Saygo

Франсиско Франко

2 сообщения в этой теме

Пожарская С. П. Франсиско Франко

"Образ Франко тускнеет на монетах, печатях и в памяти", - это суждение, высказанное мадридским корреспондентом "Associated Press" Ф. Уиллером в ноябре 1976 г., в первую годовщину со дня смерти Франсиско Франко, тогда вряд ли кто-либо оспаривал. Но прошли годы, и картина резко изменилась: в Испании от книг о Франко и его эпохе ломятся библиотечные полки.

Путь наверх

Франсиско Франко прожил без малого 83 года. Менялся мир, менялись и его представления о месте Испании в мире, настоящем и будущем. И все же биографы Франко еще при его жизни отмечали, что, несмотря на крайний прагматизм, диктатор в чем-то все-таки оставался верен своим принципам и своему прошлому.

Так каким же он был, последний диктатор в Западной Европе?

Дальний предок Франсиско Франко Хуан Франко Добладо переселился из Пуэрто Реаля, что близ Кадиса, в Эль Ферроль, ставший морской базой в 1726 г., в годы правления первого короля из династии Бурбонов Филиппа V. Франко считались идальго, хотя и без титула и без надежных средств к существованию. Его дед Франсиско Франко и отец его бабки Салгадо-Араухо достигли высших рангов в морской иерархии. Его отец - Николас Франко Салгадо-Араухо служил на Кубе и Филиппинах, сделал блестящую карьеру, получил ранг генерального интенданта. Агностик и вольнодумец, насмешливый и остроумный, он представлял собой весьма странную фигуру, не вписывающуюся в стереотип "сеньора морского офицера". Именно эти качества помешали ему достигнуть более высоких степеней в карьере - способности и квалификация, как полагали его знакомые и сослуживцы, позволяли Николасу Франко стать, по крайней мере, вице-адмиралом. Но он им не стал.

В Эль Ферроле Николас Франко познакомился с Пилар Баамонде, дочерью также генерального интенданта; в мае 1890 г. состоялась их свадьба. Оба супруга принадлежали к одному и тому же социальному слою, но у Баамонде была более знатная родословная. Их разделяли не только происхождение и даже не возраст - дон Николас был старше жены на 10 лет, а характер. Мать Франко, в юности одна их самых очаровательных девушек Эль Ферроля, по отзывам родных и знакомых была глубоко религиозна, придерживалась строго консервативных принципов.

Франсиско Франко Баамонде родился в Эль Ферроле 4 декабря 1892 г. в день св. Варвары, покровительницы артиллерии, чему впоследствии его биографами придавалось большое значение.

В 1907 - 1909 гг. Николас Франко практически оставил семью, переведясь на службу в Мадрид, хотя к этому времени он был отцом пятерых детей - Николаса, Франсиско, Рамона, Пилар и Паситы (умерла в детстве). Вначале он не терял контакта с семьей, которой регулярно посылал деньги, но после того, как в Эль Ферроль пришло известие о "другой женщине", родители Франко расстались. Это случилось в 1912 году.

Николас-старший никогда не скрывал своего весьма скептического отношения к достоинствам Франсиско. По воспоминаниям племянницы Франко Пилар Хараис, опубликовавшей в 1981 г. книгу "История одной династии", он говаривал: "Из моих трех сыновей самым разумным был Рамон, Николас был обманщиком, а Пакито (уменьшительное от Франсиско) был и оставался глупцом". И это он говорил тогда, когда Франко достиг вершины власти: "Пакито - каудильо, Пакито - глава государства! Держите меня, я умру от смеха!"1.

Франсиско Франко хотел стать моряком, но по семейной традиции в морское училище поступил его брат Николас, по общему мнению, весьма заурядная личность. Франсиско поступил в пехотное училище в Толедо, основанное еще императором Карлом V. Самый низкорослый и самый юный кадет не блистал успехами. В июле 1910 г. король Альфонс XIII вручил свидетельства о присуждении звания младшего лейтенанта: из 312 выпускников Франко получил диплом под номером 251.

Поначалу ничто, казалось бы, не предвещало 17-летнему младшему лейтенанту, направленному в 1910 г. в 8-й пехотный полк в Эль Ферроле успешной карьеры, если бы не война в Марокко: в 1911 г. честолюбивый лейтенант вступает в колониальные войска ив 1913 г. получает первую награду - "Военный крест за заслуги". В марте 1915 г. в возрасте 22 лет Франко - капитан. В июне 1916 г. в сражении при Биутце он был тяжело ранен, в феврале 1917 г. произведен в майоры - самый молодой майор в испанской армии, а в мае 1917 г., возвратившись в Испанию, вступает в полк "Принца Астурийского".

Пилар Хараис пишет, что дон Николас-старший, незадолго до своей смерти, когда Франсиско Франко был уже главой государства, как-то сказал: "Если бы моего сына любили женщины, у нас бы были другие песни"2. Франсиско Франко, действительно, не мог похвастаться таким длинным списком увлечений, который был у его отца. И вряд ли он пытался ему следовать: у него были другие планы. В Овьедо, в Астурии, на "ромерии", народном празднике он встретил Кармен Поло Фернандес. Семья Кармен была не в восторге от претендента на руку их дочери. Но Кармен была очарована героем Африки, "майорчиком". Хотя уже в 1920 г. Франко был официально признан женихом, до брака прошло еще 3 года.

31 августа 1920 г., по распоряжению короля, был создан Иностранный легион "Терсио". Его командир подполковник Мильян Астрай несколько дней спустя послал телеграмму майору Франко, предложив стать его заместителем и командиром первого батальона "Терсио". Франко выехал немедленно.

Война против Рифской республики в Марокко не была успешна для Испании. Но это никак не сказывалось на карьере Франко. Напротив, в июне 1923 г. сам король оказал давление на Совет министров, добившись для него внеочередного повышения в чине: 30 лет от роду Франко становится подполковником. Получив от короля не только согласие на женитьбу, но и 40-дневный отпуск, Франко воспользовался им, чтобы посетить Мадрид, поблагодарить Альфонса XIII за присвоение ему придворного звания камергера и попросить быть посаженным отцом на свадьбе, что приблизило Франко к знати и сняло все препятствия к браку с Кармен Поло, принадлежавшей к одной из самых богатых и знатных семей Астурии.

В 1925 г. М. Примо де Ривера, совершивший государственный переворот в сентябре 1923 г., установил диктатуру и реорганизовал "Терсио" - теперь в нем было уже 8 батальонов. Франко, получив чин полковника, был назначен временно исполняющим обязанности командующего. В то время Испания вместе с Францией воевала в Марокко. Тогда же правительство Франции наградило его "Орденом Почетного легиона". Диктатор неизменно покровительствовал Франко: по представлению Классификационной Хунты, контролируемой Примо де Ривера, в феврале 1926 г., задолго до выслуги положенного срока в возрасте 33 лет Франко становится бригадным генералом, самым молодым в Западной Европе.

Отношение к Франко в армии не было однозначным. Многие сослуживцы отмечали его авторитарность, закрытость, нетерпимость и враждебность ко всем идеям, которые он не разделял. То, что Франко остался в стороне от заговоров, спутников диктатуры, начиная с 1925 г., приблизило его еще больше к диктатору и ко двору. Иначе трудно объяснить, почему Франко был назначен в начале 1928 г. директором Генеральной военной академии в Сарагосе: ведь он не обладал ни педагогическим опытом, ни глубокими теоретическими изысканиями. Его военный опыт был ограничен уроками колониальных кампаний.

Между тем над его покровителем сгущались тучи, о чем доходили слухи даже до традиционно консервативной тогда Сарагосы. 28 января 1930 г. Примо де Ривера ушел в отставку. Падение Примо де Риверы застало Франко в Париже. 14 апреля 1931 г. была провозглашена Республика. "Мы уже захвачены вихрями урагана", - так воспринял то, что произошло, епископ Таррагоны Исидоро Гомба, будущий примас Испании. "О те благословенные часы - господи боже! - сотканные из самого чистого льна надежды, когда мы, горстка старых республиканцев, подняли в Сеговии трехцветное знамя", - вспоминал видный испанский поэт Антонио Мачадо3. Две Испании - два контрастных видения мира.

В 8 часов вечера 14 апреля король тайно покинул Мадрид и направился в Картахену, где его ожидал крейсер "Принц Астурийский", который взял курс на Марсель. Вечером того же дня Н. Алькала Самора, в недавнем прошлом консерватор и монархист, ставший во главе правительства, обратился по радио к народу, объявив, что республика провозглашена "без малейших беспорядков". 9 декабря была принята конституция, объявившая Испанию "демократической республикой трудящихся всех классов, подчиняющейся режиму свободы и справедливости". Пробным камнем нового режима стала 26-я статья конституции, провозгласившая отделение церкви от государства и запрещавшая религиозным орденам заниматься предпринимательской деятельностью и преподаванием. Президент республики Алькала Самора, избранный 10 декабря 1931 г., сказал, что "она призывает к гражданской войне". Но до войны было еще далеко.

Пока же Франко больше беспокоила его собственная судьба: у него не было сомнения в том, что Республика прервет его стремительную карьеру. И он не ошибся. 12 июля 1931 г. последовал приказ Мануэля Асаньи, военного министра тогда еще Временного правительства о закрытии академии. После закрытия Генеральной военной академии Франко получил новое назначение - принять командование 5-й дивизией в Сарагосе. Затем опять понижение: с 13 февраля 1932 г. - командир 15-й пехотной бригады в Ла-Корунье. Эти личные обстоятельства повлияли на выбор Франко - какую сторону принять в будущей схватке.

В начале 1933 г. Франко получил назначение на Балеарские острова. Он был принят в высшем обществе Лас Пальмас де Майорка и установил контакт с банкиром-мультимиллионером Хуаном Марчем, что имело далеко идущие последствия. Именно тогда Франко прочел книгу А. Гитлера "Mein Kampf" в переводе на испанский "Mi lucha".

Приход Гитлера к власти пробудил интерес испанских правых к природе и целям фашизма. Весной 1933 г. за организацию фашистской партии взялся Хосе Антонио Примо де Ривера, старший сын покойного диктатора. В октябре 1933 г. он посетил Рим и был принят Муссолини, который одобрительно отнесся к планам создания фашистской организации в Испании.

Биографы Франко не обнаружили его интереса к испанской разновидности фашизма. Свои надежды он больше связывал с приходом к власти испанских правых, не отрицавших парламентские формы правления. И его надежды оправдались. 19 ноября и 3 декабря 1933 г. состоялись два тура парламентских выборов. Из 473 депутатских мандатов левые республиканцы получили в кортесах 70 мандатов, социалисты - 60, в то время как "Испанская конфедерация автономных правых" (СЭДА) - 98 и радикалы - 1004.

В феврале 1934 г. мать Франко решила совершить паломничество в Рим. Франко получил разрешение выехать в Мадрид и сопровождать ее до Рима. Но далее ехать не пришлось - Пилар Франко умерла, ее сын задержался в Мадриде. Ему удалось произвести хорошее впечатление на военного министра, радикала Д. Идальго. Позднее Идальго написал: "Франко был предан до конца своей профессии и был в совершенстве наделен всеми достоинствами профессионального военного: он много работал, ясность его мышления, понимание и общее образование - все было поставлено на службу армии... Он был педантичен в выполнении своего долга"5. Результат - повышение в чине: в марте 1934 г. Франко в 41 год стал самым молодым дивизионным генералом. Вскоре для него нашлось и дело.

В ночь на 5 октября 1934 г., в знак протеста против вхождения трех членов СЭДА в правительство, началась всеобщая политическая стачка по всей Испании; в Астурии - районе шахт и производства металла, стачка переросла в вооруженное восстание. В Мадриде, в военном министерстве, с нетерпением ожидали Франко, задержавшегося на маневрах: он должен был возглавить центр по подавлению восстания. Идальго так объяснял это назначение: Франко долго жил вблизи Астурии, имел там связи и знал не только столицу провинции и шахтерские поселки, но также побережье и линии коммуникации в этом районе6. Франко оправдал надежды министра: Астурия была залита кровью.

Октябрьские события 1934 г. покончили с политической индифферентностью Франко. Правая пресса писала о Франко как о защитнике Отечества, левая - как о правом консерваторе, до сих пор не заявлявшем о своих политических взглядах. После подавления астурийского восстания Франко был назначен командующим вооруженными силами в Марокко. В мае 1935 г. по инициативе Хиля Роблеса, военного министра в правительстве Лерруса, Франко получил новое назначение - начальника генерального штаба.

Страна постепенно оживала от того оцепенения, в которое была погружена после подавления Астурийского восстания. Все громче звучали требования распустить кортесы и назначить новые выборы. В начале января 1936 г. президент распустил кортесы и назначил выборы на 16 февраля 1936 года. 15 января левые и левоцентристские партии подписали "Избирательный пакт", вошедший в историю как "Пакт о Народном фронте".

Франко во время предвыборной кампании находился в Лондоне, куда прибыл 26 января на похороны английского короля Георга V. Сохранилась фотография: на ней запечатлен маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский, приглашенный на траурную церемонию, и маленький генерал с усами Чарли Чаплина, имя которого тогда никому за пределами Испании ничего не говорило. До того, как его узнали в Европе и мире, оставалось шесть месяцев.

Франко был весьма озабочен предстоящими выборами. Вечером 16 февраля, еще до окончательного подсчета голосов, он по телефону пытался убедить военного министра Молеро объявить военное положение. Молеро отослал Франко к главе правительства Портеле Вальядаресу. Как вспоминал позднее Франко, Портела был очень любезен с ним, но, тем не менее, устоял, заявив, что "противопоставить штыки воле нации равносильно самоуправству"7.

На выборах 16 февраля Народный фронт одержал победу. Из 9864 тыс. избирателей, принявших участие в голосовании, за Народный фронт проголосовало 34,3%, за правых и "правый центр" - 33,2%. Перевес всего 1,1%8. Позднее историк В. Роа назовет победу Народного фронта "Пирровой победой".

Франко не видел иного выхода, как участие в заговоре. Заговорщики сумели сохранить в тайне свои приготовления. И, тем не менее, проницательный И. Прието, лидер социалистов и министр многих кабинетов Республики, во время дополнительных выборов в кортесы в выступлении в Куэнке уже 1 мая 1936 г. назвал Франко "ферментом сокрушения": "Генерал Франко благодаря своей молодости, своим дружеским связям в армии, своему личному престижу представляется в данный момент тем человеком, который может возглавить движение такого рода"9.

10 мая президентом Республики был избран М. Асанья, враг армии, как полагали многие военные. Еще один стимул к ускорению подготовки заговора.

Франко было известно, что первоначально мятеж был назначен на 24 июня. За день до этого предусмотрительный генерал направил главе правительства Касересу Кироге письмо, в котором с напускным негодованием выступал в защиту "чести мундира". "Лгут те, - писал генерал, - кто изображает армию враждебной республике. Вас вводят в заблуждение те, кто, преследуя свои темные цели, разглагольствуют о мнимых заговорах"10.

Э. Мола, взявший в начале мая с согласия Санхурхо, формального главы заговора, все нити заговора в свои руки, установил прочные связи с Испанским военным союзом. В начале июля корреспондент "АВС" в Лондоне Л. Болин, следуя инструкциям своего шефа Лука де Тена, вступил в переговоры с английской авиакомпанией "Олли Эвейс" об аренде самолета. 11 июля самолет "Стремительный дракон" покинул английскую землю. И когда Болин находился уже в воздухе, направляясь в Лиссабон, где, перед тем, как лететь за Франко, он должен был встретиться с Санхурхо и проинформировать его о ходе приготовлений, вступила в заключительную стадию реализация долго вынашиваемого плана.

12 июля в Мадриде был убит лейтенант Х. Кастильо, исполнявший обязанности инструктора антифашистской милиции. В ответ на другой день был убит К. Сотело, лидер правого "Национального блока". А в это время заговорщики, убежденные, что без колониальных войск, размещенных в Испанском Марокко, не обойтись, заканчивали разработку плана по переброске Франко с Канарских островов в Африку.

14 июля, на другой день после убийства Сотело, Франко приобрел билеты для жены и дочери на немецкое судно, которое отплывало из Лас Пальмас в Гавр. 16 июля при загадочных обстоятельствах погиб генерал Бальмес, военный комендант Лас Пальмас. В тот же день там приземлился "Стремительный дракон". На другой день в Лас Пальмас прибыл Франко, формально - на похороны Бальмеса. В тот же день агент Молы Ф. Маис отправил с телеграфа французского города Байонны шифрованные телеграммы. По одной из версий, текст их гласил: "17 в 17. Директор". Это был сигнал к мятежу. В два часа ночи 18 июля Франко получил телеграмму Молы, а утром он обратился с воззванием, названным впоследствии "Манифестом Лас Пальмас", в котором он обращался к тем, кто "находился по долгу службы в рядах армии и флота и дал клятву "защищать родину от врагов до потери жизни". Их он освободил от имени нации от присяги.
 

Franco0001.PNG

644px-Spanis_Civil_War_1936.svg.png

800px-FrancoenReus.jpg

Bundesarchiv_Bild_183-L15327%2C_Spanien%

Franco_dando_un_discurso_en_%C3%89ibar_e

Franco_eisenhower_1959_madrid.jpg


Генералиссимус

18 июля мятеж охватил гарнизоны и города почти всей страны. В считанные часы мятеж не только перерос в гражданскую войну, но в тревожной атмосфере предвоенной Европы произошла интернационализация конфликта, причем по воле его участников. Первый шаг был сделан главой республиканского правительства, направившим телеграмму с призывом о помощи премьер-министру Франции Леону Блюму.

Второй шаг, ставший катализатором процесса интернационализации "испанских обстоятельств", был сделан Франко. Он прилетел из Лас Пальмас в Тетуан (Марокко) 19 июля. Его узнали с трудом: он сбрил усы и оделся, как если бы был туристом. В тот же день он послал Болина на том же "Стремительном драконе" в Биарриц (Франция), оттуда самолет взял курс на Рим: просить помощи у Муссолини.

Ожидаемая помощь от Муссолини не решала главной задачи Франко, как перебросить мятежные воинские соединения из Марокко на континент. Помощь в организации "воздушного моста" мог оказать только Берлин.

Даже на исходе жизни Франко, как свидетельствует запись его двоюродного брата и доверенного секретаря Франко-Салгадо Араухо от 5 июля 1965 г., подтверждал, что "Гитлер никогда не вмешивался в подготовку мятежа"11. Тем не менее, когда 25 июля Гитлер получил письмо Франко в Байрейте, где проходил традиционный вагнеровский фестиваль, ему понадобилось не более двух часов, чтобы принять решение о помощи Франко. Уже 28 июля и 1 августа в Тетуане приземлились 20 транспортных самолетов "Юнкерс-52", а транспортное немецкое судно "Усамо" находилось в то время в пути к Кадису. Муссолини после непродолжительных колебаний дал согласие на передачу Франко 12 бомбардировщиков "Савойя-81".

К началу августа африканская армия мятежников на германских самолетах и под прикрытием германских кораблей была переброшена на Пиренейский полуостров. 6 августа юго-западная группировка мятежников под командованием Франко начала марш на Мадрид. Одновременно северная группировка под командованием генерала Э. Молы двинулась на Касерос, где планировалось соединение обеих армий. Началась "большая война".

28 июля Франко дал первое интервью иностранным корреспондентам, которое было на другой день опубликовано в "News Chronicle". Франко так обозначил свою цель: "Взять столицу, спасти Испанию любой ценой". На вопрос, означает ли это, что для достижения этой цели надо будет предать смерти половину Испании, ответил: "Повторяю, чего бы это ни стоило".

Весь мир содрогнулся от известия об убийстве 9 августа близ Гренады великого испанского поэта Гарсии Лорки. Но мало кто за пределами Испании тогда знал, что после того, как подполковник Х. Ягуэ взял Бадахос, по его приказу на "Пласа де Торрес" были расстреляны две тысячи "красных".

Главнокомандующим вооруженными силами мятежников по предварительной договоренности с руководителями заговора должен был стать генерал Санхурхо. 20 июля 1936 г. Санхурхо, который все еще находился в Эсториле (Португалия), полагая, что пришел его час, вылетел на самолете в Бургос. Но произошла катастрофа, и генерал погиб.

Смерть Санхурхо остро поставила вопрос о верховном командовании силами мятежников. 6 августа Франко прибыл в Севилью, и в тот же день произошла его первая встреча с подполковником германского генерального штаба В. Верлимонтом. 12 августа Верлимонт доносил в Берлин: "Франко занимает место первого среди равных"12. Франко отдал приказ двигаться на Мадрид четырьмя колоннами. Тогда и родилось знаменитое изречение Молы: "А пятая колонна нас будет ожидать в Мадриде".

Самоотверженные, не щадящие жизни, но необученные и необстрелянные отряды народной милиции, имевшие к тому же весьма смутное представление о воинской дисциплине, не смогли в эти первые недели "большой войны" остановить продвижение мятежников. 3 сентября отряды Ягуэ вступили в Талаверу де ла Рейна и 27 сентября взяли Толедо. До Мадрида оставалось 80 км.

Ощущая себя хозяином положения, Франко решил, что настал его час. Впервые свои претензии на пост главнокомандующего он заявил 12 сентября. С трудом, он все-таки добился желаемого. Однако Франко стремился к большему. 29 сентября на новом совещании, которое проходило на аэродроме Саламанки, преодолев сопротивление сторонников Молы, он настоял на принятии формулировки проекта, дававшей Франко не только военную, но и гражданскую власть: "Звание генералиссимуса влечет за собой на время войны и функцию главы правительства". Сам Франко позднее скажет: "Я никогда бы не принял назначение, которое ограничивало бы мою юрисдикцию или срок пребывания на посту". 1 октября в тронном зале "Капитонии Хенераль" в Бургосе Франко объявил себя главой государства.

После прочтения декрета он произнес речь: "Вы отдали в мои руки Испанию. Мой шаг будет твердым, мой пульс не будет трепетать. Я добьюсь, чтобы Испания заняла место, предназначенное ей исторической судьбой". В речи с балкона он взял иную тональность: "Мы будем править для народа... Ни один испанский очаг не погаснет, ни один рабочий не будет нуждаться в хлебе, так как те, кто имеет слишком много, должны будут лишить себя части своих богатств в пользу обездоленных. Если понадобится, мы осуществим социальную справедливость твердой рукой... Надо верить в Бога и Родину, потому что человек, не имеющий веры, это уже не человек, не испанец, никто"13.

Несколько дней спустя Франко перенес свою штаб-квартиру в Саламанку. Туда же переехала и его семья - Кармен Пола и дочь Карменсита, возвратившиеся из Франции. Там же был генеральный штаб, главный секретариат, руководимый братом диктатора Николасом, дипломатическая служба, во главе которой стоял Сангронис, служба пропаганды, руководимая М. Астраем, служба прессы во главе с Л. Болином. Духовником Франко был отец Биларт, секретарем - двоюродный брат Франсиско Франко-Салгадо, называемый в семье "Паконом".

Казалось, ничто не могло омрачить настроения Франко, добившегося власти, пока еще над половиной Испании. Но как раз в эти дни нарождавшийся режим получил удар с неожиданной стороны такой силы, что до сих пор ни одно исследование, посвященное гражданской войне, не обходит его молчанием.

12 октября 1936 г. в актовом зале Саламанкского Университета, расположенного в нескольких сотнях метров от резиденции Франко, торжественно отмечался "День испанской расы", годовщины открытия Колумбом Америки. Новый шеф пропаганды М. Астрай, в прошлом создатель Испанского легиона, в угаре обличения интеллигенции за ее колеблющуюся позицию в отношении "националистов", не удержался от выкрика: "Да здравствует смерть!" и "Смерть интеллигенции!" Тогда Мигель Унамуно, великий поэт и философ, ректор Саламанкского Университета, председательствующий на этой церемонии, бросил в лицо всесильного друга Франко знаменитые слова, ставшие своего рода эпитафией франкизму: "Это храм интеллигенции, и я его первосвященник. И что бы ни говорилось в притче, всегда был пророком в своем Отечестве... Вы можете победить, но не можете убедить, не можете убедить ненависть, которая не оставляет места состраданию. Мне кажется бесполезным просить вас подумать об Испании"14. Унамуно запретили после этого выходить из дома. 31 декабря 1936 г. его не стало. Говорят, что его последними словами были: "Несмотря ни на что, Испания спасется". К этому времени Франко надеялся взять Мадрид. Но этого не произошло вплоть до самого конца войны.

4 сентября было сформировано правительство Народного фронта, которое возглавил социалист Ф. Ларго Кабальеро. В правительство впервые за всю историю Западной Европы вошли два представителя компартии - В. Урибе и Х. Эрнандес: на этом настоял сам Ларго Кабальеро. 30 сентября был издан приказ военного министра, - этот пост Ларго Кабальеро оставил за собой - о переводе отрядов народной милиции Центрального фронта, а с 20 октября - всех остальных - на положение воинских частей. 14 октября в Альбасете прибыли первые иностранные добровольцы. К 22 октября - официальной дате создания интербригад было сформировано три батальона в составе республиканской армии.

Но один человеческий фактор был явно недостаточен. Республика нуждалась в поставках вооружения извне, так как испанская военная промышленность была не в состоянии обеспечить армию. По мнению историка П. Моа, если война и продолжилась, это вовсе не означало, что Франко ошибался в своих прогнозах. Причину этому Моа видит в "советском факторе", который Франко до тех пор игнорировал, несмотря на предостережения Берлина. 29 сентября было принято решение политбюро ЦК ВКП(б) об операции "X" - плане по доставке вооружения и личного состава в Испанию15. В ноябре 1936 г. нарком финансов Г. Ф. Гринько, заместитель наркома иностранных дел Н. Н. Крестинский и посол республиканской Испании в Москве М. Паскуа подписали акт о передаче на хранение в СССР 510 т золота как гарантии предоставления кредитов для поставок вооружения16.

Что же происходило в "националистической" зоне? Франко в это время был озабочен не только штурмом Мадрида, но и "строительством" государства - в конечной своей победе он не сомневался.

12 декабря 1975 г. главный редактор белоэмигрантского журнала "Часовой" вспоминал о встрече с Франко в 1936 году. "В губернаторском доме в Саламанке, охраняемом маврами в живописных бурнусах, мы были собраны для представления каудильо, как тогда уже начали называть Франко. К нам быстро вышел молодой генерал с умным и волевым лицом, и началось представление. Когда дошла очередь до меня и полковник Баросо (будущий военный министр) доложил генералу, что я "руссо бланко", он, видимо, был удивлен. Ему объяснили... Начался разговор. Из него беру то, что нас всех может заинтересовать. "Я очень интересовался белым движением... Ваше мнение - почему белые не победили?" "Я начал объяснять: мы были в малом количестве, одни против отуманенной большевистской пропагандой страны, поддержи никакой, огромные склады вооружения, оставшиеся после войны, находились в руках большевиков, и т. д.". Генерал выслушал, а потом прервал меня: "Все это верно, но вы не сумели создать для вашей борьбы тыл. Вот этого у меня не будет"17. Как же Франко строил свой тыл?

Прежде всего, он стремился добиться признания, хотя бы частью "международного сообщества", альтернативной государственности, им создаваемой. Переговоры с Берлином и Римом шли еще в те дни, когда не было сомнений в скором падении Мадрида. "Задержка" у стен испанской столицы не внесла корректив. Напротив, осознание того, что Франко нуждался в поддержке, ускорило процесс подготовки к его признанию Германией и Италией, что и произошло в ноябре 1936 г., но за это надо было платить идеологически. Посол Германии в Саламанке генерал В. Фаупель не скрывал, что Берлин хотел бы видеть националистическую Испанию "политически унифицированной". По его мнению, правительству Франко явно не хватало ярко выраженной идеологической ориентации18.

Для Франко не оставалось сомнения в том, что в фаланге после расстрела республиканцами Х. А. Примо де Риверы 20 ноября 1936 г. царит разброд. Вечером 18 апреля с балкона дворца в Саламанке Франко произнес речь в защиту объединения фаланги и традиционалистов (карлистов), а 19 апреля 1937 г. был опубликован декрет об их слиянии "в единый политический организм национального характера", принявший название "Испанской традиционалистской фаланги и ХОНС". При этом Франко недвусмысленно дал понять, что речь идет не о передаче власти фаланге, а о подчинении ее государству. Согласно 47-й статье нового устава фаланги Франко стал "верховным каудильо" движения, ответственным только "перед Богом и историей"19.

Новая фаланга не была прочным блоком. Мадридский корреспондент берлинской газеты "National Zeitung" в июле 1940 г. обращал внимание на то, что "монархо-теократическая программа рекете (карлистов) находится в резком противоречии с идеалами фашистов". 19 января 1937 г. в одной из первых своих речей, произнесенных перед массовой аудиторией, Франко заявил, что Испания всегда страдала из-за заблуждений интеллектуализма и подражания иностранному. Испания должна стать католическим государством.

12 августа 1937 г. Франко перенес свою резиденцию в Бургос. 30 января 1938 г., в восьмую годовщину падения диктатуры Примо де Риверы, было создано первое франкистское правительство. Пост министра иностранных дел получил генерал, граф Г. Хордана, а общественного порядка - генерал М. Анидо, оба в прошлом входившие в правительство Примо де Риверы. В правительство вошли два монархиста - Хордана и А. Амадо, министр финансов, два карлиста - Т. Родесно, министр юстиции, и П. Саенс Родригес, министр просвещения; генерал А. Давила получил пост военного министра; генерал М. Анидо - пост министра общественных работ, Х. Суанчес, друг отроческих лет Франко, получил пост министра торговли и промышленности. Из старой фаланги в правительство вошел Ф. Куэста. Зато "новорубашечников", как стали называть фалангистов, ставших таковыми только после 19 апреля 1937 г., в новом правительстве было два - Г. Буэно, министр труда, и Р. Серрано Суньер. Занимая пост министра внутренних дел, он, по существу, был вторым человеком в правительстве после Франко.

С именем Суньера связан и закон о печати от 22 апреля 1938 г., который поставил под полный контроль государства все, что связано с изданием и распространением периодической печати и книг. Этот закон ввел самую жестокую в истории Испании предварительную цензуру.

Этот "баланс сил" во франкистских кабинетах, отражавший своеобразный "усеченный" консервативный плюрализм, стал традиционным на протяжении многих лет. Позднее историки и политологи назовут такое государственное и общественное устройство тоталитаризмом. Для Франко этот термин не носил негативного характера: он сам его неоднократно употреблял, но в позитивном ключе. Достаточно вспомнить его речь перед Национальным Советом фаланги 17 июля 1942 г.: "В Европе существует только один опасный враг - коммунизм, и только одна система, способная его победить - тоталитарный режим"20.

Военные победы способствовали укреплению "националистической Испании" на дипломатической арене. По сведениям министерства иностранных дел в Бургосе, резиденции "национального" правительства Франко, в течение 1937 - 1938 гг., то есть до окончания войны, оно было признано де-юре девятью странами, среди них - Германия, Италия, Ватикан, Япония, Португалия, Венгрия. Признавших де-факто было еще больше - 16, среди них - Англия (неофициальный представитель Р. Ходжсон), Югославия, Греция, Швеция, Голландия, Норвегия, Дания, Финляндия, Польша, Чехословакия, Эстония. 24 июля 1938 г. получил назначение при "правительстве" в Бургосе нунций Его Святейшества монсеньер Г. Чичоньяни21.

Между тем гражданская война приближалась к своей трагической развязке. В победе Франко уже почти никто не сомневался. 27 февраля правительства Англии и Франции объявили о разрыве дипломатических отношений с республиканским правительством Х. Негрина и признании правительства Франко. 1 апреля 1939 г. Франко тожественно объявил, что война закончена.

В новогодней речи 31 декабря 1939 г. Франко признал, что репрессии затронули значительную часть населения22. Согласно официальным сведениям, в начале 1939 г. в тюрьмах Испании находилось 100200 заключенных, в конце 1939 г. - 270719. И это, не считая 400000 солдат республиканской армии. Германский посол в Мадриде Э. Шторер был убежден, что к началу 1941 г. в тюрьмах и концлагерях продолжало оставаться 1 - 2 млн. красных23.

Согласно сообщению корреспондентов "Associated Press", основывавшихся на официальных данных, между апрелем 1939 г. и июлем 1944 г. число расстрелянных и умерших заключенных составило 196994. Х. Тусель в специальном номере "El Pais" от 18 ноября 2000 г., посвященном 25-летию со дня смерти Франко, писал о "50 тысячах казненных после войны".

На развалинах республики франкисты принялись возводить здание "новой Испании". Но, прежде всего, Франко был озабочен собственным имиджем. Низкорослый, физически непривлекательный, с невыразительным голосом он не обладал внешними харизматическими чертами "спасителя Испании". К конструированию харизматики каудильо были привлечены писатели и академики, журналисты и художники.

Между осью и блоком

15 октября 1938 г., когда уже не было сомнения в том, что Франко выиграет войну, Берлин в меморандуме, составленном чиновниками МИД Германии после Мюнхенской конференции выразил свою позицию: "Мы заинтересованы в создании сильной Испании, тяготеющей к оси Берлин-Рим. Ясно, что наше положение в случае европейского конфликта будет намного благоприятнее, если на нашей стороне окажется сильная в военном отношении Испания. Однако Испания, вышедшая из компромиссного мира между белыми и красными, не была бы сильной. Поэтому мы заинтересованы в полной победе Франко"24.

Но Франко не стал марионеткой Берлина и Рима. Когда 1 сентября 1939 г. Германия напала на Польшу и началась вторая мировая война, Франко 4 сентября выступил по радио, дав указание испанцам сохранять строгий нейтралитет. На запрос Берлина о мотивах уклонения Испании от вступления в войну Шторер сообщил: "Каудильо стремится избежать преждевременного вступления в войну и, следовательно, такого длительного в ней участия, которое было бы не по силам Испании, а при некоторых условиях послужило бы источником опасности для режима"25.

12 июня 1940 г., когда до падения Парижа оставались считанные часы, Франко и министр иностранных дел Х. Бейгбедер скрепили своими подписями декрет, объявлявший Испанию "невоюющей стороной". В конечном итоге Франко сумел уклониться от вступления в войну, несмотря на давление Берлина. Это отчетливо проявилось осенью 1940 г., когда Гитлер особенно на это рассчитывал. К этому времени план захвата Гибралтара германской армией был полностью разработан. От Испании требовалось одно - разрешить двадцати немецким дивизиям, включая танковые, пересечь полуостров. Гибралтар должен был пасть 10 января 1941 года. Чтобы добиться согласия Франко Гитлер условился с ним о встрече в городке Эндай, что на границе Испании и Франции.

Франко намеренно опоздал на час на встречу с Гитлером. "Я должен прибегнуть ко всякого рода ухищрениям, и это одно из них. Если я заставлю Гитлера ждать, он будет психологически подготовлен"26. После приветствия Франко Гитлер ответил, что рад впервые видеть каудильо лично, хотя мысленно часто был рядом с ним во время гражданской войны. Но теперь его заботит настоящее. Англия терпит поражение, но она еще не готова смириться. Надо помешать Англии завладеть Средиземным морем и Северной Африкой, а для этого необходимо лишить ее Гибралтара. От Испании требовалось немедленно заключить соглашение об объявлении войны Англии. Франко ответил, что этот план захвата Гибралтара задевает чувство испанского национального достоинства: крепость должна быть взята самими испанцами. Для этого испанская армия должна быть обеспечена современным вооружением, тяжелой артиллерией и транспортом. Нужно время, к тому же зимой покрытые снегом и льдом горы затруднят продвижение танков. Не вся Испания на стороне "оси", далеко нет. Не надо забывать уроки истории - восстание против Наполеона.

Впоследствии американская дипломатия высоко оценила позицию, занятую Испанией в Эндае. В январе 1945 г. посол США в Испании К. Хейс, покидая Мадрид в связи с завершением своей дипломатической миссии, в беседе с директором политического департамента МИД Испании Х. Доуссинаге, сделал признание, что "если бы он был испанским политиком в 1940, 1941 и 1942 гг., то он проводил бы в основном германофильскую политику, так как это было единственным способом избежать германского нашествия". Что касается Германии, то, по мнению Хейса, она "совершила три грубых ошибки, которые помешают ей выиграть войну.

1. Не состоялось вторжение в Испанию в 1940 г., дабы запереть Гибралтар.

2. Не была доведена до конца кампания на Севере Африки, что не позволило соединить там все ее войска, чтобы запереть Суэц.

3. Ее [Германии] нападение на Россию"27.

Как вспоминал позднее Франко, "фюрер не был удовлетворен встречей, что было естественно". Еще бы: ведь это было его первое крупное дипломатическое поражение. Но Гитлер все же не терял надежды на изменение позиции Франко. В письме от 6 февраля 1941 г. Гитлер убеждал Франко, что вступление Испании в эту войну было задумано вовсе не исключительно в интересах Германии и Италии и что "в том случае, если Германия и Италия потерпят поражение, тогда всякое будущее для сегодняшней национальной и независимой Испании окажется невозможным"28.

Накануне встречи в Бордигере 12 февраля 1941 г., когда Франко единственный раз в жизни был в Италии, Муссолини получил послание Гитлера, где тот просил вернуть "испанского блудного сына". Но Франко не поддавался на уговоры.

После нападения на Советский Союз в Берлине полагали, что уж теперь Испания станет активной воюющей стороной. 22 июня 1941 г. Серрано Суньер, ставший в октябре 1940 г. министром иностранных дел, заявил Э. Штореру, сославшись на мнение Франко, что "испанское правительство выражает глубочайшее удовлетворение в связи с началом борьбы против большевистской России и в равной степени сочувствует Германии, вступившей в новую трудную войну", и через него обратился к германскому правительству с просьбой дать возможность добровольцам, членам фаланги, принять участие в борьбе против общего врага - русского коммунизма29.

Испанское добровольческое соединение, известное как "голубая дивизия" (поскольку идея создания дивизии принадлежала лидерам фаланги, ее и стали называть "голубой": голубые рубашки и красные береты были обязательной формой фалангистов), было сформировано в самые сжатые сроки. К середине июля испанские "добровольцы" были готовы к походу на Восток, 30 июля первые испанские летчики приземлились на аэродроме Темпельгоф в Берлине. 13 июля 1941 г. отправился первый эшелон испанских "добровольцев" в Германию, где солдаты приняли присягу верности Германии. Отныне соединение стало называться 250-й пехотной дивизией вермахта. В октябре 1941 г. "голубая дивизия" прибыла в район Новгорода, а в августе 1942 г. переброшена под Ленинград.

В декабре 1941 г. после нападения Японии на Перл-Харбор, США и Великобритания объявили войну Японии. 11 декабря Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам.

К этому времени предположение Франко, что война продлится долго, под влиянием исхода событий на Восточном фронте переросло в убеждение.

Очевидцы событий, а вслед за ними и многие исследователи утверждали, что вплоть до осени 1942 г. внутреннее положение в стране занимало Франко гораздо больше, чем международные дела. Летом 1942 г. внутренние разногласия обострились в связи со слухами о готовящемся компромиссе Франко с монархистами. И когда в июне 1942 г. Суньер отправился в Италию, его визит к Муссолини многие связывали с обсуждением проблемы возможности восстановления испанской монархии. 20 июня Г. Чиано, министр иностранных дел Италии, записал в своем дневнике: "Муссолини выразил враждебность к монархии, как к потенциальному естественному врагу тоталитарных революций. Он полагал, что пройдет немного времени и в Испании у короля возникнет желание задушить фалангизм"30.

О монархии в те дни так много говорили в Испании, что этой теме Хейс посвятил свое донесение Рузвельту от 30 июня 1942 года. В этом донесении Хейс выразил уверенность в том, что теперь уже не является первоочередным вопрос о вступлении Испании в войну или об активной помощи державам "оси". Первостепенным является вопрос о "внутреннем устройстве Испании в течение ближайших месяцев или лет". Он полагал, что, вероятнее всего, произойдет "реставрация монархии или путем военного переворота, или при помощи покровительства Франко. Восстановленная монархия будет едва ли не наверняка и более либеральной, и более дружественной к нашему делу"31.

Но Франко не спешил выпускать власть из своих рук, и надежды на реставрацию монархии при покровительстве самого Франко были едва ли обоснованными. Кризис достиг кульминационного пункта в августе 1942 г.: 14 августа на военного министра генерала Валеру - монархиста и, по твердому убеждению германских агентов, англофила - во время мессы в Бильбао в память павших во время гражданской войны было совершено покушение. Когда Валера выходил из церкви, на улице взорвалась бомба. Сам Валера остался жив, но несколько человек из его окружения были убиты или ранены. Полицейское расследование обнаружило, что участники покушения принадлежали к фалангисгской молодежной организации, и один или два из них были тесно связаны с Суньером. Прослеживалась связь и с германскими нацистами. 27 августа Франко прервал свою традиционную поездку по провинциям и возвратился в Мадрид. 1 сентября был казнен организатор покушения. Суньер попытался его спасти, но безуспешно. 3 сентября в вечерних газетах было официально объявлено о частичной смене кабинета: министром иностранных дел был назначен монархист граф Г. Хордана. Суньер был отправлен в отставку.

Вскоре Мадриду представился удобный случай провести зондаж внешнеполитических намерений США не столько в отношении Испании, сколько в отношении держав "оси". 28 сентября личный представитель Рузвельта в Ватикане М. Тейлор, возвращаясь из Рима в Вашингтон, прибыл в Мадрид. На следующий день он посетил папского нунция, присутствовал на обеде в американском посольстве, а 30 сентября намеревался вылететь в Лиссабон. На аэродроме Тейлору сообщили, что полет отменяется и что его ожидает Франко.

В течение почти полуторачасовой беседы, которую вели Франко и Тейлор, а Хордана и Хейс только присутствовали при этом, диктатор отстаивал свою уже неоднократно высказываемую в публичных выступлениях позицию, заключавшуюся в том, что США ведут войну с Японией, совершенно отличную от европейской, что война в Европе представляет собой борьбу против коммунизма, и в этой борьбе США не принимают никакого участия; что Гитлер, как честный джентльмен, не искал ссоры с Англией, да и теперь не посягает на ее независимость; что величайшим врагом Англии и Соединенных Штатов, так же как и Германии, Италии и всего христианского мира является "варварская восточная коммунистическая Россия". Тейлор не только не согласился с тезисом Франко, но и серией вопросов добился от него признания, что Соединенные Штаты ведут войну, в которой участвуют все державы "оси", а не только Япония, что Гитлер не уважает независимость народов и не намеревается уважать целостность Британской империи и что нацистская Германия, а не коммунистическая Россия первой вступила на путь войны. Тейлор дал понять, что США преследуют цель закончить войну победой32.

В это время заканчивались последние приготовления США и Великобритании к операции "Торч". Эта операция была задумана как замена открытия второго фронта в Европе высадкой в Северной Африке. Дата операции "Торч" была назначена на 8 ноября.

11 октября Хейс получил указание сообщить Франко, что "желание Испании остаться в стороне от войны находит полное признание в Соединенных Штатах". 30 октября Хордана сообщил Хейсу, что аналогичное заявление по указанию своего правительства сделал и английский посол С. Хор.

Опасения Рузвельта в связи с возможным вступлением Испании в войну были так велики, что накануне высадки англо-американских войск в Северной Африке он счел необходимым направить личное послание Франко. Хейс получил инструкцию, не мешкая, передать письмо Франко. Тон послания Рузвельта был необычайно любезным: "Поскольку Ваш народ и мой - друзья в самом лучшем смысле этого слова и поскольку я искренне желаю продолжения этой дружбы к нашей взаимной выгоде, я хочу очень просто рассказать Вам о причинах, заставивших меня отдать приказ американским вооруженным силам высадиться во французских владениях в Северной Африке". Он заверил Франко, что эти действия никоим образом "не направлены ни против правительства или народа Испании, ни против Испанского Марокко и испанских территорий - метрополии или заморских территорий". В заключение президент выразил надежду, что "испанское правительство и испанский народ желают сохранить нейтралитет и остаться в стороне от войны. Испании ничто не грозит со стороны Объединенных Наций"33. Когда Хордана прочел послание Рузвельта, он вздохнул с облегчением: "Итак, Испания не будет втянута".

1943 год принес новые тревоги Мадриду: близилось завершение Сталинградской битвы, в ходе которой немецко-фашистские войска потерпели сокрушительное поражение. Вскоре после победы Советской армии под Сталинградом, 21 февраля 1943 г. правительство Испании, которое возглавлял, как известно, сам Франко, будучи одновременно и главой государства, направило Хору меморандум, В котором говорилось: "Наша тревога в связи с русским наступлением разделяется не только нейтральными государствами, но и всеми людьми в Европе, которые не утратили чувства опасности. Коммунизм и является той чудовищной опасностью для мира, особенно сейчас, когда он опирается на победоносные армии великой державы. Все, кто не ослеп, должны проснуться...

Если Россия выйдет победительницей в войне, мы убеждены, что сама Англия присоединится к нам... Мы, которые не вступили и не хотим вступать в войну, можем видеть события с большой беспристрастностью. Если ход войны не претерпит изменения, очевидно, что русские войска глубоко проникнут на территорию Германии. Если это произойдет, не будет ли огромной опасностью для Континента и самой Англии советизированная Германия, которая предоставит России свои секреты и военное производство, своих инженеров, своих техников и специалистов, обеспечив создание фантастической империи от Атлантики до Тихого океана... Кто в центре Европы, в этой мозаике наций и рас, без твердости и единства, обескровленной войной и истощенной оккупацией, может сдерживать амбиции Сталина? Очевидно, никто"34.

29 июля 1943 г. в своей резиденции Эль Пардо Франко принял Хейса по его просьбе. На беседе присутствовали Хордана и переводчик барон де ла Торрес. В конце беседы Хейс заявил, что "испанское правительство должно отозвать свою "голубую дивизию" из германской армии, воюющей в России". Хейс отметил, что "не Россия напала на Германию, а Германия на Россию, и если у каудильо вызывало протест русское вмешательство в Испании, то как он может признать справедливой испанскую интервенцию в Россию? И что произойдет, если Советский Союз объявит войну Испании?"35. 20 августа накануне своего отъезда в Англию Хор встретился с Франко. Франко сокрушался по поводу захвата Филиппин Японией, но больше всего, по словам Хора, его пугала перспектива освобождения русскими Европы. Хор, в свою очередь, заявил о нарушении Испанией нейтралитета и вновь осудил пребывание в России "голубой дивизии"36.

10 октября во время ежегодного приема в честь открытия Колумбом Америки, так называемого "Дня расы", Франко публично объявил о переходе от статуса "невоюющей стороны" к нейтралитету. 12 октября последовал приказ о возвращении "голубой дивизии" с восточного фронта как подтверждение твердого намерения Мадрида придерживаться строгого нейтралитета. В испанских газетах не сообщалось об отзыве "голубой дивизии". Это связывают со страхом Франко перед покушением со стороны нацистских элементов в фаланге.

Не прибавляли спокойствия и вести из Берлина: еще 9 сентября 1943 г. германские газеты опубликовали интервью Геббельса, который обвинил Франко в предательстве: "Испанское правительство пытается радикально изменить свою внешнюю политику. Франко и испанский народ уже не верят в победу Германии и склоняются все больше и больше к англосаксам... Официальные круги полагают, что Рейх перестал быть бастионом против большевизма в Европе". 21 сентября это интервью перепечатала "The New York Times", расценив негодование Геббельса как ответ на изменение политических пристрастий Франко.

Это сообщение было вынесено в статью

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

"Траектория эволюции". Миф или реальность

Впервые о "траектории эволюции", как выразился сам Франко, он заявил американскому журналисту Г. Тейлору 4 декабря 1943 года. Это было первое интервью с тех пор, как Франко стал главой государства. В интервью Франко говорил о месте Испании в современном мире. Он заявил, что образ Испании искажается за границей, что наносит ей ущерб: "Мы хотим, чтобы за границей знали об истинной идее Испании, об ее эволюции"37.

17 июля 1942 г. главой государства был подписан закон, учреждавший кортесы, которые, как говорилось в преамбуле закона, "являются восстановлением славных испанских традиций". Этот орган, в основе которого лежал корпоративный принцип, не имел аналога не только в прошлом Испании, кроме просуществовавшей весьма непродолжительный срок Национальной Ассамблеи М. Примо де Риверы, но и в парламентской истории Запада. Поэтому ни на сам закон, ни на открытие кортесов 9 марта 1943 г. за рубежом не было столь желанной для Франко реакции государственных мужей и общественного мнения. Но Франко умел выжидать.

Год спустя, 3 ноября 1944 г. Франко в интервью представителю информационного агентства США ЮПИ Бредфорду уверял, что Испания в течение войны придерживалась полного нейтралитета, "присутствие испанских добровольцев из "голубой дивизии" не несло в себе никакой идеи завоевания или ненависти к какой-либо стране, а было лишь проявлением антикоммунистического духа. Поскольку идеологические принципы режима на протяжении восьми лет концентрировались в понятиях "Бог, родина и справедливость", Испания не могла быть связана идеологически ни с кем, кто отрицает католицизм как принцип", то есть с нацизмом38.

Взоры Франко в поисках опоры в будущем послевоенном мире все больше притягивала Англия, вернее глава ее кабинета У. Черчилль. На Франко особое впечатление произвела речь Черчилля в палате общин 24 мая 1944 г., в которой он призывал отнестись с признательностью к Испании за то, что она не поддалась угрозам и давлению Германии, в противном случае положение союзников серьезно бы осложнилось. Накануне высадки в Северо-Западной Африке "испанцы оставались абсолютно спокойны и ничего не спрашивали... Следует делать различие между человеком, который сбил вас с ног, и тем, который вас не трогал... Испания в прошлом была самой прекрасной в мире империей, и до сих пор - сильное сообщество с замечательными деятелями и выдающейся культурой". Напомнив, что Великобритания 130 лет назад помогла Испании освободиться от наполеоновской тирании, премьер перешел к делам сегодняшним. "Без сомнения, очень важно было то, что Испания приняла решение остаться в стороне от войны... Если бы Испания поддалась нажиму Германии, Средиземное море было бы заперто... Что касается внутренних политических порядков, то это является делом самих испанцев. И как правительство, мы не компетентны вмешиваться в эти вопросы... Мы здесь не могли бы согласиться выступить против стран, ничем нам не досаждавших, и только лишь потому, что нам не нравится их тоталитарная форма правления"39.

18 октября 1944 г. Франко направил испанскому послу в Англии герцогу Альбе письмо и поручил передать его содержание "нашему доброму другу британскому премьер-министру". В этом письме Франко делился впечатлением, которое произвели на него "благородные слова", произнесенные Черчиллем в адрес Испании в палате общин 24 мая 1944 г., и выражал желание способствовать сближению между Испанией и Англией в будущем. Это сближение, по мнению Франко, имело бы целью борьбу против СССР и США. "Если Германия будет уничтожена, - писал каудильо, - и Россия укрепит свое господство в Европе и Азии, а Соединенные Штаты будут подобным же образом господствовать на Атлантическом и Тихом океанах как самая мощная держава мира, европейские страны, которые уцелеют на опустошенном континенте, встретятся с самым серьезным и опасным кризисом в своей истории"40.

Речь Черчилля вызвала большой резонанс. Швейцарская "National Zeitung" от 28 мая 1944 г. сообщала, что в дипломатических кругах это выступление Черчилля рассматривается как преамбула к вопросу о реставрации монархии. Для тех влиятельных лиц в Англии и США, которые "не столь благосклонны к фашистскому режиму Франко, как это вытекает из речи Черчилля... реставрация представляется лучшим способом для постепенной смены системы". "Tribune de Geneve" в обзорах за 2 и 6 мая сообщала, что Хор находится в Швейцарии, чтобы встретиться с претендентом на трон графом Барселонским, однако тот ответил, что не намерен возвращаться в Мадрид по первому призыву Франко.

19 марта 1945 г. с манифестом к испанскому народу обратился сам дон Хуан Барселонский. Впервые о своих взглядах и симпатиях дон Хуан публично заявил почти два года назад в письме к министру иностранных дел Хордане. В этом письме, воспроизведенном в июне 1943 г. прессой нейтральных европейских стран, он осудил внутреннюю и внешнюю политику Мадрида. Предметом особой его критики была фаланга. В манифесте 19 марта 1945 г. дон Хуан осудил режим генерала Франко, созданный по образцу тоталитарных систем держав "оси", как совершенно не соответствовавший характеру и традициям испанского народа. Представляя монархию как наиболее приемлемое как для самой Испании, так и для внешнего мира средство примирения и установления согласия между всеми испанцами, автор манифеста, призвав к "восстановлению традиционного режима", обещал гарантию демократических свобод, широкую политическую амнистию, созыв законодательной ассамблеи, проведение необходимых политико-социальных мер в духе времени41.

12 апреля Х. Лекерика, новый министр иностранных дел, занявший этот пост после смерти Хорданы, дал интервью корреспонденту американского еженедельника "Newsweek" Э. Вентолу. На вопрос, почему Франко сотрудничал с Гитлером и Муссолини, корреспондент получил такой ответ: "Это злобная клевета... Желал бы знать, что сделала бы любая другая страна, если бы имела германскую армию у своих границ и испытывала бы давление Гитлера, добивающегося объявления войны союзникам? И что сделали мы, чтобы помочь Германии больше, чем союзникам? Немного речей и кое-какие жесты, которые, в сущности, ничего не значили".

Бывший министр иностранных дел Серрано Суньер полагал, что нервозность Лекерики безосновательна, так как Соединенные Штаты связали себя определенными обязательствами в отношении Испании осенью 1942 г.: "Я не понимаю Лекерику. Дипломату, у которого в руках письмо, собственноручно написанное президентом Соединенных Штатов, начинающееся словами "Дорогой генералиссимус Франко" и заканчивающееся фразой "Испании ничего не грозит со стороны Объединенных Наций", следовало бы быть более спокойным в отношении будущего; истина в том - и это говорю я, который следил за второй фазой войны как простой наблюдатель, а не как активный политик, - что первая великая победа, одержанная англо-американцами над державами "оси" была следствием того, что Франко смотрел на все происходившее в Гибралтаре и Марокко, сложа руки"42.

Однако Суньер ошибался в предполагаемой оценке позиции Белого дома накануне победы. Ответом Рузвельта на претензии Франко принять участие в послевоенном устройстве мира можно считать его напутствие Н. Армюру, сменившему Хейса. По мнению Рузвельта, возникший с помощью фашистской Италии и нацистской Германии и взявший за образец тоталитарную линию, современный режим Испании естественно не пользовался доверием огромного большинства американских граждан, которых трудно убедить в необходимости продолжения поддержания отношений с этим режимом: "Мы никогда не забудем ни официальную позицию Испании по отношению к нашим врагам - державам "оси", ни ту помощь, какую она им оказала в то время, когда война развивалась неблагоприятно для нас. Мы не можем также проходить мимо деятельности, организации и официальных идей фаланги как в прошлом, так и в настоящем. Воспоминания такого рода не могут уничтожить различные благожелательные жесты в отношении нас, когда мы стоим на пороге полной победы над нашими врагами, с которыми существующий в Испании режим был связан в прошлом не только в духовном отношении, но и своей политикой и своими действиями"43.

13 апреля радио разнесло весть о кончине накануне Рузвельта. Берлин был в восторге. Геббельс потребовал принести "лучшего шампанского" и дрожавшим от радости голосом возгласил: "Вот поворотный пункт. Это как смерть царицы во время Семилетней войны".

В Мадриде реакция была иной - не обесценятся ли гарантии, данные Рузвельтом в 1942 году? О напутствии Рузвельта Армюру Франко не знал, но сам тон нового посла был обнадеживающим: речь не шла о демонтаже режима, а лишь о его эволюции. Новой гражданской войны в Испании обе стороны стремились избежать. Победа держав антигитлеровской коалиции над германским фашизмом принесла Мадриду новые тревоги. Но Франко не терял веры в возможность участия Испании в будущем мировом сообществе. В середине июня 1945 г., накануне открытия в Сан-Франциско конференции стран-учредительниц ООН, в интервью агентству ЮПИ он заявил: "Испания находится на пути политической свободы" и выразил желание сотрудничать с Англией и США. Он говорил, что никогда не был союзником Гитлера, никогда не хотел вступить в войну и даже отговаривал Муссолини от нападения на Францию44.

Вскоре кортесы одобрили Хартию испанцев. Им было обещано соблюдение гражданских прав - неприкосновенность личности и жилища, тайна переписки. Отныне никто не мог быть арестован иначе, как в случаях, установленных законом, и вопрос о продлении ареста или освобождении должен был быть решен в течение 72 часов после задержания. Хартия декларировала свободу ассоциаций, если "они преследуют дозволенные цели", и свободу выражения идей, если они "не посягают на основные принципы государства". Механизма гарантии прав гражданина Хартия не предусматривала45.

Два дня спустя был реорганизован правительственный кабинет. Впервые генеральный секретарь Национального движения (фаланги) не получил министерского портфеля. Министерство образования возглавил католик Х. Мартин. Но самую большую жертву Франко принес, как считали в его окружении, сменив на посту министра иностранных дел фалангиста Лекерику, к которому испытывал дружеские чувства, на А. Артахо, лидера Католического действия. Было известно о тесных связях Артахо с Ватиканом и даже "старой дружбе" с папой Пием XII, начавшейся еще в бытность последнего государственным секретарем.

Реакция внешнего мира на реорганизацию испанского правительства разочаровала Мадрид: речь идет о решениях Берлинской (Потсдамской) конференции. 17 июля 1945 г. на первом ее заседании глава делегации Советского Союза И. Сталин внес предложение "рассмотреть также вопрос о режиме в Испании". Вопрос об Испании рассматривался на третьем заседании конференции. Первым взял слово Черчилль: "Я считаю, что постоянное истребление людей, брошенных в тюрьмы за то, что они совершили 6 лет тому назад, и разные другие обстоятельства в Испании, по нашим английским понятиям, совершенно недемократичны..." Вместе с тем он высказался против разрыва всяких отношений с правительством Франко, которое является правительством Испании: "Мне кажется, что такой шаг по своему характеру, имея в виду, что испанцы горды и довольно чувствительны, мог бы иметь своим последствием объединение испанцев вокруг Франко, вместо того, чтобы заставить их отойти от Франко". Позиция Г. Трумэна была аналогична позиции Черчилля: "У меня нет сочувственного отношения к режиму Франко, - заявил он, - но я не хочу участвовать в испанской гражданской войне. Для меня достаточно войны в Европе. Мы были бы очень рады признать другое правительство в Испании вместо Франко, но я думаю, что это такой вопрос, который должна решать сама Испания". Отвечая Черчиллю и Трумену, глава советской делегации сказал: "Я не предлагаю военного вмешательства, я не предлагаю развязывать там гражданскую войну. Я бы только хотел, чтобы испанский народ знал, что мы, руководители демократической Европы, относимся отрицательно к режиму Франко. Если мы об этом в той или иной форме не заявим, испанский народ будет иметь право считать, что мы не против режима Франко. Он может сказать, что поскольку мы не трогаем режима Франко, значит мы его поддерживаем".

Специального документа об Испании не было принято, но в решении конференции "О заключении мирных договоров и о допущении в Организацию Объединенных Наций" 20 июля был включен особый пункт о том, что "три правительства считают себя, однако, обязанными разъяснить, что они со своей стороны не будут поддерживать просьбу о принятии в члены, заявленную теперешним испанским правительством, которое, будучи создано при поддержке держав оси, не обладает, ввиду своего происхождения, своего характера, своей деятельности и своей тесной связи с государствами-агрессорами, качествами, необходимыми для такого членства"46.

Решения Потсдамской конференции вызвали некоторую деморализацию в Мадриде, но не у Франко: он ожидал вооруженного вмешательства держав-освободительниц, ибо такова была воля, как он предполагал, самого Сталина, роль которого в решениях конференции каудильо явно переоценивал.

Когда 9 февраля 1946 г. Генеральная Ассамблея ООН объявила "моральный бойкот" Испании, Франко с балкона муниципалитета в Сеговии бросил в толпу слова: "Если наша добрая воля не понята и мы не можем жить, глядя на внешний мир, мы будем жить, глядя внутрь". Воистину, еще раз подтвердилось сложившееся мнение, что Франко всегда полон был решимости до конца защищать завоеванные им позиции.

Какое содержание вкладывал каудильо в свои слова, Испания и весь мир с негодованием узнали несколькими днями позже: 20 февраля Мадрид официально объявил о казни К. Гарсиа и его девяти товарищей-коммунистов, осужденных на смерть несколькими неделями до этого. В этот же день Франко дал интервью корреспонденту "The New York Times" Сульцбергеру. Франко сообщил Сульцбергеру, что, по его мнению, большинство испанцев предпочитает монархическую систему правления, как более устойчивую, нежели республиканская, что он сам - монархист и традиционная система правления в Испании - монархическая. Современная монархия, как он полагает, может превратиться в президентский режим. Существующее в Испании правительство можно рассматривать как переходное. При этом он сказал, что его "счастливейший день настанет тогда, когда ему не нужно будет тревожиться о будущем его страны". Время окончания этого периода он не определил47.

9 декабря 1946 г., когда в ООН начиналось обсуждение проекта резолюции, рекомендовавшей странам-членам ООН отозвать послов из Мадрида и впредь не принимать Испанию ни в ООН, ни в специализированные учреждения ООН, пока существует режим, Франко с балкона королевского дворца, обращаясь к собравшимся на площади Ориенте, осудил сам факт обсуждения резолюции как вмешательство во внутренние дела других наций. И он находил отклик: над толпой реяли плакаты: "Богатый или бедный, не забудь, что ты испанец".

Чувство горечи за унижение национального достоинства было отнюдь не единственной болевой точкой, воздействие на которую давало ожидаемый Франко эффект. Другой - было поддержание в населении страха перед возможностью возобновления гражданской войны.

Как-то Николас Франко показал брату две фотографии: на одной мертвые тела Муссолини и Клары Петаччи, на другой - Альфонс XIII спускается с трапа корабля в порту Марселя в апреле 1931 года. Обе фотографии произвели большое впечатление на Франко: "Если дела пойдут плохо, я закончу свой земной путь как Муссолини, буду сопротивляться до последней капли крови. Я не сбегу, как это сделал Альфонс XIII". Осуждал он и своего покровителя, сделавшего в свое время так много для его карьеры. "Я никогда не совершу неразумного поступка, который сделал Примо де Ривера и не выйду в отставку. Отсюда (из Эль Пардо. - С. П.) - прямо на кладбище"48. Франко и в эти тревожные для режима дни не терял присутствия духа: в этом могли убедиться как его сподвижники, так и немногочисленные визитеры из внешнего мира. Он никогда не сомневался в своей исторической миссии, возложенной на него свыше. Но, будучи прагматиком, не чуждым известного цинизма, он действовал в духе пословицы, соответствующей русскому варианту: "На Бога надейся, но сам не плошай".

Находясь в международной изоляции, ведомое Франко правительство Испании, тем не менее продолжало проводить институционные изменения, заявленные еще в канун окончания войны. 6 июля 1947 г. в результате "прямой консультации с нацией" главы государства, иначе говоря, плебисцита, был одобрен "Закон о наследовании поста главы государства": из 17178812 голосовавших 14145165 высказались за монархию. 20 дней спустя Франко подписал этот закон, в соответствии с которым Испания объявлялась "католическим, социальным и представительным государством, которое в соответствии со своей традицией провозглашает себя конституированным как королевство"49.

Много лет спустя, уже после смерти Франко, когда свершился мирный переход от диктатуры к демократии, известный испанский историк Л. Суарес Фернандес, рассматривая "Закон о наследовании" в исторической ретроспективе, расценил его как обещание реставрации монархии, которое Франко выполнил много лет спустя, как меру, способствующую первому шагу к демократии и открытому обществу. По мнению исследователя, начиная с 1947 г., вопреки воле Трумэна, никогда не скрывавшего своего негативного отношения к Франко, правительство США радикально изменило свою политику в отношении Испании50.

Политическая эволюция не входила в планы Франко. А вот к тому, чтобы внешний мир поверил, что идеологический "баланс сил" в стране претерпел изменения, Франко приложил немало усилий. Помимо чисто внешнего камуфляжа - устранения с фасада режима его наиболее одиозных фашистских аксессуаров, правители страны сочли необходимым пойти на некоторые перемещения в системе блока националистов, поменяв для его компонентов места на своеобразной иерархической лестнице. Вызывавшей резко отрицательную реакцию на внешнеполитической арене фаланге пришлось уступить некоторые позиции консервативно-клерикальным кругам, выдвигаемым режимом в этих сложных для него внешних условиях на первый план в системе государственной власти. "Официальный", интеллектуальный мир Испании, а впоследствии и многие исследователи, определили этот идеологический комплекс как "национал-католицизм".

Но и о "внутреннем" мире Франко не забывал. Чтобы объяснить враждебность "внешнего" мира к Испании, Франко вновь, как и в годы гражданской войны, попытался внушить испанцам, что все их беды - следствие заговора всемирного масонства, которое "приложило руку ко всем несчастьям родины"51.

Как свидетельствуют многочисленные источники, диктатор был убежден, что избран Провидением. Особые надежды он возлагал на то, что Запад изменит свое отношение к Испании вследствие растущего напряжения в блоке победителей. И он не ошибся.

12 марта 1946 г. в "Arriba" была опубликована статья, в которой Хуан де ла Коста (один из псевдонимов Франко и его соавтора К. Бланко) предупреждал: "Сталин будет доминировать в Старом Свете и это будет равносильно тому, что поставить на колени Соединенные Штаты. С укреплением позиций на Пиренейском полуострове, Россия будет располагать основными стратегическими позициями для нанесения удара в сердце Британской империи".

В начале июня 1946 г. во время дебатов в палате общин по международным проблемам Черчилль коснулся и испанского вопроса. Вызвав аплодисменты на скамьях оппозиции своим заявлением, что ему также мало нравится нынешняя британская администрация, как и кое-кому - режим Франко, он заявил: "Между "не нравится правительство" и стремлением развязать гражданскую войну в стране существует весьма значительная дистанция... Даже коммунисты в Испании не поблагодарят иностранные державы за стремление начать вторую гражданскую войну и ничего нет более глупого, чем говорить испанцам, что они должны сбросить Франко и в то же время, что не нужно военное вмешательство со стороны части союзников, как это можно себе представить"52. 29 апреля 1947 г. посол Испании в Риме маркиз де Десло в донесении в генеральную дирекцию по внешней политике МИД сообщал, что 24 периодических издания Италии опубликовали статью Черчилля "Какова была позиция Испании". В этой статье, необычайно благоприятной, по мнению посла, для Испании, Черчилль поделился своими размышлениями, во многом повторившими его прежние публичные высказывания. Он вспоминал о том, какую тревогу испытывали союзники накануне высадки в Северо-Восточной Африке: "Перед началом этой операции ситуация оставалась напряженной, не исключалась возможность нападения на нас Испании. Но испанцы, однако, сохраняли свою дружескую позицию и держались рассудительно и спокойно. По этой причине никогда нельзя предавать забвению услугу, оказанную Испанией не только Соединенному королевству и Британской империи и сообществу, но и всему делу Объединенных Наций". Что касается внутренней политики, то только испанцы должны решать ее проблемы. Черчилль решительно высказался против вмешательства во внутреннюю политику Испании иностранных правительств53.

Возможно, эта статья Черчилля подтолкнула МИД Испании к работе над меморандумом "Деятельность различных нейтральных государств в период второй мировой войны и их вклад в победу союзников". Этот меморандум состоит из нескольких частей. Основное внимание авторы меморандума уделили той его части, где шла речь об услугах, предоставленных Мадридом "без ущерба для своего нейтралитета": испанское правительство разрешило продажу союзникам, и прежде всего Англии, жизненно важной для военного производства продукции, например, металлических руд (имеется в виду прежде всего вольфрама); разрешило использовать для гражданских и военных судов флотов союзников воды, находившиеся под испанской юрисдикцией в бухте Алхажирасе; дало согласие на сооружение аэропорта на перешейке Гибралтар для использования воздушных сил союзников; оказало покровительство переходу в Испанию многих тысяч французских граждан и их последующему выезду из страны для вступления в войска союзников; помогало сотням летчиков, вынужденных приземлиться на испанскую территорию или в зоне протектората Марокко; энергично протестовало против действий японских вооруженных сил в Азии; оказало покровительство тысячам евреев, способствуя эвакуации многих из них с территорий, оккупированных державами "оси" или же добиваясь их освобождения из всех концентрационных немецких лагерей, что было признано лидерами испанских сефардов, выразивших благодарность в письме в министерство иностранных дел в октябре 1941 г.".

Далее авторы меморандума утверждали, что если бы в 1936 г. не было восстания под эгидой национального движения, и в 1939 г. в Испании находилось бы у власти правительство Народного фронта, испанская армия была бы разбита вместе с французами и англичанами на полях Фландрии и на линии Мажино, и было бы совершено германское наступление на Пролив, что вырвало бы из рук Англии ее базу Гибралтар. Пролив мог бы господствовать над сушей, как Скагеррак, и французская армия в Африке была бы обезоружена так же, как это было в метрополии. Весьма возможно, что французский флот был бы захвачен державами "оси". Весь стратегический маневр союзников на основе броска в Европу из Африки был бы невозможен. Если немцы остановились перед Пиренеями, то лишь благодаря твердому испанскому нейтралитету54.

Первыми пошли на сближение с Испанией США. С приходом к власти администрации Эйзенхауэра темп ведения испано-американских переговоров ускорился. Заключенный 26 сентября 1953 г. США и Испанией пакт представлял собой не одно, а три соглашения: об обороне между правительствами США и Испании; об экономической помощи; об обеспечении взаимной безопасности. Все три соглашения имели исполнительный статус, то есть не подлежали ратификации конгрессом США. За месяц до подписания соглашения с Вашингтоном 26 августа был подписан конкордат с Ватиканом, предоставивший католической церкви в Испании большие привилегии в таких сферах, как гражданское право, образование, право собственности55.

5 ноября 1954 г. Х. М. Ареильса, новый посол Испании, вручил верительные грамоты президенту Эйзенхауэру. На другой день в послании Франко он сообщил, что, как сказал Эйзенхауэр, он всегда интересовался Испанией. "Его живой интерес к Испании и теперь не прошел, и он хотел бы лично познакомиться с этой страной. Он надеется, что ему представится возможность обсудить с Вашим превосходительством некоторые политические проблемы, поставленные перед западным миром". Этот визит, прибавил президент, непременно состоится, когда завершится его президентский мандат. Эйзенхауэр, по словам Ареильсы, много раз обдумывал возможность личного контакта с Франко накануне высадки в Северной Африке, но имея в виду нейтралитет Испании, отказался от этой мысли.

Особенно теплый прием был оказан Ареильсе в обществе "Друзей Испании", возглавляемом С. Гриффитом. Среди 350 приглашенных на обед в отеле "Уолдорф Асториа", присутствовали мэр Нью-Йорка, крупнейшие финансисты и герцог Виндзорский, бывший английский король Эдуард VIII, который предложил тост за "генерала Франко", одного из наиболее выдающихся государственных деятелей Европы. В ноябре 1955 г. А. Гарриман, в то время губернатор Нью-Йорка, пригласил Ареильсу, чтобы "обменяться впечатлениями и выпить бокал вина". Как сообщал посол Испании министру иностранных дел М. Артахо 17 ноября 1955 г., "Гарриман выразил свое глубокое уважение и восхищение генералиссимусом, отметив, что он как либерал, не разделяет некоторые постулаты нашего режима. Но в то же время он понимает, что особенности каждой страны в каждый конкретный момент диктуют линию поведения хорошего правителя". Гарриман иронически отозвался о тех, кто "претендует экспортировать джефферсоновскую модель демократии"56.

14 декабря 1955 г. Испания были принята в ООН. Представитель СССР был среди тех, кто голосовал "за". Это породило надежду на либерализацию режима в кругах либеральной и демократической интеллигенции, тяготившихся жестким контролем над всеми сферами общественной жизни. Этого не произошло. Но международные позиции Испании все же упрочились.

31 августа 1959 г. в лондонской резиденции испанского посла состоялась встреча Эйзенхауэра с Ф. Кастиэльей, сменившим в 1957 г. М. Артахо на посту министра иностранных дел. Кастиэлья передал Эйзенхауэру послание Франко: "Вашему превосходительству хорошо известно о превосходстве Запада, основанного на индустриальной мощи Соединенных Штатов и их способности адаптироваться к нуждам войны, но которые могут ослабеть, если Советский Союз полностью разовьет весь свой промышленный потенциал, а Западной Европе не удастся укрепить свое единство и свою подготовленность. Нации нашего континента, как Вы знаете, с легкостью склоняются к разъединению". Тогда же была достигнута в принципе договоренность о посещении Эйзенхауэром Испании в удобное для него время. 5 сентября в Париже Кастиэлья встретился с де Голлем. Президент Франции выразил пожелание, "чтобы было покончено с изоляцией Испании и она вступила в семью экономического и политического сообщества атлантических стран"57. Но это еще не была вершина триумфа Франко.

21 декабря 1959 г. в Мадрид прибыл Эйзенхауэр. И хотя посещение Испании было всего лишь эпизодом в кругосветном турне американского президента, этот визит привлек особое внимание. Это был первый в истории визит американского президента в Испанию и первая личная встреча руководителя западной державы с генералом Франко за все годы, прошедшие после окончания гражданской войны.

Реформатор?

Тернистый путь ограниченной модернизации. Франко не был человеком идеи, связанной с какой-либо политической доктриной, его характеризовал известный эклектизм. Именно поэтому его режим был открыт для эволюции, но всегда в "круге антидемократии". Свидетельство тому - "Закон о наследовании поста главы государства", который воспринимался многими современниками как установление пожизненной диктатуры под видом королевства, но который в исторической ретроспективе стал первым опорным камнем будущей Испании.

Вторым опорным камнем того устройства, которое Франко пожелал оставить Испании, стала модернизация экономики. Путь к такому решению для него был тернистым и нелегким. В июне 1959 г. П. Якобсен, в то время президент МВФ, на вопрос главного редактора журнала "Madrid" К. Серера, "совместима ли экономическая политика по преимуществу либерального типа с авторитарным режимом", ответил положительно. "Один из уроков современной истории, - отмечал известный испанский политолог Х. Тусель, - состоит в том, что тоталитарные страны, независимо от истоков происхождения их режимов, обладают способностью более эффективно действовать, нежели демократические из-за возможности использовать все средства, не принимая во внимание какие бы то ни было моральные критерии"58.

4 декабря 1954 г. в беседе со своим двоюродным братом и многолетним соратником Салгадо Араухо Франко заметил: "Сегодня наши заводы устарели, отстали, и то же самое можно сказать и о наших инженерах-конструкторах. Надо способствовать ориентации молодежи на изучение физических и химических наук, особенно на исследования в области ядерной физики, как это делается в России". Но если тогда звучала озабоченность преимущественно отсталостью промышленности, то позднее он подверг критике саму концепцию "экономического национализма", основу автаркии, господствующую еще со времен гражданской и особенно мировой войны: "Наши законы (экономические. - С. П.) устарели, так как многие из них были приняты в эпоху европейской войны, когда еще были живы Гитлер и Муссолини. Надо модернизировать их, сделав более гибкими... После нашей войны (гражданской войны. - С. П. )... надо было оказать покровительство экономике, создав ИНИ (Институт национальной индустрии), чтобы производить то, что частное производство не могло дать"59, - так он определял в свое время необходимость создания государственно-монополистических структур.

Но теперь настали новые времена, изменились социально-экономические условия жизни общества. Для Франко не было неожиданностью то яростное сопротивление, которое он встретил со стороны ИНИ, этого бастиона автаркии. Но он отдавал себе отчет и в том, что национальная буржуазия, окрепшая в годы восстановительного периода, завершившегося к этому времени, была готова пойти на ограничения гарантированных инвестиций и иных форм поддержки со стороны государства, согласившись на более широкое присутствие иностранного капитала ради укрепления экономических и политических связей с Западом.

В реорганизованном 25 февраля 1957 г. правительственном кабинете многие важные посты заняли министры-технократы, как они сами себя называли, близкие к католической организации "Опус деи".

Рьяные адепты "теории развития", весьма популярной в период западноевропейского бума 50-х - начала 60-х годов, согласно которой взгляды правительств различных стран, независимо от политического режима и идеологической ориентации, совпадают в отношении программы экономического развития, технократы были вместе с тем сторонниками сильной политической власти, включая и ее авторитарные формы. Их выдвижение на авансцену политики усилило вероятность того, что раздававшиеся в те годы призывы к либерализации общества и прежде всего к освобождению от идеологического наследия "голубого периода", будут направлены в русло экономики, обойдя демократизацию политической и социальных сфер. План, предложенный технократами, можно было реализовать только при поддержке Международного валютного фонда (МВФ) и Международного банка реконструкции и развития (МБРР). Франко однако опасался, что Испании будут поставлены условия, предоставляющие угрозу для режима. Когда "План стабилизации", предложенный МВФ, был представлен Франко для окончательного утверждения в феврале 1959 г., он заявил: "Не время". Тогда ему напомнили, что Испания "находится в двух шагах от краха". Некоторое успокоение вносило отсутствие требований политического характера со стороны США и международных экономических организаций, находившихся под эгидой Вашингтона.

20 июня 1959 г. в Вашингтоне Кастиэльей был подписан меморандум, по которому Испания брала на себя обязательство "переориентировать свою экономическую политику и направить ее по линии сближения с западными странами". Эти обязательства были затем конкретизированы в "Плане экономической стабилизации", предусматривавшем открытие более широкого доступа иностранным товарам на испанский рынок, ослабление ограничений для иностранных капиталовложений, превращение песеты в свободно конвертируемую (при условии ее девальвации - с 42 до 60 песет за доллар), ослабление административного контроля над производством, включая контроль над ценами и заработной платой. Испания получила столь остро необходимые ей 546 млн. долл. (первоначально - 375 млн) в форме кредитов и займов от Европейского валютного фонда, от МВФ, правительства США и частных американских банков60.

Но предметом беспокойства диктатора были не только экономические проблемы. После окончания гражданской войны идея примирения стала все больше пробивать дорогу к умам и сердцам испанцев. Франко со свойственной ему интуицией решил перехватить носившуюся в воздухе идею примирения "двух Испании". "Материальным" воплощением того, как диктатор представлял себе преодоление пропасти между "двумя Испаниями", может служить мемориальный комплекс в "Долине павших". При его открытии 17 июля 1959 г. для доказательства стране и внешнему миру стремления преодолеть пропасть между победителями и побежденными было объявлено: власти готовы через 20 лет простить мертвых, но не живых. Мемориал составляли грандиозная базилика, сооруженная в гранитной толще Гуадар-рамы, по обеим сторонам которой были камеры, где покоились останки павших, и величественный крест 153 метров высоты, весивший 200 тонн, который венчал это сооружение.

Осень диктатора

Жизнь Франко в Эль Пардо была подчинена строгому регламенту, им самим установленному. Он рано вставал, завтракал, совершал прогулки верхом или же играл в теннис около часа. Рабочий день начинался в 10 часов: во вторник - аудиенция с военными, в среду - с гражданскими чиновниками, в четверг - прием иностранных послов и работа с К. Бланко над вопросами, которые он намеревался поставить перед правительством, в пятницу - заседание совета министров, которое длилось нередко 10 - 12 часов, и во время которого он практически не покидал кресла и не обнаруживал следов усталости, по вечерам - консультации с министрами и лицами, занимавшими важные посты в системе режима. Согласно журналу посещений, до конца жизни он принял 9169 персон.

Обедал Франко в кругу семьи, меню - простое, блюда испанские. В воскресенье - месса, охота в окрестностях Эль Пардо. Охота и рыбная ловля были его страстью. Отпуск он проводил в Сан-Себастьяне и Галисии, где в дневное время находился на яхте "Асор", отдаваясь своему любимому занятию - рыбной ловле. С годами Франко все реже бывал на охоте, предпочитая всем развлечениям телевизор и домашнее кино. Биографы Франко не сообщают о круге его чтения. Известно, что на его письменном столе постоянно лежал трактат "Государь" Макиавелли. Те, с кем он общался, отмечали его умение слушать.

Интересовался он и процессами, происходившими в Советском Союзе. Он готов был признать, что "Россия хочет мира", "что она ушла далеко вперед, что ею уже нельзя управлять так, как в эпоху царизма или годы, предшествовавшие второй мировой войне", что "власти Хрущева оказывается сопротивление, как раньше оно оказывалось Сталину, Берия и Ленину". 26 октября 1961 г. в беседе с Салгадо Араухо Франко с недоумением воспринял известия о самом тоне, с каким молодой президент Дж. Кеннеди отозвался о России во время своего пребывания в Западном Берлине. Франко готов был признать, что "Кеннеди вдохновлен самыми добрыми намерениями, однако он напрасно слишком уж полагается на суждения некоторых своих советников, которые недостаточно вникают в политику русских и их образ жизни. Россия сегодня не та, что была раньше. Надо иметь в виду, что она преобразовалась в огромной степени, она обладает великой культурой. Народ ее хочет жить лучше, сравнивая свой уровень жизни с тем, что имеют страны Запада"61.

Но больше всего он думал о будущем Испании, "когда его не будет". В ноябре 1942 г. дон Хуан Барселонский в "Journal de Geneve" разъяснял: "Я - не глава заговора, я законный представитель того политического бесценного сокровища, существующего века, которым является испанская монархия. Я уверен, что монархия будет восстановлена. Моя высшая цель - стать королем Испании, в которой все испанцы, пришедшие к согласию, будут жить вместе"62. 2 февраля 1946 г. дон Хуан перенес свою резиденцию в Португалию, в замок Эсториль, исторически принадлежавший испанским Бурбонам. Франко с беспокойством следил за этими перемещениями претендента на трон. Тем не менее, вопрос о будущем привел Франко к тому же графу Барселонскому: 25 августа 1948 г. во время встречи с Франко на яхте "Асор" дон Хуан дал согласие на то, чтобы его сын Хуан Карлос выбрал местом своего жительства Испанию.

Была достигнута договоренность, что Хуан Карлос продолжит свое образование и получит степень бакалавра в Сан-Себастиане. Но принц еще не раз возвращался в отчий дом. Его постоянным местом жительства Испания стала позднее. 18 января 1955 г. принц Хуан Карлос прибыл в Мадрид. Ему было тогда 17 лет. Франко сам составил учебный план будущего монарха: военные училища, академия генерального штаба. В 1959 г. Хуан Карлос получил звание лейтенанта пехоты и авиации и старшего лейтенанта флота. Но более всего Франко был озабочен воспитанием будущего монарха. 14 марта, вскоре после прибытия принца в Испанию, он прочел ему "настоящую лекцию по моральному воспитанию", как заметил присутствовавший при этом Салгадо Араухо. Он внушал Хуану Карлосу, что "короли должны находиться в контакте с народом, как можно более непосредственном, для того чтобы знать его нужды и попытаться разрешить их". Франко полагал, что Хуану Карлосу надо продолжить изучение различных предметов в сфере экономических и политических наук. "Это можно осуществить только в Испании, посещая различные университеты и школы для специалистов, возможно чаще присутствовать в аудиториях. Для этого надо жить в стране как можно больше.., надо завоевать молодежь, которая сейчас несколько отчуждена или проявляет скепсис по отношению к этой форме правления. Монархия должна быть народной"63.

В 1962 г. состоялась свадьба Хуана Карлоса и греческой принцессы Софии. Франко не нравились контакты принцессы с аристократией. Но больше всего Франко тревожили контакты Хуана Карлоса с отцом, хотя Франко никогда не терял надежды, что его влияние на Хуана Карлоса все же возобладает над воздействием на него воззрений его отца. 20 декабря 1962 г. он сказал: "Я уверен, что в Испании никогда не наступит царство графа Барселонского, так как его образ мышления приведет к коммунистической революции, такой же, над которой мы одержали победу в 1939 году". Отвечая на вопрос Х. Вилальонга, журналиста, близкого к королевскому семейству, об истоках ненависти Франко к дону Хуану, Хуан Карлос ответил: "думаю, что Франко видел в моем отце... мятежного либерала, угрожавшего уничтожить полностью его дело... Когда мой отец говорил: "Хочу быть королем всех испанцев", Франко, вероятно, переводил: "Хочу быть королем победителей и побежденных". На вопрос, разве это неправда, Хуан Карлос ответил: "Да, естественно, но для Франко вне сомнений это было невыносимо"64. Хуан Карлос разделял мнение отца, что монархия должна быть демократической, так как "это единственный способ быть принятой Европой и миром". Но до поры до времени ему приходилось соблюдать осторожность. Это имело и оборотную сторону - в глазах многих испанцев он был "наследником" Франко.

Относительно спокойное течение политической жизни страны было поколеблено в конце 1962 года. 7 ноября 1962 г. в Мадриде был арестован один из руководителей коммунистической партии Испании Х. Гримау, незадолго до этого тайно вернувшийся из эмиграции. Избитый при задержании и подвергнувшийся затем жестоким пыткам при допросах, он был выкинут из окна Главного управления безопасности, дабы инсценировать самоубийство. Но Гримау остался жив, и тяжело раненый предстал перед военным трибуналом, который приговорил его к смертной казни за "военный мятеж", то есть за действия во время гражданской войны. Жесткую позицию занял сам Франко. Выступая на заседании Совета министров, он заявил, что дело Гримау - особый случай, так как речь идет о "преступном шефе Чека"....Многие семьи его жертв живы и взывают к справедливости против жестокого убийцы их родственников". О жестокости националистов, обагренных кровью республиканцев, Франко никогда даже не упоминал65. Гримау был казнен. На этот раз Франко не страшился повторения бойкота, поскольку понимал, что мир стал иным: "холодная война" набирала силу. Тем не менее, волна общественного возмущения не только во внешнем мире, но и даже в Испании была столь высока, что понадобились внушительные пропагандистские меры. Вот тогда и были востребованы интеллект и организационные способности М. Фраги Иррибарне.

В отличие от технократов, полагавших, что модернизация экономики создает достаточные условия для политической стабильности режима, Иррибарне, как и Кастиэлья, был сторонником умеренной политической либерализации режима. Иррибарне, профессор, директор Института испанской культуры в начале 50-х гг., формально фалангист, был убежден, что пришло время внести коррективы в закон о печати, приспособив его к стремительно менявшимся настроениям в обществе. Проект закона был представлен на заседание правительства 13 августа 1965 г. и вызвал резкие возражение со стороны "старой гвардии". Тем не менее, в феврале 1966 г. проект закона был внесен в кортесы и почти без обсуждения одобрен 15 марта 1966 года. Закон отменял предварительную цензуру (статья 3-я), заменив ее "добровольной консультацией" (статья 4-я). Он вызвал резкую критику как фалангистов, полагавших, что он разрушает фундамент режима, так и оппозиции за его недостаточную демократичность. Но правы в исторической перспективе оказались те, кто подобно Р. Тамамесу считал его важным средством политической либерализации66. Впоследствии произошли некоторые сдвиги в налаживании культурных отношений с СССР.

Продолжалось экономическое развитие страны. 18 февраля 1967 г. министр торговли в письме к Кастиэлье сообщал, что представитель Международного валютного банка (МВБ) удовлетворен итогом экономического развития Испании за 1966 год: рост производства промышленной продукции - 14%, рост производства электроэнергии - 17%; безработица поддерживалась на низком уровне. Министр торговли весьма оптимистично оценил и перспективы в 1967 г.: предполагались рост расходов на социальные нужды, увеличение частных инвестиций, увеличение выплат по долгам международным валютным центрам67.

С годами Франко все больше проявлял озабоченность, что будет с Испанией после его смерти, или, как он сам говаривал, "когда меня не будет". В течение 1965 - 1966 гг. он работал над проектом "Органического закона государства", который был представлен в кортесы в ноябре 1966 года. "Новый органический закон" сохранил все основные положения "Закона о наследовании" 1947 г., в соответствии с которым Испания провозглашалась королевством. Но в отличие от 1947 г., речь могла идти уже не об абстрактном образе будущего монарха, а о весьма конкретной фигуре - Хуане Карлосе из династии Бурбонов.

Но сомнения, того ли будущего монарха он избрал, долго преследовали Франко. В конце концов он отбросил сомнения и на заседании правительства 21 июля 1969 г. заявил: "Мне уже 76, скоро будет 77. Моя жизнь в руках Господа Бога"68. И объявил о назначении Хуана Карлоса Принцем Испании, отказавшись признать его Принцем Астурийским, как традиционным титулом наследника престола, подчеркнув тем самым разрыв с монархией прошлого.

В январе 1971 г. Хуан Карлос и София посетили Вашингтон по приглашению Никсона. В декларации для прессы Хуан Карлос заявил: "Верю, что испанский народ хочет больше свободы. Вопрос в том, с какой скоростью это желание осуществится". По возвращении в Испанию Хуан Карлос принял в "Сарсуэле", своей резиденции, корреспондента "The New York Times", который 4 февраля опубликовал в своей газете статью с таким заголовком: "Я наследник Франко, но также и Испании". Хуан Карлос обещал стране режим демократии.

Франко спокойно относился к высказываниям Хуана Карлоса, публикуемым за рубежом. В рождественскую неделю 1972 г. Хуан Карлос и София вновь посетили Вашингтон. Отвечая на многочисленные вопросы о будущем Испании, наследник престола вновь повторил: "Я верю, что народ хочет свободы". Принц не сомневался в негативной реакции Франко и, отправляясь в Эль Пардо по возвращении в страну, испытывал некоторое беспокойство. Однако Франко отнесся к его высказываниям не только спокойно, но даже одобрил его "линию поведения": "Есть то, о чем Вы можете и должны говорить вне Испании, и о чем Вы не должны говорить в самой Испании"69.

В феврале 1971 г. В. Уолтер, заместитель директора ЦРУ, посетил Мадрид и был принят Франко, которого он нашел "старым и слабым, левая рука дрожала с такой силой, что он сдерживал ее другой рукой". Следуя указаниям Никсона, Уолтер в нарушение дипломатического этикета задал Франко прямой вопрос: "Что будет с Испанией после его смерти?" и получил столь же прямой ответ: "наследование трона Хуаном Карлосом пройдет спокойно, без нарушения общественного порядка", и что "армия никогда не позволит, чтобы контроль над ситуацией выскользнул из ее рук". И на этот раз диктатор оказался провидцем. Его регрессирующее физическое состояние отнюдь не свидетельствовало о помутнении рассудка, как это нередко бывает с пожилыми людьми. На Уолтера произвело большое впечатление, что Франко спокойно, отстраненно говорил о переходном периоде после его собственной смерти70.

Но верил ли он в то, что трон Хуана Карлоса сохранит режим? В последние годы жизни - сомнительно. Как сказал король в беседе с Вильялонгой, "Франко очень редко говорил со мной о политике и никогда не давал мне советов. Иногда, когда я спрашивал его, как надо будет поступать в той или иной ситуации, он отвечал: "Не знаю, Ваше Высочество. Во всяком случае, Вы не сможете поступать, как это делаю я. Когда Вы станете королем, времена сильно изменятся и люди не будут такими, как сегодня"71.

Еще летом 1966 г. в венесуэльской газете "Unidad" сообщалось, что Франко серьезно болен. Узнав об этой публикации, Франко сказал: "Единственная болезнь - это мои 73 года". Между тем слухи о болезни Франко не были преувеличены. Но самое большое огорчение ожидало Франко в 1973 году. К этому времени круг его сподвижников поредел - годы брали свое. Оставался адмирал К. Бланко, "серое преосвященство режима", ставший главой правительства 12 июня 1973 года. В соответствии с новым "Органическим законом" посты главы государства и правительства были разъединены. Но его власти пришел конец 20 декабря 1973 года. В этот день 50-килограммовый заряд взрывчатки, помещенный в подземном ходе, прорытом под улицей Клаудио Коэльо, взметнул высоко в воздух машину адмирала. Погибли Бланко, его шофер и охранник.

У адмирала практически отсутствовала охрана - только один вооруженный полицейский. Но такова была философия режима: режим идентифицировался с Франко, и только его персона должна была тщательно охраняться. 22 декабря состоялась панихида в церкви Сан Франсиско Эль Гранде. По окончании заупокойной мессы Франко подошел к вдове Карреро Кармен Пигот. Она обняла его и оба расплакались.

"У меня отрубили последнюю нить, связывающую меня с миром". Эти слова, обращенные к своему адъютанту А. Урсулай, по мнению многих исследователей, могли бы стать эпиграфом к последнему периоду жизни Франко - он пережил свое "альтер Эго" (второе "Я"), как многие полагали, всего лишь на 23 месяца. Тем не менее, Франко всех удивил, когда через несколько дней после смерти К. Бланко, в своем ежегодном послании, выступая перед телевидением, произнес показавшуюся многим весьма странной фразу: "Политик должен уметь превратить зло в добро". И напомнил старую народную пословицу - "Нет худа без добра". Почти, как по Шекспиру: "Зло в добре, добро во зле". Кстати, Хуан Карлос всегда решительно выступал против утверждений о старческом слабоумии диктатора: "Старческое слабоумие? Мне не нравится это слово. Франко был очень далек от старческого слабоумия"72. И все же он не успевал следовать за стремительно менявшимся миром.

27 августа 1975 г. вступил в силу Закон о борьбе с терроризмом, предоставивший полиции неограниченное право подвергать аресту, обыску и тюремному заключению всех подозреваемых в принадлежности к террористическим организациям. Участие в террористических актах, повлекших смертельный исход, каралось смертной казнью, несмотря на протесты в стране и за рубежом. Тем не менее, 27 сентября пятеро обвиняемых в терроризме были расстреляны. На другой день все европейские правительства, кроме Ирландии, отозвали из Мадрида своих послов для консультаций. Но Франко остался верен себе.

Несмотря на недуги, Франко не отказался от своего замысла отметить 39-летнюю годовщину его пребывания на посту главы государства. Как и 29 лет назад, Франко, обращаясь к 150-тысячной толпе, собравшейся на площади Орьенте, обвинил отдельные "развращенные страны" в пособничестве "левомасонскому заговору", перед угрозой которого, по его мнению, "вновь оказалась Испания". Толпа скандировала под пение фалангисгского гимна "Лицом к солнцу": "Смерть коммунизму!", "ЭТА к стенке!", "Хотим твердой руки". Франко прослезился.

Для самого Франко церемония 1 октября была губительной: он простудился, заболел гриппом. На этом неблагоприятном фоне 14 октября он перенес сильнейший сердечный приступ. Тем не менее, вопреки советам врачей, 17 октября он присутствовал на заседании кабинета министров - в последний раз. На другой день, также в последний раз, он работал в своем кабинете. Предполагают, что он редактировал свое завещание.

Еще в 1968 г. он написал первый вариант завещания. Ему принадлежали поместья Эль Пасо де Миерас и Канто дель Пико, поместье в Торрелоденес. Каждому из своих внуков, а их было пятеро, и супруге он завещал по 2 млн. песет (в то время 1 доллар составлял 65 - 68 песет). А Испанию он все же завещал Хуану Карлосу, хотя и не всегда был доволен его высказываниями о будущем страны, в чем он видел влияние ненавистного ему дона Хуана.

4 ноября Франко был перевезен в Мадридский больничный комплекс "Мир". Здесь его и посетил в последний раз Хуан Карлос. В 5 час. 25 мин. 20 ноября 1975 г. Франко не стало - такова официальная дата его смерти. По совпадению, нередкому в истории, 39 лет назад, 20 ноября 1936 г., по приговору военного трибунала в Аликанте был расстрелян основатель фаланги Х. А. Примо де Ривера. После окончания их земного существования они оказались вместе - их прах покоится почти рядом, в алтарной части подземной крипты мемориального комплекса "Долины павших".

21 ноября было обнародовано политическое завещание Франко, хранившееся у его дочери. В завещании не упоминалось ни о "Движении" (фаланге), ни об институтах режима. 22 ноября Хуан Карлос, в соответствии с законом, был провозглашен кортесами королем Испании, а Конституция, принятая в декабре 1978 г., определила политическую форму испанского государства как парламентскую монархию. Это было не то будущее, к которому, как полагал Франко, он вел страну. Но можно ли с уверенностью утверждать, что среди тех камней, что составляют здание современной Испании, нет ни одного, который был бы заложен рукой Франко?

В начале 90-х годов прошлого столетия Хуан Карлос, отвечая на вопрос Вилальонга, как Испания могла перейти от почти сорокалетней диктатуры к демократии с конституционным королем во главе и все это произошло без больших волнений и потрясений, ответил, что когда он взошел на трон, у него на руках были две важные карты. Первая - несомненная поддержка армии. В дни, последовавшие за смертью Франко, армия была всесильна, но она повиновалась королю, поскольку он был назначен Франко. "А в армии приказы Франко даже после его смерти не обсуждались". Вторая карта - мудрость народа. "Я унаследовал страну, которая познала 40 лет мира, и на протяжении этих 40 лет сформировался могучий и процветающий средний класс. Социальный класс, который в короткое время превратился в становой хребет моей страны"73.

Примечания

1. Цит. по: GONZALES DURO E. Una biograffa psicologica. Madrid. 2000, p. 36 - 38.
2. JARAIS FRANCO P. Historia de una disidencia. Barcelona. 1981, p. 109 - 132.
3. МАЧАДО А. Избранное. М. 1975, с 89.
4. El Socialista, 11.XI, 21.XI.1933.
5. Цит. по: HILLS G. Franco. The Man and his Nation. N. Y. 1976, p. 190, 191.
6. Ibid., p. 73.
7. BRENAN G. The Spanish Labirinth. Cambridge. 1943, p. 300.
8. El Sol, 18.XII.1936.
9. El Socialista, 2.V.1936.
10. Цит. по: TUNON DE LARA M. La Espana del siglo XX. P. 1973, p. 415.
11. FRANCO-SALGADO ARAUJO F. Mis conversaciones privadas con Franco. Barcelona. 1976, p. 453.
12. Archivo del Ministerio Asuntos Exteriores (далее: AMAE), Leg. M - 137 - 80604.
13. MERKES M. Die deutsche Politik gegenuber dem spanischen Burgerkrieges, 1936 - 1939. Bonn. 1962, S. 14 - 15.
14. MOA P. Los mitos de la guerra civil. Madrid. 2003, p. 247 - 248.
15. РЫБАЛКИН Ю. Советская военная помощь республиканской Испании (1936 - 1939). М. 2000, с. 28 - 30.
16. PASCUA M. Oro espanol en Moscu. - Cuadernos para el dialogo. 1970, N VI - VII.
17. Русские белоэмигранты в гражданской войне в Испании. Публикация Е. И. Дика. - Проблемы испанской истории. М. 1992, с. 109.
18. Documents on German Foreign Policy, 1918 - 1945, Ser. D. Vol. III. Lnd. 1950 - 1964 (далее: DGFP), p. 267 - 269.
19. NELESSEN B. Die Verbotene Revolution. Hamburg. 1963, S. 200 - 201.
20. AMAE. Leg. R - 1083. Exp. 10.
21. DGFP. Ser. D. Vol. III, p. 36.
22. Цит. по: GONZALES DURO E. Op. cit., p. 231.
23. DGFP. Ser. D. Vol. III, N 674.
24. DGFP. Ser. D. Vol. VII, p. 446 - 447.
25. Цит. по: HILLS G. Op. cit., p. 345.
26. FRANCO-SALGADO ARAUJO F. Op. cit., p. 153 - 154.
27. AMAE. Leg. R - 2421. Exp. 9.
28. DGFP. Ser. D. Vol. XIl, p. 22.
29. Ibid., p. 1080 - 1081.
30. The Ciano Diaries. 1939 - 1943. Lnd. 1948, p. 410.
31. HAYES C. Wartime Mission to Spain. N. Y. 1945, p. 65.
32. AMAE. Leg. R - 2421. Exp. 10.
33. Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers (далее: FRUS). 1936 - 1955. Washington, 1961. Vol. 3, p. 306.
34. AMAE. Leg. R - 2306. Exp. 1.
35. HAYES C. Op. cit., p. 159 - 161.
36. HOARE S. Embajador ante Franco an mision espesial. Madrid. 1977, p. 246 - 247.
37. AMAE. Leg. R - 2421. Exp. 7.
38. The New York Times, 4.XI.1944.
39. CHURCHILL W. The Second World War. Vol. 1 - 6. Lnd. 1948 - 1953. Vol. 5, p. 613.
40. AMAE. Leg. R - 5162. Exp. 3.
41. KINDELAN A. La verdad de mis relaciones con Franco. Barcelona. 1981, p. 89.
42. GARRIGA R. La Espana de Franco. Las relaciones secretos con Hitler. Mexico. 1970, p. 322.
43. FRUS. 1945. Vol. V, p. 667.
44. The New York Times, 17.VI.1945.
45. Конституции буржуазных государств. М. 1957, с. 509.
46. Тегеран. Ялта. Потсдам. Сб. документов. М. 1967, с. 188 - 198, 356.
47. SULZBERGER C. A Long Row of Candeles: Memoirs and Diaries 1934 - 1954. Toronto. 1969, p. 303 - 306.
48. KINDELAN A. Op. cit., p. 343 - 344.
49. Конституции буржуазных государств, с. 521.
50. SUARES FERNANDES L. Francisco Franco y su tiempo. Vol. IV. Madrid. 1984, p. 56.
51. FERRER BENIMELI J. Franco y masonoria. En Fontana J. Barcelona. 1986, p. 250 - 251.
52. The Times, 6.VI.1946.
53. AMAE. Leg. R - 5162. Exp. 5.
54. AMAE. Leg. R - 5162. Exp. 6.
55. Department of State Bulletin. Washington. 1953. Vol. XXIX, N 745; TAMAMES R. La Republica. La Era de Franco. Madrid. 1976, p. 554 - 558.
56. AMAE. Leg. R - 3599. Exp. 47, 12.
57. AMAE. Leg. R - 3599. Exp. 12.
58. TUSELL J. Introducion a Maior A. Franco aislado. Madrid. 1989, p. 11; ejusd. La oposicion democratica al franquismo, 1939 - 1962. Barcelona. 1977, p. 388 - 400; CALVO SERER R. Espana ante la libertad, la democracia y el progreso. Madrid. 1968, p. 171.
59. FRANCO-SALGADO ARAUJO F. Op. cit., p. 185, 397.
60. TAMAMES R. Op. cit., p. 465 - 470.
61. FRANCO-SALGADO ARAUJO F. Op. cit., p. 484 - 485, 411.
62. POWELL CH. Un Rey para la democracia. Barcelona. 1995, p. 21.
63. FRANCO-SALGADO ARAUJO F. Op. cit., p. 373 - 374.
64. Ibid., p. 262 - 263; VILALLONGA De J. L. El Rey Conversaciones con D. Juan Carlos I de Espana. Barcelona. 1993, p. 141.
65. FRANCO-SALGADO ARAUJO F. Op. cit., p. 380 - 382.
66. TAMAMES R. Op. cit., p. 554 - 558.
67. AMAE. Leg. R - 8607. Exp. 1.
68. LOPEZ RODO L. La larga marcha nacia la monarquia. Barcelona. 1987, p. 362 - 365.
69. PRESTON P. Franco - Caudillo de Espana. Barcelona. 1994, p. 935.
70. WALTERS V. Silent Missions. N. Y. 1978, p. 554 - 557.
71. VILALLONGA DE J. L. Op. cit., p. 48.
72. Ibid., p. 210.
73. Ibid., p. 229.

Вопросы истории. - 2005. - № 1. - С. 51-78.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас