Saygo

Тайна смерти Ленина

5 сообщений в этой теме

Статья во время своей публикации вызвала существенный резонанс, поэтому следует добавить некоторые критические отзывы. Для начала обмен любезностями между Зевелевым и Фильштинским.

Третий раз я пишу об определенном методологическом направлении, о многочисленных ошибках фактического порядка, содержащихся в статьях Ю. Г.

Фельштинского -- доктора исторических наук, обосновавшегося в США.

Первый раз мое внимание привлекла публикация экономиста и многоопытного политикана Гавриила Попова, вдруг обратившегося к исторической проблематике.

В статье о левоэсеровском мятеже в 1918 г. в Москве, помещенной в газете "Известия" (см. Известия, 14.VIII.1998), он, доверившись Фельштинскому, допустил около... 10 фактических ошибок.

В январе 1999 г. в "Независимой газете" уже сам господин Фельштинский в сочинении под указующим названием: "Сомнительный исторический прецедент. Союз России и Белоруссии должен быть незамедлительно дезавуирован", позволил себе издалека и, как мне показалось, по чьей-то указке советовать президенту России и гражданам нашей страны ни в коем случае не вступать в союзные отношения с Республикой Беларусь. Идеи автора и в данной статье основываются на фальсифицированных исторических фактах. Одна ошибка из истории Белоруссии следует за другой (см. ст. "Непрошенный советчик". Независимая газета,

14.11.1999, приложение "Содружество").

Казалось бы, что у редколлегии и редакции журнала "Вопросы истории" такой автор должен был вызвать настороженность. Тем более, что свой опус о "тайне" смерти Ленина Фельштинский уже успел опубликовать в американском журнале (Новый журнал. Нью-Йорк. 1998. No210), о чем, по-видимому, не поставил в известность "Вопросы истории".

Вдохновившись публикацией в "Вопросах истории". Фельштинский вскоре в газете "Коммерсантъ" (17.IV.1999. No65) под интригующим названием. "Гаврилушка, меня отравили...", с подзаголовком: "Малоизвестные и совсем неизвестные свидетельства о смерти Ленина" -- тиражирует свои домыслы, однако во вводке к статье, очевидно, ради осторожности, вскользь сказано, что факт отравления Ленина является "гипотезой".

Обратимся к публикации в "Вопросах истории". Но прежде оговорюсь: твердо придерживаюсь позиции, что историк, как и ученый любой другой отрасли знаний, волен выдвигать свою концепцию. Однако при этом должно быть соблюдено непременное условие: факты, на которых строятся версии, должны быть достоверными, а не к ним подогнанными или, хуже того, сфальсифицированными. Данная обмолвка общеизвестна, но она, как мне представляется, необходима, чтобы избежать попыток Фельштинского и в будущем путем искажения исторических событий и фактов выдавать свои домыслы в качестве "научных открытий" и "сенсаций".

Начну с источниковой основы статьи. Ее автор не счел для себя необходимым обратиться к архивным материалам, отражающим жизнь и деятельность В. И. Ленина. Я имею в виду прежде всего Второй (Ленинский) фонд бывшего ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, а ныне РЦХИДНИ, 130-му фонду Совнаркома РСФСР ГАРФа, а также к пока доступным материалам из Президентского архива.

Автором статьи полностью проигнорирована и десятитомная "Биохроника В. И. Ленина", и прежде всего последние тома этого издания, связанные с 1922-- началом 1924 года. И уж совсем непростительно то, что в тексте статьи нет ни слова о довольно обширной литературе, в том числе и медицинской, непосредственно посвященной "тайне" смерти Ленина. Почему, на мой взгляд, так поступил Фельштинский, скажу ниже.

Основным источником для Фельштинского явилась белоэмигрантская газета право-кадетского направления "Руль", издававшаяся в Берлине. О ее политической "физиономии" говорит, например, тот факт, что она считала П. Н. Милюкова "недостаточным кадетским ортодоксом". Мимоходом Фельштинский, правда, оговаривается о "недостаточной информированности" этого издания (с. 41). Но, несмотря на это, прямые выписки из "Руля" занимают около четвертой части статьи.

Другим источником стали отдельные материалы, собранные писателем А. Беком и содержащие, в частности, данные о последних месяцах жизни Ленина в записях его секретарей -- Л. Фотиевой и А. Володичевой. Кстати, Володичева в своих воспоминаниях путалась и в своих рассказах далеко не все честно передавала.

В примечаниях к статье Фельштинский ссылается на некоторые труды Ленина, Троцкого и отдельных современных историков. Но все это лишь ради фона. Повторим: основной материал взят из "Руля" и перепечаток на его страницах из зарубежной периодики. В этом плане заявление Фельштинского в "Коммерсанте" о том, что его статьи в газете и журнале вводят в научный оборот "труднодоступные и забытые" документы, является прямым обманом.

Мистификацией и саморекламой является и утверждение, что журнальная статья -- "первая аналитическая статья в российской научной печати".

Гипотетически можно написать статью и по одному или двум источникам. Но профессиональный историк знает о такой части источниковедения, как "критика источника" со всеми известными ее требованиями. Однако этого или сознательно, или по недостаточной исторической образованности в работе Фельштинского нет. Отсутствие этого критерия при анализе исторического материала вызывает у читателя не только недоумение, но и сомнение в честности авторской интерпретации излагаемых событий.

В центре рассматриваемой статьи два вопроса: смерть Ленина, как результат его отравления, и государственный переворот, осуществленный якобы его соратниками.

Им уделю главное внимание.

Итак, вопрос об отравлении Ленина. К этому сюжету автор подбирается "издалека" -- со всеобщего стремления руководящего ядра ЦК РКП(б) и ВЦИК РСФСР отстранить Ленина от занимаемой им должности Председателя Совнаркома РСФСР и фактического руководителя РКП(б). Первым, кто отважился на "это

дело", по утверждению Фельштинского, стал Я. М. Свердлов. Почему же именно он? Уже на второй странице статьи (с. 35) автор пишет, что Свердлов был лично заинтересован в немедленном расстреле Ф. Каплан, которая стреляла в Ленина (эта версия и сегодня не доказана). Автор прямо не утверждает, что Председатель ВЦИК организовал это покушение, но его намеки на этот счет достаточно красноречивы. Он пишет: Ленин "мешал" Свердлову. Именно Свердлов, по утверждению автора, выступает инициатором "ссылки" Владимира Ильича вместе с Надеждой Константиновной в Горки. "Ленин,-- читаем в статье,-- рвался в Кремль. Его не пускали". Не пускал его Свердлов. Наконец, Фельштинский проговаривается:"ОсновнойзадачейСвердловабыло продемонстрировать партактиву, что советская власть может обходиться без Ленина" (с. 36). А дальше целый набор фактических ошибок. Утверждается, что Свердлов был не только Председателем ВЦИК и Секретарем ЦК, но и занимал такие должности, как Председатель Политбюро и Председатель ЦК. Известно, что подобающих "званий" в партии ни тогда, ни впоследствии не было. Это,

во-первых. Во-вторых, Свердлов познакомился с Лениным летом 1917 г. и был одним из преданнейших ему соратников. Между ними была, говоря словами одного из современных политических деятелей, "настоящая мужская любовь". О дружбе между Лениным и Свердловым и беспредельной преданности последнего делу Ленина и ленинизму убедительно, на большом фактическом материале, в том числе и архивном, показано в книге Е. Н. Городецкого и Ю. П. Шарапова "Свердлов" (ЖЗЛ, М. 1971). Не менее убедительны свидетельства Е. А. Преображенского. Между Лениным и Свердловым,-- пишет он,-- "была изумительная слаженность в работе". Свердлов "почти не задумывался над тем, что предлагал Владимир Ильич"... "там, где председателем был Свердлов, "решение принималось такое, какое постановил принять Центральный комитет" (см. История политических партий России. Энциклопедия. М. 1996, с. 594). О дружеских отношениях этих людей говорит и такой факт, вопреки советам и предосторожностям близких людей Ленин, узнав, что Яков Михайлович болен, находится в тяжелом физическом состоянии, навестил его буквально за час до смерти, хотя прекрасно понимал всю опасность соприкосновения с человеком, больным "испанкой" Такое отношение возможно только к самому близкому и

дорогому человеку

После смерти Свердлова в числе "борцов" против Ленина оказывается Дзержинский Фельштинский пишет "Дзержинский единственный (подчеркнуто мною -- A.3.) партийный руководитель, открыто претендующий на пост Ленина" На чем же основывается это утверждение? Оказывается, на заметке из все той же газеты "Руль". О конкретных действиях Дзержинского по устранению Ленина автор не пишет Не пишет потому, что об этом ничего не сказано в "Руле" Не убедительны и слова автора о том, что Дзержинский затаил обиду на Ленина якобы из-за того, что Владимир Ильич во время голосования на Политбюро о создании комиссии "для восстановления прочного мира в Компартии Грузии" отказался голосовать за Дзержинского в качестве ее председателя Неужели Фельштинский не понимает, что это по крайней мере несерьезно? Из-за обиды-- устранить Ленина и самому встать во главе Государства Через несколько строк опять искажение исторических фактов Автор пишет, что 12 декабря 1922 г. "Дзержинский получил от Ленина согласие свернуть свои дела в Кремле и фактически уйти в отставку" (с. 43--44) Но в эти дни Ленин много и успешно

работает по подготовке Пленума ЦК партии, пишет письма Троцкому с просьбой защитить и поддержать его позиции по вопросу внешней торговли.

Небезынтересны и такие факты: не без ведома и, вероятно, по инициативе Ленина Дзержинский с августа 1919 г назначается Наркомом внутренних дел, а в 1922 г Председателем ГПУ--ОГПУ.

И уж совсем абсурдно (именно так!) звучит запись о том, что против Ленина выступает и Нарком здравоохранения Н. А. Семашко. Доказательств опять,

конечно, никаких.

Наконец, на авансцену вступает И Сталин. "Сталин задумал отравить Ленина". Эта мысль является одной из ведущих в рассматриваемой статье. О том,

что Ленин просил Сталина дать ему яд, в советской и зарубежной литературе упоминалось многократно. Уточним лишь некоторые аспекты этого вопроса. Впервые

такая просьба прозвучала 30 мая 1922 года. Сталин проинформировал об этом Марию Ильиничну Ульянову. В дальнейшем Сталин оповестил об этом членов

Политбюро-- Зиновьева Каменева и даже Троцкого, которых Фельштинский квалифицирует как людей нашедших "выгодным для себя вступить в сговор со

Сталиным, преследовавшим свою цель-- устранение руководителя партии" (с. 61)

Существуют и другие мнения Сошлемся на книгу "Тайные страницы истории" (М. 1955) американского историка Б И Николаевского, в целом единомышленника

Фельштинского. Николаевский пишет "Самый факт обращения Ленина с этой просьбой (о яде-- А .3.) к Сталину вызывает большие сомнения, в это время в

конце 1923-- начале 1924 г -- A. 3.) Ленин уже относился к Сталину без всякого доверия и непонятно, как он мог с такой интимной просьбой обратиться именно к нему". Приводя эту цитату в статье в газете "Коммерсантъ" Фельштинский нисколько не смущается, что она противоречит его главной идее. Лишь бы бездумно что-то написать -- вот позиция нашего лениноведа!

В чем же "вклад Фельштинского в освещение "тайны смерти Ленина"? Во-первых, этот сюжет изложенный в манере детектива содержит ряд путаных заявлений. Судите сами: автор пишет что Ленин "не намерен был пассивно ожидать смерти от руки Сталина (с 45 и в то же время в очередной раз просил яд у Сталина. Следовательно Ленин не намерен умирать от руки Сталина и просил v него яд Где же здесь историческая логика? Во-вторых, Ленин просит у Сталина яд в 1922 г затем, как я уже отмечал, якобы повторяет свою просьбу, а Сталин выжидает целых полтора года. Но не таков был характер Сталина, чтобы кому-нибудь рассказать о своей заветной мечте -- захватить власть в партии и стране. В-третьих Фельштинский пишет, что Сталин уже в 1922 г вынес смертный приговор не только Ленину, но и Троцкому. Это известно только одному Фельштинскому! Мало того, отравить Ленина, по Фельштинскому, считала необходимым и Н К. Крупская. В доказательство этой версии автор ссылается на "рапорт" Сталина в Политбюро, опубликованный в 16-м томе его собрания сочинений, который был издан в США (писал ли Сталин рапорты?). "Пора отравить Ленина настала",-- так звучат слова Крупской в передаче Сталина (с 55). Так Фельштинский причисляет Надежду Константиновну к сонму убийц Ленина.

Учитывая, что этой новой версии никто ранее не писал, историк обязан был перепроверить ее, дополнительным материалом, учитывая, что она принадлежит такому мастеру мистификаций, каким был Сталин. Но Фельштинский этого не сделал, считая свое "открытие" (не свое, а сталинское) большой своей научной удачей.

В-четвертых, Сталин "травит" Ленина, по Фельштинскому, в январе 1924 г, но уже руками Г. Ягоды Откуда это стало известно автору? Оказывается, из обрывков отдельных фраз, услышанных в кабинете Сталина не то помощником Сталина Г. Канером, не то другим его помощником-- Б. Бажановым. Такая интерпретация приводится в книге Ива Дельбарса "Подлинный Сталин".

При чтении этой новой детективной истории возникает ряд сомнений в мемуарах Бажанова, написанных за рубежом, после бегства из СССР, этот эпизод не упоминается. Сталин, как опытный конспиратор и весьма подозрительный человек, вряд ли допустил бы в момент, когда он давал тайное задание Ягоде по

умерщвлению Ленина, чтобы кто-либо входил в его кабинет.

Зная варварские методы Сталина по уничтожению всех прямых или косвенных свидетелей его деяний, он не мог оставить Ягоду в живых вплоть до 1938 г,

когда последний был приговорен к расстрелу по так называемому "Право-центристскому блоку".

Я уже писал об источниковой базе статей Фельштинского. Наступила пора сказать, что автор обошел вниманием общедоступную книгу академика медицины Ю.М. Лопухина. Болезнь, смерть и бальзамирование В И Ленина" (М 1977). В сноске эта книга упоминается Значит, автор знает о ней и обошел ее вниманием вовсе не случайно, а прежде всего потому, что в ней приведен текст медицинского заключения после вскрытия тела Ленина, которое есть основание здесь привести, ибо оно наносит "смертельный" удар по ведущей "концепции" Фельштинского.

Вот содержание этого скорбного документа. "Основой болезни умершего является распространенный атеросклероз сосудов на почве преждевременного их

изнашивания (Abantangsscerose). Вследствие сужения просвета артерий мозга и нарушения его питания от недостаточности подтока крови, наступили очаговые размягчения тканей мозга, объясняющие все предшествующие симптомы болезни (параличи, расстройства речи). Непосредственной (подчеркнуто мною -- А. 3.)

причиной смерти явились 1) усиление нарушения кровообращения в головном мозгу, 2) кровоизлияние в мягкую мозговую оболочку в области четверохолмия".

(с. 43 ук. соч. Ю. М. Лопухина)

Внимательное прочтение медицинского заключения показывает, что в нем даже нет намека на присутствие в организме Ленина яда. Но, может быть, Сталин, Ягода или кто-нибудь третий все сделали, чтобы скрыть этот факт? Нет! И еще раз нет! Хотя бы потому, что заключение подписали, наряду с российскими медиками -- Осиповым, Розановым, Обухом, их зарубежные коллеги Форстер, Готье и другие, на которых воздействие власти и Сталина не распространялось. К тому же Сталин начала 1924 года-- это еще не Сталин 30-х годов.

Особо следует выделить ту часть врачебного заключения, в которой констатируется, что болезнь и смерть Ленина были вызваны его невиданной работоспособностью и как следствие переутомлением. Достаточно открыть любую страницу "Биохроники", чтобы понять, как и сколько дел успевал он выполнить

в течение дня.

Возьмем последние дни февраля 1921 года Десятки совещаний, встреч с людьми, работа с документами, письмами, решение внутренних и международных

проблем, подготовка и участие в заседаниях Политбюро и СНК. Только перечень ленинских дел с 20 по 28 февраля составил более 20 страниц. Фантастически,

немыслимо -- скажет сегодняшний читатель, имея в виду современных руководителей России, доклады, речи, тексты постановлений и даже реплики которым пишутся спичрайтерами, а сами они появляются на своем рабочем месте на час-другой.

И еще о некоторых наблюдениях медиков, говорящих о феномене Владимира Ильича несмотря на тяжелейшую болезнь мозга, он сохранил свой могучий

интеллект, о чем, в частности, свидетельствуют его последние статьи, письма и выступления, охватывающие период с 23 декабря 1922 г по 2 ноября 1923 года.

В подтверждение сошлемся на мысль Ленина, сформулированную в первом абзаце "Письма к съезду" так - "о необходимости предпринять ряд перемен в

нашем политическом строе" (ЛЕНИН В. И. Полн. собр. соч. , т. 45, с. 343). Предлагаемые "перемены" частично раскрываются и в других статьях этого периода, особенно в статье "О кооперации" (замечу они недостаточно расшифрованы, недостаточно показана и возможность их осуществления в условиях диктатуры пролетариата, которую Ленин считал необходимым сохранить).

Нельзя забывать, что члены Политбюро, в том числе Сталин, Троцкий, Зиновьев, Каменев и другие, были согласны с идеями Ленина его взглядами на эволюционное развитие разноукладной экономики России. Я солидарен с предположением доктора исторических наук В. С. Лельчука о том, что "будь Ленин здоров и энергичен, каким его знали в 1917--1921 гг, история (России -- А 3) могла бы пойти другим путем Курс, в конечном итоге осуществленный под руководством Сталина, не был единственно возможным и неизбежным" (см. Предисловие В С Лельчука к монографии Орлова И. Б. "Новая экономическая политика: история, опыт, проблемы" М 1999, с. 193).

Однако вернемся к Фельштинскому. Чувствуя шаткость своей позиции, он пишет "Для меня, как историка, новостью стало не то, что Ленина отравил Сталин, а то, что был заговор Дзержинского и Сталина". И сенсационным, "абсолютно сенсационным", как подчеркивает автор в "Коммерсанте", стало письмо секретаря ЦК Л. П. Серебрякова наркому соцобеспечения А. Н. Винокурову от 10 июля 1922г, позаимствованное из того же "Руля", из которого явствует, что "Дзержинский и Смидович (член Президиума ВЦИК) охраняют Ленина, как два бульдога и никого не допускают к нему". И в этой, повторим, "абсолютной сенсации" снова ошибки, позаимствованные Фельштинским из "Руля". Назовем некоторые из них.

Серебряков Секретарем ЦК РКП(б) являлся с 1919 по 1920 годы, 13 января 1922 г становится начальником ПУРа РККА, а в мае 1922 г назначается на должность заместителя Наркомпути, исполняет обязанности Наркома. Винокуров был Наркомом соцобеспечения с 1918 по 1921 гг, а в 1922 г он уже на другой государственной работе. Ошибки в биографических данных Серебрякова и Винокурова вызывают сомнение в достоверности самого письма. Автор пишет, что оно первоначально было опубликовано в "Times", затем в "Руле", а через строчку читаем, что лично им этот "документ" обнаружен в единственном экземпляре (подчеркнуто мною -- А. 3. ) в университете Беркли в Сан-Франциско.

Письмо публикуется в газете, затем в единственном экземпляре обнаруживается в Беркли. Где же правда? И еще авторитетнейший в США университет, в котором я имел честь читать лекции, находится не в Сан-Франциско, а в Беркли и называется Университет Калифорнии в Беркли. Живущий в США много лет господин Фельштинский это знает. Но он, в малом и большом, преднамеренно путает читателя, а возможно, для него важно любым способом заявить о себе в России, а не искать Истину. Так Фельштинский неоднократно говорит, что вокруг Ленина во время его болезни Дзержинским и другими создавалась обстановка полной изоляции, но, например, достоверно известно, что в ноябре -- декабре 1923 г Ленина в Горках навещали Н. И. Бухарин и Е. А. Преображенский. Первый из них в это время отдыхал в Горках в пансионате, был в близких отношениях с семьей Владимира Ильича и, естественно, часто бывал у тяжело больного Ленина.

Кратко остановимся на вопросе о так называемом государственном перевороте.

Фельштинский пишет "Поскольку отставка Ленина, объявленная одним лишь "Рулем", произошла негласно, и сам Ленин об этом не знал, мы вправе (т. е. автор --A.3.) назвать происшедшее государственным переворотом" (с. 42).

Этот пассаж из статьи я прочитал несколько раз и был крайне удивлен, когда понял, что о мнимой отставке Ленина известно только газете "Руль", Фельштинский же придает этому "факту" значение открытия, утверждая, что это была не только отставка, но и прямой государственный переворот.

Когда произошел этот "переворот", кто его организовал, кто заменил Ленина на посту Председателя Совнаркома и много других не менее важных вопросов не прояснены. Они и не интересуют автора. Его задача "погромче крикнуть".

По существу же вопроса можно сказать следующее: государственный переворот (об этом знает каждый второкурсник университета) предполагает смену государственного строя, отстранение от власти существующего правительства и назначение или самопровозглашение нового. Всего этого не произошло в РСФСР в начале 20-х годов. Более того, сам Ленин не знал и не мог знать об этой ситуации. Несмотря на периодическое обострение болезни, он продолжал осуществлять свои обязанности председателя Правительства. О том, что в нашей стране произошел государственный переворот, знали только в "Руле". Именно на его страницах появились дополнительные, хотя и противоречивые, сообщения о том, что на пост Председателя СНК предполагаются такие фигуры, как Бухарин, Сталин, Крестинский, Каменев и даже Семашко, а временно эту должность передали Рыкову (кто передал Рыкову?).

Безответственность Фельштинского дошла до того, что он в сюжет о перевороте "для полноты картины", как он пишет, включил без каких-либо комментариев перепечатку из "Руля", содержащую сообщение о том, что Ленин в июне 1922 г был "отравлен в поезде во время поездки на Кавказский курорт, а его труп был выброшен из поезда при пересечении моста через реку Дон, под Ростовом" (с. 42). Вовсе не для "полноты картины" потребовалась Фельштинскому явная фальшь, а для придания еще большей сенсационности "научному" опусу, опровергать который нет даже необходимости. Ленин никогда не был на Минводах, никогда не путешествовал по Кавказу, и, естественно, никакого "трупа" не было.

Еще более фантастической выглядит приведенная автором тут же заметка из "Associated Press", о том что некий член Исполкома III Интернационала является сообщником убийства Ленина и выступает в роли Советского Премьера. Фельштинский по этому поводу лишь стыдливо оговаривается "Правдоподобного в этой истории было мало". Но уже через несколько строк замечает "Сущность эксцентрической заметки, однако, абсурдной не была". И все! Понимай, как хочешь. Круг, как говорят, замкнулся.

Подведу общий итог. В политической биографии Ленина, как и многих других вождей, имелись и, вероятно, имеются до сих пор тайны. Некоторые из них не разгаданы и не объяснены. Но вместе с тем ясно, что этот харизматический лидер не был заложником истории, а являлся ее творцом. Предложенная же Фельштинским история "тайны смерти" Ленина, построенная, как я пытался показать, на недостоверных и частично сфальсифицированных фактах, оказалась мыльным пузырем, лопнувшим при соприкосновении с действительно мученической смертью Ленина.

А. И. Зевелев, доктор исторических наук, профессор

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Мой ответ А. И. Зевелеву

Из заметки А И Зевелева, профессора, доктора исторических наук, обосновавшегося в России, с очевидностью следует, что он не читал моих основных работ. Абсолютно недопустимой и некорректной, противоречащей научным нормам, следует назвать критику Зевелевым моих исторических концепций без цитирования моих книг "Большевики и левые эсеры Октябрь 1917-- июль 1918" (ИМКА-Пресс, Париж 1985) и "Крушение мировой революции. Брестский мир. Октябрь 1917--ноябрь 1918" (Терра М 1992).

Я не берусь судить о том, сколько ошибок сделано в статье в "Известиях" от 14 августа 1998 г, написанной не мною, а, как справедливо указывает Зевелев, Г. Поповым. Я готов к дискуссии по вопросу об организации Дзержинским и его сотрудниками заговора с целью убийства германского посла графа Мирбаха 6 июля 1918 г и о разгроме большевиками 6--7 июля партии левых эсеров. Я готов провести эту дискуссию на страницах любого журнала, за любым круглым столом, но с условием, что она будет проводиться профессором Зевелевым не на том младенческом уровне, когда он ограничивается чтением статьи Попова. Критиковать авторов через чужие статьи позволяла себе лишь сталинская историография.

В январе 1999 г меня попросили высказать мнение по вопросу о российско-белорусском союзе. Я его высказал в "Независимой газете". Я утверждал и утверждаю, что это мертворожденное уродливое детище, не решающее ни одного из существующих вопросов, стоящих перед Россией и Беларусью, а только создающее новые, не осознаваемые сегодня народами двух государств проблемы, от геополитических до конституционных В частности, создание нового государства может означать отсрочку президентских выборов в России.

Само название ответной статьи Зевелева "Непрошенный советчик" -- указывало на дискриминационный характер его подхода ко всему тому, что я делаю. Для Зевелева, я прежде всего идеологический враг, иностранный ученый (с учетом антиамериканской истерии в России из-за военной кампании НАТО против режима Милошевича можно было бы добавить ученый страны -- члена НАТО). Считать аргументом в споре со мною паспорт в моем кармане-- прием столь же недостойный, как и указание на ту или иную национальность автора. Я слишком многое сделал для историографии России, чтобы люди, подобные Зевелеву, безнаказанно имели право называть мои советы "непрошенными".

В 1978 г с третьего курса исторического факультета, я уехал из России, так как не в состоянии был выносить ежедневную ложь, которой кормили меня Зевелев и ему подобные. Это были не "около 10 ошибок" статьи Г. Попова, и даже не "около ста". Это была ложь, уродовавшая наши жизни, калечившая наши души, мешающая нам думать, понимать, анализировать. Десятки тысяч страниц, потоки информации, безликие книги по советской истории, в которых, если вырвать титульные листы - не отличишь одного автора от другого. И ни слова правды. Если я и "обосновался" в США, то только для того, чтобы заниматься историей своей страны не под диктовку Зевелева, чтобы быть свободным человеком, писать и говорить то, что думаю. Но никогда, ни в эмиграции, ни позже, в России, когда мои книги выходили стотысячными тиражами, я не позволял себе сводить счеты с советскими историками, хотя ох как легко и просто это было сделать, пользуясь их абсолютной растерянностью в горбачевские и ельцинские годы.

Когда самые первые из них (из вас, господин Зевелев) приезжали в Стенфорд или Гарвард, никто не слышал от меня ни одного упрека. Любой мог

рассчитывать на мою поддержку. Не будем называть имен. Те, кому я помогал, это помнят.

Мы вместе прошли через этап. Тяжелый этап в нашей жизни. По разные стороны океанов мы делали то, что считали нужным. Не мне вас судить. И первым

я бы не бросил камень в Зевелева.

Сменилась эпоха. Сменялись правительства. Пришел 1991-й. Прошел 1993-й. Я хотел бы, чтобы в эти слова вчитались все те, кому дорога наша история, кто

относит себя к историкам России. Я хотел бы, чтобы эти слова услышал и осознал профессор Зевелев, хотя мы принадлежим к разным поколениям, и я

далек от мысли, что та или иная моя статья или десяток аналогичных других в чем-то убедят этого человека; мы победили. Мы -- это те, кто боролся с

господством коммунистической идеологии в мире, в России, в истории. И никогда-- слышите, господин Зевелев, -- никогда мы не допустим возврата к власти коммунистов и подчинения историографии партийным интересам узкого круга лиц. Никогда больше в истории не будет монопольного хозяйничания одной партии. Не мечтайте об этом. Очнитесь. Вы живете уже в другом мире. В этом мире господствуем мы. Пришло наше время.

Сделав это отступление, я хотел бы вернуться к статье Зевелева и объяснить, почему у журнала "Вопросы истории" такой автор, как я, не вызывает настороженности, несмотря на резкость моих концепций и их принципиальное отличие от всего того, к чему привык бывший советский (нынешний российский) читатель.

История -- уровень приближения к истине Плохой историк всегда неизмеримо далек от заветной цели. Хороший-- ощутимо близок. Но никому из нас

не дано описать историю во всей ее полноте, красоте и уродливости. Эта задача--нечеловеческая. Историк перед собой таких задач ставить не должен. Я старался и стараюсь быть первопроходцем. Я разрабатывал крупнейшие западные архивы по русской истории. Впервые на русском языке опубликовал сборник советско-германских документов 1939--1941 годов. Впервые-- полное собрание речей П. А. Столыпина в Государственной думе и Государственном совете, десяток томов архивов Троцкого, несколько монографий. Общий тираж моих книг превышает полтора миллиона. В 1993 г защитил докторскую диссертацию в Институте истории РАН. Против моей защиты в те дни выступила "Правда", опубликовавшая на первой странице статью "Что защищал Ю Фельштинский?" Чтобы совсем огорчить Зевелева, добавлю, что в России докторская степень (не "почетная", а реальная) была присуждена иностранному гражданину впервые. Мое сотрудничество с "Вопросами истории" началось в 1991 году. Почему же после всего этого в 1999-м я должен "вызывать настороженность"?

Все предпосылки статьи Зевелева необъективны и ложны. Даже та, что я "не поставил в известность" редакцию "Вопросов истории" о том, что

сокращенный вариант статьи "Тайна смерти Ленина" публиковался в нью-йоркском "Новом журнале".

В интервью газете "Коммерсантъ", которое проводили по телефону, журналист перепутал Стенфордский университет с Калифорнийским университетом в Беркли и написал от моего имени, что единственный экземпляр газеты "Руль" хранится в Беркли. Это была досадная ошибка, которую я обнаружил после выхода газеты. Только болезненное воображение заставляет Зевелева предполагать, что я "намеренно путаю читателя", не сообщая, что газета хранится в Стенфордском университете и утверждая, будто в архиве в Беркли хранится письмо Л. П. Серебрякова об участии Дзержинского в заговоре против Ленина. (В статье в "Вопросах истории" четко написано, что письмо опубликовано в "Руле" со ссылкой на "Times").

Поскольку то, что я пишу, основано на источниках, Зевелев пытается внушить, прежде всего самому себе, что источники, на которые я опираюсь, в общепризнанном смысле вообще не могут считаться источниками. Поразительно, что в 1999 г нам предлагают вернуться даже не в брежневские, а буквально в сталинские времена, когда к самим источникам применяется классический классовый подход.

Я не использовал "Второй (Ленинский) фонд бывшего ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС", "130-й фонд Совнаркома РСФСР", "доступные материалы президентского архива"

(Все остальные историки разумеется, проштудировали эти небольшие фонды, на которые нужно положить жизнь не одному человеку, а вот я, двоечник,

проигнорировал столь важные материалы). Использовал "лишь ради фона" некоторые труды Ленина и Троцкого. Не использовал книгу Е. Н. Городецкого и Ю. П.

Шарапова "Свердлов" (серия ЖЗЛ М 1971) и другие столь же яркие и правдивые произведения советских историков. Если бы я это сделал, то, по мнению

Зевелева, наверняка смог бы написать стотысячную аморфную книгу о Ленине для серии ЖЗЛ брежневских лет.

Однако вместо этого я дерзнул использовать "газету правокадетского направления" "Руль" (в 1999 г мурашки по коже должны пробежать от такой наглости - использовать правокадетскую газету!). Я использовал очень невыгодные для Зевелева воспоминания секретарей Ленина Л. Фотиевой и А. Володичевой. Поэтому Зевелев сообщает, что Володичева в воспоминаниях "путалась" и "далеко не все честно передавала" (в отличие, видимо, от всех остальных членов партии, никогда в своих воспоминаниях не путавшихся и всегда все честно передававших). И что совсем возмутительно, я использовал многочисленную мемуарную литературу, изданную на иностранных языках за границей. В отличие от замечательных советских мемуаров о жизни не менее замечательных людей, безупречно честных и внушающих Зевелеву абсолютное доверие (кроме невыгодных кусков из Фотиевой и Володичевой), зарубежная мемуаристика наводит критически мыслящего Зевелева на "ряд сомнений", и эти сомнения столь серьезны, что мне советуют использовать очевидно более правдивую книгу академика медицины Ю. М. Лопухина (М 1977), в которой честный ученый в самый разгар брежневского мракобесия рассказывает нам о смерти Ленина абсолютную правду, опираясь на документы, сфабрикованные еще в 1924 году.

Познания лениноведа Зевелева в этой части биографии Ленина столь велики, что русского врача Ф. А. Гетье он называет "зарубежным коллегой Готье". А основной его аргумент против возможного устранения Ленина Сталиным "Сталин начала 1924 года-- это еще не Сталин 30-х годов". Естественно, ему еще есть с кем бороться. В 1924 г умирает Ленин (я утверждаю, что его отравили). В августе 1925 г во время командировки в США тонет заместитель Троцкого Э. М. Склянский, фактический руководитель Красной Армии (осмелюсь предположить, что его утопили). В августе того же года во время операции умирает М. Фрунзе (тут я не одинок в мысли, что его зарезали). В 1926-м внезапно умирает Дзержинский. Опубликованная стенограмма заседания 1937 г дает все основания предполагать, что его убрали. В 1927-м уничтожают левую оппозицию. Тут уже даже слепой увидит, что пахнет кровью. Это уже Сталин 30-х годов.

Оппозиционеров исключают из партии, арестовывают или ссылают Дело Рютина, расстрел Блюмкина-- это тоже Сталин 30-х годов. Хочется верить, что мы уже

переросли тот период своего инфантильного развития, когда все негативные моменты советской истории начинались 1 декабря 1934 г, а кончались

непременно в день известной речи Хрущева на XX съезде партии. На доперестроечном уровне умственного развития у нас, надеюсь, остался только

профессор Зевелев.

По этой причине от почтенного профессора я выслушиваю детсадовские рассказы (для детей дошкольного возраста, так как школьники в это уже не поверят) о "настоящей мужской любви" (со ссылкой на правдивую книгу из ЖЗЛ) между Свердловым и Лениным, и о столь же трепетной любви к Ленину Дзержинского. А Брестский мир? А левые коммунисты? А снятие Дзержинского с руководства ВЧК после убийства Мирбаха? А грузинское дело?

Зевелев не верит, что Сталин уже в 1922 г вынес смертный приговор Троцкому? Цитируем Троцкого "Во второй половине января 1924 года я выехал на

Кавказ в Сухум, чтобы попытаться избавиться от преследовавшей меня таинственной инфекции, характер которой врачи не разгадали до сих пор". Это и была первая попытка исполнения сталинского смертного приговора. Она не удалась. Пришлось убирать Троцкого поэтапно: травля Троцкого в 1924-м, снятие с поста военного комиссара в 1925-м, исключение из Политбюро в 1926-м, исключение из партии в 1927-м, ссылка в Алма-Ату в 1928-м, высылка из страны в 1929-м, постепенное убийство всех детей Троцкого, неудавшееся покушение и, наконец, убийство в августе 1940 года. Это все не доказательства? Что я должен предъявить Зевелеву письменный приказ Сталина в 1922 г убить Троцкого? И тогда он объявит его подделкой и все равно будет утверждать, что Сталин никого не хотел убивать!

"Утверждается, что Свердлов занимал такие должности, как Председатель Политбюро и Председатель ЦК Известно, что подобающих "званий" в партии ни

тогда, ни впоследствии не было".

Не было? "Переписка секретариата ЦК РКП(б) с местными партийными организациями". Том 3, М. 1967, с. 48, 11 апреля 1918 г. Подпись "Председатель ЦК,

Секретарь ЦК" Там же с. 108, 3 июля 1918 г. Подпись "Председатель ЦК Свердлов". Том 4, М. 1969, с. 22 "Вологодскому комитету РКП(б) 26 августа 1918 г. С

товарищеским приветом Председатель ЦК РКП Я. Свердлов". Том 5, М. 1970, с. 19 "Постановление ЦК РКП(б) 26 ноября". Подпись "Председатель ЦК Я Свердлов". Там

же, с . 61 "Циркулярная телеграмма ЦК РКП(б) от 17 декабря". Подпись "Председатель ЦК Свердлов".

Нет ошибки и в должности "Председателя Политбюро". Эта должность, официально не объявленная, существовала и после смерти Свердлова. В

1922--1923 годах председателем Политбюро был Каменев.

Неловко указывать, но Зевелев даже не понял основного тезиса статьи. Я доказываю, что Ленин не мог просить у Сталина яда и что весь этот сюжет выдуман и сфабрикован Сталиным для обеспечения алиби. Такого же мнения придерживался Б. И. Николаевский, которого я цитирую: "Самый факт обращения Ленина с этой просьбой к Сталину вызывает большие сомнения". Зевелев комментирует: "Фельштинского нисколько не смущает, что она противоречит его главной идее. Лишь бы бездумно что-то написать. Вот позиция нашего лениноведа".

Увы, бездумно читает и бездумно пишет сам Зевелев, ослепленный идеологическими предрассудками, не сумевший разобраться даже в том, где и когда был издан так не устраивающий Зевелева материал из собрания сочинений Сталина, которому нечего противопоставить. Поэтому Зевелев прибегает к старинным методам советской историографии: передергиванию мыслей, обрыванию цитирования, топорному пересказу, неправильным трактовкам.

Но самое неприятное для Зевелева сообщение я оставил на конец. Только что в издательстве "Терра" вышла моя книга "Вожди в законе". Глава "Тайна

смерти Ленина" является в ней основной и, по сравнению с журнальным вариантом, значительно расширена. Зевелеву читать ее без валидола я не рекомендую. Там не будет ничего, с чем он согласится.

Ю. Фельштинский

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Еще одна точка зрения:

Еще о "Тайне смерти Ленина"

Старцев Виталий Иванович

Статья Юрия Фельштинского “Тайна смерти Ленина” содержит интересный и малоизвестный материал. Историк этот хорошо известен в нашей стране своими публикациями 1989-1992 гг. Главный предмет его исследований — партия левых эсеров и отношения к ним со стороны большевиков, короче конец 1917 г. и 1918 г. На этот период падают и заключение правительственной коалиции с левыми эсерами, и разрыв ее после заключения Брестского мира, и левоэсеровский мятеж. Публиковал Ю.Фельштинский и сборники документов с архивом Л.Д.Троцкого, и даже о русских политических масонах 1906-1917 гг. Преимущество бывшего студента истфака МГУ перед нами, сначала советскими, а затем и российскими историками, заключалось в том, что ему, как гражданину США, были доступны заграничные и эмигрантские архивы, русская эмигрантская пресса. И хотя с тех пор сотни российских исследователей истории XX века выезжали за рубеж и работали в тех же архивах, у Ю.Фельштинского все равно сохранилась позиция человека, имеющего возможность изучать вышеупомянутые источники не в течение нескольких недель или месяцев, а годами.

Именно этим, привлечением нашего внимания к новым источникам, опубликованным за рубежом, и интересна прежде всего помещенная выше статья. Что же касается концепции и авторских взглядов, то далеко не со всеми из них можно согласится. Раздел “Покушение на Ленина” вообще никакого отношения к смерти В.И.Ленина не имеет. Раны оказались не столь опасными для жизни В.И.Ленина и смерти он осенью 1918 г. избежал. Основная тема статьи несколько другая: отношения между Лениным, Свердловым и Дзержинским и версия о попытке последних устранить Ленина.

Свое мнение по этому поводу я выскажу чуть ниже. Пока же скажу о том, что историю покушений на жизнь В.И.Ленина надо действительно начинать с 1917 г. Известно, что еще во время проезда Ленина из эмиграции в Россию один шведский аристократ планировал убить его в Стокгольме. Затем, в период июньского кризиса, примерно 14 июня, В.И. Ленин получил “черную метку” от одной контрреволюционной организации о том, что он “будет лишен жизни”, если через две недели не покинет Петроград. Ленин отнесся к угрозе со всей серьезностью: он ушел из квартиры Елизаровых 28 июня и тайно уехал на Карельский перешеек, тогда входивший в состав территории Финляндии, на дачу к В.Д.Бонч-Бруевичу. Перейдя на нелегальное положение после разгрома июльской демонстрации, Ленин вместе с Г.Е.Зиновьевым скрылся в сарае усадьбы служащего Сестрорецкого оружейного завода Емельянова в поселке Разлив. Об этом стало известно Главнокомандующему войсками Петроградского военного округа генералу П.А.Половцову. 11 июля 1917 г. он послал на Сестрорецкий оружейный завод большой карательный отряд под командованием штабс-капитана Гвоздева. Официальным предлогом было разоружение Красной гвардии завода, но целью — проведение поголовного обыска в домах рабочих и служащих для поимки Ленина. Сам Половцев рассказывал в своих воспоминаниях, что Гвоздев спросил его: “Хотите ли Вы, чтобы я привез этого господина в целом или разобранном виде?” На это Половцов с улыбкой ответил: “Арестованные часто делают попытки к бегству”. В сарае у Емельянова Ленин и Зиновьев поэтому провели только одну ночь, а затем сразу же были перевезены на лодке в шалаш у стога сена за озером Разлив.

Наконец, 1 января 1918 г. автомобиль, на котором Ленин ехал в Михайловский манеж вместе со швейцарским социалистом Ф.Платтеном, был обстрелян в Петрограде около Цирка Чинизелли. При первом же выстреле Платтен схватил голову Ленина и прижал к себе. Ленин не пострадал, а Платтен получил царапину от пули. Так что еще до осени 1918 г. В. И. Ленин был объектом нескольких покушений. Последнее из них явно указывало на эсеров и руководимый ими “Союз защиты Учредительного собрания”.

Переходя теперь к сути концепции Ю. Фельштинского, заметим походя, что его изложение событий, предшествующих покушению 30 августа 1918 г., изобилует передержками. Каменев и Зиновьев перед октябрем 1917 г. не представляли мнение “широких партийных кругов”, иначе восстание бы просто не удалось. Г. Е. Зиновьев 25 октября на заседании Петроградского Совета публично отрекся от своей и Каменева позиции противников восстания и присоединился к победителю.

Совет Народных Комиссаров был создан в ночь на 27 октября, а вовсе не в результате кризиса вокруг однородного социалистического правительства (29 октября — 4 ноября). Вступление левых эсеров в СНК произошло в начале декабря 1917 г. Во время споров о Брестском мире половина партии шла за левыми коммунистами, за Бухариным, а не за Троцким. Троцкого, как и Ленина, поддерживали только около четверти руководящих работников партии в Петрограде. Эти преувеличения и передержки снижают доверие и к основной версии автора, о том, что именно Ф. Э. Дзержинский и Я. М. Свердлов были организаторами покушения на В. И. Ленина. Не будем забывать, что покушение на Ленина в Москве было одним из целой серии. В Петрограде вначале 20 июня 1918 г. был убит известный большевистский оратор и любимец питерских рабочих В. Володарский. Большевистское следствие пришло к выводу, что он был убит “эсером” (1). Затем студентом Канегиссером был убит председатель Петроградской ЧК М. С.Урицкий. Как пишет сам автор, Дзержинский, главный “враг” Ленина, немедленно выехал после этого в Петроград для проведения расследования убийства Урицкого. В тот же день, 29 августа было произведено неудачное покушение на Г. Е. Зиновьева.

Собственно, Ю. Фельштинский и не отрицает, что в Ленина стреляли эсеры. Он только полагает, что готовили это покушение большевистские провокаторы в эсеровской московской организации Г. И. Семенов-Васильев и Л. В. Коноплева. А приказ-де об этом они получили от Дзержинского и Свердлова. Увы, таких признаний со стороны “большевистских агентов” Ю. Фельштинский привести не может. Конечно, расправа с Фанни Каплан без суда и надлежащего расследования достойна осуждения. Точно так же, как и сомнения относительно способности близорукой и больной Каплан попасть в цель являются обоснованными. Напомним также, что в первом сообщении говорилось об аресте двух человек, но “второй человек” (женщина?) куда-то в дальнейшем исчез. Официльная версия, таким образом, неудовлетворительна.

29 августа 1998 г. НТВ показало сюжет, посвященный 80-летию покушения на В. И. Ленина. Там сотрудники б. Музея Ленина утверждали, что на месте покушения было найдено четыре пистолетных гильзы, что явно стреляли из двух пистолетов. В одном из найденных на месте покушения пистолетов оставался еще один патрон. Они предполагали, что каждый из пистолетов был снаряжен тремя патронами. Продемонстрированы были и две пули, извлеченные из тела В. И. Ленина. Ясно были видны крестообразные глубокие насечки на головках пуль. Но все это еще не ведет нас к организаторам убийства.

Тезис автора о том, что таким организатором был Я. М. Свердлов, мне лично кажется малоубедительным и недоказанным. Так, “директива” Свердлова об обязательности явки “совнаркомшиков” на митинги была дана 29 июня, за два месяца до покушения. И о чем просил Свердлов Ленина? Только о том, чтобы заседание СНК началось не ранее 9 часов вечера. ( На самом деле, по данным Биохроники Ленина, оно в этот день началось уже в 8 час, вечера). Из приведенных автором фактов видно, что Ленин поехал на завод Михельсона по собственному побуждению, а не по обязанности “совнаркомщика”. А до этого много раз выступал на митингах. Ближайшая дата двух его выступлений к дате письма Я. М. Свердлова — 2 июля: в Цирке Саламонского и в манеже бывшего Алексеевского училища (2).

Быстрый расстрел Ф. Каплан может быть объяснен стремлением показать неотвратимость кары для тех, кто покушается на жизнь большевистских вождей. Вот замена объяснению автора о желании Свердлова уничтожить главного свидетеля. Да, Я. М. Свердлову явно нравилось ощущать себя первым лицом в Советской России. Известно, что он немедленно перенес свое рабочее место в Кремле в кабинет Ленина. Но из этого еще не следует, что он “планировал” устранение Ленина и намеренно держал его подольше вдали от дел. Это можно объяснить и тем, что он действительно хотел, чтобы Ленин лучше восстановил свои силы.

Тут есть и моральный аспект. Для Ю. Фельштинского все большевистское руководство есть сборище моральных уродов и негодяев. Это пауки в банке, которые только и мечтают, чтобы уничтожить друг друга и занять первое место. Подобный априорный подход кажется мне неправильным и во всяком случае преждевременным хронологически. Конечно, моральные основы всех революционеров всегда были очень низкими. Ибо они не руководствовались общечеловеческими нормами, а считали, что нравственно лишь то, что отвечает интересам революции, "пролетариата" и пр. В этом смысле особенно отличались именно эсеры, возводившие террор в основополагающий принцип революционной тактики. И большевики грешили этим в 1906-1907 гг. Но это относилось к врагам.

Применение террора и государственных репрессий к членам собственной партии у большевиков при Ленине не наблюдалось. И даже И. В. Сталин перешел к некоторым из этих методов (наружное наблюдение, использование милиции и ГПУ, задержание, превентивные аресты) только в 1926-1927 гг. Нужно доказать, используя психологические методы, что Я. М. Свердлов находился уже на таком дне морального падения, что мог планировать физическое уничтожение не только “врагов”, но и первого лица в государстве, партийного единомышленника. Оговорюсь, что вообще в этот момент убийства противников режима стали для большевиков привычным делом. При подавлении демонстрации в защиту Учредительного собрания в Петрограде 5 января был открыт огонь на поражение и убиты десятки демонстрантов.

При подавлении мятежа Минной дивизии в Петрограде, крестьянских восстаний в разных местах страны весной 1918 г. тоже были сотни и тысячи убитых и расстрелянных. Сам мятеж левых эсеров привел к сотням жертв в Москве, а мятеж полковника Перхурова в Ярославле привел к жестокому его подавлению и к уничтожению целого рабочего района в городе. В июле и августе 1918 г. гражданская война в Поволжье, на Урале и в Сибири стала фактом. Была уже расстреляна без суда царская семья. Но “своих” еще не убивали, даже руками “врагов”. Это серьезное препятствие для того, чтобы признать версию Ю.Фельштинского правдоподобной. Хотя В.И.Ленин и был несомненно недоволен быстротой, с которой Я.М.Свердлов постарался заменить его на главном руководящем посту. Это видно из приведенных Ю. Фельштинским воспоминаний П.Д.Малькова и В.Д.Бонч-Бруевича.

Теперь об “испанке”. Факт колоссальной эпидемии в Москве в конце 1918 г. и в начале 1919 является неоспоримым. Более чем вероятно, что и “три женщины” в Кремле, включая жену Бонч-Бруевича, умерли именно от этой скоротечной болезни. Предполагать иное, не имея никаких фактов, есть гадание на кофейной гуще. Точно так же и Свердлов не был отравлен, у нас есть все основания доверять официальному диагнозу. Вспомним, что осенью и зимой 1918/19 г. все жители Москвы, включая и постоянных посетителей кремлевской спецстоловой, находились в ужасных условиях. Ни одна печь в Москве не топилась, питание было более чем скудным. Все были ослаблены и подвержены болезням. Тут-то и снимала свой обильный урожай испанка.

И действительно, есть свидетельства, что В.И.Ленин, после получения известия о том, что Свердлов умирает, пришел к нему с заседания Первого конгресса Интернационала. Он был в пальто и своей каракулевой ушанке, Молча он стоял у постели Я. М.Свердлова, а когда тот вскоре умер, снял шапку и, не сказав ни единого слова, вышел из комнаты. Отказ Ленина от формального прощания в этот момент и был, видимо, выражением его недовольства поведением Свердлова в дни выздоровления от ранений.

Теперь о том, что Ю. Фельштинский не является специалистом-исследователем по периоду 1920-1923 г. Собственно особой концепции здесь и нет. Автор присоединяется к получившей хождение в последние годы версии, что В. И. Ленин был отравлен И. В. Сталиным. Но приведенные в статье документы (которые занимают львиную долю ее объема) интересны и заслуживают некоторых комментариев.

Статья начинается с цитирования письма В. И. Ленина Л. Б.Каменеву от 3 марта 1921 г., что сопровождается утверждением Ю.Фельштинского: “В конце 1920 г. началась болезнь Ленина от которой он так и не смог оправиться”. Наверное автор прав, относя начало “болезни” к концу 1920 г. Ведь сам Ленин в этой записке пишет, что его лечили три месяца, а болезнь ухудшилась. Но все же в определнной степени Ленин смог преодолеть эту болезнь. Ведь он и выступал и активно руководил X съездом РКП(б), и обосновывал введение НЭП, и принимал решения о подавлении Кронштадтского мятежа. 1921 год стал временем исключительно активной работы Ленина почти до самого декабря. Лишь в декабре он получает официальный отпуск, по болезни, который длится почти полтора месяца. Тем не менее документ, о котором пишет Ю. Фельштинский, очень интересен, если поставить его в связь с последующими событиями. Автор обращает внимание на слова Ленина о том, что он будет думать час-другой над записками в 5-10 строк и восклицает: “это уже не Ленин октября 1917 года!” Но вот выше, в самом начале этого письма имеются еще более важные признания. “Ухудшение болезни после трех месяцев лечения явное: меня “утешали” тем, что я преувеличиваю насчет аксельродовского состояния, и за умным занятием утешения и восклицания “преувеличиваете! мнительность!” — прозевали три месяца. По-российски, по советски” (3). Пройдет почти год и в феврале 1922 г. Ленин напишет Кларе Цеткин, которая тщетно добивалась увидеться с ним: “Меня прозевали врачи. Как это по-русски! Как это по-советски!” То, что Ленин и спустя год прибегает к тем же словам, и характеризуя отношение врачей к своей болезни, показывает, что действительно, его субъективное самочувствие за это время не улучшилось. Поэтому и можно утверждать, что начало болезни относится к концу 1920 г.

Но начало необратимого течения этой болезни относится все же к более позднему времени. После операции по извлечению пули из основания шеи с левой стороны в Солдатенковской больнице в конце апреля 1922 г. ровно через месяц у В. И. Ленина случился первый левосторонний инсульт. (Бывший министр здравоохранения СССР Петровский полагал, что операция привела к подвижке соединительной ткани, окружавшей ранее пулю, к сонной артерии, результатом чего было ухудшение кровоснабжения левого полушария мозга и первый инсульт). Это привело к временной потере речи (на три недели) и потери владения правой рукой и правой ногой. После этого В.И.Ленин и был отправлен в Горки. И тут очень важные сведения содержатся в приводимом Ю.Фельштинским письме Л.П.Серебрякова А. Н. Винокурову, которое он извлек из берлинской газеты “Руль” за 2 августа 1922 г. Конечно, встает вопрос о подлинности этого письма. Но если мы отвлечемся от этой проблемы, то можем заметить ряд важных деталей. Во-первых, автор письма от 10 июня 1922 г. утверждает, что к Ленину никого не пускают, “или даже во флигель, в котором он живет”. Дело в том, что Ленин отказался жить в большом доме с колоннами усадьбы “Горки”, а поселился в одном из двух флигелей, где обычно отдыхали работники Московского ГПУ. Поэтому упоминание флигеля свидетельствует в пользу подлинности “письма Серебрякова”. Лишь 11 мая, по утверждению авторов Биохроники В. И, Ленина, его состояние улучшается и он соглашается перейти в большой дом усадьбы, а переезд осуществляется 13 июня(4). Подробности о внутрипартийном положении, которые содержатся в этом письме, выдают смятение и растерянность высшей партийной элиты в связи с болезнью Ленина. Ведь к 10 июня, т. е. всего через две недели после удара, к Ленину еще не вернулся дар речи! Видны и опасения сторонников Каменева, Зиновьева и Сталина, что это может привести к усилению Троцкого (или даже к возникновению новой “тройки” с Троцким во главе!”).

Фельштинского завораживает упоминание в “письме Серебрякова” о Дзержинском. Во-первых, именно он и Смидович, по мнению автора письма, никого не пускают к Ленину, а во-вторых, — только Дзержинский может “выступать открыто”. Вот эти детали скорее говорят о том, что письмо сфальсифицировано, так как они не соответствуют действительности (это и заявление о том, что Сталин решительно отказывается работать с Каменевым). Наоборот, именно Каменев и Сталин контролировали пребывание Ленина в Горках. Вызывает смех и утверждение Ю.Фельштинского о том, что Ф. Э. Дзержинский — “единственный партийный руководитель, открыто претендующий на пост Ленина”. Ничто не подтверждает такое предположение.

Теперь о сообщении “Руля” об “отставке” В. И. Ленина. 18 июня в “Правде” действительно был опубликован официальный бюллетень о состоянии здоровья Ленина. Но там ничего не говорилось об отставке. Реально же мягкая “отставка” состоялась еще в декабре 1921 г., когда в связи с предоставлением отпуска Ленину его заместителями по Политбюро и СНК были назначены Л. Б. Каменев, А.И.Рыков и П.А.Цюрупа. Эти посты они сохраняли за собой вплоть до смерти Ленина. В сообщении же “Руля” болезнь Ленина именовалась “тяжким переутомлением, осложненным отравлением”. Домыслы Ю.Фельштинского по поводу “точного с фактической стороны” сообщения “Руля” лишены основания, поскольку было сделано официальное сообщение о состоянии Ленина в советской печати. Но Ю.Фельштинского завораживают слова “отравлен”, “отравление”. Это позволяет ему перейти к утверждению Л. Д. Троцкого, опубликованному в журнале “Либерти” 10 августа 1940 г. о том, что Сталин возможно отравил Ленина.

Слухи об этом были довольно распространены. И сегодня мы знаем, что они имели под собой некоторые основания. Сталин сообщил в марте 1923 г. специальной докладной запиской в ЦК РСДРП(б) о том, что Ленин в начале своей болезни просил передать ему цианистый калий, если страдания его от возможного паралича станут невыносимы. Сталин заверял ЦК, что яд Ленину не был передан. И действительно, картина его болезни после второго и особенно третьего инсульта ближе к естественной. Но объективности ради надо признать, что Сталин опасался даже частичного выздоровления В. И. Ленина. Так, когда логопед, занимавшийся с Лениным, стал добиваться летом 1923 г. некоторых успехов в восстановлении речи, он был немедленно удален. Как утверждают современные медики, спорными были предложенные врачами методы лечения: йод, прививка малярии, сильные стрессы. В качестве последних использовалась имитация охоты. Зимой Ленина вывозили в парк. Загонщики гнали зайцев прямо на него. Стоявшие около кресла Ленина охотники убивали зайцев на его глазах. Считалось, что возникшие у Ленина переживания (ведь сам он был заядлым охотником на зайцев) помогут ему вновь обрести дар речи. Подобная охота был устроена за день до кончины В. И. Ленина. Но сильные волнения, связанные также, по мнению Н. К. Крупской, с антитроцкистскими решениями XIII партийной конференции, привели к обратным результатам. Новый инсульт, теперь, судя по всему, уже в правое полушарие мозга привел к параличу дыхательной системы и сердца.

Итак, Ю.Фельштинскому, по нашему мнению, не удалось документально обосновать свою версию о том, что Ф. Э. Дзержинский и Я.М.Свердлов были организаторами покушения на В. И. Ленина 30 августа 1918 г. Еще более недоказанной выглядит версия о том, что И. В. Сталин отравил В. И. Ленина. На совести Сталина десятки тысяч жизней представителей “ленинской гвардии” большевисткой партии, но в смерти самого Ленина он, скорее всего, неповинен. “Тайны смерти Ленина” не получилось. Хотя связь между ранениями Ленина в августе 1918 г. и началом необратимого хода его болезни в мае 1922г. имеется. Операция по извлечению пули в апреле 1922 г. спровоцировала первый инсульт. Страдая и мучаясь от головных болей и общего переутомления, от развивавшегося склероза мозговых сосудов, В. И. Ленин без этой операции мог прожить еще несколько лет. Хирургическое вмешательство подтолкнуло болезнь к более острой фазе. А затем и к смертельной развязке. Остается только добавить, что правда скучна, а фантазия всегда интереснее и увлекательней. Поэтому новые “загадки” и “тайны” смерти Ленина будут появляться и впредь.

Примечания:

1. См.: Герои Октября. Биографии активных участников подготовки и проведения Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Том 1.– Л. 1967. – С. 247.

2. Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Том 5.– М., 1974.С. 596.

3. Известия ЦК КПСС.– Январь 1989. № 1. – С. 215.

4. Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Том 12.– С. 353, 354.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

С. Т. Минаков. Наследник Ленина и "Спаситель России"? (Общественное мнение 1923 г. в Советской России и русском зарубежье в ожидании нового «национального лидера.»)

В настоящей статье исследуется общественное мнение в Советской России и русском зарубежье в один из важнейших переломных политических моментов истории нашего Отечества на рубеже 1922— 1924гг., когда лидер русской боль­шевистской революции В.И. Ленин из-за прогрессирующей болезни оказался исключен из политики и чья близкая и неизбежная смерть породила различные прогнозы, надежды и ожидания, связанные с предположениями о политичес­ком наследнике Ленина. Статья основана на архивных (в том числе неопублико­ванных) документах и мемуарных исторических источниках.

Начну с фразы, смысл которой вряд ли можно считать открытием в области мен­тальных свойств русского человека, однако позволяющей мне предложить некоторый исторический экскурс в этом направлении: «этнокультурный архетип» поиска «национального лидера» и «спасителя России».

«...Есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, — эти силы: чудо, тайна и авторитет», — утверждал свою правоту Великий Инквизитор1.

В смутное время сквозь густой и сумеречный туман, окутывающий и пронизываю­щий реальность, трудно, да и почти невозможно отличить ее силуэты от фантомов, рожденных нашим напряженным воображением.

Февральско-октябрьскую «красную сумеречность» Великой русской революции, объявшую гигантскую Россию в 1917 году, образованные наши соотечественники и соседи, свидетели и участники этих эпохальных событий, также стремились рас­сеять, упрямо и уверенно «угадывая» в ней некий «парафраз» Великой французской революции. Ленин казался им красным Робеспьером, Троцкий — Дантоном или Карно, Радек — Маратом, Тухачевский — Бонапартом, Дзержинский — Фуше, Бу­денный — Мюратом и т.п. «Чудо, тайна и авторитет» слились воедино, доведя до предельного напряжения ощущение Власти Земной, в ожиданиях и гаданиях о крем­левском наследнике Ленина, чей разум, жизнь и власть с роковой неумолимостью угасали в подмосковных Горках.

Болезнь Ленина, в роковом исходе которой с весны 1923 г. уже мало кто со­мневался, стала политическим фактором, послужившим толчком для развертыва­ния нового и в определенном смысле завершающего этапа революционного процесса в России. Всевозможные соображения и домыслы о состоянии здоровья «вождя» и его политическом положении начали распространяться в Советской России еще ранней весной 1922 г., хотя никаких официальных сообщений на этот счет власти не делали.

Это обстоятельство, очевидно, и порождало слу­хи, ибо информация о болезни главного «больше­вика», конечно же, просочилась в общественное мнение, приводя его постепенно в апокалиптичес­кую истерику: «Что же будет?»

Одним из первых попытался дать хотя бы об­щий ответ на этот вопрос и научно обосновать свои прогнозы П.А. Сорокин, в будущем всемирно из­вестный русско-американский социолог. В своей «Социологии революции», опубликованной в ок­тябре 1923 г., он, исторгнутый из Советской Рос­сии (где он начал писать этот свой труд) осенью 1922 г., делит революционный процесс (полагая это деление «социальным законом» революции) в России на два периода — восходящий и нисходя­щий, определяя для каждого из периодов соот­ветствующий тип лидеров.

«...Первый — восходящий — период револю­ции, — отмечал Сорокин, — поднимает на верхи всякого рода авантюристов, маньяков, полуненормальных, самолюбивых и т.п. жертв неуравнове­шенной психики, вместе с преступниками, убий­цами, проститутками и подонками общества, об­ладающими теми же чертами, принадлежащими к тому же психологическому типу. Эта группа, за­нимающая доминирующее положение в первый период революции, в следующий ее период начи­нает вытесняться, уступая место людям второго и третьего типа»2.

«.Примерами лиц первого типа, — продол­жал, уже конкретизируя их персонально, русский социолог, — могут служить: Ленин (его болезнь медицински подтверждает этот прогноз), Сталин, Троцкий, Зиновьев, Лацис, Радек, Кедров, Дзер­жинский и десятки тысяч русских коммунистов, вы­шедших из разных слоев: из преступников, бан­дитов, рабочих и крестьян, промотавшихся аристократов и буржуазии, неудачливых журналистов, литераторов и интеллигентов»3.

Обращает на себя то, что значимость перечис­ленных фигур для Сорокина и, очевидно, для лиц его круга и его политической среды определялась не номенклатурным положением, а реальным вли­янием на политическую и общественную жизнь в годы русской революции 1917-1922 гг. Поэтому кажется на первый взгляд непривычным, что в «восьмерку избранных» оказались включенными Лацис, Кедров, Радек, даже Дзержинский наряду с Лениным, Троцким, Сталиным, Зиновьевым. Если Ленин и Троцкий были признанными лидера­ми социалистической революции в России, Зи­новьев и Сталин являлись членами Политбюро ЦК, то остальные не входили в состав высшего боль­шевистского руководства по номенклатуре зани­маемых должностей, даже Дзержинский. Но Со­рокин не созерцатель. Он в годы революции на­ходился в гуще политической жизни и борьбы, и его подборка «персоналий» не случайна. Она от­ражает реальную значимость «избранных» им большевиков для российского населения и для российского «политического актива» эпохи ре­волюции. Примечательно и то, что в составе этой «великолепной восьмерки» лишь одни больше­вики. Нет ни одного представителя, «выскочив­шего» на политическую арену на волне Февральской революции. Ни одного из них Сорокин не удостоил «этой чести».

Однако примечателен и порядок перечисле­ния указанных лиц. Он, несомненно, предопре­делен относительной значимостью каждого из перечисленных. Первым, и это не может вызы­вать сомнений, Сорокин поставил Ленина. Од­нако на второе место, вопреки ожиданиям, рус­ский социолог поставил Сталина, а не Троцкого, отведя ему лишь третье место после Сталина, ины­ми словами, именно в малоизвестном и совсем не популярном тогда Сталине усмотрев претен­дента № 1 на «ленинское наследство».

Интересна «сорокинская» мотивировка неиз­бежности перехода революционного лидерства от этих лиц к «вождям» «второго типа». «Значительная часть их, — объясняет он, — прошла че­рез тюрьмы и каторгу, что не могло не отразить­ся на их нервах, чем и объясняются те каторж­ные методы и тот каторжный режим, которые они ввели вместо обещанного земного рая. (Отсю­да практический вывод: нецелесообразно изби­рать на командные посты после низвержения старого режима много страдавших «борцов за свободу». Они неизбежно неуравновешенны и не годны для выполнения функций управления)»4.

Однако не только Сорокин считал Сталина иду­щим следом за лидером русской революции и претендующим на его наследие.

«Власть в России после Ленина, — записал врангелевский резидент в Берлине генерал-май­ор A.A. фон Лампе в начале августа 1923 г. в сво­ем дневнике, — которого естественно заменить некем и заменителя которому ищут, принадле­жит в порядке влияния шести человекам: Сталин, Зиновьев, Джержинский5, Каменев, Троцкий, Бухарин; это Россия — Джугашвили, Радомысльский, Джержинский, Розенфельд, Бронштейн и Бухарин»6. Принадлежа, можно сказать, к про­тивоположному политическому полюсу, к воен­ной, монархической «белой эмиграции», фон Лампе, однако, также считает Сталина первым претендентом на «ленинское наследие», на власть в Советской России. Но следом за Стали­ным, в отличие от Сорокина, фон Лампе поставил не Троцкого, а Зиновьева, затем Дзержинского, Каменева и уже за ними — Троцкого. Таким обра­зом, к лету 1923 г. в русском белом зарубежье Сталина также считали наиболее влиятельным пос­ле Ленина человеком, претендующим на политическое первенство в стране после его смерти.

Однако фон Лампе не думает, что наследни­ком Ленина из числа большевистских «вождей» станет Сталин. «Хороша картинка, — завершает свою дневниковую запись генерал. — В замени­тели ищут непременно русского человека, и про­ходит, по-видимому, Георгий Пятаков, извест­ный по Киеву, потом ставивший свою подпись на кредитках!»7.

«...Все настойчивее слухи о том, что Ленин не у дел, — записал петроградский интеллигент Г.А. Князев 23 июня 1922 г. — Взяла верх левая крайняя — Сталин, Бухарин, Зиновьев. Некото­рые настойчиво утверждают, что Ленин умер, другие — сошел с ума.»8. Примечательно, что в этой записи, отражавшей настроение значи­тельного слоя образованных людей северной столицы, отношение к Ленину «никакое». К нему уже относятся как к «трупу». Людей пугала пер­спектива прихода к власти наименее приемле­мых «новых вождей» на смену Ленину. При этом и рядовой петроградский интеллигент первым в ряду наследников Ленина называет Сталина, хотя ранее в своих дневниковых записях (кото­рые он вел с 1915 г.) это имя не упоминалось ни разу.

Недовольство «вождями», которые должны были стать «наследниками» Ленина и, очевидно, делить его «наследство», нарастало в последующие месяцы. Красноречива в этом отношении запись, сделанная Князевым под новый 1923 год, 31 декабря 1922 г. «.Власть их окончательно раз­вратила, — рассуждал он о «вождях» страны. — Ни­чего идейного у них не осталось. Наглость некото­рых дошла до полного бесстыдства. Все эти тт. Крыленки, Курские, Каменевы давно забыли и ду­мать о коммунизме. Они держатся за власть, и все силы направлены к тому, чтобы удержаться у власти. Некоторые из них нисколько не стесняют­ся в своей личной жизни — и пьют, и развратни­чают. Грызня идет страшная. Троцкий не терпит Луначарского, Луначарский интригует против Троцкого, Каменев и Бухарин «подсиживают» друг друга и т.д. Бывали случаи, когда Ленин не прини­мал с докладом Луначарского. В Москве на вер­хах сплошная вакханалия. Мы во власти обнаглев­ших хулиганов.»9.

Вскоре слухи о болезни Ленина распространи­лись и в русском зарубежье. В политико-эконо­мическом обзоре ГПУ 22 июля 1922 г. сообща­лось: «Монархисты возлагали большие надежды на выбытие тов. Ленина из строя, что внесло бы, по их мнению, раздор между большевиками при первом же ложном шаге во внутренней или внеш­ней политике»10. Маклаков складывающуюся внут­риполитическую ситуацию в Советской России в ноябре 1922 г. расценивал как «отход Ленина на задний план.»11. Разговоры и всевозможные до­гадки по этому поводу активизировались начиная с января 1923 г.

В спецполитсводке ГПУ от 12 января 1923 г. по Вологодской губернии сообщалось о «слухах» в Тотемском уезде о том, «что якобы тов. Ленин скрылся и власть переходит в руки буржуа­зии.»12. Согласно информации ГПУ по Смолен­ской губернии от 13 января того же года «.сре­ди крестьян распространяются провокационные слухи о том, что будто бы Ленин сбежал.»13. В Москве, также по сводке ГПУ от 14 января 1923 г., говорилось, что «среди рабочих завода АМО болезнь Ленина вызывает тревожное настроение», а «среди обывателей в Сокольническом районе ходят толки о том, что Ленин умер и что прави­тельственное сообщение о состоянии его здо­ровья имеет целью подготовить общественное мнение к его смерти»14.

Резко активизировались разговоры и слухи о болезни Ленина после его третьего инсульта 9 марта 1923 г. Сообщение об этом было офици­ально помещено в экстренном выпуске «Правды» 12 марта 1923 г. Уже спустя два дня, 15 марта, в спецполитсводке ГПУ сообщалось, что «на Газо­вом заводе болезнь тов. Ленина вызвала беспо­койство рабочих, причем среди них ходят слухи о том, что в случае смерти тов. Ленина как в партии, так и в правительстве произойдет раскол». В то же время «на Измайловской трикотажной фабри­ке среди рабочих распространяются слухи о том, что тов. Ленин умер». И в связи с этим, как отмеча­ется в сводке, «среди рабочих усилилась антисо­ветская агитация»15. В то же время 17 марта «в ти­пографии «Пролетарское слово», в Рязанском трамвайном парке и в Басманной больнице на­строение рабочих тревожно в связи с болезнью Ленина», а «в Рязанском трамвайном парке рабо­чие считают, что в случае смерти Ленина произой­дет раскол в партии»16. В Калужской губернии «бо­лезнь Ленина, — согласно информации ГПУ за 26 марта 1923 г., — также всколыхнула крестьянские массы. Несмотря на отсутствие газет, слухи о бо­лезни тов. Ленина быстро приникают в деревню вызывая злорадное чувство среди антисовет­ских элементов и сожаление среди крестьянской бедноты»17. Уход Ленина от руководства стра­ной серьезно беспокоил и другие слои совет­ских граждан, вызывая в основном сочувствен­ные отклики на его болезнь. «.Среди интелли­генции и торговцев отмечается чувство сожа­ления по поводу болезни тов. Ленина, — сооб­щалось в секретной сводке ГПУ. — Интеллиген­ция считает, что со смертью Ленина мир поте­ряет идейного руководителя социализма»18. В волостяхЕкатеринославской губернии,каксви­детельствует сводка ГПУ за 28 марта 1923 г., «интеллигенция распространяет слухи о болез­ни тов. Ленина и о том, что будто бы тов. Ленин сошел с ума»19.

Болезнь Ленина беспокоила и так называемых «нэпманов». Поскольку Ленина считали «либе­ральным большевиком», то «торговцы Рязан­ской губернии опасаются, что со смертью тов. Ленина их положение ухудшится»20. Болезнь Ле­нина «сильно беспокоит рабочих.. Красноар­мейцы выражают сожаление по поводу болезни тов. Ленина»21.

В обстановке спровоцированного нэпом ра­стущего бытового антисемитизма в стране «.среди обывателей упорно носятся слухи, что будто бы Ленин умер давно, а страной правит Троцкий, что это скрывается ото всех, даже от коммунистов»22. В отличие от Ленина Троцкий воспринимался значительной частью населения резко отрицательно. Поэтому «среди рабочих Хамовнического района (г. Москвы) ходят толки о том, что тов. Ленин является единственным крупным работником русского происхождения, остальные евреи»23. Скудность официальной информации и малограмотность большинства советского населения порождали разные вари­ации на тему исчезновения Ленина из политического поля. «По другим версиям, — инфор­мируют осведомители ГПУ, — тов. Ленин не умер, но навсегда ушел от работы ввиду сложившихся тяжелых обстоятельств большой государствен­ной важности, предоставив советскому прави­тельству выпутываться из создавшегося положе­ния. Циркулируют также слухи о неизбежности войны между Францией и Россией»24.

«9 марта, — отметил для себя Н.В. Вален­тинов (Вольский), — Ленин сражен третьим уда­ром паралича. На выздоровление его нет надеж­ды. Скрывать то, что до сих пор скрывалось, больше нельзя»25. В русском зарубежье обсуж­дение сообщения «Правды» от 12 марта 1923 г. об инсульте, поразившем Ленина, началось уже 14 марта, когда об этом было напечатано в местных газетах. «Сегодня, — спешил сообщить об этом Б.А. Бахметьев В.А. Маклакову, — газеты пишут, что с Лениным случился удар. Это крайне важное событие, особенно в связи со съездом коммунистической партии. Я с интересом жду съезда и его результатов, хотя в свете прошло­го я отвык связывать свои надежды с определенными датами и событиями»26.

Разумеется, не официальное сообщение о резком ухудшении здоровья Ленина, появившееся в зарубежных газетах, спешил он передать Маклакову. Тогда же, 14 марта, об этом уже было известно в Пари­же. Бахметьев, на это следует обратить внима­ние, выразил надежду на то, что в связи с ухо­дом Ленина от дел и опасным ухудшением его здоровья грядущий съезд РКП(б) может принять решения, которые, быть может, радикально из­менят политический и социально-экономичес­кий курс в Советской России. Он полагал, одна­ко, в отличие от общественных ожиданий в са­мой Советской России, что эти изменения пой­дут в направлении, желательном для праволи­беральных кругов русского зарубежья. В связи с фактическим отходом Ленина от дел определен­ная часть политиков в русском зарубежье жела­емые социально-политические изменения свя­зывала с «буржуазно» настроенной частью большевистской элиты. Уверенность в том, что Ле­нин уже не вернется в политику, начиная с марта 1923 года обострила вопрос о его преемнике и в руководстве Советской России. Нарастающее ожесточение внутриполитической борьбы в большевистской элите невозможно было утаить от пристально следившего за ней русского за­рубежья, рождая в нем разнообразные прогнозы и расчеты. Все — и в Советской России, и в рус­ском зарубежье, и в «зарубежье нерусском» — ждали «Спасителя». Хотя Сталин виделся пред­ставителями различных слоев русского образо­ванного общества как внутри Советской России, так и за ее пределами, в эмиграции, стоящим, скажем так, в непосредственной близости к «тро­ну» умирающего «вождя русской и мировой социалистической революции», однако никто не видел в нем «спасителя России».

«Марий, Цинна, Серторий, Антоний, Пом­пей, Цезарь, Август, Ян Жижка, Прокоп Большой, Кромвель, Ферфакс, Монк, Дюмурье, Наполеон, Врангель, Кавеньяк, Мак-Магон, Брусилов, Слащев, Буденный, Тухачевский, Фрунзе, Каменев и т.д., — переходит Сорокин к перечислению типичных выразителей второго периода Револю­ции, — образцы людей второго типа»27. Среди перечисленных для нас интересны шесть последних из названных имен — имен кандидатов в «русские Наполеоны»: Брусилов, Слащев, Буденный, Туха­чевский, Фрунзе, Каменев28.

Примечательно, что, оценивая политическую ситуацию в СССР к концу 1922 — началу 1923 г. и отражая сложившиеся к этому времени в общественном мнении представления, выдающий­ся русский философ И.А. Ильин писал, размыш­ляя о кандидатах в «русские Наполеоны» в своей «Записке», адресованной П.Н. Врангелю, назвав почти те же фамилии: «Такая фигура может попытаться «вынырнуть» из революции, поставив ее силу к своим услугам и не напрягая ее против себя. На этом покоятся, конечно, расчеты Бру­силова, Зайончковского, Слащева, может быть, Троцкого (вряд ли), полковника Каменева и Бу­денного»29.

Далее, характеризуя каждого из названных, Ильин отметил: «Брусилова и Зайончковского я знаю: оба старчески хитры и трусливо-расчет­ливы. Поэтому сами ничего не сделают, если их не сделают события. Слащева — не знаю. Пол­ковник Каменев — просто штабной спец из ра­дикалов. .Троцкий — умен, выдержан, прекрас­ный актер, глубоко беспринципен, тактически большой ловкач; думаю, что он — давнишний со­трудник немцев»30. Ильин выделил лишь одну фигуру: «Тухачевский — очень честолюбив, фа­талистичен, молчалив; кажется, не умен; может стать центром заговора; вряд ли справится»31.

В своем письме из Берлина к Маклакову в Париж от 28 мая 1923 г., сообщая о положении в Советской России и рассуждая о возможной роли армии в антибольшевистском переворо­те, Е.Д. Прокопович-Кускова особое внимание уделяла М.Н. Тухачевскому32. В связи с полу­ченными от нее сведениями Маклаков писал Бах­метьеву из Парижа 7 июня 1923 г.: «.Ленина нет. Все остальные слишком слабы.. Момент ста­новится настолько острым, что они понимают, что эта толпа засосет их в болото, что это та же толпа, которая во время пожара убивает всякую надежду на спасение. Тогда и является фаталь­ная надежда на единоличную власть, на силу во­енного диктатора. Вы постоянно вспоминаете о Директории; вспомните, как собирались соблаз­нить разных генералов еще до Бонапарта; ведь ни в одном законе не написано, чтобы военным диктатором был непременно победоносный пол­ководец; если так и бывает, то это только слу­чайность; на это больше шансов; но по существу нужно только иметь с собой военную силу, и если кто-либо располагает ею и не будучи победонос­ным полководцем, то этого достаточно. Общее желание порядка и спокойствия может быть на­столько сильным, что заменит и внешнюю побе­ду. И ведь при Директории

обращались до при­бытия Бонапарта к тем, за кем таких громких побед не числилось. Я не хотел бы дать Вам по­думать, что я верю в неизбежность этого пово­рота событий; я только допускаю его возмож­ность и даже вероятность; и думаю дальше, что если бы это произошло и если бы какой-нибудь Тухачевский разыграл роль, скажем, даже не Бо­напарта, а Муссолини, который тоже ведь не был победоносным полководцем, то этот военный диктатор, разогнавший коммунистических пара­зитов, был бы принужден немедленно и в упро­щенном порядке сделать то, что я предчувство­вал в виде медлительного процесса: передать на места, местным людям и учреждениям управ­ление всей жизнью страны»33. Здесь я позволю себе небольшую, но, полагаю, уместную ремар­ку, касающуюся, назову это так, «философии ре­волюции».

Маклаков оговаривается, что «18 брюмера» может совершить не обязательно «победонос­ный полководец», намекая на поражение Тухачевского под Варшавой. Активный деятель Русского Обще-Воинского Союза журналист H.A. Цуриков, несколько позже разрушая в сво­их воспоминаниях о Тухачевском «наполеонов­ские» надежды, возлагавшиеся на него частью русской белой эмиграции, также обращал вни­мание на то, что «Наполеон рождается, однако, не из поражения и не из балаганных маневров, а из победы.»34. Однако расхожее мнение, что «18 брюмера» было совершено победоносным генералом Бонапартом, — это устойчивое хрес­томатийное заблуждение35.

Бонапарт совершил переворот 18 брюмера 1799 г., сбежав в Париж после поражения в Егип­те, где он бросил остатки своей армии. То же самое повторилось и после его поражения в «русской кампании» 1812 г. В обоих случаях он покидал потерпевшие поражения войска, спихи­вая ответственность за случившееся на других генералов. Само бегство Бонапарта обознача­ло его военно-тактические, стратегические и политические неудачи. «Варшавский разгром» армий Тухачевского, несомненно, был более впечатляющим, близким в пространстве и све­жим во времени и для европейцев, и для русской эмиграции, но его стратегические и политичес­кие последствия, пожалуй, были менее значимы, чем «египетское» и «русское» поражения Напо­леона. И таковыми они были в результате силь­нейшего удара, нанесенного Тухачевским в июле 1920-го на Березине, отбросившего польские войска до Варшавы. Почему-то это событие забы­валось всеми рассуждавшими по поводу Варшавского поражения «красного Бонапарта», которое в силу мощности его июльского удара так и не при­вело к восстановлению стратегической ситуации июля 1920-го. «Египетская экспедиция» и «русский поход» Наполеона с навязчивой идеей сокруше­ния Англии и установления мирового господства были, пожалуй, даже большими авантюрами (если так квалифицировать действия Тухачевского в 1920-м и Наполеона в 1798-м, 1799-м и в 1812-м), чем «варшавский поход» Тухачевского, прикры­вавшийся пафосом «мировой социальной рево­люции». Если отвлечься от конкретики «револю­ционно-имперской фразеологии» Великой фран­цузской и Великой русской революций, гранди­озные по замыслам военно-революционные аван­тюры Бонапарта и Тухачевского — проявление ха­рактерных свойств именно Великих Революций, вожди которых (а Бонапарт и Тухачевский оказа­лись в их числе) всегда одержимы «великими хи­мерами», претендующими на «всемирность», к которой они пытаются направить «революционную энергию» восставших масс.

«18 брюмера» как раз и склонен (да и вынуж­ден) совершать, скорее, «не победоносный ге­нерал», а генерал, потерпевший поражение. Захватив в свои руки власть, он мог «спрятать» его, представив прежних владык главными ви­новниками военных неудач. Генерал Бонапарт превратился в Наполеона не из победы, а как раз из поражения в Египте, захватив власть и переведя «стрелки» ответственности за военные неудачи в Египте и в Италии на Директорию. К тому же Бонапарту легче было «спрятать» свое поражение и его масштабы, учитывая периферийность театра военных действий (Египет, а не Европа). Впрочем, впечатление от пораже­ния Тухачевского под Варшавой тоже «прикры­лось» свежим ореолом его славы «спасителя Революции и Советской власти», взявшего мя­тежный Кронштадт и подавившего Тамбовское восстание. Эта слава (в контексте социально­политической ситуации тех лет гораздо более жизненно значимая для «революционной влас­ти», да и для русского белого зарубежья, чем возможная победа под Варшавой) заменила ему в значительной мере «18 брюмера». Нако­нец, следует обратить внимание на еще одно об­стоятельство.

Несмотря на поражение Бонапарта в Египте, а Тухачевского под Варшавой, оба военачальни­ка имели уже сложившуюся и настолько устойчивую репутацию лучших «революционных генера­лов», что эти поражения казались невероятными и должны были побудить общественное мнение искать их причины (после череды удивительных побед) не в них самих (усомниться в их военных способностях или профессиональном умении ка­залось невозможным), а в ком-то или в чем-то ином.

О Тухачевском заговорили в 1920 г. «Демон гражданской войны», «победитель Колчака и за­воеватель Сибири», — эпически оценивал И.В. Сталин Тухачевского в феврале 1920 г.36. «Было у нас тревожное настроение, — записал 27 марта 1920 г. в свой дневник белогвардейский полков­ник A.A. фон Лампе, — большевистское радио много говорило о торжественном заседании в Москве в ЦК по поводу взятия Новороссийска. Какая ирония: Тухачевский бьет Деникина! Не Наполеон ли?»37. Он не мог допустить, что этот, быть может, «красный Наполеон» — его однопол­чанин, офицер л.-г. Семеновского полка.

В следующий раз фон Лампе останавлива­ет свое внимание на этой фигуре уже в июле 1920 г., в разгар «блицкрига» Тухачевского на Варшаву. Он обратил внимание на газетную статью «Красные генералы», сделал ее вырез­ку и не мог удержаться от комментария для своего дневника.
«Красные генералы», — отметил он газетный заголовок, цитируя наиболее, на его взгляд, важ­ные места помещенной под ним заметки. — Европейские корреспонденты «интересуются но­вым главкомом советской армии Тухачевским, бывшим подполковником царской армии. Анг­лийская печать окружила эту фигуру, «взнесен­ную на гребень революционной волны. орео­лом какой-то особенной славы и таинственнос­ти. И когда читаешь подобные корреспонден­ции, становится действительно непонятным, кто такой этот красный герой, вынырнувший из мра­ка неизвестности, ловкий приспосабливающий­ся авантюрист или новый Наполеон, временно укрывшийся под личиной пролетарского гене­рала»38, — вновь задается вопросом врангелев­ский полковник.

Продолжая свою дневниковую запись, фон Лампе пересказывает газетную информацию о Тухачевском. «Один из членов первой посетив­шей Россию английской рабочей делегации, — отмечает он, — после свидания с Тухачевским заявил: «После того как я видел этого человека, для меня стал ясным исход польско-русского столкновения». Английская пресса утверждает,
что советские главари страшно дорожат присут­ствием в их среде Тухачевского.»39.

Примечательна запись, сделанная фон Лам­пе в дневнике 7 ноября 1920 г. «Статья в газете «На службе у большевиков», — отметил он. — Я не верю, что Лечицкий у большевиков, — эти све­дения не совсем верны. Гиттис был полковни­ком, в Особом совещании генералов чуть ли не десять! Но в общем-то имена знаковые — кое- кто из очень хороших моих знакомых — Зайончковский, Гиттис, Лазаревич и т.д. Да и наш Семеновец Тухачевский!»40 Наконец, фон Лампе вы­яснил и отметил со смешанным чувством недо­умения и затаенной гордости «полковой семьи», к которой он принадлежал: «наш Семеновец Ту­хачевский!»

К весне 1923 г. фон Лампе (уже генерал-май­ор и резидент генерала П.Н. Врангеля в Берли­не) тоже был заинтригован вопросом: кто же ов­ладеет властным наследством умирающего Ле­нина? «Мне кажется, — записал он в своем днев­нике свои раздумья в марте 1923 г., — что мо­нархистам придется перейти к идеям прямого бонапартизма41. Я лично считаю, что царем на Руси должен быть тот, кто сумеет этого добить­ся.42. Это возможно только внутри самой Рос­сии!..43. По-видимому, России придется пройти и через «красного Наполеона», должен сказать, что при всем том, что сейчас прямо иду к испо­веданию бонапартизма, я не могу пойти за жи­дом! Не атавизм ли?!44 .Троцкий, по-видимо­му, не может опереться на Красную Армию, то есть она не в его руках, — это повышает значе­ние спецов.45. Если бонапартизм Врангеля был не мифом, я пошел бы за ним46.. Ну да все рав­но, пусть хоть Буденный или Тухачевский!»47.

В начале сентября 1923 г. фон Лампе напра­вил донесение Миллеру, Кусонскому, Чебыше­ву, Иловайскому, в котором сообщал следую­щее: «В Берлин приехал на короткое время опальный советский главнокомандующий Вацетис. Есть сведения, что он настроен сильно про­тив «жидов», вершащих судьбами России, и ви­дит спасение «советской России» в смене совре­менной власти диктатурой. В качестве диктато­ра он называет Тухачевского, которого считает выдающимся по воле и энергии. Приняты меры для проверки этих сведений и выяснения физи­ономии Вацетиса»48.

Если в сентябре-октябре 1923 г. в белом за­рубежье рассуждали лишь о «бонапартистском потенциале» Тухачевского, то в январе 1924 г. фон Лампе сообщал своему начальству о «заго­воре Тухачевского в Смоленске и подготовке им военного переворота силами подчиненных ему войск Западного фронта49. Процитирую один документ, позволяющий утверждать, что сообщения врангелевского резидента не являлись слухами.

«С. секретно. Т. Менжинскому, — писал конфи­денциальную записку своему заместителю Ф.Э. Дзержинский 1 января 1924 г. — В связи с данными о наличии в армии Зап. фронта к.-р.(контрреволюционных. — С. М.) сил и подготовке (перево­рота. — С.М.) необходимо обратить на Зап. фронт сугубое внимание. Полагаю необходимым:

1) составить срочно сводку всех имеющихся у нас данных о положении на Зап. фронте, ис­пользовав и весь материал, имеющийся в ЦКК — РКИ (Гусев — Шверник), 2) наметить план на­блюдения и выявления, а также мер по усилению нашего наблюдения и по предупреждению всяких возможностей.

Меры должны быть приняты по всем линиям нашей работы Ос. От., КРО погранохрана, губотделы, а также по линии партийной — ЦК и губкомы.

Нельзя пассивно ждать, пока «Смоленск» по­желает «продиктовать свою волю Кремлю».

Прошу этим заняться, использовав пребыва­ние здесь Апетера50. Я думаю, кое-какие зада­ния можно было бы дать Благонравову и Самсо­нову и Межину по линии ж.д. и их влияниями, и их смычки»51.

«Смоленск» — это Тухачевский, командующий войсками Западного фронта, штаб которого на­ходился в Смоленске. «Кремль» — понятно, Сталин, Зиновьев, Каменев, Троцкий. Впрочем, пре­рвусь: этот сюжет требует уже специального рас­смотрения.

Типичными «лидерами» третьего периода русской революции, по мнению Сорокина, дол­жны явиться «Красин, Стеклов, Некрасов, Кут­лер, лидеры «сменовеховства», «живой церкви», буржуа, ставшие коммунистами, и коммунисты, перекрасившиеся из красного цвета в розовый, и все эти Гредескулы, Святловские, Елистратовы, Кирдецовы, Иорданские и тысячи других в русской революции»52. Он сопоставляет их с Талейраном, Тальеном, Мерленом, Баррасом, Фуше, Сийесом, Камбасересем во Француз­ской революции, десятками «перевертышей» вроде Т. Милдмея и М. Уайтокера — в Англий­ской революции.

От авантюристов и фанатических идеалистов — к военным диктаторам и талантливым циническим комбинаторам, — завершает свои рассуждения Сорокин, — такова линия развития революции в ее фазах. Только с момента вхождения революции в русло мирной жизни люди иного психологичес­кого типа начинают восходить в командные слои»53. Сорокин назвал в числе лидеров «третье­го типа» большевика Л.Б. Красина. Очень интерес­ная фигура, однако она является сюжетом, позво­лю себе так выразиться, для другого рассказа.

«Как ни неприятны, быть может, люди второго и третьего типа, — заключает социолог, — все же приходится предпочесть их людям первого типа: цинические комбинаторы, по крайнем мере, уме­ют жить сами и дают жить другим, тогда как не­примиримые революционеры-сектанты и сами не умеют жить, и не дают жить другим. Революцион­ный и контрреволюционный фанатизм страшнее цинизма — такова горькая истина, преподноси­мая историей»54.

Можно сказать, всех перечисленных «вождей» всех трех типов объединяет в революции одно, главное свойственное всем им качество — социокультурная, а следовательно, и мировоз­зренческая маргинальность. Она-то и порожда­ет в их мировоззрении отрицание и отторжение существующего мира, ибо сами они этим ми­ром отвергнуты. Они — «не от мира сего». Они «от мира иного», не «дольнего», но «горнего», однако «горнего» в их понимании». Мира еще не существующего, мира, в чем они убеждены, гря­дущего, в котором они, «кто был ничем», «станут всем».

Что касается общественного мнения, то как в Советской России, так и в «зарубежной», очевид­но, было либо неприятие, подчас острое, любого из претендентов на ленинское властное наследие из партийно-большевистской элиты, либо, в луч­шем случае, — равнодушие к ним. И это в основ­ном при положительно-сочувственном отношении большинства населения, преимущественно необразованного или малообразованного, к Ленину. Од­нако предпочтительным вариантом в выборе на­следника Ленина и «спасителя России» оказывался культурно-архетипически привычный «человек с ружьем», «генерал», «русский Бонапарт». В этом воплощении не исключено было примирение Рос­сии «красной» с Россией «белой» уже в те, ныне да­лекие от нас 20-е гг. прошлого века, на завершаю­щем витке Великой Русской революции. Я думаю, что это так.

Примечания

  • Достоевский Ф.М. Сочинения. М., 1958. Т. 9. С. 320-321.
  • Сорокин П.А. Социология революции. М., 2008. С. 241-242.
  • Там же.
  • Там же.
  • Так записал эту фамилию генерал в своем дневнике.
  • ГАРФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. Л. 5151.
  • Там же.
  • Князев Г.А. Из записной книжки русского интеллигента (1919-1922 гг.) //Русское прошлое. Историко-документаль­ный альманах. СПб., 1994. Книга 5. С. 221.
  • Там же, с. 226.
  • «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину о положении в стране (1922 — 1923 гг.). М., 2001. Т. 1. Часть 1. С. 212.
  • «Совершенно лично и доверительно!» Б.А. Бахметьев — В.А. Маклакову. Переписка 1919-1951. М., 2002. Т. 2. С. 373.
  • «Совершенно секретно». Лубянка — Сталину. Т. 1. Часть 2. С. 538.
  • Там же, с. 651.
  • Там же, с. 772.
  • Там же, с. 781.
  • Там же, с. 790.
  • Там же, с. 825-826.
  • Там же.
  • Там же, с. 838.
  • Там же, с. 825-826.
  • Там же.
  • Там же, с. 826.
  • Там же.
  • Там же, с. 826.
  • Валентинов (Вольский) Н.В. Наследники Ленина. М., 1991. С. 13.
  • «Совершенно лично и доверительно!». Т. 2. С. 500.
  • Там же, с. 243.
  • Имеется в виду Главком Вооруженных сил Республики бывший полковник Генштаба С.С. Каменев, а не известный большевистский лидер Л.Б. Каменев (Розенфельд).
  • Ильин И.А. Записка о политическом положении. Октябрь 1923 г. Адресована П. Врангелю // Русское прошлое. СПб., 1996. № 6. С. 220.
  • Там же.
  • Там же.
  • «Совершенно лично и доверительно!»... М., 2002. Т. 3. С. 568.
  • Там же, с. 15.
  • Цуриков Н.А. Генерал Тухачевский. Листки воспоминаний //Россия — Париж, 1927. № 14.
  • Тюлар Ж. Наполеон. М., 1996.
  • РГВА. Ф. 245. Оп. 4. Д. 201. Л. 87.
  • ГАРФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 2. Л. 422.
  • Там же, д. 2(6). Л. 724.
  • Там же, д. 2(6). Л. 724.
  • Там же, д. 4 (2). Л. 1125.
  • Там же, д. 10. Л. 4125
  • Там же, д. 11. Л. 4708.
  • Там же, д. 10. Л. 4125.
  • Там же, л. 4131.
  • Там же, д. 14. Л. 6264.
  • Там же, д. 11. Л. 4708.
  • Там же, д. 10. Л. 4125.
  • Там же, д. 12. Л. 5319.
  • Подробнее о «заговоре Тухачевского» 1923-1924 гг. см.: Минаков С.Т. Советская военная элита 20-х годов. Орел, 2000; его же: Сталин и его маршал. М., 2004; его же: Сталин и заговор генералов. М., 2005; его же: Военная элита 20-30-х годов XX века. М., 2004 (второе издание. М., 2006).
  • Полномочный представитель ОГПУ по Западному краю и начальник Особого отдела Западного фронта.
  • РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 165. Л. 10. Подлинник. Рукопись. Опубликовано: Ф.Э. Дзержинский — председатель ВЧК— ОГПУ. 1917 — 1926. Документы. М., 2007. С. 515.
  • Сорокин П.А. Указ. соч. С. 242.
  • Там же.
  • Там же.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас