраться в них ЦКК или товарищам по Вашему усмотрению.
      Я не стал бы обращаться к Вам с такой просьбой после того, как вопрос о гражданской авиации Вы разрешили в масштабе большем, чем я на то даже рассчитывал, а также после того как Вы пересмотрели число дивизий военного времени в сторону значительного его увеличения. Но я все же решил обратиться, т. к. формулировки Вашего письма, оглашенного тов. Ворошиловым на расширенном заседании РВС СССР и основанного, как Вы мне сказали, на докладе Штаба РККА, совершенно исключают для меня возможность вынесения на широкое обсуждение ряда вопросов, касающихся проблем развития нашей обороноспособности. Например, я исключен как руководитель по стратегии из Военной академии РККА, где я вел этот предмет в течение шести лет. И вообще положение мое в этих вопросах стало крайне ложным. Между тем, я столь же решительно, как и раньше, утверждаю, что Штаб РККА беспринципно исказил предложения моей записки и подменил целый ряд цифр, чем представил их в фантастической абсурдной форме. Материалы, посланные мною Вам, безусловно доказывают это. Подтверждает это и практическое решение вопроса о гражданской авиации.
      В дополнение к ранее посланным материалам я хочу доложить о последних данных, которые мне удалось подработать по вопросу о массовом танкостроении. В моем первом письме к Вам я писал о том, что при наличии массы танков встает вопрос о разделении их по типам между различными эшелонами во время атаки. В то время как в первом эшелоне требуются первоклассные танки, способные подавить противотанковые пушки, в последующих эшелонах допустимы танки второсортные, но способные подавлять пехоту и пулеметы противника.
      Устоявшаяся на опыте империалистической войны консервативная мысль представляет себе развитие танков в тех, сравнительно небольших, массах, в каких их видели в 1918 году. Такое представление явно неправильно.
      Уже к 1919 году Антанта готовила 10000 танков, и это почти на пороге рождения танка. Представление будущей роли танков в масштабе 1918 года порождает стремление соединить в одном танке все, какие только можно вообразить, качества. Таким образом танк становится сложным, дорогим и неприменимым в хозяйстве страны. И наоборот, ни трактор, ни автомобиль не могут быть непосредственно использованы как основа такого танка.
      Совершенно иначе обстоит дело, если строить танк на основе трактора и автомобиля, производящихся в массах промышленностью. В этом случае численность танков вырастет колоссально...
      ..."Красный Путиловец" с марта 1931 года будет выпускать новый тип трактора, в полтора раза более сильный. Нынешняя модель слишком слаба. Новый трактор даст отличный легкий танк. Модель Сталинградского завода и Катерпиллер также приспособляются под танк.
      В общем, вопрос применения трактора и автомобиля для танка надо считать решенным и в наших условиях.
      Второе условие массового производства танков - штамповка броневых корпусов - точно так же уже разрешено. Очень характерно, что все известные нам образцы штампованных корпусов совпадают с фабричными марками автомобилей и тракторов, причем наиболее интересующих нас образцов мы, несомненно, еще не знаем.
      ...Чтобы выяснить условия штампования и сварки танковой брони, я познакомился со штамповкой больших котлов в Ленинграде на заводе им. Ленина и на заводе Вашего имени. Выяснилась полная возможность штампования брони для танков...
      Итак, мы обладаем всеми условиями, необходимыми для массового производства танков, причем в моей записке о реконструкции РККА я не преувеличил, а приуменьшил возможности производства у нас танков.
      а) в 1932 г. - 40000 тысяч по мобилизации и 100000 из годового производства и б) в 1933 эти цифры могли бы возрасти раза в полтора.
      ...Вряд ли какая-либо капиталистическая страна или даже коалиция в Европе на данной стадии подготовки антисоветской интервенции смогла бы противопоставить что-либо равноценное в этой новой, массовой подвижной силе... Докладная записка штаба РККА не только потому возмутительна, что рядом подложных цифр ввела Вас и тов. Ворошилова в заблуждение, но больше всего вредна тем, что является выражением закостенелого консерватизма, враждебного прогрессивному разрешению новых военных задач, вытекающих из успехов индустриализации страны и социалистического строительства. Во всей своей организационной деятельности Штаб РККА в лучшем случае поднимается до давно устаревшего уровня 1918 года, но зато решительно отстает от общих темпов нашего развития"42.
      Сталин отреагировал на записку только в 1932 г. - личным письмом. Но решение о "нужности" Тухачевского в Москве принял раньше: в 1931 г. его вернули в столицу, повысив в должности. Он стал заместителем Ворошилова.
      "Особо секретно. Личный архив Сталина
      Т. Тухачевскому. Копия Ворошилову.
      Приложенное письмо на имя т. Ворошилова написано мной в марте 1930 года. Оно имеет в виду два документа: а) вашу "записку" о развертывании нашей армии с доведением количества дивизий до 246 или 248 (не помню точно), б) "соображения" нашего штаба с выводом о том, что Ваша "записка" требует по сути дела доведения численности армии до 11 миллионов душ, что "записка" ввиду этого нереальна, фантастична, непосильна для нашей страны.
      В своем письме на имя т. Ворошилова, как известно, я присоединился в основном к выводам нашего штаба и высказался о вашей "записке" резко отрицательно, признав ее плодом "канцелярского максимализма", результатом "игры в цифры" и т. д.
      Так было дело два года назад.
      Ныне, спустя два года, когда некоторые неясные вопросы стали для меня более ясными, я должен признать, что моя оценка была слишком резкой, а выводы моего письма - не совсем правильны...
      Мне кажется, что мое письмо не было бы столь резким по тону и оно было бы свободно от некоторых неправильных выводов в отношении Вас, если бы я перенес тогда спор на эту новую базу. Но я не сделал этого, так как, очевидно, проблема не была еще достаточно ясна для меня.
      Не ругайте меня, что я взялся исправить недочеты моего письма с некоторым опозданием.
      7.5.32.
      С ком. прив. Сталин"43.
      Общий социальный кризис, охвативший СССР в 1929 - 1931 гг., усугубленный коллективизацией, обострил во властных структурах опасение за лояльность определенных социальных слоев. Особую опасность, согласно выводам ОГПУ, представляли не только широкие слои крестьянства, из которых комплектовался так называемый "переменный состав" РККА, но особенно бывшие кадровые офицеры, служившие в Красной армии. В начале 1930 г. ОГПУ провело так называемую операцию "Весна", в результате которой было арестовано более трех тысяч бывших военспецов и которая была логическим завершением агентурного дела "Генштабисты". В 1930 - 1931 гг. репрессиям, выразившимся в арестах, заключении на более или менее длительный срок в тюрьмы и концлагеря, расстрелах, подверглись многие известные, авторитетные в годы гражданской войны и в 1920-е годы "военспецы-генштабисты"44. В их числе были А. Снесарев, Свечин, В. Ольдерогге, Верховский - соратники Тухачевского. То, что его самого дело "Весна" миновало, казалось чудом, особенно после того, как 18 августа 1930 г. был арестован его близкий друг - Н. Е. Какурин.
      В 1940 г. вдова Тухачевского на допросе давала показания об этом эпизоде:
      "Я имею в виду сказать о том факте, что еще в 1929 г. в беседе с мужем, Тухачевским, последний рассказал мне, что имел неприятность через Троицкого Ивана Александровича и Какурина Николая Евгеньевича, преподавателей академии имени Фрунзе. Неприятность эта заключалась в том, что при аресте Какурина был якобы обнаружен список какой-то организации, в котором имелась фамилия Тухачевского, но в этот список Тухачевский был внесен якобы без его согласия и ведома. Этот вопрос разбирался в ЦК ВКП(б) и Тухачевский смог доказать, что он ни в чем неповинен и ни к чему не причастен"45.
      На очной ставке, проведенной между Какуриным, Троицким и Тухачевским в октябре 1930 г. в присутствии Сталина, Ворошилова и Орджоникидзе, оба подследственных подтвердили свои показания. "Мы очную ставку сделали, - вспоминал сам Сталин в июне 1937 г., - и решили это дело зачеркнуть". Есть свидетельства, что Сталин и Ворошилов "обратились к тт. Дубовому, Якиру и Гамарнику: правильно ли, что надо было арестовать Тухачевского как врага. Все трое сказали: нет, это, должно быть, какое-нибудь недоразумение, неправильно"46 . 23 октября 1930 г. Сталин писал Молотову: "Что касается Тухачевского, то он оказался чист на все 100%. Это очень хорошо"47. Тухачевскому разрешали быть "чистым" до 1937 года.
      В 1931 г. Тухачевский, только что назначенный на должность заместителя председателя РВС и зам. наркомвоенмора, возглавил созданную по решению РВС СССР Комиссию по использованию опыта командированных в Германию групп. На основе докладов руководителей групп были изданы труды о маневрах германской армии в 1927 г. и о летней учебе германской армии в 1928 г., работа о тактической подготовке германской армии в 1928 - 1930 гг., большой труд об оперативной подготовке германской армии; выпущено пять брошюр (в 1928 - 1929 гг. ) по тактическим, оперативным и снабженческим играм рейхсвера. Кроме того, в "Информационном сборнике" Разведупра в 1926 - 1931 гг. было помещено 300 статей и заметок по Германии, большей частью на основе материалов этих групп. Все они использовались в различных лекционных курсах Военной академии.
      Как информировал 15 августа 1931 г. Реввоенсовет СССР новый начальник Штаба РККА Егоров, план работы Военной академии на 1930/31 год "по всем признакам, построен на учете опыта и позаимствован у германской Военной академии". Полковник Э. Кестринг, военный атташе Германии в Москве, в 1931 г. согласился с этой точкой зрения: "Наши взгляды и методы проходят красной нитью через их взгляды и методы"48.
      В ноябре 1931 г. в СССР с официальным визитом прибыл новый начальник штаба рейхсвера генерал В. Адам. 11 ноября на обеде в его честь в Кремле, беседуя с немецким послом в СССР Г. фон Дирксеном, Тухачевский сказал: "Рейхсвер - учитель Красной армии в трудное время... Мы не забудем, что рейхсвер в период восстановления Красной армии оказал ей решающую поддержку"49.
      1932 г. был последним, когда состоялся обмен делегациями. В сентябре осенние маневры во Франкфурте-на-Одере, где присутствовали 15 иностранных военных делегаций, посетил Тухачевский. Цель маневров состояла в разработке способов вооруженной борьбы в случае войны с Польшей, которая, "используя незащищенную границу с Силезией", имела, по условиям франкфуртской игры, возможность вторгнуться в Германию большими силами по широкому фронту и создать непосредственную угрозу Берлину. Маневрам придавалось большое политическое значение, и в них участвовало все руководство рейхсвера. Их посетил даже лично президент Германии фельдмаршал Гинденбург, давший "вводную" участникам. Тогда же Тухачевский был представлен Гинденбургу.
      На выборах 31 июля 1932 г. НСДАП еще больше укрепила свои позиции, получив 13,73 млн. голосов, и стала, таким образом, сильнейшей фракцией в рейхстаге (230 депутатов). Последний вояж красных командиров на обучение состоялся в декабре 1932 года. Они покинули Германию в июле 1933 г.: политическая ситуация к тому времени резко изменилась: к власти пришел Гитлер.
      Примечания
      1. STUDENT K. Reichswehr und Rote Armee. - Internationale Luftwaffen revue, 1968, 1/2, S. 147.
      2. Рейхсвер и Красная армия. Документы из военных архивов Германии и России. 1925 - 1931. М. -Кобленц. 1995, с. 82 - 83. Цит. доклад зам. начальника Штаба РККА Тухачевского в Реввоенсовет СССР о результатах изучения рейхсвера во время осенних маневров 1925 года.3. ЗДАНОВИЧ А. Тайные лаборатории рейхсвера в России. - Армия, 1992, N 1, с. 64.
      4. ГОРЛОВ С. А. "Совершенно секретно". М. 1999, с. 54; Коминтерн и идея мировой революции. Документы. М. 1998, с. 313.
      5. ГОРЛОВ С. А. Ук. соч., с. 60.
      6. Там же, с. 62 - 63; STUDENT K. Op. cit, S. 161.
      7. Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б). Повестки дня заседаний. Кн. 2. М. 2002, с. 250; ДАЙНЕС В. О. Михаил Николаевич Тухачевский. - Вопросы истории, 1989, N 10, с. 53.
      8. ГОРЛОВ С. А. Ук. соч., с. 146.
      9. Рейхсвер и Красная армия, с. 82, 83, 89 - 90.
      10. Цит. по: ГОРЛОВ С. А. Ук. соч., с. 146 - 147.
      11. BUCHELER H. Carl-Heinrich v. Stulpnagel. Soldat - Philosoph - Verschworer. Berlin-Frankfurt a/M. 1989, S. 104.
      12. ГОРЛОВ С. А. Ук. соч., 127.
