Saygo

Филипп II Габсбург

2 сообщения в этой теме

Ивонин Ю. Е. Филипп II Габсбург

В истории Западной Европы XVI в. трудно найти другого такого монарха и правителя, получившего столь противоречивые, если не сказать полярно противоположные, оценки в работах историков различных стран и направлений. Тогда как консервативные и католические авторы, как правило, приукрашивали роль и место Филиппа II в истории Европы того времени, либеральные и протестантские, в первую очередь английские и нидерландские, изображали его как политического монстра, католического фанатика до мозга костей и мрачного изувера.

В эпоху Просвещения его оценивали как воплощение обскурантизма, а в эпоху романтизма как врага свободы. За пределами Испании Филипп II прочно занял место в ряду самых ужасных тиранов. Бельгийский писатель прошлого века Шарль де Костер, автор знаменитой "Легенды о Тиле Уленшпигеле", так прямо и писал: "А король Филипп неизменно пребывал в злобной тоске...". Однако в XX - начале XXI в. мнения об этом монархе и политике были скорректированы1. Стоит вспомнить слова крупнейшего испанского историка Рафаэля Альтамиры-и-Кревеа, относящиеся к Филиппу II: "...для правильной оценки историк должен с особой осторожностью подходить к свидетельству современников и к отбору фактов"2.

Даже в самом XVI в. оценки Филиппа II находились в прямой зависимости от конфессиональных и политических симпатий современников: одни резко осуждали его, а другие, наоборот, видели в нем образец монарха и христианина3. Некоторые историки до сих пор изображают его как фанатика-идеалиста, каждый шаг и решение которого были результатом его страстной преданности католической вере4. Его частое пребывание в построенном близ Мадрида в 1563 - 1584 гг. мрачном и грандиозном замке-монастыре Сан-Лоренцо Эль Эскориаль стало чуть ли не легендой о затворнике Эскуриала.
 

339px-Philip_II.jpg

799px-Vistaescorial.jpg

Pieter_Snayers_Siege_of_Gravelines.jpg
Осада Гравлина

Vaenius_-_Alexander_Farnese.png
Александр Фарнезе, герцог Пармский

Alvaro_de_Bazan.jpg
Альваро де Базан, маркиз Санта-Крус, инициатор вторжения в Англию

Alonso_P%C3%A9rez_de_Guzm%C3%A1n.jpg
Алонсо Перес де Гусман, герцог Медина-Сидония, командир Армады

411px-Routes_of_the_Spanish_Armada-es.sv
Плавание Армады

1280px-Invincible_Armada.jpg

1280px-Senyeres-Invencible-Plymouth.jpg
Битва "Счастливейшей Армады" с англичанами

Felipe_II_de_Espa%C3%B1a_01.jpg?uselang=


Филипп II Габсбург родился 21 мая 1527 г. в Вальядолиде в доме, получившем впоследствии название "дворец Филиппа II", от брака Карла V с португальской принцессой Изабеллой. Этот брак был своего рода первым звеном в цепи династических уз между португальским и австрийским домами. Изящного телосложения, с голубыми глазами на бледном лице, Филипп обладал важностью и сдержанностью манер, что обычно производило довольно сильное впечатление на всех, кто его видел. Многое во внешности он заимствовал от матери, слывшей одной из самых красивых женщин Европы. Но так же, как и у Карла, у него была толстая нижняя губа и выдвинутая нижняя челюсть, унаследованная от бургундских предков5.

Сравнивая характеры Карла V и Филиппа II, как современники, так и историки последующих столетий отмечали менее подходящий для управления многоязычной империей характер Филиппа II. Если космополит Карл V, постоянно передвигавшийся по Европе, был везде как дома, то Филипп II, набожный и одновременно горделивый и холодный, не вызывал симпатий у тех, кто с ним сталкивался. Густые волосы и голубые глаза выдавали в нем габсбургское происхождение, но ни один правитель не был более испанским, чем он. Проведший детство и юность в Кастилии, в Толедо, он предпочитал в качестве советников иметь испанцев: исключением был известный еще при Карле V канцлер Гранвела (Антуан де Перрено), выходец из Бургундии. Филипп II говорил бегло только на кастильском наречии, хотя и имел неплохие познания в латыни. Вместе с тем он был убежденным и истово верующим католиком. Говоря с людьми, производил впечатление внимательного слушателя, сам говорил мало, причем медленно, как будто взвешивая каждое слово. Глаза его останавливались прямо на собеседнике, и слабая улыбка часто появлялась на его губах. Но, замечали современники, от улыбки Филиппа до кинжала было очень маленькое расстояние. В отличие от отца Филипп II обладал в молодости относительно хорошим здоровьем. Он умеренно питался и по возможности избегал путешествий после того, как узнал, что врачи осуждали пристрастие Карла к острой и изысканной пище, холодному пиву и частым поездкам6.

Филипп II женился четыре раза: в 1543 г. на португальской инфанте Марии, от которой родился его первый сын дон Карлос, в 1555 г. - на Марии Тюдор, которая была старше его на десять лет, в 1560 г. - на Елизавете Валуа, родившей ему двух дочерей, и, наконец, в 1570 г. - на своей племяннице Анне Австрийской, которая была моложе его на двадцать два года и родила ему за шесть лет пятерых детей. Ни одна из женщин, с которыми он имел связь, не влияла на государственные дела. У него не было незаконных детей. О его связях с женщинами известно очень мало. Все свои дела, в том числе и личные, он подчинял интересам политики.

Если это было необходимо, Филипп становился галантным и обходительным, он обладал манерами, необходимыми для придворного поведения, что входило в идеал государя эпохи Возрождения. От Карла V он перенял вкус к благородным искусствам, прежде всего к живописи и музыке. Но, главным образом, он любил книги по истории и военному искусству. Его любимым римским автором был Тацит. В Эскориале находится расписанная венецианскими художниками в 80-х гг. XVI в. галерея, стены которой от пола до потолка украшены подробными фресками с изображением сражений испанцев с арабами во времена Реконкисты. Стены залов Эскориала были завешаны картинами о славных для испанского оружия битвах при Сен-Кантене, Гравелингене и Лепанто7.

Филипп до семи лет воспитывался вместе с сестрой Марией при своей матери, тогда как отец ненадолго приезжал в Испанию. Мать умерла, когда ему еще не было двенадцати лет. Рос он в спокойной обстановке в гармонии с окружавшей природой, увлекался рыбалкой и охотой. Филипп очень любил тепло в семейных отношениях. С детства он был глубоко религиозным человеком. Воспитание юного принца происходило по принципам, разработанным еще великим гуманистом Эразмом Роттердамским в его трактате 1516 г. "Воспитание христианского государя", который высоко ценил Карл V. Воспитанием принца занимались советник императора Хуан де Цуньига и известные в Испании ученые Хуан Силесео и Кристобаль де Эстрелла. Хотя с детства Филипп пристрастился к чтению, серьезным упущением в его образовании было плохое знание иностранных языков8.

Опыт государственного управления Филипп стал приобретать в возрасте шестнадцати лет, когда в 1543 г. Карл V, уезжая из Испании, оставил его в качестве регента. Император дал своему сыну инструкции, которые тот неукоснительно выполнял не только во время регентства, но и в период всего своего долгого царствования. Инструкции рекомендовали служить богу, поддерживать инквизицию, подавлять ереси, осуществлять правосудие и сохранять равновесие между советниками. Карл V также убеждал Филиппа уделять особое внимание финансам, от которых, как он писал, зависит провал или успех любой политики. Согласно инструкциям, Филипп никогда и ни на шаг не должен был отступать с территории, которой он владеет по наследству, данному богом. Эта политика особенно упорно проводилась в Нидерландах, которые Филипп, как и его отец, рассматривал в качестве своего наследственного владения. Именно здесь прослеживалась преемственность в политике от Карла V до Филиппа II, хотя последний вел себя в ряде ситуаций иначе. Собственное завещание своему сыну Филипп II в 1598 г. составил примерно в том же духе, что и инструкции Карла V. Отсюда следует, что Филипп уже с первых лет своего правления в качестве регента, а затем короля мыслил понятиями династическими и конфессиональными. Филипп II, продолжатель политики Карла V, вполне серьезно рассматривался испанской аристократией как претендент на императорскую корону осенью 1562 г., когда состояние здоровья Фердинанда I стало внушать серьезные опасения9.

Государственная машина, созданная Филиппом, напоминала бюрократического монстра нового времени, хотя механизм принятия решений часто оставался средневековым. В огромном канцелярском наследии Филиппа II не найдено планов создания универсальной всемирной монархии, но из тех принципов, которых он придерживался в своей политике, видно, что их осуществление связывалось с подавлением восстания в Нидерландах, отражением турецкой экспансии по меньшей мере в Западном Средиземноморье, подключением к орбите своей политики Франции и Англии. Но здесь необходимо сделать несколько замечаний. Во-первых, осуществление этой политики становилось все более сложным в условиях подъема сильных централизованных государств вроде Франции и Англии, во-вторых, сам Филипп II не вполне соответствовал той роли, которую ему пришлось взять на себя. Тем не менее, его политика носила ясно выраженный династический характер с подчеркиванием преемственности между ним и Карлом V (в Испании он был королем под именем Карла I), что находило выражение в героизации архитектурных сооружений, в которых выставлялись бюсты Карла V, его прадедов императора Максимилиана I и короля Фердинанда Арагонского. Дон Хуан Австрийский на корме королевской галеры распорядился поместить портреты Карла V и Филиппа II10.

По месту рождения, воспитанию и привычкам он был даже не столько испанским, сколько кастильским королем. Известный французский историк Ф. Бродель подчеркивал, что держава Филиппа II носила скорее кастильский, чем испанский характер11. Карл V, умевший говорить по-испански и бегло по-французски, что было важно в Южных Нидерландах, сохранивших наследие бургундских времен, и Фердинанд, хорошо знавший немецкий язык, меньше сталкивались с неприязнью местного населения, к тому же по характеру были более гибкими и сговорчивыми. Поэтому первый мог быть приемлемым испанцем, а второй прекрасным австрийцем. Филипп же с юных лет не вызывал симпатий нигде, кроме Кастилии. "Он был неприятен итальянцам, замечал венецианский посол Сориано, ненавистен фламандцам, одиозен в Германии"12. А ведь эта оценка давалась еще за семь лет до того, как Филипп стал испанским королем, за 19 лет до вступления войск Альбы в Нидерланды и за 40 лет до "Счастливейшей Армады" 1588 г., причем посланником государства, которому Филипп II не нанес никакого вреда.

