Saygo

"Пиррова победа"

5 сообщений в этой теме

Царь Эпира Пирр (319 - 273 до н. э.), выдающийся полководец и государственный деятель античной эпохи, известен современному читателю в основном благодаря пресловутой "Пирровой победе". Когда зародилось данное понятие, какой смысл в него вкладывали древние и какое значение придаем ему мы, - вот те вопросы, на которых хотелось бы остановиться.

user posted image

Некоторые современные исследователи попытались дать определение и выявить глубинный смысл данного понятия. Так, для В. Д. Жигунина "Пиррова победа" - синоним "разлада между грандиозностью замыслов и нерасчетливой расточительностью средств их достижения". Л. Р. Вершинин определяет ее как "ненужный успех". Думается, оба эти определения не совсем точно отражают сущность упомянутого понятия. Более точным представляется определение нидерландского историка А. Б. Недерлофа, для которого "Пиррова победа" - "это победа, которая близка к поражению" 1.

Итак, что же представляет сама фраза Пирра, послужившая основой для данного понятия? Бытующее на сей счет мнение гласит, что после одной из своих побед над римлянами Пирр, в ответ на поздравления, ответил: "Еще одна такая победа и я останусь без войска". Однако подобный перевод фразы Пирра представляется не совсем точным, к тому же у каждого из античных авторов, упоминающих об этом событии, версии различны (Plut. Pyrrh. 21; Diod. XXII 6, 2; Zon. VIII 3; Dio. Frg 40, 19; Oros. IV 1). В греческой версии (Плутарх, Диодор, Дион Кассий, Зонара), определяющим является употребляемый глагол, который в переводе означает "погибать", и лишь в единственной латинской версии (у Орозия) речь идет о том, что если будет одержана еще одна такая победа, то у Пирра не останется воинов, с которыми бы он мог возвратиться в Эпир. Версия Орозия, по-видимому, происходящая из какого-то римского источника, едва ли может претендовать на точность воспроизведения фразы Пирра, смысл которой должен быть передан в следующем виде: "Если мы одержим еще одну такую победу, то погибнем". В античной исторической традиции сей триумф был также проиллюстрирован надписью на латинском языке, якобы запечатленной Пирром на камне в храме Зевса в Таренте: "Кто ранее был непобедим, о великий отец Олимпа, того победил я, и им был побежден" (Епп. fr. XI ed. Vahlen).

user posted image

Какое же конкретное событие ассоциируется с понятием "Пиррова победа"? Именно по этому вопросу у большинства исследователей и отсутствует единая точка зрения. Одна группа ученых (И. Г. Дройзен, Р. Скала, Р. Шуберт, В. Юдейх, О. Гамбургер, У. фон Хассел, К. Кинкейд и другие) ассоциирует "Пиррову победу" с битвой при Гераклее (280 г. до н. э.). Совсем недавно подобная трактовка нашла свое отражение в справочном издании П. Коннолли по военной истории античного мира 2.

Другая группа исследователей (В. Ине, Б. Низе, Д. Эббот, М. Жакемод, Ж. Каркопино, М. Левковиц и А. Б. Недерлоф) связывают "Пиррову победу" с битвой при Аускуле (279 г. до н. э.). Подобной точки зрения придерживается и безымянный автор статьи о Пирре в "Советской исторической энциклопедии" 3. Само собой разумеется, что решение может быть одно из двух: либо имеется в виду битва при Гераклее, либо речь идет о битве при Аускуле (битва при Беневенте признается поражением Пирра). Но о каком конкретно сражении идет речь? Проблема, как нам представляется, заключается в том, что два древних автора, упоминающие об этом факте, придерживаются разных мнений: если для Диодора данная фраза была сказана Пирром после битвы при Гераклее, то Плутарх (Pyrrh. 21) недвусмысленно связывает ее с битвой при Аускуле.

user posted image

Как возникла подобная путаница? Дело представляется нам в следующем виде. Первоначально римская историческая традиция полностью признавала факт поражения римлян - как при Гераклее, так и при Аускуле. Однако затем происходит изменение оценок. Особенно наглядно это проявилось на примере битвы при Аускуле. Если у Дионисия Галикарнасского исход этой битвы оставался нерешенным, то ливиева традиция (Флор, Евтропий, Орозий) постепенно превратила ее в победу римлян. Поскольку Пирр более не считался победителем при Аускуле, то соответственно об этой битве можно было более не говорить, как о победе Пирра. С таким трудом одержанная Пирром победа при Аускуле стараниями римских историков была отнесена вместе с его крылатым выражением к битве при Гераклее. Первым к этому выводу пришел немецкий ученый Р. Шуберт, а затем почти через столетие его повторил голландец А. Б. Недерлоф 4.

user posted image

Битва при Гераклее

Нам представляется, что решение данного вопроса возможно, если учитывать следующие обстоятельства. Во-первых, результаты битвы при Аускуле гораздо более соответствуют смыслу, который обычно вкладывают в понятие "Пиррова победа", нежели результаты битвы при Гераклее. Именно при Аускуле и Пирр, и римляне понесли самые тяжелые потери - с обеих сторон пало до 15 тысяч человек. Потери, которые понес Пирр в битве при Гераклее - составили 4 тысячи человек, при этом сохранился основной костяк его сил (войско насчитывало 25 тысяч воинов, без союзников-италийцев), едва ли были столь тяжелы для эпирота. Совсем иначе обстояло дело после Аускула, когда Пирр практически лишился воинов, прибывших вместе с ним из Греции. Несмотря на то, что римляне отступили в свой лагерь, оставив поле боя за противником, Пирр был ослаблен настолько, что никак не смог воспользоваться результатами своей победы. Вполне возможно, что после Аускула он находился в подавленном состоянии, и это его состояние А. Б. Недерлоф, на наш взгляд справедливо, объясняет некоторыми чертами его характера. По натуре Пирр был человеком нетерпеливым и жаждал быстрых успехов. Разбив римлян при Гераклее, он решил, что их сопротивление сломлено, хотя на деле все оказалось далеко не так. Одержав вторую, более трудную победу у Аускула, он вновь не достиг ощутимых результатов. К тому же необходимо принять во внимание тот факт, что именно в этой битве Пирр потерял лучшую часть своего войска. И хотя он вызвал из Эпира подкрепления, они все равно не могли заменить павших. И если рассматривать его высказывание именно в таком свете, то оно не кажется предосудительным. Бесплодная победа при Аускуле могла привести его к убеждению, что окончательная победа над Римом была выше его сил и могла навести его на мысль об этом мрачном предсказании 5. Все это приводит нас к убеждению, что в разбираемом нами случае речь должна идти именно о битве при Аускуле, а не о каком-либо ином событии.

Интересен вопрос об историчности фразы, приписываемой Пирру. По мнению Р. Шуберта, ее можно отнести к той серии анекдотов, которыми так богата история Пирра. По мнению немецкого ученого, фраза была придумана кем-то из римских историков ex eventu, то есть уже после того, как стали известны все итоги похода Пирра и царь покинул Италию 6. Однако здесь возможно и иное решение: подобное выражение могло возникнуть в ближайшем окружении. С наибольшей долей вероятности можно указать на придворного историка Проксена.

user posted image

Чтобы дать более точное определение, необходимо уяснить, существовал ли соответствующий синоним понятия в античную эпоху. Уже упомянутый Вершинин писал, что античная традиция не знала выражения "пиррова победа", а глубинный смысл обобщения, скрытого в этом выражении, был непонятен античным моралистам 7. Но образ мышления человека античной эпохи не был столь примитивен, как это представляется этому автору. Смысл данного понятия был хорошо известен античным авторам. Его генезис уходит в глубокую древность. В V в. до н. э. среди выдающихся греческих трагиков большой популярностью пользовался так называемый фиванский мифологический цикл. Так, Эсхил посвятил ему свое известное произведение "Семеро против Фив", Софокл - "Антигону" и "Эдип в Колоне". Одной из сильных и производящих глубокое впечатление на зрителя сюжетных линий данного цикла была борьба между сыновьями Эдипа - Этеоклом и Полиником - за власть над Фивами. Полиник, обманом лишенный братом престола, с помощью своего тестя - аргосского царя Адраста, совершает поход на Фивы для восстановления справедливости. Сражение, завершившееся победой фиванцев, было сопряжено не только с огромными потерями среди победителей, но и привело к гибели обоих братьев. Таким образом, налицо победа, добытая неизмеримо высокой ценой и граничащая из-за огромных потерь, понесенных победителями, с поражением. Для обозначения подобной победы у древних греков родилось понятие "Кадмейская победа". Первое подобное упоминание об этом мы встречаем у Платона в его "Законах": "Воспитание никогда не оказывалось Кадмейским, победы же часто для людей бывают и будут таковыми" (Plat. Leg. 641 с.).

Более развернутую трактовку данного понятия находим у Павсания. Повествуя об уже известном нам походе аргивян против Фив и победе фиванцев, он сообщает: "но и для самих фиванцев это дело не обошлось без больших потерь, и поэтому победу, оказавшуюся гибельной и для победителей, называют Кадмейской" (Paus. IX 9, 3). Таким образом, Павсаний дает точное определение "Кадмейской победы", оказавшаяся гибельной и для победителей. Но в какой связи находятся "Кадмейская победа" с "Пирровой победой"? Ассоцировались ли у древних оба эти понятия, и если да, то когда это произошло и кому принадлежит в этом приоритет?

Ответ мы находим у Диодора Сицилийского (ок. 90 - 21 гг. до н. э.). Во фрагментах его XXII книги мы находим подробнейшее объяснение: "Кадмейская победа - это поговорка. Она означает, что победители потерпели неудачу, в то время, как побежденные не подверглись опасности из-за значительности своей силы. Царь Пирр потерял многих из эпиротов, которые прибыли вместе с ним, и когда один из его друзей спросил, как он оценивает битву, тот ответил: "Если я одержу еще одну такую победу над римлянами, у меня не останется ни одного воина, из тех, что прибыли вместе со мной". И далее Диодор так резюмирует оценку сражений Пирра: "В действительности, все его победы, как в поговорке, кадмейские; хотя его враги и были разбиты, но не были окончательно покорены, так как их сила была еще велика, в то время как победитель понес такие потери, которые более соответствуют поражению" (Diod. XXII 6, 1 - 2).

Таким образом, Диодор был первым (во всяком случае, известным нам) автором, у которого ранее известное древним понятие "Кадмейская победа" стало синонимом более позднего - "Пиррова победа".

В Новое время понятие "Пиррова победа" несколько изменило свой смысл. Теперь оно, не будучи связанным с какими-либо конкретными военными сражениями, обрело обобщенный смысл и распространялись не столько на военные кампании Пирра, сколько на обличение его "непомерных амбиций", "мнимого героизма", и как закономерный итог - "позорной смерти" честолюбивого завоевателя (М. Монтень, Ж. -Ж. Руссо) 8.

Некоторые современные исследователи пытались и в новой истории найти аналогии "Пирровой победе". Так, У. фон Хассел сравнил ее с битвой при Кунерсдорфе, в которой русский фельдмаршал П. С. Салтыков, разгромив Фридриха Великого, понес столь тяжелые потери, что русская армия на время потеряла способность к активным наступательным действиям 9.

Понятие "Пиррова победа" как в древности, так и сегодня означает победу, доставшуюся непомерно высокой ценой, поставившей победителя практически на один уровень с побежденным.

Примечания

1. ЖИГУНИН В. Д. Международные отношения эллинистических государств. 280 - 220 гг. до н. э. Казань. 1980, с. 75; ВЕРШИНИН Л. Р. Пиррова победа. - Вопросы истории, 1986, N 6, с. 90; NEDERLOF A.B. Pyrrhus van Epirus. Amsterdam. 1976, s. 167.

2. ДРОЙЗЕН И. Г. История эллинизма. Т. 1. Ростов-на-Дону, 1995, с. 105; SCALA R. Der pyrrhische Krieg. B. -Leipzig. 1884, S.137; SCHUBERT R. Geschichte des Pyrrhus. Konigsberg. 1894, s. 184; JUDEICH W. Konigs' Pyrrhus romische Politik. - Klio, XX (1926), S. 6; HAMBURGER O. Untersuchungen iiber den Pyrrhischen Krieg. Wiirzburg, 1927. S.26; HASSEL U. Pyrrhus. Munchen. 1947, S. 48; KINCAID C. Successors of Alexander the Great. Chicago. 1969, p. 70; КОННОЛЛИ П. Греция и Рим. Энциклопедия военной истории. М. 2000, с. 90.

3. IHNE W. Romische Geschichte. Bd 1. Leipzig. 1893, S. 496; N1ESE B. Zur Geschichte des Pyrrhischen Krieges. - Hermes. 1986, S. 489; ABBOT J. Pyrrhus. N.Y. 1902, p. 156; JACQUEMOD M. Sulle direttive politiche di Pirro in Italia. - Aevum (1932), p. 494 - 495; CARCOPINO J. Profils de Conquerant. P. 1961, s. 69; LEFKOWITZ M. Pyrrhus' Negotiations with the Romans. 280 - 276 B.C. - Harvard Studies in Classical Philology, 64 (1956), p. 165. Note 6; NEDERLOF A.B. Op. cit., s. 168; Советская историческая энциклопедия. Т 11. M. 1968, стб. 159.

4. SCHUBERT R. Op. cit., S. 184; NEDERLOF A.B. Op. cit., S. 168.

5. HEDERLOF A.B. Op. cit., s. 170.

6. SCHUBERT R. Op. cit., S. 184.

7. ВЕРШИНИН Л. Р. ук. соч, с. 90.

8. МОНТЕНЬ М. Опыты. Т. 1. М. 1981, с. 241 - 242; Руссо Ж. -Ж. Педагогические сочинения. Т. 1. М. 1981, с. 285.

9. HASSEL U. Op. cit, s. 48.

Казаров Саркис Суренович - кандидат исторических наук, доцент кафедры всеобщей истории Государственного педагогического университета, г. Ростов-на-Дону.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Saygo @ Мар 3 2013, 06:01)

Для обозначения подобной победы у древних греков родилось понятие "Кадмейская победа". Первое подобное упоминание об этом мы встречаем у Платона в его "Законах": "Воспитание никогда не оказывалось Кадмейским, победы же часто для людей бывают и будут таковыми" (Plat. Leg. 641 с.).

Более развернутую трактовку данного понятия находим у Павсания.

Есть и более раннее упоминание Кадмейской победы. Встречается оно, конечно же, опять у Геродота (История, кн. 1, Клио):

66. По прибытии на Кирн фокейцы пять лет жили там вместе с прежними поселенцами и воздвигли святилища богам. Так как они стали [потом] разорять окрестности и грабить жителей, то тирсены и карфагеняне, заключив союз, пошли на них войной (те и другие на 60 кораблях). Фокейцы также посадили своих людей на корабли числом 60 и поплыли навстречу врагам в так называемое Сардонское море. В морской битве фокейцы одержали нечто вроде Кадмейской победы[126]: 40 кораблей у них погибло, а остальные 20 потеряли боеспособность, так как у них были сбиты носы. После этого фокейцы возвратились в Алалию. Там они посадили жен и детей на корабль и, погрузив затем сколько могло на него поместиться имущества, покинули Кирн и отплыли в Регий.

И ещё один немаловажный фактор, обычно опускаемый историками: Пирр не сразу же, но уже вскоре после своего прибытия в Италию, оказался лицом к лицу с союзом Рима и Карфагена против него. На самом деле, именно недостаточно хорошо описываемая римскими источниками помощь Карфагена (в первую очередь на море, где карфагеняне легко могли ограничивать прибытие обещанных македонянами Пирру подкреплений, к примеру) была, как кажется, одним из решающих факторов неудачи 5-летней экспедиции Пирра на Запад...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Вершинин Л. Р. Пиррова победа

Эпир, горный край на далеком северо-западе античной Греции, издавна пользовался дурной славой. Здесь кончалась Эллада. Пронырливые греческие купцы избегали поросших лесом эпирских гор: приобрести тут было нечего, но потерять товар, а зачастую и жизнь вместе с ним - очень легко. Спускаясь в долины е высокогорных пастбищ, эпирские пастухи меняли скот на ткани, посуду, оружие и вновь исчезали в горах. Это были суровые люди, закутанные в грубые овчины. Даже и самый язык эпиротов оскорблял слух эллинов. Он походил на их речь, но так, "как иногда походит плоскоголовый серый волк на лохматого домашнего пса"1. Однако захолустный Эпир не был для греков чужим. Во всяком случае, варварами эпироты не считались; скорее они воспринимались Элладой как отдаленные, но все-таки родичи. Причина лежала и в смутной памяти о том, что именно из этих краев двинулись на завоевание пеласгической Греции эллинские племена2, и в почитании покровителя Эпира - громовержца Зевса. Его храм в эпирской Додоне почитался всем греческим миром от Милета до Массилии не менее, чем знаменитые Дельфы; а паломники склоняли колена перед алтарем додонской предсказательницы-пифии еще тогда, когда на месте будущей обители дельфийского Аполлона рос девственный лес3.

Эпир в глазах греков был и частью их Ойкумены, и границей ее, ибо за пределами Эпира начинались владения варваров. Недаром именно Эпир был наделен всем набором ужасов, доступных воображению певцов-аэдов, творцов греческой мифологии. Здесь находился вход в Аид; сюда в поисках Эвридики приходил Орфей; отсюда увел Геракл трехглавого пса Кербера4. Еще Гомер включил Эпир в список греческих земель5.

Эпир никогда не оставался непричастным к экономическим и политическим противоречиям, раздиравшим Элладу. В трудные дни борьбы с персами его воины в едином строю с ополчением всех греческих городов сражаются в битве при Платеях6; спустя четверть века опустошительная Пелопоннесская война захлестывает и эпирские земли: местные племена сталкиваются в кровавой усобице, одни - под знаменами Афин, иные - в рядах союзников Спарты7. Все прочнее становятся связи Эпира с Южной Элладой, все больше усиливаются эпирские племена, пока в конце V - начале IV в. до н. э. одно из них, молоссы, не объединяет иод своей гегемонией большую часть этого края.

Молосское государство входило в политическую структуру Греции как ее неотъемлемая составная часть. Династия местных царей - Эакидов, происходившая по преданию от Ахилла, заключает равноправный союз с Афинами8, причем по просьбе самих Афин. А ведь веком раньше афинские архонты надменно отказали молосским царькам в удовлетворении их униженных просьб9. В чем же секрет усиления Молоссии в тот период? Вопрос этот мало изучен, варианты решения плохо согласуются между собой и противоречат один другому10. Несомненно, что в начале IV в. до н. э. Молоссия - уже не просто племенное объединение, а власть ее царя перестает быть традиционно ограниченными полномочиями родового вождя-басилея. Твердая рука молосских царей жестко держит нити управления присоединенными к Молоссии землями; позиции родовой знати подорваны.

Начинается развитие товарно-денежных отношений; родоплеменной уклад, еще недавно безраздельно господствовавший в Эпире, постепенно разлагается, и на смену ему приходит эпоха полисного строя и классического рабовладения11. Растут города, развиваются ремесла и торговля. За счет вытесненных с общинных земель крестьян поднимается царская армия. Экономическое развитие властно требует укрепления политических позиций, и царские войска ведут серию войн в интересах нарождающейся олигархии. Не очень заметно для современников, на севере Греции нарождается сила, способная в перспективе стать претендентом на гегемонию над ослабленной усобицами Элладой.

Однако на этом пути царству молоссов пришлось столкнуться с могущественным конкурентом в лице Македонии. В ходе эпиро-македонской конфронтации позиции Эпира слабеют, эпироты отказываются от борьбы за панэллинскую гегемонию. И все же в годы правления Александра Македонского великий завоеватель продолжал опасаться эпирского соперничества12. После смерти Александра Македонского, при правлении диадохов, его наследников, Эпир вновь развивает внешнеполитическую активность. Поскольку македонская династия была уничтожена диадохами, единственным легитимным претендентом на власть над наследием Александра оказывается молосская династия Эакидов, тесно связанная узами родства с домом македонских владык.

В результате кровавой 20-летней войны ситуация стабилизируется: диадохи признают независимость Эпира. Это и победа, ибо ранее предполагалось превращение его в провинцию Македонии, и неудача, поскольку претензии на наследие Александра потерпели крушение. С крахом планов господства над обширными восточными землями не хотели смириться торгово-ремесленные круги богатевших эпирских городов. Он не устраивал ни лишенную былых привилегий родовую знать, видевшую в завоеваниях единственный путь к восстановлению своей экономической мощи, ни потерявших землю общинников, для которых служба в царском войске становилась единственным способом прокормиться13. А менее всего готов был примириться с неудачей эпирский царь Пирр.

Позднее о Пирре сложат легенды. Его назовут "романтиком", жаждавшим не добычи, а подвигов14; в его жизни станут искать особый трагизм и подлинное бескорыстие. Несомненно, он был талантлив; его сравнивали с самим Александром; его победы блестящи, но и бессмысленны: выигрывая сражения, он проигрывал войны. Его называли поэтому азартным игроком15. На политической арене эллинистического мира Пирр являлся последним претендентом на объединение распавшейся державы Александра Македонского. "Все или ничего!" - таков был его лозунг16. Но слить воедино огромные, экономически, культурно и этнически разнородные территории было тогда невозможно. Еще в ходе борьбы с восточными диадохами Пирр потерпел неудачу; независимость Эпира была признана соседями, но любая попытка возобновить борьбу означала бы создание вражеской коалиции. И тогда Пирр обратил свой взгляд на Запад.

"Великая Греция", как называли тогда эллинизованный юг Италии, заселенный греками, переживала в то время кризис. Усилившийся Рим вел последовательную борьбу за подчинение своей власти италийского Юга. Устоять против римских легионов в одиночку полисам Великой Греции было не под силу. Единственное, на что рассчитывали греки-италийцы, была помощь единоязычных восточных монархий. Издавна италийские полисы приглашали из Греции наемные отряды для борьбы с натиском коренных племен17.

Последним из таких приглашенных кондотьеров был эпирский царь Александр, дядя Пирра, сумевший организовать успешное противостояние варварской опасности. Однако стремление эпирота к установлению своей власти над Великой Грецией привело к разрыву между ним и великогреческими полисами. Оставшись без поддержки, Александр погиб в борьбе с италийцами18. Успешное начало его кампании надолго затормозило угрозу с севера, нависшую над г. Тарентом. Так было до тех пор, пока проникновение Рима на юг не стало реально угрожать социально стабильным, но небогатым людскими ресурсами великогреческим полисам. Отчаянные призывы о помощи направлял Тарент эллинистическим монархам. Но те не интересовались бедами Великой Греции. Единственным реальным выходом стало для италийских полисов обращение к лучшему полководцу того времени эпирскому царю Пирру19. Согласие было дано последним немедленно.

Греки-италийцы сознавали, что реальной ценой царской помощи могут стать утрата ими независимости и подчинение эпирской гегемонии. В сложившейся обстановке, однако, подавляющее большинство жителей Тарента полагало гегемонию единоязычного царя меньшим злом, нежели господство римлян, чуждых по языку и культуре20. Что касается Пирра, то для него призыв Тарента означал последнюю возможность осуществления его мечты. Пирр разработал план покорения Запада: возглавив полисы Южной Италии, он сломит мощь Рима; затем, упрочив власть над полуостровом, переправится на Сицилию и во главе сицилийских греков вступит в борьбу с Карфагеном21. Став таким образом властелином всего эллинского Запада, десантирует армию на африканское побережье и штурмом возьмет Карфаген. "Стратегические планы царя были устремлены вдаль... вплоть до Македонии и Эллады"22. Откровенная неосуществимость этих замыслов была очевидной даже для ближайших советников царя, пытавшихся отговорить его от очередного безрассудного шага23. Однако остановить Пирра было невозможно. Весной 280 г. до н. э. его войска высадились на италийской земле и, триумфально встреченные греками-италийцами, вступили в Тарент.

Армия Пирра сильна была не многочисленностью, а качеством. Ее костяком являлась традиционная для эллинистических монархий фаланга - соединение тяжеловооруженных бойцов-гоплитов. Созданная как боевая единица Филиппом II и усовершенствованная Александром Македонским, фаланга была практически непобедима в бою на открытой местности. Громоздкость ее компенсировалась взаимосвязью отдельных звеньев-синтагм, имевших возможность самостоятельного маневра. Сочетание массивности и подвижности обеспечивало фаланге исключительные в то время боевые характеристики24. Укомплектована фаланга была только эпиротами25. Боеспособность ее гарантировалась, с одной стороны, стремлением воинов (разорившихся общинников) разбогатеть за счет добычи, с другой - пережитками дружинно-ополченской преданности военному вождю26.

Помимо гоплитов, в составе царского войска находились наемники: фессалийская конница, признанная лучшей в эллинистическом мире27, и легковооруженные пельтасты из Акарнании28. Высокие боевые качества наемных контингентов обеспечивались их статусом профессионалов, предусматривавшим специальную подготовку29. В армию Пирра входил также отряд боевых слонов. Значение этого рода войск в войнах того времени было весьма велико. Ударная мощь живых таранов обусловила стремление диадохов иметь в своем распоряжении возможно большее количество боевых слонов. Зачастую их отряды решали исход не только отдельных битв, но и воин в целом30.

Реальная боевая мощь армии Пирра, таким образом, была неоспорима. Пирр, "полагаясь на выработанную его предшественниками военную систему... и прибавив к войску слонов, сделал свою вооруженную силу еще грознее, чем... при Александре Великом"31. Боевой опыт, всесторонняя подготовка, одаренность вождя - вот реальные слагаемые будущих побед. Однако этим не исчерпывались ресурсы царской армии. Соглашение между Пирром и Тарентом предполагало передачу под командование эпирского владыки всех контингентов великогреческих полисов. Количество их было внушительным, хотя и не в той мере, в какой предполагалось сначала32. Наконец, Пирр не без оснований рассчитывал на пополнение своего войска воинами из италийских племен, настроенных враждебно по отношению к Риму. В общей сложности армия Пирра должна была увеличиться до 50 - 70 тыс. бойцов, среди которых войска, приведенные в Италию из Эпира, играли бы роль фундамента разношерстного воинства33.

По вступлении в Тарент Пирр развернул подготовку к наступлению на север и решающей битве с римлянами. Жесткие мобилизационные меры, предпринятые им как верховным стратегом Тарента, были восприняты большинством населения полиса как закономерная необходимость. Уже к началу лета тарентинские отряды стали боеспособной составной частью царской армии34. Определенные колебания, проявленные италийскими племенами, не обескуражили Пирра. Зная силу римских легионов, италики выжидали исхода первого его сражения с римлянами. Только успех наступления на север мог способствовать массовому притоку местного населения под знамена царя. В общем же стратегический план кампании, разработанный им, успешно осуществлялся. Единственная ошибка эпирота проистекала из завышенной оценки собственных сил и заключалась в отсутствии объективной информации о противнике.

Малоизвестный тогда за пределами Италии, Рим к началу III в. до н. э. стал в ее пределах силой, определявшей судьбы региона. Позади остались времена отчаянной борьбы маленького латинского города за свое существование35. Отразив в ожесточенных схватках натиск галльских племен, Римская республика к середине IV в. до н. э. успешно завершает борьбу за подчинение этрусского Двенадцатиградья. Экономически и культурно развитые этрусские города входят, с тем или иным статусом, в состав Римского государства. В результате оно приобретает исключительное положение в структуре латинской федерации: если ранее Рим довольствовался ролью "первого среди равных", то теперь им выдвигаются претензии на гегемонию в рамках латинского союза. Разгромив в открытой схватке союзников, не желавших стать подданными, Рим становится доминирующей силой в среднеиталийском регионе.

В дальнейшем римская экспансия распространяется в южном и юго-восточном направлениях; ее объектом становятся плодородные равнины Апулии и Кампании.

В ходе проникновения на юг римляне успешно выдерживают 50-летнюю войну с союзом сабелло-самнитских племен36. Перипетии Самнитских войн кровавы и не всегда достоверны, однако исход их однозначен: мощь самнитов была сломлена, союзные им галльские племена отброшены к р. По. С III в. до н. э. роль Рима как претендента на общеиталийскую гегемонию уже не оспаривается никем, кроме полисов Великой Греции. В то же время римский сенат, оценивая выгоды включения в сферу римского влияния процветающих греческих полисов, проводит в жизнь ряд мер, вызвавших открытую конфронтацию Тарента с Римом и в конечном итоге спровоцировавших прибытие в Италию Пирра37.

Фантастический на первый взгляд взлет Рима объясняется просто. В римской общине с ранних времен объединились два момента - аграрный и торговый. Сочетание широкого массива плодородных земель с выгодным географическим положением уже в V-IV вв. до н. э. обусловило поступательное экономическое развитие Рима38. При относительной законсервированности римской общины, наличии в ней своеобразных черт патриархальной примитивности острая борьба между патрициями и плебеями (родовой знатью и массой неполноправных общинников) завершилась социальным компромиссом, в результате которого каждый римлянин стал гражданином Рима и получил гарантии защиты от политического угнетения. Критерием социального статуса являлся статус имущественный. В Риме складывается "нобилитет... экономическую основу которого составляло крупное землевладение"39. Кроме того, "очень влиятельную прослойку... общества составляло свободное крестьянство"40.

Борьба между крупным землевладением и свободным крестьянством была смягчена за счет выведения колоний на покоренные Римом земли. Пополняя аграрный фонд государства, римские крестьяне тем самым обеспечивали себе хлеб насущный, участок земли и определенную экономическую независимость. Относительно небольшой удельный вес рабовладения еще более сглаживал социальные контрасты в римском обществе. Развивавшееся стабильно Римское государство имело преимущества перед разрозненными городами Этрурии, Кампании и Великой Греции. Полисный строй "погубила не демократия.., а рабство, которое сделало труд свободного гражданина презренным"41. Наемные армии более высокоразвитых обществ неизмеримо уступали в морально-политическом смысле римской милиции, бойцы которой сражались за свои интересы. Внутренние же кризисы у противников Рима лишь усугубляли неизбежность их поражения. Что касается успехов Рима в борьбе с племенами, стоявшими на менее высоком уровне социально-экономического и политического развития, то тут проявилось превосходство дисциплинированного и обученного гражданского ополчения перед отважным, но неорганизованным племенным ополчением42.

В ходе борьбы за гегемонию над Италией Риму не приходилось оказываться перед угрозой самому существованию республики. Все проведенные им войны в конечном счете решали вопрос об узкорегиональной гегемонии. Теперь же в лице Пирра римлянам предстояло столкнуться с силой, на порядок превышавшей любого из прежних противников. Она могла остановить продвижение римлян на юг Италии, сорвать рост аграрного фонда, спровоцировать обострение социальной борьбы в самом Риме... Кроме того, победа царя угрожала ликвидацией римских колоний на завоеванных землях, утратой Римом и экономических позиций, и политического авторитета43. Вот почему известие о высадке Пирра в Италии было встречено в Риме с беспокойством: предстояла война с малоизвестным и крайне опасным противником. Рим сознавал силу Пирра. Но борьба с сильными противниками на протяжении двух веков была постоянным фактом политической жизни Рима. Поэтому римский сенат принял вызов.

Таким образом, летом 280 г. на равнинах Италии должны были сойтись не просто римское и эпиро-тарентинское войска. Предполагалась схватка двух систем: высокоразвитой рабовладельческой системы эллинизма, уже несшей в себе элементы разложения, и медленно развивавшейся федеративной системы, основной силою которой было гражданское ополчение, а целью - расширение аграрного фонда и социальная стабилизация общины. Множество уроков истории, начиная с греко-персидских войн и походов Александра Македонского, сулили эпироту неизбежное поражение. Не было недостатка и в "неблагоприятных знамениях"44. Но до всего этого не было никакого дела эпирскому царю, двинувшему летом 280 г. до н. э. свою армию на север, где уже разворачивались в ожидании противника римские легионы. В июле в ставку царя пришло известие о наступлении римского консула Левина в направлении Тарента. "Пирр счел недостойным в бездействии смотреть, как приближается враг, и выступил с войском, не дожидаясь прихода союзных отрядов"45. Короткие, чисто формальные переговоры между Левином и эпирским царем ни к чему не привели. Римляне категорически отказались от заключения мира с Тарентом и потребовали от Пирра прекратить вмешательство в италийские дела. Тем самым ими была продемонстрирована готовность к открытому столкновению.

Две армии встретились на исходе июля 280 г. у границы Лукании, между городами Пандосия и Гераклея. Рекогносцировка, проведенная царем, показала, что рассчитывать на легкую победу не приходится: четкость манипулярного построения римлян, технически безукоризненное устройство лагеря говорили о силе противника. Царь, вернувшись в ставку, отметил: "Порядок у этих варваров совсем не варварский. А каковы они в деле, посмотрим"46. Разделенные неширокой, но бурной рекой Сирис, оба войска были готовы к сражению. Пирр понимал, что тактический выигрыш принадлежит тому, кто встретит врага на своем берегу. Форсировать реку означало дробить фалангу, подвергать ее риску быть атакованной по частям. Кроме того, единственный брод делал невозможным активное взаимодействие пехоты с конницей и слонами. С учетом этих факторов Пирр принял решение заставить римлян начать переправу. Хитроумно изобразив нерешительность, переходящую в замешательство47, он сумел дезориентировать Левина, и римляне, "чтобы не дать Пирру выполнить задуманное, поспешили начать переправу"48. Тем самым еще до начала сражения Пирр сумел навязать противнику свой план боя, поставив армию Левина в сложное положение.

Римские боевые порядки нарушились при форсировании водной преграды, конница переправлялась отдельно от пехоты, временно утратив взаимодействие с ней. Поэтому кавалерийская атака, лично возглавленная Пирром, с самого начала имела успех. Римляне, не успевшие перестроиться после переправы, затоптались на месте. Не давая легионерам опомниться, вслед за царской конницей в атаку двинулась фаланга, прижавшая римскую пехоту к водам Сириса. Бой был ожесточенным; "исход долгое время не мог определиться: семь раз противники поочередно то обращались в бегство, то пускались в погоню за бегущими"49. Иными словами, римские манипулы несколько раз переходили в контратаки и оттесняли эпиротов, затем вновь отступали к реке. Положение римлян могла спасти только конница. Переправившись выше и ниже по течению, она атаковала царскую кавалерию, не давая фессалийцам нанести фланговый удар римской пехоте. В конном бою фактически решалась судьба битвы: качественно превосходившие римскую конницу фессалийцы уступали ей числом. Царь в ходе схватки кавалеристов был ранен и сбит с коня. В конечном итоге римской коннице удалось потеснить фессалийцев, снять угрозу флангового удара по своей пехоте и создать предпосылки для контратаки.

В этот момент в битву были брошены слоны. Практика эллинистического военного искусства подтверждала эффективность слоновьих отрядов в битве с конницей50. В данном же случае важную роль сыграл психологический фактор. Впервые за свою историю Рим столкнулся тогда с этим родом войск. Помимо решения прямой задачи - отражения конницы, слоны внесли элемент деморализации в римское войско: кони, не встречавшие слонов, "не выносили вида этих чудовищ и мчались вместе со всадниками вспять, не успев приблизиться к врагам... Пирр обратил их в бегство и многих перебил"51. Это бегство завершилось разгромом пехоты: рассыпавшись под натиском фаланги, легионеры побежали через брод. Преследуя противника, воины царя ворвались в укрепленный лагерь римлян.

Отзвуки сражения при Гераклее облетели всю Италию. "Профессиональное наемное войско оказалось более боеспособным, чем римская милиция"52. Впервые за полстолетия римляне бежали с поля боя, бросив лагерь и потеряв два легиона убитыми, пленными и утонувшими. Восторжествовала военная доктрина эллинизма. Победа Пирра тоже не была легкой: он потерял "меньше четырех тысяч, но зато самых сильных и храбрых"53. Теперь выжидавшие исхода схватки италийские племена пришли на помощь царю, и некоторые союзники изменили римлянам. Сразу после битвы Пирр "продвинулся настолько, что от Рима его отделяло лишь триста стадиев" (55,5 км)54. Военный успех оставалось закрепить политически, продиктовав Риму условия мира. Однако это оказалось невозможным. Предложение царя о мире встретило безоговорочный отказ. "Пополнив свои легионы и набрав новые, римляне продолжали говорить о войне так, что Пирр был поражен их бесстрашием и надменностью"55.

Непримиримая позиция римлян срывала планы эпирского царя. В его замыслы не входило затяжное пребывание в Италии. Идеальным вариантом для Пирра после Гераклейской победы выглядело заключение мира при отказе Рима от претензий на великогреческие полисы56. Тем самым закрепилась бы гегемония эпирота над югом Италии, и на повестку дня становилась борьба за Сицилию как второй пункт "программы-максимум" Пирра. Именно так можно истолковать тот факт, что царь, не предпринимая наступления на Рим, направил туда посольство, предложив мягкие условия и требуя лишь "дружеского союза с ним и неприкосновенности Тарента"57. Для ведения переговоров был послан ближайший политический советник Пирра фессалиец Киней, ученик Демосфена, один из лучших ораторов и дипломатов того времени58. Выслушав посла, римский сенат после недолгой дискуссии категорически отказался вести какие-либо переговоры до тех пор, пока Пирр находится на италийской земле.

Итак, Пирр одержал победу, его влияние в Италии необычайно возросло; и вместе с тем политическая инициатива осталась под контролем побежденного, именно римский сенат решает, быть или не быть войне. Поражение римского войска в этом свете оказывается лишь частностью. Именно так квалифицировали дело в Риме: "Не эпироты победили римлян, а Пирр - Левина"59. Рим готов продолжать войну, его ресурсы не исчерпаны поражением одной армии. Здесь-то и сказалось преимущество гражданского ополчения, позволяющего проводить неоднократные наборы, перед первоклассной армией наемников, потери которой трудно восполнимы количественно и практически невосполнимы качественно60. Даже Пирр сознавал, что "разгромить римлян окончательно... при его военных силах невозможно"61. Поэтому вторую половину 280 г. царь использует для продолжения переговоров с Римом.

Самые заманчивые предложения Пирра, равно как и красноречие Кинея, не возымели результата. Попытки подкупа также закончились впустую. Римское общество в ту пору резко отличалось в данном плане от разложившихся эллинистических монархий62. В то время как ни один из влиятельных римлян не поддался подкупу даже в самой деликатной форме, в окружении Пирра нашелся предатель, предложивший римлянам за вознаграждение физически устранить царя63. Римские же власти не только отказались от услуг изменника, но и проинформировали о его предложении Пирра, вызвав у последнего восхищенно-уважительное недоумение. В принципе переговоры зашли в тупик. Сенат соглашался на мир лишь при условии ухода Пирра из Италии, любые компромиссы заранее исключались. Единственным выходом для царя оставалось возобновление военных действий. Вместе с тем он понимал, что теперь ему необходима осторожность: первая же победа римлян означала бы для него разгром, а для Рима - возвращение всех утраченных после Гераклеи позиций.

"Тогда Пирр, которого обстоятельства заставляли искать нового сражения, выcтупил и встретился с римлянами близ города Аускула"64. На этот раз инициатива выбора места сражения принадлежала римлянам. Учтя уроки Гераклеи, они сделали все от них зависящее, чтобы свести на нет тактические преимущества армии Пирра65. Лесистые берега реки, протекающей близ Аускула, затрудняли действия фессалийской конницы; правда, они же сковывали подвижность конницы Рима, но это устраивало римлян, ибо наибольшая результативность вражеских атак наблюдалась именно в действиях слонов против конницы. В пересеченной и лесистой местности, где конница становилась пассивным участником битвы, уменьшалась возможность использования в бою слоновьего отряда. Римляне сознательно вели дело к превращению сражения в пехотный бой. В таком бою римский манипулярный строй имел на пересеченной местности неоспоримое преимущество перед фалангой Пирра66.

В течение целого дня эпирское войско было вынуждено вести тяжелый оборонительный бой, будучи прижато к реке и подвергаясь массированным атакам. Конница и слоны стояли на месте, фаланга не имела возможности развернуться. В войске царя "много воинов было ранено и убито в этом сражении, пока ночь не прервала его"67. Той ночью царю пришлось задать себе вопрос, как избежать поражения. Талантливый полководец, он понимал, что успех на стороне римлян. Если завтра бой будет продолжаться по той же схеме, косые удары на пересеченной местности и выключение из боя царской конницы и слонов приведут к разгрому. Следовало противопоставить плану римлян свой план второго дня сражения, учитывая необходимость "перенести битву на равнину и бросить в бой слонов"68.

Ранним утром Пирр, выстроив слонов в эшелонированную колонну и расставив меж ними пельтастов, осуществил рывок на римские позиции. Фактор неожиданности сыграл большую роль: вслед за слонами эпирская фаланга прорвалась сквозь римские порядки и, перестроившись на равнине, вступила в правильное сражение. Выпустив врага из ловушки, легионеры дрогнули. Предпринятый Пирром маневр - атака слонов против пехоты - был приемом, исключительным для военного искусства эллинистической поры, нарушением всех тогдашних канонов69. Римское командование утратило возможность руководства своей армией. Разрозненные манипулы сражались "мечами против копий и, не щадя себя... думали только о том, как уничтожить как можно больше врагов"70. Их целью была уже не победа, а физическое уничтожение неприятеля. Легионы перестали быть единым целым. Тогда Пирр вновь бросил слонов против римской пехоты. Малоэффективные в сражении с правильными пехотными построениями, слоны оказались результативным оружием против пехоты, потерявшей строй. Целые ряды легионеров были растоптаны, римлянами овладела паника, "ибо против слонов воинская доблесть была бессильна, и римляне считали, что перед этой силой... следует отступить, а не упорствовать и гибнуть самой страшной смертью там, где нельзя помочь делу"71.

Римляне побежали. Пирр одержал вторую победу на италийской земле. Однако на этот раз вымотанные двухдневным сражением эпироты не смогли завершить битву преследованием отброшенного противника. Римляне, получив передышку, отошли в укрепленный лагерь, штурмовать который без осадных машин было бессмысленно. Следовательно, бой, закончившийся победой благодаря мощи слонов и военному таланту царя, не завершился полной победой. Римская армия продолжала существовать, хотя не могла продолжать боевых действий. На поле боя осталось свыше 6 тыс. римлян.

Эпирское войско также понесло тяжелые потери. В ходе сражения был тяжело ранен сам Пирр. Отряд римлян, прорвавшийся в тыл фаланги, уничтожил обоз со снаряжением. Особенно болезненными оказались потери в личном составе: по данным царских списков72, только убитых в войске было 3505, причем большинство павших пришлось на фалангу. Считая число убитых фалангитов объективным73 и прибавив его к количеству эпиротов, павших при Гераклее (минимально - 3500), нетрудно убедиться, что эпирские контингента к весне 279 г. до н. э. только убитыми потеряли около 7 тыс. (более трети личного состава). Фактически фаланга перестала существовать. Во всяком случае, данных о применении ее Пирром после Аускула нет. Теперь царь мог рассчитывать лишь на малоопытные ополчения великогреческих полисов и недисциплинированных италийских наемников. Огромны были потери в командном корпусе: погибли "почти все его приближенные и полководцы". С горькой иронией Пирр отвечал на поздравления советников: "Если мы одержим еще одну победу над римлянами, то окончательно погибнем"74. У царя хватило мужества для шутки. Эта-то фраза запомнилась, вошла в употребление и стала крылатой. Именно на Аускульском поле родилось выражение "пиррова победа".

Армия Пирра отныне не имела качественного перевеса над врагом. Царь "видел, как вражеский лагерь быстро пополняется людьми... Римляне не пали духом, а гнев умножил их упорство"75. Итоги Аускульской победы оказались для Пирра катастрофическими: сомнительный тактический успех, ничего не решающий в стратегическом ходе войны; невосполнимые потери и утрата качественного превосходства над врагом; по-прежнему бескомпромиссная позиция Рима, исключавшая возможность мирных переговоров. Еще страшнее оказались итоги политические.

Самый факт призвания Пирра Тарентом был обусловлен угрозой последнему со стороны Рима. Пока Пирр успешно выполнял обязанности защитника великогреческих полисов, гражданские слои Тарента готовы были мириться с автократическими тенденциями царя76. Власть эпирота воспринималась как явление, обременительное для полисной демократии, но необходимое для защиты от внешней экспансии. После Аускула стала очевидной невозможность окончательной победы Пирра; его пребывание в Таренте стало не чем иным, как тираническим правлением иноземного завоевателя77. Защитник превратился в захватчика и грабителя. Для набора воинов необходимы были средства, добычи же не было. Пирр нашел выход в принудительных конфискациях78. "Городская автономия была для него чуждым понятием.., а союзники больше не были склонны нести жертвы ради интересов Пирра"79.

Дальнейшие его действия напоминают метание волка в кольце флажков. Один шаг отчаяния следовал за другим: авантюрный поход в Сицилию, непродуманный и завершившийся провалом; бессмысленная ссора с сицилийскими полисами; необъяснимые промахи в борьбе с Карфагеном. В 275 г. Пирр, никем не ожидаемый, возвращается в Италию. Там, на холмах близ Беневента, завершается последний акт Западного похода Пирра. Уводя на юг разбитую армию и преследуемый римлянами, царь понял, что его падение свершилось80. "В тактическом отношении борьбу можно было продолжать, но невозможность создать надежную политическую базу побудила царя-кондотьера прекратить бесполезную войну"81. Пройдет еще несколько лет, и камень, брошенный женской рукою в уличной стычке, прервет жизнь царя82.

Его жизнь, бурная и полная приключений, не раз привлекала внимание потомков. Плутарх счел ее достойным примером для обличения ненасытного властолюбия как непростительного порока, иссушающего душу человека83. Овидий призывал тень эпирота, скорбя о безжалостной воле Рока, перед которым бессильны герои84.

Столетия спустя римские историки будут с гордостью вспоминать о победе над Пирром, гордясь своими предками, не склонившимися перед грозной силой; с уважительным трепетом упомянет Пирра Тацит85. Даже в наши дни, когда давно утратили актуальность деяния более значительных лиц, нежели незадачливого царя Эпира, споры о нем не прекращаются. Его имя мелькает на страницах специальных изданий86. Но сегодня память о нем стала достоянием скорее специалистов. Прочими же имя Пирра воспринимается лишь как определение сомнительного успеха.

Античная традиция не знала выражения "пиррова победа". И в этом кроется глубокий смысл. Ведь ход исторического процесса воспринимался древними как противоборство человека с обстоятельствами, неблагоприятное развитие которых можно и должно было преодолеть. Субъективная воля богов заменяла в сознании древних объективные законы развития общества87. Поэтому глубинный смысл обобщения, скрытого в выражении "пиррова победа", был непонятен античным моралистам. Пирр воспринимался как неудачник, но не более того. Лишь впоследствии, с повышением уровня социального сознания, исторический процесс начал восприниматься как нечто целостное, имеющее четкие законы, нарушать которые бессмысленно, а опровергнуть невозможно. В силу этого уже в начале нового времени возникло выражение "пиррова победа", и уже не просто в виде упоминания о неудачнике, которому даже успехи его идут во вред, но в контексте более глубоком.

Монтень обращается к образу Пирра и вспоминает о его Аускульской победе как о примере пагубности нерасчетливого стремления к успеху любой ценой; обобщая свое мнение о Пирре, он неоднократно подчеркивает, что субъективная одаренность и честность правителя оцениваются не по импульсам, но по результатам88. Французские просветители и революционеры XVIII в. также интересовались Пирром и его эпопеей; в их понимании "пирровой победы" как глобального обобщения она результат действий индивидуума, совершенных без учета потребностей общества89.

Тонко чувствовавший специфику крылатых фраз, В. И. Ленин отмечал: "Бывают такие крылатые слова, которые с удивительной меткостью отражают сущность довольно сложных явлений"90. Стоит напомнить, что, характеризуя Положение, сложившееся в России после расстрела царем рабочей демонстрации 9 января 1905 г., Владимир Ильич воспользовался именно названной поговоркой: "Подобные победы... войск над рабочими суть поистине пирровы победы"91.

Ненужный успех - вот что такое сегодня в нашем понимании победа эпирского царя. "Много побед одержал великий Пирр. Но в историю вошла одна только Пиррова победа"92. Сколько таких "побед" хранит память человечества как суровый и назидательный урок. Тем, кто забывает о нем, было бы не вредно, хотя бы изредка, ощущать горький привкус гари эпирских костров под Аускулом.

Примечания

1. Strab. VII. fr. 1 - 2.
2. Herod. VII, 176; V e 1. Pat. I, 1, 2 - 3; I.III, 1 - 2.
3. Herod. 11, 54 - 57.
4. Paus. I, 17, 4; V, 14, 2; IX, 30, 6.
5. Hоm. II; XIII, 389; XVI, 482; Pans. I, 17, 5.
6. Herod. VIII, 47; Paus. V, 23, 2.
7. Thuc. II, 80 - 81.
8. Diod. XV, 36, 5; Xen. Hell., VI, 1, 7; 2, 9 - 10.
9. Plut. Themist., XXV; Thuc. I, 136, 2 - 4.
10. Cabanes P. L'Epire de la mort de Pyrrhos a la conquete romaine. P. 1976, p. 155; Cross G. N. Epirus. Cambridge. 1932, pp. 109 - 114.
11. Блаватская Т. В., Голубнова Е. С, Павловская А. И. Рабство в эллинистических государствах в III-I вв. до н. э. М. 1969, с. 92 - 110.
12. Just. XII, 1, 5; 2, 1.
13. О социальных истоках греческого наемничества см.: Маринович Л. П. Греческое наемничество IV в. до н. э. и кризис полиса. М. 1975.
14. Цибукидис Д. И. Древняя Греция и Восток. М. 1981, с. 66.
15. Plut. Pyr., XXVI (3).
16. Шофман А. С. Распад империи Александра Македонского. Казань. 1984 с. 68 ел.
17. Ковалев С. И. История Рима. Л. 1948, с. 133.
18. Just XII, 2; Liv. VIII, 3; 17, 24; Strab. VI, 1, 5.
19. Арр III, VII, 3; Dion Hal. XIX, 4, 4 - 5; Plut. Pyr., XIII (5 - 6); Zоn. VII, 2.
20. Ковалев С. И. Ук. соч., с. 151 ел.
21. Кораблев И. Ш. Ганнибал. М. 1976, с. 31 - 32.
22. Бенгтсон Г. Правители эпохи эллинизма. М 1982, с. 126.
23. Plut. Pyr., XIV.
24. Дельбрюк Г. История военного искусства. Т. 1. М. 1936, с. 156 - 158; Разин Е. А. История военного искусства. Т. 1. М. 1955, с. 202.
25. App. III, XI, 1; Plut. Pyr., XIX (4).
26. Cabanes P. Op. cit., p. 164sqq.
27. Xen. Hell., VI, 1, 19; 4, 31.
28. Dion Hal. XX, 1 - 3; 6.
29. Polib. X, 23.
30. Шофман А. С. Ук. соч., с. 73 - 77, 114 - 115.
31. Дельбрюк Г. Ук. соч., с. 247.
32. Just. XVIII, 1; Plut. Pyr., XIII; Strаb. VI, III, 4.
33. Численный состав собственно эпирского войска: 20 тыс. гоплитов, 3 тыс. всадников, 3 тыс. пельтастов, 20 слонов.
34. App. III, VIII, 1; Plut. Pyr., XVI.
35. Подробнее о становлении Римского государства см.: Немировский А. И. История раннего Рима и Италии. Воронеж. 1962.
36. Ковалев С. И. Ук. соч., с. 122 - 133..
37. App. III, VII, 1 - 2.
38. Ковалев С. И. Ук. соч., с. 142.
39. Кораблев И. Ш. Ук. соч., с. 22.
40. Там же, с. 21.
41. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 21, с. 118.
42. Дельбрюк Г. Ук. соч., с. 227 - 231.
43. Разин Е. А. Ук. соч., с. 280; Дельбрюк Г. Ук. соч., с. 246.
44. App. III, XII, 2; Just. XXIII, 3, 12; Plut. Pyr., XXV (5).
45. Plut. Pyr., XVI (7).
46. Ibid., XVI (10).
47. Дельбрюк Г. Ук. соч., с. 247 - 248.
48. Plut. Pyr., XVI (12).
49. Front. II, IV, 9; Plut. Pyr., XVII (2).
50. App. Syr., 5; Plut. Demetr., XXVIII-XXX; XXXIII; Pyr., IV.
51. Front. II, IV, 13; Plut. Pyr., XVII, 9(5).
52. Разин Е. А. Ук. соч., с. 281.
53. Plut. Pyr., XVII (6).
54. App. III, X, 3; Plut. Pyr ., XVI 1(7).
55. App. III, X, 3; Plut. Pyr., XVIII (2).
56. Ковалев С. И. Ук. соч., с. 136.
57. App. III, X, 1; Plut. Pyr., XVIII (6).
58. App. III, X, 1; Plut. Pyr., XIV(19 - 20).
59. Plut. Pyr., XVIII(I).
60. Бенгтсон Г. Ук. соч., с. 129; Ковалев С. И. Ук. соч., с. 135 - 136.
61. Plut. Pyr., XVIII (3); Polib. XI, 22, 110; Veg. I, 20.
62. Кораблев И. Ш. Ук. соч., с. 24 - 25.
63. App. III, XI, 2; Plut. Pyr., XXI (1 - 7).
64. Plut. Pyr., XXI(9).
65. Front. II, III, 21.
66. Дельбрюк Г. Ук. соч., с. 230; Разин Е. А. Ук:, соч., с. 282; Кораблев И. Ш. Ук. соч., с. 27; Ковалев С. И Ук. соч., с. 159 - 163.
67. Plut. Pyr., XXI (10).
68. Front. II, IV, 13; Plut. Pyr., XXI (11).
69. Leveque P. Pyrrhos. P. 1957, pp. 400 - 402,
70. Front. II, III, 21; Plut. Pyr., XXI (13):
71. Front. II, IV, 13; Plut. Pyr., XXI(15).
72. Данные царских списков Плутарх, приводит со ссылкой на не дошедшее до нас сочинение Иеронима.
73. Дельбрюк Г. Ук. соч., с. 248; Бенгтсон Г. Ук. соч., с. 129.
74. Plut. Pyr., XXI(19).
75. Eutr. II.15; Flor. I, 18; Plut. Pyr., XXI(20).
76. Jus't. XXIII, 3, 2 - 3; Plut. Pyr., XIII(6).
77. App. III, VIII, 1; III, XII, 1 - 2; Plut. Pyr., XXIII.
78. App. III, XII, 1; Just. XXIII, 3, 10; Plut. Pyr., XXIII.
79. Бенгтсон Г. Ук. соч., с. 132, 137.
80. Дельбрюк Г. Ук. соч., с. 249; Разин Е. А. Ук. соч., с. 282.
81. Дельбрюк Г. Ук. соч., с. 247.
82. Бенгтсон Г. Ук. соч., с. 137.
83. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 2. М. 1963, с. 38 - 65.
84. Овидий Назон. Скорбные элегии. Письма с Понта. М. 1979, с. 169.
85. Корнелий Тацит. Сочинения. Т. 1. Л. 1969, с. 72, 81.
86. Hassel H. Pyrrhus. Munz. 1947; Nenci G. Pirro. Torino. 1953; etc.
87. Фролов Э. Д. Факел Прометея. Л. 1981, с. 103сл.; Кун Н. А. Легенды и мифы Древней Греции. М. 1976.
88. Монтень М. Опыты. Т. 1. М. -Л. 1958, с. 295; т. 2, с. 466.
89. Робеспьер М. Избранные произведения. Т. 2. М. 1965, с. 320; Руссо Ж. -Ж. Педагогическая библиотека. М. 1981, с. 285.
90. Ленин В. И. ПСС. Т. 25, с. 138.
91. Там же. Т. 9, с. 243.
92. Кривин Ф. Н. Ученые сказки. Ужгород. 1967, с. 161.

Вопросы истории. - 1986. - № 6. - С. 81-90.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Казаров С. С. Последняя кампания царя Пирра в Италии

Пережив крушение своих планов на Сицилии, Пирр в очередной раз был поставлен перед сложной дилеммой: либо, вернувшись в Македонию, принять участие в борьбе за македонский престол, либо, вняв новым призывам своих италийских союзников, продолжить борьбу против Рима. Как известно, победило «западное направление»: после недолгих колебаний Пирр с 20 тыс. пехотинцев и 3 тыс. конников вновь оказался на италийской земле.

Какими планами руководствовался он на этот раз? К сожалению, античная историческая традиция (Дионисий, Плутарх, Юстин, Зонара) не дает нам вразумительного ответа на этот вопрос. Немногим лучше обстоит дело и с современной историографией. Едва ли стоит всерьез относится к позициям Д. Эббота и Ж. Каркопино, объяснявших отъезд Пирра из Сицилии в Италию импульсивностью, непомерным честолюбием и отсутствием четко продуманного плана1. По мнению итальянского историка Антонио Санти, Пирр, уже готовившийся перенести войну из Сицилии в Африку, был вынужден отказаться от своих планов, «идя навстречу пожеланиям сломленных, доведенных до крайнего состояния союзников, особенно тарентинцев, которые пострадали больше других, возвратился в Италию»2. На оказание помощи союзникам как на основной мотив указывают также немецкие ученые Р. Шуберт и Б. Низе3.

Едва ли можно согласиться с точкой зрения Л. Р. Вершинина, автора единственной в отечественной историографии статьи о последней кампании Пирра в Италии, согласно которому в 275 г. Пирр, «никем не ожидаемый, возвратился в Италию»4. К тому же это полностью противоречит данным античной традиции, в частности Плутарха (Plut. Pyrrh. 24).

По мнению Р. Скалы, призыв со стороны союзников из Италии был для Пирра своеобразным выходом из неудачного сицилийского похода, однако царь должен был осознавать, какой опасности он подвергает себя, следуя за ними. «...Его душа колебалась туда и сюда, и эти колебания в его мемуарах должны быть отмечены так: здесь карфагеняне, там — угроза римлян, но не вести войско в Италию, однако, опаснее, чем оставить его на Сицилии»5.

Возвращение Пирра в Италию весьма своеобразно объясняет Д. Кинаст: одновременный переход большей части Сицилии под контроль карфагенян и успехи римлян на юге Италии создавали для Пирра угрозу оказаться отрезанным от его пути в Тарент и Эпир6. У. фон Хассел полагал, что отсутствие сильного флота побудило Пирра, отказавшись на время от борьбы с карфагенянами, прибыть в Италию и уже там продолжить работу по его строительству7. Э. Вилль, осторожно высказывая некоторое сомнение относительно призывов самнитов и тарентинцев, указывает на безнадежность позиции Пирра на Сицилии8.

Таким образом, суммируя приведенные выше взгляды исследователей, можно отметить, что каждое из них, взятое по отдельности, едва ли исчерпывает существо дела, но взятые в совокупности они приближают нас к нашей цели.

Вместе с тем хотелось бы здесь отметить главное: Пирр, продолжая оставаться носителем панэллинской идеи и прибыв на Запад для защиты италийских, а затем и сицилийских греков, не мог проигнорировать просьбы своих союзников и, не решив окончательно вопроса с Римом, возвратиться в Грецию.

Неудачи начали преследовать Пирра сразу же после его отбытия из Сицилии. Перехваченный карфагенской эскадрой в Мессинском проливе, он лишился большей части своих военных кораблей (Plut. Pyrrh. 24; Paus. I. 12. 5; App. Samn. 12). Однако значительному числу его транспортных судов удалось без потерь добраться до гавани Локр, после чего локрийцы изгнали римский гарнизон и снова перешли на сторону Пирра. Отсюда сразу же эпирский царь совершил поход на Регий, намереваясь стремительным броском занять город и таким образом обеспечить важный плацдарм для своего возможного возвращения на Сицилию9. Однако на помощь Регию были вызваны из Мессаны мамертинцы. Нападения царя на Регий было отбито, после чего во время его отступления 10 тысяч мамертинцев атаковали авангард Пирра в узком ущелье, нанеся ему серьезные потери. Потеряв двух слонов и получив рану в голову, Пирр, тем не менее, благодаря личной храбрости, спас ситуацию (Plut. Pyrrh. 24; Zon. VIII. 6. 5).

Затем он вновь прибыл в Локры, где, по всей вероятности, и провел зиму10. После этого с войском в 20 тыс. пехотинцев и 3 тыс. всадников, по всей вероятности, в конце зимы 275 г. Пирр двинулся в Тарент. Известие о его прибытии повергло римлян в настоящий ужас. Их пугали не только перспективы новой войны с грозным противником. Дело в том, что некоторые события и предсказания, которые произошли в предшествующий период, взволновали души даже самых стойких.

Ужасная чума, которая свирепствовала в городе и на прилегающей к нему территории в период консульства Кв. Фабия Гурга и Г. Генуция Клепсина привела к многочисленным жертвам (August. De Civ. Dei. III. 17; Oros. IV. 2). Страшная буря, разыгравшаяся в городе, низвергла с высоты Капитолия статую Юпитера и из-за того, что римляне долго не могли отыскать отколовшуюся голову бога, появились предсказания о близкой гибели города (Liv. Per. 14; Cic. De div. I. 10). Кроме того, как показала последняя перепись населения 275 г., из-за длительных войн численность населения Рима значительно сократилась по сравнению с 279 г. — на 15978 человек (Liv. Per. 13). Поэтому неудивительно, что консулы, проводя набор граждан в войско, столкнулись со скрытым неповиновением и полным отсутствием патриотизма.

Как рассказывают источники, консул Маний Курий Дентат вынужден был обратиться к крайним средствам. Видя, что римская молодежь упорно отказывается записываться в войско, он велел бросить в урны имена граждан всех триб. Первой выпала триба Поллия, и он стал поименно призывать каждого из ее членов, а когда те, упорствуя, отказались явиться, приказал продать с торгов их имущество (Liv. Per. 14; Val. Max. IV. 4). Это возымело действие: другие горожане, охваченные страхом, наперебой бросились записываться в войско.
Собрав войско, оба консула — Маний Курий Дентат и Луций Корнелий Лентул — двинулись в Самниум. Первоначально их главной целью было воспрепятствовать измене италиков11. Вскоре после этого римское войско разделилось: в то время, как Курий оставался в Самниуме, одновременно перекрывая противнику путь на Рим, Лентул двинулся на юг Италии и вступил в Луканию.

В свою очередь Пирр, присоединив к своему войску контингенты союзников, выступил навстречу римлянам. О численности его армии — 80 тысяч пехотинцев и 6 тысяч всадников — упоминает только Орозий (IV. 2. 6), однако подавляющее число исследователей, за исключением, разве что, Г. Герцберга, называет эту цифру не заслуживающей доверия12. Сложные расчеты с целью установления истинной цифры для численности войска Пирра до битвы при Беневенте произвел Р. Скала13, однако из-за того, что нам точно неизвестна численность союзных контингентов, это мало что дает.

По примеру римлян, Пирр также разделил свою армию: одно войско, образованное преимущественно из самнитских подкреплений, он отправил в Луканию против Лентула, другое, которое возглавил сам лично, двинул против Курия. Его стратегический план заключался в том, чтобы разбить римские войска по отдельности, не дав им соединиться.

Долгое время дискуссионным считался вопрос о месте решающего сражения между римлянами и Пирром. Если Плутарх прямо указывает на Беневент (Plut. Pyrrh. 25), то Орозий и Флор указывают, что битва состоялась на Арузинских полях в Лукании (apud Lucaniam in Campis Arusinis — Oros. IV. 2. 3; Flor. I. 13. 11). Фронтин вообще указывает на Арузинские поля близ города Статуент или Фатуент (in campis Arusinis circa urbem Statuentem (или Fatuentem) — IV. 1. 14). Что касается Фронтина, то здесь, по-видимому, мы имеем дело с испорченным текстом: Статуент или Фатуент должен быть исправлен на Малевент, раннее название Беневента14. Б. Г. Нибур, И. Г. Дройзен и Р. Шуберт отдают предпочтение данным Плутарха и полагают, что битва произошла при Беневенте15, Р. Скала указывает на Арузинские поля16.

Благодаря исследованиям А. Санти, О. Гамбургера, А. Недерлефа и Г. Де Санктиса этот вопрос может считаться решенным17. Во-первых, следует установить, действительно ли Арузинские поля находились в Лукании, как об этом сообщают Орозий и Флор. В том, что битва произошла в Самниуме, а не в Лукании, убеждают нас, прежде всего, триумфальные фасты и указания Зонары. Последний прямо говорит о том, что Пирр был разбит после того, как вступил в земли самнитов, которые и призвали его на помощь (Zon. VIII. 6). В свою очередь, триумфальные фасты сообщают о двух триумфах — одного был удостоен консул Курий за победу над самнитами и царем Пирром (de Samnitibus et rege Pyrro), другого — его коллега Лентул за победу над самнитами и луканами.

Кроме того, некоторые ученые считают спорным сам факт того, что Арузинские поля находились именно в Лукании18. Вполне возможно, что Тит Ливий, трудом которого пользовались Флор и Орозий, мог просто написать, что битва происходила на Арузинских полях, потому что в то время еще было доподлинно известно их местонахождение; напротив, во времена Флора и Орозия об этом уже не знали, и последние, желая более точно указать местоположение битвы и тем самым показать свою осведомленность, написали, что эти поля якобы находились в Лукании. Во-вторых, то, что Беневент к моменту битвы еще не имел такого названия, отнюдь не является доказательством того, что там не могло произойти сражение. Плутарх в своем источнике, по-видимому, нашел прежнее название города, и, особо не задумываясь, дал ему привычное название.

Таким образом, главный вывод таков: битва произошла на Арузинских полях близ Беневента в Самниуме.
Источники, повествующие о самой битве, можно условно разделить на две группы. С одной стороны, это римская историческая традиция — пассажи Ливия, Зонары, Евтропия, Орозия и Флора, к которым примыкает описание Дионисия (XX. 12). Из-за своей тенденциозности, а зачастую и прямой фальсификации, она не имеет особой цены. С другой стороны — добротная информация, которую мы извлекаем у Плутарха, позволяющая нам иметь относительно ясную картину хода битвы.

По мнению Р. Шуберта, которое он, однако, как всегда, не подкрепляет никакими аргументами, в основе сообщения Плутарха лежит рассказ Тимея из Тавромения, в своем повествовании, якобы, опирающегося на Проксена19. К. Ю. Белох полагал, что Плутарх следует Дионисию20. Действительно, рассказ о ночном походе Пирра у Дионисия и у Плутарха в общих чертах совпадает, однако имеются и серьезные расхождения. Так, именно Дионисий упоминает об эпизоде со слоненком, который, по его представлению, и послужил главной причиной поражения Пирра при Беневенте, в то время как у Плутарха подобный эпизод практически отсутствует. Различия в пассажах Плутарха и Дионисия кажутся настолько значительными, что, скорее всего, речь можно вести лишь об использовании единого источника.

Дальнейший ход событий представляется в следующем виде. Курий, заняв укрепленные природой позиции, где фаланга Пирра не смогла бы маневрировать, решил не принимать боя до прихода подкреплений из Лукании (Front. II. 2. 1). В этих условиях Пирр принимает план, который Р. Скала назвал «гениальным»: до прихода Лентула из Лукании атаковать врага с двух сторон и уничтожить его. Удивительно то, что именно эта битва, которая более всего показала талант Пирра как полководца, оказалась неудачной: все погубило незнание местности21. Разделив свои войска на две части, с одной из них, в которую вошли лучшие силы, эпирский царь предпринял обходной маневр, имевший целью удар по врагу с тыла. Обходной маневр должен был быть осуществлен скрытно от римлян и завершиться до рассвета. Однако непроходимая местность, узкие козьи тропки, густой лес и нехватка факелов — все это значительно замедлило движение войска Пирра.

Плутарх сообщает, что в этом переходе приняли участие и слоны (Plut. Pyrrh. 25). Так ли это? Свои сомнения относительно использования слонов в условиях сложного рельефа местности высказал итальянский ученый А. Санти. «Трудно представить, чтобы эти малоподвижные и перегруженные башнями животные могли быть эффективно использованы в труднодоступной местности», — отмечает он22.

Подобную точку зрения разделяет П. Левек. «Дионисий уточняет, что гоплиты поднимались по козьим тропкам: можете вы представить там слонов?»23. Эти сомнения попытался развеять Г. Скаллард, автор единственной монографии об использовании слонов в античную эпоху. При этом он ссылается на тот факт, что в 1944 г. партия из 45 слонов была переправлена по крутой горной дороге из Бирмы в Ассам24. На наш взгляд, при том «нестандартном» использовании слонов, которое практиковал Пирр по сравнению с другими эллинистическими правителями, упомянутый эпизод вполне мог иметь место. С другой стороны, как справедливо отметил Р. Шуберт, если виновники появления этого рассказа — слоны — непосредственно достигли римского лагеря, то едва ли этот лагерь располагался высоко в горах25.

Дальнейшие события представляются в следующем виде. Когда отряд Пирра, посланный в обход римлян, достиг высот над римским лагерем, он спустился с гор и яростно атаковал врага. Вероятнее всего, римляне были застигнуты врасплох, и их лагерь превратился в центр сражения26. Римляне, яростно защищая свой лагерь, отбросили нападавших. Курий был настолько ободрен успехом, что решил, не дожидаясь Лентула, дать сражение. Он двинул свои войска на равнину неподалеку от своего лагеря и занял удобную для битвы позицию. Пирр, в свою очередь, принял вызов и двинул свои войска на врага.

Ожесточенное сражение развернулось на двух противоположных флангах. На правом крыле римляне потеснили врага, однако, на другом, где сражался сам Пирр, — римляне, по-видимому, с большими потерями были оттеснены до самого лагеря. Довершая разгром врага, Пирр бросил в бой свою ударную силу — слонов. Однако на этот раз именно слоны помешали одержать победу.

Спасая свой лагерь, Курий бросил в бой свежий резерв, располагавшийся неподалеку от лагеря. С помощью стрел и факелов они отогнали слонов и вынудили их повернуть назад. Именно к этому моменту битвы относится эпизод, который, по мнению Дионисия, сыграл решающую роль в битве (XX. 12. 14). Маленький слоненок, сопровождавший свою мать во время атаки, был ранен копьем в голову и, визжа от боли, повернул назад. Слониха, услышав визг детеныша, сметая все на своем пути, бросилась к нему на помощь. Все это произвело переполох в боевых порядках эпиротов, в результате чего слоны стали неуправляемы и, повернув назад, смяли свои же войска. Большая часть войска Пирра в итоге была рассеяна, и он вынужден был уступить поле битвы.

Каковы же были итоги сражения? Можно ли считать битву при Беневенте поражением Пирра и победой римлян? Данные о потерях Пирра, которые сообщает Орозий (33 тыс. убитых и 1300 пленных) отвергаются большинством исследователей27. Одним из первых подверг сомнению версию римской анналистики о полной победе римлян военный историк Г. Дельбрюк. По его мнению, на основе сохранившейся традиции едва ли возможно составить представление о том, кто одержал в битве победу: «Мы даже не можем сказать, действительно ли Пирр потерпел поражение или же только не смог провести атаку, и бой остался нерешенным»28.

Если же, в соответствии с данными Плутарха, слоны оттеснили римское крыло до самого лагеря, то горящие стрелы в открытом бою едва ли применимы, так как на близком от противника расстоянии воин не имеет никакой возможности запалить стрелу, да к тому же о подобном средстве в борьбе со слонами не было известно и в более поздние времена.

Более аргументировано «миф» о римской победе попытался развеять К. Ю. Белох29. Эту битву он рассматривает как ничейную: в то время как нападение Пирра на римский лагерь было неудачным, римляне тоже не смогли добиться решающего успеха. В качестве доказательства он ссылается на два пассажа — Полибия (XVIII. 28. 11) и Юстина (XXV. 5. 5). В первом из них говорится о том, что в сражениях с римлянами исход боя для Пирра почти всегда оставался нерешенным, т. е., другими словами, он не терпел от римлян поражений. В свою очередь, Юстин сообщает о том, что Пирр никогда не был в войнах побежден ни римлянами, ни карфагенянами (Romanorum et Carthaginiensium bellis nunquam inferior — Iust. XXV. 5. 5). Вместе с тем, для доказательства оба эти пассажа не имеют особой цены, они слишком обобщены и носят двусмысленный характер.

Из тех исследователей, кто не считает битву при Беневенте победой римлян, можно назвать У. фон Хассела, Б. Низе, П. Левека30, причем первый прямо заявляет, что битва закончилась для римлян в лучшем случае ничьей. Более осторожную позицию занимает Г. Мальден, который указывает на то, что эта битва не нанесла решительного удара греческому влиянию в Италии, а Пирр, оставаясь еще в Италии, имел все шансы еще долго сохранять независимость Тарента31. Г. Бенгтсон, Ж. Каркопино, Д. Кинаст, А. Санти, Ф. Сандбергер, Р. Скала, Р. Шуберт и Д. Эббот, полностью следуя римской исторической традиции, однозначно оценивают битву при Беневенте как победу римлян32. Более сдержаны К. Кинкейд, который предпочитает говорить о тяжелых потерях Пирра33 и Э. Вилль, который говорит об отступлении Пирра с поля боя34. В этой дискуссии нам представляется наиболее разумным мнение О. Гамбургера. «Никому не придет в голову отрицать победу Пирра у Аускула несмотря на то, что он не смог ее использовать стратегически. На мой взгляд, подобный случай имеет место и здесь, но в пользу римлян. Они одержали верх в борьбе и вынудили противника к отступлению. Но то, что они не преследовали его и не смогли его уничтожить, не умаляет завоеванную победу», — пишет немецкий историк35.

У нас нет сомнений в том, что Беневент был не военной, а скорее политической победой римлян. Не желая полного разгрома своего войска, Пирр оставил поле боя, но каким бы организованным не было его отступление, это все равно было отступление, которое существенно пошатнуло его авторитет в глазах союзников. Что у Пирра все еще оставался костяк его армии, можно заключить из того факта, что вместе с ним в Грецию переправились 8 тыс. пехотинцев, которые, вне всякого сомнения, не были его италийскими союзниками. Но энтузиазм последних иссякал на глазах у царя.

Последней попыткой спасти ситуацию был прием, уже однажды использованный Пирром в его первой экспедиции в Италию, — обращение за помощью к эллинистическим монархам. Он отправил послания Антигону, в то время уже утвердившемуся в Македонии, и Антиоху в Малую Азию (Just. XXV. 3. 1; Paus. I. 13. 1; Polyaen. VI. 6. 1). Но ситуация в эллинистическом мире уже существенно изменилась. Панэллинская идея, носителем которой в то время еще являлся Пирр, уже себя исчерпала. Бурные коллизии в эллинистическом мире близились к своему завершению, эпигоны почувствовали себя уже достаточно уверенно, и поэтому Пирр оказывался не нужным ни вне эллинистического мира, ни, тем более, на Балканах.

Некоторые зарубежные авторы сетуют на то, что угроза со стороны набирающего силу Рима не была услышана эллинистическим миром. Мнению В. Юдейха о том, что с точки зрения исторической перспективы последняя кампания Пирра в Италии была заранее обречена на неудачу36, в резкой форме возражает итальянская исследовательница М. Жакемод, указывая на то, что планы Пирра на юге Италии могли полностью осуществиться в случае прибытия подкреплений из Греции37.

Рассчитывал ли Пирр когда-либо еще вернуться в Италию? Несмотря на то, что подавляющее число авторов положительно отвечает на этот вопрос, у нас нет такой уверенности. Будучи прекрасным стратегом и хорошо зная ситуацию в эллинистическом мире, он не мог не осознавать крах своих планов на Западе.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Abbot J. Pyrrhus. N. Y., 1902. P. 182; Carcopino J. Profils de Conquérants. Pyrrhus, conquérant ou aventurier? Paris, 1961. P. 85–87.
2 Santi A. L’ ultima campagna di Pirro in Italia // Neapolis. II. 1914. P. 283.
3 Schubert R. Geschichte des Pyrrhus. Königsberg, 1894. S. 215; Niese B. Zur Geschichte des pyrrhischen Krieges // Hermes. 1896. Bd. 31. S. 501.
4 Вершинин Л. Р. Пиррова победа // ВИ. 1986. № 6. С. 89.
5 Scala R. Der pyrrhische Krieg. Berlin; Leipzig, 1884. S. 159.
6 Kienast D. Pyrrhus // RE. 1963. Bd. 24. Hbd. 1. Sp. 155.
7 Hassel U. Pyrrhus. München, 1947. S. 63.
8 Will É. Historie politique du monde hellénistique. Nancy, 1966. Vol. 1. P. 112.
9 Kienast D. Op. cit. Sp. 153.
10 По мнению П. Виллемье, Пирр зимовал именно в Таренте (см.: Wuilleumier P. Tarente dès origines à la conquête Romaine. Paris, 1939. P. 133).
11 Santi A. Op. cit. P. 284.
12 См., напр.: Hamburger O. Untersuchungen über den Pyrrhischen Kriege. Würzburg, 1927. S. 41. Д. Кинаст прямо называет эту цифру выдумкой анналистов (Kienast D. Op. cit. Sp. 154). Иначе считает Г. Герцберг (Herzberg G. Rom und König Pyrrhus. Halle, 1870. S. 183).
13 Scala R. Op. cit. S. 162–163.
14 Hamburger O. Op. cit. S. 40.
15 Niebuhr B. G. Römische Geschichte. Berlin, 1953. Bd. I. S. 1020; Дройзен И. Г. История эллинизма / Пер. с нем. Ростов-на-Дону, 1995. Т. 3. С. 128; Schubert R. Op. cit. S. 220.
16 Scala R. Op. cit. S. 167.
17 Santi A. Op. cit. P. 289–290; Hamburger O. Op. cit. S. 39–40; Nederlof A. Pyrrhus van Epirus. Amsterdam, 1978. S. 177; De Sanctis G. Storia dei Romani. Torino, 1907. Vol. 2. P. 412–414.
18 См., напр.: Hamburger O. Op. cit. S. 40.
19 Schubert R. Op. cit. S. 221.
20 Beloch C. J. Griechische Geschichte. 2. Aufl. Strassburg, 1927. Bd. IV. 1. S. 551.
21 Scala R. Op. cit. S. 165.
22 Santi A. Op. cit. P. 286.
23 «Denis precise que les hoplites montaient par des sentiers de chevre: y imagine-t-on les elephantes?» (Levêque P. Pyrrhus. P., 1957. P. 283).
24 Scullard H. H. The Elephants in Greek and Roman World. Cambridge, 1974. P. 112.
25 Schubert R. Op. cit. S. 221.
26 Abbot J. Op. cit. P. 202.
27 Schubert R. Op. cit. S. 222; Hamburger O. Op. cit. S. 44; Kienast D. Op. cit. Sp. 155.
28 Дельбрюк Г. История военного искусства. СПб., 1994. Т. 1. С. 221.
29 Beloch C. J. Op. cit. S. 555.
30 Hassel U. Op. cit. S. 67; Niese B. Zur Geschichte des pyrrhischen Krieges. S. 501–502; Levêque P. Op. cit. P. 517.
31 Malden H. E. Pyrrhus in Italy // AJPh. 1881. P. 176.
32 Г. Бенгтсон. Правители эпохи эллинизма / Пер. с нем. М., 1982. С. 132; Carcopino J. Op. cit. P. 88; Kienast D. Op. cit. Sp. 155; Santi A. Op. cit. P. 291; Sandberger F. Prosopographie zur Geschichte des Pyrrhus. Stuttgart, 1970. S. 65; Scala R. Op. cit. S. 166; Schubert R. Op. cit. S. 222–223.
33 Kincaid C. Successors of Alexander the Great. Chicago, 1969. P. 87.
34 Will É. Op. cit. P. 113.
35 Hamburger O. Op. cit. S. 44.
36 Judeich W. Königs Pyrrhos Römische Politik // Klio. 1926. Bd. 20. S. 15.
37 Jacquemod M. Sulle direttive politiche di Pirro in Italia // Aevum. 1932. Fasc. 1–2. P. 471.

Античный мир и археология. Вып. 11. Саратов, 2002. С. 15–22

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

в нескольких словах пиррову победу можно описать так . маршал виллар людовику о поражении при мальплаке «Сир, не отчаивайтесь, еще одна такая „победа“ — и у противника просто не останется войск»

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас