Saygo

Л. Б. Вишняцкий. Неандертальцы: история несостоявшегося человечества

48 сообщений в этой теме

СИМВОЛЫ И ИНТЕЛЛЕКТ

Но, может быть, свидетельством умственной отсталости неандертальцев является тот факт, что их культурные достижения, насколько о них можно судить по археологическим данным, были намного скромней достижений гомо сапиенс? В самом деле, гарпунов и иголок из кости и рога они не вырезали, горшков из глины не лепили и даже голых женщин на стенах своих пещер не рисовали. Это ли не показатель слабоумия?!

Нет, не показатель. Во-первых, потому, что и люди современного анатомического типа, те, что жили одновременно с неандертальцами, тоже очень долгое время — примерно сто пятьдесят тысяч лет — ничего этого не делали. А во-вторых, потому, что многие общества гомо сапиенс не делали этого и ещё десятки тысяч лет после исчезновения неандертальцев. В Восточной Азии, например, средний палеолит закончился только 20—25 тыс. лет назад, а в Австралии и того позже. Да и вообще, если судить об уровне культурного развития только по тем материалам, которые могут долго сохраняться в ископаемом состоянии и затем попасть в руки археологов, то вполне можно прийти к выводу, что даже некоторые группы первобытных охотников-собирателей недавнего прошлого (до первой половины 20-го века включительно) абсолютно ни в чём не превосходили неандертальцев!

«Отсутствие в среднем палеолите археологических свидетельств некоторых видов поведения, типичных для верхнего палеолита, — пишет по этому поводу американский антрополог Дж. О'Коннел, — совсем не обязательно означает отсутствие соответствующих способностей. Лучшим подтверждением этому служат материалы плейстоценовых памятников Австралии и Новой Гвинеи. В этом регионе не было иного населения, кроме людей современного анатомического типа. Тем не менее чуть ли не до самого голоцена, и уж во всяком случае до последнего ледникового максимума[175], местные индустрии остаются в основных своих чертах, скорее, среднепалеолитическими. Комплексы более чем 75 австралийских памятников, датируемых временем древнее 20 тыс. лет назад, являют весьма ограниченный технический репертуар, почти не дают свидетельств существования технологий обработки кости и крайне бедны находками, которые бы можно было охарактеризовать как произведения искусства, украшения, или выражение «стиля». Это говорит о том, что различия между культурами среднего и верхнего палеолита правильнее было бы рассматривать не как следствие разных способностей их создателей, а как результат приспособления к разным экологическим условиям»[176].

И действительно, в одной из следующих глав мы ещё увидим, что когда настало время перемен, когда гомо сапиенс, вторгшись на Ближний Восток и в Европу, стали создавать первые верхнепалеолитические культуры, то же самое начали делать и европейские аборигены — неандертальцы. Причём на западе (а возможно, и в центре) Европы неандертальский верхний палеолит — с костяными орудиями и украшениями — появился, похоже, даже несколько раньше, чем туда пришли люди современного анатомического типа. Да, продлилась эта эпоха неандертальского культурного расцвета по меркам палеолитической хронологии совсем недолго, всего две-три, от силы пять тысяч лет, но всё же она была, и от этого факта никуда не деться.

Вообще, по-моему, единственный твёрдый вывод, который можно сделать, оценивая интеллектуальные способности неандертальцев и современных им гомо сапиенс по археологическим данным, по их «культурным достижениям», заключается в том, что и те, и другие использовали свой умственный потенциал далеко не в полной мере. Не было у них, похоже, ну абсолютно никакого стремления к прогрессу! Могли многое, но, видимо, предпочитали без крайней необходимости «не париться» и довольствовались малым. Например, как мы видели в предыдущей главе, неандертальцы умели строгать и шлифовать кость, но пока это было возможно, обходились деревом — его обрабатывать легче. А гомо сапиенс ещё по меньшей мере 20 тыс. лет назад знали, как формовать и обжигать глину (на верхне-палеолитических памятниках этого возраста иногда встречаются керамические фигурки), но горшки лепить не торопились, обходясь более простой в изготовлении посудой. Подобным же образом и многие другие культурные «достижения», сколь бы полезными и прогрессивными ни рисовались они в нашем ретроспективном восприятии, с точки зрения людей палеолита могли долгое время оставаться всего лишь непрактичными, обременительными усложнениями, требующими неоправданно больших затрат труда, времени, энергии и иных ресурсов.

Как сказал один персонаж одного не очень увлекательного детектива (героев скучных детективов часто тянет к философствованию), «человек — единственное животное, которое всегда хочет больше, чем ему нужно». Это верно, но верно лишь отчасти, лишь применительно к человеку исторического времени, который в своей социальной и экономической деятельности часто руководствуется соображениями выгоды, т. е. желанием достичь престижного статуса, богатства, власти. А вот палеолитические люди — и гомо сапиенс, и неандертальцы — похоже, совершенно не стремились иметь больше, чем нужно. А всё потому, что не понимали они своей выгоды, да и вообще не знали, что это такое — выгода. Пользу, которая есть качество биологическое (оно и появляется лишь вместе с жизнью[177]) — ту понимали, а выгоду — нет.

С пользой всё просто: пришёл с охоты, наелся мамонтятины и лежи себе в теньке, подрёмывай, или грейся на солнышке, или у костра байки трави. Ну или пойди, попляши, если на месте не сидится. И занятно, и приятно, и для здоровья никакого риска. Сплошная польза. А вот тащиться сразу после обеда снова на охоту за вторым мамонтом, когда и первого ещё всей пещере на неделю хватит, или корпеть над костяным наконечником, когда и деревянное копьё верно служит — это совсем не так занятно и приятно, да и с медицинской точки зрения сомнительно. А ну как бивнем по зубам получишь? Зачем тогда выгода, т. е. много мяса, если пользы от неё никакой? Есть-то нечем! Так что лучше из-за лишнего куска (или наконечника, или горшка, или чего угодно) не уродоваться. Лишний — он и есть лишний. Лишний — значит, ненужный.

Из сказанного следует одно: делать по археологическим данным выводы об интеллектуальных и вообще культурных возможностях людей далёкого прошлого можно лишь с большой осторожностью. Эти данные фиксируют только очень ограниченную часть спектра человеческих способностей, но ни в коем случае не весь этот спектр, не «предел возможного». То, что люди в ту или иную эпоху не делали чего-то, совсем не значит, что они были неспособны это делать. Большинство видов человеческой деятельности возникает не тогда, когда это становится возможно, а тогда, когда это становится необходимо. Так было не только с уже упомянутыми выше занятиями — косторезным ремеслом и гончарством, но и с земледелием, скотоводством, домостроительством, металлургией, да с письменностью, наконец! Ведь совершенно очевидно, что письменность появляется не тогда, когда появляются достаточно сообразительные для её изобретения индивиды, а лишь тогда, когда количество необходимой для жизни общества информации возрастает настолько, что возникает потребность в новых искусственных средствах её хранения и передачи. И по сей день существуют бесписьменные общества, члены которых, окажись они в другой культурной среде, вне всякого сомнения легко освоили бы грамоту (часто так оно и происходит). Ещё совсем недавно, каких-нибудь триста-четыреста лет назад, письменности не имела добрая половина тогдашних сообществ гомо сапиенс (население всей Австралии, почти всей Африки, значительной части обеих Америк, немалой части Азии и даже некоторых уголков Европы)! Не имела, конечно же, не потому, что была к ней неспособна, а только и исключительно потому, что не нуждалась в ней. «Способность читать и писать существовала в течение долгого времени, но была реализована лишь тогда, когда письмо было изобретено и стало передаваться из поколения в поколение. А изобретено оно было только тогда, когда усложнившийся образ жизни потребовал его практического применения»[178].

Одного примера с письменностью достаточно, чтобы усомниться в правоте тех, кто полагает, будто «отсутствие [на неандертальских стоянках] предметов символического назначения, скорее всего, означает отсутствие символического мышления»[179]. А что же тогда означает отсутствие на этих и многих других, гораздо более поздних стоянках тарелок, ложек и вообще какой бы то ни было посуды? Что их обитатели никогда и ничего не ели? Как-то не верится. Да, действительно, материальные свидетельства символического поведения неандертальцев крайне скудны и часто невыразительны, и всё же отсутствие скульптурных и гравированных изображений в культурных слоях их памятников, или рисунков на стенах их пещер не означает ни отсутствия у них символизма, ни тем более отсутствия способностей, необходимых для создания и адекватного восприятия символов.

Во-первых, как я уже не раз здесь повторял, способностями можно обладать, но при этом не пользоваться. Примеров тому — тьма.

Во-вторых, символическим смыслом вполне могли наделяться не только украшения или изображения, но и изделия чисто утилитарного назначения (не потому ли некоторые рубила выглядят «избыточно» совершенными и поражают нас своей симметрией и эстетикой?) или природные объекты (камни, деревья, горы и т. д.). Этнография охотников-собирателей, да и не только их, знает множество подобных случаев.

В-третьих, нельзя исключить, что наиболее древние вещи символического назначения просто по тем или иным причинам не сохранились. Это могло произойти, например, потому, что долгое время такие предметы и изображения делались не из камня, кости или раковин, а в основном или исключительно на недолговечных материалах (шкурах, коре, дереве, земле и т. д.) и если и пережили своих создателей, то ненадолго. Например, раскрашивание собственного тела — один из наиболее распространённых видов символизма в архаичных культурах, но никаких археологических следов существования этого обычая в каменном веке до нас не дошло и дойти не могло.

В-четвёртых, как мы ещё увидим в следующих главах, кое-какие вещественные символы на стоянках неандертальцев всё же встречаются. Более того, иногда они даже могут быть довольно многочисленны и выразительны. В основном это изделия из категории так называемых «персональных украшений», изготавливавшиеся из зубов, кости, раковин и предназначавшиеся для ношения на одежде или прямо на теле (подвески, бусы и др.). Правда, в подавляющем большинстве случаев известные сейчас предметы такого рода относятся уже к верхнему палеолиту, но от этого они не перестают быть неандертальскими.

Наконец, в-пятых, не будем забывать о том, что символы — это совсем не обязательно вещи. Слова — тоже символы, а речь — самый распространённый и всепроникающий вид знакового поведения. Поэтому разговор о мозге и интеллекте неандертальцев вполне логично будет продолжить разговором об их речевых способностях.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

Ещё недавно большинство учёных оценивало эти способности весьма скептически. Раздавались даже предложения извлечь из анналов видовое имя alalus, придуманное когда-то Геккелем для питекантропа (см. главу 1), и объединить всех предшественников Homo sapiens от эректусов до неандертальцев в вид Homo alalus[180]. Главным поводом для этого служили приобретшие широкую известность исследования американских антропологов Ф. Либермана и Э. Крелина, результаты которых были опубликованы в 1971 г.[181] Либерман и Крелин попытались воссоздать вокальный тракт неандертальца, а затем оценить на этой основе возможность произнесения им различных звуков. В качестве исходного материала для своей работы они использовали череп из пещеры Ля Шапелль-о-Сен, а точнее, его реконструкцию, сделанную ещё в начале прошлого века М. Булем. Согласно выводам, к которым Либерман и Крелин пришли в итоге, обладатель этого черепа был не способен артикулировать ряд гласных («и», «у», «а») и мог испытывать трудности с некоторыми согласными.

Широкой публикой результаты этого исследования были охотно восприняты как доказательство того, что неандертальцы вообще не обладали даром речи. Ничего иного от этих грубых, да ещё к тому же давным-давно вымерших существ никто, собственно, и не ожидал. Учёные, конечно, были далеки от столь упрощённых представлений и радикальных выводов, но всё же в большинстве своём тоже считали, что если неандерталец и пользовался каким-то подобием языка, то было оно, это подобие, весьма жалким, фонетически и грамматически примитивным, с крайне бедной лексикой. Подобные воззрения, кстати, нашли отражение во многих художественных произведениях. Скажем, в популярном некогда фильме «Клан пещерного медведя», поставленном по одноименному роману Джин Ауэл и повествующем о жизни неандертальцев на закате их эры, герои скорее мычат, чем говорят (что, впрочем, ничуть не мешает им прекрасно понимать друг друга).

На самом деле, однако, серьёзных оснований думать, что речевые возможности, которыми располагали неандертальцы, сколько-нибудь существенно отличались от наших собственных, нет. Во всяком случае, работа Либермана таких оснований точно не даёт. Во-первых, для того, чтобы говорить, совсем не обязательно уметь произносить все звуки, которые произносит современный человек. Сейчас ведь тоже существует немало языков, располагающих лишь двумя или тремя гласными (при обилии согласных), либо же очень ограниченным числом фонем в целом (в некоторых полинезийских языках их не более дюжины), но это ничуть не мешает их носителям слагать поэмы и рассуждать о самых что ни на есть высоких материях. В принципе, и десятка звуков достаточно для создания сколь угодно большого количества слов. Во-вторых, как выяснилось, восстановление мягких тканей гортани и других голосовых органов по особенностям строения черепа — не слишком надёжная основа для сколько-нибудь далеко идущих выводов.

В качестве отправной точки для реконструкции Либермана и Крелина послужили представления о существовании корреляции между определёнными деталями морфологии базикраниума (основания черепа), с одной стороны, и положением голосовых органов (в том числе гортани и языка), с другой. Имевшиеся в то время сравнительно-анатомические данные свидетельствовали, в частности, о том, что при слабо изогнутом основании гортань расположена высоко, а при сильно изогнутом низко. Считалось, что последняя черта характерна лишь для людей, причём справедливо отмечалось, что у младенцев гортань расположена так же высоко, как у многих животных (что даёт им и животным возможность есть и дышать практически одновременно), и лишь в 2—3 года начинает опускаться (что позволяет лучше и разнообразнее артикулировать звуки, но создаёт риск подавиться). У шапелльского неандертальца конфигурация основания черепа в некоторых отношениях напоминала таковую у современных младенцев, что во многом и предопределило выводы, к которым пришли Либерман и Крелин в своей знаменитой работе.

Впервые серьёзные причины усомниться в полученных ими результатах появились после того, как в конце 80-х годов французским антропологом Ж.-Л. Эймом была выполнена новая реконструкция черепа из Ля Шапелль-о-Сен. Она отличалась от старой реконструкции М. Буля, которой пользовались Либерман и Крелин, и одно из отличий как раз состояло в большей степени изгиба основания черепа. У Эйма получалось, что по этому признаку шапеллец вполне вписывался в рамки вариабельности, наблюдаемой у современных людей[182].

Однако хотя очередной пересмотр анатомии многострадального неандертальца из Ля Шапелль (предыдущий, о котором говорилось в главе 1, был предпринят в 50-е годы, но касался в основном посткраниального скелета) заставил усомниться в правильности реконструкции Либермана и Крелина, он никак не решал проблему с черепами других его собратьев, которые упрямо не желали менять малый изгиб основания на большой. По всем измерениям получалось, что в целом неандертальцы в этом отношении стоят в стороне от «магистральной линии» эволюции гоминид. Конечно, по крайней мере у некоторых из них изгиб базикраниума был сильней, чем у австралопитеков, мало отличавшихся по этому признаку от человекообразных обезьян, и даже сильней, чем у ранних гомо эректус, имевших зачаточный изгиб, но зато явно слабей, чем у гомо гейдельбергенсис (Петралона, Брокен Хилл). У последних фиксируется уже полный изгиб, близкий к наблюдаемому на черепах современных людей, а вот у неандертальцев базикраниальный угол заметно больше (т. е. основание черепа менее изогнуто), чем у гомо сапиенс (рис. 7.4)[183]. Что бы это могло означать? Неужели регресс?

Результаты проведённого недавно изучения полутора сотен черепов обезьян и гоминид, представлявших 29 разных видов включая неандертальцев и гомо сапиенс, помогают ответить на этот вопрос. Целью исследования было проверить гипотезу, согласно которой степень изгиба базикраниума у приматов в значительной мере зависит от размеров мозга и лица и от соотношения этих размеров. Проведённые измерения и вычисления подтвердили исходное предположение. Оказалось, что чем больше мозг, тем, при прочих равных условиях, больше изгиб основания, но если росту мозга сопутствует увеличение размеров лица, то это ведёт к некоторому уменьшению изгиба. Такой характер взаимодействия трёх названных величин хорошо объясняет, почему при примерно равном объёме мозговой полости изгиб базикраниума у неандертальцев меньше, чем у современных людей[184]. Ведь лицо у них, как мы помним из главы 2, было намного больше, чем у нас.

user posted image

Рис. 7.4. Изгиб основания черепа у современного человека (слева) и ископаемых гоминид (справа). Как видно, неандертальцы явно отклоняются от общей тенденции (источник: Laitman et al).

Ну а как же в этом случае быть с корреляцией между степенью изгиба основания черепа и положением гортани? Что же получается: большое лицо = малый изгиб базикраниума = высоко расположенная гортань = проблемы с членораздельной речью? Не слишком ли сложная конструкция? Согласен, слишком. Но в ней нет необходимости. К сожалению, исходные посылки, на которых строились реконструкции Либермана и многие более поздние исследования речевых способностей ископаемых гоминид, не выдержали проверки временем. Во-первых, оказалось, что в процессе вокализации у многих животных гортань может опускаться так же низко, как она постоянно опущена у людей, а значит, её высокое «стационарное» положение само по себе не является препятствием для речи. Во-вторых, как теперь известно, у некоторых млекопитающих и стационарная позиция гортани не отличается от человеческой. У разных видов оленей, у коал, а также у всех кошек рода Panthera (т. е. у львов, тигров, леопардов и ягуаров) она, как и у нас, опущена постоянно, а не только во время рёва или рычания. Низкое положение гортани обеспечивает понижение тона издаваемых звуков, что создаёт у получателей сигнала преувеличенное представление о размерах и силе обладателя «баса», и, возможно, именно в этом и заключается основной адаптивный смысл данного признака (вспомним ломающиеся голоса подростков). Наконец, в-третьих, как это уже ясно из «во-первых» и «во-вторых», корреляция между степенью изгиба основания черепа и положением

гортани оказалась совсем не обязательной[185]. Это было дополнительно подтверждено экспериментами (на крысах), а также наблюдениями над детьми: у них, когда гортань опускается, изменений конфигурации базикраниума не происходит. Таким образом, получается, что будь даже изгиб основания черепа у неандертальцев таким же, как у шимпанзе, т. е. почти никаким, это всё равно не означало бы отсутствия у них речи. Впрочем, и наличия таковой это тоже, разумеется, не означало бы. Вообще же главный вывод из сказанного совсем не радостен: мы лишились основного из тех немногих скелетных индикаторов способности к членораздельной артикуляции звуков, на которые, как казалось, можно было смело опираться в попытках реконструировать речевой потенциал ископаемых гоминид.

К счастью, не все открытия имеют столь печальные последствия. Иногда они кое-что проясняют, ничего при этом не руша. Одно такое открытие, имеющее самое непосредственное отношение к вопросу о фонетическом «репертуаре» неандертальцев, было сделано в пещере Кебара в Израиле в 1983 г. Речь идёт о находке подъязычной кости (гиоида) одного из представителей этого вида. Его останки, погребённые около 60 тыс. лет назад, отличались от большинства современных им костяков очень хорошей сохранностью. Череп, правда, отсутствовал (объяснение чему даётся в конце следующей главы), но зато остальной скелет был представлен почти полностью, причём все его части располагались в правильном анатомическом порядке. Сама подъязычная кость, занимающая при жизни человека позицию в мягких тканях над гортанью и связанная с мускулами горла и языка, лежала, как ей и следует, рядом с нижней челюстью. Её изучение, предпринятое израильскими и французскими антропологами, показало, что по своему строению она ничуть не отличалась от аналогичной кости современных людей. Позже такое же заключение было сделано и относительно двух подъязычных костей пренеандертальцев из пещеры Сима де лос Уэсос[186], тогда как найденный недавно гиоид австралопитека афарского оказался точно таким же, как у шимпанзе[187]. Конечно, строго говоря, сама по себе идентичность формы ещё не означает, что подъязычная кость и гортань занимали у людей из Симы и Кебары такое же низкое положение в горле, как у нас, но результаты осуществлённой недавно виртуальной реконструкции позволяют предполагать, что так оно и было. Эта реконструкция проводилась методом трёхмерной геометрической морфометрии по опорным точкам на черепах и нижних челюстях людей и шимпанзе, для которых были получены сканы головы и шеи. В итоге авторы работы (опубликованы пока лишь тезисы) пришли к выводу, что у неандертальцев гиоид, скорее всего, занимал по отношению к черепу, шее и позвоночному столбу позицию близкую к той, что он занимает у современных людей, и что, таким образом, этот вид обладал одной из предпосылок, необходимых для человеческой речи[188].

Важнейшую роль в артикуляции звуков играет ротовая полость. Насколько можно судить по измерениям, проводившимся на ископаемых черепах, здесь также нет сколько-нибудь заметных различий между неандертальцами и людьми современного физического типа. И у тех, и у других ротовая полость устроена примерно одинаково и даёт, в общем, одинаковые возможности для произнесения различных звуков[189].

Одно время была надежда, что в качестве индикатора наличия речи удастся использовать толщину канала подъязычного нерва, находящегося в нижней части затылочной кости между яремным отростком и мыщелком и контролирующего движения почти всех мускулов языка. Поскольку можно ожидать, что интенсивность таких движений возрастала в процессе развития речи, было высказано предположение, что и сам нерв и, соответственно, канал должны были увеличиваться, а значит, размер последнего мог бы служить показателем речевых возможностей ископаемых видов. Первое сравнение площади сечения канала шимпанзе (обыкновенных и карликовых), горилл и ряда гоминид (включая современных людей) как будто подтвердило жизнеспособность этой гипотезы. Получалось, что если у австралопитеков рассматриваемая величина ещё не выходит за рамки вариабельности, свойственные человекообразным обезьянам, то у гомо гейдельбергенсис и классических неандертальцев она, наоборот, достигает тех же значений, что и у ныне живущих людей[190]. Уже через год, однако, как исходные постулаты этого исследования, так и его выводы оказались под вопросом. В частности, было показано, что у людей и шимпанзе толщина канала подъязычного нерва в значительной степени перекрывается[191]. Таким образом, к сожалению, от использования этого признака в предложенном качестве пришлось отказаться.

Зато другой похожий признак, кажется, выдержал проверку и работает вполне успешно. Это размер спинномозгового канала грудных позвонков. Для быстрой членораздельной речи необходим точный контроль дыхания. Одним из условий такого контроля у людей является рост числа тел нервных клеток в спинном мозге грудных позвонков, что имеет следствием расширение позвоночного канала грудного отдела по сравнению с другими приматами. Изучение ископаемых материалов (пока, к сожалению, очень скудных) показало, что у гомо эректус, по крайней мере ранних (тех, кого называют ещё гомо эргастер), такого расширения ещё не произошло — они в этом отношении ближе к обезьянам и австралопитекам, чем к современным людям. А вот неандертальцы, напротив, по ширине канала грудных позвонков практически не отличаются от гомо сапиенс (рис. 7.5)[192].

Наконец, детальное изучение анатомического строения наружного слухового прохода и среднего уха на височных костях пренеандертальцев из Симы де лос Уэсос показало, что на этой стадии ухо безусловно обладало теми акустическими свойствами, которые необходимы для тонкого различения звуков человеческого голоса и адекватного восприятия речи[193].

Таким образом, получается, что те анатомические органы неандертальцев, которые связаны с артикуляцией и восприятием звуков и о строении которых у нас есть более или менее достоверная информация, практически ничем не отличались от аналогичных органов гомо сапиенс. Мозг у людей обоих этих видов тоже очень похож, и если у одного из них он достаточно развит, чтобы позволить создавать и использовать для обмена информацией системы искусственных знаков, то было бы нелогично не допустить того же самого и для другого. Наконец, единственный ген, о котором сейчас более или менее достоверно известно, что он влияет на речевую деятельность, также оказался у двух видов совершенно одинаково построен, одинаковым образом отличаясь от такого же гена шимпанзе. Этот ген обозначается как FOXP2, его дезактивация имеет следствием серьёзные нарушения в работе артикуляционного аппарата. После выяснения его важности для развития речи было высказано предположение, что эту функцию, а также и специфическую — не такую, как у шимпанзе, — структуру FOXP2 приобрел сравнительно недавно и что и то, и другое свойственно только гомо сапиенс. Вскоре, однако, удалось выделить соответствующий участок ДНК из кости неандертальца, и выяснилось, что этот ген отличается от аналогичного гена шимпанзе точно по тем же двум нуклеотидным позициям, что и ген современного человека. Стало быть, мутации, приведшие к этим изменениям, должны были произойти как минимум ещё у гомо гейдельбергенсис (общего предка неандертальцев и гомо сапиенс), а возможно, и на более ранней стадии эволюции[194].

user posted image

Рис. 7.5. Отношение log(10) диаметра спинномозгового канала грудных позвонков (мм) к log(10) веса тела (г) у разных групп гоминид (источник: MacLarnon and Hewitt 2004).

Из всего этого можно сделать только один вывод: потенциально неандерталец был способен к языку вообще и членораздельной речи в частности в той же или почти в той же мере, что и гомо сапиенс. Пользовался ли он этой способностью — другой вопрос, на который нет и, возможно, никогда не будет точного ответа. Однако, коль уж на то пошло, этот же вопрос можно задать и по отношению к древним представителям нашего собственного вида, жившим одновременно с неандертальцами и даже после них — и ответа тоже не будет.

Строго говоря, даже живопись и скульптура верхнего палеолита, сколь бы они нас ни впечатляли своей выразительностью, сами по себе всё же не доказывают, что их творцы разговаривали друг с другом или вообще пользовались каким бы то ни было языком. Напротив, натурализм, которым славится палеолитическая живопись, при желании можно даже интерпретировать как свидетельство интеллектуальной и языковой ограниченности её создателей. Именно такую гипотезу выдвинул несколько лет назад американский психолог Н. Хамфри.

Хамфри привел весьма остроумную аргументацию в пользу того, что общепризнанные шедевры палеолитического искусства, такие, как росписи в пещерах Шовэ и Ляско, нельзя считать доказательством наличия у их создателей развитого мышления и языка. Более того, предположил он, эти росписи могут свидетельствовать скорее об обратном, то есть об интеллектуальной неполноценности первых художников. Отправной точкой для рассуждений Хамфри послужил анализ опубликованных около четверти века назад рисунков английской девочки Нади, страдавшей аутизмом. Несмотря на то, что физически, психически и интеллектуально Надя значительно отставала от сверстников, была неспособна к сколько-нибудь нормальному общению и совсем не могла разговаривать (первые несколько слов она освоила, когда ей было шесть лет), рисунки, созданные ею в возрасте от трёх до шести лет, обладают рядом замечательных качеств. Для многих из них характерно правильное построение перспективы и абсолютная реалистичность изображений, что особенно интересно, если учесть, что рисованию Надю никто не учил и что рисункам нормально развивающихся детей того же возраста оба этих качества совершенно не свойственны. Своей натуралистичностью, а зачастую и сюжетами многие рисунки Нади удивительно напоминают широко известные произведения пещерной живописи, например, бизона из Шовэ или лошадей из этой же пещеры, а также из Ляско. По мысли Хамфри, поддержанной и некоторыми из участников обсуждения его статьи, именно отсутствие обычных для современных людей умственных способностей и, прежде всего, отсутствие языка может объяснить необычайную реалистичность Над иных рисунков. Ведь её восприятие животных или людей не было опосредовано символами, обозначающими классы объектов, и она, в отличие от обычных детей, изображала непосредственно своё впечатление от лошади или коровы, а не соответствующую абстрактную идею, т. е. между изображаемым и изображением в данном случае ничто не стояло. Предполагается, что тем же обстоятельством, то есть отсутствием абстрактных понятий, обозначающих классы объектов, может объясняться и натурализм палеолитической живописи, причём в этом случае становится понятным и переход от реалистических изображений к схематическим, наблюдаемый в конце верхнего палеолита: он связывается с появлением развитого языка и утратой непосредственности восприятия[195].

Конечно, у гипотезы Хамфри при всём её изяществе есть совершенно очевидные слабости. Главная из них заключается в том, что она учитывает лишь очень небольшой круг подобранных, вырванных из общего контекста фактов, игнорируя основную часть того, что известно о культуре верхнего палеолита и людях этой эпохи. Крайне трудно представить, что эти люди, внешне ничем не отличавшиеся от нас, сумевшие заселить весь земной шар от тропиков до Заполярья, совершавшие сложные ритуалы (о чём свидетельствуют их погребения) и дальние океанские плавания, изготавливавшие совершенные орудия и украшения из самых разных, в том числе и весьма трудно поддающихся обработке мтериалов, не обладали языком. Однако столь же трудно представить и другое, а именно — что они были первыми, что до них речь на Земле никогда не звучала.

Строго говоря, только наличие письменности может служить прямым и неопровержимым доказательством существования в древности языка, а письменность появляется лишь 5,5 тыс. лет назад или около того. Согласитесь, было бы рискованно (мягко говоря) на этом основании утверждать, что гомо сапиенс дописьменных эпох или бесписьменных обществ (сохраняющихся, кстати, и по сей день) языком не обладали. Однако разве не рассуждаем мы иногда столь же примитивным и прямолинейным образом, стремясь доказать интеллектуальную ущербность своих предшественников и соседей на эволюционной лестнице и подчеркнуть тем самым собственную уникальность?

Литература

Мозг: Дробышевский 2007; Кочеткова 1964,1973; Bruner 2008; Bruner and Holloway2010; Bruner and Manzi 2008; De Miguel and Henneberg2001; Holloway 1985; Holloway et al. 2004.

Символизм и интеллект: Вишняцкий 2009; Шер и др. 2005; Arsuaga 2003; Coolidge and Wynn 2009; Hayden 1993; Marshack 1988; Mellars 1996b; Mithen 1996, 2005; Wynn and Coolidge 2004, 2008.

Язык: Бурлак 2007, 2011; Вишняцкий 2002; Козинцев 20046; Воё et al. 2004, 2007; Chase 2006: 75-118; Fitch 2009; Heim et al. 2002; Houghton 1993; Lieberman 2007a, 2007b.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Глава 8. ЗАГАДОЧНАЯ НЕАНДЕРТАЛЬСКАЯ ДУША

До сих пор речь шла главным образом либо о биологии неандертальцев, либо же о сугубо утилитарных аспектах их поведения — об орудиях, технологиях, характере питания, коммуникации и иных формах культуры, основная функция которых заключается в приспособлении к внешней, естественной и социальной, среде обитания. Однако у человека, в отличие от животных, кроме внешней среды есть ещё и среда внутренняя. Это значит, что ему, начиная с определённого момента его существования (и в филогенетическом, и в онтогенетическом смысле), приходится приспосабливаться также и к ней, т. е. к своему внутреннему миру — миру образов, представлений, страхов, тревог и надежд. Когда, на какой стадии эволюции наступает этот момент — точно сказать вряд ли возможно. Единственное, в чём убеждают археологические находки, — гомо сапиенс — не первый вид живых существ, представители которого стали тратить время и энергию на деятельность, не имеющую непосредственного практического значения и обращённую больше к внутреннему миру (миру представлений), чем к внешнему (миру вещей). Отдельные — пусть и весьма эфемерные — следы такого поведения встречаются уже на памятниках конца ашельской эпохи, связываемых обычно с гомо гейдельбергенсис, а в среднем палеолите их число и выразительность многократно возрастают. В том числе и стараниями неандертальцев.

Неандертальцы — люди, и вполне естественно, что в их жизни помимо чисто материальных интересов и забот, связанных с добыванием средств существования, было ещё нечто возвышавшееся над повседневностью, или, во всяком случае, не сводимое напрямую к быту, к удовлетворению биологических, телесных потребностей.

Материалов, могущих пролить свет на это «нечто», очень мало, понять их крайне сложно, и потому о духовной культуре неандертальцев пока нельзя сказать ничего определённого, кроме того, что она у них была. Об этом свидетельствуют находки на их стоянках предметов, не имеющих видимого утилитарного значения, не связанных непосредственно с жизнеобеспечением в биологическом смысле, а такжe — и прежде всего — их погребения. Ещё одним источником информации о неутилитарном поведении неандертальцев могут быть их костные останки. Нередко они несут более или менее чёткие следы работы каменными орудиями, что иногда истолковывается просто как следствие каннибализма (несколько подробней об этом говорится в следующей главе), а иногда рассматривается как указание на выполнение неких ритуалов, связанных со смертью.

Говоря о духовной культуре, я не имею в виду исключительно религию. Первое понятие намного шире второго. Вместе с тем, имеются некоторые основания подозревать, что, у неандертальцев (по крайней мере, у отдельных групп) уже сложились какие-то представления мистического (или магического, что не обязательно одно и то же) характера и существовали соответствующие ритуалы. Основания эти, впрочем, очень шатки, и аргументы оспаривающих их скептиков пока, на мой взгляд, перевешивают аргументы романтиков, увлечённо писавших о медвежьих жертвоприношениях и каннибальских обрядах, совершавшихся якобы во мраке неандертальских пещер. Повторяю: пока...

ПРОСТО «БЕЗДЕЛУШКИ»?

Что касается «неутилитарных» предметов, то их можно разделить на пять категорий: 1) «диковины», т. е. курьёзные вещи естественного происхождения, привлекающие внимание благодаря не совсем обычным физическим свойствам или случайной антропо(зоо)морфности; 2) красители — куски охры, двуокиси марганца и иных природных пигментов, приносившиеся на стоянки; 3) «метки», т. е. различные насечки, штрихи, углубления, пятна искусственного происхождения на костях, камнях, скальных поверхностях и т. д.; 4) украшения (бусы, подвески и др.); 5) изображения, т. е. искусственно созданные и притом опознаваемые образы объектов реального мира.

На курьёзные предметы, возможно, обращали внимание уже ранние гоминиды, начиная с австралопитеков. В 1925 г. в третьем слое костеносной брекчии южноафриканской пещеры Макапансгат, откуда происходят останки этих существ, была найдена яшмовая галька, имеющая несколько естественных борозд и углублений, делающих её похожей на голову антропоморфного (или в данном случае лучше сказать «австралопитекоморфного»?) существа. Возраст слоя более 2,5 млн. лет. Поскольку выходов яшмы ни в Макапансгате, ни в окрестностях нет, а ближайший известный источник этой породы находится в нескольких десятках километров, то возникло предположение, что описанный предмет был принесён австралопитеком[196]. Если учесть, что высшие обезьяны способны опознавать и различать даже двухмерные изображения людей и животных, то такую гипотезу нельзя считать совсем уж невероятной, хотя и доказать её истинность, конечно, тоже невозможно. Гораздо более многочисленные находки, могущие быть отнесёнными к категории курьёзных объектов, происходят с нижнепалеолитических (ашельских) стоянок Европы, Африки и Азии (Торральба и Амброна в Испании, Терра Амата во Франции, Эрфуд в Марокко и др.). В среднем палеолите они тоже известны. Это окаменелости, напоминающие своей формой части человеческого тела, кристаллы кварца и других минералов в виде правильных геометрических фигур и т. п. Разумеется, связывать подобные вещи с духовной культурой и рассматривать их в качестве индикаторов её зарождения нет абсолютно никаких оснований. Тем не менее их существование указывает на то, что уже далекие предшественники современных людей обладали такими качествами, как любопытство и способность удивляться необычному.

На целом ряде памятников среднего палеолита в разных частях света обнаружены куски и скопления красящих веществ. В Европе находки такого рода известны примерно на 70 среднепалеолитических стоянках. Самая богатая коллекция, включающая около 500 фрагментов природных красителей, а также тёрочники, служившие для их измельчения, происходит из мустьерских слоёв пещеры Пеш де л'Азе в Дордони (Франция), имеющих возраст порядка 50—60 тыс. лет. Иногда охру приносили на стоянки издалека. На многих её кусках имеются чёткие следы стирания о твёрдую или мягкую поверхность. Некоторые из этих следов вполне могли появиться в результате контакта со шкурой животного или человеческой кожей. Неоднократно предполагалось, что минеральные пигменты служили неандертальцам (и не только им) для раскраски тела, игравшей ритуальную роль, что красная охра символизировала кровь и раны.

Правда, охра могла выполнять и чисто утилитарные функции, служа, например, для обработки (дубления) шкур либо в качестве примеси к различным вяжущим составам, использовавшимся для крепления каменных орудий к рукоятям. Определить по характеру стёртости так называемых охряных «карандашей», служили ли они для нанесения изображений или всего лишь как источник необходимого в быту порошка, крайне трудно.

Вещи, несущие на себе различные непонятные метки явно или предположительно искусственного происхождения — насечки, штрихи, кривые или пересекающиеся линии, углубления, пятна краски и т. д., — известны сейчас в довольно большом количестве. Древнейшие объекты такого рода относятся ещё к ашельскому времени, а для среднего палеолита их число достигает нескольких десятков. Однако признание искусственного и неслучайного происхождения тех или иных насечек и штриховок ещё совсем не означает признания их в качестве древнейших символов. Не исключено, конечно, что, по крайней мере, некоторые из вещей рассматриваемой категории воспринимались оставившими их людьми именно как символы, как материальные эквиваленты каких-то понятий, но столь же допустимо, что они представляют собой не более чем результат попыток освоения простейших изобразительных средств и никакого «вложенного» содержания не имеют. Впрочем, даже если бы мы точно знали, что метки служили знаками, это ни на шаг не приблизило бы нас ни к проникновению в духовный мир их создателей, ни даже к ответу на вопрос о том, а существовал ли он у них вообще этот самый духовный мир. Ведь знаки могли иметь совершенно приземлённые функции — счётные, мнемонические (вроде «узелков на память»), указательные и т. п.

В среднем палеолите, а может быть, ещё в конце нижнего появляются и первые украшения — бусы и подвески из зубов и костей животных, а также из раковин моллюсков и скорлупы страусовых яиц (в Африке). Делали такие вещи и неандертальцы. Правда, на подавляющем большинстве среднепалеолитических памятников Европы достоверные находки подобного рода отсутствуют[197], но зато отдельные неандертальские памятники верхнепалеолитического времени дают их в большом количестве. Особенно многочисленные и разнообразные украшения, вырезанные неандертальскими мастерами из кости и зубов животных, происходят с некоторых стоянок шатель-перрона — культуры, появившейся чуть раньше 40 тыс. лет назад и завершившей своё существование, по всей видимости, около 35 тыс. лет назад. О ней ещё будет говориться в одной из следующих глав, а пока отмечу только, что украшения, как и метки, вовсе не обязательно были связаны с областью духовной культуры. Возможно, они служили исключительно в качестве средства социальной идентификации, будучи индикаторами групповой принадлежности, общественного положения, возрастного или матримониального статуса. Так или иначе, их существование — это следствие стремления как-то «обозначить» себя, которое могло появиться лишь у людей, сознающих свою индивидуальность. В этом смысле, т. е. исключительно в плане своей идентификационной функции, с украшениями сближается ещё один предполагаемый вид неандертальского символизма, материальные свидетельства которого не могут быть отнесены к какой-либо из выделенных здесь категорий «неутилитарных объектов». Речь об искусственно деформированных человеческих черепах. Обычай видоизменять естественную форму черепа или других частей тела — например, ступней (у китайских девушек) или шеи (у женщин ряда африканских народностей) — хорошо известен и по этнографическим, и по антропологическим источникам. Есть основания подозревать, что некоторые группы неандертальцев тоже его практиковали. Во всяком случае, на двух мужских черепах из Шанидара (Шанидар 1 и 5) замечен ряд необычных черт, которые, по мнению описавшего их исследователя, проще всего объяснить намеренной деформацией[198]. Если таковая действительно имела место, то мотивы могли быть только символические и эстетические.

Крайне редко, но всё же встречаются на неандертальских стоянках и настоящие — пусть и очень примитивные — изображения. Например, в мустьерском слое пещеры Ля Рош Котар во Франции был найден круглый кусок кремня с двумя естественными углублениями в центре, соединёнными естественным же тоннелеобразным отверстием. В это отверстие кем-то из среднепалеолитических обитателей пещеры была вставлена костяная щепка, так что получившаяся в итоге вещь стала похожа на человеческое лицо с глазами и носом (рис. 8.1). Гораздо эффектней гравировка с мустьерской стоянки Пронятин на западе Украины[199]. Она врезана в губчатую массу на обломке лучевой кости зубра и изображает какое-то крупное животное.

user posted image

Рис. 8.1. Неандертальская «личина» (?) из пещеры Ля Рош Котар (источник: Marquet and Lorblanchet 2003).

Условия залегания кости, по мнению исследователя памятника, исключают её попадание в мустьерский слой из отложений более позднего времени, но поскольку эта вещь резко нарушает сложившиеся представления о времени начала изобразигельнойдеятельности, а также из-за необычного характера материала (губчатая масса), археологи не торопятся признавать её достоверность. Такая осторожность вполне понятна и оправдана, но, к сожалению, пока она выражается главным образом в игнорировании странной находки, а не в её дополнительном углублённом изучении с использованием современных технических средств и методов.

Скорее всего, относительно большинства перечисленных выше вещей мы никогда не узнаем точно, какое место они занимали и какую роль играли в жизни неандертальцев. Тем не менее уже само их существование приближает этих людей к нам и заставляет признать за ними некоторые вполне человеческие наклонности и способности. Однако обычай собирать «диковинки» и вешать на себя разные побрякушки — далеко не единственное и не главное, что делает нас похожими друг на друга и отличает от всех или почти всех других живых существ. Главное — это подверженность переживаниям и эмоциям, способность к жалости и состраданию, склонность задумываться о себе самих и о мире, ставить и решать «проклятые» вопросы бытия. О том, что если не всё, то хотя бы что-то из перечисленного неандертальцам уже было знакомо, свидетельствуют их погребения.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

В ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ

Вполне возможно, что в качестве древнейшего кладбища следует рассматривать уже не раз упоминавшуюся в этой книге пещеру Сима де лос Уэсос, где найдено огромное количество человеческих (пренеандертальских) останков: свыше 5000 разрозненных костей принадлежавших, как минимум, 28 индивидам. Вместе с ними обнаружены ещё более многочисленные останки медведя Денингера (предка пещерного медведя), а также редкие кости некоторых других хищников. Пещера, название которой переводится с испанского как «яма с костями», находится в глубине карстовой системы Атапуэрки (в полукилометре от современного входа в неё) и состоит из небольшого подземного грота, к которому ведёт вертикальный «колодец» глубиной 13 м (рис. 8.2). Вероятно, и люди, и звери попадали внутрь главным образом именно через этот колодец — тела первых могли сбрасывать (или спускать) вниз их сородичи, а вторые либо проваливались сами, либо даже специально спрыгивали вниз, привлечённые запахом разлагающейся плоти. В обоих случаях они оказывались в ловушке, из которой не было выхода. Такие пещеры-ловушки известны в природе[200].

Считать Симу де лос Уэсос стоянкой не позволяет не только и не столько затруднённый доступ в эту пещеру (не исключено, что в древности в течение какого-то периода времени она имела более удобный выход на поверхность[201]), сколько отсутствие среди находок каменных орудий и костей копытных животных. Последнее обстоятельство заставляет также исключить предположение, что человеческие кости были принесены гиенами или другими падалыциками, поскольку в этом случае видовой состав фаунистической коллекции был бы гораздо более разнообразным.

Правда, в 1998 г. одно орудие в пещере всё же было найдено, но находка эта лишь упрочила гипотезу о намеренном и притом имевшем ритуальный характер захоронении[202]. В самом деле, как ещё объяснить то обстоятельство, что единственным артефактом среди тысяч человеческих костей оказался не случайный отщеп, не плохонькое скребло, сделанное кое-как из валяющихся под ногами обломков скальных пород, а тщательно обработанное рубило из красного кварцита — экзотического материала, совершенно неизвестного в окрестностях пещеры? Очень странно и то, что в Симе де лос Уэсос почти нет останков детей и людей преклонного возраста. За исключением фрагментов скелета одного ребёнка 4—5 лет и трёх человек предположительно старше 35 лет, все остальные обнаруженные здесь до сих пор кости принадлежат индивидам в возрасте от 10 до 35 лет[203]. Этот факттоже не получил пока сколько-нибудь удовлетворительного объяснения.

user posted image

Рис. 8.2. Профиль пещеры Сима де лос Уэсос.

Раскопки в Симе де лос Уэсос продолжаются, и можно надеяться, что новые находки позволят существенно детализировать картину и получить ответы хотя бы на некоторые из тех вопросов, которые пока остаются неясными. Для многих более поздних, собственно неандертальских погребений такой надежды, увы, нет, поскольку они были открыты и исследованы ещё в первой половине прошлого века и часто таким образом, что количество и качество полученной информации оставляют желать много лучшего. Некоторые из них раскапывались дилетантами, обращавшимися к помощи профессиональных археологов лишь после того, как самая интересная и информативная часть памятника была уже погублена. Тем не менее даже в таких случаях кое-какие детали всё же можно реконструировать, и эти детали вкупе с материалами более поздних и гораздо более тщательных раскопок дают основания думать, что особые представления и обычаи, связанные со смертью и умершими, существовали уже по крайней мере в среднем палеолите.

user posted image

Рис. 8.3. План неандертальского погребения в Ля Шапелль-о-Сен.

Неандертальские средне-палеолитические погребения были открыты и изучены в пещерах Ля Ферраси, Ля Шапелль-о-Сен (рис. 8.3), Ле Мустье, Рок де Марсаль и Ле Регурду во Франции, Шанидар в Ираке, Табун, Кебара и Амуд в Израиле, Дедерьех в Сирии (рис. 8.4) и некоторых других. По независимым подсчётам разных авторов, всего их сейчас известно от 30 до 35[204]. Ещё одно неандертальское погребение относится к верхнему палеолиту (Сен-Сезер), и оно же является пока единственным, обнаруженным не в пещере, а под открытым небом.

В большинстве случаев намеренный характер захоронений далеко не очевиден, и некоторые исследователи считают даже, что все или почти все их можно объяснить игрой естественных процессов[205], но есть факты, которые крайне трудно согласовать с такой точкой зрения. Во-первых, отдельные костяки залегают в намеренно вырытых могильных ямах. Ямы эти обычно неглубоки (30—40 см или около того), но правильность их очертаний указывает на искусственное происхождение. Во-вторых, естественному образованию захоронений противоречит полная или почти полная комплектность многих скелетов, избежавших растаскивания гиенами и другими падалыциками. В пещерах это вряд ли было бы возможно, если бы тела хотя бы недолгое время оставались на поверхности и без присмотра. В-третьих — и это особенно показательно — в целом ряде случаев сравнительно неплохо сохранились даже детские и младенческие костяки (Киик-Коба 2, Ле Мустье 2, Рок де Марсаль, Дедерьех, Амуд 7, Мезмайская 1 и др.), которые в обычных условиях в силу своей хрупкости подвержены наиболее быстрому разрушению. Они составляют примерно половину известных неандертальских захоронений (табл. 8.1). Всё это наряду с особенностями положения костяков и деталями устройства могил, подробно проанализированными в ряде специальных работ[206], заставляет думать, что у неандертальцев — или, точнее, у некоторых групп неандертальцев — существовал обычай погребать умерших сородичей.

user posted image

Рис. 8.4. План погребения неандертальского ребёнка в Дедерьех.

Долгое время было принято относить все неандертальские погребения к середине верхнего плейстоцена, т. е. к периоду от 70 до 35—40 тыс. лет назад. Более древняя датировка — свыше 120 тыс. лет — предлагалась некоторыми исследователями лишь для скелета Табун 1, но вопрос о его возрасте остаётся открытым, и не исключено, что на самом деле он гораздо моложе. Новые данные, полученные группой французских исследователей, говорят о том, что неандертальские захоронения в Регурду и Рок де Марсаль могли быть сделаны намного раньше, чем считалось до сих пор: в самом начале или, во всяком случае, в первой половине верхнего плейстоцена, т. е. в период от 75 до 130 тыс. лет назад. К этому же хронологическому интервалу, но не к ранней, а к поздней его части, относятся, возможно, погребение в Ля Шапелль-о-Сен и по крайней мере один из костяков, найденных в Ля Кина[207]. Если новые датировки верны, то получается, что обычай хоронить умерших сородичей существовал у неандертальцев на протяжении многих десятков тысяч лет. При этом, однако, похоже, что существовал он не у всех групп и не во всех регионах.

Нельзя не заметить, что на многих территориях, богатых находками разрозненных костных останков неандертальцев, неандертальские погребения отсутствуют. Их нет на Апеннинах, на Пиренейском полуострове, нет в Центральной Европе (за возможным исключением самого Неандерталя). Не исключено, конечно, что в будущем картина изменится, но если судить по наличествующим данным, то получается, что у неандертальского населения перечисленных районов погребального обряда либо не было вообще, либо он был совершенно не таким, как в Юго-Западной Франции, в Крыму, или на Ближнем Востоке, где сконцентрированы почти все известные захоронения. Возможно, он проводился таким образом, что никаких археологически уловимых следов просто не оставалось. Примеров подобных обрядов можно привести много, они широко известны и для древних эпох, и для современности.

Таблица 8.1. Неандертальские погребения по возрастным группам.

ВзрослыеЛя Ферраси 1, Ля Ферраси 2, Ля Шапелль-о-Сен, Ля Кина 1, Ле Регурду, Сен-Сезер, Спи 1, Спи 2, Киик-Коба 1, Кебара 2, Амуд 1, Табун 1, Шанидар 1, Шанидар 3, Шанидар 4, Шанидар 5
ПодросткиЛе Мустье 1
ДетиЛя Ферраси 3, Ля Ферраси 6, Тешик-Таш
МладенцыЛя Ферраси 4, Ля Ферраси 5, Ля Ферраси 8, Ле Мустье 2, Рок де Марсаль 1, Киик-Коба 2, Мезмайская 1, Кебара 1, Амуд 7, Дедерьех 1, Дедерьех 2, Шанидар 7

Последнее предположение, кстати, выглядело бы вполне правдоподобно и применительно к погребальной практике гомо сапиенс начала верхнего палеолита — ведь их захоронений в Европе и на Ближнем Востоке пока неизвестно. Авторы, отрицающие существование неандертальских погребений, почему-то никогда не вспоминают об этом обстоятельстве, а между тем именно из-за него мы до сих пор даже не знаем толком, кто были создатели ориньяка. Антропологические находки, связанные с ранними памятниками этой культуры, настолько малочисленны и фрагментарны, что о видовой принадлежности её носителей приходится судить почти исключительно по зубам[208]. Для периода древнее 32 тыс. лет нет не только хотя бы мало-мальски комплектных скелетов или черепов, но и вообще целых костей, таксономическая идентификация которых не вызывала бы разногласий.

Однако вернёмся к неандертальцам. Существует мнение, что в их могилах тела погребённых часто сопровождали специально положенные туда вещи — погребальный инвентарь. Это могли быть каменные орудия, куски охры, или, например, запасы пищи. К сожалению, хотя изделия из кремня, красящие вещества и кости животных, действительно, часто залегают вместе с человеческими скелетами, ни в одном случае нельзя исключить возможность того, что они оказались рядом случайно. Дело в том, что точно такие же предметы обычно встречаются и на соседних с погребениями участках культурного слоя стоянок, откуда они вполне могли попасть в могилу естественным путём. Многие археологи полагают, скажем, что погребальный инвентарь был найден в отдельных захоронениях из Ля Ферраси, где один из взрослых костяков (Ферраси 1) сопровождали каменные орудия, костяные ретушёры и ребро с насечками, а в погребении трёхлетнего ребёнка (Ферраси 6) череп был накрыт камнем с чашевидными углублениями предположительно искусственного происхождения. Однако, то обстоятельство, что раскопки этого памятника проводились ещё в начале прошлого века и многие важные детали не были зафиксированы должным образом, не позволяет говорить о наличии погребального инвентаря с полной уверенностью. То же самое относится к захоронениям в Регурду, Ля Кина и ещё ряде пещер. Остаётся лишь надеяться, что ситуацию прояснят будущие открытия, но, если даже допустить, что никаких вещей в могилы неандертальцы не клали, значение их погребений не уменьшится, они не станут от этого «ненастоящими», «нечеловеческими». Как известно, во многих древних и современных обществах захоронения совершались и совершаются без инвентаря, но это не значит, что они лишены символического значения.

Даже в отсутствие достоверного погребального инвентаря сам факт специальной подготовки могил и их привязки к стоянкам, где люди жили, не позволяет принять точку зрения об исключительно утилитарных, гигиенических функциях неандертальских захоронений (т. е. рассматривать их исключительно как способ избавиться от разлагающихся тел) и заставляет искать этому явлению более сложное объяснение. Большинство исследователей склонно предполагать существование неких погребальных церемоний, связанных с представлениями о смерти и посмертном бытии. Конечно, до сколько-нибудь твёрдых заключений в этой области ещё очень далеко, но, во всяком случае, гипотеза о существовании у неандертальцев вполне человеческих эмоциональных связей между членами сообществ и человеческих же переживаний, вызванных утратой близких, кажется вполне правдоподобной. Правдоподобным выглядит и утверждение, что погребения среднего палеолита свидетельствуют о выделении человеком себя из окружающего мира и из числа других людей, и что это «может быть признано одним из критериев и индикаторов рождения личности. Личности иной, несходной с личностью нового времени, но уже не растворённой в общественных отношениях и начинающей ощущать свою самость»[209]. О том же, как говорилось выше, свидетельствуют и неандертальские украшения.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

В ПОИСКАХ РЕЛИГИИ

Ни само по себе существование захоронений, ни даже существование представлений о «жизни после смерти» не обязательно означает существование идеи сверхъестественного, потустороннего, идеи некоего высшего начала или начал, от воли которых человек зависит и которым должен поэтому поклоняться. Иными словами, не обязательно означает существование религии. Мы не знаем (и, возможно, никогда не узнаем), был ли неандертальский погребальный ритуал хоть как-то связан с религией, как не знаем и того, включало ли вообще мировоззрение и поведение людей среднего палеолита — идёт ли речь о неандертальцах или гомо сапиенс — какие-то компоненты, которые можно было бы назвать религиозными. Попытки обнаружить свидетельства такого мировоззрения и следы такого поведения предпринимались не раз, и не раз на весь мир объявлялось, что искомые доказательства найдены, но в итоге неизменно оказывалось, что желаемое было принято за действительное, а реконструкции выданы за факты.

Примером может служить история с «открытием» у неандертальцев культа пещерного медведя. Предположительные свидетельства его существования в виде сгруппированных особым образом черепов и других костей этого животного были обнаружены в начале прошлого века в ряде пещер Центральной Европы. Особенно большую роль в становлении рассматриваемой гипотезы сыграла пещера Драхенлох в Швейцарии. Местным жителям давно было известно, что в ней находят огромные кости (отсюда, вероятно, и название «Драконова»), и раскопки Э. Бэхлера, проведённые в 1918—1921 гг., это подтвердили. Бэхлер обнаружил в Драхенлохе многочисленные скелетные останки пещерных медведей, включая десятки хорошо сохранившихся черепов. Его внимание привлекла явная упорядоченность в расположении черепов и некоторых других костей: они лежали вдоль стен и в нишах. Особенно же примечательно было наличие конструкции наподобие ящика в метр высотой, из крупных плит известняка, внутри которого находилось несколько медвежьих черепов, ориентированных сходным образом. Позднее похожая картина (разве что без «ящиков») была зафиксирована ещё в ряде пещер: Петерсхёле в Германии, Вильденманнислох в Швейцарии и т. д. Всё это, по мнению Бэхлера и многих его современников и единомышленников, доказывало, что в «медвежьих пещерах» совершались культовые жертвоприношения и/или магические ритуалы, а совершали их неандертальцы. Так, австрийский палеонтолог О. Абель писал о том, что в Центральной Европе в мустьерский период забой медведей сопровождался принесением в жертву их черепов и длинных костей, а выдающийся французский археолог аббат А. Брейль назвал Петерсхёле «палеолитической молельней».

Нашлись, однако, как водится, и скептики. Они обратили внимание на множество несообразностей и противоречий в публикациях Бэхлера, а также на то обстоятельство, что самые важные факты, приводимые им и другими исследователями в пользу существования у неандертальцев «медвежьего культа», по сути, ничем не подтверждены и не могут быть проверены. Взять хоть каменный «ящик» с черепами из Драхенлоха. Как проверить, существовал ли он в действительности? Увы, никак. Фотографий нет, а сама эта конструкция (или то, что за неё принималось) в ходе раскопок была разрушена рабочими. Ещё хуже то, что её рисунки, опубликованные в разных трудах Бэхлера, не соответствуют один другому. Так, на рисунке в ранней публикации (1921 г.) в ящике лежат два черепа, обращённые на юг, а на рисунке в поздней публикации (1940 г.) черепов уже шесть, и обращены они на восток. Есть и множество других расхождений. Та же история и с другой находкой в Драхенлохе, на которой базировалась культово-ритуальная интерпретация. Речь о медвежьем черепе, под скуловой отросток которого вставлена медвежья же бедренная кость. В ранней публикации кость под левой скулой, а в поздней — под правой. Есть также серьёзные расхождения между словесными описаниями Бэхлера и его же рисунками.

Ранее, ещё до Драхенлоха, Бэхлер исследовал пещеру Вильдкирхли, выявив там останки примерно 800 медведей. Поскольку следов присутствия человека в этой пещере не было, он определил её как естественное медвежье кладбище. Этот факт, как и вообще научная репутация Бэхлера, противоречит предположению о намеренном подлоге; скорее, учёного подвело то, что фиксация находок в процессе раскопок в Драхенлохе должным образом не производилась, а описания и иллюстрации для публикаций он делал по памяти. Вероятно, и «ящики», и «выкладки» костей в нишах вдоль стен, действительно, были. Вот только имели они, скорее всего, естественное происхождение. «Ящики» могли получиться из плит, отслоившихся от потолка пещеры и оставшихся после падения стоять вертикально или под углом среди других камней и костей, а выкладки, видимо, явились результатом деятельности самих медведей, которые, прокладывая себе путь к месту зимней спячки, сдвигали останки своих умерших в пещере собратьев в сторону, так что за десятки тысяч лет вдоль стен и в боковых нишах накопились десятки целых черепов и костей. Те же, что не были сдвинуты, были мало помалу растоптаны, поэтому в центре пещерных коридоров целых костей нет[210]. В другой Драконовой пещере, австрийской, за время её функционирования в качестве берлоги нашли свой конец тысячи медведей, но при этом в ней обнаружено лишь 76 целых черепов, почти все — вдоль стен. Такую выборочную сохранность легко принять за результат намеренной деятельности, но на самом деле это, скорее всего, не так.

В принципе, конечно, вполне возможно, что в среднем палеолите, помимо человеческих захоронений, практиковалось иногда и захоронение животных или отдельных частей их скелетов, и что оно носило ритуальный, культовый характер. Однако доказать это пока никому не удалось. Может быть, всё дело в том, что наиболее красноречивые свидетельства «медвежьего культа» были открыты слишком рано, когда ещё не существовало адекватных методов их изучения и фиксации, либо в том, что по случайному стечению обстоятельств эти свидетельства попали в руки недостаточно квалифицированных исследователей и были ими загублены. А может быть, причина просто в том, что никаких свидетельств на самом деле и не существовало. Так или иначе, но во всех без исключения случаях, для которых предполагалась символическая упорядоченность черепов и иных костей, объяснить характер залегания находок можно (и притом гораздо проще) действием естественных, биологических и геологических процессов, так что вопрос о существовании у неандертальцев культа пещерного медведя остается пока открытым. Сам я, кстати сказать, был бы очень рад, если бы вопрос этот в конце концов решился положительно, но особых надежд на сей счёт не питаю[211].

Очень похожим образом складывалась судьба ещё одной гипотезы — о существовании у неандертальцев культа человеческих черепов. Здесь тоже было много интригующих находок и захватывающих воображение реконструкций, но слишком мало поддающихся проверке фактов; и за широким признанием тоже последовало почти всеобщее отрицание. Толчок развитию идеи о большом распространении в доисторические времена культа человеческих черепов дало открытие в начале прошлого века двух коллективных захоронений мезолитического времени в пещере Офнет на юге Германии (в Баварии). В них было обнаружено в общей сложности 33 мужских черепа, окрашенных охрой и сопровождавшихся погребальным инвентарём, включавшим различные украшения. К неандертальцам эта находка прямого отношения не имела, но после появления работы Бэхлера о Драхенлохе просто не могла не возникнуть мысль о том, что наряду с культом черепов пещерного медведя они могли практиковать и культ человеческих черепов. Подтверждение не замедлило последовать. В конце двадцатых — начале тридцатых годов в Чжоукоудяне (1929), Нгандонге (1931—1933) и Штейнгейме (1933) были найдены черепа гоминид с разрушенным или сильно повреждённым в районе затылочного отверстия основанием. Многие исследователи с готовностью восприняли это как наглядное доказательство существования у неандертальцев, а также их современников и даже предшественников каннибальских ритуалов, составной частью которых была цереброфагия — поедание мозга умерших. Предполагалось, что затылочное отверстие расширяли намеренно, с целью получения доступа к содержимому мозговой полости. Своего апогея развитие этой гипотезы — ритуального каннибализма с последующим поклонением черепам — достигло в середине прошлого века, после появления серии публикаций А. Бланка о находках в гроте Гуаттари в Италии.

В 1939 г. в ходе эксплуатации карьера на горе Монте Чирчео недалеко от Рима рабочие обнаружили вход в неизвестный ранее грот (его назвали по фамилии руководителя работ), а на полу грота нашли череп неандертальца, который в тот же день был передан посетившему место открытия археологу А. Бланку. Изучив вместе с антропологом С. Сержио находку и восстановив, насколько это было возможно по рассказам очевидцев, условия её залегания, Бланк пришёл к выводу, что ему в руки попало доказательство существования у неандертальцев сложных каннибальских церемоний. Согласно его реконструкции, человек, чьи останки находились в гроте, был умерщвлён ударом в правый висок, затем голова была отделена от туловища, после чего череп с помощью орудий освободили от мягких тканей (включая мозг) и поместили затылочным отверстием вверх в центре округлой выкладки из камней (рис. 8.5). И само убийство, и все последующие действия носили, по мнению Бланка, церемониальный характер, а лежавшие на полу грота кости животных он рассматривал как остатки ритуальных приношений[212].

Картина, нарисованная итальянским исследователем, казалась столь убедительной, что многие его коллеги стали считать её типичной для всех неандертальцев вообще. Если по поводу каннибализма ещё возникали сомнения, то культ черепов как таковой считался установленным фактом. То обстоятельство, что изолированные черепа, а также нижние челюсти составляют значительную часть среди находок неандертальских останков, послужило основанием для предположения, что погребальный ритуал часто проводился в два этапа: на первом совершалось захоронение, а на втором череп отделяли от скелета и возвращали на место обитания группы, к которой принадлежал его обладатель. После этого он становился объектом поклонения или просто служил напоминанием об умершем. «Можно утверждать, не рискуя ошибиться», — писал один из авторов сборника, изданного в Германии в ознаменование столетия открытия в гроте Фельдгофер, — «что в подавляющем большинстве случаев ископаемые костные останки представителей неандертальской расы являлись объектом особых культовых манипуляций в ходе посмертных обрядов»[213]. Увы, сегодня, когда миновал уже и полуторавековой юбилей открытия в Неандертале, это утверждение выглядит по меньшей мере преждевременным и чрезмерно категоричным.

user posted image

Рис. 8.5. Неандертальский череп в гроте Гуаттари. Так долгое время изображали его положение к моменту открытия. На самом деле, вероятно, реальность в данном случае была несколько приукрашена.

Дело в том, что главная опора гипотезы о культе черепов рухнула. Специальные исследования, проведённые на рубеже восьмидесятых и девяностых годов прошлого века, привели к выводу, что если кто и справлял кровавые пиршества в гроте Гуаттари, то вовсе не люди, а... гиены. Изучение самого черепа, залегавших вокруг него костей животных и имевшейся полевой документации показало, что интерпретация, связывающая эту находку с ритуальной практикой неандертальцев, крайне сомнительна. В частности, выяснилось, что повреждения на черепе оставлены не каменными орудиями, а зубами падалыциков и иными естественными агентами, а что касается округлой выкладки из камней, то её, скорее всего, вообще не существовало. Была лишь обычная куча обломочного материала, какие не редкость в пещерах. Кроме того, и лежал череп первоначально тоже совсем не так, как это изображалось в публикациях. Словом, от «доказательной базы» ничего не осталось[214].

И всё же некоторые более поздние находки заставляют воздержаться от вынесения окончательного и отрицательного вердикта относительно возможности существования в среднем палеолите культа черепов (окончательные вердикты вообще дело неблагодарное, особенно в науке). В частности, погребение Кебара 2 прямо указывает на то, что по крайней мере в отдельных неандертальских группах некие манипуляции с черепами умерших действительно производились. Хотя костяк, обнаруженный в этом погребении, имеет очень хорошую сохранность (кости таза и грудной клетки нигде не представлены так полно, как здесь, и единственная неандертальская подъязычная кость тоже происходит именно отсюда), череп отсутствует. В то же время ряд деталей указывает на то, что первоначально было захоронено всё тело целиком: во-первых, среди находок имеется зуб (зуб мудрости), во-вторых, на шейных позвонках нет абсолютно никаких следов работы орудиями и иных повреждений, неизбежных при отделении головы от туловища. Создаётся впечатление, что сначала покойного похоронили, а после того, как мягкие ткани, включая хрящи, разложились, череп вынули из могилы (совсем неглубокой) и куда-то унесли. Если так, то, получается, что в данном случае погребальный ритуал и в самом деле был двухэтапным, а череп являлся для совершавших его людей объектом особого значения.

Литература

Древнейшие символы: Столяр 1985:124—134; Шер и др. 2005: 65—69; Chase and Dibble 1987; D'Errico 2007; D'Errico et al. 2003; Soressi et D'Errico 2007; Zilhao 2007.

Неандертальские погребения: Алёкшин 1995, 1998; Смирнов 1991; Binant 1991; Defleur 1993; Gargett 1989, 1999; Pettitt 2002; Vandermeersch 2006.

Культ черепов: Bergounioux 1958; Giacobini 2006. Медвежий культ: Столяр 1985: 140-162; Chase 1987; Tillet2002.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Глава 9. ЛЮДИ СРЕДИ ЛЮДЕЙ

Человек, как и многие другие млекопитающие, да и не только млекопитающие — существо общественное, и жизнь его проходит в окружении ему подобных. В окружении себе подобных, безусловно, проводили свой век и неандертальцы, но это, к сожалению, чуть ли не единственный факт их социологии, который можно считать твёрдо установленным. Что же касается того, как были организованы неандертальские сообщества, как строились и регулировались отношения между разными группами людей, между индивидами внутри групп, а также между полами, то ни по одному из перечисленных вопросов нельзя сказать почти ничего определённого. Гипотез существует много, но они большей частью умозрительны и не поддаются проверке. Однако, поскольку совсем уйти от разговора об общественной жизни неандертальцев в этой книге никак нельзя, попробуем всё же суммировать те скудные сведения на этот счёт, которые можно считать более или менее достоверными. Для этого придётся обращаться к самым разным источникам информации — от антропологических и археологических материалов до наблюдений этнографов и приматологов. Пригодятся и данные естественных наук, в частности, результаты некоторых видов изотопных анализов. Итак, поскребём по сусекам.

НЕАНДЕРТАЛЬСКИЕ СООБЩЕСТВА

Основной формой социальной организации охотников-собирателей является локальная община — территориально обособленная, экономически самостоятельная и политически автономная группа совместно живущих людей. Неандертальцы в этом отношении не были исключением. Они, как и все прочие гоминиды от австралопитеков до гомо сапиенс верхнего палеолита, образовывали численно небольшие сообщества, существовавшие в значительной степени независимо друг от друга.

Судя по площади палеолитических поселений вообще и неандертальских стоянок в частности, количество проживавших на них людей не превышало нескольких десятков. Эта оценка находится в полном соответствии с этнографическими данными. Группы охотников-собирателей редко насчитывают более 50 человек, а чаще всего на их поселениях одновременно проживают 20—30 человек (табл. 9.1). Впрочем, даже и такому числу жильцов при всей их неприхотливости было бы, пожалуй, тесновато во многих из тех пещер, что служили неандертальцам домами.

Размер групп неоседлых охотников-собирателей[215]

Таблица 9.1: Размер групп неоседлых охотников-собирателей.

НазваниеРегионКоличество человек в группах
БушменыЮжная Африка25
ХадзаВосточная Африка20-60
Мбути (пигмеи)Центральная Африка40-75
СемангиМалайзия20-30
АндаманцыАндаманские о-ва (Индийский океан)30-50
ПалийцыЮжный Индостан24
ТивиСеверная Австралия40-50
НгададжараЦентральная Австралия20
ЙолунгуВосточное побережье Австралии30-45
ГуаякиЮжная Америка16
ТлинкитыЗападное побережье Северной Америки50
КвакиутлиЗападное побережье Северной Америки50-60
АтапаскиСеверная Америка20-75
КриСеверная Америка25-50
Иглулингмиуты (эскимосы)Северная Америка35
Медные инуиты (эскимосы)Северная Америка15

Вполне возможно, что низкая численность групп охотников-собирателей вообще и неандертальцев в частности определялась не только и даже не столько физическими факторами, сколько некими психологическими константами, свойственными человеку от природы. Пока у людей была возможность жить небольшими сообществами, они ей пользовались. В таких сообществах реже возникают конфликты, а для принятия важных решений и улаживания спорных вопросов достаточно прямых межличностных контактов и нет необходимости создавать специальные органы власти, которые могут злоупотреблять ею и навязывать свою волю. Кроме того, при жизни на виду у других членов группы, являющейся неизбежным следствием образа существования бродячих охотников-собирателей, небольшое число соседей было, видимо, необходимым условием психологического комфорта.

Ниже уровня общины обычно существует два типа организации. Один — постоянный — это семья, второй — ситуационный — это «кормовая» группа, временно отделяющаяся от общины в поисках пищи и/или других необходимых ресурсов. Была ли семья, или, точнее, были ли особые нормы, регулирующие отношения между полами у неандертальцев, мы не знаем, но какие-то формы длительного партнёрства между мужчинами и женщинами, несомненно, существовали, и не исключено, что по крайней мере в некоторых сообществах одной из таких форм являлись постоянные пары. Без этого, т.е. без партнёрства, какой бы вид оно ни принимало, неандертальцам было просто не выжить.

Дело в том, что, судя по времени прорезывания зубов и формирования зубной эмали, темпам роста мозговой полости и ряду других антропологических признаков, «расписание» их онтогенеза (индивидуального развития) было если и не полностью идентично, то, во всяком случае, довольно близко к тому, что наблюдается у современных людей[216]. Им, как и нам, требовалось много времени для роста и созревания, и у них было такое же или почти такое же, как у нас, долгое детство. Беременность у неандертальских женщин длилась, видимо, примерно столько же, сколько и у современных[217], а первые коренные зубы у их детей прорезались, как и у наших, в 6—7 лет[218]. Если всё это так, значит, период, в течение которого дети оставались несамостоятельными и их выживание прямо зависело от опеки взрослых, был довольно продолжительным. Следовательно, требовалась длительная и постоянная связь между родителями и потомством, а также и между самими родителями. Однако о том, как именно, в каких формах эта связь поддерживалась, можно лишь гадать.

Некоторые считали, что неандертальцы жили чуть ли не гаремами, где отец терпел своих детей мужского пола лишь пока они были маленькими, а потом спешил от них отделаться. Тут явно чувствуется влияние Фрейда. Видимо, именно мрачные сцены из «Тотема и табу» убедили Герберта Уэллса в том, что «человек-нелюдь, когда его сыновья взрослели и начинали досаждать ему, убивал их или прогонял прочь. Если он их убивал, то, возможно, он их съедал. Если же им удавалось спастись, то впоследствии они могли вернуться, чтобы убить его». На самом деле, однако, гаремная система, при которой исключительные или преимущественные права на спаривание и производство потомства принадлежат одному индивиду мужского пола, ревниво оберегающему женскую часть коллектива от домогательств конкурентов, для неандертальцев маловероятна. Об этом говорит, в частности, свойственная им невысокая степень полового диморфизма. Известно, что у млекопитающих, и в том числе приматов, существует довольно устойчивая корреляция между этим показателем, с одной стороны, и типом брачных отношений, с другой. Чем больше разница между самцами и самками по весу и размерам тела, а также по размерам клыков, тем чаще и жестче конфликты между самцами за доступ к самкам[219]. Например, у горилл и орангутангов с их гаремной системой, практически исключающей участие ряда мужских особей в размножении, самцы в среднем в два раза крупнее самок, а у моногамных гиббонов лишь в 1,1 раза или даже меньше. Что касается неандертальцев, то, как мы уже знаем из главы 2, по степени полового диморфизма они мало отличались от гомо сапиенс верхнего палеолита и последующих эпох. Это свидетельствует о сравнительно невысокой конфликтности, допускавшей существование более или менее стабильных групп с несколькими взрослыми мужчинами в составе.

О том же говорит и сам образ жизни неандертальцев, основу которого при всех возможных вариациях во времени и пространстве составлял промысел крупной дичи. Успешно вести его в одиночку можно далеко не всегда, тем более если речь о загонной охоте, свидетельства которой представлены на ряде среднепалеолитических памятников (см. главу 6). Да и по этнографическим данным тоже получается, что степень развития кооперации между членами охотничье-собирательских сообществ тем выше, чем большую роль в их жизни играет добывание животных крупного размера[220]. Таким образом, для многих, если не для всех неандертальских групп можно, не особенно рискуя ошибиться, предполагать высокую степень сотрудничества и взаимопомощи, по крайней мере в тех сферах деятельности, которые непосредственно связаны с добыванием жизненно важных ресурсов.

Существовали ли у неандертальцев какие-либо объединения над-общинного уровня? Сколько-нибудь определённо ответить на этот вопрос, увы, невозможно. У описанных этнографами охотников-собирателей такие объединения были, но, как правило, весьма аморфные, без фиксированного членства, чёткой структуры и тем более без органов власти. Они представляли собой неформальные альянсы из нескольких соседних общин, члены которых контактировали друг с другом (вступали в брак, обменивались визитами, образовывали военные союзы и т. п.) чаще, чем с членами других общин. По мнению ряда исследователей, у неандертальцев не было даже этого, и они жили настолько замкнуто, что почти не знали людей из других групп, кроме своей собственной, а контакты между разными общинами носили случайный характер. Сторонники этой точки зрения исходят из того, что до сих пор нет прямых свидетельств существования сколько-нибудь постоянных связей между разными локальными группами, существования «социальных сетей», которые охватывали бы несколько сообществ, а значит, «нет причин полагать, что общественная жизнь неандертальцев распространялась за пределы круга ближайших соседей»[221].

По-моему, аргументация не слишком убедительная. Во-первых, возникает вопрос: а как вообще должны были бы выглядеть искомые «свидетельства»? Какого рода археологические находки можно было бы считать отражением межгрупповых связей? Может быть, каменные орудия сходной формы? Да нет, вряд ли. Однотипных вещей на разных неандертальских стоянках встречается очень много, но ведь их сходство всегда можно объяснить не контактами, а конвергенцией либо общим происхождением, принадлежностью к одной традиции. Это же относится и к любым другим элементам материальной культуры. Во-вторых, чисто теоретически трудно представить, что небольшие неандертальские общины были эндогамны и их члены не вступали в брачные (или просто сексуальные) связи с женщинами и мужчинами из других сообществ, за пределами узкого круга с детства знакомых подружек или друзей. И у людей, и у обезьян, как давно замечено психологами и приматологами, индивиды и особи, родившиеся в одной группе и росшие вместе, как правило, проявляют относительно низкое половое тяготение друг к другу и предпочитают искать партнеров по спариванию на стороне. Более чем вероятно, что то же самое было свойственно и неандертальцам.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ЧЕЛОВЕК И ПРОСТРАНСТВО

Впрочем, даже если неандертальские сообщества действительно отличались крайней замкнутостью (хотя я не вижу абсолютно никаких оснований для такого допущения), их члены, безусловно, не проводили всю жизнь на одной стоянке, в одной пещере. Будучи охотниками и собирателями, они вынуждены были периодически переходить с места на место, перенося свои лагеря из районов с истощившимися ресурсами туда, где дичи и съедобных растений оставалось ещё много и где добывание пищи требовало меньших усилий. Кроме того, охотникам порой приходилось уходить далеко от дома, преследуя животных, а время от времени они отправлялись в длительные экспедиции за сырьём, необходимым для изготовления каменных орудий. Подвижный образ жизни, возможно, в какой-то степени отразился и на анатомии неандертальцев, о чём кратко упоминалось в главе 4.

Но насколько велико было пространство, в котором протекала жизнь «среднего» неандертальца? На этот счёт есть масса предположений, но достоверных фактов очень немного. Ну, во-первых, коль скоро мы знаем, что значительную долю в рационе неандертальцев составляло мясо, то можно утверждать, что плотность населения была довольно низкой. У этнографически зафиксированных охотников-собирателей умеренной зоны, также питавшихся в основном продуктами животного происхождения, она редко превышала 15 человек на 100 км2, а обычно была много ниже. Однако даже при плотности 1 человек на 100 км2 и численности сообщества в 50 человек получается, что мир каждого отдельно взятого члена такой группы был очень мал. Радиус его не превышал нескольких десятков или от силы первых сотен километров. Конечно, отдельные люди при большом желании могли «повидать свет», переходя из группы в группу, но для целых сообществ возможность неограниченно перемещаться в пространстве, где кроме них обитали и другие такие же сообщества, маловероятна. Да и необходимость в дальних перемещениях в том стабильном, почти не менявшемся за время жизни человека мире тоже возникала, видимо, нечасто.

О том, что географический горизонт неандертальских сообществ был довольно узок, свидетельствует и характер использовавшегося ими каменного сырья. Оно, как правило, местное, собранное в радиусе 5 км от стоянки. Гораздо реже встречается сырьё, происходящее из источников, расположенных дальше 5 км, и лишь немногие вещи (обычно не более 1 % всех изделий) изготовлены из пород, ближайшие выходы которых находятся в нескольких десятках, а тем более сотнях километров[222]. При этом нужно ещё учитывать, что экзотические материалы могли попадать на стоянки, где они найдены, не вследствие их транспортировки обитателями этих поселений непосредственно с мест выходов и добычи данных пород, а путем обмена, проходя при этом через множество рук.

Новые интересные перспективы для изучения территориального поведения неандертальцев (и не только) открывает анализ изотопного состава костных тканей и, особенно, зубной эмали. Одним из элементов, участвующих в формировании зубной эмали, является стронций, попадающий в организм с пищей и водой. При этом соотношение в эмали двух изотопов стронция (87Sr/86Sr) зависит от того, в каких географических условиях происходило её формирование, т. е. в каком районе, в окружении каких геологических пород жил человек (или другое млекопитающее) в период роста зубов. Чем больше в данной местности радиогенных (т. е. в основном вулканических) пород, тем это соотношение выше, чем их меньше, тем оно ниже. Эту закономерность можно использовать для выяснения характера мобильности древних людей. Первые исследования такого рода были проведены в конце прошлого века на материалах сравнительно поздних эпох, но в 2008 г. очередь дошла и до неандертальцев. Объектом анализа стал зуб одного из них, обнаруженный в пещере Лаконис на южном побережье острова Пелопоннес в культурном слое возрастом порядка 38—44 тыс. лет назад. Оказалось, что соотношение 87Sr и 86Sr в эмали этого зуба явно выше, чем можно было бы ожидать в том случае, если бы его обладатель провел своё детство (точнее, период примерно между седьмым и девятым годами жизни, когда формировались соответствующие слои эмали) в той же местности, где расположена пещера. Ближайший район с подходящими (т. е. достаточно высокими) показателями индекса 87Sr/86Sr находится в 20 км от неё, и это даёт минимальную линейную протяжённость «мира» неандертальца из пещеры Лаконис[223]. Конечно, по современным меркам это просто крохотный мир, но не будем всё же забывать, что речь здесь именно и только о минимальном его размере.

Аналогичное исследование было проведено также по 16 зубам трёх неандертальцев из бельгийских пещер Анжи, Складина и Валу. Результаты его опубликованы пока лишь в виде тезисов, но из них ясно, что характер мобильности не оставался одинаковым в разные периоды жизни человека. Судя по соотношению 87Sr/86Sr в эмали молочных зубов из Анжи и Складины, их обладатели в раннем детстве не покидали окрестностей родных пещер. Однако постоянные зубы из Валу и Складины дают, как и следовало ожидать, более сложную картину, свидетельствуя, что по мере взросления людей границы доступного им пространства расширялись[224].

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

МИЛОСЕРДИЕ И ЗАБОТА О БЛИЖНИХ

В уже упоминавшемся романе У. Голдинга «Наследники» неандертальцы трогательно заботятся друг о друге и искренне друг другу сопереживают. Их небольшое сообщество просто идеально: в нём царят согласие, любовь и взаимопомощь, каждый понимает каждого даже без слов и каждый каждому — друг, товарищ и брат. На самом деле, наверно, всё было далеко не столь безоблачно, но в сложных житейских ситуациях неандертальцы, похоже, очень часто действительно вели себя вполне «по-людски». Раненым помогали, о больных и старых заботились, детям отдавали лучшее и куском никого не обделяли. Обо всем этом свидетельствуют, в частности, находки на ряде их стоянок скелетов физически неполноценных людей, которые не могли бы существовать без посторонней помощи, но тем не менее прожили, будучи уже больными, ещё несколько лет. Неандертальцы преклонного возраста очень часто страдали, например, артритом, поражавшим голеностоп (Шанидар 3), позвоночник и таз (Ля Шапелль), плечевые суставы (Ля Кина 5, Крапина, Фельдгофер), колени и пальцы на руках и ногах. Иногда артрит приобретал крайне тяжёлую и болезненную форму, почти полностью лишая человека способности двигать конечностями, как это видно, например, по нескольким скелетам из Шанидара. Не редкостью были и серьёзные проблемы с зубами. Например, кариес зафиксирован на двух из восьми неандертальских зубов, найденных в одном из среднепалеолитических слоёв пещеры Бо де л'Обезьер (Франция), а крупный фрагмент (правая половина) нижней челюсти из другого, несколько более раннего слоя этого памятника, обозначаемый как Обезьер 11, показывает, что её обладатель страдал периодонтитом и потерял вообще все зубы, а вместе с ними и способность пережёвывать хоть сколько-нибудь твёрдую пищу[225]. Тем не менее от голода он не умер. Факты такого рода говорят о том, что по крайней мере для некоторых неандертальских сообществ была характерна довольно высокая степень сплочённости и взаимопомощи.

Кроме того, многие неандертальские скелеты, как мы уже знаем из главы 4, несут следы прижизненных переломов и иных повреждений костей. Например, человек из грота Фельдгофер сломал левую руку так, что потом она у него почти не сгибалась. В других случаях пострадали рёбра (Шанидар 4, Ля Шапелль), бедренные (Ля Феррасси 1) и малые берцовые кости (Ля Феррасси 2, Табун 1), позвоночник (Кебара 2) и череп (Фельдгофер, Шанидар 1, Крапина, Шала). То обстоятельство, что обычно эти травмы заживали без фатальных последствий для получивших их людей, свидетельствует, что они получали достаточные для выздоровления уход и заботу в течение периода своей недееспособности.

Встречаются на неандертальских костях и следы колотых ран. Наиболее красноречивый пример тому даёт скелет, обозначаемый как Шанидар 3. Левое легкое обладателя этого скелета было пробито остроконечным предметом между восьмым и девятым рёбрами, о чём свидетельствует глубокая зазубрина на поверхности девятого ребра. Это могло быть следствием вооружённого нападения или несчастного случая в ходе охоты. Так или иначе, после этого человек прожил ещё несколько недель, пока не погиб по какой-то иной причине (возможно, он стал жертвой обвала, произошедшего в пещере).

Некоторые косвенные данные позволяют также предполагать, что в доступе к материальным благам не было сколько-нибудь явного неравенства, так что ещё или уже недееспособные члены неандертальских сообществ в обычных условиях твёрдо могли рассчитывать на свою долю общего «пирога». Во всяком случае, результаты изотопных анализов говорят о том, что для детей, как и для взрослых, основным источником белков служила высококалорийная мясная пища, которую они получали во вполне достаточных количествах (речь, естественно, не о грудных младенцах)[226]. Однако в кризисных ситуациях, во время голода, всё могло меняться.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ЖЕСТОКОСТЬ, НАСИЛИЕ И ПОЕДАНИЕ БЛИЖНИХ

Да, неандертальцы знали, что такие милосердие по отношению к ближним, но изображать их на этом основании совершенными ангелами было бы всё же некоторым преувеличением. Они были людьми и разделяли с гомо сапиенс не только его достоинства, но и многие недостатки. В трудные времена, когда вставал вопрос о выживании группы и младенцы или старики становились серьёзной обузой, отношение к ним, вероятно, было жестоким. Новорождённых могли убивать, стариков бросать на произвол судьбы[227]. То же самое, оказавшись в экстремальных условиях, часто делали и охотники-собиратели недавнего прошлого, особенно те, что обитали, подобно неандертальцам, в регионах с суровыми климатическими условиями[228].

Ещё один порок, который неандертальцы разделяли с нашим видом, — склонность к насилию по отношению к себе подобным. Они тоже воевали друг с другом, убивали друг друга, а иногда и поедали друг друга. Правда, роль войны в их жизни и истории не стоит, как это иногда делают, преувеличивать. Свидетельства сколько-нибудь масштабных боевых действий с большим числом жертв для неандертальцев неизвестны, но некоторые их скелеты, как уже говорилось, несут следы ран, несомненно, нанесённых орудиями (Шанидар, Сен-Сезер)[229]. Имеются для этой эпохи и явные указания на существование каннибализма.

Считается, что первым тему неандертальского каннибализма поднял бельгийский геолог Э. Дюпон, проводивший в 1866 г. обследование грота Тру де ля Нолетт и обнаруживший там несколько человеческих костей (см. табл. 1.1). Интересно, что, хотя Дюпон выразил своё мнение совершенно недвусмысленно и категорически отверг предположение о том, что найденные в гроте скелетные останки представляют собой следы каннибальского пиршества неандертальцев[230], автор англоязычного сообщения о находках бельгийского учёного, опубликованного в 1867 г., приписал ему прямо противоположную точку зрения, и это заблуждение продержалось более полувека. В 30-е годы прошлого столетия его разделял, например, А. Хрдличка, в одной из статей которого говорится о том, будто, по мнению Дюпона, кости из Ля Нолетт являют признаки каннибализма[231].

Всерьёз о неандертальском каннибализме заговорили в начале прошлого века. Поводом для этого стали находки из пещеры (или, скорее, скального навеса) Крапина в Хорватии. Там были обнаружены сотни костей неандертальцев, а также их каменные орудия и останки множества видов животных. Человеческие кости были в большинстве своём сильно фрагментированы, а некоторые из них, кроме того, несли следы воздействия огня, что и привело исследователя Крапины, К. Горяновича-Крамбергера, к выводу о существовании среди неандертальцев каннибализма. Впоследствии, однако, было показано, что почти все повреждения на костях из Крапины возникли под воздействием естественных факторов, таких как давление пещерных отложений, скальные обвалы или, например, обгладывание человеческих останков животными-падалыциками. Лишь на двух лопатках и на одном из черепов (на лобной кости) выявлены более или менее достоверные следы работы каменными орудиями, но были ли они оставлены в ходе каннибальского пиршества или, например, в процессе подготовки уже давно разложившихся тел к погребению, неясно. Такого же рода сомнения существуют и относительно большинства других находок, в разное время рассматривавшихся в качестве возможных свидетельств поедания неандертальцами себе подобных. И всё же есть факты, которые трудно интерпретировать иначе.

Наиболее убедительные доказательства того, что по крайней мере некоторые неандертальцы практиковали каннибализм, были получены в ходе раскопок пещеры Муля-Герси, расположенной в долине р. Роны на юго-востоке Франции. В одном из слоёв этой пещеры обнаружено около 80 фрагментов черепов и костей посткраниального скелета, принадлежащих как минимум шести индивидам. Они залегали вперемешку со столь же сильно фрагментированными останками благородного оленя и ряда других млекопитающих, причём поверхность тех и других несла совершенно идентичные следы работы каменными орудиями. Эти следы свидетельствуют о том, что и людей, и животных расчленяли с целью употребления в пищу, с костей срезали мясо, а затем дробили их для извлечения костного мозга. Интересно, что каменные изделия в этом слое сравнительно немногочисленны, и преобладают среди них не отходы производства, как в вышележащих и нижележащих отложениях пещеры, а готовые орудия. Кроме того, в слое зафиксированы три очажных пятна[232].

Картина, аналогичная описанной для Муля-Герси, была зафиксирована и в пещере Эль Сидрон, где неандертальцы жили примерно 50 тыс. лет назад, а также в гораздо более древних отложениях пещеры Гран Долина в Атапуэрке на северо-востоке Испании, где обнаружены останки как минимум шести гоминид. Это были ещё не неандертальцы, но, вполне возможно, их дальние предки (см. главу 3). Кости происходят из одного и того же геологического слоя, надёжно датируемого концом нижнего плейстоцена (около 800 тыс. лет назад). Они залегали в нём вперемешку с костями животных и каменными изделиями. Большинство костей гоминид несёт на своих поверхностях точно такие же следы надрезов и ударов орудиями, какие имеются на прочих фаунистических остатках, что не без оснований истолковывается как свидетельство каннибализма.

Каннибализм — это, конечно, очень плохо. Однако, во-первых, неандертальцы — далеко не единственные, кто уличён в этом грехе. Его разделяют с ними многие другие виды животных, включая, например, шимпанзе (о гомо сапиенс и говорить нечего, тут вообще клеймо негде ставить). А во-вторых, остаётся неизвестным, почему они, собственно, в этот грех впадали. Может быть, просто от голода или плохого отношения к съеденным, а может быть, совсем наоборот, воздавая им честь и обеспечивая какие-то блага в потустороннем мире, а заодно надеясь позаимствовать часть их силы и иных достоинств.

Литература

Общество: Davies and Underdown 2006; Gamble 1999; Kuhn and Stiner 2006; Pettitt 2000.

Онтогенез: Медникова 2008; Guatelli-Steinberg 2009,2010; Robson and Wood 2008.

Каннибализм: Defleur et al. 1999; Orschiedt 2008; White and Toth 1991.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Глава 10. DRANG NACH OSTEN

Костные останки неандертальцев известны не только в Европе, но и далеко за её пределами. Они обнаружены на Ближнем Востоке, в Передней Азии, в Средней Азии и на юге Сибири. Во всех этих регионах они имеют относительно поздние датировки, значительно уступая по возрасту древнейшим европейским находкам. Кроме того, ни в одном из перечисленных районов, за исключением Ближнего Востока, нет пока антропологических материалов, которые позволяли бы предполагать местную эволюцию неандертальцев. Таким образом, наиболее правдоподобным объяснением их появления в центре Евразии является объяснение миграционное. Похоже, что в какой-то период им стало тесно в Европе, и в поисках нового жизненного пространства они совершили «бросок на восток». Бросок этот, конечно, не был молниеносным: прошли тысячи лет, прежде чем миграционные волны докатились от Средиземного моря до Алтая.

С миграционной гипотезой, кстати, хорошо согласуется и тот факт, что повсюду за пределами Европы скелетные останки неандертальцев связаны только с каменными индустриями мустьерского типа, которые могут различаться между собой по ряду параметров, но всё же являют один и тот же набор базовых технологий и типов орудий. Ни рубил, ни микокских ножей, ни других двусторонне обработанных изделий в этом наборе нет (за исключением нескольких листовидных бифасов в закавказских и алтайских комплексах). Это позволяет предполагать, что все внеевропейские неандертальцы ведут происхождение от более или менее однородной в культурном плане группы (или групп), и объяснять сравнительно малое разнообразие их индустрий (во всяком случае, оно кажется малым на фоне внутриевропейской вариабельности) явлением, которое, используя генетический термин, можно назвать «эффектом основателя».

ЭТАПЫ БОЛЬШОГО ПУТИ

В конце среднего плейстоцена ареал неандертальцев, видимо, ещё не выходил за пределы Европы. Во всяком случае, в других регионах останков этой формы гоминид соответствующего возраста пока не обнаружено. В Европе же, судя по географии антропологических находок, неандертальцы обитали преимущественно в западных, центральных и южных районах, тяготея при этом к низко- и среднегорным ландшафтам.

За пределами Европы неандертальцы раньше всего появляются на Ближнем Востоке, но когда именно это происходит, точно сказать пока невозможно. Ответ на этот вопрос зависит от того, какой возраст имеет безусловно неандертальский скелет, найденный в слое С пещеры Табун и фигурирующий в литературе как Табун 1 или Табун С1 (рис. 10.1), и каков таксономический статус нижней челюсти из этого же слоя, обозначаемой обычно как Табун 2 или Табун С2 (рис. 10.2). Для скелета, который, возможно, лежал в могильной яме, впущенной в слой С из более молодого слоя В, двумя разными методами получены две диаметрально противоположные абсолютные даты (см. табл. 10.1), а челюсть одни исследователи считают довольно архаичной, усматривая в ней массу признаков, типичных для неандертальцев (в том числе ретромолярный пробел)[233], другие относят к гомо сапиенс, упирая главным образом на форму вырезки и наличие подбородочного выступа[234], а третьи полагают, что и обладатель этой челюсти, и все прочие среднепалеолитические гоминиды Леванта, обычно относимые к двум разным видам (Homo neanderthalensis и Homo sapiens), представляли собой на самом деле единую, хотя и гетерогенную, популяцию, имевшую частично африканские, а частично европейские корни[235].

Если возраст скелета Табун 1 превышает 80 тыс. лет либо если челюсть Табун 2, имеющая заведомо не меньшую древность, является неандертальской, получается, что в начале позднего плейстоцена на Ближнем Востоке неандертальцы сосуществовали с людьми, анатомически очень близкими к гомо сапиенс. Костные останки последних возрастом от 80 до 120 тыс. лет были обнаружены в пещерах Схул и Кафзех в Израиле (рис. 10.3, 10.4). В этом случае можно было бы предложить как минимум три варианта объяснения сосуществовання в одном небольшом регионе людей двух разных морфологических типов. Первый: и те, и другие являлись потомками местных среднеплейстоценовых гоминид, в облике которых в разной мере отразился приток генов с юга (африканские гомо сапиенс) и с севера (европейские неандертальцы). Второй: местные корни имела лишь какая-то одна из этих групп (какая?), а вторая являлась пришлой. Третий: пришлыми являлись обе, а некоторая мозаичность их анатомического облика была следствием смешения уже после прихода на Ближний Восток, а не наличия общего ближневосточного субстрата. В свете археологических данных наименее правдоподобным выглядит, пожалуй, последний вариант. Он предполагает полную замену коренного населения пришлым, тогда как в развитии среднепалеолитических индустрий Леванта не видно явных перерывов постепенности, а изменения кажутся плавными и преемственными. Что же касается среднеплейстоценовой автохтонной популяции, которая могла бы ыграть роль общего субстрата, то пока она представлена лишь одной полноценной (хотя и лишённой точной стратиграфической привязки) антропологической находкой — фрагментом черепа из пещеры Зуттиех в Галилее, Израиль (рис. 10.5).

Однако, вполне возможно, что скелет Табун 1 гораздо моложе 80 тыс. лет, а челюсть Табун 2 принадлежала сапиенсу. В этом случае ничто не противоречило бы гипотезе, что неандертальцы пришли на Ближний Восток лишь в середине позднего плейстоцена, около 70 тыс. лет назад. Так или иначе, именно начиная с этого хронологического рубежа, они на долгое время становятся единственными обитателями региона. Их скелетные останки, обнаруженные в израильских пещерах Амуд и Кебара, имеют возраст от 70 до 45 тыс. лет (табл. 10.1), и очень близкую древность, порядка 50—55 тыс. лет, можно предполагать также для скелетов неандертальских детей из погребений в пещере Дедерьех в Сирии. А вот следов пребывания на Ближнем Востоке гомо сапиенс для периода от 80 до 40 тыс. лет назад не известно.

user posted image

Рис. 10.1 Череп Табун 1.

user posted image

Рис. 10.2. Челюсть Табун 2, (источник: Rak et al. 2002).

user posted image

Рис. 10.3. Череп Схул 5, относимый сейчас по совокупности признаков к виду гомо сапиенс, хотя отдельные его черты, пожалуй, выглядели бы более уместно на неандертальском черепе.

Таблица 10.1: Датировки для неандертальцев Ближнего Востока.

МетодТермолюминисцентныйТорий-урановыйПарамагнитного резонанса
Кебара45-65
Амуд50-70
Табун С1<40*105-140*
Звездочкой обозначены даты, полученные непосредственно по человеческим костям.

user posted image

Рис. 10.4. Сапиентный женский череп Кафзех 4 (источник: Schrenkand Miiller 2009).

Скорее всего, расширение ареала неандертальцев в южном и восточном направлении было следствием его сокращения на северо-западе, в Европе, многие районы которой в течение холодной кислородно-изотопной стадии 4 должны были стать малопригодными для обитания. Как уже говорилось в главе 4, большое влияние на географию человеческих популяций в рассматриваемый период могло оказать извержение вулкана Тоба на Суматре, произошедшее примерно 73—74 тыс. лет назад и ставшее самым крупным за последние примерно полмиллиона лет. По мнению некоторых исследователей, оно повлекло резкое похолодание, особенно чувствительное в северных широтах. Не исключено, что это похолодание и явилось первопричиной экспансии неандертальцев на Ближний Восток. Впрочем, вопрос о степени влияния извержения Тобы на природную обстановку за пределами Южного полушария пока весьма далёк от разрешения, и утверждать, что именно это событие обусловило резкое понижение температур на севере, было бы преждевременно; но само понижение — установленный факт. В Европе действительно выделяется длительная фаза чрезвычайно холодного климата, начавшаяся примерно 69 тыс. лет назад и продолжавшаяся не менее 6—7 тыс. лет[236](см. также рис. 4.2). Была она как-то связана с тектоническими событиями в Индийском океане или нет, неандертальцам всё равно нужно было как-то к ней приспосабливаться.

user posted image

Рис. 10.5. Череп из Зуттиех, или, как его ещё называют, галилейский череп, мог принадлежать одному из предков ближневосточных неандертальцев, или гомо сапиенс, или и тех, и других.

Кроме Ближнего Востока неандертальцы на протяжении середины позднего плейстоцена заселили Закавказье (их останки найдены в пещерах Джручула и Сакажиа), область Переднеазиатских нагорий (пещера Шанидар), Среднюю Азию (пещеры Тешик-Таш, Оби- Рахмат, Ангилак), а также Алтай (пещера Окладникова) и смежные с ним районы Центральной Азии[237]. Сколько-нибудь точно определить время их появления в большинстве из перечисленных регионов пока невозможно[238], но наиболее вероятным кажется, что сначала имело место проникновение из Европы на юг, т. е. на Ближний Восток и в Переднюю Азию, а оттуда уже в Среднюю Азию и далее на восток. Интересно, что в этот же период (примерно 70—45 тыс. лет назад) в том же направлении — с запада на восток — расселялись и люди современного анатомического типа. Похоже, что оба вида следовали в своём распространении параллельными курсами, оставаясь при этом каждый в рамках привычного для него ландшафтно-климатического пояса и почти или совершенно не пересекаясь (рис. 10.6).

user posted image

Рис. 10.6. Основные направления расселения неандертальцев (серые стрелки) и гомо сапиенс (чёрные стрелки) в середине позднего плейстоцена (примерно 70-45 тыс. лет назад).

Судя по количеству палеоантропологических находок и археологических памятников, а также по их географии, период максималъного распространения неандертальцев, совпадающий, вероятно, с периодом, когда этот вид достиг наибольшей за всю его историю численности, приходится на первую половину изотопной стадии 3, т. е. на интервал примерно от 60 до 40 тыс. лет назад. В это время северная граница их ареала проходила через юг нынешних Британских островов[239], шельф (а тогда побережье) южной части Северного моря[240], юг Северо-Германской низменности[241] и северное Прикарпатье[242], восточная захватывала Алтай и, возможно, даже часть бассейна Байкала, а южная простиралась как минимум до пустыни Негев и междуречья Тигра и Евфрата, почти достигая северных берегов Красного моря и Персидского залива (рис. 10.7). Правда, в некоторых из перечисленных регионов костные останки неандертальцев пока не найдены (Байкал, Негев), но имеющиеся там археологические памятники с мустьерскими индустриями, скорее всего, были оставлены именно ими.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

НЕАНДЕРТАЛЬСКИЕ РАСЫ

По мере расселения на восток неандертальцам приходилось осваиваться в районах с разными природными условиями и приспосабливаться к жизни в этих условиях. Кроме того, иногда им приходилось также вступать в контакты с коренными обитателями тех земель, которые до их прихода уже были заселены гоминидами, и в каких-то случаях результатом этих контактов могло быть появление смешанного потомства. Совершенно не удивительно поэтому, что костные останки неандертальцев, живших далеко за пределами исконного ареала этого вида, очень часто несут своеобразные черты, не свойственные его европейским представителям. Особенно сильно отличаются от «канона» черепа среднеазиатских и части ближневосточных неандертальцев.

Это было замечено давно. В 1946 г. в Нью-Йорке вышла книга Э. Хутона «Всё дальше от обезьяны» ("Up from the Аре"), где было показано, что ископаемые кости, приписываемые неандертальцам, различаются по степени выраженности на них собственно неандертальских признаков. Хутон показал, что останки наиболее типичных, или, как он их назвал, «классических» неандертальцев концентрируются на северо-западе Европы, относятся ко времени последнего ледниковья (вюрм) и сопровождаются костями холодолюбивых животных. Находки из других регионов, например скелет из пещеры Табун на Ближнем Востоке или череп из Тешик-Таша в Средней Азии, могут иметь более генерализованную анатомию при отсутствии или меньшей выраженности каких-то типично неандертальских черт. До Хутона о своеобразии западноевропейских неандертальцев позднего плейстоцена на фоне всех остальных писал Ф. Вейденрейх (он выделял их в «группу Спи»), а у нас примерно в те же годы этот вопрос поднимали Я. Я. Рогинский, М. А. Гремяцкий, В. П. Якимов.

Новые находки и результаты новых исследований старых материалов показывают, что неандертальцы и в самом деле были довольно вариабельны в анатомическом плане. Между разными географическими популяциями этого вида, а то и между индивидами, жившими в одном и том же регионе, подчас прослеживается большое количество различий. В работах некоторых исследователей проводится мысль о том, что даже в Европе этот вид был представлен как минимум двумя вариантами. Один из них, средиземноморский , сохранявший больше предковых черт, унаследованных от гомо гейдельбергенсис (в том числе относительную грацильность), существовал в южных районах с относительно мягким климатом. Второй, самый что ни на есть классический, обитал севернее, в более суровых природных условиях[243]. При этом первый вариант сближают с неандертальцами Ближнего Востока, которые в морфологическом плане также представляют собой весьма своеобразную группу. В частности, свод черепа у них несколько выше, чем у большинства их европейских современников, затылок в профиль чуть более округл, сосцевидный отросток крупнее, подбородочный выступ может быть заметнее и т. д.

user posted image

Рис. 10.7. Приблизительные границы минимальной области распространения неандертальцев в середине позднего плейстоцена (около 50 тыс. лет назад).

Согласно ещё одной точке зрения, получившей в последние годы солидное обоснование, неандертальцев следует рассматривать как «кольцевой вид». Предполагается, что западные популяции этого вида обладали наибольшей степенью анатомической обособленности и были репродуктивно изолированы от гомо сапиенс, а восточные (и особенно ближневосточные), напротив, имели много общих черт с последними. Не исключено, что они являли собой своего рода промежуточное звено, существование которого обеспечивало возможность межвидовой гибридизации[244].

В последние годы свой вклад в изучение внутривидового разнообразия неандертальцев внесли и палеогенетики. По их данным получается, что, хотя степень этого разнообразия была меньше, чем у современных людей, несколько географических вариантов всё же выделяются вполне отчётливо. Сопоставление последовательностей нуклеотидов в полностью «прочитанной» митохондриальной ДНК шести неандертальцев из Западной, Центральной и Восточной Европы показало, что в среднем каждая пара индивидов различается по 20 позициям, тогда как для ста последовательностей современных людей среднее количество различий оказалось в три раза больше[245]. Тем не менее неандертальская ДНК, как и современная, тоже являет межрегиональную вариабельность: люди, жившие на западе Европы, были в генетическом плане заметно ближе друг к другу, чем к людям из южных или восточных её областей[246].

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

СОВРЕМЕННИКИ И СОСЕДИ

Люди современного анатомического типа и неандертальцы, безусловно, составляли большинство населения Земли в позднем плейстоцене. Первые изначально жили в Африке, но к середине позднего плейстоцена их ареал включал уже всю тропическую и субтропическую зону восточного полушария вплоть до Австралии. Вторые, как мы теперь знаем, появились в Европе, но впоследствии тоже расселились далеко за пределы своей прародины, колонизировав Западную и Центральную Азию до Алтая включительно. Вместе с тем, неандертальцы и гомо сапиенс не были единственными представителями рода людского, обитавшими на нашей планете в рассматриваемый период. Просто другие их современники, не столь многочисленные и жившие, видимо, в относительной изоляции на задворках тогдашней ойкумены, изучены пока гораздо хуже.

До сих пор остаётся неясной видовая принадлежность гоминид Южной и Восточной Азии, занимающих в анатомическом и хронологическом отношении промежуточное положение между гомо эректус и гомо сапиенс этих двух регионов. Они представлены немногочисленными и фрагментарными находками, а определения их возраста получены в основном путём геологических и фаунистических корреляций, в большинстве своём довольно спорных. Весьма специфический характер культурных адаптаций в Восточной Азии на протяжении почти всего палеолита позволяет предполагать, что и биологическая эволюция здесь могла идти несколько иными путями, нежели в Африке и Европе. Однако ввиду скудости антропологических материалов и их недостаточной изученности сколько-нибудь точно определить направление развития и степень обособленности местных гоминид в рассматриваемый период сейчас вряд ли возможно.

На юго-восточных окраинах ойкумены в середине позднего плейстоцена сохранялись ещё реликтовые популяции гомо эректус. Судя по сериям дат, полученных разными методами для образцов с яванских местонахождений Нгандонг и Самбунгмакан, поздние представители этого вида обитали здесь всего лишь 50 тыс. лет назад, а возможно и несколько позже[247]. Новые прямые датировки, сделанные по изотопам тория, урана и протактиния методом гамма-лучевой спектрометрии, позволяющим избежать разрушения образцов (в данном случае человеческих костей), укладываются в интервал от 40 до 70 тыс. лет назад[248].

Кроме того, вполне вероятно, что современниками последних гомо эректус в Юго-Восточной Азии были ещё какие-то неизвестные до сих пор формы гоминид, останки которых пока либо не найдены, либо не идентифицированы в качестве таковых. Продолжение исследований в этом регионе может принести немало неожиданностей, подтверждением чему служит недавнее открытие в пещере Лианг Буа на острове Флорес (Индонезия) останков карликового гоминида, жившего здесь в самом конце плейстоцена (примерно 20 тыс. лет назад) и принадлежавшего, по мнению ряда антропологов, к особому, ранее неизвестному виду, который было предложено именовать гомо флорезиенсис (Homo floresiensis)[249]. В настоящее время вопрос о его месте на нашем генеалогическом древе активно обсуждается[250]. Одни антропологи (их большинство) признают самостоятельный видовой статус гоминида из Лианг Буа, другие оспаривают, полагая, что, за исключением ряда патологических черт, появившихся вследствие отклонений в индивидуальном развитии, это существо практически ничем не отличается от гомо сапиенс. Остается надеяться, что ситуацию позволят прояснить новые находки, но в любом случае следует быть готовыми к внесению корректив в наши представления о таксономическом разнообразии позднеплейстоценового человечества.

Литература

Расселение и анатомическая вариабельность неандертальцев: Алексеев 1985:33-75; Arensburg and Belfer-Cohen 1998; Fabre et al. 2009; Glantz et al. 2009; Hambucken 1997; Serangeli and Bolus 2008.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Глава 11. АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

В конце среднего плейстоцена, когда неандертальцы, только-только приобрётшие знакомые нам классические черты, обживались себе потихоньку в Европе и ещё думать не думали об освоении иных земель, далеко на юге, в саваннах Восточной Африки, произошло событие, которому суждено было сыграть роковую роль в их истории. Это событие — появление людей современного анатомического типа, т. е. гомо сапиенс. О нём и о том, как оно отразилось на неандертальцах, и пойдёт речь в этой главе.

РОДИНА ГОМО САПИЕНС

При всём многообразии взглядов на проблему происхождения гомо сапиенс (рис. 11.1) все предлагаемые варианты её решения могут быть сведены к двум основным противостоящим теориям, о которых вкратце уже говорилось в главе 3. Согласно одной из них, моноцентристской, местом происхождения людей современного анатомического типа был какой-то довольно ограниченный территориально регион, откуда они впоследствии расселились по всей планете, постепенно вытеснив, уничтожив или ассимилировав предшествовавшие им в разных местах популяции гоминид. Чаще всего в качестве такого региона рассматривают Восточную Африку, а соответствующую теорию появления и распространения гомо сапиенс именуют при этом теорией «африканского исхода». Противоположную позицию занимают исследователи, отстаивающие так называемую «мультирегиональную» — полицентристскую — теорию, согласно которой эволюционное становление гомо сапиенс происходило повсеместно, то есть и в Африке, и в Азии, и в Европе, на местной основе, но при более или менее широком обмене генами между популяциями этих регионов. Хотя спор между моноцентристами и полицентристами, имеющий длительную историю, всё ещё не завершён, инициатива сейчас явно в руках сторонников теории африканского происхождения гомо сапиенс, а их оппонентам приходится сдавать одну позицию за другой.

Во-первых, ископаемые антропологические материалы однозначно свидетельствуют о том, что люди современного или очень близкого к таковому физического типа появились в Восточной Африке уже в конце среднего плейстоцена, т. е. гораздо раньше, чем где бы то ни было еще. Самой древней из известных сейчас антропологических находок, относимых к гомо сапиенс, является череп Омо 1 (рис. 11.2), обнаруженный в 1967 г. неподалёку от северного побережья оз. Туркана (Эфиопия). Его возраст, судя по имеющимся абсолютным датировкам и ряду других данных, составляет от 190 до 200 тыс. лет назад[251]. Неплохо сохранившиеся лобная и, особенно, затылочная кости этого черепа анатомически вполне современны, равно как и остатки костей лицевого скелета.

user posted image

Рис. 11.1 Возможные сценарии происхождения Homo sapiens: а — гипотеза канделябра, предполагающая независимую эволюцию в Европе, Азии и Африке от местных гоминид; б —мультирегиональная гипотеза, отличающаяся от первой признанием обмена генами между популяциями разных регионов; в — гипотеза полного замещения, согласно которой наш вид первоначально появился в Африке, откуда впоследствии расселился по всей планете, вытесняя предшествовавшие ему в других регионах формы гоминид и при этом не смешиваясь с ними; г — ассимиляционная гипотеза, отличающаяся от гипотезы полного замещения признанием частичной гибридизации между сапиенсами и аборигенным населением Европы и Азии.

Фиксируется достаточно развитый подбородоч ный выступ. По заключению многих антропологов, изучавших эту находку, череп Омо 1, а также известные части посткраниального скелета того же индивида не несут признаков, выходящих за рамки обычного для гомо сапиенс размаха изменчивости.

К находкам из Омо в целом очень близки по своему строению три черепа, найденные не так давно на местонахождении Херто в Среднем Аваше, тоже в Эфиопии. Один из них дошёл до нас почти целиком (кроме нижней челюсти), сохранность двух других тоже довольно хорошая. Возраст этих черепов составляет от 154 до 160 тыс. лет. В целом, несмотря на наличие ряда примитивных признаков, морфология черепов из Херто позволяет рассматривать их обладателей как древних представителей современной формы человека[252]. Сопоставимые по возрасту останки людей современного или очень близкого к таковому анатомического типа были обнаружены и на ряде других восточноафриканских памятников, например в гроте Мумба (Танзания) и пещере Дирэ-Дауа (Эфиопия). Таким образом, целый ряд хорошо изученных и довольно надёжно датированных антропологических находок из Восточной Африки свидетельствует о том, что люди, не отличавшиеся или мало чем отличавшиеся в анатомическом плане от нынешних обитателей Земли, жили в этом регионе ещё 150—200 тыс. лет назад.

user posted image

Рис. 11.2. Череп Омо 1 — самая древняя из всех антропологических находок, относимых к гомо сапиенс.

user posted image

Рис. 11.3. Некоторые звенья эволюционной линии, приведшей, как предполагается, к появлению вида Homo sapiens: 1 — Бодо, 2 — Брокен-Хилл, 3 — Лэтоли, 4 — Омо 1,5— Бордер.

Во-вторых, из всех континентов только в Африке известно большое количество останков гоминид переходного характера, позволяющих хотя бы в общих чертах проследить процесс трансформации местных гомо эректус в людей современного анатомического типа[253]. Считается, что непосредственными предшественниками и предками первых гомо сапиенс в Африке могли быть гоминиды, представленные черепами типа Синга (Судан), Флорисбад (ЮАР), Илерет (Кения) и рядом других находок. Они датируются второй половиной среднего плейстоцена. В качестве несколько более ранних звеньев этой линии эволюции рассматриваются черепа из Брокен-Хилл (Замбия), Ндуту (Танзания), Бодо (Эфиопия) и ряд других образцов (рис. 11.3). Всех африканских гоминид, анатомически и хронологически промежуточных между гомо эректус и гомо сапиенс, иногда относят вместе с их европейскими и азиатскими современниками к гомо гейдельбергенсис, а иногда зачисляют в особые виды, более ранний из которых именуется гомо родезиенсис {Homo rhodesiensis), а более поздний гомо гельмей {Homo helmei).

В-третьих, данные генетики, по мнению большинства специалистов в этой области, также указывают на Африку как наиболее вероятный первоначальный центр формирования вида гомо сапиенс[254]. Не случайно наибольшее генетическое разнообразие среди современных человеческих популяций наблюдается именно там, а по мере удаления от Африки это разнообразие всё более убывает[255]. Так и должно быть, если теория «африканского исхода» верна: ведь популяции гомо сапиенс, первыми оставившие свою прародину и обосновавшиеся где-то по соседству с ней, «захватили» в путь только часть видового генофонда, те группы, что затем отпочковались от них и продвинулись ещё дальше — только часть части и так далее.

Наконец, в-четвёртых, скелет первых европейских гомо сапиенс характеризуется рядом особенностей, которые типичны для обитателей тропиков и жарких субтропиков, но никак не высоких широт. Об этом уже говорилось в главе 4 (см. рис. 4.3—4.5). Такая картина хорошо согласуется с теорией африканского происхождения людей современного анатомического типа.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ИСХОД

К середине позднего плейстоцена ареал гомо сапиенс включал уже, кроме востока, юг и север африканского континента, а также по крайней мере один из соседствующих с этим континентом районов Западной Азии, а именно Ближний Восток. В Южной Африке останки людей близкого к современному анатомического типа (зубы, нижние челюсти, фрагменты черепов и костей посткраниального скелета) возрастом свыше 70 тыс. лет назад были найдены при раскопках пещер в устье р. Класиес. Близкую древность могут иметь и относимые некоторыми исследователями к гомо сапиенс антропологические находки из ряда других южноафриканских пещер (Бордер, ди Келдерс)[256]. В Северной Африке человеческие костные останки, обнаруженные на таких археологических памятниках, как Джебел Ирхуд, Дар-эс-Солтан, Мугарет эль Алия (все Марокко), Хауа Фтеа (Ливия) и Тарамса (Египет), тоже принадлежат индивидам, приближающимся по ряду важных анатомических признаков к людям современного физического типа[257]. Не исключено, что возраст наиболее древних из них превышает 70, а то и 100 тыс. лет.

На Ближнем Востоке гомо сапиенс появляются около 120 тыс. лет назад. Возможно, такое расширение ареала нашего вида на север было связано с потеплением и увлажнением климата в ходе последнего межледниковья и являлось одной из составляющих значительных зоогеографических изменений, происходивших в этот период. Согласно широко распространенной точке зрения «ранние современные люди Леванта представляли собой волну иммигрантов, пришедших с юга в течение изотопной стадии 5, в процессе северного распространения афро-аравийской фауны»[258]. Правда, долгое время ранних современных людей Ближнего Востока, известных благодаря находкам их останков в израильских пещерах Схул и Кафзех (см. рис. 10.3 и 10.4), рассматривали не как гомо сапиенс, а как «прогрессивных неандертальцев», но в конце концов от такого определения пришлось отказаться. С одной стороны, было показано, что по большинству основных анатомических параметров черепа и другие кости из Схул и Кафзех не выходят за рамки изменчивости, свойственной людям современного анатомического типа; с другой, оказалось, что с неандертальцами их сближают в основном черты, унаследованные теми и другими от общих предков, тогда как специфически неандертальские признаки свойственны им в гораздо меньшей мере. Впрочем, первая попытка расселения за пределы Африки оказалась, как мы уже знаем из предыдущей главы, неудачной. Судя по всему, около 70 тыс. лет назад неандертальцы, пришедшие на Ближний Восток с севера, вытеснили оттуда гомо сапиенс.

Генетические данные и хронология антропологических находок говорят о том, что первая и наиболее мощная волна расселения современных людей за пределы африканско-ближневосточного региона была направлена на восток и, пройдя через южные районы Азии, достигла в итоге Австралии. Вероятнее всего, путь мигрантов пролегал через Баб-эль-Мандебский пролив, а далее через Аравийский полуостров и побережье Индийского океана, не выходя при этом сколько-нибудь далеко за пределы тропической зоны (см. рис. 10.6). Отсутствие костных останков «первопроходцев» на ближней к Африке половине этого пути не позволяет пока определить время начала «исхода», но, судя по тому, что «финиш» (Австралия) был достигнут 40—45 тыс. лет назад, «стартовать» они должны были не позже 60 тыс. лет назад. Близкая датировка предложена и генетиками[259].

За пределами Африки и Ближнего Востока пока не известно достоверных находок останков гомо сапиенс, древность которых превышала бы 45 тыс. лет. По-видимому, ближе всего к этому рубежу находится череп вполне современного типа из пещеры Ниах в Сараваке (о. Борнео). По образцам древесного угля из слоя, непосредственно перекрывающего горизонт, где была сделана эта находка, получены радиоуглеродные даты порядка 42—43 тыс. лет назад[260]. Сходную древность можно предполагать также для анатомически современных скелетных останков из пещеры Гайтоу на юге Китая, происходящих из отложений с торий-урановыми датами от 38 до 45 тыс. лет назад[261], для фрагментов скелета гомо сапиенс из пещеры Тяньюань близ Пекина[262], и для человеческих костей из погребения Мунго 3 на юго-востоке Австралии.

Расширение ареала гомо сапиенс в северном направлении (точнее, вторая и успешная попытка такового) началось, видимо, где-то в интервале от 50 до 40 тыс. лет назад. Ближний Восток в это время был ещё заселён неандертальцами. Скудость антропологических материалов и отсутствие надёжных датировок не позволяют точно определить, когда один вид уступил здесь место другому, но, скорее всего, это произошло не ранее 40 тыс. лет назад. Вполне возможно, что, вопреки традиционной точке зрения, миграционная волна или поток генов, ставшие причиной очередной смены антропологического типа обитателей региона, пришли не с юга, из Африки, а с востока, из Передней Азии, или даже с севера, из Европы (хотя последнее менее вероятно). Сама же Европа, видимо, заселялась гомо сапиенс через Малую Азию или юг Русской равнины. Многие генетики сейчас считают, что продвижение людей современного анатомического типа на север, за пределы тропиков и субтропиков, шло не непосредственно из Африки (через долину Нила, Ближний Восток и т. д.), а скорее откуда-то из района Персидского залива, будучи сравнительно поздним ответвлением от первоначальной волны исхода, направленной на восток[263].

В Европе люди современного анатомического типа впервые появляются, вероятно, где-то в интервале от 36 до 40—42 тыс. лет назад. В течение последующих 10 тысяч лет они заселили почти весь этот континент и начали осваивать северные районы Азии, проникнув даже за полярный круг. Ареал неандертальцев по мере распространения гомо сапиенс всё более и более сокращался. Довольно скоро он распался на ряд небольших изолированных областей. В некоторых из этих областей реликтовые неандертальские популяции могли сохраняться ещё долгое время, но судьба вида как такового была предрешена.

Почему так произошло, т. е. почему исконные обитатели Европы не смогли выстоять под натиском пришельцев, мы попробуем выяснить в следующей главе. Здесь же просто констатируем сам этот факт. Судя по антропологическим и археологическим данным, последние неандертальцы исчезли в большинстве районов их некогда весьма обширного ареала не позднее 35 тыс. лет назад. Лишь на крайнем западе Европы, в южной части Пиренейского полуострова, лежащей за рекой Эбро, а также, возможно, на Балканах, в Крыму и где-нибудь в глубине Центральной Азии они продолжали обитать ещё в течение 5—10 тысяч лет.

О том, что на юге Пиренейского полуострова неандертальцы продержались на несколько тысяч лет дольше, чем в большинстве других областей Европы, свидетельствуют, в частности, радиоуглеродные даты для пещеры Каригуэла в Гранаде. Они указывают на то, что слой V этого памятника сформировался в интервале от 29 до 21 тыс. лет назад. Между тем в этом слое, как и в нижней части перекрывающего его слоя IV, были найдены костные останки неандертальцев (фрагменты теменных и лобных костей), сопровождаемые мустьерскими каменными орудиями[264]. Кроме того, большая серия довольно поздних дат — порядка 28—24 тыс. лет назад — получена недавно и для мустьерских слоев пещеры Горхэмс на Гибралтаре[265]. Человеческих костей в этих слоях, правда, не встречено, но в Европе мустье всегда связано с неандертальцами, и нет никаких оснований думать, что Гибралтар был в этом отношении исключением.

Очень молодые радиоуглеродные даты, сопоставимые с гибралтарскими, имеются и для нескольких среднепалеолитических комплексов Крыма (Шайтан-Коба 4, Пролом 2, Заскальная б)[266], где, по мнению некоторых исследователей, неандертальцы тоже могли дожить до эпохи последнего ледникового максимума. Правда, в силу неясностей со стратиграфией отложений, из которых были взяты образцы для анализа, датировки, на которых основывается такое предположение, пока трудно признать надёжными, но даже и без них остаётся достаточно данных, свидетельствующих о том, что Крым был одним из последних неандертальских убежищ. Целый ряд мустьерских и микокских индустрий здесь имеет возраст не древнее 35 тыс. лет назад, и первые косвенные следы присутствия гомо сапиенс в этом регионе тоже появляются не ранее этой даты.

Наиболее поздние костные останки неандертальцев на Балканах имеют радиоуглеродный возраст около 30—32 тыс. лет[267], а на северо-западе Европы — около 36 тыс. лет[268]. Их действительная древность, однако, может быть несколько большей. Дело в том, что из-за колебаний содержания С14 в атмосфере радиоуглеродный возраст материалов, относящихся ко второй половине изотопной стадии 3, обычно отстаёт от реального («календарного») на 4—5 тысяч лет.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ПЛОДЫ КОНКУРЕНЦИИ

Примерно 40—45 тыс. лет назад, т. е. как раз тогда, когда гомо сапиенс всерьёз приступают к освоению северного полушария, в культурах Европы, значительной части Азии и некоторых районов Африки происходит ряд важных перемен, маркирующих начало новой археологической эпохи — верхнего палеолита. Широкое распространение в этот период получают технологии обработки камня, ориентированные на массовое производство пластин и орудий на пластинах — скребков, резцов, наконечников разных типов, проколок и т. д. Ещё более важной новацией является появление разнообразных и притом часто стандартизированных орудий из кости и рога (наконечников, лопаточек, шил), изготовленных посредством строгания, шлифовки и других методов, почти не применявшихся к камню. Наконец, в некоторых регионах появляются сначала несомненные и многочисленные вещи символического назначения (украшения, музыкальные инструменты), а несколько позже даже настоящие произведения искусства (настенная живопись, скульптура).

Долгое время ни у кого не возникало и тени сомнения в том, что всеми абсолютно достижениями верхнего палеолита мы обязаны исключительно гомо сапиенс. Теперь, однако, можно считать уже твёрдо установленным, что некоторые из древнейших культур этой эпохи были созданы неандертальцами. Наиболее известный пример такого рода — культура шательперрон[269], существовавшая на территории Франции и Испании в период приблизительно от 40—42 до 35 тыс. лет назад. Она представлена десятками археологических памятников, и на двух из них (Арси-сюр-Кюр и Сен-Сезер) найдены костные останки неандертальцев, причём в одном случае (Сен-Сезер) предполагается намеренное погребение скелета. Никаких следов пребывания гомо сапиенс на шательперронских стоянках нет, а значит, нет и оснований предполагать их причастность к этой самобытной культуре. В том, что она действительно самобытная, убеждают оригинальные формы характерных для неё изделий. Это не только каменные ножи, которые получили название ножей типа шательперрон (рис. 11.4), но и многочисленные изделия из кости, включая украшения — бусы, подвески, браслеты (рис. 11.5). Они найдены пока лишь на двух шательперронских памятниках, но по совершенству форм и сложности технологий изготовления эти изделия практически ни в чём не уступают орудиям и украшениям ориньякской культуры, существовавшей примерно в то же время, но созданной, по-видимому, гомо сапиенс. Впрочем, как уже говорилось в главе 8, «авторство» ориньяка точно ещё не установлено, поскольку в отличие от неандертальцев ранние носители этой культуры, видимо, не хоронили своих умерших сородичей, и их скелетные останки сохранились очень плохо. Есть даже исследователи, склонные считать, что неандертальцы тоже были причастны к появлению ориньяка.

Кроме шательперрона, с неандертальцами связывают и ряд других индустрий раннего верхнего палеолита: улуццо на Апеннинах, линкомб-ранис на северо-западе Европы, селет в её центральной части[270].

user posted image

Рис. 11.4. Каменные орудия, типичные для шательперрона: 1 — нож типа шательперрон, 2 — резец, 3 — скребок на отщепе, 4 — остроконечник (источник: Bordes 1968).

user posted image

Рис. 11.5. Украшения (подвески) из зубов животных и костяное шило. Культура шательперрон. Неандертальцы.

Некоторые археологи, признавая факт существования неандертальских верхнепалеолитических культур, объясняют этот феномен благотворным влиянием контактов с людьми современного физического типа, у которых неандертальцы якобы заимствовали новые, более совершенные формы каменных и костяных орудий, а также обычай украшать своё тело вырезанными из кости, рога и бивня изделиями. Эта гипотеза, однако, совершенно безосновательна. Конечно, не приходится сомневаться, что коль скоро в отдельных районах популяции двух видов соседствовали на протяжении тысяч лет, то какието культурные взаимодействия и взаимовлияния были, но проследить, в чём конкретно они заключались и кто, на кого и как влиял, очень трудно. Во всяком случае, многие костяные изделия шательперрона совершенно оригинальны — их просто неоткуда было заимствовать[271]. Да и появились они по крайней мере не позже того времени, когда в Западную Европу проникли первые группы гомо сапиенс. Поэтому гораздо более правдоподобным кажется предположение, что свой вклад в становление культуры верхнего палеолита неандертальцы сделали самостоятельно, а сапиенсы сыграли здесь лишь косвенную роль, послужив для коренных обитателей Европы не столько источником «передовых» идей и технологий, сколько стимулом для рождения таких идей и, главное, их практического осуществления.

Появление пришлых человеческих популяций в районах, издавна и прочно освоенных неандертальцами, или даже только на подступах к этим районам, обязательно должно было повлечь за собой обострение соперничества за жизненно важные ресурсы и стимулировать тем самым усложнение методов жизнеобеспечения, технологические новации и прочие изменения в культуре. При этом, разумеется, речь идёт о соперничестве не только между неандертальцами и гомо сапиенс, но и внутри каждой из этих групп. Задолго до проникновения людей современного анатомического типа в Европу их всё более интенсивная инфильтрация в окраинные области ареала неандертальцев могла привести к оттоку части последних во внутренние районы[272], где в результате росло давление на ресурсы. В этих районах становление верхнего палеолита началось до появления там гомо сапиенс и, следовательно, без их прямого воздействия. В окраинных областях (Ближний Восток, юг Восточной Европы, возможно, север Центральной Азии), напротив, этот процесс совершался в результате не только прямой конкуренции, но и контактов популяций гоминид разных видов. Как я ещё попытаюсь показать ниже, есть даже некоторые основания предполагать, что иногда в результате таких контактов люди современного анатомического типа могли заимствовать у аборигенов отдельные элементы их культуры и становиться, таким образом, продолжателями тех или иных неандертальских традиций.

Что касается тех регионов, где в позднем плейстоцене неандертальцев не было и где, следовательно, некому, было составить достойную конкуренцию расселяющимся гомо сапиенс, то там верхнего палеолита либо нет вообще, либо он представлен только сравнительно поздними памятниками (п-ов Индостан, Восточная и Юго-Восточная Азия, Австралия). Даже на территории Африки к югу от Сахары, несмотря на раннее и длительное присутствие людей современного анатомического типа, масштаб и интенсивность культурных инноваций в период, соответствующий переходу к верхнему палеолиту, не сопоставимы с тем, что наблюдается в северной части Старого Света, в областях, расположенных в пределах неандертальского ареала.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

НЕАНДЕРТАЛЕЦ + ГОМО САПИЕНС = ?

Итак, как мы уже знаем, генетические и палеоантропологические данные говорят о том, что широкое распространение людей современного анатомического типа за пределы Африки началось около 60—65 тыс. лет назад. Сначала ими были колонизированы южные районы Азии и Австралия, а в период примерно от 40 до 30 тыс. лет назад они заселили почти всю Европу и начали освоение Северной Азии. Имело ли при этом место смешение автохтонного и пришлого населения — до конца не ясно. Антропологи расходятся во мнениях на этот счёт. Тем не менее в последнее время явно наблюдается некоторое сближение позиций сторонников противоборствующих точек зрения. С одной стороны, сейчас уже мало кто отстаивает тезис об абсолютной невозможности даже минимальной гибридизации, а с другой, лишь очень немногие продолжают утверждать, что гоминиды, предшествовавшие гомо сапиенс в Европе и Азии, сыграли такую же роль в происхождении современного населения этих континентов, как и последние.

Наиболее активно проблема гибридизации между поздними видами гоминид изучается применительно к неандертальцам. Могли ли они скрещиваться с гомо сапиенс? И внесли ли хоть какой-то вклад в генофонд современного человечества? Эти вопросы давно занимают не только учёных, но и всех любознательных людей, в том числе и писателей. И они, как и учёные, тоже расходятся во мнениях на этот счёт.

Герберт Уэллс, например, как мы уже не раз могли убедиться, неандертальцам явно не благоволил. Он и мысли не допускал, что эти «жуткие создания» могли вызывать у «подлинных людей» какие-либо иные эмоции, кроме страха и отвращения, и какое-либо иное желание, кроме желания побыстрее привести их к ногтю. Ещё бы! Ведь неандертальцы, как было доподлинно известно английскому фантасту, охотились на человеческих детей, считая их «честной добычей и вкусным кушаньем». А посему, когда «человек, подлинный человек, вторгся во владения неандертальца, они должны были сойтись в битве». И таки сошлись. «Поколение за поколением, век за веком продолжалась упорная борьба за существование между этими людьми, которые были не вполне людьми, и людьми — нашими предками, пришедшими в Западную Европу с юга. Пещеры и дебри холодного и ветреного мира позднеледниковья были свидетелями тысяч схваток и погонь, убийств из засады и панических бегств. И так продолжалось до тех пор, пока, наконец, последний несчастный нелюдь, загнанный преследователями в тупик, не увидел перед собой, в ярости и отчаянии, их копья». Это всё из уже цитировавшегося выше рассказа «Люди-нелюди».

Абсолютно в тех же тонах изобразил в одной из своих книг отношения неандертальцев с гомо сапиенс и московский журналист А. Никонов. Правда, он, в отличие от Уэллса, признал за людей и тех, и других, но в остальном пошёл за английским фантастом: «Война между разумными видами людей — неандертальцами и кроманьонцами шла несколько тысячелетий и закончилась нашей полной и безоговорочной победой. Пленных тогда не брали и война переросла в тотальный геноцид. "Наши" не щадили ни женщин, ни детей, уничтожению подлежали все встреченные ненавидимые "чурки". А то, что кроманьонцы ненавидели неандертальцев (и наоборот) сомнения не вызывает»[273].

А вот Джин Ауэл, писавшая свой «Клан пещерного медведя» много позже, чем творил Уэллс, и, видимо, знакомая лучше, чем Никонов, с новыми веяниями в антропологии и археологии палеолита, смотрела на вещи несколько иначе. Большой любви между неандертальцами и гомо сапиенс она тоже не предполагала, но вот случайные связи допускала. И даже попыталась представить, как могли бы выглядеть дети, родившиеся от таких связей. У одного из них, неандертальца по отцу и сапиенса по матери, «были выступающие надбровные дуги, но высокий выпуклый лоб разительно отличал его от соплеменников. Затылок его тоже словно был срезан и скруглен самым странным образом, нос казался необычно маленьким. Челюсти развиты хуже, чем у младенцев, рождённых в клане, к тому же ниже рта выступала какая-то кость...».

Но это — беллетристика. А что же говорит наука? А наука однозначного ответа на вопрос о возможности гибридизации между неандертальцами и гомо сапиенс пока не даёт, но чем больше появляется новых данных, тем более реалистичной начинает казаться картина, нарисованная Ауэл.

Как уже знают те, кто прочёл главу 3, сопоставление последовательностей нуклеотидов в митохондриальной ДНК неандертальцев и современных людей позволило установить, что в этой части генома количество расхождений между первыми и вторыми в три с лишним раза превышает количество расхождений между ныне существующими расовыми группами человека. Тем не менее, по мнению большинства генетиков, имеющиеся данные не исключают полностью вероятность гибридизации между людьми современного анатомического типа и неандертальцами, а лишь свидетельствуют о том, что вклад последних в генофонд Homo sapiens был, скорее всего, весьма ограничен[274]. Более того, в самое последнее время в геноме как неандертальцев, так и современных людей, были выявлены некоторые особенности, которые, по мнению описавших их исследователей, проще всего объясняются, если допустить обмен генетическим материалом между этими группами гоминид[275].

В пользу возможности — по крайней мере, потенциальной — такого обмена косвенным образом свидетельствует и то обстоятельство, что эволюционные пути неандертальцев и гомо сапиенс разошлись никак не раньше среднего плейстоцена. Иными словами, наш с ними последний общий предок жил всего-навсего каких-то пятьсот-шестьсот, ну или от силы семьсот-восемьсот тысяч лет назад. Как показывает пример целого ряда других видов и родов приматов, да и иных млекопитающих, этого времени недостаточно, чтобы между разошедшимися группами возник непреодолимый барьер репродуктивной изоляции, т. е. образовались поведенческие, анатомические и генетические препятствия для взаимного скрещивания и гибридизации[276]. По некоторым оценкам такой барьер образуется лишь по прошествии 2—3 млн. лет с момента расхождения от общего предка, и не случайно для обезьян не редкость не только межвидовые, но и межродовые гибриды[277].

user posted image

Рис. 11.6. Череп неандертальца со стоянки Сен-Сезер (источник: Tattersall 1995).

Следует учитывать также, что в генофонде современного человечества могло просто не сохраниться или почти не сохраниться ДНК тех популяций гомо сапиенс, которые первыми пришли в Европу, контактировали с неандертальцами и несли в своём геноме следы этих контактов. Ведь приток нового населения с юга и востока продолжался и в последующие эпохи — на протяжении всего верхнего палеолита и в неолите, в период распространения земледелия[278], и не исключено, что потомков первых европейских гомо сапиенс, в конце концов, постигла та же судьба, что и неандертальцев[279]. В этом случае никаких свидетельств гибридизации между ними в генах ныне живущих людей быть не может независимо от того, происходила такая гибридизация или нет. Ещё одна возможность, с которой нельзя не считаться, — постепенное «вымывание» неандертальских генов из генофонда анатомически современных популяций вследствие отрицательного отбора или случайных процессов (генетический дрейф). Наконец, вспомним о том, что митохондриальная ДНК, по которой до недавнего времени только и можно было судить о геноме ископаемых людей, наследуется исключительно по материнской линии. Следовательно, если от связей мужчин-неандертальцев и женщин-сапиенсов рождались дети, отцовский вклад в их наследственность в мтДНК не отражался.

Таким образом, вопреки чересчур поспешным и категоричным заключениям некоторых авторов, сделанным сразу после появления первых результатов изучения неандертальской ДНК, генетика не позволяет пока ни доказать, ни исключить гибридизацию между неандертальцами и современными им гомо сапиенс[280]. А что говорят на этот счёт ископаемые кости? А кости говорят то же, что и гены: может, нет, а может, и да.

Доказать присутствие сапиентного компонента у поздних неандертальцев, живших в период, когда в Европе уже появились люди современного анатомического типа, очень трудно, хотя попыток такого рода было немало. В некоторых случаях наличие «промежуточных» анатомических признаков на неандертальских черепах кажется вполне очевидным[281], но при желании это можно объяснить не межвидовым скрещиванием, а, скажем, большой вариабельностью морфологии неандертальцев либо их адаптацией к меняющимся условиям существования[282]. Например, целый ряд необычных («прогрессивных») черт выявлен на костях из пещеры Виндия в Хорватии (сглаженность надбровных дуг, относительная тонкость свода черепа, наличие слабого подбородочного выступа, отсутствие шиньона и др.). Однако, по мнению оппонентов гипотезы гибридизации, их вовсе не обязательно рассматривать как следствие смешения поздних неандертальцев с гомо сапиенс или, тем более, самостоятельной эволюции в сапиентном направлении, хотя такая точка зрения высказывалась[283]. Возможно, они просто отражают специфику облика обитателей присредиземноморского юга, отличавшихся от представителей северных внутриконтинентальных популяций. Столь же по-разному объясняют разные авторы и наличие отдельных «прогрессивных» признаков на неандертальском черепе из Сен-Сезер (рис. 11.6).

user posted image

Рис. 11.7. Скелет ребёнка из граветтского погребения в JIarap Вельо, Португалия (источник: Duarte et al. 2002).

Столь же непросто и продемонстрировать наличие неандертальского «вклада» в анатомию верхнепалеолитических гомо сапиенс. Бесспорно гибридных черепов или целых скелетов среди имеющихся антропологических находок пока нет, да и непонятно, как бы они должны были выглядеть, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений в их смешанном происхождении. Скажем, костяк граветтского ребёнка, похороненного около 25 тыс. лет назад в JIarap Вельо в Португалии (рис. 11.7), обладает рядом особенностей, более свойственных неандертальцам, чем гомо сапиенс. У него укороченные берцовые кости и, соответственно, низкий круральный индекс, подбородочный выступ почти не заметен, а на сохранившихся фрагментах затылочной кости просматривается часть надынионной ямки. Однако по большинству остальных анатомических характеристик он не отличается от современных людей. Одни антропологи охотно признают, что такое сочетание признаков могло быть последствием гибридизации (пусть даже отдалённым во времени от неё самой)[284], другие с этим не согласны, полагая, что мальчик из JIarap Вельо по всем анатомическим параметрам вполне вписывается в рамки вариабельности, обычные для нашего вида[285].

Давно замечено также, что на черепах гомо сапиенс из Центральной Европы, датируемых началом верхнего палеолита, нередко встречаются признаки, отсутствующие у их африканских и ближневосточных сородичей, но обычные для неандертальцев[286]. Факты такого рода свидетельствуют как будто в пользу присутствия неандертальского анатомического компонента у части европейцев ранней поры верхнего палеолита, а наиболее простым и правдоподобным объяснением такого присутствия является гибридизация. По мнению американского антрополога Э. Тринкэуса, вообще все скелетные останки первых гомо сапиенс в большинстве районов земли, идёт ли речь о Северной Африке, Центральной Европе, Западной Европе или Восточной Азии с Австралией, несут те или иные архаичные черты. Понять особенности морфологии ранних людей современного анатомического типа, полагает Тринкэус, можно, лишь допустив ту или иную степень смешения с автохтонными популяциями более «архаичных» гоминид[287]. Оппонентов, однако, эти аргументы не убеждают. Они твёрдо стоят на своём, на каждый довод отвечая контрдоводом, или отбиваясь афоризмами. Например: «Как одна случайная ласточка совсем ещё не делает лета, так и выступающий затылок на черепе кроманьонца (или германца исторического времени) не делает и никогда не сделает из него гибрида с неандертальцем»[288].

user posted image

Рис. 11.8. Треугольные двусторонне обработанные наконечники с вогнутым основанием: 1 — Костенки 1/V(по А. Н. Рогачеву); 2 — Гординешты (по Н. А. Кетрару); 3 — Пролом 1 (по Ю. Г. Колосову); 4 — Тринка 3 (по Н. А. Кетрару). Верхнепалеолитические наконечники из Костенок и Гординешт сделаны гомо сапиенс, а вот изготовителями среднепалеолитических наконечников из Пролома и Тринки были, скорее всего, неандертальцы.

Возразить на это, в общем-то, нечего, но коль скоро уж речь зашла о германцах с неандертальским затылком, было бы грешно не упомянуть то редко упоминаемое обстоятельство, что иногда отдельные анатомические

особенности, свойственные в гораздо большей степени неандертальцам, нежели гомо сапиенс, действительно, довольно чётко прослеживаются даже на антропологических находках голоценового возраста (напомню, что голоценом называют последние 10 тыс. лет геологической истории Земли). Наиболее известный пример тому — лобная кость из Ханёферзанда на севере Германии, найденная в 1973 г. вне археологического контекста и по ошибке или в результате фальсификации получившая радиоуглеродную дату порядка 36 тыс. лет. Последующая проверка показала, что действительный возраст этой находки составляет около 7500 лет, но неандерталоидные черты, включая массивность, сильно развитый надглазничный рельеф и ряд метрических характеристик, которые первоначально послужили основанием для интерпретации её как «переходной» или «гибридной», от передатирования никуда не исчезли[289]. Эти же черты, усугубляемые ещё и сильно выступающими носовыми костями, зафиксированы на найденном в 1997 г. неолитическом черепе из грота Рипаро делла Росса в центральной части Италии[290]. Среди антропологических находок с неолитической стоянки Стржелице в Южной Моравии выделяется своей не совсем обычной морфологией обломок затылочной кости взрослого мужчины. Кроме очень большой толщины, он характеризуется ещё и наличием хорошо выраженного затылочного валика. По словам чешского антрополога Я. Елинека, «если бы этот фрагмент был найден сам по себе (т. е. вне неолитического контекста. — J1. В.), его, несомненно, определили бы как неандерталоидный»[291]. В той же работе Елинек упоминает ещё ряд похожих находок из Центральной и Восточной Европы, и в том числе голоценовый череп из Рюнды в Германии, который первоначально рассматривался как неандертальский.

Небольшой раздел, посвящённый подобным находкам, есть в книге Г. Вейнерта «Происхождение человечества». Он так и называется: «Современные неандертальские формы». Вейнерт упоминает, в частности, лобную кость из Подкумка под Ростовом-на-Дону («здесь налицо не неандертальский период, но, конечно, неандертальская форма»), лобную кость из окрестностей Хвалынска в среднем течении Волги («совершенно сходная с подкумской»)[292] и ряд находок из Германии предположительно послеледникового возраста, но с развитыми надбровными дугами. Он заключает, что «на сегодняшний день всё же приходится признать, что признаки неандертальцев ещё не окончательно исчезли. И хотя сам неандерталец исчез ещё до окончания ледникового периода, он всё же должен был принимать участие в развитии «современного человечества»[293].

Ещё до Вейнерта, в самом начале прошлого века, о неандерталоидных признаках на голоценовых — и в том числе современных — черепах много писал польский антрополог К. Столыгво, считавший наличие таких черт свидетельством видового единства двух форм гоминид и полемизировавший по этому вопросу с Г. Швальбе[294]. Интересные работы близкой тематики были и у отечественных исследователей[295].

Я вспоминаю всё это вовсе не для того, чтобы намекнуть читателю, что, мол, неандертальцы ещё могут быть среди нас, и призвать его к бдительности[296]. Я также далёк от мысли, что лобная кость из Ханёферзанда или затылочная из Стржелице являются «железными» доказательствами гибридизации. Тяжёлые надбровья, толстые кости свода черепа и прочие черты, кажущиеся нам архаичными, вполне могли появиться у современных людей независимо, тем более что и встречаются они не только там, где сапиенсы могли сосуществовать и скрещиваться с неандертальцами, но и в регионах, никогда не являвшихся частью ареала последних (например, в Австралии). И всё же факты такого рода заслуживают внимания. Случайно ли, например, то обстоятельство, что чаще всего сообщения о поздних черепах с архаичными признаками поступали из Центральной и Восточной Европы? Ответа на этот вопрос у меня нет, но есть некоторые чисто археологические наблюдения, которые, возможно, пригодятся для его решения.

Конечно, археология в силу специфики своего объекта изучения — вещественных древностей — не может прямо решать вопрос о том, была гибридизация или нет. Зато она даёт основания предполагать существование в отдельных регионах культурной преемственностн между неандертальцами и анатомически современными людьми. Одним из таких регионов, возможно, была Восточная Европа. Не исключено, что здесь гомо сапиенс верхнего палеолита восприняли и продолжили развивать некоторые традиции, заложенные в среднем палеолите их предшественниками-неандертальцами, например, традицию изготовления треугольных двусторонне обработанных наконечников с вогнутым основанием (рис. 11.8). В верхнем палеолите региона такие наконечники — их называют наконечниками стрелецкого типа — встречаются от Прута до Дона и от Азовского моря до Камы. Они представлены многими десятками экземпляров. В среднем палеолите их гораздо меньше: сейчас известно всего три или четыре экземпляра, но при этом все они найдены в южной части ареала стрелецких наконечников и, главное, полностью отсутствуют за его пределами (рис. 11.9). Столь близкое совпадение формы и ареала и позволяет ставить вопрос — но пока не более того — о возможности культурной преемственности[297].

user posted image

Рис. 11.9. Карта археологических памятников, где были найдены треугольные двусторонне обработанные наконечники с вогнутым основанием.

Оснований ставить тот же вопрос для Центральной Европы, на мой взгляд, недостаточно, но тем не менее некоторые чешские археологи пытались сделать это, указывая на отдельные аналогии между селетом (центральноевропейская индустрия, связываемая обычно с неандертальцами) и граветтскими комплексами региона[298]. Для полноты картины добавлю, что похожая гипотеза предлагалась и для северо-запада Европы[299]. Кстати, как ни странно, в качестве археологических примеров контактов между аборигенным и пришлым населением Европы и Ближнего Востока в начале верхнего палеолита пока можно привести лишь несколько случаев вероятного восприятия анатомически современными людьми неандертальских традиций, а не наоборот. Может быть, преимущество гомо сапиенс перед конкурентами как раз в том и состояло, что они были более открыты в культурном плане и не гнушались перенимать то полезное, что видели у других? Этот вопрос позволяет нам плавно перейти к следующей и последней из тем, рассматриваемых в этой книге, а именно к выяснению причин исчезновения неандертальцев.

Литература

Происхождение и расселение Homo sapiens: Козинцев 1994, 2009; Оппенгеймер 2004; Brauer 2008; Klein 1992, 1995, 2008; Lahr and Foley 1998; Mellars 2006; Liu et al. 2006; Oppenheimer 2009; Pearson 2004; Rightmire 2008, 2009; Stringer 2002; Tattersall 2009; Weaver and Roseman 2008.

Верхнепалеолитическая революция: Вишняцкий 2008; Bar-Yosef2002; D'Errico 2003, 2007; McBrearty and Brooks 2000; Roebroeks 2008.

Проблема гибридизации: Беневоленская 1996; Козинцев 2003,2004а; Green et al. 2010; Hawks 2006; Hawks and Cochran 2006; Herrera et al. 2009; Holliday 2006; Lukacs 2001; Serre and Paabo 2006; Smith 2010; Trinkaus and Zilhao 2002; Wolpoff2009; Zilhao 2006.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Глава 12. ПЛОДИТЕСЬ И РАЗМНОЖАЙТЕСЬ!

Тот факт, что после нескольких тысяч лет сосуществования двух видов неандертальцы исчезли, а гомо сапиенс, напротив, размножились и расселились почти по всей земле, уже сам по себе неопровержимо доказывает, что в чём-то последние имели преимущество, или, по крайней мере, оказались более удачливыми. Однако в чём именно — пока остается загадкой. На этот счёт высказывалось и высказывается множество предположений, от совершенно фантастических, игнорирующих и здравый смысл, и факты, до вполне правдоподобных и солидно обоснованных, но и те, и другие одинаково плохо поддаются проверке. Вообще обилие одновременно существующих гипотез — верный признак того, что проблема далека от разрешения.

Итак, почему исчезли неандертальцы? Первый ответ, который приходит в голову: их истребили. Этому объяснению — назовём его «гипотезой геноцида» — видимо, принадлежит исторический приоритет перед всеми остальными. Простое и находящее так много аналогий в недавней истории человечества, когда колонизаторы полностью или почти полностью стирали с лица земли коренное население весьма обширных территорий (Тасмания, Малые Антильские о-ва, многие районы Северной Америки, Австралии и т. д.), оно было очень популярно уже в начале прошлого века. О прямом истреблении неандертальцев анатомически современными людьми писали, например, Буль, Клаач, Осборн, а также многие другие антропологи и археологи. Есть у этой точки зрения приверженцы и в наше время. Один из них, американский антрополог И. Таттерсол, дал своей научно-популярной книге о неандертальцах подзаголовок, в котором назвал их вымирание загадочным[300], но из текста явствует, что на самом деле ничего загадочного для него в этом явлении нет, всё объясняется очень просто — целенаправленным уничтожением одного вида людей другим.

Как мы увидим ниже, фактов, которые подтверждали бы гипотезу геноцида и уничтожения одного вида другим, пока нет. Поэтому, а также в силу общих представлений о характере взаимодействия пришлых и автохтонных человеческих популяций в историческое время, мне гораздо более правдоподобной кажется картина, которую рисуют в своей совместной книге английские исследователи антрополог Б. Стрингер и археолог К. Гэмбл. По их мнению, скорее всего, в разных районах Европы и на разных этапах её заселения сапиенсами отношения у пришельцев с аборигенами складывались тоже по-разному, причём можно представить очень широкий спектр вариантов, от непримиримой вражды до тесного сотрудничества с массой переходных форм между этими полюсами[301]. Действительно, где-то они могли бояться и избегать друг друга, а где-то, наоборот, искать друг у друга помощи и иногда даже — почему бы и нет? — заключать альянсы, направленные против себе подобных, так, как это делали, например, древнерусские князья, вступая в союзы с половцами и наводя кочевников на своих единоверцев, а очень часто и на родственников.

Но вернёмся к гипотезе геноцида. Что же, по мнению её сторонников, позволило сапиенсам справиться с европейскими аборигенами — неандертальцами? А то же самое, что обеспечило успех колонизаторам Нового времени на покоряемых ими островах и континентах: они были умнее (ну или, во всяком случае, хитрее), лучше организованы и обладали более совершенным оружием, чем туземцы. Не могу в очередной раз не процитировать Уэллса, который в своих «Людях-нелюдях» объяснял исход предполагаемого противостояния следующим образом: «Уступая людям в росте и стройности, неандертальцы превосходили их весом и силой, но они были тупы, и они ходили в одиночку или по двое — по трое, тогда как люди были быстрее, сообразительнее и сплочённее — когда они сражались, то делали это сообща. Они окружали своих противников и обрушивались на них со всех сторон. Они нападали на них подобно тому, как собаки травят медведя. Они кричали друг другу, что каждый должен делать, а неандерталец, лишённый речи, не понимал их. Они двигались слишком быстро для него, и в битве были слишком изобретательны».

Когда Уэллс писал это, ни он, ни кто-либо другой ещё не знал, что по абсолютному размеру мозг неандертальцев превосходил мозг современных людей, и что первые и вторые в течение десятков тысяч лет практически ничем не отличались по уровню культурного развития. Для него тезис об умственном превосходстве гомо сапиенс был аксиомой, а для нас сегодня это скорее теорема, причём теорема, которая всё ещё остается недоказанной. Её истинность далеко не очевидна и, как я попытался показать в главе 7, не вытекает с абсолютной неизбежностью из имеющихся антропологических и археологических данных.

Английский фантаст в цитированном отрывке ничего не говорит про преимущество сапиенсов в вооружении, но это его упущение вполне исправляет другой приверженец гипотезы геноцида, американский палеонтолог и антрополог Г. Осборн. В книге «Человек древнего каменного века», изданной в том же 1921 году, что и рассказ Уэллса «Люди-нелюди», он чётко проводит мысль, что как раз превосходство в техническом оснащении и позволило «представителям новой расы» победить неандертальцев, «захватить у них главные стоянки, изгнать их из страны и уничтожить в битвах. Неандертальцы, несомненно, сражались деревянным оружием с каменными наконечниками, но нет указаний на то, чтобы они обладали луком и стрелами. В противоположность этому можно полагать, что вновь появившаяся кроманьонская раса была хорошо знакома с луком и стрелами . Таким образом, если и не доказано окончательно, то всё же вполне возможно, что кроманьонцы появились в западной Европе на заре верхнего палеолита, обладая таким оружием, которое наравне с их высокими умственными способностями и физическими качествами могло доставить им огромное преимущество в борьбе с неандертальцами»[302].

В одной из предыдущих глав уже говорилось о том, что, судя по археологическим данным, луки и копьеметалки появляются лишь во второй половине, если не в самом конце, верхнего палеолита, не раньше 20 тыс. лет назад. Если это так, то, значит, у сапиенсов, встретившихся с неандертальцами, ни того, ни другого, вопреки предположению Осборна, не было[303]. Тем не менее некоторые современные авторы тоже полагают, что именно метательное оружие дальнего действия было главным преимуществом анатомически современных людей, которое и позволило им взять верх над конкурентами, только речь при этом идёт не о луках, а о лёгких копьях и дротиках. В таком духе интерпретируется иногда характер ранения на ребре одного из шанидарских неандертальцев (Шанидар 3). Судя по некоторым особенностям отметины (паза) на кости, эта рана была нанесена лёгким метательным оружием дальнего действия, вроде дротика. Поскольку считается, что сами неандертальцы таким вооружением не обладали, высказано предположение, что в данном случае мы можем иметь дело со свидетельством межвидового конфликта[304].

Увы, выглядят подобные рассуждения крайне малоубедительно, поскольку как тезис об отсутствии лёгких копий у неандертальцев, так и тезис о наличии таковых у первых европейских сапиенсов, несмотря на всю их популярность, фактически висят в воздухе. Они основаны в большей степени не на археологических материалах, а на некоторых наблюдениях над особенностями строения плечевой кости у гоминид разных видов и сравнении их с аналогичными наблюдениями по легкоатлетам-копьеметателям. Действительно, по ряду признаков, отражающих степень нагрузки на верхнюю конечность, возникающую при метании, люди середины и конца верхнего палеолита кажутся ближе к современным легкоатлетам, чем неандертальцы[305]. Однако, во-первых, доступная для анализа выборка ископаемых материалов очень мала и выводы, как подчёркивают авторы данного исследования, далеки от окончательных, а во-вторых, даже и эти выводы никак не касаются людей ранней поры верхнего палеолита, т. е. тех, кто только и мог непосредственно сталкиваться с неандертальцами. Более того, судя по результатам сопоставления экспериментальных и палеоантропологических данных, эти люди использовали свои копья, скорее, для прямого удара, чем для метания[306]. Что же касается упомянутой раны на ребре из Шанидара, то, если она действительно нанесена дротиком, то это как раз должно рассматриваться как свидетельство наличия метательного вооружения уместных неандертальцев, поскольку никаких следов присутствия в Загросе в соответствующий период людей современного анатомического типа нет.

Впрочем, как бы там ни обстояли у неандертальцев и ранних гомо сапиенс дела с копьями и дротиками, а также луками, пращами, арбалетами, пищалями, пулемётами и ядерным оружием, абсолютно никаких фактов, которые подтверждали бы гипотезу геноцида и уничтожения одного вида другим, пока нет. Для конца среднего и начала верхнего палеолита, в отличие от мезолита и последующих эпох, когда война действительно становится обычным явлением и в неё вовлекается множество людей, не известно ни коллективных захоронений жертв боевых действий, ни хотя бы просто скоплений костей со следами насильственной смерти их обладателей. Отдельные стычки со смертельным исходом наверняка случались, свидетельством чему может являться, например, рана на черепе из Сен-Сезер, но не похоже, чтобы они перерастали в массовую резню. Да и как определить, имеем мы дело с последствиями межвидовых или внутривидовых конфликтов? Правда, уже упоминавшийся выше немецкий антрополог Герман Клаач полагал, что доказательством войны между неандертальцами и современными людьми являются находки из Крапины. «Пока что, — писал он, — это единственное место, где были обнаружены кости обоих типов людей ледникового периода, причём состояние этих костей позволяет сделать вывод, что здесь произошла битва за овладение пещерой»[307]. Однако уже современникам Клаача было ясно, что нарисованная им картина во многом фантастична, а спустя всего несколько лет она стала казаться и вовсе невероятной. «В настоящее время никто уже не думает серьёзно о "сражении при Крапине", где гориллоидные западные неандертальцы и пришедшие с востока орангоидные ориньякские люди (т. е. Homo sapiens) сражались и победители пожирали побеждённых»[308], — заметил по этому поводу не без иронии Г. Вейнерт. Если каннибализм в Крапине и имел место, подчеркнул он далее, то и съеденные, и те, кто их ел, были неандертальцами[309].

Раз уж речь у нас снова зашла о каннибализме, то уместно будет упомянуть несколько гипотез, в которых исчезновение неандертальцев связывается именно с этим явлением, тем более что недавно многие средства массовой информации объявили, будто теперь-де точно доказано — «наши» их съели. Именно так было истолковано скорыми на выводы и обобщения журналистами сообщение о том, что среди человеческих останков, найденных в ориньякском слое пещеры Jle Руа во Франции ещё в середине прошлого века, имеется фрагмент нижней челюсти с рядом неандерталоидных черт и следами порезов каменными орудиями[310]. Газеты и Интернет сразу же запестрели заголовками, уведомлявшими публику, что неандертальцы исчезли потому, что пошли на корм прожорливым сапиенсам.

На самом деле обломок, о котором идёт речь, не поддаётся точному таксономическому определению и вполне мог принадлежать человеку современного анатомического типа. Что же касается порезов, то они появились скорее всего не потому, что над костью потрудились каннибалы (вряд ли челюсть представляла для них лакомый кусочек), а вследствие попытки извлечь зубы из альвеол для последующего превращения их в подвески или бусины. Такой обычай был довольно широко распространён в рассматриваемую эпоху: перфорированные человеческие зубы найдены на четырёх (как минимум) ориньякских памятниках, в том числе и в Лe Руа[311].

А ещё есть гипотеза, будто неандертальцев подвела мохнатость. Якобы были они сильно мохнатыми, точно такими, как все другие млекопитающие, жившие в Евразии ледникового периода. Им-то самим шерсть ничуть не мешала, даже наоборот, грела, но когда по соседству объявились гомо сапиенс, запахло жареным — в самом что ни на есть прямом смысле. Почему? Послушаем автора гипотезы: «Для голодного человека, — рассуждает он, — мохнатый неандерталец был животным, следовательно — дичью. В сегодняшней Африке голодные люди питаются плотью шимпанзе и горилл. Неандертальцы, я полагаю, исчезли в Европе и Азии по той же причине, по которой исчезли мамонты: мы их съели»[312]. Опубликовано это великолепие было в журнале, называющемся «Медицинские гипотезы».

Другой автор того же журнала, тоже неравнодушный к теме каннибализма, пошёл в поисках ответа на интересующий нас вопрос иным, более извилистым путём. Он предположил, что неандертальцы пали жертвами собственных вредных привычек. Нет, никто, разумеется, не утверждал, что в один ужасный день они просто взяли, да и переели друг друга — всё гораздо хитрее. Дело в том, что обычай употреблять на обед себе подобных (и особенно их мозг) может привести к распространению в обществе, допускающем подобное безобразие, трансмиссивной губчатой энцефалопатии (ТГЭ) — смертельного и притом заразного недуга, который способен передаваться от больных людей к здоровым множеством путей, даже через каменные орудия. Заболевание имеет длительный — до десятков лет — инкубационный период, а в конечной стадии приводит к дегенерации нейронов мозга (в результате серое вещество приобретает губчатую структуру) и слабоумию с неизбежным летальным исходом.

Известны случаи, когда ТГЭ поражала значительную часть членов отдельных обществ, ставя под угрозу само их существование. В совсем недавнем прошлом такая неприятность приключилась, например, с одной из групп папуасов Новой Гвинеи, и, возможно, в глубокой древности в каких-то популяциях, в том числе и неандертальских, тоже имело место нечто подобное. Однако видеть в этом главную причину их вымирания, как делает автор рассматриваемой статьи[313], по меньшей мере странно. Для подавляющего большинства человеческих обществ, включая охотников-собирателей первобытной эпохи и современности, каннибализм был не правилом, а редким исключением, и антропологические материалы, как мы уже знаем из главы 9, не дают никаких оснований думать, что неандертальцы в этом плане отличались от остальных в худшую сторону. Если уж и искать причину смены населения в Европе в эпидемических заболеваниях, то, скорее, можно предположить, что на исход конкуренции двух форм гоминид повлияло отсутствие у неандертальцев иммунитета против какой-то тропической инфекции (или инфекций), принесённой гомо сапиенс с их прародины в Европу[314]. Конечно, это предположение пока непроверяемо и недоказуемо, но в принципе вполне вероятно, что по крайней мере отдельные популяции коренного населения в результате контактов с пришельцами могли сильно пострадать от эпидемий. Как известно, такое не раз случалось в историческое время.

Прежде чем расстаться с «Медицинскими гипотезами», остановимся ненадолго ещё на одной идее, которая была запущена в обращение со страниц этого издания. Она заключается в том, что неандертальцы — все поголовно — перемёрли, надышавшись дымом в своих плохо проветриваемых пещерах. Не сразу, конечно, не в один день умерли, а медленно, постепенно угасли, выродились. Ведь дышать воздухом, загрязнённым продуктами горения открытого огня, очень вредно — также вредно, как и курить, особенно для детей. Это может не только вызывать раздражения глаз и кожи, но и привести к эмфиземе лёгких и даже к раку. Кроме того, это тормозит развитие ребёнка, в первую очередь его мозга и иммунной системы. Последствия могут сказываться на генетическом уровне и передаваться от поколения к поколению. В общем, подорвали неандертальцы себе здоровье, просиживая и полёживая часами у костра, и это их и сгубило или, во всяком случае, явилось одним из главных факторов их вымирания[315]. Жаль, что авторы этой гипотезы не объяснили ни того, как нашим предкам, сапиенсам, которые тоже жили в пещерах и жгли там костры, удалось избежать столь же печальной участи, ни того, почему неандертальцам вдруг так резко поплохело именно 30 тыс. лет назад, хотя до этого сотни тысяч лет дым был им и их предкам нипочём.

Некоторую популярность в последние годы приобрела точка зрения, согласно которой вымирание неандертальцев было исключительно следствием похолодания и резкой дестабилизации климата в Европе и никак или почти никак не связано с экспансией анатомически современных людей. Предполагается, что взаимодействия между двумя видами, если они были, носили эфемерный характер и важность их несопоставима с важностью климатических изменений, происходивших в период от 40 до 30 тыс. лет назад[316]. Эта гипотеза—в дальнейшем я буду называть её «климатической» — совершенно игнорирует то обстоятельство, что одновременно с Европой, если не раньше, неандертальцы исчезли и на Ближнем Востоке, где климат был много мягче. Кроме того, не следует забывать, что климатические изменения — колебательный процесс, и похолоданию, наступившему в конце кислородно-изотопной стадии 3, предшествовал целый ряд подобных же эпизодов. В частности, период от 70 до 60 тыс. лет назад характеризовался ничуть не менее суровыми природными условиями (см. главу 4 и рис. 4.2), но его неандертальцы, не стеснённые тогда ещё присутствием по соседству конкурентных видов гоминид, благополучно пережили, расширив свой ареал в южном и восточном направлениях.

Крайне сомнителен и тот механизм вымирания, который постулирует в своих работах один из создателей и наиболее активных сторонников климатической гипотезы, английский биолог и палеогеограф К. Финлэйсон. По его мнению, главной причиной этого события явилось обусловленное похолоданием исчезновение лесистых ландшафтов, замещение их степями и тундрами, к которым неандертальцы якобы были совершенно не приспособлены. Ведь их существование, уверен он, на протяжении сотен тысяч лет базировалось на охоте из засады с помощью ударных копий, а в открытой местности, где засаду не устроишь, это стало невозможно. Таким образом, подобраться к дичи близко, на расстояние удара, они больше не могли, а оружия дальнего действия у них не было, да и пользоваться им они не умели. К тому же дичь теперь тоже была другая, степная и тундровая (северный олень, мускусный бык, сайга, мамонт), её требовалось преследовать, а это неандертальцам мешала делать их слишком громоздкая, непригодная для быстрых забегов и длительных марш-бросков анатомическая конструкция. «Граница неандертальской территории, — пишет Финлэйсон, — проходила там, где деревья становились слишком редкими, чтобы позволить охотиться из засады. По мере же того, как климат становился холоднее и суше, эта граница всё более угрожающе сжималась. Закрытые ландшафты быстро уступали место открытым, и у неандертальцев не оставалось иного выбора, кроме как отступать. В итоге их популяции становились всё более изолированными и разъединёнными. Следовавшие одна за другой холодные фазы постепенно подтачивали их численность, а потепления не давали возможности её полного восстановления. С каждым новым похолоданием неандертальцев становилось всё меньше, пока однажды их не осталось так мало, что восстановление стало невозможно. Последовало вымирание»[317]. То есть, по логике автора цитированной работы, получается, что будь у неандертальцев дротики и научись они охотиться на открытой местности, то исчезновение им бы не грозило. Но что же тогда мешало им обзавестись первыми и освоить второе? Неужели их могучее сложение? Это остаётся совершенно непонятным. Подозреваю, что не знает этого и сам Финлэйсон, который в других местах своей интереснейшей книги в полной мере отдаёт должное интеллекту неандертальцев и их адаптивному потенциалу.

Палеогеографические факторы нередко привлекают для объяснения вымирания неандертальцев и исследователи, не отрицающие участия в этом процессе гомо сапиенс и даже придающие их наступлению ключевое значение. Например, английский археолог П. Мелларс не раз писал о том, что климатические колебания середины позднего плейстоцена должны были повлиять на исход соперничества неандертальцев и гомо сапиенс, но, по его мнению, решающую роль здесь сыграли не похолодания, а потепления[318]. Ведь именно в эти периоды создавались условия, к которым пришельцы с юга были хорошо приспособлены. Кроме того, эти же потепления могли повлечь за собой дестабилизацию адаптаций коренного населения Европы, т. е. неандертальцев, и его полный или частичный уход из ряда районов, что должно было ещё более облегчить для гомо сапиенс освоение европейского континента и, прежде всего, его средиземноморского побережья. Особую роль в описываемых событиях Мелларс отводил потеплению, которое он датировал интервалом 38—41 тыс. лет назад. Именно в течение этого потепления, по его мнению, создались наиболее благоприятные условия для распространения людей современного физического типа на значительной части Европы[319].

На примере гипотез Финлэйсона и Мелларса видно, что при нынешнем состоянии наших знаний палеогеографические данные могут с одинаковой лёгкостью использоваться для обоснования прямо противоположных точек зрения. Как заметил по этому поводу французский археолог Ф. д'Эррико, неандертальцы и люди современного анатомического типа выступают, в зависимости от теоретических предпочтений того или иного автора, то как холодолюбивые, то как теплолюбивые гоминиды, а одни и те же события в их биологической и культурной истории объясняются то потеплениями, то похолоданиями[320]. Это и не удивительно. При существующем разнообразии датировок одних и тех же климатических стадий можно найти варианты, отвечающие любым археологическим или антропологическим построениям.

Какую-то роль в вымирании неандертальцев сыграли, возможно, некоторые их анатомо-физиологические особенности, приобретшие в условиях жёсткой конкуренции двух экологически близких видов негативное значение. Одной из таких особенностей могла быть, например, слишком большая по сравнению с гомо сапиенс масса тела. К тому же не будем забывать, что массу эту приходилось носить на сравнительно коротких ногах. И то и другое требовало повышенных затрат энергии на передвижение, а для компенсации этих затрат приходилось расходовать дополнительное время (а значит, и энергию тоже) на добывание пищи. В условиях соперничества за одни и те же ресурсы это могло дать людям современного физического типа, с их «облегченной» анатомической конструкцией, определённое преимущество. По приблизительным, но в целом, видимо, вполне реалистичным оценкам, из-за различий в массе тела и длине конечностей средний неандерталец должен был «сжигать» в день на 200—350 килокалорий больше, чем средний гомо сапиенс верхнего палеолита[321]. Если взять для сравнения данные по современным охотникам-собирателям высоких широт, например эскимосам, то это составит примерно 6—10% их дневного энергетического бюджета (3670 килокалорий для мужчин-охотников[322]), что не так уж мало. Правда, не исключено, что в гористых ландшафтах, которые как раз и предпочитали неандертальцы, их укороченные по отношению к бедру голени, наоборот, давали им некоторое преимущество перед длинноногими конкурентами, позволяя экономить силы при ходьбе по наклонным поверхностям[323].

По мнению некоторых исследователей, причиной исчезновения неандертальцев могла стать их слишком однообразная диета — калорийная, но состоявшая в основном из продуктов животного происхождения[324]. Как уже говорилось в главе 5, неандертальцы (по крайней мере, европейские) находились почти на самой вершине трофической цепи, т. е. были среди наиболее плотоядных хищников. Мясо занимало в белковой составляющей их рациона примерно такое же место, какое оно занимает в рационе волков и гиен, причём эта их характеристика весьма постоянна в пространстве и во времени. Характер питания, как известно, оказывает большое влияние на успешность вынашивания плода, а также на смертность в младенческом и вообще раннем возрасте. Важно, чтобы питание было не просто достаточным с энергетической точки зрения, т. е. калорийным, но ещё и разнообразным, богатым витаминами и различными микроэлементами. Разнообразие и сбалансированность рациона способствуют снижению материнской и младенческой смертности, обеспечивают более высокую среднюю продолжительность жизни. По всем этим параметрам неандертальцы, как предполагается, должны были проигрывать гомо сапиенс, которые в равной мере отдавали должное и животной, и растительной пище. Однообразие рациона вело к дефициту в организме неандертальских женщин ряда важных элементов, таких, например, как витамины А, С и Е, а это в свою очередь имело следствием большую частоту выкидышей и мертворождений, а также высокую младенческую смертность. Если всё это действительно было так, то даже при прочих равных условиях на стороне гомо сапиенс могло оказаться демографическое преимущество, достаточное для того, чтобы решить исход конкуренции двух видов в их пользу. Согласно расчётам демографов, всего лишь двухпроцентная разница в смертности между популяциями неандертальцев и анатомически современных людей привела бы к полной смене первых вторыми за приблизительно 30 поколений или 1000 лет[325].

К сожалению, однако, у изложенной гипотезы — назовём её «гастрономической» — есть по крайней мере два слабых места, которые в значительной степени сводят на нет усилия, затраченные на её разработку. Во-первых, она основана на сопоставлении данных по неандертальцам с данными по людям граветтского времени, т. е. середины, а не начала верхнего палеолита. Это серьёзно ослабляет аргументацию, поскольку нельзя исключить, что и по характеру питания, и по связанным с ним демографическим параметрам люди середины верхнего палеолита отличались от первых гомо сапиенс Европы так же, как и от неандертальцев. Во-вторых, характер питания неандертальцев в данном случае реконструируется исключительно по данным изотопных анализов, а они, как мы помним, характеризуют лишь происхождение белковой составляющей рациона. Этого совершенно недостаточно, чтобы утверждать, что растительную пищу, или, скажем, рыбу или морских моллюсков, неандертальцы не ели. Судя по приводившимся выше археологическим данным — ели, и было бы очень странно, окажись это не так. Ведь рыбу без труда добывают и едят даже медведи, а моллюсками любят и умеют полакомиться некоторые приматы. Например, макаки, живущие на островах в Индийском океане, весьма ловко управляются с устрицами.

Таким образом, «гастрономическая» гипотеза скорее всего неверна. Тем не менее сама по себе идея, согласно которой вымирание неандертальцев было предопределено, прежде всего, демографическими факторами, или, попросту говоря, численным превосходством гомо сапиенс, кажется вполне правдоподобной. Далеко не новая и очень простая, она, на мой взгляд, остаётся наиболее перспективной. В самом деле, откуда бы ни пришли первоначально люди современного анатомического типа в Европу — с юга или с востока — их исходный ареал (Африка, к которой затем добавились ещё и субтропические районы Азии) по площади был в несколько раз больше ареала неандертальцев, а его естественная несущая способность, или, как ещё говорят, демографическая ёмкость, была во много раз выше. Следовательно, демографический потенциал гомо сапиенс должен был значительно превышать демографический потенциал неандертальцев, что и сыграло, вероятно, решающую роль, когда первые начали расселяться в северном и северо-западном направлении.

Нельзя, конечно, полностью исключить (как нельзя пока и доказать), что новоявленные европейцы афро-азиатского розлива брали не только числом, а и умением, что они были несколько лучше организованы, лучше оснащены технически, имели более разнообразный арсенал средств и способов жизнеобеспечения. Однако даже при прочих равных условиях неандертальцы в силу разницы демографических потенциалов всё равно были бы обречены. Всё, что раньше принадлежало им одним, приходилось теперь волей-неволей делить с «другими», причём «других» этих становилось всё больше, и требовалось им тоже всё больше и больше, а привычки спрашивать на что-либо разрешение у них не было. Оскудевали охотничьи угодья, затруднялся доступ к привычным источникам сырья и иным жизненно необходимым ресурсам, а в некоторых районах почти невозможно становилось найти мало-мальски приличную свободную квартиру (пещеру). Пришельцы устраивали ловушки на дичь в неположенных местах, растаскивали запасы кремня, бесцеремонно селились, где хотели, а бывшие хозяева теснились «по углам» и вообще терпели всяческие лишения. Управы на «понаехавших» искать было негде.

Этнография знает множество подобных историй. Некоторые из них, если дать волю воображению, довольно легко экстраполировать на интересующий нас период. Вот, например, как американский антрополог Д. О'Коннел описывает ситуацию, в которой оказались охотники-собиратели племени хадза, когда на занимаемых ими землях начали хозяйничать скотоводы-датога. «Я проводил, — рассказывает О'Коннел, — этноархеологические исследования на одном из поселений в бассейне Эяси (северная Танзания), в затопляемой в сезон паводков озёрной местности, где охотники хадза часто устраивали засады на крупную дичь. Моими проводниками были Б. и Г. — мужчины-хадза в возрасте тридцати с лишним лет. По прибытии на место мы застали там человека из одной из семей скотоводов датога, недавно поселившихся в этом районе. Он копал колодец. После обмена приветствиями, я отошел в сторону от остальных, чтобы сделать кое-какие записи. Однако разговор, слышавшийся за моей спиной, явно принимал опасный оборот. Б. и Г. начали бранить датога за колодец, который он рыл, за все прочие колодцы, выкопанные им и его соплеменниками в этой части страны хадза за последние два десятка лет, а также за ущерб, наносимый колодцами и скотом диким растениям и животным, играющим ключевую роль в жизнеобеспечении хадза. Оглянувшись, я увидел, что ситуация достигла критической точки. Датога стоял по колено в колодезной яме, его лук и стрелы лежали на земле поблизости, в пределах досягаемости. Б. и Г. с оружием в руках находились примерно в десяти футах от него, расположившись таким образом, что он не мог посмотреть на одного из них без того, чтобы не повернуться спиной к другому. Казалось, малейший неверный шаг — и полетят стрелы. Это был бы не первый случай, когда споры такого рода оканчивались очень плохо. Не желая быть свидетелем подобного происшествия, я кашлянул, чтобы привлечь внимание своих спутников, и стал медленно удаляться в том направлении, откуда мы пришли. Прежде чем повернуть за мной, Б. и Г. какое-то время осторожно пятились спиной вперёд, не переставая при этом кричать на датога»[326].

Что хадза делать в этой ситуации? Нападать на датога, убивать и изгонять их? Но, во-первых, это может дорого стоить самим хадза, а во-вторых, даже если такие действия на первых порах и дадут какой-то эффект, в долгосрочной перспективе они бессмысленны, поскольку на смену убитым и изгнанным придут их соплеменники, а хадза слишком малочисленны, чтобы без конца воевать. Остаётся либо отступать всё дальше вглубь своей территории, либо как-то приспосабливаться к существованию в чуждом окружении, перенимать образ жизни датога, в конце концов, смешиваться с ними. Думаю, что перед таким же точно выбором оказались в своё время и неандертальцы.

В процессе «передела» неандертальской территории между её старыми и новыми хозяевами не раз могли возникать конфликты, подобные только что описанному, и их участники тоже, наверно, не долго раздумывали, прежде чем схватиться за оружие. Однако, как уже говорилось, вряд ли дело так уж часто доходило до кровопролития, во всяком случае, массового. Просто одни постепенно множились и занимали всё больше жизненного пространства, а другие либо отступали, если было куда, либо сливались с пришельцами, если те им это дозволяли, либо, если и то, и другое оказывалось невозможным, вымирали. Постепенно аборигены (неандертальцы), не способные вследствие своей малочисленности противостоять «захватчикам» (гомо сапиенс), были частично ассимилированы, частично, возможно, уничтожены, а те, кому удалось избежать этой участи, оказались вытесненными на окраины ойкумены. Там они просуществовали в изоляции ещё несколько сотен, или, скорее, тысяч лет, пока где-то среди скал Гибралтара или в горах Крыма не окончил свой век последний неандерталец.

Литература

Причины исчезновения неандертальцев: Рогинский 1985; Banks et al. 2008; D'Errico and Goni 2003; Finlayson 2004, 2009; Gat 1999; Horan et al. 2005; Pettitt 1999; Snodgrass and Leonard 2009; Stringer 2006; Vandermeersch 1989; Weniger 2008.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Неандертальцы не были нашими прямыми предками, но тем не менее у нас с ними очень много общего. Хотя судьба их сложилась неудачно, и они давным-давно исчезли с лица Земли, называть их тупиковой ветвью эволюции, по моему мнению, столь же неверно, как неверно применять этот эпитет по отношению, скажем, к коренному населению Тасмании и другим первобытным популяциям людей, уничтоженным в результате европейской колонизации. Скорее, неандертальцев следует считать «дублёрами» гомо сапиенс, или, образно выражаясь, резервной версией «венца творения», запасным вариантом эволюции. Возникнув примерно одновременно, но в разных частях света, эти два вида — Homo sapiens и Homo neanderthalensis — представляли собой, по сути, альтернативные человечества, которые довольно долго, многие десятки тысяч лет, сосуществовали, причём в отдельных районах буквально бок о бок.

Да, в конце концов неандертальцы вымерли. И все же их крах и триумф вида гомо сапиенс — это лишь один из вероятных сценариев эволюции, ставший реальностью в силу определённого стечения обстоятельств. Было так, но могло быть иначе, и хотя обычно мы склонны представлять собственную эволюционную историю как движение по единственно возможному пути к единственно возможному финалу, на деле она представляет собой историю выбора — выбора одного варианта дальнейшего движения из многих, открывавшихся на разных этапах развития. Попробуем посмотреть на неандертальцев именно с этой точки зрения — как на пусть и не сделанный, но всё же возможный, или, точнее, бывший некогда возможным, выбор. Как на несостоявшееся человечество.

Рассказывая на предыдущих страницах об эволюции, культуре и истории неандертальцев, я старался показать, что различия между ними и нами далеко не столь велики, как принято думать. Внешне, конечно, они были не очень на нас похожи, и потому могут рассматриваться как отдельный вид, но вот во всём остальном — от технологий производства орудий и способов добывания средств существования до отношения к себе подобным, к живым и умершим сородичам — на первый план выходит именно сходство. Создаётся впечатление, что в тех областях деятельности, о которых можно составить хоть какое-то представление по антропологическим и археологическим данным, неандертальцы практически ни в чём не уступали гомо сапиенс. Речь, конечно, не о современных людях с их компьютерами, ядерным оружием и полётами в космос, а о наших средне- и верхнепалеолитических предках. Даже тезис об интеллектуальном превосходстве палеолитических гомо сапиенс над их современниками, до сих пор воспринимаемый большинством из нас как нечто само собой разумеющееся, в свете накапливающихся данных теряет былую аксиоматичность. Превратить же его в теорему пока не удаётся из-за отсутствия сколько-нибудь убедительных доказательств.

Всё это, конечно, может быть следствием ущербности ископаемых материалов, которые редко говорят сами за себя и обычно допускают несколько интерпретаций, в том числе и взаимоисключающих, но может быть просто отражением того обстоятельства, что особых различий на самом деле не было. Если верно последнее, — а я думаю, что так оно и есть, — то нельзя исключить, что, не исчезни неандертальцы с лица Земли 25—30 тыс. лет назад, они продвинулись бы в культурном отношении много дальше, чем это имело место в действительности.

Каким было бы сейчас человечество, окажись на месте гомо сапиенс неандертальцы? Многие думают, что в этом случае развитие культуры не пошло бы дальше того, что было достигнуто в палеолите, и цивилизация никогда бы не возникла. Есть, однако, и иная точка зрения. Например, по мнению канадского писателя-фантаста Роберта Сойера неандертальцы, дай им судьба такой шанс, сумели бы не только совершить «неолитическую революцию», но и создали бы цивилизацию, в техническом отношении не уступающую нашей, а в социальном плане даже отчасти её превосходящую[327]. Очевидно, что точка зрения Сойера, хорошо знакомого с антропологическими и археологическими открытиями последних лет, вполне согласуется с теми заключениями, к которым мы пришли в предыдущих главах. Поэтому, хотя речь в данном случае идёт о фантастическом романе, мне предлагаемая в нём версия ответа на заданный вопрос не кажется совсем уж фантастической.

Почему история выбрала нас, а не их? Всё больше исследователей приходит сейчас к мысли, что важную, если не определяющую роль, здесь сыграла простая случайность. В предыдущей главе я приводил пространную цитату из последней книги К. Финлэйсона, чтобы с ним поспорить, а на этот раз процитирую его, чтобы полностью с ним согласиться. «Удача, — пишет он, — выпала людям, которые находились в нужное время в нужном месте, — пусть тогда они и не знали об этом. Другие же оказались не столь везучими и потому не могут разделить сегодня с нами нашу историю. Но всё легко могло сложиться совершенно иначе: один небольшой поворот фортуны, и уже потомки неандертальцев спорили бы сейчас о судьбе тех, других людей, что жили в давние времена. Мы обязаны своим существованием серии событий, в которых случай играл огромную роль»[328].

В самом деле, в чём заключалось главное преимущество палеолитических сапиенсов над конкурентными видами гоминид вообще и неандертальцами, в частности? Скорее всего, в многочисленности, да ещё, может быть, в несколько облегчённой анатомической «конструкции». Чему наши предки были обязаны и тем, и другим? Конечно же, случайности, то есть удачно «выбранному» месту происхождения! Родиной нашего вида были саванны Восточной Африки, к которым в ходе последующего расширения его ареала добавились ещё саванны южной и северной частей этого континента, а также огромные пространства тропической и субтропической Азии. Эти регионы, многократно превосходившие «обкусанную» ледниками Европу и по площади, и по богатству биоресурсами, во-первых, имели неизмеримо более высокую демографическую ёмкость, а во вторых, не требовали от своих обитателей тех анатомических «наворотов» в виде излишеств костной и мышечной массы, которыми вынуждены были обзавестись неандертальцы. Двух названных обстоятельств оказалось вполне достаточно, чтобы позволить «южному человечеству» поглотить «северное», растворить его в себе почти без следа и получить тем самым монопольное право распоряжаться Землёй и историей.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ЛИТЕРАТУРА

Алексеев В. 77. Гоминиды второй половины среднего и начала верхнего плейстоцена Европы // Ископаемые гоминиды и происхождение человека / под ред. В. В. Бунак. М.: Наука, 1966. С. 142-181.

Алексеев В. 77. От животных — к человеку. М.: Советская Россия, 1969.

Алексеев В. 77. Человек: эволюция и таксономия. М.: Наука, 1985.

Алёкшин В. А. Мустьерские погребения Западной Европы // АВ. 1995. N 4. С.188-216.

Алёкшин В. А. Неандерталь, Крапина, Монте Чирчео. Ритуалы в среднем палеолите // АВ. 1998. N 5. С. 241-249.

Анучин Д. Н. К вопросу о древнейших людях // Природа. 1916. N 7-8. С. 842-874.

Аугуста Й. Великие открытия. М.: Мир, 1967.

Барышников Г. Ф. Мумия леопарда из пещеры ловушки в горах Кугитангтау // БМОИП (отд. биол.). 1987. N 4. С. 21-26.

Барышников Г. Ф. Медвежьи (Carnivora, Ursidae). СПб.: Наука, 2007.

Бахолдина В. ТО., Ковылин В. А. Морфология параназальной области Homo heidelbergensis, Homo neanderthalensis и Homo sapiens II HAKA. 2005. N 3. С.172-198.

Беневоленская Ю. Д. Морфологические проявления феномена смешения на черепе и неандертальская проблема // ВеА. 1996. N 2. С. 216-226.

Беневоленская Ю. Д., Хрисанфова Е. Н. К сравнительной характеристике ключицы и трубчатых костей неандертальского и современного человека // В А. 1961. N 6. С. 129-133.

Борзенкова И. И. Изменение климата в кайнозое. СПб.: Гидрометеоиздат, 1992.

Борисковский 77. И. Древнейшее прошлое человечества. Л.: Наука, 1979.

Бужилова А. 77. Homo sapiens: история болезни. М.: Языки славянской культуры, 2005.

Бунак В. В. Череп человека и стадии его формирования у ископаемых людей и современных рас. М.: Изд-во АН СССР (Труды Института этнографии 49), 1959.

Бурлак С. А. Происхождение языка: Новые материалы и исследования: Обзор. М.: ИНИОН, 2007.

Бурлак С. А. Происхождение языка: Факты, исследования, гипотезы. М.: Corpus, 2011.

Васильев С. А., БозинскиГБредлиБ. А., ВшиняцкийЛ. Б., Гиря Е. Ю., Грибченко Ю. НЖелтова М. НТихонов А. Н. Четырехъязычный (русско-англо- франко-немецкий) словарь-справочник по археологии палеолита. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2007.

Васильев С. В. Неандертальцы и неандерталоидность // Доисторический человек. Биологические и социальные аспекты / под ред С. В. Васильева. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2006. С. 121-170.

Вейнерт Г. Происхождение человечества. М.; Л.: Государственное издательство биологической и медицинской литературы, 1935.

Вишняцкий Л. Б. Новое объяснение натурализма пещерной живописи // Природа. 1999. N5. С. 117-118.

Вишняцкий JI. Б. Происхождение языка: современное состояние проблемы (взгляд археолога) // ВЯ. 2002. N 2. С. 48-63.

Вишняцкий Л. Б. Человек в лабиринте эволюции. М.: Весь мир, 2004.

Вишняцкий Л. Б. Введение в преисторию. Изд. 2-е. Кишинёв: Высшая антропологическая школа, 2005а.

Вишняцкий Л. Б. История одной случайности или происхождение человека. Фрязино: Век 2, 20056.

Вишняцкий Л. Б. О возможных случаях культурной преемственности между Homo neanderthalensis и Homo sapiens //ЗИИМК. 2007. N 2. С. 166-181.

Вишняцкий Л. Б. Культурная динамика в середине позднего плейстоцена и причины верхнепалеолитической революции. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2008.

Вишняцкий Л. Б. Когда и зачем людям понадобились вещественные символы длительного хранения // Homo aestheticus / под ред. Е. А. Окладниковой. СПб.: Астерион, 2009. С. 140-147.

Войно М. С. Современное состояние проблемы пресапиенса// САн. 1959. N 1. С. 113-122.

Герасимова М. М. Европейские неандертальцы: обзор гипотез к 150-летию палеоантропологии // Доисторический человек. Биологические и социальные аспекты / под ред. С. В. Васильева. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2006. С. 93-120.

Голованова Л. В. Костяные орудия в среднем палеолите Северо-Западного Кавказа // XXIV «Крупновские чтения» по археологии Северного Кавказа. Нальчик, 2006. С. 61-63.

Гремяцкий М. А. Проблема промежуточных и переходных форм от неандертальского типа человека к современному // УЗМГУ. 1948. 115. С. 33-77.

Дебец Г Брюнн-Пшедмост, Кро-Маньон и современные расы Европы // АЖ. 1936. N3. С. 310-322.

Деревянко А. 77., Маркин С. В., Васильев С. А. Палеолитоведение: введение и основы. Новосибирск: Наука, 1994.

Дробышевский С. В. Предшественники. Предки? Часть III: Архантропы. Часть IV: Гоминиды, переходные от архантропов к палеоантропам. М.: Едиториал УРСС, 2004.

Дробышевскгш С. В. Предшественники. Предки? Часть V: Палеоантропы. М.: Комкнига, 2006.

Дробышевскгш С. В. Эволюция мозга человека. Анализ эндокраниометрических признаков гоминид. М.: ЛКИ, 2007.

Зеленин Д. К. Обычай «добровольной смерти» у примитивных народов // Памяти В. Г. Богораза (1865-1936). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. С. 47-78.

Зубов А. А. Зубная система // Ископаемые гоминиды и происхождение человека /подред. В. В. Бунак. М.: Наука, 1966. С. 360-382.

Зубов А. А. Дискуссионные вопросы теории антропогенеза // ЭО. 1994. N 6. С. 20-34.

Зубов А. А. Неандертальцы: что известно о них современной науке? // ЭО. 1999. N3. С. 67-83.

Зубов А. А. Палеоантропологическая родословная человека. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2004.

Ичас М. О природе живого: механизмы и смысл. М.: Мир, 1994.

Козинцев А. Г. Связи между коллективами позднеплейстоценовых гоминид: полицентризм и моноцентризм на современном этапе // Культурные трансляции и исторический процесс (палеолит — средневековье) / под ред. Д. Г. Савинова. СПб.: б. и., 1994. С. 8-19.

Козинцев А. Г. От среднего палеолита к верхнему: адаптация и ассимиляция (сунгирская проблема на новом этапе изучения) // АЭАЕ. 2003. N 1. С. 58 64.

Козинцев А. Г. Сунгирь: старый спор, новые аргументы // АЭАЕ. 2004а. N 1. С. 19-27.

Козинцев А. Г. Происхождение языка: новые факты и теории // Сборник статей к 140-летию кафедры общего языкознания СПБГУ. СПб.: Изд-во СПбГУ, 20046. С. 35-50.

Козинцев А. Г. Эволюционная история вида Homo sapiens в свете новых данных популяционной генетики// ВМУ, сер. XXIII, антропология. 2009. N 4. С. 64-70.

Кочеткова В. И. Эволюция мозга в связи с прогрессом материальной культуры // У истоков человечества (основные проблемы антропогенеза) / под ред. В. П. Якимов. М.: Изд-во МГУ, 1964. С. 191-243.

Кочеткова В. И. Палеоневрология. М.: Изд-во МГУ, 1973.

Констэбл Дж. Неандертальцы. М.: Мир, 1978.

Кун К. С. Климат и расы // Изменение климата / под ред. X. Шепли. М.: Изд- во иностранной литературы, 1958. С. 27-50. (Пер. с англ. изд. 1953 г.)

Куценков П. А. Психология первобытного и традиционного искусства. М.: Прогресс-Традиция, 2007.

Ларичев В. Е. Поиски предков Адама. М.: Изд-во политической литературы, 1978.

Левин М. Г. Проблема происхождения Homo sapiens в советской антропологии // КСИЭ. 1950. N 9. С. 5-14.

Любин В. Я., Беляева Е. В. Стоянка Homo Erectus в пещере Кударо 1: Центральный Кавказ. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2004.

Макдугалл Дж. Д. Краткая история планеты Земля. СПб.: Амфора, 2001. Малори Ж. Последние короли Туле. С полярными эскимосами навстречу их судьбе. СПб.: Петрополис, 2002.

Медникова М. Б. Неандертальцы и кроманьонцы: темпы роста детей и подростков // Человек, адаптация, культура / под ред. А. Н. Сорокина. М.: ИА РАН, 2008. С. 17-24.

Медникова М. Б., Добровольская М. В., Бужилова А. 77., Кандинов М. 77. Плечевая кость HOMO из Хвалынска: морфология и таксономия // АЭАЕ. 2010. N 1. С. 102-117.

Нестурх М. Ф. Происхождение человека. М.: Изд-во АН СССР, 1958. Никонов А. 77. Апгрейд обезьяны. Большая история маленькой сингулярности. М.: ЭНАС; СПб.: Питер, 2008.

Овчинников И. В., Романова Г. 77., Харитонов В. М, Гудвин В. Значение молекулярно-генетического исследования мезмайского неандертальца для палеоантропологии и генетики// ВМУ, сер. XXIII, антропология. 2009. N 1. С. 66-72.

Оппенгеймер С. Изгнание из Эдема. Хроники демографического взрыва. М.: Эксмо, 2004.

Осборн Г. Ф. Человек древнего каменного века. Среда, жизнь, искусство. Л.: Путь к знанию, 1924.

Ранов В. А., Несмеянов С. А. Палеолит и стратиграфия антропогена Средней Азии. Душанбе: Дониш, 1973.

Рогачёв А. Н. Об усложнённом собирательстве как форме хозяйства в эпоху палеолита на Русской равнине // Антропологическая реконструкция и проблемы палеоэтнографии / под ред. Г. В. Лебединской и М. Г. Рабиновича. М.: Наука, 1973. С.127-142.

Рогинский Я. Я. К вопросу о периодизации процесса человеческой эволюции // АЖ. 1936. N3. С. 346-351.

Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. Изд. 2-е. М.: Высшая школа,

Рогинский Я. Я. О причинах исчезновения неандертальцев // В А. 1985. N 75. С.10-13.

Рогинский Я. Я., Левин М. ГАнтропология. Изд. 3-е. М.: Высшая школа,

Семёнов С. А. Развитие техники в каменном веке. Л.: Наука, 1968. Семёнов Ю. И. О месте «классических» неандертальцев в человеческой эволюции // ВА. 1960. N 3. С. 46-65.

Серебряный Л. Р. Древнее оледенение и жизнь. М.: Наука, 1980. Ситник О. С. Середнш палеол1т Подшля. Льв1в: Институт украшознавства НАНУ, 2000.

Скленарж К. За пещерным человеком. М.: Знание, 1987. Смирнов Ю. А. Мустьерские погребения Евразии. М.: Наука, 1991. Соффер О. Неандертальские рефугиумы и архаичный образ жизни // SP. 2000. N 1.С. 236-244.

Степанчук В. Н. Нижний и средний палеолит Украины. Черновцы: Зелена Буковина, 2006.

Столыгво К. И. Существует ли основная разница между Homo primigenius и Homo sapiens? Варшава: Типография Варшавского учебного округа, 1913.

Столяр А. Д. Происхождение изобразительного искусства. М.: Искусство, 1985.

Ситник А. С. Гравированный рисунок на кости с мустьерской стоянки под Тернополем // Пластика и рисунки древних культур / под ред. Р. С. Васильевского. Новосибирск: Наука, 1983. С. 39-46.

Тендрякова М. В. Еще раз о социально-исторической прародине личности // Одиссей. Человек в истории. М.: Наука, 1995. С. 125-139.

Фоули Р. Еще один неповторимый вид. Экологические аспекты эволюции человека. М.: Мир, 1990.

Харитонов В. М. Сравнение масштабов различия между черепами ископаемых гоминид и современных млекопитающих // ВА. 1973. N 44. С. 142-148.

Хрисанфова Е. Н. Эволюционная морфология скелета человека. М.: Изд-во МГУ, 1978.

Хрисанфова Е. Н. Неандертальская проблема: новые аспекты и интерпретации//ВеАЗ. 1997. С. 18-34.

Черныш А. 77. Многослойная палеолитическая стоянка Молодова I // Г. И. Горецкий, И. К. Иванова. Молодова I. Уникальное мустьерское поселение на Среднем Днестре. М.: Наука, 1982. С. 6-102.

Швалъбе Г. Доисторический человек. Харьков: Книжный магазин П. А. Брейтигама, 1906.

Шер Я. А. Археология изнутри. Научно-популярные очерки. Кемерово: Кемеровский государственный университет, 2009.

Шер Я. А., Вишняцкий Л. Б., Бледнова Н. С. Происхождение знакового поведения. М.: Научный мир, 2005.

Щелинский В. Е. К изучению техники, технологии изготовления и функций орудий мустьерской эпохи // Технология производства в эпоху палеолита / под ред. А. Н. Рогачева. Л.: Наука, 1983. С. 72-133.

Эндрюс Дж. Современный ледниковый период: кайнозойский // Зимы нашей планеты / под ред. Б. Джона. М.: Мир, 1982. С. 230-281. (Пер. с англ. изд. 1979 г.)

Якимов В. 77. О двух морфологических типах европейских неандертальцев // Природа. 1949. N 10.

Якимов В. 77. Неандертальская проблема в трудах советских антропологов // САн. 1957. N2. С. 147-157.

Яцута К. 3. Неандерталоидные признаки на черепах современного человека // УЗРДГУ. 1935. N 6. С. 45-62.

Ackermann R. 7?., Smith R. J. The macroevolution of our ancient lineage: What we know (or think we know) about early hominin diversity // EB. 2007. N 34. P. 72-85.

Adovasio J\ M Soffer О., Page J. The Invisible Sex: Uncovering the True Roles of Women in Prehistory. New York: HarperCollins, 2007.

Aiello L. С. Five years of Homo floresiensis II AJPA. 2010. N 142. P. 167-179.

Aiello L Dean C. An introduction to human evolutionary anatomy. London: Academic Press, 1990.

Alemseged Z., Spoor F., Kimbel W. H., Bobe R., Geraads D., Reed D., Wynn J. G. A juvenile early hominin skeleton from Dikika, Ethiopia // Nature. 2006. N 443. P. 296-301.

Anderson-Gerfaud P. Aspects of behaviour in the Middle Palaeolithic: Functional analysis of stone tools from Southwest France // P. Mellars (ed). The Emergence of Modern Humans. Edinburgh: Edinburgh University Press, 1990. P. 389-418.

Anton S. C. Natural history of Homo erectus II YPA. 2003. N 46. P. 126-170.

D Aore G. et al. Unusual morphological features in a presumably Neolithic individual from Riparo della Rossa, Serra San Quirico (Ancona, Italy) // HOMO. 2007. N 58. 13-32.

Arambourg С. Sur l'attitude, en station verticale, de Neanderthaliens // CRASP. 1955. N240. P. 804-806.

Arensburg B. Human remains from Geula Cave, Haifa // BMSAP 14.2002.P. 141- 148.

Arensburg B., Belfer-Cohen A. Sapiens andneandertals; rethinking the Levantine middle paleolithic hominids // T. Akazawa, K. Aoki, O. Bar-Yosef (eds). Neandertals and modern humans in western Asia. New York: Plenum Press, 1998. P. 311— 322.

Arnold M. Z., Meyer A. Natural hybridization in primates: one evolutionary mechanism // Zoology. 2006. N 109. P. 261-276.

Arsuaga J. L. The Neanderthal Necklace: in Search of the First Thinkers. Chichester: Wiley, 2003.

Arsuaga J. L., GraciaAMartinez /., Lorenzo C. The Sima de los Huesos (Sierra de Atapuerca, Spain) cranial evidence and the origin of Neandertals // E. Carbonell and M. Vaquero (eds). The Last Neandertals, the First Anatomically Modern Humans. Tarragona: Universitat Rovira i Virgili, 1996. 39-49.

Arsuaga J. L., Martinez /., Gracia A., Lorenzo C. The Sima de los Huesos crania (Sierra de Atapuerca, Spain). A comparative study // JHE. 1997. N 33. 219-281.

Arsuaga J. L Martinez I. The Chosen Species. The Long March of Human Evolution. Maiden; Oxford; Carlton: Blackwell. (Transl. from 1998 Spanish ed.), 2006.

Auel J. M. 30,000 years ago: The way the world was then. A personal view // MGU. 2005. N 14. P. 87-95.

Bailey S. E. A closer look at Neanderthal postcanine dental morphology, I, The mandibular dentition // AR. 2002. N 269. P. 148-156.

Bailey S. E. Diagnostic dental differences between Neandertals and Upper Paleolithic modern humans: Getting to the root of the matter // E. Zadzinska (ed). Current Trends in Dental Morphology Research. Lodz: University of Lodz, 2005. P. 201- 210.

Bailey S. E., Hublin J.-J. Dental remains from Grotte du Renne at Arcy-sur-Cure (Yonne) // JHE. 2006a. N 50. P. 485-508.

Bailey S. Е., Hublin J.-J. Did Neanderthals make the Chatelperronian assemblage from La Grotte du Renne (Arcy-sur-Cure, France)? // K. Harvati and T. Harrison (eds). Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives. Dordrecht: Springer, 2006b. P.191-210.

Bailey S. E., Lynch J. M. Diagnostic differences in mandibular P4 shape between Neandertals and anatomically modern humans // AJPA. 2005. N 126. P. 268-277.

Bailey S. EWeaver T. DHublin J.-J. Who made the Aurignacian and other Early Upper Paleolithic industries? // JHE. 2009. N 57. P. 11-26.

Balzeau A., RougierH. Is the suprainiac fossa a Neandertal autapomorphy? A complementary external and internal investigation // JHE. 2010. N 58. P. 1-22.

Banks W. E., d`Errico F., Peterson A. Т., Kageyama M., Sima A., Sanchez-Goni M.-F. Neanderthal extinction by competitive exclusion // PLoS ONE 3 (12), e3972 (doi:10. 1371/journal. pone. 0003972), 2008.

Barker G. Prehistoric foragers and farmers in South-east Asia: Renewed investigations at Niah Cave, Sarawak // PPS. 2002. N 68. P. 147-164.

Barricman N. L., Bastian M. L., Isler К., Schaik C. P. van. Life history costs and benefits of encephalization: a comparative test using data from long-term studies of primates in the wild // JHE. 2008. N 54. P. 568-590.

Bar-Yosef O. The Upper Paleolithic revolution // ARA. 2002. N 31. P. 363-393.

Bar-Yosef О. Eat what is there: hunting and gathering in the world of Neanderthals and their neighbors // IJO. 2004. N 14. P. 333-42.

В astir M, Rosas A., Stringer C., Cuetara J. M., Kruszynski R., Weber G. W., Ross C. F., Ravosa M. J. Effects of brain and facial size on basicranial form in human and primate evolution // JHE. 2010. N 58. P. 424-431.

Bednarik R. G. The 'australopithecine' cobble from Makapansgat, South Africa // SAAB. 1998. N53. P. 4-8.

Berger L. R., de Ruiter D. J., Churchill S. E., Schmid P., Carlson K. J., Dirks P. H. G. M, Kibii J. M. Australopithecus sediba: A new species of #omo-like Australopith from South Africa // Science. 2010. N 328. P. 195-204.

Berger T. £)., Trinkaus E. Patterns and trauma among Neanderthals // JAS. 1995. N22. P. 841-852.

Bergounioux F. M. «Spiritualite» de l'Homme de Neandertal // G. H. R. von Koenigswald (ed). Hundert Jahre Neanderthaler. Cologne; Graz: Bohlau-Verlag, 1958. P. 151-166.

Bermudez de Castro J. M, Martinon-Torres M, Carbonell E., Sarmiento S Rosas A., Van der Made J., Lozano M. The Atapuerca sites and their contribution to the knowledge of human evolution in Europe // EA. 2004. N 13. P. 25-41.

Bernard A., Daux V., Lecuyer C., Brugal J.-P., Genty D., Wainer K., Gardien V., Four el FJaubert J. Pleistocene seasonal temperature variations recorded in the 5180 of Bison priscus teeth // EPSL. 2009. N 283. P. 133-143.

Binant P. La prehistoire de la mort. Les premieres sepultures en Europe. Paris: Editions France, 1991.

Bischoff J. L., Williams R. WRosenbauer R. JAramburu AArsuaga J. L Garcia N., Cuenca-Bescos G. High-resolution U-series dates from the Sima de los

Huesos hominids yields 600 (+oo, -66) kyrs: implications for the evolution of the early Neanderthal lineage // JAS. 2007. N 34. P. 763-770.

Blanc A. Some evidence for the ideologies of early man // S. L. Washburn (ed). The Social Life of Early Man. Chicago: Aldine, 1961. P. 119-136.

Blasco R. Human consumption of tortoises at level IV of Bolomor Cave (Valencia, Spain) // JAS. 2008. N 35. P. 2839-2848.

Bocherens H. Neanderthal dietary habits: Review of the isotopic evidence // J. J. Hublin and M. P. Richards (eds). The Evolution of Hominin Diets: Integrating Approaches to the Study of Palaeolithic Subsistence. Springer, 2009. P. 241- 250.

Bocherens H Drucker D. G.? Billiou Z).? Patou-Mathis M, Vandermeersch B. Isotopic evidence for diet and subsistence pattern of the Saint-Cesaire I Neanderthal: review and use of a multi-source mixing model // JHE. 2005. N 49. P. 71-87.

Воё L.-J., Heim J.-L., Honda К., Maeda S. The potential Neandertal vowel space was as large as that of modern humans // JP. 2002. N 30. P. 465-84.

Воё L.-J., Heim J.-L., Badin P., Abry C. Les Hommes de Neandertal etaient-ils handicapes du conduit vocal? // RP. 2004. N 6. P. 219-262.

Воё L.-J., Heim J.-L., Honda К., Maeda S., Badin P., Abry C. The vocal tract of newborn humans and Neanderthals: Acoustic capabilities and consequences for the debate on the origin of language. A reply to Lieberman // JP. 2007. N 35. P. 564- 581.

Boёda E. Levallois: a volumetric construction, methods, a technique // H. L. Dibble and O. Bar-Yosef (eds). The Definition and Interpretation of Levallois Technology. Madison: Prehistory Press, 1995. P. 41-68.

Boёda E., Geneste J.-M., Griggo C., Mercier N., Muhesen S., Reyss J. L., Taha A., Valladas H. A levallois point embedded in the vertebra of a wild ass (Equus africanus): hafting, projectiles and Mousterian hunting weapons // Antiquity. 1999. N 73. P. 394-402.

Boёda E., Bonilauri SConnan J., Jarvie D., Mercier N., Tobey M, Valladas H., Al Sakhel H., Muhesen S. Middle Palaeolithic bitumen use at Umm el Tlel around 70000 BP // Antiquity 82, 2008a. P. 853-861.

Boёda E., Bonilauri SConnan J., Jarvie D., Mercier N., Tobey M, Valladas H., ^4/ Sakhel H. New evidence for significant use of bitumen in Middle Palaeolithic technical systems at Umm el Tlel (Syria) around 70,000 BP // Paleorient. 2008b. N 34. P. 67-83.

Bookstein F., Schaffer К., Prossinger H., Seidler H., Fieder M., Stringer C., fFefeer G. fF., Arsuaga J.-L., Slice D. E., RohlfF. J., Recheis WMariam A. J., Marcus L. F. Comparing frontal cranial profiles in archaic and modern Homo by morphometry analysis // AR. 1999. N 257. P. 217-224.

borates F. The Old Stone Age. New York: McGrawHill, 1968.

itow/e M. L'homme fossile de la Chapelle-aux-Saints // Annales de Paleontologie. 1911-1913. N6. 11-172; 7,21-56; 8, 1-70.

Ягасе С. L. Refocusing on the Neanderthal problem // AA. 1962. N 64. P. 729- 741.

Brace С. L. The fate of the "Classic" Neanderthals: A consideration of hominid catastrophism // CAn. 1964. N 5. P. 3-43.

Brauer G. Die morphologischen Affinitaten des jungpleis-tozanen Stirnbeines aus dem Elbmtindungsgebiet bei Hahnofersand // Zeitschrift fur Morphologie und Anthropologic. 1980. N 71. P. 1-42.

Brauer G. New evidence on the transitional period between Neanderthal and modern man // JHE. 1981. N 10. P. 467-74.

Brauer G. The origin of modern anatomy: By speciation or intraspecific evolution? // EA. 2008. N 17. P. 22-37.

Briggs A. W., Good J. M., Green R. E., Krause J., Maricic T., Stenzel U., LaluezaFox C., Rudan P., Brajkovic D., Kucan Z, Gusic /., Schmitz R., Doronichev V. В., Golovanova L. V., Rasilla M. de la, Fortea J., Rosas A., Paabo S. Targeted retrieval and analysis of five Neandertal mtDNA genomes // Science. 2009. N 325. P. 318-321.

Brose D. S., Wolpoff M. H. Early Upper Paleolithic man and Late Middle Paleolithic tools // AA. 1971. N73. P. 1156-1194.

Brown P Sutikna Т., Morwood M. JSoejono R. PJatmiko, Saptomo E. W., Awe Due R. A new small-bodied hominin from the Late Pleistocene of Flores, Indonesia//Nature. 2004. N 431. P. 1055-1061.

Bruner E. Comparing endocranial form and shape differences in modern humans and Neandertals: a geometric approach // PA. 2008. P. 93-106.

Bruner E Holloway R. L. A bivariate approach to the widening of the frontal lobes in the genus Homo II JHE. 2010. N 58. P. 138-146.

Bruner E., Manzi G. Paleoneurology of an "early" Neandertal: endocranial size, shape, and features of Saccopastore 1 // JHE. 2008. N 54. P. 729-742.

Bruner E., Manzi G., Holloway R. Krapina and Saccopastore: Endocranial morphology in the Pre-Wurmian Europeans // PB. 2006. N 108. P. 433-441.

Bruner E., Martin-Loeches M., Colom R. Brain shape and human variation: from integration to cognition // AJPA. 2010. N 141 (Supplement 50). P. 73-74.

Cameron D. W., Groves С. P. Bones, stones and molecules: "Out of Africa" and human origins. Burlington; San Diego; London: Elsevier. 2004.

Cann R. L., Stoneking M, Wilson A. C. Mitochondrial DNA and human evolution // Nature. 1987. N 325. P. 31-36.

Carbonell E., Bermudez de Castro J\ M., Pares J\ M. et al. The first hominin of Europe // Nature. 2008. N 452. P. 465-470.

CarbonellE., Castro-Curel Z. Palaeolithic wooden artifacts from the Abric Romani (Capellades, Barcelona Spain) // JAS. 1992. N 19. P. 707-719.

Carbonell E., Mosquera M. The emergence of a symbolic behaviour: the sepulchral pit of Sima de los Huesos, Sierra de Atapuerca, Burgos, Spain // CRP. N 5. P.155-160.

Carciumaru M., Moncel M.-H., Anghelinu M., Carciumaru R. The Cioarei-Borosteni Cave (Carpathian Mountains, Romania): Middle Palaeolithic finds and technological analysis of the lithic assemblages // Antiquity. 2002. N 76. P. 681— 690.

Caspari R Radovcic J. New reconstruction of Krapina 5, a male Neandertal cranial vault from Krapina, Croatia // AJPA. 2006. N 130. P. 294-307.

Castro-Curel Z, Carbonell E. Wood pseudomorphs from level I at Abric Romani, Barcelona, Spain // JFA. 1995. N 22. P. 376-384.

Cela-Conde С. У., Ayala F. J. Human evolution. Trails From the Past. New York: Oxford University Press, 2007.

Chase P. G. The cult of the cave bear. Prehistoric rite or scientific myth? // Expedition. 1987. N29. P. 4-9.

Chase P. G. The Emergence of Culture. The Evolution of a Uniquely Human Way of Life. New York: Springer, 2006.

Chase P. G., Dibble H. L. Middle Paleolithic symbolism: A review of current evidence and interpretations // Journal of Anthropological Archaeology. 1987. N 6. P. 263-296.

Chase P. G., Teilhol V. The fossil human remains // P. G. Chase, A. Debenath, H. L. Dibble, S. P. McPherron (eds). The Cave of Fontechevade: Recent Excavations and Their Paleoanthropological Implications. New York: Cambridge University Press. 2009. P. 103-116.

Chiarelli В. Spongiform encephalopathy, cannibalism and Neanderthals extinction // HE. 2004. N 19. P. 81-92.

Churchill S. E. Cold adaptation, heterochrony and Neandertals // EA. 1998. N 7. P. 46-61.

Churchill S. E. Bioenergetic perspectives on Neanderthal thermoregulatory and activity budgets // K. Harvati and T. Harrison (eds). Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives. Dordrecht: Springer. 2006. P. 113-133.

Churchill S. Franciscus R. G., McKean-Peraza H. A Daniel J. A Warren B. R. Shanidar 3 Neandertal rib puncture wound and paleolithic weaponry // JHE. 2009. N57. P. 163-178.

Cloutier С. Г., Broadfield D. C.? Wolf Г., Halloran A. R. A semi-free ranging chimpanzee (Pan Troglodytes) gives birth at 65 years of age: Implications for delayed reproductive senescence // AJPA. 2009. N 138 (Supplement 49). P. 107.

Condemi S. The Neanderthals: Homo neanderthalensis ox Homo sapiens neanderthalensis? Is there a contradiction between the paleogenetic and the paleoanthropological data? // J. Orschiedt and G.-C. Weniger (eds). Neanderthals and Modern Humans — Discussing the Transition. Central and Eastern Europe from 50. 000-30. 000 B. P. Mettmann: Neanderthal Museum. 2000. P. 287-295.

Coolidge F. L., Wynn T. The Rise of Homo sapiens: The Evolution of Modern Thinking. Chichester: Wiley-Blackwell, 2009.

Coon C. S. The Origin of Races. New York: Alfred A. Knopf, 1962.

Cooper J. H. Did cannibalis and spongiform encephalopathy contribute to the demise of the Neanderthals // MQ. 2000. N 41. P. 175-180.

Curnoe D. et aL Timing and tempo of primate speciation// JEB. 2006. N 19. P. 59-65.

Czarnetzki A Gaudzinski Pusch С. M. Hominid skull fragments from Late Pleistocene layers in Leine Valley (Sarstedt, District of Hildesheim, Germany) // JHE. N41. P. 133-140.

D 'Errico F. The invisible frontier. A multiple species model for the origin of behavioral modernity // EA. 2003. N 12. P. 188-202.

D Errico F. The origin of humanity and modern cultures: Archaeology's view // Diogenes. 2007. N 214. P. 122-133.

D'Errico F., Goni M. F. S. Neandertal extinction and the millennial scale climatic variability of OIS 3 // QSR. 2003. N 22. P. 769-788.

D Errico F., Zilhao J., Julien M., Baffler D., Pelegrin J. Neanderthal acculturation in Western Europe? A Critical review of the evidence and its interpretation // CAn. 1998. N 39 (Supplement). P. 1-44.

D`Errico F., Henshilwood C., Lawson G., Vanhaeren M, Tillier A.-M, Soressi M., Bresson F., Maureille B., Now ell A., Lakarra J., Backwell L., Julien M. Archaeological evidence for the emergence of language, symbolism, and music — an alternative multidisciplinary perspective // JWP. 2003. N 17. P. 1-70.

Davies R., Underdown S. The Neanderthals: a social synthesis // CAJ. 2006. N 16. P.145-164.

£)., Hublin J.-J., Holloway R., Ziegler R. On the phylogenetic position of the pre-Neanderthal specimen from Reilingen, Germany // JHE. 1998. N 34. P. 485-508.

Deaner R. O. et al. Overall brain size, and not encephalization quotient, best predicts cognitive ability across non-human primates // BBE. 2007. N 70. P. 115-124.

de Beaune S. A. Essai d'une classification typologique des galets et plaquettes utilises au Paleolithique // GP. 1989. N 31. P. 27-64.

Debenath A Dibble H. Handbook of Paleolithic typology. Philadelphia: The University Museum, University of Pennsylvania, 1994.

Defleur A. Les sepultures mousteriennes. Paris: CNRS, 1993.

Defleur A., White Г., Valensi P., Slimak L., Cregur-Bonnoure E. Neanderthal cannibalism at Moula-Guercy, Ardeche, France // Science. 1999. N 286. P. 128-131.

De Giorgio M.,Jacobsson M, Rosenberg N. A. Explaining worldwide patterns of human genetic variation using a coalescent-based serial founder model of migration outward from Africa // PNAS. 2009. N 106. P. 16057-16062.

De Gusta D., Gilbert W. Turner S. P. Hypoglossal canal size and hominid speech//PNAS. 1999. N96. P. 1800-1804.

De Miguel C., Henneberg M. Variation in hominid brain size: How much is due to method? // HOMO. 2001. N 52. P. 2-56.

Doyle W. У., Johnston O. On the meaning of increased fluctuating dental asymmetry: a cross-population study // AJPA. 1977. N 46. P. 127-134.

Drell J; L. L. Neanderthal: A history of interpretation // OJA 19. 2000. P. 1-24.

Duarte C., Mauricio J., Pettitt P. В., Souto P., Trinkaus E., Van der Plicht H., Zilhao JThe early Upper Paleolithic human skeleton from the Abrigo do Lagar Velho (Portugal) and modern human emergence in Iberia// PNAS. 1999. N 96. P.7604-7609.

Duarte C.,Hillson S. W., Holliday T. W., Trinkaus E. The Lagar Velho 1 humaqn skeletal inventory // J. Zilhao and E. Trinkaus (eds). Portrait of the Artist as a Child. The Gravettian Human Skeleton From the Abrigo do Lagar Velho and Its Archeological Context. (Trabalhos de Arqueologia 22). Lisboa: Instituto Portugues de Arqueologia. 2002. P. 220-241.

Duchin L. E. The evolution of articulate speech: comparative anatomy of the oral cavity in Pan and Homo // JHE. 1990. N 19. P. 687-697.

Einwdgerer Г., Friesinger H., Handel M, Neugebauer-Maresch C, Simon U., Teschler-Nicola M. Upper Palaeolithic infant burials // Nature. 2006. N 444. P. 285.

Eiseley L. Neandertal man and the dawn of human paleontology // QRB. 1957. N 32. P. 323-329.

Estabrook V. H. Sampling biases and new ways of addressing the significance of trauma in Neandertals. Unpublished Ph. D. dissertation. The University of Michigan, 2009.

Estevez J. Vanishing carnivores: What can the disappearance of large carnivores tell us about the Neanderthal world? // IJO. 2004. N 14. P. 190-200.

Fabre V., Condemi S., Degioanni A. Genetic Evidence of Geographical Groups among Neanderthals //PLoS ONE 4(4): e5151 (doi:10. 1371/journal. pone. 0005151), 2009.

Farizy C. Spatial patterning of Middle Paleolithic sites // JAA. 1994. N 13. P.153-60.

Feblot-Augustins J. Raw material transport patterns and settlement systems in the European Lower and Middle Palaeolithic: continuity, change and variability // W. Roebroeks and C. Gamble (eds). The Middle Palaeolithic Occupation of Europe. Leiden: University of Leiden. 1999. P. 193-214.

Fedele F. G. et al. Timescales and cultural process at 40,000 BP in the light of the Campanian ignimbrite eruption, Western Eurasia // JHE. 2008. N 55. P. 834- 857.

Fernandes P., Raynal J.-P., Moncel M.-H. Middle Palaeolithic raw material gathering territories and human mobility in the southern Massif Central, France: first results from a petro-archaeological study on flint // JAS. 2008. N 35. P. 2357-2370.

Fernandez S., Fuentes N., Carrion J. S., Gonzalez-Samperiz P., Montoya E., Gil G., Vega-Toscano GRiquelme J. A. The Holocene and Upper Pleistocene pollen sequence of Carihuela Cave, southern Spain // Geobios. 2007. N 40. P. 75-90.

Finlayson C. Neanderthals and Modern Humans. Cambridge: Cambridge University Press, 2004.

Finlayson C. The Humans Who Went Extinct: Why Neanderthals Died Out and We Survived. New York: Oxford University Press, 2009.

Finlayson J. C., Barton R. N. E., Stringer С. В. The Gibraltar Neanderthals and their extinction // J. Zilhao, T. Aubry, A. Faustino Carvalho (eds). Les premiers homines modernes de la Peninsule Iberique. (Trabalhos de Arqueologia 17). Lisboa: Instituto Portugues de Arqueologia. 2001. P. 117-122.

Finlayson C. et al. Late survival of Neanderthals at the southernmost extreme of Europe //Nature. 2006. N 443. P. 850-853.

Fitch W. T. Fossil cues to the evolution of speech // R. Botha, C. Knight (eds). The Cradle of Language. Oxford: Oxford University Press. 2009. P. 113-134.

Flas D. Etude de la continuite entre le Lincombien-Ranisien-Jerzmanowicien et le Gravettien aux pointes pedonculees septentrional// PE. 2000-2001. N 16-17. P. 163-189.

Freund G. Die Blattspitzen des Palaolithikums in Europa. Bonn: Ludwig Rohrscheid Verlag. 1952.

Froehle A. W., Churchill S. E. Energetic competition between Neandertals and anatomically modern humans // PA. 2009. P. 96-116.

Gamble C. The Palaeolithic Societies of Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.

Gargett R. H. Grave shortcomings: the evidence for Neanderthal burial // С An. 1989. N30. P. 157-90.

Gargett R. H. Middle Palaeolithic burial is not a dead issue: the view from Qafzeh, Saint-Cesaire, Kebara, Amud, and Dederiyeh // JHE. 1999. N 37. P. 27-90.

Gat A. Social organization, group conflict and the demise of Neanderthals // MQ. 1999. N39. P. 437-454.

Gaudzinski S., Turner E., AnzideiA. P., Alvarez-Fernaandez E., Arroyo-Cabrales У., Cinq-Mars J.,Dobosi V. T.,Hannus A., Johnson E., Mtinzel S. C., Scheer A., Villa P. The use of Proboscidean remains in every-day Palaeolithic life // QI. 2005. N 126- 128. P. 179-194.

Gaudzinski-Windheuser S., Niven L. Hominin subsistence patterns during the Middle and Late Paleolithic in Northwestern Europe // J.-J. Hublin and M. P. Richards (eds). The Evolution of Hominin Diets: Integrating Approaches to the Study of Palaeolithic Subsistence. Springer. 2009. P. 99-111.

Geist V Neanderthal the hunter//NHR. 1981. N 90. P. 26-36.

Genty D. et al. Precise dating of Dansgaard-Oeschger ossillatioins in western Europe from stalagmite data //Nature. 2003. N 421. P. 833-837.

Giacobini G. En parallele aux sepultures. Histoire des idees sur d'autres pratiques mortuaires attribuees aux Neandertaliens // CRP. 2006. N 5. P. 177-182.

Glantz M., Athreya S., Ritzman T. Is Central Asia the eastern outpost of the Neandertal range? A reassessment of the Teshik Task child// AJPA. 2009. N 138. P. 45-61.

Goldberg E. The Executive Brain: Frontal Lobes and the Civilized Mind. London: Oxford University Press, 2002.

Gomez-Olivencia O., Eaves-Johnson K. L., Franciscus R. G., Carretero J. M, ArsuagaJ. L. Kebara 2: new insights regarding the most complete Neandertal thorax // JHE. 2009. N 57. P. 75-90.

Goodwin W., Ovchinnikov L Ancient DNA and the Neanderthals // H.-J. Bandelt, V. Macaulay and M. Richards (eds). Human Mitochondrial DNA and the Evolution of Homo sapiens (Nucleic Acids and Molecular Biology 18). Berlin/Heidelberg: Springer, 2006. P. 201-224.

Gowlett J. A. J. The early settlement of northern Europe: Fire history in the context of climate change and the social brain // CRP. 2006. N 5. P. 299-310.

Grant M. The Passing of the Great Race. New York: Ch. Scribner's Sons, 1916.

Graves-Brown P. The ghost of Cain? Neanderthals, racism and speciesism // Antiquity. 1996. N 70. P. 978-981.

Green R. EKrause У., Ptak S. E., Briggs A. W., Ronan M. Г., Simons J. F., Du L., Egholm M, Rothberg J. M, Paunovic M, Paabo S. Analysis of one million base pairs of Neanderthal DNA // Nature. 2006. N 444. P. 330-336.

Green R. E. et al. A complete Neandertal mitochondrial genome sequence determined by high-throughput sequencing // Cell. 2008. N 134. P. 416-426.

Green R. E. et al. A draft sequence of the Neandertal genome // Science. 2010. N 328. P. 710-722.

Grimaud-Herve D. L'Evolution de l'encephale chez Homo erectus et Homo sapiens. Paris: CNRS, 1997.

Grunberg J. M. Middle Paleolithic birch-bark pitch // Antiquity. 2002. N 76. P. 15-16.

Guatelli-Steinberg D. Recent studies of dental development in Neandertals: Implications for Neandertal life histories // EA. 2009. N 18. P. 9-20.

Guatelli-Steinberg D. "Growing planes": incremental growth layers in the dental enamel of human ancestors // C. S. Larsen (ed). A Companion to Biological Anthropology. Chichester: Wiley-Blackwell. 2010. P. 485-500.

Guatelli-Steinberg D., Larsen C. S., Hutchinson D. L. Prevalence and the duration of linear enamel hypoplasia: a comparative study of Neandertals and Inuit foragers // JHE. 2004. N 47. P. 65-84.

Guipert G., Mafart B. Evolution de l'os frontal d''Homo heidelbergensis QtHomo neanderthalensis et comparaison avec l'homme moderne // Anthropologic. 2005. N43. P. 159-167.

Gunz P., Harvati K. The Neanderthal "chignon": Variation, integration, and homology // JHE. 2007. N 52. P. 262-21A.

Hackett A., Dennell R. Neanderthals as fiction in archaeological narrative // Antiquity. 2003. N 77. P. 816-827.

HambuckenA. La variabilite geographique des Neandertaliens // AP. 1997. N 108. P. 109-120.

Hammond M. The expulsion of the Neanderthals from human ancestry: Marcelin Boule and the social context of scientific research // SSS. 1982. N 12. P. 1-36.

Hardy B. L. Climatic variability and plant food distribution in Pleistocene Europe: Implications for Neanderthal diet and subsistence // QSR. 2010. N 29. P. 662- 679.

Harris J. R. Parental selection: A third selection process in the evolution of human hairlessness and skin color // MH. 2006. N 66. P. 1053-1059.

Harvati К. Quantitative analysis of Neanderthal temporal bone morphology using three dimensional geometric morphometries // AJPA. 2003a. N 120. P. 232-338.

Harvati K. The Neanderthal taxonomic position: models of intra- and inter-specific craniofacial variation // JHE. 2003b. N 44. P. 107-132.

Harvati K. Neanderthals and their contemporaries // W. Henke and I. Tattersall (eds). Handbook of Paleoanthropology, vol. 3. Berlin; Heidelberg; New York: Springer, 2007. P. 1717-1748.

Harvati К., Frost S. R., McNulty К. P. Neanderthal taxonomy reconsidered: Implications of 3D primate models of intra- and interspecific differences // PNAS. 2004. N 101. P. 1147-1152.

Harvati КGunz P., Nicholson E. A 3D look at the Tabun C2 jaw // TN. 2006. N 2. P. 117.

Hawks J. Selection on mitochondrial DNA and the Neanderthal problem // K. Harvati, T. Harrison (eds). Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives. Dordrecht: Springer, 2006. P. 221-237.

Hawks J., Cochran G. Dynamics of adaptive introgression from archaic to modern humans//PA. 2006. P. 101-115.

Hawks J., WolpoffM. H. The accretion model of Neandertal evolution // Evolution. 2001. N55. P. 1474-85.

Hayden B. The cultural capacities of Neandertals: a review and evaluation // JHE. 1993. N24. P. 113-146.

Hebsgaard M. ВWiuf C., Thomas M, Gilbert P., Glenner H., Willerslev E. Evaluating neanderthal genetics and phylogeny // JME. 2007. N 64. P. 50-60.

Heim J.-L. Les hommes fossiles de La Ferrassie (Dordogne) et le probleme de la definition des Neanderthaliens classiques // L'Anthropologie. 1974. N 78. P. 312-78.

Heim J.-L. La nouvelle reconstitution du crane neandertalien de la Chapelle-aux- Saints. Methode et resultats // BMSAP. 1990. N 1. P. 95-118.

Heim J.-L., Воё L.-J., Abry C. La parole a la portee du conduit vocal de l'homme de Neandertal. Nouvelles recherches, nouvelles perspectives // CRP 1. 2002. P. 129- 134.

Henneberg M. Decrease of human skull size in the Holocene // HB 60. 1988. P.395-405.

Henry A. G., Piperno D. Plants in Neanderthal diet: Plant microfossil evidence from the dental calculus of Shanidar III // PA. 2008. Al 1-A12.

Hernandez Fernandez M. Rodent paleofaunas as indicators of climatic change in Europe during the last 125,000 years // QR. 2006. N 65. P. 308-323.

Herrera K. J., Somarelli J. ALowery R. K., Herrera R. J. To what extent did Neanderthals and modern humans interact? // BR. 2009. N 84. P. 245-257.

Higham T. Revised direct radiocarbon dating of the Vindija G1 Upper Paleolithic neandertals // PNAS. 2006. N 103. P. 553-557.

Higgins R. Reassessing Neanderthal locomotor efficiency on a non-plain terrain // AJPA. 2010. N 141 (Supplement 50). P. 127-128.

Hockett В., Haws J. A. Nutritional ecology and the human demography of Neandertal extinction // QI 137. 2005. P. 21-34.

Hofreiter M3 Stewart J. Ecological change, range fluctuations and population dynamics during the Pleistocene // CB 19. 2009. R584-R594.

Holliday T. W. Postcranial evidence of cold adaptation in European Neanderthals // AJPA 104. 1997. P. 245-258

Holliday T. W. Neanderthals and modern humans: an example of a mammalian syngameon? // K. Harvati and T. Harrison (eds). Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives. Dordrecht: Springer, 2006. P. 281-297.

Holloway R. L. The poor brain of Homo sapiens neanderthalensis: see what you please... // Delson E. (ed). Ancestors: The hard evidence. New York: Alan R. Liss, 1985. P. 319-324.

Holloway R. L., Broadfield D. C., Yuan M. S. Brain Endocasts: The Paleoneurological

Evidence. (The Human Fossil Record, vol. III). Hoboken, N. J.: Wiley & Sons, 2004.

Holloway R. L. Brain fossils: Endocasts // L. R. Squire (ed). Encyclopedia of Neuroscience. Oxford: Academic Press, 2009. P. 353-361.

Holton N. EFranciscus R. G. The paradox of a wide nasal aperture in cold adapted Neandertals: a casual assessment // JHE. 2008. N 55. P. 942-951.

Horan R. D., Bulte E., Shogren J. F. How trade saved humanity from biological exclusion: an economic theory of Neanderthal extinction // JEBO. 2005. N 58. P. 1-29.

Houghton P. Neandertal supralaryngeal vocal tract // AJPA. 1993. N 90. P. 139- 146.

Howell F. C. The place of Neanderthal Man in human evolution // AJPA. 1951. N9. P. 379-416.

Howell F. C. Pleistocene glacial ecology and the evolution of "classic'' Neandertal man // SJA. 1952. N 8. P. 377-410.

Howell F. C. The evolutionary significance of variation and varieties of «Neanderthal» man // QRB. 1957. N 32. P. 330-347.

Howells W. W. Neanderthals: names, hypotheses, and scientific method // AA. 1974. N76. P. 24-38.

Hrdlicka A. The Neanderthal phase of man // JRAI. 1927. N 57. P. 249-274.

Hubbe M, Hanihara Г., Harvati K. Climate signatures in the morphological differentiation of worldwide modern human populations // AR. 2009. N 292. P. 1720- 1733.

Hublin J.-J. Quelques caracteres apomorphes du crane neandertalien et leur interpretation phylogenetique // CRASP. 1978. N 287. P. 923-926.

Hublin J.-J. Caracteres derives de la region occipito-mastoi'dienne chez les Neandertaliens // E. Trinkaus (ed). L'Homme de Neandertal. Vol. 3. L'Anatomie. Liege: ERAUL. 1988. P. 67-73.

Hublin J.-J. Climatic changes, paleogeography and the evolution of Neanderthals // T. Akazawa, K. Aoki, O. Bar-Yosef (eds). Neanderthals and Modern Humans in Western Asia. New York: Plenum Press, 1998. P. 295-310.

Hublin J.-J. Modern-nonmodern hominid interactions: A Mediterranean perspective // O. Bar-Yosef and D. Pilbeam (eds). The Geography of Neandertals and Modern Humans in Europe and the Greater Mediterranean. Cambridge: Harvard University Press, 2000. P. 157-182.

Hublin J.-J. Neandertal as another humankind: where are we now? // TN. 2006. N2. P. 55-59.

Hublin J.-J. Origine et evolution des Neandertaliens // B. Vandermeersch, B. Maureille (dir). Les Neandertaliens. Biologie et cultures. Paris: Editions du CTHS, 2007. P. 95-107.

Hublin J.-J. The origin of Neandertals // PNAS. 2009. N 106. P. 16022-16027. Hublin J.-J., Bailey S. E. Revisiting the last Neandetals // N. J. Conard (ed). When Neanderthals and Modern Humans Met. Tubingen: Kerns Verlag, 2006. P.105-128.

Hublin J.-J., Weston D., Gunz P., Richards M, Roebroeks W., Glimmerveen J., Anthonis L. Out of the North Sea: the Zeeland Ridges Neandertal // JHE. N 57. 2009. P. 777-785.

Humphrey N. Cave art, autism, and the evolution of the human mind // CAJ. 1998. N8. P. 165-191.

Hutchinson D. L.,Larsen C. S., Choi I. Stressed to the max? Physiological perturbation in the Krapina Neandertals // CAn. 1997. N 38. P. 904-914.

Huxley Т. H. Further remarks upon the human remains from the Neanderthal // NHR 1. 1864. P. 429-446.

Inizan M.-L., Roche H., Tixier J. Technology of Knapped Stone. Meudon: C. R. E. P., 1992.

Jaubert J., Maureille В., Turq A. A Stratigraphic and chronological revision of Neanderthal burials in Western Europe: Chronicle of a long-awaited aging // PA. 2010. A16.

Jelinek J. Neanderthal Man and Homo sapiens in Central and Eastern Europe // CAn. 1969. N 10. P. 475-503.

Jolly C. J. A proper study for mankind: Analogies from papionin monkeys and their implications for human evolution // YPA. 2001. N 44. P. 177-204.

Johanson Z)., Edgar B. From Lucy to Language. New York: A Peter N. Nevraumont Book/Simon & Schuster, 1996.

Jones M. Moving North: Archaeobotanical evidence for plant diet in Middle and Upper Paleolithic Europe // J.-J. Hublin, M. P. Richards (eds). The Evolution of Hominin Diets: Integrating Approaches to the Study of Palaeolithic Subsistence. Springer, 2009. P. 171-180.

Jones S. C. The Toba supervolcanic eruption: Tephra-fall deposits in India and paleoanthropological implications // M. D. Petraglia, B. Allchin (eds). The Evolution and History of Human Populations in South Asia. New York: Springer, 2007. P. 173- 200.

Kay R. F., Cartmill M, В alow M. The hypoglossal canal and the origin of human vocal behavior // PNAS. 1998. N 95. P. 5417-5419.

Kelly R. L. The Foraging Spectrum. Diversity in Hunter-Gatherer Lifeways. Washington: Smithsonian Institution Press, 1995.

Kimbel W. H. The species and diversity of Australopiths // Handbook of Paleoanthropology, vol. 3. Berlin; Heidelberg; New York: Springer, 2007. P. 1539-1573. King W. The reputed fossil man of the Neanderthal // QJS. 1864. N 1. P. 88-97. Kitchen A., Toups M. A., Light J. E., Reed D. L. Genetic analysis of human head and clothing lice indicates an early origin of clothing use in archaic hominins // AJPA. 2010. N 141 (Supplement 50). P. 143-144

Kittler R., Kayser M, Stoneking M. Molecular evolution of Pediculus humanus and the origin of clothing // CB. 2003. N 13. P. 1414-1417.

Klaatsch Н. Der Werdegang der Menschheit und die Entstehung der Kultur. Berlin: Deutsches Verlagshaus Bong und Co, 1920.

Klein R. G. The Human Career. Human Biological and Cultural Origins. Chicago/ London: University of Chicago Press, 1989.

Klein R. G. The archaeology of modern human origins // EA. 1992. N 1. P. 5-

14.

Klein R. G. Anatomy, behavior, and modern human origins // JWP. 1995. N 9. P. 167-198.

Klein R. G. Southern Africa and modern human origins // Journal of Anthropological Research. 2001. N 57. P. 1-16.

Klein R. G. Out of Africa and the evolution of human behavior // EA. 2008. N 17. P. 267-281.

Koenigswald G. H. R. (ed). Hundert Jahre Neanderthaler. Cologne; Graz: Bohlau- Verlag, 1958.

Koller J., Mania D. High-tech in the Middle Paleolithic: Neanderthal-manufactured pitch identified // EJA. 2001. N 4. P. 385-397.

Krantz G. S. A reappraisal of neandertal taxonomy // J. L. Franzen (ed). 100 Years of Pithecanthropus. The Homo Erectus Problem. Frankfurt: E. Schweizerbart, 1994. P. 327-331.

Krause J., Lalueza-Fox C., Orlando L., Enard WGreen R. et al The derived FOXP2 variant of modern humans was shared with Neandertals // CB. 2007a. N 17. P. 1-5.

Krause M, Orlando L., Serre DViola B. et al Neanderthals in central Asia and Siberia // Nature. 2007b. N 449. P. 902-904.

Kuhn S. LStiner M. C. What's a mother to do? The division of labor among Neandertals and modern humans in Eurasia // CAn. 2006. N 47. P. 953-980.

Lahr M. M, Foley R. A. Towards a theory of modern human origins: geography, demography, and diversity in recent human evolution // YPA. 1998. N 41. P. 137- 176.

Laitman J. Г., Heimbuch R. C., Crelin E. S. Developmental change in a basicranial line and its relationship to the upper respiratory system in living primates // AJA. 1978. N 152. P. 467-482.

Lalueza-Fox C. Mitochondrial DNA of an Iberian Neandertal suggests a population affinity with other European Neandertals // CB. 2006. N 16. P. 629-630.

Lalueza-Fox C., Rompler H., Caramelli D., Staubert C., Catalano G., Hughes D., Rohland N., Pilli E., Longo L., Condemi S., de la Rasilla M, Fortea J., Rosas A Stoneking M, Schoneberg Г., BertranpetitУ., Hofreiter M. A melanocortin 1 receptor allele suggests varying pigmentation among Neanderthals // Science. 2007. N 318. P. 1453-1455.

Layton R., Barton R. Warfare and human social evolution // K. J. Fewster, M. Zvelebil (eds). Ethnoarchaeology of Hunter-Gatherers: Pictures at an Exhibition. Oxford: Archaeopress, 2001. P. 13-24.

Lebel S., Trinkaus E., Faure M., Fernandez P., Guerin C., Richter D., Mercier N., Valladas Я., Wagner G. A. Comparative morphology and paleobiology of Middle

Pleistocene human remains from the Bau de l'Aubesier, Vaucluse, France // PNAS.

2001. N98. P. 11097-11102.

Lee S.-H., Wolpoff M. The pattern of evolution in Pleistocene human brain size // Paleobiology. 2003. N 29. P. 186-196.

Leonard W. R., SnodgrassJ. J., Sorensen M. V. Metabolic adaptation in indigenous Siberian populations // ARA. 2005. N 34. P. 451-471.

Lev E., Kislev M. E., Bar-Yosef O. Mousterian vegetal food in Kebara Cave, Mt. Carmel // JAS. 2005. N 32. P. 475-484.

Lewin R. Human Evolution: An Illustrated Introduction. 5th ed. Maiden; Oxford; Carlton: Blackwell, 2005.

Lewin R., Foley R. A. Principles of Human Evolution. 2nd ed. Maiden; Oxford; Carlton: Blackwell, 2004.

Lieberman P. Current views on Neanderthal speech capabilities: A reply to Воё et al. // JP. 2007a. N 35. P. 552-563.

Lieberman P. Human speech: anatomical and neural bases // Can. 2007b. N 48. P. 39-66.

Lieberman PCrelin E. S. On the speech of Neandertal man// LI. 1971. N2. P. 203-222.

Liu HPrugnolle FManica ABalloux F. A geographically explicit genetic model of worldwide human-settlement history // AJHG. 2006. N 79. P. 230-237.

Lukacs В. The lapedo child, the szeleta men, and the convergence to leading cultures // http://www.rmki.kfki.hu/~lukacs/lapedo.html... 2001.

Macaulay VHill C., Achilli A., Rengo C., Clarke D., Meehan W., Blackburn У., Semino ОScozzari R., Cruciani F., Taha AShaari N. K., Raja J. M, Lsmail P Zainuddin Z, Goodwin W., Bulbeck D., Bandelt H.-J., Oppenheimer S., Torroni A., Richards M. Single, rapid coastal settlement of Asia revealed by analysis of complete mitochondrial genomes // Science. 2005. N 308. P. 1034-1036.

Macchiarelli RBondioli LDebehath A., Mazurier ATournepiche J.-F Birch W., Dean C. How Neandertal molar teeth grew // Nature. 2006. N 444. P. 748-751.

Macdougall D. Frozen Earth. The Once and Future Story of Ice Ages. University of California Press, 2004.

MacLarnon A. M, Hewitt G. P. The evolution of human speach: the role of enhanced breathing control // AJPA. 1999. N 109. P. 341-363.

MacLarnon A. M, Hewitt G. P. Increased breathing control: another factor in the evolution of human language // EA. 2004. N 13. P. 181-197.

Madella M, Jones M. К., Goldberg P., Goren Y., Hovers E. The exploitation of plant resources in Amud Cave (Israel): the evidence from phytolith studies // JAS.

2002. N29. P. 703-719.

Maher M. K. Neandertal mandibular traits in modern Homo sapiens II AJPA. 2005. N40. P. 142-143.

Mann ATrinkaus E. Neandertal and Neandertal-like fossils from the Upper Pleistocene//YPA. 1973. N 17. P. 169-193.

Marean C., Kim S. Mousterian large-mammal remains from Kobeh cave // CAn. 1998. N 39 (Supplement). P. 79-113.

MarquetJ., Lorblanchet M A Neanderthal face? The proto-figurine from La Roche- Cotard, Langeais (Indre-et-Loire, France) // Antiquity. 2003. N 77. P. 661-70.

Marshack A. The Neanderthals and the human capacity for symbolic thought: cognitive and problemsolving aspects of Mousterian symbol// O. Bar-Yosef (ed). L'Homme de Neandertal, vol. 5, Liege: ERAUL, 1988. P. 57-91.

Martelli S. A., Steele J. The reconstruction of Neanderthal hyoid position — a new approach using three-dimensional geometric morphometries // AJPA. 2010. N 141 (Supplement 50). P. 165.

Martinez /., Rosa M, J.-L. Arsuaga et al. Auditory capacities in Middle Pleistocene humans from the Sierra de Atapuerca in Spain // PNAS. 2004. N 101. 9976- 9981.

Martinez /., Arsuaga J. L., Quam R., Carretero J. M, Gracia A., Rodriguez L. Human hyoid bones from the Middle Pleistocene site of Sima de los Huesos (Sierra de Atapuerca, Spain) // JHE. 2008. N 54. P. 118-124.

Martinez /., Quam R., Arsuaga J. L., Lorenzo C., GraciaA., Carretero J. M., Rosa M.,Jarabo P. Approche paleontologique de revolution du langage: un etat des lieux // L'Anthropologic. 2009. N 113. P. 255-264.

Maslin M. Quaternary climate transitions and cycles // V. Gornitz (ed). Encyclopedia of Paleoclimatology and Ancient Environments. Dordrecht: Springer, 2009. P. 841-855.

Mazza P. P. A., Martini F., Sala В., Magi M, Colombini M. P., Giachi G., Landucci F., Lemorini C., Modugno F., Ribechini E. A new Palaeolithic discovery: tarhafted stone tools in a European Mid-Pleistocene bone-bearing bed // JAS. 2006. N 33. P.1310-1318.

McBrearty S., Brooks A. S. The revolution that wasn't: a new interpretation of the origin of modern human behavior // JHE. 2000. N 39. P. 453-563.

McDaniel M. A. Big-brained people are smarter: A meta-analysis of the relationship between in vivo brain volume and intelligence // Intelligence. 2005. N 33. P. 337- 346.

McDougall I., Brown F. H., Fleagle J. G. Sapropels and the age of hominins Ото I and II, Kibish, Ethiopia // JHE. 2008. N 55. P. 409-420.

Mellars P. The Neanderthal Legacy. An Archaeological Perspective from Western Europe. Princeton: Princeton University Press, 1996a.

Mellars P. Symbolism, language, and the Neanderthal mind // K. R. Gibson, P. Mellars (eds). Modelling the Early Human Mind. Cambridge: Cambridge University Press, 1996b. P. 15-32.

Mellars P. The impact of climatic changes on the demography of late Neandertal and early anatomically modern populations in Europe // T. Akazawa, K. Aoki, O. Bar- Yosef (eds). Neandertals and Modern Humans in Western Asia. New York: Plenum Press, 1998. P. 493-507.

Mellars P. Going East: New genetic and archaeological perspectives on the modern human colonization of Eurasia // Science. 2006. N 313. P. 796-800.

Milliken S. Neanderthals, anatomically modern humans, and 'modern human behaviour' in Italy // OJA. 2007. N 26. P. 331-358.

Milner R. Cranial capacity // The Encyclopedia of Evolution: Humanity's Search For Its Origins. New York: Holt, 1990.

Mithen S. The Prehistory of the Mind. London: Thames and Hudson, 1996.

Mithen S. The Singing Neanderthals: the Origins of Music, Language, Mind and Body. London: Weidenfeld and Nicholson, 2005.

Mithen S. General intellectual ability // S. W. Gangestad, J. A. Simpson (eds). The Evolution of Mind: Fundamental Questions and Controversies. New York/London: The Guilford Press, 2007. P. 319-324.

Moser S. The visual language of archaeology: A case study of the Neanderthals // Antiquity. 1992. N 66. P. 831-44.

Narr К J., Uslar R. von. J. C. Fuhlrott und der Neandertaler// K. Tackenberg (Her.). Der neandertaler und seine Umwelt. Bonn: Rudolf Habelt Verlag, 1956. P. 9-31.

Niewoehner W. A. Neanderthal hands in their proper perspective // K. Harvati, T. Harrison (eds). Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives. Dordrecht: Springer, 2006. P. 157-190.

Noonan J. P., Coop G., Kudaravalli S., Smith D., Krause У., Alessi У., Chen F., Piatt D.,Paabo S.,Pritchard J. K, Rubin E. M. Sequencing and analysis of Neanderthal genomic DNA // Science. 2006. N 314. P. 1113-1118.

О'Cornell У. F. How did modern humans displace Neanderthals? Insights from hunter-gatherer ethnography and archaeology // N. Conard (ed). Neanderthals and Modern Humans Meet? Tubingen: Kerns Verlag, 2006. P. 43-64.

Oliva M Die Herkunft des Szeletien im Likhte neuer Funde von Jeserany // Casopis Moravskeho Muzea v Brne, 1979. N 64. P. 45-78.

Oliva M. Pointes foliacees et technique levallois dans le passage paleolithique moyen/paleolithique superieur en Europe centrale // J. Kozlowski (ed). L'Homme de Neandertal. Vol. 8. La Mutation. Liege: ERAUL, 1988. P. 125-131.

Onac B. P., Viehmann /., Lundberg J., Lauritzen S.-E., Stringer C., Popifa V. U-Th ages constraining the Neanderthal footprint at Vartop Cave, Romania // QSR. 2005. N24. P. 1151-1157.

Oppenheimer S. The great arc of dispersal of modern humans: Africa to Australia // QI.N202. P. 2-13.

Orlando L., Darlu P., Toussaint M, Bonjean D., Otte M, Hanni C. Revisiting Neandertal diversity with a 100,000 year old mtDNA sequence // CB. 2006. N 16. P. 400-402.

Orschiedt J. Der Fall Krapina — neue Ergebnisse zur Frage van Kannibalismus beim Neandertaler // Quartar. 2008. N 55. P. 63-81.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Patou-Mathis M. Neanderthal subsistence behaviours in Europe // IJO. 2000. N 10. P. 379-395.

Patte E. Les Neandertaliens: anatomie, physiologie, comparasions. Paris: Masson, 1955.

Paunescu A. Le Paleolithique et le Mesolithique de Roumanie (un bref aper?u) // L'Anthropologic. 1989. N 93. P. 123-58.

Pearson J. A. Hunters, fishers and scavengers: a review of the isotope evidence for Neanderthal diet // BF 2, article 2. 2007.

Pearson О. M. Has the combination of genetic and fossil evidence solved the riddle of modern human origins // EA. 2004. N 13. P. 145-159.

Pearson О. M, Cordero R. M, Busby A. M. How different were Neanderthals' habitual activities? A comparative analysis with diverse groups of recent humans // K. Harvati and T. Harrison (eds). Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives. Dordrecht: Springer, 2006. P. 135-156.

Pennington R. Hunter-gatherer demography // C. Panter-Brick, R. H. Layton, P. Rowley-Conwy (eds). Hunter-Gatherers. An Interdisciplinary Perspective. Cambridge: Cambridge University Press, 2001. P. 170-204.

Pennisi E. Tales of a prehistoric human genome // Science. 2009. N 323. P. 866- 871.

Perez-Perez A., Espurz V., Bermudez de Castro J. M., Lumley M. A. deTurbon D. Non-occlusal dental microwear variability in a sample of Middle and Late Pleistocene human populations from Europe and the Near East // JHE. 2003. N 44. P. 497-513.

Pettitt P. В. Disappearing from the world: an archaeological perspective on Neanderthal extinction // OJA. 1999. N 18. P. 217-40.

Pettitt P. B. Neanderthal lifecycles: developmental and social phases in the lives of the last archaics // WA. 2000. N 31. P. 351-366.

Pettitt P. В. The Neanderthal dead: exploring mortuary variability in Middle Palaeolithic Eurasia // BF 1, article 4. 2002.

Plavcan J. M. Sexual dimorphism in primate evolution// YPA. 2001. N 44. P. 25-53.

Ponce de Leon M. S., Golovanova L., Doronichev K, Romanova G.,Akazawa Т., Kondo O., Ishida H, Zollikofer С. P. E. Neanderthal brain size at birth provides insights into the evolution of human life history // PNAS. 2008. N 16. P. 13764-13768.

Rahmstorf S. Ocean circulation and climate during the past 120,000 years //Nature. 2002. N419. P. 207-214.

Rak Y. The Neanderthal: A new look at an old face // JHE. 1986. N 15. P. 151-164.

Rak 7., Ginzburg A., Geffen E. Does Homo neanderthalensis play a role in modern human ancestry? The mandibular evidence // AJPA. 2002. N 119. P. 199-204.

Ramirez Rozzi F. V., d'Errico F., Vanhaeren M, Grootes P. M, Kerautret В., Dujardin V. Cutmarked human remains bearing Neandertal features and modern human remains associated with the Aurignacian at Les Rois // JAnS. 2009. N 87. P. 1-30.

Rampino M. R., Self S. Volcanic winter and accelerated glaciation following the Toba super-eruption //Nature. 1992. N 359. P. 50-52.

Rhodes J. A., Churchill S. E. Throwing in the Middle and Upper Paleolithic: inferences from an analysis of humeral retroversion // JHE. 2009. N 56. P. 1-10.

Richards M. P. Diet shift at the Middle/Upper Palaeolithic transition in Europe? The stable isotope evidence // W. Roebroeks (ed). Guts and Brains. An Integrative

Approach to the Hominin Record. Leiden: Leiden University Press, 2007. P. 221- 234.

Richards M. P., Trinkaus E. Isotopic evidence for the diets of European Neanderthals and early modern humans // PNAS. 2009. N 16. P. 16034-16039.

Richards M, Harvati K., Grimes V., Smith C., Smith Г., Hublin J.-J., Karkanas P., Panagopoulou E. Strontium isotope evidence of Neanderthal mobility at the site of Lakonis, Greece using laser-ablation PIMMS // JHE. 2008a. N 35. P. 1251-1256.

Richards M. PTaylor G., Steele Г., McPherron S. PSoressi M, Jaubert J., Orschiedt У., Mallye J. В., Rendu W., Hublin J.-J. Isotopic dietary analysis of a Neanderthal and associated fauna from the site of Jonzac (Charente-Maritime), France // JHE. 2008b. N 55. P. 179-185.

Riel-Salvatore J., Clark G. A. Grave markers. Middle and Early Upper Paleolithic burials and the use of chronotypology in contemporary Paleolithic research // CAn. 2001. N 42. P. 449-479.

Rightmire G. P. Human evolution in the Middle Pleistocene: the role of Homo heidelbergensis II EA. 1998. N 6. P. 218-227.

Rightmire G. P. Homo in the Middle Pleistocene: hypodigms, variation, and species recognition // EA. 2008. N 17. P. 8-21.

Rightmire G. P. Middle and later Pleistocene hominins in Africa and Southwest Asia // PNAS. 2009. N 106. P. 16046-16050.

Robson S. L., Wood B. Hominin life history: reconstruction and evolution // JA. 2008. N212. P. 394-425.

Roebroeks W. Time for the Middle to Upper Paleolithic transition in Europe // JHE. 2008. N55. P. 918-926.

Rogers A. R., litis D., Wooding S. Genetic variation at the MC1R locus and the time since loss of human body hair // CAn. 2004. N 45. P. 105-108.

Rolland N. Was the emergence of home bases and domestic fire a punctuated event? A review of the Middle Pleistocene record in Eurasia // Asian Perspectives. 2004. N43. P. 248-280.

Rosas A. Occurrence of Neanderthal features in mandibles from the Atapuerca-SH site // AJPA. 2001. N 114. P. 74-91.

Rosas A Вastir M, Martinez-Maza C., Garcia-Tabernero A Lalueza-Fox C. Inquiries into Neanderthal craniofacial development and evolution: "accretion" versus organismic" models // K. Harvati and T. Harrison (eds). Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives. Dordrecht: Springer, 2006. P. 37-69.

Rosen A. M. Middle Paleolithic plant exploitation: the microbotanical evidence // D. O. Henry (ed). Neanderthals in the Levant. Behavioral Organization and the Beginnings of Human Modernity. London/New York: Continuum, 2003. P. 156- 171.

Roucoux K. H.,Abreu L. de, Shackleton N. J., Tzedakis P. C. The response ofNW Iberian vegetation to North Atlantic climate oscillations during the last 65 kyr // QSR.

2005. N24. P. 1637-1653.

RoyerD. F., Lockwood C. A., Scott J. E., GrineF. E. Size variation in early human mandibles and molars from Klasies River, South Africa: Comparison with other

Middle and Late Pleistocene assemblages and with modern humans // AJPA. 2009. N 140. P. 312-323.

Rushton J. P. Cranial capacity related to sex, rank, and race in a stratified random sample of 6,325 U. S. military personnel // Intelligence. 1992. N 16. P. 401-413.

Santa Luca A. P. A re-examination of presumed Neanderthal-like fossils // JHE. 1978. N7. P. 619-636.

Sawyer G. У., Maley B. Neanderthal reconstructed // AR. 2005. N 283B. P. 23-31.

Sawyer R. J. Hominids. New York: Tom Doherty Associates, 2002.

Schaaffhausen H. Funde in der Sipkahohle in Mahren // Sonderbericht der Niederrheinischen Gesellschaft fur Natur- und Heilkunde. 1880. P. 260-264.

Schillaci M. A., Froehlich J. W. Nonhuman primate hybridization and the taxonomic status of Neanderthals//AJPA. 2001. N 116. P. 157-166.

SchickK. D., Toth N. Making Silent Stones Speak. Human Evolution and the Dawn of Technology. New York: Touchstone, 1994.

Schmitt D., Churchill S. E., Hylander W. L. Experimental evidence concerning spear use in Neandertals and early modern humans // JAS. 2003. N 30. P. 103— 114.

Schmitz R. W. The discovery of fossil man in the 18th and 19th century// R. W. Schmitz (ed). Neanderthal 1856-2006. Mainz am Rhein: Verlag Philipp von Zaibern, 2006a. P. 9-16.

Schmitz R. W. A romantic valley and a discovery that has changed the world // R. W. Schmitz (ed). Neanderthal 1856-2006. Mainz am Rhein: Verlag Philipp von Zaibern, 2006b. P. 35-44.

Schrenk F., Muller S. The Neanderthals. New York: Routledge, 2009. (Transl. from 2005 Germ, ed.)

Schwalbe G. Uber die specifischen Merkmale des Neanderthalschadels // Verbandlungen der Anatomische Gesselschaft: Erganzbeft zur Anatomische Anzeiger 19, 1901. P. 44-61.

Schwalbe G. Studien zur Vorgeschichte des Menschen: I. Zur Frage der Abstammung des menschen. Stuttgart: E. Scheizerbart, 1906.

Schwartz J. H., Tattersall I., Laitman J. T. New thoughts on Neanderthal behavior: Evidence from nasal morphology // H. Ullrich (ed). Hominid Evolution: Lifestyles and Strategies. Gelsenkirchen; Schwelm: Edition Archaea, 1999. P. 166-186.

Schwartz J. H., Tattersall I., Teschler-Nicola M. Architecture of the nasal complex in Neanderthals: Comparison with other hominids and phylogenetic significance // AR. 2008. N 291. P. 1517-1534.

Semal P., Rougier H., Crevecoeur I., Jungels C., Flas D., Hauzeur A., Maureille В., Germonpre M.,Bocherens H., Pirson SCammaertL., ClerckN. De, Hambucken A., Higham Т., Toussaint M., Plicht J. van der. New data on the late Neandertals: Direct dating of the Belgian Spy fossils // AJPA. 2009. N 138. P. 421-428.

Semendeferi K., Damasio H., Frank R., Hoesen G. W. van. The evolution of the frontal lobes: a volumetric analyses based on three dimensional reconstructions of magnetic resonance scans of human and ape brains // JHE. 1997. N 32. P. 375- 388.

Serangeli У, Bolus М. Out of Europe — The dispersal of a successful European hominin form // Quartar. 2008. N 55. P. 83-98.

Serre D., Paabo S. The fate of European Neanderthals: results and perspectives from ancient DNA analyses // K. Harvati, T. Harrison (eds). Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives. Dordrecht: Springer, 2006. P. 211-219.

Shang H., Tong H., Zhang S., Chen F., Trinkaus E. An early modern human from Tianyuan cave, Zhoukoudian, China // PNAS. 2007. N 104. P. 6573-6578.

Shea J. У, Sisk M. L. Complex projectile technology and Homo sapiens dispersal into Western Eurasia // PA. 2010. P. 100-122.

Shen G., Wang, Cheng H., Edwards R. L. Mass spectrometric U-series dating of Laibin hominid site in Guangxi, southern China// JAS. 2007. N 35. P. 2109- 2114.

Shreeve J. The Neandertal Enigma: Solving the Mystery of Modern Human Origins. New York: William Morrow and Company, 1995.

Slimak L. Circulations de materiaux tres exotiques au Paleolithique moyen, une notion de detail // BSPF. 2008. N 105. P. 267-281.

Smith F. H. Upper Pleistocene hominid evolution in South-Central Europe: A review of the evidence and analysis of trends // CAn. 1982. N 23. P. 667- 703.

Smith F. H. Species, populations, and assimilation in later human evolution // C. S. Larsen (ed). A Companion to Biological Anthropology. Chichester: Wiley- Blackwell. P. 357-378.

Smith F. H.,Jankovic /., Karavanic I. The assimilation model, model human origins in Europe, and the extinction of Neandertals // QI. 2005. N 137. P. 7-19.

Smith Т. M, Harvati K., Olejniczak А. У, Reid D. J., Hublin J.-J., Panagopoulou E. Brief communication: dental development and enamel thickness in the Lakonis Neanderthal molar // AJPA. 2009. N 138. P. 112-118.

Snodgrass J. J., Leonard W. R. Neandertal energetics revisited: insights into population dynamics and life history evolution // PA. 2009. P. 220-237.

Soares P., Achilli A., Semino O., Davies W., Macaulay K, Bandelt H.-J., TorroniA., Richards M. B. The Archaeogenetics of Europe // CB. 2010. N 20. R174- R183.

Sommer M. Mirror, mirror on the wall: Neanderthal as image and 'distortion' in early 20th-century French science and press // SSS. 2006. N 36. P. 207-240.

Sorensen M. VLeonard W. R. Neandertal energetics and foraging efficiency// JHE. 2001. N 40. P. 483-495.

Sorensen B. n. d. Demography and the extinction of the European Neanderthals // http://energy... rue. dk/Neanderthal%20Demography. pdf

Soressi M, D`Errico F. Pigments, gravures, parures: Les conportements symboliques controverses des Neandertaliens // B. Vandermeersch, B. Maureille (dir). Les Neandertaliens. Biologie et cultures. Paris: Editions du CTHS, 2007. P. 297-309.

Soressi M, Jones H. L.,Rink W. У, Maureille В., Tillier A.-M. The Pech-de-l'Aze' I Neandertal child: ESR, uranium-series, and AMS 14C dating of its MTA type В context // JHE. 2007. N 52. P. 455-466.

Spencer F. The Neandertals and their evolutionary significance: A brief historical survey // F. H. Smith, F. Spencer, (eds). The Origins of Modern Humans. A World Survey of the Fossil Evidence. New York: Alan R. Liss, Inc., 1984. P. 1-49.

Spencer F., Smith F. H. The significance of Ales Hrdlicka's "Neandertal phase of man": a historical and current assessment // AJPA. 1981. N 56. P. 435-59.

Speth J. D., Tchernov E. Neandertal hunting and meat-processing in the Near East: evidence from Kebara Cave (Israel) // С. B. Stanford, H. T. Bunn (eds). Meat-Eating and Human Evolution. Oxford: Oxford University Press, 2001. P. 52-72.

Spoor F., Hublin J.-J., Braun M, Zonneveld F. The bony labyrinth of Neanderthals // JHE. 2003. N 44. P. 141-165.

Steegmann А. Т., Cerny F. J., Holliday T. W. Neandertal cold adaptation: physiological and energetic factors // AJHB. 2002. N 14. P. 566-583.

Stefan V. H., Trinkaus E. Discrete trait and dental morphometric affinities of the Tabun 2 mandible // JHE. 1998a. N 34. P. 443-468.

Stefan V. HTrinkaus E. La Quina 9 and Neandertal mandibular variability// BMSAP. 1998b. N 10. P. 293-324.

Steudel-Numbers R. L., Tilkens M. J. The effect of lower limb length on the energetic cost of locomotion: implications for fossil hominins // JHE 47. 2004. P. 95-109.

Stewart J. R. The ecology and adaptation of Neanderthals during the non-analogue environment of Oxygen Isotope Stage 3 // QI. 2005. N 137. P. 35-46.

Stiner M. C. The faunal remains from Grotta Guattari: A taphonomic perspective // CAn. 1991. N32. P. 103-117.

Stiner M. C. Small animal exploitation and its relation to hunting, scavenging, and gathering in the Italian Mousterian // G. L. Peterkin, H. Bricker, P. Mellars (eds). Hunting and Animal Exploitation in the Later Palaeolithic and Mesolithic of Eurasia. Washington DC: American Anthropological Association, 1993. P. 107-125.

Stiner M. C. Honor Among Thieves: A Zooarchaeological Study of Neandertal Ecology. Princeton: Princeton University Press, 1994.

Stolyhwo K. Homo primigenius appartient-il a une espece distincte de Homo sapiens? // L'Anthropologic. 1908a. N 19. P. 191-216.

Stolyhwo К. Le crane de Nowosiolka considere com preuve de Г existence a l'epoque historique de formes apparentees a H. primigenius II Bulletin International de l'Academie des Sciences de Cracovie. 1908b. P. 103-26.

Stoner B. P., Trinkaus E. Getting a grip on the Neandertals: Were they all thumbs? // AJPA. 1981. N54. P. 281-82.

Stermer F. C., Mysterud I. Cave smoke: air pollution poisoning involved in Neanderthal extinction? // MH. 2006. N 66. P. 723-724.

Straus W. L., Cave A. J. E. Pathology and posture of Neanderthal Man // QRB. 1957. N32. P. 348-63.

Stringer C. Modern human origins: progress and prospects // PTRSL (В). 2002. N 357. P. 563-579.

Stringer C. The Neanderthal — H. sapiens interface in Eurasia // K. Harvati, T. Harrison (eds). Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives. Dordrecht: Springer, 2006. P. 315-323.

Stringer С., Gamble С. In Search of the Neanderthals. New York: Thames and Hudson, 1993.

Stringer С. В., Hublin J.-J. New age estimates for the Swanscombe hominid, and their significance for human evolution // JHE. 1999. N 37. P. 873-877.

Stringer С. В., Finlayson J. C., Barton R. N. E., Fernandez-Jalvo 7., Caceres /., Sabin R. С., Rhodes E. J., Currant A. PRodriguez-Vidal F., Giles-Pacheco F'., Riquelme-Cantal J. A. Neanderthal exploitation of marine mammals in Gibraltar // PNAS. 2008. N 105. P. 14319-14324.

Swisher С. С. Ill et al. Latest Homo erectus of Java: Potential contemporaneity with Homo sapiens in South-east Asia // Science. 1996. N 274. P. 1870-1874.

Tattersall I. The Last Neanderthal. The Rise, Success, and Mysterious Extinction of Our Closest Relatives. New York: Macmillan, 1995.

Tattersall I. What happened in the origins of human consciousness // AR. 2004. N276B.P. 19-26.

Tattersall I. Neanderthal skeletal structure and the place of Homo neanderthalensis in European hominid phylogeny // HE. 2006. N 21. P. 269-274.

Tattersall I. Neanderthals, Homo sapiens, and the question of species in paleoanthropology // JAnS. 2007. N 85. P. 139-146.

Tattersall L Human origins: Out of Africa// PNAS. 2009. N 106. P. 16018- 16021.

Tattersall /., Schwartz J. H. Hominids and hybrids: The place of Neanderthals in human evolution//PNAS. 1999. N 96. P. 7117-7119.

Tattersall /., Schwartz J. H. Extinct Humans. Boulder, CO: A Peter N. Nevraumont Book/Westview Press, 2000.

Tattersall /., Schwartz J. H. The distinctiveness and systematic context of Homo neanderthalensis II K. Harvati, T. Harrison (eds). Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives. Dordrecht: Springer, 2006. P. 9-22.

Tattersall /., Schwartz J. H. The Morphological distinctiveness of Homo sapiens and its recognition in the fossil record: Clarifying the problem// EA. 2008. N 17. P. 49-54.

Thieme H. Lower Palaeolithic hunting spears from Germany// Nature. 1997. N 385. P. 807-810.

Thieme H. Lower Palaeolithic throwing spears and other wooden implements from Schoningen, Germany // H. Ullrich (ed). Hominid Evolution: Lifestyles and Strategies. Gelsenkirchen; Schwelm: Edition Archaea, 1999. P. 383-395.

Thieme H. The Lower Palaeolithic art of hunting. The case of Schoningen 13 II-4, Lower Saxony, Germany // C. Gamble, M. Porr (eds). The Hominid Individual in Context. Archaeological investigations of Lower and Middle Palaeolithic Landscapes, Locales and Artifacts. New York: Routledge, 2005. P. 115-132.

Tillet T. Les grottes a ours et occupations Neandertaliennes dans les Alps // L'ours et L'homme. Liege: ERAUL, 2002. P. 167-84.

Trinkaus E. Hard times among the Neanderthals // NHR. 1978. P. 58-63

Trinkaus E. Sexual differences in Neanderthal limb bones // JHE. 1980. N 9. P. 377-397.

Trinkaus Е. Neanderthal limb proportions and cold adaptation // С. B. Stringer (ed). Aspects of Human Evolution. London: Taylor and Francis, 1981. P. 187- 124.

Trinkaus E. Artificial cranial deformation in the Shanidar 1 and 5 Neandertals // CAn. 1982. N23. P. 198-199.

Trinkaus E. The Neandertal face: Evolutionary and functional perspectives on a recent hominid face // JHE. 1987. N 16. P. 429-443.

Trinkaus E. The evolutionary origins of the Neandertals or, why were there Neandertals // E. Trinkaus (ed). L'Homme de Neandertal. Vol. 3. L'Anatomie. Liege: ERAUL, 1988. P. 11-29.

Trinkaus E. Neanderthal mortality patterns // JAS. 1995. N 22. P. 121-142.

Trinkaus E. Appendicular robusticity and the paleobiology of modern human emergence // PNAS. 1997. N 94. P. 13367-13373.

Trinkaus E. Neandertal faces were not long; modern human faces are short // PNAS. 2003. N 100. P. 8142-8145.

Trinkaus E. Early modern humans // ARA. 2005. N 34. P. 207-230.

Trinkaus E., Shipman P. The Neandertals. Of Skeletons, Scientists, and Scandal. New York: Vintage Books, 1994.

Trinkaus E., Zilhao J. Phylogenetic implications // J. Zilhao and E. Trinkaus (eds). Portrait of the Artist as a Child. The Gravettian Human Skeleton From the Abrigo do Lagar Velho and Its Archeological Context. (Trabalhos de Arqueologia 22). Lisboa: Instituto Portugues de Arqueologia, 2002. P. 497-518.

Tzedakis P. C., Hughen K. A., Cacho /., Harvati K. Placing late Neanderthals in a climatic context // Nature. 2007. N 449. P. 206-208.

Ullrich H. Manipulations on human corpses, mortuary practice and burial rites in Palaeolithic times // V. Novotny, Mizerova (eds). Fossil Man. New Facts, New Ideas. Brno: Anthropos Institute, 1986. P. 227-236.

Underdown S. A potential role for transmissible spongiform encephalopathies in Neanderthal extinction // MH. 2008. N 71. P. 4-7.

Urbanowski M, Socha P., Dqbrowski P., Nowaczewska W., Sadakierska-Chudy A., Dobosz T., Stefaniak K., Nadachowski A. The first Neanderthal tooth found North of the Carpathian Mountains //Naturwissenschaften. 2010. N 97. P. 411-415.

Vacca E., Pesce Delfino V. Three-Dimensional topographic survey of the human remains in Lamalunga Cave (Altamura, Bari, Southern Italy) // Collegium Anthropologicum. 2004. N 28. P. 113-119.

Vallois H. VVital statistics in prehistoric populations as determined from archaeological data // R. Heizer and S. F. Cook (eds). The Application of Quantitative Methods in Archaeology. Chicago: Quadrangle, 1960. P. 186-222.

Valoch K. Beitrag zur Kenntnis des Pavlovien // Archeologicke rozhledy. 1981. N 33. P. 279-298.

Van,el Т. H., Tzedakis P. C. Palaeolithic landscapes of Europe and environs, 150,000-25,000 years ago: An overview // QSR. 1996. N 15. P. 481-500.

Vandermeersch B. L'Extinction des Neandertaliens // L'Homme de Neandertal. Vol. 7. L'Extinction. Liege: ERAUL, 1989. P. 11-21.

Vandermeersch В. Се que nous apprennent les premieres sepultures // CRP. 2006. N5. P. 161-167.

Vandermeersch В., Trinkaus E. The postcranial remains of the Regourdou 1 Neandertal: the shoulder and arm remains // JHE. 1995. N 28. P. 439-476.

Verna C., Grimes V., Toussaint M, Hublin J.-J., Richards M. Tracing Neandertal movement and mobility using strontium isotope analysis: case studies from Belgium // PA. 2010. A35.

Verneau R. La race de Neanderthal et la race de Grimaldi; leur role dans l'humanite // JRAI. 1924. N 54. P. 211-230

Villa P., Lenoir M. Hunting and hunting weapons of the Lower and Middle Paleolithic of Europe // J.-J. Hublin, M. P. Richards (eds). The Evolution of Hominin Diets: Integrating Approaches to the Study of Palaeolithic Subsistence. Springer, 2009. P. 59-85.

Voisin J.-L. Krapina and other Neanderthal clavicles: A peculiar morphology? // PB. 2006a. N 108. P. 331-339.

Voisin J.-L. Speciation by distance and temporal overlap: a new approach to understanding Neanderthal evolution// R. Harvati, T. Harrison (eds). Neanderthals Revisited: New Approaches and Perspectives. Dordrecht: Springer, 2006b. P. 299-314.

Wainer К., Genty D., Blamart D., Hoffmann D., Couchoud L A new stage 3 millennial climatic variability record from a SW France speleothem // PPP. 2009. N 271. P. 130-139.

Walker M. J.,Lombardi A. VZapata J., Trinkaus E. Neandertal mandibles from the Sima de las Palomas del Cabezo Gordo, Murcia, Southeastern Spain // AJPA. 2010. N 142. P. 261-272.

Weaver T. D. The shape of the Neandertal femur is primarily the consequence of a hyperpolar body form // PNAS. 2003. N 100. P. 6926-6929.

Weaver T. D. The meaning of Neandertal skeletal morphology // PNAS. 2009. N 106. P.16026-16033.

Weaver T. D., Hublin J.-J. Neandertal birth canal shape and the evolution of human childbirth //PNAS. 2009. N 106. P. 8151-8156.

Weaver T. DRoseman С. C. New developments in the genetic evidence for modern human origins // EA. 2008. N 17. P. 69-80.

Weaver T. D., Steudel-Numbers K. Does climate or mobility explain the differences in body proportions between Neandertals and their Upper Paleolithic successors? // EA. 2005. N 14. P. 218-223.

Weaver T. D., Roseman С. C., Stringer С. B. Were neandertal and modern human cranial differences produced by natural selection or genetic drift? // JHE. 2007. N 53. P.135-145.

Weidenreich F. The «Neanderthal Man» and the ancestors of «Homo sapiens» II AA. 1943. N45. P. 39-48.

Weidenreich F. Facts and speculations concerning the origin of Homo sapiens // AA. 1947. N49. P. 187-203.

Weinstein К. J. Thoracic morphology in Near Eastern Neandertals and early modern humans compared with recent modern humans from high and low altitudes // JHE. 2008. N 54. P. 287-295.

Weniger G.-C. Wie modern Waren Neanderthaler // EAn. 2008. N 14. P. 1-18. White M. J. Things to do in Doggerland when you're dead: surviving OIS3 at the northwestern-most fringe of Middle Palaeolithic Europe // WA. 2006. N 38. P. 547- 575.

White T. D., Toth N. The question of ritual cannibalism at Grotta Guattari // CAn. 1991. N32. P. 118-138.

White T. D., Asfaw В., DeGusta D., Gilbert H., Richards G. D., Suwa G., Howell F. C. Pleistocene Homo sapiens from Middle Awash, Ethiopia. Nature. 2003. N 423. P. 742-747.

Williams M. A. J., Ambrose S. H., Kaars S. van der, Ruehlemann C., Chattopadhyaya U., Pal J., Chauhan P. R. Environmental impact of the 73 ka Toba super-eruption in South Asia // PPP. 2009. N 284. P. 295-314.

Wolpoff M. H. How Neandertals inform human variation // AJPA. 2009. N 139. P. 91-102.

Wolpoff M. H., Frayer D. W. Unique ramus anatomy for Neandertals? // AJPA. 2005. N 128. P. 245-251.

Wolpoff M. II., Mannheim В., Mann A., Hawks J., Caspari R., Rosenberg K. R., Frayer D. W., Gill G. W., Clark G. Why not the Neandertals? // WA. 2004. N 36. P.527-546.

Wood B. Human Evolution: A Very Short Introduction. New York: Oxford University Press, 2005.

Wood В., Lonegran N. The hominin fossil record: taxa, grades and clades // JA. 2008. N 212. P. 354-376.

Wynn T., Coolidge F. L. The expert Neandertal mind // JHE. 2004. N 46. P. 467- 487.

Wynn Т., Coolidge F. L. A Stone-Age meeting of minds //AS. 2008. N 96. P. 44-51.

Yokoyama Y.,Falgueres C., Semah F., Jacob Т., GrtinR. Gamma-ray spectrometry dating of late Homo erectus skulls from Ngandong and Sambungmacan, Central Java, Indonesia // JHE. 2008. N 55. P. 274-277.

Zangl U. Hermann Schaaffhauzen (1816-1893) and the Neanderthal finds of the 19th century // R. W. Schmitz (ed). Neanderthal 1856-2006. Mainz am Rhein: Verlag Philipp von Zaibern, 2006. P. 45-53.

Zhivotovsky L. A., Rosenberg N. A., Feldman M. W. Features of evolution and expansion of modern humans, inferred from genomewide microsatellite markers // AJHG. 2003. N72. P. 1171-1186.

Zilhao J. Burial evidence for the social differentiation of age classes in the Tarly Upper Paleolithic // D. Vialou, J. Renault-Miskovsky, M. Patou-Mathis (dir). Comportements des hommes du Paleolithique moyen et superieur en Europe: territoires et milieux. Liege: ERAUL, 2005. P. 231-241

Zilhao J. Neandertals and moderns mixed, and it matters // EA. 2006. N 15. P. 183-195.

Zilhao J. The Emergence of ornaments and art: An archaeological perspective on the origins of "behavioral modernity" // JArR. 2007. N 15. P. 1-54.

Zilhao J., Angelucci D. E., Badal-Garciac EdErrico F., Daniel F., Dayet L., Douka К., Higham T. F. G., Martinez-Sanchez M. J., Montes-Bernardez R., Murcia- Mascards S., Perez-Sirvent С., Roldan-Garcia C, Vanhaeren M., Villaverde V., Wood R., Zapata J. Symbolic use of marine shells and mineral pigments by Iberian Neandertals // PMAS. 2010. N 107. P. 1023-1028.

Zollikofer С. P. E. et al. Evidence for interpersonal violence in the St. Cesaire Neanderthal // PNAS. 2002. N 99. P. 6444-6448.

Zubrow E. The demographic modelling of Neanderthal extinction // P. Mellars, C. Stringer (eds). The Human Revolution. Behavioral and Biological Perspectives on the Origins of Modern Humans. Edinburgh: Edinburgh University Press, 1989. P. 213- 231.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

СОКРАЩЕНИЯ

АВ — Археологические вести АЖ — Антропологический журнал

НАКА — Научный альманах кафедры антропологии МГУ

АЭАЕ — Археология, этнография и антропология Евразии

БМОИП — Бюллетень Московского общества испытателей природы

ВА — Вопросы антропологии

ВеА — Вестник антропологии

ВМУ — Вестник Московского университета

ВЯ — Вопросы языкознания

ЗИИМК — Записки Института истории материальной культуры РАН КСИЭ — Краткие сообщения Института этнографии АН СССР САн — Советская антропология

УЗРДГУ — Ученые записки Ростовского на Дону государственного университета

ЭО — Этнографическое обозрение

АА — American Anthropologist

AJA — American Journal of Anatomy

AJHB — American Journal of Human Biology

AJHG — American Journal of Human Genetics

AJPA — American Journal of Physical Anthropology

AP — Anthropologica et Praehistorica

AR — Anatomical Record

ARA — Annual Review of Anthropology

AS — American Scientist

BBE — Brain, Behavior and Evolution

BF — Before Farming (online journal)

BR — Biological Reviews

BSPF — Bulletin de la Societe Prehistorique Frangaise

BMSAP — Bulletins et Memoires de la Societe d'Anthropologie de Paris

CAn — Current Anthropology

CB — Current Biology

CRASP — Comptes Rendus de l'Academie des Sciences de Paris

CRP — Comptes Rendus Palevol

EA — Evolutionary Anthropology

EAn — Eurasia Antiqua

EB — Evolutionary Biology

EJA — European Journal of Archaeology

EPSL — Earth and Planetary Science Letters

ERAUL — Etudes et Recherches Archeologiques de l'Universite de Liege

GP — Gallia Prehistoire НВ — Human Biology НЕ — Human Evolution

IJO — International Journal of Osteoarchaeology

JA — Journal of Anatomy

JAA — Journal of Anthropological Archaeology

JAnS — Journal of Anthropological Sciences

JArR — Journal of Archaeological Research

JAS — Journal of Archaeological Science

JEB — Journal of Evolutionary Biology

JEBO — Journal of Economic Behavior and Organization

JFA — Journal of Field Archaeology

JHE — Journal of Human Evolution

JP — Journal of Phonetics

JME — Journal of Molecular Evolution

JRAI — Journal of the Royal Anthropological Institute of Great Britain and Ireland

JWP — Journal of World Prehistory LI — Linguistic Inquiry MH — Medical Hypotheses

MGU — Mitteilungen der Gesellschaft fur Urgeschichte

MQ — Mankind Quarterly

NHR — Natural History Review

О JA — Oxford Journal of Archaeology

PA — PaleoAnthropology (online journal)

PB — Periodicum Biologorum

PE — Prehistoire Europeenne

PNAS — Proceedings of the National Academy of Science of the USA PPP — Palaeogeography, Palaeoclimatology, Palaeoecology PPS — Proceedings of the Prehistoric Society

PTRSL — Philosophical Transactions of the Royal Society of London

RP — Revue de Primatologie

QI — Quaternary International

QJS — Quarterly Journal of Science

QRB — Quarterly Review of Biology

QSR — Quaternary Science Reviews

QR — Quaternary Research

SAAB — South African Archaeological Bulletin

SJA — Southwestern Journal of Anthropology

SP — Stratum plus

SSS — Social Studies of Science

TN — Terra Nostra

WA — World Archaeology

YPA — Yearbook of Physical Anthropology

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ГЛОССАРИЙ

АДАПТАЦИЯ — черта, появившаяся вследствие необходимости приспособления к определённым требованиям естественной или социальной среды, а также сам процесс приспособления.

АРИДИЗАЦИЯ — нарастание засушливости климата.

АРТЕФАКТ — искусственно созданный или модифицированный предмет.

ВИД — элементарная единица систематики живых организмов, биологический таксон низшего уровня.

ГИПОПЛАЗИЯ — дефект зубной эмали, её истончение. Возникает в результате физиологических стрессов (болезни, голод) в период её формирования и проявляется на поверхности зубов в виде бороздок, ямок и т. д.

ГОМИНИДЫ (лат. Hominidae) — члены семейства гоминид, объединяющего человека и его двуногих предков. В состав семейства включают, как правило, пять родов: оррорин, сахельантроп, ардипитек, австралопитек, человек (Homo). Иногда в качестве отдельного рода выделяют массивных австралопитеков (парантропов) и кениантропов. В последние годы многие исследователи, основываясь, прежде всего, на генетических данных, стали относить к семейству гоминид и человекообразных обезьян — в этом случае для отдельного обозначения его двуногих членов используют термин «гоминины».

ГОЛОЦЕН — современная геологическая эпоха, начавшаяся 10— 12 тыс. лет назад и представляющая собой, по сути, очередное межледниковье.

ГОМОЛОГИЯ — сходство, унаследованное от общего предка.

Антоним: гомоплазия или аналогия (сходство, являющее результатом одинаковых адаптаций к близким по характеру требованиям среды).

Например, рука человека и крыло летучей мыши — гомологичные органы, а крыло летучей мыши и крыло птицы или бабочки — аналогичные.

ДИВЕРГЕНЦИЯ — расхождение, всё большее взаимное удаление имеющих общее происхождение явлений, например биологических видов или культур. Антоним — конвергенция.

ИНДУСТРИЯ — каменные, костяные и прочие орудия плюс всё то, что использовалось для их изготовления, а также отходы их производства (нуклеусы, отбойники, сколы подправки, чешуйки ретуши и т. д.). Когда говорят об индустрии конкретного памятника, имеется в виду просто физическая совокупность предметов такого рода. Когда же говорят об индустрии целой культуры (например, «ориньякская индустрия») или эпохи (например, «олдувайская индустрия»), то имеется в виду совокупность технических и типологических черт, присущих относимым к этой культуре или эпохе памятникам.

ИННОВАЦИЯ — новая черта в культуре (новация) либо процесс внедрения и распространения этой черты.

КОНВЕРГЕНЦИЯ — схождение, всё большее сближение не связанных общим происхождением явлений.

Антоним — дивергенция.

ЛЮДИ СОВРЕМЕННОГО АНАТОМИЧЕСКОГО ТИПА - люди, чей скелет и череп по своему строению не отличаются сколько-нибудь существенно от скелета и черепа современных людей.

Синоним: гомо сапиенс, неоантропы.

МИКОК — среднепалеолитическая индустрия, существовавшая в Европе в конце среднего и первой половине верхнего плейстоцена. Памятники распространены от Франции (Ля Микок) до востока Русской равнины (Сухая Мечетка). Особо высокая концентрация микокских памятников отмечается в Центральной Европе и в Крыму. Характерные черты: своеобразные рубила со слегка вогнутыми в нижней части продольными краями, рубильца, а также скрёбла и ножи с двусторонней ретушью рабочего края, а нередко и с обушком.

МОНОЦЕНТРИЗМ — любая теория, согласно которой происхождение того или иного культурного или биологического явления связывается с каким-то одним регионом, откуда, как предполагается, это явление впоследствии распространяется на другие территории.

Антоним — полицентризм.

МУЛЬТИРЕГИОНАЛИЗМ — теория, согласно которой эволюционное превращение гомо эректус в гомо сапиенс совершалось и в Африке, и в Азии и в Европе, а единство и общая направленность этого процесса поддерживались за счёт постоянного обмена генетическим материалом между обитавшими в этих регионах популяциями гоминид.

МУСТЬЕ — термин, имеющий широкое и узкое значение. В широком смысле он употребляется для обозначения среднего палеолита (примерно 250—40 тыс. лет назад) в целом («мустьерская эпоха»), а в узком — для обозначения определённого типа орудийного набора (мустьерская индустрия), который, будучи наиболее типичным для среднего палеолита, далеко не исчерпывал собой всего индустриального разнообразия этой эпохи. В мустьерское время наряду с мустьерскими существовали и индустрии иных типов (микок, атер и др.). Собственно мустьерские индустрии встречаются сплошной полосой от Иберийского полуострова на западе до южной Сибири и Монголии на востоке, но не известны в своём классическом виде ни к югу от Сахары, ни в Индии, ни в Восточной Азии. Их непременной составляющей являются скрёбла разных типов и треугольные остроконечники, обработанные ретушью только по краям и только с одной стороны. Рубила и бифасы вообще, как правило, отсутствуют (единственное исключение — так называемое мустье ашельской традиции).

НЕАНДЕРТАЛЕЦ (лат. Homo neanderthalensis) — один из видов рода Homo, появившийся в конце среднего плейстоцена в Европе, а в первой половине верхнего плейстоцена заселивший также Западную Азию и часть Центральной. Вымер около 30 тыс. лет назад или чуть позже. Впервые был выделен в 1864 г. по находкам в долине Неандерталь близ Дюссельдорфа в Германии. В 60-е - 80-е годы прошлого века неандертальцев выделяли обычно как подвид в составе вида Homo sapiens и именовали Homo sapiens neanderthalensis, но затем возобладала точка зрения, согласно которой это два самостоятельных вида.

НЕАНДЕРТАЛЕЦ КЛАССИЧЕСКИЙ - обычно так называют европейских неандертальцев верхнего плейстоцена, у которых комплекс специфических для этого вида черт получил наиболее полное выражение.

НЕАНДЕРТАЛЕЦ ПРОГРЕССИВНЫЙ - одно время так называли тех гоминид, которых теперь именуют пре- и протонеандертальцами, поскольку по ряду признаков они ближе к современным людям, чем классические неандертальцы. В группу «прогрессивных неандертальцев» включали также и гоминид из пещер Схул и Кафзех в Израиле, рассматриваемых теперь большинством антропологов в качестве ранних представителей гомо сапиенс.

НУКЛЕУС — отдельность породы (желвак, валун, галька), использованная для снятия сколов (отщепов, пластин).

ОЙКУМЕНА — заселённая людьми часть земного шара.

ОЛЕДЕНЕНИЕ — увеличение роста площадей, занимаемых ледниками, обычно сопровождаемое также понижением температуры.

ОРИНЬЯК — одна из наиболее ранних верхнепалеолитических культур, отличающаяся необычайно широким географическим распространением и длительным периодом существования. Ориньякские памятники известны по всей Европе и на западе Азии, древнейшие из них имеют возраст около 38—40 тыс. лет назад. Характерные черты: скребки высокой формы (килевидные) и с носиком, изогнутые микропластинки с ретушью по одному краю, костяные наконечники с расщеплённым основанием; развитый символизм, в том числе украшения (подвески, пронизки, бусы) и мелкие скульптурные изображения животных. Ориньяк традиционно связывают с гомо сапиенс, хотя на самых ранних памятниках этой культуры определимых человеческих останков пока не найдено.

ОТГЦЕП — скол с нуклеуса, имеющий укороченные пропорции (ширина составляет более половины длины).

ПАЛЕОЛИТ — древнейшая эпоха в истории человечества, продолжавшаяся не менее 2,5 млн. лет и охватывающая период от появления первых примитивных каменных орудий до широкого распространения около 10—12 тыс. лет назад миниатюрных изделий-вкладышей геометрических форм, служивших в качестве наконечников стрел, а также для оснащения иных составных инструментов.

Синоним — древний каменный век.

ПАЛЕОЛИТ ВЕРХНИЙ — продолжался примерно от 40 до 10 тыс. лет назад. Подобно термину мустье, который может употребляться в широком и узком смысле, термин «верхний палеолит» тоже используется в одних случаях как название целой эпохи, а в других лишь для обозначения определённого типа культуры, наиболее характерного для этой эпохи, но не исчерпывающего собой всего присущего ей культурного разнообразия. Следует различать собственно верхний палеолит, существовавший в Европе, Западной Азии, а также в некоторых частях Северной Африки и Сибири, с одной стороны, и синхронные ему формы культуры, сложившиеся в иных регионах и подчас очень мало похожие на классический тип, с другой. Наиболее заметными чертами «классического» верхнего палеолита являются: 1) технологии обработки камня, ориентированные на массовое производство пластин и, соответственно, преобладание в орудийном наборе изделий на пластинах, представленных зачастую ранее не встречавшимися или не часто встречавшимися формами (скребки, резцы, наконечники разных типов, проколки и др.); 2) разнообразные и притом стандартизированные орудия из кости и рога (наконечники, шилья, иглы и т. д.), изготовленные посредством строгания, шлифовки, сверления; 3) многочисленные свидетельства символизма, т. е. создания и использования людьми вещественных знаков и символов (украшения, настенная живопись, графика, скульптура и др.). Кроме того, сравнивая верхний и средний палеолит, часто говорят об изменении структуры поселений, методов охоты, а также стратегий жизнеобеспечения в целом, хотя материальные свидетельства новшеств в этих сферах деятельности далеко не всегда поддаются однозначной интерпретации.

ПАЛЕОЛИТ СРЕДНИЙ — продолжался примерно от 250 до 40 тыс. лет назад. Основной особенностью, отличающей среднепалеолитические индустрии от нижнепалеолитических вообще, и ашельских, в частности, является возрастание роли орудий на сколах, которые становятся теперь не только гораздо более многочисленными, чем раньше, но и более совершенными. Появляются нуклеусы для получения сколов заранее заданной, предопределённой формы, отщепы делаются более стандартизированными. В ряде случаев встречаются в довольно большом количестве пластины, а также специальные нуклеусы для снятия пластин. Количество типов орудий увеличивается, кроме многочисленных разновидностей скрёбел, ножей, зубчато-выемчатых изделий, широкое распространение получает такая типичная для среднего палеолита форма, как остриё. Изделия этой категории представлены множеством типов.

Рубила, кливеры и другие орудия из отдельностей породы, определявшие общий облик нижнепалеолитических индустрий, в одних регионах вовсе исчезают, а в других встречаются намного реже, чем прежде. Костяные орудия редки.

ПЛАСТИНА — скол с нуклеуса, имеющий вытянутые пропорции (длина превышает ширину не менее чем в два раза) и более или менее правильные очертания.

ПЛЕЙСТОЦЕН — геологическая эпоха, начавшаяся примерно 1,7— 1,8 млн. лет назад и в целом характеризующаяся довольно холодным климатом и сравнительно широким распространением ледников в высоких и средних широтах. Однако наряду с периодами похолоданий и наступления ледников в плейстоцене были и потепления, именуемые межледниковьями.

Синоним: ледниковый период.

ПЛЕНИГЛЯЦИАЛ — период максимального развития верхнеплейстоценового оледенения, охватывающий кислородно-изотопные стадии 4 (ранний пленигляциал), 3 (интерпленигляциал) и 2 (поздний пленигляциал) и продолжавшийся с конца интерстадиала одераде (-71 тыс. лет назад) до начала голоцена (-12 тыс. лет назад)

ПОЛИМОРФИЗМ, ПОЛИМОРФНОСТЬ - разнообразие, вариативность признаков, присущих представителям одного вида. Противоположное полиморфному состояние называется мономорфным.

ПОЛИЦЕНТРИЗМ — любая теория, согласно которой то или иное культурное или биологическое явление возникает независимо в нескольких географических регионах.

Антоним — моноцентризм.

ПОПУЛЯЦИЯ — группа особей одного вида, населяющая определённую территорию и более или менее изолированная от других подобных групп, так что скрещивание в пределах популяции является правилом, а за пределами — исключением.

ПОСТКРАНИАЛЬНЫЙ СКЕЛЕТ - весь скелет за исключением черепа.

ПРЕНЕАНДЕРТАЛЬЦЫ — так часто называют поздних европейских представителей вида гомо гейдельбергенсис, которые, как считается, были прямыми предками неандертальцев.

РОД — следующая за видом ячейка систематики живых организмов. Род может включать один или множество видов.

СЕЛЕТ — одна из индустрий, маркирующих переход от среднего к верхнему палеолиту в Центральной Европе. Область распространения включает территорию Венгрии, Чехии и Словакии, а также смежные с ними районы Украины, Польши и Германии. Возраст древнейших памятников более 40 тыс. лет назад, а самых поздних около 32 тыс. лет назад. Для селета типичны разнообразные бифасиальные листовидные наконечники. Кроме них обычны скребки, но скрёбла часто ещё более многочисленны и иногда преобладают, составляя до трети всех орудий. Технология нелеваллуазская, в основном ориентирована на получение отщепов.

СЕМЕЙСТВО — следующая за родом ячейка систематики живых организмов.

ТЕОРИЯ (МОДЕЛЬ) АФРИКАНСКОГО ИСХОДА - теория, согласно которой люди современного анатомического типа (т. е. вид гомо сапиенс) появились первоначально в Африке, откуда распространились впоследствии по всей планете, вытесняя и частично, возможно, ассимилируя предшествовавшие им в других регионах виды гоминид.

УЛУЦЦО — одна из индустрий, маркирующих переход от среднего к верхнему палеолиту в Западной Европе. Все известные памятники датируются периодом примерно от 35 до 32 тыс. лет назад. Область распространения включает юг и центральные районы Апеннинского полуострова. Кроме того, комплекс, типологически близкий улуццо, но более древний (около 40 тыс. лет назад) выявлен в пещере Клиссура на юге Балкан (Греция). Для улуццо типичны крупные сегменты или сегментовидные ножи с обушком. В орудийном наборе сочетаются орудия средне - и верхнепалеолитических типов: скрёбла, скребки, малочисленные резцы, долотовидные орудия. Изредка встречаются костяные украшения.

ФИЛЕТИЧЕСКАЯ ЛИНИЯ — последовательность сменяющих друг друга во времени таксонов одного ранга, все члены которой находятся в отношениях предки — потомки.

ФИЛОГЕНЕЗ — эволюционная история вида или таксона более высокого ранга. Исследовать филогенез некоей группы организмов — значит пытаться выявить эволюционные взаимоотношения составляющих её таксонов.

ЧЕЛОВЕК ГЕЙДЕЛЬБЕРГСКИЙ (лат. Homo heidelbergensis) - один из видов рода Homo, обитавший в Европе, а также, видимо, в Африке и Азии в среднем плейстоцене. Впервые выделен в 1908 г. по челюсти, найденной в Мауэрне, в окрестностях Гейдельберга. В Европе этот вид дал начало неандертальцам.

Синонимы: гомо гейдельбергенсис, гейдельбержец.

ЧЕЛОВЕК-ПРЕДШЕСТВЕННИК (лат. Homo antecessor) — один из видов рода Homo, обитавший в Европе и, возможно, Африке, примерно 800—500 тыс. лет назад. Впервые выделен по находкам в Атапуэрке (Испания) в 1997 г. Относительно состава этого вида и его места в нашей генеалогии существуют пока серьёзные разногласия.

Синоним: гомо антецессор.

ЧЕЛОВЕК ПРЯМОХОДЯЩИЙ (лат. Homo erectus) — один из видов рода Homo, появившийся в Африке на рубеже плиоцена и плейстоцена и сохранявшийся на отдельных островах юго-востока Азии, по-видимому, ещё в позднем плейстоцене. Впервые выделен Е. Дюбуа в 1894 г. (под названием Pithecanthropus erectus).

Синоним: гомо эректус.

ЧЕЛОВЕК РАЗУМНЫЙ (лат. Homo sapiens) — единственный сохранившийся вид рода Homo. Появился примерно 150—200 тыс. лет назад. Включает всех людей современного анатомического типа, в том числе всех ныне живущих на земле людей. Впервые выделен К. Линнеем в 1758 г.

Синонимы: гомо сапиенс, неоантроп, человек современного анатомического типа.

ШАТЕЛЬПЕРРОН — одна из неандертальских культур, маркирующих переход от среднего к верхнему палеолиту в Западной Европе. Период существования примерно от 40 до 33 тыс. лет назад. Область распространения включает северо-восток Испании, юг, юго-запад и частично центральные районы Франции. Наиболее типичной формой орудий для шательперрона являются ножи с дугообразным ретушированным обушком (ножи типа шательперрон). Есть призматические нуклеусы, а в орудийном наборе сочетаются верхнепалеолитические и среднепалеолитические формы: скребки, резцы, мустьерские остроконечники, скрёбла, зубчато-выемчатые изделия. На отдельных памятниках обнаружены костяные орудия и украшения.

ЭНДОКРАН — мозговая полость.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Констэбл 1978.

2. Дробышевский 2006.

3. О некоторых, впрочем, можно хотя бы строить догадки. Например, в 1853 г. Ф. Спринг, профессор физиологии Льежского университета, описал человеческие кости, найденные в одной из пещер близ Намюра в Бельгии. Кости были столь ветхими, что буквально рассыпались в руках. Говоря о черепе, Спринг отметил покатый лоб и необычайно большую носовую полость, и отнес его к некоей вымершей расе (Schmitz 2006а: 13). Может быть, на самом деле льежский профессор держал в руках череп неандертальца?

4. В начале 20-го века немое h выпало из немецкого слова Thai (долина), а в 1952 г. француз А. Валуа и американец У. Хауэл предложили изменить соответствующим образом и написание названия «неандерталец» — Neandertal. Некоторые авторы вняли этому призыву, но большинство по-прежнему придерживается традиционной транскрипции — Neanderthal.

5. King 1864.

6. Эта «гипотеза», едва появившись, сразу же «попала на перо» Томасу Гексли. Язвительный, а местами просто издевательский тон его отповеди Майеру доносит до нас накал тогдашних дискуссий (Huxley 1864: 435).

7. Уже в середине 1890-х годов ряды «обращённых» пополнил первооткрыватель питекантропа Е. Дюбуа. Первоначально он смотрел на неандертальцев так же, как Вирхов (который, кстати, и питекантропа тоже не признал, зачислив его в гиббоны), но, изучив скелеты из Спи, признал свою ошибку.

8. К настоящему времени термин «питекантроп» (Pithecanthropus) почти вышел из употребления в научной литературе, поскольку те гоминиды, которых им обозначали, были перемещены в род Homo.

9. Schaaffhausen 1880. В некоторых публикациях авторство этого термина приписывается немецкому медику Людвигу Вильзеру. Вильзер, увлекавшийся антропологией (особенно он любил порассуждать об арийской расе и её превосходстве над всеми прочими), действительно предложил такое наименование, но сделал он это лишь в 1897 г., т. е. на 17 лет позже Шафгаузена.

10. Согласно подсчётам французского антрополога Ж.-Л. Эйма, со времён Кинга для неандертальцев было предложено 6 родовых имён и до 34 видовых (по: Cela-Conde and Ayala 2007: 273).

11. Осборн 1924: 175.

12. King 1864: 96.

13. Schwalbe 1901.

14. Boule 1911-1913.

15. Почти все, но, конечно, не все. Например, французский антрополог Р. Верно и в 20-е годы выступал против признания современных людей и неандертальцев отдельными видами и именовал последних расой (Verneau 1924), а его немецкий коллега О. Клейншмидт считал расами Homo sapiens вообще все формы ископаемых гоминид, включая даже австралопитеков (Kleinschmidt 1931, по Нестурх 1958: 72). Активным оппонентом Швальбе в вопросе о таксономическом статусе неандертальцев был польский антрополог К. Столыгво, видевший доказательство видового единства Homo primigenius и Homo sapiens в некоторых современных черепах с сильно развитым надглазничным рельефом (Stolyhwo 1908а, 1908b, Столыгво 1913).

16. Можно сказать, что вместе с этим открытием в палеоантропологию пришла «перспектива», а до него она была «двумерной», как живопись до эпохи Возрождения.

17. Швальбе 1906: 29-30; см. также Schwalbe 1906: 8, 25.

18. Хотя многие антропологи явно подозревали, что с Пильтдауном что-то не так, задолго до «официального» разоблачения фальшивки.

19. Chase andTeilhol 2009: 103-113.

20. Анучин 1916: 856.

21. Hrdlicka 1927.

22. Хотя уже упоминавшийся выше Верно, выступая за три года до Хрдлички по тому же поводу, в той же аудитории, а затем и в том же журнале, тоже не соглашался с Булем и говорил о том, что неандертальцы участвовали в формировании современных рас (особенно австралийцев, но и европейцев тоже) и «вполне заслуживают того, чтобы рассматриваться в качестве представителей предковой для Homo sapiens линии» (Verneau 1924: 225). При этом саму «неандертальскую расу» он считал «по существу негроидной» — «foncierement nigritique» (ibid.: 229).

23. Сам Хрдличка, кстати, не признал в Швальбе предтечу, приписав ему взгляды, противоположные собственным (Hrdlicka 1927: 250). Много позже также поступил Ф. Хауэл (Howell 1957: 340), а ещё позже В. П. Алексеев (1969: 38).

24. Вейнерт 1935: 230-231.

25. Дебец 1936: 310.

26. Левин 1950:6.

27. Weidenreich 1943, 1947.

28. Weidenreich 1947: 189.

29. Brace 1962, 1964.

30. Brose and Wolpoff 1971.

31. Hrdlicka 1927: 251.

32. Brace 1964: 18.

33. Brose and Wolpoff 1971: 1156.

34. Brace 1964: 11-12.

35. Якимов 1957: 150-151.

36. Семёнов 1969:46.

37. Mann and Trinkaus 1973: 171.

38. Howells 1974: 25-26

39. Santa Luca 1978.

40. Признаюсь, я составил эту таблицу главным образом для того, чтобы избавить себя от необходимости специально и подробно рассказывать здесь об истории изучения неандертальцев. Спору нет, тема эта очень интересна и к тому же пока не слишком обстоятельно освещена в отечественной литературе, но в одной главе её всё равно не объять, а посвятить ей больше места не позволяет объём книги. Конечно, обращаться к истории многих из рассматриваемых далее вопросов всё равно придется, но лишь в той мере, в какой это может оказаться полезным для лучшего понимания их нынешнего состояния.

41. Этот рассказ, насколько мне известно, не переводился на русский язык. В оригинале он называется "The Grisly Folk".

42. Правда, некоторые из этих образов выглядят отталкивающими лишь внешне. Так, в уже упомянутом романе У. Годцинга «Наследники» (1955) неандертальцы, несмотря на полную звероподобность их облика, показаны добрыми безобидными существами, связанными между собой узами любви, и чуждыми какой бы то ни было агрессии по отношению к окружающему их миру. Вполне «человечны» и неандертальцы, изображённые в известном романе Джин Ауэл «Клан пещерного медведя» (1980), лёгшем в основу одноимённого фильма.

43. Arambourg 1955.

44. Straus and Cave 1957.

45. Я называю их зыбкими, поскольку, на мой взгляд, убедительного объяснения причин утраты людьми сплошного волосяного покрова до сих пор не найдено. Наиболее популярная теория, согласно которой это произошло вследствие перехода к активной охоте в условиях жарких африканских саванн, когда шерсть стала помехой эффективной терморегуляции (попросту говоря, чтобы остыть, надо потеть, а чтобы потеть, надо избавиться от шерсти), может быть, в целом и верна, но многие вопросы она оставляет без ответа.

46. Rogers et al. 2004.

47. Royer et al. 2009.

48. Trinkaus 1980.

49. Sawyer and Maley 2005.

50. Tattersall 2007: 144.

51. Lalueza-Fox et al. 2007.

52. Balzeau and Rougier 2010.

53. Wolpoffand Frayer 2005.

54. Maher 2005.

55. Некоторые авторы рассматривают это как показатель низкого уровня неандертальской культуры, как следствие нехватки орудий, которые могли бы заменить телесные органы, но как быть в таком случае с аналогичным поведением у современных людей, не говоря уже об охотниках-собирателях недавнего прошлого? Аборигены Австралии, например, иногда даже каменные орудия с помощью зубов обрабатывали!

56. Sawyer and Maley 2005:30.

57. Подробней об австралопитеках и более ранних гоминидах см., напр.: Ackermann and Smith 2007; Kimbel 2007.

58. Стоило мне написать эти слова, как миру был явлен дотоле ему неведомый Australopithecus sediba, которого не без оснований прочат в предки рода Homo (Berger et al. 2010).

59. Carbonell et al. 2008.

60. Bermudez de Castro et al. 2004.

61. Bischoffet al. 2007.

62. Bermudez de Castro et al. 2004.

63. Rosas 2001.

64. Arsuaga et al. 1996: 48.

65. Hublin 1998: 302; Stringer and Hublin 1999.

66. Эту точку зрения в той или иной степени разделяет сейчас большинство антропологов, но есть у неё и оппоненты. По их мнению, эволюция европейских гоминид в среднем плейстоцене шла по нескольким независимым линиям, и неандертальцы — лишь одна из них, просуществовавшая дольше всех (см., напр.: Tattersall 2006: 273). В принципе вполне возможно, что так и было и что часть европейских гоминид рассматриваемого периода, действительно, не имела прямого отношения к филогенезу неандертальцев, но находки из Симы, Сванскомба, Штейнгейма и большинства других пунктов, включенных в таблицу 3.2, вряд ли входят в эту часть.

67. Например, в одной из недавно вышедших книг о первобытном искусстве автор, с одной стороны, не устаёт подчёркивать принадлежность современных людей и неандертальцев к разным биологическим видам, а с другой, противореча себе самому, упорно именует последних Homo sapiens neanderthalensis (Куценков 2007).

68. См. Dean et al. 1998; Hublin 1998; Condemi 2000; Rosas et al. 2006; Harvati 2007.

69. Противоположная точка зрения хорошо изложена и аргументирована в работах М. Уолпофа (см., напр.: Wolpoff2009).

70. Schillaci and Froehlich 2001; Harvati et al. 2004.

71. Харитонов 1973.

72. Tatters all 1995: 10.

73. Hublin 2006:57.

74. Arsuaga et al. 1996: 48.

75. Кольцевидная молекула митохондриальной ДНК содержит всего лишь шестнадцать с половиной тысяч пар нуклеотидных оснований, тогда как в ядерных хромосомах их свыше трёх миллиардов.

76. Green et al. 2010.

77. Green et al. 2008.

78. Возраст неандертальских костей, давших генетический материал, варьирует примерно от 100 тыс. лет (Складина) до 32 тыс. лет (Виндия).

79. Lalueza-Fox et al. 2006; Orlando et al. 2006.

80. Green et al. 2006; Noonan et al. 2006.

81. Green et al. 2008.

82. Как уже говорилось, для расчёта темпа накопления мутаций необходимы надёжные и хорошо датированные палеонтологические реперы (точки отсчёта), которые на самом деле имеются лишь в редких случаях. Например, для людей в качестве такого репера часто используют, как уже говорилось, время расхождения линий гоминид и шимпанзе, но датировка этого события зависит от того, кого мы принимаем за первого гоминида. Если сахельантропа, то расчёт нужно вести от даты 7 млн. лет назад, а если оррорина, то 6 млн. лет назад, а ведь есть ещё и иные варианты. Авторы первых генетических датировок происхождения Homo sapiens (или, точнее, времени существования последнего общего «митохондриальоного предка» ныне живущих людей) в качестве репера использовали время дивергенции американоидов и монголоидов, которую тогда (четверть века назад) относили в прошлое на 12 тыс. лет (Cann et al. 1987). Сегодня почти никто не сомневается, что это событие (т. е. заселение Америки) произошло, по крайней мере, на 2 тыс. лет раньше, а многие готовы увеличить его древность и ещё больше.

83. См., напр.: Wainer et al. 2009.

84. Замечу на всякий случай, что слово «оледенение», когда оно используется в качестве названия той или иной геологической эпохи, не следует понимать буквально, как указание на то, что ледники якобы сплошь покрывали всю землю. Территория, занимаемая ледниками, в такие эпохи, действительно, увеличивалась, и иногда очень значительно, но при этом даже в северном полушарии большая часть поверхности суши оставалась всё же свободной ото льда.

85. Хотя формально голоцен является понятием, иерархически равнозначным плейстоцену, фактически он представляет собой всего лишь очередное межледниковье.

86. См., напр.: Bernard et al. 2009: 141, fig. 7.

87. Wainer et al. 2009: 138.

88. Явным исключением из общей картины является, пожалуй, только Антарктика, ледниковые керны которой дают иную ритмику и хронологию климатических колебаний. Удовлетворительного объяснения этому, насколько мне известно, пока нет.

89. Jones 2007.

90. Rampino and Self 1992; Williams et al. 2009.

91. Fedele et al. 2008.

92. Coon 1962. В общей форме гипотезу о том, что специфическая морфология «классических неандертальцев» сформировалась в результате приспособления к суровому климату севера палеолитической ойкумены, высказывали и раньше (Якимов 1949; Howell 1952), но конкретным содержанием её наполнил именно Кун, показавший, в чём мог заключаться адаптивный смысл ряда признаков (см. также Кун 1958).

93. Об ареале и времени существования пещерных медведей см.: Барышников 2007: 326-327.

94. Estevez 2004: 190-200.

95. Holton and Franciscus 2008.

96. Hubbe et al. 2009: 1729.

97. Weaver et al. 2007. Бужилова 2005: 16, табл. 1.1.1.

98. Бужилова 2005: 16, табл. 1.1.1

99. Cloutier et al. 2009.

100. Единственное явное исключение их этого правила — Шанидар, но и там из 10 известных в настоящее время костяков 3 являются детскими.

101. Adovasio et al. 2007: 157.

102. Согласно старой — полувековой давности — сводке А. Валуа, из 76 человек, чьи останки были найдены к тому времени на верхнепалеолитических памятниках Евразии, 38 % не дожили до 12 лет и 54 % до 20 (Vallois 1960: 196, table 5). Эти оценки кажутся мне наиболее реалистичными.

103. Kelly 1995: 252, table 6-9; Pennington 2001: 192, table 7.5.

104. Kelly 1995: 252, table 6-9.

105. Исходные данные для неандертальцев см. в главе 7 (табл. 7.1); подсчёты для Homo sapiens основаны на сводке Ж. Зильяо (Zilhao 2005: 234, table 1) с учётом более поздних, не вошедших в эту сводку открытий (Einwogerer 2006). Близкие цифры по обеим сравниваемым группам даёт и А. П. Бужилова (2005: 82, табл. 2.3.1).

106. Doyle and Johnston 1977.

107. Hutchinson et al. 1997: 911—912, tables 3—5. Очень высокие показатели частоты эмалевой гипоплазии дают даже отдельные группы средневекового населения ряда регионов, например, русского Севера (Бужилова 2005: 175, табл. 4.2.9 и 4.2.10).

108. Guatelli-Steinberg et al. 2004.

109. Berger and Trinkaus 1995.

110. Ibid.: 849.

111. Судя по археологическим данным, луки и копьеметалки появляются лишь во второй половине, если не в самом конце, верхнего палеолита — не раньше 20 тыс. лет назад.

112. Geist 1981:31.

113. См., напр.: Pettitt 2000.

114. Estabrook 2009.

115. Ibid.: 341.

116. Подробнее об этом говорится в одной из глав моей книги "История одной случайности или произхождение человека" (Вишняцкий 2005б: 70-108).

117. Воёdа et al. 1999.

118. Воёdа et al. 2008а, 2008b.

119. О том, что обработка дерева была для неандертальцев вполне обычным занятием, свидетельствует и изучение следов износа на их каменных орудиях (см., напр.: Семёнов 1968: 104-105; Anderson-Gerfaud 1990: 401-404).

120. Thieme 1997, 1999,2005.

121. Schmitt and Churchill 2003: 106, table 2.

122. Например, есть сообщение, что в одном из среднепалеолитических слоёв Мезмайской пещеры на Северном Кавказе было найдено костяное остриё длиной 9,1 см и диаметром 0,7 см, имеющее треугольное сечение и изготовленное строганием, а в другом даже изделие с пазом, которое, как предполагается, могло служить основой составного орудия (Голованова 2006).

123. Gaudzinski et al. 2005: 184-187.

124. Milliken 2007:336.

125. Koller and Mania 2001; Griinberg 2002.

126. Rolland 2004; Gowlett 2006.

127. Speth and Tchernov 2001.

128. Castro-Curel and Carbonell 1995.

129. Rosen 2003:171.

130. См., напр.:Черныш 1982; Farizy 1994.

131. Steudel-Numbers and Tilkens 2004: 106.

132. Onac et al. 2005.

133. Энеолитом или халколитом археологи называют медно-каменный век, отделяющий собственно каменный век (а точнее, его последнюю стадию — неолит) от бронзового.

134. Это по самым первым и скромным оценкам (Kittler et al. 2003). Последние датировки углубляют время дивергенции двух интересующих нас подвидов вшей как минимум в три раза, помещая это событие в интервал от 220 тыс. до 1 млн. лет назад (Kitchen et al. 2010).

135. Впрочем, Джин Ауэл сделала все возможное, чтобы как можно лучше представить себе жизнь персонажей своих книг. Она не только изучила горы антропологической и археологической литературы, не только побывала на раскопках множества палеолитических памятников, но и прошла специальный курс выживания вне цивилизации, где обучилась разным премудростям первобытного быта, в том числе и тому, как обрабатывать шкуры и делать из них разные полезные вещи (Auel 2005: 90).

136. Anderson-Gerfaud 1990: 405.

137. Carbonell and Castro-Curel 1992.

138. А была ещё и нерукотворная. В частности, для хранения и обработки красящих веществ иногда использовались створки крупных раковин, как это доказано находками из пещеры Авионес в Испании, имеющими возраст порядка 45—50 тыс. лет (Zilhao et al. 2010). Черныш 1982. См. также Рогачёв 1973; de Beaune 1989; Paunescu 1989.

139. Черныш 1982. См., также Рогачёв; de Beaune 1989; Paunescu 1989.

140. Pearson 2007: 6.

141. Известно, что в рационе некоторых групп эскимосов животные продукты составляли до 95 % и даже более, но дисбаланс питания (избыток белков) компенсировался за счёт усиленного потребления жира тюленей.

142. Stringer et al. 2008.

143. Stiner 1993.

144. Blasco 2008.

145. Ранов, Несмеянов 1973: 79.

146. Авторы одной недавней публикации утверждают, например, что «за исключением каменных отбойников, функциональный потенциал которых весьма широк, в неандертальском орудийном наборе просто нет вещей, предназначенных для растирания и толчения пищевых продуктов» (Kuhn and Stiner 2006: 957).

147. Henry and Pierno 2008.

148. Perez-Perez et al. 2003

149. Lev et al. 2005.

150. Madella et al. 2002.

151. Rosen 2003.

152. Bocherens et al. 2005: 82.

153. Напр.: Tattersall 2004: 24.

154. Henneberg 1988.

155. Столь большая разница между мужчинами и женщинами в данном случае отражает скорее особенности выборки (женских черепов очень мало и почти все они из южной части неандертальского ареала), чем действительную степень полового диморфизма по объёму мозга. Не исключена и вероятность ошибок при отнесении тех или иных черепов к числу мужских или женских.

156. По Кочеткова 1964; Aiello & Dean 1990; Caspari and Radovcic 2006; De Miguel and Henneberg2001; Grimaud-Herve 1997; Holloway et al. 2004; Lee and Wolpoff 2003; Ponce de Leon et al. 2008

157. Holloway 2009:355.

158. Milner 1990:98.

159. Rushton 1992.

160. Deaner et al. 2007.

161. McDaniel 2005.

162. Подробнее об этом см. Barricman et al. 2008.

163. Bruner 2008: 103.

164. Приблизиться к их пониманию, возможно, помогут проводимые Э. Брунером с коллегами поиски зависимости между особенностями формы мозга и интеллектуальной деятельности у современных людей (Bruner et al. 2010).

165. Holloway 1985: 323; см. также Holloway et al. 2004: 235.

166. Goldberg 2002.

167. Bruner and Holloway 2010.

168. Bookstein et al. 1999.

169. Semendeferi et al. 1997.

170. Bruner 2008.

171. Напр. Klein 1989: 359-360; 1992: 9, 12; 1995.

172. Зубов 1994: 29.

173. Wynn and Coolidge 2004, 2008; Coolidge and Wynn 2009.

174. Mithen 1996: 181-186.

175. Примерно 18—20 тыс. лет назад.

176. 0'Connell 2006.

177. Говорить о чём-то как о «полезном» для неживого предмета (камня, мумии и т. д.), можно лишь в переносном смысле.

178. Ичас 1994:465.

179. Mithen 2007: 321.

180. Krantz 1994.

181. Liberman and Crelin 1971.

182. Heim 1990.

183. См., напр.: Laitman et al. 1978.

184. Bastir et al. 2010

185. Fitch 2009.

186. Martinez et al. 2008.

187. Alemseged et al. 2006

188. Martelli and Steele 2010.

189. Duchin 1990: 694-695; Воё et al. 2002.

190. Kay et al. 1998.

191. De Gusta etal. 1999.

192. MacLarnon and Hewitt 1999, 2004.

193. Martinez et al. 2004, 2009.

194. Krause et al. 2007а.

195. Humphrey 1998 (на русском языке см.: Вишняцкий 1999).

196. Bednarik 1998.

197. Среди немногих исключений — несколько крашенных охрой подвесок из морских раковин, выявленных недавно в коллекциях из мустьерских слоев испанских пещер Авионес и Антон (Zilhao et al. 2010).

198. Trinkaus 1982.

199. Сытник 1983, Ситник 2000: 82-88.

200. См., напр.: Барышников 1987.

201. В этом случае можно предполагать, что медведи забирались в неё в поисках удобной берлоги для зимней спячки.

202. Carbonell and Mosquera 2006.

203. Bermudez de Castro et al. 2004.

204. Defleur 1993:216; Riel-Salvatore and Clark 2001: table 1; Zilhao 2005: table 1; D'Errico 2007: 127-128.

205. Gargett 1989, 1999; см. также Шер 2009: 113-119.

206. Смирнов 1991; Алёкшин 1995, 1998.

207. Jaubert et al. 2010.

208. Bailey et al. 2009.

209. Тендрякова 1995: 131.

210. Tillet 2002.

211. Тем не менее жаль, что этой темой уже давно никто всерьёз не занимался.

212. Blanc 1961: 124.

213. Bergounioux 1958.

214. Stiner 1991; White and Toth 1991

215. По Kelly 1995; Layton and Barton 2001.

216. Robson and Wood 2008: 416, table 8; Guatelli-Steinberg 2009, 2010.

217. Ponce de Leon et al. 2008: 13765.

218. Macchiarelli et al. 2006. Правда, по данным других исследователей, полученных другими методами и на других материалах, коренные зубы у неандертальцев формировались несколько быстрее (Smith et al. 2009).

219. См., напр.: Plavcan 2001.

220. См., напр.: Kelly 1995.

221. Gamble 1999.

222. Feblot-Augustins 1999; Fernandes et al. 2008 ; Slimak 2008.

223. Richards et al. 2008а.

224. Verna et al. 2010.

225. Lebel 2001.

226. Richards et al. 2008b.

227. См., напр.: Berger and Trinkaus 1995:849; Pettitt 2000: 357.

228. См., напр.: Зеленин 1937; Малори 2002: 180-185 и др.

229. Zollikofer С.Р.Е. et al. 2002; Churchill et al. 2009.

230. Кому он в данном случае возражал, точно неизвестно, поскольку в печати с таким предположением никто до того, как будто, не выступал.

231. По Trinkaus and Shipman 1994: 104-105.

232. Defleur A. et al. 1999.

233. Stefan and Trinkaus 1998а; Дробышевский 2006: 51; Harvati et al. 2006.

234. Rak et al. 2002.

235. Arensburg and Belfer-Cohen 1998; Arensburg 2002.

236. Напр.: Genty et al. 2003.

237. Krause et al. 2007b.

238. He исключено, что в некоторых из них, например, в Закавказье и соседних с ним областях Передней Азии, неандертальцы обитали задолго до середины позднего плейстоцена.

239. White 2006.

240. Hublin et al. 2009.

241. Czarnetzki et al. 2001.

242. Urbanowski et al. 2010.

243. Hambiicken 1997.

244. Voisin 2006b.

245. Briggs et al. 2009.

246. Fabre et al. 2009.

247. Swisher С.С. Ill etal. 1996.

248. Yokoyama et al. 2008.

249. Brown P. et al. 2004.

250. Aiello 2010.

251. McDougall et al. 2008.

252. White et al. 2003.

253. Brauer 2008; Rightmire 2008.

254. Weaver and Roseman 2008.

255. Liu et al. 2006; De Giorgio et al. 2009.

256. Klein 2001.

257. Hublin 2000.

258. Ibid.: 162.

259. Macaulay et al. 2005; Liu H. et al. 2006.

260. Barker 2002.

261. Shen et al. 2007.

262. Shang et al. 2007.

263. Оппенгеймер 2004; Macaulay et al. 2005.

264. Fernandez 2007.

265. Finlayson et al. 2006.

266. Степанчук 2006: 203-204.

267. Higham 2006.

268. Semal et al. 2009.

269. Bailey and Hublin 2006b.

270. Подробней см.: Вишняцкий 2008.

271. D'Errico et al. 1998.

272. Не исключено, что некоторые комплексы раннего верхнего палеолита Балкан и Центральной Европы, относимые к индустрии эмиро-богунице и имеющие близкие аналогии на Ближнем Востоке, представляют собой, вопреки традиционной точке зрения, не следы экспансии гомо сапиенс на новые земли, а следы отступления неандертальцев из Восточного Средиземноморья на «историческую родину» (Вишняцкий 2008: 185).

273. Никонов 2008: 281-282.

274. Pearson 2004.

275. Hawks and Cochran. 20060; Hebsgaard et al. 2007; Weaver and Roseman 2008.

276. Curnoe et al. 2006.

277. Arnold and Meyer 2006.

278. Soares et al. 2010.

279. Jolly 2001: 199.

280. Результаты анализа ядерного генома, опубликованные, когда эта книга уже была написана, резко изменили общий баланс данных в ползу признания гибридизации. Оказалось, что генетическая дистанция, отделяющая неандертальцев от современного населения Европы и Азии, несколько меньше дистанции, отделяющей их от африканцев. При этом выяснилось также (к всеобщему удивлению), что они одинаково удалены от всех неафриканских групп, от папуасов до французов. Проще всего объяснить такую картину позволяет предположение, что скрещивание между неандертальцами и сапиенсами имело место, когда последние только начали расселяться за пределы Африки и ещё не успели разделиться на разные популяции. Однако возможно и иное объяснение, не требующее признания гибридизации (Green et al. 2010).

281. См., напр.: Дробышевский 2006: 206-212.

282. Hublin and Bailey 2006.

283. Smith 1982: 676.

284. Duarte et al. 1999; Trinkaus and Zilhao 2002.

285. Tattersall and Schwartz 1999.

286. Wolpoffet al. 2004; Smith et al. 2005; Wolpoff2009.

287. Trinkaus 2005.

288. Tattersall and Schwartz 2008: 51.

289. Brauer 1980, 1981; Васильев 2006: 154, 165.

290. D'Aore et al. 2007.

291. Jelinek 1969:491.

292. Возраст антропологических находок с отдельными «неандерталоидными» чертами из Подкумка, Сходни, Хвалынска и ряда других местонахождений на юге России и Украины неясен. Обычно их относили к позднему плейстоцену или голоцену и считали промежуточными формами между неандертальцем и современным человеком (Гремяцкий 1948), но, возможно, некоторые из них гораздо древнее. В частности, предпринятый недавно детальный анализ морфологии и гистологии плечевой кости с острова Хорошевского под Хвалынском привёл авторов этого исследования к выводу, что её и сопутствовавшую ей черепную крышку следовало бы, скорее, относить к «раннему палеоантропу позднеашельской или раннемустьерской эпохи» (Медникова и др. 2010: 116). С этим выводом вполне согласуется то обстоятельство, что фауна с острова Хорошевского в основном принадлежит к среднеплейстоценовому хазарскому комплексу (Г. Ф. Барышников, личное сообщение).

293. Вейнерт 1935: 347.

294. Stolyhwo 1908a, 1908b, Столыгво 1913.

295. См., напр.: Яцута 1935. В этой статье приводятся данные об архаичных (автор называет их «неандерталоидными») признаках на современных черепах, но проблема гибридизации не обсуждается.

296. Хотя некоторые особо наблюдательные и проницательные авторы находили неандертальцев даже в современном мире, причём речь шла вовсе не о пресловутом снежном человеке, а о вполне цивилизованных жителях Европы. Так, американский антрополог М. Грант обнаружил, что «гориллоподобные живые образчики неандертальского человека нередко встречаются на западном побережье Ирландии», где их можно легко распознать по выступающей верхней губе, низкому лбу, тяжёлым надбровьям и ряду других признаков, «общих для многих примитивных рас» (Grant 1916, цит. по Lukacs 2001). Трудно сказать, что стоит за этими словами. То ли, путешествуя по «зелёному острову», Грант действительно столкнулся где-нибудь в пабе с парой неандертальцев, то ли у него и без того были личные счёты с ирландцами.

297. Подробней см. Вишняцкий 2007.

298. Oliva 1979: 55; 1988: 129; Valoch 1981: 293.

299. Flas 2001-2002.

300. Tattersall 1995.

301. Stringer and Gamble 1993: 193-194.

302. Осборн 1924: 204.

303. Впрочем, есть интересные попытки доказать обратное: Shea and Sisk 2010.

304. Churchill et al. 2009.

305. Rhodes and Churchill 2009.

306. Schmitt et al. 2003.

307. Klaatsch 1920:325.

308. Клаач полагал, что разные формы людей произошли от разных форм человекообразных обезьян.

309. Вейнерт 1935:231.

310. Ramirez Rozzi et al. 2009.

311. Vanhaeren and d'Errico 2006.

312. Harris 2006: 1055.

313. Underdown (2008). Идея о возможной роли каннибализма и губчатой энцефалопатии в вымирании неандертальцев была выдвинута и развита другими исследователями (Cooper 2000; Chiarelli 2004), но автор «Медицинских гипотез» своих предшественников почему-то не упоминает.

314. См., напр.: Sorensen n.d.

315. Stormer and Mysterud 2006.

316. Finlayson et al. 2001; Finlayson 2004, 2009.

317. Finlayson 2009: 118-119.

318. Mellars 1996a: 418-419.

319. Mellars 1998: 497-498.

320. D'Errico and Goni 2003: 771.

321. Weaver and Steudel-Numbers 2005; Froehle and Churchill 2009.

322. Leonard W.R. et al. 2005: table 3.

323. Higgins 2010.

324. Hockett and Haws 2005.

325. Zubrow 1989.

326. O'Connell 2006.

327. Sawyer 2002.

328. Finlayson 2009: 2.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Гость
Эта тема закрыта для публикации сообщений.