      13. Там же, с. 131.
      14. Bundesarchiv Militararchiv Freiburg N 52/2. Blomberg: Lebenerinnerungen - handschriftlich. Band III, S. 128. Бломберг, Вернер фон (1878 - 1946). Участвовал в первой мировой войне офицером Генерального штаба. С 1919 г. в рейхсвере - начальник отдела боевой подготовки министерства рейхсвера (1925 - 1927 гг.). В 1927 - 1929 гг. начальник войскового управления (то есть замаскированного Генерального штаба). С января 1933 г. - министр рейхсвера, с 1935 г. - военный министр и главнокомандующий вермахта. 24 июня 1937 г. Бломберг подготовил отчет о международном положении, содержавший аргументы противников агрессивной политики, которую готовил Гитлер. Отправлен в отставку в 1938 году.
      15. ГОРЛОВ С. А. Ук. соч., с. 147 - 149.
      16. Записки Коммунистической академии, 1930, т. 1, с. 8.
      17. Красная присяга, 1923, N 1, с. 22 - 23.
      18. 7-й Всебелорусский съезд Советов, май 1925 г. Стенографич. отчет. Минск. 1925, с. 24 - 25, 211, 230 - 231.
      19. Зарождение и развитие советской военной историографии. М. 1985, с. 11, 12; ДАЙНЕС В. О. Ук. соч., с. 57, 50.
      20. МИНАКОВ С. Сталин и его маршал. М. 2004, с. 356 - 357.
      21. Там же, с. 360 - 361.
      22. Временный Полевой устав РККА. Ч. 2. М. 1926, с. 6.
      23. ДАЙНЕС В. О. Ук. соч., с. 46, 50, 52.
      24. ZEIDLER M. Reichswehr und Rote Armee. 1920 - 1933. Munchen. 1993, S. 257.
      25. СИМОНОВ Н. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920 - 1950-е годы. М. 1996, с. 65.
      26. ГОРЛОВ С. А. Ук. соч., с. 231.
      27. Рейхсвер и Красная армия, с. 95.
      28. ГОРЛОВ С. А. Ук. соч., с. 232 - 233.
      29. Blomberg's P. Privates Archiv. "Reise des Chefs des Truppenamts nach Russland. (August/September, 1928), S. 2 - 3, 6.
      30. Bundesarchiv Militararchiv Freiburg N 52/2. Blomberg: Lebenerinnerungen - handschriftlich. Bd. Ill, S. 139 - 140.
      31. Цит. по: GROEHLER O. Selbstmorderische Allianz. Berlin. 1992, S. 53; АХТАМЗЯН А. А. Военное сотрудничество СССР и Германии в 1920 - 1933 гг. - Новая и новейшая история, 1990, N 5, с. 16.
      32. МИНАКОВ С. Ук. соч., с. 361, 386 - 387.
      33. Blombergs P. Privates Archiv. "Reise des Chefs des Truppenamts nach Russland. (August/September, 1928), S. 14 - 16, 46.
      34. Рейхсвер и Красная армия, с. 100 - 101, 105 - 107.
      35. ДАЙНЕС В. О. Ук. соч., с. 58, 54.
      36. Там же, с. 55. В начале 1933 г. в ЛВО была сформирована первая воздушно-десантная бригада особого назначения, в 1936 г. - еще две в Киевском и Белорусском военных округах, в 1938 г. имелось уже шесть бригад, а в марте-апреле 1940 г. началось развертывание пяти воздушно-десантных корпусов, которые к началу Великой Отечественной войны не удалось, однако, обеспечить боевой техникой в достаточном количестве.
      37. Цит. по: там же, с. 54 - 55.
      38. МИНАКОВ С. Ук. соч., с. 414 - 415.
      39. ДАЙНЕС В. О. Ук. соч., с. 54.
      40. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), Д-447, л. 9.
      41. Там же, л. 8.
      42. Там же, Д-446, л. 66 - 71.
      43. Там же, Д-447, л. 2.
      44. МИНАКОВ С. Ук. соч., с. 419.
      45. Центральный архив ФСБ РФ, АСД N Р-23914 на Тухачевскую-Аронштам Н. Е., л. 51.
      46. МИНАКОВ С. Ук. соч., с. 431.
      47. Письма И. В. Сталина В. М. Молотову, 1925 - 1936 гг. Сб. документов. М. 1995, с. 231 - 232.
      48. ГОРЛОВ С. А. Ук. соч., с. 246 - 247; HILGER G. Wir und der Kreml. Frankfurt a/M. -Berlin. 1964, S. 200.
      49. ZEIDLER M. Op. cit., S. 262.
    • Пожарская С. П. Испанская "Голубая дивизия" на советско-германском фронте (1941-1943 гг.)
      Автор: Saygo
      Пожарская С. П. Испанская "Голубая дивизия" на советско-германском фронте (1941-1943 гг.) // Вопросы истории. - 1969. - № 8. - С. 107-126.
      После нападения фашистской Германии на Советский Союз и "ультра" во франкистском "национальном движении", ослепленные антикоммунизмом и ненавистью ко всему советскому, и многочисленные иностранные наблюдатели, и гитлеровцы полагали, что Мадрид с минуты на минуту станет активной (воюющей стороной, вступив в войну против СССР. Эта уверенность покоилась как на многократно повторенных заверениях Франко о незаинтересованности Испании в вооруженном конфликте между странами именно Западной Европы, так и на ненависти франкистского режима к Советскому Союзу. Хотя к тому времени в Берлине уже смогли убедиться в крайней изворотливости каудильо, так и не поднявшего пока оружия на стороне Германии, война против СССР, изображавшаяся геббельсовской пропагандой как "крестовый поход" против коммунизма, была именно тем событием, которого дожидались фашисты всей Европы. Реакционная нечисть взахлеб приветствовала Гитлера" принявшего наконец "правильное решение", а самые ретивые готовы были немедленно примкнуть к вермахту в разбойничьей войне против советского народа.
      Обнадеживающие для руководства третьего рейха известия поступали и из Испании. Уже 22 июня 1941 г. испанский министр иностранных дел Серрано Суньер, сославшись на мнение Франко, сообщил германскому послу в Мадриде Штореру, что "испанское правительство выражает величайшее удовлетворение в связи с началом борьбы против большевистской России и в равной степени сочувствует Германии, вступающей в новую и трудную войну". Суньер утверждал, что нападение Германии на Советский Союз будто бы "вызвало величайший энтузиазм в Испании". Суньер обратился к германскому правительству с просьбой дать возможность добровольцам из числа членов фаланги принять участие в борьбе против общего врага. Министр пояснил, что "этот жест солидарности, разумеется, делается независимо от вопроса о полном и окончательном вступлении Испании в войну на стороне "оси", которое последует в соответствующее время". Франкистский министр в особо теплых словах выразил свою "твердую уверенность в том, что война с Россией закончится для Германии так же счастливо и победоносно, как и предшествующие войны"1. 24 июня Риббентроп известил Шторера: "Германское правительство с радостью и удовлетворением примет формирования добровольцев фаланги"2.
      В тот же день Суньер публично обратился к членам фаланги с призывом поднимать добровольцев на войну против СССР3. Фалангистская пресса с энтузиазмом подхватила призыв своего шефа (Суньер был одновременно главой фаланги), причем иные горячие головы считали необходимым собрать и отправить сразу 100 тысяч добровольцев4. Однако с первоначальным замыслом формирования добровольческого соединения исключительно из членов фаланги Суньеру пришлось расстаться. 25 июня Шторер сообщил в Берлин: "Испанский министр иностранных дел очень рад согласию Германии на участие испанских добровольцев в войне против России. Он обещал поднять этот вопрос на сегодняшнем заседании совета министров и вслед за тем обо всем договориться с начальником фалангистской милиции генералом Москардо, а прежде всего о немедленном опубликовании призыва к вербовке. Но из-за соперничества фаланги и армии добровольцы будут набираться не только из фалангистов, но и из легиона, связанного с армией".
      В ответ на пожелание Шторера (было бы "своевременно и желательно" объявить, что Испания находится в состоянии войны с Советским Союзом) министр ответил, что обсудит этот вопрос с Франко. От себя Суньер добавил, что в этом случае "Англия и, возможно, Америка откликнутся на такое заявление если и не объявлением войны Испании, то во всяком случае установлением блокады, в результате чего Испании грозит потеря ее судов, находящихся в настоящее время в пути..."5. В телеграмме от 26 июня 1941 г. Шторер с огорчением сообщил, что решение об объявлении Испанией войны Советскому Союзу до сих пор еще не получено и что это в большой степени зависит от реакции на посылку испанских добровольцев. Выяснилось, что Англия уже отозвалась: ввоз бензина в Испанию запрещен6.
      Не следует, однако, слишком серьезно относиться к ссылке испанских официальных лиц на возможную отрицательную для Испании реакцию США и Англии как на основную причину воздержания от открытого объявления войны СССР: то была не главная причина и, во всяком случае, не единственная. Об этом достаточно красноречиво свидетельствует новая телеграмма Шторера уже от 28 июня 1941 г., из текста которой следует, что протест армии против отправки фалангистских формирований имел более серьезную основу, "ежели некое соперничество: "Военные попытались выступить против всего плана в целом, так как, по их мнению, его выполнение могло поставить Испанию на грань войны...". Сам Суньер, по мнению Шторера, хочет войны, однако он ожидает более благоприятного для Испании момента, который наступит после получения сырья и материалов, находящихся в пути7, и после соответствующей подготовки общественного мнения. Главные противники вступления в войну - военные, которые, по словам Суньера, имели большое влияние на Франко. Но основная причина оттяжки вступления Испании в войну, по мнению Шторера, - "недостаточность экономической и военной подготовки"8.
      Шторер высказал надежду, что политика Суньера неизбежно в конце концов приведет Испанию к вступлению в войну. Тем временем оттяжка решения об официальном вступлении в воину на стороне Германии не помешала форсировать формирование "добровольческого" соединения для войны на Востоке. 27 июня 1941 г. начальник итальянского генерального штаба У. Кавальеро записал в своем дневнике: "Глава нашей миссии в Мадриде сообщил, что немцы вербуют в Испании добровольцев для отправки в Россию. Распространяются слухи, что и мы пошлем своих добровольцев. Муссолини заявил, что не видит в этом смысла, так как в Россию отправляются регулярные части итальянской армии"9. В Риме не усмотрели никакой разницы между тем, что делалось в Италии и в Испании. Государственные же руководители Испании прибегли к уловке, обычной в условиях военных интервенций: без официального объявления войны принять в ней самое прямое участие.
      Более того, отправкой дивизии в далекую Россию они хотели заменить вступление в уже начавшуюся войну. Игра Франко была очевидна, во всяком случае, для тех, кого он хотел ввести в заблуждение. Чиано записал в эти дни: "Вклад "Голубой дивизии" в дело держав "оси" нельзя было бы сравнить с успешным осуществлением операции "Изабелла - Феликс"10. В беседе с Муссолини вечером 25 августа 1941 г. в своей штаб-квартире Гитлер с горечью говорил об Испании, заявив, что эта страна "страшно его разочаровала"11.
      При ретроспективном взгляде на ход событий замысел Франко также совершенно очевиден: он, "низведя эту интервенцию до "крестового похода" против коммунизма, стремился обойти вступление в войну против Англии", - отмечает современный биограф каудильо К. Мартин12. Еще в августе 1940 г., в дни подготовки операции "Изабелла - Феликс", в ответ на запрос Берлина о мотивах уклонения Испании от вмешательства в военный конфликт Шторер доносил, что "Франко стремится избежать преждевременного вступления в войну и, следовательно, такого длительного в ней участия, которое было бы не по силам Испании, а при некоторых условиях послужило бы источником опасности для режима"13. Франко не только и не столько не хотел воевать, сколько не мог воевать. Нельзя всерьез говорить о воздержании Франко "по доброй воле!" от вступления в войну, как это делает бывший политический директор испанского министерства иностранных дел Хосе Дусинаге в книге "У Испании есть право"14. Крайне неустойчивое положение внутри страны, грозившее серьезными последствиями при малейшем нарушении весьма шаткого внутриполитического баланса, - вот что было главной причиной отказа Испании от активного участия в войне.
      Франкисты откладывали вступление в войну, надеясь со временем стабилизировать экономическое положение и обеспечить политическую устойчивость режима. Эти надежды не оправдались. Во время встречи с Муссолини в Бордигере 12 февраля 1941 г. Франко Заявил, что "Испания, как и прежде, хочет сотрудничать со странами "оси" и внести свой вклад в дело окончательной победы. Однако Испания испытывает самый настоящий голод и в военном отношении совершенно не подготовлена"15. Неустойчивым оставалось и внутриполитическое положение. "Мысль о примирении настолько далека от сознания и сердца испанцев, что даже не предпринималось никаких попыток в этом направлении. Победившая половина хочет наступить на горло побежденной, а побежденная по-прежнему кипит возмущением"16, - отмечал корреспондент "The Times" еще в январе 1940 года. Для борьбы с непокорившимися была создана система государственного террора. В полной мере был использован опыт фашистской Германии в ее борьбе против демократических, в первую очередь рабочих организаций. Масштабы репрессий были таковы, что, казалось, франкисты намеревались восстановить пресловутое единство нации при помощи физического уничтожения или по крайней мере строгой тюремной изоляции не только своих активных противников, но и всех не поддающихся "единению во франкизме" элементов населения.
      Чиано писал о 200 тысячах "красных" в тюрьмах Испании в июле 1939 года17. По данным Ватикана, в испанских тюрьмах осенью 1939 г. находилось около полумиллиона заключенных. Альварес дель Вайо, левый социалист и бывший министр иностранных дел республиканского правительства, в конце 1940 г. говорил о миллионе республиканцев в тюрьмах Франко18. Корреспондент "News Chronicle", возвратившийся из Испании в начале 1940 г., писал: "Можно с уверенностью утверждать, что в тюрьмах Испании находится от одного до двух миллионов человек"19. При всей своей разноречивости эти сведения свидетельствуют об одном - о невиданном в истории страны размахе террора. Однако усилия франкистов были тщетны. На протяжении всего периода второй мировой войны им так и не удалось стабилизировать внутриполитическое положение. "Последствия революционных лет ни с точки зрения чувств народа, ни с точки зрения экономики страны все еще не ликвидированы"20, - отмечал обозреватель швейцарской газеты "Basler Nachrichten" 6 сентября 1942 года.
      А в результате фашистская Испания при всей своей симпатии к странам "оси" так и не вступала в войну: слишком велик был риск. "По темпераменту Франко был очень осторожный человек, типичный "гальего"21, или, как сказали бы в Соединенных Штатах, "человек из Миссури". К тому же у него не было иллюзий относительно слабости и истощения, которые принесли Испании предшествующие три года ужасной гражданской войны. Он не имел никаких иллюзий относительно продолжающегося глубокого разделения, которое охватило всех испанцев, и сознавал опасность, которой может подвергнуться недавно установленный и все еще неустойчивый режим, если он совершит в корне непопулярную акцию. Он знал, что подавляющее большинство испанского народа хочет мира, а не войны, все равно - гражданской или внешней"22, - отмечал посол США Хейс. А поэтому "испанское правительство, не желая вступить в конфликт официально, объявило о создании добровольческого соединения, которое должно было сражаться рука об руку с немецкой армией на Востоке"23, - замечает английский историк С. Пейн, автор одного из последних исследований по истории испанского фашизма.


      Испанское добровольческое соединение, известное как "Голубая дивизия" (поскольку идея создания дивизии принадлежала лидерам фаланги, ее и стали называть "голубой": голубые рубашки и красные береты были обязательной формой фалангистов), было сформировано в самые сжатые сроки: была развернута гигантская пропагандистская кампания, и в телеграмме от 4 июля 1941 г. германский поверенный в делах Хеберлейн сообщил в Берлин: "На призыв к вербовке в "Голубую дивизию" откликнулось в 40 раз больше добровольцев, чем это было необходимо. Сегодня окончательный отбор проведут все штабы корпусов"24. Местом сбора завербованных в "Голубую дивизию" стал Ирун, расположенный вблизи испано-французской границы. Хеберлейн отмечал, что отправка дивизии в Германию начнется, "возможно, на будущей неделе". В составе дивизии - 641 офицер, 2272 унтер-офицера и сержанта, 15780 солдат. Дивизия имеет три пехотных полка, четыре артиллерийских батальона, батальон разведки, саперный батальон, противотанковый батальон, батальон связи, медчасть и штабной дивизион25. Статс-секретарь МИД Германии Вейцзекер еще 3 июля сообщил Хеберлейну, что правительство рейха "с радостью" примет испанских добровольцев всех, трех видов вооруженных сил (армии, флота и авиации), а также фалангистов и надеется, что они составят объединенное в одно целое испанское формирование под испанским командованием, но входящее в вермахт26.
      Единственно, что, пожалуй, вызвало уже тогда серьезную озабоченность у германских официальных лиц, причастных к созданию "Голубой дивизии", была степень ее политической "благонадежности". Вопрос об этом встал сразу же, когда части дивизии начали следовать по пути на Восток через Германию и гитлеровцы смогли познакомиться с ними. В телеграмме от 20 августа гитлеровский дипломатический чиновник с тревогой сообщил из Берлина в Мадрид, что, по имеющимся сведениям, коммунисты пытаются проникнуть как во французские (фашистские), так и в испанские добровольческие формирования с целью перехода к русским. По полученным им сведениям, "коммунистические элементы" находились преимущественно в войсках из испанского Марокко27. В своем ответе от 21 августа Шторер сообщил в Берлин о мерах, принятых для предупреждения коммунистического "проникновения". "Голубую дивизию" составят преимущественно военнослужащие регулярных войск, "марокканцы" приниматься не будут. И главное: при соблюдении правила (основное условие для вступления в дивизию) наличия у военнослужащих не менее чем десятилетней военной выслуги коммунистическое проникновение окажется едва ли вероятным. А поскольку дивизия теперь в Германии, Шторер советовал поручить все дальнейшее расследование германской службе безопасности28. Еще ранее, в приведенной выше телеграмме от, 3 июля, Вейцзекер обратился с просьбой не принимать в дивизию русских белоэмигрантов.
      К середине июля испанские добровольцы были готовы к походу на Восток. 30 июля первые испанские летчики приземлились на аэродроме Темпельгоф в Берлине. Им была устроена помпезная встреча, которая, однако, не обошлась без конфуза, досадного для организаторов этого "тоталитарного торжества": оркестр воздушных сил с большим подъемом исполнил некий гимн. Летчики удивленно крутили головами: вместо привычного фалангистского гимна, официального гимна франкистской Испании, они вдруг услышали мелодию государственного гимна Испанской республики29.
      13 июля 1941 г. под оглушительный пропагандистский гром отправился первый эшелон испанских добровольцев в Германию. На торжественных проводах присутствовали и выступили с соответствующими напутствиями Серрано Суньер и военный министр Валера30. Но когда эшелоны с испанским воинством проходили через Францию, французы оказывали им весьма холодный прием31, несмотря на все усилия местных коллаборационистов. Наконец прибыли. Место назначения - Германия, лагерь под Графенвёром. В дальнейшем маршевые батальоны, посылавшиеся на пополнение "Голубой дивизии", направлялись не только в Графенвор, но также в Ауэрбах и главным образом в Гоф, где дислоцировался 481-й запасный батальон 13-го округа рейхсвера, к которому была приписана дивизия32.
      В Графенвёре испанцы прошли медицинский осмотр и почти утратили свой первоначальный вид. Им роздали обмундирование, которое отличалось от обычной немецкой пехотной формы только особым нарукавным знаком выше локтя. На знаке дивизии специалисты фашистской геральдики изобразили щит зловещего вида с черной каймой. Середину щита рассекала горизонтальная желтая полоса на красном фоне, а на ней красовался четырехконечный черный крест и пять перекрещивающихся стрел, брошенных веером наконечниками вверх. Замысловатое сооружение венчала надпись "Испания". Отныне соединение стало называться 250-й пехотной дивизией вермахта. Однако даже в официальных документах она надолго сохранила свое первоначальное название "Голубая", хотя никто из ее участников уже не носил голубых рубашек и красных беретов. В 20-х числах августа дивизия отправилась к границам СССР. Колонны солдат потянулись по дорогам, разбитым войной. Сначала жара, потом дожди, слякоть. Менялись ландшафты (шли через сожженные деревни и города), но не менялось одно - команда "принять в сторону", когда испанцев обгоняли немецкие грузовики, с которых ухмыляющиеся германские солдаты приветствовали "союзников по оружию". "Голубая дивизия", как и части других сателлитов Германии, не была обеспечена транспортом. А чтобы не было жалоб, германское командование взяло на себя связь дивизии с родиной и тем самым полностью отрезало ее от внешнего мира.
      4 октября 1941 г. посол Испании в Берлине Майалде передал министру иностранных дел Германии, что он получил от Франко и Суньера инструкцию немедленно установить личный контакт с командованием "Голубой дивизии". Дело в том, жаловался посол, что очень долго не было никаких известий о дивизии: ни о ее деятельности, ни о ее судьбе. Послу было разъяснено, что в настоящее время дивизия находится в пути33.
      14 октября 1941 года "Голубая дивизия" прибыла в район Новгорода и заняла фронт на участке Новгород - Теремец. 16 октября немецкие войска перешли в наступление на волховско-тихвинском направлении. В наступлении участвовали девять дивизий, в том числе две танковые и две моторизованные34, а также "Голубая дивизия". "В первый день наступления противнику удалось прорвать нашу оборону в стыке ослабленных предыдущими боями 4-й и 52 армий"35, - вспоминает генерал армии И. И. Федюнинский. Фронтовая сводка в Москву от 25 октября сообщает, что "испанская дивизия, овладев деревнями Шевелево, Сытино, Дубровка, Никитино, Отенский Посад, пока их удерживает". В первых же сводках, содержащих упоминание о "Голубой дивизии", говорилось, что дивизия укомплектована испанцами в возрасте 20 - 25 лет, а командует ею генерал Муньос Гранде37. Но уже в середине ноября 1941 г. началось контрнаступление советских войск Северо-Западного фронта. "Сосед слева - 52- я армия уже вела успешные наступательные действия, создавая угрозу на южном фланге тихвинской группировки. К тому времени она овладела городом Вишера и продолжала теснить немцев"38, - вспоминает Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, в то время командовавший отдельными 7-й и 4-й армиями; 52-й армией в то время командовал генерал-лейтенант Н. К. Клыков, которого в декабре сменил генерал В. Ф. Яковлев. 19 ноября началось контрнаступление 4-й армии, действия которой серьезно ослабили немецкую группировку в районе Тихвина. 9 декабря Тихвин был освобожден.
      Южнее войска 52-й армии, усиленные резервами, к 24 ноября задержали дальнейшее продвижение немецких войск, к 25 ноября наступление противника "вовсе прекратилось, фронт стабилизовался"39. А в середине декабря советские войска перешли в контрнаступление вдоль реки Волхов. По свидетельству И. И. Федюнинского, "наступательный порыв наших войск был очень высок"40. В сводках 52-й армии от 24, 25 и 27 декабря сообщалось, что "части 250-й испанской пехотной дивизии, оставив Шевелево, в прежней группировке обороняются по западному берегу реки Волхов на участке Ямно - Еруново - Старая Быстрица и оказывают упорное сопротивление продвижению наших частей, неоднократно переходя в контратаки"41. Но уже 27 декабря войска 52-й армии вышли к р. Волхов и захватили плацдарм на ее левом берегу. "В итоге противник был отброшен на тот рубеж, с которого 16 октября начал наступление..."42. Немало испанских добровольцев осталось на заснеженных полях и в лесах, а иные, прозрев под артиллерийским огнем, подняли руки вверх.
      Военнопленные 2-го батальона 269-го пехотного полка, взятые на участке Ловково 27 декабря, показали, что в ротах осталось по 50 - 60 человек вместо 150, есть обмороженные. Пленные того же 269-го пехотного полка, взятые на участке Красный Ударник, показали, что в ротах всего по 30 - 50 человек. В 3-м батальоне 263-го полка в ротах осталось 60 - 80 человек, во 2-м батальоне 262-го полка - до 80 человек. И лишь в немногих подразделениях 250-й дивизии, по показаниям военнопленных, осталось по 100 человек - в 9-й, 10-й и 14-й ротах 2-го батальона 269-го полка, в 1-м и 2-м батальонах 263-го полка43. И почти всегда в показаниях пленных речь шла об обмороженных44.
      Откатившись на западный берег Волхова, части 250-й пехотной дивизии заняли оборону на рубеже Ямно - Крупново - Ловково (269-й пехотный полк), Ловково - Новая Быстрица - Делявино (3-й батальон 263-го пехотного полка) и далее на юг - до Новгорода (части 263- го и 262-го пехотных полков)45. Спокойно отсидеться по блиндажам и залечить раны не удалось. 7 января 1942 г. началось новое наступление войск Волховского фронта. В разведсводке штаба 225-й дивизии 52-й армии от 18 - 28 января 1942 г. отмечалось, что "263-й и 262-й полки 250-й дивизии, опираясь на узлы сопротивления, упорно сопротивляются действию наших частей"46. Это сопротивление, как и предыдущие декабрьские бои, дорого стоило фашистам. По сведениям военнопленных, численный состав "Голубой дивизии" на конец января 1942 г. составлял лишь 5 - 6 тысяч человек47. В сводке штаба 52-й армии от 9 - 19 февраля 1942 г. отмечалось, что за рассматриваемый период, то есть за 10 дней, полки испанской дивизии потеряли по 150 - 180 человек убитыми48. К началу февраля 1942 г. в 262-м и 263-м полках осталось по два батальона, ибо по одному батальону было взято для усиления 269-го полка.
      Перебежчик 263-го полка, перешедший на сторону Красной Армии в середине апреля 1942 г., рассказал, что потери дивизии за время пребывания на фронте составили 8 тыс. человек49. Эти сведения подтверждает генерал Эмилио Эстебан-Инфантес, сменивший в дальнейшем Муньоса Грандеса на посту командира дивизии. Он сообщает, что потери на берегах озера Ильмень и реки Волхов составили 14 тыс. человек (дивизия находилась в этом районе до конца августа 1942 г.)50. Военнопленные и перебежчики говорили, что количество обмороженных достигало 10 - 15% личного состава51. Тыловые госпитали дивизии в Риге и Вильнюсе были переполнены ранеными. К тому времени у немцев сложилось вполне определенное представление об испанских солдатах. 5 января 1942 г. во время очередной "застольной беседы" в кругу своих единомышленников Гитлер заметил: "Солдатам (немецким. - С. П.) испанцы представляются бандой бездельников. Они рассматривают винтовку как инструмент, не подлежащий чистке ни при каких обстоятельствах. Часовые у них существуют только в принципе. Они не выходят на посты, а если и появляются там, то только чтобы поспать. Когда русские начинают наступление, местным жителям приходится будить их. Но испанцы никогда не уступали ни дюйма занятой территории"52. Последнее суждение можно отнести за счет того, что уже тогда ближайшее окружение Гитлера начало скрывать от него положение дел на фронте.
      Но, как бы там ни было, немецкое командование считало, что "Голубая, дивизия" выдержала испытание, и в плане весеннего наступления немцев в 1942 г. ей отводилась определенная роль. Перебежчик 263-го пехотного полка 250-й дивизии в середине апреля 1942 г. рассказал о том, что слышал от офицеров: Муньос Грандес разработал "план весеннего наступления"53. Этому плану не суждено было осуществиться: Красная Армия наступала, оборонительные бои испанцев продолжались, а сам Муньос Грандес в конце мая уехал в Испанию. Временно командовать дивизией прибыл бригадный генерал Эмилио Эстебан-Инфантес54. Начиная с 1 мая 1942 г. в "Голубую дивизию" стало поступать новое пополнение, а сменившиеся подразделения отправлялись в Испанию. По сведениям, полученным от военнопленных и перебежчиков, смена подразделений должна была полностью закончиться к 15 июня 1942 г., когда в дивизии будет до 12 тысяч солдат и офицеров. Эти сведения в дальнейшем подтвердились: к концу июля было обновлено до 80% состава дивизии.
      Готовясь к штурму Ленинграда, предполагавшемуся в сентябре, командование немецкой группы армий "Север" подтянуло к городу ряд новых соединений, в том числе и "Голубую дивизию".
      С 20 августа 1942 г. подразделения "Голубой дивизии" небольшими группами стали уходить на запад, а 26 августа дивизия была полностью снята с фронта в районе Новгорода и по железной дороге переброшена под Ленинград - в Сиверскую, Сусанино, Вырица, Большое Лисино, где она оставалась 15 - 17 дней для укомплектования. 10 - 15 сентября дивизия заняла оборону на участке Ленинградского фронта, сменив 121-ю немецкую пехотную дивизию. Из общего оперативного приказа по 250-й дивизии следует, что границей сектора дивизии с востока была железнодорожная линия Колпино - Тосно, а с запада селение Баболово55. Так "Голубая дивизия" заняла свое место в кольце блокады, созданной немцами вокруг города Ленина. Испанские наемники Гитлера тоже несут прямую ответственность за смерть, муки и страдания мирного населения Ленинграда - факт, который, к сожалению, не нашел пока отражения в нашей историографии.
      5 сентября 1942 г. в очередной "застольной беседе" Гитлер сообщил своим сотрапезникам: "Я думаю, что одним из наших лучших решений было разрешение испанскому легиону сражаться на нашей стороне. При первой же возможности я награжу Муньоса Грандеса железным крестом с дубовыми листьями и бриллиантами. Это окупит себя. Любые солдаты всегда любят мужественного командира. Когда придет время для возвращения легиона в Испанию, мы по-королевски вооружим и снарядим его. Дадим легиону гору трофеев и кучу пленных русских генералов. Легион триумфальным маршем вступит в Мадрид, и его престиж будет недостижим"56. Какую же цель преследовал Гитлер, когда он собирался придать дивизии негодяев "недостижимый престиж" именно в момент ее возвращения в Испанию? Гитлера не устраивали некоторые особенности режима Франко: влияние католической церкви и тяготение лидеров "новой" фаланги57 к реставрации монархии. Клике Суньера58, клерикалам и монархистам он собирался противопоставить "старую" фалангу - сторонников "чистого" фашизма. А Муньос Грандес с его "Голубой дивизией" был, по мнению Гитлера, как раз тем энергичным человеком, который мог бы "улучшить ситуацию" в Испании. Неоднократно предпринимавшиеся в Испании попытки отстранить Муньоса Грандеса от командования дивизией относили в Германии за счет "интриг Суньера"59.
      Между тем к сентябрю 1942 г. от старого состава дивизии остался только номер да нарукавный знак. Советские воины били испанских фашистов не хуже, чем немецких. Дивизия неоднократно обновлялась. До октября 1942 г. для ее пополнения из Испании прибыло 15 маршевых батальонов, по 1200 - 1300 солдат в каждом, из них 9 маршевых батальонов до мая 1942 г. (10-й маршевый батальон прибыл в район Новгорода 24 - 25 июня)60. Это значит, что к маю 1942 г. в дивизии оставалось не более 15 - 20% тех, кто перешел советскую границу в сентябре 1941 года. Среди солдат первого формирования "Голубой дивизии" имелись фанатики - фалангисты и кадровые военнослужащие франкистской армии "националистов", прошедшие через гражданскую войну в Испании, сжигаемые ненавистью к республиканцам и к СССР. Из них немногие остались в живых, а те, кто уцелел, начали понемногу утрачивать веру в победу германского оружия. Уже первые тяжелые бои в октябре - ноябре 1941 г. подействовали отрезвляюще. Легкого похода, как нагло обещал Берлин и вторившие ему франкистские пропагандисты, не получалось.
      Советский автор Б. Монастырский в очерке "Смелые рейды", повествуя о действиях нашего истребительного отряда 225-й стрелковой дивизии, рассказал о таком примечательном эпизоде. Это было 14 ноября 1941 г. в деревне Большой Донец близ озера Ильмень: "Бойцы Фролов и Пчелин узнали, что в крайней избе живут испанцы. Они без шума захватили вышедшего во двор испанского солдата и привели его к командиру группы Новожилову... Взятый в плен испанец оказался очень разбитным и общительным малым. Он знал много русских слов, легко запоминал новые и выразительно иллюстрировал свою речь жестами и мимикой. Из рассказов испанца выяснилось, что он кавалерист. В их эскадроне было первоначально 320 сабель. Теперь оставалось только 120 человек и 100 лошадей. Остальные были перебиты во время налета советской авиации, когда эскадрон шел походной колонной из Новгорода к Ильменю. Кое в чем пленный "темнил". То он уверял, что генерал Франко посадил его в тюрьму за принадлежность к компартии, то признавался, что поступил в "Голубую дивизию" добровольно. Но ясно было одно: война в России его явно не устраивала, и он был искренне рад, что попал в плен. Пленный гневно говорил о своем эскадронном командире: "Капитано - сволочь! Жрет курятину, масло, пьет дорогое вино да еще обкрадывает солдат, которым выдают всего 200 граммов сухарей в день"61. В дальнейшем число солдат "Голубой дивизии", способных трезво оценить действительность, возросло: продолжительный опыт войны делал свое дело. Иные пытались даже поделиться этим опытом: так, уезжавшие в Испанию раненые и больные солдаты встретили в пути 20-й маршевый батальон пополнения возгласами: "Эй, вы, бараны! Куда? На скотобойню?"62.
      Изменился и состав дивизии: на смену фанатикам антикоммунизма и кадровым военнослужащим пришли соблазненные надеждой приобрести некоторые материальные преимущества: каждый солдат "Голубой дивизии" получал в месяц 60 марок, выплачиваемых ему рублями, из расчета 20 рублей за одну марку. Кроме того, завербованные получали подъемные по 100 песет единовременно, а их семьи в Испании - ежемесячное пособие из расчета приблизительно 8 песет ежедневно. Среди новых солдат дивизии было также немало нищих и безработных, которые ценой жизни пытались обеспечить своим родным сносное существование. В письмах, полученных солдатами "Голубой дивизии" из Испании и ставших советскими трофеями, попадались и такие, как адресованное одному уроженцу Бильбао: "Дорогой сын... Сообщаю тебе, Пако, что германское правительство платит мне ежемесячно 254 песеты, благодаря твоей помощи. А иначе не знали бы, что и делать, потому что, не имея материала, уже много месяцев мы почти без работы. И ты можешь представить себе наше положение..."63. Один пленный из 269-го полка признался, что вступил в дивизию потому, что сильно голодал и, кроме того, хотел помочь своей семье, которая стала получать за него пособие64.
      Гитлеровская пропаганда в то время на все лады расписывала "победы германского оружия". Хотя успехи немецких армий и их сателлитов были временными и покупались ценой громадных потерь, отдельные испанские обыватели могли оценивать их только по карте. В середине 1942 г. в заброшенных провинциальных гарнизонах Испании война на Востоке могла представляться кое-кому в розовом свете. Солдатам казалось, что "экскурсия" с оружием в руках на советско-германский фронт позволит им вырваться из заколдованного круга тогдашней мрачной действительности франкистского государства. Перебежчик, солдат 269-го полка, рассказал: вербовка солдат в "Голубую дивизию" с начала советско-германской войны до июля 1942 г. производились четыре раза. По его словам, "основным стимулом для солдат являлось сокращение военной службы с 2 лет до 6 месяцев, высокое жалованье и для некоторых - возможность получить галуны, то есть выслужиться в сержанты. Когда в первый раз перед строем командир роты ознакомил с условиями службы в "Голубой дивизии" и предложил желающим вступить в нее сделать шаг вперед, то шагнула вся рота. При виде этого капитан - командир роты разразился бранью, прибавив, что все хотят уехать, а кто же будет служить Испании?"65. Если предложения вступить в "Голубую дивизию" не встречали энтузиазма, то, как правило, вербовщики соблазняли вербуемых прежде всего материальными выгодами. Перебежчик, солдат 262-го пехотного полка, рассказал: "Когда мы, новобранцы, прибыли в полк, к нам стали приходить офицеры и уговаривать записаться в дивизию. При этом они говорили: "Зачем вам служить два года, когда от службы можно отделаться в 6 месяцев? Записывайтесь в 250-ю дивизию". Записалось 15 человек из всего полка"66.
      Еще более откровенно определил мотивы вступления в "Голубую дивизию" другой перебежчик, солдат 269-го полка. На допросе он настаивал, что большинство испанских добровольцев "соблазнились легкой наживой и возможностью сытно пожрать"67. В том, что в "Голубую дивизию" шли не только по идейным убеждениям, а в большинстве случаев из-за голодных условий существования, нуждаемости семьи и желания ей помочь, были твердо убеждены также перебежчик, солдат 269-го полка; военнопленный, солдат 262-го полка, вступивший в дивизию в августе 1942 г.68; военнопленный, солдат 263-го полка, и многие другие69. Назывались и курьезные мотивы вступления в "Голубую дивизию": военнопленный, солдат 269-го полка, сообщил, что вступил в дивизию, "чтобы досадить своей матери, которая к нему плохо относилась"70. Перебежчик из того же полка до вступления в дивизию, по его словам, жил без нужды: он занимался мелочной торговлей и одновременно служил приказчиком в мебельном магазине, получал жалованье 10 песет в день, а 20 песет давала ему торговля. По его словам, у него были нелады с женой, что явилось причиной вступления в дивизию71.
      Уже в первых разведсводках штаба 52-й армии в октябре - ноябре 1941 г. на основании опроса перебежчиков и военнопленных, захваченных документов и т. д. делался вывод, что среди солдат "Голубой дивизии" имелось немало бывших уголовников и иных деклассированных элементов72. В дальнейшем эти сведения неоднократно подтверждались. Военнопленный, солдат 262-го полка, был твердо убежден, что большинство солдат дивизии - воры и аферисты, которые занимались грабежом у себя на родине73. В своих показаниях многие военнопленные сообщали, что кража в дивизии - обычное явление. Чаще всего солдаты крали продукты друг у друга74. Из докладной записки-справки начальника разведотдела штаба Ленинградского фронта генерал-майора Евстигнеева от 14 октября 1943 г. видно, что испанские солдаты 19-го маршевого батальона сняли на одной французской станции близ г. Андай все фонари, которые им понадобились для освещения вагонов. На другой французской станции, вблизи германской границы, солдаты того же батальона взяли "штурмом" вагон с сыром и маслом и почти полностью разграбили его. На станции близ Риги испанские солдаты украли чемоданы, принадлежавшие немецким офицерам.
      Отсюда - довольно суровые дисциплинарные меры. Солдаты 25-го маршевого батальона в пути находились в закрытых вагонах, откуда солдат не выпускали; воду и пищу им носили сержанты. Имелись, однако, данные, что такая мера была связана и с желанием уберечь испанских солдат от контактов с населением: из показаний военнопленных известно, что французы неоднократно выражали им презрение; были даже случаи, когда в вагоны с испанскими солдатами летели камни. Следует весьма осторожно относиться к утверждениям, что у большинства солдат дивизии - темное уголовное прошлое, хотя бесспорно, что самая атмосфера наемничества действовала разлагающе и вырабатывала своеобразную "мораль" ландскнехтов.
      Показания военнопленных и перебежчиков не всегда дают возможность составить более или менее точное представление о политических симпатиях солдат "Голубой дивизии". По словам перебежчика, солдата 269-го полка, перешедшего на советскую сторону 27 января 1943 г., в дивизии служило большинство фалангистов75. В этом был убежден и перебежчик, солдат 250-й дивизии, перешедший на сторону Красной Армии 12 сентября 1943 года76. Военнопленный, солдат 262-го полка, захваченный 8 марта 1943 г. в районе Путролово, член фалангистской молодежной организации с 1939 г., сообщил, что "среди солдат царит большое недоверие друг к другу и каждого солдата подозревают в том, что он коммунист (красный)". Сам он считал, что в дивизии много фалангистов, которые слепо выполняют все требования начальства77. Перебежчик, солдат 262-го полка, перешедший линию фронта 27 февраля 1943 г., также говорил, что 80% личного состава дивизии - фалангисты78. Однако сами перебежчики упорно противопоставляли себя основной "фалангистской массе" и настаивали на том, что вот они - идейные противники фаланги и существовавшего в Испании строя либо в настоящем, либо по крайней мере в прошлом. Если кое-кто из военнопленных и объяснял вступление в дивизию стремлением "перечеркнуть" в глазах властей свое левое прошлое и тем самым помочь семье, то большинство вообще уверяло, что вступило в дивизию ради перехода на сторону Красной Армии и борьбы с фашизмом.
      По мнению перебежчика, солдата 262-го полка (в прошлом, по его словам, члена организации Объединенной социалистической молодежи - Соцмола), 20 - 25% солдат прибыли в дивизию для того, чтобы перейти к русским, но боятся, что их заставят потом работать на переднем крае и они подвергнутся опасности еще раз попасть к немцам79. Перебежчик, солдат 262-го полка, перешедший линию фронта 2 января 1943 г., тоже утверждал, что в прошлом он был членом Соцмола, во время гражданской войны в Испании добровольно вступил в республиканскую армию, попал к франкистам в плен и был помещен в концлагерь. По выходе из лагеря он достал себе поддельное удостоверение личности, благодаря которому ему удалось поступить на работу. До весны 1942 г. работал в Мадриде пекарем и чернорабочим на строительстве, получая 9 - 9,5 песеты в день. Летом 1942 г. был призван во франкистскую армию. Он утверждал, что записался в "Голубую дивизию" без ведома родных и еще в Испании решил перейти на сторону Красной Армии, чтобы помогать ей в борьбе против фашизма. Он настаивал, что для него лучше умереть за свободу, чем служить генералу Франко, который держит его брата в тюрьме и заставляет народ голодать и бедствовать80. На переднем крае он пробыл всего три дня и после нескольких попыток перешел на сторону Красной Армии. По его словам, такие настроения разделяли и многие другие солдаты, с которыми он прибыл на советско-германский фронт, в частности его друг, в прошлом боец республиканской армии, который очень высоко отзывался о России и говорил, что немцам ее не одолеть81.
      Перебежчик, солдат 269-го полка, перешедший линию фронта 5 января 1943 г., рассказывал, что в самом начале мятежа фалангисты расстреляли двух его братьев. Остальные три брата и он сам, хотя ему и исполнилось тогда всего 14 лет, при первой возможности вступили в республиканскую армию, чтобы отомстить за братьев. Воевал на фронтах под Теруэлем и Кастильон-де-ла-Плана. Попал в плен к франкистам и до сентября 1938 г. находился в концлагере. Затем был амнистирован и в составе рабочего батальона отправлен в Африку, на строительство дорог и укреплений на границе с Французским Марокко. После 8 месяцев тяжелой службы в рабочем батальоне был отпущен в мае 1940 г. домой. Его старший брат за службу в республиканской армии был приговорен франкистами к 30 годам тюрьмы, но спустя два года освобожден. Второй брат также просидел в концлагере два года. Сам он в мае 1942 г. был призван во франкистскую армию. По его словам, солдаты полка, где он служил, сочувствовали англичанам и хотели, чтобы война поскорее окончилась; немцев в Испании ненавидят82.
      Перебежчик, солдат 269-го полка, утверждал, что он был членом испанской Социалистической рабочей партии с 1934 г. по 1939 год. Работал на телеграфе в Мадриде, в начале гражданской войны был руководителем отряда рабочей милиции. В октябре 1936 г. вступил в отряд карабинеров, а затем воевал на участке Алькасар-де-Сан-Хуан-Андухар в Андалузии. Был ранен на Мадридском фронте, а в 1938 - 1939 гг. сражался на фронтах Каталонии в чине сержанта. В феврале 1939 г. вместе с другими бойцами перешел границу и был интернирован во Франции. В апреле того же года вместе с другими бывшими бойцами республиканской армии возвратился в Испанию к своей семье. Там он немедленно был заключен в концлагерь, где находился три месяца. По выходе из концлагеря ему разрешили вернуться в Мадрид и жить под надзором фашистской полиции. По его словам, в дивизию он вступил из-за своих антифашистских убеждений и твердого желания перейти на сторону Красной Армии, чтобы бороться против фашизма83.
      Перебежчик, солдат 269-го полка, говорил, что он был членом Соцмола и сидел 9 месяцев в тюрьме за активное участие в астурийских событиях в октябре 1934 года. Как только начался фашистский мятеж, записался добровольцем в республиканскую армию. В августе фашисты заняли Сантандер; в сентябре 1937 г. его посадили в тюрьму, в октябре судили и приговорили к смертной казни. Обвинительное заключение было коллективное: вместе с ним судили еще 38 человек. Каждому из них было отведено только несколько строчек, содержавших в себе обвинение и приговор. В течение 18 месяцев в тюрьме Сантандера он каждую ночь ждал, что его, как и других, вызовут из камеры и поведут расстреливать. Он подсчитал, что за эти 18 месяцев в тюрьме Сантандера "законно" (во исполнение приговора) расстреляли 1 тыс. человек. Только в ночь на 27 декабря 1937 г. фашисты расстреляли более 200 республиканцев. В августе 1940 г. его временно выпустили из тюрьмы. Несколько раз он безуспешно пытался уехать на американских пароходах. В августе 1941 г., страшась отправки в концлагерь, он вступил в иностранный легион, а в январе 1942 г. добровольно записался в "Голубую дивизию"84.
      Этот перечень можно было бы продолжить. Казалось, не было ни одной партии или организации, существовавших в бывшей республиканской зоне Испании, членами которых не объявляли бы себя перебежчики. Один из них даже уверял, что он с 1935 г. был членом ПОУМ. Отсутствие смущения при допросе можно объяснить лишь его дремучим политическим невежеством: он твердо был уверен, что ПОУМ была близка к Коммунистической партии, так как она называлась "Марксистской партией пролетарского единства". Когда же ему пытались объяснить, что ПОУМ являлась псевдомарксистской партией последователей Троцкого, он ответил; что об этом ему ничего не известно. А когда ему напомнили о борьбе ПОУМ против Народного фронта, он ответил, что "эти события проходили за пределами моей провинции". Но "антифранкистские" убеждения, на которых он настаивал, не помешали ему в период гражданской войны служить в армии Франко, куда он был мобилизован в сентябре 1938 года. Попыток уклониться от службы он не предпринимал. Впрочем, этот случай был чуть ли не единственным. Остальные перебежчики довольно четко и со знанием деталей рассказывали о "своем республиканском прошлом".
      Эти столь часто повторяемые в показаниях перебежчиков уверения в их левых настроениях, ссылки на прошлую службу в рядах республиканской армии и т. д. можно было бы счесть за "легенды", сочиненные исключительно с целью облегчения своей участи, если бы не некоторые официальные документы. Так, 12 сентября 1941 г. штаб 262- го пехотного полка 250-й дивизии получил следующее распоряжение: "Наша секретная служба информации утверждает, что в дивизии есть люди, имевшие в прошлом самые крайние политические взгляды и бывшие под судом. Одни записались в дивизию с целью саботажа, другие пошли в дивизию во избежание суда и наказания за свои преступления, совершенные еще в прошлой нашей кампании85. Секретной службе известно также, что существует организация, в которой принимают участие все или почти все "экстремисты". Она состоит из открытых ячеек, куда приняты люди, не знающие друг друга; постепенно из них организуются закрытые ячейки. Наша секретная служба не теряет контакта с вышеуказанной организацией с целью расстроить ее намерения. Это будет невозможным без содействия и помощи службы внутренней информации в частях и подразделениях, которая до сих пор была недостаточно активной. Сложившееся положение может привести ко всяким неприятным неожиданностям, за что буду привлекать к ответственности"86.
      Как видно из опроса перебежчиков и пленных, фалангисты следили за солдатами и их настроениями87. Солдат 269-го полка рассказал, что однажды, стоя на посту в Вырице, он подслушал речь на собрании фалангистов. Фалангистам разъясняли, что их главная задача на фронте - разоблачать бывших республиканцев и вскрывать "вредные настроения" среди солдат. Ему известно, что при штабе 269-го полка имеется представитель Национальной хунты фаланги солдат, некто Ревилья88. Созданная в первые дни после сформирования дивизии система слежки за солдатами сохранялась до тех пор, пока существовала сама дивизия. Капрал 269-го полка, перешедший линию фронта 26 марта 1943 г., рассказал: "В роте за солдатами следят... С декабря (1942 г. - С. П.) производится анкетирование солдат; сведения по ряду вопросов анкеты проверяют путем затребования сведений с родины"89. О систематической слежке и периодическом анкетировании сообщали многие перебежчики и военнопленные.
      В "Голубой дивизии" дезертирство тоже было нередким явлением. Перебежчик, солдат 262-го полка, сообщил, что 17-й маршевый батальон прославился тем, что половина солдат, прибывших в его составе, разбежалась. Многие бежали в тыл, некоторые - к русским90. Эти сведения нашли подтверждение и в показаниях перебежчика, солдата 269-го полка, который рассказал, что офицеры заявляют солдатам: 17-й маршевый батальон "опозорил" век) 250-ю дивизию, так как многие солдаты этого батальона перебегали на сторону советских войск91. Этот же перебежчик сообщил, что в 19-м маршевом батальоне некоторые солдаты еще в Логроньо высказывали намерение "перейти к русским". По пути из Германии на Восточный фронт из батальона дезертировали 160 человек. Один из офицеров 269-го полка, принимавший пополнение из 19-го маршевого батальона, прямо заявил солдатам: "Прибывшие - все красные"92. Борьбу с дезертирством вели отряды испанской полевой жандармерии, которые охраняли дороги в тыл. Один из таких отрядов стоял в январе 1943 г. под Мосталено (Ленинградский фронт). В иных случаях к борьбе с дезертирством привлекали и фашистов-добровольцев. Военнопленный, солдат 262-го пехотного полка, захваченный в плен в районе Путролово 3 марта 1943 г. (в прошлом член фашистской молодежной организации), рассказал, что был направлен в караул для задержания перебежчиков, за что ему было обещано 5 тыс. марок (25 тыс. песет)93. Перебежчик, солдат 269-го полка, рассказал, что во время февральской операции 1943 г. в районе селения Красный Бор 80 человек дезертировали в тыл; многие были пойманы и расстреляны на месте. В дивизии имелось немало и "моральных" дезертиров. Командир одного из подразделений 262-го полка, захваченный в плен в бою 10 февраля 1943 г. после неудачной попытки вывести остатки роты из окружения, утверждал, что политическое и моральное состояние дивизии неустойчивое94. По мнению перебежчика, солдата 262-го полка, солдаты воюют только под напором фашистской пропаганды95.
      Война против Советского Союза и служба в "Голубой дивизии" оказались совсем не такими, как представляли в завлекающих россказнях щедрые на посулы вербовщики. Солдаты в большинстве своем воевать не хотят, устали от войны и ее ужасов, утверждал солдат 262-го полка, перешедший линию фронта 2 января 1943 года96. Капрал-фуражир 262-го пехотного полка 23 января 1943 г. записал в своем дневнике: "В дивизии имеются и такие, для которых русская авантюра (участие в войне против СССР. - С. П.) привела к разочарованию в жизни, и они часто жалуются на ошибку, ими совершенную. Не преувеличивая, могу сказать, что у меня, вероятно, больше, чем у кого бы то ни было, оснований для того, чтобы проклясть тот день, когда мне пришла в голову мысль поехать на родину Достоевского. Россия всегда будет для меня во многих отношениях великим укором в жизни"97. "Несправедливость Германии в войне против России очевидна. Солдаты не хотят воевать и стремятся скорее домой. Из создавшегося положения есть два выхода. Во-первых, переход к русским... Солдаты боятся переходить, так как может пострадать семья, или попросту не могут решиться. Второй выход - это совершить тяжелый проступок для того, чтобы отправили в Испанию. Но в Испании будут судить, отправят в тюрьму или концлагерь", - рассуждал солдат 269- го полка, взятый в плен 27 января 1943 г. в районе совхоза "Пушкинский"98.
      При вербовке от них скрыли истину о русских, утверждая, что "Россия - пустое пространство, технически отсталая страна и какого-либо сопротивления войскам другой страны оказать не может", - с запоздалым прозрением сетовал бывший солдат 269-го пехотного полка, взятый в плен разведгруппой 26 января 1943 года. По его словам, испанские солдаты теперь очень высокого мнения о русской военной технике и стойкости красноармейцев99. Перебежчик, солдат 262-го полка, говорил, что его товарищи, которых он знает еще по 18-му маршевому батальону, убеждены, что "немцам Россию не победить"100.
      Многие перебежчики и военнопленные утверждали, что в дивизии очень сильны антигерманские настроения. Солдат 269-го полка рассказал, что "он и несколько его товарищей в конце декабря (1942 г. - С. П.) были свидетелями того, как немецкий капитан, начхоз, жестоко избивал солдата-испанца Бермудоса за то, что он, придя в баню, вошел в раздевалку, а не захотел подождать на улице: в бане в это время мылись немцы. Бермудос был фалангистом..."101. Солдат отдельной роты лыжников, перешедший линию фронта 16 января 1943 г., сообщил, что солдаты его роты, в большинстве своем фалангисты, "очень злы на немцев за то, что те испанцев и других солдат вассальных стран ставят под удар, посылая их на передний край, в то время как свои войска оставляют на второй линии"102. По словам военнопленного, солдата 269-го полка, захваченного разведгруппой 26 января 1943 г. в районе совхоза "Пушкинский", "солдаты... считают себя обманутыми в отношении того, что им обещали при вербовке на военную службу. Вместо обещанного союза с Германией существует дикий антагонизм между испанцами и немцами"103. По словам перебежчика, солдата 269-го полка, при встрече немецких солдат с испанскими затевается драка, подчас даже без всякого повода104.
      Американский историк Дж. Хиллс много лет спустя после окончания второй мировой войны произвел опрос бывших участников "Голубой дивизии", живших в Испании. "Я во время своего опроса не встретил ни одного человека, который не признался бы, что вначале был добровольцем, - пишет Дж. Хиллс. - Как и у всех добровольцев, мотивы, побудившие их к этому шагу, были различными: одни надеялись получить большие деньги; другие надеялись, что на русском фронте они будут лучше питаться, чем в Испании; были и такие, что искали смерти или славы; некоторые были германофилами и в еще большей степени антикоммунистами. Среди бывших членов "Голубой дивизии" я встречал и таких, кто был настроен пробритански в такой же степени, как и антисоветски... Некоторые добровольцы раскаялись в своем решении; иные утратили иллюзии, другие выражали удивление, как им вообще пришла в голову мысль стать добровольцами"105. Многое в настроениях бывших участников "Голубой дивизии", опрошенных Хиллсом, совпадает с материалами опросов перебежчиков и военнопленных. Не совпадают только сведения о политической позиции эксдобровольцев. Но это вполне объяснимо.
      О постепенной эволюции взглядов даже у тех, кто считался "опорой" франкистского режима, свидетельствует книга бывшего члена Национальной хунты фаланги Дионисио Ридруехо "Письма в Испанию": "Для меня 1940 - 1941 годы были самыми противоречивыми, душераздирающими и критическими в моей жизни... К моему счастью, у меня открылись глаза - я пошел добровольцем воевать в Россию. Я выехал из Испании твердокаменным интервенционистом, обремененным всеми возможными националистическими предрассудками. Я был убежден, что фашизму суждено стать самым целесообразным образцом для Европы, что советская революция была "архиврагом", которого нужно уничтожить или, по крайней мере, заставить капитулировать...". Стоило ему попасть на фронт и провести несколько месяцев, как настроение у автора резко изменилось. Он продолжает: "В моей жизни Русская кампания сыграла положительную роль. У меня не только не осталось ненависти, но я испытывал все нарастающее чувство привязанности к народу и земле Русской. Многие мои товарищи испытывали те же чувства, что и я... Короче говоря, я вернулся из России очищенным от скверны, свободным поступать по велению своей совести"106.
      Прозрение Ридруехо было вознаграждено испанскими властями. Он и поныне живет в Испании под строгим политическим надзором, изгнанником в родной стране. А радио Испании все еще каждое утро передает официальный гимн, слова которого в годы юности написал поэт Ридруехо... Те же немногие, кто по сей день сохраняет верность идеалам "Голубой дивизии", осыпаны милостями режима. Летом 1968 г. генерал Франко самолично вручил большой крест св. Фердинанда бывшему капитану "Голубой дивизии" Теодоро Паламосу107. В 1943 г. он был взят в плен Красной Армией и затем осужден как военный преступник. После возвращения в Испанию в 1954 г. он взялся за перо, в результате появилась книга "Послы в аду", где степень искажения истины может сравниться лишь с ненавистью автора к Советскому Союзу. Высокая степень ордена, который вручен "историографу", - верный критерий узости круга лиц, оставшихся верными идеалам "Голубой дивизии"...
      Но до всего этого еще должно было пройти время, а в начале 1943 г. "Голубая дивизия" считалась вышестоящими немецкими штабами вполне боеспособным соединением. Процесс деморализации, очевидный солдатам дивизии, не всегда усматривался гитлеровцами Испанские части по-прежнему занимали ответственный участок фронта. Фалангисты среди испанских военнослужащих все еще говорили о предстоящей победе, хотя здравомыслящие солдаты легко могли сравнить их бахвальство с истинным положением вещей. Драконовские дисциплинарные меры усиливали глухое недовольство. Будущее, и это начинало понимать все большее число солдат, не сулило ничего хорошего.
      В разведсводке штаба нашей 225-й дивизии от 18 - 28 января 1942 г., составленной по показаниям военнопленных, перебежчиков, документам убитых и другим источникам, отмечалась слабая дисциплина солдат 250-й дивизии, большое количество обмороженных (до 10 - 15%), отсутствие лыж и зимнего обмундирования108. За год больших изменений не произошло. В своем дневнике капрал-фуражир 262-го пехотного полка 250-й дивизии записал 18 января 1943 г.: "Неизбежные переброски поглощают большую часть дней... В этих перемещениях лишь обнаруживаются недисциплинированность и беспорядок, характерные, к несчастью, для испанцев"109. О низкой дисциплине свидетельствуют и показания перебежчика, солдата 262-го пехотного полка, перешедшего на нашу сторону 2 января 1943 года110. Солдат 269-го полка утверждал, что "солдаты неохотно выполняют приказания офицеров, все делается из-под палки"111.
      Эти сведения подтверждаются показаниями многих военнопленных и перебежчиков. Солдат 269-го полка рассказал: "10 или 11 декабря (1942 г. - С. П.) командир третьей роты капитан Ферер собрал всю роту и с большим возмущением заявил: "Я собрал вас, чтобы сказать, что у нас есть много случаев нарушения дисциплины... Связные не исполняют полученных поручений и каждый раз увиливают от работы. Повара в нашей роте готовят пищу хуже, чем в других ротах. Дежурный сержант, получивший приказ послать патруль в штаб полка, выполнил его с опозданием на полтора часа. Группа солдат, которую послали приготовить помещение к рождественскому празднику, едва придя на место, по одному разошлась и не стала работать. У нас есть солдаты, осмелившиеся бить ефрейторов. Таких случаев уже было несколько. Если вы себя держите так в тылу, то на переднем крае вы будете держать себя еще хуже. Я уверен, что если нам придется идти в атаку на русских, вы оставите меня одного перед русскими траншеями"112. "Дисциплина в частях плохая, держится с помощью палки, - рассказывал перебежчик, солдат 262-го полка, - солдаты так замучены работой и нарядами, что часто, ложась спать голодными, просят не будить их, когда привезут пищу. Ходят всегда понурые. Сержанты ругают солдат, называя их "красными". Есть случаи членовредительства"113.
      Об избиении солдат говорили многие. "Официально в дивизии солдат бить запрещено, но как офицерский, так и унтерский состав избивают солдат за малейшее нарушение", - жаловался солдат отдельной роты лыжников. По его словам, командир лыжной роты капитан Саласар, фалангист, болезненный и раздражительный человек, часто бьет солдат, которые его ненавидят114. Но больше жалоб вызывали все-таки сержанты, а не офицеры. По мнению капрала 269-го полка, перешедшего линию фронта 26 марта 1943 г., "сержанты избивают солдат и издеваются над ними. Офицеры понимают положение лучше и не наказывают солдат"115. По убеждению многих пленных и перебежчиков, офицеры дивизии, как правило, окончили в свое время военные училища и академии, но в последнее время (речь идет о 1943 г.) из Испании стали присылать стажеров без звания для замещения офицерских должностей. Это было вызвано тем, что после высадки англо-американцев в Северной Африке в Испании был объявлен призыв пяти возрастов, и тогда обнаружился большой дефицит офицерских кадров. Капрал, о котором речь шла выше, как, впрочем, и многие другие в дивизии, был весьма невысокого мнения о сержантах: "Сержанты, за редким исключением, все почти неграмотные. Карту читать не умеют. Они сами возмущаются, что их долго не сменяют. Никаким авторитетом ни у солдат, ни у офицеров они не пользуются"116.
      По словам перебежчика, солдата 262-го пехотного полка, солдаты его дивизии о международном положении "ничего не знают, об успехах Красной Армии также"117. На отсутствие регулярной информации жаловались многие: "Мы живем отрезанными от всего остального мира... Газеты, прибывающие из Испании с месячным опозданием, - наш единственный источник получения приблизительного представления о том, что творится на всех фронтах"118. Солдат 269-го полка сообщил, что в письмах, приходящих из Испании, все фразы, касающиеся международной обстановки и событий на фронтах, вычеркивались цензурой119. Командование, вероятно, полагало, что франкистский фанатизм был достаточно надежной броней против "разлагающего" влияния информации. "Исключительно важной мне представляется краткая и лаконичная сводка верховного командования, которая признает прорыв фронта южнее Сталинграда. Но этому здесь едва ли придают даже второстепенное значение, хотя этот факт представляется мне весьма симптоматичным. Такова уверенность испанского солдата в исходе войны"120, - с горестью отмечал 7 декабря 1942 г. в своем дневнике капрал-фуражир 262-го пехотного полка. Как не вспомнить в этой связи клятву молодого фалангиста: "Обещаю отвергать и игнорировать голос, который может ослабить дух нашей фаланги, будь то голос друга или голос врага"121.
      Впрочем, командование "Голубой дивизии" смотрело на события с большей степенью трезвости: "Мы жили в то время ожиданием предстоящего наступления на Ленинград... - писал в своих мемуарах командир дивизии генерал Эстебан-Инфантес. - Уверенные в победе, мы с нетерпением ожидали начала предстоящей операции, но вдруг поступили первые сообщения о сражении под Сталинградом!.. Как только мы осознали поражение немцев и увидели, что германские войска уходят с нашего участка фронта на юг, мы поняли, что ход войны изменился и мы наступать не будем... Сперва ушли подразделения тяжелой артиллерии, затем пехотные дивизии, транспортные средства и пр. На нашем участке фронта остались только дивизии, предназначенные для обороны"122. "Мы" - это означает командование дивизии и высшие офицеры, специальная подготовка которых и общий уровень образования были значительно выше уровня основной солдатской массы. Но, какие бы ни были сомнения у офицеров, перед строем рядовых они охрипшими, срывающимися голосами говорили, что при всех условиях "Германия выиграет войну"123.
      Вот страницы уже цитировавшегося дневника: "Холодные и неспокойные ночи... В окопах тревоги беспрерывны, и принимаются всякого рода меры, чтобы предупредить сюрприз русских. Ночью, когда я наконец заснул, несмотря на разрывы русских снарядов, авиабомбы упали так близко от моего дома, что, когда я выскочил на улицу, я увидел, что исчезла крыша помещения, в котором находились запасы боеприпасов нашей дивизии... Остается несомненным, что легкие и громкие триумфы достаются все труднее. В дивизии по-прежнему царит нервное предчувствие грядущих неизбежных атак. Сегодня (27 декабря), например, пронеслись слухи о довольно важных военных операциях, которые якобы должны скоро начаться... Никто не знает, кто будет атаковать первым, но, по всей вероятности, наши военные приготовления имеют целью сдержать русское наступление"124. Январские записи 1943 г. свидетельствуют о нараставшем с каждым днем напряжении: "Тревоги в секторе дивизии, можно сказать, стали постоянными. Это война нервов, которая изматывает даже наиболее крепких людей. Часы неописуемого напряжения с вечно натянутыми нервами в ожидании противника, лучший союзник которого - внезапность. Но русские не атакуют испанцев. Страх? Простая случайность. Время, высший судья, расшифрует тайну неподвижности нашей дивизии... Сейчас остались позади мирные дни у Ильменского озера. Война начинает становиться жуткой реальностью; в шуме и грохоте сражений на обоих флангах дивизии война становится с каждым днем все более ожесточенной"125.
      Утром 12 января 1943 г. "артиллерия и авиация Волховского и Ленинградского фронтов и Краснознаменного Балтийского флота обрушили на позиции врага лавину огня и стали"126. Началось наступление советских войск. В немецком фронте образовалась брешь. А уже к 18 января командующий 18-й немецкой армией генерал-полковник Линдеман "вынужден был отдать приказ о том, чтобы каждая дивизия его армии на других участках выделила для закрытия прорыва по одному пехотному батальону или артиллерийской батарее"127. Командование "Голубой дивизии" послало в район Мги батальон 269-го полка, который считался одним из лучших и наиболее боеспособных в дивизии128. В феврале 1943 г. настала очередь и для всей дивизии. По словам перебежчика, солдата 263-го полка, удар, нанесенный советскими войсками (55-я армия) 10 февраля в районе Красный Бор, произвел на испанцев удручающее впечатление129. Военнопленный, солдат 262-го полка, взятый в плен 3 марта в районе Путролово, рассказал, что "последние бои были сильнейшим испытанием для испанцев, они понесли колоссальные потери, были уничтожены целые батальоны...". Война, а особенно последние бои, по словам пленного, сурово отразились на настроении даже солдат-фалангистов, раньше фанатически веривших в силу Германии130. В результате боев на Колпинском участке фронта 262-й полк, понесший особенно большие потери, был с линии фронта снят и отведен на укомплектование. Тяжелые потери "Голубой дивизии" во время зимнего наступления Красной Армии на Ленинградском и Волховском фронтах еще больше сгустили атмосферу пессимизма в Мадриде, вызванную итогами Сталинградской битвы.
      Еще 9 июня 1942 г. между Франко и новым послом США в Испании Карлтоном Хейсом состоялась примечательная беседа. После вручения верительных грамот (кроме Франко, присутствовали Суньер и официальный переводчик барон де ла Торрес) состоялась беседа. Хейс спросил, может ли Франко спокойно относиться к такой перспективе, как господство на всем континенте нацистской Германии с ее фанатическим расизмом и антихристианским язычеством. Франко ответил, что это не совсем приятная перспектива для него самого и для Испании, но он надеется, что Германия сможет пойти на какие-то уступки западным державам и установить какого-либо вида "баланс сил" в Европе. "Франко настаивал, что опасность для Европы и Испании исходит не столько от нацистской Германии, сколько от русского коммунизма. Испания не столько желает победы "оси", сколько поражения России"131. Статут "невоюющей стороны", разъяснял Франко, означает, что Испания не является нейтральной в борьбе против коммунизма, прежде всего в войне между Германией и Советским Союзом; с другой стороны, Испания не принимает участия в конфликте между "осью" и западными державами. Испания, по его словам, не испытывает вражды к США...
      За год многое изменилось. 1 мая 1943 г. новый германский посол в Испании Дикхоф сообщал в Берлин: "Бросалось в глаза, что каудильо, очевидно, не совсем верит в возможность полного разгрома Советов, он неоднократно говорил об огромных пространствах страны и ее человеческом потенциале, и вообще в его рассуждениях нельзя было не слышать скептической ноты". Он, по словам Дикхофа, "не видит, каким образом могут быть сокрушены Англия и Америка"132. Франко, видимо, решил, что пришло время для мелких уступок англо-американцам. 29 июля 1943 г. в своей резиденции Эль-Пардо Франко принял К. Хейса по его просьбе. На беседе присутствовали министр иностранных дел граф Хордана и барон де ла Торрес. В конце беседы Хейс заявил, что "испанское правительство должно отозвать свою "Голубую дивизию" из германской армии, воюющей в России". Хейс напомнил, что в 1939 - 1940 гг. не было никакой "Голубой дивизии", что она была создана только после того, как Германия напала на Россию. Отсюда складывается впечатление, что Испания больше заинтересована в оказании военной помощи Германии, хотя бы символически, чем в борьбе с коммунизмом.
      Франко повторил свой излюбленный миф о "вмешательстве русских агентов" в испанскую гражданскую войну, чем и объяснял свое присоединение к Антикоминтерновскому пакту. Далее он подробно перечислил все случаи своих "расхождений" с Германией и напомнил о его "протесте" Гитлеру, который "грубо нарушил Антикоминтерновский пакт" в августе 1939 гада. "Когда Германия напала на Польшу, - продолжал Франко, - он и все испанцы симпатизировали католической Польше. Затем, когда началась советско-финская война, Франко изучал возможности посылки дивизии испанских добровольцев на помощь Финляндии, и только недостаток вооружения и транспортных средств помешал ему это сделать. Наконец, когда Германия и Россия вступили в борьбу, возникла практическая возможность посылки испанских добровольцев на Восточный фронт". По мнению Франко, это не было актом помощи Германии в борьбе против союзников, а выражало враждебность Испании коммунизму.
      Хейс ответил, что не Россия напала на Германию, а Германия на Россию, и если у каудильо вызывало протест русское вмешательство в Испании, то как он может признать справедливой испанскую интервенцию в России? И что произойдет, если Советский Союз объявит войну Испании? Франко сказал, что положение изменилось с тех пор, как "Голубая дивизия" впервые появилась на Восточном фронте. Вступили в войну Соединенные Штаты. "Было бы полезно, - прибавил он, - оставить некоторое количество испанских солдат и офицеров на Восточном фронте для сбора информации о том, что происходит на фронте и в самой Германии". Последний довод чрезвычайно удивил Хейса. Он лишь заметил, что всю эту информацию можно получить через испанского военного атташе в Берлине и для этого не стоит держать целую дивизию на Восточном фронте133.
      7 августа Хейс встретился с Хорданой. Хордана сообщил Хейсу, что вскоре после беседы 29 июля Франко созвал заседание Высшего военного совета, на котором присутствовали министры всех трех видов вооруженных сил и начальник штаба; было принято решение о постепенном возвращении частей дивизии. Сам Хордана, по его словам, всегда считал посылку "Голубой дивизии" в Россию ошибкой134.
      20 августа, накануне своего отъезда в Англию, английский посол Сэмюэль Хор встретился с Франко. Франко сокрушался по поводу захвата Филиппин Японией, но больше всего, по словам Хора, его пугала перспектива освобождения русскими Европы. Хор, в свою очередь, пожаловался на испанскую прессу, на антисоюзнические действия, на нарушение Испанией нейтралитета и в самом конце беседы посетовал на пребывание в России "Голубой дивизии"135. Беседа с Франко внесла успокоение в его душу, и он отбыл в Англию, весьма довольный своей деятельностью. Тотчас же по прибытии Хора в Англию Би-би-си, английские и американские газеты сообщили читателям, что британский посол добился соглашения на вывод "Голубой дивизии" из России.
      Однако публикация материалов о предстоящем выводе "Голубой дивизии" вызвала раздражение в Мадриде. 26 августа Хордана сообщил Хейсу, что от германского посла получен энергичный протест и что это отнюдь не способствует преодолению практических трудностей, связанных с выводом "Голубой дивизии" из германских траншей и возвращением ее через Германию. Более того, по мнению Хордана, самый факт возвращения "Голубой дивизии" даст Испании мало, если будет рассматриваться не как добровольный шаг испанского правительства, а как результат давления английского посла136. Не мог простить Хору и Хейс, который считал, что впервые протест со стороны союзников против пребывания испанских добровольцев на Восточном фронте был выражен именно им в беседе с Франко 29 июля 1943 года137.
      Однако вопрос о выводе "Голубой дивизии" с Восточного фронта был решен не красноречием послов, а силой советского оружия. С. Пейн заметил, что "кривая энтузиазма в отношении Германии стала быстро спадать уже после поражения немцев под Москвой в декабре 1941 года"138. После успехов Красной Армии в ходе летней кампании 1943 г. в начале октября Франко объявил о переходе Испании от статуса "невоюющей страны" к нейтралитету. В беседе с Дикхофом 3 декабря 1943 г. он разъяснил, что "такая осторожная политика отвечает не только интересам Испании, но и интересам Германии. Нейтральная Испания, поставляющая Германии вольфрам и другие продукты, в настоящее время нужнее Германии, чем вовлеченная в войну"139. 15 октября английский военный атташе получил сообщение от начальника испанского генерального штаба о достижении соглашения с Германией относительно возвращения "Голубой дивизии". Вывод дивизии с линии фронта начался 12 октября; к 20-м числам она была снята с фронта и временно отведена в район Нарвы, а затем в район Кенигсберга. Хордана уверил Хейса, что заканчиваются последние приготовления к транспортировке дивизии и что ее возвращение в Испанию будет осуществлено как можно быстрее. Первые 600 солдат и офицеров "Голубой дивизии" прибыли в конце октября в Сан-Себастьян.
      Двумя неделями позже американский военный атташе сообщил, что, по весьма надежным сведениям, 4 тысячи солдат и офицеров из общего числа в 12 тысяч прибыли на родину, а остальные должны возвратиться в течение ближайших недель и что все слухи о новом наборе в дивизию неоправданны140. А 5 декабря 1943 г. агентство Рейтер передало, что с конца октября около 8 тысяч солдат "Голубой дивизии" вернулось в Испанию. Пункт расформирования - Вальядолид. "Все испанские парни до рождества вернутся из русских траншей", - с уверенностью писал в те дни Хейс президенту Рузвельту. Однако экстремистские элементы фаланги повели энергичную агитацию за вербовку добровольцев в "Германский иностранный легион", который должен был находиться исключительно под германским командованием. В результате "Голубая дивизия" была расформирована, но в составе вермахта остался "Голубой легион".
      Окончательно легион был сформирован в середине ноября 1943 года. Легион состоял из трех воинских частей. О желании остаться воевать в России офицеры спрашивали только у солдат-пехотинцев, из которых и были составлены две воинские части. В каждой пехотной части (бандере) имелось по четыре роты. Солдат специальных подразделений (артиллеристы, саперы, связисты и т. д.) оставили в приказном порядке. В "Голубом легионе" было 2500 человек, командовал им полковник Антонио Гарсия Наварро, бывший начальник штаба "Голубой дивизии". "Легион находился до конца января 1944 г. в районе неподалеку от железнодорожной станции Любань (дорога Ленинград - Москва), где в ходе начавшегося вскоре наступления Красной Армии был практически стерт с лица земли. Жалкие остатки легиона были вывезены в район Кенигсберга. Там их след теряется.
      Выступая перед севильским гарнизоном 14 февраля 1942 г., Франко с большим пафосом обещал, что в момент опасности для Германии, если дорога на Берлин будет открыта, ее преградит не только дивизия испанских добровольцев, но "в случае необходимости" и миллион испанцев141. Об этом обещании каудильо постарался в дальнейшем начисто забыть, и по основательной причине: победоносное наступление Красной Армии сметало все фашистские позиции. В завязавшихся сражениях "Голубая Дивизия" понесла тяжелейшие потери. Согласно официальным данным, они составили 12736 человек, из них убитыми - 6286142. Достоверно в этих сведениях, вероятно, только одно - соотношение между убитыми и ранеными (примерно 1:1), Английский военный историк Дж. Фуллер полагал, что, как правило, соотношение убитых, раненых и пропавших без вести выглядит, как 1:3:1143. Иное соотношение между убитыми и ранеными в "Голубой дивизии" связано с особо ожесточенным характером боев на советско-германском фронте. В основном указанные данные преуменьшены в 3 - 4 раза.
      Генерал Эмилио Эстебан-Инфантес, командовавший "Голубой дивизией", в своей книге "Голубая дивизия". Добровольцы на Восточном фронте" приводит следующие цифры потерь: 14 тысяч - на Волховском фронте и 32 тысячи - на Ленинградском (зима - весна 1943 г.)144. Эти данные соответствуют и тем сведениям, которые отразились в документах, собранных нами в советских архивах: на пополнение частей дивизии за все время войны прибыло 27 маршевых батальонов, по 1200 - 1300 человек в каждом145 последние 9 маршевых батальонов прибыли в период января - октября 1943 г.). Это значит, что всего на пополнение дивизий из Испании было отправлено 33 - 35 тысяч солдат и офицеров. В период первоначального формирования соединения в нем было 15780 солдат, 2727 унтер-офицеров и сержантов, 641 офицер, то есть 19148 человек. В Испанию после снятия дивизии с франта вернулись 8 тысяч солдат и офицеров, в легионе осталось 2500 человек. Если исходить из этих сведений, потери дивизии должны были составить около 42 тысяч человек. Некоторое расхождение со сведениями генерала Эстебан-Инфантеса можно объяснить тем, что часть раненых вернулась в строй. (Сюда не входят весьма значительные потери легиона.) Преуменьшение потерь "Голубой дивизии" в официальных испанских документах носит преднамеренный характер. Оно вызвано, в частности, стремлением скрыть от испанцев и мирового общественного мнения размах участия Испании в боевых действиях на стороне держав фашистской "оси".
      Рассмотренные данные свидетельствуют о том, что через так называемую "Голубую дивизию" за время ее участия в операциях на советско-германском фронте прошли контингента, значительно превышающие 50 тыс. человек. По масштабам второй мировой войны это была армия, причем одновременно действовало в ней около 20 тыс. солдат и офицеров. Следовательно, участие франкистской Испании в войне против Советского Союза реально выразилось в посылке армии, носившей название "Голубая дивизия". Она была использована гитлеровским командованием на ответственных участках фронта, в первую очередь для поддержания кольца блокады вокруг героического Ленинграда. Крестоносцев антикоммунизма, явившихся из далекой Испании убивать советских людей, постигло справедливое возмездие. Хотя франкистский режим впоследствии и постарался принизить значение своего непосредственного участия в боевых действиях против Советского Союза, бесславный поход фашистов-испанцев на Восток по-своему навсегда вошел в летопись второй мировой войны.
      Примечания
      1. "Documents on German Foreign Policy" (DGFP). Series D. Vol. 12, pp. 1080 - 1081.
      2. Ibid., p. 1081.
      3. S. Hoare. Gesandter in besonderer Mission. Hamburg. 1950, S. 184.
      4. "Aussenpolitisches Amt der WSDAP". N 11, 24.VI.1941.
      5. DGFP. Vol. 13, pp. 16 - 17.
      6. Ibid., p. 17.
      7. Ibid., pp. 38 - 39.
      8. Ibid., p. 39.
      9. У. Ковальеро. Записки о войне. Дневник начальника итальянского генерального штаба. М. 1968, стр. 73.
      10. План "Изабелла - Феликс" был разработан германским командованием летом 1940 г. в целях изгнания англичан из бассейна Средиземного моря. Согласно этому плану, одна из групп армий (20 дивизий) должна была пройти через Испанию, захватить Гибралтар и двинуться через Марокко к Тунису. Франко уклонился от участия в этой операции.
      11. M. Muggeridge (Ed.). Ciano's Diplomatic Papers. L. 1948, pp. 449 - 450.
      12. C. Martin. Franco: soldat et chef d'etat. P. 1959, p. 314.
      13. DGFP. Vol. 10, pp. 444 - 445.
      14. I. Doussinaque. Espana tenia razon. Madrid. 1950.
      15. "Документы министерства иностранных дел Германии". Вып. III. М. 1946, стр. 69.
      16. "The Times", 3.I.1940.
      17. Ciano. L'Europa verso la catastrofe. Milano. 1948, p. 444.
      18. "Chicago Daily News", 16.XII.1940.
      19. "News Chronicle", 19.I.1940.
      20. "Basler Nachrichten", 6.IX.1942.
      21. Гальего, жители испанской провинции Галисии, откуда Франко родом, имеют репутацию крайне осмотрительных и осторожных людей.
      22. C. Hayes. Wartime Mission in Spain. N. Y. 1945, p. 65.
      23. S. Payne. Franco's Spain. N. Y. 1967, p. 30.
      24. DGFP. Vol. 13, p. 81.
      25. Современный американский историк Дж. Хиллс называет "Голубую дивизию" корпусом (см. J. Hills. Franco: the Man and his Nation. N. Y. 1967, p. 337).
      26. DGFP. Vol. 13, p. 81.
      27. Ibid.
      28. Ibid.
      29. Ibid.
      30. E. Esteban-Infantes. Blaue Division. Spaniens Freiwillige an der Ostfront. Hamburg. 1958, S. 10.
      31. Ibid., S. 11.
      32. Архив МО СССР, ф. 411, оп. 10183, д. 118, л. 42.
      33. DGFP. Vol. 13, N 380, pp. 612 - 613.
      34. И. И. Федюнинский. Поднятые по тревоге. М. 1961, стр. 62.
      35. Там же.
      37. Архив МО СССР, ф. 52-й армии, оп. 9993, д. 5, лл. 99 - 106.
      38. К. А. Мередков. На службе народу. М. 1968, стр. 243.
      39. И. И. Федюнинский. Указ. соч., стр. 80.
      40. Там же, стр. 88.
      41. Архив МО СССР, ф. 52-й армии, оп. 9993, д. 5, лл. 237 - 243.
      42. И. И. Федюнинский. Указ. соч., стр. 88.
      43. Архив МО СССР, ф. 52-й армии, оп. 9993, д. 5, лл. 244 - 255.
      44. Ср. И. И. Федюнинский. Указ. соч., стр. 88.
      45. Архив МО СССР, ф. 52-й армии, оп. 9993, д. 13, л. 532.
      46. Там же, д. 18, л. 15.
      47. Там же, д. 13. л. 35.
      48. Там же, л. 116.
      49. Там же, л. 470.
      50. E. Esteban-Infantes. Op. cit., p. 61.
      51. Архив МО СССР, ф. 52-й армии, оп. 9993, д. 18, л. 15.
      52. "Hitler's Secret Conversations. 1941 - 1945". N. Y. 1961, pp. 188 - 189.
      53. Архив МО СССР, ф. 52-й армии, оп. 9993, д. 18, кадр 304.
      54. Гитлер был очень недоволен попыткой устранить Муньоса Грандеса от командования дивизией, считая это интригами ненавистной ему клики Серрано Суньера (см. "Hitler's Secret Conversations. 1941 - 1945", p. 553).
      55. Архив МО СССР, ф. 411, оп. 10183, д. 125, л. 62. См. также H. Sallisbury. 900 Day's Siege of Leningrad. N. Y. 1969, p. 538.
      56. "Hitler's Secret Conversations. 1941 - 1945", p. 644.
      57. Когда речь идет о "старой" фаланге, то имеется в виду партия фашистского типа, созданная Антонио Примо де Ривера в 1933 г., в программные положения которой вошли многие элементы, заимствованные у германского национал-социализма и итальянского фашизма. Некоторые деятели "старой" фаланги отрицали возврат к монархии и были антиклерикалами. Под "новой" фалангой подразумевается единственная дозволенная в Испании партия, созданная декретом Франко 19 апреля 1937 г. и получившая официальное название "Испанская традиционалистская фаланга", куда вошли не только фалангисты и родственные им группы, но и многие другие ультраправые партии и течения, поддерживавшие Франко, в том числе и традиционалисты с их монархическими и воинствующими клерикальными воззрениями. Шеф фаланги назначался главой государства.
      58. Серрано Суньера Гитлер не любил и отзывался о нем с явным неудовольствием ("Hitler's Secret Conversations. 1941 - 1945", p. 149).
      59. Ibid., pp. 530 - 533.
      60. Архив МО СССР, ф. 411, оп. 10183, д. 118, л. 60.
      61. Б. Монастырский. Смелые рейды. "На берегах Волхова". Сборник воспоминаний. Л. 1967, стр. 101 - 102.
      62. Архив МО СССР, ф. 411, оп. 10183, д. 118, л. 184.
      63. Там же, д. 125, л. 72.
      64. Там же, д. 118, л. 75.
      65. Там же, д. 125, л. 36.
      66. Там же, д. 118, л. 13.
      67. Там же, д. 125, л. 26.
      68. Там же, д. 118, лл. 40, 96.
      69. Там же, л. 121.
      70. Там же, л. 88.
      71. Там же, л. 76.
      72. Там же, ф. 52-й армии, оп. 9993, д. 5, л. 135.
      73. Там же, ф. 411, оп. 10183, д. 118, л. 189.
      74. Там же, л. 63.
      75. Там же, л. 74.
      76. Там же, л. 219.
      77. Там же, л. 183.
      78. Там же, л. 178.
      79. Там же, л. 131.
      80. Там же, лл. 2 - 13.
      81. Там же, л. 14.
      82. Там же, л. 13.
      83. Там же, л. 76.
      84. Там же, л. 205.
      85. Речь идет о гражданской войне в Испании в 1936 - 1939 годах.
      86. Архив МО СССР, ф. 411, оп. 10183, д. 125, л. 55.
      87. Там же, д. 118, л. 37.
      88. Там же, л. 77.
      89. Там же, л. 210.
      90. Там же, л. 16.
      91. Там же, л, 71.
      92. Там же, л. 73.
      93. Там же, л. 188.
      94. Там же, л. 145.
      95. Там же, л. 178.
      96. Там же, л. 4.
      97. Там же, д. 125, л. 68.
      98. Там же, д. 118, л. 88.
      99. Там же, л. 68.
      100. Там же.
      101. Там же, л. 77.
      102. Там же, л. 44.
      103. Там же, л. 67.
      104. Там же, л. 74.
      105. J. Hills. Op. cit., p. 353.
      106. D. Ridruejo. Escrito en Espana. Buenos Aires. 1964, pp 20, 109.
      107. "Известия", 9.VII.1968.
      108. Архив МО СССР, ф. 52-й армии, оп. 9993, д. 18, л. 15.
      109. Там же, ф. 411, оп. 10183, д. 125, л. 69.
      110. Там же, д. 118, л. 2.
      111. Там же, л. 22.
      112. Там же, л. 76.
      113. Там же, л. 15.
      114. Там же, л. 62.
      115. Там же, лл. 209 - 210.
      116. Там же, л. 42.
      117. Там же, л. 4. .
      118. Там же, д. 125, л. 69.
      119. Там же, д. 118, л. 67.
      120. Там же, д. 125, л. 67.
      121. См. "ООН. Совет Безопасности. Подкомитет по испанскому вопросу". Нью- Йорк. 1946, стр. 14.
      122. E. Esteban-Infantes. Op. cit., pp. 72 - 73.
      123. Архив МО СССР, ф. 411, оп. 10183, д. 118, л. 208.
      124. Там же, д. 125, лл. 67 - 68.
      125. Там же, лл. 68 - 69.
      126. "История Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941 - 1945". Т. III. М. 1961, стр. 133.
      127. Там же, стр. 137.
      128. См. E. Esteban-Infantes. Op. cit., p. 74.
      129. Архив МО СССР, ф. 411, оп. 10183, д. 118, л. 184.
      130. Там же, л. 204.
      131. C. Hayes. Op. cit., p. 31.
      132. "Документы министерства иностранных дел Германии". Вып. III, стр. 175.
      133. C. Hayes. Op. cit., pp. 159 - 161.
      134. Ibid., p. 165.
      135. S. Hoare. Op. cit., pp. 220 - 222.
      136. C. Hayes. Op. cit., p. 166.
      137. Ibid., p. 159.
      138. S. Payne. Op., cit., p. 31.
      139. "The Spanish Government and the Axis". Washington 1946, N 15.
      140. C. Hayes. Op. cit., pp. 178 - 179.
      141. F. Franco. Palabras del caudillo. Madrid. 1943, p. 204.
      142. Эти сведения сообщает в своей книге J. Hills (op. cit.). По словам автора, ему была предоставлена по распоряжению Франко возможность ознакомиться со всеми военными архивами Испании.
      143. Дж. Ф. С. Фуллер. Вторая мировая война. 1939 - 1945 гг. М. 1956, стр. 27.
      144. E. Esteban-Infantes. Op. cit., pp. 61, 95.
      145. Прибывший на советско-германский фронт в декабре 1942 г. 18-й маршевый батальон был укомплектован даже в составе 1500 человек (Архив МО СССР, ф. 411, оп. 10183, д. 118, л. 61).