Но точно так же, как и его отец, Филипп II имел разветвленную сеть агентов и сторонников во многих странах Европы и особенно в Священной Римской империи, как среди высшей аристократии, так и служащих государственного аппарата и многочисленного дворянства, причем не только среди ревностных католиков, но и среди протестантов. Среди них испанский король искал союзников в борьбе против восставших Нидерландов, им он предоставлял пенсии, наиболее значительным князьям жаловал высший орден Испании орден Золотого Руна, наконец, принимал в духовно-рыцарские ордены Испании - Алькантары, Калатравы и Компостелы. Все это служило средством ослабления главных противников испанской монархии - Англии, Франции и нидерландских повстанцев13.

История Испании XVI-XVII вв. была одновременно и величественна и ужасна. "Золотой век Испании" характеризовался современниками-иностранцами как воплощение гордыни и фанатизма, унаследованных от Реконкисты, и религиозного усердия, вполне совместимого с моральной распущенностью. С одной стороны, это - огромное государство с колониями в Новом Свете, мощная армия, целый ряд крупных личностей в политике, литературе, искусстве, с другой стороны, - инквизиция и духовный гнет, а, в конце концов, экономический и политический упадок, который усиливал контрасты между различными социальными группами. Вместе с тем росла склонность к показной роскоши и чопорности, что особенно стало проявляться после смерти Филиппа II Благоразумного (Felipe II El Prudente). Золото и серебро из Америки уплывало в итальянские банки, прежде всего в знаменитый банк Сан-Джорджо в Генуе в качестве уплаты долгов. Огромные расходы на ведение войн против турок, в Нидерландах, против Англии и т.д. опустошали королевскую казну. Испания была централизованныым государством только по форме. В силу резких различий в экономическом развитии отдельных земель в ней не существовало постоянных внутренних экономических взаимосвязей. Отсюда проистекал сепаратизм провинции. К этому нужно добавить проблемы, доставшиеся в наследство от времен Реконкисты, то есть отвоевания земель у арабов. Примерно из 7,5 млн. населения Испании в XVI в. около 7 млн. были христианами, в составе прочих было около 350 тыс. потомков арабов, обращенных в христианство, и около 300 тыс. морисков (арабов), признавших христианство, но тайно исповедовавших ислам. Демографические процессы в Испании были достаточно сложными и, как показывают современные исследования, внутренняя миграция с севера на богатый юг позволяла решать некоторые экономические проблемы за счет внутренних ресурсов и роста городов14.

Испания отличалась также многочисленностью дворянства. Одна часть мелкого дворянства (идальгос) в поисках богатств и приключений устремилась в Новый Свет, другая же была занята истинно средневековым дворянским ремеслом - войной, но, тем не менее, всему испанскому дворянству не хватало дела. Следует отметить также огромную разницу в имущественно-правовом и политическом положении между аристократией и основной массой дворянства. При Карле V аристократия делилась на две группы - грандов (25 семейств) и титулованных дворян. Гранды, приближенные непосредственно к королю, занимали более высокое положение в обществе, чем другие крупные дворяне-землевладельцы. К 1598 г. обе группы увеличились до 99 семейств. Наиболее богатыми были аристократы Кастилии, занимавшие привилегированное положение в стране, имевшие практически все высшие посты в государственном аппарате и получавшие больше всего выгод от грабежа колоний. Аристократы делали блестящие карьеры, из их среды происходили генералы и вице-короли, провинциальные губернаторы, епископы и кардиналы, министры и секретари королевских советов. Кастильская аристократия, несмотря на то что не участвовала в промышленности и торговле, несмотря на сильные удары революции цен, потрясшей Европу и прежде всего Испанию в XVI в., все же сумела сохранить свои позиции вплоть до начала XIX века15. По свидетельству современников, в частности фламандцев Лермитта и Кока, живших в Испании в конце XVI в., в этой стране сохранились сеньориальный режим и многочисленные обычаи и юридические привилегии, существовавшие еще в средневековую эпоху16. Вообще испанская экономика была построена на сельском хозяйстве Кастилии и в целом оставалась аграрной. Но именно в Кастилии король пользовался абсолютной властью, тогда как другие части Испании сохраняли свои обычаи и привилегии, а также сословно-представительные органы (кортесы), которые нередко отказывали королю в субсидиях. Изобилие золота и серебра из американских колоний создавало психологическую обстановку, неблагоприятствовавшую духу предпринимательства17.

Как уже отмечалось, золото и серебро из американских колоний, которого в 50-х гг. XVI в. ежегодно поступало на 2 млн. дукатов, в основном уплывало из страны: только четверть его оставалась в руках короны. Расходовались они преимущественно на ведение войн. Революция цен, одной из причин которой был приток золота и серебра из Америки, приведшая к тому, что цены в Испании возросли в 4 - 4,5 раза, по существу, съедала все доходы испанской короны. У испанской короны не было денежного запаса, который помогал бы ей строить свою политику. Испанская колониальная экспансия основывалась на частных соглашениях и контрактах во всех возможных сферах. Правительство объявило себя банкротом во время финансового кризиса 1557 г., ставшего черным днем для антверптенских банкиров, многие из которых к концу XVI в. так и не смогли справиться с финансовыми проблемами. Филипп II пытался обеспечить надлежащие финансовые ресурсы, но по сути дела испанский империализма был властью короны, а не финансистов и купцов. В 1550 - 1800 гг. Месксика и Южная Америка дали 80% мирового серебра и 70% мирового золота. И именно туда устремились многочисленные искатели богатств, банкиры и купцы, сделав Испанию зависимой от внешних поступлений. Освободившееся таким образом пространство использовали иностранные финансисты, господствовавшие в испанской экономике два столетия18.

Еще не став испанским королем, Филипп побывал в положении мужа царствующей английской королевы Марии Тюдор. Этот брак явился сильным козырем в политической игре Карла V против Франции и германских князей. Император пытался с помощью брака между Марией и Филиппом изменить соотношение сил в свою пользу. Блестяще проведя переговоры с Марией Тюдор, Габсбургские дипломаты сумели добиться заключения брака, несмотря на сопротивление агентов французского короля. Однако Филипп II английским королем не стал. Он был лишь мужем своей жены, то есть не мог объявлять войны и вступать в политические союзы без согласия Тайного Совета, не мог привлекать иностранцев на английскую службу, но был обязан брать английских дворян к себе на службу. По сути никакой роли в государстве он не играл. Втянуть Англию в войну против Франции ему удалось лишь в 1557 году. Однако это было уже поздно, так как надежды Карла V на поворот в европейской политике в пользу Габсбургов рухнули раньше. Миссия Филиппа в Англии становилась ненужной. Детей от брака с Марией не было, ибо королева была больна. Репрессии, которые обрушили Мария и ее религиозный советник кардинал Реджинальд Поль на протестантов, в сознании англичан нередко связывались с испанским браком Марии и с испанцами вообще, хотя Филипп вел себя в этом отношении осторожно. В конце концов 28 августа 1556 г. он покинул Англию, чтобы никогда туда больше не возвращаться19.

Филипп был в Брюсселе, когда Карл V отказался от правления в Нидерландах, а затем и от испанской короны. Международные дела, прежде всего брак с Марией Тюдор и война против Франции, держали Филиппа вдали от Испании. После битвы при Сен-Кантене он прибыл лично поздравлять войска. Но кампания, стоившая огромных сил и средств, завершилась в итоге ничем. Денег не было, англичане потеряли Кале, а турки напали на Балеарские острова20. Мария умерла в ноябре 1558 г., а с ней и надежды на подчинение Англии политике Габсбургов. Попытки жениться на Елизавете Тюдор завершились безрезультатно. По условиям мира в Като-Камбрези 1559 г. Филипп женился на дочери французского короля Генриха II Елизавете Валуа.

Филипп вернулся в беспокойную Кастилию. Тяжелое финансовое положение заставило правительство прибегнуть к уловкам, которые могли понизить власть администрации и ослабить королевский авторитет. Дворянство немедленно попыталось использовать слабость короны для укрепления своих позиций. Население страдало от тяжелого налогообложения и приходило в ужас при мысли о натиске аристократии на свои доходы. Новый раунд турецкой экспансии в Западном Средиземноморье в 1566 г. неизбежно сделал внешнюю политику первоочередной заботой Филиппа II21.

Прибытие графа Эгмонта (одного из вождей Нидерландского восстания) в феврале 1565 г. в Мадрид показало, что назревает острый конфликт в Нидерландах. С этого времени Филипп II вынужден был вести борьбу на два фронта - в Нидерландах и Западном Средиземноморье. Как считает английский историк Г. Кеймен, многие ошибки и просчеты Филиппа II в Нидерландах объясняются тем, что в 60-х гг. XVI в. он был очень занят средиземноморскими проблемами. В это же время вырисовались два главных направления в политике Филиппа II: борьба с еретиками, то есть протестантами, и турками. Но взятая на себя Испанией роль защитника католической веры от протестантов и христианства от турок неизбежно привела ее к необходимости вести войны с французской и английской монархиями, которых совершенно не устраивали претензии Филиппа II на гегемонию в Европе22.

Во многом основная политическая проблема испанской истории при Филиппе состояла в том, что он унаследовал империю, которая не была в состоянии защитить себя. В армии была недостаточная дисциплина, оружие приходилось ввозить из-за рубежа, единственное хорошо налаженное производство пушек было таковым только потому, что его организовали и им управляли немцы и нидерландцы. Необходимо было полностью перестраивать военно-морские силы в Средиземном море. Итальянские банкиры организовали кредит для испанской короны, а итальянские суда стали основой испанского флота. Вообще-то испанское господство в Италии в какой-то степени удерживало итальянские государства от войн между ними. Несмотря на ряд негативных моментов испанского управления, именно испанская политика защищала Италию от турок23. Другой стороной политики Филиппа II, которая могла сближать итальянских властителей и Испанию, была его борьба с ересями и Реформацией. В 1566 г. испанский король писал в письме к своему послу в Риме: "Я скорее предпочту потерять все свои владения и 100 жизней, если бы я их имел, потому что я не желаю быть господином над еретиками"24. Эта фраза может показаться парадоксальной. Ведь именно для того, чтобы не уступить ни одну пядь из наследственных владений, Филипп II боролся с еретиками как у себя в Испании, так и главным образом за ее пределами. Но к концу жизни Филипп II начал приходить к пониманию религиозного сосуществования как одной из политических альтернатив. После того, как римская курия неофициально признала Нантский эдикт 1598 г. во Франции, устанавливавший сосуществование католиков и протестантов, можно было подумать и о проблеме веротерпимости в Испании и ее владениях. Но время было упущено25.

В эти же годы в Испании складывается бюрократический порядок царствования Филиппа II, готового сидеть в своем кабинете и управлять армиями и правительством, не выходя из-за письменного стола. Только в мае 1571 г. в королевскую канцелярию поступило 1252 дела, требовавших решения короля. С годами усиливалась и набожность испанского правителя. По три-четыре часа в день он мог стоять на коленях, молясь богу, в котором видел опору и защиту. Филипп II считал, что для короля нет пользы в поездках по стране, тем более по ее обширным владениям в разных частях света26.

Испанский король в известной мере зависел от своих министров, но он отнюдь не был, подобно своим преемникам, инструментом в их руках. Как и многие монархи XVI в., в силу сложившихся обычаев и политической необходимости он был вынужден и даже обязан использовать высшую аристократию, то есть грандов, на наиболее важных и прибыльных государственных должностях. И все же, несмотря на их участие в управлении государством, решения принимал непосредственно Филипп II. Практически все сколько-нибудь значительные бумаги и документы, оказавшиеся у его секретарей, должны были попасть в руки короля для наложения резолюции или подписи. Блестяще подтверждает такое положение дел публикация переписки Филиппа II с его секретарем Матео Васкесом, опубликованная в 1959 году. Схема была зачастую такова: письмо - мнение короля - ответ Васкеса по всем пунктам27. Эта бюрократическая круговерть заставляла Филиппа II не только создавать огромный государственный аппарат, но и самому вникать во все тонкости любого вопроса. Это превратило испанского короля в своего рода монарха-бюрократа. Папа Пий V однажды написал Филиппу II: "Ваше Величество так много времени уделяет этим занятиям, что когда приходит время исполнять решения, уже исчезает их причина". Нередко неправильная реакция Филиппа II на какие-либо события была результатом задержки в поступлении информации.

Главное место в системе управления занимал Государственный Совет с подкомитетом по государственным делам. Далее по значимости шли Инквизиция и Совет по делам финансов. Субординация Советов (хунт) соблюдалась чрезвычайно строго. Сам же Филипп редко посещал заседания Советов, предпочитая получать от них варианты решений и рекомендации. Советы мало взаимодействовали, король действовал в отношении их скорее по принципу "разделяй и властвуй!" Но, во всяком случае, ему удалось в значительной степени отдалить высшую испанскую аристократию от центров власти и ограничить дворянские привилегии28.

Филипп II был рьяным сторонником соблюдения всех процессуальных норм в суде и пунктуального исполнения решений. Например, в 1578 г. он собственноручно санкционировал убийство секретаря Хуана де Экскобедо, который, как подозревал король, побуждал к измене Филиппу его названного брата дона Хуана Австрийского, внебрачного сына Карла V (1547 - 1578). Дон Хуан был прекрасным полководцем, успешно противостоял туркам в Средиземноморье и одержал во главе испано-венецианско-папского флота победу над турецким флотом 7 октября при Лепанто. В 1573 г. Дон Хуан захватил Тунис, но его планы создания собственного королевства не получили поддержки со стороны Филиппа. В 1578 г. Дон Хуан без санкции короля ввел войска в Нидерланды, Генеральные штаты которых потребовали его отзыва. Покинутый королем и разочаровавшийся в своих планах, вскоре Дон Хуан заболел и умер.

Филипп II также дал свое официальное согласие на несколько заговоров, целью которых было свержение с английского трона Елизаветы Тюдор, хотя и колебался с объявлением Англии войны29. Его отношение к грандам все же не было столь деспотичным, как, скажем, у восточных правителей. Казалось бы, герцог Альба своей политикой в Нидерландах спровоцировал всенародное восстание, война там затянулась, - мало того, он не послушался совета самого Филиппа, и по всем нормам жизни восточных деспотий его должны были либо казнить, либо отправить в длительную ссылку. Однако с 1573 по 1579 г. Альба достаточно активно выступал на заседаниях различных Советов в Мадриде и только в 1579 г. оказался под домашним арестом, потому что разрешил своему сыну заключить брак, не вызвавший одобрения короля. Когда же в 1580 г. понадобилось совершить военное вторжение в Португалию, герцог Альба вновь был принят при дворе. Немилость Альбы объясняется также тем, что Филипп II, изменив длительные привычки, решил на некоторое время передать дела по управлению государством в руки выдвинувшегося еще при Карле V канцлера в Нидерландах кардинала Гранвелы. Гранвела еще в 1567 г. был удален из Нидерландов, где вызвал всеобщее возмущение, и занимал различные посты в Италии. В 1579 г. ему исполнилось 62 года, он был единственным из крупных государственных чиновников в Испании со времен Карла V, имевшим иностранное происхождение30.

С самого начала своего царствования Филиппу II пришлось столкнуться с многими сложными военно-политическими проблемами. Это не только окончание войны с Францией, завершившееся миром в Като-Камбрези. В первый же год Филипп II оказался в состоянии войны с весьма экспансивным римским папой Павлом IV. Дело дошло до того, что на одном из военных советов в Риме он назвал испанского короля, претендовавшего на защиту католической веры и носившего титул "католического короля", врагом христианства. Папа не хотел усиления власти испанского короля над Римом и Италией, тогда как Филипп II очень ревниво относился к своей власти в Испании и в Италии. Конфликт начался с того, что Павел IV отлучил Карла V и Филиппа II от церкви и объявил о лишении Филиппа неаполитанской короны. Вскоре испанские войска под командой Альбы и Марко Антонио.

Колонны заняли папские владения и стали угрожать Риму осадой. Союзница папы Франция оказалась вынуждена отозвать армию Гиза для военных действий на севере страны, где та взяла Кале, до этого более двухсот лет принадлежавший англичанам, и только после этого Павел IV подписал с Филиппом II в сентябре 1557 г. мирный договор.

Испанское духовенство оказывало своему королю во время войны финансовую помощь. Отлучение было снято с Карла (уже посмертно) и Филиппа в 1559 г., когда в Риме был избран папой ставленник иезуитов Пий IV, ориентировавшийся на Испанию. С таким союзником Филипп II мог рассчитывать на активное проведение политики "крестового похода" как против турок, так и против морисков, которых он рассматривал как потенциальных союзников турок, а также против нидерландских повстанцев.

Следует сказать, что власть Филиппа II над церковью была более полной, чем над каким-либо другим учреждением Испании. Католическая церковь в Испании стала почти независимой от Рима без каких-либо политических потрясений и конфликтов. В октябре 1572 г. была запрещена всякая иностранная юрисдикция по отношению к Испании в церковных делах. В результате во главе церкви стала корона. Причем, как считают некоторые историки, процесс национализации испанской церкви был усилен аппаратом инквизиции. Генеральный инквизитор назначался королем, верховный Совет инквизиции был органом монархического правительства, и, хотя пытки и наказания мало отличались от тех, что употреблялись в других судах, инквизиция воспринималась людьми того времени как смесь ужаса и почитания. За время царствования Филиппа II инквизицией было рассмотрено около 40 тыс. дел, но не только религиозных, но и дел о двоебрачии, гомосексуализме, внебрачных связях. Инквизиция играла роль органа социального контроля за поведением паствы, в некотором роде уподобляясь пресвитерам кальвинистских конгрегаций.

Испанский король больше всего опасался укрепления связей между внешнеполитическими противниками и их возможными союзниками внутри Испании. В первую очередь это касалось морисков и протестантов. Во всяком случае, это опровергает мнение ряда биографов Филиппа II о полном соответствии политики и религиозности испанского короля. Но такая политика вела как бы к замыканию духовной и культурной жизни Испании на самой себе. Другое дело, что набожность вообще была свойственна испанцам того времени. Сам Филипп рассматривал религию как чрезвычайно важную область жизни, которую нельзя было оставлять под власть папы. Он боялся, что распространение Реформации и ересей будет угрожать распаду его владений, и поэтому стремился искоренить их влияние на подвластных территориях. Его главное желание заключалось в превращении испанской монархии в неприступную крепость, о которую бы разбивались волны ересей, заполнявших Европу31.

Филиппа II угнетала проблема престолонаследия. Его первенец, Дон Карлос, родился очень слабым ребенком. В юности его отличали раздражительность, тяжелый характер и полная непригодность к умственным занятиям. Тем не менее, это не помещало императору Максимилиану II начать переговоры о браке между Доном Карлосом и дочерью императора Анной. Габсбурги с помощью австро-испанских браков хотели сохранить династию и союз. Однако этот проект не осуществился. Герцог Альба в 1562 г. говорил: "Отсутствие здоровья у принца вместе с другими недостатками, как телесными, так и умственными, делали его Высочество менее зрелым, чем это полагалось бы ему по возрасту". В том же году Филипп II начал переговоры о приезде в Испанию двух своих племянников, австрийских эрцгерцогов, чтобы подготовить их к наследованию испанского престола, тем более что состояние Дона Карлоса становилось все хуже и хуже. Инфант легко приходил в бешенство по мельчайшему поводу, пытался нанести ранения кардиналу Эспиносе и герцогу Альбе. В приступе то ли озлобления, то ли ненависти к отцу он выразил симпатии к нидерландским повстанцам.

Состояние Дона Карлоса становилось все более опасным. В конце концов Филипп II решил арестовать сына. В одиннадцать часов вечера 18 ноября 1568 г. странная процессия в составе короля, герцога Ферии, советника Луиса Гомеса и других членов королевского совета прошествовала в спальню двадцатитрехлетнего инфанта. Как только открылась дверь, министры бросились вперед и схватили кинжал и аркебуз, которые Дон Карлос всегда хранил рядом с кроватью. После этого Филипп II заявил, что должен вести себя по отношению к инфанту не как отец, а как король. С тех пор Дона Карлоса никто не видел, он умер в тюрьме. Поступок короля открыто осуждался его подданными, поскольку Дон Карлос, каковы бы ни были его поведение и отклонения от нормы, не совершал никакого преступления, и принятое королем решение было слишком суровым. Сам Филипп II впоследствии оправдывался: "Это не было наказание, иначе бы оно имело свою цель, но я потерял всякую надежду увидеть моего сына в здравом рассудке"32. Возможно это было стремление убрать слабоумного и непригодного к государственному управлению наследника. Елизавета Валуа была молода и еще могла родить ему сына. Однако родившийся 14 июня 1578 г. сын Филипп (будущий король Филипп III) оказался ограниченным и неспособным человеком, за которого фактически правил его фаворит герцог Лерма. О нем Филипп II говорил так: "Господь бог, который дал мне столько владений, отказал в сыне, способном управлять ими. Боюсь, что им самим будут управлять другие!"33. Таким образом предсказание Филиппа II сбылось.

Непреклонную жестокость проявил Филипп при подавлении восстания морисков. Во время восстания комунерос мориски остались на стороне Карла V, и поэтому их не трогали, но во второй половине 60-х гг. XVI в. Филипп II стал опасаться, что мориски в Андалусии могут стать союзниками турок, и увидел выход из положения в их жестоком преследовании. Морискам запрещалось пользоваться арабским языком и т.д. Поскольку королевские чиновники также злоупотребляли властью в отношении морисков, те подняли восстание, которое таило в себе большую опасность для монархии, поскольку в Андалусии, где в основном жили мориски, находилось мало войск, а помощь им могли оказать берберы, алжирские корсары и даже турки. Восстание продолжалось три года (1568 - 1570) и лишь после значительных усилий королевской власти, собравшей большое войско, одержавшее победу над морисками, пошло на убыль, и как раз вовремя, так как турки стали реально угрожать позициям европейцев в Средиземноморье34.

Огромные массы повстанцев были выселены во внутренние области Испании, на кастильское плоскогорье. По данным Томаса Гонсалеса, архивиста в Симанке в конце XIX в., было изгнано 152115 человек. Согласно материалам Кортесов 1592 г., в изгнание предполагалось отправить еще 300 тыс. морисков, что было завершено уже при Филиппе III35. Страх Филиппа II перед турками дорого обошелся испанской экономике. Ведь мориски в большинстве своем были трудолюбивыми ремесленниками и крестьянами: юг Испании после их изгнания оправился от экономических потерь далеко не сразу.

Филиппа II беспокоил также сепаратизм провинций, особенно Арагона. В 1580-х гг. королевство Арагон, пользовавшееся многочисленными древними привилегиями и мало связанное экономическими контактами с Кастилией, стало одним из наименее управляемых владений Филиппа II. Его правящие круги менее всего хотели подчиняться центральному правительству и кастильским грандам. Известия из столицы Арагона Сарагосы неизбежно приводили Филиппа II, опасавшегося распада испанского королевства, к мысли о необходимости военного вторжения в провинцию. И это происходило в то время, когда бушевала освободительная война против Испании в Нидерландах и обострялись отношения с Англией. Даже в Кастилии шли разговоры о тирании королевской власти. В 1588 г. Филипп II назначил вице-королем Арагона кастильца, что противоречило традициям, а затем приказал инквизиции предъявить обвинение в растрате его бывшему секретарю Антонио Пересу, сбежавшему в Арагон под защиту арагонской юрисдикции. Восстание в защиту вольностей Арагона началось в мае 1591 г., а подавлено было в феврале 1592 года. Единство Испании было сохранено, но восстание показало, что у королевской власти нет эффективных средств для контроля над провинциями, пользующимися местными привилегиями. Положение было спасено благодаря социальным противоречиям в самом Арагоне, ибо в восстании участвовали горожане Сарагосы и арагонская аристократия, пользовавшаяся привилегиями в ущерб основной массе населения, которая не поддержала участников восстания36.

Говорить, что Филипп стремился только к защите своих владений, было бы не совсем правильно. Например, он совершенно бесцеремонно захватил Португалию. Летом 1578 г. португальский король Себастьян, племянник Филиппа II, повел свою армию в Марокко, но в августе потерпел поражение, а сам исчез. Тогда же возникла легенда о том, что он чудесно спасся и скоро предъявит права на трон. Дядя Себастьяна кардинал Энрике находился в возрасте 66 лет, детей не имел и, процарствовав до января 1580 г., умер. Филипп II, зная, что у Энрике не может быть потомства, добился от папы запрещения на брак Энрике, хотя на этом настаивала португальская знать. Испанский король сделал это под предлогом, что Энрике являлся папским нунцием (то есть послом). Согласно португальским законам, Филипп II не мог стать королем Португалии, так как иностранцы исключались из числа претендентов. Однако испанский король возражал, указывая, что он не может быть иностранцем в Португалии, поскольку его мать Изабелла являлась португальской инфантой.

В январе 1580 г. испанский король получил поддержку большинства дворян и клириков в португальских кортесах, а в июне 1580 г. армия в 37 тыс. человек под командованием герцога Альбы вторглась в Португалию. Флот взял курс из Кадиса на Лиссабон, который упорно сопротивлялся, но в конце августа сдался. 12 сентября Филиппа II провозгласили королем. Претендовавший на португальский трон приор Антониу де Крату, имевший поддержку многих португальских дворян, бежал во Францию, и с помощью французов его сторонники оборонялись на Азорских островах до июля 1582 года. Победа испанского флота над французским у острова Мигель сделала их дальнейшее сопротивление бесполезным. Казалось, Испания теперь достигла вершины своего величия и могла легко впасть в состояние эйфории, решив разделаться и с Англией, тем более что в 1585 г. Александр Пармский добился капитуляции Антверпена37.

Условия, на которых Португалия становилась частью владений Филиппа II, в общем-то не были тяжелыми: их даже нельзя назвать завоевательскими в прямом смысле этого слова. В апреле 1581 г. Филипп II на заседании португальских кортесов поклялся соблюдать все законы королевства Португалия и был признан как ее король. В ноябре следующего года он поклялся признать широкий объем привилегий населения страны. Он обещал так часто, как это будет возможно, жить в Португалии, а ее королевский совет сформировать по той же модели, что и другие региональные советы в Испании. В целом в Португалии он вел себя достаточно миролюбиво, усвоив во многом опыт Нидерландов. Некоторые испанские авторы, впрочем, полагали, что присоединение Португалии было сделано для того, чтобы помешать торговой и морской экспансии англичан в Гвинее и защитить испанские интересы в американской торговле38.

Постоянную опасность для Испании, особенно значительную в 1560-х гг., представляла Турция. У Филиппа в принципе имелась возможность закончить начатые ранее переговоры с турками заключением перемирия на 10 или 12 лет, но он решил вести войну в Средиземноморье всеми имеющимися у него средствами. В свете сложного финансового положения в Испании, особенно после начавшегося восстания в Нидерландах, такое решение вряд ли можно назвать мудрым39. Конечно, в битве при Лепанто испано-папско-венецианский флот под командой Дона Хуана Австрийского одержал победу над турецким флотом. Кстати, в этой морской битве участвовал будущий знаменитый испанский писатель Мигель Сервантес де Сааведра, потерявший в ней руку. Но из этой победы не были извлечены большие политические выгоды. Во-первых, турецкий флот был восстановлен за три года. Во-вторых, после террористического управления Альбы в Нидерландах восстание там приобрело всеобщий характер. Затем сам Филипп II отправил Дона Хуана в Тунис. Короля беспокоили честолюбивые планы его сводного брата, мечтавшего завоевать Константинополь и восстановить старую Византийскую империю (причем Дон Хуан пользовался в этом смысле поддержкой папской курии). Но когда Дон Хуан в конце 1573 г. укрепился в Тунисе и захотел создать там свое государство, Филипп отказал ему в помощи. Тунис снова стал турецким в 1574 г., а Марокко - в 1576 году. Когда восстание в Нидерландах достигло апогея в 1576 - 1577 гг., Филипп II прекратил активно заниматься турецкой проблемой в надежде на передышку40. Но дело заключалось в том, что уже сама Османская империя исчерпала свои возможности в смысле дальнейшей территориальной экспансии. Начались восстания среди покоренных народов, в Малой Азии происходили крупные антифеодальные движения, усилился сепаратизм феодалов. Аугсбургский религиозный мир 1555 г. и мир в Като-Камбрези закрепили начавшийся перелом в отношениях между странами Западной Европы и Османской империей.

Но главную проблему для Филиппа представляло удержание власти Испании в Нидерландах: без Нидерландов могло погаснуть величие Испании как мировой державы. Ведь Нидерланды давали в королевскую казну два миллиона гульденов ежегодно. И чем дальше, тем сильнее становился конфликт между испанским управлением и тягой нидерландского дворянства, особенно буржуазии, к национальной самостоятельности. Еще при Карле V буржуазия в Нидерландах имела значительные преимущества. Карл V помогал ей в конкурентной борьбе с ганзейцами и англичанами исходя из интересов имперской политики в целом. При Филиппе II ситуация изменилась. Теперь интересами Нидерландов пренебрегали: например, были введены разорительные для нидерландской шерстоткацкой промышленности пошлины на ввозимую испанскую шерсть, нидерландским купцам был запрещен въезд в испанские колонии. Банкротство 1557 г. разорило многих нидерландских банкиров, система денежного кредита была дезорганизована.

Филипп II не понимал экономических и социальных проблем Нидерландов, более сложных, чем в его испанских владениях. Он ожидал больших доходов и стремился к контролю над местными учреждениями и большей подчиненности местного населения в религиозных делах, тогда как его подданные в Нидерландах все сильнее проникались кальвинистскими настроениями. Еще менее понимал все это герцог Альба, ставший с 1567 г. наместником короля в Нидерландах. Как кадровый военный, он всегда стремился к ясному военному решению. Но такого решения в Нидерландах не могло быть. Однако Альба с присущим ему упрямством решил ввести казарменный режим в подвластной стране. Филиппу II он писал: "Каждого нужно заставить жить в постоянном страхе, что крыша может обрушиться на его голову". Тогдашняя правительница Нидерландов Маргарита Пармская возражала против назначения Альбы в Нидерланды, прямо указывая, что герцога настолько ненавидели в этой стране, что "одного его появления будет совершенно достаточно, чтобы ненависть распространилась на весь испанский народ". Филипп II, хотя поначалу и решил действовать мирным путем, не послушал ее. По существу, восстание в Нидерландах, являвшихся суверенным государством, было направлено против системы правления испанского короля41.

Кроме жестоких избиений протестантов в целях устрашения и возвращения их в лоно католической церкви Альба ввел так называемую алькабалу (однопроцентный налог с недвижимого имущества, пятипроцентный с движимости и десятипроцентный с каждой торговой сделки). В Нидерландах, где каждый товар проходил через руки десятков посредников до потребителя, это означало разорение торговцев и промышленников. Советники доказывали герцогу неприемлемость такого шага. Сам Филипп II предписал Альбе смягчить режим и объявить всеобщую амнистию, но герцог был непреклонен и довел дело до всеобщего восстания, а вместе с ним и до ухудшения отношений с Англией. Его карьера статхаудера в Нидерландах завершилась в октябре 1574 г., когда герцога отозвали в Испанию. Филипп II в сердцах даже заявил: "Герцог украл у меня Нидерланды". Испания оказалась, в конечном счете, втянутой в длительную и совершенно бесполезную войну в Нидерландах, продолжение которой вызывало недовольство в самой Испании. "Почему, - протестовал один из депутатов кортесов в Мадриде в 1588 г., - мы должны здесь платить налоги для того, чтобы остановить ересь там? Кастилия не должна нести всю тяжесть на себе, тогда как другие королевства и государства наблюдают"42.

Восстание в Нидерландах было причиной медленной гибели всей политики Филиппа II, поскольку привело к необходимости воевать с англичанами и французами, что в итоге оказалось Испании не под силу43. События, разыгравшиеся в Нидерландах, прямо повели к ухудшению отношений с Англией, так как потеря нидерландского рынка отрицательно сказывалась на торговле английских купцов и, кроме того, Англия не хотела победы Испании над повстанцами, опасаясь усиления испанской монархии и угрозы испанского вторжения в Англию. Собственно, первые признаки грядущего конфликта проявились еще в 1563 г., когда королева Елизавета обвинила испанского посла Альваро де Куадро в организации тайного заговора в контакте с английскими католиками с целью лишить ее трона44. Испанские послы неоднократно жаловались Елизавете на английских пиратов, однако пиратские экспедиции не только не прекращались, но становились более частыми и опасными. Постоянные нападения английских пиратов, которых поддерживала Елизавета, на испанские галеоны с золотом и серебром в Атлантике, нападение Фрэнсиса Дрейка на крупный порт Кадис в феврале 1587 г. вызывали постоянное раздражение в Мадриде. Посол Филиппа II в Англии Бернардино де Мендоса развернул бурную деятельность и в конце концов был выслан из Англии, дипломатические отношения были прерваны, и путь к войне фактически открыт. Казнь Марии Стюарт сделала англо-испанскую войну неизбежной.

Испанская монархия уже имела опыт морских военных экспедиций в войнах с турками в Западном Средиземноморье, а также организации крупных флотов в Атлантике. Сам по себе проект вторжения в Англию был далеко не нов. Еще в 1559 г. при дворе Филиппа II обсуждался план организации морской эскадры в Англию, чтобы свергнуть Елизавету с престола45. В мае 1587 г. было получено согласие папы римского на проведение экспедиции против Англии, о чем посол Филиппа II в Риме граф Оливарес сообщал в Мадрид46. Для Испании 1580-е гг., казалось, были годами триумфа. Присоединение Португалии, захват Антверпена во многом укрепили ее позиции. Благоприятствовала и внешнеполитическая обстановка. Ослабла экспансия турок в Западном Средиземноморье, во Франции укрепилась Католическая Лига, которую поддерживал Мадрид. Император Священной Римской империи Рудольф II в отличие от своего предшественника Максимилиана II склонялся к борьбе с протестантами47. Но, с другой стороны, эти годы стали кульминацией конфликта между Испанией и ее противниками. Взятие Антверпена привело к массовой эмиграции настроенных против Испании кальвинистов из Южных Нидерландов и усилению протестантской солидарности, сближению между Англией и Голландией (Республикой Соединенных провинций), обострилась религиозно-политическая борьба во Франции48.

Филипп II планировал направить к берегам Англии огромный военный флот, который в Ла-Манше должен был взять на борт 17 тыс. солдат из войск Александра Пармского в Нидерландах. Бюджет предполагавшейся экспедиции должен был составлять 3 млн. 800 тыс. дукатов. Но это было не под силу испанской казне. Кроме того, благодаря деятельности английских финансовых агентов на иностранных биржах, испанские векселя были собраны и предъявлены Испании. На римского папу Сикста V, решившего поддержать "первого воителя Христова" Филиппа II всеми доступными средствами, кроме денег, рассчитывать не приходилось. Он обещал предоставить Филиппу II миллион дукатов лишь после того, как испанские войска высадятся в Англии. Усилия графа Оливареса были безуспешными. После очередного отказа он в отчаянии писал в Мадрид: "Его Святейшество оказался тверд, как алмаз... Легче вырвать внутренности у Его Святейшества, чем один золотой".

Испанские моряки имели огромный опыт морских сражений и часто выигрывали морские сражения, доказательством чего является битва при Лепанто. Почти до середины XVII в. Испания сохраняла свою эффективность на море. Предводительствовать всей экспедицией должен был дон Альваро де Басан, маркиз де Санта-Крус, герой Лепанто. Но в начале февраля 1588 г. он скоропостижно скончался в возрасте 62 лет. С ним, казалось, умерла надежда Испании на победу. Испанцы говорили потом, что если бы он командовал флотом, поражения бы не было49. Выбор короля пал на герцога Медина-Сидонию (дон Алонсо Перес де Гусман). Это был богатейший и родовитейший феодал Испании, владевший половиной Андалусии, но не имевший военного опыта. Король опасался, что всякое иное назначение вызовет недовольство других военачальников. Во всяком случае, так считал Альтамира-и-Кревеа. В процессе подготовки экспедиции Филипп II, согласно выработавшейся у него за много лет привычке, вмешивался во все детали и требовал, чтобы к нему обращались буквально по всем вопросам50. Но, несмотря на тщательные приготовления, в Армаде оказалось много неспособных офицеров и неопытных моряков, что снижало ее боеспособность.

Данные о численности кораблей и солдат "Счастливейшей Армады" в разных источниках не всегда одинаковы, хотя расхождения незначительны. Но в любом случае цифры впечатляющи: не менее 130 кораблей, 7 тыс. матросов и 17 тыс. солдат, к которым должна была присоединиться армия Александра Пармского в Нидерландах. Личный состав состоял на 90% из испанцев. Флот состоял в основном из галеонов, тяжелых судов, имевших две палубы, а также карраков - средиземноморских торговых судов. На воде испанский флот был менее устойчив, чем английский, имевший больше эффективных кораблей. Таран и абордаж, когда исход боя решали "испанская доблесть и толедская сталь", отходили в прошлое. Особенно нуждались они в кулевринах - дальнобойных орудиях. Было спешно отлито шестьдесят шесть орудий, тогда как флот нуждался не менее, чем в шестистах. По испанское правительство рассчитывало не столько на морской бой, сколько на высадку десанта в Англии, где, случись такое, испанской армии никто не смог бы противостоять. Армада 1588 г. потерпела поражение в водах Па-де-Кале, когда испанские корабли сначала поддались на провокацию англичан, пустивших на испанский флот шесть брандеров с горящим сеном, что вызвало панику, а затем ветер разметал испанские корабли по водам Северного моря. Далее произошла грандиозная катастрофа, так как большинство кораблей погибло в водах Атлантики или на ирландском берегу.

В 1597 г. опыт был повторен, правда, с еще меньшими результатами. Флотилия отправилась к берегам Англии, но ветры Ла-Манша и Северного моря разметали и ее. Поражение Армады не стало началом конца испанского флота, но позиции страны начали ослабевать. Гибель Армады успокоила протестантские силы в Европе, а католики осознали, что Испания отнюдь не была богоизбранным победителем51.

Еще с большим упорством Филипп II стал вмешиваться во французские дела. После убийства короля Генриха III подосланным Гизами сумасшедшим монахом Жаком Клеманом остался лишь один претендент на французский трон - Генрих Бурбон, совершенно неприемлемая для испанского короля кандидатура не только потому, что он был протестантом, но, главным образом, потому, что воцарение Генриха па французском троне могло означать восстановление прежней антигабсбургской политики французских королей. После успехов Генриха Бурбона в 1590 г. Филипп выдвинул претенденткой на французский трон свою дочь Изабеллу. Гизы его тоже не очень-то устраивали, ибо никто не мог гарантировать, что в последующем они не выступят против Испании. Но пока он нуждался в услугах Гизов.

18 сентября 1590 г. Александр Пармский начал осаду Парижа. Однако непосредственное вмешательство испанской короны на стороне Гизов способствовало лишь тому, что общественное мнение Франции стало все больше склоняться в пользу Генриха Бурбона. Филипп II для решения вопроса о престолонаследии настоял на созыве Генеральных Штатов в январе 1593 г. в Париже. Его представитель герцог де Ферия предложил тогда выдать Изабеллу замуж за французского принца и передать корону одному из герцогов Гизов при условии, что он женится на испанской инфанте. Переговоры затягивались, и исход их был решен обращением Генриха Бурбона в католическую веру.

Последние годы царствования Филиппа II были мрачными и тягостными. В 1590-х гг. уже чувствовалось, что экономика Испании трещит по швам под тяжестью имперских авантюр. Только Армада 1588 г. обошлась в 10 млн. дукатов, а государственные расходы ни разу не находились ниже уровня 12 миллионов52. Обращение Генриха Бурбона в католическую веру разрушило планы посадить испанского ставленника на французский трон. Государственное финансовое банкротство 1596 г. окончательно поставило точку во французской политике Филиппа II, сделав неизбежным мир с Францией, который был заключен в Вервене 2 мая 1598 года. Страна, по существу, уже управлялась инфантой Изабеллой и племянником короля эрцгерцогом Австрийским Альбрехтом, которые поженились в Валенсии в апреле 1599 года.

Летом 1598 г. Филипп направился в Эскориал. Он чувствовал, что скоро умрет и начал приготовления к смерти, как положено правоверному католику. Были обсуждены все детали похорон, а подле кровати поставлен гроб. В Рим был послан курьер с просьбой о получении у папы отпущения грехов, который необычно быстро для испанских порядков вернулся обратно. 13 сентября 1598 г. Филипп II умер в возрасте 71 года. На церемонии похорон в строгом иерархическом порядке, заведенном покойным, выстроились сначала члены королевского Совета, затем Совета Арагона, Инквизиции, Совета в Италии, Индии (то есть американских колониях) и т.д.53. Похоронен Филипп II был в Эскориале.

Холодный политик Филипп II, всю жизнь пытавшийся сохранить свои наследственные владения и боровшийся за них то с Францией, то с Англией, то с нидерландскими повстанцами, то с турками, то с римским папой в конечном счете оказался обессиленным. До конца Тридцатилетней войны Испания еще была крупной европейской державой, но по ней уже начинал звонить колокол. Человек скорее средних способностей, политик не из самых выдающихся, более бюрократ на троне, чем великий политический деятель и дипломат, Филипп II старался выполнить невыполнимую задачу: по существу, он шел наперекор естественному ходу исторических событий, тем самым истощая Испанию. Несмотря на попытки Филиппа II отстоять наследство Карла V и династические интересы Габсбургов, его держава фактически утратила дух покойного императора. Это; скорее, была держава атлантического плана, властитель которой, тем не менее, упрямо держался за старые догмы. Управлявший своими владениями большей частью из Эскориала, он все же порой мыслил достаточно глобально, но все его замыслы в конечном счете не исполнялись. Ошибки проистекали не только из его характера. Драма Филиппа II как политика заключалась в невозможности сочетания бюрократического управления, архаизма политического мышления и глобальных задач, которые этот король ставил перед собой. Но он между тем оставил глубокий след в истории не только Испании, но и всей Европы.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. PIERSON P. Philipp II of Spain. L. 1975, p. 8; KOENIGSBERGER H. The Politics of Philipp II. Politics, Religion and Diplomacy in Early Modern Europe. Kirksville. 1994, p. 189; FERDINANDY M. de. Felipe II. Barcelona. 1988; CLOULAS I. Philippe II. Paris. 1992; ALVAREZ M.F. Felipe II у su tiempo. Madrid. 1998; CABOT J.T. La vida e la epoca de Felipe II. Barcelona. 1997; LACARTA M. Felipe II. La intimidad del rey prudente. Madrid. 1997.
2. АЛЬТАМИРА-И-КРЕВЕА Р. История Испании. Т. 2. M. 1951, с. 56 - 57.
3. ALTAMIRA у CREVEA R. Ensayo sobre Felipe II. Hombre de Estado. Su psihologia general у sa individualidad humane. Madrid. 1959, p. 7.
4. GRIERSON E. The Fatal Inheritance. Philipp II and the Spanish Netherlands. N.Y. 1969, p. IX.
5. PARKER G. Felipe II. Madrid. 2008, p. 20.
6. PIERSON P. Op. cit., p. 37.
7. Летом 1557 г. в битвах при Сен Кантене и Гравелингене во Фландрии испанцы нанесли поражение французам. 7 октября 1571 г. в битве при мысе Лепанто объединенный папско-венецианско-испанский флот одержал победу над турецким флотом.
8: PARKER G. Felipe II. La biographia definitiva. Barcelona. 2010, p. 22 - 33, 60 - 75; КРАМЕР Ф. Филипп II (1556 - 1598). Испанские короли. Ростов-на-Дону. 1998, с. 88 - 90.
9. KAMEN Н. Spain 1469 - 1714. A Society of Conflict. L. -N.Y. 1985, p. 122 - 123; ALVAREZ M.F. Politica mundial de Carlos V у Felipe II. Madrid. 1966, p. 2, 283 ; LOVETT A. Early Habsburg Spain 1517 - 1598. Oxford. 1986, p. 123; PARKER G. Felipe II..., p. 34 - 42; КРАМЕР Ф. Ук. соч., с. 90 - 91; Dokumente zur Geschichte Karl's V, Philipp's II und ihrer Zeit. Regensburg. 1862, S. 452.
10. PARKER G. The Grand Strategy of Philipp II. New Haven-L. 1998; EDOUARD S. Un songe pour triompher: la decoration de la galere royale de don Juan d'Autriche a Lepanto (1571). - Revue historique, 636, octobre 2005, p. 821 - 828.
11. BRAUDEL F. La Mediterranee et le Monde mediterranean a l'epoque de Philippe II. P. 1949, p. 523.
12. Цит. по: GRIERSON E. Op. cit., p. 19.
13. EDELMAYER F. Das Netz Philipps II von Spanien im Heiligen Romischen Reich. - Reichstandische Libertat und Habsburgisches Kaisertum. Mainz. 1999, S. 57 - 79.
14. ALVAREZ M.F. Espafia у los espanoles en los tiempos modemos. Salamanca. 1979, p. 9; EJUSD. La sociedad espanola del Rinacimaento. Madrid. 1974, p. 193 ; ДЕФУРНО М. Повседневная жизнь Испании золотого века. М. 2004, с. 14, 36 - 59; ПРОКОПЕНКО С. А. Неомальтузианский цикл на примере Испании XVI-XVII веков. - Новая и новейшая история. 2006, N1, с. 42 - 54; ЕГО ЖЕ. Испания Габсбургов глазами демографов. - Новая и новейшая история. 2007, N6, с. 37 - 50; ЕГО ЖЕ. Население Испании в XVI-XVII вв. Демографческая и социальная характеристика. Историографическое исследование. М. 2002.
15. ВЕДЮШКИН В. А. Экономическое положение кастильской аристократии в XVI в. Социально-экономические проблемы генезиса капитализма. М. 1984, с. 151 - 152, 172 - 173; История Европы. Т. 3. М. 1993, с. 100 - 101; KOENIGSBERGER H. Op. cit., p. 172 - 173.
16. ALVAREZ M.F. La sociedad..., p. 149 - 150 ; DEVOS J. -P. Description de l'Espagne par Jehan Lermite et Henri Cock, humanistes beiges archers du corps de la garde royale. P. 1969.
17. LYNCH A. Spain under the Habsburgs. Vol. 2. L. 1964, p. 1; ДЕФУРНО М. Ук. соч., с. 32 - 34, 121 - 122.
18. КЕЙМЕН Г. Испания: дорога к империи. М. 2007, с. 398 - 412.
19. CONSTANTG. Le marriage de Marie Tudor et de Philippe II. - Revue d'histoire diplomatique. 1912, N1.
20. АЛЬТАМИРА-И-КРЕВЕА Р. Ук. соч., т. 2, с. 58.
21. ELLIOT J. Imperial Spain 1469 - 1714. L. 1969, p. 204; KOENISBERGER H. Op. cit., p. 176; PARKER G. Felipe II..., p. 86 - 101.
22. KAMEN H. Op. cit., p. 124; Historia de Espafia. T. 5, p. 193, 195.
23. КЕЙМЕН Г. Ук. соч., с. 241 - 250; PARKER G. Felipe II..., p. 90.
24. Цит. по: KAMEN H. Op. cit., p. 129.
25. КЕЙМЕН Г. Ук. соч., е. 431 - 433.
26. PARKER G. Felipe 11..., p. 43 - 58.
27. Correspondencia privada de Felipe II con suo secreterio Mateo Vasquez, 1567 - 1591. Madrid. 1959.
28. LOVETT A. Op. cit., p. 122; КРАМЕР Ф. Ук. соч., с. 96 - 104.
29. PIERSON P. Op. cit., p. 47 - 48.
30. PARKER G. Felipe II..., p. 158 - 168.
31. ALTAMIRA у CREVEA R. Op. cit, p. 69, 87; ELLIOT J. Op. cit., p. 223 ; PARKER G. Felipe II..., p. 125 - 129; КРАМЕР Ф. Ук. соч., с. 104 - 107; ДЕФУРНО М. Ук. соч., с. 160 - 161.
32. АЛЬТАМИРА-и-КРЕВЕА Р. Ук. соч., т. 2, с. 84; ELLIOT J. Op. cit., p. 245.
33. Цит. по: АЛЬТАМИРА-И-КРЕВЕА Р. Ук. соч., т. 2, с. 88.
34. Там же, с. 62; КЕЙМЕН Г. Ук. соч., с. 259 - 262; ALVAREZ M.F. La sociedad..., p. 231.
35. ALVAREZ M.F. La sociedad..., p. 233, 235, 236, 241.
36. ELLIOT J. Op. cit., p. 276; КРАМЕР Ф. Ук. соч., с. 109 - 110.
37. КЕЙМЕН Г. Ук. соч., с. 418 - 426.
38. ALVAREZ M.F. Economia, sociedad y corona (ensayos historicos sobre el siglo XVI). Madrid. 1963, p. 315.
39. ELLIOT J. Op. cit., p. 239 ; НОВИЧЕВ А. Д. История Турции. Т. 1. Л. 1963, с. 412; ЧИСТОЗВОНОВ А. Н. Нидерландская буржуазная революция XVI в. М. 1958, с. 43 - 44.
40. PIERSON P. Op. cit., p. 47.
41. КЕЙМЕН Г. Ук. соч., с. 253 - 258.
42. KAMEN H. Op. cit., р. 139; ЧИСТОЗВОНОВ А. Н. Ук. соч., с. 68.
43. Historia de Espafia, т. 5, p. 195.
44. ALVAREZ M.F. Economia..., p. 323 - 325.
45. ALVAREZ M.F. Espafia..., p. 371.
46. Correspondencia privada, p. 401.
47. PARKER G. Felipe II..., p. 173 - 185; BRUNET S. Philippe II et la Ligue parisienne (1588). -Revue historique. 696, octobre 2010, p. 795 - 844.
48. SHILLING H. Konfessionalisierung und Staatsinteressen. Internationale Beziehungen 1559 - 1660. Paderborn u.a. 2007, S. 462 - 464.
49. MATTINGLY G. The Armada. Cambridge-Boston. 1959, p. 201.
50. АЛЬТАМИРА-И-КРЕВЕА Р. Ук. соч., т. 2, с. 77.
51. MATTINGLY G. Op. cit., p. 397; КЕЙМЕН Г. Ук. соч., с. 427 - 429.
52. ELLIOT J. Op. cit., p. 279.
53. LOVETT A. Op. cit., p. 123; PARKER G. Felipe II..., p. 234 - 236.

Вопросы истории. - 2011. - № 12. - С. 41-57.

Сообщение вынесено в статью

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Джеффри Паркер. Филипп II. Король за работой

 

6ef863d7816d.jpga5b8db585536.jpg


Филиппа II иногда сравнивают с пауком, сидящим в центре паутины. Конечно, своим стилем правления он резко контрастирует со своим постоянно находившимся в военных походах отцом, но Филипп искренне полагал, что для монарха слишком частые разъезды вредны. В своём последнем обращении к сыну и наследнику, написанном в 1598 году, содержится замечание: «Разъезды по своим владениям - бесполезное и непристойное для государя занятие». Королю Испании следует постоянно находиться в самой Испании. Филипп также осуждал привычку королевских особ вставать во главе своей армии (как обычно поступал Карл V). Когда в 1586 году, его зять, герцог Савойский пожелал возглавить атаку на Женеву, король строго упрекает его:
 

Герцогу не следует находиться на поле брани, какие бы на то ни были причины. В случае успеха его престиж возрастёт, независимо от личного присутствия – а возможно даже и более при его отсутствии. Однако же в случае поражения (потому как на всё Воля Господа, а не человека) урон будет куда сильнее, коль будет он на поле боя.


Филипп II намерено выбрал способ управления своими обширными владениями и армиями из Кастилии. Несмотря на делегирование значительной части властных полномочий своим наместникам в Америке, Италии и Нидерландах, на протяжении всего периода своего царствования он настаивал, чтобы все важные (и многие не столь важные) вопросы предварительно направлялись в Испанию для его личного изучения и согласования.

Желание постоянно личного участия (по меркам XVI столетия) в решении административных вопросов создавало ряд серьёзных проблем. Во-первых, невозможность решения в кратчайшие сроки большого объема работы тормозило колёса государственной машины; во-вторых, огромные расстояния, отделяющие концы империи Филиппа II от Мадрида создавали постоянный риск того, что изначально принятое и отправленное для исполнения на места решение, по факту прибытия потеряет свою значимость. Две недели разделяли Мадрид и Брюссель или Милан; от Мадрида до Мехико письмо шло минимум два месяца; и минимум год шло письмо из Мадрида до Манилы на Филиппинах. Существовало мнение, что «длительностью расстояния объясняется большинство действий, предпринимаемых Филиппом II». Даже если сказано это несколько громко, но трудность в преодолении проблем, связанных с расстоянием, и чрезмерная важность задач, безусловно, оправдывает особый стиль правления Филиппа.

XVI считается золотым веком бюрократии в Европе, и Испания не явилась исключением. Центр административной системы Филиппа II составляли четырнадцать Советов, пять из которых были созданы ещё его предками, Фердинандом и Изабеллой, четыре – его отцом, Карлом V, и пять – самим Филиппом. Начиная с 1561 года, когда Филипп провозгласил Мадрид постоянным центром пребывания всех центральных органов власти, каждый из Советов собирался в определённое назначенное время в разных залах нового королевского дворца.

Главным их них был Совет Кастилии (своеобразное «министерство внутренних дел», в чьём ведении находилась судебная власть, общественный порядок, экономика и церковная власть на территории Кастилии), Совет Индий (аналогичные с Советом Кастилии полномочия в Новом Свете) и Инквизиция (контролирующая 21 трибунал, расположенный на всей территории Испанской империи, от Перу до Сардинии и от Наварры до Сицилии). Советы были в первую очередь административными организациям, состоящим (за исключением Государственного Совета, занимающегося внешними связями), в основном, из выпускников университетов Кастилии. Из восьми глав Совета Индий семеро, назначенных Филиппом II, были юристами, равно как и все 39 назначенных им советников. Университеты, с их colegios mayors, или аспирантурами, в габсбургской Испании выступали своего рода семинариями для подготовки административного состава.

Сложная административная структура и зарождающийся бюрократический класс были жизненно важным звеном в эффективном управлении столь огромной империи, какой была Испания при Филиппе II. Но Советы были лишь консультативными органами, и их деятельность носила не более чем рекомендательный характер. Филипп II не принял на вооружение «кабинетный» стиль управления, который предпочитали правители последующих эпох, при котором главы различных ведомств собирались для обсуждения определённого вопроса, составляли коллективное решение и выносили на суд королю. Подобная схема лишала его некоторого авторитета. Вместо этого, король требовал, чтобы на каждом документе стояла его подпись, и последнее решение по большинству вопросов принималось им единолично. Основным документом центрального руководства Испании являлась consulta, документ, который советники отсылали королю после каждого совещания, и который ему зачитывал секретарь. Чиновники более высокого ранга ежедневно принимались королём, а представленными ими документы он изучал в свободное от работы время. Прочитанные бумаги через какое-то время возвращались с комментариями и заметками на полях. В определённой степени эта процедура была доведена до автоматизма. Помимо своих основных обязанностей чиновники имели дело с большим объёмом ежедневной рутинной работы. Однако не вся работа при дворе Филиппа была рутинной и предсказуемой. Временами обстоятельства требовали постоянного внимания не одного чиновника. Иные дела, по разным причинам, оставались вне публичной огласки, в личной компетенции короля. Ещё до своего возвращения в Испанию в 1559 году он писал: «Если вы пожелаете написать что-то лично для меня - по части ли вопросов государственной важности, либо чего-то прочего - укажете на конверте, что письмо должно быть направлено мне лично. Ваше желание будет неукоснительно исполнено».

Требование короля в личном ознакомлении с огромным количеством входящих документов по началу создавало его министрам много проблем. В апреле 1560 года глава Государственного совета Гонсало Перес, человек с 35-летним опытом государственной службы, жаловался на то, что за всё время с момента возвращения короля, совет собирался лишь дважды. Он пишет: «Я был болен последние несколько дней, но даже этот факт не помешал мне исполнить все мои обязательства во время, потому как дела решаются на столько медленно, что любой калека мог бы с ними управиться». Проблема, пишет Перес, заключается в системе: «На самом деле, я не вижу, как могут шестнадцать советников, занимающихся совершенно разными обязанностями, найти общий язык? Полагаю, что Его Величество, своею мудростью, осознает, что следует предпринять. Молю Бога, чтобы это произошло как можно скорее». Однако пять спустя Перес по-прежнему сетует: «Его Величество продолжает совершать ошибки, и конца этому не видно; вопросы он обсуждает с разными людьми, иногда с одним, иногда с другим, передавая дела от одного министра другому. По сему не удивительно, что порой решения принимаются спорные и противоречивые».

Долго такая ситуация продолжаться не могла, и с началом военных действий на Средиземноморье, в Нидерландах и даже на юге Испании после 1566 года в системе власти назрели перемены. Одним из нововведений явились хунты (juntas), государственные комитеты, созданные для обсуждения текущих дел в стране. К примеру, комитет «тройки» министров, заседавший в течение 1571 года решал вопросы, связанные со средиземноморской кампанией, приведшей к великой победе при Лепанто. К концу 1572 года смерть сократила комитет до «двойки», а к концу следующего года и эти оба отошли в мир иной. Существовало множество подобных комитетов, некоторые - всего несколько дней, иные – в течение гораздо большего срока, как например, тот, что был создан в ноябре 1573 года для подготовки декрета о банкротстве сентября 1575 года. Эта «система хунт» привела к тому, что некоторые советники были на столько вовлечены в государственные дела, что в итоге потребовалось создать для них отдельные министерские посты. Некоторые из новых министров являлись представителями королевского двора, с правом обращаться с королём напрямую. Такие царедворцы, как Руй Гомес да Сильва или герцог Альба больше занимались вопросами внешней политики, нежели своими прямыми административными обязанностями. За двором же присматривали лица более низкого происхождения, такие как Франсиско де Эрассо, выходец из мелкого дворянского рода Наварры, который находился на службе с 1523, а к 1559 году ставший секретарём не менее шести центральных советов при Филиппе II. Однако в 1565 году он оказался в опале, и в следующем году был признан виновным в мошенничестве и оштрафован на 13000 дукатов. Позже его место занял человек ещё более скромных кровей, а именно Диего де Эспиноса (1502-1572), священник, получивший образование в университете Саламанки, ставший президентом Совета Инквизиции в 1564 (позднее Великим инквизитором), а также президентом Совета Кастилии в 1565 году. До самой своей смерти в 1572 году он, по словам одного влиятельного (и возможно немного завидующего) придворного, оставался «единственным человеком во всей Испании, кому король доверял больше всех и с кем обсуждал самые серьёзные государственные проблемы». Когда он умер, пошли слухи о приемнике, способном «взять на себя всё бремя ответственности по управлению государством, лежавшее на плечах кардинала». Однако король не желал более никому доверять такие властные полномочия, подобные тем, что были в руках Эспиносы. «Полагаю, доверить многие государственные вопросы кардиналу было мудрым решением, на которые были свои основания», - сообщает он приемнику Эспиносы на посту президента Совета Кастилии. «Но время показало, что это было не правильно; и хотя тем освобождало меня от многих забот и оставляло время для отдыха, я не считаю, что подобное возможно в дальнейшем». Филипп II оценил мудрость совета отца, данного почти тридцать лет назад: «Не становись зависимым ни от кого, потому что, не смотря на экономию времени, в конечном итоге это только навредит».
 

44e7b1b48fc6.jpg9986d52635ec.jpg


Смерть Эспиносы отнюдь не привела к возвращению хаотичного образа правления, присущего 1560-м годам. Не возможно было повернуть время вспять, потому что объём работы, с которой приходилось иметь дело государственному аппарату, возрос неимоверно. Советы собирались всё чаще – с 1571 Совет Индий обязан был заседать три раза в неделю - утром и днём - при этом количество обсуждаемых документов всё увеличивалось. К примеру, Военный Совет, который в 1560-е года за год нарабатывал две-три кипы документов, 1590-м поднял продуктивность до тридцати. Объём работы всех четырнадцати советов рос пропорционально увеличению количества поступающих документов, при чём в ранее не виданных масштабах. Число меморандумов и всёвозможных петиций с просьбами о милости и наградах зашкаливало. В мае 1571 года, когда Эспиноса убедил Филиппа II создать отдельный секретариат под его личным управлением, за месяц на королевский стол легло 1252 меморандумов – более сорока в день. И король должен был ответить на каждый из них.

Не удивительно, что временами Филиппа II посещала мысль о том, что он никогда не завершит свою работу. «И хотя передо мной на столе 10000 документов, я всё же напоминаю Вам…», - начинает он одно из писем. С другой стороны, он всё же стоически прочитывал и подписывал по 400 документов в день. Король был неутомим: он мог работать всегда и везде. Если позволяла погода, он брал бумаги с собой во время выездов на природу (хотя предпочитал всё-таки выезжать без оных): «… и так как я до сих пор не разделался с этими чёртовыми бумагами, мне пришлось взять их с собой за город, откуда имею в честь писать Вам». Король часто читал депеши, находясь в поездке, даже на борту корабля. Когда королевская семья путешествовала по Тахо в Аранхуэс, Филипп «взял с собой маленький стол, и сидя за ним, подписывал приносимые слугой бумаги». А в это время на берегу под аккомпанемент струнного оркестра танцевали фрейлины.

Обычно же работа редко так мило сочеталась с удовольствием. Временами король испытывал такое давление от неё, что попросту сдавался. Например, он как-то жалуется секретарю: «До позднего утра сего дня я разбирал и подписывал бумаги по Фландрии, у меня больше не осталось сил. За сим, выезжаю на дачу за город. Если по приезду удастся сделать более, я Вас оповещу». Схожим образом он отвечает уже при иных обстоятельствах: «Только что получил от Вас очередной пакет бумаг. У меня нет ни времени, ни сил на их изучение, поэтому я не буду открывать его до завтрашнего дня. Уже одиннадцатый час, а я ещё не обедал. Мой стол завален бумагами на завтра, потому что на сегодня силы мои иссякли». Или вот: «День незаметно пролетел, уже десять часов, я скверно себя чувствую и умираю от голода. Эти бумаги подождут до завтра». Очень часто король жалуется глазную боль (об этом он упоминает в своих письмах), что, несомненно, вызвано длительной работой и плохим освещением.

Работа подрывала здоровье и влияла на характер короля, так что жизненно необходимым стало снижение его личного участия в решении маловажных вопросов. В апреле 1573 года бывший личный секретарь Эспиносы Матео Васкес предложил простой способ облегчить его бремя. Он пишет напрямую королю: «Считаю необходимым обратить внимание Вашего Величества на отсутствие у Вас личного секретаря, в результате чего многие важные документы остаются не прочитанными и не подписанными; по причине же Вашей крайней занятости мы боимся за Ваше здоровье, ведь всем известно, какое пагубное влияние оказывает на человека подобная работа». Васкес предложил пересылать всю личную почту короля ему, тем самым избавив «Ваше Величество от лишней работы». Идея понравилась королю, и в течение следующих восемнадцати лет Васкес оставался при Филиппе II личным секретарём. Ему разрешалось подготавливать, а иногда и подписывать ответные послания короля. Согласно коллегии:
 

Вот как они взаимодействовали. Обычно Его Величество сидел за столом, в то время как секретарь подходил к нему с документами. Садясь рядом на скамью, Васкес докладывал Его Величеству содержание самых важных писем и петиций. Выслушав доклад, Его Величество решал, что он желает предпринять по каждому отдельному вопросу. Все решения тут же документировались секретарём, подписывались Его Величеством и направлялись министрам. Когда приходила consulta с рекомендациями советников, секретарь Васкес читал её содержание вслух, после чего Его Величество в присутствии секретаря принимал наилучшее решение по  каждому делу. Секретарь записывал решение на листе бумаги, после чего собственноручно в краткой форме излагал его на полях consulta и отдавал на подпись королю.


Васкес также координировал различные неофициальные комитеты, создаваемые Филиппом с возрастающей частотой после 1560-х годов. Король и его секретарь решали, кто должен быть включён (и когда исключён), даты заседаний и план обсуждения. Как было замечено, без Васкеса «система хунт не работала бы»: его роль в осуществлении управленческого принципа короля «запутай и властвуй», когда его министры оставались в неведении относительно всего, что выступало за рамки их полномочий, была исключительной.

В 1574 году венецианский посол отмечает, что Филипп II никогда полностью не доверял никому – «Говорят, король страдает от той же болезни, что его отец – подозрительность». Даже льстящий Филиппу биограф Лоренцо Ван дер Гаммен отмечает, что «подозрительность, недоверие и сомнения были основой его благоразумия». В особенно негативном ключе эти качества проявлялись при вознаграждении своих подданных. Труд лишь немногих из них оплачивался в соответствии с их реальными заслугам. Многие министры жаловались, что буквально разорялись на службе у короны. Более всего страдали самые знатные аристократы, наподобие герцога Альбы, который однажды заявил, что потратил более 500000 дукатов из собственного кармана, выполняя поручения короля. Похоже, что Филипп поступал так намерено. В 1575 году другой дворянин, верой и правдой служивший королю долгие годы, герцог Медина Сели, умирал. На смертном одре он крайнее негодовал по поводу всех лишений, которые понёс на службе у короны. Секретарь проинформировал об этом короля, на что тот ответил: «Вы совершенно справедливо полагаете, что я предпочитаю более делать для мёртвых, нежели для живых, посему, когда герцог покинет нас, я не премину отдать ему должное».

Король не доверял никому, и в этом заключалась истинная причина, по которой он требовал предоставления документов для своего личного ознакомления. Конечно, он не был в состоянии находить все ошибки, подмечать любой обман и недомолвки, что прекрасно осознавали его министры. Но в тоже время они никогда не были уверены, что король в следующий раз сможет увидеть, а что нет. Один небольшой случай личного участия Филиппа в раскрытии факта мошенничества со стороны государственного служащего касался сына представителя Совета Индий, который использовал свои внутренние связи с целью присвоения 400 дукатов серебром с корабля, прибывшего из Америки в 1580 году. Он был вычислен и в 1582 году приговорён Советом Индий 4-летней ссылке и штрафу 20000 мараведи (53 дуката). В июле 1583 года осуждённый подал аппеляцию, и Совет, не без уважения к его отцу, принял решение о помиловании. Приказ был послан на подпись королю, но тот случайно, перед тем как подписать, причитал документ. Король пришёл в ярость. «Это серьёзное преступление, которое заслуживает сурового наказания. А учитывая мягкость приговора – что само по себе непростительно – я не вижу причин, по которым мы должны хотя бы на день сокращать ему срок, и тем более прощать. Пусть отбудет своё наказание по полной».

Благодаря подобным инцидентам, ставшим предметом для сплетен при дворе, Филипп II приобрёл славу «короля бумаги», монарха, обожавшего строчить письма секретарю, сидящему за дверью. Безусловно, Филипп куда с большей охотой предпочитал читать и писать, нежели говорить и слушать. «Если Вы рядом», - писал он одному из придворных, - «желательно услышать все подробности по этому делу непосредственно с Ваших слов. Но коль скоро Вы в состоянии сообщить мне их в письменной форме с гарантией полной безопасности, я думаю, это было бы лучшим выходом». Даже со своими близкими он был немногословен. Когда в 1585 его дочь Католина уезжала, чтобы выйти замуж за герцога Савойского: «Я не смог попрощаться ни с тобой, ни с герцогом, равно как не смог сказать тебе, всего, о чём думал…». Поэтому, после того как он поднялся на башню ближайшего монастыря, чтобы последним взглядом проводить уходящую галеру, он написал дочери письмо, в котором смог выразить все свои внутренние переживания.

Привычка вести дела посредством письменных указаний вызывала массу критических замечаний, как у современников, так и у историков. Для людей XVI века, большинство из которых и читать-то могли с трудом (и даже если могли, то в основном вслух), предпочтения Филиппа слову письменному были крайне непонятными. «Не затем Господь наделил королей властью, чтобы те могли беззаботно читать, писать, молиться и перебирать чётки», - однажды сказал королю священник, намекая на то, что Филипп предпочитает письменное общение. «И тем более не для того, чтобы Ваше Величество могло найти более удачное оправдание Вашему отдалению от людей». В этих словах есть доля правда: король временами признаётся, что не любит, когда вокруг него постоянно кто-то находится. Но тому было ещё одно объяснение. Он ненавидел принимать сиюминутные решения, а когда вопрос приходил в письменной форме, то мог какое-то время поразмыслить. Более того, не смотря на то, что его секретари, архитекторы и министры приходили каждый в отдельно назначенный день и час, и что аудиенции иностранным дипломатам он давал в заранее определённое время, иногда ему с трудом удавалось запомнить всё, что ему было сказано. Однажды, когда один видный министр просил королевского секретаря об аудиенции, король согласился с явной неохотой: «Я бы с радостью принял его, но, у меня, правда, нет времени, да и мало чего я запоминаю из того, что говорится на этих встречах - но только об этом никому ни слова. Я говорю о большей их части, не обо всех». И последнее, и самое важное: королю попросту не хватало времени на то, чтобы разобраться с каждым возложенным на него делом, даже при условии предварительного предоставления ему краткого отчёта. Те, кто хоть раз имел дело с административными органами, знает, сколько времени тратится на решение любого вопроса. А если прибавить к этому размеры Испанской империи и настойчивое стремление Филиппа в изучении любого приказа, изданного от его имени, то можно понять с каким гигантским объёмом бумажной волокиты приходилось иметь дело секретарям короля и ему самому. Эффективность системы доказывается тем фактом, что большое количество документов, отсылаемых королю, возвращалось с его подписью в течение одного - двух дней. Некоторые даже возвращались в тот же день: «В 6 по полудню с посыльным прибыло письмо для короля от Антонио Переса. В 8 часов посыльный вернулся с ответом» - достаточно частая запись в журнале королевского секретаря.

О цене, которую пришлось заплатить Филиппу II за подобную административную эффективность, можно только догадываться. В 1590 году хорошо информированный придворный подсчитал, что за всю жизнь король написал такое количество писем, что ими можно было наполнить четыре гружёных мула – при том, что у короля впереди ещё восемь лет жизни! Приблизительно в тоже время флорентийский посол утверждал, что Филипп по 8-9 часов в день, сидит за столом, соблюдая всё тот же ранее заведённый распорядок, что всегда. Просыпался он внезапно, обычно в 8 утра, затем в течение часа, или около того, занимался чтением документов, лёжа в постели. Вставал он только приблизительно в 9:30, потом цирюльник его брил и слуга одевал. Незамедлительно после этого король следовал в молельню и слушал мессу, после чего до 4 часов по полудни принимал аудиенции, затем он обедал. После короткого сна он приступал к основной работе, которая продолжалась до самого ужина. Стол накрывался приблизительно в 9 часов вечера, либо позже, если король задерживался. Ко сну он отходил опять же в зависимости от объёма работы. Весь распорядок дня был подчинён рабочему ритму его администрации, которая начинала функционировать в 8 часов утра, чтобы привести документы в надлежащий вид для последующей их передачи на прочтение королю. Королю нравилось ощущать себя частью административного механизма. Даже свидание с супругой Филипп чередовал с должностными обязанностями: перед посещением мессы, после ужина и перед самым отходом ко сну (королевская чета обычно спала – как это было принято в королевских семьях в то время - в отдельных комнатах). В жизни Филиппа II такая вещь как отдых и свободное время имели место только, когда король был настолько истощен, что просто не мог больше работать.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас