Лжедмитрий, император всея Руси

Saygo · 18 янв 2013

Даннинг Чарльз. Царь Дмитрий

Четыре столетия назад Россия пережила свою первую Смуту (1598 - 1613). Это было тяжелое время, воспоминания и размышления о котором удивляли и приводили в замешательство многих людей. Недавние (и еще не получившие широкой известности) исследования решительно опровергли традиционные представления о Смутном времени, как о периоде социальной революции против крепостничества. В действительности в основе Смуты лежала сложная и жестокая гражданская война, связанная с именем Дмитрия Ивановича, младшего сына Ивана Грозного.

Новые исследования о происхождении и следствиях Смуты, о ее различных стадиях связаны с реконструкцией ненадежных исторических источников, которые многое внесли в понимание этой сложной темы¹. Особенно важны исследования идентичности, характера, публичных выступлений и политики царя Дмитрия (1605 - 1606)². Более известный как "Лжедмитрий" или "Дмитрий Самозванец", этот таинственный молодой человек был единственным царем, взошедшим когда-либо на российский престол посредством народного восстания и гражданской войны. Враги царя Дмитрия поносили его как порочного самозванца, отождествляя с расстригой - монахом Григорием (Гришкой) Отрепьевым, который будто бы занимался колдовством и был послан сатаной, чтобы уничтожить Русскую православную церковь³. Пропаганда против "Лжедмитрия" в Смутное время породила искаженный исторический образ царя Дмитрия⁴. Даже сегодня научные исследования, посвященные Дмитрию и его царствованию, часто некритически вторят клевете, обрушившейся на него почти четыреста лет назад, не учитывая многочисленные источники, прямо противоречащие традиционному образу "самозванца". Например, Р. Скрынников в своих последних работах просто игнорирует эти свидетельства и утверждает, что Дмитрий действительно был монахом-расстригой Отрепьевым - кровожадным, безнравственным политическим авантюристом⁵. М. Перри и некоторые другие исследователи по-прежнему утверждают, что царь Дмитрий, возможно, был колдун⁶.

Наша задача состоит в том, чтобы пересмотреть традиционный образ Дмитрия и поставить вопрос о том, как политическая пропаганда и фольклор использовались теми, кто злоупотреблял в своем стремлении искаженно представить историю, культуру, и народное сознание того времени. Пришло время отойти от сплетен и стереотипов и понять человека, которого Р. Хелли называл "одним из немногих действительно просвещенных правителей, которых Россия когда-либо имела"⁷.

Первая в России гражданская война (1604 - 1605 гг., 1606 - 1612 гг.) возникла как непосредственный результат смелого вторжения военного отряда, возглавлявшегося, как утверждал его руководитель, царевичем Дмитрием, в 1591 г. "чудесно" спасшимся от покушения "узурпатора" Бориса Годунова и теперь возвращавшимся, чтобы потребовать престол у "ложного царя" Бориса. Различные причины способствовали тому, что Дмитрий быстро создал широкую коалицию приверженцев из всех социальных слоев⁸. Фанатическая, почти религиозная поддержка, которую он получил и необычайно широкое вовлечение народа в высокую политику серьезно напугали царя Бориса, который и развернул кампанию против "лжецаревича" - беглого монаха Отрепьева, орудия в руках поляков и сатаны. Приверженцы же Дмитрия изображались как безнадежно наивные, доверчивые люди или прямые недоброжелатели, у которых были свои, темные мотивы для вражды. После победы Дмитрия, его короткого царствования и убийства, узурпатор Василий Шуйский столкнулся с мощной гражданской войной, поднявшейся во имя "царя Дмитрия", бушевавшей много лет и почти разрушившей страну. Точно так же, как прежде царь Борис, пораженный и перепуганный Шуйский вынужден был включиться в большую пропагандистскую кампанию против убитого "Лжедмитрия" и его многочисленных приверженцев, восставших против нового царя. Режим Шуйского стремился любыми способами "доказать", что царь Дмитрий был самозванец и колдун, а мятежники - воры и социальные революционеры, решившие свергнуть правящую элиту⁹.

Фактически эта лживая пропаганда легла в основу большинства русских письменных сообщений о Смутном времени, которые, в свою очередь, послужили главными источниками для русских историков, изучавших этот период¹⁰. При более тщательном рассмотрении эти многочисленные и казалось бы независимые источники, оказались основанными на более ранних повествованиях, которые сами очень сильно зависели от пропагандистских кампаний против царя Дмитрия¹¹. Одной из таких повестей явилось "Сказание о Гришке Отрепьеве". Исследователь этих литературных источников Л. Е. Морозова полагает, что "Сказание о Гришке Отрепьеве", вероятно, было написано Михаилом Татищевым, одним из основных инициаторов убийства царя Дмитрия и узурпации трона Шуйским¹².

Под влиянием подобных сомнительных "источников" многие ученые склонялись к тому, чтобы рассматривать Дмитрия как мошенника, и никак не могли допустить, что он был способен завоевать мощную поддержку народа. По их мнению, сторонники Дмитрия на самом деле боролись не за самозванца, а против крепостничества¹³. Еще более усложняло задачу понимания личности Дмитрия то обстоятельство, что Русская православная церковь и династия Романовых настаивали на официальном представлении претендента именно как Григория Отрепьева, господствовавшего в течение столетий и которому ученые были неспособны бросить вызов¹⁴. Особенную неприязнь вызывала связь Дмитрия с Речью Посполитой и его секретное "обращение" в католичество. Большинство историков из них полностью приняло отрицательную точку зрения на деятельность Дмитрия; эта точка зрения подкреплялась жалким поведением людей, изображавших царя Дмитрия после его убийства в 1606 году¹⁵. Путь к истине об этой странной персоне, боровшейся за власть, по-прежнему весьма труден. Серьезное противоречие между представлением о личности Дмитрия и интенсивной народной поддержкой, ему оказанной, способствовали ошибочным толкованиям претендента, его борьбы за трон, царствования, гражданской войны, разгоревшейся вокруг этой личности после его смерти, и самой сути Смутного времени. Как и в других российских народных восстаниях, преувеличенные представления о сознательности повстанцев вели к существенным ошибкам в оценке менталитета той эпохи¹⁶.

Оценка деятельности царя Дмитрия крайне затруднена из-за распоряжения узурпатора Шуйского об уничтожении всех документов, относящихся к царствованию Дмитрия¹⁷. Лишь немногие из этих документов случайно сохранились в отдаленных провинциях, и они рисуют совсем иной и привлекательный образ царя Дмитрия, чем тот, который изображен в большей части российских повествований о Смутном времени¹⁸. К сожалению, существование таких документов осталось неизвестным большинству историков, которые продолжают использовать чрезвычайно сомнительные и тенденциозные источники, связанные с пропагандистскими кампаниями против Дмитрия. Эти источники часто использовались некритически и вообще предпочитались менее тенденциозным суждениям о Дмитрии, имеющимся в записках некоторых иностранцев, живших в России в Смутное время¹⁹. В результате, почти что любая дикая выдумка, когда-либо написанная относительно "порочного монаха" приобретала правдоподобность в устах некоторых историков, и почти любое действие и политика царя Дмитрия подвергались умалению. "Самозванец" обвинялся в совращении или изнасиловании многих женщин, включая дочь Бориса Годунова, Ксению. Отрепьев, как говорили, совратил тридцать монахинь и прелюбодействовал с монахами и красивым молодыми придворными²⁰. Он был обвинен в осквернении православия, икон и крестов; его обвиняли в колдовстве и связи с сатаной²¹. Говорили также, что кровожадный монах приказал тайно пытать и казнить многих людей, которые могли опознать его как Отрепьева, и которые выступали против его дьявольских планов²². Его коварный замысел заключался в том, чтобы уничтожить всех бояр и духовенство, обратить Россию в католицизм. Короче говоря, царь Дмитрий изображался не иначе как Антихрист²³. Как ни печально, на слабость источниковой базы для такой характеристики обычно не обращали внимания.

Создание достоверного образа царя Дмитрия требует тщательного изучения многих противоречивых источников. Для начала более пристально рассмотрим некоторые проблемы, связанные с его личностью. Предположения некоторых современников-иностранцев вызвали длительный и горячий спор, действительно ли претендент был русским²⁴. Дмитрий, конечно, был русским²⁵. Известно, что у царя Дмитрия были хорошие отношения с запорожскими казаками, которые раньше поддерживали претендентов на трон в Молдавии и в некоторых других странах Восточной Европы. В результате, некоторые историки поверили, что Дмитрий первоначально был простым казаком²⁶. Слабость историографии и источниковедческой критики, в конечном счете, сделали возможными даже еще более ошибочные представления: Дмитрия изображали руководителем революционных казаков и как казацкого царя²⁷. Позже советские ученые модифицировали это романтическое истолкование и стали рассматривать Дмитрия как циничного манипулятора массами, восставшими против крепостничества, который быстро предал своих сторонников, как только сумел стать царем. Это ошибочное представление было решительно опровергнуто, но по-прежнему часто появляется у исследователей, изучающих деятельность человека, ответственного за первую гражданскую войну в России²⁸.

Несмотря на многолетние толкования личности Дмитрия, он не являлся плодом польского или иезуитского заговора. Хотя Дмитрий начал свою борьбу за российский трон в Речи Посполитой, ни король Сигизмунд III, ни иезуиты и не польские магнаты были авторами этого замысла, они просто воспользовались преимуществами этой идеи²⁹, источником которой был заговор российских бояр. Идея воскрешения царевича была явно связана с борьбой Бориса Годунова против боярской оппозиции³⁰. Когда слухи о том, что царевич Дмитрий выжил, достаточно широко распространились, царь Борис принял ряд резких и властных мер против подозреваемых оппонентов³¹. Когда Дмитрий, наконец, объявил о себе в Речи Посполитой в 1603 г., Борис Годунов открыто обвинил бояр в организации заговора³².

Действительно, имеются свидетельства, связывающие претендента с родом Романовых³³. Имеются также некоторые свидетельства связи между замыслами претендента и Богданом Вельским; род Нагих, возможно, также был вовлечен в заговор³⁴. Эти боярские роды пострадали от Бориса Годунова, и их выжившие члены, вероятно, вступили в какой-то тайный союз против него, что было, конечно, крайне опасно и означало бросить вызов царю. Доносы, суд, пытки, изгнание и смерть ждали подозреваемых в укрывательстве врагов династии Годуновых. Следовательно, был необходим другой метод действий против Бориса и сохранение тайны заговора. Заговорщики могли рассчитывать на то, что сумеют доказать, что Годунов был ложный царь и существовала законная альтернатива³⁵. Враги царя Бориса знали о слухах о нем, как о цареубийце и общем падении его популярности из-за голода. Воскрешая Дмитрия, противники царя надеялись одновременно "доказать", что царь Борис был узурпатором и выдвинуть приемлемую альтернативу - "чудесно спасшийся" царевич.

Кто был выбран, чтобы играть роль Дмитрия? На сегодняшний день обычный взгляд историков на личность претендента состоит в том, что это был монах-расстига Гришка Отрепьев. Предлагается много "доказательств", но полной ясности, был ли претендент Отрепьевым, фактически нет. Дьяки царя Бориса не могли доказать, что претендент был Отрепьевым, но широко использовали родственников Отрепьева (сторонников Годунова), чтобы собрать свидетельства против Дмитрия. Однако и эта официальная пропаганда была полна противоречий и ошибок³⁶.

Портреты Лжедмитрия

В течение нескольких лет правительство царя Бориса, православная церковь и затем правители Василия Шуйского представили несколько версий биографии Юрия Богдановича Отрепьева, сына стрелецкого сотника, ставшего монахом Григорием и позже сбежавшего в Речь Посполитую и принявшего имя царевича Дмитрия. Согласно одной версии, молодой Юрий не повиновался родителям, убежал из дома и впал в грех и в ересь, из-за чего был насильственно пострижен. Другая версия утверждает, что Юрий добровольно стал монахом в возрасте четырнадцати лет. Множество источников упоминает о молодом монахе Григории, путешествовавшим по отдаленным монастырям в течение месяцев, или даже в течение нескольких лет. В конечном счете, овдовевшая мать послала его в Москву, где с помощью родственников добилась приема Григория в Чудов монастырь в Московском Кремле (в этом монастыре был монахом его дедушка). Через год Отрепьев, благодаря своей смышленности и писцовым навыкам он был назначен дьяконом. Он скоро привлек внимание патриарха Иова, оказался в числе его слуг, отлично справляясь со своими обязанностями. Иов лично свидетельствовал, что Отрепьев сопровождал его на встречи с церковными иерархами и, иногда, даже в Боярскую думу. Отрепьев приобрел известность как секретарь патриарха³⁷.

В 1602 г., во время голода, несколько монахов, включая будущего претендента Дмитрия, бежали из Москвы в Речь Посполитую. Отрепьев определенно был одним из них. Бегство "монахов" очень огорчило патриарха Иова, который неудачно пытался предотвратить переход ими границы³⁸. После того как в Речи Посполитой претендент стал просить о содействии в притязаниях на российский трон, приближенные Иова выдумали изощренную историю о том, почему Отрепьев сбежал заграницу и теперь изображает из себя Дмитрия. Одна из их версий состояла в том, что, будучи в числе слуг патриарха, Отрепьев занимался черной магией и отрекся от Бога. Как говорили, он был осужден патриархом и собранием иерархов на ссылку и пожизненное заключение, но сумел бежать в Речь Посполитую. Эта история о ереси и колдовстве была специально предназначена, чтобы дискредитировать претендента³⁹. Различные версии "официальных" биографий Отрепьева были созданы также приказными царя Бориса, церковью и позже - приближенными Василия Шуйского. В этих биографиях утверждалось, что прежде, чем Юрий стал монахом, он был слугой Романовых, и, будучи в слугах, впал в грех, был осужден на смерть и избежал этой судьбы, согласившись на постриг⁴⁰.

Многие историки приняли аргумент из этих версий на веру, утверждая, что Отрепьев подростком служил Романовым, и был вынужден стать монахом только в 1600 г., когда последних обвинили в измене. Данное истолкование, однако, сталкивается с серьезными проблемами. Во-первых, оно требует сокращения времени, в течение которого молодой монах бродил по отдаленным монастырям, принявши постриг. Во-вторых, оно предполагает, чтобы блестящая карьера Отрепьева в Чудовом монастыре вместилась в год или около этого. Чтобы объяснить эту чрезвычайно быструю карьеру, ученые (как, например, Р. Скрынников) были вынуждены восхвалять исключительные способности Отрепьева, который де за месяцы "усваивал то, на что у других уходила вся жизнь". Даже М. Перье, разделявшая взгляд Скрынникова, уклонилась от такого истолкования; по ее мнению, Отрепьев, должно быть, стал монахом несколькими годами ранее⁴¹. Но, если он стал монахом, еще будучи подростком, он не сумел бы отличиться на службе у Романовых до своего пострижения. Проблемы, связанные с попытками объединить биографии монаха и царевича, решаются с большим трудом.

После того, как Дмитрий заявил о себе в Речи Посполитой, царь Борис представил "свидетелей", доказывавших, что претендент на самом деле был Отрепьевым. Одним из них был дядя Отрепьева Смирной, человек верный царю и преуспевавший при дворе Годунова. Его неуклюжая попытка разоблачить претендента фактически помогла делу Дмитрия⁴². Два других "свидетеля" - странствующие монахи, утверждавшие, что сопровождали Отрепьева в Литву и знали о его "перевоплощении" в царевича. Их рассказы не показались достаточно убедительными патриарху и иерархам, и эти монахи были вскоре уволены как праздношатающиеся бродяги⁴³.

Фактически, при жизни царя Бориса не появились надежные свидетели, уличавшие Отрепьева как претендента. Лживость противоречивой пропагандистской кампании, признается и Р. Скрынниковым, который убежден, что претендент действительно был Отрепьевым⁴⁴. Через несколько лет после убийства царя Дмитрия ссылались на то, что один из его посланников к королю Сигизмунду тайно объяснил полякам, что царь Дмитрий был действительно Отрепьевым, и бояре были готовы свергнуть его в пользу сына Сигизмунда, королевича Владислава. Как говорили, этот посланник, И. Безобразов, утверждал, что знал Отрепьева ребенком и даже играл с ним в детские игры. К сожалению, ученые не обратили внимание на высокую заинтересованность польского источника в этой апокрифической истории, и даже не усомнились в вероятности версии, что самозванец использовал старого знакомого для столь деликатной дипломатической миссии⁴⁵.

После убийства Дмитрия в 1606 г. Василию Шуйскому было крайне необходимо "доказать", что Дмитрий был самозванцем. Один из использованных им способов заключался в том, чтобы заставить секретаря Дмитрия, Яна Бучинского, засвидетельствовать, что мертвый царь действительно был монахом Гришкой Отрепьевым. Любопытно, однако, что царь Василий не пытался привлечь в свидетели мать, дядю или брата Отрепьева. Люди Шуйского изучали пропагандистские материалы Бориса Годунова против Дмитрия, но не сумели найти в них что-либо ценное и решили изготовить новые документы для "доказательства", что убитый царь был Отрепьевым. Единственное имеющее какое-то значение свидетельство - написанная ими история перевоплощения Отрепьева в царевича, со слов монаха Варлаама Яцкого, утверждавшего, что он сопровождал Отрепьева в Литву, и описавшего места, которые они посетили, и рассказавшего, как Отрепьев уговорил монаха Леонида принять личину Отрепьева, в то время как Гришка решил сыграть роль царевича. Поскольку люди Шуйского подделали заключительную версию истории Варлаама, то историки давно расценили ее как обман⁴⁶.

В конце XIX в., когда католический священник и французский историк П. Пирлинг изучал собственную версию Дмитрия о бегстве в Литву и действиях до признания в том, что он - царевич, этот автор поражался параллелями между историей царя Дмитрия и историей Варлаама об Отрепьеве. Сомнения Пирлинга питались и тем, что собственная история Дмитрия, рассказанная им князю Адаму Вишневецкому в 1603 г. - о спасении из Углича и жизни под чужим именем - была настолько туманной, что многие в Польше и Литве в то время весьма сомневались в ней. Пирлинг считал, что Варлаам не мог знать историю, которую претендент рассказал князю Адаму, так что он, вероятно, сказал правду. То, что история Варлаама включала точную и детальную информацию о захвате и казни Якова Пыхачева, одного из агентов царя Бориса, посланного, чтобы убить претендента в Речи Посполитой, убедило Пирлинга в подлинности рассказа Варлаама о том, что Отрепьев действительно играл роль Дмитрия. С. Платонов и другие историки восприняли вывод Пирлинга со скептицизмом, но когда советские ученые обнаружили более раннюю версию рассказа Варлаама без очевидной подделки, а также ссылки на его допрос должностными лицами Шуйского, то выводы Пирлинга были широко приняты⁴⁷.

История Варлаама, однако, порождает множество серьезных вопросов, которые ученые проигнорировали. Прежде всего, отнюдь не является тайной, почему Варлаам мог назвать места, посещенные в Речи Посполитой Отрепьевым (или Дмитрием), Варлаам был одним из монахов, сбежавших за границу вместе с Отрепьевым в 1602 году. (Скрынников даже назвал Варлаама вдохновителем плана Отрепьева превратиться в царевича⁴⁸.) Так как даже те лица, которые верили царю Дмитрию, публично признавали, что Отрепьев сопровождал царя Дмитрия в его бегстве в Речь Посполитую, не должно удивлять и то, что они шли по тем же местам и в то же самое время, и нет ничего удивительного, что монах Варлаам мог вспомнить детали странствия. Кроме того, Варлаам был одним из монахов, засвидетельствовавших подлинность царевича Дмитрия в Речи Посполитой, и способствовавших тому, чтобы убедить короля Сигизмунда дать царевичу аудиенцию. Варлаам признавал, что он был другом Якова Пыхачева, агента Годунова, пытавшегося убить претендента в Речи Посполитой, и этот факт объясняет, почему он имел об этом эпизоде точные сведения, так глубоко впечатлившие некоторых историков⁴⁹. Впрочем это признание Варлаама делает ненадежным его свидетельство относительно Отрепьева. И. А. Голубцов показал также, что несколько связанных с Варлаамом людей в Смоленске знали подробности действий Дмитрия за границей и они, возможно, снабдили информацией Варлаама. Другая причина сомнений относительно Варлаама, как источника информации - его близкая связь с братом царя Василия, Иваном Шуйским. Кроме того, то, что история Варлаама была переделана в целях пропаганды, серьезно подрывает доверие к ней. Достаточно сказать, что повествование Варлаама содержало много лжи об Отрепьеве и Дмитрии, что отмечалось также и сторонниками его разоблачений, касающихся личности претендента⁵⁰.

Многие историки обращали внимание на "наивность" рассказа Дмитрия о том, как он бежал из Углича и рос в безвестности. Как отмечал Пирлинг, ни Дмитрий, ни его сторонники не могли представить сомневавшимся польским магнатам какие-либо доказательства в поддержку его заявлений. Поведение претендента даже поставило перед исследователями вопрос, не были ли хитрой ложью поляков сообщения о связи Дмитрия с давно умершими боярами, врагами царя Бориса⁵¹. Однако исследователи упускали из виду возможность того, что раскрытие деталей относительно детства претендента могло бы подвергнуть опасности его российских сторонников при Годунове. Утверждали также, что некоторые люди были свидетелями того, как Отрепьев притворялся Дмитрием в Речи Посполитой. Но эти источники противоречат друг другу, и очевидно, были частью пропагандистской кампании против претендента⁵². Кроме того, историки, которые объединяли биографии Дмитрия и Отрепьева, утверждая, что это было одно и то же лицо, иногда не замечают того, что источники о деятельности Дмитрия в Речи Посполитой не обязательно отождествляют его с Отрепьевым.

Имеются также и хронологические проблемы с источниками, описывающими превращение Отрепьева в Дмитрия. Например, высокородный князь Я. Острожский, очевидно, знал претендента как Дмитрия (а не как Отрепьева!), даже прежде, чем монах мог объявить себя царевичем⁵³. Наконец, имеется множество других, не столь впечатляющих аргументов в пользу идентификации претендента как Отрепьева: кто-то написал "царевич Московский" под именем Отрепьева в книге, которую он получил в Речи Посполитой в 1602 году. И Дмитрий, и Отрепьев были грамотными и имели хороший почерк. Утверждалось также, что Отрепьев был примерно того же возраста, что и Дмитрий⁵⁴. В действительности, не имеется никаких записей о времени рождения Отрепьева; он легко мог быть намного старше Дмитрия, как указывают некоторые источники⁵⁵. Утверждалось, что претендент опасался, что его признают Отрепьевым во время войны за трон и по этой причине стремился, чтобы роль Отрепьева играл монах Леонид. Но основание для подобного утверждения - всего лишь пропаганда Годунова. Царь Борис послал трех монахов, которые должны были разоблачить Дмитрия как Отрепьева (или убить его) в ходе его вторжения в Россию. Однако по крайней мере один из них, а возможно все трое, в конце концов объявили, что претендент действительно был Дмитрием⁵⁶. Пропаганда Василия Шуйского (и источники под влиянием этой пропаганды) неоднократно утверждали, что многие люди признали Отрепьева, когда он триумфально вступал в Москву, и по этой причине большое число его врагов были тайно убиты. За этими слухами не стоит абсолютно никаких фактов⁵⁷.

Многие современники явно насмехались над неуклюжей пропагандой, объявляющей претендента Отрепьевым. Некоторые из них прямо утверждали, что видели Отрепьева при жизни Дмитрия или после его убийства и подтверждали, что Дмитрий определенно не был этим монахом. Капитан Ж. Маржерет, французский солдат, живший в России много лет и занимавший высокое положение и при царе Борисе, и при Дмитрии, бросает особенно серьезный вызов попыткам объявить претендента Отрепьевым. В книге, написанной в 1607 г., Маржерет утверждает, что Отрепьев был старше Дмитрия и он был еще жив после убийства Дмитрия. Некоторые другие источники соглашаются с этим утверждением. Кроме того, Маржерет обратил внимание, что поведение Дмитрия было не похоже на поведение самозванца, боявшегося разоблачения, даже после того, как он узнал о заговорах против него. Другие источники подкрепляют это наблюдение. Маржерет отмечал, что узурпатор Шуйский был вынужден убить царя Дмитрия, чтобы избавиться от него потому, что не было возможности подкрепить направленные против царя абсурдные обвинения и сделать их правдоподобными для народа. Несмотря на утверждения пропаганды Шуйского, в Москве не было никакого народного восстания против царя Дмитрия. Фактически только несколько сот людей были вовлечены в заговор с целью убить царя. Аргументы Маржерета против идентификации Отрепьева как претендента фактически доминировали над академическими дебатами по этой проблеме в течение долгого времени и помогли убедить некоторых историков, что царь Дмитрий не был Отрепьевым. Во всяком случае, свидетельство очевидца сделало историков менее уверенными относительно традиционной идентификации⁵⁸.

Историки не сумели доказать, что Отрепьев играл роль Дмитрия. Действительно, трудно представить врагов царя Бориса, выбирающих хорошо известного секретаря патриарха Иова на роль царевича. Это главный момент, проигнорированный историками. Согласно Р. Скрынникову, претендент был не беспутным монахом, чернокнижником, а молодым воином и придворным, который хорошо зарекомендовал себя на службе у Романовых⁵⁹. Скрынников верил, что Отрепьев назвался Дмитрием в 1600 или 1601 году, будучи молодым человеком, и поэтому являлся сознательным самозванцем.

К теории о Лжедмитрии, однако, имеются некоторые серьезные вопросы. Многие современники (даже некоторые из врагов претендента), как и некоторые историки отмечали, что претендент играл роль Дмитрия настолько убедительно, что он, должно быть, с детства был воспитан в убеждении, что являлся царевичем. Претендент сумел убедить многих других людей, что он был истинным Дмитрием. С. М. Соловьев, веривший, что Дмитрий в действительности был Отрепьевым, тщательно изучил имеющиеся свидетельства и был вынужден сделать вывод, что он не был сознательным самозванцем. Действительно, свидетельства эти настолько неотразимы, что М. Перье, также уверенная, что царь Дмитрий был в действительности Отрепьевым, вынуждена была допустить, что Отрепьев, возможно, на самом деле верил, что является сыном Ивана Грозного. С какого времени претендент, кто бы он ни был, играл свою роль так убедительно? Когда он был избран на эту роль? Более поздняя дата маловероятна, потому что претендент был бы достаточно взрослым, чтобы почувствовать обман⁶⁰. Но ранняя дата также вызывает вопросы. Если, как кажется вероятным, претендент был воспитан в убеждении, что он Дмитрий, то как это объяснить? Лишь немногие интересовались Дмитрием в 1590-х годах, во всяком случае в то время как царь Федор все еще представлялся способным к рождению наследника.

Возможная разгадка этой тайны: мощный исторический образ Бориса Годунова как цареубийцы и узурпатора отвлек ученых от того факта, что угличское дело было частью заговора клана Нагих против регента. Возможно, что Нагие, потерпев неудачу свергнуть Годунова в 1591 г., тайно воспитывали ребенка в убеждении, что он царевич и при этом надеялись на возможность использовать его, чтобы восстановить свое положение при дворе⁶¹. После того как Романовы почувствовали гнев царя Бориса в 1600 г., они, возможно, были приняты в секретный союз против Годунова, центром которого был молодой претендент. Это может помочь объяснить, как Романовы и другие бояре вырастили хорошо обученного претендента при малом внимании к нему: Нагие могли иметь уже оперившегося кандидата. Когда претендент объявил о себе в Речи Посполитой, он являлся уже самоуверенным, образованным русским дворянином, сведущим в политике, превосходным всадником и храбрым воином и внушал доверие своим сторонникам⁶². Его осанка и манеры, да и свидетельства нескольких лиц, посланных, чтобы объявить о нем как о Дмитрии, помогли убедить короля Сигизмунда III и иезуитов, что это подлинный царевич⁶³. Хотя многие ученые иронизировали по поводу того, что претендент действительно царевич Дмитрий, неопределенные результаты расследования угличского дела привели такого ученого, как С. Ф. Платонов к выводу, что невозможно быть до конца уверенным в смерти Дмитрия в 1591 году⁶⁴.

До нашего времени лишь немногие исследователи верили в возможность того, что царевич выжил и позже вступил на трон. Свидетельства, которые могут поддержать эту точку зрения касаются подозрительных нарушений, связанных с угличским делом (включая неканоническую задержку захоронения царевича, четырехдневную охрану Нагих вокруг тела, которая не позволяла к нему приближаться, и неспособность комиссии признать в мертвом мальчике Дмитрия)⁶⁵. Некоторые источники утверждают, что Дмитрия заменил другой мальчик перед "смертью" царевича. Капитан Маржерет прямо намекал, что Нагие и Романовы были ответственны за подмену. Английский источник утверждал, что в это дело были вовлечены Нагие и Богдан Вельский⁶⁶. Вельский, крестный отец царевича Дмитрия, пробовал захватить власть именем Дмитрия вскоре после смерти царя Ивана. В 1605 г. Вельский поклялся на кресте, что претендент был истинный его крестник и что он и другие знали о спасении царевича в 1591 г. и укрывали его от Бориса Годунова в течение многих лет⁶⁷.

Кем бы ни являлся претендент, имеющиеся свидетельства указывают, что он убедительно играл свою роль в Речи Посполитой, во время войны за трон и в качестве царя. Несмотря на источники, испытавшие влияние пропаганды и предубеждения многих историков, Дмитрий, возможно, действительно был сыном Ивана Грозного; по крайней мере он был убежден, что является таковым. Вопреки основанным на шатких свидетельствах и ставших традиционными толкованиями, царь Дмитрий, конечно, не был изолированным и презираемым самозванцем, которого большинство его подданных даже считало колдуном.

Как уже отмечалось, обвинения против царя Дмитрия, имели своим источником враждебную ему пропагандистскую кампанию. Но почему Борис Годунов и Василий Шуйский так настойчиво обвиняли Дмитрия в колдовстве? Действительно, демонизация царя Дмитрия как похотливого расстриженного монаха, который занимался колдовством, с самого начала была сознательно предназначена, чтобы превратить его образ в одиозный для русских людей. Лишенные духовного сана монахи пользовались чрезвычайно плохой репутацией в тогдашней России, тем более, что, русские люди верили в магию и в колдовство. Страх перед колдовством стал более интенсивным в XVI столетии и очень сильно вырос в Смутное время. Суеверны были сами цари (особенно Борис Годунов) и соблюдали сугубые предосторожности против колдунов и ведьм⁶⁸.

Недавнее исследование о психологии европейцев в начале Нового времени, предлагает возможное объяснение, почему так много русских были готовы поверить Годунову и Шуйскому, утверждавшим, что Дмитрий был колдун. В тогдашней России, как и в других областях Европы, колдуны рассматривались церковью и государством как враги Бога, как еретики, восстающие против существующего социального и политического порядка. Согласно В. Кивельсону, ересь и колдовство на Руси были тесно связанными понятиями, причем колдовство могло рассматриваться как "логический мост" между политическими и религиозными прегрешениями и "никакого воображения не требовалось, чтобы добавить объединяющее обвинение в колдовстве, чтобы проштамповать отдельные, но в общем связанные, обвинения в ереси и измене"⁶⁹.

Царь Иван IV более, чем любой из его предшественников, несет ответственность за усиление российской паранойи относительно волшебников и ведьм. Чтобы уничтожить своих политических врагов, он часто обращался к широковещательным обвинениям в колдовстве и, таким образом, установил пагубный прецедент. Осуждение политического противника как колдуна стало к тому времени довольно обычной практикой по всей Европе, и подобные случаи умножились в течение повальной ведьмомании XVI и XVII столетий. Не удивительно, что политические деятели имели склонность обращаться к этой стратегии - и особенно в периоды большого социального напряжения, например, во времена голода или серьезных династических конфликтов⁷⁰.

Во время больших тревог после смены династии в 1598 г. Борис Годунов пользовался обвинениями в колдовстве против других потенциальных претендентов на трон - в том числе против Романовых и Шуйских. Некоторые современники относили к этим обвинениям многое из ужаса и хаоса, которые вскоре обрушились на Россию. Однако ужасный голод 1601 - 1603 годов, вероятно, сыграл более существенную роль в падении Годунова. Во время войны за трон претендент Дмитрий учитывал народные подозрения насчет Годунова и открыто обвинял "ложного царя" Бориса в колдовстве. По словам английского современника, "подобно тому как Борис обвинял его, он также теперь уличал Бориса в колдовстве, что является обычным обвинением в тех местах"⁷¹.

Некоторые другие цари также обвинялись их врагами в колдовстве - Иван IV, Борис Годунов, и Василий Шуйский объявлялись колдунами⁷².

Однако обвинения против Дмитрия гораздо более многочисленные. Одним из наиболее очевидных и удобных доказательств, что Дмитрий был колдуном, могла быть его связь со скоморохами, которых тогда почитали как фокусников и чародеев⁷³.

17 мая 1606 г., когда был убит Дмитрий, жители Москвы были ошеломлены ужасным зрелищем мертвого и голого царя, которого тянули за его гениталии от Кремля на Красную площадь. Впереди и позади трупа Дмитрия шли заговорщики, несущие скоморошьи маски и кричащие в толпу: "Вот боги, которым он поклонялся!" Тело Дмитрия было брошено на маленький стол, его ноги опирались на труп его близкого сподвижника (и по наговорам - сексуального партнера) П. Басманова. Затем один из заговорщиков вставил волынку скомороха в уста Дмитрия и положил на его живот маску. Это было сделано умышленно, чтобы показать, что царь был распутен и состоял в сговоре с дьяволом. Крики о маске, являвшейся богом ложного царя, сопровождались списком обвинений, гласивших, что царь Дмитрий был мот и еретик, который планировал уничтожить православную церковь, а также бояр и других невинных православных. Среди обвинений против мертвого царя фигурировало и то, что маски скоморохов висели на стенах его комнаты вместо икон, в то время как святые иконы он бросал под кровать. Другое обвинение состояло в том, что царь Дмитрий и царица Марина предпочли идти в баню вместо церкви. Убийцы также говорили о мертвом царе как о "язычнике" и о "польском скоморохе"⁷⁴.

В течение нескольких дней после убийства Дмитрия люди Шуйского распространяли слухи о многих странных событиях, происходивших с телом мертвого царя, что должно было подкрепить утверждение, что тот был колдуном. Царь Василий устроил сложную церемонию, чтобы распорядиться с телом Дмитрия так, как поступают с колдунами. Снова и снова, до и после убийства, пропаганда Шуйского подчеркивала безнравственное, "колдовское" сексуальное поведение порочного Отрепьева. Жена Дмитрия, Марина, была также осуждена как ведьма⁷⁵.

Некоторые ученые в конце XX в. тоже принимали многое из этой аляповатой пропаганды. По-видимому причина этого в сходных теоретических подходах ученых к данной теме, которые использовали "семиотическое" истолкование русской культуры, развитое Ю. Лотманом и Б. Успенским, которое предполагает, что имеется "принципиальная полярность" или "двойственная структура" в российской культуре; из-за этой полярности русские люди воспринимали своего правителя либо как "истинного царя", который получил свою силу от Бога, либо как "ложного царя", состоящего в союзе с сатаной; никакой другой выбор был невозможен. Согласно этому истолкованию, самозванство составляло наиболее серьезную и богохульную форму "антиповедения". Русские самозванцы автоматически расценивались как орудия сатаны и одновременно воспринимались как колдуны - особенно "Лжедмитрий". Успенский все-таки колебался непосредственно сделать вывод, что Дмитрий был виновен в "антиповедении", предполагая, что его отрицательный образ мог быть результатом действий, приписанных ему "общественным мнением"⁷⁶.

Истолкование Успенского интересно, но проблематично⁷⁷. Весьма важно, что его идеи зависят сильно от исследования К. Чистова относительно предполагаемого распространения в Смутное время "народных социально-утопических легенд" о царевиче Дмитрии как "вернувшемся освободителе" русского народа. К сожалению, Чистов был неправ как в том, что касается распространения этих легенд, так и в том, что касается природы народной поддержки претендента⁷⁸. Кроме того, интерпретацию Успенского подрывает его небрежное отношение к анахроническому термину "общественное мнение" в применении к России XVII в., который чрезвычайно упрощает проблемы, связанные с оценкой народного сознания того времени⁷⁹.

М. Перье испытала сильное влияние семиотического истолкования русской культуры, но ее труд отличается от работы Успенского более тонким пониманием того, как "Лжедмитрий" сумел завоевать народную поддержку. Перье справедливо приписывает эту поддержку сакрализации Российской монархии в XVI столетии и очевидному чуду спасения Дмитрия как представителя старой священной династии, пресекшейся в 1598 году. Однако Перье все же поверила многим пропагандистским обвинениям против "Лжедмитрия". Она смело утверждает, что монах Гришка Отрепьев решил сам (а не с помощью бояр) объявить себя царем Дмитрием и мотивировал это - по крайней мере частично - своим отлучением от церкви. Согласно Перье, молодой Отрепьев, возможно, действительно "баловался черной магией, а также придерживался "еретической" формы христианства"⁸⁰.

Наиболее серьезная проблема с истолкованием событий Перье связана с попыткой понять, почему Отрепьев осмелился стать претендентом. Она неизбежно вынуждена принять как факт наиболее аляповатую пропаганду относительно царя Дмитрия как сознательного самозванца. Даже Р. Скрынников, также убежденный, что царь Дмитрий был монахом Отрепьевым, признает, что обвинение в колдовстве является не более чем попыткой дискредитировать Дмитрия в глазах его реальных или потенциальных сторонников⁸¹. Если бы мы знали наверняка, что царь Дмитрии действительно был Отрепьевым, то попытка Перье реконструировать сознание монаха-расстриги имела бы определенный смысл. Однако ее вера в то, что царь Дмитрий был Отрепьевым, совершенно необоснована, и просто повторяя обвинения врагов Дмитрия, она не в состоянии доказать, что Дмитрий был колдуном или Гришкой Отрепьевым. Главный дефект большинства исследований о "Лжедмитрий" заключался в склонности этих авторов принять традиционную идентификацию его как Отрепьева без критической оценки утверждающих это источников и без глубокого изучения того, что мы непосредственно знаем о Дмитрии, его войне за трон и трагически кратком царствовании.

Тщательное изучение источников, описывающих Дмитрия и его царствование, с очевидностью показывает, что традиционное истолкование должно быть оставлено и что мы пока не имеем ясного представления о его индивидуальности, характере и политике. Например, многие современники, и даже некоторые из его врагов, считали царя Дмитрия исключительным человеком. Победоносный молодой царевич, который "любил славу", описывался не только как смелый и самоуверенный⁸², но многие считали его также чрезвычайно умным и находчивым. Действительно, Дмитрий был очень образован, политически прозорлив, прогрессивно мыслил и склонен к реформам, был также превосходным оратором и держался с "величием и великолепием"⁸³. По мнению современников, он был предназначен, чтобы управлять как мудрый и мягкий правитель, а не как тиран, и стремился побудить своих подданных чувствовать, что они живут в "свободной стране". Его манифесты действительно отражают большое внимание и заботу о подданных; он, очевидно, стремился добиться их любви. Эти усилия были не безуспешными. Многие из его подданных любили его, и он был первым русским правителем, идеализированным как "справедливый царь". Чтобы ускорить и облегчить правосудие для простых людей, он ввел практику принятия прошений непосредственно от челобитчиков дважды в неделю, и попытался устранить взяточничество среди судейских. В юго-западных областях, поддержавших его во время войны за трон, Дмитрий уменьшил налоговое бремя и барщину, и вообще, он не оставлял без внимания нужды своих подданных и, в частности, пытался установить градацию налогов. Согласно свидетельствам современников, Дмитрий обнародовал превосходные законы и планировал создать новый законодательный кодекс, планировал распространение образования и науки в России. Определенно, царь Дмитрий имел большие военные амбиции; он был первым царем, называвшим себя "императором". Он упорно трудился над повышением боеспособности русского войска, и он часто занимался военными упражнениями со своими солдатами, которые были склонны поклоняться ему. Некоторые ученые видели в царе Дмитрии предшественника Петра Великого⁸⁴.

С. Ф. Платонов подозревал, что многие из одобрительных отзывов о Дмитрии объяснялись стремлением его соратников оправдать свою службу у царя. С другой стороны, даже некоторые из противников Дмитрия признавали эти же достоинства царя. Скрынников расценивает реформы и другие действия Дмитрия, которые породили молву о "хорошем царе", как не более, чем неискреннюю демагогию. Однако, как замечает М. Перье: "Мы не имеем никаких причин сомневаться относительно искренности Дмитрия" в его желании "управлять со справедливостью и милосердием". Она также отметила "свидетельства, что он был способен осуществить некоторые положительные реформы"⁸⁵.

И тем не менее, царь Дмитрий, должно быть, действительно шокировал многих своих подданных. Выросший вне замкнутого и связанного традициями двора, он вел себя не так, как вели себя прежние цари. Он оказался нетрадиционным правителем, бросившим вызов многим придворным и культурным нормам. Своими нарушениями обычаев и пренебрежением к сложным придворным церемониям и религиозным обрядам он огорчал приверженцев традиций. Это эксцентричное поведение пробудило подозрения, которые сумели использовать Василий Шуйский и его сторонники⁸⁶. С самого начала царь Дмитрий одевался и действовал в неформальной, "западной" манере. Высокообразованный и независимо мыслящий человек, он не скрывал своего презрения к необразованным боярам. Он предпочитал окружать себя не аристократами знатного происхождения, а образованными придворными типа Михаила Молчанова, Ивана Грамотина и Ивана Хворостинина. По свидетельству Ж. Маржерета, царь Дмитрий "иногда выказывал излишнюю фамильярность к людям", "воспитанным в таком подчинении и страхе, что они почти что не смели говорить" в присутствии царя "без команды". Дмитрий доверил важные посты в правительстве некоторым очень интеллигентным и высокообразованным иностранцам - в частности, польским протестантам братьям Бучинским - Яну и Станиславу. Он также не выполнял и иногда высмеивал некоторые российские обычаи, не проявлял никакого интереса к многочасовым и ежедневным церковным службам⁸⁷. Аккуратный в соблюдении православных ритуалов, царь Дмитрий шокировал многих, когда поехал верхом в очередное паломничество. Любил хорошо поесть и обходился без некоторых из многочисленных религиозных ограничений, связанных с питанием при дворе; не отличался ревностным соблюдением поста и иногда ел пищу, считавшуюся православными "нечистой", не отдыхал после обеда, но вопреки обычаю часто бродил вокруг Кремля или по Москве, в одиночку или с одним-двумя стражами⁸⁸.

Еще более возмущала многих русских веротерпимость царя и его сношения с протестантами, католиками и иудеями. Особенно скандальным было его решение позволить католикам (иезуитам) иметь собственную церковь в Москве. Хотя царь Дмитрий ограничивал минимумом свои контакты с иезуитами, его религиозная терпимость шокировала русских, относившихся к "латинской вере" как к сатанинской ереси. Враги царя неустанно стремились связать его имя с неким католическим заговором с целью уничтожить православие. Нередко протестантских советников царя Дмитрия не отличали от ненавистных католиков, во множестве посещавших столицу во время его царствования. Всех их они считали одинаково подозрительными еретиками⁸⁹.

Многое в критике царя Дмитрия очень походило на жалобы традиционалистов на действия Петра Великого, которого его враги называли тираном, еретиком, орудием сатаны, безнравственным богохульником, и "латинизатором", "самозванцем" и "ложным царем". Впрочем, в отличие от Дмитрия, Петр Великий создал сложный и эффективный механизм, чтобы обнаруживать и карать тех, кто выступал против него⁹⁰.

Недавние исследования решительно опровергли традиционное представление о сторонниках Дмитрия как о социальных революционерах, и историки теперь пытаются отделить правду о царе Дмитрии от пропаганды и фольклора, от представлений о "ложном царе"⁹¹.

Сообщение вынесено в статью

Saygo · 18 янв 2013

Дмитрий Самозванец. Гравюра Франца Снядецкого. Около 1606 г.

Примечания

1. УЛЬЯНОВСКИЙ В. И. Смутное время. М. 2006; МОРОЗОВА Л. Е. Смута начала XVII века глазами современников. М. 2000; МОРОЗОВА Л. Е. Россия на пути из Смуты. М. 2005; ПАВЛОВ А. П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб. 1992; СТАНИСЛАВСКИЙ А. Л. Труды по истории государева двора в России XVI-XVII веков. М. 2004; ФЛОРЯ Б. Н. Польско-литовская интервенция в России и русское общество. М. 2005; ANDRUSIEWICZ A. Dzieje wielkiej smuty. Katowice. 1999; ВОВИНА-ЛЕБЕДА В. Г. Новый летописец: история текста. СПб. 2004, Смутное время: история и современность. СПб. 2000 и др.
2. CZERSKA D. Dymitr Samozwaniec. Wroclaw. 1995; УЛЬЯНОВСКИЙ В. И. Русские самозванцы: Лжедмитрий I. Киев. 1993; ЛАВРЕНТЬЕВ А. В. Царевич - Царь - Цесарь: Лжедмитрий I. СПб. 2001; ПРОКОФЬЕВ С. О. Тайна царевича Дмитрия. М. 2001; ЦВЕТКОВ С. Царевич Дмитрий: сын Грозного 1582 - 1606. М. 2005; Poselstwo od Zygmunta III, krola polskiego, do Dymitra Iwanowicza, cara moskiewskiego (Samozwanca). Wroclaw. 2002.
3. Русская историческая библиотека. СПб. 1872 - 1927 (РИБ). Т. 13, стб. 17, 155 - 56, 165, 580, 797, 827, 1291 - 92; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедициею Императорской Академии наук (ААЭ). СПб. 1836 - 1838. Т. 2, с. 78 - 79; Собрание государственных грамот и договоров (СГГД). СПб. 1813 - 1894. Т, 2, с. 296 - 324; Акты времени правления царя Василия Шуйского. М. 1915, с. 1 - 3; The False Dmitri: A Russian Romance and Tragedy Described by British Eye-Witnesses, 1604 - 1612. Lnd. 1916, p. 221 - 239; MASSA I. A Short History of the Beginnings and Origins of These Present Wars in Moscow under the Reigns of Various Sovereigns Down to the Year 1610. Toronto. 1982, p. 69, 74 - 75, 113 - 114, 119, 142 - 145, 147 - 148; ПАЛИЦЫН А. Сказание Авраамия Палицына. М. - Л. 1955, с. 110 - 115, 264; ТИМОФЕЕВ И. Временник Ивана Тимофеева. М. - Л. 1951, с. 83 - 84, 88.
4. BRODY Е. С. The Demetrius Legend and Its Literary Treatment in the Age of the Baroque. Rutherford. 1972, p. 42 - 43, 46; SKRYNNIKOV R. G. The Time of Troubles: Russa in Crisis 1604 - 1614. Gulf Breeze. 1988, p. 3, 19 - 20; ejusd. Boris Godunov. Gulf Breeze. 1982, p. 127 - 129, 135 - 136; КОРЕЦКИЙ В. И. Формирование крепостного права и первая крестьянская война в России. М. 1975, с. 253 - 257, 364 - 366.
5. СКРЫННИКОВ Р. Г. Царь Борис и Дмитрий Самозванец. Смоленск. 1997; его же. Р. Г. Три Лжедмитрия. М. 2004; его же. Самозванцы в России в начале XVI в.: Григорий Отрепьев. Новосибирск. 1987. См. также: Народное движение в России в эпоху смуты начала XVII века. 1601 - 1608. Сборник документов. М. 2003; ОВЧИННИКОВ Р. В. Об издании источников по истории крестьянской войны в России начала XVII века. - Исследования по источниковедению истории России (до 1917 г.). Сборник статей. М. 2001.
6. PERRIE M. Pretenders and Popular Monarchism in Early Modern Russia: The False Tsars of the Time of Troubles. Cambridge. 1995, p. 56, 103 - 104; USPENSKIJ B. A. Tsar and Pretender: Samozvancestvo or Roval Imposture in Russia as a Cultural-Historical Phenomenon. - LOTMAN JU. M. and USPENSKIJ B. A The Semiotics of Russian Culture. Ann Arbor. 1984, p. 263 - 264, 273 - 276; RYAN W.F. The Bathhouse at Midnight: An Historical Survey of Magic and Divination in Russia. University Park. 1999, p. 39, 414
7. HELLIE R.. Enserfment and Military Change in Muscovy. Chicago. 1971, p. 49.
8. СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале XVII в.: "Смута". М. 1988.
9. СКРЫННИКОВ Р. Г. Смута в России в начале XVII в.: Иван Болотников. Л. 1988, с. 120 - 121, 134 - 135, 251; ААЭ. Т. 2, с. 129; ТИХОМИРОВ М. Н. Новый источник по истории восстания Болотникова. - Исторический архив, 1951, N 6, с. 116.
10. ПЛАТОНОВ С. Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени. СПб. 1913. - РИБ. Т. 13.
11. МОРОЗОВА Л. Е. Смута начала XVII века, с. 7, 441 - 446; БУГАНОВ В. И., КОРЕЦКИЙ В. И., СТАНИСЛАВСКИЙ А. Л. Повесть како отмсти - памятник ранней публицистики Смутного времени. - Труды Отдела древнерусской литературы, 1974, т. 28, с. 231 - 154; КУШЕВА Е. И. Из истории публицистики Смутного времени XVII века. - Ученые записки Саратовского государственного университета, 1926, т. 5. Ч. 2, с. 21 - 97.
12. МОРОЗОВА Л. Е. Смута начала XVII века, с. 97 - 109, 441.
13. КОРЕЦКИЙ В. И. Формирование крепостного права, с. 365; МАВРОДИН В. В. Советская историческая литература о крестьянских восстаниях в России XVII-XVIII веков. - Вопросы истории, 1961, N 5, с. 39 - 40.
14. BRODY Е. С. The Demetrius Legend, p. 42 - 43, 46.
15. DE THOU J. - A. Histoire universelle. Lnd. 1734, t. 14, p. 503.
16. MIRONOV B. N. Poverty of Thought or Necessary Caution? - Russian History, 1990, vol. 17, p. 429, 434 - 435; KIVELSON V. A. The Devil Stole His Mind. The Tsar and the 1648 Moscow Uprising. - American Historical Review, 1993, vol. 98, p 736; LONGWORTH Ph. The Subversive Legend of Stenka Razin - Rossiia/Russia. Studi i recerche a cura di Vittorio Strada, 1975. no. 2, p. 17.
17. СКРЫННИКОВ Р. Г. Смута, с. 14.
18. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 210, оп. 4, кн. 124, л. 126об, 197; кн. 130, л. 4об, 18, 19, 200; ф. 214, кн. 11, л. 493.
19. См., например: АЛПАТОВ М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа XVII - первая четверть XVIII века. М. 1976.
20. MASSA I. Short History, p. 119, 143, 148; РИБ. Т. 13, стб 580, DE THOU. Histoire, t. 14, p. 501; ПАЛИЦЫН А. Сказание, с. 113.
21. РИБ. Т. 13, стб. 827; ПАЛИЦЫН А. Сказание, с. 110, 264; Сказания современников о Дмитрии Самозванце. СПб. 1859. Т. 2, с. 196, 238; USPENSKIJ В. А. Tsar and Pretender, p. 273 - 274.
22. MASSA I. Short History, p. 113 - 114, 148; РИБ. T. 13, стб. 1291 - 1293; BUSSOW С The Disturbed State of the Russian Realm. Montreal. 1994, p. 54 - 55.
23. РИБ. Т. 13, стб. 165; MASSA I. Short History, p. 142 - 143, 147; ТИМОФЕЕВ И. Временник, с. 83 - 84, 88.
24. БУССОВ К. Московская хроника. 1584 - 1613. М. - Л. 1961, с. 93, 132 - 133; MASSA I. Short History, p. 147; ИЛОВАЙСКИЙ Д. И. Смутное время Московского государства. М. 1894, с. 328; КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения. М. 1956 - 1959. Т. 3, с. 33; АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Материалы по Смутному времени на Руси XVII в. - Старина и новизна, 1911, т. 14, с. 438, 539; HIRSCHBERG A. Dymitr Samozwaniec. L'viv. 1898, p. 280 - 282. Ряд авторов восходит к предполагаемой беседе саксонского наемника Конрада Буссова с доверенным лицом царя Дмитрия, Петром Басмановым, который будто бы признавал, что царь Дмитрии был иностранным самозванцем (см.: СОЛОВЬЕВ С. М. История России с древнейших времен. М. 1959 - 1966. Т. 4, с. 402); СКРЫННИКОВ Р. Г. Смута, с. 28; PERRIE M. Pretenders, p. 86. В действительности же Басманов не имел никаких оснований доверяться красочной истории, нарисованной Буссовым.
25. Многие современники и большая часть историков, изучающих Смутное время, решительно отвергли утверждение врагов Дмитрия, будто он был иностранцем. См: MARGERET J. The Russian Empire and Grand Duchy of Muscovy. Pittsburgh. 1983, p. 80, 83 - 84; The false Dmitri, p. 1; КОСТОМАРОВ Н. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия СПб. 1904, с. 642; PIERLING P. La Russie et le Saint-Siege: Etudes diplomatiques. P. 1896 - 1901, vol. 3, p. 407 - 410; ПИРЛИНГ П. Из Смутного времени: статьи и заметки. СПб. 1902, с. 12 - 20; СОЛОВЬЕВ С. М. История России, т. 4, с. 406, ПЛАТОНОВ С. Ф. Статьи по русской истории. СПб. 1912, с. 276 - 277; PLATONOV S. F. Boris Godunov, Tsar of Russia. Gulf Breeze. 1973, p. 192; ТРОИЦКИЙ С. М. Самозванцы в России XVII-XVIII веков. - Вопросы истории, 1969, N 3, с. 135 - 136; ТИХОМИРОВ М. Н. Самозванщина. - Наука и жизнь, 1969, N 1, с. 119; SKRYNNIKOV R. G. Boris Godunov, p. 142 - 143.
26. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Спб. 1843 - 1995. Т. 14, с. 60, ААЭ. Т. 2, с. 79; Сказание и повесть, еже содеяся в царствующем граде Москве и о растриге Гришке Отрепьеве, и о похождении его. - Чтения общества истории древней Руси (ЧОИДР), 1847, кн. 9. ч. 2. с. 7 - 8; КУЛИШ П. А. Материалы для истории воссоединения Руси. Ч. 1. М. 1877, с. 24; VERNADSKY G. The Tsardom of Moscow, 1547 - 1682. New Haven. 1969, vol. 1, p. 223; SKRYNNIKOV R. G. Boris Godunov, p. 145; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 118; PERRIE М. Pretenders, р. 41, 46; MERIMEE P. Episode de l'histoire de Russie-des Faux Demetrius. P. 1889, p. 293 - 297, 301 - 305, ejusd. Memoires contemporains relatifs aux faux Demetrius. - Memoires historiques (inedits). P. 1927, p. 179 - 181.
27. СОЛОВЬЕВ С. М. История России, т. 7, с. 45; POKROVSKY M.N. Brief History of Russia. N. Y. 1933, vol. 1, p. 71 - 73, 76; МАКОВСКИЙ Д. Р. Первая крестьянская война в России. Смоленск. 1967, с. 295 - 297; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 146 - 147; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 79.
28. КОРЕЦКИЙ В. И. Формирование крепостного права, с. 365 - 366, ЗИМИН А. А. Некоторые вопросы истории крестьянской войны в России в начале XVII века. - Вопросы истории, 1958, N 3, с. 99; СКРЫННИКОВ Р. Г. Социально-политическая борьба в Российском государстве в начале XVII века. Л. 1985, с. 325 - 326; SKRYNNIKOV R. G. Boris Godunov, p. 147 - 149. Некоторые ученые опровергают истолкование Дмитрия как якобы поднявшего русских людей на борьбу против крепостничества. См: PERRIE M. "Popular Socio-Utopian Legends" in the Time of Troubles. - Slavonic and East European Review, 1982, vol. 60, p. 221 - 243; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале XVII в.
29. MARGERET J. The Russian Empire, p. 83 - 85; PIERLING P. Rome et Demetrius. P. 1878, p. 149 - 150; SANTICH J. Missio Moscovitica: The Role of Jesuits in the Westernization of Rusisa, 1582 - 1689. N. Y. 1995, p. 113 - 151, 194 - 195; MERIMEE P. Episode, p. 297 - 300; VERNADSKY G. Tsardom, Vol. 1, p. 223, 225 - 26; BARBOUR PH. Dimitry Called the Pretender Tsar and Great Prince of All Russia, 1605 - 1606. Boston. 1966, p. 168 - 169, 173 - 174; BRODY E.C The Demetrius Legend, p. 32 - 34; SKRYNNIKOV R. G. The Civil War in Russia at the Beginning of the Seventeenth Century (1603 - 1607): Its Character and Motive Forces. - New Perspectives on Muscovite History. N.Y. 1993, p. 61; PERRIE M. Pretenders, p. 63 - 64.
30. SMITH TH. Sir Thomas Smithes Voiage and Entertainment in Rushia. Lnd. 1605; MARGERET J. The Russian Empire, p. 81; КОСТОМАРОВ Н. Кто был первый Лжедмитрий? Историческое исследование. СПб. 1864, с. 11, 13, 17, 18, 19, 41 - 63; СОЛОВЬЕВ С. М. История России, Т. 4, с. 405 - 406; PLATONOV S.F. Boris Godunov, p. 192; ПЛАТОНОВ С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. СПб. 1910, с. 186 - 190, 224 - 25; КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения, Т. 3, с. 31 - 32; VERNADSKY G. Tsardom, Vol. 1, p. 220 - 221, 227; NIKOLAIEFF A. M. Boris Godunov and the Ouglich Tragedy. - Russian Review, 1950, vol. 9, no. 4, p. 281.
31. MASSA I. Short History, p. 55 - 56; MARGERET J. The Russian Empire, p. 60 - 61, 91.
32. BUSSOW С. Disturbed Stale, p. 37.
33. Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею (АИ). СПб. 1841 - 1842. Т. 2, с. 64 - 66; ААЭ. Т. 2, с. 78; Сборник Императорского Русского исторического общества (СРИО). М. 1912, т. 137., с. 247, 319,367; MARGERET J. The Russian Empire, p. 81, BUSSOW С. Disturbed State, p. 27; ejusd. Boris Godunov, p. 146, 181 - 83, 193 - 196; PLATONOV S.F. The Time of Troubles: A Historical Study of the Internal Crises and Social Struggle in Sixteenth and Seventeenth-century Muscovy. Lawrence. 1970, p. 64 - 69; ПЛАТОНОВ С. Ф. Очерки по истории Смуты, с. 186 - 87, 233 - 34; КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения, т. 3, с. 31 - 32; ТИХОМИРОВ М. Н. Самозванщина, с. 120 - 21; СКРЫННИКОВ Р. Г. Самозванцы, с. 26 - 28; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 126 - 131, 134; БОВИНА В. Г. Патриарх Филарет (Федор Никитич Романов) - Вопросы истории, 1991, N 7 - 8, с. 56. Скрынников принял неубедительную точку зрения, что не Романовы, а Шуйские были вовлечены в замысел претендента. (Самозванцы, с. 40, С. М. также: PERRIE M. Pretenders, p. 52 - 53). Скрынников обосновывает свою точку зрения вероятно тем, что командир охраны царя Дмитрия, капитан Жак Маржерет утверждал, царь Борис подозревал Шуйских больше, чем других бояр (The Russian Empire, p. 60), а также тем, что существовала связь между Шуйскими и монахом Варлаамом (см.: ГОЛУБЦОВ И. А. Измена смольнян при Борисе Годунове и "извет" Варлаама" - Ученые записки Института истории РАНИОН. М. 1928. Т. 5, с. 248). А. Р. Павлов также приводил доводы против связи замысла умершего претендента с Романовыми, основывая свое неубедительное заключение на неоправданном принятии за истину более поздних утверждений Романовых, что они выступали против претендента, и на сокращении сроков изгнания некоторых членов фамилии к концу царствования Бориса. См.: ПАВЛОВ А. П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584 - 1605 гг.). СПб. 1992, с. 78.
34. BUSSOW С. Disturbed State, p. 26; SMITH TH. Sir Thomas Smithes Voiage АИ, т. 2, с 51; Разрядные записи за Смутное время - ЧОИДР, 1888, кн. 3, ч. 1, с. 5; КОСТОМАРОВ Н. Кто был первый Лжедмитрий, с. 41 - 49; VERNADSKY G. The Tsardom, vol. 1, p. 220; ПАВЛОВ А. П. Государев двор, с. 76; PERRIE M. Pretenders, p. 79 - 81; MARGERET J. The Russian Empire, p. 81; SMITH TH. Sir Thomas Smithes Voiage.
35. Об оппозиции ложному царю в контексте русского православия того времени см.: ROWLAND D. Did Muscovite Literary Ideology Place Limits on the Power of the Tsar (1540s - 1660s)? - Russian Review, 1990, vol. 49, no. 2, p. 155; KIVELSON V.A. The Devil, p, 745 - 47; CRUMMEY R. The Formation of Muscovy, 1304 - 1613. Lnd. 1987, p. 217; КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения, т. 3, с. 35.
36. СКРЫННИКОВ Р. Г. Самозванцы; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 127 - 143; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 79 - 103; PERRIE M. Pretenders, p. 44 - 50; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 127; ПИРЛИНГ П. Дмитрий Самозванец. М. 1912; KEENAN E.L. Reply. - Russian Review, 1987, vol. 46, p. 208; GRAHAM H.A Note on the Identity of False Dmitrii I - Canadian Slavonic Papers, 1988, vol. 30, p. 357 - 362.
37. Сб. СРИО. Т. 137, с. 176, 247; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 127, 131 - 132, 134 - 135; РИБ. T. 13, стб. 17, стб. 638 - 639, 933; ПСРЛ. Т. 14, с. 59, т. 34, с. 111, 205; Боярские списки последней четверти XVI - начала XVII вв. и роспись русского войска 1604 г. М. 1979. Т. 2, с. 38; PERRIE M. Pretenders, p. 52; ААЭ. Т. 2, с. 78 - 79; MARGERET J. The Russian Empire, p. 81; СКРЫННИКОВ Р. Г. Самозванцы, с. 29 - 31. Неизвестно, сколько лет (от одного до четырех), Отрепьев служил в Чудовом монастыре неизвестно. ПАЛИЦЫН А. Сказание, с. 111.
38. MARGERET J. The Russian Empire, p. 81 - 82; КОРЕЦКИЙ В. И. Новое о крестьянском закрепощении и восстании И. И. Болотникова. - Вопросы истории, 1971, N 5, с. 143 - 144.
39. Сб. СРИО. Т. 137, с. 177,193 - 194; BAREZZI BAREZZO. Discours merveilleux et veritable de la conquete faite par le jeune Demtnus. P. 1858, p. 30 - 31; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 135 - 137.
40. ААЭ. Т. 2, с. 78 - 79; Сб. РИО. Т. 137, с. 247, 319; Сказание и повесть, с. 3 - 4; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 128 - 131, 133 - 134; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 83 - 85.
41. PLATONOV S.F. The Time of Troubles, p. 64 - 69; СКРЫННИКОВ Р. Г. Самозванцы, с. 26 - 29; его же. Россия в начале, с. 91; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 135, PERRIE M. Pretenders, p. 52.
42. Смирной неосторожно заявил польским официальным лицам, что не уверен в истинной личности претендента. См: PIERLING P. La Russie, vol. 3, p. 393 - 395.
43. ААЭ. Т. 2, с. 79; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 137 - 138.
44. СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 83 - 86, 91 - 92.
45. ZOLKIEWSKI S. Expedition to Moscow. Lnd. 1959, p. 45 - 46; см.: ПЛАТОНОВ С. Ф. Очерки, с. 261, 276, SKRYNNIKOV R. Time of Troubles, p. 17 - 18.
46. SKRYNNIKOV R. Time of Troubles, p. 46; SHCHEPKIN E. Wer war Pseudodemetrius I? - Arkhiv furslavische Philologie, 1898, Bd. 20, S. 291 - 292; BARBOUR PH. Dimitry, p. 51; РИБ. Т. 13, стб. 18 - 25, 48,155 - 156, 797; ААЭ. Т. 2, с. 141 - 144; ГОЛУБЦОВ И. А. Измена смольнян, с. 249 - 50; КОСТОМАРОВ Н. Кто был первый Лжедмитрий, с. 20 - 24; его же. Смутное время, с. 274 - 279; ПЛАТОНОВ С. Ф. Древнерусские сказания, с. 11 - 14; ИЛОВАЙСКИЙ Д. И. Смутное время, с. 334 - 336.
47. PIERLING P. La Russie, vol. 3, р. - 401 - 415; ПИРЛИНГ П. Из Смутного времени, с. 2 - 12, 24 - 26; СКРЫННИКОВ Р. Г. Самозванцы, с. 35 - 36; PERRIE M. Popular Socio-Utopian Legends, p. 229 - 230; ejusd. Pretenders, p. 50; СКРЫННИКОВ Р. Г. Социально-политическая борьба, с. 105 - 106, 170; ГОЛУБЦОВ И. А. Измена смольнян, с. 243 - 51; КУШЕВА Е. И. Из истории публицистики, с. 58; ЧЕРЕПНИН Л. В. Смута и историография XVII века. - Исторические записки, 1945, т. 14, с. 95; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 137 - 139, 141 - 142.
48. СКРЫННИКОВ Р. Г. Самозванцы, с. 33; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 137 - 138; СКРЫННИКОВ Р. Г. Социально-политическая борьба, с. 107 - 109.
49. MARGERET J. The Russian Empire, p. 81 - 82; Сб. СРИО. Т. 137, с. 577; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 121 - 122; ГОЛУБЦОВ И. А. Измена смольнян, с. 237 - 238. Ср.: SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 138 - 139.
50. ГОЛУБЦОВ И. А. Измена смолян, с. 236 - 238, 244, 246, 248; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 98 - 99; его же. Социально-политическая борьба, с. 99; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 143, PERRIE M. Pretenders, p. 54.
51. Сб. СГГД. Т. 2, с. 294; PIERLING P. La Russie. Vol. 3, p. 401 - 406; BARBOUR PH. Dimitry, p. 7 - 11, 13; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 141 - 42, 144; PERRIE M. Popular Socio-Utopian Legends, p. 95, 229 - 30.
52. SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 143; С. М. также: Сб. РИБ. Т. 13, стб. 21; БУГАНОВ В. И., КОРЕЦКИЙ В. И., СТАНИСЛАВСКИЙ А. Л. Повесть како отмсти, с. 231 - 254. О фабрикации таких ненадежных "источников" как части пропагандистской кампании против Дмитрия см.: МОРОЗОВА Л. Е. Смута начала XVII века, с. 28 - 29, 32; КУШЕВА Е. И. Из истории публицистики, с. 29 - 97.
53. См, например: СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 100; PERRIE M. Pretenders, p. 49. Ср.: ААЭ. Т. 2, с. 142; АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Материалы, с. 427.
54. ДОБРОТВОРСКИЙ А. Сведение о книге Василия Великого, принадлежащей ныне Заго-ровскому монастырю и сохранившейся на ней надписи. - Записки Императорского Академического общества. 1856. Т. 8, с. 57 - 58; его же. Кто был первый Лжедмитрий? - Вестник Западной России, 1886, кн. 6, ч. 2, с. 96, кн. 7, ч. 2, с. 10; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 132, 140, 142, 143; СКРЫННИКОВ Р. Г. Смута в России, с. 10; PERRIE M. Pretenders, р. 49; С. М. также: КОПАН ЕВ А. И. Пинежский летописец XVII в. - Рукописное наследие Руси. Л. 1972, с. 84.
55. MARGERET J. The Russian Empire, p. 82. АЛЕКСЕЕВА О. Б. и др. Исторические песни XVII века. М. - Л. 1966, с. 33.
56. РИБ. Т. 13, стб. 48, 155 - 56, 797; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 176 - 178; PERRIE М. Pretenders, p. 69 - 70; Сказания современников, т. 1, с. 167 - 169; PIERLING P. Rome, р. 204 - 205; PIERLING P. La Russie, Vol. 3, p. 156 - 57; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 176 - 177.
57. ПСРЛ. Т. 14, с. 67; РИБ. Т. 13, стб. 578, 652; Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М. 1869, с. 329; MASSA I. Short History, p. 113; АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Материалы, с. 267; Р. Скрынников сделал это заключение после тщательного изучения существующих свидетельств, даже при том, что сам он был твердо убежден, что царь Дмитрий был монахом Отрепьевым: СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 232 - 233.
58. Сб. СРИО. Т. 137, с. 580; PURCHAS S. Hakluytus Posthumus, or Purchas His Pilgrimes. Glasgow, 1905 - 1907. Vol. 14, p. 160; Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Т. 1, с. 333; ФРАНТЗЕВ В. А. Историческое и правдивое повествование о том, как Московский князь Дмитрий Иоаннович достиг отцовского престола. - Старина и новизна, 1911, т. 15; ОБОЛЕНСКИЙ М. А. Иностранные сочинения и акты, относящиеся до России. М. 1847 - 1848. Т. 4, с. 11; MARGERET J. The Russian Empire, p. 72, 75, 81 - 82, 88, 89, 91; АЛЕКСЕЕВА О. Б. и др. Исторические песни, с. 33; MASSA 1. Short History, p. 126; BUSSOW С. Disturbed State, p. 62; КУЛАКОВА И. П. Восстание 1606 г. в Москве и воцарение Василия Шуйского. - Социально-экономические проблемы истории народов СССР. М. 1984, с. 41 - 42; LEVESQUE Р. - СН. Histoire de Russie. Hamburg. 1800, vol. 3, p. 306 - 307; КОСТОМАРОВ Н. Кто был первый Лжедмитрий; ШМУРЛО Е. Курс русской истории. Прага. 1931 - 1935. Т. 2, с. 224 - 255; PIERLING P. La Russie, vol. 3, p. 397 - 429; ПИРЛИНГ П. Из Смутного времени, с. 182, 193 - 194; 229, ПЛАТОНОВ С. Ф. Статьи, с. 275 - 277; BRODY Е. С. The Demetrius Legend, p. 39, 40 - 41, 45; GRAHAM H. A Note on the Identity, p. 358 - 360; АЛПАТОВ М. А. Русская историческая мысль, с. 33 - 34; ИЛОВАЙСКИЙ Д. И. Смутное время, с. 324 - 327; ПЛАТОН. Краткая церковная российская история. М. 1823, т. 2, с. 167 - 179; КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения, т. 3, с. 32, 36 - 37; ПЛАТОНОВ С. Ф. Очерки, с. 189, 447, прим. 71; VERNADSKY G. Tsardom, vol, 1, p. 226; PERRIE M. Pretenders, p. 44; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 79.
59. СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 88 - 89.
60. PURCHAS S. Hakluytus Posthumus, vol. 14, p. 149; MARGERET J. The Russian Empire, p. 69, 75, 80, 90 - 91; DE THOU J. - A. Histoire universelle, vol. 14, p. 502; SANTICH J. Missio Moscovitica, p. 119, n. 9; SMITH TH. Sir Thomas Smithes Voiage; КОСТОМАРОВ Н. Кто был первый Лжедмитрий; ШМУРЛО Е. Курс, т. 2, с. 182 - 191; КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения, т. 3, с. 33 - 34; BARBOUR PH. Dimitry, p. 321, 323, 327; CRUMMEY R. The Formation, p. 217 - 18; GRAHAM H. A Note on the Identity, p. 359; MASSA 1. Short History, p. 69; СОЛОВЬЕВ С. М. История России. Т. 4, с. 403; PERRIE M. Pretenders, p. 57.
61. MARGERET J. The Russian Empire, p. 17, 80 - 81; КОСТОМАРОВ Н. Кто был первый Лжедмитрий, с. 35 - 40.
62. ZOLKIEWSKI S. Expedition, p. 43; MARGERET J. The Russian Empire, p. 69, 75; PURCHAS S. Hakluytus Posthumus, vol 14, p. 158; РИБ. T. 13, стб. 620 - 21; СОЛОВЬЕВ С. М. История России, т. 4, с. 402 - 403; PIERLING P. Rome et Demetrius. P. 1878, p. 77; PIERLING P. Dimitri dit le Faux el les Jesuites. P. 1913, p. 4; VERNADSKY G. Tsardom, vol. 1, p. 229; CRUMMEY R. The Formation of Muscovy, p. 217 - 218.
63. Сб. СРИО. Т. 137, с. 577; PIERLING P. Rome, p. 176; PIERLING P. La Russie, vol. 3, p. 49 - 50, 434 - 435; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 121 - 122; PERRIE M. Pretenders, р. 67.
64. ПЛАТОНОВ С. Ф. Статьи, с. 276; его же. Очерки, с. 189, 447, прим. 71; КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения. Т. 3, с. 32, 36 - 37; ИЛОВАЙСКИЙ Д. И. Смутное время, с. 324 - 327; GRAHAM H. A. Note on the Identity, p. 357 - 60.
65. LEVESQUE P. - CH. Histoire de Russie, vol. 3, p. 220 - 226; СУВОРИН А. С. О Дмитрии Самозванце. СПб. 1906; WALISZEWSKI K. La Crise revolutionnaire, 1584 - 1614. P. 1906; КОСТОМАРОВ Н. Кто был первый Лжедмитрий; BARBOUR PH. Dimitry, p. 317 - 327, 323 - 324.
66. SMITH TH. Sir Thomas Smithes Voiage; СГГД, т. 2, с. 294; Сказания современников о Дмитрии самозванце. Т. 1, с. 154, т. 2, с. 130; MARGERET J. The Russian Empire, p. 17, 80 - 81; The False Dmitri, p. 90 - 91; СОЛОВЬЕВ С. М. История России, т. 4, с. 424; ЧИСТОВ К. В. Русские народные социально-утопические легенды XVII-XIX вв. М. 1967, с. 43 - 45; PERRIE M. Popular Socio-Utopian Legends, p. 230 - 231.
67. Разрядные книги 1598 - 1638 гг. М. 1974 - 1976, т. 2, с. 227; SMITH TH. Sir Thomas Smithes Voiage, p. L2-M3; PURCHAS S. Hakluytus Posthumus, vol. 14, p. 151; БУССОВ К. Московская хроника, с. 109. см. также: КОСТОМАРОВ Н. Кто был первый Лжедмитрий, с. 35 - 40.
68. ZGUTA R. Was There a Witch Craze in Muscovite Russia? - Southern Folklore Quarterly, 1977, vol. 41, p. 119 - 128; IVANITS L.J. Russian Folk Belief. Armonk. 1989, с 83 - 102. См. также: KIECKHEFER R. The Specific Rationality of Medieval Magic. - American Historical Review, 1994, vol. 99, p. 813 - 836; ejusd. Witchcraft and Medicine in Pre-Petrine Russia. - Russian Review, 1978, vol. 37, p. 438 - 448; RYAN W.F. The Bathhouse, p. 18 - 22; Prince A.M. Kurbsky's History of Ivan IV. Cambridge. 1965, p. 2 - 3, 68 - 69, 180 - 181, 202 - 203; ААЭ. T. 2. с 58 - 59, 102; KLEIMOLA A. M. The Duty to Denounce in Muscovite Russia. - Slavic Review, 1972, vol. 31, no. 4, p. 771 - 72; LONGWORTH PH. The Subversive Legend, p. 21 - 22.
69. LEVACK B.P. The Witch-Hunt in Early Modern Europe. Lnd. 1987, p. 138; RUSSELL J. В., WYNDHAM M.W. Witchcraft and the Demonization of Heresy. - Mediavalia. 1976, vol, 2, p. 3, 13, 17; KIVELSON V.A. Political Sorcery in Sixteenth-Century Muscovy. - Culture and Identity in Muscovy, 1359 - 1584, UGLU Slavic Studies. 1997 и др.
70. ZGUTA R. Witchcraft Trials in Seventeenth-Century Russia. - American Historical Review, 1977, vol. 82, p. 1192 - 1193, 1205; ejusd. The Ordeal by Water (Swimming of Witches) in the East Slavic World. - Slavic Review, 1977, vol. 36, no. 2, p. 222 - 223; TREVOR-ROPER H.R. The European Witch-Craze of the Sixteenth and Seventeenth Centuries and Other Essays. N.Y. 1968, с 189 - 190; ЗИМИН А. А. Опричнина Ивана Грозного. М. 1964, с. 97; SKRYNNIKOV R.G., Ivan the Terrible. Gulf Breeze. 1981, p. 20, 163 - 165; Prince A.M. Kurbsky's History, p. 196 - 199; LEVACK B.P. The Witch-Hunt, p. 118, 125, 139 - 141; JONES W.R. Political Uses of Sorcery in Medieval Europe. - Historian, 1972, vol. 34, p. 670 - 687.
71. РИБ. Т. 13, стб. 147, 224 - 225, 479, 1279; ААЭ. Т. 2. с. 38, 58 - 59; ПАЛИЦЫН А. Сказание, с. 252 - 253; PURCHAS S. Hakluytus Posthumus, vol. 14, p. 147, 162; ZGUTA R. Witchcraft Trials, p. 1192 - 1193; SKRYNNIKOV R.G. Boris Godunov, p. 107 - 109, 151; MARGERET J. The Russian Empire, p. 60; ПАВЛОВ А. Р. Государев двор, с. 65; MASSA I. Short History, p. 51, 54; HELLIE R. Enserfment and Military Change, p. 102 - 103; ПСРЛ. T. 14, с 49; BENNET D. The Idea of Kingship in Seventeenth-Century Russia. Ph.D. diss. Harvard University. 1967, p. 105 - 109; ТИМОФЕЕВ И. Временник, с. 92 - 98; PLATONOV S. F. Boris Godunov, p. 186 - 87; SKRYNNIKOV R.G. The Civil War, p. 74; BENNET D. The Idea of Kingship, p. 105 - 109; ROWLAND D. Did Muscovite Literary, p. 137; Rude & Barbarous Kingdom: Russia in the Accounts of Sixteenth-Century English Voyagers. Madison. 1968, p. 362; АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Материалы, с. 400, 535; ФРАНТЗЕВ В. А. Историческое и правдивое повествование, с. 31; PERRIE M. Pretenders, p. 76 - 77.
72. РИБ. Т. 13, стб. 224 - 225; Rude & Barbarous Kingdom, p. 362; Prince A.M. Kurbsky's History, p. 2 - 3, 202 - 203; RYAN W.F. The Bathhouse, p. 22 - 23, 38 - 39, 414.
73. ZGUTA R. Russian Minstrels: A History of the Skomorokhi. Oxford. 1978, p. 4 - 5, 8 - 11, 29 - 30, 60 - 61, 110; ШЛИХТИНГ А. Новое известие о России времени Ивана Грозного. Л. 1934, с. 29 - 30; РОСОВЕЦКИЙ С. К. Устная проза XVI-XVII вв. об Иване Грозном-правителе. - Русский фольклор, 1981, т. 20, с. 91; PERRIE M. The Image of Ivan the Terrible in Russian Folklore. Cambridge. 1987, p. 100 - 101.
74. MASSA I. Short History, p. 138, 142 - 143; ср.: MARGERET J. The Russian Empire, p. 73; Сказания, т. 1, с. 347, т. 2, с. 196, 238; USPENSKIJ В. А. Tsar and Pretender, p. 224, 275; PERRIE M. Pretenders, p. 99; BUSSOW С. Disturbed State, p. 61, 66, 76 - 77; Сказания, т. 1, с. 196 - 197; The false Dmitri, p. 47; РИБ. T. 13, стб. 59, 866; RUSSELL J.В., WYNDHAM M.W. Witchcraft and the Demonization, p. 3; RYAN W.F. The Bathhouse, p. 39, 46, 47, 50, 51, 408, 414; АЛЕКСЕЕВА О. Б. и др. Исторические песни, с. 27 - 44; PERRIE M. Pretenders, p. 99; НИКИТИНА Н. А. К вопросу о русских колдунах. - Сборник Музея антропологии и этнографии АН СССР, 1928, т. 7, с. 309 - 312; МИЛЛЕР В. Ф. Исторические песни русского народа. Петроград. 1915, с. 585, 587 - 89, 591, 593, 595, 597, 601 - 602, 620, 624; CROSS A.G. The Russian Banya in the Descriptions of Foreign Travelers and in the Depictions of Foreign and Russian Artists. - Oxford Slavonic Papers, 1991, ns. 24, p. 34 - 59.
75. Сказания, т. 1, с. 194; BUSSOW С. Disturbed State, p. 77 - 78; MARGERET J. The Russian Empire, p. 73; USPENSKIJ B.A. Tsar and Pretender, p. 275 - 76; СКРЫННИКОВ Р. Г. Смута в России, с. 47 - 48; PERRIE M. Pretenders, р. 100 - 101, 113; MASSA I. Short History, p. 145 - 46, 157 - 158; РИБ. Т. 13, стб. 59 - 60, 656 - 57, 831. См. также: IVANITS L.J. Russian Folk Belief, p. 88, 89; РИБ. Т. 13, стб. 55 - 56, 656 - 657, 818 - 820; The false Dmitri, p. 63; ПСРЛ. T. 14, с 69; RUSSELL J.В., WYNDHAM M.W. Witchcraft and the Demonization, p. 2 - 17; RUSSELL J.B. Witchcraft in the Middle Ages. Ithaca. 1972, p. 23 - 24; 143. ДАНИЛОВ К. Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М. - Л. 1958, с. 79 - 81; RYAN W.F. The Bathhouse, p. 81, 414.
76. USPENSKIJ B.A. Tsar and Pretender, p. 263, 273 - 276, 291; RYAN W.F. The Bathhouse, p. 414; PERRIE M. Pretenders, p. 56 - 57, 81, 99 - 100; LOTMAN IU., USPENSKIJ B.A. Binary Models in the Dynamics of Russian Culture (to the End of the Eighteenth Century) - The Semiotics of Russian Cultural History. Ithaca. 1985, p. 31 - 32, 40 - 41.
77. О методологических слабостях семиотической интерпретации российской культуры того времени см.: FRICK D.A. Misrepresentations, Misunderstandings, and Silences. - Religion and Culture in Early Modern Russia and Ukraine. DeKalb. 1997, p. 150 - 154; RYAN W.F. The Bathhouse, p. 3.
78. USPENSKIJ B. A. Tsar and Pretender, p. 259 - 60, 277; ЧИСТОВ К. В. Русские народные социально-утопические легенды, с. 40 - 42; О проблемах, возникающих в связи с исследованием Чистова, см.: PERRIE M. Popular Socio-Utopian Legends, p. 227 - 228.
79. О трудности оценки русского народного сознания в XVI-XVII веках, см.: CRACRAFT J. Empire versus Nation: Russian Political Theory under Peter I. - Harvard Ukrainian Studies, 1986, vol. 10, p. 525; BUSHKOVITCH P. Religion and Society in Russia. The Sixteenth and Seventeenth Centuries. N.Y. 1992, p. 3, 102.
80. PERRIE M. Pretenders, p. 55 - 58, 65 - 69, 78 - 79, 103, 242, 245 - 246.
81. СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 83 - 84, 88, 91 - 92.
82. BUSSOW С. Disturbed State, p. 55; MARGERET J. The Russian Empire, p. 75, 89; MASSA I. Short History, p. 116, 119, 126, 143.
83. MASSA I. Short History, p. 116; BUSSOW С Disturbed State, p. 51; PURCHAS S. Hakluytus Posthumus, vol 14, p. 158; MARGERET J. The Russian Empire, p. 70, 83, 85; РИБ. Т. 13, стб. 620 - 621; СГГД, т. 2, с. 169, 229.
84. СГГД, т. 2, с. 260; MARGERET J. The Russian Empire, p. 69; СКРЫННИКОВ Р. Г. Смута в России, с. 13 - 14; PERRIE M. Pretenders, p. 87, 89 - 90; Изборник, с. 329; MILLER G.F. История Сибири. М. - Л. 1937 - 1941. Т. 2, с. 193 - 194; СКРЫННИКОВ Р. Г. Смута в России, с. 14, 15, 17 - 18, 19, 24, 250; ПАЛИЦЫН А. Сказание, с. 115; BUSSOW С. Disturbed State, p. 52; его же. Самозванцы, с. 160 - 161; СОЛОВЬЕВ С. М. История России, т. 4, с. 402, 431 - 432; MASSA 1. Short History, p. 116, 117, 123, 142.
85. MARGERET J. The Russian Empire, p. XVII, 87; PIERLING P. Rome et Demetrius, p. 77; АЛЕКСАНДРЕНКО В. Н. Материалы, с. 419; РИБ. Т. 13, стб. 620 - 21; ПАЛИЦЫН А. Сказание, с. 114; The False Dmitri, p. 34; HELLIE R. Enserfment, p. 48 - 49, 167 - 68; SKRYNNIKOV R.G. The Time of Troubles, p. 10, 26 - 28; ИКОННИКОВ В. С. Несколько заметок по вопросам Смутного времени в Московском государстве. Киев. 1916, с. 60 - 61; BARBOUR PH. Dimitry, p. 160; PLATONOV S. Time of Troubles, p. 79; СКРЫННИКОВ Р. Г. Самозванцы, с. 157 - 62, 168 - 69; PERRIE M. Pretenders, p. 87.
86. BUSSOW С. Disturbed State, p. 52; BRODY E.C. The Demetrius Legend, p. 35; CRUMMEY R. The Formation, p. 219.
87. BUSSOW С. Disturbed State, p. 32, 51 - 52, 61 - 62; PLATONOV S.F. Moscow and the West. Hattiesburg, Miss., 1972, p. 36; PERRIE M. Pretenders, p. 86 - 87; СКРЫННИКОВ Р. Г. Смута в России, с. 20; MASSA I. Short History, p. 59, 66, 110 - 111, 114; PLATONOV S.F. Time of Troubles, p. 60 - 62, 79; PLATONOV S.F. Moscow and the West, p. 61 - 63; SKRYNNIKOV R.G. The Time of Troubles, p. 44 - 45; MARGERET J. The Russian Empire, p. 69 - 70; MASSA I. Short History, p. 110 - 11, 114; MARGERET J. The Russian Empire, p. 77; SKRYNNIKOV R.G. The Time of Troubles, p. 28; СКРЫННИКОВ Р. Г. Россия в начале, с. 101; CRUMMEY R. The Formation, of Muscovy, p. 219.
88. MARGERET J. The Russian Empire, p. 86 - 87; BUSSOW С. Disturbed State, p. 51 - 52; SKRYNNIKOV R.G. The Time of Troubles, p. 31; СКРЫННИКОВ Р. Г. Смута в России, с. 20; PERRIE M. Pretenders, p. 86; РИБ. Т. 13, стб. 30.
89. ПАЛИЦЫН А. Сказание, с. 112 - 44; MASSA I. Short History, p. 119, 124; PLATONOV S.F. Moscow and the West, p. 35 - 37; КУЛАКОВА И. П. Восстание 1606 г., с. 36, 38 - 39; CRUMMEY R. The Formation of Muscovy, p. 219; PERRIE M. Pretenders, p. 87, 101 - 102; SKRYNNIKOV R.G. The Time of Troubles, p. 28.
90. CRACRAFT J. Opposition to Peter the Great. - Imperial Russia, 1700 - 1917: State, Society, Opposition. DeKalb. 1988, p. 22 - 33.
91. См., например: УЛЬЯНОВСКИЙ В. И. Смутное время...; МОРОЗОВА Л. Е. Смута начала XVII века; CZERSKA D. Dymitr Samozwaniec; GRUBER I. The Russian Orthodox Church in the Time of Troubles. PH.D. dissertation. Georgetown Univ. 2006; WEICKHARDT G. The Composite Law Code of 1606. - Russian History, 2006, vol. 33, p. 1 - 19.

Вопросы истории. - 2007. - № 1. - C. 39-57.

Суйко · 18 янв 2013

Ну если где и воспитывался "самозванец" , то за границей ( в Европе?), поскольку все его привычки выдавали западное влияние.

puritanin · 22 фев 2013

Очень хороший ресурс по Смуте

Plunkett · 20 сен 2013

Вообще-то, ни одного серьезного доказательства того, что Дмитрий не был Лже-, не приведено. Наведение тени на плетень. Нестыковки разных версий самозванства легче объяснить обычными вещами, а не "чудесным спасением"...

Saygo · 20 сен 2013

Все, что мы знаем о Годунове, указывает - не мог никакой маленький Дмитрий от него ускользнуть. Годунов настолько тщательно прикрывал тылы, что даже вдову Магнуса, короля Ливонии, Марию Старицкую, последнюю из правящей линии Рюриковичей, и ее дочь обманом через посредство Горсея завлек в Россию и заточил "…в женский монастырь, среди других королев, где она проклинала то время, когда поверила мне и была предана, но ни она не видела меня, ни я ее. Я очень угодил этой услугой русским, но сильно раскаиваюсь в содеянном". (Джером Горсей)

Saygo · 24 окт 2013

«Пошлая сказка  об убийстве Годуновым  царевича Димитрия»

Письма Н. М. Павлова С. Д. Шереметеву  в 1898-1901 гг.

Николай Михайлович Павлов  (1836-1906) — писатель и публицист,  примыкавший к славянофилам. Не будучи профессиональным историком, он писал научно-популярные и художественные исторические произведения, впоследствии опубликовал свою  переписку с И. С. Аксаковым о древней русской истории{1}. Ю. П. Бартенев  говорил о нем: «Уже в 60-х годах он  имел обширные сведения по Смутному  времени и в полемике с Костомаровым  по поводу первого Лжедмитрия (появилась в «Дне» за 1864 и 1865 гг., вместе  с статьями Костомарова и дополнениями напечатаны в «Русском архиве» за  1884 год) проявил огромную начитанность, тонкое понимание эпохи, живость изложения и чрезвычайный полемический талант»{2}. «Правда о Лжедмитрии» издана в газете «День» под  псевдонимом Н. Бицын, как и опубликованная в 1867 г. пьеса «Смута (1608- 1612). Народная быль в 5-ти действиях». 

В этих произведениях, а также в «Драматических сценах» (напечатанных в  «Русском вестнике» в 1867 г.) и повести о царствовании Алексея Михайловича «Царский Сокольник» («Русский  вестник» за 1870 г.) «Николай Михайлович выступает как историк и дает блестящий образец того, каким образом  следует относиться к родной старине.  (...) Но главный подвиг и незабвенная  заслуга Н. М. была его «Русская история» от древнейших времен до новейших. Пять томов 1896-1904 гг.»{3}.

Граф Сергей Дмитриевич Шереметев  (1844-1918) тоже знал и любил историю, возглавлял Археографическую  комиссию Академии наук, Общество любителей древней письменности и  Общество ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III. В переписке с  Н. М. Павловым речь идет о тех же сюжетах, что и в переписке С. Д. Шереметева с К. Н. Бестужевым-Рюминым 1892-1896 гг.{4}, а кроме того, об аудиенции у императора Николая II, устроенной Н. М. Павлову с помощью егермейстера Императорского двора  С. Д. Шереметева.

Публикуемые письма Н. М. Павлова  продолжают дискуссию о династическом кризисе конца XVI в. и Смутном  времени начала XVII в., представляя  собой отклик на издание писем  К. Н. Бестужева-Рюмина С. Д. Шереметеву. Комментарии, поясняющие затронутые спорные вопросы, составлены с  учетом точки зрения С. Д. Шереметева,  способствовавшего оживлению интереса к угличскому делу, хотя и не  окончательно разрешившего эту проблему. Гипотеза о спасшемся царевиче Дмитрии не утвердилась в науке, но  получила отражение в некоторых исторических трудах и в художественной  исторической литературе. Вследствие  скудости и противоречивости сохранившихся источников многое до сих  пор остается не изученным исчерпывающим образом.

1. Павлов Н. М. Из переписки с Иваном  Сергеевичем Аксаковым//Русский архив. 1887. 

№ 8. С. 469-494.

2. Бартенев Ю. Николай Михайлович Павлов (Некрологическая статья)//Русский архив. 1906. № 1. С. 645-646 (Речь, произнесенная в собрании Союза русских людей 12 марта 1906 г. в Москве, в Историческом музее).

3. Там же. С. 644-645.

4. См.: Письма Константина Николаевича  Бестужева-Рюмина о Смутном времени. СПб.,  1898.

№ 1. Н. М. Павлов — С. Д. Шереметеву

Москва, 8 апреля 1898

Милостивый государь граф Сергей Дмитриевич

Оставшись после говения в Москве за распутицей и получив из деревни вместе  с письмами еще повестку о посылке, я наконец только вчера во вторник Святой Недели получил драгоценное для меня письмо Ваше. В привет со Светлым Праздником  позвольте и начать православным: Христос Воскресе!, — а за самое письмо и брошюры принести глубокую благодарность сделалось душевною потребностью для меня. Во- первых, Вы мне сообщаете трогательные слова того, кого все мы привыкли почитать  на Руси за апотеозу страны и народа; а во-вторых, это Вы мне передаете, граф, доброе  Ваше сердце побудило Вас поделиться со мной, почти неизвестным для Вас лицом,  такою, как Вы верно угадали, великою радостью для меня. Без преувеличения, на всю  мою жизнь памятно для меня будет это письмо. Не стану повторять Вам той благодарности, которую уже передал Вам лично, ни уверений в том благотворном ободрении,  которое получил теперь благодаря Вам для продолжения своего собственного труда. 

Но раз уже смея не смея утруждаю Вас строками своими, пользуюсь этим случаем, чтобы высказать Вам все, что хотел сообщить по поводу книги иезуита Пирлинга «Rоmе et Demetrius»{1}, о чем даже хотел Вам писать прошлым летом и о чем при кратковременном последнем свидании не хотел  и заговаривать, жадно слушая Вас. Книга Пирлинга по пословице это еще только цветочки, а ягодки будут впереди.

Когда пошлая сказка (легенда о  том, что властолюбивый Борис{2} убил в Угличе Дмитрия{3} и под его именем царствовал Гришка Отрепьев{4}) была официально  санкционирована на Руси, зовомый латинцами Demetrius не подавал повода иезуитской литературе к многоглаголанию о нем.  Но когда в р[усской] исторической науке сказалось мнение, что Demetrius вовсе не  был сознательным обманщиком, не был притом и Отрепьев, иезуитская литература  встревожилась. Понятно, почему так. Если коронован в Успенском соборе тогда не  Отрепьев, выходит одно из двух: либо это истинный царевич, сам выросший в неизвестности Углицкий младенец, либо tertium non datur* такой самозванец, который был  подстроен и воспитан в Литве иезуитами по мысли Поссевина{5}. По имеющемуся историческому матерьялу весьма легко доказать, что во 1-х) подлинная биография Гришки Отрепьева, несомненного самозванца боярского завода{6}, ничего не имеет общего  с биографией «Деметриуса», вышедшего из Литвы; это две разных биографии двух совершенно разных лиц; во 2-х) Demetrius сознательным обманщиком не был, хотя и  признавал иезуитов относительно себя за каких-то лжецов; и в 3-х) Углич белым днем  не ошибся в трупе младенца, не это невозможно допустить, а обратное: то есть, что  все ошиблись! Заводчики литовского Деметриуса по необходимости должны были сплести басню о «чудесном спасении Димитрия» и составить поддельную биографию «спасенного царевича». Сюда принадлежат баснословия вроде след[ующих]: боязнь Нагих{7} за жизнь Димитрия, подмена царевича подставным ребенком, скрывание удаленного отрока по монастырям и в Ливонии и пр. и пр. Все эти баснословия соображены  притом с похождениями отчасти самого Гришки Отрепьева, отчасти с теми толками  и лжесвидетельствами, которые тогда же распускались в Литве, в Ливонии и на Руси  накануне появления самозванца, отчасти даже с привозом самого Деметриуса в посольстве Сапеги в «Московию»{8} и с имевшимися в виду дальнейшими сношениями, напр[имер], с Римом, причем для самого папы, разумеется, личность Деметриуса (в этом  Пирлинг прав) оставалась таким же секретом, как и для всех.

Я не знаю, что именно думаете Вы лично, граф, по поводу коронованного и царствовавшего в Москве «Деметриуса», но уверен в двух вещах: во 1-х) не почитаете его  Отрепьевым, и в этом Вы совершенно правы; во 2-х) не считаете и сознательным обманщиком: историческая правда и это. Но, если из этих двух положений Вы выводите третьим то, что «коронован был истинный царевич»..., жду не дождусь Вашего исторического исследования. Вам удалось, значит, при Ваших множайших изысканиях  собрать те самые подлинные черты и обстоятельства на основании отечественных источников, которые со времени Поссевина и накануне 1605-го года имели в виду сами  агенты, готовившие самозванца в Литве, и с коими они непременно сообразовались. 

Кто взял бы на себя труд составить из отрывочных и рассеянных сказаний о «спасшемся царевиче» целую биографию — 1584 г. — 1605 — якобы Углицкого младенца, тот оказал бы важную услугу... Не тем, впрочем, что доказал бы lo ipso** истинность Деметриуса, а тем, что дал бы наконец возможность опровергнуть составленную самими иезуитами поддельную биографию их «Углицкого младенца» и обличить  самую подделку, будто приходится до сих пор иметь дело с неуловимым fantôme***. Наступает время, что по поводу «Деметриуса» многоглаголанию иезуитов, выпуску новых актов и документов, справок и свидетельств не будет уже конца. И все их издания, новости и «древности» по поводу Деметриуса (не надо быть пророком, чтоб предсказывать это) не будут стоить даже выеденного яйца. А вот чем Вы, граф, оказали бы  самую плодотворную услугу — правде о Лжедмитрии. Кому же это и возможно, как  не Вам именно? Вы — председатель исторического общества; Вам доступен, для Вас,  по крайней мере, открыт будет вход и в архивы и всюду, куда для других вход возбранен. В так называемом «Деле Романовых», напечатанном в «Актах»{9}, все места, где  идет речь о заводе самозванца, об Отрепьеве и т. п., означены многоточиями и напечатано курсивом: «За ветхостью не разобрано». Некто, имевший возможность видеть  дело Романовых в подлиннике, по моей просьбе осмотрел его и, хотя ничего не сообщил мне о пробелах, даже не сличал напечатанного текста с подлинником, тем не менее однако засвидетельствовал мне, что «в деле Романовых никаких ветхостей нет и  от начала до конца все одинаково разборчиво». Я не имею причин сомневаться в верности этого показания: об этом свидетельствует свидетель совершенно достоверный. 

Если же это в самом деле так, разумеется, никакие «открытия» иезуитов не сравнятся с тем открытием, которое посчастливилось сделать Вам, восстановив в деле Романовых те тенденциозные пробелы, которые до сих пор фальсифицированы издательскою припискою: «За ветхостью не разобрано». Это, смею думать, самым плодотворным образом пополнит все те множайшие изыскания, которые Вам привелось сделать  и, кто знает, может быть для Вас самих бросило бы новый свет на них, без того авторы таких книг, как «Rome et Demetrius», пожалуй, будут видеть и в самых Ваших изысканиях лишь такой матерьял, появлению которого в печати сами бы они и аплодировали еще прежде всех.

Вот что хотелось мне передать Вам еще прошлым летом, как только я случайно прочитал книгу Пирлинга, которая сама по себе, по крайней ничтожности, не заслуживает и внимания. Что в интриге с троим{10} Лжедимитрием сам папа был лицом 

непричастным к этой интриге ab ovo**** — этого иезуит мог бы и не доказывать: обвиняют отца Поссевина и его собратьев в этом кове, а вовсе не папу.

Благодарю Вас, что любезною присылкою брошюр Вы дали мне случай высказать это лежавшее у меня на сердце; вновь приношу глубокую благодарность за «благую весть» в обострение и поощрение моего скромного труда и прошу принять уверение в том высоком уважении, с которым имею честь быть Вашего Сиятельства всепокорнейшим слугою

Н. Павлов

РГАДА. Ф. 1287. On. 1. Д. 1287а. Л. об.

* Третьего не дано (лат.).

** Точно (лат.).

*** Фантом, привидение, призрак (франц.).

**** С начала до конца (лат.).

№ 2. Н. М. Павлов — С. Д. Шереметеву

15 апреля 1898

Боясь злоупотреблять благожелательностью Вашею, истинно и высокоуважаемый граф Сергей Дмитриевич, позволю себе лишь в самых кратких чертах по поводу  «Деметриуса не-Отрепьева» заметить следующее.

1-е) Demetrius заводится вовсе не римским папою и даже не курией, а по мысли  Поссевина иезуитами; след[овательно], Пирлинг мог и не трудиться над доказательствами о безучастии Рима в заводе Деметриуса.

2-е) Заводимый же иезуитами по мысли Поссевина Demetrius должен был по логической необходимости явиться в глазах папы как русейший из русских: природным  русским по языку и по «ширме». Он, дескать, уже потом только обратился в лоно римской церкви! Он, дескать, не с детства, а лишь позднее навык к латыни! Таков именно и был Demetrius, едва вышел на свет истории: и полуполяк, и полурусский, и полууниат (отсюда банальное мнение, что он какой-то шляхтич).

3-е) Карамзинская сказка{11} (сочиненная со слов не только невежд, но и сознательных обманщиков) о том, что Гришка Отрепьев научился военному искусству у запорожцев, фигурирует и в поддельной биографии «спасенного Углицкого младенца».

Однако ж камнем преткновения туг служит то обстоятельство, что не мог же «царевич» и латыни научиться у запорожцев.

4-е) Гришка Отрепьев, странствия коего из Москвы до Киева можно проследить  с точностью дневника, водился в Киеве с «латинскими монахами» и был постоянно  «окружен латинскими монахами», после чего сгинул: это несомненный факт.

5-е) Волнение между казаками — не только запорожскими, но и на Дону — в  пользу «прирожденного царевича» уже было организовано еще в «голодные годы»{12}  притом по обширности организации это был целый политический заговор и обличает многочисленных агентов, это вовсе не было одиночным действием того или другого отдельного смельчака.

6-е) Солидарность между готовящимся в Литве Деметриусом и между романовским самозванцем Гришкой Отрепьевым дает себя чувствовать с 1600 года беспрерывно: при всей тайности интриги она кем-нето обличается даже официально и обнаруживается то и дело, даже актуально и документально.

Коротко сказать: если бы тогдашнее тенденциозное баснословие о том, что «Углицкий младенец жив» было бы сущею правдой, не было бы и самозванца Гришки Отрепьева, заводившегося в Москве на Варварке{13}. Это последнее обстоятельство можно доказать с ясностью прямо математическою.

Не смею больше и утруждать долготерпения Вашего, прося принять уверение в  истинном и высоком уважении, с которым имею честь быть Ваш всепокорный слуга

Н. Павлов

Там же. Л. 1-2.

№3. H. M. Павлов — C. Д. Шереметеву

Есуково{14}, 21 апреля 1898

М[ожет] б[ыть], первая страница в другом деле? Вопрос о том, кого иезуиты со  времени Поссевина и до наших дней зовут Demetrius, этот вопрос и для Вас, истинно и высокоуважаемый граф Сергей Дмитриевич, и для нижеподписавшегося одинаково важен, что бы я ни выразил на Вашу последнюю заметку (от 11 апреля), при всем  том, что боюсь утруждать Вас.

Пока он — Отрепьев и сознательный обманщик, почва не только не тверда, а вовсе не становится никакой почвы, ибо заводимый на Москве боярами самозванец Отрепьев довольно всем известен и его похождения (до пропажи в Литве) можно проследить из года в год и изо дня в день. Но явившийся из Литвы Demetrius ничего общего с беглым дьяконом не имеет. Пирлинг уверяет, что Demetrius от того только  сошелся с иезуитами, что вопросы о спасении души были ему не чужды, и что по этому вопросу иезуиты наилучшие советники. Но ведь и Тушинский вор{15}, второй Лжедмитрий, также пользовался советами иезуитов (наприм[ер], «не спешить вводом латинства, ибо это ѵже и прежде навредило»): не скажет же Пирлинг, что иезуиты липли и к Тушинскому вору, так как вопросы о спасении души очень занимали его. О  воспитаннике иезуитов слышались еще подчас толки, что это иллириец, что это побочный сын Стефана Батория{16} и проч. А уж про Тушинского вора и никто не догадывался, кто он? Разве-разве подозревали в нем жида! Но из того, что никто не знал  его имени, следует ли сколько-нибудь, что «спасшийся в московскую ночь» —  Demetrius? Конечно нет. Если кто хотел добраться до имени приемыша иезуитов, воспитанного в качестве Demetrius'а по мысли иезуита Поссевина, тот должен искать cледов тому и хоть каких-нибудь намеков никак не в иезуитских хранилищах, а например], в книгохранилищах и архивах  Венеции. Мне сказывал один русский  путешественник, случившийся в Венеции раза два, в 60-х и 70-х годах (теперь  уже умерший), что в Венеции он сам пересматривал некоторые документы, прямо подтверждающие завод нашего самозванца иезуитами. (Это, впрочем, за что купил, за то и продаю). Но вот что несомненно. Как Гришка Отрепьев — живое  лицо, а вовсе не фантом, так же точно и Demetrius, явившийся у Вишневецкого{17}, потом у Мнишка{18}, у польского короля{19} и т. д., наконец, коронованный в Москве — ничуть не фантом, а живое лицо! Как Гришка Отрепьев от начала до конца верен сам  себе, так же верен сам себе и пришелец из Литвы. A fantôme — другое: то вымышленное, сочиненное иезуитами лицо, которого в действительности не бывало, фиктивная личность «спасшегося Углицкого младенца», о котором рассеяны отрывочные бессвязные сказания об его «подмене», об его «странствиях по монастырям», об его «обучении военному ремеслу у запорожцев», о «склонности его к литературным занятиям  и языкам»: это, вот, fantôme! И всю эту поддельную биографию оттого и трудно опровергнуть от начала до конца, что ей, собственного говоря, не достает ни конца, ни  начала, поистинне это биография-то фантома.

Я весьма благодарен за присылку брошюры «Переписка с Бестужевым-Рюминым»{20}, но позволю себе сказать: из нее видно, что покойный профессор р[усской] истории не только «не изучал детально» эпоху Деметриуса, а не изучал ее критически  даже и «генерально», то есть он взял готовое мнение Карамзина, Соловьера{21}, наконец Иловайского{22}, а сам не сверял разных современных самозванцу источников, ни  даже устряловских «сказаний»{23}. «Детали» деталям рознь, и тех «деталей», которых  можно найти в изобилии в «сказаниях современников о Самозванце», совершенно достаточно для того, чтобы признать Demetrius'а отнюдь не Отрепьевым и не сознательным обманщиком, а в то же время никак и не тем фантомом, ему же имя: «спасшийся Углицкий младенец».

Кстати, что Demetrius был «расстрига» — это вовсе не народное мнение, а принятое официально faute de mieux* — выгодное по убиении «в московскую ночь» и  для русских, замешанных в интригу, и для литовских заводчиков самозванца, позднее же санкционированное еще и — грешно было бы сказать: церковью, а правильно будет сказать — нашим антирусским клерикальным легитимизмом. За все время  от воцарения Романовых{24} вплоть до Николая І-го{25} и даже несколько позднее cercle  vicieux** этого вопроса — в этом. Народное мнение в Угличе таково, например, что  до сих пор «на крови» углицкого младенца не нынешнее the zemstwo***, а исконное русское земство теплит на свой счет негасимую лампаду; а на вопрос: Борис ли  Годунов точно убил Углицкого младенца? — тамошний народ, старожилы из коренных угличан, смеются и прямо утверждают, что Борис Годунов тут не при чем. Если  не довольствуясь таким отрицанием у них спрашивают: «Да кто же именно убил Углицкого младенца? Не сам же он закололся в падучей?...» — они отвечают: «Говорят, литва это сделала». Народное мнение заключается еще и в том, что останки Углицкого младенца свидетельствуют (и не перестанут свидетельствовать из рода в род) не о том, что будто бы он убит подосланными в 1591-м году Битяговским да Качаловым{26} (приехавшими в Углич вместе  с царевичем и Нагими еще в марте месяце 1584 г.), а о том, что враги православия, украв его имя и наругавшись в его  мечте, хотели подстроить на Руси грядущим родам из века в век подложную самозванную династию. Таково народное  мнение на Руси о Деметриусе, а вовсе не  то, что он — Расстрига! Сам Борис Годунов, первый возвестивший актуально о  Расстриге, вскоре узнал свою ошибку, от  того и не вынес душевных и телесных истязании, что увидал тут обман более жестокий.

Крайне становится любопытно узнать в точности Ваше, граф, исследование о «Деметриусе» — судя по брошюре «Переписка с Б[естужевым]-Р[юмины]м», кажется можно заключить, что Вам действительно удалось найти в разных отечественных источниках такие данные, с которыми в свое время очень и очень сообразовывались творцы «биографии фантома». Вновь повторяю: кто соберет в одно целое рассеянное в  обрывки и отрывки, не имеющее ни начала, ни конца, тот окажет важную услугу русской] исторической науке. Тогда только и можно будет отвечать всем Пирлингам, а  до тех пор истинно приходится бороться с каким-то фантомом.

С истинным и высоким уважением Вашего Сиятельства покорный

Н. Павлов

Там же. Д. 2220. Л. 21-22 об.

* За неимением лучшего (франц.). 

** Порочный круг (франц.).

*** Англ. яз.

№ 4. Н. М. Павлов — С. Д. Шереметеву

С[ель]цо Есуково, 20 сентября 1898

Милостивый государь граф Сергей Дмитриевич

Сегодня узнал я о состоявшемся назначении сына моего земским начальником  к нам в уезд, в участок, где наши именья с ним рядом. В радости, что наконец мы будем около друг друга, что мне не удавалось все время прежде, не мог я не вспомнить  благодарственно покровительства Вашего, оказанного письмом к тульск[ому] губернатору{26}

Сегодня же, не откладывая, решился вновь напомнить Вам и о себе этими, быть  может, даже докучливыми для Вас строками, но они так невольны с моей стороны,  что я лучше желаю быть обвиненным в докучливости, чем в непамятливости. Надеюсь  иметь удовольствие лично благодарить Вас в начале зимы на Фонтанке и вручить  II-й том «Русской истории от древнейших времен»{27}. Книга печатается и в ноябре должна быть готова. Содержание (вследствие введения тех глав, которых в начале желательно было избегнуть) так увеличилось, что по необходимости весь этот труд умещается теперь не в двух, а трех томах. Но я кончил все три, и если бы не затруднения  с типографией, разом бы и печатал оба тома. Впрочем, как 1-й том, так и этот II-й,  составляет уже сам по себе замкнутое целое.

Жаль мне только, что «злоба дневи». даже наших дней, даже и до сего дня (зовомые ныне Остзейский вопрос и Польский вопрос), войдут не во II-й т[ом], а в III т[ом]. «Ливонский Орден» и «Корона Литовская» не могли уместиться во II-м  т[оме], который, заканчиваясь лишь временем Ярослава Всеволодовича{28} (отца Невского){29}, по объему без этого одинаков с 1-м томом.

С истинным и высоким уважением имею честь быть Ваш покорный слуга

Н. Павлов

Там же. Д. 1287а. Л. 7-8.

№ 5. Н. М. Павлов — С. Д. Шереметеву

Москва, 2 декабря 1898

Милостивый государь граф Сергей Дмитриевич,

Смея не смея прошу Вашего авторитетного совета по делу, к которому ума не приложу. Государь{30}, удостоив внимательностью первый том «Русской истории от древнейших времен», был так несказанно милостив, что выразил разрешение автору второй том  представить лично. Второй том уже отпечатан и на днях будет выпущен из типографии,  но я не считаю возможным дать ему обращение в публике прежде, чем воспользоваться милостивым разрешением, исполнение которого счел бы не только великим счастием, но почитал бы за священный долг. А между тем ехать теперь на юг (хотя это и  не составило бы затруднения для меня) кажется мне неуместным; а отправить туда второй том (хотя бы через лицо, совершенно правоспособное на это, при письме от него  с изъяснением, что сам автор не дерзнул тревожить ливадийского пребывания) значило бы тем не менее не исполнить с буквальною точностию того «слова», которое обязывает к такому исполнению ввиду того, чьими устами оно было произнесено.

Если бы не это смущение, я бы тем более решился немедленно же отправить второй том по назначению (не сам лично, повторяю), что близки уже и зимние праздники, следовательно, личное с моей стороны представление II-го тома к концу декабря  или к началу генваря во всяком уже случае едва ли было бы благовременно.

С истинным и высоким уважением имею честь быть Ваш всепокорный слуга

Н. Павлов

Мой адрес в настоящее время (до 15 декабря): Ник. Мих. Павлову. Москва, Театральная площадь, гостин[ица] Метрополь, № 7.

Помета на л. 9: Отв[ет] 5/ХН

Там же. Л. 9-10.

№6. Н. М. Павлов — С. Д. Шереметеву

С[ель]цо Есуково, 26 декабря 1898

Милостивый государь граф Сергей Дмитриевич

Обязанный не только Вашему совету, но и прямому содействию, благодаря которым я имел счастие поднести лично Государю второй том «Русской истории», я на  выезде из П[етер]бурга чувствовал глубокую потребность благодарственно поклониться Вам на прощание. Но зная от Вас, что в это самое время Вы были вызваны на несколько дней в Москву, исполняю это сими строками уже по возвращении к себе в  деревню.

Государь был так несказанно милостив, что изволил в самых лестных и драгоценных для меня словах похвалить мой скромный труд, на что я позволил себе даже  ответить: «Если я в чем и полагаю заслугу, то в том именно, что старался сохранить  всю простоту наших древних летописцев, о которых Пушкин еще выразился, что они  совершали свой труд не мудрствуя лукаво»{31}. И на это я имел счастие выслушать из  уст Государя запечатлевшиеся на всю мою оставшуюся жизнь истинно высокие слова: «Не мудрствовать лукаво — это не только в этом случае, а всегда и во всем лучше всего»*. На милостивые и неоднократно повторенные слова о продолжении моего исторического труда относительно и дальнейшего, именно «Московского периода», я позволил себе произнести то, что у меня было на душе, а именно я сказал: «Ваше  Императорское Величество, когда Ваш Государь Отец{32}, подняв бокал произнес тост:  «Пью здоровье единственного моего друга верного, Князя Николая Черногорского»{33}, — мы все, русские люди, в самом деле иначе не сознавали и не сознаем, что Русь не столько друзей имеет, как врагов, однако ж Бог дал уже тысячу лет существует она, Бог даст  и второе тысячелетие будет жива и цела! Следовательно, глубокие основы для такого существования в мире вложены издревле, коренятся еще в древней русской истории, можно бы сказать: прямо еще со времени Владимира Святого{34}. Поэтому и важно казалось: уразуметь, по-возможности, древнейшую русскую историю, которую вообще у нас мало знают». И вновь я имел счастие выслушать несказанно милостивые  слова о драгоценном для меня благожелании Государя «не останавливаться лишь на  древнем периоде, а продолжать и московский»**{35}. Минуты, пережитые мною при подношении моего скромного труда, были для меня так дороги, что я невольно даже сделал признание в том, сказав: «Прожив уже более 60-ти лет, вспоминаю, что я видел в  юности возле себя, вот так же в двух шагах от себя, прадеда Вашего Императорского  Величества, Государя Николая Павловича{36}, а теперь удостоился счастия видеть правнука Его: мы, русские люди, умеем это чувствовать, перечувствовать это значит — пережить в своей жизни великий исторический момент».

С таким именно чувством остаюсь я именно и до сих пор обязанный Вашему доброму содействию тем, что это подношение моего скромного труда состоялось в воскресенье 20 декабря 1898-го года. Могли я выехать из П[етер]бурга, истинно и высокоуважаемый граф Сергей Дмитриевич, не поблагодарив Вас? Но Вас не было уже в  те дни в П[етер]бурге, и первым делом по возвращении в Есуково с моей стороны было именно — обратиться к Вам с этими почтительнейшими строками. Государь был 

так обаятельно милостив, что спросил даже, между прочим, доволен ли я сбытом книги и хорошо ли она расходится?{37} Но, ободренный Его несравненным вниманием, могу ли я жаловаться на успех своего труда, составленного по крайнему разумению? Я  несказанно счастлив успехом своего труда. Мне дорого, что мою «Русскую историю»,  как это я узнал точно и определенно, читают в собственно так называемом «народе». 

Царь и народ — вот Россия в настоящее время!*** А «так называемая публика», а  так называемая «интеллигенция»... дай Бог, чтобы интеллигенция была, с Божьей помощью, другая, а не та, которая теперь.

Не могу не заключить этих строк еще и глубокою благодарностью Вам вновь и  вновь за содействие перед тульским губернатором о назначении сына моего земским  начальником; последние три года он был в Туле членом губернской управы, но в настоящую минуту так называемые «земские учреждения» (и так они зовутся мнимо!) в  нашей губернии в таком хаотическом состоянии от тучи недоразумений мнимых «интеллигентов», что я истинно радуюсь за сына, что он более не принадлежит к этим мнимым «земским учреждениям».

С истинным и высоким уважением имею честь быть Ваш всепокорный слуга

Н. Павлов

Попав в деревню лишь на несколько дней, я в половине генваря с Д. А. Хомяковым{38} полагал уже быть в Риме; до 10 генваря адрес мой: Москва, Кречетников переулок, д. Хомякова.

Там же. Л. 11-12.

* Выделенные курсивом слова в оригинале подчеркнуты С. Д. Шереметевым красным карандашом.

** Выделенные курсивом слова в оригинале также  подчеркнуты С. Д. Шереметевым красным карандашом.

*** Выделенные курсивом слова в оригинале подчеркнуты С. Д. Шереметевым синим карандашом

№ 7. Н. М. Павлов — С. Д. Шереметеву

Рим, 28 февраля 1899 ст[арого] ст[иля]

Милостивый государь граф Сергей Дмитриевич

Уезжая за границу, я, быв еще в Москве, не мог не поблагодарить Вас за то содействие, которое Вы оказали мне в П[етер]бурге при последнем моем приезде туда  для поднесения Государю моей книжки «Р[усская] история», I и II-й тт., когда в то же 

время имел честь вручить II-й том и Вам лично. Случилось так, что после моего отъезда целый месяц в Есукове у меня не оставалось никого, и только на днях получил  уведомление, что вскоре после моего отъезда пришло туда несколько писем на мое имя,  в том числе один из пакетов от Вашего имени. Полагая, что с Вашей стороны это высоколюбезный отклик именно на те мои строки, которыми я уведомлял Вас о состоявшемся при содействии Вашем поднесении Государю, и может быть еще выражение  с Вашей стороны дорогого для меня мнения Вашего по поводу II-го тома, я долгом считаю уведомить Вас о слухе, достигшем меня в Риме, о письме Вашем ко мне в Есуково и просить извинения себе в том, что до сего времени не было на него ответа.

На эти же мои строки, которые пишу в настоящую минуту, не имев еще удовольствия прочитать Вашего письма, не могу и ожидать ответа, прося Вас даже и не утруждать себя им, так как на днях выезжаю из Рима в Венецию и т. д., вследствие чего и адрес мой самому мне неизвестен.

С истинным и высоким уважением Ваш всепокорный слуга

Н. Павлов

В Венеции надеюсь найти те документы «о заводе Лжед[митр]ия иезуитами», о  которых, если не ошибаюсь, писал Вам; в Риме же в течение всего месяца переписываю набело III-й т[ом] (заключительный) «Р[усской] истории от древнейших времен»  для печатания по возвращении восвояси.

Там же. Л. 13-14.

№ 8. Н. М. Павлов — С. Д. Шереметеву

4 марта 1901

Ваше Сиятельство милостивый государь граф Сергей Дмитриевич,

Возвращаю Ваши книги: Пирлинга новое сочинение и № «Русск[ой] старины», —  с великою благодарностью. Не представляя ровно ничего убедительного, в чем бы хотел убедить читателя, иезуит так и обличает в каждой строке ее чисто иезуитскую рас- 

считанность все для одной цели: отвести глаза своих читателей от истинных заводчиков царившего Лжедимитрия*. Я сделал многочисленные выписки из этой книги именно в доказательство такого приема со стороны автора.

Имею честь быть, милостивый государь, Ваш всегда покорный слуга

Н. Павлов

Там же. Л. 15

* Выделенные курсивом слова в оригинале подчеркнуты С. Д. Шереметевым синим карандашом.

Примечания

1. Пирлинг (иезуит отец Павел) — историк  конца XIX — начала XX в., изучал документы европейских архивов, относящиеся к истории России ХУ1-ХУН вв., автор книги «Рим  и Димитрий» и др.

2. Годунов Борис Федорович (1552— 1605) — возглавлял правительство с 1587 г. при  сыне Ивана Грозного царе Федоре Ивановиче,  стал по избранию Земского собора его преемником на царстве в 1598-1605 гг.

3. Царевич Дмитрий Иванович (1582— 1591) — младший сын Ивана Грозного, которого считали убитым в Угличе 15 мая 1591 г. 

Он же: «Лжедмитрий I», «Расстрига», «Названный Дмитрий», — взошел на престол после  смерти Бориса Годунова в июне 1605 г. и правил до 17 мая 1606 г.

4. Отрепьев Григорий — монах Московского Чудова монастыря, бежавший в Литву и  выдававший себя за спасшегося царевича 

Дмитрия Ивановича, якобы подмененного в Угличе в 1591 г.

5. Поссевин Антоний — посол папы римского, посредник на мирных переговорах между Иваном Грозным и Стефаном Баторием в  1581-1582 гг., пытался примирить Россию с  Польшей.

6. Бояре Романовы всегда были враждебны Годуновым; Федор Никитич Романов оспаривал у Бориса Федоровича Годунова влияние на царя Федора Ивановича, а впоследствии был  связан с самозванцем Григорием Отрепьевым,  которого, возможно с его ведома, специально  подготовили на роль спасшегося царевича  Дмитрия Ивановича.

7. Нагие — родственники царевича Дмитрия Ивановича по матери, Марии Федоровне  Нагой (? - 1612) — последней жене Ивана  Грозного.

8. В 1600 г. в Москву приезжало литовское  посольство во главе с канцлером Львом Сапегой.

9. В опубликованном «деле» о пребывании  сосланного царем Борисом Годуновым Федора Никитича Романова в Антониево-Сийском  монастыре говорится, что появление в Литве  самозваного «царевича Димитрия» изменило  поведение Ф. Н. Романова и он «смеется неведомо чему» («Акты исторические». Т. 2.  СПб., 1841. №54. С. 64-66).

10. В период Смутного времени 1605-1612  гг. известны три Лжедмитрия, выдвигавшихся  различными литовско-русскими группировками.

11. Карамзин Николаи Михайлович (1766- 1826) — автор «Истории государства Российского», обосновал версию о том, что под именем царевича Дмитрия выступал Григорий  Отрепьев (Лжедмитрий I).

12. В первые годы XVII века на Руси был продолжительный и жестокий голод вследствие неурожая, вызвавший народные волнения,  что явилось одной из предпосылок последующей Смуты.

13. Имеется в виду московское подворье  бояр Романовых на улице Варварке.

14. Есуково — деревня Каширского уезда  Тульской губернии.

15. Тушинский вор — Лжедмитрий II (?- 1610), стоявший лагерем в селе Тушино под  Москвой в 1609-1610 гг., выдавал себя за царевича Дмитрия, спасшегося в ночь московского восстания 17 мая 1606 г.

16. Стефан Баторий (1533-1586) — король  польский и великий князь литовский (1576— 1586).

17. Вишневецкий Адам Александрович —  один из литовских православных князей, у него в Брагине впервые объявился бежавший из  России «царевич Димитрий».

18. Мнишек Юрий — воевода сандомирский, отец Марины Мнишек, которая стала женой «царевича Димитрия».

19. Сигизмунд III (1566-1632) — король  польский и великий князь литовский (1587- 1632).

20. Письма Константина Николаевича Бестужева-Рюмина о Смутном времени. СПб.,  1898. К. Н. Бестужев-Рюмин (1829-1897) —  профессор русской истории Петербургского  университета, академик.

21. Соловьев Сергей Михайлович (1820- 1879) — профессор русской истории Московского университета; в многотомной «Истории  России с древнейших времен» также проводил  версию о том, что Лжедмитрий I и Григорий  Отрепьев — одно лицо.

22. Иловайский Дмитрий Иванович (1832-1920) — историк, академик, автор учебников,  отстаивал традиционную концепцию Смуты в  своей книге «Смутное время Московского государства 1603-1613 гт.» (М., 1894).

23. Устрялов Н. Г Сказания современников о Димитрии Самозванце. Т. 1-5. СПб.,  1831-1834. Устрялов Николай Герасимович 

(1805-1870) — профессор русской истории  Московского университета с 1834 г., академик  с 1837 г.

24. Избрание Михаила Федоровича Романова на царство Земским собором в 1613 г. Его соправителем стал отец, Ф. Н. Романов, принявший в монашестве имя Филарет и поставленный патриархом.

25. Николай I (1796-1855) — император  всероссийский (1825-1855).

26. Битяговский и Качалов—дьяки, служившие в хозяйстве бояр Нагих, сосланных в Углич  в 1584 г. после смерти Ивана Грозного; вместе  с ними навсегда уехал из Москвы младенец  Дмитрий Иванович, в убийстве которого впоследствии обвинили Битяговского и Качалова,  якобы подосланных Борисом Годуновым.

26а. Шлиппе Владимир Карлович (1834— ?) — тульский губернатор с 1893 г., член Государственного совета с 1905 г.

27. Павлов Н. М. Русская история от древнейших времен. Первые пять веков родной старины (862-1362). Т. 1-3. М., 1896-1900.

28. Ярослав Всеволодович (1191- 246) —  великий князь владимирский.

29. Александр Невский (около 1220— 1263) — князь новгородский (1236-1251), великий князь владимирский с 1252 г.

30. Николай II (1868-1918) — император  всероссийский (1894-1917).

31. А. С. Пушкин вложил эти слова в уста летописца Пимена в исторической драме «Борис Годунов».

32. Александр III (1845-1894) — император всероссийский (1881-1894).

33. Николай I Петрович Негош (1841—1921) — князь Черногории (1860-1918); известный тост в его честь произнесен Александром III в 1889 г.

34. Владимир Святой — князь киевский  примерно с 980 г. (сын киевского князя Святослава, внук княгини Ольги), при котором 

произошло принятие христианства («крещение Руси»), ум. в 1015.

35. Павлов Н. М. Русская история до новейших времен. Вторые пять веков Первого тысячелетия (1362-1862). Т. 1-2. М., 1902-1904.

36. Николай I — см. прим. 25.

37. В 1902-1904 гг. Н. М. Павлов переиздал три тома «Русской истории от древнейших  времен». Судя по появлению второго издания,  первое издание к тому времени разошлось.

38. Хомяков Дмитрий Алексеевич — сын  известного славянофила Алексея Степановича Хомякова (1804-1860).

Публикация  кандидата исторических наук  Леонида ШОХИНА

"Источник", 1996, №1, С. 4-15.

Saygo · 22 апр 2014

Выложил небезынтересную статью, предлагающую западный взгляд на проблему - Нефедов С.А., Даннинг Ч. О социально-экономических предпосылках Смутного времени.

Войти

Лжедмитрий, император всея Руси

8 сообщений в этой теме

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Поделиться сообщением

Ссылка на сообщение

Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

СТРАНИЦЫ

НАВИГАЦИЯ

ПОМОЩЬ САЙТУ

МЫ В СОЦСЕТЯХ

Публикации

Сайт

Академия

Форум

Аудио

Лента