120 сообщений в этой теме

Был путь из варяг в греки и из грек по Днепру
И вверх Днепра волок до Ловоти
И по Ловоти внити в Ылмерь озеро великое
Из него же озера потечет Волхов
И вытечет в озеро великое Нево
И того же озера внидет устье в море Варяжское…

"Повесть Временных Лет"


Определенно можно выделить последовательные отрезки Пути из Варяг в Греки:

1 — северный морской, от острова Тютерс до Ладожского озера (связи со Скандинавией по археологическим данным устанавливаются в хронологическом интервале 500-750 гг. н. э.);

2 — озерно-речной, от Ладоги до Ильменя, отделенный от предыдущего волховскими порогами (сеть опорных пунктов формируется с середины VIII до середины IX в., крупнейшие из них — Ладога и Новгородское Рюриково городище);

3 — речной глубинный, река Ловать с волоками на Усвячу — Западную Двину — и на Днепр (концентрация памятников той же культуры аналогична предыдущему участку и указывает на близкое время освоения; наиболее ранний скандинавский «импорт» в двинско-днепровском междуречье датируется первой четвертью IX в.);

4— речной основной, Днепр от Смоленска до Любеча (судя по тому, что этими пунктами в 882 г. овладел князь Олег, коммуникационная функция данной части пути в IX в. полностью оформилась);

5 — речной центральный, Днепр от Любеча до Родня (Канева), Киев и его округа, обустроенная системой крепостей; в ряде случаев в этом регионе выступает значительно более ранняя подоснова системы расселения и коммуникаций в Среднем Поднепровье (фактически, видимо, непрерывная с античного времени):

6 — речной пограничный, от Каневской гряды вдоль реки Рось, до Порогов («зона взаимного страха» населения лесостепи и степи с редким заселением вдоль главной речной магистрали, хотя вполне вероятны и периоды относительной стабильности до эпохи Великого переселения народов; имеются памятники черняховской культуры III-IV вв. н.э.);

7 — речной степной, Днепр ниже Порогов и Хортицы—«Варяжского острова» древнерусской топонимики XIII в.; центральная часть «Царской Скифии», с развитой сетью скифо-сарматских и сменяющих их Черняховских городищ, свидетельствующих о высоком коммуникационном значении Днепра-Борисфена до конца античной эпохи; преемственность с ними древнерусских, в некоторых случаях сакрализованных, как остров Хортица, объектов остается неясной;

8 — устье Днепра и днепро-бугский лиман, где сеть слабо изученных раннесредневековых поселений в какой-то мере восполняла функции разрушенной античной Ольвии;

9 — морской южный, выход из Лимана в Черное море с острова Березань, где, по археологическим данным, можно допустить непрерывность навигационного использования с VII в. до н. э. до конца XI в. н. э.; именно к этому периоду относится, в частности, уникальный для Восточной Европы скандинавский надгробный камень с поминальной рунической надписью (Мельникова 1977:154-155).

Такая же историко-географическая характеристика дана пути "из варяг в греки" - Г. С. Лебедев "ЭПОХА ВИКИНГОВ в Северной Европе и на Руси" 2005 стр. 538.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

(Сергий @ Янв 19 2013, 17:55)

...

Определенно можно выделить последовательные отрезки Пути из Варяг в Греки:

1 — северный морской, от острова Тютерс до Ладожского озера (связи со Скандинавией по археологическим данным устанавливаются в хронологическом интервале 500-750 гг. н. э.);

2 — озерно-речной, от Ладоги до Ильменя, отделенный от предыдущего волховскими порогами (сеть опорных пунктов формируется с середины VIII до середины IX в., крупнейшие из них — Ладога и Новгородское Рюриково городище);

...

Свидетельство скандинавской саги о торговле на первых двух отрезках (по классификации Мельниковой)

Цитата из книги Снорри Стурлусона «Круг земной…». «Сага об Олаве Святом»

LXVI

«Одного человека звали Гудлейк Гардарикский. Он был родом из Агдира. Он много ездил и был богатым купцом. Он ездил по торговым делам в разные страны и часто бывал на востоке в Гардарики, поэтому его прозвали Гудлейк Гардарикский. Той весной Гудлейк снарядил свой корабль и собрался летом плыть на восток в Гардарики. Олав конунг послал к нему сказать, что хочет встретиться с ним. Когда Гудлейк приехал к конунгу, тот сказал ему, что хочет заключить с ним соглашение. Он просил Гудлейка купить дорогие вещи, которые трудно достать здесь в Норвегии. Гудлейк говорит, что сделает то, о чем его просит конунг. Конунг велит дать Гудлейку столько денег, сколько тому понадобится, и Гудлейк летом отправляется в Восточные Страны. Они остановились надолго у Готланда, и случилось то, что случается часто, – не все смогли удержать язык за зубами, и готландцы узнали, что корабельщик едет с деньгами Олава конунга. Летом Гудлейк отправился в Восточные Страны, побывал в Хольмгарде и купил там драгоценных тканей для праздничных нарядов, дорогие меха и роскошную столовую утварь. Осенью Гудлейк отправился обратно, но дул сильный встречный ветер, и они долго простояли у Эйланда. Торгаут Заячья Губа узнал, что везет Гудлейк. Он подплыл к нему на боевом корабле и сразился с ним. Гудлейк и его люди долго оборонялись, но у Торгаута людей было намного больше. Гудлейк и многие его люди погибли, а многие были ранены. Торгаут захватил все их добро и драгоценные вещи, купленные для Олава конунга. Всю добычу Торгаут и его люди поделили поровну, но Торгаут сказал, что драгоценности Олава должны достаться конунгу шведов, и добавил:

– И это будет частью той подати, которую он должен получать с Норвегии.

Потом Торгаут отправился на восток в Швецию.

Об этих событиях скоро стало известно. Немного позже к Эйланду подплыл Эйвинд. Когда он узнал, что произошло, он поплыл на восток вдогонку за Торгаутом и его людьми. Они встретились в Шведских Шхерах, и завязался бой. Тут погиб Торгаут и большинство его людей, а многие попрыгали в воду. Эйвинд взял все то добро, которое Торгаут захватил у Гудлейка, а также драгоценности Олава конунга и в ту же осень вернулся в Норвегию и поднес Олаву конунгу его драгоценности. Конунг его поблагодарил и обещал ему еще раз свою дружбу. К тому времени Олав конунг уже три зимы был конунгом Норвегии».

Вот такое подробное и обстоятельное описание обыденной жизни и нравов тех далеких времен. Но... этот рассказ о торговой поездке на Русь, собственно о русских землях не сообщает почти ничего – особенность скандинавских саг.

Напрашивается лишь вывод – торг в Хольмгарде-Новгороде был сказочно богат, на нем легко можно было приобрести вещи достойные королей, столь редкие в Северной Европе одиннадцатого столетия.

Само это событие происходило около 1018 года - об этом говорит фраза – «…Олав конунг уже три зимы был конунгом Норвегии».

О войне в Гардарики (на том же участке торгового пути). Около 996 г.

Снорри Стурлусон «Круг земной…» «Сага об Олаве сыне Трюггви»

LXXXIX

"Ярл Эйрик сын Хакона, его братья и многие другие их знатные родичи покинули страну после смерти Хакона ярла. Эйрик ярл отправился на восток в Швецию к Олаву конунгу шведов, и он и его люди были там хорошо приняты. Олав конунг позволил ему жить в мире внутри страны и дал ему большие пожалования, так что он мог хорошо содержать себя и свою дружину…

Много людей, бежавших из Норвегии, когда к власти пришел конунг Олав сын Трюггви, стеклось к Эйрику ярлу. Эйрик ярл решил тогда снарядить корабли и отправиться в викингский поход за добычей себе и своим людям. Он направился сначала к Готланду и долго стоял там летом, подстерегая торговые корабли, которые плыли в страну, или викингов. Иногда он высаживался на берег и разорял страну у моря.

Затем Эйрик ярл поплыл на юг в Страну Вендов. У Стаура он встретил несколько викингских кораблей и вступил с ними в бой.

XC

Осенью Эйрик ярл вернулся в Швецию и оставался там следующую зиму. А весной ярл снарядил свое войско и затем поплыл в Восточные Страны. Когда он приплыл во владения Вальдамара конунга, он стал воевать и убивать людей, и жег жилье всюду, где он проходил, и опустошал страну. Он приплыл к Альдейгьюборгу и осаждал его, пока не взял город. Там он перебил много народа и разрушил и сжег весь город. После этого он прошел по Гардарики, разоряя страну. В Бандадрапе говорится так:

Прошел мечом землю

Вальдамара, смерти

Врагов обрекая

В побоищах, воин.

Твердо знаю, в Гардах

Повергатель ратей

Альдейгье погибель

Уготовил, стойкий.

Всего Эйрик ярл провел в этом походе пять лет. Возвращаясь из Гардарики, он разорял Адальсюслу и Эйсюслу. Он захватил там четыре датских викингских корабля и убил всех, кто на них был".

«Всего Эйрик ярл провел в этом походе пять лет». Но до Хольмгарда-Новгорода так и не дошел. Что помешало ярлу? Волховские пороги или сопротивление новгородцев - гадать не буду. Высота Ильмень-озера над уровнем моря 18 м., длина реки Волхов 224 километра - собственно, не особенное препятствие для мореходов. Но следы пожара этого времени обнаружены археологами только в Ладоге. Русское летописание (ПВЛ) этого грабительского похода не заметило – гораздо сильнее досаждали в это время печенеги.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Есть ли там описание проходимости конкретных торговых речных путей - с указаниями тех порогов, при проведении через которые суда необходимо было разгружать, и более сложных порогов и водоразделов, вокруг и через которые надо было тянуть суда волоком (с указанием расстояний, на которые надо было волочить)?

Не очень верится, что плывя от Устья Невы или от Новгорода до Киева, купцы и воины использовали одни и те же лодки?

Может через Ловатьско-Двинский водораздел волочили не лодки, а только груз, в речушках двинского бассейна строили или нанимали тамошние лодки, а потом через Двинско-Днепровский водораздел оять волочили не лодки, а только груз, и снова на Днепре выдалбливали или приобретали новые лодки?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

http://svitoc.ru/index.php?showtopic=416

В этой работе высказывается мысль о том, что именно (Ст.) Ладога была тем центром, где корабли варягов (жителей Скандинавии) останавливались, и груз перемещался на местные суда.

Гм. Но не могу вспомнить- нашли ли при раскопках в Ст. Ладоге остатки причала.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Ниже жду критических замечаний.

Насколько я поняла, в сагах не упоминается река Волхов. blink.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Суйко @ Янв 21 2013, 16:23)
http://svitoc.ru/index.php?showtopic=416
В этой работе высказывается мысль о том, что именно (Ст.) Ладога была тем центром, где корабли варягов (жителей Скандинавии) останавливались, и груз перемещался на местные суда.
Гм. Но не могу вспомнить- нашли ли при раскопках в Ст. Ладоге остатки причала.

Тогда уж тем более должны были перекладывать в другие суда в бассейне Двины, и ещё в другие в Днепре?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Суйко @ Янв 21 2013, 17:21)
Насколько я поняла, в сагах не упоминается река Волхов. blink.gif

Я неспроста привел отрывок саги где рассказывается о купце Гудлейке Гардарикском. Из этого отрывка видно, что Гудлейку было гораздо выгоднее за одну летнюю навигацию обернуться несколько раз по маршруту "Вик-Хольмгард", чем два года потратить на путь в Грецию и два года возвращаться обратно.

О Волхове знали лишь немногие из исландцев...
Массовое их нашествие на берега Волхова нигде не описано.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Abd-al-Malik @ Янв 21 2013, 15:13)
1. Есть ли там описание проходимости конкретных торговых речных путей - с указаниями тех порогов, при проведении через которые суда необходимо было разгружать, и более сложных порогов и водоразделов, вокруг и через которые надо было тянуть суда волоком (с указанием расстояний, на которые надо было волочить)?

2. Не очень верится, что плывя от Устья Невы или от Новгорода до Киева, купцы и воины использовали одни и те же лодки?

3. Может через Ловатьско-Двинский водораздел волочили не лодки, а только груз, в речушках двинского бассейна строили или нанимали тамошние лодки, а потом через Двинско-Днепровский водораздел оять волочили не лодки, а только груз, и снова на Днепре выдалбливали или приобретали новые лодки?

1. У одного из таких порогов на Ловоти (Ловати) я и живу...
Ловоть падает здесь вниз на 39 метров на участке протяженностью около 20 км. Почти как горная река... blink.gifА вообще порогами меня трудно испугать... yes.gif

2. И мне не верится... no.gif

3. Перегружали и перепродавали... и много раз.

П.С. Извините вынужден был ответить кратко. sad.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Saygo @ Янв 20 2013, 23:20)

К очерку 1.

...
Но что же заставило викингов двинуться в восточном направлении? Убедительный ответ на этот естественно возникающий вопрос дал американский нумизмат Томас Нунен. Он показал, что в конце VIII в. арабские купцы стали проникать на Волгу, и от них на Руси появились серебряные монеты высокого качества. Это и заставило скандинавов устремиться из Ладоги (уже ими к этому времени освоенной) в глубь восточноевропейской территории. "Отсутствие собственных месторождений серебра как на Руси, так и в Скандинавии, придавало этим дирхемам дополнительную ценность. Анализ древнейших монетных кладов на Руси и в Прибалтике показывает, что дирхемы достигли Руси в конце VIII в., и постепенно количество их поступлений на Русь и в Прибалтику стало возрастать"

Хотелось бы задать автору (Т. Джаксон) несколько вопросов...

1. Американский нумизмат Томас Нунен связывал перемещение серебра с востока именно с торговой деятельностью викингов?
2. Какое количество скандинавов устремилось "в глубь восточноевропейской территории"?
3. Каким товаром для транзитной торговли располагали эти скандинавы? Что они могли менять на серебро в Ладоге и далее на восточном пути?

П.С. Прежде, чем углубляться далее в очерки Т. Джаксон, хотелось бы обсудить эти вопросы.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Что они могли менять на серебро в Ладоге и далее на восточном пути?

Как один из вариантов- продавали себя как наемников ( воинов).

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

(Суйко @ Сегодня, 16:47)

Как один из вариантов- продавали себя как наемников ( воинов).

blink.gifВ Ладоге-то? Это кому же? Чудинам что ли?

(Сергий @ Сегодня, 00:43)

Американский нумизмат Томас Нунен связывал перемещение серебра с востока именно с торговой деятельностью викингов?

Не столь важно, торговой или военной. Они эти два рода деятельности совмещали.

(Сергий @ Сегодня, 00:43)

Какое количество скандинавов устремилось "в глубь восточноевропейской территории"?

Мое мнение - никакое. Вглубь территории они не углублялись, держась водных артерий.

(Сергий @ Сегодня, 00:43)

Каким товаром для транзитной торговли располагали эти скандинавы? Что они могли менять на серебро в Ладоге и далее на восточном пути?

Они могли сбывать все то, что можно награбить или купить на побережье Балтийского и Северного морей плюс то, чем богат Север, в том числе наш. Ну и плюс рабов естественно. Надо сказать, что арабское серебро, как и все хорошее, относительно быстро кончилось. Иссякли близлежащие места добычи и чеканки куфических монет (в Средней Азии), халифат распался после мятежей гулямов в Самарре, так что в XI веке Волжский путь оказывается менее важным, чем Днепровский, поэтому на Днепре поднимается держава Владимира.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Суйко @ Янв 24 2013, 15:47)
Как один из вариантов- продавали себя как наемников ( воинов).

+1.
Скандинавские вояки с их хорошей выучкой и с восторженно-наплевательским отношением к смерти в средневековом мире котировались очень высоко.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

(Рыжий @ Вчера, 21:34)

Скандинавские вояки с их хорошей выучкой и с восторженно-наплевательским отношением к смерти в средневековом мире котировались очень высоко.

Это конечно так, но нанять их могло только государство, которому: а) есть, что защищать, б) есть, чем платить. Славяне и прочие народы на обсуждаемом пути не подходят. Только ромеи.
На Волге скандинавов могли нанять хазары, но и они с ними не договорились, а по возвращении из набегов на Персию хазары скандинавов перебили.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
 
Цитата
(Saygo @ Янв 24 2013, 15:53)
Цитата
...
Какое количество скандинавов устремилось "в глубь восточноевропейской территории"?
1. Мое мнение - никакое. Вглубь территории они не углублялись, держась водных артерий.

2. Они могли сбывать все то, что можно награбить или купить на побережье Балтийского и Северного морей плюс то, чем богат Север, в том числе наш. Ну и плюс рабов естественно. Надо сказать, что арабское серебро, как и все хорошее, относительно быстро кончилось. Иссякли близлежащие места добычи и чеканки куфических монет (в Средней Азии), халифат распался после мятежей гулямов в Самарре, так что в XI веке Волжский путь оказывается менее важным, чем Днепровский, поэтому на Днепре поднимается держава Владимира.
 

1. Изменю вопрос...
Какое количество скандинавов устремилось "в глубь восточноевропейских территорий" "...держась водных артерий"?

2. На серебро можно было сменять не все, что можно награбить, а только то, что пользовалось спросом.
К середине IX в. относится свидетельство Ибн Хордадбега о русско-арабской торговле:
"Что же касается до русских купцов - а они вид славян - то они вывозят бобровый мех и мех черной лисицы и мечи из самых отдаленных [частей] страны славян к Румскому морю..."
Надо заметить, что Ибн Хордадбег знал тех русов лично, как сказали бы сейчас - по долгу службы.

Около 985 г. арабский географ Мухаммед ал-Мукаддаси перечисляет: "Соболь, белка, горностай, чернобурая лиса, лисы, бобровые шкуры, пестрые зайцы, козьи шкуры, воск, стрелы, береста, шапки, китовый ус, рыбий зуб, бобровая струя, янтарь, выделанная кожа, мёд, лесные орехи, ястребы, мечи, панцири, кленовая древесина, славянские рабы, мелкий скот и быки - все это из Булгара"
Т. е. все это привозили к арабам по "пути из варяг в хазары". Какие из этих товаров шли через Русь или из Руси и не производились, собственно, в Булгаре, догадаться нетрудно.
Что здесь говорит о том, что к торговле на реках Восточной Европы вообще причастны скандинавы?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Суйко @ Янв 24 2013, 15:47)
Как один из вариантов- продавали себя как наемников ( воинов).

Верно.
"Покупателями" такого товара были:
князь Олег
князь Игорь
княгиня Ольга и её сын князь Святослав
князь Владимир
князь Ярослав ("Ярислейф")

Вот как описывает такую "куплю-продажу" "Эймундова сага" (Прядь об Эймунде):

4. Договор Эймунда с Конунгом Ярислейфом

Тут Конунг спросил у них, куда думают они направить дальнейший путь; но они сказали:
— Мы сведали, Господарь, что ты будешь в некотором убытке по твоему владению из-за твоих братьев, мы же изгнаны из нашей отчизны, и отправились к востоку, сюда, в Гардарик, чтоб повидать вас, троих родных. Мы намерены помогать тому из вас, кто более всех доставит нам уважения и почестей, потому, что желаем сами стяжать себе богатство и славу, а вам быть благодарными за почести и уважение. Пришло нам в голову, что вы захотите иметь при себе бодрых мужей, когда на вашу честь станет нападать кто-нибудь из родных, тех самых, которые оборотились теперь вашими врагами. Мы просимся быть Защитниками этого владения, (хотим) сойтись с вами на условиях, и получать от вас золото, и серебро, и хорошее платье; а если вы не намерены тотчас согласиться на наше предложение, мы получим то же самое добро от других Конунгов, когда вы от нас уклоняетесь.
Конунг Ярислейф отвечал:
— И очень нуждаемся мы в вашей дружине и распорядительстве, потому, что вы умные и храбрые мужи, Нордманны; но мне не известно, сколько потребуете вы жалованья за вашу службу.
Эймунд отвечал:
— Во-первых, ты пожалуешь дом для нас и всех наших людей, и не откажешь нам ни в каком добре из лучших твоих припасов, в котором будем мы иметь надобность.
— На это иждивение я согласен, — сказал Конунг.
Эймунд примолвил:
— Тогда эти люди готовы сражаться впереди тебя, и идти (на врага) первые за твоих людей и за твое владение. Сверх того, должен ты отпускать на каждого нашего воина по унции серебра, а каждому начальнику ладьи платить еще по пол-унции.
Конунг возразил:
— Этого мы не можем!
Эймунд сказал ему:
— Можешь, Господарь, потому что вместо этой платы мы примем бобров, и соболей, и другое добро, какое здесь, в вашей земле, водится в изобилии; оценку же им будем производить мы сами, (а не наши воины). А если случится какая добыча, тогда можете отпустить нам пенязями. Если будем сидеть без дела, то добра жаловать нам менее.
Конунг изъявил на все это свое согласие, и заключенное условие долженствовало продолжаться двенадцать месяцев.

5. Эймунд одерживает победу в Гардарике

Тогда Эймундовцы вытащили свои ладьи на берег, и прилично их пристроили. Конунг Ярислейф повелел построить для них каменный дом и обить его (внутри) красным сукном; все нужное было им доставляемо в исправности, из лучших его припасов. Они проводили всякой день с Конунгом и Господыней в большой радости и потехе.
...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Saygo @ Янв 25 2013, 08:14)
...
На Волге скандинавов могли нанять хазары, но и они с ними не договорились, а по возвращении из набегов на Персию хазары скандинавов перебили.

Ну, прямо - "Лебединая дорога"
М. Семеновой начитались?
biggrin.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Сергий @ Сегодня, 17:40)
М. Семеновой начитались?

Я не знаю, кто это.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Saygo @ Янв 25 2013, 16:47)
Я не знаю, кто это.

М. Семенова?
Автор кучи псевдоисторических повестей о раннем Средневековье, и толстенной (но полной домыслов и поверхностной) популяризаторской книжицы "Мы - славяне!".
В повести "Лебединая дорога" описывает - как легко, с шутками и прибаутками, за одну навигацию, халейги (северные норвежцы) прибывают на "Волгу-Рось"... laugh.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Верно. "Покупателями" такого товара были: князь Олег князь Игорь княгиня Ольга и её сын князь Святослав князь Владимир князь Ярослав ("Ярислейф")

Местные- племенные князья- видимо нет.

Кроме того, в качестве товара норманны (варяги) могли привозить- оружие- мечи, топоры. копья, украшения из бронзы (?)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Суйко @ Янв 26 2013, 12:46)
1. Местные- племенные князья- видимо нет.
2. Кроме того, в качестве товара норманны (варяги) могли привозить- оружие- мечи, топоры. копья, украшения из бронзы (?)

1. Откуда такой вывод?
Князь Олег до 882 г. - "местный".
Князь Рогволод тоже "местный", но сам из варяг, и к нему в Полоцк прямой (без порогов и волоков) путь по Западной Двине - думаю, и него варяги бывали...

2.
Мечи?
Мечами "ульфберт" Скандинавия небогата...

Топоры?
Топоры скандинавского типа на Днепре и Волге крайне мало распространены...

Копья?
Копьё умел отковать любой деревенский кузнец - этим никого не удивишь...

Украшения из бронзы?
Арабские и византийские современники событий не отмечают, чтобы такой товар пользовался у них спросом.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
1. Откуда такой вывод? Князь Олег до 882 г. - "местный". Князь Рогволод тоже "местный", но сам из варяг, и к нему в Полоцк прямой (без порогов и волоков) путь по Западной Двине - думаю, и него варяги бывали...

И Олег и Рогволд - пришлые- сами наемники.
Вообще вопрос о том, кто мог (или имел право) нанимать "заморских" наемников-интересный.

2. Мечи? Мечами "ульфберт" Скандинавия небогата... Топоры? Топоры скандинавского типа на Днепре и Волге крайне мало распространены... Копья? Копьё умел отковать любой деревенский кузнец - этим никого не удивишь...

На сколько я понимаю, то железо, что было на Руси для оружия- не очень годилось.
Так варяги могли привозить мечи из Европы.

На счет топоров и копий...так где-то читала.

Украшения из бронзы? Арабские и византийские современники событий не отмечают, чтобы такой товар пользовался у них спросом.

Гм.
Тогда вообще не очень понимаю- чем могли торговать варяжские купцы. wink.gif

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Суйко @ Янв 27 2013, 11:33)
1. И Олег и Рогволд - пришлые- сами наемники.
Вообще вопрос о том, кто мог (или имел право) нанимать "заморских" наемников-интересный.

2. На сколько я понимаю, то железо, что было на Руси для оружия- не очень годилось.

3. Так варяги могли привозить мечи из Европы.

4. На счет топоров и копий...так где-то читала.

5. Гм.
Тогда вообще не очень понимаю - чем могли торговать варяжские купцы. wink.gif???

1. Не припомню, чтобы Олег и Рогволод к кому-либо нанимались..
Кто был их нанимателем? Ярл Брюки Кожаный Лампас?

2. Однако ЛЮДО(Ш)А КОВАЛЬ отковал свой меч... И с гордостью поставил на нем своё имя.

3. Вне всякого сомнения варяги их и привозили...
Вот только варяги - это не всегда скандинавы. Не забывайте про фризов и руян - им торговля мечами была гораздо доступнее...

4. Самые массовые боевые топоры русов - "топор с вырезным обухом" - редкая находка в Скандинавии, за исключением торгового города Бирка.

5. Товары варягов по оценке Иоахима Херрманна:

"Структура товарооборота балтийской торговли

Товары, обращавшиеся в балтийской торговле можно разделить на восемь групп:
1) пушнина, шкуры и кожи; 2) продукты сельского хозяйства, садоводства и лесного промысла, прежде всего мед и воск; 3) морские продукты - рыба, моржовая кость; 4) сырье и орудия труда; 5) предметы домашнего хозяйства и повседневного обихода (горшки из жировика, керамика, соль); 6) рабы; 7) украшения , предметы гигиены и ухода за телом; 8) оружие".

Сопоставим этот список с известием арабского географа Мухаммеда ал-Мукаддаси:
"Соболь, белка, горностай, чернобурая лиса, лисы, бобровые шкуры, пестрые зайцы, козьи шкуры, воск, стрелы, береста, шапки, китовый ус, рыбий зуб, бобровая струя, янтарь, выделанная кожа, мёд, лесные орехи, ястребы, мечи, панцири, кленовая древесина, славянские рабы, мелкий скот и быки - все это из Булгара"

Получим...
Транзитные (!) товары "восточного пути" - китовый ус, рыбий зыб, мечи и панцири (arma et brunias).

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
1. Не припомню, чтобы Олег и Рогволод к кому-либо нанимались.. Кто был их нанимателем? Ярл Брюки Кожаный Лампас?
2. Однако ЛЮДО(Ш)А КОВАЛЬ отковал свой меч... И с гордостью поставил на нем своё имя.
3. Вне всякого сомнения варяги их и привозили... Вот только варяги - это не всегда скандинавы. Не забывайте про фризов и руян - им торговля мечами была гораздо доступнее...
4. Самые массовые боевые топоры русов - "топор с вырезным обухом" - редкая находка в Скандинавии, за исключением торгового города Бирка.
5. Товары варягов по оценке Иоахима Херрманна: "Структура товарооборота балтийской торговли Товары, обращавшиеся в балтийской торговле можно разделить на восемь групп: 1) пушнина, шкуры и кожи; 2) продукты сельского хозяйства, садоводства и лесного промысла, прежде всего мед и воск; 3) морские продукты - рыба, моржовая кость; 4) сырье и орудия труда; 5) предметы домашнего хозяйства и повседневного обихода (горшки из жировика, керамика, соль); 6) рабы; 7) украшения , предметы гигиены и ухода за телом; 8) оружие". Сопоставим этот список с известием арабского географа Мухаммеда ал-Мукаддаси: "Соболь, белка, горностай, чернобурая лиса, лисы, бобровые шкуры, пестрые зайцы, козьи шкуры, воск, стрелы, береста, шапки, китовый ус, рыбий зуб, бобровая струя, янтарь, выделанная кожа, мёд, лесные орехи, ястребы, мечи, панцири, кленовая древесина, славянские рабы, мелкий скот и быки - все это из Булгара" Получим... Транзитные (!) товары "восточного пути" - китовый ус, рыбий зыб, мечи и панцири (arma et brunias).

1. Да, но и Олег и Рогволд- пришли вместе с Рюриком. А он- прежде всего - наемник. Его пригласили. smile.gif
2. Мечи у славян были. Но вот качество...видимо оставляло желать лучшего. Поэтому с Западной Европы мечи и ценились.
3. Да. Согласна.
4. Понятно. Спасибо.
5. Что за панцири?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Суйко @ Сегодня, 09:23)
2. Мечи у славян были. Но вот качество...видимо оставляло желать лучшего. Поэтому с Западной Европы мечи и ценились.
Вне всякого сомнения так и было...

Ходкий товар, пользовавшийся спросом у руси, славян и арабов. "Каролинг - харалунг - харалужный" (?).

5. Что за панцири?

Наиболее вероятно - кольчуги (брони). Самый удобный доспех той эпохи. Но технологически сложный и очень дорогой.

По данным скандинавских саг (Сага об Олаве Святом) кольчуги (брони) получили широкое распространение в скандинавской дружинной среде в начале XI столетия. У конунга Олава Толстого (Святого) в начале XI в. было 200 (!) воинов в кольчугах. Но при этом один из его врагов - хевдинг Торир Собака - носил доспех из двенадцати оленьих шкур, "которые защищали его не хуже кольчуги".

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Бобров А. Г. Проблема подлинности «Слова о полку Игореве» и Ефросин Белозерский
      Автор: Saygo
      Александр Бобров. Проблема подлинности «Слова о полку Игореве» и Ефросин Белозерский

      Бобров А. Г. Проблема подлинности «Слова о полку Игореве» и Ефросин Белозерский // Acta Slavica Iaponica. Sapporo, 2005. T. 22. P. 238-298.

      СОДЕРЖАНИЕ

      1. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина»

      1.1. История вопроса

      1.2. «Задонщина» и проблема контаминации

      1.3. Текстология «Задонщины» и проблема «авторских редакций»

      2. Рукописное наследие Ефросина Белозерского

      2.1. Сохранившиеся списки

      2.2. Утраченные рукописи

      3. Биография Ефросина Белозерского

      3.1. Гипотеза о «доиноческом» периоде жизни Ефросина

      3.1.1. Тексты, посвященные русским святым

      3.1.2. Летописание

      3.1.3. Княжеские Родословия

      3.1.4. Косвенные свидетельства

      3.2. Князь Иван Дмитриевич

      4. Ефросин Белозерский и «восточные страны»

      4.1. Собрание восточных легенд Ефросина Белозерского

      4.2. Кем был Афанасий Никитин?

      4.3. Ефросин - первый востоковед?

      5. Ефросин Белозерский - автор записи «Слова о полку Игореве»?

      Примечания


      1. «Слово о полку Игореве» и «Задонщина»

      1.1. История вопроса

      История изучения тесно связанных между собой вопросов о времени со­здания и о подлинности «Слова о полку Игореве» насчитывает уже более двух столетий дискуссий и сотни наименований работ. Сомнения в древности «Сло­ва» появились вскоре после его первого издания в 1800 г. Представители «скеп­тической» школы в русской историографии первой половины XIX в. подверга­ли сомнению подлинность многих древних памятников, в том числе и летопи­сей. Подделкой Нового времени считали «Слово о полку Игореве» М.Т. Каченовский, Н.П. Румянцев, О.И. Сенковский, М.О. Бодянский, И. Беликов, сомне­ния в его подлинности высказывали С.М. Строев, И.И. Давыдов, М.Н. Катков, К.С. Аксаков и другие авторы1.

      Аргументом в пользу древности «Слова» многие исследователи считают обнаруженную еще К.Ф. Калайдовичем в начале XIX в. запись писца Домида на последнем листе псковского Апостола апракос 1307 г.: «Сего же лета бысть бои на Русьскои земли: Михаил с Юрьем о княженье Новгородьское. При сих князехъ сеяшется и ростяше усобицами, гыняше жизнь наша, въ князех которы, и веци скоротишася человеком» (современный шифр - ГИМ, Синодальное собр., № 722, л. 180). В литературе отмечалась большая архаичность записи Домида по сравнению со схожим текстом «Слова о полку Игореве» («Тогда при Олзе Гориславличи сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждь-Божа внука, въ княжихъ крамолахъ веци человекомь скратишась»), что объясняется обычно более ранним временем записи, чем существовавший список «Слова»2.

      Открытие и публикация в 1852 г. «Задонщины»3 позволили сторонникам подлинности и «скептикам» по-новому определить ключевой вопрос спора. В фокусе внимания исследователей оказалось взаимоотношение «Слова о полку Игореве» (рассказывающего о неудачном походе на половцев 1185 г.) и схожей с ним композицией, а также целым рядом образов, слов, выражений и даже отрывков текста «Задонщины» (повествующей о победе над татаро-монголами на Куликовом поле в 1380 г.). Начиная с Л. Леже4, некоторые исследователи предлагали смотреть на «Слово» как на произведение, вторичное по отноше­нию к «Задонщине», и, следовательно, являющееся подделкой или мистифика­цией, на которые была богата история науки XVIII - начала XIX в. Наиболее подробно эта точка зрения была изложена в работах А. Брюкнера, А. Мазона, Я. Фрчека, А.А. Зимина, А. Данти, противоположную точку зрения отстаивали P.O. Якобсон, Е. Ляцкий, Д.С. Лихачев, В.П. Адрианова-Перетц, А.В. Соловьев, Р.П. Дмитриева, О.В. Творогов, А.А. Горский и другие исследователи5.

      Единственный список «Слова о полку Игореве», Мусин-Пушкинский, был обнаружен графом А.И. Мусиным-Пушкиным при невыясненных до конца обстоятельствах и, как известно, сгорел в московском пожаре 1812 г.6 «Задонщина» известна в 6 списках XV-XVII вв.; все они были опубликованы Р.П. Дмит­риевой в 1966 г.7 Перечислим их в хронологическом порядке, указывая приня­тые в науке их условные наименования.

      1). Кирилло-Белозерский список - РНБ, собр. Кирилло-Белозерского монас­тыря, № 9/1096, л. 123-129 об., 70-е гг. XV в.
      2). Исторический второй список - ГИМ, Музейское собр., № 3045, л. 70-73 об., конец XV - начало XVI в. (отрывок).
      3). Исторический первый список - ГИМ, Музейское собр., № 2060, л. 213-224, конец XVI - XVII в. (начало утрачено).
      4). Синодальный список - ГИМ, Синодальное собрание, № 790, л. 36 об. - 42 об., XVII в.
      5). Список Ундольского - РГБ, собр. Ундольского, № 632, л. 169 об. - 193 об., середина XVII в.
      6). Ждановский список - БАН, шифр 1.4.1, л. 30 об. - 31, вторая половина XVII в. (только начало текста).

      Помимо полных и фрагментарных текстов «Задонщины», в нашем распо­ряжении есть еще небольшая выписка из «Задонщины», находящаяся в де­кабрьской служебной Минее Стефана Ондреева сына Босого 1516 г.8

      Древнейший Кирилло-Белозерский список (далее - КБ), принадлежащий перу священноинока Ефросина, содержит особую Краткую редакцию «Задон­щины». Точка зрения «скептиков» основана на представлении о первичности текста Краткой редакции (списка Ефросина), который рассматривается как первоначальная запись текста «Задонщины», затем расширенная в Простран­ной редакции (остальные списки). Поскольку в Пространной редакции есть совпадения со «Словом о полку Игореве», отсутствующие в Краткой редакции, «скептики» приходят к выводу о том, что песнь о походе Игоря Святославича восходит ко вторичной версии «Задонщины». Защитники подлинности и древ­ности «Слова о полку Игореве», напротив, считают, что Краткая редакция яв­ляется не первоначальной версией текста, а лишь сокращением оригинала «Задонщины», в котором читались схожие со «Словом» места в полном объеме.

      Принято считать, что существует две основных точки зрения на пробле­му подлинности «Слова о полку Игореве»: сторонников древности памятника, датирующих написание произведения концом XII - первой половиной XIII вв., и «скептиков», считающих памятник «подделкой» Нового времени (конец XVIII в.). На самом деле еще в начале XIX в. появилась третья, «промежуточная» точка зрения (термин Г.П. Струве)9 на проблему. Впервые она была сформули­рована Евгением Болховитиновым (1767-1837)10. Этот исследователь не сомне­вался в древности произведения, но считал, что нельзя его датировать только на основании упоминаемых князей, «не далее сего времени живших», и предла­гал относить «сие сочинение к последующим векам»11. В письме к К.Ф. Калай­довичу 1814 г., опубликованном уже после смерти автора, Е.А. Болховитинов писал, что «Слово о полку Игореве» было создано, по его мнению, не ранее XIV или даже XV в., «когда воображение и дух россиян уже ободрился от успехов над татарами». Желание автора «Слова» написать свой текст «старыми словесы» исследователь понимал как стремление «написать старинным прежних времен слогом, а не современным себе», из чего следует, что он - «не современ­ник событий»12. Помимо Евгения Болховитинова, мысль о возможности созда­ния «Слова о полку Игореве» в XIV-XVI вв., также без развернутой аргумента­ции, высказывали и другие авторы13. Даже автор, впервые высказавший мысль о вторичности «Слова о полку Игореве» по отношению к «Задонщине» (Л. Леже), полагал, что памятник мог возникнуть в XIV или XV вв. Наконец, в недавнее время эта точка зрения, наиболее близкая и автору настоящей статьи, была обоснована в исследованиях А.М. Ломова и М.А. Шибаева, заслуживающих под­робного рассмотрения.

      Статья профессора Воронежского университета А.М. Ломова, посвящен­ная проблеме авторства «Слова о полку Игореве» и «Задонщины», была опуб­ликована в 2000 г.14 Исследователь исходит из установленного, на его взгляд, факта, что автором «Задонщины» является некто Софоний Рязанец, поскольку его имя «с опеределенными модификациями (Сафон, Ефоний) упоминается либо в заголовках рукописей (Кирилло-Белозерский список), либо непосред­ственно в тексте (список Ундольского и список Исторического музея-1), либо там и там (Синодальный список)»15. Отметив то обстоятельство, что в списках «Задонщины» Софоний часто именуется «старцем», исследователь рассмотрел два варианта значения этого слова: «старцы градские» и старцы-иноки. «Если учесть, что в списке Исторического музея-1 Софония именуют «ереем», можно допустить, - пишет А.М. Ломов, - что в действительности он был монахом: редактор списка, видимо, имел какую-то информацию о принадлежности Со­фония к духовному сословию, но не знал в точности, к какому - черному или белому, и наугад поставил номинацию иерей (священник), которая по смыслу никак не сопрягается с понятием старец»16. Здесь автор явно не учел возмож­ности того, что «Софоний» являлся иеромонахом - иноком и священником одновременно.

      А.М. Ломов обратил внимание на фразу «Задонщины», варьирующуюся в разных списках, и имеющую наиболее полный вид в списке Ундольского: «Преже восписах жалость земли Руские и прочее от книг приводя. Потом же списах жалость и похвалу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его Владими­ру Ондреевичю»17. Полагая, что «второе» произведение Софония - это «Задонщина», исследователь предлагает рассматривать «первое» упомянутое сочине­ние «как некий X», обладающий совокупностью определенных признаков: оно «базируется на историческом материале, извлеченном из летописей («от книг приводя») и представляет собой ретроспективное описание событий прошлого, частично тождественное по содержанию первому (у них общее семантическое ядро «жалость»), частично отличное от него (оно «жалость», но не «похвала»)18. Этих достаточно неопределенных признаков А.М. Ломову оказывается доста­точно, чтобы прийти к выводу: наиболее приемлемым «кандидатом» на роль первого творения Софония является «Слово о полку Игореве» (оно предше­ствует «Задонщине», «проникнуто жалостью», но в нем «нет похвалы князьям-сеператистам»). Если даже понимать фразу «Задонщины» в соответствии с ее интерпретацией А.М. Ломовым, остается неясным, почему искомым «текстом X» не может быть какой-нибудь другой памятник, например, «Слово о погибе­ли Русской земли»?

      Еще в меньшей степени может считаться доказательным другой аргу­мент исследователя: «все выдающиеся произведения мировой литературы со­здавались в эпохи полной консолидации национальных сил», а время после битвы на Каяле 1185 г. «к числу таких периодов не относится» - «русскому народу было явно не до изящной словесности», в то время как период конца XIV-XV вв. был своеобразным «малым Ренессансом», окрашенным «в мажор­ные тона»19. Такого рода историко-литературные обобщения немногого стоят.

      Наибольший интерес в работе А.М. Ломова вызывают его наблюдения над языковыми особенностями «Слова о полку Игореве», традиционно считаю­щимися признаками его ранней датировки. Исследователь обратил внимание на прилагательное «нынешний» (во фразе «отъ стараго Владимира до нынѣшняго Игоря»20), обычно понимаемое в научной литературе как «ныне живу­щий», «здравствующий», «современный». Возражая такой трактовке, А.М. Ло­мов считает, что выражение «нынешний Игорь» имеет значение «современный событиям, о которых идет речь». Отметим, что, по мнению Я.С. Лурье, насто­ящее время при описании прошедших событий употреблялось также Иосифом Волоцким «как средство для усиления выразительности его рассказа»; в каче­стве аналогии исследователь привел «Историю о великом князе Московском» Андрея Курбского21. Другое выражение «Слова о полку Игореве» - «се время» («свивая славы оба полы сего времени», «за обиду сего времени»22), по мнению А.М. Ломова, значит не «настоящее», а «упомянутое время»23.

      Исследователь предложил любопытный аргумент в связи с анализом сю­жетно-композиционных особенностей «Слова о полку Игореве» и «Задонщины». По его мнению, маловероятно, чтобы автор «Задонщины», собираясь опи­сать события 1380 г., случайно обнаружил древний памятник, обнаруживаю­щий удивительное типологическое сходство с событиями Куликовской битвы («и там и тут русский князь вместе со своим братом отправляется на врагов- нехристиан («поганых»), степных кочевников, пришельцев из «незнаемой» вос­точной страны, и вступает с ними в кровопролитное сражение неподалеку от Дона»); «скорее всего, - пишет А.М. Ломов, - в поисках исторической аналогии к событиям на Непрядве Софоний обратился к русским летописям..., нашел эту аналогию в летописной повести о походе новгород-северского князя Игоря на половцев в 1185 г. и использовал ее для реализации своего творческого за­мысла»24. Эта версия, считает исследователь, хорошо объясняет многочислен­ные параллели и взаимозависимость «Слова о полку Игореве» и «Задонщины» как частей единого целого - дилогии (диптиха).

      Предложенная гипотеза позволяет А.М. Ломову следующим образом объяс­нить использование в «Слове о полку Игореве» выражения «старые словесы» («начяти старыми словесы трудныхъ повѣстий»25): Софоний строил свое пове­ствование о давнишнем походе Игоря, стилизуя изложение «под старину», ис­пользуя архаизмы и историзмы, в то время как «в рассказе о походе Дмитрия Ивановича он естественным образом оставался в рамках современного ему древнерусского языка»26. Таким образом, исследователь объясняет наличие в языке «Слова о полку Игореве» архаизмов (как лексических, так и граммати­ческих) сознательной установкой автора. В то же время он отмечает регуляр­ное использование в этом произведении синтаксических конструкций, харак­терных не для XII в., а для более позднего времени (унификация форм имени­тельного и винительного падежей множественного числа у существительных, прилагательных и причастий; употребление во множественном числе суще­ствительных родительно-винительного падежа для выражения одушевленнос­ти при указании на лиц мужского пола). А.М. Ломов считает, что поздние морфологические явления в таком количестве (десятки примеров) не могли появиться под пером переписчиков, так как в «Слове о полку Игореве» сохра­нен «в неприкосновенности огромный лексический материал», который скорее был бы подвержен правке27.

      Основываясь на традиционной датировке «Задонщины», исследователь приходит к заключению, что оба памятника были написаны в конце XIV в., и принадлежат перу Софония Рязанца, образуя своеобразную дилогию. Завер­шая статью, А.М. Ломов пишет: «Это допущение потребует в дальнейшем но­вых, дополнительных доказательств, которые могут быть получены, если бу­дут даны исчерпывающие ответы на вопросы: Где жил и работал Софоний Рязанец? Каково было его творческое окружение? Влияние каких литератур­ных произведений он испытал? И т.д. Но подобная задача должна, конечно, решаться в рамках уже совсем другой статьи»28.

      Прошло всего три года после опубликования работы А.М. Ломова, и как бы в ответ на поставленные воронежским исследователем вопросы появилась ожидаемая им «совсем другая статья»29. Ее автор, петербургский историк-источниковед М.А. Шибаев, судя по всему, не был знаком с исследованием А.М. Ломова, но его выводы, сделанные на совершенно других основаниях, в значи­тельной степени совпадают с рассмотренной гипотезой.

      Обратившись вслед за Р. Якобсоном, А.А. Зиминым, А. Данти, Р.П. Дмит­риевой, О.В. Твороговым и многими другими авторами к анализу взаимоотно­шения сохранившихся шести списков «Задонщины», М.А. Шибаев приходит к выводу, что Кирилло-Белозерский (Ефросиновский) список восходил непосред­ственно к архетипу «Задонщины», а не имел общего протографа с Синодаль­ным списком. Близость Синодального списка одновременно к Кирилло-Бело- зерскому списку, с одной стороны, и к остальным четырем спискам (объединя­емым в редакцию Ундольского), с другой стороны, исследователь объясняет тем, что создатель Синодального списка соединил (контаминировал) тексты архетипа памятника и его вторичной версии. Выявив редакторские изменения архетипного текста в редакции Ундольского, М.А. Шибаев указал на их смыс­ловую нагрузку, позволяющую датировать создание этой версии текста време­нем после присоединения Новгорода к Москве (1478 г.) и окончательной побе­ды над татарами (1480 г.). В перечне погибших в этой версии текста были упомянуты представители «не всех княжеств, а только тех из них, которые на момент создания редакции уже были включены в орбиту Москвы»; отсутствие тверичей позволяет определить «верхнюю дату» создания редакции как 1485 г.30

      Определяя источники «Задонщины», M.A. Шибаев поддерживает вывод М.А. Салминой, считавшей, что на памятник оказала влияние Пространная летописная повесть о Куликовской битве, дошедшая до нас в составе Новго­родской четвертой (далее - Н4) и Софийской первой (далее - С1) летописей31. Сопоставление текстов показывает, что автор «Задонщины» знал не только эту Пространную повесть (в версии С1), но и другой памятник, впервые появляю­щийся в составе свода-протографа Н4 и С1 - «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русьскаго»32.

      По справедливому замечанию М.А. Шибаева, «верхняя грань» датировки создания «Задонщины» определяется датой Кирилло-Белозерского списка (не позднее сентября 1474 г.). Упоминание в тексте «белозерских» соколов и крече­тов, характерное как для Кирилло-Белозерского списка, так для списков ре­дакции Ундольского, исследователь считает восходящим к архетипу «Задонщины». Кроме того, он отметил особое внимание к белозерским князьям (в списках Ундольского, Историческом первом и Синодальном), а также проис­хождение самого раннего списка памятника из Кирилло-Белозерского монас­тыря. Наконец, в этой обители уже в 60-х гг. XV в. располагали списком С1, следовательно, «для создания текста Задонщины был необходимый летописный текст»33. Все эти обстоятельства позволяют М.А. Шибаеву прийти к заклю­чению, что архетипный текст «Задонщины» был создан в Кирилло-Белозерском монастыре между серединой XV в. и 1474 г. Полагая, что Софоний являлся автором «Задонщины», М.А. Шибаев пытался найти прямые подтверждения своей гипотезы. Ему удалось обнаружить в монастырском Синодике упомина­ния двух Софониев и одного Ионы «резанца», но именно «Софония Рязанца» в кирилло-белозерских источниках нет.

      Анализируя соотношение текстов «Слова о полку Игореве» и «Задонщи­ны», исследователь пришел к пародоксальным выводам. Он отметил, вслед за Д.С. Лихачевым и другими авторами, безусловно первичные чтения рассказа о походе Игоря Святославича34: «изображение солнца в Слове играет роль дур­ной приметы в виде солнечного затмения (которое действительно было), а в Задонщине упоминание солнца связано со счастливым предзнаменованием, что свидетельствует о вторичности ее текста»; «так же вторичным является упо­минание «полоняных» вестей в Задонщине, т.е. вестей о плене, поскольку, в отличие от событий 1185 г., в 1380 г. в плен никто не попал»35. С другой сторо­ны, М.А. Шибаев выделяет в «Слове о полку Игореве» чтения, вторичные, как он считает, по отношению к «Задонщине»36. Даже если атрибутировать оба текста одному сочинителю, возникает вопрос: какой же памятник был написан раньше? Или автор работал одновременно над «Словом о полку Игореве» и «Задонщиной», попеременно заимствуя фрагменты то из первого произведе­ния во второе, то наоборот? Такое предположение кажется крайне маловеро­ятным. Попробуем рассмотреть внимательнее те примеры, которые, согласно М.А. Шибаеву, свидетельствуют о первичности «Задонщины».

      1). Исследователь считает, что выражение «неготовые дороги» в «Слово о полку Игореве» попало из «Задонщины», а в нее, в свою очередь - из Простран­ной летописной повести (С1):



      Заметим, что «Слово» ближе к С1, чем «Задонщина» («неготовые» дороги вместо «неуготованных»), поэтому посредничество последней предположить затруднительно. То обстоятельство, что половцы в 1185 г. продвигались к Дону «на телегах», вовсе не значит, как полагает М.А. Шибаев, что они не могли «двигаться быстро»: бесспорно, русские войска были окружены неожиданно, в результате стремительного маневра противника.

      2). Другой «явный алогизм» М.А. Шибаев находит, сопоставляя слова кня­зя Игоря («Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти») и Пересвета («Лутчи бы нам потятным быть, нежели полоненым быти от поганых татаръ», спи­сок Ундольского). Исследователь считает, что фраза была произнесена Игорем «в самом начале похода, когда русскому войску еще ничего не угрожало», и что «дальнейшие события показали полную голословность его утверждения - он сам, его брат и сын не погибли, а как раз попали в плен»37. Во-первых, отме­тим, что с текстологической точки зрения никаких признаков первичности «Задонщины» здесь нет. Во-вторых, Игорь произнес свои слова не просто «в самом начале похода», а в момент солнечного затмения - дурного предзнаме­нования, поэтому они были вполне уместны. Наконец, высказывание Игоря Святославича отнюдь не «голословно». По смыслу оно непосредственно связа­но с последующим пленением, которое как раз объясняется тем, что он проиг­норировал знамение («жалость ему знамение заступи»38), а последующий побег из плена, связанный с риском для жизни, подтверждает, что князь действи­тельно был готов оказаться «потятым», чтобы не оставаться «полоненым».

      3). М.А. Шибаев отмечает упоминание «костей татарских» в С1, «Задонщине» и «Слове», и, очевидно, также считает, что чтение «Задонщины» первично по отношению к «Слову»:



      Исследователь полагает, что «только в результате совершенно фантасти­ческого совпадения эпизод о костях мог оказаться в трех памятниках незави­симо друг от друга»39. Здесь явно произошло какое-то недоразумение: если «Задонщину» и «Слово о полку Игореве» объединяет уникальный поэтический образ земли, засеянной костями и политой кровью, то общее чтение С1 и «За­донщины» - это обычная формула воинских повестей «стати на костях» - «ос­тавить за собой поле битвы, выиграть сражение»40. Выражение М.А. Шибаева «эпизод о костях» не может быть отнесено ко всем памятникам, так как перед нами два совершенно разных «эпизода», а значит ни о каком «фантастическом совпадении» речи быть не может. Скорее можно думать, что автор «Задонщи­ны» контаминировал чтения С1 и «Слова о полку Игореве», поэтому в его тек­сте оказалось чтение «кости татарские».

      4). Еще одну загадку, по мнению М.А. Шибаева, таит слово «Лукоморье», встречающееся в летописях (в том числе в С1) при описании намерения князя Игоря идти «за Донъ», «в Лукы моря»; в «Слове о полку Игореве», где упомина­ется, что был захвачен в плен хан Кобяк «изъ Луку моря»; и в «Задонщине» (татары убегают «в Лукоморье»). Вопреки мнению М.А. Шибаева, это слово далеко не редко встречается в источниках41. Исследователь полагает, что «если допустить возможность влияния Слова на Задонщину, то совершенно необъяс­нимым совпадением является упоминание «Лукоморья» в той годовой статье в С1, где как раз сообщается о походе князя Игоря»42. Логика М.А. Шибаева здесь совершенно непонятна: если автор «Слова» использовал летопись типа С1, то как раз из ее статьи о походе Игоря Святославича он и должен был позаим­ствовать слово «Лукоморье»; «Задонщина» же перенесла этот топоним в описа­ние событий 1380 г.

      5). М.А. Шибаев отмечает совпадение выражения «наполнися ратного духа» в С1 (Повесть о нашествии Тохтамыша), в «Слове» и в «Задонщине». Это устой­чивое словосочетание встречается также в других памятниках древнерусской литературы43. Что же касается анализируемых памятников, нет никаких тек­стологических оснований считать «Задонщину» первичной по отношению к «Слову о полку Игореве» и в этом случае.

      Таким образом, предпринятая М.А. Шибаевым попытка обнаружить ар­гументы в пользу первичности текста «Задонщины» по отношению к «Слову о полку Игореве», на наш взгляд, не увенчалась успехом. Намного убедительнее выглядят приведенные М.А. Шибаевым примеры, подтверждающие вторичность отдельных чтений «Слова» по отношению к летописям типа С1. В неко­торых случаях можно говорить лишь о близости чтений, поскольку невозмож­но обнаружить бесспорные признаки первичности того или иного текста («Лепо есть намъ, братье...» в С1 под 1389 г. - и «Не лѣпо ли ны бяшеть, братие...» в «Слове»; «невеселую ту годину» в С1 под 1380 г. - и «невеселая година» в «Сло­ве»; «земля тутняше» в С1 под 1380 г. - и «земля тутнетъ» в «Слове»). Только два примера из числа приведенных М.А. Шибаевым следует признать не про­сто убедительными, но имеющими силу доказательства. Поскольку для дати­ровки «Слова о полку Игореве» они имеют огромное значение, приведем их полностью.

      1. В рассказе о Раковорской битве 1268 г. Новгородская первая летопись говорит: «Новгородци же сташа в лице железному полку противу великои свиньи»44. В С1 слово «противу» оказалось переставлено, в результате чего текст приобрел следующий вид: «...сташа с новогородьци противъ железного полку великои свиньи»45.Наконец, в «Слове о полку Игореве» читаем: «Отъ желѣзныхъ великихъ плъковъ половецкихъ...»46. Комментируя эти чтения, М.А. Шибаев заметил: «эпитет «железные» к легковооруженному войску кочевников-половцев совершенно неприменим. Зато он точно подходит к тяжело­вооруженным рыцарям в доспехах, о столкновении с которыми пишет летопи­сец... В тексте Слова определение было механически заимствовано и отнесено к «полкам половецким», причем повлиял на «Слово о полку Игореве» текст именно типа С1»47.

      2. Второй доказательный аргумент М.А. Шибаева относится к чтению «Слова о полку Игореве» «Съ тоя же Каялы Святоплъкъ повелѣя отца своего междю угорьскими иноходьцы ко святѣй Софии къ Киеву»48. Речь идет о битве на Нежатиной ниве около Чернигова в 1078 г. Еще И.М. Кудрявцев более полувека назад обратил внимание на то, что в «Повести временных лет» (как в Лавренть­евском, так и в Ипатьевском списках) говорится о захоронении умершего кня­зя не в Софийском соборе, а «в церкви святыя Богородица», то есть в Десятин­ной церкви, в то время как согласно С1 его хоронят «в святей Софии в Кие­ве»49. Такой же текст читается в Н4, причем М.А. Шибаев, сопоставив целиком данное летописное известие в С1-Н4 с текстом «Повести временных лет», пока­зал его вторичность, заключающуюся «в неудачном сокращении» и даже «не­правильном понимании событий» составителем протографа летописей XV в. «В этом контексте, - отмечает М.А. Шибаев, - сообщение о захоронении Изяслава в Софии необходимо признать не следом использования раннего источника, а искажением информации в ходе сокращения и ошибочной интерпретации летописного текста»50.

      Таким образом, эти два чтения, если они не объясняются вторичной правкой текста «Слова о полку Игореве» редактором XV в., могут, действительно, сви­детельствовать о создании этого памятника не ранее появления свода-прото­графа C1-HK2 (и H4) (по нашим представлениям, этот летописный памятник - Свод митрополита Фотия, соданный в конце 1410-х гг.51).

      Подводя итоги проведенного исследования, М.А. Шибаев пишет: «Взаим­ные пересечения Слова и Задонщины наиболее достоверно можно объяснить тем, что оба памятника были созданы с использованием текста С1 в Кирилло- Белозерском монастыре примерно в одно время (около третьей четверти XV в.) и одним человеком. Имя его Софоний»52. Такой смелый вывод представляется нам весьма привлекательным в свой первой части. Но во второй части («Имя его Софоний») он кажется недостаточно аргументированным и, скорее всего, ошибочным по следующим причинам.

      Во-первых, в работах как А.М. Ломова, так и М.А. Шибаева считается не требующим доказательств фактом, что автором «Задонщины» был Софоний. Заметим, однако, что Р.П. Дмитриева в исследовании, опубликованном еще в 1979 г., специально рассмотрела вопрос о его авторстве53. На основе анализа всех упоминаний имени Софония в заглавиях и в текстах списков «Задонщи­ны» и в восходящих к ней версиях «Сказания о Мамаевом побоище», Р.П. Дмит­риева пришла к выводу, что Софоний не мог быть автором «Задонщины». Признавая упоминание о нем в тексте памятника восходящим к архетипу, исследовательница установила, что автор «Задонщины» ссылается на Софония как на своего предшественника подобно тому, как автор «Слова о полку Иго­реве» ссылался на Бояна54. Р.П. Дмитриева сделала вывод о тесной логической связи упоминаний Бояна и Софония в тексте «Задонщины». По ее мнению, Софонию принадлежало не дошедшее до нас произведение о Куликовской бит­ве, имевшее поэтический характер (написанное «песнеми, гусленными слове- сы»). В таком случае, считает исследовательница, автор «Задонщины» восполь­зовался при создании своего текста двумя поэтическими произведениями - «Словом о полку Игореве» и сочинением Софония. Последнее она предложила отождествить с предполагаемым А.А. Шахматовым общим источником «Задонщины» и «Сказания о Мамаевом побоище»55. М.А. Шибаев, возражая Р.П. Дмит­риевой, говорит, что произведение, протографичное по отношению к «Задонщине», «является лишним текстологическим звеном в соотношении произве­дений о Куликовской битве»56, но аргументация Р.П. Дмитриевой вовсе не ос­нована на гипотезе А.А. Шахматова (в первую очередь, она показала, что упо­минание Софония в самом тексте «Задонщины» противоречит гипотезе о его авторстве). Кроме того, речь идет не о письменном источнике, а скорее о гипотетическом устно-поэтическом сочинении (наподобие «песен» Бояна), по­священном Куликовской битве. «Текстологическим» путем существование та­кого произведения доказать или опровергнуть невозможно.

      Во-вторых, следует отметить, что указание в заглавии Ефросиновского Кирилло-Белозерского списка «Задонщины» на авторство Софония («Писание Софониа старца рязанца») содержит весьма «подозрительную» рифму: «стар­ца» - «рязанца». Д.С. Лихачев показал, что рифма воспринималась в Древней Руси как балагурство, «валяние дурака»; рифма «оглупляет» и «обнажает» сло­во, «провоцирует сопоставление разных слов», «делает схожим несхожее»57. Более того, «рифма служит знаком ненастоящего, выдуманного, шутовского»58. За­метим, что Ефросин при этом мог иметь в виду не имя реального человека, а саму этимологию имени Софоний (от греч. «мудрый»), поэтому относиться к свидетельству этого заглавия об авторстве некоего «мудрого» «старца-рязанца» надо с большой осторожностью.

      Наконец, как уже отмечалось выше, мы не можем признать убедитель­ными аргументы М.А. Шибаева в пользу того, что «Задонщина» содержит пер­вичные чтения по отношению к «Слову о полку Игореве». Даже если летопись «типа С1» использовалась при создании «Слова о полку Игореве», появление этого памятника должно было предшествовать «Задонщине». Следовательно, атрибуция обоих памятников одному автору, а тем более конкретно Софонию, пока что не может считаться доказанной.

      В то же время наблюдения М.А. Шибаева, касающиеся связи архетипного текста «Задонщины» с Кирилло-Белозерским монастырем, несомненно, заслу­живают самого пристального внимания, и позволяют искать автора данного сочинения о Куликовской битве среди иноков указанной обители. Особое зна­чение для решения этого принципиального вопроса имеет древнейший Кирил- ло-Белозерский список «Задонщины». Как было признано исследователями, совершенно по-разному рассматривающими соотношение «Слова» и «Задон­щины» - А.А. Зиминым и Р.П. Дмитриевой, - особенности текста КБ являются результатом работы создателя этого списка священноинока Ефросина59. Та­ким образом, существует предположение, что Ефросин Белозерский может счи­таться автором Краткой редакции «Задонщины».
    • Новгородские берестяные грамоты
      Автор: Saygo
      Доклад академика А. А. Зализняка о берестяных грамотах из раскопок 2014 года

      Результаты прочтения грамот этого сезона могут быть еще не окончательными: исследования оригиналов и фотографий продолжаются. В этом году на главном раскопе Новгорода, Троицком, ничего не ожидалось: раскапывались глубины XI-X веков, где грамота была бы чудом, хотя там и найдено много интересного для археологов. Часто бывает в таких случаях, что другие обстоятельства создают новую ситуацию, и в этом году дополнительных источников древнерусских текстов было два. Во-первых, были открыты два так называемых «охранных» раскопа – на территориях, отведенных под будущую застройку, и они дали все берестяные грамоты этого сезона. Во-вторых, в Георгиевском соборе Юрьева монастыря архитектурная экспедиция В. В. Седова подняла пол на значительную глубину и обнаружила фрагменты сбитой со стены в начале XIX в. при архимандрите Фотии, тогдашнем настоятеле монастыря, замечательной древнерусской фресковой живописи XII в. Это очень небольшие куски штукатурки, в лучшем случае 8 на 8 см, в худшем 5 мм или даже еще меньше; на некоторых обнаружены тщательно исследуемые искусствоведами фрагменты росписи – например, полглаза или нос. На других участках стены имеются древние надписи, а иногда удаётся обнаружить два-три соседних куска штукатурки и составить читаемый текст.



      Фрагменты, сложенные в 10 холмиков-терриконов, активно разбираются.



      Обнаружена, в частности, целая надпись конца XII в., повествующая об известном из летописи драматическом событии 1198 г., когда одновременно скончались – в Великих Луках и Новгороде – два малолетних сына князя Ярослава Владимировича, Изяслав и Ростислав, похороненные рядом в Юрьевом монастыре. Надпись, сделанная на месте погребения княжичей, более подробна и сообщает ряд деталей, не упомянутых в летописной записи; но все существенные детали, известные по обоим текстам, совпадают. Летопись говорит, что княжичи умерли весной, но вновь открытая надпись сообщает нам, что Ростислав умер 20 июня. Это на первый взгляд казалось противоречием, пока не было показано, что в древней Руси лето считалось начинающимся в летнее солнцестояние, а 20 июня приходилось ещё на весну.

      В этом сезоне впервые найден документ на бересте особого рода. Это в некотором смысле надпись, но не содержащая текста или кириллических букв, а потому не признанная берестяной грамотой и не получившая номера. Лист бересты разграфлен на 54 клеточки, в каждой из них по знаку. Значки, имеющие вид геометрических фигур, все разные: одно это показывает нам, что перед нами не шифровка, так как текст не может быть устроен таким образом. Возможно, это кодекс гадательных знаков, по которым могло проводиться гадание; нечто вроде карт Таро XIII в.

      Пройденные в этом году охранные раскопы находятся на разных берегах Волхова. 10 грамот принёс 2-й Рогатицкий раскоп, еще 3 – Воздвиженский раскоп, оба под руководством Олега Михайловича Олейникова. Площадь обоих раскопов невелика; целью было пройти все слои от поверхности до материка за один сезон. Олейников – очень хороший организатор, и ему это удалось. Изучены слои от XIV до XI века, и грамоты этого года относятся ко всем этим векам. В таком порядке мы о них и расскажем.


      Воздвиженский раскоп


      2-й Рогатицкий раскоп (на Большой Московской улице)

      № 1052 (1-я половина XIV в.)

      и | о | к | л

      Это полный текст грамоты, на листе нет ничего, кроме этих 4 знаков и 3 черточек.



      Обычная пропорция – около ¼ найденных грамот целые. Данная пропорция подтверждается и в этом году: из 13 грамот 3 целых (включая эту). Считать ли такой документ – 4 символа – грамотой? Иногда думают, что чтобы признать находку грамотой, нужно, чтобы она имела некоторый смысл. Но можно сказать, что всякий документ имеет смысл – только не всегда мы его знаем.
      Такого слова – ИОКЛ – нет. Естественно предположить, что это цифры. В самом деле, все эти буквы имеют числовое значение – И значит 8, О 70, К 20, Л 30. Обычно буквы в значении цифр имеют некоторое оформление – титла, точки по бокам или их комбинации. Но изредка встречается и оформление, похожее на представленное в данной грамоте – вертикальные штрихи по бокам. Допустим, что здесь первый и последний штрихи опущены, а находящиеся между цифрами «обслуживают» оба соседних знака.
      Но что значат цифры 8, 70, 20 и 30? (Из зала: Телефон!!!)



      Интересную гипотезу о назначении этой грамоты выдвинул А. А. Гиппиус. Он начал с того, что сложил четыре числа – получилось 128. С другой стороны, давно известна загадочная берестяная грамота № 686, где тоже фигурирует число 128. В переводе она гласит: `Без двух тридцать к ста (т. е. 128) в простом, а в другом сто без четырех (т. е. 96)'. До сих пор у неё тоже не было убедительной интерпретации (лишь отмечалось, что эти числа относятся друг к другу как 3 к 4). Оказывается, существовала весовая единица, существовавшая в двух вариантах, в одном из которых она действительно содержала именно 128, а в другом -- именно 96 более мелких единиц. Она упоминается в более поздних деловых и хозяйственных текстах и носила замечательное название ансырь; это слово – восточное заимствование. Два варианта ансыря назывались «старый» и «новый» или «бухарский» и «обычный» и содержали 96 и 128 золотников. Ансырь относился к тем единицам веса, которые использовались для немногих товаров. В отличие от современного килограмма, применимого к чему угодно, средневековые единицы были узко специализованы. В частности, в ансырях взвешивали шелк и больше ничего.



      Известна берестяная грамота № 288, сохранившаяся не полностью, в ней речь идёт о торговле шёлком, взвешенным не в ансырях, а в золотниках. Это очень небольшие количества шёлка разного цвета: «золотник зеленого шелка, другой [золотник] красного, третий — желто-зеленого…» Еще в одном документе XVII в. речь идёт об ограблении лавки, в ходе которого был похищен «ансырь шелку по цветам». То есть это ансырь шелка, в состав которого входил ассортимент шелка разных цветов. Не исключено, что в этой предельно краткой берестяной грамоте мы имеем дело с таким же ассортиментом на 1 ансырь – из 8, 70, 20 и 30 золотников шелка разного цвета. Покупка весьма большая для такой дорогой материи. Перед нами или заказ, или отчет о такой покупке.

      № 1053 (XIV в.)

      Первоначально это был великолепный документ из 5 строк длиной в 20 см с лишним, свернутый в рулон. Рулон попал в пожар и соприкоснулся с горящей головней.



      Сохранившихся и сожженных букв примерно поровну. Левый край исконный, правый горелый, и не сразу ясно, сколько бересты утрачено справа. Последние две строки сохранились лучше.

      ѿо[н]ос-покл--око--нил---ынум--
      му[п]ри[ш]и[м]исор-----юпо--тене--
      по-от-ки[по]вод-сестр-мое•п--
      пришлипо[ло]те[на] •абудужив-
      заполацюсѧ





      В начале грамоты не без труда вычитывается редкое имя автора: Оносъ. Это народная форма библейского имени Енос (произносилось Энос, нормальная для Руси адаптация начального e-, ср. Ольга из Helga). Такая форма встретилась впервые; ср. современную фамилию Аносов (с более книжным А-). Далее несложно реконструируется покл(он)о ко (Да)нил(е ко с)ыну м(ое)|му. Удачным образом обгорелый правый край сохранившегося текста близок к исконному, и справа утрачено лишь 1-2 буквы в каждой строке. Видно, что автор заменял ъ на о. Интересно, что нет требуемого древним синтаксисом повтора предлога (ко сыну ко моему), но в XIV в. примерно в трети случаев это уже бывает.



      Само послание начинается со слов [п]ри[ш]и [м]и; к сожалению, приходится признать, что принцип «ни одной ошибки» тут не работает, и автор допускал описки, в частности, пропуски букв. Надо читать здесь обычную для берестяных грамот просьбу: пришли ми. Оказывается, что пропуск л в пришли был чем-то вроде стандартной описки, это встречается уже не первый раз. По-видимому, пропуск букв и в следующем слове: сор---ю; по контексту имеется в виду сорочка (сороцицю, слово 3 раза встретилось в берестяных грамотах), но по расчету букв это слово в лакуну не помещается. Бессуфиксального слова с таким значением (типа *сороча) не засвидетельствовано. Можно, конечно, предположить, что автор надписал буквы над строкой, а потом они сгорели; обсуждать состав пустых множеств – вообще дело увлекательное. Далее восстанавливается слово полотене(це), с заменой ь на е, и по(р)от(о)ки, т. е. портки. Онос заказывает у сына текстильные изделия. Далее, [по]вод(о) -- это вожжа, поводок (ср. совр. быть на поводу), а сестре своей он просит прислать материала (полотна). В сестр- мое• очередная описка: перед точкой пропущено конечное и. После этих слов в конце строки видна буква п, что было дальше – неизвестно. Возможно, автор начал писать следующее слово: при…, но предчувствуя, что это место сгорит, начал писать при… заново на следующей строке.

      Последняя фраза понятна: «А буду жив – расплачусь». Неясно, было ли в грамоте представлено живо (со стандартным окончанием -ъ) или живе (с диалектным), так как последняя буква утрачена. Глагол заплатити сѧ раньше не встречался, но прозрачен по структуре. Он записан с неэтимологическим о между п и л: это грамота с так называемым скандирующим эффектом.

      Перевод: «Поклон от Оноса к Даниле, сыну моему. Пришли мне сорочку, полотенце, портки, поводок, сестре моей пришли полотна, а я, если буду жив, расплачусь».

      № 1055, XIII век.

      Это конец грамоты, часть первых двух сохранившихся строк утрачена.
      …. на розва
      [ж]и уличи • вдаи кожю
      ѡстафьи • деꙗкону • а
      ꙗзъ с тобою • саме сѧ в
      едаю • кожѧ ми надобе



      В первой сохранившейся строке первое время после находки читалась точка между Н и А, из-за чего синтаксис оставался загадочным; на самом деле «точка» оказалась естественной впадиной в бересте, более глубокой, чем некоторые другие настоящие точки. Итак, читается название адреса: на Розважи уличи. Розважа улица – древняя улица на Софийской стороне Новгорода (от имени Розвадъ, от которого происходит польская фамилия Rozwadowski). Есть улица с таким восстановленным названием и на современной карте города, хотя проходит и не совсем так же, как древняя. Грамота посвящена коже, как и некоторые другие этого сезона: место 2-го Рогатицкого раскопа было некоторым центром ремесла. Здесь встретился синоним глагола заплатити сѧ из предыдущей грамоты – вѣдати сѧ, «рассчитываться» (в грамоте пишется е вместо ѣ). Отметим диалектное окончание в саме.

      Перевод: «…на Розважей улице дай кожу Остафье дьякону, а я с тобой сам расплачусь. Мне нужна кожа».

      № 1054, XIII век.

      Грамота сохранилась почти целиком. 6 строк, вероятно, было начало 7-й. Есть также приписка на обороте. Ять смешивается с и.

      поклонъ ѿ митъ к луке и ко ѳр
      алю оу лодии ∙в∙беремене ко
      жь i коробиюѧ i кругъ воску
      i курово беремѧ кожь ма
      лое куре даi грѣвну i ∙г∙ кунъ
      ---------ему п[ол]ут[ор]ъ грѣ


      Оборот:

      у кого грамота у того
      полуторъ грѣвни





      Грамота отправлена от какого-то Митъ (написано именно так) Луке и Фралю. Имя Фраль интересно: изначально это имя Флор (латинского происхождения), ставшее на русской почве игралищем метатез: есть вариант Фрол, в Новгороде с характерной заменой о на а в заимствованных именах (Симан, Онтан и т. д.) – хорошо известное имя Фларь , а с метатезой редкое Фраль. Но и тут приключения этого имени не оканчиваются: в грамоте № 198 фигурирует вообще Храрь.

      В грамоте снова речь идёт о кожах и других товарах: «В ладье 2 охапки (бремени) кож, и коробья (мера), и круг воску». Слово коробию первоначально написано в винительном падеже; это обычно в таких списках, когда автор меняет в уме конструкцию по ходу изложения. Но потом автор всё же решил исправить свой синтаксис и аккуратно, не зачеркивая, подписал под буквой ю маленькую ѧ. В данной грамоте есть особенность, свойственная некоторым грамотам XIII в. – она разграфлена, и прямая черта разделяет ее на два раздела. Что такое Курово беремѧ кожь малое? Это малая охапка кож человека по имени Куръ. Данное имя совпадает со словом со значением «петух»: у нас есть, например, берестяная грамота № 690, адресованная от Кура к Борану, и такое ощущение, что мы имеем дело с зоопарком. На самом деле Боран – действительно «баран», это прозвище по животному, а Кур – никакой не петух; это греческое имя Κῦρος, бытовавшее на Руси (в соответствии с фонетической адаптацией ῦ) в трёх вариантах: Кур, Кир и Кюр.

      Далее следует интересная в разных отношениях фраза: Куре даi грѣвну i ∙г∙ кунъ. Первое слово, Куре, может быть звательным или диалектным именительным падежом от Куръ, а также дательным падежом от Кура. Последнее надо отвергнуть: такое имя нигде не засвидетельствовано, а один Куръ в грамоте уже есть. Тогда остаётся два варианта: «Кур, дай гривну и три куны» или «Пусть Кур даст гривну и три куны» (т. н. императив третьего лица). Второе менее вероятно – императив третьего лица форма книжная и редкая. Таким образом, перед нами, скорее всего, изученное А. А. Гиппиусом явление – переключение коммуникативной структуры грамоты: обращение идет уже не к Луке и Фларю, а непосредственно к Куру, раньше названному в грамоте только в третьем лице. Не случайно фрагмент, относящийся к Куру, отчеркнут чертой. Отметим -ъ в 3 кунъ: стандартное древнерусское окончание здесь -ы, а значит, в грамоте представлен редкий графический эффект (примерно 10 грамот разных веков), когда вместо ы пишется ъ. Пишущие осознают правую часть буквы ы факультативной и опускают ее, как если бы опускался значок над й.



      А теперь вернемся к первой строчке, уже зная, что в Митъ ъ стоит вместо ы. Имя автора -- Мита, звучащее необычно, но закономерное, ср. такие уменьшительные имена из берестяных грамот, как Миха, Грига, современные Степа, Серега и т. п. Вероятно, это производное от Митрофанъ: имя Дмитръ никогда не теряет в берестяных грамотах Д- (вообще усечение начала для новгородской ономастики не характерно).

      В начале следующей строки можно реконструировать (сыну мо)ему. Интересна дважды встретившаяся словоформа именительного/винительного падежа полуторъ (т. е., как мы уже знаем, полуторы) – в ней обобщилась основа косвенного падежа с полу-. Это более продвинутая стадия, чем даже в современном языке, где полторы, но полутора.
      На обороте приписка, указывающая, что Мита передал деньги прямо с курьером вместе с письмом.
      Перевод: «Поклон от Миты к Луке и Фралю. В ладье 2 охапки кож, коробья, круг воска и малая охапка Кура. Кур, дай гривну и 3 куны, (сыну?) моему полторы гривны…» Приписка: «У кого грамота, у того полторы гривны».

      Грамот XII века найдено больше.

      Грамота № 1063 (XII век)

      Найдена во второй половине сентября, чуть больше недели назад. Олейников нарушает старую традицию не работать после 1 сентября. В Москву грамоту пока не привозили: работа идёт с фотографией. Грамота состоит из трёх горелых кусков, рассохшихся и рассыпавшихся. Не далее как вчера удалось достигнуть сложения грамоты воедино (склеились фотокопии нескольких плавающих «островов»).



      Это список рыбы; грамота довольно однообразная. Рыба, упомянутая в грамоте – это сиги. Про сигов у нас уже не менее 4 грамот. По подсчётам одного сиговеда начала ХХ в., сиг составляет 85% улова ценных рыб в Волхове. Это некоторая подать господину от ограниченного числа лиц. Числа кратные десяти: 60, 50 и т. д., есть один, у кого всего 20. Слово «сигов» встретилось только один раз, в других случаях стоят только числительные. В XII в. встречаются как христианские, так и нехристианские имена. Представлены хорошо известные имена Станята, Даньша; они не потрясают. Интересны два имени:

      оу Сонови(да). Имя Съновидъ встретилось в берестяных грамотах 9 раз (все XII в.), и все 9 раз без первого ера: Сновидъ, как бы подтверждая архаичную теорию, что начальные редуцированные пали первыми. Сейчас считается, что первыми пали конечные, и «заноза», связанная с этим именем, держалась до данной находки.

      Второе имя сенсационнее: одного из «рыбных участников» зовут
      оу Волохва. Слово волхъвъ раньше считалось чисто литературным, но оно, как теперь видим, бытовало и в народе, причем с новгородским диалектным рефлексом (-оло-). Велик соблазн понять «а у нашего деревенского волхва…», но, конечно же, это прозвище.

      № 1061. XII в.

      Это конечная часть грамоты. Надёжно читается:

      …а попърътишь да боудь ни то
      бе ни мъне и целю та

      Финальная стандартная формула и целую тѧ написана безобразно и небрежно, с двумя ошибками в двух словах, так что даже разбирать это не хочется. Остальное переводится: «а если попортишь, пусть это будет ни тебе ни мне», это фрагмент переписки компаньонов, и речь идёт о товаре. На первый взгляд это угроза или упрёк – но почему такой милый конец, с целованием? Утрата и повреждение товара при перевозке были стандартным форс-мажором, а не чем-то злонамеренным, а «ни тебе ни мне» означает, что в таком случае нет взаимных претензий и компаньоны друг другу не должны. Это сказано совершенно спокойно.

      № 1058. XII в.

      Целое письмо из четырёх строк. Бытовая графика.



      ѿ перьнѣга къ гълочаноу въ
      земи почестѣе ѧкъ тъ еси мъло
      виль съ мноѭ въсади же и семъ їс ко
      лика кълико въземоу въдамъ ѧзъ

      Имя автора, Перенѣгъ, хорошо известно и встретилось в Русской правде. Имя Гълъчанъ – редкое. Оно производно от слова гълъка – шум, гвалт, мятеж, примерно то же, что старославянское мълва; означает «крикун, смутьян».
      Почестье -- название подати, раньше в берестяных грамотах в этом значении был известен только морфологический вариант почта. Перенег – господин, которому положено почестье.
      Ѧко то – относительное местоимение с частицей-релятивизатором «то».
      В слове мноѭ буква ѭ написана зеркально (инвертировано). Йотированный юс большой – сама по себе редчайшая буква для берестяных грамот, а такой вариант привлекает совсем особое внимание. Оказывается, он известен в сербских рукописях.
      Въсадити означает «снарядить», посадить на коня или в лодку («насад») и отправить. Въсади же и сѣмо -- пошли же его сюда («его» -- то есть того, с кем Голчан пошлет ответ).
      Перенег или его писец начал писать їс колика («из какого расчета»), но потом зачеркнул часть этого выражения и выразился точнее: колико възьмоу въдамъ ѧзъ. По контексту ясно, что възьмоу – форма не 1 ед., а диалектная 3 мн. без -ть: «сколько возьмут, я (именно я) отдам».
      «От Перенега к Голчану. Возьми почестье, как ты со мной договаривался. Снаряди его (курьера) сюда. Сколько возьмут, столько я отдам».

      № 1057. XII в.

      Целая грамота (правда, целая после того, как её собрали из 8 кусков). В ней 2 строки – это самый частотный случай.



      на въдъмолѣ :г҃: десѧте гривьнъ и гривьна и: [i҃] : кунъ
      полъ осма съта на съкроудоу полъ шестѣ гривьнѣ

      Водмолъ – название некрашеного сукна, это германское заимствование, уже хорошо известное по берестяным грамотам. «31 гривна» (огромная сумма!) записана не просто цифрой, а сложнее: «3-дцать гривен и гривна», такое в древнерусских текстах известно. Слова съкроуда нет ни в каком словаре, но задача облегчается, если считать, что д написано вместо т. Уже есть несколько берестяных грамот со смешением глухих и звонких, что отражает прибалтийско-финский субстрат в некоторых диалектах (например, грамота 614, где Свопода вместо Свобода и Доброкостьци вместо Доброгостьци). Слово съкроута означает сбор, снаряжение, амуницию, есть устойчивое выражение крутитися на войну. Здесь вероятны именно военные расходы, иначе сложно объяснить такой масштаб сумм.

      Первоначально конец первой строки читался «и:: кунъ», и соответственно выделялась группа кунъ полъ осма съта. Но 750 кун («половина восьмой сотни») – это безумие, ведь 20 кун уже составляют гривну. Выдвигалась гипотеза, что в этой грамоте куна не денежная единица, а шкурка, куница. Версия долго держалась – но недодержалась. После высококачественного фотографирования (кажется, грамота до сих пор еще не склеена) выяснилось, что земля сплющила разлом, проходящий между четырьмя точками, и средняя его часть утолщена. Там определяется узкий знак I – цифра 10, возможно, было и титло (прямо над знаком дефект бересты). Таким образом, после того, как выяснилось, что разрыв уничтожил одну букву, грамоту пришлось «передумать»!

      Написано «31 гривна и 10 кун». «На скруду» идет пять с половиной гривен. Тогда что такое 750? Самое правдоподобное, что может быть – локтей ткани на солдатское обмундирование. «Из 31 гривен 10 кун – на амуницию столько-то». Древнерусские люди обстоятельны и дотошны, такие, какими мы сейчас представляем голландцев или немцев. Подсчитано, что 750 локтей достаточно для снаряжения отряда из 100 человек. Это серьезный вещественный документ о запасе водмола на нужды армии.

      Из зала поступила версия: не могло ли быть в гривне 24 куны? Ведь 31х24+6 = 744 + 6 = 750. Зализняк заметил, что соотношение куны и гривны менялось, но 24 куны в гривне по источникам не засвидетельствовано.
      А. В. Дыбо предположила, что скруда может быть связано с древнегерманским skrud- ‘одежда, полотно, снаряжение’, исл. skryd ‘одеяние’, англ. shroud ‘саван’.
      Перевод: «За некрашеное сукно 31 гривна и 10 кун, 750 (локтей) на амуницию – пять с половиной гривен».

      Теперь перейдём к древнейшей грамоте сезона – редчайшему документу XI века.

      № 1056, XI в.

      В сохранившемся фрагменте всего 15 букв. Фрагмент отрезан справа и оборван слева.

      аниловол
      петрилоши
      [л]



      Последнее л, возможно – не буква, у нее нет засечек, возможно, это просто проба пера.
      Казалось бы, бессмысленный набор букв. Но во второй строке легко выделяется хорошо известное имя Петрило. В первой – скорее всего имя Данило или притяжательное прилагательное Данилово. Данилово что? Что-то среднего рода и на букву л. Конечно, можно предположить замену ъ на о, но в XI веке это еще очень редко. Стали проверять по словарю все слова среднего рода на л-, их не так много, к берестяной письменности они не очень подходят (из зала предлагают со смехом: лоно? лице?)…

      А. А. Гиппиус предложил следующий путь к решению этой грамоты. В берестяных грамотах конструкция «чья-то вещь» встречается нечасто, и в двух случаях речь идет именно о предмете на букву л, среднего рода и сделанном, к тому же, из бересты. Это луконьце или лукошько, владельческая надпись делалась прямо на этом лукошке.

      Берестяная грамота № 599 содержит три раза одну и ту же надпись: Федокино лукошеко -- на полукруглой крышке (или донце, сложно различить) лукошка со следами шила:

      Гораздо интереснее в разных отношениях найденная в 2006 г. грамота № 957: Воибудино лоукъньчо. Иже е ұклъдетъ да проклѧтъ боуде(оу)ть. А шьвъко ѱлъ.
      Здесь есть также проклятие против того, кто «уколдет» (слово сложное, вероятно «испортит») лукошко, и подпись писца.

      Открывается такая возможность прочесть грамоту № 1056: (Д)анилово л(уконце/лукошко, а) Петрило ши(лъ). Это владельческая надпись и подпись мастера, сшившего изделие.

      Как часто бывает, с находкой новой грамоты появилась возможность переинтерпретировать старую. Раньше считалось, что шьвъко из 957-й грамоты – имя собственное (Шевко), но сейчас можно считать, что это имя нарицательное («швец»), то есть это тоже подпись мастера.

      Источник
    • Свеоны, предположительно Поднепровье
      Автор: Сергий
      Тема разделена:
      http://svitoc.ru/index.php?showtopic=2302&page=1


      Итак - о [вымышленных] свеонах, развивших головокружительную экспансию в Поднепровье IX века, "не хватает подробностей".
      Однако "эпоха викингов" девятым веком не закончилась, а продолжалась до второй половины XI столетия, когда "подробностей" более чем достаточно.
      Вопрос к знатокам
      Почему подлинные (а не вымышленные) свеоны не повторили столь успешную экспасию в X-XI вв.?

      Рассмотрю исключительно благоприятный для свеонов момент, сложившийся в конце Х в. после гибели князя Святослава.
      977 год
      «Пошёл Ярополк на Олега, брата своего, на Деревскую землю».
      «…Слышал же Владимир в Новегороде, как Ярополк убил Олега, убоялся, бежав за море».

      Итак....

      Полоцк
      управляется варяжским (согласно летописи) князем Рогволдом (Рёгнвальдом?).
      (Свеоны уже победили?)

      Киев
      управляется князем Ярополком, а на деле - варягом(?) Свенельдом.
      (И здесь свеоны уже победили? Не понятно только - зачем у свеонов под ногами путается безвольный Ярополк?)

      Новгород
      покинут трусливым князем Владимиром.
      (Т. е. - пусть придут свеоны, и возьмут, если понравится...)

      980 год
      Итог распри:
      Полоцк, Киев, Новгород принадлежит князю Владимиру (трусливому славянскому ублюдку - прошу пардону за неакадемичность выражения ).
      В роли статистов - варяги (согласно летописи), но не свеоны...
      Наиболее вероятно, предводителями этих варягов были Олаф Трюггвасон и его родственник Сигурд Эйриксон.

      Т. е. в конце Х столетия обширной территорией Восточной Европы (Русью) смог овладеть изгнанный незаконнорожденный трусоватый славянский княжич, но вымышленные и подлинные свеоны оказались на это не способны.
    • Образование Молдавского государства
      Автор: Saygo
      А. В. Майоров. Образование Молдавского государства

      История образования Молдавского государства (Молдавской земли) изложена в "Сказании вкратце о молдавских господарях" - части так называемой Славяно-Молдавской летописи 1359 - 1504 годов 1. Текст памятника ныне известен по одиннадцати спискам XVI-XVIII вв., семь из которых - списки Воскресенской летописи, еще три списка - в сборниках смешанного содержания и один - в Патриаршем списке Никоновской летописи2.

      Памятник содержит легендарные сведения о пришедших из Венеции двух братьях Романе и Влахате - прародителях молдавского народа. Спасаясь от гонений еретиков, братья пришли в место, называемое Старый Рим, и основали здесь город Роман. Род их сохранил верность древнему православию после того, как папа Формос принял латинство, а его последователи основали Новый Рим. Между потомками Романа - "Романовнами" - и латинянами началась "великая брань", продолжавшаяся до времени правления венгерского короля Владислава, племянника Саввы Сербского, тайно в своем сердце хранившего верность православию, хотя внешне соблюдавшего "латинский закон".

      В правление Владислава на Венгрию напали татары. Из своих кочевий на реках Прут и Молдава через горы татары под предводительством князя Неймета прошли венгерскую землю Эрдель (Трансильвания) и встали на реке Мореш. Венгерский король позвал на помощь римлян - новых (то есть латинян), обратившись к кесарю и папе, и старых (то есть православных "романовцев"). Новые римляне прислали Владиславу тайную грамоту, предлагая поставить православных старых римлян в первые ряды войска, чтобы все они погибли в битве с татарами, а тех, кто уцелеет, задержать у себя в Венгрии, пока новые римляне не захватят их город и не обратят в латинство оставшихся там без защиты женщин и детей.

      Вскоре на реке Тисе произошла "битва великая" короля Владислава с татарами князя Неймета. Старые римляне первыми пошли на татар и вместе с венграми одержали над ними полную победу. "Жалуя и милуя" старых римлян за храбрость, Владислав позвал их к себе на службу и показал тайную грамоту новых римлян. Не поверив этой грамоте, старые римляне отпросились у короля проведать свой город и, увидев, что Старый Рим разорен, а их жены и дети обращены в латинство, стали просить Владислава дать им для проживания новые земли и сохранить их старую греческую веру. Король охотно выполнил просьбу и дал старым римлянам землю в Маромаруше 3, между реками Морешем и Тисой, называемую Крижи (Крижетур). Здесь и поселились старые римляне, взяв в жены венгерских женщин и обратив их в православие.

      Среди "романовцев" был мудрый и мужественный человек по имени Драгош. Однажды на охоте, преследуя тура, он перешел горы и нашел за ними прекрасную пустующую землю на краю татарских кочевий. Отпросившись у короля Владислава, Драгош вместе с дружиной, женами и детьми перешел Карпаты и поселился на новой земле по реке Молдаве. Соплеменники выбрали его своим господарем и воеводой. И так по Божией воле началась Молдавская земля.

      Драгош правил два года, затем четыре года воеводствовал его сын Сас, а после восемь лет - сын Саса Лацко, а затем шесть лет - воевода Богдан. Далее следует перечень имен других молдавских правителей с указанием числа лет правления. Летопись заканчивается кратким сообщением о смерти господаря Стефана III Великого в июле 7010 (7017; в действительности Стефан умер 2 июля 1504, то есть 7012 г.) и переходе власти к его сыну Богдану.

      Все известные ныне списки Славяно-Молдавской летописи 1359 - 1504 гг. находятся в рукописных собраниях Российской Федерации - Санкт-Петербурга и Москвы. Наиболее ранние из них датируются второй половиной XVI века. Первые публикации памятника также были сделаны в России - в 1793 и 1856 годах 4.

      Со времени публикации известной работы Богдана Петричейку Хащдеу о Негру Водэ - легендарном правителе Валахии - стало очевидным, что "Сказание вкратце о молдавских господарях" ведет повествование о происхождении молдаван не с незапамятных античных времен, как считалось ранее, а от вполне реальных исторических событий, происходивших в XIII веке.

      Легенда о переселении предков румын и молдаван из Венеции могла зародиться в Олтении (Малой Валахии) после того, как в первой половине XIII в. здесь в Недейе, а затем в других местах на территории современных жудецев Долж и Горж поселились венецианцы. Обнаружив близкое сходство своей речи с разговорным языком венецианцев, олтяне убедились в своем родстве с ними. Это открытие и породило мнение о приходе румын из Венеции5.

      Согласно Хащдеу, находит историческое объяснение и существование двух ветвей валахов - католической в Долже и православной в Романаце. В правление венгерского короля Владислава (Ласло) IV Куна (1272 - 1290) в Олтянском воеводстве (наиболее сильном румынском воеводстве королевства) известны католический воевода Михаил Летин из Недейи и православный воевода Дан из Романаца. С началом правления Михаила усилилась напряженность в отношениях между католиками и православными. Среди последних самыми ревностными были жители Романаца (историческая территория Романаца ныне входит в жудец Олт). "Новыми римлянами" Сказания историк считал "летинов" из Недейи (Новый Рим), а православных "старых римлян" идентифицировал с жителями Романаца, на территории которого располагался античный город Ромула (Старый Рим)6.

      Согласно новейшим данным, город Ромула, основанный на месте дакийского поселения Мальва, во II-III вв. н. э. был одним из двенадцати городов провинции Римская Дакия (после 158 г. Ромула - столица диоцеза Южная (или Мальвийская) Дакия); в настоящее время - деревня Решка в районе Добрословень жудеца Олт7.

      Выводы Хашдеу нашли некоторую поддержку в ходе дальнейших исследований 8. Вместе с тем, современные румынские историки ставят под сомнение существование в Олтении XIII в. сколько-нибудь значительных противоречий в отношениях православного и католического населения, ссылаясь на отсутствие надежных исторических данных на этот счет. Кроме того, прозвище воеводы Михаила "Летин" может указывать не только на конфессиональную, но и на этническую принадлежность: так могли называть выходца из Литвы. Впрочем, земли Малой Валахии (Олтении) в большей степени могли испытывать католическое влияние, чем расположенные на восток от нее земли Великой Валахии (Мунтении)9.

      Иная ситуация складывалась на территории комитата Марамарош - северо-восточной окраины Венгерского королевства, которая долгое время оставалась малонаселенной. Также как и другие приграничные регионы, венгерские короли и знать различными способами пытались колонизировать необжитые районы Марамароша, в том числе путем привлечения иностранных поселенцев.

      После монголо-татарского нашествия 1241 - 1242 гг., когда половина Венгерской равнины практически обезлюдела, колонизация распространилась по всей стране. Начиная со времени правления Владислава IV, валахи стали селиться в Венгрии в большем количестве, в XIV в. их приток еще больше усилился. Валахи группами переселялись в Венгрию, привлекаемые налоговыми льготами и наличием свободных земель. Причем, основной поток валашской колонизации происходил не с территории Олтении и Мунтении, а из так называемой Великой Влахии (ныне в Центральной Македонии), находившейся под церковной юрисдикцией православной Вранской епархии, поэтому выходцы оттуда в основном исповедовали православие. Первые валашские поселенцы должны были появиться в Марамароше в конце XIII в., а первые письменные свидетельства о колонизационной деятельности валашских князей могут быть датированы 1326 годом 10.

      О том, что истоки легенды о происхождении молдаван следует искать в первой половине XIII в., могут свидетельствовать имена легендарных прародителей народа - Романа и Влахаты - названные в Сказании.

      В 1247 г. посол римского папы Иннокентия IV в Монголию Джованни дель Плано Карпини, покидая пределы половецких степей, на обратном пути в Западную Европу повстречал двух князей, направлявшихся на восток: "При выезде из Комании мы нашли князя Романа, который въезжал в землю татар, и его товарищей и живущего поныне князя Алогу и его товарищей". Далее Карпини делает еще одно важное замечание: "С нами из Комании выехал также посол князя Черниговского и долго ехал с нами по Руссии. И все это русские князья"11.

      Приведенное известие давно замечено исследователями, у которых в целом не вызывает сомнений, что имя Aloha (Олоха) вероятнее всего могло быть производным от этнонима волох (валах), а отнесение Романа и Олохи к числу русских князей должно означать не столько этническую, сколько конфессиональную принадлежность к православным христианам. Все это, несомненно, позволяет соотнести князей Романа и Олоху, упоминаемых Карпини в числе свидетелей его путешествия на Восток, с Романом и Влахатой - персонажами "Сказания вкратце о молдавских господарях" 12.

      Можно привести еще одно упоминание о валашском правителе с именем, созвучным имени Роман, встречающееся в источниках первой половины XIII века. В одном из вариантов составленной около 1215 - 1220 гг. пространной записи "Песни о Нибелунгах" упоминается некий валашский герцог Рамунг (Romunc): "Примчался в Тульн с дружиной из семисот бойцов // Валашский герцог Рамунг, храбрец из храбрецов" 13.

      Исследователи в целом не сомневаются в исторической реальности воеводы Драгоша, переселившего предков молдаван на новую родину, несмотря на явственные мифологические черты рассказа о вожде-герое, открывающем во время охоты новые земли для своего народа. Иногда Драгоша идентифицируют с упоминающимися в исторических документах Драгошем из Бедё или Драгошем, сыном Дьюлы. Впрочем, эти отождествления остаются спорными 14.

      По-разному историками определяется и время прихода Драгоша в Молдавию, предложенные датировки располагаются в весьма широком хронологическом диапазоне - от второй половины XIII до середины XIV века 15.

      Если строго следовать хронологическим указаниям "Сказания вкратце о молдавских господарях", то Драгош вместе с соплеменниками пришел в Молдавию и установил свою власть путем колонизации новых земель в 1359 г., после чего он правил здесь от лица венгерского короля в течение двух лет. 6867 (1359) г. в качестве даты прихода Драгоша приводят и все другие молдавские летописи XV-XVI веков 16. Исключение составляет только написанная в 1566 г. на польском языке так называемая Молдавско-Польская летопись 1352 - 1564 гг., датирующая приход Драгоша 6860 (1352) годом 17.

      Тем не менее, именно 1352 - 1353 гг. признаются большинством исследователей как наиболее вероятное время правления Драгоша, поскольку такая датировка лучше согласуется с известными по другим источникам датами последующих событий, прежде всего, началом правления воеводы Богдана I и его борьбы за свержение венгерского суверенитета (1359 г.)18.

      Однако, опираясь на более широкий комплекс известий, относящихся к борьбе венгерского и польского королей за освобождение земель к востоку от Карпат от власти татар, а также учитывая счет лет правления потомков Драгоша, приведенный в Сказании, наиболее вероятным временем образования "марки Драгоша" можно считать период между 1345 и 1349 годами19.

      Вошедший в "Сказание вкратце о молдавских господарях" рассказ о переселении православных "романовцев" на новую родину после их победы над татарами в составе войска венгерского короля Владислава содержит противоречие, не позволяющее впрямую соотнести этот рассказ с историческими событиями середины XIV века. В описываемое время в Венгрии правил король Людовик (Лайош) I (1342 - 1382), и среди представителей Анжуйской династии вообще не было правителей с именем Владислав.

      Споры по поводу отождествления короля Владислава, победителя татар и покровителя православных валахов, позволившего им переселиться на новые земли, ведутся давно. Выяснение этого вопроса имеет принципиальное значение для истории Молдавии, так как позволяет определить время переселения предков молдаван из Марамароша на берега реки Молдовы и, следовательно, дату основания Молдавского государства.

      Первым специальным исследованием по этому вопросу стала статья выдающегося румынского историка, впоследствии президента Румынской Академии Димитрие Ончула "Драгош и Богдан - основатели Молдавского княжества" (1884 г.). Проанализировав все версии легенды, Ончул сделал вывод, что Владислав из Сказания не мог быть венгерским королем Владиславом IV Куном, никогда не побеждавшим татар, а, наоборот, потерпевшим от них тяжелое поражение. Кроме того, во второй половине XIII в. Марамарош еще не был заселен валахами. Описанные в Сказании события могли произойти только при короле Людовике I Анжуйском.

      Ончул ссылается на сообщение придворного летописца Людовика Яноша из Тырнова о частых набегах татар на Эрдель (Трансильвания) и земли секеев, а также об ответном походе венгерской армии под командованием Андрея Лакфи, закончившемся разгромом татар, возглавляемых неким Атламышем20. Венгерский король Владислав, - делает вывод Ончул, - может быть отождествлен с трансильванским воеводой Андреем Лакфи21.

      Уже в 1885 г. другой классик румынской историографии Александру Ксенопол оспорил выводы Ончула, считая, что в легенде речь идет о Ласло IV Куне. Между историками развернулась жаркая полемика. Ончул признал вывод Ксенопола ошибочным, уточнив, что Владислав в Сказании - это отец трансильванского воеводы Андрея Лакфи или буквально Лацкфи, то есть сына Ла(т)цка (Латцко - Владислав)22.

      В наиболее развернутом виде аргументы Ксенопола представлены во втором томе его неоднократно переизданной "Истории румын Траянской Дакии", где анализу Сказания посвящен специальный раздел. В защиту своей позиции историк приводит грамоту Ласло Куна, датированную 1288 г., в которой король упоминает об экспедиции, предпринятой им вместе с множеством баронов и вельмож его королевства с целью преследования половцев, тайно бежавших из страны. По следам беглецов участники экспедиции прошли "через горы", граничащие с владениями татар, в земли, "куда не ступал ни один из предшественников короля" 23. Ксенопол полагал, что именно этот поход Ласло IV через Карпаты против половцев и победа над ними в несколько измененном виде могли отразиться в Сказании, где половцы превратились в татар 24.

      Как отмечал в 1986 г. Николае Стоическу, спор между Ончулом и Ксенополом разделил последующих румынских историков на два лагеря - сторонников одной или другой точки зрения 25. Этот спор, в котором также участвуют молдавские историки, продолжается и в настоящее время.

      Первые попытки приурочить рассказ о переселении молдаван на новую родину ко времени правления венгерского короля Ласло IV были сделаны еще молдавскими летописцами. К примеру, легендарного Владислава с Ласло Куном отождествил Мирон Костин (1633 - 1691), синхронизировав тем самым два разных события - основание Молдавского княжества Драгошем и возникновение первого румынского княжества Негру Водэ в Мунтении 26.

      Имя короля Владислава в качестве главного хронологического ориентира в легенде о Драгоше и переселении молдаван воспринимал Август Людвиг Шлёцер, также отождествлявший этого Владислава с Ласло IV, поскольку последний не только состоял в родстве с Саввой Сербским (племянник Саввы Стефан Драгутин был женат на сестре Ласло), но и подозревался в ереси католической церковью 27.

      Среди новейших историков наиболее последовательно и широко отождествление короля Владислава с Ласло Куном аргументируют Павел Параска и Овидиу Печичан. Исследователи устанавливают, что конфликт Ласло IV с половцами возник вследствие исполнения королем требований папского легата Филиппа, епископа Фермо, касавшихся искоренения в Венгрии ересей, язычества и восточной схизмы. В 1279 г. под давлением этого легата Ласло предписал половцам, в большом количестве переселившимся в Венгрию еще накануне нашествия Батыя, перейти к оседлой жизни, строго следовать католическому обряду и поселиться на новых, назначенных королем местах, в частности в Кришане, на реках Тиса, Криш, Муреш, Тимиш и в районе города Тыргу-Муреш (ныне административный центр жудеца Муреш). Примечательно, что часть этих гидронимов - Тиса, Муреш, Криш - упоминаются в летописном рассказе о победе Владислава над татарами28.

      В ответ на репрессии в 1282 г. венгерские половцы подняли восстание. После поражения, нанесенного им королевскими войсками в битве на Тисе при впадении в нее Муреша (еще одно совпадение с рассказом Славяно-Молдавской летописи о победе Владислава над татарами) часть половцев ушла на восток "за горы". Возможно, именно эти беглые половцы спровоцировали новое нашествие татар в 1285 г., в котором сами приняли участие.

      По мнению Параски, автором Славяно-Молдавской летописи поход против половцев был перенесен на поход против татар, поскольку половцы, боровшиеся за сохранение автономии, как считали уже некоторые средневековые хронисты, бежали к татарам 29. Чтобы вернуть беглецов, Ласло IV со своими баронами в 1288 г. организовал экспедицию, в ходе которой венгерские войска достигли территории Молдавии30.

      Тудор Сэлэгян обратил внимание, что в рассказе Симеона Даскэла, продолжателя и интерполятора летописи Григоре Уреке, есть сообщение (со ссылкой на древние венгерские хроники), что король Владислав начал сражение с татарами перед Рождеством, а освободил от них Молдавию и вернулся в свою столицу на масленицу31. И хотя Симеон Даскэл не указывает точных дат, его описание более соответствует хронологии татарского нашествия 1285 г.: король Владислав (Ласло IV) начал войну с татарами 25 января, а завершил боевые действия на Пасху (25 марта)32.

      Впрочем, сам Сэлэгян приходит к выводу, что в Славяно-Молдавской летописи все же речь идет о победе над татарами, произошедшей в середине XIV века33.

      Рассмотрим главные аргументы в пользу такого решения.

      В 1340 - 1350-х гг. в результате серии успешных военных кампаний польского и венгерского королей татары были вытеснены с территории Восточного Прикарпатья и Приднестровья. Опираясь на союз с Венгрией, польскому королю Казимиру III (1333 - 1370) к 1349 г. удалось присоединить к своим владениям Галицкую землю, правители которой ранее признавали зависимость от Золотой Орды 34.

      В 1343 г. венгерский король Людовик I также начал наступление против татар, но первые столкновения с ними оказались неудачными. Тогда король назначил Андрея Лакфи, ишпана секеев и будущего воеводу Трансильвании, командовать венгерской армией, состоявшей преимущественно из секеев, пересекшей Карпаты и вступившей в татарские владения в начале 1345 года35.

      Об этом походе сообщают два современных венгерских источника. Первое сообщение содержится в шестой части "Жития и деяний Людовика, короля Венгрии" упомянутого выше архидиакона Яноша из Тырнова, придворного летописца Людовика I, именуемого также Яношем из Кюкюллё (ныне Тырнэвени, жудец Муреш, Румыния). Указанное известие, как и весь труд Яноша из Тырнава, дошел до нас в составе так называемой Дубницкой хроники, составленной в Варадине в 1470-х гг. путем сведения текстов более ранних источников. Свое нынешнее название хроника получила по единственному сохранившемуся списку, происходящему из Дубницы (ныне в Словакии). Рассказ Яноша из Тырнова воспроизведен также в Будайской хронике и Хронике Яноша Туроци 36.

      Второе сообщение - содержащий ряд дополнительных подробностей рассказ о битве венгров и секеев с татарами анонимного монаха-минорита, возможно, непосредственного очевидца событий. По некоторым данным, этим анонимным автором мог быть Янош из Эгера, также близкий ко двору Людовика I. Составленная им Хроника охватывала период с 1345 по 1355 гг. и также дошла до нас в составе Дубницкой хроники 37.

      В "Житии и деяниях Людовика" Яноша из Тырнова читаем: "В то время, когда свирепый народ Тартар часто нападал на Венгерское королевство, на земли Трансильвании и [земли] Секеев, король послал против Тартар усердного и воинственного мужа Андрея, сына Лацка (Andream filium Lachk), трансильванского воеводу, вместе с народом Секеев, знатью и сильными воинами, чье большое войско вторглось в землю, где они (татары. - А. М.) обитали, и, сойдясь с ними на поле битвы, победило их вместе с их князем по имени Атламош, и этот князь был обезглавлен, и множество знамен и пленных Тартар было передано его королевскому величеству в Вышеград. После этого Секеи стали часто нападать на Тартар и с большой добычей возвращаться домой. А те Тартары, кто уцелел, бежали в далекие приморские области к другим Тартарам" 38.

      Из сообщения анонимного минорита узнаем точную дату победы над татарами и ряд других подробностей: "В 1345 году [от Рождества] Господа, спустя три года после коронации короля Людовика, в праздник Очищения Пресвятой Девы Марии Секеи с немногими Венграми, оказавшимися среди них, с помощью Божией выступили против Тартар, и предали мечу бесчисленное множество Тартар в земле их. И там очень сильный их князь по имени Отламус, второй после Хана, женатый на сестре самого Хана, был взят живым, а после обезглавлен; за его выкуп были обещаны огромные деньги. Но Венгры отказались, заботясь о будущем; они также принесли домой их (татар. - А. М.) флаги, множество пленных, и очень большую добычу, прежде всего, золото и серебро, ценные вещи, а также драгоценные камни и дорогие одежды, сражение между ними продолжалось три дня беспрерывно" 39.

      Итак, согласно анонимному минориту, решающая битва с татарами состоялась на праздник Очищения Пресвятой Девы Марии. В Римско-Католической церкви этот праздник посвящен воспоминанию о принесении младенца Иисуса во храм и очистительном обряде, совершенном его матерью на сороковой день после рождения первенца. В православной традиции праздник именуется Сретением - в память о встрече в Иерусалимском Храме младенца Иисуса с праведным старцем Симеоном. Праздник отмечается 2 февраля.

      Победоносный поход против татар венгров и секеев под предводительством Андрея Лакфи упоминается также в нескольких грамотах Людовика I. 29 апреля 1357 г. король пожаловал трансильванскому вице-воеводе Доминику Мачке и его брату Иванке поместье Красно в комитате Тренчен за прежние заслуги, среди которых особо выделяется участие вместе "со своим господином, достойным мужем Андреем, сыном Лацка, тогда комитом Секеев, а ныне воеводой Трансильвании, [в походе] против Тартар и Рутенов" 40.

      Давно замечено, что Rutenos, упомянутые в этом источнике в качестве союзников татар, - это, вероятнее всего, русские жители Подолья, признававшие власть татар, платившие им дань и участвовавшие в их военных предприятиях 41.

      В известных ныне источниках не отразились факты, которые могли бы свидетельствовать о вытеснении татар с территории будущего Молдавского княжества ранее середины XІV века. Между тем, именно разгром и изгнание татар должны были стать необходимым условием последующего переселения на молдавские земли валахов под предводительством Драгоша.

      Перелом в вековом противостоянии Венгерского королевства с татарами мог наступить только после 1345 года. В следующем году секеи, по свидетельству анонимного минорита, совершили еще одну вылазку против татар, вновь одержали победу, нанеся им большие потери, и возвратились с немалой добычей; в результате татары отошли на юг, к побережью Черного моря 42. Здесь они понесли новые потери вследствие распространения в Причерноморье эпидемии чумы, пришедшей из Италии около 1347 года43.

      Об освобождении от татар земель будущей Молдавии во второй половине 1340-х гг. может свидетельствовать следующей факт. В начале 1347 г. римский папа Климент VI (1342 - 1352) счел, что в результате побед над татарами наступил подходящий момент для восстановления к востоку от Карпат прежней иерархии католической церкви. В послании от 29 января, адресованном венгерскому архиепископу Калоча, папа распорядился восстановить "Милковский епископат в Венгерском королевстве, на землях, граничащих с Тартарами", и назначить в качестве нового епископа Тому Нимпти, капеллана венгерского короля августинского монаха-отшельника и проповедника44.

      Известно, что попытки восстановить Половецкое или Милковское епископство предпринимались папами при поддержке венгерского короля еще в конце 1320-х и в 1330-е годы. Однако назначаемые на милковскую кафедру прелаты не могли находиться в своей епархии и несли службу в других местах. Так было и с Т. Нимпти, который через несколько месяцев после своего назначения был уже в Венеции в качестве посла венгерского короля45.

      Это можно объяснить, исходя из письма папы Николая III (1277 - 1280) к своему легату Филиппу, епископу Фермо, датированного 7 октября 1278 г., где говорится, что город Милков лежит в руинах еще со времен нашествия Батыя, и что уже сорок лет там нет ни епископа, ни католических жителей46. Епархиальный центр Милков располагался, вероятно, на одноименной реке (притоке Сирета), в районе современного города Фокшаны (жудец Вранча, Румыния).

      И все же, попытки возродить Милковское епископство увенчались успехом. Это произошло, по-видимому, в первой половине 1350-х годов47. 12 февраля 1353 г. папа Иннокентий VI (1352 - 1362) назначил еще одного епископа на милковскую кафедру, говоря о ней, как о вакантной долгое время48.

      Восстановление католической епархии к Востоку от Карпат, несомненно, стало результатом ослабления власти татар в этом регионе. Тем не менее, борьба с ними Венгерского королевства на рубеже 1340 - 1350-х гг. еще продолжалась. Около 1348 г. татары совершили ответное вторжение в Венгрию. Весной 1352 г. королевские войска были вновь мобилизованы для войны с ними, а папе отправлено донесение о недавнем нападении татар, которое могло быть частью их военных действий против Польши (в 1352 г. союзные венгерско-польские войска участвовали в осаде волынского города Белза, обороняемого литовцами, союзниками которых были татары)49. В следующем году король Людовик, опасаясь нового нападения татар, распорядился укрепить все замки своего королевства50.

      О походах венгерского короля против татар в 1352 и 1354 гг. сообщает также флорентийский историк Маттео Виллани (ум. в 1363 г.), продолжатель Новой Хроники своего брата Джованни. По сведениям хрониста, во время похода 1354 г. венгерский король даже пытался заключить мир с неким юным татарским королем, склонявшимся будто бы к принятию христианства51. Впрочем, сведения Виллани отличаются неясностью и явными преувеличениями, вызывая серьезные сомнения у исследователей52.

      Начавшаяся в 1359 г. в Золотой Орде двадцатилетняя внутренняя усобица ослабила государство и не позволила сохранить контроль над отдаленными западными окраинами.

      Ослабление влияния татар в Восточном Прикарпатье имело еще одно последствие: Венгерское королевство заявило свои права на земли "Кумании", в том числе территории между Карпатами и Днестром. Только в таких условиях здесь мог появиться Драгош, воевода из Марамароша, прибывший в Молдавию в качестве наместника венгерского короля и возглавивший процесс колонизации освободившихся земель марамарошскими валахами. О том, что Людовик I считал Молдавию частью Венгерского королевства, свидетельствует его известная грамота 1365 г., в которой четырежды упоминается "наша земля Молдавия" 53.

      Центр Молдавского воеводства во времена Драгоша должен был находиться в бассейне реки Молдовы и на Буковине; юго-восточная часть позднейшего Молдавского княжества и в особенности районы, прилегающие к побережью Черного моря, скорее всего, оставались еще под властью татар54.

      На рубеже 1350 - 1360-х гг. другой воевода из Марамароша по имени Богдан сверг потомков Драгоша, поднял мятеж против венгерского короля и в борьбе с ним отстоял независимость Молдавии. Янош из Тырнова сообщает: "В правление венгерского короля Людовика воевода марамурешских волохов Богдан, собрав их, тайно ушел в Молдавию, подвластную Венгерскому королевству и давно опустошенную соседними татарами. Людовик посылал туда несколько раз войско, но число волохов столь умножилось в этой земле, что она сделалась особым княжеством"55. Именно Богдана большинство историков считает основателем Молдавского государства56.

      Возможно, под влиянием образования независимого от Венгрии и Золотой Орды Молдавского княжества в Восточном Прикарпатье стали возникать другие политические образования с преимущественно валашским населением. По некоторым данным, правитель одного из них, воевода Петр, в 1359 г. сумел остановить наступление войск польского короля Казимира III57.

      Рассмотренные нами факты показывают, что необходимые условия для массового переселения валахов на пруто-днестровские земли, могли возникнуть не ранее середины 1340-х гг., а образование здесь "венгерской марки" воеводы Драгоша могло произойти не ранее конца 1340 - начала 1350-х годов. Более ранние датировки этих событий не находят надежной опоры в известных ныне источниках. Поход через Карпаты около 1288 г. венгерского короля Владислава IV, преследовавшего беглых половцев, не мог привести к освобождению молдавских земель от власти татар и установлению над ними суверенитета венгерского короля.

      Золотая Орда продолжала контролировать земли к востоку от Карпат вплоть до середины XIV в. и, более того, использовала их как плацдарм для нападений на Венгерское королевство. Отказ от дальнейших претензий на молдавские и украинские земли, вероятно, мог произойти только после поражения ордынцев в битве у Синих Вод в 1362 году. Данное обстоятельство, на наш взгляд, исключает возможность переселения в Молдавию марамарошских валахов воеводы Драгоша ранее середины XIV в., поскольку в противном случае подобное переселение должно было происходить с санкции золотоордынского хана (или иного татарского правителя).

      Почему же в славяно-молдавских летописях XV-XVI вв. приход Драгоша и "начало Молдавской земли" приурочены ко времени правления венгерского короля Владислава? Как представляется, источники позволяют дать ответ и на этот вопрос.

      В уже цитированном нами рассказе анонимного минорита о победах секеев и венгров над татарами в 1345 и 1346 гг. есть еще одно весьма примечательное сообщение. Это - легендарный рассказ о чуде Девы Марии и св. Владислава, совершенном прямо на поле боя и обеспечившем христианскому воинству полную победу над язычниками.

      Ссылаясь на рассказы очевидцев, хронист пишет: "Говорят, что в ходе битвы между Христианами и Тартарами в Варадинском соборе не могли отыскать голову святого Владислава. Это во истину было чудом! Когда церковный подкустодий (subcustos) вошел в сокровищницу, чтобы увидеть голову, он нашел святыню на ее обычном месте, но всю в испарине, как будто она была живой и только что вернулась вся разгоряченная после какой-то тяжелой работы... Истинность чуда была подтверждена одним очень старым татарином из числа пленных, который сказал, что разбили их не Секеи и Венгры, а сам Владислав, который услышал, как они (секеи и венгры. - А. М.) постоянно к нему взывали. Другие его (татарина. - А. М.) товарищи также говорили, что, когда Секеи выступили против них, перед ними шел некий высокий рыцарь; сидя на огромном коне с золотой короной на голове и с боевым топором в руке..., он могучими ударами опустошал их ряды. В воздухе над головой рыцаря в ослепительном сиянии, казалось, парит прекраснейшая дама: у нее на голове была видна золотая корона изысканной красоты. Из всего этого очевидно, что то были сама благословенная Дева Мария и благословенный король Владислав, которые помогли Секеям в битве с язычниками за веру в Иисуса Христа" 58.

      Описанное анонимным миноритом чудо, как видим, совершилось не только на поле битвы. Его следы также обнаружились в Соборе Успения Девы Марии в Варадине (ныне город Орадя в Румынии). Здесь хранились мощи св. Владислава (короля Ласло I). Именно Варадин на протяжении нескольких веков был тем местом, где всячески поддерживался и развивался культ св. Владислава, создавались новые легенды о подвигах и чудесах, совершенных этим святым.

      Еще при жизни король Ласло I (1077 - 1095) был тесно связан с Варадином, постоянно оказывая ему особое покровительство: основал здесь монастырь и заложил собор, построил замок и сделал город епархиальным центром. После смерти короля Варадин стал местом его погребения и со временем превратился в крупнейший в средневековой Венгрии центр почитания св. Владислава59.

      В Варадинском соборе хранилась одна из самых почитаемых венграми реликвий - череп святого, для которого была изготовлена позолоченная гермареликварий в виде погрудного скульптурного портрета. Утраченная во время пожара в начале XV в., реликвия затем была вновь обретена и помещена в новый драгоценный реликварий. В 1607 г. из Варадина ее перенесли в Дьер, где в кафедральном соборе она хранится до настоящего времени60.

      Описанное придворным хронистом Людовика I чудесное явление на поле битвы венгров и секеев с татарами св. Владислава в виде могучего рыцаря, сопровождаемого самой Божией Матерью в праздник Очищения (Сретения), несомненно, стало следствием развития культа этого святого, широко поддерживаемого королями Анжуйской династии.

      Современные исследователи говорят даже о целенаправленном насаждении в Венгрии культа св. Владислава в XIV в.: его образ стал своего рода символом идеального рыцаря, защитника христиан, одним из важных элементов придворной рыцарской культуры, пришедшей вместе с новой династией61.

      Уже в первой половине XIV в. образ св. Владислава как победителя кочевников-язычников широко отражался в венгерских исторических хрониках и произведениях изобразительного искусства, где появлялись неизвестные в более ранних источниках эпизоды его подвигов и чудес, проявленных, в том числе, в борьбе с татарами. Возникает представление о способности святого чудесным образом возрождаться к жизни через свои нетленные мощи, покоившиеся в Варадинском соборе, становиться непобедимым рыцарем-великаном и помогать венграм в борьбе с татарами.

      Еще Д. Ончул обратил внимание на рассказ анонимного минорита о чуде св. Владислава. В своих поздних работах, продолжавших полемику с А. Ксенополом, он предложил связать рассказ минорита с сообщениями славяно-молдавских летописей о Драгоше и короле Владиславе. По мнению Ончула, в образе последнего мог выступать не Владислав IV (как думал Ксенопол), а сам св. Владислав, чудесным образом поднявшийся из могилы в Варадинском соборе, чтобы помочь своему народу победить татар. Составитель "Сказания вкратце о молдавских господарях" знал легенду о чуде св. Владислава и использовал ее для объяснения основания Молдавского государства62. К подобным выводам приходят и другие исследователи 63.

      Ончул полагал, что именно св. Владислав направлял и помогал победить татар воеводе Андрею, "сыну Лакца" (то есть Владислава)64. В "Сказании вкратце о молдавских господарях" нет упоминания об этом воеводе. Однако здесь имеются другие сведения, отсылающие к культу св. Владислава. В Сказании говорится, что православные "старые римляне", прежде чем переселиться в Молдавию, с разрешения короля Владислава некоторое время жили в Марамароше и Крише, где взяли себе в жены местных женщин: "Владислав же король... даде имъ землю в Маромаруше, межи реками Морешем и Тисею, нарицаемое место Крижи и ту вселишася..." 65.

      Летописное "Крижи" (Крижетур) - это, судя по всему, Кришана - соседняя с Маромурешем историческая область в современной Румынии (жудецы Арад и Бихор), получившая свое название от трех небольших рек - Кришул-Алб, Кришул-Негру и Кришул-Репеде (притоки Кёрёша). Историческим центром Кришаны был Варадин (Орадя) - главный центр почитания св. Владислава в средневековой Венгрии. Здесь, по-видимому, и возникла легенда о чуде, описанном анонимным миноритом. Во всяком случае, именно в Варадине, как уже отмечалось, была создана так называемая Дубницкая хроника, в составе которой до нас дошел упомянутый рассказ минорита.

      Причастность к победе над татарами и переселению в Молдавию выходцев из Кришаны заставляет предположить, что в походе против татар Андрея Лакфи наряду с венграми и секеями могли участвовать также валахи.

      Превращению в летописном рассказе реального венгерского короля, санкционировавшего переселение валахов в Молдавию, в образ св. Владислава мог способствовать еще один важный фактор. Венгерские правители Анжуйской династии, начиная, по-видимому, с Людовика, воспринимали этого святого в качестве своего династического покровителя, символизирующего правящих в Венгрии королей.

      Об этом свидетельствует появление изображений св. Владислава на королевских печатях и монетах. В частности, известно несколько видов монет разного достоинства (в том числе золотых дукатов), отчеканенных в правление Людовика I, с изображением родового герба Анжу на лицевой стороне и фигуры св. Владислава с нимбом и копьем (или боевым топором) в правой руке на обороте 66. Такая традиция получила продолжение в правление дочери Людовика Марии Анжуйской (1382 - 1395) и ее мужа и соправителя Сигизмунда Люксембургского (1387 - 1437)67.

      Наибольших масштабов почитание св. Владислава правителями Венгрии достигло в XV в., в особенности при короле и императоре Сигизмунде. В 1390 г. он вместе со своей супругой участвовал в открытии конной статуи святого, установленной перед Успенским собором в Варадине. Этой статуе жители города приписывали магическую силу: считалось, что она помогла отстоять Варадин во время вражеских нашествий 68.

      По-видимому, Сигизмунд Люксембургский культивировал особую личную связь со св. Владиславом и даже отождествлял себя с ним. Единственный из правителей Венгрии, кто был похоронен в Варадинском соборе рядом с мощами святого, Сигизмунд сделал все возможное для восстановления его гермы-реликвария, утраченной во время пожара, воплотив в облике святого свои собственные черты: существующий ныне бюст-реликварий св. Владислава обнаруживает сходство с прижизненным портретом Сигизмунда, выполненным около 1433 г. Антонио Пизанелло 69.

      Как видим, представители не только Анжуйской, но и Люксембургской династии, занимавшие венгерский трон, чтили св. Владислава и использовали его образ в качестве сакрального королевского символа.

      Универсальный характер этого символа, обозначавшего венгерского короля вообще, вне зависимости от родовой принадлежности, в еще большей степени проявился в XV-XVI веках. К нему прибегали и Ягеллоны и Габсбурги, поочередно занимавшие венгерский престол, как, например, Уласло I (1440- 1444) и Владислав (Ласло) V (1445 - 1457)70. Изображения св. Владислава, стоящего анфас с боевым топором в руке, чеканили на своих монетах представитель новой династии Хуньяди Матиаш I Корвин (1458 - 1490)71 и последующие венгерские короли вплоть до Рудольфа I (1576 - 1608)72.

      Большинство исследователей относят составление протографа Славяно-Молдавской летописи, содержавшего рассказ о победе над татарами венгерского короля Владислава и приходе Драгоша в Молдавию, ко второй половине XV в., времени правления господаря Стефана III73. Вполне вероятно, что при описании событий столетней давности молдавские летописцы использовали известный им универсальный сакральный символ венгерского короля, в равной степени применимый для обозначения как Людовика I, современника Драгоша, так и Матиаша I, современника Стефана III.

      К персонификации Людовика I как короля Владислава в Славяно-Молдавской летописи могла привести также культивируемая в Варадине легенда о чуде св. Владислава, восставшего из могилы, чтобы помочь воинам Людовика победить татар в 1345 году. Эту легенду, возможно, знали выходцы из Кришаны, переселившиеся в Молдавию вместе с Драгошем.

      Образ венгерского короля, победителя татар, именуемого Владиславом, нашел отражение в памятниках древнерусской литературы. Еще до появления русского перевода Славяно-Молдавской летописи, в 1470-х гг. в московское великокняжеское летописание была включена "Повесть о убиении Батыя", рассказывающая о событиях монголо-татарского нашествия на Венгрию, в которой Батыя разбивает в бою и убивает своей боевой секирой венгерский король Владислав.

      Во второй половине XV в. благодаря устойчивым контактам с венгерским и молдавским дворами, в Москве, несомненно, знали о традиции венгерских королей использовать образ св. Владислава в качестве своего сакрального символа. Некоторые внешние атрибуты этой традиции были заимствованы московским великим князем. В Государственном Эрмитаже хранится так называемый "венгерский (угорский)" или "московский" золотой Ивана III с изображением венгерского короля Владислава I Святого на лицевой стороне и гербовым щитом Матьяша I Корвина на обороте, изготовленный по образцу венгерских золотых дукатов того времени74.

      Исходя из сказанного, можно предположить, что в древнерусских письменных памятниках второй половины XV - начала XVI в. - "Повести о убиении Батыя" и "Сказании вкратце о молдавских господарях" - упоминание в качестве победителя татар венгерского короля Владислава означает не столько реального правителя, сколько символический образ короля-христианина, победителя язычников, тесно связанный с образом св. Владислава, которому в XIV- XV вв. стали приписывать подвиги (в том числе посмертные), совершенные в борьбе с кочевниками.

      Попробуем выяснить, о какой победе венгерского короля Владислава над татарами, предшествовавшей переселению валахов Драгоша в Молдавию, говорится в "Сказании вкратце о молдавских господарях".

      Эта победа не может быть связана с рассмотренным выше походом через Карпаты венгров и секеев под предводительством Андрея Лакфи, совершенным в 1345 году. Описывающие его венгерские хроники говорят, что королевские войска разбили татар в их собственных землях: "большое войско вторглось в землю, где они (татары. - А. М.) обитали" (Янош из Тырнова); "предали мечу бесчисленное множество Тартар в земле их" (анонимный минорит)75. О том, что эти земли находились к востоку от Карпат, где преобладало русское население, подчинявшееся власти татар, может свидетельствовать королевская грамота 1357 г., в которой сказано, что поход Андрея Лакфи был направлен "против Тартар и Рутенов" 76.

      Между тем, в "Сказании вкратце о молдавских господарях" прямо указывается, что татары, пришедшие из своих кочевий на реках Пруте и Молдове через Карпаты, были разбиты войсками короля Владислава в Трансильвании (Эрдели): "И в лето Владислава коралевъства воздвижеся на Угры брань от татаръ, от князя Неймета с своих кочевищъ, с рекы Прута и с рекы Молдавы. И преидоша чрезъ высокие горы и поперегъ земли Угорьскиа Ерделя, и приидоша на реку Морешь и ста ту... И немногу времени минувшу, и быша битва велика Владиславу королю угорьскому съ татары, с Нейметомъ княземъ на реке на Тисе" 77.

      Обе названные здесь реки - Тиса и ее левый приток Марош (Муреш) - расположены к западу от Карпат, в пределах исторической территории Венгерского королевства. Следовательно, описанная в Сказании победа короля Владислава над татарами не соответствует реалиям кампаний 1288 и 1345 гг., когда войска венгерских королей действовали в Восточном Прикарпатье, на землях, подвластных татарам.

      Кроме того, из дальнейшего сообщения Сказания следует, что битва на Тисе закончилась полной победой королевских войск, в авангарде которых шли "старые римляне" (то есть православные валахи), и великой радостью короля по случаю разгрома татар: "... и поидоша старые римляне наперед всех и опосле многие люди угрове и римьляне одинъ латыньский законъ, и побиша татаръ... Краль же Владиславъ укорьскый вельми радовашася о таковемь пособии божии..."78. Приведенное описание не согласуется с известными нам событиями нашествия на Венгрию Ногая и Телебуги в 1285 г., в целом имевшего противоположные результаты.

      Следовательно, в "Сказании вкратце о молдавских господарях" отражено другое событие - крупная победа венгерских войск над татарами во время очередного нападения последних на королевство. Эта победа создала предпосылки для последовавших за ней успешных ответных походов венгров и секеев через Карпаты на земли самих татар, новых побед над ними, вытеснения татар из Карпато-Днестровского региона и заселения освобожденных земель православными валахами - подданными венгерского короля.

      Все эти события, по-видимому, должны были происходить непосредственно одно за другим, не будучи разделены значительными промежутками во времени. Победа венгерского короля над татарами в битве на Тисе, по всей видимости, должна была иметь место незадолго до успешных ответных походов против татар венгров и секеев, в частности, кампании Андрея Лакфи 1345 года.

      К тому же, если строго следовать сюжету Сказания, между победой на Тисе и началом переселения православных валахов ("старых римлян") в Молдавию должно уместиться во времени еще одно событие. После победы над татарами венгерский король разрешил валахам переселиться из прежней области обитания ("Старого Рима") к северо-восточным границам королевства, на новые земли в Марамароше и Кришане, жить здесь по православному закону и взять в жены венгерских женщин: "Владислав же король прия их (старых римлян. - А. М.) с великымъ хотением а даде имъ землю в Маромаруше, межи реками Морешем и Тисею, нарицаемое место Крижи и ту вселишася и собрашася римляне и живяше ту и пояше за себя жены угоркы от латыньского закону во свою веру християнскую даждь и до ныне"79.

      Известные нам венгерские хроники не содержат сведений о крупной победе над татарами войск венгерского короля, которые можно было бы сопоставить с рассказом Славяно-Молдавской летописи. Тем не менее, в нашем распоряжении есть свидетельства других средневековых источников, не связанных с венгерским и молдавским летописанием, в которых это событие все же нашло некоторое отражение.

      О крупной победе венгерского короля над татарами под 1326 г. коротко сообщается в 125-ой главе "Хроники земли Прусской" Петра из Дусбурга: "125. Об опустошении земли Венгрии и убийстве 30 тысяч татар. В год от Рождества Христова 1326 король Венгрии убил 30 тысяч из войска татар, которые разорили его королевство"80.

      Из слов хрониста следует, что разгром и избиение тридцати тысяч татар венгерским королем произошли где-то на территории самого Венгерского королевства, после того, как напавшие на страну татары в очередной раз подвергли ее разорению.

      Насколько можно доверять этому известию?

      Написанная священником Тевтонского ордена Петром из Дусбурга "Хроника земли Прусской" была завершена в том же 1326 г. и представляет картину исторических событий XIII - первой четверти XIV века. Интересующее нас сообщение помещается в заключительной, четвертой книге хроники, которая в отличие от трех предыдущих повествует о различных событиях всемирной истории с целью вписать деяния ордена в более широкий исторический контекст81.

      Венгерские дела стали интересовать орденского хрониста ввиду обострения противоречий с Польшей, которые на рубеже 1320 - 1330-х гг. переросли в масштабный военный конфликт, разделивший Европу на два враждебных лагеря. Активное участие в нем принимали войска венгерского короля Карла Роберта (1312 - 1342), воевавшие на стороне его тестя, польского короля Владислава Локетка (1320 - 1333). В частности, осенью 1330 г. венгерские отряды участвовали в походах польского короля на захваченную Орденом Кульмскую землю, о чем сообщается в дополнениях к "Хронике земли Прусской", составленной, вероятно, также Петром из Дусбурга82. О том, что прусский хронист в описываемый период внимательно следил за событиями, происходившими в Венгрии, свидетельствует детальный рассказ о неудачном походе венгерского короля против мятежного воеводы Мунтении Басараба и разгроме королевских войск в битве при Посаде в ноябре 1330 года 83.

      Отмеченное в Хронике Петра из Дусбурга крупное поражение татар в Венгрии, как кажется, нашло отражение и в других источниках.

      В письме к венгерскому королю Карлу Роберту от 5 августа 1331 г. папа Иоанн XXII (1316 - 1334) сообщал, что недавно из писем самого Карла, доставленных его послом, братом Иоанном, провинциальным министром Ордена миноритов в Венгрии, ему стало известно сразу о нескольких важных событиях. Во-первых, о славных победах короля над татарами и другими врагами католической веры, и, во-вторых, о случайном поражении, постигшем Карла и его воинство, возвращавшееся из похода и попавшее в засаду84.

      Очевидно, что в числе славных побед над татарами и другими врагами католической веры папа, прежде всего, имел в виду описанный выше разгром напавших на Венгрию татар войсками Карла Роберта, о чем последний сам сообщал папе в одном из несохранившихся до нашего времени посланий.

      Победа венгров над татарами побудила папу впервые после нашествия Батыя поставить вопрос о возрождении Милковской епархии, что произошло, вероятно, уже в конце 1320-х годов. В 1332 г. в письме к эстергомскому архиепископу Иоанн XXII распорядился возвести в сан милковского епископа Витуса Монтеферрийского85. Подобному решению папы, несомненно, должна была предшествовать крупная победа над татарами, приведшая к ослаблению их влияния к востоку от Карпат, сопоставимая по своим масштабам с успехом Андрея Лакфи в 1345 г., за которым, как мы видели, последовали аналогичные меры со стороны папы.

      С какими событиями могло быть связано нападение татар на Венгрию, обернувшееся их тяжелым поражением от королевских войск?

      О пребывании татар к северу от Дуная в 1326 г. сообщает Лаоник Халкокондил (около 1423 - около 1490 гг.) в своей "Истории в десяти книгах", освещающей события 1298 - 1463 гг., главным образом, противостояние Византии с турками. Согласно греческому хронисту, нападение турок, дошедших в 1326 г. до Дуная, удалось остановить с помощью татар, переправившихся с северного берега реки86.

      Возможно, татары появились в Трансильвании как союзники Византии. По сведениям греческих хроник, император Андроник III Палеолог (1328- 1341) в начале царствования заключил с ними мирный договор 87. Арабский купец и путешественник Ибн Баттута (1304 - 1377) сообщает, что одна из дочерей Андроника была выдана за хана Золотой Орды Узбека88. Впрочем, отношения Византии и Золотой Орды в 1320 - 1330-е гг. в целом оставались весьма противоречивыми, а сведения о браке дочери императора с золотоордынским ханом не находят подтверждения в византийских источниках и, скорее всего, являются не вполне достоверными 89.

      Более вероятной представляется связь нападения татар на Венгрию в середине 1320-х гг. с мятежом мунтянского воеводы Басараба (упоминается также как Иванко Басараб), приведшим к возникновению независимого Румынского государства. Судя по характерному тюркскому имени, Басараб мог происходить из рода знатных половцев (bas - голова, главный, -aba - уважительное отец, старший брат), кроме того, известно, о тесных контактах Басараба с татарами и их союзниками на Балканах. Пришедший к власти в Мунтении ок. 1314 г. Басараб, по-видимому, с самого начала своего правления признал зависимость от Золотой Орды и с ее помощью вел борьбу против Венгрии90.

      О союзе Басараба с "черными татарами" упоминает сербский царь Стефан Урош IV Душан (1331 - 1355) в автобиографической заметке, помещенной во введении к его Законнику. По мнению современных исследователей, черными могли называться татары, обитавшие на территории современной Молдавии91.

      Поражение Карла Роберта от Басараба в 1330 г. немедленно отразилось на венгерско-татарских отношениях. За ним последовала целая серия нападений татар на Венгрию, имевших место в 1332, 1334 и 1338 годах92. Правда, все эти вторжения не оставили следов в королевских грамотах и исторических хрониках, судить о них можно только по не вполне ясным упоминаниям (или, скорее, намекам) в папской корреспонденции. По-видимому, стычки с татарами в 1330-х гг. носили локальный характер и не имели для Венгрии тяжелых последствий93.

      Наконец, остается еще одна, на наш взгляд, наиболее вероятная возможность объяснения причин татарского нападения на Венгрию в середине 1320-х годов. В виду того, что вторжение и разгром татар нашли отражение в "Хронике земли Прусской", эти события, как кажется, могут касаться не только венгерско-татарских отношений, но и взаимодействия королевской власти с немецкими колонистами, тесно связанными с Тевтонским орденом в Пруссии.

      В "Сказании вкратце о молдавских господарях" есть еще один след, позволяющий продолжить поиск отразившихся в памятнике исторических реалий. Это - имя предводителя напавших на Венгрию татар - Неймет ("воздвижеся на Угры брань от татаръ, от князя Неймета").

      Еще никому из исследователей не удалось объяснить, с каким из татарских антропонимов может быть связано такое имя и кому из известных ныне правителей или иных исторических деятелей Золотой Орды оно могло принадлежать.

      Между тем, совершенно очевидна фонетическая связь имени Неймет с венгерским этнонимом nemet ("немец"). Образованный от такого этнонима антропоним мог возникнуть только в венгерской языковой среде. В румынском и молдавском языках этноним "немец" имеет другие эквиваленты: german (Герман), пеатю (нямц).

      По-видимому, немцем или саксом в средневековой Венгрии могли называть кого-нибудь из трансильсванских саксов.

      Выходцы из различных немецких земель (преимущественно из долины Мозеля) составляли основное население исторической области Бурценланд (Цара-Бырсей) в Южных Карпатах.

      Немецкая колонизация юго-восточных окраин Трансильвании началась в середине XII в., когда венгерский король Геза II (1141 - 1162) пригласил сюда немцев-рудокопов, рассчитывая с их помощью развивать местную горную промышленность. Вторая волна немецкой колонизации началась в 1211 г., когда королем Андреем II (1205 - 1235) были приглашены в Бурценланд рыцари Тевтонского ордена, оставшиеся не у дел после поражения в Палестине. Рыцари возвели на карпатских перевалах несколько крепостей, в том числе замок Кронштадт (ныне Брашов, административный центр одноименного жудеца Румынии). Однако чрезмерная самостоятельность тевтонцев встревожила Андрея II, и в 1225 г. он настоял на их переселении в Пруссию 94.

      В ходе немецкой колонизации особое значение получили поселения вокруг Германштадта (ныне Сибиу, административный центр одноименного жудеца), которые должны были служить пограничными крепостями для защиты Венгрии от кочевников. Из района Германштадта немецкая колонизация продолжалась далее на восток, где возник город Мюльбах (ныне Себеш в жудеце Альба). В конце XIII в. первые группы немецких колонистов проникли в Марамарош, основав поселения по обоим берегам Тисы (в Хусте, Виске, Течеу и Кымпулунге, жудец Марамуреш в Румынии). Еще одно поселение - Сигет - было основано ими позднее, вероятно, в начале XIV веке95.

      В 1324 г. трансильванские саксы восстали против венгерского короля Карла Роберта. Недовольство было вызвано проводимой им с помощью нового трансильванского воеводы Томы Сечени политикой, направленной на ограничение автономных прав и иных привилегий, которыми изначально пользовались "немецкие гости" в Венгерском королевстве96.

      Восстание возглавил комит Хеннинг из Петрифалеу или граф Хеннинг фон Петерсдорф. Об этом свидетельствуют два документа трансильванского воеводы и комита Солнока Томы, изданные 12 апреля 1325 г. в Деве (ныне - административный центр жудеца Хунедоара). В первом, более пространном документе, воевода Тома приказывает возвратить наследникам комита Хеннинга поместья, отобранные Карлом Робертом за то, что этот комит восстал против короля вместе с трансильванскими саксами97. Второй документ содержит предписание воеводы Томы капитулу Альба-Юлии выдать наследникам комита Хеннинга грамоты на владение Петрифалеу98. Из документов следует, что выступление саксов имело широкий размах, для его подавления королю пришлось объявить мобилизацию верных дворян и лично возглавить экспедицию в Трансильванию.

      Боевые действия продолжались с июня по август99. Под напором королевских войск восставшие отступили к замку Репс (ныне - Рупеа в жудеце Брашов) и несколько недель выдерживали осаду. Но силы были неравными. В одной из стычек с королевскими войсками Хеннинг фон Петерсдорф погиб. В результате этого восстания король должен был пойти на некоторые уступки саксам. Тем не менее, задуманная им административная реформа была проведена до конца: на заселенных саксами землях были созданы новые территориально-административные образования в главе с назначенными королем чиновниками 100.

      По всей видимости, восстание саксов 1324 г. опиралось на военную поддержку со стороны татар. К такому выводу приходит большинство современных исследователей101. Основанием для этого может служить следующий факт. После поражения восставших королевские войска под командованием Финты де Менде совершили поход через Карпаты "в земли татар", о чем свидетельствует жалованная грамота Карла Роберта от 10 октября 1324 года102.

      Указанная грамота является подтверждением более раннего королевского пожалования в адрес Финты, сына Самуила, за его заслуги в борьбе с татарами. Оригинал первоначальной дарственной не сохранился, ее краткое содержание отражено лишь в королевских регестах 103. Некоторые исследователи датируют упомянутую в документе экспедицию против татар предыдущим, 1323 годом104. Однако, из грамоты ясно следует, что впервые пожалование было сделано 12 августа 1324 г., когда Карл Роберт находился в Трансильвании. До мая 1324 г. король, судя по изданным им документам, в течение нескольких лет постоянно находился в Темешваре (нены - Тимишоара в Румынии), а затем в Буде и Вышеграде, и только в июне 1324 г. прибыл на юг Трансильвании, оставаясь здесь, по меньшей мере, до августа 105. Следовательно, экспедиция Финта де Менде могла состояться только в течение летних месяцев 1324 г., то есть одновременно или сразу же после подавления восстания трансильванских саксов.

      Цели экспедиции источник прямо не разъясняет. Тем не менее, можно думать, что она носила военный характер и привела к боевым столкновениям с татарами. Опасаясь ответных действий со стороны татар, Карл Роберт в 1325 г. обратился к папе с просьбой о помощи в борьбе с "неверными народами", живущими в непосредственной близости от границ его королевства106.

      Войскам Финты де Менде, очевидно, сопутствовал успех, который иногда даже сравнивают с победой над татарами Андрея Лакфи в 1345 году107. Во всяком случае, в результате похода в плен было захвачено несколько татар. Двое из них, по-видимому, представляли какую-то особую ценность и были отправлены венгерским королем римскому папе. В булле от 1 октября 1325 г. папа Иоанн XXII особо благодарит Карла Роберта за присылку двух юных татарских пленников108.

      Очевидно, известная по документам 1324 - 1325 гг. победа венгерского короля над восставшими немецкими колонистами, поддержанными татарами, может быть сопоставлена с сообщением "Хроники земли Прусской" о разгроме и массовом избиении татар венгерским королем, помещенным под 1326 годом. Не исключено, что речь идет вообще об одном и том же событии, освещаемом, так сказать, с разных сторон, с несколько смещенной датировкой в прусской хронике. Как бы то ни было, причастность к нападению на татар трансильванских саксов объясняет интерес к произошедшему со стороны прусского хрониста.

      Есть еще одно важное обстоятельство, указывающее на возможную связь победы венгерского короля над татарско-немецкими войсками под предводительством графа Хеннинга фон Петерсдорфа - князя Неймета древнерусского Сказания - с другим описанным в Сказании событием - переселением в Марамарош православных валахов, перешедших на службу к венгерскому королю вскоре после победы над татарами.

      22 сентября 1326 г. Карлом Робертом была издана жалованная грамота в адрес валашского князя Станислава, сына Стена, согласно которой за свою преданность и прежние заслуги перед королем Станислав получал поместье Стрымтура в Марамароше вместе с другими привилегиями и княжеским титулом109.

      По всей видимости, валашскому князю были пожалованы свободные земли в малонаселенном окраинном комитате, и такое пожалование подразумевало переселение вместе с князем его родственников и прочих членов этно-племенной группы, которую он возглавлял. Потомки Станислава, один из которых носил имя Драгош, упоминаются в документах 1346 и 1408 годов.

      Переселение в Марамарош валахов князя Станислава, несомненно, продолжало политику венгерских властей по освоению пустующих земель королевства. И хотя первые валашские поселенцы появились в Марамароше, вероятно, еще в конце XIII в., жалованная грамота 22 сентября 1326 г. является первым известным ныне письменным свидетельством колонизационной деятельности валашских князей110.

      В литературе уже отмечалось, что пожалование валашскому князю Станиславу земель в Марамароше могло быть наградой за его участие в военных действиях венгерского короля против татар, в частности, - в экспедиции Финты де Менде111. Переселение в Марамарош, похоже, действительно означало для валахов переход на военную службу к венгерскому королю. Не исключено, что именно марамарошские валахи князя Станислава упоминаются в Хронике Яна Длугоша, сообщающего под тем же 1326 г. об участии в походе польского короля Владислава Локетка против Бранденбурга, начатом на праздник св. Иоанна Крестителя вместе с русинами и литовцами также валахов112, присланных, вероятно, Карлом Робертом.

      Как нам кажется, есть еще одно важное обстоятельство, указывающее на то, что описанная в "Сказании вкратце о молдавских господарях" победа венгров над татарами должна была произойти в первой половине XIV в., не ранее времени правления короля Карла Роберта. Это - весьма характерный для своего времени эпитет, использованный в обращении к венгерскому королю "новыми римлянами": "Великому кралю Владиславу, Златый Затокъ, рекше угорьскому"113.

      Выражение Златый Заток, использованное в обращении, неоднократно привлекало внимание исследователей Сказания. Отметив в целом исправную передачу составителем Воскресенской летописи текста Славяно-Молдавской хроники, И. Богдан указал на единственную с его точки зрения ошибку: лишенный всякого смысла эпитет, данный венгерскому королю Владиславу. Историк признал, что не может дать удовлетворительного объяснения словосочетанию "златый заток" и поэтому оставляет его без перевода на румынский язык.

      В качестве возможной версии Богдан предлагает видеть здесь ошибку переписчика Воскресенской летописи. В оригинале рукописи против имени Владислава на полях могла значиться глосса "златый за(ча)токъ" с надстрочным ч под титлом, означавшая, что следующий далее текст письма к королю "новых римлян" нужно писать с красной строки и выделить инициалом. Эту глоссу другой писец не смог правильно разобрать, приняв за эпитет, относящийся к Владиславу, и внес в основной текст 114.

      Версию Богдана опроверг А. И. Яцимирский, согласно которому выражение "златый заток" в отношении венгерского короля имеет вполне естественное происхождение и встречается в других памятниках древнерусской письменности115. В составленном в XVII в. русском переводе некой латиноязычной Космографии (оригинал которой не установлен), в главе, посвященной описанию Венгрии, историк находит соответствующую параллель: "Страна Угорская и Ческая. Изъ давныхъ лет короли бывали самовластныя, и нарицалися они златыя отоцы, что златыя руды копають множество, и златыя угорския идуть по всей земли"116.

      Мы можем привести еще одну, более близкую параллель. В созданном в начале XVI в. "Послании о Мономаховых дарах", приписываемом киевскому митрополиту Спиридону-Савве, для обозначения Венгерского королевства использован эпитет Затоци Златые. В Послании рассказывается, что после получения власти над миром римский кесарь Август должен был поставить во всех странах своих наместников, в том числе и в Венгрии, куда он назначил Пиона: "...и Пиона постави в Затоцех Златых, иже ныне наричютца Угрове"117.

      Как видим, выражения Златый Заток и Затоци Златые, используемые для обозначения венгерского короля и Венгерского королевства, появляются в русской письменности практически одновременно, - в начале XVI века. Название Златые Затоцы, очевидно, следует признать более исправным, тогда как встречающаяся в анонимной Космографии XVII в. форма Златые Отоцы, по-видимому, является ошибочной. Во всяком случае, термины отокъ и отоцы не фиксируются в словарях древнерусского языка. Термин затокъ, напротив, хорошо известен и употребляется в нескольких значениях. В некоторых случаях существительное мужского рода затокъ образуется от глагола заточити в значении "заключить под стражу, заточить". В XVI-XVII вв. у глагола заточити появляется еще одно значение - "выстраивать, устроить", возможно, под влиянием польск. Zatoczyc118.

      Из описания Венгрии, помещенного в анонимной Космографии XVII в., следует, что именование венгерских королей "златыя отоцы (затоцы)" связано с массовой добычей золотой руды ("златыя руды копають множество") и таким же массовым производством золотых монет венгерской чеканки, имевших хождение во многих европейских странах, в том числе в Молдавии и Валахии ("златыя угорския идуть по всей земли").

      Подобное объяснение прямо адресует нас к хорошо известным событиям, произошедшим в Венгрии в правление короля Карла Роберта, начавшего широкомасштабную добычу золотоносной руды и массовую чеканку венгерских золотых форинтов.

      После открытия в 1320-х гг. двух крупнейших в Европе месторождений золота и серебра - в окрестностях Кермецбаньи (ныне - Кремница, в Банскобыстрицком крае Словакии) и Надьбаньи (ныне - Бая-Маре, административный центр жудеца Марамуреш Румынии) - Венгрия стала ведущим производителем драгоценных металлов и сохраняла этот статус вплоть до открытия Нового Света. Во второй половине XIV - начале XVI в. страна поставляла на мировой рынок до одной трети всех драгоценных металлов - 3 тыс. фунтов золота и 20 тыс. фунтов серебра ежегодно. Около 1325 г. на недавно построенном монетном дворе в Кермецбаньи по образцу флорентийского флорина Карл Роберт начал массовый выпуск венгерского золотого форинта, имевшего постоянную стоимость и устойчивый обменный курс по отношению к серебряному динару. Венгерские золотые монеты очень быстро стали одним из самых популярных в Европе денежных средств119.

      Сказанное позволяет заключить, что эпитет златый заток в значении "изготовитель золотых монет" или "владелец золотых копий", мог быть обращен в адрес венгерского короля не ранее того, как Венгрия превратилась в крупнейшего экспортера золота, производителя золотых монет, используемых в качестве международной валюты. Первым и наиболее вероятным обладателем прозвища Златый Заток среди венгерских правителей, как кажется, мог быть король Карл Роберт, чья успешная денежная реформа заложила фундамент финансового благополучия королевства.

      Описанное в "Сказании вкратце о молдавских господарях" обострение вражды православных "романовцев" или "старых римлян" с недавно обращенными в католичество "новыми римлянами", произошедшее в правление короля Владислава и закончившееся вынужденным переселением "романовцев" на новые земли в Марамароше и Кришане, по-видимому, также может найти объяснение в реальных событиях первой половины XIV века.

      В XIII - начале XIV в. в Великой и Малой Валахии (Мунтения и Олтении), по-видимому, еще не существовало особой церковной организации. В силу традиционно преобладавшего болгарского церковного влияния, большинство местного населения тяготело к православию, а большая часть валашского духовенства принадлежала к Видинской, Доростольской и Вичинской православным епархиям. Валашские священники рукополагались и подчинялись иерархам, поддерживавшим каноническую связь с Константинопольским патриархатом, которых римский папа пренебрежительно называл "псевдо-епископами" 120.

      Положение стало меняться в правление мунтянского воеводы Басараба I. Чтобы заручиться поддержкой папы в своем противостоянии с венгерским королем, мятежный воевода начал оказывать активную поддержку католическим миссионерам и, возможно, сам принял католичество. Во всяком случае, после того, как Басараб заложил кафедральный собор в своей новой столице Куртя-де-Арджеш, папа Иоанн XXII в булле от 1 февраля 1327 г. назвал его "преданным католическим князем" и призвал продолжать поддержку церкви в борьбе со всми ее врагами121. Этот факт, несомненно, свидетельствует о сотрудничестве мунтянского правителя с апостольским престолом, детали которого остаются неясными 122.

      Впрочем, сближение правителей Валахии с католической церковью продолжалось недолго. Сын и преемник Басараба Николае I Александру (1351/1352 - 1364) был сторонником православия. Уже в 1359 г. он получил санкцию константинопольского патриарха на учреждение Угровлашской православной архиепископии с центром в Куртя-де-Арджеш 123. Новую епархию возглавил вичинский митрополит Иакинф Критопул, бежавший со своей прежней кафедры из-за притеснений со стороны татар124.

      Таким образом, если гонения на православие, вынудившие часть валахов переселиться в другие земли, действительно имели место в Мунтении, то произойти это могло, по-видимому, только в период воеводства Басараба I, незадолго до начала 1327 г., когда его сближение с папой, очевидно, достигло своего апогея.

      Это наблюдение, как представляется, подкрепляет сделанный выше вывод о том, что в древнерусском Сказании отразилось участие валахов в победе венгерского короля над объединенным татарско-немецким войском в 1324 году.

      Сохранившиеся исторические документы, как кажется, подтверждают участие в кампании наряду с православными валахами ("романовцами" или "старыми римлянами") валахов-католиков ("новых римлян"), сторонников воеводы Басараба.

      Жалованная грамота от 26 июля 1324 г. свидетельствует о награждении венгерским королем Карлом Робертом магистрата Мартина, сына Бутара, графа Силадьи за оказанные им многочисленные услуги, в том числе за многократную доставку посланий "Басарабу воеводе по ту сторону гор"; при этом последний именуется "нашим трансильванским воеводой"125.

      Как следует из документа, незадолго до 26 июля 1324 г. между королем и его мятежным воеводой было достигнуто соглашение, ставшее результатом длительных и трудных переговоров. Грамота была издана, когда король со своими войсками уже находился на юго-востоке Трансильвании и вел борьбу с восставшими саксами и поддерживавшими их татарами. Это обстоятельство наводит на мысль, что временное примирение с Басарабом могло быть связано с необходимостью вооруженной борьбы с немцами и татарами126.

      Очевидно, следствием договоренности с мунтянским правителем стала присылка на помощь королю военных отрядов, состоявших как из православных, так и из принявших католичество валахов. В одном из посланий Басараба, упоминаемых в королевской грамоте от 26 июля 1324 г., могла содержаться та самая просьба, которая изложена в письме "новых римлян" к венгерскому королю, приведенном в Сказании о молдавских господарях, - поставить православных валахов впереди всего войска и тем самым обречь их на верную гибель.

      Итак, по нашему мнению, описанные в древнерусском "Сказании вкратце о молдавских господарях" события происходили в первой половине XIV в. в правление двух венгерских королей Анжуйской династии - Карла Роберта и Людовика. Оба они фигурируют под именем Владислав в силу сложившейся в средневековой Венгрии традиции использовать образ св. Владислава как универсальный сакральный символ королевской власти.

      Описанная в первой части Сказания победа над татарами может быть связана с реальными событиями 1324 г. - подавлением поддержанного татарами восстания трансильванских саксов, за которым последовало переселение православных валахов из Мунтении в Марамарош. Переселение валахов воеводы Драгоша на молдавские земли могло произойти не ранее конца 1340-х гг. и было обусловлено вытеснением татар из Восточного Прикарпатья вследствие крупной победы над ними войска венгров и секеев под предводительством Андрея Лакфи в 1345 году.

      Примечания

      1. Текст памятника по одиннадцати спискам опубликован: Славяно-Молдавские летописи XV-XVI вв. М. 1976, с. 55 - 59.
      2. БУГАНОВ В. И., ГРЕКУЛ Ф. А. Введение. Славяно-Молдавские летописи..., с. 6 - 13.
      3. Маромаруш (Марамарош) - исторический комитат в северо-восточной части Венгерского королевства, ныне - территория Закарпатской области Украины и жудеца Марамуреш в Румынии.
      4. Русская летопись с Воскресенского списка, подаренного в оной Воскресенский монастырь патриархом Никоном в 1658 году. СПб. 1793, ч. 1, с. 53 - 58; Полное собрание русских летописей. Т. 7. СПб. 1856, с. 256 - 259.
      5. PETRICEICU-HASDEU В. Negm-Voda. Un secol si jumatate din inceputurile statului Tarii Romanesti, 1230 - 1380. T. IV. Bucuresti. 1898, p. CXXXIX-CXLII.
      6. Ibid., p. СLXI-CXX.
      7. TATULEA C. M. Romula-Malva. Bucuresti. 1994.
      8. ЗЕЛЕНЧУК В. С. Молдавские летописи как источник изучения ранней этнической истории молдаван. В кн.: Историографические аспекты славяно-волошских связей. Кишинев. 1973, с. 13.
      9. URSACHE P. Eseuri etnologice. Bucuresti. 1986, p. 133 - 134; CIOBANU ST. Istoria literaturii romane vechi. Chisinau. 1992, p. 117; UNGHEANU M. Romanii si "Talharii Romei". Bucuresti. 2005, p. 372 - 379.
      10. VASARY I. Cumans and Tatars: Oriental Military in the Pre-Ottoman Balkans, 1185 - 1365. Cambridge. 2005, p. 157.
      11. ДЖИОВАННИ ДЕЛЬ ПЛАНО КАРПИНИ. История Монгалов. В кн.: Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М. 1957, с. 82.
      12. BRATIANU GH.I. Traditia istorica despre intemeerea statelor romanesti. Bucuresti. 1980, p. 164; РУССЕВ Н. Д. Волохи, русские и татары в социальной истории средневековой Молдавии. - Русин. 2005, N 2, с. 94.
      13. Песнь о Нибелунгах. Л. 1972, с. 157.
      14. SPINEI V. Moldavia in the 11th- 14th Centuries. Bucuresti. 1986, p. 199; VASARY I. Op. cit., p. 158, N 96.
      15. ПАРАСКА П. Ф. Внешнеполитические условия образования Молдавского феодального государства. Кишинев. 1981, с. 50 - 62; ПОЛЕВОЙ Л. Л. "... И с того времени началась Земля Молдавская". Кишинев. 1990, с. 17 - 21.
      16. Славяно-Молдавские летописи..., с. 24, 35, 55, 60, 62, 68.
      17. Там же, с. 105, 117.
      18. DELETANT D. Moldavia between Hungary and Poland, 1347 - 1412. - The Slavonic and East European Review. 1986, t. 64 (2), p. 190 - 191; NICULESCU A. Romania Hungarica. - Revista Literara Vatra. 2005, N 1 - 2, p. 116 - 125; HARJULA M. Romanian Historia. Norderstedt. 2009, p. 19.
      19. GOROVEI ST. Intemeierea Moldovei. Probleme, controverse. Iasi. 1997, p. 109.
      20. IOANNIS THWROCZ. Cronica Hungarorum. Ab origine gentis inserta simul Chronica Ioannis arhidiaconi de Kikullew. Scription rerum Hungaricerum. Tyrnaviae. 1765, part I, p. 177.
      21. ONCIUL D. Scrieri istorice. Bucuresti. 1968, vol. I, p. 89 - 130.
      22. Ibid., p. 303 - 304.
      23. Documente privitoare la istoria romanilor. Culese de E. Hurmuzasei si editate de N. Densusianu. Bucuresti. 1987, vol. I. part. 1, p. 484.
      24. XENOPOL A.D. Istoria romanilor din Dacia Traiana. Bucuresti. 1986, vol. II, p. 30 - 33.
      25. Ibid., vol. II, p. 51, N 3.
      26. Cronicile slavo romane din sec. XV-XVI publicate de Ion Bogdan. Bucuresti. 1959, p. 317 - 318.
      27. SCHLOZER A.L. Geschichte von Litauen als einem eigenen Grossiurstenthume bis zum Jahre 1569. Halle. 1785 (Allgemeine Welthistorie der neueren Zeiten. Bd. 32), S. 93f.
      28. ПАРАСКА П. Ф. Ук. соч., с. 43 - 49.
      29. IOANNIS THWROCZ. Op. cit., p. 247.
      30. PARASCA P. Cine a fost "Laslau craiul Unguresc" din traditia medievala despre fntemeierea Tarii Moldovie? - Revista de istorie si politica. 2011, an. IV, N 1, p. 17.
      31. GRIGORE URECHE. Letopisetul Tarii Moldovei. Bucuresti. 1958, p. 68 - 69.
      32. SALAGEAN T. Transilvania si invazia mongola din 1285. Romanii in Europa medieval. Studii in onoarea profesorului Victor Spinei. Braila. 2008, p. 274 - 275.
      33. Ibid., p. 281.
      34. PASZKIEWICZ H. Polityka ruska Kazimierza Wielkiego. Krakow. 2002; WYROZUMSKI J. Kazimierz Wielki. Krakow. 2004.
      35. SPINEI V. Op. cit., p. 175 - 176; VASARY I. Op. cit., p. 156; JACKSON P. The Mongols and the West, 1221 - 1410. Harlow. 2005, p. 213; SALAGEAN T. Romanian Society in the Early Middle Ages (9th- 14th Centuries). History of Romania: Compendium. Cluj-Napoca. 2006, p. 199.
      36. Chronicon Budense. Budae. 1838, p. 276 - 277; IOANNIS THWROCZ. Op. cit., p. 221.
      37. HORVATH J. Die ungarischen Chronisten 0der Angiovinenzeit. Acta Linquistica Academiae Scientiarum Hungaricae. T. 21. 1971, S. 375 - 377.
      38. Chronicon Dubnicense. Historiae Hungaricae Fontes Domestici (Quenque-Ecclesiae). Budapestini. 1884, vol. III, p. 167 - 168.
      39. Ibid., p. 151 - 152.
      40. Monumenta ecclesiae Strigoniensis. T. IV (1350 - 1358). Strigonii-Budapestini. 1999, p. 169, N. 137.
      41. ВАШАРИ И. Татарские походы венгерского короля Лайоша Великого. Золотоордынская цивилизация. Казань. 2010, с. 25.
      42. Chronicon Dubnicense, p. 152.
      43. CZAMANSKA I. Moldawia i op wobec Polski, Wegier i Turcji w XIV i XV wieku. Poznan. 1996, S. 23; БЕРГЕР Е. Е. "Черная смерть". Средние века. М. 2004, с. 335.
      44. Acta Clementis PP. VI (1342 - 1352). Citta del Vaticano, 1960 (Pontificia Commissio ad Redigendum Codicem Iuris Canonici Orientalis. Fontes, 3rd series. Vol. IX), p. 188 - 189, N. 122.
      45. DOBRE C.F. Mendicants in Moldavia: mission in an orthodox land (thirteenth to fifteenth century). Daun. 2009, p. 32 - 33.
      46. Acta Romanorum Pontificum ab Innocentio V ad Benedictum XI (1276 - 304). Citta del Vaticano, 1954 (Pontificia Commissio ad Redigendum Codicem Iuris Canonici Orientalis. Fontes, 3rd series. Vol. V. Part 2), p. 59 - 60, N 27.
      47. PAPACOSTEA S. Geneza statului in evul mediu romanesc. Bucuresti. 1999, p. 42 - 43; DOBRE C.F. Op. cit., p. 33 - 34.
      48. Acta Innocentii PP. VI (1352 - 1362). Citta del Vaticano, 1961 (Pontificia Commissio ad Redigendum Codicem Iuris Canonici Orientalis. Fontes, 3rd series. Vol. X), p. 14, N 6.
      49. Chronicon Dubnicense, p. 163 - 166.
      50. JACKSON P. Op. cit., p. 212 - 213.
      51. Chroniche di Giovanni, Matteo e Filippo Villani. Secondo le migliori stampe e correddate di note frlologiche e storiche. Trieste. 1858, vol. II, p. 84, 124 - 125.
      52. ВАШАРИ И. Ук. соч., с. 27 - 29.
      53. Documenta historiam Valachorum in Hungaria illustrantia: usque ad annum 1400 p. Christum. Budapest. 1941, p. 178 - 180; Documenta Romaniae historica, C, Transilvania. 1361 - 1365. Bucuresti. 1985, p. 398, N 382.
      54. VASARY I. Op. cit., p. 158.
      55. IOANNIS THWROCZ. Op. cit., p. 245.
      56. DECEI A. Une opinion tendencieuse de 1'historiographie hongroise: les origines de Bogdan I, fondateur de la Moldavie. - Revue de Transylvanie. 1939, vol. 5, p. 289 - 312; GOROVEI ST. Dragos si Bogdan. Bucuresti. 1973; DELETANT D. Op. cit., p. 190 - 191.
      57. SALAGEAN T. Op. cit., p. 199 - 200.
      58. Chronicon Dubnicense, p. 152.
      59. KLANICZAY G. Op. cit., p. 173 - 194.
      60. MONTGOMERY S.B., BAUER A.A. The Reliquary Bust of Saint Ladislas and Holy Kingship in Late Medieval Hungary. Decorations for the holy dead: visual embellishments on tombs and shrines of saints. Turnhout. 2002, p. 77 - 85; WETTER E. Objekt, Uberlieferung und Narrativ. Spatmittelalterliche Goldschmiedekunst im historischen Konigreich Ungarn. Ostfildern. 2011 (Studia Jagellonica Lipsiensia, Bd. 8).
      61. ENGEL P. The Realm of St. Stephen: a history of medieval Hungary, 895 - 1526. London. [u. a.] 2005, p. 147.
      62. ONCIUL D. Scrieri istorice. Bucuresti. 1968, vol. I, p. 304.
      63. Cronicile slavo romane..., p. 158, N' 3; GRIGORE URECHE. Op. cit., p. 41.
      64. ONCIUL D. Op. cit., vol. I, p. 395, 484, 699 - 700.
      65. Славяно-Молдавские летописи..., с. 57.
      66. HUSZAR L. The art of coinage in Hungary. Budapest. 1963, tabl. 542 - 543; POHL A. Ungarische Goldgulden des Mittelalters, 1325 - 1540. Graz. 1974, tabl. 79.2,4,10.
      67. HUSZAR L. Op. cit., tabl. 566, 572 - 573; POHL A. Op. cit., tabl. 112,4; D1.6; D2.52.
      68. KURCZ A. Lovagi kultura Magyarorszagon a 13 - 14. Szazadban. Budapest. 1988, old. 213 - 215; MAGYAR Z. A Kolozsvari testverek varadi kyralyszobrai. - Szazadok. 1995, t 129, N 5, old. 1155- 1166.
      69. LUCIE-SMITH E. Uncollected writings: [studies of western art]. London. 2012, p. 42 - 44.
      70. HUSZAR L. Op. cit., tabl. 597, 636 - 637; POHL A. Op. cit., tabl. Fl-5; H2 - 10, H3 - 6.
      71. HUSZAR L. Op. cit., tabl. 674, 676, 680; POHL A. Op. cit., tabl. Kl-22; K4 - 2; 15.6; 161.7.
      72. HUSZAR L. Op. cit., tabl. 1002.
      73. ГРЕКУЛ Ф. А. Историография славяно-молдавского летописания XV-XVI вв. Летописи и хроники. 1976 г.: М. Н. Тихомиров и летописеведение. М. 1976, с. 172 - 188.
      74. ПОТИН В. М. Венгерский золотой Ивана III. В кн.: Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. Сб. статей к 70-летию академика Л. В. Черепнина. М. 1972, с. 282 - 283.
      75. Chronicon Dubnicense, p. 151 - 152, 167 - 168.
      76. Monumenta ecclesiae Strigoniensis, t IV, p. 169, N 137.
      77. Славяно-Молдавские летописи..., с. 55 - 56.
      78. Там же, с. 56.
      79. Там же, с. 57.
      80. PETER VON DUSBURG. Chronica terre Prussie. Darmstadt. 1984, (Chronik des Preussenlandes, AQ 25), p. 538. Русский перевод см.: ПЕТР ИЗ ДУСБУРГА. Хроника земли Прусской. М. 1997, с. 211.
      81. POLLAKOWNA M. Kronika Piotra z Dusburga. Wrociaw-Warszawa-Krakow. 1968, s. 185.
      82. ПЕТР ИЗ ДУСБУРГА. Ук. соч., с. 216.
      83. Там же, с. 217.
      84. Vetera Monumenta historica Hungariam sacram illustrantia. Romae. 1859, vol. I, p. 544, N 845.
      85. Acta Clementis PP. VI, p. 191, N 122b.
      86. LAONIC CHALCOCONDIL. Expuneri istorice. Bucuresti. 1958, p. 31 - 32.
      87. Ioannis Cantacuzent Histriarum. Bonn. 1828, Bd. I, P. 465; Fontes historiae Daco-Romanae, T. III. Bucuresti. 1975, p. 484 - 485.
      88. DEFREMERY M. Fragments de geographes et d'historiens arabes et persans inedits relatifs aux anciens peuples du Caucase et de la Russie Meridionale. - Journal Asiatique. Paris. 1849, vol. 10, p. 179.
      89. PELLIOT P. Notes sur l'histoire de la Horde d'Or. Paris. 1949, p. 83 - 85; LAURENT V L'assaut avorte de la Horde d'Or contre d'Empire Byzantine. - Revue des etudes byzantines. 1960, t 18, p. 154, 157, 160.
      90. BRATIANU GH.I. Marea Neagra de la origini pana la cucerirea otomana, editia a II-а rev. Iasi. 1999, p. 380; IORGA N. Conditiile de politica generala in cari s-au intemeiat bisericile romanesti in veacurile XIV-XV. Studii asupra evului mediu romanesc. Bucuresti. 1984, p. 99.
      91. CIOCILTAN V The Mongols and the Black Sea trade in the thirteenth and fourteenth centuries. Leiden-Boston. 2012 (East Central and Eastern Europe in the Middle Ages, 450 - 1450, vol. 20), p. 275 - 276, N 548.
      92. RHODE G. Die Ostgrenze Polens. Politische Entwicklung, kulturelle Bedeutung und geistige Auswirkung. Bd. I: Im Mittelalter bis zum Jahre 1401. Koln-Graz. 1955, S. 173; SPULER B. Die goldene Horde: die Mongolen in Russland, 1223 - 1502. Wiesbaden. 1965, S. 97; KNOLL P.W. Op. cit., p. 125, N 20.
      93. JACKSON P. Op. cit., p. 212.
      94. BINDER L., GOLLNER С & E., GUNDISCH K. Geschichte der Deutschen auf dem Gebiete Rumaniens. Bd. I: 12. Jahrhundert bis 1848. Bukarest 1979.
      95. POPA R. Таrа Maramuresului in veacul XlV-lea. Prefata de M. Berza. Editia a II-а, ingrijita de A. Ionita. Bucuresti. 1997, p. 46 - 47.
      96. KRISTO GY. Early Transylvania (895 - 1324). Budapest. 2003, p. 125, 234.
      97. Documente privind istoria romanilor. C: Transilvania. Veacul XIV, vol. II (1321 - 1330). Bucuresti. 1953, p. 143 - 144, N 309.
      98. Ibid., p. 144, N 310.
      99. Обзор документов, свидетельствующих о перемещении королевских войск см.: JACKSON P. Op. cit., p. 230, N 126.
      100. DROTLEFF D. Taten und Gestalten: Bilder aus der Vergangenheit der Rumaniendeutschen. Cluj-Napoca. 1983, S. 19 - 20; ROTH H. Hermannstadt kleine Geschichte einer Stadt in Siebenburgen. Koln-Weimar-Wien. 2006, S. 17.
      101. SPINEI V. Op. cit., p. 128; PAPACOSTEA S. Between the Crusade and the Mongol Empire: The Romanians in the 13th Century. Cluj-Napoca. 1998, p. 284; JACKSON P. Op. cit., p. 212; CIOCILTAN V. Op. cit., p. 274 - 275.
      102. Urkundenbuch zur Geschichte der Deutschen in Siebenbuurgen. Hermanstadt. 1892, Bd. I (1191- 1342), S. 387, N 423; Documente privind istoria romanilor. C: Transilvania. Veacul XIV, vol. II, p. 135, N 293.
      103. Documente privind istoria romanilor. C: Transilvania. Veacul XIV, vol. II, p. 132 - 133, N 287.
      104. ПАРАСКА П. Ф. Политика Венгерского королевства в Восточном Прикарпатье и образование Молдавского феодального государства. В кн.: Карпато-Дунайские земли в средние века. Кишинев. 1975, с. 46.
      105. Documente privind istoria romanilor. C: Transilvania. Veacul XIV, vol. II, p. 2 - 68, 71 - 72, 82- 83, 85, 111, 119 - 120, 123 - 124, 126 - 127, 129 - 132.
      106. Ibid., p. 159 - 160.
      107. SPINEI V. Op. cit., p. 29, 128.
      108. Vetera Monumenta historica Hungariam sacram illustrantia, vol. I, p. 501 - 502, N 772.
      109. Diplome maramuresene din sec. XIV-XV. Sighet. 1900, p. 6 - 7; Documente privind istoria romanilor. C: Transilvania, veacul XIV, vol. II, p. 197 - 198, N 407.
      110. VASARYI. Op. cit., p. 157.
      111. GIURESCU C.C. Tirguri sau orase si cetati moldavene, din secolul al X-lea pina la mijlocul secolului al XVI-lea. Bucuresti. 1967 (Bibliotheca historica Romaniae. Monographies. T. 2), p. 61.
      112. Ioannis Dlugnssii Opera Omnia. Cracovia. 1876, t. XII, p. 116.
      113. Славяно-Молдавские летописи..., с. 56.
      114. BOGDAN I. Vechile cronice moldovenesci pana la Urechia. Texte slave cu studiu, traduceri si note. Bucuresti. 1891, p. 67.
      115. ЯЦИМИРСКИЙ А. И. Сказание вкратце о молдавских господарях в Воскресенской летописи. СПб. 1901, с. 13
      116. Книга, глаголемая Козмография, сложена отъ древнихъ философъ, преведена с Римскаго языка. ПОПОВ А. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М. 1869, с. 462. .
      117. Послание Спиридона-Саввы. ДМИТРИЕВА Р. П. Сказание о князьях Владимирских. М. -Л. 1955, с. 162.
      118. Словарь русского языка XI-XVII вв. М. 1978, с. 322, 324 - 325.
      119. SINOR D. A History of Hungary. N.Y. 1959, p. 89; KOSARY D.G. A history of Hungary. N.Y. 1971, p. 48; NAGY B. Transcontinental trade from East-Central Europe to Western Europe (fourteenth and fifteenth centuries). ...The man of many devices, who wandered full many ways: Festschrift in honor of J'anos M. Bak. Budapest. 1999, p. 348.
      120. IORGA N. Conditiile de politica generala, in cari s'au intemeiat bisericile romanesti in veacurile XIV-XV IORGA N. Studii asupra evului mediu romanesc. Bucuresti. 1984, p. 210.
      121. Documente privind istoria romanilor. C: Transilvania. Veacul XIV, vol. II, p. 384, N 434.
      122. BARBU D. Pictura murala in Tarile romane in sec. XIV Bucuresti. 1986, p. 15; SALAGEAN T. Op. cit., p. 194.
      123. Regesten der Kaiserurkunden des Ostromischen Reichen von 565 - 1453. T. IV. Munchen. 1995, s. 141 - 142, N 2184.
      124. CHIHAIA P. Despre biserica domneasca de la Curtea de Arges si confesiunea primilor voievozi ai Tarii Romanesti. Traditii rasaritene si influente occidentale in Таrа Romaneasca. Bucuresti. 1993, p. 42 - 62; RADVAN L. At Europe's Borders: Medieval Towns in the Romanian Principalities. Amsterdam-Boston. 2010, p. 244.
      125. Documente privind istoria romanilor. C: Transilvania. Veacul XIV, vol. II, p. 129 - 130, N 282.
      126. К подобному выводу приходят и некоторые современные исследователи. См.: CIOCILTAN V. Op. cit., p. 274.

      Вопросы истории, № 4, Апрель 2014, C. 82-105.
    • Горский А. А. Русь "от рода франков"
      Автор: Saygo
      A. A. ГОРСКИЙ. РУСЬ «ОТ РОДА ФРАНКОВ»

      В двух византийских хрониках середины X в. встречаются определения руси как происходящей «от рода франков» — εκ γένους των Φραγγων. Это Хроника Продолжателя Феофана и Хроника Симеона Логофета в двух (из трех известных) ее редакций — Хронике Георгия Амартола (с продолжением) по Ватиканскому списку («Ватиканский Георгий») и Хронике Псевдо-Симеона. Фрагментов с указанным определением руси в этих памятниках два. Один присутствует в обоих и содержится в рассказе о нападении на Константинополь киевского князя Игоря в 941 г.:... οι' Ρως κατά Κωνσταντινουπόλεως μετά πλοίων χιλιϋδων δέκα, οί και Δρομιται λεγόμενοι, εκ γένους των Φραγγων καϑίστανται1 (...Росы приплыли к Константинополю на десяти тысячах кораблей, которых называют также дромитами, происходят же они от рода франков).

      Другой фрагмент имеется только в редакции Псевдо-Симеона; он расположен здесь в тексте, повествующем о событиях начала X столетия: 'Ρως δέ, οί και Δρομιτ αι, φερώνυμοι άπ ο' Ρως τινος σφοδρου διαδραμόντος άπηχηματα των χρησαμένων έξ ύπ οϑηκης ’ ή ϑεοκλυτίας τινος και ύπ ερσχόντων αύτ ούς, έπικέκληνται. Δρομιτ αι δε άπο του οξέως τρέχειν αύτό^ις προσεγένετο. ’Εκ γένους των Φρϋγγων καϑίστανται2 (Росы, или еще дромиты, получили свое имя от некоего могущественного Роса после того, как им удалось избежать последствий того, что предсказывали о них оракулы, благодаря какому-то предостережению или божественному озарению того, кто господствовал над ними. Дромитами они назывались потому, что могли быстро двигаться. Происходят же они от рода франков3).

      И Хроника Симеона Логофета, и Хроника Продолжателя Феофана создавались в византийских придворных кругах. Окончательное оформление в дошедшем до нас виде они получили в 60-е годы X в., но текст, содержащий рассказ о событиях 941 г., относится к третьим частям обеих хроник, которые отличаются текстуальным сходством (в силу чего исследователи полагают, что у них был общий источник) и охватывают период 913—948 г.; поэтому завершение работы над этими частями датируют 948 г.4 Второй фрагмент с упоминанием руси «от рода франков» отсутствует в других редакциях Хроники Логофета, кроме редакции Псевдо-Симеона, поэтому он должен быть признан вставкой, сделанной составителем этой редакции уже в 60-е годы X в.5 Первоначальным следует считать упоминание о происхождении руси от франков, общее для двух редакций Хроники Логофета и Хроники Продолжателя Феофана — в рассказе о походе Игоря 941 г. Следовательно, появилось данное определение руси либо около 948 г., либо несколько ранее, но не раньше 941 г.

      Обычно это определение рассматривается как свидетельство о варяжском, скандинавском происхождении руси. Например, в новейшем своде византийских известий о Руси читаем: «О скандинавском происхождении росов прямо говорят... византийские источники X в.: это — Константин Багрянородный, хроника Псевдо-Симеона, Георгий Амартол (по Ватиканскому списку), Продолжатель Феофана.

      Славянские переводы соответствующих хронографических пассажей меняют этноним франки в греческом оригинале на “варягов”6. Однако очевидно, что позднейший перевод древнерусским книжником «франков» как «варягов» (имеется в виду перевод Хроники Амартола с продолжением, сделанный на Руси в конце X или самом начале XII в.7) не может служить аргументом в пользу того, что автор греческого оригинала имел в виду под «франками» скандинавов. Такой перевод связан с существованием в конце XI — начале XII в . на Руси представления (отразившегося в «Повести временных лет»), что первоначальной русью были варяги, пришедшие в Восточную Европу с Рюриком8. Это представление никак не могло, естественно, повлиять на представления византийских хронистов середины X столетия. Они же свидетельствуют о происхождении руси не от скандинавов, а от франков. Усмотреть здесь во Φραγγοι искаженное Βαραγγοι («варяги») невозможно: последний термин, во-первых, появился в Византии только с XI столетия, во-вторых, носил не этнический, а функциональный характер, будучи наименованием воинов скандинавского происхождения, находящихся на службе в Империи; в X же столетии наемники, приходившие в Византию с территории Руси, определялись только через понятие «Рос»9. Кроме того, франки были слишком хорошо известным в Византии народом, чтобы можно было допустить такую ошибку.

      Согласно другой трактовке определения «от рода франков», оно имеет в виду языковое родство руси и франков, указывая тем самым на германоязычие руси10. Однако в источниках говорится не о сходстве языков, а о том, что русь происходит (Καθίστανται) «от рода франков». Следовательно, указание на германоязычие руси можно было бы усмотреть здесь только в случае, если бы в византийской литературе середины X столетия прослеживалось применение понятия «франки» ко всем народам германской языковой группы. Однако ничего подобного там нет. Хроники Продолжателя Феофана и Симеона Логофета прилагают этот термин к государствам — наследникам империи Каролингов и их населению11. В византийской литературе того времени действительно бытовало расширительное значение термина «франки», но иное — под франками могли подразумеваться обитатели этих государств независимо от их этноязыковой принадлежности12.

      Никакого отношения к германоязычию и вообще к языковой принадлежности определение «франки», таким образом, не имело13. Оно носило территориально-политический характер: франками называли жителей земель, подвластных Карлу Великому и его потомкам14.

      Но, раз версии о скандинавском происхождении и германоязычии как поводах для определения «от рода франков» отпадают, возникает вопрос — почему в Византии в середине X столетия понадобилось определять русских через франков. И те и другие были в Империи прекрасно известны. Первый документированный дипломатический контакт Руси с Византией датируется, как известно, 838 г. (известие Вертинских анналов)15. Как минимум с 911 г. , со времени заключения Олегом договора с Византией, имели место ежегодные поездки русских в Константинополь (в тексте русско-византийского соглашения оговоренные16). Русь в византийских источниках второй половины IX — первой половины X в. оценивалась, согласно византийской традиции переноса древних этнонимов на новых обитателей той или иной территории, как народ «скифский»17. С франками в Византии были знакомы еще лучше и с гораздо более давних времен. Греки в середине X столетия не могли не знать, что государства — наследники империи франков и Русь — совершенно разные образования, населенные разными народами, что они даже не граничат, что между ними не существует каких-либо отношений соподчинения. И тем не менее спустя сто с лишним лет контактов с Русью придворные византийские историки почему-то определяют русских как происходящих от франков!

      Не видно никаких причин, по которым такое соотнесение могло быть придумано в 40-е годы X в. византийцами. Остается полагать, что в это время придворные круги Империи получили информацию о франкском происхождении руси от самих русских.

      В византийских источниках 40-х годов X в. франки упоминаются в связи с династическими связями императорской семьи. Константин VII Багрянородный в своем трактате «Об управлении империей» (датируемом 948—952 г.) писал, обращаясь к сыну Роману, об идущем якобы от императора Константина Великого запрете на браки представителей императорской семьи с «иноверными и некрещеными» народами18, но за одним исключением — для франков, делаемым «ради древней славы тех краев и благородства их родов» (καί γενών περιφάνειαν κάι ευγένειαν)19. Под народами, с которыми нельзя заключать династических браков, имеются в виду хазары, венгры и русские20. Исключение, предоставляемое франкам, о котором писал Константин, иллюстрирует событие, торжественно отмеченное в Константинополе в сентябре 944 г. — обручение шестилетнего сына Константина Романа со своей ровесницей Бертой, дочерью короля Италии (в византийских хрониках — «короля Франгии») Гуго21. Таким образом, при императорском дворе бытовало представление, что из европейских народов матримониальные связи допустимы только с франками. Между тем исследователи русско-византийских отношений этой эпохи, исходя из совокупности косвенных данных, полагают, что княгиня Ольга (правившая Русью с 945 по начало 60-х годов X в.) пыталась провести в жизнь замысел брака своего сына Святослава Игоревича с представительницей византийского императорского дома, возможно дочерью Константина Багрянородного (коронован в 913 г., фактически царствовал в 945—959 г.)22. Не с проектом ли этого брака связано «подбрасывание» византийскому двору информации о франкском происхождении руси?

      Под происхождением от франков вовсе не обязательно подразумевалось происхождение всей руси в смысле всего населения, подвластного русским князьям: речь может идти о правящей верхушке, наиболее политически активной части общества, которая в средневековых представлениях была главным носителем этнонима. Поскольку киевская княжеская династия имела норманнское происхождение, такого рода утверждение вполне могло не быть чистым вымыслом, а иметь определенные основания: предводители викингов нередко нанимались на службу к Каролингам и получали в держание те или иные приморские территории для обороны их от других норманнов. Так, отождествляемый рядом авторов23 с летописным Рюриком датский конунг Рёрик (Рорик) в течение почти четырех десятков лет, с конца 30-х до середины 70-х годов IX в., имел (с небольшими перерывами) лен на франкской территории — во Фрисландии, будучи связан вассальными отношениями сначала с императором Людовиком Благочестивым, потом (в разные годы) с его сыновьями — Лотарем, Людовиком Немецким и Карлом Лысым24. Если русские князья середины X в. и часть их окружения являлись потомками Рерика и его дружинников, или были тем или иным образом связаны с другим предводителем викингов, проведшим какое-то время во владениях Каролингов, это давало им возможность выводить себя «от франков» в широком смысле этого понятия, принятом в то время в Византии.

      Обращает на себя внимание дата обручения Берты и Романа — сентябрь 944 г.25 Осенью этого года (точнее, между сентябрем и серединой декабря) датируется заключение в Константинополе договора с Византией киевского князя Игоря26. То есть в день совершения церемонии обручения в столице империи почти наверняка находилось и соответственно имело подробную информацию об этом событии русское посольство (в которое входил личный посол Ольги Искусеви)27. В Киеве, следовательно, о матримониальном союзе с дочерью «короля франков» было хорошо известно28. Спустя четыре года, около 948 г. , тезис о происхождении руси от франков фиксируют византийские придворные хронисты. Вскоре после этого, между 948—952 г., император Константин заявляет о невозможности браков с правящими домами всех «неромеев», кроме франков. Как говорилось выше, речь шла о возможных претензиях такого рода со стороны хазар, венгров и русских. При этом в отношении хазар ранее имелся прецедент — женитьба императора Константина V на дочери хазарского кагана29. Вероятно, что упоминание рядом с хазарами венгров (чьи вожди Дьюла и Булчу в конце 40-х годов X в. крестились в Константинополе30) и русских вызвано тем, что претензии породниться с императорским домом с их стороны уже предъявлялись.

      Как раз на время между обручением Романа и Берты и фиксацией византийскими придворными хронистами тезиса о происхождении Руси от франков приходится одна из двух существующих в историографии датировок визита Ольги в Константинополь (описанного Константином Багрянородным в книге «О церемониях византийского двора») — 946 г.31 Если она верна, то гипотетический ряд событий выстраивается следующим образом: от членов посольства 944 г. Ольга узнает о брачном союзе императорской семьи с королем Италии и о том, что исключение в матримониальных связях правители Византии допускают только для франков; став год спустя правительницей Руси, она задумывает женить Святослава (он, возможно, был примерным ровесником Романа32) на одной из дочерей Константина33 и в 946 г. является к константинопольскому двору с этим предложением, подкрепив его тезисом о «франкском происхождении» русского правящего дома. Если верна другая дата поездки Ольги в Константинополь — 957 г.34, то следует полагать, что данный тезис был заявлен не во время визита самой княгини, а в первые годы ее правления русскими послами (посольства в Империю, судя по договорам Олега и Игоря с Византией, ездили регулярно), пытавшимися прощупать почву относительно возможного династического брака; во время же личного визита Ольги было сделано официальное брачное предложение.

      Таким образом, появление в византийских источниках утверждения о происхождении руси от франков вероятнее всего связывать с дипломатией княгини Ольги. У византийских придворных хронистов оно не вызвало возражений. Император Константин VII, однако, не увидел здесь достаточных оснований для допущения брачного союза с русским правящим домом35. Возможно, сказалось разное понимание происхождения «от рода франков» русской и византийской сторонами: первая полагала, что для брака достаточно связи (действительной или мнимой) предков Святослава с франкской территорией, Константин же под «благородными родами» франков явно имел в виду узкий круг знатнейших семейств — Каролингов и связанных с ними родством36.

      Сын Ольги не женился на византийской принцессе, но ее внук Владимир в конце 80-х годов X в. взял, как известно, в жены внучку Константина Багрянородного. Братья царевны Анны, императоры Василий и Константин, несомненно, были знакомы с заветами деда37, в том числе и о допущении браков багрянородных принцесс только с франками; в то же время византийскому двору 80-х годах должны были быть хорошо знакомы тексты придворных хроник, содержащие пассаж о франкском происхождении руси (эти хроники получили окончательное оформление в период детства внуков Константина Багрянородного, в 60-е годы X в.). Не исключено, что «франкское» происхождение Владимира могло сыграть для императоров роль в оправдании в собственных глазах и в глазах византийской знати брака их сестры с князем «варваров»38.

      ПРИМЕЧАНИЯ

      1. Theophanes continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister, Georgius Monachus. Bonnae, 1838. P. 423. 15—17 (Продолжатель Феофана); Истрин В. М. Книгы временьныя и образныя Георгия Мниха. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. Пг., 1922. Т. II. С. 60. 26—27 («Ватиканский Георгий»). В Хронике Псевдо-Симеона другой порядок слов, чем у Продолжателя Феофана и в «Ватиканском Георгии», а также вместо καϑίστανται — οντες (Theophanes continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister, Georgius Monachus. P. 747. 12—14).
      2. Там же. P. 707. 3-7.
      3. Помимо приведенного варианта перевода данного отрывка (см.: Николаев В. Д. Свидетельство Хроники Псевдо-Симеона о руси-дромитах и поход Олега на Константинополь в 907 г. // Византийский временник. М., 1981. Вып. 42; Бибиков М. В. Byzantinorossica: Свод византийских свидетельств о Руси. М., 2004. Т. I. С. 72) существует другой (см.: Карпозилос A. Рос-дромиты и проблема похода Олега против Константинополя // Византийский временник. М., 1988. Вып. 49. С. 117), но фразы о происхождении Руси от франков различия переводов не касаются (споры вызывает пассаж о происхождении названия «рос»): она полностью совпадает с той, которая присутствует во всех трех рассматриваемых текстах при описании событий 941 г.
      4. См.: Каждан А. П. Хроника Симеона Логофета // Византийский временник. М., 1959. Т. XV; Каждан А. П. Из истории византийской хронографии X в. // Византийский временник. М., 1961. Т. XIX.
      5. В историографии в связи с этим фрагментом оживленно обсуждались вопросы, связанные с интерпретацией происхождения названий «рос» и «дромиты», а также с возможной связью фрагмента с походом Олега на Константинополь 907 г.; см. из последних работ: Николаев В. Д. Свидетельство Хроники Псевдо-Симеона о руси-дромитах и поход Олега на Константинополь в 907 г.; Карпозилос А. Рос-дромиты и проблема похода Олега против Константинополя.
      6. Бибиков М. В. Byzantinorossica. Т. I. С. 55—56.
      7. См.: Истрин В. М. Книгы временьныя и образныя Георгия Мниха. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. Пг., 1920. Т. I. С. 567. Множественное число — «славянские переводы» — в данном случае неуместно, так как другой славянский перевод (вероятно — болгарский XIV в.) Хроники Симеона Логофета фразы о происхождении Руси от франков не содержит, поскольку делался он с той редакции хроники, в которой данного пассажа нет (см.: Симеона Метафраста и Логофета списание мира от бытия и летовник собран от различных летописец. СПб., 1905. С. 140).
      8. ПСРЛ. М., 1997. Т. I. Стб. 19-20.
      9. См.: Васильевский В. Г. Варяго-русская и варяго-английская дружины в Константинополе XI-XII вв. // Васильевский В. Г. Труды. СПб., 1908. Т. I; Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 62, 65, 68-69, 74.
      10. См.: Ловмяньский Г. Русь и норманны. М., 1985. С. 210; Scramm G. Altrusslands Anfang. Freiburg im Breisgau, 2002. S. 109 (автор по ошибке пишет, что пассаж о происхождении руси от франков содержится в рассказе о русском походе на Константинополь 860 г.).
      11. Theophanes continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister, Georgius Monachus. P. 135, 293, 431 (Продолжатель Феофана), 694-695, 748, 917 (Псевдо-Симеон); Истрин В. М. Книгы временьныя и образныя Георгия Мниха. Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе. Т. II. С. 62.
      12. См.: Ohnsorge W. Abendland und Byzanz. Weimar, 1958. S. 227—254; Константин Багрянородныш. Об управлении империей. М., 1989. С. 337 (коммент. 3 к главе 13), 354 (коммент. 5 к главе 26), 360 (коммент. 1 к главе 28). Франками могло называться население территорий, находившихся в IX—X в. под властью Каролингов, даже если речь шла об эпохе, когда франки на них еще не появились: у Константина Вагрянородного так поименованы жители Италии времен Аттилы (Там же. С. 106—107).
      13. В ту эпоху еще не существовало представлений о германской группе языков; сами понятия «германцы» и «Германия» в Византии имели более узкий смысл, чем понятия «франки» и «Франгия»: они применялись по отношению только к той части франкских владений, которая располагалась к востоку от Среднего Рейна (см.: Ohnsorge W. Abendland und Byzanz. S. 248, 523).
      14. Поэтому невозможно объяснить появление определения «от рода франков» наличием в русском войске отрядов наемных варягов: ни Швеция (откуда, судя по археологическим данным, в X столетии приходили викинги на службу к русским князьям), ни Норвегия, ни Дания во владения Каролингов не входили; появление же в русском войске наемников из французской Нормандии вряд ли было вероятно.
      15. Annales Bertiniani / Annales de Saint-Bertin. Paris, 1964. P. 30—31.
      16. ПСРЛ. Т. I. Стб. 31—32.
      17. См. сводку известий: Бибиков М. В. Byzantinorossica. Т. I. С. 644, 680—681. Традиция обозначения русских как «скифского» народа сохранялась и позже.
      18. «Если когда-либо какой-нибудь из этих неверных и нечестивых северных племен попросит о родстве через брак с василевсом ромеев, т. е. либо дочь его получить в жены, либо выдать свою дочь, василевсу ли в жены или сыну василевса, должно тебе отклонить и эту их неразумную просьбу» (Константин Багрянородныш. Об управлении империей. С. 58—61).
      19. Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 58—61.
      20. Они перечислены в начале наставления о том, чего нельзя разрешать «северным и скифским» народам: речь идет далее о царских регалиях, греческом огне и династических браках (см.: Там же. С. 55—59).
      21. Theophanes continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister, Georgius Monachus. P. 431. 11—19; 748. 5—12; 917. 11—18; Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 100—101.
      22. См.: Müller L. Die Taufe Russlands. München, 1987. S. 81—82; Литаврин Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX — начало XII в.). СПб., 2000. С. 211—212; Назаренко А. В. Древняя Русь на международных путях: междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX—XII веков. М., 2001. С. 301—302.
      23. Из последних работ см.: Свердлов М. Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI — первой трети XIII вв. СПб., 2003. С. 106-109, 118-120.
      24. См. о его биографии: Беляев H. Т. Рорик Ютландский и Рюрик Начальной летописи // Сборник статей по археологии и византиноведению. Т. 3. Прага, 1929; Ловмянъский Г. Рорик Фрисландский и Рюрик Новгородский // Скандинавский сборник. Т. 7. Таллин, 1963.
      25. Theophanes continuatus, Ioannes Cameniata, Symeon Magister, Georgius Monachus. P. 431. 11-19; 748. 5-12; 917. 11-18.
      26. См.: Повесть временных лет. СПб., 1996. С. 431; Назаренко А. В. Древняя Русь на международных путях. С. 267-268.
      27. Позже оно появиться в Константинополе не могло, так как не успело бы вернуться обратно до завершения навигации по Днепру; караваны из Руси традиционно приплывали летом (ср. даты приема Ольги, указанные Константином Багрянородным в книге «О церемониях византийского двора» — 9 сентября и 18 октября — Constantini Porphyrogeniti de ceremoniis aulae Byzantiae. Bonnae, 1829. P. 594—598). Даже если допустить, что договор был заключен, как предшествующий договор Олега 911 г. (см.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 37), в самом начале сентября и к моменту обручения Романа и Берты посольство уже покинуло Византию, все равно его члены должны были получить информацию о предстоявшей через несколько дней церемонии.
      28. В русском посольстве 944 г. были не только язычники, но и христиане (см.: ПСРЛ. Т. I. Стб. 52—53); не исключено поэтому, что кто-то из них мог и лично присутствовать на церемонии обручения.
      29. Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 56—57, 60—61, 341—342 (коммент. 28), 344 (коммент. 47). Константин Багрянородный, говоря об этом событии, путает Константина V с его сыном — Львом IV.
      30. См.: Литаврин Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX — начало XII в.). С. 166.
      31. См.: Там же. С. 174—190 (здесь же литература вопроса).
      32. В летописном рассказе о походе на древлян (датированном 946 г.) Святослав представлен ребенком, который уже может ездить на коне, но еще не способен метнуть копье (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 58).
      33. Одна из дочерей императора — Феодора — была примерной ровесницей Святослава (см.: Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 344, коммент. 46).
      34. Наиболее подробную аргументацию в ее пользу см.: Назаренко А. В. Древняя Русь на международных путях. С. 219—286.
      35. Вряд ли можно полагать, что Константин вообще не поверил тезису о происхождении русской правящей династии с территории франков, поскольку одна из хроник, в которой этот тезис зафиксирован, — Хроника Продолжателя Феофана — создавалась под его контролем и даже при его личном участии.
      36. Король Гуго, сват императора, по материнской линии был потомком Карла Великого (см.: Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 354).
      37. Трактат «Об управлении империей» был адресован их отцу Роману.
      38. Здесь уместно вспомнить, что в 967 г. было отказано выдать византийскую принцессу (вероятно, старшую сестру Анны) за сына германского императора Оттона I (будущего Оттона II; см. об этом: Назаренко А. В. Древняя Русь на международных путях. С. 257—260), а ведь это были правители, унаследовавшие владения восточнофранкских Каролингов.

      Древняя Русь. Вопросы медиевистики. - 2008. - № 2 (32). - С. 55-59.