Павел I

[Saygo 582]

СОРОКИН Ю. А. ПАВЕЛ I

Генерал Я. И. Санглен, много поживший и много повидавший на своем веку человек, писал: "Павел навсегда останется психологической задачей. С сердцем добрым, чувствительным, душою возвышенною, умом просвещенным, пламенной любовью к справедливости, духом рыцаря времен прошедших, он был предметом ужаса для подданных своих". Бывший начальник тайной полиции при Александре I оказался прав. Сложную, противоречивую натуру Павла I не смогли до конца понять ни его современники, ни последующие поколения историков.

 
Лица, близко стоявшие к императору, непосредственно принимавшие участие в его мероприятиях, даже не сочувствуя Павлу, относятся к нему мягче тех, кто видел его мимолетно, в главной правительственной работе не участвовал и писал о нем по случайным, чисто внешним впечатлением или даже по рассказам других. Интересно, что представители сановного дворянства отзывались гораздо благожелательнее, чем выходцы из более скромных дворянских фамилий. Мемуарные традиции в оценках Павла I оказались весьма живучи и повлияли на специальные исследования.

Официально-охранительная историография на протяжении XIX - начала XX в. претерпела серьезные изменения в своих выводах: начав с восторгов, она к концу XIX в. оценивает Павла I более трезво, затем дает однозначно- негативные характеристики (Н. К. Шильдер), а в годы первой российской революции вновь пытается вернуться к апологетическим (Е. С. Шумигорский)¹. Буржуазная историография, начав с утверждения о сумасшествии Павла и нигилистических его оценок (В. О. Ключевский), дает ему затем все более резкие характеристики, особенно в годы первой российской революции². Но затем первая мировая война и революционный кризис кардинально изменили эти оценки. В книге либерального историка М. В. Клочкова воспроизведена официально-охранительная концепция: Павел - человек вполне умный, с огневой натурой, с высокими и разумно обоснованными принципами; достоин причисления к сонму русских святых³.

Советская историография никогда не испытывала заметного интереса ни к времени Павла I, ни к его личности. В оценках его внутренней и внешней политики советские историки в целом пошли дальше дореволюционных, но в оценках его личности не превзошли уровня работ М. Н. Покровского, написанных еще до революции⁴. Исключением, лишь подтверждающим правило, стали работы С. Б. Окуня и Н. Я. Эйдельмана⁵. Их выводы сами по себе не новы, они уже встречались в литературе (если принимать во внимание общую оценку личности Павла I, но сюжет о нем вовсе не главный для этих авторов; дело лишь в том, чтобы уяснить особенности социально-политического развития России конца XVIII - начала XIX в., и только. Специальных работ о Павле I советскими историками пока еще не создано.

Родители будущего самодержца, цесаревич и великий князь Петр Федорович и великая княгиня Екатерина Алексеевна (впоследствии император Петр III и императрица Екатерина II), оставались бездетными более девяти лет. С нетерпением ожидала появления наследника его бабка, Елизавета Петровна. Рождение мальчика обеспечивало престолонаследие по линии Петра I и давало известную стабильность правящей династии. Петр Федорович воспринял рождение наследника равнодушно, проведя в этот день, 20 сентября 1754 г., в покоях у жены лишь несколько минут, да и то в ухаживаниях за фрейлиной Е. В. Воронцовой. Рождение великого князя Павла Петровича пышно праздновалось: при дворе давались балы, маскарады, фейерверки, спектакли. Екатерине за рождение сына императрица пожаловала 100 тыс. рублей. Торжества продолжались около года.

Правда, ко всему этому примешивались слухи, что Петр Федорович не мог иметь детей в силу хронического алкоголизма и Елизавета Петровна, заинтересованная в рождении наследника, закрывала глаза на близость своей невестки вначале с Чоглоковым, а затем и с камергером великокняжеского двора Салтыковым. Ряд историков считают отцовство С. В. Салтыкова фактом несомненным. Позднее утверждали даже, что Павел не является и сыном Екатерины. В "Материалах для биографии императора Павла I" (Лейпциг, 1874) сообщается, что якобы от Салтыкова родилось мертвое дитя и его подменили чухонским мальчиком, то есть Павел Петрович не только не сын своих родителей, но даже не русский. При этом подразумевалось, что обладать таким характером, проводить такую политику и теми методами, какими действовал будущий император, русский решительно не может, следовательно, династия Романовых прорвалась, и император Александр II, как и его отец и дед, не имеет никаких прав на российский престол.
 

 
Юный великий князь был совершенно удален от своих родителей и воспитывался в старозаветных традициях, то есть его сдали на руки целому штату нянюшек и мамушек, совершенно невежественных и не умевших присматривать за малышом. Это были те самые женщины, которые чесали императрице пятки на ночь, развлекали ее страшными сказками о привидениях и домовых, молчаливо сносили ее пощечины. Неудивительно, что Павел уже на второй день жизни чуть не умер от молочницы, его роняли из колыбели на пол, а в дальнейшем настолько запугали россказнями, что он прятался под стол от одного звука хлопнувшей двери. Четырех лет от роду Павла начали учить русской грамматике и счету, но настоящим воспитанием и обучением занялись лишь с лета 1760 г., когда главным его воспитателем был назначен граф Н. И. Панин, один из крупнейших государственных деятелей России второй половины XVIII века. В учителя к наследнику престола приглашены были известные европейские ученые. Екатерина вела переговоры даже с д'Аламбером, но он отказался приехать.

Замечательным источником о воспитании Павла являются записки его "кавалера" С. А. Порошина. Все, что касалось цесаревича, он заносил в свой дневник ежедневно, с завидной аккуратностью. Павла учили закону божьему, русскому, французскому и немецкому языкам, истории, географии, физике, но особое внимание уделяли французской литературе, заставляли читать Корнеля, Вольтера, Руссо и др. Павел посещал дворцовые спектакли, где давали французские комедии и балеты. Обучение великого князя не было небрежным, скорее оно велось бессистемно. Он мог получить глубокие знания в одной области и весьма поверхностные в другой: все зависело от учителя. В целом же его воспитание имело "французский" характер, со всеми его достоинствами и недостатками. Учился Павел легко, проявляя и остроту ума и основательность, но, конечно, не прочь был прогулять занятия, сказавшись больным. Чтобы поощрить его, при дворе издавали рукописную газету, уверяя Павла, что она распространяется по всей России.

Наибольших успехов цесаревич достиг в законе божьем. Его законоучитель, иеромонах Платон, заставлял Павла писать сочинения на заданные темы. Приходится только удивляться уму и осведомленности 10-летнего ребенка, написавшего, например: "Правда, что приступ к наукам несколько труден и неприманчив. Но терпение и прилежание, употребленное на преодоление первых трудностей, награждаются вскоре неизобразимым удовольствием и очевидною пользою. По собственному своему искусству сие я ведаю. Признаться должен, что при начале учений моих не без скуки мне было, но последуя доброхотным советам, преодолевал оную и вижу, что она ничто в рассуждении последующего за нею удовольствия"⁶. Порошин приметил и описал те личные качества Павла, которые разовьются в нем в дальнейшем. Отмечая недюжинный ум и способности великого князя, Порошин сетует, что "он совсем в дело не входит и о мельчайших безделицах между тем помышляет". Павел непременно желал настоять на своем, даже если его желания вовсе "неблагоразумны". Записки свидетельствуют о чрезвычайно развитом воображении цесаревича: то он мечтает командовать отрядом дворян и совершать подвиги, то дослужиться от капрала до ротмистра. "Веселится тогда, подпрыгивает и откидывает по привычке своей руки назад беспрестанно". Павел всегда очень спешил, опоздание обеда или отхода ко сну всего на несколько минут доводило его до слез. По утрам он не залеживался в постели. Впрочем, по словам Порошина, великий князь вполне осознавал свои недостатки (резвость, отсутствие терпения, непостоянство) и честно пытался исправиться. Эти его качества отметят в дальнейшем все авторы.

Сызмальства Павел воспитывался как будущий государь: он давал аудиенции иностранным послам, обедали за его столом крупнейшие сановники елизаветинского времени с тем, чтобы он прислушивался к их разговорам и осваивал трудную науку - царствовать. Панину дан был строгий наказ: Павлу к "мелочам отнюдь вкусу не давать, а стараться приучать его к делам генеральным"⁷. Лишь очень редко, по праздникам, мальчику позволяли играть со сверстниками. Наиболее дружен он был с А. Куракиным (племянником Панина) и А. Разумовским.

Екатерина сообщает, что в последний год своей жизни Елизавета Петровна всерьез намеревалась передать престол не племяннику, а внуку. Сама Екатерина вынашивала честолюбивые мечты стать императрицей, добиваясь перехода короны не сыну, а мужу - в противном случае трон был бы для нее потерян навсегда. Елизавета скончалась, взяв с Петра III обещание любить сына. Тем не менее, став императором, тот долгое время не желал признавать Павла своим наследником: по крайней мере в манифесте о восшествии Петра III на престол Павел не упоминается, и лишь в форме церковного возношения ему давался титул "цесаревича".

В свержении Петра III, по общему мнению, ведущая роль принадлежала Панину. Но он желал воцарения своего воспитанника; в таком случае мать его до совершеннолетия Павла становилась регентом. Екатерину такая программа не то чтобы не устраивала, она желала большего, поэтому и отнеслась к панинским проектам сдержанно. В ночь переворота, 27 июня 1762 г., семилетний Павел под охраной отряда солдат переведен был вместе с Паниным в Зимний дворец и рано утром следующего дня в Казанском соборе принес присягу на верность новой императрице и вновь был объявлен наследником. События эти вызвали у него первое сильное потрясение, начались болезненные припадки. Врачи опасались даже за его жизнь.

Воспитанный вдали от матери, среди взрослых людей, да еще и "государственных мужей", Павел видел в матери прежде всего императрицу; входил к ней всегда церемонно, в сопровождении воспитателя. Екатерина была холодна с сыном, главным образом потому, что вокруг его имени группировалась оппозиция ее царствованию, да и утверждение, что престол по праву принадлежит Павлу, не лишено было оснований. Однако жизнь цесаревича изменилась мало. Между тем ему исполнилось 14 лет; по программе Панина, Павла следовало уже обучать "прямой государственной науке" - политике. Преподавать ее пригласили сенатора Теплова, который нагонял на подростка ужасную скуку. Собственно, все обучение сводилось к разбору дел, принесенных из Сената. Как следствие, Павел увлекся со всем пылом военным делом, стремясь изучить его до мелочей, до тонкостей, чем очень огорчал и Порошина, и Панина. Последний пригласил своего брата, генерала П. И. Панина, преподавать наследнику военное искусство, и под его руководством Павел получил порядочную военную подготовку.
 

 
20 сентября 1772 г. Павлу исполнилось 18 лет, он достиг совершеннолетия. Дипломатический корпус, да и некоторые русские сановники (прежде всего Н. И. Панин) ожидали, что цесаревич по крайней мере разделит с матерью "бремя власти". Но Екатерина II позволила сыну вступить лишь в обязанности генерал- адмирала русского флота и полковника кирасирскго полка - в должности, пожалованные ему еще в 1762 году. Панин оставлен был при Павле обер-гофмейстером, то есть продолжал играть роль воспитателя. Великий князь отнесся к своим новым обязанностям с большим прилежанием. Он прекрасно знал положение дел во флоте. В его повелении Адмиралтейств-коллегий 22 октября 1774 г. указывалось: "В Кронверкскую гавань определили отставного лейтенанта Полянского, с дурными рекомендациями и пьяницу. Впредь остерегаться и подобных мне представлений не чинить"⁸. По источникам не видно, чтобы Павел тяготился своей незавидной участью. (Зато очень негодовал Панин. Он плетет сеть тонких интриг, направленных на возвышение воспитанника.) По договорам от 21 мая и 14 июля 1773 г. Павел отказался от герцогства Шлезвиг-Голштейн (наследства отца), сохранив за собой лишь титул и право награждать голштинским орденом св. Анны.

Шумигорский сообщает, что в августе 1773 г. Панин вместе с доверенными секретарями Фонвизиным и Бакуниным составил план, по которому в руках Павла должно было сосредоточиться все управление государством, но Бакунин донес об этом фавориту Екатерины графу Г. Г. Орлову. Между императрицей и цесаревичем произошла бурная сцена, в ходе которой Павел подал матери списки участников интриги. Екатерина не глядя бросила их в огонь (фамилии уже были ей известны от Бакунина). Следствием этого объяснения явились робкие и не вполне успешные попытки Павла сблизиться с матерью.

Между тем полным ходом, шли переговоры о женитьбе Павла. Еще в 1768 г, Екатерина поручила датскому посланнику в России Ассебургу присмотреться к германским принцессам. Пропрусски настроенный Панин, добившийся уже сближения Павла с прусским принцем Генрихом, дал своему другу Ассебургу соответствующие рекомендации. Король Пруссии Фридрих II со своей стороны принял живейшее участие в матримониальных хлопотах. Выбор Екатерины пал на принцессу Гессен-Дармштадтскую Вильгельмину. 29 сентября 1773 г. состоялось бракосочетание Павла с нею (в православии она приняла имя Натальи Алексеевны). Папин, осыпанный милостями, получил отставку от должности влияние, сохранив, однако, свое влияние на Павла.
 

Августа-Вильгельмина-Луиза Гессен-Дармштадтская

 
Великокняжеская чета, не имевшая собственного двора, начала часто появляться при дворе Екатерины. Внимательные наблюдатели, близко знавшие Павла в ту пору его жизни, заметили в нем и крайнюю порывистость, и непостоянство, и мнительность, и, наконец, неспособность противостоять чужому влиянию, вследствие чего им обычно кто-то руководил, направлял все его действия. Искренне желая сблизиться с матерью, он де стеснялся ей наушничать даже на своего воспитателя, охотно передавал все придворные сплетни, следствием чего были отставки, удаления от двора и проч. Так, граф Матюшкин намекнул Павлу, что Н. И. Салтыков приставлен наблюдать за его поведением, цесаревич рассказал об этом матери, и Матюшкин вынужден был оставить службу.

Пугачевщина произвела на Павла огромное, но двойственное впечатление. Всей душой ненавидел он "народное непостоянство", испытал чувство страха перед восстанием, потрясшим империю. По свидетельству Н. А. Саблукова, образ Пугачева на коне с обнаженной саблей в руке во главе толпы всю жизнь преследовал Павла. Но ведь Пугачев выступал под именем Петра III, а своего отца цесаревич боготворил, тем паче что почти не знал и не помнил его. По непроверенным сведениям, он даже собирался бежать к мнимому Петру Федоровичу. Достоверно известно, что, став императором, Павел послал сенатора Рунича на Урал, где содержались оставшиеся в живых пугачевцы, с изъявлением им царских милостей.

В 1774 г. Павел много работает над проектом "Рассуждение о государстве вообще", который он и подал Екатерине. Обдумывая его, цесаревич советуется с братьями Паниными, они направляют его, обсуждают детали, частности. Этот труд Павла чрезвычайно важен для понимания его политических симпатий и антипатий, а также уяснения его отношения к политике Екатерины II, готовившейся в это время ввести в действ еде "Учреждение о губерниях".

Для того чтобы сохранить "счастливое расположение" России, Павел предлагал отказаться от наступательных войн и готовиться лишь к войнам оборонительным. Для этого сосредоточить на границах империи четыре армии: против Швеции, против Пруссии и Австрии, против Турции, а четвертую - в Сибири. Все прочие полки расквартировать внутри страны в постоянных местах дислокации, получая рекрутов и продовольственное содержание от местных жителей. Со временем от рекрутских на боров предполагалось отказаться, дополняя армию солдатскими детьми. Полки получают одинаковое штаты, четкие уставы и инструкции, где оговариваются права и обязанности всех военнослужащих - от фельдмаршала до рядового, "Рассуждение" намечало строгую регламентацию военной жизни, начиная с "мундирных вещей" и кончая строем. Вводились железная дисциплина и персональная ответственность, Павел полагал, что солдаты "будут несравненно довольнее и охотнее к службе, потому что не будут страдать и видеть себя подчиненными прихотям и неистовствам частных командиров, которые всем сим оскверняют службу и вместо приохочивания удаляют всех от нее".

Многие историки склонны рассматривать этот документ как; политическое кредо Павла, более того, "Рассуждение" пытаются трактовать как своеобразную политическую программу, которой он руководствовался, став императором. Для столь принципиально важных выводов недостает, однако, аргументов. Но несомненно стремление Павла насадить в русской армии большую дисциплину, вплоть до мелочной регламентации, в противовес бесконтрольности екатеринских командиров полков, зачастую рассматривавших вверенные им формирования как источник дополнительных доходов. С идеей о постоянном местопребывании полков и замене рекрутов солдатскими детьми согласуется политика "военных поселений" Александра I (связанная с А. А. Аракчеевым, который был любимцем В Павла, и Александра. Но в конкретной политике Павла I можно найти лишь слабые отзвуки его "Рассуждения".

Екатерина II встретила сочинение сына более чем сдержанно, ведь оно содержало завуалированную критику ее политики. Может быть, вследствие этого Павел не получил места ни в Сенате, ни в Императорском совете. Фактически од был отстранен от дел и постоянно чувствовал противостояние Г. А. Потемкина. 21 апреля, в день своего рождения, императрица подарила Павлу недорогие часы, а фавориту - 50 тысяч рублей. Цесаревич был уязвлен. В Потемкине он видел не просто любимца матери, но своего политического соперника, занявшего то место в государстве, которое он считал принадлежавшим себе по праву. Так началась многолетняя и тяжелая вражда между Павлом и Потемкиным, во всех случаях поддерживаемым Екатериной II.

Павел получил жестокий удар, усугубившийся семейным разладом. Наталья Алексеевна вопреки расчетам Екатерины оказалась женщиной гордой, сильной, с твердым характером. Она полностью подчинила своему влиянию нервного, впечатлительного мужа. Друг детства цесаревича Разумовский в это время был близок к великокняжескому семейству. Вкупе с Натальей Алексеевной он постарался нейтрализовать влияние на Павла как Екатерины II, так и П. И. Панина. Отчасти им это удалось. В одном из писем Разумовскому Павел признавался; "Дружба ваша произвела во мне чудо; я начинаю отрешаться от моей прежней подозрительности. Но вы ведете борьбу против десятилетней привычки и побораете то, что боязливость и обычное стеснение вкоренили во мне. Теперь я поставил, себе за правило жить как можно согласнее со всеми. Прочь химеры, прочь тревожные заботы! Поведение ровное и согласованное с обстоятельствами - вот мой план, Д сдерживаю, насколько могу, свою живость: ежедневно выбираю предметы, дабы заставить работать свой ум и развивать мои мысли и черпаю понемногу из книг".

Пропрусские симпатии цесаревича сменились профранцузскими. Но ему намекнули та особую близость его жены с Разумовским (по одной версии, это сделала Екатерина, по другой - принц Генрих Прусский). Наталья Алексеевна смогла убедить мужа, что ее и Разумовского оклеветали но политическим соображениям. Павел замкнулся в себе, еще более натянутыми стали его отношения с матерью. Но до открытого столкновения между свекровью и невесткой дело не дошло, а 15 апреля 1776 г. Наталья Алексеевна скончалась при родах. Павел был убит горем.

Екатерина II, чтобы "излечить" сына и показать, насколько покойная не стоит его слез, передала ему любовную переписку жены с Разумовским, к тому времени уже удаленным от двора. Одновременно начались хлопоты о браке цесаревича с 17-летней принцессой Виртембергской Софией-Доротеей. Душевная драма оставила глубокий отпечаток: от прежней веселости не осталось и следа, характер Павла сделался мрачным и замкнутым.

13 июня 1776 г. цесаревич выехал в Берлин для знакомства с будущей женой. Фридрих II попытался использовать представившуюся возможность, чтобы наладить дружеские связи с Павлом. Его встречали с тяжеловатой прусской помпезностью. Ему были оказаны самые торжественные почести, которых он почти лишен был на родине. Прусский король развлекал великого князя разнообразными празднествами, маневрами, парадами, спектаклями. Павел был очарован Фридрихом, своей невестой, Пруссией. Фридриху он пытался подражать в одежде, походке, даже манере ездить на лошади. Прусская государственная система в целом, и прусская армия в частности, понравилась ему порядком, основанным на централизации, регламентации и железной дисциплине. Вдобавок ко всему, он влюбился в свою невесту. Словом, секретарь французского посольства в Петербурге шевалье де Корберон имел основания записать в своем дневнике, что Павел доволен Берлином, где недовольны его скупостью. Смотрителю Летнего дворца принца Генриха он подарил 40 червонцев, как лакею, страже - вообще ничего⁹. Но это едва ли не единственный упрек в скупости: вполне вероятно, что у Павла просто не было денег - великий князь вообще часто не имел их.

Екатерина приняла невесту сына ласково, но без особой сердечности, о чем та вспоминала даже в старости. 26 сентября 1776 г. была отпразднована свадьба. Новая великая княгиня, нареченная при крещении Марией Федоровной, получила в германском захолустье строгое воспитание, казалась сдержанной, простой, стремилась быстрее освоиться в России. С редким единодушием и современники, и дореволюционные историки оценивали ее как "ангела во плоти".
 

София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская, она же Мария Федоровна

 
Прусские симпатии цесаревича, укрепившиеся за время его жизни в Берлине, встретили понимание и сочувствие как со стороны жены, так и со стороны Панина. Именно с позиций своих пруссофильских настроений Павел не стеснялся резко критиковать политику матери. Сохранилось его письмо бывшему кавалеру К. И. Сакену: "Для меня не существует ни партий, ни интересов, кроме интересов государства, а при моем характере мне тяжело видеть, что дела идут вкривь и вкось и что причиной тому небрежение и личные виды. Я желал лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за дело неправое"¹⁰.

При дворе к наследнику относились подчеркнуто равнодушно и даже с презрением, откровенно пренебрегая его титулом. Наметившийся разрыв с матерью усугубился тем, что его первенец, Александр, а затем и второй сын, Константин, были Екатериной взяты на свое попечение. Она рассматривала их как "собственность государства" и хотела воспитывать их сама. Павел не мог скрыть свое унижение и, случалось, довольно резко отзывался и о фаворитах, и о политике матери. В этом разрыве трудно отделить личное от политического. Павел критиковал самую суть екатерининской политики.

Эти идеи развивались им в частных письмах, прежде всего к Паниным. По его мнению, правительству следовало сосредоточиться не на присоединении новых территорий, а на улучшении внутреннего устройства государства: развивать торговлю и промышленность, дать новое законодательство, обязательное для всех, создать администрацию, ответственную перед законом, и т. п. Главная же задача - реорганизовать армию так, чтобы точно определить права и обязанности дворянского сословия в империи. По мнению Павла, дворянство отвращено от службы из-за того, что, во-первых, нет ничего непоколебимого, следовательно, все зависит от временного расположения власть имущих, все это порождает злоупотребления; во-вторых, свобода от обязательной службы не подкреплена необходимым воспитанием; в- третьих, "начальникам частным" дана власть переменять по службе старое и заводить новое, а также производить в чин и давать награды не по очереди, а по прихоти¹¹.

Павел считал принципиально важным сосредоточить всю законодательную инициативу в руках монарха, так что дворянское сословие лишь служило бы, получая за это щедрое вознаграждение. Как заметен резкий контраст этих проектов с мероприятиями Екатерины II! Эйдельман предполагает (впрочем, бездоказательно), что Павел не просто находился под влиянием Паниных, но даже разделял их конституционные проекты вплоть до 1789 года.

Конфликт в царской семье не получил, однако, выхода: Екатерина II предложила сыну с женой совершить "инкогнито" путешествие по Европе. 19 сентября 1781 г. Павел с женой под именем графа и графини Северных отправились в путешествие, длившееся 14 месяцев. Они посетили Австрию, Италию, Францию, Нидерланды, Швейцарию и южную Германию. Результаты путешествия для Екатерины были несколько неожиданны: Павла в Европе встречали как наследника российского престола, везде он сумел понравиться. Мемуарист описывает толпы людей у отеля Леви, где была резиденция великокняжеской четы. Павел гулял по Парижу запросто, в сопровождении лишь одного человека из своей свиты. Он посетил Дом Инвалидов, Академию наук, больницы, везде держась просто и с достоинством. "Он милостив, предупредителен с достоинством... и нельзя было ему не успеть в стране, где прежде всего ценят любезность. Он говорит мало, но речь его всегда уместна, проста, и все, что он скажет лестного, не кажется чем-нибудь придуманным"¹². Более того, Павел сумел добиться при европейских дворах сочувствия к его двойственному положению в России. Австрийский император Иосиф II в знак особого расположения познакомил Павла с секретным договором между Россией и Австрией, о котором цесаревич не имел ни малейшего представления. Именно в Европе он получил прозвище "российский Гамлет", подхваченное затем русскими мемуаристами и историками.

Екатерина II была довольна политическими итогами его путешествия (прежде всего укреплением союза с Австрией), но отношения ее с сыном не улучшились. Обласканный в Европе, Павел все откровеннее претендовал на участие в управлении страной. Екатерина же ограничилась разрешением ему присутствовать дважды в неделю на докладах, да по воскресеньям обедать у нее. Н. И. Панин, подвергнутый опале, 31 марта 1783 г. умер. Павел, рискуя вызвать недовольство матери, присутствовал при его кончине и закрыл своему наставнику глаза.

После этого цесаревич не проявлял неудовлетворенности своим положением. Английский посол Джеймс Гаррис отметил: "Поведение великого князя и великой княгини... более благоразумно, чем это можно было ожидать. Они живут почти совершенно одни, они исключили из своего общества прежних своих фаворитов и говорят, что они желают отныне руководствоваться только желаниями императрицы"^13. Такое поведение привело к ответному шагу Екатерины II. 12 мая 1783 г. она (впервые!) обсуждала с Павлом важные внешнеполитические проблемы - польские дела и вопрос об аннексии Крыма. Произошел, видимо, откровенный обмен мнениями, закончившийся окончательным разрывом, ибо выявилось совершенное несходство взглядов. Именно к этому времени относятся первые слухи о возможной передаче престола не Павлу, а его старшему сыну Александру. Последнего, по общему мнению, Екатерина боготворила.

6 августа 1783 г. Павел получил в подарок мызу Гатчина, ранее принадлежавшую Г. Орлову. С этого времени в его жизни начинается качественно иной этап. Иллюзии о возможности участвовать в управлений империей или хотя бы влиять на Политику правительства канули в Лету, и Павел замыкается в кругу гатчинских интересов: в этом малом мирке он все устраивает по своему желанию. Цесаревич Павел имел теперь свой собственный двор, который состоял из лиц, принимаемых и Екатериной. Поэтому в Петербурге были осведомлены о "чудачествах" великого князя и не стеснялись жестоко высмеивать их. Более того, лиц, пользовавшихся особым расположением Павла, двор императрицы откровенно третировал.

Содержание великокняжеского двора было более чем скромным: Павел постоянно испытывал недостаток денег и либо через третьих лиц просил их у матери, либо занимал на стороне (обычно у немецкой родии своей жены). В семействе Вадковских хранились записки Марии Федоровны, в которых она просила ссудить ее 25 и 50 рублями на насущные расходы¹⁴. Между тем один из экс-фаворитов Екатерины II, Завадовский, получил единовременно 50 тыс. руб., 5 тыс. руб. в год пожизненной пенсии, 40 тыс. руб. на уплату долгов и 4 тыс. душ на Украине - да еще и рвал волосы от досады, что получил так мало.

Как генерал-адмирал русского флота, Павел выхлопотал право иметь в Гатчине три батальона, которые и обучал на собственный вкус. По спискам на 1796 г. гатчинские войска состояли из 2399 человек, из них в пехоте - 1675 (74 офицера), в кавалерии - 624 (40 офицеров), в артиллерии - 228 (14 офицеров). Они были одеты в мундиры, чрезвычайно напоминающие прусские, и, подобно подразделениям Фридриха II бесконечно занимались вахт-парадами, смотрами и т. п. Командовал этим сам Павел, не пропустивший ни одного развода. В Гатчине Павел написал новые воинские уставы для строевой, гарнизонной и лагерной службы. Его перу принадлежали также многочисленные инструкций должностным лицам, новые положения для хозяйственного обеспечения войск. Но особое внимание уделил он усовершенствованию артиллерий. По планам, разработанным цесаревичем, проходили учения с пушечной и ружейной пальбой, со штурмом крепости.

Нередко на этих учениях присутствовала Мария Федоровна, Великие князья Александр и Константин также участвовали в этих маневрах, командуя батальонами. Они очень гордились своими гатчинскими мундирами. А. Чарторыский сообщает о желании Александра навсегда поселиться с отцом в Гатчине. Обычно же сыновья приезжали туда в пятницу, в субботу проходили маневры, а в воскресенье возвращались в Петербург.

Военный быт Гатчины подвергался всеобщему осмеянию. Даже такой вдумчивый и трезвый наблюдатель, как полковник Саблуков, позволял себе зло иронизировать: "Мы, офицеры, часто смеялись между собой над гатчинцами, Что за офицеры! Какие странные лица! Какие манеры! И как странно они говорили! Все новые порядки и новые мундиры подверглись свободному разбору и почти всеобщему осуждению"¹⁵. Офицерами в гатчинских войсках служили преимущественно неродовитые бедные дворяне, дли которых карьера в гвардий была практически невозможна; они безропотно сносили необычайную требовательность Павла и готовы были на все, чтобы выслужиться. Аракчеев вспоминал впоследствий, что в ту пору у него были единственные белые лосины, которые он с вечера стирал, а утром надевал еще сырыми.

Свободным нравам екатерининских гвардейских полков в Гатчине не было места, Требуя железной дисциплины, великий князь вполне в духе Фридриха II не терпел "умников", но зато и заботился о подчиненных. Он хорошо знал семейное положение каждого, ходатайствовал за них перед Петербургом, мог дать приданое дочери и т. п.

В Гатчине сложился тесный кружок лиц, близких Павлу; такие гатчинские офицеры, как Аракчеев, Обольянинов, Кологривов, Линденер, Каннабих и др., стали затем, в его царствование, вельможами. С близкими людьми Павел оставлял свою чопорность, становился веселым и обаятельным. Не чурался игр в жмурки, в волан, много и охотно танцевал" Но главные его занятия были скрыты от посторонних глаз.

Павел вовсе не был бездеятельным наблюдателем екатерининских реформ, а пытался выработать свое понимание путей разрешения проблем, стоявших перед страной. 4 января 1788 г., готовясь участвовать в войне со Швецией, он пишет три письма жене, письмо старшим сыновьям, завещание и особый наказ, или, по его выражению, "предписание" о порядке управления империей. Из бумаг этих видно, что он вполне трезво определяет место, занимаемое им в государственной иерархии, и не считает нужным приукрашивать свое положение. "Богу угодно было на свет меня произвесть, - пишет Павел жене, - для того Состояния, которого я хотя и не достиг, но не менее во всю жизнь свою тщился сделаться достойным"¹⁶. Не случайно и завещание, адресованное Екатерине II, Павел подписывает не как цесаревич и наследник престола, а лишь как великий князь. Но особенно интересен его "Наказ".

Как и Екатерина II, Павел считал, что нет лучшей формы правления, чем самодержавие, ибо оно "соединяет в себе силу законов и скорость власти одного". Империя нуждается в законах, главнейший из них - о престолонаследии, гарантирующий стабильность и порядок. Других новых законов не надо принимать, требуется лишь соотнести старые с нынешним "государственным внутренним положением", то есть дать свод всех действующих законов, снять противоречия между ними, не считать указы законами и т. п. Рассматривая дворянство как "подпору государства и государя", Павел в отличие от матери желал бы не допускать в привилегированное сословие "лишних членов или недостойных". О промышленности и промышленниках "пещись отменно, а особливо у нас, где сия часть запущена". Особое внимание Павел уделяет финансовой системе. Начав с утверждения, что "доходы государственные - Государства, а не Государя" (Екатерина частенько их путала), Павел осуждает начавшуюся эмиссию бумажных денег, обесценение монеты¹⁷.

Перед нами конкретная, развернутая, основанная на идеях "Рассуждения" программа развития России, пусть и очень лаконично сформулированная. Часть ее из 38 пунктов реализовал сам Павел, став императором, часть - его сыновья Александр I и Николай I. Таким образом, справедливо высказанное еще в прошлом веке мнение о наличии у Павла своеобразной программы будущей его деятельности в качестве императора (А. Чарторыский, Н. А. Саблуков, Д. А. Милютин, М. Й. Семевский, М. В. Клочков).

Долго живя в Гатчине, Павел существенно изменил ее. Там были построены больница и школа, четыре церкви: православная, лютеранская, католическая и финская (будучи очень набожным, Павел был весьма терпим в вопросах веры). Гатчинская библиотека насчитывала 36 тыс. томов. Поставленные на его средства фарфоровая и стеклоделательная мануфактуры, сукновальня, мастерская по производству шляп выглядели более прусскими, чем российскими. Герцогиня Саксен-Кобургская, наведываясь с дочерьми в Петербург, в 1795 г. так описала Гатчину: "Как только въезжаешь в его владения, так появляются трехцветные (черные, красные, белые) шлагбаумы, с часовыми, которые на прусский манер окликают проезжающих. Всего хуже то, что эти солдаты - русские, обращенные в пруссаков, и одеты по старинной форме Фридриха II"¹⁸.

Разумеется, долгое и вынужденное удаление от дел сказалось на характере цесаревича. Вне Гатчины он был строг, угрюм, неразговорчив, язвителен и умел, как говорится, не терять своего лица. С достоинством сносил он насмешки фаворитов, доходившие до неприличия (однажды Платон Зубов заметил цесаревичу публично: "Разве я сказал какую-нибудь глупость, что вы со мной согласились?"). Лишь иногда он намекал, что у него пока связаны руки, но по воцарении он поступит иначе. Внешне оказывая глубокое почтение матери, вряд ли Павел испытывал к ней искренние чувства. Но у себя в Гатчине он был страшен в минуты гнева. Офицеры, виновные в опоздании на развод, падали замертво, как майор Фрейганг, от выговоров Павла. Любые его прихоти немедленно исполнялись.

Никто, даже Мария Федоровна и дети, не смел нарушить раз и навсегда установленный порядок. Вместе с тем он был отходчив: признавая свои ошибки, извинялся и просил прощения, стремился быть справедливым и щедрым. Ему был чужд разврат екатерининского двора. Он увлекался, конечно, женщинами (например, Е. И. Нелидовой), но, по отзыву Саблукова, "не был человеком безнравственным", "ненавидел распутство и очень был привязан к своей супруге"¹⁹. Трения между Марией Федоровной и ее фрейлиной вскоре уступили место долголетней их дружбе. Многие полагали, что любовь Павла к Нелидовой была платонической.
 

Софья Ушакова, первая женщина Павла, мать его сына Семена


Екатерина Нелидова


Анна Лопухина

 
Все мемуаристы признают, что Екатерина II несправедливо относилась к Павлу и именно это портило его характер. В 1784 г. цесаревич писал П. А. Румянцеву: "Мне вот уже тридцать лет, а я ничем не занят... Спокойствие мое, уверяю вас, вовсе не зависит от окружающей меня обстановки, но оно покоится на чистой моей совести, на осознании, что существуют блага, не подлежащие действию никакого земного могущества, и к ним-то и должно стремиться. Это служит мне утешением во многих неприятностях и ставит меня выше их; это приучает меня к терпению, которое многие считают за признак угрюмости в моем характере. Что касается до моего поведения, то вы знаете, что я стремлюсь согласовать его с нравственными моими понятиями и что я ничего не могу делать, противного моей совести".

Раздражение и даже озлобление, далеко не всегда прорываясь наружу, все более разъедали душу цесаревича. Заметно повлияло на него и общение с французскими эмигрантами. Один из них, граф Эстергази, усиленно проповедовал "железную лозу" как верное средство от всяких революций и встретил понимание и отклик у Павла. Принимая мнение ряда историков об ухудшении его характера в результате гатчинского затворничества и других факторов, подчеркнем, что какого-то резкого перелома не было, происходила лишь медленная эволюция личности Павла.

В последние годы царствования Екатерина II замышляла передать престол не сыну, а внуку, своему любимцу Александру. Но в конце 1795 - начале 1796 г. он очень сблизился с отцом. Императрица потребовала от Марии Федоровны содействия своим планам: нужно было убедить Павла отречься в пользу сына и подписать соответствующие бумаги. Но Мария Федоровна ответила отказом, как это сделали до нее Салтыков и Лагарп. 16 сентября 1796 г. императрица объяснялась по этому поводу с Александром. Тот, видимо, привыкнув уже маневрировать между отцом и бабкой, на словах дал согласие на отстранение Павла, но одновременно написал несколько писем (одно из них - Аракчееву, любимцу отца), в которых по отношению к Павлу употребил титул "величество", то есть признавал его законным наследником. Тем не менее при дворе и в Петербурге прошел слух, что готовится манифест о престолонаследии, по которому Павел будет посажен под арест в отдаленном замке Лоде, а наследником станет Александр.

Однако ожиданиям этим не суждено было исполниться. 5 ноября 1796 г. Екатерину II постиг апоплексический удар, после которого она прожила еще 22 часа, фактически не приходя в сознание. Немедленно в Гатчину разными лицами было послано 5 - 6 курьеров. Первым успел брат последнего фаворита Екатерины Николай Зубов. Павел с женой ужинали на мельнице, построенной в Гатчине по его приказу. Зубов, забыв этикет, почти вбежал, пал на колени и сообщил о безнадежном состоянии императрицы. Павел побагровел, из глаз хлынули слезы, он велел немедленно запрягать, сердился, что долго не подают лошадей. Он очень возбужден, лихорадочно обнимает жену, Зубова. Наконец, около 5 часов пополудни, цесаревич выехал. По дороге он встретил большое число курьеров (до 25 человек), спешивших в Гатчину с одним и тем же известием, в том числе графа Ф. В. Ростопчина, гатчинца, посланного Александром.

Около 8 часов вечера Павел вошел в Зимний дворец, где его встретили уже как императора. Прежде всего он посетил умирающую. Графиня В. И. Головина, облагодетельствованная Екатериной и поэтому недолюбливавшая Павла, была поражена искренностью и глубиной его чувств: он плакал, целовал руки матери, одним словом, вел себя, как почтительный сын. На ночь он расположился в "угловом" кабинете, рядом с комнатой, где лежала Екатерина. Всю ночь мимо постели умирающей ходили люди, которым Павел желал отдать какие-либо приказания. Злые языки немедленно обвинили его в оскорблении матери.

6 ноября в 9 часов 45 минут Екатерина скончалась. Павел потребовал бумаги покойной. Санглен сообщает, что Платон Зубов провел Павла в кабинет императрицы, где передал ему четыре пакета. В двух первых были запечатаны бумаги об отречении его от престола и ссылке в замок Лоде, в третьем - указ о передаче графу А. А. Безбородко имения Г. Орлова, в четвертом - духовное завещание Екатерины II. Первые два пакета Павел якобы разорвал, а завещание, не читая, положил в карман. Такое изложение событий содержится лишь у Санглена. Это, а также дальнейшие взаимоотношения Павла с Зубовым заставляют усомниться в правдивости этого рассказа мемуариста.

Ростопчин сообщает, что Павел в присутствии сыновей Александра и Константина, а также Безбородко и генерал-прокурора Самойлова собственноручно сложил все бумаги в заранее приготовленную скатерть и камердинер запечатал ее императорской печатью. Однако большинство мемуаристов утверждают, что о существовании завещания в пользу Александра Павлу донес Безбородко, после чего они заперлись в кабинете императрицы и долго жгли бумаги в камине. Последнее кажется наиболее вероятным и косвенно подтверждается милостями, которыми Павел осыпал Безбородко (в частности, пожаловал до 30 тыс. душ, не считая других подарков). Историки сходятся во мнении, что документ о передаче престола Александру действительно существовал, но во время агонии Екатерины был уничтожен Павлом.

В 12 часов ночи на 6 ноября 1796 г. высшее духовенство и двор принесли присягу на верность новому императору и его наследнику, великому князю Александру. Россия в тот момент стояла перед многими трудноразрешимыми проблемами. После Крестьянской войны под руководством Пугачева, а затем ввиду революции во Франции правительство Екатерины последовательно проводило курс на жестокие меры борьбы с "революционной заразой" и "народным непостоянством". Финансы империи пришли в расстройство, продолжалась эмиссия (бумажный рубль стоил 66 коп. серебром). Казнокрадство и лихоимство достигли невиданных масштабов и фактически были узаконены. "Никогда еще преступления не были так наглы, как ныне, - писал Ростопчин графу С. Р. Воронцову, - Безнаказанность и дерзость дошли до крайнего предела. Один Рибас ворует более 500 тысяч рублей в год"²⁰. "Государственная сволочь" (по выражению К. Масона) манкировала службой. В Сенате скопилось до 12 тысяч не разобранных дел.
 

 
Но особенно тяжелым было положение армии. Из 400-тысячного списочного состава ей не хватало по меньшей мере 50 тыс. солдат, чье содержание разворовали полковые командиры; 3/4 офицерского корпуса существовало лишь на бумаге. Производство в офицеры или представление к очередному чину происходило только по протекции. Многие получали чины вообще не служа. Дезертирство было массовым явлением. Только в шведской армии на службе было до 2 тысяч русских перебежчиков²¹. При численности екатерининского мушкетерского полка в 1726 человек на плац редко выводилось более 800. В Петербурге при генерале находилось до сотни офицеров, в полках же ротами командовали прапорщики. Армейские боевые офицеры по 15 лет служили в одном чине, а им в качестве командиров навязывали неучей-гвардейцев, переходивших в армейские полки с двойным повышением в чине. Срок службы одного ружья фактически доходил до 40 лет, флот был вооружен пушками еще петровского литья²².

Между тем в Европе разваливалась антифранцузская коалиция. Екатерина II собиралась поддержать ее русскими штыками. С этой целью готовился 60- тысячный корпус, хотя средств на ведение войны не было. Новый император попытался разрешить наиболее острые, злободневные вопросы. Уже второй указ, им подписанный, отменял рекрутский набор 10 тыс. человек для войны с Францией, а вскоре последовало распоряжение о прекращении выпуска очередной партии бумажных денег. Новый монарх нуждался в надежных людях; таковыми могли быть прежде всего гатчинцы. 10 ноября гатчинские батальоны были влиты в гвардию, что вызвало недовольство старых гвардейских офицеров.

Все мемуаристы признают известную целесообразность первых шагов императора, но понимают их по-разному. Так, Чарторыский считал полезным "запрет служить в армии кое-как, по-любительски", а также обязанность молодых придворных выбирать себе какой-нибудь род службы. Один из наиболее великодушных поступков Павла он видит в освобождении польских узников (Т. Костюшко, И. Потоцкого и др.). С точки зрения семеновского офицера М. Леонтьева, действительное благо павловского правления заключалось в. учреждении Заемного банка, изданий "банкротского устава" и освобождении семьи Ломоносова от подушного оклада. Саблуков благословлял широкие пожалования имений, практиковавшиеся Павлом I. А. Т. Болотов подробно описывает почести" отданные покойной императрице, и хвалит Павла за то, "что он сделал тотчас обоих сыновей своих соучастниками дел своих". Э. Дюмон утверждает, что истинное добро нового царствования состоит в укреплении армейской дисциплины, росте усердия офицеров и пр., а также в том, что "в судах правосудие менее подкупно".

Однако современники едины в одном: истинный двигатель всех нововведений Павла - желание поступить вопреки политике Екатерины II. Г. Р. Державин сравнил Петербург после перевода сюда гатчинских батальонов с завоеванным городом. "Никогда еще по сигналу свистка не бывало такой быстрой смены всех декораций, как это произошло при восшествии на престол Павла. Все изменилось быстрее, чем в один день - костюмы, прически, наружность, манеры, занятия", - писал Чарторыский²³. Именно этой "метаморфозы", "коверканья" екатерининской системы не могли простить Павлу I современники, да и историки, которые в своих работах зачастую лишь воспроизводят оценки мемуаристов.

Несмотря на лавинообразный характер появления новых указов, распоряжений и узаконении, последовавших в первые месяцы царствования Павда, в них есть своя система. Наибольшее внимание его привлекли армия и гвардия, что естественно, учитывая их печальное состояние к концу правления Екатерины II. Уже 29 ноября 1796 г. появились уставы о конной и пехотной службе, а 25 февраля 1797 г. - морской устав. Гвардия в армейские полки получили новый мундир по прусскому образцу, парни с буклями и косой и проч. Павел участвовал во всех разводах и вахт-парадах гвардии, мельчайшие стороны армейского быта были в центре его внимания. Улучшалось содержание солдат, вводились строгие правила продвижения по службе, все вооруженные силы для удобства управления делились на 11 округов и 7 инспекций.

Разительно изменилось положение гвардии. "Образ жизни наш, офицерский, совершенно переменился, - писал адъютант Измайловского полка Е. В. Комаровский. - При императрице мы думали только о том, чтобы ездить в театры, общества, ходили во фраках, а теперь с утра до вечера сидели на полковом дворе и учили нас всех, как рекрутов"²⁴. Непривычные тяготы службы вызвали массовые отставки. В Конногвардейском полку из 132 офицеров выхлопотали отставку за три первые недели царствования Павла I 60 или 70 человек. Открывшиеся вакансии позволяли быстро расти но службе. Тот же Комаровский за 7 лет дослужился из сержантов до генерал-майора!

Павел I хотя и обласкал на первых порах Платона Зубова и других екатерининских вельмож, но доверять им не мог, поэтому постарался окружить себя теми людьми, на чью верность рассчитывал. Был вызван из Литвы и произведен в генерал-фельдмаршалы князь Репнин, из Москвы - друг детства А. Б. Куракин, получивший чин тайного советника. Своим секретарем Павел сделал вызванного из Кишинева Н. В. Лопухина. Вопреки устоявшимся представлениям, никаких гонений на екатерининских вельмож не было: если они и уходили в отставку, то, как правило, с повышением в чине, с орденом, с земельным или денежным пожалованием. Все президенты коллегий и главы департаментов, служившие при Екатерине, утвердились в своих должностях.

Одновременно выпущены были все заключенные в Тайной экспедиции; освобождены; Н. И. Новиков и А. Н. Радищев; Костюшко получил разрешение выехать в Америку. Прощены все нижние чины, находившиеся под следствием. Современники отметили милость Павла к сыну Екатерины и Г. Орлова - А. Г. Бобринскому: ему были пожалованы графское достоинство и обширные имения на Украине. Даже участники переворота 1762 г. не понесли существенного наказания, если не считать удаления от двора и запрещения на въезд в столицы, впрочем, вскоре отмененного; А. Г. Орлов-Чесменский (по общему мнению, убийца Петра III) в течение всего царствования Павла I запросто обедал у него!

Павел I позаботился и о придании своей власти дополнительного ореола законности. Современники осмеяли коронацию праха Петра III и совместное погребение его останков с телом Екатерины II. Но политический смысл этой акции ясен: он признавал своим отцом того, кто не желал признавать его сыном. Отсюда, должно быть, проистекает стремление Павла самому венчаться на царствование как можно быстрее: уже 5 апреля 1796 г. он был коронован в Кремле митрополитом Платоном, бывшим когда-то его учителем и наставником.

[Saygo 582]

В области внешней политики Павел I заявил о желании мира со всеми странами и об отказе от каких бы то ни было военных действий, что прямо вытекало из "Рассуждения" и "Наказа". (Впрочем, для продолжения войны просто не хватало и средств.)

Итак, первые акции Павла I, кажется, не противоречили в целом интересам страны и даже не несли в себе чего-то качественно нового. Почему же с таким раздражением, даже неприятием, встречены они были современниками, в первую очередь столичным дворянством и гвардией? Сказалась прежде всего возросшая тяжесть службы, совершенно непривычная для гвардейцев. "Служба при Екатерине была спокойная, - вспоминал В. Селиванов, - бывало, отправляясь в караул (тогда в карауле стояли бессменно по целым неделям), берешь с собой и перину с подушками, и халат, и колпак, и самовар. Пробьют вечернюю зорю, поужинаешь, разденется и спишь, как дома. Со вступлением на престол Павла служба сделалась тяжелая, строгая"²⁵.

Офицер теперь отвечал персонально за свое подразделение; бесконечные смотры и вахт-парады, контролировавшие выучку солдат, могли закончиться неприятностями, вплоть до ареста и исключения из службы. Кончились тянувшиеся годами отпуска офицеров, практика записи дворянских сыновей в полки со дня рождения, когда к своему совершеннолетию они достигали уже офицерского чина. Все придворные чины (камер-юнкеры, камергеры) из полков увольнялись, так как служить можно было только по военной или по статской части.

Неродовитое в сравнении с петербургским гатчинское офицерство, среди которого было много выходцев из Германии, Курляндии, Украины, делало зачастую более быструю и значительную карьеру, чем гвардейские старожилы. Это задевало интересы петербургского дворянства.

Всеобщее презрение вызывали новые уставы - за сходство с прусскими. Действительно, искусству стрельбы, искусству штыкового боя они уделяли мало внимания, сосредоточившись на маневрах войск на поле боя. Невиданное озлобление вызвал новый мундир. Санглен свидетельствует: "Уничтожение мундиров казалось одним - пренебрежением, другим - преступлением. Обратить гвардейских офицеров из царедворцев в армейских солдат, ввесть строгую дисциплину, словом, обратить все вверх дном, значило презирать общим мнением и нарушить вдруг весь существующий порядок, освященный временем"²⁶.

Требование службы распространялось и на штатских чиновников; если екатерининские сенаторы годами не появлялись в Сенате, то при Павле І в 5 часов утра во всех учреждениях горели свечи и работа шла полным ходом. Жестоко преследовались взятки и вообще лихоимство. Все же, по общему мнению, штатская служба была много легче военной, и отпрыски знатнейших родов перестали гнушаться ею. Даже свертывая присутственные места, Павел I оставлял содержание уволенным. Д. Б. Мертваго свидетельствует: "Суровость правления произвела страх... Судьи и подьячие, от службы уволенные, никакого имения нигде не имеющие, разбрелись по подаренным им дачам"²⁷.

Разительно изменился Петербург. Шлагбаумы, верстовые столбы, будки были выкрашены в черно-белый цвет (тогда он считался верхом уродства). Жестко регламентировалась жизнь горожан. Запрещено было носить фраки, круглые шляпы, а предписывались немецкие камзолы, треуголки, парики и башмаки с пряжками. В 10 часов вечера повсюду гасили огни, и столица должна была отходить ко сну. Даже обедать все должны были в одно и то же время, в 1 час дня. Офицерам не разрешалось ездить в закрытой карете, а лишь верхом или в дрожках. При встрече с императором надлежало выйти из экипажа и отдать поклон (только дамы могли оставаться на подножке), в противном случае - арест. Контраст с предыдущим царствованием был столь велик, что ропот, смешанный с язвительными насмешками, доходил до самого императора. Мелочная регламентация банальных, житейских ситуаций была особенно тягостна для дворянства, привыкшего к сравнительно широкой личной свободе.

Наконец, само количество новых узаконений и требований смущало умы. Новые указы появлялись так часто, что их не успевали освоить, поэтому нарушали их, подвергались взысканиям, следствием чего было чувство неуверенности в собственном будущем даже у лиц, высоко стоявших в чиновной иерархии. За четыре года царствования Павла I издано было 2179 законодательных актов, или в среднем 42 в месяц (при Екатерине II издавалось в среднем 12 в месяц)²⁸. Оценивая первые акты Павла I лишь как производное от ненависти его к Екатерине II, от желания уничтожить память о ней, общее мнение связывало это с личными качествами императора. Именно недовольство его политикой вызвало недовольство его личностью, а не наоборот, как утверждает мемуарная традиция, а вслед за нею и дореволюционная историография. Разумеется, при стремлении Павла сосредоточить всю полноту власти в своих руках личные его качества становились все более весомым социальным фактором. Отдельные, единичные поступки его, зафиксированные в многочисленных анекдотах, можно объяснить только особенностями его личности. Связать социальный тип личности императора с некоторыми методами внутренней и внешней политики, проводимой его правительством, конечно, можно. Но основная направленность, сущность этой политики не могла кардинально меняться под воздействием его личности: Павел I последовательно проводил продворянскую сословную политику.

Многие мемуаристы объясняют ухудшение характера Павла I дурным окружением. Это общее место, но когда дело доходит до конкретных личностей, начинаются расхождения. Чаще других называют имена И. П. Кутайсова, Н. Х. Обольянинова, братьев Куракиных, Аракчеева, Н. А. Архарова; реже - А. Гагарину, Ф. В. Ростопчина, генерал-прокурора Лопухина. Именно они, пользуясь "злыми" минутами Павла, из своекорыстных соображений или из низких побуждений наушничали ему, вызывали его гнев, способствовали опалам невинных и проч. Однако наиболее вдумчивые наблюдатели признавали, что Павел I был окружен людьми в нравственном отношении значительно превосходящими лиц из ближайшего окружения Екатерины II. Сомнительно, что характер Павла претерпел после его воцарения столь значительные перемены, чтобы можно было говорить о его переломе или резком ухудшении. Просто свойства, привычки, особенности императора более бросаются в глаза подданным, нежели качества великого князя.

Верно и то, что Павел I не приближал к себе вельмож, имевших собственное суждение по тому или иному вопросу. Главные критерии, по которым он отбирал высших сановников, суть исполнительность (зачастую слепая); умение, не рассуждая, в кратчайшие сроки выполнить поручение, то есть скорость исполнения приказаний; честность и неподкупность; наконец, "знание службы". Крупный государственный деятель вряд ли должен обладать только этими качествами. Павлу нужны были лишь добросовестные исполнители, бюрократы всех рангов в собственном смысле этого слова, признающие лишь волю вышестоящего да инструкции. Не случайно, что никто из окружения Павла I не стал заметной фигурой в отечественной истории, Аракчеев и Ростопчин - исключение, лишь подтверждающее общее правило.

Гатчинский уклад жизни император перенес в Петербург. Свою личную жизнь ой там же строго регламентировал, как и быт своих подданных, причем никогда не отступал от однажды принятого режима дня. Обычно он вставал очень рано, пил кофе и уже в 6 часов утра принимал с докладом петербургского генерал- губернатора, в 7 часов слушал доклады по иностранным делам. К 9 часам он выходил на вахт-парад и развод Караула, совершаемые, как правило, при большом стечений народа. Когда толпа мешала, Павел I вежливо просил отодвинуться. Вообще же смотры гвардии длились около двух часов, и всегда, В любую Погоду, в мороз или дождь, император на них присутствовал. Затем были прогулка, обычно в сопровождений Кутайсова, и визиты. Ровно в час - обед. В Гатчине Павел с женой часто обедали где-нибудь в гостях, но в Петербурге этикет требовал специального церемониала и стол роскошно сервировался, хотя Павел I был умерен в еде и питье.

Камер-паж А. А. Башилов сообщает о "Непомерной выдержке государя": обед - чистая невская водица и два-три блюда самые простые и здоровые. После говядины он выпивал рюмку бургундского кларета (в гвардейской среде офицер выпивал за обедом две-три бутылки шампанского). Стерляди, трюфели и прочие Яства Подавались, но Павел никогда их не ел²⁹. Его любимым кушаньем были сосиски с капустой. Вторая прогулка, после обеда, верхом или в коляске, запряженной шестеркой белых лошадей, всегда имела какую-то цель: посещение больницы, богоугодного заведения или просто осмотр петербургских улиц. В 6 часов вечера император всегда приходил к жене, в 7 часов - на спектакли, дававшиеся при дворе. Больше всего ой любил французскую комедию (Мольер, Корнель, Расин). Наконец, в 9 часов следовал ужин, в 10 император уже спал.
 

Семья императора

Этот образ жизни он пытался перенести на весь Петербург. Но с 10 часов за плотно опущенными шторами на двойной подкладке в дворянских особняках начиналось неистовое веселье. Впрочем, камер-юнкер Д. В. Васильчиков вспоминал в конце жизни, что "никогда так не было весело, как при его дворе. Все пользовались минутою, все жили настоящим, а потому веселились до упаду и повесничали на славу". Да и Павел I не чужд был веселья и танцев.

Внешность Павла I описана М. Леонтьевым: "Сей государь был малого роста и не более 2 аршин 4 вершков, чувствуя сие, он всегда вытягивался и при походке никогда не сгибал ног, а поднимал их, как бы маршируя, ставил на каблук, отчего при ходьбе и стучал крепко ногами; волосы имел на голове темно-русые с небольшой проседью; лоб большой или, лучше, лысину до самого темя и никогда не закрывал ее волосами и даже не терпел, чтобы кто-либо сие сделал. Лицо у него было крупное, но худое, нос имел курносый, кверху вздернутый, от которого до бороды были морщины, глаза большие, серые, чрезвычайно грозные, цвет лица был у него несколько смуглый, голос имел сиповатый и говорил протяжно, а последние слова всегда затягивал длинно. Он имел привычку, когда молчал, надувать щеки и вдруг отпускать их, раскрывая при этом несколько рот, так что, бывало, видны у него зубы, что часто делывал, когда был сердит, а это бывало почти каждый день. Иногда, когда бывал весел, припрыгивал на одной ножке. Мундир носил он темно-зеленый, однобортный, с двумя рядами пуговиц, с низким воротником красного сукна и аксельбантами, шляпу черную, как и ныне, треугольную, без всяких украшений"³⁰. Говорят, что чем старше Павел становился, тем более походил на Петра III.

Он любил показать себя человеком бережливым, по крайней мере по отношению к себе, от излишеств воздерживался. Потемкин терял брильянты, даже не замечая этого. А. Б. Куракин, прозванный "брильянтовым князем", носил камзолы, усыпанные драгоценными камнями. Парадный костюм екатерининского пажа стоил 1 тыс. рублей. Павел имел одну шинель, которую носил и осенью и зимой; в зависимости от погоды не подшивали то ватой, то мехом в самый день его выезда. Но даже Недруги Павла I признавали его чрезвычайную щедрость. "Расхват имений" в его царствование можно объяснить принципиальными соображениями: император считал, что крестьянину целесообразнее находиться в частном владении (еще в Гатчине он и говорил и писал об этом). За четыре года своего правления он раздал до 600 тыс. душ; только в день коронации им было пожаловано 82 тыс. душ (Екатерина II за 34 года раздала 850 тыс. душ). Такой награды легко мог удостоиться отличившийся на смотре офицер или даже проситель.
 

Современники отмечают романтическую приподнятость Павла, его особую рыцарственность. "Коронованным Дон-Кихотом" назвал его А. И. Герцен. Эйдельман, рассматривая это качество императора, трактует его, во-первых, как производное от неверно понятых средневековых рыцарских кодексов чести, во- вторых, как особым образом интерпретированные масонские обряды, в-третьих, как идеи, идущие в общем контексте развития в Европе реакционного романтизма в виде реакции на революцию во Франции³¹. По его мнению, "рыцарственность" Павла I чуть ли не определяла все его миросозерцание и повлияла на его внутреннюю и внешнюю политику.

Однако не следует видеть в романтизме Павла ни квинтэссенцию его личности, ни основное идеологическое обоснование его деятельности. Напротив, романтический флер его писем и приватных бесед, поступки, которые могли быть понятны средневековым рыцарям (во время маневров в Гатчине Мария Федоровна должна была стоять на башне и батальон под командованием Павла защищал ее от атак "противника"), не должны скрывать сущность его политики, заслонять личность. Павел вовсе не склонен был смотреть на мир сквозь розовые очки и не пытался воевать с ветряными мельницами. Его политика была подчинена имперским задачам и направлена на укрепление абсолютизма, максимально возможную централизацию государственного аппарата, усиление личной власти монарха.

Стало быть, содержание этой политики никак нельзя считать "утопией". Методы ее проведения, ориентированные на чрезвычайную скорость претворения задуманного в жизнь и "железную лозу", основанные на известном пренебрежении к личной свободе и праву дворянина, сами по себе не могли быть успешными. Но они утопичны лишь постольку, поскольку вообще утопичны попытки любой центральной власти путем репрессий, "закручивания гаек", подавления личной свободы добиваться политической стабильности и динамичного поступательного развития государства. Что же касается формы, в которую Павел облекал свои начинания, то она вполне традиционна для России и не отличается заметно ни от предшествующего, ни от последующего царствования.

Приверженность романтике рыцарства вовсе не определяла его натуру. Он был скорее джентльмен, чем средневековый рыцарь. Почтение и любезность с дамами, умение помнить свои обещания, стремление поступать сообразно законам и правилам, им же установленным, отмечают в поведении Павла многие современники и трактуют их как проявление "рыцарства времен прошедших". Думается, что они скорее порождены его французским воспитанием, придворным этикетом и особенностями его характера, нежели некими мистическими рыцарскими обрядами. Иными словами, нет других подтверждений романтического рыцарского мировоззрения Павла I, кроме утверждений мемуаристов да двух-трех словечек его самого. Даже принятие под свое покровительство Мальтийского ордена вполне объяснимо политическими обстоятельствами.

Что же касается принадлежности Павла к масонам³², то она никогда не была доказана. В качестве аргументов при этом приводятся факты: 1) Панин, воспитатель Павла, был членом нескольких масонских лож; 2) люди, близко стоявшие к нему, были масонами (Н. Лопухин, С. Плещеев); 3) освобождение из заключения масона Новикова; и едва ли не главное: 4) рыцарский романтизм Павла. Думается, что этих аргументов недостаточно.

По отзывам современников, Павел обладал недюжинным умом, замечательной наблюдательностью, блестящим остроумием и крепкой памятью. Путешествуя по России, в Казани он беседовал с офицером Энгельгардтом и при этом вспомнил о его происхождении и службе, о том, что у того есть сестра Варвара и даже сколько ей лет. А. П. Хвостова сообщает о некой московской купчихе, поднесшей Павлу вышитую подушечку с изображением овцы. К ней приложены были стихи: "Верноподданных отцу подношу сию овцу для тех ради причин, чтоб дал он мужу чин". Резолюция Павла I гласила: "Я верноподданных отец, но нету чина для овец"³³.

Вообще же за остроумный ответ Павел иной раз готов был простить любую шалость и даже серьезный проступок. В своих действиях он стремился опираться на законность, но понимал ее по-своему: не только подчинение писаным законам, но и беспрекословное повиновение вышестоящей инстанции, прежде всего, разумеется, императору. Власти самодержца он желал придать некий ореол святости, непогрешимости. Апеллировать к нему мог любой человек, бросив жалобу в специальный ящик. Павел лично разбирал жалобы, и ответы его печатались в газете. Таким путем вскрывались крупные злоупотребления. И в этом случае Павел I был непреклонен. Никакие личные заслуги или происхождение не спасали от наказания. Так, князь Сибирский и генерал Турчанинов за лихоимство были разжалованы и приговорены к пожизненной ссылке в Сибирь. При Павле младший офицер мог требовать суда над полковым командиром, рассчитывая на беспристрастное разбирательство. Любимец императора Котлубицкий ударил купца плетью. Последний пригрозил подать в суд. Котлубицкий предпочел откупиться 6 тыс. руб., лишь бы не доводить дело до суда, понимая, что ему не поздоровится³⁴.

Однако для современников в характере Павла на первый план выступали все же дурные качества. А. М. Тургенев находил в нем "запальчивый до исступления характер, опрометчивость", не оставлявшие места здравому рассудку, "наклонность к жестоким наказаниям, разрушающим человека". Для столичного дворянства император был невыносим и потому, что придавал какое-то сверхъестественное значение неуклонному выполнению требований церемониала, любил появляться публично в короне и мантии. С. И. Муханов был посажен им под арест за то, что не преклонил колено в ответ на похвалу Павла I, а лишь отсалютовал эспадроном. Ф. Н. Голицын главный порок императора усматривал в требовании исполнять его волю самым скорым образом, какие бы дурные следствия от этого ни произошли. Павел принципиально считал, что главная добродетель подданных - безусловное послушание царю, его должно уважать, бояться и чтить; как бы он ни был жесток, подданным следует его "укрощать лишь покорностью".

Именно мелкие притеснения и требования вызывали наибольшее озлобление столичного дворянства. Петербургский полицеймейстер Архаров срывал круглые шляпы с петербургских жителей фактически сразу после воцарения Павла. Но Р. С. Трофимович сообщает, что когда 26 ноября 1796 г. Архаров сорвал шляпу с англичанина, Павел гневался и "предоставил в ношении круглых шляп свободу всем"³⁵. Муханов, по свидетельству дочери, служил два с половиной года и не видел от императора косых взглядов, хотя делал все, что хотел, и одевался не так, как Павел любил. А. С. Шишков ужасается тому, что дважды в день должен был переобуваться. Леонтьев считал Павла I "совершенным деспотом" за то лишь, что он не любил трагедий. С. Тучкова оскорбило изменение цвета темляка и кокарды, в чем он усмотрел чуть ли не разложение армии.

Легко заметить, что мемуаристы протестуют прежде всего против внешних наиболее броских проявлений воли императора; глубокий внутренний смысл павловских преобразований остается при этом в стороне. Еще Покровский заметил, что "любовь Павла к военной регламентации, его парадомания и мундиромания были, в сущности, производными качествами, наиболее бросавшимися в глаза формами его любви к регламентации и порядку вообще"³⁶. Но кто из современников в состоянии был понять это? Н. И. Греч писал: "Нелепицы и оскорбления в безделицах заглушали и действительное добро нового царствования. В арсеналах стоят еще, вероятно, громоздкие пушки екатерининских времен на уродливых красных: лафетах. При самом начале царствования Павла и пушки, и лафеты получили новую форму, сделались легче и поворотливее прежних. Старые артиллеристы, в том числе люди умные и сведущие в своем деле, возопили против нововведения. Как-де отменять пушки, которые громили врагов на берегах Кагула и Рымника! Это-де святотатство! Самый громкий ропот, смешанный с презрительным смехом, раздался, когда вздумали стрелять из пушки в цель. Это-де не видано и не слыхано! Между тем это было первым шагом к преобразованию и усовершенствованию нашей артиллерии"³⁷. Еще более злым насмешкам подвергался мундир по прусскому образцу, введенный Павлом І в армии (над ним смеялись даже фрейлины). Но Селиванов полагал, что "мундиры были при Павле все-таки много удобнее и покойнее нынешних. Тогда мундиры были широкие, просторные, с запасом и застегивались по сезону"³⁸.

Пророческими оказались слова, сказанные Порошиным еще 11-летнему Павлу: "При самых лучших намерениях вы заставите ненавидеть себя". Конкретным проявлением этой ненависти стали слухи о душевной болезни Павла, воспроизведенные во многих мемуарах. Из историков мнение о его безумии впервые высказал В. О. Ключевский, в дальнейшем его придерживались П. Моран, М. К. Любавский, К. В. Сивков и др. Ученый-психолог П. Н. Ковалевский заявил о безусловной невменяемости Павла I. Другой профессор психологии, В. Ф. Чиж, столь же авторитетно писал об абсолютной нормальности его психики, хотя и считал его политическим безумцем³⁹.

Основным аргументом в пользу тезиса о болезни императора служила его политика. Не понимая и не принимая начинаний Павла I, современники, а за ними и историки объясняли ее психическим расстройством императора, дружно признавая при этом наличие у него трезвого ума, разнообразных талантов и проч. Конкретные же ситуации, якобы свидетельствующие о безумии Павла, проанализированы и отброшены как безосновательные, а то и фальсифицированные еще М. В. Клочковым. Тем не менее именно сплетни о душевной болезни Павла I были одним из обоснований готовившегося против него заговора, приведшего к его убийству.

Современники объясняли цареубийство 11 марта 1801 г. сословной политикой Павла I: нарушением статей "Жалованной грамоты" 1785 г., репрессиями против офицерского корпуса, политической нестабильностью в стране, ослаблением гарантий дворянских свобод и привилегий, разрывом дипломатических отношений с Англией, наконец, неспособностью монарха управлять империей. Правительство Павла I действительно формально нарушило статьи "Жалованной грамоты", запретив губернские собрания дворян и введя для них телесные наказания. Но последние применялись в исключительных случаях, только по обвинению в политических преступлениях и только после лишения дворянского звания.

Прецедент создало дело отставного прапорщика Рожкова. 2 февраля 1797 г. Сенат сделал доклад императору о его "дерзких и к разврату клонящих словах о святых иконах и владетельных государях", что признавалось преступлением, заслуживающим смертной казни. Но указом 1754 г. казнь была отменена, предполагалось лишь наказание кнутом, вырывание ноздрей, кандалы и каторга, а так как статьей 15 "Жалованной грамоты" запрещалось и это ("телесное наказание да не касается до благородного"), Сенат хотел лишить Рожкова чина и дворянства, заковать в кандалы и сослать на каторгу. Павел наложил резолюцию: "Как скоро снято дворянство, то и привилегии до него не касаются. По сему и впредь поступать"⁴⁰.

Телесным наказаниям подверглись подпоручик Федосеев, поручик Перский, прапорщица Трубникова и некоторые другие лица. Но эти акции проводились в общем контексте жестоких полицейских мер, предпринятых самодержавием для борьбы с "революционной заразой", начиная с 1789 года. Они являются логическим продолжением охранительной политики Екатерины II, но уже в условиях дипломатических и военных побед Франции, что и предопределило их большую суровость. Хотя наказанных телесно дворян насчитывалось не более десятка, все эти случаи были известны и осуждались как в великосветских салонах, так и в гвардейских казармах. Молва связывала их исключительно с деспотизмом императора.

Неясным остается вопрос о масштабах тогдашних репрессий. Воспоминания современников полны свидетельств об отставках, арестах, экзекуциях, лишении дворянского достоинства, наконец, ссылках, в том числе и в Сибирь. Сведения о числе пострадавших противоречивы: более 2,5 тыс. офицеров - по данным Валишевского, более 700 человек - по Шильдеру; наиболее авторитетны подсчеты Эйдельмана: посажены в тюрьму, отправлены на каторгу и в ссылку около 300 дворян, не считая массы других, наказанных менее жестоко, общее же количество пострадавших превышает 1,5 тысячи человек. В Сибирь дворяне ссылались весьма редко, чаще - в имения, в провинцию, в армейский полк.

На основании приказов по армии и гвардии⁴¹ нами предпринята выборка о служебных перемещениях офицеров за ноябрь 1800 г.: отставлено от службы по прошениям - 396, исключаются из службы по высочайшему повелению - 53, разжаловано в солдаты - 2, ссылаются на работы - 3, лишаются дворянства по приговору Верховного суда - 2, сослано в Сибирь - 6. В то же время принимаются на службу вновь - 304, производятся в очередной чин или повышаются по службе - 520. Число пострадавших заметно уступает числу облагодетельствованных, продвинутых по службе офицеров. Кроме того, нередко после исключения из службы офицер тем же чином принимался вновь. Вышедшие в отставку получали либо очередной чин, либо земельные пожалования. По просьбам заступников или просто находясь в добром расположении духа, Павел I либо вовсе отменял наказание, либо заменял его другим, более легким. Нередко выполнение приговора сознательно затягивалось. Офицер, побывавший под арестом, нисколько не терял в глазах императора (Чичагов прямо из-под ареста был поставлен во главе Балтийской эскадры), даже ссылка не отражалась на карьере.

Разумеется, "выкидывания со службы" не способствовали тому, чтобы гвардейские офицеры относились к Павлу I хотя бы лояльно, но не следует и преувеличивать негодование офицерского корпуса по этому поводу. А. Ф. Воейков за время службы был арестован, ему запрещался въезд в обе столицы. Несмотря на это, он считал Павла I "истинным царем по остроте ума, образованности, щедрости и великодушию"⁴².

Любые конкретные мероприятия Павла I не объяснят причины его гибели, ибо сами они есть производное от общей направленности его политики и ее идеологического обоснования. Утвердившееся в науке мнение, что кардинальной причиной заговора является ущемление Павлом I общедворянских интересов, мало что объясняет, ведь самодержавие всегда в той или иной степени ограничивало и общеклассовые, и личные интересы дворян. В историографии нет данных о том, что этих ограничений больше ввел Павел I, чем, допустим, Екатерина II. Иначе говоря, не было никакого особенного ущемления общедворянских интересов при Павле I, не было и политического конфликта между господствующим классом и императором. Деспотизм Павла I оставался узко личным. В заговоре против него⁴³ принципиальная сторона совершенно отсутствовала (несмотря на последующие заявления о необходимости спасения государства, дворянства, императорской фамилии и т. п.). В заговорщиках говорил исключительно корыстный интерес, желание либо сохранить, либо приобрести теплое местечко. Сказались, должно быть, и традиции эпохи дворцовых переворотов (1725 - 1762 гг.), хотя по своей сути да и технике заговор 1801 г. отличается от переворотов XVIII века.

Начиная с 1762 г. в русском обществе формируется инспирированное Екатериной II неприязненное отношение как к способностям Павла, так и к его душевным качествам. Язвительный смех, сплетни, зачастую откровенный вздор - все было пущено в ход для доказательства его несостоятельности. Эта традиция отрицания личности Павла также была использована заговорщиками для обоснования его убийства. А поскольку само участие в заговоре не к лицу лояльному дворянину, выражаясь словами Саблукова, "об извращении и сокрытии (истинной картины павловского царствования. - Ю. С.) старалось столько преступных деятелей того времени и их потомков"⁴⁴.

В качестве организаторов заговора мемуаристы называют петербургского генерал-губернатора П. А. Палена, адмирала Рибаса, Н. П. Панина (племянника воспитателя Павла - Н. И. Панина), а также английского посла в России Уитворта. Видимо, Н. П. Панин был идейным вдохновителем заговора. В письме Марии Федоровне он признается в тон видной роли, которую сыграл в событиях 11 марта, и указывает на мотивы своего участия в них, из которых главнейший - "ему не за что быть признательным". Именно Панин попытался привлечь к заговору Александра (для современников причастность наследника к заговору - факт бесспорный; именно поэтому скорбь и слезы Александра вызывают у них то уважение к артистическим талантам будущего императора, то открытое раздражение). Сохранилось письмо Панина Александру І, в котором, в частности, сказано: "Я унесу с собой в могилу искреннее убеждение, что я служил своей родине, осмелясь первым развернуть перед Вашими глазами прискорбную картину опасности, которая угрожала гибелью империи"⁴⁵.

Пален взял на себя функции "технического" руководителя заговора. Именно он разработал план, подобрал нужных людей. После удаления Панина он вел переговоры с Александром, его хлопотами были возвращены в Петербург братья Зубовы - непримиримые враги Павла. Мотивы Палена - сохранить свое положение, что при непостоянном характере Павла I было мудрено. Барон Гейкинг передает разговор с Паленом сразу после воцарения Александра I. Тот гордился своим участием в заговоре, утверждая, что ничего не получил от Павла I, кроме орденов, которые вернул Александру и теперь получил как бы от него, что он всегда ненавидел Павла и проч.

Что касается участия в заговоре лорда Уитворта, то оно выразилось в щедром финансировании этого предприятия. Многие видели у Палена золото в гинеях. В марте 1801 г., играя в карты, Пален поставил 200 тыс. рублей золотом. Для скромного курляндского дворянина, пусть и достигшего высот власти, это огромные деньги.

Среди рядовых участников заговора - князья Зубовы, генералы Талызин и Уваров, Яшвиль, Беннигсен, Татаринов, Скарятин и многие другие. Общая численность заговорщиков достигала 60 человек, хотя о заговоре знало, конечно, большее число лиц. Интересно, что сановная аристократия (за редким исключением), как и рядовой состав гвардейских полков, не приняла участия в заговоре. Персональный состав заговорщиков, отсутствие даже минимальных программных установок косвенно подтверждают вывод о его причинах - личной заинтересованности каждого в свержении Павла I.

Очевидно, Павел I подозревал о готовящемся против него заговоре, справедливо связывая его с Александром. Княгиня Д. Х. Ливен свидетельствует, что император увидел на столе у старшего сына книгу "Смерть Цезаря"; он нашел историю Петра, раскрыл на странице, описывающей смерть царевича Алексея, и велел Кутайсову отнести наследнику. Дело не ограничилось только намеками. 11 марта в 8 часов Александр и Константин были приведены к повторной присяге на верность. Павел I и Палену говорил о заговоре, требовал принять надлежащие меры, но поддался лицемерным заверениям своего ближайшего вельможи.

В полночь на 12 марта заговорщики, в изрядном подпитии после ужина у Талызина, проникли в Михайловский замок, но до спальни Павла I дошли лишь 10 - 12 человек. Мемуаристы по-разному описывают императора в его последние минуты. Он деморализован, едва может говорить (по Ланжерону, Вельяминову-Зернову, Чарторыскому, фон Веделю); он сохраняет достоинство (по Саблукову) и даже встречает заговорщиков со шпагой в руке. Он первым наносит удар Н. Зубову и сопротивляется до последней минуты. Его душат шарфом, топчут ногами, даже рубят саблями (остались глубокие раны на руке и голове). Разгоряченные вином заговорщики глумятся над трупом, Зубов даже вынужден был их остановить.

12 марта был обнародован манифест. Император Александр Павлович обещал править "по уму и сердцу" августейшей бабки своей, Екатерины II. Тем самым царствование Павла I предавалось забвению, как бы вычеркивалось из истории. Манифест 12 марта 1801 г. положил начало традиции, окружавшей своеобразным "заговором молчания" не только цареубийство, но и самое личность Павла.

Режим, установившийся в России в его царствование, исследователями трактуется как "военно-полицейская диктатура" (М. М. Сафонов) или как "непросвещенный абсолютизм" (А. В. Предтеченский, Н. Я. Эйдельман). Особый консерватизм правительственной системы Павла в любом случае препятствовал, по мысли этих авторов, формированию и развитию российского Просвещения и тормозил исторический прогресс России. Причем становление этого режима они напрямую связывают с социально-значимыми качествами личности Павла. Но возможна ли была качественно иная, чем у Павла I, политика в условиях России конца XVIII - начала XIX в. и действительно ли таким значительным было влияние его личности на политику, как это принято считать в литературе?

При Павле I утвердился такой курс внутренней и внешней политики империи, который соответствовал потребностям сохранения национального государства дворян и интересам абсолютной монархии. Средства, выбранные для этого императором, отвечали поставленной цели. Многие современники понимали это. Г. Р. Державин не любил Павла I, но он скорбел по поводу того, что, "осуждая правление императора Павла, начали без разбора, так сказать, все коверкать, что им было сделано"⁴⁶. Однако многие его начинания невозможно было отменить: так они были необходимы и отвечали объективным потребностям империи.

Эпоха царствования Павла I, стало быть, закономерный этап в развитии российского абсолютизма, когда монарх проводил единственно возможную (с точки зрения интересов абсолютизма) политику соответствующими методами. Что же касается влияния личности Павла на эту политику, то следовало бы согласиться с Покровским: "Павел, как человек, не более сумасброден и ревнив к власти, чем любой другой русский монарх. Все, что совершил Павел I, совершил бы каждый нормальный человек его умственного развития и склонности, поставленный в подобное положение, и даже его склонности были не отклонением от нормы, а лишь преувеличением тех привычек и обычаев, которые сложились на почве потемкинско-зубовского режима"⁴⁷.

Основные качества и свойства, характерные для личности Павла I, вовсе не являются каким-то исключением для российских монархов XVIII - первой половины XIX века. Его особенности, его причуды ни в коей мере не выходят за рамки порядков и обычаев, господствовавших в его время и в его социальной среде. Даже наиболее "знаменитые" свойства Павла I типичны и характерны для многих Романовых, от Петра I до Николая II: начиная от любви к мундиру и парадомании и кончая последовательной защитой и поддержкой прав и привилегий благородного сословия. В специфических условиях разрушения абсолютных монархий в Европе Павел I стремился всячески укрепить абсолютизм в России, придавая ему чуть ли не мистический характер, едва ли не обожествляя свою власть. Этим же путем в конце концов пошел его старший сын, идейный вдохновитель "Священного союза".

Мемуары современников полны лицемерного негодования по поводу свершившегося 11 марта 1801 г. кровопролития. Но осуждали убийство вообще, с точки зрения христианской морали, осуждали убийство "священной особы" императора, наконец. О том, однако, что именно Павел I пал жертвой насилия, не жалел почти никто. Его смерть почиталась прискорбной, но заслуженной карой. Еще В. Ф. Ходасевич подчеркивал, что большинство рассказов о Павле исходило из уст людей, стремившихся или вполне оправдать его убийство, или хотя бы с ним примириться. Осуждая его, они оправдывали себя. Этим можно объяснить по преимуществу негативное отношение современников к личности Павла I, прочно утвердившееся затем в литературе.

Примечания

1. Кончина российского императора Павла I. М. 1802; Жизнь Павла I, императора и самодержца всероссийского. М. 1805; Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. СПб. 1914; Милютин Д. А. История войны 1799 года. Т. 1. СПб. 1857; Шильдер Н. К. Император Павел I. СПб. 1901; Брикнер А. Г. Смерть Павла I, СПб. 1907; Шумигорский Е. С. Император Павел I. СПб. 1907.
2. Ключевский В. О. Сочинения. Т. 5. М. 1958; Кобело Д. А. Цесаревич Павел Петрович. СПб. 1887; Три века. Т. 5. М. 1913; Корнилов А. А. Курс русской истории XIX в. М. 1912; и др.
3. Клочков М. В. Очерки правительственной деятельности времени Павла I. Пг. 1916.
4. Покровский М. Н. Павел Петрович. В кн.: История России в XIX в. Т. 1. М. 1908, с. 21 - 30; его же. История России с древнейших времен до наших дней. Т. 3. В кн.: Избранные произведения. Кн. 2. М. 1965; Василевский И. М. Романовы: портреты и характеристики. Пг. 1923; Самойлов В. И. Внутренняя и внешняя политика Павла I. Хлебниково. 1946; Гвинчидзе О. Ш. Братья Грузиновы. Тбилиси. 1965; и др.
5. Окунь С. В. История СССР. Конец XVIII - начало XIX в. Л. 1974; Эйдельман Н. Я. Герцен против самодержавия. М. 1984; его же. Грань веков. М. 1986.
6. Платон. Православное учение, или Сокращенное христианское богословие Б. м. 1765, с. 172.
7. Семена Порошина записки, служащие к истории е. и. в. благоверного государя цесаревича и великого князя Павла Петровича. СПб. 1881, с. 25.
8. Русский архив, 1871, N 1, с 149.
9. Русская старина, 1902, т. 2, с. 382 - 383.
10. Сборник Русского исторического общества, Т. 20, с. 412.
11. Русская старина, 1882, N 2, с. 416 - 417.
12. Там же, N 11, с. 330.
13. Русский двор 100 лет назад. СПб., 1907, с 273.
14. Убийство императора Павла. Ростов-н.-Д. Б. г., с. 3.
15. Русский архив, 1869, N 11, с. 1883
16. Вестник Европы. 1867, N 3, с. 306.
17. Там же, с. 316 - 322.
18. Русский архив, 1869, N 7, с. 1102.
19. Записки генерала Н. А. Саблукова о временах императора Павла I и о кончине этого государя. Лейпциг, 1902, с. 6.
20. Русский архив, 1876, N 4, с. 399.
21. Петрушевский А. Генералиссимус князь Суворов. СПб. 1900, с. 444 - 445.
22. Реймерс Г. Петербург при императоре Павле Петровиче в 1796 - 1801 гг. - Русская старина, 1883, N 9.
23. Чарторыйский А. Мемуары. Т. 1. М. 1912, с. 113.
24. Русский архив, 1867, N 2, с. 226.
25. Там же, 1869, N 1, с. 165.
26. Русская старина, 1882, N 4, с. 475.
27. Мертваго Д. Б. Записки. М. 1867, с. 182.
28. Эйдельман Н. Я. Грань веков, с. 61.
29. Заря, 1871, N 12, с. 203 - 204.
30. Русский архив, 1913, N 9, с. 301 - 302
31. Эйдельман Н. Я. Грань веков, с. 72 - 76.
32. Самойлов В. И. Ук. соч., с. 18
33. Русский архив, 1907, N 1, с. 45.
34. Там же, 1868, N 7, с. 1074
35. Там же, 1909, N 1, с. 203.
36. Покровский М. Н. Избранные произведения. Кн. 2, с. 162.
37. Греч Н. И. Записки о моей жизни. М. - Л. 1930, с. 138.
38. Русский архив, 1869, с. 165.
39. Ковалевский П. Н. Император Петр III, император Павел I. СПб. 1906; Чиж В. Ф. Император Павел I. - Вопросы философии и психологии, 1907, кн. 88 - 90.
40. Указы государя императора Павла Первого, самодержца всероссийского. М. 1797.
41. Приказы 1800 г. СПб. 1800.
42. Из записок А. Ф. Воейкова. В кн.: Исторический сборник Вольной русской типографии в Лондоне А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Кн. 2. М. 1971, с. 120.
43. Наше понимание причин заговора восходит к взглядам Покровского (Покровский М. Н. Павел Петрович. В кн.: История России в XIX веке Т. 1)
44. Русский архив, 1869, N 11, с. 1913.
45. Время Павла и его смерть. М. 1906, с. 196.
46. Державин Г. Р. Сочинения. Т. 6. СПб. 1876, с. 723.
47. Покровский М. Н. Избранные произведения. Кн. 2, с 168

Вопросы истории, 1989, № 11, С. 46-69.

[Snow 60]

Сорокин Ю. А. Заговор и цареубийство 11 марта 1801 года // Вопросы истории. - 2006. - № 4. - С. 15-29.

[yahontovyi 6]

В полночь на 12 марта заговорщики, в изрядном подпитии после ужина у Талызина, проникли в Михайловский замок, но до спальни Павла I дошли лишь 10 - 12 человек. Мемуаристы по-разному описывают императора в его последние минуты. Он деморализован, едва может говорить (по Ланжерону, Вельяминову-Зернову, Чарторыскому, фон Веделю); он сохраняет достоинство (по Саблукову) и даже встречает заговорщиков со шпагой в руке...

В полночь заговорщики, в изрядном подпитии после ужина у П. А. Талызина, проникли в Михайловский замок, но до спальни Павла дошли лишь 10 - 12 человек. Воспоминания современников по-разному описывают императора в его последние минуты. Он деморализован, едва может говорить (по А. Ф. Ланжерону, А. Н. Вельяминову-Зернову, А. Чарторыскому, Э. фон Веделю), он сохраняет достоинство (по Саблукову) и даже встречает заговорщиков со шпагой в руке...

Найдите 10 отличий. А я поначалу удивился, что про Павла (который правил 4 года) написали больше чем про Екатерину II (которая правила 34 года). Вообще интересно. Пётр четверть века куролесил как хотел и всё ему сошло. Павел и чудил значительно менее и продержался всего четыре года. Правда при Петре Россия была "тёмная", а при Павле уже гораздо более "просвещённая". А прошло менее века.

[Чжан Гэда 1 994]

Если автор обеих статей - один и тот же человек (Сорокин), то ему обязательно стоит предъявить обвинения в плагиате!

И ученой степени лишить - как он смел не написать за столько много времени ничего нового о том, как убивали Павла I?!

В общем, Сорокин - редиска.

[yahontovyi 6]

Если автор обеих статей - один и тот же человек (Сорокин), то ему обязательно стоит предъявить обвинения в плагиате!

И ученой степени лишить - как он смел не написать за столько много времени ничего нового о том, как убивали Павла I?!

В общем, Сорокин - редиска.

В самоплагиате. Не гнушается Сорокин "пережёвывать". И ещё в школе приучают об одном и том же рассказывать разными словами. Рассмотрел бы лучше вопрос: почему здравомыслящий (и государственно-мыслящий) Павел, дожидаясь очереди на трон, не составил своего двора. Из преданных и единомыслящих. Окружение - сплошь ненавистники. Как так вышло? Ведь короля играет свита.

Павел I хотя и обласкал на первых порах Платона Зубова и других екатерининских вельмож, но доверять им не мог, поэтому постарался окружить себя теми людьми, на чью верность рассчитывал. Был вызван из Литвы и произведен в генерал-фельдмаршалы князь Репнин, из Москвы - друг детства А. Б. Куракин, получивший чин тайного советника. Своим секретарем Павел сделал вызванного из Кишинева Н. В. Лопухина.

Во-первых маловато людей, которым можно доверять. А во-вторых, поздно начал Павел окружать себя верными людьми. Да даже не верными, а теми "на чью верность рассчитывал" (а не был уверен). К моменту воцарения Павел уже должен был сформировать собственный "кадровый резерв". Павел стал императором в возрасте почтенном. Взойдя на престол, ему оставалось бы только расставить верных людей на ключевые должности.

[Чжан Гэда 1 994]

В самоплагиате. Не гнушается Сорокин "пережёвывать". И ещё в школе приучают об одном и том же рассказывать разными словами. Рассмотрел бы лучше вопрос: почему здравомыслящий (и государственно-мыслящий) Павел, дожидаясь очереди на трон, не составил своего двора. Из преданных и единомыслящих. Окружение - сплошь ненавистники. Как так вышло? Ведь короля играет свита.

Вы прочитайте ВСЕ его работы по теме (ссылку с его основной библиографией я дал).

Может, и ответы найдутся сами?

[Nslavnitski 141]

К моменту воцарения Павел уже должен был сформировать собственный "кадровый резерв".

В принципе, он у него был - тот же Аракчеев, к примеру. Небольшой - но имеет смысл вспомнить, что его матушка с батюшкой к моменту вступления на престол находились точно в таком же положении. И "команду" Екатерина подбирала уже по ходу царствования (которая, к слову. неизменной не была).

Проще говоря - такой возможности в России осьмнадцатого столетия просто не было.

[yahontovyi 6]

Вы прочитайте ВСЕ его работы по теме (ссылку с его основной библиографией я дал).

Может, и ответы найдутся сами?

Тратить время на автора, который копипастит сам у себя? Спасибо за совет, но не воспользуюсь.

[Saygo 582]

Тратить время на автора, который копипастит сам у себя? Спасибо за совет, но не воспользуюсь.

Вейзмир плагиата мы разрушим! Уважаемый, вас здесь не стояло, а люди уже таки "копипастили сами себя". Сколько эскизов делает великий художник одной и той же морды и других частей тела, пока не получится шедевр? Сколько есть разных версий "Сказки о Тройке" АБС, сколько вариаций "Дней Турбиных", они же "Белая Гвардия", "Сна инженера Рейна", он же "Иван Васильевич меняет профессию", написано Михаилом свет-Афанасьевичем, сколько повторяющихся сюжетов у Гаррисона и Шекли, сколько сочинений древних авторов известны нам только благодаря эпитоматорам? Для повышения уникальности можно заказать услуги рерайтеров, это недорого и даже порой талантливо, особенно если текст переработает настоящий писатель со своими идеями (как АБС в переводе переработали Уиндемовский "День Триффидов", а Волков - сказки Фрэнка Баума о стране Оз), но ученый стремится не к уникальности, а к точности. Или вы предпочли бы, чтобы правила Кирхгофа каждый учебник электротехники излагал по-своему? Находящиеся тут статьи - это препринты монографий авторов, не более того. Монографии приобретайте и читайте в другом месте на здоровье, а статьи для тех, кому материал нужен здесь и сейчас в учебных целях, пока книжный закрыт на переучет.

[Чжан Гэда 1 994]

Тратить время на автора, который копипастит сам у себя? Спасибо за совет, но не воспользуюсь.

А что, данный эпизод что-то иначе раскрывает? Он требует какого-то нового освещения? Что изменится, если окажется, что Павел сам ударился головой апстену 3 (Три) раза, чтобы назло всем убить себя?

Вы суть читаете или так, к словам придираетесь? Скажите честно - цель статей - восстановить поминутно процесс убийства Павла или все же нечто иное?

В общем, на вопросы можете не отвечать - sapienti sat.

[yahontovyi 6]

Вейзмир плагиата мы разрушим! Уважаемый, вас здесь не стояло, а люди уже таки "копипастили сами себя". Сколько эскизов делает великий художник одной и той же морды и других частей тела, пока не получится шедевр? Сколько есть разных версий "Сказки о Тройке" АБС, сколько вариаций "Дней Турбиных", они же "Белая Гвардия", "Сна инженера Рейна", он же "Иван Васильевич меняет профессию", написано Михаилом свет-Афанасьевичем, сколько повторяющихся сюжетов у Гаррисона и Шекли, сколько сочинений древних авторов известны нам только благодаря эпитоматорам? Для повышения уникальности можно заказать услуги рерайтеров, это недорого и даже порой талантливо, особенно если текст переработает настоящий писатель со своими идеями (как АБС в переводе переработали Уиндемовский "День Триффидов", а Волков - сказки Фрэнка Баума о стране Оз), но ученый стремится не к уникальности, а к точности. Или вы предпочли бы, чтобы правила Кирхгофа каждый учебник электротехники излагал по-своему? Находящиеся тут статьи - это препринты монографий авторов, не более того. Монографии приобретайте и читайте в другом месте на здоровье, а статьи для тех, кому материал нужен здесь и сейчас в учебных целях, пока книжный закрыт на переучет.

Не путайте кислое с пресным. Приведённые примеры из литературы и живописи некорректны (мягко говоря), а уж из электротехники просто не пришей кобыле хвост - точная наука, как-никак. В разъяснения вдаваться не буду - ибо бесполезно если не понимаете сами. Можете квалифицированно ответить на возникшие у меня вопросы по теме?

В общем, на вопросы можете не отвечать - sapienti sat.

Ваши вопросы риторические. Напомню, только слова Сервантеса: "некоторым людям знание латыни всё-таки не мешает быть ослами". И не затевайте склоку как бы Вам этого ни хотелось.

[yahontovyi 6]

В принципе, он у него был - тот же Аракчеев, к примеру. Небольшой - но имеет смысл вспомнить, что его матушка с батюшкой к моменту вступления на престол находились точно в таком же положении. И "команду" Екатерина подбирала уже по ходу царствования (которая, к слову. неизменной не была).

Проще говоря - такой возможности в России осьмнадцатого столетия просто не было.

Так же имеет смысл (небольшой конечно) вспомнить что Павел:

а) родился и вырос в России;

б) на престол вступил в 40 с гаком;

в) к государственному правлению готовился целенаправлено (но, кажется, понимал правление, в основном как законотворчество);

г) в конце-концов, мужчина.

Екатерина II:

а) иностранка, выросла и воспитана вне России;

б) к государственному правлению не готовилась ни сама ни посторонними;

в) заняла престол, воспользовавшись обстоятельствами в возрасте гораздо более молодом;

г) всего лишь женщина.

Таким образом Павел, по всем признакам "свой", Екатерина - "чужая". Однако "своего" убили. "Чужую" назвали "великая".

[Saygo 582]

Приведённые примеры из литературы и живописи некорректны (мягко говоря), а уж из электротехники просто не пришей кобыле хвост - точная наука, как-никак.

Любая наука точна ровно настолько, чтобы соответствовать предъявляемым к ней требованиям. История - наука вполне точная в своем классе точности, поскольку способна решать стоящие перед ней задачи. Также, как и всякое слово, аналогия, экстраполяция точно вписываются лишь в определенный логический и семантический ряд и лишены смысла для того, чьему восприятию этот ряд закрыт. Бессмысленно обращаться к тому, кто не владеет ключами к твоей речи, нельзя проповедовать религию агностику, нельзя объяснять матан человеку, не знакомому с элементарной математикой.

В разъяснения вдаваться не буду - ибо бесполезно если не понимаете сами. Можете квалифицированно ответить на возникшие у меня вопросы по теме?

Можно квалифицированно играть на рояле для глухого, даже квалифицированно писать пейзаж для слепца. Но смысла нет. Вами ведь не любознательность движет, не так ли? Другие ищут ответы, а вы - ответчиков.

Напомню, только слова Сервантеса: "некоторым людям знание латыни всё-таки не мешает быть ослами".

Он же сказал: "Невозможно написать книгу, которая удовлетворила бы всех читателей".

И не затевайте склоку как бы Вам этого ни хотелось.

Здесь со склоками давно покончено. Тролли переводятся в особую группу и предаются забвению, а мне бы хотелось этого избежать из уважения к Сервантесу. В конце концов, у каждого свой ассоциативный ряд. Живите дружно, может еще на пианино заиграете.

[Чжан Гэда 1 994]

Ваши вопросы риторические. Напомню, только слова Сервантеса: "некоторым людям знание латыни всё-таки не мешает быть ослами". И не затевайте склоку как бы Вам этого ни хотелось.

По сути будет что-то?

И да, ответьте, все-таки, на мои вопросы - нужно ли было описывать через ...дцать лет убийство Павла I как-то иначе и насколько этот эпизод из всей работы является определяющим для ее содержания и выводов автора?

А то вы уже не первый раз что-то говорите, а держать ответ - стесняетесь. Как-то не по-мужски.

[Nslavnitski 141]

Павел: а) родился и вырос в России;

Екатерина II: а) иностранка, выросла и воспитана вне России;

И Павел, и Екатерина бОльшую часть времени до вступления на престол жили в некотором отдалении от столицы (Екатерина - в Ораниенбауме, Павел - в Гатчине).

Поэтому :

в) к государственному правлению готовился целенаправлено (но, кажется, понимал правление, в основном как законотворчество);

б) к государственному правлению не готовилась ни сама ни посторонними;

В этом плане они в одинаковом положении. Возраст и пол комментировать не буду, это вообще факторы не существенные.

Таким образом Павел, по всем признакам "свой", Екатерина - "чужая". Однако "своего" убили. "Чужую" назвали "великая".

Просто "чужая" смогла стать "своей", тогда как "свой" превратился в "чужого".

А вообще у Павла положение было, пожалуй, похуже - его матушка правила больше 30 лет, за это время сменилось целое поколение. При этом.

В армейской среде в царствование Екатерины достаточно четко работала преемственность - в начале правления наверху были ветераны Семилетней войны, которых постепенно сменили более молодые, состарившиеся аккурат к концу царствования и доставшиеся Павлу "по наследству". Тогда как новых фигур в этой среде не появилось.

В придворной среде - еще веселее. Там уже в конце царствования Екатерины выдвинулась молодежь - те самые люди, на которых (если по уму) и должен был опираться Павел. Сформировать из них "свою" команду до вступления на престол у него шансов не было.

Главное. пожалуй, в том, что опираться монархи в то время могли только на один слой (дворянство). Более того_ конкретно на петербургское дворянство (на московское опираться было уже проблематично). А сформировать из них две "команды" было нереально.

К тому же реформы Павла были направлены именно против гегемонии этого слоя (не сказать, что очень резко, но дворянство затрагивал). Создать свою команду в этой ситуации он мог только одним путем - расколов дворянство.

[Чжан Гэда 1 994]

А сформировать из них две "команды" было нереально.

ИМХО, говорить про "кадровые резервы" в те годы смешно и некорректно.

НА что мог рассчитывать наследник, пришедший к власти законным путем?

На то, что было у трона на данный момент. Лично Павлу могли быть преданными некоторые "гатчинцы" (но только те, которые материально и карьерно зависели только от него, а не были материально независимы и поставлены туда по распоряжению Екатерины, чтобы следить за играми сына), а в качестве союзников он мог иметь оппозицию при Екатерине (даже не самой Екатерине, а ее клевретам и фаворитам). Какие "команды управленцев"?

Если Платон Зубов, паркетный фельдмаршал, мог получить вдруг назначение в качестве главкома на Кавказский фронт против Персии, если Платов, хитрый полуграмотный казак, вдруг направлялся на поиски Индии...

ИМХО, не стоит модернизировать ситуацию. Нет нужды.

Власть императора, даже абсолютная - это умение управлять союзными силами внутри страны. Быть сильнее их. Дворянские группировки, по сути, в те годы боролись не за какие-то политические и экономические программы, а просто состязались между собой за кусок пирога. Существующего.

[Nslavnitski 141]

ИМХО, не стоит модернизировать ситуацию. Нет нужды.

Безусловно. Единственное, на кого мог рассчитывать молодой наследник престола - это молодые сановники. То есть - дети тех, кто находился у трона в царствование его родителей.

Но в России XVIII столетия подобное оказалось невозможным.

[Чжан Гэда 1 994]

Единственное, на кого мог рассчитывать молодой наследник престола - это молодые сановники. То есть - дети тех, кто находился у трона в царствование его родителей.

А старых просто так отставить - это чревато. Что судьба Павла, с кондачка начавшего "кроить и перешивать", и показала.

Но в России XVIII столетия подобное оказалось невозможным.

ИМХО, любой император - это до определенной степени заложник своих внутриполитических союзников. Ему не просто сидеть на троне и наслаждаться властью надо, а постоянно следить - кто высунулся, кого укоротить, кого продвинуть и т.д. Умный умеет сделать это во благо страны, глупый - ей же во вред.

Павлу I особо много поддержки и не требовалось - ему подчинялись уже по причине законного наследования власти. Но как разрушить старые коалиции и создать новые, лояльные лично ему - он не знал и не умел. Что и привело к закономерному результату.

[Nslavnitski 141]

А старых просто так отставить - это чревато.

Но смену поколений (гипотетически) никто не отменял. По идее - они просто постепенно уходят на покой.

Павлу I особо много поддержки и не требовалось - ему подчинялись уже по причине законного наследования власти. Но как разрушить старые коалиции и создать новые, лояльные лично ему - он не знал и не умел. Что и привело к закономерному результату.

Все безусловно так.

Сдается мне, что был и еще один момент - понимание, что система, выстроенная в XVIII веке (скажем так - Петром и Екатериной) достигла совершенства и потолка. И ее необходимо менять. А вот КАК менять - этого понимания не было (не только у него, а вообще). Отсюда и метания.

[Nslavnitski 141]

ИМХО - совсем не случайно Александр I, вроде бы, заявивший в первый день, что при нем все будет, "как при бабушке", уже на следующий день (чуть позже, тут я чуть утрирую) создал комитет, с которым занялся продумыванием реформ.

[Чжан Гэда 1 994]

А вот КАК менять - этого понимания не было (не только у него, а вообще).

Где-то так. Мало кто мог предусмотреть, что и как надо делать. Мало кто понимал, в чем проблемы развития экономики.

Но иметь поместья и крестьян, чтобы развалившись у камелька, барственно покрикивать: "Кофеек! Трубку!", хотели все.

[yahontovyi 6]

Есть ещё один вариант - перенос столицы, дабы оборвать старые связи придворных группировок с троном. Дело хлопотное, но вполне посильное. "Стройку века" при этом начинать не обязательно. В истории достаточно примеров (вместо Москвы Петербург, вместо Киото - Эдо). Новая столица - новый двор. А свой двор у Павла был. "Параллельные" дворы членов правящей фамилии обычно притягивали недовольных правлением (в любой стране). Чем не кадровый материал? Царь-реформатор Пётр создал своих "птенцов гнезда петрова", а царь-реформатор Павел - нет. Как будто собирался править "самодержавно" (единолично) в буквальном смысле слова. Вот что удивительно.

[Чжан Гэда 1 994]

Хорошо, зафиксируем посыл:

"Стройку века" при этом начинать не обязательно

И читаем далее:

В истории достаточно примеров (вместо Москвы Петербург

Т.е. "стройка века" (с) в данном случае оказалась не нужной?

Новая столица - новый двор.

Неужели все так просто? А зачем тогда те же японцы или китайцы таскали с собой в новое место старый двор?

Может, не просто переехать надо?

Царь-реформатор Пётр создал своих "птенцов гнезда петрова", а царь-реформатор Павел - нет. Как будто собирался править "самодержавно" (единолично) в буквальном смысле слова. Вот что удивительно.

Просто Павлу I в Питере памятник конный в нужном месте не поставили. Но поставили его внуку. И родилась пословица: "Дурак умного догоняет, да Исаакий мешает". Стоял бы Павел вместо Николая - пословица вряд ли изменилась бы.

Суть улавливаете?

[Чжан Гэда 1 994]

Продолжим раскрашивать шаблон:

вместо Киото - Эдо

Смотрим:

С 794 г. по 1869 г. Киото был столицей Японии, главной резиденцией Императоров.

Смотрим далее:

В течение всего перида Эдо (1603-1867) город играл роль политико-административного центра Японии, хотя и не являлся столицей страны, роль которой в то время исполнял Киото. Город был резиденцией сёгуната Токугава, управлявшего Японией с 1603 по 1868 год.

Итак, юный император Мэйдзи со своим двором едет в кишмя кишащее сторонниками Токугава гнездо, чтобы реформировать Японию?

Наверное, не в переезде дело?