Saygo

Джон Черчилль, герцог Мальборо

5 сообщений в этой теме

Ивонина Л. И. Джон Черчилль, герцог Мальборо

Сейчас практически невозможно найти человека, который бы не слышал слова "Мальборо". У далеких от истории людей оно прежде всего ассоциируется с одноименной маркой сигарет. Но многие наверняка знают о том, что премьер-министр Великобритании У. Черчилль, сыгравший значительную роль в мировой политике во время второй мировой войны и после нее, происходил из рода Мальборо. Здесь же пойдет речь о знаменитом предке английского премьера, ставшем своеобразным мифом этого рода, - британском полководце и политике конца XVII - начала XVIII вв. Джоне Черчилле, первом герцоге Мальборо.

В мировой литературе о Мальборо и его эпохе написаны сотни книг, первые из которых вышли в свет еще при жизни герцога. Независимо от политических пристрастий и научных направлений авторов этих работ, большинство из них и по сей день носят довольно апологетический характер. Мальборо предстает прежде всего великим полководцем, дипломатом и национальным героем, внесшим огромный вклад в развитие новой Англии, защиту ее конституционных принципов и быстрый рост влияния и силы на международной арене. Мало кто из англичан достиг одновременно таких высот полководческого и дипломатического искусства: знаменитый адмирал Нельсон сражался на море, а командующий союзной армией в битве при Ватерлоо в 1815 г. герцог Веллингтон лишь благодаря случаю одержал победу над Наполеоном. Но в данном случае совсем не следует сбрасывать со счетов то обстоятельство, что практически все жизнеописания Мальборо вплоть до XX столетия основывались на первых сочинениях о нем, принадлежавших перу известного английского священнослужителя, ученого, пропагандиста вигской политики, верховного капеллана английских войск на континенте во время войны за испанское наследство, его преданного друга и защитника Ф. Хэа. В октябре 1704 г. Хэа написал памфлет "Краткий обзор кампании в Германии 1704 г. под руководством Его Светлости герцога Мальборо, капитан- генерала войск Ее Величества", а в августе 1705 г. появилась первая биография герцога "Жизнь и славная история Джона Мальборо, князя Империи, капитан-генерала союзных сил и т.д.". В 1706 и 1711 гг. были опубликованы вторая и третья части биографии, в которые были добавлены другие "славные кампании" полководца и защита его принципов и методов ведения войны1. Эта большая работа с претензией на абсолютную объективность заканчивается 1711 г. и отражает титанические усилия генерала в течение десяти лет войны, опуская его дальнейшую отставку как "неблагоприятный конец великой карьеры на английской службе". В 1712 г. биография Мальборо по инициативе вигов была переведена на голландский и французский языки, затем переиздана в Амстердаме и таким образом распространилась на континенте2. Она стала частью европейской пропаганды деяний герцога и образцовым сочинением о патриоте и рыцаре без страха и упрека. Эту работу активно использовали биографы Мальборо и историки войны за испанское наследство от Т. Ледьярда, выпустившего в 1736 г. трехтомную биографию герцога, до Т. Маколея, Дж. Тревельяна и, наконец, У. Черчилля3.

Все эти сочинения, за исключением объемистого труда английского премьера, написаны в духе вигской традиции, где история нации рассматривается как история политических усилий одной партии, деятельность Мальборо - как начало британской военной традиции, а мир в Утрехте 1713 г., вслед за епископом Г. Бернетом, автором "Истории моего времени", - как постановка сценария в духе стюартовско-католической Реставрации. Вигское видение истории вполне оправданно подверглось критике в начале 30-х гг. XX в. Г. Баттерфилдом, но сам Мальборо здесь был задет немного4.

Пожалуй, в Великобритании нет ни одного человека, который бы не читал принадлежащий перу У. Черчилля трехтомный труд "Мальборо, его жизнь и время", основанный также на семейных документах родового гнезда Мальборо - дворца Бленхайм. Эта работа, опубликованная в 1933-1938 гг., - самая популярная в мире биография герцога Мальборо XX столетия, переведенная на многие языки мира5. Вообще эта книга была призвана продемонстрировать роль военного фактора в истории, но вместе с тем показать, что политический и военный гений Мальборо не смог бы ничего сделать, если бы в том не было исторической необходимости. Сэр Уинстон был рационалистом и поэтому понял, в чем заключается главная суть славы его великого предка. Он не только продолжил его мифологизацию, но и параллельно направил дальнейшее поколение английских биографов Мальборо на более объективное и многоплановое рассмотрение личности и деятельности этого человека.

Конечно же, далеко не все отзывались о знаменитом герцоге столь положительно. Относившийся к числу его сторонников виг лорд Семеро утверждал, что "его амбиции безграничны, а алчность неутолима". Английские просветители Дж. Свифт, Д. Дефо, и даже ярчайший представитель вигской традиции Т. Маколей критиковали Мальборо в том смысле, что этот "славный генерал любил не только воевать, но и грабить". Его обвиняли в предательстве национальных интересов Англии на завершающем этапе войны за испанское наследство6. Примечательно, что Наполеон Бонапарт не включил британского военачальника в число выделенных им знаменитых полководцев в истории: "Истинные правила ведения войны это те, которыми руководствовались семь великих полководцев, подвиги коих сохранила для нас история: Александр, Ганнибал, Цезарь, Густав Адольф, принц Евгений и Фридрих Великий"7 - Возможно, плененный на Святой Елене император и таким образом выразил свою неприязнь к англичанам, один из которых в конечном итоге одержал над ним победу у бельгийской деревни.

В настоящее время герцог Мальборо рассматривается как талантливый полководец и политический деятель, бесстрашный военный гений и беспримерный карьерист, сложная личность, в которой параллельно уживались патриотизм и инстинкт самосохранения, отчаянность и жажда наживы. Современные английские оценки Мальборо как личности в целом совпадают с более критической в этом вопросе европейской и американской историографией, однако на чаше весов его деятельности военные достижения значительно перевешивают ряд негативных личностных характеристик8. Он - один из столпов британской истории, заслуги которого нельзя опровергнуть или переоценить. В европейской же историографии даже военные достижения Мальборо иногда подвергаются ревизии. Нередко отмечается, что военная карьера герцога была тесно связана и даже зависела от сотрудничества с имперским главнокомандующим Евгением Савойским9.

Говоря о герцоге Мальборо, мы не будем акцентировать внимание исключительно на его военных и дипломатических успехах. Война за испанское наследство 1701-1714 гг. выдвинула кроме него целую плеяду талантливых полководцев - упомянутого Наполеоном принца Евгения Савойского, французских маршалов Бервика, Вандома, Виллара и др. Помимо всего прочего, Мальборо являлся ловким и гибким политиком нового времени. Воспитывавшийся в семье роялистов и тори, он умел в менявшихся исторических условиях пересматривать свои позиции. Как известно, его достойный потомок У. Черчилль дважды переходил из одной политической партии в другую.

Вообще на появление на исторической сцене Англии и Европы такой личности как Мальборо во многом повлияла эпоха. В "век революций" и первых общеевропейских войн XVII - начала XVIII вв. Англия несомненно должна была выдвинуть на международную арену талантливых политиков и полководцев. В английской историографии со свойственным ей и по сей день англоцентризмом войну за испанское наследство чаще всего называют "войной Мальборо", во многом опираясь, впрочем, на мнение современников полководца: "Война Мальборо была не просто результатом национальных амбиций или территориальных планов, а войной за жизнь и свободу не только Англии, но и всей протестантской Европы"10. Хотя это высказывание и ограничено конфессиональными рамками, в нем верно подмечено, что военные и политические деяния Мальборо принадлежат всему континенту. Для своего времени этот англичанин был самым известным человеком в Европе.

В 1650 г. в семье джентльмена-роялиста Уинстона Черчилля из Хэртфордшира (Восточная Англия) и леди Элизабет Дрейк, одним из предков которой был известный пират елизаветинской эпохи Фрэнсис Дрейк, родился старший сын Джон. Отец будущего герцога был активным роялистом, а после Реставрации на английском престоле Карла II Стюарта (1660) стал членом парламента и управляющим королевским имуществом. Семья же матери в гражданских войнах середины столетия находилась на стороне парламента и Кромвеля, что, однако, не помешало счастливому браку Уинстона и Элизабет.

Детство Джона нельзя было назвать спокойным и безоблачным. При Кромвеле жизнь отца постоянно находилась в опасности, а семья не раз оказывалась на пороге бедности. Очевидно, это наложило свой отпечаток на характер формирующейся личности Джона, отличавшегося впоследствии крайней мнительностью, непомерными амбициями и сребролюбием. По мнению ряда европейских историков, впоследствии Мальборо даже имел тенденцию к маниакально-депрессивному состоянию11. Но, скорее всего, он уже тогда понял, что быть гонимым - опасно для жизни и вредит здоровью, что необходимо делать карьеру при существующем в настоящий момент правителе. Поэтому он процветал при дворе Карла II, предал Якова II и сотрудничал с Вильгельмом III Оранским.

Карьеру молодой Джон делал на редкость быстро. Появившись при дворе в 14 лет, он сразу попал в окружение брата короля Якова Йорка и стал одним из любимцев последнего. Такое молниеносное возвышение произошло не только благодаря дипломатическим талантам и внешности молодого карьериста. В принципе, он умел служить, не теряя своего "я". На портрете 1700 г. это уверенный в себе человек, излучающий силу и превосходство. Джон Черчилль был среднего роста, но при этом имел статную фигуру военного и умел элегантно одеваться. Его лицо, не отличавшееся абсолютной правильностью черт, было исключительно выразительным и мужественным. Казалось, весь мир создан для него. Возможно, так оно и было, поскольку с ранней молодости он умел вызывать уважение окружающих, а также любовь и покровительство представительниц прекрасного пола. Джону не было еще и 20 лет, когда он стал любовником одной из красивейших дам королевского двора герцогини Кливленд, которая научила его искусству любви, быть галантным в общении с людьми и разбираться в моде. Впоследствии в пылу политической борьбы противники Мальборо заявляли, что он начинал карьеру в качестве "жиголо" весьма состоятельной особы, которая была старше его по возрасту12.

Для той эпохи не являлось из ряда вон выходящим то, что возвышению Джона Черчилля во многом способствовали женщины. Однако успех прежде всего выпал на долю его старшей сестры Арабеллы. В своей интересной работе об Уинстоне Черчилле В. Г. Трухановский привел цитату американского историка Л. Брода о том, что "Черчилли, как и другие герцогские фамилии, обязаны своим первоначальным взлетом падению женщины". Бесцветная, высокая, тощая фрейлина герцогини Йоркской Арабелла Черчилль поначалу находилась на заднем плане. Но однажды во время прогулки верхом ее лошадь пустилась в галоп, и Арабелла упала, потеряв при этом сознание. Молодая женщина лежала в весьма небрежной позе, и подоспевший первым оказать ей помощь Яков Йорк увидел ноги такой изумительной красоты, что даже растерялся. Подъехавшая тем временем свита также была поражена этим открытием. Так очнувшаяся и ничуть не пострадавшая Арабелла опровергла неблагоприятное мнение о своей персоне, а герцог Йорк не на шутку в нее влюбился13. Арабелла стала любовницей будущего английского короля Якова II, лишенного трона в результате Славной революции 1688 г., и родила ему четырех детей. Один из них - Джеймс Фитцджеймс, герцог Бервик, последовал за отцом в изгнание во Францию, и впоследствии сделал блестящую карьеру при дворе Людовика XIV, став одним из самых выдающихся французских маршалов в годы войны за испанское наследство. По иронии истории племянник и дядя оказались в разных политических лагерях.

Несмотря на то, что молодой Черчилль находился в фаворе у принца-католика, против наследования короны которым выступали виги в палате общин (билль "Об исключении..." 1679 г.), он был популярен в среде обеих политических партий. Не теряя достоинства, он обладал удивительной гибкостью и дипломатичностью, и, кроме того, был сдержан, храбр и умел создавать впечатление, что на него всегда можно положиться. Ему доверяли. Черчилль делал быструю военную карьеру и умел справляться с самыми деликатными дипломатическими поручениями. В 1682 г. Джон совершил вояж на континент с целью получить денежные субсидии от французского короля для Карла II и его брата, чтобы те могли успешно бороться с вигской оппозицией14.

Ранним утром 13 июня 1685 г. два всадника скакали по направлению к Уайтхоллу. Они уже преодолели 200 миль и испытывали сильную жажду. Их главной целью было как можно скорее доставить важное письмо от майора Л. Региса члену парламента и слуге короля сэру Уинстону Черчиллю, в котором говорилось о высадке на берегах Альбиона с трех иностранных кораблей полуторатысячной армии. Так начиналось поддержанное вигами восстание незаконного сына Карла II герцога Монмута, имевшее целью посадить его на трон и тем самым обеспечить протестантское престолонаследие в Англии. Сэр Уинстон и его сын капитан Джон были первыми, кто узнал об этом, и не замедлили сообщить о происшедшем королю. В определенном смысле благодаря своевременному известию и участию в борьбе против Монмута самого Джона Черчилля это восстание было подавлено. Только что взошедший на английский престол Яков II Стюарт остался благодарным за эти услуги и сделал капитана Черчилля бароном и пэром Шотландии15.

Второй женщиной, способствовавшей карьере будущего герцога Мальборо и ставшей его другом на всю жизнь, была его жена Сара Дженнингс, красивая придворная дама второй дочери Якова Йорка Анны Стюарт. Дженнингсы, как и Черчилли, были роялистами во время гражданских войн в Англии середины XVII века. Джон женился на Саре в 1678 г. и прожил с нею всю жизнь. Между супругами установились исключительно близкие духовно-интеллектуальные отношения. Сара занимала особое место в жизни Джона, была его лучшим советником, активно вмешивалась в политику и очень долгое время являлась лучшей подругой Анны Стюарт, ставшей королевой Англии после смерти Вильгельма III в 1702 году. Собственная жена была неотъемлемой частью величия Мальборо, и одновременно одной из причин его падения.
 

John_Churchill_Marlborough_portr%C3%A4tt

James_II%2C_when_Duke_of_York_(1633-1701
Яков II

481px-Sarah_Churchill_Duchess.jpg
Сара Черчилль

494px-John_Churchill%2C_1st_Duke_of_Marl
Герцог Мальборо. Портрет кисти Джона Клостермана

472px-King_William_III_of_England%2C_(16
Вильгельм III

Duke-of-Marlborough-signing-Despatch-Ble
Битва при Бленхейме

483px-Sidney_Godolphin%2C_1st_Earl_of_Go
Сидни Годолфин

386px-Anne%2C_Queen_of_Great_Britain.jpg363px-Anne1705.jpg
Королева Анна


Супруги не были лишены чувства юмора. Джон в шутку часто отзывался о Саре, как о "худшей женщине на земле", а его жена в том же духе отвечала: "Вы самое лживое создание для меня на этом свете". В действительности же Сара являлась для Джона, как он сам писал ей, "любовью, комфортом, вдохновением и... чумой". Жена Черчилля выглядела очень соблазнительной особой, хотя первой красавицей при дворе считалась ее родная сестра Френсис. Но, как отмечали современники, она имела дух и темперамент, которые редко встречаются в женщине. Сара обладала чрезвычайно энергичным и властолюбивым характером, твердой волей и незаурядным умом. Эта блондинка с огромными голубыми глазами буквально окутывала пеленой своего обаяния любого собеседника, словно привораживала его. Единственный, кто мог сопротивляться этому, был Джон, за что она и обратила на него внимание16. По сути же супруги составили идеальную пару: были исключительно умны, чрезвычайно любили деньги п стремились к вершинам власти.

История беспощадна по отношению к людям в том, что в свои самые ответственные и переломные моменты перед каждым конкретным человеком ставит прямой вопрос: как жить дальше? В преддверии высадки голландского статхаудера на берегах Альбиона преуспевающий Джон Черчилль столкнулся с дилеммой, возникшей перед всеми тори: на чью сторону встать в неизбежном противостоянии - своего благодетеля Якова II или принца Оранского? Недавний барон пока еще недолюбливал вигов и был семейными узами тесно связан с домом Стюартов. Но вместе с тем он являлся убежденным приверженцем англиканской церкви, беспримерным карьеристом и, что самое важное, человеком, видевшим дальше многих своих современников. Черчиллю не нравилось, что католики получили исключительную власть в королевстве, что Англия установила тесные связи с Римом и находится в финансовой и моральной зависимости от Людовика XIV. Но, скорее всего, он понял, что падение нынешнего короля неизбежно: значительная часть тори уже перешла на сторону Вильгельма Оранского.

Поэтому в ноябре 1688 г. уже генерал-лейтенант и главнокомандующий армии Якова II Джон Черчилль собирает военный совет, после чего, сопровождаемый 400 всадниками, спешно едет к армии. Он делает предложение офицерам и солдатам не препятствовать голландской экспедиции. Возражений почти не было. Таким образом, Черчилль внес свой весомый вклад в то, что Славная революция началась мирно и проходила в довольно спокойном ритме.

Любопытно, что перед окончательным выбором Джон написал письмо королю, в котором объяснял причины своего поступка. Он скромно заметил, что не надеется получить от Вильгельма так мною, как получил от Якова, но сейчас наступил именно тот момент, когда высокие принципы превалируют в политике более чем личные интересы. Под письмом стояла подпись: "Самый обязательный и послушный придворный и слуга Его Величества". Неизвестно, как в душе отреагировал на это король. Раньше для Черчилля открытый цинизм не был характерен. Яков II лишь приказал арестовать леди Черчилль, но было уже поздно17.

"Это одна из наиболее странных катастроф, когда-либо случавшихся в истории", - писал Г. Бернет о "неожиданной революции" 1688 г, лишившей трона короля Якова. Обе палаты Конвенционною парламента - палата лордов и палата общин 1689 г. были единодушны в характеристике этого события, как "чудесного освобождения от папства и рабства", а позднее в "Билле о правах" нашло свое отражение положение о "божественном провидении". Вообще ряд представителей современных постревизионистских концепций вигского направления рассматривают Славную революцию в качестве особого исторического феномена и придерживаются мнения, выраженного еще в 1688 г. одним английским политиком: "Прежде чем желание нации осуществилось, произошло несколько случайных и непредсказуемых событий, приведших к революции"18. Здесь подразумевались отмена Нантского эдикта во Франции в 1685 г., обострившая религиозно-политическую ситуацию в Европе, "Декларация о веротерпимости" 1688 г. в Англии, выпущенная Яковом II, да и сама вооруженная экспедиция голландского статхаудера на Альбион. Такое мнение основывается на том, что в Англии никто тогда не был способен выступить против существующей власти: тори боялись гражданской войны, виги были разгромлены еще в 1685 г., католики и большинство нонконформ истов поддерживали Якова. Но основываясь на том, что в Англии конца 80-х гг. XVII в. никто не был способен на восстание, интерпретировать Славную революцию как чисто случайное событие будет неточным. Примечательно, что придерживавшийся в прошлом консервативного направления, а ныне подвергший свои взгляды ревизии, известный английский историк X. Тревор-Ропер считает, что база Славной революции была подготовлена событиями 1640-1660 гг. и дальнейшим развитием Англии и Европы второй половины XVII в., так как мировоззрение англичан, принимавших участие в событиях 1688 г., формировалось в середине столетия19. В принципе. Славная революция, являясь и "делом провидения", и включавшая в себя немало случайных моментов, была естественной "уточняющей революцией" с наличием весьма сильного, можно сказать, определяющего и катализирующего внешнего фактора - экспедиции Вильгельма Оранского.

Революция 1688 г. в Англии породила немало внутренних и внешних проблем. В первую очередь, это политические и экономические трудности формирования первого правового государства нового времени, тесно связанные с необходимостью защиты протестантского престолонаследия от внутренних и внешних врагов; во-вторых, страна была вовлечена в борьбу с Францией за политическое и экономическое преобладание в Европе, слившейся с сопротивлением европейских государств имперским амбициям Людовика XIV. Эта борьба вылилась в две великие войны - Девятилетнюю (1688-1697) и войну за испанское наследство.

Так или иначе, Вильгельм Оранский оценил переход в его лагерь командующего армией короля-католика. Черчилль остался в ранге генерал-лейтенанта, а в 1689 г. получил титул герцога Мальборо. Поначалу он был активно задействован в Девятилетней войне, развязанной французским королем в Европе в 1688 г., успешно осуществляя операции английских войск во Фландрии. В 1690-1691 гг. Мальборо вместе с Вильгельмом III участвовал в ирландском походе.

Карьера практически любого политика не проходит без срывов. В январе 1692 г. Мальборо был внезапно смещен королем со всех своих постов, арестован и заключен в Тауэр. Позже многие современники, и за ними английские историки говорили о "неисторическом характере обвинений против Мальборо", имея в виду прежде всего связи его жены20. Конечно, здесь сыграла свою роль тесная дружба герцогини Мальборо с принцессой Анной Стюарт. Но причина опалы заключалась не только в этом.

Поскольку Вильгельм III был бездетным, в английском парламенте по-прежнему шла непрерывная борьба по вопросу о престолонаследии. Виги единодушно утверждали, что трон никогда не будет вакантным для католиков - наследников Якова II. Многие тори единственное конституционное решение проблемы видели в объявлении Вильгельма Оранского регентом при отсутствующем в стране монархе, дети которого имеют право наследовать престол. А тори - сторонники свергнутого Якова получили кличку "якобиты" и отказались принять новый режим в целом. Мальборо их серьезно и не воспринимал, но был замечен в связях с якобитами и поддержал требование умеренных тори прекратить назначение голландцев на командные посты в армии в Европе. Вильгельм III усмотрел в действиях своего командующего тайный заговор, который отождествляли с интригами Сары в окружении принцессы Анны, сочувствовавшей отцу. Вильгельм Оранский потребовал от герцогини отказаться от службы у Анны, чего та не сделала. Впрочем, ряд авторов считают, что Мальборо был прямо замешан в заговоре против Вильгельма и даже планировал поднять восстание против нового короля21. Так или иначе, но как политик Вильгельм понимал, что если Мальборо изменил своему монарху один раз, то и вторично сможет повернуть руль своего корабля.

Опала длилась целых три года вплоть до смерти жены Вильгельма III королевы Марии. Затем последовало примирение между королем и Анной Стюарт, как возможной наследницей престола. Сыграло свою роль и то, что в 1694 г. Англию преследовали военные неудачи. Вполне возможно, что Вильгельм не раз сожалел о том, что сам себя лишил талантливого военачальника. К тому же тогда в кабинете усилились разногласия. Война велась прежде всего в интересах вигов, на военных поставках наживались финансисты и подрядчики. Тори же, как представители земельного интереса, осуждали военные действия и требовали от короны их немедленного прекращения. Все это привело в 1694 г. к правительственным перестановкам и удалению из кабинета многих тори. В 1695 г. репутация Мальборо была восстановлена, но прошло еще три года, прежде чем тучи, сгустившиеся над ним в 1692 г., окончательно разошлись.

Девятилетняя война завершилась Рисвикским миром осенью 1697 г., по которому Людовик XIV признал Вильгельма Оранского английским королем и отказался от покровительства Якову II. Англичане славили Вильгельма три месяца, но затем усилилось недовольство в связи с кризисом послевоенных лет и экономической политикой правительства. Государственный долг достиг 16 млн ф. ст. В результате на выборах 1698 г. тори одержали победу и заняли лидирующее место в кабинете министров. В том же году Мальборо был назначен воспитателем младшего сына принцессы Анны герцога Глостера с ежегодным доходом в 3 200 ф. ст. Его собственный сын лорд Блэндфорд возглавил кавалерию при молодом герцоге с доходом 500 ф. ст., а брат Джордж получил пост в Адмиралтействе с 1 000 ф. ст. в год. Таким образом, семья Мальборо неплохо поправила свое материальное положение, пошатнувшееся в годы опалы.

Большое значение в дальнейшей карьере Мальборо имело его восстановление в Тайном Совете. Годы опалы ничуть не поколебали ни честолюбия, ни чувства собственного превосходства в этом человеке, он только заметно поседел - переживания личного порядка, тревога за судьбу семьи немало его тревожили. Впрочем, седые волосы хорошо скрывал парик. Мальборо слыл интриганом и весьма эффектно выступал в дебатах в палате лордов. Его друзья-министры - герцог Глостер, лорд Годолфин, граф Джерси - являлись видными тори и имели большое влияние в правительстве. В неплохих отношениях был Мальборо и с премьером тогдашнего кабинета вигом лордом Джоном Сомерсом. Перед ним открывалась блестящая перспектива светской карьеры. В этом плане важную роль в его жизни сыграла дружба с Сиднеем, первым графом Годолфином. Джон и Сидней дружили с детских лет, но по политическим вопросам особенно сблизились при дворе Якова Стюарта. Сын Мальборо был женат на дочери Годолфина.

После смерти герцога Глостера 30 июля 1700 г. Мальборо был назначен чрезвычайным и полномочным послом Вильгельма III в Соединенных Провинциях и одновременно командующим английскими войсками на континенте. При этом герцог сохранил свое место в Тайном Совете и влияние на короля и тори. В октябре 1701 г- Вильгельм поручил Годолфину и государственному секретарю Р. Харли сформировать новое правительство. Годолфин вернулся на свой пост лорда-канцлера. Он, Мальборо, Харли, граф Рочестер, который получил лорд-лейте нантство в Ирландии, накануне войны за испанское наследство стали главными фигурами в правительстве22.

Правительство Мальборо-Годолфина считается уникальным в английской истории в связи с двойной природой лидерства. Эти политики были не без причины названы "дуумвирами", фактически управлявшими государством в первое десятилетие XVIII века. В этом "дуумвирате" Мальборо был молчаливым старшим партнером, следившим за ходом внутренних дел с континента. Его военно-политические обязанности в Европе делали невозможным играть активную роль в Тайном Совете, и он, первая скрипка, предпочитал как можно больше непосредственных текущих дел оставлять на Годолфина. Но и последний не являлся просто тенью или агентом Мальборо в правительстве. Годолфин был опытным администратором, знал все ходы и выходы в Уайтхолле. Он прислушивался к советам герцога по политическим вопросам и старался отвлечь его, насколько это было возможно, от кропотливых внутренних проблем. Между дуумвирами всегда существовало взаимопонимание. Лорд Сидней осуществлял связь между кабинетом министров, парламентом и короной, а консультации с Мальборо были для него чрезвычайно важным элементом процесса принятия решений. Между двумя политиками существовала постоянная переписка, которая в настоящее время издана почти в полном объеме23.

Сколько бы мы не рассуждали о политической карьере Мальборо, остается непреложным тот факт, что мировую известность этому человеку принесла именно война за испанское наследство. Искусством войны Мальборо обладал в совершенстве, и именно в военные годы проявились его главные особенности как политика и дипломата.

Главным принципом международных отношений со второй половины XVII в. была защита состояния равновесия сил, хотя само это понятие было сформулировано лишь в начале XVIII века. Этот принцип постоянно нарушался со времени окончания Тридцатилетней войны (1618-1648) прежде всего самими гарантами Вестфальских соглашений 1648 г. - Францией и Швецией, что неизбежно приводило к созданию блоков против них и континентальным войнам с целью поддержания европейского равновесия. Самыми крупными военными конфликтами явились война за испанское наследство и Северная война. Бездетный Карл II Испанский непрерывно болел. Со дня на день ждали его смерти. Вопрос об испанском наследстве стал весьма актуален для всего континента, для сохранения системы европейского равновесия, тем более что претендентов, имевших династические права на трон в Мадриде, было более чем достаточно. Первыми из них значились дети и внуки Людовика XIV и императора Леопольда I Габсбурга, женатых на сестрах Карла II. Первый раздел испанских владений осенью 1698 г. прошел почти безболезненно. Наследником испанского престола стал малолетний Фердинанд-Иосиф, сын баварского курфюрста Макса-Эммануэля и внук Леопольда I. Но спустя год он в результате приступа аппендицита скончался, и последующие разделы Испании, которые осуществляли, в основном, французы и англичане, не удовлетворяли императора. 1 ноября 1700 г. Карл II умер, оставив завещание в пользу Филиппа V Бурбона, внука Людовика XIV, и последний не замедлил сосредоточить в своих руках власть в обоих государствах. Более того, Людовик XIV после смерти в октябре 1701 г. Якова II Стюарта признал права на английский престол его сына Якова III и стал активно поддерживать якобитов в Англии24.

Вдохновителем и организатором антифранцузской коалиции выступила Англия, поскольку действия французского короля затрагивали как ее внутренние интересы, прежде всего вопрос о протестантском престолонаследии, так и интересы ее сателлита на континенте - Голландии. В конце ноября 1701 г. между Вильгельмом III, Леопольдом I и Великим Пенсионарием Соединенных Провинций Хейнсиусом был заключен Великий союз с целью "удовлетворить претензии Его Императорского Величества на испанское наследство". Собравшаяся в январе 1702 г. палата общин единодушно вотировала субсидии на приготовления к новой войне, объявила Якова III незаконным претендентом на трон и потребовала от всех должностных и духовных лиц принесения клятвы верности Вильгельму и отречения от Стюартов. А 4 мая того же года Англия и Соединенные Провинции объявили войну Франции, чтобы "сохранить свободу и баланс сил в Европе, уничтожив гегемонию одного государства". В годы войны Британия становилась арбитром Европы, а Мальборо был призван заложить под это прочный фундамент. Так он стал вторым человеком после короля в Англии. 31 мая 1701 г., еще до официального объявления войны, Мальборо был утвержден командующим союзными войсками на континенте (с жалованьем 10 ф. ст. в день), а 28 июня выехал в Гаагу в качестве чрезвычайного и полномочною представителя английского монарха. Он имел инструкции договориться с французами о запрете нарушать границы Соединенных Провинций, сохранении "голландского барьера" и английских торговых привилегий в испанских владениях, а также, "насколько это возможно", удовлетворить протесты императора. Параллельно он готовил почву для заключения Великого союза, который фактически стал делом его рук, успехом его дипломатии. И, как можно было ожидать, переговоры с французами окончились безрезультатно25.

Людовик XIV обладал превосходной армией, насчитывавшей 400 тыс. солдат, плюс испанские, южноамериканские и итальянские ресурсы. Одно из крупнейших немецких княжеств - Бавария - была его союзником. В преддверии и в начале войны престол Святого Петра смотрел на действия французского монарха с явным одобрением. Кто мог ему серьезно воспрепятствовать? Голландцы с их армией в 40 тыс. человек? Леопольд I, зависевший от поддержки немецких князей? Англичане с их противоречивым парламентом?

С наступлением войны начался новый этап борьбы английских политических партий. Для вигов победа в войне означала торжество принципов Славной революции 1688 г.; якобиты и крайние тори надеялись осуществить повторную реставрацию Стюартов. Признание французским королем Претендента (Якова III) привело к поддержке войны умеренными тори, надеющимися, что она продлится недолго. По мнению Мальборо, принадлежавшего к этой группе, это была опасная линия, но другого выхода для него как политика пока не существовало26. С началом военных действий изменились и его политические пристрастия: долгое пребывание на континенте в качестве представителя английской короны и главнокомандующего существенно расширило его взгляды. Он лучше владел ситуацией, поскольку находился в самой гуще политических и военных событий. В 51 год этот человек достиг пика своей карьеры. К тому же его пост открывал широкую возможность личного обогащения за счет государственной казны, что в немалой степени облегчалось назначением на пост министра финансов лорда Годолфина.

Непосредственно перед объявлением войны Франции Вильгельм III столкнулся с обстоятельством, которое обострило его болезнь, вызванную падением с лошади в феврале 1702 года. Это было принятое торийским большинством в парламенте положение о наследовании престола Анной Стюарт, затруднявшее возможность немедленной передачи всех государственных дел в руки вигов, чего больше всего желал умирающий английский король. Анна была ревностной тори, а Вильгельм опасался за будущие результаты войны на континенте для Англии. Оставалась одна надежда на Мальборо. 2 марта 1702 г. Вильгельм Оранский умер, но герцог на протяжении всей войны продолжал политическую стратегию короля в чрезвычайно сложных для Англии внутренних и внешних условиях. Ему это долго удавалось, поскольку он мог влиять на королеву через посредничество жены и Годолфина. Взойдя на трон, Анна сразу же призвала в свое правительство Мальборо и Годолфина. Военным министром тогда стал знаменитый Генри Сент-Джон, лорд Болингброк, в будущем английский просветитель, автор известных "Писем об изучении и пользе истории"27.

В жизни Мальборо Анна Стюарт стала третьей женщиной на пути его восхождения. Королева получила плохое образование, была интеллектуально ограниченной, слабохарактерной, нездоровой и некрасивой особой. Она долгое время слепо восхищалась талантами своего умного министра и доверяла ему, пока ее фавориткой являлась жена герцога Сара. Вообще притворство, скрытность, своенравие этой королевы, все симпатии которой были на стороне тори, смягчались и уживались в ней с подчинением воле какой- нибудь придворной дамы, превращавшейся в весьма влиятельное лицо при дворе. Последней с 1683 г. являлась Сара Дженнингс-Мальборо, с которой Анна делалась необыкновенно мягка и покорна. Пока королева поддавалась обаянию герцогини, Мальборо мог управлять положением дел в стране.

Но влияние Мальборо на внутрианглийские дела не только зависело от военных побед на континенте и покровительства королевы. На протяжении войны его политические позиции все более смещались в сторону вигов. Уже в начале XVIII в. торийский парламент был вынужден пойти навстречу политическим планам этой партии. Было принято решение об увеличении численности армии, проведены акты, направленные против Претендента и обеспечение протестантской линии престолонаследия. Все это предвосхищало триумф вигской партии в будущем. В 1702- 1714 гг. шел постепенный процесс перехода власти от гори к вигам, приведший к краху крайних тори (фракция лорда Рочестера), вошедших в состав коалиционного кабинета в начале войны. А перипетии военных действий отражались на постоянной смене вигских кабинетов торийскими и наоборот. Главой кабинета в начале войны стал виг лорд Сомерс, а Мальборо вместе с Юдолфином управлял Англией до 1708 года.

Между тем, война диктовала свои условия. Англии пришлось не только дать командующего союзными силами, но и оплачивать военные действия из собственного кармана. Это потребовало крайнего напряжения людских и материальных ресурсов, Однако многие денежные суммы были предоставлены в долг под огромные проценты (например, Леопольду I), что впоследствии способствовало усилению позиций финансовой верхушки королевства. В 1702 г. на театр военных действий в Испанские Нидерланды из Англии была послана армия в количестве 52 тыс. человек (из них 31 тыс. являлись иностранными наемниками) и выделено субсидий на военные цели в размере 900 тыс. ф. ст. В 1712 г. субсидии достигли суммы 1 527 112 ф. ст.28.

В антифранцузском лагере было неспокойно. В первую очередь большой опасности подвергалась маленькая Голландия, союзник Англии. Великий Пенсионарий Хейнсиус постоянно подозревал коалиционное английское правительство в ограниченности его политических задач на континенте. Мальборо все время приходилось прикладывать немалые дипломатические усилия, чтобы успокоить его, о чем наглядно свидетельствует его переписка с Хейнсиусом, Накануне кампании 1702 г. герцог писал Великому Пенсионарию: "Вы увидите, что я джентльмен, и как джентльмен обещаю действовать в интересах Голландии. Для общего успеха я сделаю все от меня зависящее"29. Любопытно, что Мальборо-дипломат в литературе иногда оценивается выше, чем Мальборо-полководец. Для того, чтобы руководить разношерстной коалицией в экстремальных условиях, он использовал лесть и обман в одних случаях, придирки и угрозы в других. Несомненно, многое на войне давалось ему ценой больших умственных, дипломатических и финансовых усилий.

В принципе, назначение Мальборо главнокомандующим союзными войсками было вполне оправданным решением покойного короля Вильгельма Оранского. Война на протяжении 1702-1710 гг. была его войной. Как отметит в будущем его политический противник лорд Болингброк, "...Мальборо встал во главе армии и фактически во главе конфедерации, в которой он, новый и частный человек, подданный, приобрел благодаря своим достоинствам и умелому руководству более решающее влияние, чем то, каким обладал король Вильгельм благодаря высокому рождению, признанному авторитету и даже короне Великобритании. Не только более сплоченным и целостным стал огромный механизм Великого союза,.. все театры военных действий пришли в энергичное движение. Все те, на которые он являлся лично, и многие из тех, где он выступал... как вдохновитель, были свидетелями поистине триумфальных успехов"30. Победы английского полководца при Бленхайме (1704), Рамильи (1706), Оденарде (1708), Мальплаке (1709) в английской истории стали легендарными. Подобно Кромвелю, с которым его не раз сравнивали и потому боялись, он обладал гениальной военной интуицией, которая позволяла ему выступать против значительно превосходящих сил и побеждать. Он был агрессивен и храбр, но не порывист, и это было ключом к его военным успехам.

В начале своей первой кампании на континенте 1702 г Мальборо располагал реальной властью только над английскими войсками. У голландцев и немцев были свои честолюбивые военачальники, не желавшие попасть под полный контроль англичан. Согласовывать военные действия было сложно, и герцог настаивал в Гааге на общем командовании объединенными силами, которые в количестве 30 батальонов и 36 эскадронов он предполагал перебросить на Нижний Рейн. Голландцы же хотели защищать прежде всего свою территорию, поскольку французский маршал Буффлер уже находился вблизи границ Соединенных Провинций. В отличие от многих английских исследователей, французские и немецкие историки склоняются к тому, что первые три года войны были все же отмечены французским превосходством. В Италии (Савойя) большинство побед в это время принадлежало герцогу Ван-дому, в Нидерландах маршал Буффлер стремительно продвинулся до самого Нимвегена (июнь 1702 г.), в ноябре того же года Людовик XIV назначает Макса-Эммануэля Баварского статхаудером Испанских Нидерландов31. Но вскоре положение несколько исправляется. Голландские генералы согласились двинуться в сторону Брабанта, и кампания 1702 г. прошла довольно согласованно. Первые победы между Маасом и Рейном сняли угрозу захвата Соединенных Провинций, появились возможности для активных действий в Германии. Кампания 1703 г. повторила предыдущую, несмотря на некоторые затруднения во Фландрии.

Тем временем положение Филиппа Бурбона в Испании становится все более шатким. В декабре 1703 г. Португалия вступила в Великий союз и открыла свою территорию и территорию Бразилии для британской торговли. Это позволило имперскому претенденту на испанский трон эрцгерцогу Карлу под именем Карла III прибыть в Лиссабон на английских кораблях в марте 1704 г. и двинуться по направлению к Мадриду. Только срочно посланный французским королем с 12-тысячной армией в Испанию герцог Бервик остановил продвижение "второго" испанского короля. Тем не менее, победы в Средиземном море адмирала Рука и взятие им Гибралтара позволили англичанам вторично высадить Карла III в Испании и захватить Жерону и Барселону.

Но война между Рейном и Дунаем вначале определенно развивалась в пользу Франции. Мальборо был пессимистически настроен, когда в декабре 1703 г. посетил Лондон, откуда он писал Хейнсиусу: "Если мы не будем сильнее в следующей кампании, Франция может победить нас"32. Зимой 1703 г. семья Мальборо переживает еще одно тяжелое испытание - умирает единственный оставшийся в живых наследник герцога (старшего сына он потерял еще младенцем), и он еле успевает прибыть в Лондон, чтобы побыть еще несколько часов у его смертного одра. Сара была в отчаянии, но Джон, найдя в себе силы, утешал ее тем, что у них есть дочери, о которых следует позаботиться. Переживания полководца отразились и в его корреспонденции. В апреле 1704 г. он писал жене из Голландии; "Люби меня, это делает меня сильнее... В этом мире больше горестей, чем счастья"33. Война помогла Мальборо преодолеть боль от потери сыновей. Он стал готовить планы большой союзной кампании в Империи. Военная удача у Маастрихта, проведенная по всем правилам осада Бонна и успехи имперского главнокомандующего Евгения Савойского в Ломбардии в начале 1704 г. вдохновили Мальборо. Его стратегия основывалась на том, чтобы, не вступая в крупные сражения, сначала разрушить французские военные укрепления на Рейне, сооруженные по проекту талантливого инженера Вобана, а затем провести массированное наступление и завоевать земли союзников Франции. Мальборо планировал двинуть армию в Южную Германию, вместе с принцем Савойским провести кампанию на Мозеле и Дунае, захватить территорию Баварии и тем самым выбить из серьезной игры главного союзника Людовика XIV баварского курфюрста Макса-Эммануэля. Голландцы продолжали настаивать на проведении кампании во Фландрии, немецкие союзники - в Пфальце. Только Мальборо понимал, что Бавария была ключом к войне в Германии. В острых дискуссиях в Гааге планы союзного главнокомандующего, наконец, были одобрены.

Знаменитый "поход на Дунай", в результате которого Мальборо получил европейскую известность и признание, начался маршем на юг 5 мая 1704 года. Через три дня союзники достигли Кобленца, где английский полководец впервые встретился с имперским главнокомандующим принцем Евгением Савойским. Он увидел маленького человека, больше похожего на монаха, чем на солдата, но вскоре последний сумел завоевать его расположение и они стали понимать друг друга с полуслова. С этого времени история дает нам яркий и редкий пример дружбы и сотрудничества двух великих героев и политиков. Между ними на всем протяжении войны существовало тесное взаимопонимание. При этом манеры, внешний вид и особенно характеры этих двух людей существенно различались. Мальборо был храбр, но расчетлив, а Евгений, внучатый племянник фактического правителя Франции в 1643-1661 гг., Мазарини, являлся страстной и героической натурой. Но оба они, обладая умом государственного масштаба, прекрасно дополняли друг друга: Евгений сразу признал за Мальборо верховное командование, а последний не принимал серьезных решений без мнения главы имперских сил34.

Оба полководца договорились удерживать от французов Рейн, пока один из союзных генералов маркграф Людвиг- Вильгельм Баденский не присоединиться к ним, а затем они все вместе собирались последовать в Баварию. По пути не обошлось без трудностей. Неуживчивый по характеру маркграф желал скорректировать планы Мальборо относительно Баварии: он выступал против прямого захвата ее территории и за переговоры с Максом-Эммануэлем. Компромисс не был найден, и недалеко от Аугсбурга Людвиг-Вильгельм покинул со своим 10-тысячным войском союзную армию. Любопытно, что тогда как Евгений Савойский горячо осуждал маркграфа Баденского и засомневался в успехе предприятия, английский командующий не тратил время на комментарии происшедшего и обосновывал дальнейшее продвижение на юг военной необходимостью35.

Вечером 12 августа 1704 г. союзники подошли к небольшому селению Бленхайм, недалеко от которого уже расположилась лагерем франко-баварская армия. Противник располагал 78 батальонами и 143 эскадронами общей численностью 55 тыс. человек, Мальборо и принц Евгений - 66 батальонами и 160 эскадронами (около 45 тыс. человек). 13 августа Мальборо одержал здесь одну из своих самых значительных побед. Общие потери армии Людовика XIV составили 30 тыс. человек. Было взято в плен 11 тыс. и захвачено 150 орудий. Победители же потеряли 11 тыс. солдат (поданным самого Мальборо - 10 тыс.)36.

Восхищение современников вызвал сам английский главнокомандующий, который лично принял участие в битве во главе пяти эскадронов. Хэа писал в его биографии: "Милорд Мальборо был повсюду на самых опасных участках сражения. Один раз ядро пролетело между ног его лошади, забрызгало грязью его лицо и одежду, но, благодаря Богу, он не получил ни царапины". Для Мальборо, согласно Хэа, "эта битва была полной победой на всех фронтах"37.

Лондон отпраздновал это событие с большой помпой. Мальборо стал национальным героем, получив личную благодарность королевы, безоговорочное доверие вигов и денежный подарок от Сити в размере 1 млн. ф. ст., который пошел на сооружение "монумента славы" дворца Бленхайм в Вудстоке, выстроенного в честь победы на Дунае. Кроме того, император наградил герцога имением Миндельхайм и даровал титул князя Священной Римской империи. Впрочем, имение было утрачено в результате Утрехтского мира 1713 г., но титул, связанный с ним, до сих пор принадлежит потомкам герцога. Последним также была установлена пенсия в 4 тыс. ф. ст., которая выплачивалась в течение 173 лет, пока права на нее не были выкуплены государством38.

Значение победы при Бленхайме было весьма весомым для всего континента. Марш французов и баварцев на Вену остановлен, Бавария оккупирована, угроза завоевания Империи предотвращена. Примечательно, что известный немецкий историк К. фон Аретин высказался по этому поводу в том смысле, что "в этот день принц Евгений и Мальборо сохранили Империю на целое столетие". Так или иначе, но военные действия отныне уже не развивались на территории наследственных земель Габсбургов, а в самой Империи изменилось соотношение сил, связанное с потерей былого значения и влияния на императора баварских курфюрстов. Международный авторитет Великобритании и ее главнокомандующего неизмеримо вырос. На внутриполитической жизни Англии эта победа отразилась сильным ударом по позициям якобитов и крайних тори, возглавляемых лордом Рочестером. Они теряют много сторонников, а Мальборо окончательно рвет некогда теплые отношения с Рочестером. Авторитет вигов, поддерживавших военные действия (лорды Сандерленд, Уолпол, Сомерс, Галифакс, Купер), стремительно рос. Весной 1705 г. виги получили право формирования кабинета министров, и с подачи Мальборо "умеренные" тори вступают с ними в союз. Политика "дуумвирата" продолжается, а Мальборо и его супруга, заинтересованные в дальнейшем продолжении войны и, соответственно, личном влиянии и обогащении, все больше склоняются на сторону вигов, из-за чего королева Анна начинает постепенно охладевать к Саре Мальборо39.

На континенте же герцогу много приходится заниматься проблемами дипломатического характера. Он умело распределяет доверенные ему войска голландцев и немецких союзников по фронтам, постоянно устраняя ссоры между их командующими, чаще всего, правда, с помощью английских субсидий, своевременно определяет перспективу развития международной ситуации и предотвращает ее неблагоприятные последствия для Англии. Так, Мальборо усмотрел тесную взаимосвязь между войной на Западе и Северо-Востоке Европы. Когда в 1704-1706 гг. Петр I пожелал вступить в Великий союз он столкнулся с противодействием Мальборо, который был заинтересован в продолжении русско- шведской войны. Швецию как сильного союзника хотели заполучить в начале войны за испанское наследство оба враждовавших лагеря. Но в первое десятилетие XVIII в. многим в Европе казалось, что Карл XII примет сторону Людовика XIV. В феврале 1707 г. Мальборо писал Хейнсиусу: "Король Швеции имеет намерения помешать успехам Империи, опасения венского двора велики, да и я склонен разделить их". Поэтому он был заинтересован в отвлечении шведских сил от западноевропейского театра военных действий, и приложил все усилия к тому, чтобы мнение королевы и парламента склонилось не в пользу Петра I40. Впрочем, победа русской армии под Полтавой 1709 г. положила конец надеждам французского монарха на выступление Карла XII против императора, которое могло повернуть в пользу Франции ход войны. Результаты этою сражения не только изменили баланс сил в Восточной Европе, но и подвели черту под призрачной возможностью восстановления гегемонии Франции в Западной Европе.

После Бленхайма Людовик XIV был отнюдь не сломлен. В 1705 г. вновь казалось, что чаша весов в войне заколебалась в его пользу. Так в июне 1705 г. французы пресекли все попытки союзных войск к вторжению в Шампань. Но параллельно с временными неудачами в Германии довольно успешно развивалась союзная кампания в Испании. В октябре 1705 г. граф Питерсборо завоевал Барселону и ряд других каталонских городов, а граф Галвей с португальцами "повел" эрцгерцога Карла к Мадриду, и тот вскоре будет там провозглашен королем под именем Карла III. Правда, продержался тот во враждебно настроенной столице Испании недолго. По сути, не только дипломатия Людовика XIV, таланты маршалов Бервика и Вандома спасли Испанию, но и упорное сопротивление ее населения "незаконному", с его точки зрения, монарху, чужаку, завоевывавшему трон на штыках иностранных армий. К чести Филиппа V Бурбона надо заметить, что в Испании его скоро полюбили за несвойственные его возрасту (ко времени занятия трона ему было 17 лет) выдержку, бесстрашие и самостоятельность в принятии многих решений41.

Кампания 1706 г. в Испанских Нидерландах в целом проходила удачно для Мальборо и союзников, а для Франции этот год был "верхом несчастий". Было выиграно несколько сражений, отвлекших значительную часть французских сил от Испании и Италии. 23 мая 1706 г. Мальборо одерживает у местечка Рамильи во Фландрии свою вторую военную победу при поддержке того же Евгения Савойского. В этой битве маршал Вильруа и курфюрст Макс-Эммануэль потеряли около 10 тыс. человек, 5 тыс. было взято в плен, и около 1 тыс. дезертировало. В итоге весь Брабант перешел к союзникам за неделю. Глава кабинета Харли заметил по этому поводу: "Эта славная победа имела успешное продолжение, а милорд Мальборо за 5 дней совершил то, что мы бы сделали за 4 года. Он принес радость своим друзьям, и горе врагам"42. Параллельно талантливый Вандом все же выиграл битву в Северной Италии и осадил Турин, который 7 сентября спас Евгений Савойский. По результатам кампании 1706 г. французский король впервые попытался прощупать почву для мирных переговоров. Но предложенные Сент-Джоном его секретарю Торси условия (отказ от претензий на Испанские Нидерланды, Милан, испанские владения в Америке, отказ Филиппа Бурбона от испанской короны в пользу Карла Габсбурга) были с возмущением отвергнуты. Моральные и материальные ресурсы Франции и ее монарха, казалось, были неисчерпаемы.

В 1707 г. состоялось важное совещание между Мальборо, Хейнсиусом и принцем Евгением, на котором были определены цели ведения войны на различных театрах военных действий. Но как будто чередование побед и поражений стало правилом в этой войне! Теперь многим было ясно, что испанцы предпочитают французов, а Карл III в Мадриде долго не продержится. Для союзников война в Испании превратилась в фиаско и пустую трату ресурсов. 25 апреля 1707 г. в битве при Альмансе (Юго-Восточная Испания) лорд Галвей потерпел поражение от войск Бервика. В начале августа Мальборо сосредоточил англо-голландский флот вместе с имперско-савойскими войсками под Тулоном. Атака города прошла для союзников неудачно, и 22 августа они были вынуждены снять осаду. После этих неудач в сентябре 1707 г. ставший открытым противником Мальборо лорд Харли сказал, что "Англия так погрязла в войне, что с готовностью отвергнет добрый мир". Харли и Сент-Джон потребовали, чтобы английские войска к концу года ушли из Испании и сосредоточились во Фландрии, где бы дали решающую битву43.

Все эти неблагоприятные внешние обстоятельства способствовали тому, что в зимний парламентский период 1707/1708 гг. Мальборо и вигам пришлось выдержать настоящую битву, начатую тори под руководством Харли и Сент-Джона. На фоне парламентской критики верховного командования последние решили настроить королеву против вигов. Доверенное лицо Харли прелестная фрейлина Абигайль Хилл постепенно вытесняла Сару Черчилль из души королевы Анны. С помощью Абигайль тори попытались уже тогда изгнать из кабинета Годолфина, вигских министров Сомерсета и Пемброка, и вообще покончить с дуумвиратом. Но влияние юной Абигайль само по себе ничего не могло решить. Виги повели ответную атаку. Они достали информацию о связях Харли с французским шпионом Греггом, что должно было сильно задеть патриотические чувства англичан. Дважды Мальборо и Годолфин предлагали королеве убрать Харли при поддержке вигов - госсекретаря Г. Боула, будущего военного министра Р. Уолпола и спикера Дж. Смита. Но, несомненно, победить на выборах 1708 г. Мальборо, Годолфину и вигам помог внешний фактор. Весной 1708 г. потерпело полное фиаско организованное Людовиком XIV якобитское вторжение в Шотландию, в котором участвовали Претендент и 6000 французов. Это событие повлияло на победу вигов на выборах в мае 1708 г и отставку Харли и Сент-Джона44.

Виги сформировали однопартийный кабинет, но устранение умеренных тори из правительства было их серьезной ошибкой, поскольку с этого времени они окончательно потеряли расположение королевы, несмотря на парламентскую победу. Виги и герцог Мальборо, окончательно перешедший на позиции этой партии, были настроены продолжать войну любой ценой. "Нет мира без Испании" - был их главный лозунг. Уверенность в своей правоте подогревалась еще тем, что кампания 1708 г. принесла полный успех. 11 июля Мальборо и принц Евгений одерживают очередную крупную победу при Оденарде. Значительные военные успехи были достигнуты в Италии (Неаполь перешел к Карлу III), союзные силы вторглись в Бургундию, прусская армия прочно обосновалась в Седане. Война распространилась на французскую территорию, а казна Людовика XIV была почти истощена45. Войска Мальборо расположились на зимние квартиры в Брюгге и Генте.

Под влиянием военных и политических побед лидеры вигов и сам Мальборо, основательно оторвавшийся от внутренних дел, стали терять способность адекватно реагировать на события. Внутриполитическое положение Англии в 1709-1710 гг. отличалось ростом недовольства политикой правительства.

Это сообщение было вынесено в статью

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Между тем, Людовик XIV, чтобы избежать полного поражения, стал серьезно задумываться о мире. К такому решению его подтолкнула "грозная зима" во Франции 1708/1709 гг., когда мороз достигал 20 градусов, в результате чего весной разразился тяжелейший экономический кризис, вызвавший волнения и грабежи по всему королевству. За один только февраль в Париже умерло 24 тыс. человек. Впрочем, эти бедствия почти не мешали развлечениям в Версале - балы устраивали каждые два дня. Но под блестящей видимой беззаботностью все же не удавалось скрыть ужас, болезни и смерть. Во французских церквях часто звучала молитва: "Отец наш, прости врагам, разорившим страну нашу, но не генералам, что допустили их до этого..." Чаще всего основную причину своих бедствий французы усматривали в "некоронованной королеве Франции" мадам де Ментенон, по их мнению, втянувшей короля в войну. В одной из песенок тех лет звучало: "Из-за этой старой шлюхи мы дошли до голодухи!" Сама же Ментенон уже с конца 1706 г. уговаривала Людовика пойти на переговоры, а в 1708 г. ее поддержал даже храбрый Виллар: "Нам нужен мир любой ценой"46.

Тогда же французский король официально предложил Англии и ее союзникам начать мирные переговоры. Предложения противника вызвали ожесточенную полемику в парламенте, а виги пошли на сознательный срыв переговоров в Гааге, где друг другу противостояли герцог Мальборо и Торси. В мае 1709 г. Франции были представлены в виде ультиматума "прелиминарии" союзников, среди которых значились следующие: Карл Габсбург должен стать испанским королем; Людовик XIV признает протестантское престолонаследие в Англии и ее права на Ньюфаундленд и Дюнкерк; границы Франции устанавливаются согласно условиям Вестфальского мира 1648 года. Конечно, эти предложения выглядели заведомо неприемлемыми для французского короля за исключением английского вопроса. Торси пытался, даже с помощью прямого денежного подкупа Мальборо, пойти на ряд весьма унизительных для Франции условий, но не в вопросе об Испании и французских границах. К тому же сами испанцы были категорически против окончания войны таким образом. В результате, как и ожидал Мальборо, Торси был вынужден отвергнуть "прелиминарии", и война была возобновлена. Единственное, что удалось французскому министру на личных переговорах с Хейнсиусом, так это заключения тайного договора о государственных границах между Голландией и Францией в октябре 1709 года. Но еще в июле Мальборо заметил Хейнсиусу: "Должен признаться, что если бы я был на месте короля Франции, я скорее пожертвовал бы ресурсами своей страны, чтобы объединить войска и форсировать мои гарнизоны"47. Разумеется, это совпадало с его собственными желаниями.

В Англии поведение Мальборо в Гааге вызвало глубокое возмущение: главнокомандующего обвинили в том, что он нарочно затягивает войну ради выгод собственного кармана. Оппозицию возглавили Харли и Сент-Джон, фактически подготовившие условия для прихода тори к власти. Своими речами в парламенте они инспирировали массовые выступления низов Лондона против войны. Непопулярность вигского правления особенно усилилась в связи с так называемым "делом Сечверелла". 5 ноября 1709 г. проповедник Генри Сечверелл в соборе Св. Павла провозгласил "божественное право" королей, осудил принципы Славной революции и политику вигов. Правительство призвало его к ответу за оскорбление конституции и клевету на министров. Процесс в палате лордов над Сечвереллом, признанным виновным, имел широкий резонанс. В глазах уставших от войны англичан проповедник предстал мучеником и жертвой злоупотреблений вигов-министров. 10 800 экземпляров его запрещенной проповеди мгновенно разошлись по всей стране. Виновника процесса везде встречали колокольным звоном и иллюминацией, восторженная толпа носила его на руках. Это дело окончательно подорвало доверие к вигским министрам и парламенту48. Даже новые победы своего славного главнокомандующего англичанам уже не были нужны, поскольку к 1708 г. угроза безопасности Англии и протестантскому престолонаследию была устранена. Падение вигского кабинета стало вопросом времени.

Понимали ли это Мальборо и его сторонники? Скорее всего, да. По сути, теперь для Англии война продолжалась в интересах политиков и дельцов, преследующих свои личные цели. Может, она отвечала честолюбивым устремлениям герцога, желавшего быть вечным триумфатором и первым лицом в королевстве? Возможно. Как возможно и то, что Мальборо уже трудно было остановиться и найти выход из создавшегося положения. Он слишком долго находился вне дома, был первым человеком на континенте, на равных общавшимся с коронованными особами и зачастую диктовавшим им свои условия. Кем станет он, окончательно возвратившись в Лондон? Размышления о том, что будут потеряны столь удобные возможности для стремительного обогащения, также были не последними для него в ряду причин для продолжения военных действий. Представляется также вероятным наличие у Мальборо определенного чувства долга перед союзниками и, не исключено, сильных имперских амбиций, желания на место Франции в Европе после войны возвести Англию.

12 июня 1709 г. Мальборо писал Годолфину. "Я продлеваю конец войны... Мои желания и обязанности остаются теми же, что и раньше"49. Три месяца спустя, 11 сентября, он одержал свою последнюю победу при Мальплаке. Силы герцога и принца Евгения теперь значительно превосходили противника, что во многом предрешило исход битвы, хотя французы под командованием Виллара и Буффлера сражались отчаянно. В битву была брошена вся французская военная элита, старые полки, швейцарская гвардия. Это обусловило особенность этою сражения, фактически состоявшего из нескольких отдельных столкновений. Мальборо со своим 110-тысячным войском выиграл битву у 70000 солдат Виллара. Союзники ушли с поля боя после французов, но стали номинальными победителями. День спустя Мальборо писал лорду Тауншенду: "Полагаю, обе стороны потеряли сейчас больше убитых, чем во всех сражениях этой войны". Так или иначе, по итогам этой "пирровой" победы союзники потеряли 25 тыс., французы - 15 тыс., а самого Мальборо на родине стали называть "мясником". Болингброк заметил госсекретарю Боулу: "Положение нашего государства немногим лучше, чем у противника. Мир в интересах всех". Мальборо и виги, напротив, некоторое время находились в эйфории, говорили о "решающем ударе", о том, что "Англия может иметь мир, какой пожелает", что "Мальплак уничтожил французский дух, и теперь можно уничтожить саму Францию"50. Были ли союзники действительно победителями? Известная народная песенка "Мальбрук в поход собрался", использованная А. С. Пушкиным, появилась именно после этого сражения. Ф. Блюш, отразивший, в принципе, мнение французских биографов Людовика XIV, считает, что битва при Мальплаке "ознаменовала собой (в какой-то степени) конец победоносной стратегии непобедимого до сих пор Мальборо"51. Если это и был успех, то он имел свои положительные результаты для Англии и антифранцузской коалиции, но только не для Мальборо. Не как полководец, а как политик, он был близок к падению.

К 1710 г. все ресурсы Английского банка были уже исчерпаны. Государственный долг вырос до неимоверных размеров, так как еще в 1709 г. голландцы объявили себя неплатежеспособными, а финансирование войны достигло 20 млн фунтов в год. Королева испытывала головную боль при виде попавшегося ей на глаза вига, а тори, используя настроения в обществе, развернули активную пропаганду в прессе и при дворе. Кузина супруги Мальборо Абигайль Хилл (Мэшэм) теперь окончательно оттесняет на задний план Сару и становится официальной фавориткой Анны. Абигайль находилась в тесных связях с Харли и Сент-Джоном, а ее родной брат Джек служил в союзных войсках в Испании. В 1707 г. Абигайль вышла замуж за офицера С. Мэшэма, познакомившись с ним через брата. Принятый при дворе красивый Мэшэм обратил на себя внимание старой и болезненной королевы и стал быстро делать военную карьеру. Анна, следуя советам Абигайль, продвигала его в армии в пику Мальборо. Параллельно торийская пресса кричала о том, что война ведется исключительно в интересах дуумвиров, что сила "нового Кромвеля" может стать неконтролируемой, если в стране сохранится влияние вигов"52.

Годолфин забил тревогу. Прибывший в Англию Мальборо поначалу был вовлечен в бесплодные и только обострившие ситуацию диспуты между королевой и Сарой, стремившейся вернуть свое влияние. Но тщетно. 8 августа 1710 г. Годолфин теряет свой пост лорда-канцлера, в сентябре Харли назначен лордом-казначеем (в мае 1711 г. он станет лордом- канцлером), а Сент-Джон, получивший титул виконта Болингброка, - государственным секретарем. На выборах в парламент в октябре того же года тори получают 151 место. Французский король воспрянул духом, и не зря: согласно инструкциям Харли граф Джерси начал переговоры с агентом Торси аббатом Готье. Мирные инициативы тори уже давно были готовы53.

В 1710г. герцог еще имел беспрекословную поддержку в армии, но не в парламенте и кабинете, в котором произошла смена власти. Мальборо без энтузиазма смотрел на мирные предложения тори, желая продолжить кампанию в Испании, где перед тем союзники потерпели поражение от герцога Вандома. К нему даже поступали предложения войти в новое министерство, но главнокомандующий не принял их и попытался сорвать мирные переговоры в Гертруденберге. В результате он подвергся атакам со стороны правительства и потерял расположение при дворе. В Англии развернулась настоящая идеологическая война между сторонниками и противниками мира. Пропагандистским рупором Мальборо и вигов стал Хэа, прибывший в Лондон из Брюсселя, где тогда расположилась союзная армия, и начавший с этого времени активную жизнь публициста. В начале 1711 г. он опубликовал патриотический трактат "Переговоры о заключении мирного договора...", фактически явившийся панегириком английскому полководцу и политику. В этом сочинении отмечалось, что "ничего нет более абсурдного, чем обвинять в желании затягивать войну человека, который лучше всех исполнял наши желания... Милорд Мальборо был склонен... взять на себя всю ответственность на переговорах. Это плохая роль для человека, который возглавил Союз, и худшее, что герцог мог сделать для себя лично". Трактат был полон яростных атак натори, которых Хэа называл не иначе, как "якобитами" и "сообщниками французов". Несомненно, это была ответная реакция на "нового Кромвеля". В итоге автор приходит к выводу, что "ничто так не поможет достичь хорошего мира, как добрая война"54.

Неопределенная атмосфера как на мирных переговорах, так и в общественном мнении Англии разрядилась со смертью императора Священной Римской империи Иосифа I 17 апреля 1711 г. и переходом имперской короны к его брату эрцгерцогу Карлу (ставшему императором под именем Карл VI). В связи с этим необходимо было создать новый идеологический базис для дальнейшего развития международной ситуации. Ведь формула баланса сил являлась центральным фактором внешнеполитической концепции Вильгельма III и ориентировала на "европейский концерт" как сбалансированную систему суверенных государств, религиозную терпимость и расширение торговых связей. Концепция баланса сил издавна отводила Англии роль арбитра между Габсбургами и Бурбонами. Нынешняя же смерть Иосифа I поставила Великобританию в сложную ситуацию: по сути, она завоевывала для нового императора еще и испанский трон. В Европе вновь возник призрак Империи Карла V Габсбурга в XVI в., поскольку нарушение баланса сил в случае утверждения на престоле в Мадриде Карла III становилось очевидным. Даже Мальборо признал этот факт в письме к Годолфину от 11 мая 1711 г.: "Смерть императора повлекла за собой значительные изменения... что касается Испании, то здесь придется многое решить заново, или мы столкнемся с большими трудностями"55. Поэтому в новых условиях английское правительство стало ориентироваться на установление европейского равновесия путем утверждения династии Бурбонов в Мадриде. Фактически именно 1711 г. означал выход Англии из антифранцузского союза. Важным было и то, что страна в экономическом отношении была существенно ослаблена, политическая общественность устала от войны, да и благодаря миру с Францией можно было ожидать нового подъема торговли. Непосредственная угроза протестантскому престолонаследию была снята, а вот угроза новой габсбургской гегемонии в Европе стала реальностью. Поэтому переговоры вступили в новую фазу, мирные инициативы англичан и голландцев в лице Болингброка и Хейнсиуса стали более удобными для французов, а изменение в соотношении сил стало важным аргументом оправдать заключение мира перед немецкими союзниками и отход от них. Последние же были явно несогласны с подобным поведением, считая уступки в испанском вопросе предательством. В конце апреля 1711 г. аббат Готье возвратился в Лондон с конкретными конечными контрпредложениями французской стороны насчет территориальных изменений в Европе, торговых привилегий Англии и статуса Испанских Нидерландов. А Мальборо по- прежнему продолжал оставаться на милитаристских позициях, хотя его силы и влияние были уже на исходе. Он уже не считался главой Союза, а только командующим британскими и голландскими войсками в Нидерландах. Не принесшая особых успехов военная кампания 1711 г. только ослабила его позиции. Мальборо уже сам ощущал усталость от войны, хотя не признавался в этом. Он считал англо-французские прелиминарии предательством национальных интересов и пренебрежением к тому, чего он достиг своими победами. Его поддерживали Уолпол, отец и сын Годолфины, Хэа и, конечно же, жена, создавшие группу Холиуэлл (Holywell), начавшую в прессе кампанию за демонтаж торийского правительства, обвинив его в том, что предполагаемый мир - часть нового якобитского заговора. Хэа писал тогда: "Более оправдана война, чем скандальный и небезопасный мир"56.

В ответ торийское правительство ограничило свободу оппозиционной прессы, введя цензуру на ряд изданий. А 7 декабря 1711 г. королева Анна произнесла в парламенте гневную речь против своего командующего армией и вигов. Харли, отныне уже граф Оксфорд, вновь стал настаивать на отставке Мальборо и суде над ним. Однако этот шаг необходимо было юридически обосновать, и на парламентской сессии 22 декабря 1711 - 17 января 1712 гг. "дело" герцога рассматривалось специально. Мальборо обвинили в непомерной жадности и любви к деньгам, растрате средств, выделяемых на военные цели, сговоре с поставщиками оружия и амуниции, получении крупных денежных подарков как от союзников, так и от противников. Было подсчитано, что главнокомандующий за 10 лет получил от оптовых поставщиков для армии 63 тыс. ф. ст., и что в его карман шло 2,5 процента от сумм, выплаченных английским казначейством на содержание иностранных войск в Европе. Королева поручила генеральному прокурору возбудить против Мальборо судебное дело, чтобы вернуть хоть часть денег. Ведь помимо этого он и его жена получали из казны ежегодно 64 325 ф. ст. Уже немолодой и страдающий подагрой Мальборо нашел в себе силы для активной защиты, а его оправдания мгновенно получили огласку и были изданы отдельной брошюрой. Герцог признался, что он был единственным контролером расходования финансов в эту войну, и поэтому, по его мнению, реального положения вещей никто не знает. Между тем то, что он брал 2,5 процента от общих сумм для себя, было установлено еще Вильгельмом Оранским, остальное же уходило на наем войск, на подкуп тех же союзников (175 тыс. ф. ст.), а что же касается так называемых "подарков", то они тоже расходовались на военные нужды. Получение взяток от Торси он отрицал, как скрывал и то, откуда взялись деньги на королевское убранство дворца Бленхайм, самые дорогие и красивые при дворе наряды его жены Сары и огромное приданое дочерям57.

Мальборо был не один. В парламенте в его защиту выступали герцоги Сомерсет, Гамильтон, при дворе - принц Евгений, в прессе - Хэа. 5 января 1712 г. Евгений Савойский прибыл в Лондон (конечно, здесь не обошлось без инициативы императора Карла VI) и демонстративно остановился в доме своего военного соратника и друга. Королеве пришлось устроить бал в честь принца, на который были приглашены виги, и дать аудиенцию Евгению. Несмотря на то, что имперскому полководцу были оказаны все знаки глубочайшего уважения, его миссия в защиту Мальборо и параллельно переговоры о продолжении войны не удались. "Визит принца Савойского был последней надеждой, которую потеряли враги мира в Утрехте", - отметили тогда многие английские газеты58. Тем не менее, для торийского кабинета это были тяжелые дни, поскольку правительство опасалось проявления народной симпатии к победителю-принцу, а вместе с ним - к Мальборо и вигам. Хэа же постоянно публиковал панегирические статьи в различных изданиях. В них особо отмечался почти спартанский стиль жизни герцога на войне: "Какой разительный контраст по сравнению с образом жизни Великого монарха (т. е. Людовика XIV) являет нам главнокомандующий! Ни любовниц, ни актеров, ни даже историков". "Исключая капеллана, доктора Хэа", - впоследствии добавит к этой фразе английский премьер У. Черчилль59. Думается, в этом аспекте и Хэа, и Черчилль действительно были правдивы. Мальборо был скорее непомерно честолюбив, чем непомерно алчен. Его алчность была производной от честолюбия, а не наоборот. Относительно остального можно только сказать - война есть война, и поведение командующих армиями того времени чаще всего отнюдь не являлось безупречным.

Тем не менее уже задолго до окончания парламентской сессии, 29 декабря 1711 г. Анна подписала отставку герцога, а 31 декабря он был официально смещен со всех своих постов. Одновременно велось массивное пропагандистское наступление на Мальборо со стороны тори. Анонимные памфлеты такого рода были тогда повсеместным явлением: "Где наши свободы и права, если нечем платить и не на что жить? Все ушло Ему на подарки, и ни его руководство, ни его храбростьне могут возвратить погибших солдат". Особенно же популярен стал памфлет, где Мальборо изображается как жирный и дерзкий кот королевы Анны, которого бы следовало напугать парламентской собакой60. В нападках на герцога правительство поддержали известные английские просветители Дж. Свифт и Д. Дефо, считавшие, что народ уже изрядно устал от войны, а Англия достигла своих политических целей. К примеру, Свифт в "Examiner" отмечал, что "его (т. е. Мальборо) завоевания финансировались хлебом половины его солдат". Дефо же в письме к графу Оксфорду писал: "Я надеюсь, Бог направит Милорда принять необходимость отставки и разоблачения человека-идола. Ведь он претендует на самое великое"61.

Однако на деле в самых широких кругах английского общества, в том числе и среди народа, отставка популярного и непобедимого главнокомандующего вызвала неподдельное удивление. Он уже стал идолом, желали этого его противники, или нет. Среди торийских министров были даже опасения, что виги способны поднять восстание. Поэтому Болингброк в палате общин выступил против его заключения в Тауэр и освобождения от всех регалий. Зато глава вигов Уолпол был обвинен в коррупции во время выполнения своих функций военного министра в 1708-1710 гг. и посажен в Тауэр на пять месяцев. Так Мальборо уже тогда фактически начал становиться легендарной личностью. По-прежнему уверенный в своей силе и влиянии, Мальборо после парламентского "судилища" уезжает из Англии сначала в Антверпен, затем в Ганновер, и после во Франкфурт-на-Майне. Он до последнего стремится помешать переговорам в Утрехте при помощи императора и ганноверской курфюрстины Софии, сын которой Георг служил под его началом в союзных войсках. На родине Хэа так комментировал его деятельность: "Дело Европы Вы сделали своим собственным. Многие у нас сожалеют, но не могут помочь бедному императору и остальным союзникам, оставленным Англией. Все это заставляет нас быть несогласными зрителями разворачивающегося действа"62.

Весной 1713 г. тори торжественно заключили с Францией Утрехтский мир, условия которого дали Великобритании ряд ощутимых политических и экономических выгод на международной арене и место в формирующейся пятерке самых влиятельных европейских держав (т. н. Пентархии). В 1714 г. в Раштатте и император Карл был вынужден пойти на мир с Францией и Испанией, получив при этом немало территориальных приращений в Нидерландах и Италии. При этом не совсем "удовлетворенные" союзники не преминули обвинить торийских министров и прежде всего Болингброка - творца Утрехтского мира - в неблагодарности по отношению к Мальборо: мол, он, а не они, одерживал победы на континенте63.

Тем временем в Англии снова начала меняться политическая конъюнктура. Королева Анна была тяжело больна, и к концу 1713 г. в партии тори активизировалось правое крыло. В причастности к якобитскому заговору подозревали графа Оксфорда и стремившегося к посту первого министра Болингброка. 6 июня 1714 г. умирает курфюрстина София, и официальным наследником английского престола согласно "Акту о престолонаследии" 1701 г. становится ганноверский курфюрст Георг. Виги воспряли духом и развернули активную пропагандистскую кампанию, в результате чего перед смертью Анна не осмелилась доверить пост главы кабинета лорду Болингброку. Первым министром стал виг - герцог Шрюсбери. Примечательно, что кончина королевы 1 августа 1714 г. совпала по времени с возвращением Мальборо на родину и провозглашением Георга I английским королем.

Новый монарх Великобритании, прошедший через горнило войны, и видевший абсолютно во всех тори якобитов, тут же подписывает указ о возвращении герцогу Мальборо его военных постов и регалий и объявляет выборы в парламент. С коронацией Георга фактически закончилось правление тори, и на выборах 1715 г. внушительную победу одержали виги. Болингброк бежал во Францию, а оказавшийся на деле мстительным Уолпол посадил-таки графа Оксфорда в Тауэр точно на такой же срок, сколько сидел сам, - на пять месяцев64.

Казалось, Мальборо мог быть удовлетворен. Но пережитая недавно борьба и личная трагедия надорвали его морально и физически. Уже довольно старый и больной герцог не мог играть хоть сколько-нибудь значительную роль в истории Великобритании. Его эра прошла, и на первый план вышли новые люди. Последние его активные действия относятся ко времени якобитского вторжения в Шотландию в 1715г., возглавленного его племянником герцогом Бервиком. Говорят, что и тогда он не удержался и на переговорах с якобитами получил от Бервика 4 тыс. ф. ст., что, впрочем, не повлияло на печальный исход вторжения. А, может, он просто поговорил с племянником по душам?

В 1716 г. Мальборо разбил паралич, и последующие шесть лет жизни он провел затворником в своем дворце Бленхайм вдали от друзей и всего мира. Превратившись фактически в легенду, старый герцог не желал в немощном состоянии показываться на людях. Прославленный английский полководец и политик умер от апоплексического удара в 1722 г. 73 лет от роду. Он не оставил прямого наследника, но титул и владения рода Мальборо специальным актом парламента были переданы его дочери Генриэтте, от которой перешли к ее племяннику Чарльзу Спенсеру, ставшему третьим герцогом Мальборо65.

В итоге, в анналах британской и европейской истории герцог Мальборо оставил весьма заметный след как великий полководец, незаурядный политик и человек. Характеризуя его личные качества, надо помнить, что носители ярких талантов всегда люди сложные, противоречивые и чаще всего эгоцентричные. Этот знаменитый англичанин являлся полководцем, возглавившим силы, окончательно сокрушившие имперские амбиции Людовика XIV, дипломатом, утверждавшим новые реалии в международных отношениях в Европе. Он был одним из главных государственных деятелей, утвердивших и закрепивших в Англии принципы Славной революции и протестантского престолонаследия. Наконец, Мальборо, несмотря на просчеты последних лет войны, явился одним из первых образцов современного политика, способного сообразовываться с ситуацией и менять свои политические пристрастия в целях личной выгоды и, как это часто бывает, выгоды своего государства.

Примечания

1. METZDORF J. Pofitik-Propaganda-Patronage. Francis Hare und die Englische Publizistik im Spanischcn Erbfolgekrieg. Mainz. 2000, S. 1, 131-132, 232.
2. В Европе более распространен ее французский экземпляр: HARE F. La Conduite De Son Altcsse Le Prince Et Due de Marlborough Dans la Presente Guerre, Avec Plusiers Pieces Originates: Traduite Anglois. Amsterdam. 1712.
3. METZDORF J. Op. cit., S. 444.
4. Ibid., S. 437; BURNET G. The History of His Own Times. Lnd. 1903; BUTTERFIELD H. The Whig Interpretation of History. Lnd. 1931, p. 18, 50.
5. CHURCHILL WINSTON S. Marlborough, sa Vie et son Temps. T. 1-111. P. 1967.
6. Цит. no: METZDORF J. Op. cit., S. 422-424.
7. Наполеон. Избранные произведения. М. 1956, с. 672.
8. BURTON I.F. The Captain-General. The Career of John Churchill, Duke of Marlborough from 1702 to 1711. Lnd. 1972; THOMSON G.M. The First Churchill. The Life of John, Ist Duke of Marlborough. Lnd. 1979; COWLES V. The Great Marlborough and His Duchess. Lnd. 1983; ROTHSTEIN A. Peter the Great and Marlborough. Politics and Diplomacy in Converging Wars. N.Y. 1986; CHANDLER D. Marlborough as Military Commander. Lnd. 1989; JONES J.R. Marlborough. Cambridge. 1993.
9. SCHMIDT H. Prinz Eugen und Marlborough. - Prilnz Eugen von Savoyen und seine Zeit. Freiburg, Wurzburg. 1986, S. 144.
10. Цит. по: BURTON l.F. Op. cit., p. 3-4.
11. SCHMIDT H. Op. cit., S. 144.
12. Ibid., S. 146.
13. Цит. по: ТРУХАНОВСКИЙ В.Г. Уинстон Черчилль. Политическая биография. М. 1968, с. 6, 7.
14. JONES J.R. Op. cit., p. 45-91.
15. THOMSON G.M. Op. cit., p. 64.
16. The Marlborough-Godolphin Correspondence. Vol. 1. Oxford. 1975, p. 57, 76; Vol. II, p. 205; COWLES V. Op. cit., p. 70-81.
17. THOMSON G.M. Op. cit., p. 64-66.
18. BURNET G. Op. cit., p. 30; Cobbets Parliamentary History of England. Vol. V. Lnd. 1809, p. 108-111; PINKHAM L. William III and the Respectable Revolution. Cambridge (Mass.). 1989, p. 7; English Historical Documents. Vol. V. Lnd. 1953, p. 57-58.
19. Anglo-Dutch Moment. Essays on the Glorious Revolution and its World Impact. Cambridge. 1991, p. 481-485.
20. BURNET G. Op. cit., p. 24.
21. SCHMIDT H. Op. cit., S. 146.
22. JONES J.R. Op. cit., p. 75, 77-78.
23. The Marlborough-Godolphin Correspondence. Vol. I, p. 7-8.
24. Archives ou correspondance inedite de la Maison d'Orange- Nassau. 1700-1702. Leide. 1909, p. 210, 216, 546-553, 556-558, 588, 675; ГУРЕВИЧ Я.Г. Происхождение войны за испанское наследство и коммерческие интересы Англии. СПб. 1894, с. 128-130.
25. DUCHHARDT H. Krieg und Fricden in Zeitalter Ludwigs XIV. Dusseldorf. 1987, S. 33-35, 37.
26. The Marlborough-Godolphin Correspondence. Vol. 1, p. 101.
27. БОЛИНГБРОК. Письма об изучении и пользе истории. М. 1978, с. 283.
28. Anglo-Dutch Moment, p. 392, 396.
29. The Correspondence 1701-1711 of John Churchill Ist Duke of Marlborough and Anthonie Heinsius Grand Pensionary of Holland. The Hague. 1951, p. 11.
30. БОЛИНГБРОК. Ук. соч., с. 126.
31. БЛЮШ Ф. Людовик XIV. М. 1998, с. 661-662; METZDORF J. Op. cit., S. 108-109.
32. The Correspondence 1701-1711 of John Churchill, p. 115.
33. The Marlborough-Godolphin Correspondence. Vol. 1, p. 302; METZDORF J. Op. cit., S. 1, 107, 117.
34. SCHMIDT H. Op. cit., S. 144, 147.
35. The Marlborough-Godolphin Correspondence. Vol. I, p. 335, 337.
36. SCHMIDT H. Op. cit., S. 151-153; ШАНДЕРНАГОР Ф. Королевская аллея. Воспоминания Франсуазы д'Обинье, маркизы де Ментенон, супруги короля Франции. М. 1999, с. 483.
37. METZDORF J. Op. cit., S. 109-110.
38. Ibid. S. Ill: ТРУХАНОВСКИЙ В.Г. Ук. соч., с. 9.
39. K.O. VON ARETIN. Das Reich. Fricdensordnung und Europaisches Gleichgewicht 1648-1804. Stuttgart. 1992, S. 232; COWLES V. Op. cit., p. 125.
40. The Correspondence 1701-1711 of John Churchill, p. 300; МОЛЧАНОВ Н.Н. Дипломатия Петра Великого М. 1991, с. 88- 89.
41. KAMEN H. The War of Succession in Spain. 1700-1715. Lnd. 1969, p. 12-13, 17.
42. Цит. по: METZDORF J. Op. cit., S. 115; The Marlborough- Godolphin Correspondence. Vol. II, p. 565, 547.
43. KAMEN H. Op. cit., p. 24; METZDORF J. Op. cit., S. 136.
44. The Marlborough-Godolphin Correspondence. Vol. II, p. 943- 944, 950.
45. METZDORF J. Op. cit., S. 138; БЛЮШ Ф. Ук. соч., с. 627-628.
46. Lettres de Princesse Palatine. P. 1981, p. 268; ШАНДЕРНАГОР Ф. Ук. соч., с. 488, 495-501.
47. The Correspondence 1701-1711 of John Churchill, p. 445; METZDORF J. Op. cit., S. 141.
48. ЛАБУТИНА Т.Л. У истоков европейской демократии. М. 1994, с. 42.
49. The Marlborough-Godolphin Correspondence. Vol. Ill, p. 81.
50. Ibid., p. Ill, 112-113; METZDORF J. Op. cit., S. 142-144.
51. БЛЮШ Ф. Ук. соч., с. 639.
52. BURTON I.F. Op. cit., p. 162-170.
53. The Marlborough-Godolphin Correspondence. Vol. Ill, p. 271- 289.
54. HARE F. The Negotiations for a Treaty of Peace, from the Breaking off of the Conference at the Hague, to the End of those at Gertrudenberg, considerd in a Fourth Letter to a Tory Member. Part II. Lnd. 1711, p. 44, 65, 78.
55. The Correspondence 1701-1711 of John Churchill, p. 1665.
56. METZDORF J. Op. cit., S. 285-287.
57. DEFENSE DE S.A. Le Prince et Due de Marlborough. Traduit de l'Anglois. Amsterdam. 1712, p. 3, 6-7, 21.
58. Например: The Post Boy. Nr. 2602. 12-15 January 1712.
59. CHURCHILL W.S. Op. cit., T. I, p. 413.
60. Anonymus. The Grand Enquiry, or Whats to be done with him. Lnd. 1712, p. 3; Anonymus. A Fable of the Widow and her Cat. 1712, p. 1.
61. METZDORF J. Op. cit., S. 422, 425.
62. Ibid., S. 458.
63. JONES J.R. Op. cit., p. 239.
64. HATTON R. Georg I. Ein deutscher Kurfurst aufdem englischen Thron. Frankfurt a/M. 1982, S. 118-184.
65. JONES J.R. Op. cit., p. 389-401.

Вопросы истории. - 2003. - № 6. - С. 72-93.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Л.И. Ивонина. ВОЗВЫШЕНИЕ ЧЕРЧИЛЛЕЙ

В анналах британской и европейской истории Джон Черчилль, герцог Мальборо, оставил весьма заметный след как великий полководец, незаурядный политик и человек. Во время войны за испанское наследство (1701–1714) этот знаменитый англичанин принял командование армиями, сокрушившими геополитические амбиции французского короля Людовика XIV, и, являясь дипломатом, утверждал новые реалии в международных отношениях в Европе. Он отнюдь не был идеален. Носители ярких талантов чаще всего люди сложные, противоречивые и обычно эгоцентричные. Возможно, их психологические особенности были стимулами их деятельности. Не будем забывать также и о том, что эпоха, на фоне которой формируется выдающаяся личность, определяет пути ее самореализации. Головокружительная карьера Джона Черчилля во многом зависела от времени, в котором он жил и которое частью интуитивно, а частью осознанно принимал и использовал в своих целях.

Политические потрясения в Англии середины XVII века тяжело отразились на семье Черчиллей. С 1642 по 1648 год длились гражданские войны между королем Карлом I Стюартом и его непокорным парламентом. Наиболее видный член роялистской партии в графстве Дорсет 22-летний Уинстон Черчилль в 1642 году стал капитаном кавалерии и участвовал в борьбе за правое дело своего монарха до 1645 года, то есть фактически до того момента, когда всем уже стало ясно, что король потерпел поражение. Отец Уинстона юрист сэр Джон Черчилль, хотя был уже стар для военного дела, также являлся сторонником короля, которому платил за держание своих владений 440 фунтов стерлингов1. Для Черчиллей, деревенских джентльменов, которые жили немногим лучше, чем зажиточные крестьяне – йомены, это была солидная сумма.

Карл I не раз демонстрировал примеры личного мужества, делил со своей армией тяготы военных походов, но в оценке его как полководца современники и историки довольно единодушны: Карл не обладал военно-стратегическими дарованиями. Во время битвы проявлял неспособность использовать преимущества своего положения или приостанавливать атаку, а в военном совете не мог координировать мнение своих офицеров или ограничивать спорящие между собой фракции2. В январе 1649 года Карл I был обезглавлен, а дело, за которое сражался капитан Черчилль, было проиграно. В Англии была объявлена республика. Уинстон вернулся с войны раненым, его дом был разорен. Он оказался безработным экс-военным, сыном разорившегося отца-роялиста и к тому же весьма подозрительным человеком для парламентских чиновников.

Остроту ситуации сглаживало одно обстоятельство. В 1643 году капитану Черчиллю удалось совместить войну и любовь, и, как видно, удачно. Он женился на девушке по имени Элизабет Дрейк, чья семья на социальной лестнице находилась ниже Черчиллей, но была сторонницей парламента и лояльной в отношении происходивших перемен. Ее мать леди Дрейк вела свой род от знаменитого английского пирата второй половины XVI века сэра Френсиса Дрейка, прославившегося захватом испанских кораблей и грабежом владений Испании в Вест-Индии. Дрейк пользовался покровительством королевы Елизаветы I и получил от нее рыцарское звание. Так в роду Черчиллей соединились противоположности, что, возможно, и повлияло в будущем на относительное понимание верности политическим принципам их потомками. Элизабет, третья дочь леди Дрейк, принесла Черчиллю приданое в 1500 фунтов стерлингов, и он был спасен от экономического краха. Но Дрейки тоже немало пострадали в этой войне.

В январе 1644 года роялистские войска лорда Поулетта захватили и сожгли замок леди Дрейк в Аше около Эксминстера. Она спаслась, но потеряла все свое имущество. Правда, годом позже парламент предоставил ей свободный от налогов дом в Лондоне, а в 1650 году она получила компенсацию за Аш в размере 1500 фунтов стерлингов. Но леди Дрейк возвратилась в полуразрушенное семейное гнездо, куда также переехали Уинстон, Элизабет и их дети. Здесь было безопаснее. И все же Уинстон, как бывший роялист, был вынужден заплатить 446 фунтов стерлингов 8 шиллингов за свою «неблагонадежность» – штраф, равный примерно трехгодовому доходу со своей собственности. В ожидании, когда король вернется на трон (после казни Карла I Уинстон Черчилль считал истинным монархом его сына принца Уэльского, провозглашенного роялистами королем Англии под именем Карла II), он погрузился в изучение принципов Божественного права и генеалогии Черчиллей, которая восходила к Вандрилю, лорду Курселю, чей младший сын пришел на Альбион вместе с Вильгельмом Завоевателем. Так прошло 12 лет.

У четы Черчиллей появилось на свет двенадцать детей, из которых выжило только пять. Родившаяся в 1648 году Арабелла, если художник Лели не покривил душой, была яркой блондинкой и обладательницей голубых с поволокой глаз и чувственных губ. А 26 мая 1650 года появился на свет Джон, отличавшийся весьма привлекательной наружностью. В то время как отец занимался прозаическим делом у себя в кабинете, его непоседливый потомок с детьми местных необразованных фермеров день-деньской проводил время у реки Экс, вьющейся между живописными холмами Девоншира. Младших сыновей Уинстона звали Чарльз и Джордж3.

Детство Джона нельзя было назвать абсолютно спокойным и безоблачным. При Кромвеле жизнь отца постоянно находилась в опасности, а семья не раз оказывалась на пороге бедности. Очевидно, это наложило свой отпечаток на характер формирующейся личности Джона, что впоследствии проявилось в мнительности, непомерных амбициях и сребролюбии. По мнению ряда историков, будущий герцог Мальборо был даже подвержен маниакально-депрессивному состоянию. Но эти черты характера проявятся у него гораздо позже, и тому будут свои причины. Тем не менее, уже в детстве он стал понимать, что быть гонимым опасно для жизни и что необходимо делать карьеру независимо от своих предпочтений при существующем в настоящий момент правителе. Поэтому, возмужав, он процветал при дворе Карла II, покинул Якова II, сотрудничал с Вильгельмом III Оранским и служил Анне Стюарт. Но душевно ранимым он оставался всегда.

Деревенская идиллия продолжалась до того момента, пока мир вновь не изменился. В 1660 году Стюарты вернули себе престол. Майское путешествие в Лондон сына казненного Карла I походило на триумфальное шествие. Люди из самых разных слоев общества приветствовали короля, вступающего в свои законные права. Не сдерживая своих чувств, одни веселились, другие плакали от радости. Все устали от нестабильности последних лет, от армейского порядка и темных одежд пуританской эпохи Кромвеля. Казалось, все опять увидели солнце и думали, что наступает золотой век.

Тридцатилетний Карл II и его свита скитальцев, разделявших с ним тяготы эмиграции во Франции и в Голландии, с удивлением смотрели на происходящее. Та ли это страна, откуда им приходилось не раз бежать, когда непобедимый Кромвель расправлялся с очередным роялистским восстанием? Еще больше изумился Карл, увидев в Блэкхите темные колонны «железнобоких» солдат бывшего лорд-протектора Английской республики, торжественно приветствовавших его. В Лондоне царил настоящий праздник. Мэр и члены Совета столицы вышли навстречу ему во главе депутации горожан. Пресвитерианские богословы с горячими уверениями в покорности преподнесли ему Библию, а парламент выразил свою преданность монарху4. Все англичане – «кавалеры» и «круглоголовые» времен гражданских войн, богатые и бедные, представители самых разных религиозных течений – стали участниками небывалой в английской истории сцены примирения и ликования. Все надеялись на лучшее. Но не для всех оно наступило.

«Кавалеры» скоро поняли, что реставрация монархии не принесла им ожидаемого вознаграждения за преследования, жертвами которых они были все эти годы. Тщетно они протестовали против амнистии сторонникам парламента и Кромвеля и неприкосновенности передачи владений другим собственникам в 1642–1660 годах, называя все это «забвением прошлых услуг и прощением былых преступлений». Роялистов возмущало то, что наказанию подлежали только непосредственные виновники казни Карла I, в то время как те, кто вел против него войну и способствовал его гибели, оставались безнаказанными и даже сохранили за собой неправедно нажитые состояния. Кромвелевских «железнобоких» солдат покоробил роспуск армии, достигшей численности 40 тысяч человек и являвшейся одной из первых в Европе по своим боевым качествам. Они ощутили на себе изменение общественного мнения, и многим из них это было непонятно. Разве они не одержали великие победы, не защищали правое дело пуританской церкви? Теперь им, принявшим своего короля, это чуть ли не вменялось в преступление. Грозная армия перестала быть политической силой, солдаты были вынуждены уступить и, получив причитающиеся им деньги, вернулись домой5. В мирной жизни многие из них проявили такую же предприимчивость, как прежде доблесть. Не меньше было и тех, кто терпеливо ждал момента, когда и новая власть вступит в полосу кризиса.

Черчилли были из тех, кому повезло. В апреле 1661 года Карл II пышно короновался, и в этом же году Уинстон приобрел дом в Лондоне и был избран в парламент, вошедший в историю под названием Кавалерского. Новая палата общин в большинстве своем была роялистской и антипуританской. Один из членов этого парламента Эндрю Марвелл назвал его «пенсионным» из-за большого числа тех, кто, восседая на своих скамьях, должен был выражать благодарность королю и тут же вотировать содержание Короне и ее министрам. Среди них он отметил посвященного в рыцари и ставшего сэром в 1664 году Уинстона Черчилля, который, по его словам, «действовал, как сводник собственной дочери», для того, чтобы сделать политическую карьеру6.

Это суждение достаточно сурово и, возможно, несправедливо. Благодаря покровительству государственного секретаря Генри Беннета, лорда Арлингтона, Уинстона послали в Дублин разобраться в поступивших жалобах по поводу земли, которая была подвергнута секвестру во время гражданской смуты. Граф Арлингтон играл весьма важную роль в политике времен Карла II. Его современник, епископ Бернет, так отзывался о нем: «Он был самонадеянным и дерзким человеком и более других понимал короля и обладал искусством управлять его настроением»7. Работа, порученная Черчиллю, не радовала ни судью, ни обиженных. Земель Ирландии было недостаточно для удовлетворения требований тех, кто имел на нее право, и он не мог ничего противопоставить новым владельцам. Поэтому скоро Уинстон упросил Арлингтона вернуть его в Лондон, поскольку члены его комиссии столкнулись с «неожиданными и обескураживающими обстоятельствами». Он стал младшим клерком-контролером в управлении королевским имуществом – Совете Зеленой Ткани.

После всех своих перипетий во время войны Черчилли, наконец, начали продвигаться в свете. И все же Уинстон считал королевские благодеяния не соответствовавшими его заслугам. Поэтому, когда король разрешил ему иметь собственный герб, он избрал для него девиз: «Верный, но неудачливый»8. Он явно думал о себе, но девиз этот до сих пор остается девизом семьи Черчиллей, история которой свидетельствует об ином. Удача Черчиллям сопутствовала часто, в то время как их верность принципам была довольно сомнительной.

Четырнадцатилетний Джон довольно успешно обучался необходимым наукам сначала в свободной грамматической школе в Дублине, а затем в школе при соборе Святого Павла в Лондоне. Его старшая сестра Арабелла в 1665 году стала фрейлиной герцогини Йоркской. Именно эта девушка помогла своей семье занять самое высокое положение в свете.

В 1668 году Арабелла случайно поймала на себе взгляд самого герцога. Событие это не было примечательным и больших комплиментов ее внешнему виду не последовало – герцог был известен своим неразборчивым вкусом в отношении женщин. Как выразилась одна из его фавориток Кетрин Седли, «невозможно почувствовать, что он видит в любой из нас. Мы были все некрасивы и, если кто-нибудь из нас имел ум, он не смог бы понять это»9.

Герцог Йоркский отнюдь не был лучшим образцом мужчины рода Стюартов. Его брат король Карл насмешливо утверждал, что фаворитки Якова больше являлись его исповедницами. Тем не менее, они были товаром, к которому он имел устойчивый аппетит. «Не думаю, есть ли где-нибудь два таких человека, которые любят женщин больше, чем Вы или я, – как-то заметил Карл французскому послу, – но мой брат любит их больше»10. Чувствительный и кающийся, мрачный и отважный, Яков Стюарт был противоположностью своему брату Карлу, терпимость которого увеличивалась в соответствии с ростом его пороков.

Вообще для любой эпохи не являлось из ряда вон выходящим то, что возвышению политиков во многом способствовали женщины. Многие биографы Мальборо дружно отмечают, что Черчилли, как и другие герцогские фамилии, обязаны своим первоначальным взлетом падению женщины. Романтическая история о знаменитом английском полководце и политике и Арабелле Черчилль попала на страницы книг. Достаточно бесцветная, высокая, тощая, по канонам того времени, Арабелла Черчилль поначалу находилась на заднем плане. Но однажды во время прогулки верхом ее лошадь понесла и Арабелла упала, потеряв сознание. Молодая женщина лежала в весьма небрежной позе, и подоспевший первым оказать ей помощь Яков Йоркский увидел формы такой изумительной красоты, что даже растерялся. Подоспевшая свита также была поражена этим открытием.

Очнувшаяся и ничуть не пострадавшая Арабелла опровергла сложившееся неблагоприятное мнение о своей персоне, а герцог Йоркский не на шутку в нее влюбился. В результате старшая сестра Джона оказалась в постели будущего английского короля Якова II и родила ему четверых детей. Один из них – Джеймс Фитцджеймс, герцог Бервик, после Славной революции 1688 года последовал за отцом в изгнание во Францию, где впоследствии сделал блестящую карьеру, став маршалом в годы войны за испанское наследство11. По иронии истории племянник и дядя оказались в разных политических лагерях.

Любопытно, но если обратиться к наследственности, то будущий герцог Бервик позаимствовал от Стюартов, очевидно, лишь их политические убеждения. Семья его отца столетиями демонстрировала свою военную некомпетентность, несмотря на то, что Яков Йоркский, пребывая в эмиграции на французской службе, показал себя неплохим адмиралом. Скорее всего, именно в крови Черчиллей заключался секрет полководческих талантов Бервика, ставшего вторым замечательным военным в семье.

Можно предполагать, что сэр Уинстон, узнав о «падении» Арабеллы, первое время негодовал. Фрейлинам герцогини отнюдь не обязательно было спать с ее супругом. Но Арабелла, будучи молодой женщиной и не имея определенных перспектив удачно выйти замуж, желала самостоятельной жизни и возвышения всегда недовольного отца. Наследник английского престола был, прежде всего, ее добычей. Тем не менее, в старости она стала респектабельной леди, выйдя замуж законным образом. В любом случае, сэр Уинстон, смирившись с «карьерой» дочери, поставил задачу приложить все усилия для карьеры сыновей: об этом свидетельствовало его письмо Арлингтону, в котором он просил «предоставить возможность Джону показаться при дворе под патронажем Вашего Лордства»12. Так в шестнадцать лет Джон становится пажом герцога Йоркского, в то время как его брат Джордж занимает ту же должность при лорде Сэндвиче, с которым он отправился с миссией в Мадрид.

Знаменитого британского премьера Уинстона Черчилля в юности и молодости называли «спешащим молодым человеком». Наверное, это наследственная черта, ибо его предок молодой Джон Черчилль карьеру делал на редкость быстро. В первое время он бродил по галереям Уайтхолла за своим господином, как любой красивый мальчик при любом дворе, поднимавший глаза на мужчин с одобрением, а на женщин с гораздо более теплым выражением. Современники распускали слухи об одиозном маленьком пройдохе, эксплуатировавшем сомнительный «успех» своей сестры. Скоро молодой Черчилль поменял ливрею пажа на более красивую униформу пешего гвардейца. Он страстно желал сделать военную карьеру, и герцог Йоркский, по известной причине благоволивший к семье Черчиллей, осенью 1667 года предоставил ему эту возможность13.

Джону тогда казалось, что он опоздал с военной карьерой: ведь только что договором в Бреде 31 июля закончилась вторая англо-голландская война, начавшаяся в 1664 году. После поражений, нанесенных Кромвелем в 1652–1654 годах голландцам, последние вполне оправились, а соперничество между Англией и Голландией в рыболовстве и торговле только усилилось. Морские сражения с переменным успехом проходили у берегов Западной Африки, в Северной Атлантике, в проливах и даже в устье Темзы. Англия, начав войну с одной державой, оказалась втянутой в борьбу с целой коалицией. В январе 1666 года Людовик XIV вместе с Данией объявил Карлу II войну. Французский король желал получить Испанские Нидерланды – приданое его жены, бывшей испанской инфанты Марии-Терезии. С этой целью он заключил союзы со Швецией, Данией и Рейнским союзом немецких князей. Наконец, он решил повернуться лицом к старому союзнику Франции во время Тридцатилетней войны – Голландии, подписав с ней в апреле 1662 года оборонительный и наступательный союз. Людовик опасался, что в случае победы поддерживаемой Карлом II партии оранжистов, то есть сторонников принцев Оранских, Голландия попадет в зависимость от Англии, которую французский король стремился держать в своих руках.

Главным приобретением Англии в этой войне стала основанная голландцами в Америке колония Новый Амстердам, которая была переименована в Нью-Йорк в честь командующего флотом герцога Йоркского. Однако англичане были вынуждены возвратить голландцам Суринам, захваченный у них во время войны. По миру в Бреде французы вернули англичанам острова Сен-Кристофер, Антигуа и Монсеррат, а английская сторона обязывалась не помогать Испании, поскольку еще ранее, в мае 1667 года, 50-тысячная французская армия во главе с маршалом Тюренном выступила к границам Испанских Нидерландов14.

После окончания войны внутренняя политика правительства Карла II находилась в состоянии кризиса. Объектом нападок парламента, двора и самого Карла, который был не прочь свалить на кого-нибудь свои неудачи, стал лорд-канцлер Англии Эдвард Хайд, герцог Кларендон. В 1661 году Кларендон, изыскивая деньги для короля, продал Франции стратегически важный порт Дюнкерк, завоеванный еще Кромвелем, чем вызвал бурю негодования. Имя этого человека было связано у англичан еще и с целым рядом законов, восстановивших доминирующее положение англиканской церкви и надолго поставивших пуритан, анабаптистов, квакеров и другие религиозные течения в оппозицию. «Кодекс Кларендона» 1662 года сделал англиканскую церковь «государственным» религиозным направлением и создал базу для союза государства и церкви. Пути официальной церкви и диссентеров разошлись. Кроме того, лорд-канцлеру удалось выдать свою дочь Анну Хайд за герцога Йоркского. Министр, в жилах которого не было ни капли королевской крови, стал тестем наследника английского престола. Его внуки могли унаследовать трон, и, думая об этом, многие сгорали от зависти. Кларендону часто изменяло чувство скромности, и он постоянно старался внушить королю мысль о пагубном влиянии на него фавориток.

В конце концов, он надоел королю. В целом политика кабинета Кларендона, коррупция и распущенность двора, страх перед усилением католицизма и, наконец, противоречивая внешняя политика английской короны объединили ряды недовольных в парламенте15.

В 1667 году палата общин из «придворной» превращается в «палату критиков», где организуется оппозиция правлению Карла II. Возникают политические партии – Двора и Страны, за которыми с 1679 года закрепляются названия тори и вигов. В словесных перепалках оформлявшиеся партии давали едкие прозвища друг другу. Слово «виг» первоначально обозначало фанатичного шотландского пресвитерианина, стяжателя и ханжу, а «тори» – ирландского разбойника-паписта, грабившего земельные владения англичан. Любопытно, что реформированная с помощью Кларендона англиканская церковь под эффективным руководством архиепископа Кентерберийского Гилберта Шелдона действовала в направлении ограничения прав короля, требуя от него жить и управлять в качестве ее верного подданного. Неслучайно примерно в то же время французский посол в Лондоне так характеризовал Людовику XIV государство Карла II: «Это правление выглядит монархическим, потому что есть король, но глубоко внизу оно далеко от того, чтобы быть монархией»16.

В августе 1667 года Карл отправил своего лорд-канцлера в отставку, но палата общин решила устроить Кларендону процедуру импичмента, обвинив его в государственной измене. Король посоветовал герцогу покинуть Англию. Остаток своих дней тот провел во Франции и умер в 1674 году, не догадываясь о том, что изгнание даст ему еще один шанс войти в историю. Во Франции Кларендон завершил свой трехтомный труд «История мятежа и гражданских войн в Англии», став основателем консервативной школы в изучении политических потрясений в Англии середины XVII века и Реставрации Стюартов17.

Падение Кларендона было результатом не только его политики, но и тех бед, которые пришлось пережить английской столице в середине 60-х годов. Весной 1665 года на Лондон обрушилась эпидемия чумы, в разгар которой за неделю в городе умерло почти 7 тысяч человек. Королевский чиновник, известный библиофил и член Королевского научного общества Сэмюэл Пипс, «Дневник» которого стал незаменимым историческим источником английской жизни того времени и занимательной книгой для чтения на досуге, оставил такие впечатления: «Господи! Как печально видеть пустые улицы, где совсем нет людей… С подозрением посматриваешь на каждую дверь, лишь бы там не было чумы… все выглядят так, как будто прощаются с миром»18. Двор уехал в Солсбери, оставив столицу на попечение генерала Монка, обладавшего редким самообладанием. Карл ему доверял больше всех, ведь именно Монк пять лет назад способствовал возвращению его на английский трон.

Едва только пик эпидемии миновал, как обрушилось новое несчастье: в сентябре 1666 года Лондон стал жертвой Большого пожара. Огонь вспыхнул неподалеку от Лондонского моста, на узкой, застроенной деревянными домами улочке, и, подгоняемый сильным восточным ветром, с неудержимой силой распространялся в течение четырех дней. Город будоражили слухи о том, что пожар – дело рук анабаптистов, католиков или иностранцев. Карл II повел себя в этой ситуации мужественно и хладнокровно. Он возвратился в Лондон, убеждал людей сносить дома, чтобы остановить пламя, направил отряды своей гвардии в помощь пожарным, лично участвовал в тушении огня. Когда огонь остановили у стен Сити, уже сгорело 13 000 домов, 89 церквей и собор Святого Павла, что составило 85 процентов территории Лондона. Без крова осталось более 100 тысяч горожан19. Однако… пожар покончил с чумой. К восстановлению города лондонцы приступили с энтузиазмом, а на месте прежнего собора Святого Павла архитектор Кристофер Рен возвел новый чудесный собор, ставший одним из шедевров английской столицы.

С этими несчастьями совпали попытки голландцев в 1666 году высадиться на берегах Англии. Но Карл II и кабинет Кларендона были информированы об этом через свою шпионку в Антверпене леди Афру Бенн, эксцентричную женщину, одну из ранних английских поэтесс и новеллисток. Леди Бенн давала подробнейшую информацию о передвижениях голландских и французских войск, их планах, а также о намерениях голландцев помочь восставшим пуританам в Англии. Карл II даже перестраховался: сына Оливера Кромвеля Ричарда, ведущего спокойную и отрешенную от политики жизнь в провинции, заставили подписать обязательства, что он не будет иметь отношений ни с религиозными «фанатиками» в Англии, ни с голландскими Штатами, ни с французским королем20.

Все эти события, возможно, к большой пользе для будущего Англии, обошли стороной молодого Черчилля, пребывавшего в Солсбери. Молодые всегда рвутся в бой, и не только из-за карьеры. Став гвардейцем, Джон сразу решил всем доказать, что он не декоративный офицер модного полка и по собственной просьбе по прошествии малого времени был направлен на службу в Танжер. Этот североафриканский город на берегах Средиземного моря был приобретен Англией в качестве приданого жены Карла II, португальской принцессы Екатерины Браганца21. Танжер, служивший базой морских операций против алжирских пиратов, с немалыми трудностями приходилось защищать от набегов местных племен мавров.

История предоставила нам мало сведений о деятельности Джона в Танжере. Известно только, что он участвовал в морской блокаде Алжира и совершил путешествие в Испанию, где тогда в составе английского посольства находился его брат Джордж. Джон не мог долго выдержать в атмосфере пьющего и необразованного гарнизона. В скучном и пыльном Танжере, по замечанию одного из современников, «солдаты сами добывают себе пропитание, а джентльмену там не место». Приобретший свой первый военный опыт, Джон пришел к мнению, что Танжер – не то место на земле, где можно прославиться22. Путей для достижения известности много, и, если нет большой войны, – это Лондон, двор и прекрасные леди.

Фривольный Уайтхолл короля Карла поражал воображение. Вот какой эффект он произвел на такого трезвомыслящего джентльмена, как Сэмюэл Пипс: «Я следовал через Уайтхолл и видел, что в присутствии королевы леди прогуливались, разговаривали и поскрипывали своими перьями на шляпах, обменивались ими, пытаясь взгромоздить их на другие головы, и смеялись при этом. Но что более всего привлекло мой взор, так это красота и платья этих леди, которых я до того момента не видел за всю свою жизнь»23. Пипс выразился мягко. Жизнь двора была непрекращавшимся бесстыдным скандалом, тон которому задавал сам король, имевший огромное количество фавориток. Карл II стремился во всем копировать черты двора Людовика XIV, самого изысканного и блестящего в Европе, но в имитации свободы нравов он, пожалуй, перестарался. Впоследствии Кларендон так характеризовал его правление: «…повсюду царит безумный разврат, народ ропщет, грязная низкая любовь к деньгам рассматривается как высшая мудрость; моральное разложение, как зараза, ползет по городу, многие забыли, что такое дружба, совесть, общественный долг…»24.

Женитьба на Екатерине Браганца ни в коей мере не помешала распутным увлечениям Карла. Его поддерживали в этом большинство аристократов, стремившихся наверстать забытые за два десятилетия эмиграции удовольствия. Король подавал пример не только двору, но и всей стране. Любители амурных и иных авантюр, освободившись от гнета пуританской морали, вздохнули с облегчением. Парламент Английской республики в свое время карал супружескую измену смертью, а при Карле добродетельность и верность стали предметом насмешек. Становилось все более очевидным, что значительная часть англичан, независимо от социальных различий, предпочитала безнравственность и вседозволенность Реставрации моральным законам Кромвеля. А в понимании пуритан народ Англии не пожелал быть «божьим народом», и поэтому быстро скатился с оказавшихся для него непосильными нравственных высот. Бог уже наказал Лондон – чума и Великий пожар были не случайными событиями.

Во время Реставрации при дворе и в аристократических кругах стало популярным так называемое «остроумие», трансформировавшееся из философского течения «либертинаж», изначально воплощавшего мечту человека о свободе, как желанной и недостижимой силе, способной преодолеть чувство потерянности и разочарования в этом мире. Английские же «остроумцы», по мнению современников, это те, кто «стремится выделиться и отличиться, кому претит практическая деятельность, они всегда одержимы тщеславием, нетерпимы к порицанию и жадны до славы». Самым распространенным типом джентльмена-остроумца являлся светский кутила, ведущий беззаботную жизнь в забавах, пирушках, развлечениях. Он вел себя манерно и выражался вычурно, с обилием иностранных фраз, изысканных метафор и сравнений. В речь такого придворного одновременно могли грубо врываться циничные выражения, зависевшие от его поведения в тот или иной момент. Атмосфера двора короля Карла хорошо отражена в стихотворении Эдварда Уорда «Выбор остроумца», увидевшем свет только в 1704 году:

Я за тобой последую тропою славной,
Лукреций мой учитель и наставник,
Тропой, проложенной для многих поколений,
Аллеей радости, свободы, наслаждений,
Из них свобода обладает дивным свойством
Дверь открывать в сад райских удовольствий,
Как соль и перец оживляют пресный ужин,
Свобода пряностью для духа служит,
Беру от жизни все и наслаждаюсь этим,
А как иначе жить на белом свете?25

Так сама жизнь давала темы и идеи для творчества, среди которых были и весьма перспективные. Карл, чрезвычайно увлекшись театром и красавицей-актрисой Нелл Гвинн, ставшей одной из его любовниц, способствовал развитию театра нового типа, где женщины, а не мужчины, как раньше, играли женские роли, на сцене воздвигалась арка, а постановка усложнялась с целью реалистического воздействия на зрителя. Многое в пьесах стало более изысканным, сценическое искусство утрачивало свои народные корни. Пипс восхищался привнесенными усовершенствованиями: «Сцена теперь в тысячу раз лучше и более величественная, чем раньше. Теперь горят восковые свечи, и их много. Все прилично, никакой грубости; играют не два-три скрипача, а девять или десять, и са-мых лучших; на полу только тростник». Пипсу было приятно быть представленным Нелл Гвинн и поцеловать ее: «…до чего же она миленькая»26.

Среди придворных дам Уайтхолла особенно выделялась фаворитка короля Барбара Вилльерс. Первая модница Англии, очень красивая, с густой рыжей шевелюрой, она обладала вулканическим темпераментом. Будучи любовницей графа Честерфилда, Барабара Вилльерс вышла замуж за Роджера Палмера, которому, однако, не удалось оборвать ее связь с Честерфилдом, пока тот не бежал во Францию, убив на дуэли человека. Ничуть не огорченная Барбара скоро утешилась другим любовником. Ее первый ребенок записан Палмером, но признан самим королем. Апартаменты Барбары на Кинг Стрит в Вестминстере были связаны с апартаментами Карла. Скоро она стала леди Каслмейн, а ее муж Палмер получил пэрство в Ирландии. Позднее она получила титул герцогини Кливленд с соответствующим доходом.

Ее глаза с жадностью пожирали красивого офицера Черчилля: ему было двадцать по сравнению с ее двадцатью девятью. Долго не размышляя, молодой человек ответил на чувства Барбары взаимностью. Слухи при дворе всегда распространяются с быстротой молнии. Рассказывают, что Черчилль спас эту леди от позора, в последнюю минуту выпрыгнув из ее постели прямо в окно, когда внезапно прибыл король. По версии близкого друга и соратника короля герцога Бекингема, Карл все-таки обнаружил Джона в шкафу своей возлюбленной и заметил при этом: «Я прощаю Вас, поскольку Вы добываете себе хлеб»27. Впрочем, то был отнюдь не самый большой скандал при самом скандальном дворе Европы.

Довольно неприглядную картину происшедшего нарисовала сорок лет спустя английская писательница Мэри де ла Ривьер Манли, принимавшая участие вместе с Джонатаном Свифтом в памфлетной войне против Мальборо: «Герцогиня заплатила 6000 крон за место для него в спальне герцога Йоркского…». Что же касается более прозаического уровня, то, возможно, последний ребенок Барбары, родившийся в 1672 году, был ребенком Черчилля. Девочка получила образование у монахинь в Париже, а затем стала метрессой графа Аррана. Умерла она в 1737 году, будучи настоятельницей монастыря в Понтуазе. Как обычно, король признал и этого ребенка своим: «Вы можете передать моей леди, что я знаю, что ребенок не мой, но я признаю его в моих добрых традициях»28. Так Черчилль счастливо избежал всей ответственности внезапного отцовства.

В апреле 1674 года Черчилль приобрел у лорда Галифакса ежегодную ренту в 500 фунтов стерлингов, за которую единовременно заплатил 4500 фунтов стерлингов. Откуда у него взялась такая сумма денег? Скорее всего, от герцогини, желавшей видеть признательность в глазах любовника. Как младший офицер, Джон постоянно нуждался в деньгах и приобрел много долгов – перспективного молодого человека охотно инвестировали. Выплачиваемые Галифаксом 500 фунтов стерлингов в год в течение более 40 лет являлись приличным доходом в то время. Черчилля при удобном случае критиковали за эту сделку, однако, если посмотреть с другой стороны, она обнаружила за миловидной внешностью молодого повесы из Уайтхолла расчетливый ум29.

После падения Кларендона Карл II некоторое время руководствовался советами Арлингтона, а свободное время предпочитал проводить в компании герцога Бекингема – сына известного министра Карла I и фаворита Якова I Стюартов, а также любовника французской королевы Анны Австрийской, Джорджа Вилльерса, первого герцога Бекингема, убитого пуританином Джоном Фелтоном в 1628 году. Второй Бекингем был веселым и остроумным придворным, ничем не уступавшим в распутстве самому королю. В 1668 году в ответ на критику парламента Карл расширил состав правительства. На политическую сцену вышли пять главных его советников: Томас Клиффорд, Генри Беннет, граф Арлингтон, Джордж Вилльерс, герцог Бекингем, Энтони Эшли Купер, граф Шефтсбери и Джон Мейтленд, герцог Лодердейл. Из начальных букв их имен остряки быстро составили слово КАБАЛ (CABAL), что по-английски означает «политическая клика»30. Это министерство оправдало свое название, хотя в полном смысле слова министерством не являлось. Король не совещался с ними как с единым органом, да и сами они придерживались разного мнения по разным вопросам.

Некоторое время КАБАЛ все же пользовалось авторитетом. Когда Людовик XIV в 1667 году оккупировал значительную часть Испанских Нидерландов, по инициативе Великого Пенсионария Республики Соединенных Провинций Яна де Витта Англия, Голландия и Швеция в январе 1668 года подписали Тройственный альянс против Франции. Англичане с восторгом приветствовали образование этого протестантского союза, который заставил Людовика немного умерить свой пыл. По Аахенскому договору 2 мая 1668 года он возвратил Франш-Конте испанскому королю, но сохранил за собой другие территории в Испанских Нидерландах, в том числе и процветающий Лилль, который был превращен в мощную крепость.

Но скоро все изменилось. Дипломатия Франции, которая не оставила своих намерений отвоевать Испанские Нидерланды, на которые имела права жена Людовика XIV из-за невыплаты Мадридом ее приданого, заключалась в ликвидации Тройственного союза. Наилучшим для этого способом было заключение прочного англо-французского союза, а Швецию легко было привлечь на свою сторону путем субсидий и «подарков» ее министрам. Популярность в Лондоне союза с голландцами и шведами ничуть не преуменьшила торговых разногласий между Англией и Республикой Соединенных Провинций. Людовик прекрасно знал о стремлении Карла II к абсолютной власти, к предоставлению свободы богослужения английским католикам и войне с Голландией. Для Карла идеалом государственного устройства была Франция, и поэтому, по мнению ряда историков, он «пытался внедрить католический абсолютизм а 1а Francais на английской почве»31. Для этого он нуждался в финансовой и политической поддержке французского короля.

В августе 1668 года в Англию отправился Шарль Кольбер, маркиз де Круасси, младший брат министра экономики и финансов Франции Жана-Батиста Кольбера. Ему были даны инструкции убедить Карла II, что франко-голландский союз 1662 года был временным и что французский король готов объединиться с ним против голландцев. Карл слушал Кольбера с большим вниманием, обедал с ним и играл в мяч, а в марте 1669 года послал графа Арундела, по вероисповеданию католика, с секретной миссией в Париж заложить основы для союза с Людовиком XIV. Арундел нашел поддержку в лице маршала Тюренна, и особенно старшей сестры Карла, Генриэтты Орлеанской (секретная кличка «Мадам»), и ее мужа, брата Людовика XIV, Филиппа Орлеанского («Месье»). В мае 1670 года Генриэтта Орлеанская, действуя как агент Людовика XIV и получив от него на расходы 200 тысяч экю, выехала из Дюнкерка в направлении Дувра.

Постыдный англо-французский договор в Дувре, положивший конец Тройственному альянсу, был заключен 1 июня того же года. Он предусматривал единовременную выплату Людовиком XIV Карлу II более 2 миллионов ливров и ежегодные субсидии на время войны с Голландией в размере 3 миллионов ливров. Англия обязалась объявить войну Соединенным Провинциям и выставить 6000 солдат и 50 кораблей. Объединенным англо-французским флотом должен был командовать герцог Йоркский. В секретной статье Карл выразил свое намерение перейти в католичество: «Король Англии, обратившись в истинную католическую веру, объявит об этом, как только позволят условия его королевства». Людовик XIV обещал ему оказать в этом деле содействие32. Впрочем, никаких попыток обратить англичан в католицизм Карл так и не предпринял: оговорка позволяла ему тянуть время, поскольку условия могли не наступить никогда. Большая часть французских денег была израсходована на нужды флота и двора.

Так или иначе, но весной 1672 года Англия как союзник Людовика XIV вступила в третью по счету войну с Голландией. Еще одним следствием англо-французского союза стало то, что в Дувре благосклонный взор Карла II случайно остановился на темноглазой бретонской даме. Луизу де Керуаль (так звали красавицу) английский монарх скоро сделал герцогиней Портсмут и своей новой возлюбленной. Между двумя герцогинями-метрессами разгорелось острое соперничество. Одним молодым поэтом, предположительно это был Джон Драйден, была распространена в Лондоне следующая эпиграмма:

Даже король был введен в заблуждение
Двойной фальшью, глупостью и невоспитанностью!

Герцогиня Портсмут, полагая, что их автором являлся Драйден, наняла людей, изрядно поколотивших поэта33.

Когда французские войска прославленного полководца принца Антуана де Конде вступили в Голландию, двадцатидвухлетний племянник Карла Вильгельм Оранский был выбран ее статхаудером и стал главным противником Франции. Он приказал разрушить плотины и тем самым обрек противника на длительное бездействие. Параллельно велась морская война, в которой приняли участие англичане. Среди них был и Джон Черчилль. Покинув веселый Лондон, Джон Черчилль погрузился вместе с компанией гвардейцев на флагман герцога Йоркского под названием «Принц». Он участвовал в отчаянной битве у Соул Бей 7 июня 1672 года, где голландский адмирал де Рейтер взял на абордаж англо-французский флот, стоявший в бухте на якоре. Атакованный пушечными кораблями, «Принц» через 11 часов был столь разрушен, что герцог был вынужден перенести свой флаг на другой корабль, а когда того постигла та же участь – на третий. Храбрый Джон с товарищами остался на борту «Принца». Крещение огнем было кровавым: каждый третий из команды корабля был убит или ранен. Когда наступившая ночь положила конец битве, английский флот оказался неспособным возобновить движение и Черчилль был вынужден со своей командой высадиться на берег. После этого он вернулся в Лондон.

Из гвардейского знаменосца Джон был произведен в капитаны Морского Адмиральского полка, который понес тяжелые потери среди офицеров. Военные заслуги способствовали возведению его в новый чин лишь отчасти. Герцогиня Кливленд, переживавшая за своего мальчика-солдата, внесла 1000 фунтов стерлингов, необходимых ему для получения капитанского звания. Ее Милость могла себе это позволить. Вообще-то не каждый отличившийся военный достигал повышения по службе. Так, лейтенант гвардии, в которой служил Черчилль, Эдвард Пикс жаловался секретарю лорда Арлингтона: «…без доброты Его Светлости я буду вечно оставаться лейтенантом». Он был вынужден заплатить тому секретарю 400 гиней, чтобы получить повышение, и был уверен, что «это мог сделать только… лорд Арлингтон»34.

В конце года Черчилль уже был во Франции, одевшись в желтую униформу своего нового полка. Вместе с другими английскими волонтерами он присоединился к полкам старшего незаконнорожденного сына короля герцога Монмута, осаждавшим голландскую крепость Маастрихт. Номинально руководил военными операциями французов и англичан сам Людовик XIV. Джон принял участие в ночной атаке на первую линию ограждений перед воротами города. Три раза атака проваливалась, и тогда Монмут обратился за помощью к капитану французских мушкетеров д’Артаньяну, который, по его мнению, был «джентльменом величайшей репутации во французской армии». Мушкетеры открыли огонь по противнику, а Черчилль с мечом в руке во главе двенадцати гвардейцев водрузил французский штандарт на стене крепости. Маастрихт капитулировал. В числе сотни других военных Черчилль получил благодарность от Людовика. Когда же он вернулся в Уайтхолл, то был представлен Монмутом королю как «бравый солдат», который спас его жизнь. Осень тоже прошла в военных баталиях, на сей раз в Эльзасе, где Джон попался на глаза самому великому Анри де Тюренну, одному из известнейших полководцев эпохи. Когда один из опорных пунктов был утерян, французский маршал пожелал заключить пари: «красивый англичанин» возьмет его обратно с половиной от количества тех солдат, что сдали его. Пари Тюренн выиграл35.

К концу 1672 года капитан Черчилль делил прекрасную метрессу с самим королем, имел приличный доход и, как военный, показал себя с лучшей стороны по обеим сторонам Ла-Манша. Перспективы его карьеры были блестящими, особенно если война будет продолжена, а он избежит случайной гибели. Война в то время многим предоставляла наибольшие шансы для возвышения. Война против кого? В союзе с кем? И с какой целью? Эти вопросы пока не волновали амбициозного капитана, для которого чин полковника был уже не за горами. Он обожал сам процесс войны. И в политическом отношении Джон чувствовал себя комфортно: он, как и отец, принадлежал к партии Двора и исповедовал англиканскую веру.

Глядя на портрет герцога Мальборо, написанный сэром Годфри Неллером в 1700 году, можно себе представить, каким он был четверть века назад. С полотна взирает на окружающих уверенный в себе, среднего роста, статный, элегантно одетый красивый мужчина, излучающий силу и превосходство. Его лицо, исключительно выразительное и мужественное, не отличалось правильными чертами. Кажется, весь мир создан для него. Так оно, по сути, и было: с ранней молодости он умел обратить на себя внимание окружающих, а также любовь и покровительство представительниц прекрасного пола. Впоследствии в пылу политической борьбы противники Мальборо заявляли, что он начинал карьеру в качестве «жиголо» состоятельной особы, которая была старше его по возрасту36.

Да и сегодня имя Мальборо известно самой широкой публике не столько из-за известной песенки о Мальбруке, сколько названию одноименного сорта американских сигарет, ставшего мировым брэндом. Мальборо вдохновил табачных королей именно как соблазнитель, как своего рода английский Казанова, ведь изначально Marlboro (написание искаженное) создавался как женский брэнд. И только в 1955 году на красно-белой пачке вместо изображения дамского угодника появилось изображение ковбоя. Тем не менее, молниеносное возвышение Джона Черчилля произошло не только благодаря внешности, но и военно-дипломатическим талантам молодого карьериста.

Примечания

1. Thomson G.M. The First Churchill. The life of John, 1st Duke of Marlborough. L.: Martin Secker & Warburg Ltd , 1979. P. 14.

2. Carlton Ch., Charles I. The Personal Monarch. L. : Routledge, 1995. P. 258 ; Cust R. Why Did Charles I Fight at Naseby? // History Today. 2005. 1st Oct.

3. Thomson G.M. The First Churchill. P. 14–15.

4. The Diary of John Evelyn / Ed. by A. S. Beer. Oxford : Oxford University press, 1955. Vol. 3. P. 246 ; Черчилль У. Британия в Новое время. XVI–XVII века. Смоленск : Русич, 2005. С. 325–326.
5. English Historical Documents / Ed. by A. B. Browning. L. : Kindle Edition, 1953. Vol. 5. P. 59–61.
6. Цит. по: Thomson G.M. The First Churchill. P. 16.

7. Burnet G. The History of His Own Times. L., 1903. P. 22.
8. Rowse A.L. The Early Churchills. N.Y. : Macmillan, 1956. P. 37.
9. Цит. по: Jones J. Charles II. Royal Politician. L. : HarperCollins Publishers Ltd, 1987. P. 33.
10. Цит. по: Jones J. Charles II. Royal Politician. P. 33.

11. Трухановский В.Г. Уинстон Черчилль. М. : Мысль, 1968. С. 6–7.

12. Цит. по: Thomson G.M. The First Churchill. P. 17.
13. Ibid.

14. Ekberg C.J. The Failure of Louis XIV Dutch War. Chapel Hill : University of North Carolina press, 1979. P. 119 ; Lossky A. Louis XIV and the French Monarchy. Princeton : Rutgers University press, 1994. Р. 61–66.
15. Черчилль У. Британия в Новое время. С. 335–338.

16. English Historical Documents. Vol. 5. P. 857–859.
17. Clarendon E. The History of The Rebellion and Civil Wars in England, Also His Life, Written by Himself. Oxford, 1843. Vol. 2. P. 58.
18. The illustrated Pepys: extracts from the Diary / Ed. by R. Latham. L. : University of California Press, 1978. P. 78.
19. Черчилль У. Британия в Новое время. С. 347 ; Holmes D. The Making of a Great Power. Late Stuart and Early Georgian Britain. 1660–1722. L., 1993. P. 44.

20. Jones J. Charles II. Royal Politician. P. 35–36.
21. Articles of Marriage between his Majesty and the Lady Infanta of Portugal, 1661 // Collection of Treaties between Great Britain and other powers / Ed. by G. Chalmers. Vol. 2. L., 1790. P. 286–287.
22. Thomson G.M. The First Churchill. P. 19.

23. The illustrated Pepys. P. 80.
24. Там же.

25. Эрлихсон И.М. В поисках идеала. Из истории английской утопической мысли
второй половины XVII – начала XVIII в. М. : Научная книга, 2008. С. 114–115.
26. The illustrated Pepys. P. 83–84.

27. Thomson G.M. The First Churchill. P. 20.
28. Thomson G.M. The First Churchill. P. 20. ; Mary de la Riviere Manley. The New Atlantis. L., 1710. P. 18.
29. Thomson G.M. The First Churchill. P. 20. ; Mary de la Riviere Manley. The New Atlantis. P. 21.

30. Черчилль У. Британия в Новое время. С. 349.
31. Holmes G. The Making of a Great Power Late Stuart and Early Georgian Britain, 1660–1722. L . : Longman, 1993. P. 49.

32. Борисов Ю.В. Дипломатия Людовика XIV. М. : Международные отношения,
1991. С. 147 ; Lossky A. Louis XIV and the French Monarchy. Р. 76–77.
33. Сhurchill W.S. Marlborough, his life and times. L. : George G. Harrap & Co, 1947. Vol. 1. P. 688.

34. Ibid. P. 689.

35. General Weygard. Turenne: Marshall of France. L. : George G. Harrap & Co. Ltd, 1930. P. 191–193.
36. Memoirs of the Duke of Marlborough with his original correspondence: collected from the family records at Blenheim, and other authentic sources / Ed. by W. Coxe. In three volumes. L., 1848. P. 7–8; Сhurchill W.S. Marlborough, his life and times. Vol. 1. P. 775.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Борисов, Ю.В. Дипломатия Людовика XIV [Текст] : моногр. – М. : Международные отношения, 1991. – 370 с.
2. Трухановский, В.Г. Уинстон Черчилль [Текст] : моногр. – М. : Мысль, 1968. – 478 с.
3. Черчилль, У. Британия в Новое время. XVI–XVII века [Текст] : моногр. / пер. с англ. О.Ю. Ивановой. – Смоленск : Русич, 2005. – 411 с.
4. Эрлихсон, И.М. В поисках идеала. Из истории английской утопической мысли
второй половины XVII – начала XVIII в. [Текст] : моногр. – М. : Научная книга, 2008. – 308 с.
5. A Collection of Treaties between Great Britain and other powers [Text] : in 2 vols. / Ed. by G. Chalmers. – L., 1790. – Vol. 2. – 548 p.
6. Carlton, Ch. The Personal Monarch [Text] : monogr. / Ch. Carlton, I. Charles. – L. : Routledge, 1995. – 456 p.
7. Clarendon, E. The History of The Rebellion and Civil Wars in England, Also His Life, Written by Himself [Text] : in 6 vols. – Oxford, 1843. – Vol. 2. – 488 p.
8. Сhurchill, W.S. Marlborough, his life and times [Text] : in 3 vols. – L. : George G. Harrap & Co, 1947. – Vol. 1. – 987 p.
9. Cust, R. Why Did Charles I Fight at Naseby? [Text] // History Today. – 2005. – 1st Oct.
10. Ekberg, C.J. The Failure of Louis XIV Dutch War [Text] : monogr. – Chapel Hill : University of North Carolina press, 1979. – 259 p.
11. General Weygard. Turenne: Marshall of France [Text] : monogr. – L. : George G. Harrap & Co. Ltd, 1930. – 281 p.
12. Jones, J. Charles II. Royal Politician [Text] : monogr. – L. : HarperCollins Publishers Ltd, 1987. – 272 p.
13. Holmes, G. The Making of a Great Power Late Stuart and Early Georgian Britain, 1660–1722 [Text] : monogr. – L. : Longman, 1993. – 524 p.
14. Lossky, A. Louis XIV and the French Monarchy [Text] : monogr. – Princeton : Rutgers University press, 1994. – 352 p.
15. Memoirs of the Duke of Marlborough with his original correspondence: collected from the family records at Blenheim, and other authentic sources [Text] : in 3 vols. / Ed. by W. Coxe. – L., 1848. – Vol. 1. – 380 p.
16. Rowse, A.L. The Early Churchills [Text] : monogr. – N.Y. : Macmillan, 1956. – 420 p.
17. The Diary of John Evelyn [Text] : in 6 vols. / Ed. by A.S. Beer. – Oxford : Oxford University press, 1955. – 3356 p.
18. The illustrated Pepys: extracts from the Diary [Text] / Ed. by R. Latham. – L. : University of California Press, 1978. – 240 p.
19. Thomson, G.M. The First Churchill. The life of John, 1st Duke of Marlborough [Text] : monogr. – L. : Martin Secker & Warburg Ltd, 1979/ – 352 p.

Изменено пользователем Saygo

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Л.И. Ивонина. ДЖОН ЧЕРЧИЛЛЬ И ВОССТАНИЕ ГЕРЦОГА МОНМУТА

Как? Льва посмеют разыскать в пещере
И напугать? И в дрожь вогнать его?
О, пусть не будет так! Отважно риньтесь
на злой мятеж,
схватитесь в поле с ним,
К порогу своему не подпускайте.
Уильям Шекспир

2 февраля 1685 г. английский король Карл II Стюарт(правил с 1660 г.), еще недавно пребывавший в добром здравии, внезапно скончался от апоплексического удара, успев, правда, на смертном одре принять католицизм. Итог его правления подвел в ХХ столетии премьер-министр Великобритании и автор книги о своем знаменитом предке, герцоге Мальборо, Уинстон Черчилль – «король был скорее циничен, чем жесток, и скорее безразличен, чем толерантен»1. Новым королем Англии под именем Якова II был провозглашен его брат-католик, герцог Йоркский.

70-е – первая половина 80-х гг. XVII в. заложили фундамент карьеры капитана гвардии герцога Йоркского Джона Черчилля, будущего герцога Мальборо, который удачно и по любви женился на Саре Дженнингс, проявив твердость в своем выборе. Не теряя достоинства, в политической атмосфере эпохи Карла II он обладал удивительной гибкостью, был сдержан, храбр и всегда создавал впечатление, что на него можно положиться. В трудные для его патрона, Якова Йоркского, годы после «католического заговора» 1679 г. Джон показал себя преданным слугой и человеком чести, отправившись с герцогом в Брюссель и Шотландию2. Бурные события начала правления нового короля не поставили достоинства Черчилля под сомнение.

Утром 13 июня 1685 г. два всадника скакали по направлению к Уайтхоллу, преодолев за короткое время 200 миль. Они должны были как можно скорее доставить важное письмо от мэра Лима Реджиса члену парламента и слуге короля сэру Уинстону Черчиллю, где говорилось о появлении двумя днями ранее у берегов Англии трех иностранных кораблей без флагов. Одним из них являлся фрегат «Гельдеренберг» без опознавательных знаков и с тридцатью пушками на борту. Главным его пассажиром был Джеймс, герцог Монмут, которого сопровождали офицеры и полуторатысячная армия. Когда герцог с солдатами высадился на берег, его пыталась встретить местная милиция, но вскоре она разбежалась, не имея пороха и ружей. Монмут поднял зеленый штандарт, на котором золотыми буквами было написано:«Нет страха, кроме Бога»3.

Так начиналось восстание внебрачного сына Карла II, поддержанное вигами, с целью посадить его на трон и обеспечить протестантское престолонаследие. Сэр Уинстон и Джон были первыми, узнавшими об этом и не замедлившими сообщить подробности королю. Якова эта новость не очень удивила. Он предчувствовал смуту уже в последние дни жизни Карла II и вскоре после его смерти, понимая, какую роль могут сыграть его старший племянник, а также колонии эмигрантов на континенте. В феврале 1685 г. герцог Йоркский приказал мэрам портовых городов (Бристоля, Чичестера, Эксетера, Дортмута) проверять корабли и опрашивать всех пассажиров, прибывших из-за моря.

Вскоре выяснилось, что это было излишне, так как эмигрантская оппозиция в Голландии не проявляла активности на протяжении февраля, марта и апреля. Ей понадобилось почти четыре месяца, чтобы снарядить экспедицию Монмута4.

Самым удобным моментом для восстания явно был февраль или март. В стране росло возбуждение, распространялись слухи об убийстве короля Карла папистами. Появились люди, вооруженные мушкетами и дубинами, в кофейнях и на улицах все чаще стали говорить о правах на трон герцога Монмута, исповедовавшего истинную протестантскую религию. Однако ближе к весне новый король почувствовал себя увереннее – прошли выборы в парламент, торийский состав которого не вызывал у него подозрений5.

На торговой площади Лима Реджиса один из компаньонов Монмута зачитал прокламацию о том, что герцог пришел защитить протестантскую религию и законы Англии, права парламента и привилегии ее жителей от узурпации и тирании герцога Йоркского. Яков Стюарт, как гласил текст, повинен в великом пожаре в Лондоне, в заключении графа Эссекса в Тауэр и, возможно, несет ответственность за смерть своего брата Карла. Лимские горожане слушали эту речь с энтузиазмом.

Еще бы, протестантский герцог, красивый, галантный, Стюарт с головы до ног – их истинный король! О его незаконном происхождении не упоминалось в прокламации, составленной Робертом Фергюсоном из Абердина. Фергюсон, протестантский священник с даром политического агитатора, являлся примечательной личностью. Этот убежденный противник Стюартов, с темными длинными волосами, огромным римским носом, одетый в ветхое платье, наводил больший страх на своих товарищей, чем на врагов. Его слова били в цель, заставляли одновременно трепетать и действовать. Уже через неделю после высадки армия Монмута насчитывала 7 тыс. пеших и 300 конных воинов6.

Ситуация осложнялась из-за того, что за месяц до описываемых событий глава влиятельнейшего шотландского клана, граф Арчибальд Аргайл, поддерживаемый частью вигов и остатками офицерского корпуса армии Кромвеля, поднял мятеж против нового короля. Возникли подозрения, что планировалось также восстание в Лондоне и Чешире. Оно охватило бы регион, где сильны были позиции религиозных диссентеров, и существовала самая большая безработица. Это были угольные копи Мендипа, а также города Эксминстер, Таунтон и Фром7.

Положение не было столь безнадежным, как думал Уинстон. Для изгнанных англичан и шотландцев, проживавших в Голландии, смерть короля Карла стала сюрпризом. У них не было единого плана действий, это были люди из разных социальных слоев, преследующие различные цели. Оппозиция была очень неоднородной. Прокатолической политикой Якова Стюарта и его стремлением к абсолютной власти были недовольны шотландские республиканцы, шотландцы из окружения графа Аргайла и вигские сторонники самого Монмута. Аргайл, представитель горного Хайленда (горной Шотландии) и наиболее знатный из шотландцев, смотрел сверху вниз на лэрдов Лоуленда (равнинной Шотландии) – Хьюма Поверта и Флетчера Салтона. Шотландцы в целом с подозрением относились к лозунгам борьбы за веру английских политических диссидентов, подобных Генри Уилдмену, который предлагал поднять восстание в Лондоне. Аргайл осознавал, что Монмут, чьи претензии на трон он отказался признать, не будет сопровождать его в Шотландию. Тем не менее, в Утрехте и Роттердаме между всеми сторонами, недовольными Яковом, состоялись переговоры, где дискутировался вопрос о восстаниях одновременно в Англии, Ирландии и Шотландии8.

Аргайл высадился в Англии раньше Монмута, но его действия были неорганизованными, а лозунги – неопределенными. Одна неудача следовала за другой. Уилдмен потерпел неудачу в попытке поднять восстание в Лондоне, в Чешире ему тоже ничего не удалось совершить. Монмут ничего не знал об этом, но его высадка в Лиме с самого начала, по сути, была авантюрой, хотя и более целенаправленной.

Когда два Черчилля рассказывали об этом королю, они не ожидали, к каким последствиям все это приведет. У бесстрашного, но твердолобого и упрямого, как все Стюарты, Якова II появилась обоснованная возможность проверить на деле и усилить свою армию. Вечером генерал-майор Джон Черчилль с пешими и конными солдатами покинул Лондон. Недавно высадившийся в Англии гарнизон из Танжера шел на соединение с ним9.

В тот момент было очень важно, как поведет себя статхаудер Соединенных провинций Вильгельм III Оранский. Монмут не был поддержан за границей, в том числе Вильгельмом, который проявлял к нему внимание во время пребывания герцога в Голландии. Более того, некоторые историки считают, что Вильгельм сразу задумал в случае успеха восстаний Аргайла или Монмута высадиться в Англии и подавить их выступления. Зачем? В случае окончательной победы Монмута он и его жена Мария не имели бы шансов на английский престол. Если Монмут потерпит поражение, то исчезнет лишь одно из препятствий между Вильгельмом и английским троном. Если же Монмут начнет побеждать, то король Яков вынужден будет обратиться к зятю за помощью, в результате чего престиж и влияние статхаудера в Британии неизмеримо возрастет. Действительно, когда Яков попросил Вильгельма прислать три шотландских полка, находившихся на службе в Соединенных провинциях, последний был счастлив сделать ему это одолжение10.

Молодой претендент на трон имел немалую армию, однако недостаток в обученных офицерах. Джентри юго-запада не спешили присоединиться к нему, собираясь стать на ту сторону, за которой будет перевес. Например, Эндрю Флетчер был опытным солдатом, но горячим и не терпящим возражений спорщиком. Так, во время простого спора по поводу лошади он смертельно ранил одного из наиболее ценных своих помощников из Западной Англии. После этого Флетчер не принимал участия в восстании и отправился на Дунай воевать против турок. Другой проблемой было вооружение, которую Монмут частично решил за счет собственных средств, а частично – продав драгоценности своей любовницы Генриэтты Уинтворт, мечтавшей стать королевой.

Наконец, препятствием стал характер самого герцога. Он являлся профессиональным военным, участвовавшим в боевых действиях во Фландрии, был галантен, унаследовав шарм деда и отца. Однако «генерал-капитан протестантских сил королевства» не обладал качествами, которые сделали бы его настоящим полководцем и лидером партизан. Это была одна из основных причин, по которой граф Аргайл не захотел иметь его в качестве партнера в шотландской кампании. У Монмута отсутствовал инстинкт, который мог бы подсказать ему, что в той авантюре, куда он ввязался, все зависело от быстроты и неожиданности. Промедление было опасным, а отступление фатальным. К тому же, последние два года герцог привык жить спокойно, как можно незаметнее. Монмут после провала вигского заговора 1683 г., в котором был замешан, с трудом вымолил прощение у отца и уехал в Голландию. Примечательно, что когда Вильгельм Оранский предложил ему отправиться в составе армии императора Священной Римской империи Леопольда I в поход против Османской империи, Монмут предпочел будуар Генриэтты Уинтворт полю брани11.

Тем временем милиция Сомерсета улетучилась при его приближении, и герцог вступил в Таунтон, приветствуемый как герой и освободитель. Цветы устилали улицы, его знак – лук с зеленой ленточкой – был виден повсюду. Двадцать семь девочек в возрасте от восьми до десяти лет неделями вышивали знамена для его армии. На одном из них по золотому фону были вышиты корона и инициалы «король Карл». 20 июня на рыночной площади Таунтона (Маркет Кросс) Монмут был провозглашен королем Англии. За голову герцога Йоркского назначалась значительная сумма денег, налоги народ должен был платить новому королю, а парламент, под бой барабанов объявивший Монмута изменником, подлежал роспуску как мятежная ассамблея12.

Современники, правда, заметили, что на коронации Монмут выглядел весьма озабоченным. Он имел на это причины. Король бросил все силы в район восстания. В тот же день у Эксминстера между небольшим отрядом восставших и солдатами генерала Джона Черчилля произошло столкновение, закончившееся ничем. Однако Джон написал в донесении Якову о победе, ибо военный совет Монмута решил покинуть Таунтон. Если бы самопровозглашенный король достиг Бристоля вовремя, то его дело еще можно было спасти. Там у него были друзья, и он мог бы связаться со своими сторонниками на севере. После шести дней марша он был уже в нескольких милях от Бристоля с 9 000 солдат, организованных в пять полков пехоты: красный (полк самого Монмута), белый, голубой, желтый и зеленый. Девять тысяч человек! А он высадился в Англии только с полутора тысячами! В тот момент его восстание выглядело очень опасным для власти. «Восставшие скоро станут господами этой страны, – писал лорд Фитцхардинг своему другу, – где они остановятся, знает только Бог»13. Но эти страхи скоро рассеялись.

На подступах к Бристолю Монмут понял, что проиграл. Днем раньше генерал-лейтенант короля Якова, лорд Февершэм, вступил в Бристоль с конной гвардией. Монмут до определенного момента планировал обойти Бристоль и идти на Глостер – город, известный своим героическим сопротивлением Кавалерской армии в годы гражданской войны. Его кавалерия даже построила мост через реку Эйвон у Кейншэма и перешла на северный берег. Но Глостер находился в четырех днях интенсивного марша, а королевская армия в Бристоле успела за это время пополниться еще 4 000 человек и могла атаковать восставших с тыла. К тому же, в Бристоле внезапно начался пожар. Возможно, его устроили городские власти, чтобы предотвратить назревавший заговор против короля. Поэтому Монмут, заявив, что «Бог воспротивится, если я своих друзей и город ввергну в расправу огнем и мечом»14, дал приказ отступать к Бату.

В этот район спешили также отряды Черчилля в сопровождении его брата Чарльза, который прибыл из Портсмута с артиллерией. Джон соединился с Февершэмом в районе Бата, они стали преследовать отступавших. Черчилль был недоволен сложившейся ситуацией, особенно тем, что лорд Февершэм, французский протестант средних лет, а не он, молодой и подающий надежды командир и преданный слуга короля, назначен главнокомандующим армией, однако примирился с назначением на пост генерал-майора, тем более что в борьбе с Монмутом еще никак себя не проявил.

В нескольких милях от Бата Февершэм атаковал Монмута и… потерпел неудачу. Всех удивило, как авантюрист с необученной армией смог успешно сражаться и победить. Февершэм потерял 80 человек. И все же, несмотря на этот успех, наиболее здравомыслящие солдаты Монмута решили, что их дело безнадежно. Безусловно, здесь сыграл роль памфлет, распространенный среди них агентами Февершэма и обещавший им прощение, если они сложат оружие. Две тысячи человек покинули лагерь Монмута15.

Вскоре пришли неутешительные вести из Шотландии: восстание графа Аргайла потерпело неудачу, сам он был схвачен по пути в Глазго и казнен в Эдинбурге. Монмут, быстро загоравшийся и столь же быстро сникавший, казался растерянным, но не все его сторонники потеряли волю к борьбе. Среди них были люди, которые знали Кромвеля и сражались в рядах «железнобоких», понимавшие, за что ведут борьбу и верившие, что они правы. Однако Монмут не мог дать им столько оружия и воодушевлять их так, как Кромвель, поскольку не был таким, как он. Со своей стороны, бедные ткачи и пахари, возможно, взывали к Богу, чтобы тот был благосклонным к ним, если они потерпят поражение. Для них уже было поздно молить короля о прощении.

В это время Черчилль быстро шел маршем через Дорсет, чтобы предотвратить любое пополнение армии Монмута со стороны Ла-Манша. Вечером 19 июня он докладывал королю: «Если мы не предпримем немедленных действий, эта территория полностью перейдет в руки восставших… Никогда в моей жизни я не видел столь напуганных людей»16. Под утро ситуация прояснилась. У Седжмура Черчилль объединил свои силы с Февершэмом. Для него эта война была не просто полицейской операцией, она была неравной борьбой прекрасно экипированной и обученной трехтысячной королевской армии, подкрепленной артиллерией, с полуобученной милицией, в чьей лояльности герцогу и способности к последовательным действиям Черчилль сомневался. Ведь очень много местных милицейских ополченцев примкнуло к Монмуту. Точно так же они могли в трудную минуту покинуть его. По большому счету, в победе Джон не сомневался.

Со своей стороны, Монмут, находясь у Бриджуотера, не имел четкого представления, где находятся королевские войска, пока Ричард Годфри, батрак на одной из ферм, не принес свежие новости. Его господин Уильям Спарк, выходя утром из церкви, увидел армию на марше, примерно прикинул ее численность и тут же послал Годфри в Бриджуотер. Батрак сообщил, что противник располагает 500 всадниками и пятью полками пехоты, а дорога на Бриджуотер контролируется артиллерией. До этого Монмут намеревался двинуться от городской церкви в направлении Глостера, где было меньше королевских войск. Черчилль ожидал от него таких действий. Его не обманули мобилизация Монмутом батраков и попытки укрепить Бриджуотер, так как он знал темперамент сына покойного короля и то, что последний лучше командует конницей. Однако после сообщения Годфри Монмут изменил планы. Теперь он был осведомлен, где находится противник, и решил атаковать королевский лагерь ночью, а Годфри должен был указать дорогу. План был одобрен офицерами.

В воскресенье 5 июля в 11 часов вечера, прослушав проповедь капеллана, армия Монмута последовала за Годфри в сторону Седжмура. Вокруг была абсолютная тьма, луна покрылась облаками. Поэтому Годфри, плутая, не сразу нашел путь, а командующий кавалерией Монмута лорд Грей с трудом обнаружил левый фланг королевской армии. Ошибка проводника стоила восставшим драгоценного времени, а услышанный противником нечаянный выстрел лишил их атаку внезапности.

Тем же вечером Февершэм послал несколько всадников проверить дорогу, ведущую из Бриджуотера на север. Патруль вернулся с новостями, что все тихо. В час ночи 6 июля Февершэм лег спать, но один из его офицеров, капитан шотландской королевской гвардии Макинтош, был уверен, что Монмут может атаковать их в любой момент, поэтому на всякий случай выставил своих людей перед лагерем. Его полк был на правом фланге и принял первый удар конницы Монмута.

Еще до того, как Февершэм проснулся и вышел из палатки, Черчилль взял ситуацию под контроль, хотя в полной темноте не все получалось. Солдаты часто натыкались друг на друга, передвигая пушки с левого фланга на правый. Кавалерия Грея попыталась обойти их и ударить в тыл, но Черчилль приказал шотландцам открыть огонь по всадникам, которые в панике ретировались, врезавшись в ряды собственной пехоты. Монмут смог организовать солдат только тогда, когда они достигли глубокой канавы. Пути для отхода были отрезаны, а неожиданное нападение явно не удалось. Тем не менее, Монмут успел подтянуть пушки и подбодрить пехоту.

Февершэм приказал остановить бой до рассвета. Солдаты смогли отдохнуть и подготовиться, а артиллерия занять необходимые позиции. Рано утром бой был возобновлен и продолжался еще два часа. Восставшим не удалось дать достойный ответ пушкам законного короля. Монмут, спешившись, дрался в первых рядах своей героической армии, пока не стало ясно, что и этот бой, и его дело проиграны. Он нашел коня и поскакал через равнину. К вечеру бой разгорелся с новой силой, несмотря на то, что восставшие оказались без предводителя, но это была попытка обреченных. Февершэм послал кавалерию в Сомерсет и Дорсет преследовать остатки армии восставших17. Все было кончено.

В этой битве королевская армия потеряла две сотни убитыми, восставшие – в десять раз больше (согласно официальному отчету, королевская сторона имела 50 убитых и 200 раненых)18. Вершить суд над сторонниками Монмута назначили главного судью Джеффриса, которого король вскоре сделал лорд-канцлером Англии. Приговор был жестоким: 150 человек казнили, а 800 стали рабами на плантациях. Общественное мнение испуганного Лондона было в целом на стороне судьи. Даже известный своей гуманностью секретарь Адмиралтейства и президент Королевского научного общества Сэмюэл Пипс отклонил петицию одного и морских капитанов с просьбой переправить тысячу участников восстания в Индию19. Но многие современники осуждали безжалостного судью: «Или Джеффрис был маньяком, или уж настолько негуманным человеком… Ни от одного судьи не погибало сразу столько человек»20. Черчилль мыслил шире, понимая, что главной причиной кровавых процессов является вовсе не Джеффрис. К нему обратилась молодая девушка по имени Дороти Хьюлинг с просьбой облегчить судьбу двух своих братьев, приговоренных к смерти. Он пообещал ей устроить встречу с королем, но предупредил, указывая на гранитную каминную полку: «Мисс Хьюлинг, не обольщайтесь – этот камень так же способен на сострадание, как и сердце короля»21.

Так бесславно провалилась попытка протестантского герцога отобрать у своего дяди трон и изменить английскую политику. А ведь он был так близок к успеху! Один из проповедников, наблюдавших за ходом битвы, заметил, что повстанцы «находились рядом с победой, как лучники, которые целились, но промахнулись». Другой свидетель полагал, что только густой туман спас армию короля.

Это был молодой диссентер из Лондона, сражавшийся в войсках Монмута и чудом избежавший гибели. Если бы он разделил участь большинства восставших, мы бы не могли наслаждаться, листая страницы «Робинзона Крузо». Звали его Даниэль Дефо22.

9 июля герцог Монмут был схвачен и 15 июля обезглавлен у ворот Тауэра. Отныне оппозиция стала искать другие пути сопротивления политике двора. Джон Черчилль был глубоко убежден, что из прошедших событий надо извлечь военные и политические уроки. Ведь Монмут, к достоинствам которого он не мог не питать уважения, в течение трех недель в двух английских графствах собрал армию в 9 000 человек. Он не смог вооружить и обучить ее, отказался от поддержки сквайров, но его солдаты долго и успешно боролись, за ними шли люди. Какова же на самом деле численность оппозиции королю Якову? Не тысячи, а, возможно, сотни тысяч. Проблема состояла в том, как бороться с ними, поскольку было очевидно, что местной милиции недостаточно, она плохо обучена, и на нее нельзя полностью положиться. В Девоншире, Дорсетшире и Сомерсетшире милиция ясно продемонстрировала свое отношение к королю, чью политику она не принимала.

Для Якова II, не желавшего поступаться своими религиозными убеждениями, выход был один – создать сильную регулярную армию, подчинявшуюся только ему. Но в эту армию нельзя было включать те три шотландских полка, которые Вильгельм Оранский направил на помощь своему тестю из Голландии. Намеренно или нет, но они прибыли на берега Темзы уже после окончания кампании. Король бросил один взгляд на них и решил, что они, особенно офицеры, были «бездеятельными». Наказав двух солдат, выпивавших за здоровье Монмута, Яков отослал их обратно в Голландию.

История умалчивает, обрадовался ли этому Вильгельм, или рассердился23.

В начале ноября 1685 г. отец Джона, сэр Уинстон, отправился в палату общин поучаствовать в дебатах о создании армии. Установка была следующая: в нестабильной международной ситуации Англия нуждалась в армии количеством от 14 до 15 тыс. человек. Также обсуждалась сумма на содержание армии – одни называли цифру в 1 млн. 200 тыс. ф.ст., другие – всего в 200 тыс. ф.ст. Сэр Уинстон считал, что последняя цифра слишком мала: «Солдаты не воюют без оплаты. Нет денег – нет и «Отче наш» (No penny, no paternoster). В атмосфере страха перед папистским королем, собиравшимся опереться на папистскую армию, вопрос о квотах для нее был отложен. Ситуацию обострило то, что несколькими днями ранее Людовик XIV отменил Нантский эдикт и лишил протестантов Франции свободы вероисповедания. 20 тыс. гугенотов покинули пределы страны к немалой выгоде соседних государств. Отреагировав на это событие, палата общин вотировала сумму в 700 тыс. ф.ст., с которой согласились и лорды24. Король был в ярости – этого ему явно недоставало. Он продолжал надеяться на секретные субсидии своего кузена, французского короля.

Возвратившись в Лондон после победы над Монмутом, Черчилль стал пользоваться при дворе еще большим доверием, а у короля – еще большим фавором. За три месяца до того, как он отправился воевать на юго-запад Англии, его избрали представителем короля в управлении Компанией Гудзонова залива. Черчилль стал важной фигурой в большом бизнесе, где ярко проявились его таланты. Он сумел приобрести акции компании за 100 ф.ст., а их цена вскоре выросла до 300 ф.ст. Когда он вернулся из Седжмура, сотрудники компании поздравили его в связи с тем, что форту и одной из рек, впадающих в залив, присвоено его имя. Благодаря своим связям при дворе, Черчилль был необходим компании, особенно на фоне споров с Францией относительно принадлежности этих земель. Управляя компанией, Джон получил немалые финансовые выгоды. Через три года он получал ежегодные дивиденды в 400 ф.ст., а в 1692 г. они составили уже 5 тыс. ф.ст.25

Но к тому времени в связи со Славной революцией 1688 г. изменился мир – как для самого Черчилля, так и для всей Англии.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Сhurchill W.S. Marlborough, his life and times. L., 1947. Vol. I. P. 775.
2. Jones J.R. Marlborough. Cambridge, 1993. P. 26–28.
3. Ibid. P. 29.
4. Фадеева И.В. Восстание Монмаута // Политическая история Англии: учен. зап. Вып. 109. II. Горький, 1971. С. 58.
5. Calendar of State Papers. Domestic Series. 1685. P. 3, 42, 24.
6. English Historical Documents / Ed. by A. B. Browning. L., 1953. Vol. 5. P. 73, 74.
7. Anglo-Dutch Moment. Essays on the Glorious Revoluiton and its world impact / Ed. by J. Israel. Cambridge, 1991. P. 167–169.
8. Engl. Hist. Doc. Vol. 5. P. 119, 120; Фадеева И.В. Восстание Монмаута. С. 62.
9. Thomson G.M. The First Churchill. The life of John,1st Duke of Marlborough. L., 1975. P. 40, 41.
10. Anglo-Dutch Moment. P. 172–174.
11. Archives ou correspondanse inédite de la Maison d'Orange–Nassau / par Mr. G. Groen van Prinsterer. 2–me Série. T. 5. Utrecht, 1861. P. 375. 377–379.
12. Burnet G. The History of His Own Times. L., 1903.
13. Цит. по: Thomson G. M. The First Churchill. Р. 42.
14. Ibid. P. 43; Фадеева И.В. Восстание Монмаута. С. 75.
15. Thomson G.M. The First Churchill. Р. 44.
16. Цит. по: Ibid.
17. Фадеева И.В. Восстание Монмаута. С. 78–80.
18. State Papers. 1685. P. 255.
19. The illustrated Pepus: extracts from the Diary/ed. by R. Latham. L., 1978. P. 78.
20. Memoirs of Jeffris. L., 1849. P. 277.
21. Цит. по: Jones J.R. Marlborough. P. 35.
22. Ibid. P. 36.
23. Thomson G.M. The First Churchill. Р. 47.
24. Сobbet's Parliamentary Histor y of England. L., 1808–1809. Vol. 4. P. 1362.
25. Thomson G. M. The First Churchill. Р. 48.

Изменено пользователем Saygo

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Л. И. Ивонина. Парламентский суд над герцогом Мальборо: правда или фальсификация?

Тематика, рассматриваемая в данной статье, не только историко-правовая, но и тесно связана с проблемой общественного восприятия конкретного политика в конкретном государстве последнего столетия раннего Нового времени, когда дифференциация внутренних политико-правовых структур европейских стран сочеталась с унификацией международно-правового поведения.

В результате длительного переговорного процесса между Францией и ее соперниками в войне за испанское наследство (1701–1714), проходившего параллельно с военными действиями в течение почти шести лет, кто получил пощечину, кто просто надежду на стабилизацию обстановки, а кто – на наилучшее решение своих собственных проблем и реализацию честолюбивых устремлений. В любом случае мир был уже не за горами.

Сопротивлялись лишь те, кто получил пощечину.

Знаменитый полководец и политик этой войны английский герцог Джон Мальборо полагал, что самый болезненный удар получил именно он. Герцог желал продолжения войны в основном по двум веским причинам. Главное место для военного и дворянина занимает честь, связанная с выполнением долга. С одной стороны, Мальборо осознавал свой долг перед союзниками (Священной Римской империей, Республикой Соединенных Провинций, Савойей, Португалией и др.), не принимавшими мира по сценарию английских тори и Версаля. С другой стороны, будучи первым лицом в Европе, у себя в стране он был только должностным лицом, облеченным огромными полномочиями, которых, тем не менее, в один прекрасный момент мог лишиться.

«Этот мир воистину стал безумным. Мне непонятно, как писака, пусть даже и очень способный, может низвергнуть в бездну позора и отчаяния самого знаменитого генерала в Европе», – с горечью писал Мальборо своему другу и боевому соратнику, имперскому главнокомандующему принцу Евгению Савойскому в декабре 1711 г.1

Герцог мог вести решительную войну на поле брани и плести тонкие нити дипломатических кружев. Он прекрасно знал, что такое придворная игра и монаршья немилость, но слившейся воедино партийной и пропагандистской борьбе был не в силах противостоять. Частью этой борьбы против него стал судебный процесс в английском парламенте.

Не ложь, а полуправда является главным оружием политической войны. Именно им пользуются проницательные политики. Ложь, конечно, занимает в борьбе за свои идеи важное место, но такую же роль играет и правда. Наверное, об этом размышлял известный писатель и журналист Джонатан Свифт в своей резиденции на Нью-Пантон-стрит, когда сочинял знаменитый памфлет «Поведение союзников». Он ставил перед собой цель склонить мнение общественности против войны и поддержать мирные намерения тори.

Английский писатель вполне допускал ведение войны либо с целью «воспрепятствования чрезмерному усилению тщеславного соседа», либо для возвращения захваченных неприятелем территорий. Но нынешняя война, по его мнению, была развязана не в интересах монарха или народа, а в угоду генералу Мальборо и вигам и поставила народ Англии в худшее положение по сравнению не только с ее союзниками, но и с противниками.

«Мы сражаемся за то, чтобы создать славу и богатство одной семье (то есть семье Мальборо), обогатить ростовщиков и банкиров…, разорить собственников земли. Продолжая войну, мы игнорируем интересы общества и способствуем процветанию личных интересов … После десяти лет войны заявлять нам о том, что выгодный мир заключить невозможно, очень удивительно», – писал Свифт.

Памфлет появился на свет 27 ноября 1711 г. и имел шумный успех в Лондоне. За месяц было продано 11 000 экземпляров памфлета, его прочитало примерно 30 000 человек. Люди, встречавшие Свифта на улице и не знавшие, что перед ними автор «Поведения союзников», показывали ему памфлет и говорили, что это «что-то экстраординарное». А военный министр Генри Сент-Джон лично сообщил ему, что голландский посол планирует его перевести на свой язык2.

«Поведение союзников» обсуждали в кофейнях, пабах, университетах и в Уайт-холле. Когда 7 декабря собрался парламент, большинство его членов не сомневалось, что политические противники Мальборо Роберт Харли граф Оксфорд и Сент-Джон, будущий виконт Болингброк, правы, начав мирные переговоры и предварительно договорившись с Францией. Популярный еще недавно лозунг: «Нет мира без Испании!» теперь в глазах многих выглядел старомодным.

Джон Мальборо считал прелиминарные статьи предполагаемого мира между Англией и Францией предательством национальных интересов и пренебрежением к своим военным и дипломатическим достижениям. Его поддерживала сочувствовавшая вигам группа Холиуэлл (Holywell), развернувшая в прессе кампанию против тори. Согласно капеллану армии Мальборо, его первому биографу и другу Френсису Хэа, «более оправдана война, чем скандальный и небезопасный мир»3.

В ответ правительство ограничило свободу оппозиционной прессы, введя цензуру на ряд изданий. А в палате лордов политическая драма достигла своей высшей точки. 7 декабря 1711 г. королева Анна Стюарт произнесла в парламенте гневную речь против своего командующего и вигов, в которой были такие слова: «К великому разочарованию тех, кто восхищается войной (она явно намекала на Мальборо. – Л. И.), мирные переговоры должны продолжиться и прийти к своему завершению»4. Когда пришло время голосования, лорд-канцлер Роберт Харли граф Оксфорд и члены нового торийского министерства все же проиграли двенадцатью голосами. Однако палата общин осталась приверженной миру, выступив за его заключение 232 голосами против 106. В такой политической обстановке началась кампания с целью бросить тень на репутацию Мальборо, путем обвинения герцога в стяжательстве. По этому поводу комиссия общественной счетной палаты представила на парламентскую сессию 22 декабря 1711 – 17 января 1712 гг. свой подробный доклад5.

Герцога, открыто и решительно вставшего в оппозицию кабинету министров, необходимо осудить и отстранить от политики. Парламент должен засвидетельствовать, что он самым нечестным образом обращался с общественными деньгами.

Суммы были подсчитаны, документальные свидетельства разными путями добыты. Королева тем временем должна заявить, что капитан-генерал ее армии – потенциальный Оливер Кромвель (лорд-протектор Английской республики во время политических потрясений середины XVII в.): она обязана либо защитить своих министров, либо разделить несчастную судьбу своего дедушки Карла I Стюарта. В свое время последний не смог защитить своего великого министра лорда Страффорда и в результате попал на эшафот. Именно эти аргументы приводил Анне граф Оксфорд.

Дело против Мальборо активно разрабатывалось на разных уровнях. Перед его обсуждением в парламенте Оксфорд настоятельно посоветовал королеве пополнить верхнюю палату двенадцатью новыми пэрами, преимущественно шотландцами.

Сюда попал и супруг Абигайль Мешэм – новой фаворитки королевы. Анна, правда, не желала делать пэром безродного выскочку, но в условиях правительственного кризиса вняла Оксфорду.

И когда 12 новых пэров прибыли на заседание палаты, известный шутник лорд Уартон, не изменяя своей привычке, спросил, намереваются ли они голосовать индивидуально или вслед за своим вождем6.

Скоро был сделан решительный шаг. 29 декабря 1711 г. Анна подписала отставку герцога, а 31 декабря он был официально смещен со всех своих постов. Одновременно велось массированное пропагандистское наступление на Мальборо со стороны тори. Анонимные памфлеты вещали: «Где наши свободы и права, если нечем платить и не на что жить? Все ушло Ему на подарки, и ни его руководство, ни его храбрость не могут возвратить погибших солдат». Особенно популярным стал памфлет, в котором Мальборо изображался как жирный и дерзкий кот королевы Анны, которого бы следовало напугать парламентской собакой. В нападки на герцога включились известные просветители Дж. Свифт и Д. Дефо, считавшие, что народ изрядно устал от войны, а Англия достигла своих политических целей. Свифт в «Экзаминере» отметил, что «его завоевания финансировались хлебом половины его солдат», а Дефо в письме к Оксфорду написал: «Я надеюсь, Бог направит Милорда принять отставку и разоблачит человека-идола. Ведь он претендует на самое великое»7.

Первого января 1712 г. указом королевы герцог Ормонд был назначен вместо Мальборо капитан-генералом английских войск на континенте и капитаном Первой гвардии, а лорд Риверс стал начальником артиллерии. Одновременно казна по инициативе тори, не считавших себя обязанными выплачивать обещанную парламентом и Сити субсидию, приостановила выделение средств на строительство дворца Бленхайм – монумента славы в честь знаменитой победы герцога над франко-баварской армией в 1704 г. А вот французский король Людовик XIV воспринял новость о лишении Мальборо всех его регалий с явным недоверием. Ведь не так давно политика Британии определялась возглавлявшим непобедимые армии человеком, который и сейчас, в первое утро января 1712 г., в письме королеве Анне упрямо твердил: «…дружба с Францией опасна для Вашего Величества»8.

Атакуемый оппозицией главнокомандующий больше всего надеялся на поддержку имперского полководца принца Евгения Савойского. В парламенте у него были защитники, в прессе тоже, а вот в защите его дела при дворе он очень рассчитывал на международный авторитет и славу своего боевого соратника и друга, ведь настоящая дружба проверяется во время неудач и падений. Евгений всегда был в курсе его проблем и постоянно призывал Джона в непосредственном общении и в письмах успокоиться.

Среди тех, кто имеет желание вести себя нецивилизованно, никто не может проделать эту работу совершенней, чем английский джентльмен.

Так считал принц Евгений, который 5 января 1712 г. прибыл в Лондон. Он очень скоро почувствовал на себе неприветливость обстановки. Еще по пути, в Гааге, его пытался отговорить от этого вояжа английский посол граф Страффорд, направлявшийся в Утрехт. И в устье Темзы имперского полководца попытались предостеречь от тесных связей с опальным политиком, английские министры избегали его и выглядели озабоченными, а иногда и просто невежливыми. Лондонский Сити собирался устроить банкет в его честь, но как будто забыл сделать это. В качестве компенсации лорд Портленд устроил пышный обед, на котором присутствовали виги и все те, кто желал выразить свое восхищение знаменитому полководцу.

Утром 17 января 1712 г. имперского полководца принял Генри Сент-Джон. На следующий день королеве пришлось дать ему аудиенцию, на которой Евгений передал ей письмо императора.

16 февраля принц увидел королеву еще раз. Анна, хотя и подарила ему украшенный бриллиантами меч стоимостью 4 500 ф.ст., была исключительно холодна. Несмотря на то что герою были оказаны необходимые знаки глубочайшего уважения, его миссия – защита друга и переговоры о продолже-нии войны – окончилась неудачей. В британском тумане он не нашел военного энтузиазма и желания помочь братьям по оружию. К началу марта 1712 г. Евгений Савойский уже не сомневался в том, что Англия выработала на открывшемся в Утрехте 12 января мирном конгрессе основные принципы соглашения с французами. В долгие часы ожидания определенного ответа да и просто в свободное время принц Евгений, страстный библиофил, часто в сопровождении своего друга без устали бродил по антикварным лавкам Лондона, выискивая редкие издания, которые положили начало его уникальной библиотеке9.

«Визит принца Савойского был последней надеждой, которую потеряли враги мира в Утрехте», – отметили тогда многие английские газеты10.
И все же для тори это были тяжелые дни: правительство опасалось проявления народной симпатии к принцу-победителю, а вместе с ним и к Мальборо и вигам, ведь когда они вместе появились в опере, то привлекли гораздо большее внимание зрителей, чем актеры. Весь зал приветствовал знаменитых полководцев бурной овацией. Для официального «мирного» курса английского правительства приезд Евгения Савойского был явно неуместным.

Торийские публицисты начали кампанию и против него, а Свифт особенно подчеркнул, что «величайшим желанием этого принца является война, когда он … видит себя во главе армии и видит только себя», и жаждет славы, рискуя жизнями тысяч людей, и желает быть наследником итальянских кондотьеров эпохи Ренессанса11.

Через два месяца принц Савойский, так ничего и не добившись от официального Лондона, был вынужден покинуть Альбион. Поле брани призывало его. Он не смог помочь своему боевому товарищу, который не только лишился своих постов, но и находился под угрозой потери чести.

Лишить Мальборо чести было как раз тем, к чему всеми фибрами души стремились члены торийского Октябрьского клуба, о которых в Лондоне шутили: «Они тори, когда трезвые, а якобиты (т. е. сторонники изгнанного в результате «Славной революции» 1688 г. Якова Стюарта и его наследников. – Л. И.), когда пьяные»12. Влияние Мальборо в палате лордов было слишком очевидным, и ему нельзя было оставить шансов воцариться там. Материалы были на руках – два обвинения герцога в коррупции. Сторонник Мальборо Роберт Уолпол, способнейший из молодых вигов, уже был обвинен в коррупции во время выполнения им функций военного министра в 1708–1710 гг. и провел пять месяцев в Тауэре. Его заключение было довольно комфортным, и он использовал это время, чтобы написать «Короткую историю Парламента». Роберта часто посещали соратники, друзья и родные, но он тяжело переносил свое вынужденное политическое бездействие.

«Я настолько унижен, что в один прекрасный день буду мстить», – сказал он своей сестре Долли. Он знал, что ответственным за его заключение был главным образом Сент-Джон виконт Болингброк, и готовил свою месть в качестве «холодного блюда». Но не Уолпол был главной целью тори. Нападая на него, они, по словам Свифта, «разыгрывали козырную карту в деле Мальборо»13.

Герцога обвинили в растрате военных средств, сговоре с поставщиками оружия и амуниции, получении денежных взяток от союзников и противников. Конкретно эти обвинения выражались в следующем. Было подсчитано, что главно-командующий за 10 лет получил от поставщиков для армии 63 619 ф. ст., или 664 851 гульден.

Каким образом? Во-первых, он брал 6 000 ф. ст. в год от сэра Соломона де Медины за контракт по обеспечению армии хлебом. Во-вторых, он получал 2,5% от сумм, вотируемых парламентом для содержания иностранных войск на английской службе. В целом эти два источника дохода составили от 170 000 до четверти миллиона ф. ст.14

Не отсюда ли происходило громадное состояние Мальборо? Его политические противники не сомневались в этом. Простые торийские сквайры были готовы поверить всему, что было против того человека, который в их умах ассоциировался с «денежным интересом», но поверят ли они Медине, еврею, родившемуся в Италии, одному из тех, кто финансировал революцию 1688 г. и держал самые большие слитки золота в Английском банке, человеку, который являлся членом «Банковской гостиной» – внутреннего кружка этого мистического института? Среди индивидов, которые могли рассказать историю, меньше всего заслуживающую доверия, сэр Соломон мог быть первым.

Генеральному прокурору было дано указание возбудить против Мальборо судебное дело, чтобы вернуть хоть часть денег. А Сент-Джон тем временем удвоил атаки на Мальборо в парламенте.

Сам герцог защищался просто. Он признал, что был единственным контролером расходования финансов на войне и поэтому реального положения вещей никто не знает. Комиссия на хлебные контракты и 2,5% от оплаты иностранных войск были традиционным дополнительным доходом командующего в Нижних Нидерландах и предназначались для ведения секретной службы. На эти цели парламент готовился вотировать сумму в 10 000 ф. ст. в год, тогда как во времена короля Вильгельма Оранского (1688–1702) расходы на разведку составляли 70 000 ф. ст. в год. По этой причине эти 10 000 были лишь дополнительными, и королева Анна своей властью гарантировала это.

К тому же союзные государства публично заявили, что 2,5% брались с их одобрения. Ни в одной армии разведка так хорошо не показала себя, как в армии Мальборо.

Что касается хлеба, то герцог утверждал – и никто не мог его оспорить, – что британскаармия дешево и в немалом количестве кормила хорошим хлебом голландцев, которые содержали самую скромную армию в Европе. Поставщики хлеба, то есть сэр Соломон и его брат Мозес, подтвердили этот факт. Мальборо был уверен в своей правоте и знал, о чем говорить. Он не преминул упомянуть, что в большинстве случаев не брал взяток, предлагаемых ему противниками, хотя это было в среде дипломатов в порядке вещей. Он отклонил денежный подарок, предложенный ему Людовиком XIV в 1706 г., не стал по предложению Петра I русским князем в 1707 г. и не взял ничего от своего племянника и якобита герцога Бервика в 1708 г. А те 150 000 ф. ст., которые он принял от французов в 1709 г., нельзя, по его мнению, считать взяткой, поскольку он служил общественному благу и честно вел переговоры15. Его защита выглядела блестящей.

Параллельно Хэа без устали писал панегирики в издания, соглашавшиеся их публиковать.

В них особо отмечался спартанский стиль жизни герцога на войне: «Какой разительный контраст по сравнению с образом жизни Великого монарха (т. е. Людовика XIV. – Л. И.) являет нам главнокомандующий! Ни любовниц, ни актеров, ни даже историков». «Исключая капеллана, доктора Хэа», – впоследствии добавит к этой фразе, практически полностью перешедшей в его сочинение о великом предке, У. Черчилль16. Тот же принц Евгений, другой известный всем полководец, только благодаря войне стал богатейшим человеком в империи и крупнейшим землевладельцем. Его ежегодный доход составлял 100 000 гульденов – гораздо больше, чем у обвиняемого17.

Но превратилось ли от этого дело против Мальборо в дым? Наоборот! Палата общин вынесла против него обвинительный вердикт 267 голосами против 165. Конечно, ведение войны – это личный риск, но риск, приносящий доход. Военачальник на войне находится в центре внимания и должен совершать все по правилам, полагали в парламенте. Для чего же существует парламентский контроль?

Секретарь Мальборо Адам Кардоннел обвинен во взятии 500 дукатов от сэра Соломона на каждый хлебный контракт и был исключен из палаты общин. А Бенджамин Свит, который вычитал 1% из оплаты войск в свою пользу, был предан суду18.

Объяснения Мальборо по поводу 2,5% не были опубликованы, пока дело не закончилось и большинство людей его не забыло. А заявление союзных правительств в защиту английского полководца было оглашено только на мирной конференции в Утрехте годом позже. «Мы полностью убеждены и удовлетворены тем, что герцог Мальборо ежегодно направлял эти суммы на секретную службу, и его мудрое распоряжение ими способствовало победе во многих битвах»19. Так писал ганноверский курфюрст, будущий английский король Георг I. Но вердикт палаты общин был уже вынесен. Проявленный цинизм заключался еще и в том, что назначенный капитан-генералом герцог Ормонд получил от палаты общин право брать некоторые суммы от хлебных контрактов и определенный процент от оплаты иностранных солдат на цели шпионажа.

Остается одна проблема. Если Мальборо и в самом деле не был виноват в предъявленных ему обвинениях, то откуда у него такое богатство? Впоследствии стало известно, что его военные соратники – Кадоган и Кардоннел – спекулировали и наживались на денежном обмене, который проходил через их руки во время движения армии.

Скорее всего, командующий делал то же самое. Причем он мог оперировать суммами гораздо большими, чем любой из его подчиненных, и при этом пользоваться значительной поддержкой своего банкира и тайного друга сэра Генри Фарнезе, занимавшегося финансовыми операциями в Нижних Нидерландах20. И даже это был не единственный источник его огромного состояния – не следует забывать о поступлениях от джентри в его обширных владениях, громадном доходе от занимаемых должностей и, конечно же, выгодных инвестициях. Ведь Джон с самой ранней молодости хорошо разбирался в коммерции и банковских вкладах, деньги на него так же работали, как и он работал, добывая их. Война есть война, и поведение командующих армиями того времени чаще всего не было безупречным. Полководцы всегда тем или иным способом обогащались во время войны.

В течение многих месяцев до, во время и после расследования его «финансового» дела Мальборо находился в крайне нервозном эмоциональном состоянии, что отразила его переписка со Свитом: «Не пишите мне, передавайте через надежные руки» (февраль 1711 г.), «Кадоган даст Вам знать, где Вы сможете со мною встретиться тайно» (январь 1712 г.). В мае 1712 г. Свит заверял его: «Я скорее пожертвую собственной жизнью, чем разглашу то, что вы доверили мне»21. В октябре того же года Мальборо заключил: «Министры должны знать, что я тратил эти деньги (2,5%. – Л. И.) на общественные нужды. Или Бог забудет их». Возможно, его заботило не только само обвинение, на которое он мог ответить, но и желание человека, осуществляющего крупные финансовые операции, скрыть «деликатные» источники дохода, дабы ими не воспользовались «неразумные» люди.

Сент-Джон, обещавший французам избавиться от Мальборо, не был удовлетворен его отставкой и ходом событий. На деле в широких кругах англичан отставка непобедимого главнокомандующего, каким бы он ни был, вызвала неподдельное удивление. Он уже стал идолом, желали этого его противники или нет. Среди тори были опасения, что виги даже способны поднять восстание. Поэтому в палате общин Сент-Джон выступил против слишком строгих мер в отношении Мальборо, превращавшегося в легендарную личность.

В мае 1712 г. Ормонд получил приказ королевы не вступать в сражения на стороне союзников. Когда он стал известен всем, в палате общин разгорелись дебаты, в ходе которых лорд Поулетт сравнил «мужество» герцога Ормонда с ведением войны «одним генералом», который любил лишь кровавые битвы, уничтожавшие весь цвет английского офицерства. То был явный намек на Мальборо. Поулетт очень удивился, когда после заседания парламента герцог вызвал его на дуэль, и предпочел забрать свои слова обратно. Об этом узнала леди Поулетт и попросила вмешаться в это дело правительство22.

Кампания, развязанная против Мальборо, не утихала, приобретая новые оттенки. Герцога обвинили в плохом командовании в битве при Мальплаке 11 сентября 1709 г., а особенно в том, что он не обеспечил необходимую медицинскую помощь многочисленным раненым, которых можно было спасти, хотя на это ему были выделены средства. Осенью 1712 г. Мальборо решил покинуть страну, поскольку уже знал, что правительство готовило против него отдельное дело относительно средств, затраченных на так и не законченное строительство дворца Бленхайм, и что от него будут требовать возместить все деньги, которые он потратил на секретную службу Ее Величества за все время войны23.

Пропаганда – безошибочное оружие, способное настолько замарать репутацию, что убрать эту грязь потом либо очень трудно, либо вовсе невозможно. Живи английский полководец в эпоху прославленных героев Античности, он, как и Александр Македонский, стал бы подобен богу. Джону Мальборо, несмотря на все его дипло-матические и военные победы, так и не удалось полностью отмыться. Отмыться для истории.

По всей видимости, судебный процесс против герцога Мальборо в парламенте был заказным и вызван как политической борьбой в Англии, таки ухудшением ее финансового и экономического состояния вследствие финансирования союзников во время войны. Кроме того, положение министра или придворного, зависевшее от расположения императора в консолидирующихся владениях Габсбургов или французского короля Людовика XIV, нельзя было сравнить с положением известного политика в Британии с ее развивавшейся парламентской монархией. Борьба партий могла смести его даже за малейший промах, а «подарки», считавшиеся в Версале или Вене обычным делом, в Лондоне уже рассматривались как взятки.

В 1714 г. взошедший на английский трон после смерти королевы Анны Георг I Ганноверский вернул Мальборо все его регалии и восстановил
во всех должностях. Герцог был полностью оправдан, но уже не играл значительной роли в истории Великобритании. Его эра прошла, и на тропу войны и политики вышли новые люди.

Примечания

1. Murray G. The letters and dispatches of J. Churchill, first Duke of Marlborough from 1702 to 1712: in 5 vols. L., 1845. Vol. I. P. 52.
2. Swift J. Works : in 17 vols. L., 1898–1914. Vol. IV. P. 48–50.
3. Цит. по: Metzdorf J. Politik-Propaganda-Patronage. Francis Hare und die Englische Publizistik im Spanischen Erbfolgekrieg. Mainz, 2000. S. 142–144.
4. The letters and diplomatic instructions of Queen Anne / ed. by B. C. Brown. L., 1935. P. 391.
5. См.: Mullenbrock H. J. The Culture of Contention. A Rhetorical Analysis of the Public Controversy about the Ending of the War of the Spanish Succession, 1710–1713. München, 1997. P. 115 ; Сobbet’s Parliamentary History of England : in 36 vols. L., 1808–1809. Vol. IV. P. 1362.
6. Thomson G. M. The First Churchill. The life of John, 1st Duke of Marlborough. L., 1975. P. 270–273.
7. Swift J. Op. cit. P. 56.
8. Murray G. Op. cit. Vol. II. Р. 237.
9. См.: Ивонин Ю. Е. Евгений Савойский // Вопр. исто-рии. 2006. № 6. С. 50 ; Braubach M. Prinz Eugen von Savoyen. Eine Biographie. Bd. I. Wien, 1963. S. 82–91.
10. См., например: The London Gazette. 1711. № 1.
11. Swift J. Op. cit. P. 66.
12. Thomson G. M.Op. cit. Р. 274–275.
13. Jones J. R. Marlborough. Cambridge, 1993. Р. 91.
14. См.: Mullenbrock H. J. Op. cit. Р. 122–124.
15. Ibid. P. 125 ; Thomson G. M. Op. cit. Р. 277–278.
16. Цит. по: Winston S. Churchill. Marlborough, sa Vie et son Temps : in 3 vols. P., 1967. Vol. I. P. 413.
17. См.: Braubach M. Op. cit. Bd. III. S. 94.
18. См.: Thomson G. M. Op. cit. Р. 282.
19. Hatton R. Georg I. Ein deutscher Kurfurst auf dem englischen Thron. Frankfurt a / M., 1982. S. 118–184.
20. См.: Jones J. Op. cit. P. 99.
21. Thomson G. M. Op. cit. Р. 284.
22. Ibid. P. 285–286.
23. Murray G.Op. cit. Vol. II. Р. 308 ; English Historical Documents / ed. by A. Browning : in 12 vols. L., 1953. Vol. VII. Р. 822–825.

Известия Саратовского университета. 2012. Т. 12. Сер. История. Международные отношения, вып. 2. С. 49-54.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас