Суйко

Николай I

11 сообщений в этой теме

Никола́й I Па́влович (25 июня [6 июля] 1796, Царское Село — 18 февраля [2 марта] 1855, Петербург).

Собственно хорошо известный император. Третий сын Павла I, брат Александра I и отец Александра II.

Обычно его имя связывают с декабристами....с Пушкиным.

А чем он известен Вам?

Что можно про него сказать: "гений" или злодей?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Николай I

user posted image

Николай I - император Всероссийский, третий сын императора Павла Первого и императрицы Марии Феодоровны.

Родился 25 июня 1796 г. Через 1 1/2 года после Николая родился младший его брат Михаил, с которым Николай и воспитывался совместно. В возрасте первого детства особенное влияние на Николая имела его няня, шотландка мисс Лайон, женщина прямая и смелая, любившая своего питомца. Русской грамотой занимались с ним дежурные кавалеры, т. е. состоявшие при нем гувернеры, по очереди, уроки французского языка вначале давала ему сама мать. В 1802 г. для преподавания этого языка был приглашен эмигрант Дю Пюже, который потом преподавал ему также географию и всеобщую историю, стремясь, между прочим, развить в нем ненависть к деятелям французской революции. Немецкому языку обучал его академик Аделунг.

user posted image

Главным воспитателем его был назначен незадолго до смерти Павла директором I-го кадетского корпуса генерал М.И. Ламздорф, честный, но суровый и грубый немец, прибегавший иногда к телесным наказаниям. Николай рано стал проявлять склонность к самовластию, самонадеянность и надменность, плохо учился, увлекаясь одним только рисованием, а впоследствии военными науками и в особенности инженерным искусством. Александр I оставил главное заведывание воспитанием младших братьев всецело в руках матери, и Ламздорф сохранил свой пост. Несмотря на старание императрицы Марии Феодоровны побороть в младших своих сыновьях с детства обнаружившуюся в них страсть к военным забавам, страсть эта с летами в них только укоренялась. Между тем уже с 1808 г., когда умерла вторая дочь Александра I, стали считать вероятным, что ни у него, ни у цесаревича Константина, жена которого жила за границей, не будет детей и, таким образом, Николаю придется рано или поздно вступить на престол. Императрица Мария хотела отправить молодых великих князей для завершения образования в Лейпцигский университет; но этому воспротивился император Александр, решивший создать для братьев новое учебное заведение (царскосельский лицей), где они могли бы получить высшее образование вместе с избранными сверстниками. Это намерение не получило осуществления, хотя лицей и был открыт в 1811 г. К великим князьям приглашены были различные профессора, которые прочли им несколько курсов из области юридических, политических, экономических и специальных военных дисциплин (Шторх, Балугьянский , Опперман и др.). Предметы эти, за исключением военных, по свидетельству самого императора Николая, были плохо усвоены слушателями. В 1812 г. шестнадцатилетний Николай горячо просил императора Александра дозволить ему принять участие в кампании против Наполеона. Но Александр, намекнув ему тут впервые, что его ждет другое, более высокое поприще, отказал в его просьбе. Лишь в 1814 г. Николай и Михаил Павловичи получили разрешение прибыть к действующей армии, которая в то время сражалась уже на французской территории; но прежде, нежели они прибыли, Париж был взят, и военные действия прекратились. Великие князья, посетив ряд германских дворов, вернулись в Россию. В 1815 г. Николай был обручен с дочерью прусского короля Фридриха-Вильгельма III, принцессой Шарлоттой, принявшей впоследствии, вместе с православием, имя Александры Феодоровны . В 1816 г. великий князь Николай провел около трех месяцев в Англии. 20 июня 1817 г. состоялось бракосочетание великого князя Николая. От этого брака родились сыновья: Александр, будущий император Всероссийский, Константин, Николай и Михаил и дочери: Мария, Ольга и Александра.

user posted image

Командуя, сперва гвардейской бригадой, затем дивизией, Николай в то же время занимал должность главного инспектора инженерной части. В качестве строевого начальника он отличался большой строгостью, желая суровыми мерами поддержать расшатанную, как ему казалось, во время заграничных походов дисциплину. В военно-инженерном ведомстве он стремился образовать специально подготовленных офицеров, для чего по его инициативе открыто было специальное инженерное училище. Несмотря на вероятность вступления Николая на престол, император Александр I государственными делами его не занимал, однажды только взяв его с собой на конгресс в Лайбах в целях ознакомления его с делами европейской международной политики. В 1820 г. было объявлено о расторжении брака великого князя Константина Павловича с великой княгиней Анной Федоровной; тогда же "учреждение императорской фамилии" было дополнено постановлением о том, что если какое-либо лицо из императорской фамилии вступит в брачный союз с лицом, не принадлежащим к царственному или владетельному дому, то дети, рожденные от такого брака, не имеют права на наследование российского престола. Женившись на польской дворянке Иоанне Грудзинской, великий князь Константин, в письме на имя императора от 14 января 1822 г., отказался от права на российский престол. Составленный по этому поводу 16 августа 1823 г. манифест не был обнародован, а отдан московскому митрополиту Филарету на хранение, в запечатанном конверте, в Московском Успенском соборе. Копии с манифеста были сданы на хранение в таких же конвертах в Государственный совет, Сенат и Синод. На конвертах рукой Государя была сделана надпись: "Хранить до востребования моего, а в случае моей кончины открыть прежде всякого другого деяния". Об этом акте была, по-видимому, осведомлена императрица Мария Феодоровна, но Николаю об этом сообщено не было.

Когда 27 ноября 1825 г., в Санкт-Петербург пришло донесение о смерти императора Александра, Константин Павлович находился в Варшаве, а великий князь Николай, не зная о формальных распоряжениях, назначавших его наследником престола, решил тотчас же присягнуть императору Константину I и приказал привести к присяге войска петербургского гарнизона. При этом решении он остался, несмотря на сообщение ему Голицыным о содержащихся в запечатанных конвертах распоряжениях покойного государя, и отправил донесение о присяге императору Константину в Варшаву. В Москве Филарет не решился привести в исполнение волю покойного государя, и там, по получении вестей из Петербурга, также состоялась присяга Константину. В Варшаве известие о смерти Александра было получено 25 ноября. Константин тотчас же отправил находившегося у него брата Михаила с письмом к матери и к брату Николаю о своем отказе от престола. Николай, которому петербургский военный генерал-губернатор граф Милорадович доложил о нерасположении к нему войск гвардии, признал, что такое частное оповещение недостаточно, и новым письмом просил Константина или приехать лично, или издать об отречении особый манифест. Константин от этого отказался и заявил, что "если все не устроится согласно воле покойного нашего императора", то он "удалится еще далее". По получении этого уведомления, 12 декабря 1825 г., Николай признал, что ему не остается ничего более, как объявить о своем вступлении на престол. Манифест, составленный при участии Карамзина и Сперанского, решено было обнародовать 14 декабря. Происшедшим междуцарствием решили воспользоваться члены тайных обществ в Петербурге (XV, 767). Они попытались уговорить солдат гвардейских полков не присягать Николаю, а требовать, чтобы императором остался Константин, которому они присягнули, и чтобы была при этом дана конституция. На Сенатскую площадь, куда решено было двинуть возмутившиеся войсковые части, пришел почти в полном составе Московский полк, а также несколько рот лейб-гренадеров и морского гвардейского экипажа и несколько взводов конной артиллерии. Во главе их стали члены "северного тайного общества", но избранный ими в диктаторы полковник, князь С.П. Трубецкой на площадь не явился. Подъехавший к восставшим с увещаниями граф Милорадович был смертельно ранен поручиком Каховским ; та же участь грозила и великому князю Михаилу Павловичу, пытавшемуся обратиться с речью к восставшим войскам. Не имели успеха и увещания митрополитов. Атака кавалергардов и конногвардейцев не удалась, вследствие гололедицы. Наконец, в 3 часа дня, когда стало темнеть, император Николай, все время находившийся на площади и лично распоряжавшийся действиями войск, приказал пустить в ход картечь. Второй залп картечью, попавший прямо в толпу, произвел в ней большие опустошения, после чего толпа бросилась через мост, а частью и по льду, через Неву. В виду попытки собрать и построить бегущих, по ним сделано было еще несколько выстрелов, которые окончательно их рассеяли. Начались массовые аресты. На юге, где наличность заговора поступившими к императору Александру доносами обнаружена была раньше, аресты начались среди членов "южного общества" по распоряжению генерала Дибича , начальника главного штаба. Попытка вооруженного сопротивления Черниговского пехотного полка, после первого же столкновения под Белой Церковью с отрядом генерала Гейсмара , была подавлена. Расследованием дела руководил сам император. Отрицательное отношение, с детства ему внушенное ко всяким революционерам и либералам, было укреплено теми событиями, которыми сопровождалось его вступление на престол. Определенной правительственной программы, ввиду полной, им самим признанной неподготовленности к правлению, у него не было. Выработать нечто в роде программы ему помог Карамзин (см. XXI, 901), который ежедневно являлся во дворец в течение междуцарствия и в горячих речах излагал перед Николаем и откровенную критику минувшего царствования, и свои собственные взгляды на задачи правления в России. Эти речи Карамзина не были записаны, но о сущности их дают понятие его записки, представленные Александру I в 1811 и 1819 годы, а также отрывочные воспоминания, оставленные им своим детям. Карамзин был сторонником самодержавия и в обосновании его необходимости для России исходил, подобно Екатерине II , из невозможности при всяком другом образе правления сохранить единство русского государства, ввиду его обширности и разрозненности его населения. В то же время на роль самодержавного монарха он смотрел как на служение отечеству, отнюдь не освобождая монарха от обязанностей и строго осуждая такие действия государей, которые, не соответствуя пользам и интересам России, основывались на личном произволе, капризе или даже идеологических мечтаниях (как у Александра I). Роль подданного в самодержавном государстве рисовалась Карамзину не в виде бессловесного рабства, а как роль гражданина, обязанного безусловным повиновением монарху, но долженствующего свободно и искренно заявлять ему свои взгляды. Эта, утопическая по существу теория Карамзина, давала широкий простор самовластию, к которому Николай склонен был по природе. Неизлечимо больной, доживавший свои последние месяцы, Карамзин не мог принять никакого государственного поста, но рекомендовал в сотрудники Николаю своих молодых единомышленников-арзамасцев (см. III, 473) Блудова и Дашкова . К ним впоследствии присоединился и еще один арзамасец - Уваров , давший окончательную формулировку той системе "официальной народности", отцом которой был Карамзин. Взгляды, внушенные Карамзиным, не исключали, однако, исправления тех злоупотреблений и неустройств русской жизни, которые ярко обнаружились перед Николаем в его сношениях с декабристами во время шестимесячного следствия над ними. Он приказал составить особый свод из соответствующих показаний декабристов и сводом этим, по свидетельству князя В.П. Кочубея , потом неоднократно пользовался. По окончании следствия и суда над декабристами, Николай издал 13 июля 1826 г. манифест, в котором, призывая "все состояния" соединиться "в доверии к правительству", указывал, что "не от дерзостных мечтаний, всегда разрушительных, но свыше усовершаются постепенно отечественные установления, дополняются недостатки, исправляются злоупотребления. В сем порядке постепенного усовершения всякое скромное желание к лучшему, всякая мысль к утверждению силы законов, к расширению истинного просвещения и промышленности, достигая к нам путем законным, для всех отверстым, всегда будут приняты Нами с благоволением". Еще ранее, рядом отдельных распоряжений и мероприятий, в числе которых особенное внимание обратили на себя отставка Аракчеева , высылка Магницкого , отдача под суд петербургского попечителя Рунича , отсылка Фотия в монастырь, возвращение из ссылки Пушкина .

Николай показал, что он не желает продолжать того режима крайнего обскурантизма и гнета, которым ознаменовались последние годы царствования Александра. Во внешней политике он вскоре столь же определенно уклонился от системы и традиций священного союза. Стремясь объединить правительственную деятельность в своих собственных руках, Николай на первых порах сосредоточивает свои начинания не в министерствах и не в высших правительственных установлениях, которым он недостаточно доверял, а в особых, ad hoc образованных, отделениях собственной своей канцелярии или в секретных комитетах, составленных из лиц, пользующихся особым его доверием и работающих под непосредственным его наблюдением, втайне не только от публики, но иногда и от министров. Второе отделение собственной Его Величества канцелярии было образовано в апреле 1826 г. взамен ранее существовавшей комиссии законов - для составления и издания свода законов, причем начальником этого отделения сделан был один из преподавателей Николая, профессор Балугьянский, а фактическим его руководителем М.М. Сперанский. В доверии к последнему Николай вначале было поколебался, ввиду слухов о связи его с некоторыми из декабристов, но затем быстро удостоверился в неосновательности таких слухов и понял ту огромную пользу, которую можно извлечь из рабочей силы и творческих способностей Сперанского. Вслед за тем образовано было 3-е отделение Собственной Его Величества канцелярии, взамен особого министерства полиции, проект о котором представлен был генералом Бенкендорфом . Бенкендорф был поставлен во главе преобразованного корпуса жандармов и императорской главной квартиры, и ему же предоставлено было заведывание вновь созданным 3-м отделением Собственной Его Величества канцелярии. Это новое учреждение должно было не только заведывать делом охраны государственной безопасности, но и заботиться о благосостоянии граждан и о самых интимных их интересах, а также о поддержании порядка и благонравия во всех других государственных и общественных учреждениях. Одним из пунктов инструкции жандармским офицерам указывалось, что они должны "стараться приобрести уважение и доверие всех сословий и внушать уверенность, что через посредство новой должности голос всякого гражданина может дойти до царского престола". Впоследствии компетенция 3-го отделения значительно разрослась, и оно сделалось одним из самых страшных и ненавистных орудий полицейского сыска. В самом начале царствования Николаем был закончен в Министерстве народного просвещения, во главе которого стоял с 1824 г. адмирал Шишков , новый цензурный устав, изданный 10 июня 1826 г. Устав этот, превосходивший строгостью даже цензурные постановления второй, реакционной половины царствования Александра, вскоре вызвал множество нареканий, и с увольнением Шишкова решено было его переработать в сравнительно умеренном духе. 6 декабря 1826 г. был образован секретный комитет из 7 лиц, для выработки общего плана необходимых государственных преобразований. Во главе комитета поставлен был граф В.П. Кочубей; главной рабочей силой в нем сделался М.М. Сперанский. По собственноручной инструкции, данной Кочубей государем, комитет этот должен был прежде всего рассмотреть бумаги из кабинета покойного императора, относившиеся к преобразованию государственных учреждений, и выяснить, что уже сделано и что остается выполнить. О ходе работ комитета Николай приказал еженедельно себе докладывать, и все журналы комитета поступали на его рассмотрение

Сперанским был составлен план преобразования высших государственных установлений, на основе своеобразного применения идеи разделения властей к самодержавному строю. Предположено было точно определить компетенцию Государственного совета, как высшего законосовещательного учреждения при самодержавном монархе; совершенно уничтожить комитет министров, передав его функции правительственному Сенату, составленному из министров и других специально назначенных в состав его лиц; отдельно от этого Сената образовать Сенат судебный, как высшее судебное учреждение под державной властью монарха. Пересмотрены были также учреждения министерств. Подробной, но формальной, переработке подвергнуто было и Екатерининское "учреждение о губерниях". В 1827 г. в комитет внесено было Высочайшее повеление о рассмотрении вопроса о запрещении продажи крепостных крестьян без земли. Повеление это вызвало, с одной стороны, замечательную записку Сперанского о крепостном праве и мерах к постепенному его ограничению (см. XXIII, 273) причем, между прочим, указано было, что важным средством повлиять на улучшение положения помещичьих крестьян является упорядочение положения крестьян казенных; с другой стороны, повеление это дало повод Кочубею заметить, что вопрос об улучшении положения крестьян необходимо соединить с вопросом об упорядочении положения и других сословий. Возбуждение крестьянского вопроса было вызвано значительными крестьянскими волнениями, вспыхнувшими в разных местах империи. Вопрос об ограничении крепостного права прикреплением крестьян к земле и затруднением владеть дворовыми вне населенных имений был довольно подробно разработан комитетом 6 декабря, но намеченные им меры не получили практического осуществления, несмотря на одобрение их государем. Поднятый Сперанским вопрос об улучшении положения казенных крестьян получил некоторое практическое разрешение лишь значительно позднее. Проектированные комитетом меры к упорядочению и систематизированию прав и привилегий остальных сословий были разработаны довольно детально, в связи с вопросом о правах государственной службы; предполагалось, между прочим, создать особое сословие "именитых граждан" - своего рода дворянство второго разряда, и точнее определить права и организацию дворянских и прочих сословных обществ. Все эти меры, хотя и получившие одобрение Николая, в конце концов, также не были приведены в исполнение, так как против них весьма решительно высказались (с охранительной точки зрения) великий князь Константин Павлович и министр внутренних дел Закревский . В области народного просвещения с самого начала резко сказались охранительные тенденции государя, опасавшегося распространения революционных идей, особенно среди низших классов, где развитие знаний могло усилить недовольство своим положением.

Мысль эта была определенно выражена в рескрипте 19 августа 1827 г. Шишкову, где указывалось, что крепостные крестьяне и дворовые люди должны обучаться лишь в приходских и уездных училищах; затем та же мысль положена была в основу устава средних и низших учебных заведений, изданного 28 декабря 1828 г. Устав этот резко отделил уездные и приходские училища от гимназий, для которых училища эти ранее являлись как бы приготовительной ступенью. Гимназии, дополненные низшими классами, отныне предназначались исключительно для детей дворян и чиновников, и при них учреждались дворянские благородные пансионы. Большую внутреннюю борьбу между чувством долга и наклонностью к самовластию императору пришлось перенести в качестве конституционного короля Царства Польского. Наличность конституции в Польше сказалась прежде всего по делу об обнаруженных и здесь, после 14 декабря 1825 г., тайных обществах. Члены польских тайных обществ, не успевшие, впрочем, активно проявить своих революционных замыслов, преданы были, согласно законам Царства Польского, суду варшавского сената, который часть их оправдал, а часть присудил к незначительным наказаниям. Николай был чрезвычайно поражен несоответствием между этим приговором и той расправой, которая была учинена над русскими революционерами; но он не решился отменить решение Сената, а лишь выразил ему свое неудовольствие. Пока длилось это дело, Николай не хотел ехать в Варшаву, где ему предстояло принести присягу польской конституции и короноваться польской короной; затем, в 1828 г., поездке в Варшаву помешала война с Турцией. Он прибыл туда лишь в 1829 г. и там короновался польской короной, присягнув конституции, а после того созвал, вопреки мнению Константина Павловича, IV польский сейм, по отношению к которому держал себя довольно корректно.

Во внешней политике Николаю пришлось принять весьма важные решения впервые же месяцы своего царствования по греческому вопросу. Пятилетняя борьба турок с греками, возмущавшая общественное мнение христианского мира и затрагивавшая существенные торговые интересы Англии и Франции, побудила английское правительство, душой которого был в то время известный Каннинг, предложить России совместное давление на Турцию. Подобное вмешательство, направленное против державных прав султана, противоречило традициям священного союза, главным представителем которого служил Меттерних. Николай, однако, принял предложение, и 23 марта 1826 г. в Петербурге был подписан представителями России и Англии протокол, определявший условия умиротворения греков, которые Англия и Россия совместно обязывались предложить султану. Независимо от этого Николай потребовал особым ультиматумом точного выполнения Портой обязательств, принятых перед Россией относительно Молдавии, Валахии и Сербии. Порта пошла на уступки и аккерманской конвенцией 25 сентября 1826 г. обязалась восстановить силу прежних договоров с Россией. Между Россией, Англией и Францией был заключен в Лондоне трактат 24 июня 1827 г., на основании которого сделаны были совместные представления султану и к берегам Греции отправлен соединенный флот русских, французских и английских судов, под общим начальством английского адмирала Кодрингтона. В октябре 1827 г., ввиду неисполнения турками предъявленных им требований, адмиралы решили войти в занятую турецким флотом Наваринскую гавань. Завязался бой, во время которого турецкий флот был уничтожен. Порта признала Россию главной виновницей этой катастрофы и стала готовиться к войне с ней. Как раз перед этим была благополучно закончена начавшаяся в 1826 г. война с Персией. Персы, воспользовавшись малочисленностью русских войск в Закавказье, вторглись в русские владения и заняли Ленкорань и Карабач. Главнокомандующий кавказским корпусом, А.П. Ермолов , потребовал подкреплений. Николай, подозревавший Ермолова в связях с декабристами, отправил на Кавказ своего доверенного генерала Паскевича , которому вскоре было передано командование войсками. Паскевичу удалось разбить персов, занять Эривань, Тавриз и Арбедил и приблизиться к Тегерану. В Туркманчае был заключен мирный договор, по которому Персия уступила России ханства Эриванское и Нахичеванское и часть Каспийского побережья до реки Астары, предоставила России ряд торговых преимуществ, право иметь своих консулов, исключительное право держать военный флот на Каспийском море и уплатить контрибуцию в 20 млн руб.

14 апреля 1828 г. Николай объявил Турции войну, подтвердив отсутствие со стороны России всяких завоевательных планов. Главнокомандующим армией назначен был старый князь Витгенштейн, но Николай и сам отправился в армию, сопровождаемый начальником главного штаба Дибичем. Происшедшее отсюда двоевластие и численная недостаточность армии, перешедшей Дунай, повели за собой ряд неудач; кампания не могла быть закончена в 1828 г., пришлось отказаться от ранее намеченного плана военных действий. По возвращении императора Николая в Петербург один из заслуженных генералов александровского времени, Ил. В. Васильчиков , представил Николаю записку, в которой подверг сильной критике весь ход военных действий и прямо указал на вредные стороны вмешательства Государя в распоряжения главнокомандующего. По обсуждении этой записки в особом совете, главнокомандующим был назначен Дибич, с предоставлением ему полной свободы действий. Дибичу удалось, в значительной мере благодаря смутам, господствовавшим в Турции, удачно закончить кампанию в 1829 г. Русская армия, не тратя усилий на взятие крепостей между Дунаем и Балканами перешла неожиданно для турок Балканы и, заняв Адрианополь, направилась к Константинополю, чем вынудила султана просить мира. Склонению турок к уступкам содействовал и посланный в Константинополь, по желанию Николая, прусский генерал Мюффлинг; большое влияние оказали и победы, одержанные над турками на Кавказе, где были взяты еще в 1828 г. - Карс, Ахалцых, Баязет, Ардаган, а в 1829 г. - Эрзерум. По адрианопольскому договору 2 апреля 1829 г. границей России и Турции оставлен был Прут, но южная часть этой границы проведена была по правому берегу самого южного дунайского гирла (Георгиевского), так что все устье Дуная вошло в состав русской территории. На Кавказе Россия получила Черноморское побережье от Кубани до пристани святого Николая к югу от Поти и Ахалцыхский пашалык. Проливы (Дарданельский и Константинопольский) объявлены свободными для прохода купеческих судов как русских, так и других наций. Молдавия и Валахия получили ряд новых привилегий, и Россия приобретала над обоими княжествами протекторат. Автономия Сербии была подтверждена. Турция должна была выплатить контрибуцию в 11 1/2 млн дукатов и до выплаты ее княжества оставались под русским управлением. Относительно Греции, Турция приняла все постановления лондонского договора 24 июня 1827 г., в которой приняли участие Австрия и Пруссия.

Первые годы правления Николая (1826 - 1830) в обществе русском, исстрадавшемся в последние годы царствования Александра и оглушенном событиями 14 декабря, вызвали примирительное настроение, укреплявшееся как успехами внешней политики Николая, так и проявленной им готовностью к реформам. Начались попытки проложения новых путей независимой мысли, при помощи таких новых журналов, как "Московский Вестник", основанный в 1826 г. кружком московских молодых шеллингианцев, "Московский Телеграф" Полевого , основанный при участии князя П.А. Вяземского , "Атеней" профессора Павлова, "Телескоп" Н.И. Надеждина , а также альманахов, издававшихся бароном Дельвигом , Максимовичем и др. Вскоре, однако, настроение правительства стало резко меняться в реакционную сторону. Николай был сильно поражен июльской революцией 1830 г. и поведением Людовика-Филиппа, который навсегда остался в его глазах узурпатором чужого трона. Сначала Николай думал о коалиции европейских держав, которая восстановила бы законный порядок во Франции, но затем он вынужден был признать новую династию, когда ее признали все остальные державы. Еще ближе к сердцу Николай принял бельгийскую революцию, задевшую интересы его родной сестры Анны Павловны , бывшей замужем за нидерландским наследным принцем. При получении известия об отложении Бельгии от Нидерландов Николай привел на военное положение значительную часть своей армии, несмотря на возражения министра финансов Канкрина и великого князя Константина Павловича.

user posted image

Николай I объявляет своей гвардии о восстании в Польше

Армии этой не пришлось, однако, выступать в поход к берегам Рейна, так как 17 ноября 1830 г. вспыхнуло восстание в Варшаве, разросшееся, вследствие нерешительности великого князя Константина Павловича и затем фельдмаршала Дибича, в длительную 9-месячную войну, окончить которую пришлось уже вытребованному с Кавказа Паскевичу. Временное польское правительство пыталось сначала вести с Николаем переговоры, причем выставило требование присоединения к Царству Польскому остальных частей прежнего польского государства, присоединенных к России при Первых трех его разделах. Когда Николай отказался вести переговоры и предложил восставшим добровольно положить оружие к назначенному им сроку, обещая за это амнистию, то сейм, собранный в Варшаве, объявил династию Романовых лишенной польского престола. По усмирении восстания, Николай считал, вопреки возражениям английского и французского правительств, действие конституции 1815 г. прекратившимся и заменил ее "органическим статутом" 1832 г., по которому Царство Польское присоединялось к России, как завоеванная провинция, но сохраняло некоторую административную автономию и местные учреждения, отличные от существовавших в империи. Этот статут не получил действия, ввиду открытого в 1832 г. заговора Заливского; в Царстве Польском введено было военное положение, и Паскевич, сделанный наместником края, облечен был диктаторской властью. В порыве негодования на поляков Николай думал одно время даже произвести новый раздел польских земель, отдав северную часть Польши, по Вислу и Западный Буг, Пруссии, а южную - Австрии, за что он хотел получить от Пруссии лишь крепость Торн и город Мемель с устьем Немана, а от Австрии Тарнопольскую область, принадлежавшую России в 1809 - 1815 годы. План этот не получил осуществления; но переговоры между Россией, Австрией и Пруссией о дальнейшей судьбе польских земель закончились лишь в 1835 г., причем секретной статьей договора, подписанного 2 октября 1835 г. в Берлине, решено было присоединить область вольного города Кракова к Австрии.

После событий в 1830 - 1831 годов в уме Николая созрело твердое решение признать основной задачей своей внешней политики борьбу с революционными стремлениями и для этого восстановить разрушенный в 1826 г. священный союз. Главным очагом революционных идей являлась, в глазах Николая, Франция. Враждебное отношение к Франции и охлаждение к сблизившейся с ней Англии обусловливалось и новым оборотом дел на Востоке. В Турции, попавшей после адрианопольского договора в зависимость от России, быстро шел процесс внутреннего разложения. Восстание египетского правителя Мехмета-Али-Паши грозило турецкой империи конечной гибелью. Николай отправил в Босфор эскадру, под начальством М.П. Лазарева , и сухопутный десятитысячный отряд, под командой Н. Муравьева , высадившийся вблизи Константинополя. Киселеву приказано было перейти Дунай с 20-тысячной армией. Англия и Франция, не успевшие одновременно провести свои флоты через Дарданеллы, убедили Мехмета-Али заключить с султаном мирный договор. Это не помешало султану признать Николая главным своим избавителем и заключить с ним договор, подписанный 26 июня 1833 г. в Ункиар-Скелесси, по которому Россия обязывалась в случае нужды снабжать Турцию таким количеством сухопутных и морских сил, какое обе стороны признают нужным, а Турция обязывалась, по требованию России, не допускать иностранные военные суда входить под каким бы то ни было предлогом в Дарданельский пролив, пропуская через него во всякое время русские. Франция и Англия заявили, что они считают этот договор недействительным, но Николай не обратил на это внимания. Пруссия и Австрия признали ункиар-скелессийский договор без всяких оговорок. После свидания Николая с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III в Шведте (24 - 28 августа 1833 г.) и с австрийским императором Францем в Мюнхенгреце (29 августа - 8 сентября 1833 г.), между Россией, Австрией и Пруссией заключен был ряд конвенций, закончившихся общим договором в Берлине (3 октября 1833 г.), по которому каждая из трех договорившихся держав могла требовать помощи у двух других, как в случае внутренней смуты, так и в случае внешней опасности. Вместе с тем они взаимно гарантировали друг другу сохранение в Европе существующего порядка. Австрия взяла на себя охрану безопасности и status-quo в Италии, Швейцарии, Испании и Португалии, Пруссия - охрану северной Германии и Голландии; Австрия и Пруссия совместно взялись следить за сохранением спокойствия в остальных германских государствах, Россия принимала на себя надзор за польскими землями, Венгрией и Балканским полуостровом. В союзе этом Николаю несомненно принадлежала первенствующая роль. Во внутренней политике, после революционных 1830 и 1831 годов, главные заботы императора Николая сосредоточились на укреплении и русских начал в западных губерниях России и на подавлении всякого движения в Польше. Завершены были, однако, некоторые законодательные работы, начатые в первые годы царствования. В 1832 г. закончено было печатание "первого полного собрания законов Российской Империи", начиная с уложения 1649 г. и до начала царствования Николая; затем напечатаны были 6 томов "2-го полного собрания законов" нового царствования, а к концу 1832 г. закончено было и издание действующих законов, в виде 15 томов систематизированного "Свода законов". Издание "Свода законов" было несомненно крупным шагом к укоренению законности в управлении и к упорядочению судопроизводства; но дальнейшие шаги по этому пути могли быть сделаны лишь при наследнике Николая, в эпоху великих реформ, после падения крепостного права. В Царстве Польском хотя отдельное управление и было сохранено и после 1832 г., но уже без начал самоуправления, намеченных органическим статутом. Для рассмотрения законопроектов и бюджета Царства Польского были учреждены: государственный совет, особый совет управления и, вместо прежних министерств, три правительственные комиссии - внутренних и духовных дел (она же заведывала и просвещением), юстиции и финансов. Варшавский университет был закрыт еще в 1831 г. В 1833 г., проездом за границу, Николай не пожелал остановиться в Варшаве и по дороге смотрел только расположенные в Польше войска. В 1835 г. он посетил Варшаву и принял депутацию от города, которой не разрешил говорить, а сам сказал ей суровую речь, причем указав на выстроенную по его повелению цитадель, грозил при малейшем возмущении разрушить Варшаву. В 1837 г. воеводства, на которые делилось Царство Польское, были преобразованы в губернии по русскому образцу; в 1839 г. все учебные заведения Царства были подчинены русскому Министерству народного просвещения, а для заведывания ими на месте образован был варшавский учебный округ с русским попечителем во главе. В 1841 г. упразднен Государственный совет Царства; в 1846 г. введен новый уголовный кодекс, являвшийся почти дословным переводом русского уложения о наказаниях. Из имений, конфискованных у польских помещиков, замешанных в восстании, образованы были майораты, розданные русским чиновникам и генералам. В 1846 г., когда в соседней Галиции произошла резня помещиков крестьянами, издан был 5 мая указ, резко ограничивший право помещиков распоряжаться населенными землями своих имений и превративших крестьян, сидящих на этих землях, в наследственных арендаторов, отбывающих раз навсегда определенные повинности. В Западном крае борьба с полонизмом началась при Николае, отчасти еще до 1830 г. В 1831 г. был образован особый западный комитет, задачей которого было уравнять Западный край во всех отношениях с внутренними губерниями. В 1832 г. закрыт был Виленский университет, в 1833 г. - кременецкий лицей, являвшиеся главными рассадниками польской культуры; взамен их открыт был в Киеве университет святого Владимира, получивший, особенно после 1838 г., руссификаторскую миссию. В 1834 г. образован был белорусский учебный округ, получивший такую же миссию. Крупнейшим актом этой политики явилось воссоединение униатов Западного края, проведенное униатским епископом Иосифом Семашко . 12 февраля 1839 г. в Полоцке состоялся "соборный акт" о полном воссоединении униатской церкви с православной. В связи с борьбой против полонизма развивалось в Западном крае и крестьянское дело, в направлении систематической защиты крестьян от польских помещиков. С 1848 г. в Юго-Западном крае, а затем и в Белоруссии, были введены во всех помещичьих имениях инвентари, точно определявшие как размеры крестьянских наделов, так и отбывавшиеся крестьянами повинности. Крестьянский вопрос в остальной России в эти годы продолжал занимать Николая, и с охранительной точки зрения, и вследствие сознания им несправедливости крепостного права (см. XXIII, 274 - 283). На первую очередь решено было во внутренних русских губерниях поставить улучшение положения казенных крестьян, соответственно мысли, выраженной Сперанским еще в комитете 6 декабря 1826 г. Главным сотрудником Николая явился здесь граф П.Д. Киселев. В 1836 г. под начальством Киселева образовано было V отделение Собственной Его Величества канцелярии, через год преобразованное в министерство государственных имуществ, во главе которого Киселев оставался до конца царствования. В устройстве казенных крестьян (поземельном, хозяйственном и административном) ему удалось провести существенные преобразования. Над вопросом об улучшении быта помещичьих крестьян работал в 30-х и 40-х годах ряд секретных комитетов, главным действующим лицом в которых являлся тот же Киселев; но, несмотря на то что в значительной мере инициатором работ этих комитетов был сам Николай, в конце концов, осуществить удалось очень немногое. В 1832 г. Сперанский ввел в свод законов все те незначительные, в сущности, ограничения произвола помещиков, которые установлены были в царствования Павла и Александра I и в начале царствования Николая. В комитете 1839 г. поставлен был на очередь, по мысли Киселева, вопрос о превращении крепостных крестьян в крестьян обязанных, прикрепленных к имениям, а не к лицу помещика, и обеспеченных определенным наделом за определенные повинности. Киселеву не удалось провести эту мысль, несмотря на сочувствие ей самого Николая. Под влиянием оппозиции, руководимой другим близким сотрудником Николая, князем Меншиковым , решено было отказаться от обязательного для всех осуществления этой идеи, и предоставлено было помещикам, по собственному желанию, заключать с крестьянами договоры, по которым они переводились бы в разряд "обязанных" (закон 2 апреля 1842 г.). Когда, при рассмотрении этого вопроса в Государственном совете в присутствии Николая, поддерживавший Киселева князь В.Д. Голицын сказал, что следует ввести это положение, как обязательную для помещиков норму, и что иначе ничего из этого не выйдет, то Николай отвечал Голицыну, что хотя он, конечно, "самодержавный и самовластный", но на такую меру никогда не решится, как не решится и на то, чтобы приказать помещикам заключать договоры, и что "только опыт покажет, в какой мере можно перейти от добровольного к обязательному". На практике мера эта не получила почти никакого значения. В 40-х годах между помещиками (Тульской, Рязанской, а потом и Смоленской губерний) и правительством происходили секретные переговоры о том, на каких условиях возможно было бы приступить к ликвидации крепостных отношений, но и эти переговоры не привели ни к каким практическим результатам. Старая мысль Николая о постепенном прекращении личного крепостного права, об уничтожении разряда дворовых и права продавать крестьян без земли, также не получила осуществления, хотя она и подвергнута была вновь рассмотрению в секретных комитетах 40-х годов. Охранительное направление, окончательно возобладавшее после 1831 г., заметнее всего отразилось на отношении правительства к литературе и просвещению. Хотя цензурный устав 1828 г., считавшийся либеральным, не был изменен, но положение печати стало в начале 30-х годов весьма стесненным. В 1832 г. на третьей книжке был закрыт, без всякого видимого основания, прекрасный журнал Киреевского "Европеец"; в 1833 г. закрыт "Московский Телеграф" Полевого; в том же году правительство строго расправилось с молодым кружком Герцена и Огарева , хотя кроме либерального образа мыслей, их в сущности ни в чем нельзя было обвинить; в 1836 г. за напечатание "философического письма" Чаадаева был не только закрыт "Телескоп", но редактор его Надеждин сослан в Вологду, цензор (ректор Московского университета) отставлен от службы, а автор статьи объявлен сумасшедшим. Разрешение новых журналов было чрезвычайно затруднено. В Петербурге преуспевали лишь органы Булгарина и Греча, да беспринципная "Библиотека для чтения" Сенковского. Однако правительство не становилось еще на путь обскурантизма. Во главе министерства народного просвещения с 1833 г. стоял С.С. Уваров. Он стремился поставить существующие учебные заведения, в особенности университеты, на высоту современной европейской науки, но вместе с тем так обставить преподавание научных предметов и воспитание юношества, чтобы обеспечить подготовление послушных орудий высшей власти, одушевленных верноподданническими и патриотическими стремлениями, выраженными Уваровым в тройственной формуле: "православие, самодержавие и народность". Строго сообразуясь с консервативно-сословной точкой зрения, выраженной Николаем еще в рескрипте Шишкову 19 августа 1827 г., Уваров создал стройную систему учебных заведений и народного просвещения в России. В отчете, представленном государю после 10-летнего управления министерством, Уваров подчеркивал, что он всегда стремился идти средним путем, борясь против политического либерализма и против "мечтательного мистицизма", но отнюдь не уклоняясь в сторону обскурантизма. В 1835 г. проверена была реформа учебных округов и университетов. Университетские советы были освобожены от обязанности иметь надзор за учебным делом в низших и средних заведениях округа, всецело сосредоточенных в руках попечителей. С другой стороны, университетские советы были лишены той широкой автономии, которая им была предоставлена по уставу 1804 г. Попечитель учебного округа сделан был таким же "хозяином" в университете и в округе, каким в то время был каждый губернатор у себя в губернии. Хотя советы могли избирать ректора, факультеты - деканов, и замещать по своему выбору вакантные кафедры, но министр мог и не утвердить выбранных и вместо них назначить своих кандидатов. Постановка преподавания в университетах, которые разделены были на 3 факультета: философский (с двумя отделениями - историко-филологическим и физико-математическим), юридический и медицинский, была несомненно повышена и средства университетов значительно усилены. Попечителем московского округа был назначен в 1835 г. граф С.Г. Строганов, которому университет был впоследствии многим обязан. Для приготовления к профессорскому званию целый ряд талантливых молодых людей отправлен был за границу (Грановский, Крюков , Редкин , Бодянский и др.). Желая побудить дворянство воспитывать детей в казенных учебных заведениях, Уваров стремился не только увеличить число гимназий и улучшить постановку в них преподавания, но и открывать как при них, так даже и при некоторых уездных училищах особые дворянские пансионы, под надзором дворянских обществ и отчасти на отпускаемые ими средства. Приняты были меры к подчинению правительственному надзору частных учебных заведений и к сокращению их числа; установлен контроль над деятельностью домашних учителей, для которых введено было требование правительственного допущения к преподаванию. В 1828 г. в Петербурге был вновь открыт главный педагогический институт. Основан был ряд высших технических и специальных училищ: в 1828 г. Технологический институт в Петербурге, в 1832 г. Училище гражданских инженеров, в 1835 г. Училище правоведения (по плану, в разработке которого участвовал Сперанский), в 1840 г. Горы-Горецкое земледельческое училище, в 1844 г. Константиновский межевой институт в Москве, в 1830 г. ветеринарная школа в Харькове, в 1848 г. - в Дерпте. Вероисповедная политика, особенно резко отражалась на положение раскольников и сектантов. В 40-х годах духоборцы, молокане и другие сектанты массами выселялись в Закавказье и в Восточную Сибирь; некоторые из них сдавались в солдаты. В преследовании раскольников и сектантов соперничали между собой три ведомства: 3-е отделение собственной Его Величества канцелярии, ведомство православного вероисповедания, с обер-прокурором Святейшего Синода графом Протасовым во главе, и Министерство внутренних дел. Местные власти - полиция и священники, считали раскольников и сектантов, одной из главных своих доходных статей. Систематический характер преследования приняли в 1837 г., когда все виды раскола и секты разделены были на 3 категории: менее вредных, к которым причислялись раскольники, приемлющие священство, вредных, к которым причислялись беспоповцы, признающие брак и молящиеся за царя, и вреднейших, к которым причислялись раскольники, не признающие брака и не молящиеся за царя, а также все сектанты, начиная с духоборцев и молокан, и кончая, хлыстами и скопцами. Число раскольников и сектантов, как выяснилось из официальных расследований, произведенных в 40-х годах под руководством Надеждина, постоянно возрастало и раз в 10 превышало в действительности то число их, которое значилось на бумаге, несмотря на то, что дети раскольников и сектантов, не признающих брака, считались незаконнорожденными и отнимались у родителей, причем мальчики записывались в кантонисты, а девочки помещались на попечение приказов общественного призрения.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

user posted image

У раскольников, приемлющих священство, подвергалось преследованию их духовенство, состоявшее в значительной мере из беглых православных попов, а с конце 40-х годов - из посвящавшихся раскольничьими епископами, получившими свой сан от австрийских белокриницких архиереев. В 30-х и 40-х годах были завершены некоторые из преобразований, намеченных еще в комитете 6 декабря 1826 г. Таково было новое учреждение Государственного совета 15 апреля 1842 г., отнюдь, впрочем, не изменившее его положения: фактически значение Государственного совета при Николае было весьма ничтожно и отнюдь не изменилось к лучшему, несмотря на попытки одного из председателей его, князя Васильчикова, отстоять за ним роль серьезного законосовещательного собрания. В 1836 г. все предположения по военной части изъяты были из компетенции Государственного совета. Важнейшие вопросы, интересовавшие непосредственно Николая, по-прежнему рассматривались в собственной Его Величества канцелярии, рост которой продолжался и после 1826 г. В 1828 г., после смерти императрицы Марии Феодоровны, образовано было IV отделение Собственной Его Величества канцелярии для заведывания учреждениями императрицы Марии (в том числе девичьими институтами, число которых при Николае было значительно увеличено); в 1836 г. образовано было V отделение, не закрытое и с учреждением Министерства государственных имуществ (оно просуществовало до 1856 г.); в 1843 г. было образовано VI отделение Собственной Его Величества канцелярии по устройству Закавказского края.

