Чжан Гэда

Армянский вопрос

126 сообщений в этой теме

1) причем тут Турция и "великий Туран" - решительно не понимаю.

Посмотрите на политику хотя бы неоосманизма Эрдогана и Ко и все станет более ясным.

2) что же считать родиной армян? Киликию? Или Советакан Аястан? Историческая прародина и то, где народ живет сейчас - разные понятия. А уж про евреев и отсутствие у них даже формального государственного образования до создания Еврейской АО и Израиля говорить странно.
Для меня, да и для основной массы армян историческая Армения вот эта -

7ce4fab3b90e.jpg

Так если отбросить все пропагандистские крики (логичные в годы войны), оказывается, что шла традиционная жестокая война на истребление между армянами и мусульманами (турки, курды, лазы, черкесы). Естественно, армянам при таком раскладе досталось больше - против силы не попрешь.
Вернее сказать так - шла традиционная жестокая война на истребление, где жертвами турк, курдов, лазов, черкесов становились армяне. Естественно, армянам при таком раскладе досталось больше - против силы не попрешь.
Собственно, вот оно - подтверждение сообщения Ногалеса, что он вынужден был извлечь из арсеналов дульнозарядные пушки для эффективного подавления армянских ополченцев, засевших в домах.
И что?
Изменено пользователем Lion

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Посмотрите на политику хотя бы неоосманизма Эрдогана и Ко и все станет более ясным.

Из первых рук о сути неоосманизма:

http://www.meast.ru/news/neoosmanizm-%E2%80%94-novyi-vneshnepoliticheskii-kurs-turtsii

Министр иностранных дел Турции Ахмет Давутоглу:

Существует наследие, оставленное Османской империей. Нас называют «неоосманами». Да, мы «новые османы». Мы вынуждены заниматься соседними странами. И даже идем в Африку. Великие державы наблюдают за этим с растерянностью. Прежде всего Франция пытается понять, зачем мы работаем в Африке. Я уже дал поручение: В какую бы африканскую страну не поехал Саркози, нужно, чтобы каждый раз, поднимая глаза, он видел здание турецкого посольства, турецкий флаг. Я дал указание арендовать посольства в самых лучших местах

И что тут плохого? Турция реально региональный лидер, хочет этого кто-то или не хочет. Я был в Болгарии, Турции, на Кипре - везде видно, что всего каких-то 100-150 лет назад это была единая империя, так сильно влияние османской Турции во всех отношениях - материальная культура, архитектура, кухня и т.д.

И то, что они хотят лидировать в этом регионе, опираясь на развитую в настоящий момент экономику, естественно. То же пыталась делать Англия по отношению к своим бывшим колониям, то же делает Россия по отношению к бывшим республикам СССР, Франция, да вообще, все государства, у которых есть для этого силы.

Для меня, да и для основной массы армян историческая Армения вот эта -

Ну, так расселение славян исторически доходит до восточных земель бывшей ФРГ, и что с того? Живем-то в настоящее время, а не "тогда, когда"... Любить, развивать и оберегать надо то, что имеешь. Иначе череда войн будет бесконечной.

Вернее сказать так - шла традиционная жестокая война на истребление, где жертвами турк, курдов, лазов, черкесов становились армяне.

Да, а жертвами армян - турки, курды, черкесы и лазы. Против фактов сложно говорить. Тем более, взятых из русских архивов.

Армянам действительно досталось больше (судьба всех проигравших во все века и времена), но это войну не отменило.

И что?

К вопросу, стоит ли доверять Ногалесу.

Такие детали у Ногалеса, как вынужденное применение турками пушек устаревших типов, стрелявших ядрами, находят подтверждение в совершенно независимом источнике - фотографии 1915 г.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
неоосманизма Эрдогана и Ко

Да, АФАИК, Эрдоган - ачарлеби

Erdoğan was born in the Kasımpaşa neighborhood of Istanbul where he lived with his first cousin, Danny "Talat" Torosoglu, to a family that had moved there from Rize Province.

Erdoğan said:

I'm a Georgian, my family is a Georgian family which migrated from Batumi to Rize.

Вот такая компания - сам Эрдоган является аджарцем, его двоюродный брат носит фамилию Торос-оглу...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Ну и говорю - неоосманизм, который развивается в пантюркизме. Кстати сказать, я бы не был так оптимистичен на счет будущего Турции :)
Ну, так расселение славян исторически доходит до восточных земель бывшей ФРГ, и что с того? Живем-то в настоящее время, а не "тогда, когда"... Любить, развивать и оберегать надо то, что имеешь. Иначе череда войн будет бесконечной.
Это славяне, такого единого народа сейчас нет, а это... армяне и их историческая родина :)
Да, а жертвами армян - турки, курды, черкесы и лазы. Против фактов сложно говорить. Тем более, взятых из русских архивов.
Ну так приведите факты, что армяне совершили геноцид по отношению к туркам, курдам, лазам и тд.
К вопросу, стоит ли доверять Ногалесу.
Такие детали у Ногалеса, как вынужденное применение турками пушек устаревших типов, стрелявших ядрами, находят подтверждение в совершенно независимом источнике - фотографии 1915 г.
Человек может быть точен в деталях, но лгать относительно других деталей и селой картины.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Возьмите и скачайте книгу Перинчека в сети. Все есть. Как армяне убивали турецких женщин и детей, причем даже тех, которых русские оставляли специально на охрану армянам (русские части нужны были на фронте).

Увы, не удастся все переложить только на одну сторону - воевали и те, и другие. И зверствовали и те, и другие.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Итак, как я понимаю, фактов упорно не видается :) Я конечно понимаю, что достаточно далекому от региона и ее интереса человека выгодно упрощенный подход, все убивали всех, но увы - это не исторично.

Кстати -

В среде турецких историков в преддверии 100-летней годовщины Геноцида армян в Османской империи 1915г. наблюдается большой «ажиотаж»: об их активизации свидетельствует изданная недавно книга Мехмета Перинчека «Армянский вопрос в 120 документах из российских государственных архивов». Как заявил сегодня в ходе пресс-конференции директор Национального архива Армении Аматуни Вирабян, данная книга есть не что иное как очередное издание, изобилующее фальсификациями исторических фактов.
По словам А. Вирабяна, книга привлекает аудиторию своим интригующим названием. Между тем, при первом же знакомстве с изданием становится очевидным подход турецкого писателя к армянскому вопросу.
Автор книги представляет события Первой Мировой войны, именно от которых якобы пострадало армянское население Турции, при этом их участь будто бы наравне разделили турки и курды. Более того, тогдашнее правительство «вынуждено» было принять меры против армянских отрядов, якобы учинивших «этнические чистки мусульман». Виновницей всех трагических событий Перинчек объявляет царскую Россию и ее империалистическую политику. О целенаправленном уничтожении армянского населения, поводом которого стала Первая Мировая война, у турецкого автора и речи нет: на сегодня Турция принимает лишь факт депортации.
Фальсификации, к которым прибегнул М. Перинчек становятся еще очевидней в ходе изучения списка использованной литературы.
«Российские дипломаты в те времена покинули Османскую империю из-за войны, и в архиве России сохранилось очень мало документов касательно Геноцида армян», – заявил А. Вирабян, отмечая указанные автором «120 документов», которых на самом деле не более 63. Директор Национального архива Армении также подчеркнул, что за рамками «изысков» турецкого автора остались существующие в архивах различных стран многочисленные свидетельства дипломатов Австрии, Франции, Германии, США и даже Испании, которые, в отличие от российских коллег, в те годы не покинули пределов Османской империи.
Сомнения А. Вирабяна вызывает также добросовестность Перинчека при цитировании: например, указанную им энциклопедию 1926г. очень сложно достать для выявления соответствия приведенной цитаты с первоисточником. А. Вирабян заявил, что автор книги использовал те отрывки документов, которые были выгодны именно турецкой стороне, обойдя все прочие данные о Геноциде.
Однако полная фальсификаций и не имеющая никакого отношения к реальной действительности книга Перинчека, как отмечает Вирабян, с большим воодушевлением была принята даже не столько в самой Турции, сколько в Азербайджане. Азербайджанские СМИ просто переполнены воодушевленными статьями о Мехмете Перинчеке и его книге, сайты пестрят многочисленными интервью с турецким автором.
Отметим, что в ближайшее время Национальный архив Армении издаст трехтомный сборник «Вштапатум», в котором собраны порядка 700 документов относительно Геноцида армян в Османской империи 1915г. Основная часть документов базируется на свидетельствах и воспоминаниях 700 спасшихся от Геноцида жителей Западной Армении. Их рассказы и фотографии были собраны специальной комиссией, созданной Ованесом Туманяном в 1916г. Фотографии также будут опубликованы в трехтомнике. Сборник, каждый том которого насчитывает около 500 страниц, будет переведен на русский и английский языки.
Изменено пользователем Lion

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Как-то никаких "раскрытий фальши" в приведенном отрывке не наблюдается. А указание на то, что автор использует книгу, "которую трудно достать" и вовсе насмешили. И вправду, почему не указать, что использовать можно только то, что есть в интернете? :)

российские газеты о событиях 1915 г.

15 августа:

В Гос. Думу внесен подписанный кадетами, прогрессистами, октябристами и членами польского коло в порядке ст. 40, вопрос о беженцах-армянах из Ванской области, число коих превышает 260 000 человек.

28 августа:

Армянские газеты сообщают:

Турки в Зейтуне производят строжайшие обыски; обыскивают резиденции епархиальных начальников, церкви, кладбища. При обыске кельи киликийского католикуса, последний заявил, что подает в отставку, и вручил ключи полиции. Тогда обыск был отменен. Выселены армяне из Мароша, Айнгапа и Аджина, армяне из Ерзинка переселяются в Хорборт. Выселены армяне также из Эрзерума; ходят слухи о выселении армян из Константинополя.

Петроградские ведомости. 1915. 28 августа.

1 сентября:

"Мессагеро" печатает интересную беседу с генеральным консулом Италии в Трапезунде, Горрини, прибывшим в Рим несколько дней тому назад...
Консул рассказывает также о преследовании армян в вилайетах Трапезунда, Эрзерума, Вана и других. В области Трапезунда, где находился Горрини, армяне были арестованы и в сопровождении жандармов отправлены в отдаленные пункты Месоптамии. Для четырех пятых арямян это равнялось смерти, вследствии тех мучений, которым их там подвергали. Приказ об аресте явился из Константинополя от центрального правительства и комитета "Единение и прогресс". Местные власти и даже мусульманское население пытались этому противиться и уменьшить количество жертв, скрывая их у себя, но все было напрасно.

Консул Горрини пытался спасти своим вмешательством, по крайней мере, женщин и детей и добился освобождения многих, которые, однако, по приказу из Константинополя от комитета "Единение и прогресс" были снова арестованы.
Это было настоящее избиение невинных… И даже католические армяне, права которых более или менее уважались, подвергались не лучшей участи, чем другие.
Из 14 тысяч армян григорианского населения, католического или протестантского вероисповедания, обитавших в Трапезунде и не производивших никогда никаких беспорядков и мятежей, осталось не более сотни человек к моменту отъезда консула, то есть к 24 июля сего года.

Горрини уверяет, что в течение месяца он был свидетелем ужасающих сцен и казней массы невинных. Под окнами консульства проходили толпы армян, умоляя о помощи, которой им невозможно было оказать, потому что город охранялся 15 тысячами солдат, тысячами полицейских и бандами волонтеров комитета "Единение и прогресс"… Обесчещенные женщины и дети, оторванные от семей и увезенные на баржах в одних только рубашках, а затем утопленные в Черном море или в реках - вот эпизоды из новых страниц турецкого царствования…

Петроградские ведомости. 1915. 1 сентября.
Обращает внимание то, что на сей раз местные жители не проявляли инициативы в истреблении армян, а некоторые даже пытались защитить их.
Однако и тут баржи...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

В файловом архиве выложена книга Германские источники о геноциде армян: Период первой мировой войны: Сборник документов и материалов. Издание вроде планировалось выпустить в двух томах, но о втором томе ничего не знаю, может и не издали в связи с развалом.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Армянский вопрос и деньги.

Москва. В местной армянской колонии тягостное впечатление произвел конфликт между московским комитетом помощи турецким армянам и миллионером И.А. Манташевым. Комитет обложил последнего на 100 000 руб., на что Манташев согласился при условии, то и остальные купцы-миллионеры внесут соответственные суммы. Однако московские армянские капиталисты отказались внести единовременно большую сумму, но, вместе с тем, предложили г. Манташеву внести наложенную на него сумму. Получив такой ответ, Манташев отказался дать 100 000 руб. московскому армянскому комитету, и тотчас же перевел в распоряжение католика 50 000 руб. на нужды беженцев и в распоряжение тифлисского городского головы г. Хатисова 10 000 руб.

Нераспорядительность московского армянского комитета встречает суровое осуждение со стороны членов колонии. Комитет из намеченной суммы в 1 миллион рублей до сих пор сумел собрать лишь 450 000 руб.

Петроградские ведомости. 1915. 3 октября.

Корреспондент "Daily Chronicle" передает, что профессор Дэттон узнал от одного фоицера ужасающие подробности об избиении армян в Турции.

Этот офицер живет в американской коллегии Евфрата. Корреспондент сообщает, что две трети девочек и шесть седьмых мальчиков убиты, изгнаны или помещены в гаремы, армянские деятели убиты, замучаны или заключены в темницы и сошли с ума. Професор Буджиканьян из Эдинбурга подвергся пыткам, как и другие, у него вырвали волосы и ногти и после других пыток он был убит. Професссор Тегекиан был подвергнут пыткам, голоду и убит на дороге Лиарбекир, во время массовых убийств. Профессор Форпериан сошел с ума при виде пыток другого, и был убит. Профессор Нахигиан, из американского колледжа в Гарборе, был также убит.

Корреспондент обратился с воззванием о помощи армянам. Американский посол в Константинополе телеграфирует, что необходимо 20 000 фунтов стерлингов для помощи армянам.
Фонд Рокфеллера насчитывает 6000 фунтов стерлингов. Американский комитет, образовавшийся для помощи армянам, отправил по телеграфу 100 000 долларов послу Соединенных Штатов в Константинополе для раздачи армянам, находящимся в Турции.

Петроградские ведомости. 1915. 13 октября.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

А можно допустить, что армяне, хотя и пострадали сильнее (терпящий поражение всегда страдает сильнее), делали все то же самое, но в связи с меньшими военными возможностями армян и меньшими возможностями пиара (скажем, при отсутствии заинтересованности англичан в пиаре) это известно несколько менее?

Не стоит вестись на удочку мифов. Для начала советую скачать и прочесть в сети первую книгу Перинчека. Есть в PDF. Очень ценно, что он приводит и фотокопии документов из русских архивов.

Перинчек, увы, не источник. Вот краткая критика, подчёркивающая его тенденциозность (под "данными русских архивов" скрываются даже свидетельства турецкого генерала Ферик Вехиб-Мехмеда и азербайджанского происхождения Вейсовых):

Как уже отмечалось, в своем введении под названием "Рамки работы"

М. Перинчек признается, что, помимо обнаруженных им в российских

госархивах материалов, в книгу включены и тексты свидетелей происхо-

дившего в интересующий его период - "российских, армянских и грузин-

ских государственных и научных деятелей" (с. 16). Возникает законный

вопрос: к какому разряду указанных национальных деятелей принадлежит

азербайджанец по происхождению, но гражданин Армении, бригадир ско-

товодческой фермы Вейс Вейсов? Хотелось бы также спросить, почему в

национально маркированном перечислении свидетелей событий отсут-

ствует упоминание "азербайджанских" (Вейсов) и "турецких" (генерал Фе-

рик Вехиб-Мехмед), хотя они и представлены в книге не архивными, а пе-

чатными текстами. В качестве документа №65 М. Перинчек представляет

"Письмо командующего турецкими армиями Кавказского фронта Ферика

Вехиб-Мехмеда главнокомандующему русскими войсками Кавказского

фронта генералу Пржевальскому М. А." Во-первых, заглавие сконструиро-

вано самим М. Перинчеком. В тексте стоит в начале "Главнокомандующе-

му войсками Кавказского фронта генералу Пржевальскому" и в конце -

"Командующий армиями Кавказского фронта Ферик Вехиб-Мехмед". На-

чальное и конечное - с перестановкой - объединены в название, куда

добавлены слова "письмо", "турецкими" и “русскими”. Написано было

"письмо" после 12 января 1918 г. (судя по дню упоминаемых в нем собы-

тий в местности Зекких), в Тифлисе получено было 1(14) февраля того же

года, а в следующем году опубликовано было в книге "Документы и мате-

риалы по внешней политике Закавказья и Грузии" (Тифлис, 1919). Более

того, М. Перинчек счел нужным к Ферику Вехиб-Мехмеду дать примеча-

ние: "77 Звание, присваивающееся в османской армии генерал-лейтенанту

(feriki sani) и генерал-полковнику (feriki evvel)" (с. 149). После всего этого

остается предположить, что во введении М. Перинчек предпочел умолчать

о своем обращении к текстам азербайджанских и турецких деятелей, дабы

не подорвать впечатление беспристрастности. Мы, конечно, рассмотрим в

дальнейшем приемы представления в книге архивных и неархивных тек-

стов, вносимые М. Перинчеком сокращения и изменения, но здесь, не у-

пуская подходящий случай, заметим, что даже письмо турецкого генерала

Ферика Вехиб-Мехмеда приведено с сокращением и без ксерокопии, хотя

и страница 149, где оканчивается письмо, на три четверти пустует. Инте-

ресно, что такого писал турецкий генерал, чего не счел нужным оставить

сегодня молодой турецкий историк? Скажем в связи с этим, что проблемы

с объемом книги у М. Перинчека не было, и в подходящих ему источниках

он ни буквы не убавил, чему подтверждением "документ №89" под назва-

нием "Воспоминания командира Красной армии Тархова В., опубликован-

ные в официальном печатном издании при Высшем военном редакцион-

ном совете РСФСР - журнале "Военный восток"", занимающий в книге

страницы 192-197.

Подытоживая касающееся заглавия книги М. Перинчека, можем за-

ключить, что оно не соответствует ее составу и содержанию, поскольку,

как мы видели, почти половина представленных в ней единиц (57) почерп-

нута не "из российских государственных архивов", а из печатных работ

различных авторов, 23 единицы не есть архивные документы в их полноте,

а лишь небольшие из них выдержки, среди других же многие приводятся с

сокращениями (некоторые пестрят ими), чем и обесцениваются..

http://www.armin.am/images/menus/1094/banber136_1Mirzoyan_Gonchar.pdf

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Фотоматериалы - это очень выборочно. Турки покажут не меньше аналогичных, но с деяниями армян в отношении мусульманского населения.

А можно турецкие фотоматериалы посмотреть о бесчинствах армян? Интересно... Беспредельщики периферии уничтожают массами турок и прочих мусульман на территории Османской империи. Наверное, таких материалов должно быть пруд-пруди... Всё-же, мусульмане - представители титульной религии, как никак.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

историк должен просто пойти в архивы и прочесть документы. Перинчек этим сейчас занимается.

Перинчек фальсифицирует. В архивных свидетельствах русских источников (о чём говорит название его книги) он приводит и нерусские (турецкие, азербайджанские, грузинские). Это - не историк, а фальсификатор.

1 пользователю понравилось это

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
В архивных свидетельствах русских источников (о чём говорит название его книги) он приводит и нерусские (турецкие, азербайджанские, грузинские)

Вообще-то сие отнюдь не означает, что он является фальсификатором.

Чем шире источникова база - тем лучше работ.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Я посоветовал для начала ознакомиться с книгой Перинчека - это сложно?

Ну, ознакомился я с ней (частично). Давно уже. Комичнее примеров "преступлений армян" я не нашёл. Например: несколько армян состоявших на службе в российской имперской армии зашли в турецкий дом в деревне, и под угрозой пистолета стали требовать откупиться от них. Им отказали - выстрелов не последовало. В итоге турки подали на этих армян жалобы в русскую армию. Давно так не хохотал. Вот так преступление! Читаем цитату Перинчека, и дивимся:

Документ 4 3. Доклад о грабежах, совершенных армянами в мусульманских селах в период, предшествующий началу политики депортации

Начальник Зарушадского участка доносит, что какие-то неизвестные

шесть вооруженных армян, приехавшие в селение Кюрдо, угрожая оружием, требовали с общества 300 руб., а с жителя села Кочкей Каро Насиб-оглы лично — 500 руб., но денег этих не получили.

Неизвестные, будучи задержаны, назвались

1) добровольцем армянской дружины из отряда Амазаспа турецкоподданным Аршаком Асатуровым Каракосовым;

2) добровольцем армянской дружины из того же отряда, жителем сел. Александрополя Микиртичем Зурабовым Акоповым Саркисовым;

3) жителем сел. Кизил-Чахчах Григорием Микиртичевым Назаровым; 4) жителем того же селения Оганесом Мануковым Джулаговым;

5) жителем того же селения Амаяком Петросовым Таноевым и

6] жителем гор. Александрополя Еноком Кардановым Багдасаровым.

Обвиняемые задержаны и заключены в Карсскую областную тюрьму.

Дознание с оружием, как с вещественным доказательством, передано

следователю Карсского участка.

Изменено пользователем andy4675

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Вообще-то сие отнюдь не означает, что он является фальсификатором.

Чем шире источникова база - тем лучше работ.

Означает - поскольку речь у него должна идти о данных данных русских источников. Излагать данные турецких, и выкладывать их в данной книге - сознательный шаг с целью заблаговременно настроить читателя в нужном русле. Промыть ему мозги. Читая книгу, читатель (особенно непосвящённый) считает, что там приведены исключительно данные третьей, незаинтересованной стороны. Что не отвечает правде...

Армения привлечена в качестве третьей стороны по делу «Догу Перинчек против Швейцарии» (Perincek v. Switzerland, App. no. 27510/08). Об этом сообщает Генеральная прокуратура РА.

Полномочный представитель правительства Армении в Европейском суде по правам человека (ЕСПЧ), генпрокурор республики Геворг Костанян 20 августа обращался в суд с просьбой относительно привлечения Армении в качестве третьей стороны. Сегодня Большая палата ЕСПЧ утвердила возможность участия Армении в этом процессе. Заседание запланировано на 28 января 2015 года. До этого армянская сторона представила свою позицию по данному делу в письменной форме, а на заседании 28 января получит возможность выступить с речью. В качестве третьей стороны по делу «Перинчек против Швейцарии» включена также Турция.

Напомним, что 9 марта 2007 года суда Швейцарии приговорил турецкого националиста Догу Перинчека по характеристикам статьи 216 за отрицание Геноцида армян, подвергнув как финансовой, так и уголовной ответственности. Апелляционный суд Вудикантона и верховный федеральный суд отклонили жалобу на вердикт суда от 3 марта.

http://www.tert.am/ru/news/2014/09/26/perincheq-hayastan/

Не знаю, как Перинчек тепрь изучает архивы России. Находясь в Швейцарии?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

ИМХО, если Армения уладит сейчас свои проблемы с Турцией, вопрос о событиях 1915 г. будет рассматриваться несколько иначе в армянской историографии.

В советское время проблем Армении с Турцией не существовало. Но вопрос Армянского геноцида продолжал существовать - но не столько в советской Армении, сколько в США и странах Европы (Шарль Азнавур - потомок армянских беженцев, к примеру).

Изменено пользователем andy4675

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Дело не в турках. О конфликтах между курдами и армянам (которое турецкое правительство старалось разрулить, рубя головы направо и налево) писали уже в те годы в российских источникая. Которых очень трудно заподозрить в симпатиях к туркам.

Русские источники того времени были ангажированы по вопросу возможности британского вмешательства на Кавказе в качестве "покровителя Армении". Отсюда и стиль всего что писалось, и содержание. Когда началась война с османами (в ПМВ), всё немедленно изменилось - газеты запестрили сообщениями о турецких зверствах против армян. Обычное дело. Особенно для прессы...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Посмотрите на политику хотя бы неоосманизма Эрдогана и Ко и все станет более ясным.

Для меня, да и для основной массы армян историческая Армения вот эта -

7ce4fab3b90e.jpg

Обычный перебор. Хотя для национального историка это нормально. И Понт (с выходом к Чёрному морю), и Киликия (с выходом к Средиземному морю), и правобережье Куры (чего не потерпят азербайджанцы), и выход к Каспийскому морю, и Верхняя Месопотамия, и часть Грузии... Эти амбиции - вы должны знать - никогда никем не могут быть приняты. Киликией (и не только там) вы даже интересы Сирии задеваете...

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Из первых рук о сути неоосманизма:

http://www.meast.ru/news/neoosmanizm-%E2%80%94-novyi-vneshnepoliticheskii-kurs-turtsii

Министр иностранных дел Турции Ахмет Давутоглу:

И что тут плохого? Турция реально региональный лидер, хочет этого кто-то или не хочет. Я был в Болгарии, Турции, на Кипре - везде видно, что всего каких-то 100-150 лет назад это была единая империя, так сильно влияние османской Турции во всех отношениях - материальная культура, архитектура, кухня и т.д.

И то, что они хотят лидировать в этом регионе, опираясь на развитую в настоящий момент экономику, естественно. То же пыталась делать Англия по отношению к своим бывшим колониям, то же делает Россия по отношению к бывшим республикам СССР, Франция, да вообще, все государства, у которых есть для этого силы.

Плохо то, что происходит попытка возрождения османского ИМПЕРИАЛИЗМА. А региональной силой Турция была сделана (сознательно) усилиями вполне конкретных держав. Даже пошагово можно показать, где и как Англия и США подняли значение Турции. Хотя в ряде случаев турки и сами не ошиблись со своим внешнеполитическим выбором. Зато когда ошибались, им удалось "выжить". Просто потому что кое-кому был нужен противовес в регионе. В первую очередь - противовес России.

На Кипре турки появились лишь в 1571 году. В 1878 году передали его ВБ (чьё наследие там гораздо прозрачнее видно, нежели османское - я говорю о греческой половине острова). В 1974 году, в результате незаконных действий, Турция создала непризнанное турецкое государство на части Кипра.

Изменено пользователем andy4675

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

кроме вышесказанного турцию региональной державой сделала ее невероятный экономический подъем . экономическое доминирование и стала почвой для возрождения империалистических идей . грузия вообще великолепный пример этому . в батуми идет массовое заселение турок и государство ничего не может этому противопоставить т.к. экономика грузии во многом зависит от хороших отношении с турцией и азербаиджаном . и не особо видно что бы хоть кто та был озабочен этим вопросам . пример того как скованна провительства в этом вопросе . хотели открыть медресе люди начали митинговать прибили свинную голову на двери здания а эти твари из провительства и провазащитников вышли с зоявлениями , о религиозной терпимости и уголовной отвецтвенности .тогда как они из наших храмов сделали стоянку для овц и коров .

Обычный перебор. Хотя для национального историка это нормально.

нельзя расматривать историческую армению да и все остольные страны в росцвете своего могущества как я понимаю такая армения существовала лишь на протяжении одного поколения

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

нельзя расматривать историческую армению да и все остольные страны в росцвете своего могущества как я понимаю такая армения существовала лишь на протяжении одного поколения

ТАКОЙ единой Армении не существовало никогда. Киликийская Армения - разве она когда-то принадлежала армянской метрополии? А выход к Каспию? А Понт, который только теоретически относился к Армении, по условиям Севрского договора (который так и не вступил в силу, по сути дела)?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Не хотелось бы в данной теме обсуждать исторические границы Армении, посему и кратко скажу, одновременно ответив и и Вам, Kussioss, и Вам, многоуважаемый мистр Энди :)

Вопрос "исторических земель" Армении в армянской научной литературе получает разные толкование. Как правило, еще по традиции с советских времен, под нее понимались 15 провинции Великого Айка по Анании Ширакаци -


greatarmenia.jpg

Однако в последнее время, в том числе и моими усилиями, от этого абсурдного подхода постепенно намечается отход и в понятие "исторические земли Армении" уже часто вводят так же и Малый Айк , Заевфратский Цопк (в составе провинции Цопк),

154170628.jpg

737332380.jpg
Киликия и Айоц Миджагетк (с традиционными армянскими центрами в Урхе (Урфа, Едесия) и в (Мцбине (Нисибин)), то есть 18 провинции. В грубом виде, на западе самая дольная точка Себастия (Свас) и далее прямо на север до Черного моря и юг до киликейского Тавра.
Самая широкая трактовка была у покойного Сурена Айвазяна -
d0b0d0b4d0bcd0b8d0bdd0b8d181d182d180d0b0
он в это понятие включал и чуть ли не всю Каппадикою, а так же Атропатену, Иберию и тд, с чем трудно согласится...
Так уж исторический сложилась, что в Западных землях Армении власть царей Великого Айка была традиционно слаба. Уже после Гавгамелл на территории бывшего армянского сатраптсва был создан Малый Айк, как бы в противовес Великому Айка. Далее раздробление продолжилась - Киликия изначально не была введена в состав не в одно из армянских государств, потом из Малого Айка откололся царство Цопк, далее у Цопка "отвалился" кусок в виде царства Коммагена и подконец оброзовался царство Айоц Миджагетк.
В итоге - в понятие "историческая Армения" включаются все те земли, где с начала осознанной истории человечества образовались и жилы армяне, в грубом виде, Армянское нагорье и некоторые приграничные регионы, склоны армянских гор в внешней стороны :)
Изменено пользователем Lion

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Однако в последнее время, в том числе и моими усилиями, от этого абсурдного подхода постепенно намечается отход и в понятие "исторические земли Армении" уже часто вводят так же и Малый Айк , Заевфратский Цопк (в составе провинции Цопк),

154170628.jpg

737332380.jpg

Ну так вы в Малую Армению, неясно с чего, включили добрый кусок Понта, насыщенный греческими городами. Ризунт, Трапезунт, Керасунт... Как они могут быть армянскими? Даже если признать халибов армянами (что спорно), всё равно Армения не получает более чем выхода к Чёрному морю. Никак не добрую половину Понта.

http://www.pontos-stuttgart.de/pontos_istoria/xartis.jpg

Киликия...

Опять не пойму, с чего Киликия должна отойти Армении. Византийцы заселили армян в Киликию только в Средние Века. Местное коренное население армянским не было. Геродот (2.17; 5.49) называет киликийцев отдельной народностью. Не говорит об их армянскости, хотя часто для того имеет повод (особенно в связи с близостью Армении и Киликии). Наоборот, называет исконным именем киликийцев имя гипахеи (7.91).

В тексте Страбона также нигде не указано об армянскости киликийцев. Зато он сообщает, что киликийцы раньше заселяли также долину Фив Гипоплакейских, рядом с Троей, согласно Каллисфену, откуда частично бежали в Памфилию (14.4.1; ср. 14.5.21). В Киликии после Троянской войны частично поселились греки Калханта и сменившего его Мопса (14.4.3). Отдельным народом, согласно Страбону, считал киликийцев Эфор (14.5.23).

Самая широкая трактовка была у покойного Сурена Айвазяна -

d0b0d0b4d0bcd0b8d0bdd0b8d181d182d180d0b0
он в это понятие включал и чуть ли не всю Каппадикою, а так же Атропатену, Иберию и тд, с чем трудно согласится...

Ну, так временно армяне и Каппадокию захватывали, при Тигране Великом. Которую поделили с Митридатом Евпатором (который получил земли, тогда как Тигран - людей, которые и стали населением Тигранокерта, основанного им). Почему бы и её не включить? Даром же...

Так уж исторический сложилась, что в Западных землях Армении власть царей Великого Айка была традиционно слаба. Уже после Гавгамелл на территории бывшего армянского сатраптсва был создан Малый Айк, как бы в противовес Великому Айка.

Вы можете доказать, что деление на Малую и Великую Армению произошло после Гавгамелл? Мне кажется, только в конце правления Антиоха Великого, когда он назначил правителями в две Армении Артаксия и Зариадра, говорится о двух царях армян. Дотоле в Армении упоминается один селевкидский сатрап (напр. Оронт - при Эвмене Кардийском и его борьбе против Антигона Циклопа). С другой стороны, Армения делилась и при персах. В битве при Гавгамеллах силы двух Армений стояли на разных флангах персидского войска. Во времена Антиоха Гиеракса тоже упоминается только царь армянский Арсабес (исправляемое на Арсамес, Арсам) - Полиэн 4.17.

Далее раздробление продолжилась - Киликия изначально не была введена в состав не в одно из армянских государств

Ну, так Киликию и не населяли армяне, до византийского периода. Население древней Киликии не было армянским. Многочисленные антропонимы киликийцев выдают лувийское происхождение их языка.

В итоге - в понятие "историческая Армения" включаются все те земли, где с начала осознанной истории человечества образовались и жилы армяне, в грубом виде, Армянское нагорье и некоторые приграничные регионы, склоны армянских гор в внешней стороны :)

Территории заселённые армянами, или входившие в состав армянских (или полуармянских, как например Эдесса, где был силён и сирийский элемент) государств не были стабильными, и в ходе истории изменялись. На вашей карте вы берёте максимальные территории царства Тиграна Великого (почему то исключая Сирию), и добавляете к ним Киликию, которая арменизировалась при византийцах.

Скажу другой пример из истории - Александр Македонский дошёл до Индии: значт, греки должны претендовать на все земли от Марселя до Инда? А итальянцы, наверное, на территории бывшей Римской империи, включая Британию, Турцию, Сирию, Египет, Балканы, Ливию, Алжир, Тунис, Марокко, Испанию, Францию, Бельгию, Голландию, Швейцарию, Австрию, часть Германии, Балканы и Румынию??? Согласитесь - нелепо было бы...

Не хотелось бы в данной теме обсуждать исторические границы Армении

По моему, это как раз существенный вопрос. Какие территориальные претензии предьявляет Армения? В чём, собственно, суть т. н. "Армянского вопроса"?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
пример из истории - Александр Македонский дошёл до Индии: значт, греки должны претендовать на все земли от Марселя до Инда? А итальянцы, наверное, на территории бывшей Римской империи, включая Британию, Турцию, Сирию, Египет, Балканы, Ливию, Алжир, Тунис, Марокко, Испанию, Францию, Бельгию, Голландию, Швейцарию, Австрию, часть Германии, Балканы и Румынию??? Согласитесь - нелепо было бы...

как я понимаю логику Lion-а пример не совсем подходит т.к эти территории были приобретены в ходе завоевательных вой а в случае армении эти территории исконно армянские и были населены преимущественно армянами . другое дело что в 20 и 21 веке кто где жил три тысячи лет назад не особо влияет на геополитику

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
Ладно, Мистр Энди, попробую перечить Вам - интересно будет скрести шпаги с Вами, признаться..
Ну так вы в Малую Армению, неясно с чего, включили добрый кусок Понта, насыщенный греческими городами. Ризунт, Трапезунт, Керасунт... Как они могут быть армянскими? Даже если признать халибов армянами (что спорно), всё равно Армения не получает более чем выхода к Чёрному морю. Никак не добрую половину Понта.
Если заметили, в состав Малого Айка я не включил земли до устя Галиса - там те территории, в которых изначально, до появления там греков властвовала hайаса, одна из 5-и государств Армении эпохи Пятицарствия. Итак, греки пришлый элемент (сколь бы я не симпатизировал их в общем), про остальное население до I тысячилетия мало-что известно, а на моей стороне - hайаса. Конечно, пограничная территория, бурные войны и тд, и тп, понятно, что там и другие племена могли быть, но, учтите, регион известен как часть hайасы, а начиная с ахеменидского периода - как Малая Армения. ДУмаю это может о чем-то утверждать, не говоря уже о том, что там жило масса армян.

Опять не пойму, с чего Киликия должна отойти Армении. Византийцы заселили армян в Киликию только в Средние Века. Местное коренное население армянским не было. Геродот (2.17; 5.49) называет киликийцев отдельной народностью. Не говорит об их армянскости, хотя часто для того имеет повод (особенно в связи с близостью Армении и Киликии). Наоборот, называет исконным именем киликийцев имя гипахеи (7.91).
А вот не согласен. Уже с середины II тысячелетия д.н.э. в Киликии намечается плотное т.н. "хурритское" население. По моим (и не только) данным на деле это просто одно из название армян. На худой конец т.н. "хурриты" очень близки были к армянам. В свою очередь, уже "к временам Трои" известны аримы (армяне), которые были из Киликии.

9abd3cfbaf17.jpg

Аримы, они же урумейцы, представляли собой крупную этническую группу, предположительно участвовавшую в этногенезе армянского народа. Так, И. Дьяконов писал, что «древнеармянский народ первоначально сложился в верхнеевфратской долине из трех компонентов — хурритов, лувийцев и протоармян (мушков и, возможно, урумейцев)». (И. М. Дьяконов. Предыстория армянского народа. История Армянского нагорья с 1500 по 500 г. до н.э. Хетты, лувийцы, протоармяне. Ереван. Издательство АН Армянской ССР 1968). А Йозеф Маркварт, известный немецкий востоковед XIX века, являвшийся заведующим кафедрой арменистики Берлинского университета, видел в аримах именно протоармян (J. Markwart. Die Enstehung und Wiederstellung der armenischer Nation. Berlin, 1919), указывая на связь этнонима «армен» с основой *arim (или *arm), к которой добавлялся урартский суффикс –ini или греческий суффикс -oi (обозначение мн. числа). В тоже время, в поэме «Илиада» Гомер упоминает «Аримы» - «Arimoi» в качестве места сражения Зевса с Тифоном, вопрос о локализации которой (-ых?) до сих пор остаётся открытым.
Воины шли, и все поле как будто огнем пожиралось,
Тяжко стонала земля, как от гнева отца Громовержца,
Ежели землю бичует Зевес вкруг Тифона в Аримах,
Там, где, молва повествует, находится ложе Тифона,
Так под ногами идущих стонала земля, содрогаясь, —
Ибо с большой быстротой проходили войска по равнине.
(Il., II, 780-785, перевод Н. Минского; Тифон — первобытный великан).
Теорию Маркварта поддерживал и академик С. Еремян, авторитетный армянский учёный ХХ века. Между тем, стоит обратить внимание на локализацию аримов самим Гомером. На осуществленной в 1879-1880 (?) гг. реконструкции карта мира данного автора, мы видим, что племя аримов занимает всю территорию Армянского нагорья и, кроме того, захватывает пространство от Средиземного моря (а именно: от Исского залива в Киликии) на юго-западе до Чёрного моря на северо-востоке, а также до водного бассейна, расположенного восточнее и, причём, соединённого проливами с Понтом Эвксинским. Скорее всего, это Каспийское море, хотя в эпоху Гомера оно уже не имело связи с мировым океаном. Данное недоразумение можно списать на скудность сведений Гомера о землях восточнее Малой Азии. Как бы там ни было, карта Гомера локализует аримов именно на Армянском нагорье.
Для большей объективности представляем более позднюю реконструкцию карты Гомера ( из «The Challenger Reports (summary)», 1895).

fe741ad53584.jpg

На данном варианте карты Гомера аримы значительно отдалены от Чёрного и Средиземного морей, но расположены близ «восточного» водного бассейна, в котором уже легко угадывается Каспийское море. Здесь Каспий более не соединяется с Понтом Эвксинским никакими проливами, лишь рекой Фасис, хотя она в Каспий не впадала. Опять-таки, свою роль сыграло слабое знание географии земель восточнее Малоазийского полуострова. Тем не менее, обе версии карты имеют одну характеристику: аримы (урумейцы) расположены на территории Армянского нагорья, что может быть одним из косвенных свидетельств раннего присутствия протоармян (урумейцев, как и мушков) в регионе.
Изменено пользователем Snow

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас

  • Похожие публикации

    • Анисимов Е. В. Петр II
      Автор: Saygo
      10 марта 1725 г. Санкт-Петербург хоронил Петра Великого. Это была грандиозная, невиданная ранее церемония, участники и зрители которой были подавлены мрачной красотой происходящего. Траурные звуки множества полковых оркестров, глухой рокот барабанов, слаженное пение нескольких сот певчих, плач тысяч людей, звон колоколов - все это периодически заглушалось пушечными выстрелами, следовавшими один за другим с паузой в одну минуту на протяжении нескольких часов. Это был как бы исполинский метроном, внушавший присутствующим, по словам архиепископа Феофана Прокоповича - участника и летописца похорон, - "священный ужас".
      Но разглядывая печальное шествие, траурные одежды, красочные гербы и флаги, опытный глаз французского посланника Ж.-Ж. Кампредона не мог не заметить одной важной детали: внук Петра I, единственный мужчина дома Романовых великий князь Петр Алексеевич следовал в процессии лишь на восьмом месте, после императрицы Екатерины I, ее дочерей Анны и Елизаветы, а также дочерей старшего брата покойного императора, Ивана, Екатерины и Прасковьи. И что больше всего возмутило знатоков протокольных тонкостей - это то, что 9-летний внук Петра I, прямой потомок московских царей, шел даже после двух сестер Нарышкиных и жениха старшей дочери Петра, Анны Петровны, - голштинского герцога Карла-Фридриха.
      Подобная расстановка участников траурного шествия, конечно, не была случайной, как и то, что великому князю не нашлось места среди ближайших родственников покойного во время церемонии погребения в Петропавловском соборе: юный Петр Алексеевич стоял вдали от императрицы и ее дочерей. Все это должно было демонстрировать те политические реальности, которые возникли после дворцового переворота в ночь смерти Петра, с 28 на 29 января 1725 года. Тогда в Зимнем доме, у еще не остывшего тела преобразователя России произошла острая политическая схватка. В жестоком споре столкнулись две группировки знати: родовитая аристократия ("старые бояре" донесений иностранных дипломатов) и "новая знать", выдвинувшаяся из низов благодаря своим способностям и симпатиям царя-реформатора, ценившего знатность, как известно, "по годности". Борьбу, которая, к счастью, не вылилась в кровопролитие, обостряло то обстоятельство, что Петр умер, не оставив завещания.
      "Бояре" - Долгорукие, Голицыны, П. Апраксин, Г. Головкин, А. Репнин - настаивали на кандидатуре великого князя Петра Алексеевича, сына погибшего в 1718 г. в застенке царевича Алексея. За ними была традиция передачи престола по мужской линии от деда к сыну и далее к внуку. Но за "худородной" новой знатью - А. Меншиковым, П. Ягужинским, П. Толстым, - предлагавшей возвести на престол вдову императора, Екатерину Алексеевну, - вчерашнюю "портомою" и кухарку, было нечто более весомое, чем традиция: оружие, деньги, сила окружавших дворец гвардейцев, горой стоявших за матушку- государыню, боевую подругу обожаемого императора. Их давление, угрозы расправы с несогласными повлияли, в конечном счете, на решение собравшихся во дворце сановников: императрицей была провозглашена Екатерина. "Бояре", а вместе с ними и их кандидат, великий князь Петр, были отодвинуты от престола, что и отразилось в протоколе похоронной церемонии.



      Родители Петра II Алексей Петрович и София-Шарлотта Брауншвейг-Вольфенбюттельская


      Мария Меншикова


      Евдокия Лопухина

      Екатерина Долгорукова

      В то время Петр был лишь пешкой в политической игре, как, впрочем, и позже, когда он, а точнее, его имя, титул, родственные связи вновь привлекли всеобщее внимание. Это было весной 1727 г., в самом конце короткого царствования Екатерины I. К этому времени здоровье императрицы, не щадившей себя в бесконечных празднествах, банкетах, вечеринках и попойках, стало резко ухудшаться. За состоянием ее здоровья внимательно наблюдали политические группировки в ожидании очередного этапа борьбы за власть. Больше всего от дум о ближайшем будущем должна была болеть голова у светлейшего князя А. Д. Меншикова, фактического руководителя государства при Екатерине I. Несмотря на сопротивление и интриги своих многочисленных недругов у подножия трона - генерал-прокурора П. И. Ягужинского, зятя царицы герцога Карла-Фридриха, тайного советника графа П. А. Толстого и других, - он уверенно и спокойно вел государственный корабль: кредит доверия к нему Екатерины, которая была многим ему обязана, был беспределен. Болезнь императрицы, особенно усилившаяся весной 1727 г., вынуждала светлейшего думать о необходимых для сохранения власти и влияния превентивных мерах.
      Сведения о некоторых замыслах Меншикова стали известны во второй половине марта - начале апреля 1727 года. Тогда Петербург заговорил о намерении светлейшего выдать одну из своих дочерей (позже уточнили - старшую, Марию) за великого князя Петра Алексеевича. Для всех участников борьбы за власть и наблюдателей стало ясно, что Меншиков хотел породниться не просто с великим князем, а с наследником престола, будущим императором.
      Можно поражаться энергии, настойчивости Меншикова, проявленным им в это время. Интриги, репрессии, запугивания, уговоры, предательство - весь ареснал закулисной борьбы за власть был использован светлейшим для достижения того, что казалось ему вершиной счастья для 53-летнего мужчины: стать тестем послушного его воле юного царя, генералиссимусом и, конечно, обладателем все новых и новых богатств, земель, крепостных, звезд, орденов, золота и бриллиантов. То, что в центре своей последней придворной игры Меншиков поставил именно фигуру великого князя Петра, случайным не было. В его силах было, например, женить своего сына Александра на второй дочери Екатерины I, Елизавете, а затем добиваться ее воцарения. Но он этого не сделал, так как прекрасно чувствовал обстановку, которая явно складывалась в пользу внука Петра Великого.
      Уже в 1725 г. французский посланник, вслед за другими наблюдателями, писал, что императрица беззаботно веселится, "а между тем за кулисами множество людей тайно вздыхают и жадно ждут минуты, когда можно будет обнаружить свое недовольство и непобедимое расположение свое к великому князю. Происходят небольшие тайные сборища, где пьют за здоровье царевича"1. Конечно, непривычному к российскому застолью французскому посланнику "тайные сборища" могли показаться чуть ли не заговором. Но его, очевидно, не было. Зато имелось то, что Меншиков учитывал: у Петра, в отличие от многих возможных кандидатов на престол, было бесспорное право наследовать власть своего деда, к его фигуре приковывалось внимание всех обиженных и недовольных порядками времен петровских реформ, в надежде, что с приходом к власти сына царевича Алексея должно "полегчать". К тому же поражение сторонников великого князя в 1725 г. не было полным, и "бояре" представляли серьезную политическую силу, с которой Меншиков не мог не считаться. Уже в 1726 г. было замечено, что светлейший "ласкал" родовитую знать. Благодаря ему князь М. М. Голицын стал генерал-фельдмаршалом, а Д. М. Голицын - членом образованного в феврале 1726 г. высшего правительственного учреждения - Верховного тайного совета.
      План Меншикова был крайне недоброжелательно встречен в кругу его сподвижников по возведению на престол Екатерины. Понять их можно - Толстой, главный следователь по делу отца великого князя, понимал, что означает для него приход к власти сына казненного царевича. Не могло быть иллюзии относительно будущего и у других мелкопоместных и безродных "птенцов гнезда Петрова", которых бы оттеснили от престола родовитые и обиженные на них потомки бояр. Толстой, как и генерал-полицмейстер А. Девьер, генерал А. Бутурлин, знали, что за ветеранов январского переворота их старый товарищ Меншиков не вступится. В итоге, против светлейшего начинает сколачиваться заговор.
      Однако Меншиков опередил Толстого и его единомышленников и нанес молниеносный удар: они были арестованы, подвергнуты пытке, а затем обвинены в заговоре против императрицы и интригах с намерением помешать женитьбе великого князя на Марии Меншиковой. И в день своей смерти, 6 мая 1727 г., Екатерина, идя навстречу желанию светлейшего, подписала суровый приговор заговорщикам, а также завещание, так называемый Тестамент, который содержал два самых важных для Меншикова пункта. Первый из них гласил: "Великий князь Петр Алексеевич имеет быть сукцессором" (наследником), а согласно второму пункту, императрица давала "матернее благословение" на брак Петра с дочерью Меншикова. До 16-летия монарха государство должно было управляться регентством, в которое входили дочери Екатерины, ее зять Карл-Фридрих, сестра царя Наталья и члены Верховного тайного совета.
      Это была явная уступка со стороны светлейшего, который тем самым как бы гарантировал будущее благополучие дочерей Екатерины. Впрочем, вскоре стало ясно, что эта уступка была временной и формальной. Меншиков сразу показал, что его роль в системе управления империи отныне становится исключительной. Это было подтверждено присвоением ему высшего воинского звания генералиссимуса и высшего военно-морского звания полного адмирала. А 25 мая Феофан Прокопович обручил 12-летнего императора и 15-летнюю княжну Марию Меншикову, ставшую официально "обрученной Его императорского величества невестой-государыней".
      В этой ситуации Петр по-прежнему фигура в игре других людей. С первых дней своего царствования юный император находился под присмотром светлейшего и его родственников. Для удобства контроля Меншиков переселяет мальчика, как бы на время, до завершения строительства царской резиденции, в свой дворец на Васильевском острове. Судя по "Повседневным запискам", которые вели секретари светлейшего, в первый раз Петр ночевал у Меншикова 25 апреля, то есть еще до смерти Екатерины, а уже после воцарения в Меншиковский дворец были перевезены с Адмиралтейской стороны все царские вещи и мебель. Бросив все государственные дела, светлейший все свое время уделял царю; он разъезжал с мальчиком по городу: на верфь, в конюшню, отправлялся также за город на охоту, часто обедал с ним2.
      Большие надежды возлагал Меншиков на назначенного им обер-гофмейстером, главным воспитателем царя, вице-канцлера А. И. Остермана, которого очень высоко ценил как интеллектуала, исполнительного и послушного человека. Весной 1725 г. он говорил о нем прусскому посланнику Г. Мардефельду: "Остерман - единственно способный и верный министр, но слишком боязлив и осмотрителен"3. Как показали дальнейшие события, светлейший плохо знал Остермана.
      Вероятно, и дальше Меншиков воспитывал себе "ручного императора", если бы в середине июля его не свалила болезнь, длившаяся пять-шесть недель. Но именно их-то и хватило, чтобы прежде послушный и тихий мальчик глотнул свободы, сошелся с людьми, которые, исполняя любое его желание, сумели довольно быстро настроить его против генералиссимуса. И в этом особую роль сыграл столь "боязливый" Остерман. Он сумел тонко развить недовольство юного императора своим зависимым от воли светлейшего положением, направить это недовольство в нужное русло. А о том, что такое недовольство у мальчика было, свидетельствуют донесения иностранных дипломатов, которые видели, как Петр пренебрегает обществом своей невесты, как он тяготится опекой Меншикова.
      Развязка наступила в конце августа - начале сентября 1727 г., когда Меншиков поправился. Поначалу он не придал значения демонстративной дерзости прежде послушного царя. Даже живя вдали от Петра, находившегося в Петергофе, он был спокоен, потому что рядом с мальчиком всегда был его человек - Остерман. Письма обер-гофмейстера успокаивали, усыпляли светлейшего. 21 августа Остерман написал Меншикову притворно-веселое письмо из Стрельны в Ораниенбаум, где тот поправлялся после болезни: "Е. и. в. писанию вашей высококняжеской светлости весьма обрадовался и купно с ее императорским высочеством (сестрой Петра Наталией Алексеевной. - Е. А.) любезно кланяются.."4. Между тем наступил последний и решающий этап борьбы с Меншиковым. Сам светлейший понял, что Остерман его предал, когда было уже поздно: в начале сентября царь подписывает несколько указов, которые лишают "полудержавного властелина" власти, значения, а потом и свободы.
      Конечно, не юный император придумал указы о переезде двора с Васильевского острова, о неподчинении распоряжениям Меншикова, о его домашнем аресте, о замене верного генералиссимусу коменданта Петропавловской крепости. Ранее Меншиков, игнорируя "Тестамент", использовал именные указы царя для своих целей. Теперь этот законодательный бумеранг вернулся к светлейшему. В серии подписанных Петром II в начале сентября 1727 г. императорских указов отчетливо видна опытная рука воспитателя Петра, Андрея Ивановича Остермана, довершившего свое дело специальной запиской о судьбе Меншикова, которую 9 сентября 1727 г. в присутствии царя обсудил Совет. А на следующий день Меншиков начал свой последний путь из Петербурга...
      Было бы ошибкой думать, что время Меншикова сменилось временем Остермана. На первый план вышел новый фаворит, державшийся раньше в тени, - князь Иван Алексеевич Долгорукий. Он был на семь лет старше царя, и можно себе представить, что означала компания 19-летнего "знающего жизнь" юноши для 12-летнего "царственного отрока". Князь Иван довольно рано втянул мальчика во "взрослую" жизнь, в "истинно мужские" развлечения и весьма преуспел в этом.
      Ровесник цесаревны Анны (родился в 1708 г.), Долгорукий в отличие от многих своих сверстников с ранних лет жил за границей - в Варшаве, в доме своего деда, выдающегося петровского дипломата князя Г. Ф. Долгорукого, а затем - у дяди, князя Сергея Григорьевича, сменившего престарелого отца на посту посланника в Польше. Вернувшись в Петербург, князь Иван получал уроки у Генриха Фика, крупного деятеля петровской государственной реформы. Но, как показали последующие события, жизнь за границей, уроки знаменитого государствоведа мало что дали юноше. В 1725 г. он был назначен гоф-юнкером захудалого двора великого князя Петра Алексеевича и вряд ли мог рассчитывать на успешную придворную карьеру, если бы не превратности судьбы его повелителя.
      Значение Долгорукого для Петра без труда разгадал уже Меншиков, который постарался запутать Ивана в дело Толстого и Девьера и добиться у Екатерины I отправки его, в наказание, в полевую армию. Но во время болезни Меншикова летом 1727 г. князь Иван оказался возле Петра и немало способствовал свержению светлейшего.
      С тех пор Долгорукий не покидал своего царственного друга. Особенно усилилось влияние его после переезда двора в Москву в начале 1728 года. Клавдий Рондо, английский резидент, писал, что ближе князя Ивана у царя нет никого, он "день и ночь с царем, неизменный участник всех, очень часто разгульных, похождений императора". Испанский посланник де Лириа дополняет: "Расположение царя к князю Ивану таково, что царь не может быть без него ни минуты: когда на днях его (Ивана. - Е. А.) ушибла лошадь и он должен был слечь в постель, Е. ц. в. спал в его комнате"5. Князь Иван показал себя тщеславным, недалеким, необязательным и слабовольным человеком. Не способный на серьезные поступки, ветреный, он целиком тратил себя на гульбу и питие или как тогда говорили, на "рассеянную жизнь", участником которой он делал и императора.
      Хотя влияние князя Ивана на Петра II было весьма сильным, юный император не был заводной игрушкой в его руках. Всем предыдущим воспитанием Петр был предрасположен к той безалаберной жизни, в которую он был втянут легкомысленным фаворитом. Судьба императора была печальной. Рожденный 12 октября 1715 г. в семье царевича Алексея Петровича и кронпринцессы Шарлотты-Христины-Софии Вольфенбюттельской, он, как и его старшая сестра Наталия (родилась в 1714 г.), не был плодом любви и семейного счастья. Брак этот был следствием дипломатических переговоров Петра I, польского короля Августа II и австрийского императора Карла VI, причем каждый из них хотел получить свою выгоду из семейного союза династии Романовых и древнего германского рода герцогов Вольфенбюттельских, связанного множеством родственных нитей с правившими тогда в Европе королевскими домами. Конечно, при этом никто не интересовался чувствами жениха и невесты.
      Кронпринцесса Шарлотта, сестра которой была замужем за австрийским императором, надеялась, что брак ее с "московским варваром" не состоится. В письме деду, герцогу Антону-Ульриху, в середине 1709 г. она сообщала, что его послание ее обрадовало, так как "оно дает мне некоторую возможность думать, что московское сватовство меня еще, может быть, минет. Я всегда на это надеялась, так как я слишком убеждена в высокой вашей милости"6. Но надежды ее были напрасны: после Полтавы за Петром - победителем Карла XII - стала ухаживать вся Европа, в том числе и герцог Антон-Ульрих Вольфенбюттельский. Свадьба была сыграна в Торгау в октябре 1711 г. и поразила всех великолепием стола и знатностью гостей.
      Но счастья новобрачным она не принесла. Отношения их не сложились, холодность супруги вызывала недовольство Алексея, а его грубые ухватки и тяжелый нрав пробуждали в Шарлотте только ненависть и презрение. Вскоре после рождения сына она умерла. Алексей, занятый своими делами, а потом - острым конфликтом с отцом, не обращал внимания на детей, и когда летом 1718 г. он погиб в застенке Петропавловской крепости, Наталия и Петр остались круглыми сиротами. Разумеется, Петр I не забыл внучат, они оставались членами царской семьи, но постоянно находились где-то на задворках. Лишь в 1721 г. дети были переселены в царский дворец, им определили штат придворных и прислуги. После смерти Петра и вступления на престол Екатерины мальчик оставался без внимания. Лишь в 1726 г. 11-летнего Петра и 12-летнюю Наталью стали приглашать на торжественные приемы, что все расценили как повышение статуса великого князя при дворе.
      К тому времени, когда престол перешел к юному Петру, его характер уже достаточно устоялся и не предвещал подданным в будущем легкую жизнь, С особым вниманием за развитием Петра наблюдали австрийские дипломаты, заинтересованные в превращении юного племянника австрийского императора в полноценного правителя дружественной державы.
      Однако они не могли сообщить в Вену ничего утешительного. На них, как и на других наблюдателей, Петр не производил благоприятного впечатления.
      Жена английского резидента, леди Рондо, писала в декабре 1729 г. своей знакомой в Англию: "Он очень высокий и крупный для своего возраста: ведь ему только что исполнилось пятнадцать (ошибка - 12 декабря 1729 г. Петру исполнилось 14 лет. - Е. А). У него белая кожа, но он очень загорел на охоте (загар в те времена считался вульгарным отличием простолюдина от светского человека. - Е. А.), черты лица его хороши, но взгляд тяжел, и хотя император юн и красив, в нем нет ничего привлекательного и приятного"7. О "жестоком сердце" и весьма посредственном уме Петра, ссылаясь на слова сведущих людей, писал еще в 1725 г. Мардефельд.
      Знакомые с нравами юного царя замечали в его характере многие черты, унаследованные им от деда и отца, людей очень нелегкого для окружающих нрава. "Царь, - пишет саксонский резидент Лефорт, - похож на своего деда в том отношении, что он стоит на своем, не терпит возражений и делает, что хочет". В другой депеше он уточнял: "Петр "себя так поставил, что никто не смеет ему возражать". Почти то же сообщал в Вену и граф Вратислав - посланник цесаря: "Государь хорошо знает, что располагает полной властью и свободою и не пропускает случая воспользоваться этим по своему усмотрению". Английский резидент писал о свойственном юноше непостоянстве, а французский посланник отмечал в характере царя заметные признаки "темперамента желчного и жестокого"8. Власть, как известно, кружит головы и людям сложившимся и немолодым. А что говорить о мальчишке, которому казалось, что именно он своею властью низверг могущественного Меншикова. Льстецы не преминули подчеркнуть, что он тем самым "освободил империю свою от ига варварского".
      По мнению многих, Петр был далек от интеллектуального труда и интересов, не умел вести себя прилично в обществе, капризничал и дерзил окружающим. Современники считали, что виной тому не столько природа, сколько воспитание. Действительно, в отличие от дочерей Петра Великого, внуков его обучали и воспитывали более чем посредственно. Все у них было как бы второсортным - жизнь, учение, будущая судьба. Занимались ими то вдова трактирщика, то вдова портного, то бывший моряк, который преподавал и письмо, и чтение, и танцы. Прусский посланник даже полагал, что Петр I умышленно не заботился о правильном и полноценном воспитании внука. Однако это не так. В 1722 г. Петр пригласил в учителя к внуку хорошего специалиста, выходца из Венгрии И. Секани (Зейкина). Он учил детей в семье Нарышкиных, и Петр, отбирая его у своих родных, писал учителю, что "время приспело учить внука нашего"9. Но занятия начались лишь в конце 1723 г. или даже позже и оборвались в 1727 г., когда Меншиков, очевидно, по наущению нового воспитателя Петра, Остермана, выслал Зейкина за границу.
      Вице-канцлер Остерман, ставший главным воспитателем царя весной 1727 г., был, конечно, лучше, чем воспитатель царевича Алексея А. Д. Меншиков, бестрепетно подписавший в 1718 г. смертный приговор своему воспитаннику. Но Андрей Иванович не был для мальчика тем, кем был для цесаревича Павла Петровича Н. И. Панин: подлинным учителем и другом. Впрочем, составленная Остерманом программа образования царя была по тем временам неплохой. Она включала изучение древней и новой истории, географии, картографии, оптики, тригонометрии, немецкого и французского языков, а также музыки, танцев, начал военного дела. И хотя режим обучения был весьма щадящий - много перерывов, занятий стрельбой, охотой, бильярдом, - усвоить основы наук было вполне возможно.
      Феофан Прокопович, главный эксперт по духовному развитию, сочинил особую записку: "Каким образом и порядком надлежит багрянородного отрока наставлять в христианском законе?" На бумаге все было хорошо и гладко, в жизни же - все иначе. Наиболее емко систему воспитания Петра охарактеризовал австрийский посланник Рабутин, писавший в 1727 г.: "Дело воспитания царя идет плохо. Остерман крайне уступчив, стараясь тем самым приобресть доверие своего воспитанника, и в этом заключается сильное препятствие успеха. Развлечения берут верх, часы учения не определены точно, время проходит без пользы и государь все более и более привыкает к своенравию"10. Так это было и позже, в Москве. Остерман постоянно маневрировал, стремясь удержаться в воспитателях - должности весьма престижной при юном царе, и достигал он этого тем, что старался не раздражать воспитанника большой требовательностью в учебе.
      Вице-канцлер был активным и обремененным делами политиком. Крепко держась за кормило власти, он думал не о том, как лучше подготовить юношу к тяжкому поприщу властителя великой империи, а о своих, не всегда бескорыстных, интересах. Вот что писал он Меншикову в 1727 г.: "За его высочеством великим князем я сегодня не поехал как за болезнию, так и особливо за многодельством, и работаю как над отправлением курьера в Швецию, так и над приготовлением отпуска на завтрашней почте и, сверх того, рассуждаю, чтобы не вдруг очень на него налегать". Б. -Х. Миних вспоминал, что Остерман виделся с царем "лишь во время утреннего туалета, когда тот вставал, и по вечерам, после возвращения с охоты"11.
      Последствия педагогики, "чтоб не вдруг очень на него налегать", были печальны. Юноша подчеркнуто почтительно обращался со своим нестрогим учителем, а за его спиной, в компании Долгоруких, потешался над Андреем Ивановичем. Успехов в освоении знаний у юного императора не было. Австрийские дипломаты очень печалились, что на аудиенциях царь не говорит с ними по-немецки и только кивает головой, делая вид, что все сказанное понимает. Зато самые глубокие знания Петр получил в науке уничтожения зайцев, медведей, косуль, уток и прочей живности. "Охота, - пишет Рондо в августе 1728 г., - господствующая страсть царя (о некоторых других страстях его упоминать неудобно)". Если не большую, то значительную часть своего царствования он провел в лесу и в поле, на охотничьих бивуаках, у костра, на свежем воздухе.
      Из немногочисленных автографов, оставленных Петром II потомкам, чуть ли не самыми длинными являются резолюции типа: "Быть по тому, Петр", "Отпустить. Петр." на росписи царской охоты, которая определяла норму ежедневного питания собак (по два пуда говядины каждой!), лошадей и даже 12 верблюдов, которые тоже участвовали в царских охотах. За осеннюю охоту 1729 г. Петр и его свита сворой в 600 собак затравили 4 тыс. зайцев, 50 лисиц, 5 рысей, 3 медведей12.
      Дипломаты ждали того дня, когда наконец можно будет увидеть царя и переговорить с ним. Вот типичные сообщения о времяпрепровождении Петра в 1728 г., взятые наугад из донесения де Лириа: "24 мая. Этот монарх еще не возвратился с охоты...; 31 мая. Царь воротился с охоты дня на два и послезавтра уезжает опять...; 7 июня. Получено донесение о смерти герцогини Голштинской (Анны Петровны. - Е. А.), принцессы, красивейшей в Европе. Но это отнюдь не заставило царя отложить поездку на охоту в окрестности, хотя и без принцессы Елизаветы...; 14 июня. Царь еще не возвратился с охоты, но надеются, что воротится на этой неделе,..; 21 июня. Этот монарх еще не возвратился в город, но надеются, что возвратится на этих днях". Ничего не изменилось и через год, в 1729 г.: "11 июня. Царь вчера уехал на охоту за две мили от города...; 1 августа. Здешний государь все развлекается охотой...; 8 августа. Царь все наслаждается охотой..."13.
      В феврале 1729 г. дошло до скандала. Узнав о том, что царь намеревается отправиться на три-четыре месяца на охоту подальше от Москвы, австрийский и испанский посланники сделали представление канцлеру, в котором в решительных выражениях заявили, что "при настоящих обстоятельствах не только вредно, но и неприлично оставаться нам такое долгое время без всякого дела, без возможности с кем сноситься о делах, так как с Е. в. отправляется и большая часть его министров"14. Но Петр не угомонился. По подсчетам историка князя П. В. Долгорукова, в июле - августе 1729 г. он был на охоте непрерывно 55 дней. Это был своеобразный рекорд - обычно царь находился на охоте по 10, 12, 24, 26 дней кряду. Долгоруков сосчитал также, что за 20 месяцев 1728 - 1729 гг. Петр провел на охоте восемь месяцев15.
      Не без отчаяния де Лириа обращался в Мадрид с просьбой отозвать его из Москвы: "Кажется, что я не только здесь бесполезен, но даже противно чести нашего короля оставлять меня здесь. Монарха мы не видим никогда... Повторяю вам, что уже говорил несколько раз, - достаточно и даже больше, чем достаточно иметь здесь секретаря или по крайней мере резидента"16. Англичане так и делали, полагая, что Россия утратила свое место в мире. О том же писал в Вену граф Вратислав. Остерман и австрийские дипломаты пытались даже, используя страсть Петра к охоте, чему-нибудь его научить. Предполагалось выписать из Вены опытного егеря-профессионала с тем, чтобы он попутно давал царю самые общие представления о природе и т. д. Но этот план оказался неосуществленным, как и план строительства под Москвой потешного военного городка, где юноша мог бы, подобно своему великому деду, обучаться военному ремеслу.
      В приведенном выше представлении посланников Австрии и Испании канцлеру допущена неточность - с Е. в. отправлялась на охоту не большая, а меньшая часть министров. Остальные же сановники просто отдыхали. Де Лириа писал 27 сентября 1728 г.: "Царь уехал недель на шесть на охоту. Этим воспользовались все министры и даже члены Верховного совета, и барон Остерман тоже уехал на неделю или дней на десять (а уж прилежный Остерман слыл чрезвычайно трудолюбивым чиновником, работавшим и в праздники, и по ночам. - Е. А.). Поэтому мы здесь весьма бедны новостями"17.
      При ознакомлении с журналами Верховного тайного совета, Сената или коллегий времен царствования Петра II возникает ощущение резкого замедления оборотов запущенной Петром Великим государственной машины. Заседания в высших учреждениях проводятся все реже, кворума на них часто нет, обсуждаемые вопросы второстепенны и даже ничтожны. Члены Совета уже ленятся ездить в присутствие и подписывают подготовленные секретарем протоколы дома. Долгих и частых, как при Петре, сидений или жарких обсуждений "мнений", как при светлейшем, нет и в помине.
      Уже в годы правления Екатерины I проведение петровских реформ было приостановлено. Под влиянием объективных трудностей, возникших вследствие длительной Северной войны и тяжелых преобразований, а также спекулятивных соображений, правительство императрицы разработало программу сокращения государственных расходов на армию и аппарат управления, взялось за пересмотр налоговой, торгово-промышленной политики, некоторых важнейших аспектов внешнеполитической доктрины. К январю 1727 г. программа контрреформ была окончательно выработана и затем утверждена Екатериной I. Какое-то время после ее смерти, уже при Петре II, планы переустройства государственного хозяйства довольно активно осуществлялись, но после свержения Меншикова осенью 1727 г. наступило полное затишье. Сначала его объясняли трудностями переезда в Москву, а затем многие дела были попросту заброшены.
      Флот, как сообщали в Верховный тайный совет из Адмиралтейства, "жестоко гнил", и если к кампании 1728 г. было подготовлено 24 корабля, то в 1729 г. в море вышло всего пять кораблей. Флот, как и недостроенная на берегу Невы столица, уже не был нужен новым правителям. Многочисленные уговоры, петиции иностранных дипломатов о возвращении двора в Петербург встречались в правительстве с неудовольствием, как будто закрепление России на балтийском побережье больше всего нужно было Австрии, Голландии или Испании. Исчерпав все возможные средства убедить царя вернуться в Петербург, де Лириа писал весной 1729 г.: "О Петербурге здесь совершенно забыли и мало-помалу начинают забывать и о всем хорошем, что сделал великий Петр Первый; каждый думает о своем собственном интересе и никто об интересе своего государя"18.
      Весь краткий период "тиранства" Меншикова (май - сентябрь 1727 г.) продемонстрировал, что "Тестамент" Екатерины I в части коллективного регентства оказался листком бумаги. Только указ 12 мая 1727 г. о присвоении Меншикову высшего звания генералиссимуса был подписан, кроме царя, всем составом регентства, начиная с Анны Петровны и кончая членами Совета. Все остальные официальные документы свидетельствуют, что коллективное регентство бездействовало, и Петр II почти сразу же стал ни в чем не ограниченным правителем, оставаясь, впрочем, инструментом, которым пользовался Меншиков. Именно ему было выгодно самодержавие мальчика- царя. Именем Петра светлейший давал распоряжения всем учреждениям, в том числе и Совету. После свержения Меншикова было решено как-то восстановить регентскую систему правления. Указом от 8 сентября 1727 г. предписывалось, что из Совета "все указы отправлены быть имеют за подписанием собственной Е. в. руки и Верховного тайного совета"19.
      Но порядок этот не мог продержаться долго - царь месяцами находился на охоте, и возникла опасность остановки государственных дел. Поэтому произошло как бы новое перераспределение власти: с одной стороны, Совет от имени царя выносил решения по текущим делам, а с другой - царь мог, ни с кем не советуясь, издавать указы, предписывать свою волю Совету, бывшему, согласно букве "Тестамента", его коллективным регентом. Такое положение было удобно тем, кто сверг светлейшего, и они уже сами, вместо Меншикова, нашептывали юному царю, о чем и как нужно распорядиться.
      "Перед полуднем, - записано в журнале Совета от 9 января 1728 г., - изволил Е. и. в. придти и с ним... Остерман. Е. в. на место свое садиться не изволил, а изволил стоять и объявил, что Е. в., по имеющей своей любви и почтении к Ея в. государыне бабушке желает, чтоб Ея в. по своему высокому достоинству во всяком удовольстве содержана была, того б ради учинили о том определение и Е. в. донести. И, объявя сие, изволил выйти, а вице-канцлер господин барон Остерман остался, объявил, что Е. в. желает, чтоб то определение ныне же сделано было. И по общему согласию (в Совете в тот день число членов прибавилось: к Г. И. Головкину, А. И. Остерману и Д. М. Голицыну присоединились назначенные накануне именным императорским указом князья В. Л. и А. Г. Долгорукие. - Е. А.) ныне же определение о том учинено". Остерман взял протокол, ушел к императору, который "апробовал" решение Совета, а затем объявил, "что Е. и. в. изволил о князе Меншикове разговаривать, чтоб его куда послать, а пожитки его взять"20. Иначе говоря, Остерман, передавая некий "разговор" царя, сообщал Совету высшую волю, которую тотчас и реализовали. Так строилась вся система высшего управления.
      Кажется, что самым главным делом правительства Петра II в 1727- 1728 гг. было решение вопроса о судьбе светлейшего и причастных к нему людей. Допросы, ссылки, а самое основное - перераспределение конфискованных земельных богатств Меншикова - вот чем долго занимался Совет. Через 2 - 3 месяца после ссылки светлейшего в Совет стало поступать немало челобитных от чиновников, гвардейцев, высших должностных лиц с просьбой выделить им какую-то долю из меншиковских богатств. Среди просителей были и те, кто ранее считался приятелем светлейшего.
      Собственник в России не был уверен в том, что его собственность сохранится за ним. Умирая, он писал духовную и знал, что ее будет утверждать государь, который вправе изменить завещание собственника, да просто - "отписать" на себя часть его имущества. О провинившихся в чем-либо перед властью и говорить не приходится - собственность твоя, пока так считает государь, а иначе... И вот сразу после такого "отписания" на имущество опального сановника накидываются его вчерашние друзья, товарищи, коллеги, прося государя в своих челобитных пожаловать их "деревенишками и людишками" из отписного. Некоторые владения не раз переходили от одного попавшего в немилость сановника к другому. В 1723 г. московский дом опального вице-канцлера барона П. П. Шафирова получил граф П. А. Толстой. Весной 1727 г., когда он был сослан на Соловки, этот дом получил ближайший прихлебатель светлейшего, генерал А. Волков. После свержения Меншикова Волков лишился и своего генеральства и нового дома. В ноябре 1727 г. его хозяином стал новый челобитчик, подписавшийся так, как это обычно делалось в России титулованными холопами: "нижайший раб князь Григорий княж Дмитриев сын Юсупов княжево"21.
      Своеобразным финалом дела Меншикова стало переименование в середине 1728 г. "Меншикова бастиона" Петропавловской крепости в бастион "Его императорского величества Петра Второго".
      К середине 1728 г. двор, дипломатический корпус, государственные учреждения уже перебрались в старую столицу, и с переездом в Москву как бы завершился один цикл российской истории и начался другой. "Здесь везде царит глубокая тишина, - пишет саксонский посланник Лефорт, - все живут здесь в такой беспечности, что человеческий разум не может постигнуть, как такая огромная машина держится без всякой подмоги, каждый старается избавиться от забот, никто не хочет взять что-либо на себя и молчит". И продолжал: "Стараясь понять состояние этого государства, найдем, что его положение с каждым днем делается непонятнее. Можно было бы сравнить его с плывущим кораблем: буря готова разразиться, а кормчий и все матросы опьянели или заснули... огромное судно, брошенное на произвол судьбы, несется, и никто не думает о будущем"22. Довольно точный образ: петровский корабль, потеряв своего царственного шкипера, несся по воле ветра, никем не управляемый.
      После ссылки Меншикова борьба за кормило власти практически не прекращалась. Это было время интриг, подсиживаний. Царствование Петра II весьма походило на другие, подобные ему царствования, но поскольку оно было коротким, изучающий его постоянно натыкается на окаменелые остатки взаимного недоброжелательства, интриг, ненависти, подлости и злобы. Пожалуй, самой примечательной чертой обстановки при дворе, в высших кругах знати, была неуверенность, тревога за завтрашний день.
      Свержение Меншикова стало крупнейшим событием первых послепетровских лет. В политическое небытие ушел наиболее значительный деятель петровской "команды", опытный администратор и военачальник. Осенью 1727 г. многие радовались крушению российского Голиафа, прославляя освобождение от "варвара". Но все же были люди - опытные, дальновидные, - понимавшие, что со сцены ушел подлинный "хозяин" страны, нравы, привычки, чудачества которого были, тем не менее, хорошо известны, а поступки понятны, предупреждаемы, если, конечно, вести себя разумно. Опыт этих людей говорил, что новый господин может оказаться хуже старого.
      Время показало, что возник наихудший вариант, когда явного хозяина в стране не было. Юный император почти полностью устранился от управления государством и даже нечасто посещал свою столицу. Иван Долгорукий, конечно, пользовался огромным влиянием, но многим казалось, что он не особенно дорожит им. Самое же главное состояло в том, что князь Иван был равнодушен к государственным делам, некомпетентен, ленив, не желал ради какого-нибудь дела занимать внимание царя, на чем-то настаивать. Его закадычный приятель де Лириа, вошедший в полное доверие к временщику, неоднократно просил, требовал, умолял, чтобы князь Иван передал в руки царя записку австрийских и испанских дипломатов о настоятельной необходимости возвращения правительства в Петербург. Но князь Иван затянул дело так, что записка, в конце концов, затерялась, а сам он каждый раз находил какой-нибудь благовидный предлог, чтобы не передавать ее царю.
      Реальную власть имел, конечно, вице-канцлер Остерман. Без его участия и одобрения не принималось ни одного важного решения Совета, который подчас даже не заседал без Андрея Ивановича. Как писал, немного утрируя, Рондо, без Остермана верховники "посидят немного, выпьют по стаканчику и вынуждены разойтись"23. Однако Остерман, дергая тайные нити политики, роль хозяина играть явно не хотел. Он держался в тени, не любил принимать самостоятельных решений, был скромен. Кроме того, его положение не было незыблемым, и вице-канцлеру приходилось постоянно маневрировать между царем, Долгорукими, Голицыными, другими деятелями петровского царствования. Остермана спасало от неприятностей то, что заменить его, знающего и опытного политика и дипломата, было некем.
      В итоге, политический горизонт был затянут туманом, и, как писал осенью 1727 г. советник Военной канцелярии Е. Пашков своим московским приятелям, "ежели взять нынешнее обхождение, каким мучением суетным преходят люди с людьми: ныне слышишь так, а завтра иначе; есть много таких, которые ногами ходят, а глазами не видят, а которые и видят, те не слышат, новые временщики привели великую конфузию так, что мы с опасением бываем при дворе, всякий всякого боится, а крепкой надежды нет нигде". В другом письме Пашков советовал своей приятельнице, княгине А. Волконской, высланной Меншиковым в Москву, но не получившей, несмотря на "отлучение варвара", прощения: "Надлежит вам чаще ездить в Девичий монастырь искать способу себе какова". В письме другому опальному приятелю, Черкасову, он также советует: "Лучше вам быть до зимы в Москве и чаще ездить молиться в Девичь монастырь чудотворному образу Пресвятой богородицы"24.
      Не чудотворная икона привлекала в Новодевичьем монастыре царедворцев, а жившая там после Шлиссельбургского заточения старица Елена - в миру бывшая царица Евдокия Федоровна, первая жена Петра Великого. Многие ожидали, что значение Евдокии, бабушки царя, после падения Меншикова и переезда двора в Москву должно было сильно возрасти. "Ныне у нас в Питербурхе, - продолжал Пашков, - многие... безмерно трусят и боятся гневу государыни царицы Евдокии Федоровны"25. Опасения были, по-видимому, основательны: старый лис Остерман сразу же после свержения Меншикова написал в Новодевичий более чем ласковое письмо, в котором подобострастно извещал старушку, что "дерзновение восприял ваше величество о всеподданнейшей моей верности обнадежить, о которой как Е. и. в., так и, впрочем, все те, которые к В. в. принадлежат, сами выше засвидетельствовать могут"26.
      Бабушка-инокиня, особа весьма экспансивная и темпераментная, бомбардировала письмами Петра II и его воспитателя, выказывая крайнее нетерпение и требуя немедленной встречи с внучатами. Но внук почему-то не проявлял ответных чувств и, даже приехав в Москву, не спешил повидаться с бабушкой. Когда же эта встреча состоялась, то император пришел на нее с цесаревной Елизаветой, что Евдокии понравиться не могло. И хотя в начале 1728 г. она получила статус вдовой царицы с титулом "Ее величества", значение ее оказалось ничтожным - царь уклонился от влияния бабушки, как и всего семейства отца - Лопухиных, которые после расправ 1718 г., связанных с делом царевича Алексея, были реабилитированы Петром II.
      Некоторые царедворцы полагали, что большую роль при Петре будет играть его старшая сестра Наталия Алексеевна. Иностранцы писали о ней как об особе доброжелательной, разумной, имевшей влияние на неуправляемого царя. Однако осенью 1728 г. Наталия умерла. Не меньшее, а даже большее внимание придворных искателей счастья привлекла цесаревна Елизавета, которой осенью 1728 г. исполнилось 18 лет. Этой деликатной темы не решился касаться, опасаясь перлюстрации своих писем, даже английский резидент Рондо. Дело в том, что все наблюдатели поражались стремительному взрослению Петра II. Весной 1728 г. прусский посланник писал о 12-летнем мальчике: "Почти невероятно как быстро, из месяца в месяц, растет император, он достиг уже среднего роста взрослого человека и притом такого сильного телосложения, что, наверное, достигнет роста своего покойного деда"27.
      Подлинный учитель жизни князь Иван преподавал царю начала той науки, которую люди осваивают в более зрелом возрасте. Недаром он заслужил довольно скверную славу у мужей московских красавиц. Князь М. М. Щербатов, ссылаясь на мнение очевидцев, писал: "Князь Иван Алексеевич Долгоруков был молод, любил распутную жизнь и всякими страстями, к каковым подвержены младые люди, не имеющие причины обуздывать их, был обладаем. Пьянство, роскошь, любодеяние и насилие место прежде бывшаго порядку заступили. В пример тому, к стыду того века, скажу, что слюбился он или лучше сказать - взял на блудодеяние себе между прочими жену К. Н. Е. Т., рожденную Головкину (речь идет о Настасье Гавриловне Трубецкой, дочери канцлера. - Е. А. ), и не токмо без всякой закрытости с нею жил, но и при частых съездах к К. Т. (князю Н. Ю. Трубецкому. - Е. А.) с другими младыми сообщниками пивал до крайности, бивал и ругивал мужа... Но... согласие женщины на любодеяние уже часть его удовольствия отнимало и он иногда приезжающих женщин из почтения к матери его (то есть посещавших мать князя Ивана - Е. А.) затаскивал к себе и насиловал... И можно сказать, что честь женская не менее была в безопасности тогда в России, как от турков во взятом граде"28. Как о ночном госте, "досадном и страшном", писал о князе Иване Феофан Прокопович.
      Естественно, что нравы "золотой молодежи" полностью разделял и царь, тянувшийся за старшими товарищами. Именно поэтому подлинный переполох в высшем свете вызвали слухи о неожиданно вспыхнувшей нежной семейной дружбе тетушки и племянника. Елизавета, веселая, милая красавица с пепельными волосами и ярко-синими глазами, многим кружила головы и при этом не была ханжой и пуританкой. Она, как и император, любила танцы, охоту. В донесениях посланников говорится, что "принцесса Елизавета сопровождает царя в его охоте, оставивши здесь всех своих иностранных слуг и взявши с собой только одну русскую даму и двух русских служанок". Как бы то ни было, казавшиеся химерическими проекты графа С. В. Кинского, австрийского посланника начала 1720-х годов, предлагавшего Петру Великому решить сложную династическую проблему путем заключения брака великого князя Петра и цесаревны Елизаветы, вдруг стали вполне реальными.
      Долгорукие всполошились, начались интриги, усилились разговоры о том, чтобы выдать легкомысленную дочь Петра I за какого-нибудь заграничного короля, инфанта или герцога. Но тревога была напрасной, Елизавета не рвалась под венец с племянником, не стремилась она тогда и к власти - пути царя и веселой цесаревны довольно быстро разошлись, и по полям Подмосковья они скакали уже с другими спутниками. На этот счет есть примечательная цитата из донесения де Лириа: "Любящие отечество приходят в отчаяние, видя, что государь каждое утро, едва одевшись, садится в сани и отправляется в подмосковную (имеется в виду усадьба Долгоруких Горенки - Е. А) с князем Алексеем Долгоруким, отцом фаворита, и с дежурным камергером и остается там целый день, забавляясь как ребенок и не занимаясь ничем, что нужно знать великому государю"29.
      Все понимали, что князь Алексей начал активно вести собственную игру. С одной стороны, он хотел отвлечь царя от Елизаветы, а с другой - стал оттеснять от трона своего сына, с которым был в сложных отношениях и соперничал при дворе. Князь Алексей Григорьевич Долгорукий - бывший смоленский губернатор, президент Главного магистрата при Петре I, ничем примечательным себя не проявил, оставаясь где-то во втором-третьем ряду петровских сподвижников. Как и его сын Иван, он долго жил в Варшаве, в доме своего отца, но ни знание латыни, ни годы жизни в Польше и в Италии ничего не дали князю Алексею, человеку, по словам Щербатова, "посредственного ума".
      К весне 1729 г. стало ясно, что соперничество с сыном - не самоцель князя Алексея. Иностранные дипломаты стали примечать, что он "таскает своих дочерей во все экскурсии с царем". Среди трех дочерей князя выделялась 17- летняя Екатерина, "хорошенькая девушка, роста выше среднего, стройная, большие глаза ее смотрели томно"30, как описывает будущую невесту царя генерал Х. Манштейн. Позже выяснилось, что Екатерина показала себя неуживчивой, капризной, склочной. Но это понять тоже можно: ведь она оказалась в ссылке в далеком сибирском Березове.
      Вся веселая компания часто останавливалась в Горенках, проводя время в танцах, карточной игре, пирах и, естественно, на охоте. Кончилось это тем, чего и добивался князь Алексей: 19 ноября 1729 г. Петр II, вернувшись с очередной охоты, собрал Совет и объявил, что женится на Екатерине Долгорукой. Таким образом, был начат, по меткому слову де Лириа, "второй том глупости Меншикова". Исполненный важности, князь Алексей на правах не просто члена Совета, но и будущего тестя, стал ходить к императору на доклады. В апреле 1730 г. в особом указе о "винах" клана Долгоруких, императрица Анна Ивановна записала, что Долгорукие "всячески приводили Е. в., яко суще младого монарха, под образом забав и увеселения отъезжать от Москвы в дальние и разные места, отлучая Е. в. от доброго и честнаго обхождения... И как прежде Меншиков, еще будучи в своей великой силе, ненасытным своим честолюбием и властолюбием, Е. в. ...племянника нашего, взяв в собственные руки, на дочери своей в супружество зговорил, так и он, князь Алексей с сыном своим и с братьями родными Е. и. в. в таких младых летех, которые еще к супружеству не приспели, Богу противным образом... противно предков наших обыкновению, привели на зговор супружества к дочери ево князь Алексеевой княжны Катерины"31.
      30 ноября 1729 г. в Лефортовском дворце торжественно прошло обручение царя и "принцессы-невесты". Долгорукие деятельно начали готовиться к свадьбе, которая намечалась на январь 1730 года. Предстоящий брак очень много "весил" в придворной борьбе. Он обеспечивал закрепление влияния клана Долгоруких на длительное время, означал победу их в давней борьбе с другим влиятельным кланом князей Голицыных. Перевес Долгоруких наметился давно - с тех пор, как князь Иван вошел "в случай", стал обер-камергером, майором гвардии и андреевским кавалером, и как в феврале 1728 г. двое из Долгоруких, отец фаворита и В. Л. Долгорукий вошли в состав Совета.
      Если фельдмаршала М. М. Голицына явно "придерживали" на Украине, где он командовал южной группой войск до января 1730 г., то его соперник из клана Долгоруких, генерал В. В. Долгорукий, довольно быстро ("по болезни") выбрался из гнилого и опасного Прикаспия и получил чин генерал- фельдмаршала. Стоило только сыну князя Д. М. Голицына Сергею, камергеру двора, чем-то понравиться царю, как его тотчас отправили посланником в Берлин.
      Параллельно с царской свадьбой готовилась и свадьба князя Ивана, который внезапно воспылал любовью к богатейшей невесте России графине Наталии Борисовне Шереметевой, 15-летней дочери покойного петровского фельдмаршала. Две грандиозные свадьбы должны были украсить триумф Долгоруких, но судьба рассудила иначе...
      Присутствуя вместе с невестой на льду Москва-реки на традиционном празднике водосвятия 6 января 1730 г., Петр II сильно простудился. На следующий день он занемог, а через три дня у него обнаружились признаки оспы. Нормальное течение этой тогда уже излечимой болезни 17 января вдруг приняло опасный оборот, положение больного сделалось сначала крайне тяжелым, а потом - безнадежным, и в ночь с 18 на 19 января 14-летний император умер, произнеся, по словам Лефорта, последнюю фразу: "Запрягайте сани, хочу ехать к сестре". Мужская линия династии Романовых пресеклась.
      Трудно сказать, что ждало Россию, если бы Петр II поправился и правил бы страной много лет. Зная некоторые факты из жизни юного императора, неприглядные черты его характера, вряд ли можно питать иллюзии относительно благополучного будущего России при Петре II.
      Примечания
      1. Сб. Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 64. СПб. 1888, с. 105.
      2. См. ПАВЛЕНКО Н. И. Полудержавный властелин. М. 1988, с. 255.
      3. Сб. РИО. Т. 15. СПб. 1875, с. 274.
      4. СОЛОВЬЕВ С. М. История России с древнейших времен. Кн. X, т. 19. М. 1963, с. 113.
      5. Осмнадцатый век (далее - ОВ). Кн. 2. М. 1869, с. 62.
      6. ГЕРЬЕ В. Кронпринцесса Шарлотта, невестка Петра Великого. - Вестник Европы, 1872, т. 3, с. 29.
      7. Безвременье и временщики. Л. 1991, с. 197.
      8. Сб. РИО. Т. 15, с. 273; т. 5. СПб. 1870, с. 307; т. 58. СПб. 1887, с. 67 и др.
      9. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 92.
      10. Там же, с. 94; Безвременье и временщики, с. 46.
      11. Сб. РИО. Т. 66. СПб. 1889, с. 4.
      12. Сб. РИО. Т. 5, с. 331.
      13. ОВ. Кн. 2, с. 108 - 110.
      14. Там же, с. 80 - 83, 156.
      15. ДОЛГОРУКОВ П. В. Время императора Петра II и императрицы Анны Иоанновны. М. 1909 с. 37 - 38.
      16. ОВ. Кн. 2, с. 108 - 110.
      17. Там же, с. 111.
      18. Там же.
      19. Сб. РИО. Т. 69. СПб. 1889, с. 357.
      20. Сб. РИО. Т. 79. СПб. 1891, с. 179 - 180.
      21. Сб. РИО. Т. 69, с. 761.
      22. Сб. РИО. Т. 5, с. 316.
      23. Сб. РИО. Т. 66, с. 18.
      24. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 130.
      25. Там же, с. 131.
      26. Там же, с. 125.
      27. Сб. РИО. Т. 15, с. 396.
      28. Безвременье и временщики, с. 279; ЩЕРБАТОВ М. М. О повреждении нравов в России. М. 1984, с. 39 - 40.
      29. ОВ. Кн. 2, с. 157.
      30. МАНШТЕЙН Х. Г. Записки о России. СПб. 1875, с. 16.
      31. С.-Петербургские ведомости, N 34, 27.IV.1730.
    • Агаев С. Л. Рухолла Мусави Хомейни
      Автор: Saygo
      1 февраля 1979 г. специально зафрахтованный самолет авиакомпании "Эр-Франс" совершил посадку на Мехрабадском аэродроме Тегерана. Из аэропорта, вместившего огромное человеческое море, в сторону кладбища мучеников Бехеште-Захра поплыло ритмичное скандирование: "Аллах велик! Шах ушел, имам пришел". На трапе появился тот, кого теперь в Иране будут называть имамом, - величественный в своей длинной темной сутане, с неподвижным лицом, пронизывающим взглядом, исполненный веры в божественное предназначение возложенной на него миссии. Восторги встречавших достигли апогея. Женщины в чадрах запели: "Пусть каждая капля мученической крови обратится в тюльпаны".



      Молодой Рухолла Хомейни


      Возвращение в Мехрабад


      За имамом последовала свита из 50 помощников и приближенных, сопровождаемых 150 журналистами. От Мехрабада до Бехеште-Захра, где он должен был произнести свою первую по прибытии в страну речь, кортеж три с половиной часа пробирался сквозь густые толпы, сдерживаемые тремя рядами молодых людей из 50 тыс. добровольцев, прошедших проверку на лояльность у духовенства. У ворот кладбища сотни тысяч ревностных поклонников окружили кортеж, некоторые даже вскарабкались на машины. Добраться до нужного участка удалось только на вертолете, а покинуть кладбище пришлось в карете "скорой помощи". Эти бурные восторги были имаму наградой за неколебимую оппозицию шахской тирании.
      Появление этого человека на авансцене политической жизни Ирана было столь стремительным и ошеломляющим, что достаточно достоверная его биография не написана до сих пор. Даже даты рождения, приводимые в разных изданиях, разнятся на 2 - 4 года. Ровесник века, он родился в Хомейне, небольшом городке к югу от Тегерана, в семье священнослужителя. В раннем детстве потерял отца, в 15 лет - мать. Но родители выполнили свою миссию, и религия стала смыслом его жизни: даже имя ему дали - Рухолла, что по-персидски означает "дух Аллаха". Учился он в религиозных школах Хомейна, затем города Кума - шиитского Ватикана, где остался жить и преподавать в самом авторитетном религиозном учебном заведении Ирана, центре исламских исследований - Файзийе. В конце 20-х годов Хомейни женился на дочери ученого-богослова, ставшей спутницей всей его долгой жизни, матерью восьмерых его детей. Трое из них умерли в детстве. В ноябре 1977 г. при загадочных обстоятельствах умер старший сын Мустафа. В Иране его смерть связывали с действиями шахской тайной полиции CABAK. Единственный оставшийся в живых сын Ахмад станет его ближайшим помощником и секретарем.
      В 30-х годах Хомейни пришлось столкнуться с репрессивными действиями шахского режима, пытавшегося подчинить духовенство своей секуляристской политике. Тогда были запрещены его лекции. Однако он подпольно продолжал преподавать и подготовил сотни последователей и приверженцев, которые, подобно своему учителю, стали связывать все беды и невзгоды страны с монархией. В конце 50-х годов он вошел в число религиозных деятелей высшего ранга - аятолл.
      В 1963 г. Хомейни открыто выступил против провозглашенной шахом "белой революции", предусматривавшей проведение аграрной реформы и предоставление избирательных прав женщинам, а затем дополненной рядом других, не менее кардинальных преобразований буржуазного типа. Его дважды арестовывали, чтобы заставить замолчать, но тщетно1. Расправу предотвратило решение высшего духовенства возвести его в ранг "великого аятоллы", который имели менее десяти шиитских религиозных деятелей и который обеспечивал свободу от юрисдикции шахского режима. Новый духовный сан давал Хомейни возможность претендовать на роль руководителя шиитской общины Ирана. Выйдя на свободу, он после полугодового молчания публично осудил мошенничества на парламентских выборах, за что подвергся 8-месячному домашнему аресту.
      В 1964 г. Хомейни выступил против предоставления американским военным советникам в Иране статуса дипломатической неприкосновенности и вскоре был выслан в Турцию2. Спустя 11 месяцев он переехал в Ирак. Здесь в священном для шиитов городе Неджефе он стал читать лекции в религиозном учебном заведении и продолжил разработку своей концепции "подлинного толкования" ислама и роли исламского лидера. Ислам, по мнению аятоллы, должен был возродиться в качестве инструмента протеста, доктрины борьбы, идеологии "исламской революции". "Вера - это форма убежденности, заставляющей действовать", "я действую - значит, я верую"3, - любил повторять Хомейни. Следовательно, главный смысл человеческой жизни - нести в себе веру, быть готовым защищать ее и даже умереть за нее, бесстрашно и бескомпромиссно сопротивляясь всякой "незаконной власти", противопоставляющей себя воле аллаха. Ведущий представитель духовенства, считал аятолла, является выразителем воли небес, сила и авторитет ниспосланы ему свыше. Такую трактовку роли религии и функций исламского лидера многие шиитские богословы сочтут "еретической" и даже "антиисламской".
      Много внимания Хомейни уделял и разработке концепции нового, "исламского правления". В изданном в 1971 г. сборнике его лекций "Исламское правительство" уже содержался призыв к разрыву с существующей властью и созданию нового, "исламского правления"4. Хомейни исходил из того, что абсолютная власть шахского режима - это порождение сатаны, способствующее только разложению, разврату и коррупции, это форма идолопоклонничества, греховное отрицание идеи божественного единства - единства мнения, единства слововыражения, единства действия. Никакие компромиссы с этим режимом невозможны: единственный выход - замена монархии "исламской республикой". Главное в такой республике - верховная власть священного Закона, предписанного Кораном, пророком Мохаммедом и имамом Али.
      "Исламская республика" коренным образом отличается от монархии и светской республики, где законы устанавливаются либо монархом, либо представителями народа. При "исламском правлении" никакие другие законы, кроме божественного, не могут иметь силы. Верховным же толкователем священного Закона, высшим координатором деятельности всех органов управления, духовным вождем, осуществляющим практическую власть, является правитель из числа самых авторитетных религиозных деятелей - факих. Он и сам всецело подчиняется Закону и готов во имя его поступиться интересами и даже жизнью самых близких ему людей. Его роль подобна роли пророка и имамов, его задача - подготовить страну и народ ко дню пришествия шиитского мессии - 12-го имама Махди - таинственно исчезнувшего в последней трети IX в. и, по преданию, сокрытого на небе, чтобы, вернувшись в день Страшного суда, установить на Земле на вечные времена царство истины и справедливости. В ожидании этого дня духовенство должно активно участвовать в политической жизни, быть стражами Закона, общественной морали и социальной справедливости5.
      Росла и политическая активность неджефского изгнанника. Он тайно переправлял в Иран свои послания, которые переписывались и распространялись в мечетях. В одной из особенно зажигательных проповедей аятолла критиковал шаха за устроенные осенью 1971 г. пышные торжества по случаю 2500-летия иранской монархии, обошедшиеся стране в миллионы долларов. Хомейни гневно обличал "императорский пир" над "грудой истлевших костей" древнеперсидских царей и призывал к восстанию против деспота. В 1977 г. он призвал иранскую армию избавить родину от "шахской чумы". Это послание было размножено в сотнях тысяч экземпляров и широко распространено.
      Мохаммед Реза-шах продолжал тем временем развивать идеи "белой революции": совершить при жизни одного поколения "прыжок через столетия", перевести Иран "из средневековья в ядерный век", превратить страну в "пятую индустриальную державу мира", осуществить марш-бросок "к великой цивилизации"6. Но упоенный амбициозными планами, монарх не замечал как шаг за шагом подрывает основы своей власти.
      Сохранение традиционалистских настроений среди рабочего класса, усиленная идеологическая обработка в реформистском духе его промышленного ядра, жесточайшие репрессии против леводемократических организаций, политика систематической политической стерилизации образованной части средних городских слоев, и особенно интеллигенции, неусыпный контроль над армией - все это способствовало выдвижению на авансцену политической жизни духовенства, позиции которого в наибольшей степени были ущемлены светскими реформами.
      Социальную и политическую опору "исламской революции" составляли концентрирующиеся на городских базарах представители мелкого торгово- предпринимательского капитала и традиционной торговой буржуазии, интересы которых были сильно задеты шахской политикой индустриализации. Эти слои населения, всегда имевшие тесную связь с духовенством, взяли на себя финансирование его антишахских выступлений. Второй ее опорой стала огромная армия обездоленного населения, возросшая в результате быстрого процесса урбанизации, происходившего на фоне запустения сельской местности. Сюда входили мигранты из деревень, люмпены и поденщики, неустроенные выпускники школ и недоучившаяся разночинная молодежь, образовавшие ударную армию революции.
      Опубликованная 7 января 1978 г. официозной газетой "Эттелаат" статья о Хомейни, которую шиитское духовенство сочло вредной и клеветнической, стала искрой, вызвавшей в Иране взрыв антишахского и антиимпериалистического движения, принявшего к осени всенародный характер. Безуспешно испробовав самые разные средства борьбы с революцией, Мохаммед Реза в октябре разрешил Хомейни вернуться на родину, но тот отказался приехать до тех пор, пока шах остается у власти. В этих условиях последний не нашел ничего лучшего, как просить правительство Ирака выслать Хомейни, а когда тот переехал в пригород Парижа, уже не выдвинул такой же просьбы перед Францией из боязни ухудшить обстановку в Иране7.
      Нофль-де-Шато... На одной стороне улицы - небольшая резиденция Хомейни, на другой - в маленьком домике - штаб-квартира революции, имевшая телефонную связь с Ираном. К телефону подключен магнитофон, а рядом - аппаратура для размножения пленок. На другом конце прямой линии, в Иране, установлена аналогичная аппаратура. Буквально через несколько часов кассеты с посланиями Хомейни прокручиваются в десятках тысяч мечетей и на бесчисленных городских базарах. Более того, стратегия, разработанная в парижском пригороде, ежедневно претворялась в жизнь с помощью западных телекомпаний, особенно Би-би-си8.
      В ходе развития революции в политико-идеологических воззрениях Хомейни все сильнее начинают проявляться морально-этические и эгалитарные мотивы шиитского ислама. Несмотря на многолетнее пребывание в эмиграции, аятолла тонко чувствовал пульс жизни своего народа, форсированное промышленное развитие, ускоренное городское строительство, вторжение иностранных товаров и нравов, взломав традиционные связи, вызвали острый кризис самосознания в рядах обездоленного населения Ирана. Разрушение в деревне в ходе аграрных преобразований старых форм взаимной помощи и поддержки, выполнявших функции своеобразного социального обеспечения, лишило массы людей тех преимуществ, которые вытекали из традиционных отношений. Вырванные из привычной деревенской среды и заброшенные в города, иранцы ощущали себя в каком-то ином, чуждом им мире. Они, так же как и Хомейни, чувствовали, что поток западной технологии, товаров и нравов подменяет родные им ценности.
      Стремительная ломка устоявшихся духовных традиций и самобытных культурных ценностей создавала благоприятную почву для восприятия широкими народными массами призывов аятоллы. Морально-этический потенциал и эгалитарные мотивы шиитского ислама стали мощным идеологическим оружием против растлевающего влияния буржуазной "массовой культуры" и распущенности нравов - ее побочного продукта, против капитализма, превращавшего человеческие отношения в товарные, против "белой революции", открывшей страну разлагающему воздействию "бездушного материализма", "постыдного атеизма" и "неверных иностранцев". Росту влияния ислама способствовала - наряду с духовенством - значительная часть светски настроенной интеллигенции, проявлявшей недовольство авторитарным характером власти, методами буржуазной модернизации страны по западному образцу, пренебрежением шахского режима к национальным культурным и духовным традициям.
      Что касается традиционно настроенных широких масс населения, то они выдели в исламе тот комплекс факторов морального, этического, гуманистического и социального порядка, в котором выразилось их неприятие беззакония и произвола, аморальности и коррупции, культа наживы и роста социального неравенства. Массы верующих в мечетях требовали прямого вмешательства в управление государством духовенства, в котором видели единственную силу, способную сохранить контакт с народом и действовать во имя его интересов. Все это не могло не прибавить адептам религии уверенности в том, что именно они способны осуществить чаяния народа.
      Идолу "белой революции" и миражам "великой цивилизации" Хомейни противопоставил свой идеал "исламского общества", в котором все слои населения станут жить как братья, единой мусульманской общиной. "Не будь угнетателем, не будь угнетенным" - вот девиз, которым будут руководствоваться все ее члены. Путь к созданию общества "исламской социальной справедливости", по мнению аятоллы, пролегает через внедрение ислама во все поры жизни людей, восстановление исламских моральных норм, благочестия, скромности, воздержанности. Для этого необходимо осуществить "исламскую революцию", начинающуюся свержением шахского режима и завершающуюся установлением "исламского бесклассового общества". Ее составная часть - "исламская культурная революция", предусматривающая утверждение в общественной и семейной жизни мусульманских религиозно- культурных и социальных программ, запрещающих производство и потребление алкогольных напитков и наркотиков, ношение женщинами одежды, не предписанной канонами ислама, и другие нарушения исламского "морального кодекса".
      Не меньшее значение Хомейни придавал уничтожению иностранного, и особенно американского, влияния, искоренению последствий проникновения в страну буржуазной "массовой культуры", способствующей распространению "западной вседозволенности" и упадку традиционных моральных устоев. Но, поскольку опасность для мусульман исходит не только от "материалистического Запада", но и "атеистического Востока", в борьбе против одной из сверхдержав не следует, как полагал аятолла, опираться на поддержку другой. Спасение мусульман - в самоизоляции от "мировых сил высокомерия", в опоре на собственные "ноги", а главное, в следовании своему, исламскому, пути развития. Этот путь, когда на то будет воля аллаха, восторжествует не только в мусульманском, но и во всем остальном мире.
      Таким образом, политическое кредо Хомейни сводилось к двум главным целям: создание "исламского государства" и уничтожение влияния западной буржуазной культуры. Достижение этих целей, считал он, само собой приведет к "исламскому бесклассовому обществу", "обществу всеобщей исламской справедливости". Для этого нужна не классовая борьба, а нравственное усовершенствование людей путем восстановления в отношениях между ними исламских моральных норм. "При исламском правлении, - говорил Хомейни, - никогда не будет такой глубокой пропасти между слоями общества и жизнь почти всех будет на одном и том же экономическом уровне"9. Это простое, мелкобуржуазное по характеру кредо высказывалось на языке религиозного пророчества.
      Политический радикализм (более того - в известном смысле революционность) в сочетании с социальным консерватизмом, сдобренным изрядной порцией морально-этических абстракций, стал могучим источником такого авторитета и влияния, каким до Хомейни, кажется, никто и никогда не пользовался в Иране. Вокруг него на общей идейной платформе объединились десятки миллионов людей из самых различных социальных слоев. "Аятолла Хомейни стал центральной фигурой революции, ее символом, вождем, в частности, и потому, что он оказался приемлемой фигурой и для тех, кто желал глубоких социальных преобразований, и для тех, кто не желал идти дальше свержения шаха"10. Выдвинутый им лозунг "справедливого исламского строя" был привлекателен всеобъемлющим характером, благодаря чему каждый мог видеть в нем воплощение собственных представлений об обществе равенства и справедливости.
      С осени 1978 г. резиденция Хомейни в Нофль-ле-Шато стала местом паломничества представителей самых различных течений антишахской оппозиции. Встречи с аятоллой обычно заканчивались официальным признанием его руководящей роли в борьбе против шахской тирании и согласием с принятой им стратегией. Превратившись к концу 1978 г. из бесплотного символа революции в ее реального вождя, Хомейни молчаливо согласился на то, чтобы его величали имамом - беспрецедентный случай в истории иранского шиизма.
      Ближайшее окружение Хомейни в эмиграции составляли относительно молодые представители "исламской интеллигенции", получившие образование на Западе и долгое время готовившие себя там к участию в будущем "исламском государственном правлении". Среди них - Ибрагим Язди, Садек Готбзаде, Абольхасан Банисадр и др. Эти и другие "мирские муллы", как их называла западная печать, многое сделали для придания аятолле вполне респектабельного облика в глазах мировой общественности.
      В многочисленных интервью конца 1978 - начала 1979 г. Хомейни говорил, что "исламское правительство" будет уделять первостепенное внимание сельскому хозяйству, чтобы возродить роль Ирана как экспортера продовольственных товаров после полутора десятилетий их ввоза. Проблемы механизации сельскохозяйственного труда найдут отражение и в новой программе индустриализации и модернизации, которая отвергнет путь сборки промышленных предприятий из импортного оборудования и нацелит страну на самостоятельное развитие. Важнейшая задача - покончить с зависимостью Ирана от продажи нефти и растратой полученных доходов на приобретение американского вооружения. В политическом плане были даны обещания, что никто из представителей духовенства не займет официальных постов, они будут только направлять правительство, а немусульманские национальные и религиозные меньшинства, женщины, левые организации, не занимающиеся подрывной антигосударственной деятельностью, и другие партии и группы получат свободу мысли и слова11.
      Подобные заявления способствовали еще большему сплочению под зеленым знаменем ислама различных политических течений антишахской оппозиции. Но решающую роль в данном случае играли активные революционные действия широких трудящихся масс, безоговорочно поддерживавших бескомпромиссную позицию Хомейни в отношении шахского режима и его объективно антиимпериалистическую программу. Это сказывалось и на позициях левых сил - коммунистов, революционных демократов и леворадикальных организаций. Бывшие ранее главным объектом шахских репрессий, они в ходе революционной борьбы начали выходить из подполья, восстанавливать свои ряды, залечивать полученные раны.
      Могучее, беспрецедентное по охвату широких слоев населения, ежедневному накалу и самопожертвованию общедемократическое движение заставило шаха уже 16 января 1979 г. покинуть пределы Ирана - как оказалось, навсегда. А спустя две недели Хомейни с триумфом вернулся в страну. Большая часть жизни была уже позади, но самое трудное время только начиналось...
      Отношения между Хомейни и поддерживавшими его народными массами были не столь однозначны, как это могло показаться по внешнему ходу революционных событий. В течение прошедшего года он неоднократно выдвигал лозунги, значительно опережавшие развитие массового движения, которое нуждалось еще в некоторой "раскачке" для того, чтобы их полностью освоить. Наиболее важным среди них было требование безусловного отстранения монарха от власти, выдвинутое в то время, когда широкие народные массы выступали лишь против отдельных проявлений шахского авторитаризма. Однако, способствовав подъему массового движения, Хомейни с конца 1978 - начала 1979 г. стал в какой-то мере отставать от него и в результате иногда уже оказывался в положении, при котором не он вел массы, а они увлекали его за собой. Теперь ему предстояло не только подтвердить свою роль вождя революции, но и доказать свою способность сохранить контроль над развитием массовой антишахской и антиимпериалистической борьбы.
      По возвращении в страну Хомейни поселился в просторном здании духовного училища на улице Иран, в юго-восточной части Тегерана. Перед ним вновь встала задача, над решением которой он вместе со своими помощниками начал работать еще в Нофль-ле-Шато, - как добиться отстранения от власти назначенного шахом правительства Шахпура Бахтияра, свернувшего на путь "перехвата" революционных требований и пользующегося поддержкой США, избежав, во-первых, затяжной гражданской войны, в условиях которой левые организации, пока еще слабо связанные с массами, но постоянно призывающие к вооруженной борьбе с шахскими властями, могли резко усилить и укрепить свое влияние; во-вторых, военного переворота, призрак которого уже давно витал над страной.
      В решении этой головоломки имам исходил из той непреложной для него истины, что наибольшую опасность для удержания революционной волны в "исламских берегах" представляют левые организации, тогда как генералитет, озабоченный прежде всего проблемой собственной безопасности, вынужден будет действовать не только против духовенства, но и против правительства Бахтияра, а в еще большей мере - против леводемократических сил.
      В политическом курсе имама, бескомпромиссном в отношении шаха, открывается фаза компромиссов по отношению к тем, кто составлял внутреннюю и внешнюю опору монархии, компромиссов, освященных целью создания "исламской республики", "исламского правления". В рамках этой политики Хомейни санкционировал негласные контакты и переговоры с эмиссарами президента США, руководством иранской армии и даже Бахтияром. Главная цель состояла в том, чтобы методами политического давления обеспечить мирный переход власти, в связи с чем представителям США были даны "клятвенные заверения" относительно безопасности американского военного и гражданского персонала в стране и секретной военной техники, а начальнику генштаба вооруженных сил Ирана генералу Аббасу Карабаги - "гарантии неприкосновенности" высшего офицерства и "заверения" в сохранении целостности армии12.
      В имевших место контактах и переговорах, которые в Европе и США вели Язди и Готбзаде, а в Иране - светский деятель либерально-исламского толка Мехди Базарган, аятолла Мохаммед Бехешти (возглавлял штаб имама в Тегеране) и другие, косвенно участвовал и сам Хомейни. В интервью американским средствам массовой информации он говорил, что "со стороны США было бы ошибкой бояться ухода шаха", что "мы прекратим всякую оппозицию Соединенным Штатам, если их администрация откажется следовать своей нынешней политике", и выражал возмущение теми, кто, называя его сторонников "коммунистами", "пытается запятнать нашу репутацию"13. В выступлениях, рассчитанных на Иран, он призывал народ не нападать на "братьев" из армии, а армию - вернуться "в объятия народа", утверждая, что "генералы, офицеры, унтер-офицеры" - такие же мусульмане, как и другие иранцы.
      Одновременно все более четко обозначалась и политика Хомейни в отношении левых сил. Его публичные предостережения против всякого организационного сотрудничества с "марксистскими элементами" на практике выливались в разгоны митингов и демонстраций, организуемых левыми группировками. Вместе с тем приближенные имама по-прежнему давали обещания относительно предоставления этим группировкам свободы мысли и слова в расчете на то, чтобы не допустить преждевременного выхода их действий из общего русла антишахской борьбы. При этом Хомейни без устали призывал массы сохранять спокойствие и выдержку во время демонстраций и забастовок, категорически отказаться от применения оружия и не поддаваться на "провокации", откуда бы они ни исходили.
      В ночь с 9 на 10 февраля в столице неожиданно для Хомейни и его штаба началось вооруженное восстание, вызванное нападением шахской гвардии "бессмертных" на учебную базу военно-воздушных сил, личный состав которых накануне принимал участие в народных демонстрациях. Возглавленные с полудня 10 февраля боевыми отрядами левых организаций трудящиеся Тегерана нанесли тяжелое поражение "бессмертным". С утра 11 февраля восстание охватило все население города. Вооружившись в арсеналах, казармах и полицейских участках, повстанцы захватили главные управления полиции и жандармерии, тюрьмы, здания меджлиса, радио и телевидения, шахские дворцы14. Положение на улицах города полностью вышло из-под контроля имама, представители которого даже в это время продолжали переговоры с Бахтияром и военным командованием. Посланцы Хомейни сновали в микроавтобусах по городу и кричали в мегафоны: "Имам еще не призвал к джихаду, расходитесь по домам". Но когда военный администратор Тегерана, активный сторонник воєнного переворота, издал 10 февраля приказ о продлении комендантского часа с 16.30 до 5 час. утра, Хомейни объявил это распоряжение недействительным - никто не должен уходить домой, все должны оставаться на улицах. Правда, в очередном воззвании он не только предостерег армейское командование от насилия в отношении народа, но и еще раз публично подчеркнул свою заинтересованность в "мирном решении иранских проблем". Тем не менее это была прямая моральная поддержка восстания, которое не было санкционировано руководством революции и проходило без его участия15.
      События 11 февраля с еще большей силой выявили способность Хомейни обращать себе на пользу свои же упущения. Утром того дня Высший военный совет Ирана (судя по всему, генерал Карабаги еще за несколько дней до восстания договорился с представителями Хомейни о капитуляции армии) принял решение о "нейтралитете" вооруженных сил в происходящих событиях, о поддержке "требований народа" и отводе войск в казармы. Однако объявление по радио об этом (по договоренности, достигнутой между аятоллой Бехешти и начальником генштаба) было передано только в 14 час., чтобы еще больше ослабить прошахски настроенные воинские части и левые организации в ходе продолжавшихся ожесточенных столкновений между ними. Тем временем другой представитель Хомейни, Базарган, назначенный им еще 5 февраля премьер-министр, активно и планомерно начал устанавливать контроль над важнейшими органами государственной власти. Сам имам выступил с двумя обращениями к народу, призвав его сохранять готовность к возможной защите от "смутьянов", соблюдать "спокойствие и порядок", положить конец "волнениям, мятежам, стычкам", чтобы "враги ислама" не могли объявить народное движение "реакционным и диким".
      Утром 12 февраля народные массы во главе с левыми группами и организациями еще были заняты подавлением последних очагов сопротивления прошахских элементов, а Хомейни и его сподвижники уже держали в своих руках все рычаги правления. Новый премьер объявил о первых и наиболее важных назначениях в правительстве, в которое не вошел ни один представитель левых сил, ни один трудящийся. Хомейни, ставший фактическим правителем Ирана с широчайшими полномочиями, одержал полную и окончательную победу над своим заклятым врагом - шахом Мохаммедом Реза Пехлеви. Задача возвращения революционной волны в "исламские берега" окажется, однако, гораздо более сложной и трудной, чем низложение монарха.
      С 1 марта 1979 г., с трудом добившись некоторого успокоения Тегерана, имам покинул огромную, проникнутую западным влиянием и космополитизмом столицу и переехал в Кум, центр религиозной пылкости и воинствующей ортодоксии, аскетизма и благочестия. Здесь, в глубине пыльного и узкого переулка, в небольшом полутораэтажном доме, в комнате, лишенной всякой мебели (лишь постель на полу и книги), которая станет и жилищем и канцелярией, сидя на ковре в окружении ближайших советников, в основном родственников, имам будет принимать посетителей, в том числе официальные иностранные делегации. Жизнь его будет так же проста и скромна, как у пророка: первая молитва до рассвета, чтение Корана, скудный завтрак, работа, дневной сон и т. д.
      Отныне все дороги должны вести в Кум, место пребывания фактического правителя страны. Сюда каждый четверг будут ездить запросто в маленьком автобусе премьер-министр с членами кабинета, а в остальные дни - другие официальные и неофициальные (но главные) лица. Никаких протоколов, никаких досье. Имам не должен вступать в пространные беседы - он только выносит решение, зачастую подменяя его притчей, дает указания общего характера, возлагая на исполнителей заботу трактовать их по своему разумению. У имама слишком много больших забот, чтобы заниматься текущими мелочами. В стране появилось множество общественных и политических организаций, ассоциаций, групп (в одном только Тегеране их было больше ста), придерживающихся самых различных взглядов на будущее социальное и политическое устройство, - от крайне правых до крайне левых. Расхождения такого рода разъедали и духовенство, и ближайшее окружение имама, разделяли даже самых близких его советников и помощников.
      Объединить все группы духовенства, сплотить все социальные слои - значит уметь быть по необходимости и либералом, и радикалом, и консерватором, и прогрессистом, и крайне правым, и крайне левым. Каждая из этих позиций, однако, должна выступать лишь как средство утверждения ислама в общественной, и в первую очередь политической, жизни страны. Именно поэтому Хомейни не может позволить себе открыто поддерживать ни одну из общественных и политических группировок (в том числе самых архиисламских). Предоставив им всем возможность бороться между собой за право интерпретации "курса имама", он обязан становиться на чью-либо сторону только тогда, когда почувствует угрозу институционному равновесию государственного управления. Эта политика "стабилизирующего конфликта" - единственная реальная возможность не только успешно регулировать соотношение центростремительных и центробежных тенденций в рядах исламских политических сил, но и выступать в роли, гарантирующей от каких- либо обвинений в ответственности за действия кабинета министров и всех остальных государственных органов и в то же время способствующей практическому формированию такого курса, который медленно, но верно привел бы к воплощению в жизнь идеи "исламской республики".
      Придерживаясь подобного образа действий во всех перипетиях ожесточенной внутриполитической борьбы, развернувшейся в стране после победы февральского вооруженного восстания, Хомейни всякий раз оказывался в наиболее выгодной для него позиции, позволявшей ему неизменно фигурировать в роли "отца нации", незапятнанного и безупречного, уставшего от интриг, ведущихся вокруг него, но отнюдь не ответственного ни за одну из них. Не мешая соперничающим и даже враждующим группировкам истолковывать свои высказывания в желательном им духе и благоразумно не называя прямо ту из них, на которую ему приходилось обрушиваться в момент угрозы институционному равновесию государственного управления, он сохранял уважение каждой из этих группировок до тех пор, пока не запрещал окончательно ее политическую активность. Этим "правилам игры" были вынуждены подчиниться и леводемократические организации, в том числе коммунисты.
      При таком положении авторитет и полномочия имама с самого начала почти никто не оспаривал, за исключением отдельных светских леволиберальных и левоэкстремистских групп, заявлявших, что они не намерены менять "тиранию короны на тиранию тюрбана", и некоторых религиозных и политических организаций национальных меньшинств, в особенности курдов-суннитов, выступавших за национальную автономию вопреки установке на единство всей мусульманской общины. За это они поплатились: уже через несколько месяцев после февральской победы на них были обрушены жесточайшие репрессии, в результате которых светская леволиберальная оппозиция полностью сошла с политической арены Ирана, а в Курдистане началась необъявленная война, ставшая постоянно действующим - то затухающим, то вновь разгорающимся - фактором политической жизни страны.
      Хомейни еще до восстания прямо заявлял, что в своих действиях руководствуется "нормами Закона" и - сверх того (хотя это вовсе и не обязательно) - "волеизъявлением подавляющего большинства народа". Основанием к тому были массовые демонстрации того периода, воспринимавшиеся им как своего рода референдумы в пользу "исламской республики" и его личного права добиваться ее установления теми средствами, какие он сочтет наиболее подходящими. Борясь с любыми отступлениями и отклонениями от поддержанного большинством участников революции лозунга: "Не левым, не правым, а исламу", - он не просто проявлял требуемую от исламского лидера последовательность, но и выступал, как ему хотелось думать, в защиту того порядка вещей, за который народ почти единодушно проголосовал и в ходе официального референдума 30 - 31 марта 1979 года. Правда, он не видел особой необходимости в его проведении и согласился на него лишь по совету "мирских мулл" из своего окружения. Но на следующий день после референдума, на котором населению был предложен вопрос: "За монархию или исламскую республику?", - он провозгласил начало "правления аллаха" в Иране, а страна получила официальное наименование - Исламская Республика Иран.
      Мог ли Хомейни позволить после этого леволиберальным группам интеллигентов свободную деятельность, которая могла быть использована для противодействия предстоящему утверждению "исламской конституции"? Он, конечно, понимал, что без помощи технократической интеллигенции вряд ли возможно осуществить традиционалистскую по сути программу в условиях современного (и даже полусовременного) государства, переживающего к тому же период революционного подъема. Духовенству предстояло еще овладеть основными рычагами управления гражданским обществом, а слишком открытые и прямые попытки установления в стране "порядка и безопасности", необходимых для перехода к "исламскому правлению", могли дискредитировать религиозных деятелей в глазах революционно настроенных масс и тем самым способствовать дальнейшему укреплению позиций левых сил.
      Хомейни в отличие от большинства его окружения видел все опасности и - равным образом - возможности сложившейся ситуации. Назначение им премьер-министром Базаргана, пользовавшегося поддержкой не только большей части либеральной интеллигенции как умеренной, так и близкой к левым кругам, но и массы мелких торговцев, средних и мелких предпринимателей, служащих государственных и частных предприятий, офицерского корпуса, могло помочь сохранению общего контроля над положением в стране, тем более что новый глава правительства сразу же и без устали начал пропагандировать тезис о том, что со свержением шахского режима "революция должна закончиться".
      Утвердившийся у верховной власти имам имел возможность использовать политику гражданского кабинета министров в собственных интересах, не теряя при этом престижа "отца нации". Используя попытки премьер-министра ликвидировать революционные комитеты и революционные трибуналы, возникшие в ходе антишахской борьбы в результате революционной самодеятельности масс, духовенство со временем полностью подчинило себе эти низовые органы народной власти, превратив их в оружие "исламской революции". То же самое произошло с самоуправленческими комиссиями рабочих и служащих на предприятиях, их заменили смешанными комиссиями в составе мулл, предпринимателей и трудящихся. Оказывая Базаргану негласную поддержку в восстановлении шахской армии и органов безопасности как орудий стабилизации общего положения, духовенство одновременнно составило из безработной молодежи, до самопожертвования преданной идеям ислама и лично Хомейни, собственную гвардию - Корпус стражей исламской революции, который использовался в качестве противовеса не только старым вооруженным силам, но и партизанским формированиям левых организаций. В то же время в мечетях создавались тщательно законспирированные штаб- квартиры огромной неформальной организации - "партии Аллаха" (хезболла), объединявшей религиозных фанатиков.
      Субъективно для духовенства как прослойки, стремившейся стабилизировать условия своего существования, весьма важным было обеспечить насущные нужды широких слоев народа, составлявших его главную политическую опору в борьбе за создание "исламской республики", - без них оно было бы полководцем без армии. Возглавляемое же Базарганом правительство добивалось реализации торгово-предпринимательскими кругами тех позитивных достижений революции, которым объективно в их интересах способствовало духовенство, но которыми сни не могли воспользоваться в полной мере в условиях популистской политики имама.
      Базарган под давлением "сверху" вынужден был провести ряд мероприятий патерналистско-благотворительного характера (в том числе увеличение зарплаты, введение пособий по безработице, предоставление бедноте дешевого или даже бесплатного жилья и т. п.), способствовавших удовлетворению самых неотложных нужд части трудящихся. В значительной мере благодаря этому многочисленные проявления социального протеста, имевшие место в стране после февральской победы, не приобрели характера оппозиции новому режиму.
      В рамках антизападных, изоляционистских устремлений Хомейни в первое время после февральской победы был проведен ряд мероприятий объективно антиимпериалистического характера, способствовавших расширению иранского суверенитета, в частности установлению полного контроля над нефтяными ресурсами страны. Под давлением экономической необходимости, а также в порядке "перехвата" требований левых сил, была проведена летом 1979 г. национализация части крупной капиталистической собственности: промышленных предприятий, банков, страховых компаний, что резко ослабило позиции узкого слоя местной монополистической буржуазии. При этом иностранным акционерам было обещано выплатить полную компенсацию. В дальнейшем в политике правительства с молчаливого благословения имама стали проявляться тенденции и к установлению более тесных экономических и политических связей с западными державами.
      Одновременно руководимые Хомейни религиозные круги, не считаясь с правительством, усиленно претворяли в жизнь программу исламизации общественных и семейных отношений, образования и управления. В государственных учреждениях проводились одна за другой чистки, имевшие целью изгнать из них лиц, скомпрометировавших себя сотрудничеством с шахским режимом, а затем и членов левых ("атеистических") организаций. Суровым физическим наказаниям подвергались также нарушители исламского "морального кодекса".
      Базарган, поначалу рассчитывавший добиться полновластия своего правительства, уже с марта 1979 г. неоднократно подавал прошения об отставке в знак протеста против ограниченности предоставленных ему полномочий. И действительно, деятельность всех министерств не только контролировали, но подчас и дублировали многочисленные параллельные органы власти, составленные из религиозных деятелей, предпочитавших, однако, действовать негласно. Хомейни всякий раз отклонял прошения премьера об отставке, чтобы не создавать благоприятных условий для деятельности оппозиционных сил, относительная лояльность которых к имаму обеспечивалась именно наличием между ними буфера в лице правительства Базаргана. В то же время он воздерживался от оказания премьеру полной поддержки, поскольку это могло дать повод для отождествления имама с правительством, которое общественность обвиняла в посягательстве на революционные завоевания, хотя на деле оно стало прикрытием для фактического правления духовенства.
      Положение резко изменилось к осени 1979 г., когда экономический кризис, продолжающийся рост стоимости жизни и безработицы, коррупции и спекуляции способствовали углублению массового недовольства. Выступления молодежи за демократические свободы сливались с женским движением за равные права с мужчинами, с борьбой рабочих за превращение заводских и фабричных комитетов в реальное орудие защиты их интересов, с движением безработных за право на труд, с борьбой безземельных крестьян за землю. В последние дни октября по ряду городов Ирана пронесся шквал народных выступлений, авангардную роль в которых играли студенчество и вообще молодежь. В этих условиях представители радикально-экстремистских кругов исламского движения, поощряемые Хомейни, подвергли резкой критике внутреннюю и особенно внешнюю политику кабинета Базаргана как противоречащую "курсу имама". В целях разрядки демократических, антиимпериалистических настроений народных масс клерикалы выступали с громогласными призывами к "новой революции".
      Продолжавшиеся в первые дни ноября 1979 г. студенческие демонстрации, еще недавно проходившие под ярко выраженными социальными лозунгами, в результате призывов религиозных лидеров, в том числе и Хомейни, усилить борьбу против США приобрели антиамериканскую направленность. На массовых молитвах теперь все чаще вспоминали, что 22 октября беглый шах прибыл на лечение в Нью-Йорк. 4 ноября наспех сколоченная Организация мусульманских студентов - последователей курса Хомейни осуществила заранее запланированную акцию по захвату сотрудников американского посольства в Тегеране в качестве заложников впредь до выдачи Ирану бывшего шаха.
      Действия "студентов-последователей", руководитель которых имел прямой доступ к имаму, получили официальное одобрение Хомейни, на звавшего происшедшие события "второй революцией, еще более крупной, чем первая". Базаргану, ставшему козлом отпущения, пришлось подать в отставку, и имам на сей раз незамедлительно удовлетворил его прошение. Это было началом конца последнего из оставшихся на политической арене течений либерального лагеря - центристского, а следовательно, и всего движения в целом. У руля правления с этих пор безраздельно утвердилось исламское движение.
      2 - 3 декабря 1979 г. в атмосфере антиамериканской риторики референдум утвердил "исламскую конституцию", заложившую правовые основы создания новой структуры государственной власти в форме первой в современном мире шиитской теократии16. Хомейни стал де-юре пожизненным всевластным правителем Ирана. Сразу после референдума имаму удалось довольно быстро решить и задачу разгрома остатков либеральных сил, которые после ухода в отставку Базаргана сгруппировались вокруг популярного великого аятоллы Шариат-Мадари, выступавшего против активного участия духовенства в политике и эксплуатации религии в политических целях. В декабре 1979 - январе 1980 г. выступления его сторонников в Иранском Азербайджане были подавлены. Сам Шариат-Мадари до своей смерти (1986 г.) практически находился под домашним арестом. Волна репрессий коснулась и других представителей духовенства, недовольных характером устанавливающегося в стране исламского режима.
      В начале января 1980 г. в связи с сердечным недомоганием Хомейни переехал в Тегеран. После двухмесячного пребывания в кардиологической клинике он был поселен в уединенно расположенном особняке фешенебельного пригорода Джамаран на северной окраине иранской столицы. Теперь он реже стал появляться на людях, ограничиваясь в основном церемонным приветствием с балкона и речами по радио и телевидению. Бдительно охраняемые подступы к его дому, у которого постоянно дежурила машина "скорой помощи", уже были, как правило, безлюдны. Канцелярия Хомейни время от времени обращалась к населению с просьбами не беспокоить его визитами и письмами. У имама были дела поважнее: создание новой, исламской, государственной структуры только начиналось.
      Политика "стабилизирующего конфликта" в новых условиях осуществлялась в рамках исламского движения. В ходе начавшейся в нем поляризации выделились две соперничающие группы: клерикалы во главе с аятоллой Бехешти и оставшиеся на политической арене "мирские муллы" (Банисадр, Готбзаде и др.). Ряды последних к тому времени значительно сократились: Язди, бывший министром иностранных дел в кабинете Базаргана в последние месяцы его пребывания у власти, после отставки не допускался на ключевые посты; некоторые другие, посидевшие какое-то время в государственных и правительственных офисах в качестве номинальных руководителей, а точнее - объектов для порицания, были затем осуждены либо за "некомпетентность", либо как "агенты ЦРУ". Еще раньше с политической арены были устранены деятели типа руководителя либерально-националистического Национального фронта Карима Санджаби, в свое время без борьбы уступившие Хомейни руководство антишахским движением и потом искусно использованные им для утверждения "исламской республики".
      Не желая ставить духовенство в положение, в котором еще недавно находился Базарган, имам решил поставить у руля государственного правления "мирских мулл". Еще в конце ноября 1979 г. Готбзаде был назначен министром иностранных дел - должность, получившая важное значение в условиях ирано-американского конфликта из-за заложников. А 25 января 1980 г. при содействии Хомейни на пост президента страны был избран Банисадр, называвший себя "духовным сыном имама". Последний пошел на значительное расширение полномочий Банисадра, вплоть до передачи ему своих прерогатив как верховного главнокомандующего вооруженными силами страны.
      Эти действия Хомейни выглядели тем более странно, что президент открыто декларировал намерение добиваться возвращения в мечети "всяких ришелье и мазарини", хотя и под благовидным предлогом: они должны пользоваться лишь "надправительственной властью". Однако политика "стабилизирующего конфликта", в рамках которого гражданская по происхождению президентская власть пользовалась высочайшим покровительством, представляла вполне определенные возможности и клерикалам, относившимся теперь к Банисадру как своему злейшему врагу. При содействии имама аятолла Бехешти и его сторонники получили важные посты в судебных и военных органах, а затем и большинство мест во вновь избранном в марте - мае 1980 г. парламенте, что позволило им полностью нейтрализовать президента.
      Таким образом, Хомейни вновь подтвердил курс на установление политической власти духовенства не только путем выдвижения на передний план светских деятелей (используемых в качестве прикрытия его политической гегемонии и громоотвода возможного народного недовольства), но и непосредственно - на самых ключевых и в то же время теневых постах. С весны 1980 г. по всей стране началась санкционированная имамом "великая исламская культурная революция", составной частью которой были меры и по ослаблению позиций левых сил. С августа клерикалы взяли в свои руки формирование кабинета министров, возглавленного преданным им светским деятелем - Мохаммедом Али Раджаи. Под их контроль перешли и все звенья исполнительной власти, тогда как президент практически оказался в положении "третьего лишнего".
      Ожесточенная внутренняя борьба в руководстве страной протекала в условиях продолжающегося конфликта с США из-за заложников, затянувшегося до января 1981 года. Этот искусственно вызванный внешнеполитический кризис, однако уже начал утрачивать свое значение в качестве фактора сохранения "исламского единства". В свою очередь США уже достаточно использовали акцию Ирана в интересах укрепления своих позиций в районе Персидского залива и теперь добивались компенсации огромных потерь американских корпораций в результате иранской революции. В то же время не было удовлетворено ни одно из первоначально выдвигавшихся Ираном требований, в том числе о выдаче бывшего шаха (в июле 1980 г. он скончался в Египте).
      12 сентября того же года Хомейни выступил с обращением к мусульманам всего мира. В этом послании он впервые выдвинул условия освобождения американских заложников, что открывало путь к удовлетворению всех претензий США. Дело в том, что в это время разразился новый внешнеполитический кризис: 22 сентября - в ответ на массированные обстрелы иранской артиллерией пограничных населенных пунктов Ирака в начале того же месяца - иракские войска вступили на территорию Ирана.
      Этот возникший на почве пограничных и территориальных столкновений и затянувшийся на восемь лет самый кровопролитный со времен второй мировой войны вооруженный конфликт имел своими глубинными причинами противоречия политико-идеологического порядка между руководством двух стран. Ирак обвинял режим Хомейни в обскурантизме, мракобесии и следовании великодержавной, экспансионистской политике шаха, а Иран - режим иракского президента Саддама Хусейна в антиисламском характере, проявляющемся, в частности, в противодействии экспорту "исламской революции". Причины военного конфликта коренились и в стремлении каждой из сторон решить с его помощью внутриполитические проблемы. Для Хомейни, определившего этот конфликт как "священную войну между исламом и богохульством", он стал на первых порах новым фактором национального сплочения. "Мы должны благодарить Аллаха за эту войну, которая объединяет нас", - говорил он в одном из выступлений17.
      Постоянно заявляя о необходимости вести войну до "полной победы", сколько бы времени и жертв она ни потребовала, имам фактически открывал долго действующий канал разрядки демократических, антиимпериалистических настроений народных масс. Дух самопожертвования, культивируемый им в массах, побуждал не прошедшую серьезной военной подготовки иранскую молодежь добровольно принимать мученический венец. Десятки, а то и сотни тысяч мальчишек 12 - 16 лет ценой своей жизни разминировали иракские минные поля, откликаясь на призыв Хомейни "пролить кровь для оплодотворения революции" и надеясь такой ценой "заработать" обещанную им "путевку" в рай. По различным подсчетам, Иран потерял в войне от 500 тыс. до миллиона человек убитыми и ранеными.
      Разработанная Хомейни еще в эмиграции доктрина экспорта "исламской революции"18 стала составной частью внешнеполитической концепции Ирана. Именно она освящала применяемые "воинами ислама" не только в мусульманских, но и в других странах мира средства и методы борьбы. "Воинами ислама", готовыми решить проблемы Ирана и всего мира "в духе мученичества", должно было, по мысли имама, стать все население страны. Смертников-добровольцев для действий за ее пределами готовили в специальных лагерях из "отборной" части люмпенско-пауперских "низов", так же как для действий внутри Ирана в мечетях собирали членов "партии Аллаха", ставших "профессионалами манифестаций", блюстителями "порядка и законности", поборниками "исламской нравственности и морали". Обычно акции "воинов ислама" использовались в качестве средства давления на то или иное государство в целях получения определенных уступок; в случае неудачи от действий "воинов" открещивались со ссылкой на то, что доктрина экспорта "исламской революции" имеет лишь идеологический характер.
      Впрочем, все это преподносилось внутри страны в настолько благоприятном для Ирана свете, что не только не мешало, но, напротив, даже помогало Хомейни в битве за умы, сердца и души тех, кого должна была облагодетельствовать "исламская революция". Между тем борьба в высших звеньях власти Исламской Республики с начала 1981 г. приняла еще более ожесточенный характер. Хомейни, выступая в своей обычной роли арбитра, внешне держался в стороне от нее. Отказываясь принять сторону какой-либо из фракций, он от случая к случаю критиковал то одну, то другую и постоянно призывал к единству.
      Положение начало изменяться, когда Банисадр, фактически оттесненный клерикалами от участия в решении большинства государственных дел, стал склоняться к тактическому союзу с оппозиционными леворадикальными организациями и попытался привлечь на свою сторону армию - другую основную силу, способную составить реальную угрозу "исламскому правлению". 10 июня 1980 г. Хомейни, уступая требованиям аятоллы Бехешти, второго "сильного человека" режима, освободил президента от обязанностей верховного главнокомандующего. Спустя десять дней имам позволил клерикалам поставить в меджлисе вопрос о "политической компетентности" Банисадра. Обвиненный в развале экономики, просчетах в ведении военных действий и вообще в отходе от "курса имама", президент был смещен со своего поста. Вскоре он тайно бежал из страны. В близких к Хомейни религиозных кругах эти события трактовались как начало "третьей революции".
      Волна террора, захлестнувшего страну в результате противоборства режима и леворадикальной оппозиции, унесла жизнь многих близких имаму деятелей - аятоллы Бехешти, премьер-министра Раджаи и др. Но недостатка в людях, готовых содействовать переходу к прямому правлению духовенства, Хомейни не имел. В сентябре 1981 г. президентом Исламской Республики стал представитель среднего звена духовных лидеров - ходжат-оль-эслам Али Хосейии-Хаменеи. Все другие руководящие посты также заняли либо религиозные, либо преданные им светские деятели. Впервые взяв на себя непосредственное руководство государственный управлением, духовенство тем самым поставило себя в положение, в" котором ранее находились Базарган и Банисадр.
      В поисках новых приемов мобилизации масс для борьбы с вооруженной оппозицией Хомейни поставил вопрос о превращении всего населения страны в добровольных осведомителей органов безопасности. Из его тщательно охраняемой резиденции, окруженной зенитными орудиями и средствами наземной защиты, периодически раздавались призывы к созданию по всей стране сети взаимной слежки и всеобщей подозрительности. Доносы родителей на детей, детей - на родителей, братьев и сестер, а всех вместе - на знакомых, соседей, друзей возводились в ранг национального и религиозного Долга. С течением времени имам смог решить главную свою задачу: вооруженной оппозиции не удалось перейти от политических убийств к уличным боям, и к концу 1982 г. размах и результативность ее деятельности значительно ослабли. Итогом были усталость, апатия, безразличие, растущее разочарование большинства населения, а вместе с тем и постепенная стабилизация установившегося в стране режима шиитской теократии.
      Это позволило Хомейни и руководимым им исламским властям с начала 1983 г. развернуть наступление на левые силы, в основном на коммунистов в лице Народной партии Ирана и близкие к ней организации, рассматривавшиеся как потенциальные противники нового режима, несмотря на их заверения о политической лояльности. Главная цель имама была достигнута: в стране практически не осталось организованных политических сил, способных составить реальную альтернативу исламскому режиму. С политической арены были устранены не только бывшие союзники по антишахской коалиции, но и многие ближайшие сподвижники и доверенные лица Хомейни. В сентябре 1982 г. был казнен Готбзаде, еще недавно являвшийся правой рукой Хомейни. Репрессиям подверглось и большое число религиозных деятелей среднего звена, считавших установившиеся в стране формы тоталитарного режима противоречащими демократическим традициям шиизма. Да и имам постепенно перестал апеллировать к народу. Место трудящихся масс, ранее периодически выводимых на городские площади и улицы на "демонстрации единства народа и имама", заняли созданные духовенством военизированные организации и подкармливаемые в мечетях "профессионалы манифестаций" из "партии Аллаха".
      В последующие годы Хомейни, согласно все шире распространявшимся слухам, из-за состояния здоровья посвящал государственным делам не более одного-двух часов в день, а время от времени позволял себе длившиеся до трех недель (а иногда и месяц) "периоды затворничества". Отрезанный от народа волной репрессий (по данным оппозиции, насчитывалось 50 тыс. казненных и 140 тыс. политзаключенных), имам был озабочен главным образом проблемой обеспечения преемственности власти. В первую очередь необходимо было ублаготворить традиционно настроенную часть высшего духовенства, проявлявшую недовольство сохраняющимися еще радикально-популистскими аспектами политики исламского режима (поскольку они ущемляли интересы представителей крупного торгово-предпринимательского капитала и помещичьего землевладения) и выступавшую за либерализацию внутри- и внешнеполитического курса.
      С декабря 1982 г. имам стал открыто говорить о начале периода "стабильности и строительства", "мира и безопасности", о необходимости положить конец "произвольным арестам и незаконным конфискациям", строго соблюдать "священный принцип" частной собственности и другие "свободы личности"19. За этими словами, как правило, следовали й реальные меры по удовлетворению требований крупного капитала. С течением времени с согласия имама многие из национализированных ранее промышленных и других предприятий, а также земельных владений были возвращены прежним их собственникам. В политике мелкобуржуазного по происхождению режима все сильнее проявлялись тенденций к "Примирению" с верхами немонополистической буржуазии, хотя продолжались публичные обличения ее в корыстолюбии и жадности и время от времени проводились кампании против "экономического терроризма".
      Вместе с тем Хомейни бдительно следил за осуществлением социально- благотворительных программ помощи в виде безвозмездных пособий й услуг низшим слоям населения. Он периодически во всеуслышание призывал власти не забывать интересы "простого народа", защищать его от алчных посягательств "спекулянтских и коррумпированных элементов", неукоснительно обеспечивать "обездоленным" возможность "присутствовать на политической арене". Таким образом, массам внушалась убежденность в том, что только в условиях исламского режима они могут поддерживать свое существование.
      Результатом такого маневрирования был практически полный Отказ от провозглашенных ранее социально-экономических преобразований и более или менее явно проявляющееся возрождение некоторых аспектов прежней экономической политики. Многие первоначально объявленные лозунги остались декларациями, а догма об "исламской экономической системе" лишилась содержания. На этой основе имаму удалось добиться относительного сплочения различных групп духовенства, которое, приобщившись к активной коммерческой деятельности, превратилось в господствующий слой бюрократически-капиталистического типа. Эта новая супергруппа, правившая в основном из мечетей, опиралась на выросший почти вдвое по сравнению с шахским периодом штат государственных учреждений.
      Сложная и громоздкая структура исламской государственной власти была построена таким образом, что в ее контрольных и судебных звеньях преобладали традиционалисты-консерваторы, ратующие за дальнейшее расширение свободы частного предпринимательства, а в исполнительных и части законодательных - сторонники "курса имама" (в основном из светских деятелей), использующие радикально-популистские лозунги, чтобы сохранить поддержку исламского режима "низами". Над обеими соперничающими фракциями, как и прежде, стоял имам.
      Хомейни удалось, хотя и с большим трудом, добиться признания своим преемником аятоллы Хосейна Монтазери, религиозного деятеля, не обладавшего и долей той популярности, которой пользовался имам. Однако назначение Монтазери, состоявшееся в ноябре 1985 г. и получившее подтверждение в июле следующего года, не мешало ни Хомейни, ни близко стоящему к нему председателю меджлиса ходжат-оль-эсламу Али Акбару Хашеми-Рафсанджани, в свое время много сделавшему для этого назначения, постоянно "подрезать крылья" преемнику имама, чтобы крепче держать его в руках20. Сталкивая и примиряя соперничающие группировки, Хомейни ни разу не перешел ту грань, за которой могла возникнуть угроза институционному равновесию в различных звеньях исламского режима.
      В области внешней политики уже с конца 1981 г. политика "блестящей изоляции" стала нарушаться систематически и целенаправленно, а спустя три года Иран приступил к планомерному установлению и расширению своих связей с внешним миром, используя тактику нажима и переговоров. Определяющую роль в развитии внешнеполитических связей играла сохранявшаяся, а то и усилившаяся зависимость народного хозяйства страны от мирового капиталистического рынка, ставшего в условиях ирано-иракской войны основным источником его снабжения боевой техникой и военным снаряжением. При этом тайный ввоз оружия из таких стран, как Израиль и США, с которыми Иран не имел дипломатических отношений, осуществлялся под прикрытием проклятий в адрес "империализма" и "сионизма", с которыми выступали деятели исламского режима.
      Разгоревшийся на этой почве в 1986 - 1987 гг. шумный политический скандал, получивший в США название "ирангейта", в Иране был замят в самом зародыше. Восьми депутатам меджлиса, которые вознамерились выразить сомнение в достоверности официальной правительственной версии событий, оказалось достаточно задать короткий многозначительный вопрос: "Почему вы находитесь под влиянием иностранной пропаганды?"
      Подчинив внутреннюю и внешнюю политику страны потребностям и нуждам войны с Ираком, Хомейни вплоть до середины 1988 г. изо дня в день призывал население быть готовым вести ее в течение десятилетий. Он отказывался от каких бы то ни было мирных переговоров и даже от временного прекращения огня, Выдвигая всякий раз заведомо неприемлемые для Ирака условия, имам легко обосновывал внутри страны необходимость продолжения военных действий. "Война против Ирака, - говорил он в ноябре 1986 г., - будет продолжаться независимо от того, буду я жив или нет, ибо это - религиозный долг"21. Между тем на кладбище Бехеште-Захра, несмотря на разбивку все новых и новых квадратов, в каждом из которых было 10 тыс. могил, новым "мученикам войны" уже не хватало места.
      В июле 1988 г. Хомейни удивил не только иранцев, по и весь мир, выступив с заявлением, в котором без всяких предварительных условий высказался за прекращение военных действий и начало переговоров с Ираком. Принять это решение, сказал он, было гораздо тягостнее, чем проглотить яд. В полуторачасовой речи по радио, произносившейся с большими паузами, а иногда почти неслышным голосом, имам признал, что нарушил свое же собственное обещание "сражаться до последней капли крови"22. Это заставило многих наблюдателей вспомнить о его ответе на опубликованное в мае того же года письмо великих аятолл Гольпаегани и Мараши-Наджафи. Эти религиозные деятели умоляли Хомейни согласиться на переговоры о мире, поскольку стало ясно, что война катастрофически усугубляет недовольство внутри страны. Тогда он гордо ответил им: "Вместо того чтобы волноваться, лучше помолитесь о том, чтобы Хомейни умер!"23
      В течение ряда лет в западной печати периодически появлялись сообщения о скорой кончине Хомейни, пораженного множеством недугов. Но он именно в миг предреченного ему телеграфными агентствами конца появлялся на людях. На этот раз он не смеялся над предсказаниями и был настроен серьезно и даже мрачно. Не думал ли он о том, как обеспечить такое укрепление созданного им "исламского правления", чтобы оно смогло выдержать не только резкий поворот в вопросе о войне и мире, но и самое его смерть? Именно ради выживания режима он и прежде не чурался ни больших, ни малых компромиссов.
      Война обострила и без того острые разногласия в правящих кругах страны, часть их опасалась, как бы прорывающееся иногда наружу недовольство отдельных групп населения продолжением военных действий и вызванными ими тяготами не переросло в массовый взрыв. И тут Хомейни впервые за девять с половиной лет пребывания у власти позволил себе публично признать, что действует по совету государственных деятелей, в частности тех из них, кто доказал ему необходимость принять подобное яду решение о переговорах с Ираком. Ни для кого не осталось секретом, что главную роль здесь сыграл новый "сильный человек" Ирана ходжат-оль-эслам Хашеми-Рафсанджани; несколько месяцев назад именно ему Хомейни передал функции верховного главнокомандующего, и именно он теперь в специальном коммюнике объяснил стране причины резкого поворота в отношении к войне. Не было тайной и то, что на этом коммюнике настоял аятолла Монтазери, выступавший против одностороннего объявления о прекращении огня24.
      Однако прошло всего восемь месяцев, и Хомейни в конце марта 1989 г. вынудил уйти в отставку своего официального преемника, неоднократно призывавшего положить конец "тысячам казней" и изменить представление об Иране как "стране убийц". За несколько дней до этого Хомейни поставил в упрек Хашеми-Рафсанджани чрезмерное внимание к проблемам инфляции и безработицы. Экономические вопросы не должны отвлекать государственных деятелей от их основной задачи - создания "всемирного исламского государства", а народ готов заплатить за это лишениями, заявил имам. Возрождение "идеалов революции" теперь ему виделось в продолжении спора с Ираком в ходе мирных переговоров, которые велись с августа 1988 г. под эгидой ООН, и в таких кампаниях, как дело британского писателя индийского происхождения Салмана Рушди, осужденного имамом в феврале 1989 г. на смерть за "оскорбление" ислама в романе "Сатанинские стихи".
      Одной из главных проблем политической линии Хомейни в течение прошедшего после революции десятилетия было сохранение единства и сплоченности идущего за ним большинства народа, мыслившихся исключительно на основе признания именно его интерпретации ислама как идеологически интегрирующего фактора. Неприятие этой интерпретации, любая критика, всякий отход от нее имам квалифицировал как отказ от монотеистических принципов религии, а следовательно, от самого ислама. Шиитский лидер имел возможность в целях упрочения государственной гегемонии духовенства противопоставлять друг другу не только "правоверных обездоленных" и "капиталистов-идолопоклонников", но и различные общественные прослойки внутри каждого из тех больших конгломератов, которые составляли его социальную базу и политическую опору. Именно таким путем ему удавалось поддерживать в массах миф о своей "надклассовости".
      Никто при созданной имамом структуре власти не мог претендовать на большее, чем косвенное политическое влияние. Возникший же вокруг имама ореол бескорыстия вознес его на недосягаемые вершины всенародного почитания и поклонения. Всем слоям иранского общества, включая демократически и даже социалистически ориентированную интеллигенцию, до поры до времени не могло не импонировать бескомпромиссное отрицание имамом "общества потребления" и бездуховной "массовой культуры" Запада. А "хилиастические мечтания" раннего шиизма о пришествии мессии, внушаемые лишенным собственности люмпенско-пауперским слоям, позволяли посулами возврата "потерянного рая" - если не на этом, то на том свете - мистифицировать массовое общественное сознание и манипулировать политическим поведением народа.
      В условиях искусственно форсируемой шахом капиталистической индустриализации страны по западным образцам ближайшая насущная задача революционной антишахской борьбы состояла в смягчении, амортизации последствий несбалансированного буржуазного развития. Эту задачу политика Хомейни решила по-своему: разрушения, причиненные одной только войной с Ираком, по некоторым данным, достигли астрономической суммы - 700 млрд. долларов25. Сразу после прекращения военных действий западный деловой мир не без поощрения местных властей начал активно готовиться к "восстановительному периоду" в Иране.
      Нельзя не учитывать и того, что консервативные черты культурно-религиозной политики Хомейни объективно служили расчистке пути для широкого и массового развития капитализма "снизу", для свободной и независимой эволюции традиционных слоев населения. Но это объективно позитивное содержание его программы не так-то просто было реализовать. Проявлением возникших трудностей и был переход социальной политики режима от воинствующего мелкобуржуазно-популистского радикализма к заурядному буржуазно-реформистскому либерализму. Отсюда же постоянные поиски внешнеполитических кризисов, прокламация курса на молниеносное изменение основ существующего международного экономического и политического порядка и экспорт "исламской революции", а внутри страны - попытки изменения системы потребностей населения, способствующие внесению во внешнеполитическую линию противоречащих ее основной направленности элементов самоизоляции. Однако экстремистская риторика в публичных заявлениях превосходно уравновешивалась гибкостью и реализмом практической политики, радикализм методов - консерватизмом целей, тактика открытого давления и нажима - готовностью к закулисным переговорам и тайным сделкам, жажда мусульманского мессианства во всемирном масштабе - способностью ограничиться исламским обустройством одной страны.
      Коль скоро иранское общество (еще не доросшее до создания "чистой" буржуазной государственности) приняло программу "исламского морального порядка", предложенного взамен шахской политики модернизации26, Хомейни считал себя обязанным вводить в наибольшей степени соответствующую этому порядку форму правления - "исламскую республику" и с присущей ему удивительной последовательностью добивался этого. Будучи в эмиграции, он, по-видимому, не представлял себе, что установление такого политического строя потребует применения самых жестких, диктаторских мер не только от него, но и от всего духовенства. "В действительности, - утверждал Базарган, - аятолла всегда был антимуллой. Но по возвращении в Иран он испытывал все большее давление со стороны мулл, ибо они составляли его непосредственное окружение"27. Аналогичные мысли уже после бегства из Ирана высказывал Банисадр, обвинявший имама в деспотизме и тирании. Отсюда можно сделать вывод, что Хомейни не осознавал нарастания диктаторских тенденций в своем политическом поведении. Еще в октябре 1979 г. он говорил, что ему "грустно слышать", когда его называют "новым диктатором, новым боссом, новым хозяином"28.
      В безграничной, доходящей до фанатизма преданности большей части народных масс Хомейни, очевидно, видел свидетельство правоты своей идейной и политической позиции. Вполне вероятно, он сознавал также, что эта преданность определялась не только его личным авторитетом, но и тем, что традиционные условия, в которых духовенство сохраняло право на существование в качестве особой сословно-корпоративной прослойки, для большинства населения были субъективно и объективно гораздо более приемлемыми, чем шахская "белая революция". Это могло лишь укреплять несокрушимую решительность и завидную последовательность имама, выражавшего в первую очередь корпоративно-групповые интересы служителей культа, которые, несмотря на раздирающие их противоречия, единым фронтом боролись за увековечение условий своего социально- экономического положения и установление своего политического руководства обществом.
      При всем этом Хомейни можно в известном смысле считать "зеркалом" иранской революции, весьма адекватно отразившим то, что исходило и из рассудка, и из предрассудков широких кругов ее участников, причем в такой форме, что одно оказывалось неотделимым от другого. В одном из первых в западной печати политических портретов имама справедливо отмечалось: "Хомейни - не мулла-фанатик. Не является он и идеальным вождем масс или человеком, умеющим отлично сочетать разные интеллектуальные направления, как изображают некоторые его сторонники. Правильнее всего назвать его традиционным просвещенным вождем иранского народа, всячески старающимся приспособить свое мышление к меняющейся обстановке"29. Предпринимавшиеся позже отдельными авторами попытки приложить к Хомейни обычные мерки "религиозного фанатика", "демагога от религии" и т. п. легко разбивались о необычную широту и цельность этой яркой, по-своему обаятельной личности, умевшей завораживать и гипнотизировать, внушать сверхчеловеческую любовь и животный страх, вызывать раболепное почитание и жгучую, испепеляющую ненависть.
      Исключительную популярность Хомейни никак нельзя объяснять якобы неожиданно возросшей после многовековой спячки набожностью иранцев, в действительности никогда не отличавшихся особым религиозным рвением. Суть дела скорее всего в некоторых общих законах общественного сознания и коллективных представлений в условиях господства традиционных культур, основанных на мифологическом мировосприятии. Мифологическое же сознание стремится подчинить объективную реальность своему образу мира и игнорирует все то в окружающей действительности, что грозит поколебать такой неподвижный образ. Это, собственно, не религиозное, а квазирелигиозное, псевдорелигиозное сознание, а с точки зрения монотеистической религии - ересь, предназначенная для поклонения реальному идолу - живому человеку, наделяемому божественными атрибутами. Соответствующие нормы политического поведения определяются при этом естественной потребностью влиться в такую систему человеческих связей, в которой удовлетворяется неосознанное стремление человека избежать трудностей выбора и сомнений, подменить индивидуальную ответственность ответственностью коллективной, приобрести чувство осмысленности и целенаправленности собственной жизни.
      "Ашура30 - каждый день и Кербела31 - повсюду" - этот один из главных лозунгов Хомейни, в котором религиозные символы и образы имеют явный политический контекст, дает достаточно убедительный пример его мифотворческих способностей. Парадигма Кербелы, на протяжении веков использовавшаяся шиитским духовенством в качестве основы квиетистской доктрины приспособления к сильной репрессивной власти, была трансформирована им в бунтарско-революционную идеологию борьбы против тирании. Религиозные образы, применявшиеся имамом в отношении шаха ("Иезид"), США ("сатана"), борющегося народа ("Хосейн"), нашли отклик и понимание в сердцах всех иранцев, независимо от их отношения к исламу как таковому. Впрочем, Хомейни никогда и не скрывал своего взгляда на проблему соотношения религии и политики. В исламе, неоднократно заявлял он, политических проблем намного больше, чем сугубо религиозных. На протяжении весьма короткого времени имам мог объявлять "религиозным долгом" необходимость выполнения своих прямо противоположных указаний, недвусмысленно подтверждая тем самым, что для него религия - это служанка политики, но не безмолвная, а активно наставляющая свою госпожу.
      В январе 1988 г. Хомейни предельно откровенно раскрыл свое отношение к этому вопросу. В противовес всем прежним представлениям и даже некоторым из собственных высказываний он заявил, что власть государства не может быть ограничена рамками божественных предписаний. Государственное управление превыше всех других религиозных обязанностей, включая молитвы, пост, паломничество и т. д. Если выполнение этих обязанностей придет в противоречие с "интересами ислама", государство может наложить на них запрет, поскольку власть правительства важнее "исламского закона"32. Получалось, что оно вправе действовать помимо шариата и вопреки ему.
      С большинством народа Хомейни объединяла, следовательно, не приверженность духу и букве ислама. Базарган говорил, что "природа отношений Хомейни с массами совершенно особая: они одинаково мыслят, говорят на одном языке, иногда достаточно одного жеста, чтобы они поняли друг друга. Я никогда ни у кого не встречал такой способности истолковывать волю и настроения масс, способности общения с ними посредством одного взгляда или нескольких слов, сказанных издалека"33. Даже толкая людей на самопожертвование, имам взывал не столько к их религиозным чувствам, сколько к тому сокровенному, глубинному и неотъемлемому, что скрыто в тайниках любой человеческой души.
      Вольно или невольно стимулируя культ собственной личности, Хомейни вместе с тем поначалу постоянно пропагандировал и "культ массы". "Вы одни выиграли дело революции, - без конца повторял он, обращаясь к толпе. - Не либералы, не левые и коммунисты, не представители интеллигенции, не торговцы базара"34. В результате какое-то время два культа взаимно питали друг друга. Но первый культ, как; было предопределено с самого начала, оказался более стойким, чем второй, хотя, конечно, прежний ореол бескорыстия поблек, былая популярность потускнела. Прошедшее десятилетие, завершившееся смертью имама 3 июня 1989 г., стало восприниматься подобно остановившемуся времени или затянувшейся по неизвестным причинам вечности, а бурные восторги сменились томительной неопределенностью ожидания новых перемен.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      1. Rinstr L. Khomeini und der Islamische Gottesstaat: eine grosse Idee, em grosser Irrtum? Percha am Stamberger See. 1979, p. 74.
      2. Ibid., p. 76.
      3. Religion and Politics in Iran. New Haven. 1983, p. 182; Balta P., Rulleau G. L?Iran Insurge: 1789 in Islam? Un tourant du monde? P. 1979, p. 159.
      4. Khomeiny R. Prinsepec politiques, philosophiques, sociaux et religieux. P. 1979; ejusd. Pour un gowvemement islamique. P. 1979; Fischer M. Iran. Cambridge. 1980, pp. 152 - 153.
      5. Хомейни Р. М. Исламское правление. Тегеран. 1979, с. 3 - 24 (на перс. яз.); Islam and Revolution. Berkeley. 1981, pp. 28 - 34.
      6. Пехлеви М. Р. К великой цивилизации. Тегеран. 1977, с. 3 - 5 (на перс. яз.).
      7. Fischer M. Op. cit., pp. 102 - 103.
      8. Ibid.
      9. Seven Days, N. Y. 23.II.1979.
      10. Резников А. Б. Иран: падение шахского режима. М. 1983, с. 150.
      11. Seven Days, 23.II.1979.
      12. Zabih S. Iran Since the Revolution. Lnd. 1982, pp. 11 - 14.
      13. The Washington Post, 2.I.1979.
      14. См.: Gharabaghi A. Verites sur la crise iranienne. P. 1985, pp. 110 - 115.
      15. Rinser L. Op. cit., S. 60.
      16. Основной закон Исламской Республики Иран. Тегеран, 1979, с. 33 (на перс. яз.).
      17. The Sunday Times, 12.X.1980.
      18. Khomeiny R. Principes politiques, pp. 22 - 37.
      19. Некоторые иранские авторы не без оснований квалифицируют этот поворот как начало "термидорианского" перерождения исламского режима, "выздоровления от болезни революции" (Bashiriyeh H. The State and Revolution in Iran. Lnd. 1984, p. 179).
      20. Le Monde, 21 - 22.IX.1986.
      21. Кейхаи, 10.XI.1986.
      22. Paris-Match, 5.VIII.1988.
      23. Ibid.
      24. Rossella C. Perche Khomeini ha scetto la place. - Panorama, anno XXVII N 1163, 31.VII.1988, pp. 72 - 74.
      25. Rossella C. Op. cit, p. 74.
      26. См. Afsaneh N. Iran's turn to Islam: from Modernism to a Moral Order. - Middle East Journal, 1987, Vol. 41, N 2, pp. 202 - 217.
      27. Balta R., Rulieau C. Op. cit., p. 161.
      28. Daily Mail, 8.X.1979.
      29. Guardian, 22.I.1979.
      30. День гибели внука пророка Мохаммеда Хосейна, чтимого шиитами величайшим мучеником.
      31. Место гибели Хосейна в Ираке, где он принял смерть от Йезида, "узурпатора" халифской власти, "законными" носителями которой шииты признают только потомков пророка.
      32. Le Monde, 25.VIII.1988; International Herald Tribune, 4.IV.1988.
      33. Цит. по: Ольшанский Д. Ф. К политико-психологическому портрету аятоллы Хомейни. В кн.: Современный Иран. Этапы и особенности революционного процесса. М. 1984, с. 83 - 84.
      34. Die Welt, 20.IX.1979.
    • Контрабанда оружия в начале XX века
      Автор: Nslavnitski
      Невский С.А. Противодействие незаконному ввозу оружия и боеприпасов в Россию в начале XX в.
      http://justicemaker.ru/view-article.php?id=21&art=1297
    • Слова турецких песен
      Автор: Чжан Гэда
      Для начала - одна из самых "забойных" песен турецкого рокера Халука Левента!
      Haluk Levent – Balıkçı
      Рыбак
      Şuraya deniz çiziyorsun ya
      Suları mavileri boyuyorsun
      Balıkları martıları koyuyorsun üstüne
      Sabahı serinliği koyuyorsun ya
      Balıkları martıları koyuyorsun üstüne
      Sabahı serinliği koyuyorsun ya
      Припев:
      Balıkçıları çiz balıkçıları
      Geceyi de çiz doğacak günü de
      Yokluğu ciz çaresinde
      Geleceği de çiz geleceği de
      Yokluğu çiz çaresinde
      Geleceği de çiz geleceği de
      Очень примерный перевод:
      Словно нарисовано море,
      Воды моря голубые,
      Чайки охотятся за рыбой
      Утренний рассвет ложится на воду.
      Припев:
      Рыбак к рыбаку...
      Ночь рождает день
      Отсутствие не лечит,
      Будущее без будущего,
      Отсутствие не лечит
      Будущее без будущего
      Кто хочет - пусть слушает песню "Балыкчи".
    • Кунта-Хаджи
      Автор: Saygo
      З. Х. ИБРАГИМОВА. КУНТА-ХАДЖИ

      В историю Чечни Шейх Кунта-Хаджи1 вошел как религиозный деятель, призывавший к миру в то время, когда еще не закончилась Кавказская война. В условиях имамата Шамиля нужно было обладать немалым мужеством и чувством подлинной гражданственности, чтобы выступить против официального курса на священную войну против неверных. В этом, наверное, и заключается главное в деятельности шейха Кунта-Хаджи - в крае, где все известные люди говорили о войне как о главной обязанности мусульманина, он первый в полный голос заговорил о мире для всех.

      Трагичность судьбы Кунта-Хаджи не только в ее внешних обстоятельствах (арест, ссылка), но и в том, что его учение не предотвратило новых кровопролитий, а религиозное братство, созданное им для утверждения мира, оказалось идеальным прикрытием для тех, кто мечтал о продолжении вооруженной борьбы. Тем не менее его влияние на историческую судьбу чеченцев и ингушей трудно переоценить. Чеченская традиция считает его первым и старшим среди устазов, единственным, кто имел право ходатайствовать перед всевышним за своих последователей2.


      Шейх отрицал насилие, войны, гнев, тщеславие. Народ, тяжело переживший многолетнюю войну, прислушивался к его голосу, тем более что Кунта-Хаджи учил помогать бедным и несчастным, осуждал роскошь и высокомерие, призывал впавших в пессимизм утешиться мистическим познанием бога, бурными ритуальными радениями и нравственным совершенствованием в ожидании торжества справедливости. Важной частью учений Кунта-Хаджи был зикр (царские чиновники в своих донесениях именовали его учение "зикризмом"). Зикр - ритуальное повторение имени Аллаха, молитва. Шейх проповедовал братство мусульман, осуждал неуважение к людям, злословие. К 1864 г. число приверженцев Кунта-Хаджи достигло почти шести тысяч человек3.

      Несмотря на то, что конечные результаты проповеднической деятельности шейха Кунта-Хаджи оказались столь впечатляющими, осталось сравнительно немного достоверных сведений о его жизни и деятельности.

      Местом рождения Кунта-Хаджи Кишиева считается селение Мелчи-Хи (Исти-Су). Отца его звали Киши, а мать - Хеди. Родители Кунта-Хаджи переселились в селение Иласхан-Юрт, когда ему исполнилось примерно семь лет. Традиция утверждает, что уже в детском возрасте Кунта-Хаджи удивлял взрослых умом, способностью угадывать мысли других и предсказывать события. В десятилетнем возрасте он в первый раз исполнил зикр, совершенно до этого не известный в Чечне. Вероятно, при сельской мечети Кунта-Хаджи обучался арабской грамоте и изучал Коран, тем более что он рос в религиозной семье. Он хорошо владел арабским языком и письменностью; известно, что он писал письма на родину, находясь в хадже (приблизительно 1859 - 1861 гг.), а также из ссылки.

      Выступая против всякой войны и насилия, против кровной мести, Кунта-Хаджи призывал к нравственному совершенствованию, единству, братству, к полной покорности властям и к терпению, запрещал курение и употребление хмельных напитков. Он утверждал, что мир и равенство на земле нельзя установить путем войн и кровопролитий, их может дать лишь всемогущий Аллах, а потому следует во всем положиться на Всевышнего. "Не слушайте самозванных шейхов и имамов, призывающих вас к войне, - говорил он, - не проливайте людской крови. Не поднимайте оружие против русского царя: он действует по воле Аллаха. Если вам велят носить крест - носите его. Ведь это лишь металл. Если вам прикажут посещать церковь - идите. Это же просто дом. Лишь бы в сердцах вы сохранили веру в Аллаха и пророка, а все остальное вам простится"4.

      В его проповедях постоянно проводилась мысль, что истинный раб божий только тот, кто очищает свое сердце от гнева, прощает обиды и молится за тех, кто злословит. В Коране сказано: "Да прекратится всякая вражда", ибо "Бог ненавидит нападающих". "Мюрид должен иметь при себе четки, а не оружие", - говорил Кунта-Хаджи. "Если в сердце мюрида есть лишь покорность и смирение, свободное от недовольства в отношении предводительствующих (власть держащих), то этот мюрид крепко связан с Аллахом, пророком и своим устазом", - провозглашал чеченский шейх5.

      Он призывал к терпению: "Нельзя воевать, не дождавшись ответа от Бога - я ожидаю ответа от Бога, и он явит мне его; я молюсь Богу Высочайшему и он услышит. Терпите, я из самых терпеливых. Сказал Бог Высочайший "малая толпа победит большую толпу" и "Бог с терпеливыми"... Нельзя восстать, не дождавшись ответа от Бога, - я ожидаю ответ от Бога и он явит мне его"6.

      В послевоенной обстановке горцам импонировало содержавшееся в новом учении положение о том, что война против неизмеримо превосходящего по силе противника недопустима. Это было, по-видимому, своеобразной попыткой осмыслить поражение горцев, "принять" его, освоить трагическую ситуацию7. Кунта-Хаджи убеждал народ в необходимости молитвы, труда, взаимной помощи и даже советовал перестать носить оружие8.

      Он утверждал, что нельзя следовать заповедям пророка Мухаммеда и искать земных благ одновременно. Поэтому тот, кто желает достичь блаженства в будущей жизни, должен был отказаться от него в жизни настоящей. Из этого вытекали стремление к аскетизму и отказ от богатства. Некоторые современные исследователи ислама (как, например, С. -У. Г. Яхиев) на основе анализа соотношения суфизма и аскетизма в суждениях Джавада Нурбахши и шейха Кунта-Хаджи приходят к выводу, что аскетизм в целом не был свойствен суфиям на Северном Кавказе9. Однако факты говорят иное. Кунта-Хаджи учил, что, имея кусок золота, не следует радоваться больше, чем имея такой же ком сухой земли. Потеряв же золото, не следует огорчаться больше, чем при потере аналогичного куска земли. В этом учение шейха полностью согласуется с идеями всех суфийских теоретиков. Сам Кунта-Хаджи строго следовал указанному правилу и всегда отказывался от приношений со стороны верующих. В тех же случаях, когда в силу разных обстоятельств он не мог отклонить подношения, он передавал их в пользу бедных и сирот. Также Кунта-Хаджи не допускал, чтобы мюриды работали на него, подчеркивая, что мусульманин не имеет права присваивать себе результат чужого труда10.

      Согласно преданию, Шейх обладал даром творить чудеса, исцелять больных, мог переноситься из одного места в другое и ежедневно во время намазов невидимо присутствовать в мечети в Мекке11 . Сам Кунта-Хаджи, даже в тесном кругу приближенных, никогда не выдавал себя за имама, то есть отказывался от звания, соединившего к этому времени светскую и духовную власть над общиной12. По его словам, он был простой посланник имама, который явится, когда настанет для этого время; сам же он, по грехам и слабости своей, не достоин даже временно носить великое имя устаза (наставника, учителя)13.

      Противостояние зикризма и официального духовенства зафиксировано Н. С. Иваненковым: "Кунта-Хаджи говорил, что только ему дана воля от Бога через ангелов учить народ, а не муллам. Он учил делать добрые и хорошие дела; так, например: не убивать, не воровать, помогать друг другу и бедным, не жить с чужой женщиной, любить свое учение, за сделанное зло не отвечать злом. Муллы возмутились будто бы против Кунта-Хаджи, говоря, что он сбивает с толку народ"14.

      Шейх проповедовал зикризм еще при власти Шамиля, но Шамиль запретил его проповедь, так как некоторые ее положения, по его мнению, противоречили шариату15. Зато эти проповеди находили живой отклик среди чеченцев, измученных длительной войной. Можно даже сказать, что это учение должно было возникнуть, чтобы спасти народ от истребления16. Неожиданный успех нового учения В. Х. Акаев объясняет следующим образом: "Дело в том, что, придерживаясь принципов суфийской мистики, Кунта-Хаджи в своих проповедях стал придавать большое значение духовно-нравственному совершенствованию человека, осуждению зла, насилия, призывал к миролюбию. Его призывы о необходимости социальной справедливости, братского единения горцев, призывы к непротивлению злу находили отклик у уставших от войны и кровопролития чеченцев, отражали их настроение и известное желание приобрести покой и мир"17.

      С середины XII в. складывались суфийские братства, внешне напоминавшие христианские монашеские ордена, но не имевшие строгой организации и централизованного управления. Одним из первых таких суфийских братств, возникших в Багдаде, было братство кадырийа (кадырийский тарикат). Основателем этого тариката18 был суфийский шейх Абд ал-Кадир ал-Гилани. В основу тариката кадырийа был положен громкий зикр джахрия. Помимо громкого зикра джахрия существует еще тихий зикр - хуфия. Тихий (или тайный) зикр хуфия стал основным положением накшбандийского тариката. Большинство исследователей сходятся на том, что Кунта-Хаджи познакомился с кадырийским тарикатом на территории Турции или в самой Мекке во время паломничества19. Вернувшись в начале 1860-х годов на родину, Кунта-Хаджи активизировал свою религиозную деятельность20.

      Поражение горцев в войне привело к формированию в начале 1860-х годов дочерних образований накшбандийского и кадырийского тарикатов - вирдовых братств. Эти братства превращались в замкнутые группы. Они скрыто от властей, под руководством наставников (шейхов, мюридов, устазов) проповедовали свое учение и выполняли религиозные обряды. Каждый вирд носил имя своего основателя - у стаза21.

      Накшбандийское (накшбанд - в переводе означает "чеканщик") - одно из 12 материнских братств, строго суннитское, - восходит, с одной стороны, к Абу Бакру, с другой - к Аби Талибу. Братство соединено с пророком как духовно (Абу Бакр), так и физически. Накшбандийцы отрицали аскетизм. Накшбандий - единственное братство, которое считало не только допустимым, но и обязательным вступать в контакт с властями, чтобы "завоевать их души", влиять на их политику в отношении народных масс22. Накшбандийский тарикат получил широкое распространение на Северном Кавказе.

      Первоначально кадырийское учение появилось в 1861 г. в Ичкерийском округе, в аулах Гуни и Элистанжи. Помощник командующего войсками в Терской области запретил Кунте Кишиеву (по некоторым правительственным источникам - Кисиеву) въезд в Ичкерию, вследствие чего это религиозное движение почти не заявляло о себе до зимы 1862 - 1863 годов23.

      Однако вскоре последователи Кунты появились в Назрани, Аргунском и Нагорном округах. Бывший начальник Чеченского округа М. А. Кундухов, в ответе на запрос командовавшего тогда войсками князя Д. И. Святополк-Мирского о новом учении, не придавал ему никакой важности. О Кунте Кишиеве отзывался как о человеке смирном, преданном правительству и занимавшемся земледелием, хозяйством. В связи с этим Кунта-Хаджи смог свободно перемещаться по области и распространять свое учение, переезжая со своими последователями из аула в аул и публично исполняя зикр24.

      В августе 1862 г. во время исполнения зикра кадырийцы стали заряжать огнестрельное оружие, прицеливаться, упражняться с холодным оружием при учащенном повторении духовной молитвы, чем вызывали серьезные опасения у властей Терской области25. Число сторонников Кунта-Хаджи заметно возросло и доходило до 5588 человек26. К концу 1863 г. Кунта-Хаджи создал, параллельно царской, свою довольно стройную организацию управления по образцу шамилевской системы. Главой Чечни был провозглашен имам, Чечня была разделена на восемь наибств, а последние делились на старшинства27.

      Многие чеченцы, недовольные исходом Кавказской войны и действиями установившейся власти, хотели возмездия для врагов и использовали миролюбивое учение с политической целью завоевания независимости. Хотя Кунта-Хаджи никогда не выдавал себя за имама и тем более за святого, его окружение считало, что для национально-освободительной борьбы нужен лидер, облеченный высшей властью, а не "равный среди равных" устаз. Для успеха борьбы необходима была строгая организация и сплочение всего народа 28.

      С распространением религиозного учения край оказался охвачен сплошной цепью крепко связанных между собой единомышленников, готовых по указу верховного устаза встать как один во имя указанной им цели29. Обеспокоенная администрация края установила над Кунтой-Хаджи и его семьей бдительный надзор30.

      14 июня 1863 г. исполняющий обязанности начальника Среднего военного отдела генерал-майор князь А. Г. Туманов докладывал в Петербург: "Зикра, служа поводом к народным сборищам, дает возможность людям неблагонадежным волновать умы"31. Начальник Терской области М. Т. Лорис-Меликов придерживался того же мнения. Вот как он описывал положение в области: "Учение Зикр, направлением своим во многом подходящее к газавату, служит теперь лучшим средством народного соединения, ожидающего только благоприятного времени, для фанатического пробуждения отдохнувших сил. Кроме того, известия о польском восстании и настоящих отношениях наших с западными державами известны чеченцам, хотя и в совершенно извращенном виде. Сотни туземных офицеров и переводчиков, находясь в ежедневных сношениях с поляками, служащими в области, жадно выслушивают рассказы последних и переносят их в народ"32.

      Начальство Кавказского наместничества, обеспокоенное положением дел в регионе, высказывалось за арест Кунта-Хаджи, однако последовали возражения со стороны местных властей. Лорис-Меликов в ответ на предписание командования писал: "Что касается до арестования Кунты и его векилей, то я не могу ручаться - принесет ли мера эта пользу... Зикра есть уже факт совершившийся и не воинственный. Кунта вреднее того, как был до сих пор, быть уже не может. Между тем удаление его, без сомнения, произведет волнения в народе"33.

      Другие местные чины также считали, что действовать открытой силой против этого религиозного движения невозможно, тем более что вероучитель требует от своих последователей много хорошего: обязывает их трудиться, запрещает пьянство и воровство 34.

      У власти фактически были "связаны руки", потому что со стороны зикристов не допускалось таких нарушений, которые бы подлежали законному преследованию. Действовать против такого религиозного движения административными мерами было невозможно - это раздуло бы огонь вместо его погашения35.

      Для военного разгрома зикристов необходим был весомый повод, а пока приходилось тактически выжидать. Тем временем ситуация в Чечне все больше накалялась. Подавляющее большинство чеченских наибов и представителей духовенства, утвержденных официальными властями, были всерьез обеспокоены "конкуренцией" со стороны кунта-хаджинцев, перехвативших реальную власть на местах. Не меньшее беспокойство испытывало начальство Терской области и кавказский наместник, перед которыми вставал грозный призрак газавата. Трудно было поверить, что за всем этим стоял далекий от мирской суеты проповедник, учивший смирению и братской любви36.

      Представители официального духовенства по директиве царской администрации созывали аульные сходы и устраивали богословские диспуты с Кунта и его векилями, пытаясь победить их на идейно, однако все подобные попытки оказались тщетными37. Российские власти выжидали, опасаясь, что положение ухудшится, если на смену Кунта-Хаджи придет не менее влиятельный и более воинственный и враждебный по отношению к России деятель.

      Однако к зиме 1863 - 1864 гг. кавказский наместник великий князь Михаил Николаевич принял окончательное решение арестовать Кунта-Хаджи и всех его наиболее опасных, с точки зрения, власти, последователей. "Я нашел вынужденным, - писал он, - разрешить командующему войсками Терской области арестовать Кунту и его главнейших помощников и выслать их из края. Распоряжение выполнено. В начале нынешнего месяца Кунта, брат его Мавсур и пять главных векилей отправлены под караулом в Ставрополь для ссылки в Россию"38.

      Арест Кунта-Хаджи был произведен 3 января 1864 года. Чеченская традиция считает, что схвачен он был в селении Сержень-Юрт, где жил в доме одного из своих родственников. Доставленных первоначально в крепость Грозную Кунта-Хаджи и его арестованных последователей, пребывание которых в Чечне считалось наиболее опасным, спешно переправили затем во Владикавказ. Торопясь вывезти шейха и его ближайших сподвижников подальше от Чечни, власти направили их через Ставрополь в Новочеркасск. Но еще до отправки по этому маршруту Кунта-Хаджи из тюрьмы отправил письмо своим последователям и всем другим влиятельным в Чечне лицам с просьбой не возбуждать беспокойство в народе по поводу его ареста. Кунта-Хаджи предсказывал свой арест и ссылку. Очевидно, он считал распространение среди горцев тариката кадырийа делом гораздо более важным, чем его собственная судьба, и поэтому предоставил событиям развиваться именно так. Предание гласит, что Кунта-Хаджи, предсказав свое будущее, добавил, что он не имеет права изменить что-либо в своей судьбе. Не предприняв никаких попыток избегнуть ареста, он тем самым отнимал у власти повод к продолжению репрессий39.

      6 января Кунта-Хаджи было объявлено, что он высылается в Россию, но срок пребывания и содержания его будет зависеть от последующего поведения чеченцев40.

      Известие об аресте Кунты взволновало его последователей, и они начали собираться сначала в Герменчуке, а затем в Шали с намерением принудить начальство освободить шейха41. Герменчук был избран местом сбора зикристов, видимо, по одной только причине - из-за близости его к Шалинской крепости, где, как они полагали, находился Кунта-Хаджи. Не предпринимая никаких действий, собравшиеся кунта-хаджинцы настойчиво выдвигали только одно требование - немедленно освободить всех арестованных. Российское командование всерьез опасалось, что невыполнение этого требования может побудить последователей Кунта-Хаджи к активным наступательным действиям. Не дожидаясь прибытия Лорис-Меликова, генерал-майор Туманов, получив сведения, что последователи Кунта-Хаджи не ограничиваются теперь простым требованием освободить арестованных ранее, но и готовятся воспрепятствовать намеченным новым арестам, предпринял демонстративное движение к Герменчуку, направив туда три батальона при двух орудиях. Приближение войск, однако, не заставило кунта-хаджинцев разойтись по домам и даже не приостановило притока к ним новых добровольцев, как на то рассчитывало командование. Единственным следствием этого маневра было то, что зикристы отошли от Герменчука к аулу Шали42.

      17 января наибы, старшины и почетные жители Малой Чечни прибыли в лагерь правительственных войск и просили начальника отряда не приступать к решительным действиям, а разрешить им отправиться в аул Шали. Однако надежды старшин не оправдались, последователи Кунта-Хаджи не прислушались к их совету - всем разойтись и не вступать в конфликт с властями.

      18 января в Шали было спровоцировано столкновение собравшихся там чеченцев (до 4 тыс. человек) с царскими войсками. Кунта-хаджинцы двинулись по направлению к российским войскам, совершая зикр и без огнестрельного оружия. Накануне среди них разнесся слух, что во время зикра им придет на помощь сам устаз и оружие не сможет стрелять. Только после того, как был открыт огонь, они, прервав зикр, пошли в рукопашную. Именно поэтому этот бой вошел в чеченскую народную традицию под названием "кинжального боя" 43 . Было убито более 150 чеченцев, в числе заколотых штыками оказалось пять женщин. Войска также понесли потери - восемь нижних чинов убитыми, ранено три обер-офицера и 30 солдат. В течение всех этих событий дороги охранялись горской милицией. Кордонная служба была исправна, никто не оставил своего поста44.

      За ликвидацию движения кунта-хаджинцев царское правительство наградило многих военных деятелей, а также местных чиновников и лиц мусульманского духовенства. Например, старшина Старо-Сунженского аула поручик милиции Махмуд Мустапаев получил орден Станислава 3-й степени с мечами и бантом; капитан милиции Чеченского округа Давлетмирза Мустафин был удостоен этого же ордена и жалованья в год 224 рубля 25 копеек, плюс 500 рублей по должности; переводчик арабского языка чеченского окружного суда полковник Касим Курумов за отличие в борьбе против горцев получил орден Анны 2-й степени, орден Станислава 3-й степени45.

      Поражение, нанесенное приверженцам Кунта-Хаджи, заставило их разойтись небольшими партиями по Чечне. Князь Туманов передвинул войска и расположился между Герменчуком и Шали46.

      Командующий войсками Терской области приказал всем наибам и почетным жителям Чечни явиться в Грозную. На общем собрании 26 января им было объявлено, что они, как стоящие во главе народа, должны первые способствовать восстановлению порядка, нарушенного зикристами47. Лорис-Меликов запретил исполнение зикра по всей Чечне и сообщил старшинам, что, если к 1 февраля разыскиваемые лица или их семьи с родственниками не будут доставлены, "преступники будут взяты силой" или вместо них будут взяты заложники48.

      По возвращении в свои села наибы и старшины приступили к арестам. Из числа векилей и последователей Кунта-Хаджи восемь были арестованы, трое - Садам, мулла Мачик и Гамзат-хан - скрылись. Однако их семьи были задержаны и отправлены в крепость Грозную. Для скорейшего розыска трех главных векилей их семьи, в числе 15 человек, были высланы в Екатеринодар49.
      Начальник Терской области объявил, что в случае укрывания зикристов чеченские земли будут заняты казачьими поселениями. Салам был арестован, а Гамзат-хан, Мачик-мулла и абрек Вара какое-то время скрывались.

      К концу февраля все жители Чечни были связаны круговой порукой, были составлены списки старших в фамилиях и ответчиков перед правительством в случае нарушения спокойствия в области.

      В конце 1866 г. в Зандаке мулла Абдурахман Ибрагимов за короткий срок склонил к зикризму значительное количество населения Нагорного округа. Власти были обеспокоены этим, и в декабре 1866 г. Ибрагимов был арестован50.

      Главной причиной быстрого разгрома движения Кунта-Хаджи (об этом прямо говорили российские власти) было то, что они не сумели заручиться поддержкой большинства чеченских селений.

      Сам Кунта-Хаджи вместе с арестованными одновременно с ним сподвижниками был отправлен в Новочеркасск, к донскому наказному атаману, где и провел полгода в заключении, ожидая окончательного приговора. 20 марта 1864 г. Министерство внутренних дел уведомило начальника Терской области, что сделано распоряжение о поселении сосланного с Кавказа жителя Чеченского округа Ших Кунты под надзором полиции в Новгородской губернии, без срока51.

      По дороге в Выборг брат Кунта-Хаджи, Мовсар сумел бежать и добрался до Турции. Вскоре к нему присоединились его семья, а также жена Кунта-Хаджи с детьми и семьи их ближайших родственников. Прожив некоторое время в Турции, Мовсар перебрался в Сирию, где и умер.

      В ссылку в город Устюжну (Новгородская губ.) Кунта-Хаджи направлялся через Тамбов, где провел два месяца. Вот как он сам описывал этот этап: "На 63-й день по выходе из Черкесска я прибыл в Тамбовскую губернию, где прожил два месяца. За исключением трех копеек, в Тамбовской губернии, извещаю Вас, братья, мне ничего не дали. Теперь я на пути уже в Новгородскую губернию, в которой, не знаю сам наверное, но как говорят, проживу два года. Остался я один, - продолжал шейх, - трудно одному мне стало: я не знаю языка русских, русские не знают языка моего, я не знаю цены съестным продуктам и не могу сделать для себя необходимой одежды. Обратитесь, друзья, к князю Туманову, попросите его быть моим благодетелем, попросите его, ради моей немощи, оставить при мне хоть одного человека до окончания срока моей ссылки"52.

      Письмо это было адресовано всем почетным людям и правителям Чечни. Другое письмо, написанное Кунта-Хаджи по-ногайски, было обращено к жене Седе. В этом письме шейх сообщал, что он жив и здоров и просил выслать ему денег. Письма, посланные им к родным с просьбами о помощи, были перехвачены охраной, да и некому уже было их получать - вся семья находилась в Турции53.

      Положение семьи и родственников, оставшихся на родине, беспокоило Кунта-Хаджи. В частности, он часто спрашивал о сыне Мовле, опасаясь за его судьбу. Также он интересовался состоянием братства, оставленного им.

      Письма Кунта-Хаджи писал на арабском и ногайском языках. В прошлом для кавказцев, особенно на северо-востоке, было обычным делом знание какого-либо тюркского языка (обычно кумыкского, как общего языка торговли и межгрупповых связей). В качестве второго языка был распространен арабский язык, которому обычно обучали в школах при мечетях. Большинство местных языков, на которых существовала письменность, использовали именно арабский алфавит. Грамотные люди, помимо кумыкского и арабского, владели также еще ногайским и другими языками54.

      Известно, что генерал Туманов, которому писал Кунта-Хаджи о своем бедственном положении в ссылке, обратился к командующему Кавказской армией, наместнику великому князю Михаилу Николаевичу с просьбой улучшить положение ссыльного. С такой же просьбой 23 марта 1864 г. обращался Лорис-Меликов к начальнику Главного штаба. "Имея в виду, что подлежащий бессрочному поселению под надзором полиции Ших Кунта не имеет средств к содержанию себя в ссылке за свой счет, - писал Лорис-Меликов, - и признавая необходимым обеспечить по возможности положение его в ссылке в материальном отношении, прошу ходатайства вашего превосходительства о производстве ему во все время нахождения его под надзором полиции того довольствия, которое определено для лиц привилегированного сословия"55. Однако, по-видимому, эти просьбы не возымели действия.

      Сведения о том, как жил в ссылке Кунта-Хаджи, практически отсутствуют. В Устюжне с ним встречался историк И. Попов, на которого чеченский устаз произвел большое впечатление: "Беседуя с ним, я был поражен его тактом держать себя, его умением держать беседу, улыбкою, жестами, его величественной осанкой. Одним словом, человек этот был создан из массы симпатий и благородства".

      Ссылка Кунта-Хаджи длилась недолго. 19 мая 1867 г. он скончался, предположительно - от голода56.

      Еще до его смерти Лорис-Меликов поднял вопрос перед Главным штабом Кавказской армии о прекращении ссылки всем зикристам, арестованным после Шалинского столкновения. Он предлагал выслать их в Турцию. "Предложение вашего превосходительства, - ответил ему генерал Карцов, - об отправлении из мест ссылки, через Одессу в Трапезунд, сосланных в Россию зикристов, не исключая и самого Кунты, я вполне одобряю в том случае, если бы состоялось предложение ваше об удалении из Терской области всех еще оставшихся там зикристов"57. Главное управление иррегулярных войск и Кавказское горское управление начали собирать сведения о поведении ссыльных зикристов, готовясь выслать их в Турцию. Отзывы о зик-ристах были в основном положительные. Но пока длилась вся эта бюрократическая волокита, Кунта-Хаджи скончался58. Последователи шейха при жизни не всегда находили понимание у своих современников. Но Кунта-Хаджи заслужил благодарную память потомков.

      Примечания

      1. Хаджи (араб.) - почетное звание мусульманина, совершившего паломничество в Мекку.
      2. СИГАУРИ И. М. Очерки истории и государственного устройства чеченцев с древнейших времен. М. 1997, с. 303.
      3. ЛАНДА Р. Г. Ислам в истории России. М. 1995, с. 117.
      4. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 304 - 309.
      5. КОСТОЕВА Л. С. Идеологические течения в общественно-политической мысли Чечни и Ингушетии во второй половине XIX века. Ростов-н/Д. 1971, с. 63.
      6. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 14719, оп. 3, д. 756, л. 12.
      7. ЯНДАРОВ А. Д. Суфизм и идеология национально-освободительного движения. Алма-Ата. 1975, с. 142.
      8. Последние события в Чечне. - Современный листок политических, общественных и литературных известий, N 7, 15.11.1864, с.5.
      9. ЯХИЕВ С. -У. Г. Суфизм на Северном Кавказе. М. 1996, с. 10.
      10. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 318.
      11. Ислам на территории бывшей Российской империи. Вып. 1. М. 1998, с. 61.
      12. ЯНДАРОВ А. Д. Ук. соч., с. 140.
      13. Отдел рукописных фондов Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований Владикавказского научного центра РАН и правительства Республики Северной Осетии-Алании (ОРФ СОИГСИ), ф. 33, оп. 1, д. 202, л. 26.
      14. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 305.
      15. ОРФ СОИГСИ, ф. 17, оп. 1, д. 6, л. 231.
      16. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 305.
      17. АКАЕВ В. Х. Шейх Кунта-Хаджи: жизнь и учение. Грозный. 1994, с. 33.
      18. Тарикат (араб.) - мистическое учение о познании пути к Истине (Богу).
      19. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 307.
      20. АКАЕВ В. Х. Суфизм и ваххабизм на Северном Кавказе. М. 1999, с. 5.
      21. ДОБАЕВ И. П. Традиционный ислам и салафийя в этнополитических процессах Чечни. В кн.: Современное положение Чечни. Ростов-н/Д. 2001, с. 19.
      22. Ислам на территории бывшей Российской империи, с. 79.
      23. РГВИА, ф. 14719, оп. 3. д. 756, л. 2.
      24. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 866, оп. 1, д. 120, л. 2.
      25. РГВИА, ф. 14719, оп. 3. д. 756, л. 2.
      26. АКАЕВ В. Х. Ук. соч., с. 5.
      27. ИВАНОВ А. И. Национально-освободительное движение в Чечне и Дагестане в 60 - 70-х гг. XIX в. - Исторические записки, 1941, N 12, с. 180.
      28. Центральный государственный архив Республики Северная Осетия - Алания (ЦГА РСО-А), ф. 12, оп. 6, д. 1248, л. 2.
      29. РГИА, ф. 932, оп. 1, д. 303, л. 9.
      30. Там же, ф. 866, оп. 1, д. 120, л. 2.
      31. РГВИА, ф. 14719, оп. 3, д. 756, л. 4об.
      32. ЯКОВЛЕВ Н. Ф. Ук. соч., с. 36.
      33. ОРФ СОИГСИ, ф. 17, оп. 1, д. 6, л. 233.
      34. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки, ф. 169, к. 69, д. 9.
      35. ОРФ СОИГСИ, ф. 2, оп. 1, д. 16, л. 27.
      36. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 322.
      37. Ислам на территории бывшей Российской империи, с. 61.
      38. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 323.
      39. Там же, с. 322.
      40. ЦГА РСО-А, ф. 12, оп. 6, д. 1246, л. 3.
      41. Последние события в Чечне, с. 5.
      42. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 324.
      43. Там же, с. 325.
      44. Известия из Терской области. - Современный листок политических, общественных и литературных известий, N 14, 4.1V.1864, с. 5.
      45. ШАМИЛЕВ А. И. Религиозные верования чеченцев и ингушей и пути их преодоления. Грозный. 1963, с. 12.
      46. РГВИА, ф. 14719, оп. 3, д. 756, л. 18об.
      47. Известия из Терской области, с. 5.
      48. РГВИА, ф. ВУА, д. 6694, л. 1.
      49. Там же, ф. 14719, оп. 3, д. 756, л. 23.
      50. ЦГА РСО-А, ф. 12, оп. 6, д. 294, л. 5.
      51. ОРФ СОИГСИ, ф. 37, оп. 1, д. 77, л. 6, 9.
      52. Там же, л. 68.
      53. ОРФ СОИГСИ, ф. 37, оп. I, д. 6, л. 234.
      54. КРАГ X., ХАНСЕН Л. Ф. Северный Кавказ. СПб. 1996, с. 40.
      55. ОРФ СОИГСИ, ф. 37, оп. 1, д. 77, л. 36.
      56. СИГАУРИ И. М. Ук. соч., с. 331.
      57. ОРФ СОИГСИ, ф. 17, оп. 1, д. 6, л. 268.
      58. Там же, ф. 37, оп. 1, д. 77, л. 57.

      Вопросы истории. - 2005. - № 12. - С. 127-134.