В сфере местного управления на первый план выдвинут был вопрос об усилении губернаторской власти, в связи с отказом от мысли о повсеместном учреждении генерал-губернаторств, оставленных лишь на окраинах. По наказу губернаторами 3 июня 1837 г., губернаторы признаны были начальниками губерний, с подчинением им всех местных учреждений. Положение 2 января 1845 г., изданное по мысли министра внутренних дел Л.А. Перовского , стремилось освободить губернатора от рассмотрения второстепенных и мелочных дел, чтобы тем самым дать ему время "для важнейших занятий".

Рядом новых законоположений упорядочено было заведывание на местах, отбыванием земских повинностей, содержанием и сооружением дорог и мостов, продовольствием населения, санитарной и пожарной частью. В 1851 г. издан устав о земских повинностях с разделением их на государственные, губернские и частные (сословные). Еще при Александре I правительство озабочивалось упадком городского хозяйства и вялостью действовавшего на основании Екатерининских законов городского самоуправления.

После неудачных законопроектов Балугьянского (в 1827 г.) и министерства внутренних дел (в 1828 г.), министерство пыталось в 30-х годах упорядочить городское благоустройство при помощи циркуляров, причем выработаны были особые правила о составлении, утверждении и исполнении городских смет, а затем и о проверке деятельности городских дум при помощи особых депутатов от обывателей. Правила эти были обращены в 1831 г. в закон, но существенного значения на практике не получили. В 40-х годах Л.А. Перовский поручил разработку вопроса об устройстве городов, тогда молодому чиновнику, впоследствии известному деятелю эпохи реформ Н.А. Милютину . Милютин, в числе сотрудников которого были И.С. Аксаков и Ю.Ф. Самарин , основательно исследовал положение городов, после чего выработан был в виде опыта проект нового городового положения для Петербурга, утвержденный Николаем в 1846 г. В состав городской думы введены были представители дворянства, владевшего в городе имуществами; но городское хозяйство мало от этого выиграло, так как ни достаточной самостоятельности, ни права самообложения реформированному городскому управлению дано не было. - Финансовое управление до 1844 г. находилось в руках графа Е.Ф. Канкрина (см. ХХ, 725), которому Николай при всем своем самовластии считал необходимым, особенно в первые годы царствования, нередко уступать, не чувствуя за собой достаточной подготовки для самостоятельного решения трудных и запущенных в предшествующее царствование вопросов.

Основной задачей финансовой политики при Николае считалось повышение курса бумажного рубля, упавшего почти до 1/4 своей номинальной цены, вследствие чрезмерного выпуска ассигнаций и невыгодного торгового баланса. Канкрин, вопреки предшественнику своему Гурьеву, перестал стремиться к выкупу ассигнаций при помощи невыгодных займов и решил поправить финансы при помощи экономии в расходах и постепенного подъема производительных сил страны. С этой целью он считал необходимым, отказавшись от защиты помещичьих интересов, обратиться к протекционной политике, в духе которой и был составлен при его участии еще в 1822 г. таможенный тариф, постоянно им пересматривавшийся и регулировавшийся как в интересах поощрения отдельных отраслей русской промышленности, так и в видах увеличения таможенного дохода. Несмотря на частые войны в начале царствования Николая, ему удалось поднять кредит России за границей и сильно уменьшить дефициты. С 1822 г. существовал особый таможенный тариф между Россией и Царством Польским, выгодный для Польши, но невыгодный для России. В 1826 г. министр финансов Царства Польского, князь Друцкой-Любецкий , хлопотал о полном упразднении таможенной черты между Россией и Польшей; Канкрин воспротивился этому. Льготы польских промышленников сильно поколебались после восстания 1831 г.; русские купцы добивались даже полного запрещения ввоза в Россию польских фабрикатов и провоза их транзитом в восточные страны, но интересы промышленников Царства сильно отстаивал Паскевич, и Канкрину с трудом удалось настоять на проведении компромиссного решения. В 1826 г. Канкрин провел отмену установленной при Гурьеве винной монополии, так как система эта, породив крупные злоупотребления чиновников, чрезвычайно понизила доход государства от эксплуатации питий. Признавая, ввиду некультурности тогдашнего общества и неимения честного чиновничьего персонала, невозможным перейти к системе свободной торговли питьями, обложенными акцизом, Канкрин вернулся к системе откупов, при которой доход от эксплуатации питий быстро возрос. Эта система также приводила к большим злоупотреблениям, к почти поголовному подкупу откупщиками всего местного чиновничества, но до конца управления Канкрина она считалась наиболее выгодной. Канкрин старался сдерживать азарт откупщиков на торгах, не давая им зарываться, так как это грозило при частых банкротствах откупщиков крупными недоимками и убытками для государства. Общие размеры государственного бюджета при Канкрине, несмотря на его сдержанность, росли довольно быстро. К концу 30-х годов Николаю стало казаться, что он кое-чему у Канкрина успел научиться, и он решился попробовать проводить собственную финансовую политику, более смелую и предприимчивую. В 1839 г. Канкрин, желая положить конец колебаниям в так называемом простонародном курсе ассигнаций, провел закон об обязательном совершении всех торговых сделок и поставок на серебро, причем был фиксирован курс бумажного рубля определением, что 1 серебряный рубль равняется 350 коп. ассигнациями. В видах изъятия из оборота различных иностранных серебряных монет (ефимков и лобанчиков), выпущены были "депозитки", под которые в казну принимались всякие металлические ценности, и размен которых производился безостановочно, обеспечиваясь всем металлическим фондом, за них внесенным. Эти меры, из которых первая, в сущности, являлась как бы частичным государственным банкротством, дали Николаю мысль пойти дальше и, выпустив новые разменные бумажные деньги, заменить ими ассигнации, которые он предлагал выкупить постепенно по установленной законом 1839 г. цене. Канкрин долго противился осуществлению этой меры, опасаясь, что и вновь выпущенные, по мысли Николая, кредитные билеты могут, с течением времени, сделаться неразменными; но Николай, подвергнув свой проект обсуждению в ряде совещаний, настоял на его осуществлении. Ассигнации были в течение 5 лет выкуплены по назначенной цене и заменены кредитными билетами. В результате за выпущенные номинально на сумму 596 миллионов ассигнации уплачено было всего 170 миллионов рублей серебром, а так как при этом тотчас же выпускались новые кредитные бумажки, обеспечиваемые сохранением металлического фонда в размере 1/6 части их ценности, то для выполнения всей операции потребовалось всего 28 миллионов рублей металлических, между тем как запас, имевшийся в казне, значительно превышал эту сумму. Таким образом операция прошла вполне удачно, закончившись уже после отставки и смерти Канкрина. После этого Николай, почувствовав себя опытным финансистом, стал действовать в управлении финансами гораздо смелее, не считаясь с мнениями малоавторитетных преемников Канкрина, графа Вронченка и Брока .

user posted image

Парад на Царицыном лугу. Художник Г.Г. Чернецов

В 30-х и 40-х годах сильно развилась деятельность по сооружению дорог и по обстройке Петербурга, а отчасти и других городов и портов. В царствование Николая была построена почти половина ныне существующих шоссейных дорог в России (более 8000 верст); по его же почину, вопреки мнению почти всех министров, была начата и постройка железных дорог, почти одновременно с Пруссией и Австрией. В 1837 г. была построена Царскосельская железная дорога, в 1839 г. начата постройка Варшавско-Венской железной дороги, в 1843 г. (средствами казны) - Санкт-Петербургской - Московской, открытой в конце 1851 г. Главным строителем ее был Клейнмихель , бывший когда-то помощником Аракчеева и назначенный в 1842 г., после смерти Толя, главноуправляющим путями сообщения, так как он один из немногих стоял за постройку железных дорог. С 1851 г. приступлено было к постройке Варшавско-Петербургской дороги, но в 1853 г. постройка приостановилась из-за войны с Турцией.

Склонность Николая к искусству выразилась в устройстве великолепного художественного музея в Эрмитаже, в значительном усилении средств Академии Художеств и в поддержке русских художников за границей. Личные вкусы Николая и в этой области проявлялись, впрочем, с большим самовластием и произволом, что иногда, в особенности в последние годы царствования, отражалось невыгодно на судьбе художественных коллекций.

На сооружение крепостей, в особенности на западной границе, расходовались колоссальные суммы. Самым капитальным сооружением в этом роде была Новогеоргиевская крепость при впадении Буго-Нарева в Вислу. Военную часть и сферу военного управления Николай считал своей родной стихией. Комплектование и содержание постоянной армии лежало в то время тяжелым бременем на населении. При населении России в тридцатых годах в 3 1/2 раза меньшем теперешнего, размеры постоянной армии превышали 1 миллион. Ежегодные наборы в среднем составляли около 80 тыс. человек. Срок службы был 25 лет; новобранец исключался из своего сословия и становился как бы крепостным военного ведомства. Обращение с солдатами было в высшей степени грубое и жестокое. Обучение состояло в непрестанной муштре и превращало человека в машину. По рекрутскому уставу, переработанному в 1831 г., рекрутской повинности подлежали лишь лица податных сословий в возрасте от 20 до 34 лет. Помещики, да и само правительство нередко отдавали в солдаты в виде наказания, считавшегося почти столь же тяжелым, как ссылка в каторжные работы. От рекрутской повинности можно было откупиться приобретением зачетной квитанции или представлением "охотника", купленного за деньги. Офицеры подготовлялись в кадетских корпусах, закрытых средних учебных заведениях с чрезвычайно суровой дисциплиной, из дворянских детей. Несмотря на то что при Николае было открыто 9 новых корпусов, число их было недостаточно и более половины офицерских вакансий в армии замещались из выслужившихся низших чинов, вовсе не получивших образования. Для специальных войск существовали училища артиллерийское и инженерное, с офицерскими классами, дававшими большее образование, нежели кадетские корпуса. Училище для колонновожатых, образованное в 1819 г. Н.Н. Муравьевым в Москве и потом переведенное в Петербург, было в 1826 г. закрыто и лишь в 1832 г. вместо него для подготовления офицеров генерального штаба была основана военная академия, по плану генерала Жомини, суженному поправками Нейдгарда, Чернышева и Дибича. После смерти Дибича, в 1831 г., главным военным авторитетом до конца царствования считался Паскевич, хотя ему не удалось поддержать свою репутацию на прежней высоте во время венгерского похода 1849 г. Совсем состарившимся он оказался во время восточной войны 1853 - 56 годов. Во главе военного управления стоял с 1828 по 1853 г. весьма ловкий, но очень непопулярный деятель, граф (впоследствие князь), А.И. Чернышов, по плану которого в 1832 - 36 годы было реорганизовано высшее военное управление, в смысле сосредоточения всей власти по военному ведомству в руках военного министра.

В связи с бунтом, происшедшим в военных поселениях в холерный 1831-й год, были реорганизованы и военные поселения, отчасти превращенные в округа пахотных солдат, причем была уничтожена прежняя аракчеевская система. Во главе морского ведомства в течение почти всего царствования Николая стоял начальник главного морского штаба, генерал-адъютант князь Меншиков, человек умный и влиятельный, но никогда не бывший моряком. Заведуя морским ведомством, он вместе с тем состоял одно время финляндским генерал-губернатором, получал неоднократно важные дипломатические поручения и участвовал во многих секретных комитетах по самым разнообразным государственным и административным вопросам, причем являлся убежденным сторонником узкопомещичьих взглядов.

Сила и численность флота при Николае поддерживалась на одном уровне с морскими державами до тех пор, пока всюду был только парусный флот; но когда с начала 40-х годов в Англии, Франции и Америке стали переходить к паровым и винтовым судам, Россия стала заметно от них отставать. Значительные работы были произведены морским ведомством по укреплению портов, в особенности Кронштадта, и береговых линий (восточный берег Черного моря). Большое значение имели гидрографические работы в разных морях, омывающих русские берега, и научные исследования в северных странах, произведенные рядом экспедиций, а также исследование реки Амура.

После усмирения польского восстания в 1831 г. и до венгерского похода 1849 г. Россия не вела крупной войны, но в течение всего этого времени продолжалась с переменным успехом затяжная "малая" война на Кавказе. Целью этой войны являлось покорение и замирение кавказских горных племен, занимавших несколько оазисов в восточной и западной частях кавказского горного хребта и по берегу Черного моря и упорно отстаивавших свою независимость . Большие неудачи русскому оружию пришлось испытать в 1843 г. После 1845 г., при наместнике князе М.С. Воронцове дела наши значительно поправились: но в 1853 - 54 годы во время русско-турецкой войны Шамиль вновь перешел в наступление, и окончательное покорение Кавказа совершилось уже в следующее царствование.

Во внешней политике новые осложнения произошли в конце 30-х годов в связи с новым восстанием Мегемед-Али против султана. Англии и Франции удалось предупредить единоличное вмешательство Николая и привлечь к совместному обсуждению вопроса Австрию и Пруссию. Вопреки намерениям Николая решено было сделать Порте коллективное представление от имени пяти держав. Вынужденный примириться тогда с этим положением, Николай решил попытаться разъединить Англию и Францию, и добиться, таким образом, изолирования Людовика-Филиппа. Это ему удалось благодаря тому, что Франция поддерживала интересы Мегемед-Али, а Англия старалась гарантировать существование и целость империи султана. В 1840 г. четыре державы без ведома Франции подписали конвенцию с Турцией, по которой обязались сообща заставить Мегемед-Али примириться с султаном на предложенных ему условиях. В отмену ункиар-скелессийского договора было установлено, что проливы должны быть закрыты для военных судов всех наций, за исключением легких посольских судов, которые будут пропускаться каждый раз особыми фирманами султана. Опасность европейской войны была устранена лишь уступчивостью Людовика-Филиппа. В 1841 г. в Лондоне состоялась новая конвенция о проливах, подтвердившая постановление предыдущей и подписанная представителями всех великих держав, включая и Францию. Пальмерстон не без основания считал заключение этих конвенций крупной победой над дипломатией Николая. Столь же неудачно сложились, вследствие упорного стремления императора Николая всюду отстаивать принципы легитимизма, отношения России к Греции, Молдавии, Валахии и Сербии; население всех этих стран, освобожденных при содействии России, оказалось, в конце концов, сильно против нее восстановленным.

Большое недовольство в императоре Николае вызывала непоследовательная и неуравновешенная политика нового прусского короля, Фридриха-Вильгельма IV, который не только вступил на путь уступок народным требованиям, но и сам обнаруживал стремление к объединению северной Германии под главенством Пруссии. В Австрии назревали столкновения национальных течений, в Венгрии, развивалось стремление к национальному объединению в итальянских владениях; беспокойным было настроение в Галиции и в Краковской республике. Австрийское правительство справилось с галицийским восстанием, натравив на восставших поляков угнетенное крестьянское население; Краков, несмотря на возражения западных держав, был присоединен к Австрии. Когда в конце 1847 г. Австрии стала грозить серьезная опасность со стороны сардинского короля Карла-Альберта, опиравшегося на поддержку Англии, Николай оказал Австрии поддержку материальную, в виде денежной субсидии в 6 миллионов рублей, и нравственную, в виде весьма решительной ноты по адресу английского правительства. Когда получены были известия о Февральской революции во Франции, Николай тотчас же попытался создать коалиционный оплот против распространения революционного движения; но прежде, чем его предложения дошли до Берлина и Вены, там также произошли революционные взрывы. 14 марта 1848 г., Николай издал манифест, полный угроз по отношению к революционерам и кончавшийся словами: "С нами Бог, разумейте языци и покоряйтеся, яко с нами Бог!" На западной границе была сосредоточена 400-тысячная армия, и при первых известиях о революционном движении в Молдавии Дунайские княжества были заняты русскими и турецкими войсками; во главе управления ими поставлен был русский генерал Дюгамель. С большим негодованием отнесся Николай к образованию франкфуртского парламента и резко потребовал от Австрии и Пруссии подавления насильственными мерами революционного движения в Галиции и Познани, деятели которого весьма вызывающе относились к России (в русской части Польши, под военным режимом Паскевича, удержалось полное спокойствие). Когда австрийский император Фердинанд, в декабре 1848 г., отрекся от престола в пользу юного племянника своего Франца-Иосифа, Николай тотчас же обещал последнему вооруженную помощь и в 1849 г. отправил сперва небольшой корпус, а затем 100-тысячную армию, перешедшую через Карпаты под начальством Паскевича. Несмотря на ряд неудачных действий последнего, главная венгерская армия, под начальством Гергея, была принуждена капитулировать перед русскими войсками. В то же время вмешательство Николая останавливало завоевание Шлезвига пруссаками. Когда в 1850 г. между Австрией и Пруссией возник резкий конфликт, едва не приведший к войне между ними (см. XIII, 231), Николай взял на себя роль посредника, настаивая на том, чтобы за исходный пункт при решении вопроса приняты были акты венского конгресса 1815 г. Этим он сразу становился, в сущности, на сторону Австрии. Прусский король не решился разорвать с Николаем, и договор, исключительно благоприятный для Австрии, состоялся в Ольмюце 18 ноября 1850 г., при участии представителя России. Вмешательство России вызвало негодование против нее во всей Германии.

К французской республике Николай стал относиться несколько менее враждебно после усмирения июньского восстания в Париже. К избранию президентом Людовика-Наполеона Николай отнесся не сочувственно, лишь потому, что предпочитал ему Кавеньяка; но, когда Наполеон совершил государственный переворот 2 декабря, Николай усмотрел в этом залог укрепления власти и обуздания революционного движения. Когда Наполеон провозгласил себя императором французов, Николай увидел в восстановлении венского конгресса, и хотя признал Наполеона императором, но в письме к нему не пожелал назвать его "mon frere".

События 1848 г. повлекли за собой изменение в еще более реакционную сторону внутренней политики Николая. Он отказался от всяких преобразований в области крестьянского вопроса, и недоверие его к просвещению достигло своего апогея. Через неделю после манифеста 14 марта 1848 г., принимая дворян Петербургской губернии, Николай приглашал их забыть все неприятности, "подать между собой руку дружбы, как братья, как дети родного края, так, чтобы последняя рука дошла до него", и обещал им, что под его главенство никакая сила земная их не потревожит. Киселев, присутствовавший при этом, тогда же сказал своему племяннику, Николаю Милютину, что "крестьянский вопрос лопнул". И действительно, все переговоры с дворянами о крестьянской реформе были прекращены. Уваров тогда же объяснил Погодину очень определенно связь этой перемены с новым настроением государя, указав, что за отмену крепостного права дворянству пришлось бы дать какую-нибудь компенсацию, а ее можно было бы искать лишь в ограничении самодержавной власти.

27 февраля 1848 г. был образован, под председательством князя Меншикова, секретный комитет для негласного обревизования деятельности цензуры, заподозренной со слов того же Меншикова и барона Модеста Корфа , стремившегося занять место Уварова, в послаблениях печати. 2 апреля 1848 г. комитет этот был превращен в постоянное учреждение, наблюдающее за действиями цензуры и докладывающее императору о всех замеченных послаблениях, причем председателем комитета вместо Меншикова сделан был крайний реакционер Бутурлин, а после его смерти, в 1853 г. - барон Корф. Комплект студентов в каждом университете приказано было сократить до 300, за исключением лишь медицинских факультетов. Затем распространились слухи о полном закрытии университетов, а когда в защиту их, по внушению Уварова, была помещена очень робкая и вполне "благонамеренная" статья И.И. Давыдова в "Современнике", Уваров за пропуск этой статьи получил выговор. Вслед за тем он вышел в отставку. На место его назначен был князь Ширинский-Шихматов . Надзор за университетами был усилен до крайности. В 1850 г. упразднены были кафедры философии, на том основании, как объяснил новый министр, что польза от нее сомнительна, а вред весьма возможен; преподавание логики и психологии поручено профессорам богословия. Заграничные командировки прекращены, выезд за границу вообще затруднен до крайности. Даже классическая система в гимназиях, введенная Уваровым, взята была под подозрение. Древние языки сохранены были только для тех, кто непременно хотел идти в университеты, что вовсе не поощрялось. Преследованиям и репрессиям подвергались все заподозренные в недостатке политической благонадежности. Произведена была расправа с членами Кирилло-Мефодиевского общества в Киеве, донос на которых сделан был еще в 1847 г. (см. XXII, 927), затем с так называемыми "Петрашевцами". Сюда же относятся высылка М.Е. Салтыкова в Вятку, арест Тургенева за статью о Гоголе , Ю.Ф. Самарина и И.С. Аксакова, цензурные репрессии против славянофилов в 1852 г. .

В то время как в России исключалась возможность прогресса, на Западе культура и техника развивались гигантскими шагами. В 1837 г. железнодорожное строительство началось в России почти одновременно с Австрией и Пруссией; но к концу царствования Николая в России построено было всего 980 верст железной дороги, тогда как в Германии их имелось уже 6000 километров. Еще поразительнее была отсталость России в вооружении войск и в конструкции морских судов. За эту отсталость, равно как за самонадеянность во внешних сношениях, развившуюся в последние годы царствования Николая, России вскоре пришлось расплачиваться дорогой ценой.

Еще будучи президентом, Наполеон потребовал в 1850 г. от Порты, опираясь на старинный договор 1740 г., чтобы католикам предоставлено было заведывание некоторыми святынями у Гроба Господня, сначала XIX в. перешедшими в ведение православных. Николай вступился за права православных, соглашаясь сделать католикам лишь небольшие уступки. Султан сперва подтвердил, по его требованию (3 января 1852 г.), права православных, отвергнув большую часть притязаний католиков; но через неделю фирман этот, по требованию французского посла, был отменен. Спор о святынях осложнился восстанием в Черногории. Желая произвести на Турцию давление, Николай отправил в Константинополь чрезвычайное посольство с Меншиковым во главе, которое должно было поставить вопрос ребром и в случае неудачи прервать с Турцией дипломатические сношения. В противность ожиданиям Николая, на стороне Франции оказался и английский посол Стратфорд Каннинг. В мае 1853 г. переговоры были прерваны, и 14 июня Николай возвестил манифестом о решении своем занять Дунайские княжества, в обеспечение прав православной церкви и в видах понуждения турок выполнять обязательства, установленные со времен Кучук-Кайнарджийского мира. Переговоры были перенесены в Вену, где они велись при участии всех великих держав. Россия оказалась совершенно изолированной, так как Австрия и Пруссия не склонны были ее поддерживать. В порыве негодования Николай хотел было после объявления войны России Турцией 4 октября 1853 г. призвать к участию в ней все христианские подчиненные султану народности, провозгласив полную независимость молдаво-валахов, сербов, болгар и греков; но канцлер граф Нессельроде убедил его от этого плана отказаться, так как исполнение его противоречило бы всем прежним принципам политики императора и не встретило бы одобрения "консервативной Европы". После уничтожения адмиралом Нахимовым 18 ноября 1853 г. турецкого флота при Синопе англо-французская эскадра вошла в Черное море 1 марта 1854 г. Англия и Франция предъявили России требование об очищении Дунайских княжеств, а 15 марта ими объявлена была России война. 28 марта, на конференции в Вене, Англия, Франция, Австрия и Пруссия констатировали полное свое единомыслие по Восточному вопросу, и предложение России о подписи Австрией и Пруссией протокола о нейтралитете было отвергнуто. Этим императору Николаю был нанесен самый чувствительный удар. По собственному его выражению, австрийский император своей изменой "повернул у него нож в сердце". Войска наши действовали на Дунае неудачно и под угрозой, выставленной в тылу у них австрийской армии, должны были очистить княжества. Императору Николаю пришлось отказаться от грандиозного плана высадки русского десанта прямо к Константинополю и принять меры к обороне собственных владений. Нападения английского флота на русские берега Балтийского и Белого морей и Тихого океана были отбиты; но в сентябре 1854 г. союзники высадили в Крыму десантный корпус, и после неудачного для нас сражения при Альме началась длительная осада Севастополя. Очень скоро обнаружились все технические недостатки в нашем снаряжении, мешавшие нам отразить врага, несмотря на то, что перевес численности был на нашей стороне и дух войск, стянутых в Севастополь, оказался превосходным. Главнокомандующие русскими силами, князь Паскевич, князь Горчаков и князь Меншиков, оказались далеко не на высоте положения. Отсутствие удобных путей сообщения, плохая организация частей продовольственной и санитарной довершали трудность нашего положения. Императору Николаю пришлось воочию убедиться в несовершенстве своей системы и в отрицательных сторонах того режима, который ознаменовал конец его царствования. Он не вынес мысли о возможности решительного поражения и сознательно, по-видимому, пренебрегая медицинской помощью во время схваченной им в январе 1855 г. простуды, приблизил тем самым свой конец. 18 февраля 1855 г. он скончался. "Сдаю тебе команду не в добром порядке", сказал он перед смертью своему сыну, будущему императору Александру II.

user posted image

Николай Первый на смертном одре

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

А какое по Вашему мнению, наиболее важное деяние совершил Николай I?

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Суйко @ Дек 9 2012, 16:47)
А какое по Вашему мнению, наиболее важное деяние совершил Николай I?

Как и всякий человек. Умер.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

А есть версия, что он принял яд.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах
(Суйко @ Дек 9 2012, 18:30)
А есть версия, что он принял яд.

Поэтому и говорю, что смерть его очень важна.
Версия имеет под собой основания, хотя официально ее всегда отрицали.
18 февраля 1855 года в столичных газетах появился «Бюллетень №1» о состоянии здоровья царя Николая I: «Его величество заболел лихорадкой... 13 февраля его величество выхода к литургии иметь не изволил».
В прибавлениях к тем же газетам, напечатанных «в последний с час», — «Бюллетень № 2»: «Лихорадка его величества к вечеру 17-го февраля усилилась. Отделение мокроты от нижней доли правого легкого сделалось труднее». На другой день, 19 февраля, появился «Бюллетень №З» об усилении болезни, «что делает состояние его величества опасным». Затем «Бюллетень №4» сообщил об «угрожающем его величеству параличном состоянии легких». 20 февраля новых известий не появилось, 21-го был опубликован манифест о кончине императора...
Между тем царь умер еще в день первого бюллетеня, 18 февраля, вскоре после полудня (в Москву первые известия о его кончине поступили не из Петербурга, а из Берлина). «Сей драгоценной жизни, — говорилось в официальном документе, составленном графом Блудовым,— положила конец простудная болезнь (grippe), вначале казавшаяся ничтожной, но, к несчастью, соединившаяся с другими причинами расстройства, давно уже таившимися в сложении, лишь по-видимому крепком...»
Смерть Николая была почти для всех абсолютно неожиданной. То был 58-летний мужчина, громадного роста, демонстративно презиравший всякую изнеженность и спавший на походной кровати под шинелью (стиль а lа Петр Великий: поэт Тютчев сказал, что Николай — это «фасад великого человека»). Человек, от зычного окрика которого падали в обморок, а случалось, даже умирали крепкие офицеры, он управлял Россией 30 лет, и как будто не собирался прекращать этого занятия... Правда, наиболее близкие к Николаю люди знали, как потрясли и сломили его поражения, что несли в Крымской войне его армия и его флот: каково было терпеть такие удары царю, всю жизнь не сомневавшемуся в правильности всего, что он делал, — в правильности того, что отмена крепостного права большее зло, чем само крепостное право; что декабристов должно держать в Сибири — даже спустя четверть века после восстания; что внешние дела надо вести вызывающе, ибо «басурманы» не посмеют противиться его величию и славе...
Министр и личный друг Николая граф Киселев свидетельствует:
«В последние месяцы император утомлялся, и сколько ни желал преодолевать душевное беспокойство — оно отражалось на лице его более, чем в речах, которые при рассказе о самых горестных событиях заключались одним обычным возгласом: «Твори, бог, волю твою!».
12 февраля 1855 года курьер принес во дворец весть о поражении под Евпаторией. Приближенные вспоминали, как бессонными ночами царь «клал земные поклоны», «плакал, как ребенок». Герцен позже заметит, что у Николая была «Евпатория в легких». В последние часы жизни царь не пожелал даже знать новостей из Крыма, содержавшихся в письме его младших сыновей Михаила и Николая. Только спросил: «Здоровы ли они? Все прочее меня не касается…»
Не успели в церквах отслужить панихиду, не успели одни утереть слезы, а другие — тайком поздравить друг друга, не успели лондонские мальчишки-газетчики растратить чаевые, полученные от Александра Герцена за сенсационную новость «Император умер!», — не успело все это случиться, как разнесся слух, что внезапная смерть была самоубийством.
Девятнадцатилетний студент Николай Добролюбов в рукописной газете «Слухи» замечал:
«Разнеслись слухи о том, что царь отравлен, что оттого и не хотели его бальзамировать по прежнему способу, при котором, взрезавши труп, нашли бы яд во внутренностях... Слух этот произвел очень различное впечатление: одни радовались, другие удивлялись, третьи говорили, что так и должно быть — поделом ему, мошеннику. Но особенно замечательно, как сильно принялось это мнение в народе, который, как известно, верует в большинстве, что русский царь и не может умереть естественно, что никто из них своей смертью не умер». Впрочем, Добролюбов находил, что «..народ едва ли не был прав в своем подозрении...» Русский революционер, писавший Герцену за подписью «Русский человек», замечал: «Машина давно бы лопнула, но Николай сам это понимал и при помощи Мандта предупредил неизбежную и грозную катастрофу».
Перед лейб-медиком Мандтом закрылись все аристократические салоны: подозрение, если не в цареубийстве, то в царесамоубийстве! Современники свидетельствуют, что Мандт боялся выходить на улицу, ибо «...народ, пожалуй, и разорвал бы его на части, но не более как для того, чтобы потешиться законным образом, не опасаясь того, что на толпу верноподданных вдруг наведут пушки и брызнут картечью» (Добролюбов).
Понятно, все подробности последних дней Николая сразу сделались государственной тайной — и оттого стали еще более двусмысленными. Власть, борясь со слухами, распространяла много, даже слишком много брошюрок о том, как царь «мирно скончался», простясь с семьей и благословив подданных. Поскольку официальным известиям не верили даже тогда, когда они не врали, то, выслушав манифест о смерти «после гриппа», многие читатели вспоминали, что задушенный Павел I умер «от апоплексического удара», а проломленный череп Петра III был замаскирован «гемороидальными коликами». Стоило объявить похороны не через два месяца, как обычно делалось, а через шесть недель — и тысячи людей решили, что это неспроста...
Прошли годы, и «расстановка сил» вокруг этой истории мало переменилась: официальная версия — «царь умер сам по себе», и слухи — «царь-самоубийца». Дело было, разумеется, не в подробностях или «сплетнях» — тут была замешана честь династии. Самоубийство иллюстрировало бы ту же мысль еще ярче...
В конце XIX — начале XX века генерал-лейтенант Николай Шильдер, известный историк-монархист, начал составлять историю Николая I. На полях книги историка-царедворца Модеста Корфа против слов: «Император Николай опочил от трудов своих смертью праведника» Шильдер пишет: «Отравился».
В 1914 году в русскую печать проскользнуло маленькое, но достаточно интересное сообщение. А. А. Пеликан, дипломат и столичный цензор, напечатал в журнале «Голос минувшего» свои воспоминания. Когда Николай I умирал, мемуаристу было семь лет, но зато его дед, Венцеслав Венцеславович Пеликан, занимал в ту пору важные должности председателя Медицинского совета, директора Медицинского департамента военного министерства и президента Медико-хирургической академии. Лейб-медик Мандт был близким другом В. Пеликана. «По словам деда, — пишет А. Пеликан, — Мандт дал желавшему во что бы то ни стало покончить с собой Николаю яду. Обстоятельства эти были хорошо известны деду благодаря близости к Мандту, а также благодаря тому, что деду из-за, этого пришлось перенести кой-какие служебные неприятности. Именно дед приказал Венцлю Груберу (профессору анатомии) бальзамировать императора. Грубер был в житейском отношении человек весьма недалекий, наивный, не от мира сего. О вскрытии тела покойного императора он не преминул составить протокол и, найдя протокол этот интересным в судебно-медицинском отношении, отпечатал его в Германии. За это он посажен был в Петропавловскую крепость, где и содержался некоторое время, пока заступникам его не удалось установить в данном случае простоту сердечную и отсутствие всякой задней мысли. Деду пришлось оправдываться в неосмотрительной рекомендации…»
Далее А. Пеликан рассказывает, что его дед один продолжал посещать и принимать Мандта после смерти Николая I. Позже, бывало, внук и его товарищи-студенты осуждали Мандта за то, что он выполнил приказ царя и дал ему яду, дед же находил такие суждения «прямолинейными», ибо в случае неподчинения Мандта, «император... нашел бы иной способ покончить с собой».
Свидетельство столь осведомленного лица, фактического начальника всей российской медицины, конечно, очень весомо. Н. С. Штакельберг, изучавший обстоятельства «секретной смерти» Николая уже после революции, пытался отыскать работу злополучного Грубера в немецкой печати, но без успеха. В то же время выяснилось, что бальзамирование Николая почему-то производилось дважды (во второй раз — доктором Енохиным и профессором Нарановичем).
Н. С. Штакельбьрг исследовал и сопоставил самые различные документы о тех событиях. Получалась странная картина: в начале февраля 1855 года Николай простужается, но — ничего особенного, судя по официальным изданиям. После известия о Евпатории (12 февраля) болезнь усиливается и постепенно становится смертельной.
Но кое-где концы с концами не сходятся. Постоянным дневником придворных событий был так называемый камер-фурьерский журнал. Из журнала за 1855 год видно, что 12—17 февраля здоровье Николая не ухудшалось, а скорее улучшалось; во всяком случае, опасений не вызывало. В то же время царь не принимал докладов и, очевидно, «затворился» в тяжелом состоянии духа.
Вдруг 17—18 февраля нечто происходит: болезнь резко прогрессирует. В камер-фурьерский журнал внесены тексты всех четырех бюллетеней, появившихся в газетах, но сделано это на полях (то есть, видимо, вписано в старый текст). Судя по почерку и чернилам, все бюллетени кажутся внесенными в журнал «за один присест», именно (8 февраля, когда царь уже умирал или умер. Создается впечатление, что хотели вызвать иллюзию постепенного нарастания болезни и задним числом соединили предсмертную агонию с тем недомоганием, которое было с неделю назад, но почти прошло...
Нелегко теперь, спустя столетие, представить во всех подробностях, что происходило во дворце в ту зимнюю ночь, когда в своей комнате метался умирающий самодержец, а по залам и коридорам бродили великие князья и сановники, боящиеся настоящего и будущего... Полвека спустя были напечатаны воспоминания неизвестного лица, записанные со слов доктора Карреля, сотрудника Мандта. «17-го февраля он (Каррель) был потребован к императору Николаю ночью и нашел его в безнадежном состоянии и одного — Мандта при нем не было. Император желал уменьшить свои сильные страдания и просил Карреля облегчить их, но было уже поздно и никакое средство не могло спасти его...»
Свою статью «Загадка смерти Николая I», опубликованную в 1923 году, Н. С. Штакельберг заканчивал вопросом — допустимо ли предположение о самоубийстве Николая I, и отвечал: «Да, допустимо».
Понятно, полного разрешения этой загадки нет до сей поры. Такие обстоятельства не фиксируются в документах.
Разумеется, нужно еще и еще искать в архивных дебрях прямые и косвенные свидетельства. Нужно убедиться, сидел ли профессор Грубер в крепости — и за что (протоколы должны сохраниться); нужно разобраться в обстоятельствах «двойного бальзамирования»; можно поискать бумаги осведомленных современников и историков, которые могли записать то, чего не могли напечатать.
Недавно вышли два тома дневников А. А. Половцева, государственного секретаря при Александре III. Кроме интересных свидетельств о политических событиях восьмидесятых годов XIX века. Половцев, состоявший также председателем Русского исторического общества, оставил несколько примечательных наблюдений исторического характера. Между ними есть и такое:
«15 апреля 1883 года. Рассмотрение пакетов, оставшихся в кабинете покойного государя. Записка Мандта о последних днях императора Николая. Покойный государь Александр II постоянно высказывал против Мандта подозрения, в особенности в виду режима, которому, по его совету, следовал в последние два года император»
Из этих строк следует как будто, что Николай погублен не ядом, а плохим лечением Мандта. Однако заметим, что одно другому не противоречит и важен факт недоверия Александра II к лейб-медику его отца…

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

"Евпатория в легких". К "загадке смерти" Николая I

Смерть человека - таинство. Смерть российского императора - это еще и тайна, тайна государственная, проникнуть в которую стремились и современники, и историки. Последние мгновения жизни российских властителей всегда надежно ограждались от чрезмерного любопытства подданных. В XVIII в. тайна царской смерти была просто необходима для сохранения политической стабильности, поскольку передача власти часто совершалась путем дворцовых переворотов, уход свергнутого монарха из жизни сопровождался подчас "неудобными" обстоятельствами, подрывавшими авторитет верховной власти. Убийства Петра III, Павла I преподносились как печальные последствия "апоплексического удара" или "геморроидальных колик". Естественно, что подобные скудные, вызывающие сомнения сведения с лихвой компенсировались народным мифотворчеством. Слухи, сплетни, домыслы постепенно приобретали неоспоримую силу факта. Если фантастическая история о "чудесно спасшемся царе Петре Федоровиче" в лице Е. И. Пугачева так и осталась в области фольклора, то красивая легенда о старце Федоре Кузьмиче, под именем которого Александр I жил после мнимой смерти в Таганроге, до сих пор широко распространена в популярной и околонаучной литературе.

Подобного рода тайна окружает и последние дни Николая I. Обстоятельствам его смерти посвящено немало работ, но желательной ясности в этом вопросе пока не достигнуто. Рассматриваются, как правило, две основные версии. Первая версия, официальная, гласила, что царь скончался от простуды, вызвавшей паралич легких. Вторая версия - "общественная": император, не выдержав позора Крымской войны, покончил с собой (принял яд, сознательно стремился простудиться, чтобы умереть, и т.п.). Есть еще и "народная" версия: "отравили (залечили) царя-батюшку проклятые лекари-немцы".

Историки, работавшие над этой темой, опираясь на косвенные доказательства, были склонны поддерживать версию о самоубийстве, избегая, впрочем, делать окончательные выводы. Только Н. К. Шильдер, автор незавершенной, но чрезвычайно содержательной биографии Николая I, личное мнение выразил категорично: "отравился". Такое замечание он оставил на полях апологетического труда царедворца М. А. Корфа, против строк, где говорится, что "император Николай опочил от трудов своих смертью праведника"1. Исследователи до сих пор ссылаются на это серьезное утверждение, доверие к которому зиждится на заслуженном авторитете Шильдера. Никакой развернутой аргументации своего мнения Шильдер, однако, не оставил.

Первая проблема, возникающая в связи с "загадкой смерти" Николая I, - хронологическая. Часто указывают на стремительное развитие болезни и внезапность кончины самодержца. Согласно официальной версии2, болезнь началась 27 января 1855 года. Это подтверждается дневниковыми записями Л. В. Дубельта, П. Д. Киселева и Д. А. Милютина3. На простуду царь, по обыкновению своему, не обратил особого внимания и интенсивно работал в привычном для себя ритме. 31 января он уже "кашлял изредка и жаловался на спинную боль". 2 февраля самочувствие Николая I значительно ухудшилось, появилось "стеснение в груди", одышка; в этот день он уже не покидал своего кабинета. Но 4-го числа, несмотря на уговоры врачей, царь посетил смотр маршевого гвардейского батальона и, как следствие, на следующий день почувствовал лихорадку, боль в боку; его одолевал сильный кашель. 5 - 8 февраля он не покидал дворца, соблюдал строгую диету и предписания медиков, но, почувствовав себя немного лучше, сразу же (9 и 10 февраля) отправился на проводы гвардейских батальонов, отправлявшихся на войну. Ухудшение самочувствия не замедлило себя ждать: вечером 10 февраля на фоне слабых "подагрических припадков" обнаружилась лихорадка. Утром 11-го врачи уговорили Николая не идти на церковную службу и соблюдать постельный режим. С 12 февраля царь уже не вставал с постели, приступы лихорадочного жара сменялись ознобом. 13 - 16 февраля состояние больного не улучшилось, врачи зафиксировали поражение нижней доли правого легкого. Он жаловался на "подагрические боли". 17-го усилилась лихорадка, и врачи заговорили о возможности летального исхода. 18 февраля Николай I скончался от паралича (отека) легких4.

Некоторые исследователи, чтобы подчеркнуть неожиданный исход последней болезни императора, склонны сокращать ее продолжительность. Это сильно подкрепляло бы доводы в пользу версии о самоубийстве. Е. В. Тарле, впадая в несвойственный ему субъективизм, уменьшал длительность заболевания Николая до шести дней - с 12 по 18 февраля. Данные, свидетельствующие о раннем развитии недомогания императора, он относил на счет другой, "первоначальной" болезни, которую датировал 4 - 11 февраля. Объяснение его, что к 16 февраля это заболевание "совсем почти прошло"5, создает затруднительное положение: по каким признакам следует определять датировку "болезней", и правомерно ли улучшение самочувствия трактовать как излечение? Продолжительность последней болезни Николая устанавливается точно - чуть более трех недель (с 27 января по 17 февраля). Для сравнения: Александр I умер от болезни, длившейся более трех недель (точный диагноз не установлен), вел. кн. Константин Павлович "сгорел" от холеры в два дня, вел. кн. Михаил Павлович скончался через шестнадцать дней после "апоплексического удара" (инсульта?). И, как заметил Б. А. Нахапетов, весть о смерти была не такой уж неожиданной.

Добросовестный мемуарист, врач лейб-гвардии Семеновского полка А. И. Ильинский, рассказывал, что "темные, постепенно увеличивающиеся слухи" о болезни Николая Павловича стали ходить по Петербургу с началом Великого поста, то есть 3 - 4 февраля. В. П. Мещерский, в то время учащийся Училища правоведения, вспоминал, как 16 февраля к ним в класс явился директор. Он ошеломил учеников новостью о тяжелой болезни Николая I, снял их с занятий и повел в церковь - молиться о здравии императора6.

В русских газетах в те дни публиковались так называемые бюллетени о состоянии здоровья императора. Бюллетени NN 1 и 2 появились 18 февраля, когда во дворце стало ясно, что царь безнадежен. В первом документе сообщалось, что 13 февраля "Его Величество заболел лихорадкой", во втором - о самочувствии больного на 11 часов вечера 17 февраля. Опубликованный 19 февраля с информацией за вчерашний день бюллетень N 3 говорил о "весьма опасном" состоянии здоровья императора. 21 февраля вышел манифест о смерти Николая I, за три до появления которого жители столицы были осведомлены о тяжелой болезни царя. Задержка с публикацией манифеста объяснялась тем, что описание хода болезни лейб-медик М. М. Мандт написал на немецком языке и потребовалось время на перевод. К тому же 20 февраля было воскресенье и газеты не выходили7. Очевидна некоторая неповоротливость власти и прессы, но не приходится говорить о злом умысле. В чем же причины возникновения толков вокруг смерти Николая I?

Скоротечность смертельного исхода выглядела особенно подозрительно, учитывая славу Николая I как человека "богатырского здоровья", "никогда ничем не болевшего". Современники единодушно говорят о крепком здоровье императора, "этого богатыря тела". Его "Аполлоно-Геркулесова конструкция" (по образному выражению доктора Ф. Я. Карреля)8, подтянутый внешний вид, деятельный образ жизни, неиссякаемая, казалось, энергия укрепляли веру в то, что организм монарха не подвергался сколь-нибудь серьезным испытаниям. "Железное" здоровье "железного императора" являлось дополнительной иллюстрацией к стабильности существующего режима.

Факты, однако, говорят против сложившегося представления. Царь болел не реже своих подданных, причем заболевания представляли иногда большую угрозу для его здоровья и жизни. В ноябре 1829 г. Николай I заболел "воспалительного свойства нервической горячкой". В три дня болезнь ослабила царя физически и морально настолько, что медики не исключали летального исхода. Наиболее расчетливые царедворцы стали подумывать о преемнике Николая. Тревожные ожидания отразились в дневнике крупного сановника А. С. Меншикова: "Не дай Боже потерять его и оставить России регентство"9. Незадолго до указанного случая, в мае 1828 г., царь также переболел "горячкой", находясь в действующей армии под Браиловом. В марте 1847 г. у императора вновь "образовалось нечто вроде горячки", сопровождавшейся колотьем в боку и приливами крови. Как вспоминал впоследствии Корф, "мы только пиявкам и другим энергическим средствам были обязаны спасением его жизни". В том же году Корф упоминает о "катаральной болезни" Николая I, связанной с расстройством желчного отделения. Недуг сразу же принял "характер, если еще не совершенно опасный, то, по крайней мере, очень серьезный". Плохо царь переносил и простудные заболевания, последнее из которых свело его в могилу, - в январе 1833 г. он сообщал в письме своему "отцу-командиру" И. Ф. Паскевичу: "Схватив простуду на маскараде, ...вдруг сшибло меня до такой степени, что насилу отваляться мог"10. В 1844 - 1845 гг. у царя болели и опухали ноги - медики подозревали водянку.

Некоторые болезни переходили в хроническую стадию, что позволяло Корфу, чьи воспоминания местами принимают вид больничного листа Николая I, говорить о "частых хвораниях" монарха. В последние годы царя преследовали приступы подагры. На протяжении всей жизни он страдал от сильнейших головных болей, доводивших его до полуобморочного состояния. Им сопутствовали головокружение, тошнота, рвота, кровотечение из носа. Биограф Николая I Л. В. Выскочков считает, что "приливы и отливы" крови были обусловлены перепадами кровяного давления как проявлением вегетососудистой дисфункции (нарушением мышечной регуляции сосудистой стенки). Головными болями император был обязан, вероятно, психофизическим перегрузкам. Мощные стрессовые ситуации меняли даже внешний облик царя: в таких случаях окружающие отмечали его бледность, утомленный вид, некую надломленность. Так было в 1826 г. после восстания декабристов, когда царь принимал дела у уходившего в отставку А. А. Аракчеева; в 1844 г. после смерти дочери Александры (по словам вел. кн. Ольги Николаевны "смотреть на Папа было правда ужасно: совершенно неожиданно он стал стариком"). Те же самые перемены в облике Николая I отмечали после подавления венгерской революции 1848 - 1849 гг.: он выглядел "если не стариком, то, во всяком случае, сильно постаревшим". Так было и во время неудач Крымской кампании. А. Ф. Тютчева указывала на подавленность монарха: "У него какой-то безжизненный взгляд, свинцовый цвет лица, чело... каждый день покрывается новыми морщинами"11.

Приведенное выше - далеко не полная "медицинская карта" Николая I; она свидетельствует о несоответствии образа "железного императора" реальному состоянию его здоровья. Но, говоря о роковых последствиях простуды в зиму 1855 г., нельзя забывать об одном немаловажном обстоятельстве. Царь стоял на пороге старости - в июле 1855 г. ему исполнилось бы 59 лет. Он пережил всех своих братьев, скончавшихся в более раннем, чем он, возрасте. Александр I умер 48 лет, Константин - 52, Михаил - 51. В сравнении с другими Павловичами Николай - чуть ли не долгожитель. Из царствовавших мужчин дома Романовых дольше прожил только убитый народовольцами Александр II - 63 года.

Толчком для самоубийства, по мнению сторонников версии о "неестественной" смерти Николая, послужили неудачи русской армии в Крыму, а именно поражение под Евпаторией 5 февраля 1855 года. На эту причинную связь намекал А. И. Герцен, когда говорил, остроумно пародируя официальный диагноз, об "Евпатории в легких", убившей императора. Оказавшись на грани нервного срыва, после прибытия курьера с дурными новостями из-под Евпатории царь будто бы принял решение свести счеты с жизнью. Действительно, события войны сказались на эмоциональном состоянии императора. Тютчева отмечала, что государь плакал, "его нервы в самом плачевном состоянии". Царедворцы говорили меж собой, что ночами он "клал земные поклоны перед церковью", а в своем кабинете "плакал как ребенок при получении каждой плохой вести". Министр государственных имуществ Киселев вспоминал: "В последние месяцы [император] утомлялся, и, сколько ни желал преодолевать душевное беспокойство, оно выражалось на лице его более, чем в речах, которые при рассказе о самых горестных событиях заключались одним обычным возгласом: "Твори, Бог, волю твою!""12

Николаю I было от чего предаваться унынию, он радовался малейшему успеху русской армии в Крыму. И все же не стоит преувеличивать значение неблагоприятных известий о случившемся под Евпаторией. Надеясь на лучшее, царь готовился к худшему. В письмах, датированных началом февраля 1855 г., Николай I указывал генерал-адъютанту М. Д. Горчакову и фельдмаршалу Паскевичу на возможность "неудачи в Крыму", на необходимость подготовки обороны Николаева и Херсона. Вероятность вступления в войну Австрии он считал весьма высокой и отдал распоряжения насчет возможных боевых действий в Царстве Польском и Галиции. Не питал царь особых иллюзий и относительно нейтралитета Пруссии13. Неудача с штурмом Евпатории нанесла очередной болезненный удар по самолюбию Николая и престижу страны, но не являлась тем событием, которое предопределило бы исход войны. Судьба кампании зависела от защитников Севастополя, продолжавших сражаться до конца августа 1855 года.

Существовало и такое важнейшее обстоятельство, как глубокая религиозность царя, едва ли допускавшая даже мысль о самоубийстве. В делах веры (как, впрочем, и в других принципиальных вопросах) царь с присущим ему педантизмом придавал большое значение формальной стороне, внешней обрядности и соблюдал все религиозные запреты. Самовольный уход из жизни - тяжелейший проступок христианина, "смертный грех", превосходящий по преступности даже убийство, и 58-летний император с давно сложившейся, можно сказать, окостеневшей системой жизненных координат, не осмелился бы через эту традицию переступить. Но для Николая I это еще и грубейшее нарушение субординации в отношениях с Богом. Определяя смысл собственного земного бытия, император высказался: "Я смотрю на свою человеческую жизнь только как на службу, так как каждый служит"14. Поэтому флигель-адъютант В. И. Ден решительно отвергал любые предположения о самоубийстве: "Кто знал близко Николая Павловича - не мог не оценить глубоко религиозного чувства, которое его отличало и которое, конечно, помогло бы ему с христианским смирением перенести все удары судьбы, как бы тяжки, как бы чувствительны для его самолюбия они ни были"15.

Видимо, придется согласиться с выводом писателя А. Труайя, утверждающего, что для самоубийства Николай I был "слишком набожен". Но, рассуждая подобным образом, этот литератор не смог преодолеть драматургический соблазн и переместил суицидальные устремления Николая I из сферы сознательного выбора в область подсознательного. Дескать, уже простуженный, император пренебрег советами врачей и в сильные морозы устроил смотр своим войскам. Сказалось потаенное желание "ускорить ход событий, не прибегая все же к самоубийству". Но это точка зрения беллетриста, имеющего право на художественный вымысел. Тарле занял, в сущности, ту же позицию по отношению ко "всем этим непонятным выездам в летнем плаще и прогулкам человека с высокой температурой по двадцатитрехградусному морозу"16.

Здесь речь идет о случаях, имевших место во время развития болезни, 9 и 10 февраля. Николай I тогда пренебрег настойчивыми просьбами родных и не внял уговорам врачей. Особенно настаивал доктор Каррель, убеждая высочайшего пациента остаться дома: "Ваше Величество... нет ни одного медика в Вашей армии, который позволил бы рядовому выписаться из госпиталя в таком положении, в каком Вы находитесь и при таком морозе (22 градуса); мой долг требовать, чтобы Вы не выходили из комнаты". Все доводы врача Николай I попросту проигнорировал: "Ты исполнил свой долг... позволь мне исполнить мой"17.

Если отказаться от определенной заданности в изучении вопроса, становится ясно, что в поведении Николая I нет ничего необычного. Император относился к распространенному типу пациентов, которые пренебрегают рекомендациями врачей, постельный режим не соблюдают и переносят болезнь "на ногах". Это подтверждается многими свидетельствами. В конце 1847 г. Николай "разнемогся" так, что с трудом передвигался, но уложить его в постель сумели только после долгих уговоров. Зимой 1849 г. произошла история, повторившаяся ровно через шесть лет: Николай сильно простудился, и Каррель, "несмотря на жестокие страдания больного, никак не мог уговорить его лечь в постель". Во время смертельной болезни вел. кн. Михаила Павловича царь регулярно посещал брата, превозмогая очередной приступ сильнейшей головной боли. Чтобы помочь царю преодолеть дурноту, его голову постоянно поливали одеколоном и уксусом18.

Николай I как-то признался Корфу в своем недоверии "вообще к врачам и медицине"19. Разумеется, при нем находился штат лейб-медиков, но их профессиональное мастерство часто не шло впрок. Медицинские осмотры и консультации оборачивались пустой формальностью (соблюдению формы, как известно, император придавал колоссальное значение). Ассистент лейб-медика Н. Ф. Арендта вспоминал, что они "обязаны были являться к государю к 7 - 8 часам утра, когда приготовляли чай или кофе, и в это время обыкновенно завязывался не служебный, а простой разговор"20. Во время заболеваний Николай крайне неохотно прислушивался к советам докторов, продолжал вести привычный образ жизни, пока хворь, в конце концов, не валила его с ног. Нередко царь прибегал к методам нетрадиционной медицины и самолечению. Узнав, что у Тютчевой болит спина, он тут же ей предложил опробованный на себе рецепт - растирать спину льдом21. "Рожу" (воспаление) на ноге император вылечил и вовсе "симпатическими средствами", то есть, выражаясь современным языком, обратился к услугам экстрасенса. Некая генеральша Рускони "заговорила" Николаю платок, которым он протер три раза больную ногу, и "рожа" действительно прошла22. Естественно, при таком пренебрежении к медицине Николай и в дни последней своей болезни по-прежнему полагался на "авось", руководствуясь правилом, столь характерным для значительной категории больных: "Само все пройдет".

Что же касается летнего плаща, в котором он явился перед войсками в морозную погоду, то такой поступок можно объяснить желанием царя продемонстрировать воинским частям, отбывающим на театр боевых действий, некую удаль: мол, русскому императору ничто не страшно - ни мороз, ни враг. Здесь проглядывает своеобразная фрунтовая бравада, свойственная всем Павловичам. О вел. кн. Константине Павловиче П. С. Пущин в дневнике привел характерный эпизод из истории Отечественной войны 1812 г.: "Великий князь, став во главе кавалерии для похода, появился лишь в одном мундире без пальто, несмотря на сильный холод. Он желал подать пример, но нам было холодно, глядя на него". Александр I также неоднократно в жестокие морозы появлялся легко одетым на парадах и армейских разводах. Кстати, с верховой прогулки Александра I - в одном "мундирчике" в холодную октябрьскую погоду - началась болезнь, закончившаяся его смертью 19 ноября 1825 года. Николай I, явившись на войсковой смотр в летнем плаще, действовал в духе семейной традиции, и подобные демонстрации императора давно стали обычным делом. В 1854 г. во время визита в Гельсингфорс он вышел поприветствовать собравшийся народ без шинели, в одном мундире, несмотря на свежий мартовский ветер...23

К роковой развязке последней царской болезни привели два главных обстоятельства: легкомыслие Николая I, в процессе лечения для него обычное, и халатность придворных медиков, точнее, одного из них - Мандта, который являлся единственным врачом, заслужившим абсолютное доверие царя. Монаршее благоволение к нему было настолько велико, что однажды во время сильного заболевания самодержец перебрался из своего кабинета в комнату этажом ниже, дабы Мандт, у которого болела нога, не слишком утруждал себя, беспрестанно поднимаясь к нему наверх24. Как известно, Николай I был на редкость постоянен в привязанностях и доверял своим любимцам даже тогда, когда они этого не заслуживали (достаточно вспомнить скандальную историю с проворовавшимся П. А. Клейнмихелем). Коллеги Мандта и люди с ним знакомые отзывались о нем как о человеке умном, талантливом, с сильным характером и одновременно отмечали в нем карьеризм, тщеславие, категоричность в суждениях.

Профессиональная состоятельность Мандта у многих коллег вызывала сомнения, его обвиняли (вполголоса, разумеется) чуть ли не в шарлатанстве. В биографии лейб-медика отмечен период увлечения магической практикой и "магнетизмом" (гипнозом), что не должно удивлять: такого рода экспериментаторству предавались многие научные авторитеты того времени. В итоге Мандт создал собственную "систему", так называемую "атомистическую методу". Несмотря на официальную поддержку, "система" Мандта не получила реального признания ни в научных кругах, ни у медиков-практиков и была развенчана сразу после смерти его высочайшего покровителя. (Суть "системы" заключалась в модном тогда пользовании пациентов "водами", применении гомеопатических методов, отказе от сложной рецептуры и уменьшении лекарственных доз. Мандт практиковал также разнообразные диеты и лечение голодом)25. Какую-либо ощутимую пользу его клиентам "метода" Мандта вряд ли давала, но и видимого ущерба здоровью не нанесла.

Заболеванию царя медик не придал должного значения, поскольку речь шла об обычной простуде, "легком гриппе", эпидемия которого охватила весь Петербург. Вина Мандта заключалась главным образом в неумении настоять на соблюдении постельного режима. Впрочем, не удалось это сделать и Каррелю, присоединившемуся к Мандту 8 февраля. Карреля упрекали в слабохарактерности, в том, что "перед Мандтом он не смел пикнуть, будучи в то время еще довольно молод и неопытен в придворной жизни"26. Но Каррель, как лечащий врач императрицы, формально был обязан подчиняться Мандту, который к тому же занимал самую высокую ступень в придворно-медицинской иерархии ("лейб-медик-консультант"). Мандт верно диагностировал болезнь, но его хваленая "атомистическая метода" при столь быстро прогрессировавшем заболевании положительного результата, естественно, не принесла. Рецептура лекарственных препаратов была изменена накануне смерти Николая, когда к лечащим врачам присоединился профессор И. В. Енохин, но было поздно.

Наиболее основательное, да, пожалуй, и единственное "авторское" свидетельство, говорящее в пользу версии об отравлении, - это воспоминания доктора А. В. Пеликана, внука директора медицинского департамента и начальника Медико-хирургической академии В. В. Пеликана: "В день смерти Николая дед заехал по обыкновению к нам, был крайне взволнован и говорил, что император очень плох, что его кончины ждут с часу на час. Вскоре после отъезда деда явился из департамента неожиданно отец и объявил, что императора не стало. Отец был сильно взволнован, глаза его были сильно заплаканы, хотя симпатий к грозному царю он, по складу своего ума и характера, чувствовать не мог... Вскоре после смерти Николая Мандт исчез с петербургского горизонта. Впоследствии я не раз слышал его историю. По словам деда, Мандт дал желавшему во что бы то ни стало покончить с собой Николаю яду. Обстоятельства эти хорошо были известны деду, благодаря близости к Мандту, а также благодаря тому, что деду из-за этого пришлось перенести кое-какие служебные неприятности. Незадолго до кончины Николая I профессором анатомии в академию был приглашен из Вены... знаменитый уже анатом Венцель Грубер. По указанию деда, который в момент смерти Николая Павловича соединял в своем лице должности директора военно-медицинского департамента и президента медико-хирургической академии, Груберу поручено было бальзамирование тела усопшего императора. Несмотря на свою большую ученость, Грубер в житейском отношении был человек весьма недалекий, наивный, не от мира сего. О вскрытии тела покойного императора он не преминул составить протокол и, найдя протокол этот интересным в судебно-медицинском отношении, отпечатал его в Германии. За это он посажен был в Петропавловскую крепость, где и содержался некоторое время, пока заступникам его не удалось установить простоту сердечную и отсутствие всякой задней мысли. Деду, как бывшему тогда начальником злополучного анатома, пришлось оправдываться в неосмотрительной рекомендации. К Мандту дед до конца своей жизни относился доброжелательно и всегда ставил себе в добродетель, что оставался верен ему в дружбе, даже тогда, когда петербургское общество, следуя примеру двора, закрыло перед Мандтом двери. Дед один продолжал посещать и принимать Мандта. Вопрос этический... не раз во времена студенчества затрагивался нами в присутствии деда. Многие из нас порицали Мандта за уступку требованиям императора. Находили, что Мандт, как врач, обязан был скорее пожертвовать своим положением, даже своей жизнью, чем исполнить волю монарха и принести ему яду. Дед находил такие суждения слишком прямолинейными. По его словам, отказать Николаю в его требовании никто бы не осмелился. Да такой отказ привел бы еще к большему скандалу. Самовластный император достиг бы своей цели и без помощи Мандта, он нашел бы иной способ покончить с собой, и, возможно, более заметный. Николаю не оставалось ничего другого, как выбирать между жребием или подписать унизительный мир (другого ему союзники не дали бы), признать свои вины перед народом и человечеством, или же покончить самоубийством. Безгранично гордый и самолюбивый, Николай не мог колебаться и сохранить жизнь ценой позора"27.

Такова, повторюсь, единственная "авторская" версия о самоубийстве царя, которая заслуживает самого пристального внимания. Мемуарист старательно избегает анонимно-безличных фраз вроде: "по слухам", "в городе говорили" и т.д. Его рассказ вызывает доверие: он полон правдоподобных подробностей и уверенных ссылок на конкретных лиц. Может быть, поэтому свидетельство Пеликана-младшего постоянно используют исследователи, избегая, впрочем, его критического анализа. Между тем данный источник нуждается в критике не менее других.

Во-первых, обращает на себя внимание тон, в каком говорится о Николае I. Упоминания о нем сопровождаются эпитетами "самовластный", "самолюбивый", "гордый". В семье Пеликанов придерживались довольно-таки либеральных взглядов: не питал симпатий к "грозному царю" Пеликан-отец, равно как и сын, судя по иронической реплике на счет народного стона и официальной России. Деду свободомыслие не полагалось по должности, но и он, по заверениям Пеликана-младшего, вел со студентами крайне опасные беседы относительно августейшего суицида. Поразительная смелость со стороны высокопоставленного чиновника!

Именно в либеральных кругах версия самоубийства императора получила наибольшее распространение. Полунамеками или прямой речью ее излагали А. И. Герцен, Н. А. Добролюбов, Н. В. Шелгунов и другие публицисты демократических убеждений. Самоубийство Николая Павловича для русской "прогрессивной общественности" являлось косвенным признанием поражения в Крымской войне, признанием порочности политической "системы", которой придерживался 30 лет, признанием необходимости перемен.

В свидетельствах очевидцев, наиболее приближенных к центру дворцовых событий, слухи о самоубийстве царя не рассматривались в качестве заслуживающих внимания. В сочувственно-критическом по отношению к Николаю I дневнике Тютчевой есть запись по этому поводу: "Говорят об отравлении, уверяют, что партия, враждебная войне, хотела отделаться от императора, обвиняют Мандта, которому давно не доверяют, одним словом, тысячи нелепых слухов, какие часто возникают в моменты неожиданных кризисов, слухов, которым верят массы, всегда жадные до всего необычайного и страшного. Для них всё представляется возможно, кроме того, что действительно есть"28. Либерально настроенные современники из тысячи слухов выбрали один.

Таким образом, народ был уверен, что царя отравили, либеральные круги - что он отравился, при дворе полагали, что Николай скончался от неправильного лечения. Н. Я. Эйдельман заметил, что вопрос о том, как умер Николай I, имел прямое отношение к политической и идеологической битвам того времени29 и отражал психологию определенных социальных групп. К великому сожалению, ни сам Эйдельман, ни другие серьезные историки, такие как Шильдер, Тарле, не избежали искушения следовать либеральной традиции, подававшей личность и деятельность Николая I исключительно в негативном ключе.

Во-вторых, весьма сомнительно, чтобы Мандт, человек, достигший высокого положения, лейб-медик, знавший толк в дворцовой интриге, осведомленный о многих интимных сторонах жизни императора и его семьи, мог решиться на такой отважный и глупый шаг - признаться в том, что помог отправиться на тот свет царственному пациенту. Какие мотивы толкнули лейб-медика на откровенные беседы с Пеликаном - желание оправдаться, чувство благодарности за то, что тот не отвернулся от него, как все остальные? В любом случае распространение подобной версии ставило крест на карьере Мандта. Долго живший в России, Мандт понимал, что разглашение тайн августейшей семьи повлекло бы репрессивные меры: в лучшем случае его сделали бы "невыездным". Однако его никто не удерживал, и вскоре он покинул пределы империи. Оказавшись вне досягаемости российских властей, Мандт опубликовал в Берлине статью о предсмертной болезни Николая, которая в основном повторяла официальную версию. И все же царское правительство на всякий случай перепечатку статьи в России запретило, содействуя тем самым распространению самых разнообразных слухов30.

Трудно вообразить незадачливого лейб-медика, принимающего у себя Пеликана с намерением изложить историю с ядом, да еще в то время, когда под окнами собирался народ "и со смехом, с криком, с бранью" требовал выдать его на расправу. Добролюбов записал в дневнике: "Если бы Мандта выдали, народ, пожалуй, и разорвал бы его на части"31. Другой современник фактически в тех же словах обрисовал возникшее напряжение вокруг придворного врача: "Густая масса народа толпилась на Дворцовой площади. Имя доктора Мандта стало ненавистным; сам он боялся показаться на улице, так как прошел слух, что народ собирается убить этого злополучного немца... Рассказывали, что доктор приготовлял для больного лекарства своими руками, а не в дворцовой аптеке, принося их с собой в кармане; болтали, что будто он давал больному порошки собственного изобретения, от которых и умер государь"32. Фрейлина М. П. Фредерике: "Народ увидел тут неестественную смерть, и толпы бросились к Зимнему дворцу, требуя на расправу врача Мандта. Последнего удалось спасти; он скрылся из Зимнего дворца задними ходами. Мандту угрожала неминуемая опасность быть разорванным на клочки народом"33. Управляющий делами III отделения Дубельт: "В народе были еще слышны жалобы на докторов: "Отдали бы их нам, мы бы разорвали их!""34 Поэтому скепсис, возникающий по поводу чистосердечных излияний Мандта перед Пеликаном-старшим, вполне уместен. В такой раскаленной атмосфере подтверждение участия (или соучастия) в смерти царя было сопряжено с большим риском для жизни.

В-третьих, остается неясной история с В. Л. Грубером. Статья "злополучного" венского анатома, будто бы напечатанная в Берлине, не обнаружена исследователями до сих пор. Нахапетов после проведенных им изысканий утверждает, что в 1855 - 1856 гг. Грубер за границей ничего не напечатал35. Если эта статья и была опубликована, то она не содержала ничего такого, что могло бы привлечь внимание широкой публики. В противном случае сенсационные подробности, намекающие на самоубийство императора, были бы повторены европейскими газетами. Еще не закончилась война, репутация Николая в Европе оставляла желать лучшего, и противники России не упустили бы возможность использовать такую статью. Но газетной шумихи не последовало: равнодушие публики к ординарному протоколу о вскрытии тела, пусть и императорского, вполне естественно. Судя по воспоминаниям Пеликана-младшего, Грубер подвергся преследованию вовсе не за содержание напечатанного протокола. Сам факт несанкционированной публикации столь важного документа, согласно цензурным реалиям николаевской эпохи, уже представлял серьезный проступок. И все же заключение в Петропавловскую крепость... Не сгустил ли краски Пеликан-младший? Или это выдумка - ведь фамилия Грубера в списке заключенных Петропавловской крепости не значится36. Скорее всего, протокола о вскрытии, составленного Грубером, вообще не существовало, так как оно производилось другими лицами, анатом же произвел лишь бальзамирование. Таким образом, очевидно, Пеликан-младший (в 1855 г. он был еще ребенком) привнес в историю деда изрядную долю собственных фантазий.

К разряду "дедушкиных рассказов" относятся и сведения некоего "доктора Н. К. Мосолова из Намибии", приведенные в статье И. В. Зимина в подтверждение версии о самоубийстве. Доктор, опираясь на семейное предание, утверждает, что его прадед лейб-хирург К. Ф. Боссе, вскрыв труп Николая I, воскликнул: "Какой сильный яд!", но ему было приказано молчать об этом. Зимин не нашел имен тех, кто занимался вскрытием (исключая Грубера, который бальзамировал тело императора), но предположил, что доктор медицины Боссе, как лейб-хирург, мог находиться среди них37. Между тем список лиц, присутствовавших при вскрытии, записан в камер-фурьерском журнале; фамилия Боссе в нем не упоминается38.

Сторонники версии самоубийства располагают еще рядом обстоятельств и фактов, требующих исследования.

О мучительных болях, сопровождавших уход из жизни Николая I, говорили вел. кн. Елена Павловна, Фредерике и Тютчева39. Замалчивание данного обстоятельства официальными источниками наводит на определенные размышления, допускающие действие яда. Но, во-первых, агония не может считаться непременно следствием отравления. Во-вторых, молчание газет о страшных мучениях "наиправославнейшего царя" проще объяснить цензурными условиями. По всей видимости, теми же цензурными соображениями руководствовался Александр II, отдав указания отредактировать камер-фурьерский журнал в местах, относящихся к последним дням жизни Николая I. Исправлялись даже заведомо верноподданнические "Последние дни жизни императора Николая Павловича" Д. Н. Блудова и "Дневник" Корфа. Такова была обычная цензурная практика тех лет. Информация о состоянии здоровья высокопоставленных пациентов в России традиционно закрыта.

Другой настораживающий момент - бальзамирование императора проводилось дважды. Бывший полковник Генерального штаба И. Ф. Савицкий объяснял интенсивное разложение тела императора продолжавшимся действием яда. Как и Пеликан-младший, Савицкий утверждал, что о просьбе царя "выписать" яд, ему поведал лично... доктор Мандт! Ни опровергнуть, ни подтвердить слова мемуаристов разговорчивый лейб-медик уже не мог, поскольку скончался за границей еще в 1858 году. Савицкий в мемуарах живописал: "желтые, синие, фиолетовые пятна", "черты лица, сведенные судорогой". По его словам, Александр, увидя отца таким обезображенным, вызвал профессоров Медико-хирургической академии Здеканера и Мяновского и "повелел им любым путем убрать все признаки отравления, чтобы в надлежащем виде выставить через четыре дня тело для всеобщего прощания. Ведь все эти фатальные признаки подтверждали бы молву, уже гулявшую по столице, об отравлении императора". Медики "буквально перекрасили, подретушировали лицо, и его тело надлежащим образом уложили в гроб", обложив ароматическими травами40. Последней волей Николая I якобы был запрет на вскрытие и бальзамирование его тела, он "опасался, что при вскрытии откроют тайну его смерти, которую он хотел унести с собой в могилу".

На этом небольшом отрывке основывается претендующая на сенсационность работа А. Ф. Смирнова41. Но излияния мемуариста переполнены разного рода грубыми ошибками. О баснословной откровенности Мандта не стоит повторяться. Запретив вскрытие своего тела, бальзамирования Николай не запрещал. Профессора Н. Ф. Здекауэр, фамилию которого исковеркал Савицкий, и Мяновский (имени и отчества его, к сожалению, найти не удалось) были терапевтами и бальзамированием никогда не занимались. И вскрытие, и бальзамирование произвели другие лица. Признаки разложения проявились не до бальзамирования, а после него, и тогда бальзамирование пришлось проводить повторно. Нельзя полагаться на объективность воспоминаний Савицкого - бывшего полковника Генерального штаба, участника польского восстания 1863 - 1864 гг. и политического эмигранта, называвшего императора "страшилищем в огромных ботфортах с оловянными пулями вместо глаз".

В дневнике Тютчевой дано иное толкование событий: Николай I "сам сделал все распоряжения на случай своей смерти и пожелал, чтобы его бальзамировали по системе Ганоло, заключающейся в том, что делается простой надрез в артерии и впускается туда электрический ток". Прощание с императором происходило в небольшом помещении, где скапливалось много народа, желавшего проститься с царем, и стояла "жара почти нестерпимая"42. Проще допустить, что тело императора подверглось действию этих причин, а не яда. В записи Тютчевой, впрочем, есть неточность, обусловленная извинительной некомпетентностью фрейлины в области медицины. Бальзамирование по системе Ганоло (в другой транскрипции - Ганналя) подразумевало введение в "объект" специальных антисептических растворов без необходимости вскрывать тело. Грубер пунктуально следовал предписаниям этого новаторского метода, но организаторы похорон царя не прислушались к его совету не трогать тело Николая до тех пор, пока введенный раствор не вступит в химическую реакцию. "Так как приближалось время панихиды в Высочайшем присутствии, то окружающие не обратили внимание на предостережение Грубера и поспешили одеть почившего императора, вследствие чего лопнула одна из больших вен, раствор, впрыснутый в вены, излился в полости тела и не мог произвести желаемого действия. Останки императора вскоре подверглись разложению"43. Профессорам П. А. Нарановичу и И. В. Енохину пришлось экстренно бальзамировать тело Николая второй раз.

Поскольку Грубер с возложенной на него задачей не справился, то специальная комиссия во главе с Нарановичем провела "служебное расследование", но никаких нарушений процедуры не обнаружила. Итоговое заключение комиссии гласило: "Если бы при бальзамировании были удалены внутренности, то сохранение тела в целостности было бы гораздо вернее; но так как внутренности оставлены неприкосновенными, к бальзамированию было приступлено спустя значительное после смерти время, то употребленный прозекторами Грубером и Шульцем (помощник Грубера. - П. С.) способ мы считаем более верным"44. Наранович составил особое мнение, в котором неудачу Грубера объяснял неопытностью анатома, связанную с новизной метода. Посмертное новаторство, таким образом, сыграло с консерватором Николаем I злую шутку. Для Грубера эта история закончилась без каких-либо последствий. Все участники первичного бальзамирования были награждены, что полностью опровергает рассказ Пеликана-младшего о заключении венского анатома в Петропавловскую крепость. Более того, он сделал в России блестящую карьеру и за многочисленные научные труды получил прозвище "Пимен русской анатомической школы"45.

Итак, "загадка смерти императора Николая Павловича", ответ на которую якобы дает версия о самоубийстве царя, относится к числу устойчивых легенд, прижившихся в исторической литературе. Доводы, выдвигаемые против традиционной точки зрения, заимствованы главным образом из сомнительных источников. Об истинных причинах смерти Николая I, вероятно, лучше всех сказала фрейлина Тютчева: "Его убили последние политические события, и не столько война и ее неудачи, сколько озлобление и низость не только его врагов, но и тех, в ком он видел своих друзей и соратников, на кого он считал вправе себя рассчитывать... Все последние акты его царствования, отмеченные печатью нерешительности и противоречий, свидетельствуют о мучительной борьбе, происходившей в душе этого человека, правдивого и благородного даже в своих заблуждениях"46. Слухи и домыслы об августейшем суициде могут представлять интерес лишь в качестве материала об отношении различных слоев общества к кончине Николая I и к нему самому. Достаточных оснований отвергать правительственную версию, имеющую вполне объяснимые изъяны и противоречия, не существует.

Примечания

1. См.: ЭЙДЕЛЬМАН Н. Я. Герцен против самодержавия. М. 1984, с. 13.

2. БЛУДОВ Д. Н. Завещание и последние дни жизни императора Николая Первого. В кн.: Николай Первый и его время. Т. 2. М. 2000, с. 416.

3. См.: ЗИМИН И. В. Медики и самодержцы: загадка смерти Николая I. - Отечественная история, 2001, N 4, с. 58; МИЛЮТИН Д. А. Кончина Николая Павловича. - Родина, 1999, N 9, с. 60.

4. ЗИМИН И. В. Ук. соч., с. 58 - 62; НАХАПЕТОВ Б. А. Тайны врачей дома Романовых. М. 2005, с. 70 - 91.

5. ТАРЛЕ Е. В. Крымская война. Т. 2. М. 2003, с. 344.

6. НАХАПЕТОВ Б. А. Ук. соч., с. 84; МЕЩЕРСКИЙ В. П. Мои воспоминания. М. 2003, с. 28 - 29.

7. НАХАПЕТОВ Б. А. Ук. соч., с. 71 - 72.

8. КОРФ М. А. Записки. М. 2003, с. 451.

9. ШИЛЬДЕР Н. К. Император Николай Первый. Т. 2. М. 1997, с. 245, 404.

10. См.: ВЫСКОЧКОВ Л. В. Николай I. М. 2003, с. 494.

11. КОРФ М. А. Ук. соч., с. 293, 450, 493, 496; ТЮТЧЕВА А. Ф. При дворе двух императоров. Тула. 1990, с. 104, 105.

12. ТЮТЧЕВА А. Ф. Ук. соч., с. 105.

13. Николай Первый и его время. М. 2000, т. 1. с. 192 - 195; см. также: ТАРЛЕ Е. В. Ук. соч. Т. 2, с. 336 - 340.

14. ШИЛЬДЕР Н. К. Ук. соч. Т. 1, с. 140.

15. Цит. по: НАХАПЕТОВ Б. А. Ук. соч., с. 83.

16. ТРУАЙЯ А. Николай 1. М. 2002, с. 211; ТАРЛЕ Е. В. Ук. соч. Т. 2, с. 340.

17. БЛУДОВ Д. Н. Ук. соч. Т. 2, с. 415.

18. КОРФ М. А. Ук. соч., с. 382, 451, 482.

19. Там же, с. 54.

20. ЗИМИН И. В. Ук. соч., с. 57.

21. ТЮТЧЕВА А. Ф. Ук. соч., с. 113. Николай эту оригинальную манеру "лечения" привил и сыновьям. Корф в одной из бесед с великими князьями пожаловался на лихорадочный озноб. И получил от Михаила Николаевича совет "напиться на ночь горячего чаю и хорошенько укрыться шинелью" (см.: КОРФ М. А. Ук. соч., с. 565).

22. См.: ВЫСКОЧКОВ Л. В. Ук. соч., с. 495 - 496.

23. Цит. по: там же, с. 69, 285.

24. КОРФ М. А. Ук. соч., с. 392.

25. НАХАПЕТОВ Б. А. Ук. соч., с. 173 - 176.

26. Из воспоминаний баронессы М. П. Фредерике. - Исторический вестник, 1898, N 2, с. 481.

27. ПЕЛИКАН А. В. Перемена царствования. - Голос минувшего, 1914, N 2, с. 120 - 121; ТАРЛЕ Е. В. Ук. соч. Т. 2, с. 347 - 348.

28. ТЮТЧЕВА А. Ф. Ук. соч., с. 131.

29. ЭЙДЕЛЬМАН Н. Я. Ук. соч., с. 18.

30. Там же, с. 17.

31. Там же, с. 15.

32. Цит. по: ТАРЛЕ Е. В. Ук. соч. Т. 2, с. 345.

33. ФРЕДЕРИКС М. П. Ук. соч., с. 481.

34. Цит. по: ЗИМИН И. В. Ук. соч., с. 62.

35. НАХАПЕТОВ Б. А. Ук. соч., с. 89.

36. Там же, с. 89 - 90.

37. ЗИМИН И. В. Ук. соч., с. 64.

38. ЭЙДЕЛЬМАН Н. Я. Ук. соч., с. 15.

39. ФРЕДЕРИКС М. П. Ук. соч., с. 477 - 478; ТЮТЧЕВА А. Ф. Ук. соч., с. 121, 123.

40. Цит. по: НАХАПЕТОВ Б. А. Ук. соч., с. 73 - 74.

41. СМИРНОВ А. Ф. Загадочная смерть Николая 1. - Дорогами тысячелетий, 1991, вып. 4, с. 134 - 160.

42. ТЮТЧЕВА А. Ф. Ук. соч., с. 130.

43. Цит. по: НАХАПЕТОВ Б. А. Ук. соч., с. 86, 88 - 89.

44. Цит. по: ВЫСКОЧКОВ Л. В. Ук. соч., с. 597.

45. См.: НАХАПЕТОВ Б. А. Ук. соч., с. 89.

46. ТЮТЧЕВА А. Ф. Ук. соч., с. 131.

Соловьев Павел Константинович

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Т. А. Капустина. Николай I

Вряд ли найдется в российской истории более одиозная фигура, чем Николай I. Историки единодушно считают его царствование периодом самой мрачной реакции. "Время Николая I - эпоха крайнего самоутверждения русской самодержавной власти... в самых крайних проявлениях его фактического властвования и принципиальной идеологии", - так характеризует николаевское царствование видный либеральный историк А. Е. Пресняков1. Образ "жандарма Европы", "удава, 30 лет душившего Россию", "Николая Палкина" встает перед нами со страниц произведений А. И. Герцена, Н. А. Добролюбова, Л. Н. Толстого. При имени Николая I в памяти всплывают хрестоматийные строки из "Былого и дум": "Он был красив, но красота его обдавала холодом; нет лица, которое бы так беспощадно обличало характер человека, как его лицо. Лоб, быстро бегущий назад, нижняя челюсть, развитая за счет черепа, выражали непреклонную волю и слабую мысль, больше жестокости, нежели чувственности. Но главное - глаза, без всякого милосердия, зимние глаза"2. Казалось бы, все ясно в этом цельном прямом характере, раз и навсегда дана оценка исторической роли Николая I. Но не все так просто.

Со второй половины XIX в. и особенно после октябрьского переворота 1917 г. начали раздаваться голоса русских историков и философов: И. Ильина, К. Леонтьева, И. Солоневича, по-иному оценивших личность Николая I и значение его царствования для России. Они видели в нем "рыцаря монархической идеи", "первого самодержца после Петра", сумевшего удержать империю на путях ее самобытного исторического развития, несмотря на разгоравшееся в Европе пламя революций. Наиболее последовательно этот взгляд выражен в сочинениях философа К. Н. Леонтьева, назвавшего Николая I "истинным и великим легитимистом", который "был призван задержать на время... всеобщее разложение"3, имя которому - революция. Так кем же был самодержец, чье имя неразрывно связано с целой эпохой в политической, общественной и культурной жизни России - "душитель свободы" и деспот или же его личность заключала в себе нечто большее? Ответ на этот вопрос тесно связан с тем спором о судьбах России, о путях ее развития, о ее прошлом и будущем, который не затихает уже второе столетие.

Жизнь Екатерины II клонилась к закату, когда 25 июня (6 июля) 1796 г. она была извещена о рождении третьего внука. У великого князя Павла Петровича и великой княгини Марии Федоровны родился сын Николай. С первых дней он удивлял окружающих своим физическим развитием: "Голос у него бас; и кричит он удивительно; длиною он - аршин без двух вершков, а руки немного поменьше моих. В жизнь мою - в первый раз вижу такого рыцаря", - сообщала Екатерина своему постоянному корреспонденту барону Гримму о новорожденном. В тех же письмах она, точно предугадывая будущее Николая, говорит: "Я стала бабушкой третьего внука, который, по необыкновенной силе своей, предназначен, кажется мне, также царствовать, хотя у него и есть два старших брата"4.

В отличие от своих старших братьев - Александра и Константина, воспитание которых целиком взяла на себя бабушка, Николай и его брат Михаил росли в атмосфере чинного двора своей матери - императрицы Марии Федоровны. По свидетельству современников, женщина добрая и неглупая, она, однако, была чрезвычайно строга, по-немецки педантична и требовала от своих детей соблюдения всех тонкостей придворного этикета. В раннем детстве встречи с матерью вызывали у Николая чувство страха и стеснения, и только позже, в годы юности, между ними установились теплые, сердечные отношения. Напротив, император Павел, лишенный в детстве родительской ласки, находясь в детской комнате, сбрасывал с себя обычную строгость и превращался в отца, страстно привязанного к своим младшим детям. Он баловал сыновей, называл их "мои барашки, мои овечки". Но 11 марта 1801 г. заговорщики убили Павла. В это время Николаю шел уже пятый год и в его душе остались смутные воспоминания о страшном конце отца.

Первые 7 лет жизни Николая его няней была англичанка Е. В. Лайон, которую он называл "няня-львица". Женщина смелого и решительного характера, вместе с тем нежная и добрая, она оказала большое влияние на формирующийся характер великого князя. Под ее неусыпным наблюдением Николай вырастал настоящим богатырем, поражая окружающих здоровьем и решительным характером.

С 1802 г. началась пора учения великого князя, и он переходит из рук женских в ведение гувернеров или, как их тогда называли, "кавалеров". Главным его воспитателем становится М. И. Ламсдорф, не имевший ни педагогического опыта, ни каких-либо общеобразовательных взглядов. Это был суровый служака, имевший жесткий характер и черствое сердце, типичный представитель бытовавшей тогда системы воспитания, широко применявшей телесные наказания. Впоследствии в своих записках Николай откровенно рассказывал о себе и брате Михаиле: "Граф Ламсдорф умел вселить в нас одно чувство - страх, и такой страх и уверение в его всемогуществе, что лицо матушки было для нас второе в степени важности понятий. Сей порядок лишал нас совершенно счастия сыновнего доверия к родительнице, к которой допущаемы были редко одни, и то никогда иначе, как будто на приговор. Беспрестанная перемена окружающих лиц вселила в нас с младенчества привычку искать в них слабые стороны, дабы воспользоваться ими в смысле того, что по нашим желаниям нам нужно было и, должно признаться, что не без успеха. Граф Ламсдорф и другие, ему подражая, употребляли строгость с запальчивостью, которая отнимала у нас и чувство вины своей, оставляя одну досаду за грубое обращение, а частию - и незаслуженное. Одним словом, страх и искание, как избегнуть от наказания, более всего занимали мой ум. В учении я видел одно принуждение, и учился без охоты. Меня часто и, я думаю, не без причины, обвиняли в лености и рассеянности, и нередко граф Ламсдорф меня наказывал тростником весьма больно среди самых уроков"5. Иногда Ламсдорф, не ограничиваясь тростником, пускал в ход линейку и даже оружейный шомпол. Великий князь находился постоянно как бы в железных тисках, не смея свободно ни встать, ни сесть, ни ходить, ни говорить. Он не смел, как обыкновенный ребенок, резвиться и шалить в присутствии взрослых. Обладая вспыльчивым, живым характером, Николай с трудом переносил такое обхождение. Он становился грубым, заносчивым. Журналы его воспитателей пестрят сведениями о том, что "в своих играх он почти постоянно кончает тем, что причиняет боль себе и другим", что ему свойственна "страсть кривляться и гримасничать"6. Подстрекая остроумного Михаила к насмешкам в отношении окружающих, он, когда доходило дело до него лично, не сносил никакой шутки, казавшейся ему обидною. Поэтому его игры с товарищами часто переходили в драку. Раз Николай, испуганный пушечной пальбой, спрятался за альков, и когда товарищ его игр Владимир Адлерберг, отыскав его там, стал насмехаться над ним, как над трусом, он с такой силой ударил своего друга ружейным прикладом, что у того остался шрам на всю жизнь.

Однако в детской душе Николая стремление повелевать, настойчивость и упрямство сочетались с сердечной добротой, прямотой и честностью характера. Ему был свойствен дух товарищества, выразившийся впоследствии в верности своим союзникам. Крепкая дружба соединяла его с младшим братом Михаилом и сестрой Анной. Любимым занятием младших Павловичей были военные игры: солдатики, постройка крепостей. Из всех музыкальных инструментов Николай отдавал предпочтение барабану. Среди ночи великие князья вскакивали с постели и часами стояли с игрушечными ружьями на карауле.

Борьба с воинственными наклонностями младших сыновей составляла одну из главных забот Марии Федоровны. Она настаивала, чтобы дети носили штатское платье и как можно больше занимались науками. Но из всех учебных занятий Николай предпочитал уроки полковника Джанотти - военного инженера, а также уроки физики и рисования, к которому у великого князя была особенная склонность. Позднее он настолько усовершенствовался в этом искусстве, что научился гравировать свои рисунки.

К гуманитарным наукам великий князь не испытывал никакого влечения. Написать сочинение было для него совершенно непосильным трудом. Неприязнь к греческому и латыни настолько внедрилась в его сознание, что, став отцом семейства, он исключил эти предметы из программы воспитания своих детей.

С 1809 г. императрица-мать удаляет от своих сыновей их товарищей и решает отправить их в Лейпцигский университет. Но этому воспротивился Александр I, учредивший в Царском Селе Лицей, в котором могли бы завершить свое образование и его младшие братья. Однако эта идея не осуществилась, и Николай с братом были заперты в Гатчинском дворце, где им преподавали науки в рамках университетского курса. Мария Федоровна старалась загрузить день сыновей до предела, чтобы отвлечь их от военных занятий. Но этим достигался обратный эффект. Натура Николая противилась такому насилию, а науки вызывали у него отвращение. Став императором, он сохранил печальные воспоминания о том времени:

"Нас мучали отвлеченными предметами два человека, очень добрые, может статься, и очень ученые, но оба - несноснейшие педанты: Балугьянский и Кукольник. Один толковал нам на смеси всех языков, из которых не знал хорошенько ни одного, о римских, немецких, и Бог знает, еще каких, законах, другой - что-то о мнимом "естественном праве". В прибавку к ним являлся еще Шторх, с своими усыпительными лекциями о политической экономии, которые читал нам по своей печатной французской книжке. На уроке этих господ мы или дремали, или рисовали какой-нибудь вздор, иногда - собственные их карикатурные портреты, а потом, к экзаменам выучивали кое-что вдолбяшку, без плода и пользы для будущего"7.

Отечественная война 1812 г. оказала огромное влияние на мировоззрение будущего императора. В патриотическом воодушевлении он не подвергал ни малейшему сомнению близость победы, даже когда французы находились в Москве. Николаю исполнилось 16 лет и он рвался в армию, мать решительно воспротивилась этому. Наконец в 1814 г. мечта великого князя осуществилась - Александр I разрешил своим братьям прибыть в действующую армию. Но принять участие в боях им не довелось.

Встреча с Александром I состоялась уже в занятом союзниками Париже, где внимание великого князя привлекли прежде всего военные учреждения: казармы, госпитали, Дом инвалидов. На обратном пути в Россию в жизни великого князя произошло знаменательное событие - в Берлине он познакомился с принцессой Шарлоттой, дочерью прусского короля Фридриха- Вильгельма III, друга и союзника Александра I. Юная принцесса понравилась Николаю, но Мария Федоровна считала, что он еще слишком молод для брака.

Вернувшись в Петербург, Николай посвящает себя занятиям военными науками: стратегию изучает на примере военных кампаний 1814 и 1815 годов. Впоследствии, вступив на престол, Николай I лично руководил составлением планов военных действий. Строительство и инженерное искусство также привлекало его, зато уроки юриспруденции и политэкономии вселяли в него скуку и на всю жизнь утвердили в нем отвращение к "отвлеченностям". "Лучшая теория права, - говорил Николай I, - добрая нравственность, и она должна быть в сердце независимо от этих отвлеченностей и иметь своим основанием религию"8. Образование Николая Павловича завершалось, как это было принято в то время, путешествием по России и Европе. Он побывал в Лондоне, где менее всего интересовался прениями в парламенте, а все время проводил в общении с офицерами британской армии.

В 1817 г. свершилось давно ожидаемое Николаем событие - в июле состоялось его бракосочетание с принцессой Шарлоттой, нареченной в православном крещении Александрой Федоровной. "Я почувствовала себя очень, очень счастливой, когда руки наши наконец соединились; с полным доверием отдавала я свою жизнь в руки моего Николая и он никогда не обманул этой надежды"9, - вспоминала на закате жизни императрица. Александра Федоровна, женщина незаурядная, стала для Николая поистине ангелом- хранителем: примерная супруга и нежная мать. За 38 лет супружества у них родилось семеро детей: Александр (в 1818 г.), Мария (в 1819 г.), Ольга (в 1822 г.), Александра (в 1825 г.), Константин (в 1827 г.), Николай (в 1831 г.), Михаил (в 1832 г.). Императрица осталась в воспоминаниях современников несколько легкомысленной, но чуждой всякого стремления к личному господству, доброй и мягкой женщиной. Она не имела никакого политического влияния и не добивалась его, целиком посвящая себя семье и благотворительности. "После смерти государыни по бумагам ее оказалось, что ею тратилось ежегодно 2/3 ее личных сумм на пенсии, раздаваемые неимущим и больным, на содержание богадельни, учрежденной ею на Васильевском острове, на случайные пособия, оказанные ею по случаю пожаров или иных бедствий"10.

А. Ф. Тютчева - дочь поэта Ф. И. Тютчева, фрейлина двора, в своих "Воспоминаниях" пишет: "Император Николай питал к своей жене, этому хрупкому, безответственному изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, единственным властителем и законодателем которого он себя чувствует. Для него это была прелестная птичка, которую он держал взаперти в золотой и украшенной драгоценными каменьями клетке, которую он кормил нектаром и амброзией.., но крылья которой он без сожаления обрезал бы, если бы она захотела вырваться из золоченых решеток своей клетки. Но в волшебной темнице птичка не вспоминала даже о своих крылышках"11.

С бракосочетанием окончились юношеские занятия Николая. Брат-император назначает его генерал-инспектором по инженерной части и шефом лейб-гвардии саперного батальона. Николай с рвением приступил к исполнению своих обязанностей. Всю свою энергию, всю властность он сосредоточил на муштровке вверенных ему частей. Ветераны наполеоновских войн оказались во власти молодого офицера, не имевшего никакого боевого опыта. Гатчинская система, превращавшая солдата в механизм, не встречала сочувствия у боевых генералов, которым по роду службы подчинялся Николай. "Я начал взыскивать, - вспоминал он, - но взыскивал один, ибо, что я по долгу совести порочил, позволялось везде, даже моими начальниками. Положение было самое трудное"12.

Александр I подарил молодым супругам Аничков дворец, который великий князь называл раем. В 1818 г. в Москве у него родился первенец - будущий царь-освободитель Александр II. К этому времени относится выразительный портрет Николая Павловича, оставленный его современником: "Природа наделила его одним из лучших даров, какие она может дать тем, которых судьба поставила высоко: у него самая благородная наружность. Обыкновенное выражение его лица имеет в себе нечто строгое и даже неприветливое. Его улыбка есть улыбка снисходительности, а не результат веселого настроения или увлечения. Привычка господствовать над этими чувствами сроднилась с его существом до того, что вы не заметите в нем никакой принужденности, ничего неуместного, ничего заученного, а между тем, все его слова, как и все его движения, размеренны, словно перед ним лежат музыкальные ноты. В великом князе есть что-то необычное: он говорит живо, просто, кстати; все, что он говорит, умно; ни одной пошлой шутки, ни одного забавного или непристойного слова. Ни в тоне его голоса, ни в составе его речи нет ничего, что обличало бы гордость или скрытность; но вы чувствуете, что сердце его закрыто, что преграда недоступна и что безумно было бы надеяться проникнуть в глубь его мысли или обладать полным доверием"13.

К 1819 г. Николай командовал 2-й гвардейской бригадой и, по-видимому, был доволен своим положением. Но вскоре его семейная идиллия была нарушена. Александр I, с молодых лет тяготившийся престолом и мечтавший об отречении, после победы над Наполеоном под влиянием возраставших в нем религиозных настроений все чаще возвращался к этой мечте. Необходимо было подумать о наследнике. Дочери императора умерли в младенчестве. У Константина Павловича, женатого вторым браком на полячке, детей также не было. Наиболее реальным претендентом на престол становился в этой ситуации Николай.

Летом 1819 г. в Красном Селе после смотра войск 2-й бригады Александр I обедал у своего брата. Тогда и состоялась их знаменательная беседа, запечатленная в записках великой княгини Александры Федоровны: "Император Александр... беседуя дружески, переменил вдруг тон и, сделавшись весьма серьезным, стал в следующих... выражениях говорить нам, что он "остался доволен поутру командованием над войсками Николая и вдвойне радуется, что Николай хорошо исполняет свои обязанности, ибо на него со временем ляжет большое бремя, так как император смотрит на него, как на своего наследника, и это произойдет гораздо скорее, нежели можно ожидать..." Мы сидели словно окаменелые, широко раскрыв глаза, и не были в состоянии произнести ни слова. "Что же касается меня, - продолжал император, - то я решил отказаться от лежащих на мне обязанностей и удалиться от мира..." Видя, что мы готовы разрыдаться, он постарался утешить нас, и в успокоение сказал нам, что это случится не тотчас, и пожалуй пройдет еще несколько лет прежде, нежели будет приведен в исполнение этот план; затем он оставил нас двоих. Можно себе представить, в каком мы были состоянии. Никогда ничего подобного не приходило мне в голову даже во сне. Нас точно громом поразило; будущее показалось нам мрачным и недоступным для счастья. Это была минута памятная в нашей жизни!"14

Сам Николай в своих записках сравнивает свое состояние с положением путешественника, у которого "вдруг разверзается под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить или воротиться"15 . Несмотря на то, что некоторые биографы Николая, например, Г. И. Чулков, считали, что едва ли разговор с императором был неожиданностью для великого князя, тайно мечтавшего о престоле, можно утверждать, что Николай осознавал свою неготовность к роли самодержца. Александр I ничего не предпринял для того, чтобы ввести брата в курс государственных дел, и тот продолжал служить, как заурядный генерал, все знакомство которого со светом, по словам самого Николая, "ограничивалось ежедневным ожиданием в передних или секретарской комнате, где... собирались ежедневно... знатные лица, имевшие доступ к государю... В то же время вся молодежь, адъютанты, а часто и офицеры, ждали в коридорах, теряя время или употребляли оное для развлечения... и не щадили ни начальников, ни правительство. Время сие было... драгоценной практикой для познания людей и лиц, и я сим воспользовался"16. Постепенное знакомство с порядками, царившими в гвардии, где "подчиненность исчезла и сохранилась только во фронте", привело Николая к мысли, что за вольностью тогдашнего военного быта таилось нечто более важное - заговор против правительства.

Между тем летом 1823 г. Александр I пожелал облечь силой закона свое решение о передаче престола Николаю и поручил митрополиту Филарету составить соответствующий манифест. Этот важнейший государственный акт не был, однако, обнародован, и в церквах продолжали молиться за Константина Павловича как наследника престола. Один экземпляр манифеста от 16 августа 1823 г. был помещен в Успенском соборе Московского Кремля, другой - в Сенате, Синоде и в Государственном совете в Петербурге. До сих пор остается спорным вопрос, почему Александр I решил держать в тайне акт о престолонаследии, но вероятнее всего, его оглашение было бы напрямую связано с готовящимся отречением императора. Однако тайна не была до конца соблюдена прежде всего самим Александром I, сообщившим о своих распоряжениях брату Александры Федоровны - принцу Вильгельму, который, конечно, говорил об этом со своей сестрой. Более того, в придворном берлинском календаре за 1824 г. Николай назван уже наследником русского престола17.

В первых числах сентября 1825 г. Александр I и императрица Елизавета Алексеевна выехали из Петербурга в Таганрог, а с 18 ноября в столицу стали поступать сведения о болезни императора, принявшие с 25 ноября тревожный характер. Узнав в этот день, что на выздоровление государя нет почти никакой надежды, Николай Павлович, посовещавшись с генерал-губернатором Петербурга М. А. Милорадовичем, предложил при получении известия о смерти Александра I немедленно провозгласить императором Константина, заверяя, что первым принесет ему присягу. 27-го утром во время торжественного молебна в Зимнем дворце прибыл курьер из Таганрога, сообщивший о смерти Александра I. Пораженный, но сохраняющий самообладание, Николай тут же присягнул Константину Павловичу и привел к присяге роту лейб-гвардии Преображенского полка. Вслед за этим начали присягать лица свиты и придворные сановники. Императрица Мария Федоровна, крайне встревоженная этим, поспешила сообщить Николаю, что существует акт, по которому он - наследник престола. На заседании Государственного совета пакет с завещанием Александра I был распечатан, вызвав сомнения вельмож, присягать ли Константину. Но Николай проявил упорство, заявляя свою непреклонную волю, что законный государь для него - старший брат. К вечеру того же дня вся гвардия присягнула Константину.

Однако вскоре пришло письмо из Варшавы от Константина Павловича, в котором он заявил, что уступает свои права Николаю, ссылаясь при этом на рескрипт Александра I. Но Николай не сдавался. На совещании членов царской фамилии было решено, что, так как письмо Константина было написано до получения им известия о присяге, оно не может иметь решающей силы. Вопрос о престолонаследии все более запутывался. Из Петербурга в Варшаву и обратно скакали курьеры. Константин, испытывавший всю жизнь, по его словам, "природное отвращение к трону", заявлял, что его решение непоколебимо, отказывался приехать в столицу и грозил, что "удалится еще далее, если все не устроится согласно воле покойного нашего императора"18.

12 декабря положение дел еще более осложнилось. Николай получил от генерала Дибича из Таганрога пакет с подробным донесением о заговоре тайных обществ с целью свержения императорской власти в России. В тот же день поручик егерского полка Я. И. Ростовцев, знавший лично многих декабристов, явился в Зимний дворец и предупредил великого князя о заговоре, не называя, однако, имен участников. Позднее прибыло из Варшавы письмо с решительным отказом Константина. Все это заставило Николая отступить и решиться на небывалый в истории России шаг - изменение присяги. 13 декабря был составлен манифест о ходе последних событий, об отказе Константина Павловича от престола и о принятом Николаем решении наследовать трон. Манифест был составлен М. М. Сперанским, основные положения диктовал сам Николай. Вечером состоялось экстренное заседание Государственного совета: не дожидаясь опаздывавшего великого князя Михаила Павловича, Николай в первый раз занял председательское место и прочитал манифест о своем воцарении. Первым, кто поклонился в ноги новому государю, был адмирал Н. С. Мордвинов - тот самый, которого декабристы видели главой временного правительства.

Междуцарствием воспользовались члены Северного и Южного тайных обществ. План действия в обществах до самого последнего момента выработан не был. Арест некоторых видных членов (в том числе П. И., Пестеля) заставлял их торопиться. Слухи о готовящейся вторичной присяге создавали, как казалось, благоприятный момент для восстания. Заговорщики решили, что офицеры будут отговаривать в своих частях солдат от присяги Николаю и, выведя их на Сенатскую площадь, заставят Сенат провозгласить конституцию. В гвардии Николай не был любим за свой гордый и вспыльчивый нрав, грубость и жестокость по отношению к солдатам и офицерам. Гораздо больше симпатий вызывал Константин - взбалмошный, но отходчивый, прошедший военную закалку в Альпийском походе Суворова и кампаниях 1805 - 1814 годов. Декабристы пошли на обман, доказывая солдатам, что они защищают права законного престолонаследника от посягательств Николая.

14 декабря стало самым черным днем в жизни Николая I. С утра собрались для присяги Сенат и Синод, одновременно стали приводиться к ней и войска. Во время церемонии в лейб-гвардии Московском полку офицеры Д. А. Щепин- Ростовский, М. - А. и А. А. Бестужевы уговорили часть солдат не присягать. Пытавшиеся вмешаться полковой командир П. А. Фредерике, генерал-майор В. Н. Шеншин и полковник Хвощинский были тяжело ранены. Полк был выведен из казарм на Сенатскую площадь. Одновременно с этим поднялся ропот в лейб- гвардии Гренадерском полку, и часть солдат примкнула к восставшим. Наконец, на Сенатскую площадь вышел Гвардейский экипаж. Собравшиеся войска построились в каре. Но объявленный диктатором восстания князь С. П. Трубецкой на площадь не явился, что в значительной степени лишило восставших инициативы. Узнав, что часть столичного гарнизона вышла из повиновения, Николай I довольно быстро выработал план действий. Настроен он был решительно. За день до этого, получив известие о готовящемся заговоре, он писал П. М. Волконскому: "Четырнадцатого числа я буду государь или мертв"19. Не будучи по натуре трусом, Николай в дни юности тщетно искал случая участвовать в сражении, но не мог предположить, что судьба предназначает ему рисковать своей жизнью в собственной столице.

Среди всеобщей растерянности Николаю I пришлось с первых же часов царствования взять дело подавления восстания в свои руки. Обозревая мысленно расположение противоборствующих сил, он учел то обстоятельство, что наибольший резерв верных правительству войск был в его распоряжении в районе Миллионной улицы, Литейного проспекта и Таврического сада. Поручив преображенцам и саперам охрану Зимнего дворца, в покоях которого бились в истерике его жена и мать, Николай спустился в дворцовую гауптвахту к дежурившей там роте лейб-гвардии Финляндского полка и обратился к солдатам: "Ребята! Московские шалят; не перенимать у них и делать свое дело молодцами!", велел заряжать ружья и сам скомандовал: "Вперед, скорым шагом марш!"

Выйдя за дворцовые ворота, он обнаружил, что вся площадь усеяна волнующимся народом. "Надо было мне выиграть время, - сообщает он в своих записках, - дабы дать войскам собраться. Нужно было отвлечь внимание народа чем-нибудь необыкновенным - все эти мысли пришли ко мне как бы по вдохновению, и я начал говорить, спрашивая, читали ли мой манифест. Все говорили, что нет. Пришло мне по мысли самому его читать... Я начал тихо и протяжно, толкуя каждое слово. Но сердце замирало, признаюсь, и единый Бог меня поддержал"20. В течение всего дня Николай I, занимая место во главе 1-го батальона Преображенского полка, на виду у мятежного каре, подвергал свою жизнь ежеминутной опасности. "Самое удивительное, - говорил он впоследствии, - что меня не убили в тот день".

Часть дня прошла в нерешительных действиях обеих сторон; правительство не сразу применило силу. Для увещевания восставших были направлены митрополит Серафим, великий князь Михаил Павлович, но безрезультатно. После того, как Милорадович был смертельно ранен П. Г. Каховским, Николай I понял, что предстоит борьба не на жизнь, а на смерть, и приказал заряжать пушки. Первый залп был дан холостыми, но восставшие не дрогнули. Тогда второй залп ударил картечью в середину каре. Начались паника и бегство. Восстание было подавлено. На следующий день Николай I в письме брату в Варшаву, подводя итог первого дня своего царствования, с горечью писал: "Дорогой, дорогой Константин! Ваша воля исполнена: я - император, но какою ценою, Боже мой! Ценой крови моих подданных"21.

14 декабря навсегда врезалось в память Николая I, оставив неизгладимый отпечаток на его характере и мировоззрении. Наблюдательный путешественник де Кюстрин, автор знаменитого памфлета "Россия в 1839 г.", замечает: "Из молчаливого, меланхоличного и мелочного, каким он был в дни юности, он превратился в героя, как только стал монархом"22. Николай поверил в себя, в то, что провидение предназначило ему быть государем. Кроме того, с первых минут своего царствования у него сложилось убеждение; что ему не на кого рассчитывать. Он сам стал вести следствие по делу декабристов, допрашивая арестованных, то угрозами, то лицемерным сожалением об их участи добиваясь откровенных показаний. Вникая в столь чуждый ему строй мысли, вчитываясь в показания декабристов, Николай открывал для себя картину российской действительности со всеми ее противоречиями. Он приказал составить для себя сводку суждений декабристов о различных сторонах положения дел в государстве. Но политические взгляды императора не стали от этого менее консервативными.

Для проведения следствия по делу декабристов 17 декабря был учрежден Особый комитет, который завершил свою работу к 30 мая 1826 года. 1 июня был назначен Верховный уголовный суд из членов Государственного совета, Сената и Синода, под председательством князя П. В. Лопухина: его членами Николай I назначил государственных деятелей, имевших либеральную репутацию: Сперанского и Мордвинова. Суду был предан 121 человек. Он проходил так быстро и формально, не подвергая подсудимых ни допросам, ни очным ставкам, что многие из декабристов не поняли даже, что их судят.

Все виновные были разделены на 11 разрядов, причем отнесенные к первому разряду (31 человек) были приговорены к смертной казни отсечением головы. Пять человек (П. И. Пестель, К. Ф. Рылеев, П. Г. Каховский, С. И. Муравьев-Апостол и М. П. Бестужев-Рюмин) были поставлены вне разрядов и приговорены к мучительной казни четвертованием. Таким образом, судьи оказались более жестокими, чем император. Доклад о приговоре был подан Николаю I, который указом от 10 июля 1826 г. даровал жизнь декабристам первого разряда, смягчил всем остальным степень наказания, а поставленных вне разрядов предал "решению Верховного уголовного суда", который приговорил их к повешению. Говорят, когда Николай I узнал об этом, он заметил, что офицеров не вешают, а расстреливают, но на этом позорном виде наказания настоял А. Х. Бенкендорф.

В ночь на 17 июля казнь декабристов свершилась. Она произвела очень тяжелое впечатление на общество, так как после подавления восстания Е. И. Пугачева в 1775 г., в России не было публичных смертных казней.

В современной исторической науке всерьез обсуждается вопрос: почему Николай I не захотел "опереться на привилегированную социальную группу", которую составляли дворянские революционеры, чтобы осуществить предлагаемую ими программу реформ. Некоторые исследователи считают, что "если бы была принята программа Тургенева или ей подобная, то уже к 1840-м годам ее могли бы осуществить, и Россия оказалась бы конституционным государством со свободным крестьянством"23. Но, во-первых, в лице декабристов Николай I столкнулся не с либеральной оппозицией существующему правительству, не с мирными реформаторами, какими их иногда хотят представить, а с военным заговором, имевшим целью истребление императорской фамилии и расчленение России. Кроме того, он всегда чувствовал нестерпимую фальшь в положении конституционного монарха, передающего свою власть в руки правительственной олигархии. Николай I говорил, что признает только две формы правления: или неограниченную монархию, или республику.

События 14 декабря научили его крайне недоверчиво относиться к любой форме дворянской оппозиции. Ведь не дворянство спасло в 1825 г. на Сенатской площади династию Романовых, а, по выражению М. Н. Покровского, "мужики в гвардейских мундирах". Выводы, к которым пришел Николай I под влиянием трагических обстоятельств своего восшествия на престол, нашли отражение в манифесте, обнародованном по завершении суда над декабристами, который "очистил отечество от следствий заразы, столько лет среди его таившейся". Николай I призывает все сословия соединиться в доверии к правительству, но особо напоминает дворянину о его значении "ограды престола". Он обещает, что потребность в преобразованиях получит удовлетворение "не от дерзостных мечтаний, всегда разрушительных", а путем постепенных правительственных реформ. Общество может этому способствовать, выражая перед властью "всякое скромное желание к лучшему, всякую мысль к утверждению силы законов...", что будет "принимаемо с благоволением"24.

Первым шагом на пути осуществления "консервативной реакции" Николая I на события, сопровождавшие начало его царствования, стала деятельность Комитета 6 декабря 1826 г., в котором должны были быть рассмотрены проекты реформ, намечавшихся при Александре I, - разработаны неотложные преобразования в устройстве государственных учреждений, а также в положении и правах отдельных сословий. При рассмотрении всех этих вопросов встала роковая для России проблема крепостного права. Ко времени вступления на престол Николая I уже выявились как несовместимость крепостничества с понятием гражданского равноправия, так и меньшая продуктивность крепостного труда в сравнении с вольнонаемным. Крестьянский вопрос во внутренней политике Николая I занимал ведущее место, но результаты, достигнутые на путях его решения, не соответствовали затраченным усилиям. Причину этого следует искать как в личных взглядах императора, так и в условиях, в которых ему приходилось проводить свою политику в жизнь.

Лично сам император относился к крепостному праву отрицательно, вынеся такое мнение из непосредственных впечатлений молодости, когда он путешествовал по России, сталкиваясь с неприглядными сторонами крепостного быта. Знакомство с делом декабристов только укрепило его убеждения. Однако Николай I вовсе не был сторонником полного освобождения крестьян, то есть перехода к бессословному строю. Его взгляды в крестьянском вопросе вытекали из его общих воззрений на сословные отношения. Если за дворянством не признается политическая независимость, поскольку она противоречит принципу абсолютизма, то за ним не может быть признано и право владеть другим сословием - крестьянством как видом собственности. Эта мысль, как и мнение, что такое владение нарушает экономические интересы государства, отчетливо осознавались Николаем I. Отсюда его стремление вернуть крестьянам их гражданские права, придав им особое государственное состояние.

Однако, по-видимому, Николай I вообще не представлял себе такой государственный строй, где народ был бы свободен от государственной опеки. Он смотрел на дворянство как на агента правительственной власти над крестьянством. В этих взглядах следует искать объяснение нерешительности мер по крестьянскому вопросу, предпринятых в царствование Николая I, которые сводились лишь к частным поправкам и изменениям. Но и на этом пути император не находил себе достаточной поддержки даже среди наиболее близких к нему лиц. Теоретик николаевской правительственной системы, один из образованнейших людей той эпохи, граф С. С. Уваров утверждал, что "вопрос о крепостном праве тесно связан с вопросом о самодержавии". Это две параллельные силы, которые развивались вместе, у того и у другого одно историческое начало, и законность их одинакова, "поэтому отмена крепостного права неминуемо приведет к краху самодержавия"25.

Практические мероприятия по крестьянскому вопросу в 30-летнее царствование Николая I свелись к следующему. В 1833 г. вышел указ о запрещении продажи крестьян с торгов и продажи отдельных членов семьи, запрещалось выплачивать частные долги крепостными без земли. В марте 1835 г. был учрежден "Секретный комитет для изыскания средств к улучшению состояния крестьян разных званий", видную роль в котором играли М. М. Сперанский и Е. Ф. Канкрин. Но, так как деятельность комитета не привела к значительным результатам, Николай I поручает это дело генералу П. Д. Киселеву - умеренному реформатору александровского царствования, лично знавшему многих декабристов. Киселев в 1834 г. провел реформу управления в Дунайских княжествах и этим хорошо зарекомендовал себя в глазах императора. Было учреждено специальное Пятое отделение Е. И. В. канцелярии, которому были переданы все дела, относящиеся к управлению государственными крестьянами.

Все дальнейшие мероприятия правительства Николая I шли по двум направлениям: устройство быта государственных крестьян и упорядочение положения помещичьих. Облагаемые податью казенные крестьяне считались лично свободным сельским сословием. На практике правительство рассматривало их как своих крепостных: Министерство финансов, которому было поручено их устройство, считало государственных крестьян лишь источником доходов бюджета. По настоянию Киселева в 1837 г. было создано Министерство государственных имуществ для "попечительства над свободными сельскими обывателями" и заведования сельским хозяйством. Правительство занялось также скупкой в казну помещичьих имений с освобождением крестьян от крепостной зависимости (всего было куплено 178 имений), учреждены "вспомогательные ссуды", выдававшие ежегодно до 1,6 млн. руб., было обращено внимание на медицинскую часть, устройство училищ26. Эти меры дали свои положительные результаты: платежеспособность государственных крестьян к концу царствования Николая I возросла, сократились недоимки.

Хуже обстояло дело с решением вопроса о частновладельческих крестьянах, для обсуждения которого был создан Секретный комитет 1839 года. Киселев высказался против безземельного освобождения крестьян, видя в нем источник постоянных смут. Он подал Николаю I записку, где отстаивал право крестьян получить у помещика личный надел, за который они обязаны выполнять повинности, но могут договориться и о полном выкупе. Обсуждение "Проекта об обязанных крестьянах" заняло два года. Поскольку он встретил мощную оппозицию в кругах высшей дворянской бюрократии, Николай I вынужден был отступить. На обсуждении проекта в Государственном совете 20 марта 1842 г. он выступил с речью, в которой отразились его взгляды по крестьянскому вопросу. Император признал, что "крепостное право, в нынешнем положении, есть зло, для всех ощутительное и очевидное, но прикасаться к оному теперь было бы злом, конечно, еще более гибельным". Его компромиссная программа выразилась в словах, что "не должно давать вольности, но должно открыть путь к другому, переходному состоянию, связав с ним ненарушимое охранение вотчинной собственности на землю"27.

Возражая князю Д. В. Голицыну, предложившему ограничить власть помещиков над крестьянами составлением так называемых инвентарей, Николай I признался: "Я, конечно, самодержавный и самовластный, но на такую меру никогда не решусь, как не решусь и на то, чтобы помещикам заключать договоры; это должно быть делом их доброй воли, и только опыт укажет, в какой степени можно будет перейти от добровольного к обязанному"28. В проект, поданный в Государственный совет, были внесены существенные изменения, и он потерял свой смысл в оговорке, что его проведение в жизнь предоставлено на волю тех помещиков, которые сами того пожелают. Первоначальный проект Киселева, таким образом, превратился из меры государственного характера в новый вид отпуска крестьян на волю по желанию помещика.

Попытки решить крестьянский вопрос в царствование Николая I показывают, что даже царь, пытавшийся быть самодержцем в полном смысле этого слова, не мог проявить неуступчивости по отношению к дворянству, вопреки своим собственным взглядам. В рамках устаревшего строя жизнь шла своим путем в полном противоречии с охранительными началами николаевской политики. Экономика империи выходила на новые пути развития. Возникали новые отрасли промышленности: свеклосахарная на юге, машиностроение и ткацкая промышленность в центральной части страны. Выделяется Средне-русский промышленный район, который все больше кормится закупкой хлеба в земледельческих губерниях. Наперекор правительственным мерам усиливается разночинный состав учащихся в университетах, крепнут средние общественные слои. Властям приходилось считаться с новыми потребностями страны. Эти новые окрепнувшие тенденции отразились в личных интересах Николая: он серьезно увлекался вопросами техники, предпринимательства и финансовой политики. На его правление приходится строительство половины всей сети шоссейных дорог, проложенных в России до 1917 года. Первая железная дорога от Петербурга до Царского Села была построена в 1837 г.; дорога Петербург - Москва - в 1851 году.

Успешно развивалась отечественная научная мысль. Славу русской химической науки составили труды Г. И. Гесса, Н. Н. Зинина, Х. А. Воскресенского; в 1828 г. впервые была получена очищенная платина. В 1842 г. К. К. Клаус открыл ранее не известный металл, получивший, в честь России, название "рутений". В 30-е годы XIX в. была открыта Пулковская обсерватория. Выдающимся русским математиком Н. И. Лобачевским была создана теория неевклидовой геометрии. В области физики и электротехники замечательные результаты были достигнуты Б. С. Якоби. Расширялась сеть медицинских учреждений, отечественная хирургия в лице Н. И. Пирогова достигла мировой известности.

И все это происходило на фоне углублявшегося кризиса крепостного хозяйства. В царствование Николая I окончательно разлагаются экономические и общественные основы, на которых взросло самодержавие. В остром недоверии общественным силам: к консервативным - за их вырождение, к прогрессивным - за их революционность, царская власть пыталась жить самодовлеющей жизнью, доведя самодержавие до личной диктатуры императора. Он считал управление государством по своей личной воле и личным воззрениям прямым делом самодержца. Этот принцип выражался в строе центральной власти благодаря первенствующему значению Собственной Е. И. В. канцелярии - органа личной власти императора.

В первый же год царствования Николай I взял в ведение своей канцелярии все законодательные дела, учредив для этого особое Второе ее отделение. В его недрах под руководством Сперанского к 1832 г. был исполнен колоссальный труд по кодификации российского законодательства. Впервые после Соборного уложения 1649 г. законы, рассеянные во многих тысячах актов, были собраны вместе и приведены в строгую систему, результатом чего явились два издания: Полное собрание законов Российской Империи в 47 томах, включающее в себя законы с 1649 по 1825 г., и Свод законов Российской Империи - действующее законодательство в 15 томах.

Выбор Николая I не случайно пал на Сперанского. Император понимал, что труд по составлению свода законов требует большого опыта и громадных знаний, чем обладал опальный министр либерального периода царствования Александра I, державшийся в своих планах государственного преобразования взглядов, противоположных мнению Николая I. Он, без сомнения, знал о планах декабристов включить Сперанского во временное правительство и поэтому вначале относился к нему недоверчиво. Впоследствии, после смерти Сперанского, со "свойственной ему прямотой Николай говорил барону М. А. Корфу: "Михаила Михайловича не все понимали и не все умели довольно ценить: сперва я сам в этом более всех, может статься, против него грешил. Мне столько было наговорено о его превратных идеях, о его замыслах... но потом время и опыт уничтожили во мне действие всех этих наговоров. Я нашел в нем самого верного и ревностного слугу, с огромными сведениями, с огромной опытностью, с не устававшею никогда деятельностью"29. Однако в 1826 г. Николай I думал иначе; отзываясь о Сперанском чрезвычайно резко. Но в интересах успеха дела он не усомнился поручить его Сперанскому, так как в то время это был единственный человек, способный довести кодификацию законов до конца.

Успехи внутренней политики в первую половину царствования Николая I были связаны с именами государственных деятелей александровских времен: М. М. Сперанского, П. Д. Киселева, М. С. Воронцова, С. С. Уварова, Е. Ф. Канкрина. В кампаниях 1828 - 1829 и 1831 гг. русскими войсками предводительствовали генералы времен Отечественной войны 1812 г. И. И. Дибич, И. Ф. Паскевич. По словам Б. М. Чичерина, Николай I "получил от своего предшественника целую фалангу людей, если не с высокими характерами, то умных и образованных. Он ценил их, старался сделать их покорными орудиями своей воли, в чем не трудно было успеть; они составили славу его царствования. Но чем более он привыкал к власти и исполнялся чувством собственного величия, тем более он окружал себя раболепными ничтожествами"30.

Наибольшую известность из всех государственных учреждений николаевского времени получило Третье отделение и корпус жандармов при нем, созданные в 1826 г. под началом графа Бенкендорфа как орган тайной полиции и личного осведомления императора о событиях, происходящих в стране. Николай I вникал в донесения не только о крупных происшествиях, но и о проделках и похождениях отдельных лиц, попавших в сферу жандармского наблюдения. Третье отделение призвано было осуществлять непосредственную связь между самодержавной властью и обывателями. На этом скользком пути, порождавшем практику доносительства, искал Николай I популярности и доверия. Под его личным руководством велась борьба с общественным недовольством. Делалось это двумя способами: суровым подавлением всех его проявлений и некоторым смягчением его причин. Подавляя крестьянские волнения, Николай I требовал рассмотрения жалоб крестьян на жестокости помещиков, в крайних случаях приказывал ссылать злодеев-помещиков в Сибирь, а имения их брать в опеку. Эти случаи производили сильное впечатление, но вместе с тем вызывали большое недовольство в дворянской среде.

Николай I стремился сохранить маску бесстрастного судьи, отца своих подданных. В своей роли самодержца он шел до конца, подчас рискуя собственной жизнью. В 1830 г. из Средней Азии в Москву и Петербург проникла холера. Эпидемия распространилась среди всех слоев населения. От холеры умерли великий князь Константин Павлович с супругой, фельдмаршал Дибич. Меры, принимаемые против эпидемии, оказались малоэффективными и сводились к изоляции очагов заразы, а также к насильственному водворению людей в больницы, иногда без достаточных на то оснований. Все это вызывало озлобление населения и ряд бунтов. Николай I лично находился в местах, охваченных эпидемией. В 1830 г. при получении известий о холере в Москве, он тотчас же поспешил туда. В Москве он едва не заразился. В Петербурге 22 июня 1831 г. холерный бунт достиг угрожающих размеров. На Сенную площадь, где собралась 5-тысячная толпа, были вызваны войску, но действовали они вяло. Тогда Николай, находившийся в то время в Петергофе, немедленно приехал в столицу, появился среди бушевавшей толпы и своею решительной речью в значительной степени содействовал успокоению. Этот эпизод запечатлен на барельефе памятника Николаю I скульптора Клодта.

С воцарением Николая I большие изменения произошли и в области народного просвещения и образования. Одним из первых его шагов было закрытие в 1825 г. Библейского общества. Космополитический мистицизм, свойственный последним годам александровского царствования, не вызывал симпатий Николая I, защищавшего и опекавшего традиционное православие. Сам он был горячо верующим человеком. В его царствование в 1832 г. был канонизирован епископ Митрофан Воронежский. Прислав на раку святителя золотой покров, Николай I приехал в Воронеж для поклонения святому. Царь был озабочен положением сельского духовенства, видя в нем опору народной нравственности. При Николае I правительство вело борьбу с сектантством: с 1827 г. уход в раскол признается уголовным преступлением.

В царствование Николая I была окончательно сформулирована идейная доктрина монархического государства. В 1832 г. товарищ министра народного просвещения С. С. Уваров в докладе императору о Московском университете формулирует знаменитую триаду: "Православие, Самодержавие, Народность", называя ее "последним якорем нашего спасения и вернейшим залогом силы и величия нашего Отечества"31. Эта формула сразу пленила Николая I, поскольку провозглашала новый принцип: опору монархической власти непосредственно на патриархальное крестьянство, минуя дворянство, скомпрометировавшее себя на Сенатской площади.

Новые идеи проводились в жизнь прежде всего в области народного образования. Оно было проникнуто принципом сословности. Еще в 1827 г. царским рескриптом к учебным заведениям было предъявлено основное требование, "чтобы повсюду предметы учения и самые способы преподавания были, по возможности, соображаемы с будущим предопределением обучающихся, чтобы каждый вместе со здравыми, для всех общими понятиями о вере, законах и нравственности, приобретал познания, наиболее для него нужные... и не быв ниже своего состояния, также не стремился через меру возвыситься над тем, в коем по обыкновенному течению было ему суждено оставаться"32. Выполнение этих требований легло в основу нового устава средних и низших учебных заведений 1828 г., который предназначал приходские училища для лиц "самых низших состояний", уездные - для горожан, гимназии - для детей дворян и чиновников.

К охранительным мерам первых лет царствования Николая I относится издание в 1826 г. нового цензурного устава, состоявшего из более чем 200 параграфов, значительно превосходившего по строгости цензурные правила александровского времени. В обществе этот устав получил название "чугунного". Однако уже в 1828 г. он был заменен более умеренным, в котором цензорам рекомендовалось рассматривать прямой смысл речи, не позволяя себе произвольно толковать его. Одновременного жандармскому ведомству было сделано негласное распоряжение, по которому лица, подвергшиеся цензурной каре, попадали под негласный надзор полиции. Все эти меры служили для борьбы с тем "духом вольномыслия", который распространился в царствование Александра I.

После разгрома восстания декабристов центром свободомыслия стала Москва, точнее Московский университет. В 30-е годы XIX в. правительство арестовывает членов революционных студенческих кружков: Н. П. Сунгурова и братьев Критских. Всячески урезается университетская автономия, в студенческую жизнь вводятся военные порядки. Но было бы упрощением судить о 30-летнем царствовании Николая I только как о времени мрачной реакции. Николаевская эпоха была периодом подлинного расцвета русской литературы и искусства. Именно в то время творили А. С. Пушкин и В. А. Жуковский, Н. В. Гоголь и М. Ю. Лермонтов, создавали свои шедевры К. Брюллов и А. Иванов.

Николай I стремившийся поставить под личный контроль все стороны жизни страны, уделял большое внимание отечественной культуре и искусству. По словам Н. П. Врангеля, император мнил себя знатоком в искусстве и действительно неплохо разбирался в стилях и школах живописи, скульптуре. "Но прежде всего, во всем он был военный: военный в манерах и вкусах, во всех помыслах и делах"33. Поэтому все, что шло вразрез с его убеждениями, не имело права на существование. Рассказывали, что однажды, проходя по Эрмитажу, император остановил свой взгляд на статуе Вольтера работы Ж-А. Гудона. "Истребить эту обезьяну", - последовал царский приказ, и шедевру суждено было погибнуть, если бы не вмешательство графа А. П. Шувалова, который тайком приказал перенести статую в подвал Таврического дворца, откуда его извлекли уже в царствование Александра II. Однако, если отбросить заблуждения и ошибки Николая I, как, например, аукцион эрмитажных картин в 1851 г., то следует признать его немалый вклад в русскую культуру устройством Эрмитажа и превращением его в общедоступный музей. В 1840 г. архитектор Л. Кленце строит по приказу царя Новый Эрмитаж; проводится систематизация и пополнение эрмитажных коллекций.

Любимым детищем Николая I был Александрийский театр, переживавший в 30 - 40-е годы XIX в. период расцвета. Русская сцена обогатилась в то время произведениями Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, А. Н. Островского, М. И. Глинки. Особенной высоты достигло сценическое искусство. В то время на сцене императорских театров блистали П. А. Каратыгин, И. И. Сосницкий, А. Е. Мартынов, М. С. Щепкин, В. Н. Асенкова. Для первоклассных европейских артистов - балерин М. Тальони, Ф. Эльслер, оперной певицы П. Виардо Россия стала второй родиной. В дворцовом театре давали спектакли два раза в неделю, на них присутствовали все члены императорской фамилии. Любимыми пьесами Николая I были легкие салонные комедии, любил он и балет. В Александрийском театре он знал по фамилии каждого, даже самого незначительного актера, в антрактах всегда проходил за кулисы, где его тотчас окружали актеры. Особенным его уважением пользовался Каратыгин. Однажды, разговаривая с артистом, отличавшимся большим ростом, Николая спросил: "А ну-ка, Каратыгин, кто из нас выше?" Великий князь Михаил Павлович поставил их спинами друг к другу и стал мерить. Артист оказался чуть выше императора. "Однако, ты выше меня, Каратыгин!" - воскликнул Николай I. "Длиннее, Ваше Величество", - отозвался знаменитый трагик. Такая поправка императору чрезвычайно понравилась34.

Советское пушкиноведение немало поработало над тем, чтобы представить Николая I гонителем А. С. Пушкина, притеснителем его творчества, чуть ли не виновником его гибели. Но факты рисуют иную картину. В мае 1826 г., когда еще шло следствие над декабристами, поэт подает прошение царю с целью оправдаться перед правительством. После коронации царь вызывает поэта в Москву, где дает ему двухчасовую аудиенцию. Пушкин вспоминал впоследствии: "Всего покрытого грязью, меня ввели в кабинет императора, который сказал мне: "Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвращением?" Я отвечал, как следовало. Государь долго говорил со мной, потом спросил: "Пушкин, принял ли бы ты, участие в 14 декабря, если б был в Петербурге?" - "Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нем. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю Бога". - "Довольно ты подурачился, - возразил император, - надеюсь, теперь будешь рассудителен и мы ссориться более не будем. Ты будешь присылать ко мне все, что сочинишь; отныне я сам буду твоим цензором"35.

В 1830-х годах Пушкин решительно меняет свою жизнь: он женится и снова поступает на службу. Из Царского Села он пишет П. А. Плетневу: "Скажу тебе новость... царь взял меня на службу, но не в канцелярию, или придворную, или военную - нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы, с тем чтоб я рылся там и ничего не делал. Это очень мило с его стороны, не правда ли?" Как отмечает Е. В. Федорова, "никакого конфликта с самодержавием у Пушкина- историка не было"36. Напротив, царь выдает ему из казны взаймы 20 тыс. руб. на издание "Истории пугачевского бунта" - сочинения, затрагивающего весьма щекотливую для самодержавия тему. В дуэльной истории Пушкина Николай I проявил себя справедливым судьей: после кончины поэта он приказал позаботиться о материальном обеспечении его семьи, Дантеса разжаловал в солдаты, отдал под суд и вместе с бароном Геккерном выслал из России.

Существенные изменения произошли в архитектурном облике империи: умирание классицизма и смена его национальным, хотя и не очень оригинальным, стилем, символично для николаевского времени. К архитектуре Николай I питал особое пристрастие. Ни один проект общественного здания не проходил без его личного одобрения. Любимым архитектором его был К. Тон - автор Большого Кремлевского дворца и храма Христа Спасителя в Москве. Казавшиеся современникам весьма посредственными по своему художественному значению, в наши дни они воспринимаются как значительные памятники архитектуры. В царствование Николая I на Дворцовой площади в Петербурге была воздвигнута Александровская колонна, велось строительство Исаакиевского собора, был заново отстроен Зимний дворец, пострадавший от пожара в 1837 году. При его восстановлении царь требовал роскошной отделки парадных апартаментов, но в своих личных комнатах ценил прежде всего уют и простоту. Памятником личных вкусов Николая I стал Петергоф - его любимая летняя резиденция; здесь, недалеко от Финского залива, расположились загородные дома императорской семьи: Александрия, Коттедж, Николаевский домик.

В быту Николай I был неприхотлив. В пище он был очень умерен, равнодушен к вину. Рабочий день его начинался рано. Современник вспоминает, что в зимние дни, часов в 7 утра "горожане, проходивши? по набережной Невы мимо дворца, могли видеть в окне государя, сидящего у себя в кабинете за письменным столом, при свете свечей читавшего и подписывавшего целые вороха лежавших перед ним бумаг". Но это было только начало, настоящая же работа закипала в 9 часов с прибытием министров. У каждого из них были известные дни в неделе, когда они являлись со своими докладами, но иногда император принимал нескольких министров. "В первом часу дня, не взирая ни на какую погоду, государь отправлялся, если не было назначено военного учения, смотра или парада, на... инспектирование учебных заведений, казарм, присутственных мест и других казенных заведений. При этих посещениях Николай I входил во все подробности управления и часто давал замечания, что следует изменить или уничтожить. Обладая необычайной памятью, он никогда не забывал того, что приказывал, и горе тому начальству, если при вторичном посещении заведения он находил свои замечания неисполненными"37.

Отдыхать Николай I предпочитал в тесном семейном кругу. На вечерах в покоях царской семьи "на первом плане стояла музыка, исполнителями которой были солисты императорского театра, а иногда и знаменитые виртуозы иностранцы... Часто в таких домашних концертах принимал участие сам государь, отлично игравший на флейте. Когда не было музыки, занимались чтением новейших русских и иностранных произведений, а желающие играли в карты, и в этом занятии Николай Павлович не отставал от других"38. При нем придворное общество впервые заговорило на русском языке; император подавал в этом пример. До этого великосветским языком был французский.

В николаевскую эпоху придворная жизнь достигла необычайной пышности, торжества в Зимнем дворце поражали своим блеском и размахом. Особенно славился новогодний маскарад, на который допускались и простые горожане. На маскараде Николай I любил пококетничать с хорошенькой маской. По воспоминаниям современников, "больших и особенно знаменательных увлечений за императором Николаем I не водилось". Единственной серьезной была его связь с В. А. Нелидовой, одной из любимых фрейлин императрицы. Связь эта "оправдывалась вконец пошатнувшимся здоровьем императрицы, которую государь обожал". Когда Николай I скончался, императрица, призвав к себе Нелидову, обняла ее, поцеловала и, "сняв с руки браслет с портретом государя, сама надела его на руку Варваре Аркадьевне"39. Но за императором водились и другие увлечения, которые сам он называл "дурашествами". В этом он был истинным сыном своего времени, не отличавшегося строгостью нравов.

Вступив на престол, Николай I получил в наследство от своего предшественника не только огромной международный престиж России, но и две нерешенные политические проблемы: Восточный вопрос (т. е. необходимость получения свободного выхода из Черного моря и судьба христианских подданных Турции) и наличие в империи чуждого ей конституционного государства - Царства Польского. Присоединение к России герцогства Варшавского создало для царского правительства множество трудностей. По мнению Николая I, западная граница империи не усилилась, а ослабилась с присоединением столь ненадежного соседа. Существование в Царстве Польском конституционного строя было несовместимо с воззрением Николая I, считавшего его создание ошибкой, "достойной сожаления". Но, унаследовав от Александра I .польскую конституцию, он считал своим долгом ее соблюдать и не отступал от обязанностей конституционного монарха до разрыва с Польшей в 1831 году.

Весной 1829 г. Николай I короновался польской короной, но при этом отказался от совершения этой церемонии в католическом соборе и только по настоянию Константина Павловича присутствовал в нем на молебне после того, как она прошла в королевском замке. На 1830 г. был назначен созыв сейма, не собиравшегося с 1825 года. Внешне заседания его прошли благополучно, но показали, что оппозиция с ее идеалом национальной независимости жива и имеет сильное влияние среди шляхты и офицерства. Полученные в Варшаве известия о революции во Франции подействовали на них возбуждающе. 17 ноября 1830 г. толпы студентов и воспитанников военной школы ворвались в Бельведер - резиденцию великого князя Константина, разгромили арсенал. Варшава, а за нею и все Царство Польское были охвачены восстанием. Повстанцы избрали временное правительство, которое направило в Петербург делегацию для переговоров с Николаем I. Основным требованием ее было присоединение к Польше отошедших к России восточных земель Речи Посполитой и сохранение конституции. Польское, крестьянство, угнетенное шляхтой, не поддержало восстания. По замечанию Н. Данилевского, "восстание ничем другим не объяснялось, как досадою поляков на неосуществление их планов к восстановлению древнего величия Польши"40, созревавших в польском обществе со времени наполеоновских войн и демагогически поддерживавшихся Александром I.

Известие о восстании Николай I получил 25 ноября. Главнокомандующим армии, направляемой в Польшу, он назначил И. И. Дибича. 12 декабря правительством был выпущен манифест к польскому народу, в котором восставшим было обещано прощение при условии, что они немедленно вернутся к исполнению своего, долга и отпустят пленных. Однако сейм в своем обращении к народу заявил, что не сложит оружия, пока не завоюет независимости. 13 января 1831 г. сейм объявил династию Романовых лишенной польского престола. В ответном манифесте Николая I от 25 января говорилось: "Сие наглое забвение всех прав и клятв, сие упорство в зломыслии исполнило меру преступлений; настало время употребить силу против незнающих раскаяния"41. В одном из писем Николая I Константину Павловичу говорилось: "Кто из двух должен погибнуть - так как погибнуть, видимо, необходимо, - Россия или Польша? Решайте сами"42. Те же настроения выразил Пушкин в своем стихотворении "Клеветникам России".

Начались военные действия. Под Гроховым Дибич разбил повстанцев, но не использовал результатов своей победы и вместо того, чтобы штурмовать Варшаву, приказал войскам отойти. Вскоре вместо умершего от свирепствовавшей тогда холеры Дибича был назначен И. Ф. Паскевич. Его войска перешли Вислу и к июлю стояли у Варшавы. Прежде, чем начать штурм, Паскевич обещал амнистию и сохранение конституции полякам при условии сдачи города, но его предложение было отклонено. 26 августа 1831 Варшава пала.

После подавления польского восстания мысль об исправлении исторической несправедливости разделов Речи Посполитой в XVIII в., которую отчасти разделяли Павел I и Александр I, была надолго похоронена. В политике России возобладало противоположное мнение о глубокой пропасти, разделявшей интересы Польши и России. Царское правительство стало рассматривать Царство Польское исключительно как западную часть империи. Николай I отнял у Польши конституцию. Нескрываемая радость звучала в его словах, обращенных к Паскевичу: "Я получил ковчег с покойницей конституцией, за которую благодарю весьма, она изволит покоиться в Оружейной палате"43. В 1832 г. Николай I издал "Органический статут", определивший государственный строй Польши: название "Царство Польское" сохранялось, коронование царя польской короной, особое польское войско и сейм упразднялись.

Посетив Варшаву в 1835 г., Николай I обратился к представителям польской знати с предупреждением: "Если вы будете лелеять мечту о... независимой Польше и все эти химеры, вы только накличете на себя большие несчастия. По велению моему воздвигается здесь цитадель, и я вам объявляю, что при малейшем возмущении я прикажу разгромить ваш город; я разрушу Варшаву и уж, конечно, я не отстрою ее снова"44.

В политике русификации Царства Польского правительство Николая I старалось опереться прежде всего на крестьянство. Были приняты меры для ограничения там крепостного права. Наиболее крупной из них было введение в Западном крае в 1846 г. инвентарей, которые законодательным путем определяли норму крестьянских повинностей. Борьба царизма с польским национально-освободительным движением вылилась и в меры ограничительного и реакционного характера в области народного просвещения и вероисповедания. Была введена цензура, затруднен выезд за границу, в 1839 г. учрежден Варшавский учебный округ и введено преподавание в средних учебных заведениях на русском языке. Варшавский университет был закрыт. Притеснялось католичество, закрывались монастыри. Эта реакционная политика еще более осложнила непростые, полные противоречий русско- польские отношения и не смогла предотвратить нового революционного взрыва в Царстве Польском в 1863 году.

Характер Николая I, его взгляды и убеждения оказали большое влияние на внешнеполитический курс Российской империи. В первые годы своего правления он проявлял в своих дипломатических заявлениях большую осторожность. Не имея опыта, он чувствовал себя скованно среди послов и во время докладой министра иностранных дел К. В. Нессельроде. Но император быстро разглядел в нем простого канцеляриста, который сможет написать по- французски то, что ему прикажут, но который совершенно не способен подать самостоятельный совет. Оставив Нессельроде у руля внешней политики, Николай I полностью подчинил себе эту отрасль государственного управления, и вскоре она сделалась одним из любимейших его занятий.

В отличие от Александра I, никогда не забывавшего, что он - монарх европейской державы, и болезненно относившегося к мнению Запада о российских делах, Николай I буквально с первого дня царствования проявил себя иначе: 14 декабря на Сенатской площади, когда к нему подошел представитель дипломатического корпуса, выражая готовность поддержать авторитет молодого царя своим присутствием в его свите, Николай I ответил, что "эта сцена - дело семейное, и в ней Европе делать нечего"45.

Господствующей мыслью в дипломатической деятельности Николая I было убеждение в необходимости неустанной борьбы с революцией, где бы и в чем бы она ни проявлялась. В этом он был последователен, заступаясь даже за турецкого султана от восставших христиан, не допуская агитации в пользу славян ни в Османской империи, ни в Австрии. "Он не желал позволить, чтобы вассалы и подданные (хотя бы и православные) восставали против законной власти"46 . На первый взгляд такая постановка вопроса кажется противоречащей интересам России. Но К. Н. Леонтьев считал заслугой Николая I то, что он "постигал в то время, что эмансипационная политика и за пределами своего государства есть дело, хотя бы и выгодное вначале, но по существу крайне опасное и могущее при малейшей неосторожности обратиться на собственную главу эмансипатора"47.

Первым шагом Николая I во внешней политике стало соглашение с Англией по греческому вопросу. 4 апреля 1826 г. был подписан Петербургский протокол, требовавший образования Греческого государства, имеющего свое правительство, зависимое от Турции только в финансовом отношении. Россия и Англия обязались поддерживать друг друга при реализации этого соглашения. Оно вызвало беспокойство австрийского канцлера К. - В. Меттерниха, узревшего в нем несоблюдение принципов Священного Союза. Напуганные ультиматумом, турки подписали в октябре 1826 г. Аккерманскую конвенцию. Тем временем к соглашению присоединилась Франция. К ужасу Австрии образовался союз трех великих держав против Турции. В 1827 г. в Лондоне была подписана конвенция об их сотрудничестве в деле защиты греческого восстания. Она предусматривала посылку эскадры трех держав в турецкие воды.

20 октября 1827 г. турецко-египетский флот был уничтожен в бухте Наварин эскадрой трех держав. Однако и после этого султан Махмуд II не признал независимости Греции. Довершить дело ее освобождения российское правительство решило путем войны, которая обеспечила бы России свободу торговли через проливы и упрочила бы ее влияние на Балканах и в Закавказье. В мае 1828 г. начались военные действия. Русская армия, обучавшаяся на плац-парадах, не могла вначале одолеть сопротивления турок, и казалось, что кампания закончится ничем, к ликованию австрийской дипломатии. Но вскоре на Закавказском театре военных действий Паскевич взял Каре, а на Балканах войска, предводительствуемые Дибичем, заняли Силистрию и Адрианополь. Разумеется, что с определившимся успехом русских войск вся Европа заволновалась, и Николай I убедился, что не только Австрия, но и его союзники - Англия и Франция - ревниво следят за движением русских войск к Константинополю.

Опасаясь международных осложнений, Николай I поспешил закончить войну и выдвинул свои требования. 14 сентября 1829 г. в Адрианополе был подписан мир. Турция потеряла черноморский берег от устья Кубани до пристани св. Николая. На Дунае к России отходили острова в дельте, южный рукав устья реки становился границей. Русские торговые суда получили подтверждение своих прав на свободный проход через Босфор и Дарданеллы. Что касается Греции, то она объявлялась самостоятельным государством, связанным с султаном лишь обязательством ежегодных платежей; населению Греции предоставлялось право избрать монарха из царствующих в Европе династий (но не Англии и не России)48. Таким образом, победа России в войне обеспечила Греции государственную независимость и упрочила автономию Сербии, Молдавии и Вадахии. Адрианополський мир явился важнейшей вехой в освобождении балканских народов от османского ига и одной из блестящих побед дипломатии Николая I.

Поставив целью своей внутренней политики охранение существовавшего общественно-политического строя, Николай I и во внешней политике придерживался начал легитимизма и Священного Союза. В его глазах борьба с революционным движением в Европе была и борьбой за реальные интересы России как европейской державы. Основной задачей его внешней политики было окончательное упрочение положения России на Востоке, обеспечение, ее позиций на берегах Черного моря и свободного выхода русского флота через проливы. К этой основной задаче присоединялась другая - поддержание в Европе престижа России путем защиты status quo с теми уступками, которые были сделаны новому порядку к 1815 г., но с твердой решимостью не идти на дальнейшие.

Обе эти задачи - возвращение к традиционной российской политике XVIII в. в Восточном вопросе и продолжение политики Священного Союза - окрашивались у Николая I в одну и ту же легитимистскую окраску. Поэтому, выступая в 1826 - 1827 гг. в поддержку Греции, он вовсе не имел целью поддержать греческое освободительное движение, а только проводил ту линию в решении Восточного вопроса, которая была выгодна в тот момент интересам России.

Наиважнейшее значение придавал Николай I союзу с Австрией и Пруссией. Эти государства рассматривались им как необходимая часть его политической охранительной системы. Связанный семейными узами, с берлинским двором и искренне расположенный к прусскому королевскому семейству, Николай I, однако, с неудовольствием относился к попыткам Пруссии возглавить национальное движение в Германии, особенно после 1840 г., когда на престол вступил Фридрих-Вильгельм IV. В политике Пруссии, стремившейся к объединению Германии и гегемонии в Европе, Николай I видел измену Священному Союзу. Поэтому, несмотря на свои прусские симпатии, он поддерживал тесные связи с Австрией и всегда выступал в роди защитника Габсбургов, как только в тех или других частях их многонациональной лоскутной империи появлялись симптомы, грозившие ее ослаблением или распадом.

С особенной тревогой следил Николай I за источником всех революционных потрясений - Францией. Предвидя неминуемый взрыв в этой стране, он осуждал слишком резкие, ультрареакционные меры Карла X, но его падение и переход власти к Луи-Филиппу в 1830 г. воспринял как вызов "старому порядку". Однако, убедившись в консервативном, компромиссном характере монархии Луи-Филиппа, Николай I согласился признать новый порядок во Франции. Но чувство неприязни к французскому королю, заигрывавшему с революционерами, было у Николая I настолько сильно, что он со злорадством отнесся к падению монархии Луи-Филиппа в 1848 году.

Иод впечатлением польского восстания 1830 - 1831 гг. и революции во Франции Николай I возвращается к принципам Священного Союза, от которых он отошел в начале своего царствования. В 1833 г. он заключает конвенцию с Австрией и Пруссией, направленную против революционных сил в Европе. Державы "по зрелому обсуждению тех опасностей, которые продолжают угрожать порядку, установленному в Европе публичным правом и договорами 1815 года, единодушно решили укрепить охранительную систему, составляющую незыблемое основание их политики"49.

1840 год является той хронологической границей, которая разделяет царствование Николая I на два периода. К концу 30-х годов XIX в. ему удалось достичь немалых результатов во внутренней и внешней политике (составление Свода законов в 1833 г., устройство положения государственных крестьян в 1837 г., финансовая реформа 1839 г., Адрианопольский мир 1829 г.). С начала 40-х годов XIX в. картина меняется. Редеет количественно и падает качественно состав сотрудников Николая I; после 1842 г. Киселев считает крестьянский вопрос проигранным, финансовые меры принимают более рискованный характер. Лондонская конференция 1840 г., созванная для "обеспечения независимости и целостности Турции", явилась прямым ударом по престижу России, претендовавшей на преобладание в вопросах восточной политики. С этого же времени, после перехода европейских армий на более скорострельное вооружение, а главных мировых флотов - на паровые двигатели, - Россия начинает отставать в военном Отношении.

В феврале 1848 г. вспыхнула революция во Франции, была провозглашена республика. Дипломатические отношения России с Францией тотчас были прерваны. Между тем революция в Европе продолжала разгораться, захватив Пруссию и Австрию. Меттерних вынужден был бежать из Вены. Эти события потрясли Николая I. Он лично составил манифест от 14 марта 1848 г., в котором говорится: "Возникнув сперва во Франции, мятеж и безначалие скоро сообщились сопредельной Германии, и разливаясь повсеместно с Наглостью, возраставшею по мере уступчивости правительств, разрушительный поток сей прикоснулся наконец и союзных нам Империи Австрийской и Королевства Прусского. Теперь, не зная более пределов, дерзость угрожает в безумии своем и нашей, Богом нам вверенной России"50.

Наметилось резкое противостояние революционной Европы и царской России. Всеми силами стремясь задушить революцию, Николай I ввел русские войска в придунайские княжества, что вызвало протест Англии. Для подавления восстания в Италии новому австрийскому правительству были выделены крупные денежные суммы. Когда в начале 1849 г. революция охватила Венгрию, австрийское правительство обратилось к Николаю I за помощью. Манифест от 26 апреля известил о вступлении 100-тысячной русской армии в Галицию. Повстанцы были разбиты, пленные венгерские генералы выданы Австрии. Однако когда Николай I узнал, что 13 из них были казнены, он поручил Нессельроде выразить австрийскому кабинету "неодобрение подобной бесцельной жестокости". Подавление венгерского восстания было триумфом охранительной внешней политики Николая I, которого назвали "жандармом Европы".

Эта политика вызвала недовольство тех европейских правительств, которые самим своим существованием были обязаны России, - Австрии и Пруссии. Они с тревогой и завистью следили за ростом гегемонии Российской империи на востоке. Нового врага заполучил Николай I в лице Наполеона III, провозгласившего себя французским императором в 1852 году. Николай отказался признать его легитимным монархом, называя в переписке не "братом", а только "другом". Это оскорбляло и раздражало самолюбивого Наполеона III. Его политика, враждебная России, ставила целью разрушение европейского монархического союза 1833 года. Удачно выбрав момент, когда произошло охлаждение отношений России с Пруссией, а отчасти и с Австрией, он направил удар на первую из этих держав, как на наиболее последовательно проводившую принцип легитимизма, столь враждебного Наполеону III. Упоенный своим успехом 1848 г. и особенно тем, что революция не проникла в Россию, Николай I видел в сложившейся ситуации благоприятный момент для того, чтобы вернуть все, утраченное им в Восточном вопросе с конца 1830-х годов. Он явно переоценил свои силы, считая, что европейские державы, ослабленные революцией, пойдут на уступки России.

Поводом к конфликту послужило нарушение турецким правительством прав православной церкви в Палестине. По наущению Франции ключи от Вифлеемского храма были переданы католикам. Как отмечает Н. Я. Данилевский, "само требование Франции было не что иное, как вызов, сделанный России, не принять которого не позволяли честь и достоинство. Этот спор о ключе, который многие представляют себе чем-то ничтожным... имел для России, даже с исключительно политической точки зрения, гораздо более важности, чем какой-нибудь вопрос о границах"51. Речь шла о престиже России в глазах славянского мира, о ее государственных интересах. По требованию России в июле 1853 г. на конференции представителей пяти европейских держав была составлена примирительная Венская нота, которая удовлетворила Николая I, но была отвергнута турецким султаном.

Наполеон III и английский посланник лорд Редклиф толкали Турцию к войне с Россией. Тогда Николай I занял 80-тысячной армией Дунайские княжества, требуя от Турции исполнения договоров. Однако вскоре ему пришлось убедиться, что в Европе у него нет ни одного союзника. Против России выступили Англия, Франция, Турция и Сардиния. Оказавшись лицом к лицу с враждебной коалицией, Николай I предпринял отчаянный шаг: у него возникла мысль придать готовящейся войне освободительный характер и провозгласить независимость народов, порабощенных Портой. Этот план излагался им в записке канцлеру Нессельроде в ноябре 1853 года. Но тот воспротивился этому плану, находя его противоречащим той политике, которой десятилетиями придерживалась Россия. Мнение канцлера восторжествовало, и Россия вступила в войну, находясь в политической изоляции.

Общественное мнение Германии было настроено крайне враждебно к России. Каждый успех, одержанный не только западными державами, но и турками, праздновали везде как успех общего дела всей Европы. Но больше всего поразила Николая I позиция Австрии, еще недавно спасенной им от расчленения. Сосредоточив у границ России огромную армию и угрожая вторжением, она заставила Николая I вывести войска из Молдавии и Валахии, после чего оба княжества были оккупированы австрийцами.

В начале 1854 г. Николаем I был намечен план военных действий. Он предусматривал встречу с неприятелем в Крыму, на Кавказе и в Бессарабии. В течение лета 1854 г, английским флотом были осуществлены нападения на русские берега на Балтийском и Белом морях и на Тихом океане, но успеха они не имели. Военные действия в Закавказье и на Черноморском побережье, вначале успешные для русских войск, потеряли вскоре свое значение, так как в Крыму высадился десант англо-французских войск в 62 тыс. человек, Русских войск на полуострове было не более 52 тысяч. Первая встреча с противником 7 сентября, при Альме, окончилась неудачей, и русские войска отступили. Вход в Севастопольскую, бухту был закрыт затопленными судами. С 11 сентября началась осада Севастополя, продолжавшаяся 350 дней.

Неудачи русских войск в Крыму и колоссальное перенапряжение физических и нравственных сил подорвали здоровье Николая I. Посвящая по 17 часов в сутки делам, он, несмотря на недомогание, продолжал работать даже по ночам. 9 февраля 1855 г. он присутствовал в манеже Инженерного замка на смотре батальонов лейб-гвардии Измайловского и Егерского полков, отправлявшихся в действующую армию. На просьбы Докторов не выходить на воздух, Николай I ответил отказом52. Он выехал из дворца в легком плаще, несмотря на 20-градусный мороз. Простуда усилилась, и к вечеру император вернулся во дворец совершенно, больным. На следующий день он опять отправился на смотр гвардейских войск. Этот выезд был последним.

Воспаление легких развивалось с ужасающей быстротой. 17 февраля состояние Николая I стало критическим. Он находился в полном сознании, исповедался и причастился. Благославляя своего сына, наследника престола Александра, он сказал ему: "Служи России! Мне хотелось принять на себя все трудное, все тяжелое, оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое. Провидение судило иначе..."53. Простившись с членами семьи, Николай I приказал поблагодарить от его имени за верную службу гвардию, армию, флот и особенно защитников Севастополя. Он сам назначил место в Петропавловском соборе для своей могилы, погребение просил совершить скромно, и срок траура назначить самый короткий.

После смерти Николая I в столице распространились слухи о том, что император, не пережив позора поражения, отравился, приняв яд, который приготовил для него лейб-медик Мандт. Эти слухи отразились и в литературе. И хотя до настоящего времени нет достаточных данных, чтобы судить об их достоверности, маловероятно, что такой верующий человек, каким был Николай I, обладавший, к тому же, сильной волей и мужеством, совершил бы грех самоубийства.

Но смерть его была символична. Все существо Николая I срослось с той правительственной системой, выражением которой было его царствование, и он не мог пережить крушения своих идеалов, унижения России, неверности союзников. Со смертью этого "гения-охранителя"54, как называл Николая I К. Н. Леонтьев, в истории России началась новая эпоха.

Примечания

1. ПРЕСНЯКОВ А. Е. Апогей самодержавия: Николай I. Л. 1925, с. 3.
2. ГЕРЦЕН А. И. Собр. соч. Т. 4. М. 1975, с. 58.
3. ЛЕОНТЬЕВ К. Н. Цветущая сложность. М. 1992, с. 237, 243.
4. ГЛИНСКИЙ Б. Б. Царские дети и их наставники. СПб. 1912, с. 226.
5. Цит. по: ЧУЛКОВ Г. И. Императоры. М. 1991, с. 171.
6. ШИЛЬДЕР Н. К. Император Николай I. Его жизнь и царствование. Т. 1. СПб. 1903, с. 22.
7. Цит. по: ГЛИНСКИЙ Б. Б. Ук. соч., с. 256.
8. ПРЕСНЯКОВ А. Е. Ук. соч., с. 13.
9. Жизнь императоров и их фаворитов. М. 1992, с. 554.
10. Русская старина, 1896, N 10, с. 11.
11. ТЮТЧЕВА А. Ф. При дворе двух императоров. М. 1990, с. 103.
12. ЧУЛКОВ Г. И. Ук. соч., с. 176.
13. КОЗЛОВСКИЙ П. Б. Дневник - Русский архив, 1892, т. 2, с. 12.
14. Жизнь императоров и их фаворитов, с. 575.
15. ЧУЛКОВ Г. И. Ук. соч., с. 176.
16. Там же.
17. ПОЛИЕВКТОВ М. А. Николай I. Биография и обзор царствования. М. 1918, с. 44.
18. Там же, с. 48.
19. ЧУЛКОВ Г. И. Ук. соч., с. 182.
20. Междуцарствие 1825 г. и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. М. - Л. 1926, с. 23.
21. Там же, с. 31.
22. Россия первой половины XIX в. глазами иностранцев. Л. 1991, с. 453.
23. АНАНЬИЧ Б., ЧЕРНУХА В. Первый шаг к революции. - Родина, 1991, N 9, с. 28.
24. ПРЕСНЯКОВ А. Е. Ук. соч., с. 25.
25. Там же, с. 33.
26. ПОЛИЕВКТОВ М. А. Ук. соч., с. 309.
27. Там же, с. 312 - 313.
28. Там же, с. 315.
29. ФИЛИППОВ А. Император Николай I и Сперанский. Юрьев, 1897, с. 5.
30. Русские мемуары 1826 - 1856. М. 1990, с. 304.
31. ГОРДИН Я. А. Право на поединок. Л. 1989, с. 157.
32. ПОЛИЕВКТОВ М. А. Ук. соч., с. 83.
33. ВРАНГЕЛЬ Н. П. Искусство и государь Николай Павлович. Пг. 1915, с. 3.
34. Столица и усадьба, 1915, N 46, с. 11.
35. ВЕРЕСАЕВ В. В. Пушкин в жизни. Сочинения. Т. 2. М. 1990, с. 288.
36. ФЕДОРОВА Е. В. Гибель Пушкина- Вестник МГУ, 1991, N 3, с. 44.
37. ЩИМАН П. М. Император Николай I - Русский архив, 1902, N 3, с. 163.
38. Русский архив, 1902, т. 1, с. 462.
39. Исторический вестник, 1910, январь, с. 109 - 110.
40. ДАНИЛЕВСКИЙ Н. Я. Россия и Европа. М. 1991, с. 37.
41. ПОЛИЕВКТОВ М. А. Ук. соч., с. 131.
42. Там же, с. 132.
43. ПРЕСНЯКОВ А. Е. Ук. соч., с. 65. .
44. ПОЛИЕВКТОВ М. А. Ук. соч., с. 141.
45. ЧУЛКОВ Г. И. Ук. соч., с. 186.
46. ЛЕОНТЬЕВ К. Н. Ук. соч., с. 242.
47. Там же.
48. История дипломатии. Т. 1. М. 1959, с. 542 - 544.
49. ЧУЛКОВ Г. И. Ук. соч., с. 214.
50. ПРЕСНЯКОВ А. Е. Ук. соч., с. 73.
51. ДАНИЛЕВСКИЙ Н. Я. Ук. соч., с. 14.
52. Жизнь императоров и их фаворитов с. 582.
53. Там же, с. 589.
54. ЛЕОНТЬЕВ К. Н. Ук. соч., с. 243.

Вопросы истории. - 1993. - № 11-12. - С. 27-49.



Это сообщение было вынесено в статью

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

КИНЯПИНА Н. С. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА НИКОЛАЯ I

Интерес к историческим личностям - императорам, полководцам, политикам - был всегда. Но в советское время историков привлекали прежде всего деятели революционного движения, боровшиеся с самодержавием и его правительствами. О царях, королях, императорах отзывались, в основном, лишь негативно. В последние годы этот перекос преодолевается: появились статьи, книги, подробно анализирующие воспитание, образование, взаимоотношения в семье, формирование характера, личность российских самодержцев1. Однако их внешнеполитическая деятельность не привлекала столь пристального внимания, хотя известно, что в этой области правители России показали себя умелыми дипломатами, чувствовавшими время. Автор предлагает читателям исследование взглядов и внешнеполитической деятельности императора Николая I, годы правления которого (1825-1855) считаются апогеем самодержавия, высказывая свою точку зрения по ряду спорных вопросов, связанных, в частности, с истоками Крымской войны и российско-английскими договоренностями по Восточному вопросу. Материал статьи базируется на широком круге источников, часть которых находится в различных фондах Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ).

Николай I, третий сын императора Павла, был волевым, умным, уверенным в своих действиях правителем. Он не был похож на своего старшего брата Александра I, которому были свойственны колебания во взглядах и поступках. Категоричный в своих суждениях Николай I был самодержцем в семье, обществе, политике. "Никто лучше, как он, не был создан для роли самодержца. Он обладал для того и наружностью, и необходимыми нравственными свойствами. ...Никогда этот человек не испытал тени сомнения в своей власти или в законности ее", - замечала хорошо знавшая императорский двор, наблюдательная А. Ф. Тютчева, дочь поэта и дипломата Ф. И. Тютчева2.

Императора не любила интеллигенция, а также часть офицерства. Последнее особенно беспокоило Николая I, так как еще с детства он проявлял исключительный интерес к армии, а из всех наук выделял военные знания, чему способствовала как система воспитания, в которой физические наказания были обычным явлением, так и военизация государственной власти, характерная в целом для Европы того времени. "Суровость обращения, - замечал историк Н. К. Шильдер, - стала характером жизни Николая I"3. Усилия вдовствующей императрицы Марии Федоровны изменить систему обучения младших сыновей - Николая и Михаила - успеха не имели: латынь Николай отвергал, французский - не любил, хотя владел им превосходно, а немецкий - "довольно нравился Николаю Павловичу"4. В отличие от старшего брата не проявлял он склонности и к гуманитарным наукам. В людях будущий самодержец ценил прежде всего прагматизм и верность слову.

Несхожесть характеров и взглядов братьев сказывалась на подходах к решению задач внутренней и внешней политики России: Александр I был европейцем; некоторые историки называли его космополитом, считая, что эту особенность мышления привили будущему императору его воспитатели, не знавшие России и внушившие ему идеи конституционного устройства государства5. Бытовало мнение, что Александр приносил в жертву интересы своей страны ради интересов Европы. Российский историк М. Полиевктов, написавший лучшую, как представляется, биографию Николая I, отмечал, в частности, различия в восприятии братьями всего окружающего: "Александр I нередко заискивал перед иностранцами... относился с явной нелюбовью ко всему русскому, а великие князья (Николай и Михаил. - Н. К.) восхищались всем тем, что есть русского"6.

Само время, в котором жил Александр, требовало особого внимания к европейской политике: борьба с наполеоновским нашествием, участие в создании Венской системы, утвердившей ведущую роль России и Англии в Европе, инициатива императора в организации Священного Союза и его конгрессов. Решение этих задач обусловливало привлечение людей европейски образованных, широко мыслящих.

Николай I считал себя защитником прежде всего национальных интересов страны, хотя не отказывался от участия в делах Западной Европы. Он отстаивал принципы абсолютной монархии, отвергал конституционализм и свободу личности, настороженно относился к либеральным идеям, стоял за незыблемость территориальных границ в Европе, утвержденных решениями Венского конгресса, более всего заботясь о спокойствии собственного государства.

Одним из первых российских правителей Николай понял евразийское положение России, что заставляло его обратить особое внимание на расширение связей с государствами Азии. В этом он усматривал один из путей утверждения России как промышленной державы.

Он стремился, особенно в первые годы своего правления, поднять экономический потенциал России путем создания отечественных кадров квалифицированных рабочих и технической интеллигенции. В 20-30-е годы XIX в., преимущественно для детей третьего сословия, были открыты Технологический институт в Петербурге, Ремесленное училище в Москве (ныне Московский государственный технический университет им. Н. Баумана), возросло число коммерческих школ, стали проводиться промышленные и сельскохозяйственные выставки, были созданы Мануфактурный и Коммерческий советы, издавались "Коммерческая газета", "Журнал мануфактур и торговли", в Европу за государственный счет направлялись мануфактурные агенты, в задачу которых входило знакомство с техническими нововведениями и передача этих сведений русским предпринимателям. Эти меры, призванные оздоровить экономику, должны были также ослабить экономическую зависимость России от государств Запада. Понимал император и неизбежность отмены крепостного права, о чем свидетельствует организация девяти секретных комитетов по крестьянскому вопросу только в его царствование.

К 20-30-м годам XIX в. относятся и мероприятия, направленные на вовлечение окраин государства в общероссийские процессы. Прежде всего это касалось Кавказа, находившегося на пересечении путей из Европы в Азию. Правительство всячески поощряло мещан и крестьян, торговавших с окраинами России и с азиатскими странами, предоставляя им права купцов третьей гильдии, содействовало организации русско-закавказских торговых обществ. Наряду с этими действиями петербургский кабинет готовил административные реформы для населения Кавказа, которые также должны были сблизить эту окраину с метрополией, что было особенно важно в годы Кавказской войны.

Сторонник стабильности, Николай I не считал самоцелью расширение территории России. "Не в новых завоеваниях, но в устройстве ее областей отныне должна быть твоя забота", - увещевал император своего наследника в 1835 г.7

Правительственные меры 20-30-х годов, помимо решения внутренних задач страны, отвечали требованиям международной обстановки: новое обострение ситуации на Ближнем и Среднем Востоке привело к войнам с Турцией и Ираном; осложнениям в Западной Европе.

РОССИЯ И ВОСТОЧНЫЙ КРИЗИС 20-х ГОДОВ XIX в.

Восточный вопрос на протяжении XIX - начала XX в. был центральным во внешней политике России. Из множества его проблем ключевыми были Балканы и Проливы.

Османская империя в XIX в. собственными силами уже не могла удержать разнохарактерные по уровню экономики, культуры, религии народы, ранее ею завоеванные. Национальные и сепаратистские движения раздирали государство. Начавшееся в 1821 г. греческое восстание, привлекло внимание всей Европы. Усилия, предпринятые российским императором Александром I совместно с западными странами для стабилизации обстановки на Балканах, не дали положительных результатов. Более того, Турция начала вводить санкции против России: не пропускала через Проливы российские торговые суда, арестовывала российских купцов и моряков, нарушая этим условия прежних русско-турецких соглашений. Вероятность новой русско- турецкой войны к середине 20-х годов становилась все очевидней. Греки не скрывали, что, начиная восстание, они рассчитывали на помощь единоверной России: согласно условиям Кючук-Кайнарджийского мира 1774 г. Россия обладала исключительным правом покровительства православным подданным султана.

Исчерпав дипломатические пути, Россия начала готовиться к войне, подтягивая войска к турецкой границе. Александр I осенью 1825 г. отправился на юг для знакомства с обстановкой. Действия России обеспокоили западные государства, прежде всего Великобританию. Английское правительство, опасаясь единоличного вмешательства России в греко-турецкую борьбу, предложило императору заключить двустороннее русско-английское соглашение по восточному вопросу. Предложение Лондона нашло понимание в Петербурге. Вступая в сотрудничество с Англией, Россия в случае русско-турецкой войны надеялась нейтрализовать направленные против нее действия Великобритании. "Было бы с нашей стороны поистине неразумно отталкивать Англию"8, - сообщал в Лондон позицию российского правительства на английское предложение министр иностранных дел К.В. Нессельроде, верно служивший государю, но сохранявший свой взгляд на внешнюю политику России. Внезапная смерть Александра I поломала эти проекты.

Николай I со свойственной ему решительностью приступил к реализации подготовки войны с Турцией. В дальнейшем, на протяжении 30-летнего правления, он доказал справедливость сказанных им французскому послу Сен-При в начале своего царствования слов: "Брат мой завещал мне крайне важные дела, и самое важное из всех: восточное дело... Не следует думать, что я примусь за его разрешение очертя голову... Я очень рад буду условиться со всеми моими союзниками"9.

Николая не знали в Европе, и поэтому считали новичком в политике, а он не спешил опровергнуть это мнение дипломатов о себе. "Я простой бригадный генерал, мало сведущий во внешнеполитических делах, если что напутаю, прошу, не взыщите", - говорил он не без иронии австрийскому канцлеру К. Меттерниху, влиятельному европейскому дипломату. Николай довольно быстро освоился во внешней политике, и она стала одним из любимых его занятий. Европа стала смотреть на него другими глазами.

В феврале 1826 г. в Петербург под предлогом передать поздравления от английского короля Георга IV новому императору с вступлением на престол приехал фельдмаршал А. У. Веллингтон для ведения деловых переговоров. Однако его предложение о посредничестве Великобритании в русско-турецком конфликте было отвергнуто Николаем, заявившем, что русско-турецкие отношения Россия решит путем непосредственных переговоров двух заинтересованных держав. По греческому вопросу император готов был вести переговоры с Англией. В итоге 23 марта (4 апреля) 1826 г. в Петербурге между Россией и Великобританией был подписан протокол, по которому обе державы предлагали Турции признать Грецию автономным государством. По третьему параграфу протокола, особенно важному для России, примирение между Турцией и греками могло совершиться при "общем или единоличном" участии сторон10, что позволяло России единолично выступить против Османской империи и не иметь Англию в стане противников.

Петербургский протокол стал первой внешнеполитической удачей Николая I. Этот успех сулил многое в его дальнейших внешнеполитических действиях на Ближнем Востоке. Надежда на новые договоренности с Англией, даже при изменившейся международной ситуации, была одной из составляющих стратегии Николая I.

Вскоре после подписания петербургского протокола союзники предложили другим европейским государствам присоединиться к российско-английскому соглашению. Державы медлили с ответом. Бездействие Европы подстегнуло греков в их борьбе за независимость. В апреле 1827 г. президентом страны был избран И. Каподистрия, бывший статс-секретарь по иностранным делам России. Греки в очередной раз продемонстрировали всем, что верят в помощь России. Рост авторитета России, действия повстанцев заставили Францию отказаться от позиции стороннего наблюдателя и присоединиться к участникам петербургского протокола.

24 июня (6 июля) 1827 г. в Лондоне между Россией, Великобританией и Францией был подписан договор, закрепивший основные условия соглашения, достигнутого в Петербурге. В документе повторялась важная для России статья петербургского протокола о возможности примирения между Турцией и греками при "общем или единоличном" участии договаривающихся сторон. Лондонский договор позволял России в случае войны с Турцией избежать враждебных выступлений не только со стороны Великобритании, но и Франции. Это соглашение не позволяло Англии как союзнице России открыто оказывать поддержку действиям Турции на Кавказе, где продолжалась война.

Современники оценивали подписанные Россией и Великобританией соглашения по греческому вопросу как поражение английской дипломатии. Меттерних, умный, авторитетный и хитрый политик, заметил: "Цель Веллингтона сводилась к тому, чтобы надеть дипломатическую узду на державу, которая ей (Англии. - Н. К.) была опасна. Он льстил себя надеждой, что ему удастся воспрепятствовать свободе действий России. Он слишком поздно понял, что приготовил тяжелые цепи для Англии и действовал исключительно в пользу России"11.

Подписание договоров отрезвляюще подействовало на Турцию. Султан был вынужден принять условия России и заключить с нею 25 сентября (7 октября) 1826 г. конвенцию в Аккермане (ныне Белгород-Днестровский), по которой турецкое правительство брало на себя обязательство впредь следовать нарушенным им в ходе греко-турецкой войны договоренностям с соседом.

Опираясь на поддержку Египта и используя разногласия европейских держав, султан отказался удовлетворить просьбу союзников признать за греками право на автономию. Тогда объединенные эскадры России, Англии и Франции блокировали турецко-египетский флот в бухте Наварин12. Там 8 (20) октября 1827 г. произошло сражение, в результате которого весь турецко-египетский флот, находившийся в бухте, был разбит, что значительно подорвало мощь Турции.

Наваринское сражение получило разную оценку в Европе. Николай I считал его естественным последствием лондонского договора. Греки видели в нем показатель слабости Османской империи и близость своего освобождения. В Лондоне, Париже и Вене сочли, что поражение Турции в сражении сделало ее беззащитной против России13.

Усилившиеся после Наварина противоречия между союзниками дали повод султану не только не принять условия лондонского договора, но и отказаться вести переговоры на его основе, что привело к разрыву дипломатических отношений европейских держав с Турцией. В декабре 1827 г. Махмуд II обратился к мусульманам с манифестом, в котором обвинил Россию в подстрекательстве греков к восстанию и отказался выполнять условия Аккерманской конвенции. В документе преднамеренно отсутствовало упоминание об антитурецких действиях англичан и французов, что должно было углубить разногласия в союзном лагере.

Николай I знал и об интригах султана, и о настроении своих союзников. Но в преддверии русско-турецкой войны он был заинтересован сохранить хотя бы видимость единства. В ответ на манифест султана Николай предложил Англии и Франции провести блокаду союзной эскадрой Проливов и оккупацию русскими войсками от имени трех держав Дунайских княжеств. Союзники, как и следовало ожидать, отвергли эти предложения. Николай I, воспользовавшись ситуацией, стал действовать единолично. Император официально заявил о нарушении султаном Аккерманской конвенции. "Мореплавание по Черному морю нарушено, - излагал Нессельроде мысли Николая I в ежегодном отчете МИД, - торговля потеряла все свои привилегии в Оттоманской империи... Манифест Махмуда является настоящей декларацией войны. Ни одна держава не смогла бы потребовать от нас, чтобы мы остались в подобном положении"14. В этих словах звучала уверенность Николая I в правоте действий и понимание путей реализации своего плана.

Но его осуществление тормозилось другой войной на Востоке - русско-иранской, начавшейся в июле 1826 г. За событиями на Среднем Востоке внимательно следили западноевропейские державы, прежде всего Великобритания, не упускавшая случая оказать помощь Ирану в войне с Россией. В составе иранской армии воевала часть горского населения Кавказа. В этой сложной обстановке, когда союзники по лондонской коалиции были близки к выходу из нее, а кавказская война была далека от завершения, Николай I требовал от своего командования решительных действий против Ирана. "С Вашим намерением вести войну против персиян оборонительную не согласен и приказываю вести только наступательную войну против персиян, истребляя их разрозненно"15, - писал император главнокомандующему на Кавказе генералу А.П. Ермолову, самостоятельность суждений и независимость взглядов которого раздражали Николая I, он не доверял ему. Вскоре Ермолов был заменен преданным императору генералом И.Ф. Паскевичем, завершившим русско-иранскую войну.

В феврале 1828 г. в деревне Туркманчай, недалеко от Тебриза, был подписан русско-иранский договор, в подготовке которого принимал активное участие А. С. Грибоедов как политический советник при И. Ф. Паскевиче. Согласно договору шах отказывался от притязаний на Восточную Армению: к России переходили Эриванское и Нахичеванское ханства, граница между двумя государствами устанавливалась по реке Араке. Иран обязывался выплатить России контрибуцию в размере 20 млн. рублей; Каспийское море было открыто как для русских, так и иранских торговых судов. Подтверждалось исключительное право России держать на Каспийском море военный флот.

Успешное окончание русско-иранской войны позволило Николаю I решить военными средствами конфликт с Турцией, поставив об этом в известность союзников. В сообщении, переданном в Лондон и Париж, отмечалось, что Россия "не стремится к разрушению Турции и готова... вместе с ними изыскивать средства для исполнения положений Лондонского трактата"16. Объявление Россией войны Турции 14 (26) апреля 1828 г. было встречено Англией и Францией внешне спокойно. Пруссия признала законность действий России. Австрия заявила о своем нейтралитете.

Николай I, начиная войну, не ставил перед собой задачи разделить Турцию и захватить Проливы, так как понимал, что такое решение неизбежно приведет к столкновению с Западной Европой. "Его Императорское Величество считает, - сообщал К. В. Нессельроде командующему русской армией на Балканах генералу И. И. Дибичу, - что положение вещей, существующих в Османской империи, должно быть сохранено самым строгим образом". Уточняя решение императора, министр писал: "Мы не хотим Константинополя. Это было бы самым опасным завоеванием, которое мы могли бы сделать"17.

Трезвая оценка международной ситуации позволила Николаю I избежать создания антироссийской коалиции, которую подогревала Австрия, не участвовавшая в подписании лондонского договора. "Чувства недоверия к нам не исчезли, - писал в Петербург из Лондона российский посол Х. А. Ливен, - раны ее (Англии. - Н. К.) самолюбия еще не зарубцевались, и, движимая как честолюбием, так и коварными интригами Австрии, она может еще занять враждебную нам позицию, если представится к тому удобный случай"18.

Военные успехи России на Кавказе, стремительный переход русской армии через Балканы и ее движение к Константинополю отрезвляюще подействовали на турецкое правительство. Султан, ранее медливший с переговорами, в августе 1829 г. направил в российскую ставку в Адрианополь своих представителей.

Одновременно с переговорами в Андрианополе в Петербурге проводились заседания Особого Комитета по восточному вопросу, на которых присутствовал Николай. Участники совещания подтвердили принятое еще в 1802 г. правительственное решение о том, что "выгоды от сохранения Оттоманской империи в Европе превышают его невыгоды". Если же "наступит последний час турецкого владычества в Европе", то российское правительство готово обсудить Восточный вопрос на конференции великих держав, не упуская, однако, инициативы из собственных рук19.

Это решение Особого Комитета 1829 г. стало программой дальнейших действий Николая I на Ближнем Востоке, в первую очередь в Европейской Турции, продиктованных заботой императора о сохранении стабильности, незыблемости границ России и соседних стран. В ходе русско-турецкой войны Николай I лишь в качестве устрашающей султана меры предлагал Дибичу, занявшему Адрианополь, пойти на вооружение болгар, а сербам дать сигнал к действию, но советовал повременить с этим20. Он считал предпочтительным для России сохранять мир с Турцией, нежели активно поддерживать восстания христиан против султана. Суждения и действия императора в Восточном вопросе были противоречивы. Многократно заявляя о поддержании целостности Османской империи и прилагая усилия к этому, Николай тем не менее не верил в ее прочность и искал союзников, на случай ее естественного распада.

Переговоры в Адрианополе были нелегкими. На турецкую делегацию оказывали сильное давление государства Запада, особенно Англия, пытавшаяся выступить в роли посредника. Это касалось территориальных компенсаций России на Кавказе, статуса и границ Греции и др. Обстоятельный анализ переговоров и условий мира содержится во многих работах российских авторов21. Здесь следует упомянуть корректную и умелую позицию, занятую на переговорах представителями императора - А. Ф. Орловым и Ф. П. Паленом, а также И. И. Дибичем, присутствовавшим в Адрианополе. Их усилиями, подкрепленными военными победами, русская армия стояла у стен Константинополя, - удалось отстоять основные условия, предложенные Россией.

Договор в Адрианополе, подписанный 2 (14) сентября 1829 г., включал 16 статей. Согласно его условиям к России отходили: устья Дуная с островами, восточное побережье Черного моря с Анапой, Поти, а также районы Ахалцыха и Ахалкалаки. Турция признавала владения России в Закавказье: "Грузия, Имперетия, Мингрелия, Гурия и многие другие области закавказские, с давних уже лет присоединенные на вечные времена к Российской империи"22.

Россия возвратила Турции крепости, города и селения, занятые ее войсками в европейской части страны. Подтверждалось право подданных России на торговлю по всей территории Османской империи и их неподсудность турецким властям. Проход торговых судов через Босфор и Дарданеллы признавался свободным для всех держав, находившихся в мирных отношениях с Турцией. Условия Адрианопольского мира были выгодны и балканским народам, прежде всего Греции, она получала широкую автономию. В следующем году, в феврале 1830 г., конференция великих держав в Лондоне признала Грецию независимым государством. Турция подтвердила все права и привилегии, полученные ранее дунайскими княжествами, включая пожизненное избрание господарей и создание земского войска. Сербии, помимо сохранения автономии, возвращались шесть округов, ранее отторгнутых у нее Турцией.

Адрианопольский мир стал крупной победой России. Он укрепил ее позиции в Турции, на Балканах и Кавказе, способствовал расширению черноморской торговли, экономическому и культурному развитию балканских и кавказских народов. Договор завершил длительный процесс присоединения народов Кавказа к России.

Английский историк М. Андерсен высказал мысль, что в русско-турецких отношениях кавказская проблема значила больше, чем балканская. Российский кавказовед В. В. Дегоев, соглашаясь со справедливостью этого суждения, посчитал возможным отнести его не только к отношениям России с Турцией, но и государствами Западной Европы, прежде всего с Англией23. Не вполне разделяя этот взгляд, автор статьи считает, что кавказская проблема в политике России XIX в. заслуживает дальнейших исследований.

Успехи России на Ближнем Востоке, закрепленные договором в Адрианополе, всполошили европейские правительства. "Оттоманская империя, - записал канцлер Австрии, - поколеблена в своей основе. Она прекратила свое независимое существование"24. Англия пошла еще дальше: она потребовала пересмотра условий Адрианопольского мира, считая, что Россия нарушила европейское равновесие. Но Николай I отказался обсуждать этот вопрос с Англией.

Заключением Адрианопольского договора завершился восточный кризис 20-х годов XIX в. Россия стала самым влиятельным европейским государством на Ближнем Востоке. Это вынуждало султана стремиться к поддержанию лояльных отношений со своим северным соседом, что на некоторое время способствовало установлению мира на Ближнем Востоке.

РЕВОЛЮЦИИ 1830 Г. И НИКОЛАЙ I

Успешное завершение Россией войн с Ираном и Турцией позволили Николаю I активно включиться в решение европейских дел, тем более, что к 30-м годам XIX в. Венская система, призванная поддерживать равновесие в Европе, стала давать сбои.

Страной, вызвавшей новое обострение ситуации, явилась Франция, где в июльские дни 1830 г. парижане свергли короля Карла Х из династии Бурбонов, избрав в августе правителем государства Луи Филиппа Орлеанского, отец которого, будучи депутатом Конвента, голосовал за казнь Людовика XVI.

Николай I враждебно воспринял события во Франции. Однако он не спешил бросать русскую армию на спасение династии Бурбонов. "Зло непоправимо, - писал он своему брату великому князю Константину, наместнику в Польше, в августе 1830 г., - мы не можем и не должны его исправлять. Наша обязанность, - думать о своей безопасности. Когда я говорю "наша", - я подразумеваю спокойствие Европы"25.

Такая выжидательная позиция России объяснялась действиями самого "короля-буржуа" - Луи Филиппа. Он делал все, чтобы успокоить европейских правителей: не отказывался от выполнения трактатов 1815 г., не преследовал своих противников, пытался стабилизировать обстановку внутри страны. Эта тактика нового правителя побудила Николая I заметить: "Пока революция ограничивается пределами Франции - моя оппозиция происходящему там перевороту будет только моральной"26.

События во Франции прервали наметившееся после Венского конгресса 1815 г. франко-русское сближение. Франция Луи Филиппа, низложившая династию Бурбонов, законность которой утвердил Венский конгресс, при всех заверениях нового короля соблюдать его решения представляла, по мысли Николая I, опасность для европейских монархов. В этих условиях петербургский кабинет обратился к испытанному союзу с Австрией и Пруссией, для которых революция, ломавшая старые уклады и традиции, представляла не меньшую, чем для России, угрозу. "Старая Европа находится при начале конца, - сокрушенно замечал канцлер Австрийской империи Меттерних. - С другой стороны, новая Европа еще не начала своего существования. Между концом и началом будет хаос"27.

Габсбургская империя, вобравшая в себя разные по экономике, культуре, языку, религии народы Европы, более других стран опасалась революции. Австрийский канцлер в июльские дни 1830 г. взял на себя инициативу по созданию союза монархических держав. В августе 1830 г. он приехал в Карлсбад (Карловы Вары), где на лечении находился Нессельроде. В результате переговоров был выработан общий план действий, по которому оба государства согласились не вмешиваться во внутренние дела Франции, если правительство Луи Филиппа будет нейтрально в отношении других государств. Это соглашение в истории получило название "Карлсбадского лоскута", к нему вскоре присоединилась Пруссия. В литературе это соглашение оценивается как попытка закрепить контрреволюционный союз трех держав28. Однако такая оценка является преувеличением. Державы, его подписавшие, не были склонны воевать с Францией. Вслед за Англией, первой признавшей Луи Филиппа королем Франции в сентябре 1830 г., Австрия и Пруссия последовали ее примеру, рассчитывая таким путем стабилизировать обстановку в Европе.

Последним из союзных правителей признал Луи Филиппа Николай I, предупредив при этом: "Но император хочет заметить державам, что как бы такое признание не привело к опасным последствиям. Не следует терять из виду, что, сделав эту уступку революционному духу, может быть, нужно будет сделать ему новые уступки" 29 . Дальнейшие события подтвердили опасения Николая I.

Под впечатлением июльской революции во Франции вспыхнули волнения в германских государствах, Италии. Но самыми интенсивными были события в Бельгии в августе 1830 г. Бельгийцы, по акту Венского конгресса вошедшие в состав Нидерландского государства, изгнали из Брюсселя голландского короля Вильгельма Оранского и сформировали временное правительство.

Николай I восстание в Бельгии расценил как прямое покушение на европейский порядок и Венскую систему. Император предложил конкретную программу правительствам Австрии и Пруссии по объединению усилий для борьбы с революцией. Однако ни одна из трех держав не имела отмобилизованной армии, да и их планы были далеки от единства: Австрию больше, чем бельгийские события, занимали волнения в Италии, Пруссию - территориальные претензии Франции на Рейнские провинции. Лондон и Париж провозгласили принцип невмешательства во внутренние дела Бельгии. Но Николай I не отказался от подготовки российской армии к вторжению в пределы Нидерландского государства, о чем просил европейские правительства голландский король. В письме к великому князю Константину в октябре 1830 г. император России предлагал брату, главнокомандующему русской и польской армиями, начать мобилизацию, но просил делать это осторожно, "не вызывая подозрений как у противников, так и у союзников"30.

Революция в Бельгии осложнила положение французского правительства, еще не признанного к тому времени Европой. В этих условиях Луи Филипп, думая о поддержании своего престижа во Франции и Бельгии, проявил не свойственную ему активность. Он предложил созвать конференцию европейских держав для обсуждения бельгийского вопроса, что встретило поддержку у всех правительств, включая и российское.

Конференция, открывшаяся в Лондоне в начале ноября 1830 г. с участием представителей пяти ведущих держав Европы - Англии, Франции, Пруссии, России и Австрии, первым делом приняла решение о заключении между воюющими сторонами - Временным правительством Бельгии и нидерландским королем - перемирия. Восставшие расценили это решение как признание Европой нового бельгийского правительства, и в середине ноября 1830 г. национальный конгресс Бельгии провозгласил независимость страны.

Действия бельгийцев укрепили Николая I и его союзников в намерении силой оружия защищать легитимные права нидерландского короля. Российский император отдал приказ о приведении в боевую готовность воинских частей, находившихся в западных губерниях Польши; Пруссия сосредоточила свои силы вдоль Рейна, Австрия - у границ Швейцарии и Италии. Вопрос о войне был, по существу, решен.

Польское восстание, начавшееся в Варшаве в конце ноября 1830 г., изменило планы Петербурга, заставило российское правительство, а с ним Пруссию и Австрию, сосредоточить свои усилия на его подавлении. Опасность вторжения царских и союзных войск на территорию Бельгии была устранена.

В дальнейшем бельгийский вопрос решался практически без участия России. Лондонская конференция, собравшаяся в ходе польского восстания в декабре 1830 г., признала независимость Бельгии, а в январе 1831 г. приняла решение о нейтралитете Бельгии, неприкосновенности ее территории. Хотя голландский король не признал законность этих решений, его протест не был услышан правителями Европы, включая и российского императора.

Польский вопрос в политике России был одним из сложных и запутанных. Связанный с борьбой Запада и Востока, латинства и православия, он осложнялся территориальными спорами из-за западных русских земель, вошедших в состав Польши по Люблинской унии 1569 г. и перешедших к России по разделам Польши. Иными словами, польский вопрос далеко выходил за рамки чисто национальной проблемы и этим вызывал особую обеспокоенность Николая I. Император опасался вмешательства Европы, тем более что действия восставших делали такую угрозу реальной. Стремясь к завоеванию независимости и расширению своей территории, поляки просили помощи у западных правительств. Конфликтные ситуации в Европе всегда рассматривались поляками как удобный повод для выступления против царизма. Кроме того, передвижение российских войск к западной границе и начавшаяся мобилизация польской армии весьма накалили обстановку.

Размах восстания вынудил Константина Павловича покинуть Варшаву и отказаться от вооруженной борьбы с повстанцами. Управление краем перешло к административному совету, а затем к Временному правительству, возглавляемому Адамом Чарторыйским, бывшим управляющим Министерством иностранных дел при Александре I.

Николай I увидел в восстании следствие июльских событий, опасное не только для России, но и для Австрии и Пруссии, также владевших польскими землями. Его обращение к Вене и Берлину с предложением о совместных действиях встретило понимание и поддержку.

В декабре 1830 г. Николай I опубликовал прокламацию к войскам и народу Польши с призывом к повиновению и манифест с требованием безусловной покорности. Австрия и Пруссия приветствовали эти действия царя. "Справедливость дела, которое Его императорское величество призвано защищать, очевидна, - заявил Меттерних. - Польское королевство, как только оно было создано, расценивалось нами как пороховой погреб. Огонь должен был проникнуть туда в тот или иной день"31. Австрийское правительство для защиты интересов своей империи перебросило в Галицию дополнительные военные контингенты, запретило проезд в Польшу через Австрию частных лиц без специальной визы российского посла в Вене. Столь же действенной была помощь Николаю I со стороны Пруссии, правительство которой направило в Познань воинские подкрепления, запретило контакты населения Пруссии с поляками, проживавшими в стране.

Восставшие не имели четко выработанной программы. Главное их требование - восстановление территории Польши в границах 1772 г. - вызывало неприятие даже у либеральной части российского общества. Не оправдались надежды поляков на поддержку Франции и Англии. Правительства этих стран, словесно желая успеха восставшим, реальной помощи им не оказали: ни Париж, ни Лондон не хотели воевать с Россией. Британский и французский кабинеты предписывали своим послам в Петербурге "сохранять самую большую осторожность по отношению ко всему, что касается Польши"32.

Однако западноевропейская общественность не разделяла пассивную позицию своих правительств, требуя вмешательства в конфликт. Сочувствие Запада усилило решимость поляков продолжать борьбу. В январе 1831 г. польский сейм принял декрет о лишении Николая I прав на польскую корону. В эти дни был выдвинут лозунг, обращенный прежде всего к россиянам: "За вашу и нашу свободу", автором которого большинство исследователей считают активного участника польского восстания историка Иоахима Лелевеля33.

Акт о детронизации явился кульминацией восстания, уничтожившего конституцию 1815 г. Движение приобрело новый характер: началась русско-польская война. В феврале 1831 г. в Польшу вступила российская армия под командованием И. И. Дибича, численностью более 100 тыс. человек. Польские войска составляли лишь половину от российских. Военные соединения из Франции и Бельгии, на которые рассчитывали повстанцы, так и не подошли.

После смерти Дибича новый командующий российской армией Паскевич, которому царь поручал самые ответственные дела, потребовал от польского командования сдачи Варшавы и отвода польской армии в Полоцк. Сейм отверг эти условия. 6 сентября 1831 г. российские войска овладели Варшавой. Командующий польской армией генерал Круковецкий подписал условия капитуляции, по которым восставшие обязывались принести присягу на верность императору России, а польская армия покидала свою столицу.

Подавив восстание, Николай I пошел на дальнейшие ограничения автономии Польши. В феврале 1832 г. он издал "Манифест о новом порядке управления и образования Царства Польского", так называемый Органический статут, согласно которому Польша объявлялась "неотъемлемой частью России, а польская корона объявлялась наследственной в русском императорском доме". Управление Царством Польским поручалось административному совету с наместником императора во главе. Польский язык сохранялся в суде, делопроизводстве и школе. Но Органический статут носил скорее декларативный, чем законодательный характер. Он предназначался в немалой степени для успокоения западноевропейской либеральной общественности. Царство Польское при некоторой его обособленности превратилось в одну из провинций России.

Однако эта победа Николая I не укрепила его международного положения: она отодвинула Россию от общеевропейского решения бельгийского вопроса, вызвала еще большие расхождения с Францией. Но у Николая I сохранилась надежда на сближение с Англией. "Не нужно терять связи с Британским правительством", - передавал послу России в Лондоне мысли Николая I Нессельроде34. Расчеты императора строились на его уверенности в дальнейшем углублении англо- французских разногласий в колониальном и европейском вопросах. Англия с ее внутренней стабильностью, это состояние особенно ценил Николай I, высоким экономическим потенциалом представлялась императору заманчивым союзником.

Незамедлительно реализовать план в отношении Англии Николаю I не позволили новые осложнения на Ближнем Востоке, активными участниками которых, помимо Турции и ее подданных, были европейские страны.

Победа России в русско-турецкой войне, ослабление влияния Турции на Балканах повлияли на политику Порты и западноевропейских правительств. Последние, стремясь потеснить Россию на Ближнем Востоке, усугубили финансовую и торговую зависимость экономики Турции, что полностью подчинило ее политику интересам Западной Европы. Многие государственные деятели Османской империи не без помощи Запада стремились к модернизации страны, проведению реформ, способных укрепить внутреннее положение государства35. В самой Турции положение осложнялось ростом сепаратистских тенденций в ее владениях. Одно из таких крупных движений возглавлял губернатор Египта Мухаммед Али. Он создал сильную, обученную по европейскому образцу армию и флот, при помощи которых значительно расширил пределы подвластной ему территории. В годы борьбы Греции за независимость правитель Египта выступал на стороне султана, получив за эту помощь его согласие на присоединение к Египту Сирии.

Махмуд II не сдержал обещания. Мухаммед Али использовал это как повод к выступлению против Турции. В 1832 г. египетская армия под командованием сына Мухаммеда Али-Ибрахима, разбив турецкие войска, угрожала Константинополю. Турецко-египетский конфликт, как это бывало и ранее, из внутренней проблемы превратился в международную. Решался вопрос о существовании Турции как самостоятельного государства и, следовательно, об изменении ситуации на Ближнем Востоке. Султан обратился за помощью к европейским правительствам. Англия, хотя и не желала распада Турции, реальной помощи султану не оказала, ограничившись выражением сочувствия.

Франция, чье влияние в Египте было наиболее прочным, предложила свое посредничество в конфликте. Наиболее определенную позицию занял Николай I. Он уведомил султана о принятом им решении немедленно отозвать из Александрии (резиденции Мухаммеда Али) русского консула и всех проживавших в Египте русских подданных, что с благодарностью было встречено Портой36. Заинтересованная в сохранении целостности Османской империи Россия была готова оказать военную помощь Турции, но только после ее обращения с этой просьбой к императору.

В ноябре 1832 г. в Константинополь и Александрию по личному поручению императора был направлен генерал Н. Н. Муравьев*, хорошо знакомый с Востоком, владевший турецким языком. Он должен был убедить султана в дружественном отношении России к Турции, а Мухаммеда Али склонить к перемирию. "Помни же, - поучал Николай I Муравьева, - как можно более вселять турецкому султану доверенности, а египетскому паше - страху"37.

Послы Англии и Франции в Константинополе пытались убедить султана во враждебных намерениях России, но, выполняя инструкции своих правительств, по-прежнему отказывали ему в материальной помощи. Между тем египетская армия в конце декабря 1832 г., разгромив турецкую армию при Конье, двигалась к Константинополю. В феврале 1833 г. султан официально обратился к российскому послу А.П. Бутеневу с просьбой направить черноморскую эскадру и сухопутные войска на помощь Турции38.

Общепринятая точка зрения в исторической литературе, что Россия навязала Турции свою помощь и тем поставила ее в зависимое от себя положение, нуждается в коррекции39. Очевидно, что Николай I был заинтересован в обращении Махмуда II за помощью к России. Помимо восстановления стабильности на Ближнем Востоке, он рассчитывал в случае победы Турции поставить перед султаном вопрос о режиме черноморских проливов, не вынося его обсуждение на международный уровень. Еще в ноябре 1832 г. командующему черноморским флотом был дан приказ немедленно направить из Севастополя пять кораблей и четыре фрегата в Турцию в случае обращения султана за помощью. Однако Бутеневу запрещалось самому предлагать военную поддержку султану, но разрешалось предупредить его о готовности эскадры выступить немедленно по требованию султана.

Не получив военной помощи у западноевропейских государств, султан был вынужден обратиться за ней к России. 8 февраля 1833 г. 30- тысячный десантный отряд, руководимый контр-адмиралом М. П. Лазаревым, высадился на Босфоре. Особую озабоченность действиями России проявила Франция, для которой победа Египта могла бы означать утверждение своего преобладающего влияния в Малой Азии. Поэтому французский посол в Константинополе, адмирал А. Руссен, первым заявил султану о вводе в Дарданеллы французской эскадры, если русские корабли не покинут берегов Босфора40. Англия вела себя более спокойно, она осторожно советовала султану освободиться от военного присутствия России. Отсутствие единства в тактике двух ведущих государств позволило Николаю I осуществить свой замысел.

Русская эскадра оставалась на Босфоре, что отрезвляюще подействовало на египетского губернатора и заставило его заключить в мае 1833 г. в Кютахье турецко-египетское соглашение, по условиям которого во владение египетского паши переходили Сирия и Палестина. Но требование о независимости было отклонено султаном. Таким образом, турецко-египетский конфликт 1832- 1833 гг. закончился компромиссом, не удовлетворившим ни одну из сторон.

На заключительном этапе турецко-египетского кризиса, в мае 1833 г., в Константинополь прибыл в качестве чрезвычайного комиссара А.Ф. Орлов, умный дипломат, во многом содействовавший внешнеполитическим успехам России. В его задачу входило подписание русско-турецкого союзного договора, идея заключения которого исходила от Турции. Такое предложение было сделано от имени султана Бутеневу еще в апреле 1833 г., до появления Орлова в турецкой столице. "Первая мысль о договоре, - отмечал Нессельроде в ежегодном отчете императору, - исходила непосредственно от самого султана. Он первый почувствовал необходимость иметь моральную поддержку России"41. На инициативу Турции в заключении русско-турецкого договора указывал и Муравьев. В беседе с ним в апреле 1833 г. один из приближенных Махмуда II заметил: "Султан желает связать эти узы дружбы оборонительным и наступательным союзом с императором"42.

Николай I в письме к Паскевичу следующим образом прокомментировал действия приближенных султана: "Они мне предложили заключить с ними наступательный и оборонительный трактат: первый я отверг, второй принял, как вещь нам выгодную и весьма полезную при нынешнем союзе Франции и Англии"43. Эти и другие документы опровергают утверждения западных историков о том, что Россия навязала Турции договор под "охраной русских штыков"44. На самом деле он был подписан после вывода русских войск из Босфора45. Вместе с тем очевидно, что Махмуд II решился на этот шаг лишь в силу своего безвыходного положения, когда угроза нового нападения египетского паши не была снята, а западные державы устранились от помощи султану.

Разумеется, Николай I был заинтересован в соглашении с султаном. Договор с Турцией позволял сохранить преобладающее влияние России на Ближнем Востоке, закрепленное Адрианонольским миром, а также решить вопрос о режиме Проливов, особенно важном для России как черноморской державы. Стремясь избежать конфликта с европейскими государствами, Нессельроде в последней инструкции Орлову еще раз подчеркнул мысль Николая I об оборонительном характере будущего русско-турецкого соглашения: "Россия будет защищать Турцию только против агрессии"46.

26 июня (8 июля) 1833 г. в местечке Ункяр-Искелеси, вблизи Константинополя, был подписан русско-турецкий договор сроком на восемь лет. Стороны обязывались оказывать взаимную помощь друг другу в случае нападения на одну из них: Россия обязывалась предоставить Турции такое количество войск, "которое обе договаривающиеся стороны признают нужным". О характере помощи России со стороны Турции в общих статьях соглашения не говорилось, об этом шла речь в секретной статье, приложенной к договору. Согласно ее условиям России, в случае нападения на нее, освобождала Турцию от военной помощи в обмен на обязательство закрыть Дарданеллы для военных кораблей иностранных держав47. По духу договора Россия как союзница Турции получала право свободного прохода через Проливы.

Ункяр-Искелесийский договор был кульминацией дипломатических успехов России на Ближнем Востоке в XIX в. Он усилил ее влияние в Османской империи, на черноморском побережье Кавказа. На Балканах Россия добилась выполнения Турцией ее обязательств в отношении Сербии.

Договор позволял Турции заняться внутренними преобразованиями в администрации, армии, финансах. Он способствовал укреплению собственно русско-турецких отношений, свидетельством чего была миссия Ахмеда-паши в Петербург в октябре 1833 - феврале 1834 г. и русско-турецкая конвенция, подписанная в 1834 г., в подготовке которой принимал участие Николай I. Ее условия подтверждали желание России сохранить дружественные отношения с Турцией и смягчить конфликты на Ближнем Востоке, в частности Россия наполовину сократила контрибуцию, ежегодно взимаемую с Турции согласно Адрианопольскому договору, вывела из Дунайских княжеств свои войска, а Турция особым указом подтвердила внутреннее самоуправление Сербии и согласилась на присоединение к ней ряда округов, населенных сербами48.

Договоры с Османской империей, подписанные в 30-е годы, явились результатом не военных побед России, а дипломатических договоренностей, что позволяет изменить бытующие в литературе категорические оценки внешней политики Николая I как только агрессивной49.

Заключение Ункяр-Искелесийского договора вызвало негодование Запада. Правительства Англии и Франции в ноте, обращенной к Турции, заявили о незаконности соглашения и отказывались с ним считаться. Петербургский кабинет заметил, что договор заключен между двумя независимыми государствами и имеет законную силу. Султан же подчеркнул его оборонительный характер и свое намерение "сохранить и упрочить мир с Россией"50. Но и после этих заявлений нападки на договор в прессе и в парламенте западных стран не прекращались. Вновь всплыли утверждения о "русской угрозе" Индии, о противоречии этого договора международным соглашениям.

Единое желание помешать реализации условий Ункяр-Искелесийского договора Англии и Франции привело к созданию общего блока, в который пытались втянуть и Австрию. Англия, пользуясь тем, что Турция, связанная с Россией соглашениями 1833-1834 гг., не решалась на открытую помощь горцам, взяла инициативу в свои руки: на Кавказ засылались агенты, призывавшие ужесточить борьбу с Россией, а повстанцы снабжались оружием. В конце 30-х годов эта враждебная России деятельность Англии привела к крупному конфликту, вызванному инцидентом с английской шхуной "Виксен", захваченной у берегов Черкессии. После долгих усилий инцидент, едва не приведший к военному столкновению с Англией, был урегулирован51.

МЮНХЕНГРЕЦКИЕ И БЕРЛИНСКИЕ КОНВЕНЦИИ 1833 г.

В сложившейся после заключения договора с Турцией ситуации, близкой к изоляции России, Николай I согласился на новое сближение с Австрией и Пруссией, инициатива принадлежала Австрии. Окружение царя, в частности Нессельроде, сторонник сближения с Австрией, подталкивало императора к союзу с Веной и Берлином. Однако при организации встречи между союзниками возникли трения. Пруссия, неожиданно для Николая, с большой неохотой шла на официальные переговоры. Поддерживая антидемократические устремления своих союзников, берлинское правительство не желало связывать себя особым соглашением трех монархов. Фридрих Вильгельм III, король Пруссии, под предлогом маневров в Берлине, отказался от совместного свидания трех правителей. Он предложил отдельно встретиться с Николаем I и Францем в местах, удобных каждому из них. Обдумывая свой план по объединению Германии во главе с Пруссией, берлинское правительство при осуществлении непопулярных в либеральном немецком обществе мер старалось оставаться в тени с тем, чтобы при необходимости переложить вину на Австрию, свою соперницу в германских делах.

Николай I заявил о своей готовности встретиться "вдвоем или втроем - как решит прусский король - без затруднений и риска"52. Остановились на Мюнхенгреце, небольшом городке в восточной Чехии (ныне Мнихово-Градиште). Предварительно была достигнута договоренность обсудить германский, бельгийский, польский и Восточный вопросы. Первая встреча состоялась между прусским королем и Меттернихом в начале августа 1833 г. в Теплице, а в середине августа в Терезиенштадте с Францем I. Фридрих Вильгельм предложил обсудить прежде всего германскую проблему как наиболее важную для Пруссии. Монархи договорились созвать в 1834 г. в Вене заседание Германского сейма для выработки мер по "пресечению тех беспорядков, которыми так богата теперь Европа и которые угрожают Германии".

Встреча Николая I со своим тестем - Фридрихом Вильгельмом III - состоялась в начале сентябре 1833 г. в Шведте. При внешней любезности ход консультаций свидетельствовал о том, что прусский король был далек от решения общеевропейских проблем, не говоря уже о Восточном вопросе. Только в день отъезда из Шведта в Чехию Николай получил согласие прусского короля на принятие конвенции, узаконивавшей вмешательство союзников во внутренние дела других стран при условии обращения к ним за помощью соответствующего государства53.

Император России не был удовлетворен результатом встречи: слишком очевидно расходились цели и направления политики России и Пруссии. Пруссию занимали вопросы, связанные с объединением Германии, хотя для успешного решения этой задачи нужна была стабильность в Европе. Понимая это, прусское правительство тем не менее не желало быть активной стороной в непопулярном среди населения страны союзе трех императоров.

В Мюнхенгрец на встречу с австрийским и российским императорами в качестве наблюдателя от Пруссии был направлен кронпринц Вильгельм, который не оказывал существенного влияния на ход переговоров. Мюнхенгрецкая встреча, как и свидание в Шведте, выявила разногласия в позициях союзников. То, ради чего Николай I пошел на совещание, был Восточный вопрос. Союзом с Австрией он рассчитывал закрепить успехи, достигнутые соглашением с Турцией в Ункяр-Искелеси, и не позволить Западу вовлечь Венский кабинет в антироссийскую коалицию. Австрия видела свою задачу в демонстрации перед Европой, "зараженной новыми идеями", единства монархических держав. Кроме того, соглашением с Россией по Восточному вопросу Венский кабинет стремился ограничить единоличное влияние Петербурга на Константинополь, представлявшее опасность для интересов Австрии.

Николай I, прибыв в Мюнхенгрец в сентябре 1833 г., в беседах с Францем и Меттернихом не уставал говорить о продолжавшихся волнениях поляков, венгров, бельгийцев. В российском меморандуме, переданном австрийскому канцлеру, указывалось на важность сплочения монархических сил для уничтожения революционной опасности. Союз, по мнению российского правительства, должен был также ослабить англо-французскую коалицию, провозгласившую в 1830 г. принцип невмешательства54. Положения, изложенные в российском меморандуме, без оговорок были одобрены австрийской стороной.

Особое место в переговорах занял вопрос о судьбе Османской империи. В условиях революционного брожения в Европе многонациональная Габсбургская империя особенно нуждалась в сохранении целостности Турции. Россия по-прежнему отстаивала ее неделимость, однако, как и другие правительства, не верила в продолжительность существования Османской империи и стремилась заручиться союзниками на случай ее распада. Вместе с Австрией при сохранении первенства России Николай I рассчитывал решить Восточный вопрос при возможных осложнениях на Ближнем Востоке.

В русско-австрийской конвенции по Восточному вопросу, подписанной 6 (18) сентября 1833 г. в Мюнхенгреце (она держалась в глубокой тайне от всех европейских государств, кроме Пруссии), говорилось о желании обоих императоров укрепить союз для сохранения Османской империи. Императоры обязались принять "самые действенные меры" для предотвращения угрозы безопасности Турции и их собственных пограничных с нею владений. В секретных статьях конвенции говорилось об обязательствах обеих держав "в случае ниспровержения существующего порядка в Турции действовать согласованно"55.

Конвенция, подписанная в Мюнхенгреце, ограничивала самостоятельные действия России на Востоке, ибо Николай I обязывался по всем вопросам, относившимся к Турции, принимать согласованные с Венским кабинетом решения. В этом смысле конвенция сравнительно с Ункяр-Искелесийским договором была отступлением от традиций российской политики решать ближневосточный вопрос двусторонними переговорами с Турцией. Но международная обстановка, сложившаяся в 30-е годы, практически исключала возможность единоличного вмешательства России в дела Османской империи. В этой ситуации Николай I видел в Австрии государство, союз с которым служил не только барьером против распространения революционных идей, но и определенным гарантом, способным, хотя бы на время, удержать западноевропейские страны от новой войны на Востоке. Соглашение достигло этой цели. В частности оно не позволило министру иностранных дел Великобритании Г. Пальмерстону реализовать свои планы по созданию австро-английской коалиции, направленной против России56.

Более конкретный характер носила конвенция по польскому вопросу, подписанная между Россией и Австрией в Мюнхенгреце, и русско-прусское соглашение, утвержденное в Берлине. По ним установилась взаимная гарантия польских владений каждой из сторон и выдача "политических преступников". Союзные державы обязывались оказывать друг другу военную помощь в случае восстания в польских землях57.

В Мюнхенгреце также было принято решение трех держав по бельгийскому вопросу. В целях скорейшего окончания конфликта в Бельгии голландскому королю было предложено пойти на дальнейшие уступки бельгийцам. Союзники подтвердили принятое в 1831 г. на лондонской конференции решение о признании независимости Бельгии, обязались следовать политике нейтралитета в отношении нового государства, если оно в своих действиях "не будет противоречить интересам Германского союза". В последнем случае война должна была стать общим делом участников коалиции и император России обязывался предоставить Пруссии армию не менее 120 тыс. человек. Соглашение по бельгийскому вопросу было уступкой Николая I правительствам Англии и Франции, которые в 1831-1832 гг. фактически самостоятельно решали судьбу Бельгии.

Предметом обсуждения в Мюнхенгреце был также германский вопрос, вызванный продолжавшимися волнениями в государствах Германского союза. В конвенции трех держав говорилось о готовности союзников решительными действиями навести в Германии "порядок". Это нашло практическое воплощение в принятом в 1834 г. постановлении германских государств о фактической ликвидации местных конституций, введенных в 1830-1831 гг., и о передаче всей полноты власти Франкфуртскому сейму, председателем которого был Меттерних, инициатор всех контрреволюционных актов, утвержденных в Мюнхенгреце.

Еще до официальной встречи монархов в Мюнхенгреце и Берлине они договорились о распределении функций по охране легитимных институтов. "Согласно этой системе, - сообщали российские дипломаты из Вены и Берлина Нессельроде, - Австрия взяла на себя охрану спокойствия на Итальянском полуострове. Сохранение спокойствия в Германии доверено Австрии и Пруссии. Наконец, Россия взяла на себя охрану Польши и Леванта". Кроме того, каждая из держав обязывалась оказывать взаимную помощью друг другу, "выполняя долг, который их совместная система вменяет в обязанность России, Австрии и Пруссии в случае иностранной агрессии на одно или другое государство"58.

Заключительным аккордом встречи трех правителей было принятие ими 3 (15) октября 1833 г. в Берлине конвенции о праве интервенции, которое трактовалось как законный акт для "всякого независимого государства"59. Однако, утвердив конвенцию, они понимали ее непопулярность. Поэтому монархи по предложению Пруссии договорились сохранять тайну ее подписания до тех пор, пока события не потребуют ее обнародования. Согласно конвенции три государства признали за каждой независимой страной право призывать себе на помощь "во время смут внутренних, а также при внешней опасности, каждое другое независимое государство". Страна, к которой обращались за помощью, могла оказать ее или отказать в ней, исходя из своих интересов. Берлинская конвенция о праве интервенции явилась попыткой воскресить, правда на ограниченной основе, сходные положения, принятые конгрессами Священного союза в 20-х годах. Но в конвенциях 1820-1821 гг. право вмешательства не зависело от воли правителя, на территории которого происходили волнения.

В новых условиях союз трех держав не имел большого будущего. Сами союзники не чувствовали себя столь уверенно, как в 20-е годы XIX в.: изменилась международная обстановка. Англия, выступившая союзницей России в антинаполеоновских коалициях, после Ункяр-Искелеси сблизилась с Францией. Пруссия, сделавшая значительные успехи по созданию Германского Таможенного союза, неохотно шла на открытое провозглашение контрреволюционных принципов. Тем не менее съезд монархов в Мюнхенгреце и Берлине свидетельствовал о решимости трех держав совместными усилиями бороться с "возмутителями спокойствия Европы", что проявилось прежде всего в декларации по польскому вопросу и в конвенции о праве вмешательства союзников в дела других стран.

Подписанные соглашения еще отчетливее выявили противостояние англо-французского блока, закрепленного договором 1834 г., и монархических держав. Париж не признал законность соглашений трех правителей, заявив, что они не будут учитываться Францией в ее политике. Сходную позицию заняла Англия. Да и сам император России не обольщался действенностью соглашений по стабилизации обстановки в Западной Европе. Видимо, был прав немецкий историк Шиман, заметивший, что расправа царя над восставшими поляками "не была прощена Европой"60.

Направляясь в сентябре 1835 г. на встречу трех монархов в Теплиц, правитель России не чувствовал себя победителем. Более того, он опасался, что этой поездкой может быть закончена его жизнь в случае новых осложнений с поляками. Перед своим отъездом, 30 июля 1835 г., Николай I составил завещание сыну, в котором изложил свои мысли на характер и направление внешнеполитической деятельности государства и роль императора в стране. Он предлагал наследнику, будущему императору Александру II, сохранить прежний порядок управления, не менять людей, "поддерживать достоинство России" и "доброе согласие" с иностранными державами, "не заводить ссор из-за вздора". Считая, что благополучие государства зависит от императора, он советовал сыну быть "примером благочестия".

Эти разумные, чуть сентиментальные напутствия Николая I сыну вступали в противоречия с его наставлениями, когда он касался тактики в отношении "бунтовщиков". В этом случае император предлагал "смело" появиться "там, где нужно, призвав, ежели потребуется, войско, и усмиряй, буде можно, без пролития крови. Но в случае упорства, мятежников не щади, ибо, жертвуя несколькими, спасешь Россию"61. Эти последние слова, предположительно, касались решения польского вопроса, который вызывал особое беспокойство царя. Стремясь к стабильности и порядку "любой ценой", он видел в поляках постоянных "возмутителей спокойствия". По этой причине, полагаю, он не тяготел к идее общеславянского единства, обдумывал план передачи части Царства Польского Австрии и Пруссии62.

Встреча в Теплице закончилась благополучно для жизни императора. Монархи поддержали основные решения, выработанные в Мюнхенгреце и Берлине. Таким образом, к середине 30-х годов сформировались как бы два блока государств: франко-английский и русско-австро-прусский, поддерживавшие хрупкое равновесие в Европе.

Окончание следует

Примечания

1. Федоров В.А. Александр I. - Вопросы истории, 1990, N 1; Капустина Т.А. Николай I. - Вопросы истории, 1993, N 11-12; Российские самодержцы. 1801-1917. М., 1993; Сахаров А.Н. Александр I. М., 1998.
2. Тютчева А.Ф. При дворе двух императоров. М., 1990, с. 34-35.
3. Шильдер Н.К. Император Николай Первый. Его жизнь и начало царствования, т. 1. СПб., 1903, с. 16.
4. Корф М.А. Материалы и черты к биографии императора Николая I и к истории его царствования. Сборник Русского Императорского Исторического общества (далее - РИО), т, 98. СПб., 1896, с. 51.
5. Надлер В.К. Император Александр I и идея Священного Союза, т. 1. Рига, 1886, с. 8- 16.
6. Полиевктов М. Николай I. Биография и обзор царствования. М., 1918, с. 21.
7. Завещание Николая I сыну. - Красный архив, 1923, N 3, с. 292.
8. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами. Составитель Ф.Ф. Мартене, т. 11. СПб., 1895, с. 334.
9. Татищев С.С. Внешняя политика императора Николая I. СПб., 1887, с. 137-138.
10. Собрание трактатов..., с. 341-343.
11. Metternich К. Memoires, documents et ecrits divers, t. 4. Paris, 1881, p. 604.
12. Подробнее см.: Prokesch-Osten A. Geschichte des Abfalles der Griechen vom Turkischen Reiche in Jahre 1821 und der Griindung des hellenischen Konigreiches, Bd. 3. Wien, 1867; Шпаро О.Б. Освобождение Греции и Россия. М., 1965; Достян И.С. Россия и балканский вопрос. Из истории русско-балканских политических связей в первой трети XIX в. М., 1972.
13. Prokesch-Osten A. Op. cit., Bd. 5. Wien, 1867, s. 124-125; Киняпина Н.С. Внешняя политика России первой половины XIX века. М., 1963, с. 128; Шеремет В.И. Турция и Адриапопольский мир 1829. М., 1975, с. 20.
14. Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ), ф. Отчеты МИД, 1828 г., л. 32.
15. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией, т. 6, ч. 2. Тифлис, 1876, с. 362.
16. Шеремет В.И. Указ. соч., с. 26.
17. Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII - начало XX в. М., 1978, с. 94.
18. Letters et papiers du Chancelier comte de Nesselrode, t. VII. Paris, 1907, p. 42.
19. Собрание трактатов..., т. 4, ч. I. СПб.. 1878. с. 339-340.
20. Шеремет В.И. Указ. соч., с. 117. Подробнее о политике России на Балканах см.: Международные отношения на Балканах 1830-1856. М., 1990, гл. I.
21. См. в частности: Шильдер Н.К. Адрианопольский мир 1829 г. Из переписки графа Дибича. СПб., 1879 (в книге излагается ход переговоров, проходивших на грани срыва); Фадеев А.В. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX в. М., 1958, с. 337-339; Киняпина Н.C. Указ. соч., с. 148-150; Шеремет В.И. Указ. соч., с. 118-129; Восточный вопрос во внешней политике России..., с. 90-95; История внешней политики России. Первая половина XIX в. М., 1995, с. 236-238.
22. Цит. по: Юзефович Т. Договоры России с Востоком, политические и торговые. СПб., 1869, с. 71-84.
23. Anderson М. Russia and the Eastern Question. Europe's Balance of Power 1815-1848. London, 1979, p. 86; Дегоев В.В. Кавказский вопрос в международных отношениях в 30-60-х гг. XIX в. Владикавказ, 1992, с. 8.
24. АВПРИ, ф. Канцелярия, 1829 г., оп. 470, д. 7008, л. 191.
25. РИО, т. 132. СПб., 1911, с. 36.
26. Там же.
27. Metternich К. Op. cit, t. 5. Paris, 1882, p. 23.
28. Шебунин А.Н. Европейская контрреволюция в первой половине XIX в. Л., 1925. с. 194.
29. АВПРИ, ф. Канцелярия, 1830 г., оп. 470, д. 39, л. 103.
30. РИО, т. 132, с. 156.
31. Metternich К. Ор. cit., t. 5, р. 77.
32. АВПРИ, ф. Отчеты МИД, 1830 г., л. 162.
33. Аспидов Ф. "За вашу и нашу свободу". - Родина, 1994. N 12, с. 76.
34. АВПРИ, ф. Канцелярия, 1831 г., oп. 470, д. 277, л. 241.
35. Подробнее см.: Тодорова М.Н. Англия, Россия и Танзимат. М., 1983; Шеремет В.И. Османская империя и Западная Европа: вторая треть XIX в. М., 1986.
36. АВПРИ, ф. Канцелярия, 1832 г., оп. 470, д. 49, л. 630.
37. Муравьев Н.Н. Русские на Босфоре в 1833 г. М.. 1869, с. 12.
38. АВПРИ, ф. Канцелярия, 1833 г., oп. 470, д. 45, л. 286.
39. Bailey F. British Policy and the Turkish Reform Movement. Cambridge, 1942, p. 35.
40. Testa S. Recuiel des traites de la Porte Ottomane avec les puissances etrangeres, t. II, Paris, 1874, p. 268.
41. АВПРИ, ф. Отчеты МИД, 1833 г., л. 27.
42. Муравьев Н.Н. Указ. соч., с. 274-275; ЛВПРИ, ф. Канцелярия, 1833 г., оп. 470, д. 51, л. 174.
43. Щербитов А.П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность, т. 5. Приложение. СПб., 1896, с. 164-165.
44. Ancel V. Manuel historique de la question d' Orient. Paris, 1926, p. 112; Leslie R. The Age of Transformation. London, 1961, p. 203.
45. Киняпина Н.С. Ункяр-Искелесийский договор 1833 г. - Научные доклады высшей школы. Исторические науки, 1958, N 2; АВПРИ, ф. Канцелярия, 1833 г., оп. 470. д. 196, л. 468.
46. АВПРИ, ф. Канцелярия, 1833 г., oп. 470, д. 51, л. 190.
47. Юзефович Т. Указ. соч., с. 89-93.
48. Подробнее см. Киняпина Н.С. Внешняя политика России..., с. 193-195.
49. Покровский Н.М. Дипломатия и войны царской России в XIX в. М., 1923.
50. АВПРИ. ф. Канцелярия, 1833 г., оп. 470, д. 48. л. 414.
51. Подробнее об этом см.: Дегоев В.В. Указ. соч., раздел I; Бушуев С.К. Англо-русский инцидент со шхуной "Виксен". - Красный архив, 1940, N 5.
52. Киняпина Н.С. Мюнхенгрецкие и Берлинские конвенции 1833 г. - Научные доклады высшей школы. Исторические науки, 1960, N 1, с. 76.
53. Соглашение о праве интервенции, выработанное в Шведте, было положено в основу Берлинской конвенции, подписанной представителями трех держав в октябре 1833 г.
54. А В ПРИ, ф. Канцелярия, 1833 г., оп. 470, д. 24, л. 227-230.
55. Собрание трактатов..., т. 4, ч. I, с. 446-448.
56. В литературе существуют и иные оценки русско-австрийских соглашений, подписанных в Мюнхенгреце: как отказ России от русско- турецкого договора в Ункяр-Искелеси. См.: Тодорова М.Н. Указ. соч., с.102-103.
57. Собрание трактатов..., т. 4, ч. I, с. 454-457.
58. АВПРИ, ф. Канцелярия, 1833 г., оп. 470, д. 30, л. 295-296.
59. Там же, л. 70.
60. Schiemann Т. Geschichte Russlands unter Kaiser Nikokaus I, Bd. III. Berlin. 1913, S. 256.
61. Завещание Николая I сыну. с. 292-293.
62. О планах по разделу польских земель см.: Шильдер Н.К. Указ. соч., т. 2. СПб., 1903, с. 582-584; История внешней политики России. Первая половина XIX в., с. 297.

* Николай Николаевич Муравьев-Карский (прим. Saygo).

Новая и новейшая история. - 2001. - № 1. - С. 192 - 210.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

КИНЯПИНА Н. С.  ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА НИКОЛАЯ I

Окончание

ЛОНДОНСКИЕ КОНВЕНЦИИ 1840-1841 гг.

В конце 30-х годов Ближний Восток вновь явился очагом конфликта, вызванного турецко-египетским противостоянием. Условия Кютахийского соглашения 1833 г. не удовлетворяли ни одну из сторон. Турция и Египет готовились к новой схватке. Николай I не хотел войны: позиции России на Ближнем Востоке после Ункяр-Искелеси были крепкими, набирала обороты торговля юга России через Босфор и Дарданеллы1. Обострившийся конфликт мог привести к изменению существовавшего режима Проливов. Эти соображения заставляли петербургский кабинет стремиться к сохранению статус-кво на Ближнем Востоке. Николай I советовал султану Махмуду II дипломатическими средствами решить конфликт. Однако турецко-египетские переговоры, начатые по инициативе России, оказались безуспешными: Махмуд II не признавал за египетским пашой Мухаммедом Али наследственных прав на завоеванную им территорию Аравийского полуострова. Египетский паша готовился отстоять их силой.

Англия и Франция не доверяли заверениям Николая I о мирном исходе конфликта. При различном отношении к Мухаммеду Али их объединяла боязнь появления русского десанта в Константинополе, что вытекало из условий Ункяр-Искелесийского договора. Особенно активно действовал лондонский кабинет, предлагая султану материальную помощь. По существу Англия подталкивала Махмуда II к нападению на Мухаммеда Али, хотя, как обычно, не шла дальше обещаний.

В апреле 1839 г. турецкая армия вошла в Сирию, а в июне произошло сражение с египтянами, в результате которого турецкие войска потерпели поражение и были обращены генералом Ибрахимом-пашой в бегство. Военная неудача совпала со сменой правителей в Турции: умер Махмуд II и на престол вступил его 16-летний сын Абдул Меджид. Новый султан предложил правителю Египта в случае прекращения войны наследственную власть над Египтом. Тот, чувствуя собственную силу и тайную поддержку Франции, отверг это условие, требуя в свое управление всю завоеванную им территорию. Европейские государства, включая и Россию, поддержали султана. Хотя Франция была на стороне Египта, но воевать с Турцией она не собиралась, для нее важнее было сохранить лояльные отношения с Англией. Что касается Николая I, то в турецко-египетском конфликте конца 30-х годов он, согласившись на сотрудничество с европейскими странами, фактически отошел от условий Ункяр-Искелеси по оказанию помощи султану2, что, однако, позволило обеспечить мирную развязку конфликта.

Новая тактика России в восточном вопросе, вызванная в значительной степени усилением экономических позиций Англии в Турции (подписанный в 1838 г. англотурецкий договор подчинял экономику страны интересам Англии), требовала и новых союзников. Николай I вновь предпринял усилия по сближению с Англией. Для этой цели в Лондон был направлен опытный дипломат Ф. И. Бруннов, хорошо знавший не только страну назначения, но и желания императора России. В ходе переговоров Пальмерстона и Бруннова были выработаны основные положения, ставшие предметом обсуждения на конференции государств по Восточному вопросу. Она открылась в Лондоне в январе 1840 г., в ней участвовали пять европейских держав - Англия, Россия, Франция, Австрия, Пруссия. В ходе заседаний рассматривались два вопроса: турецко-египетский и о режиме Проливов. По проекту, предложенному европейскими странами, Мухаммед Али сохранял свою наследственную власть над Египтом, но должен был отказаться от других завоеванных им территорий. При неповиновении египетского паши против него предлагалось применить военную силу. Все державы, кроме Франции, приняли этот проект. Французский делегат настаивал на расширении владений Мухаммеда Али и его прав. Паша, ободренный поддержкой Франции, отверг проект. После долгих раздумий и под давлением внутренней оппозиции Лондон все-таки согласился подписать конвенцию без Парижа. Такой исход переговоров вполне устраивал Николая I, считавшего, что заключение конвенции без Франции "является наиболее удачным решением Восточного вопроса"3.

Итак, Лондонская конвенция, подписанная 3 (15) июля 1840 г. Англией, Россией, Австрией и Пруссией, с одной стороны, и Турцией - с другой, касалась урегулирования турецко-египетских отношений и режима черноморских проливов4. Султан предоставлял египетскому паше в наследственное управление Египет и в пожизненное Сирию. В случае непризнания им договора Англия и Австрия обязывались для помощи султану ввести свои эскадры в Средиземное море, а Россия при опасности, грозившей Константинополю, должна была защищать столицу Турции. Что касается второго вопроса, то в конвенции указывалось на запрещение в мирное время ввода в Проливы иностранных военных судов и уважение этого режима со стороны держав.

Николай I, оценивавший характер переговоров в Лондоне и подписанное соглашение преимущественно по донесениям Бруннова, который преувеличивал остроту франко-английских противоречий, рассматривал конвенцию как успех России прежде всего из-за отсутствия подписи Франции под ее решениями и из-за ослабления власти Мухаммеда Али в Передней Азии. Императору казалось, что он близок к реализации своего плана по изоляции Франции и сближению с Англией, в решении вопроса о дальнейшей судьбе Турции.

Английская дипломатия в 40-е годы, как и позже, искусно поддерживала это заблуждение Николая I, намеренно подчеркивая англо-французские разногласия в колониальном вопросе. Император слишком поздно понял, что за временную изоляцию Франции Россия заплатила высокую цену, потеряв свое прежнее право решать вопрос о закрытии Проливов для военных судов путем двусторонней договоренности с Турцией.

Лондонская конвенция 1840 г. положила начало новому режиму черноморских проливов. Это была победа Англии, ей удалось добиться согласия России на коллективный контроль всех европейских стран над Проливами. Соглашение явилось реализацией давних усилий Пальмерстона по расширению Ункяр-Искелесийского договора "путем включения в него всех европейских держав". Лондонская конвенция свидетельствовала об ослаблении позиций России на Ближнем Востоке, что сказалось и на последующих шагах Николая в этом регионе.

Однако подписанием европейскими странами и Турцией лондонской конвенции турецко-египетский конфликт не был исчерпан. Мухаммед Али отказался принять условия султана, тогда Абдул Меджид объявил его вне закона: в сентябре 1840 г. у берегов Сирии появилась англо-австрийская эскадра. Оставленный Францией, окруженный турецко-англо-австрийскими войсками (русская армия не участвовала в экспедиции) Ибрахим-паша был вынужден оставить Сирию и возвратиться в Египет. И тут Англия одержала победу. Ей удалось не только ослабить военную мощь Мухаммеда Али, но и влияние Франции на Ближнем Востоке. Николай I не постиг глубину замысла Англии, полагая, что разногласия между ней и Францией выгодны Петербургу. Он не понял, что они временные, и скоро страны объединят усилия в борьбе с Россией.

Подписание первой лондонской конвенции без участия Франции сказалось на обстановке в Европе. В длительном разрыве отношений с Парижем не были заинтересованы Лондон, Вена, Берлин. Инициативная роль в возобновлении переговоров по ближневосточному урегулированию с участием Франции принадлежала Англии. Попытки российской дипломатии помешать этому оказались безуспешными5.

Уже 1 (13) июля 1841 г. была подписана вторая лондонская конвенция пятью европейскими державами, включая Францию, с Турцией6. Она касалась только режима Босфора и Дарданелл. По ее условиям черноморские проливы объявлялись закрытыми для военных кораблей всех держав. Гарантом этого решения выступали европейские державы, что ослабляло суверенитет Турции над Проливами и представляло угрозу другой черноморской державе - России. Лондонские конвенции 1840-1841 гг. явились преддверием Крымской войны7.

ВИЗИТ НИКОЛАЯ I В ЛОНДОН

Однако в начале 40-х годов в русско-английских отношениях наступило определенное сближение по делам Ближнего Востока, Кавказа и Европы. Англия старалась сохранить те преимущества, которые были ею получены в результате подписания лондонских конвенций. Кроме того, стремление сохранить целостность Османской империи сближало позиции обеих держав. Эти обстоятельства в немалой степени объясняют новые усилия, предпринятые Николаем I по достижению соглашения с Англией.

Летом 1844 г. император посетил Великобританию с тем, чтобы лично познакомиться с политическими деятелями страны и выработать совместный план действий по Восточному вопросу. Он выбрал удачное время для встречи: в Англии у власти стояло консервативное правительство во главе с Р. Пилем, лояльно относившимся к России; а в англо-французских отношениях наступило новое обострение по европейским и колониальным вопросам. Аристократический Лондон приветливо встретил государя8. Королева Виктория и ее супруг не пожалели времени для светских бесед с Николаем I. На королевскую чету император произвел благоприятное впечатление. Виктория отмечала его красоту, изящество манер, искренность и любезность. Однако от нее не ускользнули его суровость и непреклонность в том, "что касается раз и навсегда определенных им принципов долга, которые ничто на земле не заставит его изменить"9.

Главными темами деловых встреч, которые вел Николай I с Пилем, Эбердином, Веллингтоном, были судьба Османской империи и выработка общей позиции на случай ее распада. Внутреннее состояние государства давало почву для таких опасений.

Ни в одной из бесед императора с политическими деятелями Англии не ставился вопрос о намерении обеих держав ускорить падение Османской империи. Подтверждением тому служит меморандум российского канцлера К.В. Нессельроде как письменный итог устных договоренностей Николая I с английскими политиками, а также многократно повторявшиеся утверждения МИД России, что сохранение целостности Турции составляет основу политики русского правительства10. Утверждения зарубежных и отечественных историков о плане раздела Турции, предложенном якобы Николаем I в Лондоне в 1844 г., являются преувеличением11. Опасения императора по поводу состояния "больного человека", т.е. Турции, хорошо известны и понятны. Но для Николая I было столь же очевидно, что обсуждение конкретных мер по разделу турецкого наследства не объединит Россию и Англию, а расстроит намечавшееся сближение и помешает решению другой задачи - отдалить Англию от Франции. Этим объясняется декларативность документа, его спокойная тональность.

Инициатором составления меморандума был не император, как отмечается в литературе12, а по-немецки пунктуальный Нессельроде, считавший необходимым устным договоренностям придать документальный характер. Получив на составление документа согласие Николая I, который дал его не без колебаний, российский министр в сентябре 1844 г. прибыл в Лондон и передал меморандум статс-секретарю по иностранным делам Эбердину. Тот, ознакомившись с документом, констатировал адекватность его содержания характеру российско-английских переговоров. Однако официальный ответ из Лондона так и не пришел, что снижало правовое значение меморандума и освобождало английское правительство от тех, самых общих обязательств, что содержались в документе.

В меморандуме нашли отражение как политика России и Англии в отношении Османской империи, так и их договоренность о совместных действиях на случай распада Турции. Оба пункта имели принципиальное значение для двух стран и сближали их позиции. Документ начинался словами: "Россия и Англия глубоко убеждены, что обе заинтересованы в сохранении той независимости и территориальной целостности Турции, в какой она находится в настоящее время. Это ее состояние отвечает общим интересам сохранения мира. Россия и Англия прилагают совместные усилия для укрепления существования Османской империи и для предотвращения опасностей, которые могут возникнуть"13. Для этой цели необходимо позволить Порте жить спокойно, без волнений, дипломатических козней и без вмешательства в ее внутренние дела. Одновременно с этим в меморандуме отмечалась нестабильность состояния Турции, выражающаяся прежде всего в ее конфликтах с христианами, "что могло бы привести Турцию к распаду". В этом случае обе державы обязывались убеждать турецких министров проявлять "кротость и терпение" относительно своих христианских подданных, а последних - "удерживать в повиновении султанской власти" 14 . В документе не упоминались особые права России по покровительству православным подданным султана. Констатация этого факта осложнила бы российско-английские переговоры, а Николай I старался убедить своих собеседников в полном совпадении интересов обеих стран в Восточном вопросе.

Если же дипломатические усилия двух держав по стабилизации обстановки в Османской империи окажутся недостаточными, говорилось в меморандуме, и Турции под влиянием внутренних факторов будет угрожать распад, то Россия и Англия договорятся об учреждении "нового порядка вместо нынешнего". Нессельроде, активный сторонник австро-российско-английского союза, посчитал возможным внести в документ свою мысль о привлечении к совместным действиям России и Англии еще и Австрию. В меморандуме отмечалось, что соглашение двух сторон "будет более действенным, если оно встретит полное одобрение со стороны Австрии, у которой с Россией существует согласованность принципов в отношении Турции"15. Однако конкретная роль Австрии в союзе не была оговорена. Что же касается России и Англии, то в меморандуме было указано, что в случае распада Османской империи две державы будут действовать одновременно - Россия преимущественно на суше, Англия - на море. "Изолированные действия могут принести много неприятностей, а совместные - реальную пользу"16, - говорилось в заключение меморандума.

Николай I был доволен визитом в Лондон. Любезность и внимательность королевы Виктории, заинтересованность английских министров в сохранении целостности Турции, высказанная во время переговоров, расценивались императором как залог будущих совместных действий на случай распада Османской империи. Обеспокоенность Луи- Филиппа за судьбу франко-английских отношений (не оправдавшаяся, как показали дальнейшие события) также поддерживала эту надежду царя.

После поездки в Лондон внимание Николая I вновь привлекла Западная Европа.

1848-1849 ГОДЫ

О революционных выступлениях в Италии, Германии, Чехии, Польше Николай I знал из донесений российских дипломатов и из переписки с главами европейских государств. Он был убежден, что их причины кроются в уступчивости правительств в отношении "бунтовщиков"17.

Получив сведения о восстании в Париже в феврале 1848 г., царь посчитал возможным незамедлительно выступить против Франции, пока пожар революции не охватил другие государства. В письмах к прусскому королю Фридриху Вильгельму IV он советовал провести мобилизацию прусской армии и возглавить вооруженные силы всех германских государств, расположенных у границ Франции. Со своей стороны император обещал немедленную помощь в 300 тыс. солдат. Австрии, по его мнению, следовало сосредоточить внимание на Италии18. Николай I призывал берлинский и венский кабинеты к согласованности действий: "Нашему существованию угрожает неминуемая опасность, ввиду которой необходимо действовать по общему плану и общими средствами"19. Известная фраза: "Седлайте коней, во Франции революция", - достоверность которой оспаривается, отражала восприятие ситуации Николаем I. 14 (26) марта 1848 г. он опубликовал манифест, осуждавший события в Западной Европе, призывал население России "защитить неприкосновенность пределов империи". Российская армия была приведена в боевую готовность и направлена к западной границе.

Однако европейские правительства не спешили последовать примеру царя. Они сохранили тактику, которой следовали в 1830 г. Так прусский король предлагал Николаю I вместо военной мобилизации созвать политическую конференцию глав держав для обсуждения общих начал по борьбе с революцией. Английское правительство, участие которого в коалиции Николай I считал желательным, советовало российскому императору "не начинать с Францией войны из-за принципов, не вмешиваться во внутренние дела этого государства"20. Таким образом, надежды Николая I на создание единого блока европейских правительств для борьбы с Францией оказались иллюзорными.

Тем временем революционные события с поразительной быстротой преодолевали границы Франции. Едва "король баррикад" успел бежать из Парижа, восстания распространились на Пруссию, Австрию, Венгрию, Италию, Дунайские княжества. Необратимость процессов, охвативших Европу, заставила К. Меттерниха, защитника старого порядка, уйти в отставку.

На первом этапе революции восставшие одержали победу над своими противниками. Во Франции была ликвидирована монархия и провозглашена республика; во Франкфурте-на-Майне открылся учредительный парламент для выработки конституции германских государств. Становилось очевидным, что российское правительство не в состоянии собственными силами остановить революционный обвал. Внутреннее положение России также не способствовало активным действиям в Западной Европе: в 1848 г. в стране разразился голод, пожары уничтожали деревни, росло крестьянское движение, особенно сильное в западных губерниях. Взрывоопасная обстановка сложилась в Польше, прежде всего на территориях, отошедших к Австрии и Пруссии; вспыхнули восстания в Кракове, Львове, княжестве Познанском. Население этих земель особые надежды возлагало на помощь польской эмиграции во Франции. Спокойнее было в Русской Польше. Однако Николай I предписывал наместнику Царства Польского И. Ф. Паскевичу обращать "самое бдительное внимание на собственный край". "При малейшей искре неповиновения вели строго наказывать, - приказывал император Паскевичу, - а в случае нужды и действовать... оружием"21. Николай I, как и другие государственные деятели Европы, был убежден, что стабильная обстановка в Польше служит определенным гарантом спокойствия европейских стран, что предполагало единство действий последних в борьбе с революцией.

Однако здравый смысл остановил Николая от вооруженного вмешательства в дела Франции. К тому же политика временного французского правительства (главой внешнеполитического ведомства был поэт А. Ламартин), склоняла царя к этому решению. Успокаивая европейские государства, политические деятели Франции обещали не вести революционной пропаганды в соседних странах. Они официально заявили о своем невмешательстве в дела других держав, что было встречено с одобрением правительствами Западной Европы и Николаем I.

Кровь, пролитая генералом Е. Кавеньяком при столкновении с парижанами в июньские дни 1848 г., послужила толчком для перехода правительств Франции и других европейских стран к политическим репрессиям. Революционные события со второй половины 1848 г. вступили в новый этап, который характеризовался постепенным укреплением контрреволюционных сил. Во Франции господствовала "партия порядка"; в германских государствах и Австрии в результате подавления восстаний к власти пришли реакционные правительства; в России это время ознаменовалось принятием репрессивных мер в области цензуры, подавлением крестьянских восстаний в западных губерниях. Усилиями Николая I удалось изолировать страну от западноевропейских событий. В конце 1848 г. правительство России чувствовало себя более уверенно, чем в феврале и марте. Надежной союзницей Николая I становилась Франция Кавеньяка: действия генерала вызвали восхищение у царя.

К этому времени относится договоренность России и Турции о совместных действиях в Дунайских княжествах. В марте 1848 г. начались восстания в Молдавии и Валахии, направленные против власти господарей, боярства и политики султана. В июне того же года в Молдавию с одобрения турецких сановников были введены русские войска, а в сентябре турецкая армия вошла в Бухарест. Балто-Лиманская конвенция, подписанная между Россией и Турцией в апреле 1849 г., усилила зависимость княжеств от власти султана, что в дальнейшем осложнило обстановку на Балканах.

Последний этап революций в Европе пришелся на весну и лето 1849г. Его отличительной особенностью было перемещение центра революции в Венгрию, где повстанцы победили еще в марте 1848 г.

Осенью 1848 г., когда революционное движение в самой Австрии было подавлено, правительственные войска начали наступление на восставших венгров. Но в отличие от революции 1848 г. во Франции, развивавшейся по нисходящей линии, венгерская революция набирала силу и завоевывала новых сторонников за пределами страны. В феврале 1849 г. между Венгрией и поляками было заключено соглашение, скрепленное вхождением в венгерскую армию почти 20 тыс. поляков. Весной 1849 г. венгерская армия, реорганизованная лидером восставших Лайошем Кошутом, полностью освободила страну от австрийских войск, что позволило венгерскому парламенту провозгласить независимость Венгрии. Этот акт приветствовала вся передовая Европа.

Успехи восставших побудили 19-летнего императора Австрии - Франца-Иосифа обратиться за помощью к царю.

Николай I долгое время не придавал серьезного значения событиям в Венгрии. Вся сложность ситуации стала понятна Петербургу лишь весной 1849 г., после разгрома австрийской армии и обращения венского кабинета к императору России за поддержкой. Николай ее обещал. В мае 1849 г., одновременно с признанием императором России Французской республики, царь издал манифест о движении армии в Венгрию. В нем отмечалось, что русские войска направляются туда не только ради спасения Габсбургской империи, но и в целях сокрушения революционных сил, представлявших угрозу российскому самодержавию. "Не одна помощь Австрии для укрощения внутреннего мятежа и по ее призыву меня к тому побуждает, - писал Николай Паскевичу 13(25) апреля 1849 г., - чувство и долг защиты спокойствия Богом вверенной мне России меня вызывают на бой, ибо в венгерском мятеже явственно видны усилия общего заговора против всего священного и в особенности против России"22.

Западные державы не препятствовали царской интервенции. На сообщение посла России в Лондоне Бруннова о намерении Николая I выступить против Венгрии фельдмаршал Веллингтон заметил: "Кончайте, только поскорее". Не менее благосклонно отнесся к акции Николая I президент Франции Луи Бонапарт, заинтересованный в сохранении сильной Австрии как противовеса Пруссии. Позиция стороннего наблюдателя, занятая европейскими правительствами, облегчила задачу подавления венгерской революции.

Открытое вмешательство Николая I дало решительный перевес австро-русским войскам: венгерская армия насчитывала 170 тыс. человек, а общая численность русских и австрийских войск составляла 260 тыс. Несмотря на численное превосходство, коалиционная армия в течение двух месяцев не могла добиться капитуляции венгров. Лишь в середине августа 1849 г. восставшие прекратили сопротивление; руководители восстания были вынуждены покинуть страну. Конечному успеху австрийских и российских войск содействовали также ошибки восставших: отстаивая собственную независимость, венгры отказывали в самоуправлении славянам и румынам, проживавшим в Венгрии. Более того, они совершали нападения на их города и селения. Те, в свою очередь, выступали на стороне противников восставших, считая императора России "истинным покровителем балканского православного славянства"23.

Однако при всех политических ошибках венгров они вели борьбу за свою независимость.

КРЫМСКАЯ ВОЙНА

Подавление революционных выступлений в Европе укрепило влияние России. Подобострастие государей воспринималось Николаем I как подлинное свидетельство его возросшего авторитета; произошли изменения и в самом характере императора. Природная интуиция, чувство реальности, умение адекватно оценивать обстановку, свойственные ранее царю, уступили место небывалой уверенности в непререкаемости своих решений. Это сказалось в его действиях внутри страны. Оно проявилось и за пределами государства. Он не понял, что внешнеполитические успехи России вызывали на Западе не только боязнь дальнейшего роста ее могущества, но и желание ослабить Россию объединенными усилиями всех держав. Убежденность Николая I в силе Венской системы, где ведущая роль принадлежала России и Англии, была умело использована всеми правительствами Европы. В первую очередь это касалось Великобритании, которая представлялась Николаю I потенциальной союзницей России в Восточном вопросе. Предшествующий ход событий как бы подтверждал это суждение царя. Правда крупный конфликт с Англией на Кавказе в 1836-1837 гг., вызванный продажей ею оружия горцам, должен был насторожить императора. Но этого не произошло. Кавказ после Адрианопольского мира считался внутренней проблемой России.

Англо-русский конфликт был приглушен. Но он явился одной из причин посещения Николаем I вместе с наследником престола Кавказа в сентябре-ноябре 1837 г. Император встречался с российскими солдатами и армейским начальством, с депутатами от горских племен. Последним он внушал мысль, что военные действия ведутся не для увеличения могущества России, а для собственного блага горцев: установления спокойствия и мира в крае, развития торговли. Для решения этих задач Николай I требовал не только активных военных действий против непокорных, но и возвращения мирного населения на свои земли, учреждения школ, что привело бы к слиянию края с Россией в "единое целое без всяких следов насильственного присоединения"24. Но Николая I занимал прежде всего Ближний Восток и политика там Англии.

События 30-40-х годов в Малой Азии, связанные с турецко-египетским кризисом, и прежде всего поездка в Лондон в 1844 г., поддерживали в Николае I надежду о возможности достичь договоренности с Англией в отношении Турции.

Русско-турецкий инцидент 1849 г., вызванный отказом султана выдать России и Австрии польских и венгерских эмигрантов, бежавших в Турцию после революционных событий 1830-1831, 1848-1849 гг., не был расценен Николаем I как тревожный симптом, как преддверие нового восточного кризиса. Вслед за этой дипломатической неудачей возобновился многолетний спор о "святых местах", ставший одной из причин, приведших Европу и Турцию к Крымской войне. За требованиями католиков и православных о преимущественном праве той или другой стороны проводить богослужение и ремонт в храмах Вифлеема и Иерусалима стояли конкретные политические интересы Франции и России.

Еще со времени существования Византийской империи, во владения которой входил Иерусалим, греческая православная церковь была господствующей в Палестине. Усиление в регионе роли католической церкви, связанное с крестовыми походами, осложнило положение христиан, исповедовавших православие, но сохраняло авторитет греческой церкви. Завоевания османами всей территории Передней Азии и Балкан, падение в 1453 г. Константинополя сделали султана правителем Палестины - этой святыни христианского мира.

Россия, получив в XVIII в. право покровительства православным подданным султана, рассматривала эту привилегию как важный рычаг укрепления своего влияния на Востоке и воздействия на политику султана. По мере ослабления в 40-е годы ее политического и экономического веса на Ближнем Востоке приобретало особый смысл нравственное воздействие России на православное население Ближнего Востока. Именно с 40-х годов министерство иностранных дел России взяло на себя инициативу по организации русской духовной миссии в Палестине, направило русских священников для знакомства с обстановкой в крае. В 1847 г. оно содействовало открытию в Иерусалиме русской духовной миссии, которую возглавил один из авторитетных священнослужителей - архимандрит Порфирий. Одной из его задач было возвышение авторитета и роли православной церкви в Палестине25. Так что религиозные споры между Россией и Францией можно расценить как политический конфликт. Уступка Франции расценивалась Николаем I как показатель слабости государства, как отказ от важного нравственно-политического преимущества, полученного Россией в результате побед над Турцией. Для понимания причин жесткой позиции Николая в этом споре, помимо особенностей его характера, следует отметить и слабое знание российским правительством внутренней обстановки во Франции, и надежды императора на возможность завершить спор мирными средствами. В письме Паскевичу он писал: "Ему (Наполеону III. - Н. К .) нет нужды теперь (конец 1852 г. - Н. К .) зачинать войну... Но будем готовы". Здесь же он признавался: "Но дай Бог, чтобы обошлось без этого (войны. - Н. К .), ибо решусь на то только в крайности. Зачать войну не долго, но кончить и как кончить... один Бог знает как"26.

Заблуждения Николая I относительно планов Наполеона III соседствовали с его уверенностью (что сыграло немалую роль для России) в согласованности своих действий с Англией в отношении Турции. Об этом свидетельствует и его разговор с английским послом в Петербурге Г. Сеймуром. В исторической литературе он трактуется чаще всего как напоминание английскому дипломату о прежних договоренностях императора с английским правительством по разделу Османской империи27. В беседах с Сеймуром в январе-феврале 1853 г. речь не шла о территориальном разделе владений Турции между Англией и Россией. Николай I повторил то, что было сказано в Лондоне в 1844 г.: для обеих стран важно быть едиными на случай распада Османской империи, который, по его словам, неизбежен. Переходя к спору о "святых местах", император заметил, что он скорее касается России и Франции, чем Османской империи. Эта фраза Николая I косвенно говорит не только об ослаблении власти султана над христианским населением, но в целом об утрате Турцией самостоятельности в своей политике. В этом видна убежденность императора в том, что, если начнется война, она, скорее всего, окончится падением Османской империи, что требует от России и Англии согласованных действий. В заключение беседы с Сеймуром Николай I сказал: "Император России не позволит другим, как и не стремится сам, овладеть Константинополем. Моя страна столь обширна, что мне не нужны территориальные приобретения" 28 . Завершая разговор, царь просил передать английской королеве свое желание действовать в согласии с нею, видя в этом гарантию успеха на будущее.

Убежденность Николая I в лояльной позиции Англии в случае войны с Турцией подкреплялась и донесениями из Лондона Бруннова. Тот уверял императора в неприязненном отношении Великобритании к Франции и поддержке Лондоном прав России на "святые места". Между тем уже к этому времени существовало тайное соглашение двух стран о совместных действиях против России. В марте 1853 г. французский флот с ведома Лондона отплыл из Тулона в Константинополь, месяцем позже английская эскадра была направлена в Дарданеллы. Готовность Запада поддержать Турцию в ее войне с Россией во многом объясняет упорство султана в отношении требований Петербурга. "Турки с ума сходят и вынуждают меня к посылке чрезвычайного посольства"29, - с раздражением отмечал император. Возглавить посольство Николай I первоначально предложил А. Ф. Орлову, испытанному и умному дипломату, затем Киселеву. Но те отказались.

В Константинополь был направлен начальник морского штаба России А. С. Меншиков, участник войны 1812 г., образованный, но самоуверенный генерал. Об огромной свите, его сопровождавшей, и надменном поведении главы миссии написано немало. Но следует заметить, что Меншиков не удостоился встречи с официальными лицами Турции. Русскую миссию принимало лишь местное православное население. Дипломатические промахи Меншикова (отказ от встречи с министром иностранных дел Турции англофилом Фуадом, появление на приеме у султана в цивильном платье, категоричность требований во время переговоров) не имели решающего значения. Правительства Запада, прежде всего английское, опасаясь мирного исхода конфликта, фактически руководили Портой в русско-турецких переговорах о "святых местах".

Получилось так, что Николай I, начиная войну, не знал своих истинных противников. Он был убежден, что в столкновении с Турцией Россия одержит победу. В этом император не ошибся. Но он не предполагал, что против России объединятся ведущие государства Европы. В значительной степени этим объясняется его уверенный тон в письме к Паскевичу: "Мы готовы (к войне. - Н. К.), будем спокойно смотреть на предстоящее"30.

Итак в развязывании войны против России на Ближнем Востоке были заинтересованы все крупные европейские государства и Турция. Война позволила бы лишить Россию той ведущей роли, которую она приобрела после победы над наполеоновской Францией и после событий 1848-1849 гг. Запад стремился вытеснить Россию с Ближнего Востока и под флагом защиты интересов Турции от русской угрозы подчинить ее экономику и политику своим задачам. Николай I в случае победы в войне надеялся укрепить свое влияние на Балканах и не позволить ни одной из европейских стран овладеть Константинополем и Проливами. Турция рассчитывала на возврат в свои владения кавказских территорий. Крымскую войну некоторые исследователи считают преддверием первой мировой войны по количеству участвовавших в ней держав и охвату территорий, затронутых военными действиями31.

После срыва переговоров в Константинополе Николай I в июне 1853 г. направил русские войска в Дунайские княжества "в целях удовлетворения законных требований и защиты православного населения Турции", - так говорилось в царском манифесте. Эту меру император и его окружение рассматривали как упреждающую, способную отрезвить султана и Францию. Враждебные России действия со стороны Австрии и Англии летом 1853 г. царь исключал. Однако все оказалось совсем не так. Хотя Англия и заявляла, что не предпримет противных России действий со вступлением русских войск в княжества, но именно она толкала султана к войне. В сентябре 1853 г. Порта, опираясь на поддержку европейских правительств, потребовала от России в 15 дней очистить Дунайские княжества, а в случае отказа грозила открыть военные действия. Султан, не дождавшись истечения поставленного в ультиматуме срока, объявил России войну; Николай I в манифесте от 20 октября (2 ноября) 1853 г. заявил о начале военных действий против Турции.

Бои велись на Дунайском направлении, азиатской границе и Кавказском побережье. Последнее имело особую важность для Англии и Турции. На протяжении всей Кавказской войны Порта чувствовала надежную поддержку своих действий со стороны Англии, которая одобряла усилия султана по объединению турецкой армии с отрядами горцев.

Разгром турецкого флота при Синопе 18(30) ноября 1853 г., победы русских под Ахалцихом и Башкадыкларом (декабрь 1853 г.) отрезвляюще подействовали на Порту. Правительства Запада, опасаясь возможности обращения султана к Николаю I с просьбой о перемирии, решительно включились в войну. В январе 1854 г. англо-французская эскадра вошла в Черное море якобы для защиты османской территории. В марте 1854 г. королева Виктория и император Наполеон III объявили войну России. С этого времени русско-турецкая война стала войной объединенной Европы и Турции против России.

Чуть ранее, в начале ноября 1853 г. (точная дата не указана в документе), когда Николаю I стали известны враждебные в отношении России намерения англичан, он составил "Записку", которую передал канцлеру Нессельроде. В ней император изложил свой план по освобождению христиан Востока от турецкой зависимости. По мнению биографа Николая I, Н. К. Шильдера, который опубликовал эту записку, одну с четвертью страницы, она свидетельствовала о новом направлении восточной политики Николая I32.

"Записка" начиналась с изложения позиции Великобритании, действия которой "заставляют Россию обезопасить себя от нападения англичан". Николай I осуждает поддержку турок англичанами, считая, что существование Турецкой империи в Европе "сделается невозможным в весьма близком будущем", тогда Англия обратит "против нас последствия этого кризиса". Не исключено, полагал Николай I, что Великобритания, желая вытеснить Россию с Ближнего Востока, "сама встанет во главе освобождения европейских христиан с целью дать им затем такое устройство, чтобы условия их будущего существования шли совершенно вразрез с нашими существеннейшими интересами".

Чтобы "предупредить этот постыдный расчет", Николай I предлагал "объявить всем державам, что мы (русские. - Н. К.), отказываясь от всякого завоевания, признаем, что наступило время восстановить независимость христианских народов в Европе, подпавших несколько веков тому назад оттоманскому игу". Россия "берет на себя почин этого святого дела" и приглашает к нему присоединиться все христианские нации, подвластные в Европе мусульманскому влиянию (молдаво-валахов, сербов, болгар, босняков, греков) "с тем, чтобы каждый из этих народов вступил в обладание страною, в которой живет уже целые века"33. В заключение "Записки" Николай I выражал надежду, что исполнение его плана "освободит (христианский мир. - Н. К.) от исключительного и злонамеренного руководства английского правительства (не Турции! - Н. К.) и только одно это средство способно положить предел недоброжелательству англичан". Император предлагал Нессельроде незамедлительно послать в области с христианским населением способных людей для знакомства с положением населения, сбора точных сведений о настроении местных жителей и содействии с их стороны планам России.

8 ноября 1853 г. после беседы с императором, которая, по словам канцлера, произвела на него "тягостное впечатление", Нессельроде составил ответ, в котором отвергал все предложения Николая I34. Этот факт сам по себе представляет любопытный штрих к сложившемуся в литературе портрету дипломата как человека, выполнявшего лишь волю императора. Министр полагал, что инициатива России по организации восстания христиан противоречит заверениям императора, которые он давал, вступая в Дунайские княжества: "Ничего не предпринимать, что могло бы вызвать восстание христианского населения против султана"35. Вместе с тем Нессельроде не исключал возможности самостоятельного выступления христиан "без всякого с нашей стороны подстрекательства". В этом случае, считал он, Россия могла бы поддержать это восстание и "провозгласить освобождение христиан"36. Свое несогласие с планом Николая I канцлер объяснял еще и опасностью предлагаемых императором действий для самой России, которые неизбежно приведут к обострению обстановки на Ближнем Востоке, усилят активность англичан, "способных успехи России присвоить себе".

Николай I, не допускавший возражений со стороны подчиненных, на этот раз согласился с доводами канцлера, и план был отложен. Такое необычное поведение царя можно объяснить рядом причин: его неуверенностью в реальной возможности осуществить свой замысел с пользой для России; расхождениями предложений царя с его собственными принципами по поддержанию целостности Турции. Имело значение и то обстоятельство, что суждения Нессельроде не расходились с представлениями Николая I о характере действий России на Балканах: оказывать содействие христианским народам в их борьбе с османской неволей, но не брать на себя инициативу в организации восстания. Этот план по освобождению балканских народов был реализован в ходе русско-турецкой войны 1877-1878 гг., которая велась без участия стран Европы.

Касаясь оценки самой "Записки", полагаю, что будет большой натяжкой считать ее новой программой Николая I в Восточном вопросе. "Записка" явилась реакцией императора на негативную позицию Англии в связи со вступлением русских войск в Дунайские княжества. Не случайно, что начинается она с критики действий Англии, антирусских по своей направленности. Освобождение православных народов Россией предлагалось Николаем I в качестве меры, способной воспрепятствовать Англии вытеснить Россию с Ближнего Востока и возглавить освобождение христиан от турецкой неволи.

Практического значения в ходе Крымской войны "Записка" Николая I не приобрела. Она интересна для понимания политики императора и предпринимаемых им усилий восстановить авторитет России на Ближнем Востоке.

Почти одновременно с высадкой в Крыму англо-французских армий летом 1854 г. Австрия, поддержанная воюющими странами, потребовала вывода российских войск из Дунайских княжеств, и как только это было сделано, тут же заняла их. Хотя венское правительство формально считалось нейтральным, по существу оно было участником антирусской коалиции. Вене принадлежала инициатива по выработке предварительных условий договора, известных четырех пунктов (август 1854 г.), которые Орлов, по словам А. Ф. Тютчевой, считал "унижением России"37. Их выполнение лишало Россию исключительного права покровительства православному населению Османской империи, требовало пересмотра режима Черноморских проливов, что было важным рычагом российского влияния. Николай I, взвесив все обстоятельства, согласился начать переговоры на условиях, выдвинутых противниками. Это решение России явилось неожиданностью для государств Запада, стремившихся к продолжению войны.

Союзники сосредоточили свои усилия на подготовке к захвату Крыма. Здесь, казалось, легче было закрепиться, отсюда недалеко до Проливов. Основной удар решено было нанести по Севастополю - главной крепости Крыма. Сюда были стянуты английские, французские, турецкие и сардинские войска. Их общая численность превышала 170 тыс. Несмотря на огромное превосходство сил противника, осада и оборона Севастополя продолжалась 11 месяцев, с октября 1854 г. по сентябрь 1855 г., что вызвало беспокойство прежде всего английского правительства за состояние армии в Крыму.

Падение города предопределило итог войны. Однако союзники, оставив под стенами Севастополя более 100 тыс. чел., не решились продолжать сражение с перешедшей на северную сторону крепости российской армией. Большие потери, понесенные в Крыму, осложнили отношения в союзном лагере. Лондон предлагал продолжать войну на Кавказском направлении; об этом просили и турки. Париж не хотел жертвовать своими солдатами ради интересов английской короны. Во Франции полагали, что главная задача союзников по ослаблению позиций России в Черноморье и укреплению влияния западноевропейских государств решена их победой в Крыму. Взятие русскими войсками Карса доказало боеспособность России. Париж настаивал на созыве конгресса.

Николай I только в ходе войны осознал ошибки своего стратегического плана, ориентированного прежде всего на войну с Турцией или, в крайнем случае, с Францией. При таком соотношении сил император был уверен в победе России. Начиная войну, он рассчитывал если не на поддержку, то на нейтралитет Англии, памятуя о русско-английских устных договоренностях 1844 г. Ведущая роль Англии в антирусском блоке была для царя большой неожиданностью.

Столкновение России с европейскими странами наглядно показало ее экономическую слабость, техническую отсталость, приверженность части командования старым методам ведения войны.

М. Н. Погодин, приветствовавший начало Крымской войны, к ее концу начал критиковать политику правительства и его отсталость от достижений Европы:

"Теперь надо вдруг приниматься за все: за дороги - железные и каменные, за оружейные, пушечные и пороховые заводы, за медицинские факультеты, за кадетские корпуса... Все внутренние дела давно пришли в страшный упадок... правда вышла из употребления как ненужная ассигнация"38.

Поражение в войне было тяжелым ударом для императора, армии, общества. "В публике, - замечала Тютчева, - один общий крик негодования против правительства"39. Те же мысли высказывал историк С. М. Соловьев: "Приходилось расплачиваться за тридцатилетнюю ложь, тридцатилетнее давление всего живого, духовного, подавление народных сил, превращение русских людей в полки"40.

Николай I внимательно следил за получаемыми тревожными сообщениями из Крыма, был небрежен к своему здоровью, ходил в легком пальто, хотя в Петербурге было холодно и распространилась эпидемия гриппа. Он заболел; простуда перешла в воспаление легких; состояние ухудшалось; 18 февраля 1855 г. император умер. Его последние слова были обращены к наследнику, будущему императору Александру II: "Служи России!"41. Он просил сына выразить благодарность за верную службу гвардии, армии, флоту и особенно защитникам Севастополя.

Душевное состояние москвичей в связи со смертью Николая I правдиво передала в дневниковой записи славянофильски настроенная B.C. Аксакова: "Все говорят о государе Николае Павловиче не только без раздражения, но даже с участием, желая извинить его во многом - но между тем все невольно чувствуют, что какой-то камень, какой-то пресс снят с каждого, как-то легче стало дышать, вдруг возродились небывалые надежды... Его жалеют как человека... но несмотря на все сожаление, никто, если спросить себя откровенно, не пожелал бы, чтобы он воскрес"42.

Таков печальный итог деятельности императора Николая I, стремившегося "все делать самому", любой ценой сохранять "стабильность и порядок" внутри страны и за ее пределами, прибегая, если это необходимо, к военной силе. Он был убежден, "что все идет от государя, все зависит от него". Эта уверенность определяла и его исключительную ответственность за судьбу России, и его боязнь крупных перемен в стране, которые, на его взгляд, могли привести к потрясениям.

Однако личность и политика Николая I не укладываются в привычное понятие "самодовольная посредственность с кругозором ротного командира". Император был достаточно образован, неплохо знал русскую и западную живопись, но был, по словам искусствоведа Н. Н. Врангеля, категоричен, как и во всем, в оценках школ и художников43. При решительности и жесткости суждений Николай I, особенно в первые годы своего правления, шел на компромиссы, чувствовал время. Реформа государственных крестьян, явившаяся в известной степени прообразом отмены крепостного права, небезуспешные усилия по развитию отечественной промышленности и техническому образованию, попытки экономического освобождения от иностранной зависимости страны, размышления по управлению ее азиатскими окраинами подтверждают эту мысль. Революция, воспринимавшаяся Николаем I как свидетельство неблагополучия государства, вызывала у него открытое неприятие. В ней он видел силу, разрушавшую порядок в обществе, к которому он стремился. Вместе с тем Николай I был доверчив. Слово, данное правителем, считалось им равным делу. Так, отвергая конституционный строй, отозвав в ходе греческой революции 1843 г. российского посланника из Афин, Николай I был убежден, что греческий король не может нарушить данное своим "неверным подданным" слово о введении конституции. Развивая свою мысль, царь заметил: "Королевское обещание никогда не может быть дано зря, неважно, какими средствами оно получено"44. Эта верность слову как черта характера императора при уверенности в правоте своих действий наряду с другими факторами многое объясняет в отношении Николая I к Англии. Последняя в глазах царя олицетворяла стабильность и могущество - качества, которые особенно ценил император.

Крымская война не внесла больших перемен в жизнь победителей. Они не были удовлетворены результатами войны. Английские ученые и политические деятели оценивали войну как самую ненужную войну середины XIX в.45

Иное дело Россия, Назначение Крымской войны в плане европейской политики для России, по словам М.Н. Погодина, состояло в отказе от союза с Австрией и Пруссией, внутри страны - во введении свобод, в совершенствовании человека46.

Для России Крымская война явилась мощным стимулом для глубоких преобразований в государстве. Начиналась эпоха великих реформ.

Примечания

1. Шеремет В.И. Турция и Адрианопольский мир 1829 г. М., 1975, с. 217, таблица.
2. Георгиев В.А. Внешняя политика России на Ближнем Востоке в конце 30 - начале 40-х годов XIX в. М., 1975, с. 90-94.
3. Архив внешней политики Российской империи (далее - АВПРИ), ф. Канцелярия, 1840 г., оп. 470, д. 102, л. 217.
4. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными державами. Составитель Ф.Ф. Мартенc, т. 12. СПб., 1898, с. 130-144.
5. Георгиев В.А. Указ. соч., с. 159-161.
6. Собрание трактатов..., т. 12, с. 155-159.
7. В литературе есть и иные оценки лондонских конвенций. Так английский историк М. Андерсон полагает, что соглашение 1841 г. дало России более надежную гарантию от нападения на ее южные границы, чем какое-либо другое двустороннее соглашение. - Anderson М. Russia and the Eastern Question. Europe's Balance of Power 1815-1848. London, 1979, p. 96-97. Фактически взгляд М. Андерсона на лондонские конвенции 1840-1841 гг. разделяют и авторы коллективной монографии "История внешней политики России. Первая половина XIX в." (М., 1995, с. 333-334).
8. Татищев С.С. Визит Николая I в Лондон в 1844 г. - Исторический вестник, 1885, т. 23, с. 320-321.
9. The Letters of Queen Victoria, v. 2. London, 1947, p. 14.
10. АВПРИ, ф. Отчеты МИД, 1844 г., л. 10.
11. Temperley Н. England and the Near East. The Crimea. London-New York, 1936, p. 226; Тарле Е.В. Крымская война, т. 1. М.-Л., 1950, с. 102-105; Киняпина Н.С. Внешняя политика России первой половины XIX века. М., 1963, с. 226.
12. Тарле Е.В. Указ. соч., т. 1, с. 104.
13. Цит. по: Зайончковский А.М. Восточная война 1853-1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой, т. 1. СПб., 1908. Приложения, док. N 18, с. 132.
14. Там же, с. 133.
15. Там же, с. 134.
16. Там же.
17. Красный архив, 1938, N 4-5, с. 161. Публикация и вступительная статья Р. Авербух.
18. Там же, с. 169-170.
19. Русская старина, 1904, апрель, с. 50-51.
20. Собрание трактатов..., т. 12, с. 245-246.
21. Щербатов А.П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. Т. 6. 1848-1849. СПб., 1899, с. 213.
22. Там же, т. 6, с. 284.
23. Записки русского научного института в Белграде, вып. 11. Белград, 1934, с. 52.
24. Документальная история образования многонационального государства российского. Россия и Северный Кавказ в XVI-XIX веках. М., 1998, с. 481. См. также: Берже В.П. Император Николай на Кавказе в 1837 г. - Русская старина, 1884, т. XIII, кн. 8; Дегоев В.В. Кавказ в системе международных отношений 30-60-х гг. XIX в. Владикавказ, 1992.
25. См.: Православный палестинский сборник. СПб., 1881, с. 40-42.
26. Щербатов А.П. Указ. соч., т. 7. СПб., 1904, с. 40-41.
27. Temperley Н. Ор. cit., p. 275; Дебидур А. Дипломатическая история Европы, т. 2. М., 1940, с. 93- 94; Тарле Е.В. Указ. соч., т. 1, с. 144-146; Киняпина Н.С. Указ. соч., с. 241-242.
28. Зайончковский А.М. Указ. соч., т. 1, приложения, док. 99, с. 359-362.
29. Щербатов А.П. Указ. соч., т. 7, с. 43.
30. Там же, т. 7, с. 40.
31. Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории, т. 5. М., 1937, с. 94; Osterreichische Akten zur Geschichte des Krimkriegs, Bd. 3. Munchen - Wien, 1979, S. 7-8; Дегоев В.В. Указ. соч., с. 80.
32. Шильдер Н.К. Император Николай I. Его жизнь и начало царствования, т. 2. СПб., 1903, с. 642-644.
33. Там же, с. 643-644.
34. Известно, что канцлер был сторонником мирного разрешения конфликта о "святых местах", о чем свидетельствует его "Записка", переданная Меншикову, см.: Шеремет В.И. Османская империя и Западная Европа: вторая треть XIX в. М., 1986, с. 161-162.
35. Шильдер Н.К. Указ. соч., т. 2, с. 644.
36. Там же, с. 645.
37. Тютчева А.Ф. При дворе двух императоров. М., 1990, с. 78.
38. Погодин М.Н. Историко-политические письма и записки в продолжение Крымской войны. М., 1874, с. 356, 314.
39. Тютчева А.Ф. Указ. соч., с. 72.
40. Соловьев С.М. Избранные труды. Записки. М., 1983, с. 333.
41. Жизнь императоров и их фаворитов. М., 1992, с. 583.
42. Аксакова B.C. Дневник. СПб., 1913, с. 66.
43. Врангель Н.Н. Николай I и искусство. - Старые годы, 1913, июль-сентябрь.
44. Международные отношения на Балканах 1830-1856 гг. М., 1990, с. 110.
45. Виноградов В.Н. Головокружение без успеха. - Родина, 1995, N 3-4, с. 12.
46. Погодин М.Н. Указ. соч., с. 337.

Новая и новейшая история. -  2001. -  № 2. С. 139 - 152.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
Поделиться на других сайтах

Пожалуйста, войдите для комментирования

Вы сможете оставить комментарий после входа



Войти сейчас